Александр
КУПРИН
Полное
собрание сочинений
в Х томах
Bfi'CKPECEHbE

Полное собрание сочинений
в Х томах
Том5
Повести,
Рассказы,
Очерки,
Апокрифы
Москва
2007

ПОВЕСТИ

Г РАНАТОВЫЙ Б РАСЛ ЕТ
L. van Beethoven. 2 Son. (ор. 2, No 2).
Largo Appassionato
1
В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг
наступили отвратительные погоды, какие так свойственны север­
ному побережью Черного моря . То по целым суткам тяжело лежал
над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на ма­
яке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра
шел не переставая мелкий, как водяная пьmь, дождик, превращав­
ший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в ко­
торой увязали надолго возы и экипажи . То задувал с северо-запа­
да, со стороны степи свирепый ураган; от него верхушки деревьев
раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю,
гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то
бегает по ним в подкованных сапогах, вздрагивали оконные рамы,
хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыба­
чьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись:
только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных
местах берега.
Обитатели пригородного морского курорта -большей частью
греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, - по­
спешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тя­
нулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними ве­
щами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальника­
ми, самоварами. Жалко, и грустно, и противно бьmо глядеть сквозь
мутную кисею дождя, на этот жалкий скарб, казавшийся таким из­
ношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидев-
7

А.И.Куприн
ших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жес­
тянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших ло­
шадей, которые то и деро останавливались, дрожа коленями, ды­
мясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутан­
ных от дождя в рогожи. Еще печальнее бьшо видеть оставленные
дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изу­
родованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными соба­
ками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков,
коробочек и аптекарских пузырьков.
Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно
переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие яс­
ные, солнечные и теплые, каких не бьшо даже в июле. На обсохших
сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным
блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и по­
корно роняли желтые листья.
Княmня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворян­
ства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще
не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась насту­
пившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху,
щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, стШвшихся к
отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.
11
Кроме того , сегодня бьш день ее именин - 17 сентября. По
милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот
день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж,
уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной
столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин,
и этот подарок еще больше веселил ее.
Она бьша одна во всем доме. Ее холостой брат Николай, това­
рищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал
в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немноmх и только
самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпа­
ли с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на боль­
шой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно
бьшо обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, не­
смотря на свое видное положение в обществе, а может быть , и бла­
годаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое име­
ние бьшо почти совсем расстроено его предками, а жить приходи-
8

На обеде.
Иллюстр ация, конец XIX века.

Повести
лось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одевать­
ся, держать лошадей и т. д . Княгиня Вера, у которой прежняя стра­
стная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, вер­
ной , истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удер­
жаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него,
отказывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем
хозяйстве.
Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами
цветъ1 к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядоч­
ный вид . Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также лев­
кой - наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стру­
чьях , пахнувших капустой, розовые кусты еще давали - в третий
раз за это лето - бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие,
точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высоко­
мерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чут­
ком воздухе осенний , травянистый, грустный запах . Остальные
цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного лет­
него материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена бу­
дущей жизни.
Близко на шоссе послышались знакомые звуки автомобильно­
го трехтонного рожка. Это подъезжала сестра княгини Веры -
Анна Николаевна Фриессе, с утра обещавшая по телефону приехать
помочь сестре принимать гостей и по хозяйству .
Тонкий слух не обманул Веру. Она пошла навстречу. Через не­
сколько минут у дачных ворот круто остановился изящный автомо­
биль-карета, и шофер, ловко спрыгнув с сиденья, распахнул дверцу.
Сестры радостно поцеловались . Они с самого раннего детства
бьши привязаны друг к другу теплой и заботливой дружб ой. По
внешности они до странного не бьши схожи между собою.(Стар­
шая, Вера, пошла в мать , красавицу англичанку, своей высокой
ги бкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрас­
ными, хотя довольно большими руками и той очаровательной по­
катостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах .
Младшая -Анна, - наоборот, унаследовала монгольскую кровь
отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале
XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамер­
лана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татар­
ски, этого великого кровопийцу . Она бьша на полголовы ниже сес­
тры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмеш­
ница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными
9

А.И. Куприн
скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близору­
кости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном
рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, -
лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной пре­
лестью, которая заключалась, может быть, в ул ыбке, может быть ,
в глубокой женственности всех черт, может быть , в пиканmой, за­
дорно-кокетл ивой мимике. Ее грациозная некрасивость возбужда­
ла и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем
аристократическая красота ее сестры.
Она бьmа замужем за очень богатым и очень глупым челове­
ком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то
благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера. Мужа
она терпеть не могла, но родила от него двух детей - мальчика и
девочку; больше она решила не иметь детей и не имела. Что касает­
ся Веры - та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше,
тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно
и пьmко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сест­
ры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми ли­
цами и с завитыми льняными кукольными волосами.
Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда
странных. противоречий . Она охотно предавалась самому риско­
ванному флирту во всех столицах. и на всех курортах Европы, но
никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно выс­
меивала и в глаза и за глаза; бьmа расточительна, страшно любила
азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, по­
сещала за границей сомнительные кафе, но в то же время отлича­
лась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, кото­
рая заставила ее даже принять тайно католичество. У нее бьmи ред­
кой красоты спина, грудь и плечи . Оmравляясь на большие балы,
она обнажалась гораздо больше пределов, дозволяемых. приличи­
ем и модой, но говорили, что под низким декольте у нее всегда бьmа
надета власяница.
Вера же бьmа строго проста, со всеми холодно и немного свы­
сока любезна, независима и царственно спокойна.
111
- Боже мой, как у вас здесь хорошо! Как хорошо! - говорила
Анна, идя быстрыми и мелкими шагами рядом с сестрой по дорож­
ке. - Если можно, посидим немного на скамеечке над обрывом. Я
10

Повести
так давно не видела моря . И какой чудный воздух: дышишь - и
сердце веселится. В Крыму, в Мисхоре, прошлым летом я сделала
изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во вре­
мя прибоя? Представь себе - резедой.
Вера ласково усмехнулась:
-Ты фантазерка.
-Нет, нет. Я помню также раз, надо мной все смеялись, когда я
сказала, что в лунном свете есть какой-то розовый оттенок. А на
днях художник Борицкий - вот тот, что пишет мой портрет, - со­
гласился, что я бьmа права и что художники об этом давно знают.
-Художник - твое новое увлечение?
-Ты всегда придумаешь! - засмеялась Анна и, быстро подой-
дя к самому краю обрыва, отвесной стеной падавшего глубоко в
море, заглянула вниз и вдруг вскрикнула в ужасе и отшатнулась
назад с побледневшим лицом.
- У, как высоко ! - произнесла она ослабевшим и вздрагива­
ющим голосом. - Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда
как-то сладко и противно щекочет в груди ... и пальцы на ногах ще­
мит... И все-таки тянет, тянет...
Она хотела еще раз нагнуться над обрывом, но сестра остано­
вила ее.
-
Анна, дорогая моя, ради Бога! У меня у самой голова кру­
жится, когда ты так делаешь. Прошу тебя, сядь.
-
Ну хорошо, хорошо, села ... Н о ты только посмотри, какая
красота, какая радость - просто глаз не насытится. Если бы ты
знала, как я благодарна Б огу за все чудеса, которые он для нас сде­
лал!
Обе на минутку задумались. Глубоко-глубоко под ними покои­
лось море. Со скамейки не бьmо видно берега, и оттого ощущение
бесконечности и величия морского простора еще больше усилива­
лось. Вода была ласково-спокойна и весело-синя, светлея лишь ко­
сыми гладкими полосами в местах течения и переходя в густо-си­
ний глубокий цвет на го ризонте.
Рыбачьи лодки , с трудом отмечаемые гл азом - такими они
казались маленькими, - неподвижно дремали в морской глади,
недалеко от берега. А дальше точно стояло в воздухе, не подвига­
ясь вперед, трехмачтовое су,цно, все сверху донизу одетое однооб­
разными, выпуклыми от ветра, б елыми стройными парусами.
- Я тебя понимаю, - задумчиво сказала старшая сестра, - но
у меня как-то не так , как у тебя. Когда я в первый раз вижу море
11

А.И. Куприн
после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поража­
ет. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо.
Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей
плоской пустотой ... Я скучаю, глядя на него , и уж стараюсь боль­
ше не смотреть. Надоедает.
Анна улыбнулась.
- Ч ему ты? - спросила сестра.
-П рошлым летом, - сказала Анна лукаво, - мы из Ялты
поехали большой кавалькадой верхом на Уч-Кош. Это там , за лес­
ничеством, выше водопада. Попали сначала в облако, бьшо очень
сыро и плохо видно, а мы все поднимались вверх по крутой тр о­
пинке между соснами. И вдруг как-то сразу окончился лес, и мы
вышли из тумана. Вообрази себе: узенькая площадка на скале, и
под ногами у нас пропасть . Деревни внизу кажутся не больше спи­
чечной коробки, леса и сады - как мелкая травка. Вся местность
спускается к морю, точно географическая карта. А там дальше -
море! Верст на пятьдесят, на сто вперед. Мне казалось - я повисла
в воздухе и вот-вот полечу. Такая красота, такая легкость! Я обо­
рачиваюсь назад и говорю проводнику в восторге: «Что? Хорошо,
Сеид-оглы?» А он только языком почмокал : «Эх, барина, как мине
все это надоел. Каж-дый день видим» .
-
Благодарю за сравнение, - засмеялась Вера, - нет, я толь­
ко думаю, что нам, северянам, никогда не понять прелести моря. Я
люблю лес. Помнишь лес у нас в Егоровском?.. Разве может он ког­
да-нибудь прискучить? Сосны! .. А какие мхи! .. А мухоморы! Точно
из красного атласа и вышиты белым бисером. Тишина такая... про­
хлада.
-
Мне все равно, я все люблю, - ответила Анна. -А больше
всего я люблю мою сестренку, мою благоразумную Вереньку. Нас
ведь только двое на свете.
Она обняла старшую сестру и прижалась к ней, щека к щеке. И
вдруг спохватилась.
-Нет, какая же я глупая! Мы с то бою, точно в романе, сидим и
разговариваем о природе, а я совсем забьша про мой подарок. Вот
посмотри. Я боюсь только, понравится ли?
Она достала из своего ручного мешочка маленькую записную
книжку в удивительном переплете: на старом, стершемся и посе­
ревшем от времени синем бархате вился тускло-золотой филигран­
ный узор редкой сложности , тонкости и красоты, - очевидно, лю­
бовное дело рук искусного и терпеливого художника. Книжка бьша
12

Аленушка, дочь Д. Н. Мамина-Сибиряка,
1913 г.

Повести
прикреплена к тоненькой, как нитка, золотой цепочке, листки в
середине бьши заменены таблетками из слоновой кости .
- Какая прекрасная вещь! Прелесть! - сказала Вера и поцело­
вала сестру. - Благодарю тебя. Где ты достала такое сокровище?
-
В одной антикварной лавочке. Ты ведь знаешь мою слабость
рьrrься в старинном хламе. Вот я и набрела на этот молитвенник. По­
смотри, видишь, как здесь орнамент делает фшуру креста. Правда, я
нашла только один переплет, остальное все пришлось придумы­
вать - листочки, застежки, карандаш. Но Моллине совсем не хотел
меня понять, как я ему ни толковала. Застежки должны бьши бьrrь в
таком же стиле, как и весь узор, матовые, старого золота, тонкой резь­
бы, а он Бог знает что сделал. Зато цепочка настоящая венецианская,
очень древняя. Вера ласково погладила прекрасный переплет.
-
Какая глубокая старина! .. Сколько может быть этой книж­
ке? - спросила она.
-
Я боюсь определить точно. Приблизительно конец семнад­
цатого века, середина восемнадцатого ...
-
Как странно, - сказала Вера с задумчивой улыбкой. - Вот
я держу в своих руках вещь, которой, может быть, касались руки
маркизы Помпадур или самой королевы Антуанетть1 ... Но знаешь,
Анна, это только тебе могла прийти в голову шальная мысль пере­
делать молитвенник в дамский carnet*. Однако все-таки пойдем
посмотрим, что там у нас делается.
Они прошли в дом через большую каменную террасу, со всех
сторон закрытую густыми шпалерами винограда «изабелла». Чер­
ные обильные гроздья, издававшие слабый запах клубники, тяже­
ло свисали между темной, кое-где озолоченной солнцем зеленью.
По всей террасе разливался зеленый полусвет, от которого лица
женщин сразу побледнели.
- Ты велишь здесь накрывать? - спросила Анна.
- Да, я сама так думала сначала... Но теперь вечера такие холод-
ные. Уж лучше в столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить.
-
Будет кто-нибудь интересный?
-
Я еще не знаю. Знаю только, что будет наш дедушка.
-
Ах, дедушка милый. Вот радость! - воскликнула Анна и
всплеснула руками . - Я его, кажется, сто лет не видала.
-
Будет сестра Васи и, кажется, профессор Спешников . Я вче­
ра, Анненька, просто голову потеряла. Ты знаешь, что они оба
* Записная книжка (фраиц.).
13

А. И. Куприн
любят покушать - и дедушка и профессор. Но ни здесь, ни в горо­
де - ничего не достанешь ни за какие деньги . Лука отыскал где-то
перепелов - заказал знакомому охотнику - и что-то мудрит над
ними. Ростбиф достали сравнительно недурной, -увы! - неиз­
бежный ростбиф. Очень хорошие раки .
-
Ну что ж, не так уж дурно. Ты не тревожься. Впрочем, меж­
ду нами, у тебя у самой есть слабость вкусно поесть .
-
Но будет и кое-что редкое. Сегодня утром рыбак принес
морского петуха. Я сама видела. Прямо какое-то чудовище. Даже
страшно.
Анна, до жадности любопытная ко всему, что ее касалось и что
не касалось, сейчас же потребовала, чтобы ей принесли показать
морского петуха.
Пришел высокий , бритый, желтолицый повар Лука с б ольшой
продолговатой белой лоханью, которую он с трудом, осторожно
держал за ушки, боясь расплескать воду на паркет.
- Двенадцать с половиною фунтов, ваше сиятельсrво, - сказал
он с особенной поварской гордостью. - Мы давеча взвешивали.
Рыб а бьша слишком велика для лоханки и лежала на дне, за­
вернув хвост. Ее чешуя отливала золотом, плавники бьши ярко­
красного цвета, а от громадной хищной морды шли в стороны два
нежно-голубых складчатых, как веер, длинных крьша. Морской
петух бьш еще жив и усиленно работал жабрами.
Младшая сестра осторожно дотронулась мизинцем до головы
рыбы. Но петух неожиданно всплеснул хвостом, и Анна с визгом
отдернула руку.
- Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, все в лучшем виде
устроим, - сказал повар, очевидно понимавший тревогу Анны. -
Сейчас болгарин принес две дыни. Ананасные. На манер, вроде
как канталупы, но только запах куда ароматнее. И еще осмелюсь
спросить ваше сиятельство , какой соус прикажете подавать к пету­
ху: тартар или польский, а то можно просто сухари в масле?
- Делай , как знаешь. Ступай! - приказала княгиня .
IV
После пяти часов стали съезжаться гости. Князь Василий Льво­
вич привез с собою вдовую сестру Людмилу Львовну, по мужу Ду­
расову, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую жен­
щину; светского молодого богатого шалопая и кутилу Васючка,
14

ПofJecmu
которого весь город знал под этим фамильярным именем, очень
приятного в обществе уменьем петь и декламировать, а также уст­
раивать живые картины, спектакли и благотворительные базары;
знаменитую пианистку Женни Рейтер, подругу княгини Веры по
Смольному институту, а также своего шурина Николая Николае­
вича. За ними приехал на автомобиле муж Анны с бритым толстым,
безобразно огромным профессором Спешниковым и с местным
вице-губернатором фон Зекком. Позднее других приехал генерал
Аносов, в хорошем наемном ландо , в сопровождении двух офице­
ров: штабного полковника Понамарева, преждевременно состарив­
шегося, худого , желчного человека, изможденного непосильной
канцелярской работой, и гвардейского гусарского поручика Бах­
тинского, который славился в Петербурге как лучший танцор и
несравненный распорядитель балов.
Генерал Аносов, тучный , высокий , серебряный старец, тяжело
слезал с подножки, держась одной рукой за поручни козел, а дру­
гой - за задок экипажа. В левой руке он держал слуховой рожок, а
в правой - палку с резиновым наконечником. У него бьшо боль­
шое, грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушно­
величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных
глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, ка­
кое свойственно мужественным и простъ1м людям, видавшим час­
то и близко перед своими глазами опасность и смерть. Обе сестры,
издали узнавшие его, подбежали к коляске как раз вовремя, что бы
полушутя, полусерьезно поддержать его с обеих сторон под руки.
- Точно... архиерея! - сказал генерал ласковым хриповатым
басом .
-
Дедушка, миленький, дорогой! - говорила Вера тоном
легкого упрека. - Каждый день вас ждем, а вы хоть бы глаза пока­
зали.
- Дедушка у нас на юге всякую совесть потерял, - засмеялась
Анна. - Можно бьшо бы, кажется, вспомнить о крестной дочери .
А вы держите себя донжуаном, бесстыдник, и совсем забьши о на­
шем существовании ...
Генерал, обнажив свою величественную голову, целовал пооче­
редно руки у обеих сестер, потом целовал их в щеки и опять в руку.
-
Девочки ... подождите... не бранитесь, - говорил он, пере­
межая каждое сл ово вздохами , происходившими от давнишней
одышки. - Честное сл ово... докторишки разнесчастные... все лето
купали мои ревматизмы ... в каком-то грязном ... киселе... ужасно
15

А. И. Куприн
пахнет ... И не выпускали ... Вы первые... к кому приехал ... Ужасно
рад ... с вами увидеться ... Как прыгаете?.. Ты, Верочка. .. совсем
леди... очень стала похожа ... на покойницу мать... Когда крестить
позовешь?
-
Ой, боюсь, дедушка, что никогда ...
-
Не отчаивайся ... все впереди ... Молись Богу... А ты, Аня,
вовсе не изменилась ... Ты и в шестьдесят лет... будешь такая же стре­
коза-егоза. Постойте-ка. Давайте я вам представлю господ офице­
ров.
-
Я уже давно имел эту честь! - сказал полковник Понама­
рев, кланяясь.
-
Я бьm представлен княгине в Петербурге, - подхватил гу­
сар.
- Ну, так представлю тебе, Аня, поручика Бахтинского. Танцор
и буян , но хороший кавалерист. Вынь-ка, Бахтинский , милый мой,
там из коляски ... Пойдемте, девочки... Чем, Верочка, будешь кор­
мить? У меня... после лиманного режима... аппетит, как у выпуск­
ного ... прапорщика.
Генерал Аносов бьm боевым товарищем и преданным другом
покойного князя Мирза-Булат-Тугановского . Всю нежную дружбу
и любовь он после смерти князя перенес на его дочерей. Он знал их
еще совсем маленькими, а младшую Анну даже крестил . В то время­
как и до сих пор - он бьm комендантом большой, но почти упраз­
дненной крепости в г. К. и ежедневно бывал в доме Тугановских.
Дети просто обожали его за баловство, за подарки, за ложи в цирк
и театр и за то, что никто так увлекательно не умел играть с ними,
как Аносов. Но больше всего их очаровывали и крепче всего запе­
чатлелись в их памяти его рассказы о военных походах, сражениях
и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах
и лютых морозах, - неторопливые, эпически спокойные, просто­
сердечные рассказы, рассказываемые между вечерним чаем и тем
скучным часом, когда детей позовут спать.
По нынешним нравам этот обломок старины представлялся
исполинской и необыкновенно живописной фигурой. В нем совме­
щались именно те простые, но трогательные и глу бокие черты, ко­
торые даже и в его времена гораздо чаще встречались в рЯдовых,
чем в офицерах, те чисто русские, мужицкие черты, которые в со­
единении дают возвышенный образ, делавший иногда нашего сол­
дата не только непобедимым, но и великомучеником, почти свя­
тым, - черты, состоявшие из бесхитростной, наивной веры, ясно-
16

Повести
го, добродушно-веселого взгляда на жизнь, холодной и деловой
отваги, покорства перед лицом смерти, жалости к побежденному,
бесконечному терпению и поразительной физической и нравствен­
ной выносливости .
Аносов, начиная с польской войны, участвовал во всех кампа­
ниях, кроме японской. Он и на эту войну пошел бы без колебаний,
но его не позвали, а у не:rо всегда бьшо великое по скромности пра­
вило: «Не лезь на смерть, пока тебя не позовут». За всю свою служ­
бу он не только никогда не высек, но даже не ударил ни одного
солдата. Во время польского мятежа он отказался однажды рас­
стреливать пленных, несмотря на личное приказание полкового
командира. «Шпиона я не только расстреляю, - сказал он, - но,
если прикажете, лично убью. А это пленные, и я не могу». И сказал
он это так просто, почтительно, без тени вызова или рисовки, гля­
дя прямо в глаза начальнику своими ясными, твердыми глазами,
что его , вместо того чтобы самого расстрелять, оставили в покое.
В войну 1877-1879 годов он очень быстро дослужился до чина
полковника, несмотря на то что бьш мало образован или, как он
сам выражался, кончил только «медвежью академию». Он участво­
вал при переправе через Дунай, переходил Балканы, отсиживался
на Шипке, бьш при последней атаке Плевны; ранили его один раз
тяжел о, четыре - легко, и, кроме того, он получил осколком гра­
наты жестокую контузию в голову. Радецкий и Скобелев знали его
лично и относились к нему с исключительным уважением. Именно
про него и сказал как-то Скобелев: «Я знаю одного офицера, кото­
рый гораздо храбрее меня, - это майор Аносов».
С войны он вернулся почти оглохший благодаря осколку гра­
наты, с больной ногой, на которой бьши ампутированы три отмо­
роженных, во время балканского перехода, пальца, с жесто чайшим
ревматизмом, нажитым на Шипке. Его хотели бьmо по истечении
двух лет мирной службы упечь в отставку, но Аносов заупрямился.
Тут ему очень кстати помог своим влиянием начальник края, жи­
вой свидетель его хладнокровного мужества при переправе через
Дунай . В Петербурге решили не огорчать заслуженного полковни­
ка, и ему дали пожизненное место коменданта в г. К.- должность
более почетную , чем нужную в целях государственной обороны.
В городе его все знали от мала до велика и добродушно посме­
ивались над его слабостями, привычками и манерой одеваться. Он
всегда ходил без оружия, в старомодном сюртуке, в фуражке с боль­
шими полями и с громадным прямым козырьком, с палкою в пра-
17

А.И . Куприн
вой руке, со слуховым рожком в левой и непременно в сопровожде­
нии двух ожиревших, ленивых, хриплых мопсов, у которых всегда
кончик языка был высунут наружу и прикушен. Если ему во время
обычной утренней прогулки приходилось встречаться со знакомы­
ми, то прохожие за несколько кварталов слышали, как кричит ко­
мендант и как дружно вслед за ним лают его мопсы.
Как многие глухие, он бьш страстным любителем оперы, и иног­
да, во время какого-нибудь томного дуэта, вдруг на весь театр раз­
давался его решительный бас: «А ведь чисто взял до, черт возьми!
Точно орех разгрыз». По театру проносился сдержанный смех, но
генерал даже и не подозревал этого: по своей наивности он думал,
что шепотом обменялся со своим соседом свежим впечатлением.
По обязанности коменданта он довольно часто, вместе со свои­
ми хрипящими мопсами, посещал главную гауптвахту, где весьма
уютно за винтом, чаем и анекдотами отдыхали от тягот военной
службы арестованные офицеры . Он внимательно расспрашивал
каждого: «Как фамилия? Кем посажен? На сколько? За что?» Иног­
да совершенно неожиданно хвалил офицера за бравый, хотя и про­
тивозаконный поступок, иногда начинал распекать, крича так, что
его бывало слышно на улице. Но, накричавшисьдосыта, он без вся­
ких переходов и пауз осведомлялся, откуда офицеру носят обед и
сколько он за него платит. Случалось, что какой-нибудь заблуд­
ший подпоручик, присланный для долговременной отсидки из та­
кого захолустья, где даже не имелось собственной гауптвахты, при­
знавался, что он, по безденежью, довольствуется из солдатского
котла. Аносов немедленно распоряжался, чтобы бедняге носили
обед из комендантского дома, от которого до гауптвахты бьшо не
более двухсот шагов.
В г. К. он и сблизился с семьей Тугановских и такими ,тесными
узами привязался к детям, что для него стало душевной потребнос­
тью видеть их каждый вечер. Если случалось, что барышни выез­
жали куда-нибудь или служба задерживала самого генерала, то он
искренно тосковал и не находил себе места в больших комнатах
комендантского дома. Каждое лето он брал отпуск и проводил це­
лый месяц в имении Тугановских, Егоровском, отстоявшем от К.
на пятьдесят верст.
Он всю свою скрытую нежность души и потребность сердечной
любви перенес на эту детвору, особенно на девочек. Сам он бьш
когда-то женат, но так давно, что даже позабьш об этом. Еще до
войны жена сбежала от него с проезжим актером, пленясь его бар-
18

Повести
хатной курткой и кружевными манжетами. Генерал посылал ей
пенсию вплоть до самой ее смерти, но в дом к себе не пустил, не­
смотря на сцены раскаяния и слезные письма. Детей у них не бьmо.
v
Против ожидания, вечер бьm так тих и тепел, что свечи на тер­
расе и в столовой горели неподвижными огнями. За обедом всех
потешал князь Василий Львович . У него бьmа необыкновенная и
очень своеобразная способность рассказывать. Он брал в основу
рассказа истинный эпизод, где главным действующим лицом яв­
лялся кто-нибудь из присутствующих или общих знакомых, но так
сгущал краски и при этом говорил с таким серьезным лицом и та­
ким деловым тоном, что слушатели надрывались от смеха. Сегод­
ня он рассказывал о неудавшейся женитьбе Николая Николаевича
на одной богатой и красивой даме. В основе бьmо только то, что
муж дамы не хотел давать ей развода. Но у князя правда чудесно
переплелась с вымыслом. Серьезного, всегда несколько чопорного
Николая он заставил ночью бежать по улице в одних чулках, с баш­
маками под мышкой. Где-то на углу молодого человека задержал
городовой, и только после длинного и бурного объяснения Нико­
лаю удалось доказать, что он товарищ прокурора, а не ночной гра­
битель. Свадьба, по сл овам рассказчика, чуть-чуть было не состоя­
лась, но в самую критическую минуту отчаянная банда лжесвиде­
телей, участвовавших в деле, вдруг забастовала, требуя прибавки к
заработной плате. Николай из скупости (он и в самом деле был ску­
поват) , а также будучи принципиальным противником стачек и за­
бастовок, наотрез отказался платить лишнее, ссылаясь на опреде­
ленную статью закона, подтвержденную мнением кассационного
департамента. Тогда рассерженные лжесвидетели на известный воп­
рос: «Не знает ли кто-нибудь из присутствующих поводов, препят­
ствующих совершению брака?» - хором ответили: «Да, знаем . Все
показанное нами на суде под присягой - сплошная ложь, к кото­
рой нас принудил угрозами и насилием господин прокурор. А про
мужа этой дамы мы, как осведомленные лица, можем сказать толь­
ко, что это самый почтенный человек на свете, целомудренный, как
Иосиф, и ангельской доброты».
Напав на нить брачных историй, князь Василий не пощадил и
Густава Ивановича Фриессе, мужа Анны, рассказав, что он на дру­
гой день после свадьбы явился требовать при помощи полиции
19

А.И.Куприн
выселения новобрачной из родительского дома, как не имеющую
отдельного паспорта, и водворения ее на место проживания закон­
ного мужа. Верного в этом анекдоте бьшо только то, что в первые
дни замужней жизни Анна должна бьша безотлучно находиться
около захворавшей матери, так как Вера спешно уехала к себе на
юг, а бедный Густав Иванович предавался унынию и отчаянию.
Все смеялись. Улыбалась и Анна своими прищуренными глазами.
Густав Иванович хохотал громко и восторженно, и его худое, гладко
обтянутое блестящей кожей лицо, с прилизан
ными
жидкими, светлы­
ми волосами, с ввалившимися глазными орбитами, походило на че­
реп, обнажавший в смехе прескверные зубы. Он до сих пор обожал
Анну, как и в первый день супружества, всегда старался сесть около
нее, незаметно притронуться к ней и ухаживал за нею так влюбленно
и самодовольно, что часто становилось за него и жалко и неловко.
Перед тем как вставать из-за стола, Вера Николаевна машиналь­
но пересчитала гостей. Оказалось- тринадцать. Она бьша суевер­
на и подумала про себя: «Вот это нехорошо! Как мне раньше не
пришло в голову посчитать? И Вася виноват- ничего не сказал по
телефону».
Когда у Шеиных или у Фриессе собирались близкие знакомые,
то после обеда обыкновенно играли в покер, так как обе сестры до
смешного любили азартные игры. В обоих домах даже выработа­
лись на этот счет свои правила: всем играющим раздавались по­
ровну костяные жетончики определенной цены, и игра длилась до
тех пор, пока все костяшки не переходили в одни руки, - тогда
игра на этот вечер прекращалась, как бы партнеры ни настаивали
на продолжении. Брать из кассы во второй раз жетоны строго зап­
рещалось. Такие суровые законы бьши выведены из практики, для
обуздания княгини Веры и Анны Николаевны, которые в азарте не
знали никакого удержу. Общий проигрыш редко достигал ста -
двухсот рублей.
Сели за покер и на этот раз. Вера, не принимавшая участия в
игре, хотела выйти на террасу, где накрывали к чаю, но вдруг ее с
несколько таинственным видом вызвала из гостиной горничная.
- Что такое, Даша?- с неудовольствием спросила княгиня
Вера, проходя в свой маленький кабинет, рядом со спальней. -
Что у вас за глупый вид? И что такое вы вертите в руках?
Даша положила на стол небольшой квадратный предмет, за­
вернутый аккуратно в белую бумагу и тщательно перевязанный
розовой ленточкой.
20

Повести
- Я, ей-богу, не виновата, ваше сиятельство, -залепетала она,
вспыхнув румянцем от обиды.- Он пришел и сказал...
-
Кто такой - он?
- Красная шапка, ваше сиятельство ... посьшьный.
-И что же?
-
Пришел на кухню и положил вот это на стол. «Передайте,
говорит, вашей барыне. Но только , говорит, в ихние собственные
руки». Я спрашиваю : от кого? А он говорит: «Здесь все обозначе­
но». И с теми словами убежал.
-
Подите догоните его .
- Никак не догонишь, ваше сиятельство. Он приходил в сере-
дине обеда, я только вас не решалась обеспокоить, ваше сиятель­
ство. Полчаса времени будет.
- Ну хорошо, идите.
Она разрезала ножницами ленту и бросила в корзину вместе с
бумагой, на которой бьш написан ее адрес. Под бумагой оказался
небольшой ювелирный футляр красного плюша, видимо только
что из магазина. Вера подняла крышечку, подбитую бледно-го­
лубым шелком, и увидела втиснутый в черный бархат овальный
золотой браслет, а внутри его бережно сложенную красивым вось­
миугольником записку. Она быстро развернула бумажку. Почерк
показался ей знакомым, но, как настоящая женщина, она сейчас
же отложила записку в сторону, чтобы посмотреть на браслет.
Он бьш золотой, низкопробный , очень толстый, но дутый и с
наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинны­
ми, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине брас­
лета возвышались, окружая какой-то странный маленький зеленый
камешек, пять прекрасных гранатов-кабошонов, каждый величи­
ной с горошину. Когда Вера случайным движением удачно повер­
нула браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глу­
боко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись
прелестные густо-красные живые огни.
«Точно кровь!» - подумала с неожиданной тревогой Вера.
Потом она вспомнила о письме и развернула его. Она прочита­
ла следующие строки, написанные мелко, великолепно-каллигра­
фическим почерком:
«Ваше Сиятельство, Глубокоуважаемая Княгиня Вера Никола­
евна!
Почтительно поздравляя Вас с светлым и радостным днем Ва­
шего Ангела, я осмеливаюсь препроводить Вам мое скромное вер­
ноподданническое подношение».
21

А.И. Куприн
«Ах, это - тот!» - с неудовольствием подумала Вера. Но, од­
нако , дочитала письмо ...
«Я бы никогда не позволил себе преподнести Вам что-либо,
выбранное мною лично : для этого у меня нет ни права, ни тонкого
вкуса и - признаюсь - ни денег. Впрочем, полагаю, что и на всем
свете не найдется сокровища, достойного украсить Вас.
Но этот браслет принадлежал еще моей прабабке, а последняя,
по времени, его носила моя покойная матушка. Посередине, между
большими камнями, Вы увидите один зеленый. Это весьма редкий
сорт граната - зеленый гранат. По старинному преданию, сохра­
нившемуся в нашей семье, он имеет свойство сообщать дар предви­
дения носящим его женщинам и отгоняет от них тяжелые мысли,
мужчин же охраняет от насильственной смерm.
Все камни с точностью перенесены сюда со старого серебряно­
го браслета, и Вы можете быть уверены, что до Вас никто еще это­
го браслета не надевал.
Вы можете сейчас же выбросить эту смешную игрушку или по­
дарить ее кому-нибудь, но я буду счастлив и тем, что к ней прика­
сались Ваши руки.
Умоляю Вас не гневаться на меня. Я краснею при воспоминании
о моей дерзости семь лет тому назад, когда Вам, барышне, я осмели­
вался писать глупые и дикие письма и даже ожидать ответа на них.
Теперь во мне осталось только благоговение, вечное преклонение и
рабская преданность . Я умею теперь только желать ежеминутно Вам
счастья и радоваться, если Вы счастливы. Я мысленно кланяюсь до
земли мебели, на которой Вы сидите, паркету, по которому Вы хо­
дите, деревьям, которые Вы мимоходом трогаете, прислуге, с кото­
рой Вы говорите. У меня нет даже зависти ни к людям, ни к вещам.
Еще раз прошу прощения, что обеспокоил Вас длинным, не­
нужным письмом.
Ваш до смерти и после смерти покорный слуга.
Г.С.Ж.».
«Показать Васе или не показать? И если показать - то когда?
Сейчас или после гостей? Нет, уж лучше после - теперь не только
этот несчастный будет смешон, но и я вместе с ним».
Так раздумывала княгиня Вера и не могла отвести глаз от пяm
алых кровавых огней, дрожавших внутри пяти гранатов.
22

Повести
VI
Полковника Понамарева едва удалось заставить сесть играть в
покер. Он говорил , что не знает этой игры, что вообще не признает
азарта даже в шутку, что любит и сравнительно хорошо играет толь­
ко в винт. Однако он не устоял перед просьбами и в конце концов
согласился.
Сначала его приходилось учить и поправлять, но он довольно
быстро освоился с правилами покера, и вот не прошло и получаса,
как все фишки очутились перед ним .
- Так нельзя! - сказала с комической обидчивостью Анна. -
Хоть бы немного дали поволноваться.
Трое из гостей - Спешников, полковник и вице-губернатор,
туповатый, приличный и скучный немец, -бьши такого рода люди,
что Вера положительно не знала, как их занимать и что с ними де­
лать. Она составила для них винт, пригласив четвертым Густава
Ивановича. Анна издали, в виде благодарности, прикрьша глаза
веками, и сестра сразу поняла ее. Все знали, что если не усадить
Густава Ивановича за карты, то он целый вечер будет ходить око­
ло жены, как пришитый, скаля свои гнилые зубы на лице черепа и
портя жене настроение духа.
Теперь вечер потек ровно, без принуждения, оживленно. Васю­
чок пел вполголоса, под аккомпанемент Женни Рейтер, итальянс­
кие народные канцонетты и рубинштейновские восточные песни.
Голосок у него бьш маленький, но приятного тембра, послушный
и верный . Женни Рейтер, очень требовательная музыкантша, все­
гда охотно ему аккомпанировала. Впрочем, говорили, что Васю­
чок за нею ухаживает.
В углу на кушетке Анна отчаянно кокетничала с гусаром. Вера
подошла и с ул ыбкой прислушалась.
-
Нет, нет, вы, пожалуйста, не смейтесь, - весело говорила
Анна, щуря на офицера свои милые, задорные татарские глаза. -
Вы, конечно, считаете за труд лететь сломя голову впереди эскад­
рона и брать барьеры на скачках . Но посмотрите только на наш
труд. Вот теперь мы только что покончили с лотереей-аллегри. Вы
думаете, это бьшо легко? Фи ! Толпа, накурено, какие-то дворники,
извозчики, я не знаю, как их там зовут... И все пристают с жалоба­
ми, с какими-то обидами... И целый, целый день на ногах. А впере­
ди еще предстоит концерт в пользу недостато чных интеллигент­
ных тружениц, а там еще белый бал ...
23

А.И. Куприн
-
На котором, смею надеяться, вы не откажете мне в мазурке?­
вставил Бахтинский и, слегка наклонившись, щелкнул под креслом
шпорами.
-
Благодарю... Но самое, самое мое больное место - это наш
приют. Понимаете, приют для порочных детей...
-
О, вполне понимаю. Это, должно быть, что-нибудь очень
смешное?
-
Перестаньте, как вам не совестно смеяться над такими веща­
ми. Но вы понимаете, в чем наше несчастие? Мы хотим приютить
этих несчастных детей с душами, полными наследственных поро­
ков и дурных примеров, хотим обогреть их , обласкать ...
-Гм!..
-
...поднять их нравственность, пробудить в их душах созна-
ние долга... Вы меня понимаете? И вот к нам ежедневно приводят
детей сотнями, тысячами, но между ними - ни одного порочно­
го ! Если спросишь родителей, не порочное ли дитя, - так можете
представить - они даже оскорбляются! И вот приют открыт, освя­
щен, все готово - и ни одного воспитанника, ни одной воспитан­
ницы! Хоть премию предлагай за каждого доставленного пороч­
ного ребенка.
-
Анна Николаевна, - серьезно и вкрадчиво перебил ее гу­
сар.- Зачем премию? Возьмите меня беспл атно . Честное сл ово,
более порочного ребенка вы нигде не отыщете.
- Перестаньте! С вами нельзя говорить серьезно, - расхохо­
талась она, откидываясь на спинку кушетки и блестя глазами.
Князь Василий Львович, сидя за большим круглым столом, по­
казывал своей сестре, Аносову и шурину домашний юмористичес­
кий альбом с собственноручными рисунк ами. Все четверо смеялись
от души, и это понемногу перетянуло сюда гостей, не занятых кар­
тами.
Альбом служил как бы дополнением, иллюстрацией к сатири­
ческим рассказам князя Василия. Со своим непоколебимым спо­
койствием он показывал, например: «Историю любовных похож­
дений храброго генерала Аносова в Турции, Болгарии и других
странах»; «Приключение петиметра князя Николя Булат-Туганов­
ского в Монте-Карло» и так далее .
-
Сейчас увидите, господа, краткое жизнеописание нашей
возлюбленной сестры Людмилы Львовны, - говорил он, бросая
быстрый смешливый взгляд на сестру. - Часть первая - детство.
«Ребенок рос, его назвали Лима».
24

Повести
На листке альбома красовалась умышленно по-детски нарисо­
ванная фигура де вочки, с лицом в профиль, но с двумя глазами, с
ломаными черточками , торчащими вместо ног из-под юбки, с рас­
топыренными пальцами разведенных рук .
-
Никогда меня никто не называл Лимой, - засмеялась Люд­
мила Львовна.
-
Часть вторая . Первая любовь. Кавалерийский юнкер под­
носит девице Лиме на коленях стихотворение собственного изде­
лия . Там есть поистине жемчужной красоты строки:
Твоя прекрасная нога -
Явленье страсти неземной!
Вот и подлинное изображение ноги.
А здесь юнкер склоняет невинную Лиму к побегу из родительс­
кого дома. Здесь самое бегство. А это вот - критическое положе­
ние: разгневанный отец догоняет беглецов . Юнкер малодушно сва­
ливает всю беду на кроткую Лиму.
Ты там все пудрилась, час лишний провороня,
И вот за нами вслед ужасная п огоня...
Как хочешь с ней разделывайся ты,
А я бегу в кусты.
После истории девицы Лимы следовала новая повесть : «Княги­
ня Вера и влюбленный телеграфист».
-
Эта трогательная поэма только лишь иллюстрирована пе­
ром и цветными карандашами, - объяснял серьезно Василий Льво­
вич. - Текст еще изготовляется.
- Это что-то новое, - заметил Аносов, - я еще этого не видал.
-
Самый последний выпуск. Свежая новость книжного рынка.
Вера тихо дотронулась до его плеч а.
- Лучше не нужно, - сказала она.
Но Василий Льв ович или не расслышал ее сл ов, или не придал
им настоящего значения.
- Начало относится к временам доисторическим. В один
прекрасный майский день одна девица, по имени Вера, получает
по почте письмо с целующимися голубками на заголовке. Вот пись­
мо, а вот и голуби.
Письмо содержит в себе пьшкое признание в любви, написан­
ное вопреки всем правилам орфографии. Начинается оно так :
«Прекрасная Блондина, ты, которая... бурное море пл амени, кло-
25

А. И. Куприн
кочущее в моей груди. Твой взгляд, как ядовитый змей, впился в
мою истерзанную душу» и так далее. В конце скромная подпись :
«По роду оружия я бедный телеграфист, но чувства мои достойны
милорда Георга. Не смею открывать моей полной фамилии - она
слишком неприлична. Подписываюсь только начальными буква­
ми: П. П. Ж. Прошу отвечать мне в почтамт, посте рестанте» *. Здесь,
вы, господа, можете видеть и портрет самого телеграфиста, очень
удачно исполненный цветными карандашами.
Сердце Веры пронзено (вот сердце, вот стрела). Но, как благо­
нравная и воспитанная девица, она показывает письмо почтенным
родителям, а также своему другу детства и жениху, красивому мо­
лодому человеку Васе Шеину. Вот и иллюстрация . Конечно, со вре­
менем здесь будут стихотворные объяснения к рисункам.
Вася Шеин, рыдая, возвращает Вере обручальное кольцо . «Я
не смею мешать твоему счастию, - говорит он, - но, умоляю, не
делай сразу решительного шага. Подумай, поразмысли, проверь и
себя и его . Дитя, ты не знаешь жизни и летишь, как мотьmек на
блестящий огонь. А я, - увы! - я знаю хладный и лицемерный
свет. Знай, что телеграфисты увлекательны, но коварны. Для них
доставляет неизъяснимое наслаждение обмануть своей гордой кра­
сотой и фальшивыми чувствами неопытную жертву и жестоко на­
смеяться над ней».
Проходит полгода. В вихре жизненного вальса Вера позабыва­
ет своего поклонника и выходит замуж за красивого молодого Васю,
но телеграфист не забывает ее. Вот он переодевается трубочистом
и, вымазавшись сажей , проникает в будуар княгини Веры. Следы
пяти пальцев и двух губ остались, как видите, повсюду: на коврах,
на подушках, на обоях и даже на паркете.
Вот он в одежде деревенской бабы поступает на нашу кухню
простой судомойкой. Однако излишняя благосклонность повара
Луки заставляет его обратиться в бегств о.
Вот он в сумасшедшем доме. А вот постригся в монахи . Но каж­
дый день неуклонно посьmает он Вере страстные письма. И там, где
падают на бумагу его слезы, там чернила расплываются кляксами.
Наконец он умирает, но перед смертью завещает передать Вере
две телеграфные пуговицы и флакон от духов - наполненный его
слезами ...
-
Господа, кто хочет чаю? - спросила Вера Николаевна.
* до востребования (искаж. фраиц. poste restante) .
26

Повести
VII
Долгий осенний закат догорел . Погасла последняя багровая,
узенькая, как щель, полоска, рдевшая на самом краю горизонта,
между сизой тучей и землей . Уже не стало видно ни земли, ни дере­
вьев , ни неба. Только над головой большие звезды дрожали свои­
ми ресницами среди черной ночи, да голубой луч от маяка поды­
мался прямо вверх тонким столбом и точно расплескивался там о
небесный купол жидким, туманным, светлым кругом. Ночные ба­
бочки бились о стеклянные колпаки свечей . Звездчатые цветы бе­
лого табака в палисаднике запахли острее из темноты и прохлады.
Спешников, вице-губернатор и полковник Понамарев давно уже
уехали, обещав прислать лошадей обратно со станции трамвая за
комендантом. Оставшиеся гости сидели на террасе. Генерала Ано­
сова, несмотря на его протесты, сестры заставили надеть пальто и
укутали его ноги теплым пледом. Перед ним стояла бутъшка его
любимого красного вина Pommard, рядом с ним по обеим сторо­
нам сидели Вера и Анна. Они заботл иво ухаживали за генералом,
наполняли тяжелым, густым вином его тонкий стакан, придвигали
ему спички, нарезали сыр и так далее. Старый комендант жмурил­
ся от блаженства.
- Да-с ... Осень, осень, осень, - говорил старик, глядя на огонь
свечи и задумчиво покачивал головой. - Осень. Вот и мне уж пора
собираться. Ах, жаль-то как! Только что настали красные денечки.
Тут бы жить да жить на берегу моря, в тишине, спокойненько ...
-
И пожили бы у нас, дедушка, - сказала Вера.
-Нельзя, милая, нельзя. Служба ... Отпуск кончился... А что
говорить, хорошо бы бьшо! Ты посмотри только, как розы-то пах­
нут... Отсюда слышу. А летом в жары ни один цветок не пахнул,
только белая акация... да и та конфетами.
Вера вынула из вазочки две маленьких розы, розовую и кар­
минную, и вдела их в петлицу генеральского пальто.
-
Спасибо, Верочка. - Аносов нагнул голову к борту шине­
ли, понюхал цветы и вдруг улыбнулся славной старческой улыб­
кой.
-
Пришли мы, помню я, в Букарест и разместились по кварти­
рам. Вот как-то иду я по улице. Вдруг повеял на меня сильный ро­
зовый запах, я остановился и увидал, что между двух солдат стоит
прекрасный хрустальный флакон с розовым маслом. Они смазали
уже им сапоги и также ружейные замки. «Что это у вас такое?» -
27

А.И.Куприн
спрашиваю. «Какое-то масло , ваше высокоблагородие, кл али его
в кашу, да не годится, так и дерет рот, а пахнет оно хорошо». Я дал
им целковый, и они с удовольствием отдали мне его . Масла уже
оставалось не более половины, но, судя по его дороговизне, б ьшо
еще, по крайней мере, на двадцать червонцев. Солдаты, будучи
довольны, добавили : <<да вот еще, ваше высокоблагородие, какой­
то турецкий горох, сколько его ни варили, а все не подается, про­
клятый». Это был кофе; я сказал им: «Это только годится туркам, а
солдатам нейдет». К счастию, опиуму они не наелись. Я видел в
некоторых местах его лепешки, затоптанные в грязи.
-
Дедушка, скажите откровенно, - попросила Анна, - ска­
жите, испытывали вы страх во время сражений? Боялись?
-
Как это странно, Анночка: боялся - не боялся. Понятное
дело - боялся . Ты не верь, пожалуйста, тому, кто тебе скажет, что
не боялся и что свист пуль для него самая сладкая музыка. Это или
псих, или хвастун. Все одинаково боятся. Только один весь от страха
раскисает, а другой себя держит в руках. И видишь: страх-то оста­
ется всегда один и тот же, а уменье держать себя от практики все
возрастает; отсюда и герои и храбрецы. Так-то. Но испугался я один
раз чуть не до смерти.
-
Расскажите, дедушка, - попросили в один голос сестры.
Они до сих пор слушали рассказы Аносова с тем же восторгом,
как и в их раннем детстве. Анна даже невольно совсем по-детски
расставила локти на столе и уложила подбородок на составленные
пятки ладоней. Бьша какая-то уютная прелесть в его неторопли­
вом и наивном повествовании. И самые обороты фраз, которыми
он передавал свои военные воспоминания, принимали у него не­
вольно странный, неуклюжий, несколько книжный характер. Точ­
но он рассказывал по какому-то милому, древнему стереотипу.
-
Рассказ очень короткий, - отозвался Аносов. - Это бьшо
на Шипке, зимой, уже после того, как меня контузили в голову.
Жили мы в землянке, вчетвером. Вот тут-то со мною и случилось
страшное приключение. Однажды поутру, когда я встал с постели,
представилось мне, что я не Яков, а Николай , и никак я не мог себя
переуверить в том. Приметив, что у меня делается помрачение ума,
закричал , чтобы подали мне воды, помочил голову, и рассудок мой
воротился.
- Воображаю, Яков Михайлович, сколько вы там побед одер­
жали над женщинами, - сказала пианистка Жени Рейтер . - Вы,
должно быть, смолоду очень красивы б ьши .
28

Повести
- О, наш дедушка и теперь красавец! - воскликнула Анна.
- Красавцем не был, - спокойно улыбаясь, сказал Аносов.
-
Но и мной тоже не брезговали. Вот в этом же Букаресте бьm
очень трогательный случай. Когда мы в него вступили, то жители
встретили нас на городской площади с пушечною пальбою, от чего
пострадало много окошек; но те, на которых поставлена бьmа в
стаканах вода, остались невредимы. А почему я это узнал? А вот
почему. Пришедши на отведенную мне квартиру, я увидел на окош­
ке стоящую низенькую клеточку, на клеточке бьmа большого раз­
мера хрустальная бутьmка с прозрачною водой, в ней плавали зо­
лотые рыбки, и между ними сидела на примосточке канарейка.
Канарейка в воде! - это меня удивило, но, осмотрев , увидел, что в
бутьmке дно широко и вдавлено глубоко в середину, так что кана­
рейка свободно могла влетать туда и сидеть. После сего сознался
сам себе, что я очень недогадлив.
Вошел я в дом и вижу прехорошенькую болгарочку. Я предъя­
вил ей квитанцию на постой и кстати уж спросил , почему у них
целы стекла после канонады, и она мне объяснила, что это от воды.
А также объяснила и про канарейку: до чего я бьm несообразите­
лен! .. И вот среди разговора взгляды наши встретились, между нами
пробежала искра , подобная электрической, и я почувствовал, что
влюбился сразу - пламенно и бесповоротно.
Старик замолчал и осторожно потянул губами черное вино.
-
Но ведь вы все-таки объяснились с ней потом? - спросила
пианистка.
-
Гм ... конечно, объяснились ... Но только без слов. Это про­
изошло так...
- Дедушка , надеюсь, вы не заставите нас краснеть? - заме­
тила Анна, лукаво смеясь.
-
Нет, нет, -роман бьm самый приличный. Видите ли: всюду,
где мы останавливались на постой, городские жители имели свои
исключения и прибавления, но в Букаресте так коротко обходи­
лись с нами жители , что когда однажды я стал играть на скрипке,
то девушки тотчас нарядились и пришли танцевать, и такое обык­
новение повелось на каждый день.
Однажды, во время танцев , вечером, при освещении месяца, я
вошел в сенцы , куда скрьmась и моя болгарочка. Увидев меня, она
стала притворяться , что перебирает сухие лепестки роз, которые,
надо сказать, тамошние жители собирают целыми мешками. Но я
о бнял ее, прижал к своему сердцу и несколько раз поцеловал.
3-3000
29

А. И. Куприн
С тех пор каждый раз, когда являлась луна на небе со звездами,
спешил я к возлюбленной моей и все денные заботы на время забы­
вал с нею. Когда же последовал наш поход из тех мест, мы дали друг
другу клятву в вечной взаимной любви и простились навсегда.
- И все? - спросила разочарованно Людмила Львовна.
- А чего же вам больше? - возразил комендант.
- Нет, Яков Михайлович, вы меня извините - это не любовь,
а просто бивуачное приключение армейского офицера.
-Не знаю, милая моя, ей-богу, не знаю - любовь это была
или иное чувство ...
-Да нет... скажите... неужели в самом деле вы никогда не лю­
били настоящей любовью? Знаете, такой любовью, которая... ну,
которая... словом... святой, чистой , вечной любовью... неземной...
Неужели не любили?
-
Право, не сумею вам ответить, - замялся старик, поднима­
ясь о кресла. - Должно быть, не любил. Сначала все бьmо неког­
да: молодость, кутежи, карты, война... Казалось, конца не будет
жизни, юности и здоровью. А потом оглянулся - и вижу, что я уже
развалина... Ну, а теперь , Верочка, не держи меня больше. Я рас-
прощаюсь ... Гусар, - обратился он к Бахтинскому, - ночь теп-
лая, пойдемте-ка навстречу нашему экипажу.
-И я пойду с вами, дедушка, - сказала Вера.
-И я, - подхватила Анна.
Перед тем как уходить, Вера подошла к мужу и сказала ему тихо:
-
Поди посмотри... там у меня в столе, в ящичке, лежит крас-
ный футляр, а в нем письмо. Прочитай его .
VIII
Анна с Бахтинским шли впереди, а сзади их, шагов на двад­
цать, комендант под руку с Верой . Ночь бьmа так черна, что в пер­
вые минуты, пока глаза не притерпелись после света к темноте,
приходилось ощупью ногами отыскивать дорогу. Аносов, сохра­
нивший, несмотря на годы, удивительную зоркость , должен бьm
помогать своей спутнице. Время от времени он ласково поглажи­
вал своей большой холодной рукой руку Веры, легко лежавшую на
сгибе его рукава.
-
Смешная эта Людмила Львовна, - вдруг заговорил гене­
рал , точно продолжая вслух течение своих мыслей. - Сколько раз
я в жизни наблюдал: как только стукнет даме под пятьдесят, а в
30

Повести
особенности если она вдова или старая девка, то так и тянет ее око­
ло чужой любви покрутиться. Либо шпионит, злорадствует и сплет­
ничает, либо лезет устраивать чужое счастье, либо разводит сло­
весный гуммиарабик насчет возвышенной любви. А я хочу сказать,
что люди в наше время разучились любить . Не вижу настоящей
любви. Да и в мое время не видел !
-
Ну как же это так, дедушка? - мягко возразила Вера, пожи­
мая слегка его руку. - Зачем клеветать? Вы ведь сами бьши жена­
ты . Значит, все-таки любили?
-
Ровно ничего не значит, дорогая Верочка. Знаешь, как же­
нился? Вижу, сидит около меня свежая девчонка. Дышит - грудь
так и ходит под кофточкой. Опустит ресницы, длинные-длинные
такие, и вся вдруг вспыхнет. И кожа на щеках нежная, шейка бе­
лая такая, невинная, и руки мяконькие, тепленькие. Ах ты, черт!
А тут папа-мама ходят вокруг, за дверями подслушивают, глядят
на тебя грустными такими, собачьими, преданными глазами. А
когда уходишь - за дверями этакие быстрые поцелуйчики ... За
чаем ножка тебя под столом как будто нечаянно тронет... Ну и
готово. «Дорогой Никита Антоныч, я пришел к вам просить руки
вашей дочери. Поверьте, что это святое существо ...» А у папы уже
и глаза мокрые, и уж целоваться лезет ... «Милый! Я давно дога­
дывался ... Ну, дай вам Бог... Смотри только береги это сокрови­
ще ...» И вот через три месяца святое сокровище ходит в затрепан­
ном капоте, туфли на босу ногу, волосенки жиденькие, нечесаные,
в папильотках, с денщиками собачится, как кухарка, с молоды­
ми офицерами ломается , сюсюкает, взвизгивает, закатывает
гл аза. Мужа почему-то на людях называет Жаком. Знаешь, этак в
нос, с растяжкой, томно: «Ж-а-а-ак». Мотовка, актриса, неряха,
жадная. И глаза всегда лживые-лживые... Теперь все прошло, улег­
лось, утряслось. Я даже этому актеришке в душе благодарен ...
Сл ава Богу, что детей не было ...
-
Вы простили им, дедушка?
-
Простил - это не то сл ово, Верочка. Первое время бьш как
бешеный . Если бы тогда увидел их, конечно, убил бы обоих. А по­
том понемногу отошло и отошло, и ничего не осталось, кроме пре­
зрения. И хорошо. Избавил Бог от лишнего пролития крови. И
кроме того, избежал я общей участи большинства мужей. Что бы я
был такое, если бы не этот мерзкий случай? Вьючный верблюд,
позорный потатчик, укрыватель, дойная корова, ширма, какая-то
домашняя необходимая вещь ... Нет! Все к лучшему, Верочка.
31

А. И. Куприн
-
Нет, нет, дедушка, в вас все-таки, простите меня, говорит
прежняя обида... А вы свой несчастный опыт переносите на все че­
ловечество. Возьмите хоть нас с Васей. Разве можно назвать наш
брак несчастливым?
Аносов довольно долго молчал. Потом протянул неохотно:
-
Ну, хорошо ... скажем - исключение ... Но вот в большин­
стве-то случаев почему люди женятся? Возьмем: женщину. Стыдно
оставаться в девушках, особенно когда подруrи уже повыходили
замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть хозяй­
кой, гл авною в доме, дамой, самостоятельной ... К тому же потреб­
ность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы начать
вить свое гнездо. А у мужчин друmе мотивы. Во-первых, усталость
от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обе­
дов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от
долгов, от бесцеремонных товарищей, и прочее и прочее. Во-вто­
рых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее.
В-третьих, думаешь: вот пойдут детишки, - я-то умру, а часть �ня
все-таки останется на свете... нечто вроде иллюзии бессмертия. В­
четвертых, соблазн невинности, как в моем cJiyчae. Кроме того,
бывают иногда и мысли о приданом. А где же любовь-то? Любовь
бескорыстная, самоотверженная , не ждущая награды? Та , про ко­
торую сказано -«сильна, как смерть»? Понимаешь, такая любовь,
для которой совершить любой подвиг, отдать я<изнь, пойти на му­
чение - вовсе не труд, а одна радость. Постой , постой, Вера, ты
мне сейчас опять хочешь про твоего Васю? ПраJю же, я его люблю.
Он хороший парень. Почем знать, может быть, будущее и покажет
его любовь в свете большой красоты . Но ты пойми, о какой любви
я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в
мире! Никакие жизненные удобства, расчеты Ji компромиссы не
должны ее касаться.
-Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? - тихо
спросила Вера.
- Нет, - ответил старик решительно. -Я, правда, знаю два
случаях похожих. Н о один бьш продиктован гл упостью, а другой ...
так... какая-то кислота ... одна жалость ... Ecлl-f хочешь, я расска­
жу. Это недолго.
-
Прошу вас, дедушка.
- Н у, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем)
бьша жена полкового командира. Рожа, я тебе сgажу, Верочка, пре­
естественная. Костлявая , рыжая , длинная, худущая, ротастая...
32

Повести
Штукатурка с нее так и сыпалась, как со старого московского дома.
Но, понимаешь, этакая полковая Мессалина: темперамент, власт­
ность, презрение к людям, страсть к разнообразию. Вдобавок -
морфинистка.
И вот однажды, осенью, присьшают к ним в полк новоиспечен­
ного прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из во­
енного училища. Через месяц эта старая лошадь совсем овладела
им. Он паж, он слуга, он раб, он вечный кавалер ее в танцах, носит
ее веер и платок, в одном мундирчике выскакивает на мороз звать
ее лошадей. Ужасная это штука, когда свежий и чистый мальчиш­
ка положит свою первую любовь к ногам старой, опытной и влас­
толюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим - все
равно в будущем считай его погибшим. Это - штамп на всю жизнь.
К Рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих
прежних, испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как при­
видение. Измучился весь, исхудал, почернел. Говоря высоким шти­
лем - «смерть уже лежала на его высоком челе» . Ревновал он ее
ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под ее окнами.
И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку
или пикник. Я и ее и его знал лично, но при этом происшествии не
бьш. Как и всегда в этих случаях, бьmо много выпито. Обратно
возвращались ночью пешком по полотну железной дороги . Вдруг
навстречу им идет товарный поезд. Идет очень медленно вверх, по
довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот, только что паро­
возные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на ухо
прапорщику: «Вы всё говорите, что любите меня. А ведь, если я
вам прикажу - вы, наверно, под поезд не броситесь». А он, ни сло­
ва не ответив, бегом - и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчи­
тал, как раз между передними и задними колесами: так бы его ак­
куратно пополам и перерезало. Но какой-то идиот вздумал его удер­
живать и отталкивать. Да не осилил . Прапорщик, как уцепился
руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.
-
Ох, какой ужас! - воскликнула Вера.
-
Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собра-
ли ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему
бьшо неудобно: живой укор перед глазами и ей, и всему полку. И
пропал человек. .. самым подлым образом... Стал попрошайкой...
замерз где-то на пристани в Петербурге.
А другой случай бьm совсем жалкий. И такая же женщина бьmа,
как и первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо
33

А. И. Куприн
себя вела. На что уж мы легко глядели на эти домашние романы,
но даже и нас коробило. А муж - ничего . Все знал, все видел и
молчал. Друзья намекали ему, а он только руками отмахивался.
«Оставьте, оставьте... Не мое дело, не мое дело ... Пусть только Ле­
ночка будет счастлива! .. » Такой олух!
Под конец сошлась она накрепко с поручиком Вишняковым,
субалтерном из ихней роты. Так втроем и жили в двумужествен­
ном браке - точно это самый законный вид супружества. А тут
наш полк двинули на войну. Наши дамы провожали нас, провожа­
ла и она, и, право, даже смотреть бьшо совестно: хотя бы для при­
личия взглянула разок на мужа, - нет, повесилась на своем пору­
чике, как черт на сухой вербе, и не отходит. На прощанье, когда
мы уже уселись в вагоны и поезд тронулся, так она еще мужу вслед,
бесстыдница, крикнула: «Помни же, береги Володю! Если что -ни­
будь с ним случится - уйду из дому и никогда не вернусь. И детей
заберу».
Ты, может быть, думаешь, что этот капитан бьш какая-нибудь
тряпка? размазня? стрекозиная душа? Ничуть . Он был храбрым
солдатом. Под Зелеными Горами он шесть раз водил свою роту на
турецкий редут, и у него от двухсот человек осталось только че­
тырнадцать. Дважды раненный - он отказался идти на перевязоч­
ный пункт. Вот он бьш какой. Солдаты на него Богу молились.
Но оиа велела... Его Леночка ему велела!
И он ухаживал за этим трусом и лодырем Вишняковым, за этим
трутнем безмедовым, - как нянька, как мать. На ночлегах под дож­
дем , в грязи, он укутывал его своей шинелью. Ходил вместо него
на саперные работы, а тот отлеживался в землянке или играл в штос.
По ночам проверял за него сторожевые посты. А это , заметь , Веру­
ня, бьшо в то время, когда башибузуки вырезывали наши пикеты
так же просто, как ярославская баба на огороде срезает капустные
кочни. Ей-богу, хотя и грех вспоминать , но все обрадовались , ког­
да узнали, что Вишняков скончался в госпитале от тифа...
- Ну, а женщин, дедушка, женщин вы встречали любящих?
-
О, конечно, Верочка. Я даже больше скажу: я уверен, что
почти каждая женщина способна в любви на самый высокий геро­
изм . Пойми, она целует, обнимает, отдается - и она у:же мать .
Для нее, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни -
всю вселенную! Но вовсе не она виновата в том, что любовь у лю­
дей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то
житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты муж-
34

Повести
чины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячь­
ими душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим
поступкам, к нежности и обожанию перед любовью. Говорят, что
раньше все это бывало. А если и не бывало, то разве не мечтали и
не тосковали об этом лучшие умы и души человечества - поэты,
романисты, музыканты, художники? Я на днях читал историю Ма­
шеньки Леско и кавалера де Грие... Веришь ли, слезами обливал­
ся ... Ну скажи же, моя милая, по совести, разве каждая женщина в
глубине своего сердца не мечтает о такой любви - единой, всепро­
щающей, на все готовой, скромной и самоотверженной?
-
О, конечно, конечно, дедушка...
- А раз ее нет, женщины мстят. Пройдет еще лет тридцать ... я
не увижу, но ты , может быть, увидишь, Верочка. Помяни мое сло­
во, что лет через тридцать женщины займут в мире неслыханную
власть . Они будут одеваться, как индийские идолы. Они будут по­
пирать нас, мужчин, как презренных, низкопоклонных рабов. Их
сумасбродные прихоти и капризы станут для нас мучительными
законами. И все оттого, что мы целыми поколениями не умели пре­
клоняться и благоговеть перед любовью. Это будет месть. Знаешь
закон: сила действия равна силе противодействия.
Немного помолчав, он вдруг спросил :
-
Скажи мне, Верочка, если только тебе не трудно, что это за
история с телеграфистом, о котором рассказывал сегодня князь
Василий? Что здесь правда и что выдумка, по его обычаю?
- Разве вам интересно, дедушка?
-
Как хочешь, как хочешь, Вера. Если тебе почему-либо не-
приятно ...
- Да вовсе нет. Я с удовольствием расскажу.
И она рассказала коменданту со всеми подробностями о каком­
то безумце, который начал преследовать ее своею любовью еще за
два года до ее замужества.
Она ни разу не видела его и не знает его фамилии. Он только
писал ей и в письмах подписывался Г. С. Ж. Однажды он обмол­
вился, что служит в каком-то казенном учреждении маленьким чи­
новником, - о телеграфе он не упоминал ни сл ова. Очевидно, он
постоянно следил за ней, потому что в своих письмах весьма точно
указывал, где она бывала на вечерах, в каком обществе и как бьша
одета. Сначала письма его носили вульгарный и курьезно пьшкий
характер, хотя и бьши вполне целомудренны. Но однажды Вера
письменно (кстати, не проболтайтесь, дедушка, об этом нашим:
35

А. И. Куприн
никто из них не знает) попросила его не утруждать ее больше свои­
ми любовными излияниями. С тех пор он замолчал о любви и стал
писать лишь изредка: на Пасху, на Новый год и в день ее именин.
Княгиня Вера рассказала также и о сегодняшней посьшке и даже
почти дословно передала странное письмо своего таинственного
обожателя ...
-Да-а, - протянул генерал наконец. - Может бьrrь, это просто
ненормальный малый, маниак, а-почем знать? - может быть, твой
жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой
грезят женщины и на которую больше не способны мужчины. По­
стой-ка. Видишь, впереди движутся фонари? Наверно, мой экипаж.
В то же время сзади послышалось зычное рявканье автомоби­
ля, и дорога, изрытая колесами, засияла белым ацетиленовым све­
том. Подъехал Густав Иванович.
- Анночка, я захватил твои вещи. Садись, -сказал он. - Ваше
превосходительство, не позволите ли довезти вас?
-
Нет уж, спасибо, мой милый, - ответил генерал. - Не люб­
лю я этой машины. Только дрожит и воняет, а радости никакой.
Ну, прощай, Верочка. Теперь я буду часто приезжать, - говорил
он, целуя у Веры лоб и руки .
Все распрощались. Фриессе довез Веру Николаевну до ворот ее
дачи и, быстро описав круг, исчез в темноте со своим ревущим и
пыхтящим автомобилем .
IX
Княгиня Вера с неприятным чувством поднялась на террасу и
вошла в дом. Она еще издали услышала громкий голос брата Ни­
колая и увидела его высокую, сухую фигуру, быстро сновавшую из
угла в угол. Василий Львович сидел у ломберного стола и, низко
наклонив свою стриженую большую светловолосую голову, чер­
тил мелком по зеленому сукну.
-
Я давно настаивал ! - го ворил Николай раздраженно и
делая правой рукой такой жест, точно он бросал на землю какую­
то невидимую тяжесть. - Я давно настаивал, что бы прекратить
эти дурацкие письма. Еще Вера за тебя замуж не выходила, когда я
уверял, что ты и Вера тешитесь ими, как ребятишки, видя в них
только смешное... Вот, кстати, и сама Вера ... Мы, Верочка, гово­
рим сейчас с Василием Львовичем об этом твоем сумасшедшем, о
твоем Пе Пе Же. Я нахожу эту переписку дерзкой и пошлой.
36

А втографы А . И. Ку прина на своей визитке.

Повести
-
Переписки вовсе не бьmо, - холодно остановил его Шеин . -
Писал лишь он один ...
Вера покраснела при этих словах и села на диван в тень боль­
шой латании.
-
Я извиняюсь за выражение, - сказал Николай Николаевич
и бросил на землю, точно оторвав от груди, невидимый тяжелый
предмет.
-
А я не понимаю, почему ты называешь его моим, - встави­
ла Вера, обрадованная поддержкой мужа. - Он так же мой, как и
твой...
- Хорошо, еще раз извиняюсь . Словом, я хочу только сказать,
что его глупостям надо положить конец. Дело, по-моему, перехо­
дит за те границы, где можно смеяться и рисовать забавные рису­
ночки ... Поверьте, если я здесь о чем хлопочу и о чем волнуюсь, -
так это только о добром имени Веры и твоем, Василий Львович.
-
Ну, это ты, кажется, уж слишком хватил, Коля, - возразил
Шеин.
- Может быть, может быть ... Но вы легко рискуете попасть в
смешное положение.
-
Не вижу, каким способом, - сказал князь.
-
Вообрази себе, что этот идиотский браслет... - Николай
приподнял красный футляр со стола и тотчас же брезгливо бросил
его на место, - что эта чудовищная поповская штучка останется
у нас, или мы ее выбросим, или подарим Даше . Тогда, во-первых,
Пе Пе Же может хвастаться своим знакомым или товарищам, что
княгиня Вера Николаевна Шеина принимает его подарки, а во-вто­
рых, первый же случай поощрит его к дальнейшим подвигам. Зав­
тра он присьmает кольцо с брильянтами, послезавтра жемчужное
колье, а там - глядишь - сядет на скамью подсудимых за растра­
ту или подлог, а князья Шеины будут вызваны в качестве свидете­
лей ... Милое положение!
- Нет, нет, браслет надо непременно отослать обратно ! - вос­
кликнул Василий Львович.
-
Я тоже так думаю, - согласилась Вера, - и как можно
скорее . Но как это сделать? Ведь мы не знаем ни имени, ни фами­
лии, ни адреса.
-
О, это-то совсем пустое дело! - возразил пренебрежительно
Николай Николаевич. - Нам известны инициалы этого Пе Пе Же...
Как его , Вера?
-ГеЭс Же.
37

А.И. Куприн
-
Вот и прекрасно. Кроме того, нам известно, что он где -то
служит . Этого совершенно достаточно. Завтра же я беру городс­
кой указатель и отыскиваю чиновника или служащего с такими
инициалами. Если почему-нибудь я его не найду, то просто-напро­
сто позову полицейского сыскного агента и прикажу отыскать. На
случай затруднения у меня будет в руках вот эта бумажка с его по­
черком. Одним сл овом, завтра к двум часам дня я буду знать в точ­
ности адрес и фамилию этого молодчика и даже часы, в которые
он бывает дома. А раз я это узнаю, то мы не только завтра же воз­
вратим ему его сокровище, а и примем меры, чтобы он уж больше
никогда не напоминал нам о своем существовании.
-
Что ты думаешь сделать? - спросил князь Василий.
-
Что? Поеду к губернатору и попрошу ...
-
Нет, только не к губернатору. Ты знаешь, каковы наши от-
ношения... Тут прямая опасность попасть в смешное положение.
-
Все равно. Поеду к жандармскому полковнику. Он мне при­
ятель по клубу. Пусть-ка он вызовет этого Ромео и погрозит у него
пальцем под носом. Знаешь, как он это делает? Приставит человеку
палец к самому носу и рукой совсем не двигает, а только лишь один
палец у него качается, и кричит: «Я, сударь, этого не потерплю-ю-ю!»
-
Фи! Через жандармов! - поморщилась Вера.
-
И правда, Вера, - подхватил князь. - Лучше уж в это дело
никого посторонних не мешать . Пойдут слухи, сплетни ... Мы все
достаточно хорошо знаем наш город. Все живут точно в стеклян­
ных банках ... Лучше уж я сам пойду к этому... юноше... хотя, Бог
его знает, может быть, ему шестьдесят лет?.. Вручу ему браслет и
прочитаю хорошую строгую нотацию.
-
Тогда и я с тобой, - быстро прервал его Николай Николае­
вич. - Ты слишком мягок. Предоставь мне с ним поговорить... А те­
перь, друзья мои, - он вьmул карманные часы и поглядел на них, -
вы извините меня, если я пойду на минутку к себе. Едва на ногах
держусь, а мне надо просмотреть два дела.
-
Мне почему-то стало жалко этого несчастного, - нереши­
тельно сказала Вера.
-
Жалеть его нечего ! - резко отозвался Николай, оборачи­
ваясь в дверях. - Если бы такую выходку с браслетом и письмом
позволил себе человек нашего круга, то князь Василий послал бы
ему вызов. А если бы он этого не сделал, то сделал бы я. А в пре­
жнее время я бы просто велел отвести его на конюшню и наказать
розгами. Завтра, Василий Львович, ты подожди меня в своей кан­
целярии, я сообщу тебе по телефону.
38

Повести
х
Заплеванная лесrшща пахла мышами, кошками, керосином и сmр­
кой. Перед шестым этажом князь Василий Львович остановился.
-
Подожди немножко, - сказал он шурину. - Дай я отды­
шусь. Ах, Коля, не следовало бы этого делать ...
Они поднялись еще на два марша. На лестничной площадке
было так темно, что Николай Николаевич должен бьш два раза
зажигать спички, пока не разглядел номера квартиры.
На его звонок отворила дверь полная, седая, сероглазая жен­
щина в очках, с немного согнутым вперед, видимо, от какой-то
болезни, туловищем .
- Господин Желтков дома? - спросил Николай Николаевич.
Женщина тревожно забегала глазами от глаз одного мужчины
к глазам другого и обратно. Приличная внешность обоих, должно
быть, успокоила ее.
- Дома, прошу, - сказала она, открывая дверь. - Первая
дверь налево .
Булат-Тугановский постучал три раза коротко и решительно.
Какой-то шорох послышался внутри. Он еще раз постучал.
- Войдите, - отозвался слабый голос.
Комната бьша очень низка, но очень широка и длинна, почти
квадратной формы. Два круглых окна, совсем похожих на паро­
ходные иллюминаторы, еле-еле ее освещали. Да и вся она бьша по­
хожа на кают-компанию грузового парохода . Вдоль одной стены
стояла узенькая кровать, вдоль другой очень большой и широкий
диван, покрытый истрепанным прекрасным текинским ковром,
посередине-стол, накрытый цветной малороссийской скатертью.
Лица хозяина сначала не бьшо видно: он стоял спиною к свету
и в замешательстве потирал руки. Он бьш высок ростом, худощав,
с длинными пушистыми, мягкими волосами.
-
Если не ошибаюсь, господин Желтков? - спросил высоко­
мерно Николай Николаевич.
-
Желтков. Очень приятно. Позвольте представиться.
Он сделал по направлению к Тугановскому два шага с протяну­
той рукой. Но в тот же момент, точно не замечая его приветствия,
Николай Николаевич обернулся всем телом к Шеину.
- Я тебе говорил, что мы не ошиблись .
Худые, нервные пальцы Желткова забегали по борту корич­
невого короткого пиджачка, застегивая и расстегивая пугови-
39

А.И. Куприн
цы. Наконец он с трудом произнес, указывая на диван и нелов­
ко кланяясь :
-
Прошу покорно. Садитесь.
Теперь он стал весь виден : очень бледный, с нежным девичьим
лицом, с голубыми гл азами и упрямым детским подбородком с
ямочкой посредине; лет ему, должно быть, было около тридцати,
тридцати пяти .
-
Благодарю вас, - сказал просто князь Шеин, разглядывав­
ший его очень внимательно.
-
Merci, - коротко ответил Николай Николаевич. И оба
остались стоять.
-
Мы к вам всего только на несколько минут.
Это - князь Василий Львович Шеин, губернский предводитель
дворянства. Моя фамилия - Мирза-Булат-Тугановский. Я -то­
варищ прокурора. Дело, о котором мы будем иметь честь говорить
с вами, одинаково касается и князя и меня, или, вернее, супруги
князя, а моей сестры.
Желтков, совершенно растерявшись, опустился вдруг на диван и
пролепетал омертвевшими губами: «Прошу, господа, садиться» . Но,
должно быть, вспомнил, что уже безуспешно предлагал то же самое
раньше, вскочил, подбежал к окну, теребя волосы, и вернулся обрат­
но на прежнее место . И опять его дрожащие руки забегали, теребя
пуговицы, щипля светлые рыжеватые усы, трогая без нужды лицо .
- Я к вашим услугам, ваше сиятельство, - произнес он глухо,
глядя на Василия Львовича умоляющими гл азами.
Но Шеин промолчал. Заговорил Николай Николаевич.
-
Во-первых, позвольте возвратить вам вашу вещь, - сказал
он и, достав из кармана красный футляр, аккуратно положил его
на стол. - Она, конечно, делает честь вашему вкусу, но мы очень
просили бы вас, чтобы такие сюрпризы больше не повторялись.
-
Простите... Я сам знаю, что очень виноват, - прошептал
Желтков, глядя вниз, на пол , и краснея. - Может быть, позволите
стаканчик чаю?
-
Видите ли, господин Желтков, - продолжал Николай Ни­
колаевич, как будто не расслышав последних слов Желткова. - Я
очень рад, что нашел в вас порядочного человека, джентльмена,
способного понимать с полуслова. И я думаю, что мы договорим­
ся сразу. Ведь, если я не ошибаюсь , вы преследуете княгиню Веру
Николаевну уже около семи-восьми лет?
-
Да, - ответил Желтков тихо и опустил ресницы благого­
вейно.
40

Повести
-
И мы до сих пор не принимали против вас никаких мер ,
хотя -согласитесь - это не только можно бьшо бы, а даже и пу:жпо
бьшо сдел ать. Не правда ли?
-Да.
- Да . Но последним вашим поступком, именно присьшкой это-
го вот самого гранатового браслета, вы переступили те границы,
где кончается наше терпение. Понимаете? - кончается. Я от вас не
скрою, что первой нашей мыслью было - обратиться к помощи
власти, но мы не сделали этого, и я очень рад, что не сделали, пото­
му что - повторяю - я сразу угадал в вас благородного человека.
-
Простите. Как вы сказали? - спросил вдруг внимательно
Желтков и рассмеялся. -Вы хотели обратиться к власти? .. Имен­
но так вы сказали?
Он положил руки в карманы, сел удобно в угол дивана, достал
портсигар и спички и закурил.
- Итак, вы сказали, что вы хотели прибегнуть к помощи влас­
ти? .. Вы меня извините, князь , что я сижу? - обратился он к Шеи­
ну. - Ну-с, дальше?
Князь придвинул стул к столу и сел. Он, не отрываясь, глядел с
недоумением и жадным, серьезным любопытством в лицо этого
странного человека.
-
Видите ли, милый мой, эта мера от вас никогда не уйдет, - с
легкой наглостью продолжал Николай Николаевич. - Врываться
в чужое семейство ...
-
Виноват, я вас перебью ...
-
Нет, виноват, теперь уж я вас перебью ...- почти закричал
прокурор.
- Как вам угодно. Говорите. Я слушаю. Но у меня есть несколь­
ко слов для князя Василия Львовича.
И, не обращая больше внимания на Тугановского, он сказал :
- Сейчас настала самая тяжелая минута в моей жизни. И я дол­
жен, князь, говорить с вами вне всяких условностей... Вы меня выс­
лушаете?
-
Слушаю, - сказал Шеин. - Ах, Коля, да помолчи ты , -
сказал он нетерпеливо, заметив гневный жест Тугановского. -
Говорите.
Желтков в продолжение нескольких секунд ловил ртом воздух,
точно задыхаясь, и вдруг покатился, как с обрыва. Говорил он од­
ними челюстями, губы у него бьши белые и не двигались, как у мер­
твого .
41

А. И. Куприн
- Тр удно выговорить такую ... фразу... что я люблю вашу жену.
Но семь лет безнадежной и вежливой любви дают мне право на
это . Я соглашаюсь, что вначал е, когда Вера Николаевна бьmа еще
барышней, я писал ей глупые письма и даже ждал на них ответа. Я
соглашаюсь с тем, что мой последний поступок, именно посылка
браслета бьmа еще большей глупостью. Но". вот я вам прямо гля­
жу в глаза и чувствую, что вы меня поймете . Я знаю, что не в силах
разлюбить ее никогда" .
Скажите, князь " . предположим, что вам
это неприятно... скажите, - что бы вы сделали для того, чтоб обо­
рвать это чувство? Выслать меня в другой город, как сказал Нико­
лай Николаевич? Все равно и там так же я буду любить Веру Нико­
лаевну, как здесь. Заключить меня в тюрьму? Но и там я найду спо­
соб дать ей знать о моем существовании. Остается только одно -
смерть ". Вы хотите, я приму ее в какой угодно форме.
-Мы вместо дела разводим какую-то мелодекламацию, -ска­
зал Николай Николаевич, надевая шляпу. - Вопрос очень коро­
ток: вам предлагают одно из двух : либо вы совершенно отказыва­
етесь от преследования княгини Веры Николаевны, либо, если на
это вы не согласитесь, мы примем меры, которые нам позволят наше
положение, знакомство и так далее.
Но Желтков даже не п оглядел на него , хотя и слышал его сло­
ва. Он обратился к князю Василию Львовичу и спросил:
-
Вы позволите мне о тлучиться на десять минут? Я от вас не
скрою, что пойду говорить по телефону с княгиней Верой Никола­
евной. Уверяю вас, что все, что возможно будет вам передать, я
передам.
-
Идите, - сказал Шеин.
Когда Василий Львович и Тугановский остались вдвоем, то
Николай Николаевич сразу набросился на своего шурина.
-
Так нельзя, - кричал он, делая вид, что бросает правой
рукой на землю от груди какой-то невидимый предмет. - Так
положительно нельзя. Я тебя предупреждал, что всю деловую часть
разговора я беру на себя . А ты раскис и позволил ему распростра­
няться о своих чувствах. Я бы это сделал в двух словах.
-
Подожди, - сказал князь Василий Львович, - сейчас все
это объяснится. Гл авное, это то, что я вижу его лицо , и я чувствую,
что этот человек не способен обманывать и лгать заведомо . И прав­
да, подумай, Коля, разве он виноват в любви и разве можно управ­
лять таким чувством, как любовь, - чувством, которое до сих пор
еще не нашло себе истолкователя. -Подумав, князь сказал: - Мне
42

Повести
жалко этого человека. И мне не только что жалко, но вот я чув­
ствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души, и
я не могу здесь паясничать.
- Это декадентство, - сказал Николай Николаевич.
Через десять минут Желтков вернулся. Глаза его блестели и
бьmи глубоки , как будто наполнены непролитыми слезами. И вид­
но бьmо, что он совсем забьm о светских приличиях, о том, кому
где надо сидеть, и перестал держать себя джентльменом. И опять с
больной, нервной чуткостью это понял князь Шеин.
-Я готов, -сказал он, -изавтра вы обо мне ничего не услыши­
те. Я как будто бы умер для вас. Но одно условие - это я вам говорю,
князь Василий Львович, - видите ли, я растратил казенные деньги, и
мне как-никак приходится из этого города бежать. Вы позволите мне
написать еще последнее письмо княгине Вере Николаевне?
-
Нет. Если кончил, так кончил. Никаких писем, -закричал
Николай Николаевич.
- Хорошо, пишите, - сказал Шеин.
- Вот и все, - произнес, надменно улыбаясь, Желтков. - Вы
обо мне более не услышите и, конечно, больше никогда меня не
увидите. Княгиня Вера Николаевна совсем не хотела со мной гово­
рить. Когда я ее спросил, можно ли мне остаться в городе, чтобы
хотя изредка ее видеть, конечно не показываясь ей на глаза, она
ответила: «Ах, если бы вы знали, как мне надоела вся эта история.
Пожалуйста, прекратите ее как можно скорее» . И вот я прекращаю
всю эту историю. Кажется, я сделал все, что мог?
Вечером, приехав на дачу, Василий Львович передал жене очень
точно все подробности свидания с Желтковым. Он как будто бы
чувствовал себя обязанным сделать это .
Вера хотя бьmа встревожена, но не удивилась и не пришла в
замешательство. Ночью, когда муж пришел к ней в постель, она
вдруг сказала ему, повернувшись к стене:
-
Оставь меня, - я знаю, что этот человек убьет себя.
XI
Княгиня Вера Николаевна никогда не читала газет, потому что ,
во-первых, они ей пачкали руки, а во-вторых, она никогда не мог­
ла разобраться в том языке, которым нынче пишут.
Но судьба заставила ее развернуть как раз тот лист и натолк­
нуться на тот столбец, где бьmо напечатано :
43

А. И. Куприн
«Загадочная смерть. Вчера вечером, около семи часов, покончил
жизнь самоубийством чиновник контрольной палаты Г. С. Желт­
ков. Судя по данным следств ия, смерть покойного произошла по
причине растраты казенных денег. Так, по крайней мере, самоубий­
ца упоминает в своем письме. Ввиду того что показаниями свиде­
телей устан овлена в этом акте его личная воля, решено не отправ­
лять труп в анатомический театр».
Вера думала про себя:
«Почему я это предчувствовала? Именно этот трагический ис­
ход? И что это бьшо: любовь или сумасшествие?»
Целый день она ходила по цветнику и по фруктовому саду. Бес­
покойство, которое росло в ней с минуты на минуту, как будто не
давало ей сидеть на месте. И все ее мысли бьши прикованы к тому
неведомому человеку, которого она никогда не видела и вряд ли
когда-нибудь увидит, к этому смешному Пе Пе Же.
«Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла на­
стоящая, самоотверженная, истинная любовь», - вспомнились ей
сл ова Аносова.
В шесть часов пришел почтальон. На этот раз Вера Николаев­
на узнала почерк Желткова и с нежностью, которой она в себе не
ожидала, развернула письмо.
Желтков писал так:
«Я не виноват, Вера Николаевна, что Богу бьшо угодно послать
мне, как громадное счастье, любовь к Вам. Случилось так, что меня·
не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни филосо­
фия, ни забота о будущем счастье людей - для меня вся жизнь зак­
лючается только в Вас. Я теперь чувствую, что каким-то неудоб­
ным кл ином врезался в Вашу жизнь. Если можете, простите меня за
это . Сегодня я уезжаю и никогда не вернусь, и ничто Вам обо мне
не напомнит.
Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуе­
те . Я проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это
любовь, которою Богу было угодно за что-то меня вознаградить .
Пусть я бьш смешон в Ваших глазах и в глазах Вашего брата,
Николая Николаевича. Уходя, я в восторге говорю: «Да свят ится
имя Тв ое».
Восемь лет тому назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в
первую секунду я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет
ничего похожего на нее, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни расте-
44

Повести
ния, ни звезды, ни человека прекраснее Вас и нежнее. В Вас как
будто бы воплотилась вся красота земли...
Подумайте, что мне нужно бьшо делать? Убежать в другой го­
род? Все равно сердце бьшо всегда около Вас, у Ваших ног, каждое
мгновение дня заполнено Вами, мыслью о Вас, мечтами о Вас...
сладким бредом. Я очень стыжусь и мысленно краснею за мой ду­
рацкий браслет, - ну, что же? - ошибка. Воображаю, какое он
впечатление произвел на Ваших гостей.
Через десять минут я уеду, я успею только наклеить марку и
опустить письмо в почтовый ящик, чтобы не поручать этого нико­
му другому. Вы это письмо сожгите. Я вот сейчас затопил печку и
сжигаю все самое дорогое, что бьшо у меня в жизни : ваш платок,
который , я признаюсь, украл. Вы его забьши на стуле на балу в
Благородном собрании . Вашу записку, - о, как я ее целовал, - ею
Вы запретили мне писать Вам. Программу художественной выс­
тавки , которую Вы однажды держали в руке и потом забьши на
стуле при выходе... Кончено. Я все отрезал, но все-таки думаю и
даже уверен, что Вы обо мне вспомните . Если Вы обо мне вспомни­
те, то ... я знаю, что Вы очень музыкальны, я Вас видел чаще всего
на бетховенских квартетах, - так вот, если Вы обо мне вспомните,
то сыграйте или прикажите сыграть сонату D-dur No 2, ор. 2.
Я не знаю, как мне кончить письмо. От глубины души благода­
рю Вас за то, что Вы бьши моей единственной радостью в жизни,
единственным утешением, единой мыслью. Дай Бог Вам счастья, и
пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную
душу. Целую Ваши руки.
Г.С.Ж.».
Она пришла к мужу с покрасневшими от слез глазами и вздуты­
ми губами и, показав письмо, сказала:
- Я ничего от тебя не хочу скрывать, но я чувствую, что в нашу
жизнь вмешалось что-то ужасное. Вероятно, вы с Николаем Нико­
лаевичем сделали что-нибудь не так, как нужно.
Князь Шеин внимательно прочел письмо, аккуратно сложил его
и, долго помолчав, сказал:
-
Я не сомневаюсь в искренности этого человека, и даже боль­
ше, я не смею разбираться в его чувствах к тебе.
-
Он умер? - спросила Вера.
-
Да, умер, я скажу, что он любил тебя, а вовсе не бьш сумас-
шедшим. Я не сводил с него глаз и видел каждое его движение, каж-
45

А.И.Куприн
дое изменение его лица. И для него не существовало жизни без тебя .
Мне казалось , что я присутствую при громадном страдании, от
которого люди умирают, и я даже почти понял, что передо мною
мертвый человек. Понимаешь, Вера, я не знал, как себя держать,
что мне делать ...
- Вот что , Васенька, - перебила его Вера Николаевна, - тебе
не будет больно, если я поеду в город и погляжу на него?
-Нет, нет, Вера, пожалуйста, прошу тебя. Я сам поехал бы, но
только Николай испортил мне все дело. Я боюсь, что буду чув­
ствовать себя принужденным.
хн
Вера Николаевна оставила свой экипаж за две улицы до Люте­
ранской. Она б ез большого труда нашла квартиру Желткова. На­
встречу ей вышла сероглазая старая женщина, очень полная, в се­
ребряных очках, и так же, как вчера, спросила:
-
Кого вам угодно?
-
Господина Желткова, - сказала княгиня.
Должно быть, ее костюм - шляпа, перчатки - и несколько
властный тон произвели на хозяйку квартиры большое впечатле­
ние. Она разговорилась .
-
Пожалуйста, пожалуйста, вот первая дверь налево, а там ...
сейчас... Он так скоро ушел от нас. Ну, скажем, растрата. Сказал
бы мне об этом. Вы знаете, какие наши капиталы, когда отдаешь
квартиры внаем холостякам. Но какие-нибудь шестьсот - семьсот
рублей я бы могла собрать и внести за него. Если бы вы знали, что
это бьш за чудный человек, пани. В осемь лет я его держала на
квартире, и он казался мне совсем не квартирантом, а родным сы­
ном.
Тут же в передней бьш стул, и Вера опустилась на него .
-
Я друг вашего покойного квартиранта, - сказала она, под­
бирая каждое слово к слову. -Расскажите мне что-нибудь о пос­
ледних минутах его жизни, о том, что он делал и что говорил .
-
Пани, к нам пришли два господина и очень долго разгова­
ривали. Потом он объяснил, что ему предлагали место управляю­
щего в экономии. Потом пан Ежий побежал до телефона и вернул­
ся такой веселый. Затем эти два господина ушли, а он сел и стал
писать письмо. Потом пошел и опустил письмо в ящик, а потом мы
слышим , будто бы из детского пистолета выстрелили. Мы никакого
46

Повести
внимания не обратили. В семь ч асов он всегда пил чай. Лукерья -
прислуга - приходит и стучится, он не отвечает, потом еще раз,
еще раз. И вот должны бьши взломать дверь, а он уже мертвый.
-
Расскажите мне что-нибудь о браслете, - приказала Вера
Николаевна.
- Ах, ах, ах, браслет - я и забьша. Почему вы знаете? Он, пе­
ред тем как написать письмо, пришел ко мне и сказал : «Вы като­
личка?» Я говорю: «Католичка» . Тогда он говорит: «У вас есть
милый обычай -так он и ск азал: милый обычай - вешать на изоб­
ражение матки боски кольца, ожерелья, подарки. Так вот исполни­
те мою просьбу: вы можете этот браслет повесить на икону?» Я ему
обещала это сделать .
-
Вы мне его покажете? - спросила Вера.
- Пр6шу, пр6шу, пани. Вот его первая дверь налево. Его хоте-
ли сегодня отвезти в анатомический театр, но у него есть брат, так
он упросил, чтобы его похоронить по-христианску. Пр6шу, пр6-
шу.
Вера собралась с силами и открьша дверь. В комнате пахло ла­
даном и горели три восковых свечи . Наискось комнаты лежал на
столе Желтков. Голова его покоилась очень низко, точно нарочно
ему, трупу, которому все равно, подсунули маленькую мягкую по­
душку. Глубокая важность бьша в его закрытых глазах, и губы улы­
бались блаженно и безмятежно, как будто бы он перед расставань­
ем с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешив­
шую всю чел овеческую его жизнь. Она вспомнила, что то же самое
умиротворенное выражение она видела на масках великих страдаль­
цев - Пушкина и Наполеона.
- Если прикажете, пани, я уйду? - спросила старая женщина,
и в ее тоне послышалось что-то чрезвычайно интимное.
- Да, я потом вас позову, - сказала Вера и сейчас же вынула
из маленького бокового кармана кофточки большую красную розу,
подняла немного вверх левой рукой голову трупа, а правой рукой
положила ему под шею цветок. В эту секунду она поняла, что та
любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее. Она
вспомнила слова генерала Аносова о вечной исключительной люб­
ви - почти пророческие слова. И, раздвинув в обе стороны воло­
сы на лбу мертвеца, она крепко сжала руками его виски и поцело­
вала его в холодный , влажный лоб долгим дружеским поцелуем.
Когда она уходила, то хозяйка квартиры обратилась к ней льсти­
вым польским тоном:
47

А И. Куприн
-
Пани, я вижу, что вы не как все другие, не из любопытства
только. Покойный пан Желтков перед смертью сказал мне: «Если
случится, что я умру и придет поглядеть на меня какая-нибудь дама,
то скажите ей, что у Бетховена самое лучшее произведение...» - он
даже нарочно записал мне это . Вот поглядите ...
- Покажите, - сказала Вера Николаевна и вдруг заплакала. -
Извините меня, это впечатление смерти так тяжело, что я не могу
удержаться.
И она прочла слова, написанные знакомым почерком: «L. van
Beethoven. Son. No 2, ор. 2. Largo Appassionato».
XIII
Вера Николаевна вернулась домой поздно вечером и бьша рада,
что не застала дома ни мужа, ни брата.
Зато ее дожидалась пианистка Женни Рейтер, и, взволнованная
те м, что она видела и слышала, Вера кинулась к ней и, целуя ее
прекрасные большие руки, закричала:
- Женни, милая, прошу тебя , сыграй для меня что-нибудь, - и
сейчас же вышла из комнаты в цветник и села на скамейку.
Она почти ни одной секунды не сомневалась в том, что Женни
сыграет то самое место из Второй сонаты, о котором просил этот
мертвец с смешной фамилией Желтков.
Так оно и бьшо. Она узнала с первых аккордов это исключи­
тельное, единственное по глубине произведение. И душа ее как буд­
то бы раздвоилась. Она единовременно думала о том, что мимо нее
прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в
тысячу лет. Вспомнила сл ова генерала Аносова и спросила себя:
почему этот человек заставил ее слушать именно это бетховенское
произведение, и еще против ее желания? И в уме ее слагались сло­
ва. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это бьши как буд­
то бы куплеты, которые кончались сл овами: «Да святится имя
Тв ое».
«Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая по­
корно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни
жалобы, ни упрека, ни боли самолюбия я не знал . Я перед тобою -
одна молитва: «Да святится имя Тв ое».
Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что труд­
но расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная
хвала и тихая любовь. «Да святится имя Тв ое».
48

Повести
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей по­
ходки . Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои
последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя . Я ухожу один,
молча, так угодно бьшо Богу и судьбе. «Да святится имя Тв ое».
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь
могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не
ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе:
«Да святится имя Тв ое».
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты
бьша прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час
расставания с жизнью все-таки пою - слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть , а я говорю - сл ава
Тебе! ..»
Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плака­
ла. Дерево мягко сотрясал ось . Налетел легкий ветер и, точно со­
чувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака...
И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее горю,
продолжала:
«Усп окойся, дорогая, усп окойся, успокойся . Ты обо мне по­
мнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успо­
койся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы
с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки . Ты
обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои сле­
зы. Успокойся. М не спать так сладко, сладко, сладко» .
Женни Рейтер вышла из комнаты, уже кончив играть, и увида­
ла княгиню Веру, сидящую на скамейке всю в слезах.
- Что с тобой? - спросила пианистка.
Вера, с глазами, блестящими от слез, беспокойно, взволнован­
но стала целовать ей лицо, губы, глаза и говорила:
-Нет, нет, - он меня простил теперь . Все хорошо.
<1910>
49

А. И.Куприн
ЖИДКОЕ СОЛНЦЕ
Я, Генри Диббль, приступаю к правдивому изложению некото­
рых важных и необыкновенных событий моей жизни с большой
осторожностью и вполне естественной робостью. Многое из того,
что я нахожу необходимым записать, без сомнения, вызовет у бу­
дущего читателя моих записок удивление, сомнение и даже недове­
рие. К этому я уже давно приготовился и нахожу заранее такое от­
ношение к моим воспоминаниям вполне возможным и логичным.
Да и надо признаться, мне самому часто кажется, что годы, прове­
денные мною частью в путешествиях, частью на высоте шести ты­
сяч футов на вершине вулкана Каямбэ в южноамериканской рес­
публике Эквадор, не прошли в реальной действительной жизни, а
бьши лишь странным фантастическим сном или бредом мrnовен­
ного потрясающего безумия.
Но отсутствие четырех пальцев на левой руке, но периодичес­
ки повторяющиеся головные боли и то поражение зрения, кото­
рое называется в простонародье «куриной слепотой», каждый раз
своей фактической неоспоримостью вновь заставляют меня верить
в то, что я был на самом деле свидетелем самых удивительных
вещей в мире. Наконец, вовсе уж не бред, и не сон, и не заблужде­
ние те четыреста фунтов стерлингов, что я получаю аккуратно по
три раза в год из конторы «Э. Найдстон и сын», Реджент-стрит,
45 1. Это пенсия, которую мне великодушно оставил мой учитель
и патрон, один из величайших людей во всей человеческой исто­
рии, погибший при страшном крушении мексиканской шхуны
«Гонзалес» .
Я окончил математический факультет по отделу физики и хи­
мии в Королевском университете в тысяча... Вот, кстати, и опять
новое и всегдашнее напоминание о пережитых мною приключени­
ях. Кроме того, что каким-то блоком или цепью мне отхватило во
время катастрофы пальцы левой руки, кроме поражения зритель­
ных нервов и прочего , я, падая в море, получил, не знаю, в какой
момент и каким образом, жестокий удар в правую верхнюю часть
темени. Этот удар почти не оставил внешних следов, но странно
отразился на моей психике: именно на памяти. Я прекрасно припо­
минаю и восстановляю воображением сл ова, лица, местность, зву­
ки и порядок событий, но для меня навеки умерли все цифры и име­
на собственные, номера домов и телефонов и историческая хроно­
логия; выпали бесследно все годы, месяцы и числа, отмечающие
50

Повести
этапы моей собственной жизни, улетучились все научные форму­
лы, хотя любую я могу очень легко вывести из простейших после­
довательным путем, исчезли фамилии и имена всех, кого я знал и
знаю, и это обстоятельство для меня очень мучительно. К сожале­
нию, я не вел тогда дневника, но две-три уцелевшие записные книж­
ки и кое-какие старые письма помогают мне до известной степени
ориентироваться.
Словом, я окончил курс и получил звание магистра физики за
два, три, четыре года, а может быть, даже и за пять лет до начала
:Х
Х
столетия. Как раз к этому времени разорился и умер муж моей
старшей сестры М од , фермер из Норфолька, который нередко под­
держивал меня во время моего студенчества материально, а глав­
ное - нравственно. Он твердо верил, что я останусь для продол­
жения ученой карьеры при одном из английских университетов и
со временем воссияю яркой звездой просвещения, от которой па­
дет луч славы и на его скромное семейство. Это бьш здоровый, креп­
кий весельчак, сильный, как бык, не дурак выпить, спеть куплет и
побоксировать - совсем молодчина в духе доброй, старой, весе­
лой Англии. Он умер от апоплексического удара, ночью, о бъев­
шись за ужином четвертью беркширской баранины, которую он
заправил крепкой соей, бутьшкой виски и двумя галлонами шот­
ландского светлого пива.
Его предсказания и пожелания не исполнились. Я не попал в
комплект будущих ученых. Еще больше: мне не посчастливилось
даже достать место преподавателя или тутора в каком-нибудь из
лицеев или в средней школе: я попал в какую-то заколдованную,
неумолимую, свирепую, равнодушную, длительную полосу неуда­
чи. Ах, кто, кроме редких баловней судьбы, не знает и не нес на
своих плечах этого безрассудного, нелепого, слепого ожесточения
судьбы? Но меня она била чересчур упорно.
Ни на заводах, ни в технических конторах - нигде не мог и не
умел пристроиться. Большей частью я приходил слишком поздно:
место уже бывало занято .
Во многих случаях мне почти сразу приходилось убеждаться,
что я вхожу в соприкосновение с темной, подозрительной компа­
нией . Еще чаще мне ничего не платили за мой двух-трехмесячный
труд и выбрасывали на улицу, как котенка. Нельзя сказать, что бы
я бьш особенно нерешителен, застенчи в, ненаходчив или, наобо­
рот, обидчив, самолюбив и строптив. Нет, просто обстоятельства
жизни складывались против меня.
51

А.И. Куприн
Но я бьш прежде всего англичанином и уважал себя, как джен­
тльмена, представителя величайшей нации в мире. М ысль о само­
убийстве в этот ужасный период жизни никогда не приходила мне
в голову. Я боролся против несправедливости рока с холодным,
трезвым упорством и с твердой верой в то , что никогда, никогда
англичанин не будет рабом. И судь ба наконец сдалась перед моим
англосаксонским мужеством.
Я жил тогда в самом грязнейшем из грязных переулков Бетналь­
Грина, в забытом Богом Ист-Энде и ютился за ситцевой перего­
родкой у портового рабочего, носильщика угля. За квартиру я пла­
тил ему четыре шиллинга в месяц и, кроме того , должен бьш помо­
гать стряпать его жене, учить читать и писать трех его старших
детей, а также мыть кухню и черную лестницу. Хозяева всегда ра­
душно приглашали меня обедать, но я не решался обременять их
нищенский бюджет. Я обедал напротив, в мрачном подвале, и Бог
ведает, сколько кошачьих , собачьих и конских существований ле­
жит невольно на моей мрачной совести . Но за эту естественную
деликатность мастер Джон Джонсон, мой хозяин, платил мне боль­
шим вниманием. Когда в доках Ист-Энда случалось много работы
и не хватало рук, а цена на них поднималась страшно высоко, он
всегда умудрялся устраивать меня на не особенно тяжелую разгрузку
или нагрузку, где я шутя мог зарабатывать восемь - десять шил­
лингов в сутки. Жаль только, что этот прекрасный, добрый и рели­
ги озный человек по субботам аккуратно напивался, как язычник ,
и имел в эти дни большую склонность к боксу.
Кроме обязательных кухонных занятий и случайной работы в
порту, я перепробовал множество смешных, тяжелых и оригиналь­
ных профессий . Помогал стричь пуделей и обрезать хвосты фок­
стерьерам, торговал в колбасной лавке во время отсутствия ее вла­
дельца, приводил в порядок запущенные библиотеки , считал вы­
ручку в скаковых кассах, давал урывками уроки математики, пси­
хологии, фехто вания, богословия и даже танцев, переписывал скуч­
нейшие доклады и идиотские повести, нанимался смотреть за из­
возчичьими лошадьми, пока кучера ели в трактире ветчину и пили
пиво; иногда, одетый в униформу, скатывал ковры в цирке и вы­
равнивал граблями тырсу манежа во время антрактов, служил сан­
двичем, а иногда выступал на состязаниях в боксе, в разряде сред­
него веса, переводил с немецкого языка на английский и наоборот,
писал надгробные эпитафии, и мало ли чего я еще не делал! По
совести говоря, благодаря моей неистощимой энергии и умеренно-
52

Повести
сти я не особенно нуждался. У меня бьm желудок как у верблюда,
сто пятьдесят английских фунтов весу без одежды, здоровые кула­
ки, крепкий сон и большая бодрость духа. Я так приспособился к
бедности и к необходимым лишениям, что мог не только посылать
время от времени кое-какие гроши моей младшей сестре Эсфири ,
которую бросил в Дублине с двумя детьми муж-ирландец, актер,
пьяница, лгун, бродяга и развратник, - но и следить напряженно
за наукой и общественной жизнью, читал газеты и ученые журна­
лы, покупал у букинистов книги , абонировался в библиотеке. В эту
пору мне даже удалось сделать два незначительных изобретения:
очень дешевый прибор, механически предупреждающий паровоз­
ного машиниста в тумане или в снежную бурю о закрытом семафо­
ре, и особую, почти неистощимую паяльную лампу, дававшую во­
дородный пламень . Надо сказать, что не я воспользовался плода­
ми моих изобретений - ими воспользовались другие. Но я оста­
вался верен науке, как средневековый рыцарь своей даме, и никог­
да не переставал верить, что настанет миг, когда возлюбленная
призовет меня к себе светлой улыбкой.
Эта улыбка озарила меня самым неожиданным и прозаическим
образом. В одно осеннее туманное утро мой хозяин , добрый мас­
тер Джонсон, побежал в лавку напротив за кипятком для чая и за
молоком для детей. Вернулся он с сияющим лицом, с запахом вис­
ки изо рта и с газетой в руках. Он сунул мне под нос газету, еще
сырую и пахнувшую типографской краской, и, указывая на место,
отчеркнутое краем грязного нопя, воскликнул:
- Поглядите-ка, старик. Пусть я не разберу антрацита от кок­
са, если эти строки не для вас, парень .
Я прочитал не без интереса следующее (приблизительно) объяв­
ление:
«Стряпчие «Э. Найдстон и сын», Реджент-стрит, 45 1, ищут че­
ловека для путешествия к экватору, до места, где ему придется ос­
таться не менее трех лет для научных занятий. Условия: возраст от
22 до 30 лет, англиче:tнин, безукоризненно здоровый, неболтливый,
смелый, трезвый и выносливый, знающий один, а лучше два евро­
пейских языка (французский и немецкий), несомненно холостой и
по возможности без больших фамильных или иных связей на роди­
не. Первоначальное жалованье -400 фунтов стерлингов в год .
Желательно университетское образ ование, в частности же больше
шансов на получение службы имеет джентльмен, знающий теоре­
тически и практически химию и физику. Являться ежедневно от 9
53

А.И . Куприн
до 10 часов». Я потому так твердо цитирую это объявление, что в
моих немногих бумагах сохранился до сих пор его текст, хотя и
очень небрежно записанный и смытый морской водою.
- Тебе природа дала длинные ноги, сынок, и хорошие легкие, -
сказал Джонсон, одобрительно хлопнув меня по спине. - Разводи
же машину и давай полный ход. Теперь там, наверно, набралось
молодых джентльменов безупречного здоровья и честного поведе­
ния гораздо больше, чем их бывает на розыгрыше Дэрби. Анна,
сделай ему сандвичи с мясом и вареньем. Почем знать, может быть,
ему придется ждать очереди часов пять . Ну, желаю успеха, мой друг.
Вперед, храбрая Англия!
На Реджент-стрит я попал как раз в обрез. И я мысленно поблаго­
дарил природу за свой хороший шаговой аппарат. Оrворяя мне дверь,
слуга сказал с небрежной фамильярностью: «Ваше счастье, мистер.
Вы как раз захватили последний номер». И тотчас же укрепил на две­
рях, снаружи, роковой анонс: «Прием по объявлению окончен».
В полутемной, тесной и достаточно грязной приемной - тако­
вы почти все приемные этих волшебников из Сити, ворочающих
миллионными делами, - дожидалось человек десять, пришедших
раньше. Они сидели вдоль стен на деревянных, потемневших, заса­
ленных и блестевших от времени скамьях, над которыми, на высо­
те человеческих затьшков, старые обои хранили грязную широкую
полосу. Боже мой, какой жалкий сброд, голодный, оборванный,
загнанный вконец нуждою, больной и забитый, собрался здесь, как
на выставку уродов! Невольно мое сердце защемило от жалости и
оскорбленного самолюбия. Землистые лица, косые и злобно-рев­
нивые, подозрительные взгляды исподлобья, трясущиеся руки, лох­
мотья, запах нищеты, скверного табака и давнишнего алкоголя.
Иные из этих молодых джентльменов не достигли еще семнадцати­
летнего возраста, а другим давно перевалило за пятьдесят. Один за
другим они бледными тенями проскальзывали в кабинет и возвра­
щались оттуда с видом утопленников, только что вытащенных из
воды. Мне как-то болезненно стыдно бьшо сознавать себя беско­
нечно б олее здоровым и сильным, чем все они, взятые вместе.
Наконец дошла очередь до меня . Кто-то приотворил изнутри
кабинетную дверь и, невидимый за нею, крикнул отрывисто и брез­
гл иво, кислым голосом:
- Номер восемнадцатый, и, слава Аллаху, последний!
Я вошел в кабинет , почти такой же запущенный, как и прием­
ная, с тою только разницей, что он украшался облупленной клеен-
54

В лаборатории ученого.
Фотогр афия начала ХХ века.

Повести
чатой мебелью: двумя стульями, диваном и двумя креслами, в ко­
торых сидели два пожилых господина, по-видимому, одинаково­
го, небольшого роста, но старший из них, в дл инном рабочем вес­
тоне* , бьш худ, смугл , желтолиц и суров с виду, а другой, одетый в
новенький с шелковыми отворотами сюртук, наоборот, бьш румян,
пухл, голубоглаз и сидел , небрежно развалившись и положив нога
на ногу .
Я назвал себя и сделал неглубокий, но довольно почтительный
поклон. Затем , видя, что мне не предлагают места, я сел бьшо на
диван.
- Подождите, - сказал смуглый. - Сначала снимите ваш пид­
жак и жилет. Вот доктор, он вас выслушает.
Я вспомнил тот пункт объявления, где говорилось о безукориз­
ненном здоровье, и молча скинул с себя верхнюю одежду. Румяный
толстяк лениво вьmростался из кресла и, обняв меня, прилип ухом
к моей груди.
-
Наконец-то хоть один в чистом белье, - сказал он не­
брежно.
Он прослушал мои легкие и сердце, постучал пальцами по спи­
не и грудной клетке, потом посадил меня и проверил коленные реф­
лексы и, наконец, сказал лениво:
- Здоров, как живая рыба. Немного недоедал в последнее вре­
мя. Это пустяки, вопрос двух недель хорошего питания. Даже, к
его счастью, я не заметил у него никаких следов обычного у моло­
дежи переутомления от спорта. Словом, мистер Найдстон, я пере­
даю вам джентльмена, как уд ачный, почти совершенный образ­
чик здоровой англосаксонской расы . Я думаю, что я вам более не
нужен?
- Вы свободны, доктор, - сказал стряпчий. - Но вы, конеч­
но, позволите известить вас завтра утром, если мне понадобится
ваша компетентная помощь?
- О мистер Найдстон, я всегда к вашим услугам.
Когда мы остались одни, стряпчий уселся против меня и вни­
мательно взглянул мне в переносицу. У него бьши маленькие зор­
кие глаза цвета кофейных зерен и совсем желтые белки. Когда он
глядел пристально, то казалось, что из его крошечных синих зрач­
ков время от времени выскакивают тоненькие, острые, блестящие
иголочки.
*Пиджаке (от фраиц. veston) .
55

А.И. Куприн
- Поговорим, - сказал он отрывисrо. - Ваше имя, фамилия,
происхождение, месrо рождения?
Я отвечал ему в таком же сухом и кратком тоне.
- Образование?
- Королевский университет.
- Специальность?
- Математический факультет. В частносrи, физика.
- Иностранные языки?
-
Немецким владею довольно свободно. По-фран цузски пони-
маю, когда говорят раздельно, не торопясь, могу и сам слепить де­
сятка четыре необходимых фраз, читаю без затруднения.
- Родсrвенники и их социальное положение?
- Это разве вам не безразлично, мисrер Найдсrон?
- Мне? Совершенно все равно . Я действую в интересах третье-
го лица.
Я рассказал ему сжато о положении моих двух cecrep. Он во
время моего доклада внимательно разглядывал свои ногти, потом
бросил в меня две иглы из своих глаз и спросил:
- Пьете? И сколько?
- Иногда во время обеда полпинты пива.
- Холосr?
-Да, сэр.
- Собираетесь сделать эту глупосrь? Жениться?
-О нет.
-
Мимолетная любовь?
-Нет, сэр.
- Гм... Чем теперь занимаетесь?
Я и на этот вопрос ответил коротко и правдиво, опусrив ради
экономии времени пять или шесть моих случайных профессий.
- Так, - сказал он, когда я окончил .- Нуждаетесь сейчас в
деньгах?
- Нет. Я сыт и одет. Всегда нахожу работу. Слежу по возмож­
носrи за наукой. Верю твердо, что рано или поздно выплыву.
- Не хотите ли денег вперед? В задаток?
- Нет, это не в моих правилах. Брать деньги ни с того ни с
сего ... Да мы еще не покончили.
- Правила ваши недурны. Очень может быть, что мы и сой­
демся с вами. Запишите вот здесь ваш адрес. Я вас извещу. И веро­
ятно, очень скоро . Доброго пути.
56

Повести
- Простите, мистер Найдстон, - возразил я. - Я только что
отвечал вам с полной искренностью на все ваши вопросы, порою
даже несколько щекотливые. Надеюсь, вы и мне позволите задать
вам один вопрос?
- Прошу вас.
- Цель поездки?
- Эге! Разве вам не все равно?
- Предположим, что нет.
- Цель чисто научная.
- Этого мало.
- Мало? - вдруг закричал на меня мистер Найдстон, и из его
кофейных глаз посыпались снопы иголок. - Мало? Да неужели у
вас хватает дерзости предполагать, что фирма «Найдстон и сын»,
существующая уже полтораста лет и пользующаяся уважением всей
коммерческой и деловой Англии, может вам предложить что-ни­
будь бесчестное или просто компрометирующее вас? Или что мы
возьмемся за какое-нибудь дело, не имея в руках верных гарантий
его безусловной законности?
- О сзр, я не сомневаюсь, - возразил я сконфуженно .
- Хорошо, - прервал он, мгновенно успокаиваясь, точно бур-
ное море, в которое вьшили несколько тонн масла. - Но видите
ли, во-первых, я связан условием не сообщать вам существенных
подробностей до тех пор, пока вы не сядете на пароход, отходящий
от Саутгемптона ...
- Куда? - спросил я быстро.
- Пока этого я не могу сказать вам. А во-вторых, цель вашей
поездки (если она вообще состоится) для меня самого не совсем ясна.
- Странно, - сказал я.
- Удивительно странно, - охотно подхватил стряпчий. - И
даже, если угодно, я вам скажу больше: это фантастично, гранди­
озно, неслыханно, великолепно и смело до безумия!
Теперь бьша моя очередь сказать «гм», и я это сделал с некото­
рою осторожностью.
- Подождите, - воскликнул с внезапной горячностью мистер
Найдстон. - Вы молоды. Я старше вас лет на двадцать пять -трид­
цать. Вы уже многим великим завоевац:иям человеческого гения со­
вершенно не удивляетесь . Но если бы мне в ваши годы кто-нибудь
предсказал, что я сам буду заниматься по вечерам при свете невиди­
мого электричества, текущего по проволоке, или что я буду разгова­
ривать с моим знакомым за восемьдесят миль расстояния, что я уви­
жу на полотне экрана двигающиеся, смеющиеся, нарисованные об-
57

А.И. Куприн
разы людей, что можно телеграфировать без проволоки и так далее
и так далее, - то я бы поставил свою честь, свободу, карьеру против
одной пинты плохого лондонского пива за то , что со мной говорит
сумасшедший.
- Значит, дело заключается в каком-нибудь новейшем изобре­
тении или величайшем открытии?
- Если хотите, - да. Но, прошу вас, не глядите на меня с недо­
верием или подозрением . Ну, что вы сказали бы, например, если
бы к вашей молодой энергии, силе и знаниям обратился великий
ученый, который, положим , работает над проблемой - из простых
элементов, входящих в воздух, составить вкусное, питательное и
съедобное, почти бесплатное вещество? Если бы вам предложили
работать ради будущего устроения и украшения земли? Посвятить
свое творчество и душевную мощь счастию будущих поколений?
Что вы сказали бы? Да вот вам живой пример. Поглядите в окно.
Я невольно привстал, повинуясь его властному резкому жесту,
и посмотрел в мутные стекла. Там, на улицах, висел от неба до зем­
ли густой, как грязная вата, черно-ржаво-серый туман. И в нем едва­
едва намечались мутно-желтые расплывчатые пятна фонарей. Это
бьmо в одиннадцать часов дня.
- Да, да, поглядите, - произнес мистер Найдстон, - погля­
дите внимательно . Теперь предположите, что гениальный самоот­
верженный человек зовет вас на великое дело оздоровления и укра­
шения земли. Он говорит вам, что все, что есть на земле, зависит от
ума, воли и рук человека. Он говорит, что если Бог в своем спра­
ведливом гневе отвернулся от человечества, то человеческий
необъятный ум сам придет себе на помощь. Этот человек скажет
вам, что туманы, болезни, крайности климатов, ветры, извержения
вулканов - все подвержено влиянию и контролю человеческой
воли, что, наконец, можно сделать земной шар настоящим раем и
продлить его существование на несколько сотен тысяч лет. Что вы
сказали бы этому человеку?
- Но что , если тот, кто предлагает мне эту радужную мечту,
сам ошибается? Если я окажусь невольной игрушкой в руках моно­
мана? Капризного безумца?
Мистер Найдстон встал и, протягивая мне руку в знак проща­
ния, сказал твердо:
- Нет. На борту парохода, месяца через два-три (если, понятно,
мы сговоримся), я скажу вам имя этого ученого и смысл его великой
задачи, и вы снимете вашу IШIЯПУ в знак величайшего благоговения
58

Повести
перед человеком и идёей. Но я, к сожалению, профан, мистер Диббль.
Я только стряпчий - хранитель и представитель чужих интересов.
После этого приема я почти не сомневался в том, что судьбе
наконец надоело мое неизменное созерцание ее непреклонной спи­
ны и что она решилась показать мне свое таинственное лицо . По­
этому в тот же вечер я устроил на остаток моих скудных сбереже­
ний неслыханно роскошное пиршество, которое состояло из варе­
ного окорока, пунша, пломпудинга и горячего шоколада и в кото­
ром принимала участие, кроме меня, почтенная чета старых Джон­
сонов и, не помню, - человек шесть или семь Джонсонов-млад­
ших. Левое плечо у меня совсем посинело и отвисло от дружеских
шлепков доброго хозяина, сидевшего рядом со мною, сл ева.
И я не ошибся. На другой день вечером я получил телеграмму:
«Жду завтра в полдень, Реджент-стрит, 45 1. Найдстою>.
Я пришел к нему секунда в секунду в назначенное время. Его не
бьmо в конторе, но слуга предупредительно проводил меня в неболь­
шой кабинет ресторана, помещавшегося за углом, шагах в двухстах.
Мистер Найдстон бьm один. Ничто в нем сначала не напоминало того
экспансивного и даже, пожалуй, поэтично настроенного человека,
который так горячо говорил мне третьего дня о счастье будущих по­
колений. Нет. Это опять бьm тот сухой и немногоречивый стряпчий,
который при первой встрече со мной в то утро повелительно прика­
зал мне раздеться и потом допрашивал меня, как следователь.
-
Здравствуйте, садитесь, - сказал он, указывая на стул. -
Сейчас время моего завтрака, и у меня самый свободный час. Я
хотя и зовусь Найдс,•он и сын, но сам - холостой и одинокий че­
ловек. Итак, -есть? Пить?
Я поблагодарил и спросил чаю с поджаренным хлеб ом. Мис­
тер Найдстон неторопливо ел , пил маленькими глотками старый
портвейн и молча время от времени пронзал меня сверкающими
иглами своих гл аз. Наконец он вытер губы, бросил салфетку на
стол и спросил :
- Итак, согласны?
- Купить кота в мешке? - спросил я, в свою очередь.
- Нет, - воскликнул он громко и сердито. - Прежние усло-
вия остаются in status quo* . Перед отправлением на юг вы получи­
те все наиболее полные сведения, какие я только смогу и сумею вам
* в прежнем п оложении (лат. ).
59

А.И. Куприн
сообщить. Если они не удовлетворят вас, то вы, с своей стороны,
можете не подписывать контракт, а я плачу вам некоторое вознаг­
раждение за то время, которое вы потеряли в праздных разговорах
со мной .
Я внимательно поглядел на него . В это мгновенье он весь бьm
занят тем, что старался, обняв правой рукой кисть левой, разда­
вить два ореха. Острые иглы глаз бьmи скрыты занавесками век . И
тут я, точно в каком-то озарении, вдруг увидел в лице этого чело­
века всю его душу - странную душу формалиста и игрока, узкого
специалиста и необычайно широкую натуру, раба своих конторс­
ких профессиональных привычек и в то же время тайного искателя
приключений, сутягу, гото вого засадить за два пенни своего про­
тивника в долговое отделение, и в то же время чудака, способного
пожертвовать все свое состояние, накопленное десятками лет ка­
торжного труда, ради призрака прекрасной идеи. Эта мысль про­
мелькнула у меня быстро, как молния. И Найдстон тотчас же, как
будто наши души соединил какой-то незримый ток, открьm свои
глаза, крепким усилием раздавил в мелкие куски орехи и улыбнул­
ся мне ясной, детской , почти проказл ивой ул ыбкой.
-
В конце концов вы мало чем рискуете, дорогой мистер
Диббль. Прежде чем вы отправитесь на юг, я дам вам несколько
поручений на континент. Эти поручения не требуют от вас боль­
шой затраты научного багажа, но потребуют большой механи­
ческой аккуратности , точности и предусмотрительности . Это зай­
мет у вас на крайний случ ай месяца два, - может быть, неделей
больше или меньше. Вы должны будете принять в разных местах
Европы несколько очень дорогих и очень хрупких стекол , а так­
же несколько чрезвычайно тонких и чувствительных физических
инструментов. Их упаковку, доставку на железную дорогу, тран­
зит морем и железной дорогой я целиком вверю вашей наблюда­
тельности , ловкости и умению. Согласитесь с тем, что какому­
нибудь пьяному матросу или носильщику ничего не стоит сбро­
сить в люк ящик и разбить вдребезги маленькое двояковыпук­
лое стеклышко, над которым десятки людей работали десятки
лет ...
«Обсерватория ! - радостно подумал я. - Конечно, это обсер­
ватория! Какое счастье! Наконец-то я поймал тебя за хвост, неуло­
вимая судьба».
Но я уже видел, что он понял мою мысль, а глаза его сделались
еще веселее.
60

Повести
- Не будем говорить об оплате этого вашего первоначально­
го труда. В мелочах мы, понятно, с вами сговоримся, это я вижу по
вас, но, - и он вдруг совсем уж беззаботно, по-мальчишески рас­
хохотался, - но мне хочется обратить ваше внимание на очень ку­
рьезную вещь. Смотрите, через мои руки прошло тысяч около де­
сяти, двадцати чрезвычайно интересных дел . Из них некоторые на
громадные суммы. Несколько раз я попадался впросак, и это не­
смотря на всю нашу утонченную казуистическую точность и акку­
ратность. И вот, представьте себе, каждый раз, когда я отбрасывал
в сторону все ухищрения ремесла и глядел человеку ясно и просто в
глаза, как я сейчас гляжу на вас, я никогда не впадал в ошибку и не
раскаивался. Итак?
Его глаза бьши ясны, тверды, доверчивы и ласковы. В эту се­
кунду этот маленький, смуглый, сморщенный, желтолицый чело­
век точно взял руками мою душу и покорил ее.
- Хорошо, - сказал я. - Я вам верю. С этой минуты я в ва­
шем распоряжении.
-
О, зачем так скоро, - возразил добродушно мистер Най­
дстон. - У нас впереди пропасть времени. Мы еще успеем с вами
выпить бутылку кларета . - Он надавил кнопку висячего звон­
ка. - Затем вы устроитесь со своими вещами и со всеми личными
делишками, и сегодня же, в восе мь часов вечера, вы ко времени
отлива должны быть на борту парохода «Лев и Магдалина», куда
я вам привезу ваш точный маршрут, чеки на различные банки и
деньги для ваших собственных расходов. Милый юноша, пью за
ваше здоровье и за ваши успехи. Ах, если бы вы знали, - вдруг
воскликнул он с неожиданным энтузиазмом, - если бы вы знали,
как я вам завидую, дорогой мистер Диббль !
Что бы немножко и совсем невинно польстить ему, я возразил
почти искренне:
- За чем же дело стало, дорогой мистер Найдстон? Клянусь,
что душой вы так же молоды, как и я.
Смуглый стряпчий опустил свой тонко очерченный, длинный
нос в стакан с кларетом, помолчал немного и вдруг сказал с ис­
кренним вздохом :
-
Эх, мой милый! Контора, существующая чуть ли не со вре­
мен Плантагенетов, честь фирмы, предки, десятки тысяч уз, связы­
вающих меня с клиентами, сотрудниками, друзьями и врагами...
всего я и не перечислю... Значит, больше никаких сомнений?
61

А.И. Куприн
-Нет.
- Итак , чокнемся и споем : «Roule Britannia!»*
И мы чокнулись и запели - я, почти мальчишка, вчерашний
бродяга, и этот сухой деловой человек, вл иявший из мрака своей
грязной конторы на судьбы европейских держав и капиталов, -
запели самыми невероятными и фальшивыми голосами в мире:
Правь, Британия,
Правь через волны,
Никогда, никогда, никогда
Англичанин не будет рабом!
Вошел слуга и, обращаясь почтительно к мистеру Найдстону,
сказал:
- Простите меня, я с исти нным наслаждением слушал ваше
пение. Ничего более прекрасного я не слышал даже в Королевской
опере, но рядом с вами, за стеной, собрание клуба любителей фран­
цузской средневековой музыки. Может быть, я не так назвал со­
брание джентльменов... но у всех у них очень капризный музыкаль­
ный слух.
- Вы правы, - кротко ответил стряпчий, - и потому прошу
вас принять на память этот маленький круглый желтый предмет с
изображением нашего доброго короля.
Вот краткий список тех городов и мастерских, которые я посе­
тил с тех пор, как впервые перепльm канал. Выписываю их цели­
ком из своей записной книжки : Пражмовский в Париже и инстру­
ментальная фирма Репсольдов в Гамбурге, Цейсс, братья Шотт и
Сляттф в Иене; в Мюнхене Фраунгоферский и оптический инсти­
тут Уитшнейдера и там же Мерц; Шик в Берлине, Б еннех и Вассер­
ман там же. И там же неподалеку, в Потсдаме, чудесное отделение
фабрики Пражмовского , работающего в сотрудничестве с весьма
обязательным и просвещенным доктором Э. Гартнак.
Маршруть1, составленные мистером Найдстоном, бьmи необы­
чайно точны, вплоть до указаний времени пересадок и адресов не­
дорогих, но комфортабельных английских отелей. Он делал марш­
рут собственноручно. Но и тут сказалась его странная, способная
на всякие неожиданности натура. На углу одной из страниц его уг-
* «Правь, Британия!» (аигл.)
62

Повести
ловатым твердым почерком, карандашом, бьша записана краткая
сентенция: «Если бы Чане и компания бьши настоящими англича­
нами, то они не забросили бы своего дела и нам не приходилось бы
ездить за стекл ами и инструментами к французам и немецким шнур­
бартбинтхалтерам» * .
Скажу по правде, не хвастаясь, что всюду я держал себя с над­
лежащим весом и достоинством, потому что много раз, в критичес­
кие моменты, в моих ушах раздавался ужасный козлиный голос
мистера Найдстона: «Никогда англичанин не будет рабом» .
Впрочем, надо сказать, что я не мог пожаловаться. на недоста­
ток внимания и предупредительности ко мне со стороны ученых
оптиков и знаменитых инструменталистов. Мои рекомендательные
письма, подписанные какими-то крупными черными. совершенно
неразборчивыми каракулями и скреплеIШые внизу четким автогра­
фом мистера Найдстона, служили в моих руках подобием волшеб­
ной палочки, открывавшей мне все двери и серд ца. С неослабным,
глубоким интересом наблюдал я за приготовлением и пшифовкой
выпуклых и вогнутых стекол и за выделкой тончайших остроум­
ных и прекрасных инструментов, сверкавших медью и сталью, си­
явших всеми своими винтами, трубами и нарезами. Когда мне впер­
вые показали в одной из самых знаменитых мастерских мира по­
чти законченный пятидесятидюймовый рефрактор, который нуж­
дался всего лишь в каких-нибудь годах двух-трех окончательной
шлифовки , -уменя остановилось сердце и захватило дыхание от
восторга и умиления перед мощью человеческого ума.
Но меня чрезвычайно смущало то настойчивое любопытство, с
которым все эти серьезные, ученые люди старались, поочередно,
по секрету друг от друга, проникнуть в тайные замыслы моего, не­
ведомого мне самому, патрона. Иногда тонко и искусно, иногда с
грубой неловкостью они старались выпытать у меня подробности
и цель моей поездки, адреса фирм, с которьцvш мы имеем дело, ха­
рактер и назначение наших заказов в других мастерских и т. д. и т. д.
Но, во-первых, я твердо помнил очень серьезное предостережение
мистера Найдстона насчет болтливости, а во-вторых, что я мог бы
им ответить, если бы даже добросовестно согласился на это? Я сам
ничего не знал и бродил ощупью, точно ночью в незнакомом лесу.
Я принимал, сверяясь с чертежами и вычислениями, какие-то стран-
* наусникам (от ием. SchnurbartЬindhalter).
63

А.И. Куприн
ные, чечевицеобразные стекла, металлические трубы и трубочки,
нониусы, мельчайшие микрометрические винты, миниатюрные
поршневые цилиндры, обтюраторы, тяжелые стеклянные, стран­
ной формы, колбы, манометры, гидравлические прессы, множество
совершенно мне непонятных , доселе не виданных мною электри­
ческих приборов, несколько сильных луп, три хронометра и два
водолазных скафандра со шлемами. Одно лишь становилось мне
все более ясным: загадочное предприятие, которому я служил, ни­
чего не имело общего с постройкой обсерватории, а по виду при­
нимаемых мною предметов я даже и приблизительно не мог дога­
даться цели, которой они бьши предназначены служить. Я только
с напряженным вниманием следил за их тщательной упаковкой,
изобретая постоянно хитроумные способы, предохраняющие от
тряски, поломки и погнутия.
От назойливых расспросов я отделывался тем , что внезапно
умолкал и, не произнося ни звука, начинал глядеть каменными гла­
зами в самую переносицу любопытного . Но однажды мне понево­
ле пришлось прибегнуть к весьма убедительному красноречию:
толстъ1й, наглый, самоуверенный пруссак осмелился предложить
мне взятку в двести тысяч германских марок за то, чтобы я выдал
ему тайну нашего предприятия. Это случилось в Берлине, в моей
отельной комнате, расположенной в четвертом этаже. Я коротко и
строго заметил этому жирному, наглому животному, что он разго­
варивает с английским джентльменом. Но он заржал, как настоя­
щий першерон* , хлопнул меня фамильярно по плечу и воскликнул:
- Э, бросьте, мой милейший, эти штучки. Мы прекрасно по­
нимаем их цену и значение. Вы находите, что я предложил вам мало?
Но ведь мы можем, как умные и деловитые люди, сойтись на...
Его пошлый тон и грубый жест совсем не понравились мне. Я
распахнул огромное окно моей комнаты и, указывая вниз, на мос­
товую, сказал твердо:
- Еще одно слово - и вам для того , чтобы убраться отсюда,
не надо будет прибегать к помощи лифта. Ну, раз, два...
Он встал, побледневший, струсивший и разъяренный, хрипло
выругался на своем картавом берлинском жаргоне и, уходя, так
хлопнул дверью, что пол моей комнаты задрожал и все предметы
на столе запрыгали.
* Порода лошадей (от фр аиц. percheron).
64

Повести
Последняя моя остановка на континенте бьша в Амстердаме.
Там я должен бьш вручить рекомендательные письма двум вл адель­
цам двух всемирно известных гранильных фабрик - Маасу и Да­
ниэльсу. Это бьши умные, вежливые, важные и недоверчивые ев­
реи . Когда я посетил их поочередно, то Даниэльс первым делом
спросил меня лукаво: «Конечно, вы имеете поручение также и к
господину Маасу?» А Маас, только что прочитав адресованное ему
письмо, сказал пытливо: «Несомненно, вы уже виделись с господи­
ном Даниэльсом?»
Оба они проявили в сношениях со мною крайнюю осторожность
и подозрительность, долго совещались между собою, посылали
куда-то простые и шифрованные телеграммы, наводили точнейшие
и подробнейшие сведения о моей личности и так далее. В день мое­
го отъезда они оба явились ко мне. В их словах и движениях чув­
ствовалась какая-то библейская торжественность.
- Извините нас, молодой человек, и не сочтите за знак недо­
верия то , что мы вам сейчас сообщим, - сказал старший из них
и более важный - Даниэльс. - На линии Амстердам - Лондон
все пароходы обыкновенно кишмя кишат международными во­
рами самых высших марок. Правда, мы держим в строжайшем
секрете исполнение вашего почтенного заказа, но кто же может
ручаться за то, что один или двое из этих пронырливых, умных,
порою даже почти гениальных международных рыцарей индус­
трии не ухитрились проникнуть в нашу тайну? Поэтому мы счи­
таем далеко не лишним окружить вас незримой, но верной охра­
ной из опытных полицейских агентов . Вы, пожалуй, даже и не
заметите их. Вы сами знаете, что осторожность никогда не по­
мешает. Согласитесь, что и вашим доверителям, и нам будет го­
раздо сп окойнее, ежели то, что вы повезете, будет во все время
пути под надежным, зорким и неусы пным надзором? Ведь здесь
дело идет не о кожаном портсигаре, а о двух вещах, которые стоят
в сл ожности около миллиона трехсот тысяч франков и которым
нет ничего подобного на всем земном шаре, а пожалуй, и во всей
вселенной.
Я самым искренним и любезным тоном поспешил уверить по­
чтенного бриллиантщика о моем полнейшем согласии с его муд­
рыми и дальновидными сл овами. По-видимому, эта доверчивость
еще более расположила его ко мне, и он спросил пониженным го­
лосом, в котором я уловил какую-то благоговейную дрожь :
- Не хотите ли теперь взглянуть на них?
65

А.И. Куприн
- Если это удобно и возможно для вас, то пожалуйста, - ска­
зал я, с трудом скрывая свое любопытство и недоумение.
Оба еврея, почти одновременно, с видом священнодействую­
щих жрецов, вынули из боковых карманов своих длинных сюрту­
ков два небольших футляра, - Даниэльс дубовый, а Маас крас­
ный сафьяновый; осторожно отворили золотые застежки и подня­
ли крышки. Оба ящичка внутри бьmи выложены белым бархатом
и сначала показались мне пустыми. Только нагнувшись совсем низ­
ко над ними и внимательно приглядевшись, я заметил две круглые
выпуклые стеклянные, совершенно бесцветные чечевицы такой нео­
бычайной чистоты и прозрачности, что они казались бы совсем
незаметными, если бы не тонкие, круглые, геометрически правиль­
ные очертания их окружности.
- Удивительная работа! - воскликнул я, восхищенный . - Ве­
роятно, вам очень долго пришлось трудиться над этими стеклами?
-
Молодой человек! - произнес Даниэльс испуганным шепо­
том. - Это не стекл а, а два брильянта. Один, вышедший из моей
мастерской, весит тридцать с половиною каратов, а брильянт гос­
подина Мааса целых семьдесят четыре.
Я был так поражен, что даже потерял свою обычную хлад­
нокровную сдержанность .
-
Брильянты? Брильянты, принявшие сферическую поверх­
ность? Но ведь это чудо, о котором мне ни разу не приходилось ни
читать, ни слышать. Ведь ничего подобного до сих пор не было
достигнуто человеком!
- Я и говорил вам, что эти вещи единственные в мире, - важ­
но подтвердил ювелир, - но меня, простите, немного озадачивает
ваше изумление. Неужели это новость для вас? Неужели вы в са­
мом деле никогда не слыхали о них?
- Ни разу в жизни. Ведь вы сами знаете, что предприятие, ко­
торому я служу, держится в строжайшем секрете. Не только я, но и
мистер Найдстон не посвящен в его подробности . Я знаю только
то , что в разных местах Европы я принял части и приборы для ка­
кого-то грандиозного сооружения, в цел и и смысле которого я
сам - ученый по образованию - пока ровно ничего не понимаю.
Даниэльс пристально взглянул мне в глаза своими сп окойны­
ми, умными глазами табачного цвета, и его библейское лицо омра­
чилось.
- Да... это так , - сказал он медленно и задумчиво после не­
большого молчания. -По-видимому, вам известно не более, чем
66

Повести
нам, но я сейчас только заглянул вам в душу и чувствую, что все
равно, если бы вы бьши в курсе дела, вы, конечно, не поделились
бы с нами вашими сведениями?
- Я связан сл овом, господин Даниэльс, - возразил я по воз­
можности мягко.
- Да, это так... это так . Не думайте, молодой человек, что вы
явились сюда, в наш город каналов и брильянтов, совершенным
незнакомцем .
Еврей усмехнулся тонкой улыбкой.
- Мы знаем даже подробности о том, как вы в Берлине пред­
ложили одному известному коммерции советнику совершить воз­
душный полет из вашего окна.
- Неужели это могло быть кому-нибудь известно, кроме нас
двоих? - удивился я. - Ну, и болтун же этот немецкий боров.
Лицо еврея сдел алось загадочным . Он медленно и многозначи­
тельно провел рукой по своей дл инной бороде.
- Представьте себе, немец никому не говорил о своем позоре.
Но мы узнали об этом происшествии на другой день. Что делать!
Нам, у которых в блиндированных несгораемых подвалах сохра­
няются свои и чужие драгоценности, иногда на многие сотни мил­
лионов франков, приходится иметь свою собственную полицию.
Да. А через три дня о вашем поступке узнал и мистер Найдстон.
- Этого еще недоставало ! - воскликнул я в смущении.
- Вы здесь ничего не потеряли, молодой англичанин. Скорее
выиграли. Знаете, как отозвался о вас мистер Найдстон, когда уз­
нал о берлинском случае? Он сказал : «Я заранее бьш уверен , что
этот славный малый Диббль иначе и не мог бы поступить». И я, с
своей стороны, могу только поздравить мистера Найдстона и его
гл авного доверителя с тем, что их интересы попали в такие верные
руки. Хотя ... хотя... Хотя все это разрушает мои некоторые сооб­
ражения, планы и надежды ...
- Да, - подтвердил немногословный Маас.
- Да, - повторил тихо библейский Даниэльс, и снова лицо его
заволоклось грусть ю. - Нам привезли эти брильянты почти в том
же самом виде, в каком вы их теперь рассматриваете, но их поверх­
ности , только что вынутые из матриц, бьши грубы и неровны. Мы
отшлифовали их так терпеливо и любовно, как не сделали бы это­
го по заказу любого императора в мире. Вернее сказать, что лучше
невозможно бьшо сдел ать . Но мне, старику, старому профессиона­
лу и одному из лучших знатоков камней на свете, - мне уже давно
67

А. И. Куприн
не дает покоя проклятый вопрос: кто мог придать алмазу такую
форму? И притом взгляните, - вот вам лупа,- ни трещинки, ни
пятнышка, ни пузырька внутри. До какой, однако, температуры
бьши доведены эти цари камней и какому чудо вищному давлению
они потом подвергались. И я, - вздохнул грустно Даниэльс, - и я
должен признаться, что очень сильно рассчитывал на ваш приезд и
вашу откровенность .
- Простите, мне очень жаль, что я не в состоянии...
- Оставьте. Я знаю. Ну, желаем вам счастливого пути.
Вечером мой пароход отошел от Амстердама. Посланные со
мной агенты вели себя так умело, что я действительно мог подозре­
вать в любом пассажире мою охрану и в то же время не подозре­
вать никого. Но когда к полуночи мне захотелось спать и я спус­
тился в занятую мною каюту, то , к своему удивлению, нашел там
бородатого, широкоплечего незнакомца, которого я раньше не
видел на палубе. Он расположился не на запасной койке, а прямо
на полу, у дверей , подостлав под себя пальто , положив под голову
надувную резиновую подушку и покрывшись пледом. Не без сдер­
живаемого гнева я заметил ему, что вся каюта, со всеми местами и
со всем кубическим содержанием воздуха, принадлежит мне. Но он
возразил мне спокойно и на хорошем английском языке:
- Не волнуйтесь, сэр. М оя обязанность - провести эту ночь
около вас на положении верного дога. Кстати, вот вам письмо и
пакетик от господина Даниэльса.
Старый еврей писал коротко и любезно:
«Не откажите мне в маленьком удовольствии: примите на па­
мять о нашей встрече прилагаемое кольцо . В нем нет большой цен­
ности, но это амулет, предостерегающий от морской опасности .
Надпись на нем древняя, едва ли не на языке вымерших инков.
Да ииэльс».
В пакетике бьшо кольцо с небольшим плоским рубином, на по­
верхности которого были вырезаны диковинные знаки.
А мой <<Дог» запер каюту на кл юч, положил около себя револь­
вер и, по-видимому, мгновенно заснул.
- Благодарю вас, дорогой мистер Диббль, - говорил мне че­
рез день мистер Найдстон, крепко пожимая мою руку. - Вы пре­
красно справились со всеми поручениями порою довольно слож­
ными, сэкономили много времени и вдобавок держали себя с над-
68

Повести
лежащим достоинств ом. Теперь в продолжение недели отдыхайте
и развлекайтесь как хотите. В воскресенье утром мы с вами пообе­
даем и выедем в Саутгемптон, а утром в понедельник вы уже буде­
те плыть через океан на борту великолепного парохода «Южный
крест». Кстати, не забудьте зайти к моему клерку и получить ваше
двухмесячное жалованье и суточные деньги, а я за эти дни пере­
смотрю и вновь упакую накрепко весь ваш багаж. Опасно дове­
ряться чужим рукам, а в деле упаковки деликатных вещей вряд ли
во всем Лондоне найдется мне хоть один соперник.
В воскресенье я распростился с милым мистером Джоном Джон­
соном и его многочисленной семьей и уехал, сопровождаемый об­
щими теплыми напутств иями . А в понедельник утром мы с мисте­
ром Найдстоном сидели в роскошной кают-компании гигантского
парохода «Южный крест» в ожидании отплытия и пили кофе. По
океану разгуливал довольно свежий ветер, и зеленые волны с белы­
ми пенными гребнями бились о крепкие круглые стекла иллюми­
наторов.
- Я должен вас предупредить, мой милый , что вы поедете не
один, - говорил мистер Найдстон. - С вами вместе оmравляется
некий мистер де Мон де Рик. Он по образованию электротехник и
механик, за ним несколько лет безукоризненной практики, и я слы­
шал о нем самые лестные отзы вы, как о работнике. Мне лично этот
парень не по сердцу, но очень может быть, что в данном случае во
мне говорит ошибочная беспричинная антипатия, попросту - стар­
ческий каприз. Его отец бьш французом, принявшим английское
подданство, а мать ирландка, но в нем самом, в его жилах, очень
много крови от галльского петуха. Он фат, красавец в шаблонном
виде, страшно занят собой и своей наружностью и вечно трется
около женских юбок. Его выбирал не я. Я только повиновался ин­
струкциям, данным мне лордом Чальсбери, вашим будущим руко­
водителем и наставником. Де Мон де Рик приедет минут через двад­
цать - двадцать пять с утренним поездом из Кардифа, и мы с вами
успеем поговорить . Во всяком случае, советую вам войти с ним в
ровные, хорошие отношения. Как-никак, а ведь вам придется про­
жить три-четыре года бок о бок черт знает в какой пустыне, на эк­
ваторе, на самой макушке потухшего вулкана Каямбэ, где вас, бе­
лых людей, будет всего пять-шесть человек, остальные же негры,
метисы, индейцы и другой сброд. Вас, может, пугает такая невесе­
лая перспектива? Помните - вы совершенно свободны. Мы сию
минуту можем разорвать подписанный вами контракт и вместе воз-
69

А.И. Куприн
вратиться с одиннадцатичасовым поездом обратно в Лондон . И
поверьте, это ничуть не уменьшит моего уважения и расположения
к вам.
-
Нет, дорогой мистер Найдстон, я уже на Каямбэ, - воз­
разил я, смеясь .
- Я положительно ст осковался по регулярно­
му, в особенности научному труду, и когда думаю о нем, то об­
лизываюсь, как голодный оборванец из Уайтчэпля перед кол­
басной лавкой. Надеюсь , что у меня будет достаточно интерес­
ной работы, чтобы я не скучал и не погрязнул в мелких дрязгах
и личных ссорах .
- О да, мой дорогой, у вас будет много прекрасной и возвы­
шенной, по своей идее, работы . Теперь наступила пора быть мне с
вами откровенным, и я передам вам то немногое, что мне известно.
Лорд Чальсбери вот уже девять лет трудится над неимоверным по
своей грандиозности предприятием. Он во что бы то ни стало ре­
шил достигнуть возможности сгустить материю солнечных лучей в
газ, и даже еще больше - сжать этот газ при страшно низкой тем­
пературе и колоссальном давлении до жидкого состояния. Если ему
Бог поможет довести до конца свой план, то его открытие будет
прямо неизмеримо велико по своим результатам ...
- Неизмеримо! - повторил я тихо, подавленный и восхищен­
ный сл овами мистера Найдстона.
- Вот и все, что я знаю, - произнес стряпчий. - Нет, знаю
еще из личного письма лорда Чальсбери ко мне, что теперь он бо­
лее, чем когда-либо, близок к счастливому окончанию своего тру­
да и менее, чем когда-либо, сомневается в близком разрешении своей
задачи. Я должен сказать вам, дорогой друг, что лорд Чальсбери -
это одно из величайших светил науки, один из гениальнейших вдох­
новенных умов. Кроме того, он истинный аристократ по рожде­
нию и духу, бескорыстный и самоотверженный друг человечества,
терпеливый и любезный учитель, очаровательный собеседник и
верный друг. И кроме того , он человек такой обаятельной душев­
ной красоты, которая притягивает к нему все сердца... Но вот по­
дымается по сходне и ваш спутник, - вдруг круто оборвал свою
восторженную речь мистер Найдстон. - Возьмите же себе этот
конверт. Там ваши пароходные билеты , точный дальнейший мар­
шрут и деньги . Вам придется плыть дней шестнадцать - восемнад­
цать. На другой же день вами овладеет фиолетовая тоска. На этот
случай я приобрел и оставил у вас в каюте штук тридцать кое-ка­
ких книжек. Да еще среди вашего багажа вы найдете чемодан с за-
70

Повести
пасом теплой одежды и обуви. Вы сами не подумали заранее о том,
что вам придется жить в такой горной полосе, где лежит вечный
снег. Я старался выбрать вещи по вашей мерке, но так как боялся
сделать ошибку, то предпочел более широкие, чем узкие. Там же
среди ваших мелочей вы найдете небольшой ящик со средствами
против морской болезни. По правде, я в них не верю, но на всякий
случай... Кстати, вас укачивает в море?
- Да, но не особенно мучительно. Впрочем, у меня есть талис­
ман против всех опасностей на море.
Я показал ему рубин, подарок Даниэльса. Он внимательно рас­
смотрел, покачал головой и сказал задумчиво:
- Я где-то видел подобный же камень и, кажется, с совершен­
но одинаковой надписью. Но вот я вижу, что француз заметил нас
и идет прямо сюда. От души желаю вам, дорогой Диббль, счастли­
вого плавания, бодрости и здоровья... Здравствуйте, мистер де Мои
де Рик. Познакомьтесь, господа. Мистер Диббль, мистер де Мои
де Рик - будущие коллеги и сотрудники.
Мне самому тоже не особенно понравился этот франт. Он б ьш
высокого роста, худощав, изнежен и выхолен, но в то же время в
его фигуре и движениях чувствовалась какая-то грациозная, лени­
вая и гибкая сила, подобная той, какую мы замечаем у больших
хищников кошачьей породы . Скорее всего он походил наружнос­
тью на левантинца, со своими п рекрасными , влажными темными
глазами и блестящими черными небольшими усами, коротко под­
стриженными над красным ртом античного рисунка. Мы перебро­
сились несколькими незначительными любезными фразами. Но в
это время прозвонили наверху и заревела, сотрясая палубу своим
густым мощным голосом, сигнальная труба.
- Ну, теперь прощайте, господа, - сказал мистер Найдстон, -
от души желаю, чтобы вы сделались друзьями. Привет лорду Чальс­
бери . Желаю во время переезда через океан счастливой погоды. До
свидания.
Он живо спустился по сходне с парохода, сел в дожидавшийся
его на пристани кеб, сделал рукой в нашу сторону последний лас­
ковый знак и, уже не оборачиваясь, скрьшся из наших глаз. Не знаю
сам почему, но меня на несколько минут охватила тихая нежная
грусть, как будто бы вместе с этим исчезнувшим человеком я поте­
рял верную, дружескую опору и моральную поддержку.
Я ничего не могу припомнить значительного из дней нашего
океанского перехода. Скажу только, что эти семнадцать дней тяну-
71

А. И. Куприн
лись для меня, как сто семьдесят лет, но бьши так однообразны и
скучны, что теперь издали представляются мне одним бесконечно
длинным днем .
С де Мои де Риком мы встречались по нескольку раз в день за
столом в кают-компании. Близких отношений между нами так и не
завязалось. Он бьш холодно вежлив со мною, я тоже платил ему рав­
нодушной предупредительностью, но все время я чувствовал, что его
совершенно не интересует ни моя духовная личность, ни личность
кого бы то ни бьшо на свете. Зато, когда у нас случайно заходила
речь о наших ученых специальностях, он прямо поражал и увлекал
меня своими знаниями, смелостью и оригинальностью гипотез и,
главное, удивительно точным, живописным изложением мысли.
Я пробовал читать книги, оставленные мне мистером Найдсто­
ном. Большинство их бьши узконаучные сочинения, заключавшие
в себе теорию света и оптических стекол, наблюдения над высоки­
ми и низкими температурами и описания опытов над сгущением и
разжижением газов. Бьшо также несколько томов описаний заме­
чательных путешествий и две-три книжки об экваториальных стра­
нах Южной Америки. Но читать бьшо трудно, потому что все вре­
мя дул сильный ветер и пароход качало дл инными скользящими
размахами. Все пассажиры отдали дань морской болезни, кроме де
Мои де Рика, который, несмотря на свой дл инный рост и изнежен­
ный вид, держался до конца крепко, как старый опытный моряк.
Наконец-tо мы прибьши в Аспинваль (он же Колон), на севере
Панамского перешейка. Когда я вышел на берег, то ноги у меня
бьши тяжелы и никак не хотели подчиняться моей воле. Согласно
инструкциям мистера Найдстона, мы сами лично должны бьши сле­
дить за перевозкой нашего багажа на вокзал железной дороги и за
установкой его в багажных вагонах. Самые нежные, чувствитель­
ные инструменты мы взяли с собою в купе. Драгоценные шлифо­
ванные брильянты были, конечно, при мне, но я - теперь мне ст ыд­
но в этом сознаться - не только не показал их моему спутнику, но
даже не упомянул о них ни сл ова.
Дальнейший наш путь был утомителен и вследствие этого мало
интересен. По железной дороге от Аспинваля до Панамы, от Пана­
мы двухдневный переход на старом, зыбком пароходе «Гонзалес»
до бухты Гваякилъ, оттуда на лошадях и опять по железной дороге
до г. Квито . В Квито, следуя указаниям мистера Найдстона, мы
разыскали гостиницу «Эквадор» и там нашли ожидавший нас ка­
раван при проводниках и погонщиках. Мы переночевали в гости-
72

Повести
нице, а ранним утром, со свежими силами, тронулись в путь, в горы .
Что за умные, добрые, прелестные животные - эти мулы. Позва­
нивая бубенчиками, мерно покачивая головами, украшенными ро­
зетками и султанами, осторожно ставя на камень узкой неровной
дорожки свои дл инные, стаканчиками, копыта, они спокойно идут
по самому краю обрыва над такой крутизной, что невольно зажму­
риваешь глаза и хватаешься за луку высокого седл а.
К пяти часам вечера мы вступили в снежную полосу. Дорога
расширилась и стала ровной. Видно бьmо, что над ней трудились
культурные люди. Крутые завороты бьmи повсюду обнесены не­
высокими каменными перилами.
В шестом часу, когда мы прошли небольшой туннель, перед
нашими глазами вдруг открылось жилье: несколько белых одно­
этажных домов, над которыми гордо возвышался белый купол,
похожий на куполы византийских церквей и обсерваторий. Еще
дальше торчали в небо железные и кирпичные трубы. Через чет­
верть часа мы уж б ьmи на месте.
Из дверей одного дома, который бьm выше и просторнее дру­
гих, вышел нам навстречу высокий сухощавый старик с дл инной,
безукоризненно белой бородой. Он назвал себя лордом Чальсбери
и с непринужденной ласковостью поздоровался с нами. Трудно
было сказать по внешнему виду, сколько ему лет: пятьдесят или
семьдесят пять. Его большие, немного выпуклые голубые глаза,
настоящие глаза породистого англичанина, бьmи юношески ясны,
блестящи и зорки . Пожатие его руки бьmо мужественно, тепло и
откровенно, а высокий обширный лоб отличался изящно очерчен­
ными и благородными линиями. И когда, любуясь его тонким пре­
красным лицом, я отвечал на его пожатие, - в моей голове вдруг
мгновенно и ярко мелькнула мысль, что где-то очень давно я видел
физиономию этого человека и неоднократно слышал его фамилию.
- Я бесконечно рад вашему приезду, - говорил лорд Чальс­
бери, поднимаясь с нами на ступеньки крыльца.- Хорошо ли вы
доехали? Как поживает мой добрый друг Найдстон? Не правда ли,
замечательный человек? Впрочем, вы, господа, расскажете мне все
за обедом. Идите освежиться и привести себя в порядок. Вот наш
метрдотель, почтенный Самбо, - указал он на рослого старого
негра, встрети вшего нас в передней. - Он покажет вам ваши ком­
наты. Ровно в семь мы обедаем , об остальном распределении вре­
мени вам расскажет Самбо.
73

А. И. Куприн
Почтенный Самбо весьма любезно, но без всякой тени рабской
искательности, проводил нас к небольшому дому рядом. Каждому
из нас бьши приготовлены по три комнаты , - простые, но в то же
время как-то особенно уютные, светлые, веселые. Помещения наши
были разделены каменной стеной, и на каждое приходился отдель­
ный ход. Это обстоятельство почему-то мне бьшо приятно.
С неописуемым наслаждением погрузился я в огромную мра­
морную ванну (на пароходе благодаря качке я бьш лишен этого
удовольствия, а в гостиницах Аспинваля, Панамы и Квито ванны
не внушили бы своей чистотой доверия даже моему другу Джону
Джонсону) . И во все время, пока я нежился в теплой воде, брал
холодный душ, брился и потом одевался с особою тщательнос­
тью, меня не переставала преследовать мысль: почему мне так
знакомо лицо лорда Чальсбери? И что такое, почти сказочное,
как мне казалось, я давно-давно слышал о нем? Временами где-то
в затаенном углу моего сознания скользило неясное предчувствие,
что вот-вот сейчас я вспомню, но оно тотчас же исчезало, подоб­
но тому как сбегает легкий след дыхания с поверхности полиро­
ванной стали.
Из окон моего кабинета бьm виден весь этот оригинальный
поселок с пятью или шестью домами, с конюшнями и оранжерея­
ми, с низкими закопченными машинными зданиями, с массой воз­
душ ных проводов, с вагонетками, влекомыми по узким рельсам
бойкими выхоленными мулами , с паровыми кранами, переносив­
шими высоко и плавно по воздуху железные чаны, беспрерывно
наполняемые из ряда штабелей каменным углем и горючим слан­
цем . Там и сям сновали рабочие, большинство из них полуголые,
несмотря на температуру - 5°, которую показывал термометр,
привинченный снаружи моего окна, и почти все разных цветов:
белого, желтого, бронзового, кофейного и блестяще-черного .
Я смотрел и думал : какая же, однако, пламенная воля и какое
колоссальное богатство могли обратить б есплодную вершину по­
тухшего вулкана в настоящее культурное место, в завод, мастерс­
кую и лабораторию, поднять на высоту вечных снегов камни, дере­
вья и железо, провести воду, построить дома и машины, завести
драгоценные физические инструменты, из которых только две при­
везенные мною чечевицы стоят миллион триста тысяч франков,
нанять десятки рабочих, пригласить дорогостоящих помощников...
Опять в моем воображении четко встал образ лорда Чальсбери, и
вдруг - стоп! - внезапный свет озарил мою память. Я очень точ-
74

Повести
но вспомнил, как пятнадцать лет тому назад, когда я бьт еще зеле­
ным учеником лицея, все газеты в течение целого месяца трубили
на разные лады о необычайном таинственном исчезновении лорда
Чальсбери, пэра Англии, единственного представителя древнейшего
рода, знаменитого ученого и миллионера. Повсюду печатались его
портреты и комментировались причины этого странного события.
Одни объясняли его убийством лорда Чальсбери, другие тем , что
он попал под влияние злодея-гипнотизера, для преступных целей
заставившего лорда уехать из Англии, скрыв свои следы; третьи
предполагали, что лорд находится в руках бандитов, держащих его
в плену в расчете на громадный выкуп , четвертые, и наиболее до­
гадливые, уверяли, что ученым секретно предпринята экспедиция
к Северному полюсу.
Вскоре стало известным, что до своего исчезновения лорд Чаль­
сбери очень выгодно ликвидировал и обратил в деньги, очевидно,
руководимый чьим-то тонким дальновидным финансовым умом,
все свои земли, леса, парки, фермы, угольные и каолиновые копи,
дворцы, картины и коллекции. Но куда девались эти огромные сум­
мы, никому не бьшо известно. Также с его исчезновением пропали,
неизвестно куда, знаменитые фамильные алмазы рода Чальсбери,
алмазы, которыми по справедливости могла гордиться вся Англия.
Никакие розыски полиции и добровольных сыщиков не осветили
этого странного дела. Через два месяца пресса и общество забьши
о нем, поглощенные другими животрепещущими интересами. Толь­
ко ученые журналы, посвятившие много страниц памяти пропав­
шего лорда, долго еще перечисляли с проникновенным вниманием
и благоговейной почтительностью его великие заслуги перед нау­
кой в областях, касающихся света и теплоты, в частности расшире­
ния и сгущения газов, термостатики, термометрии и термодинами­
ки, преломления световых лучей, теории оптических стекол и фос­
форесценции.
Извне раздался протяжный, заунывный звон гонга. И почти
тотчас же в мою дверь постучался и вошел маленький, веселый,
ловкий, как обезьяна, мальчик-негритенок и, кланяясь мне, с дру­
желюбной ул ыбкой доложил:
- Мистер, я назначен лордом в ваше распоряжение. Не угодно
ли вам, сэр, отправиться к обеду?
В моей гостиной на столе в фарфоровой вазе стоял небольшой
изящный букет цветов. Я выбрал гардению и продел ее в петлицу
75

А. И. Куприн
смокинга. Но одновременно со мною вышел из своих дверей мис­
тер де Мои де Рик. В петлице его фрака скромно красовалась ро­
машка. Какое-то смутное чувство недовольства шевельнулось во
мне. И должно быть, в то давнее время во мне много еще бьшо
юношеской, мелочной вздорности, потому что я очень утешился
тем, что встретивший нас в гостиной лорд Чальсбери бьш не во
фраке, а, подобно мне, в см окинге.
- Сейчас выйдет леди Чальсбери, - сказал он, посмотрев на
часы. - Я предлагаю вам, джентльмены, собираться для обеда у меня.
Во время обеда и после него у нас всегда найдутся два-три часа сво­
бодного времени для разговора о деле и безделье. Кстати, здесь же к
вашим услугам есть библиотека, кегельбан и бильярд с курильной.
Ими, как и всем, что я имею, прошу вас пользоваться по вашему
усмотрению. Что же касается утреннего завтрака и ленча, то в этом
отношении предоставлю вам полную свободу. Впрочем, то же отно­
сится и к обеду. Но я знаю, как ценно и плодотворно для молодых
англичан дамское общество, и потому... -Он встал и указал на дверь,
через которую в эту минуту входила стройная, молодая, золотово­
лосая дама в сопровождении другой особы женского пола, плоско­
грудой и желтой, одетой во все черное. - Потому, леди Чальсбери,
я имею честь и удовольствие представить вам моих будущих сотруд­
ников и, н адеюсь, друзей мистера Диббль и мистера де Мои де Рик.
- Мисс Соутни, - обратился он к увядшей спутнице своей
жены (она потом оказалась дальней родственницей и компаньон­
кой леди Чальсбери) , - это мистер Диббль, а это мистер де Мои де
Рик. Прошу не отказать им в вашей любезности и внимании.
За обедом, одинаково простым и изысканным, лорд Чальсбери
оказался самым радушн ым хозяином и прекрасным собеседником.
Он с живостью расспрашивал нас о политике, о последних газет­
ных и научных новостях, о здоровье и жизни того или другого круп­
ного общественного деятеля. Впрочем, как это ни странно, он ока­
зался в этих предметах гораздо осведомленнее нас обоих. Кроме
того , надо сказать, что его погреб оказался выше всяких похвал.
Я изредка, украдкой, быстро поглядывал на леди Чальсбери .
Она почти не принимала участия в разговоре и только изредка мед­
ленно поднимала темные ресницы в сторону говорившего . Она бьша
на много, даже очень на мн ого лет моложе своего мужа. Странной,
нездоровой красотой бьшо красиво ее бледное, не тронутое эква­
ториальным загаром лицо, в рамке густых золотых волос, с темны­
ми, гл убокими, серьезными, почти печальными гл азами. И вся она
76

Повести
своей наружностью, своей стройной, очень тонкой фигурой в бе­
лом газе, нежными белыми руками с дл инными узкими пальцами
напоминала какой-то редкий, прекрасный, а может быть, и ядови­
тый экзотический цветок, выращенный без света, во влажной тем­
ной теплице.
Но я также заметил во время обеда, что и де Мои де Рик, сидев­
ший напротив меня, часто останавливал на хозяйке ласковый и зна­
чительный взгляд своих прекрасных глаз, взгляд, задерживавший­
ся , может быть , только на полсекунды дольше, чем это требуется
приличием . Все мне в нем становилось более и более неприятным:
изнеженная выхоленность лица и рук, томные и сладкие, какие-то
обволакивающие глаза, самоуверенность поз, движений, интона­
ций . На мой мужской взгляд он казался противным, но я и тогда ни
на минуту не сомневался в том, что в нем совокупились черты и
качества настоящего, призванного от рождения, жестокого и не
разборчивого в средствах покорителя женских душ .
После обеда, когда все перешли в гостиную и мистер де Мои де
Рик попросил позволения пойти курить, я передал лорду Чальсбе­
ри футляр с брильянтами и сказал:
- Это от Мааса и Даниэльса из Амстердама.
- Вы везли их при себе?
-Да, сэр.
- И прекрасно сделали. Эти два камушка для меня дороже всей
моей лаборатории.
Он ушел в свой кабинет и вернулся оттуда с восьмисильной лу­
пой. Долго и внимательно рассматривал он брильянты на свет элек­
трической лампы и, наконец, укладывая их обратно в футляр, ска­
зал довольным тоном, хотя без всякого волнения:
- Шлифовка прямо безукоризненна. Она идеально точна. Се­
годня вечером я проверю инструментами размеры чечевиц и кри­
визну их поверхностей. Завтра же утром, мистер Диббль, мы закре­
пим их на место. До десяти часов я займусь с вашим товарищем,
мистером де Мои де Риком, покажу ему все его будущее хозяйство,
а в десять прошу вас ждать меня у себя дома. Я зайду за вами. Ах,
дорогой мистер Диббль, я предчувствую, как мы с вами дружно
двинем вперед одно из самых величайших дел, когда-либо пред­
принятых величайшим существом - Homo sapiens* .
* Мыслящим человеком (лат. ).
77

А. И. Куприн
Когда он говорил , то глаза его горели голубым огнем, а руки
ласково поглаживали крышку футляра. А жена пристально смот­
рела на него глубоким , темным, бездонным взором.
На другой день, ровно в десять часов , у моей двери раздался
звонок, и шустрый негритенок , кланяясь до земли, впустил лорда
Чальсбери.
- Вы готовы. Я очень рад, - сказал патрон, здороваясь со
мной. - Вчера я пересмотрел привезенные вами вещи, и они все
оказались в блестящем порядке. Благодарю вас за внимание и за­
боту.
- Три четверти этой чести , если не больше, сэр, по совести при­
надлежат мистеру Найдстону.
- Да, это прекрасный человек и верный друг, - заметил со
светлой улыбкой лорд. -Атеперь, если вас ничто не задерживает,
может быть , мы с вами пройдем в лабораторию?
Лабораторией оказалось массивное, круглое , похожее на баш­
ню, белое здание, увенчанное тем самым куполом , который вчера
первый бросился мне в глаза по выходе из туннеля.
Не раздеваясь , прошли мы сквозь маленькую переднюю , слабо
освещенную одной электрической лампочкой, и затем очутились в
совершенной темноте. Но лорд Чальсбери щелкнул где-то вблизи
меня электрическим выключателем, и яркий свет мгновенно залил
огромную, совершенно круглую залу с поднимавшимся над нею
правильным сферическим куполом сажен семи или восьми высо­
тою . Посредине залы возвышалось нечто похожее на небольшую
стеклянную комнату, вроде тех изолирующих врачебный персонал
комнат, что недавно стали устраивать в университетских медицин­
ских клиниках , посреди операционных зал , на случай тяжких и слож­
ных операций , требующих особенно строгой чистоты и полной де­
зинфекции воздуха. От этой стеклянной камеры, занятой странны­
ми , не виданными мною приборами, поднимались вверх три солид­
ных медных цилиндра. На высоте около двух человеческих ростов
каждый из этих цилиндров как бы разветвлялся на три , более ши­
рокого диаметра, трубы; те, в свою очередь, тоже утраивались , а
верхние концы последних медных , массивных труб упирались
вплотную в самый верх , в выгнутую стену купола. Множество ма­
нометров, рычагов , круглых и прямых стальных рукояток, венти­
лей , изолированных проволок и гидравлических прессов доверша­
ли обстано вку этой необыкновенной, совсем о шел омившей меня
лаборатории. Крутые винтовые лестницы , железные столбы и стро-
78

Повести
пила, воздушные узкие с тонкими поручнями мостки, переброшен­
ные здесь и там высоко вверху, электрические висячие фонари, мно­
жество спускавшихся вниз толстых гуттаперчевых шл ангов и длин­
ных медных трубочек - все это переплеталось между собою, утом­
ляло глаз и производило впечатление хаоса.
Точно угадав мое настроение, лорд Чальсбери заговорил спо­
койно :
- Когда человек впервые увидит незнакомый механизм, вроде
механизма часов или швейной машины, он сначала опускает руки
перед их сложностью. Когда я первый раз увидел разобранный на
части велосипед, то мне казалось, что никакой самый мудрый ме­
ханик в мире не сможет его собрать . А через неделю я его сам соби­
рал и разбирал, удивляясь простоте его конструкции. Будьте же
добры, терпеливо выслушайте мои объяснения. Если чего-нибудь
не схватите сразу, не стесняйтесь предлагать мне сколько угодно
вопросов. Это для меня будет только приятно.
Итак, в крыше здания проделано двадцать семь близко распо­
ложенных друг к другу отверстий. А в эти отверстия вставлены
цилиндры, которые вы видите на самом верху, выходящие на воз­
дух двояковыпуклыми стекл ами громадной собирательной силы и
великолепной прозрачности . Теперь , наверно, вы и сами понимае­
те идею? Мы собираем солнечные лучи в фокусы и затем благодаря
целому ряду зеркал и оптических стекол, сделанных по моим черте­
жам и вычислениям, проводим их, то собирая, то рассеивая, через
всю систему труб, пока самые нижние трубы не вольют концентри­
рованную струю солнца вот сюда, под изолированный колпак, в са­
мый узкий и прочный цилиндр из ванадиевой стали, в котором дви­
гается целая система поршней, снабженных затворами, наподобие
фотографических, абсолютно не пропускающих света, когда они зак­
рыты. Наконец к свободному концу этого гл авного внутреннего
защищенного цилиндра я герметически привинчиваю приемник в
виде колбы, в горлышке которой также имеются несколько затво­
ров . Когда мне понадобится, я прекращаю действие затворов, затем
изнутри, механически, ввожу в горлышко колбы винтовую втулку и
свинчиваю весь приемник с конца цилиндра, и вот у меня готово
превосходное хранилище солнечной сгущенной эманации.
- Значит, Гук, и Эйлер, и Юнг?..
- Да, - прервал меня лорд Чальсбери, - и они, и Френель, и
Коши, и Малюс, и Гюйгенс, и даже великий Араго - все они оши­
бались, рассматривая явление света как одно из состояний мирово-
79

А.И.Куприн
го эфира. И это я докажу вам через десять минут самым наглядным
образом. Правыми все-таки оказались мудрый старый Декарт и
гений из гениев, божественный Ньютон. Труды Био и Брюстера в
этом направлении лишь поддержали и укрепили меня в изыскани­
ях, но гораздо позднее, чем я их начал . Да! Теперь для меня ясно, а
скоро и для вас будет несомненным, что сол нечный свет есть плот­
ный поток страшно малых, упругих тел, вроде мячиков, которые
со страшной силой и энергией несутся в пространство, пронизывая
в своем стремлении массу мирового эфира... Впрочем, о теории
после. Теперь я, для того чтобы быть последовательным, покажу
вам манипуляции, которые вы должны будете производить ежед­
невно. Выйдем наружу.
Мы вышли из лаборатории, поднялись по винтовой лестнице
почти на вершину купола и очутились на легкой сквозной галерее,
обвивавшей спиралью в полтора оборота всю сферическую крышу.
- Вам не надо трудиться открывать поочередно все крышки,
предохраняющие нежные стекла от пьши, снега , града и птиц, -
сказал лорд Чальсбери. - Тем более что это , пожалуй, не под силу
даже и атлету. Просто вы поворачиваете к себе этот рычаг, и все
двадцать семь обтюраторов поворачиваются своими гуттаперче­
выми кольцами в соответствующих кругообразных пазах в сторо­
ну, обратную движению часовой стрелки, - сл овом, так, как от­
винчивают все винты. Теперь крышки стекол освобождены от дав­
ления. Вы нажимаете вот эту небольшую ножную педаль. Глядите!
Кляк! И двадцать семь крышек, металлически щелкнув, мгновен­
но раскрьшись внаружу, открыв засверкавшие на солнце стекла.
-
Каждое утро вы, мистер Диббль, - продолжал ученый, -
должны будете открывать чечевицы и тщательно чистой замшей
вытирать их. Поглядите, как это делается.
И он, точно привычный рабочий, ловко, внимательно, почти
любовно протер все стекла кусками замши , которую достал из бо­
кового кармана, завернутой в папиросную бумагу.
- Теперь пойдемте вниз, - продолжал он, - я вам покажу
ваши дальнейшие обязанности.
Внизу в лаборатории он продолжал свои объяснения:
- Затем вы должны «поймать солнце» . Для этого вы ежеднев­
но в полдень проверяете вот эти два хронометра по солнцу. Кста­
ти , они вчера мною уже проверены. Способ вам, конечно, извес­
тен . Узнайте, который теперь час. Определите среднее время: де­
сять часов тридцать одна минута десять секунд. Вот три кривых
80

Повести
рычага: большой - часовой, средний - минутный, малый - се­
кундный. Глядите: поворачиваю большой круг до тех пор, пока
стрелка индикатора не покажет десяти часов. Готово. Ставлю сред­
ний рычаг немного вперед, с запасом на тридцать шесть минут. Есть.
Перевожу малый - это моя личная фантазия - еще на пятьдесят
секунд. Теперь вставляю вот этот штепсель в гнездо. Вы слышите,
как внизу под вами шипят и скрежещут шестерни. Это приходит в
движение часовой завод, который заставляет всю лабораторию,
вместе с ее куполом, инструментами, стеклами и с нами обоими,
следовать неуклонно за движением солнца. Смотрите на хронометр,
мы приближаемся к десяти часам тридцати минутам. Еще пять се­
кунд. Дошли . Слышите, как звук часового завода изменился? Это
вступают в ход минутные шестерни. Еще несколько секунд... Вни­
мание! Момент! Теперь новый звук, тонко и отчетливо отбиваю­
щий секунды. Конец. Солнце поймано. Но дело далеко не кончено.
По своей громоздкости и вполне понятной грубости этот часовой
завод не может быть особенно точным. Поэтому как можно чаще
заглядывайте на этот циферблат, указывающий его ход. Здесь часы,
минуть�, секунды; вот регулятор - вперед, назад. А по хрономет­
рам, чрезвычайно точным, вы уравниваете как можно чаще все кру­
говое движение мастерской с точностью до десятой доли секунды.
Теперь солнце уже поймано нами. Но это не все. Свет должен
проникать непременно сквозь безвоздушное пространство, иначе
он нагреет и расплавит все наши приборы. А в замкнутых оболоч­
ках, откуда выкачан весь воздух, свет находится почти в том же
холодном состоянии, в каком он проходит через бесконечные меж­
дупланетные области, вне земной атмосферы. Поэтому: присмот­
ритесь, - вот кнопка электромагнитной катуш ки. В каждом из
цилиндров есть притертая втулка, и около каждой из них - сталь­
ная полоса, обмотанная проволокой. Раз. Я нажимаю на кнопку и
ввожу ток. Все полосы мгновенно намагничены, и втулки вышли
из своих гнезд. Теперь пускаю этим медным рычагом в действие
воздушный высасывающий насос, рукава от которого, как вы ви­
дите, проведены к каждому из цилиндров. Мельчайшая пыль, мик­
роскопические соринки выкачиваются вместе с воздухом. Присмат­
ривайте за манометром F, на нем есть красная черта, предел давле­
ния. Прислушивайтесь к акустической трубе, ведущей вниз, в на­
сосный аппарат. Вот шипение прекратилось. Манометр переходит
за красную черту. Размыкайте ток вторичным нажиманием на ту
же кнопку. Стальные полосы размагничены. Втулки, повинуясь
81

А.И. Куприн
всасывающей силе пустоты, плотно втискиваются в конусообраз­
ные гнезда. Теперь свет проходит сквозь почти абсолютную пусто­
ту. Для точности нашей работы и этого мало. Мы обращаем всю
нашу лабораторию в безвоздушный колокол. Поэтому со време­
нем мы будем работать в водолазных скафандрах. Нам п одают воз­
дух извне по гуттаперчевым трубам и регулярно выводят его нару­
жу отработанным . А из самой лаборатории в оздух все время выка­
чивается мощными н асосами. Понимаете ли? Вы будете в положе­
нии в одолаза, с той только разницей, что у вас на спине находится
баллон с сгущенным воздухом: в случае какой-нибудь катастрофы,
порчи машины, разрыва подающих шланго в и мало ли чего еще -
вы нажимаете на маленький клапан в шлеме, и дыхание вам обес­
печено на четверть часа. Надо лишь не теряться, и вы выходите из
лаборатории свежий и цветущий, как дижонская роза.
Теперь н ам остается еще проверить наиболее точным о бразом
установку труб. Каждая из них связана с другой очень прочно, но в
местах их тройных соединений допущена некоторая, незначитель­
ная, в два-три миллиметра, поворотливость и возможность укло­
на . Таких пунктов тринадцать, и вы должны их все контролиро­
вать раза три в день сверху донизу. Поэтому пройдемте наверх .
Мы поднялись по узким ступенькам и по гибким мосткам к само­
му верху купола. Учитель впереди, легкой юношеской походкой, а я
сзади, не без труда, от непривычки . У соединения первых трех труб он
указал мне небольшую крышку, которую он отвинтил одним поворо­
том руки и откинул так, что она в пружинных защелках приняла стро­
го вертикальное положение. Дно ее представляло из себя крепкое се­
ребряное, превосходно отшлифованное зеркало с вырезанными по
окружности делениями и цифрами. Три парал
л
ельные ярко-золотые
полосы, тонкие, как телескопические паутинки, почти соприкасаю­
щиеся одна с другой, пересекали гладкую поверхность зеркальца.
- Эrо маленький колодезь, через который мы будем тайно сле­
дить за течением света. Три полосы - это три отблеска от трех внут­
ренних зеркал . Соедините их в одну. Нет, сделайте это сами. Вот здесь
вы видите три микрометрических винта для управления изменением
положения чечевиц. Вот очень сильная лупа. Соедините все три свето­
вые полосы в одну, но так, чтобы общий луч пришелся на нуль. Эrо
пустая работа. Вы скоро приучитесь исполнять ее в одну минуту.
Действительно , механизм оказался очень послушным, и мину­
ты через три я , едва прикасаясь к нежным винтам, соединил свето­
вые полосы в одну резкую черту, на которую бьш о почти больно
82

Повести
смотреть, и ввел ее в тонкую насечку под нулем. Потом я закрьm
крышку и завинтил ее. Следующие двенадцать контрольных колод­
цев я проверял уже один, без помощи лорда Чальсбери. Дело шло у
меня успешнее с каждым разом . Но уже на втором этаже лаборато­
рии у меня от яркого света так заболели глаза, что слезы невольно
покатились по лицу.
- Наденьте консервы. Вот они, - сказал патрон, протягивая
мне футляр.
Но от последнего цилиндра, для проверки положения которо­
го мы вошли в изолированную камеру, я должен бьm отказаться.
Глаза не терпели больше.
- Возьмите более темные очки, - сказал лорд Чальсбери, - у
меня их заготовлено до десяти номеров. Сегодня мы заключим в
главный цилиндр привезенные вами вчера чечевицы, и тогда на­
блюдение станет втрое затруднительнее. Хорошо. Так. Теперь я
пускаю в ход внутренние поршни. Открываю кран гидравлическо­
го насоса системы Натерера. Открываю другой кран с жидкой уг­
лекислотой. Теперь внутри цилиндра температура сто пятьдесят
градусов и давление равно двадцати атмосферам; первое показы­
вает манометр, а второе термометр Витковского, усовершенство­
ванный мной. В цилиндре сейчас происходит следующее: свет про­
ходит сквозь него по вертикальной оси плотной, ослепительно-яр­
кой струей , приблизительно в карандаш толщиною. Поршень, при­
водимый в движение электрическим током, раскрывает и закрыва­
ет свой внутренний затвор в одну стотысячную секунды, то есть
почти в один момент. Поршень посьmает свет дальше, сквозь не­
большую, очень выпуклую чечевицу. Из последней световая струя
выходит еще более плотной, более тонкой и более яркой. Таких
поршней и таких чечевиц в цилиндре пять . Под давлением после­
днего , самого маленького и самого прочного поршня, тонкая, как
иголка, струя света вонзается в приемник, проходя последователь­
но через три его затвора или, вернее, шлюза.
Вот основа моего собирателя жидкого солнца, - сказал тор­
жеств енно учитель. - И , чтобы устранить в вас всякую тень со­
мнения, мы сейчас произведем опыт. Нажмите кнопку А. Это вы
прекратили ход поршня. Подымите вверх этот медный рычаг. Те­
перь закрьmись наружные крышки собирательных стекол в куполе
здания. Поверните вправо до отказа красный вентиль и опустите
вниз рукоятку С. Прекращено давление и приток углекислоты. Ос­
тается завинтить изнутри колбу. Это достигается десятью поворо-
83

А.И. Куприн
тами маленького круглого рычажка . Все кончено , дорогой мой;
следите теперь за тем , как я отвинчиваю приемник от цилиндра.
Вот он у меня в руках. В нем не более двадцати фунто в. Его внут­
ренние затворы изолируются микрометрическими винтами снару­
жи. Я открываю во всю ширину отверстия первый, самый большой
затвор. З атем средний. Последний я отворю всего на диаметр вели­
чиною в половину микрона. Но прежде пойдите и закройте выклю­
чатель электрического освещения .
Я повиновался, и в зале наступила непроницаемая темнота.
- Внимание! - услышал я из другого конца лаборатории го­
лос лорда Чальсбери. - Открываю!
Необычайный золотистый свет, нежный, рассеянный, точно
призрачный, вдруг разлился по зале, мягко, но четко осветив ее сте­
ны, и блестящие приборы, и фигуру самого учителя. В тот же мо­
мент я почувствовал на лице и на руках нечто вроде теплого дыха­
ния. Явление это продолжалось не более секунды, секунды с поло­
виной. Потом густая мгла скрыла от меня все предметы.
- Дайте свет! - крикнул лорд Чальсбери, и я опять увидел его ,
выходящего из дверей стеклянного колпака. Лицо его бьшо бледно
и дышало отражением счастья и гордости.
- Это только первые шаги, первые ученические попытки, пер­
вые семена,- говорил он возбужденно. - Это еще не солнце, сгу­
щенное в газ, а всего лишь уплотненная невесомая материя. Я целы­
ми месяцами нагнетал солнце в мои хранилища, но ни одно из них не
стало тяжелее кончика человеческого волоса . Вы видели этот чудес­
ный , ровный, ласкающий свет. Верите вы теперь в мою задачу?
- Да, - ответил я горячо, с глубоким убеждением. Верю и пре­
клоняюсь перед величием человеческого гения.
- Но мы с вами пойдем дальше. Еще дальше! Мы доведем тем­
пературу внутри цилиндра до минус двести семьдесят пять граду­
сов, до абсолютного нуля. М ы возвысим гидравлическое давление
до тысячи, двадцати, тридцати тысяч атмосфер. Мы заменим наши
восьмидюймовые верхние лучесобиратели могучими пятидесяти­
дюймовыми. Мы расплавим по найденному мною способу фунты,
пуды алмазов, сплавим их в чечевицы нужной нам кривизны и вста­
вим в наши светопроводные трубы! .. Может быть, я не доживу до
того времени, когда люди сожмут солнечные лучи до жидкого со­
стояния, но я верю и чувствую, что сгущу их до плотности газа.
Мне бы только увидеть, что стрелка электрических часов подвину­
лась хоть на один миллиметр влево, - и я буду безмерно счастлив.
84

Повести
Однако время бежит. Пойдем завтракать, а перед обедом зай­
мемся установкой новых ал мазных чечевиц. С завтрашнего дня
начнем втягиваться в работу. Одну неделю вы будете при мне в ка­
честве обыкновенного рабочего , в качестве простого , послушного
исполнителя. Через неделю мы поменяемся ролями. На третью не­
делю я вам дам помощника, которого вы при мне научите всем при­
емам с аппаратами. Потом я предоставлю вам полную свободу. Я
верю вам, - сказал он живо, с очаровательной, прелестной ул ыб­
кой и протянул мне руку.
Мне очень памятен остался вечер этого дня и обед у лорда Чаль­
сбери . Леди бьmа в красном шелковом платье, и ее красный рот на
бледном, немного усталом лице рдел, как пурпуровый цветок, как
раскаленный уголь. Де Мои де Рик, с которым я впервые за этот
день увиделся за столом, был свеж, красив и изящен, как никогда
ни прежде, ни потом, между тем как я чувствовал себя утомленным
и переполненным сверху донизу наплывом нынешних впечатлений.
Я подумал было сначала, что ему выпала на сегодня привычная,
нетрудная, наблюдательная работа . Но, однако, не я, а леди Чаль­
сбери первая обратила внимание на то , что левая рука электротех­
ника перевязана выше кисти марлевым бинтом. Де Мон де Рик очень
скромно рассказал о том, как сполз с вала сл ишком слабо натяну­
тый приводный ремень и как, падая, он оцарапал руку с наружной
стороны . Вообще он в этот вечер владел разговором, но владел
очень мило, с большой тактичностью. Он рассказывал о своих пу­
тешествиях в Абиссинию, где разыскивал золото в горных долинах
на границе Сахары, об охоте на львов, о последних Ипсомских скач­
ках, о лисьих охотах на севере Англии, о вошедшем тогда в моду
писателе Оскаре Уайльде, с которым он бьm лично знаком. У него
в разговоре была одна удивительная и, вероятно, слишком редкая
черта, какой я, кажется, не встречал никогда у других. Рассказы­
вая, он бьm чрезвычайно эпичен : он никогда не говорил ни о себе,
ни от себя . Но каким-то загадочным путем его личность, оставаясь
на заднем плане, все время освещалась то нежными, то героически­
ми полутонами.
Теперь он глядел на леди Чальсбери гораздо реже, чем она на
него . Он лишь изредка скользил по ней ласково-томными, из-под
длинных опущенных ресниц, гл азами. Но она почти не отрывала
от него своих темных серьезно-загадочных глаз. Ее взгляд следил
за движением его рук и головы, за его ртом и гл азами. Странно!
85

А.И. Куприн
Она в этот вечер напомнила мне детскую игру: в чаше с водой пла­
вает жестяная рыбка или уточка с железом во рту и безвольно, по­
корно тянется за магнитной палочкой, влекущей ее издали. Часто я
с тревожным вниманием следил за выражением лица хозяина. Но
он был безмятежно весел и спокоен.
После обеда, когда де Мои де Рик оmросился курить, леди Чаль­
сбери сама первая предложила ему сыграть партию на бильярде.
Они ушли, а мы с хозяином перебрались в кабинет.
- Давайте сыграем в шахматы, - сказал он. - Вы играете?
- Неважно, но всегда с удовольствием .
- И знаете что еще? Давайте выпьемте какого-нибудь весело-
го ароматного вина.
Он нажал кнопку звонка.
- По какому-нибудь поводу? - спросил я.
-
Вы угадали. Потому, что мне кажется, что я нашел в вашей
особе моего помощника, и если будет угодно судьбе, то и продол­
жателя моего дела!
- Осэр!
- Погодите. Какой напиток вы больше всего предпочитаете?
-
Мне, право, стыдно сознаться, что я ни в одном из них ниче-
го не понимаю.
- Хорошо, в таком случае я назову вам четыре напитка, кото­
рые я люблю, и пятый, который я ненавижу. Бордосские вина, пор­
твейн, шотландский эль и вода. А не терплю я шампанского . Итак,
выпьем шато-ля-роз. Почтенный Самбо, - приказал он безмолв­
но дожидавшемуся метрдотелю, - итак, бутьmку шато-ля-роз.
Играл лорд Чальсбери, к моему удивлению, почти плохо . Я
быстро сделал шах и мат его королю . После первой партии мы бро­
сили играть и опять говорили о моих утренних впечатлениях.
-
Послушайте, дорогой Диббль, - сказал лорд Чальсбери,
кладя на кисть моей руки свою маленькую, горячую, энергичную
руку. - И я и вы, конечно, много раз слыхали о том, что настоя­
щее правильное мнение о человеке создается в наших сердцах ис­
ключительно по первому взгляду. Это , по-моему, глубочайшая не­
правда. Множество раз мне приходилось видеть людей с лицами
каторжников, шулеров или профессиональных лжесвидетел ей, -
кстати, вы увидите через несколько дней вашего помощника, - и
они потом оказывались честными, верными в дружбе, вниматель­
ными и вежливыми джентльменами. С другой же стороны, очень
нередко, обаятельное, украшенное сединами и цветущее старчес-
86

Повести
ким румянцем, благодушное лицо и благочестивая речь скрывали
за собой, как оказывалось впоследствии, такого негодяя , что перед
ним любой лондонский хулиган являлся скромной овечкой с розо­
вым бантиком на шее. Вот теперь я и прошу вас, если можете, по­
могите мне разобраться в моем затруднении. Мистер де Мои де
Рик до сих пор ни на йоту не посвящен в смысл и значение моих
научных изысканий. Он по своей матери приходится мне дальним
родственником. Мистер Найдстон, который знает его с детства,
однажды сообщил мне, что де Мои де Рик находится в чрезвычай­
но тяжелом (только не в материальном смысле) положении . Я тот­
час же предложил ему место у меня, и он за него ухватился с такой
радостью, которая ясно свидетельствовала об его крайнем поло­
жении. Я кое-что слыхал о нем, но слухам и сплетням не верю. На
меня лично он произвел такое впечатление, как будто не произвел
совсем никакого впечатления. Может быть, я вижу первого такого
человека, как он. Но мне почему-то кажется, что я видал таких уже
миллионы. Я сегодня следил за ним на деле. По-моему, он ловок,
знающ, находчив и работящ. Кроме того, он хорошо воспитан,
умеет держать себя в любом, как мне кажется, обществе, притом
энергичен и умен . Но в одном отношении какое-то странное коле­
бание овладевает мной. Скажите мне откровенно, милый мистер
Диббль, ваше мнение о нем.
Этот неожиданный и неделикатный вопрос покоробил и сму­
тил меня; по правде сказать, я совсем не ожидал его .
- Но, право, я не знаю, сэр. Я, вероятно, знаком с ним меньше,
чем вы и мистер Найдстон. Я увидал его впервые на борту парохо­
да «Южный кресn>, а во время пути мы чрезвычайно редко сопри­
касались и разговаривали. Да и надо сказать, что меня мучила кач­
ка в продолжение всего перехода. Однако из немногих встреч и
разговоров я вынес о нем приблизительно такое же впечатление,
как и вы, сэр: знание, находчивость, энергия, красноречие, боль­
шая начитанность и ... несколько странная, но, может быть , чрез­
вычайно редкая смесь сердечного хладнокровия с пьmкостью го­
ловного воображения.
-
Так, мистер Диббль, так . Прекрасно. Почтенный мистер
Самбо, принесите еще бутьmку вина, и затем вы свободны. Так.
Иной характеристики я от вас почти и не ожидал. Но я еще раз
возвращаюсь к моему затруднению: открыть ли ему или не открыть
все то, чему вы сегодня б ьmи свидетелем и слушателем? Представь­
те, что пройдет два года или год, а даже, может быть, и меньше, и
87

А.И. Куприн
вот ему, денди, красавцу, любимцу женщин, вдруг надоест пребыва­
ние на этом чертовском вулкане. По-моему, в этом случае он не при­
беmет ко мне за благословением и разрешением. Он просго-напросто
в одно прекрасное утро уложит свои вещи и уедет. Что я останусь без
помощника, и очень дорогого помощника, - это вопрос второсте­
пенный, но я не ручаюсь, что он, приехав в Старый Свет, не окажется
болтуном, может быть, даже соверwенно случайным болтуном.
- О, неужели вы этого б оитесь, сэр?
- Говорю вам искренно - боюсь! Я боюсь шума, рекламы,
нашествия интервьюеров. Я боюсь того, что какой-нибудь влия­
тельный, но бездарный ученый рецензент и обозреватель, основы­
вающий свою известность на постоянном хулении новых идей и
смелых начинаний, повернет в глазах публики и мою идею, как
праздный вымысел, как бред сумасшедшего. Наконец, я еще боль­
ше боюсь того, что какой-нибудь голодный выскочка, жадный не­
удачник, бездарный недоучка схватит мою мысль нюхом на лету,
заявит, как это бывало уже тысячи раз, о случайном совпадении
открытий и унизит, опошлит и затопчет в грязь то, что я родил в
муках и восторге. Надеюсь, что вы понимаете меня, мистер Диббль?
-
Совершенно, сэр.
- Если это будет так, то я и мое дело погибли. Впрочем, что
значит маленькое «Я» в сравнении с идеей? Я твердо уверен в том,
что в первый вечер, когда в одной из громадных лондонских ауди­
торий я прикажу погасить электричество и ослеплю десять тысяч
избранной публики потоками солнечного света, от которого рас­
кроются цветы и защебечут птицы, - в тот вечер я приобрету мил­
лиард для моего дела. Но пустяк, случайность, незначительная
ошибка, как я вам уже говорил , способны роковым образом умер­
твить самое бескорыстное и самое великое дело. Итак, я спраши­
ваю ваше мнение, довериться ли мистеру де Мои де Рику или оста­
вить его в фальшивом и уклончивом неведении. Это дилемма, из
которой я не могу сам выйти без посторонней помощи. В первом
случае возможность всемирного скандала и краха, а во втором -
верный путь к возбуждению в человеке благодаря недоверию чувств
озлобления и мести. Итак, мистер Диббль?..
Мне напрашивался на язык простой ответ: «Отправьте завтра
же этого Нарцисса со всем почетом ко всем чертям, и вы сразу ус­
покоитесь». Теперь я глубоко жалею, что дурацкая деликатность
помешала мне подать этот совет. Вместо того чтобы так поступить,
я напустил на себя холодную корректность и ответил:
88

Повести
- Надеюсь, сэр, что вы не рассердитесь на меня за то, что я не
возьмусь быть судьей в таком сложном деле?
Лорд Чальсбери пристально поглядел на меня, печально пока­
чал головой и сказал с невеселой усмешкой:
- Давайте допьем вино и пройдемте в бильярдную. Я хочу
выкурить сигару.
В бильярдной мы увидали следующую картину. Де Мои де Рик
стоял, опершись локтями на бильярд, и что-то оживленно расска­
зывал, а леди Чальсбери, прислонившись к облицовке камина,
громко смеялась . Это меня гораздо более поразило, чем если бы я
увидал ее плачущей. Лорд Чальсбери заинтересовался причиной
смеха, и когда де Мои де Рик повторил свой рассказ об одном
тщеславном снобе, который из желания прослыть оригиналом
завел себе ручного леопарда и потом три часа сидел на чердаке от
страха перед животным, мой патрон громко, совсем по-детски
рассмеялся . ..
Все в мире самым странным образом сцепляется.
В этом вечере также неисповедимыми путями сошлись вступле­
ние, завязка и трагическая развязка наших существований.
Первые два дня моего пребывания в Каямбэ для меня памятны
до мелочей, но остальное чем ближе к концу, тем туманнее. С тем
большим основанием я теперь прибегаю к помощи моей записной
книжки . В ней морская вода выела первые и последние страницы, а
частью и середину. Но кое-что я могу, хотя и с большим трудом,
восстановить . Итак:
11 декабр я. Сегодня мы ездили с лордом Чальсбери в Квито вер­
хом на мулах за медными гальванизированными проводами. Слу­
чайно зашел разговор о материальной обеспеченности нашего дела
(причиной его вовсе не бьшо мое праздное любопытство). Лорд
Чальсбери, который уже давно, как мне кажется, дарит меня своим
доверием, вдруг быстро повернулся на седле лицом ко мне и спро­
сил неожиданно:
- Ведь вы знаете мистера Найдстона?
- Конечно, сэр.
- Не правда ли, прекрасный человек?
- Превосходный.
- И не правда ли, в деловом смысле сухой и немного форма-
лист?
- Да, сэр. Но также и со способностью к большому душевно­
му подъему и даже к пафосу.
7-300
0
89

А.И. Куприн
- Вы наблюдательны, мистер Диббль, - ответил учитель. -
Да, так знайте же, что этот чудак вот уже в продолжение пятнад­
цати лет упорно, как магометанин в свою Каабу, верит в меня и
мою идею. Подумайте только, он лондонский стряпчий. Он не толь­
ко ничего не берет с меня за мои поручения, но недавно предложил
мне распоряжаться его собственным капиталом, в случае надобно­
сти, как я захочу. А я глубоко уверен в том, что он не единственный
чудак в старой Англии. Поэтому будем бодры .
12 декабр я. В первый раз лорд Чальсбери обратил мое внима­
ние на силу, которая приводит в движение часовой механизм, вра­
щающий лабораторию по солнцу. Это наивно, просто и остроум­
но. По склону кратера потухшего вулкана скользит вдоль крутых,
почти отвесных рельс базальтовый окованный монолит в две ты­
сячи пудов весом, на стальном тросе в мужскую ляжку толщиной.
Эта тяжесть приводит в движение механизм . Ее работы хватает
ровно на восемь часов, а рано утром старый слепой мул поднимает
эту часовую гирю при помощи другого троса и системы блоков
опять наверх без всякого усилия для себя.
20 декабря. Сегодня мы долго сидели с лордом Чальсбери после
обеда в оранжерее среди одурманивающего запаха нарциссов, по­
меранцев и тубероз. За последнее время патрон очень осунулся, и
глаза его как будто начали терять свой прекрасный юношеский
блеск . Объясняю это переутомлением, потому что мы в эти дни
очень много работаем . Я уверен, что он ии о чем не догадывается.
Он вдруг, странно поворачивая, по своему обыкновению, разго­
вор, заговорил :
- Наша с вами работа самая бескорыстная и честная на свете.
Ведь думать о счастии своих детей или внуков так вполне естествен­
но и так эгоистично . Но мы с вами думаем о жизни и счастии челове­
чества таких отдаленных времен будущего, в которых не будут знать
не только о нас, но и наших поэтах, королях и завоевателях, о нашем
языке и религии, об очертаниях и даже названиях наших стран . «Не
ближнему, а дальнему», не так ли сказал ваш теперешний любимый
философ? В этом бескорыстном, чистом служении отдаленному гря­
дущему я почерпаю свою гордую уверенность и силы.
3 яиваря. Ездил сегодня в Квито принимать пришедшие из Лон­
дона заказы . С мистером де Мои де Риком отношения становятся
холодными, почти враждебными.
Февраль. Мы сегодня закончили работу по заключению всех
наших труб в футляры с понижающими температуру растворами.
90

Повести
Лед-соль дает - 21°, твердая углекислота плюс эфир - минус 80°,
кислород - 1 18°, испарение углекислоты - 130°, атмосферическое
давление мы способны, кажется, развить до бесконечности.
Апрель. Мой помощник продолжает не на шутку интересовать
меня. Он, кажется, какой-то славянин . Не то русский, не то поляк и,
кажется, анархист. Он интеллигент, хорошо говорит по-английски,
но, кажется, предпочитает не говорить ни на каком языке, а мол­
чать. Вот его наружность: он высок, худ, сутуловат в плечах; волосы
прямые и длинные и так падают на лицо, что лоб имеет форму тра­
пеции, суженной кверху; нос, вздернутый кверху, с огромными, от­
крытыми, волосатыми, но очень нервными ноздрями. А глаза у него
ясные, серые, до безумия дерзкие. Он слышит и понимает все, что
мы говорим о счастии будущих поколений, и часто усмехается доб­
родушно-презрительной улыбкой, которая напоминает мне выраже­
ние лица большого старого бульдога, наблюдавшего развозивших­
ся той-терьеров. Но к учителю он относится - это я не только знаю,
но чувствую всей душой - с безграничным обожанием . Совсем на­
оборот поступает мой коллега де Мои де Рик. Он часто говорит учи­
телю об идее жидкого солнца с таким неестественным восторгом,
что я вчуже краснею от стыда и боюсь, не насмехается ли электро­
техник над патроном. Но он ничуть не интересуется им как челове­
ком, и самым неприличным образом и именно в присутствии его жены
пренебрегает его положением мужа и хозяина дома, хотя это у него
выходит, вероятно, против расчета и здравого смысла, под влияни­
ем исказившейся воли, а может быть, и ревности .
Май. Да здравствуют три талантливых поляка - Врублевский,
Ольшевский и Витковский и завершивший их опыты Дэвар. Се­
годня мы, обратив гелий в жидкое состояние и мгновенно умень­
шив давление, довели температуру в гл авном цилиндре до -272°,
и стрелка электрических весов впервые подвинулась не на один, а
на целых пят ь мwтиметров. Безмолвно, в одиночестве, я станов­
люсь пред вами на колени, дорогой мой наставник и учитель.
26 ию1m. По-видимому, де Мон де Рик поверил в жидкое солн­
це, и теперь - уже без слащавого заигрывания и наигранного вос­
хищения. По крайней мере, сегодня за обедом он отличился удиви­
тельной фразой. Он сказал, что , по его мнению, жидкому солнцу
предстоит громадная будущность в качестве взрывчатого вещества
или приспособления для мин и огнестрельных ружей.
Я возразил, правда довольно грубо, на немецком языке:
- Так говорит прусский лейтенант.
91

А.И. Куприн
Но лорд Чальсбери возразил кратко и примирительно:
- Мы мечтаем не о разрушении, а о созидании.
27 и101tя. Пишу впопыхах, и руки у меня дрожат. Вчера ночью я
задержался в лаборатории до двух часов. Была спешная работа по
установке охладителей. Я возвращался к себе. Очень ярко светил
месяц . На мне были теплые сапоги из тюленьей кожи , и шаги мои
по обледенелой дорожке не издавали никакого звука. Дорога у меня
шла все время в тени. Почти у самых моих дверей я остановился,
потому что услышал голоса.
- Зайдите же, дорогая Мери, ради Бога, зайдите ко мне хоть
на минуту. Почему вы каждый раз боитесь этого? И каждый раз
убеждаетесь , что ваши страхи напрасны?
Я тотчас же увидал их обоих при ярком, южном свете луны. Он
обнимал ее за талию, а ее голова покорно лежала на его плече. О,
как они оба бьши прекрасны в это мгновение!
- Но ваш товарищ... - робко произнесла леди Чальсбери.
- Какой же он мне товарищ? - беспечно рассмеялся де Мои
де Рик. - Это только скучный и сентиментальный сурок, который
каждый день аккуратно ложится спать в десять часов, чтобы про­
снуться в шесть . Мисс Мери, идемте, умоляю вас.
И оба они, не размыкая объятий, взошли на крьшьцо, освещен­
ное голубым сиянием луны, и скрьшись за дверью.
28 и101tя, вечером. Сегодня утром я пришел к мистеру де Мои де
Рику, не принял его протянутой руки, не сел на указанный им стул
и сказал ему спокойно:
- Сэр, я должен высказать вам свое мнение о вас. Я полагаю,
сэр, что в том месте, где мы должны бы бьши с вами работать радо­
стно и самоотверженно на пользу человечества, вы ведете себя са­
мым недостойным и бесстъщным образом. Вчера в два часа ночи я
видел, как вы вошли к себе домой.
- Вы подглядывали, негодяй? - закричал де Мои де Рик, и
глаза его заблестели фиолетовым огнем, как у кошки ночью.
- Нет, я сам очутился в наиболее неприятном положении, ка­
кое только может придумать воображение. Я не вьщал своего при­
сутствия единственно из-за того , чтобы не причинить страданий
не вам, а другому человеку. И это тем более дает мне право ска­
зать вам теперь один на один, что вы, сэр, наст оящий подлец и
гадина.
- Вы заплатите мне за это кровью, с оружием в руках! - крик­
нул де Мои де Рик, вскакивая и разрывая ворот своей сорочки.
92

Повести
-
Нет, - твердо ответил я.
- Во-первых, у нас к этому нет
повода, кроме того , что я назвал вас подлецом, но без свидетелей, а
второе, вот что : я нахожусь при деле огромной, мировой важности
и не считаю возможным уйти от него из-за вашей дурацкой пули,
пока дело не дойдет до конца. В-третьих, не проще ли вам сейчас
же, захватив лишь необходимый багаж, сесть на первого попавше­
гося мула, спуститься вниз, в Квито , а затем прежней дорогой вер­
нуться в гостеприимную Англию? Или и там вы украли чью-ни­
будь честь или чьи-нибудь деньги , господин подлец?
Он прыгнул к столу и судорожно схватил с него хлыст из гип­
попотамовой кожи.
- Я изобью вас, как собаку! - заревел он.
Тогда во мне проснулась старая боксерская школа. Не давая
ему опомниться, я обманул его левой рукой, а кулаком правой на­
нес быстрый удар в нижнюю челюсть между ухом и подбородком.
Он завьш, завертелся, как волчок, и из носу у него хлынула черная
кровь.
Я вышел.
29 u101m. - Отчего я сегодня не видел целый день мистера де
Мон де Рика? - вдруг спросил лорд Чальсбери.
- Кажется, ему нездоровится, - ответил я, внимательно глядя
в землю.
Мы сидели с ним на северном склоне вулкана. Бьшо девять ча­
сов вечера, луна еще не всходила. Около нас стояли два негра-но­
сильщика и мой таинственный помощник Петр. На спокойной тем­
ной синеве неба едва рисовались тонкие линии электрических про­
водов, установленных нами за сегодняшний день. А на большом
возвышении, сооруженном из камня, покоился приемник No 6, проч­
но укрепленный среди базальтовых глыб и готовый каждую секун­
ду привести в движение затворы.
- Приготовьте шнур, - приказал лорд Чальсбери, - прока­
тите катушку вниз, я слишком устал и взволнован, поддержите меня,
помогите мне спуститься. Вот здесь как будто хорошо. И мы не
рискуем ослепнуть. Подумайте, дорогой Диббль, подумайте, ми­
лый мой мальчик, сейчас мы с вами, во имя славы и радости буду­
щего человечества, озарим весь мир солнечным светом, сгущенным
в газ . Allo! Зажгите стопин.
Быстро побежала вверх огненная змея пороховой нитки и скры­
лась вверху над нами, за краем глубокого уступа, под которым мы
сидели. Мой напряженный слух уловил мгновенное щелканье со-
93

А.И. Куприн
единившихся контактов и пронзительный визг моторов. По нашим
расчетам, солнечный газ должен бьm выходить из кювета, рядом
последовательных взрывов, приблизительно около шести тысяч в
секунду. И в тот же момент над нами взошло ослепительное солн­
це, навстречу которому зашелестели внизу деревья, зарозовели об­
лака, засверкали дальние крыши и окна домов города Квито и гром­
ким криком разразились наши домашние петухи в поселке.
А когда свет так же мгновенно погас, как и загорелся, учитель
щелкнул секундомером, посветил на него карманным электричес­
ким фонариком и сказал:
- Время горения одна минута одиннадцать секунд. Это насто­
ящая победа, мистер Диббль. Ручаюсь вам, что через год мы на­
полним громадные резервуары жидким и густым, как ртуть, золо­
тым солнцем и заставим его светить нам, греть нас и еще приво­
дить в движение все наши машины.
А когда мы вернулись около полуночи домой, то мы узнали,
что за наше отсутствие леди Чальсбери и мистер де Мои де Рик еще
засветло, тотчас же после нашего ухода, пошли как будто для про­
гулки, а потом на заранее оседланных мулах спустились вниз, в
Квито .
Лорд Чальсбери и тут остался верен себе. Он сказал без горечи,
но с печалью и страданием:
-Ах, зачем они не сказали мне об этом, зачем ложь? Разве я не
видел, что они любят друг друга? Я не стал бы им мешать.
Тут кончаются мои записки, впрочем, так попорченные водою,
что я восстановил их лишь с большим трудом и не совсем ручаюсь
за их точность . Да и в дальнейшем я не ручаюсь за свою память.
Ведь это и всегда так бывает: чем ближе к развязке, тем путаннее
воспоминания.
Около двадцати пяти дней мы напряженно работали в лабора­
тории, наполняя все новые и новые кюветы золотым солнечным
газом. За это время мы успели придумать остроумные регуляторы
к нашим солнцеприемникам. Мы снабдили каждый из них часо­
вым механизмом и таким же простым указателем времени, как у
будильника. Перемещая известным образом указатели трех цифер­
блатов, мы достигли возможности получить свет через любой про­
межуток времени, растянуть время его горения и его интенсивность
от слабого получасового мерцания до мгновенного взрыва - все
зависело от часового завода. Мы работали без увлечения, точно
94

Повести
нехотя, но надо сказать , что этот период был самым плодотвор­
ным за все время моего пребывания на Каямбэ. Но все это окончи­
лось внезапно, фантастично и страшно.
Однажды , в начале августа , ко мне в лабораторию зашел лорд
Чальсбери, еще более усталый и постаревший , чем в предыдущие
дни; он сказал мне с брезгливым спокойствием:
- Милый друг, я чувствую, что близится моя смерть, и во мне
проснулись старые предрассудки. Хочу умереть и быть похоронен­
ным в Англии . Оставляю вам немного денег, все дома, машины,
землю и мастерские. Денег вам хватит, соразмерно с теми расхода­
ми, которые я имел, года на два-три. Вы моложе и энергичнее меня,
и может быть , у вас что-нибудь выйдет. Милый наш друг мистер
Найдстон поддержит вас с радостью в любую минуту. Подумайте
же хорошенько.
Этот человек давно стал мне дороже отца, матери , брата, жены
или сестры. И поэтому я ответил ему с глубоким убеждением :
- Дорогой сэр, я не оставлю вас ни на одну секунду.
Он обнял меня и поцеловал в лоб.
На другой день он созвал всех служащих и , заплатив каждому
из них двухгодовое жалованье, сказал, что дело его на Каямбэ при­
шло к концу и что всем им он приказывает сегодня же спуститься с
Каямбэ вниз, в долины.
Они ушли веселые, неблагодарные, предвкушавшие сладкую бли­
зость пьянства и разврата в бесчисленных притонах, которыми ки­
шит город Квито . Один лишь мой помощник, молчаливый славя­
нин, - не то албанец, не то сибиряк, - долго не хотел уходить от
своего хозяина. <<Я останусь при вас до моей или вашей смерти», -
сказал он. Но лорд Чальсбери поглядел на него убедительно, почти
строго , и сказал:
- Я еду в Европу, мистер Петр.
- Всеравно,иясвами.
- Но ведь вы знаете, что вам грозит там , мистер Петр .
-
Знаю. Веревка. И однако, все равно я не покину вас. Я все вре-
мя в душе смеялся над вашими сентиментальными заботами о счасти
и
людей мил
л
ионных столетий , но никому не говорил об этом, но, уз­
навши близко вас самого, я также узнал , что чем ничтожнее человече­
ство, тем ценнее человек, и поэтому я привязался к вам, как старый,
бездомный, озлобленный, голодный, шелудивый пес к первой руке,
приласкавшей его искренно. И поэтому же я остаюсь при вас. Баста.
95

А. И. Куприн
Я с изумлением и восторгом глядел на этого человека, кото­
рого я раньше считал окончательно неспособным на какие-ни­
будь возвышенные чувства. Но учитель сказал ему мягко и пове­
лительно:
- Нет, вы уйдете. И сейчас же. Мне дорога ваша дружба, мне
дорога ваша неутомимая работа. Но я еду умирать к себе на роди­
ну. И ваши возможные страдания только отяготят мой уход из мира.
Будьте мужчиной, Петр. Возьмите деньги, обнимите меня на про­
щание, и расстанемся.
Я видел, как они обнялись и как суровый Петр несколько раз
горячо поцеловал руку лорда Чальсбери, а потом бросился прочь
от нас, не оборачиваясь назад, почти бегом, и скрьшся за ближай­
шими зданиями.
Я поглядел на учителя: он, закрыв лицо руками, плакал ...
Через три дня мы шли на знакомом мне пароходе «Гонзалес» из
Гваякиля в Панаму. Море бьшо неспокойно, но ветер дул попут­
ный, и в подмогу слабосильной машине капитан распорядился по­
ставить паруса. Мы с лордом Чальсбери все время не покидали
каюты. Его состояние внушало мне серьезные опасения, и време­
нами я даже думал, что он мешается в уме. Я глядел на него с бес­
помощной жалостью. Особенно поражало меня то , что через каж­
дые две-три фразы он непременно возвращался мыслями к остав­
ленному им на Каямбэ кювету No 21б и каждый раз, вспоминая о
нем, твердил, стискивая руки: «Неужели я забьш, ах, неужели я мог
забыть?» Но потом речь его становилась опять печальной и возвы­
шенной.
- Не думайте, - говорил он, - что маленькая личная драма
заставила меня сойти с того пути трудов, упорных изысканий и
вдохновений, который я терпеливо прокладьmал в течение всей моей
сознательной жизни. Но обстоятельства дали толчок моим размыш­
лениям . За последнее время я многое передумал и переоценил, но
только в иной плоскости, чем раньше. Если бы вы знали, как тяже­
ло в шестьдесят пять лет перестраивать свое мировоззрение. Я по­
нял, вернее, почувствовал, что не стоит будущее человечество ни
забот о нем, ни нашей самоотверженной работы . Вырождаясь с
каждым годом, оно становится все более дряблым, растленным и
жестокосердым. Общество подпадает власти самого жестокого дес­
пота в мире - капитала. Тресты, играя в своих публичных прито­
нах на мясе, хлебе, керосине, сахаре, создают поколения сказочных
96

Повести
полишинелей-миллиардеров и рядом миллионы голодных оборван­
цев , воров и убийц. И так будет вечно. И моя идея продлить сол­
нечную жизнь земли станет достоянием кучки негодяев, которые
будут править ею или употреблять мое жидкое солнце на пушеч­
ные снаряды и бомбы безумной силы ... Нет, не хочу этого ... Ах,
Боже мой, этот кювет! Ах, неужели я забьш! Неужели! - вдруг вос­
кликнул лорд Чальсбери , хватаясь за голову.
- Что вас так тревожит, дорогой учитель? - спросил я.
- Видите ли, милый Генри ... Я опасаюсь того , что сделал ма-
ленькую, но, может, очень роковую. ..
Больше я ничего не слышал. На востоке вдруг вспыхнуло ог­
ромное, как вселенная, золотое, огненное пламя. И небо и море
точно потонули на мгновение в нестерпимом сиянии. Тотчас же
вслед за этим оглушительный гром и какой-то горячий вихрь сва­
лил меня на палубу.
Я потерял сознание и пришел в себя, только услышав над со­
бою голос учителя.
- Что? - спрашивал лорд Чальсбери . - Вас ослепило?
-Да, я ничего не вижу, кроме радужных кругов перед глаза-
ми. Ведь это катастрофа, профессор? Зачем вы сделали или допус­
тили это? И разве вы не предвидели этого?
Но он мягко положил мне на плечо свою маленькую прекрас­
ную белую руку и сказал глубоким нежным голосом (и от этого
прикосновения, и от этого уверенного тона его слов я сразу стал
спокоен) :
- Неужели вы не верите мне? Подождите, зажмурьте крепко
глаза и закройте их ладонью правой руки и держите так, пока я не
перестану говорить или пока у вас не пройдет в глазах световое
мелькание, потом, прежде чем открыть глаза, наденьте очки, кото­
рые я вам сейчас сую в левую руку. Это очень сильные консервы.
Слушайте, мне казалось, что вы успели узнать меня гораздо лучше
за это короткое время, чем знали меня самые близкие люди . Уже
ради только вас, моего настоящего друга, я не взял бы на свою со­
весть такого жестокого и бесцельного опыта, который грозит смер­
тью нескольким десяткам тысяч людей. Да и то сказать, чего стоит
существ ование этих развратных негров, пьяных индейцев и вырож­
дающихся испанцев? Образуйся сейчас на месте республики Эква­
дор с ее сплетнями, торгашеством и революциями сплошная дыра
в преисподнюю, от этого ни на грош не потеряют ни наука, ни ис­
кусство, ни история. Немножко жаль моих умных, терпеливых,
97

А. И. Куприн
милых мулов. Правда, скажу вам по совесrи, я ни на секунду не
задумался бы принести в жертву торжеству идеи и вас, и вместе с
вами миллион самых ценных человеческих жизней, если бы только
я был убежден в правоте этой идеи , но ведь всего три минуты тому
назад я вам говорил о том, что я окончательно разуверился в сп о­
собносrи грядущего человечесrва к счастью, любви и самопожерт­
вованию. Неужели вы можете подумать, что я стал бы мстить ма­
ленькому кусочку человечества за мою громадную философскую
ошибку? Но вот чего я себе не прощаю: это чисrо технической ошиб­
ки, ошибки рядового привычного работника. Я в данном случае
похож на масrера, который сrоял двадцать лет около сложной ма­
шины, а через двадцать лет и один день вдруг взrрусrнул о своих
личных семейных делах, забьm о деле, пересrал слушать ритм, и
вот сорвался приводный ремень и своим страшным размахом убил
несколько муравьев-рабочих. Видите ли, меня все время мучила
мысль о том, что я по рассеянносrи, приключившейся со мной пер­
вый раз за все эти двадцать лет, забыл осrановить часовой завод у
кювета номер двадцать один «бэ» и посrавил его нечаянно на пол­
ный взрыв. И это сознание все время, точно во сне, преследовало
меня на пароходе. Так и оказалось . Кювет взорвало, и от детона­
ции взорвались и другие хранилища. Опять моя ошибка. Прежде
чем хранить в таком громадном запасе жидкое солнце, мне нужно
бьmо бы раньше, хотя бы с риском для со бственной жизни, проде­
лать в малых размерах опыты над взрывчатыми качесrвами сгу­
щен ного света . Теперь оглянитесь сюда, - и он мягко, но настой­
чиво повернул мою голову на восток. - Отнимите руку и теперь
медленно, медленно откройте глаза.
В один момент с необычайной яркостью, как это , говорят, быва­
ет в предсмертные минуты, я увидел полыхавшее на восrоке, то сжи­
мавшееся, то разжимавшееся, точно дышащее, зарево, накрененный
борт парохода, волны, хлесrавшие через перила, мрачно-кровавое
море, и тускло-пурпуровые тучи на небе, и прекрасное спокойное
лицо, все в седых шелковисrых сединах, с глазами, сиявшими, как
скорбные звезды. Удушл ивый жаркий ветер дул с берега.
- Пожар? - спросил я вяло, точно во сне, и обернулся к югу.
Там , над вершиной Каямбэ, сrоял густой дымный огонь, который
прорезывали бысrрые молнии.
- Нет, это извержение нашего доброго старого вулкана. Взрыв
жидкого солнца разбудил и его . Согласитесь, все-таки черт знает
какая сила! И подумать только что все это напрасно.
98

Повест и
Я ничего не понимал. У меня кружилась голова. И вот я услы­
шал около себя странный голос, одновременно нежный, как у ма­
тери, и повелительный, как у деспота:
- Сядьте на этот корабельный бунт и повинуйтесь слепо все­
му, что я вам прикажу. Вот вам спасательный круг, наденьте его
сейчас же на себя, завяжите крепко под мышками, но не стесняйте
дыхания; вот вам фляжка с коньяком, спрячьте ее в левый боковой
карман вместе с тремя плитками шоколада, вот вам пергаментный
конверт с деньгами и письмами. Сейчас «Гонзалес» будет опроки­
нута таким страшным валом, который вряд ли видало человече­
ство со времен потопа. Лягте вдоль правого борта. Так . Обвейтесь
руками и ногами о поручни. Хорошо. Голова у вас за железным
щитом. Это поможет, чтобы вас не оглушило ударом. Когда вы
почувствуете, что вал обрушился на палубу, постарайтесь задер­
жать дыхание секунд на двадцать, затем бросайтесь вправо, и да
благословит вас Бог! Это все, что я могу вам пожелать и посовето­
вать . А затем еще, если вам суждено умереть так рано и так неле­
по ... то мне хотелось бы услышать, что вы мне прощаете. Понима­
ете ли, другому я не сказал бы этого , но я знаю, что вы англичанин
и настоящий джентльмен .
Его сл ова, исполненные хладн окровия и достоинства, вернули
мне самообладание. Я нашел в себе достаточно силы, чтобы, по­
жимая ему крепко руку, ответить спокойно :
- Верьте, дорогой учитель, что никакие радости жизни не из­
менили бы мне тех прекрасных часо в, которые я провел под вашим
мудрым руководств ом. Я бы хотел только спросить, почему вы сами
о себе не заботитесь?
Я до сих пор ясно помню его , прислонившегося к ящику с за­
пасным компасом, помню, как ветер трепал его одежду и седую
бороду, такую страшную на красном фоне вулканического извер­
жения . Тут же я на секунду с удивлением заметил, что уже не бьшо
нестерпимо горячего ветра с берега, наоборот - с запада дул по­
рывистый, холодный ураган, и судно наше почти лежало на боку.
- Э! - воскликнул небрежно лорд Чальсбери и устало махнул
рукой . - Мне нечего терять. Я одинок во всем этом мире. У меня
есть единственная привязанность - это вы, но и вас я подвергаю
смертельной опасности, из которой вам выкарабкаться - только
один шанс на миллион. У меня есть богатство, но, право, я не знаю,
что с ним делать, разве только, - и голос его зазвучал печальной и
кроткой насмешкой, - разве только раздать его неимущим Нор-
99

А. И. Куприн
фолькского графства и расплодить лишнюю банду тунеядцев и по­
прошаек . У меня есть знания, но вы сами видите, что они потерпе­
ли крах . У меня есть энергия, но уже теперь я не смог бы найти для
нее приложения. О нет, дорогой друг, я не самоубийца; если в эту
ночь мне не суждено погибнуть, я употреблю мой остаток жизни
на то, чтобы скромно возделывать спаржу, артишоки и дыни на
каком-нибудь маленьком клочке земли, гд е-нибудь подальше от
Лондона. А если смерть, - он снял шляпу, и странно бьmо мне ви­
деть его развевающиеся волосы, мечущуюся бороду и ласковые,
печальные глаза и слышать его голос, звучавший, как органный
хорал. - А если смерть, то с покорностью предаю мое тело и мой
дух вечному Богу, который да простит мне заблуждения моего сла­
бого человеческого ума.
- Аминь, - сказал я.
Он повернулся спиной к ветру и закурил сигару. Четким фанта­
стическим великолепным видением рисовалась его черная фигура
на фоне багряного неба. До меня долетел тонкий запах прекрасной
гаваны.
- Готовьтесь. Еще остается минута, две. Не трусите?
- Нет... Но экипаж, пассажиры! ..
- Я во время вашего обморока предупредил их. Впрочем, на
всем судне нет ни одного трезвого человека и ни одного спаса­
тельного пояса. За вас я не боюсь, у вас на руке надет талисман . У
меня, представьте, был такой же, но я его потерял . Эй! Держи­
тесь! .. Генри! ..
Я обернулся к востоку и обомлел от смертельного ужаса . На
наш скорлупу-пароход быстро двигался от берега огромный вал с
Эйфелеву башню высотой, весь черный, с розово-белым, пенистым
гребнем наверху. Что-то заревело, задрожало ... и точно весь мир
обрушился на палубу.
Я опять потерял сознание и пришел в себя через несколько ча­
сов в небольшой рыбачьей барке, спасшей меня. Моя изуродован­
ная левая рука бьша грубо перевязана тряпкой, а гол ова замотана
какими-то лохмотьями. Через месяц, поправившись от ран иду­
шевных потрясений, я уже пльm обратно в Англию.
История моих странных приключений окончена. Мне остается
только прибавить, что я теперь скромно живу в самой тихой части
Лондона и ни в чем не нуждаюсь благодаря щедрой доброте по­
койного лорда Чальсбери . Я много занимаюсь наукой и даю част-
100

Повести
ные уроки. Каждое воскресенье мы с милым мистером Найдсто­
ном обедаем поочередно друг у друга. Нас связывают самые тес­
ные дружеские узы, и наш первый тост всегда бывает в честь и па­
мять великого лорда Чальсбери .
Г. Диббль.
Р. S. Все имена собственные в моем рассказе не настоящие, а
нарочно изобретены мною.
г.д.
<1912>
101

РАССКАЗЫ

Илл юстрац ия Мери Лэмб, 1909 г.

КОРОЛЕВСКИЙ ПАРК
Фантазия
Наступило начало XXVI столетия по христианскому летосчис­
лению. Земная жизнь людей изменилась до неузнаваемости . Цвет­
ные расы совершенно слились с белыми, внеся в их кровь ту стой­
кость, здоровье и долговечность , которой отличаются среди жи­
вотных все гибриды и метисы . Войны навеки прекратились еще с
середины ХХ столетия, после ужасающих побоищ, в которых при­
нял участие весь цивилизованный мир и которые обошлись в де­
сятки миллионов человеческих жизней и в сотни миллиардов де­
нежных расходо в. Гений человека смягчил самые жестокие кл има­
ты, осушил болота, прорьш горы, соединил моря, превратил зем­
лю в пышный сад и в огромную мастерскую и удесятерил ее произ­
водительность. Машина свела труд к четырем часам ежедневной и
для всех обязательной работы. Исчезли пороки , процвели добро­
детели. По правде сказать ... все это было довольно скучно. Неда­
ром же в средине тридцать второго столетия, после великого южно­
африканского восстания, направленного против докучного обще­
ственного режима, все человечество в каком-то радостно-пьяном
безумии бросилось на путь войны, крови, заговоров, разврата и
жестокого, неслыханного деспотизма, - бросилось и - Бог весть,
в который раз за долголетнюю историю нашей планеты - разру­
шило и обратило в прах и пепел все великие завоевания мировой
культуры.
Все мирное и сытое благополучие, предшествовавшее этому
стихийному разгрому, пришло само собою, без крови и насилия.
Земные властители молча и покорно уступили духу времени и со­
шли с своих тр онов, чтобы раствориться в народе и принять учас­
тие в его созидательном труде. Они сами поняли, что обаяние их
власти давно уже стало пустым словом . Недаром много столетий
подряд их принцессы сбегали из дворцов с лакеями, обезьяньими
105

А.И. Куприн
поводырями, крупье, цыганами, таперами и бродячими фокусни­
ками . И недаром же их принцы, великие герцоги, эрцгерцоги и про­
сто герцоги закладывали наследственные скипетры в ссудных кас­
сах, а тысячелетние короны клали к ногам кокоток, а кокотки де­
лали из них украшения для своих фальшивых волос.
Но многие из их потомков - слепо , гордо, бесстрашно и по-сво­
ему трагически уверенные в божественности и неиссякаемости влас­
ти , почиющей на них в силу наследств енной преемственности , - от­
казались презрительно от общения с чернью и никогда не переста­
вали считать себя повелителями и отцами народов. Они брезгова­
ли прибегнуть к самоубийству, которое по-прежнему считали уни­
зительною слабостью для лиц королевских домов. Они ни за что не
соглашались омрачить сияние своих старинных гербов недостой­
ным браком . И их изнеженные, тонкие и белые руки, никогда не
запачкались физическим трудом - этим уделом рабов.
Тогда народное правительств о, давно уничтожившее тюрьмы,
наказания и насилие, построило для них в роскошном обществен­
ном парке большой, светлый и очень уд обный дом, с общей гости­
ной, столовой и залой и с отдельными маленькими, но уютными
комнатками. Пропитание же и одежда определены им от добро­
хотных даяний народа, и бывшие владыки безмолвно соглашают­
ся между собою - глядеть на эти маленькие подарки как на закон­
ную дань вассалов. А для того что бы прозябание венценосцев не
бьшо бесцельным, практичное правительство разрешает школьни­
кам изучать историю прошлого на этих живых обломках старины.
И вот, собранные в одно место, предоставленные самим себе и
своей бездеятельности, они медленно разрушаются телом и опус­
каются душою в общественной богадельне. Они еще хранят в сво­
ей наружности отблеск бьшого величия. Их породистые лица, утон­
ченные и облагороженные строгим подбором в течение сотен по­
колений, по-прежнему отличаются своими покатыми лбами, орли­
ными носами и крутыми подбородками, годными для медальных
профилей . Их руки и ноги, как и раньше, малы и изящны. Их дви­
жения остались величественными, а улыбки очаровательными.
Но это только на народе, перед посетителями парка ". Остава­
ясь одни, в стенах богадельни , они превращаются в сморщенных,
кряхтящих, недужных старичков, завистливых, бранчивых , подо­
зрительных и черствых. Они садятся вчетвером за винт - два ко­
роля и два великих герцога . И пока идет сдача, они спокойны, веж­
ливы и любезно предупредительны. Но давнишнее взаимное раз-
106

Кш1 11.
На чало ХХ вl:'ка.

Рассказы
дражение, всегда накопляющееся между людьми, долго и поневоле
живущими вместе, скупость, нервность и вспьmьчивость скоро пе­
рессорили их. И король сардинский, отхаживая отыгранные тре­
фы, изысканно-любезно замечает герцогу сен-бернардскому:
- Надеюсь, ваше величество, что вы не задержали, как в про­
шлую игру, одну трефу про запас?
А герцог отвечает на это с горечью:
- Лишь происки врагов и общее падение нравственности зас­
тавляют меня жить в одной клетке с такой старой мартышкой, как
вы, Sir.
И все они отлично знают, что у дамы бубен оторван уголок, а у
девятки пик на крапе чернильное пятно, и, входя в маленькую сделку
со своей совестью, тайно пользуются этими наивными приметами.
Изредка, во время обеда, они, как индюки сквозь сон, еще про­
износят веские фразы:
- Мой народ и моя армия...
- О, если бы вы знали, как обожали моего отца подданные...
Они и до сих пор... Я могу вам дать прочитать письмо, полученное
мною от моей партии ... Не знаю только, куда я его девал...
- Да. И до меня дошли сведения, что у меня, в моих горах, идет
сильное брожение...
- Люди должны же когда-нибудь одуматься и возвратиться к
законному порядку вещей ...
Но никто этого бормотания не слышал, и никто, даже услы­
шав , ему не верил . У них у всех, взятых вместе, остался лишь один
верный подданный, убежденный сторонник королевской власти -
их глухой, полуослепший, почти столетний прислужник, бывший
солдат.
Их мелочная, пустяковая жизнь вся переполнена сплетнями,
интригами, взаимным подглядыванием и подслушиванием. Они
засматривают друг другу в чашки и горшки, в столики, под одеяла
и в грязное белье, упрекают друг друга болезнями и старческим
безобразием, и все завидуют графу Луарскому, супруга которого
открьmа мелочную лавочку поблизости от морского порта и, бла­
годаря торговле, имеет возможность покупать сигары своему дер­
жавному мужу.
Их сыновья и дочери еще в отрочестве оставили их, чтобы уто­
нуть, исчезнуть в народе . Но зато по праздникам принцев еще на­
вещают их жены и совсем уже дряхленькие матери, которым, как и
всем женщинам, в обыкновенные дни прегражден доступ в «Дом
107

А.И. Куприн
королей» . Они подбирают на улицах и на площадях все газетные и
устные сплетни и обольщают своих старых детей несбыточными
надеждами, вместе с ними вслух мечтают о том, как они подымут в
своей стране травосеяние и как нужно и важно для государства раз­
ведение чернослива, швейцарских роз, лимбургского сыра, спаржи
и ангорских котов . После таких разго воров бедные старые короли
видят во сне фейерверки, парады, знамена, балы, торжественные
выходы и ревущую от восторга толпу . А наутро многие из них пос­
ле беспокойного сна принимают горькую воду, и вся богадельня
от скуки следит за исходом лекарства .
И вот по-прежнему, как и тысячи лет тому назад, наступила вес­
на. Что бы ни бьmо - весна навсегда останется милым, радостным,
светлым праздником, так же как остается ее вечным спутником
яйцо - символ бесконечности и плодотворности жизни .
В «Парке королей» распустились клейкие благоухающие топо­
левые почки, зазеленели газоны и сладостно и мощно запахло об­
наженной, еще мягкой землей, совершающей снова великую тайну
материнства . А сквозь ветви деревьев опять засмеялось старое чу­
десное голубое небо.
Венценосцы выползли из своих комнаток на воздух и тихо бро­
дят по дорожкам парка, опираясь на костьm и . Весна, которая так
томно и властно зовет куда-то молодые сердца, разбудила и в их стар­
ческой крови печальную и неясную тревогу . Но молодежи, запол­
нявшей в эти светлые дни прекрасный парк, они казались еще более
далекими, странными и чужими - подобными загробным выходцам .
Старый, совсем одинокий, бездетный и вдовый король трапе­
зундский, величественный старец с коническим, уходящим назад
лбом, с горбатым носом и серебряной бородой до пояса, уселся на
зеленой скамейке в самой дальней, уединенной аллее . Солнце и воз­
дух пьяно разморили его тело и наполнили его душу тихой тоской .
Точно ск возь сон слышал он знакомые фразы , которыми при виде
его обменивались редкие прохожие:
- Это король трапезундский . П осмотри в национальном му­
зее портрет его прапрадеда Карла Двадцать пято го , прозванного
Неукротимым . Одно и то же лицо .
- Ты слыхал о его предке Альфонсе Девятнадцатом? О н разо­
рил всю страну в угоду французской актрисе, своей любовнице, и
дошел до того , что сам продавал шпионам иностранных держав
планы своих укреплений .
108

Рассказы
-АЛюдо вик Кровавый?.. Двадцать тысяч человек в одно утро
были расстреляны у казарменных стен .
Но гордая душа отринутого народом владыки не содрогнулась
и не съежилась от этого зловещего синодика. Да. Так и нужно бьшо
поступать его предкам . Не только королевские желания , но и при­
хоти должны быть священны для народов . И посягающий на боже­
ственную власть - достоин смерти .
И вдруг он услышал над собою нежный детский голосок и под­
нял склоненную вниз белую голову.
- М илый дедушка. Отчего вы всегда такой скучный? Вас оби­
жает кто-нибудь? Дедушка , позвольте вам подарить вот это сахар­
ное яичко . Нельзя грустить в такой прелестный праздник. Вы по­
глядите , дедушка, здесь стеклышко , а за стеклышком барашек на
травке. А когда вам надоест глядеть , вы можете это яичко скушать .
Его можно есть , оно сахарное.
Король привлек к себе эту добрую, совсем незнакомую ему, свет­
ловолосую и голубоглазую девочку и , гладя ее голову дрожащею
рукою, сказал с грустной ул ыбкой:
- Ах, дорогое мое дитя, милое дитя, у меня нет зубов, чтобы
грызть сахар.
Теперь девочка, в свою очередь , погладила ручкой его жест­
кую, морщинистую щеку и сказала тоненьким голоском :
-
Ах , бедный , бедный дедушка . Какой же вы старенький , ка­
кой несчастненький ... Тогда знаете что? У нас нет дедушки ... Хоти­
те быть нашим дедушкой? Вы умеете рассказывать сказки?
- Да, милое дитя . Чудесные старые сказки . Про железных лю­
дей , про верные сердца, про победы и кровавые праздники ...
- Вот и сл авно. А я буду вас водить гулять , буду рвать для вас
цветы и плести венки . М ы оба наденем по венку, и это будет очень
красиво . Смотрите , вот у меня в руках цветы . Синенькие - это
фиалки , а белые -подснежники . Я вам спою все песни, какие толь­
ко знаю . Хорошо? Я буду делиться с вами конфетами ...
И странно : король, которого не могли поколебать ни доводы
книг, ни сл ова политиков, ни жестокие уроки жизни , ни история,
вдруг сразу всей душой понял , как смешна и бесполезна бьша его
упрямая вера в отошедшее. Нестерпимо захотелось ему семьи , лас­
ки , ухода, детского лепета... И, целуя светлые волосы девочки , он
сказал едва сл ышно:
- Я согласен , добрая девочка... я согласен . Я был так одинок
во всю мою жизнь... Но как на это посмотрит твой папа...
109

А.И. Куприн
Тогда девочка убежала и через минуту вернулась, ведя за руку
высокого загорелого мужчину со спокойными и глубокими серы­
ми гл азами, который, низко опустив шляпу, произнес:
- Если бы вы согласились, ваше величество, на то, о чем бол­
тает моя девчурка, мы бьши бы бесконечно счастливы, ваше вели­
чество.
- Бросьте величество ". - сказал старик, вставая со скамьи и
просто и крепко пожимая руку гражданина. - Отныне моего ве­
личества больше не существует.
И они все вместе, втроем, вышли навсегда из «Парка королей» .
Но в воротах старик внезапно остановился, и обернувшиеся к нему
спутники увидели, что по его белой бороде, как алмаз по серебру,
бежит светлая слеза.
- Не думайте". - сказал старик дрожащим от волнения голо­
сом, - не думайте, что я буду". уж вовсе для вас бесполезен". Я умею ".
я умею клеить прекрасные коробочки из разноцветного картона."
И, в восторге от его сл ов, бешено бросилась ему на шею ры­
женькая девочка.
<1911>
ПАСХАЛ Ь НЫЕ Я ЙЦА
И правда: что поделаешь, когда не везет? Приходится смирить­
ся , закрыть глаза, не дышать, спрятаться куда-нибудь в угол, на­
крыться с головой одеялом и терпеливо ждать смерти, в надежде,
что при будущем земном воплощении судь ба, вместо спины, по­
вернется к тебе лицом .
Мне, милый мой, никогда и ни в чем не везло. Есть люди, кото­
рые ставят пятнадцать раз подряд на него и, вопреки теории веро­
ятностей, каждый раз выигрывают. Есть удивительные счастлив­
цы на уличные находки, на лотереи-аллегри и на выигрышные би­
леты. Существуют удачники, благополучно избегающие пожаров,
крушений на железных дорогах, заразных болезней, начальствен­
ного гнева, бешеных собак и карманных жуликов. Но есть и несча­
стн ые, жалкие, позорные, смешные и презренные пасынки жизни,
которых судьба с утра до вечера, из года в год, стукает и стукает по
голове, как деревянных турок в музее восковых фигур. Из этих па­
риев я - номер первый; в том нет никакого сомнения.
110

Рассказы
Припомните из своего прошлого или по чужим рассказам или
просто вообразите себе любой случай, любое положение, и я на­
верно приведу вам аналогичное обстоятельство из своей злосчаст­
ной жизни, при котором я неизменно летел вверх тормашками, па­
дал и еле-еле вставал с шишкой на лбу.
Да вот вам живой пример. Завтра у нас Светлое Воскресенье, и я
по всем этим вашим кулечкам, сверточкам и картоночкам вижу, что
вы несете домой праздничные подарочки: разные там яички со змея­
ми, составные яички с колечками, барашками, цветочками. Вижу,
как вы целый день бегали по магазинам в толпе, в давке, забыв даже
об еде, и теперь, счастливые, усталые и голодные, зашли сюда, в ка­
бачок, перекусить на скорую руку. Ну, вот я вам и расскажу, как
через одно пасхальное яичко я лишился наследства, родни и поддер­
жки, и все это в самых отроческих годах. Бьш я тогда длинным и
нескладным шестнадцатилетним балбесом, которого туряли из всех
гимназий и из всех училищ, к большому огорчению нашей бедной и
многочисленной семьи. Единственной нашей поддержкой бьш ста­
рик дядя - человек холостой и богатый, черствый и самолюбивый,
вспьшьчивый и капризный. Несмотря на свои семьдесят лет, он бьш
черен волосом, как навозный жук, и имел желтое, сжатое в комок
морщин лицо. Он бьш беззубый и всегда двигал нижней челюстью
влево и вправо, точно задумчиво что-то пережевьшал.
На Пасху мы неизменно подносили ему подарки : стишки , на­
писанные каллиграфически на веленевой бумажке и перевязанные
голубой ленточкой, вязаные салфеточки - изделия моих сестер,
крашенные дома яйца и т. д. Дядя принимал нас и наши подароч­
ки, давал нам целовать свою коричневую маленькую ручку, похо­
жую на мощи, одарял нас маленькими золотыми монетами и от­
пускал до рождества или до своих именин. И это повторялось из
года в год, трижды в год, почти без изменения: на рождество, на
Пасху и на его именины.
Но мне посчастливилось удивить нашего дядю совсем неожи­
данным подарком.
В конце великого поста я проходил по улице и в окне цветочного
магазина увидал большое, с человеческую голову величиною, яйцо .
На нем, на его белой, гладкой, блестящей поверхности зелеными
буквами из проросшего кресс-салата бьшо написано: <<Я бьш лысым» .
Это пленило меня . Но, как я ни бьш глуп и доверчив, я все-таки
нашел надпись немного неподходящей к праздничному дню. Надо
бьшо войти в магазин прицениться и условиться.
111

А И. Куприн
Цена яйца была шестьдесят копеек. Стоило только написать
водою на нем любые буквы и посыпать семенами кресс-салата, как
в продолжение недели на нем зеленым цветом вырастали сладкие
пасхальные сл ова.
- Я бы, - сказал я робко, - мнебы не хотелось... я бьш лысым...
- О, это пустяки ... Вот вам яйцо, которое уже посеяно. Через
неделю ростки взойдут, и оно будет собою представлять очарова­
тельное простое зеленое яйцо . Нам все равно : с надписью или без.
Я согласился. И понес яйцо домой. В дверях немец сказал мне,
что яйцо нужно держать непременно в темноте.
В воскресенье я с робостью впервые поглядел на мой пасхаль­
ный подарок, спрятанный мною в темном чулане. Это бьшо очаро­
вательное, бархатное зеленое яйцо . Я положил его в картонку от
шляпы и понес.
Бьшо все по порядку : стишки, вязанье, раскрашенные бараш­
ки, целованье руки и так далее. Наконец я раскрьш картонку и вы­
тащил мое яйцо. Вообразите себе, что на нем, на зеленом поле, чет­
кими, желто-золотыми буквами было написано : «Я был лысым!»
Бог знает, почему это получилось . Недосмотр артельщика,
ошибка садовода или моя торопливость? Вернее всего , моя вечная
неудача.
Дядя вдруг из светло-кирпичного сделался темно-кирпичным ,
потом пунцовым, потом пурпуровым, затем сизым . И вдруг, сдер­
нув с себя черно-синий парик, бросил его на землю и закричал:
-
Мерзавец, проклинаю тебя и лишаю наследства отныне и во
веки веков, аминь ! Вон! .. Идиотская насмешка! Интриганы! Вон! ..
Ноя стоял неподвижно и в дрожащих руках держал зеленое яйцо
с яркой, солнечной надписью : «Я бьш лысым», а напротив меня ка­
чалась голова с черепом, голым и блестящим, как бильярдный шар.
Как меня вывели на улицу, я не помню .
<1911>
ТЕЛЕГРАФИСТ
Зима. Поздняя ночь. Я сижу на казенном клеенчатом диване в
телеграфной комнате захолустной пограничной станции. Мне дрем­
лется. Тихо, точно в лесу. Я слышу, как шумит кровь у меня в ушах,
а четкое постукивание аппарата напоминает мне о невидимом дят-
112

Рассказы
ле, который где-то высоко надо мною упорно долбит сосновый
ствол.
Напротив меня согнулся над желтым блестящим ясеневым сто­
ликом дежурный телеграфист Саша Врублевский . Тень, падающая
от зеленого абажура лампы, разрезывает его лицо пополам : верх в
тени, но тем ярче освещены кончик носа, крупные суровые губы и
острый бритый подбородок, выходящий из отложного белого во­
ротника.
С большим трудом я различаю гл убокие глазные впадины и
внутри их опущенные выпуклые веки, придающие всему лицу, так
хорошо знакомому, некраси вому, милому, скуластому лицу, то
выражение важного покоя, которое мы видим только у мертвых.
Саша Врублевский горбат. Я знаю только две породы горба­
тых людей. Одни - и это большинство - высокомерны, сладост­
растны, зл обны, подозрительны, мстивы, скупы и жадны. Другие
же, немногие, а в особенности Саша Врублевский, кажутся мне луч­
шими брильянтами в венце истинного христианства. Когда я беру
в свои руки их сл абые, нежные, чуткие и беспомощные ручки, у
меня в сердце такое чувство, точно ко мне ласкается больной ребе­
нок. И когда я думаю о Сашиной душе, она мне представляется
чем-то вроде большой прекрасной бабочки, - такой трепетной,
робкой и нежной, что малейшее грубое прикосновение сомнет и
оскорбит красоту ее крьшьев. Он кроток, бессребреник, ко всему
живому благожелателен и ни о ком ни разу не отозвался дурно.
Иногда он говорит мне с ласковой, чуть-чуть укоризненной насмеш­
кой:
- Несправедливые вы люди, господа писатели. Как только у
вас в романе или повести появится телеграфист, - так непременно
какой-то олух царя небесного, станционный хлыщ, что-то вроде
интендантского писаря. Поет под гитару лакейские романсы, кру­
тит усы и стреляет глазами в дам из первого класса. Ей-богу же,
милочка, такой тип перевелся пятьдесят лет тому назад. Надо сле­
дить за жизнью. Вспомните-ка, как мы выдержали почтово-теле­
графную забастовку, а ведь у нас большинство - многосемейные.
Знаете, милочка, бедность-то везде плодуща, а жалованье наше -
гроши. И если вышвырнут тебя из телеграфа с волчьим паспор­
том - куда пойдешь? Так-то , милочка. Мне сравнительно легко
тогда бьmо, я три языка знаю иностранных, в случае чего не про­
пал бы. А другие, милочка, прямо несли на это дело свои головы и
потроха.
llЗ

А.И. Куприн
Никогда ему не изменяет его светлое, терпеливое, чуть приук­
рашенное мягкой ул ыбкой благодушие. Вот и сейчас: у него висит
на ленте очень важная, срочная, едва ли не шифрованная телеграм­
ма из-за границы, а он уже больше четверти часа никак не может ее
отправить , и все из-за того , что главная передаточная станция за­
нята с одной из промежуточных самым горячим флиртом. Теле­
графист с передаточной загадал барышне с промежуточной какое­
то слово, начинающееся на букву <<n», и - такой насмешник ! - сту­
чит и стучит все одни и те же знаки:
Но барышня никак не может отгадать этого трудного слова.
Она пробует <<Лампу, лошадь, лук , лагери, лимон, лихорадку>> .
- Лихорадка - похоже, н о не то, - издевается передаточная
станция.
«Лира, лава, лак, луна, лебедь», - мучается недогадливая ба­
рышня.
Тогда Врублевский, которому надоело ждать, считает нужным
вмешаться.
-
Барышня, подайте ему - <<Люблю» - и освободите линию:
срочная.
- Подождут, - легкомысленно возражают с передаточной.
Но Врублевский делает развязному телеграфисту строгое заме­
чание и через минуту, не глядя на ленту, уже ловит привычным слу­
хом покаянный ответ:
- Извините, товарищ, но вы сами бьши молоды и понимаете
без сл ов.
Я вижу, как легкая улыбка раздвигает усы над толстыми, осве­
щенными губами Врублевского. Ему самому не больше двадцати
шести лет, но все сослуживцы относятся к нему, как к старику.
- Вот так они целыми вечерами и романсуют, - го ворил он,
перебирая ленту, закрутившуюся кудрявыми завитками. - Что же,
дай Бог. Кажется, у них дело серьезное. Он - славный мальчик, и
Катерина Сергеевна - хорошая, работящая девушка. Устроятся
вместе на станции , и лучше не надо . И как это прекрасно, что жен­
щине наконец начинают давать настоящую работу. А то ведь рань­
ше им, бедняжкам, прямо деваться бьшо некуда. Сиди и вымали­
вай у Бога жениха. Когда еще девушкой - отец ворчит: <<Хлеб толь­
ко даром ешь. Хоть бы нашелся какой-нибудь болван, взял бы тебя,
114

Рассказы
сокровище этакое». А вышла замуж - пеленки, тряпки, кухня,
роды, стирка, детей кормить надо . И муж орет: <<дармоедка, обед
невкусный; только деньги тратить умеешь да ходить круглый год
брюхатой. Поди сбегай за пивом и за папиросами...» А уж если,
милочка, заработок общий, он уж так разговаривать не посмеет.
Саша умолкает и, поймав начало телеграммы, начинает сосре­
доточенно ее выстукивать. Лицо его с опущенными веками непод­
вижно, и только пальцы его правой руки едва заметно, но быстро и
точно вздрагивают на клавише. Мной опять овладевает дремота, и
опять я в тихом мутно-зеленом лесу, и опять где-то далеко старает­
ся над деревом неугомонный дятел. В это время я думаю о многих
странных вещах. О том, что весь земной шар перекрещен, как на­
стоящими нервами, телеграфными линиями и что вот сидит передо
мной нервный узел - милый Саша Врублевский, безвестный слу­
житель механического прогресса. Добру или злу он служит, счас­
тию или несчастию будущего человечества? Телеграф бьш первым
важным практическим применением таинственной силы электри­
чества. Гораздо позднее появились телефоны, электрические лам­
пы и кухни, трамваи, беспроволочный телеграф, автомобили, аэро­
пл аны. Но человечество идет вперед, все быстрее с каждым годом,
все стремительнее с каждым шагом,
Вчера мы услышали об удивительных лучах, пронизывающих
насквозь человеческое тело, а почти сегодня открыт радий с его
удивительными свойст вами. Человек уже подчинил себе силу во­
допадов и ветер, - без сомнения, он скоро заставит работать на
себя морской прибой, солнечный свет, облака и лунное притяже­
ние. Он внедрится в глубь земли и извлечет оттуда новые металлы,
еще более могущественные и загадочные, чем радий, и обратит их
в рабство. Завтра или послезавтра, - я в этом уверен, - я буду из
Петербурга разговаривать с моим другом, живущим в Одессе, и в
то же время видеть его лицо, улыбку, жесты. Очень близко время,
когда расстояния в пятьсот - тысячу верст будут покрываться за
один час; путешествие из Европы в Америку станет простой предо­
беденной прогулкой, пространство почти исчезнет, и время пом­
чится бешеным карьером. Но я с ужасом думаю об огромных горо­
дах будущего, в особенности когда воображаю себе их вечера. На
небе сияют разноцветные плакаты торговых фирм, высоко в воз­
духе снуют ярко освещенные летучие корабли, над домами, сотря­
сая их, проносятся с грохотом и ревом поезда, по улицам сплош­
ными реками, звеня, рыча и блестя огромными фонарями, несутся
115

А. И. Куприн
трамваи и автомобили; вертящиеся вывески кинематографов сле­
пят глаза, и магазинные витрины льют огненные потоки . Ах, этот
ужасный мир будущего - мир машин, горячечной торопливости,
нервного зуда, вечного напряжения ума, воли и души ! Не несет ли
он с собой повального безумия, всеобщего дикого бунта или, что
еще хуже, преждевременной дряхлости, внезапной усталости и рас­
слабления? Или - почем знать? - может быть , у людей вырабо­
таются новые инстинкты и чувства, произойдет необходимое пере­
рождение нервов и мозга, и жизнь станет для всех удобной, краси­
вой и легкой? Нет, милый Саша Врублевский, никто нам не отве­
тит н а эти вопросы, хоти ты сам, вот сейчас, сидя за телеграфным
аппаратом, бессознательно куешь будущее счастье или несчастье
человечества.
Но тут я замечаю, что Врублевский уже с минуту что-то говорит
мне. Я стряхиваю с себя ленивое оцепенение, встаю и присаживаюсь
за столик. Теперь мне совсем не видно лица моего приятеля, - меж­
ду нами лампа и аппарат, - но моя рука лежит так близко около его
руки, что я ощущаю исходящий из нее теплый ровный ток.
- Это вышло точь-в-точь как бывает в водевилях, - говорит
он своим нервным , высоким, чуть хриплым, очень приятным голо­
сом. - Она бьша влюблена по уши в моего товарища Деспот-Зи­
нович-Братошинского, а я бьш влюблен в нее. Деспот же, городс­
кой лев и донжуан, порхал только с цветка на цветок и обедал и
ужинал, по крайней мере, в десяти семействах, где бьши барышни­
невесты. Однако он бьш чудесный парень, широкий и добрый че­
ловек. Его раздавил поезд, когда он бьш начальником станции Вол­
чьей. Я об ее любви ничего не знал... Нет, это , пожалуй, неверно...
Я ... как бы выразиться... я в этом отношении точно заклеил воском
свои глаза и уши. И вот она сидит за пианино, а я около нее сбоку.
Она берет, не глядя на клавиши , какие-то аккорды, слегка повер­
нув ко мне опущенную голову, и говорит об одном человеке, кото­
рого она любит, несмотря на его недостатки ; говорит, что она ско­
рее умрет, чем обнаружит перед ним свое чувство , что этот человек
с ней исключительно любезен и внимателен, но что она не знает его
мыслей и намерений, - может быть, он только играет сердцем бед­
ной девушки, и так далее в том же роде . Я же, идиот, нахожусь в
полной уверенности, что иносказательная речь идет обо мне, и с
жаром уверяю ее, что , н аоборот, «он» любит ее больше жизни, ро­
дины, чести и прочее. Он готов на все жертвы, и все в этом роде.
Что касается недостатков, то к н едостаткам привыкают, и так да-
116

Рассказы
лее ... Тогда она вся розовеет каким-то чудесным розовым сиянием,
ресницы у нее влажны, и она шепчет едва слышно : «Благодарю вас,
вы навсегда останетесь моим лучшим другом, но только, ради Бога,
ни одного сл ова ему, Деспоту» . Я раскрываю рот, молчу несколько
секунд, наконец, заикаясь и точно свалившись с луны, спрашиваю:
«Почему же именно ... ему ... Деспоту?» Тогда она пристально вгля­
дывается в мои глаза, мы сразу понимаем друг друга, и она внезап­
но разражается громким, долгим-долгим хохотом ... Что ж, конеч­
но, смешно, совсем как в водевиле. Но я хотел в эту ночь отравить­
ся ... Не отравился, а напился в клубе, как свинья, первый и един­
ственный раз в жизни. А на следующий день я подал прошение о
переводе сюда...
Он замолкает и прислушивается к стуку аппарата. Но зовут не
его , и он продолжает:
- В другой раз бьша настоящая, не водевильная, а большая,
нежная любовь с обеих ст орон . Это случилось, когда я ездил по­
запрошлым летом в оmуск к себе в Житомир. Бьша лунная ночь с
соловьями, с ароматами сирени и белой акации, с далекой музыкой
из городского сада. Мы ходили по саду, - сад у них громадный,
плодовый, - и я держал ее руку в моей. Она первая сказала мне,
что любит меня и никого никогда не полюбит, кроме меня. Она
го ворила, что любит меня таким, как я есть, и что больше всего
любит мою душу и ... там разные милые, сладкие, волшебные сл о­
ва. И вот мы вышли на открытое место, на площадку для гигантс­
ких шагов. Луна светила нам в спину, и на утоптанной гладкой земле
легли две резкие тени: одна - длинная, стройная, с прелестной,
немного склоненной набок головкой, с высокой шеей, с тонкой та­
лией, а другая - моя... Ну, вот... Тогда я закрьш лицо руками, за­
бормотал что-то и убежал... Да, убежал , не прощаясь...
Полгода спустя она вышла замуж, а нынче утром я получил от
нее письмо. Она счастлива, у нее сынишка, я, конечно, ее лучший
друг на свете, и больше всего в жизни ей хочется, чтобы я крестил у
нее ребенка. Она извиняется за то, что разбила мое сердце. Ну, это
уж глупости. Я рад за нее, очень рад. Дай Бог ей счастья ... Если ей
хорошо, то и я счастлив. Она дала мне хоть иллюзию, хоть призрак
любви, и это истинно царский, неоплатный подарок ... Потому что
нет ничего более святого и прекрасного в мире, чем женская любовь.
Мы молчим с минуту. Потом я прощаюсь и ухожу. Мне идти
далеко, через все местечко, версты три. Глубокая тишина, калоши
мои скрипят по свежему снегу громко, на всю вселенную. На небе
117

А.И. Куприн
ни облачка, и страшные звезды необычайно ярко шевелятся и дро­
жат в своей бездонной высоте. Я гляжу вверх, думаю о горбатом
телеграфисте. Тонкая, нежная печаль обволакивает мое сердце, и
мне кажется, что звезды вдруг начинают расплываться в большие
серебряные пятна.
<1911>
БОЛ ЬШОЙ ФОНТАН
Великая вещь дружба. И тем более она драгоценна, что стано­
вится в наше время редчайшим явлением.
Ужасна измена друга. Еще страшнее смерть его. Но неизмери­
мо горше, когда вернейшего и любимейшего друга выкрадут из
вашего сердца, как часы из жилетного кармана. Надо ли говорить,
что в этой тяжелой утрате роль похитителя всегда принадлежит
женщине? Мы, мужчины, не только охотно терпим жениных подруг
девичества, но даже дарим приязнью ее бывших поклонников. Жен­
щина же скорее простит мужу его холостые романишки, чем потер­
пит в своем доме самого великодушного друга его молодости .
Так вот и я навсегда и безнадежно потерял заветного дружка,
Мишеньку Говоркова. Он исчез, погиб, выветрился, выдохся на
моих глазах... А надо сказать, что бьш он самым убежденным хо­
лостяком, врагом семейной изнеженности нраво в, свободолюбцем,
чел овеком крупного таланта, железной воли и стальных нервов...
Погубил его Большой Фонтан, полудачное, полукурортное при­
морское местечко под Одессой. О, если бы я мог предвидеть, что
он, мощный северян ин, не устоит перед колдовской отравой одес­
ского больше-фонтанского юга! Я сумел бы отклонить, устранить
беду. Но -увы! - наше человеческое предвиденье будущего, к
несчастию , так еще ограниченно...
Дьявольская зараза пришла как раз в начале лета, в период цве­
тения белой акации.
Надо сказать, что на юге цветь1 ничем не пахнут или, вернее, пах­
нут не тем, чем следует. В запахе сирени чувствуется примесь бензи­
на и пьши, резеда отдает нюхательным табаком, левкой - капустой,
жасмин - навозом. Одни розы благоухают так же, как и во всем
мире. Но их мы трогать не будем: они царственно милостивы и не­
доступны. Белая акация - цветок колдовской, коварный и злобный.
118

Рассказы
Однажды утром неопытный северянин идет по дорожке Кова­
левского парка и вдруг останавливается, изумленный диковинным,
незнакомым, никогда доселе не сл ыханным ароматом. Какая-то
щекочущая радость заключена в этом пряном благоухании, застав­
ляющем ноздри широко раздуваться и губы невольно улыбаться.
Так пахнет белая акация.
Однако назавтра совсем другое впечатление. Вы чувствуете, что
весь Большой Фонтан, повинуясь дурацкой моде, продушен теми
сладкими, крепкими, терпкими теперешними духами, от которых
хочется чихать и от которых в самом деле вертят носом и чихают
чуткие собаки. На следующий день пахнет уже не духами, а про­
тивными дешевыми, пахучими конфетами или тем ужасным души­
стым мьшом, запах которого на руках не выветривается в течение
недели.
Еще через день северянин начинает злобно ненавидеть белую
акацию. Ее белые висячие гроздья повсюду: в садах, на улицах, в
парках, в домах и в ресторанах; они вплетены в гривы извозчичьих
лошадей, воткнуты в петлицы мужчин, пришпилены к женским
волосам и бедрам, украшают вагоны трамваев, привязаны к соба­
чьим ошейникам .
Нигде нет спасения от одуряющего цветка и от его возбуждаю­
щего , наркотического действия. Все Фонтаны - Малый, Средний
и Большой - охвачены на несколько недель повальным безумием,
одержимы какой-то чудовищной эпидемией любовной горячки.
Таково свойство этого дьявольского растения!
Влюблены положительно все: люди, животные, насекомые, де­
ревья, травы. И, кажется, даже неодушевленные предметы; влюб­
лены юноши и девушки, отцы города и матроны, старики и стару­
хи , отроки и отроковицы, хлебные маклеры, «бурженники» и лапе­
тутники (две загадочные профессии, известные лишь в Одессе); ре­
алистъ1 и гимназистки, телефонистки и телеграфисты; городовые,
горничные, солдаты, приказчики, биржевые зайцы, проститутки,
чистильщики сапог, булочники, кельнерши, капитаны кораблей,
рестораторы, газетчики, торговки и даже педагоги. Какая-то неис­
следованная зараза, какой-то таинственный микроб заключается в
аромате белой акации.
На коренных жителей эта болезнь действует сравнительно уме­
ренно: так же, как на природных жителей Кавказа слабо отражает­
ся болотная лихорадка. Но свежему, приезжему северянину цветъ1
белой акации несут преждевременную гибель.
9·3000
119

А. И. Куприн
Так случилось и с Мишенькой.
Он нанял комнату на даче Обутченко на Большом Фонтане,
неподалеку от моря. У его окон росла акация: ее перистые ветви
лезли в открытые окна, а ее белые цветы, похожие на белых мо­
тьшьков, сомкнувших поднятые крьшья, сыпались ему на пол, на
кровать и в чай.
Когда он основался на даче, весеннее зл ое поветрие бьшо уже в
полном разгаре.
По вечерам на станции трамваев выплывало все мужское и жен­
ское население Фонтанов. Юноши и девицы ходили друг другу на­
встречу сплошными густыми массами, подобно рыбе во время ме­
тания икры.
<<Я прибавила на десять фунтов». - «А я потеряла восемь». -
«Какое сегодня бьшо море. Просто шик!» - «Что вы мне морочи­
те голову?»
Все смеялись, ворковали и грызли подсолнухи. Над вечерней
толпой стоял сплошной треск семечек и любовный, бессмыслен­
ный, дрожащий лепет, подобный болботанию тетеревов на токо­
вище. И акация, акация, акация ...
Тут-то Мишенька Говорков и захватил свою болезнь, постиг­
шую его в смертельной форме. Я уцелел. У меня бьша старая, на­
дежная прививка.
Она - прекрасная одесситка, очаровательная Нина - прихо­
дилась дочерью пожилой даме, хозяйке столовой, где бедный Го­
ворков питался скумбрией, баклажанами, помидорами и деревян­
ным маслом, под видом прованского . Мать бьша толстая крику­
нья, с замасленной горой вместо груди, с красным лицом, с несмол­
каемым языком и с руками прачки. Дочь присутствовала в столо­
вой для украшения стола; никакой работы она не признавала. У
нее бьш яркий цвет лица, аппетитное тело, толстые губы, миндале­
видные темные глаза и молодость . Мать и она бьши схожи, как два
экземпляра одной и той же пошлой книги: свежий и затасканный.
Говорков бьш тонким наблюдателем и знатоком жизни . Но его уже
не могли остановить зловещие предзнаменования будущего . Упо­
добился он летней мухе на липкой бумаге: и сл адко, и противно,
и ... не улетишь ...
О том, как о н признался Нине, как просил благословения ума­
маши и как его повенчали - он ничего не помнил.
У него бьш жар в шестьдесят градусов, вздорный бред, слюно­
течение и на лице неизменная идиотская улыбка.
120

Рассказы
Открытое недоброжелательство Нины очень скоро заставило
меня расстаться с Говорковым. Тяжело и скучно быть предметом
беспричинной женской ненависти . Я посетил моего друга только
через год, поздней осенью. Шел дождь. Ветер дул в щели окон . Бе­
лая акация , - черт бы ее побрал! - облысевшая, растрепанная,
грязная, как старая швабра, свешивала беспорядочно вниз свои
черные дл инные стручья, качала головой и плакала слезами оби­
женной сводницы. Я не застал Нины: она уехала в город, отняв
предварительно у мужа все деньги и заперев в чулан его зонтик,
шляпу и калоши. Миша, пожелтевший и поседевший за это время,
жаловался мне с тоской:
- Она говорит: «тудою», «сюдою» и «кудою». Она говорит: «он
умер на чахотку» , «он от меня ростом» , «с тебя люди смеются», «за­
чини фортку» (закрой калитку) , «Я за тобою соскучилась». Но ее
уверенность во всех вещаJ\. мира необычайна, и на мои поправки
она возражает, что одесский жаргон имеет такое же право на суще­
ств ование, как и русский, потому что Пушкин бьш одесситом и еще
памятник ему стоит на Николаевском бульваре.
Ах! Она скупа, жадна и обжора. Она любит в одеждах яркие
цвета, перья, мех и кружева, но сама неопрятна. Ее тянет всегда на
улицу - улица родная стихия одессита. Она жестока и глупа, как
гусен ица, и терпеть не может животных, детей . Она ругается с при­
слуго й, как извозчик, на их ужасном одесском жаргоне, и я вижу,
что умственный уровень и такт одинаковы у моей жены и моей ку­
харки . Она наводняет мой дом своими бесчисленными родствен­
никами с Пересыпи и Молдаванки, и все они одесситы, и все они
всё знают и всё умеют, и все они меня презирают, как кацапа, как
верблюда, как вьючную клячу. Она сплетничает обо мне с горнич­
ными и с целым городом. И она же уверяет меня, что я - чудови­
ще, сожравшее ее невинность и погубившее ее молодость . Она пи­
шет грубые анонимные письма как мне, так и моим знакомым. Она
еще не бьет меня, но кто знает, что будет впереди ... Она...
Я не в силах бьш слушать дольше эту отчаянную исповедь. Я
вскочил, я ударил по столу кулаком с такою силою, что на нем под­
прыгнули все письменные принадлежности . Я чувствовал , что мои
глаза пьшают святым гневом. Я воскликнул :
- Миша, брат мой, нежный друг моей юности. Беги! Умоляю
тебя, беги ! Вот сейчас, сию минуту, как есть, без калош и шляпы
121

А. И . Куприн
беги со мною вместе. Деньги у меня есть . Петербургские журналы
примут тебя с распростертыми объятиями... Бежим, о сердце моего
сердца!
Но я уже видел, как он после мгновенной вспышки оседает, по­
никает, то чно даже уменьшается в размерах. Он поглядел на часы
и сказал:
- Поздно. Через полчаса она приедет. Давай простимся. Ты, я
знаю, не осудишь меня. Я потерял всякие остатки воли и самолю-
бия. Это началось еще тогда... много десятков лет назад, сто лет
назад ... когда цвела акация... там... на Б ольшом Фонтане... Про-
щай, брат . Обними меня покрепче на прощание...
Так мы больше никогда и не увиделись. Может быть, он и жив
еще. Все равно, мир его милому праху.
<1911-1927>
НАЧАЛЬНИЦА ТЯГИ
Самый правдоподобнь�й святочный рассказ
Этот рассказ, который я сейчас попробую передать, бьш как-то
рассказан в небольшом о бществе одним знаменитым адвокатом.
Имя его, конечно, известно всей грамотной России. По некоторым
причинам я, однако, не могу и не хочу назвать его фамилии, но вот
его приблизительный портрет: высокий рост, низкий и очень ши­
рокий лоб, как у Рубинштейна: бритое, точно у актера, лицо, но ни
за актера, ни за лакея его никто не осмелился бы принять ; седею­
щая грива, львиная голова, настоящий рот оратора - рупор, са­
мой природой как будто бы созданный для страстных, потрясаю­
щих слов.
Среди нашего разговора он вдруг расхохотался. Так искренно
расхохотался, как даже старые люди смеются своим юношеским
воспоминаниям.
-
Ну, конечно, господа, - сказал он , - так пародировать свя­
точные рассказы, как мы сейчас делаем, можно до бесконечности.
Не устанешь смеяться ... А вот я вам сейчас, если позволите, расска­
жу, как мы однажды втроем... нет , виноват , вчетвером... Нет, даже
и не вчетвером, а впятером встречали рождество... Уверяю вас, что
это будет гораздо фантастичнее всех святочных рассказов. Видите
122

Рассказы
ли: жизнь в своей простоте гораздо неправдоподобнее самого изощ­
ренного вымысла...
Мы трое были приглашены на елку к владельцу меднопрокат­
ного завода Щекину, в окрестностях Сиверской . Наутро нам обе­
щали облаву на лисиц и на волков с обкладчиками-костромичами,
а если бы не удалось, то простую охоту с гончими. В этом пригла­
шении бьш о много соблазнительного. Елку предполагали устро­
ить в лесу, - настоящую живую елку, но только с электрическим
освещением. Кроме того , там бьша целая орава очаровател ьных
детишек - милых , свободных, ничем не стесненных, - таких, с
которыми себя чувствуешь в сто раз лучше, чем со взрослыми, и
сам, незаметно для себя, становишься мальчуганом двенадцаm лет.
А еще, кроме того, у Щекиных в эm дни собиралось все, что толь­
ко бывало в Петербурге талантливого и интересного .
А мы трое бьши: ваш покорный слуга, тогда помощник при­
сяжного поверенного , один начинающий бас - теперь он мировая
известность - и треmй, ныне покойник, - он умер четыре года
тому назад - или, вернее, не умер, а его съела служебная карьера.
Ехали мы в самом блаженном, в самом радушном настроении.
Накупили конфет, тортов, волшебных фонарей, фейерверков , лыж,
микроскопов, коньков и прочей дряни. Бьши похожи на дачных
мужей. Но настроение наше начало п орmться уже на вокзале. Ог­
ромная толпища стояла у всех дверей, ведущих на платформу, -
едва-едва ее сдерживали железнодорожные сторожа. И уже чув­
ствовалась между эmми людьми та беспричинная взаимная нена­
висть, которую можно наблюдать только в церквах, на п ароходах
и на железной дороге .
По второму звонку все это стадо ринул ось на дебаркадер. Опа­
саясь за наши покупки, мы вышли последними . Мы прошли весь
поезд насквозь, от хвоста до головы. Мест не бьшо. В третьем классе
нас встретили сравнительно спокойно какие-то добродушные му­
жички, даже потеснились, чтобы дать нам место. Но бьшо совсем
стыдно зл оупотреблять их гостеприимством. Они и так сидели друг
у друга на головах. Во втором классе бьшо почm то же самое, но
уж с оттенком недружелюбия. Например: один чиновник ехал явно
по бесплатному билету; я попробовал намекнуть ему, что железно­
дорожный устав строго требует, чтобы лица, едущие по бесплат­
ному билету, уступали свои места пассажирам по первому требо­
ванию . Но он почему-то назвал меня нахалом и дураком и сказал:
«Вы сами не знаете, с кем имеете дело». Я подумал, что это пере-
123

А.И. Куприн
одетый министр, и мы перешли в первый класс. Тут нам сразу по­
везло. Конечно, все купе были закрыты, как это и всегда бывает, но
случайно одна дверка отворилась, и один из нас, именно третий
товарищ, успел просунуть руку в створку, помешав двери захлоп­
нуться. Оказывается, в купе сидела дама, так лет тридцати - трид­
цати двух, прехорошенькая, но в ту секунду очень озлобленная и
похожая на пороховую бочку, под которую только что подложили
фитиль.
- Куда вы лезете, разве вы не видите, что это купе занято?
Ах, Боже мой, все мы хорошо знаем, как нелепо, нетактично и
жестоко ведут себя дамы, а особенно чиновные, в первых двух клас­
сах поездов и пароходов. Они занимают вдвоем полвагона с над­
писью: «Дамское отделение», в то время когда в следующей поло­
вине мужчины стиснуты, как сардины в нераскупоренной коробке.
Но попробуйте попросить у них гостеприимства для больного ста­
рика или утомленного дорогой шестилетнего мальчика, сейчас же
крики, скандал, «полное право» и так далее . Однако такая же дама
способна влезть со своими баулами, картонками, зонтиками и вся­
кой дрянью в соседнее <<Мужское отделение» , стеснить всех своим
присутствием, заявить: «Я, знаете, не переношудамского общества»,
и завести на целую ночь утомительную трескотню , с визгами, иг­
ривым хохотом, ахами, ломаньем и кокетством, от которых наут­
ро чувствуешь себя разбитым гораздо больше, чем тряской и бес­
сонницей. В сопровождении бонны, кормилицы и четырех орущих
чад она входит в купе, где вы сидите тихонько, с послушным, скром­
ным ребенком, останавливается на пороге и с отвращением фыр­
кает: «Фу! И здесь каких-то детей напихали!» Словом, все это и
многое другое мы прекрасно изучили и бьши уверены, что никакие
меры кротости, увещевания и логика не помогут, но, как и всегда,
в пятисотый раз пробовали тронуть сердитую даму.
Федор Иванович приложил руку к сердцу и на самой обольсти­
тельной ноте своего изумительного голоса сказал:
- Прелестная синьора ... нам только три станции . " если прика­
жете, мы будем сидеть у ваших ног.
Эrо оперное вступление нас и погубило. Почем знать, если бы он
бьш один? .. Может, она и смилостивилась бы. Но нас бьшо трое. И,
вероятно, поэтому фитиль достиг своей цели, и бочка разорвалась.
Откровенно говоря, я никогда не слышал ни раньше, ни позже та­
кой ругани. В продолжение двух минут она успела нас назвать: же­
лезнодорожными ворами, безбилетными зайцами, убийцами, кото-
124

Рассказы
рые в своих гнусных целях прибегают к хлороформу, и даже ... про­
стите, барыня... поставщиками живого товара в Константинополь .
Потом, в своем гневе, она закричала:
- Кондуктор!
Но разве мог прийти ей на помощь кондуктор? Вероятно, в эту
минуту он с трудом прокладывал себе дорогу в самом заднем ваго­
не по человеческим головам.
Тогда, ошеломленный ее бурным натиском, я позволил себе
робко спросить :
- Сударыня, вы едете одни ... Может быть, вы знаете случайно ,
кому принадлежат вот эти вещи : четыре картонки, два чемодана,
плетеная корзина, деревянная лошадь почти в натуральную вели­
чину, вот эти горшки с гиацинтами, игрушечные ружья, барабаны
и сабли, этот портплед, наконец, этот торт и банки с вареньем?
- Не знаю, - сухо ответила она и отвернулась к окну.
-
Сударыня, - продолжал я тоном рабской мольбы, - вы
сами видите, что мы нагружены, как верблюды. Мы падаем с ног
от усталости ... Мы не обеспокоим вас долго своим присутствием .
Всего лишь три станции ... Не позволите ли вы положить эти чужие
вещи наверх, в сетки? Ну, хотя бы из христианского милосердия.
- Не позволю... - ответила дама.
- Но ведь все равно вещи не ваши. Не так ли? Если бы мы сами
попробовали их переместить.
Опять на нас повернулось красное, пьшающее лицо .
- Ого ! Попробуйте. Попробуйте только! Да вы знаете, с кем
имеете дело? Нахалы! Вы сами не знаете, к кому пристаете. Я на­
чальница тяги ! Я вас в двадцать четыре часа...
Мы не дослушали. Мы вышли в коридор для небольшого сове­
щания. К нам присоединился какой-то милый, чистенький, малень­
кий, серебряный старичок в золотых о чках. Он все время бьш сви­
детелем наших перекоров. Он-то н ам и дал один очень простой, но
ехидный совет.
Когда поезд стал замедлять ход перед второй станцией и дама
начала суетиться, мы торжественно вошли в купе. Старичок зло­
радно шел за нами.
- Итак, сударыня, вы все-таки подтверждаете, что эти вещи
вам не принадлежат? - спросил третий, умерший.
- Дурак ! Я вам сказала, что эти вещи не мои.
- Позвольте узнать: а чьи? - спросил старичок голосом ма-
линовки.
125

А.И. Куприн
- Не твое дело.
В это время поезд остановился. Вбежали носильщики. Дама ве­
лела одному из них, - она даже назвала его Семеном, - взять вещи.
Ну, уж тут мы горячо вступились за чужую собственность! Мы
все четверо бьши свидетелями того, что вещи принадлежат вовсе
не даме, а какой-то забывчивой пассажирке. Конечно, это дело нас
не касается, но принципиально и так далее. Вчетвером мы просле­
довали в жандармскую контору. Дама извивалась, как уж, но мы ее
взяли в настоящие тиски. Она говорила: <<Да! Вещи мои!» Тогда мы
отвечали: «Не угодно ли вам заплатить за все места, которые вы
занимали? Железной дороге убьпок, а мы, как честные люди, это­
го не можем допустить». Тогда она кричала: «Нет, эти вещи не мои!
А вы - хулиганы!» Тогда мы говорили: «Сударыня, вы на наших
гл азах хотели присвоить эти вещи». - «Повторяю же вам, болва­
ны, что это мои собственные вещи... а вы обращались с беззащит­
ной женщиной, как свиньи!» Но тут уже выступал ядовитый стари­
чок, пел соловьем и в качестве беспристрастного свидетеля удосто­
верял наше истинно джентльменское поведение, а также и то , что
мы два часа с лишком стояли на ногах (воображаю, как ему в его
долгой жизни насолили дамы первых двух классов!).
Кончилось тем , что она растерялась и заплакала. Ну, тут уж и
мы размякли. Дали ей воды, бас проводил ее до извозчика, и ду­
рацкий протокол бьш очень легко и быстро уничтожен. Один толь­
ко старичок покачал укоризненно на каждого из нас головою и
безмол вно испарился в темноте.
Но когда мы опять сошлись втроем на платформе и поглядели
на часы, то убедились в том, что если и поспеем к Щекиным, то
только к девяти часам утра. Это уже выходило за пределы нашей
шутки. Стали расспрашивать у сторожа, какая здесь лучшая гости­
ница, то есть гд е меньше клопов.
И вдруг слышим знакомый, но уже теперь сл авный, теплый го­
лос:
- Господа, куда вы собираетесь?
Оглядываемся. Смотрим - наша дама. И совсем новое лицо:
милое русское лицо.
- Если вы не побрезгуете, поедемте ко мне на елку ... Вы на меня
не сердитесь... я все-таки женщина... А с этими железными дорога­
ми просто голову растеряешь.
Скажу по правде, никогда мне не бьшо так весело как в этот
вечер. Даже фейерверки, против обыкновения, горели чудесно. И
126

Рассказы
ребята там попались чудесные. А с Анной Федоровной мы и до сих
пор закадычные друзья.
Он нагнулся, чтобы его глазам не мешала тень, и спросил :
- Правда, Анна Федоровна?
Густой смеющийся голос из темноты ответил :
- Бесстыдник. Язык у вас, у адвокатов, так уж подвешен, что
не можете не переврать ! ..
<1911>
П ЕЧАЛЬНЫЙ РАССКАЗ
(О Комаре, Слоне и Верблюде. Эта история случилась как раз
под Новый год и бьша такая печальная, что многие дети плакали,
когда ее читали.)
На одной из улиц Главного Верблюда жил Старый Сл он. Ста­
рый, древний Слон. Прожил он на своем веку лет двести. Это если
считать по пальцам на руках и на ногах, то придется, считать це­
лый день. Старше его бьши только : Ворон, Попугай и Змея.
Слон раньше работал в цирке, ходил по канату и по бутылкам,
стоял на задних лапах, а также играл на шарманке. Бьша у него
одна песенка, особенно любимая, про Чижа, печальная-препечаль­
ная. Начиналась она так : ми-до-ми-до-фа-ми-ре.
У этого Слона бьш друг Комар. Жил Комар на Собачьих Вы­
селках и пускал кровь разным зверям. Очень он любил музыку. Как,
бывало, Слон заиграет Чижиную песню , сейчас Комар прилетит и
сядет на шарманку. Сидит и слушает.
«Чижик, Чижик, где ты бьш ...» И оба размякнут. Плачет Слон,
и у Комара слеза идет.
Вот как-то раз и прилетел Комар к Сл ону. Поговорили о том о
сем, о пятом и десятом, немножко посплетничали о Быке, о Страу­
се, о Верблюде. Наконец Комар и говорит:
-А ну-ка, старик, сыграл бы ты мне что-нибудь? А? Для слу-
ха.
А Слон только того и дожидался, у него даже глаза загорелись.
Взялся хоботом за ручку и заиграл. А Комар тоненько-тоненько
запищал :
127

А.И. Куприн
«Чижик, Ч ижик».
Не мог Сл он эту песню играть без слез и расплакался и Комар
тоже расплакался; ползет да ползет по шарманке все ближе к Сл о­
ну, чтобы лучше слышать, а Сл ов как всхлипнет, как потянет но­
сом, так Комара к себе в нос и втянул.
Кончил играть .
- Где мой Комар? Где мой Комар?
- Где? Где?
Сломал дерево. Опрокинул дом. Кричал так, что разбудил весь
город. Нет и нет Комара. Только на другой день его вычихнул. Но
уж куда! Совсем дохлый Комар и даже ножками не дрыгает.
<1912>
Ч УЖОЙ ПЕТУХ
Из записной книжки
У меня в Житомире бьшо два знакомых пса. Одного из них зва­
ли Негодяй . Но об этой прелестной собачонке я так много писал,
что , кажется, она должна бьша бы быть известна всей читающей
публике.
А другого кобеля звали Мистер Томсон. Должен сознаться, что
я его похитил из одного очень почтенного семейства.
Я его не увлекал ни колбасой, ни ветчиной, ни сыром, ни други­
ми собачьими соблазнами, которые рассчитаны на ихний голод.
Просто-напросто я ему сказал:
- Мистер Томсон, не угодно ли вам прогуляться?.. По пути мы
можем встретить маленькую беленькую домашнюю кошечку. По­
пробуем ее укусить. А если это нам не удастся, и в особенности
если она будет с котятами, то мы с тобой убежим ... (И надо со­
знаться, что мы с ним очень часто пускались в постыдное бегство.)
Мистер Томсон на это предложение охотно согласился, хотя
сначала не доверял мне, потягивался, облизывался, выгибал спину
и визжал .
Но поистине, в г. Житомире мы за очень короткое время сдела­
ли много веселых приключений ...
Давно известно, что собаку ничто так не увлекает, как бродя­
чая жизнь .
128

Рассказы
На театральных представлениях в ложе Мистер Томсон дремал
у меня на коленях, но Негодяй почему-то считал нужным вмеши­
ваться в актерскую игру, и, гл авное, в самые неподходящие, в са­
мые трогательные моменты .
Он не мог терпеть, ежели кто-нибудь кого-нибудь обижал.
Он считал своим долгом вступиться за сл абого.
Но тогда приходил господин околоточный надзиратель и го­
ворил:
- Господин полицмейстер просит уйти Негодяя, а вместе с ним
и его хозяина.
Обыкновенно Негодяй бежал впереди извозчика и старался уку­
сить лошадь за ноздрю.
В то же время он каким-то чудом успевал забежать во все сосед­
ние дворы, успевал перессорить всех собак между собою и разнес­
ти по всему городу всякие собачьи сплетни.
Бывали у него и критические моменты .
Иногда выскакивал из подворотни огромный старый, опытный
бульдог и показывал Негодяю такие клыки, от которых прямо ста­
новилось страшно.
Тогда Негодяй делал вид, что он пришел в чужой двор только
из праздного любопытства и что он вообще очень порядочный
молодой человек из хорошего семейств а.
Тогда уже в дело ввязывался Мистер Томсон.
Я помогал ему слезть с подножки экипажа, он подходил к буль­
догу и говорил ему на собачьем языке, к сожалению нам непонят­
ном, несколько таких слов, после которых бульдог извинялся, крас­
нел, опускал уши и обрубок хвоста... и с визгом уходил к себе об­
ратно в подворотню.
Но, представьте себе, чужой петух оказался сильнее их обоих.
Повадился к нам ходить с соседнего двора большой, жирный
петух, фунтов около одиннадцати весом и самого неприличного
поведения .
Это бы еще ничего , если бы он приходил один, но он приводил
с собою своих детей, внуков, правнуков и, кроме того , весь свой
гарем.
Более нагл ого петуха я никогда не встречал в своей жизни.
Он точно нарочно издевался надо мною и над всеми моими цве­
товодными и сельскохозяйственными затеями.
Возмущенные его образом жизни, Мистер Томсон и Негодяй
устроили на него правильную охоту.
129

А.И. Куприн
К сожалению, их усилия не сходились: у Мистера Томсона гла­
за становились рыжими и огненными, и он мчался за петухом со
всей жалкой скоростью своих искривленных ног, но, конечно, ни­
когда не мог догнать бедного петушка.
Зато Негодяй, наоборот, все время старался загнать петуха на
дерево, чтобы вдосталь полаять на него .
Ничего не поделаешь - щенок.
И вот однажды Мистер Томсон, который давно уже глядел на
чужого петуха огненными от злости глазами, сказал что-то Него­
дяю.
И сейчас же Негодяй помчался с бешеной скоростью за пету­
хом. Взволнованный петух кричал то женским, то мужским голо­
сом, махал крьшьями, подобно авиатору.
Его ничто не спасло.
В нужный, точно определенный момент Мистер Томсон с непо­
сти жимой для него ловкостью выскочил из жасминового куста, где
он заранее устроил западню, - и ... белый петушок уже более не
существовал.
Мистер Томсон поймал его на лету, не на очень высоком рас­
стоянии , но очень основательно. Бедный чужой петушок...
Понятно, что на другой же день к нам явились соседи и с той и
с другой стороны дачи - и обе стороны уверяли, что петух при­
надлежит именно им...
Но я притворился, что петух умер естественной смертью, и зап­
латил той и другой стороне по-царски.
А бедного чужого белого петуха я отнес в ресторан и продал за
пятнадцать копеек.
<1912>
ПУТЕШЕСТВЕ Н НИКИ
Пахнет весной. Даже в большом каменном городе слышится
этот трепетный, волнующий запах тающего снега, красных древес­
ных почек и размякающей земли. По уличным стокам вдоль троту­
аров бегут коричневые стремительные ручьи, неся с собою пух и
щепку и отражая в себе по-весеннему прозрачно-голубое небо. И
где-то во дворах старинных деревянных домов без умолку поют
очнувшиеся от зимы петухи.
130

Рассказы
Околоточный надзиратель Ветчина пришел домой поздним ве­
чером. Всю ночь он провел в участке на ночном дежурстве, прини­
мая пьяных окровавленных гуляк, проституток и воришек, выслу­
шивал их лживые, бессмысленные, путаные, подлые показания, пе­
ремешанные со слезами, божбой, криками, земными поклонами и
руганью, писал протоколы, приказывал обыскивать и нередко, оз­
лобленный этим непрерывным пьянь1м бредом, удрученный бессон­
ницей, раздраженный тесным воротником мундира, он сам выкри­
кивал страшным голосом дикие угрозы и колотил кулаком по столу.
А днем он должен бьш еще обходить не в очередь, в виде нака­
зания, наложенного полицмейстером, свои посты и торчать в ла­
кированных сапогах и белых перчатках посередине самого людно­
го перекрестка.
Спать ему приходилось только урывками, минутками, не раз­
деваясь, корчась на жестком и узком клеенчатом диване или сидя
за столом, опустив голову на сложенные руки.
Даже и теперь, хотя он, придя домой, переоделся и умьшся, от
него пахнет улицей, навозом и тем отвратительным запахом рети­
радного места, карболки и скверного табаку, которым пропитаны
все помещения участка.
Он сидит один в маленькой столовой и вяло ест невкусный ра­
зогретый обед. Жены нет дома. Она оmравилась сегодня к жене
помощника пристава, чтобы вместо с нею идти в оперетку на бес­
платные места. Сын-гимназист за стеною зубрит вслух французс­
кие слова. Мысли околоточного текут скучно и тяжело. Собачья
служба. Ночи без сна. Омерзительные сцены в участке. Наряды на
дежурство не в очередь . Нервы, как разбитое фортепиано. Вечные
приступы беспричинной злобы, от которой точно захлебываешь­
ся, трясешься всем телом и так бледнеешь, что чувствуешь, как хо­
лодеет лицо и мгновенно высыхают губы. Общество сторонится.
Приходится вести знакомство только между своими, а там вечный
разговор о службе, о нарядах, о грабежах, о сыскной полиции, .а в
промежутках - винт и выпивка. Жалованье - гроши. Поневоле
берешь праздничные или вымогаешь провизией . Другим легче. У
других все-таки хоть в семье наладилось что-то вроде уюта и спо­
койного отдыха. У Ветчины и этого нет... Жена дома ходит неря­
хой, распустехой, но для гостей и для театра шьет дорогие платья,
поглощающие все жалованье. Ни семья, ни кухня, ни служба мужа,
ни ученье сына ее не интересуют. Придешь со службы усталый, весь
разломанный, точно коночная лошадь, а жены нет дома, или она в
131

А.И. Куприн
старом капоте валяется часами на диване с переводным романом в
руках и с коробкой шоколада рядом, на стуле. Бьша она когда-то
институткой, тоненькой, наивной девочкой, верившей, что фран­
цузские булки растут на деревьях и что у каждого человека стоят
сзади два ангела, справа белый, а сл ева черный. Теперь она растол­
стела и огрубела, хотя все еще краси ва грузной и яркой красотой
тридцатипятилетней женщины; она перестала верить в булки и в
двух ангелов, но каждый день кричит мужу, что он испортил ее
жизнь и теперь пусть достает деньги где хочет и как хочет.
Испортил жизнь ! Это еще вопрос, кто кому испортил. Благода­
ря ее глупой, корыстной и скандальной связи с инженером, строив­
шим полковые казармы, Ветчину, по приговору общества офице­
ров, попросили уйти из пехотного полка, в котором он служил. Куда
было идти, кроме полиции, если у человека нет ни влиятельной
родни, ни денег? И мужа она давно не любит. Если он порою раз­
нежничается или попробует пожаловаться на тернии полицейской
службы, она, не отрываясь от книжки, тянет брезгливо : «Ах, да ос­
тавьте вы меня, ради Бога, в покое. Минуты от вас нет свободной».
И под предлогом каких-то вечных женских болезней, утомления
или того, что от мужа всегда пахнет участком и конюшней, она уже
давно изгнала Ветчину из спальни в кабинет, где ему стелют на от­
томанке.
И всегда у нее увлечения . О жизни в полку - нечего говорить.
Потом студент, Колин репетитор. Он, Ветчина только хлопал тог­
да гл азами, ревнуя, мучась и сам стараясь не верить своим подозре­
ниям. Теперь-то он хорошо знает о прошлом, потому что ту же са­
мую игру томными глазами, те же длинные рукопожатия, те же са­
мые нервные, вибрирующие интонации в голосе он наблюдает сей­
час между Верой и помощником пристава, бароном фон Эссе.
Что поделаешь? Надо терпеть. Фон Эссе перешел в полицию из
гвардии, теперешняя должность только для вида, через год он бу­
дет приставом , а года через два полицмейстером в большом торго­
вом уни верситетском городе, а там , почем знать, и градоначальни­
ком. Связи у него громадные, и, конечно, он потянет за собою Вет­
чину. Ну что же, и будем терпеть, ослепнем , оглохнем на время. И
все это ради него, ради милого Коленьки. Куда же пойдешь из по­
лиции? И пусть ему, Ветчине, служить тяжело, оскорбительно и
противно, пусть от ревности и зл обы у него ходят в глазах радуж­
ные круги и скрипят зубы. Все перетерпим . Но зато Коля вырастет
настоящим человеком, а Ветчина пробьет ему своим телом и своей
132

Рассказы
душой широкую дорогу в жизнь. Коля трудолюбив, замкнут, серь­
езен, горд и знает цену деньгам. Без денег разве человек - чело­
век? Коля будет доктором с громадной практикой или знаменитым
ад вокатом , из тех , что загребают стотысячные куши и ездят в соб­
ст венных экипажах. Никого нет у Ветчины, кроме обожаемого
Коли, - никого : ни жены, ни родни, ни дружбы, ни увлечений, ни
мелких страстишек, и ради Коли он пойдет н а все: нужно будет
убить -убьет, прикажут истязать кого-нибудь - будет истязать,
с усердием пойдет на подлость и на предательство, проглотит мол­
ча жгучее оскорбление... Он и Коля. Больше никого нет на свете.
Ко всему остальному живущему сердце Ветчины ожесточилось и
окаменело .
- Коля, иди чай пить! - кричит околоточный надзиратель.
Коля, волоча ноги, приходит с учебником. Отец и сын очень
похожи друг на друга. Оба они длиннон огие, длинноносые и угрю­
мые, у обоих худые белые лица в веснушках и светлые, жидкие,
мягкие волосы. Между ними - глубокая, нежная, н о в то же время
серьезная и молчаливая привязанность.
Коля пьет чай и с сухарем во рту рассказывает об уроках в гим­
назии. Говорит деловито и толково, как взрослый, голос у него по­
мальчишески басистый с неожиданными петухами. Ветчина слушает
и из хлебных крошек вырисовывает на скатерти звездочки и орна­
менты . В комнате жарко от лампы и самовара. В открытую фор­
точку тянет вкрадчивый пьяный весенний воздух. Сердце надзира­
теля мякнет и улыбается.
- Ничего , ничего, Коляшка, потерпи, - говорит он, глядя на
сына запавшими, усталыми глазами и улыбаясь печально-нежной
ул ыбкой. - Потерпи немножко . Вот выдержишь экзамены и бу­
дешь вольный казак. А я к тому времени получу двухмесячный от­
пуск, и мы с тобой вдвоем дернем куда-нибудь на лоно природы .
Возьмем ружья, кодак, удочки и айда по способу пешего хождения.
- Не отпустят тебя, папа, - сл або возражает мальчик.
-Н
у, как же так не отпустят? Четыре года я не пользовался
отпуском. Да мне уж и помощник пристава дал сл ово...
- Денег нет сво бодных ...
- Деньги - это пустое, мой милый.
- Положим, у меня от уроков накопилось тридцать четыре
рубля, - начинает сдаваться Коля.
-
Вот видишь! Считай еще мои наградные на Пасху.
-
Мама отнимет...
133

А. И. Куприн
- Ничего . Половину мы с тобой отстоим. Да ты не бойся, дос­
танем как-нибудь. Наконец, не все же нас судьба будет по темени
кокать . Может быть, в мае наш билет и выиграет каким-нибудь
чудом. Другие же выигрывают? Наконец, отчего бы мне и не полу­
чить командировку в Финляндию для изучения полицейского дела?
В этом году будут посьшать туда, и мне барон фон Эссе почти обе­
щал это дело устроить.
- Ах, папа, в Финляндию бы! - восклицает мальчик, и его зе­
леные, маленькие, всегда хмурые глаза расширяются и сияют. - Я
читал на днях описание. Как чудесно! Шлюзы, водопады, озера...
- А леса-то, леса какие там... Поохотимся, брат Коля, лососи­
ну половим. Ты вот что , милый, поди-ка принеси карту России,
карандаш и бумагу. А я достану путеводитель!
И через несколько минут они сидят под лампой, коленями на
стульях, низко и тесно склонившись над картой. Весенний ве­
тер, этот вечный друг и соблазнитель бродяг, цыган, странни­
ков и путешественников, врывается в открытую форточку и сво­
им свежим, пряным, глубоким дыханием кружит им головы. Все
забыто : бедность , унижения, тягость службы, недоброжелатель­
ст во Колиных товарищей, изводящих его службою отца и смеш­
ною фамилией ... Теперь обе души - изъеденная жизнью, испа­
кощенная, попранная душа полицейского и скрытная, уже оз­
лобленная, засыхающая душа мальчика - раскрылись и цветут .
Путешествие по карте, разукрашенной бедной фантазией, так
живо и увлекательно!
- Из Выборга по Сайменскому каналу, по шлюзам, - говорит
Ветчина, отмечая путь красным карандашом. - Потом Сайменс­
кое озеро. Вокруг - погляди на карту - все зеленое - это леса,
леса. Сан-Михель, Куопио... Оттуда по железной дороге до Каяны,
а оттуда опять озерами и рекой до Ул еаборга. Оттуда в Торнео
пароходом ... Граница Швеции. Огромный порт... Океанские кораб­
ли ... Дешевизна поразительная, потому что нет пошлины... Наку­
пим всякой всячины... А потом - знаешь куда?
- Куда? - спрашивал Коля охрипшим от волнения голосом.
- Из Торнео мы с тобой повернем на восток, и вот, видишь,
Кемь? Так мы с тобой до Кеми пешком. Через горы, мимо озера...
Как его?.. не разберешь ... Озеро Мансельское, между Топ-озеро и
озеро Кунто прямо к Белому морю, к Онежской губе. А оттуда в
Соловецкий монастырь, поклонимся святым угодникам Зосиме и
Савватию, затем Архангельск и - домой.
134

Рассказы
- Пешком до Кеми? - переспрашивает Коля и глотает от вос­
торга слюну. - Через лес, через болото? С ружьями?
- А что же, мы с тобою разве не мужчины? Конечно, пешком.
Питаться будем дичью, рыбой... Там, я тебе скажу, дичи - види­
мо-невидимо. Так и кишит! .. Хлеб вот только ... Но, знаешь, эти
чухны, хоть они и сволочь и бунтуют там чего-то постоянно, но
они замечательно гостеприимны. Хлебом мы будем запасаться от
жилья до жилья. А ночевать в лесу! Подожди-ка, возьми бумагу.
Сейчас мы с тобой все это рассчитаем. Начнем с чего? Начнем с
двух бурок - тебе и мне. Мне большую, тебе поменьше. Пиши. Все
запишем. Самое необходимое и кому что нести.
Он диктует, а мальчик записывает на аккураmо разграфлен­
ном листике.
Предметы
Папе
Бур ки.... ............ . ............. ... ...... . . ...... ...... бф.
Непр омокайки.......... . . .... ........... . . ....... ....4 »
Белье... ....................... . . . . . .... .... ...... .... . . ... 3 »
Котелок варить пищу... . . . ..... .... . . ... . . ..... 2 »
Патр оиташ........... ... .... ...... . . .............. .. 2 »
Патр оиов с др обыо и пулями...... .......... 6 »
Раицы......... ............................ . . . . . ..... ... . .. 2 »
То пор рубить сучья для костр а. ...... ..... 2 »
Табак, спички... . . ............... . ... ................ 2 »
Чай. . ..... ...... ... ..... . . ... ... . . . .... . . ................
-»
Сахар..................................................... 2 »
Мелочи, компас, часы, соль и пр.........
-»
Ру:JJСЬЯ•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••• 7))
Итого
38 ф.
Вес
Мне
4ф.
3))
2»
-»
1 112
4»
1 112
-»
-»
1))
-»
1))
6»
24 ф.
Во время составления списка оба великодушничают и любовно
перекоряются. Коля хочет нести поклажу поровну. Но отец наста­
ивает на том, что ему, как более сильному и привычному, следует
взять груз несколько потяжелее. Список много раз проверяют. На­
конец кажется, что взято все необходимое. Коля рассчитывает цир­
кулем по масштабной линейке расстояние. От Торнео до озера Кун­
то около трехсот пятидесяти верст. Считая в день по семнадцать
135

А.И. Куприн
верст, - сущий пустяк для привычного пешехода, - они в двад­
цать дней пройдут это расстояние. Озеро Кунто, длиною сто двад­
цать верст. Его надо проплыть на парусной лодке . Если считать по
десять верст в час, то за один длинный летний день можно пройти
все озеро в длину. А там рукой подать до реки Кеми ...
- Только вот комаров там очень много ... Беда, - озабоченно
кивает головой надзиратель.
Но Коля недаром читал описание Финляндии.
- Местные жители, - замечает он важно, - имеют обыкнове­
ние защищаться от комариных укусов тем, что замазывают глиной
шею и лицо, оставляя незакрытыми только глаза и дыхание.
- И гвоздичное масло хорошо помогает, - вспоминает отец.
- Да, и масло. А на ночлегах мы будем разводить костры и
жечь хвою. Душистый дым. Они не любят этого .
И обоим рисуется белая, тихая ночь в лесу. Над головами меж
кустов пахучего можжевельника протянуты, на случай дождя, ре­
зиновые плащи, на земле разостланы бурки с изголовьями из мо­
лодых ветвей . Горит яркий костер, и в котелке, подвешенном на
треножнике, булькает вода, в которой варится дикая утка или глу­
харь . Грезятся ранние туманные и розовые утра на берегу никому
не известной лесной речонки, плеск большой рыбы в озере, туго
натянутая леса удочки ...
Бьет одиннадцать. У отца и Коли тяжелеют и слипаются глаза,
и они с трудом отрываются от волшебного путешествия к север­
ным лесам . Обоих, несмотря на возбуждение, томит невольная зе­
вота . Прощаются они смягченные, ласковые, с теплыми, доверчи­
выми глазами.
Поздно ночью возвращается домой Вера Ивановна. На цыпоч­
ках проходит она через комнату мужа и с отвращением слышит его
бред: «Вот так рыба! Десять фунтов!»
От madame Ветчины пахнет духами «Coeur de Jeanette» и шам­
панским. Фон Эссе провожал ее домой из театра. По дороге они за­
ехали на полчаса в кабинет ресторана «Версаль» и очень весело про­
вели время. Полураздетая, стоя перед зеркалом, она прижимает руки
к груди, делает сама себе страстные глаза и шепчет: «М-мил-лый».
Коля во сне плавает по озерам и пробирается сквозь лесные
чащи. Подымается из берлоги потревоженный медведь. Красная
пасть раскрыта, сверкают страшные зубы, маленькие глаза злобно
блестят. «Ба-ах!» - гремит по лесу выстрел. Это Коля стрелял, и
медведь всей своей громадной массой падает к его ногам.
136

Рассказы
Крепко спят путешественники. Завтра ждут их всегдашние буд­
ни: Ветчину - служба, привычное озлобление, ругань и брань,
ежеминутное ожидание от сослуживцев какого-нибудь пакостного
подвоха и - что всего хуже - преувеличенно ласковое обращение
и дружески покровительственный тон фон Эссе, а Колю - утоми­
тельная зубрежка и презрительное отчуждение товарищеского круж­
ка. И только вечером они с отцом опять отправятся в очарователь­
ное странствование по карте , куда-нибудь на Кавказ, или на Урал
за золотом, или в Сибирь за пушным зверем, или в Тибет вместе с
географической экспедицией. Эти фантастические путешествия со­
ставляют единственную, большую и чистую радость в их усталой,
скучной, вымороченной жизни .
<1912>
ТРАВКА
Ах, это старая история и, надо сказать, довольно скучная исто­
рия.
Конечно, читателям незаметно. Читатель сп окойно, как верб­
люд, переваривает в желудке пасхальный окорок или рождественс­
кого гуся и, для перехода от бодрств ования к сладкому сну, читает
сверху донизу свою привычную газету до тех пор, пока дрёма не
заведет ему глаз. Ему легко.
Ничто не тревожит его воображения, ничто не смущает его сове­
сти, никто не залезает под благовидным предлогом ему в карман.
В газете порок наказан, добродетель торжествует, сапожный
подмастерье нашел, благодаря родимому пятнышку, своих роди­
телей, мальчик, замерзавший на улице, отогрет попечительными
руками, блудная жена вернулась домой (она исхудала и в черном
платье) прямо в объятия мужа (пасхальный колокол - бум! .. ), ко­
торый проливает слезы.
Но вы, читатели, подумали ли вы хотя раз о тех мучениях, ко­
торые испытывает человек, пишущий эти прекрасные добродетель­
ные рассказы! ..
Ведь, во-первых, все темы уже исчерпаны, пародии на темы на­
доели , пародии на пародии отсьшают в «Момус» ... Подумайте: что
тут изобретешь? ..
137

А. И. Куприн
У меня есть друг, беллетрист, из средних, который не гонится
ни за успехом, ни за модой, ни за деньгами ...
И вот как-то на Страстной неделе, не помню - в среду, четверг
или пятницу, вечером, попили мы с ним чайку, поговорили о том о
сем, коснулись содержания сегодняшних газет, но я уже видел, что
мой приятель чем-то удручен или взволнован.
Очень осторожно, стараясь не задеть его авторского самолю­
бия, я довел его до того, что он рассказал мне следующее:
- Понимаете? Можно с ума сойти! Приезжает ко мне редак­
тор. Подумайте, сам редактор! И что всего хуже - мой настоящий,
хороший друг...
- Ради Бога, пасхальный рассказ!
Я ему оказываю самое широкое гостеприимство, справляюсь о
здоровье его детей, предсказываю его газете громадную будущ­
ность, - стараюсь занять его внимание пустяками; понятно, цель моя
бьmа отвлечь его от настойчивых просьб о пасхальном рассказе.
Но неизбежное - неизбежно: он возвращается к тому, за чем
он приехал.
- Ради Бога, рассказ!
Я кротко и убедительно верчу пуговицу его пиджака и самым
нежным голосом говорю ему:
- Дорогой мой ... милый! .. Ты сам писатель и не хуже меня зна-
ешь, что все пасхальные темы уже использованы.
- Хоть что-нибудь ... - тянет он уныло.
- Ей-богу, ничего! ..
- Ну, хоть что-нибудь! .. Хоть на старенькую темку строк три-
ста - четыреста! ..
Нет, от него не отвязаться. Обмакиваю перо в чернильницу и
го ворю сквозь сжатые зубы:
- Давай тему!
- Тему? Но это для тебя пустяки! ..
- Давай хоть заглавие! .. Помоги же, черт тебя побери! ..
- Ну, заглавие - это пустяк ... Например: «Она вернулась».
- К черту! ..
- «Яйцо сосватало».
- К черту! ..
- «Весенние иллюзии».
-Кчерту!
- «Скворцы прилетели».
138

Рассказы
- Мимо! ..
- «Когда раскрываются почки».
- К черту!.. Милый мой, разве сам не видишь, что все это -
опаскуженные темы. И потом: что это за безвкусие делать загла­
вие рассказа из существительного и глагола? «0 чем пела ласточ­
ка» ... «Когда мы, мертвые, проснемся» ... А в особенности для ход­
кой газеты. Дай мне простое и выразительное заглавие из одного
существительного! ..
- Из существительного?..
- Да, из существительного .
- Например... «Чернильница»?!
- Стара штучка! Использовал Пушкин: «К моей чернильни-
це» .
- Ну, хорошо. «Лампа» .
- Друг мой, - говорю я кротко, - только очень близорукие
люди выбирают для примеров и сравнений предметы, стоящие воз­
ле них! ..
Это задевает его за живое, и он сыплет как из мешка:
- «Будка», «Кипарис», «Пале-Рояль», «Ландыш», «Черт в сту­
пе». Не нравится? Ну, наконец, «Травка»?..
- Ага, «Травка»?.. Стоп!.. Это уже нечто весеннее и на Пасху
хорошо. Давай-ка подумаем серьезно о травке! ..
Имы думаем.
- Конечно, это очень приятно, такая зелененькая, нежная трав­
ка... точно гимназистка приготовительного класса! Надо любить
все : зверей, птиц, растения, в этом - красота жизни! Но черт побе­
ри: какой сюжет я отсюда выдавлю?! Ведь всякий рассказ должен
быть начат, продолжен и закончен, а я просто говорю: травка зеле­
ная! Ведь читатель пошлет опровержение в редакцию!
У приятеля лицо вытягивается. Я говорю ему самым нежным
голосом:
- Подожди ... не отчаивайся! Травок много, возьмем «Кресс­
салат» ...
- «Кресс-салаТ>>? - повторяет он уньшо, как деревянный по­
пугай.
- Да, «Кресс-салаТ>> ! - кричу я, уже охваченный творчеством,
тем вдохновением, о котором так много говорят провинциальные
читатели. - Представь себе безногого бедняка, который вдруг снял
потный валенок, унавозил его , посыпал землицей и бросил зерна ...
И вот к Пасхе у него всходит прекрасная зеленая травка, которую
139

А.И. Куприн
он может срезать и, приготовив под соусом, скушать после пасхаль­
ной заутрени! Разве это не трогательно?
- Ты смеешься надо мною! Это подло! Как я явлюсь к издате­
лю без твоего рассказа?
- Ну, хорошо ... давай дальше! Собаки лечатся травками ...
- Извини, пожалуйста, это уже относится к области ветерина-
рии!
- Представь себе вкусную душистую травку, которую едят на
Кавказе в духанах. Отсюда легко перейти к Зелим-хану! Понима­
ешь? Ест он барашка с травкой... вспоминает свой мирный аул, сле­
зы текут по его щекам, изборожденным старыми боевыми рана­
ми... И вдруг он говорит пленному полицейскому офицеру, отпус­
кая его на волю: «Иды ... кушай травкам... будет тебе пасхам!» Чего
ты еще хочешь, черт тебя побрал бы?! Ну, вот: «Олень копытом
разбивает лед, пока не найдет прошлогодней травы... бедные олеш­
ки!» Ну, как я выпутаюсь, черт побери, из этого Нарымского края!
Нужно будет ввести политического ссьmьного, но ведь цензура...
- Цензура! .. - промолвил редактор печально . Потом он не­
множко помолчал, вздохнул, взял шляпу и стал уходить.
Но вдруг он остановился и обернулся ко мне.
- Заважничал ... модернист! .. - бурчал он, открывая дверь. -
По-моему, это с твоей стороны свинство! Ты несомненно издева-
ешься над искусством. Травка ... травка ... травка... травка! .. А по-
моему, надо подходить к вопросу проще .. .
Я догнал его уже в передней, когда он, рассерженный, всовы­
вал свои ноги в калоши и надевал шляпу.
- Надо писать серьезно... - говорил он. - Конечно, я не об­
ладаю даром, как ты, и наитием ... Но если бы я писал, я написал бы
просто. Помнишь , как мы с тобой, - тебе бьmо одиннадцать лет, а
мне десять, - как мы ели с тобой просвирки и какие-то маленькие
пупырушки на огороде детской больницы?
- Конечно, помню! Дикое растение!
- А помнишь молочай?
-Ах, ну, конечно, помню! Такой сочный стебель с белым мо-
локом.
- А свербигус? Или свербига, как мы ее называли?
- Дикая редька?
- Да, дикая редька! .. Но как она бьша вкусна, с солью и хлебом!
- А помнишь : желтые цветы акации, которыми мы набивали
полные с верхом фуражки и ели, как лошади овес из торбы?
140

- А конский щавель?
Мы оба замолчали.
Рассказы
И вдруг пред нами ярко и живо пронеслись наша опозоренная
казенным учебным заведением нежность, пансион ... фребелевская
система ... придирки классных наставников ... взаимное шпионство...
поруганное детство ...
- А помнишь, - сказал он и вдруг заплакал, - а помнишь зе­
леный, рыхлый забор? Если по нему провести ногтями, следы оста­
ются.. Возле него растут лопухи и глухая крапива ... Там всегда тень
и сырость. И по лопухам ползают какие-то необыкновенно золо­
тые или , вернее сказать , бронзовые жуки . И красные с черными
пятнами коровки, которые сплелись целыми гирляндами.
- А помнишь еще: вдруг скользнет луч, заиграет роса на лис­
тьях?.. Как густо пахнет зеленью! Не отойдешь от этого московс­
кого забора! Точно брильянты, горят капли росы ... Длинный , тон­
кий, белый червяк , выворачивая землю, выползает наружу... Ко­
нечно, он прекрасен, потому что мы насаживали его на согнутую
булавку и бросали в уличную лужу, веря, что поймаем рыбу! Ну,
скажи: разве можно это написать? Тогда мы глядели ясными, про­
стыми глазами, и мир доверчиво открывался для нас: звери, пти­
цы, цветы... И если мы что-нибудь любим и чувствуем, то это толь­
ко жалкое отражение детских впечатлен ий.
- Так, стало быть, рассказа не будет? - спросил редактор.
- Нет, я постараюсь что-нибудь слепить. А впрочем ... Ну раз-
ве все то, о чем мы говорили, - не рассказ? Такой в конце концов
наивный, простой и ласковый?.. Редактор обнял меня и поцеловал.
- Какой ты ... - сказал он, но не докончил, глаза его увлажни­
лись, и он, быстро повернувшись, ушел, сопровождаемый веселым
лаем Сарашки и Бернара, моих милых друзей - сенбернарских
песиков, - которым теперь обоим по пяти месяцев...
САМОУБИЙС ТВО
Самоубийство, милостивые государи ... это , видите ли, как кто
смотрит. Очень может быть, что бывают такие случаи, когда необ­
ходимо избавить мир от своего гнусного существования . И тогда
человек уходит спокойно, вежливо, никого не обременяя своими
похоронами. Но бывает и так, что человек кокетничает перед смер­
тью . Подносит револьвер к виску, к сердцу и в то же время глядит-
141

А.И.Куприн
ся в зеркало, полузакрывая глаза. И воображает: какое потрясаю­
щее впечатление произведет он, когда будет мертвым! ..
И бывают такие случаи, что люди не разбираются между любо­
вью и смертью и, как Панурговы бараны, пошли скакать через борт.
Меня часто удивляло: почему они (самоубийцы) прибегают к
такому гнусному средству самоубийства, как отравление серной кис­
лотой, нашатырем, уксусной эс
с
енцией, окисью углерода и карбол­
кой?! Захватило горло ... нечем дышать... и человек корчится шесть­
десят часов подряд, ловя воздух, как рыба, выброшенная на берег...
Вешаться тоже ужасно. Петля ... мьшо ... необходимость вышвырнуть
из-под себя скамейку ... несколько секунд изображать собою качаю­
щийся маяmик, - конечно, я не верю, что это сладкая смерть!..
Итак, я решился прибеmуть к пистолету... Правда: я не знал
разницы между пистолетом и револьвером. Хитрыми путями, у
аптекарского помощника Шперовича я добьш на время револьвер
для партийных целей".
Тут я забьш сказать, что причиною моего самоубийства бьшо
то обстоятельство, что Юленька, обещав мне в Сокольниках, на
кругу, третью кадриль по назначению, - вдруг изменила мне и
танцевала эту кадриль с акцизным надзирателем Пок6рни! ..
Все бьшо готово для моей смерти ... Несколько раз я заряжал и
разряжал револьвер, щелкая курком ... Все бьшо в порядке: смерть
приближалась ко мне медленными, холодными шагами ...
О если бы вы знали, как мне бьшо жалко себя!.. Подумайте:
молодая жизнь, красота... огонь... вдохновение - идут в ту стра­
ну, откуда нет возврата! ..
Всунув сальные патроны в барабан этого оружия и убедившись
в том, что они не выстрелят, я сел против памятника Пушкину на
Тверском бульваре и стал обдумывать мое великое решение ...
«Пушкин тоже умер от пули!..» - вспомнил я, и мне сделалось
легче ... Мимо ходили крашеные женщины... Зачем? .. И они умрут
когда-нибудь ... но я - раньше! .. Поплакал . Подождав еще немнож­
ко, стал мечтать... Мечтал о том, что какая-нибудь старушка или
добродетельный банкир подоЙдут и вдруг спросят:
- О чем вы грустите, молодой человек? ..
Но, как всегда бывает в жизни, когда тебе не нужны старушки и
банкиры, они лезут к тебе, как мошкара, а когда нужно - их нет! ..
Эта аксиома как нельзя лучше на мне оправдалась.
Нужно ли прибавлять к тому, что я рассказал, что мне бьшо в
это время восемнадцать лет? .. Великолепный возраст, когда прези-
142

Рассказы
раешь родителей и уважаешь сверстника, у которого уже пробива­
ются усы! ..
В то время я увлекался морским спортом, хотя никогда не ви­
дал моря. Я сообразил, что алтарь Страстного монастыря должен
выходить на восток. .. Стало быть - Тверская, идущая к Триум­
фальным воротам, ведет на север... Я взял румб NO и, конечно, в
конце концов по этому румбу и ошвартовался в каком-то грязном
кабачке, где был длинный коридор и налево - номера, вроде
стойл... Подошел услужающий. Белая рубашка, белые штаны, ро­
зовый поясок на животе, и за пояском кошелек и гребешок...
- Чем прикажете служить, ваше сиятельство?
Нечего говорить о том, что я хотел написать предсмертную за­
писку, и поэтому сказал небрежно:
- Дайте перо, чернила, бумагу!..
- Что-нибудь закусить?. . - ласково спросил он, раскрывая
прейскурант. - Или из напитков что прикажете?..
- Да, и из напитков... что-нибудь! ..
- Коньячку-с?.. - спросил он еще более лукавым тоном.
- Ну, да ... хоть коньячку!..
- Четвертиночку?.. полбутьшочки?.. бутьшочку?.. - выпалил
он московской скороговоркой...
Мне бьшо все равно: ведь я бьш самоубийца, и поэтому ответил
свысока:
- Ах , бутьшка... полбутьшки! .. Давайте скорей и ... и уходите!..
Но вдруг этот белобрысый, весь в веснушках, расторопный ярос­
лавец нагнулся ко мне и серьезно спросил:
- А пистолет?.. Собственный?.. Или от хозяина прикажете?..
Мерзавец!.. Каким образом он проник в мои мысли, я до сих
пор не понимаю!.. Я знаю только, что его звали Афанасий, и каж­
дое утро и вечер, вспоминая в молитвах моих живых и усопших
друзей, я шепчу, правда в конце, имя... раба Афанасия! ..
Во мне теперь шесть пудов пятнадцать фунтов. У меня трое де­
тей - великолепные ребятишки: два мальчика и одна девочка (ей­
богу: хоть я и отец, но не покривлю душой!). Жена на днях родит, и
я верю, что благополучно, а мне к Пасхе обещают место начальни­
ка почтово-телеграфной конторы.
Да здравствует жизнь!..
<1912>
143

А. И. Куприн
Ч Е РНАЯ МОЛНИЯ
Я теперь не сумею даже припомнить, какое дело или какой кап­
риз судьбы забросили меня на целую зиму в этот маленький север­
ный русский городишко, о котором учебники географии говорят
кратко: «уездный город такой-то», не приводя о нем никаких даль­
нейших сведений. Очень недавно провели близ него железную до­
рогу из Петербурга на Архангельск, но это событие совсем не от­
разилось на жизни города. Со станции в город можно добраться
только глубокой зимою, когда замерзают непролазные болота, да
и то приходится ехать девяносто верст среди ухабов и метелей, слы­
ша нередко дикий волчий вой и по часам не видя признака челове­
ческого жилья. А гл авное, из города нечего везти в столицу, и не­
кому и незачем туда ехать .
Так и живет городишко в сонном безмолвии, в мирной неизве­
стности, без ввоза и вывоза, без добывающей и обрабатывающей
промышленности, без памятников знаменитым согражданам, со
своими шестнадцатью церквами на пять тысяч населения, с доща­
тыми тротуарами, со свиньями, коровами и курами на улице, с не­
избежным пьmьным бульваром на берегу извилистой несудоход­
ной и безрыбной речонки Ворожи, - живет, зимою заваленный
снежными сугробами, летом утопающий в грязи, весь окруженный
болотистым, корявым и низкорослым лесом.
Ничего здесь нетдля ума и для сердца: ни гимназии, ни библио­
теки, ни театра, ни живых картин, ни концертов, ни лекций с вол­
шебным фонарем . Самые плохие бродячие цирки и масленичные
балаганы обегают этот город, и даже невзыскательный петрушка
проходил через него последний раз шесть лет тому назад, о чем до
сих пор жители вспоминают с умилением.
Раз в неделю, по субботам, бывает в городке базар. Съезжают­
ся из окрестных диких деревнюшек полтора десятка мужиков с кар­
тофелем, сеном и дровами, но и они кажется, ничего не продают и
не покупают, а торчат весь день около казенки, похлопывая себя
по плечам руками, одетыми в кожаные желтые рукавицы об одном
пальце. А возвращаясь пьяные ночью домой, часто замерзают по
дороге, к немалой прибьmи городского врача.
Здешние мещане - народ богобоязненный, суровый и подозри­
тельный. Чем они занимаются и чем живут - уму непостижимо.
Летом еще кое-кто из них копошится около реки, сгоняя лес плота­
ми вниз по течению, но зимнее их существование таинственно. Вета-
144

В спортивном клубе.
Илл юстрация, конец Х/Х века.

Рассказы
ют они поздно, позднее солнца, и целый день глазеют из окон на
улицу, отпечатывая на стеклах белыми пятнами сплющенные носы
и разляпанные губы. Обедают, по-православному, в полдень, и пос­
ле обеда спят. А в семь часов вечера уже все ворота заперты на
тяжелые железные засовы, и каждый хозяин собственноручно спус­
кает с цепи старого, злого, лохматого и седомордого, осиплого от
лая кобеля. И храпят до утра в жарких, грязных перинах, среди гор
подушек, под мирным сиянием цветных лампадок. И дико орут во
сне от страшных кошмаров, и, проснувшись, долго чешутся и чав­
кают, творя нарочитую молитву против домового.
Про самих себя обыватели говорят так: в нашем городе дома
каменные, а сердца железные. Старожилы же из грамотных не без
гордости уверяют, что именно с их города Николай Васильевич Го­
голь списал своего <<Ревизора>>. «Покойный папашка Прохор Серге­
ича самолично видел Николая Васильевича, когда они проезжали
через гороД>>. Здесь все зовут и знают людей только по именам и от­
чествам. Если скажешь извозчику: «К Чурбанову (местный Мюр­
Мерилиз), гривенник»,- он сразу остолбенеет и, точно внезапно
проснувшись, спросит: «Чего?» - «К Чурбанову, в лавку, гривен­
НИК>>. - «А-а! К Порфир Алексеичу. Пожалуйте, купец, садитесь».
Здесь есть городские ряды - длинный деревянный сарай на
Соборной площади, со множеством неосвещенных, грязных клету­
шек, похожих на темные норы, из которых всегда пахнет крысами,
кумачом, дублеными овчинами, керосином и душистым перцем. В
огромных волчьих шубах и прямых теплых картузах, седобородые,
тучные и важные, сидят лавочники, все эти жестокие Модесты Ни­
канорычи и Доремидонты Никифорычи, снаружи своих лавок, на
крьшечках, тянут из блюдечка жидкий чай и играют в шашки, в
поддавки. На случайного покупателя они глядят, как на заклятого
врага: «Эй, мальчик, отпусти этому». Покупку ему не подают, а
швыряют на прилавок, не завернувши, и каждую серебряную, зо­
лотую или бумажную монету так долго пробуют на ощупь, на свет,
на звон и даже на зуб и притом так пронзительно и ехидно на тебя
смотрят, что невольно думаешь: «А ведь сейчас позовет, подлец,
ПОЛИЦИЮ».
Зимою, по праздникам, после обеда, этак ближе к вечеру, на
главной, Дворянской улице происходит купеческое катанье. Вере­
ницей, один за другим, плывут серые в яблоках огромные прянич­
ные жеребцы, сотрясаясь ожирелыми мясами, екая на всю улицу
селезенками и громко гогоча. А в маленьких санках сидят торже-
145

А.И. Куприн
ственно, как будцийские изваяния, в праздничных шубах купец и
купчиха - такие объемистые, что их зады наполовину свешиваются
с сиденья и по левую и по правую сторону. Иногда же, нарушая это
чинное движение, вдруг пронесется галопом по ул ице, свистя и ги­
кая, купеческий сын Ноздрунов, в нарядной кучерской подцевке, с
боярской шапкой набекрень, краса купеческой молодежи, победи­
тель девичьих сердец.
Живет здесь малая кучка интеллигентов, но все они вскоре по
прибытии в город поразительно быстро опускаются, много пьют,
играют в карты, не отходя от стола по двое суток, сплетничают,
живут с чужими женами и с горничными, ничего не читают и ничем
не интересуются. Почта из Петербурга приходит иногда через семь
дней, иногда через двадцать, а иногда и совсем не приходит, пото­
му что везут ее длинным кружным путем, сначала на юг, на Моск­
ву, потом на восток, на Рыбинск, на пароходе, а зимою на лоша­
дях , и, наконец, тащат ее опять на север, двести верст по лесам,
болотам, косогорам и дырявым мостам, пьяные, сонные, голодные,
оборванные, мерзлые ямщики.
В городе получаются в складчину несколько газет: «Новое вре­
мя», «Свет», «Петербургская газета» и одни «Биржевые ведомос­
ти», или , как здесь их зовут, «Биржевик». Раньше и «Биржевик»
выписывался в двух экземплярах, но однажды начальник городс­
кого училища очень резко заявил учителю географии и историку
Кипайтулову, что «одно из двух - либо служить во вверенном мне
училище, либо предаваться чтению революционных газет где-ни­
будь в другом месте» ...
Вот в этом-то городке, в конце января, непогожим метелистым
вечером я сидел за письменным столом в гостинице «Орел», или
по-тамошнему «Тараканья щель», где я бьш единственным посто­
яльцем. Из окон дуло, в ночной трубе завывал то басом, то визгли­
вым сопрано разгулявшийся ветер . Уньшым колеблющимся пла­
менем светила тоненькая, оплывшая с одного бока свеча. Я сум­
рачно глядел на огонь, а с бревенчатых стен меня созерцали, важно
шевеля усищами, рыжие, серьезные, неподвижные тараканы. Ока­
янная, мертвая, зеленая скука обволокла паутиной мой мозг и па­
рализовала тело. Что бьшо делать до ночи? Книг со мною не бьшо,
а те нумера газет, в которые были завернуты мои вещи и дорожная
провизия, я прочитал столько раз, что заучил их наизусть.
И я грустно размышлял, как мне поступить: пойти ли в клуб
или послать к кому-нибудь из моих случайных знакомых за книж-
146

Рассказы
кой, хотя бы за специально медицинской к городскому врачу, или
за уставом о наложении наказаний к мировому судье, или к лесни­
чему за руководством по дендрологии.
Но кто же не знает этих захолустных городских клубов, или,
иначе, гражданских собраний? Обшарпанные обои, висящие лох­
мотьями; зеркала и олеографии , засиженные мухами, заплеванный
пол; по всем комнатам запах кислого теста, сырости нежилого дома
и карболки из клозета. В зале два стола заняты преферансом, и тут
же рядом, на маленьких столиках, водка и закуска, так, чтобы удоб­
но бьmо, держа одной рукой карты, другой потянуться в миску за
огурцом. Игроки держат карты под столом или в горсточке, при­
крывая их обеими ладонями, но и это не помогает, потому что еже­
минутно раздаются возгласы: «Прошу вас, Сысой Петрович, вы уж,
пожалуйста, глазенапа не запускайте-с».
В бильярдной письмоводитель земского начальника играет в
пирамидку с маркером огромными, иззубренными временем, гро­
мыхающими на ходу шарами, дует со своим партнером водку и
сыплет специальными бильярдными поговорками. В передней, под
лампой с граненым рефлектором, сидя на стуле, сложив руки на
животе и широко разинув рот, сладко храпит услужающий маль­
чик. В буфете упиваются кавказским коньяком два акцизных над­
зирателя, ветеринар, помощник пристава и агроном, пьют на «ты»,
обнимаются, целуются мокрыми мохнатыми ртами, поливая друг
другу шеи и сюртуки вином, поют вразброд «Не осенний мелкий
дождичек», и при этом каждый дирижирует, а к одиннадцати ча­
сам двое из них непременно подерутся и натаскают друг у друга из
головы кучу волос.
«Нет, - решил я, - пошлю лучше к городскому врачу за книж­
кой».
Но как раз в эту минуту в номер вошел босой коридорный маль­
чуган Федька с запиской от самого доктора, который в дружески
веселом духе просил меня к себе на вечерок, то есть на чашку чая и
на маленький домашний винтишко; уверяя , что будут только свои,
что у них вообще все попросту, без церемоний, что регалий, лент и
фраков можно не надевать и, наконец, что супругой доктора полу­
чена от мамаши из Белозерска замечательных достоинств семга, из
которой и будет сооружен пирог. «Sic! - восклицал шутник-док­
тор в приписке, - и теща на что-нибудь полезна!»
Я быстро умьmся, переоделся и потел к милейшему Петру Вла­
совичу. Теперь уже не ветер, а свирепый ураган носился со страш-
147

А.И. Куприн
ной силой по улицам, гоня перед собой тучи снежной крупы, боль­
но хлеставшей в лицо и слепившей глаза. Я человек, как и боль­
шинство современных людей, почти неверующий, но мне много
пришлось изъездить по проселочным зимним путям, и потому в
такие вечера и в такую погоду я мысленно молюсь: «Господи, спа­
си и сохрани того, кто теперь потерял дорогу и кружится в поле
или в лесу со смертельным страхом в душе».
Вечер у доктора бьш именно такой, какими бывают эти семей­
ные вечерки повсюду в провинциальной России, от Обдорска до
Крыжополя и от Лодейного Поля до Темрюка. Сначала поили теп­
леньким чаем с домашним печеньем, с вонючим ромом и малино­
вым вареньем, мелкие косточки от которого так назойливо вязнут
в зубах . Дамы сИдели на одном конце стола и с фальшивым ожив­
лением, кокетливо выпевая концы фраз в нос, говорили о дорого­
визне съестных припасов и дров, о развращенности прислуги, о
платьях и вышивках, о способах солки огурцов и шинкования ка­
пусты. Когда они прихлебывали чай из своих чашек, то каждая не­
пременно самым противоестественным образом оттопыривала в
сторону мизинец правой руки, что , как известно, считается при­
знаком светского тона и грациозной изнеженности .
Мужчины сгрудились на другом конце. Здесь разговор шел о
службе, о суровом и непочтительном к дворянству губернаторе, о
политике, главным же образом пересказывали друг другу содержа­
ние сегодняшних газет, всеми ими уже прочитанных. И смешно и
трогательно бьшо слушать, как они проникновенно и прозорливо
толковали о событиях, происходивших месяц-полтора тому назад,
и горячились по поводу новостей , давно уже забытых всеми на све­
те. Право, выходило так, точно все мы живем не н а земле, а н а
Марсе, или на Венере, или на другой какой-нибудь планете, куда
вИдимые земные дела достигают через огромные промежутки вре­
мени в целые недели, месяцы и годы .
Затем, по заведенному издревле обычаю, хозяин сказал:
- А знаете ли что , господа? Оставим-ка этот лабиринт и сядем
в винт. Алексей Николаевич, Евгений Евгеньевич, не угодно ли
карточку?
И тотчас же кто -то отозвался фразой тысячелетней давности:
- В самом деле, зачем терять драгоценное время?
Неиграющих оказалось только трое: лесничий Иван Иванович
Турченко , я и старая толстая дама, очень почтенного и добродуш­
ного ВИда, но совершенно глухая, - мамаша земского начальни-
148

Рассказы
ка. Хозяин долго уговаривал нас устроиться выходящими и, нако­
нец, с видом лицемерного соболезнования, решился оставить нас в
покое. Правда, он несколько раз, в те минуты, когда бьша не его
очередь сдавать, торопливо забегал к нам и, потирая руки , спра­
шивал: «Ну, что? Как вы здесь? Не очень соскучились? Может быть,
вам прислать сюда винца или пива? .. Нехорошо . Кто не пьет, не
играет и не курит, тот подозрительный элемент в обществе. А что
же вы вашу даму не занимаете?»
Мы пробовали ее занимать . Заговорили сначала о погоде и о
санном пути. Толстая дама кротко улыбнулась нам и ответила, что,
правда, она, когда бьша помоложе, то играла в мушку, или, по­
нынешнему, раме, но теперь забьша и даже в фигурах плохо разби­
рается. Потом я проревел ей над ухом что-то о здоровье ее внучат,
она ласково закивала головой и сказала участливо: «Да, да, да,
бывает, бывает, у меня у самой к дождю поясницу ломит», - и до­
стала из мешочка какое-то вязанье. Мы не рискнули больше при­
ставать к доброй старушке.
У доктора бьш прекрасный, огромный диван, обитый нежной
желтой кожей, в котором так уд обно бьшо развалиться. Мы с Тур­
ченко никогда не скучали, оставаясь вместе. Нас тесно связывали
три вещи: лес, охота и любовь к литературе. Мне уже приходилось
бывать с ним раз пятнадцать на медвежьих , лисьих и волчьих обла­
вах и на охотах с гончими. Он бьш прекрасным стрелком и однаж­
ды при мне свалил рысь с верхушки дерева выстрелом из штуцера
на расстоянии более трехсот шагов. Но охотился он только на зве­
ря да еще на зайцев, на которых даже ставил капканы, потому что
от души ненавидел этих вредителей молодых лесных насаждений.
Затаенной и, конечно, недостижимой его мечтой бьша охота на
тигра. Он собрал даже целую библиотеку об этом благородном
спорте. На птицу он никогда не охотился и сурово запретил у себя
в лесу всякую весеннюю охоту. «Мне в моем хозяйстве птица -
первый помощник», - говорил он серьезно. За такую чрезмерную
строгость его недолюбливали.
Это бьш крепкий, маленький, смуглолицый желчный холостяк,
с горячими и насмешливыми черными глазами, с сильной просе­
дью в черных растрепанных волосах. Он бьш совсем одинок, на­
стоящий бобьшь, растерявший давно всех родственников и друзей
детства, и в нем до сих пор еще сохранилось очень много тех беза­
лаберных и прекрасных , грубых и товарищеских качеств, по кото­
рым так нетрудно узнать бывшего студента лесного, ныне упразд-
1-3000
149

А.И. Куприн
пенного , факультета знаменитой когда-то Петровской академии,
что процветала в сельце Петровско-Разумовском под Москвой.
Он очень редко показывался в уездном свете, потому что три
четверти жизни проводил в лесу. Лес бьш его настоящею семьею и,
кажется, единственной страстной привязанностью к жизни. В го­
роде над ним за глаза посмеивались и считали чудаком. Имея пол­
ную и бесконтрольную возможность подторговывать в свою пользу
лесными делянками, отводимыми на сруб, он жил только на свое
полуторастарублевое жалованье, жалованье - поистине нищенс­
кое, если принять во внимание ту культурную, ответственную и
глубоко важную работу, которую самоотверженно нес на своих
плечах целые двадцать лет этот удивительный Иван Иванович.
Право, только среди чинов лесного корпуса, в этом распрозабы­
том из всех забытых ведомств, да еще среди земских врачей, заг­
нанных , как почтовые клячи, мне и приходилось встречать этих
чудаков, фанатиков дела и бессребреников.
Много лет тому назад Турченко подал в военное министерство
докладную записку о том, что в случае оборонительной войны лес­
ники, благодаря прекрасному знанию местности, могут очень при­
годиться армии как разведчики и как проводники партизанских
отрядов, и потому предложил комплектовать местную стражу из
людей, окончивших специальные шестимесячные курсы. Ему, ко­
нечно, как водится, ничего не ответили. Тогда он, на собственный
риск и на совесть, обучил практически всех своих лесников ком­
пасной и глазомерной съемке, разведочной службе, устройству за­
сек и волчьих ям, системе военных донесений, сигнализации флаж­
ками и огнем и многим другим основам партизанской войны. Еже­
годно он устраивал подчиненным состязания в стрельбе и выдавал
призы из своего скудного кармана. На службе он завел дисципли­
ну, более суровую, чем морская, хотя в то же время бьш кумом и
посаженым ощом у всех лесников.
Под его надзором и охраной бьшо двадцать семь тысяч десятин
казенного леса, да еще, по просьбе миллионеров, братьев Солодае­
вых , он присматривал за их громадными, прекрасно сохраненны­
ми лесами в южной части уезда. Но и этого ему бьшо мало : он са­
мовольно взял под свое покровительство и все окрестные, смеж­
ные и чересполосные крестьянские леса. Совершая для крестьян за
гроши, а чаще безвозмездно разные межевые работы и лесообход­
ные съемки, он собирал сходы, говорил горячо и просто о великом
значении в сельском хозяйстве больших лесных площадей и закли-
150

Рассказы
нал крестьян беречь лес пуще глаза. Мужики его слушали внима­
тельно, сочувственно кивали бородами , вздыхали , как на пропове­
ди деревенского попа, и поддакивали : «Это ты верно". что и гово­
рить". правда ваша, господин лесницын". Мы что? Мы мужики,
люди темные".»
Но уж давно известно, что самые прекрасные и полезные исти­
ны, исходящие из уст господина лесницына, господина агронома и
других интеллигентных радетелей, представляют для деревни лишь
простое сотрясение воздуха.
На другой же день добрые поселяне пускали в лес скот, объе­
давший дочиста молодняк, драли лыко с нежных, неокрепших де­
ревьев, валили для какого-нибудь забора или оконницы строевые
ел и, просверливали стволы берез для вытяжки весеннего сока на
квас, курили в сухостойном лесу и бросали спички на серый высох­
ший мох, вспыхивающий, как порох, оставляли непогашенными
костры, а мальчишки-пастушонки, те бессмысленно поджигали у
сосен дупла и трещины, переполненные смолою, поджигали толь­
ко для того , чтобы посмотреть , каким веселым, бурливым пламе­
нем горит янтарная смола.
Он упрашивал сельских учителей внедрять ученикам уважение
и любовь к лесу, подбивал их вместе с деревенскими батюшками -
и, конечно, бесплодно - устраивать праздники лесонасаждения,
приставал к исправникам, земским начальникам и мировым судь­
ям по поводу хищнических порубок, а на земских собраниях так
надоел всем своими пьшкими речами о защите лесов, что его пере­
стали слушать. «Ну, понес философ свой обычный вздор», - гово­
рили земцы и уходили курить, оставляя Турченку разглагольство­
вать , подобно проповеднику Беде, перед пустыми стульями.
Но ничто не могло сломить энергии этого упрямого хохла, при­
шедшегося не по шерсти сонному городишке. Он, по собственному
почину, укреплял кустарником речные берега, сажал хвойные де­
ревья на песчаных пустырях и облеснял овраги . На эту тему мы и
говорили с ним, свернувшись на обширном докторском диване.
-Воврагах у меня теперь столько нанесло снегу, что лошадь
уйдет с дугой. А я радуюсь, как ребенок. В семь лет я поднял весен­
нюю высоту воды в нашей поганой Вороже на четыре с половиной
фута. Ах, если бы мне да рабочие руки! Если бы мне дали боль­
шую, неограниченную власть над здешними лесами. Через несколь­
ко лет я бы сделал Мологу судоходной до самых истоков и поднял
бы повсюду в районе урожайность хлебов на пятьдесят процентов.
151

А. И. Куприн
Клянусь Господом ·Б огом, в двадцать лет можно сделать Днепр и
Волгу самыми полноводными реками в мире, - и это будет стоить
копейки! Можно увлажнить лесными посадками и оросить арыка­
ми самые безводные губернии. Только сажайте лес. Берегите лес.
Осушайте болота , но с толком" .
- А что же ваше министерство смотрит? - спросил я лукаво.
- Наше министерство - это министерство непротивления злу, -
ответил Турченко с горечью. - Всем все равно. Когда я еду по желез­
ной дороге и вижу сотни поездов, нагруженных лесом, вижу на стан­
циях необозримые штабели дров, - мне просто плакать хочется. И
сделай я сейчас доступными для плотов наши лесные речонки - все
эти Звани, Ижины, Холменки, Ворожи, - знаете ли что будет? Через
два года уезд станет голым местом. Помещики моментально сплавят
весь лес в Петербург и за границу. Честное слово, у меня иногда руки
опускаются и голова трещит. В моей власти самое живое, самое пре­
красное, самое плодотворное дело, и я связан, я ничего не смею пред­
принять, я никем не понят, я смешон, я беспокойный человек. Надое­
ло. Тяжело. Посмотрите, что их всех интересует: поесть, поспать, вы­
пить, поиграть в винтишко. Ничего не любят: ни родины, ни службы,
ни людей, -любят только своих сопливых ребятишек. Никого ни­
чем не разбудишь , не заинтересуешь. Кругом пошлость. Знаешь напе­
ред, кто что скажет при mобом обстоятельстве. Все оскудели умами,
чувствами, даже простъ1ми человеческими словами ".
Мы замолчали. Из гостиной с четырех столов доносились до
нас возгласы играющих:
«Скажу, пожалуй, малю-у-усенькие трефишки» .
«Подробности письмом, Евграф Платоныч».
«Пять без козырей?»
«Подвинчиваете?»
«Наше дело-с» .
«Рискнем." Малютка, шлем нося» .
«Ваша игра . Мы в кусты».
«Да-а, куплено. Ни одного человеческого лица . Так и будет, как
купили».
«Игра высокого давления» .
«Что? Стал а она призадумывать себя?»
«Василь Л ьвович, больше четверти часа думать не полагается.
Захаживайте» .
«Ваше превосходительство, карты поближе к орденам . Я ваше­
го валета бубен вижу>> .
152

Рассказы
«А вы не глядите ...»
«Не могу, с детства такая привычка, если кто веером карты дер-
жит» .
«Не угодно ли вам сей финик раскусить?»
Турченко нагнулся ко мне, улыбаясь, и сказал:
- Сейчас кто-нибудь скажет: «Не ходи одна, ходи с мамень­
кой», а другой заметит: «Верно, как в аптеке».
«Какие же вы мне черви показывали? Валет сам-третей с фоска-
ми? Это поддержка, по-вашему?»
«Я думал ...»
<<думал индейский петух, да и тот подох от задум чивости» .
«А вы зачем своего туза засолили? Мариновать его думаете?>>
«Не с чего, так с бубен!»
«А что вы думаете об этой прекрасной даме?»
«А мы ее козырем».
«Правильно, - одобрил густым баритоном соборный священ­
ник, - не ходи одна, ходи с провожатым» .
«Позвольте , позвольте, да вы, кажется, давеча козыря не дава­
ли?»
«Оставьте, батенька ... Ребенка пришлите, не обсчитаем ... У нас
верно, как в палате мер и весо в» .
- Слушайте, Иван Иванович, - обратился я к лесничему, -
не удрать ли нам? Знаете, по-английски, не прощаясь.
- Что вы, что вы, дорогой мой. Уйти без ужина , да еще не про­
щаясь. Худшего оскорбления для хозяина трудно придумать. Во­
век вам не забудут. Прослывете невежей и зазнайкой.
Но толстый Петр Власович, еще больше разбухший и сизо по­
багро вевший от жары, долгого сиденья и счастливой игры, уже
встал от карт и говорил, обходя игроков:
- Господа, господа... Пирог стынет, и жена сердится. Господа,
последняя партия.
Гости выходили из-за столов и, в веселом предвкушении вы­
пивки и закуски , шумно толпились во всех дверях. Еще не утихали
карточные разговоры: «Как же это вы, благодетель, меня не поня­
ли? Я вам, кажется, ясно, как палец, сказал по первой руке бубны.
У вас дама , десятка - сам-четверт». - «Вы, моя прелесть, обязаны
бьmи меня поддержать. А лезете на без козырей! Вы думаете, я ва­
ших тузов не знал?» - «Да позвольте же, мне не дали разговорить­
ся, вот они как ВЗВИНТИЛИ» . - «А вы - рвите у них. На то и винт.
Трусы в карты не играюТ>>...
153

А.И. Куприн
Наконец хозяйка произнесла:
- Господа, милости прошу закусить.
Все потянулись в столовую, со смешком, с шуточками, возбуж­
денно потирая руки. Стали рассаживаться.
-
Мужья и жены врозь, - командовал весельчак-хозяин . -
Они и дома друг другу надоели.
И при помощи жены он так перетасовал гостей, что парочки,
склонные к флирту или соединенные давнишней, всему городу из­
вестной связью, очутились вместе. Эта милая предупредительность
всегда принята на семейных вечерах, и потому нередко, нагнувшись
за упавшей салфеткой, одинокий наблюдатель увидит под столом
переплетенные ноги, а также руки, лежащие на чужих коленях.
Пили очень много - мужчины «простую», «слезу», «государ­
ственную», дамы - рябиновку; пили за закуской, за пирогом, зай­
цем и телятиной. С самого начала ужина закурили, а после пирога
стало шумно и дымно, и в воздухе замелькали руки с ножами и
вилками.
Говорили о закусках и разных удивительных блюдах с видом
заслуженных гастрономов. Потом об охоте, о замечательных соба­
ках, о легендарных лошадях, о протодьяконах, о певицах, о театре
и, наконец, о современной литературе.
Театр и литература - это неизбежные коньки всех русских
обедов, ужинов, журфиксов и файфоклоков. Ведь каждый обы­
ватель когда-нибудь да играл на любительском спектакле, а в
золотые дни студенчества неистовствовал на галерке в столич­
ном театре. Точно так же каждый в свое время писал в гимназии
сочинение на тему «Сравнительный очерк воспитания по «До­
мострою» и по «Евгению Онегину», и кто же не писал в детстве
стихов и не сотрудничал в ученических газетах? Какая дама не
говорит с очаровательной улыбкой: «Представьте, я вчера но­
чью написала огромное письмо моей кузине - шестнадцать по­
чтовых листов кругом и мелко-мелко, как бисер. И это , вообра­
зите, в какой-нибудь час, без единой помарки! Замечательно ин­
тересное письмо. Я нарочно попрошу Надю прислать мне его и
прочту вам. На меня как будто нашло вдохновение. Как-то стр ан­
но горела голова, дрожали руки, и перо точно само бегало по
бумаге» . И какая из провинциальных дам и девиц не доверяла
вам для чтения вслух, вд воем, своих классных дневников, поми­
нутно вырывая у вас тетрадку и восклицая, что здесь нельзя чи­
тать?
154

Рассказы
Говорить, ходить по сцене и писать - всем кажется таким лег­
ким; пустячным делом, что эти два, самые доступные, по-видимо­
му, своею простотой, но поэтому и самые труднейшие, сложные и
мучительные из искусств - театр и художественная литература -
находят повсеместно самых суровых и придирчивых судей , самых
строптивых и пренебрежительных критиков, самых злобных и на­
глых хулителей.
Мы с Турченко сидели на конце стола и только слушали со ску­
кой и раздражением этот беспорядочный, самоуверенный, крикли­
вый разговор, поминутно сбивавшийся на клевету и сплетню, на
подсматривание в чужие спальни. Лицо у Турченко бьшо усталое и
точно побурело изжелта.
- Нездоровится? - спросил я тихо.
Он поморщился.
- Нет... так ... уж очень надоело. Все одно и то же долбят ... дят­
лы.
Мировой судья, помещавшийся по правую руку от хозяйки,
отличался очень длинными ногами и необыкновенно коротким ту­
ловищем . Поэтому, когда он сидел, то над столом, подобно музей­
ным бюстам, возвышались только его голова и половина груди , а
концы его пышной раздвоенной бороды нередко окунались в соус.
Пережевывая кусок зайца в сметанном соусе, он говорил с вескими
паузами, как человек, привыкший к общему вниманию, и убеди­
тельно подчеркивал сл ова движениями вилки, зажатой в кулак:
-
Не понимаю теперешних писателей ... Извините. Хочу по­
нять и не могу ... отказываюсь . Л ибо балаган, либо порнография...
Какое-то издевательство над публикой... Ты, мол, заплати мне
рубль-целковый своих кровных денег, а я за это тебе покажу срам­
ную ерунду.
- Ужас, ужас, что пишут! - простонала, схватившись за вис­
ки, жена акцизного надзирателя, уездная Мессалина, не обходив­
шая вниманием даже своих кучеров. - Я всегда мою руки с одеко­
лоиом после их книг. И подумать, что такая литература попадает в
руки нашим детям!
- Совершенно верно! - воскликнул судья и утонул бакенбар­
дами в красной капусте. - А гл авное, при чем здесь творчество?
вдохновение? ну, этот, как его ... полет мысли? Так ведь и я напи-
шу... так каждый из нас напишет... так мой письмоводитель настря-
пает, на что уж идиот совершеннейший. Возьми перетасуй всех
ближних и дальних родственников, как колоду карт, и выбрасывай
155

А. И. Куприн
попарно. Брат влюбляется в сестру, внук соблазняет собственного
дедушку... Или вдруг безумная любовь к ангорской кошке или к
дворникову сапогу... Ерунда и чепуха!
- А все это революция паршивая виновата, - сказал земский
начальник, человек с необыкновенно узким лбом и длинным ли­
цом, которого за наружность еще в полку прозвали кобьmячьей
головой. - Студенты учиться не хотят, рабочие бунтуют, повсе­
местно разврат. Брак не признают. «Любовь должна быть свобод­
ню>. Вот вам и свободная любовь.
- А гл авное - жиды! - прохрипел с трудом седоусый зады­
хающийся от астмы помещик Дудукин.
- И масоны, - добавил твердо исправник, выслужившийся из
городовых, миролюбивый взяточник, игрок и хлебосол, собствен­
норучно подававший губернатору калоши при его проезде.
- Масоны не знаю, а жиды знаю, - сердито уперся Дудукин, -
У них кагал . У них: один пролез - другого потащил. Непременно
подписываются русскими фамилиями, и нарочно про Россию мер­
зости пишут, чтобы дескри ... дескри ... дескрити ... ну, как его ! .. сло­
вом, чтобы замарать честь русского народа.
А судья продолжал долбить свое, разводя руками с зажатыми в
них вилкой и ножом и опрокидывая бородой рюмку:
- Не понимаю и не понимаю . Выверты какие-то ... Вдруг ни с
того ни с сего «0, закрой свои бледные ногю> . Это что же такое, я
вас спрашиваю? Что сей сон значит? Ну, хорошо, и я возьму и на­
пишу: «Ах, спрячь твой красный нос!» - и точка. И все. Чем же
хуже, я вас спрашиваю?
- Или еще: в небеса запустил ананасом, - поддержал кто-то.
- Да-о, именно ананасом, - рассердился судья. - А вот я на
днях прочитал у самого ихнего модного : «Летает буревестник, чер­
ной молнии подобный». Как? Почему? Гд е же это, позвольте спро­
сить, бывает черная молния? Кто из нас видел молнию черного цве­
та? Чушь!
Я заметил , что при последних словах Турченко быстро поднял
голову. Я оглянулся на него . Его лицо осветилось странной улыб­
кой - иронической и вызывающей. Казалось, что он хочет что-то
возразить . Но он промолчал, дрогнул сухими скулами и опустил
глаза.
- А гл авное, о чем пишут? - вдруг заволновался, точно мгно­
венно вскипевшее молоко, молчаливый страховой агент. - Там -
символ символом, это их дело, но мне вовсе не интересно читать
156

Рассказы
про пьяных босяков, про воришек, про... извините, барыни, про
разных там проституток и прочее. "
-
Про повешенных тоже, - подсказал акцизный надзира­
тель, - и про анархистов, и еще про палачей.
-
Верно, - одобрил судья. - Точно у них нет других тем.
Писали же раньше". Пушкин писал, Толстой, Аксаков, Лермон­
тов. Красота! Какой язык! «Тиха украинская ночь, прозрачно небо,
светят звезды ."» Эх, черт, какой язык бьш, какой слог!
- Удивительно! - сказал инспектор народных училищ, блес­
тя умиленными глазками из-под золотых очков и потряхивая ост­
рой рыженькой бородкой. - Поразительно! А Гоголь! Божествен­
ный Гоголь! Помните, у него".
И вдруг он загудел глухим, могильным, завывающим голосом,
и вслед за ним также затянул нараспев земский начальник :
- «Чу-уден Дне-епр при ти-ихой пого-о-де, когда вольно и пла­
авно ...» Ну, где найдешь еще такую красоту и музыку сл ов!"
Соборный священник сжал свою окладистую сивую бороду в
кулак, прошел по ней до самого конца и сказал, упирая на «о»:
- Из духовных бьmи также почтенные писатели: Левитов, Лес­
ков, Помяловский. Особенно последний. Обличал, но с любовью ".
хо-хо-хо ". вселенская смазь ." на воздусях ". Но о духовном пении
так писал , что и до сей норы, читая, невольно прольешь слезу.
- Да, наша русская литература, - вздохнул инспектор, - пала!
А раньше-то? А Тургенев? А? «Как хороши, как свежи бьши розьD> .
Теперь так уж не напишут.
- Куда! - прохрипел дворянин Дудукин. - Прежде дворяне
писали, а теперь пошел разночинец.
Робкий начальник почтовой конторы вдруг зашепелявил:
- Однако теперь они какие деньги-то гребут! Ай-ай-ай ... страш­
но вымолвить ". Мне племянник-студент летом рассказывал . Рубль
за строку, говорит. Как новая строка - рубль . Например: «В ком­
нату вошел граф» - рубль. Или просто с новой строки «да>> - и
рубль. По полтиннику за букву. Или даже еще больше. Скажем ,
героя романа спрашивают: «Кто отец этого прелестного ребенка?»
А он коротко отвечает с гордостью: «Я» . И пожалуйте: рубль в кар­
мане.
Вставка начальника почтовой конторы точно открыла шлюз
вонючему болоту сплетни. Со всех сторон посыпались самые дос­
товерные сведения о жизни и заработках писателей. Такой-то ку­
пил на Волге старинное княжеское имение в четыре тысячи десятин
157

А.И. Куприн
с усадьбою и дворцом. Другой женился на дочери нефтепромыш­
ленника и взял четыре миллиона приданого . Третий пишет всегда
пьяным и выпивает в день четверть водки , а закусывает только
пастилой. Четвертый отбил жену своего лучшего друга, а двое де­
кадентов, те просто по взаимному уговору поменялись женами.
Кучка модернистов составила тесный содомский кружок, извест­
ный всему Петербургу, а один знаменитый поэт странствует по
Азии и Америке с целым гаремом, состоящим из женщин всех на­
ций и цветов.
Теперь говорили все разом, и ничего нельзя бьшо разобрать .
Ужин подходил к концу. В недопитых рюмках и в тарелках с недо­
еденным лимонным желе торчали окурки. Гости наливались пи­
вом и вином. Священник разлил на скатерть красное вино и ста­
рался засыпать лужу солью, чтобы не бьшо пятна, а хозяйка угова­
ривала его с милой ул ыбкой, кривившей правую половину ее рта
вверх, а левую вниз:
- Да оставьте, батюшка, зачем вам затруднять себя? Это от­
моется.
Между дамами, подпившими рябиновки и наливки, уже несколь­
ко раз промелькнули неизбежные шпильки и намеки. Исправничи­
ха похвалила жену страхового агента за то , что она с большим вку­
сом освежила свое прошлогоднее платье - «совсем и узнать
нельзя» . Страховиха ответила с нежной ул ыбкой, что она, к сожа­
лению, не может по два раза в год выписывать себе новые платья
из Новгорода, что они с мужем - люди хотя бедные, но честные и
что им неоткудова брать взяток . «Ах, взятки - это ужасная по­
шлость ! - охотно согласилась исправничиха. - И вообще на све­
те много гадости, а вот еще бывает, что некоторых замужних дам
поддерживают чужие мужчины». Это замечание перебила уж ак­
цизная надзирательница и заговорила что-то о губернаторских ка­
лошах. В воздухе назревала буря , и уже висел над головами обыч­
ный трагический возглас: «Моей ноги не будет больше в этом
доме!» - но находчивая хозяйка быстро предупредила катастро­
фу, встав из-за стола со словами:
- Прошу извинить , господа. Больше ничего нету.
Поднялась суматоха. Дамы с пылкой стремительностью цело­
вали хозяйку, мужчины жирными губами лобызали у нее руку и
тискали руку доктора. Большая часть гостей вышла в гостиную к
картам, но несколько человек осталось в стол овой допивать конь­
як и пиво. Через несколько минут они запели фальшиво и в унисон
158

Рассказы
«Не осенний мелкий дождичек» , и каждый обеими руками управ­
лял хором. Этим промежутком мы с лесничим воспользовались и
ушли, как нас ни задерживал добрейший Петр Власович.
Ветер к ночи совсем утих, и чистое, безлунное, синее небо игра­
ло серебряными ресницами ярких звезд. Бьшо призрачно светло от
того голубоватого фосфорического сияния, которое всегда излу­
чает из себя свежий , только что улегшийся снег.
Лесничий шел со мной рядом и что-то бормотал про себя. Я
давно уже знал за ним эту его привычку разговаривать с самим со­
бою, свойственную многим людям, живущим в безмолвии, - ры­
бакам, лесникам, ночным караульщикам, а также тем, которые пе­
ренесли долголетнее одиночное заключение, - и я перестал обра­
щать на эту привычку внимание .
- Да, да, да... - бросал он отрывисто из воротника шубы. -
Глупо ... Да ... Гм ... Глупо, глупо ... И грубо ... Гм...
На мосту через Ворожу горел фонарь. С всегдашним странным
чувством немного волнующей, приятной бережности ступал я на
ровный , прекрасный, ничем не запятнанный снег, мягко, упруго и
скрипуче подававшийся под ногою. Вдруг Турченко остановился
около фонаря и обернулся ко мне.
- Глупо! - сказал он громко и решительно . - Поверьте мне,
милый мой, - продолжал он, слегка прикасаясь к моему рукаву, -
поверьте, не режим правительства, не скудость земли, не наша бед­
ность и темнота виноваты в том, что мы, русские, плетемся в хвос­
те всего мира. А все это сонная, ленивая, ко всему равнодушная,
ничего не любящая, ничего не знающая провинция, все равно -
служащая, дворянская, купеческая или мещанская . Посмотрите на
них, на сегодняшних. Сколько апломба, сколько презрения ко все­
му, что вне их куриного кругозора! Так, походя, и развешивают
ярлыки : «Ерунда, чепуха, вздор, дурак ...» Попугаи! И гл авное, -
он, видите ли, этого и этого не понимает, и, стало быть, это уже
плохо и смешн о. Так ведь он дифференциального исчисления не
понимает - значит, и оно чепуха? И Пушкина не понимали. И Че­
хова недавно не понимали. Говорили о его «Степи» : что за чушь ­
овечьи мысли! Да разве овцы думают? «Цветы улыбались мне в
тишине, спросонок ...» Ерунда! Разве цветы когда-нибудь смеются!
И нынче ведь тоже. «Я , говорит, сам так напишу ...»
- А насчет черной молнии? - спросил я.
- Да, да ... «Где же это бывает черная молния?» Премилый че-
ловек этот судья, но что он видел в своей жизни? Он - школьный
159

А. И. Куприн
и кабинетный продукт ... А я вам ск ажу, что я сам, собственными
глазами, видел черную молнию и даже раз десять подряд. Это бьшо
страшно .
-
Вот как, - молвил я недоверчиво .
- Именно так. Я с детства в лесу, на реке, в поле. Я видел и
слышал поразительные вещи, о которых не люблю рассказывать,
потому что все равно не поверят. Я, например, наблюдал не только
любовные хороводы журавлей, где все они пляшут и поют огром­
ным кругом, а парочка танцует посредине, - я видел их суд над
сл абым перед осенним отлетом. Я мальчишкой-реалистом, живучи
в Полесье, видел град с большой мужской кулак величиною, глад­
кими ледышками, но не круглой формы, а в виде как бы шляпки
молодого белого гриба, и плоская сторонка слоистая. В пять ми­
нут этот град разбил все окна в большом помещичьем доме, ого­
лил все тополи и липы в саду, а в поле убил насмерть множество
мелкого скота и двух подпасков. Глубокой зимою, в день ужасного
мессинского землетрясения, утром, я бьш с гончими у себя на Биль­
дине. И вот часов в десять - одиннадцать на совершенно безоб­
лачном небе вдруг расцвела радуга. Она обоими концами касалась
горизонта, была необыкновенно ярка и имела в ширину градусов
сорок пять , а в высоту двадцать - двадцать пять. Под ней , такой
же яркой, изгибалась другая радуга, но несколько слабее цветом, а
дальше третья, четвертая, пятая, и все бледнее и бледнее - какой­
то сказочный семицветный коридор. Это продолжалось минут пят­
надцать. Потом радуги растаяли, набежали мгновенно, Бог знает
откуда, тучи, и повалил сплошной снежище.
Я видел лесные пожары . Я видел, как ураган валил пятисажен­
ный сухостой. Да, я бьш тогда в лесу с объездчиком, лесниками и
рабочими, и на моих глазах сотни громадных деревьев валились,
как спички. Тогда объездчик Нелидкин стал на колени и снял шап­
ку. И все сделали то же самое. И я. Он читал «Отче наш», и мы
крестились, но мы не слышали его голоса из-за треска падающих
деревьев и ломающихся сучьев . Вот что я видел в своей жизни . Но
также я вид� и черную молнию, и это было ужаснее всего . По­
стойте, - перебил Турченко себя, - мы у моего дома. Зайдем ко
мне. Михеевна будет ругаться, но ничего . Я вас за это угощу тре­
тьегодняшним квасом . Сегодня, благословясь, почнем.
Михеевна, старая суровая служанка лесн ичего , и его чудный
яблочный квас бьши известны всему городу. Старуха приняла нас
строго и долго ворчала, бродя со свечой по комнатам и лазая по
160

Рассказы
шкафам: «Непутевые, полуночники, мало им дня, по ночам бродят,
добрым людям спать не дают» . Но квас бьm выше всех похвал. Он
бродил долго сначала в дубовой бочке на хмеле и на дрожжах, с изю­
мом, коньяком и каким-то ликером, потом отстаивался три года в
бутьmках и теперь бьm крепок, играл, как шампанское, и весело и
холодно сушил во рту, немного пьянил и в то же время освежал.
- Вот как это было, - говорил Турченко, расхаживая в заячь­
ей курточке по своему кабинету, увешанному картинами с изобра­
жением тигров . - Я студентом приехал на каникулы в самую глушь
Тверской губернии к своему двоюродному брату Николаю - к
Коке - так мы его называли. Он бьm когда-то блестящим моло­
дым человеком, с лицейским образованием, с большими связями и
великолепной карьерой впереди , и прекрасно танцевал на настоя­
щих светских балах, обожал актрис из французской оперетки и но­
водеревенских цыганок, пил шампанское, по его сл овам, как кро­
кодил, и бьm душой общества. Но в один миг, буквально вмиг, все
Кокино благополучие рухнуло. Однажды утром он проснулся и с
ужасом убедился в том, что всю правую сторону его тела разбил
паралич. Из самолюбия и из гордости он обрек себя на доброволь­
ное изгнание и поселился в деревне.
Но он вовсе не утратил ясности и бодрости духа и с легкой иро­
нией называл себя велосипедистом, потому что принужден бьm пе­
редвигаться, сидя в трехколесном кресле, которое сзади катил его
слуга Яков. Он много ел и пил , много спал, писал на пишущей ма­
шинке пресмешные нецензурные письма в стихах и часто менял де­
ревенских любовниц, которым давал громкие имена королевских
фавориток, вроде Ла-Вальер, Монтеспан и Помпадур.
Однажды, заряжая или разряжая браунинг, с которым Кока
никогда не расставался, он прострелил своему Якову ногу. По сча­
стию, пуля попала очень удачно, пройдя сквозь мякоть ляжки и
пробив, кроме того, две двери навьmет. Это событие почему-то тес­
но сдружило барина и слугу. Они положительно не могли жить друг
без друга, хотя и ссорились нередко: Кока, рассердясь, тыкал мет­
ко Якову в живот костьmем, а Яков тогда сбегал на несколько ча­
сов из дому и не являлся на зов, оставляя Коку в беспомощном со­
стоянии.
Яков бьm в душе прекрасный охотник: неутомимый, несмотря
на свою хромоту, с хорошей памятью местности, с большим знани­
ем тех неуловимых причин, по которым угадываешь качество и
количество дичи. Мы с ним часто ходили на простую мужицкую,
161

А.И. Куприн
очень трудную охоту, то есть без собаки, а с подкраду, требующую
большого внимания и терпения. Надо сказать, что Кока неохотно
оmускал со мною Якова, - без него он бьш как без своих един­
ственных руки и ноги. Поэтому, чтобы выпросить Якова, прихо­
дилось прибегать к хитростям. Ничто так не располагало Коку к
великодушию, как расспросы о его прежней веселой жизни, когда
он считался львом гостиных и милым завсегдатаем шикарных рес­
торанов.
И так однажды, заведя эту Кокину шарманку и нальстив ему
без всякой меры, я умудрился похитить Якова на целую неделю.
Пошли мы с ним в дальнюю деревушку Бурцево, где у Коки бьши
лесные участки и сл авные болотца. Бурцевский мужик Иван, он же
и Кокин лесник, говорил, что на Высоком, в Раменье и на Блинове
развелось столько глухарей, тетерок, рябчиков, бекасов, дупелей и
уток, что просто видимо-невидимо. <<Хоть палкой бей, хоть шап­
кой накрывай».
Мы долго собирались, поздно вышли и пришли в Бурцево к
вечерней заре. Ивана не бьшо, он, оказывается, ушел к свояку в
Окунево, где праздновали престол. Приняла нас его жена Авдотья,
худая пучеглазая баба, похожая лицом на рыбу, и такая веснушча­
тая, что белая кожа только лишь кое-где редкими проблесками про­
ступала на ее щеках сквозь коричневую маску.
В избе бьшо душно, жужжало множество мух и пахло чем-то
противно кислым. В зыбке верещал без умолка ребенок. Авдотья
захлопотала.
- Мой-то еще, не знаю, - вернется, не вернется ли. Больно лад­
ное пиво варят в Окуневе. А где пиво - там и Иван. Да вы погодите,
кормильцы, я вас своим пивом напою. На Спаса варила ... Не гораз­
до густо пиво-то, доливали мы его, а вкусное бьшо да сладкое.
Она подняла за кольцо тяжелую крышку подвала, спустилась
туда и через минуту вьшезла с болы:пим ковшом домашнего пива.
Пока она разливала нам его , я спросил, указав на кричавшего мла­
денца:
- Сколько месяцев ребенку-то?
- Ме-ся-цев? - удивилась баба. - Что ты, кормилец, Господь
с тобой. Только вчера вечером р6дила. Какой там месяцев? Вчера
ровно в это время р6дила. Кушайте, кормильцы, не знаю, как звать­
то вас... Вчера только р6дила. Вот как.
Я невольно сказал:
- Вот так фунт.
162

Ра ссказы
Но Яков заметил равнодушно и презрительно:
- Это им нипочем. Они привычны. Им - как чихнуть.
Иван все не приходил, должно быть, загулял. Пиво бьшо теп­
лое, и в нем плавали мухи. На стены, ради невиданных гостей, спол­
зались из всех углов тараканы. Мы поглядели, посидели и пошли
спать в сарай на сено . Не люблю я спать на болотном сене. Сучки
какие-то и толстые стебли прут в спину, голова затекает, в носу
крутит от мелкой сенной пьши, нельзя курить. Долго я не мог зас­
нуть и все прислушивался к ночным звукам: коровы и лошади где­
то сильно и тяжело вздыхали, переступали ногами, ворочались и
время от времени тяжело и густо шлепали, перепела кричали в да­
леких росистых овсах, скрипел своим деревянным скрипом неуто­
мимый дергач.
Заснул я перед зарей, а встали мы очень поздно, в девять часов.
Бьшо уже жарко. День обещал бьпъ знойным. Небо простиралось
бледное, томное, изнемогающее, похожее цветом на голубой вьщвет­
ший и вьшинявший шелк .
Ивана все еще не бьшо. Мы пошли одни. Сельцо - вернее, вы­
селки - Бурцево состояло всего из трех дворов и расположилось
на вершине большого холма, по отлогостям которого спускались
пашни и поля. А подножие холма упиралось в болото, растянувше­
еся Бог знает на сколько сот, может быть, даже тысяч, десятин. Вер­
стах в трех вдали виднелся волнисть1й синий хребет - сосновый
лес на островке Высоком, куда вела узкая извилистая непроезжая
тропинка. Вся же остальная окрестность бьш а сплошь покрыта
мелким кустарником, среди которого там и сям блестели на солн­
це, точно капли разбросанной ртути, изгибы местных болотистых
речонок: Тристенки, Холменки и Звани .
Тяжелый нам выдался день. Парило невыносимо, и через час мы
бьши так мокры от пота, что хоть выжимай. Надоедливая микро­
скопическая мошкара вилась кучами над головой, залезала в глаза,
в нос, в уши и доводила до бессильного бешенства, когда с яростью
хлопаешь себя по щекам, размазывая насекомых по лицу, как кашу.
Много раз мы с Яковом теряли друг друга в густом местами
непроходимом кустарнике. Один раз сучок задел за собачку моего
ружья, и оно нежданно выстрелило. От мгновенного испуга и от
громкого выстрела у меня тотчас же разболелась голова и так и не
переставала болеть целый день, до вечера. Сапоги промокли, в них
хлюпала вода, а отяжелевшие, усталые ноги каждую секунду спо­
тыкались о кочки. Кровь тяжело билась под черепом, который мне
163

А. И. Куприн
казался огромным, точно разбухшим , и я чувствовал больно каж­
дый удар сердца.
Приходилось то и дело переходить речонки вброд или по ла­
вам, которые представляют из себя не что иное, как два или три
тонких деревца, связанных лыком или прутьями, переброшенных
поперек реки и укрепленных несколькими парами шатких кольев,
вколоченных в дно. Но всего неприятнее бьmи переходы по откры­
тым местам, совсем голубым от бесчисленных незабудок, от кото­
рых так остро, травянисто и приторно пахло. Здесь почва ходила и
зыбилась под ногами, а из-под н ог, хлюпая, била фонтанчиками
черная вонючая вода.
Мы заблудились и лишь далеко за полдень добрались до Высо­
кого. Небо теперь бьmо все в тяжелых, неподвижных, пухлых об­
лаках. Мы поели холодного мяса с хлебом, напились воды, пахнув­
шей ржавчиной и болотным газом, потом развели из можжевель­
ника ароматный костер от комаров и - сам уж не знаю, как это
случилось, - заснули внезапным тяжелым сном.
Я первый проснулся . Все вокруг страшно, грозно и жутко по­
темнело, а зелень болотного куст арника качалась и отливала се­
рой ст алью. Все небо обложили громоздкие лиловые и фиолетовые
тучи с разорванными серыми краями. Начинал вдали гл ухо вор­
чать гром. Я заторопился.
- Ну, Яков, домой. Дай Бог добраться. Ходу!
Но, сойдя с острова, возвышавшегося среди болота, мы тотчас
же заблудились и стали без толку бродить зигзагами по кустарни­
ку, отступая в сторону от рек, обходя трясины и густые чащобы,
теряя друг друга, спеша, путаясь и сердясь .
Стало уже совсем темно, и гром рокотал еще далеко, но уже не
затихая ни на мгновение, когда Яков, шедший впереди и казавшийся
мне издали темным , длинным, неясным, шатающимся столбом,
вдруг крикнул:
- Есть дорога!
Да, это была узкая, болотная дорога, кое-где укрепленная по­
перек хворостом, со следами лошадиного помета. И к нашей радо­
сти , мы тотчас услыхали невдалеке стук телеги. Быстро-быстро,
совсем заметно для глаза, надвигалась тьма. Только на западе, низ­
ко над землей, рдела узкая длинная кровавая полоса, отороченная
сверху тесьмой из расплавленного золота.
Подъехала телега. В ней сидело двое: баба правила, дергая лок­
тями и вытянув прямо перед собою ноги, как умеют сидеть только
164

Рассказы
деревенские женщины, а старик, немного хмельной, дремал поза­
ди. Он проснулся, когда испугавшаяся нас лошадь стала храпеть,
артачиться и боком лезть в болото . Мы стали расспрашивать ста­
рика про дорогу на Бурцево. Но он тянул и мямлил:
- На Бурцево вам, м илые? А вы сами-то чьи будете?
- Ничьи. Из Демцына. От Николая Всеволодыча.
-
Знаем, знаем. Только вы, милые, не туда идете. Вам надо
податься сейчас во-он куда, прямо на восход. Прямо по стрелябии.
Вы что же, рендатели будете в Демцыне?
- Нет, я проезжий, родич демцынского барина.
- А, так, так , так... Сродственник, значит? До Бурцева вам зво-
на прямо куда. Так прямо по стрелябии и вдаряйте, с охотой , зна­
чит, ходили? ..
Но мы не успели ответить. Из кустов послышалось пугливое ко­
канье, хлопанье мощных крьmьев, и шагах в десяти от нас с шумом
поднялся большой тетеревиный выводок, чернея на алой полосе зари.
Мы с Яковом почти одновременно выстрелил и, не целясь, раз за ра­
зом из обоих стволов и, конечно, промахнулись. А телега уже мча­
лась от нас, прыгая и кося боками на ухабах. Напрасно мы бежали
за ней, крича старику остановиться. Он без шапки , стоя нахлестывал
кнутом лошаденку, длинный, тощий, несуразный, и, со страхом обо­
рачиваясь назад, кричал что-то злым шамкающим голосом.
Опять мы остались одни. Я предложил было не оставлять до­
роги, но Яков убедил меня в том, что до Бурцева два шага, а что
стариковская дорога ведет в Ченцово, до которого еще добрых пят­
надцать верст, - и я согласился с ним. И опять мы полезли в чер­
ное, сырое болото . Сходя с дороги, я обернулся назад. Красной
полосы уже не бьmо на небе, точно ее задернули занавесом ; и мне
вдруг сделалось грустно и тоскливо. Не стало больше видно ниче­
го : ни туч, ни кустарника, ни Якова, шедшего со мною рядом, -
бьmа одна мокрая, густая тьма. Сверкнула первая молния - на­
верху загрохотало и оборвалось сухим треском, за ней другая, тре­
тья. Потом пошло и пошло без перерыва.
Эго бьmа одна из тех ужасных гроз, которые разражаются иногда
над большими низменностями. Небо не вспыхивало от молний, а точ­
но все сияло их трепетным голубым, син им и ярко-белым блеском. И
гром не смолкал ни на мгновение. Казалось, что там наверху идет ка­
кая-то бесовская игра в кегли высотою до неба. С глухим рокотом
катились там неимоверной величины шары, все ближе, все громче, и
вдруг тррахта-та-трах - падали разом исполинские кегли.
165

А. И. Куприн
И вот я увидал черную молнию . Я видел, как от молнии полы­
хало на востоке небо, не потухая, а все время то развертываясь, то
сжимаясь, и вдруг на этом колеблющемся огнями голубом небе я с
необычайной ясностью увидел мгновенную и ослепительно-черную
молнию. И тотчас же вместе с ней страшный удар грома точно ра­
зорвал пополам небо и землю и бросил меня вниз, на кочки. Оч­
нувшись, я услышал сзади себя дрожащий, слабый голос Якова:
- Барин, что же это, Господи ... Погибнем, Царица Небесная...
Молния ... черная ... Господи, Господи ...
Я приказал ему сурово, собрав всю последнюю силу воли:
- Вставай. Идем. Не ночевать же здесь.
О, что это бьша за ужасная ночь! Эти черные молнии наводили на
меня необъяснимый животный страх. Я до сих пор не могу понять
причины этого явления: бьша ли здесь ошибка нашего зрения, напря­
женного беспрестанной игрой молнии по всему небу, имело ли особое
значение случайное расположение туч или свойства этой проклятой
болотной котловины? Но иногда я чувствовал, что теряю с каждой
секундой разум и самообладание. Мне, помню, все хотелось закри­
чать диким, пронзительным голосом, по-заячьи. И я все шел вперед,
лепеча Богу, точно перепуганный ребенок, несвязные, нелепые молит­
вы: «Миленький Бог, добрый, хороший Бог, спаси меня, прости меня.
Я никогда не буду». И тут же, зацепившись за кочку, летел локтем в
жидкую грязь и остервенело ругался самыми скверными словами.
Вдруг я услышал невдалеке голос Якова, страшный, захлебы­
вающийся голос, от которого я задрожал:
- Барин, утопаю ... Спасите, Христа ради ... Тону... А-а-а! ..
Я кинулся к нему на слух и при непереносимом ослепительном
свете черной молнии увидел не его , а лишь его голову и туловище,
торчащие из трясины. Никогда не забуду этих выпученных, омерт­
велых от безумного ужаса глаз. Я никогда бы не поверил, что у
человека глаза могут стать такими белыми, огромными и чудовищ­
но страшными.
Я протянул ему ствол ружья, держась сам одной рукой за при­
клад, а другой за несколько зажатых вместе ветвей ближнего кус­
та. Мне бьшо не под силу вытянуть его . «Ложись! Ползи!» - зак­
ричал я с отчаянием. И он тоже ответил мне высоким звериным
визгом, который я с ужасом буду вспоминать до самой смерти. Он
не мог выбраться. Я слышал, как он шлепал руками по грязи, при
блеске молний я видел его голову все ниже и ниже у своих ног и эти
глаза... глаза... Я не мог оторваться от них...
166

Рассказы
Под конец он уже перестал кричать и только дышал часто-час­
то . И когда опять разверзла небо черная молния, ничего не бьшо
видно на поверхности болота.
Как я шел по колеблющимся, булькающим, вонючим трясинам,
как залезал по пояс в речонки, как, наконец, добрел до стога и как
меня под утро нашел услыш авш ий мои выстрелы бурцевский
Иван, - не стоит и говорить ...
Турченко несколько минут молчал, низко склонившись над сво­
им стаканом и ероша волосы. Потом вдруг быстро поднял гол ову
и выпрямился . Его широко раскрытые глаза были гневны.
- То, что я сейчас рассказал, - крикнул он, - бьшо неслучай­
ным анекдотом по поводу дурацкого сл ова обывателя. Вы сами
видели сегодня болото , вонючую человеческую трясину! Но чер­
ная молния! Черная молния! Где же она? Ах ! Когда же она засвер­
кает?
Он медленно закрьш глаза, а через минуту уставшим голосом
сказал ласково :
- Извините, дорогой мой, за многословие. Ну, давайте выпь­
ем бутылочку моего сидра.
<1912>
МЕДВЕДИ
Молодая восьмилетняя медведица-мать всю осень раздумыва­
ла, как ей выгоднее залечь в берлогу. Опыта у нее бьшо немного:
всего года два-три . Очень стесняли дети. Прошлогодний пестун
начинал выходить из повиновения, воображал себя взрослым сам­
цом, и, что бы показать ему настоящее место, приходилось прибе­
гать к затрещинам. А двое маленьких - самочки, - те совсем ни­
чего не понимали, тянулись по привычке к материнским сосцам,
кусая их молодыми острыми резцами, всего пугались, поминутно
совались под лапы или так увлекались игрой друг с другом, что их
приходилось долго разыскивать среди облетевших листов дикой
малины, ежевики и волчьей ягоды.
«Кто-то , наверное, будет разыскивать наши следы, - думала
медведица. - Не человек ли - страшное, непонятное, всесильное
животное?»
167

А. И. Куприн
И о на старалась скрыть тяжелые следы своих ног. Н о на моло­
дом, тающем снегу отпечатки ее ступней ложились всюду черными
правильными пятнами среди б ел ого. Это привело ее в отчаяние.
Погода обманывала: то пойдет снег, то перестанет, а наутро
вдруг зарядит дождик.
Наконец-то , в исходе октября, она почувствовала, что прибли­
жаются вьюги и б ольшой снег. Тогда она приказала детям :
- Идите за мной.
И все они, вчетвером, двинулись с юга на север, по тому пути,
которого нарочно избегала осенью медведица. Впереди шла она
сама, потом маленькие, а сзади пестун. И все они , повинуясь древ­
нему инстинкту, старались ступать след в след.
Было у медведицы-матери давно о блюб овано, еще летом, ук­
ромное местечко . Там свалилась б ольшая сосна, выворотив нару­
жу корни, а вокруг нанесло много лесного лому, веток, сучьев и
мусора.
«С севера идет погода, - подумала она. - Снег все занесет
прикроет, о бровняет». Идя на берлогу, заботливая мать все цара­
пала копями стволы деревьев, оставляя для себя приметы . «Как
идем, так и выйдем» .
Трудно было улечься. Казалось тесно. Молодые, еще не отвык­
шие от теплоты материнского тела, они уютно улеглись у матери
между ног и около жирного, отъевшегося за осень брюха . Они не
очень сердились, если она их немного притискивала, поворачива­
ясь с б оку на бок. И в первый же день затянули привычную медве­
жью песню-скороговорку:
«Мню-мню-мню... мня-мня-мня... мню-мню-мню...»
Пестун долго не мог успокоиться, ворчал, кусался, мял млад­
ших лапами, выглядывал наружу, огрызался на мать, все ему каза­
лось неловко .
Но наконец и он, повинуясь о бщему медвежьему закону, зас­
нул крепко-накрепко. И взрослый болван во сне чмокал и хрюкал,
как маленький , и так же, как они, прижимался мордой к материнс­
кому чреву.
Мать не спала. Не спала, а только изредка чутко дремала. От ее
дыхания вился над берлогой тонкий парок .
И все лесные звери, - белки, куницы, горностаи, лисы, волки, -
с уважением издали обходили зимнюю лежку медведей.
168

Рассказы
Каркали над нею наблюдательные вороны и сплетничали бол­
тл ивые сороки, но летели прочь... Высовывала иногда свой нос
медведица-мать, хватала гладким языком снег, смотрела на то, как
резвятся зайцы, как ныряют с размаху в снежные сугробы тетерева,
равнодушно слушала, водя ушами, дальний стук дровосеков и опять
засыпала.
В январе она вдруг проснулась. Лес наполнился шумом , соба­
чьим лаем, звуками рогов. «Что-то случилось, - подумала мать. -
Это не то, что я слышала всегда». Неуклюже растолкала она млад­
ших, ударила лапой заспавшегося пестуна и сама первая высунула
навстречу врагу голову и туловище из берлоги.
Да. Собачий страстный визг и лай бьши все ближе и ближе .
«Назад», - подумала медведица и своим криком заставила де­
тей уйти назад, внутрь берлоги .
Но показались уже из-за кусто в, из сугробов трусливые, наглые
собачьи морды. Собаки и хотели и боялись укусить. Они не лаял и,
а скулили. Они дышали часто-часто, и их красные языки бьши да­
леко высунуты из пастей.
<<Это не серьезно, - подумала мать , тяжело дыша и облизывая
языком снег. - Они не посмеют».
Но тотчас же она увидела и почуяла людей . В их суетливых
шагах, в их дергающихся движениях, в их человеческих глазах она
ясно и твердо прочла:
«Нет пощады».
Она хотела кинуться на людей и уже сделала усилие, подняв
спиной снежный сугроб и хвою, но ее сразу ослепило и оглушил о.
И , падая, теряя сознание, она все-таки успела подумать:
«Пестун дурак ... Он даже и дороги не найдет из берлоги обрат­
но ... Как же маленькие? .. »
- Вот и новогодний подарок, - сказал рослый гвардеец в фан-
тастическом охотничьем костюме. - Как я ее ловко осадил.
Егерь бьшо ухмьшьнулся лукаво, но вдруг закричал:
- Готовьсь ! Еще! ..
Вылез пестун. И мужик-облавщик перерубил ему топором
спину.
<1912>
169

А. И. Куприн
СЛОНОВЬЯ ПРОГУЛКА
Слону Зембо бьшо около двухсот девяноста лет, может быть ,
немного больше, может быть, немного меньше. Во всяком случае,
он лишь изредка в дремоте по утрам вспоминал, как его ловили в
Индии; как его перевозили на пароходе, по железным дорогам и в
громадных железных клетках на колесах; как у Гагенбека в Гам­
бурге его приучали к тому, чтобы кончиком хобота брать хлеб из
рук человека, подымать с земли мелкие монеты и сажать осторож­
но к себе на спину сторожа и как, наконец, опять морем и сухопу­
тьем привезли его сюда, на окраину просторной, холодной Моск­
вы и поместили в сарае за железную решетку, напротив слонихи,
шагах в двадцати от ее решетки . Самка Нелли, которая бьша моло­
же его лет на пятьдесят - семьдесят пять, бьша вывезена из Замбе­
зи, но она сдохла от тяжелого климата, а может быть, и от невни­
мательного ухода. Прожила она в заключении около пятидесяти
лет, видясь раз в год весною со своим мужем, но приплода у них не
было, потому что в неволе сл оны никогда не размножаются. Ее
после смерти вскрывал знаменитый профессор зоологии Смирнов.
Он нашел у нее около сорока пяти болезней : аппендицит, энфизему
легких , суставный ревматизм, склероз артерий, тяжелое поврежде­
ние позвонков спинного хребта, почечный нефрит, аневризм серд­
ца и так далее.
Надо сказать, что людей, особенно после смерти Нелли, Зембо
не любил . Нередко в булках, которые ему давали, попадались бу­
лавки, гвозди, шпильки и осколки стекла; праздные шалопаи пуга­
ли его внезапно раскрытыми зонтиками, дули ему нюхательным
табаком в глаза. Очень часто жалкий чиновник, водя в праздник
свою жену, детей, свояченицу и племянницу по зоологическому саду,
отличался пред ними храбростью : щелкал бедного Зембо ногтем
по концу хобота или совал ему в ноздри зажженную сигару, но бла­
гополучно и поспешно отступал, когда Зембо высовывал из заго­
родки свой хобот, которым он мог бы убить не только человека, но
и льва. Как часто без нужды и смысла бывает человек жесток к
животным !
Однако исполинская, великодушн ая сл оновья натура Зембо не
выходила из равновесия . Он лишь запоминал со свойственной сло­
нам остротой памяти своих мучителей, прекращал с ними всякое
знакомство и никогда в присутствии их не тянулся хоботом за ре­
шетку.
170

Рассказы
Зато бьши у него и настоящие друзья, особенно из детей. Их он
принимал радостно, трубил им навстречу, разевал широко свой
смешной треугольный мохнатый рот и дул им в лицо из ноздрей
своим теплым , сильным, приятным сенным дыханием.
Он был бесконечно кроток и вежлив ко всему маленькому: к
насекомым , к зверькам. Кто-то однажды догадался пустить к нему
в клетку кроликов, которые не замедлили расплодиться в несмет­
ном количестве. Эти маленькие грызуны крали у него траву, зерно,
хлеб и сено, грязнили его питьевую воду и часто , взбираясь своими
цепкими лапками на его ноги, щекотали громадного Зембо до су­
дорог. Однажды они до такой степени расщекотали его самое чув­
ствительное место под коленом правой ноги , что он сд елал ею не­
чаянное нел овкое движение и наступил на кролика. Вместо мило­
го , резвого белого зверька осталось на земле круглое красное пят­
но и в нем немного волос. И слон двое суток волновался, беспокой­
но трубил и фыркал, пока служащий не замьш пятно из пожарной
трубы.
Привязан бьш он к маленькой тумбочке небольшой цепью. Уха­
живал за ним татарин Мемет Камафутдинов, и они были настоя­
щие друзья.
Но вот как-то ему пришло в голову прогуляться. В Москве на­
ступила весна. Расцвели в зоологическом саду на лужайках желтые
одуванчики, золотые лютики, синяя вероника. В это время во всем
зоологическом саду бьш беспорядок. Хорьки, львы, орлы, барсуки ,
дикобразы, куницы, пумы - все жаждали свободы и страстно мета­
лись в своих клетках. Запахло землей, березовым листом и травами.
И тогда-то, жадно принюхиваясь несколько дней к воздуху, Зем­
бо вдруг догадался, что цепь на его задней правой ноге совсем его
не связывает. Он потянул ногу и разрушил сразу все человеческое
сооружение. Разорвал цепь, опрокинул тумбочку, к которой бьш
привязан, разбил головой клетку и ушел .
Он обошел вокруг весь зоологический сад победной, торжеству­
ющей походкой. И все время высоко поднятый хобот Зембо тру­
бил радостную песню , понятную каждому животному: «Празднуй­
те , веселитесь, играйте друг с другом, славьте песнями и плясками
весну!» И в ответ ему взволнованно рычали львы, клектали орлы,
гоготали и свистели в гнездах птицы, мычали буйволы и грациоз­
ные, нежные лани , дрожа, провожали его влажными глазами.
Медленно, вежливо вышло это огромное животное из зверинца
и прошло в открытые двери, стараясь никого не раздавить. В это
171

А. И. Куприн
время цвела сирень, ее нежный, сладкий запах делал людей и жи­
вотных как пьяными. Но мудрого Зембо не покидала привычная
кроткая осторожность. Он деликатно перешагнул через целую ком­
панию красных в черных крапинках букашек, связавшихся цепью
по дорожке, не тронув из них ни одн ой, а столкнувшись в воротах
сада с барышней-кассиршей, учтиво дал ей дорогу и в знак привет­
ствия так сильно дохнул ей в лицо, что совсем сбил и растрепал ее
модную прическу .
Слону хотелось только размяться. Он подошел к будке городо­
вого (а в то время в Москве еще были на площадях будки для горо­
довых, отчего и сами городовые прозывались будочниками) . Из
открытой форточки уютно и мирно пахло хлебом, чаем, махоркой
и вином. Добродушно, со свойственной ему привычной ловкостью,
он просунул хобот в форточку, взял со стола теплый филипповс­
кий калач и проглотил его .
Дальше его приключения мало достоверны . Утверждают, что
на Тверском бульваре от него бежали гурьбой студенты, говорят,
что он взвалил себе на спину маленькую девочку, и она от радости
хохотала, го ворят, что , искусно обвивши хоботом какого-то гим­
назиста-приготовишку, он посадил его на самый верх липы, к его
необузданному восторгу, говорят, что он хоботом вырвал с кор­
нем молодое деревцо, сделав из него себе опахало... Может быть -
это все правда, а может быть - неправда, за истину я ручаться не
могу.
Но уже о необыкновенном путешествии слона бьшо дано знать
полиции.
Тверская часть примчалась в полном составе. Бедного Зембо,
который никому не делал зл а, начали поливать из брандспойта.
Он этому очень обрадовался, потому что всегда любил купанье. С
искренней радостью он поворачивался то левым, то правым бо­
ком, и его маленькие глаза ласково щурились. «Чудесная погода,
отличный воздух и ... какой славный душ!» - добродушно ворчал
Земб о, свивая и развивая свой хобот.
Но все гуще и гуще собиралась около него толпа, и Зембо уже
начал чувствовать смутное беспокойство. Вдруг выступил госпо­
дин в черном сюртуке и блестящей черной шляпе. Зембо давно его
знал и благоволил к нему за ласковое отношение: это бьш дирек­
тор зоологического сада. В руках он держал такую большую бул­
ку, какой слон еще никогда не видывал , и от нее чертовски вкусно
пахло душистым перцем и крепким ромом.
172

Рассказы
- О-о-ого , Зембо, - вкрадчиво приговаривал директор и со­
вал ему на вытянутой руке большой кусок лакомства. Слон нако­
нец решился попробовать и, отправив булку в рот, признательно
закивал головой; «необыкновенно вкусная штука, - сказал он, -
я ничего подобного не ел в жизни» . Но за вторым куском ему при­
шлось пройти шагов тридцать, за третьим - перейти через улицу,
а четвертым его заманили в какой-то длинный узкий проход без
окошек и без дверей . И тут он еще не успел прийти в себя от изум­
ления, как почувствовал, что его хобот, шея и все четыре ноги бьmи
уже обхвачены, скручены и связаны стальными и пеньковыми ка­
натами. Он рухнул на землю. Пять нар бесившихся, вспененных
лошадей вы волокл и его из тупика опять на мостовую . Сотни лю­
дей и десятки лошадей заставили его подняться, и, весь скованный,
обессиленный, он покорно вернулся в свою тюрьму. Только теперь
железная решетка бьmа вдв ое толще, и уж не одна, а две массивных
якорных цепи привязывали его за одну переднюю и за одну зад­
нюю ногу.
С этого дня кротость, великодушие, вежливость совсем поки­
нули громадную душу сл она, и в ней жили только гнев и мщение.
Теперь он поистине стал страшен. Его маленькие кровавые глаза
горели бешенством. Днем и ночью, почти не переставая, он ревел,
и к этим крикам негодующего царя в молчании и с ужасом прислу­
шивался весь зверинец. Публику уже перестали пускать в сарай,
потому что вид людей приводил Зембо еще в большую ярость . Один
Мемет Камафутдинов отваживался входить к нему, чтобы переме­
нить воду и дать нового корма. Но дружба между ними окончи­
лась. Слон только презрительно терпел татарина; на все его нежные,
трогательные и убедительные разговоры он отвечал отрывистым и
почти враждебным криком : «Уйди, сделал свое дело и уйди, не хочу
тебя: ты тоже человек!»
С каждым днем его ярость росла. Ничто не помогало, ни хо­
лодные души, ни мешки со льдом на затьmок, ни бром, примеши­
ваемый к питью . Однажды, в жаркий полдень, слону удалось нако­
нец расшатать и вырвать из стены огромное кольцо, прикрепляв­
шее цепью его заднюю ногу. Испуганный татарин побежал доло­
жить об этом по начальству, и через несколько минут перед решет­
кой собралась густая толпа народу. Сл он, обвившись хоботом вок­
руг железных брусьев и передав свое исполинское тело на левый
бок, делал неимоверные усилия, чтобы вырвать из стены второе
кольцо , удерживавшее его правую ногу. Его тотчас же окатили из
173

А. И. Куприн
рукава холодной водой: это на минуту укротило его свирепость .
Он оставил в покое решетку и, насторбучив свои аршинные уши,
внимательно и зл обно глядел на людей.
- Другого средства я не вижу,- сказал дежурный ветеринар
и тотчас же очень ловко проделал в французской булке малень­
кую дырочку и быстро указательным пальцем в ытащил из нее
почти весь мякиш . Потом он всыпал в отверстие около четверти
фунта цианистого калия, заделал дырку и полил булку патокой с
вином.
-
Ну, бедный Мемет, - сказал директор, - знаю, что тебе
нелегко, а ничего не поделаешь. Иди, угости слона в последний раз.
- Башам приасходительствам! Он а, даст Бог, будет здоров.
Зачем? - говорит Мемет, и по его сморщенному, старушечьему,
бритому лицу покатились слезы.
- Иди , иди. Нечего миндальничать .
Слон не сразу взял булку. Он долго недоверчиво обнюхивал,
но все-таки взял. Кругом защелкали кодаки и затрещал кинематог­
раф. Минуты с четыре Зембо стоял неподвижно, точно изумляясь
чему-то , потом вдруг издал резкий крик отчаяния, боли и смерти.
Он долго неустойчиво качался, передавая свой громадный вес
с передних н ог на задние. И вдруг повалился на левый бок, увлекая
в своем падении цепь от передней ноги и вырванное из стены тяже­
лое кольцо с полуаршинным болтом.
Тем и кончилась его прогулка.
<1912>
ЗАЧАРОВА ННЫЙ ГЛУХАРЬ
- Хочу я вас спросить, Лександра Иваныч, зачем это ты пат­
ронов набиваешь? Неужто за охотой пойдете? - спросил меня лес­
ник Михайла, у которого в лесн ой сторожке я прожил целую зиму
и весь Великий пост.
- Конечно. Если вечер будет тихий и теплый, нынче же ночью
и пойду.
- За глухарем?
- За глухарем .
- Буде? - с недо верием заметил Михайла.
- Почему? Нельзя, что ли?
174

Рассказы
- А то? - решительно возразил лесник. - Малому ребенку
известно, что нельзя. Какой день-то завтра?
Мы с Михайлой очень тесно сжились и подружились за эту зиму.
Я ему говорил: «ВЫ», а он мне: то «вы», то «ты», судя по тому, как
складывалась речь . На охоте он бывает иногда нетерпелив и суров
со мною, но в доме и на привалах занимал подчиненное положе­
ние. Мы вместе с ним выслеживали медвежьи берлоги , по следам, а
если медведь рано залег, то по тем царапинам на деревьях, кото­
рые зверь делает, как отметки, отправляясь на зимнюю спячку. Мы
били зайцев, стреляли тетеревов с подъезда, нагона и из шалаши­
ков на чучела, обкладывались английским шпагатом с цветными
тряпочками на пространстве двух-трех десятин. Зимою, в студеные
кроваво-красные вечера, Михайла иногда по моей просьбе подвы­
вал волков. Встанет где-нибудь на краю лесной прогалины, при­
ставит ладони рупором ко рту, подымет вверх голову. И вдруг за­
льется тягучим, плачущим волчьим воем - сначала высоко-высо­
ко, а потом все ниже, все плачевнее, кончит густым, скорбным, умо­
ляющим басом, помолчит секунды с две и еще уньmее добавит: «У
ауф!» Точно и вправду вздохнул бедный волк о своей голодной,
холодной и беглой судь бе. И вот проходило несколько мгновений ,
и Бог знает из какой дали - слева, справа, спереди и сзади, один за
другим заунывные волчьи голоса подхватывают его стонущую,
лесную, звериную песню.
- День-то какой, я тебя спрашиваю? - повторил Михайла.
- День? Благовещенье.
- То-то и оно-то . В такой день ходить за охотой не модель.
Тридня есть таких в году, когда ни зверя, ни птицы трогать нельзя :
в Светлое Христово Воскресенье, в Благовещенье и в Страстную
пятницу. Первое - что грех. А главное, с человеком такое может в
лесу случиться, что хуже самой смерти. И это истинная правда.
- Что же может случиться?
- А вот ты и послушай. Бьm здесь у нас в Куршинском лесни-
честве один помощник лесничего . Это еще до меня случилось, мне
старые лесники говорили . Бьm он человек очень молодой, ученый
и к нашему брату совсем простой. И жил он, вот скажем, как и ты,
по месяцу и по два у лесников на кордонах и все охотился. Но был
только какой-то сурьезный и отчаянный и, надо сказать, винцом
сильно занимался ...
Вот он как-то раз ночью и пошел под благовещенье в лес по
глухарей . Выбрался на знакомое место и стал. Стоит и слушает.
175

А. И. Куприн
Ночь выдалась темная, без ветра, тихо в лесу бьmо, как в погребе.
Ждал, ждал ... Вот, думает, журавли сначала затрубят, потом жел­
на закричит, заяц загнусит, а там и глухарь песню затянет. И толь­
ко подумал , как сверху глухарь заиграл: «чу-чу, чу-чу, чу-чу, чу­
чу...» - и зашипел , заскрежетал . Уди вился Владимир Иваныч,­
его Владимир Иваныч звали: никогда еще не бывало, чтобы глу­
харь так рано просыпался. Однако оправился , размялся, дождался
второй песни и - раз, раз, раз сиганул вперед по болоту... Остано­
вился , сл ушает. Что за чудо? Играет да играет глухарь без остано­
ву, песню за песней, и громко так, на весь лес слышно. А еще ни
одна птица не ворохнулась .
Очень он этому удивился, Владимир Иваныч. Однако все шагает
вперед. Как петух второе колено заведет, - зашипит, стало быть , -
так помощник лесничего и сиганет. Пробежал этак с в ерсту, чует -
совсем близко глухарь , а не видать . Подался еще вперед , подался в
сто рону малость - наконец слышит гл ухаря над самой своей го­
ловой, на большущей сосне, на голой . Ну, думает, н е гд е он, как
здесь. Стал под песню вокруг сосны бегать, задравши голову. Нет,
не видно , а тут он. И слышит даже, как глухарь с дерева вниз пако­
стит. Всегда он пакостит во время тока - такое уж у него тогда в
кровях волнение бывает. Кружил охотничек таким манером вок­
руг дер ева достаточно долго . Рассветать стало. А глухаря все не
видать. Рассердился тогда Владимир Иваныч и говорит про себя:
«Что за катавасия такая ! Какой-то зачарованный глухарь мне по­
пался». И только он это подумал , как слышит с дерева голос: «Я
зачарованный, а ты убийца -и будь проклят».
Испугался Владимир Иваныч, поднял голову и видит - на вет­
ке, на самом верху сидит глухарище. Ты сам знаешь ведь , барин,
каким глухарь себя маленьким показывает, когда он на дереве?
- Не больше голубя,- сказал я.
- Вот, вот, с голубя, не больше. А тут увидел охотничек гл уха-
ря ростом с теленка. Вытянул гл ухарь вперед шею , сл овно змея,
шипит и выговаривает человечьим голосом: «Будь ты проклят! Будь
ты проклят!» Так до трех раз. И глаза у него, как две свечки, горят,
и прямо он этим огнем на охотника уставился.
Такой страх напал на Владимира Иваныча, что просто ужас.
Сердце у него оторвалось в грудях , и пустился он бежать. И бежал ,
и бежал , и никак не мог остановиться . И знаешь, милый барин,­
тут он от страха и ума решился . Никак не мог из лесу выбраться.
Лесничий уж наряжал за ним о блаву из нашего стана лесн иков и
176

Рассказы
объездчиков, однако ничего не вышл о. Слышали только , как по
лесу бегает, вал ежник трещит, да чучукает чудным голосом, а са­
мого так и не видать .
Видел и его тол ько раз девки, когда под троицу березки рубили.
Выскочил он на них голый, мохнатый, страшный такой, зареготал ,
заржал и драл а в лес. А потом на Покрова нашл и его в лесу, в речке
Холменке. Мужи чок из Елони нашел, который лыки драл. Да и не
его увидел, а увидел , что одне ноги голые из речки торчал и . Заявил
он уряднику, а тот становому. Ну, наехал о начальство, стали тя­
нуть беднягу из реки, а он не подается. Что же оказалось? Руки у
него завязли между корягами, а в руке, в кулаке рак большущий
зажат. Значит, он, стало быть, раков шарил в речке-то , для пропи­
тания себе, значит. Ну и нырнул с головой: нащупал норку-то, за­
лез туда рукой и ухопил рака-то . А тут ему воздуха не хватил о . Он
рукой туда-сюда, гл янь - нет, не выходит - рак-то ему промеж
пальцев вцепился и не пуш-шат. Так и захлебнул ся .
Михайла помолчал и прибавил назидательно:
-
Вот как было дело-то, мил ый . А что вы за охотой нынче со­
бираетесь, так ты эт о, Иваныч, брось. Не дел о.
-
Постойте же, М ихайла, - опомнился наконец я. - Как же
это так? Ведь вы же сами говорите, что он все время по лесу бегал и
ни с кем не говорил. Откуда же о глухаре-то известно, как он его
прокл инал?
Но М ихайла точно и не слыхал моего вопроса . Встал , потянул­
ся и пошел к дверям, говоря на ходу:
-
Пойтить мерина напоить, что ли !
<1912>
АНАФЕМА
- Отец дьякон, полно тебе свечи жечь, не напасешься, - ска­
зал дьяконица. - Время вставать.
Эта маленькая, худенькая, желтол ицая женщина, бывшая епар­
хиал ка, обращалась со своим мужем чрезвычайно строго . Когда
она бьша еще в институте, там господствовал о мнение, что мужчи­
ны - подлецы , обманщики и тираны , с которыми надо быть жес­
токими . Но протодьякон вовсе не казался тираном. Он совершен­
но искренно боялся своей немного истеричной, немного припадоч-
177

А. И. Куприн
ной дьяконицы . Детей у них не было , дьяконица оказалась бесплод­
ной. В дьяконе же было около девяти с половиной пудов чистого
веса, грудная клетка - точно корпус автомобиля, страшный голос,
и при этом та нежная снисходительность , которая свойственна толь­
ко чрезвычайно сильным людям по отн ошению к сл абым.
Приходилось протодьякону очень долго устраивать голос. Это
противное, мучительно -длительное занятие, конечно, знакомо всем ,
кому случалось п еть публично: смазывать горло, полоскать его
раствором борной кислоты, дышать паром. Еще лежа в постели,
отец Олимпий пробовал голос.
- Via ... кмм! .. Via-a-a! .. Аллилуйя, аллилуйя ... Оба-че... кмм! ..
Ма-ма... Мам-ма...
«Не звучит голос», - подумал он.
- Вла-ды-ко -бла-го-сло-ви-и -и ... Км...
Совершенно так же, как знаменитые певцы, он бьш подвержен
мнительности . Известно, что актеры бледнеют и крестятся перед
выходом на сцену. Отец Олимпий, вступая в храм, крестился по
чину и по обычаю. Но нередко, творя крестное знамение, он также
бледнел от волнения и думал: «Ах , не сорваться бы!» Однако толь­
ко один он во всем городе, а может быть, и во всей России, мог бы
заставить в тоне ре-фис-ля звучать старинный, темный, с золотом
и мозаичными травками старинный собор. Он один умел напол­
нить своим мощным звериным голосом все закоулки старого зда­
ния и заставить дрожать и звенеть в тон хрустальные стекляшки на
паникадилах .
Жеманная кислая дьяконица принесла ему жидкого чаю с ли­
моном и, как всегда по воскресеньям, стакан водки . Олимпий еще
раз попробовал гол ос:
- Ми... ми... фа... Ми-ро-но-сицы... Эй, мать , - крикнул он в
другую комнату дьяконице , - дай мне ре на фисгармонии .
Жена протянула длинную, унылую ноту.
- Км... км ... колеснице-гонителю фараону... Нет, конечно, спал
голос. Да и черт подсунул мне этого писателя , как его?
Отец Олимпий был большой любитель чтения, читал много и
без разбора, а фамилиями авторов редко интересовался. Семинар­
ское образование, основанное гл авным образом на зубрежке, на
читке «устава», на необходимых цитатах из отцов церкви, развило
его п амять до необыкновенных размеров . Для того чтобы заучить
наизусть целую страницу из таких сложных писателей-казуистов,
как Блаженный Августин , Тертуллиан, Ориген Адамантовый, Ва-
178

Рассказы
силий Великий и Иоанн Златоуст, ему достаточно бьшо только про­
бежать глазами строки, что бы их запомнить наизусть. Книгами
снабжал его студент из Вифанской академии Смирнов, и как раз
перед этой ночью он принес ему прелестную повесть о том, как на
Кавказе жили солдаты, казаки, чеченцы, как убивали друг друга,
пили вино, женились и охотились на зверей.
Это чтение взбудоражило стихийную протодьяконскую душу.
Три раза подряд прочитал он повесть и часто во время чтения пла­
кал и смеялся от восторга, сжимал кулаки и ворочался с боку на бок
своим огромным телом. Конечно, лучше бы ему бьшо быть охотни­
ком, воином, рыболовом, пахарем, а вовсе не духовным лицом.
В собор он всегда приходил немного позднее, чем полагалось.
Так же, как знаменитый баритон в театр. Проходя в южные двери
алтаря, он в последний раз, откашливаясь, попробовал голос. «Км,
км... звучит в ре, - подумал он. - А этот подлец непременно за­
даст в до-диез. Все равно я переведу хор на свой тою> .
В нем проснулась настоящая гордость любимца публики, ба­
ловня всего города, на которого даже мальчишки собирались гла­
зеть с таким же благоговением, с каким они смотрят в раскрытую
пасть медного геликона в военном оркестре на бульваре.
Вошел архиепископ и торжественно бьm в одворен на свое мес­
то . Митра у него бьmа надета немного на левый бок. Два иподиа­
кона стояли по бокам с кадил ами и в такт бряцали ими. Священ­
ство в светлых праздничных ризах окружало архиерейское место .
Два священника вынесли из алтаря иконы Спасителя и Богороди­
цы и положили их на аналой.
Собор бьm на южный образец, и в нем, наподобие католичес­
ких церквей, бьmа устроена дубовая резная кафедра, прилепивша­
яся в углу храма, с винтовым ходом вверх.
Медленно, ощупывая ступеньку за ступенькой и бережно тро­
гая руками дубовые поручни - он всегда боялся, как бы не сло­
мать чего-нибудь по нечаянности , - поднялся протодьякон на ка­
федру, откашлялся, потянул из носа в рот, плюнул через барьер,
ущипнул камертон, перешел от до к ре, и начал :
- Благослови, преосвященнейший владыко.
«Нет, подлец регент, - подумал он, - ты при владыке не по­
смеешь перевести мне тон». С удовольствием он в эту минуту по­
чувство вал, что его голос звучит гораздо лучше, чем обыкновенно,
переходит свободно из тона в тон и сотрясает мягкими глубокими
вздохами весь в оздух собора.
179

А. И.Куприн
Шел чин православия в первую неделю Великого поста. Пока
отцу Олимпию бьшо немного работы. Чтец бубнил неразборчиво
псалмы, гнусавил дьякон из академиков - будущий профессор го­
милетики.
Протодьякон время от времени рычал: «Вонмем» ... «Господу
помолимсЯ>>. Стоял он на своем возвышении огромный, в золотом,
парчовом, негнувшемся стихаре, с черными с сединой волосами,
похожими на львиную гриву, и время от времени постоянно про­
бовал голос. Церковь бьша вся набита какими-то слезливыми ста­
рушонками и седобородыми толстопузыми старичками, похожи­
ми не то на рыбных торговцев, не то на ростовщиков.
«Странно, - вдруг подумал Олимпий, - отчего это у всех жен­
щин лица, если глядеть в профиль, похожи либо на рыбью морду,
либо на куриную голову... Вот и дьяконица тоже...»
Однако профессиональная привычка заставляла его все время
следить за службой по требнику XVII столетия. Псаломщик кон­
чил молитву: «Всевышний Боже, Владыко и Создателю всея тва­
ри». Наконец - аминь.
Началось утверждение православия.
«Кто Бог великий, яко Бог наш; ты еси Бог, творяй чудеса един».
Распев бьш крюковой, не особенно ясный . Вообще последова-
ние в неделю православия и чин анафематствования можно видо­
изменять как угодно. Уже того достаточно, что святая церковь знает
анафематствования, написанные по специальным поводам : прокля­
тие Ивашке Мазепе, Стеньке Разину, еретикам: Арию, иконобор­
цам, протопопу Аввакуму и так далее и так далее.
Но с протодьяконом случилось сегодня что-то странное, чего с
ним еще никогда не бывало. Правда, его немного развезло от той
водки, которую ему утром поднесла жена.
Почему-то его мысли никак не могли отвязаться от той повес­
ти , которую он читал в прошедшую ночь, и постоянно в его уме, с
необычайной яркостью, всплывали простые, прелестные и беско­
нечно увлекательные образы. Но, безошибочно следуя привычке,
он уже окончил символ веры, сказал «аминь» и по древнему ключе­
вому распеву возгласил: «Сия вера апостольская, сия вера отечес­
кая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди».
Архиепископ бьш большой формалист, педант и капризник.
Он никогда не позволял пропускать ни одного текста ни из кано­
на преблаженного отца и пастъ1ря Андрея Критского , ни из чина
погребения, ни из других служб. И отец Олимпий, равнодушно
180

Рассказы
сотрясая своим львиным ревом собор и заставляя тонким дребез­
жащим звуком звенеть стеклышки на люстрах, проклял, анафем­
ствовал и отлучил от церкви: иконоборцев, всех древних ерети­
ков, начиная с Ария, всех держащихся учения Итала, немонаха
Нила, Константина-Булгариса и Ириника, Варлаама и Акинди­
на, Геронтия и Исаака Аргира, проклял обидящих церковь, маго­
метан, богомолов, жидовствующих, проклял хулящих праздник
благовещения, корчемников, обижающих вдов и сирот, русских
раскольников, бунтовщиков и изменников: Гришку Отрепьева,
Тимошку Акундинова, Стеньку Разина, Ивашку Мазепу, Емель­
ку Пугачева, а также всех принимающих учение, противное пра­
вославной вере.
Потом пошли проклятия категорические: не приемлющим бла­
годаm искупления, отмещущим все таинства святые, отвергающим
соборы святых отцов и их предания.
«Помышляющим, яко православнии государи возводятся на
престолы не по особливому от них Божию благоволению, и при
помазании дарования Святаго Духа к прохождению великого сего
звания в них не изливаются, и тако дерзающим прошву их на бунт
и измену. Ругающим и хулящим святые иконы». И на каждый его
возглас хор уньшо отвечал ему нежными, стонущими, ангельскими
голосами: «Анафема».
Давно в толпе истерически всхлипывали женщины.
Протодьякон подходил уже к концу, как к нему на кафедру
взобрался псаломщик с краткой запиской от отца протоиерея: по
распоряжению преосвященнейшего владыки анафемствовать бо­
лярина Льва Толстого. «См. требник, гл. л.», - бьшо приписано
в записке.
От долгого чтения у отца Олимпия уже болело горло. Однако
он откашлялся и опять начал: «Благослови, преосвященнейший
владыко». Скорее он не расслышал, а угадал слабое бормотание
старенького архиерея:
«Протодиаконство твое да благословит Господь Бог наш, ана­
фемствоваm богохульника и отступника от веры Христовой, бля­
дословно отвергающего святые тайны господни болярина Льва
Толстого. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа».
И вдруг Олимпий почувствовал, что волосы у него на голове
топорщатся в разные стороны и стали тяжелыми и жесткими, точ­
но из стальной проволоки. И в тот же момент с необыкновенной
ясностью вспльши прекрасные слова вчерашней повести:
13-300
0
181

А. И. Куприн
« ...Очнувшись, Ерошка поднял голову и начал пристально
всматриваться в ночных бабочек, которые вились над колыхавшим­
ся огнем свечи и попадали в него .
- Дура, дура! - заговорил он. - Куда летишь? Дура! Дура! -
Он приподнялся и своими толстыми пальцами стал отгонять бабо­
чек.
- Сгоришь, дурочка, вот сюда лети, места много, - пригова­
ривал он нежным голосом, стараясь своими толстыми пальцами
учтиво поймать ее за крьшышки и выпустить. - Сама себя губишь,
а я тебя жалею» .
«Боже мой, кого это я проклинаю? - думал в ужасе дьякон. -
Неужели его? Ведь я же всю ночь проплакал от радости, от умиле­
ния, от нежности» .
Но, покорный тысячелетней привычке, он ронял ужасные, по­
трясающие слова проклятия, и они падали в толпу, точно удары
огромного медного колокола...
...Бывший поп Никита и чернцы Сергий, Савватий да Савва­
тий же, Дорофей и Гавриил... святые церковные таинства хулят, а
покаяться и покориться истинной церкви не хощут; все за такое
богопротивное дело да будут прокляти ...
Он подождал немного , пока в воздухе не устоится его голос.
Теперь он бьш красен и весь в поту. По обеим сторонам горла у
него вздулись артерии, каждая в палец толщиной.
<<А то раз сидел на воде, смотрю - зыбка сверху плывет. Вовсе
целая, только край отломан. То-то мысли пришли. Чья такая зыб­
ка? Должно, думаю, ваши черти солдаты в аул пришли, чеченок
побрали, ребеночка убил какой-то черт: взял за ножки да об угол!
Разве не делают так-то? Эх, души нет в людях! И такие мысли при­
шли, жалко стало. Думаю : зыбку бросили и бабу угнали, дом со­
жгли, а джигит взял ружье, на нашу сторону пошел грабить» .
...Хотя искусити дух Господень по Симону волхву и по Ананию
и Сапфире, яко пес возвращался на свои блевотины, да будут дни
его мали и зли, и молитва его да будет в грех, и диавол да станет в
десных его и да изьщет осужден, в роде едином да погибнет имя
его , и да истребится от земли память его ... И да приидет проклят­
ство и анафема не точию сугубо и трегубо, н о многогубо ... Да бу­
дут ему каиново трясение, гиезиево прокажение, иудино удавление,
Симона волхва погибель, ариево тресновение, Анании и Сапфири
внезапное издохновение... да будет отлучен и анафемствован и по
смерти не прощен, и тело его да не рассыплется и земля его да не
182

Рассказы
приимет, и да будет часть его в геенне вечной, и мучен будет день и
нощь ...
Но четкая память все дальше и дальше подсказывала ему пре­
красные слова:
«Все Бог сделал на радость человеку. Ни в чем греха нет. Хоть с
зверя пример возьми . Он и в татарском камыше живет и в нашем
живет. Куда придет, там и дом . Что Бог дал, то и лопает. А наши
гов орят, что за это будем сковороды л изать. Я так думаю, что все
одна фальшь».
Протодьякон вдруг остановился и с треском захлопнул древ­
ний требник. Там дал ьше шли еще более ужасные сл о ва прокля­
тий, те слова, которые, наряду с чином исповедания мирских чело­
век, мог выдумать только узкий ум и ноков первых веков христиан­
ства.
Лицо его стало синим, почти черным, пальцы судорожно схва­
тил ись за перил а кафедры. На один момент ему казалось, что он
упадет в обморок. Но он справился . И, напрягая всю мощь своего
громадного голоса, он начал торжественно:
-
Земной нашей радости , украшению и цвету жизни, в оистину
Христа соратнику и слуге , болярину Льву ...
Он замолчал н а секунду. А в переполненной народом церкви в
это время не раздавалось ни кашля, ни шепота, ни шарканья ног.
Бьт тот ужасный момент тишины, когда многосотенная толпа мол­
чит, подчиняясь одной воле, охваченная одним чувством. И в от
гл аза протодьякона наполнил ись слезами и сразу покраснели, и
лицо его на момент сделалось столь прекрасным, как прекрасным
может быть человеческое л ицо в экстазе вдохновения. Он еще раз
откашлянулся, попробовал мысл енно переход в два полутона и
вдруг, наполнив св оим сверхъестественным голосом громадный
собор, заревел:
-
... Многая ле-е-е-та-а-а-а.
И вместо того что бы по обряду анафемствования опустить све­
чу вниз, он высоко поднял ее вверх.
Теперь напрасно регент шипел н а св оих мал ьчуганов, колотил
их камертоном по головам, зажимал им рты. Радостно, точно се­
ребряные звуки архангельских труб, они кричали н а всю церковь:
«Многая, многая, многая лета» .
На кафедру к отцу Олимпию уже взобрались: отец настоятель,
отец благочинный, консисторский чиновник, псаломщик и в стре­
воженная дьяконица.
183

А. И. Куприн
- Оставьте меня ... Оставьте в покое, - сказал отец Олимпий
гневным свистящим шепотом и пренебрежительно отстранил ру­
кой отца благочинного . - Я сорвал себе голос, но это во славу
Божию и его ... Отойдите!
Он снял в алтаре свои парчовые одежды, с умилением поцело­
вал, прощаясь, орарь, перекрестился на запрестольный образ и со­
шел в храм. Он шел, возвышаясь целой головой над народом, боль­
шой, величественный и печальный, и люди невольн о, со странной
боязнью, расступались перед ним, образуя широкую дор огу. Точ­
но каменный, прошел он мимо архиерейского места , даже не поко­
сившись туда взглядом, и вышел на паперть .
Только в церковном сквере догнала его маленькая дьяконица
и, плача и дергая его за рукав рясы, залепетала:
- Что же ты это наделал, дурак окаянный!.. Наглотался с утра
водки, нечестивый пьяница. Ведь еще счастье будет, если тебя только
в монастырь упекут, нужники чистить, бугай ты черкасский. Сколь­
ко мне порогов обить теперь из-за тебя, ирода, придется. Убоище
глупое! Заел мою жизнь!
- Все равно, - прошипел, глядя в землю, дьякон. -Пойду кир­
пичи грузить, в стрелочники пойду, в катали, в дворники, а сан все
равно сложу с себя. Завтра же. Не хочу больше. Не желаю . Душа не
терпит. Верую истинно, по символу веры, во Христа и в апостоль­
скую церковь. Но злобы не приемлю . «Все Бог сделал на радость
человеку», - вдруг произнес он знакомые прекрасные сл ова.
- Дурак ты ! Верзиле! - закричала дьяконица. - Скажите -
на радость! Я тебя в сумасшедший дом засажу, порадуешься там! ..
Я пойду к губернатору, до самого царя дойду... Допился до белой
горячки, бревно дубовое.
Тогда отец Олимпий остановился, повернулся к ней и, расши­
ряя большие воловьи гневные глаза , произнес тяжело и сурово:
-Ну?!
И дьяконица впервые робко замолкла, отошла от мужа, закры­
ла лицо носовым платком и заплакала.
А он пошел дальше, нео бъятно огромный, черный и величе­
ственный, как монумент.
<1913>
184

Рассказы
ЕЖ
Учитель латинского языка , Иероним Вассианович Предтеченс­
кий, расстался на летние каникулы со столицей и после долгих и бес­
покойных разговоров с тещей, женой и взрослой дочерью переехал
на все лето из небольшой квартиры на Петербургской стороне в са­
мый отдаленный уголок дачной местности, поселка Сырицы ...
Теперь в его распоряжении, первый раз в жизни, бьша скром­
ная дачка со стеклянным балконом, четырьмя грядками, на кото­
рых должны быть посажены: редиска, морковь, укроп и прочие
овощи , два горшка роз, взять1е с собой из города, и неожиданно
откуда-то взявшаяся шершавая собачонка, тотчас же названная
«Верным».
На балконе, под какой-то фотографией, висел старый, поржа­
вевший барометр. Иероним Вассианович каждое утро подходил к
нему и стучал по стеклу пальцем, желая узнать, какая будет погода
к вечеру.
Барометр упорно показывал ясную погоду, хотя все время шел
самый настойчивый дождь.
Заодно с барометром бьша и зеленая лягушка, сидевшая в бан­
ке из-под вишневого варенья с лестничкой.
Учитель утверждал, что лягушка больна, ибо она вот уже не­
сколько недель не сходила с лесенки, настаивая на ясных, теплых
днях.
Не помогали даже ревматизмы старой няньки, хотя это и бьшо
одним из самых верных средств узнать погоду.
После внимательного осмотра лягушка оказалась оловянной,
выкрашенной медной ярью , ибо ее купили на Александровском
рынке прошлогодние жильцы и за ненадобностью бросили на даче,
когда съезжали.
Учитель Предтеченский вовсе не ожидал, что его впереди ждут
крупные неприятности .
Овощи, им посаженные, не взошли, цветочная рассада , куплен­
ная у разносчика, пожелкла и печально опустилась вниз. Дети, ко­
торые, может быть, впервые видели зелень и солнце и бегали боси­
ком по росистой утренней траве, - вконец испортились.
Это бьшо еще ничего, что они обливали чужие заборы и что
они разбили в соседнем доме все оконные стекла при помощи дере­
вянной рогатки, тугой резинки и камешков... Ужаснее всего бьшо
то, что они однажды принесли в дом живого ежа.
185

А.И.Куприн
Пришел какой-то таинственный человек лет девятнадцати, с
основательно разбитым левым глазом и щекой, завязанной косын­
кой, и сказал:
- Я главный поставщик ежов ! У меня есть редкий еж. Особен­
ной золотистой масти, которая называется «императорской» . Ло­
шади такой масти называются «изабелла»!
Конечно, мальчишки бьши несказанно обрадованы этим пред­
ложением ...
Учитель вышел на крьшьцо торговаться с продавцом ежей .
- Я дал бы тебе копеек двадцать за этого ежа, - сказал Иеро­
ним Вассианович.
- Помилуйте, двадцать копеек, - в озмугился продавец. - Да
я, может быть, сам за него двенадцать рублей отдал... двадцать ко­
пеек, за такого ежа?!
- Больше еж не стоит, я в этом убежден! - спокойно настаи­
вал учитель . - Биржевая цена на ежей сейчас стоит очень низко" .
- Ну, барин, больно вы мне нравитесь ... Отдам уж по своей
цене!.. Пожалуйте за пять рублей . Сами знаете, - теперь еж в ди­
ковинку... Сезона на них не бывает! ..
- Двадцать копеек, - твердо стоял насвоем Иероним Вассиа­
нович.
- Эх, господин, - в олновался продавец, -уж больно продать
хочется! ..
И продал ежа за двадцать копеек .
Еж бьш куплен . А с тех пор-то и начались мучения учителя.
Настоящие мучения, которых он никогда не испытывал, даже в тех
случаях, когда его ученики из-за дурной отметки стрелялись или
выпрыгивали из окна третьего этажа.
Началось с того, что теща, больная и мнительная женщина,
сказала, что ежи приносят несчастье в дом. Ч:то ежи уколами сво­
их игл могуг заразить детей . Что ежи неопрятны и портят воздух.
Конечно, многого из того , что может наделать еж, она не могла
вообразить , но мудрая старуха оказалась верной предсказатель­
ницей .
По ночам еж ловил крыс. Он бегал по всему дому и стучал лап­
ками , точь-в-точь как разыгравшийся рязанский мужик топочет
своими липовыми лаптями. Когда ему попадались по дороге кры­
са или мышь, он боком переверть1вался иглами на нее, и так как
186

Рассказы
она не могла вырваться, он тащил ее в темный угол и там перегры­
зал ей мозжечок.
К детям, к двум сорванцам, еж ежович бьш очень внимателен и
только им двум позволял гладить свою прелестную хитрую мор­
дочку с блестящими глазками, немного похожую на кабанью.
Но случилось, что еж наделал подряд два скандала. Угоразди­
ло его забраться в детский игрушечный автомобиль, длиною при­
близительно в четверть аршина. И вот теща, от которой зависело
все благополучие семьи, входит на балкон и видит, что автомобиль
стремится по наклонной плоскости (пол на террасе бьш сильно ко­
соват), а в автомобиле сидит еж, опершись лапками на руль, и де­
лает:
- Теф, теф, теф, теф, теф!..
Дети с трудом объяснили ей, что здесь не бьшо никакого кол­
довства, и хотя она в конце концов поверила, но еще долго тряс­
лась от страха.
На другой день еж сделал еще более неприятный сюрприз. Теща
пришла разыскивать игрушки для внучат, а еж как раз забрался в
ту корзинку, где эти игрушки всегда лежали. Бабушка подняла
крышку корзинки и видит, что все шерстяные, деревянные и плю­
шевые слоники шевелятся, точно живые. Этого она уже не могла
перенести и грохнулась спиной об пол . Нечего о том и говорить,
что она на другой же день уехала в город, предав проклятию свое­
го зятя .
Ежа хотели выгнать из дому. Но дети не давали его в обиду, а
он привык к месту.
Однажды в дом повадился ходить хорек, который поедал до­
машнюю птицу. Вообразите себе встречу этих двух непреклонных
и злых животных. И хоря и ежа наутро нашли мертвыми. Но никто
не мог расцепить склещившиеся челюсти ежа.
Учитель Предтеченский тотчас же переехал с дачи в город. Он,
оказывается, боялся опасных диких животных, вроде ежей.
Но дети трогательно, по-своему - как все дети - оплакивали
смерть ежа. Они надели на себя - голоштанные мальчики - ризы
из газетной бумаги, сделали себе из веревок и камней кадила и с
настоящими, искренними слезами пели:
- Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего Ежаку! ..
<1913>
187

А.И.Куприн
СВЕТЛЫЙ КОНЕ Ц
Ялта - грязная, пьшьная, пропахнувшая навозом Ялта - бьша
в этот день такой прекрасной, какой она бывает только в безвет­
ренные дни ранней весны. Особенно поражала издали ее сказочная
красота тех пассажиров, которые толпились на борту громадного
парохода «Е. И . В . Ксения», медленно пристававшего к молу. Мно­
гие из них впервые видели с почти чувственным наслаждением эту
толпу белых нарядных дач, вилл и дворцов, весело и легко взбе­
жавших от самого моря к зеленеющим горным виноградникам, эти
стройные группы тонких темных кипарисов и высоких зеленых то­
полей , и кое-где такие же стройные, прелестные, но еще более воз­
душные фигуры минаретов. И самое море в бухте, о бычно желто­
зеленое от грязи, теперь лежало спокойное, густо-синего цвета, все
в ленивых томных морщинках, на которых чуть заметно раскачи­
вались крутоносые турецкие фелюги. И все: могучая синева моря,
белизна и зелень города, ясная лазурь неба, - все вливалось в душу
какой-то спокойной радостью.
Пароход совсем уже подтянулся к пристани. Носильщики на
берегу ждали лишь приказа капитана зацепить сходню за борт. Все
пассажиры сгрудились на этом борту с своими картонками, чемо­
данами и корзинками, нетерпеливые и немного обозленные друг
против друга, как всегда это бывает в моменты прибытия поездов
и пароходов.
Внизу, в салоне первого класса, оставались только три человека:
князь Атяшев, его домашний доктор Иван Андреевич и старый ла­
кей Доремидонт. Господа сидели за столом, а Доремидонт, почти­
тельный , седой и бритый , стоял рядом, с пледом и сумками в руках .
- Ты вот что, Доремидонт, - говорил князь устало. - Ты ос-
тавишь пока вещи у горничной ... Пусть присмотрит... А ручной
багаж сложи вот здесь, на стуле ... А сам пойди вперед и найми два
экипажа... Один получше, самый лучший, - для нас с доктором, а
другой под тебя и под вещи ... Да возьми у извозчико в номера. Иди,
иди, а мы подождем ...
- Иван Андреевич ... не в службу, а в дружбу... затворите, по-
жалуйста, иллюминатор ... кажется, дует. В Ялте вечера всегда сы-
рые... и, кроме того, меня малярия пугает.
Но вряд ли ему уже бьша опасна малярия или другая какая-либо
болезнь. Он бьш тяжело, безнадежно болен другой , более страш­
ной болезнью. Это заметил бы всякий, совсем неопытный и даже
188

Рассказы
малонаблюдательный человек . Желто-восковая, чуть глянцевитая
кожа совершенно обтянула костяк его лица, резко определив вис­
ки, скулы и челюсти и оттопырив ушные раковины; растянутые
сухие губы точно облипли, не закрываясь, вокруг десен, и из-под
них странным жемчужным блеском сверкали влажные зубы, а сре­
ди таких же жемчужных широких белков серые глаза глядели с ос­
тановившимся выражением ужаса и недоверия. Поминутно князь
кашлял тихим, высоким, коротким стонущим кашлем, и каждый
раз казалось со стороны, будто бы он с печалью громко вздыхал:
ах ! .. ах ! .. И говорил он таким же глухим, высоким, стонущим голо­
сом, с остановками через каждые два-три слова. И когда он пово­
рачивался в сторону, чтобы взглянуть на что-нибудь или ответить
на вопрос, то в замедленном движении его головы, в подозритель­
ном и испуганном взгляде его широко раскрытых глаз чувствова­
лось, что он ежесекундно ожидает тайного приближения какого-то
незримого , жестокого и беспощадного врага.
Он страдал злейшей чахоткой в самой последней степени и
сам перед собою, перед своей душой делал вид, что болен лишь
катаром верхушек легких. Все окружающие, а особенно Иван Ан­
дреевич, дружно поддерживали в нем этот самообман. Никто из
них, однако, и не подозревал, что по ночам, лежа без сна в кро­
вати , мокрой от его пота, князь с нестерпимым предсмертным
ужасом ясно сознавал , что он умирает, и чувствовал, почти ви­
дел , как его грозный враг притаился где-то здесь близко, за уг­
лом, за портьерой.
Но проходила ночь, наступало утро, и вместе с ним возвраща­
лась в душу обманчивая надежда. Князь , еще не вставая с постели,
тревожно смотрелся в зеркало и, с чувством радости, не находил
никаких изменений в своем лице. Для него бьши совсем незаметны
те неуловимые черты умирания, которые наносились с каждым
прожитым днем и каждой тяжелой ночью.
Он жадно, всеми мыслями и чувствами, цеплялся за жизнь. В
последнее время он приказал переделать и ремонтировать свой
старинный дом в М оскве и устроить роскошные оранжереи в ро­
довом имении Атяшево, мечтал о далеком путешествии вокруг
Африки и Азии, лелеял в душе мысль о женитьбе на одной из сво­
их кузин, прекрасной молодой девушке: когда-то, еще будучи ка­
валерийским юнкером, он танцевал с нею на московских балах, и
между ними бьшо что-то вроде наивного, розового, полудетского
романа.
189

А. И. Куприн
- Не люблю я толпы... Иван Андреевич, - говорил он с тру-
дом своим стонущим, глухим голосом, - толкотня ... запах ... и по-
том, Бог весть, сколько сюда едет больных... плюют... кашляют.
С трапа спустился Доремидонт и доложил, что извозчик готов
и что вещи ул ожены. Медленно, шаг за шагом, часто останавлива­
ясь и со стоном переводя дыхание, поднялся князь на палубу и спу­
стился на пристань. Доремидонт с материнской заботливостью уса­
дил его в легкий двухместный шарабан с полотняным зонтиком
наверху, обвернув его ноги пледом, а другим пледом бережно оку­
тал его спину и плечи и крикнул кучеру в белом балахоне:
-Трогай . Гостиница «Лондон».
Они поехали оживленными ялтинскими улицами, мимо кофе­
ен, переполненных смуглолицыми, стройными, крепкими турками
и греками-рыбаками, мимо дач, сплошь затканных голубыми аро­
матными гроздьями глициний и вьющимися белыми розами, мимо
развесистых могучих платанов и нежно-зеленых тополей , вдоль по
набережной, на которой розовели от цветов широкие кроны мимо­
зы и красовались в золотоверхих шапочках живописные провод­
ники, а доктор, впервые попавший в Крым, не мог сдерживать сво­
его восторга и поминутно восклицал:
- Ах ты, Боже мой, какая красота! Подумать только, у нас в
Москве слякоть , грязища со снегом, а здесь чисто рай земной. Ялта!
Жемчужина Крыма!
Но князю бьша противна и эта чрезмерная роскошь природы, и
это множество здоровых беспечных людей, густо заполнявших тро­
туары, и докторский пафос. Он поморщился и, кутаясь в свой анг­
лийский плед, сказал брезгливо:
- Бросьте, дорогой Иван Андреевич. Просто нелепый, гряз­
ный, неустроенный - настоящий русский курорт. Через два дня вы
другое запоете.
Подъехали к шикарной <<Лондою>-гостинице, обогнули полукруг
цветущего, наполненного розами цветника и остановились у роскош­
ного подъезда. Несколько человек сидели снаружи на крьшьце, на лег­
ких плетеных стульях и с дорожными пледами, как и у князя Атяшева,
на коленях. Они с ленивым любопытством глядели на приехавших.
Доремидонт побежал доложить. Номера для князя и доктора
бьши заказаны заранее, за пять дней . Через минуту из дверей подъез­
да выкатился, как большой черный резиновый мяч , толстый, розо­
вый, подвижный метрдотель во фраке, с ослепительно белым вы­
резом на груди.
190

Рассказы
- С приездом, ваше сиятельсrво... Давно ждем-с. Самые лучшие
комнаты для вас освобождены. Вид на море, солнечная сторона.
Но лицо его сквозь слащавую улыбку говорило другое:
«Господи! Опчть принесло чахоточного, и опять другие госпо­
да будут обижаться. Да и, наверное, умрет у нас. Возня, запах лада­
на по коридорам. Зато фамилия-то какая знатная . И заказано. Ни­
чего не поделаешь».
Он уже учтиво протянул руки , чтобы принять князя под локти,
и князь уже спустил одну ногу на подножку экипажа, но вдруг ос­
тановился. Он поглядел на управляющего подозрительным взгля­
дом своих огромных жемчужных, пустых и страшных глаз; каза­
лось, он смотрел не на него, а сквозь него, на своего прячущегося
тайного врага, и спросил боязливо:
- А это ... больных у вас, надеюсь, нет в гостинице? Вот этих ...
туберкулезных?
- О нет, ваше сиятельство. Таких мы принципиально не пуска­
ем. У нас, ваше сиятельство, исключительно великосветская пуб­
лика, проживающая в Крыму для чистого воздуха и для собствен­
ного удовольствия, а не для болезни. Пожалуйте, милости просим,
ваше сиятельство.
Ночь бьmа теплая, и месяц нежно светил над Ялтой, озаряя в
тихих садах дремлющие деревья, розовые кусты и благоухающие
росистые цветы . Слышно было издали, как стройный оркестр в
городском парке играл что-то гармоничное, задумчивое и нежное.
Но окна у князя были плотно закрыты и филенки зеленых ставен
опущены . Отдаленная музыка раздражала его , каждый звук в со­
седних номерах или в коридоре заставлял вздрагивать. Он сам со­
знавал, что ему стало хуже: дл инная дорога с ее неудобствами и
волнениями совсем расстроила его . И яснее, чем прежде, он чув­
ств овал присутствие в комнате своего страшного , непримиримо­
го врага. Враг осмеле.л теперь , он уже не таился больше в тени
углов и занавесей , но, казалось , кривлял в темноте свое безглазое
лицо и бормотал что-то невнятное, темное, угрожающее. И мно­
го раз в эту ночь князь освещал электричеством комнату, будил
старого Доремидонта, свернувшегося кл убком в передней на ку­
шетке, посыл ал за доктором и часто сменял на себе влажные,
холодные рубашки. Под утро, на рассвете, он велел Доремидон­
ту сесть у себя в ногах на постел и и рассказывать сказку. И под
однообразный мерный распев старинного сказания ему удал ось
заснуть .
191

А.И.Куприн
На другой день он попробовал встать и не мог, до такой степе­
ни он сразу обессилел. И самый голос его изменился. Князь уже не
го ворил обычными натруженными, стонущими вздохами, а шеп­
тал, и чтобы его расслышать, приходилось нагибаться ухом к са­
мому его рту. Испуганный Иван Андреевич предложил пригласить
другого врача. Но князь недовольно махнул рукой и зашептал, пре­
рываясь на каждом слове:
- Оставьте... пройдет само ... Это я вчера простудился на паро­
ходе... во время обеда . Иллюминаторы... бьши открыты . Такая не­
брежность!
Но доктор настаивал . По его словам, в городе, на собственной
даче, живет теперь петербургский профессор Пятницкий - не толь­
ко русская, н о , можно сказать , европейская знаменитость. Он в
Крыму никого из больных не принимает, но знакомство с ним Ивана
Андреевича по университетской скамье, а гл авное, титул и богат­
ство князя Атяшева должны непременно повлиять и на этого изба­
лованного человека .
- Хорошо, - прошептал князь, задыхаясь. - Делайте как зна-
ете.
Знаменитость заставила, однако , дожидаться себя часа три. В
этот промежуток Атяшев страшно волновался . Давило на грудь
одеяло, и он сбросил его , но и материя легкой батистовой рубашки
продолжала теснить и угнетать распаленное тело. Тогда он прика­
зал Доремидонту отворить окно. В комнату, вместе с крепким за­
пахом и нежными ароматами цветов, вторгся веселый уличный шум:
звуки копыт, гов ор, детские крики , смех . И тотчас же больной зад­
рожал в жестоком ознобе и приказал закрыть окно.
Наконец явился профессор Пятницкий - большой, неуклюжий,
еще не старый мужчина . Он бьш так тяжел и массивен, что когда
ходил по комнате, то и мебель и пол скрипели и вздрагивали в от­
вет его шагам . В нем сразу чувствовался бывший семинарист, по
го вору на «о», по угловатой развязности и шуткам, даже по манере
сморкаться: клеймо , которое в людях не вытравит ни время, ни об­
разование, ни общество. Так именно о нем подумал по первому
взгляду князь Атяшев .
- Что, ваше сиятельство, малость порасклеились? Ну, ну, ну,
ничего, мы вас починим, - го ворил он ласково-фамильярным бас­
ком, глядя на Атяшева умными, зоркими темными глазами.- Дай­
те-ка нам исследовать ваше тело белое .
192

Рассказы
- Да ведь все уже извесmо, профессор, - недовольно проши­
пел больной. - Катар, уплотнение верхушек легких.
Однако он уже снимал покорно рубашку, но сам не мог этого
сделать , и ему помог Доремидонт. Пяmицкий очень долго и вни­
мательно выслушивал и выстукивал князя, а тот испуганно дышал
ему в начинавшую лысеть макушку и видел, как от дыхания слабо
шевелятся мягкие волосы, пахнувшие вежеталем.
- Что , профессор, здоровая простуда? - прошептал князь,
когда Пятницкий, окончив осмотр, укладывал свои инструменты в
боковой карман.
Тот промолчал, но с серьезным видом покачал головой.
Атяшев безумным, умоляющим и испуганным взглядом впился
ему в лицо.
- Но надеюсь ... надеюсь, ничего такого ... особенного серьез­
ного? А? Профессор? А?
- Как вам сказать ... Серьезного?.. По-моему, очень серьезно ...
Давыне волнуйтесь, князь . Ничего нет невозможного для науки, -
цедил Пятницкий, глядя куда-то под низ комода.- Пропишу вам
на первый случай камфару. А там, как встанете , сейчас же в Менто­
ну, в Каир, в Давос. Лучше всего в Давос.
Глаза Атяшева все расширялись и все становились безумнее и
страшнее.
- Доктор... И ван Андреевич, - прошептал он наконец с уси­
лием. - Оставьте нас вдвоем с профессором. Доремидонт, выйди.
-
Профессор, - зашептал он одними губами, когда те двое
вышли из комнаты, - я вас хочу спросить ... как ученого и очень
умного человека. Видите ли, я ничего никогда не боялся, не бо­
юсь и смерти . Я два раза дрался на дуэли, в первый раз меня
ранили в грудь, во второй раз я убил. Также я участвовал в двух
кампаниях: бурской - волонтером и русско-японской - воль­
ноопределяющимся. Вы видите , за мной опыт. И вот теперь я
вас очень прошу: скажите мне прямо , глядя в гл аза, как мужчи­
на и как мудрец, сколько времени я еще могу прожить? О , прошу
вас, не смущайтесь и не щадите меня... День, два - это меня не
испугает. Но у меня есть некоторые о бязательства, которые...
вы понимаете?
Он шептал, глядя на Пяmицкого широко раскрытыми, умоля­
ющими и страшными глазами, и на углах его рта белела пена, в
груди что-то клокотало, а его худые , тонкие пальцы жгли и тиска­
ли руку профессора.
193

А. И.Куприн
Все эти расспросы, и безумная мольба в глазах, и внешние симп­
томы близости смерти бьши извесrны профессору так же хорошо,
как композитору простая гамма. И неизвесrно, что с ним случилось:
надоел ли ему пациент и захотелось поскорее от него избавиться,
сказалось ли в нем привычное многолетнее равнодушие к чужой смер­
ти, хотел ли он сознательно ускорить конец, чтобы не длить муче­
ний больного, или в самом деле страстная просьба князя показалась
ему убедительной и заслуживающей внимания. Но он нагнулся над
больным, ласково взял его за плечи и, приблизив свое лицо к самому
его лицу, сказал своим теплым, мягким голосом:
-
Я вижу, вы настоящий мужчина. Ну, так будьте крепки. Вы
го ворите, день, два". Ах, если бы так! Но я ручаюсь вам всего лишь
часа за четыре и то с камфарой и кислородом. Поэтому если вы
человек верующий, то nошлите за священником и сделайте ваши
последние распоряжения.
Он не успел договорить . Умирающий мгновенно, конвульсив­
ным толчком, поднялся на постели и плюнул ему в лицо вязкой
слюной, смешанной с кровью. Профессор быстро отскочил в сто­
рону и полез в карман за платком.
- Подлец! Сволочь! Убийца! - кричал князь, надрывая пос­
ледние остатки голоса.- Убийца проклятый, шарлатан и хам! Как
ты смел! Как ты смел! Расстрелять тебя, повесить , гади ...
Он закрьш лицо руками, застонал и закашлялся. В комнату тре­
вожно один за другим входили Иван Андреевич и Доремидонт. И
они видели, как руки князя вдруг разжались и он сам тяжело упал
навзничь на подушки. Рот его полуоткрьшся, и из него , с правого
бока, потекла густая , непрерывная алая струя.
А князь в это время чувствовал и слышал, как к нему быстро
подходит тот, таинственный и беспощадный враг, и чем ближе он
подходил, тем светлее и радостнее становился его неуловимый об­
раз. И он взял в объятья, более нежные, чем материнские, душу и
тело князя и растворился вместе с ними в светлом, бесконечном,
мирном и сл адком сне.
- Cadaver*, - сказал в этот момент профессор, выпуская руку,
по которой он следил за пульсом.
<1913>
* Труп (лат.) .
194

Рассказы
КАПИ ТАН
-
Благодарю вас, господин. Если вы позволите... я не пью
пива... Стакан рому, - это так... Ну вот, я и продолжаю. Вы спра­
шиваете, как я попал на корабль «Утренняя звезда»? Да очень про­
сто! Чего только не предпримешь, когда тебе двадцать четыре года,
а ты холост и свободен, как ветер? В то время я околачивался в
Новороссийске. Прекрасная бухта, только не осенью, когда там
свирепствует норд-ост - по-местному, бора. Тут-то я и попал на
этот несчастный барк, у которого бьшо два фока, две грот-мачты
и, конечно, бизань - пять мачт. Это бьшо огромное старое судно,
чуть ли не допотопного типа, видевшее очень многое на своем веку.
Оно могло вобрать в свои огромные внутренности около пятнад­
цати тысяч тонн груза и несло на себе парусов приблизительно око­
ло двух тысяч квадратных аршин. Должен откровенно сказать, что
призвания к морскому делу у меня никакого не бьшо, а просто меня
повлекла проказливость и молодая любовь к приключениям .
Команда собралась на барке чрезвычайно пестрая: несколько
греков, два итальянца, чех, два турка, негр - остальных я теперь
уже не могу вспомнить, и человек пятнадцать русских. Начальство
состояло из капитана, двух штурманов и боцмана. Боцман мне ка­
зался самой замечательной фигурой на корабле. Это бьш красно­
рожий, маленький, но чрезвычайно широкоплечий человек с бри­
тыми усами и с бородой, растущей как будто из горла. Ноги он
всегда держал раскорякою от постоянного хождения по палубе. В
том случае, когд а обижали команду, он стоял за нее, как родной
отец, а в других случаях, в наших личных матросских делах, он бьш
истинным деспотом. До сих пор я помню первый урок, который он
преподал мне в управлении бегучим такелажем. Это бьшо в Среди­
земном море, где нас всех страшно закачало. Совершенно изму­
ченный , я отдаю долг природе, перегнувшись с большими усилия­
ми через поручни борта, - а вы, может быть, сами знаете, как тя­
жело мутит новичков? И вдруг слышу за своей спиной суровый
окрик , вроде , например, такого :
- Эй! Марс-фалы лиселя подтянуть! Потравить шкоты!
Клянусь Богом! .. Благодарю вас, господин, если уж вы так лю­
безны, то вместо пива еще один небольшой стакан рому ... Клянусь
Богом, что я ничего не понял из его приказания, но когда боцман
меня ударил сзади концом веревки, чуть-чуть выше ног и чуть-чуть
ниже спины, то я, как встрепанный, взобрался на ванты и сделал
195

А. И. Куприн
что-то такое, что , вероятно, теперь для меня физически невозмож­
но. Повторяю вам, молодость и находчивость крепко отстаивают
свою жизнь. Когда же я спустился вниз, то боцман добродушно
сказал мне:
- Надо крепить не бабьим узлом, а морским, - и тут же пока­
зал мне, как делается морской узел: сначала в правую сторону, а
потом в левую.
Затем он хлестнул меня по плечам этой же самой веревкой с
узлом, - удовольствие не из приятных, - и сказал:
- Из тебя может быть толк , мальчишка, - и вдруг почему-то
перевел по-английски: - Little scout.
Это обращение на английском языке удивило меня еще более,
чем отеческое внушение, потому что имя и фамилия боцмана
бьши - Иван Карняго. Впрочем, надо сказать, что на «Утренней
звезде» все мы ругались и богохульствовали на всевозможных язы­
ках , хотя всегда и неизменно соблюдали одно правило: не обижать
Николая-угодника, чудотворца мирликийского .
Бьш очень интересным человеком и капитан, преждевременно
поседелый, лет сорока, человек железной энергии. (Впоследствии
он спас своей находчивостью и несокрушимой волей жизнь и суд­
ну, и всем нам, тридцати человекам команды .) На ненаблюдатель­
ного человека он, пожалуй, мог произвести впечатление лентяя. В
то время, когда наше плавание шло благополучно, он полусидел,
полулежал на юте в своем излюбленном плетеном кресле-качалке,
пил замороженное белое вино и время от времени бросал своему
огромному сенбернару Prego (по-итальянски - «прошу») куски
льда, которые пес ловил и глотал с жадностью. Говорил и бранил­
ся капитан, кажется, н а всех человеческих языках, но так как со­
став команды бьш наполовину русским, он предпочитал командо­
вать большею частью по-русски.
В Новороссийске работа у нас бьша легкая. Там на горе стоит
зерновый элеватор, этажей в двенадцать высоты, а из са,мого верх­
него этажа, по наклонному желобу, чуть ли не в версту длиною,
льется беспрерывным золотым потоком тяжелое, полновесное зер­
но, вливается к нам прямо в трюм и заполняет весь корабль, зас­
тавляя его постепенно погружаться в воду. Нам приходилось толь­
ко разравнивать лопатами его тяжелые груды, причем мы утопали
в зерне по самые колени и чихали от пьши.
Наконец, когда барк принял столько груза, сколько он мог вме­
стить, и даже, кажется, немножко более, п отому что он осел в воду
196

Рассказы
ниже ватерлинии, мы тронулись в путь. По правде сказать, величе­
ственное зрелище представляет из себя пятимачтовый парусник,
когда все его паруса выпуклы и напружены. А ты , стоя на рее, с
гордостью сознаешь, что тобой любуются с других судов старые
специалисты.
Плавание наше до Ливерпуля бьшо совсем благополучно. Прав­
да, в «Бискайке» нас сильно потрепало, хотя мы и шли с уменьшен­
ными парусами. Дело в том, что, несмотря на брезенты, покрывав­
шие зерно, оно тяжело перекатывалось в трюме с боку на бок и
валяло «Утреннюю звезду». Но это продолжалось не более суток, а
через два дня мы уже бьши в Ливерпуле.
Благодарю! За ваше здоровье, сэр! Вы, может быть, знаете, а если
не знаете, то, конечно, поверите мне, что самое необузданное суще­
ство - это матрос с парусника, добравшийся наконец до берега и
спущенный на него с корабля в большом порту! Узенькие улицы ...
налево и направо бары... женщины всех национальностей и повсюду
тайные притоны для игры, любви и драки. Тут-то я и закрутился.
Четверо суток совершенно вьmали из моей жизни и представляются
мне теперь каким-то черным пятном, провалом в неизвестность. Сло­
вом, проснувшись на барке, на матросской койке, я с удивлением
услышал знакомый плеск моря о деревянные борта судна, беготню и
крики команды, а когда вьшез па палубу, то с ужасом убедился, что
я нахожусь на той же «Утренней звезде». Во мне проснулась гордость
свободного человека, и я пошел объясняться к старшему штурману.
Тот отослал меня к капитану. Этот хладнокровный человек сунул
мне под самый нос контракт, в котором значилось, что я обязался
служить на «Утренней звезде» ровно три года и что получил в зада­
ток двадцать фунтов стерлингов. Я отлично знал, что во всех карма­
нах моего платья нет ни одного пенса, но на всякий случай, во имя
человеческих прав, попробовал сделать капитану довольно грубое
замечание. Однако я не успел его докончить, потому что уже лежал
на палубе и выплевывал изо рта верхние передние зубы. Вот посмот­
рите, господин, где они раньше бьши.
Когда я поднялся на ноги, капитан , совсем не потерявший сво­
его обычного спокойного вида, сказал мне:
- Болван ! Мы уже в расстоянии ста миль от Англии. Тебе не
нужно бьшо напиваться, как свинье, до того чтобы забыть о кон­
тракте! А если ты еще позволишь себе разговаривать, я просто-на ­
просто прикажу выбросить тебя за борт с твоими фунтами стер­
лингов. Понял?
197

А. И. Куприн
Конечно, я понял как нельзя лучше. И даже вспомнил в эту ми­
нуту лицо креолки , которая в кабачке поила меня чем-то густым,
терпким и сладким, от чего я, должно быть, и впал в беспамятство.
Шли мы опять Средиземным морем и через Суэцкий канал в
Индийский океан. Груз у нас теперь был железный: земледельчес­
кие машины, веялки, жатвеницы, паровые плуги и так далее. Весь
этот груз мы должны были доставить в Австралию, в Мельбурн.
Ах, не беспокойтесь, господин , - у меня есть ром, и мне этого
достаточно . Вы спрашиваете, что бьшо дальше? Дальше вышли
большие неприятности. В Индийском океане между так приблизи­
тельно седьмым и девятым градусом мы попали в штиль. Вы сами
понимаете, что при безветрии парусное судно совершенно безза­
щитно. И мы две недели простояли на одном месте, в полосе, где не
бьшо даже течения. Тут пошло несчастье за несчастьем. Живой скот,
который мы забрали с собою, весь переоколел от какой-то стран­
ной болезни : не то чумы, не то ящура, не то оспы. Капитан прика­
зал всех животных выбросить за борт, на съедение акулам. Потом
от страшной тропической жары у нас загнила и испортилась пре­
сная вода. Мы пробовали ее кипятить, но из этого ничего путного
не выходило. Вскоре вышел не только хлеб, но и сухари. Тогда на
обед нам стали давать какую-то вонючую болтушку из воды и кон­
сервов. Мы, русская матросня, называли это кушанье бурдой, а еще
бурдымагой. Ах, если бы вы знали, господин , какая это зверская
штука стоять среди моря, не видеть берегов, бездействовать, при­
слушиваться к урчанию в со бственном расстроенном желудке и
вдобавок так париться под лучами тропического солнца, что даже
уж и пот не выступает из тела. Все мы разнервничались до после­
дней степени. Как взбесившиеся от жары собаки, ходили мы друг
вокруг друга, рычали, оскаливали зубы, все чаще и чаще слыша­
лись между нами зл ые, оскорбительные сл ова:
- Goddam thou! (Проклятье!)
- Thou are man of fo rest! (Ты дикарь!)
- Porca Madonna putana! (Совсем невозможное для перевода
итальянское ругательство.)
- Тебе не быть моряком, а играть в цигу!
- Ты не стоишь того, что ты ешь!
Вдобавок надо еще сказать, что вместе с нами шел из Ливерпуля
в качестве кока какой-то поляк, который столько же понимал в ку­
линарном искусстве, сколько бегемот в модных танцах. Я, кажется,
не ошибусь, если скажу, что он бьш раньше политическим преступ-
198

Рассказы
ником, может быть, анархистом. Гордый, высокомерный, молчали­
вый и, судя по лицу, несомненно интеллигентный человек. Однаж­
ды, в порыве бессознательного, стихийного раздражения, которое
охватило нас всех, как эпидемия, младший штурман ударил его по
лицу. В ту же ночь кем-то бьшо разбито стекло компаса и вырвана
бесследно магнитная стрелка. Мы, команда, конечно, знали, кто это
сдел ал, но молчали из особого чувства товарищества, - товарище­
ства, которое можно вполне понять и оценить только на море. А
надо сказать, что запасного компаса не оказалось, потому что более
запущенного судового хозяйства, чем н а барке «Утренняя звезда»,
не бьшо, кажется, нигде в мире, во всем торговом флоте .
Как раз через день после этого случая паруса затрепетали и на­
дулись. Приятно бьшо вдыхать в себя освежевший ветер, и все мы
как-то подобрели и размякли. Однако из всех нас, бывших на судне,
вероятно, только капитан Юд и боцман Иван Карпяго понимали
кое-что в том, что нам предстояло дальше. После штиля почти все­
гда начинается циклон, в который мы и попали, - если не в самый
центр, то, во всяком случае, очень близко к нему. Сгрудились тучи,
подул ураган , и мы понеслись куда-то во мрак и неизвестность, точ­
но нас сзади гнали тысячи дьяволов. Если я вам попробую расска­
зать об этом шабаше моря, ветра, дождя и громыхания на небе, то
вы не поверите. Ну, представьте себе волны вышиною с восьмиэтаж­
ный дом ил и вообразите себе ледяные горы, на которые то поднима­
ешься, то опускаешься, как на салазках. Волны обхватывают палубу
и сбивают людей с ног, точно это не люди-богочеловеки, а мусор и
щепки. После шести часов огромных усилий мы остались только с
двумя мачтами - средним гротом и бизанью. Остальные три сло­
мало ураганом, и мы с нечеловеческими усилиями едва смогли их
обрубить топорами и выбросить за борта, которые они исковерка­
ли своим падением. Кроме того, у нас ударом волны сорвало руль.
В трюме оказал ась пробоина, под которую с неимоверной трудно­
стью подвели пл астырь .
Ах! Клянусь вам Богом, даже до сих пор, когда во время бес­
сонницы я вспомин аю эту ужасную ночь, я весь покрываюсь хо­
лодным потом от страха ...
Вместо того чтобы надеть чистые рубашки и приготовиться к
смерти, мы разбил и камбуз и выл акали весь ром, находившийся в
бочонках. Давнишнее озлобление, испуг, отчаян ие, опьянение пре­
вратили нас в зверей. Не помню кто - думаю, что тот же поляк,
наш повар, - первый подал злостную мысль, и вот мы, почти вся
199

А. И.Куприн
команда, загнали боцмана Карпягу на бак и приказали ему свис­
тать сигнал:
- Все наверх! Капитана за борт кидать!
Сопротивляться велению команды, да еще торгового судна, да
еще парусника, вряд ли отважится даже самый непреклонный боц­
ман, и он засвистал в свою боцманскую трубку.
Все мы разъяренной толпой, пьяные, возбужденные, испуган­
ные близостью смерти, с ругательствами почти на всех языках Ев­
ропы выскочили на палубу. Капитан стоял на своем мостике. Каза­
лось, он совсем не потерял своего обычного хладнокровия, но все
мы, увидев у него в руке большой кольтовский револьвер, остано­
вились на две или на три минуты и только лаяли на него, как трус­
ливые псы.
Он крикнул на нас сверху вниз:
- Пьяная сволочь! Трусы! Двенадцать человек из вас убью на­
верняка, а остальные будут завтра же повешены мною на ноках. -
И тут же, почти не целясь, он выстрелил, и наш таинственный кок
упал на доски палубы с пробитым насквозь черепом. И почти в тот
же момент точно смерть этого человека бьmа умиротворительной
жертвой - кто-то из команды радостно воскликнул:
- Земля, с левого борта!!
Благодарю вас, будьте здоровы. Но только оказалось, что это
вовсе не земля, а длинный корал
л
овый бар, на который нас несло с
ужасающей скоростью. И через несколько мгновений мы увидели
огромные гребни белой пены, перекатывающейся через рифы, и
услышали грозный рев морского прибоя.
Тут я остро и мучительно почувствовал, как смерть заглянула
мне в глаза своими пустыми глазницами. Но тут-то капитан и по­
казал себя человеком громадной власти, знания, находчивости и
необычайной красоты. Он вдруг закричал голосом, который заг­
лушил даже рев бурунов:
- Живо пошел все по вантам! Поворот на фордевинд!!!
И почти мгновенно, точно толкнутые чудесной волей этого че­
ловека, мы уже рассыпались по двум оставшимся мачтам, готовые
сделать этот опаснейший из маневров, какие только бывают в прак­
тике мореходства.
И правда, мы его сделали, только слегка черкнув килем по мел­
ководью. Ах! Если бы вы знали, как нас валяли тогда волны и ве­
тер! Поистине, должно быть, Николай-угодник сжалился над на­
шими грешными телами и грязными душами!
200

Рассказы
Через четверть часа, а может бьпь, и через полчаса - в эти
моменты борьбы со смертью разве можно расчислить время? - мы
опять повернулись спиною к ветру и прежним бешеным ходом по­
неслись Бог знает куда. И надо сказать, что гений капитана и его
колоссальное счастье помогли нам. Мы с бешеной скоростью по­
пали на громадную волну, перескочили через сравнительно глубо­
кое место и очутились в тихом, почти спокойном водном простран­
сrве достаточной глубины. И почти тотчас же засияли нам навстречу
оmи какого-то селения. Потом оказалось, что это бьш остров Галь­
магера (Джимоло).. .
Мы спокойно спустили якорь и сrали покорно зализывать раны,
нанесенные морем «Утренней звезде». У всех нас, вероятно, бьшо
то же ощущение, как у меня: стыд перед капитаном и вечная благо­
дарносrь ему. Все это случилось как раз в ночь под Рождесrво, а
мы чувсrвовали себя как висельники.
Утром капитан поручил начальсrво над судном сrаршему по­
мощнику и съехал на берег. Должно быть, он не бьш уверен в том,
насколько глубока бухта. Но мы думали совсем иное, и не один
из нас в часы долгого мучительного ожидания облюбовал себе
нок, на котором ему скоро придется болтаться. Тут же мы узнали
от штурмана, что капитан сам в продолжение нашего бедсrвия
под тропиками питался той же бурдымагой, как и мы, и пил та­
кую же гнилую воду. Повторяю, что хорошего мы для себя ниче­
го не ожидали. И вот представьте себе наше удивление. Вдали
показывается шлюпка. Все мы следим за нею и за ее ходом с гро­
мадным напряжением. Морские глаза зоркие. Издали замечаем,
что капитана на ней нет. Очевидно, он осrался в городе. Но шлюп­
ка подходит все ближе и ближе. И вдруг мы раскрываем рты от
изумления: со шлюпки доносится какой-то странный визг, всхли­
пывание и рычание. Короче сказать, вскоре мы убедились в том,
что это взвизгивают две огромных свиньи, у которых связаны пе­
редние и задние ноги. Что руководило великодушным сердцем
капитана, я до сих пор понять не могу. Кроме свиней, в шлюпке
оказалось пуда три прекрасного кукурузного хлеба, два пуда ба­
ранины, пять битых гусей, бочонок свежей прохладной воды, два
бочонка прекрасного английского пива и неведомо откуда добы­
тый пломпудинг.
Когда наверх по трапу взобрался Иван Карпяго, не то веселый,
не то строгий, но, кажется, чего-то уже хвативший спиртного в го­
роде, мы кинулись к нему с расспросами:
201

А. И. Куприн
- Что капитан? Как капитан? Что говорил?
Он ответил нам, самодовольно разглаживая бороду, которую
он носил под англичанина:
- Капитан поздравляет вас с Рождеств ом, посьшает вам про­
визию, а также пива и рому, чтобы вы опохмелились после вче­
рашнего.
Мы не могли поднять глаз друг на друга. Уж, право, лучше бьшо
бы болтаться на ноке, чем быть подавленным величием души это­
го человека.
Замечательно, что во все время, пока мы чинились, а потом сда­
вали наши земледельческие машины в Мельбурне и пока шли об­
ратно в Ливерпуль, приняв громадный груз живых баранов, он
никому не вспомнил прежней ссоры. Но зато вряд ли на каком­
нибудь судне когда-нибудь испытывали люди такое беспредельное
обожан ие, как мы к нашему капитану. Не бьшо, мне кажется, ни
одн ого из матросов, который по первому его жесту без всякого
колебания не прыгнул бы за борт. И вот, появись он теперь между
нами и прикажи мне сделать геройский поступок или преступле­
ние , - я не задумаюсь ни на одну секунду исполнить его волю.
А он все время , как будто ни в чем не бывало, лежал на своем
кресле-качал ке, пил белое вино и кидал куски льда своему сенбер­
нару Prego.
<1913>
ВИННАЯ БОЧКА
В тот год ялтинский сезон бьш особенно многолюден и роско­
шен. Впрочем, надо сказать, что в Ялте существует не один сезон, а
целых три : ситцевый, шелковый и бархатный . Ситцевый - самый
продолжительный , самый неинтересный и самый тихий. Делают его
обыкновенно приезжие студенты, курсистки, средней руки чинов­
ники и, гл авным образом, больные. Они не ездят верхом, не пьют
шампанского, не кокетничают с проводниками, селятся где-нибудь
над Ялтой: в Аутке, в Ай-Василе, или Дерикое, или в татарских
деревушках, и главная их сл абость - посылать домой , на Север,
открытки с видами Ялты , с восторженными описаниями красот
Крыма. На огромных неуклюжих дилижансах «Бебеш» они ездят
осматривать окрестности: Лесничество , Уч-Кош, Ай-Петри, Учан-
202

Рассказы
Су, Симеиз, Суук-Су, Гурзуф, Алупку и другие. Местные жители,
татары, у которых гл авное занятие - высасывать кровь из турис­
тов, смотрят на эту публику свысока и обращаются с нею грубо и
пренебрежительно .
Само собою разумеется, что шелко вый сезон - более наряд­
ный и богатый. Публику этого сезона составляют: купечество выше
чем среднего разбора, провинциальное дворянство, чиновники по­
крупнее и так далее. Тут уже жизнь разматывается пошире: многие
ездят в горы верхом, но перед тем как заказать лошадь, довольно­
таки долго торгуются. В городском курзале начинаются балы, а в
парке по вечерам играет прекрасный струнный оркестр. Номера в
гостиницах почти все заняты, и цены на все нужное и ненужное
возрастают вдвое или втрое.
Но бархатный сезон! Это - золотые дни для Ялты, да, пожа­
луй, и для всего Крымского побережья. Он продолжается не более
месяца и обыкновенно совпадает с последней неделей Великого
поста , с Пасхой и Фоминой неделей. Одни приезжают для того , что­
бы избавиться от печальной необходимости делать визиты; дру­
гие - в качестве молодожено в, совершающих свадебную поездку;
а третьи - их б ольшинство - потому, что это модно , что в это
время собирается в Ялте все знатное и богатое, что можно блес­
нуть туалетами и красотой, завязать в ыгодные знакомства. При­
роды , конечн о, никто не замечает. А надо сказать, что именно в
это раннее весеннее время Крым, весь в бело-розовой рамке цвету­
щих яблонь, миндаля, груш, персиков и абрикосов, еще не пыль­
ный, не зловонный, освеженный волшебным морским воздухом, -
поистине прекрасен.
В это время уже не торгуются с татарами, а просто нанимают
верховых лошадей и проводника на весь сезон. О ценах никогда не
спрашивают. Заказывают заранее по телеграфу несколько комнат
в самых шикарных отелях и сыплют золото горстями налево и на­
право с такой милой бесцеремонностью , точно играют морскими
гальками.
Вот в один из этих бархатных сезонов, о котором благодаря
его блеску старожилы вспоминают чуть ли не до сих пор, приехал в
Ялту Игнатий Игнатьевич Лешедко, товарищ прокурора из Петер­
бурга, молодой человек, со связями, стоящий уже «на виду» (не­
смотря на свою молодость, он успел «зафиксировать» тридцать
шесть смертных приговоров) и не особен но стесняющийся денеж­
ными средствами. По какой-то счастл ивой случайности ему уда-
203

А.И.Куприн
лось занять номер в самой шикарной гостинице - «Россия», -
правда, на самом верху, но марка отеля чего-нибудь да стоит!
Быстро завязались знакомства. Так быстро, как это бывает толь­
ко в Ялте: два-три человека, с которыми он встречался в обществе,
хотя и мимоходом, один миллионер-золотопромышленник, кото­
рого Лешедко прошлой зимой обвинял, - и, надо сказать, совсем
неудачно, - знаменитый певец, который хотя при первой встрече
и не узнал прокурора, но сделал вид, что очень обрадован, и с ми­
лой актерской улыбкой, крепко пожимая руку Лешедко, пропел:
- Ка-ак же, ка-ак же, батенька! Еще бы не узнать. Рад, чрезвы­
чайно рад увидеть вас. Ну, что новенького? Простите, ради Бога:
забьш имя и отчество. Ах да! Ну, конечно, Игнатий Игнатьевич. Я
сам хотел так сказать, но, знаете, боязнь переврать как-нибудь ...
неудобно, неприятно.
Бьши также в Ялте две шикарные петербургские кокотки, зна­
комые прокурору по «Медведю», «Аквариуму» и «Эрнесту», Мань­
ка Кудл ашка и Надька Драма. Но с ними он не считал нужным
раскланиваться, хотя при встрече всегда боязливо отводил вбок
глаза или начинал пристально рассматривать магазинные витри­
ны. Когда же ему приходилось во время случайных встреч быть в
присутствии знакомой дамы, он весь замирал и холодел от ужаса.
В самом деле, что стоит этим отчаянным существам вдруг крик­
нуть ему вслед:
- Здравствуй, Игнашка! Стыдно не узнавать своих друзей ! Вспом­
ни, как ты не заплатил Зинке проигранные на пари сто рублей!
А главным образом потому, что в это время он бьш заинтересован
прелестной женщиной, баронес
с
ой Менцендорф, вдовой тридцати лет,
пышной красавицей, взбалмошной, капризной и ребячливой. Бьша
ли это любовь, - трудно сказать. В душу современных молодых лю­
дей, а в особенности товарищей прокурора, делающих большую, вид­
ную карьеру, не влезешь. Вернее всего предположить, что бьша здесь
отчасти чувственность, отчасти самолюбивое удовольствие показы­
ваться повсюду в обществе блестящей светской женщины, которая
своими туалетами от Пакена, именем, эффектной красотой и плени­
тельной, грациозной эксцентричностью завоевала высокое звание
царицы сезона, отчасти - кто знает? - и мил
л
ионы прекрасной ба­
ронессы имели какую-нибудь притягательную силу.
Ежедневно составлялись пикники, кавалькады, поездки верхом
или в легоньких колясках-плетенках. Лешедко чувствовал, что на
него глядят благосклонно, и между ним и баронессой уж как будто
204

Рассказы
наклевывался отдаленный, невинный флирт. Казалось, судьба явно
улыбалась ему, но три вещи смущали прокурора.
Первое - это то, что он плохо сидел на лошади . Стоя на зем­
ле, он бьm не только корректен, но, пожалуй, даже красив: хоро­
шего роста, стройный, в синих тугих рейтузах, в форменной фу­
ражке, в белоснежном коротком кителе, почти открывавшем его
зад, с пенсне на носу, со стеком в руке, которым непринужденно
похлопывал себя по лакированным сапогам, со своим выхолен­
ным лицом породистого щенка . Но на лошади он окончательно
проигрывал свои внешние достоинства. Еще когда лошадь шла
шагом, ему удавалось принять, в подражание знакомым офице­
рам гвардейской кавалерии, натянутую, но сравнительно прилич­
ную посадку. Но когда кавалькада пускалась рысью или галопом,
то душа прокурора уходила в пятки, шапка съезжала на затылок,
локти болтались , как у деревенских мальчишек , которые скачут в
ночное на неоседланных клячах, ноги то уходили по самые каблу­
ки в стремена, то совсем выскакивали из стремян, и приходилось
поневоле хвататься за гриву. «Черт возьми! - думал он в эти тя­
желые минуты. - Что за глупость скакать как ошалелые! Спе­
шить нам некуда - над нами не каплет. Положительно, глупая
затея !»
Неприятнее всего бьmо то, что баронесса Анна Владимировна
бесцеремонно и громко смеялась над его «своеобразной», как она
говорила, манерой ездить. Правда, она же на балах выбирала по­
стоянным кавалером Лешедко, который, надо отдать ему справед­
ливость, танцевал непринужденно, с большой легкостью и держал­
ся чрезвычайно изящно.
Вторая неприятность заключалась в том, что ему никогда не
удавалось остаться наедине с прелестной баронессой. Она всегда
бьmа окружена молодежью, пожилыми людьми и даже превосхо­
дительными старцами, и все это бьmи сливки ялтинских гостей. Как
ни старался Лешедко урвать хоть несколько минут тайного и пьm­
кого разговора с Анной Владимировной, - этого ему никогда не
удавалось. А третья беда, самая главная, состояла в том, что свита
баронессы, рабски послушная ее фантазиям и причудам, вела бе­
зумно широкий образ жизни, и за ними поневоле приходилось Ле­
шедко тянуться с таким усердием, что казалось, вот-вот лопнут
жилы или кости выйдут из суставов. А сезон между тем крепчал и
крепчал, и цена на все поднималась с такой же быстротой, как ртуть
в градуснике, который держат над горящей лампой.
205

А. И. Куприн
«Нет, - размышлял порою Лешедко по утрам, когда пил кофе,
просматривал ресторанные счета и занимался отделкою своих ног­
тей . - Нет, черт возьми! Я иду неправильным путем. Необходимо
сд елать что-нибудь смелое, героическое, необыкновенное, что все­
гда так покоряет мечтательное сердце женщины! Но что? Что?»
Однажды утром прибежал снизу мальчишка-комми, в коричне­
вой куртке , сплошь усеянной сверху донизу золотыми пуговицами.
- Вам записка от баронессы.
Это случилось в первый раз, что Анна Владимировна написала
ему. С некоторым волнением он разорвал длинный конверт с в ен­
зелем на левом верхнем углу, потянул в себя, нервно раздувая ноз­
дри, странный в олнующий аромат, которым благоухал сложенный
вдвое листок бристольского картона с золотым обрезом, и прочи­
тал сл едующее:
«Зайдите ко мне н а минутку. У меня есть для вас очень интерес­
ное предложение».
В гостиной у Анны Владимировны он застал еще одного посе­
тителя, и тотчас же радость его души померкла. Это бьm самый
популярнейший человек во всей Ялте , Яков Сергеевич Калинович,
очень удачливый врач, а также прекрасный беллетрист старинной,
немного тенденциозной, но благородной школы. Кроме того , это
бьm неутомимый пешеход . Как только у него вырывалось несколь­
ко свободных дней, он пускался в путь, шагая такими огромными
шагами, что за ним, пожалуй, не угналась бы почтовая лошадь, и
на ходу он все время разговаривал сам с собой: «Да. Нет. Глупо.
Да. Н еправильно. К ч ерту!» И бил при этом палкой по встречным
камням.
Благодаря этой страсти к путешествиям он всех знал, и его все
знали. На всем Крымском побережье , от Судака до Балаклавы, все
уважали его как знающего врача, любили как честного и душевно­
го писателя, и кто только не передразнивал его манеру заикаться
при страстных идейных спорах и при этом вытягивать подбородок
из воротника и вьmезать руками из манжет.
Он сидел на низеньком мягком пуфе, причем колени его длин­
ных пешеходных ног упирались ему чуть не в подбородок. Поздо­
ровавшись с Лешедко, с которым он бьm знаком уже давно, доктор
Калинович продолжал начатую речь:
-Значит, вы согласны? Так не будем же откладывать дела в
долгий ящик . Почему делать завтра то, что можно сделать сегод­
ня? Кста-ати, я приглашен именно на сегодня. Конечно, вы всегда
206

Рассказы
можете по-по-поехать и сами . Вас, без сомнения, примет все вино­
делие с распростертыми объятиями и примет, стоя на коленях . Я,
если позволите, с удовольствием буду вам сопу-путствовать . Но
сегодня совсем исключительное дело. Мне как-то удалось вьшечить
жену заведующего погребом от довольно тяжелой болезни. С тех
пор этот немец раз уже двадцать упрашивал меня поехать в его по­
греба и осмотреть их. Он все соблазнял меня каким-то необыкновен­
ным вином, оставшимся еще от того времени, когда массандрские
винные погреба не принадлежали правительству, а составляли час­
тную собственность. От того времени осталось всего лишь несколь­
ко десятков очаровательнейших вин. И в скла-д-ах виноделия так
и называют эту коллекцию «Воронцовский музей». Выпить такого
вина считает за громадную честь самый избалованный дегустатор.
Да и помимо того, мы увидим очень много интересного. Ну что же,
согласны, восхитительная?
Через час большое общество, кто верхом, кто в экипажах, мча­
лось по массандрской дороге, поднимая клубы мелкой белой горячей
пъши . Дорога шла все время в гору, обрамленная с обеих сторон сплош­
ной изгородью крымских «каменных» дубов, опутанных плющом. В
скором времени прибьши в Массандру и въехали в широкий двор ви­
ноделия. Их встретили почти все служащие там чиновники уд ельного
ведомства. Популярность Якова Сергеевича и обаятельность баро­
нессы сделали то, что все они наперерыв старались показать компа­
нии все, что есть в Массандре достопримечательного: туннель, прохо­
дящий чуть ли не за версту в глубь горы, где температура зимой и
летом стоит одинаковая, не колеблясь даже на сотую градуса, полто­
рамил
л
иона бутъшок разных вин, уже вполне готовых для продажи.
Они стоят по обеим сторонам тоннеля в виде массивных, бесконеч­
ных призм, бочки для купажа, имеющие в себе более тысячи ведер, с
днищами в два человеческих роста вьШIИной. Потом показали им весь
сложный процесс мытья бутъшок, наполнения, закупоривания, запе­
чатывания, вплоть до наклейки ярлыка; все это быстро, бесшумно, с
непостижимой механической ловкостью исполнялось многими десят­
ками работников и работниц, одетъIХ в одинаковые тиковые полоса­
тые передники. Но, однако, в погребе бьшо сыро и холодно, и баро­
несса, одетая весьма легко, в полупрозрачное кружевное платье, пер­
вая поежилась плечами и попросилась наверх, на солнце.
Тотчас же была устроена дегустация, то есть проба вин, кото­
рая всегда происходит в передней комнате погреба. Там стояла
приятная прохлада, и южное солнце ласково и весело вторгалось
207

А. И.Куприн
сквозь открьrrые широкие двустворные двери. Все уселись вокруг
длинного сrола. Он вмесrо скатерти бьш покрьrr сплошным толсrым
сrеклом. Сначала госrям дали расписаться в огромной посетительс­
кой книге, потом началось то священнодействие, которое называет­
ся дегустацией. Надо сказать, что это развлечение принадлежит к
числу самых тяжелых и для непривычного человека гибельных. Сна­
чала подавали легкое белое вино, потом легкое красное, и не одного
типа, а нескольких, затем красное тяжелое и белое крепкое. Потом в
таком же порядке следовали вина ароматные, вина типа марсалы,
портвейн, херес всевозможных наименований, Asti Spumante, мус­
катное и в заключение ликерные: Lacryma Christi и розовая наливка.
У всех в скором времени закружились головы, а главный рабочий
(купер), по указанию начальсrва, таскал все новые и новые бутьшки.
Ужаснее всего бьшо то, что к этой чудовищной смеси не подавалось
никаких закусок. Хотя бы сыр или орехи! Истинные виноделы пре­
зирают эти вещи и называют их пренебрежительно «бисквитами для
пьяниц». Закружились головы даже у самих хозяев, из которых каж­
дый, конечно, считал себя тонким знатоком вин, и заплелись языки.
Они щеголяли перед посетительницами, и уж, конечно, главным об­
разом перед Анной Владимировной, самыми удивительными, самы­
ми непонятными характеристиками вин:
- Это вино кулантное. Это вино не успело еще опомниться.
Это - вкусовое, а то - больше питьевое. Строптивое винишко, но
ничего - обыграется. Лафит немножко бесхарактерный, брыкли­
вое вино, обещающее, буржуазное, горьковатое, типа лоз St.­
Estephe, и так далее.
В заключение, по таинсrвенному знаку, сделанному сrаршим
виноделом, рабочий оmравился куда-то на несколько минут и вер­
нулся с корзинкой, в которой, точно любимый ребенок, покоилась
пьшьная бутьшка. И в самом деле, человек, принесший вино, был
похож по-насrоящему на сrарую, заботливую, влюбленную в мла­
денца няньку: так осrорожно и плавно он шел, стараясь не делать
туловищем ни одного лишнего движения, так благоговейно дер­
жал он корзину на полупротянуть�х вперед руках.
Вино поставили в декантер (род сrанка, который механически, от
вращения рукоятки опускает горльШIКо бутьшки и подымает ее низ
для того, чтобы не взболтать и не замутить драгоценную жидкость).
- Да, мои господа, - сказал торжесrвенно главный винодел,
а ксrати, его фамилия бьша Келлер, - это вино шестьдесят третье­
го года. Приготовьте ваше внимание.
208

Рассказы
Но туг произошло нечто невероятное и почти ужасное. Милый,
добродушный доктор Калинович вдруг вспомнил те далекие вре­
мена, когда он, еще будучи в Москве студентом, пировал в «Пра­
ге» и бьш знаменит тем между товарищами, что безошибочно оп­
ределял на свет добротность и свежесть пива. Он вдруг выхватил
драгоценную бутьшку из декантера, схватил ее за горлышко, пере­
вернул вверх дном и стал разглядывать ее на свет с видом знатока.
Виноделы, все, как один, закричали от ужаса и негодования; стар­
ший рабочий, по-тамошнему купер, застонал, побледнел и закрьш
лицо руками. Казалось, он вот-вот упадет в обморок. Но дело все­
таки кое-как уладилось. Купера попросили принести новую бутьш­
ку, а разболтанную отправить на место, чтобы она там полежала
еще лет десять. Вторая бутьшка бьша разлита благополучно, так
же как и третья. Вино бьшо совсем светлое, точно в стакане воды
раздавили одну или две ягодки малины. Да и пахло оно малиной.
Но действие его бьшо смертоносное. Когда кончили четвертую бу­
тьшку, то никого из всей компании, кроме впившихся виноделов
да Анны Владимировны, не бьшо трезвого. Впрочем, это слишком
мягкое выражение. Вернее сказать, что все бьши совершенно пья­
ны и больше всех прокурор. В это-то несчастное время внимание
баронессы привлекла одна из виденных ею раньше тысячеведер­
ных бочек. Бочка бьша пуста, и внизу ее днища зияло тьмой пра­
вильное квадратное отверстие, шести вершков в высоту и шести в
ширину Баронесса наклонилась к нему и крикнула в бочку:
-У
-у! У-у-у!
И глухой рев, такой, каким, должно быть, ревели на заре чело­
вечества диплодоки или ихтиозавры, ответил ей из бочки.
-Скажите, господа, для чего эта дырка? -спросила баронес
са
.
Виноделы тотчас же услужливо объяснили ей, что сквозь это
отверстие пролезает человек, когда является необходимость вычи-
стить бочку изнутри, потому что на внутренних стенках отлагают­
ся осадки слоем до трех вершков.
- Но это же невозможно! - вскричала баронесса. - Я убеж­
дена, что двенадцатилетний мальчик не пролезет в эту щель.
- Нет, отчего же? Трофимов, - крикнул он какому-то рабо­
чему, - полезай!
Долговязый рыжий малый, вовсе уж не худощаво сложенный,
неловко вышел вперед, снял пиджачишко и остался в короткой си­
ней рубашке, подпоясанной ремнем, снял ремень, потом нагнулся
к дверке, вытянул вперед правую руку и тесно прижал к ней голову
209

А. И. Куприн
и таким образом боком стал протискивать в отверстие сначала руку
с головой, потом правое плечо , потом левое плечо с ребрами и так,
подобно ужу, минуты в полторы бьш уже в бочке, а через минуту
он вернулся обраmо.
Баронесса дала ему золотой и сказала с удивлением:
- Клянусь Богом, я бы никогда этому не поверила, господа!
- Э-тя уд-ди вительно, - сказал князь Абашидзе, старинный,
безнадежный поклонник баронессы.
- Конечно, никто из вас этого, господа, не сделает, - продол­
жала баронесса. - Хотите, я обещаю поцелуй тому, кто сделает то
же самое?
Лешедко мгновенно сорвался с места, причем его порядком-таки
мотнуло в сторону.
- Это сделаю я! - И он с размаху ударил себя в ГРУДЬ.
- Ах, Боже мой! Но ваш новый, прекрасный белоснежный ки-
тель!
- Это пустяки! Впрочем, может быть, дамы позволят мне снять
его?
И вот, оставшись без кителя, прокурор так же, как и рабочий,
встал на колени перед отверстием, так же тесно прижал голову к
вьrrянутой руке и начал протискиваться в бочку. Вероятно, у пья­
ных есть какой-то особенный бог, который им помогает. Минут че­
рез десять он уже вполз до поясницы так, что остались видны только
его ноги. Он дрыгнул ими судорожно раз двадцать и исчез из глаз
публики. Сначала из бочки ничего не бьшо слышно. Потом разда­
лось какое-то мрачное, гл ухое рычание, которое нельзя бьшо слы­
шать без страха. Потом к этим нечеловеческим звукам присоединился
топот, как будто по мостовой проезжала артиллерия. Баронесса с
любопьrrством приникла ухом к лазейке и сказала с удивлением:
- Знаете что , господа? Он поет кэк-уок и пляшет. Allo! Allo!
Игнатий Игнатьевич! Хорошо вам там, во чреве кита?
- Бу-у-у! - пронеслось из бочки.
Лицо старшего винодела вдруг сдел алось серьезным.
- Однако, знаете, господа! Пора, пожалуй , прекратить эту
шутку. Лучше выпить десять бутылок вина, чем надышаться этими
спиртными испарениями. Ведь там, кроме винного угара, нет ни
одного клочка свежего воздуха.
Он подошел к отверстию и крикнул:
- Послушайте, как вас? Ваше благородие! Однако вьшезайте!
Как бы с вами чего худого не случилось. Нам придется отвечать.
210

Рассказы
Приз свой вы заслужили, ну и довольно . Да вьmезайте же, черт вас
возьми! Или я прикажу вас вывести насильно!
Из квадратной лазейки показалось бледное, вспотевшее лицо
Лешедки. Пенсне на носу уже не бьmо, а глаза смотрели мутно, рас­
косо и бессмысленно ... А ртом он ловил воздух, как судак, извле­
ченный из воды . Язык его бормотал что-то бессмысленное, не име­
ющее ничего общего с звуками человеческой речи .
- Да слушайте же, несчастный человек! Вытяните вперед руку,
прижмите к ней поближе голову. Теперь протискивайтесь!
Прокурор, которому еще говорил инстинкт, попробовал это сде­
лать , но застрял теменем в отверстии, - и ни взад, ни вперед! С
большим усилием винодел и купер, наконец, вытащили его до шеи,
но дальше они не могли ничего поделать. Воротничок, галстук, ве­
ликолепные, шитые золотом подтяжки мешали ему двинуться хоть
на дюйм вперед.
-Ай! Черт! .. Вы мне руку оторвете! - закричал жалобно про­
курор.
- В таком случае нам остается только одно, - посоветовал кто­
то многоопытный и сообразительный, - пусть рабочий влезет в
бочку и попробует его протиснуть сзади.
- Эй вы, Диоген! Ступайте назад. Трофимов! Полезай в бочку
и помоги барину выбраться.
Рабочий с прежней быстротой и ловкой неуклюжестью исчез в
лазейке. Вскоре опять на свет Божий показалась плачевная физио­
номия, с помутившимися от страха и опьянения глазами и с крас­
ной ссадиной поперек лба. По-прежнему купер и винодел потяну­
ли его за руку и за голову. Истязуемый прокурор истерически виз­
жал. По-видимому, он совсем лишился дара человеческой речи. Да
и сказывалось ужасное опьянение винными испарениями. Он на­
столько ослабел и размяк, что не только ничем не мог помочь уси­
лиям своих спасателей, но, наоборот, тормозил их .
- Тащи его назад, Трофимов! - в бешенстве закричал вино­
дел . - Тащи назад сейчас же! Да дергай же, тебе говорят!
В третий раз скрьmся прокурор в глубокой мгле бочки. Вино­
дел крикнул в окошечко:
- Раздевай его! Слышишь! Что?! Да говори же ясней! .. Ну да,
раздевай совсем догола!
И вот из темного кв адрата, точно в силу какого-то волшебства,
полетели галстук, воротник, панталоны, лакированные сапоги...
- Я предложил бы дамам удалиться, - посоветовал кто-то из
посетителей.
211

А.И.Куприн
Те послушались и вышли на свежий воздух. Зрелище станови­
лось страшным. Вслед за ними вышли и дамские кавалеры. Когда
виноделы, рабочие и доктор остались одни, то они перестали цере­
мониться с телом бедного Лешедко. Но и раздетый буквально до­
гола, он ни за что нв хотел вьшезать из бочки.
- Господа, - сказал серьезным тоном доктор. - Я не позво­
лю в моем присутствии мучить человека. Будьте осторожнее.
- Стойте! - закричал купер. - Я придумал: смажем мы его
машинным маслом. Грищенко ! Беги ко мне на квартиру, принеси
машинное масло. Да живо! Смотри, как бы наш барин не окочу­
рился в самом деле.
Принесши масло, сунули его в лазейку Трофимову, и долго бьшо
слышно из бочки чье-то кряхтение, чьи-то взвизгивания и шлепки
по голому телу. Наконец, в четвертый раз показалась из бочки голо­
ва прокурора, еще более беспомощного, чем раньше. Но машинное
масло и дружный натиск трех раздраженных этой нелепой историей
людей сделали свое дело. Вытащенный до поясницы, прокурор выс­
кочил из бочки, точно пробка из бутьшки с теплым шампанским.
Ах, если бы многочисленные преступники, которых прокурор
в свое время закатал на каторгу и в арестантские роты, видели его
в эту минуту! Они прониклись бы к нему жалостью. Еле стоявший
на ногах, голый, весь блестящий от масла, весь в ссадинах и крово­
подтеках, с головой, беспомощно склоненной на правый бок, пах­
нущий нефтью, он в эту минуту бьш поистине достоин сожаления.
Даже виноделы почувствовали к нему сострадание. Они быстро
достали откуда-то простыни, мохнатые полотенца и половики,
вытерли и высушили бедное, израненное тело прокурора, заботли­
во одели его, смыв с костюма винные пятна, и бережно снесли до
экипажа. Оказалось, вся компания, кроме доктора, уехала, оставив
друзьям, однако, на всякий случай экипаж. Ввалившийся в него
прокурор тотчас же заснул в материнских объятиях Якова Сергее­
вича и так и не просьшался до самой Ялты.
А наутро, весь разбитый, со страшной головной болью, терзае­
мый жгучим стыдом и муками похмелья, он собрал свои вещи, рас­
платился и сел на первый попавшийся пароход, который отходил...
Впрочем, не все ли равно теперь бьшо товарищу прокурора
Лешедко, куда отходил его пароход?
<1914>
212

Рассказы
В МЕДВЕЖЬЕМ УГЛУ
Когда он рассказывал мне эту историю, - а рассказывал он ее
не раз, - я не узнавал моего электрического капитана (капитаном
его называли не без основания за то, что он бьш отставным капита­
ном, уволенным из полка для пользы службы, а электрическим -
потому, что он занимал какую-то мелкую должность в конторе
общества электрического освещения). Его глаза, обыкновенно мут­
ные и уклончивые, делались ясными и твердыми. Его всегда сип­
лый голос старинного алкоголика звучал вдруг такими нежными,
глубокими тонами, каких я никогда не ожидал от него услышать, и
весь он на эти несколько минут как будто бы проникался внутрен­
ним сиянием, делающим человека, даже совсем низко павшего, пре­
красным.
- Это случилось так. Три батальона нашего полка стояли в
самом омерзительном из грязных губернских городов юго-запад­
ного края, а один из батальонов поочередно посьшали на осень,
зиму и весну на пограничную черту, за шестьдесят верст от штаба
полка. Батальон, вы сами понимаете ... это - четыреста человек
солдат и пятнадцать офицеров, включая сюда батальонного коман­
дира и трех подпрапорщиков. Конечно, за долгую зиму мы все уже
успели друг с другом перессориться. Это явление наблюдается и в
тюрьмах, и в долгих пароходных рейсах, и в больших семьях, и во­
обще всюду, где люди осуждены на вьmужденное длительное, скуч­
ное сожительство. Выходили фамильные ссоры, сплетни, обидные
недоразумения, проще - то , что называется в провинции, на севе­
ре - «контрами», на востоке - «козьими потягушками>>, а на юго­
западе - «суспициями». Местные жители - католики и менони­
ты - или чуждались нас, или мы сами, храня свое офицерское дос­
тоинство, считали неудобным входить с ними в близкое знаком­
ств о. Местная же аристократия, преимущественно польские гра­
фы, совсем не обращали на нас внимания, на наши визиты отве­
чали оскорбительно учтивыми трехминутными визитами и затем
забывали о нашем существовании. Что же мудреного, что мы, мо­
лодые оф1щеры, коротали длинные зимние вечера в гостях пооче­
редно друг у друга, пили в ужасающем количестве омерзитель­
ную водку, взятую в кредит из еврейских шинков, закусывали ее
микроскопическим кусочком сала поджаренного и под аккомпа­
немент вдребезги разбитой гитары пели старинные, давно забы­
тые миром куплеты...
15·300
0
213

А. И. Куприн
...Когда случится нам заехать
На грязный постоялый двор,
То, не садясь еще обедать,
Мы к рюмке обращаем взор.
Тогда мы все люли-люли
Готовы петь крамбамбули.
Крам-бам-бим-бамбули,
Крам-бам-були.
Когда мне изменяет дева,
Недолго я о том грущу;
В порыве яростного гнева
Я пробку в потолок пущу.
Тогда мы все люли-люли...
А то еще пели мы и нежные песни . Вот, например...
Тут капитан вдруг расчувствовался, всхлипнул от слез и запел
самым, вероятно, фальшивым голосом на свете:
Пче-олка злата-ая,
Что-о ты шумишь?..
Все вкруг летая ,
Про-очь не летишь ...
Ну да ладно ... не в этом дело. Я увлекся воспоминаниями. И
вот, знаете, наступили рождественские праздники, и все офицеры
нашего батальона, начиная от командира и кончая самым беспар­
донным тридцатипятилетним фендриком, потянулись в город. Же­
натые к женам и детям - согласитесь, они ведь не могли с собою
брать их в гнусное местечко, где все дома - мазанки из глины и
коровьего помета и где нет ни одного врача на случай болезни.
Холостые задолго еще перед Рождеством мечтали о балах в граж­
данском клубе и в офицерском собрании, о ярко освещенных теп­
лых залах, о музыке, о танцах, о прелестных женских и девичьих
лицах, телах и ул ыбках, а кое-кто и о зеленом столике, за которым
можно прометать банк и оставить всех партнеров без единой ко­
пейки. Соблазн взять отпуск на Рождество бьш так велик, что млад­
шие офицеры решили бросить между собою жребий: кому ехать,
кому оставаться в местечке по долгу службы. Но я сказал, что без
всякого жребия с удовольствием останусь здесь. Этому удивились.
Тогда я пояснил , что думаю воспользоваться несколькими сво-
214

Рассказы
бодными днями, для того чтобы без помехи подзубрить тактику,
французский язык и уставы. Я в то время готовился в академию ге­
нерального штаба, поэтому мне охотно поверили и оставили меня в
покое, с эгоистичной поспешностью и с фальшивыми сожалениями.
Теперь, говоря высоким штилем, «бросая ретроспективный
взгляд» на мое прошл ое, я понять не могу, что их всех так влекло в
эту грязную губернскую трущобу, в сравнении с которой какой­
нибудь Коното п или какая-нибудь Чухлома кажутся столичными
европейскими городами: однообразность жизни? бледность вооб­
ражения? скука? тоска по людям? .. Нет, нет, я не смею осуждать их,
спаси меня Бог! Я только издали гляжу на вещи и события.
На весь батальон н ас осталось только двое офицеров: коман­
дир седьмой роты Плисов и я, безусый субалтерн. Но Плисов дав­
но уже лежал в постел и, снедаемый последними натисками жесто­
кой чахотки, и, таким образом, я очутился фактически властите­
лем над жизнью и смертью четырехсот человек солдат, а также и
всего местного населения.
Не будь одного обстоятельства, о котором я сейчас скажу, я бы
не отказал себе в удовольствии поставить солдатам несколько ве­
дер водки, раздать им боевые патроны, объявить по телеграфу войну
соседнему государству и вторгнуться в его пределы, п одобно Ер­
маку, чтобы потом положить новую завоеванную землю к подно­
жию монаршего престола. Но меня увлекла со всем другая мысль.
Нежная и беспокойная. Дело в том, что у командира пятой роты, у
которого я бьш под начальством, у капитана Терехова, бьша жена ...
Нет, вернее, не жена... Видите ли, у нее бьш где-то законный муж, и
они жили просто так ... свободно ... не в особенно пьшкой любви,
благодаря долговременной связи, но в прочной дружбе и взаим­
ном самоуважении. Бьша она этакая маленькая, но крепкая, вели­
колепно сложенная женщин а, с огромными серыми глазами, с кро­
шечными прелестными ручками и нож ками, страстная, живая на­
смешница, с открытым и пьшким характером, остроумная, участ­
ливая к чужой беде - сл овом, очаровательная женщина и чудес­
ный товарищ.
Конечно, вы из моих слов уже понимаете, что я бьш в нее влюб­
лен со всем бешеным неистовством двадцатидвухлетнего подпору­
чика. Я почти каждый день старался посещать их, пользуясь для
этого всякими поводами: служебными, дружескими и иными . Она
бывала со мной неизменно кокетлива, ласкова, предупредительна
и дружелюбно насмешлива. Впрочем, иногда я замечал в ее серых
215

А. И. Куприн
глазах , в самых синих зрачках , какие-то желтые топазовые искры,
не то сердитые, не то вопрошающие. Я стеснялся, робел, прятал
руки под стол, не зная, куда их девать, а по ночам нарочно ходил
мимо ее окна раз по двадцати туда и обратно и шептал вслух ка­
кие-то дурацкие монологи. О, сколько раз я хотел ей сказать: «Обо­
жаемая Анна Петровна, единственная радость моей жизни, моя
первая и последняя любовь, если бы вы знали, как я вас люблю!»
Но трусость или застенчивость , а может, и просто тогдашнее не­
знание женского сердца мешали мне сделать это .
И вот на Рождестве как раз представился удобный случай. Ее
сердечный друг, капитан Терехов, не устоял перед соблазном доб­
рого винта, с присыпкой винтящимися коронками и тройными
штрафами, перед хорошим ужином с выпивкой, с песнями и с пол­
ковыми сплетнями. Он уехал в резиденцию полкового штаба, ска­
зав десяток лицемерных слов и оставив жену на несколько дней
одинокой, скучающей, на попечение двух денщиков.
Анна Петровна, вероятно, с удовольствием поехала бы вместе
с ним потанцевать , повеселиться, поужинать, но вы сами знаете
офицерское общество ... оно чопорно даже в Царевококшайске.
Незаконный брак! Помилуйте!
Поэтому не удивительно, что вечером двадцать шестого декаб­
ря я получил от Анны Петровны записку приблизительно такого
содержания:
«Отчего вы меня не навестите? Я безумно скучаю. Мне уже на­
доело раскладывать пасьянсы . Придите поболтать и сыграть
партию в пикет. А я вас за это угощу запеканкой».
Конечно, я понесся к ней со скоростью бешеной кошки. Я толь­
ко и ждал этого приглашения... И вот ... уютная комната, мягкий
свет висячей лампы из-под домодельного абажура, шуточная игра
в карты, невинное, хотя немного высокомерное кокетство, слад­
кое густое вино. Душа моя блаженствует и мурлычет, точно кот
на завалинке... но вдруг входит тереховский денщик и доклады­
вает:
- Так что, ваше благородие, до вашего благородия пришел
денщик его высокоблагородия капитана Плисова. Их послали ба­
рыня. Барыня гов6рит, что их высокоблагородие чи дуже заболе­
ли, чи умерли.
Плисовский денщик подтвердил то же самое.
- Ротный лежит и не подает голоса. Обе барыни, и старая и
молодая, боятся войти . И я сам спугался, аж подколенки трясутся.
216

Рассказы
- Почему не сбегал к доктору Бергеру? (У нас при батальоне
своего военного доктора не бьшо, а на все местечко существовал
всего лишь один врач Бергер, старик семидесяти лет.)
- Бегал , ваше благородие. Евонная прислуга только и сказа­
ла, что после девяти часов вечера доктор никого не принимает.
Ах, черт! Надо бьшо одеваться и идти. Но меня остановила Анна
Петровна:
- Подождите немножко. Я тоже с вами. Я, может быть, буду
чем-нибудь полезна.
Мы пошли. Я вел ее под руку. Бьшо градусов восемнадцать -
двадцать мороза и притом сильный ветер. Дорога к Плисовым шла
все время в гору. Я должен бьш прилагать много усилий, чтобы
удержать себя и мою спутницу от падения.
Первое, что я увидел в квартире Плисовых, - это его жену и
тещу, которь�е, трясясь от ужаса, забились в какой-то чулан или
кладовку около кухни. М адам Плисова бьша высокая костлявая
женщина, в пенсне, с маленьким лицом мартышки, полковая Мес­
салина, через любвеобильное сердце которой прошли все молодые,
вновь назначенные в полк подпоручики, в том числе год тому на­
зад и я ... А мамаша, ну представьте себе мартышку вчетверо ста­
рее, злую и важную. Младшая из них (надо сказать, что она у нас
бьша в полку самая страстная театральная любительница) кину­
лась ко мне и, трагически ломая себе руки, закатывая к небу глаза
и хрустя пальцами, вскричала:
- Ради Бога! О, ради самого Создателя. Только вы один и мо­
жете нам помочь! Мы не могли достать врача.
- В Одессе к твоим услугам бьша бы тысяча врачей, - сказала
басом и в нос мамаша.
- Мы не могли... Я вас прошу и заклинаю всем, что вам доро­
го ... Войдите и посмотрите, что с ним! Мы слабые женщины и рас­
терялись от ужаса!
Я попросил Анну Петровну успокоить, насколько это в ее си­
лах, слабых женщин и вышел в другую комнату . На узенькой холо­
стой постели, прикрытый до пояса одеялом, лежал капитан. Голо­
ва его покоилась высоко на трех подушках. Глаза бьши открыты,
но неподвижны и глядели с жуткой пристальностью. Из левого угла
рта вытекла и запеклась на шее и на белой ночной рубашке внача­
ле узкая, а потом все более и более широкая красная струя крови. Я
положил руку ему на лоб. Но так как на улице бьшо холодно, а я
шел к Плисовым без перчаток, то не мог уловить разницу между
217

А.И.Куприн
температурой его тела и моих пальцев. Тогда я попросил, чтобы
мне дали возможность согреть руки . Для меня открьши заслонку
печки. Однако тут же я вспомнил, что надо в этих случаях пощу­
пать пульс. Увы! Пульс и температура с убедительностью сказали
мне, что душа капитана покинула его бренное тело .
Вдова и теща тотчас же, точно по команде, подняли громкий
вопль . Бог весть откуда-то , точно из-под земли, явились в комнаты
две грязные, толстые и чуть ли не пьяные старухи . Они с привыч­
ной ловкостью раздели капитана догола, и я сам помог им поло­
жить его на пол. С цирковой быстротой они намьшили труп мыль­
ной мочалкой, окатили водой, вытерли простьшями и одели в чис­
тое нижнее белье. Ах, никогда я не забуду этого ужасного желтого
тела, этих ног и рук, подобных членам скелета, обтянутого желтой
кожей, этих ребер, выпирающих наружу, как у дохлой лошади.
Сrарухи справились с брюками сравнительно легко. И мундир они
надели на него благополучно, но застегнуть крючки им никак не уда­
валось. Пришлось опять мне прийти к ним на помощь. Ну-ка, попро­
буйте когда-нибудь застегивать покойника на крючки мундира, и вы
узнаете, что это за штука! Я ничего не мог поделать с этим упрямцем .
Тогда я сказал мысленно сам себе: «Милый Гермоген! Неизбежно при­
дется надавить ногой ему на живот. Но, очевидно, у него скопились в
желудке газы. Поэтому будь готов к тому, мой ангел, что покойник
неожиданно может рявкнуть . Итак, держи себя в руках>> .
И правда, когда я с громадными усилиями, надавив коленом н а
живот покойника, застегивал последнюю петлю мундира, труп ка­
питана вдруг зарычал . Мне казалось, что я вот-вот упаду в обмо­
рок. Но в это время вошла Анна Петровна, спокойно закрьmа гла­
за покойнику и положила на них два медных пятака.
Мои обязанности бьши окончены. Я должен бьш проводить
Анну Петровну домой. Во всю дорогу мы ничего не говорили. Когда
мы остановились у дверей ее дома, она сказала:
- Зайдите на минутку ко мне. Я вам предложу стакан вина. Мне,
право, жутко остаться сейчас одной.
Самые серьезные моменты в жизни как-то туго запоминаются.
Смутно помню, что я стоял, прислонившись к теплой печке и грея
об нее озябшие руки , - мне казалось, что на них запечатлелся хо­
лод умершего человеческого тела. Анна Петровна ходила взад и
вперед по комнате, зябко кутаясь в оренбургский платок.
-
Смерть! Какая гадость: жил человек, мыслил, страдал, наде­
ялся, любил, ревновал. И вдруг ничего от него не остается, кроме
218

Рассказы
падали! Что за ужасный закон! И всего страшнее - его неизбеж­
ность.
Она вдруг подоuша ко мне близко, совсем близко. Руки ее бьши
опущены вдоль тела. Ее ресницы трепетали, и губы полуоткрьшись
над прекрасными, неправильного строения зуб ами . Мне казалось,
что я чувствую тепло, исходящее от ее тела, и слышу аромат ее во­
лос и кожи. Потом ... неожиданным быстрым движением она обви­
ла свои руки вокруг моей шеи и прижалась к моим губам своими
жаркими открытыми губами...
А потом, уже под утро, провожая меня до передней со свечой в
руках, она сказала мне в то время, когда я надевал пальто и калоши:
- Мой милый... Запомните твердо: наша ночь бьша первой и
должна остаться последней. Эго бьш праздник, победа жизни над
смертью. Прошу вас, не бывайте у нас больше. Великих моментов
нельзя повторять, как и нельзя передразнивать вдохновение. Сна­
чала, я знаю, вам будет тяжело и обидно, но когда вы станете стар­
ше и мудрее, вы поймете, как я сейчас глубоко права.
И вот в то время , когда я целовал ее руку, она нежно и холодно,
по-матерински, поцеловала меня в лоб.
Наутро я посетил моего покойного товарища. Он лежал уже в
гробу. Над ним тщетно старались выжать слезы вдова и теща. А
его лицо улыбалось улыбкой какого-то неземного блаженства. Ну,
что ж! Я с вами откровенен... мне стъrдно и страшно бьшо вспоми­
нать, что вчера я почти ту же безвольную, спокойную и блаженную
улыбку видел на губах Анны Петровны, когда она подоuша ко мне
так близко, близко , вплотную...
<1914>
СВЯТАЯ ЛОЖЬ
Иван Иванович Семенюта - вовсе не дурной человек. Он трезв,
усерден, набожен, не пьет, не курит, не чувствует влечения ни к кар­
там, ни к женщинам. Но он самый типичный из неудачников. На
всем его существе лежит роковая черта какой-то растерянной ро­
бости, и, должно быть , именно за эту черту его постоянно бьет то
по лбу, то по затьшку жестокая судьба, которая, как известно, по­
добно капризной женщине, любит и слушается людей только влас­
тных и решительных. Еще в школьные годы Семенюта всегда бы-
219

А.И.Куприн
вал козлищем отпущения за целый класс. Бывало, во время урока
нажует какой-нибудь сорванец большой лист бумаги, сделает из
него лепешку и ловким броском шлепнет ею в величественную лы­
сину француза. А Семенюту как раз в этот момент угораздит ото­
гнать муху со лба. И красный от гнева француз кричит:
- О! Земнют, скверный мальчишка! Au mur! К стеньи!
И бедного, ни в чем не повинного Семенюту во время переме­
ны волокут к инспектору, который трясет седой козлиной боро­
дой, блестит сквозь золотые очки злыми серыми глазами и равно­
мерно тюкает Семенюту по темени старым, окаменелым пальцем.
- Ученичок развращенный! Ар-ха-ро-вец... Позорище заведе­
ния! .. У-бо-и-ще! .. Ос-то-лоп! ..
И потом заканчивал деловым холодным тоном:
- После обеда в карцер на трое суток. До Рождества без оmус­
ка (заведение бьшо закрытое), а если еще повторится, то выдерем и
вышвырнем из училища.
Затем звонкий щелчок в лоб и грозное: «Пшол! Коз-ли-ще!»
И так бьшо постоянно. Разбивали ли рогатками стекла в квар­
тире инспектора, производили ли набег на соседние огороды, -
всегда в критический момент молодые разбойники успевали разбе­
жаться и скрыться, а скромный, тихий Семенюта, не принимавший
никакого участия в проделке, оказывался роковым образом непре­
менно поблизости к месту преступления. И опять его тащили на
расправу, опять ритмические возгласы:
- У-бо-и-ще! .. Ар-ха-ро-вец! .. Ос-то-лоп! ..
Так он с трудом добрался до шестого класса. Если его не выг­
нали еще раньше из училища с волчьим паспортом, то больше по­
тому, что его мать, жалкая и убогая старушка, тащилась через весь
город к инспектору, к директору или к училищному священнику,
бросалась перед ними в землю, обнимала их ноги, мочила их коле­
ни обильными материнскими слезами, моля за сына:
-Не губите мальчика. Ей-богу, он у меня очень послушный и
ласковый. Только он робкий очень и запуганный. Вот другие со­
рванцы его и обижают. Уж лучше посеките его .
Семенюту довольно часто и основательно секли, но это испытан­
ное средство плохо помогало ему. После двух неудачных попыток
проникнуть в седьмой класс его все-таки исключили, хотя, снисходя к
слезам его матери, дали ему аттестат об окончании шести классов.
Путем многих жертв и унижений мать кое-как сколотила не­
большую сумму на штатское платье для сына. Пиджачная тройка,
220

Рассказы
зеленое пальто «полудемисезон», заплатанные сапоги и котелок
бьши куплены на толкучке, у торговцев «вручную». Белье же для
него мать пошила из своих юбок и сорочек.
Оставалось искать место. Но место «не выходило» - таково уж
бьшо вечное счастье Семенюты. Хотя надо сказать, что целый год
он с необыкновенным рвением бегал с утра до вечера по всем ули­
цам громадного города в поисках какой-нибудь крошечной долж­
ности. Обедал он и ужинал во вдовьем доме: мать, возвращаясь из
общей столовой, тайком приносила ему половину своей скудной
порции. Труднее бьшо с ночлегом, так как вдовы помещались в
общих палатах, по пяти-шести в каждой. Но мать поклонилась пса­
ломщику, поклонилась и кастелянше, и те милостиво позволили
Семенюте спать у них на общей кухне, на двух табуретках и дере­
вянном стуле, сдвинутых вместе.
Наконец-то через год с лишком нашлось место писца в казен­
ной палате на двадцать три рубля и одиннадцать с четвертью копе­
ек в месяц. Добьш его для Семенюты частный поверенный, Ювена­
лий Евпсихиевич Антонов, знавший его мать во времена ее моло­
дости и достатка.
Семенюта со всем усердием и неутомимостью, которые ему бьши
свойственны, влег в лямку тяжелой, скучной службы. Он первый
приходил в палату и последний уходил из нее, а иногда приходил
заниматься даже по вечерам, так как за сущие гроши он исполнял
срочную работу товарищей. Остальные писцы относились к нему
холодно: немного свысока, немного пренебрежительно. Он не за­
водил знакомств, не играл на бильярде и не разгуливал на бульва­
ре со знакомыми барышнями во время музыки. «Анахорет сирийс­
кий», - решили про него.
Семенюта бьш счастлив: скромная комнатка, вроде скворечника,
на самом чердаке, обед за двадцать копеек в греческой столовой, свой
чай и сахар. Теперь он не только мог изредка баловать мать то яблоч­
ком, то десятком карамель, то коробкой халвы, но к концу года даже
завел себе довольно приличный костюмчик и прочные скрипучие бо­
тинки. Начальство, по-видимому, оценило его усердие. На другой год
службы он получил должность журналиста и прибавку в пять рублей
к жалованью, а к концу второго года он уже числился штатным и стал
изредка откладывать кое-что в сберегательную кассу. Но тут-то среди
аркадского благополучия судьба и явила ему свой свирепый образ.
Однажды Семенюта прозанимался в канцелярии до самой глу­
бокой ночи. Кроме того, его ждала на квартире спешная частная
221

А. И. Куприн
работа по переписке. Он лег спать лишь в пятом часу утра, а про­
снулся, по обыкновению, в семь, усталый , разбитый, бледный, с
синими кругами под гл азами, с красными ресницами и опухшими
веками. На этот раз он явился в управление не раньше всех, как
всегда, но одним из последних.
Он не успел еще сесть на свое месrо и разложить перед собой бу­
маги, как вдруг смуmо почувствовал в душе какое-то стран
н
ое чув­
сrво, тревожное и жуткое. Одни из то'варищей глядели на него искоса,
с неприязнью, другие -с мимолеrnым любопытством, третьи опус­
кали глаза и отворачивались, когда всrречались с его глазами. Он
ничего не понимал, но сердце у него замерло от холодной боли.
Тревога его росла с каждой минутой. В одиннадцать часов, как
обыкновенно, раздался громкий звонок, возвещающий прибытие
директора. Семенюта вздрогнул и с этого момента не переставал
дрожать мелкой лихорадочной дрожью. И он, пожалуй, совсем даже
не уди вился, а лишь покачнулся, как вол под обухом, когда секре­
тарь, нагнувшись над его столом, сказал строго, вполголоса: «Его
превосходительство требует вас к себе в кабинет>>. Он встал и свин­
цовыми шагами, точно в кошмаре, поплелся через всю канцеля­
рию, провожаемый длинными взглядами всех сослуживцев.
Он никогда не бьш в этом святилище, и оно так поразило его
своими огромными размерами, грандиозной мебелью в строгом
ледяном стиле, массивными малиновыми портьерами, что он не
сразу заметил маленького директора, сидевшего за роскошным
письменным столом, точно воробей на большом блюде.
- Подойдите, Семенюта, - сказал директор после того , как
Семенюта низко поклонился. - Скажите, зачем вы это сдел али?
- Что , ваше превосходительство?
- Вы сами лучше меня знаете, что . Зачем вы взломали ящик от
экзекуторского стола и похитили оттуда гербовые марки и деньги?
Не извольте отпираться. Нам все известно.
- Я ... ваше превосходительство ... Я ... Я ... Я, ей-богу...
Начальник, очень либеральный, сдержанный и гуманный чело­
век, профессор университета по финансовому праву, вдруг гневно
стукнул по столу кулаком:
- Не смейте божиться. Прошлой ночью вы здесь оставались
одни. Оставались до часу. Кроме вас, во всем управлении бьш толь­
ко сторож Анкудин, но он служит здесь больше сорока лет, и я ско­
рее готов подумать на самого себя, чем на него . Итак, признайтесь,
и я отпущу вас со службы, не причинив вам никакого вреда.
222

Рассказы
Ноги у Семенюты так сильно затряслись , что он невольно опу­
стился на колени.
- Ваше... Ей-богу, честное слово ... ваше... Пускай меня Матерь
Божия, Николай-угодник, если я ... ваше превосходительство!
- Встаньте, - брезгливо сказал начальник, подбирая ноги под
стул. - Разве я не вижу по вашему лицу и по вашим глазам, что вы
провели ночь в вертепе. Я ведь знаю, что у вас после растраты или
кр а:»си (начальник жестоко подчеркнул это слово), что у вас пер­
вым делом - трактир или публичный дом. Не желая порочить ре­
путацию моего учреждения, я не дам знать полиции, но помните,
что , если кто-нибудь обратится ко мне за справками о вас, я хоро­
шего ничего не скажу. Ступайте.
И он надавил кнопку электрического звонка.
Вот уже три года, как Семенюта живет дикой, болезненной и
страшной жизнью . Он ютится в полутемном подвале, где снимает
самый темный, сырой и холодный угол. В другом углу живет Ми­
хеевна, торговка, которая закупает у рыбаков корзинками мелкую
рыбку уклейку, делает из нее котлеты и продает на базаре по ко­
пейке за штуку. В третьем, более светлом углу целый день стучит,
сидя на липке, молоточком сапожник Иван Николаевич, по буд­
ням мягкий, ласковый, веселый человек, а по праздникам забияка
и драчун, который живет со множеством ребятишек и с вечно бере­
менной женой. Наконец, в четвертом углу с утра до вечера грохо­
чет огромным деревянным катком прачка Ильинишна, хозяйка
подвала, женщина сварливого характера и пьяница.
Чем сущесrвует Семенюта, - он и сам не скажет толком. Он учит
грамоте старших ребятишек сапожника, Кольку и Верку, за что полу­
чает по утрам чай вприкуску, с черным хлебом. Он пишет прошения в
ресторанах и пивных, а также по утрам в почтамте адресует конверты и
составляет письма для безграмотных, дает уроки в купеческой семье,
где-то на краю города, за три рубля в месяц. Изредка наклевывается
переписка. Гл авное же его занятие - это бегать по городу в поисках за
месгом. Однако внешность его никому не внушает доверия. Он не брит,
не сrрижен, волосы торчат у него на голове, точно взъерошенное сено,
бледное лицо опухло нездоровой подвальной одутловатостью, сапоги
просят каши. Он еще не пьяница, но начинает попивать.
Но есть четыре дня в году, когда он старается встряхнуться и
сбросить с себя запущенный вид . Это на Новый год, на Пасху, на
Троицу и на тринадцатое августа.
223

А. И. Куприн
Накануне этих дней он путем многих усилий и унижений доста­
ет пятнадцать копеек, - пять копеек на баню, пять на цирюльни­
ка, практикующего в таком же подвале, без вывески, и пять копеек
на плитку шоколада или на апельсин. Потом он отправляется к
одному из двух прежних товарищей, которых хотя и стесняют его
визиты, но которые все-таки принимают его с острой и брезгливой
жалостью в сердце. Их фамилии: одного - Пшонкин, а другого -
Масса. Боясь надоесть, Семенюта чередует свои визиты.
Он пьет предложенный ему стакан чаю, кряхтит, вздыхает и
печально, по-старчески покачивает головой.
- Что? Плохо , брат Семенюта? - спрашивает Масса.
- На Бога жаловаться грех, а плохо , плохо, Николай Степано-
вич.
- А ты не делал бы, чего не полагается.
-
Николай Степанович ... видит Бог... не я ... как перед истин-
ным,-нея.
- Ну, ну, будет, будет, не плачь. Я ведь в шутку. Я тебе верю. С
кем не бывает несчастья? А тебе, Семенюта, не нужно ли денег?
Четвертачок я могу.
- Нет, нет, Николай Степанович, денег мне не надо, да и не
возьму я их, а вот, если уж вы так великодушны, одолжите пиджачок
на два часика. Какой позатрепаннее. Не откажите, роднуша, не от­
кажите, голуба. Вы не беспокойтесь, я вчера в баньке бьm. Чистый.
- Чудак ты, Семенюта. Для чего тебе костюм? Вот уже третий
год подряд ты у меня берешь напрокат пиджаки. Зачем тебе?
- Дело такое, Николай Степанович. Тетка у меня... старушка.
Вдруг умрет, а я единственный наследник. Надо же показаться,
поздравить. Деньги не Бог весть какие, но все-таки пятьсот руб­
лей ... Это не Макара в спину целовать.
- Ну, ну, бери, бери, Бог с тобой.
И вот, начистив до зеркального блеска сапоги, замазав в них
дыры чернилами, тщательно обрезав снизу брюк бахрому, надев
бумажный воротничок с манишкой и красный галстук, которые
обыкновенно хранятся у него целый год завернутые в газетную бу­
магу, Семенюта тянется через весь город во вдовий дом с визитом
к матери. В теплой, по-казенному величественной передней красу­
ется, как монумент, в своей красной с черными орлами ливрее тол­
стый седой швейцар Никита, который знал Семенюту еще с пяти­
летнего возраста. Но швейцар смотрит на Семенюту свысока и даже
не отвечает на его приветствие.
224

Рассказы
- Здравствуй, Никитушка. Ну, как здоровье?
Гордый Никита молчит, точно окаменев.
- Как здоровье мамаши? - спрашивает робко обескуражен-
ный Семенюта, вешая пальто на вешалку.
Швейцар заявляет:
- А что ей сделается. Старуха крепкая. Поскрипи-ит.
Семенюта обыкновенно норовит попасть к вечеру, когда не так
заметны недостатки его костюма. Неслышным шагом проходит он
сквозь ряды огромных сводчатых палат, стены которых выкрашены
спокойной зеленой краской, мимо белоснежных постелей со взбиты­
ми перинами и горами подушек, мимо старушек, которые с любопыт­
ством провожают его взглядом поверх очков. Знакомые с младенче­
ства запахи, - запах травы пачули, мятного куренья, воска и мастики
от паркета и еще какой-то странный, неопределенньIЙ, цвельIЙ запах
чистой, опрятной старости , запах земли - все эти запахи бросаются в
голову Семенюте и сжимают его сердце тонкой и острой жалостью.
Вот, наконец, палата, где живет его мать. Шесть высоченньхх по­
стелей обращены головами к стенам, ногами внутрь, и около каждой
кровати - казенный шкафчик, украшенньIЙ старыми портретами в
рамках, оклеенных ракушками . В центре комнаты с потолка низко
спущена на блоке огромная лампа, освещающая стол, за которым три
старушки играют в нескончаемый преферанс, а две другие тут же вя­
жут какое-то вязанье и изредка вмешиваются со страстью в разбор
сд еланной игры. О, как все зто болезненно знакомо Семенюте!
- Конкордия Сергеевна , к вам пришли.
- Никак, Ванечка?
Мать быстро встает, подымая очки на лоб. Клубок шерсти па­
дает на пол и катится, распутывая петли вязанья.
- Ванёчек! Мильm! Ждала, ждала, думала, так и не дождусь
моего ясного сокола. Ну, идем, идем . И во сне тебя сегодня видела.
Она ведет его дрожащей рукой к своей постели, где около окна
стоит ее собственный отдельный столик, постилает скатерть, зажи­
гает восковой церковный огарочек, достает из шкафчика чайник,
чашки, чайницу и сахарницу и все время хлопочет, хлопочет, и ее
старые, иссохшие, узловатые руки трясутся.
Проходит мимо степенная старая горничная, «покоевая девуш­
ка», лет пятидесяти , в синем форменном платье и белом переднике .
- Домнушка! - говорит немного искательно Конкордия Сер­
геевна. - Принеси-ка нам, мать моя, немножечко кипяточку. Ви­
дишь, Ванюшка ко мне в гости приехал .
225

А. И. Куприн
Домна низко, но с достоинством, по-старинному, по-московс­
ки, кланяется Семенюте.
- Здравствуйте, батюшка Иван Иванович. Давненько не бы­
вали. И мамаша-то все об вас скучают. Сейчас, барыня, принесу,
сию минуту-с.
Пока Домна ходит за кипятком, мать и сын молчат и быстры­
ми, пронзительными взглядами точно ощупывают души друг дру­
га. Да, только расставаясь на долгое время, уловишь в любимом
лице те черты разрушения и увядания, которые не переставая на­
носит беспощадное время и которые так незаметны при ежеднев­
ной совместной жизни.
- Вид у тебя неважный, Ванёк, - говорит старушка и сухой
жесткой рукой гладит руку сына, лежащую на столе. - Побледнел
ты, усталый какой-то .
- Что поделаешь, маман! Служба. Я теперь, можно сказать, на
виду. Мелкая сошка, а вся канцелярия на мне. Работаю буквально
с утра до вечера. Как вол. Согласитесь, маман, надо же карьеру
делать?
- Не утомляйся уж очень-то, Ванюша.
- Ничего , маман, я двужильный. Зато на Пасху получу кол-
лежского, и прибавку, и наградные. Тогда кончено ваше здешнее
прозябание. Сниму квартирку и перевезу вас к себе. И будет у нас
не житье, а рай. Я на службу, вы - хозяйка.
Из глаз старухи показываются слезы умиления и расползаются
в складках глубоких морщин.
- Дай-то Бог, дай-то Бог, Ваничёк. Только бы Бог тебе послал
здоровья и терпенья. Вид-то у тебя...
- Ничего . Выдержим, маман!
Этот робкий, забитый жизнью человек всегда во время корот­
ких и редких визитов к матери держится развязного, независимого
тона, бессознательно подражая тем светским «прикомандирован­
ным» шалопаям, которых он в прежнее время видел в канцелярии.
Отсюда и дурацкое слово «маман» . Он всегда звал мать и теперь
мысленно называет «мамой», «мамусенькой», «мамочкой», и все­
гда на «ты>>. Но в названии «маман» есть что-то такое беспечное и
аристократическое. И в те же минуты, глядя на измученное, опав­
шее, покоробленное лицо матери, он испытывает одновременно
страх, нежность, стыд и жалость.
Домна приносит кипяток, ставит его со своим истовым покло­
ном на стол и плавно уходит.
226

Рассказы
Конкордия Сергеевна заваривает чай. Мимо их столика то и
дело шмыгают по делу и без дела древние, любопытные, с мыши­
ными глазками старушонки, сами похожие на серых мышей. Все
они помнят Семенюту с той поры, когда ему бьшо пять лет. Они
останавливаются, всплескивают руками, качают головой и изум­
ляются:
- Господи! Ванечка! И не узнать совсем , - какой большой
стал. А я ведь вас вон этаким, этаким помню. Отчаянный бьш маль­
чик - герой. Так вас все и звали: генерал Скобелев . Меня все драз­
нил «Перпетуя Измегуевна», а покойницу Гололобову, Надежду
Федоровну, -«серенькая бабушка с хвостикоМ>>. Как теперь по­
мню.
Конкордия Сергеевна бесцеремонно машет на нее кистью руки.
- И спасибо... Тут у нас с сыном важный один разговор. Спа­
си бо. Идите, идите.
- Как у нас дела, маман? - спрашивает Семенюта, прихлебы­
вая чай внакладку.
- Что ж. Мое дело старческое. Давно пора бы туда... Вот с доч­
ками плохо . Ты-то , слава Богу, на дороге, на виду, а им туго при­
ходится. Катюшин муж совсем от дому отбился. Играет, пьет, каж­
дый день на квартиру пьяный приходит. Бьет Катеньку. С желез­
ной дороги его , кажется, скоро прогонят, а Катенька опять бере­
менна. Только одно и умеет, подлец.
- Да уж , маман, правда ваша, - подлец.
- Тсс... тише ... Не говори так вслух ... - шепчет мать. - Здесь
у нас все подслушивают, а потом пойдут сплетничать. Да. А у Зо­
еньки... уж, право, не знаю, хуже ли, лучше ли? Ее Стасенька и доб­
рый и ласковый... Ну, да они все, поляки, ласые, а вот насчет ба­
бья - сущий кобель, прости Господи. Все деньги на них, бесстыд­
ник, сорит. Катается на лихачах, подарки там разные. А Зоя, дури­
ща, до сих пор влюблена, как кошка! Не понимаю, что за глупость!
На днях нашла у него в письменном столе, - ключ подобрала, -
нашла карточки, которые он снимал со своих Дульциней в самом
таком виде ... знаешь... без ничего . Ну, Зоя и отравилась опиумом...
Едва откачали . Да, впрочем, что я тебе все неприятное да неприят­
ное. Расскажи лучше о себе что-нибудь. Только тсс ... потише -
здесь и стены имеют уши .
Семенюта призывает на помощь все свое вдохновение и начи­
нает врать развязно и небрежно. Правда, иногда он противоречит
тому, что говорил в прошлый визит. Все равно, он этого не замеча-
227

А. И. Куприн
ет. Замечает мать, но она молчит. Только ее старческие глаза ста­
новятся все печальнее и пытливее.
Служба идет прекрасно. Начальство ценит Семенюту, товари­
щи любят. Правда, Трактатов и Преображенский завидуют и инт­
ригуют. Но куда же им! У них ни знаний, ни соображения. И какое
же образование: один выгнан из семинарии, а другой - просто
хулиган. А под Семенюту комар носу не подточит. Он изучил все
тайны канцелярщины досконально . Столоначальник с ним за руку.
На днях пригласил к себе на ужин. Танцевали. Дочь столоначаль­
ника, Любочка, подошла к нему с другой барышней. «Что хотите:
розу или ландыш?» - <<Ландыш!» Она вся так и покраснела. А по­
том спрашивает: «Почему вы узнали, что это я?» - «Мне подска­
зало сердце».
- Жениться бы тебе, Ванечка .
- Подождите. Рано еще, маман. Дайте обрасти перьями. А хо-
роша. Абсолютно хороша.
-Ах, проказник!
- Тьфу, тьфу, не сглазить бы. Дела идут пока порядочно, нельзя
похаять. Начальник на днях, проходя, похлопал по плечу и сказал
одобрительно : «Старайтесь, молодой человек, старайтесь. Я слежу
за вами и всегда буду вам поддержкой. И вообще имею вас в виду».
И он говорит, говорит без конца, разжигаясь собственной фан­
тазией, положив легкомысленно ногу на ногу, крутя усы и щуря
глаза, а мать смотрит ему в рот, завороженная волшебной сказкой.
Но вот звонит вдали, все приближаясь, звонок. Входит Домна с
колокольчиком. «Барыни, ужинать».
- Ты подожди меня, - шепчет мать. - Хочу еще на тебя по­
глядеть.
Через двадцать минут она возвращается. В руках у нее тарелоч­
ка, на которой лежит кусок соленой севрюжинки, или студень, или
винегрет с селедкой и несколько кусков вкусного черного хлеба.
- Покушай, Ванечка, покушай, - ласково упрашивает мать. -
Не побрезгуй нашим вдовьим кушаньем! Ты маленьким очень лю­
бил севрюжинку.
-
Мамаи, помилуйте, сыт по горло, куда мне. Обедали сегодня
в «Праге» , чествовали экзекутора. Кстати, маман , я вам оттуда
апельсинчик захватил. Пожалуйте ...
Но он, однако, съедает принесенное блюдо со зверским аппети­
том и не замечает, как по морщинистым щекам материнского лица
растекаются, точно узкие горные ручьи, тихие слезы.
228

Рассказы
Наступает время, когда надо уходить. Мать хочет проводить
сына в переднюю, но он помнит о своем обтрепанном пальто не­
возможного вида и отклоняет эту любезность.
- Ну, что , в самом деле, маман. Дальние проводы - лишние
слезы. И простудитесь вы еще, чего доброго . Смотрите же, береги­
те себя!
В передней гордый Никита смотрит с невыразимым подавляю­
щим величием на то, как Семенюта торопливо надевает ветхое паль­
тишко и как он насовывает на голову полуразвалившуюся шапку.
- Так-то, Никитушка, - говорит ласково Семенюта. - Жить
еще можно ... Не надо только отчаиваться ... Эх, надо бы тебе бьшо
гривенничек дать, да нету у меня мелочи.
-Да будет вам, - пренебрежительно роняет швейцар. -Я знаю,
у вас всё крупные. Идите уж, идите. Настудите мне швейцарскую.
Когда же судьба покажет Семенюте не свирепое, а милостивое
лицо? И покажет ли? Я думаю - да.
Что стоит ей, взбалмошной и непостоянной красавице, взять и
назло всем своим любимцам нежно приласкать самого последнего
раба?
И вот старый, честный сторож Анкудин, расхворавшись и по­
чувствовав приближение смерти, шлет к начальнику казенной па­
латы своего внука Гришку:
-Так и скажи его превосходительству: Анкудин-де собрался
умирать и перед кончиной хочет открыть его превосходительству
один очень важный секрет.
Приедет генерал в Анкудинову казенную подвальную кварти­
рёшку. Тогда, собрав последние силы, сползет с кровати Анкудин
и упадет в ноги перед генералом:
- Ваше превосходительство, совесть меня замучила ... Умираю
я ... Хочу с души грех снять... Деньги-то эти самые и марки ... Это
ведь я украл ... Попутал меня лукавый ... Простите, Христа ради, что
невинного человека оплел, а деньги и марки - вот они здесь ... В
комоде, в верхнем правом ящичке.
На другой же день пошлет начальник Пшонкина или Массу за
Семенютой, выведет его рука об руку перед всей канцелярией и
скажет все про Анкудина, и про украденные деньги и марки, и про
страдание злосчастного Семенюты, и попросит у него публично
прощения, и пожмет ему руку, и, растроганный до слез, облобыза­
ет его.
229

А. И. Куприн
И будет жить Семенюта вместе с мамашей еще очень долго в
тихом, скромном и теплом уюте. Но никогда старушка не намек­
нет сыну на то, что она знала об его обмане, а он никогда не прого­
ворится о том, что он знал, что она знает. Это острое место всегда
будет осторожно обходиться. Святая ложь - это такой трепетный
и стыдливый цветок, который увядает от прикосновения.
А ведь и в самом деле, бывают же в жизни чудеса! Или только в
пасхальных рассказах?
<1914>
БРИККИ
Так назьmалась собака - английский бульдог белой масrи, весом
около двух пудов, пяти или шесrи лет от роду. Принадлежал он, -
впрочем, это выражение всегда смущает меня. Как будто в самом деле
отважная, самоотверженная, честная собака - раб, вещь, слуга чело­
века, а не его искренний друг и товарищ. Просто - жил он вместе с
моим хорошим приятелем, цирковым клоуном, и работал на манеже:
прыжки через препятствия, сальто-мортале, лай по приказанию, уга­
дывание цифр, благодаря куску мяса, положенному на определенную
карту. В Брикки, как я уже сказал вьппе, бьm слишком большой для
его pocra вес. Но жир в нем совсем отсутствовал, - просто какая-то
спиральная пружина, стальная бомба. Дружба между человеком и со­
бакой бьmа проникнута взаимным уважением и почти равноправием.
В тепльrе весенние вечера, когда горячая собачья кровь доходит до
точки кипения, клоун позволял Брикки пускаться на его риск и страх
в уличные собачьи авантюры, и всегда Брикки безукоризненно при­
бегал в цирк к своему номеру, часто с разорванным ухом, с прокушен­
ной ногой, весь в грязи, хромой, но по-прежнему веселый.
Мой приятель, уезжая на клоунские каникулы в свое родное место
(Виареджио), поручил мне позаботиться об его собаке, и я, по моему
благодушию и к своему несчастью, на это согласился. Но надо ска­
зать, что Брикки, всегда внимательный, приветливый и даже любез­
ный к людям, бьm беспощаден ко всему, что стояло на четырех ногах.
Это бьmо его, как я думаю, природным недосrатком. Еще ничего, что
он изгрыз ножки всех столов и стульев в моем доме и превратил в
бездыханные трупы двух наIШIХ mобимых кошек ... Я ему просrил даже
230

Рассказы
и то, что он игрушечную гостиную моей дочери растерзал на куски,
откусив при этом хвост плюшевой обезьяне и оторвав головы и ноги
трем куклам. Все это пустяки. Но начались и дела более серьезные.
Весной я пробовал вывести Брикки без намордника и цепочки на ули­
цу, на свежий воздух. И вот на рассrоянии трехсот - четырехсот ша­
гов от моего дома он истрепал и уничтожил чуть не до смерти трех
собак. Он кидался на них, как огромный таран, ударом головы свали­
вал с ног, потом хватал за шиворот, быстро встряхивал головой, и
собачка уже лежала на земле - маленькая, узенькая, плоская. Одну
из них, помесь фокстерьера с таксой, он настиг у ее собственного дома
и, испугавшись, что бедный песик переселится в свой собачий рай,
очень старательно пропихнул его задними ногами в подворотню. Впро­
чем, надо сказать, что через неделю Бриккины жертвы кое-как по ули­
це останавливались только для того, чтобы, лежа на солнышке, зали­
зать ногу или бок, а через две - все трое уже грызлись и предавались
разным весенним уд овольствиям.
Однако мой друг не возвращался из своей Богом благословен­
ной Италии, и мое положение становилось с каждым днем труднее.
Отчаянный пес привязался ко мне всем сердцем, всей душой и, ве­
роятно, в угоду мне делал в день по двадцати скандалов. Но как
раз на Пасху он преподнес мне такой сюрприз, что мы окончатель­
но с ним расстались.
Пасха была поздняя. Зеленела трава в газонах, сладко пахли
клейкие почки тополей, и черная смородина давала свой пряный,
чуть-чуть одуряющий аромат.
В этот несчастный день (понедельник) к нам пришло несколько
гостей - людей знакомых, близких и почтенных. Мы пили кофе в
саду на скамейке. Брикки, к общему удовольствию, превосходил
самого себя. Он как будто бы задался целью напугать, рассмешить
и удивить почтеннейшую публику: с такой яростью он кидался на
все предметы, которые ему бросали, так рычал, что становилось за
него самого страшно.
И вот одна дама, прекрасно одетая - белое фаевое платье, -
неожиданно предлагает:
- А попробуйте, бросьте ему вот этот камень.
В камне этом бьmо около полутора пудов веса. Я с трудом вы­
бил его ногой из земли. Он был мокр, черен и грязен. Но это ни на
секунду не затруднило Брикки, который развеселился и жаждал
дальнейших успехов у публики. Камня ему сдвинуть с места не уда­
лось, но он грыз его с таким ожесточением, что его голова от ушей
231

А.И.Куприн
до подбородка сделалась черной, как у самого черного арапа, да
еще вдобавок - слюнявой.
Тут и случилось мое несчастье. Сострадательная и милая дама
в нарядном новом белом платье вдруг сжалилась над бедной тру­
долюбивой собачкой и позвала ее:
- Брикки, Брикки, Бриккинька!
Очевидно, Брикки нашел выход из неловкого положения. Все
равно он чувствовал, что камня ему не одолеть. С быстротой тор­
педы он кинулся на призыв дамы. В четверть секунды он успел об­
лизать ей все лицо и кофточку, которые, кстати, исцарапал своими
жесткими копями. С исказившимся лицом, с красными пятнами
rneвa на щеках направилась дама в дом, чтобы привести себя в по­
рядок. По дороге она повторяла:
- Ничего, это замоется, какая прекрасная собака!
Но губы у нее кривились и вздрагивали, а в глазах стояли слезы
огорчения.
Затем Брикки с такой же скоростью кинулся на гостившего у
меня тонкого , длинного, долговолосого поэта и сшиб его ударом
головы в живот со скамейки спиною в газон. Потом он ринулся в
курятник и выrnал оттуда всех кур, петухов, индюков, гусей и уток.
Он, кроме того , обтрепал в бахрому нижний край брюк старенько­
го , добродушного лесничего, истоптал и погрыз на рабатках по­
чти все молодые нежные всходы ранних аммориллисов, крокусов и
нарциссов; изгрыз руку одной старой дамы, думая, вероятно, что
играет с косточкой, и в самом высшем стиле перепрыrnул, не кос­
нувшись, через маленькую нарядную девочку, которая, сидя на ска­
мейке, лепила куличи, а та от ужаса шлепнулась на землю задуш­
кой и заревела на весь сад. А после всех своих подвигов Брикки лег
на солнце, на песке с таким невинным видом, как будто ничего не
случилось. И в глазах его я читал такое выражение:
- Да, все обижаiот бедную собаку, никто ее не пожалеет. За
что, за что меня ударили прутом по спине?
Однако на этот раз я не поверил искренности Брикки и с громад­
ным удовольствием отдал его моему другу, когда тот вернулся из
Италии. Пес этот и поныне жив и работает в цирке, но должен ска­
зать, что я отказал ему в своем гостеприимстве, так же, впрочем, как
и мне пришлось отказаться от гостеприимства милой, доброй дамы
в белом, в семействе которой меня в первый же визит встретили с
полярным холодом, градусов в семьдесят пять по Фаренгейту.
<1914>
232

Рассказы
сны
(Иэ альбома А. И-ва )
Естьсныбес
смы
сленно простые. «Снег и на снегу щепка», - так
рассказьmает свой сон бабушка из «Обрыва». Есть сны, механически,
как в кинематографе, развертьmающие ленту пройденного дня, оли­
цетворяющие прочитан
ную
книгу или слышанный разговор, повто­
ряющие глубже маленькую уличную сценку. Есть фантасrические, за­
путан
нь
1е и сложнь1е сны, умьШIЛенно присочиненные и приукрашен­
ные во время утреннего полубодрствования. «Рассказьmающие свои
сны часrо лгут>>, - замечает Меркуцио, друг Ромео. Есть сны проро­
ческие, в которых наше второе <<Я>>, наша вторая темная, бес
со
знатель­
ная, но вечная душа, освобожденная от дневного шума, от жизненной
песrрой суеты, от низменных расчетов трусливого ума и жадной игры
самолюбия, тайно для нас бодрствует во всеоружии своей бес
с
мерт­
ной мудрости, оценивает из глубинь1 веков мил
л
ионы мелких и вели­
ких собьrrий, рассматривает их, как правильный, повторяющийся узор
чудесного громадного ковра, который не разберешь вблизи, и видит
естесrвенно и легко его ближайшие очереднь1е сплетения ткани.
Есть также сны повторяющиеся, знакомые каждому человеку,
общие всему человечесrву. Кому из нас не приходилось с трепетом
пробираться над пропасrью по узкому карнизу, который становится
все уже и уже под ногами, пока не сливается с гладкою скалою?
Кто из нас не бежал от страшного преследования и не становился,
как животное, на четвереньки, когда ноги отнимались, парализо­
ванные ужасом? Наконец, кто из нас не летал?
Летают во сне все: взрослые и дети, женщины и мужчины, фило­
софы и глупцы, ученые и мужики, летают негры, эскимосы, канни­
балы, туареги, утонченные европейцы, практичные американцы.
Летали спящие люди и в глубокой древносrи; седые сказки, возрасr
которых исчисляется десятками тысяч лет, сказки всех народов зем­
ли убедительно говорят о коврах-самолетах, о волшебных полетах
на драконах, на лебедях, на орлах . .. А сказки не лгут. И я думаю, что
когда-то, в страшно отдаленные века, предок современного челове­
ка летал не только во сне, но и в яви. Когда это бьшо? В те ли бес­
следные века, когда на земле царила необыкновенно высокая куль­
тура, смытая или испепеленная каким-нибудь мировым катаклизмом?
Или еще раньше, мил
л
ионы лет тому назад, когда, подобно Духу
Божию, носился над водами крьшатый прапращур человека?
233

А. И. Куприн
Бессмертная живая клеточка, хранящая в себе все накопленные
веками формы, свойства и раздражения, не таит ли также в своей
непонятной нам сущности и бессознательную память всей миро­
вой истории?
Я помню отлично мои первые детские полеты во сне. Тогда мне
ничего не стоило одним каким-то внутренним, непередаваемым
усилием потерять весь свой вес, отделиться от земли, плавно под­
няться к высокому потолку и лечь там в воздухе ничком, грудью и
лицом вниз. Помню , люди, стоявшие на земле, все старались дос­
тать меня оттуда и гонялись за мной с длинными щетками. Но мне
было чрезвычайно легко уходить от преследования. Я делал рука­
ми и ногами такие же волнообразные, скользящие, едва заметные
движения, какие делает хвостом и плавниками плавающая рыба, и
кругообразными зигзагами изящно и ловко парил в воздухе. И внут­
ри меня все время дрожал ликующий восторженный смех.
Потом я переменил способ летания . Я брал в руки рукоятки
обыкновенной детской скакалки, только вместо шнура в моем ап­
парате была широкая, красная шелковая лента. Я быстро начинал
вращать эту ленту вокруг себя и тотчас же взмывал вверх, гораздо
выше крыш и деревьев. Летал я стоя, и от скорости вращения лен­
ты зависели скорость подъема и опускания. Отставив немного в
сторону правую или левую руку, я свободно описывал круг и впра­
во и влево. Сильная радость цвела в душе . Не такая могучая, как
прежде, но живая и сладкая.
Потом с каждым годом летать становилось все труднее, и летал
я все ниже и ниже. Еще несколько лет тому назад не летал, а пры­
гал. Разбегусь, оттолкнусь от земли и лечу сажен двадцать, лечу
невысоко, волнообразно, то поднимаясь, то опускаясь по своему
желанию. И ощущение этого длительного прыжка бьшо так очаро­
вательно, что хотелось верить, что я всегда, когда только захочу,
могу повторить опыт. И, цепляясь за эту мысль, я во сне убеждал
себя: «Ведь я не сплю! Если бы я спал, я не думал бы и том, что не
сплю. Значит, я бодрствую. И значит, - какое счастье! - я всегда
сумею прыгать так же далеко, воздушно и приятно!»
Теперь, на переломе лет зрелости, я уже не летаю и не прыгаю
вдаль. Изредка мне удается подпрыгнуть на месте на аршин высо­
ты и продержаться в воздухе секунды две-три, отчаянно помогая
себе руками . Я знаю, что вскоре и совсем перестану подниматься
на воздух. Земля тянет, и надо с этим мириться. Но все-таки, если
верно то, что жизнь отдельного человека - это краткое повторе-
234

Рассказы
ние истории всего человечества, то я упрямо утверждаю, что люди
или их таинственные предки когда-то летали.
И особенно я поверил в это однажды, осенним, ясным мороз­
ным утром, когда впервые приumось мне подняться на аэроплане.
Мы тяжело и неуклюже отдирались от земли. Раз десять подыма­
лись чуть-чуть, и опять падали, и жалко влачились по кочковатой
обмерзшей земле. Бьшо немного жутко, немного противно , и хоте­
лось потрогать пилота за плечо и сказать ему: «Довольно, Ваня, я
не хочу больше. Я слезу».
Но вот каким-то чудом мы преодолели упорство аппарата, от­
делились от земли и поumи все выше, выше, выше. Нет, мы не дви­
гались, мы стояли на месте, а земля, трибуны, дома, трамваи, дере­
вья, трубы, заборы, дороги, столбы - все это пльшо под нами на­
зад, назад. И прежнее младенческое чувство безмерного восторга,
буйного и трепетного, охватило мою душу каким-то холодным сла­
достным пламенем. Как будто вместе с весом спали с меня и тя­
жесть годов, и печаль прошлого, и будничные заботы настоящего,
и подлый страх будущего. И самая главная мысль - нет, вернее,
главное чувство, - бьшо то , что все эти ощущения я уже испыты­
вал когда-то, давным-давно, тысячи лет тому назад, испытывал так
же живо, глубоко и радостно.
И тогда же я подумал, что не война, не политика, не умные разго­
воры, не конфереJЩИИ приведут человечество к братскому ед инению,
а великое искусство летания, с его чистьIМИ блаженными радостями и
с его великой свободой. И теперь, когда крьшья белых птиц, крьшья
лучшей вечной мечть1 человечества бьются суд орожно в крови и в огне,
я все-таки твержу упорно: «Человек летал. Человек полетит. Человек
пришел в мир для безмерной свободы, творчества и счастью> .
<1914>
МА РЬЯ ИВАНО ВНА
Посвящается клоуиу Жакомиио
Марьей Ивановной называлась обезьяна, самка, из породы па­
вианов. Вероятно, это разновидность породы , потому что она мала
ростом, но красный с синим зад, сложение тела и немного лающий
голос убеждают меня в моем мнении.
235

А. И . Куприн
Подарили мне ее мои друзья, зная, что я очень люблю живот­
ных, но, конечно, подарили с коварным расчетом, чтобы от нее
избавиться. Летом, на даче, привязанная на цепи, она, должно быть,
бьша еще кое-как выносима. Но представьте себе эту обезьяну зи­
мой, в квартире! .. А на улице нельзя бьшо бы оставить, потому что
сейчас же начнется кашель, чахотка, наступит смерть ... В кварти­
ре, да еще в квартире хорошо устроенной... Впрочем, я попробую
пожаловаться поподробнее.
Минуя неопрятность этих милых животных, можно с уверенно­
стью сказать, что они не оставляют никакого предмета, находяще­
гося в поле их зрения, в покое. Тут не поможет ни цепь, ни мораль­
ное внушение. Если Марии Ивановне не удается дотянуться до пред­
мета ее желаний передними лапами, то она из всех сил натягивает
цепь, пятится задом и задними ногами притягивает его к себе. А
потом (как говорят романисты), с быстротою молнии, распарыва­
ет обивку кресла, или дивана, или матраса и с неуловимой быстро­
той выбрасывает наружу все их внутреннее содержимое. Волосы,
терса, стружки и шерсть так и летят на пол. Вот таким-то именно
животным бьша Марья Ивановна. Кроме того , надо сказать, что
все обезьяны по своей натуре пьяницы, обжоры, лакомки, суетли­
вы, любопытны и своей жизнью готовы наполнить не то что целый
дом, но даже несколько кварталов в городе.
Так, мне однажды рассказывали об одной обезьянке, мартышке,
Яшке, которая жила у какого-то чиновника. И вот она однажды
вьшша через форточку на карниз - на высоте шестого этажа, - про­
бежала весь карниз, взобралась на брандмауэр, с брандмауэра вско­
чила на крышу, а с крыши спустилась по водосточной трубе (это
бьшо весною) на другой карниз. Тут она нашла открытое окно и
вскочила в него . В маленькой комнатке сидела семидесятилетняя
чиновница и пила кофе с топленым молоком и с вишневой настой­
кой - что может быть слаще этого на свете? И вот мартышка, пре­
зирая всякие светские приличия, вырвала из рук почтенной старуш­
ки чашку, вьшила все ее содержимое, разбила чашку об пол, потом
вьmила весь драгоценный графин настойки и, говорят, покушалась
поискать насекомых в волосах у дамы. Обезумевшая от ужаса вдо­
вая чиновница схватила в руки грязную половую швабру и начала
тыкать ею в морду обезьяны. Но та с необыкновенным проворством
выхватила ее из рук и, перевернув широким концом к старушке, заг­
нала ее в угол, где старуха и упала в глубоком обмороке. Яшка меж­
ду тем, увидев, что он наделал много беды, и сообразив, что семь
236

Рассказы
бед - один ответ, на скорую руку наделал еще несколько пакосrей.
Залез в шкап, расrерзал несколько платьев, украл из шкатулки све­
жий цибик чаю, рассьmал его по полу, украл и положил себе за щеку
несколько кусков сахару и таким же путем, каким добрался в квар­
тиру почтенной женщины, вернулся к себе домой. А когда вернулся
домой его хозяин, Яшка сидел на дмване и с самым детским видом, с
невинными глазами, разрывал на мелкие куски то прошение на имя
министра, которое так кал
л
играфически переписывал раз двадцать
чиновник. После этого случая, грозившего моему чиновнику многи­
ми неприятносrями, Яшка бьш продан в зоологический сад.
Однако я отвлекся от темы. Возвращаюсь к Марье Ивановне.
У Марьи Ивановны бьш и еще один недосrаток: она терпеть не
могла женщин, то есrь, вернее сказать, не женщин, а всех, кто бьш в
длинной одежде. Почему бьш у нее этот каприз, я не знаю наверное,
но подозреваю, что когда-то, когда она бьша матерью, какая-нибудь
женщина жесrоко и безрассудно отняла от нее дмтенка и унесла его.
С тех пор, предполагаю я, она возненавидела всех женщин.
Надо сказать, что ко мне и к моим госrям, мужчинам, она отно­
силась с замечательной приветливосrью. Садилась на колени, тер­
лась мордочкой о лицо, гладила по щекам своей жесrкой холодной
морщинистой лапкой с синими нопями. В доме у нас все ее люби­
ли и внимательно ухаживали за ней. Больше всего ей нравились
бананы, орехи, яблоки, арбузы и вообще зелень. Все это досrавля­
лось в таком огромном количестве, которое влекло за собою со­
всем неприятные последсrвия. Но когда насrали холода и пришлось
ее перевести в комнату, тогда нам всем житья не сrало от нее. Она
ободрала все обои вокруг себя, разбила сrекло, перебила посуду,
опрокинула верхний этаж буфета, разломала на кусочки венский
стул ". и поломала и перегрызла все детские игрушки.
Правда, у нас бьшо для нее маленькое утешение, - крошечный
приблудный щенок. Она приняла его с явным удовольсrвием в ма­
теринские объятия и посrоянно сидя держала его между передни­
ми лапками. Но тут образовалась новая опасность. Если кто-ни­
будь подходил к ней во время ее материнских чувсrв, то она рыча­
ла, кашляла и кусалась, как насrоящая мать, которая отсrаивает
своего ребенка. Словом, в конце концов мне пришлось сделать то
же самое, что сдел али люди, которые подарили мне это животное.
Я, в свою очередь, подарил Марью Ивановну моему доброму зна­
комому, клоуну, который с удовольсrвием взял ее. Через месяц этот
цирковой артисr говорил мне:
237

А. И. Куприн
- Синьоре Алессандро! Come* я вам благодарен! Прелестный
обезьяна. Uno росо ** капризный, но как мы работаем! Приходил
цирк: завтра я сделал репетис, поглядите, как он один раз работал!
А вечером пускал на манеж, на публику...
Я пришел поглядеть на Марью Ивановну. Шталмейстер Нико­
лаев принес ее к нам. Она меня узнала, по привычке потерлась о
меня мордочкой, и положила мне на руку свою холодную лапку, и,
видимо, мне обрадовалась. На манеже клоун и обезьяна работали
прекрасно. Он делал курбет, и она повторяла его тотчас же. Он
делал прямое сальто-мортале, а она - обратное. Кстати, клоун
выдумал новый трюк: делая сальто-мортале, попадать головой в
шапку, лежащую на полу, и вставать вместе с нею на ноги. Обезья­
на проделала то же самое, но, надо сказать, - да простит мне мой
друг, - с гораздо большей ловкостью, чем клоун. После репети­
ции, когда Марья Ивановна получила свой очередной банан и по­
тянулась ко мне с нежностью, мой друг сказал мне:
- Prego ***, синьор Alessandro, прошу не ласкать обезьян: он
должен привыкал к один рука.
Через два дня бьш назначен его выход вместе с «замечательной
обезьяной, которая никогда не поддается дрессировке, выписан­
ной из тропических стран Южной Африки и Америки» ...впрочем,
вы сами знаете эти объявления. Для этого случая я привез в ложу
жену и детей. Мы видели балансирующих на канате медведей, лю­
дей с несгораемым желудком, великолепные упражнения на турни­
ках и т. п. Вот, наконец, наступает номер с обезьяной. Клоун в уда­
ре. Он смешит публику. Обезьяна все время начеку. Наконец ее
выпускают.
-Allez! Перевернись!
Обезьяна покорно перевертъ1вается.
- Ну, давай немножко прыгать. А? Господин капель-клейстер,
делайте нам марш. Гоп!
Оба делают сальто-мортале чрезвычайно чисто.
- Курбет!
Кур бет исполняется еще чище, и обезьяна и клоун как будто
подражают друг другу. Но в это время проходит вдоль барьера дама
*Как (итшt. ) .
** Немного (итал. ) .
*** Прошу (umшt. } .
238

Рассказы
в малиновом платье, отделанном мехом шиншилля, и вот Марья
Ивановна, не слушаясь окриков, не обращая внимания на шамбе­
рьер (длинный хлыст), кидается через манеж и буквально срывает
всю узкую модную юбку с дамы, потом кусает ее за икру и после
этого только, ударами бича загнанная в клетку, успокаивается.
Моего друга приговорили за эту черту характера обезьяны к
четырем суткам ареста на Казачьем плацу и, кстати, к возмещению
убытков за разодранную юбку из satin merveilleux и за панталоны
lino batiste...
На днях мой друг пришел ко мне и сказал с горечью:
- Простите, синьор Alessandro, я ваш Марья Ивановна про­
дал в зоологический сад...
<1914>
САД ПРЕЧИСТОЙ Д Е ВЫ
Посвящаю Е. М. Куприиой
Далеко за пределами Млечного Пути, на планете, которую ни­
когда не увидит глаз прилежного астронома, растет, чудесный, та­
инственный сад, владение Пресвятой и Пречистой Девы Марии...
Все цветы, какие только существуют на нашей бедной и грешной
земле, цветут там долгою, по многу лет не увядающею жизнью, ох­
раняемые и лелеемые терпеливыми руками незримых работников.
И в каждом цветке заключена частица души человека, живущего
на земле, та частица, которая так удивительно бодрствует во время
нашего ночного сна, водит нас по диковинным странам, воскреша­
ет умчавшиеся столетия, показывает нам лица давно ушед�их дру­
зей, ткет в нашем воображении пестрые, узорчатые ткани сонного
бытия - сладкие, забавные, ужасные и блаженные, заставляет нас
просыпаться в беспричинной радости и в жгучих слезах и часто
приоткрывает перед нами непроницаемую завесу, за которой таят­
ся темные пути грядущего, понятные только детям, мудрецам и свя­
тым прозорливцам. Цветы эти - души снов человеческих.
В каждое полнолуние, в те ранние предутренние часы, когда
ночные наши видения особенно ярки, подвижны и тревожны, ког­
да бледные лунатики с закрытыми глазами и с лицами, обращен­
ными к небу, возвращаются по опасным карнизам зданий в свои
239

А. И. Куприн
остывшие постели, когда раскрываются ночные цветы, - тогда
проходит Пречистая тихими, легкими шагами по своему саду. Круг­
лый, ясный месяц скользит у Нее с правой сто роны, а за ним, не
отставая, все в том же расстоянии, течет малая звезда, подобная
лодочке, привязанной невидимой нитью к корме бегущего кораб­
ля. Потом корабль и лодка скроются, зароются в дымных оранже­
вых пухлых облаках и вдруг снова вынырнут на темный, синий
простор. И серебристым светом оденутся голубой хитон Пресвя­
той Девы и Ее прекрасное лицо, всю красоту и благость которого
не в силах изобразить человек ни кистью, ни словом_, ни музыкой.
И, взволнованные, в радостном нетерпении, трепещуr цветы и
качаются на своих тонких стебельках, стремясь, точно заждавшиеся
дети, прикоснуться лепестками к голубому хитону. И нежно улыбает­
ся их чистому восторгу Мария, мать Иисуса, так любившего цветь1 во
время своей земной жизни. Своими тонкими, белыми, добрыми паль­
цами воздушно ласкает Она души младенцев, - скромные маргарит­
ки, лютики, подснежники, веронику и пушисть1е сказочные шары оду­
ванчиков. И никого Она не забывает в своей беспредельной милости:
ни нарциссов - цветов влюбленных, ни гордых страстных роз, ни
чванных пионов, ни страшных в своей причудливой красоте орхидей,
ни горьких огненных маков, ни тубероз и mацинтов, изливающих свои
пряные ароматы у смертного ложа. Девичьи многоцветные сны посы­
лает Она ландышам, фиалкам, анемонам и резеде. И простым поле­
вым цветам, душам незаметных тружеников, истомивших за день свои
крепкие тела, дарит Она глубокий и здоровый покой.
Посещает Она и отдаленные, дикие уголки своего сада, где ра­
стут колючие уродливые кактусы, болезненно-зеленые папоротни­
ки, грязно-бледная беладонна, пьяный хмель и могильный ползу­
чий плющ. И всем им, отчаявшимся в земной радости, разочаро­
ванным в жизни, всем скорбящим, озлобленным и тоскующим, всем
мрачно идущим навстречу смерти дает Она минуть� полного забве­
ния, - без грез, без воспоминаний...
А утром, когда из пурпура и золота зари встает торжествую­
щее, горящее вечной победой солнце, Пречистая поднимает к небу
свои лучезарные глаза и произносит благоговейно:
«Да будет благословен Творец, показывающий нам знамение сво­
его величия. И все Им сотворенное да будет благословенно. И святое
вечное материнство мира да будет благословенно. Во веки веков».
И едва слышным шепотом отвечают цветы :
«Аминь».
240

Рассказы
И, как фимиам кадильниц, подымается вверх их ароматное ды­
хание. И лик солнца дрожит, отражаясь радужными огнями в каж­
дой росинке.
И в эту ночь проходит Пречистая по своему саду. Но опечале­
но Ее светлое лицо, и опущены ресницы прекрасных глаз, и бес­
сильно упали вдоль складок голубого хитона изнеможенные руки .
Страшные видения проносятся перед Нею. Напоенные кровью, сы­
рые, красные луга и нивы. Сожженные дома и церкви. Поруганные
женщины, обиженные дети. Сплошные холмы, целые горы нава­
ленных один на другой трупов, под которыми хрипят умирающие.
Стоны, проклятия и богохульство, вырывающиеся сквозь предсмер­
тную икоту и скрежет зубовный... Изуродованные тела, иссохшие
материнские груди, сочащиеся раны, поля сражении, черные от сле­
тевшегося воронья.
Над миром нависла душная, грозовая ти шина. Ветер не вздох­
нет. Но цветы шатаются в смятении, точно под бурей, и пригиба­
ются к земле, и с беспредельной мольбой протягивают к Владычи­
це свои венчики ...
Замкнуты Ее уста, и скорбно Ее лицо. Снова и снова встает пе­
ред Нею образ Того, кого человеческая злоба, зависть , корысть,
нетерпимость и властолюбие осудили на страшнейшие мучения и
позорную казнь. Вновь Она видит Его , избитого, окровавленного,
несущего на себе тяжелый крест и падающего под ним. Видит тем­
ные брызги на пьmьной дороге - капли Его божественной крови,
видит Его возлюбленное прекрасное тело, теперь изуродованное
мучениями, висящее на вывихнутых руках, с выпяченной грудной
клеткой, с кровавым потом на смертельно-бледном челе. Снова слы­
шит Она ужасающий шепот: «Жажду! ..» И снова, как и тогда, ост­
рый меч вонзается в ее материнское сердце.
Восходит солнце, окутанное тяжелыми густыми облаками. Ог­
ромным багровым пятном, всемирным кровавым пожаром горит
оно на небе. И, поднимая вверх свои печальные глаза, спрашивает
робко, дрожащим голосом, Пресвятая:
«Господи! Где же граница гневу Твоему?»
Но неукротим гнев Господень, и никому не дано знать преде­
лов его. И когда в тоске смертельной опускает Пречистая Дева глаза
свои на землю, то видит Она, что невинные чашечки цветов напол­
нены кровавою росою.
<1914>
241

А. И. Куприн
ФИАЛКИ
Ф. Ф. Трозииеру
Начало мая. Триста молодых кадетских сердец трепещут, пере­
полненные странными, смешными и трогательными чувствами:
азартом, честолюбием, отчаянием, смертельным ужасом, надеждой
на слепое счастие, унынием, тупой покорностью судьб е". Необы­
чайной стала жизнь, вышедшая из привычных рамок сурового
военного уклада, расчисляющего по командам и сигналам каж­
дую минуту дня и ночи... Парты вынесены из классов в длинные
рекреационные залы и расставлены по вкусам соседей, которые зи­
мою ссорятся, как пара каторжников, скованных короткой цепью,
а теперь предупредительны, уступчивы и услужливы, точно моло­
дожены. А иногда можно увидеть, что пять или шесть парт соеди­
нились вместе, образовав сомкнутую многоугольную фигуру бас­
тиона, со стенкой сзади, в виде ненарушимого тыла. Там заседает
эгоистическая артель муравьев, работающая сообща и беспощад­
ная к искательствам бездомных стрекоз.
И целый день зубрят, зубрят. Иные, закрыв пальцами глаза, уши
и даже нос, как это делают трусливые купальщики, качаются взад
и вперед в тягучей тоске. Первые ученики держатся твердо и уве­
ренно, но и они побледнели и осунулись за эти страдные дни. Они
хорошо знают, что пройдут блестяще, но все-таки копошится тре­
вожная и завистливая мысль: <<А вдруг? Вдруг не первым, а вто­
рым?..»
Милые дети , первые ученики, украшение корпуса, гордость
родителей. Вы не хуже и не лучше других детей. Но что значит пер­
венство и праздное честолюбие в сравнении с тем, что мимо вас
прошла еще одна весна юности? Конечно, придут и другие весны,
которыми вы впоследствии, на досуге, будете комфортабельно и
медленно наслаждаться, сознательно смакуя их прелести на севере
и на юге хоть всех стран мира. Но никогда не вернется именно эта,
эта самая весна, готовая буйно и щедро вторгнуться в ваши зоркие
глаза, в разверстые ноздри, в чуткие уши, в ваши жадные, наблю­
дательные, девственные, ничем не запятнанные умы, вторгнуться и
оставить там навеки доброе семя радости и красоты земной.
Того же самого мнения и семиклассник Дмитрий Казаков. Вер­
нее сказать, у него столько же мнения о влиянии природы на чело­
веческие души, сколько его у жеребенка, скачущего по зеленому
242

Рассказы
лугу, у журавля, пляшущего и поющего на полянке, среди болот,
страстную любовную песню, у годовалой лисицы, трепетно и осто­
рожно нюхающей впервые из своей норы весенний волнующий воз­
дух, у ручного кроткого верблюда, который вдруг становится вес­
ною страшным в своем любовном бешенстве.
Просто-напросто весна с ее колдовскими ароматами, вкрадчи­
выми чарами и мятежными снами обволокла его душу непонятной
истомой и щекочущей бессознательной радостью, от которой хо­
чешь и плакать и смеяться, и не знаешь, куда девать себя то от не­
померного острого счастья, то от сладкой скуки. Разве мог бы Ка­
заков сказать сам себе, почему прошлым летом, живя в имении, он -
солидный шестиклассник, куривший почти открыто, басивший и
лучше всех товарищей притягивавшийся к турнику на одной руке, -
он вдруг, случалось, не мог преодолеть в себе безумного мальчи­
шеского желания взять и помчаться диким галопом по высокой
росистой вечерней траве, изгибая голову, брыкаясь, визжа и пья­
нея от острых запахов полыни, повилики, ромашки и клевера? И
почему ночью, во время сильной грозы, он выскакивал из дому со­
всем голый, босой, торопливо просовывал ногу в лямку гигантских
шагов и один, под жестоким дождем, взмывал высоко к черному
небу, к грому и молниям, дрожа от исступленного восторга, от бес­
предметного вызова, от пьшкого ликования молодого тела?
Так и в эту весну он весь во власти таинственных грез, беспо­
койного смятения и раздражающего трепетания жизни. Где же тут
учиться? Да и никогда он особенно не влезал в этот хомут. Быть
средним по успехам или немного пониже - не все ли равно? На
экзаменах можно овладеть своей волей, понатужиться - и все на­
верстать. Но теперь он живет в странном очаровании, точно опо­
енный неведомым дурманом. Он просьmается, спешит к окну, са­
дится на подоконник, и точно впервые, с новым удивлением - не
говорит себе, а глубоко чувствует: вот синее небо, вот легкие сквоз­
ные облака, и трава, и деревья там, далеко, за зданиями. И ходит
весь день вялый по огромному, вытоптанному многими тысячами
ног корпусному плацу. Ложится на чахлую, жалкую, низкую траву
и долго , как на сверхъестественное чудо, дивится на суетливую,
загадочную беготню муравьев, на цепь сплетшихся букашек, крас­
ных с черными пятнами, медленно ползущих между бьшинками.
Читает по десяm раз подряд одну и ту же фразу и никак не может
посmчь: что такое здесь написано? И, отбросив книгу, ложится
ничком, смотрит в бездонное небо до тех пор, пока от движения
243

А. И. Куприн
причудливых облаков сам не начинает медленно плыть куда-то, в
вечное пространство, вместе с своими воздушными мыслями.
И вот наступает самое сладкое, самое тревожное, самое чуд­
ное - вечер. Стемнело. Едва-едва пламенеет тихая заря . Зеленые
сумерки. Черны и резки контуры здания с их чуждыми теперь, пус­
тыми, неосвещенными окнами. Белые фигуры товарищей движут­
ся, точно завороженные. Каждая веточка деревьев поразительно
четка на небе, которое светлее земли. Гудят невидимые майские
жуки. Стройная песня вдали. Смягченный смех и разговор. Самый
обыденный звук доносится точно из другого мира. И все это, как
пряное вино, вливается в каждую каплю крови и тихо-тихо кружит
голову. Кто же это проходит сейчас через всю землю, незримый и
неслышный? Чье дыхание подымает волосы на голове и ласкает
щеку? Отчего вдруг стеснилось дыхание, и пересохло во рту, и сле­
зы на глазах? Какое чудо должно случиться сейчас, через минуту,
через мгновение?
Пора. Зовут спать. Летучие мыши низко и косо чертят черны­
ми зигзагами воздух и порою почти касаются лица... Я уйду туда, в
скучные, серые стены, и без меня, без меня совершится под темным
небом великое таинство! ..
Послезавтра последние, самые страшные экзамены по матема­
тике, но зато сегодня такое чудное утро, точно на небе справляют­
ся именины. И Дмитрий решительно швыряет толстого Бремикера
под парту. Сегодня он удерет и побродяжничает по запретному ста­
рому дворцовому парку. Он никого не возьмет с собою, никого!
Пойдет совсем один.
За завтраком он ловко утягивает из-под руки зазевавшегося
служителя лишнюю котлету и , сжав ее между двумя кусками черно­
го хлеба, сует в карман. Может быть, он опоздает к обеду, но кому
же из начальства теперь, в общее беспокойное и горячее время, при­
дет в голову доискиваться, все ли налицо?
Труден путь до парка. На углу древнего, еще Петровского По­
тешного земляного бруствера торчит дежурный дядька, беспалый
пан Пневский, придирчивый служака и вечный доносчик. Он не
спускает своих бесцветных, оловянных, но точных солдатских глаз
с той единственной дорожки, по которой можно ускользнуть: про­
рыв бруствера, затем кувырком с горы, рядом с зимним катком,
потом еще шагов тридцать - сорок по открытому месту, до пру­
да, а там уже вдоль зеленого, густого, как ботвинья, пруда растут
244

Рассказы
непроницаемой стеной корявые, дуплистые столетние ивы! Там
незаметно.
Надзор бдительного дядьки берется обмануть верный товарищ.
С лицемерной щедростью сует он пану Пневскому заранее припа­
сенную утреннюю булку. У пана большая семья, и каждый кусок в
ней не лишний. Затем закидывается коварная, но самая верная удоч­
ка: «На какой войне и в каком сражении пан Пневский лишился
двух пальцев на правой руке?» Пан Пневский сначала недоверчиво
косится. Он уже не раз клевал на эту соблазнительную приманку.
Но лицо спрашивающего так простодушно, а в славных наивных
глазах так много живого участия, а сама тема рассказа о том, как
пан Пневский, польский шляхтич, из красавца, силача и лучшего
работника сделался калекой, так неумирающе близка его сердцу,
что - хвать - и рыбка попалась.
А Казаков в это время мчится под верной защитой развесистых
ив быстрее степного ветра. Он не может умерить своего бега до
самого конца пруда и останавливается, только достигнув пригор­
ка, на котором тесно столпились кусты бузины, волчьей ягоды и
дикой жимолости. Здесь он передыхает и идет шагом мимо забы­
той кузницы, мимо заброшенной оранжереи с уцелевшими лишь
кое-где мутно-радужными стеклами, легко перепрыгивает водяной
ров и спускается к узкой, но глубокой речонке.
Вода в реке кажется черной, как чернила, от кустов, которые
густо обступили ее с обеих сторон и купают в ней свои свесившиеся
длинные ветви. И пахнет она нехорошо от близости многих фаб­
рик. Но другого выбора нет. Раздевшись с непостижимой скорос­
тью, Казаков без раздумья, с разбегу бросается в воду, достигает
ногами противного, коряжистого, скользкого, илистого дна, зады­
хается на мгновение, обожженный жестоким холодом, и ловко, по
саженкам, переплывает речку без отдыха туда и обратно. И когда
он, одевшись, взбирается медленно наверх, то с наслаждением чув­
ствует удивительную легкость в каждом мускуле: точно все его тело
потеряло вес, и, кажется, стоит сделать лишь самое незначительное
усилие, чтобы отделиться от земли и полететь в воздухе, как боль­
шая птица.
И вот наконец он входит под высокие навесы парковой аллеи.
Старинные липы, современницы Петра Великого, подарившего
когда-то этот парк вместе с дворцом любимому вельможе, так ска­
зочно, так невероятно высоки, что каждый человек, идя под ними,
невольно чувствует себя маленьким. Здесь всегда зеленая полутьма
17-3000
245

А. И . Куприн
и сыроватая прохлада. Лишь изредка там и сям на земле блещут,
струятся и трепещут двойные солнечные кружочки, точно кто-то
бросает сверху капризной рукой золотые монеты. И Казаков идет
по широкой, тихой, величавой аллее, точно по пустому, безлюдно­
му, холодному храму, куда он зашел случайно в жаркий полдень.
Вот мраморная, изрытая временем львиная голова, точащая из па­
сти в плоскую чашу тонкую серебряную нитку воды. Казаков под­
ставляет рот и с наслаждением глотает холодную сладкую влагу.
Но когда он отнимает рот, с которого падают светлые капли,
то неожиданно его обоняния касается удивительный аромат - тон­
кий, нежный и упоительно скромный. Следя за ним, поворачивая
голову в разные стороны, вдыхая воздух расширенными ноздрями,
точно собака на охоте, он спускается вниз, в сырой, мокроватый
овраг, куда ручейком стекает вода, переполняющая чашу. Чудес­
ное открытие. Целый оазис наших милых, темных, маленьких се­
верных фиалок, благоухающих, как нигде в целом мире.
Он осторожно, ползая на коленях, рвет цветы, стараясь их не мять,
делает с бессознательным изяществом небольшой букетик, обвора­
чивает его круглыми, влажными листьями и, наконец, обматывает
ниткой, которую зубами выдергивает из казенного платка.
Но когда он опять подымается наверх, на полузаросшую тра­
вой дорогу, то невиданное, очаровательное зрелище заставляет его
остановиться в немом восторге, почти в страхе. Прямо на него,
посредине аллеи, медленно движется, точно плывет в воздухе, не
касаясь земли ногами, женщина. Она вся в белом и среди густой,
темной зелени подобна оживленному чудом мраморному изваянию,
сошедшему с пьедестала. Она все ближе и ближе, точно надвигаю­
щееся сладкое и грозное чудо. Она высока, легка и стройна, и ее
цветущее тело прекрасно. Ее руки со свободной грацией опущены
вдоль бедер. Как царская корона, лежат вокруг ее головы тяжелые
сияющие золотые косы, и кто-то невидимый осьmает сверху ее бе­
лую фигуру золотыми скользящими лепестками. Теперь она в двух
шагах ... Каждая черта ее молодого свежего лица чиста, благородна
и проста, как гениальная мелодия. Взгляд ее широких глаз необы­
чайно добр, ясен и радостен. И цвет их странно напоминает те цве­
ты, которые дрожат в руке неподвижного мальчика.
Но вот она со светлой улыбкой останавливается. И, точно зву­
ки виолончели, раздается ее полный, глубокий голос:
- Какие прелестные фиалки... Неужели вы здесь их набрали?..
Как много, и какие милые.
246

Рассказы
- Здесь ... - отвечает чей-то чужой голос из груди Казакова.
И не он, а кто-то другой, окруженный розовым туманом, протяги­
вает цветы и произносит: - Прошу вас, примите их, если они вам
нравятся ... Я буду...
Горло кадета суживается от волнения. Сердце бурно бьется.
Глаза готовы наполниться слезами. И сказочная принцесса пони­
мает его . Ее лицо озаряется нежной улыбкой и слегка краснеет. Она
говорит ласково: «Благодарю», - и это простое слово звучит, как
литавры в торжественном хоре ангелов. И изящным движением она
прицепляет скромный фиолетовый букетик к своей груди, туда, где
сквозь легкое палевое кружево розовеет ее тело. Она протягивает
Казакову свою милую, теплую руку, пожатие которой так плотно,
мягко и дружественно. И вместе с ароматом фиалок мальчик слы­
шит какое-то новое, шелковое, теплое, сладкое благоухание.
Затем они говорят о пустяках, которые потом Казаков никогда
не вспомнит. Остались в памяти лишь отрывки: в том училище, куда
Казаков поступит, окончив корпус, она бывает ежегодно на рож­
дественских балах, и сегодня вечером она уезжает за границу. Она
спрашивает, как зовут Казакова, и неизъяснимой гармонией поет в
ее устах имя Дмитрий.
Она первая отпускает его . Она смотрит на маленькие золотые
часы, опять протягивает ему свою божественную руку и говорит:
«До свидания. Мне очень приятно было встретиться с вами». Да,
да, да ! Она так и сказала - «до свидания»! И исчезает, как сказка,
за поворотом аллеи.
А вечером, в спальной, Казаков долго не спит, лежа в своей
кровати . Он прижимает крепко руки к груди и жарко и благодарно
шепчет: «Господи! Господи! .. » И в этих словах наивное, но великое
благословение всему: земле, водам, деревьям, цветам, небесам, за­
пахам, людям, зверям, и вечной благости, и вечной красоте, заклю­
ченной в женщине... И потом он плачет долгими, радостными, свет­
лыми слезами, которые никогда уже не повторятся в его жизни . И
как бы потом ни сложилась его жизнь со всеми ее падениями и уда­
чами, дружбой и ненавистью, любовью и отвращением, - он все­
гда, даже в старости, - он, позабывший имена и лица любивших
его женщин, - благодарно и счастливо улыбнется, вспомнив фи­
ал ки, приколотые к груди принцессы из сказки.
Потому что на его долю выпало редкое счастие испытать хоть
на мгновение ту истинную любовь, в которой заключено все: цело­
мудрие, поэзия, красота и молодость.
1915
247

А. И. Куприн
ЗАПЕЧАТАН НЫЕ МЛАДЕНЦЫ
Куда только не совала меня судьба. Я бьш последовательно
офицером, землемером, грузчиком арбузов, подносчиком кирпи­
чей, продавцом в Москве, на Мясницкой, в одной технической кон­
торе тех принадлежностей домашнего обихода, которые очень не­
обходимы, но о которых вслух не принято говорить . Бьш лесным
объездчиком, нагружал и выгружал мебель во время осеннего и
весеннего дачных сезонов, ездил передовым в цирке, занимался гнус­
ным актерским ремеслом, но никогда я не представлял себе, что
придется быть еще и псаломщиком.
А случилось это вот как. Мой приятель инженер попросил меня
поехать к нему, на север Полесья, в деревню Казимирку, где у него
бьшо около двух тысяч десятин. Почему-то ему взбрела в голову
мысль о том, чтобы развить там табаководство. А в то время я бьш
человек свободный, независимый , легкомысленный и подвижной.
Поэтому, нагрузив чемодан семенами махорки-серебрянки и не­
сколькими десятками брошюр, я отважно двинулся на это сомни­
тельное предприятие.
Должен заранее сознаться, что из моих сельскохозяйственных
предприятий ничего не вышло. Часть табака увяла от чрезмерно
теплого лета, другую часть разворовали крестьяне, а третья, и пос­
ледняя, погибла во время лесного пожара.
В этой деревне бьш древний костел и в нем за престолом образ
Божьей Матери, писанный, по преданию, евангелистом Лукою, а в
ста шагах расстояния находилась церковь, деревянная, с зеленой
высокой крышей, со стенами, крашенными сверху вниз белыми и
розовыми полосами. Настоятелем православной церкви числился
таинственный отец Анатолий. Но его паства никогда его не виде­
ла. Деревня Казимирка считалась приписной в количестве других
шести-семи деревень и сел, в которых бьши престолы.
Всякий, кто бывал на юге или юго-западе России, тот знает,
какой заботой, вниманием, я даже более скажу, обожанием, окру­
жает католическая паства своих священников. Лучшая, редкая
дичь - ксендзу. Столетний карп или лещ - тоже пану пробощу.
Великолепные домотканые полотенца с прелестными народными
узорами - ему же, весною черешни, летом земляника, осенью яб­
локи, грибы, сметана, сл ивки, а на рождество поросята, гуси и утки.
О других дарах я не буду го ворить, чтобы не показаться сплетни­
ком. Конечно, бедные полещуки вместо своей заколоченной пра-
248

Рассказы
вославной церкви начали ходить в костел. Надо же бьшо им удов­
летворить свои религиозные потребности. Кстати, там музыка, бла­
гоговейная тишина, торжественность богослужения, великолепный
ритуал.
Ксендз бьш очень тактичный человек . Он избегал какого бы то
ни бьшо воздействия на чужое стадо, но не препятствовал ему об­
ращаться к Богу как ему выгоднее и удобнее. И вот, кажется, на это
обратили внимание в епархии. Во всяком случае, в деревню Кази­
мирку бьш наряжен отец Анатолий, со строгим предписанием во
что бы то ни стало положить конец католическому засилью. Он
приехал не один, а вместе с псаломщиком, который столько же по­
нимал в церковном уставе, сколько, как говорится, сазан в Библии.
А церковный устав - это тяжелая, ответственная вещь . Все эти за­
достойники, стихири на стиховне, тропари, ирмосы, песнопения
дню, числу и месяцу, передвижение пасхалии, апостол на каждый
день и Евангелие представляют из себя такую скомканную и со­
всем не четко определенную науку, в которой распутаться может
только редкий специалист.
По моему мнению, отец Анатолий знал гораздо меньше, чем
псаломщик, или, может быть, знал, но забьш, но зато он бьш хоро­
шим патриотом и отважным человеком. Посетив однажды костел
и внимательно просмотрев службу ксендза Антония Бурбы, он для
привлечения своего стада православной церкви решился ввести у
себя в храме католический обиход. Когда он проносил святые дары
во время преждеосвященной обедни с жертвенника на алтарь, то
впереди его , пятясь задом, в серой двухцветной свитке, наполови­
ну черной, наполовину серой, пятился, почти на четвереньках, цер­
ковный староста-крестьянин и все время звонил в колокольчик.
Возглас к Евангелию он читал на мотив Secula Seculorum* и гово­
рил проповеди на малороссийском языке.
Неизбежно бьшо, что я познакомился с ними обоими, и с ощом
Анатолием, и его псаломщиком. Кроме них, бьш в Казимирке толь­
ко едва-едва грамотный человек, продавец в казенной винной лав­
ке, с которым я уже успел давно поссориться.
Итак, мы втроем, священник, псаломщик и я, собирались каж­
дый вечер то у них, то у меня и часами играли в преферанс по двух­
тысячной, с рефетами и двойной курочкой. Тут-то они меня и при­
влекли к священнодействию. Надо сказать, что я очень люблю цер-
* Веки вечные (лат. ) .
249

А. И. Куприн
ковное пение и довольно основательно знаю его, поэтому соблаз­
нить меня бьшо очень легко. За две недели до масленицы я уже бьш
постоянным певцом на правом клиросе, и мы с псаломщиком, -
помню прекрасно его лицо : маленький, черный, узколобый, с отвис­
шей нижней губой, но никак не могу вспомнить его имени, отчества
и фамилии, - мы с ним каждое воскресенье распевали все, что нам
взбредало на ум или попадалось под руку. Во всяком случае, должен
сказать, что церковным уставом я овладел в эти несколько недель
гораздо точнее, чем он за весь свой семинарский искус.
Первую неделю Великого поста мы провели кое-как, с грехом
пополам, но все-таки сравнительно благополучно . Но вот однаж­
ды приходит ко мне мой псаломщик и первым делом спрашивает:
- Дадите ли вы мне честное сл ово, что все, что я вам скажу,
останется между нами?
Я ему ответил:
- Вы меня связываете чересчур тесным обязательством. Если
моя совесть позволит мне не рассказать никому, то, конечно, я не
расскажу никому: я не из болтливых. А если мне придется сказать,
то скажу. И вообще я не люблю себя стеснять никакими условия­
ми. Вы сами понимаете, что покупать кота в мешке ...
- Ну, ладно! Идет, - живо возразил он. - Я не буду с вами
уговариваться наперед, а скажу все откровенно . Видите ли, мне
хочется в этом месяце держать экзамен в юнкерское училище, что­
бы потом сдать экзамен на подпрапорщика и на офицера. Я хочу
попросить у отца Анатолия отпуск, но не хочу ему сказать, зачем я
уезжаю. Если мне удастся выдержать экзамен, я напишу ему пись­
мо с прошением, а если не удастся, я вернусь сюда обратно, и место
псаломщика все-таки останется за мною. А вы на это время остане-'
тесь вместо меня, тем более что под моим руководством вы настоль­
ко привыкли к службе, что она вас совсем не затруднит. Вы пони­
маете меня?
Конечно, я понял его, поморщился, но согласился с ним. В тот
же день отец Анатолий благословил его поехать отдать последнее
целование усопшей матери, а псаломщик передал мне несколько
десятков книг в старинных телячьих переплетах, издание времен
Екатерины Второй и Павла Первого .
Однако я не рассчитал своих сил. Страшно тяжела бьша первая
неделя, когда мы служили ежедневно . Начинали мы служение с пяти
часов утра, отламывали всенощное бдение, великое и малое повече­
рие, заутреню, раннюю обедню и позднюю обедню, а в промежут-
250

Рассказы
ках исповедовали и причащали человек по двести в сутки . Кончали
мы служение часов около двух или трех пополудни. Вторая и третья
недели бьши сравнительно легче - бьши занять� только среды, пят­
ницы и воскресенья. Но к четвертой опять повалили исповедники, и
я совсем выбился из сил и лишился последних остатков моего голо­
са. Вместо того чтобы петь, я скрипел и шипел, точно расстроенный
граммофон. Пятая неделя опять дала маленький роздых, но на шес­
той и седьмой неделе я просто потерял голову. Коварный псалом­
щик точно в воду канул. Он меня не извещал ни одним звуком о сво­
ей судьбе. А отец Анатолий становился все настойчивее и настойчи­
вее. Почем знать, может быть, он что-нибудь пронюхал о нашем та­
инственном договоре с псаломщиком. Помню отлично, что в один
из этих дней я лег спать в три с половиной часа утра, - всю ночь я
играл в польский банчок с графом Ворцелем, - и вот в середине
пятого часа утра ко мне приходит церковный староста, в смазных
сапогах, в разноцветной свитке, с густо намазанными волосами.
- Идыть швитко до церкви. Батюшка вас требует.
Я мгновенно вспомнил о том, как он обтирал причастникам
губы шелковым платком и как при этом орал на них, точно на ба­
заре. Припомнил, как он толкал в шею бестолковых баб, наглухо
закутанных в толстые шерстяные платки, как он перевирал имена
причастников, вспомнил многое другое. Кончилось все это тем, что
он со значительной скоростью выскочил за двери, и мой башмак
попал вряд ли на дюйм выше, чем в то место, где пришлась бы его
голова.
Успокоенный и облегченный , я погрузился бьшо в сладкий ут­
ренний сон. Но дверь опять открьшась, и вошел отец Анатолий.
Он бьш уже одет, с золотою цепью вокруг шеи, с золотым крестом
на груди и выправлял обеими руками волосы из-под воротника.
- Нет, нет! Я и слушать не хочу, - говорил он, - никаких
оправданий! .. Одевайтесь! Вот вам брюки. Вот пиджак . Вот сапо­
ги . Где другой сапог? Ах , вот он где. Шевелитесь, молодой чело­
век, шевелитесь! Постарайтесь во имя храма Божьего, не ленитесь.
Нам осталось совсем немного .
Понятно: ряса, крест, убедительный вид бодрого и верующего
человека - все это заставило меня быстро одеться и привести себя
в порядок. Таким-то образом я и запрягся на Страстную седьмицу,
на Пасхальную неделю, на Фомину и на всю Цветную Триодь.
Для того чтобы сказать, как я измучился за это время, доста­
точно того , что под Светлое Христово Воскресение я без отдыха
251

А. И. Куприн
читал и пел от семи часов вечера до одиннадцати часов следующе­
го дня.
Но конец наших отношений бьш самым удивительным и, по
правде сказать, неожиданным как для него , так и для меня. На Фо­
миной неделе отец Анатолий, ласковый, расчесанный, намаслен­
ный, зашел ко мне и попросил меня поехать с ним вместе запеча­
тать младенцев. Сначала я его не понял и даже, признаюсь, немно­
го испугался, но он объяснил мне, что запечатание младенцев зак­
лючается в следующем . За время его отсутствия из приписанных к
нему сел бьши большие детские эпидемии: дифтерит, корь, скарла­
тина и другие. Доехать до этих сел не бьшо возможности из-за гро­
мадных сугробов, а потом ростепели. Теперь дорога установилась
и обсохла, и надо было ехать делать последнее священническое
благословение детям, погребенным без церковного напутствия.
Это путешествие у нас заняло три дня . Мы приезжали в село
или в деревню, где нас встречали колокольным звоном из каплиц,
и затем шли на кладбище. Детские свежие незапечатанные могил­
ки очень легко бьшо узнать, потому что на каждой из них вдоль
бьша растянута полоса домотканого холста, а на ней пара крашен­
ных в синий цвет яиц и пятьдесят копеек медью или серебром. Свя­
щенник подходит к могилке и начинал торопливо:
- Благословен Бог наш всегда, ньmе и присно и во веки веков!
- А-м-минь, - подтягивал я ему.
- Благочестивейш ... самодержавнейш ... велик...
- Господи помилуй!
- Упокой, Господи, душу усопшего раба... младенца... Как
звать?
- Грипой, батюшка, - с низким поклоном говорила какая­
нибудь почерневшая от лет, невзгод и голодухи баба.
-
...Грипа и учини его в ран, иде же все праведники упокоя-
ются!
Ая:
-
Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!
Таким образом, безмятежно и быстро мы похоронили раба Бо-
жиего Юрка и младенца Языкантия, и только с одной предпослед­
ней могилой, притаившейся где-то в уголке кладбища, у нас выш­
ло маленькое недоразумение. Холст на ней лежал какой-то подер­
жанный, сделанный, вероятно, лет пятнадцать тому назад, а то про­
сто выкроенный из старой нижней юбки, но ни полтинника, ни яиц
на нем не бьшо. Отец Анатолий рассердился, покраснел, как спе-
252

Рассказы
лый томат, и так закричал на бабу, что она кинулась от него бегом.
Через десять минут она вернулась с сорока копейками, и мы благо­
получно спели панихиду и запечатали рабу Божию отроковицу Се­
рениду - настоящее имя ее знает, вероятно, Всеведущий Господь.
Однако краем глаза я видел, как эта женщина, прежде чем запеча­
тать свою умершую дочку, валялась в ногах деревенского старо­
сты и целовала его сапоги .
В последнем по очереди селе отца Анатолия вдруг осенила вдох­
новенная мысль. Он заявил, что хочет служить молебен о плодоро­
дии будущего года. Я попробовал бьmо указать ему на требник и
сказать, что существуют молебны «о еже впасти в кладезь чему не­
чистому», «о еже избавится от колдовства и волшебства, от наше­
ствия иноплеменников и междоусобной брани» и так далее. Но он
меня остановил вдруг с такой сухостью, которой я даже от него не
ожидал:
- Делайте, что вам приказано, и не заставляйте меня прибе­
гать к крайним мерам!
Я без лишних объяснений понял, какие это крайние меры. Про­
сто отец Анатолий возьмет и уедет, а я останусь без лошадей, и идти
мне придется шестьдесят верст пешком. Мне пришлось смириться.
Священник занял самую большую избу во всей деревне и велел не­
медленно собраться туда всем хозяевам, и чтобы каждый из них не­
пременно принес с собою стакан меду, пяток яиц и большой мерный
корец ячменя. Все это бьuю беспрекословно исполнено. Два громад­
ных восьмипудовых мешка бьmи наполнены хлебом.
Полная кадушка благоуханного меда бьша накрыта свежими
молодыми липовыми листьями, и в ивовой плетеной корзинке го­
рою лежали свежие весенние яйца.
Ну, уж какой молебен мы отслужили в этой избе - за это отве­
тит на Страшном суде Христовом грешная душа оща Анатолия.
Это бьшо какое-то попурри из церковных песнопений - велико­
постных, похоронных , молебственных и других. Достаточно того
сказать, что мне все время казалось, что я богохульствую ...
После молебна хозяин, пожилой, степенный мужик, откупорил
четвертную бутыль с водкой, налил себе стакан, сказал: «Пью до
батюшки», выпил и, еще не закусывая, налил второй стакан и про­
тянул отцу Анатолию. Священнослужитель взял наполненный ста­
кан, обернулся ко мне и сказал:
- Пью до ... - Он, кажется, хотел сказать <<До тебя», но в пос­
ледний момент одумался и сказал: - До вас.
253

А. И. Куприн
Я проделал ту же церемонию по отношению к хозяйке, которая
долго стеснялась, но все-таки выпила и вытерла губы верхом ладо­
ни.
Не совсем твердо помню, как и кто нас доставил в Казимирку.
Знаю только, что на другой день отец Анатолий написал мне за­
писку с настоятельной просьбой уплатить ему половину разъезд­
ных расходов. Но меня уже в то время потянуло в дальнейшие стран­
ствия, и потому я разорвал его письмо, бросил обрывки бумаги в
лицо церковному старосте и закричал на него :
- Передай, болван, ощу Анатолию, что сегодня я пишу на него
жалобу патриарху Сиракузскому!
-Кому?
- Си-ра-куз-ско-му!
1915
ГАД
Ах! только тот, любовь кто знал,
Кто знал свиданий жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стра-а-жду!
Все это случилось в Киеве, в Царском саду, между июнем и
июлем. Только что прошел крупный, быстрый дождь, и еще капа­
ли последние капли ... а я все ждал и ждал ее, сидя, как под шатром,
под огромным каштановым деревом. Где-то далеко взвывали хро­
матические выходящие гаммы трамваев. Дребезжали извозчики . И
в лужах пестро колебались отражения электрических фонарей ...
Ах, только те люди, которым бьшо когда-нибудь двадцать лет,
поймут мое волнение!
Она ясно, твердо и определенно сказала: «От Минеральных вод,
войдя в калитку, первая скамейка направо, ровно в девять часов
вечера» . Конечно, я пришел на условленное место в восемь часов и
долго подозревал, что часы на городской думе идут очень медлен­
но. Бог знает, может быть, за ними никто не смотрит? Несколько
раз я бегd.Л на улицу Крещатик и смотрел на освещенный циферб­
лат. Но время как будто бы остановилось. Остановилось именно мне
назло. Иногда мне приходила дикая мысль: может быть, в то время,
254

Ра ссказы
когда я бегал смотреть на часы, она приходила, не напша меня, рас­
сердилась и ушла? Может быть, она пропша мимо, а я не заметил? А
ведь вопрос шел о жизни и смерти. Мы должны бьmи пойти к моему
другу и сказать ему: «Я честный человек. Я люблю твою жену, она
любит меня. Обманывать мы тебя не хотим. Мы уходим вместе».
Капли падали на землю все тише и реже. А может быть, она ошиб­
лась? Может быть, назначила не ту калитку? Не ту скамейку? И пе­
рочинным ножичком я вырезываю на гнилой доске: «Бьm такого-то
числа такого-то года от 9- 10». А может быть, просто она испуга­
лась дурной погоды или, позабыв о часе, спокойно пудрится перед
зеркалом? И вот, наконец, вдали мелькает чей-то тонкий черный
силуэт. Конечно, это она! Сердце останавливается на секунду, и по­
том бешеный толчок, кружится голова и перед глазами бегут какие­
то огненные звезды. Нет, это не она. Женщина говорит басом:
- Душка штатский, дозвольте прикуриться? ..
И опять начинаются мучения. Я разговаривал сейчас с этой
женщиной, а может быть, она видала через решетку и из брезгли­
вости упша.
Конечно, хватаешься за мысль о самоубийстве. Ведь смолоду
это так легко делается! Я опускаю голову на ладони, стискиваю
лоб и раскачиваюсь взад и вперед. И вдруг слышу рядом с собой
голос:
- Да, молодой человек, я тоже об этом подумывал, когда мне
было столько же лет, сколько вам теперь...
Я даже не успел заметить, когда этот человек сел со мною ря­
дом, но уже почувствовал, что голос у него печальный, и дорисо­
вал его наружность: высокий рост, котелок, мокрые, усталые глаза
и длинные, висячие вниз усы .
Я ему сказал кротко:
- В Царском саду очень много скамеек. Почему облюбовали
вы именно мою скамейку?
Он закурил, откапшялся и начал, как будто бы робко:
-Видите ли. Вы сейчас ожидаете женщину, которая к вам не
придет, я в этом уверен . Потому что это я вижу по вашей молодос­
ти и по вашему нетерпению. Она вас, извините, только дурачит. А
я просто-напросто выслеживаю одну даму: с кем она сегодня прой­
дется - с военным или штатским.
- Пожалуйста, выслеживайте кого угодно. Но помните, что я
с вами не знаком и выслушивать вас не склонен. Неужели это ваша
профессия - шпионить за женщинами?
255

А. И. Куприн
- Ах, совсем нет! Эта женщина - моя жена. А я - гад.
Теперь представьте себе муки неудовлетворенной любви, двух­
часовое ожидание, а рядом, из Минеральных вод, несутся звуки
оркестра, играющего антракт перед четвертым действием «Кар­
мен». Представьте темноту в саду и лужи , освещенные фонарями -
там , на улице... И человек, которого я не знаю, только чувствую в
темноте, спокойно докладывает, что он «Гад» ... Что-то скользкое,
противное, холодное ползет по мне... Не во сне ли я?..
Но он, как будто бы читая мои мысли, говорит:
- Собственно, сказать гад - это такое дурацкое слово ... Моя
профессия, то есть, вернее сказать, я этого ... того... прорицатель ...
предсказатель, то есть гадальщиt< на картах и на другом, а здесь
народ все серый, необразованный ... Гадалку так и зовут гадалкой,
а если мужчина - то гад. Вовсе не думайте, что это легкая профес­
сия. Еще раньше было туда-сюда. Приезжаешь в какой-нибудь го­
род Проскуров или Крыжополь. Сейчас же первым делом визит. К
кому? К исправнику, к становому приставу. Ну, конечно, ясно, ба­
рашка в бумажке". В офицерское собрание завернешь ".
Там весь народ молодой и веселый ". Покажешь им несколько
фокусов на картах, опыты шпагоглотания, ксилофон с карандашом
в зубах, куплеты на злобу дня и еврейские анекдоты, и затем риско­
вый номер: капитан с несгораемым желудком, то есть выпьешь ста­
кан керосину и стеклянным блюдечком закусишь. И они тебя напо­
ят и накормят, а гл авное, не спрашивают, откуда ты пришел и куда
идешь. Прекрасные молодые люди. Потому что сами по душе и по
профессии бродяги. Конечно , в самом благородном смысле. Иска­
тели пряных впечатлений.
Но главное ведь для нас то, что за это время я моей провинци­
альной публике успел уже примелькаться. Сейчас же еду в еврейс­
кую типографию, которая печатает «Крыжопольский курьер» в
количестве пятнадцати экземпляров, а также и визитные карточки
на ручном станке. Договариваемся в два сл ова. Делаю там кредит,
кредит у парикмахера, в бане и в гостинице. И на другой день на
всех заборах наклеены плакаты:
«Случайно, проездом через этот город, лейб-маг царя персидс­
кого и придворный предсказатель абиссинского короля, Тер-Аб­
рам-Хахарьянц, даст несколько сеансов чревовещания и ясновиде­
ния по способу известной хиромантки Ленорман, а также мадам
Тэбу и мэтра Папюса; на картах, на бобах, по линиям рук расска­
зывает будущее, настоящее и прошедшее. От многих коронован-
256

Рассказы
ных особ личные похвалы (факсимиле). Частные приемы от 11 yrpa
до 3 ч. пополудни. Трудящемуся народу, нижним чинам и учени­
кам значительная скидка. Замечательно! Редко! Единственный слу­
чай увидеть всю свою жизнь в стакане воды».
С мужчинами обыкновенный разговор. Ведь мужчина, хотя он
и дурак, и уши у него холодные, и, так сказать, вообще осел, но он
все-таки думает, что у него душа тигра, улыбка ребенка, и поэтому
он красавец. А стало быть, смело ври ему в гл аза : «Вы очень, очень
вспьшьчивы, и Бог знает, что вы можете наделать в раздражении,
но зато вы великодушны и отходчивы» . Это он легко глотает, как
слабительную пилюлю «Ара». Затем ты ему говоришь: <<до сих пор
еще никто не понял вашего характера, вы являетесь загадкой». От­
кровенно говоря, какая тут загадка: он просто паспортист из учас­
тк а, или конторщик, или писарь, или кандидат на штатного теле­
графиста, но по службе нет движения. Хреновина. Однако все-таки
он клюнул, и уже - ходячая дешевая реклама. Потом, конечно, к
тебе придут и исправник и становой. Так... как будто от нечего де­
лать . Но я уже вижу, что и подусник у него дрожит, и рука мокрая
от волнения.
А по правде, гл авный наш клиент - женщина, и чем она по
своему социальному положению проще, тем легче ее выставить
из монет...
- Зачем вы все это мне рассказываете? - спросил я, тоскуя.
- Ах, Боже мой! Да ведь молчишь, молчишь, - хочется с кем-
нибудь поделиться ... Так вот я и говорю: женщина всегда думает
либо об муже, либо о женихе, либо о любовнике, или о брате, о
сыне, об отце . Ей просто я и говорю: «У вас сердце беспокоится о
трефовом короле» . Сейчас же вижу по глазам, что ее субъект каш­
тан и старик с проседью, и строго себя поправляю: «Виноват, как
раз пиковый король» . И вся она от радости затрепыхается. Тут уж
ври почем зря. А некоторые даже плачут и просят: «Нет ли у вас
приворотного зелья, господин Гад? Или средства возвратить мо­
лодость?» Ну, я этими вещами не торгую. Оно, конечно , соблазни­
тельно рискнуть, а потом иди, бренчи кандалами до Соколиного
остро ва. Удовольствие из средних . Не так ли? Многие от этих
средств, подлецы, дохнут.
Но простые женщины - это для нас шик и апельсин. Прихо­
дит, например, кухарка. Ведь она, дурища, круглые сутки около
плиты жарится. Стало быть, в кого она должна быть влюблена?
Несомненно в товарища по оружию - пожарного . Уж будьте по-
257

А. И. Куприн
койны, когда на улице где-нибудь пожар, то со всего города кухар­
ки сбегаются. Ствольщики, трубники, скачки, свистовые, а он, ге­
рой, сидит и сдерживает пегих жеребцов, а у них пена с морды па­
дает. Его спросят: «Какой ты части?» А он только сплюнет набок,
ничего не скажет. А факел горит на каске. Поэтому кухарке прямо
я и говорю: «Он высокого роста, брюнет (все равно он - в саже
весь вымаран) . Герой, но незаметный. Больше, чем какой-нибудь
полковник или Наполеон. Одет в серое и много спас человеческих
жизней» . Кухарки все мнительны, по утрам чрезмерно пьют кофе,
сл абонервны, суеверны до парадокса. И, право, даже стыдно с нее
брать три рубля. Бывало, уго вариваешь: «Да не нужно, матушка,
так много». - «Возьми, возьми, отец, Гад, батюшка. Тебе, родной,
пригодится».
Зато интеллигентные торгуются . «Я, говорит, в Париже быва­
ла у самой госпожи Тэб и у мосье Филиппа, и те ничего с меня не
брали, считая за честь, что у меня такая редкая линия руки» ... Ну
их совсем...
Теперь дальше. Возьмем горничную. Ведь вот вся ее судьба в
твоих руках. Барыня-стерьва. Барин ухаживает. Студент только
поигрался, да и за щеку. Штабной кавалер обещался замуж взять,
да ведь обманет, подлец?
Пожилая женщина любого сословия раскусывается, как орех .
Она всегда или теща, или свекровь, или престарелая любовница,
на дочери которой неизбежно женится ее любовник. Ври ей, сколь­
ко хочешь, про коварного мужчину. Она будет только поддаки­
вать. «Так вы говорите - подлец он?» - «Нет, сударыня. Я не смею
так выразиться определенно, но карты говорят, что человек он из­
под темной планеты». Тут она в слезы! «Ах, как вы это тонко уга­
дали!»
- Извините, я не надоел вам своей болтовней?
- Нет, отчего же? Кстати, не знаете ли, который теперь час?
Он открьm часы и осветил их огнем папироски :
- Без четверти одиннадцать ... Вы сами видите, что хлеб наш
очень нелегкий. Однако кормились мы им понемножку. Все-таки,
худо-худо, пятерка набежит за день.
Но бывали и тяжелые положения. Мертвый, избитый город. До
тебя побывало пятьдесят человек. Ничего не поделаешь. Заколо­
дило. Полиция свирепа. Публика не хочет идти ... Приходилось и
стрелять на улице - благо язык хорошо подвешен ... На бывшего
чиновника, на политического студента, на сельского учителя ...
258

Рассказы
Грехи! .. А тут еще зубами ляскают свои, городские специалисты ...
прощенья писал по трактирам. Но и там есть свои юрисконсульты,
очень ревнивые люди. Чуть пронюхали - мордобой, и всегда у него
свидетели и заступники. Стало быть, зализывай свои раны, и езда в
другой город зайцем, не то пешком.
В этих жестоких случаях, бывало, уговоришь какую-нибудь заб­
лудящую бабенку на говорящую голову и на опыты магнетизма и
ясновидения. Это вам, конечно, самому известно, как делается: ле­
жит она, облокотившись локтем на острие, подперевши ладонью
щечку, а все остальное тело, без никакой подпорки, распростира­
ется горизонтально. Пустяшный нумер. Ну, там иголкой колоть по
системе доктора Шарко - это ерунда. Двойная иголка . Внутрь
уходит. Но, гл авное, здесь переход к ясновидению. Угадывать, что
за предмет у зрителя: часы, брелок, афиша, портмоне, сколько де­
нег, какие деньги, бинокль, веер, перчатки и тому подобное. Вооб­
ще больше тридцати - сорока предметов редко бывает у публики.
Итак : шесть прямо, шесть вниз, шестью шесть - тридцать шесть.
Всего тридцать шесть условленных предметов. Вроде разговора по
тюремной системе. И, представьте себе, никак ей, дуре, не втемя­
шить. Еще, что попроще, пожалуй, заучит как попугай. Наводя­
щие сло ва: «Теперь что?», «А теперь?», «Какой предмет?», «Это
что?», «Что я держу в руке?» и тому подобное. А уж что-нибудь
особенное, например, старинная платиновая монета, то тут начи­
наешь метаться, как тигр в клетке, ерошишь волосы, потеешь, ры­
чишь, дрожишь и выбрасываешь из себя разные сл ова. Ну, скажем,
например, платина ... Бросаю отрывисто, точно в припадке: «По-
дождите ... Ло вите мою мысль... А, как трудно... Теперь вы меня
поймете? .. Итак, я вам внушаю... Ну, я вам приказываю! .. » И даль-
ше со вздохом: «А впрочем, я не ручаюсь...» Словом, простой ак­
ростих в именинных стишках. А она, конечно, стоеросовая дубина,
только рот разинет и оконфузит тебя перед публикой: «Пташка!»
Подумаешь, тоже пташка - в бабе без пятнадцати фунтов шесть
пудов. А вы сами знаете, наша уездная публика какова: деньги на­
зад и сейчас же предсказателя бить . Первое у них правило. Вот,
уверяю вас честным, благородным сло вом: у меня места живого
нет на теле.
У вас папиросочка потухл а, не угодно ли свеженькую, домаш­
нюю?
Перестали совсем падать с деревьев последние капли. Летняя
ночь вдруг улыбнулась, точно капризница, которой надоело сер-
259

А. И.Куприн
диться. И сладко, сладко запахли розовые свечки каштанов, запах­
ли так , как они пахнут только после вечернего быстрого летнего
дождя или на раннем рассвете, пока город не заглушил их тонкого
аромата. Я и хотел уйти и не мог. Что-то бесконечно противное и
близкое мне бьшо в неожиданной исповеди этого человека. Я уже
не ждал и не волновался. И лениво, как следующая, но неизбежная
глава надоевшего романа, тянулось продолжение рассказа.
- Вот так-то мне и попалась однажды моя супружница или там
как вы хотите понимайте. Всю эту ясновидящую механику она по­
няла гораздо быстрее, чем я. Да еще усовершенствовала. Доходили
мы с ней до того, что даже в маленьких цирках, называемых «ша­
пито», делали представление. Но все-таки после пяти-шести вечер­
них представлений наклеиваю афишки, что в номерах, мол, Когтя­
ева от двух до пяти сеансы предсказания будущего с ясновидением
настоящего и прошедшего . Если разрешат - прекрасно, а если
нет - то в сто раз лучше. Понимаете - тайна! И сам боишься, и
пациентам страх передается. Да и в самом деле, подумайте: при­
шла кухаренция, я в ее присутствии усыпляю Августу (ее звали Ав­
густой), и - трах-тарарах - сразу известно, где она купила ботин­
ки, и как зовут ее хозяина, и сколько ей по-настоящему лет, и сколь­
ко детей, и из какой она губернии и уезда, и сколько процентов
получает в лавке (десять). Это кухарка все мне на ухо говорит в
другой комнате, а я Августе передаю гипнозом.
- Гипноз! - вдруг воскликнул он, сгорбившись, и долго хо­
хотал и кашлял. Потом выбросил изо рта папироску, вьшрямился
и продолжал: - Большие мы с ней дела делали. Я ведь, ей-богу, и
до сих пор не знаю, из каких она. Образованная, к иностранным
языкам бьша способна: французский, немецкий, польский, англий­
ский. Но вот, черт побери, какая-то непонятная есть у нее страсть к
военным. И не то чтобы к офицерам и генералам, а непременно к
простым артил
л
еристам-солдатам, к фейерверкерам, бомбардирам
и наводчикам. Я думаю, что это даже такая особая болезнь." Как
вы думаете?
- Право, я не знаю. Может быть, и так .
- Сл овом сказать, всегда, среди самых спокойных дел, она
вдруг исчезает и непременно кассу умыкнет, и нет от нее ни следа,
ни гласа, ни послушания. И, как назло, налаживаются комбинации
самые золотые . Но что поделаешь? Я уже без нее и врать не могу.
Воображения не хватает. Привык ... Разыскиваю ее - не найду. И
нет и нет работы . Положение в городе становится совсем бамбуко-
260

Рассказы
вое. Публика больше не ходит. Приезжает какой-нибудь парши­
вый неожиданный конкурент, и приходится, ночью, оставить че­
моданы в гостинице, сунуть паспорт в боковой карман и бежать в
первый попавшийся город.
Сначала все трепетал, что она меня не сумеет разыскать, писал
в брошенную гостиницу свои адреса на открытках. Нет-таки. Точ­
но чутьем каким собачьим разыщет, приедет - и опять весь город
в наших руках. Сыпятся бешеные деньги. Выкупаю чемоданы, фрак,
ордена Гонолулского принца, ем ежедневно бифштекс и запиваю
английским портером. Приходит она ко мне жалкая, излинявшая,
часто подбитая, нетрезвая, но, увы, живучая, как кошка, быстро
поправляется и входит в тон, и работает, ну просто как ангел. И
так из города в город.
Провал и успех. Декокт и Валтасарово пиршество. Восторги
публики и, не говоря ни с кем ни сл ова, плащом прикрывши пол­
лица, марш по шпалам.
А тут как раз время подоспело удивительно горячее. Точно все
люди сделались сумасшедшими. Прежде приезжаешь в город, как
тать в нощи, не знаешь, кого куда поцеловать, чтобы разрешили.
Случалось, ни с того ни с сего какой-нибудь чин вдруг покраснеет,
да затопает на тебя ногами, да так зыкнет, что только едва-едва
пролепечешь про себя молитву «Помяни, Господи, царя Давида»
и, как кузнечик, сиганешь в другой город.
И вот ни с того ни с сего, точно по мановен.ию волшебного жез­
ла, приезжаешь в какой-нибудь город, даже в губернский, и видишь,
что перед тобой все лебезят. И становой, и ротмистр, иногда и сам
полицмейстер, и городской голова, и уже непременно предводи­
тель дворянства. Ну, положим, предводители все моты, страдают
одышкой, раскладывают пасьянс, и жены бьют их туфлей по голо­
ве. Это уж как всегда. Дворяне.
Стоит мне только прийти и объявиться, позвольте мне, мол,
афишки повесить, и тотчас забота необычайная: «Позвольте, да
мы ... да вы... да, может быть, вам в этой гостинице неудобно?.. Да,
может, прислуга неучтива? .. Да вы не беспокойтесь! ..» Совсем как
в бессмертной комедии господина Гоголя. Или как по-польски :
«Може а? може цо? може в6ды? може сядать?»
Я ничего не понимаю! Удивительное какое-то пошло время.
Готовлюсь к завтрашнему сеансу: в цирке, в кинематографе, в се­
мейных домах - не все ли равно? На всякий случай расспрашиваю
у швейцара, у коридорного, у буфетчика о местных жителях. Они
261

А. И. Куприн
рассказывают oxomo. Ведь все люди суеверны, а эти эфиопы видят во
мне сущесrво особенное. А уж что все люди сrшетники это абсолют­
ная аксиома. Подумайте только: ведь я Гад! И уже я успел наврать им
столько лестного и страшного, что они ходят как очумелые. И только
издали глазами умоляют, такими влажными, собачьими глазами:
«Милый, погадай еще разочею>. Но нет. Мой прmщип такой: в гости­
ницах служащим я гадаю бесплатно, но только один раз: пускай, мер­
завцы будут навсегда заинтригованы. Понимаете, окружаю себя эта­
ким дымным облаком таинственности, но на чай даю хорошо.
И вот, ровно в два часа пополудни сижу я, полирую нопи и
обдумываю, какой бы мне новый трюк запустить. Вы сами пони­
маете, что каждое искусство нуждается в разнообразии.
- Почему вы знаете, что я это знаю? - спросил я резко.
- Вот видите ли, - мягко возразил он, - ежели бы вы не за-
дали мне этого вопроса, я не бьm бы уверен ... А теперь я наверно
скажу, что вы человек... какого-то ... -он два раза щелкнул паль­
цами, - какого-то... искусства ... Широкополая шляпа, белый гал­
стук, повязанный бабочкой, цветок в петличке, небрежная манера
сидеть, уменье слушать ... Для профессора вы молоды. Я бы сказал,
что вы или писатель, или ...
- Это не важно, - перебил я моего удивительного собеседни­
ка. - Ну, полировали нопи ... разнообразие... дальше?
- Да. И вдруг бомбою влетает ко мне коридорный лакей: «Так
что к вам сама генеральша, спрашивает вас!» Я вижу, что он тря­
сется, и сейчас же его одной рукой за карчик, другой - пять руб­
лей в зубы. «Что? Как? С кем? Когда? Сколько? Кому? Где? Дети?
Слабости?» Он - как горохом сыплет. И вот сеанс. Густая вуаль.
Духи самые лучшие. Мускус, амбра и крем деваниль ... Сорок три ,
сорок пять, крайнее - пятьдесят лет ... Я расшаркиваюсь: «Изви­
ните, графиня, я одет не так, как следует». И поднимаю воротник
сюртука, как кибитку. «Прошу сесть! Чем могу служить!»
- Вы меня, конечно , не знаете.
- Не знаю, ваше превосходительство. Но если я сообщу мои
магнитные токи с вашими токами и с токами земного меридиана,
при помощи напряжения воли и окрутения себя магическим цилин­
дром по системе иогов, то буду непременно знать ваше настоящее,
прошедшее и будущее.
- Но почему же вы узн али, что я генеральша?
- Извините, - может, я ошибся. Я сказал случ айно, как сказа-
лось.
262

Рассказы
- Ах , нет. Вы какой-то странный . Я чувствую, что начинаю
вибрировать в вашем присутствии , я надеюсь, что все, о чем я вас
спрошу, останется между нами тайной?
- О, несомненно, мадам! Тайной, более сокровенной, чем вра­
чебная и адвокатская.
- В таком случае я вам верю. Расскажите мне все, все, все ... И,
прошу вас, телепатируйте, телепатируйте.
- Простите, сударыня. Я не могу войти в транс без моего ме­
диума.
Зову Августу. По обычной системе «тридцать шесть», угадываю
все предметы, которые на генеральше находятся, и даже метку на ее
носовом платке, через запертую сафьяновую сумочку. Августа пре­
восходит самое себя. Минутами мне самому кажется, что вот-вот
Августа умрет от нервного потрясения или погрузится в вечный ле­
таргический сон. Все гнусные сплетни, всю грязь воображения ма­
ленького захолустного губернского города я превращаю в воздуш­
ное пирожное. Губернаторша сама идет мне навстречу вздохами,
охами, намеками. Черт побери! Если человек жаждет быть обману­
тым... В конце концов блондин, товарищ прокурора, хочет хлопо­
тать о переводе, но сила любви все превозможет, и он останется у
ног пышной красавицы, соблазнительной брюнетки. Затем несколь­
ко пассов. Августа погружается в гл убокий, спокойный сон. Графи­
ня встает вся мокрая от слез, дряблая, трясущаяся, и руки у нее пры­
гают, когда она сует мне сторублевую бумажку и бормочет:
- Но вы удивительный! .. Поразительный! .. Прошу вас, скажи­
те откровенно, если мало. Я бы вас очень просила сделать несколь­
ко ваших прекрасных опытов у меня дома. Обещаю вам, что будет
только свое интимное общество ... У нас есть свой маленький из­
бранный кружок спиритов.
Ну, вы, конечно, понимаете, что я на следующий день в городе
persona gratissima*. Вся знать, полузнать, а за ними и всякая сво­
лочь стоит вереницей от моего номера вниз по лестнице и до само­
го подъезда. Заискивают у швейцара и суют ему в руки трехрублев­
ки, чтобы замолвить о них сл овечко . Тот входит в роль, но я ему не
препятствую. Я знаю, что ночью он придет ко мне и униженно по­
просит погадать ему. Я ему погадаю и об его больной печени, и об
отекших ногах и о беспутном любимом сыне-биллиардисте, и о том,
* самое значительное лицо (итш1.).
263

А. И. Куприн
что он думает взять в аренду какое-то большое дело, и пускай сме­
ло берет, не раскается. Он уйдет от меня обласканный, счастливый
да вдобавок сообщит мне с три короба сведений о моих дальней­
ших пациентах.
Ах черт возьми! Как и откуда пришло это неожиданное время?
Ей-богу, я до сих пор понять не могу. Но, верите ли, мне предлага­
ли ужасные вещи: лечить прикосновением параличных и исцелять
идиотов, заговаривать сифилитическую экзему, чуть ли не воскре­
шать умерших. Откуда это взялось? Прямо точно внезапный ветер
какой-то ... Ну вот, как в Новороссийске ... ни с того ни с сего сва­
лится откуда-то бора... такой ветер ... и перевернет к чертовой ма­
тери телеграфные столбы, груженые вагоны, деревья, каменные
заборы... Честное сл ово, ничего не понимаю. Да вот, далеко ли хо­
дить за примером? Был у меня товарищ, так, дурак, болтун, пьяни­
ца, нахал. Главное удовольствие у него бьшо либо спать, либо пить
до чертиков, либо бить кого попало на улице. А карьера его очень
простая. Сначала банщик, потом уличный кот, потом вышибало,
потом певчий. Слуху у него никакого не бьшо. Но, правда, рявкал,
как лев . И вот, представьте себе, правит, как сатрап, всей Какуевс­
кой губернией . Возьмет, мерзавец, на самом пышном банкете, в
присутствии всех чиновников и разодетых дам, возьмет вымоет свои
грязные волосатые руки в чашке и скажет: «Вы, кобели, и вы, дев­
ки, пейте сию воду, потому что смирение выше всего». И что вы
думаете? Пьют! Одного станового в двадцать четыре часа раскас­
сировал и выслал из губернии. За что? Недостаточно внимательно
отдал честь. Видал-миндал?
Я на эти вещи не рисковал. Я человек хоть негодный, но все же
настоящий христианин, верующий, я просто только чувствовал, что
пахнет жареным, я скромно думал: «Зачем заноситься? Возвели­
чишься, ан глянь, тебя и по шапке. И не вспомнишь, как тебя Сень­
кой звали». Думал я, скопить бы этак тысяч десять - двенадцать и
открыть бы в каком-нибудь городишке свой собственный кинема­
тограф. Дело верное, питательное и никому не обидно. Кто умеет.
И только, бывало, это самое задумаю про кинематограф"и все
у меня выходит ладно и чинно ... Вдруг трах! На сцену является
артиллерист. Впрочем, иногда и сапер, но все-таки чаще артилле­
рист. И все пошло к черту. Нет ни кассы, ни усыпляющейся женщи­
ны, и опять строй здание на песце.
- Нашли бы другую, - вяло посоветовал я. - Ах, вы этого не
поймете... Привычная работа... А впрочем... Постойте...
264

Рассказы
Он вдруг выпрямился, точно его кольнули шилом, и крепко
обхватил мою руку длинной, узкой, цепкой, холодной рукой.
Мимо нас проходили двое - в темноте было трудно разобрать.
Высокая, молодая и, судя по походке, полная женщина и рядом,
выше ее на полголовы, стройный мужчина, позвякивавший на каж­
дом шагу шпорами . Мы помолчали, пока их силуэты не поглоти­
лись темнотой ночи.
- Ну вот, так я и знал , - сказал уньmо мой случайный собе­
седник, поднимаясь со скамьи. - Так и знал . Ах, а что бы я мог
сделать в этом городе! Я бы здесь буквально катался как сыр... А
впрочем... Извините за беспокойство, господин поэт, - может
быть, я вам надоел ... Прошу только одному верить: разблегустался
я так в первый и, конечно, в последний раз в моей жизни ...
Длинный, худой, он приподнял кверху свою шляпу-котелок,
склонив при этом голову набок, и ушел медленными, беззвучными
шагами. А через пять минут и я ушел из Царского сада, нанял из­
возчика до вокзала и поехал в Петербург.
Все это бьmо в 1893 году, не то в июне, не то в июле...
1915
ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ
- Ну, теперь, господа, как хотите, а я сегодня заслужил мою
вечернюю папиросу. Пусть Николаша морщится и фыркает - этот
мой вечный угнетатель, ворчливая нянька. Благодарю вас. Креп­
кие или слабые - это все равно.
Исподтишка, прикрыв глаза ладонью, через щелочку между
пальцами, я наблюдал этого изумительного артиста. Большой, мус­
кулистый, крепкий, белотелый, с видом простого складного рус­
ского парня . Белоресницый. Русые волосы лежат крупными волна­
ми. Глубоко вырезанные ноздри. Наружность сначала как будто
невыразительная, ничего не говорящая, но всегда готовая претво­
риться в самый неожиданный сказочный образ. Только час тому
назад из театральной ложи я видел не его , а подлинного Иоанна
Грозного, который под звон колоколов, при реве огромной толпы,
въехал на площадь города Пскова, что перед собором. Под ним
был старый белый рослый конь. И странен был вид легендарного
тирана. Маленький, сухонький старичок, с козлиной бородкой, с
265

А. И. Куприн
узкоглазым подозрительным, изжеванным татарским лицом, в се­
рой кольчуге, утомленный длинным походом, снедаемый сотнями
хронических болезней, развратник, кровопийца, женолюб и жено­
ненавистник, интриган, трус, умница, ханжа и безбожник. Над со­
бором в дымных пепельно-оранжевых облаках катилась луна. И я
всем сердцем ощутил темный ужас, овладевший коленопреклонен­
ными псковитянами, о которых Грозный потом упомянет со свой­
ственным ему простодушным цинизмом и едким краткословием :
«Имена же их Ты, Господи, веси».
«Каким чудом, - думал я, - может человек, обыкновенный
смертный человек, достигнуть такой силы перевоплощения. И где
граница между восторгом искусства и муками исканий? Вот сейчас
я гляжу на него , и мне кажется, что он говорит почти механически,
он улыбается, шутит, отвечает трем сразу, а всеми мыслями и до
сих пор еще там, на сцене, где такими уродливыми кажутся вблизи
прекрасные декорации, где слепит глаза свет рампы, играет взыс­
кательный оркестр, поет непослушный хор, угрожает капельмей­
стерская палочка, шипит голос суфлера и шевелится черная бездна
зрителей - то обожаемое и презираемое, милостивое и щедрое
тысячеглавое животное, которому имя - публика.
И как должны быть сладки для творцов немногие минуты пол­
ного удовлетворенного отдыха после совершенного радостно-тя­
желого подвига?
Недаром же Пушкин, закончив монолог Пимена и поставив
последнюю точку, взволнованно бегал взад и вперед по комнате,
потирал руки и один в своей гениальной ребячливости хвалил сам
себя: «Вот так Пушкин, вот молодец!»
Лениво-лениво рассказывает артист о первых своих успехах в
La Scala в Милане. Оговаривается, что история эта давняя, почти
всем известная история его дерзкой победы не только над избало­
ванной и придирчивой миланской публикой, но и над соперника­
ми, над хором, оркестром, клакой и газетами . Но вот он оживился,
забьm даже о давно желанной, выпрошенной папиросе, глаза его
блестят юношеским задором, и опять перед нами новый человек.
Ему двадцать пять лет, он полон здоровья, внутреннего пыла и ки­
пения, беззаботный и проказливый, бродит он, подобно всем та­
лантливым мятежным русским людям, по городам, рекам и доро­
гам своей великой несуразной родины, все видит, всему учится и
точно разыскивает сам себя.
266

Рассказы
- Попал я тогда в один приволжский городишко. В хор. Понят­
но, в хоре не разойдешься. Да еще имея такой неблагодарный инст­
румент, как бас. Ни размеров своего голоса, ни его качеств я тогда
еще не знал. Да и как их узнаешь, если тебе все время приходится
служить фоном, рамкой ил и, скажем, основой ковра, на котором
вышивает узоры сладкоголосый тенор или колоратурное сопрано?
А петь мне хотелось ужас как! До боли ! Бывало , прислушива­
юсь к Мефистофелю, или к Марселю, или к Мельнику и все думаю:
нет, это не то, я бы сделал это не так, а вот этак... Но много роман-
сов и арий я все-таки разучивал так ... для себя... для собственного
уд овольствия.
Потихоньку разучивал от товарищей-хористов. Потому что это
народ чрезвычайно добродушный и хорошие товарищи, но боль­
шие охальники. Задразнить и высмеять человека им ничего не сто­
ит. А народ все тертый, языкатый, меткий на сл овечко и на прозви­
ще . Мистификаторы. Да и то сказать. Нелегкая их жизнь. Бедность ...
неудачливая карьера... а тут же рядом чей-нибудь громадный ус­
пех и часто совсем незаслуженный. И всегда гложет мысль - поче­
му же не мне эти лавры? Где справедливость? Вот почему я и поба­
ивался своих товарищей .
А меня как раз и ожидал в то время мой счастливый случай.
Ходил, видите ли, к нам в театр один местный меценат, богатый
человек, страстный любитель музыки. Старик. Конечно, дилетант,
но с очень тонким слухом и со вкусом. И я давно уже замечал , что
он на репетициях и на спектаклях очень внимательно ко мне при­
глядывается и прислушивается. Даже стесняло меня это немножко .
И вот однажды после репетиции сталкиваемся мы в коридоре и
идем вместе. Он меня вдруг спрашивает: «Послушайте, дорогой мой,
а отчего бы вам не попробовать выступить на эстраде? Хотя бы
так , для опыта? Ведь , наверно, у вас есть что-нибудь готовое, лю­
бимое?» Я ему, конечно, и признался в своих тайных стремлениях.
И сердце у меня, помню, тогда екало, как никогда в жизни.
«Да вот чего же лучше? - говорит о н мне. - Через две недели
у нас будет большой благотворительный концерт в дворянском
собрании . А я вас сегодня же поставлю на афишу. Фрака нет? Это
пустяки . Правда, на такого верзилу трудновато будет найти... Но
ничего ... Это мы сделаем как-нибудь. Гл авное, не оробеете ли?» -
«Оробею, - го ворю. - Знаю себя : голос сядет ... Да на эстраде не
знаешь, куда и руки девать ... Боюсь, Сергей Васильевич, пустое мы
затеваем ... Я то провалюсь , это ничего ... Я вытерплю, а вот вам за
267

А.И.Куприн
меня стыдно будет ... Как вы думаете?» - «Ладно, - отвечает, -
мой риск, мой ответ. С Богом! В холодную реку лезть надо не по­
немногу, а так... бух каштан в воду, и дело с концом. Я лично враг
всяких подъемных мер и средств. Но вот вам мой совет. Попробуй­
те принять перед концертом гоголь-моголь».
С этим мы расстались. Я шел домой и думал: «Гоголь-моголь ...
хорошо ему говорить такие слова. Но что это за штука таинствен­
ная и из чего она делается?»
Промаялся я с этой загадкой чуть ли не до самого вечера. И чем
ближе к концерту, тем все больше волнуюсь. Наконец решился зайти
к товарищу, к Цепетовичу. Это бьш мрачный бас, тихий пьяница,
и, вероятно, если бы судьба ему улыбнулась, он бьш бы хорош в
ролях наемных убийц. А в тот вечер, когда я навестил его , уже ви­
сели на всех заборах и в лучших магазинах красные афиши с про­
граммой концерта.
Правда, мое имя бьшо напечатано петитом, и за мной следова­
ло: и др. Но, понимаете ли, как кружится голова, когда видишь
впервые свое имя на афише, набранное печатными буквами.
И вот пришел я к Цепетовичу и сказал: «Да, брат. Видишь, тебя
на концерты небось не приглашают, а меня пригласили ... в самое
дворянское собрание». - «Ну, так что ж? - ответил он спокойно
и показал рукой на стол. - Это водка. Это котлеть1. Это яблоки.
Подкрепись, концертант... Дальше?» - «Во фраке я буду. И с но­
тами в руках». - «Ну?» - «Не нукай . Не запряг. А когда ты добь­
ешься такой чести? Так в хоре и сгниешь ... Гоголь-моголь, между
прочим, буду принимать». - «Ну, так что ж?» - «Вот и то-то ж». -
«Гоголь-моголь? Это вещь серьезная и не дешевая». - «Понима­
ешь ли ты что-нибудь в гоголях-моголях? Куда тебе...»
И вдруг этот спокойный человек рассердился: «Я не понимаю?
Дурак! Гоголь-могольделается просто. Берется коньяк, сахар, лимон,
яйца. И все. И вообще, пошел вон. Не отягощай меня своим глупым
обществом» (у него бьша привычка выражаться в высоком стиле).
Я ушел. Я бьш ему бесконечно благодарен. Итак... Гоголь-мо­
голь ... Яйца... Лимон ... Сахар... Коньяк... Черт возьми, как бы не
спутаться ...
У меня в то время бьши завалящие три рубля, о которых я как
будто забьш, сам перед собою притворялся, берег на крайний слу­
чай. Купил я полбутьшки коньяку за девяносто копеек. Два лимо­
на, фунт сахара. Пяток круть1х печеных яиц. И все это добросовес­
тно проглотил.
268

Рассказы
Но опьянел. Вы сами знаете, что я ненавижу пьяниц. Но тогда,
с непривычки, бьш хмелен, что греха таить? И сказал сам себе: что
будет, то будет.
Взбираюсь по лестнице. Мраморные ступени. Красная дорожка.
Светло. Пахнет духами. Тропические растения. Сергей Васильевич
встречает меня наверху: <<дорогой мой, не слишком ли вы? Разве
можно! Зачем?» И тут же в огромном от пола до потолка зеркале я
вижу высокого человека в черной, фрачной одежде, с чужого плеча,
с белым вырезом на груди. Вижу бледное лицо и глаза, которые сия­
ют так неестественно, так остро и возбужденно. Я или не я?
Как я дождался своего выхода - не помню. Помню только, что
сидел в глубоком кресле и коленка о коленку у меня стучали. Нако­
нец позвали меня. Вышел. Зала полнешенька. Фраки, мундиры, дам­
ские светлые платья, веера, афиши, теплота, женские розовые плечи,
блеск, прически, движение какое-то, шелест, мелькание, ропот".
Аккомпанировать мнедолжен бьш наш хормейстер. Очень стро­
гий человек. А рояль врал на четверть тона. И сразу я как будто бы
позабьш все мои разученные романсы. Говорю Карлу Юльевичу:
- Держите: «Во Францию два гренадера".»
Он послушался. Удивился, но послушался беспрекословно. Не
мог не повиноваться. Такой бьш день и такой час.
Ах, Боже мой, как я тогда пел. Если бы еще раз в жизни так
спеть! Я понял, почувствовал, что мой голос наполняет все огром­
ное здание и сотрясает его. Но от конфуза, от робости первые сло­
ва я почти прошептал:
Во Францию два гренадера
Из русского плена брели ".
И только потом, много лет спустя, я узнал, что так только и
можно начать эту очаровательную балладу.
Забьш я о публике. И вот подходит самый страшный момент:
Тут выйдет к тебе, император,
Навстречу твой верный солдат.
О, великий император, бессмертная легенда! Да, да. Я видел его
скачущим между могилами ветеранов. Видел его сумрачное, камен­
ное лицо , прекрасное и ужасное, как лик судьбы. Я видел, как раз­
верзались гробницы и великие мертвецы выходили из них, покор­
ные зову вождя.
269

А. И. Куприн
У меня остекленели волосы на голове, когда я бросил эти слова в
зрительный зал. И публика встала, как один человек ... Да, встала!
Ну, конечно, аплодисменты и всякая такая чертовщина. Сергей
Васильевич жмет мои руки. Газетный сотрудник вьется вокруг меня
с записной книжкой. Незнакомые дамы поздравляют. Но вот что
меня поразило и растрогало до глубины сердца. Выхожу я в полу­
темный коридор, что ведет в артистическую. Руки влажны и хо­
лодные. Голова горит. В горле сухо. Как в бреду. И вдруг кто-то
прижимается ко мне и плачет у меня на груди, под мышку мне. Гля­
жу - Цепетович. «Ангел мой... дорогой ... я никогда не смел думать,
что ты ... Что ты так талантлив ... Прости меня ... Какой у тебя путь
впереди!»
Он умер, и потому я о нем рассказываю так свободно ... Но он,
только ои толкнул меня на путь, где тернии переплетаются с роза­
ми. Толкнул потому, что его словам я поверил всеми недрами моей
души.
1915
люция
Одним из самых сильных впечатлений моей жизни было то,
когда я взошел в клетку со львами.
Это бьшо в Киеве. В то время там гастролировала m-lle Зенида,
венгерская еврейка, женщина весом около шести пудов. Она без­
вкусно одевалась в мужской костюм венгерского драгуна. Судьба
ее бьша очень оригинальна. Где-то, не то в Пензе, не то в Саратове,
вырвался у нее из клетки во время представления лев. Появление
его на свободе бьшо настолько страшно для публики, что началась
паника.
В это время отчаянный помещик этой губернии Ознобишин,
наездник, охотник, бретер, выскочил на манеж - он единственный
не потерялся в этой суматохе и безумии толпы - и очень смело
открьш против морды зверя дождевой зонт. Это настолько удиви­
ло льва, что он начал пятиться. И только таким образом удалось
загнать его обратно в клетку.
Но дальше началась печальная история.
Ознобишин и Зенида влюбились друг в друга. Два года длилась
эта любовь. На нее ушли четыре тысячи десятин незаложенной зем-
270

Рассказы
ли Ознобишина, и его дом в стиле ренессанс, и старинные фамиль­
ные портреты кисти Венецианова, Лампи и Боровиковского.
Дело дошло до того , что львов и тигров перевели в конюшню,
где они простудились, кашляли и чихали.
После этого m-lle Зенида снова появилась в цирке.
В это время я с нею познакомился и, должен откровенно при­
знаться, - влюбился в нее. А так как в это время я бьш цирковым
репортером, то она мне оказывала некоторое внимание.
И вот однажды, в свой бенефис, она предложила мне войти с
нею в клетку со зверями и там выпить с нею бокал шампанского за
здоровье почтеннейшей публики. Должен откровенно сознаться, что
сначала мне хотелось отделаться от этого искушения болезнью или
переломом ноги, но потом мужество ил и, может быть, любовь зас­
тавили меня пойти на эту сделку. До сих пор я ясно помню это ужас­
ное впечатление.
Она мне говорит:
- Входите первым ...
Служащий тотчас же отворяет дверь .
- Я войду вторая ...
В левой руке у нее рейтпейч, в правой - шамбарьер. Клянусь
Богом, что во все время, когда я бьш в клетке, я бьш точно в обмо­
роке. Я боялся отступить к решетке, но и боялся выступить вперед
и все время старался держаться за спиной укротительницы. Увы,
как это ни позорно, но в этом нужно сознаться ...
В особенности бьша страшна тигрица Люция.
Видно бьmо, что укротительница сама ее немножко боялась.
Я видел, как, изгибаясь сбоку, вдоль огорожи, она следила вни-
мательными глазами за движениями Зениды. Я не помню, как я
вышел из этой вонючей клетки.
Вышел я первым . Зенида вышла второй.
До сих пор я не припомню, как мы выпили шампанское за здо­
ровье почтеннейшей публики и за здоровье Зениды. Этот момент
выпал из моей памяти.
Однако чрез несколько месяцев я услышал, что тигрица Люция
растерзала Зениду не то в Саратове, не то в Самаре.
Впрочем, так почти все укротители и укротительницы оканчи­
вают свою жизнь.
1916
271

А. И. Куприн
ГОГА В ЕСЕЛОВ
Все это случилось в 1917 году. Только что окончилась крово­
пролитная мировая война, и народы, зализывая бесчисленные раны,
с удивлением спрашивали сами себя:
- Зачем и какому богу бьши принесены эти миллионы людс­
ких жертв?
А многолетние липы Летнего сада, посаженные еще по повеле­
нию Петра Великого, сладко, медвяно благоухали неприметными
скромными цветами. И по-прежнему, как во времена Пушкина,
ходили взад и вперед по желтым дорожкам голоколенные будущие
Евгении Онегины со своими messieurs 1' АЬЬе и десятилетние Тать­
яны с своими гувернантками.
И освобожденные, как из гробов, из зимних деревянных футля­
ров, улыбались страшными улыбками полуистлевшие боги и боги­
ни, посеревшие, безрукие, безносые, с ноздреватыми мраморными
телами, источенные зубами времени, поросшие легким мхом, точ­
но бронза патиной. Но издали, сквозь прозрачную, подвижную зе­
лень деревьев, волнистые линии их торсов, бедер и ног, окаменев­
шие в жеманных, целомудренно-бесстыдных, мило-условных позах,
говорили простодушно о золотой прелестной сказке человеческой
юности .
В такие дни охотно дремлется; сидишь, ни о чем не думаешь, ни
о чем не вспоминаешь, и мимо тебя, как в волшебном тумане, плы­
вут деревья, люди, образы, звуки и запахи. И как-то странно, лени­
во и бесцельно обострено воображение. Эти едва ли передаваемые
ощущения испытывают люди, сильно помять1е жизнью, в возрасте
так приблизительно после сорока пяти лет.
Вот уже который раз проходит мимо меня дама с лицом фар­
шированной щуки. Бледно-голубые глаза. Белые ресницы. Нос и
зубастые челюсти угрожающе выдвинуты вперед. Иногда она при­
саживается на скамейку. Опять встает и нервно ходит взад и впе­
ред, топчась почти на одном месте. Косит глаза на маленькие часи­
ки, прикрепленные у ней под подбородком. Опять садится. Щеки
краснеют пятнами. И уже заранее я знаю, что он 11е пр идет сегодня.
Идет отставной генерал, основательно выкрашенный в черно­
фиолетовую краску. Ноги у него подагрические, негнущиеся. Идет
он только в силу инерции, и мне кажется, что , однажды разбежав­
шись, он никак не может остановиться, пока не уткнется животом
в какое-нибудь неподвижное препятствие. Но он не торопится. В
272

Рассказы
руках у него длинная плоская коробка, аккуратно завернуrая в глян­
цевитую бумагу и перевязанная розовой лентой. Конечно, конфе­
ты из хорошей кондитерской. «Кого ты поджидаешь, жгучий брю­
нет? Сколько ей лет? Не четырнадцать ли? И какое ты сделаешь
лицо при встрече? И, должно быть, какая славная, чистенькая, уют­
ная старушка твоя шестидесятилетняя жена» .
Два деловитых, но сильно потертых франта. Это игроки малой
биржи, от Доминика, из Empire или Cafe de Paris . Очевидно, оба
вралишки. У них живой, стремительный разговор и страстная жес­
тикуляция. И я почти угадываю, о чем они говорят: «Я вам могу
f
предложить Ленские» . - «Совсем наоборот, дорогой коллега, я
ищу другое...» - «Не возьмете ли Павдинские?» - «Ах, нет, совсем
не то. Нет ли у вас каких-нибудь планов или секретных бумаг?» -
«Отчего же и не найтись... В настоящее время у меня нет, но есть
верное место ... Что же касается уплаты ...»
А напротив меня, наискось, сидит человек в черной широкопо­
лой шляпе; путаная борода, длинные волосы, пенсне; темно-синяя
косоворотка выглядывает из разреза жилета. Вот он оглянулся на­
лево, направо, лениво зевнул, нахлобучил на лоб шляпу и аккурат­
но складывает на коленях прочитанную газету. Я лениво думаю о
нем и твержу мысленно, плывя в волнах туманящей дремоты: «У
него наружность демагога ... магога ... Гога и Магога... Мога...
Гога ...»
И тотчас же на меня падает движущаяся тень. И я слышу над
собой прекрасный, так называемый бархатный баритон:
- Однако довольно стыдно не узнавать знакомых. Неужели вы
не узнаете меня?.. Ведь я Гога! .. Гога!
Да, несомненно, это Гога Веселов. Это его лицо, фигура и осан­
ка, все вместе нечто промежуточное между Сирано де Бержераком
и Оскаром Уайльдом. Бритое по-английски лицо и огромный уст­
ремленный вперед нос; преувеличенно холодная, отраженная во всех
движениях невозмутимость и живые, разнообразные, актерские зву­
ки голоса.
Я его давно знал. Встречался я с ним, правда, очень редко, еще
в то время, когда он проедал и пропивал несколько наследств: дя­
дино, мамино, папино, тетино, двоюродных бабушек, - наследств,
в виде каменных домов с суточными номерами, трактиров, торго­
вых бань, даже чуть ли не публичных заведений. Много рассказы­
вали в городе, а иногда и в печати об его диковинных, чисто по­
русски несуразных кутежах, в которых смешивались остроумие с
273

А. И. Куприн
жестокостью, грязь с изысканностью, издевательство с трогатель­
ными порывами. Но как-то полоса удачи сразу прекратилась. И с
чрезвычайной быстротой Гога покатился вниз с горы. В последний
раз я видел его в Ницце, откуда он каждый вечер ездил в Монте­
Карло. Администрация этого игорного учреждения в память пре­
жних огромных проигрышей и в виде пренебрежительной призна­
тельности выдавала ему каждый день по одной золотой монете в
двадцать франков. Но когда он проигрывал эту подачку, то с него
не брали денег, а когда выигрывал, - ему не платили.
Изо всех видов человеческого падения самый гнусный - это
образ впившегося, зарвавшегося игрока.
Гога удивительно быстро опустился и подряхлел. Играл в тай­
ных притонах , где иногда расплачиваются за проигрыш ударом
кулака или ножа в живот. Попрошайничал у русских путешествен­
ников с громкими фамилиями. Не прочь бьш иногда и сосводни­
чать кому-нибудь шикарную кокотку. Очень выручало его знание
двух иностранных языков: французского и немецкого. Французс­
кий он изучил в Париже, когда заболел скверною болезнью и ле­
чился у Фурнье; немецкий - в Ахене, где проходил дополнитель­
ный курс, принимая серные ванны.
И вот я вижу совсем нового Гогу. Прямо точно он сейчас ро­
дился на Божий свет вместе с этой весной и с этой шикарной одеж­
дой. Цветущее лицо. Великолепное английское пальто балахоном,
без швов назади. Палка черного дерева, вся испещренная золоты­
ми инициалами . Тонкие замшевые перчатки цвета голубиного гор­
ла. Чудесное белье и в петлице смокинга бутоньерка с пучком лан­
дышей.
- Cher maitre*, не пойдем ли мы позавтракать?" Regardez* *,
черт возьми, mon ami***, какая хорошенькая блондинка! .. Волосы
цвета спелой соломы, а глаза синие, точно васильки". Или полька,
или литвинка, и, должно быть, у нее красивое имя". Ванда или
Иоася." А впрочем, пустяки ." Если хотите, поедем куда-нибудь в
кабачок?" К Кюба, к Донону или в «Медведь» ". Или, впрочем, вы,
может быть, не побрезгуете позавтракать у меня?" Повар, правда,
у меня ниже отличного, учился, к сожалению, не у французов, а у
* Дорогой учитель (фраиц.).
** П осмотрите (фра11ц .).
*** мой друг (фраиц.).
274

Рассказы
Козлова или, кажется, у Зеста. Но вина в моем погребе совсем не­
дурны. Такой шамбертен, который я вам предложу, не подают даже
при дворе ... Мой погреб - это маленькая коллекция ...
В те времена, когда звезда Гоги Веселова стояла в зените, я из­
бегал его общества. Но теперь уверенный и спокойный тон его го­
лоса, трезвый и здоровый вид, вежливые манеры заставили меня
заинтересоваться.
И вот я начал переходить от изумления к изумлению.
При выходе из Летнего сада на набережную Мойки, у Цепного
моста, дожидался Гогу лихач... Так я сначала подумал, когда его
окликнул Гога . Наваченный зад в складках, шелковый картуз, ог­
ромная борода... Но сейчас же по виду прекрасной рыжей кобьшы,
по способу кучера держать вожжи и по щегольскому виду новень­
кой пролетки с изящным низким ходом на резиновых шинах я по­
нял, что упряжка собственная.
Итак, мы проехали на Каменноостровский проспект и оста­
новились у старинных чугунных узорчатых ворот. Внутри двора,
отделенного от улицы маленьким искусственным парком с фон­
таном и цветником, стоял красивый каменный особняк с цельны­
ми зеркальными окнами, с массивными дубовыми дверями, без
обычной медной дощечки.
- Ты, Степан, сейчас заедешь и скажешь мистеру Джексону, -
приказал Гога, - что в воскресенье будет бежать Марамошка, а
Генерала Эч пускай снимут с программы. Ты понял?
И он очень предупредительно помог мне слезть с экипажа.
Повар русской науки бьш выше всяких похвал . Но еще больше
меня поразила сервировка стола. Красный богемский хрусталь с
вырезанными в каждой грани цветочками , фарфор старинной фаб­
рики А. Попова, блестящее столовое белье, серебро, цветы в высо­
ких тонких вазах... и все это играет в ярких солнечных лучах . Очень
миловидная женщина в кружевном передничке прислуживала
нам, - неторопливая, скромная, лет тридцати - тридцати трех,
полногрудая, румяная, черноволосая, красногубая, сладкоглазая,
с очаровательным смешком и с ямочками на каждом пухлом паль­
чике, в простом, но милом черном платье, из выреза которого кра­
сиво поднималась сдобная белая шея . Когда мы перешли к кофе и
джинджеру, она тоже присела за стол.
И разнеженный Гога любовно прихлебывал крошечными глот­
ками пряный ликер, нюхал букетик фиалок, вынутый из вазочки, и
с наслаждением говорил о своем особнячке, о своих трех лошадях -
275

А.И.Куприн
упряжной и двух беговых, о газетных сплетнях, о новом кафешан­
тане и о шикарном клубе, куда он недавно избран .
Чем дальше, тем более Гога для меня становился загадочным.
Как произошло это изумительное, неверояmое превращение? Не
сорвал ли Гога банк в Монте-Карло, чудом уплатив свои прежние
позорные займы? Не состоит ли он, вежливо выражаясь, другом
какого-нибудь чудовища, забытой временем Мессалины? Не полу­
чил ли нового колоссального наследства?.. Ничего не понимая, я
не смог удержать любопытства и спросил:
- Гога, что же наконец значит эта жизнь из сказки Шехераза­
ды?
Мне показалось, что он на минуту смутился и даже будто его
орлиный нос слегка побледнел от неожиданного вопроса. По край­
ней мере, я ясно видел, как дрогнули у него веки и опустились вниз;
но он овладел собой.
- Ах, в том-то и дело, mon cher ami*, что я сам этого не знаю.
И когда я увидел вас сегодня в Летнем саду, меня потянуло про­
сто исповедаться перед близким другом, перед братом. Липочка,
прикажи дать нам еще кофе... Да не старайся особенно спешить ...
«Друг мой! Брат мой!.. - задекламировал он, когда женщина выш­
ла легкой, ловкой походкой... и я не мог понять: говорит ли он
искренно или ломается, - усталый, страдающий брат, кто б ты
ни был...»
- Сентиментальность в сторону, - сказал я.
Но опять мне показалось, что Гогины глаза блеснули слезами.
-Ах, Боже мой, кто же меня выслушает? Вы думаете, это бьшо
мне легко сначала? .. Но вы сами помните, как меня гнала судьба! И
вот, в те дни, когда мелькала у меня мысль о самоубийстве, вдруг
попадается мне случайно газетное объявление: требуются образо­
ванные молодые люди в возрасте от тридцати до сорока лет для
важной и секретной работы в бюро ... это, положим, хотя и не госу­
дарственная, а частная, но все-таки тайна. Да притом и в объявле­
нии оно названо не бьшо ... это я сейчас приплел... Ну, скажем, в
бюро ознакомления с общественным настроением. Необходимы
хорошие манеры и свободное знание хотя бы двух иностранных
языков: французского и немецкого.
Уверяю вас, мой обожаемый, что я пошел туда вовсе не из обыч­
ной моей проказливости, а именно под пятой жестокой бедности.
* мой дорогой друг (фраиц.) .
276

Рассказы
Думал, что, конечно, меня через два дня выгонят. Но оказалось,
что я сразу понравился. И вот, ей-богу, - тут у Гоги глаза совсем
уже явно наполнились слезами и нос мгновенно покраснел, - ей­
богу, когда мне дали вскрыть первое письмо, я, старый разбойник
с душою крокодила и совестью глиняного истукана, я почувство­
вал, что краснею не только лицом, но и грудью и спиною. Должно
быть, ведь ж палачу не особенно ловко впервые терять свою невин­
ность ... Но верно говорит старая русская поговорка: «Первую пе­
сенку зардевшись поем», а потом и пошло. Пятое, десятое, сотое
письмо ... И я уже стал думать, что так и нужно . Как будто бы я
родился на свет Божий с этой милой специальностью. Да и притом
рассудок - чрезвычайно гибкий утешитель: «Не я - так другие
сделают». А потом пошло и еще легче. Пока не вошло не только в
привычку, но даже и во вкус. Я ведь всегда бьш спортсменом по
всем отраслям, а в молодые годы не находил себе равного по раз­
решению ребусов, шарад и головоломок. Начальство стало удив­
ляться моей прозорливости . Иногда из-за какой-то неуловимой
странности тона в самом простом, невинном девичьем письме я
останавливал на нем пристальное внимание и открывал удивитель­
нейшие вещи в чтении начальных букв каждой строки, или в бук­
вах, расположенных по диагонали, или в порядке слов, выписывая
их через одно, через два, сверху и снизу. По запаху, по маленькой
скоробленности или желтизне бумаги я знал, что надо прибегнуть
к нагреванию или химическим реактивам, обращал внимание на
фабричную марку, на характеры почерков и прочее... Выработал в
себе со временем истинный профессиональный нюх, который, впро­
чем, бьш у меня, должно быть, и раньше, как дар свыше. Наконец
из одного частного письма я выудил такое сведение о моем глав­
ном патроне, что тот только ахнул, когда я ему показал документ,
и сейчас же повысил меня в должности с прибавкою пятидесяти
рублей в месяц. Он-то и толкнул меня на путь позора и богатства.
Он - мой истинный, хотя и невольный сатана-искуситель! О, Боже
мой, какой это соблазн - компрометантные письма ... Муж в Си­
бири делает для банков огромные закупки пшеницы, ржи, муки,
мяса... Жена в столице... Любовник на Кавказе, в Пятигорске. Раз­
бит параличом ж ездит в кресле-самокате. Так они себя там и назы­
вают - велосипедистами. А из ихней переписки я уже вижу, что из
Сибири даме идут деньги, и очень большие, а из дома и на Кавказ
пересьшаются тоже не малые. Так приблизительно в месяц фунтов
около двухсот стерлингов. Конечно, я сначала стеснялся-стеснял-
19-3000
277

А. И. Куприн
ся , а потом одно письмецо в этом жанре взял и прижал под но­
готь . И затем печатаю объявление в газетах , что вот, мол, «слу­
чайно найдены письма, адресованные на имя А. М. К. по адресу
такому-то, оттуда-то . Хочу возвратить лично . От двух до четы­
рех . Пассаж. Джентльмен с гвоздикой в петлице» ... Женщина по­
палась очевидно умная и властная . Но как женщина - все-таки
глупа. Жалуется в сыскное отделение. Что и требовалось дока­
зать... В назначенное время узнает меня издали и показывает гла­
зами на меня скромному господину в гороховом пальто . Я их
всех знаю наперечет , как полосатых зебров, а если не знаю, так
чувствую инстинктом. Он сейчас же подходит ко мне, а дома
скрывается . Он мне говорит: «Не угодно ли вам следовать за
мною?» - «Куда?» - «Видите ли, вам выгоднее не сопротивлять­
ся, я вас повезу в сыскное отделение. Мы с вами сядем на извоз­
чика, как два порядочных человека, и никто из публики не дога­
дается . А если вы задумаете упрямиться , то я просто посвищу
городовых, и вас повезут насильно. И тогда я ни за что не руча­
юсь» . Ему отвечаю: «Отчего же? С удовольствием. Только, знае­
те, я здесь поджидаю одну даму. Мне сл учайно попали в руки ее
письма... Я служу в бюро справок и розысков. И письма эти на­
столько откровенного и неприличного содержания, что я, по
врожденной мне стыдливости, должен был их сжечь ... и сжег...
нарушив этим до известной степени мой служебный долг. Об этом
я только и хотел ей сказать ... Подождемте минут десять - пят­
надцать, а потом я весь к вашим услугам, мой молодой, пылкий,
но неопытный друг... Вы можете обыскать меня в полиции, мо­
жете произвести самый тщательный обыск в моей квартире. Моя
совесть чиста, как поцелуй младенца. Вы же, за ваше рвение не
по разуму, турманом полетите с вашей полупочтенной службы,
и желал бы я знать, куда вы пойдете дальше? А вот, кстати, и
моя официальная карточка» .
Ну, конечно, мой молодой друг расстегнул рот. Он такого шах­
матного хода не мог даже и подозревать. И оставляет меня в по­
кое... И даже извиняется. А я его великодушно прощаю и даже уго­
щаю папироской. Но если бы у меня эта штука и сорвалась, - все
равно у меня ничего бы не нашли : при себе я ничего не ношу, а
документы держу в третьем секретном месте.
Но на другой же день эта дама «А. М. К.» получает от меня
письмо, написанное мною, моим почерком, с собственною подпи­
сью и целиком - имя, фамилия и адрес:
278

Рассказы
«Сударыня, случайно в мои руки попала честь Ваша, Вашего суп­
руга и близкого Вам субъекта. Как порядочный человек, я хотел лик­
видировать компрометирующую тайну с глазу на глаз, между мной и
Вами, но Вам угодно бьmо в это тонкое и щекотливое дело замешать
грязные руки сыскной полиции. Тем не менее я останусь джентльме­
ном с ног до головы и до конца моей жизни. Письма уничтожены, но
не уничтожены их последсгвия. Эrо не от меня зависит. Не угодно ли
Вам будет приехать по означенному адресу, где я лично передам Вам
то, что необходимо бьmо передать вчера в Ваших интересах>>.
Конечно, если бы я так писал мужчине, то он пришел бы в лю­
бой оружейный или седельный магазин, купил бы там стек из гип­
попотамовой кожи, разыскал бы меня и отхлестал, как последнего
сукиного сына. Но женщина теряется. Приходит ко мне в опреде­
ленный срок, плачет, дрожит, волнуется ... Угрожает самоубийством
на моих глазах. «Э, нет, матушка, не проведешь! .. » - думаю я себе.
Ведь я уже давно разузнал об ее положении и состоянии. Два дома
в Петрограде и Москве, отель в Париже и вилла в Ницце, тысячи
десятин земли на Волге, лесные и хлебные баржи... Черт! Образо­
ванная, почти светская женщина, но... что хотите? - все-таки куп­
чиха ... Кровь сказывается ... Муж для закона, актер для симпатии и
так далее... И говорю:
- Двадцать пять тысяч, сударыня...
- Ах, Боже мой, такие огромные деньги! ..
- Ваш тенор, мадам, обходится вам дороже за один месяц! ..
Начинается торговля. Десять, пятнадцать, двадцать, двадцать
три, двадцать четыре, двадцать четыре пятьсот и, наконец, двад­
цать пять ...
Аккуратно, как честный человек, вручаю ей все четыре письма.
Они у меня пронумерованы по порядку и даже числа указаны.
- Все? Все, подлец?!.
- Подождите, сударыня. Минутку внимания. Двадцать пять
тысяч по вашему чеку я получу, конечно, сегодня или завтра . Вы
немедленно же потрудитесь съездить за чековой книжкой, если она
не при вас. А за слово «подлец» через неделю вы мне приплатите
еще двадцать пять тысяч. Потому что ваши документы я вам воз­
вратил, но раньше с них сделал фотографические снимки - с них и
с конвертов. Не угодно ли полюбоваться?
Выбрасываю ей из ящика письменного стола один за другим
снимки. И на каждом восемь тонких тщательных фотографий: че­
тыре письма и четыре конверта. Фотограф я превосходный.
279

А. И.Куприн
Первый снимок она разрывает на мелкие часrи, от второго опять
начинает rшакать, третий... четвертъ1й ... пятый приводят ее в ярость,
в исстуrшение, в бешенство ...
- Говори! Скорей, скорей, мерзавец!.. Сколько еще осталось! ..
Говори! ..
- Я уже сказал вам - пятьдесят тысяч ... Ангел мой, уничтожь­
те хоть сто фотографий ... Но ведь негатив-то у меня, родная вы
моя. Понимаете? Да и два письма вашего козлетона тоже у меня.
Ну уж и выраженьица ... Только актер может в любовном письме
дойти до такого мандрильного бессыдства ... (Про теноришку, ко­
нечно, вру на всякий случай; его писем у меня нет.) Но за слово
<<Мерзавец» будет ровным счетом семьдесят пять тысяч. Сударыня,
не брыкайтесь. Ведь здесь нас только двое. И даже некому подать
вам стакана воды или нашатырного спирту от обморока. Все рав­
но вы в моих руках. И навсегда. Так уж лучше будьте моей посто­
янной дойной коровой. А за хорошее поведение я обещаю вам не
тревожить ни этого почтенного мужчину, ни того красавца. Идет? ..
...И раки бордолез, и форель в белом вине, и куриные котлетъ1 с
трюфелями а la marechale давно уже давили мне горло .
От дыма сигар я почти не видел Гогина лица, и порою он со­
всем исчезал из моих глаз, и тогда голос его бубнил, точно боль­
шая муха через перегородку из ваты. А он продолжал медленно, с
расстановкой:
- С нее и пошло ... Приобрел я опыт и хватку. А там мне удалось
захватить две выгодные поставки. Заработал я процентов четъ1рес­
та ... Что же? .. Не я, так другие ... Проживешь ты всю жизнь одною
честностью и сдохнешь, как свинья под забором или в Обуховской
больнице. И кому от этого польза? А другие живут и впивают в себя
все радосrи, все наслаждения, весь блеск и праздник жизни... А жизнь
так очаровательно красива и так омерзительно коротка! ..
А потом я под руководством одного из моих прежних клиентов
сыграл несколько раз на бирже на понижение. Рисковал, правда,
всем состоянием, накоrшенным таким тяжелым трудом, но... выиг­
рал, вернее, мне дали выиграть. А теперь - баста. Не хочу быть
невольником труда. Хочу музыки, хочу пения, хочу танцев, хочу
вина, хочу женщин, хочу, хочу, хочу... хохочу... захочу...
Но тут внезапно голое Гоги совсем удалился и потух. И сам он
раздвоился, ушел вдаль и расrшьшся в сигарном дыму... И самый
дым вдруг позеленел, запестрел, задвигался. И когда я открьш гла­
за, то нашел себя все на той же скамейке в Летнем саду. А сидевший
280

Рассказы
против меня демагог только что успел сделать от своей скамейки
три шага, и сложенная газета торчала у него из левого кармана.
Ах, какое удивительное явление - сон. В две, три секунды перед
тобою пробегут десятки лет, сотни событий, тысячи образов. И как
живо, как непостижимо ярко! ..
Но все-таки слава Богу, что это бьш только сон...
1916
ПАПАШ А
(Небь�лица )
Два древних старца, подобные двум вековым дубам, бьши не­
сменяемы в министерстве. Иным казалось, будто они существуют
еще со времен Великия Елисавет на своих должностях. Это бьши -
экзекутор и швейцар. Многое множество чиновничьих поколений
нарождалось, мужало, расцветало и уходило перед их суровыми
очами в безвестную даль. Вчерашние веселые мальчуганы, беззабот­
ные шалопаи-лицеисты, становились сегодня государственными му­
жами, губернаторами, вице-губернаторами, а завтра делались ми­
нистрами и членами Государственного совета.
Одни они двое оставались на своих местах, величавые, живые
монументы прошлого.
И сколько десятков своих, своих собственных министров пере­
видали они: строгих, добрых, норовистых, послушных, женонена­
вистников и балетоманов, рыкающих, подобно библейским львам,
и доводивших людей до столбняка вежливостью обращения; ско­
ропалительных и тягучих либералов и консерваторов; и таких, ко­
торые резали всем правду-матку в глаза, где надо и когда не надо,
и тех, которые вели свою политику волнообразными, извилисты­
ми линиями, путем уклончивости, податливости и согласия, с хво­
стом, поднятым вверх для уловления ветра. И ко всем начальникам
старики применялись и приспособлялись безропотно и спокойно,
точно зная, что пройдут века, племена, народы и вожди, но они
одни останутся непоколебимо и незыблемо.
Однако новый генерал даже и их многоопытные сердца привел
в трепет и смущение. Это бы еще куда ни шло, что он принял всех
своих подчиненных запросто, и каждому подал руку, и каждого
281

А. И. Куприн
учтиво расспросил о том, сколько лет служит, как здоровье супру­
ги , детишек и престарелой мамаши. Бывали раньше и такие архи­
стратеги. Сравнительно понятно бьшо и то, что во время приема
он был одет в светло-серый костюм с темно-лиловым галстуком, а
из верхнего бокового кармана высовывался кусок темно-лилового
платка в тон галстука, а ботинки на нем бьши желтые, почти спорт­
сменские, с двойной, американской подошвой. Могли быть, пожа­
луй, и такие фолишенные* генералы ...
Но уже первые фразы вступительного слова заставили старых
боевых коней насторожить чуткие уши.
- Господа, - сказал генерал, - вы, вероятно, часто слышали
избитую фразу: «Во-первых, дело, во-вторых, опять дело и, в-тре­
тьих, опять-таки дело». Но я вас попрошу об одном: как можно
меньше дела и как можно меньше бумаг. Вы, конечно, не хуже меня
понимаете, что восемь часов принудительного сиденья в запертых
душных комнатах ничего не значат в сравнении с одним часом и
даже получасом плодотворной, ничем не стесненной работы. По­
этому я предлагаю всем и каждому из моих сослуживцев самим себе
назначить срок и время занятий. Это дело вашей совести, сознания
гражданского долга и служебного соревнования. Ни отпусков, ни
болезней я не буду разрешать. Пусть каждый сам болеет, когда хо­
чет, и уезжает, куда хочет. Моя система - полное доверие. Что же
касается до бумаг, то мы постараемся свести их количество, - как
входящих, так и исходящих, - до минимума, причем идеалом в этом
отношении у нас будет всегда круглый абсолютный нуль. Этого
мы достигнем тем, что двери моего официального кабинета в ми­
нистерстве, так же как и двери частного кабинета на Каменноост­
ровском, всегда, во всякое время дня и ночи, открыты для вас, гос­
пода! Словесные распоряжения действуют гораздо скорее и вернее
всяких бумаг. Но и помимо службы прошу во всех ваших делах,
общественных и личных, важных и мелких, - прошу видеть во мне
доброго старшего товарища, и если хотите, - тут голос генерала
задрожал, - если хотите, отца."
- Я кончил, господа. Теперь, если кто хочет курить, - пожа­
луйста ... - И, раскрыв щегольской серебряный портсигар филиг­
ранной венецианской работы, он предложил своему делопроизво­
дителю тонкую душистую папиросу.
* безумные (от фра 11ц. fo lie).
282

Рассказы
Кажется в тот же самый день, вслед за этой исrорической речью,
чей-то бойкий язык окрестил эпического генерала именем <<Папаши».
Эrо прозвшце чрезвычайно быстро прилипло и воIШiо в оборот. BoIШio
до такой сrепени, что даже швейцар, почтенный Андрей Бонифатье­
вич, иногда, говоря заочно о начальнике, срывался и вмесrо «ИХ пре­
восходительсrво» говорил «папаша» или даже «наш папаша».
Оттого ли, что политика доверия на первых порах пленила и
очаровала сухие чиновничьи сердца, или оттого , что здесь предос­
тавлялось широкое поле для проказливости, для отдыха от прежней
монотонной лямки, но на первых порах ведомство проявило изу­
мительную, блестящую, кипучую деятельносrь. Даже высшие вла­
сrи обратили сверху свое благосклонное внимание и выразили при­
ятное уди вление. Казалось, настали времена поистине утопические.
Экзекутор и швейцар вперяли задумчивые взоры в прошедшее,
ничего не понимали, нюхали табак и изредка неодобрительно пока­
чивали седыми головами. Но мнениями своими не делились ни с кем .
Чиновники сначала робели. «Ласков, ласков, -думали они, -
а вдруг укусит?» Но понемножку осмелели и развязались. Через ме­
сяц генерал стал уже крестным и посаженым отцом, по крайней мере,
у четырех сотен своих подданных. У некоторых чиновников по два,
по три раза умирали жены или сгорало имущесrво, на что, как изве­
стно, требуется пособие. На службу стали ходить с удовольствием,
как на забавный водевиль. Желторотые губернские в секретари и
коллежские регистраторы толпой набивались генеральский кабинет,
разваливались в глубоких креслах и на мягких кожаных диванах,
курили генеральские папиросы, а некоторые, поотчаяннее, садились
боком на огромный, как бильярд, стол, обить1й красным сукном;
сплетничали, рассказьшали смешные анекдоты. Наконец в один свет­
лый осенний день, когда обычно мрачный кабинет весь бьш залит
потоками солнца, молодой чиновник Перфундьин сказал, как будто
нечаянно, слово «папаша». Сделал вид, что страшно сконфузился
(потом из него вышел очень недурной актер), и даже покраснел.
- Ваше превосходительство, видит Бог ... чесrное слово ... -
залепетал Перфундьин. - Эrо мы так ... иногда ... по молодости,
по глупости ... Так иногда, между собою". Потому что действи­
тельно вы нам". вроде родного отца" .
Генеральское лицо озарилось нежной, прекрасной, отеческой
улыбкой.
- Ах, родной мой". Что вы". Что вы... Успокойтесь, пожалуй­
ста ". Ведь это же". Господа". в конце концов ведь это только лест-
283

А. И. Куприн
но для меня... Значит... Значит... Значит, я не ошибся, господа, ког­
да искал дорогу к вашим сердцам, а не к рассудкам? Благодарю
вас, милый Перфундьин, и позвольте пожать вашу руку.
А так как Перфундьин устремился бьшо облобызать генеральскую
десницу, то оба они крепко, по-дружески обнялись и поцеловались.
С тех пор и пошло: папаша да папаша. Но престиж власти упал
навсегда. И даже Андрей Бонифатьевич, во время разъезда, пода­
вал пальто первому не генералу, а делопроизводителю, когда они
одевались вместе.
Перед Пасхой генерал заболел и около недели не являлся в мини­
стерство. Рассказывали, что он собственноручно устанавливал на по­
лочку мраморный бюст Монтескье, но, по неловкости, не удержался
на стремянке и свалился, причем тяжелый бюст всей своей тяжестью
обрушился на папашину голову. Все в министерстве искренно сочув­
ствовали генералу и серьезно волновались по поводу его здоровья.
Но когда, после болезни, он вошел в грандиозный вестибюль истори­
ческого здания, в котором уже много сотен лет решались судьбы пя­
той части земного шара, то произошло нечто неслыханное, несказан­
ное и неописуемое. Голосом, которому мог бы позавидовать любой
командир кавалерийской дивизии или московский брандмайор, рявк­
нул генерал на почтенного мордастого, убеленного сединами, с ико­
ностасом на груди швейцара Андрея Бонифатьевича:
- Ты как, подлец, снимаешь пальто? Каблуки вместе! Заелся
на сытых хлебах? Вон отсюда. В двадцать четыре часа... В четыре
часа... В полминуты ... Вон! .. С волчьим паспортом ... В арестантс­
кие роты каналью закатаю! ..
Когда настрашный раскат генеральского голоса скатились с лес­
тницы горошком вице-директоры, начальники, столоначальники, де­
лопроизводители, и все секретари, и все большие и маленькие чинов­
ники, тогда генеральский mев окончательно прорвался и хлынул, точ­
но задержанная и мmовенно прорвавшая преграду Ниагара.
- Бездельники! - кричал он, вращая кровавыми глазами, сжи­
мая кулаки и топая ногой. - Точно школьники! Стоит от вас от­
вернуться, - и никто ничего не делает. Затьшком к делу сидите!
- Господин делопроизводитель, мы с вами вместе не можем
служить. Либо вы - либо я. Вы дошли до такой фамильярности,
которая немыслима и недопустима! Нет, нет! .. Никаких разгово­
ров! .. Позвать сюда чиновника Перфундьина. Ага! Это ты, тот са­
мый, который? .. Это ты осмелился называть заочно своего началь­
ника папашей? Вон! .. И без аттестата! .. И вообще вон из Петербур­
га ... Я тебе такого папашу покажу ... По третьему пункту!
284

Рассказы
- Экзекутора сюда! Почему беспорядок? Где ремонтные сум­
мы? Где отчетность по уборке снега? Я вас, сударь, ввиду вашей
многочисленной семьи не отдаю под суд, а предлагаю вам выйти в
отставку, не позже, чем через месяц. Экономите на бумаге? На чер­
нилах? Старый растратчик!
- Что-с? Безззз воз-ра-же-ний! ..
- Дать мне журналиста! Сколько входящих и исходящих? Ну,
живо! На память! Если я тебя разбужу, спросонья должен сказать!
Ага! .. Только восемь - десять тысяч. А в других министерствах
десятки миллионов? Господа, ставлю всем вам на вид, объявляю
замечание, делаю строгий выговор! Ведомство ленится. Нет дви­
жения бумагам! Затор! .. Я вам такой покажу затор! ..
Все эти слова он выкрикивал, вздымаясь по лестнице и несясь,
подобно опустошающему циклону, вдоль канцелярских помеще­
ний. И по дороге перед ним склонялись бледные, трепещущие, не­
доуменные рабы. И с последним сл овом «затор!» - он скрьшся в
своем кабинете точно Иегова в облаке ...
Во второй раз ведомство изумило весь чиновный мир своей мол­
ниеносной деятельностью. Точно открьшись IШiюзы, и через них по
всей земле русской пролились миллионы бумаг. Толстые, желтые,
геморроидальные, задыхающиеся начальники отделений летали взад
и вперед, как мальчики-комми* от «Мюр и Мерилиза». Спешно вы­
зывались начальники уездов , получали стремительные внушения и
мчались в свои области делать порядок или беспорядок, и дрожь,
которую они испьrгывали в огромном кабинете, передавалась, как
электрический ток, нервам обывателей. И - Боже мой, что только
не делалось в это время ... Громы, молнии, ураган, извержение вул­
канов, Иродово избиение младенцев и Мамаево нашествие. Один
сановник сострил по этому поводу в частном разговоре: «В проти­
воположность Господу Богу, создавшему мир в шесть дней, ныне
милейший Иван Григорьевич мог бы его разрушить в такой же срою>.
Все это случилось в давно прошедшие, чуть ли не гоголевские
времена. Но до сих пор экзекутор и швейцар, нюхая табачок, спо­
рят о том, когда бьш папаша сумасшедшим: до бюста или после
бюста великого знатока духа законов - Монтескье?
1916
* посьшьные (от фраиц. commis).
285

А. И . Куприн
ИНТЕРВЬЮ
Двенадцать часов дня . Известный драматург Крапивин бегает
взад и вперед по кабинету . Левой рукой он нервно крутит вихор
над лбом, а правой делает жест, соответствующий тому месту в
пьесе, которое ему никак не дается ... Полы его старого татарского
халата, зеленого, в белую продольную полоску, развеваются по сто­
ронам. На ходу Крапивин сквозь стиснутые зубы напыщенно дек­
ламирует:
- «Нет! Не проклятие, не жажда мести останутся в моем серд-
це, а холодное, вечное презрение ... Ты разрушила ...»
Горничная Паша показывается в дверях.
- Барин...
- «Ты осквернила тот идеал ... Нет. Тот пьедестал, который...»
- Барин, там какой-то человек пришодши.
Крапивин останавливается и некоторое время смотрит на нее,
точно спросонья, блуждающими глазами.
- Дура, - бросает он свирепо. - Если уж хочешь выражать-
ся правильно, то надо говорить не пришодши, а пришодцы .
- Человек пришодцы.
- Никого не принимаю. Вон. Нет меня дома ... Какой человек?
- Какой-то мужчина. Я ему докладывала ...
- Вон. Я занят, заболел , умер ...
- А они не слушают и лезут самосильно.
- Сорок раз тебе говорить, ворона псковская, что я принимаю
только от ... Что вам угодно, милостивый государь.
В комнату медленно вскользает очень молодой джентльмен.
Смокинг, черный галстух, цветок ромашки в петлице, из бокового
кармана торчит уголок фиолетового платка. Лицо бритое, с анг­
лийским косым пробором . На губах очаровательная улыбка, в ко­
торой есть все: простосердечие, наивность, восхищение, застенчи­
вость, - но также и одна искренняя тонкая черта - прирожден­
ный лукавый комизм.
- Глубокочтимый... высокоталантливый ... миллион извине­
ний ... Я сам знаю, как всем поклонникам вашего блестящего та­
ланта дорога каждая минута вашего дивного, прелестного творче­
ства ...
- Да-с, - грубо прерывает его писатель. - И вы сами видите,
что в настоящую минуту я занят, о чем вам только что сказала при­
слуга. И, наконец, кто вы такой, черт возьми?
286

Рассказы
Но гость не смущен. Голос его становится еще нежнее, произ­
ношение еще слаще, улыбка еще обаятельнее.
- Я сотрудник газеты «Суткю> - Бобкин ... Вот моя карточка.
Многочисленные читатели нашей газеты давно горят желанием
узнать, над какой новой пьесой работает теперь ваше гениальное
перо. Какие новые жгучие образы лежат в вашем неистощимом
портфеле...
- Фу ты, черт, - тяжело вздыхает Крапи вин. - Ничего я не
пишу. Никакие не образы . Отвяжитесь вы от меня, Христа ради,
господин Трепкин.
- Бобкин ... Ну, хоть не содержание, а только заглавие, - мо­
лит медовым голосом репортер.
- И заглавия нет никакого . «Суматоха в коридоре, или Храб­
рый генерал Анисимов» ... «Жучкина подозрительность» ... «Две
пары ботинок и ни одного шофера» ... «Красавица со шпанской
мушкой» . Молодой человек, оставьте меня в покое. Я вам это серь­
езно советую в ваших же интересах. Уйдите, господин Дробкин .
- Ха-ха-ха, - смеется подобострастно репортер и быстро чир­
кает что-то в записной книжке.
- Апозвольте спросить, дорогой учитель, хотя это, может быть,
немного и нескромный вопрос: вы очень волнуетесь перед первым
представлением ваших изумительных пьес?
- О-ох, - стонет Крапивин, бухаясь в кресло и обтирая лоб
платком. - Ужасно волнуюсь. Чудовищно волнуюсь. Ничего не ем
целый месяц. Пью бутьшками самые сильные наркотины - хло­
ральгидрат и трионал ... Не выхожу из ледяной ванны...
Репортер кивает головой и поспешно строчит. Крапивиным
овладевает испуг.
- Что вы там пишете? Слышите вы меня или нет? Это я шутя
все сказал, со злости ... Положите в карман вашу гнусную книжку.
Положите, я вам говорю. Иначе... Видите вы эту бронзовую стату­
этку?
- Ваш бюст, кажется? Работа Трубецкого?
- Не мой, а Шекспира ... Но все равно, вы отлично понимаете,
что я могу сделать с этой бронзой, молодой человек, - добавляет
он упавшим голосом, - ах, покиньте, пожалуйста, покиньте мой
дом. Уйдите, господин Тапкин.
- Сию минуту, маэстро. Сейчас, сейчас ... Еще два-три после­
дних вопроса, и я оставлю вас наедине с вашей музой. Ваше мнение
о современном искусстве?
287

А. И. Куприн
- Не знаю, ничего не знаю, -устало бормочет Крапивин. -
У меня астма ... Паша, квасу! Вы пьете квас, молодой человек? У
меня домашний... На смородине.
- Где намереваетесь провести лето?
- Не знаю... в этом самом ... в как его, на северном экваторе.
- Взгляд ваш на футуристов?
- Отвяжись ты от меня, умоляю я тебя, несносный человек.
Довольно того , что весь мой рабоЧий день испортил. Уйди!
- Что вы скажете о теперешней дороговизне предметов?
- Ничего ... Брр. Паша! Да идите же, когда вас зовут тихоход
австралийский. Вот этот молодой барин, господин Типкин, очень
торопится идти по весьма неотложному делу. Подайте ему пальто,
шляпу, палку, калоши, зонтик, кашне и наймите ему автомобиль за
мой счет.
- О, как вы добры, дорогой писатель. Сейчас узнаешь драма­
турга школы незабвенного Островского. Последние вопросы: ка­
кого вы мнения о пораженцах?
Крапивин не выдерживает больше.
Быстро снимает он со стенного ковра старинный заржавлен­
ный пистолет с дулом в виде раструба, оружие времен Измаила и
Чесмы, наводит его на репортера и орет, весь сотрясаясь:
- Я тебя, щучий сын, убью сейчас из этого поганого пистоле­
та, если ты не исчезнешь!
Интервьюер исчезает. Последнее слово, которое, подобно льви­
ному реву, достигает до его слуха, - слово «прохвост» .
На другой день известный драматург Крапивин, все его друзья
и знакомые, а также все подписчики газеты «Сутки» читают следу­
ющую статью:
«У Б. Крапивина
(Ли чная бе седа)
Мы застали маститого драматурга в самый разгар его творче­
ства. Талантливый автор «Развала семьи», извинившись за утрен­
ний туалет {роскошный, вышитый шелком атласный халат - дар,
как мы догадываемся, одной из бесчисленных поклонниц русского
Мольера), принял нас с своим обычным русским лукулловским ра­
душием в роскошном кабинете, стиля Луи Каторз Пятнадцатый.
На наш вопрос о том, какими новыми пьесами подарит нас плодо­
витый автор «Неуязвимой», знаменитый автор ответил:
288

Рассказы
«Я всегда из суеверия держу мои замыслы в секрете. Но для со­
трудника «Сутою>, так и бьrrь, поделюсь кое-чем. Я одновременно
работаю над несколькими вещами - такова моя манера творить. Во­
первых, большая историческая драма из военной жизни, где централь­
ная фигура - известный русский боевой генерал . Затем современная
пьеса «Подозрение ревности», в которой блеснет своими великолеп­
нъ1ми туалетами, несравненная наша артистка Танина-Перестроева.
Кроме того, намечается план легкой комедии, нечто вроде любовно­
го тонкого фарса, который думаю озаглавить <<Женщина с родинкой».
Во время своих премьер я волнуюсь, как мальчик перед экзаме­
ном. Во время же работы опускаю ноги в ледяную воду, кладя на
голову горячий компресс, и принимаю в большом количестве трих­
лороехинококю>.
«Лето полагаю провести на Шпицбергене, - продолжал оча­
ровательный собеседник, наливая нам бокал тонкого кларета из
собственных крымских погребов, - а осень - в моей любимой
Испании или на Принцевых островах» .
«Мне нравятся экзотические крайности» .
О современной русской литературе автор «Злых семяю> отзыва­
ется с крайней осторожностью, но в голосе его слышится разочаро­
вание. Футуристы, однако, занимают внимание модного драматур­
га. Он со снисходительной улыбкой похвалил Вадима Тавричанина,
Землянского и Колпаковского и, пользуясь своей блестящей памя­
тью, процитировал наизусть несколько наиболее причудливых строф.
Теперешняя дороговизна предметов перв ой необходимости
прямо кидает в дрожь симпатичного автора «РастратьD> .
«Это еще ничего , что все оно дорого, говорит он с унынием, но
обидно, что многого и совсем достать нельзя. Свечей, например, и
со свечой не отыщешь (простите за невольный каламбур, - улыб­
нулся нам обаятельный собеседник), а я всегда работаю при свете
двух канделябров. Ничего не поделаешь - привычка».
На наш последний, самый жгучий вопрос о пораженцах автор
«Пустых сердец» ничего не ответил, а только безнадежно махнул
рукой.
Полуторачасовая беседа промелькнула, как одна минута.
Прощаясь, мы попросили у знаменитого драматурга карточку
с надписью на память.
«Ни одной не осталось, - ответил гостеприимный хозяин, доб­
родушно смеясь. - Все поклонницы расхватали. Если угодно, вот
вам мой бронзовый бюст. Это работа Родена...»
289

А.И.Куприн
Прежде чем расстаться с нами, автор «Дачного пикника» лю­
безно показал нам свою небольшую, но богатую коллекцию ста­
ринного оружия, где особенное внимание обращают на себя пре­
красные пистолеты работы известного Лепажа.
Провожая нас до дверей, маститый художник пера, вполголо­
са, с лукавой, чисто русской улыбкой сказал:
«Сообщу вам одному на ушко, только, чур, никому не говори­
те: вчера отослал в театральную цензуру новую пьесу, под назва­
нием «Прохвост». Боюсь, что придерутся к заглавию, а будет жаль.
Вещица написана в сочных и ярких бытовых тонах и, вероятно,
будет гв оздем сезона».
В заключение очаровательный хозяин предложил нам восполь­
зоваться его автомобилем . Но мы поспешили отказаться и ушли,
унося в душе радостное впечатление милого русского широкого
радушья.
Граф Бобин и».
1916
ГРУНЯ
Молодому писателю Гущину посчастливилось. В этом году он
сумел пристроить в еженедельники три новеллы, ноктюрн, два пси­
хологических этюда, сюиту (он и сам не знал , что значит это слово)
и пять стихотворений, из которых одно - сонет в двадцать четь1ре
строчки - о братило даже внимание мелкой критики в отделе «С
бору по сосенке». Сам великий Неежмаков за десятым стаканом
чая с лимоном и выборгским кренделем сказал ему на своем заме­
чательном волжском наречии:
- Ты, брат, Коляка, в от этого ... как оно... Работать ты мо-
жешь... выходит у тебя совсем гожо ... Только, брательник, надоть,
когда пишешь, в самое, значит, в нутро смотреть, в подоплеку, стал
быть, в самую, значится, в гущу... Ого-го-го ... Гущин в гущу ... Вы­
ходит вроде как каламбур. Надо, отец, знать, о чем пишешь, до
самой основы, до мелочи, чтобы чисто бьшо. Чтобы ни тинь-тили­
ли, ни за веревочку! Язык изучай, обычай, нравы, особенности. Ты
вот этого ... как оно ... помнишь, как у меня в «Иртышских очерках»
написано? «Айда с андалой на елань поелозить». Что это значит? В
то-то, брат, и уксус! По-российски выходит в переводе: «Пойдем с
290

Рассказы
дружком на лужайку побродить» . Вот оно - настоящее изучение
языка. Так и ты, благодетель . Прильни ты, знашь, к земле, к самой,
значит, к ее пуповине, к недрам, к сосцам благим, и соси, подобно
младенцу. Чаю больше не хочешь? Тогда прощай. Мне пора за ро­
манище мой проклятущий. Поезжай, дружище, в провинцию, по­
гляди, понюхай, пожуй, и обновится, аки орля, юность твоя... А то
тебя как быдто и хорошо, и ладно, и баско, и прочее тому подоб­
ное, а все как-то по-стрекозиному... Ну, гряди, чадо!
Неежмаков носил голубую бархатную блузу с отложным воро­
том и с пышным белым крепдешиновым бантом на шее. Гущин
приобрел коричневый вельветиновый пиджачок, а к нему белый
батистовый галстук-самовяз. Подобно Неежмакову, он завел пенс­
не и отпустил длинные светлые волосы, которые еще больше при­
дали девического характера его малокровному лицу калмыцкой
Богородицы . Выйдя после дружеской беседы на улицу и подумав
немного, он решил последовать совету великого учителя: прильнуть
к пуповине.
В глуши Весьегонского уезда служил урядником его отец. Гу­
щин всегда скрывал отцовскую профессию <<Я сын пастуха>>, - го­
ворил он со скромной поэтической гордостью и даже упоминал об
этом в одном хромом стихотворении: «Сын пастуха, я знаю край
родимый». Очень приятно щекотала мысль показаться семье, сосе­
дям-знакомым писарькам и поповнам. Когда-то все знали его со­
пливым мальчишкой при волостном правлении, а теперь - поди­
те-ка, выкусите, известный писатель, со знаменитостями на «ты»,
вся Россия его читает. И слова какие звучные он будет употреб­
лять: редактор, гонорар, корректура, метранпаж, гранки, купюры,
матрица, линотип.
Поездка сложилась удачно. До станции Бологого он выклян­
чил бесплатный билет второго класса у знакомого писателя, слу­
жившего в отделе невостребованных грузов; от Бологого до Ры­
бинска пришлось заплатить пустяки в третьем классе, а от Рыбин­
ска до Весьегонска ему дал даровой каютный проезд его дядя, од­
носельчанин Куропаткин, который зимою скупал у мужицкой бед­
ноты пеньку, веретена, дуги, масло, лен, а летом служил агентом в
пароходном крестьянском обществе, пускавшем два маленьких па­
роходишка от Рыбинска до Устюжны и обратно.
Гущин не вышел еще из того прекрасного возраста (из которо­
го иные, впрочем, не выходят до пятидесяти лет), когда человек в
природе и в людях ничего не находит интереснее, значительнее и
291

А.И. Куприн
красивее себя. Поэтому в вагоне - и вчера вечером, и сегодня
днем - он сумел разговориться с несколькими пассажирами - с
той легкостью, которая так присуща железнодорожным встречам.
Гущин всегда смертельно скучал, если собеседник говорил о самом
себе, и вдвое тосковал, когда разговор касался вопросов отвлечен­
ных или общественных. Поэтому он ловким приемом сворачивал
речь на себя. Например, кстати вставлял небрежное замечанье:
«Ужасно утомляешься за зиму и так рад отдохнуть», или: «Ни на
ком так тяжело не отзываются теперешние условия, как на нас»;
или еще: «Это хорошо говорить людям двадцатого числа». Или он
внезапно проявлял необычайную осведомленность о составе редак­
ций и о слабостях громких писателей. Неизбежно вьпекал робкий
вопрос: «А вы сами, извините за нескромность, чем изволите зани­
маться?» И следовал лицемерно-застенчивый ответ: «Да как ска­
зать ... Я не знаю, назвать ли это даже профессией ... Я, видите ли,
писатель... Гущин - моя фамилИЯ>>. - «А-а-а! Очень, очень при­
ятно. Как же, как же... Отлично вспоминаю. То-то , я вижу, лицо
будто бы знакомое. Вероятно, портреты ваши встречал в иллюст­
рациях? .. Чрезвычайно лестно познакомиться с настоящим писате­
лем. А позвольте спросить ...»
И начиналось. Правда, много, ужасно наврав зевавшему спут­
нику и, наконец, расставшись с ним, Гущин всегда чувствовал жес­
токий приступ моральной тошноты и скверный вкус в душе, но
воздержаться от этих волнующих, пьянящих ощущений, вызывае­
мых чудо вищной жаждой известности, или остановиться на полпу­
ти в истерическом лганье - он не хотел, не умел, не мог.
Иногда в промежутки болтовни он случайно возвращался к
мысли: «А ведь я еду наблюдать жизнь. Надо не терять времени.
Подмечать каждую черту лица, каждый жест, ловить всякое мет­
кое словечко» . И усилием воли заставлял себя прислушиваться к
мимолетным беседам в купе, в коридорах, на тормозах. Но говори­
лось все такое неинтересное...
Занял его внимание на минуту раненый поручик с офицерским
«Георгием». У него вокруг глаз и на висках была разлита странная,
особенная, вялая желтизна, а сами глаза, встречаясь с другими гла­
зами, глядели не в них, а куда-то насквозь, вдаль, туда, в недавнее
пережитое, - желтизна и взгляд, свойственный людям, которые в
течение многих и многих дней, без сна и без пищи, терпели то, что
превышает пределы даже невероятной человеческой выносливос­
ти, ежеминутно видя смерть перед глазами, ожидая ее.
292

Рассказы
Гущин все думал: «Вот, вот сейчас начнется захватывающее:
визг бомб, бубуханье шрапнелей, татаканье пулеметов, знамя, пла­
менная, короткая, как блеск молнии, речь офицера, бешеное «ура»,
упоение битвы ...»
Ничуть не бывало.
Лениво посмеиваясь, то и дело сдувая пепел папиросы себе на
рейтузы, офицер говорил спутнику, серьезному, седому, бритому
человеку:
- А они нас за четверть версты из пулемета... Прямо передо
мною, в пяти шагах... как бы тебе это передать? .. Ну, вот точно
кто-то взял и стегнул через все поле огромным стальным хлыстом...
Понимаешь - черта, и пьшь взвилась ! Я добежал. Не испугался.
Нет. Какой тут испуг, когда главный ужас уже преодолен. Просто
обалдел . Остановился только на секундочку. Перекрестился и скок
через черту. И вперед. А вокруг шум, грохот, беспорядок. Потом
оглянулся назад, на роту. Смотрю, а они все, как бараны, через ту
же самую черту скок да скок. Но я обо всем этом вспомнил тогда,
когда мы уже взяли окоп. Вспомнил и, лежа, захохотал. А из сол­
дат никто этого не помнил. Впрочем, и я тоже - о том, как мы
выбили их из окопа, хоть убей меня, не помню! Ну вот ни на сто­
лечко.
«Вот что значит не художник, - свысока подумал Гущин. -
Никчемную мелочь запомнил, а главного не уловил» .
День падает к вечеру... Жалят комары. Воздух мреет и парит.
От пароходной трубы воняет машинным маслом и краской. Вот
уже более шести часов Гущин слоняется одиноко по палубе. Иног­
да заходит в гостиную (она же столовая), в каюту, в нижнюю палу­
бу третьего класса. Заглянул мимоходом в машинное отделение и
убежал от нестерпимой жары. Скучно ему. Ни одного интеллиген­
тного пассажира. На корме, прямо на полу, сидят кружками мужи­
ки, едят руками селедку с хлебом и луком и запивают водой, почер­
пнутой тут же из-за борта пароходным ведром. Разговор тяжелый,
вязкий : о покосах, недоимках, пайках, о рожающих бабах, аренда­
телях, земских начальниках, агрономах. Серый, мужичий, впере­
межку с скверной бесцельной бранью, разговор, который теперь
совсем непонятен, дик и противен Гущину.
Тоска!
В одиннадцатом часу утра за пристанью Чисково он уже съел
порционную стерлядку. Недурно, хотя и отзы вает нефтью . Но на
293

А. И. Куприн
пароходе пища всегда легко утрясается и аппетит возобновляется
быстро. Разве поесть? Гущин развертывает свою записную книж­
ку, куда записывает бережно все расходы. В нем сказывается врож­
денный расчетливый мужицкий ум. «Бегут деньги по копеечкам, а
потом хвать-похвать и сам не знаешь, куда рубли разошлись» . Да и
от природы Гущин скуповат. В Петрограде за даровую комнату и
сто рублей в месяц он ведет книги двух больших шестиэтажных
домов, зарабатывает немного у Неежмакова перепиской, дает не­
большие отчеты и заметки в газету и умеет откладывать кое-что
про черный день .
«Нет, - думает он, пряча со вздохом записную книжку. - Луч­
ше попью чайку с ситным, а к вечеру видно будеТ>> .
Заря пламенеет на небе и в воде. Завтра будет ветреный день.
Приречные кусты черно-зеленые. В дальней темной деревушке все
стекла горят праздничным красным светом заката: точно там справ­
ляют свадьбу. Где-то в лужках или на болотах звенят ровным дро­
жащим хором лягушки. Воздух еще легко прозрачен.
На левом борту, на белой скамейке сидит девушка. Гущин рань­
ше не замечал ее, и внимание его настораживается. На ней черное
гладкое платье с широкими рукавами, а черный платок повязан,
как у монашенки. К женщинам Гущин по природе почти равноду­
шен, но в обращении с ними труслив и ненаходчив. Однако он под­
тягивается и несколько раз проходит взад и вперед мимо девушки,
заложив руки в карманы брюк, приподняв плечи, слегка раскачи­
ваясь на каждой ноге и грациозно склоняя голову то на один, то на
другой бок.
Наконец он садится рядом, кладет ногу на ногу и правую руку
на выгнутую спинку скамейки. Некоторое время он барабанит паль­
цами и беззвучно насвистывает какой-то несуществующий фаль­
шивый мотив. Потом крякает, снимает мешающее ему пенсне и
поворачивается к девушке. У нее простое, самое русское, белое и
сейчас розовое от зари лицо, в котором есть какая-то робкая, точ­
но заячья прелесть. Она чуть-чуть курносенькая, губы пухлые, ро­
зовые, безвольные, а на верхней губе наивный молочный детский
пушок.
Гущин набирается смелости и спрашивает особенным, вежли­
вым, петроградским тоном:
- Извините меня, пожалуйста. Не знаете ли вы, какая будет
следующая пристань?
-Иловня.
294

Рассказы
Название звучит у нее, как мягко взятый, высокий гитарный
тон . Таким прекрасным может быть человеческий голос только
вечером, в чистом воздухе, на воде.
- Благодарю вас. А вы сами далеко изволите ехать?
-В
Вознесенский монастырь .
Тут только Гущии улавливает, что одежда девушки слегка пах­
нет воском, деревянным маслом и ладаном; запах этот вовсе не не­
приятен. В нем есть холод, умильная тайна и влекущая суровость.
Этих тонких оттенков Гущин не постигает. Однако он человек не
зл ой, и ему становится жаль девушку.
- Неужели, простите меня за нескромный вопрос, неужели вы
монахиня?
Она слегка вздыхает, чуть-чуть улыбается и снизу вверх, сбоку,
быстро взглядывает на Гущина. Глаза у нее большие, ласковые,
серые. Белки от отблеска зари розовые, точно девушка только что
долго плакала, и это придает ее взору интимную кротость. И тот­
час же она опускает ресницы. Голос ее звучит полно и мягко:
- Нет! Я не монахиня, а пока только белица.
Разговор завязывается, но идет тяжело, нудно, с большими па­
узами, во время которых Гущин судорожно придумывает вопро­
сы . Девушка только отвечает - коротко, иногда односложно: да,
нет. И лишь изредка показывает Гущину свои тихие глаза с четким
мраморным узором на сером райке. Во время разговора и он и она
не переставая щелкают себя ладонями по лбу, по щекам, по губам.
Голодные, злые комары садятся сотнями. Укусы их нестерпимы.
Ее зовут Аграфеной. Но она тотчас же с улыбкой поправляет­
ся -Агриппиной. Так велят в монастыре матушки. Говорят, что
нет такого христианского имени - Аграфена, есть только Агрип­
пина. А попросту - Груня как зовут дома. Какая же она Аграфе­
на, когда ей нету и девятнадцати лет? В монастырь пошла не своей
охотой - кому же охота? Но она у матери моленная дочка. Мать
очень тяжело рожала ее и в муках обещала Богу, завещала отдать в
Вознесенский женский монастырь. Семья у них, слава тебе Госпо­
ди, зажиточная. Отец нездешний, а из Череповецкого уезда, - Че­
репан. Зимою строит по заказу боляны и расшивы, а летом спуска­
ет на Шексну и на Мологу. Нынче старшую сестру выдают замуж
за ярославского огородника. Человек непьющий самостоятельный,
только рыжий и немолодой, а уж такой скупующий и въедливый,
что прямо сказать нельзя! Из-за каждой копеечки торгуется, как
жид . Вот теперь и послали Груню в Рыбное закупать сестре обе-
295

А. И. Куприн
щанное приданое, иначе рыжий и в церковь не поедет. А из Рыбно­
го ее провожает дядя. Он совсем серый и неграмотный, хотя мастер
считать. Он староста в артели грузчиков при самолетных парохо­
дах . Да вот поглядите-ка наискось. Подле трубы.
Гущин поглядел на дядю и сразу почувствовал бессознательное
огорчение. Это бьш мужик необыкновенного роста и чрезвычайной
плотности - один из тех полусказочных волжских грузчиков, что
способны взнести по сходне без посторонней помощи лошадь или
пианино. Лицо у него бьшо большое, длинное и крепкое, строгого и
красивого византийского письма; такие лица и теперь еще встреча­
ются в тех северных уездах, где к славянской крови не подмешалась
татарская, карельская и мордовская кровь. Слегка прищуренные
полукругами глаза смотрели добродушно и презрительно. Седые,
исчерна, волосы лежали на голове кудлами; седая, с серебряными
нитями борода свалялась винтообразно до середины груди. Старик
сидел на палубе, на полу, поджав под себя ноги в лаптях, глядел на
воду, курил вертушку махорки, кашлял и поминутно плевал через
борт. Правая рука лежала у него на коленях, - огромная, костис­
тая, черная, морщинистая, точно выделанная из сосновой коры. «Он
похож на доброго разбойника Кудеяра», - подумал Гущин .
И, точно почувствовав , что разговор о нем, старик оглянулся,
быстро, одним толчком поднялся на ноги, отчего стал еще необык­
новеннее в своих размерах, бросил окурок за борт и, легко и широ­
ко шагая, подошел к племяннице.
-Аграфена, - сказал он, - иди вниз, чай пить. Нечего рас­
сиживаться.
Если Грунин голос бьш похож на сладостный тон гитары, то
голос дяди звучал подобно самой низкой, сиплой ноте старого ,
мокрого, простуженного контрабаса.
- Чтой-то не хочется, дяденька, - не спеша, ласково ответила
Груня . - Кушайте одни.
- Не хочется - не надо , - сказал старик и на мгновение при­
стально и равнодушно, как на новый, но неинтересный предмет,
поглядел на Гущина. - А то тоже зря болты болтать нечего . И ту­
ман сейчас подымается.
Он повернулся, отошел и стал по трапу спускаться в нижнюю
палубу. Постепенно исчезли его массивные ноги, громоздкое туло­
вище и, наконец, живописная лохматая, разбойничья голова.
Груня с легкой улыбкой скользнула по глазам, губам и опять
по глазам Гущина.
296

Рассказы
-
Вы не думайте, он не злой, - сказала она успокаивающим
тоном. - Только вид имеет такой злодейский, а сам проще овцы.
И когда выпьет - смирный-пресмирный. Песни все поет. А уж
сколько может выпить - уму непостижимо. Один целую чет­
верть - и хоть бы что . Душа в нем добрая, а за водку все готов
отдать.
Гущин помолчал. Мимо парохода шли длинной, звенчатой, из­
гибистой змеею связанные плоты, каждый в пять-шесть бревен. В
узком месте им трудно бьшо разминуться с пароходом. Пароход
умерил ход и, наконец, совсем остановился. Сплавщики ловко пе­
ребегали с плота на плот и отпихивались длинными жердями то от
дна, то от пароходного борта. И все-таки десять последних звень­
ев, ударившись о нос парохода, оторвались от каравана и повлек­
лись течением к берегу.
Поднялась знаменитая, изощренная волжская и приволжская
ругань. Ругались охрипшими, лающими голосами, мокрые, голо­
ногие, пьяные, обозленные гонщики , ругались в ответ им капитан,
и его помощник, и оба штурвальные, и все матросы. Галдела, да­
вая неуклюжие советы, вся третьеклассная публика, свесившаяся
через металлические поручни. Кудеяр не показывался наверху. Дол­
жно быть , зрелище для него бьшо слишком мелким, не стоящим
внимания.
- Эти шекснинские и моложские - ужас какие охальники, -
сказала Груня . Впрочем, она без особенной брезгливости прислу­
шивалась к виртуозной брани.
Наконец пароход разошелся с плотами и двинулся. Понемногу
затихла ругань. Палуба опять опустела . Гущину с трудом удалось
преобороть в душе ту низменную, жалкую, мутно-зеленую робость,
которую внушал ему Кудеяр своей фигурой и страшным голосом.
Торопливо проглотив слюну, он заговорил сдавленным, каким-то
чужим голосом:
- А что , если бы нам, в самом деле, Груня... извините, что я
так фамильярно ... Если бы нам попить чайку у меня в каюте? Вы
не подумайте, чтобы я что-нибудь ... А?
-Ах, нет, как же это можно? Дяденька заругается ... К чужому
мужчине...
Но глаза ее сказали: «Я пойду. Будь настойчивее» .
- В самом деле... По крайности, там комары не едят. Это же
общая столовая, а не каюта . Каюта отдельно . Понимаете, столо­
вая для общего пользования.
297

А. И. Куприн
- Уж я, право, не знаю... Неловко как-то ...
- Ах, милая Груня, что же туг неловкого? Одни глупые пред-
рассудки . Посидим, побеседуем мирно полчасика и расстанемся
добрыми друзьями. А?
- Дядя вот только! .. - произнесла девушка, нерешительно
вставая и озираясь.
- Ну, что такое дядя? - расхрабрился Гущин. - Не съест же
он нас живьем . Хотите, и его пригласим?
- Э, нет, лучше уже не надо... Боюсь я все-таки.
- Господи, да ведь ничего особенного. Идемте. Пожалуйте.
Внизу, в столовой, Гущин позвонил пароходному лакею в гряз­
ном, вонючем фраке и велел принести две порции чаю с лимоном.
Поколебался немного и прибавил : «И пирожных там каких-нибудь
и вообще ...» Хотел бьшо предложить Груне рыбную солянку или
стерлядочку и вина, но испугался, что уйдет на этот кутеж пропасть
денег, и не решился.
Груня с удовольствием и со стеснением оглядывала жалкую
роскошь салона: обои из линолеума, зеркало в раме поддельного
красного дерева, электрическую арматуру, вытертый бархат ска­
меек и кресел. Все это бьшо из другого, незнакомого, аристократи­
ческого мира, к которому несомненно принадлежал и Гущин с его
вельветиновым пиджачком, пенсне, батистовым галстуком бабоч­
кой и непонятными, приподнятыми оборотами речи .
Разговор, не вязавшийся на палубе, стал здесь еще тяжелее. Гу­
щин рассказывал о себе, о писателях, о первых представлениях, о
редакциях. Груня внимательно слушала и лишь изредка отворачи­
валась в сторону, чтобы под углом полумонашеского платка скрыть
короткую зевоту, или зевала одними ноздрями, сжав челюсти. Ког­
да же она говорила о скуке монастырской жизни, о долгих церков­
ных службах, о надоевших грибах, снетках, капусте и рыбе, о вы­
шивках золотом и блестками, о хоровом пении, о подозрительнос­
ти и придирчивости матушек, - скучал Гущин. Он всегда скучал,
если говорили не о нем или он не говорил о себе.
Мысль о том, что рядом, в двух шагах, пустая каюта, которую
можно запереть, и что во всем помещении второго класса нет, кроме
их двоих, ни одного пассажира, эта мысль бьша нестерпимо волную­
щая; от нее холодело и на секунду останавливалось сердце, сладко ньшо
в животе и в ногах, потели и слабели руки, кружилась голова и по
коже бежали щекотливые струйки. Но как приступить? Как это дела­
ется? Подсесть поближе? Взять руку? Схватить шутя за грудь? Подой-
298

Рассказы
ти сзади, сжать двумя руками милую, скромную монашескую голов­
ку, отогнуть назад и начать целовать в губы? Пожать под сrолом ногу?
Начать с комплиментов? Заговорить о mобви? Рьщарски предложить
к ее услугам свою каюту? Нет, это все казалось невозможным, неверо­
ятным, неисполнимым. У других это выходит как-то просrо, само со­
бою. Должно быть, есть у них какие-то слова и движения, какие-то
особые желания, каких Гущин не знает и к ним не способен. И он все
чаще и чаще делал паузы, посrукивал пальцами по клеенке сrола и
тянул бессмысленно: <<да-а-а ... так, так, так... угму ... да...»
Вдруг тяжелые шаги послышались на сrупеньках трапа. Они
спускались все ниже и ниже, и казалось, под ними гнулась металли­
ческая лестница. Гущин оторопел, и сердце у него затрепеталось,
как живой воробей, взятый рукою. Дверь открьшась. Наклонив
голову, чтобы не сrукнуться, вошел в столовую Кудеяр, большой и
несуразный, точно слон, введенный в комнату.
- Ты что же это шляешься по каютам, мокрохвостая! - загу­
дел он своим сиплым басом, густо переполнившим салон. - На­
шли месrо, где чаи распивать. Марш! Ходу наверх. Вот скажу ощу...
Он те раскочетит.
Гущин, мучительно бледнея, привстал и, точно в обмороке, за­
лепетал:
- Послушайте ... вы, может быть , думаете? .. Ни с какой сrа­
ти ... Как чесrный человек ... Позвольте представиться ... Ничего
подобного .
Обессилев мгновенно, он опусrился в кресло и продолжал сбив­
чиво бормотать:
- Позвольте представиться ... Извесrный русский писатель.
Гущин моя фамилия ... Позвольте пожать вашу чесrную рабочую
правую руку ... может быть , чайку ... Милости ...
- Гунявый! - крикнул Кудеяр звериным голосом, и его при­
щуренные глаза вдруг страшно раскрьшись. - Убью.
В смертельном ужасе Гущин закрыл глаза и втянул в себя шею .
Он каждым своим нервом, всем существом понял, что это чудови­
ще может оторвать ему руку или ногу, ра,сплющить голову, иско­
веркать все тело или просrо убить с тем же легким чувством, как он
убивал на своей огромной корявой руке комара.
Но Кудеяр инстинктом понял весь насекомый страх, перепол­
нявший душу писателя, и гнев его отошел. Он сказал только, обра­
щаясь к Груне, презрительно:
- Нашла тоже кусок г....!
299

А. И. Куприн
И осторожно, соразмеряя свою необъятную силу с незначитель­
ностью сопротивляющейся массы, он хлопнул Гущина ладонью по
затьmку. У того ляскнули зубы, больно прикусив язык; подборо­
док, ударившись в чайное блюдечко, разбил его вдребезги, а в заж­
муренных глазах известного писателя запрыгали красные звезды,
заплавали лазоревые озера...
Через час Гущин осторожно прокрался наверх, на палубу. Паро­
ход только что миновал пристань Лямь. Чуть ущербленный стоял
над головой, на безоблачном небе печальный месяц. Плоские берега
бьши темны, и кусты на них точно прятались, пригнувшись к земле.
По воде бродили разорванные туманы. Поручни, скамейки, канаты
бьши мокры и серы от росы. Пахло утром. Петухи в деревне хрипло
перекликались. Дежурный матрос лениво выпевал на носу:
- Шесть с половиной ... Ше-есть ... Полнаметки ...
На том же месте, где и раньше, сидела девушка в черном мона­
шеском платье. Но, увидав ее, Гущин с чувством страха и жгучего
стыда поспешно возвратился вниз, в каюту.
Он долго не мог заснуть. В тесном помещении бьшо душно и
жарко, противно пахло смазными сапогами, селедкой и зловонной
дешевой жирной пудрой. И хотелось Гущину плакать от сознания
того, что он такой бессильный, трусливый , скупой, гаденький, без­
дарный и глупый и что нет у него ни воли, ни желаний. Притом
снились ему его недавние вагонные разговоры о себе и о писатель­
стве, и стало ему так колюче совестно, как это бывает только но­
чью, в одиночестве, во время бессонницы.
Утром лакей постучал в дверь: «Подходим к Весьегонску, - ска­
зал он и добавил со скверной улыбкой. - Хорошо ли почивать
изволили?» Гущин ничего не ответил и дал ему двугривенный, ко­
торый тот принял без благодарности. Наверху уже не бьшо ни Гру­
ни, ни Кудеяра. Они сошли раньше на пристани Вознесенской.
1916
СКВ ОРЦ Ы
Бьша середина марта. Весна в этом году выдалась ровная, друж­
ная. Изредка выпадали обильные, но короткие дожди. Уже ездили
на колесах по дорогам, покрытым густой грязью. Снег еще лежал
300

Рассказы
сугробами в глубоких лесах и в тенистых о врагах, но на полях осел,
стал рыхлым и темным, и из-под него кое-где большими плешина­
ми показалась черная, жирная, парившаяся на солнце земля. Бере­
зовые почки набухли. Барашки на вербах из белых стали желтыми,
пушистыми и огромными. Зацвела ива. Пчелы вьшетели из ульев
за первым взятком. На лесных полянах робко показались первые
подснежники.
Мы с нетерпением ждали, когда к нам в сад опять прилетят ста­
рые знакомые - скворцы, эти милые, веселые, общительные пти­
цы, первые перелетные гости, радостные вестники весны. Много
сотен верст нужно им лететь со своих зимних становищ, с юга Ев­
ропы, из Малой Азии, из северных областей Африки . Иным при­
дется сделать побольше трех тысяч верст. Многие пролеТят н ад
морями: Средиземным или Черным. Сколько приключений и опас­
ностей в пути: дожди, бури, плотные туманы, градовые тучи, хищ­
ные птицы, выстрелы жадных охотников. Сколько неимоверных
усилий должно употребить для такого перелета маленькое суще­
ство, весом около двадцати - двадцати пяти золотников. Право,
нет сердца у стрелков , уничтожающих птицу во время трудного
пути, когда, повинуясь могучему зову природы, она стремится в
место, где впервые проклюнулась из яйца и увидела солнечный свет
и зел ень.
У животных много своей, непонятной людям мудрости. Птицы
особенно чутки к переменам погоды и задолго предугадывают их,
но часто бывает, что перелетных странников на середине безбреж­
ного моря вдруг застигнет внезапный ураган, нередко со снегом.
До берегов далеко, силы ослаблены дальним полетом ... Тогда по­
гибает вся стая, за исключением малой частицы наиболее силь­
ных. Счастие для птиц, если встретится им в эти минуты морское
судно. Целой тучей опускаются они на палубу, н а рубку, на снасти,
на борта, точно вверяя в опасности свою маленькую жизнь вечно­
му врагу - человеку. И суровые моряки никогда не о бидят их, не
оскорбят их трепетной доверчивости. Морское прекрасное пове­
рье говорит даже, что неизбежное несчастие грозит тому кораблю,
на котором бьша убита птица, просившая приюта.
Гибельными б ывают порою и прибрежные маяки. М аячные
сторожа иногда находят по утрам, после туманных ночей, сотни и
даже тысячи птичьих трупов на галереях, окружающих фонарь, и
на земле, вокруг здания. Истомленные перелетом, отяжелевшие от
морской влаги птицы, достигнув вечером берега, бессознательно
301

А. И. Куприн
стремятся туда, куда их обманчиво манят свет и тепло, и в своем
быстром лете разбиваются грудью о толстое стекло, о железо и ка­
мень. Но опытный, старый вожак всегда спасет от этой беды свою
стаю, взяв заранее другое направление. Ударяются также птицы и
о телеграфные провода, если почему-нибудь летят низко, особенно
ночью и в туман .
Сделав опасную переправу через морскую равнину, ск ворцы
отдыхают целый день и всегда в определенном, излюбленном из
года в год месте. Одно такое место мне пришлось как-то видеть в
Одессе, весною. Это дом на углу Преображенской улицы и Собор­
ной площади, против соборного садика. Бьш этот дом тогда со­
всем черен и точно весь шевелился от великого множества сквор­
цов, обсевших его повсюду: на крыше, на балконах, карнизах, по­
доконниках, наличниках, оконных козырьках и на лепных украше­
ниях. А провисшие телеграфные и телефонные проволоки были
тесно унизаны ими, как большими черными четками. Боже мой,
сколько там бьшо оглушительного крика, писка, свиста, трескот­
ни, щебетания и всяческой скворчиной суеты, болтовни и ссоры.
Несмотря на давнюю усталость, они точно не могли спокойно по­
сидеть на месте ни минутки . То и дело сталкивали друг друга, сры­
ваясь вверх и вниз, кружились, улетали и опять возвращались. Толь­
ко старые, опытные, мудрые скворцы сидели в важном одиноче­
стве и степенно чистили клювами перышки. Весь тротуар вдоль
дома сделался белым, а если неосторожный пешеход, бывало, зазе­
вается, то беда грозила его пальто и шляпе.
Перелеты свои скворцы совершают очень быстро, делая в час
иногда до восьмидесяти верст. Прилетят на знакомое место рано
вечером, подкормятся, чуть подремлют ночь, утром - еще до
зари - легкий завтрак, и опять в путь, с двумя-тремя остановками
среди дня.
Итак, мы дожидались скворцов. Подправили старые сквореч­
ники, покривившиеся от зимних ветров, подвесили новые. Их у нас
бьшо три года тому назад только два, в прошлом году пять, а ныне
двенадцать. Досадно бьшо немного , что воробьи вообразили, буд­
то эта любезность делается для них, и тотчас же, при первом тепле,
заняли скворечники. Удивительная птица этот воробей, и везде он
одинаков - на севере Норвегии и на Азорских островах : юркий,
плут, воришка, забияка, драчун, сплетник и первейший нахал . Про­
ведет он всю зиму нахохлившись под застрехой или в глубине гус-
302

Рассказы
той ели, питаясь тем, что найдет на дороге, а чуть весна - лезет в
чужое гнездо, что поближе к дому, - в скворечье или ласточкино.
А выгонят его , он как ни в чем не бывало". Ерошится, прыгает,
блестит глазенками и кричит на всю вселенную: «Жив, жив, жив!
Жив, жив, жив!» Скажите, пожалуйста, какое приятное известие для
мира!
Наконец девятнадцатого, вечером (бьшо еще светло), кто-то
закричал : «Смотрите - скворцы!»
И правда, они сидели высоко на ветках тополей и, после воро­
бьев, казались непривычно большими и чересчур черными. Мы ста­
ли их считать: один, два, пять, десять, пятнадцать ." И рядом у сосе­
дей, среди прозрачных по-весеннему деревьев, легко покачивались
на гибких ветвях эти темные неподвижные комочки. В этот вечер у
скворцов не бьшо ни шума, ни возни . Так всегда бывает, когда вер­
нешься домой после долгого трудного пути. В дороге суетишься,
торопишься, волнуешься, а приехал - и весь сразу точно размяк
от прежней усталости: сидишь, и не хочется двигаться.
Два дня скворцы точно набирались сил и все навещали и ос­
матривали прошл огодние знакомые места . А потом началось вы­
селение воробьев . Особенно бурных столкновений между сквор­
цами и воробьями я при этом не замечал . Обыкновенно скворцы
по два сидят высоко над скворечниками и, по-видимому, беспеч­
но о чем-то болтают между собою, а сами одним гл азом, искоса,
пристально взглядывают вниз . Воробью жутко и трудно. Нет­
нет - высунет свой острый хитрый нос из круглой дырочки -
и назад . Наконец, голод, легкомыслие, а может быть, робость
дают себя знать . «Слетаю , - думает, - на минутку и сейчас же
назад. А вось перехитрю. А вось не заметят» . И только успеет от­
лететь на сажень, как скворец камнем вниз и уже у себя дома. И
уже теперь пришел конец воробьиному временному хозяйству.
Скворцы стерегут гнездо поочередно: один сидит - другой ле­
тает по делам. Воробьям никогда до такой ул овки не додумать­
ся: ветреная, пустая, несерьезная птица. И вот, с огорчения, на­
чинаются между воробьями великие побоища, во время которых
летят в воздух пух и перья. А скворцы сидят высоко на деревьях
да еще подзадоривают: «Эй ты, черноголовый. Тебе вон того ,
желтогрудого, во веки веков не осилить». - «Как? Мне? Да я
его сейчас!» - «А ну-ка, ну-ка...» И пойдет свалка. Впрочем , вес­
ною все звери и птицы и даже мальчишки дерутся гораздо боль­
ше, чем зимой.
303

А. И. Куприн
Обосновавшись в гнезде, скворец начинает таскать туда всякий
строительный вздор: мох, вату, перья, пух, тряпочки, солому, су­
хие травинки. Гнездо он устраивает очень глубоко, для того чтобы
туда не пролезла лапой кошка или не просунула свойдлинный хищ­
ный клюв ворона. Дальше им не проникнуть: входное отверстие
довольно мало, не больше пяти сантиметров в поперечнике.
А тут скоро и земля обсохла, душистые березовые почки распу­
стил ись . Вспахиваются поля, вскапываются и рыхлятся огороды.
Сколько выползает на свет Божий разных червяков, гусениц, слиз­
ней, жучков и личинок! То-то раздолье! Скворец никогда весною
не ищет своей пищи ни в воздухе на лету, как ласточки, ни на дере­
ве, как поползень или дятел. Его корм на земле и в земле. И знаете,
сколько истребляет он в течение лета всяких вредных для сада и
огорода насекомых, если считать на вес? В тысячу раз больше соб­
ственного веса! Зато и проводит он весь свой день в непрерывном
движении.
Интересно глядеть, когда он, идя между грядок или вдоль до­
рожки, охотится за своей добычей. Походка его очень быстра и
чуть-чуть неуклюжа, с перевал очкой с боку на бок. Внезапно он
останавливается, поворачивается в одну сторону, в другую, скло­
няет голову то налево, то направо. Быстро клюнет и побежит даль­
ше. И опять, и опять ... Черная спинка его отливает на солнце ме­
таллическим зеленым или фиолетовым цветом, грудь в бурых кра­
пинках. И столько в нем во время этого промысла чего-то делово­
го , суетливого и забавного, что смотришь на него подолгу и не­
вольно улыбаешься.
Лучше всего наблюдать скворца рано утром, до восхода солн­
ца, а для этого надо и вставать пораньше. Впрочем, старинная ум­
ная поговорка гласит: «Кто рано встал , тот не потерял». Если вы
по утрам, каждый день, будете сидеть тихо, без резких движений
где-нибудь в саду или в огороде, то скворцы скоро привыкнут к
вам и будут подходить совсем близко. Попробуйте бросать птице
червяков или крошки хл еба сначала издалека, потом все уменьшая
расстояние. Вы добьетесь того , что через некоторое время скворец
будет брать у вас пищу из рук и садиться вам на плечо. А прилетев
на будущий год, он очень скоро возобновит и заключит с вами пре­
жнюю дружбу. Только не обманывайте его доверия. Разница меж­
ду вами обоими только та, что он маленький, а вы - большой.
Птица же создание очень умное, наблюдательное: она чрезвычай­
но памятлива и признательна за всякую доброту.
304

Рассказы
И настоящую песню скворца надо слушать лишь ранним ут­
ром, когда первый розовый свет зари окрасит деревья и вместе с
ними скворечники, которые всегда располагаются отверстием на
восток. Чуть немного согрелся воздух, а скворцы уже рассеялись
на высоких ветках и начали свой концерт. Я не знаю, право, есть
ли у скворца свои собственные мотивы, но вы наслушаетесь в его
песне чего угодно чужого . Тут и кусочки соловьиных трелей, и рез­
кое мяуканье иволги, и сладкий голосок малиновки, и музыкаль­
ное лепетанье пеночки, и тонкий свист синички, и среди этих мело­
дий вдруг раздаются такие звуки, что, сидя в одиночестве, не удер­
жишься и рассмеешься: закудахчет на дереве курица, зашипит нож
точильщика, заскрипит дверь, загнусит детская военная труба. И,
сделав это неожиданное музыкальное отступление, скворец, как ни
в чем не бывало, без передышки, продолжает свою веселую, милую
юмористическую песенку. Один мой знакомый ск ворец (и только
один, потому что слышал я его всегда в определенном месте) изу­
мительно верно подражал аисту. Мне так и представлялась эта по­
чтенная белая чернохвостая птица, когда она стоит на одной ноге
на краю своего круглого гнезда, на крыше малорусской мазанки и
выбивает звонкую дробь дл инным красным кл ювом. Другие сквор­
цы этой штуки не умели делать.
В середине мая скворец-мамаша кладет четыре, пять малень­
ких, голубоватых глянцевитых яичек и садится на них. Теперь у
скворца-папаши прибавилась новая обязанность -развлекать сам­
ку по утрам и вечерам своим пением во все время высиживания,
что продолжается около двух недель. И , надо сказать, в этот пери­
од он уже не насмешничает и никого не дразнит. Теперь песенка
его нежна, проста и чрезвычайно мелодична, Может быть , этQ и
есть настоящая, единственная скворчиная песня?
К началу июня уже вьшупились птенцы . Птенец скворца есть
истинное чудовище, которое состоит целиком из головы, голова
же только из огромного, желтого по краям , необычайно прожор­
ливого рта . Для заботливых родителей наступило самое хлопотли­
вое время. Сколько маленьких ни корми - они всегда голодны. А
тут еще постоянная боязнь кошек и галок; страшно отлучиться да­
леко от скворечника.
Но скворцы - хорошие товарищи . Как только галки или во­
роны повадились кружиться около гнезда - немедленно назнач а­
ется сторож. Сидит дежурный скворец на маковке самого высоко­
го дерева и, тихонько посвистывая, зорко смотрит во все стороны.
305

А. И. Куприн
Чуть показались близко хищники, сторож подает сигнал, и все скво­
речье племя слетается па защиту молодого поколения. Я видел од­
нажды, как все скворцы, гостившие у меня, гнали, по крайней мере,
за версту трех галок. Что это бьmо за ярое преследование! Сквор­
цы взмывали легко и б ыстро над галками, падали на них с высоты,
разлеталисъ в стороны, опять смыкались и, догоняя галок, снова
забирались ввысь для нового удара. Галки казались трусливыми,
неуклюжими, грубыми и беспомощными в своем тяжелом лете, а
скворцы бьmи подобны каким-то сверкающим, прозрачным вере­
тенам, мелькавшим в воздухе.
Но вот уже конец июля. Однажды вы выходите в сад и прислу­
шиваетесь. Нет скв орцов. Вы и не заметили, как маленькие подрос­
ли и как они учились летать. Теперь они покинули свои родные жи­
лища и ведут новую жизнь в лесах, на озимых полях, около дальних
болот. Там они сбиваются в небольшие стайки и учатся подолгу ле­
тать, готовясь к осеннему перелету. Скоро предстоит молодым пер­
вый, великий экзамен, из которого кое-кто и не выйдет живым. Из­
редка, однако, скворцы возвращаются на минутку к своим покину­
тым отчим домам. Прилетят, покружатся в воздухе, присядут на вет­
ке около скворечников, легкомысленно просвищут какой-нибудь
вновь подхваченный мотив и улетят, сверкая легкими крьmьями.
Но вот уже завернули первые холода. Пора в путь . По какому­
то таинственному, неведомому нам велению могучей природы во­
жак однажды утром подает знак, и воздушная конница, эскадрон
за эскадроном, взмывает в воздух и стремительно несется на юг.
До свидания, милые скворцы ! Прилетайте весною. Гнезда вас ждут...
1916
КАНТАЛУПЫ
(Может быть, и выдумка )
В половине первого в ведомстве приемов поставок, закупок и
транспорто в полагается перерыв для завтрака. Бакулин, делопро­
изводитель, издавна привык закусывать в «Торжке», среднем из
первоклассных ресторанов, где, однако, кормят хорошо, кабинеты
светлы и удобны, а прислуга расторопна и почтительна. Как и все­
гда, швейцары угодливо устремляются к Бакулину, притворяясь
306

Рассказ ы
страшно обрадованными его приходу, величая его по имени-отче­
ству и с благоговением принимая его шляпу, палку и пальто . А в
коридоре низко склоняет перед ним стриженую голову всегдашний
слуга, высокий, худой, длинноусый Яков, и, перебрасывая салфет­
ку из правой руки под мышку, вполголоса сообщает :
- Тут вас спрашивает господин Рафаловский ...
- Знаю... Мы условились.
-Так что я осмелился пригласить их в ваш кабинет.
- Ладно. Ты у меня, Яков, золото .
- Рад служить, Сергей Ардалъоныч...
Далеко вытянув перед собой руку, открывает лакей дверь ка­
бинета и, пятясь в сторону, пропускает Бакулииа. Рафаловский,
толстый большой помещик с обрюзглыми бритыми щеками, избо­
рожденными красными жилками, и с седой щетиной на жирном
подбородке, неуклюже валится сначала боком на диван, а потом
тяжело встает из-за стола.
- Вы точны, как часы на Пулковской обсерватории, - гово­
рит он, протягивая огромную мохнатую руку, украшенную брил­
лиантом величиной в каленый орех.
- Это у меня еще от военной службы осталось . Привычка, -
улыбается Бакулин.
Помещик опять валится на диван и вытирает мокроелицо плат­
ком.
- И жарко же сегодня, просто наказание. Точно Сахара какая­
то!
- Да, печет ... Дай Бог урожая. Я рад ... Как у меня в парничках
канталупы растут, -один восторг... Аромат какой неподражае­
мый!
- Канталупы? скажите! - равнодушно удивляется Рафаловс­
кий.
- Представьте! И какие сорта: Консуль-Шиллер, Президент
Грей, Женин Линд, Прескотт , Бельгард, Августа-Виктория ... Это
страсть моя - канталупы. Ничего я так не обожаю. А впрочем, к
порядку дня. Чем ты будешь нас кормить, Яков?
Сладко жмурясь и точно захлебываясь , Яков докладывает сво­
им ярославским говорком:
- Осетровый балычок сегодня привезли, прямо вам скажу, -
нечто особенное. Янтарь. Насквозь видать ... Рыжички соленые вы
изволили одобрять. Форель гатчинская. Утки есть дикие, - чироч­
ки. К ним можно салат ля-тю а-ля-метрдотель с трюфелями, про-
307

А. И. Куприн
вансалем и свежим огурчиком... Позволю себе рекомендовать во­
лованчики с петушиными гребешками и костным мозгом. Цветная
капуста замечательная.
К закуске Яков сам, не спрашивая разрешения, подает во льду
графинчик водки, настоянной на черносмородинных почках. Лов­
ко, почти беззвучно сервирует все на столе и, отступив спиной к
двери , мягко закрывает ее за собой .
Бакулин разливает насто йку, которая отсвечивает в рюмках
нежной изумрудной зеленью и благоухает весной и немного мыша­
ми. Он уже собирается чокнуться с помещиком, но тот останавли­
вает его осторожным жестом.
- Делу время, потехе час, глубокочтимый, - говорит он вну­
шительно. С трудом достает из бокового кармана визитки пухлый
запечатанный конверт и кладет его на стол . Ноздри у Бакулина
слегка вздрагивают, но он отодвигает пакет в сторону.
- Нет, уж вы лучше пересчитайте, - мягко настаивает Рафалов­
ский . И опять пододвигает пакет Бакулину. - Деньги счет любят.
Бакулин , не торопясь, пересчитывает билеты государственной
ренты и, окончив, склоняет голову в знак правильности суммы, а
затем извлекает из портфеля и передает Рафаловскому бумагу, на
которой вкось карандашом написано: «Согласен. Поторопить до­
ставкой». Произведя этот обмен, они впервые взглядывают друг
на друга . Бакулин совершенно ясно угадывает желание своего парт­
нера в этой молчаливой игре «расписочку бы». Но зато и Рафалов­
ский читает без сл ов вежливый ответ : «Прошли золотые времена.
Такими дураками мы бьши только до эпохи ревизий» .
И, как умные люди , они, перейдя через тяжелый момент, при­
ступают не торопясь к солидному завтраку и к интересному веско­
му разговору о предметах важных, но посторонних. За бутьшкой
подогретого St. -Estephe стирается и самый след промелькнувшей
неприятности. Бакулин относится очень сочувственно к мысли Ра­
фаловского о будущей поставке двадцати тысяч сажен березовых
дров. Зато у Рафаловского есть в виду для супруги Бакулина прямо
золотое дно, а не имение, на юге России: рыбная речка, семьсот
десятин чернозему, триста строевого леса, барская усадьба с пар­
ком, оранжереями и всякими постройками, фруктовый сад, дом чуть
ли не растреллиевской постройки. И все за пустяшную прибавку к
банковскому, совсем небольшому долгу. По окончании завтрака
помещик хочет взять расплату на себя. Но делопроизводитель упи­
рается: «Хлеб-соль вместе, а счет пополам. По-американски» . У
308

Рассказы
подъезда они прощаются, довольные друг другом. Рафаловский едет
на биржу, а Бакулин идет пешком на службу.
В три часа, прежде чем покинуть учреждение, главный директор,
сияющий своими сединами и лысиной, розовый, веселый, светский,
благоухающий старик, заходит на секунду в кабинет делопроизво­
дителя. Каждый раз у него какие-то неотложные дела в банке.
- Вы уже без меня тут, пожалуйста, любезный Сергей Ардаль­
оныч " . - И в дверях, делая прощальный знак выхоленной рукой,
он добавляет: - В случае чего-нибудь экстренного - вы знаете
номер моего телефона.
Конечно. Бакулин знает, что это номер телефона маленькой ба­
летной корифейки Лягуновой . Но он только почтительно склоняет
большую тяжелую голову с низким лбом и широкими скулами.
В приемной уже давно дожидаются этого часа разные деловые
люди: преувеличенно модно одетые русские, с громкими картавы­
ми барскими голосами и плохим французским языком, которым
они без нужды злоупотребляют, суетливые черноглазые греки ; раз­
вязные или презрительные евреи, которые здесь , как и всюду, точ­
но у себя дома, престарелые, надменные пышноусые поляки в ве­
ликолепных, но потертых костюмах, с бахромой внизу панталон,
армяне с пьшкими взорами, страстной речью и выразительной ми­
микой, два-три бритых человека неопределен ной нации и профес­
сии, но с широким жестом и неправдоподобным голосом, должно
быть , бывшие актеры.
Среди этих пестрых просителей, подрядчиков, поставщиков,
изобретателей и посредников - много таких, которых Петербург
видел когда-то на малой бирже у Доминика, или на бегах в жалкой
роли подсказчиков, или в стремительном мгновенном полете с лес­
тницы танцевального зала Марнинковича, или за карточными сто­
лами темных шустер-клубов . Теперь же Петроград нередко дивит­
ся их особнякам, автомобилям, содержанкам и бриллиантам боль­
шинства из них. Меньшинство только начинает карьеру. Курьер
Ефим одного за другим впускает их в кабинет, руководствуясь не
очередью, а какими-то своими особыми, интимными соображени­
ями . Точно так же и у Бакулина для каждого посетителя особые
оттенки приема. Так, например, одного восто чного человека, кра­
савца мужчину атлетического сложения, с выхоленной блестящей
черной б ородой, с драгоценными кольцами на всех пальцах, он
выслушал сидя, не предл агая тому даже сесть , и отказал сухо, ко­
ротко и быстро .
21-3000
309

А. И. Куприн
Встречая других, он слегка приподымался с кресла и, бормоча
что-то невнятное, указывал рукой на стул против себя.
А одного , не особенно видного , старозаветного, маленького
старичка в наглухо застегнутом черном сюртуке, он встретил у са­
мых дверей и сел только после него. Впрочем, разговор у них вы­
шел очень краткий; минуя здоровье, погоду и прочую дребедень,
старичок спросил деловито :
- Так вы обдумали, любезнейший Сергей Ардальоныч?
- К вашим услугам, Кирилл М атвеевич.
- Двадцать пять и два, если брутто, и двадцать шесть и один,
если нетто? Так?
- Совершенно верно, Кирилл Матвеевич.
- Предпочтительнее?
- Как вам угодно. Если позволите, второе условие более под-
ходит.
Старичок не спеша вынул из кармана чековую книжку и тонко,
почти незаметно улыбнулся.
- В ы это чему, Кирилл Матвеевич? - беспокойно спросил
Бакулин.
- Так, своим мыслям, - ответил старичок, быстро вписывая
сумму. - Одного парнишку спросили: «Ты, Егорушка, какого пи­
рожка хочешь, так или с маслом?» - «Да мне все равно, хотя бы с
маслом».
- Хе-хе-хе, - добродушно рассмеялся Бакулин. - Хорошень­
кое присловьице. Хоть и с маслом ... А кстати , Кирилл Матвеевич,
тут еще поверстные ... и там ... благодарности агентам ...
Старичок поморщился и встал, тщательно застегивая сюртук.
-
Бросьте, почтеннейший. Не в мелочной лавочке...
Бакулин проводил его до дверей с низкими поклонами. А ста­
рик даже руки ему не подал...
Так же содержательна бьша б еседа и с другим дельцом, высо­
ким, плечистым, костлявым, небрежно одетым, у которого на жел­
товатом лице, изрытом оспою, дерзко и пытливо смотрели голые,
черные, цыганские или разбойничьи гл аза. Ему надо бьшо выхло­
потать двести вагонов, и Сергей Ардальоныч, заранее знавший , для
какой цели, с быстротой умножил в уме вагоны на пуды, пуды на
фунты, фунты на копейки и сказал, взглянув в горячие глаза рябо­
го , но тотчас же и отвернувшись:
- Восемьдесят.
- Не могу, - смело и решительно отрезал рябой . - Берите
любую половину.
310

Рассказы
- Вам-то что , Петр Захарыч. Нажмете чуть-чуть. Ведь я всего
копеечку на фунт.
- То есть четыре процента. Довольно с вас двух. Я мелкого
покупателя обижать не могу. Его доверием кормлюсь и лишаться
доверия не хочу. Ему полкопейки расчет. А нет - найдем другой
путь.
- Да уж ладно, упорный вы человек. Зайду к вам завтра утром.
Как раз будет готово разрешение.
- Так-то лучше. До свиданья.
Один за другим проходили перед наблюдательным наметным
оком Бакулина жадные, смелые, трусливые и наглые ловители фор­
туны, и всех их Бакул ин фильтровал, сортировал, определив точ­
но их удельный вес, и ставил их на надлежащую полочку относи­
тельной пользы . В то же время среди этих непонятных непосвя­
щенному переговоров он успел написать несколько черновиков
важных писем , сделал два-три внушения конторщикам, отвечал
беспрестанно на телефонные вызовы. Дело шло у него легко и
быстро, точно он катился по гл адкому ш оссе на объезженном,
ВJ>Iверенном, хорошо смазанном велосипеде. И только раз вышла
задержка. Какой-то неловкий новичок, козлиного староверского
вида , принесший образцы подковных шипов, осмелился, сначала
обернувшись назад, на дверь, и помедлив от волнения, сунуть че­
рез стол пятисотрублевую бумажку. Бакулин поднял крик на все
учреждение: «Как? Взятку? Кому? Мне? В такое время? Да я вас
под суд! Я вас упеку знаете куда? Ефим, в шею этого презренного
типа» .
Но вот старые высокие нортоновские часы медленно протяну­
ли первый густой удар из шести, и Бакулин поднялся, прервав раз­
говор с клиентом на полуслове: «Простите, завтра приму вас пер­
вого. Мне спешить к поезду, а еще надо кое-какие покупки».
Ехать по железной дороге надо бьшо полчаса, и оттуда на соб­
ственную дачку «Аннино», двенадцать верст. На станции его до­
жидался экип аж. Вся упряжка бьша проста и щеголевата, как у на­
стоящего любителя: лошадка (шведский иноходчик) бьmа светло­
желтая с черной гривой, черным хвостом и темным ремешком вдоль
спины - той ск ромной масти, которая раньше, лет пятьдесят тому
назад, называлась интендантской; рессорный легкий, плетенный из
камыша шарабан блестел лаком крьшьев и колес, кучер в шапке с
павлиньим пером, в бархатной безрукавке высоко держал руки в
оранжевых канаусовых рукавах.
311

А. И. Куприн
Кучер, сдерживая резвую лошадку, осторожно объехал по гру­
бым камням полукруг дожидавшихся очереди извозчиков, выехал
на ровное широкое шоссе, уходившее прямой белой лентой сквозь
зеленую даль деревьев, и понемногу отпустил вожжи. Бакулин, с
наслаждением отдавшись плавному покачиванию рессор и быст­
рому движению, заглядывал то сл ева, то справа на плавный бег
иноходца, который, ровно неся спину и слегка, точно неуклюже,
точно переваливаясь плечами с боку на бок, чуть покачивал высо­
ко поднятой головой с стоячими маленькими ушами... Пахло све­
жескошенным сеном, весело трепетали и блестели недавно омытые
д�ждем дорожные деревья. Ветер дул в лицо и пузырил оранжевые
рукава у кучера.
Иногда из-за дальних рощ блестел крест колокольни. Бережно
крестясь, творил Бакулин молитву: «Господи ! во имя святого хра­
ма твоего, помяни мя, егда приидеши во царствие твое ...» Но мо­
литва бьmа механическая, без сердечной интимности. Гл авные, се­
рьезные счеты, генеральную стирку души, он отлагал до вечера.
Подъехали к широким воротам дачи, на которых возвышалась
на проволочной раме литая надпись «Аннино». Бакулин посмот­
рел на часы . Ехали ровно двадцать шесть минут пятнадцать секунд.
Хороша шведка. И всего двести пятьдесят плачено.
Всегда нудны и тяжелы проводы, но радостны даже ежеднев­
ные встречи. Когда иноходец, сдерж анный красиво на повороте,
вплывал, чуть накренившись, во двор, приятно сотрясая своим мо­
гучим ржаньем легкий шарабан, то отовсюду, из сада, со стеклян­
ной веранды, из-за дома, послышались веселые восклицания, по­
казались оживленные лица, замелькали светлые летние наряды.
Впереди всех диким галопом неслась десятилетняя девочка, вся в
белом, с двумя большими б елыми бантами на висках, меньшая,
любимица отца, Люлю. За нею бежали сыновья - гимназист и
юнкер вместе со свояченицей Бакулина, восемнадцатилетней Со­
фочкой. Дальше торопились, взявшись за руки, дочка-невеста с
женихом, начинающим инженером, о ба в красивых костюмах для
лаун-тенниса. И , наконец, сама m-me Бакулина в пунцовом кру­
жевном халатике, полная, но еще изящная и легкая в движениях
брюнетка, цветущая ярким расцветом последней пышной красоты.
Вместе с поцелуями, рукопожатиями, приветливыми словами, за­
ботливыми расспросами на Бакулина вьmился целый водопад ми­
лых пустяшных новостей : «Вода сегодня ужасно холодная в купаль­
не. Софочка с М арусей собрали массу грибов-маслянок, а Василий
312

Рассказы
Филиппович одни поганки. Котенок поймал полевую мышку и дол­
го играл с ней. К обеду будут раки . Василий Филиппович привез в
подарок Люлюшке козленка из породы безрогих коз. Премилень­
кий козлик и обожает есть левкой ...» И так, взятый под руки, об­
лепленный большой, шумной, любящей семьей , шел Бакулин к
дому, через цветник, по красным дорожкам, мимо правильных,
только что политых клумб, благоухавших резедою, розами , души­
стым горошком и табаком, начинавшим распускать к ночи свои
белые звезды . Золотые и серебряные шары, ослепительно сверкав­
шие на заходящем солнце, отражали кверх ногами живую семей­
ную группу. А две нарядные горничные в кокетливых передниках
разгружали из шарабана покупки.
Но вот уже кончен обед. Смеркается. Острее и слаще пахнут
цветы. Еще одна радость ждет Сергея Ардольоныча, который уже
докурил сигару, отложил в сторону вечернюю газету и с неподдель­
ным глубоким чувством пожалел вслух бедную многострадальную
, Россию, задыхающуюся в цепких лапах взяточников, растратчи­
ков, вымогателей и других обнаглевших жуликов и прохвостов.
- Ну, Софочка, пойдем поглядим наши канталупы, - говорил
он свояченице, сидящей снаружи на ступеньке балкона. Они вместе
ухаживают за дынями. Это их общая серьезная забота и в то же
время невинная, тонкая, слегка волнующая игра. Как и большин­
ство молодых девушек, бессознательно, чуть-чуть влюбленных в
мужей своих старших сестер, Софочка наивно льнет к Бакулину
сердцем и телом.
Огород - гордость Сергея Ардальоныча. Он выгоняет на нем
редкие на севере овощи - кукурузу, томаты, артишоки и спаржу.
Но его поэзия, его истинная благородная страсть - дын-канталу­
пы, требующие крайне заботливого ухода.
Оба они внимательно склоняются над парниками. В огороде,
не затененном деревьями, еще светло, и можно хорошо разглядеть
дыни, большие, серо-зеленые, с выпуклыми мощными ребрами,
усеянными корявыми наростами . Приятно прикасаться пальцами
к их холодной коже. Тонкий ананасный аромат поднимается из
парников.
Бакулину трудно нагибаться, и потому он только дает указа­
ния:
- Этот побег надо завтра же оборвать . А большую завязь при­
крепить рогулькой к земле и присыпать, - пусть дает новые кор­
ни. Может, и дозреет. А эти две дыньки, Софочка, можно срезать.
313

А. И. Куприн
Да надо, кстати, велеть накрыть парники рамами. Небо ясно, ба­
рометр стоит высоко, воздух свежеет, безветрие, и - видишь, как
вызвездило - ночь будет холодная.
Потом они долго сидят в дальнем углу сада за круглым столом
под липами. Голова Софочки лежит на плече Бакулина, и ему ка­
жется, что молодое тело девушки источает нежный запах канталу­
пы. Его руки ласково, но не крепко обнимают ее плечо.
- С этой дачей мне жаль расстаться, Софочка, - говорит Ба­
кулин, мечтательно глядя вверх, на звезды. - Ее я построил цели­
ком на мое нищенское жалованье. Во всем себе отказывал . Но ког­
да ты выйдешь замуж, я тебе куплю рядом такой же клочок земли и
устрою тебе дачу, как свою. Даже лучше. Я уже присмотрел.
- Не надо мне, милый Сережа, ничего не надо, - тихо отвеча­
ет девушка и еще теплее прижимается к его плечу. - Я никогда не
выйду замуж ... Ни за кого ...
- Так ...
И он сладко чувствует, как под его рукой с испугом и ожидани­
ем дрожит девическое тело.
Наступила ночь. M -me Бакулина лежит на широкой двуспаль­
ной постели, лицом к стене. Сергей Ардальоныч стоит на коврике
на коленях, в одном нижнем белье. Он уже закончил положенные,
заученные официальные молитвы и теперь мысленно говорит сво­
ими словами . Обращается он, однако, не к Богу, и не к Сыну, и не к
Его Матери, а к снисходительному святителю Николаю, причем
многое утаивает и во многом лукавит.
- Я же ведь, если что и беру, то не на роскошь, а для семьи.
Пусть живут в холе, без озлобляющей борьбы, добрыми и кротки­
ми. Другие там кутят, пьянствуют, играют, разоряются на женщин,
на бриллианты и автомобили... А я ... мое немудреное развлечение -
одни канталупы, чистое сладостное занятие. Вот, ей-богу, дойду до
миллиона и все брошу. Уйду со службы, займусь добрыми делами,
буду тайно творить милостыню, церковь построю ... не церковь, а
так ... ч асовенку... Только бы до миллиона...
И сам перед собой притворяется, будто б ы забьш, что если при­
считать к деньгам и золотым вещам жены два доходных дома -
один на Лиговке, другой на Песках, то давно уже его капитал шаг­
нул за два миллиона. И о том он не хочет вспоминать, что еще не­
давно он давал обещание дойти только до двухсот тысяч, а потом
до полумиллиона. «А может быть, - думает он, - терпеливый
угодник не обратил внимания на эти мелочи или забьш по множе-
314

Рассказы
ству дел своих? И потом: ведь все, что мною приобретено, записа­
но не на мое имя, а имя жены. Я - что же? Я бескорыстен ...»
Сладк о спит Бакулин. Мерцает теплым дрожащим светом лам­
падка перед образом. Хмуро глядит в темноту суровый и добрый
лик святителя, лик того угодника, который когда-то вступился за
вора, укравшего кусок хл еба для своей голодной семьи .
1916
315

ОЧЕРКИ

Ницца.
Начало ХХ века.

Л ИСТРИ ГО НЫ
1
Т ИШИНА
В конце октября или в начале ноября Балаклава - этот ори­
гинальнейший угол ок пестрой русской империи - начинает жить
своеобразной жизнью. Дни еще теплы и по-осеннему ласковы, но по
ночам стоят холода, и земля гулко звенит под ногами. Последние
курортные гости потянулись в Севастополь со своими узлами, че­
моданами, корзинами, баулами, золотушными детьми и декаден­
тскими девицами. Как воспоминание о гостях, остались только
виноградные ошкурки , которые, в видах своего драгоценного здо­
ровья, разбросали больные повсюду - на набережной и по узким
улицам - в противном изобилии, да еще тот бумажный сор в виде
окурков, кл очков писем и газет, что всегда остается после дачни­
ков.
И сразу в Балаклаве становится просторно, свежо, уютно и по­
домашнему деловито , точно в комнатах после отъезда нашумев­
ших, накуривших, насоривших непрошеных гостей . Выползает на
улицу исконное, древнегреческое население, до сих пор прятавшее­
ся по каким-то щелям и задним каморкам.
На набережной, поперек ее, во всю ширину, расстИлаются сети.
На грубых камнях мостовой они кажутся нежными и тонкими, как
паутина, а рыбаки ползают по ним на четвереньках, подобно боль­
шим черным паукам, сплетающим разорванную воздушную запад­
ню. Другие сучат бечевку на белугу и на камбалу и для этого с серь­
езным, деловитым видом бегают взад и вперед по мостовой с ве­
ревкой через плечи, беспрерывно суча перед собой клубок ниток.
319

А. И. Куприн
Атаманы баркасов оттачивают белужьи крючки - иступивши­
еся медные крючки, на которые, по рыбачьему поверью, рыба идет
гораздо охотнее, чем на современные, английские, стальные. На той
стороне залива конопатят, смолят и красят лодки, перевернутые
вверх килем.
У каменных колодцев, где беспрерывно тонкой струйкой бежит
и лепечет вода, подолгу, часами, судачат о своих маленьких хозяй­
ских делах худые, темнолицые, большеглазые, длинноносые гре­
чанки, так странно и трогательно похожие на изображение Бого­
родицы на старинных византийских иконах.
И все это совершается неторопливо, по-домашнему, по-сосед­
ски, с вековечной привычной ловкостью и красотой, под нежар­
ким осенним солнцем на берегах синего, веселого залива, под яс­
ным осенним небом, которое спокойно лежит над развалиной по­
катых плешивых гор, окаймляющих залив.
О дачниках нет и помину. Их точно и не бьшо. Два-три хоро­
ших дождя - и смыта с улиц последняя память о них. И все это
бестолковое и суетливое лето с духовой музыкой по вечерам, и с
пьшью от дамских юбок, и с жалким флиртом, и спорами на поли­
тические темы - все становится далеким и забытым сном. Весь
интерес рыбачьего поселка теперь сосредоточен только на рыбе.
В кофейнях у Ивана Юрьича и у И вана Адамовича под стук
костяшек домино рыбаки собираются в артели; избцрается атаман .
Разговор идет о паях, о половинках паев, о сетях, о крючках, о на­
живке, о макрели, о кефали, о лобане, о камсе и султанке, о камба­
ле, белуге и морском петухе. В девять часов весь город погружает­
ся в глубокий сон.
Нигде во всей России, - а я порядочно ее изъездил по всем на­
правлениям, - нигде я не слушал такой глубокой, полной, совер­
шенной тишины, как в Балаклаве.
Выходишь на балкон - и весь поглощаешься мраком и молча­
нием. Ч ерное небо, черная вода в заливе, черные горы. Вода так
густа, так тяжела и так спокойна, что звезды отражаются в ней, не
рябясь и не мигая. Тишина не нарушается ни одним звуком челове­
ческого жилья. Изредка, раз в минуту, едва расслышишь, как хлюп­
нет маленькая волна о камень набережной . И этот одинокий , мело­
дичный звук еще больше углубляет, еще больше настораживает
тишину. Слышишь , как размеренными толчками шумит кровь у
тебя в ушах . Скрипнула лодка на своем канате. И опять тихо . Чув­
ствуешь , как ночь и молчание слились в одном черном объятии.
320

Очерки
Гляжу налево, туда, где узкое горло залива исчезает, сузившись
между двумя горами .
Там лежит длинная, пологая гора, увенчанная старыми разва­
линами. Если приглядишься внимательно, то ясно увидишь всю ее,
подобную сказочному гигантскому чудовищу, которое, припав гру­
дью к заливу и глубоко всунув в воду свою темную морду с насто­
роженным ух ом, жадно пьет и не может напиться.
На том месте, где у чудовища должен приходиться глаз, светИт­
ся крошечной красной точкой фонарь таможенного кордона. Я
знаю этот фонарь, я сотни раз проходил мимо него, прикасался к
нему рукой. Но в странной тишине и в глубокой черноте этой осен­
ней ночи я все яснее вижу и спину и морду древнего чудовища, и я
чувствую, что его хитрый и зл обный маленький раскаленный глаз
следит за мною с затаенным чувством ненависти .
В уме моем быстро проносится стих Гомера об узкогорлой чер­
номорской бухте, в которой Одиссей видел кровожадных листри­
гонов. Я думаю также о предприимчивых , гибких, красивых гену­
эзцах , воздвигавших здесь, на челе горы, свои колоссальные кре­
постные сооружения. Думаю также о том, как однажды бурной зим­
ней ночью разбилась о грудь старого чудовища целая английская
флотилия вместе с гордым щеголеватым кораблем «Black Prince»,
который теперь покоится на морском дне, вот здесь, совсем близко
около меня, со своими миллионами золотых слитков и сотнями
жизней .
Старое чудовище в полусне щурит на меня свой маленький , ос­
трый , красный глаз. Оно представляется мне теперь старым-ста­
рым, забытым божеством, которое в этой черной тишине грезит
своими тысячелетними снами. И чувство странной неловкости ов­
ладевает мною.
Раздаются замедленные, ленивые шаги ночного сторожа, и я
различаю не только каждый удар его кованых , тяжелых рыбачьих
сапогов о камни тротуара, но слышу также, как между двумя шага­
ми он чиркает каблуками. Так ясны эти звуки среди ночной тиши,
что мне кажется, будто я иду вместе с ним, хотя до него - я знаю
наверное - более целой версты. Но вот он завернул куда-то вбок,
в мощеный переулок, ил и, может быть , присел на скамейку: ш�ги
его смолкли. Тишина. Мрак.
* «Черный принц» (аигл.).
321

А. И. Куприн
11
МАКРЕЛ Ь
Идет осень. Вода холодеет. Пока ловится только маленькая
рыба в мережки, в эти большие вазы из сетки, которые прямо с
лодки сбрасываются на дно . Но вот раздается слух о том, что Юра
Паратино оснастил свой баркас и оmравил его на место между
мысом Айя и Л аспи, туда, где стоит его макрельный завод.
Конечно, Юра Паратино - не германский император, не зна­
менитый бас, не модный писатель, не исполнительница цыганских
романсов, но когда я думаю о том, каким весом и уважением окру­
жено его имя на всем побережье Черного моря, - я с удовольстви­
ем и с гордостью вспоминаю его дружбу ко мне.
Юра Паратино вот каков: это невысокий , крепкий , просолен­
ный и просмоленный грек, лет сорока. У него бычачья шея, тем­
ный цвет лица, курчавые черные волосы, усы, бритый подбородок
квадратной формы, с животным угибом посредине, - подбородок,
говорящий о страшной воле и большой жестокости, тонкие, твер­
дые, энергично опускающиеся углами вниз губы. Нет ни одного
человека среди рыбаков ловчее, хитрее, сильнее и смелее Юры Па­
ратино. Никто еще не мог перепить Юру, и никто не видал его пья­
ным. Никто не сравнится с Юрой удачливостью - даже сам зна­
менитый Федор из Олеиза.
Ни в ком так сильно не развито, как в нем, то специально мор­
ское рыбачье равнодушие к несправедливым ударам судьбы, кото­
рое так высоко ценится этими солеными людьми.
Когда Юре говорят о том, что буря порвала его снасти или что
его баркас, наполненный доверху дорогой рыбой, захлестнуло вол­
ной и он пошел ко дну, Юра только заметит вскользь:
- А туда его, к чертовой матери! - и тотчас же точно забудет
об этом.
Про Юру рыбаки говорят так :
- Еще макрель только думает из Керчи идти сюда, а уже Юра
знает, где поставить завод.
Завод - это сдел анная из сети западня в десять сажен длиною
и саженей пять в ширину. Подробности мало кому интересны. До­
статочно только сказать, что рыба, идущая ночью большой мас­
сой вдоль берега, попадает, благодаря наклону сети, в эту западню
и выбраться оттуда уже не может без помощи рыбаков, которые
поднимают завод из воды и выпрастывают рыбу в свои баркасы .
322

Очер ки
Важно тол ько вовремя заметить тот момент, когда вода на поверх­
ности завода начнет кипеть , как каша в котле. Если упустить этот
момент, рыба прорвет сеть и уйдет.
И вот, когда таинственное предчувствие уведомило Юру о ры­
бьих намерениях , вся Балаклава переживает несколько тревожных,
томительно напряженных дней . Дежурные мальчики день и ночь
следят с высоты гор за заводами, баркасы держатся наготове. Из
Севастополя приехали скупщики рыбы. Местный завод консервов
приготовляет сараи для огромных партий .
Однажды ранним утром повсюду - по домам, по кофейным,
по улицам - разносится, как молния, слух:
- Рыба пошла, рыба идет! Макрель зашла в заводы к Ивану
Егоровичу, к Коте, к Христо, к Спиро и к Капитанаки. И уж конеч­
но, к Юре Паратино.
Все артели уходят на своих баркасах в море.
Остальные жители поголовно на берегу: старики, женщины,
дети, и оба толстых трактирщика, и седой кофейщик И ван Адамо­
вич, и аптекарь , занятой человек, прибежавший впопыхах на ми­
нутку, и добродушный фел ьдшер Евсей Маркович, и оба местных
доктора.
Особенно важно то обстоятельст во, что первый баркас, при­
шедший в залив, продает свою добычу по самой дорогой цене, -
таким образом, для дожидающих на берегу соединяются вместе и
интерес, и спорт, и самолюбие, и расчет.
Наконец в том месте, где горло бухты сужается за горами, по-
казывается, круто огибая берег, первая лодка.
-Это Юра.
-Нет, Коля.
- Конечно, это Генали.
У рыбаков есть свой особенный шик. Когда улов особенно бо­
гат, надо не войти в залив, а прямо влететь на веслах, и трое гребцов
мерно и часто, все как один, напрягая спину и мышцы рук, нагнув
сил ьно шеи, почти запрокидываясь назад, заставляют лодку быст­
рыми, короткими толчками мчаться по тихой глади залива. Атаман,
лицом к нам, гребет стоя; он руководит направлением баркаса.
Конечно, это Юра Паратино!
До самых бортов лодка наполнена бел ой, серебряной рыбой,
так что ноги гребцов лежат на ней вытянутыми прямо и попирают
ее. Небрежно , на ходу, в то время когда гребцы почти еще не за­
медляют разгона лодки, Юра соскакивает на деревянную пристань .
323

А. И. Куприн
Тотчас начинается торг со скупщиками.
- Тридцать! - говорит Юра и хлопает с размаху о ладонь длин­
ной костлявой руки высокого грека.
Это значит, что он хочет отдать рыбу по тридцать рублей за
тысячу.
- Пятнадцать! - кричит грек и, в свою очередь, высвободив
руку из-под низу, хлопает Юру по ладони.
- Двадцать восемь!
- Восемнадцать!
Хлоп-хлоп...
- Двадцать шесть!
-Двадцать !
- Двадцать пять! - говорит хрипло Юра. - И у меня там еще
идет один баркас.
А в это время из-за горла бухты показывается еще один баркас,
другой , трети й , еще два сразу. Они стараются перегнать друг дру­
га, потому что цены на рыбу все падают и падают. Через полчаса
за тысячу уже платят пятнадцать рублей, через час - десять и, на­
конец, пять и даже три рубля.
К вечеру вся Балаклава нестерпимо воняет рыбой. В каждом
доме жарится или маринуется скумбрия. Широкие устья печей в
булочных заставлены глиняной черепицей, на которой рыба жа­
рится в собственном соку. Это называется: макрель на шкаре - са­
мое изысканное кушанье местных гастрономов. И все кофейные и
трактиры наполнены дымом и запахом жареной рыбы.
А Юра Паратино - самый широкий человек во всей Балакла­
ве - заходит в кофейную, где сгрудились в табачном дыму и рыбь­
ем чаду все балаклавские рыбаки, и, покрывая общий гам, кричит
повелительно кофейщику:
- Всем по чашке кофе!
Момент всеобщего молчания, изумления и восторга.
- С сахаром или без сахару? - спрашивает почтительно хозя­
ин кофейни, огромный , черномазый Иван Юрьич .
Юра в продолжение одной секунды колеблется: чашка кофе сто­
ит три копейки, а с сахаром пять... Но он чужд мелочности. Сегод­
ня последний пайщик на его баркасе заработал не меньше десяти
рублей. И он бросает пренебрежительно :
- С сахаром. И музыку! ..
Появляется музыка: кларнет и бубен . Они бубнят и дудят до
самой поздней ночи однообразные, унылые татарские песни. На
324

Очер ки
столах появляется молодое вино - розовое вино, пахнущее свеже­
раздавленным виноградом; от него страшно скоро пьянеешь и на
другой день болит голова.
А на пристани в это время до поздней ночи разгружаются пос­
ледние баркасы . Присев на корточки в лодке, двое или трое греков
быстро, с привычной ловкостью хватают правой рукой две, а ле­
вой три рыбы и швыряют их в корзину, ведя точный, скорый , ни на
секунду не прекращающийся счет.
И на другой день еще приходят баркасы с моря.
Кажется, вся Балаклава переполнилась рыбой.
Ленивые, объевшиеся рыбой коты с распухнувшими животами
валяются поперек тротуаров, и когда их толкнешь ногой, то они
нехотя приоткрывают один глаз и опять засыпают. И домашние
гуси, тоже сонные, качаются посредине залива, и из клювов у них
торчат хвосты недоеденной рыбы.
В воздухе еще много дней стоит крепкий запах свежей рыбы и
чадный запах жареной рыбы . И легкой, кл ейкой рыбьей чешуей
осыпаны деревянные пристани, и камни мостовой, и руки и платья
счастливых хозяек, и синие воды залива, лениво колышущегося под
осенним солнцем .
111
ВОРОВСТВО
Вечер. Мы сидим в кофейне Ивана Юрьича, освещенной двумя
висячими лампами «молния» . Густо накурено. Все столики заняты.
Кое-кто играет в домино, другие в карты, третьи пьют кофе, иные
просто так себе, сидят в тепле и свете, перекидываясь разговорами
и замечаниями . Длинная, ленивая, уютная, приятная вечерняя ску­
ка овладела всей кофейной.
Понемногу мы затеваем довольно странную игру, которой ув­
лекаются все рыбаки . Несмотря на скромность, должен сознаться,
что честь изобретения этой игры принадлежит мне. Она состоит в
том, что поочередно каждому из участников завязываются глаза
платком, завязываются плотно, морским узлом, потом на голову
ему накидывается куртка, и затем двое других игроков, взяв его
под руки, водят по всем углам кофейни, несколько раз переворачи­
вают на месте вокруг самого себя, выводят на двор, опять приво­
дят в кофейню и опять водят его между столами, всячески стараясь
325

На рейде.
Илл юстрация из жур нала «Панч», конец XIX века.

А.И. Куприн
запутать его . Когда, по общему мнению, испытуемый достаточно
сбит с толку, его останавливают и спрашивают: - Показывай, где
север?
Каждый подвергается такому экзамену по три раза, и тот, у кого
способность ориентироваться оказалась хуже, чем у других, ставит
всем остальным по чашке кофе или соответствующее количество
полубутьmок молодого вина. Надо сказать, что в большинстве слу­
чаев проигрываю я. Но Юра Паратино показывает всегда на N с
точностью магнитной стрелки. Этакий зверь!
Но вдруг я невольно оборачиваюсь назад и замечаю, что Хрис­
то Амбарзаки подзывает меня к себе глазами. Он не один, с ним
сидит мой атаман и учитель Яни.
Я подхожу. Христо для виду требует домино, и в то время ког­
да мы притворяемся, что играем , он, гремя костяшками, говорит
вполголоса :
-
Берите ваши дифаны и вместе с Яни приходите тихонько к
пристани. Бухта вся полна кефалью, как банка маслинами. Это ее
загнали свиньи.
Дифаны - это очень тонкие сети , в сажень вышиной, сажен
шестьдесят дл ины. Они о трех полотнищах . Два крайние с широ­
кими ячейками, среднее с узкими. Маленькая скумбрия пройдет
сквозь широкие стены, но запутается во внутренних; наоборот, боль­
шая и крупная кефаль или лобан, который только стукнулся бы
мордой о среднюю стену и повернулся бы назад, запутывается в
широких наружных ячейках. Только у меня одного в Балаклаве есть
такие сети.
Потихоньку, избегая встретиться с кем-либо, мы выносим
вместе с Яни сети на берег. Ночь так темна, что мы с трудом
различаем Христо, который ждет уже нас в лодке. Какое-то фыр­
канье, хрюканье, тяжелые вздохи сл ышатся в заливе. Эти звуки
производят дельфины, или морские свиньи, как их называют
рыбаки . М ноготысячную, громадную стаю рыбы они загнали в
узкую бухту и теперь носятся по заливу, б еспощадно пожирая ее
на ходу.
То, что мы сейчас со бираемся сделать, - без сомнения, преступ­
ление. По своеобразному старинному обычаю, позволяется ловить
в бухте рыбу только на удочку и в мережки. Лишь однажды в год, и
то не больше как в продолжение трех дней , ловят ее всей Балакла­
вой в общественные сети. Это - неписаный закон, своего рода ис­
торическое рыбачье табу.
326

Очер ки
Но ночь так черна, вздохи и хрюканье дельфинов так возбуж­
дают страстное охотничье любопытство, что , подавив в себе не­
вольный вздох раскаяния, я осторожно прыгаю в лодку, и в то вре­
мя как Христо беззвучно гребет, я помогаю Яни приводить сети в
порядок . Он перебирает нижний край, отягощенный большими
свинцовыми грузилами, а я быстро и враз с ним передаю ему верх­
ний край, оснащенный пробковыми поплавками.
Но чудесное, никогда не виданное зрелище вдруг очаровывает
меня. Где-то невдалеке, у левого борта, раздается храпенье дель­
фина, и я внезапно вижу, как вокруг лодки и под лодкой со страш­
ной быстротой проносится множество извилистых серебристых
струек, похожих на следы тающего фейерверка. Это бежат сотни и
тысячи испуганных рыб , спасающихся от преследования прожор­
ливого хищника. Тут я замечаю, что все море горит огнями. На
гребнях маленьких, чуть плещущих волн играют голубые драго­
ценные камни. В тех местах, где весла трогают воду, загораются
волшебным блеском глубокие блестящие полосы . Я прикасаюсь к
воде рукой , и когда вынимаю ее обратно, то горсть светящихся
брильянтов падает вниз, и на моих пальцах долго горят нежные
синеватые фосфорические огоньки. Сегодня - одна из тех волшеб­
ных ночей, про которые рыбаки говорят:
- Море горит!..
Другой косяк рыбы со стр ашной быстротой проносится под
лодкой, бороздя воду короткими серебряными стрелками. И вот я
слышу фырканье дельфина совсем близко. Наконец вот и он! Он
показывается с одной стороны лодки, исчезает на секунду под ки­
лем и тотчас же проносится дальше. Он идет глубоко под водой, но
я с необыкновенной ясностью различаю весь его мощный бег и все
его могучее тело, осеребренное игрой инфузорий, обведенное, точ­
но контуром, миллиардом блесток, похожее на сияющий стеклян­
ный бегущий скелет.
Христо гребет совершенно беззвучно, и Яни всего-навсего толь­
ко один раз ударил свинцовыми грузилами о дерево. Мы перебра­
ли уже всю сеть, и теперь можно начинать .
Мы подходим к противоположному берегу. Яни прочно уста­
навливается на носу, широко расставив ноги. Большой плоский
камень, привязанный к веревке, тихо скользит у него из рук , чуть
сл ышно плещет об воду и погружается на дно . Большой пробко­
вый буек всплывает наверх, едва заметно чернея на поверхности
залива. Теперь совершенно беззвучно мы описываем лодкой полу-
327

А. И. Куприн
круг во всю длину нашей сети и опять причаливаем к берегу и бро­
саем другой буек . Мы внутри замкнутого полукруга.
Если бы мы не занимались браконьерством, а работали на от­
крытом, свободном месте, то теперь мы начали бы коладить, ил и,
вернее, шантажировать , то есть мы заставили бы шумом и плеском
весел всю захваченную нашим полукругом рыбу кинуться в рас­
ставленные для нее сети, где она должна застрянуть головами и
жабрами в ячейках. Но наше дело требует тайны, а поэтому мы
только проезжаем от буйка до буйка, туда и обратно, два раза, при­
чем Христо беззвучно бурлит веслом воду, заставляя ее вскипать
прекрасными голубыми электрическими буграми. Потом мы воз­
вращаемся к первому буйку. Яни по-прежнему осторожно вытяги­
вает камень, служивший якорем , и без малейшего стука опускает
его на дно. Потом, стоя на носу, выставив вперед левую ногу и опер­
шись на нее, он ритмическими движениями поднимает то одну, то
другую руку, вытягивая вверх сеть. Наклонившись немного через
борт, я вижу, как сеть бежит из воды, и каждая ячейка ее, каждая
ниточка глубоко видны мне, точно восхитительное огненное пле­
тение. С пальцев Яни стремятся вниз и падают маленькие дрожа­
щие огоньки .
И я уже слышу, как мокро и тяжело шлепается большая живая
рыба о дно лодки, как она жирно трепещет, ударяя хвостом о дере­
во. Мы постепенно приближаемся ко второму буйку и с прежними
предосторожностями вытаскиваем его из воды.
Теперь моя очередь садиться на весла. Христо и Яни снова пе­
ребирают всю сеть и выпрастывают из ее ячеек кефаль . Христо не
может сдержать себя и с счастливым сдавленным смехом кидает
через голову Коли к моим ногам большую толстую серебряную
кефаль.
- В от так рыба! - шепчет он мне.
Яни тихо останавливает его .
Когда их работа кончена и мокрая сеть вновь лежит на носовой
площадке баркаса, я вижу, что все дно застлано живой, еще шеве­
лящейся рыбой. Но нам нужно торопиться . Мы делаем еще круг,
еще и еще, хотя благоразумие давно уже велит нам вернуться в го­
род. Н аконец мы подходим к берегу в самом глухом месте. Яни
приносит корзину, и с вкусным чмоканьем летят в нее охапки боль­
шой мясистой рыбы, от которой так свежо и возбуждающе пахнет.
А через десять минут мы возвращаемся обратно в кофейни, один
за другим. Каждый выдумывает какой-нибудь предлог для своего
328

Очерки
отсуrствия. Но штаны и куртки у нас мокры, а у Яни запуталась в
усах и бороде рыбья чешуя, и от нас еще идет запах моря и сырой
рыбы. И Христо, который не может справиться с недавним охотни­
чьим возбуждением, нет-нет да и намекнет на наше предприятие.
- А я сейчас шел по набережной ... Сколько свиней зашло в
бухту. Ужас! - и метнет на нас лукавым, горящим черным гл азом .
Яни, который вместе с ним относил и прятал корзину, сидит
около меня и едва слышно бормочет в чашку с кофе:
- Тысячи две, и все самые крупные. Я вам снес три десятка.
Это моя доля в общей добыче. Я потихоньку киваю головой.
Но теперь мне немного совестно за мое недавнее преступление.
Впрочем, я ловлю несколько чужих быстрых плутоватых взглядов.
Кажется, что не мы одни занимались в эту ночь браконьерством!
IV
Б ЕЛУГА
Наступает зима. Как-то вечером пошел снег, и все стало среди
ночи белым: набережная, лодки у берега, крыши домов, деревья.
Только вода в заливе остается жутко черной и неспокойно плещет­
ся в этой белой тихой раме.
На всем Крымском побережье - в Анапе, Судаке, Керчи, Фео­
досии, Ялте, Балаклаве и Севастополе - рыбаки готовятся на бе­
лугу. Чистятся рыбачьи сапоги, огромные до бедер сапоги из конс­
кой кожи, весом по полупуду каждый , подновляются непромокае­
мые, крашенные желтой масляной краской плащи и кожаные шта­
ны, штопаются паруса, вяжутся переметы.
Набожный рыбак Федор из Олеиза задолго до белужьей ловли
теплит в своем шалаше перед образом Николая Угодника, М ир
Ликийских чудотворца и покровителя всех моряков, восковые све­
чи и лампадки с лучшим оливковым маслом. Когда он поедет в море
со своей артелью, состоящей из татар, морской святитель будет
прибит на корме как руководитель и податель счастья. Об этом
знают все крымские рыбаки, потому что это повторяется из года в
год и потому еще, что за Федором установилась сл ава очень смело­
го и удачливого рыбал ки.
И вот однажды, с первым попутным ветром, на исходе ночи, но
еще в глубокой тьме, сотни лодок отплывают от Крымского полу­
острова под парусами в море.
329

А. И. Куприн
Как красив момент отплытия! Сели все пятеро на кормовую
часть баркаса. «С Богом! Дай Бог! С Богом!» Падает вниз осво­
божденный парус и, похлопав нерешительно в воздухе, вдруг наду­
вается, как выпуклое, острое, торчащее концом вверх белое птичье
крьшо. Лодка, вся наклонившись на один бок, плавно выносится
из устья бухты в открытое море. Вода шипит и пенится за бортом и
брызжет внутрь, а на самом борту, временами моча нижний край
своей куртки в воде, сидит небрежно какой-нибудь молодой рыбак
и с хвастливой небрежностью раскуривает верченую папиросу. Под
кормовой решеткой хранится небольшой запас крепкой водки, не­
много хлеба, десяток копченых рыб и бочонок с водой.
Уплывают в открытое море за тридцать и б олее верст от бере­
га. За этот длинный путь атаман и его помощник успевают изгото­
вить снасть. А белужья снасть представляет собою вот что такое:
вообразите себе, что по морскому дну, на глубине сорока сажен,
лежит крепкая веревка в версту длиной, а к ней привязаны через
каждые три-четыре аршина короткие саженные куски шпагата, а
на концах этих концов наживлена на крючки мелкая рыбешка. Два
плоских камня на обеих оконечностях гл авной веревки служат яко­
рями, затопляющими ее, а два буйка, плавающих на этих якорях на
поверхности моря, указывают их положение. Буйки круглые, проб­
ковые (сотня бутьшочных пробок, обвернутых сетк ой), с красны­
ми флажками наверху.
Помощник с непостижимой ловкостью и б ыстротой насажива­
ет приманку на крючки, а атаман тщательно укладывает всю снасть
в круглую корзину, вдоль ее стен, правильной спиралью, нажив­
кой внутрь . В темноте, почти ощупью , вовсе не так легко испол­
нить эту кропотливую работу, как кажется с первого взгляда. Ког­
да придет время опускать снасть в море, то один неудачно наса­
женный крючок может зацепиться за веревку и жестоко перепутать
всю систему.
На рассвете приходят на место. У каждого атамана есть свои
излюбленные счастливые пункты, и он их находит в открытом море,
за десятки верст от берега так же легко, как мы находим коробку с
перьями на своем письменном столе. Надо только стать таким об­
разом, чтобы Полярная звезда очутилась как раз над колокольней
монастыря св. Георгия, и двигаться, не нарушая этого направле­
ния, на восток до тех пор, пока не откроется Форосский маяк . У
каждого атамана имеются свои тайные вехи в виде маяков, домов,
крупных прибрежных камней, одиноких сосен на горах или звезд.
330

Очерки
Определили место. Выбрасывают на веревке в море первый ка­
мень, устанавливают глубину, привязывают буек и от него идут на
веслах вперед на всю длину перемета, который атаман с необычай­
ной быстротой выматывает из корзины. Опускают второй камень,
пускают на воду второй буек - и дело окончено. Возвращаются
домой на веслах или, если ветер позволяет лавировать, под пару­
сом . На другой день или через день идут опять в море и вытаскива­
ют снасть. Если Б огу или случаю будет угодн о, на крючьях ока­
жется белуга, проглотившая приманку, огромная остроносая рыба,
вес которой достигает десяти - двадцати, а в редких случаях даже
тридцати и более пудо в.
Так-то вот и вышел однажды ночью из бухты Ваня Андруцаки
на своем баркасе. По правде сказать, никто не ожидал добра от
такого предприятия. Старый Андруцаки умер прошлой весной, а
Ваня бьm слишком молод, и, по мнению опытных рыбаков, ему
следовало бы еще года два побыть простым гребцом да еще год
помощником атамана. Но он набрал свою артель из самой зеленой
и самой отчаянной молодежи, сурово прикрикнул, как настоящий
хозяин, на занывшую бьmо старуху мать, изругал ворчливых ста­
риков соседей гнусными матерными сл овами и вышел в море пья­
ный, с пьяной командой, стоя на корме со сбитой лихо на затьmок
барашковой шапкой, из-под которой буйно выбивались на загоре­
лый лоб курчавые, черные, как у пуделя, волосы.
В эту ночь на море дул крепкий береговой и шел снег. Некото­
рые баркасы, выйдя из бухты, вскоре вернулись назад, потому что
греческие рыбаки, несмотря на свою многовековую опытность,
отличаются чрезвычайным благоразумием, чтобы не сказать тру­
состью . «Погода не пускает», - говорили они .
Но Ваня Андруцаки возвратился домой около полудня с бар­
касом, наполненным самой крупной белугой , да, кроме того , еще
приволок на буксире огромную рыбину, чудовище в двадцать пу­
дов весом , которое артель долго добивала деревянными колотуш­
ками и веслами.
С этим великаном пришлось порядочно-таки помучиться. Про
белугу рыбаки вообще говорят, что надо только подтянуть ее го­
лову в уровень с бортом, а там уж рыба сама вскочит в лодку . Прав­
да, иногда при этом она могучим всплеском хвоста сбивает в воду
неосторожного ловца. Но б ывают изредка при белужьей ловле и
более серьезные моменты, грозящие настоящей опасностью для
рыбаков. Так и случилось с Ваней Андруцаки.
331

А. И. Куприн
Стоя на самом носу, который то взлетал на пенистые бугры
широких волн , то стремительно падал в гладкие водяные зеленые
ямы, Ваня размеренными движениями рук и спины выбирал из моря
перемет. Пять белужонков, попавшихся с самого начала, почти один
за другим, уже лежали неподвижно на дне баркаса, но потом ловля
пошла хуже: сто или полтораста крючков подряд оказались пусты­
ми, с нетронутой наживкой.
Артель молча гребла, не спуская глаз с двух точек на берегу,
указанных атаманом. Помощник сидел у ног Вани, освобождая
крючки от наживки и складывая веревку в корзину правильным
бунтом. Вдруг одна из пойманных рыб судорожно встрепенулась.
- Бьет хвостом, поджидает подругу, - сказал молодой рыбак
Павел, повторяя старую рыбачью примету.
И в ту же секунду Ваня Андруцаки почувствовал, что огромная
живая тяжесть, вздрагивая и сопротивляясь, повисла у него на на­
тянувшемся вкось перемете, в самой глубине моря. Когда же, по­
зднее, наклонившись за борт, он увидел под водой и все длинное,
серебряное, волнующееся, рябящее тело чудовища, он не удержал­
ся и, обернувшись назад к артели, прошептал с сияющими от вос­
торга глазами:
- Здоровая! .. Как бык! .. Пудов на сорок ...
Этого уж никак не следовало делать! Спаси Бог, будучи в море,
предупреждать события или радоваться успеху, не дойдя до бере­
га . И старая таинственная примета тотчас же оправдалась на Ване
Андруцаки. Он уже видел не более как в полуаршине от поверхно­
сти воды острую, утлую костистую морду и, сдерживая бурное тре­
петание сердца, уже готовился подвести ее к борту, как вдруг...
могучий хвост рыбы плеснул сверх волны, и белуга стремительно
понеслась вниз, увлекая за собою веревку и крючки.
Ваня не растерялся. Он крикнул рыбакам: «Табань!» - скверно
и очень длинно выругался и принялся травить перемет вслед убегав­
шей рыбе. Крючки так и мелькали в воздухе из-под его рук, шлепа­
ясь в воду. Помощник пособлял ему, выпрастывая снасть из корзи­
ны. Гребцы налегли на весла, стараясь ходом лодки опередить под­
водное движение рыбы. Это бьша страшно быстрая и точная рабо­
та , которая не всегда кончается благополучно. У помощника запу­
талось несколько крючков. Он крикнул Ване: «Стоп травить!» - и
принялся распутывать снасть с той быстротой и тщательностью,
которая в минуты опасности свойственна только морским людям. В
эти несколько секунд перемет в руке Вани натянулся, как струна, и
332

Очерки
лодка скакала, точно бешеная, с волны на волну, увлекаемая ужас­
ным бегом рыбы и подгоняемая вслед за ней усилиями гребцов.
«Трави!» - крикнул наконец помощник. Веревка с необычайной
быстротой вновь побежала из ловких рук атамана, но вдруг лодку
дернуло, и Ваня с глухим стоном выругался: медный крючок с разма­
ха вонзился ему в мякоть ладони под мизинцем и засел там во всю
глубину извива. И тут-то Ваня показал себя настоящим соленым ры­
баком. Обмотав перемет вокруг пальцев раненой руки, он задержал
на секунду бег веревки, а другой рукой достал нож и перерезал шпа­
гат. Крючок крепко держался в руке своим жалом, но Ваня вырвал
его с мясом и бросил в море. И хотя обе его руки и веревка перемета
сплошь окрасились кровью и борт лодки и вода в баркасе покраснели
от его крови, он все-таки довел свою работу до конца и сам нанес
первый оглушающий удар колотушкой по башке упрямой рыбе.
Его улов бьm первым белужьим уловом этой осени. Артель про­
дала рыбу по очень высокой цене, так что на каждый пай пришлось
почти до сорока рублей. По этому случаю бьmо выпито страшное
количество молодого вина, а под вечер весь экипаж «Георгия По­
бедоносца» - так назывался Ванин баркас - отправился на дву­
конном фаэтоне с музыкой в Севастополь . Там храбрые балаклав­
ские рыбаки вместе с флотскими матросами разнесли на мелкие
кусочки фортепиано, двери, кровати, стулья и окна в публичном
доме, потом передрались между собою и только к свету вернулись
домой , пьяные, в синяках, но с песнями. И только что вьmезли из
коляски, как тотчас же свалились в лодку, подняли парус и пошли
в море забрасывать крючья.
С этого самого дня за Ваней Андруцаки установилась сл ава,
как за настоящим соленым атаманом.
v
ГОСПОДНЯ РЫБА
Апокрифическое сказание
Эту прелестную древнюю легенду рассказал мне в Балакл аве
атаман рыб ачьего баркаса Коля Констанди, настоящий соленый
грек, отличный моряк и большой пьяница.
Он в то время учил меня всем премудрым и странным вещам,
составляющим рыбачью науку.
333

А. И. Куприн
Он показывал мне, как вязать морские узлы и чинить прорван­
ные сети, как наживлять крючки на белугу, забрасывать и промы­
вать мережки, кидать наметку на камсу, выпрастывать кефаль из
трехстенных сетей, жарить лобана на шкаре, отковыривать ножом
петал иди, приросших к скале, и есть сырыми креветок, узнавать
ночную погоду по дневному прибою, ставить парус, выбирать якорь
и измерять глубину дна.
Он терпеливо объяснял мне разницу между направлением и свой­
ствами ветров: леванти, греба-леванти, широкко, тремонтана, страш­
ного б6ра, благоприятного морского и капризного берегового.
Ему же я обязан знанием рыбачьих обычаев и суеверий во вре­
мя ловли: нельзя свистать на баркасе; плевать позволено только за
борт; нельзя .упоминать черта, хотя можно проклинать при неуда­
че: веру, могилу, гроб, душу, предков, глаза, печенки, селезенки и
так далее; хорошо оставлять в снасти как будто нечаянно забытую
рыбешку - это приносит счастье; спаси Бог выбросить за борт что­
нибудь съестное, когда баркас еще в море, но всего ужаснее, непро­
стительнее и зловреднее - это спросить рыбака: «Куда?» За такой
вопрос бьют.
От него я узнал о ядовитой рыбке дракус, похожей на мелкую
скумбрию, и о том, как ее снимать с крючка, о свойстве морского
ерша причинять нарывы уколом плавников, о страшном двойном
хвосте электрического ската и о том, как искусно выедает морской
краб устрицу, вставив сначала в ее створку маленький камешек .
Но немало также я слышал от Коли диковинных и таинствен­
ных морских рассказов, слышал в те сладкие, тихие ночные часы
ранней осени, когда наш ялик нежно покачивался среди моря, вда­
ли от невидимых берегов, а мы, вдвоем или втроем, при желтом
свете ручного фонаря, не торопясь, попивали молодое розовое ме­
стное вино, пахнувшее свежераздавленным виноградом.
«Среди океана живет морской змей в версту длиною. Редко, не
более раза в десять лет, он подымается со дна на поверхность и ды­
шит. Он одинок. Прежде их бьшо много, самцов и самок, но столько
они делали зла мелкой рыбешке, что Бог осудил их на вымирание, и
теперь только один старый, тысячелетний змей-самец сиротш�во
доживает свои последние годы. Прежние моряки видели его - то
здесь, то там - во всех странах света и во всех океанах.
Живет где-то среди моря, на безлюдном острове, в глуб окой
подводной пещере царь морских раков. Когда он ударяет клешней
о клешню, то на поверхности воды вскипает великое волнение.
334

Очерки
Рыбы говорят между собой - это всякий рыбак знает. Они со­
общают друг другу о разных опасностях и человеческих ловушках,
и неопытный, неловкий рыбак может надолго испортить счастли­
вое место, если выпустит из сетей рыбу» .
Слышал я также от Коли о Летучем Голландце, об этом вечном
скитальце морей , с черными парусами и мертвым экипажем. Впро­
чем, эту страшную легенду знают и ей верят на всех морских побе­
режьях Европы.
Но одно далекое предание, рассказанное им, особенно тронуло
меня своей наивной рыбачьей простотой.
Однажды на заре, когда солнце еще не всходило, но небо бьшо
цвета апельсина и по морю бродили розовые туманы, я и Коля вытя­
гивали сеть, поставленную с вечера поперек берега на скумбрию.
Улов бьш совсем плохой. В ячейке сети запутались около сотни скум­
брий , пять-шесть ершей, несколько десятков золотых толстъхх кара­
сиков и очень много студенистой перламутровой медузы, похожей
на огромные бесцветные шляпки грибов со множеством ножек.
Но попалась также одна очень странная, не виданная мною досе­
ле рыбка. Она бьша овальной, плоской формы и уместилась бы сво­
бодно на женской ладони. Весь ее контур бьш окружен частыми, мел­
кими, прозрачными ворсинками. Маленькая голова, и на ней совсем
не рыбьи глаза - черные, с золотыми ободками, необыкновенно под­
вижные. Тело ровного золотистого цвета. Всего же поразительнее бьши
в этой рыбке два пятна, по одному с каждого бока, посредине величи­
ною с гривенник, но неправильной формы и чрезвычайно яркого не­
бесно-голубого цвета, какого нет в распоряжении художника.
- Посмотрите, - сказал Коля, - вот Господня рыб а. Она ред­
ко попадается.
Мы поместили ее сначала в лодочный черпак, а потом, возвраща­
ясь домой, я налил морской воды в большой эмалированный таз и
пустил туда Господню рыбу. Она быстро заплавала по окружности
таза, касаясь его стенок, и все в одном и том же направлении. Если ее
трогали, она издавала чуть слыnmый, короткий , храпящий звук и уси­
ливала беспрестанный бег. Черные глаза ее вращались, а от мерцаю­
щих бесчисленньхх ворсинок быстро дрожала и струилась вода.
Я хотел сохранить ее, чтобы отвезти живой в Севастополь, в
аквариум биологической станции , но Коля сказал, махнув рукой:
- Не стоит и трудиться. Все равно не выживет. Это такая рыба.
Если ее хоть на секунду вытащить из моря - ей уже не жить . Это
Господня рыба.
335

А. И. Куприн
К вечеру она умерла. А ночью, сидя в ялике, далеко от берега, я
вспомнил и спросил :
- Коля, а почему же эта рыба - Господня?
-А вот почему, - ответил Коля с глубокой верой. - Старые
греки у нас рассказывают так. Когда Иисус Христос, Господь наш,
воскрес на третий день после своего погребения, то никто ему не
хотел верить . Видели много чудес от него при его жизни, но этому
чуду не могли поверить и боялись.
Отказались от него ученики , отказались апостолы, отказались
жены-мироносицы. Тогда приходит он к своей матери. А она в это
время стояла у очага и жарила на сковородке рыбу, приготовляя
обед себ е и близким. Господь говорит ей :
- Здравствуй! Вот я, твой сын, воскресший, как бьшо сказано
в Писании. М ир с тобою.
Но она задрожала и воскликнула в испуге:
- Если ты подлинно сын мой Иисус, сотвори чудо, что бы я
уверовала.
Улыбнулся Господь, что она не верит ему, и сказал :
- Вот я возьму рыбу, лежащую на огне, и она оживет. Пове­
ришь ли ты мне тогда?
И едва он, прикоснувшись своими двумя пальцами к рыбе, под­
нял ее на воздух, как она затрепыхалась и ожила.
Тогда уверовала мать Господа в чудо и радостно поклонилась
сыну воскресшему. А на этой рыбе с тех пор так и остались два
небесных пятна . Это следы Господних пальцев .
Так рассказывал простой, немудрый рыбак наивное давнее ска­
зание. Спустя же несколько дней я узнал , что у Господней рыбы
есть еще другое название - Зевсова рыба. Кто скажет: до какой
глубины времен восходит тот апокриф?
VI
БОРА
О, милые простые люди, мужественные сердца , наивные перво­
бытные души, крепкие тела, обвеянные соленым морским ветром,
мозолистые руки, зоркие глаза, которые столько раз глядели в лицо
смерти, в самые ее зрачки !
Третьи сутки дует бора. Бора - иначе норд-ост - это ярост­
ный таинственный ветер, который рождается где-то в плешивых,
336

Очерки
облезших горах около Новороссийска, сваливается в круглую бух­
ту и разводит страшное волнение по всему Черному морю. Сила
его так велика, что он опрокидывает с рельсов груженые товарные
вагоны, валит телеграфные столбы, разрушает только что сложен­
ные кирпичные стены, бросает на землю людей, идущих в одиноч­
ку. В середине прошлого столетия несколько военных судов, зас­
тигнутых норд-остом, отстаивались против него в Новороссийс­
кой бухте: они развели полные пары и шли навстречу ветру усилен­
ным ходом, не подаваясь ни на вершок вперед, забросили против
ветра двойные якоря, и тем не менее их сорвало с якорей, потащи­
ло внутрь бухты и выбросило, как щепки, на прибрежные камни.
Ветер этот страшен своей неожиданностью: его невозможно
предугадать - это самый капризный ветер на самом капризном из
морей .
Старые рыбаки говорят, что единственное средство спастись
от него - это «удирать в открытое море» . И бывают случаи, что
бора уносит какой-нибудь четырехгребный баркас или голубую,
разукрашенную серебряными звездами турецкую фелюгу через все
Черное море, за триста пятьдесят верст, на Анатолийский берег.
Третьи сутки дует бора. Новолуние. Молодой месяц, как и все­
гда, рождается с большими мучениями и трудом. Опытные рыбаки
не только не думают о том, чтобы пуститься в море, но даже выта­
щили свои баркасы подальше и понадежнее на берег.
Один лишь отчаянный Федор из Олеиза, который за много дней
перед этим теплил свечу перед образом Николая Чудотворца, ре­
шился выйти , чтобы поднять белужью снасть.
Три раза со своей артелью, состоявшей исключительно из та­
тар, отплывал он от берега и три раза возвращался обратно на вес­
лах с большими усилиями, проклятиями и богохульствами, делая в
час не более одной десятой морского узла. В бешенстве, которое
может быть понятно только моряку, он срывал прикрепленный на
носу образ Николая, Мир Ликийских чудотворца, швырял его на
дно лодки , топтал ногами и мерзко ругался, а в это время его ко­
манда шапками и горстями вычерпывала воду, хлеставшую через
борт.
В эти дни старые хитрые балаклавские листригоны сидели по
кофейням, крутили самодельные папиросы, пили крепкий бобко­
вый кофе с гущей , играли в домино, жаловались на то , что погода
не пускает, и в уютном тепле, при свете висячих ламп, вспоминали
древние легендарные случаи, наследие ощов и дедо в, о том, как в
337

А. И. Куприн
таком-то и в таком-то году морской прибой достигал сотни саже­
ней вверх и брызги от него долетали до самого подножия полураз­
рушенной Генуэзской крепости .
Пропал без вести один баркас из Фороса, на котором работала
артель пришлых русопетов, восьмеро каких-то белобрысых И ва­
нов, приехавших откуда-то, не то с Ильменя, не то с Волги, искать
удачи на Черном море. В кофейнях никто о них не пожалел и не
потревожился. Почмокали языком, посмеялись и сказали презри­
тельно и просто : «Тц... щ ... тц ... конечно, дураки, разве можно в
такую погоду? Известно - русские» . В предутренний час темной
ревущей ночи пошли они все, как камни, на дно в своих коневых
сапогах до поясницы, в кожаных куртках, в крашеных желтых не­
промокаемых плащах.
Совсем другое дело было, когда перед борой вышел в море Ваня
Андруцаки, наплевав на все предостережения и уговоры старых
людей . Бог его знает, зачем он это сделал? Вернее всего , из мальчи­
шеского задора, из буйного молодого самолюбия, немножко под
пьяную руку. А может быть, на него любовалась в эту минуту крас­
ногубая черноглазая гречанка?
Поднял парус, - а ветер уже и в то время бьm очень свежий, - и
только его и видели! Со скоростью хорошего призового рысака вы­
неслась лодка из бухты, помаячила минут пять своим белым пару­
сом в морской синеве, сейчас же нельзя бьmо разобрать , что там вда­
ли белеет: парус или белые барашки, скакавшие с волны на волну?
А вернулся он домой только через трое суток ...
Трое суток без сна, без еды и питья, днем и ночью, и опять днем
и ночью, и еще сутки в крошечной скорлупке, среди обезумевшего
моря - и вокруг ни берега, паруса, ни маячного огня, ни пароход­
ного дыма! А вернулся Ваня Андруцаки домой - и точно забьm
обо всем, точно ничего с ним и не бьmо, точно он съездил на маль­
посте в Севастополь и купил там десяток папирос.
Были , правда, некоторые подробности, которые я с трудом
вьщавил из Ваниной памяти. Например, с Юрой Липиади случи­
лось, на исходе вторых суток, нечто вроде истерического припад­
ка, когда он начал вдруг ни с того ни с сего плакать и хохотать и
совсем уже бьmо выпрыгнул за борт, если бы В аня Андруцаки вов­
ремя не успел ударить его рулевым веслом по голове. Бьm также
момент, когда артель, напуганная бешеным ходом лодки, захотела
убрать парус, и Ване стоило, должно быть , больших усилий, чтобы
сжать в кулак волю этих пяти человек перед дыханием смерти, за-
338

Очерки
ставить их подчиниться себе. Кое-что я узнал и о том, как кровь вы­
ступала у гребцов из-под попей от непомерной работы. Но все это
бьmо рассказано мне отрывками, нехотя, вскользь. Да! Конечно, в
эти трое суток напряженной, судорожной борьбы со смертью бьmо
много сказано и сделано такого, о чем артель «Георгия Победонос­
ца» не расскажет никому, ни за какие блага, до конца дней своих!
В эти трое суток ни один человек не сомкнул глаз в Балаклаве,
кроме толстого Петалиди, хозяина гостиницы «ПариЖ>>. И все тре­
вожно бродили по набережной, лазили на скалы, взбирались на
Генуэзскую крепость, ко;rорая высится своими двумя древними зуб­
цами над городом, все: старики, молодые, женщины и дети. Поле­
тели во все концы света телеграммы: начальнику черноморских
портов, местному архиерею, на маяки, на спасательные станции,
морскому министру, министру путей сообщения, в Ялту, в Севас­
тополь, в Константинополь и Одессу, греческому патриарху, гу­
бернатору и даже почему-то русскому консулу в Дамаске, который
случайно оказался знакомым одному балаклавскому греку-аристок­
рату, торгующему мукой и цементом.
Проснулась древняя, многовековая спайка между людьми, кров­
ное товарищеское чувство, так мало заметное в буднишние дни сре­
ди мелких расчетов и житейского сора, заговорили в душах тыся­
челетние голоса прапрапращуров, которые задолго до времен Одис­
сея вместе отстаивались от боры в такие же дни и такие же ночи.
Никто не спал . Ночью развели огромный костер на верху горы,
и все ходили по б ерегу с огнями, точно на Пасху. Но никто не сме­
ялся, не пел , и опустели все кофейни.
Ах, какой это бьm восхитительный момент, когда утром, часов
около восьми, Юра Паратино, стоявший на верху скалы над Белы­
ми камнями, прищурился, нагнулся вперед, вцепился своими зор­
кими глазами в пространство и вдруг крикнул:
- Есть! Идут!
Кроме Юры Паратино, никто не разглядел бы лодки в этой чер­
но-синей морской дали, которая колыхалась тяжело и еще злобно,
медленно утихая от недавнего гнева. Но прошло пять, десять ми­
нут, и уже любой мальчишка мог удостовериться в том, что «Геор­
гий Победоносец» идет, лавируя под парусом, к бухте. Бьmа боль­
шая радость, соединившая сотню людей в одно тело и в одну душу!
Перед бухтой они опустили парус и вошли на веслах, вошли,
как стрела, весело напрягая последние силы, вошли, как входят
рыбаки в залив после отличного ул ова белуги. Кругом плакали от
23-300
0
339

А. И. Куприн
счастья: матери, жены, невесты, сестры, братишки . Вы думаете, что
хоть один рыбак из артели «Георгия Победоносца» размяк, рас­
плакался, полез целоваться или рыдать на чьей-нибудь груди? Ни­
чуть! Они все шестеро, еще мокрые, осипшие и обветренные, вва­
лились в кофейную Юры, потребовали вина, орали песни, заказа­
ли музыку и плясали, как сумасшедшие, оставляя на полу лужи воды .
И только поздно вечером товарищи разнесли их, пьяных и уста­
лых, по домам; и спали они без просыпу по двадцати часов каж­
дый. А когда проснулись, то глядели на свою поездку в море ну вот
так , как будто бы они съездили на мальпосте в Севастополь на пол­
часа, чуть-чуть кутнули там и вернулись домой.
VII
В ОДОЛАЗЫ
1
В Балаклавскую бухту, узкогорлую, извилистую и длинную ,
кажется, со времен Крымской кампании не заходил ни один паро­
ход, кроме разве миноносок на маневрах. Да и что , по правде ска­
зать, делать пароходам в этом глухом рыбачьем полупоселке-по­
лугородке? Единственный груз - рыбу - скупают на месте пере­
купщики и везут на продажу за тринадцать верст, в Севастополь;
из того же Севастополя приезжают сюда немногие дачники на маль­
посте за пятьдесят копеек. Маленький , но отчаянной храбрости
паровой катеришка «Герой», который ежедневно бегает между Ял­
той и Алуштой, пыхтя, как варьявшая собака, и треплясь, точно в
урагане, в самую легкую зыбь, пробовал бьmо установить пассажир­
ское сообщение и с Балаклавой. Но из этой попытки, повторенной
раза три-четыре, ничего путного не вышло: только лишня
я
трата угля
и времени. В каждый рейс «Герой» приходил пустым и возвращался
пустым. А балаклавские греки, отдаленные потомки кровожадных
гомеровских листригонов, встречали и провожали его, стоя на при­
стани и заложив руки в карманы штанов, меткими словечками, дву­
смысленными советами и язвительными пожеланиями.
Зато во время Севастопольской осады голубая прелестная бух­
та Балаклавы вмещала в себе чуть ли не четверть всей союзной
флотилии. От этой героической эпохи остались и до сих пор кое­
какие достоверные следы: крутая дорога в балке Кефало-Вриси,
340

Очерки
проведенная английскими саперами, итальянское кладбище на вер­
ху балаклавских гор между виноградниками, да еще при плантаже
земли под виноград время от времени откапывают короткие гип­
совые и костяные трубочки, из которых более чем полвека тому
назад курили табак союзные солдаты.
Но легенда цветет пышнее. До сих пор балаклавские греки убеж­
дены, что только благодаря стойкости их собственного балаклавс­
кого б атальона смог так долго продержаться Севастополь. Да! В
старину населяли Балаклаву железные и гордые люди. Об их гор­
дости устное предание удержало замечательный случай .
Не знаю, бывал ли когда-нибудь покойный император Нико­
лай 1 в Балаклаве. Думаю всячески, что во время Крымской войны
он вряд ли, за недостатком времени, заезжал туда. Однако живая
история уверенно повествует о том, как на смотру, подъехав на бе­
лом коне к сл авному балаклавскому батальону, грозный государь,
пораженный воинственным видом, огненными глазами и черными
усищами балаклавцев, воскликнул громовым и радостным голо­
сом:
- Здорово, ребята!
Но батальон молчал .
Царь повторил несколько раз свое приветствие, все в б олее и
более гневном тоне. То же молчание! Наконец совсем уже рассер­
женный, император наскакал на батальонного начальника и вос­
кликнул своим ужасным голосом:
- Отчего же они, черт их побери, не отвечают? Кажется, я по­
русски сказал : «Здорово, ребята !»
- Здесь нет ребяти, - ответил кротко начальник. - Здесь сё
капитани.
Тогда Николай 1 рассмеялся - что же ему оставалось еще де-
лать? - и вновь крикнул:
- Здравствуйте, капитаны !
И храбрые листригоны весело заорали в ответ :
- кали мера (добрый день) , ваше величество!
Так ли происходило это событие, или не так, и вообще проис­
ходило ли оно в действительности, судить трудно, за неимением
веских и убедительных исторических данных . Но и до сих пор доб­
рая треть отважных балаклавских жителей носит фамилию Капи­
танаки, и если вы встретите когда-нибудь грека с фамилией Капи­
танаки, будьте уверены, что он сам или его недалекие предки -
родом из Балаклавы.
341

А. И. Куприн
2
Но самыми яркими и соблазнительными цветами украшено ска­
зание о затонувшей у Балаклавы английской эскадре. Темной зим­
ней ночью несколько английских судов направлялись к Балаклавс­
кой бухте , ища спасения от бури. Между ними бьш прекрасный
трехмачтовый фрегат « Black Prince», везший деньги для уплаты
жалованья союзным войскам. Шестьдесят миллионов рублей звон­
ким английским золотом! Старикам даже и цифра известна с точ­
ностью .
Те же старики говорят, что таких ураганов теперь уже не бывает,
как тот, что свирепствовал в эту страшную ночь! Громадные волны,
ударяясь об отвесные скалы, всплескивали наверх до подножия Ге­
нуэзской башни - двадцать сажен высоты! - и омывали ее серые
старые стены . Эскадра не сумела найти узкого входа в бухту или,
может быть, найдя, не смогла войти в него . Она вся разбилась об
утесы и вместе с великолепным кораблем «Black Prince» и с английс­
ким золотом пошла ко дну около Белых камней, которые и теперь
еще внушительно торчат из воды там, где узкое горло бухты расши­
ряется к морю, с правой стороны, если выходишь из Балаклавы.
Теперешние пароходы совершают свои рейсы далеко от бухты,
верстах в пятнадцати - двадцати. С Генуэзской крепости едва
различишь кажущийся неподвижным темный корпус парохода,
длинный хвост серого тающего дымка и две мачты, стройно на­
клоненные назад. Зоркий рыбачий глаз, однако, почти безошибоч­
но разбирает эти суда по каким-то приметам, непонятным нашему
опыту и зрению. «Вот идет грузовой из Евпатории... Это Русского
общества, а это Российский ... это Кошкинский ... А это валяет по
мертвой зыби «Пушкина» - его и в тихую погоду валяет ...»
3
И вот однажды, совсем неожиданно, в бухту вошел огромный,
старинной конструкции, необыкновенно грязный итальянский па­
роход «Geneva» *. Случилось это поздним вечером, в ту пору осе­
ни, когда почти все курортные жильцы уже разъехались на север ,
но море еще настолько тепло, что настоящая рыбная ловля пока не
начиналась, когда рыбаки не торопясь чинят сети и заготовляют
* «Генуя» (итал .).
342

Очерки
крючки, играют в домино по кофейням, пьют молодое вино и во­
обще предаются временному легкому кейфу.
Вечер бьш тихий и темный, с большими спокойными звездами
на небе и в спящей воде залива. Вдоль набережной зажигалась жел­
тыми точками цепь фонарей . Закрывались светлые четырехуголь­
ники магазинов . Легкими черными силуэтами медленно двигались
по улицам и по тротуару люди ...
И вот, не знаю кто, кажется, мальчишки, игравшие наверху, у
Генуэзской башни, принесли известие , что с моря завернул и идет к
бухте какой-то пароход.
Через несколько минут все коренное мужское население бьшо
на набережной . Известно , что грек - всегда грек и , значит, преж­
де всего любопытен . Правда, в балаклавских греках чувствуется,
кроме примеси позднейшей генуэзской крови, и еще какая-то таин­
ственная, древняя, - почем знать, - может быть, даже скифская
кровь - кровь первобытных обитателей этого разбойничьего и
рыбачьего гнезда. Среди них увидишь много рослых, сильных и
самоуверенных фигур; попадаются правильные, благородные лица;
нередко встречаются блондины и даже голубоглазые; балаклавцы
не жадны , не услужливы , держатся с достоинством, в море отваж­
ны, хотя и без нелепого риска, хорошие товарищи и крепко испол­
няют данное слов о . Положительно - это особая, исключительная
порода греков, сохранившаяся главным образом потому, что их
предки чуть не сотнями поколений родились, жили и умирали в
своем городишке, заключая браки лишь между соседями . Однако
надо сознаться, что греки-колонизаторы оставили в их душах са­
мую свою типичную черту, которой они отличались еще при Пе­
рикле, - любопытств о и страсть к новостям.
Медленно, сначала показавшись лишь передовым крошечным
огоньком из-за крутого загиба бухты, вплывал пароход в залив .
Издали в густой теплой темноте ночи не бьшо видно его очерта­
ний , но высокие о гни на мачтах, сигнальные огни на мостике и ряд
круглых светящихся иллюминаторов вдоль борта позволяли дога­
ды ваться о его размерах и формах . В виду сотен лодок и баркасов,
стоявших вдоль набережной, он едва заметно подвигался к берегу,
с той внимательной и громоздкой осторожностью, с какой боль­
шой и сильный человек проходит ск возь детскую комнату, застав­
ленную хрупкими игрушками .
Рыбаки делали предположения . Многие из них плавали рань­
ше на судах коммерческого, а чаще военного флота .
343

А. И. Куприн
- Что ты мне будешь говорить? Разве я не вижу? Конечно, -
грузовой Русского общества.
- Нет, это не русский пароход.
- Верно, испортилось что -ни будь в маши не, зашел чиниться .
- Может быть , военное судно?
-Скажешь !
Один Коля Консrанди, долго плававший на канонерской лодке
по Черному и Средиземному морям, угадал верно, сказав, что па­
роход итальянский . И то угадал он это только тогда, когда паро­
ход совсем близко, сажен на десять, подошел к берегу и можно бьшо
рассмотреть его облинявшие, облупленные борта, с грязными по­
теками из люков, и разношерсrную команду на палубе.
С парохода взвился спиралью конец каната и, змеей разверты­
ваясь в воздухе, полетел на головы зрителей . Всем извесrно, что
ловко забросить конец с судна и ловко поймать его на берегу счи ­
тается первым условием своеобразного морского шика. Молодой
Апостолиди , не выпуская изо рта папироски , с таким видом, точно
он сегодня проделывает это в сотый раз, поймал конец на лету и
тут же небрежно, но уверенно замотал его вокруг одной из двух
чугунных пушек, которые с незапамятных времен сrоят на набе­
режной, врытые сrоймя в землю.
От парохода отошла лодка. Три итальянца выскочили из нее на
берег и завозились около канатов. На одном из них бьш суконный
берет, на другом - картуз с прямым четь�рехугольным козырьком,
на третьем - какой-то вязаный колпак. Все они бьши маленькие кре­
ПЬШIИ, проворные, цепкие и ловкие, как обезьяны . Они бесцеремонно
расrалкивали плечами толпу, тараторили что-то на своем быстром,
певучем и нежном генуэзском наречии и перекрикивались с парохо­
дом. Все время на их загорель�х лицах смеялись дружелюбно и фами­
льярно большие черные глаза и сверкали белые молодые зубы.
- Б она сера". итальяно ". мари наро!* - одобрительно сказал
Коля .
- Oh! Buona sera, signore!** - весело, разом отозвались ита­
льянцы .
Загремела с визгом якорная цепь. Забурлил о и заклокотало что­
то внутри парохода. Погасли огни в иллюминаторах. Через полча­
са итальянских матросов спусrили на берег.
* Привет" . итальянцы". моряки! (итал.)
** О ! Привет, господин ! (итал.)
344

Очерки
Итальянцы - все как на подбор низкорослые, чернолицые и
молодые - оказались общительными и веселыми молодцами . С
какой-то легкой, пленительной развязностью заигрывали они в этот
вечер в пивных залах и в винных погребках с рыбаками. Но б алак­
лавцы встретили их сухо и сдержанно. Может быть, они хотели дать
понять этим чужим морякам, что заход иностранного судна в бух­
ту вовсе бьш для них не в редкость, что это случается ежедневно, и,
стало быть , нечего тут особенно удивляться и радоваться. Может
быть , в них говорил маленький местный патриотизм?
И - ах! - нехорошо они в этот вечер подшутили над славны­
ми, веселыми итальянцами , когда те, в своей милой международ­
ной доверчивости, тыкали пальцами в хлеб, вино, сыр и в другие
предметы и спрашивали их названия по-русски, скаля ласково свои
чудные зубы . Таким словам научили хозяева своих гостей, что каж­
дый раз потом, когда генуэзцы в магазине или на базаре пробова­
ли объясняться по-русски, то приказчики падали от хохота на свои
прилавки, а женщины стремглав бросались бежать куда попало,
закрывая от стыда головы платками.
И в тот же вечер - Б ог весть каким путем, точно по невиди­
мым электрическим проводам - облетел весь город слух , что ита­
льянцы пришли нарочно для того, чтобы поднять затонувший фре­
гат «Black Prince» вместе с его золотом, и что их работа продол­
жится целую зиму.
В успешность такого предприятия никто в Балаклаве не верил.
Прежде всего, конечно, над морским кладом лежало таинственное
заклятие . Замшелые, древние, белые, согбенные старцы рассказы­
вали о том, что и прежде делались попытки добыть со дна англий­
ское золото; приезжали и сами англ ичане, и какие-то фантастичес­
кие американцы, ухлопывали пропасть денег и уезжали из Балак­
лавы ни с чем . Да и что могли поделать какие-нибудь англичане
или американцы, если даже легендарные, прежние, героические
балаклавцы потерпели здесь неудачу? Само собой разумеется, что
прежде и погоды бьши не такие, и уловы рыбы, и баркасы, и пару­
са, и люди бьши совсем не такие, как теперешняя мелюзга . Бьш не­
когда и мифический Спиро . Он мог опуститься на любую глубину
и пробыть под водой четверть часа . Так вот этот Спиро, зажав меж­
ду ногами камень в три пуда весом, опускался у Белых камней на
гл убину сорока сажен, на дно, где покоятся останки затонувшей
эскадры . И Спиро все видел: и корабль и золото, но взять оттуда с
собой не мог . .. ие пускает.
345

А. И. Куприн
- Вот бы Сашка Комиссионер попробовал, - лукаво замечал
кто-нибудь из слушателей. - Он у нас первый ныряльщик.
И все кругом смеялись , и более других смеялся во весь свой гор­
дый , прекрасный рот сам Сашка Аргириди, или Сашка Комиссио­
нер, как его называют.
Этот парень - голубоглазый красавец с твердым античным
профилем, - в сущности, первый лентяй, плут и шут на всем Крым­
ском побережье. Его пр озвали комиссионером за то, что иногда в
разгаре сезона он возьмет и пришьет себе на ободок картуза пару
золотых позументов и самовольно усядется на стуле где-нибудь
поблизости гостиницы, прямо на улице. Случается, что к нему об­
ратятся с вопросом какие-нибудь легкомысленные туристы, и тут
уж им никак не отлепиться от Сашки. Он мыкает их по горам, по
задворкам, по виноградн икам, по кладбищам, врет им с невероят­
ной дерзостью, забежит на минуту в чей-нибудь двор , наскоро ра­
зобьет в мелкие куски обломок старого печного горшка и потом,
«как слонов», уговаривает ошалевших путешественников купить по
случаю эти черепки - остаток древней греческой вазы, которая бьша
сделана еще до рождества Христова или сует им в нос обыкновен­
ный овальный и тонкий голыш с провернутой вверху дыркой , из тех,
что рыбаки употребляют как грузило для сетей, и уверяет, что ни
один греческий моряк не выйдет в море без такого талисмана, освя­
щенного у раки Николая Угодника и спасающего от бури .
Но самый лучший его номер - подводный. Катая простодуш­
ную публику по заливу и наслушавшись вдоволь, как она поет «Не­
людимо наше море» и «Вниз по матушке по Волге» , он искусно и
незаметно заводит речь о затонувшей эскадре, о сказочном Спиро
и вообще о нырянии. Но четверть часа под водой - это даже са­
мым доверчивым пассажирам кажется враньем, да еще при этом
специал ьно греческим враньем. Ну, две-три минуты - это еще куда
ни шло, это можно, пожалуй, допустить ... но пятнадцать ... Сашка
задет за живое... Сашка обижен в своем национальном самолюбии...
Сашка хмурится ... Наконец, если ему не верят, он сам лично может
доказать, и даже сейчас, сию минуту, что он, Сашка, нырнет и про­
будет под водой ровно десять минут.
-П
равда, это трудн о, - говорит он не без мрачности. - Ве­
чером у меня будет идти кровь из ушей и из глаз... Но я никому не
позволю говорить, что Сашка Аргириди хвастун .
Его уговаривают, удерживают, но ничто уж теперь не помога­
ет, раз человек оскорблен в своих лучших чувствах . Он быстро, сер-
346

Очер ки
дито срывает с себя пиджак и панталоны, мгновенно раздевается,
заставляя дам отворачиваться и заслоняться зонтиками, и - бух -
с шумом и брызгами летит вниз головой в воду, не забыв, однако,
предварительно одним углом глаза рассчитать расстояние до неда­
лекой мужской купальни .
Сашка действительно прекрасный пловец и нырок. Бросившись
на одну сторону лодки , он тотчас же глубоко в воде заворачивает
под килем и по дну плывет прямехонько в купальню. И в то время,
когда на лодке подымается общая тревога, взаимные упреки, аха­
нье и всякая бестолочь, он сидит в купальне на ступеньке и тороп­
ливо докуривает чей-нибудь папиросный окурок. И таким же пу­
тем совершенно неожиданно Сашка выскакивает из воды у самой
лодки, искусственно выпучив глаза и задыхаясь, к общему облег­
чению и восторгу.
Конечно, ему перепадает за эти фокусы кое-какая мелочишка. Но
надо сказать, что руководит Сашкой в его проделках вовсе не алч­
ность к деньгам, а мальчишеская, безумная, веселая проказливость.
5
Итальянцы ни от кого не скрывали цел и своего приезда: они
действительно пришли в Балаклаву с тем, чтобы попытаться ис­
следовать место крушения и - если обстоятельства позволят -
поднять со дна все наиболее ценное, главным образом, конечно,
легендарное золото . Всей экспедицией руководил инженер Джузеп­
пе Рестуччи - изобретатель особого подводного аппарата, высо­
кий , пожилой , молчаливый человек, всегда одеть1й в серое, с серым
длинным лицом и почти седыми волосами, с бельмом на одном гла­
зу, - в общем, гораздо больше похожий на англичанина, чем на
итальянца . Он поселился в гостинице на набережной и по вечерам,
когда к нему кое-кто приходил посидеть, гостеприимно угощал
вином кианти и стихами своего любимого поэта Стекетти .
«Женская любовь точно уголь, который , когда пламенеет, то
жжется, а холодный - грязнит! »
И хотя он это все говорил по-итальянски , своим сладким и пе­
вучим генуэзским акцентом, но и без перевода смысл стихов бьш
ясен, благодаря его необыкновенно выразительным жестам: с та­
ким видом внезапной боли он отдергивал руку, обожженную вооб­
ражаемым огнем, - и с такой гримасой брезгливого отвращения
он отбрасывал от себя холодный уголь .
347

А. И. Куприн
Бьш еще на судне капитан и двое его младших помощников. Но
самым замечательным лицом из экипажа бьш, конечно, водолаз -
il palambaro - славный генуэзец, по имени Сальваторе Трама.
На его большом, круглом, темно-бронзовом лице, испещрен­
ном, точно от обжога порохом , черными крапинками, проступали
синими змейками напряженные вены. Он был невысок ростом, но ,
благодаря необычайному объему грудной клетки, ширине плеч и
массивности могучей шеи, производил впечатление чрезмерно тол ­
стого человека. Когда он своей ленивой походкой, заложив руки в
брючные карманы и широко расставляя короткие ноги, проходил
серединой набережной улицы, то издали казался совсем одинако­
вых размеров как в высоту, так и в ширину.
Сальваторе Трама бьш приветливый, лениво-веселый, довер­
чивый чел овек, с наклонностью к апоплексическому удару. Стран­
ные, диковинные вещи рассказывал он иногда о своих подводных
впечатлениях .
Однажды, во время работы в Бискайском заливе, ему пришлось
опуститься на дно, на глубину более двадцати сажен. Внезапно он
заметил, что на него , среди зеленоватого подводного сумрака, над­
винулась сверху какая-то огромная, медленно плывущая тень . По­
том тень остановилась. Сквозь круглое стекло водолазного шлема
Сальваторе увидел, что над ним, в аршине над его головой, стоит,
шевеля волнообразно краями своего круглого и плоского , как у
камбалы, тела, гигантский электрический скат сажени в две диа­
метром , - вот в эту комнату ! - как сказал Трама. Одного прикос­
новения его двойного хвоста к телу водолаза достаточно бьшо бы
для того, чтобы умертвить храброго Трама электрическим разря­
дом страшной силы. И эти две минуть� ожидания, пока чудовище,
точно раздумав, медленно попльшо дальше, колыхаясь извилисто
своими тонкими боками, Трама считает самыми жуткими во всей
своей тяжелой и опасной жизни .
Рассказывал он также о своих встречах под водой с мертвыми
матросами, брошенными за борт с корабля. Вопреки тяжести, при­
вязанной к их ногам, они, вследствие разложения тела, попадают
неизбежно в полосу воды такой плотности , что не идут уже больше
ко дну, но и не подымаются вверх , а, стоя, странствуют в воде, вле­
комые тихим течением, с ядром , висящим на ногах .
Еще передавал Трама о таинственном случае, приключившем­
ся с другим водолазом, его р одственником и учителем . Это бьш ста­
рый, крепкий, хладнокровный и отважный чел овек, обшаривший
348

Очерки
морское дно на побережьях чуть ли не всего земного шара. Свое
исключительное и опасное ремесло он любил всей душой, как, впро­
чем, любил его каждый настоящий водолаз.
Однажды этот человек, работая над прокладкой телеграфного
подводного кабеля, должен бьm опуститься на дно, на сравнитель­
но небольшую глубину. Но едва только он достиг ногами почвы и
сигнализировал об этом наверх веревкой, как сейчас же на лодке
уловили его новый тревожный сигнал : «П одымайте наверх! Нахо­
жусь в опасности ! »
Когда его поспешно вытащили и быстро отвинтили медный
шлем от скафандра, то всех поразило выражение ужаса, исказив­
шее его бледное лицо и заставившее побелеть его глаза.
Водолаза раздели, напоили коньяком, старались его успокоить.
Он долго не мог выговорить ни сл ова, так сильно стучали его че­
люсти одна о другую . Наконец, придя в себя, он сказал:
- Баста! Больше никогда не опущусь. Я видел ...
Но так до конца своих дней он никому не сказал, какое впечат­
ление или какая галлюцинация так сильно потрясла его душу . Если
об этом начинали разговаривать, он сердито замолкал и тотчас же
покидал компанию . И в море он действительно больше не опускал­
ся ни ОДНОГО раза...
6
Матросов на «Genova» бьшо человек пятнадцать. Жили они все
на пароходе, а на берег съезжали сравнительно редко . С балаклав­
скими рыбаками отношения у них так и остались отдаленными и
вежливо холодными . Только изредка Коля Констанди бросал им
добродушное приветствие:
- Бона джиорна, синьоры . Вино россо ...*
Должно быть , очень скучно приходилось в Балаклаве этим мо­
лодым, веселым южным молодчикам , которые раньше побывали и
в Рио-Жанейро , и на Мадагаскаре, и в Ирландии, и у берегов Аф­
рик и , и во многих шумных портах Европейского материка. В
море - постоянная опасность и напряжение всех си л, а на суше -
вино, женщины, песня, танцы и хорошая драка - вот жизнь насто­
ящего матроса . А Балаклава всего-навсего маленький, тихонький
* Добрый день, господа. Красное вино . .. (итал. }
349

А. И. Куприн
уголок, узенькая щелочка голубого залива среди голых скал, об­
лепленных несколькими десятками домишек. Вино здесь кислое и
крепкое, а женщин и совсем нет для развлечения бравого матроса .
Балаклавские жены и дочери ведут замкнутый и целомудренный
образ жизни, позволяя себе только одно невинное развлечение -
посудачить с соседками у фонтана в то время, когда их кувшины
наполняются водою. Даже свои, близкие мужчины как-то избега­
ют ходить в гости в знакомые семqи, а предпочитают видеться в
кофейне или на пристани .
Однажды, впрочем, рыбаки оказали итальянцам небольшую
услугу. При пароходе «Genova» бьш маленький паровой катер со
старенькой, очень слабосильной машиной . Несколько матросов под
командой помощника капитана вышли как-то в открытое море на
этом катере. Но, как это часто бывает на Черном море, внезапно
сорвавшийся Бог весть откуда ветер подул от берега и стал уно­
сить катер в море с постепенно возрастающей скоростью. Италь­
янцы долго не хотели сдаваться: около часа они боролись с ветром
и волн ой, и правда, страшно было в это время смотреть со скалы,
как маленькая дымящаяся скорлупка то показывалась на белых
гребнях, то совсем исчезала, точно проваливал ась между волн. Ка­
тер не мог одолеть ветра, и его относило все дальше и дальше от
берега . Наконец-то сверху, с Генуэзской крепости, заметили белую
тряпку, поднятую на дымовой трубе, - сигнал : «Терплю бедствие».
Тотчас же два лучших балаклавских баркаса, «Слава России» и
«Светлана», подняли паруса и вышли на помощь катеру.
Через два часа они привели его на буксире. Итальянцы бьши
немного сконфужены и довольно принужденно шутили над св оим
положением . Шутили и рыбаки, но вид у них бьш все-таки покро­
вительственный.
Иногда при ловле камбалы или белуги рыбакам случ ал ось вы­
таскивать на крючке морского кота - тоже вид электрического
ската . Прежде рыбак, соблюдая все меры предосторожности, от­
цеплял эту гадину от крючка и выбрасывал за борт . Но кто-то ­
должно быть, тот же знаток итальянского языка, Коля - пустил
слух , что для итальянцев вообще морской кот составляет первое
лакомство. И с тех пор часто, возвращаясь с ловли и проходя мимо
парохода, какой-нибудь рыбак кричал :
-Эй, итальяно, синьоро! Вот вам на закуску! ..
И круглый плоский скат летел темным кругом по воздуху и точ­
но шлепался о палубу. Итальянцы смеялись, показывая свои вели-
350

Очерки
колепные зубы, добродушно кивали головами и что-то бормотали
по-своему. Почем знать, может быть, они сами думали, что морс­
кой кот считается лучшим местным деликатесом , и не хотели оби­
жать добрых балаклавцев отказом .
7
Недели через две по приезде итальянцы собрали и спустили на
воду большой паром, на котором установили паровую и воздухо ­
дувные машины. Длинный кран лебедки, как гигантское удилище,
наклонно воздвигался над паромом. В одно из воскресений Саль­
ваторе Трама впервые спускался под воду в заливе. На нем бьm
обыкновенный серый резиновый водолазный костюм, делавший его
еще шире, чем обыкновенно, башмаки с свинцовыми подметками
на ногах , железная манишка на груди, круглый медный шар, скры­
вавший голову. С полчаса он х одил по дну бухты, и путь его отме­
чался массой воздушных пузырьков, которые вскипали над ним на
поверхности воды . А спустя неделю вся Балаклава узнала, что на­
завтра водолаз будет опускаться уже у самых Белых камней, на глу­
бину сорока сажен . И когда на другой день маленький жалкий ка­
тер повел паром к выходу из бухты, то у Белых камней уже дожида­
лись почти все рыбачьи баркасы, стоявшие в бухте.
Сущность изобретения господина Рестуччи именно в том и
заключалась, чтобы дать возможность водолазу опускаться на та­
кую глубину, на которой человека в обыкновенном скафандре сплю­
щило бы страшнымдавлением воды. И, надо отдать справедливость
балаклавцам, они не без волнения и, во всяком случае, с чувством
настоящего мужественного уважения глядели на приготовления к
спуску, которые совершались перед их глазами. Прежде всего паро­
вой кран поднял и поставил стоймя странный футляр, отдаленно
напоминавший человеческую фигуру, без головы и без рук, футляр,
сделанный из толстой красной меди, покрытой снаружи голубой
эмалью . Потом этот футляр раскрьmи, как раскрьmи бы гигантский
портси гар, в который нужно поместить, точно сигару, человеческое
тело. Сальваторе Трама, покуривая папиросу, спокойно глядел на
эти приготовления, лениво посмеивался, изредка бросал небрежные
замечания. Потом швырнул окурок за борт, с развальцем подошел к
футляру и боком втиснулся в него . Над водолазом довольно долго
возились, устанавливая всевозможные приспособления, и надо ска­
зать, что когда все бьmо окончено, то он представлял собою доволь-
351

А. И. Куприн
но-таки сrрашное зрелище. Снаружи свободными осrавались только
руки, все тело вместе с неподвижными ногами бьшо заключено в
сплошной голубой эмалевый гроб громадной тяжести ; голубой ог­
ромный шар с тремя сrеклами - передним и двумя боковыми - и с
электрическим фонарем на лбу, скрывал его голову; подъемный ка­
нат, каучуковая трубка для воздуха, сигнальная веревка, телефонная
проволока и осветительный провод, казалось, опутывали весь снаряд
и делали еще более необычайной и жуткой эту мертвую, голубую,
массивную мумию с живыми человеческими руками .
Раздался сигнал паровой машины, послышался грохот цепей.
Странный голубой предмет отделился от палубы парома, потом плав­
но, слегка закручиваясь по вертикальной оси, пропльш в воздухе и
медленно, сrрашно медленно, сrал опускаться за борт. Вот он кос­
нулся поверхности воды, погрузился по колена, до пояса, по плечи...
Вот скрьшась голова, наконец ничего не видно, кроме медленно пол­
зущего вниз сrального каната. Балаклавские рыбаки переглядыва­
ются и молча, с серьезным видом покачивают головами...
Инженер Рестуччи у телефонного аппарата . Время от времени
он бросает короткие приказания машинисrу, регулирующему ход
каната . Кругом на лодках полная, глубокая тишина - слышен толь­
ко свисr машины, накачивающей воздух , погромыхивание шесrе­
рен, визг сrального троса на блоке и отрывисrые слова инженера.
Все глаза усrремлены на то месrо, где недавно исчезла уродливая
шарообразная страшная голова.
Спуск продолжается мучительно долго . Б ольше часа . Но вот
Рестуччи оживляется, несколько раз переспрашивает что-то в теле­
фонную трубку и вдруг кидает кор откую команду:
- Стоп! ..
Теперь все зрители понимают, что водолаз дошел до дна, и все
вздыхают, точно с облегчением . Самое страшное окончилось ...
Втиснутый в металл ический футляр, имея свободными только
руки, Трама бьш лишен возможности передвигаться по дну собсrвен­
ными средсrвами . Он только приказывал по телефону, чтобы его
перемещали вместе с паромом вперед, передвигали лебедкой в сто­
роны, поднимали вверх и опускали . Не отрываясь от телефонной
трубки, Рестуччи повторял его приказания спокойно и повелитель­
но, и казалось, что паром, лебедка и все машины приводились в дви­
жение волей невидимого, таинсrвенного подводного человека.
Через двадцать минут Сальваторе Трама дал сигнал к подни­
манию. Так же медленно его вытащили на поверхность , и когда он
352

Ф. Д. Батюшков.
Фотогр афия, 1900-е годы.

Очерки
опять повис в воздухе, то производил странное впечатление како­
го -то грозного и беспомощного голубого животного, извлеченно­
го чудом из морской бездны.
Установили аппарат на палубе. Матросы быстрыми привыч­
ными движениями сняли шлем и распаковали футляр . Трама вы­
шел из него в поту, задыхаясь, с лицом почти черным от прилива
крови. Видно бьшо, что он хотел улыбнуться, но у него вышла толь­
ко страдальческая, измученная гримаса. Рыбаки в лодках почти­
тельно молчали и только в знак удивления покачивали головами и,
по греческому обычаю, значительно почмокивали языком.
Через час всей Балаклаве стало известно все , что видел водолаз
на дне моря, у Белых камней. Б ольшинство кораблей бьшо так за­
несено илом и всяким сором, что не бьшо надежды на их поднятие,
а от трехмачтового фрегата с золотом, засосанного дном, торчит
наружу только кусочек кормы с остатком медной позеленевшей
надписи : « ...ck Pr...».
Трама рассказывал также, что вокруг затонувшей эскадры он
видел множество оборванных рыбачьих якорей, и это известие уми­
лило рыбаков, потому что каждому из них, наверное, хоть раз в
жизни пришлось оставить здесь свой якорь, который заело в кам­
нях и обломках...
8
Но и балаклавским рыбакам удалось однажды поразить италь­
янцев необыкновенным и в своем роде великолепным зрелищем .
Это бьшо 6 января , в день крещения Господня, - день, который
справляется в Балаклаве совсем особенным образом.
К этому времени итальянские водолазы уже окончательно убе­
дились в бесплодности дальнейших работ по поднятию эскадры .
Им оставалось всего лишь несколько дней до отплытия домой, в
милую, родную, веселую Геную , и они торопливо приводили в по­
рядок пароход, чистили и мыли палубу, разбирали машины.
Вид церковной процессии , духовенство в золотых ризах , хоруг­
ви, кресты и образа, церковное пение - все это привлекло их вни­
мание, и они стояли вдоль борта, облокотившись на перила.
Духовенство взошло на помост деревянной пристани . Сзади
густо теснились женщины, старики и дети, а молодежь в лодках на
заливе тесным полукругом опоясала пристань .
Бьш солнечный, прозрачный и холодный день; выпавший за
ночь снег нежно лежал на улицах, на крышах и на плешивых бурых
353

А. И. Куприн
горах, а вода в заливе синела, как аметист, и небо бьmо голубое,
праздничное, улыбающееся . Молодые рыбаки в лодках были оде­
ты только для приличия в одно исподнее белье, иные же бьmи голы
до пояса . Все они дрожали от холода, ежились, потирали озябшие
руки и груди . Стройно и необычно сладостно неслось пение хора
по неподвижной глади воды .
«Во Иордане крещающуся ...» - тонко и фальшиво запел свя­
щенник, и высоко поднятый крест заблестел в его руках белым ме­
таллом ... Наступил самый серьезный момент. Молодые рыбаки сто­
яли каждый на носу своего баркаса, все полураздетые, наклоняясь
вперед в нетерпеливом ожидании .
Во втор ой раз пропел священник, и хор подхватил стройно и
радостно «Во Иордане» . Наконец, в третий раз поднялся крест над
толпой и вдруг, брошенный рукой священника, полетел, описывая
блестящую дугу в воздухе, и звонко упал в море.
В тот же момент со всех баркасов с плеском и криками рину­
лись в воду вниз головами десятки крепких, мускулистых тел. Про­
шло секунды три-четыре. Пустые лодки покачивались, кланяясь.
Взбудораженная вода ходила взад и вперед ... Потом одна за дру­
гой начали показываться над водою мотающиеся фыркающие го­
ловы, с волосами, падающими на глаза. Позднее других вынырнул
с крестом в руке молодой Яни Липиади .
Веселые итальянцы не могли сохранить надлежащей серьезнос­
ти при виде этого необыкновенного , освященного седой древнос­
тью, полуспортивного, полурелигиозного обряда. Они встретили
победителя такими дружными аплодисментами, что даже добро­
душный батюшка укоризненно покачал головою:
- Нехорошо... И очень нехорошо . Что это им - театральное
представление?..
Ослепительно блестел снег, ласково синела вода, золотом сол­
нце обливало залив, горы и людей . И крепко, густо, могуществен­
но пахло морем. Хорошо!
VIII
БЕШЕНОЕ ВИНО
В Балаклаве конец сентября просто очарователен. Вода в зали­
ве похолодела; дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и креп­
ким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, ухо-
354

Очерки
дящим Бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревь­
ях, с безмолвными черными ночами. Курортные гости - шумные,
больные, эгоистичные, праздные и вздорные - разъехались кто
куда - на север, к себе по домам . Виноградный сезон окончился .
К этому-то сроку и поспевает бешеное вино .
Почти у каждого грека, славного капитана-листригона, есть
хоть крошечный кусочек виноградника, - там, наверху, в горах , в
окрестностях итальянского кладбища, где скромным белым памят­
ником увенчаны могилы нескольких сотен безвестных иноземных
храбрецов. Виноградники запущены, одичал и, разрослись, ягоды
выродились, измельчали . Пять-шесть хозяев, правда, выводят и под­
держивают дорогие сорта вроде «Чаус», «Шашля» или «Наполеою>,
продавая их за целебные курортной публике (впрочем, в Крыму в
летний и осенний сезоны - все целебное: целебный виноград, целеб­
ные цыплята, целебные чадры, целебные туфли, кизиловые палки и
раковины, продаваемые морщинистыми лукавыми татарами и важ­
ными, бронзовыми, грязными персами) . Остальные владельцы хо­
дят в свой виноградник, или, как здесь говорят, - «в сад» только
два раза в год: в начале осени - для сбора ягод, а в конце - для
обрезки, производимой самым варварским образом .
Теперь времена изменились : нравы пали, и люди обеднели, рыба
ушла куда-то в Трапезунд, оскудела природа. Теперь потомки от­
важных листригонов, легендарных разбойников-рыболовов, ката­
ют за пятачок по заливу детей и нянек и живут сдачей своих доми­
ков внаймы приезжим. Прежде виноград родился - вот какой! -
величиною в детский кулак, и гроздья бьши по пуду весом, а нынче
и поглядеть не на что - ягоды чуть-чуть побольше черной сморо­
дины, и нет в них прежней силы. Так рассуждают между собой ста­
рики, сидя в спокойные осенние сумерки около своих побеленных
оград, на каменных скамьях, вросших в течение столетий в землю.
Но старый обычай все-таки сохранился до наших дней. Всякий , кто
может, поодиночке или в складчину, жмут и давят виноград теми
первобытными сп особами, к которым, вероятно, прибегал наш
прародитель Ной или хитроумный Улисс, опоивший такого креп­
кого мужика, как Полифем . Давят прямо ногами, и когда давиль­
щик выходит из чана, то его голые ноги выше колен кажутся выма­
занными и забрызганными свежей кровью. И это делается под от­
крытым небом в горах, среди древнего виноградника, обсаженно­
го вокруг миндальными деревьями и трехстолетними грецкими
орехами .
355

А.И.Куприн
Часто я гляжу на это зрелище, и необычайная, волнующая меч­
та охватывает мою душу. Вот на этих самых горах три, четыре, а
может, и пять тысяч лет тому назад, под тем же высоким синим
небом и под тем же милым красным солнцем справлялся всенарод­
но великолепный праздник Вакха, и там, где теперь слышится гну­
савый теноришка слабогрудого дачника, уньmо скрипящий:
И на могилу приноси
Хоть трижды в день мне хризанте-е-мы, -
там раздавались безумно-радостные, божественно-пьяные воз­
гл асы:
Эвое! Эван! Эвое!
Ведь всего в четырнадцати верстах от Балаклавы грозно воз­
вышаются из моря красно-коричневые острые обломки мыса Фио­
лент, на которых когда-то стоял храм богини, требовавшей себе
человеческих жертв! Ах, какую странную, глубокую и сладкую
власть имеют над нашим воображением эти опустелые, изуродо­
ванные места, где когда-то так радостно и легко жили люди, весе­
лые, радостные, свободные и мудрые, как звери.
Но молодому вину не дают не только улежаться, а даже просто
осесть.
Да его и добывается так мало, что оно не стоит настоящих за­
бот. Оно и месяца не постоит в бочке, как его уже разливают в бу­
тьmки и несут в город. Оно еще бродит, оно еще не успело опом­
ниться, как характерно выражаются виноделы: оно мутно и гряз­
новато на свет, со слабым розовым или яблочным оттенком; но все
равно пить его легко и приятно. Оно пахнет свежераздавленным
виноградом и оставляет на зубах терпкую, кисловатую оскомину.
Зато оно замечательно по своим последствиям. Выпитое в боль­
шом количестве, молодое вино не хочет опомниться и в желудке и
продолжает там таинственный процесс брожения, начатый еще в
бочке. Оно заставляет людей танцевать, прыгать, болтать без удер­
жу, кататься по земле, пробовать силу, подымать невероятные тя­
жести, целоваться, плакать, хохотать, врать чудовищные небьmи­
цы. У него есть и еще одно удивительное свойство, какое присуще
и китайской водке ханджин: если на другой день после попойки
выпить поутру стакан простой холодной воды, то молодое вино
опять начинает бродить, бурлить и играть в желудке и в крови, а
356

Очерки
сумасбродное его действие возобновляется с прежней силой. Опо­
го-то и называют это молодое вино - «бешеным вином».
Балаклавцы - хитрый народ и к тому же наученный тысячелет­
ним опытом: поугру они пьют вместо холодной воды то же самое
бешеное вино. И все мужское коренное население Балаклавы ходит
недели две подряд пьяное, разгульное, шатающееся, но благодуш­
ное и поющее. Кто их осудит за это, славных рыбаков? Позади -
скучное лето с крикливыми, заносчивыми, Требовательными дачни­
ками, впереди - суровая зима, свирепые норд-осты, ловля белуги
за тридцать - сорок верст от берега, то среди непроглядного тума­
на, то в бурю, когда смерть висит каждую минуту над головой и ник­
то в баркасе не знает, куда их несут зыбь, течение и ветер!
По гостям, как и всегда в консервативной Балаклаве, ходят ред­
ко. Встречаются в кофейнях, в столовых и на открытом воздухе, за
городом, где плоско и пестро начинается роскошная Байдарская
долина. Каждый рад похвастаться своим молодым вином, а если
его и не хватит, то разве долго послать какого-нибудь бездомного
мальчишку к себе на дом за новой порцией? Жена посердится, по­
бранится, а все-таки пришлет две-три четвертных бутыли мутно­
желтого или мутн о-розового полупрозрачного вина.
Кончились запасы - идут, куда понесут ноги: на ближайший
хутор, в деревню, в лимонадную лавочку на 9-ю или на 5-ю вер­
сту Балаклавского шоссе. Сядут в кружок среди колючих ожин­
ков кукурузы, хозяин вынесет вина прямо в большом расширя­
ющемся кверху эмалированном ведре с железной дужкой, по ко­
торой ходит деревянная муфточка, - а ведро полно верхом.
Пьют чашками, учтиво, с пожеланиями и непременно - чтобы
все разом. Один подымает чашку и скажет: «стани-ясо», а дру­
гие отвечают: «си-ийя» .
Потом запоют. Греческих песен никто не знает: может быть,
они давно позабыты, может быть, укромная, молчаливая Балак­
лавская бухта никогда не располагала людей к пению. Поют рус­
ские южные рыбачьи песни, поют в унисон страшными каменны­
ми, деревянными, железными голосами, из которых каждый стара­
ется перекричать другого. Лица краснеют, рть1 широко раскрыты,
жилы вздулись на вспотевших лбах.
Закипела в море пена -
Будет, братцы, перемена,
Братцы, перемена ...
357

А. И . Куприн
Зыб за зыбом часто ходит,
Чуrь корабль мой не потонет,
Братцы, не потонет...
Капитан стоит на юте,
Старший боцман на шкафуrе,
Братцы, на шкафу-те.
Вьщумывают новые и новые предлоги для новой выпивки. Кто­
то на днях купил сапоги, ужасные рыбачьи сапоги из конской кожи,
весом по полпуду каждый и длиною до бедер. Как же не вспрыс­
нуrь и не обмочить такую обновку? И опять появляется на сцену
синее эмалированное ведро, и опять поют песни, похожие на рев
зимнего урагана в открытом море.
И вдруг растроганный собственник сапог воскликнет со слеза­
ми в голосе:
-Товарищи! Зачем мне эти сапоги?.. Зима еще далеко ... Успе­
ется... Давайте пропьем их ...
А потом навернуr на конец нитки катышок из воска и опускают
его в круглую, точно обточенную дырку норы тарантула, дразня
насекомое, пока оно не разозлится и не вцепится в воск и не завязит
в нем лап. Тогда быстрым и ловким движением извлекают насеко­
мое наверх, на траву. Так поймают двух крупных тарантулов и све­
дуr их вместе, в днище какой-нибудь разбитой склянки. Нет ничего
страшнее и азартнее зрелища той драки, которая начинается между
этими ядовитыми, многоногими, огромными пауками. Летят прочь
оторванные лапы, белая густая жидкость выступает каплями из прон­
зенных яйцевидных мягких туловищ. Оба паука стоят на задних но­
гах, обняв друг друга передними, и оба стараются ужалить против­
ника ножницами своих челюстей в глаз или в голову. И драка эта
оттого особенно жутка, что она непременно кончается тем, что один
враг умерщвляет другого и мmовенно высасывает его, оставля
я
на
земле жалкий, сморщенный чехол. А потомки кровожадных листри­
гонов лежат звездой, на животах, головами внуrрь, ногами наружу,
подперев подбородки ладонями, и глядят молча, если только не ста­
вят пари. Боже мой! Сколько лет этому ужасному развлечению, это­
му самому жестокому из всех человеческих зрелищ!
А вечером мы опять в кофейной. По заливу плавают лодки с
татарской музыкой: бубен и кларнет. Гнусаво однообразно, беско­
нечно-уньшо всхлипывает незатейливый, но непередаваемый ази­
атский мотив... Как бешеный бьет и трепещется бубен . В темноте
358

Очер ки
не видать лодок. Это кутят старики, верные старинным обычаям.
Зато у нас в кофейной светло от ламп «молния», и двое музыкан­
то в: итальянец - гармония и итальянка - мандолина играют и
поют сладкими, осипшими голосами:
О! Nino, Nino , Marianino .
Я сижу, ослабев от дымного чада, от крика, от пения, от молодого
вина, которым меня потчуют со всех сторон ! Голова моя горяча и,
кажется, пухнет и гудит. Но в сердце у меня тихое умиление. С прият­
ными слезами на глазах я мысленно твержу те слова, которые так ча­
сто заметишь у рыболовов на груди или на руке в виде татуировки:
«Боже, храни моряка» .
<1907-1 91 1>
УСТРОИТЕЛИ
Последствия полета показали, что он начат бьш при страшной
спешке. При всем желании, устроители не могли бы удовлетвори­
тельно организовать его в такое короткое время. Трудно сказать, в
какой степени можно бьшо предвидеть и ослабить тягости и опас­
ности этого головоломного пути . Несомненно, большую службу
сослужили бы пробные полеты от этапа до этапа, съемки, хотя бы с
привязных аэростатов, важнейших участков дороги, более внима­
тельный выбор пунктов спуска, тщательная, многократная провер­
ка аппаратов и т . д . Но, повторяю , на все это нужно бьшо время.
Однако усиленная спешка вовсе не оправдание для организато ­
ров полета С . -Петербург - Москва, а, наоборот, самое сильное об­
винение. Ибо спешка бьша только их делом . Чуть ли не все авиато­
ры хором просили об отсрочке полета, заявляя, что они еще недо­
статочно подготовлены. Им бьшо отказано . «Сказано: десятого, -
значит, десятого» . Почему такая суровая непререкаемость? Вот уж
этого решительно нельзя в толк взять . Кто пострадал бы от неболь­
шой отсрочки? Дисциплина? Но авиаторы, слава Богу, не солдаты,
не ученики и не дети . Публика? Но билеты на этот полет не прода­
вал ись . Пресса? Но о ней меньше всего у нас заботятся ... Нет, здесь
было что-то непонятное. Конечно, легко потом отговариваться:
сами, дескать, не маленькие, знали , на что идут и на что летят. Но
359

А.И.Куприн
это Пилатова отговорка. Ведь полетела-то одна молодежь - са­
молюбивая, «азартная>>. Из ее состава лишь двое-трое бьши насто­
ящими авиаторами - остальные бьши только «авочки» , как кто­
то прозвал начинающих летунов.
Мы далеки от мысли объяснять злой волей эту фельдфебельс­
кую аккуратность во времени . Но глупостью - да, бесцельным
упрямством - да, чисто российским всезнайством - да, а глав­
ное - той хлыщеватостью, которая так развита в кругах , близких
теперь к воздухоплаванию. Авиация в моде, как в моде рядом с нею
спиритизм и ханжество, фальшивое увлечение спортом, а главное,
спортивными костюмами, обличение интендантов, новая кокотка,
новый юродивый, игра в солдатики и мечта о реванше, пиджаки с
раструбом на заду и английские проборы на голове. Одно время в
течение целого сезона среди петербургских шалопаев бьш страшно
нарасхват Шаляпин. У золоченых болванов считалось своеобраз­
ным шиком затащить на ночь в шикарный кабачок великого певца
и потешаться им со стороны . В этом друг перед другом сопернича­
ли. Авиация находится совершенно в таком же положении среди
известной части общества. Это мода - и больше ничего. К этому
громадному делу необходимо примазаться - это шик, это модно ...
А вдобавок еще это так патриотично, что по нашим временам да­
леко не лишний козырь .
Вот где , по-моему, надо искать причину спешки, небрежности,
халатности и равнодушно проявленной жестокости. Взялись за дело
люди , которые все равно сами никогда не полетят. Летают авиаторы­
профессионалы или любители со священным безумием в сердце. Сва­
лить же друг на друга ответственность легко - обществу и некого
привлечь к суду совести. А что молодые, пьшкие люди разбивались
насмерть , ломали руки и ноги - кого это трогает? Мы лично этого не
видели, а фотография вовсе не волнует нашего воображения...
Но уж кого поистине можно назвать ревностным инициатором
и руководителем этого несчастного воздушного состязания - так
это заслуженного генерала Каульбарса . После того как трое иска­
лечилось , один умер, а остальные едва с ума не сошли от перене­
сенных волнений, доблестный генерал объехал этапы, все нашел
неудовлетворительным и все приказал немедленно изменить . Так
бывает: если ребенок стукнется дверью об угол стола и набьет себе
на лбу шишку, то старая нянька бьет по столу ладонью и пригова­
ривает: «Бяка стол, бяка». А сама стол поставила не на месте .
<1911>
360

Очерки
ЛАЗУРНЫЕ БЕРЕГА
Глава 1
НЕОБХОДИМОЕ НАСТАВЛЕНИЕ ДЛЯ ТУРИСТОВ
Параграф первый того путеводителя для русских за границей,
который мы надеемся в скором времени выпустить в свет, будет
гласить : «Не верьте ни одному книжному путеводителю» ; параграф
второй советует также не верить ни гидам, ни местным жителям,
ни смотрителям тюрем, дворцов и музеев и сторожам при них; па­
раграф третий: не возить с собою много багажа. Это дорого , хло­
потливо и неудобно. Три четверти вещей вам никогда не понадо­
бится, а про пассажиров, увешанных баулами, чемоданами, сумка­
ми, картонками и сетками, летящих стремглав по перрону, со шля­
пой на затьшке, с мокрыми волосами, упавшими на лоб, с расте­
рянными глазами, да еще с зонтиком под мышкой и в теплых рези­
новых калошах - про этих пассажиров туземец так и говорит, по­
казывая пальцем : поглядите, вот мчится русский вьючный верблюд;
параграф четвертый советует следующее: не ездите никогда с кру­
говым билетом Куковской компании, чтобы не уподобиться ове­
чьему стаду, гонимому свирепыми пастухами , или толпе, мелькаю­
щей, точно ураган, на экране кинематографа; параграф пятый : но
не ездите также и в экспрессе, готовом вытрясти из человека все
внутренности, довести его до морской болезни или до буйного рас­
стройства нервов.
Представьте себе, что вы сидите в этом сумасшедшем поезде;
предположим, что вы захотели бы через окно полюбоваться на оча­
ровательные окрестности, но" . видите пред собой какую-то мут­
ную, то зеленую, то синюю, то совсем пеструю полосу, которая
мчится и мчится назад, слепит глаза и кружит голову. Вы захотели
налить себе в стакан чаю, но вас внезапно отбрасывает куда-то в
сторону, и горячая жидкость попадает на тонзуру ни в чем не по­
винного почтенного патера . Даже привычного лакея из вагон-рес­
торана, почти жонглера по ловкости, иногда на ходу так качнет,
что он летит вместе с подносом, тарелками, стаканами, вилками,
ножами, ложками и соусниками на первого попавшегося человека
или разбивает головою оконное стекло; параграф шестой : береги­
тесь австрийской поездной прислуги, особенно берегитесь тогда,
когда она знает, что вы русский или русская ; параграф седьмой :
361

А. И. Куприн
остерегайтесь брать сдачу итальянскими деньгами - их потом у
вас нигде не примут: ни в ресторанах, ни в трамваях, ни в булоч­
ных , ни в табачных лавках , ни в кассах купален . Даже в самой Ита­
лии эти чентессимы, кажется, не в особом почете .
Все вышесказанное уже потому должно иметь в глазах русских
путешественников веское значение, что ни один бедекер об этом не
упоминает, а скромный автор, пишущий эти строки, испытал удо­
вольствия заграничной поездки на собственной шкуре.
Пр имечаиие. При незнании языка очень рекомендуется притво­
риться глухонемым . К такому способу прибег один мой приятель .
Правда, я должен оговориться, эта уловка сошла для него благопо­
лучно только до Генуи, а потом его вместо Рима завезли в Марсель .
Гл ава 11
ГЕО ГРАФИ ЧЕСКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИ Е
Европа, если ехать туда, начинается задолго до Варшавы, а если
ехать обратно, то она кончается в Границе. Этот географический
абсурд немного напоминает старый рассказ о том, как один хозяин
зверинца объяснял посетителям своего крокодила: «От головы до
хвоста имеет ровно две сажени, а от хвоста до головы ровно две
сажени и пять вершков». Однако надо мириться с правдой . За мно­
го станций до Варшавы вы уже видите из окна вагона прекрасно
обработанные поля; их ровные квадраты ограничены белоснежны­
ми грушевыми и яблонными деревьями . Видите, что фруктовые
сады выхолены и сбережены любящими неустанными руками, каж­
дое деревцо подстрижено и подрезано, всегда его ствол выкрашен
известью. Видите повсюду серебристые, бегущие по скатам ручей­
ки, орошающие сады .
Вспаханные поля лежат черные и лоснящиеся, как бархат. Шос­
сейные дороги сияют своей ровной белизной. Фермы окружены
садами и цветниками. Все красиво и опрятно.
В Варшаве вы пересаживаетесь с поезда ширококолейной до­
роги на поезд узкоколейной дороги, но разницы вы не замечаете.
От Варшавы поезд сопровождает австрийская вагонная прислуга,
народ, - как я уже выше сказал, - не первой честности, но вежли­
вый, предупредительный и в то же время полный сознания соб-
362

Очер ки
ственного достоинства. Таможенные австрийские чиновники в Гра­
нице корректны, сухи , но не придирчивы: досмотр делают, прохо­
дя через вагоны, охотно верят пассажирам на сл ово и не копаются
в чужом белье.
На обратном пути, именно в русской таможне, в той же Грани­
це, которая отстоит от Варшавы н а целую ночь пути, вам сразу
дают понять, что н ачалось любезное н ашему сердцу отечество .
Мало есть на свете более печальных зрелищ, чем это огромное, гряз­
ное, полутемное, заплеванное зало таможни, похожее одновремен­
но и на сарай и н а каземат. Эта усталая, замученная, ночная, не­
выспавшаяся публика, загнанная сторожами, точно ст адо, за пере­
городку, эти ворохи подушек, одеял, грязного белья, домашнего
скарба, лежащие н а деревянных засаленных прилавках, эти развер­
стые пасти чемоданов, из которых вывалилось наружу разное тря­
пье, эти грубые, грязные, запущенного вида солдаты, насквозь про­
питанные запахом водки и махорки, эти откормленные, равнодуш­
ные чиновники, которые прогуливаются тут же , ничего не делая,
заложив ручки в брючки, и попыхивают п апиросками - люди, не
говорящие, когда вы их о чем-нибудь спрашиваете, а лающие.
Но, однако, мне довелось быть свидетелем того, как эти надвор­
ные советники приняли большое участие в одной барышне. Вероят­
но, это бьuю развлечением от их повседневной скуки, от местных
сплетен и жалкого провинциального чиновничьего флирта, а может
быть, надеялись найти в саквояже этой милой, очень красивой де­
вушки, с тонким породистым лицом, прокламации? Я видел, как она
запл акала от стъща. Конечно, они ничего не нашли, кроме нестира­
ного белья. Но ржали над этим зрелищем, точно стоялые жеребцы.
И так же я видел, как в четыре часа утра во время проливного
дождя вытаскивали из вагонов детей, несмотря н а протесты их м а­
терей. Право, это бьшо похоже н а к акое-то Иродово избиение мла­
денцев.
Удивляли меня также станционные жандармы: и у офицеров и
у солдат бьши голубые глаза и голубые околыши . Я долго ломал
голову н ад тем , что к чему подбирается : околыши к гл азам или глаза
к околышам . Но это мне оказалось не по силам, и я бросил об этом
думать. Кончилась заграница, н ачинается Россия. И первое, что я
увидал в Варша ве по возвращении из-за границы, бьш городовой,
который бил ножнами шашки по спине извозчика и вслух говорил
такие слова , от которых его старая, притерпевшаяся ко всему кля­
ча из белой сделалась рыжей .
363

А. И. Куприн
Глава 111
ЗА ГРАНИЦЕЙ
Поезд по узкоколейной дороге мчится с какой-то особой же­
лезной бодростью , мелькая мимо деревень, ферм, островерхих цер­
ковок, великолепно возделанных полей. Мчится он почти без оста­
новок, изредка станет на минуту, передохнет. И ты не успеешь вы­
пить кружку пива, которую тебе услужливо протянул в окно шуст­
рый мальчуган весь в золотых пуговицах в два ряда , как раздается
чей-то возглас: «Аб!» - и поезд летит дальше.
Вот и подите, говорите о культуре! У нас, по крайней мере, на
станции с пятиминутной остановкой поезд стоит двадцать пять
минут, и никто на это не обращает внимания . Обер-кондуктор с
машинистом пошли пить чай к помощнику кассира, а утомленные,
не спавшие двое суток кондукторы лежат на лавках и на полу в
помещении третьего класса, пользуясь случайной минуткой отды ­
ха. Но ни одному из пассажиров даже и в голову не придет на это
обидеться или рассердиться . Конечно, вечное, милое русское, хри­
стианское терпен ие - прекрасное достоинство. Однако события
последних дней показывают с непоколебимой ясностью , что это
терпение иногда разгорается в пожар.
Первый звонок. Звонит этот звонок длинно-предлинно, пока не
разрешится ударом, а сам станционный сторож, точно соловей в
любовном экстазе, никак не надивится собственному искусству. Дол­
го свистит кондуктор, но с паровоза ему никто не отвечает. Теперь
долго свистит паровоз. Но обер-кондуктор куда-то отлучился по
собственной надобности. Рассерженный машинист слезает с паро­
воза, ругает мимоходом ни в чем не повинного кочегара и начинает
разыскивать по всему вокзалу обер-кондуктора, точно это иголка в
стоге сена. Но в это время откуда-то вьmолзает обер и начинает сви­
стать с остервенением. Так они и ищут друг друга, пока, наконец, не
встретятся . И только вмешательство помощника начальника стан­
ции прекращает их громкую ссору. Наконец, слава Богу, тронулись.
Нет, должен я признаться, что люблю русский быт. От многих
людей , бывающих за границей , мне приходилось слышать об их
первых впечатлениях на чужой земле. Почти все они утверждают,
что и воздух и небо - все равно , за Волочиском, Вержболовом или
Границей, - и солнце и земля как-то сразу необыкновенно меня­
ются, что в душу врывается какое-то странное ощущение легкости,
свободы, бодрости и так далее и так далее. Я этим людям не могу
364

Летнее кафе в Париже.
Конец Х/Х века.

Очерки
верить. Может быть, такими бьши их собственные впечатления. Мое
же личное впечатление такое: кроме милых, гостеприимных, лас­
ковых, щедрых, веселых, певучих итальянцев, все европейские
люди - рабы привычных жестов, скупы, жестоки, вралишки, пре­
зирают чужую культуру, набожны, когда это понадобится, патри­
оты, когда это выгодно, а на своих детей смотрят как на безумную
роскошь, непозволительную бедному человеку, еще не достукав­
шемуся до сладкого звания рантье.
Глава IV
ВЕНА
Мы бьши в Вене рано утром, что-то около шести-семи часов.
Поезд наш очень долго двигали вперед верст на пять и обратно,
между улицами, по обеим сторонам которых возвышаются огром­
ные, казарменного типа, четырех- и пятиэтажные дома. Тут я заме­
тил одну рассмешившую меня подробность : все окна домов бьmи
раскрыты настежь, и в каждом доме, почти на каждом окне, бЬши
навалены грудами матрасы, одеяла, простыни и подушки. И почти
из каждого окна выглядывала миловидная девушка в кокетливом
переднике и с таким маленьким чепчиком на голове, который не
бьш бы впору даже среднего размера кукле. Несомненно, провет­
ривать по утрам белье - вещь разумная и гигиеничная, но мне стало
смешно от мысли, что я вдруг попал на какую-то международную
распродажу постельного белья и разных интимных принадлежнос­
тей мужского и дамского туалета.
Вена - очень красивый город, в котором есть три достоинства
и один крупный недостаток. Хорош в ней кружевной собор св . Сте­
фана, прекрасны пильзенное пиво и заботливо оборудованные оран­
жереи в ботаническом саду. Но плохо то, что венцы беспощадно
разрушают свою тысячелетнюю историческую Вену: скупают це­
лыми участками старые улицы, милые, узенькие, с высокими ста­
ринными домами, в самый жаркий день прохладные, и вместо них
строят дома в очень фальшивом стиле венского ренессанса.
Венцы все на одно лицо . Худощавые, стройные, на мускулис­
тых ногах, и все они не ходят, а маршируют. И кажется, что любой
из них готов с радостью надеть чиновничью одежду для того, что ­
бы хоть немножко походить на офицера. Хотя, между нами гово­
ря, храбрость австрийского войска нам давно уже известна.
365

А. И. Куприн
Бедекеры говорят, что венки красивы. Я этого не заметил. Боль­
шие ноги и тяжелые юбки. А впрочем, может быть, я попал в Вену
не в сезон.
Глава V
ПЕРЕВ АЛ
Вечером показались горы. П�езд с трудом карабкается вверх.
Мы приближаемся к перевалу через Альпы. Налево, в глубине ты­
сячи или полуторы сажен, чуть видны крыши деревень, крытых
красной марсельской черепицей. Фруктовые сады не больше, чем
капустная рассада, а лошади и коровы - точно тараканы. А на­
право, на огромной крутой скале, торчит замок какого-то барона,
с башнями, бойницами, сложенный Из тяжелого местного камня.
Для меня очевидно, что лошади не могли втащить такую громад­
ную тяжесть наверх. Могли бы это сделать выносливые железно­
ногие мулы или кроткие, терпеливые, умные ослы. Но ни тех, ни
других в этих местах не водится. Стало быть, это сделали люди.
Эти помещения совсем неудобны для жилья, в них полы из кам­
ня, точно булыжная мостовая, нет окон, и даже днем никогда не
бывает свету. И мне кажется, что до сих пор сохранился в этих зам­
ках, похожих одновременно и на церковь, и на тюрьму, и на раз­
бойничье жилище, запах крови и человеческих экскрементов. За
одну крону вы можете обозреть этот замок, увидать старого пре­
данного Иоганна (кажется, есть фабрика, где их делают на заказ),
услышать от него историю с привидениями, а также сплетню о том,
что титулованный владелец замка теперь женится на дочери аме­
риканского свиного короля.
В два часа ночи мы на вершине Земмеринга, в полосе вечных сне­
гов. Дамы каишяют и чихают. Очень утомительны тун
н
ели. Поезд
врывается в него, и ты сразу глохнешь от перемены воздупnюго дав­
ления, задыхаешься от запаха каменного угля; потом поезд выскаки­
ваетизтун
н
еля, и ты опять глохнешь от притока свежего воздуха.
Ночь. Сон. А утром вдруг совершается чудо. Поезд бежит стрем­
глав вниз, а навстречу ему бежит веселое южное небо, бегут апель­
синные и лимонные деревья, отягощенные плодами, цветущие оле­
андры, рододендроны и камелии, и, что всего слаще, - ты не пере­
стаешь обонять аромат каких-то диких прелестных трав или цве­
тов. Да и дорожные спутники стали такими, точно их кто-то под-
366

Очерки
менил за ночь. Смуглый, грязный, веселый итальянец, с античным
профилем, обтирает рукавом горлышко пузатой бугылки с крас­
ным вином и добродушно протягивает мне. И как радостное при­
ветствие на незнакомом мне языке звучит его вопросительное: «Э?»
Французская граница, итальянская граница. Черномазые маль­
чишки каким-то верхним чугьем угадывают в вас русского и на­
сильно суют вам в руки поддельного Герцена, апокрифического
Пушкина и толстейший том собраний сплетен об императорских
дворах. Но на это нельзя сердиться. Это - след нашей многостра­
дальной русской эмиграции.
Отвратительная скала Монте-Карло. Прелестное цветущее по­
бережье. И вот мы в Ницце.
Гл ава VI
НИЦЦА
Ницца - это сплошное человеческое недоразумение. И Юлий
Цезарь, и Август, и, кажется, Петроний избегали этого болотисто­
го , зараженного малярией места. В Ницце они держали только ра­
бов, гладиаторов и вольноотпущенников. Сами же они жили в
Cimiez или Frejus, где, как памятники своего величия, они создали
прекрасные цирки, такие прочные, что до сих пор время не может
их изглодать. Потом произошла довольно глупая история. Покой­
ной английской королеве Виктории почему-то приглянулось это
болото, и тотчас же английский снобизм, русское обезьянство, шаль­
ные деньги американцев и вечная лакейская услужливость францу­
зов сделали из Ниццы модный курорт. Насколько нов этот город,
свидетельствуют названия его улиц. Улица Гамбетты, улица Гюго,
улица Флобера, улица Золя, улица Массенэ, улица Мира, улица
Верди, улица Гуно, улица Паганини. И только одному бедному
Вольтеру лицемерные французы отвели какой-то грязный тупик.
Мопассана же совсем забыли. И вот извольте: москить1, болотная
лихорадка, не город, а сплошная гостиница-обираловка, вонь ав­
томобилей и прекрасные позы молодых французов пятидесяти лет
в стиле П. Бурже на пляже в розовом с белым полосатом трико.
Это еще куда ни шло бы, что однажды при мне выкинуло море
огромную рыжую дохлую крысу на берег. Ни дети, ни взрослые
этого не заметили. Но когда я обратил внимание главного купаль­
щика на покойницу, он ответил мне с милым простосердечием:
25-30
00
367

А. И. Куприн
- Pardonnez, monsieur, се n'est pas une ville, c'est un marecage et
cloaque. Mais je vous pris n'en parler а personne...*
И это еще ничего , что благодаря моей привычке вставать рано
я застал моих ниццких друзей за наивным занятием: они трудолю­
биво спускали в море все городские нечистоты. Но когда пришло
время пробуждения города, они тщательно забросали свое преступ­
ление гравием, и замечательно то , что они это проделывали каж­
дый день в продолжение трех месяцев.
Но что меня оскорбило до глубины души, это то, что одна де­
вочка двух лет вздумала искупаться голой, без костюма. И тотчас
же наши пьшкие друзья, пятидесятилетние французы, коллективно
заявили о том, что их целомудрие не допускает такого гнусного
зрелища, как вид голой :женщииы.
К счастью, мне в Ницце повезло. Я обедал в простом кабачке,
на вывеске которого бьшо написано: «Rendez-vous des cochers et
des chauffeurs» **. Этим милым, простым, как все труженики, лю­
дям я обязан моим знакомством с Ниццей. А надо сказать, что по­
пал я туда в разгар выборов мэра. Трудно бьшо предвидеть, кого
выберет Ницца: генерала ли Гуарана, нового кандидата, или ста­
рого мэра Суванна.
По этому ничтожному поводу волнение в городе бьшо необы­
чайное. Процессии, флаги, экипажи, и повсюду венки из разноцвет­
ных роз с инициалами обоих кандидатов, и оглушительный шум
на улицах: «Vive general Goiran! А bas Souvan! Vive notre рара
Souvan! А has Goiran!»***
Я вмешался в политику, совсем для меня чужую и так жедляменя
безразличную, как выборы городского головы в петербургскую думу.
Со страстью держал я пари на двадцать пять сантимов со всеми мо­
ими друзьями - извозчиками за то, что пройдет Суванн. Должен
признаться, что у меня при этом бьш расчет: в Ницце нет ни одного
дома, ни одного кабачка, ни одного кафе, где бы не играли в рулет­
ку, в карты или кости. Но, однако, я ошибся. Выбран бьш генерал
Гуаран. Причину моего проигрыша мне объяснили позднее: «Alors,
monsieur, нам гораздо выгоднее генерал. Он, наверное, сумеет при-
*Простите, сударь, это не город, а болото и клоака . Но я вас прошу,
не говорите об этом никому... (фра11ц.)
** «Свидание кучеров и шоферов» (фрапц.).
*** Да здравствует генерал Гуаран! Долой Суванна! Да здравствует
наш отец Суванн! Долой Гуарана! (фраиц. )
368

Очерки
пять принцев крови и других знаmых путешесrвенников, и вы пони­
маете, что у Ниццы останется больше чужих денег» .
С этим я не мог не согласиться, но на всякий случай я сохранил
три документа, отпечатанных в одной из двух местных газет, имен­
но в той, которая стояла за генерала.
На одном из них, вышучивавшем бывшего мэра Суванна, в тра­
урной рамке значилось:
ЕГО АГОНИЯ
«Граждане, коммерсанты, ремесленники, бродяги, богачи или
бедняки, - это не человек уходит, а ненавистный режим!
Нас заверяют, что «Прекрасная Астер» (его ж...), которая разо­
рила сына «Шоколада Мёнье», будет следовать за похоронной про­
цессией верхом на своем «туалеmом бидэ».
Его агония: луна была лиловая; парк Шамбрэн - красным
Марке; полночь пробила на часах у Папской решетки и в Думе».
НИСТУ - НАПОЛЕОН
«Бывший купец Сокка и Писсальдьера, стригший деревья на
Приморских Альпах, глухонемой сенатор в сенате, изобретатель
«на водку» такого качества, делимость которого достигала 370 ООО
простых вероятии, пивший воду Вегэ, надсмотрщик за водосточ­
ными трубами, франкмасон и т. д.
В присутсrвии Артно Грэндаль сделал множество обезьяньих
прыжков и сальто-мортале на бедренной кости (tiЬia), получил рас­
тяжение жил, упавши на локти (cuЬitus), блуждающий взор, харак­
терный при бешенстве, от слушания результатов баллотировки, со­
общенных по беспроволочному телеграфу в газете «Petit Ni�ois» ...
Он, наконец, испустил последний вздох, раскрыв широко глаза
по направлению к сенату; к счастью, смелый гражданин из числа
странствующих граверов, невзирая на опасность, подобрал мозг,
завернул его в тряпку и отправил в институт Пастера, чтобы опре­
делить его бешенство; после исследования мозг будет помещен в
банке со спиртом, классифицирован как редкостная рыба, нечто
среднее между штокфишем и лягушкой, и поставлен в музей поис­
тине естественной истории Ниццы.
Свидетель агонии: Всеобщее Избирательное Право.
369

Crovibus de profundis.
...никаких сожалений!»
А. И. Куприн
О Пуришкевич, никогда тебе в ругательствах не перепрыгнуть
западную культуру!
А на местном наречии прибавлен призыв к гражданам Ниццы
подавать голос за <<Доброго республиканца Гуарана», проливавшего
где-то в Африке свою кровь за отечество.
Но, к сожалению, и в моих друзьях - извозчиках я должен бьш
разочароваться. Однажды, в двенадцать часов дня, на бульваре
Гамбетты я и monsieur Alfred, мой любимый извозчик, сидели на
скамейке в тени платана и завтракали. Ему жена принесла жаре­
ную кошку с салатом, а я его угощал красным вином. Через полча­
са он расчувствовался и признался мне в том, что все организации
в Ницце построены на синдикатных началах: синдикат извозчиков,
синдикат шоферов, синдикат рыбаков, синдикат купальщиков,
уличных певцов, макро и так далее.
Я спросил его:
- А сколько человек стоит во главе предприятия?
- Alors ... два, три.
-Адругие?
-Monsieur, надо что-нибудь есть.
Я не застал в Ницце сезона. Но застал его обглодки. Вдовы ин­
тендантов, незаконные супруги отставных гвардейских офицеров,
полицеймейстерши, вице-губернаторши, графини и баронессы, о
которых даже и Готский календарь не упоминает, -все они и на
улицах, и на прогулке, и в спальнях, и на пляже однообразно, точ­
но дятлы, твердят:
- Можете себе представить? Меня точно какое-то предчувствие
толкало. Сама себе говорю мысленно: ставь, ставь на двадцать
шестой номер, а я, дура, поставила на черное большой золотой. И
вообразите: двадцать шесть вышло четыре раза подряд. Сколько я
могла бы взять?
Другого разговора у них нет. По утрам они посьшают телеграм­
мы своим старым, добрым, верным растратчикам, в двенадцать
часов бегут на почту справиться, не пришел ли телеграфный пере­
вод, вечером едут в Монте-Карло, а к одиннадцати часам, к зап­
ретному времени, продают, для того чтобы успеть отыграться, свои
браслеты и кольца официанту из местного ресторана. Впрочем, о
Монте-Карло придется написать отдельную главу.
370

Очер ки
Глава VII
МОНТ Е-КА Р ЛО
Опять повторяю вам, любезные читательницы и почтенные чи­
татели: не верьте ни бедекерам и даже ни писателям. Они вам рас­
скажут, что Монте-Карло - земной рай, что там в роскошных са­
дах тихо шелестят пальмы своими перистыми ветвями, цветут ли­
моны и апельсины и в роскошных бассейнах плещутся «экзотичес­
кие рыбы». Расскажут вам о великолепном дворце, построенном с
царственной роскошью лучшими зодчими мира, украшенном са­
мыми талантливыми ваятелями и расписанном первыми мастера­
ми живописи.
На самом же деле ничего этого нет. Маленькое, приземистое
здание. Цвета не то фисташкового, не то жидкого кофе с молоком,
не то «couleur саса Dauphin»; пухлые амуры и жирнозадые с масле­
ными улыбками в глазах Венеры, разбросанные малярами по по­
толку и на стенах, поддельная бронза, бюсты великих писателей,
которые никогда в жизни не видали Монте-Карло и, кажется, не
имели к нему никакого отношения...
А Монте-Карло - просто-напросто вертеп, воздвигнутый пред­
приимчивым, талантливым Бланом на голой и бесплодной скале.
Этот несомненно умный человек, воля которого , к сожалению,
бьша направлена в дурную сторону, - человек, который мог бы
быть с никогда не изменявшим ему счастьем и поездным вором, и
шантажистом, и министром, и ресторатором, и страховым агентом,
и редактором громадной газетъ1, и содержателем публичного дома,
и так далее и так далее, однажды решил использовать человечес­
кую жадность и глупость. И он не ошибся. Этот нищий, голяк, че­
ловек с мрачным прошлым, рыцарь из-под темной звезды, умер
оплаканный всеми жителями княжества Монако и успел не только
выдать своих дочерей замуж за принцев крови, но и обеспечить на
веки вечные своего покровителя Гримальди, завести ему артилле­
рию из двух пушек, пехоту численностью в пять солдат и двадцать
офицеров и кавалерию в виде одного конного истукана, который
сидит на лошади, весь расшитый золотом, и зевает от скуки, не зная,
как убить бесполезное время.
Однако Блан предусмотрительно воспретил всем монегаскам
(жителям Монако), а в том числе и Гримальди, вход в свой игор­
ный зал.
371

А. И. Куприн
Насколько велика бьmа воля и выдержка этого человека, сви­
детельствует следующий анекдот (извиняюсь, если это бьmо рань­
ше напечатано): в Монте-Карло приехал какой-то испанский дво­
рянин, которому везло сумасшедшее счастье. В два-три дня он вы­
играл у Блана около трех миллионов франков и уехал с ними до­
мой, к себе в Севилью, к своим бычкам и апельсинам. Но через два
года его опять потянуло на игру, и он вернулся к Блану в Монте­
Карло. Блан встретил его очень ласково и внимательно и даже как
будто ему обрадовался.
- Как я счастлив вас вИдеть, граф. Но только предупреждаю
вас: не играйте! Два раза к человеку счастье не возвращается. И -
поверьте моей искренности - я вам советовал бы даже не входить
в игорное зало.
- Почему? Неужели вы думаете, что у меня не хватит самооб­
ладания? Что я увлекусь игрой?
- О, конечно , граф, нет. В этом я не сомневаюсь. Все мои кас­
сы открыты для вас. Но очень прошу - не играйте. Еще и еще раз
повторяю вам, что счастье изменчиво. По крайней мере, обещайте
мне, что больше двадцати франков вы не проиграете?
- Оставьте. Не мешайте же мне. Я вам сейчас докажу, что азарт
ничуть не владеет мною!!
Неизбежно кончилось тем, что испанский граф проиграл свои
прежние выигранные три миллиона, заложил в банк по телеграфу
свои земли и апельсиновые рощи, но уже из Монте-Карло уехать не
мог. Он КИдался на колени перед Бланом и со слезами целовал его
руку, умоляя о нескольких сотнях франков, чтобы ему вернуться
домой, к своей семье, прекрасному испанскому климату, к своим чер­
ным бычкам со звездочками на лбу, к своим апельсиновым рощам, к
своим тореадорам. Но Блан ответил ему спокойно, сухо и холодно:
- Нет, граф. Два года тому назад вы меня разорили. Мне при­
шлось ехать в Париж и обивать все лестницы и пороги в редакциях
газет и в министерствах, чтобы замуровать брешь, которую nы сде­
лали в моем предприятии. Око за око. Теперь вы от меня не дожде­
тесь сожаления, но милостыню я вам могу подать.
И с тех пор испанский граф, подобный петуху, у которого из
хвоста вытащили перья, все думает отыграться. Администрация
вертепа, по великодушному повелению Блана, выдает ему каждые
сутки двадцать франков (приблизительно на наш счет около семи
рублей). Он пользуется правом входа в казино, и даже ему позволя­
ют играть . Но в тех случаях, когда он свои жалкие двадцать фран-
372

Очерки
ков проигрывает, то их у него не берут, а когда выигрывает, ему не
платят. Более гнусной и жадной развалины, гласит легенда, никто
никогда не видел на лазурных берегах. И таких людей болтается в
Монте-Карло, считая скромно, тысячи четыре.
Так понял Блан человеческую психологию. Каждый выиграв­
ший вернется к нему, чтобы еще раз выиграть, а каждый проиграв­
ший - чтобы отыграться. И он совсем не промахнулся в цинич­
ном расчете на одну из самых низменных людских страстей. Спи с
миром, добрый труженик. Потому что люди достойны такого об­
хождения с ними, какого они заслуживают.
Подробности организации этого дела смешны до простого .
Каждый крупье проходит двухгодичную школу учения; два года в
подвалах казино он сидит и учится пускать шарик по вертящемуся
кругу; учится запоминать лица и костюмы, говорить на всех язы­
ках и носить чистое белье. Жены и дочери их обеспечены админис­
трацией. Им открывают табачные и винные лавочки. И таким об­
разом эти люди прикованы к вертящейся тарелке и бегающему по
ней шарику неразрывными узами. И взаправду - куда ты пойдешь,
если был раньше крупье или околоточным надзирателем?
Сплетня о том, что крупье может положить шарик в одну из
тридцати семи черных и красных ячеек, по-моему, неосновательна,
но что он может загнать шарик в определенный сектор, - это воз­
можно. Во-первых, потому, что человеческая ловкость не имеет
границ (акробаты, авиаторы, шулеры) , а во-вторых, что я сам ви­
дел, как инспектор игры сменил в продолжение часа трех крупье,
которые подряд проигрывали.
Жалкое и брезгливое впечатление производят эти сотни лю­
дей,- нет, даже не людей, а только игроков, - сгрудившихся над
столами, покрытыми зеленым сукном! Сорок, пятьдесят мужчин и
женщин сидят, толкая друг друга локтями и бедрами; сзади на них
навалился второй ряд, а еще сзади стиснулась толпа, сующая жад­
ные, потные, мокрые руки через головы передних. Мимоходом ло­
коть растакуэра попадает в щеку или в грудь прекрасной даме или
девушке. Пустяки! На это никто не обращает внимания ...
Зато как интересна бьша какая-то русская княгиня! У нее бьш
нервный тик в глазах, и руки дрожали от старости и от азарта. Из
белого замшевого мешочка, вроде кисета, она вынимала горстями
золото и швыряла его на сукно куда попало. Старший крупье, тот,
который вертит машинку, жирный, краснорожий француз, нароч­
но задерживал игру и смеялся даме прямо в лицо.
373

А. И. Куприн
Надо сказать, что она на это не обращала внимания, а когда
проигралась, приказала кому-то подать ей автомобиль, другому
заплатить за два стакана крепкого чаю и ушла. Это все-таки бьmо
красиво.
Как жаль, что русские женщины, так нежно и поэтично нарисо­
ванные Тургеневым, Толстым и Некрасовым, неизбежно попада­
ют в эту проклятую дыру!
Вся французская печать проституируется начальством Монте­
Карло с необыкновенной ловкостью и спокойствием. Этим чест­
ным журналистам, из которых честен и неподкупен по-настоящему
только один граф Анри де Рошефор, умышленно платят за то, что­
бы они не писали о самоубийствах, случающихся на этой голой ска­
ле. Честные журналисты, понятно, начинают шантажировать игор­
ный дом и пишут именно о самоубийствах, пока не получат трид­
цати или сорока тысяч франков отступного . Администрации это и
нужно. Она совсем не дорожит пятифранковыми игроками, а ждет
миллионеров. А ведь ясно, что пресыщенного болвана, видевшего
в своей оранжерейной двадцатипятилетней жизни почти все, что
может выдумать человеческое - вернее, лакейское - воображение:
от охоты на тигров до содомского греха, - этого милого юношу
непременно потянет испытать сильные ощущения. И потому-то
дирекция вертепа с большим великодушием время от времени дает
возможность выиграть какому-нибудь путешествующему инкогни­
то набобу несколько тысяч франков. Даже для слепого ясно, что
эти деньги выбрасываются администрацией для рекламы, а проще
сказать, на чай или на перчатки...
Мое свидетельство потому беспристрастно, что из моих много­
численных пороков нет одного - влечения к карточной игре. Я бьm
только холодным и внимательным наблюдателем. Нечаянно я вы­
играл несколько франков, но это бьшо противно и скучно.
Развращающее влияние Монте-Карло сказывается повсюду на
лазурных берегах. И если присмотришься к этому повнимательнее,
то кажется, что ты попал в какое-то зачумленное, охваченное эпи­
демией место, которое бьшо бы очень полезно полить керосином и
сжечь. В каждом баре, в каждой табачной лавочке, в каждой гости­
нице стоят машины для игры - похожие на кассы-самосчетчики в
больших магазинах. Наверху три цвета: желтый, зеленый, красный,
или иначе - три игрушечных лошадки: вороная, гнедая и серая.
374

Очер ки
Иногда, впрочем, это бывают и кошечки, а над ними, как в копил­
ке, три отверстия для опускания монет. Если вы угадаете цвет, вы­
игрываете. И милые, простосердечные маляры и каменщики, кон­
дукторы трамваев, носильщики, официанты, проститутки с утра
до вечера кладут и кладут свои су, заработанные тяжелым трудом,
в эту ненасытную прорву. Конечно, они не понимают, что у маши­
ны против них шестьдесят шесть с дробью шансов на выигрыш. А
эти шестьдесят шесть процентов делятся таким образом: сорок че­
тыре получает владелец машины, а двадцать два хозяин кабачка.
Надо сказать, что хозяин предпочитает расплачиваться в случае
выигрыша не деньгами, а напитками, сладким вермутом или жгу­
чим абсентом.
А для любителей более пряного азарта есть повсюду на лазур­
ных берегах таинственные темные притоны. Один из них - самый
замечательный - обосновался в деревушке под названием Trinite*,
в верстах двадцати от Ниццы, между горами, по которым бежит
белая шоссейная дорога, построенная римскими владыками, а во­
зобновленная Наполеоном (Comiche). В этом заведении очень ве­
село. Столы поставлены на открытом воздухе. Вино и закуска бес­
платно от хозяина. Минимальная ставка - франк (в Монте-Кар­
Щ> - пять франков). Пускают туда кого угодно. Никто не рассер­
дится, если вы в разгаре игры снимете с себя верхнюю половину
костюма.
Но зато и удивительная же коллекция человеческих отбросов
собирается там : выгнанные из Монте-Карло за жульничество кру­
пье, с лицами не то палачей, не то сыщиков, не то маркеров, ста­
рушки с благородными профилями, которые, слезая с трамвая, то­
ропливо крестятся под мантильей, а если увидят горбатого, то стре­
мятся на счастье прикоснуться к его горбу, русские шулеры, кото­
рые привезли на лазурные берега свои скромные петербургские
сбережения и неизбежно проигрываются (это их общая судьба),
международные лица, которым вход в Монте-Карло воспрещен
либо за кражу чужой ставки, либо за неудачно вынуть1й из карма­
на чужой бумажник, переодетые полицейские... Словом, веселая,
теплая, интимная компания.
Но, однако, никого из них не оставляет одна безумная мысль:
«У рулетки есть свои законы!» Надо только открыть их ключ. И
* Троица (фраиц. ) .
375

А. И. Куприн
сидят эти сумасшедшие люди целыми днями и складывают числа,
умножают их одно на другое, вычитают квадратные корни . Адми­
нистрация смотрит на них как на тихих помешанных и мер утесне­
ния к ним никаких не применяет.
Правда, часто игра оканчивается в Trinite дракой или ударом
ножом в живот, но на эти пустяки в Trinite никто не обращает вни­
мания.
Но все-таки как интересны французские нравы! Даже и в этих
вертепах наши щедрые западные друзья не могут обойтись без же­
ста.
Генерал Гуаран, только что выбранный ниццким мэром, есте­
ств енно, захотел показать свою гражданскую строгость и админи­
стративную распорядительность. Поэтому он приказал закрыть все
игорные дома в Trinite (а их там около десяти или пятнадцати). Бьша
устроена облава. Игроки в ужасе разбежались , кто куда попало.
Monsieur Поль, организатор самого гл авного заведения, тоже бе­
жал , преследуемый полицейским комиссаром. И вот на бегу комис­
сар вывихивает себе ногу или, может быть, только делает вид, что
вывихнул. Тогда monsieur Поль останавливается и с великодуши­
ем честного противника помогает своему преследователю поднять­
ся, усаживает его в экипаж, ухаживает за ним, точно заботливая
нянька, и торжественно привозит в город. На другой день в обеих
ниццких газетах, которые обычно поливают друг дружку грязью,
воцаряется трогательное согласие. В одной - передовая статья на
тему о том, что еще не умерла французская доблесть, а в другой -
фельетон : «Великодушные враги».
А на третий день в обеих газетах две заметки, почти слово в
слово : « К сожалению, борьба с денежным азартом не под силу на­
шей ниццкой полиции. Monsieur Поль опять открьш свой игорный
дом в Trinite от десяти до двух дня и от четырех до восьми вечера,
здесь же роскошный буфет, который maltre* Поль, с присущим вся­
кому французу гостеприимством, предлагает к услугам посетите­
лей совершенно бесплатно : курить позволено, чистый воздух и пре­
красный пейзаж, лучший на всем лазурном побережье».
Нет! Русские репортеры, которых кто-то назвал бутербродни­
ками, никогда не достигнут высокой культуры своих западных кон­
фреров !!**
* хозяин (фраиц. ).
•• собратьев (от фраиц. confrere) .
376

Вокзал в Га вре.

Очерки
Глава VIП
СИМЬЕ
(Cimiez)
Как-то вечером мой друг, извозчик господин Альфред, после
того как мы с ним съели целое блюдо варенных в томате улиток и
запили их белым вином, сказал мне:
-Аотчего бы вам, господин, не посмотреть на развалины древ­
него римского цирка в Симье? Не могу утверждать достоверно, кто
строил этот цирк: Юлий Цезарь или Август, но путешественники
от него в восторге, особенно американцы. В сезонах мы их возим
туда наверх тысячами.
Пришлось поехать.
Очень длинный, утомительный для лошадей, спиральный и из­
вилистый путь по шоссе...
Темнота. Наконец видишь звезды, которых никогда не видел в
Ницце из-за пьши и туманов, обоняешь свежий сладкий запах ноч­
ных трав. Кони благодарно отфыркиваются. И вот через час мы в
Симье.
Все лжет на лазурном побережье. Одни римские развалины не
лгут. Только надо приехать ночью, как я, одному, забыть, что сза­
ди тебя торчит огромный каменный чемодан - английская или,
может быть, американская гостиница, забыть об ацетиленовом
фонаре, освещающем цирк . Только постоять и послушать.
Огромный овал цирка. Вокруг него арки в пять человеческих
ростов вышиною. Над ними второй этаж таких же чудовищных
пастей, из которых некогда вливался нетерпеливый народ. Но уже
своды кое-где разрушены временем. И арки торчат трогательно
вверх, точно протягивая друг другу старые беспомощные руки. А
еще выше подымается гигантской воронкой древняя, сожженная
солнцем земля, на которой когда-то сидели, лежали, пили скверное
вино, волновались и ссорились беспощадные зрители и решали судь­
бы любимых гладиаторов одним мановением пальца... Бог весть,
знали они или не знали, что накануне вечером в Ницце их жены,
дочери и сестры дарили ласками сегодняшних «morituros»?*
Тишина... Я один. Слава Богу, никто не видит слез, которые
бегут по моим щекам. Горько пахнут повилика и полынь... Вот круг-
* «смертников» (ла т.).
377

А. И. Куприн
лый низкий выход из подземелья. Отrуда выпускали зверей . Стены
еще сохранили следы железной решетки... Вот теневая сторона...
Там, несомненно, бьша ложа владыки цирка, но от нее не осталось
ни признака. Цирк в длину около двухсот шагов, шириною около
полутораста. Обхожу его кругом по барьеру. Кирпич звенит под
ногами, как железный, кладка цементная, вековая, а в трещинах
выросла тонкая трава, иглистая, жесткая, прочная, терпкая. Вот и
теперь она лежит передо мною на письменном столе. Я без волне­
ния не могу глядеть на нее.
Слава Богу - ночь. И я не вижу тех обычных надписей, кото­
рыми изрезаны, исцарапаны, раскрашены все прекрасные развали­
ны и памятники золотой старины. Но, уходя, невольно чувствую
смутную тоску по тому времени, когда жили люди огромных раз­
махов, воли решений, спокойствия и презрения к смерти.
На обратной дороге меня уже ничто не утешает. Светят элект­
рические фонари . Сияют огнями гостиницы для американцев. Сле­
ва и справа гостеприимные открытые бары. У извозчиков автома­
тические тормозы. Трамваи. Автомобили. Но ничто не умеряет
моего глубокого трогательного чувства, которое я пережил в раз­
валинах древнего римского цирка.
Да и, по правде сказать, кто возьмет на свою совесть решить,
что лучше : Америка, социализм, вегетарианство, суфражизм,
фальшь всех церквей, взятых вместе, политика, дипломатия, услов­
ная слюнявая культура или Рим ?
Мы едем вниз, и все холоднее и холоднее пахнут кустарники.
Темно . А по обеим сторонам дороги , журча, бегут ручейки .
Когда-то римские владыки подняли воду наверх, на горы Симье,
и две тысячи лет подряд она бежит и бежит живым источником...
Глава IX
КАРМЕН
Однажды я и мэтр Маликарне, хозяин ресторана «Свидание
шоферов и кучеров», выпив в ожидании обеда, для возбуждения
аппетита" по стакану содовой воды с абсентом, играли на карам­
больном бильярде. В этой большой прохладной комнате с камен­
ным полом жена хозяина, милая, толстая Катарина, накрывала
длинный стол для своих клиентов, ставила перед каждым прибо­
ром по полбутьшке красного вина, а рядом укладывала салфетки,
378

Очерки
которые каждый владелец обычно завязывал для отличия своим
собственным оригинальным узлом. Их ребятишки, Ал ьфонс и
Шарлотта, - очаровательные смуглые дети, он - шести, а она -
девяти лет, - тут же старались нарядить в кофточку и чепчик сво­
его сердитого фокстерьера Пти .
Конечно, я проигрывал партию за партией . Господин Ма­
ликарне - ОДИН ИЗ ЛУЧШИХ ИгрОКОВ На всем лазурном побережье, Я
же - профан и невежда. И вот в антракте между двумя играми,
намеливая конец кия, хозяин вдруг обернул ко мне веселое, крас­
нощекое, черноусое лицо и воскликнул оживленно:
- Ах , monsieur, как я рад, что наконец вспомнил! У меня есть
для вас приятная новость. Я давно вижу, что вы всем интересуетесь.
Извозчик, который отвозил вас в Симье - monsieur Альфред, вы с
ним знакомы, - рассказывал мне, что вы бьши очарованы старин­
ными развалинами. Поэтому позвольте вам посоветовать поехать в
воскресенье в Фрежюс (Frecjus). Это тоже римский цирк, только раза
в два больше, чем в Симье. Правда, это немного далеко, километров
шестьдесят по железной дороге, но то , что вы там увидите, вы не
забудете никогда в вашей жизни. В воскресенье там дают оперу «Кар­
мен» под открытым небом. Это - замечательный спектакль, и по­
вторяется он раз в три или четыре года. Чтобы поглядеть на него,
зрители собираются не только с лазурного побережья, но из Тулона ,
Марселя, даже из Лиона и даже - клянусь вам - из самого Пари­
жа. Кармен будет петь Сесиль Кеттен, самая знаменитая артистка во
всей Франции . Да вот, подождите, я вам сейчас покажу сегодняш­
ний номер «Le Petit Ni�ois». Катарина! Дай , прошу тебя, <<Petit Ni�ois»!
Мы разглядываем с ним вместе объявления о театральных зре­
лищах : воскресенье, четыре часа дня, заглавная роль - Сесиль
Кеттен. Заглядываем тут же в расписание поездов. Оказывается,
уд обно . Особого доверия восторги мэтра М аликарне во мне не воз­
буждают. Я уже хорошо знаю цену французскому пафосу и не осо­
бенно верю художественному вкусу моего друга. Но где бы и в ка­
ком исполнении ни обещали мне «Кармен» , я всегда иду слушать
эту оперу с неизменной верностью. И кроме того, опера на откры­
том воздухе. В крайнем случае - курьез. «Кажется, нужно по­
ехать» , - думаю я.
А monsieur Маликарне в это время восторженно описывает мне
прелести Фрежюса.
- Подумайте только, monsieur, что этот цирк бьш основан мно­
го тысяч лет тому назад. Город когда-то насчитывал больше трид-
379

А. И. Куприн
цати тысяч жителей. В его прекрасной глубокой бухте всегда тол­
пились корабли. Именно в Фрежюсе высадился великий Наполе­
он, после того как он покинул остров Эльбу. Меня не отпускают
дела по ресторану, но если бы вы знали, как я вам завидую, monsieur,
что вы свободны и можете все это увидеть!
«Нет, я ошибся, у него все-таки есть вкуе>>, - думаю я, я меня
начинает разбирать любопытство.
Но в это время в ресторан уже сошлись все его обычные посе­
тители. Мы с хозяином отправляемся умыть руки и садимся за стол .
Два раза мы проехались из Ниццы в Фрежюс без всякого успе­
ха. В первый раз нам сказали, что газета напутала, ошиблась на
целую неделю. И в доказательство приводили то, что на столбах не
бьшо афиш. В среду на всех киосках и на стенах ниццких домов
действительно появились :громадные плакаты, где имя Сесиль Кет­
тен бьшо напечатано полуаршинными красными буквами. Мы
опять поехали в Фрежюс. На этот раз нам с милой, беспечной,
южной бесцеремонностью заявили:
- Вы видите, - на небе облака и во всем Фрежюсе кричат пету­
хи. Это значит, что барометр падает и, несомненно, будет дождь.
Согласитесь, - что же это будет за спектакль на открытом воздухе
под проливным дождем? Не правда ли, monsieur? Во всяком случае,
позвольте вам дать совет: запаситесь заранее билетами, их берут на­
расхват. Осталось очень мало, и то только в первых трех рядах.
- Но ведь это значит, что нам придется третий раз ехать из
Ниццы в Фрежюс и, может быть, опять понапрасну? - возразил я
недоверчиво.
- Что же делать, monsieur, - вздохнул лукавый черномазый
южанин-кассир, разводя руками. - Многие приезжают по два раза
из Вентимилье и даже из Тулона. Попросите доброго Бога о том,
чтобы в следующее воскресенье бьша хорошая погода, и я руча­
юсь, что всем хорошим знакомым в вашей далекой Германии вы
будете с гордостью рассказывать о том, что вы увидите. Это счас­
тье выпадает немногим на долю. А теперь, monsieur, - переменил
он свой хвастливый тон на заискивающий, - позвольте узнать,
какие билеты вы желаете иметь для вас и для вашей дамы?
Упорство взяло во мне верх над голосом рассудка, и я приоб­
рел два билета третьего ряда.
Добрый Бог в самом деле послал в следующее воскресенье чудес­
ную погоду: ясную, солнечную и не особенно жаркую. В три с поло­
виною часа мы приехали в Фрежюс. Из переполненного длинного
380

Очер ки
поезда лились и лились потоки человеческой толпы. Один за другим
подходили поезда с севера и с юга, и необыкновенное, нарядное,
шумное, пестрое шествие беспрерывной рекой тесно заполнило ши­
рокую улицу, ведущую от вокзала к цирку. Приходилось подвигать­
ся еле-еле, шаг за шагом, в crpaxe кося глазами на осrрые булавки,
торчавшие из огромных дамских шляп. Говор, смех, восклицания,
шутки, мимолетные приветствия и улыбки издали, через головы тол­
пы, непринужденное, радостно возбужденное насrроение...
Право, если бы не мужские панамы и смокинги, и не модно об­
тянутые дамские платья, и не запах сигар и современных терпких
духов, я легко вообразил бы себе, что две тысячи лет тому назад
так же вливалась в цирк сквозь гигантскую прекрасную арку мно­
готысячная римская толпа, заранее взволнованная сrрастным ожи­
данием кровавых зрелищ.
Цирк поражает своей громадностью, и, несмотря на разруше­
ния, нанесенные временем, в его изящном овале, в двух этажах его
сквозных арок чувствуется бессмертная красота и неуловимое изя­
щество. Вся левая сторона цирка заставлена в длину рядами стуль­
ев - их, как я потом узнал, более трех тысяч, - и места почти все
уже заполнены. Выше полукругом громоздятся скамейки, сплошь
занятые оживленной пестрой толпою. Еще выше, в пролете каж­
дой арки, на парапетах, на каких-то невидимых обломках, громоз­
дятся бесчисленными гирляндами, какими-то фантастическими че­
ловеческими роями нетерпеливые зрители, жадные до зрелищ так
же, как их отдаленные предки, современники рождества Христа.
И, наконец, еще выше, гораздо выше древних стен цирка, рассе­
лась и улеглась просто на земле, опоясав широким кольцом амфи­
театр, сплошная, бесчисленная масса. Глядишь туда и видишь толь­
ко живую, колеблющуюся, черную полосу и на ней белые пятна
лиц и изредка светлое платье.
Туда собралось все окрестное население из деревень, ферм и
маленьких соседних полузабытых, полуразрушенных городишек,
бывших когда-то летними резиденциями римской аристократии.
Одни пришли пешком, другие приехали целыми семьями в двухко­
лесных таратайках, запряженных крохотными, ростом с датского
дога, милыми, терпеливыми, умными осликами, и все захватили с
собой вино и провизию. Сюда, на эти спектакли, собираются де­
сятки тысяч зрителей и с таким же нетерпением ожидают и с таким
же наивным восторгом смотрят и слушают, как в Обер-Аммергау
представление страстей Господних.
381

А. И . Куприн
Не приехали только коренные ниццары. Но они равнодушны
ко всему на свете, кроме своего пищеварения и состояния своих
карманов.
Я пробую хоть приблизительно подсчитать, сколько может быть
людей в этом чудовищном амфитеатре, в этой гигантской воронке,
возвышающейся чуть ли не до неба. Тысяч двадцать, трИдцать, ду­
маю я. Но на другой день мне удается узнать, что одних только
платных мест бьmо двадцать тысяч, и ни одно из них не осталось
свободным.
Напротив зрителей, у самой стены, прилепились жалкие подмос­
тки и на них наивная, одновременно и смешная и трогательная сце­
на. Три стены, без потолка и без занавеси, а в глубине дверь. Вот и
все. И таковой сцена остается в продолжение всех четырех актов.
А человеческая река все льется и льется сплошным течением
сквозь широкую старинную арку. Воздух дрожит от слитного, гус­
того и могучего человеческого говора. Если закроешь гл аза, то
кажется, что ты находишься в самой середине улья, переполненно­
го десятками тысяч исполинских пчел. Изредка на этом общем гуле
резко всплывает то звонкий женский смех, то выкрики продавцов
холодной воды с лимоном, конфет и программ.
Оркестр из пятнадцати человек, поместившийся на земле, ниже
подмостков, потихоньку настраивает инструменты. С неудоволь­
ствием я уже заранее решаю, что мне не придется услышать ни од­
ного звука из любимой оперы: музыка на открытом воздухе, отсут­
ствие резонанса, жалкий оркестр и, наконец, десятки тысяч зрите­
лей, нетерпеливых, оживленно настроенных, болтливых, которых,
конечно, не в состоянии унять ни один самый отважный капельди­
нер в мире! И невольно стало жалко напрасно затраченной энер­
гии, хл опот и ожИданий.
Но вот раздается резкий звук гонга , и все, что бродили по сво­
бодному, не занятому местами пространству цирка, и те, что тол­
пились у наскоро сколоченного буфета, и те, что флиртовали и зу­
боскалили с своими соседями и знакомыми, торопливо бегут к сво­
им стульям . И странным кажется на мой русский взгляд, что никто
никого не толкает локтем в грудь, никто никому не наступает на
ногу, ни одного грубого восклицания . И я чутко слышу, как умол­
кает шум несметной толпы; уходя куда-то вдаль, подобно тому, как
замирает лесной шум, убегая в темные чащи, когда вдруг останав­
ливается ветер . Второй удар гонга, и ... тишина. Тихо, как в церкви,
как в большом храме ночью.
382

Очерки
На сцену выходит маленький человек в сером костюме со сту­
лом в руке. Он ставит этот стул слева от воображаемой суфлерской
будки и уходит за кулисы. Тишина становится еще хрустальнее.
Третий удар гонга , и вот раздаются прекрасные звуки прелюдии, в
которой говорится о страсти, нависающей над людьми, как грозо­
вая туча, о любовной тоске, ревности, измене и смерти, о вечном
беспощадном обаянии женского тела. И каждый звук так ясен и
отчетлив и так сладок здесь, под открытым голубым небом, что
знакомая томная печаль и нежное умиление перед красотой вновь
властно сжимают мое сердце ".
В то же время я испытываю чувство удивления: вряд ли какой­
нибудь оперный театр может звучать с такой отчетливостью, как
эти развалины. «Неужели, - думаю я, - римские архитекторы зна­
ли тайны акустики так же хорошо, как и их юристы с необыкно­
венной тонкостью устанавливали нормы права?»
Выходят горожане, маршируют детишки, является на смену
караул, и я слышу с необыкновенной точностью каждое слово, уз­
наю темп любого голоса . Солнце светит прямо в лицо хористам,
так что они порою невольно заслоняются от него , и глаза их щу­
рятся, а белые зубы блестят от гримасы , сжимающей лицо.
И вот наконец Кармен - Сесиль Кеттен. Она высока ростом,
одета очень бедно и небрежно, ее лицо бледно и, может быть, не­
красиво, большой широкий рот, настоящий рот певицы, ласковые,
бархатные движения тигрицы, никогда не теряющей чувства того,
что из-за нее каждую минуту готовы загрызть друг друга насмерть
влюбленные самцы, первобытное кокетство женщины из народа,
бессознательное, врожденное изящество гордой испанки, неизмен­
ной посетительницы боя быков, и в каждом движении чуть-чуть
манерная, плавная, страстная извилистость.
Сзади меня сидят русские : мужчина и дама. Я слышу, как дама
шепчет:
- Ах , почему же она так бледна и некрасива?
- И правда, - соглашается ее кавалер .
Кармен поет свои куплеты о любви, свободной, как птица, и
уходит с подругами на фабрику. Появляется в традиционном бе­
лом платье Микаэла. Как всегда, на ней золотой парик с длинными
косами, как всегда, она поет чистым высоким сопрано, как всегда,
публика слушает ее с удовольствием и облегченно вздыхает после
ее ухода. Скандал на фабрике. Бедная Кармен аресто вана, руки у
нее связаны назади. И вот, изгибаясь своим уклончивым и подат-
383

А. И. Куприн
ливым телом, медленно приближаясь к дон Хозе шагами прекрас­
ного хищного зверя все ближе и ближе, она поет свою песенку о
своем друге Лилас Пастиа.
Pres des remparts de Sevillia ...*
Беспечное, но грозное кокетство, чувственный и кровавый вы­
зов слышится в ее словах. Вот он, первый отдаленный гром той
грозы, которая вырывает с корнем деревья и разрушает дома, вот
первый неясный намек на трагедию, ибо любовь всегда трагедия,
всегда борьба и достижение, всегда радость и страх, воскресение и
смерть, иначе - она мирное и скучное долголетнее сожительство
под благословенным покровом церкви и закона.
Ее лицо на мгновение оборачивается к нам. Я вижу ее раздутые
ноздри, ее пьшающие страстью и угрозой глаза, ее вдохновенное
царственное лицо. Да, царственное лицо у этой оборвашки в рас­
терзанной белой блузке и короткой коричневой юбке!
- Как она прекрасна! - слышу я женский шепот сзади.
- О да, да, но молчи , молчи.
Я ощущаю, как волосы у меня на голове становятся холодными
и жесткими, и я чувствую, я знаю, я уверен, что то же самое испы­
тывают со мной вместе, все до одного, бесчисленные зрители. На
секунду я оглядываюсь назад. Снизу от партера и до самого верха
отлогой горы темно от народа, но никто не пошевельнется, не дви­
нет рукой, точно камни, внимающие пению Орфея. Но вот она окон­
чила песенку, обманула, убежала. Конец акта. И никто не двигает­
ся несколько секунд, ни на древнем ристалище, ни в оркестре, ни
наверху... И это мне кажется более убедительным, чем если бы все
зрители сразу сняли шляпы с головы и коснулись ими земли. Тако­
ва волшебная власть гения!
Антракт. Дон Хозе, Цунига и солдаты прямо со сцены соскаки­
вают вниз и идут в буфет пить пиво и лимонад. Боже, как они оде­
ты ! Кумачовые штаны, желтые тряпочки вместо позументов. На­
стоящие французские солдаты, с которыми артисть1 тут же у буфе­
та дружелюбно болтают, куда лучше их одеты. Но погодите: сей­
час они опять взойдут на сцену, и южное солнце сделает чудеса: их
рейтузы окрасятся ярким цветом крови, а тряпки заблестят, как
чистое золото .
* В предместье Севильи ..
. (франц.)
384

Очерки
Гонг. Серый человек опять выходит на сцену, ставит стол, а на
него два оловянных стакана. Это харчевня.
Нет, это не харчевня. Это то, о чем мы, северяне, так долго меч­
тали под именем соборного действа. Разве все мы, присутствую­
щие, не видели за эти блаженные три-четыре часа все настоящим: и
харчевню, и фабрику, и горы, и солдат, и контрабандистов, и се­
вильскую толпу перед боем быков, и разве мы не жили в странном
живописном испанском городе одной красивой жизнью с велико­
лепными, гордыми, бесстрашными людьми? Московский Художе­
ственный театр, слышишь ли ты меня?
В постановке оперы, конечно, много недочетов. Так, например,
комический хор мальчишек из первого акта бьш испорчен тем, что
режиссер выпустил на сцену человек пятьдесят фрежюсских маль­
чуганов. Эта живая затея, конечно, бьша бы очень мила, но он зас­
тавил детей маршировать вокруг сцены попарно и в ногу. Получи­
лось что-то вроде парада наших потешных, не хватало только инс­
пектора народных училищ, который командует. Ну, скажите на
милость, в каком городе, в какой стране бьшо видано, чтобы улич­
ные гамены* сопровождали караул, да еще с музыкой впереди, хоть
в каком бы то ни бьшо порядке? Ведь самое главное удовольствие -
влезть чуть не с головой в разверстую пасть огромной медной тру­
бы, приставить ухо к бухающему турецкому барабану, поглазеть,
разинув рот, на кларнетиста, как он на ходу насасывает свои мунд­
штук, потолкаться и подраться из-за мест поближе к оркестру. Не
правда ли?
Хор держал себя так , как держат все хоры на свете. Известно,
что хорист не знает иного жеста, кроме жеста удивления. Этот жест
у него единственный. Какие бы чувства ему ни приходилось выра­
жать, он неизбежно откачивается туловищем назад, делает вопро­
шающее лицо, широкие глаза и вытягивает прямо перед собою пра­
вую руку.
И Микаэла, несмотря на приятный, чистый голосок, бьша не­
суразна. Каждый раз, окончив свою печальную арию, она - жен­
щина пудов пяти весу - убегала за кулисы вприпрыжку, этаким
резвым котеночком. Конечно, в ее воображении этот трюк озна­
чал приблизительно вот что : посмотрите, какое я маленькое, не­
винное, резвое дитя, а со мной так плохо обращаются!
*мальчишки (от фр аиц. gamins).
385

А. И. Куприн
Надо сказать, что дон Хозе бьш IШОХ и сладок, а Эскамильо
посредствен. Впрочем, давно замечено, что , если хорош тореадор,
IШоха Кармен, и наоборот.
Таким образом, одна Сесиль Кеттен одухотворила оперу, украсив
ее волшебными цветами своего творчества. Она появлялась на сцену,
и вот - точно солнце удесятеряло свой ослепительный блеск! При ней
и оркестр и хор так чудно сливались вместе, что казалось, звучит ка­
кой-то один многоголосый инсrрумент, в котором одновременно поют
и люди, и скрипки, и голубое южное небо, и золотое солнце.
И какая тонкая артистическая умеренность в игре! Во втором
акте, как известно, есть очень рискованное место : цыганский танец
на столе. Я видел, как русские примадонны карабкаются на этот
театральный стол, подобно бегемоту, лезущему на дерево, и как
бедный стол шатается всеми ножками под их тяжестью. И смешно
и жалко. Я видел, как прекрасная, но грубая артистка Мария Гай,
ловкая и сильная женщина, одним прыжком вскакивает на стол и
танцует с увлечением, со страстью, но, увы, некрасиво обнаружи­
вая слишком большие ноги.
Сесиль Кеттен не танцует. На столе две балерины-гитаны. Все
их движения заключаются в сладострастных извивах бедер и тор­
са, в томных, ленивых позах. А Сесиль Кеттен только ходит по сце­
не своей ги бкой, тигриной походкой, перещелкивая кастаньетами,
грациозно раскачивая свое тело и короткие пышные юбки. Из ее
большого прекрасного рта льется знойная цыганская песня, в ко­
торой огонь, кровь и вино.
И еще тонкая подробность : бледности первого акта нет и в по­
мине. Ведь Кармен явилась на праздник, на корриду. На ней луч­
шее шелковое IШатье, голова кокетливо украшена старинным чер­
ным кружевом, щеки нарумянены, брови - две черные полукруг­
лые дуги, сходящиеся вместе. И ее кокетливые, манящие улыбки
все время блестят, как золото на солнце.
В последнем акте Кеттен прекрасна до ужасного. Она поднима­
ет до своей вышины Эскамильо, певца средней величины; я вижу,
как она своими прекрасными глазами ведет за собой очарованный
хор, и я чувствую, как истинным и чистым восторгом горят сердца
зрителей ...
Ah, je t'aime, Escamiglio . .. *
* Ах,
я люблю тебя, Эскамильо ... (фраиц. )
386

Очерки
Необычайный по красоте, полный страсти, нежности и пред­
чувствия близкой смерти, льется этот простой, медлительный мо­
ти в. Он кончается, и я ухожу. Я настолько близко, не по-театраль­
ному, а по-настоящему, по правде, жил радостями, очарованиями
и падениями моей прекрасной, гордой, изменчивой Кармен , что я
не хочу, не могу, не в силах видеть ее смерти.
Идя к поезду, я все думал: <<Ах, отчего ни Проспер Мериме, автор
пьесы, ни Жорж Бизе, которого так беспощадно освистали после пер­
вого представления «Кармею> и который через два дня после этого
умер в Париже, ни Фридрих Ницше, отвернувшийся от Вагнера для
того, чтобы втобиться в «Кармею>, не видели этой оперы в исполне­
нии Сесиль Кеттею> . Да и не могли бы, если бы они и были живы.
Через полтора месяца эта прелестная артистка умерла от аппендици­
та в одной из французских клиник. Операция бьша произведена вар­
варски. Говорят, бьша хирургическая ошибка. А гений погиб.
Глава Х
НИЦЦА ПЛЯШЕТ
Раньше я уже говорил о том, что Ницца - город, порожден­
ный шальными деньгами, карто чным азартом, глупой модой и бе­
зумными прихотями приезжих богатых людей , пресыщенных до
одурения всеми грубыми радостями мира. П оэтому ничего нет уди­
вительного в том, что в Ницце никто ничего не создает и ничем не
занимается, кроме сводничества, стрижки и бритья, отдавания квар­
тир и комнат внаймы, альфонсизма, комиссионерства, лакейства и
других не менее полупочтенных профессий. Ницца еще ни разу не
родила на свет Божий ни одного скульптора, художника, актера,
поэта , романиста, музыканта, композитора, даже ни одного масте­
ра тонкой ручной работы.
Однажды, по просьбе пятилетней девочки, я принес в игрушеч­
ный магазин ее куклу, которой она неосторожно проломила голову.
У меня очень вежливо приняли заказ и обещали завтра же произвес­
ти пустячную операцию с починкой черепа, которую я мог бы и сам
довольно ловко сд елать в десять минут, если бы у меня под руками
бьш клей синдетикон, кусочек картона и клок каких-нибудь волос.
Две недели подряд, каждый день, ходил я в этот магазин, и тол­
стая, ту го перетянутая корсетом хозяйка неизменно отвечала мне с
обворожительной улыбкой из-за своей конторки:
387

А. И. Куприн
- Monsieur, завтра непременно.
К концу второй недели она откровенно призналась мне:
- Я должна вам сказать, что мы отправили вашу куклу в Па­
риж. Видите ли, в Ницце никто ничего не производит. У нас нет ни
сапожников, ни портных, ни пшяпочниц, ни ювелиров, ни велоси­
педных мастеров, ни игрушечных ... Словом, ничего нет. В сезон
они все приезжают к нам из Парижа, Лиона и Марселя и загребают
бешеные деньги. Кончился сезон - и они исчезают, как дым, как
стая перелетных птиц. Понимаете, monsieur, ведь Ницца не город,
а сплошной огромный отель. Что поделаешь, таковы наши ниц­
цкие нравы... Потерпите немного, и через день, через два ваша кук­
ла вернется целой, невредимой и прекрасно излеченной.
Для меня бьшо ясно, что хозяйка магазина что-то путает, но во
мне уже заговорило упрямство. Я пришел опять через четь1ре дня и
настойчиво потребовал, чтобы мне возвратили мою куклу, в ка­
ком бы она ни бьша виде. Хозяйка медленно подняла на меня из-за
конторки свои черные выпуклые глаза, неприятно молодые на ста­
ром, обрюзгшем желтом лице, и сказала с божественным спокой­
ствием:
- Простите, monsieur, я ни разу не видала ни вас, ни вашей кук­
лы. Вероятно, вы ошиблись адресом магазина?
Другой случай. Я сижу в парикмахерской. Меня стригут. Мой
приятель дожидается меня здесь же, в зале, просматривая француз­
ские юмористические журналы. Рядом со мною хозяин заведения
бреет солидного толстого старого буржуа. Понемногу между нами
четь1рьмя заходит разговор об автомобильных набегах Бонно и об
его шайке анархистов-экспроприаторов. Все мы лениво согласны
между собою в том, что современная молодежь отбилась от семьи
и преждевременно портится. Но толстый буржуа принимает разго­
вор чересчур близко к сердцу и багровеет так, что даже лысина ста­
новится у него пурпуровой. Он быстро поворачивается на винтя­
щемся стуле лицом к моему товарищу. Одна щека у него гладко
выбритая, а другая покрыта густой белой мьшьной пеной.
- Вы правы, monsieur! - кричит он взволнованно. - Вы сто
раз правы!
- Monsieur, - нежно протестует парикмахер, - ваши щеки ! ..
- Подождите... Когда я начинаю говорить, я не люблю, чтобы
мне мешали... Вы тысячу раз правы, мой дорогой иностранец. У
меня есть сын . Он не хочет работать, он целые дни проводит за
бильярдом или за стаканом абсента в каких-нибудь кафе. И я дога-
388

Очерки
даться не могу, откуда он достает на это деньги. Я понимал бы еще,
если бы у него бьши какие-нибудь связи с пожилыми богатыми да­
мами. Это ведь так просто и ясно. Мальчик очень красив, отчего
же ему и не принимать маленьких подарков? Но, вообразите, он
путается с самыми потерянными женщинами, и в этом трагедия моей
жизни. Иногда я просыпаюсь среди ночи и с ужасом думаю: «А
что , если и он анархист, как Бонно и его друзья?»
Случай третий. Густая уличная толпа окружила лежащую на
земле молодую, довольно красивую, но сильно избитую и, кажет­
ся, израненную женщину. Двое городовых держат за руки взлохма­
ченного пожилого француза, худого и гибкого, как виноградная
лоза. Он без шляпы, и из растерзанной манишки видна его волоса­
тая грудь.
- Что здесь случилось? - спрашиваю я случайного соседа.
- Э, monsieur, обыкновенная любовная история. Так ей и надо,
этой потаскушке (он выразился сильнее).
- Значит - ревность? Измена?
- Конечно, monsieur. Эта... Генриет
т
а бьша до сих пор прекрас-
ной женой и хозяйкой. Все, что она зарабатывала от своих ухажи­
вателей и постоянных клиентов, она честно приносила в дом, как
подобает порядочной жене и любящей матери. Но в последнее вре­
мя она увлеклась молодым коммивояжером и завязала с ним бес­
корыстный роман. Понимаете ли, monsieur, как это грустно и без­
нравственно!
Я понял . «Таковы наши ниццкие нравы», - вспомнились мне
слова владелицы игрушечного магазина.
Таких анекдотов я мог бы привести несколько сотен . Но я на­
рочно выбрал потому самые мелочные, что убежден, что в забав­
ных и противных мелочах больше всего сказывается душа челове­
ка, страна и история.
Сезон продолжается с половины октября до половины марта.
За это время все гостиницы битком набиты, и цены за помещения
возрастают до безумных размеров. Каждый ваш шаг, каждый гло­
ток, чуть ли не каждый вздох оплачивается неслыханными расхо­
дами. Английское, американское и русское золото неудержимым
водопадом льется в беспредельные карманы предприимчивых фран­
цузов и жадных ниццаров. Тамошняя пословица говорит: «В Ниц­
цу ездят веселиться, в Канн отдыхать, а в Ментону умирать». И
правда, в течение всего сезона жизнь в Ницце представляет из себя
389

А. И. Куприн
сплошное праздничное кружилище: балы, пикники, скачки, вело­
сипедные гонки, карнавалы, множество кафешантанов, музыка и
игра, игра, игра.
Если вы не хотите ехать в Монте-Карло, для вас гостеприимно
открыты двери двух роскошных вертепов -«Casino Municipal» и
«Casino de la Gai promenade»*. Там, правда, нет рулетки, которую
ревнивая администрация Монте-Карло сумела запретить на всем
лазурном побережье, зато есть младшая сестра этой игры, носящая
скромное название <<Л ошадки» (les petits chevaux). Разница между
этими играми заключается только в том, что в первой вы проиг­
рываете на тридцать шесть нумеров, а во второй - на девять. Но и
там и там беспрерывно течет с мягким звоном и мелодичным шеле­
стом иностранное золото ...
Но вот наступает конец сезона, и праздная, знатная, нарядная
толпа иностранных гостей редеет с каждым днем: одни уехали в
свои родовые имения, другие - в прохладную Швейцарию, тре­
тьи - в ТрувИJUiь или на один из модных английских купальных
курортов. Милые беззаботные птички Божии!
Один за другим закрываются шикарные отели, и чем отель
аристократичнее и дороже, тем он раньше опускает на свои окна
плотные зеленые филенки, обволакивает полотном золотые вы­
вески и запирает все свои входные двери на ключ. Последним из
знатных путешественников уезжает наш талантливый соотече­
ственник Вас. Ив. Немирович-Данченко. После его отъезда излюб­
ленный отель нашего писателя «Westminster» погружается в без­
молвие и мрак, и сезон можно считать оконченным.
Ницца облегченно вздыхает после тяжких и сладких зимних
трудов, считает награбленное золото и теперь решает сама повесе­
литься. Да и в самом деле, она так долго глядела на чужое веселье и
так подобострастно обслуживала чужие прихоти, капризы, нужды
и фантазии, что ей, право, не грех позабавиться. Господа уехали,
лакеи танцуют. Да и все равно они теперь, в продолжение пяти­
шести месяцев, осуждены на полное бездействие.
И Ницца пляшет.
Нет дня, чтобы не увидали протянутую через улицу от дома к
дому широкую коленкоровую полосу, на которой красными бук­
вами напечатано:
* «Городское казино» и «Казино Веселой прогулки» (фраиц. ) .
390

Очерки
«20, 21 и22 июня (примерно) большой бал комиссионеров (из­
возчиков, маляров, рыбаков, прислуги и т. д.) на площади Массенэ
(Гарибальди, Нотр-Дам и проч.) . Вход 50 сантимов». Каждый та­
кой бал, не считая небольших перерывов для сна и еды, длится двое­
трое суток. И все они на один образец. Выбирается среди площади
обширное круглое место и огораживается столбами, которые сна­
ружи плотно обтягиваются полотном. Сверху на столбы натягива­
ется конусообразная полотняная крыша - словом, получается то ,
что на языке бродячих цирков называется «шапито», - и бальная
зала готова.
Остается только навесить крест-накрест на столбах француз­
ские флаги, протянуть гирлянды из листьев, поставить эстраду для
музыкантов, отделить закоулочек под пивной буфет, и больше ни­
чего не требуется.
С утра до вечера беспрерывной вереницей идут и идут под душ­
ный полотняный навес мужчины и женщины, старики и дети. Бал
длится почти беспрерывно. И чем позднее, тем гуще и непринуж­
деннее веселящаяся толпа. Танцуют всегда один и тот же танец -
ниццкую польку. Пусть музыка играет все, что хочет: вальс, мазур­
ку, падеспань, - ниццары под всякий размер и под всякий мотив
пляшут только свой единственный, излюбленный и, я думаю, очень
древний танец.
Танцуют обыкновенно пар пятьсот - шестьсот, заполняя весь
огромный круг от центра до окружности . Тесным, плотным , жи­
вым диском медленно движутся эти пары в одну сторону - проти­
воположную часовой стрелке. Душно, жарко, и нечем дышать.
Полотняное шапито не пропускает воздуха; единственный вход, он
же и выход, не дает никакой тяги . Мелкая песчаная пьmь клубами
летит из-под ног и, смешиваясь с испарениями потных человечес­
ких тел, образует над танцорами удушливый мутный покров, сквозь
который едва мерцают прикрепленные к столбам лампы и от кото­
рого першит в горле и слезятся глаза.
Но самый танец, надо сказать, очень красив. Теперь он входит
в моду в большом свете Парижа под именем «танго». Он прост и
несложен, как все экзотические древние танцы, но требует особой,
своеобразной, инстинктивной грации, без которой танцующий бу­
дет позорно смешон . Состоит он вот в чем. Кавалер и дама прижи­
маются друг к другу вплотную, лицо к лицу, грудь к груди, ноги к
ногам, правая рука кавалера обхватывает даму немного ниже та­
лии; правая рука дамы обвивает шею _партнера и лежит у него на
391

А. И. Куприн
спине. И в таком положения, тесно слившись они оба медленными,
плавными, эластичными шагами, раскачивая бедрами, подвигают­
ся вперед. Иногда наступает кавалер, отступает дама, потом на­
оборот. Движения их ног ловко и ритмично согласуются. В этой
примитивной пляске очень много грубого, первобытного сладост­
растия. Сколько раз мне приходилось видеть, как лицо женщины
вдруг бледнеет от чувственного волнения, голова совсем склоняет­
ся на грудь мужчины, и открытые сухие губы в тесноте и давке вне­
запно с жадностью прижимаются к цветку, продетому в петличку
его пиджака. Но в то же время этот танец может быть очарователь­
ным по изяществу. Мои друзья показывали мне двух-трех танцо­
ров и нескольких танцорок, которые считаются лучшими в Ницце.
И в самом деле, какая стройность поз, какая хищная и страстная
сила в движениях, какое выражение мужской гордости в повороте
головы! Нет, этому искусству не выучишься. Надо, чтобы оно жило
в крови с незапамятных времен.
Кроме того , надо сказать, что насколько некрасивы коренные
жительницы Ниццы, настолько красивы ниццары. В их смуглых
лицах с правильными чертами живописно отразилась кровь всех
завоевателей и покорителей Ниццы: генуэзцев, римлян, мавров и в
древности, вероятно, греков. Все они высоки, очень стройны и силь­
ны. Особенно бросаются в глаза их рост и сложение в те минуты,
когда по улице, с фанфарами и музыкой, проходит рота солдат.
Жадные до зрелищ и патриотичные, как все южане, бегут ниццары
вслед за солдатами по обоим тротуарам, машут шляпами и орут во
весь голос: «Vive l'armel! Vive l'armel!»* . И в сравнении с рослыми,
плечистыми, нарядными ниццарами какими жалкими кажутся ма­
ленькие пехотные солдаты-северяне, в своих красных кепи, крас­
ных широких штанах, завязанных у щиколоток, и несуразных си­
них шинелях, полы которых подоткнуты назад, образуя подобие
какого-то клоунского фрака.
Бьш я также на рыбачьих балах, которые отличались от выше­
описан
нь
IХ только тем, что у музыкантов все инструменты бьши обер­
нуты серебряным и золотым картоном в форме разных рыб и рако­
вин, а на столбах укреплены весла, рули и спасательные круги.
Но всегда наибольшее оживление царит не в самом шапито, а у
входа в него и вокруг его огорожи. Тут располагаются торговцы
конфетами, пирожками, лимонадом. Несколько тиров для стрель-
* Да здравствует армия! Да здравствует армия ! (франц. )
392

Очерки
бы из монтекристо. Будочки, в которых на большом столе расстав­
лены ножики, стаканы, вазочки, флаконы с дешевыми духами и
бутьmки с отвратительным шампанским. Вы покупаете на несколь­
ко су пять или десять деревянных колец, вроде тех, которыми игра­
ют в серсо, и бросаете их на стол. Если вам удается правильно ок­
ружнть какой-нибудь предмет, он становится вашей собственнос­
тью, и публика, к великому вашему смущению, провожает вас ап­
лодисментами. Здесь же помещаются: беспроигрышная лотерея со
всякой дрянью на выставке, а также и мошеннические лотереи, в
которых вы можете выиграть живого петуха или курицу и потом с
идиотским видом нести под мышкой неистово кричащую птицу,
сами не зная, как с ней разделаться. Здесь, под открытым небом, на
этом своеобразном игорном базаре, живая толпа всегда весела, жива
и добродушна.
Самым интересным все-таки бьm бал моих друзей - извозчи­
ков. Не помню уж, кто из них, monsieur Филипп или monsieur Аль­
фред, вручил мне однажды почетный билет.
- Для вас и для вашего почтенного семейства, - сказал он с
любезной улыбкой. - Все русские - наши друзья, а вы у нас свой
человек. Бал будет завтра в «Калифорнии», и самое лучшее, если
вы приедете к четырем часам дня : мы будем ожидать вас.
«Калифорния» - это подгороднее местечко, замечательное тре­
мя вещами: маяком, прекрасной страусовой фермой и большим
рестораном, к которому пристроена обширная сквозная терраса с
деревянным полом для танцев.
И так как на другой день вьщалась приятная, нежаркая погода,
то мы большой компанией отправились в «Калифорнию», побьmи
около маяка, куда нас не пустили , осмотрели ферму, где, между
прочим, страусовые перья продаются вдвое дороже, чем их можно
купить в Петербурге, и, наконец, достаточно усталые, расположи­
лись на танцевальной террасе ресторана.
Я не успел еще выпить стакана белого вина со льдом, как уви­
дел, что мне издали делает какие-то таинственные знаки мой друг
monsieur Филипп. Я встал из-за стола и пошел к нему.
- Monsieur, - сказал он со своей обычной вкрадчивой ласко­
востью, - председатель или, вернее, шеф нашей извозчичьей кор­
порации, слышал о вас и хочет познакомиться. Позвольте мне пред­
ставить вас ему?
Я согласился. Председатель оказался пожилым, но еще краси­
вым мужчиной - крепким, стройным, как сорокалетний платан.
393

А. И. Куприн
Он давнул мне так сильно руку, что у меня склеились пальцы,
выразил удовольствие видеть меня и предложил мне стакан холод­
ного шампанского . После этого он сказал :
- Теперь, по нашему обычаю, я вас должен представить наше­
му королю, королю извозчиков. Жан! Тащи сюда короля!
Вскоре у стола появился нескладный, длинный белобрысый
парень с бритым лицом опереточного-простака. Он бьш одет в длин­
ный, фантастического покроя зеленый балахон, испещренный на­
клеенными золотыми звездами. Сзади волочился огромный шлейф,
который с преувеличенной почтительностью несли двое его това­
рищей - извозчиков, а на голове красовалась напяленная набек­
рень золотая корона из папье-маше. Король важно кивнул голо­
вой на мой глубокий поклон.
- Речь, monsieur, речь ! - зашептали вокруг мои друзья. - Ска­
жите несколько приветственных слов.
- Ваше величество, - начал я проникновенным голосом, с тру­
дом подбирая французские фразы, - я прибьш сюда с крайнего
севера, из пределов далекой России, из царства вечных снегов, бе­
лых медведей, самоваров и казаков. По дороге я посетил много на­
родов, но нигде я не встречал подданных более счастливых, чем те,
которые находятся под вашим мудрым, отеческим покровитель­
ством. Alors ! Пусть государь милостиво разрешит мне наполнить
вином эти бокалы и выпить за здоровье доброго короля и за счас­
тье его храброго, веселого народа - славных извозчиков Ниццы!
Король левой рукой благосклонно принял предложенный мною
бокал, а другую величественно протянул мне для пожатия.
В самом деле, в этом шуте гороховом бьша пропасть королевс­
кого достоинства.
Вскоре мы уже пили за всех французских извозчиков и за рус­
ских , и даже за извозчиков всего мира, пили за Францию и за Рос­
сию, за французских и русских женщин и за женщин всего земного
шара, пили за лошадей всех национальностей, пород и мастей. Я
не знаю, чем бы закончили наше красноречие, да и тем более, я
чувствовал, что мой кошелек очень быстро пустеет, но, к счастию,
ко мне подошел официант и сказал, что приехавшие со мной ком­
паньоны скучают без меня.
Король с обворожительной любезностью оmустил меня, про­
тянул мне на прощанье руку; и вдруг, неожиданно потеряв равно­
весие, покачнулся, взмахнул нелепо руками и очутился на полу в
сидячем положении.
394

Очерки
- Король и в падении остается королем, - сказал серьезным
тоном извозчичий шеф.
Вскоре начались танцы. Оркестра не бьmо. Играло механичес­
кое пианино. Кто хотел - заводил его и бросал в щелочку двад­
цать сантимов. Так как дам оказалось очень мало, то мужчины
танцевали с мужчинами, что совсем не режет глаз, потому что очень
принято на ниццких балах. Но становилось уже поздно и сыро. Надо
бьто уезжать.
Гл ава XI
БОКС
Я жил в то время в ниццкой гостинице, которую содержала доб­
родушная полька. У нее бьm сьш, семнадцатилетний, милый и лас­
ковый, как веселый щенок, Петя, который мог свободно перепрыги­
вать через сервированный стол или из окна залы на террасу, чем при­
водил в восхищение сезонных дам, которые ему неоднократно дари­
ли кольца с брильянтами, весом приблизительно около трех кара­
тов. Надо сказать, что это бьm целомудренный мальчик, веселый
товарищ, баловень всего дома и очень ловкий и сильный человек.
А над гостиницей бьmа плоская крыша, обнесенная невысоким
цементным барьером, где мы с Петей стреляли в цель, упражня­
лись в фехтовании, в борьбе и боксе. Вот именно бокс и погубил
Петю, меня и еще одного человека, о котором речь будет впереди.
Он никогда не встречал отказа в своих желаниях. Рапиры, маски,
нагрудники, купальные костюмы, фотографические аппараты, фут­
больные мячи, ракеты и мячи для тенниса, переметы для ловли
рыбы... Словом, все , чего бы ни попросил у матери вкрадчивый
Петя, - исполнялось как по волшебству.
Бокс в Дьеппе - «Кляус - Карпантъе» - увлек его капризную
душу, и он решил заняться боксерским искусством.
А как раз случай занес меня в Дьепп. И там в это время бьmо
состязание между восемнадцатилетним Карпантье и Кляусом. Кар­
пантье - бывший булочный подмастерье; его нашел учитель, -
некто Декурье, Дювернуа? - фамилии не помню - старый, неудач­
ливый, но хитрый боксер.
Мальчишка правда вышел боксером на сл аву. Он совершил
много побед в прекрасном стиле, заработал около тридцати тысяч
395

А. И. Куприн
франков и купил своей матери масличную рощу. Конечно, его тре­
нер и учитель заработал вчетверо больше. Он явно и беспощадно
торговал своим цыпленочком (petit poussin). Наконец, желая воз­
высить его славу и свои денежные сборы, он решился подставить
мальчишку под жестокие удары сорокалетнего американца, весом
около того же, который весил и Карпантье.
Он, Дювернуа, не рассчитал только того, что у каждого маль­
чика растут кости до двадцати пяти лет, и того , что равновесный с
ним Кляус, старше его на двадцать три года, имел более крепкий
костяк, а может быть, и лучшую тренировку.
А надо сказать, что тренинг боксеров чрезвычайно мучителен
и сл ожен . Если боксер превосходит тяжестью предполагаемого
противника, то он должен похудеть, и наоборот, если он меньше
его весом, то должен дойти до его веса. Тут пускается в ход трене­
рами искусственное голодание и искусственное питание. Одного
кормят бифштексами и поят пивом, а другого держат на молочной
диете. Но еще тяжелее приготовление к матчу. Вставать нужно ров­
но в пять часов утра, брать очень холодный душ, после которого
два или три помощника растирают тебя шершавой простьmей. За­
тем маленький отдых и массаж всего тела от ног до головы. Два
яйца всмятку и прогулка в десять приблизительно верст (иногда
бегом) . Тренер и его помощники (будущие боксеры) ни на секунду
не вьmускают своего чемпиона. Возвратившись домой, он непре­
менно должен опять идти под холодный душ, после которого ему
дается фунт бифштекса без хлеба и полпинты крепкого пива. Толь­
ко тогда ему позволяют вздремнуть на час или два. Около шести
или семи часов вечера его начинают тренировать на бесчувствен­
ность лица. Чемпион стоит и подставляет то левую, то правую щеку
своим старательным тренерам. Еще один массаж, и уже боксеру не
позволяют ни двигаться, ни волноваться. Его везут в автомобиле
на место состязания. Что он думает и чувствует в то время, я, черт
возьми, не могу себе представить. Сотни раз боксерские схватки
кончались смертью.
В Дьеппе с первой схватки я в бинокль видел позы и выражения
лиц противников. Ш. Карпантье извивался то на одну сторону, то
на другую сторону, откидывал назад спину и слишком много танце­
вал понапрасну. Но уже с первой схватки видно бьшо, что Карпан­
тье волнуется и сдает. Американец же бьш спокоен и беспощаден.
На девятнадцатой схватке Карпантье получил такой жестокий
удар обеими руками одновременно в сердце и в печень, что кровь
396

Очерки
хлынула у него из носа и рта. Он упал. Учитель, видя, что его дой­
ная корова пропадает, вскочил на арену и потребовал прекраще­
ния бокса . Он кричал в публику о том, что были нарушены какие­
то - не то норфолькские или кембриджские - правила. Но разве
можно бьшо его расслышать при общих воплях публики! Эти стра­
стные южане сопровождают каждый даже не особенно жестокий
удар вздохами, стонами, радостными истерическими выкриками,
аплодисментами.
К чести Ш. Карпантье надо сказать, что он ни за что не хотел
оставить арены . Он шатался, как пьяный, смертельно бледный,
почти бессознательный, рвался к своему противнику. Его пришлось
не увести даже, а унести за кулисы...
Но говорят, что он теперь поправился и опять кормит своего
Леганье.
Мой друг, очень честный человек и прекрасный спортсмен
С. И. Уточкин, однажды признался мне под веселую руку в том,
что он перепробовал все роды спорта, вплоть до бокса (в Пари­
же) , но что он искусства бокса не мог одолеть .
- Первые три минуты ты дерешься со злобой ... Минута от­
дыха ... Вторая сх ватка... Это уже нелепая драка, от которой нас
очень часто разбороняют, а затем чувствуешь себя как в обморо­
ке ... Боли совсем не ощущаешь : остается только лишь инстинк­
тивное желание: упавши на пол, встать раньше истечения трех
минут или одиннадцати секунд. Вы сами знаете, друг мой, что я
средней руки велосипедист, мотоциклист и автомобилист. Я не­
дурно гребу, плаваю и владею парусом. Я летал на воздушных
шарах и аэропланах. Но пе-пе-редставьте с-с-с-ебе, этого с-спорта
я никогда не мог о-д-д-олеть !
Но раз если Петя чего-нибудь захотел , все должно быть ис­
полнено. Ни ужас его матери, ни мои предостережения (со слов
С. И. Уточкина), ни пример страшного и жестокого поражения
Карпантье не остановили капризника.
Бьши куплены костюмы, перчатки и мяч для боксовой трени­
ровки, бьш сейчас же подыскан тренер - Мариус Гал
л
(чемпион
юга Франции) .
Этот восемнадцатилетний мальчик первым делом велел убрать
тренировочный мяч (с потолка четыре резиновые струны и с полу
четыре, сходятся они, как к центру, к большому очень твердому
27-ЗO
Ofl
397

А. И. Куприн
мячу, который служит боксеру вроде воображаемого противника)
и сказал с великолепным презрением:
- Bagatelle... C'est pour votre Dj efferis ... imbecile! .. En garde! .. *
Галл бьш веса «plume» (перо), стало быть, приблизительно пу­
дов около трех с половиной. Хитрый и бедный француз перед со­
стязанием нашел себе прекрасного противника. Он все время кри­
чал: «Tapez moi, monsieur, mais tapez donc, mais je vous prie, tapez!»**
У Мариуса бьш простой расчет - приучить свое лицо к ударам. И
он щадил бедного Петю, предоставляя ему бить себя.
Конечно, вечное любопьrrство - увы! - увлекло меня попро­
бовать этот спорт. Мы с Галлом протянули друг другу руки, но,
как всегда у профессионалов спорта, рука его бьша вяла, холодна и
мокра. Затем мы надели перчатки, чтоб друг друга не оцарапать . И
я не успел еще опомниться, как уже лежал на полу. Спокойно улы­
баясь , Галл говорил мне:
- Теперь ваша очередь, monsieur.
Я бьш в то время тяжелее его на два пуда двадцать фунтов, и не­
сомненно, что, если бы мне удалось попасть ему в грудь или в лицо, я
его опрокинул бы. Но, к сожалению, мне это не удалось. Мои удары
падали в воздух. Через три минуть� он загнал меня в угол, и только
Петя, следивший по часам за схваткой, остановил боксера вовремя.
Вторая схватка окончилась также неблагополучно для меня. Я
не успел защититься, а Галл ударил меня в нижнюю челюсть, отче­
го у меня позеленело в глазах. Я признал себя побежденным и, в
знак благодарности за науку, массировал его . Прекрасное, крепко
сбитое тело, все в синяках, кровоподтеках, почти без тех выпуклых
мускулов, какие мы видим в цирке у клоунов, жонглеров и прыгу­
нов, но ровное и твердое, как у всех борцов и боксеров. Через не­
сколько дней после этого моего несчастного приключения Мариус
Гал
л
прислал мне билет в кафешантан, где должен бьш произойти
матч между ним и легковесным чемпионом Парижа, фамилию ко­
торого я забьш.
Я ни на секунду не сомневался, что победителем должен быть
Галл. И конечно, ошибся. На одиннадцатом кругу (round) Галл
получил два удара: один в переносицу, а другой в сердце. Он
•Пустяки... Это для ваш его Джефри... дурака! .. Защищайтесь!. .
(фраиц.)
•• Бейте меня, сударь, бейте же, я вас прошу, бейте ! (Перевод с фраиц.
А. И. Купри1ш. )
398

Очерки
брякнулся на пол и встать уже более не мог. Он царапал нопями
пол, подобно раненой кошке или червяку, раздавленному телегой.
Парижанин ждал момента, когда Галл поднимется на ноги (ибо
лежачего не бьют) . Прошло не одиннадцать , а десять секунд, кото­
рые отмечали на секундомерах арбитры. И вот Мариус Галл оч­
нулся, точно от обморока (я думаю, что он отдыхал лежа), вскочил
на ноги и ударил своего противника в рот. А тот спокойно выплю­
нул кровь и рассмеялся широкой беззубой улыбкой. Какая велико­
лепная тренировка и какое презрение к боли и опасности!
В следующей, и последней, схватке Галл понял, что его дело
проиграно. Он просто отказался от состязания и ушел в свою убор­
ную. Конечно, я побежал за ним следом (я думал, что он струсил) и,
вытирая ему грудь и спину мохнатым полотенцем, спросил его как
будто мимоходом:
- Почему вы позволили ему победить себя?
- А, черт! Во всем всегда виновата женщина.
- Женщина? Я ее не видел ...
- Напрасно. Она очень эффектна... Она сидела, считая от пуб-
лики, в первом ряду налево, у барьера. С'est une garse... *. В черном
шелковом платье ... Ей, мерзавке, сорок четыре года... Ах да! Вы,
впрочем , ее знаете ... Можете себе представить , я провел у нее це-
лую ночь . Я ее умолял , чтобы она не тащилась за мною на матч, но
она все-таки приехала кричала, махала руками и все время волно­
вала меня. Подумайте, monsieur, разве можно состязаться с серьез­
ным противником, проведя всю ночь без сна и в любви. Вы слыха­
ли запах валерьяновых капель?
- Да, и эфира.
- Вы очень верно угадали, monsieur. Она эфироманка. Меня
все время накачивали эфиром. Она, старая дура, хотела видеть меня
победителем, меня, своего случайного любовника, черт бы ее по­
брал! Представьте себе, я не сумел защититься правой рукой от
удара в сердце, что позорно даже для каждого новичка!
Конечно, драка - отвратительное зрелище. Но зато я видел,
как парижанин зашел к Мариусу в уборную. У парижанина бьш
огромный синячище под левым глазом, а у Мариуса вывихнута ле­
вая рука.
Оба врага расцеловались и, мне кажется, простились без вся­
кой злобы друг на друга.
* Вот это девка. " (фраиц.)
399

А.И
. Куприн
...А разве лучше дуэль?..
Через несколько дней мой друг, Мариус Галл, скромно разно­
сил мясо, зелень и рыбу клиентам лавочки, в которой он и до сих
пор служил (rue Philippe*). Петя навсегда отказался, к громадному
удовольствию обожающей его матери, от тяжелого ремесла боксе­
ра и скромно щелкает кодаком купающихся дам. Я же с той поры
чувствую омерзение к боксерскому спорту...
Ужаснее всего, однако, то, что име11110 я и Петя представили
Галла этой роковой даме. Она русская, с громким и некогда слав­
ным именем... Но разве мы знали! ..
Глава ХН
СРЕД И З ЕМНАЯ ЗАБАСТОВКА
Всем памятна прошлогодняя забастовка моряков Средизем­
ного моря - «Великая средиземная забастовка», как ее называли
тогда. По правде сказать , она бьша совершенно достойна такого
почетного названия, потому что была проведена и выдержана с
необыкновенной настойчивостью и самоотверженностью. Люди
упорно не останавливались ни перед голодом, ни даже перед смер­
тью ради общих интересов.
Совершенно случайно, благодаря забастовке, я совершил не­
вольное путешествие по таким городам, в которые никогда не рас­
считывал попасть .
Как раз в ту пору один знаменитый русский писатель, которому я
навсегда останусь признателен за все, что он для меня сделал, и -
главное - светлую и чистую душу которого я глубоко чту, написал
мне любезное письмо в Ниц
ц
у, приглашая погостить у него несколь­
ко дней на самом юге Италии, на островке, где он проживает вот уже
несколько лет. Эrо приглашение радостно взволновало меня. Я тот­
час же собрался в дорогу. Со мной поехал мой приятель, русский ­
парень хотя и немного вздорный, вспьшьчивый и шумливый, но пре­
красный дорожный товарищ - <<КИЛЬкардаш», как говорят татары.
На другой же день мы бьши в маленьком южном порту, неподалеку
от Ни1щы, и сейчас же отправились на пристань. Но тут нам, к наше­
му огорчению и замешательству, сказали, что забастовка охватила уже
все порты и гавани Средиземного моря. Громадное общественное вол-
* улица Филиппа (франц. ) .
400

Очерки
нение вовлекло в себя команды всех грузовых и пассажирских паро­
ходов, и на скорое прекращение его нет никакой надежды.
Возвращаться назад не хотелось, а еще меньше хотелось ехать
по железной дороге, да еще по итальянской. Передвижение по уз­
коколейным дорогам, да еще в страшную жару, сквозь бесчислен­
ные туннели - истинное мучение для меня. В любую погоду меня
не укачивает ни в лодке, ни на пароходе, но проезд в поезде в про­
должение даже получаса, от Ниццы до Монте-Карло, совершенно
разбивает меня и превращает в труп.
- А вы вот что попробуйте, - посоветовал нам очень милый и
предупредительный конторщик пакгауза, - сегодня отправляется
последний пароход в Геную. Вся команда его - исключительно ге­
нуэзцы. Они тоже примкнули к забастовке, но так как в чужом горо­
де им бьшо бы гораздо труднее и неудобнее проводить в героичес­
ком бездействии эти тяжелые недели, а может быть, даже месяцы, то
забастовочный комитет охотно разрешил им вернуться на родину.
Попробуйте дойти с ними до Генуи, а там, быть может, ·вы найдете
какое-нибудь парусное судно, которое захватит вас с собою и дота­
щит до Неаполя. Правда, это составит два, три дня лишних".
Два, три дня лишних - это вовсе не много, а плавание на боль­
шом парусном судне - наиболее живая, прекрасная и здоровая
вещь, какую я только знаю. Итак, мы взяли билеты на пароход,
набитый пассажирами, как нераскупоренная коробка сардинами,
и с чувством неизвестности будущего в душе тронулись в путь.
Путь этот вдоль южных берегов, над которыми мягко синеют горы,
пестреют то зеленые платановые рощи, то шелковисто-серебристь1е
оливковые сады, то деревушки, спрятавшиеся в темной курчавой зе­
лени, то развалины древних замков. " этот путь очарователен.
Вверху ласковое южное небо, внизу желтьIЙ и красньIЙ оскол бе­
рега, омываемого белыми пенными грядами, густо-синее море вда­
ли, а под пароходом вода иногда светло-бирюзовая, иногда нежно­
аквамариновая и такая прозрачная, что, кажется, различаешь дно
и каждую рыбку. Лазурных берегов никогда не забудешь, как пре­
лестную сказку.
Но зато и грязны же генуэзские пароходы! В этом смысле, ка­
жется, нет им равных во всем мире. Вдобавок кушанье отврати­
тельно готовят на неизбежном деревянном масле, запах которого
распространяется по всему пароходу от кухни до машинного отде­
ления и пассажирских кают, достигает до палубы и даже до капи­
танского мостика.
401

А. И. Куприн
В Генуе нам ничего не сказали утешительного . «На Неаполь
нет и долго не будет ни одного парохода или парусного судна» . И
вот мы решили предать себя воле Божией и отправились в гостини­
цу, сняв по дороге почтительно шляпы перед величественной и прав­
да чудесной статуей молодого Колумба. Гостиница нам попалась
старинная, о пяти этажах, с узкими, мрачными, темными лестница­
ми и с поразительно грязными комнатами. Из нашего окна был
очень живописный вид на большую базарную площадь.
Так как мы приехали очень рано, то застали базар в полном разга­
ре. Надо сказать, что эти бесчисленные кучи зелени, плодов и фрук­
тов, лангуст, рыбы, мяса и цветов, этот оживленный, подчас неисто­
вый торг между мужчинами и женщинами, это врожденное, даже во
время ссоры, изящество движений, эта стройность фигур и яркая кра­
сота лиц - очень живописнь1. Я долго любовался на эту картину. Но
настало двенадцать часов, и на базаре появились два полицейских, в
черных сюртуках, доходящих до пят, почти без тальи, с черными ци­
ЛШIДрами на головах, в белых перчатках и с тростями в руках. Не то
альгвазилы из какой-то старой оперетки, не то наемные члены похо­
ронной процессии. Они медленно прошли вдоль базара, и тотчас же
торг бьm окончен. Припасы бьmи уложены в корзины, прилавки
бьmи убраны, обрезки зелени, рыбная чешуя, увядшие цветь1 ис­
чезли, точно по волшебству. На площадь бьmа пущена вода, смыв­
шая последний сор, и базар сейчас же опустел. Долго еще оставался
на месте один разносчик со своим ослом, впряженным в маленькую
тележку. Между животным и его хозяином произошла какая-то ожес­
точенная ссора, и никто из них не хотел уступить друг другу. Осел
кричал на всю Геную самым раздираюIЦИм душу голосом, а хозяин
старался перекричать его и при этом сьmал, должно быть, самыми
отборными ругательствами и богохульными словами. Хозяин бил мула
по голове, по шее и по бокам, а осел старался то ударить его передней
ногой, то лягнуть задней. Наконец зеленщик уступил первый. Он сра­
зу перешел к нежному тону и стал говорить ослу какие-то убедитель­
но-разумные, ласковые слова. Наконец и они покинули площадь.
Глава XIII
ВИАРЕДЖИО
Как известно, в Генуе существуют только две достопримеча­
тельности: статуя Колумба и знаменитое кладбище Campo-Sante.
402

Очерки
Но великого путешественника мы уже имели честь созерцать , а
посещать места вечного упокоения мирских человеков - слуга
покорный - я никогда не бьш большим охотником. К счастью, я
вспомнил , что совсем неподалеку от Генуи есть небольшое местеч­
ко, не то деревня, не то крошечный городишко, Виареджио. Отту­
да родом один мой близкий приятель, цирковой артист, и там жи­
вут в своем небольшом домике его престарелые родители, кото­
рым он посьшает большую часть денег, заработанных своим ка­
торжным трудом. Каждый раз, при наших встречах, этот милый,
сильный, ловкий человек звал меня к себе в Виареджио.
- Этим летом я нигде не буду работать, - говорил он мне убе­
дительно, - я хотел отдохнуть. Prego, signore Alessandro!* Пойдем
вместе на Виареджио. Там прекрасный пляж, на самом пляже один
очень хороший ресторан, кругом очень деревья - все пинии, tres
beaucoup** пиний ... о! какой аромат! .. и там самый лучший кианти
во всей Италии . Мой мама и мой папа будут вам очень рады. Мы
отдохнем, покупаемся и попьем вместе кианти .
Это бьmа счастливая мысль! Я знал, что мой друг теперь дома, что
он с удовольствием примет меня и что мы проведем пять-шесть при­
ятных часов. Ведь известно, как тяжело и скучно затеряться двум ино­
странцам в совершенно незнакомом городе, не владея языком, не зная
обычаев ... И вот поезд через четыре часа доставил нас в Виареджио.
Маленький, очень скромный городишко, широкие улицы, бе­
лые дома, скудная, чахлая зелень из-за каменные оград, жарища,
ослепительный свет, белизна и невозмутимо сонное спокойствие.
Нет! Положительно, я видал подобные заборы, дома и улицы где­
то, не то в Рязани, не то в Ярославле, не то в Мелитополе, в жаркие,
июльские, безлюдные дни .
Точного адреса моего приятеля я не знал. Маяком нам должен
бьш служить «Ресторан под пиниями», и мы нашли его , хотя долго
нам пришлось для этого расспрашивать прохожих, безбожно ко­
веркая все европейские языки и прибегая к самым невероятным
жестам.
Уголок этот красив. По своему расположению и по качествам
он представляет из себя едва ли не лучшее купанье на всех лазур­
ных берегах: дно - мягкий гравий, который нежно и упруго по-
*Прошу вас, синьор Александр! (итшz. )
** очень много (фраиц.).
403

А. И. Куприн
дается под ногой; вода чиста, прозрачна и спокойна, и почва опус­
кается вниз с плавной постепенностью. С севера море защищено
густой растительностью, с востока - горами.
Мы с наслаждением искупались и, освеженные, повеселевшие,
пошли в ресторан . Нам незачем бьmо больше расспрашивать: он
бьm, не считая купальных кабинок, единственным зданием среди
тенистой, благовонной, прекрасной хвойной рощи.
Нам дали прекрасную вареную рыбу, креветки, равиоли и крас­
ное вино. Прислуживал нам молодой официант, красивый, как Га­
нимед, довольно неряшливо одетый, фамильярный и болтливый,
как все итальянцы. Но он не мог нам дать никаких удовлетвори­
тельных сведений, да вдобавок и я сам хорошо знал только цирко­
вой псевдоним моего друга, а фамилию забьm.
- Беррини, Феррини, Меррини... - наводил я итальянца, но
он только недоумевающе раскрывал глаза, разводил руками и хло­
пал себя по бедрам:
- No, signore, non capisco ...*
Тогда я, наконец, вспомнил, что отец моего артиста бьm рань­
ше жокеем , но очень давно, а с тех пор, как сломал себе ногу, слу­
жит младшим тренером на каком-то конском заводе. Но откуда мне
набраться таких тяжелых и редко встречающихся сл ов, чтобы вы­
разить эти понятия по-итальянски: завод, скачки , сломанная нога
и так далее? Я садился на стул верхом, пробовал принять жокейс­
кую посадку, левой рукой держал воображаемые поводья , а пра­
вой стегал воображаемым хлыстом лошадь ... Итальянец склонял
голову набок, разжимал пальцы опущенных рук и отрицательно
качал головой:
- Non capisco .
Наконец он убежал от нас и через три минуты вернулся с дру­
гим официантом. Дело от этого только испортилось: мы совсем
перестали понимать друг друга. Второй камереро побежал за са­
мым старшим официантом, большим, толстым, румяным усачом,
который с не меньшей готовностью вызвался помочь нам и правда
кое-что изобрел. Он понял из моих объяснений несколько слов (он
немного понимал по-французски, правда, не больше моего) и сразу
развеселился: хлопнул себя ладонью по лбу, потом потрепал меня
по плечу и сказал: «Пойдем, signore, пойдемте. Цирк от нас недале­
ко, и я ничем не занят. Я вас провожу».
* Нет, сударь, не понимаю ... (итал.)
404

Очерки
Оказалось, что и двое других лакеев тоже ничем не были заняты,
и вот мы впятером идем вверх по горячей, ослепительно белой ули­
це, находим обычную кафешантанную арку с какой-то надписью
(что-то вроде «Apollo», «Olimpio» или «CЫiteau des Roses» *), вхо­
дим в маленький сад с обычными рядами сrоликов и видим неболь­
шую сцену с опущенным дырявым, полинялым занавесом. Мы сво­
бодно, с той милой бесцеремонностью, которую так часrо можно
наблюдать в Италии, проходим за кулисы, на сцену. Там занимается
упражнениями группа акробатов: толстый пожилой мужчина, жен­
щина лет тридцати - тридцати пяти и две девушки-подростки. Уп­
ражнения их заключаются в том, что они жонглируют деревянными
предметами в форме бутъmки, величиною с обыкновенную кеглю,
но немного толще к основанию. Работают они одновременно вчет­
вером, с необыкновенной ловкосrью перебрасывая друг другу па­
рал
л
ельно и накресr эти довольно тяжелые предметы. Потом - мо­
мент, и все эти деревянные бутъmки, одна за другой, выстраиваются
в прямую вертикальную линию на затьmке сrаршего акробата. Наше
вторжение прерывает их работу. Хозяин труппы, в своей обычной
серой цирковой фуфайке, подходит к нам и спрашивает, чем он мо­
жет нам служить. Сначала мне кажется, что он немец. Я пробую за­
говаривать с ним по-немецки, как умею. Он отвечает очень свобод­
но, но я ничего не понимаю. Тогда я вспоминаю, что все цирковые
люди говорят на всех языках, и так как мне легче всего говорить по­
французски, то мы все-таки начинаем понимать друг друга.
Но как только мы в досrаточной мере объяснились, то я сразу
вижу, что мой новый знакомый уже плетет сеть интриги. «Кто зна­
ет, - думает он, - может быть, со мной говорит директор цирка
или его уполномоченный , который разыскивает артисrов для но­
вого предприятия?» И он начинает уверять меня, что о таком арти­
сте, который мне нужен , он никогда не слыхал и никогда его не
видал . Это уже звучит неправдой, потому что международная се­
мья клоунов, жонглеров, эквилибров, каучуков, жокеев знает друг
друга прекрасно по псевдонимам и по биографиям. Когда я выра­
зил сожаление, что помешал репетиции, он искательно предложил
мне досмотреть их номер, подобный которому я вряд ли увижу где­
нибудь в мире. Этот номер - его специальносrь, лично им изобре­
тенный. В Берлине и Париже он производил громадное впечатле-
• «Замок роз» (фраиц. ).
405

А. И. Куприн
ние и собирал тысячную публику. Не угодно ли синьору поглядеть
газетные рецензии? Словом, мы прощаемся с артистами и уходим в
сад. Но тут один из официантов «Ресторана под пиниями» вдруг
вспоминает :
- Синьор, знаете ли вы, что здесь самое превосходное пиво, а
теперь так жарко? Не освежиться ли нам?
Мы садимся за столик и освежаемся в продолжение получаса.
За это время два лакея из этой самой Альгамбры уже посвящены в
наше недоразумение и принимают в нас горячее участие со свой­
ств енной пылким итальянцам ГQрячностью. Они строят разные
предположения, дают советы, и, наконец, мы отправляемся из Аль­
гамбры уже не впятером, а целым небольшим отрядом отыскивать
моего друга.
- Porke misere!* - говорит один из Альгамбры, бритый и за­
тасканный, с бачками на щеках, как у испанского тореадора, и во­
обще похожий на испанца. - Пусть меня разразят все громы не­
бесные, если я не знаю, где найти верный адрес вашего друга! Вто­
рая улица налево и потом направо не более пятидесяти метров : там
есть кафе, где всегда собираются артисты, певцы и клоуны, - не­
что вроде маленькой биржи . Хозяин - очень обязательный и пре­
дупредительный человек. Он, наверное, укажет вам не только ад­
рес вашего приятеля, но также страну и город, где он может быть в
настоящую минуту. Это прекрасная траттория. В ней прохладно в
самый жаркий день, и, кроме того , там божественное кианти.
Мы идем, обливаясь потом, куда-то на самый край города и
попадаем в низкий, правда, очень прохладный погребок, с древних
каменных стен которого каплет на нас сырость. Хозяин, толстый,
лысый, добродушный человек, без пиджака, но в белом переднике,
присаживается за стол, предупредительно вытирает рукой горлыш­
ко бутьmки, и все мои неожиданные друзья - итальянцы начина­
ют одновременно болтать, как стая сорок в весенний день. К нам
присоединяются три-четыре добровольца, Бог знает откуда взяв­
шиеся . Они принимают в нас такое горячее участие, как будто дело
идет об их утонувшем или убившем кого-нибудь родственнике.
Такая оживленная жестикуляция, такой блеск глаз и такая страст­
ность в общем крике, что я начинаю опасаться, не дойдет ли дело
до ножей. Наконец властное слово хозяина решает нашу судьбу:
*Проклятая свинья! (итш�. )
406

Очерки
- Остается только одно. Пускай господа идут в полицию и
справятся там . Иного я не могу ничего посоветовать .
И вот мы опять тащимся Бог знает куда, на прежний край горо­
да, почти к тем же пиниям . К нам присоединяются любопытные.
На нас указывают пальцами. О нас спрашивают, не стесняясь: «Где
вы их поймали?» Мы уже начинаем чувствовать себя если не анар­
хистами, то, по крайней мере, известными убийцами или междуна­
родными ворами. Огромной толпой вламываемся мы в полицейс­
кий комиссариат по заплеванной, вонючей лестнице и вторгаемся
в канцелярию начальника.
Этот человек оказывается родом из Венеции , рыжеватый, на
редкость спокойный человек. Он терпеливо расспрашивает нас о
нашем друге, помогая нам внимательными, наводящими вопроса­
ми. Стараясь как возможно яснее описать биографию, происхож­
дение и деятельность моего друга, я чувствую, что путь проясняет­
ся. Начинаем перебирать все итальянские фамилии, кончающиеся
на «ини», но найти настоящую не можем . Тогда любезный поли­
цейский достает из ящика письменного стола толстую связку бу­
маг, начинает перелистывать их одну за другою, наконец останав­
ливается на одной, к которой проволокой пришпилена толстая пач­
ка итальянских бумажных денежек .
-
Может быть, Чирени? - спрашивает он.
Я радостно подтверждаю:
- Конечно, конечно, Чирени, господин начальник! Это он са­
мый, но я никак не мог вспомнить такую простую фамилию.
- Зачем вам нужны его деньги? - вдруг строго спрашивает
меня полицейский.
- Конечно, ни за чем!
И я начинаю ему рассказывать всю историю нашего знаком­
ства с тем человеком, которого я разыскиваю, знакомства, начав­
шегося в Одессе, продолжавшегося в Киеве и в Петербурге, затем о
его приглашении быть у него , о средиземной забастовке, которая
нас застигла так неожиданно, и так далее.
Должно быть , я говорю убедительно, а толпа, стоящая вокруг,
с уверенностью подтверждает каждое мое сл ово. У них у всех та­
кой вид и тон, будто они коротко знают меня с детства.
- Для вашего друга, - говорит начальник, - на днях пришли
деньги откуда-то из России. Варварское название города, - я ни­
как не могу выговорить при всем моем желании: Теракенти, Тек­
шенти, Porke Madonna! В настоящее время нет здесь ни его самого,
407

А. И. Куприн
ни его отца, ни матери. Старики уехали куда-то на юг" . Чуть ли не
в Гаргано. Вот все, к сожалению, что я вам могу сообщить. А что
касается вашего затруднения из-за забастовки, то могу вам дать
один совет: мой двоюродный брат на днях мне телеграфировал, что
завтра из Ливорно отходит пароход на Корсику, в Бастиа, в восем­
надцать часов (итальянский счет ведется от полуночи до следую­
щей полуночи - в двадцать четыре часа) . В Корсике вы, наверное,
найдете пароход на Марсель, а от Марселя до Ниццы - это пустя­
ки. Конечно, если вы не предпочтете железную дорогу" .
Мы бы теперь, конечно, предпочли железную дорогу, но уже
одно сл ово «Корсика» вдруг волшебно расшевелило наше вообра­
жение своим необыкновенным именем.
- Корсика? - спросил я приятеля.
- Корсика! - ответил он.
Мы поблагодарили полицейского, расстались с ним друзьями
на всю жизнь и вышли на улицу, сопровождаемые громадной сви­
той. Здесь, на тротуаре, старший официант «Ресторана под пиния­
ми» дружелюбно обнял меня и сказал:
- Господа! Вы нам очень понравились , и к тому же вы - рус­
ские, которых мы так любим. Итальянцы любят свободу, и русские
любят свободу (надо сказать, что все мы бьши уже достаточно крас­
ные от жары и от вина) , - поэтому, знаете, пойдемте напротив :
здесь есть маленький кабачок, где подают прекрасную салями и
делают ризотто с куриными печенками, как нигде в Италии и, зна­
чит, во всем мире. Andiamo !*
Что делать? Нужно бьшо закончить круг впечатлений, и мы всей
гурьбой внедрились в мрачный, темный кабачок, с дл инными, лип­
кими от вина и еды столами, с двумя замызганными бильярдами
посреди комнаты. Пили какое-то кислое вино, если ослиную кол­
басу и ризотто , клялись друг другу в вечной дружбе, звали италь­
янцев в Россию, а они нас просили навсегда остаться в Виареджио.
Когда мы хотели платить, эти экспансивные, страстные люди сна­
чала гордо отказались, сказав , что мы их гости, но очень легко по­
зволили нам сделать это . Наконец мы вручили нашу судьбу извоз­
чику, который тут же сидел и бражничал с нами и который нас до­
вез до станции. Друзья-итальянцы долго посьшали нам вслед про­
щальные жесты и воздушные поцелуи . И в самом деле, какую ложь
*Пойдем ! (итал. )
408

Очер ки
наплели бедекеры об итальянцах, будто бы они корыстны, попро­
шайки и обманщики! Что за милые, простые, услужливые и гос­
теприимные люди!
Мы переночевали в Ливорно, а на другой день вечером уже плы­
ли в Корсику.
Гл ава XIV
БАСТИА
Этот небольшой, полусуточный переход бьш очень тяжел. На
закате поднялся ветер, а к ночи перешел в настоящую бурю . Всех
пассажиров, - впрочем, их бьшо немного, - очень скоро укача­
ло. В курительной комнате остались только двое: я и какой-то свет­
ловолосый, светлоглазый, белоресницый англичанин. Я посасывал
лимон, а он с невозмутимым спокойствием пил стакан за стаканом
шотландскую виски, едва разбавленную для приличия содовой во­
дой. Так как время бьшо очень тоскливое, а ночь темная, грозная и
душная, то мы были оба в приподнятом настроении и старались
развлекать друг друга. Какая-то животная тревога, ощущаемая в
жаркие бури всеми людьми , даже людьми с очень крепкими нерва­
ми, даже животными, сблизила нас. Я рассказывал ему анекдоты
из русской жизни, а он вспоминал что-то о доброй старой Англии;
впрочем, может быть, он говорил о лошадином спорте или о по­
койном Дизраэли, - сл овом, мы не поняли из того , что говорили
друг другу, ни одного сл ова и расстались на рассвете, когда море
уже утихало, совершенными друзьями. В каюту я добрался неиспо­
ведимыми путями: скатился по трапу, как на салазках, стукался
головой о какие-то медные поручни и все время попадал в чужие
п омещения. Найдя, наконец, свою каюту, я сначала, потеряв рав­
новесие, боднул своего товарища головой, с трудом взобрался на
койку и заснул как мертвый. Нет слаще сна, чем на море в какую
бы то ни бьшо погоду. Волны тяжело плескались о борт, и часто из
открытого круглого иллюминатора мелкие соленые брызги обда­
вали мне лицо. Это прикосновение равномерно бушующей влаги
приятно, как поглаживание материнской руки в детстве перед сном.
Утром товарищ насилу-насилу стащил меня за ногу с моей вер­
хней койки.
-
Вставайте: видна Корсика. Довольно валяться. Идемте на
палубу пить кофе.
409

А. И. Куприн
Я наскоро умьmся, и мы пошли наверх. Море бьmо спокойно,
ласково и вкрадчиво, точно ребенок, который вчера нашалил, а
сегодня нежностью и послушанием старается загладить свою вину.
По его светло-голубому шелку лишь кое-где впереди парохода свер­
тывались ленивые коричневые морщинки . Воздух был свеж, аро­
матен, прян и радостен. Дельфины кувыркались около бортов, а
вд али, как чудесное видение, возвышались горы, одни - темные,
почти черные, другие - густо-синие и фиолетовые, а дальше голу­
бые и, наконец, светлые, точно облака, точно воздушные, легкие
привидения. Внизу, под нами, на пароходном носу, возились над
судовыми канатами, перебирая их, коренастый, широкоплечий боц­
ман и четверо мальчиков. Они подготовляли все необходимое для
причала к пристани. Боцман покрикивал довольно резко и внуши­
тельно на своих помощников. Да, может быть, так и нужно бьшо.
Все они несут очень тяжелую работу и, конечно, не выспались, по­
тому что на таких судах, ходящих на маленьких расстояниях, ко­
манда полагается самая ограниченная. Необходимо было подбод­
рять людей сл овом, жестом, движением . Я видел, как боцман, рас­
сердившись, вдруг ударил концом каната но спине старшего юнгу,
мальчишку-корсиканца лет семнадцати. Юноша вдруг повернул к
нему свое бронзовое от загара лицо и бросил на него пламенный
взгляд, и ах как прекрасно было в этот момент лицо: сдвинутые
темные энергичные брови, расширенные, мгновенно покрасневшие
от гнева глаза, раздутые ноздри, сжатые челюсти и какой гордый
поворот головы! Да, хорошо бьшо старинным мастерам создавать
свои художественные произведения, когда у них на каждом шагу,
по сотне раз в день, попадались такие модели. Это не то что идет
по грязи священник в траурной ризе, а сзади мужик тащит под
мышкой гробик, и следом за ним плетется старуха, а дальше дья­
чок с кадилом и с подвязанной красным платком щекой, - и все
они утопают по колено в грязи.
Однако чем ближе мы подходили к Корсике и чем яснее нам
становились видны очертания города и отдельные домишки навер­
ху, в горах, тем боцман делался уступчивее и мягче. Когда мы вхо­
дили в гавань, то он как будто даже начал ухаживать за своей «мош­
карой». Мальчишки довольно долго дулись и не сдавались на лас­
ку, но когда он освободил их от работы, послал вниз в каюты пере­
одеться во все чистое и сам лично внимательно произвел им смотр,
то мальчишеские сердца не выдержали, и улыбки заиграли на при­
миренных лицах. И я подумал: «А ведь, черт возьми ! Может быть,
410

Очерки
в море не то что необходимы, а, пожалуй, возможны такие отноше­
ния» . И в самом деле, не говорить же ему: «Господин юнга, не
возьмете ли вы на себя труд влезть вот на эту толстую палку вот по
этой веревочной лесенке, а там - вы мне сделаете большое одол­
жение и честь - упереться ногами вон в ту поперечную тонкую
палочку и потянуть правой рукой за эту, вон видите, тонкую вере­
вочку» .
На берегу они все простились очень дружелюбно, и большие и
маленькие, крепким рукопожатием. Впр очем, боцман пробурчал
несколько очень многозначительных слов, вероятно, нечто вроде
отеческого наставления. Я не знаю корсиканского языка, да и не
уверен , знает ли его кто-нибудь на свете, но, по-моему, напутствен­
ные слова боцмана бьши таковы: «Вот что , дети: не смейте играть
в карты, не заводите драк - вы знаете: капитан этого не любит. Не
шляйтесь по улицам ночью: родители и так беспокоятся о вас, ког­
да вы в плавании. Не забудьте зайти в церковь поблагодарить пре­
святую деву за счастливое возвращение» .
Бастиа - пресмешной город. Вот его план : посредине широ­
кая дл инная улица , которая одним концом упирается в море, а дру­
гим - в пустынную песчаную гору; направо - набережная, эспла­
нада для гулянья и гавань; налево - ряд темных узеньких, слепых
и глухих улиц, над которыми громоздятся мохнатые, курчавые,
дикие горы. Жизнь здесь тихая, сонная и как-то томно-однообраз­
ная. В платьях у мужчин преобладают темные тона; большинство
женщин в черном. И те и другие невысоки ростом и очень красивы;
женщины прямо прелестны; маленькие, с крошечными руками и
ногами, со строгим выражением смугло-янтарных лиц, с длинны­
ми ресницами. В походке корсиканца наблюдается какая-то уве­
ренная, строгая медлительность . И на улице и в церкви мужчины
занимают одну половину, женщины - другую. Странно, может
быть, это мое воображение, а может быть , и на самом деле так: в
большинстве молодых мужских лиц есть какие-то неуловимые чер­
ты , дающие сходство с Наполеоном, и даже любимая поза - это
руки, скрещенные на груди , и немного опущенная вниз голова, сло­
вом, классическая , традиционная наполеоновская поза, хотя, впро­
чем, почем знать, может быть, в Корсике давным-давно наивно сло­
жился бессознательный культ этого бессмертного гениального пи­
рата, который является, кажется, единственной достопримечатель­
ностью этой своеобразной и дикой страны . Впрочем, надо сказать,
411

А. И. Куприн
что мраморный памятник Наполеону 1, воздвигнутый на эсплана­
де, совсем плох, если даже не смешон: император сделан приблизи­
тельно в два человеческих роста, голова его, в лавровом венке с
профилем Аполлона, обращена глазами к морю, задом к городу;
тело его облечено дл инной, развевающейся римской тогой; голые
ноги - в сандалиях; простертая правая голая рука указывает впе­
ред; левая сжимает какой-то цилиндрический свиток.
Странный город, - когда-то бывший столицею Корсики, гнез­
дом средиземных пиратов, грабивших и торговавших по всему
Лигурийскому и Тирренскому морю, - он теперь впал в какую-то
светлую, тихую дрему, точно дворец спящей царевны из русской
сказки. Так и хочется невольно подумать о том, что Наполеон -
это удивительнейшее явление во всей мировой истории - взял и
впитал в свою ненасытную душу все соки, всю энергию страны.
Гостиница, в которой мы живем, перестроена из старого-пре­
старого дома. Верхние шесть этажей - узкие переходы, винтовые
каменные лестницы, окна в виде крепостных бойниц, а нижний
этаж - шикарный обеденный зал и великолепная европейская пе­
редняя. Мы пробовали там завтракать и обедать. Прекрасное сто­
ловое белье, умелая и дорогая сервировка, цветы на столах, в хрус­
тальных вазочках, а за столами какие-то мрачные, суровые загоре­
лые брюнеты, все сплошь могучего , квадратного сложения, с чер­
ными прямыми густыми бородами, сидят сосредоточенно молча и
жуют. Все это окрестные помещики, которые торгуют овцами, олив­
ками и лесом и спускаются вниз из своих горных поместий, вероят­
но, не более чем раза два в год. Все очень дорого одеты, на руках
много колец с драгоценными камнями, массивные золотые цепоч­
ки через всю грудь, пьшающие красные галстуки, необычайно ту­
гие воротнички ... но чувствуется, что все это великолепие стесняет,
подавляет их и делает в то же время торжественными . Обед тянется
мучительно долго, и хоть бы обрывок смеха , хоть бы улыбка или
восклицание!
Через два дня это общество показалось нам скучным, и мы ста­
ли подыскивать себе другое помещение для обедов и, к счастью,
очень скоро нашли его. Где-то на задворках Бастии, между кузни­
цами, лавочками для продажи овса и отрубей и въезжими дворами,
где можно, как сказано на вывеске, ставить, а также продавать и
покупать лошадей и мулов, приютилось милое и простое заведе­
ние, которое никак невозможно определить одним сл овом: это од­
новременно табачная и галантерейная лавочка, и дешевая столо-
412

Очерки
вая, и винный погреб. Двери широко раскрыты настежь. Низкое,
обширное, темное помещение с широкими арочными сводами и
колоннами , которым, вероятно, не менее тысячи лет; вдоль стен
дл инные, несокрушимые временем дубовые столы и скамейки; в
темной глубине помещения сотни наставленных одна на другую
бочек; крепкий, старинный, кислый и приятный запах вина; несколь­
ко десятков оловянных кружек на прилавке - вот и все . Хозяин -
глухой, добродушный и крепкий старик, когда-то служивший во
французских зуавах. Жена - старше его лет на десять, - кроткая,
ласковая со всеми, молчаливая старуха. Заходишь к ним в жаркий
день, когда некуда деваться от солнца, и сразу попадаешь в сырую,
насыщенную винным запахом прохладу.
Так мы и сделали. Зашли, попросили дать нам вина и догово­
рились в двух сл овах. Кричали мы при этом втроем, как на пожаре,
но договорились очень быстро: с каждого из нас но два франка за
завтрак и по два франка за обед, - итого восемь франков, на наши
деньги три рубля, - дешевле, чем в студенческой столовой. Мы
заикнулись бьmо насчет обеденной карточки, но хозяин пренебре­
жительно махнул рукой.
- Какие пустяки! - сказал он. - Вы вечером заказываете, что
вам приготовить к завтраку, а за завтраком вы закажете себе обед.
- Что , например, хозяин?
- А все, что хотите, - отвечал он с гордостью, - мясо , рыбу,
зелень, фрукты; это ваше дело. Вино и баранину мне привозят с
гор, с моей фермы . Рыбу каждое утро жена может брать на базаре.
Как десерт я могу предложить миндальные орехи , апельсины и ви­
ноград. Я думаю, что мы останемся друг другом довольны.
И правда, надо сказать, что более внимательн ого , предупреди­
тельного и нестеснительного хозяина я никогда не видал в моей
жизни . Но бьmо плохо только одно. Когда в первый же завтрак мы
спросили себе бутылку белого вина и потом, расплачиваясь, хоте­
ли уплатить и за нее, то хозяин возразил очень настойчиво и гордо:
- О нет, господа, у нас не принято , чтобы платили за вино; это
для нас обида. Это вино из моего виноградни ка! С гор!
Каждый раз к нашему столу подавалась бутылка этого белого
вина, немного мутного, чуть-чуть сладковатого, но необыкновен­
но ароматного и приятного на вкус. Пить оно давалось страшно
легко, а так как в это время стояла очень жаркая погода, то мы на
него набрасывались с большой охотой. Но едва только бутъmка
подходила к концу, как к нам откуда-то из-за угла таинственно
413

А. И. Куприн
подкрадывались хозяин, или хозяйка, или одна из двух его доче­
рей , чья-то рука убирала пустую бутьmку и ставила новую. Это же
повторялось и за обедом . Но так как это прелестное по своим каче­
ствам и сначала как будто бы скромное вино обладало коварным
свойством очень быстро , но в то же время очень легко и весело пья­
нить , то мы целые дни бродили по Корсике в каком-то розовом
тумане, веселые, ленивые, чуть-чуть сонные.
День начинался с того, что мы приходили на пристань и справ­
лялись, нет ли парохода в Неаполь, или в Ниццу, или, по крайней
мере, в Марсель. Нам неизбежно отвечали: «Нет, и никто не знает,
когда будет».
Тогда мы часами сидели на набережной и глядели на мальчи­
шек, которые забрасывали с берега в море рыбные самоловы. И
мальчишки и мы замирали на солнце, подобно каменным изваяни­
ям, на час или на два. Хоть бы раз кто-нибудь из них поймал при
нас на смех маленькую рыбешку!
Потом шли завтракать, после чего спускались к морю, в ста­
рый город. У нас там завелся приятель, торговавший лимонадом и
папиросами, старик восьмидесяти четырех лет, с трясущейся голо­
вой, седыми бакенбардами и пробритым подбородком посреди не.
Он бьm когда-то под Севастополем в армии союзников и потому к
нам, русским, чувствовал настоящую живую симпатию. Однако вы­
давить что-нибудь интересное из его памяти нам никогда не удава­
лось. Торговал он и жил в очень интересном доме, над воротами
которого бьmа надпись: 1432, и самый дом бьm о семи этажах.
Такие дома о семи , восьми и даже девяти этажах лепятся вдоль
набережной, непрерывно связываясь друг с другом, и лезут вверх,
в горы, оставляя лишь узкие промежутки, не то улицы, не то щели,
по которым едва-едва можно пройти четырем человекам, взявшись
рука об руку. Кое-где между домами переброшены воздушные мо­
стики, но чаще протянуты веревки, на которых болтается с непри­
нужденной откровенностью всякое мужское и женское белье. Наш
старик очень ясно растолковал нам и эту высоту домов, и эту тес­
ноту построек.
Сначала, поближе к берегу, к своим сетям и лодкам, селилась
одна семья и устраивала себе дом из камня, которого здесь сколько
угодно. Но расширялась фамилия, дети женились или выходили
замуж, - приходилось делать пристройку: общие интересы и пре­
словутая кровная месть заставляли жить кучно. Рождались внуки и
правнуки, и дома все шли вширь, пока не соприкасались и не ели-
414

Очер ки
вались с соседними владениями вплотную. Дальше становилось
жить еще теснее. Тогда надстраивали второй этаж, потом третий,
четвертый, пятый и так далее. Камень добывается здесь же, на мес­
те. Фундаментом служит гора. Здесь не редкость видеть дом, кото­
рый смотрит на море восемью этажами, а к горе кончается одним.
И правда, после слов старика я невольно обратил внимание на то,
что этажи - разных эпох, может быть , разных столетий, и имеют
совершенно разный характер и по цвету стен, и по архитектуре :
внизу окна малы и оконные ниши гл убоки, как крепостные бойни­
цы, но чем выше, тем постройки становятся свободнее и новее, окна
шире, помещения обширнее, и, наконец, самые верхние этажи, с
висячими балконами, с некоторой претензией на моду, являются
данью современности .
Странно и трогательно глядеть на эту живую каменную лето­
пись . А еще выше, над этими многовековыми домами, подымается
стена древней крепости, такая массивная и грандиозная, точно она
выстроена руками циклопов.
Так, в лени и в безделье, проходило время до обеда. За обедом
та же лангуста и тот же барашек и к ним вкусное предательское
вино, а в виде десерта только что сорванные, еще в зеленой наруж­
ной скорлупе, свежие вкусные миндальные орехи. Часто после обе­
да мы сидели оба в нашем гостиничном номере . Он помещался на
самом верху, под крышей. Глубоко под нами чернел двор, и когда
я глядел вниз с висячего балкончика, то кружилась голова, холоде­
ло сердце и как-то приторно ньmи пальцы ног. А вокруг, на всех
соседних балкончиках, сидели миловидные девушки с какой-нибудь
домашней работой в руках, и во всех открытых окнах висели клет­
ки с канарейками. Далеко, далеко сбегали к морю красные чере­
пичные кровли домов, а за ними спокойно синело море. С нежнос­
тью вспоминаю я эти тихие вечерние часы, когда солнце село уже
за горы, а в воздухе еще разлит кроткий золотистый свет. Дневные
шумы затихли. Где-то на улице, внизу, пищали и выкрикивали дет­
ские голоса, а высоко в небе с радостным визгом носились стреми­
тел ьные ласточки. Как-то особенно мило сли вались эти детские и
птичьи голоса, и трудно бьmо их различить.
Так проводили мы время до наступления ночи и тогда шли сна­
чала на эспланаду слушать оркестр и есть мороженое, затем в ки­
нематограф, - увы, в нашей меланхолической скуке мы дошли и
до этого падения, - а потом забирались в местный кафешантан,
посещаемый исключительно французскими солдатами. Я не ска-
415

А. И. Куприн
жу, чтобы предста вления, которые мы там видели, бьmи хуже тех,
которыми нас угощали в «Аквариуме» или в «Буффе», но, во вся­
ком случае, гораздо приличнее. Правда, обстановка балаганная,
костюмы грязные, потрепанные, актеры и актрисы без всякой це­
ремонии, непринужденно переговариваются со сцены со своими
знакомыми, сидящими в партере, - но зато просто, весело и лю­
безно для солдатского сердца.
Наконец, в одно утро, придя на пристань, мы увидали не­
большой пароход, который вечером должен был отойти в Мар­
сель. Прощай, Корсика! Осталось только купить на память
корсиканский разрезательный ножик в виде кинжала с роковой
надписью: «Vendetta» *.
А надо сказать, что этот кровавый обряд родовой мести давно
уже отошел в область воспоминаний, и самое название его сохрани­
лось только на этих милых игрушечных кинжалах. В окнах галанте­
рейных и ружейных магазинов вы часто можете увидеть деревянные
ножи, величиною во всю витрину, и на них выжжена громадными
буквами эта страшная надпись. Также исчезли знаменитые корси­
канские бандиты. Их бывший король, старый разбойник, занимает­
ся тем, что продает приезжим иностранцам свои собственные фото­
графические карточки. На них он изображен благообразным стари­
ком, с седой длинной бородою, с лицом, очень напоминающим лицо
Толстого, в черном сюртучке, в прозаических черных панталонах
поверх неуклюжих ботинок, но в руках у него первобытное ружье,
дуло которого расширяется к концу, подобно трубе.
Что поделаешь! Нравы падают, люди мельчают, и герои перево­
дятся. Лет через сто ни одного из них не останется на белом свете.
Гл ава XV
МАРСЕЛ Ь
Ранним утром мы миновали Тулон с его серо-голубыми грома­
дами броненосцев и крейсеров, сизый цвет которых издали почти
сл ивается с цветом моря, свернули за высокий мыс, и перед нами
высоко в небе засияла золотом статуя Notre Dame de la Garde, ма­
донны-спасительницы, Пресвятой девы, покровительницы всех мо­
реходов. Эта золоченая статуя громадных размеров, воздвигнутая
* Кровная месть (итшz.).
416

Очерки
на средства рыбаков и моряков, венчает собою купол собора, по­
строенного на высокой крутой горе. Она господствует над горо­
дом и над окружающими возвышенностями и служит маяком, ко­
торый заметен с моря за несколько десятков верст; как живое золо­
тое пламя, горит она под лучами южного солнца.
Я уже во второй раз приезжаю в Марсель, и в душе у меня радо­
стное нетерпение, как перед встречей с любимым другом. Мар­
сель - прекрасный и чрезвычайно оригинальный город, и меня
всегда удивляло, почему его так мало знают. Я встречал русских,
которые бывали во всех городах, деревушках и закоулках Европы
от Нордкапа до Сицилии и от Ирландии до Урала. Многие из них
побывали в Африке, в Азии, в Америке, но почему-то мне никогда
не приходилось поговорить с человеком , посетившим Марсель.
Может быть, это происходит оттого, что бедекеры не нашли в этом
городе ничего , шевелящего пресыщенное внимание путешествен­
ников? Я же должен сказать, что более своеобразного , оживленно­
го и пестрого города, одновременно великолепного и грязного,
безумно суетливого и тихого , страшно дорогого и дешевого, - я
никогда не видал в своей жизни.
Если вы спросите у коренного марсельца: «Что самое замеча­
тельное в вашем городе?», то будьте уверены, что он, не задумыва­
ясь ни на секунду, ответит с гордой уверенностью: «Улица Канно­
бьер» . Недаром же какой-то французский писатель сострил, что
будто бы у марсельцев существует поговорка: «Если бы в Париже
было что -нибудь похожее на улицу Каннобьер, то это бьш бы ма­
ленький Марсель».
Давно известно, что южные французы экспансивны, пылки,
склонны к преувеличению, пожалуй, даже хвастуны, но улица Кан­
нобьер в самом деле - чудо красоты. Это длиннейший проспект, с
широкими тротуарами, с прекрасными новыми зданиями, с рос­
кошными магазинами; два ряда старинных мощных платанов от­
деляют тротуары от мостовых и уходят вдаль бесконечной зеленой
аллеей; прибавьте сюда еще оживленную, нарядную, живописную
южную толпу - и вот приблизительно улица Каннобьер.
Наибольшее оживление на этой главной артерии города быва­
ет утром, когда деловые люди отправляются на службу, и около
шести часов вечера, когда они возвращаются домой. Все эти чи­
новники, конторщики, купцы и биржевики так и вызывают неволь­
но воспоминания о героях из романов Доде - об этих Тартаренах,
Нума-Руместанах и Жосселенах - приземистые, кряжистые, с пы-
417

А. И. Куприн
лающими темными глазами, с крепким кирпичным румянцем на
щеках, с густыми иссиня-черными бородами , с живыми, резкими
жестами. Перед обедом их встречают жены, сестры или дочери -
все кокетливые, прекрасно одетые, сияющие яркой южной красо­
той. В этот час все бесчисленные кафе на улице Каннобьер пере­
полняются веселой, точно праздничной, публикой. Мужчины пьют
свой вермут или абсент для возбуждения аппетита, дамы едят мо­
роженое. Под тиковыми навесами, занимающими всю ширину тро­
туара, нет ни одного свободного места, и столы так близко сдвину­
ты один около другого, что нужна только исключительная, изуми­
тельная гибкость и змеиная скользкость гарсонов, чтобы проби­
раться между ними. Здесь же, на мостовой, против кафе, располо­
жились миловидные улыбающиеся цветочницы с своими корзина­
ми, переполненными розами, фиалками, гвоздикой и туберозами .
Шум, оживленный смех, восклицания... Но вот наступает полови­
на седьмого, - священный час обеда! - и, точно по волшебству,
улица Каннобьер пустеет. Она еще оживает на время между девя­
тью и одиннадцатью часами, когда время кинематографов, а в один­
надцать новый город уже совершенно пуст. Деятельные марсель­
цы ложатся и встают чуть ли не с петухами .
Зато начинают жить своеобразной ночной жизнью улицы ста­
рого города, и в особенности те из них, что прилегают к порту.
Глава XVI
П ОРТ
Мы остановились в самом центре марсельского порта, и даже
сама наша гостиница носила название «Hбtel du port»*. Это мрач­
ное, узкое, страшно высокое здание, с каменными узкими винто­
выми лестницами, ступени которых угнулись посредине, стоптан­
ные миллионами ног. На этих лестницах, даже среди дня, так тем­
но, что приходится подниматься наверх со свечкой. Посетителями
гостиницы бывают по большей части матросы, штурманы и боц­
маны, кажется, всех флагов и всех наций мира. По крайней мере,
при мне за табльдотом собирались два китайца, японец, сингалез,
несколько греков и еще какие-то диковинные цветные люди, имев­
шие совсем несуразный вид в европейских одеждах. Прислуживал
* «Портовая гостиница» (фраиц. ).
418

Очерки
нам некто Андри, мрачный человек с типичным лицом наемного
убийцы.
Хозяин бьm добродушный, неповоротливый человек с лысиной
на голове и с ласковой улыбкой на губах, марселец родом. Мы ча­
сто подзывали его к нашему столу и потчевали вином или кофе. Он
оказался тоже бывшим моряком и охотно рассказывал нам о своих
прежних плаваниях:
- Это не так легко , господа, как думаете вы, береговые люди .
Сначала я служу четыре года, от двенадцати до шестнадцати, в ка­
честве «mousse» (мошка) . Это значит, что всякий может мне дать
колотушку и за дело и так себе, для собственного удовольствия.
После этого я уже становлюсь «novice» (новичок) , и это опять на
четыре года, и вот, только после восьмилетнего испытания, я уже
могу считать себя «un matelot» (матрос) и, в свою очередь , могу,
когда мне понравится, стукнуть по затылку любого «mousse» или
«novice» .
И он с необыкновенной простотой, немного лениво и небреж­
но, как будто речь шла о самых незначительных предметах, рас­
сказывал нам живописно о всех портах земного шара, о страшных
драках на берегах между матросами разных наций, о бурях и кру­
шениях, о всех необыкновенных случаях, когда жизнь его висела
на волоске. Сл овом, это бьm простодушный, кроткий и уравнове­
шенный человек с той ясностью взгляда и спокойствием души, ка­
кие так часто приходится наблюдать у бывших морских людей.
- Я всегда пил очень мало, - рассказывал он, - я не любил
понапрасну тратить деньги, а потому, когда мои ревматизмы зас­
тавили меня оставить службу, то я вышел из флота с небольшими
сбережениями. А потом я встретился с Долорес. У нее тоже бьmо
небольшое приданое. Мы поженились и открьmи сначала малень­
кую табачную и колониальную лавочку, а потом арендовали вот
эту гостиницу.
Долорес, в противоположносrь своему флегматичному мужу, бьша
живая, подвижная испанка, сильно располневшая, но еще не утратив­
шая тяжелой, горячей южной красоты. Она всегда бьша в движении,
появлялась как-то одновременно и в комнатах, и на кухне, и на веран­
де, приветливо-задорно улыбаясь посетителям, подходила к столикам,
на минуту присаживалась и сейчас же неслась дальше.
Я был однажды свидетелем такой сцены. Какие-то цветные
люди, не то шоколадного, не то бронзового цвета, все как на под­
бор маленькие, худые, но точно сделанные из стали, выпили лиш-
419

А. И. Куприн
нее, начали шуметь, перессорились и уже готовились пустить в дело
ножи. Все они орали одновременно на каком-то диком гортанном
языке, похожем на клекот птиц, страшно выкатывали желтые бел­
ки и скалили друг на друга белые сверкающие зубы. И вот Долорес
быстро накидывает на себя черную мантилью, вытаскивает из во­
лос розу и берет ее в зубы, подбоченивается и вызывающей поход­
кой, раскачивая толстыми бедрами, с головой, гордо поднятой
вверх, подходит к столу скандалистов. Интересно бьшо глядеть на
нее в эту минуту. Вся она точно преобразилась, помолодела и вне­
запно похорошела, стала почти красавицей : гневные черные глаза,
ноздри, раздутые, как у арабской лошади, и эта пунцовая роза в
красных чувственных губах, - прямо загляденье! Коротким пове­
лительным движением, картинно вытянутой рукой она указала на
дверь и с непередаваемым выражением презрения, сквозь стисну­
тые зубы произнесла:
-Sortez!*
И буйные матросы так и остановились среди перебранки, за­
быв даже закрыть рты .
Об этих двух людях я нарочно упоминаю с такими подроб ­
ностями, что впоследствии, через несколько дней , мне пришлось
воспользоваться их услугой при таких обстоятельствах, когда с
необыкновенной прелестью проявились их простые, милые души.
В путешествии, при остановках в разных городах, меня не вле­
кут к себе ни музеи, ни картинные галереи , ни выставки, ни обще­
ственные праздники, ни театры, но три места всегда неотразимо
притягивают меня: кабачок среднего разбора, большой порт и -
грешный человек - среди жаркого дня - полутемная, прохладная
старинная церковь, когда там нет ни одного человека, кроме древ­
него, заплесневелого сторожа, и когда там можно спокойно поси­
деть и погрезить в глубокой тишине, среди установившихся запа­
хов свечей, ладана, чуть-чуть мертвечины и каменной сырости.
От нас до порта было рукой подать, и неизменно каждый день
мы бродили по его гаваням, эллингам, пристаням и молам. И все­
таки мы не успели обойти даже половины этого гигантского со­
оружения . Самый гл авный мол, непосредственно ограждающий
порт от моря , тянется на пространстве более трех с половиной верст,
* Уходите! (фраиц. )
420

А. А . Давыдова - мать первой жены А. И. Куприна Марии
Карловны, издательница журнала «Мир Божий».
Фотография, 1900-е годы.

Очерки
а высотою он около пяти сажен. Он так широк, что на нем совер­
шенно свободно могут разъехаться две тройки, и снаружи, для боль­
шей устойчивости против волн, завален массивными камнями и
саженными цементными кубами, внутри же, между берегом и мо­
лом, бесчисленное множество других молов, больших, маленьких
и средних раздвижных мостов, всевозможных зд аний, пакгаузов,
таможен и маленьких кабачков. Тысячи судов, паровых и парус­
ных, одновременно разгружаются и нагружаются. Как густой лес,
торчат кверху трубы, мачты и мощные, подобные исполинским
железным удочкам, паровые краны; по железным эстакадам и по
рельсовым путям на молах то бегут, то медленно тянутся пустые и
нагруженные поезда, свистят паровозы, гремят цепи лебедок, зве­
нят сигнальные колокола, шипит выпускаемый пар, дробным зве­
нящим стуком звенят молотки клепальщиков. Идешь , точно в ка­
ком-то сумбурном сне, через сотни самых разнообразных запахов.
Пахнет смолой, дегтем, сандальным деревом , масляной краской,
какими-то диковинными восточными пряностями, гнилью засто­
явшейся воды, кухней, перегорелым смазочным маслом, керосином,
вином, мокрым деревом, розовым маслом, тухлой и свежей рыбой,
чесноком, человеческим потом и многим другим. Эта быстрая сме­
на обонятел ьных ощущений совсем не противна, но как-то ослаб­
ляет, кружит голову и точно п ьянит. Сотни судов грузятся углем,
перед тем как пуститься в далекое плавание - куда-нибудь в Нью­
Йорк, в М ел ь бурн или Владивосток. Часами я наблюдал за этой
ловкой работой. На вертикальном высоком стержне вращается го­
ризонтальное коромысло, к концам которого прикреплены желез­
ные бадьи, каждая около тонны вместимостью. Все сооружение
похоже на весы исполинских размеров. В то время когда одна чаша
этих весов высыпает свое содержимое в трюм парохода, другая уже
черпает уголь из высокого, в два этажа вышиною, штабеля. Все это
занимает не более пяти-шести секунд. Звонок - и коромысло ве­
сов начинает вращаться . Наполненная бадья останавливается над
трюмом, где ее быстро переворачивают, а пустая дожидается свое­
го наполнения около штабеля, - и так беспрерывно работает этот
угольный кран с утра до вечера .
Вдоль берега тянутся непрерывно, в несколько рядов, пакгаузы
и таможни, а между ними движутся поезда. Огромный амбар, в
котором свободно уместилась бы пара аэропланов, весь почти до­
верху набит земляными орехами (такие орехи-двойняшки, с жел­
той чешуйчатой хрупкой скорлупой), другой наполнен драгоцен-
421

А. И. Куприн
ной, терпкой на запах кошенилью, третий - винными бочками,
четвертый - тюками тканей и так далее. На мостовой, под откры­
тым небом, громоздятся целые горы серы, привезенной из Сици­
лии, дубовых клепок, доставляемых сюда с юга России; под тол­
стым грубым брезентом сложены миллионы мешков пшеницы, овса,
ячменя и кукурузы; правильные красные валы - целый городок,
сложенный из марсельской черепицы. Беспрерывно везут на теле­
гах живность, предназначенную для пароходов: свиней, быков, те­
лят и солонину.
Подолгу также простаивали мы у наружных ворот таможни. В
этих темных, больших, мрачных зданиях, где всегда разгуливает
жестокий сквозной ветер, задерживают совсем ненадолго измучен­
ных пассажиров. Быстро, в несколько секунд, оглядели ручной ба­
гаж, поставили на нем крестик, и путник, изморенный нескольки­
ми неделями плавания, измученный морской болезнью, стосковав­
шийся по суше, с чувством живой радости выходит на улицу на­
встречу зною, шуму и толпе.
На каких только людей не насмотришься в эти минуты при­
бытия парохода! Вот, например, идет кучка арабов. На них висят
дл иннейшие бурнусы с подолом, перекинутым через плечо бес­
сознательным, привычным движением, но поглядите, какими ху­
дожественными складками ложится это платье... Белые одежды
на арабах грязны и разорваны, и часто сквозь них увидишь тем­
ное мускулистое тело, но сами они высоки, стройны, прекрасно
сл ожены, и в их серьезных лицах, в медленной, гордой походке
чувствуется настоящая царственная важность . Фески , зеленые и
белые чалмы, какие-то странные чалмы, сплетенные из соломы;
маленькие, полуголые, похожие на обезьян люди, черные, как вак­
са, с курчавыми волосами, сбитыми, как войлок. Огромные крас­
ные губы, сверкающие зубы и белки ... Пунцовые береты, неапо­
литанские колпаки, зеленые восточные халаты - все это густо и
тесно вьшивается из ворот таможни и расплывается, рассеивается
веером во все стороны.
Но, даже и не посещая порта, мы тесно связаны с ним. Как бы
мы поздно ни легли накануне, все равно нам приходится неизбеж­
но встать в пять часов утра, потому что в это время из порта везут
нагруженные телеги . Эти телеги стоят того, чтобы о них сказать
несколько сл ов. Они двухколесные, причем каждое колесо вели-
422

Очер ки
чиною в хороший человеческий рост; оно составлено из массив­
ных кусков мореного дуба и обтянуто железным обручем в три
пальца толщиною. Между колесами покоится массивная платфор­
ма, на которой свободно умещается сто или даже полтораста обык­
новенных мешков с мукою, весом, как и всюду, около шести пу­
дов каждый . В эту повозку, весом в несколько сотен пудов, впря­
гаются от трех до шести лошадей, но это не лошади, а что-то ско­
рее более похожее на сл онов. Огромные, вершков восьми ростом,
с задами, на которых можно разбить палатку, с копытами вели­
чиною с суповую тарелку, с мохнатыми щетками над бабками, с
гривами и хвостами до земли, в большинстве серой масти, с доб­
родушным взглядом влажных темных глаз - они всегда произ­
водили на меня необыкновенное впечатление страшной силы,
большого терпения и кротости. Хомуты и чересседельники, наде­
тые на них, прямо поражают своими размерами, особенно на ко­
реннике, которому приходится уравновешивать своей спиною всю
тяжесть повозки. У каждой лошади на хомуте - я уже не знаю,
для какой надобности - торчит кверху высокий кожаный рог.
Впереди всей упряжки обыкновенно идет мул - это наиболее
умное, наименее нервное и самое выносливое из всех вьючных
животных .
Теперь представьте себе, что шесть таких серых мамонтов, в
сто пудов весом каждый , идут вместе, согнув свои массивные шеи,
напряженно вваливаясь всей своей тяжестью в хомуты и ступая
одновременно своими чудовищными копытами по мостовой, а вслед
за ними грохает по камням исполинская повозка! Стены нашей го­
стиницы дрожат от основания до крыши. В окнах дребезжат все
стекла, шатается, скрипит и, наконец, распахивается настежь древ­
ний шкаф, а на столиках подпрыгивают и звенят графины и стака­
ны. И целый день, с шести часов утра до шести вечера, тянутся не­
скончаемой вереницей по всем улицам Марселя из порта и в порт
эти огромные лошади и чудовищные грузы, на которые с непри­
вычки страшно глядеть . Часто случается, что длинный обоз займет
всю ширину трамвайных рельсо в, и тогда вагон должен черепашь­
им шагом еле-еле тащиться у него в хвосте, а ежели грузовикам
нужно почему-либо свернуть, то трамвай совсем останавливается,
и никому из пьшких марсельцев даже в голову не придет протесто­
вать против этого. Интересы порта - самые священные во всем
городе.
423

А. И. Куприн
Глава XVII
С ТАРЫЙ ГОРОД
В то время когда новый город вместе со своей прекрасной ули­
цей Каннобьер погружается около одиннадцати часов ночи в глу­
бокий, буржуазный сон, - в это время оживает старый город.
Старый город - это какое-то капризное диковинное сплетение
кривых, узеньких улиц, по которым невозможно проехать даже
одноконному извозчику. Что за невообразимая вонь, грязь и те­
мень царят в этой запутанной кл оаке! Всякие хозяйственные от­
бросы, помои, зелень, скорлупа от устриц - все сваливается на
улицу или попросту выбрасывается из окна. И совсем не редкость
увидать на улице черномазого мальчишку или девочку лет шести,
семи, которые отдают долг природе в одной из тех поз, которые с
таким наивным искусством изображали в своих картинах Теньер,
Ван-Бровер и Теньер-младший (Тенирс). Есть в старом городе та­
кие узкие, темные даже в полдень, переулки , через которые пробе­
гаешь , зажав нос руками и затаив дыхание.
И вот, когда наступ ает ночь, старый город оживляется . Бли­
же к центральным улицам он еще немножко приличен, но чем
ближе к порту, чем ниже спускаются ул ицы, тем старый город
становится все веселее и разнузданнее. Налево и направо только
одни кабачки, весело освещенные изнутри. Повсюду сл ышна
музыка. Ходят по шестеро и по пятеро вдоль улиц, обнявшись
друг с другом за талии и за шеи, матросы и юнги, французские,
итальянские, греческие, английские, русские... Бары переполне­
ны народом. Табачный дым, абсент и ругательства на всех язы­
ках земного шара .
Конечно, и бедекеры, и сведущие люди нас предупреждали о
том, что в порт опасно ходить даже днем. Поэтому вполне понят­
но, что мы отправились туда ночью, и опять я в сотый раз повто­
ряю, что все бедекеры лгут и что самый милый, кроткий и простой
народ - это подвыпившие матросы. Мы входим в маленький, низ­
кий, душный кабачок и скромно спрашиваем амер-пикон с лимо­
надом и со льдом (ночи стоят душные, и томит жажда, а лучшего
средства для утоления ее не существует). Сейчас же около меня и
около моего товарища садятся две грубо намазанные девицы, и
каждая из них кладет под столом свою ногу на колено соседа. Это -
специальное морское кокетство.
424

Очерки
Они требуют от нас разных напитков. Мы охотно повинуемся:
надо же выдержать тон и вкус места. Проходит четверть часа . Наши
дамы видят, что м ы вовсе не принадлежим к породе тех людей, ко­
торые в продолжение трех или четырех месяцев бултыхались среди
бушующего моря и за это время не видали ни одной женщины. Они
просят на булавки . Пять франков не только успокаивают их, но
даже приводят в восхищение, и они нам доверчиво рассказывают
некоторые тайные стороны своей жизни. С боцм анов или капита­
нов, в особенности если они постарше, они берут два-три франка, с
м атросов - франк, а иногда даже пятьдесят сантимов. Здесь же,
наверху, над баром, есть несколько запутанных коридоров, с номе­
рами-стойлами налево и направо. Мгновенная любовь или ее по­
добие - и люди разбежались в разные стороны. Много ли нужно
м атросу?
-
Но плохо одно, monsieur, - сказала серьезно долговязая
Генриетта, - что иногда они выпьют слишком много сода-виски
и тогда начинают драться . Это очень неприятно, опасно и хлопот­
ливо для нас. И именно их всегда валит с ног или делает бешеными
не что иное, как сода-виски. Впрочем , абсент тоже.
В этот день мы никак не м огли найти дорогу к себе домой в
гостиницу «Порт» . Мы путались, как слепые щенята, около гран­
диозных молчаливых Вобановских укреплений и раз десять , сде­
лав круг, возвращались на прежнее место. Наконец нам попалась
навстречу пьяная гурьба матросов. Мы вежливо спросили их о до­
роге, и вот они все вместе, человек десять - пятнадцать , заботли­
во и предупредительно проводили нас до самого нашего жилища.
Помню я еще другую ночь . Мы сидели в испанском баре на од­
ной из этих бесчисленных улиц, в которых , кстати сказать , я не умел
никогда ориентироваться . Рядом с нами прочно засела компания
англичан, вероятно, из судовой аристократии, что-то вроде шки­
перов, машинистов или боцманов, все рослые, суровые, крепкие
люди, с загорелыми, обветренными, облупленными лицами. Один
из них, бритый человек, с головой голой, точно бильярдный шар,
закурил трубку. Я узнал по запаху м ой любимый мерилендский
табак и, слегка приподняв шляпу и повернувшись в сторону биль­
ярдного шара, спросил :
-O
ld Judge, sir?*
* Олдджадж (сорт табака), сэр? (аигл.)
425

А. И. Куприн
- О, yes , sir* . - И, добродушно вытерев мундштук между сво­
им боком и крепко прижатым локтем , он протянул мне трубку: -
Please, sir **
К счастью, у меня еще оставались русские папиросы (и их по­
настоящему оценишь только во Франции, где все курят пресквер­
ный монопольный табак), и я предложил ему портсигар. Через пять
минут мы уже жали друг другу руки так, что у меня кости трещали,
и мы орали на весь старый город: «Правь, Британия, царствуй над
волнами!»
Еще один случай, о котором я до сих пор вспоминаю с глубо­
кой, радостной нежностью.
Это случилось на исходе ночи, так часу в третьем, четвертом. В
маленьком кабачке бьш , что называется, самый развал . Прислуга
едва успевала ставить на столики самые разнообразные <<ударные»
напитки всевозможных цветов: зеленого, золотого, коричневого,
светло-голубого и других. В густом табачном дыму, щипавшем гла­
за, едва виднелись темные контуры людей, которые, точно в кош­
марном сне, шли , точно утопленники под водою, двигались, кача­
лись и обнимались друг с другом.
И вот в открытую настежь дверь входит чрезвычайно странный
человек. Он уже стар, лет пятидесяти - шестидесяти , мал ростом и
тщедушен . Седые густые волосы надают ему на плечи и на спину
пышной прекрасной гривой. Высокий широкий лоб мощного, пре­
красного строения, тяжелые, нависшие веки, прищуренные глаза и
под глазами черные мешки. Цвет лица темный, землистый, нездоро­
вый. Множество морщин, серо-пепельные усы и борода. В руках у
него диковинный музыкальный инструмент. Это обыкновенный си­
гарный ящик, на котором еще сохранились черные, овальные фаб­
ричные клейма «Colorado», в верхней крышке выпилено круглое от­
верстие. Узкая длинная дощечка, грубо приклеенная к ящику, слу­
жит вместо грифа. Самодельные колки и шесть тонких струн .
Человек этот ни с кем не здоровается и как будто да?f<е никого
не видит. Он спокойно опускается на корточки наземь, около стой­
ки, затем ложится вдоль ее, прямо на полу, лицом кверху. В про­
должение нескольких секунд он настраивает свой удивительный
инструмент, потом громко выкрикивает на южном жаргоне назва­
ние какой-то народной песенки и начинает лежа играть.
* О да, сэр (аигл.).
** П ожалуйста, сэр (аигл.).
426

Очерки
Я очень люблю гитару, этот нежный, певучий, выразительный
инструмент, и мне часто приходится слышать артистов, виртуозно
владеющих этим инструментом, вплоть до знаменитостей, извест­
ных всей России. Но все-таки я никогда до этого случая не мог себе
даже представить, что деревяшка со струнами и десять человечес­
ких пальцев могут создать такую полную и гармоничную, певучую
музыку. Сигарный ящик этого диковинного старика пел серебря­
ными звуками, точно отдаленный прекрасный хор, составленный
из детей, женщин или ангелов.
Шумный базар сразу стих. Попрятались куда-то трубки и сига­
ры. Матросы забьши о своих пивных кружках, и мне показалось,
что сразу как-то светлее и чище стало в мрачном питейном заведе­
нии. Первыми женщины, а вслед за ними и все посетители встали
со своих мест и обступили лежавшего старика. Из соседнего верте­
па слышались звуки гармонии-концертино. Кто-то на цыпочках
подошел к двери и беззвучно затворил ее.
Старик окончил одну песню и сейчас же выкрикнул название
другой и опять заиграл, ни на кого не глядя, устремив свои прищу­
ренные глаза в потолок. Так, при общем , - да, теперь уместно бу­
дет сказать, - благоговейном молчании, он проиграл несколько
песенок, то медлительных и страстных, то игриво и лукаво задор­
ных, песенок, в которых чудилась невольно старинная арабская
вязь, сладострастная, лениво-истомная. Проиграв основной мотив,
он начинал его варьировать , и вряд ли я ошибусь, сказав, что эти
вариации ему приходили в голову только сейчас, когда он лежал
на заплеванном полу и импровизировал .
Наконец он сказал на чистом французском языке:
- Теперь я вам сыграю вальс Шопена. Valse brillante, - пояс­
нил он.
Кто не знает этого вальса в фортепьянном исполнении, весьма
трудного по технике? И я с радостью и изумлением не только услы­
шал, но, мне кажется, почти увидел, как со струн, натянутых на
сигарный ящик, вдруг посыпались блестящие, редкой драгоценно­
сти камни, переливаясь, сверкая, зажигаясь глубокими разноцвет­
ными огнями . Бог жонглирует брильянтами.
Окончив, старик взял в правую руку инструмент, а левую про­
тянул вверх. Сначала его не поняли, и он с некоторой настойчиво­
стью повторил свой жест. К., мой спутник, первый догадался, в чем
дело, и взял старика за руку, помогая ему встать. Тотчас же десят­
ки рук почтительно и осторожно подхватили старика и поставили
29·300
0
427

А. И. Куприн
его на ноги. На несколько мгновений толпа совершенно скрыла
его из моих глаз, и тут-то я сделал оплошность, вспоминая о кото­
рой краснею даже сию минуту, когда диктую эти строки. Я не заме­
тил того , что многие из слушателей потянулись к старику с деньга­
ми и что он вежливо и настойчиво отказывался от подачек. С раз­
неженным сердцем, с обычной в этих случаях для всех людей неук­
люжестью, я протискался поближе к старику и протянул ему горсть
серебра. Но, должно быть, мой скромный дар, сдел анный от чис­
той души , бьm именно той каплей , которая заставляет кубок про­
литься. Старик поглядел на меня, презрительно щурясь, - у него
бьmи прекрасные, темные, глубокие глаза, - и сказал сухо, отче­
канивая каждое слово:
- Я играл не для вас и не для них. - И он свободным жестом
обвел всех зрителей. - Но если вы действительно слушали меня с
вниманием и если вы что-нибудь понимаете в музыке, то это такая
редкость, за которую не вы должны благодарить, а я. - И, засунув
руку в карман широчайших брюк, он вытащил оттуда целую кучу
медной монеты и величественно подал мне.
Совершенно растерявшийся, смущенный, я начал лепетать бес­
связные извинения:
- Мне ужасно стыдно, maitre, за мой поступок ... Я в отчаянии ...
Вы мне сделаете большую честь и успокоите мою совесть, если со­
гласитесь присесть за наш стол и вьmить глоток какого-нибудь вина.
Старик смягчился немного и почти улыбнулся, но от пригла­
шения все-таки отказался.
- Я не пью и не курю. Да и вам не советую. Хозяин! Дайте мне,
пожалуйста, стакан холодной воды.
Никогда, должно быть , за всю свою пеструю жизнь этот хозя­
ин, кряжистый, заросший волосами великан с обнаженной воловь­
ей шеей, не наливал никому вина с таким глубоким и вниматель­
ным почтением, как он наполнил для музыканта водою стакан .
Старик выпил воду, небрежно поблагодарил хозяина, сделал нам
рукою приветственный знак, исполненный величественной грации,
и вышел в темноту ночи. Впоследствии я обегал все трактиры, бары
и пивные лавки старого города в надежде поймать след моего та­
инственного музыканта, но он скрьmся куда-то, исчез, точно уп­
лывшая вода, точно пробежавшее и растаявшее облако, точно вол­
шебный сон. Но одно утешает меня, когда я возвращаюсь воспо­
минаниями к этому удивительному человеку: ни один американс­
кий миллиардер, ни один англичанин , в специальном костюме ту-
428

Очерки
риста, с пробковым шлемом на голове, с бедекером под мышкой, с
кодаком в одной руке, с альпенштоком в другой и с биноклем че­
рез плечо, ни путешествующий инкогнито принц крови, - никог­
да не увидят и не услышат ничего подобного. И эта мысль неволь­
но радует меня.
Глава XVIII
ОСТРОВ ИФ
Середина июля. Город Марсель празднует годовщину разру­
шения Бастилии. Почти сто лет тому назад пришли в Париж обо­
рванные загорелые южане и заразили весь Париж, а вместе с ним и
всю Францию революционными идеями. По дороге сочинили пре­
красную песню, которая начинается так: «Allons, enfants de la
patrie... »*, а кончается: «А bas la tyrannie»**,-cлoвoм, ту извест­
ную песню, которая исполняется на французских военных судах во
время встречи дружественных эскадр.
Надо сказать, что этот праздник - настоящий праздник. С ран­
него утра вся Марсель на улицах. Со всех сторон четырехугольно­
го старого порта толпится по-праздничному вымытый, принаря­
дившийся народ. В десять часов утра уже пускают фейерверк. Маль­
чишки и женщины визжат от радости, старые матросы ревут от
восторга, когда взвивается вверх ракета, разрывается в воздухе и
вдруг из нее выскакивает, точно пузырь, фигура свиньи, верблюда
или слона и медленно опускается вниз.
Около улицы Каннобьер, пройдя через мост, есть маленький
закоулочек, где кутят рыбаки. Белое вино и целые груды, целые
горы скорлупы от раков, устриц, муль, violettes и clovisses***. Все
это поглощается в огромном количестве и стоит на наши деньги
три-четыре копейки. С чувством отвращения наблюдаю я, как пос­
ле долгой, ожесточенной торговли раскутившийся матрос покупа­
ет своей любовнице кусок спрута, или каракатицы, или какую-то
странную черную раковину, из которой течет желтый сок, подоб­
ный яичному желтку, и как она большим пальцем правой руки вы­
ковыривает содержимое и как она его втягивает в рот.
*Вперед, сыны отчизны... (фраиц.)
**Долой тиранию (фраиц.).
***Разные съедобные ракушки (фраиц.).
429

А. И. Ку прин
Но мне тяжело и скучно. Чужой праздник! И я чувсrвую себя
неприглашенным гостем на чужом пиру. Увы ! Судьба моей пре­
красной родины находится в руках рыцарей из-под темной звезды,
и у нас нет ни одного случая вспомнить наше прошлое. Ни числа,
ни месяца, ни года...
Лодки сгрудились около набережной так тесно, что движение
одной передается другой. Какой-то хитрый старик подмигивает мне
глазом и спрашивает:
- Может быть, господам угодно проехаться на остров Иф?
Отчего же не проехаться: это все-таки развлечение.
Очень быстро мы узнаем, что лодочника зовут папа Доминик.
Покамест мы в порту. он все время гребет. Но мы выходим в сво­
бодное море, и он начинает налаживать парус. Время от времени
он въшимает из кармана плитку прессованного жевательного та­
баку, похожую на шоколадные плитки, жует ее и выплевывает че­
рез борт коричневую слюну. И вдруг обращается к нам с очень де­
ловым вопросом:
- Из какой страны вы, добрые господа?
Со вздохом мы признаемся, что мы русские. На лице нашего
друга, папы Доминика, разочарование. Он еще раз плюет через борт
лодки и говорит:
-Втаком случае без глупосrей (pas des hetises) .
Ого! Хорошая у нас репутация!
Но уже парус готов. Лодка бежит, накренившись набок, и вре­
мя от времени на нас брызжет морская пена. Стали вырисовывать­
ся скучные сrены тюрьмы, горбатый островок и на нем две башни,
торчащие, точно два клыка, изъеденные временем. Между ними
каземат и огромные ворота. Цвет здания - желтый, казарменный .
Но подойти нам к берегу не удается. Артель рыбаков только
что завезла невод, длиною приблизительно около версть1. Две лод­
ки тянут левое крьшо, а правое крьшо на своих плечах тащат вверх
по горе двенадцать человек. Самая трудная работа достается пере­
днему, и поэтому, пройдя шагов пятьдесят, он бросает тяж и пере­
бегает в хвост. Таким образом, они постоянно сменяют друг друга.
Наконец работа окончена. Две небольших корзинки маленькой
серебряной рыбешки. Но зато сколько шума, пререканий, угрожа­
ющих жесrов! Можно бьшо бы подумать, что дело идет о пяти,
шесrи взрослых китах.
Мы подымаемся наверх, на гору. Оказывается, что смотрителя
тюрьмы нельзя сейчас видеть - и по очень важной причине: рыба-
430

Очерки
ки наловили много рыбы, а смотритель купил несколько фунтов,
велел своей жене сделать бульябес и поэтому просит извинения.
А бульябес - это самое зверское кушанье, которое только су­
ществует на свете. Оно состоит из рыбы, лангуст, красного перца,
уксуса, помидоров, прованского масла и всякой дряни, от которой
себя чувствуешь, точно тебе вставили в рот динамитный патрон и
подожгли его .
Ничего не поделаешь, - надо мириться со вкусами каждого
начальника тюрьмы, музея или эрмитажа. Но тут же, рядом с тюрь­
мой, есть маленький кабачок с надписью: «Граф Монте-Кристо» .
Мы внедряемся туда, заказываем яичницу и пьем красное вино.
Через час появляется смотритель, на ходу утирая рот салфеткой.
Он чересчур вежлив, как, впрочем, и всякий француз. Он с нас бе­
рет по франку за вход в историческую тюрьму (удивительно, не для
того ли Марсель сделала французскую революцию, чтобы респуб­
ликанское правительство получало деньги за право обозрения тю­
рем?); потом, закрыв глаза, точно соловей во время любовной пес­
ни, он начинает нам отчитывать наизусть:
- Вот место, где сидел двоюродный брат польского короля Вла­
дислава или, может быть, Станислава. В этой камере сидел извест­
нъ1й адвокат Мирабо, потомок которого, Октав Мирбо, до сих пор
существует в Доме инвалидов ... Вот здесь заседал революционный
марсельский трибунал. Здесь же по распоряжению суда гильотини­
ровали виновных . Двести восемнадцать смертных казней. Обратите
внимание, господа, что камни иззубрены стойками гильотины.
И правда, он нам показьmает нечто вроде каменнъrх полатей, на
которьrх заседал трибунал, приговаривал к смерти в одну секунду, и
только одну секунду длилось мучение жертвы. Я не знаю, здоровое ли
это впечатление или гал
л
юцинация, но мне казалось, что во всей этой
тюрьме, в этом правительственном музе
е
, пахнет кровью и человечес­
кими извержениями, как будто бы стены пропитались их запахом.
Наша доверчивость развращает смотрителя. С необыкновенно
наглым видом он нам показывает еще один закоулок, с полом вро­
де московской мостовой, без света, и говорит:
-А вот здесь сидел граф Монте-Кристо.
Это нас поражает. Мой друг К. первый не выдерживает серьез­
ности. Он спрашивает:
- Если я не ошибаюсь , граф Монте-Кристо - это не живой
человек, а выдумка Александра Дмитриевича Дюма? Дюма pere?
Это лицо никогда в действительности не существ овало.
431

А. И. Куприн
Смотритель сконфужен, но все-таки милый француз находчив:
он открывает окно и показывает нам на вывеску ресторана. Прав­
да. Написало «Граф Монте-Кристо». Мы соглашаемся. Что поде­
лаешь против очевидности! и папа Доминик благополучно отво­
зит нас в Марсель.
Глава XIX
РУССКИЙ КОН СУЛ
Но не всегда в Марсели пути наши бьши устланы розами - по­
падались и жестокие шипы. Одна дама перевела нам на банк «Ли­
онского кредита» несколько сот рублей . Но по свойственной всем
дамам забывчивости и небрежности она не послала нам заказным
письмом расписки , которую она получила из банка и которая бьша
самым главным документом, удостоверяющим, что мы не жулики,
посягающие на капиталы этого самого богатого в Европе банка.
Раз по двадцати в день мы являлись в великолепное прохладное
здание «Лионского кредита» и, должно быть , порядком надоели
там всем служащим. Эти люди с каменными лицами, в каменных
воротничках хладнокровно отвечали нам:
- Покажите ваш мандат.
Я совал им мой заграничный паспорт, где совершенно ясно бьши
обозначены мое имя и фамилия. Я безошибочно указывал им то
место и то лицо, откуда я жду деньги , но они бьши неумолимы.
Конечно, их можно бьшо бы только похвалить за такую пункту­
альность и за слепое исполнение своих обязанностей, но нам от это­
го бьшо ничуть не легче. В продолжение трех суток мы ничего Н«.
ели и не пили.
Но внезапно блестящая мысль озаряет наши головы: «А что,
если за нас заступится русский консул?»
Итак, с самого раннего утра до поздней ночи мы, как сумас­
шедшие, мыкаемся по всей Марсели , в сладкой надежде разыскать
русского консула.
Ув ы! Это оказывается невозможным . Нас посьшают с одного
конца города на другой. В табачных и колониальных лавочках мы
перелистываем городские указатели за целых три года, но таин­
ственный консул исчез, точно провалился сквозь землю. Наконец,
с большим трудом, уже на третий день мы узнаем, что этот сказоч­
ный человек ютится где-то в окрестностях улицы Piere de Puge. Надо
432

Очер ки
сказать, что эта улица на редкость прекрасна. Громадный плата­
новый бульвар, в вековой тишине которого всегда разлит прохлад­
ный зеленый полусумрак. Нет ни трамваев, ни экипажей - самый
аристократический уголок Марсели. Налево и направо нарядные
спокойные дома, украшенные флагами всех консул ьств мира: япон­
ского, китайского, английского, голландского, персидского, корей­
ского , аргентинского, североамериканского... и под каждым фла­
гом овальная вывеска с гербом страны и с точным указанием ча­
сов, когда консул принимает.
Раз двадцать мы обегали улицу Puge и все к ней прилежащие.
Швейцары и секретари консул ьств глядели на нас, точно на сумас­
шедших, и пожимали плечами:
- Русский консул? Он где-то существует, но ужелет пять-шесть
никто его не видал и не слыхал о нем.
Бог его знает! Скрывался ли он от долгов, или у него в натуре
лежит стремление к перемене мест... этакое изящное бродяжниче­
ство?
В голландском консульстве с нами обошлись совсем неприлич­
но. Консул, сухой и чопорный человек в золотых очках, вниматель­
но поглядел наши документы, удосто верившие нашу личность и
право на получение денег, и сказал нам сурово:
- Во всем , что вы говорите, я не сомневаюсь . Предупреждаю
вас, что русского консула вы не найдете. Но ходатайствовать за
вас перед «Лионским кредитом» я не берусь. Это поведет только к
неприятностям и служебным осложнениям и для меня, и для ваше­
го консула. Лучше сделаем так. Я вам дам взаймы несколько сот
франков, а вы, когда получите ваш перевод или когда вернетесь в
Ниццу, возвратите мне эти деньги .
Но мы одновременно поспешили отказаться. Да и в самом деле:
зачем нам было прибавлять к нашему голоду, жажде, беспомощно­
сти - еще и унижение нашей страны?
Сердечно поблагодарив консула, мы ушли от него и опять очу­
тились на улице. В нашем распоряжении оставалось только пять
сантимов, - приблизительно полторы копейки, - и мы в продол­
жение этих роковых трех дней долго колебались , на что употре­
бить мелочь : купить ли пару папирос или выпить по стакану воды
с лимоном? Жажда пересилила. Около старого порта какой-то древ­
ний старикашка изготовлял и продавал искусственный домашний
лимонад. На ручной тележке помещалась у него большая глыба
льда с продавленным, в виде чашки, углублением, наполненным
433

А. И. Куприн
водой, куда он своими грязными руками выжимал лимоны. Почти
трясясь от жадности, я выпил стакан. А старик поглядел на моего
товарища, улыбнулся немножко застенчиво, немного насмешливо
и зачерпнул для него второй стакан. Сначала я думал, что это был
единственный в Марсели человек, который понял наши страдания.
Но оказалось , что нашелся и другой человек - это милый, толстый
хозяин нашей гостиницы. Когда мы пришли домой, измученные,
разбитые, едва волоча ноги, он отозвал моего товарища в сторону
и сказал :
- Господа! Я вижу, у вас какая-то заминка? Я прошу вас по­
мнить , что весь мой буфет и моя кухня всегда к вашим услугам.
Очень прошу вас не стесняться . Долорес! Дай сюда меню и холод­
ного белого вина.
В этот день мы бьmи сыты и растроганы милым, гостеприим­
ным отношением простого человека, бывшего матроса. И надо ска­
зать , что, подавая нам эту милостыню, он и его жена бьmи так де­
ликатны, так предупредительны, как вряд ли бывают люди во двор­
цах .
Утром все уладилось . Мы бьmи богаты, как пять Пирпонтов
Морганов и один Ротшильд. Громадный букет карминных, почти
черных роз бьm поднесен хозяйке. Бьmи куплены билеты до Ниц­
цы, и наш скромный багаж отвез на ручной тележке какой-то дол­
говязый проходимец на вокзал.
Однако в нас заговорило чувство оскорбленной патриотичес­
кой гордости. М ы во что бы то ни стало решились разыскать кон­
сула, и в конце концов мы все-таки нашли его!!
Нам указал его адрес какой-то цветной швейцар из какого-то
экзотического посольства, пестро и ярко одетый, как попугай ара.
Понятное дело, на сытый желудок человек гораздо энергичнее,
чем в дни, когда он изнемогает от голода, жажды и усталости. Мы
поднялись на пятый этаж по узкой темной лестнице и при помощи
длительных восковых спичек прочитали плакат:
«Русский консул N. N.* принимает от часу до 11/2 по четвер­
гам» . А внизу надпись красным карандашом: « В настоящее время
выехал на дачу» .
* К сожалению, ero фамилий выпала из моей памяти , а то я привел бы
ее полностью . Знаю только, что кончается на ский. {Прим. А. И. Купрщш) .
434

Очерки
Но мы в это время уже были так благодушны, что не рассерди­
лись, а только рассмеялись . Это объявление необыкновенно живо
напомнило нам нашу милую страну, по которой мы уже успели
смертел ьно соскучиться. И только добрым сл овом помянули неле­
пых английских консулов, двери которых открыты для подданных
Великобритании во всякое время дня и ночи.
Гл ава ХХ
ВЕНЕЦИЯ
А все-таки как жалко бьшо прощаться с Марселью! В последний
раз посидели в кафе на улице Каннобьер, увидели в последний раз,
как к тебе подбегает о б орванец с корзинкой в руках и шепчет с
таинственным и испуганным взглядом: «Боста» («Beaux
pistaches») -пpeкpacныe, жаренные в соли фисташки, по сантиму
за штуку, и черномазый бродяга отсчитывает своими грязными
пальцами штуку за штукой фисташки, как какую-то редкую драго­
ценность . Нужно бьmо еще подняться по громадному лифту на верх
горы и зайти в собор Notre Dame de la Garde. Там два придела:
один внизу, другой наверху. Нижний заперт железной решеткой ,
верхний открыт для обозрения публики. Одно зрелище вдруг не­
жно и глубоко волнует меня. Стены огромной церкви сплошь уве­
шаны маленькими мраморными дощечками, на которых выграви­
рованы и позолочены имена и фамилии, а иногда просто инициа­
лы жертвователей . Все это дары моряков, рыбаков, которые бла­
гополуч н о избегли ги бели, обратившись в предсмертную минуту к
покровительству Пресвятой девы, заступницы на водах ... Тридцать
или сорок моделей п арусных судов и несколько картин, написан­
ных акварелью и маслом неумелыми, наивными, но старательны­
ми руками. Таких даров тысяч и. Я гл яжу на них и с волнением ду­
маю:
«Вот этот человек сорвался с грот-мачты во время бури, но ус­
пел счастливо зацепиться, подобно обезьяне, за какую-нибудь пе­
рекладину. Этого смыло волною с борта в море, но удачно бро­
шенный сп асател ьный круг помог ему продержаться на воде, пока
корабл ь не бьш остановлен и его товарищи не успели спустить лод­
ку. Третий, может быть израненный ножами в каком-нибудь тем­
ном и грязном порте Средиземного моря, долго боролся со смер­
тыо, но железная натура выдержала, и вот он живой, как окунь в
435

А. И. Куприн
воде, приносит свою скромную благодарность Царице небесной,
приписывая свое выздоровление ее ходатайству, перед Богом. А во
всех надписях удивительная скромность».
Но, конечно , как и всюду, я наталкиваюсь на громадную доску
из белого мрамора, которую, на общий позор и посмешище, при­
винтил здесь, к древней стене, безвестный русский чиновник Чел­
гоков из города С. Надпись занимает приблизительно около трид­
цати строк, каждая вместимостью в сорок букв . Вот ее содержание
(пишу по памяти) .
«Благодарю Notre Dame de la Garde за то :
1) что однажды, заболев опасной, сложной формой геморроя,
который не могли излечить наши местные невежественные врачи,
я обратился к покровительству заступницы и получил внезапное
чудесное исцеление;
2) что , задумав одно выгодное для меня денежное предприятие ,
я благополучно довел его до конца и теперь обеспечен на всю жизнь;
3) что при помощи той же самой Божией Матери мне удалось
выдать мою старшую дочь за порядочного, солидного человека, с
правильными убеждениями и получающего хорошее жалованье;
4) что мне посчастливилось получить наследство, которое я не
мог ожидать».
Ах, Челгоков, Челгоков! Не так ли ты писал аттестат своей ку­
харке или горничной, которую твоя жена прогнала за амуры с ба­
рином?
Но уже пора. Наступает вечер. Мы в поезде. Мелькают мимо
нас Фрежюс, Сен-Рафаэль, Канн. И вот уже светят два ниццких
маяка. Один в Калифорнии, а другой в Mon-Boron. Один вращает­
ся, пересекая своим серебряным мечом черное небо, с промежутка­
ми в пять секунд, другой выпускает белую электрическую стрелу
через каждые три секунды.
А на другой день вечером мы в Венеции. Сначала кажется не­
много диким и нелепым, когда выходишь из вокзала и носильщик
укладывает твои вещи в черную лодку. К этому впечатлению нуж­
но привыкнуть . На корме стоит, выставив вперед левую ногу, длин­
ный малый и, не вынимая весла из воды, бурлит им воду и гонит
лодку. Сворачивая в какой-нибудь узкий водяной переулок, он из­
дает странный гортанный крик, похожий на стон, и дв е гондолы,
почти касаясь одна о другую бортами, беззвучно проплывают мимо,
точно два черных встретившихся гроба. И в самом деле: прекрас-
436

Очер ки
ная Венеция напоминает громадное кладбище с мертвыми, необи­
таемыми домами, с удивительными развалинами, скрепленными
железом, со старыми церквами, которых никто не посещает, кроме
праздных путешественников.
На другой день опять гондола и обозрение Венеции при днев­
ном свете. Тут я замечаю, что борта лодки украшены медными изоб­
ражениями морских коньков. Лошадиная голова и хвост рыбы -
это красиво ! Впоследствии несколько таких морских лошадей, не­
когда живших, а теперь засушенных, я купил на площади Святого
Марка у надоедливого торгаша. Курьезная, смешная штука вели­
чиной не более вершка . Несомненно, что она послужила прообра­
зом для украшения гондолы.
Хозяин лодки показывает нам вытянутым пальцем на дом с ве­
ликолепной мраморной облицовкой и говорит:
- Это палаццо принадлежало родителям Дездемоны, которая,
как вам известно, вышла так неудачно замуж за Отелл о, мавра,
который служил Венецианской республике. А вот, не угодно ли вам,
фабрика венецианского стекла и хрусталя.
Но фабрика оказывается набором аляповатых, безвкусных без­
делушек, стаканчиков, бокалов, графинов, грубо украшенных по­
золотой.
Наконец, вот и знаменитый Дворец дожей. Он мне казался рань­
ше красивым, покамест в Петербурге, на Морской, банкир Вавель­
берг не устроил себе торгового дома - неудачную копию венеци­
анского дворца.
Но внутри этот дворец просто удивителен: он совмещает в себе
одновременно простоту, изящество и ту скромную роскошь, которая
переживает века. Эти кресла двенадцати дожей, из свиной кожи, тис­
ненной золотом, эти мраморные наличники, эта бронза на потолках,
эта уд ивительная мозаика, составляющая пол, эти тяжелые дубовые
двери благородного, стройного рисунка - прямо восхищение! Каж­
дая, даже самая мелочная деталь носит на себе оmечаток вкуса и дли­
тельно терпеливой, художественной работы. Простой стальной ключ,
всунутый в замок двери, отчеканен рукой великолепного мастера, ко­
торый, может быть, даже не оставил своего имени истории, и я дол­
жен, к моему стыду, признаться, что только большое усилие воли по­
мешало мне украсть этот ключ на память о Венеции.
В этом дворце совершалось правосудие. В нем помещался и суд,
и судебная палата, и сенат. Приговор совершался со скоростью
ружейного выстрела. Проходило пять-шесть часов, и преступника
437

А. И. Куприн
вели в один из темных, мрачных каземато в, расположенных под
дворцом. Человека низкого происхождения удавливали без всяко­
го почтения. Дворяне пользовались исключительной привилегией.
Их вели по узкому темному коридору, который оканчивался ма­
ленькой дверкой, выходящей на канал. Там ему мгновенно отрезы­
вали голову, а ударом ноги сбрасывали его тело в воду.
Все бьшо бы хорошо, если бы ко мне не привязался сторож при
дворце. Я сам не знаю, почему этот человек избрал меня своей жер­
тв ой. Он не отставал от меня ни на шаг. Он объяснял мне каждую
картину, каждую фреску. Наконец я вышел из терпения! Чем я мог
ему отомстить? Тогда я начал ему, в свою очередь, объяснять исто­
рию итальянской школы, наврал ему с три короба о Микеландже­
ло, о Рафаэле, о Леонардо да Винчи, о Бенвенуто Челлини, о Ри­
бейре... Мой проводник заметно угас. Тоскливое выражение по­
явилось в его глазах. Мне даже показалось, что он похудел за эти
несколько минут. Но вдруг опять его глаза блеснули радостью. Он
распахнул окно и с торжеством показал мне пальцем на Лидо , где
стояло несколько броненосцев:
- Посмотрите, синьор, это иностранная эскадра.
Каково же бьшо его удивление, когда я ему сп окойно возразил:
- Синьор! Для меня это вовсе не иностранная эскадра. Это
часть русского флота, флота моей родины . Видите ли вы на корме
белый флаг с косым синим крестом? Это, если вам угодно знать,
Андреевский крест.
В эту минуту я думал, что победа осталась за мной, но не тут-то
бьшо.
- Так вы русский? - спросил сторож. - В таком случае я вам
покажу одну вещь, над которой подолгу останавливаются все зна­
менитые русские путешественники - графы, принцы, бароны и
князья.
Он ткнул пальцем в какую-то щель, проделанную насквозь в
стене, и торжественно произнес:
- Le donosse! !! Сюда приносили жалобы на граждан великой
Венецианской республики другие граждане.
Тут я ничего не мог поделать. Потрясенный и взволнованный,
я сунул ему в руку франк и со слезами на глазах вышел на площадь
Святого Марка.
Длинная, нелепая каланча - Kampanilla (колокольня), - мимо !
Жирные, зобастые, разнеженные, извращенные голуби, которые
438

Очер ки
фамильярно садятся вам на плечи, и какие-то старые ведьмы, кото­
рые тут же продаютдля этих голубей моченые кукурузные зерна, -
мимо! На приземистом соборе св. Марка четверка бронзовых по­
золоченных коней, некогда украшавших триумфальную арку Не­
рона, - прекрасно!
И вот, наконец, мы входим в прохладную сень собора св. Мар­
ка. Но еще на паперти мое внимание останавливает небольшое око­
шечко с правой стороны, ведущее в нечто вроде часовни. Я тре­
бую, чтобы меня проводили туда. Но очередной сторож подобост­
растно изrибается и говорит, что туда можно войти только за от­
дельную плату, и притом прибавляет он: «Может быть, дамам, ко­
торых вы сопровождаете, будет не совсем удобно глядеть на то,
что там находится? И, кроме того, это обойдется по двадцати чен­
тессимов с каждого лица».
В конце концов около него появляется его помощник, и, веро­
ятно, такой же мошенник. Оба они с преувеличенным усердием
открывают тяжелую дверь .
Совсем небольшая комнатка. Посредине ее возвышается брон­
зовое ложе, и на нем лежит бронзовый кардинал. Его звали Зено .
Его тело прикрьша до пояса кардинальская мантия. На голове дву­
рогая митра. Маленькие изящные руки сложены на груди - ма­
ленькие руки, к которым прикасались уста сотен прекраснейших в
мире женщин, руки, которые бьши украшены некогда аметисто­
вым кардинальским перстнем и сотнями драгоценных камней. Его
лицо приводит меня в восторг. Орлиный нос, тесно сжатые власт­
ные губы, выражение надменности и презрения ко всему человече­
ству ...
-
«Да, - думаю я, - этого человека безумно любили и страшно
ненавидели. Его тонкие пальцы умели нежно ласкать, но умели
сжимать чеканную рукоятку кинжала, или бестрепетно вливать в
кубок своего врага и гостя смертельный яд, или вкладывать ему в
рот во время причастия отравленную облатку>>.
Лицом к нему прикованы на цепях скалящие на него зубы два
прекрасных льва, выточенные из рыжего гранита. Я узнал, что мо­
нумент был сдел ан современником кардинала, скульптором
Alessandro Leopardi, а львы принадлежат работе неизвестного ху­
дожника. Но тотчас же другое поразительное зрелище останавли­
вает меня . Под потолком, в небольших размерах, рассказана ху­
дожником в виде мозаик вся история Ирода, Иродиады, Саломеи и
Иоанна. Художник этот - Боттичелли.
439

А. И. Куприн
Конечно, на любой из русских выставок цензор по части худо­
жественных картин велел бы убрать эти фрески или, по крайней
мере, завесить их простынями. Здесь с грубой, но прелестной наи­
вностью изображены нетленными красками: и роскошный пир
Ирода, и пляска Саломеи, и палач, отсекающий голову, и отдельно
самая голова, изображенная с ужасными реальными подробностя­
ми, с текущей кровью и со слипшимися волосами. А знаменитый
танец Саломеи заставил бы покраснеть и отвернуться Иду Рубин­
штейн.
На Саломее ... на ней, то есть, я хотел сказать, на этой длинно­
ногой прекрасной женщине, с невинно наклоненной набок голо­
вой и с удивленно поднятыми кверху тонкими бровями... вы пони­
маете, что я хочу сказать? .. На ней нет совсем ничего .
Мне кажется, моя догадка не ошибочна. Боттичелли писал эту
роскошную картину для кардинала. Неизвестный художник почти­
тельно поднес ему высеченных из гранита львов. А кардинал пове­
лел окружить свою гробницу любимыми произведениями искусст­
ва и не пускать к нему в его вечное жилище назойливую публику.
Три дня подряд я посещал этот удивительный склеп, потом ...
длинный, скучный путь до Вены, мещанская Вена, возмутительная
русская таможня в Границе и - Господи, благослови! - Россия.
Р. S. Неизбежный совет всем русским туристам. Оставляйте Ве­
нецию и кардинала Зено в виде десерта: после них все кажется пре­
сным.
<1913>
440

А . И. Куприн.
Гатчина, 1913 г.

,..
.
-..
АПОКРИФЫ

Конка на набережной.
А нглия, начало ХХ века.

ДВА СВЯТИТЕЛЯ
Вспьшьчивый , страстный, дерзкий на сл ово и на руку, небрезг­
ливый и беспокойный бьш епископ Николай, кроткий и немудре­
ный пастырь своего стада. Двери его дома всегда бьши не замкну­
ты : и днем и ночью. Приходили к нему христиане, и тайные языч­
ники, и даже ариане, приходили знаменитые римские вельможи,
рыбаки, матросы, всадники, актеры, каменотесы, плотники , земле­
владельцы, рабы и вольноотпущенники, гладиаторы, воры, пала­
чи, наемные убийцы, вдовы, сироты, старики, дети... Особенно дети.
Ссорились и мирились, целовались и опять ссорились, дразнили
друг дружку, танцевали, плакали и смеялись, таскали потихоньку
сладкое и во всех своих маленьких обидах требовали, чтобы судьей
их бьш непременно сам владыка. Бывало, разыгравшись, представ­
ляли самого отца Николая (и правда, он бьш истинным отцом, боль­
ше, чем родные отцы), а он увидит и сурово крикнет на них. И сам
не может сдержать улыбку. И дети рассмеются. Ведь он только при­
творяется строгим.
Ни одной, даже самой пустячной просьбы он не оставлял без
внимания. И сколько тяжких человеческих грехов он разрешал и
лечил своею благостною душою! Но его столетняя экономка и стря­
пуха Василида часто делада ему выговоры за то, что скромная его
казна отверста для каждого проходимца...
Касьян Римлянин бьш сыном, внуком и правнуком свободных
римских граждан. Получил он по тому времени широкое образо­
вание, то есть знал очень многое, и притом знал основательно . Он
свободно владел греческим и древнееврейским языками, разбирал
арабские, халдейские, финикийские и египетские надписи, начер­
танные на папирусе и на камнях, понимал в музыке, стихосложе-
445

А. И. Куприн
нии и архитектуре и бьш усердным посетителем многочисленных
философских школ. Умел молча слушать и кстати сказать веское
слово. Ценил шутку, но сам редко смеялся. Бьш образцом внима­
ния, вежливости, терпения и учтивости. Никогда не опаздывал и
всегда приходил вовремя. К чужим слабостям бьш холодно снис­
ходителен, но к самому себе неумолимо суров.
Под конец своих земных дней, следуя искреннему душевному
влечению, он удалился в монастырь, где бьш настоятелем. Гораздо
раньше великих учителей Антония и Феодосия он разработал мо­
нашеский устав, не пренебрегая даже мелочами. Замечательны его
указания относительно одежд, чиноначалия, братских приветствий,
постов, молитв, трапез, послушания, целомудрия, а также обетов
молчания, смирения и покаяния. Труды его до сих пор еще не оце­
нены по достоинству святою церковью, но несомненно, что многие
умилительные акафисты, точные каноны и ставшие апокрифичес­
кими безвестные изречения принадлежат его творчеству. В них чув­
ствуется та сжатость и меткость, то благородство стиля и то уваже­
ние к слову, которые роднят Касьяна Римлянина с Юлием Цеза­
рем, Светонием, Горацием и другими римскими языческими клас­
сиками .
...Не знаю, читал ли я где-нибудь давным-давно лу легенду, или ,
может быть, кто-то рассказывал мне ее в моем отдаленном детстве,
но вот что однажды случилось . Приходит посланец Божий, архан­
гел Гавриил, к обоим святителям и говорит:
- Вас зовет к себе Господь. Наденьте белые одежды.
Касьян всегда бьш готов предстать пред страшное и грозное
лицо судии. Взял он в руки легкий посох и сказал:
- Пойдем , брат Николай .
А Николай забеспокоился. «Как же, - думает он, - оставлю я
свое малое стадо? Вот этого завтра будут казнить, а того надо ос­
вободить из тюрьмы, здесь грузчик плохо обращается с семьей, -
следует его построжить, да и детишки без меня соскучатся ...» Но,
впрочем, подумал-подумал, вздохнул и сказал:
- Ты уж там, Василида, без меня не особенно скупись на день­
ги!
- Знаю, - ответила Василида. - Вы бы сами там как-нибудь
поаккуратнее, владыко.
- Постараюсь, честная мать Василида! Пойдем, брат Касьян,­
я собрался.
446

Апокрифы
Вот, стало быть, идуr они путем-дорогою, и все у них по-хоро­
шему. Оба спокойные, оба в белых одеждах. И сердца их так же
чисты , как их ризы . Но неуемная душа Николая нет-нет да и
взметнется. «Заушил ты Ария, Николай?» -спросит Господь. Я так
прямо и отвечу: «Да, Господи, заушил !» - «Как же тебе не стыдно?
А еще святителъ, а еще епископ, а еще воздержания учитель! .. » -
<<Да, - скажу, - Господи, это мой великий грех. Не стерпел. Очень
мне противно показалось . Уж если сомневаться в том, что Иисус
Христос не твой сын, а простой, обыкновенный человек, то, зна­
чит, долой и веру, и церковь, и будущую жизнь. Стократно неправ
бьш я в тот день. Накажи меня, отец, накажи посильнее...» А вот
то , что ко мне разные люди приходят, - и блудницы, и преступни­
ки, и язычники, и всякий простой народ, и я их врачую и настав­
ляю , как умею... Туг уж я ничего не сумею ответить. Просто скажу
ему: «Куда же им, глупым и бедным, идти, кроме меня? Ну, неволь­
но и пожалеешь. Прости меня, всемилостивый, за смелость мою!»
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вот уже
почти дошли святители до Града Невидимого, и вдруг на пуrи за­
минка . Оказывается, ехал мужик с тяжелым возом по грязной до­
роге, да заснул и увязил в грязище лошадь и телегу. Ну, известно,
мужик - дурак. Давай полосовать мерина и кнуrом и кнуrовищем,
да еще ругается,
- Экий ты, братец, какой несуразный! - говорит ему Нико­
лай. - Чем зря животину стегать, ты бы ее рассупонил сначала.
-А ты откуда взялся, такой-сякой? Сам рассупонивай , коли
тебе охота!
- И обязательно рассупоню.
Рассупонил, поставил Николай одра на ноги, огладил. Лоша­
денка о святителев рукав мордой потерлась, а от нее пар идет.
- Ну, теперь, - говорит Николай, - давай, мужичок, телегу
выворачивать .
- Я тебе не батрак, - это мужик-то ему, Николаю. - Сам
тащи!
«Эх, дурачок, дурачок!» - думает Николай. Однако понатужил­
ся, покряхтел, поставил воз на дорогу. Обтер, значит, ручки об одеж­
ду и уж хотел шагать за Касьяном, и еще шага не успел шагнуrь,
как мужик бух среди грязи на колени и кричит:
- Землячок, а землячок, подожди! Ведь это ты правильно ска­
зал , что я - свинья окаянная и дурак. Прости ты меня, пожалуй-
447

А. И. Куприн
ста. Да и лицо-то твое что-то мне больно знакомое. Может, если по
пути, так довез бы? Ишь ты , как пальтецо-то изгваздал.
Светло-светло улыбнулся Николай. Погладил мужика по его
вшивой голове и отвечает:
- Да уж ладно, чего там ! Бог простит. Ты меня не осуди на
скором сл ове. А идти нам не по дороге: мы к начальству.
Мужичонка ему кричит вслед:
-А может, когда в нашу деревню завернешь? Я для тебя ­
все. Самовар выпьем . Я для тебя в лепешку растреплюсь. Старуха
моя как рада будет! Она, брат...
И унес ветер мужиковы слова в степь.
Идут дальше святители. Николай нет-нет да и вспомнит про
своего мужичка и весело ухмьшьнется в седую, круглую, короткую
бороду. Но и Касьян его не осуждает. «Будь время, - думает, - я
бы и сам бедняжке пособил и вразумил бы его . А то ведь дело-то
какое: сам Господь требует».
Вот таким-то манером и пришли они в рай. Там все кругом цве­
ты белые, дух от них хороший, дорожки песочком посыпаны. Ан­
гелы это ходят, крьшышки у всех у них беленькие, ликуются, песни
играют сладкие. Угоднички святые в праздничных ризах по пароч­
кам расхаживают, беседы беседуют утешные. Жар-птицы по дерев­
цам перепархивают. Ручейки журчат...
Встречает святителей сам архангел Гавриил , отворяет большие
золотые двери брильянтовым ключом и говорит:
- Мир вам, учители!
- Мир и тебе!
А тут как раз сидит на троне и Господь Бог Саваоф. Стали пред
ним святители, поклонились трижды до земли. Ждут и молчат.
Потому что оба они знают, что известны все их дела и помышле­
ния и взвешены наперед. И вот спрашивает Бог:
- Отчего же вы так поздно? И почему Касьян такой белый, а
ты, Николай, так измарался?
Николай и говорит:
- Брат Касьян, уж сдел ай милость, расскажи ты все, как бьшо .
Конечно, неловко Касьяну товарища выдавать, однако расска-
зал все по порядку, как и что: и про архангела, и про белые одеж­
ды, и про мужичонку, и про лошадь. Подумал-подумал Бог и ска­
зал . Сказал так просто , ласково:
- З вал я вас, дети, вот для чего : хотел я вам именины назна­
чить . Так вот, Касьян: ты будешь именинником раз в четыре года
448

Апокрифы
на двадцать девятое февраля. Ибо весь ты в строгости дела моего,
и земные заботы только отяготят тебя. Ученики твои будут чинны
видом и крепки в поступках. И устав мой будут блюсти паче обы­
чая и паче милосердия.
Тебя же, Николай, будут праздновать дважды в год, на Николу
Сухого и на Мокрого. И пусть чтут тебя все сл абые, голодные,
вшивые и больные, все погибающие и преступные, христиане и языч­
ники, и все грешники поневоле и по неразумению. Это тебе в нака­
зание за твои загрязненные ризы и за то , что ты приласкал мужика.
Итак, идите, дети мои, с миром и поступайте, как доселе посту­
пали. Вижу я, что хоть по-разному, но чисты ваши души и безуп­
речны помышления ... Грядите во имя мое.
Поклонились святители Господу, облобызали край его свето­
зарной ризы и возвратились на землю, восхваляя вышнюю премуд­
рость.
<1915>
ПЕГИЕЛОШАДИ
Апокр иф
Николай угодник бьm родом грек из Мир Ликийских. Но греш­
ная, добрая, немудреная Русь так освоила его прекрасный и крот­
кий образ, что стал извека Никола милостивый ее любимым святи­
телем и ходатаем. Придав его душевному лицу свои собственные
уютные черты, она сложила о нем множество легенд, чудесных в их
наивном простосердечии . Вот - одна.
Ходил , ходил однажды батюшка Николай угодник по всей рус­
ской земле, по городам, по деревням, сквозь леса дремучие, через
болота непролазные, путями окольными, дорожками просельны­
ми, в дождь и снег, в холод и зной ... Всегда у нас ему много дела:
умягчить сердце жесто кого правителя, обличить судью неправед­
ного, построжить жадного не в меру торговца, вызволить из сырой
тюрьмы невинно заключенного, испросить помилование пригово­
ренному к напрасной смерти, подать помощь утопающему, обо­
дрить отчаянного, утешить вд ову, пристроить сироту к добрым
людям ...
449

А. И. Куприн
Народ наш - темный народ, слабый, неученый. Весь он гре­
хом оброс, как старый придорожный камень грязью и мхом. Куда
ему обратиться в тяжкой беде, в болезни, в прискорбный покаян­
ный час, когда глаза сквозь стены видят? К Господу - далеко и
страшно. Заступницу небесную можно ли тревожить мужицкой
коростою? Другие святители и преподобные - каждый по своей
части. Некогда им. А Никола - он свой, небрезгливый, простой,
скоропоспешный и для всех доступный. Недаром к нему не только
православные прибегают с просьбишками, но и всякие другие на­
роды : и мордва, и зыряне, и вотяки, и черемисы-идолопоклонники.
Даже татары - и те его чтут. Воры и конокрады - на что уж люди
оmеты, а и те осмеливаются ему досаждать краткой молитвой.
Так-то вот ходил и ходил угодник Николай по древней широ­
кой Руси... Только вдруг является к нему небесный вестник.
- Забрался ты, святитель, в такую трущобину, что сыскать тебя
мудрен о, и все свои церковные дела ты запустил. А между тем беда
идет неминучая. Восстал на православие злой Арий Великанище.
Книги святоотческие наземь мечет. Хулит святые таинства. Похва­
ляется громко , что в неделю православия стану де я , Арий Велика­
нище, посреди Никитского собора и при всем народе истинную веру
навеки ниспровергну... Поспеши же, батюшка Никола, на выруч­
ку. На тебя одного надежда.
- Поеду, - молвил святитель.
- Да не медли, родной. Времени совсем чуть-чуть осталось, а
путь, сам знаешь, какой долгий.
- Сегодня же поеду. Сейчас. Улетай с миром...
Бьт у святителя один знакомый стоешник, по имени Василий,
человек жизни благочестивой, но по своему делу первый знаток:
такого другого протяжного ямщика бьшо не найти. К нему и за­
шел во двор угодник.
- Облокайся, Василий. Пои коней. Едем.
Не спросил Василий - далеко ли. Знал, что если дело поблизо­
сти, то Никола милостивый пешком бы пошел, потому что очень
жалел лошадей.
Говорит:
- Слушаю , отец . Посиди в избе. Мигом заложу.
В эту зиму снега лежали страх какие глубоченные, а дороги бьши
еле проезжены. Запряг Василий трех лошадей гусем: впереди ло­
шаденка махонькая, ледащенькая, от старости вся белая , в гречке,
450

А втограф рассказа А . И. Ку пр ина
«Пегие лошади» с пр авкой.

Апокрифы
но хитрющая и в дороге удивительно памятливая; за ней - воро­
ная, доброезжая , однако с ленцой, кнут ей вроде овса бьш надобен,
а в оглоблях - доморослая гнедая кобьша, смиренная и сгаратель­
ная, кл ичкой Машка.
Навалил Василий в сани с отводами ворох соломы, покрьш ве­
ретьем, подтыкал с боков и посадил святителя. А сам уселся на об­
лучку, по-ямщичьи: одна нога в санях , а другая снаружи, что бы,
значит, на раскатах оmихиватъся. Шесгь вожжей у него веревоч­
ных в руках да два кнута: один - покороче, за валенок засунут, а
другой предлинный, кнутовище на руку вздето, конец далеко за
санями бежит, снег вавилонами чертит.
Неказисгая троечка у Василия, а другая с ней никакая не срав­
нится. На двух передовых лошадях хомутъ1 с бубенцами - бубен­
цы в лад подобраны, - а под дугой у коренника валдайский коло­
колец качается, малинового звона. Такая музыка, что за пять версг ·
слышно: чесгные люди едут. Со сгороны поглядеть - точно враз­
валку лошади бегут, а ни одному знаменитому рысаку за ними впро­
тяжную не угнаться - духу не хватит. Белая лошаденка шею опус­
тила, след разнюхивает, к снегу приглядывается; где дорога сверт­
ку дает, ей и вожжей не надо - сама путь верный учует.
Иной раз задремлет Василий на облучке, но и сквозь дрему од­
ним ухом слушает. Только услышит, что разладились бубенчики с
колокольчиком, мигом встрепенется. Если какая лошадь лукавит,
постромок не тянет, на других работу валит, он ее сейчас же кну­
том опамятует, а какая не в меру усердсгвует - ту вожжой попри­
держит, - и опять все в порядке . Бегут лошадки ровно и мерно,
как заведенные, только уши назад торчком поставили. И звенят,
звенят на дальнем снежном пути бубенчики.
Встречались им порою разбойники. Вьшезут из-под моста мо­
лодчики придорожные, сганут поперек пути засгавой:
- Стой, держи коней, ямщик. Кого везешь? Боярина богатого,
купца тороватого или попа пузатого?" Говори : смерти или живота?
А Василий им:
- Разуйте глаза-то, олухи окаянные. Али не видите, кто сидит?
Поглядят разбойнички и в землю повалятся.
- Прости нас, негодяев, святитель Божий. Эка мы, дураки, оп­
росговолосились! Просги, сделай милость .
- Бог простит, - скажет Никола милосгивый. - А вы бы ,
братцы, меньше народа кровянили". Страшный ответ вам придет­
ся давать на том свете.
451

А. И. Куприн
- Ой, грешны, батюшка, свыше головы грешны ... А ты все же,
милостивец, не забывай и нас, злодеев, в своих молитвах ". Мир
тебе пуrем-дорогой.
- И вам мир на стану, разбойнички.
Так вот Василий и вез святителя много дней и ночей . Кормить
останавливался у знакомых стоешников: везде у него бьши дружки
и кумовья. Проехали уже Саратовскую губернию, проехали коло­
нистов, подались на хохлов, а за хохлами пошли чужие земли.
А тем временем выходит Арий Великанище из своего высокого
терема, припадает ухом к сырой земле. Слушал долго, поднялся
чернее тучи, слуг своих верных кличет:
- Уж вы, слуги мои, слуги верные. Учуял я издали, что Никола­
чудотворец к нам из России поспешает. А везет его кесемской ям­
щик Василий. Приедет Николай раньше недели православия - все
мы - и вы и я - пропадем пропопадом, как тараканы. Делайте, слу­
ги мои, все, что хотите и умеете, а чтобы непременно вы мне святите­
ля на день, на два в дороге задержали. Иначе - всем вам головы
отрублю и ни одного не помилую ... А кто изловчится и приказ мой
исполнит, того осыплю золотом и каменьями самоцветными и от­
дам за него замуж дочь мою единственную, красавицу Ересию.
Побежали слуги - как на крьшьях полетели.
Едет Василий с угодником чужими странами. Народ все пошел
диковинный, несуразный, неприветливый. По-русски совсем не
хотят говорить . Сами лохматые, черные, а рьша у них скобленые, и
глаза исподлобья, как у волка...
Остался путникам всего один переезд. Завтра к обедне будуr в
Никитском соборе. Остановились на ночлег в селе у какого-то та­
мошнего стоешника, на выезде. Суровый мужик попался, вовсе не­
разговорчивый и грубый.
Спросили овса для коней. «Нет овса, весь вышел» . - «Ничего ,
Василий, - говорит Никола, - возьми-ка пустой мешок из-под
сиденья да потряси над яслями». Сделал по его приказу Василий, и
из мешка полилось золотым потоком тяжелое пшеничное зерно :
полны кормушки насыпал.
Спросил поесть. Мужик знаками показывает: «Нет, мол , у меня
для вас ничего». - «Ну что же, - говорит святитель, - на нет и
суда нет. Хлеб у тебя, Василий, есть?» -«Есть, батюшка, малая
краюха, только черствый хлеб-от». - «Ничего. Мы его в воду по­
крошим и тюрю похлебаем» .
452

Апокрифы
Поужинали, помолились и легли. Угодник на лавке, Василий
на полу. Заснул Никола тихо, как ребеночек . А Василию не спится.
Все у него как-то на сердце неспокойно... Среди ночи встал лоша­
дей поглядеть. Пошел в конюшню, а оттуда бегом прибежал. Лица
на нем нет, весь трясется. Перепугался. Стал будить святителя.
- Отец Николай, встань-ка на минутку, пойди со мною в ко­
нюшню, погляди, какая беда над нами стряслась ...
Пошли. Отворили конюшню. А уже надворе развиднять стало.
Смотрит святитель и диву дается. Лежат лошади на земле, все как
есть на части порублены : где ноги, где головы, где шеи, где туло­
ва... Взревел Василий. Лошадки уж больно хороши бьmи.
Говорит ему святитель ласково:
- Ничего, ничего , Василий, не ропщи, не убивайся. Этому горю
пособить еще можно. Возьми-ка да составь поскорее лошадей, как
они живыми бьmи, часть к части.
Послушался Василий. Приставил головы к шеям , а шеи и ноги
к туловам. Ждет - что будет.
Сотворил тогда Николай чудотворец краткую молитву, и вдруг
мигом вскочили все три лошади на ноги , здоровые, крепкие, как ни
в чем не бывало, гривами трясут, пграют, на овес весело гогочут.
Бухнулся Василий в ноги святителю.
Еще до зари выехали. Стало дорогою светать. Вдалеке уже крест
на Никитской колокольне поблескивает. Только видит Николай
угодник, что Василий на облучке то налево, то направо нагнется,
все как будто бы что-то на лошадях разглядывает.
- Ты что это там, Василий?
- Да вот, святой отец, все гляжу... Лошади-то мои как будто в
разные масти пошли. То бьmи ровных цветов, а теперь стали пегие,
точно телята. Никак, я в темноте да впопыхах все их суставы пере­
путал?.. Неладно это вышло, однако...
А святитель сказал:
- Не заботься и не суетись. Пусть так и будет. А ты, милый,
трогай, трогай ... Не опоздать бы.
И, правда, чуть-чуть не опоздали. Служба в Никитском соборе
уже к самой середине подходила. Вышел Арий на амвон. Огром­
ный, как гора, в парчовой одежде, в алмазах, в двурогой золотой
шапке на голове. Стал - перед народом и начал «Верую» навыво­
рот читать.
«Не верую ни в отца, ни в сына, ни в духа святого ...» И так все
дальше, по порядку. И только что хотел заключить: «Не аминь»,
453

А. И. Куприн
как отворилась дверь с паперти и поспешными шагами входит
Николай угодник ...
Только что из саней выскочил, едва армяк дорожный успел ски­
нуть, солома кой-где пристала к волосам, к бородке седенькой и к
старенькой рясе... Приблизился святитель быстро к амвону. Нет,
не ударил он Ария Великана по щеке - это все неправда, - даже
не замахнулся, а только поглядел на него гневно. Зашатался Вели­
канище и упал бы, если бы слуги под руки не подхватили. Слов он
своих пагубных окончить не успел и только промолвил :
- Выведите меня на чистый воздух. Душно здесь, и под ложеч­
кой у меня плохо.
Вывели его из храма в соборный садик, а тут ему беда приклю­
чилась. Присел он около дерева, и треснула его утроба, и вывались
его все внутренности на землю. И помер без покаяния.
А у Василия-ямщика с той поры повелись да повелись пегие
лошади. И всем давно стало известно, что у лошадей этой масти
самый долгий дух в беге, а ноги у них точно железные.
Теперь зима. Ночь. Выходили мы на дорогу, смотрели - не
видать ли на снегу змеистой борозды от Васильева длинного кну­
та, слушали - не слыхать ли бубенцов с колокольчиками? Нет. Не
видать. Не слыхать.
Чу! Не слышно ли?
1918
454

Апокрифы
АПОКРИФЫ В ТВОРЧЕСТВЕА. И. КУПРИНА
Особое место в творчестве и в душе Куприна заняли апокрифы
«Господня рыба», «Два святителя», «Пегие лошади» , что свидетель­
ствует об обращении классика к фольклорно-религиозной культу­
ре и такому феномену как христианская легенда.
Апокриф* (греч. - тайный) как литературный жанр ближе к
фольклору, чем к агиографической литературе, его можно назвать
агиографической легендой, ибо тщательно хранимые сочинения о
;Христианских персонажах, дополненные измышлениями и любов­
но украшенные, становятся созданием устного народного творче­
ства. Куприн , говоря о нетленных образах прошлого - церковных
и светских, признавал , что «чудесною властью искусства знакомые
всем с детства биографии вновь расцветают в прелестные и чистые
легенды». Одну из таких чудесных христианских легенд Куприн ус­
лышал от балаклавских рыбаков, с трепетом и глубокой верой рас­
сказывавших о Господней рыбе. Древняя легенда особенно трону­
ла своей наивной рыбачьей простотой, удивив: до какой глубины
времени восходит этот апокриф, если рыбаки называют Господню
рыбу еще и Зевсова рыба.
Рассказчиком апокрифа, который составляет пятую гл аву в
Купринском цикле «Листригоньш (1907 г.), выступает православ­
ный рыбак-грек Коля Костанди, который слышал это наивное дав­
нее сказание от таких же простых немудрых старых греков.
* Апокриф (греч. - тайный) - книга религиозного содержания, не
совпадающая с официальным вероучением , объявленная церковью лож­
ной . Апокрифы содержат богатый ле гендарный материал , в осполняющий
Священную историю.
455

А. И. Куприн
Чуду воскресения Христа трудно бьшо поверить, даже Мать Его
задрожала и воскликнула в испуге: «Сотвори чудо, чтобы я уверо­
вала». Господь взял лежащую на о гне рыбу, и она ожила, а на рыбе
с тех пор остались два небесных пятна - это следы Господних паль­
цев . Как точно нашлось и закрепилось определение: небесные пят­
на - голубые как небо, ведь это дар Небесный - от Господа.
Апокрифы и легенды у Куприна прозрачны по своей общсктвен­
ной сути. По изучению исторического контекста становится более
понятным, какой драматический духовный опыт лежит в их основе,
как отразилось в них мировидение народа и самого автора. Выбран­
ный жанр помогает ему собрать воедино и сконцентрировать мысли
и чувства. В христианских легендах есть простой нетленный состав,
крепкий хребет нации. В эпоху Серебряного века, когда у людей ис­
чезла вера в чудо, в силу духа над силой тела, когда современная
жизнь не оставляла места для душевного поучения, уложенного в
предание старины, Куприн обращается к образу Николая Заступни­
ка. Пристрастие IШсателя к народно-поэтической традици
и
сказалось
и в выборе темы, и в выборе образа: в двух апокрифах А. И. Куприна
обнаруживаем отражение культа Николая Чудотворца.
Произведению «Пегие лошади»* Куприн дал авторское опре­
деление «апокриф» . Созданный в раздираемом противостоянием
1918 году рассказ «Пегие лошади» отразил и расколотое время, и
противостояние двух миров, и сокровенное упование на заступни­
чество Николая Угодника. Обращение Куприна к жанру апокрифа
вызвано не только общим интересом писателя к фольклорным фор­
мам и мотивам. Апокрифы Куприн пишет во время смуть1 и потря­
сений Первой мировой войны и двух последующих революций,
когда возрастает необходимость самоидентификации, самоопреде­
ления, обращения к корням - языку, вере, что дает ощущение за­
щищенности и устойчивости. По признанию самого Александра
Куприна, народные предания позволяют судить о народном вооб­
ражении и интуиции, социальной психологии, особенностях миро­
воззрения, качествах этнического самосознания, из которых и скла­
дываются понятия: национальный характер, национальное своеоб­
разие. Апокриф как поэтическое зеркальце православного народа
причудливо отражает мир этноса, его заботы, мечты, эстетические
вкусы и нормы.
* Апокриф «Пегие лошади» напечатан в газете «Новая русская жизнь»,
1920, No 82, г . Хельсинки.
456

Апокрифы
Любопытно проследить отражение культа Николая Чудотвор­
ца в народной христианской жизни , народной поэтике, фольклоре
и художественных произведениях А.И. Куприна. Самый почитае­
мый на Руси христианский святой в сознании русских людей святи­
тель Николай Мирликийский - универсальный защитник детей ,
вд ов, дев-бесприданниц, мореходов, рыбаков, путешественников.
Святой Николай воспринимается как покровитель русской земли,
и не случайно французский писатель, участник наполеоновских
войн Стендаль как очевидец событий считал, что не воззвания и не
награды «воодушевляли русских солдат на бой, а приказания свя­
того угодника Николая». Образованные русские еще присовокуп­
ляли в своем сознании, что имя Николай - от греческого слова
«победа» , т. е. «победитель народов» .
Можно предположить, что для Куприна интерес к Николаю
Чудотворцу связан с особым почитанием его образа у моряков,
рыбаков и лошадников, от которых писатель мог услышать раз­
личные варианты чудесных историй , из которых ясно: Никола -
русский Бог и пользуется в народе огромным уважением за свою
любовь к крестьянам , почитается самым старшим святым угодни­
ком, самым близким к Господу. Сюжет купринских рассказов на­
веян апокрифами и народными легендами. Из апокрифов заим­
ствован эпизод столкновения Святителя Николая с Арием-велика­
нищем . В житии Святого Николая Мирликийского говорится, что
Николай Угодник «посрамил сего еретика Ария не только сл овом,
но и делом , ударив в ланиту»*.
Куприн же воспроизводит народную версию этого эпизода:
«Нет, не ударил он Ария-Великана по щеке - это все неправда, даже
не замахнулся , а только поглядел на него гневно». Характеристика
Николая Угодника как народного заступника, описание его стран­
ствий по русской земле и чудотворного оживления разрубленных
на части лошадей очень близки к фольклорным сказкам .
В сказке «Микола - милостивый»**, записанной в 1884 г. в
Самарском крае известным фольклористом-собирателем Д. Н. Са­
довниковым, есть подобная сцена : Николай отрубает головы ло­
шадям Михаила Архангела и Егория и голову одной лошади при­
живляет к другой. «Вышли они на крьшьцо , посмотрели на своих
* «Жития святых на русском языке», М., 1903.
** «Сказки и предания Самарского края», С-Пб" 1884.
11"зооо
457

А. И. Куприн
лошадей, не разберут, чьи это лошади . Михайло смотрит на своего
белого коня, а голова-то у него вороная ... Егор смотрит на своего
вороного коня, а рьшо-то у него бело ... Взял Микола при них то­
пор, снова отрубил лошадям головы, переставил как следует, спрыс­
нул с молитвой Богоявленской водицей - головы опять срослись,
и лошади ожили» .
Рассказ Куприна очень близок к устной поэтической традиции :
в его повествовании лошадей погубили, разрубив на куски, лихие
люди - слуги Ария. Одна из тайн природного мира и его тварей, в
частности, появление пегих лошадей разрешается в народном со­
знании идеально просто . Пегие лошади для природы - явление
ненормальное, но в крестьянском быту эти спокойные, выносли­
вые рабочие лошади очень ценятся. По недоразумению создал их
святой Николай, спасая: в темноте собрал по частям разрубленных
лошадей ямщик, а Николай молитвой оживил, но части оказались
от разных лошадей . Так появилась новая масть - пегие лошади.
Страстный лошадник Александр Куприн интерпретирует извест­
ный мотив в народно- поэтическом духе. Его апокриф приближен
к русским реалиям устной поэтической традиции: бьш у святителя
знакомый русский ямщик Василий; «уселся Василий на облучке по­
ямщичьи - одна нога в санях, а другая снаружи, чтобы на раска­
тах отпихиваться»; само сл ово «облучок» безэквивалентное, поня­
тие чисто русское, как и хомуты с бубенцами, и валдайский коло­
колец под дугой. Тон повествования лексически и интонационно
приближен к русскому фольклору: «путем-дорогою», «беда неми­
нучаЯ>>, «чернее тучи», «смотрит и диву дается». События описыва­
ются языком русской сказки, в которой даже словеса ангела неис­
кусны и просторечны. Таким же русским ладом звучит речь Нико­
лая Угодника: «облокайся, Василий», «тюрю похлебаем», «этому
горю пособить можно».
Поэтика апокрифа такова, что восприятие его зависит еще и
от способности читателя, слушателя чувств овать ритм, музыку
фраз : «Ходил , ходил однажды батюшка Николай Угодник по всей
русской земле, по городам, по деревням , сквозь леса дремучие,
путями окольными, дорожками просельными ...» Созвучный рус­
скому сердцу апокриф открывает свой сокровенный смысл и про­
нимает насквозь.
Самым интересным в плане ментально-лингвистического ком­
понента представляется апокриф «Дв а святителЯ>> (1915 г.). Отли­
чаясь наивным простосердечием и погружая читателя в мир очаро-
458

Апокрифы
вательных народных вымыслов, он утверждает превосходство мо­
рал и над законом как мнение и понятие православного русского
человека , нравственного состояния его души. Незамутненная душа
народа с царящей в ней наивной верой в высшую справедливость
ставит неизмеримо выше закона и разума душу и то, что исходит
из души - милосердие. Православная система ценностей, которая
наложилась на языковую культурную среду, дала неожиданное
апокрифическое объяснение почитания двух святых.
В основу купринского рассказа легли народные и христианские
легенды, связанные с именами святых угодников Николая Мирли­
кийского и Кассиана Римлянина. Николу Угодника не зря называ­
ют в народе Милостивым. Общеизвестно русское присловье: «Гос­
подь милостив. Если бы бьш справедлив, то рода человеческого
уже не существовал о бы». Об этом и в этом сокровенный смысл
апокрифа. Что выше: справедливость, закон или милосердие? На­
родное мнение однозначно, и купринский апокриф - ясное отра­
жение народного мировидения.
Композиционно апокриф «Два святителя» построен на антите­
зе двух характеристик : спеси вый, педантично-правильный закон­
ник и образованный богослов святой Касьян (именно так в народе
называют Кассиана Римлянина) выглядит сухим и черствым ; свя­
титель Николай - простой, отзывчивый, небрезгливый, милости­
вый. Сияющим символом выступают их белые одежды, в которых
они должны предстать перед Богом : по русскому обычаю в чистых
белых рубахах. Но если Касьян в одночасье готов оставить земные
дела, то Никола - неуемная душа беспокоится о пастве : как же
мал ое стадо останется без его присмотра, заботы. Сердца у них чи­
сты, как их ризы, но Николай Угодник замарал одежды свои, по­
могая русскому мужику вытаскивать лошадь и телегу из грязи. В
предста влении русского мужика идут они к Богу, как к начальству.
А Рай в мужичьем представлении место ухоженное: дорожки пе­
сочком посыпаны, везде цветы, ангелы с белыми крьшышками, пес­
ни сладкие играют, жар-птицы на деревьях. Встречает угодников
Архангел Гавриил, открывает золотые двери «брильянтовым» клю­
чом. В контексте народных традиций эти детал и глубоко обосно­
ваны - таково представление русского мужика о Рае.
В финал е дана короткая и емкая развязка. Господь призвал свя­
тых угодников, чтобы именины им назначить . Касьяну, которому
земные заботы в тягость, именины будут один раз в четыре года
(29 февраля) : «Ученики его Устав будут блюсти паче обычая и паче
459

А. И. Куприн
милосердия». К добросердечному Николаю Угоднику идут все нуж­
дающиеся, и Господь рассудил установить ему два праздника - зи­
мой и весной. Это Божье наказание за то , что Никола приласкал
мужика, но наказание это выше всякой награды - вот объяснение
народное. В апокрифе отразились собственные уютные черты и
мировидение русского мужика, почитающего Николу как помощ­
ника в крестьянских делах. Куприн улавливает ментальный прин­
цип гармонии в душе русского человека: гармония мира в любви и
милосердии. Мировидение русского мужика облачено в простую
формулу: предпочтение отдано милосердию, но не уставу. Обра­
щение к опыту апокрифа сдвигает проблему из плоскости рассуж­
дения о жанре в область ментальной характеристики русского на­
рода. Смысловая ткань купринского апокрифа глубинная, и чита­
ешь его, как вопрос, заданный тебе - читателю, оттого и прихо­
дит понимание текста изнутри: то, что на первый взгляд кажется
простой выдумкой, сказкой имеет сложную мыслительную моти­
вировку, затраги вающую вечный мировоззренческий поединок
между сформулированными еще митрополитом Илларионом Ки­
евским принципами жизни по Закону и жизни по Благодати. Образ
Николы олицетворяет в споре исконно близкую для русской мен­
тальности жизнь по Благодати, руководство душой, а не разумом,
милосердием, а не уставом. В очерке «Русская душа» А . И . Куприн
приводит самое ментальное присловье: «Пожалейте мужика, скажи­
те ему: <<Ах, ты бедный». Он поправит вас: «Беден один черт. У него
души нет». Все богатства мира не стоят милости сердца. Для русско­
го мужика Христианство - это Милосердие, Милосердие - это
Христианств о. Куприну было дорого и близко такое восприятие, и
он признавался в письме другу Ф. Д. Батюшкову, что горячо лю­
бит Россию и «в числе всех ее милых, глупых, грубых , святых и цель­
ных черт безграничную христианскую душу».
Созданные «в соавторстве с народом» апокрифы А . И . Купри­
на стали образцом духовно здоровой литературы и ментального
самовыражения национального характера, ключом к его познанию.
Поднятые классиком вечныедля русского человека вопросы сегодня
обретают новое звучание и новую силу и придают актуальность
купринским текстам.
Т. А. Ка ймаиова
460

А . И. Куприн.
1910-е гг.

� .. ПРИЛОЖЕНИЕ

Побережье Северной Африки.
Гравюра конца XIX века.

НАСЛЕДНИКИ ЛИСТРИ ГОНОВ
В конце октября в Балаклаве дни теплы и по-осеннему ласко­
вы.
Глубокая, полная и совершенная тишина. Изредка хлюпнет ма­
ленькая волна о каменную низкую набережную . Вода в бухте напо­
минает стоялую воду в фонтане, когда сам фонтан уже не работает,
а воду на зиму забьши спустить .
Узкое горло бухты, сузившись между двумя горами, ведет в от­
крытое море. Высокая, пологая гора, увенчанная старыми разва­
линами Генуэзской крепости с башнями и остатками крепостных
стен, закрывает Балаклаву от северных морских ветров, а зигзаго­
образный вход в бухту гасит морскую волну.
Вода в бухте кажется тяжелой и густой.
«В уме быстро проносится стих Гомера об узкогорловой чер­
номорской бухте, в которой Одиссей видел кровожадных листри­
гонов. Я думаю также о предприимчивых , гибких, красивых гену­
эзцах, воздвигавших здесь, на челе горы, свои колоссальные кре­
постные сооружения. Думаю также о том, как однажды бурной зим­
ней ночью разбилась о грудь пологой горы целая английская фло­
тилия вместе с гордым и щеголеватым кораблем «Black Prince»,
трехпалубным барком, который теперь покоится на морском дне,
вот здесь, совсем близко около меня, со своими миллионами золо­
тых слитков и сотнями жизней» .
Куприн писал эти строки на веранде дома, почти свисающей
над водой залива.
Дом и сегодня стоит, почти развалившийся , с бойницами пус­
тых окон, с крышей , лишь местами покрытой остатками красной
черепицы, огороженный безобразным забором, оставшимся от во­
енно-морской базы, с яркой и красноречивой надписью вдоль: «Сла­
ва КПСС!»
465

А. И. Куприн
Набережная , поперек которой в конце октября расстилались
сети, а рыбаки, подобно большим паукам, ползали по ним, сплетая
разорванную воздушную паутину, сегодня пуста. Не собираются
артели, не избираются атаманы, не идет шумный разговор о паях,
о половинках паев, о сетях, о крючках, о наживе, о макрели, кефа­
ли, лобане, камсе и султанке, о белуге и морском петухе.
Никто уже не помнит в Балаклаве гордого Юру Паратино, нет
в Балаклаве ни одного человека с фамилией Андруцаки, не оста­
лось и ни одного настоящего соленого грека, хотя бы носом напо­
минавшего моряка и пьяницу Колю Констанди. Впрочем, пьяницы
есть , как и везде.
Спокойней, а зачастую и просто безразлично относятся к воп­
росу: «Куда?» Раньше за это в Балаклаве били... Да и за что, спра­
шивается, теперь-то бить, когда рыбы нет, мальчишки не следят с
высоты гор за заводами, не оглашает ранним утром улицы и ко­
фейны ликующий звенящий крик:
- Рыба пошла, рыба пошла!
А с этим ласкающим слух криком не вылетают в залив барка­
сы, на перегонки устремляясь каждый к своему заводу. И если улов
богат, то не просто тихо возвращаются к набережной, а лихо, с ги­
каньем влетают на веслах в бухту.
В этом бьш когда-то особый шик! Теперь-то куда спешить? Даже
если и зайдет макрель в завод, где и кому ее продашь?
Вот и стоит один-единственный завод у входа в бухту: западня
из сети в десять сажен длиной и саженей в пять шириной, а артель
из пяти здоровенных ленивых амбалов в одной из лодок, которую
и баркасом не назовешь , сонно шелушат худую тараньку, запивая
баночным пивом.
-
Рыба пошла! - говорю им, отдышавшись после спуска с
горы.
- Ну и што? - отвечает один из них, что ближе ко мне.
-
Вы из артели? - спрашиваю, судорожно придумывая как
лучше отойти прочь, чтоб не услышать в спину безразличное: -
«Придурок!»
- Витек, ты откуда? - спрашивает один из них парня, сидяще­
го ко мне спиной.
- .. . - отвечает тот, под общий гогот.
Я поворачиваюсь и медленно иду по набережной, но отойдя
шагов на десять, вдруг слышу:
-
Чего хотел-то, мужик?
-
Да так ... Поговорить .
466

Приложеиие
-
Поговори, - разрешает тот, что обращался к Витьку.
Возвращаюсь и присаживаюсь на корточки у края лодки. Ви­
тек разворачивается ко мне всем своим мощным корпусом и, валь­
яжно отвалившись на край лодки, с интересом рассматривает меня.
-
По заливу хочешь пройтись? Гони десять гривен - прока-
тим, - предлагает он.
- Да нет, не надо. Хотел спросить, есть ли в Балаклаве кто­
нибудь с фамилией Паратино?
- Буратино? - переспрашивает Витек , и вся компания весело
ржет.
- В Балаклаве нет греков?
- Почему нет! Целое кладбище! - И снова веселое ржание.
- Скучные вы, ребята, - говорю им и встаю.
-
Че-е-го , че-г-о-о? - угрожающе басит один из них, судя по
виду, старший .
- Скучные, - повторяю, а сам думаю, что и морду-то бить не
станут, лень им.
-
Говори, чего надо и вали откуда шел !
-
Валить мне далеко, ребята, а вот сюда дальше тринадцатой
версты и близко не подпускали.
- Точно! - соглашается Витек. - Тут база была.
- Подводных лодок, - уточняет старший.
- А что от старой Балаклавы осталось?
-
Крепость, - говорит он, показывая рукой на развалины.
- И эта набережная, и дома вдоль набережной?
- Да как бьш о, так и осталось, - лениво и без интереса отве-
чает старший.
А ведь когда-то , в старину, населяли Балаклаву железные и гор­
дые люди. Еще в одиннадцатом году треть этих отважных жителей
носили фамилии Капитанаки.
- Капитанаки в Балаклаве есть?
- Тебе-то зачем? - насторожившись, спрашивает Витек .
- Целая история с этим связана!
- Какая еще история?
-
Неужели не знаете? Странно, жить в Балаклаве и не знать
этой истории".
- Кончай темнить, мужик. Если чего знаешь, скажи, - требу­
ет Витек .
- Дед у них бьш Капитанаки , - объясняет поведение Витька
старший в артели.
467

А. И. Куприн
- А-а-а, вот в чем дело! Давно дед помер?
- Давно помер. Ты рассказывай!
- Существует легенда, что в Крымскую войну в Балаклаву при-
езжал Николай I. Так вот, встречал императора батальон балаклав­
цев, этаких красавцев с огненными глазищами и черными усами.
- Как у Буденного ! - уточняет один из артели.
-
Замолкни, Пузырь, - цыкает на него Витек. - Чего даль-
ше-то было?
- А дальше бьmо так : пораженный их видом, император крик­
нул: «- Здорово, молодцы!» А в ответ гробовое молчание.
Имnератор снова повторил свое приветствие. То же молчание!
«- Что же вы молчите, ребята?» - с раздражением спросил
император.
«- Здесь нет ребят, - ответили ему. - Здесь только капитаны!>>
Вот с тех пор треть отважных балаклавцев и носила фамилию
Капитанаки.
-
Гляди-ка, а я и не знал-л-л , - растягивая последнее «Л» , го­
ворит Витек .
-
Как же так, ребята? Ведь об этом Куприн писал !
-Так ты за Куприна интересуешься? - почти хором воскли-
цает артель. - Так вот его дом! - И они машут руками в сторону
развалин.
Через полчаса мы пьем пиво в темной и грязной пивной в са­
мом начале набережной.
- А фонтан где бьm? - спрашиваю я.
-
Тут и бьm , - показывают мне на маленькую площадь на-
против пивной.
-
Когда-то давно, - начинаю я, - по этим узким улочкам
ходил ночной сторож, которого выбирал весь город, и колотил в
колотушку...
Но меня перебивает один из парней:
-
У нас в Островах и сейчас ходят! По очереди! От каждого
дома.
- А где это Острова? - спрашиваю я .
-
Во Владимирской области . Я тут после срочной остался.
-
Рыба больше на заходит в залив? - я все о своем.
-
Заходит, - как-то уныло отвечает старший. - Но мало ...
Нет рыбы.
- Кто сюда зайдет-то? Тут одн ой соляры вьmили больше, чем
воды в бухте. Почитай, полвека база бьmа.
468

Пр11ложе11ие
Да-а-а ... Военно-морская база - это не севастопольские курор­
тники во времена Куприна." Тут два-три хороших дождя не смоют
уродливые заборы с колючей проволокой, хрущебы, выкрашенные
синькой , доки для подлодок, грязь и запустение. Вернется ли ког­
да-нибудь в Балаклаву хотя бы один из вечеров конца октября, ког­
да Балаклава нестерпимо воняет рыбой и в каждом доме жарится
или маринуется скумбрия, а кофейные и трактиры наполнены весе­
ло гуляющими уд ачливыми рыбаками?
- Я видел на набережной трактир «Макрель», - говорю я.
- Полгода, как открыли, - объясняют мне. - Коммерческий
трактир.
- Так пошли, - приглашаю их, - съедим по порции макрели
на шкаре.
Все пятеро чуть не давятся от хохота.
- Макрель ". - стонет од ин.
-
".на шкаре". - задыхается другой.
Пивная заходится от смеха. Даже грудастая, смурная бабища,
отпускающая пиво в литровые банки из-под зеленого горошка, и
та хватается за бока от коликов.
Нет, не вернется в Балаклаву широкий человек Юра Паратино,
не крикнет повелительно кофейщику:
- Всем по чашке кофе!
- С сахаром или без? - спросит его кофейщик.
Когда-то чашка кофе стоила три копейки, а с сахаром пять.
К чему мелочиться! Ведь сегодня самый последний пайщик на
баркасе Юры заработал на макрели не меньше десяти рублей.
- С сахаром! - бросит он -пренебрежительно и добавит: - И
музыку!
«Теперь времена изменились: оскудела природа, нравы пали, люди
обеднели, рыба ушла куда-то в Трапезунд. Прежде виноград - вот
какой! - величиною в детский кулак, гроздья бьmи по пуду весом,
а ныне и поглядеть не на что."»
Ни добавить, ни убавить .
В октябре на юге темнеет быстро. Солнце зашло - свет зажигай.
Вечер тихий и темный, большими и спокойными звездами смот-
рит южное небо в воду залива, как в зеркало. Вдоль набережной
редкими квадратами отпечатались окна, где уже зажгли свет. Ни
одного фонаря. Людей на набережной нет. Никто не гуляет". Да и
кому тут гулять в этом маленьком полупоселке-полугородке ."
469

А. И. Куприн
Тихо-тихо, как будто бы все кругом вымерло ."
Пивная закрылась , как только стемнело. Зах:�атив свои банки с
пивом, небольшая компания моих новых знакомых расположилась
у невысокого парапета , расставив банки вдол ь него .
Еще в пивной я успел выяснить , что Куприна никто из них не
читал . Правда, каждый слышал о нем , знает его дом. Сказание о
затонувшем в Балаклаве таинственном и манящем барке знает каж­
дый . Одни утверждают, что это был трехмачтовый фрегат, другие,
что барк, везший деньги для уплаты жалованья союзным войскам.
Шестьдесят миллионов рублей звонким английским золотом! Что
ни пятьдесят, ни сорок, ни сто, а именно шестьдесят, знают все.
Как у Куприна.
- Никто не пытался достать?
- Нырять-то ныряли, а так, чтобы официально, никто .
-
Говорят, японцы пытались?
- Когда это?
- Накануне землетрясения.
- Это еще до базы...
- Итальянцы, говорят, пытались?
- Итальянцы?! Не бьшо их тут.
- Как же не бьшо? А пароход «Генуя». Даже имя известно того,
кто спускался.
- Из наших, что ль? - не веря в то, что итальянцы способны
на такой подвиг.
- Нет, не из наших... Сальваторе Трам . Итальянец.
- И нашел? - с иронией спрашивает кто-то .
-
Нашел. Корму с остатками медной позеленевшей надписи
« ...ck Pr...», занесенную илом.
- И всего -то? Это что ... Ребята рассказывали, что смельчаки с
«Гремящего» даже монеты золотые находили с профилем... этого ...
как его ... Вильгел ьма.
-
А этот-то тут при чем?
- Хрен его знает, но, говорят, золотые монетъ1.
- А сам барк видели?
- Фрегат.
- Ну, пусть фрегат.
-
Мачты видны, а так все в иле .
- Да нет там золота!
- Почему это нет? Есть !
470

Приложеиие
- Бьmо бы золото, англичане давно бы объявились.
- Да они деньги в Турции оставили.
-А как же зарплата войскам?
-Тогда тоже задерживали. Сейчас, вон, по полгода не платят.
- Были ли тут англичане, не знаю, а вот американцы бьmи.
- И что , золото видели?
- Не знаю. А вот Спиро видел! - говорю я и вижу изумление
на их лицах.
- Зо-о-ло-то !? Кто такой? Когда?
-
Местный, балаклавский .
- Да быть этого не может! Кто такой?
- Бьm в Балаклаве такой рыбак . Говорят, зажав между ногами
камень в три пуда весом, опускался у Белых камней и видел золото,
но взять не мог.
- Почему не смог?
- Не пускает... золото .
- Это кто теб е наврал?
-
Старики рассказывали о морском кладе и о таинственном
заклятии.
-
Да тут и стариков-то не осталось...
-
Не мне рассказывали, Куприну.
- А-а-а ... Куприну-у... Тут этих баек , что железяк в бухте. Толь-
ко слушай!
- Так расскажите!
И все смеются, снисходительно поглядывая на странного чело­
века: приехал, понимаешь, расспрашивает, пивом угощает по пол­
торы гривны за литр, денег ему не жалко ... Придурок...
Но как передать им то очарование, в котором они не живут, а
существуют, как заразить верой в то, что когда-нибудь обязатель­
но вернется, не может не вернуться то время...
Ведь каких-нибудь полвека тому назад, в конце октября, вот
как сегодня, заходила в Балаклавскую бухту серебристая макрель.
Движение тысяч рыб привлекало дельфино в. Их вздохи и хрюка­
нье бьmо слышно задолго до того, как стаи испуганных рыб, спа­
саясь от преследования, устремлялись в горловину бухты.
И серебристые струйки от их движения по заливу, похожие на
первомайские фейерверки, подсвеченные лунным светом полной
луны, создавали впечатление горящего моря. В такие волшебные
ночи рыбаки говорили :
471

А. И. Куприн
-
Море горит!
Темно и тихо сегодня в Балаклаве. Хотя и конец октября ...
Очарование сказочной бухты только в воображении ... Впрочем,
кто знает, пройдет еще полвека и оживет Балаклава - полупосе­
лок-полугородок, вспыхнут окна многочисленных таверен и кофе­
ин, фосфорическими огоньками заиграет набережная, вернется
рыба из Трапезунда и в одну из таких же волшебных ночей конца
октября кто-то из счастливчиков, глядя на голубые драгоценные
камни в плещущих волнах залива, радостно выкрикнет:
-
Море горит!
Владислав Му шт аев
Москва - Сан-Франциско - Балаклава (Крым)
1989-1996 гг.
472

Венецианский сад.
Художник А . Н. Бенуа, 1910 г.

ПРИМЕЧАНИЯ ..r=u"

Гатчинский дворец.

ПОВЕСТИ
Гранатовый браслет (стр. 7). -Альманах «ЗемлЯ>>, 191 1, кн . 6, с
посвящением литератору В. С. Клестову и с воспроизведением в
эпиграфе первой нотной строки из Largo Appassionato Второй со­
наты Бетховена (соч. 2).
Куприн работал над рассказом осенью 1910 года в Одессе. Ра­
бота над ним заняла около трех месяцев . Протоmпами героев рас­
сказа послужили реальные лица. Желтков - мелкий телеграфный
чиновник П. П. Желтиков, князь Василий Шеин - член Государ­
ственного совета Д. Н. Любимов, княгиня Вера Шеина - его жена
Людм ила Ивановна, урожденная Туган-Барановская, ее сестра
Анна Николаевна Фриессе - сестра Любимовой Елена Ивановна
Нитте, брат княгини Шеиной - чиновник Государственной кан­
целярии Николай Иванович Туган-Барановский.
15 октября 1910 года Куприн писал Ф. Д. Батюшкову: «Сейчас
занят тем, что полирую рассказ «Гранатовый браслет». Это - по­
мнишь? - печальная история маленького телеграфного чиновни­
ка П. П. Желmкова, который бьш так безнадежно, трогательно и
самоотверженно влюблен в жену Любимова (Д. Н. - теперь губер­
натор в Вильне) . Пока только придумал эпиграф: «Van-Beethoven,
ор. 2, No 2, Largo Appassionato». Лицо у него , застрелившегося (она
ему велела даже не пробовать ее видеть), - важное, глубокое, оза­
ренное той таинственной мудростью, которую постигают только
мертвые <".> Но трудно". и почему-то в охотку не пишется» (Куп­
рин о литературе. Стр. 235). О трудностях работы над рассказом сви­
детельствует и следующее письмо от 21 ноября тому же адресату:
«Теперь я пишу «Браслет», но плохо дается. Главная причина - мое
невежество в музыке". Да и светский тон !» (там же, стр. 236).
Вторую сонату Бетховена Куприн часто слушал в семье одес­
ского врача Л. Я. Майзел ьса; в дарственной надписи на книге
«Гранатовый браслет», сделанной весной 191 1 года, Куприн благо­
дарил его жену за то, что она «растолковала ему шесть тактов
Бетховена» .
477

А. И. Куприн
Прочитав рассказ, А. М. Горький в письме Е. К. Малиновской
в марте 191 1 года назвал «Гранатовый браслет» «превосходной ве­
щью» (Архив А. М. Горького). Большинство критиков также выс­
казало высокую оценку повести.
А. Горнфельд считал, что повесть явилась своеобразным ответом
Куприна его недавним хулителям : « ...он как будто решил напомнить,
что есть не только Куприн <<Ямы», но и другой» - «идеалист, мечта­
тель, романтик». Наиболее удавшимся критик считал образ Желтко­
ва : « ...в памяти остаются не милый и чуткий князь Шеин... не ориги­
нальная Анна... не прелестный, умный старый генерал, не героиня
рассказа, чарующая княгиня Вера, а этот странный, сперва забавный,
потом трагический «Пе Пе Же»... Забавный чудак, он уходит от нас в
ореоле благородств а, как некий Дон-Кихот, как «рьщарь бедный».
(А. Горифельд. Куприн-романтик /1 Русские ведомости. 191 1. 17 фев­
раля. No 38). Рецензируя шестую книгу сборника «Земля», В. Львов­
Рогачевский писал: «Гранатовый браслет» Куприна - это подарок
новому поколению, это призыв к большой любви». Критик противо­
поставлял гуманистический смысл повести «комедии брака» в буржу­
азном обществе (Современный мир. 191 1. No 3. Стр. 353-354).
Причину большого воздействия повести на читателя А. Барте­
нев усматривал в сущности самого замысла ... Эта «безнадежная и
вежливая любовь , полная внутреннего духовного обаяния, по кра­
соте своих психологических ситуаций , несомненно, может быть
отнесена к категории эмоций высшего порядка» (альманах «Жат­
ва», М. 1912. No 1. Стр. 229-230).
Стр. 17. ...иачииая с польской вой11ы... -По-видимому, речь идет
о подавлении царскими войсками польского национально-освобо­
дительного движения 1863-1864 годов.
В войиу 1877-1879 годов. - Речь Р.дет о русско-турецкой войне
1877-1878 годов, в которой Россия выступила против Турции за
предоставление автономии славянскому населению Болгарии, Бос­
нии и Герцеговины .
...иа Шипке. - Сражение на Шипке - один из основных эпизо­
дов русско-турецкой войны, русские войска и болгарские ополчен­
цы героически обороняли перевал Шипку в горах Стара-Планина
от турок 9- 14 (2 1-26) августа 1877 года и отразили упорные ата­
ки турецких войск Сулейман-паши, а затем 5 месяцев удерживали
Шипку до перехода российской армии в наступление .
...при послед11ей атаке Пл евиы. - Имеется в виду третья атака
русских войск на укрепленный турецкой армией болгарский город
Плевен 30-3 1 августа 1877 года.
478

Примеча11 ия
Радецкий и Скобелев.
-
Радецкий Федор Федорович (1820-
1890) - русский генерал, командовал корпусом в русско-турецкой
войне 1877-1 878 годов, участвовал в обороне Шипки. Скобелев
Михаил Дмитриевич (1843-1 882) - русский генерал, в русско­
турецкую войну успешно командовал отрядом под Плевной, затем
дивизией в сражении при Шипке - Шейново.
Жидкое сол11це (стр. 50). - Альманах «Жатва», выпуск IV за
1912 год (вышел в 1913 г.).
Куприн начал работу над повестью осенью 191 1 года и завер­
шил ее в конце 1912 года. В письме от 10 декабря 191 1 года он про­
сил Ф. Д. Батюшкова сообщить ряд сведений по физике : «". 1) тем­
пература межпланетного пространства, 2) какую самую низкую
температуру удалось получить лабораторным путем и какую еще
можно получить, исходя из теории, 3) при помощи чего? 4) то же о
высшей температуре, 5) то же о наибольшем давлении . N.B. Все это
мне нужно для сгущения газов в жидкости (об Ольчевском, Девье­
ри и знаю); 6) какие газы легче водорода бьmи сгущены, в каком
виде я как? 7) что делается с содержимым мешка газа, сгущенного
до жидкого состояния, если это содержимое вьmить на стол, на пли­
ту, на снег, на ладонь, 8) какой материал самый огнестойкий -
добытый уже искусственно и возможный теоретически? 9) темпе­
ратура солнца? Все это необходимо вот для чего . Я хочу попытать­
ся сгустить - конечно, в рассказе - солнечный луч до газообраз­
ного состояния, а потом - до жидкого. Вероятно, такая мысль ерун­
да , но мне нужно внешнее правдоподобие» (А . И. Ку пр ии. Собр.
соч. в 9-ти томах, т. 5, М. 1964, стр. 417).
Критик А. Измайлов нашел представления автора «Жидкого
солнца» пессимистичными. Смысл этого рассказа, по мнению кри­
тика, «в осуждении Куприным будущего человечества на нравствен­
ное и физическое вырождение, в глубоком и трагическом н�ерии в
него». Куприн уже «не благословляет это будущее человечество, как
благословил его когда-то устами Казанского в «Поединке» ...» (По
стопам Жюля Верна и Эберса /1 Биржевые ведомости. 1913. 7 апре­
ля. No 13487 (утренний выпуск). Критик Ю. Соболев находил, что
«первые главы написаны блестяще». Однако «с момента перенесе­
ния действия из доброй, старой Англии в то место, в котором жи­
вет в своей чудодейственной обсерватории лорд Чальсбери < .">
интерес к произведению не то что падает, но перестает давать впе­
чатление худо:жестветюсти ...» Сцены, в которых действуют де
Мои де Рик и миссис Чальсбери, а также финал повести критик
479

А. И. Куприн
оценивал как «оперно-мелодраматические» и делал вывод, что «из
Куприна Уэллса не получилось» (Заметки о новых книга� /1 Путь.
1913. No 7. Стр. 46--47).
Стр. 52. Тырса - смесь опилок и песка, которой посыпают цир­
ковой манеж.
...слу:жил саидвичем. - Т. е. человеком-рекламой, который но­
сит щиты с объявлениями на спине и на груди.
Стр. 54. Дэр би - популярный в Англии вид конного спорта,
скачки для лошадей-трехлеток, организованные впервые лордом
Дэрби в XVIII веке.
Стр. 61. ...со вр ем ен Пл аитагеиетов.
-
Плантагенеты
(Platagenetes) (Анжуйская династия) - английская королевская
династия в 1154- 1339 гг.
Стр. 63. Рефрактор - телескоп, в котором изображения не­
бесных светил создаются путем преломления лучей света в линзовом
объективе.
... Ноииус - вспомогательная шкала, при помощи которой от­
считывают доли делений основной шкалы измерительного прибо­
ра.
Стр. 64. Обтюратор (франц. obturateur, от. лат. оЬturо -зак­
рываю) - в оптике - затвор, перекрывающий световой поток в
различных аппаратах.
Стр. 79. Гу к Роберт (1635-1 703) - английский физик и изо­
бретатель, открьш закон названый его именем (1660), установил
постоянные точки термометра - таяния льда и кипения воды, скон­
струировал и усовершенствовал многие приборы, в том числе мик­
роскоп. Установил клеточное строение тканей, ввел термин «клет­
ка>>. Сторонник волновой теории света.
Юиг Томас (1773-1 829) -английский физик, один из осново­
положников волновой теории света. Сформулировал принцип ин­
терференции (1801), высказал идею о поперечности световых волн
(1817). Объяснил аккомодацию глаза, разработал теорию цветово­
го зрения.
Фр еиель Огюстен-Жан (1788-1 827) - французский физик, один
из основателей волновой теории света и основоположников вол­
новой оптики. Создал теорию дифракции света (1818), доказал по­
перечность световых волн , объяснил поляризацию света. Создал
зеркала и линзы, названные его именем.
480

Пр имечания
Ко ши Огюстен-Луи (1789-1857) - французский математик; в
трудах по оптике дал математическую разработку теории света
Френеля.
Малюс Этьенн-Луи (1775-1812) -французский физик, открыл
закон поляризации света, названный его именем.
Араго Доминик-Франсуа (1786--1 853) - французский физик,
математик, астроном. Исследовал поляризацию света, открьш на­
магничивающее действие электрического тока и т. н. магнетизм
вращения, установил связь полярных сияний с магнитными буря­
ми. По его указаниям бьши сделаны первые фотографические сним­
ки Солнца и определена скорость света.
Стр. 80. Био Жан-Батист (1774-1 862) - французский физик и
астроном. Важнейшие научные работы Био относятся к изучению по­
ляризации света, магнитного поля электрического тока и к акустике.
В 1811 Био открьш поляризацию при преломлении (независимо от Э.
Малюса), в 1815- круговую поляризацию (независимо от Д. Араго и
Д. Брюстера), в том же году установил закон вращения плоскости по­
ляризаци
и
света (закон Био), открьш сущесrвование право- и левов­
ращающих веществ. Работал также над исследованием свойств газов.
Бр юстер Давид (1781-1868) - английский физик, исследовал
поляризацию света через отражение, установил закон, названный
его именем (1815), открьш круговую поляризацию. Изобрел линзы
для маяков, стереоскоп.
Стр. 83. Витковский Август Виктор (1854-1913) - польский
физик, работавший в области термодинамики и метеорологии.
Стр. 90. ...как магометанин в свою Каабу. - Кааба - мечеть в
городе Мекке (Аравия), почитающаяся мусульманами священной,
ибо там, по преданию, родился пророк Магомет. В храме Каабы
находится священный «Черный камень», по поверью, принесенный
ангелом с неба Адаму.
Стр. 90. «Не ближнему, а дальиему», не так ли сказал ваш тепе­
реш11ий любимый фwюсоф?-Неточная цитата из книги немецкого
философа Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» (1883-
1891).
Стр. 91. Врублевский, Ол ьшевский... и завершивший их опытыДэ­
вар.
-
Вроблевский Зигмунд Флоренций (1845-1888) и Ольшев­
ский Станислав (1846-
-
1915) - польские физики, работавшие по
сжижению газов и впервые получившие в 1883 году жидкий ки­
слород. Дэвар Дьюар Джемс (1842-1923) - английский физик и
химик, получивший жидкий и твердый водород.
32-300
0
481

А. И. Куприн
РАССКАЗ Ы
Королевский парк (стр. 105). - Журнал «Современный мир» ,
1911,No 3.
Замысел рассказа возник, по-видимому, в 1907 году, когда Куп­
рин переводил стихотворение Беранже «Предсказания Нострада­
ма на 2000 год» (См. т. 7 наст. изд. ). В ноябре 1908 года Куприн
сообщил корреспонденту газеты «Биржевые ведомости» о намере­
нии издать повесть «Короли в изгнании» и кратко обозначил ее
сюжет (Биржевые ведомости. 1908. 8 ноября. No 10801 (вечерний
вьmуск).
Стр. 109. Сииодик - поминальный список; здесь - перечень.
Пасхальные яйца (стр. 11О). - «Синий журнал», 1911, 9 апреля,
No 16, с подзаголовком «Рассказ неудачника>>.
Телеграфист (стр. 112). - «Всеобщий журнал», 191 1, ноябрь,
No 12.
И автобиографическом рассказе «Неизъяснимое» (1915), вспо­
миная о своем пребывании в пехотном полку в начале 1890 годов,
Куприн упоминал о встречах с местным телеграфистом Сашей Вруб­
левским.
Большой Фонтан (стр. 118). -Журнал «Иллюстрированная Рос­
сия», 1927, 6 августа, No 2. Ранняя редакция рассказа под заглавием
«Белая акация» бьша опубликована в журнале «Сатирикон», 191 1,
11 ноября, No 46.
Начальница тяги (стр. 122). -«Петербургская газета», 191 1, 25
декабря, No 354.
Стр. 124. Федор Иваиович. -По-видимому, речь идет о Федоре
Ивановиче Шаляпине (1873-1938), знаменитом русском певце, с
которым Куприн бьш хорошо знаком.
Печальный рассказ (О Комаре, Слоне и Верблюде) (стр. 127). -
«Синий журнал», 1912, 5 января, No 2, с рисунками Куприна (Попу­
гай, Комар, Улица Главного Верблюда, Ворона, Слон и др.).
Чужой петух (стр. 128). - «Новая воскресная вечерняя газета>>,
1912, 26 февраля, No 2.
Стр. 128 ... . об этой прелестиой собачоике я так миого писал. -
См. рассказ «0 пуделе» в 4 т. наст. изд.
Путеmесrвенники (стр. 130). -Газета <<Речь», 1912, 25 марта, No 83.
Травка (стр. 137). - Место первой публикации не установлено.
Вошло в седьмой том Полного собрания сочинений издательства
А. Ф. Маркса, СПб. 1912.
482

Примечания
Самоубийство (стр. 141). - Место первой публикации не уста­
новлено.
Bonmo в восьмой том Полного собрания сочинений издатель­
ства А. Ф. Маркса.
По-видимому, рассказ написан в апреле 1912 года. Тогда же,
отвечая на анкету «Биржевых ведомостей» о причине массовых са­
моубийств среди молодежи, Куприн сказал: «Я думаю, цельная и
здоровая человеческая личность не способна на самоубийство ... И
происходят эm явления только лишь среди людей нищих духом»
(Биржевые ведомости. 1912, 25 апреля, No 12905 (вечерний выпуск).
Черная молния (стр. 144) . - Сборник А. Куприн. «Новые рас­
ск азы». СПб. 1913.
Рассказ бьш закончен не позднее середины ноября 1912 года в
Гельсингфорсе. «Кончил небольшой рассказец «Черная молния»,
но озаглавил его «Вечерою>, ибо утонул в предисловии, где опи­
сываю банчок у доктора» (Куприн о литературе. Стр. 237), - пи­
сал Куприн Ф. Д. Батюшкову 16 ноября 1912 года. Описанный в
рассказе «вечерок» - встреча нового 1907 года у врача Рябкова в
Устюжне Новгородской губернии, куда Куприн приезжал из Да­
ниловского .
Есть основание предполагать, что «Черная молниЯ>> является
частью неосуществленного цикла произведений Куприна о русской
провинции, задуманного им в 1907-1909 годы. Упоминание об этом
замысле содержится в письме к Ф. Д. Батюшкову из Одессы (даm­
ровано адресатом 2 октября 1909 г.): «Я собираюсь написать о
Д<аниловском> такой же цикл, как и «Листригоны» (Куприн о
литературе. Стр. 232).
Возможно, что Куприн предполагал дать этому циклу назва­
ние «Уездный город»; в письме к М. К. Куприной (ноябрь 1909 г.)
он подтвердил появившееся в прессе сообщение о его работе над
произведением «Уездный город» для журнала «Современный мир»
(ИРЛИ).
Стр. 145. Мюр -Мерwtиз - название (по фамилиям владельцев)
универсального магазина в дореволюционной Москве.
Стр. 149. ...в мушку, wtи... раме - старинная карточная игра.
Стр. 156. «0, закрой свои бл едные ноги» - однострочное сmхо­
творение В. Я. Брюсова (1873-1924).
... в иебеса зanycmwt анаиасом.. . - строки из сmхотворения по­
эта А. Белого (1880-1934) «На горах» (в сборнике «Золото в лазу­
ри», 1904) .
483

А. И. Куприн
Медведи (сrр. 167). - Еженедельный журнал «Север», 1913, No 1.
Слоновья проrулка (crp. 170). - Сборник «Летучие альманахи»,
1913, выпуск v.
Стр. 170. ...пр офессор зоологии См ириов. -По-видимому, Смир­
нов Нестор Александрович (1878-1 942) - известный русский зоо­
лог, автор ряда трудов о морских и наземных млекопитающих.
Зачарованный глухарь (crp. 174). - Первая публикация не ус­
тановлена. Рассказ вошел в Полное собрание сочинений А. И. Куп­
рина, том восьмой, СПб., издание товарищества А. Ф. Маркса, 1912.
Анафема (crp. 177). -Журнал «Аргус», 1913, 7 февраля, No 2; и
в газете «Одесские новости», 1913, 10 февраля, No 8945.
Почти сразу после выхода рассказ бьш запрещен цензурой и
тираж журнала по постановлению Петербургского окружного суда
бьш сожжен. Однако Куприн все же решил включить «Анафему» в
десятый том Собрания сочинений «Московского книгоиздатель­
ства>> (1913) и даже усилил его обличительный тон (в журнальном
тексте дьякон, провозгласивший <<Многая лета болярину Льву», ос­
леп от перенапряжения голосовых связок и уходил из церкви, «спо­
тыкаясь, беспомощный, точно уменьшившийся в росте наполови­
ну...»).
По недосмотру московского цензора Истомина, не знавшего о
постановлении Петербургского окружного суда, десятый том бьш
выпущен в свет, но вскоре конфискован по приказу московского
градоначальника. Вспоминая этот инцидент, Куприн в 1920 году в
сборнике «Звезда Соломона>> (Гельсингфорс), где «Анафема>> бьша
опубликована с небольшими стилистическими исправлениями, пи­
сал в примечании: <<Рассказ «Анафема>> появился в десятом томе
сочинений автора незадолго перед революцией и бьш причиной
того, что этот том был немедленно запрещен к продаже и в поряд­
ке конфискации изъят из всех книжных магазинов. В последующих
изданиях десятого тома печаталось на одной из сrраниц лишь заг­
лавие, а под ним до низа сrраницы линии из точек. Таким образом,
печатаемый в настоящем издании, этот рассказ появля�ся как бы
впервые».
Прототип отца Олимпия - протодьякон Гатчинского собора
Амвросий, у которого Куприн видел том сочинений Л. Н. Толстого
(Н. Вержбицкий. Всrречи с А. И. Куприным. Пенза, 1961. Стр. 112).
«Казаки» Л. Н. Толстого бьши одним из самых любимых про­
изведений Куприна. «А я на днях опять (в 100-й раз) перечитал
«Казаки» Толстого и нахожу, что вот она, истинная красота, мет-
484

Примечания
кость, величие, юмор, пафос, сияние», - писал он 8 октября 1910
года Ф.Д. Батюшкову. О том же писал они вскоре после смерти Л.
Н. Толстого: «Старик умер - это тяжело ... но ... в тот самый мо­
мент ... я как раз перечитывал «Казаки» и плакал от умиления и бла­
годарности» (письмо Ф. Д. Батюшкову 21 ноября 1910 г. - Куп­
рин о литературе. Стр. 235, 236).
Стр. 177. Епархиалка - воспитанница духовного училища.
Стр. 178. Бл аженный Августин (354-430) - богослов и фило­
соф, один из основоположников христианской религиозной догма­
тики, проделавший длинный путь от манихейства и неоплатониз­
ма к ортодоксальному христианству. Ему удалось синтезировать
все духовные системы своего времени, как античные, так и христи­
анские, в единую универсальную философско-теологическую сис­
тему, влияние которой на последующее время бьшо огромным. Для
средневековья Августин бьш непререкаемым авторитетом в воп­
росах религии 'И философии, вплоть до Фомы Аквинского не име­
ющим себе равного .
Стр. 178. Тер туJU1 иан Квинт Септимий Флоренс (ок. 160-222) -
ранний христианский писатель и философ.
Ор иген Адамантовый (ок. 185-2 54) - религиозный писа­
тель и философ эпохи раннего христианств а. Подвергался пре­
следованиям со стороны церковников за попытку примирить
античную философию с догматами христианской религии . Был
прозван «Адамантовым» (адамант - алмаз) за твердость в
убеждениях.
Стр. 179. Bacwiuй Великий Кесарийский (329-379) -христиан­
ский проповедник и богослов, занимает почетное место среди яр­
чайших богословов IV в., чье творчество самым явным образом
повлияло на укрепление вероучительных основ христианства (осо­
бенно это касается формирования тринитарного учения - догма­
та о Троице).
Иоанн Златоуст (ок. 347--407) - видный идеолог восточно­
христианской церкви, константинопольский патриарх (с 398). Хотя
Иоанн Златоуст не призывал к реформе общественного строя (в
частности, к отмене рабства) и церкви, однако его критика поро­
ков высших слоев общества (роскоши императорского двора, раз­
вращенности высшего духовенства и т. п.) вызвала недовольство
константинопольского правительства. Дважды бьm низложен (403,
404) и отправлен в заточение в Кукуз (Малая Армения). Причислен
христианской церковью к лику святъIХ.
485

А. И. Куприн
...прелестиую повесть. " - Имеется в виду повесть Л. Н. Тол­
стого «Казаки».
Стр. 180. ".шел чин пр авославия... - Чин - порядок богослу­
жения. В первую великопостную неделю в кафедральных соборах
проводилось торжественное богослужение в честь православных
икон, во время которого возглашалась анафема «еретикам», веч­
ная память «почившим в вере» и многая лета «православным жи­
выМ>>. В феврале 1901 г. Св. Синод предал анафеме Льва Толстого,
как проповедующего «ниспровержение всех догматов Православ­
ной Церкви и самой сущности веры христианской». В течение мно­
гих десятилетий после революции 1917 г. чин анафематствования
бьш запрещен для соборного провозглашения, и чин православия
включал только поминовение усопших. Предание анафеме не яв­
ляется проклятием, не является актом бесповоротно закрывающим
путь к возвращению в Церковь и ко спасению. При покаянии и до­
статочных основаниях анафема может быть снята. Может быть она
снята и после смерти.
Гом w�етика - часть богословия, изучавшая церковное крас­
норечие .
...распев бьи� кр юковой. - До введения в конце XVI века нотной
записи в России бьшо принято безлинейное, или «крюковое», обо­
значение звуков. Крюковой распев - древнерусское церковное пе­
ние, читанное по крюковой записи.
...чии аиафематствования - церковная процедура «отлучения».
Ивашка Мазепа. - Мазепа Иван Степанович (1644-1709) -
гетман Левобережной Украины (1687-1708), вынашивал национа­
листические идеи о самостоятельности Украины и отторжении ее
от России, вел тайные переговоры с польским королём Станисла­
вом Лещинским, а затем - со шведским королём Карлом XII. Во
время Северной войны 1700-1721 гг. Мазепа в октябре 1708 от­
крыто перешёл на сторону Карла XII.
Ст енька Разии. -Разин Степан Тимофеевич (умер в 1671 г.) ­
вождь крестьянских восстаний 1667-1671 годов, охвативших По­
волжье и ряд других районов России. В 1671 г. взят в плен и казнен·
в Москве на эшафоте возле Лобного места.
Арий - александрийский священник Арий (умер в 336 г.), отри­
цавший божественность Христа. Утверждал, что Сын Божий не
равен Богу Отцу и не вечен, так как сотворен Отцом, а лишь бого­
подобен. Бьш отлучен от церкви Вселенским Никейским собором
325 года.
486

Примечаи ия
Ик оиоборцы - участники движения, отрицавшего поклонение
иконам. Было распространено в Византии в VIII-IX веках.
Пр отопоп Аввакум - Аввакум Петрович (ок. 1620-1682) -
основатель русского старообрядчества, автор «Жития». За выступ­
ление против патриарха Никона и организацию раскола бьш пре­
дан церковному суду и сожжен.
...по др евнему ключевому распеву.
-
Русское церковное пение,
читанное по ключевой линейной записи, сменило крюковой рас­
пев .
... из канона . .. Аидрея Кр итского.
-
Андрей, архиепископ о.
Крита (жил во 2-й половине VII - начале VIII в.) - византийский
проповедник и религиозный поэт, причисленный церковью к лику
святых. Написанный им «Великий покаянный каною> - собрание
песнопений - читался в церквах во время великого поста.
Стр. 181. ... державшихся учения Ит ала. .. - Итал Иоанн (жил
во 2-й половине XI - начале ХП в.) - византийский философ и
богослов, прославился своей преподавательской деятельностью, по­
свящённой толкованию Аристотеля, Платона и неоплатоников. Сущ­
ность учения Иоанна сводится к платоновским идеям, к предсуще­
ствованию душ и творению мира из предвечной материи, а также к
переселению душ. Он также отвергал почитание икон и отрицал бо­
жественность Христа. В результате преследований церкви вынуж­
ден бьш отречься от своего учения, которое бьшо предано анафеме.
Стр. 181. ...Нила, Константина Булгар иса и Ир ииика... - К
составленному византийской церковью в 1Х веке официальному
синодику (списку) еретиков, предаваемых анафеме за отклонение
от церковной догмы, в ХП веке бьши добавлены имена монаха
Нила, митрополита Константина и некоего Ириника.
...Варлаама и Акиндииа, Геронтuя и Исаака Аргира... - Варла­
ам - калабрийский монах (ум . 1350), переселившийся в XIV веке в
Византию, богослов и философ-рационалист, друг поэтов италь­
янского Возрождения Петрарки (1304-1374) и Боккаччо (1313-
1375). Главный оппонент Григория Паламы и афонских исихастов
(приверженцев так называемого «умного» делания - особого вида
молитвенного созерцания, для которого бьша разработана систе­
ма приемов психофизического самоконтроля) в богословском спо­
ре о природе Фаворского света - того таинственного света, кото­
рым просияло лицо Иисуса Христа при преображении (спор вар­
лаамитов и паламитов). Варлаам считал созерцание делом не хрис­
тианским и признавал свет на Фаворе светом, созданным для про-
487

А. И. Куприн
свещения апостолов и бесследно исчезнувшим. Вместе со своим сто­
ронником Акиндином бьш предан анафеме на нескольких церков­
ных соборах. Вернулся в Италию, перешел в католицизм и стал
католическим епископом. Исаак Аргир - приверженец «варлаа­
митской» ереси, отлученный от церкви в XIV веке.
Стр. 181. ...проклял обидящих церковь... богомолов, жидовствую­
щих... хулящих пр аздиик бл аговещения, корчемников, обижающих вдов
и сирот. . . - Все эти группы еретиков упоминаются в русских руко­
писных добавлениях XVl-XVII веков к официальному византий­
скому синодику чина православия. Богомолы - богомилы, болгар­
ские еретики Х века, признававшие наличие в мире двух борющихся
божественных сил, обличавшие паразитизм монашества и знати;
жидовствующие - представители новгородской ереси XV века, от­
рицавшие бессмертие души, церковные таинства, иконы; корчем­
ники - виновные в тайном изготовлении и продаже вина и табака.
...Гр ишку Отрепьева. - Григорий Отрепьев (умер в 1606 г.) -
монах Чудова монастыря в Москве, выступивший под именем сына
Ивана IV Грозного, царевича Димитрия, как ставленник польско­
шляхетской интервенции начала XVII века. Известен также под
именем Лжедмитрия 1. В июле 1605 г. Лжедмитрий 1 венчался на
царство в Успенском и Архангельском соборах Кремля. Во время
восстания горожан против поляков, прибывших на свадебные тор­
жества Лжедмитрия 1 и Марии Мнишек, бьш убит заговорщиками.
... Тим ошку Анкудинова. -Тимофей Анкудинов (1617-1653) ­
подьячий-самозванец, выдававший себя за сына царя Василия
Шуйского - Ивана. В 1643 бежал из России. Претендуя на рус­
ский престол, добивался поддержки Речи Посполитой, Османской
империи, Папы Римского и др. В 1653 г. бьш выдан России герцо­
гом Голштинским и казнен в Москве.
...Емельку Пу гачева. - Пугачев Емельян ИвановQ:ч (ок. 1742-
1775) - предводитель Крестьянской войны 1773-1775 гг. в Рос­
сии. По приговору Сената, утвержденному Екатериной 11, он и чет­
веро его товарищей бьши казнены в Москве 10 января 1715 г.
Стр. 182. Симои волхв - проповедник-еретик, живший, по пре­
данию, в Палестине в 111 веке.
Аиаиий и Сапфира - супруги-христиане, пораженные, по пре­
данию, внезапной смертью за то, что утаили часть денег, предна­
значенных для помощи апостолам.
Стр. 184. Ор ар ь - часть облачения дьякона.
488

Примечания
Еж (стр. 185). - Еженедельный журнал «Жизнь», М. 1913, 1 сен­
тября, No 35.
Стр. 185. ... выкрашенной медной яр ью. - Медная ярь -точнее,
ярь-медянка - зеленая краска, состоящая из уксуснокислой соля
меди.
Светлый конец (стр. 188). - Сборник «Летучие альманахи»,
СПб. 1913, вып. 2.
Стр. 193. Ве:жеталь - жидкость для смачивания волос.
... в двух кампаниях: бурской - волонтером... - Речь идет об
англо-бурской войне (1899-1902). Волонтер -лицо, доброволь­
но вступившее на военную службу.
Капитан (стр. 195). - Журнал «Новая жизнь», СПб. 1914, ян­
варь, No 1.
В образе капитана нашли воплощение некоторые характерные
черты героя из задуманной, но неосуществленной пьесы Куприна.
Содержание ее писатель излагал критику А. Измайлову в 1912году:
«Мой герой - не ничтожество, спившееся с круга, не пьянчужка, у
которого нет ничего за душой. Это - сильная натура, морской волк,
энергичный, талантливый и умный капитан корабля, истый Одис­
сей, видевший виды и любящий в жизни борьбу, приключения, пре­
пятствия - все красочное разнообразие живой, несколько дикой,
первобытной жизни... Четырнадцать дней с риском для жизни ка­
питан ведет к берегу свое судно сквозь ночь и бурю, между рифов ,
мелей и скал» (Аякс <А. Измайлов>. Новая пьеса А. И. Куприна /1
Биржевые ведомости. СПб. 1912. 8 сентября. No 13133 (вечерний
выпуск).
После появления в печати рассказ «Капитан» бьш сразу же от­
мечен в литературном обозрении А. Измайловым, который свя­
зывал с ним надежду на появление в литературе сильных героев «в
противовес столь гипертрофически развившейся охоте изображать
слабых и лишних людей». Критик высказывал предположение, что
в данном рассказе писатель «дает русский бодрый тип по совер­
шенной аналогии с типами Джека Лондона» (Биржевые ведомос­
ти. СПб. 1914. 20 марта. No 14062; Новое сло во. 1914. март. No 3.
Стр. 116-1 18).
Стр. 195. Барк - морское парусное грузовое судно дальнего
плавания .
... в управлении бегучим такела:жем... - Бегучий такелаж - под­
вижные снасти, предназначенные для постановки, подъема и спус­
ка парусов, тяжестей и пр.
489

А. И. Куприн
Марс-фалы лиселя подтянуть! Потравить шкоты! - Марс -
площадка на верху мачты для наблюдения за горизонтом и управ­
ления парусами. Фалы - снасти для подъема парусов, сигнальных
флагов и пр. Лисели - добавочные паруса, поднимаемые при сла­
бом ветре. Шкоты - снасти для управления парусами на ходу суд­
на.
Ваиты - снасти, держащие мачты с боков и сзади.
Стр. 196. ...ие обижать Николая-угодиика, чудотворца мирл и­
кийского... - Николай Угодник (ум . 343 г.) - христианский «свя­
той», культ которого сложился в V вексt, бьш архиепископом г. Мир
в Ликии (Малая Азия}, прославился как великий праведник. К свя­
тителю безбоязненно шли со всякой нуждой не только христиане,
но и язычники, и он никому не отказывал. Николай вступил на ли­
кийскую кафедру в период страшных преследований Церкви Хрис­
товой - во времена правления императора Диоклетиана (284--305).
Избрание на кафедру в это время бьшо равносильно избранию в
мученики . И, действительно, вскоре святитель бьш схвачен и бро­
шен в темницу, где мужественно претерпел за Христа все ужасы
страданий, кроме смерти. Николай Угодник почитался как покро­
витель мореплавания, земледелия и урожая, а также детей и куп­
цов. В конце концов, он оказался «всем предстателем и заступни­
ком, всех скорбных утешителем, всех сущих в бедах прибежищем,
благочестия столпом, верных поборником».
Ют - кормовая часть верхней палубы судна.
Стр. 200... . повешены миою иа иоках. .. - Нок - верхняя часть
мачт и других судовых сооружений для постановки парусов, сиг­
нализации и пр.
Кор ал
л
овый бар - точнее, барьерный коралловый риф - гря­
да коралловых отложений, протянувшаяся вдоль береговой линии
и повторяющая ее очертания.
Поворот иа фордевиид - поворот корабля на курс, совпадаю­
щий с попутным ветром или ветром, дующим в корму.
Стр . 201. Остров Гал ьмагера (Дж имоло) - точнее, остров
Джайлоло, или Хальмахера - крупнейший в группе Малайского
архипелага в Тихом океане.
Винная бочка (стр. 202). -Газета «Русское сл ово», М. 1914, 23
февраля, No 45, с подзаголовком «Гротеск» и посвящением Сергею
Яковлевичу Елпатьевскому.
Прототипом Якова Сергеевича Калиновича, упоминаемого в
рассказе, послужил, по-видимому, Сергей Яковлевич Елпатьевский
490

Примечания
(1854-1933) - писатель, публицист и врач, с которым Куприн
встречался в Ялте.
Стр. 207. Ку паж - смешивание нескольких сортов виноград­
ных вин .
Стр. 21 1. Ди огеи из Синопа (ок. 404-323 гг. до н. э.) - древ­
негреческий философ, ведший предельно аскетический образ жиз­
ни, основатель школы киников (от его прозвища суоn -собака);
по преданиям, жил в Афинах в бочке.
В медвежьем углу (стр. 213). -
Двухнедельный иллю­
стрированный художественно-литературный журнал «Пробужде­
ние», СПб. 1914, 1 марта, No 5.
В основу рассказа легли воспоминания писателя о военной служ­
бе в 46-м Днепровском пехотном полку в г. Проскурове и глухих
пограничных местечках Гусятин и Волочиск Подольской губернии
(1890-1894).
Стр. 213. Ме1 1011иты - Члены религиозной секты меннонитов
(названа по имени основавшего ее в XVI в. голландского священ­
ника Симонса Менно) переселились в Россию из Германии в конце
XVIII века и основали колонии в Крыму, на Волге, на Кавказе.
Стр. 214. ...Ко гда слу чится иам заехать . .. - Неточно цитирует­
ся старинная немецкая студенческая песня, известная в переводе по­
эта Н. М. Языкова (1803-1 846).
Пче-олка злата-ая, 11 Чт о-о ты шумишь ?.. - Неточно цитиру­
ется стихотворение Г. Р. Державина (1743-1816) «Пчела» (1795).
Стр. 215 Су бшzтер11 - младший офицер .
... подобио Ер маку. .. - Ермак Тимофеевич (умер в 1585 г.) -
казачий атаман, известный своим походом в Сибирь (1581 г.), ко­
торый содействовал падению Сибирского ханства и присоедине­
нию Сибири к Русскому государству.
Святая ложь (стр. 219). - Газета «Русское сл ово», М. 1914, 6
апреля, No 80.
В расеказе нашли отражение некоторые события и факты авто­
биографического характера. Писатель использует воспоминания о
московском вдовьем доме, где после смерти мужа находилась его
мать, Любовь Алексеевна; вместе с ней в общей палате жил сам
Куприн с трех лет до поступления в благотворительный пансион в
1876 году. Упоминаются в рассказе под вымышленными именами
сестры писателя - Софья и Зинаида, а также его зять, лесничий
Станислав Генрихович Нат.
491

А. И. Куприн
Стр. 22 1.Анахореты (греч. ) - отшельники, пустынники, люди,
живущие уединенно.
Должн ость :журиш�иста - здесь: должность чиновника, веду­
щего канцелярские журналы.
Стр. 222 ... .ящик от экзекуторского стола. . . -Экзекутор - чи­
новник при канцелярии, ведавший хозяйственной частью.
Брикки (стр. 230). - «Московская газета», 1914, 8 апреля.
Черновая рукопись датирована 19 марта 1914 года и в конце
автографа сделана шуточная 1 апись: «Гатчино , собств . дом,
заложенный трижды. Писано в сообществе с дочерью Брикки, ко­
торая меня все время рвала за пиджак» (РГАЛИ).
Стр. 232. Рабатки - прямоугольный вытянутый цветник вдоль
дорожек, оград или строений.
Сны (стр. 233). - Газета «Биржевые ведомости», СПб. 1914, 20
октября, No 14 44
4
.
Стр. 233. Ту ар еги - народ, живущий в Нигере, Мали, Верхней
Вольте и пустынных районах Алжира. Основное занятие - мотыж­
ное земледелие и разведением мелкого рогатого скота. Сохраняют
племенное деление и значительные элементы патриархально-фео­
дального строя. Небольшая часть туарегов, населяющая Алжирс­
кую Сахару, кочует со стадами верблюдов и коз.
Стр. 235 . ... впервые пр ишлось мне подияться на аэроплане. -
Речь идет о полете А. И. Куприна на аэроплане с пилотом-бор­
цом И. М. Заикиным в Одессе 12 ноября 1910года (см. очерк «Мой
полеТ>>, том 4 наст. изд.).
Марья Ивановна (стр. 235).
-
Двухнедельный иллю­
стрированный художественно-литературный журнал «Рубикон»,
СПб, 1914, 1 января. No 1.
Стр. 235. По свящается Жа комино - см . прим. к стр. 403.
Стр. 236. Бр андмауэр
.
- огнестойкая капитальная стена между
зданиями или помещениями для защиты от пожаров.
Стр. 238. Шталмейстер - здесь: старший конюший в цирке.
Сад Пречистой Девы (стр. 239). - Журнал «Аргус», Пг. 1915,
август, No 8.
Рассказ посвящен Елизавете Морицевне Куприной (1882- 1943),
жене писателя, которая бьша сестрой милосердия в лазарете для ране­
ных солдат, организованном в гатчинском доме в 1914 году. Рассказ
явился своеобразным откликом писателя на собьrrия Первой миро­
вой войны, в которой Куприна особенно возмущала жестокость гер­
манской армии и нарушение всех нравственных ценностей и мораль-
492

Примеча11ия
ных законов. С негодованием писал он 14 февраля 1915 года Батюш­
кову из Хельсинки об убийствах., голоде, болезнях., разорении мирно­
го населения: «...война переворачивает вверх дном все высшие чело­
веческие поняrия. Ценносrь человеческих жизней выражается коли­
чесгвом нулей, присrавленных справа к единицам» (ИРЛИ).
Фиалки (стр. 242) . - Журнал «Солнце России», 1915, июль,
No 284 (29).
Ф. Ф. Трозинер, которому посвящен рассказ, - журналисr, в
1910-е годы - сотрудник «Новой петроградской газеты». С Куп­
риным познакомился в 1901 году. «Куприн считал Трозинера та­
лантливым, интересным человеком ... - вспоминала М. К. Купри­
на-Иорданская. - Рассказы о его кратковременной работе следо­
вателем, а также газетные впечатления, меткие, ядовитые характе­
ристики многих судебных и газетных деятелей бьши остроумны,
даже блестящи» (Годы молодости. Стр. 113).
В основу рассказа легли впечатления писателя от его пребыва­
ния во 2-м Московском кадетском корпусе, который он окончил в
1888 году. Реальна «топография» рассказа: Потешный земляной
бруствер, «старинные липы, современницы Петра Великого , пода­
рившего когда-то этот парк вместе с дворцом любимому вельмо­
же» и т. д. - это парк возле здания бывшего кадетского корпуса в
Лефортове, построенного в 1774 году на месте сгоревшего дворца
графа Ф. А. Головина (1650-1706), военного деятеля и дипломата,
одного из соратников Петра 1.
Стр. 244... . швыряет толстого Бр емикера . ..- Учебник Г. Вега
«Таблицы логарифмов, просмотренные К. Бремикером», М.
1882-1880.
Запечатанные младенцы (crp. 248). - Место первой публика­
ции не установлено. Вошло в Собрание сочинений, т. 11, изд. 2-е,
«Московское книгоиздательство», 1916.
В рассказе отразились реальные факты биографии Куприна -
он, как и рассказчик, бьш офицером, землемером-таксатором, груз­
чиком арбузов в Одесском порту, актером «на выходах» и т. п. В
1913 году в заметке Измайлова со слов Куприна в числе прочих
перепробованных им кратковременных занятий называлась и про­
фессия псаломщика (Огонек. 1913. 19 мая. No 20). В Полесье Куп­
рин бьш в 1897 году. Реальным фактом биографии самого писателя
является и занятие табаководством.
Стр. 248. Пр обощ (польск. )
-
приходский католический свя­
щенник.
493

А. И. Куприн
Стр. 252. ...звоиом из каплиц. ..- католических часовен.
Стр. 253. Корец (обл. ) -ковш.
Стр. 254. ...патриарху Сиракузскому.. . - мистификация; такого
патриарха не существовало.
Гад (стр. 254). -Журнал «Пробуждение», 1915, 15 ноября, No 22.
Возможно, что в рассказе отразились какие-то факты из биогра­
фии Куприна. Так, писателю А. Седых он рассказывал, что в молодо­
сти «в Полесье выступал предсказателеМ>> (А. Сед ых. Далекие, близкие.
Ныо-Йорк. 1962. Crp. 12).Дата пребывания рассказчика в Киеве - июнь
или июль 1893 года - соотвеrствует биографии Куприна, который в
июне 1893 года осrанавливался в Киеве по пути в Петербург.
Crp. 254. «Ах! только тот, любовь кто знал...» - романс П. И.
Чайковского на слова Гете.
Стр. 260. Фейерверкер - воинское звание в артиллерии, равное
званию унтер-офицера.
Стр. 26 1.Декокт и Валтасарово пиршество. -Декокт (от лат.
decoctum - отвар) - лекарственная настойка. Здесь - в значе­
нии: ограничение, скудость. Валтасарово пиршество - легкомыс­
ленное, беспечное времяпрепровождение. По библейскому преда­
нию, вавилонский царь Валтасар не прервал свой пир, невзирая на
появившиеся на стене огненные слова. По изъяснению пророка
Даниила эти слова означали: исчислил, взвесил, разделил, то есть
предсказывали распадение и гибель царства Валтасара.
Гоголь-моголь (стр. 265). - Газета «Утро России», 1915, 25 де­
кабря, No 354.
В основу рассказа положен эпизод из биографии Шаляпина -
его выстуШiение на благотворительном концерте в Уфе в 1891 году.
Как видно из сопоставления текста рассказа с воспоминаниями са­
мого Шаляпина в книге «Страницы из моей жизню> (сб . «Федор
Иванович Шаляпин», т. 1, М. 1957, стр. 96-
--
97), Куприн не при­
держивался строго фактической и биографической канвы. В рас­
сказе он использовал более поздние факты биографии певца и твор­
чески переработал сам центральный эпизод.
Стр. 265. Пу сть Николаша морщится...- Этим именем в рас­
сказе назван личный секретарь Шаляпина И. Г. Дворищин.
Стр. 266. «Вот так Пу шкии, вот молодец!» - Неточная цитата
из письма Пушкина П. А. Вяземскому от 7 ноября 1825 года.
... о первых своих успехах в La Sca/a. ..- Первое выступление
Шаляпина в Миланском оперном театре La Scala состоялось вес­
ной 1901 года.
494

Примечаиия
Стр. 267. Бывало, прислушиваюсь к Мефистофелю, или к Мар ­
селю, или к Мел ьиику... - персонажи опер «Фауст» Ш. Гуно, «Бо­
гема» Д. Пуччини и «Русалка» А. С. Даргомыжского .
Стр. 269. «Во Фр анцию два гр енадера . ..» - романс Р. Шумана
на стихи Г. Гейне. Русский перевод М. Л. Михайлова. Вторая цита­
та приведена неточно.
Люция (стр. 270). - Место первой публикации не установлено.
Вошло в Собрание сочинений, т. 11, изд. 2-е, «Московское книго­
издател ьство», 1916.
В рассказе упоминаются некоторые действительные имена и
события. Сюжет его связан с одним из номеров укротительницы
m-lle Зениды, с которым она выступала в Киеве в 90-х годах XIX
века, что явствует из газетных объявлений того времени. Укроти­
тел ьница Зенида упоминается также в рассказах Куприна «В клет­
ке зверя» и «Дочь великого Барнума».
Стр. 27 1. Венециаиов Алексей Гаврилович (1780-1847), Боро­
виковский Владимир Лукич (1757-1 825) - русские живописцы.
Лам пи - неясно, кого имеет в виду Куприн из семейства авст­
рийских портретистов, работавших в России в конце ХVПI - нача­
ле XIX века , - Иоганна Баптиста Старшего (1751-1830) или его
сына, Иоганна Баптиста Младшего (1775-1837).
Рейтпейч - короткий хлыст, применяемый дрессировщиком на
арене. Шамбарьер - дл инный хлыст, используемый для щелкания.
Гога Веселов (стр. 272). - Журнал «Пробуждение», 1916, 1 ян­
варя, No 1.
При подготовке рассказа для девятого тома Собрания сочине­
ний «Московского книгоиздательства» (1917), Куприн изменил
время действия с 1916 на 1917 год.
Современный критик считал, что в образе Гоги Веселова Куп­
рин использовал некоторые факты биографии и даже портретные
черты одного из «героев» судебного процесса так называемых «кош­
кодавов», устраивавших дикие кутежи с травлей кошек собаками
(Н. Коистаит ииов. «Гога ВеселоВ>>. Новый рассказ А. И. Куприна
11 Журнал журналов. 1916. Февраль . No 6).
Стр. 274. Фуриье Жан-Альфред (1832-1914) - профессор па­
рижской кл иники кожных болезней .
К Кюба, к Доиоиу или в «Медведы> ...- фешенебельные петер­
бургские рестораны.
Стр. 276. «Друг мой! Бр ат мой!.. » - Начальные строки попу­
лярного в 80-е годы стихотворения С. Я. Надсона (1862-1 887).
495

А. И. Куприн
Папаша (стр. 28 1). - Газета «Утро России», 1916, 30 марта,
No90.
Рассказ первоначально предназначался для журнала «Солнце
России», но, очевидно, бьш запрещен цензурой - в No 50-5 1 (ко­
нец декабря) 1915 года в этом журнале бьшо опубликовано уведом­
ление от редакции: «По не зависящим от редакции обстоятельствам
рассказ А. И. Куприна «Папаша» не мог быть помещен в рожде­
ственском номере» .
Стр. 28 1 . ...со вр емен Великия Ел исавет...- императрицы Ели­
заветы Петровны (1741-1761 гг.).
Экзекутор - чиновник, ведавший хозяйственными делами и
надзором за внешним порядком в государственных учреждениях
дореволюционной России.
Стр. 284. Монтескье Шарль-Луи (1689-1755) - французский
философ-просветитель.
Стр. 285. Мюр и Mepwzuз - универсальный магазин в Москве
(ныне в этом здании помещается ЦУМ).
Интервью (стр. 286). - Газета «Чернозем», Пенза, 1916, 10июня,
No 125. Авторская дата под текстом - «Гатчина, 1916 г., 21 мая» .
Тема искаженных, неверных газетных интервью была очень
актуальна в писательских кругах того времени. Так, А. П. Чехов
писал , например, по поводу одного взятого у него и напечатан­
ного в газете «Новости дня» (1894, 1 марта, No 3846) интервью о
его взглядах на литературную конвенцию: «Я за конвенцию, а
какая-то свинья напечатала в газетах, будто в разговоре я выс­
казался против конвенции. И мне приписаны такие фразы, ка­
ких я даже выговорить не могу» (письмо к А. С. Суворину от 27
марта 1894 г. -А. П. Чех ов. Полн. собр. соч. и писем, т. XVI, М.
1949, стр. 133). Куприн сам часто давал интервью («Осаждают...
интервьюеры», - говорил он еще в 1907 г. - Петербургская га­
зета. 21 ноября. No 320) и не раз бывал жертвой недобросовест­
ности газетных репортеров. В его письмах неоднократно встре­
чаются жалобы на их «брехню» . «Я привык к тому, - говорил
он в беседе с журналистом, - что в последнее время выдумыва­
ют на меня Бог знает что , как на мертвого» (Оклеветанный Куп­
рин /1 Петербургская газета. 1913. 25 августа. No 232).
Стр. 286. Работа Тр убецкого ?-Трубецкой Павел (Паоло) Пет­
рович (1867-1938) -русский скульптор.
496

Примечания
Стр. 288. ...оружие вр емеи Изм аила и Чесмы...- то есть конца
XVIII века, когда происходили эти крупные сражения (русско-ту­
рецкие войны 1768-1774 и 1787-1791 годов) .
Стр. 290. Луи Каторз Пя тиадцатый. - Пародийное сочетание
(каторз - четырнадцатый).
... пистолеты работы известиого Лепа:)IСа.
-
Форе Лепаж -
французский оружейный мастер начала XIX века.
Груня (стр. 290). - Журнал «Огонек», 1916, 26 июня, No 26, с
иллюстрациями В. Сварога.
Упоминаемые в рассказе города и пристани (Рыбинск, Чиско­
во, Иловня, Вознесенская) - пункты ежегодного маршрута Куп­
рина в течение нескольких лет (1906-1 91 1) во время его летних
поездок в имение Даниловское Новгородской губернии, принадле­
жавшее профессору Ф. Д. Батюшкову.
В рассказе широко используются диалектные слова и выраже­
ния. Внимание к ним издавна бьmо характерно для Куприна. В очер­
ке о Куприне критик Петр Пильский приводил собственное при­
знание писателя: «А то есть еще слово: «елань». Это - залив в лесу.
И «ильмень» вовсе не имя собственное, а нарицательное и означает
всякое одинокое озеро . В средней России распространено сл ово
«чичер» - мелкий дождик. Такими словами и выраженьями я це­
лую книжку исписал за одно лето» (П. Пил ьский. Критические ста­
тьи . Т. 1. СПб. 1910. Стр. 95-96).
Стр. 292. . ..л юдям двадцатого числа - государственным служа­
щим (двадцатое число - день выплаты жалованья).
Стр. 295. Я не мо11ахи1tя, а пока только белица.
- То есть еще
только готовящаяся принять пострижение в монахини.
Стр. 296 . . ..при самолетиых пароходах - судах пароходного об­
щества «Самолет».
Скворцы (стр. 300). - Детский альманах «Творчество», No 2,
1917, с авторской датой: «1916 г. , 21 августа, Гатчина» .
Канталупы (стр. 306). - Газета «Чернозем» , Пенза, 1916, 28 и
29 сентября, No 21 1, 212.
По первоначальному замыслу рассказ, возможно, должен бьm
иметь продолжение: в газетном тексте после заглавия стоит обо­
значение: «Гл. 1» .
497

А. И. Куприн
ОЧЕРКИ
Листриrоны (стр. 319). - Над циклом лирических очерков, впос­
ледствии объединенных общим заглавием <<Листригоны», Куприн
работал в 1907-191 1 годах.
Впервые напечатано: «Господня рыба» (V очерк цикла) - в га­
зете «Одесские новости», 1907, 22 апреля, No 7213; «Тишина» (1),
«Макрель» (11) - под общим заглавием «Балаклава» в газете
«Межа», 1908, 27 октября, No 2; «Воровство» (111), «Белуга» (IV) ­
под общим заглавием «Листригоны» в «Новом журнале для всех»,
ноябрь, No 1; «Бора» (VI) - в «Новом журнале для всех», февраль,
No 4; «Водолазы» (VII) - в «Новом журнале для всех», 1910, ян­
варь, No 15; «Бешеное вино» (VIll) - в «Новом журнале для всех»,
1911, март, No 29.
Полностью <<ЛистригоньD> воIШiи в пятый том Полного собра­
ния сочинений издания товарищества А. Ф. Маркса.
Первоначально Куприн хотел закончить цикл очерком «Водо­
лазы». Но в 1911 году он добавил еще один - «Бешеное вино».
В «Листригонах» отразились эпизоды дружеского общения пи­
сателя с черноморскими рыбаками-греками из крымского городка
Балаклавы, в котором Куприн жил в 1905 году.
«Рыбаки и вообще все местное население его полюбили, - вспо­
минал балаклавский фельдшер Е. М. Аспиз. - О писательских его
достоинствах они, конечно, очень мало знали. Даже его закадыч­
ные друзья, - Паратино и Констанди, которых он под их собст­
венными фамилиями вывел в «Листригонах», ничего не читали из
написанного им. Некоторые даже путали его профессию, считали,
что он писарь. Ценили в нем яркого, веселого, щедрого человека,
который всех понимает и с которым всем интересно» (Е. М. Аспиз.
Куприн в Балаклаве /1 Альманах «Крым». 1959. No 23. Стр. 132).
Куприн пытался обосноваться в Балаклаве, купил участок на скло­
не горы, начал постройку дома. Но с осени 1905 года, после высьш­
ки из Севастополя за статью о расстреле крейсера «Очаков», въезд
Куприну в севастопольский район был запрещен.
К воспоминаниям о Балаклаве Куприн не раз возвращался. В
1919 году Куприн писал А. М. Горькому: « ...Как не вспоминать
мне одного утра в Балаклаве. Мы только что приIШiи под парусом
с моря, где ночью на створе маяков Херсонесского и Форосского
ловили белугу. Вьшезли мы из баркаса - я и мой капитос Коля
Констанди - осипшие, в рыбьей чешуе, немного пьяные и тащили
498

Примеча11ия
на палке полуторапудового белужонка...» (Архив А. М. Горько­
го). О Балаклаве и друзьях-рыбаках Куприн писал в рассказе «Гу­
сеница» (1918) и в ряде произведений эмигрантских лет («Светла­
на», «Мыс Гурон», «Колесо времени»). «Когда-то я жил тем, о чем
писал, - говорил Куприн в Париже в 1926 году. - О балаклавских
рабочих (рыбаках. - Ред. ) писал и жил их жизнью, с ними срод­
нился» (Куприн в Париже /1 Красная газета. 1926. 5 января. No 4
(вечерний вьшуск) .
Crp. 321. ...стих Го мера об узкогорл ой чер11оморской бу хте, в ко­
торой Одиссей видел кр ово:J1Сад11ых листригонов.
-
Имеются в виду
81-130 стихи из десятой песни «Одиссеи» Гомера (ок. VIII в. до н. э.):
«Прибьmи мы к многовратному граду в сrране лесrригонов Ламосу...
В славную присrань воIШ
Ш
мы: ее образуют утесы, круто с обеих сто­
рон подымаясь ...» Лисrригоны (греч.) -сказочный народ великанов .
...о ... генуэзцах, воздвигавших здесь... свои колоссшzьные кр е­
постиые соору:J1Се11ия. - В середине XIV века купцы-колонизаторы
из итальянского города Генуи захватили Балаклаву и воздвигли
там крепосrь-замок.
Стр. 332. Бу 11т - здесь - моток, связка.
Стр. 338. Мшzьпост - почтовая карета.
Стр. 340. ...со вр емеи Кр ымской кампаиии.
-
Имеется в виду
Крымская война 1853-1856 годов.
Стр. 343. Перикл (ок. 490-429 гг. до н. э.) - политический дея­
тель Древней Греции; осуществил ряд демократических пре­
образований в сrране.
Стр. 347. Стеккетти Лореицо - псевдоним итальянского по­
эта Гверрини Олиндо (1845-1916). В 1910 годы Куприн опублико­
вал переводы ряда сrихотворений Стеккетти (Собр. соч., т. IX,
«Московское книгоиздательсrво»).
Устроители (crp. 359). - «Синий журнал», 191 1, июль, No 31.
Лазурные берега (crp. 361). - Газета «Речь», СПб. 1913, 2, 9, 16
и 30 июня, 7,21, 28 июля, 4, 15, 18, 25 августа и 1 сентября, NoNo 148,
154, 161, 175, 182, 196, 203, 210, 22 1,224, 23 1,238. В 1914году «Лазур­
ные берега» вышли отдельной книгой в издательстве «Новая
ЖИЗНЬ», СПб.
В цикле очерков «Лазурные берега» отразились впечатления
Куприна от его заграничного путешесrвия, которое продолжалось
с апреля по июль 1912 года. Работать над очерками Куприн начал
еще в Ницце и продолжил по возвращении в Россию. Закончил цикл
он летом 1913 года.
499

А. И. Куприн
Вместе с семьей Куприн проехал через Австрию и Швейцарию
и остановился в Ницце, откуда несколько раз выезжал в Марсель,
а также посетил портовые города Италии - Венецию, Геную, Ли­
ворно . В середине мая Куприн получил письмо от Горького с при­
гл ашением приехать на остров Капри. Однако намерению Купри­
на помешала забастовка моряков. «Совсем было я собрался навес­
тить Вас на Капри, но из-за забастовки застрял в Ливорно, а потом
на Корсике в Бастиа и едва-едва смог вернуться домой < ...>, - с
сожалением сообщал он Горькому. - Ежедневно вздыхаю о том, что
не успел повидаться с Вами - так мечтал об этом! Но еще не теряю
веры в мою счастливую судьбу» (Куприн о литературе. Стр. 222). Но
затем поездку осложнили денежные затруднения . «Верьте не верь­
те, а я только потому не приехал к Вам, что у нас у троих бьшо
ровно два франка и 50 сантимов», - писал он уже из России (Куп­
рин о литературе. Стр. 222; см . там же, стр. 323).
Первые заграничные впечатления разочаровали Куприна. С го­
речью сообщал он своему другу Батюшкову: «Нет, Федор Дмитрие­
вич, заграница не для меня! Я до сих пор - а это уже три недели -
живу в Ницце и никак не могу отделаться от впечатления, что все
это нарочно, или точно во сне, или в опере. И гл авное, ничто меня
не удивляет и не заставляет верить в прелести европейской культу­
ры». Писателя сильно удручало однообразие, стандарт, регламен­
тированность быта, низменность курортных нравов: « ...все люди в
формах, с военной выправкой (даже сцепщики поездов), однооб­
разные интонации при всяких случаях в жизни - это все пахнет
штампом...» (о Вене); <<Деревнюшки швейцарские все на один ма­
нер: кирка, ратуша и островерхие двухэтажные домики». «Гаже
всего показалась Ницца: какой-то международный вертеп, игор­
ный дом, растянувшийся по всей Ривьере» (письмо из Ниццы от 29
апреля 1912 г. - ИРЛИ).
За рубежом, как и на родине, Куприна больше всего интере­
совали прость1е люди. По возвращении в Россию Куприн так оце­
нил свои странствия: «Очаровала ли меня заграница? Не скажу. В
России тоже хорошо ... Конечно, я не остался равнодушным ни к
красотам чужеземной природы, ни к сокровищам искусства ... Что
бьшо для меня самым интересным, это - соприкосновение с ули­
цей . Она так содержательна и колоритна, эта иноземная улица, и
так не похожа на нашу. Целые дни я проводил в порту Марселя на
молах, среди всех этих носильщиков, продавцов, матросов, проле­
тариев всякого рода и их подруг... Все это сл авный народ... На ночь
500

Карикатура на боль шевиков.
Журнал «Панч», начало ХХ века.

Примеча11ия
иногда я уезжал с рыбаками. Бьши чудные уловы. Конечно, мне
приходилось нести свою долю труда по выволакиванию, например,
сетей, ничуть не меньшую, чем всем остальным ...» (Куприн о ли­
тературе. Стр. 317, 318). Корреспондент газеты «Биржевые новостю>
писал 5 мая 1912 года в статье «Куприн в Ницце»: «Ранним утром он
уже бродит по узеньким улицам старого города, - то на цветочном
рынке, то в порту с приезжими матросами, то на каком-нибудь син­
дикальном собрании или празднике квартала. Вот сидит он в кро­
шечной, темной дыре - мастерской сапожника или с толпой дети­
шек карабкается по горам» (Куприн о литературе. Стр. 316).
Стр. 361 ....ие ездите иикогда с круговым билетом Ку ковской ком­
паиии. . . - Кук Томас (1808-1 892) - английский предприниматель,
основатель первого бюро путешествий.
Стр . 362. ...11и одии бедекер об этом ие упомипает. . . - Бедеке­
ры - путеводители, справочники для путешественников, получи­
ли название по имени известного составителя путеводителей Кар­
ла Бедекера (1801-1859) .
Стр. 366. Земмерииг - горный хребет и проход в Штирийских
Альпах в Австрии.
Стр. 367. ...апокрифического Пу шкииа. .. - в смысле: поддель­
ного .
... и Юлий Цезар ь, и Август, и, кажется, Петроиий.. . -Гай Юлий
Цезарь - (100--44 гг. до н. э.) - римский государственный деятель,
полководец и писатель. Октавиан Август (63 г. до н. э. -14 г. н. э.) ­
римский император. Петроний Гай (умер в 66 г. н. э.) - римский ари­
стократ, писатель, которому приписывается авторство романа «Са­
тириков».
Стр. 370. Пуришкевич Владимир Митрофанович (1870-1920) ­
политический деятель, монархист и черносотенец, выступавший с
погромными речами в Государственной думе. Участник убийства
Г. Распутина (1916).
Го тский калеидарь. - Вероятно, имеется в виду «Готский аль­
манах» - ежегодное справочное издание, выходившее в Готе с 1763
года на немецком и французском языках, содержащее генеалогии
всех владетельных родов Европы.
Стр. 371. Гр имальди - одна из древнейших дворянских фами­
лий в Генуе, владевшая княжеством Монако.
Стр. 373. Растакуэр - человек, ищущий сильных ощущений,
прожигатель жизни.
501

А. И. Куприн
Стр. 374. Гр аф Аири де Ро шефор -Рошфор Анри (1830-1913) ­
французский публицист. В 1914 году Куприн вьmустил о нем книrу
(А. И. Ку пр ии. Анри Рошфор. Его жизнь и литературнаядеятельность.
Изд-во «Освобождение». Спб . - М. 1914). В облике и деятельности
Рошфора, которого Куприн сравнивал с Герценом-публицистом, пи­
сателя восхшцала его неукротимая энергия в борьбе с тиранией На­
полеона 111, в защите прав человека от произвола властей . Книга пред­
ставляет собой монтаж выдержек из мноrочисленньIХ статей Рошфо­
ра, особенно поучительньIХ, по мысли Куприна, и для Рос
си
и
.
Стр. 378. Су фражизм - женское движение за избирательные
права, возникшее во второй половине Х1Х века в Англии и полу­
чившее затем распространение во многих странах.
Стр. 379. Ке ттеи Сесиль (умерла в 1912г.) - французская опер­
ная певица.
Стр. 381... . как в Обер-Аммергау пр едставление страстей Го спод­
иих. - Обер-Аммергау - село в Верхней Баварии на реке Аммере
(Германия), где в память чумы, бывшей в 1634 году, каждые десять
лет происходили представления всемирно известных мистерий.
Стр. 386. Га й Мария (1879-1943) - испанская оперная арти­
стка. Прославилась исполнением роли Кармен . Пела во многих
театрах Европы и Америки, а также в России.
Стр. 390. Тр увил
л
ь - морской курорт на севере Франции.
Стр. 395. ". состязаиие между восемиадцатилетиим Карпаитье
и Кляусом. - Карпантье Жорж (род. в 1894 г.) -французский бок­
сер, Клаус Фрэнк (род. в 1897 г.) - американский боксер. Встреча
Карпантье с Клаусом произошла в июне 1912 года.
Стр. 397. Мой друг, очеиь честиый человек и пр екрасиый спорт­
смен С. И. Ут очкин. .. - Уточкин Сергей Исаевич (1874-1916) ­
выдающийся спортсмен и один из первых русских летчиков. В 1913
году Куприн рассказывал: «Я познакомился с Уточкиным лет 10-
15 назад в Одессе ..., когда он бьш еще велосипедным гонщиком ...»
(Сэр Пи ч-Бреиди. В гостях у А. И. Куприна /1 Петербургская газета.
1913. 31 июля. No207).
Стр. 400 . Велик ая ср едиземиая забастовка - происходила в ап­
реле - июне 1912 года в связи с отказом пароходных компаний
удовлетворить требования моряков.
".одии зиаменитый русский писатель... иаписш� мие любезное пись­
мо в Ниццу. " -Речь идет о письме М. Горького (см. об этом выше).
Стр. 403 . . ..мой близкий пр иятель, цирковой ар тист" . - Жако­
мино, или Джакомино, Джакомо Чирени (1884-1956) -итальян-
502

Примеча11ия
ский цирковой артист, акробат-прыгун, долгое время бьm клоуном
в петербургском цирке Чинезетши. Часто встречался с Куприным,
гостил у него в Гатчине, в 1916 году возвратился на родину, в Ита­
лию. Куприн посвятил ему рассказ «Марья Ивановна>>.
Стр. 404. Га нимед - по древнегреческой мифологии, сын царя
Трои, за необыкновенную красоту похищенный богами и взятый
ими на небо.
Камер ер е - официант.
Стр. 409. Дизраэли Бенджамин (1804-1 881) -лидер консерва­
торов, премьер министр Англии в 1868 и 1874-1880 годах.
Стр. 413. ...служивший во фр анцузских зуавах. -Зуавы - фран­
цузские колониальные войска, сформированные из жителей Се­
верной Африки и добровольцев-французов, название получили по
одному из самых воинственных племен Алжира.
Стр. 416. ...в «Аквариуме» wtи, в «Буффе». .. - <<Аквариум» -
ресторан в Петербурге, «Буфф» - театр в Петербурге.
Стр. 418. Та бльдот - общий обеденный стол.
Стр. 422. Ко шенwtь - название насекомых, из которых добы­
вают красную краску кармин.
Стр. 424. Те иьер (Тенирс) Давид, старший (1582- 1 649) -фла­
мандский живописец. Ван-Бровер -точнее, Адриан Браувер (1606-
1638) - голландский художник-жанрист. Те иьер-младший (Теиирс)
Давид (1610-1690) - фламандский живописец.
Стр. 429. ...сочинwtи прекрасиую песню... - Речь идет о «Мар­
сельезе», слова и музыка Руже де Лиля (1760-1836).
Стр. 43 1. В этой камере сидел известный адвокат Мирабо, по­
томок которого, Октав Мирбо. .. - Мирабо Оноре-Габриель-Ри­
кетти (1749-1791) - деятель французской буржуазной революции
1789 года. Октав Мирбо (1850-1917) - французский журналист,
романист и драматург; потомком Мирабо не бьm.
Стр. 439. Ле опарди Алессандро (умер в 1522 или 1523 г.) - ве­
нецианский скульптор и архитектор.
...история Ир ода, Ир одиады, Саломеи и Иоаина. - Речь идет об
иудейском царе Ироде Антипе (4 гг. до н. э. -39 г. н. э.), его внучке
Иродиаде и ее дочери Саломее. С именем Иродиады связана леген­
да о гибели Иоанна Крестителя, который резко выступил против
безнравственного поведения Иродиады, а она добилась, чтобы ему
отрубили голову.
Боттичеми Сандро ( 1444-151О) - итальянский живописец. В
соборе св. Марка фресок Боттичелли нет. Куприна мог ввести в
503

А. И. Куприн
заблуждение гид, о чем с иронией писал Л. Полтурнак в статье «Гид,
Куприн и Боттичелли (письмо из Венеции)» (Утро России. 1914. 4
июля. No 153).
Стр. 440. Ру бииштейн Ида Львовна (1885-1 960) - эстрадная
танцовщица.
АПОКРИФЫ
Два святителя (стр. 445). -Газета «Биржевые ведомости», Пг.
1915, 9 сентября, No 247.
В основу рассказа легли народные и христианские легенды, свя­
занные с именами «святых» Николая и Касьяна.
Стр. 445. Епископ Николай - см. прим. к стр. 196. Память Нико­
лая Угодника отмечается 6/ 19декабря - день кончины (так называ­
емый «Никола зимний)» и 9/22 мая - день прибытия мощей в Город
Бари в Итали
и
, куда его прах бьш перевезен в 1087 году в связи с
угрозой нашествия мусульман (так называемый «Никола вешний»).
Ариаие -сторонники александрийского священника Ария (см.
прим. к стр. 180).
Всадиики - привилегированное сословие в античных рабовла­
дельческих государствах.
Ка сьяи Римля11и11 - точнее, Иоанн Кассиан (умер в 435 г.) - ос­
нователь монашества в Галлии и один из главных теоретиков мона­
шеской жизни. В ряду свять�х угодников, чтимых православными,
Касьян занимает совершенно исключительное место - это нелюби­
мый святой, «немилостивый». «Касьян на что взглянет - все вянет»,
-говорили мужики и твердо верили, что у Касьяна недобрый взгляд.
Применительно к такому пониманию в народном языке сложилось
даже несколько поговорок, характеризующих «глаз» Касьяна. Про
угрюмого, тяжелого и необщительного человека говорили, что «он
Касьяном смотрит». Про человека, способного сглазить, замечали:
«Касьян косоглазый, от него, братцы, хороните все, как от Касьяна,
-ж
иво сглазит, да так, что потом ни попы не отчитают, ни бабки не
отшепчут». «Глаз Касьяна» считался настолько опасным, что в день
29 февраля крестьяне не советовали даже выходить из избы, чтобы
не случилось какого-нибудь несчастья. А чтобы угодить Касьяну,
умилостивить его, служили молебен святому не только 29 февраля,
но еще трижды в году, «неурочно» - в четверг» на Масляной неде­
ле, на Святой (Пасхальной) и на «семицкой» - в Троицу.
504

Примечаи ия
Стр. 446. ...раньше великих учителей Антоиия и Феодосия... -
Антоний Святой, называемый также Антонием Фивским (ок. 25 1-
ок. 356) - один из первых основателей монашества, почти всю
жизнь проведший в пустыне. Феодосий Великий (ок . 424-529) ­
основатель одного из монастырей в Палестине.
Акафисты - особый род церковной службы .
...роднят Ка сьяиа Римляиииа с Юлием Цезарем, Свет онием, Го ­
рацием.. . - Юлий Цезарь - см . прим . к стр. 367. Светоний - Гай
Транквилл (ок. 70 - ок. 140) - римский историк, автор книги «Жиз­
неописание двенадцати цезарей». 10 декабря 1911 года Куприн пи­
сал Ф. Батюшкову из его имения Даниловское: «...увлекся Свето­
нием «Les douze Cesari», которого нашел у тебя в библиотеке, и
никак не оторвусь» (ИРЛИ). Гораций - Гораций Флакк Квинт
(65-8 гг. до н. э.) - римский поэт.
Пеmелошади (стр. 449). Рассказ, как явствует из авторской даты
на рукописи (ИРЛИ), бьm написан в феврале 1918 года. Опублико­
ван в газете «Новая русская жизнь», Гельсингфорс, 1920, 15 апре­
ля, No 82, с посвящением А. В. Карташову.
Стр. 449. . . .родом гр ек из Мир Ликийских - то есть из древнего
приморского города в Малой Азии.
Стр. 450. Восстал на пр авославие злой Арий-Великаиище. - См.
прим . к стр. 180.
Никитский собор - имеется в виду Первый Вселенский Никей­
ский собор 325 года, на котором епископ Николай выступил про­
тив Ария и, по преданию, даже ударил его по лицу.
Ст оешник (обл. ) -содержатель конюшни или постоялого двора.
Пр оmя:J1Сной ямщик - ямщик, ездивший на долгих, без смены
лошадей.
СПИСО К УСЛОВНЫХ СОК РАЩ ЕН ИЙ
ИРЛИ - Институт русской литературы РАН (Пушкинский
дом).
Куприн о литературе. - сб. «А. И. Куприн о литературе» ,
Минск, 1969.
РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и
искусства (Москва).
505

СПИСО К ИЛЛЮСТРА Ц ИЙ
Семья Куприных у плаката с изображением П. Е. Щербова. Ил ­
люстрация к очерку «ЛистригоньD>. На первом форзаце.
Иллюстрации М. В. Георгиева к рассказу «Два святителя». А. И.
Куприн среди итальянских артистов. 1914 г. Автограф А. И. Куприна.
На втор ом форзаце .
А. И. Куприн. Начало 1900-х годов. На обороте первого форзаца.
Иллюстрации М. В. Георгиева к очерку «ЛистригоньD>. На оборо-
те втор ого форзаца.
Картина будущего в ил
лю
страции 20-х годов ХХ века. С. 4.
Монте-Карло. Начало ХХ века. С. 6.
На обеде. Иллюстрация конца XIX века. С. 8-9.
Аленушка, дочь Д. Н. Мамина-Сибиряка, 1913 г. С. 12-13.
Автографы Куприна на своей визитке. С. 36-37.
В лаборатории ученого. Фотография начала ХХ века. С. 54-55.
А. И. Куприн, 1912 г. С. 102.
Канн . Начало ХХ века. С. 104.
Иллюстрация Мери Лэмб, 1909 г. С. 106- 107.
В спортивном клубе. Иллюстрация, конец XIX века. С. 144-145.
Венеция. Художник А. П. Остроумова-Лебедева, 1910-е годы .
с. 316.
Ницца. Начало ХХ века. С. 318.
На рейде. Иллюстрация из журнала «Панч», конец XIX века.
с. 326-327.
Ф. Д. Батюшков. Фотография, 1900-е годы. С. 352-353.
Летнее кафе в Париже. Конец XIX века. С. 364-365.
Вокзал в Гавре. С. 376-3 77.
А. А. Давыдова - мать первой жены А. И. Куприна Марии Кар-
ловны, издательница журнала «Мир Божий». С. 420--42 1.
А. И. Куприн. Гатчина, 1913 г. С. 44 1.
Икона Николая Угодника. С. 442.
Конка на набережной. Англия, начало ХХ века . С. 44
4
.
Автограф рассказа А. И. Куприна «Пегие лошади» с правкой.
с. 450--45 1.
А. И. Куприн. 1910-е гг. С. 461 .
Ф. Шаляпин и М. Горький. С. 462.
Побережье Северной Африки. Гравюра конца XIX века. С. 464.
Венецианский сад. Художник А. Н. Бенуа, 1910 г. С. 473 .
А. И. Куприн, 1910-е годы. С. 474.
Гатчинский дворец. С. 476.
Карикатура на большевиков. Журнал «Панч», начало ХХ века.
с. 500-501.
506

СОДЕРЖАНИ Е
ПОВЕСТ И
Гранатовый браслет ........................................................... 7
Жидкое солнце .................................................................. 50
РАССКАЗ Ы
Королевский парк ...................................... ................... 105
Пасхальные яйца ........................... ................ ................. 11О
Телеграфист .................................................................... 112
Большой фонтан ............................................................. 118
Начальница тяги ............................................................ 122
Печальный рассказ ......................................................... 127
Чужой петух .................................................................... 128
Путешественники . . .. ........... ............. ............ ................... 130
Травка ............................................................................. 137
Самоубийство ........ ........................... ......... .. ................... 141
Черная молния ................................................................ 144
Медведи ........ ......... ...... ........ ....... ...... ... ..... ..... .......... ....... 167
Слоновья прогулка ......................................................... 170
Зачарованный глухарь ................................................... 174
Анафема . ................ ................ ..................... ... ..... ............ 177
Еж .................................................................................... 185
Светлый конец .................... ................. ...... ..................... 188
Капитан ........................................................................... 195
Винная бочка .................................................................. 202
В медвежьем углу ............................................................ 213
Святая ложь .................................................................... 219
Брикки ............................................................................. 230
Сны .................................................................................. 233
Марья Ивановна ............................................................ 235
Сад Пречистой Девы ...................................................... 239
507

Фиалки ....................... ........ ... .......................................... 242
Запечатанные младенцы ................................................ 248
Гад ................................................................................... 254
Гоголь-моголь .................................................... ............ 265
Люция .............................................................................. 270
Гога Веселов ................................................................... 272
Папаша ............................................................................ 28 1
Интервью ........................................................................ 286
Груня ......................... ......... ... ............ .................... .......... 290
Скворцы .......................................................................... 300
Канталупы ...................................................................... 306
ОЧЕРКИ
Листригоны ...................... ............................. ...... ........... 319
Устроители ...................................................................... 359
Лазурные берега ............................................................. 361
АПОКРИФЫ
Два святителя .................................................................. 445
Пегие лошади ..................... .......................................... .. 449
Т. А. Ка йманова. Апокрифы
в творчестве А. И. Куприна ................................. .......... 455
ПРИЛОЖ Е НИЕ
Вл адислав Му штаев. Наследники листригонов ........... 465
ПРИМЕЧАНИЯ ............................................................ 477
Список иллюстраций ..................................................... 506
508