Text
АКАДДМИЯ НАУК СССР
ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ СССР ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
(ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧ Н И КОВЕД Е Н ИЯ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Под редакцией члена-корреспондента АН СССР В. И. РУТЕНБУРГА
S
ЛЕНИНГРАД «Н А У К А» ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ 1979
В коллективном труде впервые в советской исторической науке рассматриваются в комплексе проблемы западноевропейского источниковеденпя средних веков, а также византийского источниковедения. Особое внимание уделено источникам по экономической истории, исторической географии и истории народных движений, а также таким важным разделам источниковедения, как нарративные и актовые источники Средневековья и Возрождения. Рассматриваются также вопросы взаимосвязи западноевропейских хроник и русского летописания. В ряде разделов коллективного труда дается критика буржуазного источниковедения.
Издание рассчитано на специалистов — медиевистов и впзантиноводов, на преподавателей гуманитарных вузов и на студентов старших курсов исторических факультетов.
10603-560
042 (02J-79
103-79
0504020000.
© Издательство «Наука», 1979 г.
II
ОТ РЕДАКТОРА
Советское источниковедение накопило богатый опыт в разработке методов рассмотрения и использования исторических источников. Большое внимание уделяется изучению источников и в мировой исторической науке. Свидетельство тому — расширение тематики, связанной с проблемами источниковедения, на XIV Международном конгрессе исторических наук в Сан-Франциско в 1975 г. Одной из генеральных тем конгресса была проблема «История и документ», выдвинутая и раскрытая представителями стран социалистического лагеря. При обсуждении проблемы были рассмотрены новые подходы к изучению источников, необходимость проверки и пересмотра, ранее изученных документов. На многих проблемных, проблемно-хронологических и специальных заседаниях были обсуждены различные методы изучения и использования источников статистических, лингвистических и т. п.
Главнейшими принципами изучения и использования источников — принципами, обоснованными Ф. Энгельсом в его известном письме Йозефу Блоху,1 — являются всесторонний подход к эпохе, рассмотрение источников на фоне тех социально-экономических, политических, культурно-идеологических условий, в которых они были созданы.
Особое место принадлежит разнообразнейшим и многочисленным источникам по истории западноевропейского Средневековья, которым в советской историографии посвящены специальные работы.2
1 Маркс К. и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 37, с. 394—395.
2 Л ю б л и н с к а я А. Д. Источниковедение истории средних веков. [Л.], 1955; Я ц у и с к и й В. К. Историческая география. История ее возникновения и развития в XIV—XVIII веках. М., 1955. — См. также: С к а з к и н С. Д., Сидорова II. А., Люблинская А. Д. За развитие вспомогательных исторических дисциплин в области изучения западноевропейского и византийского феодализма. — ВИ, 1961, № 4, с. 69—79; Бессмертный Ю. Л. Математические методы и их применение при изучении проблем Средневековья. — СВ, 1971, вып. 34, с. 81—90; Гуревич А. Я. Язык исторического источника и социальная действительность: билингвизм в средневековой Европе. — В кн.: Сб. статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1973, с. 73—75; Курносов А. А.
1*
3
Сложность всего комплекса источников по западноевропейскому Средневековью заключается прежде всего в огромной хронологической протяженности этой эпохи, охватывающей более тысячелетия. Кроме того, данный комплекс отличается разнообразием видов источников: это — публичные и частные акты, хозяйственные описи, счета и бухгалтерские торговые книги, официальная переписка должностных лиц, т. е. различный документальный материал; это — кодексы и хартии, уставы и судебные протоколы, т. е. юридические источники; это — хроники и мемуары, трактаты и памфлеты, т. е. нарративные источники; это — песни и сказания, стихи и новеллы, т. е. фольклорные и литературные источники. В широком смысле слова источниками для всестороннего и глубокого исследования исторических событий и всего исторического процесса являются также данные геологии, географии, климатологии и памятники материальной культуры, в том числе предметы сельскохозяйственной, промышленной и военной техники. Такой комплексный подход к изучению исторических событий — естественное и законное требование современной науки. Однако он возможен лишь при наличии всеобъемлющих разносторонних знаний у историка (что, с учетом развития современных многочисленных специальных отраслей знания, наращивающих колоссальный информационный поток, практически нереально) или, что и происходит ныне, при объединении лиц различных профессий для решения той или иной конкретной задачи исторических исследований.
Такой плюрализм не решает проблемы сам по себе, как и не обязателен при исследовании и использовании отдельных групп источников, ограниченных определенным содержанием и формой. Не решает проблемы и «динамический» подход к источникам, требующий полного пересмотра всего ужо установленного исторической наукой. Решающим выступает сам метод изучения и использования источников, наличие ключа к правильному их пониманию и включению в ткапь исторического повествования. В реакционной буржуазной историографии нередко можно встретить явное или скрытое искажение источников, диктуемое классовой направленностью авторов. Иногда в буржуазной историографии наблюдается игнорирование источников определенного типа, что не может не повлиять па истинность оценок и выводов исторического исследования. Вместе с тем за последние годы буржуазное источниковедение сделало весьма много для расширения круга источников и методов их обработки, хотя и в этих случаях ограниченность буржуазной методологии, отрицание закономерности развития, классовой борьбы, в целом мешает воссозданию истинной картины исторического процесса.
К вопросу о природе видов источников. — ИОИ—1У76. М., 1977, с. 5—25; Лурье Я. С. О гипотезах и догадках в источниковедении. — Там же, с. 26—41; Фарсобин В. В. О предмете дипломатики и ее соотношении с источниковедением. — ВИ, 1978, № 1, с. 29—40, и др.
4
В коллективном труде, посвящепйом проблемам источниковедения западноевропейского Средневековья и подготовленном сектором Всеобщей истории Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР, его авторы па основе марксистско-ленинской методологии и с учетом большого опыта, приобретенного советской медиевистикой, а также прогрессивными учеными Запада, обратились к наиболее характерным и важным, иногда спорным, вопросам данной дисциплины. Оценивая достижения прогрессивной части западных ученых, авторы труда подвергают критике некоторые их методы и выводы. Главным же способом борьбы с буржуазным источниковедением в области медиевистики авторы считают конструктивно-позитивную часть своих исследований, их методику и их выводы.
В коллективный труд включены темы, представляющие особый общетеоретический и практический интерес для источниковедения западноевропейского Средневековья на современном этапе; темы, наиболее фундированные в советской медиевистике в их исследовательской части, обращенные к новым, недавно опубликованным и малоиспользованпым источникам и к архивным материалам отечественных хранилищ.
Коллективный труд состоит из исследований, посвященных разным сторонам источниковедения. Это — место и роль источников по исторической географии; комплексное изучение источников по экономике; хроники и дневники как исторический источник; художественная литература как источник по истории культуры; проблема классификации западноевропейского актового материала; публикации источников по истории еретических движений в Византии; русские летописи и западноевропейская историография.
Хронологический размах этих исследований достаточно велик: с X в. по XVII столетие. Опи обращены к истории Византии, Франции, Италии, т. е. охватывают главным образом историю Средиземноморского региона, комплексным изучением которого занимается сектор Всеобщей истории ЛОИИ СССР АН СССР. Учитывая, что страны этого региона составляют неразрывное историческое единство, мы включили в паш труд и работы по источниковедению Византии, хотя строго формально она выходит за рамки собственно Западной Европы. В то же время комплексное изучение истории западноевропейских стран и Византии закономерно вытекает из самих условий их развития, переплетения и взаимовлияния их экономических, политических и культурных процессов. Примером тому могут служить две работы этого коллективного труда, посвященные проблеме общего и отличного в западноевропейском и византийском актовом материале.
Книга открывается исследованием А. Д. Люблинской, посвященным проблемам исторической географии Средневековья, которая представляет собой интердисциплинарпую отрасль, объединяющую историю средних веков и географию того же периода.
5
Интенсивное развитие исторической географии за последние два десятилетия привело к созданию современной теории и методики в этой области знаний, которые своеобразно сочетаются с методами анализа «обычных» источников истории Средневековья по аграрной истории, климатологии, демографии. В работе дается характеристика зарубежных трудов последних лет.
Рассмотрению комплексного исследования источников посвящена статья В. И. Рутепбурга, в которой впервые в источниковедческой литературе выдвигается вопрос о необходимости всестороннего охвата различных по своему характеру источников при изучении экономики Средневековья. Па примере Италии X— XVI вв. дается характеристика актовых, нарративных, художественных источников и архитектурных памятников, способов их сопоставления, взаимодополнения и взаимопроверки.
Общеметодологическое значение имеет исследование Е. Э. Липшиц об источниках по истории еретических движений в Византии, на примере которых можно решить общую проблему народных движений Средневековья. Эта тема приобретает особую важность в связи с тем, что в современной буржуазной литературе, несмотря па бесспорные показания источников, четко прослеживается тенденция игнорирования и прямого отрицания классовой борьбы в эпоху Средневековья.3 В работе Е. Э. Липшиц подвергается убедительному и аргументированному рассмотрению вопрос о подходе, анализе, подготовке к публикации и интерпретации источников по народным движениям, дается характеристика достижений и недостатков новых западных публикаций.
Исследование западноевропейских источников Средневековья имеет специфические трудности. Это, в частности, касается и актового материала, рассмотрению которого посвящена работа А. М. Кононенко. Особую трудность представляет вопрос о его классификации, разделение па публичные и частные акты, отнесение которых к той или другой категории отнюдь не является бесспорным. В статье рассматривается история изучения средневекового частного акта, анализируются существующие классификации актов, предлагается новая классификация всего актового материала, что должно весьма облегчить работу историков-медиевистов при исследовании архивных документов.
К этой же проблематике относится и исследование И. П. Медведева, посвященное византийскому актовому источниковедению, которое разработано в еще мепьшей степени, чем западноевропейское. В статье показана эволюция перехода от античного акта к средневековому, отражение па нем рецепции римского права.
3 Wolff Ph. Structures sociales et morfologics urbaines dans le deve-loppement historiquo des villes (XIIе—XVIIIе siecles). XIV International congress of historical sciences. San Francisco, 1975; см. об этом: Ruten-burg V. I. Revoltes ou revolutions en Europe aux XIVе—XVе siecles? — Annates E. S. C., 1972, N 3.
6
соотношение частного акта с публичным, их взаимопроникновение. Особенно цепными представляются предлагаемые автором анализ структуры частного византийского акта и его классификация.
Специфическим видом источников западноевропейского Средневековья являются нарративные источники — хроники, дневники и, наконец, произведения художественной литературы, которые с легкой руки В. Зомбарта получили явно неверную оценку в буржуазной литературе.4
В статье М. Т. Петрова, обращенной к этой тематике, исследуется малоразработанная проблема о правомерности и способах использования произведений художественной литературы как исторических источников, прежде всего для истории культуры, об общем и различном в историческом и литературоведческом источниковедении, о социальной полифункциональпости литературных произведений как носителей не только эстетических, по II нравственных, религиозных, юридических, политических элементов. Автор показывает необходимость комплексного подхода к литературным источникам па примере произведений эпохи Возрождения.
К этой же проблематике относится работа А. Д. Роловой об итальянских хрониках и дневниках XVI в. как исторических источниках. Тема эта приобретает большое значение, учитывая полную се неразработанность, а также выявление в последние годы новых хроник и дневников, первоклассных как по обилию и разнообразию материала, так и по своей направленности. Эти источники дают возможность комплексного изучения эпохи, так как содержат в себе данные по истории экономики, политической и культурной жизни многих государств Италии и Европы, а также дают материал для социальной и идеологической характеристики разных классов и прослоек итальянского общества. В работе исследуется также вопрос об отличиях хроник XVI в. от обычных средневековых анналов, их сравнении с домашними хрониками и мемуарами XIV—XV вв.
Статья И. С. Шарковой посвящена источниковедческому анализу интересного, лишь недавно впервые опубликованного эпистолярного документа конца XV в., принадлежащего перу известного итальянского гуманиста и польского дипломата Филиппо Буонаккорси Каллимаха. Исследовательница предлагает весьма убедительную интерпретацию документа, раскрывая его связь с русско-польскими отношениями того времени.
43омбарт В. Современный капитализм. Пер. с нем. Изд. 2-е. Т. I. М.—Л., 1931, с. 165. — См. об этом: Sapori Л. Studi di storia economica (sccoli XIII—XIV—XV), vol. I. Firenze, 1955, p. 21; Руте ибург В.’И. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. Флорентийские компании XIV в. М,—Л., 1951, с. 125, 193; Люблинская А. Д. Источниковедение. ,., с. 221.
7
В статье 10. А. Лимонова рассматривается проблема связей русского летописания с историографией западноевропейских стран.
Находим полезным снабдить данное издание достаточно подробным библиографическим указателем, охватывающим советские публикации западноевропейских и византийских источников и источниковедческие работы советских исследователей за весь послевоенный период — с 194.5 по 1978 г. (составители — В. Л. Афанасьев и Е. К. Пиотровская). Описания в указателе сгруппированы отдельно по Западной Европе и по Византии; каждый из этих больших разделов состоит из двух подразделов — «Публикации» и «Исследования». Описания отдельных публикаций распределены, в свою очередь, по видам источников, а описания монографий и статей — по объектам исследования, т. е. опять-таки по отдельным видам исследуемых источников. Наконец, в наиболее мелких подразделах описания однородных в жанровом и предметном отношениях изданий даны по хронологии их выхода в свет. Думается, что такой порядок даст возможность читателю сконцентрировать внимание на интересующих его библиографических сведениях и вместе с тем позволит достаточно наглядно представить несомненное возрастание интереса советской научной общественности к богатому и многоплановому литературному наследию Средневековья, а также постепенное расширение круга научных интересов наших источниковедов — медиевистов и византинистов.
Коллективный труд по источниковедению западноевропейского Средневековья — первая попытка характеристики и анализа некоторых наиболее сложных и актуальных проблем источниковедения стран Средиземноморского региона.
В. Рутенбург
А. Д. Люблинская
ИСТОЧНИКИ В СМЕЖНЫХ С ИСТОРИЕЙ НАУКАХ (по материалам зарубежной медиевистики)
В наши дни историческая паука продолжает стремительно обрастать новыми специальностями, все более смыкаясь по своей периферии со многими другими социальными науками, а последние в свою очередь приобретают большую историческую направленность. Широко развиваются историческая демография, историческая статистика, историческая этиология, историческая антропология и мпогие другие. Значительно расширили свой исторический аспект все филологические дисциплины.
Этот знаменательный во всех отношениях процесс по замыкается внутри наук гуманитарного цикла: он приводит к соприкосновению истории с такими, казалось бы, ей чуждыми — или во всяком случае очень отдаленными — отраслями знания, как экология, генетика, медицина, общая биология, микробиология, психология, психопатология. В то же время наблюдается еще одно важное явление: науки, уже давно «освоенные» историей, как география и многие другие, еще шире раздвигают свои «исторические пределы» и все глубже проникают в самое историю. В сущности почти любая паука естественного цикла — причем из его современного богатого ассортимента — получает или уже получила исторический аспект. Пет пужды подчеркивать, что цели и методы этих новых иптсрдисциплинарных отраслей совсем иные, чем у истории паук биологического или химического цикла.
В связи с этим встает вопрос о необходимости для историка раздвинуть свой кругозор. Его давно сложившийся ареал эрудиции требует расширения. Если для специалистов по истории XIX—XX вв. смыкание истории со всеми социальными пауками произошло естественным путем, поскольку сама современность или близкая к ней эпоха давно уже насытили историю этими аспектами, то для историков, изучающих эпохи более отдаленные, и особенно для медиевистов, дело обстоит сложное. Прежний
9
комплекс вспомогательных дисциплин оказывается теперь недостаточным. Палеография, дипломатика, эпиграфика, хронология, генеалогия, геральдика, нумизматика получили пыпс выразительное наименование «традиционных» вспомогательных дисциплин и начинают отодвигаться па второй план, теснимые дисциплинами «молодыми», к тому же требующими к себе — особенно на первых порах — пристального внимания для оформления их статуса новых вспомогательных дисциплин, для нового изучения источников.
Возникает и такой вопрос: в какой мере историк может и должен действительно овладеть инструментарием этих новых для пего предметов? Использование «традиционных» вспомогательных дисциплин требует виртуозного владения ими. Исследование истории экономических процессов или истории культуры ведется давно, ибо каждый историк обладает соответствующим солидным багажом. Ио ясно, что медиевист по своему специальному образованию не может быть в то же время достаточно сведущим в естественных пауках даже в той ограниченной мерс, в какой они уже соприкасаются с историей или проявляют такие тенденции.
Однако какой-то запас знаний подобного рода ныне необходим, и оп приобретается в процессе исследования. Это реально осуществляемая возможность, о чем будет сказано ниже. Но опа влечет за собой и другой, нс менее важный вопрос: а как обстоит дело с источниками для новых интердисциплинарпых отраслей и для новых вспомогательных дисциплин? Кто и как их приготовляет — извлекает, критически обрабатывает, вводит в научный оборот — историк или его «смежник»? Какой характер имеют такие источники?
Мы попытаемся ответить на эти вопросы на основе нескольких примеров, взятых главным образом из современной западноевропейской медиевистики.
Историческую географию и историческую хронологию никак нельзя назвать новыми иптердисциплинарными отраслями знания. Наоборот, они с самого начала были опорами и спутницами исторической пауки. Призванная изучать прошлое человеческого общества во времени и в пространстве, опа пе могла существовать без них. Развиваясь сама, опа содействовала появлению и развитию многих вспомогательных дисциплин, в первую очередь самых ей необходимых — хронологии и географии. Через первую она всегда была связана с астрономией, через вторую — с пауками о Земле.
Исторической хронологией мы займемся ниже, ее значение в интересующем нас плане пе столь первостепенно, как роль исторической географии, заслуживающей пристального внимания. Ее интенсивное развитие за послевоенное время поставило перед обеими заинтересованными в ней науками многие новые проб-10
лемы.1 Для историков это означает гораздо более глубокое, чем прежде, включение географической среды в историю того или иного изучаемого периода. Для географов — гораздо большее, чем прежде, стремление объяснить не только близкое, по и далекое прошлое географической среды. Как всегда в подобных случаях, в выигрыше оказываются обе пауки: появляются общие задачи, создается новая специализация, по только по-особому использующая традиционные исторические источники, но и создающая новые. Для специалистов по исторической географии становится обязательным овладение в той или ипой мере исследовательскими методами историков, для историков — использование трудов по исторической географии и — что особенно важно — самостоятельные исследования в этой области, проводимые па базе весьма разнообразных источников.
До недавнего прошлого история и география скорее соприкасались друг с другом, чем частично соединялись, как ныне требуется для подлинной интердисциплипарпой отрасли — исторической географии. Это особенно ясно проступало в исторических атласах, где по вполне попятным причинам преобладала политическая история и добавлялись некоторые карты по истории экономической (торговые пути, порты), культурной (размещение университетов и т. п.), социальной (области и города, охваченные восстаниями). Историческая картография остается и сейчас главным элементом в таком соприкосновении истории и географии, причем материал для нее дают историки; что касается физической географии, то такие карты фигурируют лишь изредка, скорее чтобы напомнить о пей, освежить в памяти конфигурацию берегов, течения рек, расположение гор, равпип и т. д.
Другой зоной, где соприкасаются две науки, являются региональные исторические и географические монографии. Локальное исследование той или ипой территории в прошлом или настоящем основывается, как правило, на определении ее особенностей, и чем меньше эта территория, тем настоятельнее сказывается необходимость достаточно отчетливого выделения ее из окружающего массива, т. е. максимально убедительная формулировка ее специфики. Тем самым историк должен начинать с изучения особенностей географической среды, а географ исследовать ее в историческом плане, учитывая воздействие человеческого труда па природу.
Обе эти «точки соприкосновения» оказались — и оказываются — чрезвычайно плодотворными. Они в значительной степени содействуют успеху региональных монографий (охватывающих как значительные, так и небольшие территории, вплоть до отдельных деревень или их групп), содержащих очень ценный факти
1 См. сборник статей: Progress in historical geography. Ed. by A. R. II. Baker. Newton Abbot, 1972. — Статьи сборника являются обзорами работ по исторической географии во Франции, ФРГ, Австрии, Швейцарии, скандинавских странах, Англии, СССР, США, Австралии и Новой Зеландии, Латинской Америке, Африке.
11
ческий материал и свежие выводы. Они формируют историко-географическое мышление историков и вводят в исторические труды материал новых источников. Вместе с тем появились уже целые «полосы слияния», в которых обе науки проникают друг в друга настолько, что непосредственно «работают» друг па друга. Источники в таких исследованиях оказываются «комбинированными».
Для анализа источниковедческих методов исторической географии необходимо предварительно рассмотреть концепции, которыми руководствуются географы, активно разрабатывающие в паше время эту иптердисциплипарпую отрасль.
Основной постулат (выраженный, па наш взгляд, излишне резко) гласит, что историческая география представляет собой в первую очередь раздел именно географии и существует наряду с традиционными разделами этой пауки. Историческая география формирует свои собственные подразделы: историческая аграрная география, историческая городская география, историческая экономическая география и т. д., и т. п.2 Подлежащим везде остается «география», меняется сочетание определений.
Принципом, обосновывающим выделение таких подразделов, некоторые географы считают все возрастающие различия между ними и географией как таковой.3 Эти отличия выражаются не только в своеобразном подходе («география прошлого»), но и в применении особой методики исследования, присущей именно истории. Вместе с тем подчеркивается, что этот исторический аспект и необходимые для него приемы изучения материала остаются все же в пределах географии и обслуживают в первую очередь ее потребности.
Специалисты по исторической географии усматривают ее особые черты также и в том, что опа лишь в ограниченной степени может пользоваться привычными для географов статистическими и математическими методами, дающими прочную опору в виде количественных измерений, относящихся к современности и недавнему прошлому. Весь комплекс таких надежных измерительных методов совершенно не применим в исторической географии; в пей возможно лишь частичное употребление отдельных приемов. Причина — отсутствие серийных данных. Для всей эпохи до начала XIX в. (иногда до середины XVIII в.) сохранившиеся источники лишь в редких случаях способны дать необходимый и достаточно надежный материал (Книга Страшного суда и подобные ей описи весьма немногочисленны). Он охватывает, как правило, какой-либо один город или небольшую территорию и обычно с успехом поддается традиционным методам анализа и синтеза, существующим в исторической науке, не требуя дорогостоящего времени
2 Progress in historical geography, p. 28-
3 Ibid., p. 12.
12
ЭВМ и давая в то же сроки более детальные наблюдения. Еще важнее то обстоятельство, что значительная часть проблем исторической географии вообще по поддается математическому анализу, аналогично тому, как это присуще исторической науке с ее своеобразным и колеблющимся во времени сочетанием конкретно-единичного с абстрагированно-общим. Однако это не означает полного отказа от изучения историко-географического процесса в его количественной эволюции. Наоборот, исследование некоторых его сторон дает возможность заменить более или менее убедительно прежние выводы, основанные лишь па отдельных примерах либо па интуиции исследователей, порой весьма прозорливой.
Дело сильно облегчается тем, что сама историческая наука значительно усовершенствовала свою методику и все шире применяет количественный анализ. Одновременно подвергаются новому «допросу» и традиционные исторические источники, они становятся объектом более специального анализа и способны дать некоторые новые ответы. Поэтому количественный анализ — буде оп осуществим — крайне важен для исторической географии, главная цель которой состоит в учете географических изменений, происходивших либо в природе, либо в итоге воздействия человека на природу. Следовательно, в исторической географии, так же как и в истории, мысль отправляется от формы, чтобы выяснить процесс.4
Неудовлетворительным представляется теперь и ставший традиционным характер изложения, по преимуществу описательный, а не объясняющий. В области экономической и социальной исторической географии редко учитывается динамика всего исторического процесса. Утратили и утрачивают значение те труды, где совсем или частично отсутствуют тщательно подобранные количественные данные. То же самое характерно для исследователей, не применяющих сравнительного метода и игнорирующих сопоставление современных данных и теорий с фактами прошлого.
Первостепенным вопросом для исторической географии (равно как и для истории!) является методика «допроса» источников. Нечего и говорить о том, что методы визуального наблюдения и более или менее широких опросов в исторической географии невозможны. Состояние географической среды и отношение к ней людей (по большей части групп людей, а пе индивидуумов) в тот или иной период дожны быть либо «выведены» из тех же источников, с- какими работают историки, либо созданы в процессе исследования. Отбор необходимых источников определен темой. Исследователи аграрной истории разыскивают музейные образцы орудий, изучают их па памятниках изобразительного искусства. Для истории миграций населения используются нарративные источники, лингвистика, топонимика; карты древних и средневековых поселений составляются теперь на основе данных
4 Ibid., р. 20.
13
не только археологии и топонимики, но и аэрофотосъемки. Для изучения отношений к природе и ландшафту чрезвычайно важны материалы «личностного» характера — дневники, переписка, литературные произведения; для исторической климатологии — карты, составленные па основе сложного комплекса данных историкогеографического характера.
Таким образом, специалист по исторической географии (равно как историк, занимающийся каким-либо ее разделом) имеет в своем распоряжении особый, им же составленный вопросник, во многом отличный от вопросника по географии как таковой (в силу специфики исторического аспекта) и по истории как таковой (в силу преобладания в данном случае интереса к природной среде). Ответы, получаемые па такие вопросники, дают возможность построить систему количественных и качественных показателей, рисующих изменения природной среды и направление этой эволюции. Но выразить эти показатели необходимо в исторических терминах и понятиях и притом ограничив себя изучением более или менее коротких периодов.
Таким образом, специалист по исторической географии нуждается в «совмещении профессий», оп должен иметь — в той или иной степени — историческое образование. В данном плане он разделяет участь специалистов многих новых интердисциплипар-ных отраслей, углубляющихся от современности в прошлое — исторической антропологии, исторической этнографии, исторической демографии, исторической агрономии, исторической климатологии и т. д. и т. п. Однако все они подходят к изучению исторических источников с другими задачами, чем историки, иначе ставят проблемы, стремятся получить новые выводы именно для «своих» тем. Они отчетливо определяют свое отличие от историков, занимающихся подобными же темами; по их мнению, те работают в чисто эмпирическом и описательном плане, в то время как задача иптердисциплипарпых отраслей состоит в создании собственных теорий.
Таковы исходные позиции исторической географии и формулировки ее задач вообще и в области источниковедения в частности, высказанные зарубежными учеными.5
Обратимся теперь к анализу конкретных трудов по исторической географии и начнем с тех, которые не только сыграли большую роль в своей области, по и оказались очень важными для историков.
Роже Дион долгое время считался во Франции единственным географом, систематически использовавшим исторический аспект
5 См. также специальный журнал: Journal of historical geography. Eds. J. Patton, A. Clark. London—New York, 1975—1978, vol. I—IV (издание продолжается),
14
в своих исследованиях.6 Больше того, оп ввел в некоторые исторические темы объяснения географического характера. Широко известны его труды, посвященные такой важной для французского сельского хозяйства отрасли, как виноградарство и виноделие. Они суммированы в ставшей ныне классической книге «История виноградников и вин во Франции с их появления и до XIX в.».7 Разумеется, эта книга служит историкам в такой мере, что теперь уже пи одна работа по аграрной истории и истории крестьянства Франции не может быть написана без широкого се использования, по все же подобное исследование могло быть осуществлено лишь географом. Дион установил, что хотя виноградная лоза требует совершенно определенных почв и освещенности, многие прекрасные виноградники появились также и в таких местностях, где не только отсутствовали эти условия, по, более того, почвы и климат были винограду противопоказаны. Однако в итоге длительного труда и поисков там были либо выведены новые сорта, либо имевшиеся приспособлены к местным условиям. Решающую роль сыграло при этом соединение факторов географических (в первую очередь!), экономических (близость к рынкам и торговым путям) и социальных (цепные сорта во владениях церкви и дворянства).
Рассмотрение того, как Дион конкретно ставил и решал подобные проблемы, тем более важно, что ныне историки энергично претендуют если не на все, то па значительную часть аспектов этих тем.
Одной из них является развитие высококачественного виноделия в Бургундии. Для истории этой провинции ее можно считать одной из важнейших, поскольку данная отрасль издавна определяла местную специфику сельского хозяйства у всех слоев населения. Отправной точкой исследования послужило размещение высокосортных виноградников, как оно сложилось в XIX в. Первое их появление Р. Дион возводит к I—II вв. н. э. в округе Отепа, богатого в ту пору города. Другие винодельческие области — около Парижа, в Орлеане, на Мозеле и др. — сформировались тоже благодаря наличию городов и удобных водных путей.
Свой главный материал Диоп нашел в «традиционных» источниках, содержащих сведения о бургундских винах. Нетрудно заметить, насколько важен в его выводах момент чисто исторический. Связь между емкими рынками — и даже экспортными воз7 мощностями — и развитием высокосортного виноделия была отмечена и изучена преимущественно в трудах по экономической истории, но географические проблемы как таковые не пользовались в них особым вниманием.8 Разница между ними и работами
6 D i о n R. Essai sur la formation du paysage rural fran^ais. Tours, 1934.
7 D i о n R. Histoire de la vigne et du vin en France des origines au XIX siecle. Paris, 1959.
8 См. библиографию в книге P. Диона.
15
географа Диона состоит в различном характере исследования. У историков отсутствует ясно выраженный ретроспективный подход (хотя он может присутствовать в сознании, исследование само по собе ему пе подчинено). Но методика исследования и фонд источников у них почти одинаковы.
Если обратиться к проблемам более сложным, положение резко меняется. Возьмем проблему соотношения двух главных аграрных систем в Европе — средиземноморской и североевропейской. Тут источники различны: географ оперирует преимущественно материалом, не имеющим отношения к «чистой» истории, историк пе выходит за пределы «традиционных» источников. Сопоставим мнения двух крупнейших специалистов в каждой из этих областей.
В 1931 г. появилось превосходное чисто историческое исследование Марка Блока, открывшее новую страницу в изучении средневековой аграрной истории вообще: «Характерные черты французской аграрной истории».9 В книге очень интересно разработаны давно изучаемые темы сеньории, собственности, серважа, социальных групп сельского населения и др. Но есть целая глава (и притом самая большая), озаглавленная «Аграрная жизнь», где рассматриваются вопросы истории агротехники (тоже одна из давно изучаемых тем), однако поставлены они по-новому. Изучая типы севооборотов, аграрные распорядки (открытые длинные поля, открытые поля неправильной формы, огороженные поля), орудия труда, общинные сервитуты и т. п., автор упорно и последовательно ищет причину, по которой Франция по своему аграрному строю оказалась разделенной па две резко различные зоны — средиземноморскую и северную (с примерной границей по Луаре). Однако эти поиски завели его в тупик. Особенно ярко это выступает при анализе причин, вызвавших к жизни два главных севооборота: двухполье и трехполье. «Географическое распределение этих двух основных типов севооборотов точно неизвестно. .. Весьма вероятно, однако, что обе эти системы со времени Средневековья противостояли друг другу большими массивами. Двухполье безраздельно царило в тех областях, которые можно назвать югом... Севернее господствовало трехполье». И далее: «Эта антитеза представляет для аграрной истории настоящую загадку. Конечно, географические причины в узком смысле слова ничего не могут объяснить: сферы распространения обеих систем слишком обширны и слишком различны по своим природным условиям. Обе они выходят далеко за пределы нашей страны. Двухполье — древний средиземноморский севооборот... Трехполье господствует на большей части Англии и на всех больших равнинах Северной Европы. Существование в нашей стране
9 В1 о с h М. Les caracteres originaux de I’histoire rurale franpaise. Oslo, 1931; [2-eme ed.]: Paris. 1952 (русск. пер.: Блок M. Характерные черты французской аграрной истории. Ред. и предисл. Л. Д. Люблинской, М., 1957).
16
этих противоположных систем является результатом столкновения двух главных форм аграрной цивилизации... которые образовались под влиянием условий, пока еще нам неизвестных, но, конечно, этнических, исторических, а также географических. Ибо, если обстоятельства физического порядка неспособны сами по себе объяснить окончательное распределение различных типов севооборота, они, весьма возможно, могут быть приняты в расчет при выяснении того факта, почему трехполье возникло вдали от Средиземного моря».10 Такой причиной «физического порядка» Блок, вслед за Дионом, считал климат.11 Но даже и это объяснение не всегда оказывалось надежным: «Однако — и здесь мы затрагиваем неразрешимую часть проблемы — почему же и на Севере имеются местности, которые всегда отвергали трехпольный ритм? Можно было бы попытаться привести аргументы географического характера. Я приведу небольшой пример, чтобы показать неприемлемость подобной гипотезы». И в другом месте Блок пишет об единообразной по своему трехпольному севообороту долине Эльзаса. Но в этом единообразии есть удивительное исключение: северная часть долины всегда подчинялась двухполыо. Попытки связать это с явлениями лингвистическими, антропологическими и т. п. оказались безуспешными. Климат тоже ничего пе объясняет, «приходится ограничиться вопросительным знаком».12
Характерные для М. Блока четкость и честность мысли пе допустили возможность скрыть негативный вывод за какими-либо гипотезами, поэтому он и сформулирован столь отчетливо. Необходимо подчеркнуть, что книга Блока была для своего времени едва ли не первым «выходом» историка в историческую агрономию и историческую географию. Его попытка оказалась весьма плодотворной в первую очередь потому, что определила позицию именно историка в отношении проблемы, лежащей в сущности вне его компетенции и вне «традиционных» исторических источников.13
Ошибка Блока заключалась в том, что, признав бессилие историка перед неразрешимой, по его мнению, проблемой, он приписал такое же бессилие и географии. Ведь единственное географическое объяснение — климат — тоже выявило свою несостоятель
10 Б л о к М. Характерные черты..с. 73, 76. — См. также: «Более или менее ясно осознанная противоположность этих различных аграрных распорядков издавна вызывала удивление историков» (там же, с. 103).
11 Bloch М. Les caracteres originaux de 1’histoire rurale franpaise. T. II. Supplement etabli par R. Dauvergne d’apres les travaux de 1’auteur. Paris, 1965, p. 34—46.
12 Bloch M. Melanges historiques, t. II. Paris, 1963, p. 651—652 (это лекция M. Блока, прочитанная в 1932 г. во Французском институте социологии) .
13 Характерно, что с этих же «чисто исторических» позиций велась п критика книги М. Блока (см., например, паше предисловие к русскому переводу).
2 Проблемы источниковедения 17
ность. Однако проблему разрешила именно география. В этом отношении чрезвычайно важны те работы Депи Фоше (директора Института географии Тулузского университета и одного из редакторов журнала «Etudes rurales»), которые посвящены истории сельского хозяйства.14 В них стремление отыскать корни явлений и проследить их историческую эволюцию оказалось вообще более плодотворным, чем в других областях исторической географии в силу того, что сама эта отрасль производства сохраняла вплоть до середины нашего столетия многие старинные черты и утратила их лишь за последние 30 лет. Поэтому естественно, что многочисленные источники для XIX в. позволили уверенно использовать ее вчерашнее прошлое, мепее обширные материалы — XVIII век и затем (с большой осторожностью) — отрывочные данные эпохи Средневековья. Д. Фоше собирался стать историком,15 и, вероятно, в этом секрет не только его интереса к прошлому, по и мастерство использования источников. После работ Фоше темы по истории сельского хозяйства Франции, разработанные в' сравнительно недавних трудах медиевистов, кажутся затрагивающими лишь самую поверхность явлений.
Д. Фоше дал интереснейшее объяснение не только различиям в севооборотах, по и вопросам, связанным с проблемой средиземноморской и североевропейской аграрных «цивилизаций», причем сделал это как специалист по исторической географии. В основе его концепции лежит взаимосвязь таких факторов, как почвы, рельеф и климат. Различия в севооборотах объясняются именно их комплексом, но ведущую роль играют качество почв (поэтому и на Юге есть в некоторых местах трехполье, а на севере — двуполье), глубина залегания почвенного слоя и легкость (или трудность) его обработки. Во многих равнинных областях на Севере (так называемый Парижский бассейн —бассейн Сены и параллельных ей рек) — легкие для обработки и глубокие почвы высокого естественного плодородия. Многократная глубокая пахота плугом с лошадиной упряжкой дала возможность регулярно применять трехполье, которое в средневековых условиях было интенсивным севооборотом и не истощало почву, несмотря на постоянную нехватку удобрений. Оно же допускало выпас овец по парам, т. е. создало своеобразную агро-скотоводческую систему на одних и тех же площадях пашен. Наличие регулярно высеваемых яровых определялось достаточно влажным климатом. Смущавшее Блока двуполье в северной части эльзасской долины имеет своим основанием особо высокое плодородие имеющихся там лёссовых почв; поэтому под наиболее ценный злак — пшеницу — ежегодно отводилась не треть полей (как при трехполье), а половина. Такое же явление наблюдалось в некоторых местностях Нормандии, по опять же при условии соответствующих почв.
14Faucher D. l)Geographie agraire. Types de culture. Paris, 1949; 2) La vie rurale vue par un geographe. Toulouse, 1962.
15 F a u c h e r D. La vie rurale..., p. III.
18
Стойкое южное двуполье объясняется относительной скудостью почв, лежащих неглубоким слоем на каменистой основе. Для этих почв противопоказаны глубокая пахота плугом с лошадиной упряжкой. Соха является там рациональным орудием, а многие участки в предгорьях необходимо обрабатывать вручную. Климат (слишком раннее, жаркое и сухое лето) пе допускает посевов яровых. Это правило отменила с XVI—XVII вв. кукуруза, по и опа требовала весенней влаги и поэтому прижилась пе повсюду.
Разумеется, почвы, климат, рельеф издавна фигурировали в трудах историков, особенно по аграрной истории, по их взаимодействие и прямая связь с сельским хозяйством, особенно при определении причин севооборотов, пе были и пе могли быть прослежены историками. Они воспринимали динамическое развитие Севера и застойность Юга как нечто данное. М. Блок поставил вопрос: чем объясняется это явление? Иными словами, он усомнился в пользе описательного метода и потребовал ответа по существу. Д. Фоше и представители его школы «человеческой географии» (geographic humaine) проследили внутренние связи между особенностями географической среды и системой аграрных распорядков, обусловливавшей применение тех или иных орудий труда, наличие того или иного тяглового скота, а также разного характера труд на землях разного качества. Эти и другие важные элементы аграрной жизни в-прошлом нашли именно в трудах по «человеческой географии» объяснение, потому что географическая среда была соединена неразрывными узами с трудом человека, эмпирически использовавшего, природные условия в течение многих и многих столетий.
Проследим методику исследований Д. Фоше. Сам он о пей не упоминает, она явствует из хода изложения.
Во-первых, оп отправляется от данных научной агрономии наших дней. «Железный» закон эффективного, т. о. пе истощающего почву, трехполья гласит, что пи один злак не должен повторяться подряд на том же поле; оп сформулирован современной нам агрономией, но применялся традиционно именно как непреложное правило чисто эмпирически многими поколениями земледельцев па протяжении многих веков. Возможно, что для исторически образованного географа удивительная и разумная живучесть именно этого севооборота требовала объяснения с позиций пауки наших дней, объяснения, которого не могли дать «чистые» историки, ибо они никогда пе задавали (и пе могли задавать) себе и читателям подобных вопросов биологического порядка.
Во-вторых, материал для схемы распространения трехполья во времени и в пространстве был извлечен из исторических трудов и критически обработан. Однако это распространение севооборота осмыслено гораздо глубже, чем оно доступно историкам. Опо включено в целый комплекс взаимозависящих явлений, составивших в итоге определенную целостную систему (М. Блок описал
19
2*
в своей книге лишь ее важнейшие контуры), где взаимосвязаны качество почв, климат, рельеф, открытые и иные поля, приемы пахоты, общинные сервитуты, крестьянский труд, рост урожайности или ее застойность.
Все вышеперечисленные темы и многие другие разработаны Д. Фоше примерно в таком же плане. Необходимо признать, что ого идеи оказывают большое влияние па современных французских специалистов аграрной истории в целом и по истории крестьянства в особенности. Теперь в их трудах вводные главы, как правило, посвящены детальным описаниям природной географической среды. То же следует сказать и о статьях в журнале «Etudes rurales».
Итак, в исследованиях Р. Диона и Д. Фоше, которые мы взяли лишь в качестве выразительных примеров, так как аналогичная литература достаточно обширна и растет с каждым днем, отчетливо видны особенности методов исторической географии в применении к аграрной истории. По можно сказать, что в целом такие методы употребляются и в других отраслях этой интердисциплинарной специальности. Стимулирующим исходным моментом является возможность осмыслить на основе достижений сегодняшней агрономии, т. е. пауки, от истории весьма отличной, отдаленное прошлое, где, как оказывается, опа вместе с историей, но глубже, Ч61М «чистая» история, объясняет явления, имеющие самое непосредственное отношение к крестьянству и к хлебу насущному. Л это уже бесспорный «домен» истории.
Каково же в данных случаях отношение к историческим источникам?
Географы этого профиля не занимаются поиском и обработкой серийных архивных данных. Это пе их специальность, хотя в некоторых случаях обращение к документам возможно. Но географы широко используют имеющиеся в исторической литературе выводы, однако дело в том, что последние используются ими в своих целях — для историко-географической и историко-агрономической интерпретации. Затем географы передают историкам эти интерпретированные данные, и круг замыкается.
Но есть особый фонд источников, которыми географы пользуются больше, шире и глубже, чем историки. Речь идет об агрономических трактатах и о записках и трудах агрономических обществ, особенно распространившихся в странах Европы в XVII— XVIII вв. (о XIX в. нечего и говорить). Историкам эти источники отнюдь пе неизвестны и привлекают теперь большое внимание,16 но не в том плане, как историко-гсографов, и используются иначе. Историки судят по этим источникам о сдвигах в общественной мысли, о распространении физиократических идей, о развитии предпринимательского духа, о правительственных мероприятиях
I6Beutler С. Un chapitre de la sensibilite collective: la litterature agricole en Europe con tin ent ale au XVJe siecle, Annales E. S. 1973, N 5.
20.
и т. д. Опи пытаются через агрономические трактаты уловить прогресс самой агрономии и сельского хозяйства.17 Однако эти похвальные намерения не всегда дают столь же похвальные плоды. Как правило, историки пе обладают достаточными агрономическими знаниями (порой самыми элементарными) или вкусом к этим знаниям. Зато географы извлекают из этих же источников массу фактов, полезных также и для историков.
Особое значение имеет социально-экономический аспект исторической географии. Разумеется, в этих исследованиях действует не какой-то отвлеченный человек вообще, по сеньор, фермер, крестьянин определенного положения и т. п. Но в целом историко-географы не берутся давать детализированную картину сельского общества и его внутренних взаимоотношений. Зато историки могут и должны извлекать из работ своих сопредельных коллег множество фактов, которые следует учитывать и которые сами по себе не фигурируют в источниках эксплицитно. «Обученные» таким путем, опи уже не смогут не интересоваться различным качеством почв в продолах пе только большой, но и небольшой области и даже отдельной сеньории или деревни. Они все более и более будут отвлекаться от неких средних показателей в сельском хозяйстве, памятуя, что для конкретной истории крестьянства и крестьянского хозяйства эти средние цифры — до XVIII в. безусловно, а для XVIII в. очень часто — являются «мифическими», способными скрыть или исказить истинное положение вещей. Они уже пе будут безоговорочно оценивать продуктивность сельского хозяйства лишь по его товарной части, а всю прочую полупрезрительно именовать «натуральным хозяйством». Знакомство с трудами по исторической географии пойдет им на пользу во всех отношениях, в особенности благодаря тому, что опи утратят некоторые «кабинетные» черты своей специальности. Недаром Д. Фоше посвятил одну из своих книг «памяти моей бабушки, научившей меня любить поля, и Раулю Бланшару, научившему меня смотреть па них глазами географа».18
Обратимся теперь к тому разделу исторической географии, который пользуется за послевоенные годы и теперь в особенности широкой популярностью — исторической климатологии — и начнем с замечательной книги Э. Леруа Ладюри «История климата начиная с 1000 года».19 Она написана историком с широким аре
17 В о ur de A. J. Agronomic et agronomes on France an XVIIIe siecle. Paris, 1967.
18 Fancher D. La vie rurale..., p. 1.
19 Le Roy Ladurie E. Histoire du climat depuis 1’an mil. Paris, 1967 (англ, пер., доп. и перераб.: Le Roy Ladurie E. Times of feast, times of famine. A history of climate since the year 1000. New York, 1971; London, 1972 (русск. пер. с франц, изд.: Леруа Ладюри Э. История климата начиная с 1000 года. Л., 1971). — Поскольку русский перевод не точен (переводчик не знаком с французской исторической терминологией, постоянно ошибается и опускает трудные для перевода слова и даже части фраз), мы далее приводим ссылки па французское издание и даем цитаты из него в нашем переводе.
21
алом интересов преимущественно в пределах XVI—XVIII вв.; предисловие к ней принадлежит перу профессора климатологии Парижского университета Пьера Пьеделаборда, который, подчеркивая двойственный аспект исследования, характеризует автора также и как прекрасного географа, обладающего в высшей степени чувством конкретного и понимания необходимости для географа графических и фотографических доказательств. Указав на то, что Леруа Ладюри критически пересмотрел огромную специальную литературу, Пьеделаборд заключает: «... автор блестяще доказал, что разрешить проблему должен был — и он это смог — именно специалист по истории нового времени. Удача сопровождает его и в анализе, и в синтезе. В анализе — благодаря падежной технике, критическому духу и тщательному мастерству историка. В синтезе — благодаря... способности освоить огромный материал, что тоже является достоянием историка».20
Итак, в данном случае мы имеем дело с иного рода соотношением истории и географии, чем в книгах М. Блока и Д. Фоше, где географ ответил па недоуменный вопрос историка. Здесь же историк внес ясность в запутанную историко-географическую проблему, причем обработка и создание источниковедческой базы сыграли важнейшую роль. Отправной точкой для Леруа Ладюри послужила отнюдь не современность, но аграрная история. Оп нашел в разного рода источниках множество указаний па климатические явления, от которых зависела судьба урожая, т. е. благополучие или голод для широких масс населения. Но эти данные пе составляли сплошных или почти сплошных серий. Зато другие материалы, а именно записанные в протоколах сельских общин даты начала уборки винограда — дали обширный и надежный запас сведений о климате вссеппе-летне-осенпих месяцев, поскольку созревание винограда и сроки его уборки довольно широко варьируют в зависимости от числа солнечных или дождливых дней. Таким образом, па первых порах использованные источники имели чисто «традиционный» характер и историк чувствовал себя в привычных условиях эрудиции. Зато другой вид источников решительно вывел его из этого круга. Речь шла о движении альпийских ледников в XVI—XVIII вв. Сама тема способствовала такому переключению, хотя Леруа Ладюри и замечает, что эрудиты по исторической гляциологии основывали свои труды на типично документальном архивном материале. Однако этот материал служил не истории, а географии; особенно это относится к старым планам и картам. Леруа Ладюри принялся изучать их комплексно; он ознакомился также с записками путешественников по горам
20 L е Roy LadurieE. Histoire du climat, p. 5—6. — См. дискуссию по истории климата, в том числе по книге Леруа Ладюри: Annales Е. S. С., 1977, N 2; см. также дендрологические исследования, позволяющие определить VII—XII вв. как период потепления: Delibrias G., Le Roy Ladurie M., Le Roy Ladurie E. La foret fossile de Grindelwald: nouvelles delations. — Annales E. S. C., 1975, N 1,
33
и ледникам и наконец сам отправился в Шамони (долина во французских Альпах) для визуального наблюдения современного состояния ледников и поселений и для их фотографирования. Путь, им проделанный, был прямо противоположным методу исторической географии: начав с исторических документов, он пришел к современным приемам наблюдения, сбора фактов и доказательств. В его книге помещена 31 иллюстрация, среди них снимки со старых гравюр и рисупков и 9 собственных фотографий, сделанных в 1966 г.
Характерно и постепенное изменение цели, поставленной исследователем. Сперва он намеревался поместить в свою книгу по истории крестьянства Лангедока21 особую главу о метеорологии и географической среде (что и было сделано), по в процесс работы над соответствующей литературой выяснилась необходимость написать специальную книгу по истории климата как такового. Его медленные и малозаметные па первый взгляд изменения могли быть учтены лишь историком, вооруженным современными методами источниковедческой эрудиции. Для этого надо было стать «историком Природы».22
Критикуя теории своих предшественников23 в этой новой для себя области, Леруа Ладюри показал, что далеко не всегда они были на высоте именно исторической эрудиции, т. е. что они основывались па фактах и материалах, плохо проверенных или даже недостоверных. Авторы вторгались в сферу, лежащую вне их прямой компетенции географов, и оказались недостаточно для нее подготовленными. Поэтому их зачастую априорные концепции пе оправдали себя.
Критическая аргументация Леруа Ладюри очень существенна вообще и особенно для позитивной части его книги, поэтому мы ее рассмотрим на нескольких примерах.
Главным недостатком критикуемых концепций он считает «антропоцентрическое» и скороспелое стремление объяснить то или иные исторические явления и процессы изменениями климата. Целью работы Э. Хантингтона24 было пе изучение климата Азии как такового, но желание дать климатическое объяснение миграциям монголов. Г. Уттерстрем25 попытался объяснить климатом почти все явления средневековой истории. Он считает, что
21 Lе Roy LadurieE. Les paysans de Languedoc. Paris, 1966.
22 Ibid., p. 11.
23 Список литературы (Le Roy Ladurie E. Histoire du climat, p. 347—366) включает около 350 названий трудов по климатологии, гляциологии и т. п. Критике подвергнуты лишь главные из них, в которых имеются те или иные концепции истории климата и его роли.
24 Hantington Е. The pulse of Asia. Boston, 1907. — А другой географ (С. Брукс), как замечает с иронией Леруа Ладюри, построил именно на основе выведенных Хантингтоном миграций кривую выпадения осадков в Центральной Азии (Le Roy LadurieE. Histoire du climat, p. 19).
25Utterstrom G. Climatic fluctuations and population problems in early modern history. — SE1IR, 1955.
23
в XIV—XV вв. произошло общее похолодание. Доказательства таковы: в 1300—1350 гг. земледелие в Исландии стало уступать первое место рыболовству, и там началось наступление ледников, достигшее максимума в XVII—XVIII вв. По той же причине погибли в XIV в. колонии пормапнов в Гренландии. К этому же столетию относятся сокращение площади виноградников в Англии, относительная редкость хороших для виноделия лет в Германии. Конец XV в. и первая половина XVI в. были ознаменованы потеплением, по с 1560-х гг. и в точение всего XVII в. происходило новое похолодание; в 1554—1640 гг. в Швеции упала урожайность зерновых, для юго-западной Балтики и для Темзы отмечены суровые зимы (в 1460—1550 гг. эти воды не замерзали). В Англии в начале XVI в. граница вишневого дерева продвигается к Северу, но это явление временное. С конца XVI в. и в XVII в. ледники растут настолько, что можно говорить о «малом ледниковом периоде», достигшем максимума в середине XVII в. и закончившемся около 1890 г.26 Однако из климатических перемен Уттерстрем «выводит» и такие факты, как приток балтийского зерна в Средиземноморье начиная с 1590-х гг., обезлюдение и сокращение поголовья овец в Испании в XVII в. ит. д.
Эту концепцию Леруа Ладюри критикует прежде всего в том плане, что для многих явлений резонно указывает причины не климатического, по экономического характера. Главным же его оружием можно считать справедливый упрек, что даже чисто метеорологические явления не получили должной доказательной обработки, что не было проведено достаточно убедительное сопоставление периодов похолодания и потепления и, следовательно, не доказано, что указанные тяжелые годы не были всего лишь кратковременными метеорологическими явлениями. Иными словами, концепция Уттерстрема не проверена методом сопоставления длительных периодов, имеющих общую характеристику, с кратковременной конъюнктурой. Несколько очепь холодных зим, случившихся в течение XV в., пока еще не дают основания говорить о «холодном XV веке». Данные о движении ледников служат падежными свидетельствами существования длительных климатических периодов, чья хронология и воздействие па жизнь общества слишком неопределенны. Нельзя непосредственно связывать с ними экономические кризисы XIV—XV вв. и XVII в.27
Итак, в аргументации Леруа Ладюри главное место занимают возражения источниковедческого порядка: исследователь истории климата не обеспечил себя необходимым — по качеству и объему — материалом. Этот же упрек отнесен и к другим теориям, тоже обнаружившим свою бесплодность. Теперь положение из-
20 Мы особо отметим среди данных Уттерстрема катастрофические для сельского хозяйства Скандинавии годы 1596—1603, 1628—1632, 1649— 1652, 1675—1677 и последнее десятилетие XVII в. На деле это были неурожайные годы для всей Северной Европы.
27 Le Roy Ladurie Е. Histoire du climat, p. 17.
24
менялось в том плане, что некоторые историки климата отказались от убеждения, что существуют циклические изменения определенной длительности; они изучают реальные колебания с изменчивой длительностью.
Позиция историков («серьезных историков», — пишет Леруа Ладюри) в отношении «глобальных» климатических теорий всегда была скептической, тем более, что для объяснения кризисов XIV—XV вв. и XVII в. они располагают суммой чисто исторических явлений. Однако некоторые историки довели этот скепсис до отрицания научной истории климата вообще. Между тем опа возможна, по при условии отказа от антропоцентрических предрассудков и от «цикломании». Для построения такой истории необходимы серийные данные только климатических фактов. Эти факты надо разыскать в источниках разного рода, критически оцепить и выработать на их основе количественные показатели.
Здесь мы подходим к самому интересному — для целей нашей статьи — моменту в исследовании Леруа Ладюри: как мы увидим, историк сам приготовляет себе определенную источниковедческую базу, которую может создать именно он, а но климатолог; затем оп дополняет ее визуальными наблюдениями и другими географическими приемами. Это должна быть «чисто» физическая история, история природных условий, до сей поры не существовавшая, ибо медиевисты и историки нового времени «интересовались лишь человеческой историей; им казалось, что исследование природных феноменов как таковых недостойно их гуманитарного призвания».28 Леруа Ладюри возражает против исключительно гуманитарного аспекта исторической пауки. «В известных случаях историк может интересоваться также и Природой ради нее самой, и с помощью своих незаменимых архивных методов определять особое течение ее Времени, например, ритм недавних колебаний климата» ,29
Чем же точно определяется такая исключительная роль «молодого историка климата» в построении климатической истории за последнее тысячелетие? Получив от «смежников» — специалистов по метеорологии, географии, геологии, дендрохронологии, гляциологии и других — хорошо установленные специальные сведения о климатических колебаниях и их климатическую интерпретацию, историк становится в свою очередь «патентованным поставщиком» незаменимой и необходимейшей информации для своих смежников и в первую очередь — точных хронологических дат. Например, па основании изучения ледниковых морен гляциологи установили значительное наступление ледников между 1550 и 1760 гг. и даже точнее — между 1600 и 1710 г. Но это слишком большие периоды. С помощью архивных документов, относящихся к расположенным там поселениям, историк устанавливает постепенное наращи
28 Ibid., р. 22.
29 Ibid., р. 23.
25
вание ледников с максимальным ростом в 1600—1601, 1643— 1647, 1679—1680 гг. Так создается взаимное плодотворное обогащение историков и географов, дающее в итоге детальную и точную историю климата, написанную историком.
Эти исходные позиции, сформулированные в 1967 г., далеко ушли вперед от описанных выше вопросов историка (М. Блока) и. ответов географа (Д. Фоше). Речь идет о сопряженной и в известной части одновременной работе ученых двух специальностей. Историк может извлечь из ее результатов и свою особую проблематику: например, влияние климата па урожай, эпидемии и т. п. Но такие цели не должны эксплицитно входить в историю климата как такового, «она должна быть свободна от любых антропоцентрических предпосылок. Не исключено, что в дальнейшем окажется возможным построение экологической истории, истории климата в его человеческом преломлении».30
Приступая к истории климата в хронологических пределах своих возможностей, т. е. начиная с XI в., историк имеет в своем распоряжении приведенные в трудах географов показания нескольких видов географических источников: древесные кольца, движение ледников, исследование торфяников и т. п. Сам оп может, как было показано, значительно уточнить данные о ледниках и прибавить к ним сведения о датах уборки винограда.
Изучение древесных колец, проводившееся на секвойях и хвойных деревьях юго-западных штатов США, дало важные результаты: во-первых, установлено, что за последнее тысячелетие (фактически за оба тысячелетия н. э.) климат обладал общей стабильностью. Однако эта стабильность не исключает довольно широких колебаний выпадения осадков. Периоды в 20—30 лет, а порой и в столетие, знаменуются известным отклонением от средних норм и характерны длительными волнами засухи или дождливости. Наиболее значительное отклонение в сторону повышения осадков произошло около 1300 г. В конце XVI в. оно сменилось длительной засухой (более сильной, чем тяжелые засухи 1900 и 1934 гг.). Примерно те же данные об общей стабильности климата получены для арктических зон.
Но эти периоды отличались некоторыми региональными особенностями, поэтому вторым итогом, имеющим тоже принципиальное значение, явилась необходимость точного разграничения климатических регионов не только в мировых масштабах, но гораздо уже: что годно для Средиземноморья, не обязательно для Балтики и т. и.
Ценность дендрохронологических данных для истории климата пе подлежит сомнению. Они позволяют составить непрерывные кривые по годам, вывести на их основе местные и региональные средние показатели, сравнить последние между собой. Из них можно непосредственно извлечь и некоторую историче
30 Ibid., р. 26. См. ниже, с. 32 настоящей работы,
2Г>
скую специфику: похоже, что «малый ледниковый период» (XVI—середина XIX в.) характеризовался длинным, но слабым колебанием климата, не имевшим сколько бы то ни было ощутимого (и измеримого) воздействия на жизнь людей. Это очень важный вывод для историков.
Еще один, и тоже важный, результат дендрохронологических исследований заключается в том, что они пе сообщают сведений, которые дали бы основание для установления какой-либо регулярности, периодичности климатических колебаний. Ею не обладают даже воздействующие на растительность 10—11-летние циклы солнечной активности; опи не раз смещались и теряли свою правильную периодичность (папример, солнечные пятна появлялись редко между 1645 и 1715 гг.). От кривых, выведенных на основе дендрохронологических данных, нельзя ждать сведений о всеобщем законе циклической эволюции климата. Они имеют ныне чисто эмпирический характер и, подобно кривым колебаний цен, должны составляться для каждого большого региона.31 Эти источники имеют в лучшем случае лишь региональное значение.
Могут ли возместить этот недостаток составляемые биологами кривые, отражающие время созревания растений, т. е. фенологический метод исследования? Погода прямо влияет на сроки цветения и полного созревания, поэтому даты этих явлений служат цепными климатическими показателями (см. выше). Ранняя дата уборки свидетельствует о жарком лете, поздняя — о холодном (длительный период вегетации). Серии подобных дат очень обильны для XVIII—XIX вв.; они почти не имеют лакун для конца XVI и для XVII в.; для предыдущих периодов они очень редки, а для Юга Франции такие серии составлены за XVI— XIX вв.
Подобные серийные данные демонстрируют почти полное совпадение характеристик погоды по всей Европе; особенно выразительно такое совпадение при разных отклонениях от нормы, например в 1675 г. и 1725 г. с их необыкновенно холодными и дождливыми летними периодами. Для XVIII в. имеются температурные кривые, которые подтверждают надежность фенологического метода, поэтому его данные можно использовать и в тех случаях, когда они являются единственными показателями.
Итак, фенологический источник как будто надежен, он выдержал проверки: 1) температурные кривые, составленные для Англии XVIII в., очень близки к кривым, выведенным па основе дат начала уборки винограда; 2) кривые цеп на хлеб в XVIII в. тоже сходятся с фенологическими датами, особенно в 1770—1780 гг. (хотя это сходство предстоит еще уточнить на основе данных о реальных урожаях хлебов, но для винограда оно несомненно). В таком случае можно ли на основе фенологи
31 Le Roy Ladurie Е. Ilistoire du clirnat, p. 41.
27
ческих данных, весьма ценных для установления кратких32 и средних колебаний климата, вывести начиная с 1550—1600 гг. также и вековые колебания, т. е. длительное движение климата (mouvement de longue duree)l Для истории XVI—XVIII вв. вопрос имеет первостепенную важность. К сожалению, фенологические кривые тоже имеют региональные особенности. Более поздние сроки уборки винограда в 1640—1710 гг. в швейцарской области Лаво (на Женевском озере), известной своим прекрасным белым вином, свидетельствуют пе о длительном похолодании, а всего лишь о местных переменах в приемах виноделия, причем эти поздние сроки пе оказали никакого влияния на довольно близко расположенные местности. Следовательно, если краткие сроки не совпадают в весьма отдаленных друг от друга странах (лишь бы в них культивировалась виноградная лоза!), это зависит только от климата. По что касается вековых периодов, то их несовпадение даже в близко расположенных местностях является лишь следствием деятельности человека. Итак, к сожалению, эти данные пе годятся в качестве источников для настоящей (т. е. по длительным периодам) истории климата. Поэтому этот биологический показатель тоже по может дать для XVI—XVIII вв. кривых за три столетия в целом.
Подчеркнем еще раз, что подобного рода детальную конкретно-историческую проверку дендрохронологического и фенологического методов действительно мог осуществить только историк-экономист, привыкший иметь дело с колебаниями цен за краткие, средние и вековые периоды и определять их «вековые тенденции». И, разумеется, только оп смог обнаружить в этих методах серьезные дефекты.
Но эти «вековые тенденции», возможно, все-таки существовали? Может быть, удастся обнаружить такие длительные волны потепления или похолодания при помощи других, более тонких способов? За ответом паш историк обращается к ледникам, прекрасным показателям именно длительных колебаний климата, показателям, изучаемым издавна и во многих странах. Лед-
32 В связи с такими кратковременными колебаниями и их экономическим резонансом Леруа Ладюри полемизирует (Le Roy Ladurie Е. IJisloire de climat, p. 52—54) с Руппелем, который отметил, что на годы Фронды пришелся длительный — шестилетний тяжелый недород (1646— 1652 гг.) из-за холодных дождливых летних периодов. За этим явлением Леруа Ладюри признает только второстепенное значение. Неурожаи могли лишь до известной степени послужить катализаторами социально-экономического и демографического потрясения, проявившегося «частично и косвенно» в восстаниях эпохи Фронды. На наш взгляд, такое мнение страдает недооценкой тяжелейших последствий (в том числе и социальных), которыми чреваты именно многолетние неурожаи, связанные с неблагоприятными метеорологическими условиями. Достаточно упомянуть о бедствиях в наши дни многих стран Африки из-за четырехлетней непрерывной засухи. Речь идет не о том, чтобы «объяснить» Фронду одним лишь плохим климатом тех лет, но о том, чтобы связать многолетнюю голодовку и дороговизну с поведением отчаявшегося народа.
28
лики — крупные интеграторы и индикаторы климата, своего рода его аккумуляторы за длительные отрезки времени. В движении ледников имеется шесть характерных — и для истории климата важнейших — особенностей. Их наступания и отступания
1) измеряются многовековыми масштабами;
2) имеют всеобщий, почти мировой характер;
3) определяются именно колебаниями климата;
4) имеют большие размеры;
5) могут быть измерены и датированы;
6) для них легко установить реперные точки.33
Этой совокупностью черт, выявленной при изучении отступания ледников в 1860—1960 гг.,34 Леруа Ладюри оперирует, используя ее как рабочий инструмент и опуская ее всё глубже и глубже в прошлое, вплоть до XVI в. Разумеется, осуществить такую операцию может только историк.
Особый интерес приобретают при этом пункты «5» и «6», ибо, поскольку движение ледников можег быть уловлено, измерено и датировано при помощи изменений в длине и ширине концов их языков, эти изменения являются сверхчувствительным показателем, подчеркивающим вековую климатическую тенденцию фактически во всемирном масштабе.
Итак, перед нами источник, удивительный по своей «чуткости», надежности и всеобщности (от арктических и антарктичс-ческих зон до ледников Экваториальной Африки, Гималаев и т. д.). Допускает ли оп историческую экстраполяцию? И можно ли при этом руководствоваться гляциологическими принципами и, собрав документальные данные, исследовать историю климата на основе прекрасно документированной модели XX в.? Можно ли создать для исследуемых XVI—XVIII вв. реальную и заслуживающую доверия модель? Может ли при этом наш историк превзойти по точности и документированности своих предшественников, пе обладавших (за редчайшими исключениями) необходимой чисто исторической эрудицией? Должен ли он оставаться в ее привычных пределах или усвоить некоторые необходимые методы гляциологии?
Леруа Ладюри избирает в качестве первого образца историю Ронского ледника. Он описывает его состояние начиная с 1546 г. (!), когда высота его языка достигала 10—15 м, а ширина — 200 м (по сообщению Себастьяна Мюнстера, совершавшего в тот год путешествие по Альпам). Затем он сам отправляется в 1960-х гг. в ту же местность, измеряет и констатирует значительное отступание ледника, причем тщательно сверяет его теперешнее состояние со всеми данными, сообщенными Себасть-
33 Le Roy Ladurie Е. Histoire du climat, p. 69.
34 Мы не касаемся той — весьма интересной — части изысканий Леруа Ладюри, которая относится к современным явлениям в гляциологии, поскольку нас интересуют исторические источники.
29
япом Мюнстером. В наши дни место вытекания Роны из конца языка совершенно не соответствует описанному С. Мюнстером. После этого историк собирает старые карты, гравюры, рисунки, стремясь установить по ним отдельные этапы в отступании и наступании ледника. Оказывается, что в середине XIX в. он имел вид примерно такой же, как и в 1546 г. Но, может быть, это явилось последствием более позднего максимального наступания в 1818—1850 гг.? Нет, данные для 1546 г. предшествуют началу длинной фазы наступания, сказавшегося вполне отчетливо в конце XVI в.
Эти данные соответствуют свидетельствам о росте ледников в Восточных Альпах и в Исландии. Особенно важны местные архивы селений в долине Шамони. Историк выстраивает обнаруженные им там документы в весьма впечатляющий хронологический ряд.35
1530— В связи с попытками духовных властей ввести
1575 гг. десятину, против чего жители протестуют в су-
дебном порядке, опи жалуются па нищету и тяжелые условия жизни из-за близости ледников, по пе упоминают об их движении (буде оно было, оно создало бы угрозу для селения и было бы отмечено).
1575— Показание свидетеля на судебном процессе по 1576 гг. поводу отказа платить десятину: ледник двинулся и подходит ныне к самим пашням.
1580 г. Свидетельство Б. Комбе, духовного лица, производившего обследование в связи с той же десятиной: из долины видпы спускающиеся почти до ее предела 3 ледника — Аржантьер, Ле Боссоп и Мер-де-Гляс. Леруа Ладюри повторил маршрут поездки Комбе и зафиксировал не только отличия в положении ледников тогда и в паши дни, но и установил те пункты, с которых архидьякон наблюдал картину расположения ледников.
1548 г. Первое свидетельство о «леднике в гроте» — своеобразном холодильнике в Шо (Юра) с огромными ледяными сталактитами (он сохранился в таком же состоянии до конца XIX в.).
Затем в конце XVI в. эти разрозненные сведения сменяются массой свидетельств о катастрофически быстром наступании альпийских ледников. Массы льда у концов языков непрерывно растут, озера у их подножий переполняются и изливаются в долину огромными потоками, смывающими все на своем пути. В 1599—1600 гг. во всех Альпах происходило максимальное (из засвидетельствованных в истории) наступание ледников.
35 Le Roy Ladurie Е. Ilistoire du climat, p. 107—118.
30
В Шамони лед и морена покрыли и/12 территории, многие дома были погребены подо льдом (ныне эти места отстоят от ледника на 1 км).
Собранные Леруа Ладюри как опубликованные, так и архивные документы из Шамони содержат цеииейшио точные сведения по топографии ледников и их языков, а также по хронологии их роста. Эти данпые позволили ему составить хронологическую схему, в которой 1600 г. играет важную роль поворотного пункта*, после которого повсюду в Альпах начинаются катастрофы и бедствия, связанные с паступапием ледников. Все они зафиксированы в документах. Такого рода бедствия особенно отчетливо сказались, например, в 1627—1633 гг., когда из некоторых долин половине жителей пришлось выселиться.
Хронологическая схема выглядит следующим образом.36
Фаза А — Средние века (начальный срок неизвестен). Состояние ледников таково, что поселенцы построили жилища и обработали землю, пе боясь угроз со стороны ледников.
Фаза Б — относительное наступание ледников, начавшееся в 1546-1590 гг.
Фаза В — максимальное наступание, начиная с 1600—1616 гг., вызвавшее во многих местах полное или почти полное разрушение селений и эмиграцию жителей.
Эти данные, содержащиеся в шамонийских документах, совпадают с данными по другим территориям Альп.37 В 1640— 1650 гг. наступание продолжалось с тем же разрушительным эффектом; после краткого перерыва около 1660 г. опо возобновилось в 1664 г. и достигло высшего уровня в 1670—1680 гг., затем несколько приостановилось. Но эти колебания не отменяют большое вековое наступание в мировом масштабе. В XVII—XVIII вв. пароксизмы наступания пришлись па годы: 1600—1610, 1628, 1640-1650, 1676-1680, 1716-1720, 1770-1780. Длительное вековое отступание началось в 1860-х гг.
Мы привели эти подробные сведения для того, чтобы стало ясно, насколько они важны по только для «чистой» географии (точнее, истории климата как такового), по и для «чистой» истории, насколько плодотворно сочетапие двух «чистых» дисциплин. Многие из перечисленных пароксизмов были также тяжелыми годами в аграрной истории Европы XVI—XVIII вв., годами «плохой погоды», гибельных неурожаев, жестоких голодовок, эпидемий и т. д.
Вернемся к источникам. Как мы видели, основными и самыми надежными оказались «показания» ледников, а дендрохронологические и фенологические данные в той или иной мере подкреп-
36 Ibid., р. 132.
37 Ibid, р. 133—142.
31
лягот эти показания. Однако все они смогли точно указать на необходимые для истории климата сроки — многовековые, вековые, десятилетние, годичные — лишь благодаря наличию «традиционных» исторических источников: , разного рода архивных документов, описаний путешественников, карт и т. п. Таким образом, определилась решающая роль эрудированного историка в исследовании истории климата XVI—XVIII вв., а вместе с тем и плодотворность сочетания исторических и иных источников для изучения данной проблемы. Разрозненные упоминания в документах были сопоставлены с данными гляциологии, фенологии и дендрохронологии. Каждая из этих двух групп источников, взятая в отдельности, не была способна решить задачу в необходимых масштабах и с должной мерой убедительности. Взятые вместе, они оказались вполпе действенными и — главное! — взаимозавися-щими. Историк собрал взаимосвязанный фонд разнообразных по типу и характеру источников.
В чем же состоит задача историка после того, как именно он, а не климатолог, получил точную картину климата в Европе в XVI—XVIII вв.? 38 Здесь-то и встают новые проблемы как для климатолога, так и для историка.
Объяснить климатические колебания может только климатолог и притом в сфере пауки, для историка недоступной. Тут последний превращается из автора в читателя. Зато перед ним открывается широкое поле деятельности для интерпретации собранных сведений в плане чисто историческом. Разумеется, не климат определяет ход истории, тем более что длинная фаза похолодания в XVII—середине XIX в. не сопровождалась сколько-нибудь значительным общим падением температуры, которое сильно воздействовало на материальную жизнь людей. Однако значительные и более частые отклонения от нормы в отдельные годы или (что гораздо хуже для людей) в отдельные группы годов, не могли пе вызывать падение урожайности или тяжелые недороды, а те влекли за собой голод, эпидемии, социальные и политические потрясения. Такую историю еще надо написать.
Остается еще один существенный вопрос. Леруа Ладюри добыл ценные и убедительные сведения, выработал методику (очень нелегкую!) исследования, построил схему многовекового — с конца XVI в. до середины XIX в. — наступания ледников, проверил ее по другим данным и пришел к выводу о многовековой стадии похолодания климата (затем она сменилась стадией потепления, кончающейся, может быть, в наши дни). Как же он критикует со своей позиции концепции климатологов неисториков? По его мнению, альпийские ледники конца Средневековья (т. е. в конце XV в.) были значительно меньше по объему, чем в XVII в.; скорее их состояние было аналогично
38 Ее основные черты совпадают с историей климата на других континентах.
32
теперешнему, когда после столетия отступания потепления) их конечные языки сократились на километр и больше. Отдельные холодные годы в XV в., когда вино рубили топором и уносили в шапках, пе могут, как и всегда, изменить общую характеристику данной фазы. Поэтому тяжелые катастрофы, пережитые Европой в 1348—1450 гг., были вызваны не климатом, а чумой, длительной войной и другими факторами.
Обнаруженный документальный материал по движению ледников до середины XVI в. очень беден, извлеченные из него сведения сомнительны и неопределенны. Геоморфологические и ботанические данные поставляют пока что для Средневековья главный фонд источников, по опи пе могут дать необходимых для истории точных дат, они колеблются в пределах полустолетий. Но это пе значит, что историю климата до XVI в. нельзя построить сколько бы то ни было надежно. Документальные сведения о всякого рода резких отклонениях от нормы (очень холодные зимы и лета, засухи, наводнения и т. п.) имеются во многих источниках. Их пужпо выявить, собрать, интерпретировать пе в порядке примеров, но построить па их основе систематические серии. Тогда опи окажутся достаточными для построения точной истории климата и до XVI в.
Перейдем к той области исторической географии, которая занимается размещением на карте старых исчезнувших поселений и пользуется данными аэрофотосъемки (в сочетании с археологией и топонимикой). В этом случае фонд источников создается заново специально для историка в виде фотографий, снятых с самолета; археологические и топонимические данные помогают уточнить некоторые вопросы.
Аэрофотосъемка требует особых навыков и мастерства, поэтому, как правило, снимки делает специалист-фотограф, редко — сам историк. Эти снимки изучают они оба, затем историк использует их для своих целой.
Аэрофотосъемка давно уже применяется очень широко для разнообразных надобностей. Для исторической географии опа дает материалы при наличии местности, покрытой хлебами или травой. При съемке в косых лучах восходящего или заходящего солнца тени видны особенно резко и это случайно открытое явление позволило использовать его очень интересным образом. Снимки определенной части местности делаются в разпое время дня и года, под разными углами зрения и па разной высоте. Затем опи сопоставляются друг с другом и уточняются. Самолет последовательно облетает более или мепее значительную местность, составляются серии снимков и получается подробная карта.
Таких источников раньше не бывало и не могло быть, опи возникли только в паше время и свидетельствуют о вещах, ранее
3 Проблемы источниковедения
33
неизвестных. Те линии и контуры, которые имеются па аэрофотоснимках, невидимы с земли. На снимках они проступают главным образом как цветовые контрасты. Черноватая земля может свидетельствовать о местоположопии древних очагов, т. е. поселений. При наличии в земле большого количества черепков, что говорит о бывшей здесь деревне, это место выглядит на снимке светлее и компактнее. Если ров был затем засыпан землей, его линия отмечена более темным топом, причем иногда видна даже земля, выброшенная при копании по бокам рва. Таким путем получены многие снимки с линиями рвов, окружавших когда-то холмы, па вершинах которых возвышались феодальные замки либо защищенные рвами поселения.
При современной очень глубокой пахоте па поверхность порой выносятся белесые пятна извести — это следы фундаментов и степ. Частично, в разбросанном виде они заметны и с земли, по их непрерывные линии видны лишь на аэрофотоснимках, причем зачастую так отчетливо, словно это чертеж уже давно исчезнувшей с лица земли постройки.
Эти линии видны лучше всего после инея, снега, ливня, т. е. при большой влажности. Тогда следы фундамента каменной кладки выделяются белым по черному. Камень не впитывает влагу. После сильных дождей земля сохнет быстрее над каменной кладкой и особенно медленно над бывшими рвами.
Прекрасным индикатором служит растительность — трава, мелкие кустарники, особенно злаки; она очень пышна па засыпанных рвах и гораздо скуднее на тяжелых и компактных почвах, покрывающих следы построек. В период созревания злаков овес долго зеленеет на засыпанных рвах, а пшеница скорее желтеет над фундаментами, причем порой па этих местах урожай пшеницы бывает особенно хорошим, так как известь удобрила почву.
Таковы основные принципы изготовления аэрофотоснимков для целей исторической географии. Посмотрим, как они могут быть использованы па примере исследования39 территории старинной французской провинции Пикардии. Опа расположена па северо-востоке Франции и включает два департамента (Сомма и Она) общей площадью около 15 тыс. км2. Пикардия давно ужо (с XII—XIII вв.) представляет собой безлесную, полностью обработанную равнину с прекрасными плодородными почвами. Это редкий во Франции ровный ландшафт бесконечных полей, дающих стране пятую часть всего потребляемого ею хлеба и почти всю сахарную свеклу. Таким образом, для аэрофотосъемки она является почти идеальным объектом — равнина со злаками, травами, корнеплодами.
39 Аэрофотосъемка широко используется также для истории городов и населенных пунктов, по иными способами, чем те, о которых здесь идет речь.
34
Специалист по аэрофотосъемке Р. Агаш отснял за несколько лет почти всю территорию Пикардии, чрезвычайно эффективно заменив во многих случаях археологические раскопки (или — при оптимальных условиях — предложив для археологов наиболее примечательные объекты), всегда трудные, а порой просто невозможные при господстве частной собственности па землю. Историк аграрного строя этой провинции Р. Фосьо широко использовал собранные таким путем данные в обширном труде «Земля и люди в Пикардии до конца XIII в.».40
Благодаря уже имеющимся археологическим данным оказалось возможным датировать с достаточной (хотя и широкой) хронологической определенностью следы поселений, выступившие на аэрофотоснимках. Надо напомнить о том, что самые древние свидетельства вообще о жизни людей в Европе относятся именно к Пикардии, к долинам Соммы и Уазы с их лёссовыми почвами высокого естественного плодородия.
Первым и неожиданным результатом сопоставления археологических и аэрофотографических данных явилось постоянство (доисторическое и историческое) распределения поселений по отдельным частям Пикардии. Уже обнаруженные 111 поселений эпохи неолита оказались локализованными но 7 отчетливо выраженным зонам. В кельтскую эпоху эти же зоны были заняты 7 галльскими племенами, в римскую эпоху они составили территории 7 городских округов (civitates), а в средние века — территории 7 графств и 7 епископских диоцезов.41 В XVI— XVI1 вв. они же образовали административные округа — бальяжи, а в наши дни это семь старинных местностей (pays), на которые распадается провинция независимо от департаментских границ.42 Едва ли. найдется в Европе другой подобный пример, когда внутреннее дробное деление большой территории по областям рассоления (надо добавить, что в галльскую, галло-римскую и раппесредне-вековую эпохи эти зоны были отделены друг от друга «пограничными» лесами) обнаруживает такую непобедимую стойкость.
Очень интересные данные были получены и для более точного распределения поселений по галльской и галло-римской эпохам, причем аэрофотоснимки сыграли при этом важную роль, дав ранее неизвестные сведения о деревенского типа поселениях (археологические материалы богаты для городов, по для остальной территории они почти отсутствуют). Оказалось, что почти все 150 поселений галльской эпохи развились затем в средневековые города, римляне добавили к ним только 14. Всего же для галло-римской эпохи насчитывается 403 поселения разного рода, из них 187 были расположены па самых плодородных плато, пре
40 Fossier R. La terre et les hommes en Picardie jusqu’a la fin du XIIIе siecle. Paris, 1968. — Фосье особенно подчеркивает исключительную ценность снимков Агаша (ibid., р. 115).
41 Fossier R. La terre et les hommes, p. 120—129.
42 Ibid., p. 116.
3*
35
имущественно рядом с реками и лесами. Наибольшую их часть составляли деревни, 46 можно обозначить как хутора, т. е. новые поселения.
На аэрофотоснимках проступают абрисы больших землевладений (ныне это по большей части территории сельских коммун). В самых плодородных местностях они занимали 600— 800 га, там были расположены деревня и барский дом с усадьбой. В других местах па площади в 2000—2500 га имелось несколько отдельных деревень. Отчетливо видны поселения, расположенные в полной симметрии по обеим сторонам римских дорог, па расстоянии от них примерно в 1 км. В других случаях видны следы участков римских колонов и домепа господина. Такие абрисы вполне соответствуют структуре императорских имений в Северной Африке.
Особенное значение имеют аэрофотоснимки для изучения структуры землевладения в I — III вв. н. э. Линии выступают на них нередко с такой отчетливостью, словно перед нами планы построек: 1) квадратный дом землевладельца с колоннадой по переднему фасаду и двумя крылами (все в едином плане), 2) постройки, расположенные в продолжении двух крыльев и обводящие замкнутый прямоугольный двор (как па фермах XVII— XVIII вв. и нынешних!); 3) за пределами дома и двора порой па 750 м в длину поселение зависимых людей с усадьбами (размером от 90 до 180 м2). Иными словами, это типичное сочетание римской виллы и деревпи.
Не менее отчетливо видны следы четырехугольных римских лагерей па 1—2 когорты, расположенные вдоль римских дорог с интервалами в несколько километров.
Особенно интересны данные аэрофотосъемки для восстановления полной сети римских дорог, а пе только главных. Из 130 пунктов, где в XII в. в Пикардии взимались дорожные пошлины, 60% находились па римских дорогах, остальные 40% были расположены па дорогах, проложенных задолго до появления римлян, вероятно, еще в эпоху неолита.
Таким образом, к концу галло-римской эпохи в Пикардии — как в излюбленных галлами речных долинах, так и на плато — население, судя по числу поселений, достигло примерно такой же плотности, что и до римлян (около 1 млн.). Римские городские округа повторили контуры 7 галльских племенных территорий, и внутри каждой существовала своя сеть дорог.43
Что же дают аэрофотоснимки для следующей эпохи — для раннего Средневековья? Что означало переселение германцев в эту плодородную, прекрасно орошенную и плотно населенную местность, имевшую 7 средних (по масштабам того времени) городов — галльских культовых племенных центров и римских административно-военных городов?
43 Ibid., р. 129, 133—142 (особенно интересны карты па с. 136), 145, 149.
36
Германцы явились с Севера, из земель почти соседних. Саксы расселились по побережью Ла-Манша, франки по северной и восточной границам Пикардии. Ни одному из германских племен —-участников «великого переселения пародов» пе пришлось потратить так мало времени и усилий на переход из давно ими обжитых областей в новые. Местности для расселения (в этом вопросе данные аэрофотосъемки прекрасно сочетаются с топонимикой) они выбрали в соответствии с уже привычными им природными условиями — морское побережье (саксы) и влажные леса (франки). Сухие и плодородные плато остались у аборигенов; они вообще были плотно заселены, да и часть населения северных областей, спасаясь от «варваров», бежала именно сюда.
Германцы расселились тоже привычным для них образом — отдельными кровнородственными группами (это отразилось и в появлении топонимов с германскими корнями). Их подсчет па карте поселений того времени показал, что общее число новых германских поселений невелико, и это подкрепило мнение, что в данном регионе Европы не было в ту эпоху (в конце V в.) никакого «мощного германского вторжения».44
Даже такая краткая сводка результатов, полученных при помощи аэрофотосъемки, для истории большой французской провинции — истории, обычно открывавшейся лишь небольшим вступлением, касавшимся доисторических времен и древности,45 — говорит медиевисту о многом. Он оказывается перед фактами (и даже цифрами!) свежими, важными и красноречивыми. Мы ограничились лишь одним, но зато выразительным примером, на котором отчетливо видно, как был создан фонд совершенно новых источников и как плодотворно он использован.
Обратимся теперь ко второй из важнейших дисциплин, «помогающих» истории. Иа примере нескольких отраслей исторической географии мы стремились показать, каким образом создаются новые источники пли привносятся в историю новые методы, заимствованные из смежных отраслей. Как в этом отношении обстоит дело с исторической хронологией? Обновилась ли и эта, одна из самых старинных помощниц истории?
44 Германские топонимы решительно преобладают в слабозасолешюй до того местности ио северной границе Пикардии (от Булони на восток); несколько южнее этой линии они составляют 40—58%. В лучших но природным условиям и наиболее заселенных долинах Соммы, ее притоков и па плато Камбрези доля германских топонимов падает до 3—11%, а южнее этих рек они исчезают начисто. Лишь но восточной границе — именно там, где двигались франки, — число их возрастает до 9—11%. В целом германцы сконцентрировались во влажных областях будущей Фландрии, а некоторые отряды последовали за Хлодвигом. Каково бы ни было их число, вытеснить из деревень коренное население они пе смогли.
43 В книге Фосье это «вступление» занимает 50 страниц.
37
Необходимо признать, что она испытывала эти изменения — пока что — в меньшей степени. По-прежнему в руках историков безотказно действуют старые «инструменты» вычисления и проверки датировок, все более и более упрощавшиеся по мере приближения к истории современности. Для эпох, весьма отдаленных, историческая хронология несколько обловила свои методы, однако в этом отношении она фактически превратилась во вспомогательную дисциплину археологии и «помогает» именно ей, а уже через нее, т. е. опосредованным способом, также и истории.
Наиболее существенным моментом, внесенным ныне в историческую хронологию, является отчетливое разделение ее па хронологию политических событий (вплоть до самых мелких), хронологию генеалогическую (тоже вплоть до самых скромных по своему общественному положению семейств) и хронологию разнообразных длительных процессов — социально-экономических, географических, биологических и т. п. С примером хронологии истории климата мы уже познакомились, другой пример, касающийся хронологии пандемий чумы, приведем ниже. Если первый раздел — хронология политических событий — испытал (кроме как для истории Древнего Востока) мало изменений, и эрудиция античпика, медиевиста и т. д. уточнилась, но мало обогатилась по существу, то о втором и особенно о третьем разделе надо сказать несколько слов.
Генеалогическая хронология приобрела в паши дни большее, чем прежде, значение, потому что она значительно расширила область своих исследований. Еще подавно была нужна историку генеалогия только правящих династий (вплоть до самых мелких немецких владетельных домов), дворянских и патрицианских родов. Теперь при использовании муниципальных и сеньориальных архивов можно проследить «генеалогическое древо» многих городских и крестьянских семейств за те или иные отрезки времени. Полученные данные, порой чрезвычайно интересные, как бы сочетаются с более обширными хронологическими рядами пе только социально-экономического, но и политического характера и в немалой степени способствуют их расширению, разумеется, на определенном уровне политических событий (в пределах хронологии городской или сельской жизни).
Генеалогическая хронология приобретает в паши дни еще один аспект, а именно генетический, по этой очень специальной темы мы здесь касаться Пе будем.
Историческая хронология процессов длительных и проходящих вне воздействия человека может быть кратко охарактеризована на двух примерах: 1) теории периодов солнечной активности и 2) радиокарбоппого (углеродного) метода датировок.46
40 Dolorl R. 1) Introduction aux sciences auxiliaires de 1’histoire. Paris, 1969, p. 118—119; 2) L’histoire et ses methodes. Paris, 1967, p. 52—67.
38
Дебаты вокруг теории воздействия солнечной активности на Землю (в самом широком плане) ведутся преимущественно за пределами «территории» исторической пауки, сколь бы опа пи расширялась в паши дни. Но в плане документации и исторической проверки этого воздействия (как правило, опосредованного) на прошлую жизнь человеческого общества историки способны сделать много. Регулярность появления солнечных пятеп и связанные с ними явления прослеживаются по европейским и азиатским источникам уже с начала второго тысячелетия н. э. Один-надцатилотняя периодичность солнечных пятеп (изредка этот период колеблется в пределах 8—16 лет), «пропущенная» историком через явления климатологического и агрикультурного порядка (см. выше, с. 21—33 настоящей работы), дает материал для анализа различной степени урожайности в пределах данного срока: при нормальных условиях годы прекрасных и средних урожаев наличествуют обычно в определенной пропорции с недородами, что дает в итоге покую среднюю цифру для 9—11 лет. Резкие колебания солнечной активности в ту или другую сторону чреваты катастрофическими недородами, о чем уже шла речь.
Радиокарбоппым методом датировки — при помощи анализа на содержание углерода См — широко пользуются археологи, а полученные ими данные поступают к историкам через, эту промежуточную ступень. При помощи радиокарбопного метода датируются останки живых организмов, кости, деревянные предметы или куски дерева и т. п. До последнего времени датировки колебались в пределах ±100—-120 лет и для медиевистов были слишком широки. Например, что могла дать датировка крипты (подземной церкви) в старейшем французском аббатстве Лигюже в пределах 455—695 гг., когда другими способами опа датируется гораздо точнее?! Ясно, что практической ценности подобная датировка пе имеет. Однако новейшие исследования сократили датировки до 3—25 лет, и поэтому можно предполагать, что в будущем датировки будут точными для всех сохранившихся органических остатков, в том числе и средневековых.
Читатель, надеемся, ужо вынес из предшествующих страниц впечатление, что пьше для любой иптердисциплипарпой смежной с историей отрасли знания следует ожидать какого-то нового источниковедческого аспекта. Так оно и есть. Возможно, благодаря именно этому обстоятельству будет сказано действительно новое слово в историческом источниковедении вообще.
Продолжать рассматривать систему источников для других смыкающихся с историей отраслей можно было бы пе па десятках, а па сотнях страниц. Цель пашей небольшой статьи состояла в ином: показать, как это делается и что это дает па ограниченных, по выразительных, па наш взгляд, примерах.
39
В последней части статьи мы остановимся еще па двух примерах, взятых из исторической эпидемиологии и исторической картографии. Первая стала «помогать» истории лишь недавно, вторая, наоборот, издавна выступает в качестве одной из ее необходимейших помощниц. По теперь и она приобрела некоторые повью черты. Разумеется, в обоих случаях проблема источников и их результативность стоит для пас па первом месте.
Самой страшной эпидемией, перенесенной континентом за все века его истории, была «Черпая смерть» — чума 1347—1352 гг. Она имела тяжелейшие последствия. Население сократилось в среднем па 7з, в некоторых местностях смертность достигала 80—90%. История «Черной смерти» описана во всех общих трудах по истории Средневековья, в учебниках и во многих специальных работах.47
Изучение эпидемии прошло через несколько этапов, и почти всегда историков в первую очередь интересовали вызванные чумой небывалые демографические сдвиги. В последнее время в связи с теорией кризиса XIV—XV вв. встал вопрос и о том, какова связь этой огромной смертности с прочими кризисными явлениями: воздействовала ли опа па демографические процессы в качестве их причины или сама явилась в какой-то мере их следствием. Возникло немало гипотез, порой более смелых, чем обоснованных.
На какие источники опирается история «Черной смерти»? Вплоть до начала XX в. это были хроники. Ныне можно сказать, что этот фонд исчерпан до конца; хронология поступательного движения и затухания эпидемии выяснена почти полностью. В медицинских трактатах XIV—XV вв. нашлось много сведений о протекании болезни, об ее симптомах. Несколько позже, чем хроники, вошли в научный оборот документы официального характера, папример богатый фонд таких документов Арагонского королевства состоит из 157 актов, зафиксировавших появление и развитие эпидемии, обезлюдение городов и деревень, рост цеп, экономическую регламентацию и т. п. Еще важнее оказались фискальные документы, изученные в 1950—1960 гг. Они подтвердили или уточнили бесспорными цифрами порой слишком общие и приблизительные данные хроник. В Лангедоке (Южная Франция) население уменьшилось наполовину, то же в Магдебурге и в Гамбурге, в Бремене па 70%, по в Любеке лишь на 25%, и т. д.
Так обстояло дело в городах, по для сельских местностей до сих пор имеются лишь очень скудные и разрозненные сведения. В некоторых областях потери в сельском населении пе уступали потерям в городах. Колебания смертности в странах Западной
47 Хороший сжатый очерк и основная литература даны в статье: Carpentier Е. La peste noire; famines ot epidemies an XIV siecle.--Annales E. S. C., 1962, N 6.
40
Европы — от Сицилии до Исландии — можно выразить так: от 60—70 до 15—16%. Эти цифры, извлеченные из городских или королевских материалов, в целом соответствуют сведениям, извлеченным из хроник; неожиданных открытий здесь не предвидится.
В последнее время были высказаны мнения, что эпидемию «Черной смерти» надо изучать комплексно, с учетом социально-экономических, политических, климатических, психологических и других факторов. Такой подход вводит группы новых для данной темы и «косвенных» для истории источников. Наиболее интересными явились данные эпидемиологического и микробиологического характера по течению чумных эпидемий вообще. Они содержатся в специальных трудах (с середины 1950-х гг. и позже) по описанию чумных эпидемий и пандемий вплоть до конца XIX в., а в некоторых районах Азии — вплоть до наших дней.48 Историки заимствовали из этих трудов объяснение многих аналогичных явлений, связанных с «Черной смертью», опять же преимущественно в демографическом плане. Но при этом выяснилось и многое другое, например, где и когда распространялись разные формы чумы (бубонная и легочная). Стала точное и понятнее история распространения болезни. По еще больше пользы принесли работы, в которых исторические сведения были интерпретированы преимущественно с микробиологических позиций.
Прежде всего в них были сделаны во многом успешные попытки объяснить пе столько непосредственное развитие эпидемии в Европе (оно известно), сколько ее подготовку в Азии, течение болезни и ее переход в эпидемическое состояние.
Чума была известна в Европе и до XIV в., есть сведения для VI—VII вв. (более ранних нет). Но болезнь, принесенная в самом конце 1347 г. па Сицилию и затем распространившаяся по всей Европе, обладала сама по себе чрезвычайной вирулентностью в силу причин, которые и теперь вызывают сильнейшие эпидемии в эндемических областях Центральной Азии и связаны с массовыми миграциями грызунов в периоды повышенной солнечной активности, землетрясений, наводнений и т. п.
В странах Западной Европы эпидемия бубонной чумы в тесно населенных городах при «средней норме в одну крысиную семью на один дом и трех блох на одну крысу» (бациллоносителем чумы является особый вид блох, паразитирующий па черных крысах) пе встретила никаких сдерживающих препятствий. Но нужно отметить, что такого рода вирулентные эпидемии но встречали препятствий и в Азии; вплоть до XX в., до появления вакцин, смертность от таких эпидемий достигала порой 95—100% и единственными сколько-нибудь эффективными мерами были карантины.
48 Ziegler Ph. The Black Death. London, 1969; Biraben J.-N. Les homines et la peste en France et dans les pays europeens et mediterraneans des origines a 1850, vol. 1—2. Paris, 1975—1976, —Такая же методика применена в статье по истории эпидемий холеры в XIX в. (см.: Ranlo t J.-Y. Le cholera en France au XIX siecle. — Annales E. S. C., 1978, N 1).
41
Бубонная чума (бациллы попадают в кровь при укусе блохи) приводила в некоторых случаях после тяжелого точения болезни к выздоровлению, и таким путем создавался устойчивый иммунитет. Но легочная чума но зависит от наличия крыс и блох. Ее течение необычайно быстро поражает легкие и кровообращение, болезнь распространяется молниеносно через зараженный кашлем воздух. Именно она нанесла городскому населению наиболее жестокие удары, ибо в городах возможность заражения через воздух была максимальной. Это и явилось основной причиной высокой смертности в городах, а пе общее их антисанитарное состояние, физиологическая ослаблешюсть бедных слоев населения, скученность бедных семей в тесных помещениях и т. н., как раньше считали историки. Раз появившись в любом — богатом или бедном — доме, легочная чума не щадила никого. От нее можно было лишь спасаться за город, что и делали те, кто мог. Тогда-то и сказывались имущественные различия.
Передвигаясь постепенно из южных стран в северные, чума свирепствовала в какой-либо местности 5—6 месяцев, убивая от 30 до 90% жителей. Затем опа там ослабевала и разгоралась в соседней, по уже но с такой силой, пока не затухла в 1351 — 1352 гг. Ее постепенное ослабление и прекращение связаны со спонтанно прогрессирующим падением вирулентности бактерий вследствие их мутаций. Поэтому люди, заболевшие в последний месяц эпидемии в той или иной местности или в ее последний год, все чаще и чаще выздоравливали, приобретая иммунитет даже после легочной чумы (это явление аналогично действующим ныне прививкам живыми, но ослабленными культурами бактерий).
Вследствие этого микробиологического феномена выжившая часть населения оказалась устойчивой к инфекции на срок своей жизни, по далеко пе всегда это была наиболее физически крепкая часть. Таким образом — ужо в генетическом плане — ослаблялись в известной мере и-следующие поколения.
Еще хуже было то, что пе исчезла и сама потенциальная инфекция как таковая. Опа существовала в эндемическом состоянии и при известных условиях развивалась в эпидемию, пе будучи занесенной из Азии. Эти новые эпидемии чумы имели ужо чисто местное происхождение и пришлись на 1360, 1369 и 1375 гг., а также на первую треть XV в. (в разные годы в разных местностях). Очень важно, что они поражали людей (и поколения), лишенных иммунитета, в первую очередь молодых женщин и детей, т. е. подрастающие поколения и эвентуальных матерой еще пе рожденных поколений. Они по просто сокращали население, по и самым тяжелым образом деформировали его возрастную и половую структуру.
Длилось это тяжелое наследство «Черной смерти» около 80 лот: 3 пандемии с небольшими расстояниями (причем вторая была не мепее сильной, чем «Черная смерть») и местные
42
вспышки. Страх чумы леденил души людей еще 50—60 лет. Демографический удар, нанесенный Европе пе только в 1347— 1352 гг., по и в течение всей второй половины XIV в.—первой трети XV в., был для своего времени уникальным. Ни одна война по уничтожила столько людей (в % к общему числу населения), пи одна война по убила столько женщин и детей, т. е. пе подкосила в такой море последующие поколения.
Историки редко оценивали по достоинству длительность этих страшных результатов. Эпидемии упоминались наряду с войнами, голодовками и другими подобными бедствиями. Теперь ясна необходимость детального изучения всех эпидемий чумы с обязательным учетом их специфики и вызванных ими деформаций структуры населения. Ясно также, что нуждается в проверке мнение сторонников теории кризиса XIV—XV вв. о физиологической ослабленности людей (из-за недоедания), как главной причине подверженности заражению чумой. В определенные периоды своего течения болезнь могла в равной степени поразить и молодого здорового богача и голодную нищенку.
В источниковедческом плане итоги исследования эпидемий чумы можно выразить следующим образом. Традиционные чисто исторические источники — хроники, городские, церковные и правительственные документы — позволили составить картину распространения эпидемии 1347—1352 гг. и выяснить нанесенный ею демографический урон. Медицинские трактаты XIV—XV- вв. описали течение болезни.. Эпидемиология и микробиология по создали — да и пе могли создать — никакого нового фонда источников. Но они осветили новым светом традиционные исторические источники. Они привлекли внимание историков — и это касается по одной лишь «Черной смерти» — к необходимости изучать давно известные источники под иными углами зрения, к необходимости разбираться в определенных вопросах эпидемиологии, к необходимости исходить при исследовании прошлого из добытых ею в паши дни результатов. Да, приходится признать, что профессия историка становится год от года все более сложной и нелегкой...
Зато историческая картография стремится елико возможно облегчить пашу профессию и достигает этого при помощи разнообразных источников и методов.
Давпо известно, что на историческую карту можно нанести практически все, что угодно, лишь бы эти данные можно было формализовать и разместить во времени и в пространстве, снабдив соответствующими символическими значками. Однако — и тоже издавна — историки использовали эти возможности более чем в скромных размерах, о чем уже была речь выше (см. с. 11). Ныне такой скромности пришел конец, к обоюдной пользе историков и картографов.
43
С первого взгляда перевес в этой пользе явно па стороне историка. Ему дается в руки серия карт, а порой и целый атлас, где он с огромным удовольствием, вызванным наглядностью, видит зафиксированным — и, следовательно, может многократно размышлять — все, что до сих пор было преимущественно выражено па многих страницах исторического исследования или источника. Ладо при этом учесть, что систематическое и глубокое сопоставление любых объектов исследования, 1? том числе и исторических, является процессом нелегким и трудоемким. Атлас снимает с историка немало труда, главным образом подготовительного, и с достоверной наглядностью показывает ему объекты для наблюдений и размышлений. Во многих случаях оп еще и подсказывает новые объекты и темы, ведет исследователя по непредвиденным путям.
Все это верно и представляет для историка большую ценность. По (и в этом кроется самая суть) дело заключается в том, что такой атлас был подготовлен тоже историками. Все помещенные в атласе сведения либо получены историками же в итоге своих изысканий, либо извлечены ими из исторических сочинений и источников. Картографы оформляют такие сведения и делают это, как правило, остроумно и выразительно, ио фонд источников остается в основе традиционным, хотя в некоторых случаях к нему добавляются и другие, полученные из смежных с историей дисциплин. Труд группы историков, подготовляющих материал для атласа современного типа, т. с. богатого разнообразными сведениями, аналогичен по некоторым чертам труду группы публикаторов текстов. И те и другие задачи могут выполнить только историки.
Чем же интересен современный исторический атлас и каким образом используются при его составлении источники старого и нового типов?
Возьмем для примера (это будет одним из нескольких возможных примеров) «Исторический атлас» французских провинций, рассчитанный примерно на 28 выпусков, которые в итого должны представить всю страну. Займемся анализом выпуска, посвященного Провансу и соседним областям.49 В пом 326 карт, па которых отражена история этой территории начиная с палеолита и вплоть до середины XX в. Для каждой карты указан составитель, перечислены использованные источники (часто архивные) и дана краткая историческая справка.
49 Atlas historique. Provence, Comtat-Venaissin, principaute de Monaco, principaute d’Orange, comte do Nice. Paris, A. Colin, [s. a.]. —Структура атласа очень рациональна: 37 отдельных листов карт и 224 страницы пояснительного текста, изданного отдельной книгой; он содержит комментарии, хронологические таблицы, указатели личных имен и географических названий. Отдельные листы карт позволяют проводить любые наглядные сопоставления карт между собой и карт с текстом.
44
Чтобы показать наглядно ценность этого атласа, перечислим названия 17 (из 326) карт (они относятся к XII—XV вв.; отобраны то карты, которые по требуют здесь комментария):
«Феодальная система Восточного Прованса»;
«Крупные фьефы (XII в.)»
«Марсельская торговля (XIII в.)»;
«Владения Анжуйской династии»;
«Папское государство (XIV в.)» (речь идет о периоде «Авиньонского пленения» пап);
«Рыцарские ордена и госпитальеры»;
«Бенедиктинцы »;
«Пастбища Верхнего Прованса (конец XIII в.)»;
«Отгонное скотоводство (конец XV в.)»;
«Таможня в Валапсоле (XIV в.)»;
«Торговля солью и ее транспорт (XIV в.)»;
«Счета по сбору тальи в Конта-Венессене»;
«Демографические колебания (XII—XVIII вв.)»;
«Средневековый Авиньон»;
«Владения короля Репе Анжуйского»;50
«Монетные дворы»;
«Судебная организация»
и т. д.
Можно смело сказать, что в атласе представлена действительно если пе вся история данной территории, то во всяком случае та ее — очень большая — часть, которая поддается формализации. Такого рода исторический атлас перестает быть справочным изданием. Он снабжает историка пе только Прованса, но и всей Франции свежим материалом, зачастую непосредственно извлеченным из архивных документов. Вот пример: па карте № 106 показана система сословного представительства (провинциальные Штаты Прованса) в 1390—1410 гг. Отмечены все местности и города, посылавшие своих депутатов (причем отдельно те, что посылали по 2 депутата, и те, что посылали по одному). По этой карте можно написать немалую часть работы, посвящеппой Провапсским Штатам в указанное время. Опа же даст немало сюжетов при сопоставлении с аналогичными картами, посвященными провинциальным Штатам Бургундии, Лангедока и др.51
50 Напомним, что Репе Анжуйский — отец героини оперы П. И. Чайковского «Иолапта».
51 Прекрасными примерами того, сколько пользы могут извлечь из карт историки, географы и экономисты, является обсуждение карты сельских коммун Франции (см.: Annales Е. S. С., 1958, N 3) и статья Леруа Ладюри «Размышления историка» (L о Roy Ladurie Е. Reflexions d’un histo-rien. — ER, 1967, N 27) no поводу атласа сельских местностей Франции в XIX—XX. вв. (Mend г as II. Atlas de la Franco rurale. Paris, [s. a.]).
45
Итак, историческая картография стала в наши дни тоже поставщиком новых данных, хотя и взятых преимущественно из традиционных письменных источников. Повый аспект выражается здесь в том, что оформление материала подчиняется определенной цели: дать на карте сводку всех известных данных но столько по томам традиционным (например, границы административных делений), сколько — и это самое важное —по темам, впервые вводимым в картографический оборот. В каком прежнем атласе можно было найти сведения по отгонному скотоводству в Провансе в XV в.? Они извлечены по только из традиционных источников, но также из сопоставления разнообразных данных. Л ведь именно эта отрасль сельского хозяйства составляла — вместе с транспортом соли — едва ли не главное занятие жителей данной территории.
Кроме того, такого рода атласы позволяют как бы накладывать одну-карту на другую. Карта марсельской торговли, будучи наложена сперва па карту эпохи феодальной раздробленности, а затем па карту владений Анжуйской династии, наглядно показывает все главные изменения, происшедшие и в ареале торговли, и в ео путях, и в со составе. Работу своих коллег историк получает в предельно сжатом, предельно четком и предельно достоверном виде.
Таким образом, при изучении интердисциплинарных отраслей знания историк уже по может ограничиваться лишь своими «традиционными» запасами письменных источников. Вместо с том они продолжают играть в исследовании очень важную, а порой и преобладающую роль. Однако чаще всего цели и задачи подобного рода работ заставляют взглянуть на них под новым, еще непривычным углом зрения и подобрать их повый ассортимент, сперва казавшийся неожиданным. Особенно отчетливо это сказалось, например, в исторической агрономии, которая сравнительно быстро стала достоянием историков (такое же положение сложилось и в исторической климатологии). Подобное «освоение» историками смежных дисциплин с их особыми источниками привело в некоторых случаях к появлению своего рода «комбинированных» фондов разнообразных источников, взаимно проверяющих друг друга (например, дендрологические и исторические источники в климатологии и др.), взаимно дополняющих обе соприкасающиеся отрасли и обогащающих их. Нот нужды доказывать, что такого рода расширение источниковедческой базы сможет привести — при умелом ее использовании — и к новым данным, необходимым для расширения самой исторической пауки.
Во И. Рутенбур
ПРОБЛЕМА КОМПЛЕКСНОГО ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ ПО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИТАЛИИ
Многочисленные и разнообразные по своему содержанию и форме источники по экономической истории Италии, как известно, изучаются и используются в отдельности. Следует рассмотреть вопрос о возможности их комплексного изучения.
Перейдем к характеристике отдельных источников и способов их сопоставления.
Торговые книги представляют собой далеко пе единственный, но весьма важный и многоплановый источник по истории экономической жизни Средневековья. Будучи своеобразным дневником, фиксирующим эволюцию торговли, финансовых операций, промышленности, они не лишены данных, касающихся политической, а иногда и культурной жизпи своих стран. Раннее развитие городской жизни в Италии сделало эту страну родиной и главным архивохранилищем этих книг.
Для определения места и роли торговых книг как источника по экономической истории Италии необходимо сопоставить их с другими источниками, сочетание с которыми даст возможность более широкого и всестороннего подхода к ее изучению. Речь идет об уставах, нотариальных протоколах, пособиях, коммерческих и финансовых письмах, хрониках, исторических сочинениях, произведениях художественной литературы и, наконец, памятниках архитектуры и искусства.
Хроники как повествовательно-исторический источник являются по своей направленности всеобъемлющими сочинениями, как правило содержащими в себе материал по политической истории города или области, пе без элементов обращения к истории всей страны и всей Европы. Это привело некоторых историков к отказу воспринимать хроники как источник по экономической истории, к характеристике этих источников как сомнительных, а иногда и фантастических. Примером такого отношения к хроникам может
47
служить В. Зомбарт, хотя и не только он один. Зомбарт считал все количественные показатели хроник, в том числе и прежде всего касающиеся экономики, сомнительными1 и пытался доказать это, хотя и малоубедительно,2 па что было указано в свое время в советской литературе.3 Даже таких реалистичных хронистов, как Джованни Виллапи, некоторые западные историки считали «великими фантазерами».4 Из русских дореволюционных историков к отрицанию реального значения любых статистических данных хронистов пришел И. М. Кулишер.5 Современные историки-экономисты Запада пе принимают точку зрения Зомбарта—Кулиш ера, считая ее скептической.6 Следует отмстить, что насыщенность хроник сведениями об экономике и степень их достоверности возрастают по мере усиления городской экономики, перерастающей в некоторых областях Италии в раппеканиталистическую, когда хронисты могли черпать достаточно обильные данные в торговых книгах и официальных документах коммуны. Так, в меньшей степени данные экономического характера находятся в хрониках X— XIII вв., в значительно большей степени — в хрониках XIV— XV вв. Однако и в некоторых ранних хрониках наличествует материал о хозяйственных связях приморских городов Италии (Генуэзские анналы, охватившие события XI—XIII вв.), экономическом развитии отдельных итальянских городов и областей (хроника Салимбепо, повествующая об истории XII—XIII вв.), развитии ремесла и торговли («История сицилийских событий» Гуго Фалькапда, XII в.).7 ;
Степень достоверности данных по экономической истории зависит от образованности и серьезности автора хроники, а также от его возможностей пользоваться официальными и другими статистическими данными. Так, например, наличие цепных сведений по социально-экономической истории Сицилии в указанной выше хронике Гуго Фалькапда объясняется тем, что автор имел доступ к архивам и использовал хранящиеся там документы для своего сочинения.8
Таким образом, в отдельных ранних хрониках также можно найти цепные и достаточно точные данные для экономической ис
1 Зомбарт В. Современный капитализм, т. I. М.—Л., 1931, с. 165.
2 Там же, с. 281.
3 Р у т е и б у р г В. И. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. Флорентийские компании XIV в. М.—Л., 1951, с. 125, 193; Люблинская А. Д. Источниковедение истории средних веков. [Л.], 1955, с. 221.
4 Hermes G. Der Kapilalismus in det florentiner Wollonindustrie.— Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschafl, 1924, Jahr 72, S. 376; L e-n e 1 W. «Gescb.icb.te von Florenz» von R. Davidsohn. — IIZ, 1926, vol. 134, Hft I, S. 403—411.
5 Кулишер И. M. История экономического быта Западной Европы, т. II. М,—Л., 1931, с. 246 (прим. 4).
8 «... Io scetticismo del Sombart» (Sapori A. Studi di storia economica (secoli XIII—XIV—XV), vol. I. Firenze, 1955, p. 21).
7 Люблинская А. Д. Источниковедение..., c. 208—226.
8 Там же, с. 224.
48
тории Италии, сведения, касающиеся ие только развития городского хозяйства, ио и характеризующие аграрную эволюцию.
Что может являться критерием достоверности данных, содержащихся в хрониках? Кроме общей оценки их реалистичности, что может быть определено, при учете возможно более глубокого знакомства с изучаемой эпохой и местом действия, непосредственным сравнением данных хрониста с когда-то использованными им архивными источниками, если они сохранились, или с аналогичными им документами эпохи? Примером такой проверки может быть следующий факт. В хронике Филиппо Казони, составленной в 1575 г. не без использования архивов, сообщалось о количестве шелко-ткачей в Генуе последней четверти XVI в.: «...шелко-ткачей в это время в городе-государстве насчитывалось пятнадцать тысяч».9 Итальянский историк Габриелла Сиволи в наше время обнаружила в генуэзском архиве данные о мастерах, ремесленниках, компаньонах цеха шолковщиков в 1565 г. — десятилетием ранее. Среди этих данных обнаружена цифра в 15 тысяч рабочих-ткачей (помимо 2520 рабочих других текстильных специальностей).10 Это подтверждает пе только реалистичность, по и точность цифры Казони, очевидно, почерпнувшего ее в архиве. И хотя Казони считается в большей степени историком, чем хронистом, этот пример имеет отношение к том хронистам, которые обращались и в более ранние времена (как, например, ГугоФаль-канд в XII в. или Джованни Виллани в XIV в.) к архивным данным, и тем самым составляли свои хроники как историки своего времени.
Джованни Виллани — хронист, которого, как ужо сказано, некоторые западные историки считали фантазером, может быть рассмотрен как другой образец автора, данные которого могут быть подвергнуты проверке. При оценке значимости и достоверности хроники следует прежде всего обратиться к условиям ее создания и характеру всего сочинения, а также к установлению главных биографическо-социальных чорт ее автора. Виллани был весьма крупным итальянским хронистом первой половины XIV в. Его хроника — плод серьезного и длительного изучения относительно широкого круга литературы.11 Автор хроники был высокообразованным для своего времени человеком, обладавшим к тому же по малым писательским дарованием.12 Если он и уступает такому хронисту, как Дино Компании по языку и живости изложения, то выигрывает в другом: «... оп перечисляет факты, скрупулезно описывает все мелочи жизни и быта Флоренции — продукты
9 С a s о n i F. Annali della repubblica di Genova del secolo decimo sesto. Genova, MDCCVIII, p. 321.
10 S i v о 1 i G. Il tramonto dell’industria serica genovese. — RSI, 1972, vol. LXXXIV, fasc. IV, p. 895—896.
11 Villa ni G. Cronica, lib. I, cap. 1. Firenze, 1844, p. 17.
12Tiraboscbi G. Storia della letteratura italiana, t. V. Venezia, 1975, p. 38.
4 Проблемы источниковедения
49
питания, одежды, монеты, порядок получения ссуды; все это очень ценно для истории».13
Отмеченная Ф. Де Сапктисом ценность хроники Виллани для истории во многом объясняется большим деловым и политическим опытом хрониста, участника острых социальных и партийных столкновений, которым он сам нередко даст достаточно четкую, хотя и лаконичную характеристику. Виллани представлял в качестве служащего флорентийские торговые компании в своем родном городе, затем во Франции и в Неаполитанском королевстве. Он — также политический деятель республики и дипломат, и, наконец, большой почитатель Данте. Эти сведения об авторе хроники дают право еще до ее изучения предположить состоятельность и возможность реалистических характеристик, фактов и цифровых данных Виллани.
Обращение к конкретным данным этой хроники представляет возможность перейти от предположений к доказательствам. В хронике Виллани описывается история банкротства известных торговых компаний Барди и Перуцци; в связи с этим речь идет о колоссальной задолженности английской и неаполитанской корон этим крупнейшим компаниям Флоренции: их долг доходил, по сведениям Виллапи, до 1700 тыс. золотых флоринов (более 1 млн. приходилось на долю Барди и около 700 тыс. — па долю 11е-руцци).14 Эта цифра воспринималась указанными выше западными авторами как фантастическая для XIV в. Обращение к архивным данным (практически — мосле 1926 г. для Барди и после 1934 г. для Перуцци — к публикациям торговых книг этих компаний, подготовленным Армандо Сапори) дает возможность непосредственного сопоставления данных хроники с показаниями торговых книг.
Книги компании Барди свидетельствуют о том, что в 1318 г. ее оборот достигал 1 266 774 лир.15 Таким образом, сумма английского и неаполитанского долга этой компании, о которых сообщает Виллани (более 1 млн. лир), вполне реальна. В книгах компании Перуцци трижды упоминается размер ее капитала — он колеблется от 714 986 лир 12 сольдов 4 динаров до 742 246 лир 17 соль-дов 9 динаров.16 И в этом случае цифра, приводимая в хронике Виллапи, становится весьма реальной. Можно обратиться также к хронике начала XV в., автором которой является Бенедетто Деи, получивший от Р. Давидсона нелестное прозвище плута (geriebene Spitzbube). Его хроника изобилует цифровым материалом, характеризующим состояние экономики Флоренции и ее земель (коли-
13 Д е С а н к т и с Ф. История итальянской литературы. Пер. с итал. Под род. Д. Е. Михальчи. Т. 1. М., 1963, с. 149.
14 Villani G. Gronica, lib. XII, cap. LV, p. 92.
15 Libro della ragione della compagnia dei Bardi, [t.] IV. — In: Sa-p о r i Л. La crisi della compagnie mercantili dei Bardi e dei Peruzzi. Firenze, 1926, p. 216.
16 I libri di commercio dei Peruzzi. Milano, 1934, p. 197, 318.
50
чоство поместий, перечень и стоимость производимых в них продуктов; перечень и стоимость товаров, производимых цехами), социальный состав города-государства.17 Проверка сравпительпой точности цифр и других данных может быть проведена по другим документам эпохи, архивным или опубликованным, например, по проекту налогообложения, предложенному Лодовико Гетти, опубликованному В. Роско и изученному уже в 50-е гг.18 Сопоставление данных, содержащихся во флорентийском списке хроники Бенедетто Деи, с весьма разнообразными цифровыми показателями указанного проекта Гетти дает право считать, что удельный вес разных отраслей экономики Флоренции и ее социальных группировок в целом у Деи достаточно реалистичный.
Внимательное изучение хроник показывает, что нередко некоторые из них дают совершенно конкретные цифровые показатели, всходящие из личного опыта и занятий хронистов, их родственников или колл ег. Образцом такого сочинения может служить хроника Донато Веллути,19 в которой излагается история семьи Веллути па фоне общефлорептийских событий па протяжении многих десятилетий XIV в. Автор хроники, выходец из нобилей, хорошо знает политическую и хозяйственную жизнь Флоренции, в которой он сам активно участвовал. Уже в середине XIV в. существовала компания по обработке шерсти, которую наряду с представителями других семей возглавляет Ламберто Веллути, затем — Бернардо Веллути. Таким образом, автор хроники описывает хорошо известную ому с детства обстановку.
Но менее убедительной в этом плане является хроника Бопак-корсо Питти,20 изданная в 1972 г. на русском языке.21 Посвященная главным образом политической жизни Флоренции и других итальянских городов, опа содержит в себе немногочисленные, по крайне важные для экономической истории XIV в. данные, особенно по развитию торговли и промышленности. Хроника помогает уточнить направление торговых путей в самой Италии, а также из Италии во Францию, продолжительность пути и стоимость передвижения, определить суммы займов внутри страны и чужеземным клиентам — представителям разных социальных слоев обще
17 Benedetto Dei. Cronica. — In: Pagnini G. F. Della decima, vol. II. Lisbona—Lucca, 1766, № VII—VIII [неопубликованный ее список хранится в Государственном архиве Флоренции (Archivio di Stalo di Firenze, Manoscritti, 119), его первая страница опубликована в кн.: Ру-тепбург В. И. Народные движения в городах Италии. XIV—начало XV века. М.—Л., 1958, рис. 18].
18 Р у т е в б у р г В. И. Налогообложение и общественный кредит Флоренции XII—XV вв. — Учен. зап. ЛГУ, сер. ист. наук, 1941, вып. 10.
19 Donato Vellnti. Cronica Di Firenze anno MCCC in circa fino al MCCCLXX. Firenze, 1731 (более новое изд.: Donato Velluti. Cronica di Firenze. A cura delle Y. Del Lungo e G. Volpe. Firenze, 1914).
20Bonaccorso Pitti. Cronica. Bologna, 1905.
21 Б о n а к к о p с о Питти. Хроника. Пер. с итал. Изд. подг. 3. В. Гуковская, М. А. Гуковский, В. И. Рутенбург. Л., 1972.
4*
51
ства. Основываясь на данных хроники Питти, можно установить масштабы продукции промышленных компаний Флоренции XIV в.
Если первым и наиболее результативным является такой метод комплексного изучения источников, как проверка данных хроник по архивным документам, их сравнение и сопоставление, то пример с хроникой Питти приводит к применению второго способа этого метода — сопоставлению данных одной хроники с данными другой, которая могла быть проверена по архивным документам. В этом случае данные хроники Питти сочетаются с показателями хроники Биллами. В 60—70-х гг. XIV в. существовала промышленная компания Питти, которая в 1374 г. построила новую мастерскую, стоившую около 3500 флоринов, и производила в год 1100 кусков сукна.22 Эта цифра пе является округленной, и если ее сравнить со средними числами, выведенными из данных Биллами, то можно сделать диаграмму роста сукподельческой промышленности Флоренции в XIV в.: в 1300 г. одна сукподельче-ская мастерская производила в среднем в год более 300 кусков сукна, в ЗО-о гг. — 400 кусков, в 90-е — более 1000.23 Такая диаграмма может представлять большой интерес при установлении масштабов мануфактурной промышленности в передовых городах Италии в период раннего капитализма.24
Сравнительные данные по экономической истории Италии могут дать почти все итальянские хроники, а пе только названные выше. Прежде всего в этом плане следует назвать флорентийские хроники Маркьонс Стефани, Каппони—Аччаюоли, сер Иофри Ри-формаджионе, Миланскую анонимную, Феррарскую анонимную, Сиенскую хронику Нери Донато, Пистойскую хронику Томино Содзомени, Сан-Миньятскую Лоренцо Бопинкоптри, Болонскую анонимную, анпалы города Форли, хронику города Перуджи, историю Сиены Малавольти и др.25 Сопоставление этих хроник в плане выявления данных о хозяйственной жизни итальянских городов и их коптадо представляется весьма перспективным. Опыт
22Bonaccorso Pitti. Cronica, р. 15—16.
23 Villani G. Cronica, lib. XI, cap. XCIV, p. 329—325.
24 Рутенбург В. И. Очерк..., с. 124—129.
25Marchione di Сорро Stefan i. Cronaca florentina. — RdSI, t. XXX. Citta di Castello, 1903; Allamano Acciaioli. Cronaca (1378) (nuova ed.: RdSI, t. XVIII, part. III. Bologna, 1934; Ser Nofri di ser Piero dello Rif ormagione. Cronaca. — Ibid.; Annales mediolanen-ses ab Anonymo Auctore. — RIS, t. XVI. Mediolani, 1730; Chronicon estense.— RdSI, t. XV, p. Ill, f. 57. Citta di Castello, 1911; Neri Donato. Cronica sanese. — RIS, t. XV. Mediolani, 1729; Spezimen Historiae Sazomeni Presby-teri pistoriensis. — RdSI, t. XVI, part. I, f. 59. Citta di Castello, 1908; Chronicon sive annales Laurentii Bonincontrii Miniatensis. — RIS, t. XXII. Mediolani, 1732; Chronica di Bologna. — RdSI, t. XVIII, part. I, f. 1—2. Citta di Castello, 1902; Annales forolivienses. — Ibid., t. XXIT; p. II, f. 20. Citta di Castello, 1903; Cronaca della Citta di Perugia. Diario del Graziani. — ASI, t. XVI, p. I. Firence, 1850; О res to Mala vol ti. Historia de fatli e guerra do’Sanesi. Venezia, 1599,
52
сопоставления и взаимопроверки политических сведений из этих хроник оправдал себя в литературе и привел к определенным результатам.26 Сведения по экономической истории в этих хрониках по представляют собой компактных материалов, по при скрупулезном обследовании дают крайне интересные данные, помогающие заполнять белые пятна экономической истории или уточнять некоторые по до конца исследованные вопросы. В качестве образца можно взять изданную в 1970 г. хронику Бастьяно Ар-дити,27 заслуживающую особого, более детального и специального изучения. Автор ее — флорентийский ремесленник, составлявший втайне ото всех дневник событий, происходивших с 1524 по 1579 г., главным образом в Тосканском герцогстве, Италии и во всей Европе. Хронику отличает не только оппозиционность автора при характеристике деятельности властей, по и внимательное отношение к жизпи города-метрополии, в том числе и хозяйственной. «Дневник» Ардити дает возможность установить количество урожайных и неурожайных лет, их влияние па колебание цеп па продукты, определить качество, вес хлеба и цепы па пего, уточнить способы и время оплаты труда наемных рабочих и в целом положение низов города и их материальный уровень, дополнить сведения об участии Флоренции в международной финансовой бирже и т. д. Большой материал по экономической истории Италии и других европейских стран дает также «Хроника» Джульяпо деи Риччи,28 изданная в 1972 г. и повествующая о периоде 1532— 1606 гг. Ее значение выходит за пределы обычных источников такого рода и ее характеристика требует специального и скрупулезного исследования.
Общая, убедительно аргументированная характеристика хроник дана Армандо Сапори, несмотря па то что он ограничивается в качестве их образцов сочинениями всего двух известных авторов — флорентийца Джованни Виллани и венецианца Марино Са-пудо,29 хотя считает достойными анализа и изучения и многие другие.30 Виллани и Сапудо также стали объектами анализа в пособии Федериго Мелиса.31
2бРутенбург В. И. Народные движения..., с. 335—340.
27Bastiano Arditi. Diario di Firenze e di altre parti della Cristia-nita (1574—1579). A cura di Roberto Cantagalli. Firenze, 1970.
28 Giuliano dei Ricci. Cronaca (1532—1606). A cura di Giuliana Sapori. Milano—Napoli, 1972.
29 Sapori A. Le marchand ilalien an Moyen Age. Conferences et bibliographic. Paris, 1952, p. LXVIII—LXX.
30 Дипо Компаньи (XIII в.), Маркьопе Стефани (XIV в.), Бартоломео дель Корацца (XV в.), Бартоломео Мази (XV—XVI вв.), Бонаккорсо Питти (XV в.), Донато Веллути (XIV в.), Джованни Морелли (XV в.), Джован Портовепери (XVI в.), Грегорио Дати (XV в.), Лука Ландуччи (XV—XVI вв.), Лука да Нанцано (XIV в.), Паддо да Моцтекатини (XIV в.), Одериго ди Креди (XV в.), Трибальдо деи Росси (XV в.) (Sapori A. Le marchand italien..., р. 13—14).
31 Melis F. Sulle fonti della storia economica. A cura del B. Dini, Firenze, 1963/64, p. 73—83, — Ф. Мелис в этом пособии опирается в анализе
к?
Ло
Таким образом хроники, как бы они пи назывались — хроника (cronaca, cronica), анналы (annali), дневник (diario), памятные записи (ricordanze), история (isloria), исторические памятные записки (memorie storiche), составляют большой комплекс источников, которые несут в себе пе только общие или частные характеристики экономики города или дистрикта, по нередко дают и конкретный статистический материал. Источники этого рода, будучи повествовательно-историческими по форме, представляют собой литературные памятники, которые нередко играют роль документа, содержащего в себе цифры и факты, цепные для экономической истории; часто эти данные являются единственными, иногда они — при наличии данных в источниках другого вида — могут служить для сравнения, проверки и уточнения.
Наряду с хрониками существуют сочинения других типов. Они весьма разнообразны и как таковые наряду с хрониками могут способствовать выявлению различных сторон экономической жизпи общества. Среди них в итальянской источниковедческой литературе называются сочинения агрономические, юридические, теологические.32 Пот необходимости анализировать значение каждого из этих видов источников или обращаться к античным писателям,33 если пе исследуется переработка и использование их текстов и данных средневековыми авторами. Можно ограничиться лишь некоторыми наиболее показательными примерами.
Среди агрономических пособий особую роль играла книга Пьетро Крешепци, написанная на латинском языке около 1305 г., переведенная затем па итальянский, а после появления печатного станка ставшая широко известной как пособие по сельскохозяйственной технике и земледелию вообще, почерпнутому автором из опыта Тосканы и Эмилии.
Из теологических трактатов можно назвать известную «Сумму теологии» Фомы Аквинского, с ого обоснованием теории справедливой цены, ростовщичества и процента и т. д. Крайпе интересны для экономической истории проповеди Бернардино Сиенского и сочинения Антопино Флорентийского, в которых дается трактовка проблем работы и производства, как они понимались в XIV— XV вв.34
Обращаясь к таким специфическим сочинениям, как проповеди и богословские трактаты, исследователь пе может ограничиться их изолированным изучением; для выяснения полноты картины и ее большей реалистичности необходимо использовать и другие источники (такие, как «Жизнеописания» Джорджо Вазари, «Жизнь
хроник и других источников по экономической истории Италии на работы: Fanfani A. Introduzione allo studio della storia economica. Milano, 1939; S a p о r i A. Introduzione ad un corso di storia economica. Como, 1944.
32 Melis F. Sulle fonti..., p. 57.
33 Как это делает Ф. Мелис (Melis F. Sulle fonti..., p. 57—64).
34 Roover R. de. San Bernardino of Siena and Sant’Antonino of Florence. The Croat economic thinkers of the Middle Ages. Boston, Mass., 1967.
54
замечательных людей» Веспасиапо да Бистичи и им подобные), а также хроники, имеющие отношение к характеристике деятельности и творчества Бернардино и Лнтопино (такие, как «Хроники св. Антонина» аббата Рауля Морсе) или к их теориям (в этом плане полезна и хроника Джованни Виллапи). Естественно, при рассмотрении экономических теорий мыслителей XIV—XV вв. нельзя обойтись без такого основополагающего источника, как названная уже выше «Сумма теологии» Фомы Аквинского. Необходимо использовать и аналогичные или близкие к ним сочинения авторов менее известных и значительных, но не менее характерных для своей эпохи, как например «Трактат о ростовщичестве» Пьеро Оливи или трактат «Об обмене денег, общественном банке и банке приданого» Санти и Ручеллаи. Наряду с хрониками и трактатами для изучения этих своеобразных источников необходимо привлечь и проповеди Джироламо Савонаролы.
Таким образом, и па примере разнообразных источников можно убедиться нс только в возможности, по и необходимости их комплексного изучения даже при решении частных вопросов экономической истории Средневековья.
Среди юридических источников можно назвать наиболее известный трактат XIV в. Бартоло да Сассоферрато, и менее известный, по весьма ценный, принадлежащий его ученику Бальдо Убальди. В последнем, вышедшем в 1489 г. в Милане под названием «Советы» («ConslU»), дается характеристика коммерческого права, рассматриваются проблемы денежного обмена с учетом опыта банка Борромеи в Милане. Его же «Сумма рыночного дела» представляет трактат по торговле, основанный на опыте цехов Лана и цеха купцов. К этого вида юридическим трактатам тяготеют также сочинения по торговому праву Бенвенуто Стракка «Трактат о торговле, или о купце», вышедший в Венеции в 1553 г., Раффаеле де Турри «Трактат об обмене», опубликованный в Генуе в 1641 г., Сиджизмондо Скачча «Трактат о торговле и обменных делах», напечатанный в Римс в 1619 г., Апсальдо Ансальди «Рассказ о законах коммерции и движения товаров» (XVII в.), Джузеппе Казаречи «Лекция о законах коммерции», увидевшая свет в 1719 г., «Инструкция меняло па все случаи финансового краха, или инструкция о рынках», опубликованная в 1723 г. Все эти торговые трактаты близки по своей тематике к рассмотренным выше теоретическим трудам по экономике и должны изучаться в тесной связи с ними. Подобные им сочинения о способах, видах и размерах страхования могут быть причислены к юридическим трактатам, хотя они и представляют особое звено источников. Таковым является, папример, изданный в 1569 г. в Венеции «Трактат о страховании» упомянутого уже Стракка. Близким по своему содержанию к этим трактатам представляется целая серия пособий для купцов, способствующих повышению их квалификации. В качество образцов таких источников можно назвать пособие Бенедетто Котрульи «О торговле и о совершенном купце»,
55
написашюо в 1458 г. и издав нос в Венеции в 1573 г., пособие Джованни Мариани «Встреча всех купцов на рынке и в лавках со всеми прочими лицами для купли, продажи и обмена всех видов товаров», написанное в 1535 г., и пособие Джованни Сарова, созданное в 1561 г., содержание которого изложено в его названии — «Установление для купцов, в котором идет речь о способах купли и продажи и о прибыли, которая может быть получена из торговли, вместе с трактатом о денежном обмене, и в целом повествующее обо всем, что подобает делать христианскому купцу». Одним из наиболее известных пособий было 4-томпое сочинение генуэзца Джованни Пери «Негоциант», первое издание которого появилось в 1678 г., а затем было перепечатано в Венеции, Флоренции и переведено в Амстердаме, заключающее в себе множество фактических данных, характеризующих условия торгового и финансового рынка в Италии и других странах Европы XVI— начала XVII в. Без универсального пособия Пери, в сочетании его с названными выше небольшими пособиями, пе может быть комплексного, широкого изучения вопросов развития торговых и финансовых операций, как это показано в работе X. Ж. Де Сильва.35 К таким же основополагающим пособиям относится «Трактат о счете и способах его записей» знаменитого Луки Пачоли, который включил его в свою «Сумму арифметики, геометрии, пропорций и пропорциональности», созданную в 14.94. г. В нем, в частности, излагается сущность двойной итальянской бухгалтерии, что привело некоторых авторов к необоснованному выводу об изобретении двойного счета именно Лукой Пачоли, тогда как он лишь суммировал данные XIII—XIV вв. В общей линии источников этого рода пособие Пачоли не должно изучаться обособленно от них, и в то же время последние должны исследоваться путем сопоставления их с пачолиевской «Суммой».36 И, конечно, в большой серии пособий нельзя опустить сочинения Альвизе Казанова «Светлейшее зеркало, в котором видно, как определяются все способы и виды деловых записей» (1558 г.), где излагается порядок постройки кораблей, перевозки товаров, даны путеводители для купцов. Теоретические и практические пособия могут дать крайне интересный материал при их сочетании и взаимопроверке. Даже один перечень пособий по торговле, страхованию, денежному обороту свидетельствует о необходимости изучения всего комплекса этих источников, но повториющих друг друга, па фоне, а иногда и в тесной связи с источниками иного тина. Тем более неоправданным было одностороннее изучение и использование данных такого пособия по торговле, товароведению, и в то же время итиперария, как «Книга о различных странах и торговых мерах» Фрапчсско Бальдуччи Пеголотти, относящаяся к XIV в. Универсальность се
35 D е Silva J. G. Banque et credit au XVIIе siecle. Paris, 1969.
30 Лука Пачоли. Трактат о счетах и записях. Изд. подгот. Я. Соколов. М., 1974.
56
содержания пе дает права считать ее единственной книгой такого рода. В пашей литературе ужо указывалось па односторонность характеристик, выведенных из материалов Пеголотти.37 В такой же мере односторонний подход наблюдается при использовании — менее частом, чем пособия Пеголотти,— «Наставления по торговому делу» Бернардо Уццано.38 Оба эти пособия считались классическими, а их данные непререкаемыми и хронологически зафиксированными. Так, «Книга» Пеголотти, составленная к 1340 г., рассматривалась как документ, отражающий состояние экономического положения Италии в середине XIV в., в то время как ос источником были пособия более ранних времен.
Об этом говорят изжившие себя географические названия, монетные системы, давно минувшие события, упоминаемые в пособии Пеголотти. Для выявления такого рода реликтовых материалов необходимо сопоставление текста Пеголотти с текстом более ранних и более поздних пособий, предназначенных для обучения и совершенствования деловых людей итальянского Средневековья. Так, например, одним из первоисточников «Книги» Пеголотти были «Памятные записи о всех товарах, перевозимых па кораблях в Александрию и о пользовании морами веса при переезде из одной страны в другую», составленные в Пизе задолго до пособия знаменитого флорентийского купца.39
Раздельное изучение таких ценных памятников, как пособия Пеголотти и Уццано, может привести к снижению ценности выводов по отдельным сюжетам. «Наставление» Уццано, написанное через сто лет после появления «Книги» Пеголотти, рассматривалось как некое к пей дополнение, в то время как оно свидетельствует о количественных изменениях в экономике XV столетия, что вполне естественно. Так, например, и Пеголотти, и Уццано дают сведения о морских путях, кораблях, однако, если автор XIV в. включает в свой трактат раздел «Об условиях найма и использования галер и кораблей», то составитель «Наставления» XV в. дает советы флорентийским купцам, как им самим водить корабли при разных ветрах, при этом использовать паруса, и как их изготовлять, составляя для этого особый раздел пособия — «Компас, показывающий, как ходить по морям от одного пролива до другого». В отличие от Пеголотти Уццано выступает как представитель Флоренции, которая владеет портами Пизой и Ливорно, в течение двух десятилетий ужо совершает морские рейсы в Александрию, конкурируя с Венецией.40
37 Р у т е н б у р г В. И. Очерк..., с. 200.
38 Автором этого «Наставлепия» считался Джованни Уццано; о новой атрибуции см.: Рутепбург В. И. 1) Очерк..., с. 200; 2) От Пеголотти до Уццано. — СВ, вып. 28. М., 1965, с. 240.
39 Francesco Balducci Pegolotti. La pratica della merca-tura. Ed. by A. Evans. Cambridge, Mass., 1936, p. XXXV.
40 Рутепбург В. И. От Пеголотти до Уццано, с. 240—241.
57
Сведения, почерпнутые из более ранних пособий, как это отмечено в случае с Псголотти, встречаются и в других источниках такого вида; в частности, в пособиях второй половины XIV в. дается описание ярмарок в Шампани, к моменту составления этих руководств по торговле, давно потерявших свое значение. Для выявления в этих источниках хронологических прослоек необходимо сравнивать данные пе только широко известных в литературе Псголотти и Уццапо, но и таких, сравнительно недавно вышедших в свет, но еще мало изученных пособий, как «Книга о торговле и ее правилах в разных странах» Джорджо Кьярини, подготовленная Ф. Борлапди (1936 г.), и «Тариф, или заметки о мерах веса и длины, применяющихся в разных странах и землях всего мира, с которыми ведется торговля», подготовленный Дж. Луццатто (1925 г.). Этими изданиями нс исчерпываются источники подобного рода.
Необходимо учитывать данные новых архивных источников, публикуемых ныне в Италии. Таким, например, является подготовленное Ч. Чиано и опубликованное в 1964 г. «Практическое пособие по торговле», составленное участниками знаменитой компании Датини.41 Необходимость и полезность обращения к этим новым пособиям подтверждается, например, тем, что при сравнении текста «Наставления» Уццапо с пособием Датини можно обнаружить, что целые фрагменты текста этого подавно опубликованного пособия были включены Уццапо в его «Наставление».42
При комплексном изучении пособий XIV, XV и XVI вв. можно установить как оригинальные части текста, так и компилятивные элементы, привлеченные их авторами из памятных и деловых справочников предшествующих составителей.
Если пособия представляют серию источников, содержащих в себе материалы для обучения и усовершенствования специалистов торгового и финансового дела, то книги торговых компаний, или торговые книги, являются источниками, составляемыми этими специалистами и отражающими их многообразную деятельность. Поэтому сравнение пособий как учебно-теоретических сочинений с торговыми книгами, т. о. с источниками, отражающими практическую реализацию этих пособий, приобретает особый интерес. Большое значение торговых книг как источников по экономической истории средневековой Италии возрастает в связи с тем, что они имеют отношение к компаниям, специализировавшимся па промышленном производстве. Дж. Луццатто считает, что, несмотря на наличие других источников, без изучс-
41 Рутепбург 13. И. Новый источник по экономике Италии XIV в.— СВ, вып. 32. М., 1969, с. 246—249.
42 Там яге, с. 247.
58
ния торговых книг нельзя решить принципиально важных вопросов экономической жизни Средневековья.43
Изучение торговых книг может производиться особо по отношению к каждой из них, однако целый ряд вопросов может быть решен только при рассмотрении данных всей серии этих ценнейших источников. Доказательством тому может служить история исследования вопроса о появлении и развитии так называемой двойной итальянской бухгалтерии. Более ста лет тому назад итальянский историк Перуцци, изучавший историю торговой компании своих предков, установил, что первый случай применения метода двойного счета встречается в книге Палиапи, компаньона Портинари, в 1382 г.44 Эти данные были повторены Ф. Эдлер в 1934 г. и Р. до Ровером в 1937 г.45 Па основе фрагментов торговых книг Уццапо, хранящихся в архиве ЛОИИ СССР ЛИ СССР, в 1951 г. эти данные были уточнены: двойной счет встречается в записях компании Уццапо в 1375 г., а его основные элементы появляются в 1364 г.46 Эти данные также оказались неокончательными: новые работы Томмазо Зерби, Армандо Сапори, Раймонда де Ровера, Федериго Мелиса, основанные па изучении торговых книг Генуи, Венеции, Флоренции, Сиены, Лукки, Пизы, Падуи XIII—XIV в.,47 показали, что элементы двойной итальянской бухгалтерии появились в Тоскано в 80-е гг. XIII в., а пе в Венеции XIV в., и оформились в XIV в. Компания Уццапо — одно из ранних звеньев этой эволюции. Эти новые данные, явившиеся результатом комплексного изучения всех известных торговых книг, введены в научный оборот в советской литературе в 1970—1971 гг.48
43 Л у ц ц а т т о Дж. Экономическая история Италии. Античность и средние века. Пер. с итал. Под ред. и с предисл. С. Д. Сказкииа. М., 1954, с. 127.
44 Peruzzi S. L. Storia del commercio e dei banchieri di Firenze in tutto mondo conosciuti sal 1200 al 1345. Firenze, 1868, p. 244.
45 E d 1 e r F. Glossary of medieval terms of business. Italian series. 1200—1600. Cambridge, Mass., 1934; R о о v e r R. de. Les origines d’une technique intellectuelle en formation et 1’expansion de la comptabilite a partie double. — AHES, 1937, N 44, p. 171—193; N 45, p. 270—298.
45 Руте и бург В. И. Очерк..., с. 190—191, рис. 6, а, б.
47 Z е г b i Т. Le origin! della partita doppia. Gestioni aziendali e situa-zioni di mercato nei secoli XIV e XV. Milano, 1952; Sapori A. Studi di storia economica, vol. III. Firenze, 1967; R о о v c r R. de. The rise and decline of the Medici bank. Cambridge, Mass., 1963; Melis F. 1) Storia della ragioneria. Contribute alia conoscenza e interpretazionc delle fonii piii significative della storia economica. Bologna, 1950; 2) Tracce di una storia economica di Firenze e della Toscana in generale dal 1252 al 1550. A cura del B. Dini. Firenze, 1966/67.
48 P у т e и б у p г В. И. 1) Банки и банковская техника в Тоскане и Умбрии XIV—XV вв. (по материалам архива Ленинградского отделения Института истории СССР Академии наук СССР). V Международный конгресс экономической истории. М., 1970; 2) У истоков итальянской бухгалтерии.— XXIV Герценовские чтения. Ист. пауки. Краткое содержание докладов. Л., 1971.
59
Изучение торговых книг пе может проводиться изолированно. С ними тесно связаны другие виды источников: нотариальные отчеты, коммерческие письма и другие деловые бумаги, что можно подтвердить материалами архива Датини. Фонд Датини на редкость богат по количеству и разнообразию материалов. Всего в нем насчитывается 126 743 единицы храпения. В большинстве своем — это письма: 125 549 (из них около 11 тыс. частных писем). Однако сами по себе письма пе могут служить материалом но только для решения всех вопросов экономической истории XIV—XV вв., но даже и для истории самой компании Датини. Изучение обязательно должно быть комплексным и включать в себя торговые книги, которых в архиве Датини насчитывается 574. При наличии писем в фондах других компаний изучение торговых книг необходимо сочетать с изучением писем. Первые итоги такого изучения свидетельствуют о больших возможностях.49
Однако иногда бывает недостаточно даже сочетания таких многочисленных и цепных источников, как счетные книги и связанные с ними деловые письма. Пример тому — исследование вопроса о размерах оплаты наемных рабочих в XIV в. Материалы опубликованных Ф. Мелисом документов свидетельствуют о наличии рассеянной мануфактуры в коптадо Прато, сочетающейся с элементами централизованной.50 Естественно, что там использовался наряду с другими видами труд наемных рабочих. Свидетельство тому — многочисленные «Книги рабочих» {«Libri del lauoranti»), хранящиеся в архиве Датини. В то же время Мелис отрицает наличие описываемых наемных рабочих в мастерских компании Датипи, подкрепляя этот тезис тем, что вообще нельзя установить размер заработной платы наемного рабочего, так как трудно выделить отдельные виды процесса производства при определении стоимости сырья, орудий производства, помещений, сукна.51 В этом утверждении есть определенный резон, однако, если сопоставить данные архива с многочисленными данными других источников — пе только торговых книг (например, компании Дель Вено), но и хроник, программ чомни, изложенных в их петициях, официальных документов других городов, — то размер заработной платы именно с помощью «Книг рабочих» можно установить, что и было сделано в 1958 г.52 Главной трудностью при выяснении размера заработной платы Ф. Мелис считает сложность выделения отдельных видов про
49 Р у т е п б у р г В. И. Три книги о Датипи. — СВ, вып. 27. М., 1965; Melis F. Document,i per la storia economica dci secoli XIII—XVI con una nola di paleografia commerciale а сита di Elena Cecchi. Firenze, 1972.
50 Melis F. Aspetti della vita economica medievale. (Studi neH’Archi-vio Datini di Prato), vol. I. Siena, 1962, p. 457, 464, 514-—519, 527.
51 Ibid., p. 491, 625—626.
52 P у т e и б у p г В. И. Наемные рабочие Италии XIV—XV вв. — В кн.: Из истории рабочего класса и революционного движения. М., 1958.
60
цесса производства при определении стоимости сырья, орудии производства, помещений, сукна, размера оплаты труда разных категорий. Ф. Мелис прав в том отношении, что нередко в счетных книгах оплата труда рабочих или учеников сливается с оплатой помещения (pigione е lavoranti, piglone е discepoli) .53 По и в этих случаях определение размеров оплаты труда оказывается возможным, как это показывает опыт обработки данных из фрагментов книг Уццано, хранящихся в архиве ЛОНИ.54
Сочетание материалов, почерпнутых из торговых книг, с другими видами документов (хрониками, решениями официальных правительственных органов и судебных инстанций, петициями восставших и др.) дает возможность более точно решать отдельные вопросы, а иногда и более широкие проблемы экономической истории. Однако многие вопросы могут быть решены и в рамках одного вида источников, в том число такого, как торговые книги, но в подобных случаях обязательным является требование внутривидовой комплексности изучения. Так например, изучение некоторых вопросов истории и хозяйственной деятельности компании Датипи, в целом прекрасно обеспеченных архивной базой, затруднено из-за отсутствия в этом фонде так называемой «секретной книги» компании (libro segreto), которая была утеряна?5
В «секретных книгах» записывались оригинальные тексты или копии актов об основании компании, составленные в частном порядке или зафиксированные нотариальным способом, указаны размеры сумм, внесенных отдельными членами компании, размеры денежного капитала третьих лиц, распределение прибыли или сумм для возобновления общего капитала в случае убыточного итога и, наконец, оплата жалования служащим компании.56 Однако сама по себе секретная книга пе может дать всесторонних ответов па многие вопросы деятельности данной компании. Поэтому сведения секретной книги нужно сочетать с материалами «деревянных книг» (libro delVasse) компаний (книга, скрепленная с помощью двух деревянных планок). Эти книги играют роль многотомной «большой книги», содержащей весь бюджет компании, перенесенный сюда из расчетных книг (libro della ragione), т. е. содержание ее прибылей и убытков, дебета и кредита (deve et avere). К этим «деревянным книгам» необходимо добавить «кассовую книгу», которая выполняла роль современного текущего счета, книги филиалов компании в других городах и других странах, книги купли и продажи различных товаров и сырья, книги «третьих лиц», работников-надомников и др.
53 Melis F. Aspetti..р. 491—492.
54 Рутепбург В. И. 1) Торговые книги Флоренции. — В кп.: Итальянские коммуны XIV—XV вв. Сб. документов из архива Ленинградского отделения Института истории АН ССОР. Под ред. В. И. Рутепбурга. М.— Л., 1965; 2) Народные движения..., с. 41—51.
55 Melis F. Aspetti..., р. 625—626.
56 S а р о г i A. Le marchand..., р. LXIV.
61
Только комплексное сочетание всех видов этих книг и взаимная проверка их данных могут гарантировать всестороннее и относительно точное решение вопросов.5' Эта относительность объясняется тем, что, несмотря па высокую оценку таких источников, как торговые книги, следует отметить возможность некоторых фальсификаций со стороны заполнявших книгу, что могло происходить в целях получения материальной выгоды, хотя правила ведения книг затрудняли совершение таких нарушений. Более достоверными в этом плане являются коммерческие письма компаний (carleggio mercantesco), особенно если опи представляют собой по разрозненные экземпляры, а компактные серии. Эти письма играли роль современных газет с изложением всего комплекса экономических, политических и других событий, связанных с деятельностью компании или могущих оказать влияние па ее дола. Сочетание этих писем с данными торговых книг дает возможность изучать и описывать экономическую жизнь в реальной жизненной среде со всем ее многообразием.
Исследование этих источников требует, естественно, специфического подхода к каждому из них с учетом времени и места их написания. Одним из таких кругов опубликованных источников представляются письма сиенских купцов и банкиров своим представителям во Франции и из Фракции в Сиену, относящиеся к XIII в. Несколько иной характер имеют коммерческие письма конца XIII—начала XIV столетия, исходящие из центральных канцелярий компаний Пистойи, Лукки, Прато, Флоренции и Венеции XIV—начала XV в.57 58 — периода расцвета итальянских торговых компаний. Последовательное изучение истории этих компаний, совмещавших банковскую, торговую и промышленную деятельность, может производиться лишь с учетом этих этапов технической и экономической эволюции, а более полное исследование требует обращения и к еще неопубликованным архивным материалам, хранящимся в Прато, Флоренции, Венеции, Лондоне, Гарвардском университете и в других центрах.59
Коммерческая переписка компаний, используемая в качестве источника по истории торговли, финансов и промышленности, не может быть искусственно отделена от переписки с политическими, церковными и другими учреждениями, если иметь в виду всестороннее изучение условий развития экономики, хотя эти два вида переписки в свою очередь подразделяются па общую (cartegglo сопите) и специальную (carleggio speciallzzato) .60 Внутри специальной переписки устанавливаются подразделения по степени важности, так как в противном случае комплексное изучение источников грозит превратиться в хаотическое нагромождение раз-
57 Руте и бург В. И. Очерк..,, с. 186—192.
58 Sapori A. Le marchand..., р. 12—13.
59 Ibid., р. 13.
80 Melis F. Sulle fonti..., р. 139.
62
нообразпых данных. Первый раздел занимают письма о движении товаров, их качестве, размерах партий и цепе; второй, тесно с ним связанный, — о путях передвижения, видах транспорта, транспортных издержках, таможенных барьерах, третий — о прибылях и потерях.61 Нередко эти три и многие другие группы документов трудпоотделимы или содержат в себе данные по различным сторонам деловой активности. Таким образом, комплексное изучение этих источников должно предусматривать не только четкую классификацию писем по отдельным подразделениям, по и скрупулезный анализ каждого письма, текст которого может иметь отношение к разным сторонам исследуемого вопроса.
Теоретическое исследование деловых писем по всегда соответствует определенной технической их характеристике, поэтому следует учитывать их виды внутри специальной переписки, созданные практикой компаний: 1) обменные письма \lettere di cambio); 2) подорожные письма {lettere di vettura); 3) записи о стоимости товаров и видах валюты {volute di mercanzia); 4) соглашения о найме кораблей {liste di carico delle navi); 5) сводки по счетам {estratti-conto) .б2 Обменное письмо было орудием обмена, а затем кредита. Сначала это письмо было именным: получатель {ргеп-ditore) и выдающий {datore) обозначались в нем персонально. Затем появляется обмеппое письмо па предъявителя, что ведет к практике платежного письма, векселя, чека. Таким образом, этот вид делового документа при всестороннем изучении может дать материал по экономической истории как в широком смысле слова (размер обменной операции, виды валюты, наименование товаров и т. д.), так и в специальном — по истории счетного дола, форм и способов фипапсировяпия, кредита и т. д.
Подорожные письма представляют собой документы, связанные с направляемыми па рынки партиями товаров, — это своего рода контракты об их перевозке. В них указывается состав партии товаров с их весом и другими характеристиками, имя доверенного лица, которому поручепа их доставка, и стоимость транспорта соответственно его виду (вьючный мул, повозка, баржа, корабль) .
Записи о стоимости товаров обычно даются в общем письме с перечнем цеп в определенной валюте. В соглашении о найме корабля перечисляются товары и их размеры, даты отправки и прибытия судна. Сводки по счетам содержат в себе стоимость товаров, затраты при перевозке, их рыночную цену.63
Для определения многих вопросов торговли и транспорта необходимо рассматривать весь комплекс этих документов, так как обращение лишь к одному из видов может дать одностороннее освещение вопроса.
G1 Ibid., р. 140—144.
62 Ibid., р. 146.
63 Ibid., р. 146-151.
63
Если охарактеризованные выше документы относятся к частным актам, то изучение всех сторон хозяйственной деятельности не может быть достаточно полным без обращения к актам публичного происхождения. Первое место среди них занимают акты, включающие в себя постановления различных магистратур города-государства, коммуны или синьориальных учреждений (gli atti di deliberazioni). Примером этого могут служить решения сената Венецианской республики. Документы такого типа при рассмотрении их па фоне ранее описанных источников могут дать цельную картину эволюции венецианского флота, его создания и способов использования. Большое значение могут иметь в плане комплексного изучения так называемые реформационные акты (rifonna-gioni) — частные решения правительственных инстанций разных городов, уточняющие и изменяющие общие постановления. Их значение возрастает, если учесть, что именно они отражают дальнейшую эволюцию обменных решений и, таким образом, дают возможность изучить процесс в его противоречивом развитии. Наряду с публичными актами правительственных инстанций и частными их дополнениями или изменениями большой интерес представляет переписка этих учреждений по вопросам экономики (carleggio pubblico); образцами наиболее цепных фондов такого вида могут служить комплексы переписки флорентийских приоров, ба-лии Десяти, пратики Восьми и др.64 Особо важным представляются фискальные документы государственных учреждений, образующих крупные фонды по разным видам финансово-налоговой политики. Их можно подразделить на три категории:
1) регистры государственной и публичной задолженности, в значительной море связанные с принудительными займами всех видов (prestanze) ;65
2) книги прямых налогов (i libri dell’imposizione diretta), в которых даны оценки имущества всех или отдельных категорий налогоплательщиков города и коптадо и размеров их уплат соответственно масштабам их собственности (estimo, catasto), а также дополнения и изменения к ним или проекты этих реформ, типа налогообложения Лодовико Гетти во Флоренции XV в.;66
3) книги косвенных налогов (i libri dell’imposizione indiretta), или книги габелл (i libri delle gabelle), в которых велись ежедневные записи товаров, ввозимых и вывозимых через городские ворота, и размеры их обложения, включая и транзитные партии товаров;67 к этому виду источников относятся и книги «Габеллы веса» (Gabella ponderls pontis) портовых центров, содержащие данные о товарах, идущих морским путем, например, генуэзской «Габеллы моряков» (Gabella marinariorum), заключающие в себе
64 Ibid., р. 235—238.
65 Рутонбург В. И. Налогообложение...
66 Там же, с. 162—168.
67 Sap or i A. La «gabella della porte» di Firenza.— In: Sapori A. Sludi di storia cconomica, vol. III. Firenze, 1967, p. 23—54,
64
ценнейшие сведения об арматорах и обслуживающем персонале кораблей,68 нанимаемых ведущим морской коллегаицы (stans).
Существенной стороной исследования этих документов является проверка общих решений правительственных инстанций, а также распоряжений и записей о займах и т. п., с отражением этих же сторон хозяйственпой деятельности в практике частных лиц и компаний. Эти данные находятся в разных частях книг прихода и расхода, в счетных и других книгах торговых компаний, госпиталей (istituzioni ospedaliere), учреждений по строительству церквей (opere del Duomo, fabbriche del Duomo) и т. п. Нередко эти кпиги, как и отдельные их записи, дают материал для истории не только городской экономики, по и аграрной, так как эти организации, компании или отдельные лица, их представляющие, владели земельными участками, поместьями, виллами в контадо дистретто. Особенно это относится к монастырским книгам, раскрывающим всестороннюю хозяйственную деятельность этих важных в экономическом плане церковных организаций. Примером таких документов могут служить фонды бенедиктинского монастыря Сап Пьетро в Перудже, сконцентрировавшие материалы по промышленной, торговой, банковской деятельности, транспортировке товаров, обработке земли, ловле рыбы и т. п.
Материалы городских учреждений, как и церковных, были, как правило, менее подвержены какой-либо фальсификации со стороны их составителей, чем документы компаний и им подобные, где заинтересованность в частной выгоде и возможность ее реализации были менее реальными.69 Солидную группу источников, имеющих прямое отношение к экономической истории, составляют цеховые документы и в первую очередь — уставы цехов и цеховые матрикулы. Уставы цехов содержат в себе данные внутрикорпоративного характера, но, будучи санкционированы коммунальными или синьориальными властями, опи представляют собой также источники, характеризующие экономическую политику государств Италии.
Образцом этих уставов могут служить статуты разных цехов Флоренции, Перуджи, Сиены.70 Эти официальные документы про-
68 Melis F. Sulle fonti..., р. 239—240.
69 Ibid., р. 241—242.
70 Matricole dei cimatori e purgatori. — In: D’ A j a n o. Lotte social! a Perugia nel secolo XIV. — Vierteljahrschrift fur Social- und Wirtschaft-geschichte, 1910, Bd VIII; Spoglio dello Matricale dei Collegi delle Arti di Perugia fatto di A. Mariotti. — Ibid.; Spoglio delle matricoli delle Arti di Perigia. — ЛО AAH, ф. 103, I, N 934 (выписки M. M. Ковалевского); Statute dell’arte della Lana, Statuti senesi, scritti in volgare ne’secoli XIII e XIV. — In: Collezione di opere inedite о rare dei primi tre secoli dei lingua, t. I. Bologna, 1863; Statuti dell’Arte dei carnajuoli. — In: Statuti senesi; Statute dell’Arte dei chiavai. — In: Statuti senesi; Statute de’cuoiai. — In: Statuti senesi; Statuti delle arti dei fornai e dei vinattieri di Firenze (1337—1339) con appendice di document! relativi allo Arti dei farsettai e dei tintori (1378—1379), a cura di F. Morandini. Firenze, 1956; Statute dei rigat-tieri. — In: Statute dell’arte dei rigattieri e linaioli di Firenze (1326—1340),
5 Проблемы источниковедения
65
фессиональных корпораций относятся к XIII—XVI вв. и уже по одному своему хронологическому охвату дают обильный материал по истории организации средневекового ремесла итальянских городов, прошедших путь от обычных ячеек феодально-городского хозяйства до крупных центров международной экспортной торговли. ,
Эти уставы, изучаемые с точки зрения формально-юридической, дают возможность установить черты, характеризующие структуру итальянского цеха, ее специфику и эволюцию. Сведения о цехах могут быть углублены при более широком круге рассмотрения — социально-политическом и общеэкономическом.
Комплексное изучение уставов цехов требует их систематизации как хронологической, так и профессионально-производственной. Сопоставление разных групп этих уставов дает возможность определить наличие в итальянских городах типично феодальных ремесленных корпораций (например, цех мясников в Сиепо), корпораций переходного типа (например, Лапа в Перудже), и, наконец, цехов, перерождающихся в раппекапиталистические производственные организации (например, Лана, Калимала во Флоренции, Лана в Сиене). Сравнение разных групп уставов может дать и более частные, но крайне важные для характеристики итальянских корпораций сведения, например: об отсутствии во многих из них монопольного права па производство и обязательного иимат-рикулирования всех ремесленников данной профессии (Zunftz-wang), об отсутствии ограничения количества учеников у мастера, о стирании границ между учеником и подмастерьем (компаньоном) , о поглощении ведущими цехами смежных ему профессий, что ведет к созданию внутри цеха особых организационных прослоек (membra), обладающих различным объемом прав или даже полностью их лишенных.
Комплексное изучение уставов цехов дает возможность при сравнении их данных с хрониками, счетными книгами, официальными актами определить эволюцию итальянского цеха в передовых городах от средневековой корпорации до ранпекапиталисти-ческой мануфактуры, о чем свидетельствует (в цехах Лана, Калимала, Сета) перерождение категории учеников и компаньонов в наемных рабочих.71
Сравнение же уставов с книгами торговых компаний вскрывает сложные взаимосвязи между цехом и компаниями, при которых последние играют решающую роль, а цех сохраняет лишь
а сига di F. Sartini. Firenze, 1940; Statuti dell’arte di Per Santa Maria del tempo della Republica, a сига di U. Dorini. Firenze, 1934; Statute dell’arte della Lana di Firenze (1317—1319), а сига di A. M. F. Agnoletti. Firenze, 1940; Statuti dell’arte del Cambio di Firenze (1299—1316), con aggiunte e correzioni fino al 1320, а сига di G. Camerani Marri. Firenze, 1955; Statute delle arti degli oliandoli e pizzicagnoli e dei beccai di Firenze (1318— 1346), a сига di F. Morandini. Firenze, 1961.
7i рутенбург В. И. Народные движения..., с. 13.
66
свою форму и те свои организационно-технические стороны, которые могут способствовать развитию и укреплению банковско-торгово-производственных компаний, превращающихся в основные хозяйственные ячейки раннего капитализма.72
Изучение цеховых уставов должно происходить с учетом динамики процесса, отраженного в них с некоторым опозданием, поэтому особенно важно сочетать материал статутов с другими памятниками эпохи, отражающими эту динамику в большей степени (счетные книги, содержащие сведения об оплате труда ремесленников и наемных рабочих; петиции ремесленников и наемных рабочих, хроники и т. п.).
Следует также учитывать естественную переработку первоначального текста в цеховых уставах при изменении правил, производившихся при помощи подчистки и исправления. Уставы такого рода необходимо сопоставлять со статутами, пересмотр которых приводил к составлению полностью нового текста или специального дополнения (aggiunia, revisione).
В большинстве рассмотренных источников можно отметить свойственную средним векам в большей степени, чем другим эпохам, противоречивость, приводившую к столкновению теории и традиции с требованиями жизни. В статутах, как и в торговых книгах, это относится, например, к запрещению церковью процента по займам, которые проводились крупными цехами через компании, входившие в них. Формулировки, скрывающие фактически практикуемый процент, требуют специального анализа, возможного лишь при сопоставлении источников разного характера. Так, например, сопоставление уставов и счетных книг может дать весьма точные данные об установлении и в XIII—XIV вв. относительно низкого банковского процента (7—8%) в отличие от крайне высокого средневекового, ростовщического.
Проблему ростовщичества и процента помогают исследовать наряду с уставами цехов уставы ломбардов (monti di pieta), густой сетью покрывших Центральную Италию в XV в. Классическим их образцом являются ломбарды Умбрии.73 Тексты этих уставов представляют двойной интерес для исследования экономической истории Италии XV в. В них, нередко в наивном по форме изложении, дается аргументация необходимости организации учреждений по вещевым залогам под процент, содержащая экономическую теорию францисканцев по проблемам бедности, ростовщи
72 Рутенбург В. И. Очерк...
73 Document! sul Monte dei poveri di Perugia. — In: Majarelli S., N i с о 1 i n i U. Il Monte dei poveri di Perugia. Periodo delle origini (1462— 1474). Perugia, 1962, p. 251—399; Documenti e Statuti di Monte di piet& a Foligno. — Ibid., p. 400—402; Monte della Pia Carita di Borgo Sansepolcro. — Ibid., p. 402—410; Monte di Pieta di Trevi a di Spello. — Ibid., p. 411—418; Monte di Pieta di Spoleto. — Ibid., p. 418—424; Monte di Pieta di Cortona. — Ibid., p. 424—437; Ordino overo capitoli del Monte de la Pieta de la citta de Ugobbio 1463. — В кд.: Итальянские коммуны XIV—XV веков, с. 362—380.
5*
67
чества, Справедливой цены, методов уплаты процента й уровня его размеров.74 Сравнительное исследование текстов этих уставов позволяет установить действительную высоту процента, взимавшегося этими учреждениями, и определить их место и роль в экономике города и в хозяйственной жизни францисканского ордена, его монастырей и церкви в целом.75 Наряду с этим уставы ломбардов дают возможность решить или уточнить целый ряд частных вопросов, связанных с использованием разных денежных систем и реальных монетных денег в деловой практике,76 с установлением новых видов налогообложения типа «безмолвных оставлений» 77 и т. п.
В целом уставы ломбардов при их комплексном изучении могут быть использованы в качество первоклассных источников для решения проблемы соотношения экономической мысли и хозяйственной практики Италии периода Сродпсвековья и Возрождения.78
Косвенными источниками, но лишенными, однако, значения при сочетании их с источниками документальными, рассмотренными выше, являются исторические сочинения более близкого к нам времени (XVI—XVII вв.), авторы которых обращались к источникам интересующего нас периода.
Образцами этих работ могут служить сочинения Леонардо Бруни Аретипо, Поджо Браччолини, Помпео Вициани, Франческо Гвиччардини и Никколо Макьявелли. Аретино, продолжатель Салутати па посту канцлера Флорентийской республики в первой половине XV в., отличался глубоким пониманием политической обстановки Италии и Тосканы и был убежденным республиканцем, представителем «жирного народа».79 Социально-политические характеристики помогают уточнить вопросы исторической обстановки в целом, без чего пе могут быть решены проблемы экономического развития. В «Истории флорентийского народа» Поджо Браччолини80 также дается главным образом политическая история Флоренции XIV—XV вв. и — в небольших экскурсах, обращенных к внутренней истории, — общая характеристика об-
74 Ro over R. do. 1) San Bernardo of Siena and Sant Antonio of Florence. The two great economic thinkers of the Middle Ages. Boston, Mass., 1967; 2) La doctrine scolastique en matiere de monopole et son application a la politique economique des communes ilaliennes. — In: Sludi in onore di A. Fanfani, vol. I. Milano, 1962.
75 Рутопбург В. И. Итальянские ломбарды XV в. — В кн.: Итальянские коммуны XIV—XV веков, с. 351—362.
76 Р у т е н б у р г В. И. Маркс о ростовщичестве и итальянские ломбарды XV века. — Учен. зан. Ленинградского ун-та, сер. ист. наук, 1951, вып. 18.
77 Рутенбург В. И. Банки и банковская техника..., с. 13.
78 R о о v е г R. de. La pensee economique des scolastiques. Doctrines et methodes. Montreal—Paris, 1971.
79 Leonardo Aretino. Istoria fiorentina. Firenze, 1861.
80 Poggio Bracciolini. Historiarum florentini populi. — RIS, t. XX. Bologna, 1731 (итальянский перевод издан в 1598 г.).
68
становии, крайне важная для понимания хозяйственной эволюции.
Не только общие характеристики, но и достаточно интересный материал по экономической жизни Флоренции, можно выделить в сочинениях такого крупного историка и опытного политического деятеля, как Франческо Гвиччардини, и в исторических работах — «История Италии» и «История Флоренции», и в трактатах «Об управлении Флоренции», «Заметки о делах политических и гражданских».81 Проблема формы правления государства и путей объединения страны, в частности проект Гвиччардини о создании в Италии конфедерации государств, имеет прямое отношение к экономическим проблемам итальянского регионального абсолютизма. Никколо Макьявелли в «Истории Флоренции» 82 и частично в других своих сочинениях дает глубокие и четкие характеристики социально-экономического положения отдельных итальянских государств XV в. и многих конкретных сторон и фактов экономической истории Италии.
Можно отметить и другие, несравненно менее значительные исторические сочинения, вроде «Истории Болоньи» автора XVI в. Помпео Вициани, дающего интересный материал об условиях социально-экономической жизпи своего города.83
Общий и интересный материал по истории экономики содержат также исторические сочинения, хранящиеся в архивах. Образцами их могут быть рукопись, хранящаяся в Ленинграде и именуемая «Записи о доме Медичи от его происхождения до падения», и рукописная книга «История Флоренции».84 Первая из них посит характер памфлета по отношению к Медичи, содержащего, однако, конкретные и правдоподобные характеристики некоторых видных политических фигур и их хозяйственной деятельности. Кроме того, к этому сочинению присоединен документ чисто экономического характера — «Приход и расход великого герцогства Тосканского в 1620 г.». Вторая рукопись—«История Флоренции», охватывая период почти до конца XVI в., посвящена главным образом военной и дипломатической истории Италии, однако опа содержит отдельные важные факты и даже некоторый цифровой материал по экономической истории Флоренции.
81 Francesco Guicciardini. 1) Storia d’Italia; 2) Storia di Firenze; 3) Del Reggimento di Firenze. — In: Opere inedite di Francesco Guicciardini, illustrate da G. Canestrini, t. I—XI. Firenze, 1857—1861 (русск. пер.: Франческо Гвиччардини. 1) История Италии; 2) История Флоренции; 3) Заметки о делах политических и гражданских. — В кп.: Франческо Гвиччардини. Соч. Вступит, ст. и ред. А. К. Дживе-легова. М., 1934).
82 Никколо Макьявелли. История Флоренции. Пер. с итал. Общ. ред., послесл. и коммент. В. И. Рутепбурга. Л., 1973.
83 V i z a n i Р. Dieci libri della liistoria della sua patria. Bologna, 1601.
84 Memorie di casa Medici con 1’origine e discedenza loro. — OP и PR ГПБ, ИТ. Q IV, 20; Ilistorie fiorentino. — OP ГБЛ, ин. 180.
69
К этому же типу произведений принадлежат исторические и экономические трактаты XVI—XVII вв., собранные в рукописном кодексе, хранящемся в архиве ЛОИИ, и содержащие некоторые интересные материалы политической и хозяйственной деятельности ведущих пополапских семейств.85
Не будучи главными источниками по экономической истории Италии, исторические сочинения должны быть привлечены к исследованию при комплексном подходе к рассмотрению вопросов экономической истории.
В еще большей степени могут быть названы косвенными для изучения экономики такие источники, как произведения художественной литературы. А. Сапори показал, как изучение торговых книг может способствовать уточнению некоторых вопросов истории литературы, установив по торговым книгам Фрескобальди написание фамилии Петрарки и тем опровергнув ложную традицию, согласно которой поэт якобы латинизировал свое имя {Петрарка вместо Петракки) ,86 Тем более в литературных произведениях типа «Декамерона» Джованни Боккаччо или «Новелл» Франко Саккетти можно обнаружить пе только реалистическую характеристику современной и политической обстановки и экономического положения, ио и близкие к конкретной обстановке факты и ситуации хозяйственного характера. Эти материалы ужо давно используются в советской исторической литературе по социально-экономическим проблемам87 и могут быть значительно расширены при обращении к большему кругу художественных произведений.
И, наконец, Николо Родолико еще в 1962 г. предложил рассматривать в качестве исторического источника, характеризующего политическую и хозяйственную эволюцию итальянского города, памятники архитектуры.88 Это оригинальное предложение весьма убедительно, и его можно лишь расширить, обратившись также к широкому кругу всех видов искусства, представляющих собой при скрупулезном и профессиональном анализе первоклассный дополнительный источник по социально-экономической истории Италии.
Комплексное изучение источников по экономической истории средневековой и возрожденческой Италии не только возможно, по и необходимо. Только оно может дать всестороннюю картину и достаточно глубокую характеристику сложных явлений экономической эволюции Италии.
85 Miscellanea di storia fiorentina. — Архив ЛОИИ, зап.-евр. секция, 183/8.
85 S а р о г i A. Le marchand..р. LXVI.
87 Рутепбург В. И. Очерк..., с. 153.
ssRodolico N. I palazzi pubblici comunali. — ASI, disp., 2, 1962.
Е. Э. Липшиц
НОВЫЕ ЗАРУБЕЖНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ИСТОЧНИКОВ И ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ ЕРЕТИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ В ВИЗАНТИИ
Проблемы византийского источниковедения, стоящие перед современной наукой, охватывают широкий круг вопросов. Источниковедческие исследования последнего времени во многом углубили и изменили паши знания о различных сторонах социально-экономической, культурной, правовой, политической жизни Византии. Критические переиздания ранее известных источников, выполненные с тщательной проверкой рукописной традиции и сопровождающиеся текстологическим и кодикологическим анализом, новые публикации источников, более совершенная методология — черты, характерные для нынешнего этапа развития византиноведения. В дайной статье мы хотели бы обратить внимание на некоторые новые достижения источниковедческого характера и па связанные с ними проблемы исследования в области изучения истории еретических движений VIII—IX вв., в частности истории павликианского движения.
Вопросы истории еретических движений в Византии и сопредельных с нею стран начали изучаться ужо давно. Однако лишь в текущем столетии, параллельно с ростом и расширением источниковедческих исследований по истории Византии IV— IX вв., разработка этих проблем как в источниковедческом, так и в более широком историческом плане стала особенно интенсивной.
Еще в 30-х гг. XX столетия известный бельгийский ученый А. Грегуар указывал па важность этой темы, не говоря уже о более ранних исследователях, в той или иной мере затрагивавших и разрабатывавших ее. Грегуар посвятил в 1936—1947 гг. павликиапскому движению — одному из самых значительных еретических движений средневековой Византии — целый ряд журнальных статей и докладов, сделанных в Бельгийской акаде-
71
мии наук.1 В этих работах были впервые поставлены многие вопросы, либо вовсе по затронутые, либо остававшиеся неразрешенными ранее. Предшествовавшие публикации и исследования XIX и начала XX столетия — К. Тер-Мкртчяна (1893 г.), И. Фридриха (1896 г.), Ф. Конибиера (1898 г.), Б. Молиорап-ского (1903 г.), Мэллера (1910 г.) — были пересмотрены Грегуаром, а вслед за ним и другими учеными под новым углом зрения. Можно напомнить об исследованиях Э. Хонигманпа (1930— 1935 гг.), И. Старра (1936 г.), Ф. Шайдвалера (1950 г.), И. Шарфа (1951 г.), пе говоря уже о многочисленных работах арменистов, привлекших сведения восточных источников о византийском павликианстве и родственном ому движении армянских тондракидов.
Советские исследователи — М. Я. Сюзюмов (1948 г.),
Е. Э. Липшиц (1952, 1961 гг.), А. Г. Иоапписян (1954, 1956 гг.), С. Мелик-Бахчяп (1955 г.), Р. М. Бартикяп (1956, 1958, 1961 гг.), К. Н. Юзбашян (1956, 1971, 1975 гг.) — расширили рамки изучения павликиапства, обратив внимание, наряду с вопросами идеологии «ереси», па ее социальную сущность, на связи и различия павликиапства с иконоборческим движением, на территориальный размах движения в пределах Византии и сопредельной Армении. Был поднят ряд дискуссионных вопросов, решавшихся по-разному отдельными советскими и зарубежными исследователями. Очень ценные работы, посвященные павликиапскому движению, принадлежат чехословацкому ученому М. Лоосу (1956, 1957, 1963, 1964 гг.). Дальнейшим судьбам павликиапского движения и его связям с болгарским богомильством уделил внимание в своих многолетних исследованиях Д. Ангелов (1948, 1963 гг. и т. д.). В Великобритании в течение последней четверти века этими проблемами занимались Д. Оболенский (1948 г.), Ст. Рэн-симэп (1948 г.). В 1967 г. Н. Гарсоян вновь подвергла рассмотрению проблемы павликиапского движения в Армении и восточных провинциях Византии в большом монографическом исследовании, а также в статье, опубликованной в США в 1971 г.2
1 Gregoire Н. 1) Les sources de 1’histoiro des Pauliciens: Pierre de Sicile est authentique et «Pholius» est faux. — Academic Royale de Belgique, Bulletin, de la classe des lettres, 1936, vol. 22, p. 95—114; 2) Sur 1’histoire des Pauliciens. — Ibid., p. 224—226; 3) Autour des Pauliciens. — Byz, 1936, t. 11, p. 610—614; 4) Precisions geographiques et chronologiques sur les Pauliciens.— Academic Royale de Belgique, Bulletin de la classe des lettres, 1947, vol. 33, p. 289—324; 5) Pour 1’histoire des eglises pauliciennes. — OCP, 1947, N 13, p. 509—514.
2 Библиографию исследований и публикаций источников по этой томе можно найти в книгах: Липшиц В. Э. Очерки истории византийского общества и культуры (VIII—первая половина IX в.). М.—Л., 1961; Б артик я я Р. М. Источники для изучения павликиапского движения. Ереван, 1961; Garsoian N. G. The Paulician heresy. A study of the origin and development of Paulicianism in Armenia and the eastern provinces of the Byzantine Empire. The Hague—Paris, 1967; Lemerle P. L’histoire des Pauliciens d’apres les sources grecques. — TM, vol. V. Paris, 1973, 7?
Важнейшим стимулом для нового пересмотра разнообразных и во многом противоречивых взглядов и гипотез в отношении оценки данных греческих источников по истории павликианства явилось их повое прекрасное издание, отвечающее всем современным требованиям критического. Это издание греческих источников по истории павликиапского движения в Малой Азии выполнено группой французских специалистов (Ш. Аструк, В. Конюс-Вольска, Ж. Гуйар, II. Лемерль, Д. Папахрисанфу) под общей редакцией И. Лемерля.3 Базируясь на этом новом издании, П. Лемерль критически пересмотрел высказывавшиеся прежде взгляды па историю и значимость павликиапского движения в большом исследовании, увидевшем свет в пятом томе трудов французского Центра исследований истории и цивилизации Византии в 1973 г.4
Из этого перечисления, отнюдь пе претендующего па исчерпывающую полноту, отчетливо видно то важное место, которое заняло в византиноведении исследование павликиапского движения.
Вместе с том, несмотря на интенсивность разработки проблемы под разными углами зрения многочисленными учеными, опа еще далека от своего разрешения и далеко пе исчерпана. Дело в том, что при исследовании подобных вопросов средневековой идеологии исследователи вообще и византинисты в частности сталкиваются со значительными специфическими трудностями источниковедческого порядка. При преследовании еретиков и гонениях па их взгляды и учения со стороны представителей византийского государства и господствующей ортодоксальной церкви, как правило, их еретические писания уничтожались. В отношении павликиап, или, как их именовали противники, «мапихеев», это предписывалось законодательством. Были изданы специальные законы византийских императоров, требовавшие под страхом суровых наказаний уничтожения «манихейских» книг.
При скудости сохранившихся ранпевизантийских источников, вызванной этими мероприятиями правительства, исследование истории и в особенности учения павликиап, их религиозной идеологии и социальных требований чрезвычайно затруднительно. Все сведения о иавликиапском движении, дошедшем до нашего времени, содержатся в источниках, вышедших из-под пера преследователей этих «еретиков». Естественно, что данные эти пристрастны и обычно рисуют искаженную картину, во многом, вероятно, далеко не соответствующую подлинной действительности. Поэтому анализ текстов требует от ученых предельной осторожности в выводах, и выводы эти в силу не зависящих от исследователей обстоятельств остаются по необходимости обычно пе более, чем гипотезами. Вместе с тем тот факт, что истори-
3 ТМ, vol. IV. Paris, 1970.
4 ТМ, vol. V. Paris, 1973.
73
ясские источники свидетельствуют о значительном месте еретических движений в истории Византии, заставляет продолжать исследования в поисках наиболее удовлетворительных решений проблемы.
Само собой разумеется, что при таком положении дел особенно важно, пользуясь современными методами критического издания источников, подвергнуть новому пересмотру все дошедшее до нашего времени рукописное наследство. Следует отдать должное нашим французским коллегам, которые взяли па себя эту нелегкую задачу в отношении важнейших греческих источников по истории движения в Малой Азии. Этот труд был подготовлен с предварительной тщательной повой проверкой рукописной традиции, изучением состава кодексов, в которых сохранились эти источники. Греческий текст сопровождается en regard прекрасным и точным французским переводом. Аппарат содержит сведения о разночтениях с предшествующими изданиями и краткий комментарий, указывающий на параллели, имеющиеся в других источниках. Указатель греческих терминов облегчает пользование этой работой.
В издание включены все важнейшие греческие источники по истории движения: «История павликпап» Петра Сицилийца; «Очерк о павликиапах» Петра Игумена; «Повествование о вторичном появлении манихеев» Фотия с дополнениями из «Гомилий» того же автора и публикацией письма его, сопровождающего сочинение «Против манихеев», и, наконец, также «Формулы отречений». Прочие свидетельства других византийских авторов — речи, сообщения агиографов, хронистов, юридические источники, эпистолография, народно-эпические сказания привлечены лишь в кратких комментариях к изданным текстам и в вводных статьях. Подробный разбор каждого из источников и всей их совокупности выполнен в названном нами выше исследовании П. Лемерля, к которому мы будем обращаться по мере рассмотрения публикации.
Как указано в предисловии, все издание явилось результатом подлинно коллективного труда членов специального семинара, работавшего под общим руководством П. Лемерля. Первый текст «Истории павликиан» Петра Сицилийца подготовили к изданию Д. Папахрисанфу и Ш. Аструк (рукописная традиция). Перевод с греческого выполнен Ж. Гуйаром. Этот важнейший по полпоте сведений источник5 известеп современным исследователям лишь в одной рукописи: Vaticanus gr. 511 [f. 80v—lllv], входящей в состав упикального же по своему содержанию кодекса. В состав его включены византийские источники, в достаточной мере редкие; иконопочитательский флорилегий Никиты Медицейского, «Речь об Эдесской иконе» архидиакопа и рефондария Великой
5 Ср.: Devreesse R. Codices Vaticani Graeci, t. II. Citta di Vaticano, 1937, p. 364—367.
74
церкви Константинополя Григория, а также «Опровержения теории тех, кто верит, что человеческая душа растворяется после смерти, Евстратия священника Великой церкви». Кодекс открывается оглавлением, написанным по-гречески Львом Ал-ляцием (1586—1669 ) с указанном страниц. Несмотря на плохую сохранность кодекса, в нем содержится полностью «История павликиап» Петра Сицилийца (из речей же этого автора в кодексе имеются сейчас лишь первые две и начало третьей). «Очерк о павликианах» Петра Игумена — источник, о котором речь у пас пойдет в дальнейшем, — в этом рукописном кодексе представлен в сильно поврежденном виде в начале текстом. Изданию и переводу текста Петра Сицилийца предпосланы описание рукописи, обзор предшествующих изданий, а также сведениях о характере аппарата. Приведено полное название источника по Ватиканской рукописи,6 выправлены также некоторые ошибки, допущенные предшествующими издателями — М. Раде-ром (1604 г.), И. Гизелером (1846 г.) и А. Маи (1847 г.). Текст издания Маи был переиздан без изменений в греческой Патрологии Мипя.
Жаль только, что пи во введении, ни в самом издании текста пе отмечены расхождения в переводе-толковании с предложенными предшествующими исследователями. В частности, можно указать на комментированный перевод текста па русский язык, выполненный Р. М. Бартикяпом, не везде совпадающий с новым французским переводом. В греческом тексте заметных изменений пет. Желательно было бы также и в кратком комментарии упомянуть о наблюдениях Р. М. Вартикяпа, приведшего параллели из не упомянутых в комментарии к французскому изданию византийских, армянских и болгарских источников. Думается, что это обогатило бы новое издание.
П. Лемерль — первый иследователь, который положил в основу своей работы повое издание текстов. Оп уделил большое внимание «Истории павликиап» Петра Сицилийца. По сути дела, в исследовании Лемерля мы находим впервые наиболее детальный комментарий к тексту этого источника, сделанный с учетом ранее высказывавшихся интерпретаций, критически пересмотренных в этой работе. Подобно А. Грегуару и некоторым другим исследователям, среди которых следует упомянуть Р. М. Барти-кяпа, детально проанализировавшего текст и сопоставившего его с текстом Фотия, Лемерль решительно отстаивает подлинность
8 Тоб ехбтоб Пйрои SizekiwTOu Caxoptcb ХреДёХе^/б? те v.a'i аматротгг] ttjc r.svip xal рата[<к atpeaew; twv zal IlatAiziavaw Xeyofievwv, TCpoawiroiTj-
Setaa w<; тсро; tov арх-.етаахбтоу BooXyapia;. («Того же Петра Сицилийца Полезная история, осуждение и опровержение пустой и тщетной ереси Манихеев, именуемых также Павликианами, обращенная к архиепископу Болгарии»). Издатели отмечают также (7W, vol. IX, р. 6, n. 1) сходство в названии с аналогичными названиями полемических сочинений Иринея и патриарха Никифора (ср. слова: «осуждение и опровержение»).
75
сведений автобиографического характера, сообщенных Петром Сицилийцем, и первостепенное значение этого источника. В противовес Н. Гарсояп Лемерль справедливо, па наш взгляд, указывает: «Мы пе думаем, что Петр Сицилиец является простым компилятором, который никогда пе был в Тефрике», как полагает Гарсояп, следующая в этом своем утверждении за Тер-Мкртчяном.7
Трудность в решении вопроса о подлинности или пеподлин-пости автобиографических данных, приводимых Петром Сицилийцем, проистекает из того, что об этом лице мы нс располагаем более никакими сведениями, кроме тех, которые сообщает о себе он сам. Однако, поскольку известия о переговорах с Болгарией по вопросу о принятии христианства в форме византийского православия (о чем упоминает Петр) находят свое подтверждение и в других источниках, а эти переговоры приходятся как раз на время правления первых императоров Македонской династии, т. е. па 70-е гг. IX в., думается, что для гиперкритицизма в этом случае пет оснований. Сведения Петра Сицилийца о его миссии и о поездке в центр павликиапства — Тофрику представляются нам правдоподобными. Миссия его осуществлялась, как он говорит, «по поручению императора». Он должен был вести переговоры об обмене пленными, которых захватили павликиано. Однако будучи в Тефрике, автор услышал, что павликиапе намереваются послать свою миссию в Болгарию. Петр поэтому и адресует свой труд архиепископу Болгарии, чтобы противопоставить сообщаемые им (Петром) сведения о еретиках их пропаганде.
Лемерль считает, что пребывание Петра Сицилийца в Тефрике относится к 869—870 гг. Петр Сицилиец указывает, что оп находился в Тефрике на второй год царствования императоров Василия, Константина и Льва (§ 187). Из того, что Василий I стал императором с сентября 867 г., Константин был привлечен к со-императорству в период между 5 ноября 867 г. и 12 февраля 868 г. (если пе в конце 867 г.), а Лев стал соимператором с 6 января 870 г., Лемерль делает заключение о дате сочинения. Оп полагает, что Петр написал свой труд после возвращения, когда на тропе были все эти три императора. Лемерль привел также ряд других данных об усилиях византийского императора Василия I для приобщения Болгарии к византийской православной церкви и об установлении архиепископата в Болгарии под греческой эгидой.
Прежде чем говорить о результатах дальнейших изысканий Лемерля, следует, однако, вернуться к одному частному вопросу, затронутому в кратком комментарии к изданию «Истории пав-ликиан» Петра Сицилийца.
7 Lemerls Р. L’historie..,, р. 3, р. 13.
76
В § 98 текст источника гласит: «Известно, что божественнейшие и православные императоры [у] пас истинных христиан насчитывают среди своих наиболее благородных деяний и то, что они предписали (9 eoniZouat), чтобы мапихеи и моптаписты карались мечом». В сноске издатели указывают: «Закон, подтвержденный в эту эпоху Эклогой Льва III (726 г., тит. 17, 52). О применении см.: Theophanis Chronographia. I. Lipsiac, 1883, p. 40». Вторая часть сноски со ссылкой па хронографию Феофапа сомнений не вызывает. Первая же со ссылкой па Эклогу, изданную императорами-иконоборцами Львом III и Константином V (726 г.), требует дополнительного рассмотрения.
Само собой разумеется, что иконопочитатсльски настроенный автор, писавший свой труд после победы и торжества сторонников икопопочитапия во времена правления первых императоров Македонской династии — Василия I, Константина и Льва — императоров, назвавших в предисловии к Прохирону (872 г.) Эклогу не «избранием» законов, а их «извращением», — не мог бы никак иметь в виду этот законодательный сборник.8 Маловероятно, чтобы он имел в виду и законодательство императоров V—VI вв., так как после них, в более близкую к Петру эпоху, император Михаил I и Лев V издали новые распоряжения, преследовавшие сек-таптов-павликиап.9 Об этих преследованиях Петр Сицилиец писал ниже, в § 175: «Благочестивый Михаил I монах и Лев, тот, кто правил после пего, увидев, что значительная часть христиан заразилась этой ересью, направили по всем местностям ромейской державы распоряжение, чтобы казнить смертью тех, кто охвачен этой гну спой ересью». Интересно, что Петр Сицилиец отнес здесь слово «благочестивый» только к Михаилу I — это понятно, так как Лев V был иконоборцем. Поэтому и этих двух императоров Петр Сицилиец вряд ли мог иметь в виду, говоря о «божественнейших и православных». Скорее, думается, автор применил эпитет «божественнейшие и православные» к императорам — его современникам, по поручению которых он, возможно, и действовал. Ведь законы, каравшие павликиан, были вновь подтверждены Прохи-роном (39, 28).
В последнее время появились новые данные, которые позволяют датировать Прохироп 872 г.10 Если считать, как это делает Лемерль, что Петр Сицилиец работал над своей «Историей павликиан» после пребывания в Тефрике, то вполне вероятно, что он не
8 Imperatorum Basillii, Constantini et Leonis. Prochiron. Ed. К. E. Zacha-riae. Tleidelbergae, 1837, p. 9.
9 Об этих данных см. у хронистов: ТМ, vol. IV. Paris, 1970, р. 41, п. 51 (Феофан); L emerle Р. L’histoire..., р. 71, 81, 82 (Петр Сицилиец, § 175— 176); Nicephori archiepiscopi Constantinopolitani opuscula historica. Accedit Ignatii diaconi vita Nicephori. Ed. C. de Boor. Lipsiae, 1880, p. 158—159 (Никифор (ио данным его биографа Игнатия)).
10 В 1960—1961 гг. Д. Гипис сообщил о ранее неизвестной греческой рукописи XIV—XV вв., принадлежащей монастырю Николая из Заборды, Д'э 121; там указана дата «декабрь 872 г.».—-EEBS 30, 1960, р. 351-—352.
77
мог пе упомянуть этого нового, уже вышедшего в свет или готовящегося к выходу законодательного сборника. Тефрика была разгромлена в 878 г. (см. ниже, с. 105 настоящей работы).
Подвергнув композицию текста детальному анализу, ЛемерДь пришел к заключению, что хотя весь текст несомненно принадлежит одному автору, однако композиция его сложилась не сразу. Сложность сочинения была обусловлена двумя причинами. Руководящая идея Петра состоит в том, что павликиано — мапихеи. Эта идея обязывала его черпать сведения из различных категорий источников для характеристики как первых, так и вторых. Исследователь считает, что и получение информации распадается на две фазы: манихейскую (книжную) — до посещения Тефрики и прямую — полученную им непосредственно в Тефрике.
Вторая фаза и соответствующая ей часть сочинения отражает наблюдения автора, сделанные им в павликиан ской среде. Это история «дидаскалов», бывших учителями павликиан до Сергия. Затем следует история Сергия, изложенная наиболее детально и особенно озлобленно из-за той опасности, которую он представлял для «истинной» веры, а также и потому, что полученная из его произведений и из уст его учеников информация представляется Петру Сицилийскому особенно достоверной. Затем следует период военного конфликта, который Лемерль определяет как противоборство «государства против государства» («Conflit d’Etat a Etat»).11 Очень кратко сообщается о Карбеасе и Хризохейре. Лемерль высказал предположение, что эта краткость проистекает, возможно, из того, что этот сюжет был изложен в каком-то конфиденциальном источнике, переданном императору.
В отношении первой части сочинения Петра Сицилийца Лемерль дает весьма неблагоприятную оценку, не усматривая в ней по существу ничего особенно интересного и отмечая ее плохую композицию.
Представляется обоснованным общий вывод в отношении § 7—93: что редакция и документация этой части сочинения предшествуют пребыванию Петра в Тефрике. Последующее изложение «Истории павликиан» основано па документации и информации, полученной в Тефрике, как полагает Лемерль. И, па-конец, начальные шесть параграфов, где только и говорится об архиепископе Болгарии (без указания его имени), которому адресовано это сочинение, написаны и присоединены, по мнению Лемерля, не только после пребывания в Тефрике, по и после редактирования второй части. Это, конечно, гипотеза. Однако, хотя мы не имеем возможности ее проконтролировать ввиду отсутствия соответствующих источников, ее нельзя не признать внутренне (т. е. из анализа самого текста сочинения) оправданной.
11 Lemerle Р. L’histoire..., р. 24, ср.: р. 123.
78
В заключение к этой главе Лемерль отмечает, что, по-види-мому, и «История павликиап», и «Речи» возникли примерно в одно и то же время, так как они перекликаются по своему содержанию.
Вторым переизданным источником явился «Очерк о павли-кианах» Петра Игумена. Рукописная традиция этого источника исследовапа и подготовлена Ш. Аструком. Как указывают издатели, весь текст этого краткого сочинения дошел до нас двумя различными путями. С одной стороны, в пяти известных в настоящее время рукописях «Очерк о павликиапах» {Precis) передан как независимый текст. С другой — он фигурирует как текст, включенный в Хронику Георгия Монаха в большинстве ее версий. Издатели указывают, что, несмотря на усилия исследователей, в частности И. Фридриха и К. де Боора, вопрос о соотношении этих двух ветвей в традиции сочинения не был еще освещен удовлетворительным образом. Сложность проблемы возрастает также ввиду того, что одна из древнейших рукописей хроники Георгия Монаха представляет собой версию, во многом отличную от других. К тому же и взгляды на ценность этой рукописи расходятся.
В новом издании использованы пять рукописей, содержащих «Очерк о павликиапах» как самостоятельный: 1) Parisinus gr. 852, f. 144—147v (конца X—начала XI в.); Vindobonensis theol. gr. 306 (olim 247), f. 21-22v (XIII-XIV вв.); 3) Vatica-nus gr. 511, f. 79—80 (XI в.); 4) Taurinensis Bibl. Nat. 185 (В. IV. 22) .= (Pasini, Gr. 200), f. 6-7v (XIII-XIV вв.); 5) Sinaiti-cus 383, f. 147—148 (X в.). Рукописи хроники Георгия Мопаха с текстом о павликианах следующие: Parisinus Coislianus gr. 310 по изданию: 1) Georgii monachi chronicon, ed. C. de Boor. Leipzig, 1904, II, p. 718-725 (X в.); 2) Codex Scorialensis, F-I-l, f. 164v, col. 2-f. 166, col. 2 (XI в.); 3) Parisinus Coislianus gr. 305, f. 338v—340v (XI в.); 4) Athenicnsis Bibl. Nat. 2659, f. 173v-175 (1314 г.). Кроме того, привлечен текст Кедрина: Georgius Cedre-nus, ed. J. Bekker, Bd, I, Bonn, 1838, p. 756, 17—761, 19. Цитируются по описаниям еще две рукописи, пе представляющие особого интереса для восстановления первоначального текста источника: 1) Vaticanus gr. 604, f. 12—13; 12 2) Athous 5273 [ = Ivi-ron 1153].13
Поскольку в отношении этого краткого «Очерка о павликианах» в пауке идет многолетняя дискуссия, можно особенно приветствовать появление его в новом издании, в тщательно подготовленном и критически пересмотренном виде, с указанием имеющихся различий в рукописной традиции.
12 Р. Девреэс датирует рукопись XIV в. См.: Devreesse R. Codices Vaticani Graeci, t. III. Citta di Vaticano, 1950, p. 1—7.
13 Дата этого кодекса Иверского монастыря на Афоне — XVII в., однако приписка указывает на разновременность текстов, входящих в его состав.
79
Не вдаваясь в историю вопроса, подробно изложенную в предшествующих работах, отметим, что Лемерль решительно отстаивает тождество Петра Игумена и Петра Сицилийца. В отношении изданного текста этого сочинения Лемерль отмечает, что новоизданный текст по Ватиканской рукописи (Cod. Vaticanus 511) с дополнением в недостающих частях по Парижской рукописи (Cod. Parisians 852) и текст Георгия Монаха по Парижской рукописи (Coislianus 310) «при нынешнем состоянии наших знаний следует считать наилучшим».
Отстаивая свой взгляд па тождество авторов «Очерка о павли-кианах» и «Истории павликиан», Лемерль базируется па следующих соображениях: имя автора содержится только в двух рукописях; в Parisians 852 сочинение носит имя «Петра, ничтожного монаха и игумена»; 14 в Cod. Vatic 511 имя пе сохранилось, но выводится косвенно из того, что в следующем сочинении «монаха и игумена» Петра Сицилийца (т. е. в «Истории павликиан») имени Петра предшествуют слова «того же». Из этого Лемерль и делает свой вывод о том, что и «Очерк о павликианах», и «История павликиап» принадлежат одному автору — Петру Сицилийцу. Поскольку никаких дополнительных опровергающих данных в пашем распоряжении пет, нельзя не признать эту гипотезу пока наиболее правдоподобной. В этом своем заключении Лемерль следует за Шайдвалером и Лоосом, которые также доказывали, что оба произведения, т. е. «Очерк о павликианах» и «История павликиан», принадлежат одному и тому же автору, основываясь па тексте заглавия «Истории павликиан» Петра Сицилийца, где упоминается, что это произведение «того же» Петра. Однако в то время как эти предшествующие исследователи считали, что «Очерк о павликианах» был паписан ранее «Истории павликиан», Лемерль пришел к противоположному мнению.
II. Гарсояп, которая относит время жизни Петра Сицилийца к более позднему времени и считает его современником Псевдо-Фотия, создала новую, весьма сложную гипотетическую конструкцию с двумя вымышленными прототипами, трудно доказуемую, не принятую Лемерлем 15 и вряд ли приближающую пас к решению проблемы соотношения этих источников.
14 Пётрои ёХах^атои jiovaXou xat Tj^oujievou 7cepl IlauXixiavwv rwv za'i MavtXaiwv TM, vol. IV, 1970, p. 80; ср. название «Истории павликиан» Петра Сицилийца выше, с. 75, сн. 6.
15 Lemerle Р. L’histoire..., р. 12—13. — Лемерль отмечает, что книга Гарсоян — «добросовестная и, конечно, ценная» — отмечена вместе с тем тенденциозностью, которая проявляется в «сбивающих с толку» критике и интерпретации источников. Гарсоян, пишет далее Лемерль, считает Петра Сицилийца компилятором, никогда не бывавшим в Тефрике; по мнению исследовательницы, Петр Сицилиец жил в середине X в. С доводами Гарсоян по этому вопросу не согласен и К. II. Юзбаптян (см.: Ю з б а-ш я н К. И. К происхождению имени «павликиане». — В кн.: Византийские очерки. М., 1971, с. 234—235).
80
Попробуем разобраться в аргументации Лемерля в пользу более позднего происхождения «Очерка о павликиапах», нежели «Истории павликиан». Оп указывает, что в «Истории павликиан» нот никакого намека па существование «Очерка о павликиапах». В последнем же имеется следующая фраза (§ 20): «Как уже было сказано, их тексты (речь идет о павликианских текстах Евангелия и Апостола, — Е. Л.) буквально слово в слово идентичны с нашими, но они искажают смысл этих текстов, как я объяснил более ясно в моем детальном изложении». «Если начальные слова „Как уже было сказано..имеют в виду § 4 „Очерка о павликиа-нах“, где говорится то же по поводу дидаскала Константина, то остальная часть фразы прекрасно согласуется с §§ 42—44 и 79— 80 „Истории павликиап“, где дается детальное изложение, а, может быть, и с §§ 95—97 и 138 сл.», — пишет Лемерль. Оп считает, что «Очерк» был создан вскоре после «Истории» через короткий промежуток времени. Лемерль обращает внимание на сообщение, имеющееся в «Очерке» (§ 23), о том, что некоторые пав-ликиане крестили своих детей у православных священников, находившихся у пих в плену. Это, ио его мнению, пе могло иметь места в отношении православных священников, которых оп должен был видеть до падения вождя павликиан Хризохейра. Поэтому исследователь датирует написание «Очерка о павликиапах» 871—872 гг., а «Историю павликиан» относит с вероятностью к 870—871 гг. Вряд ли можно все же па этих доказательствах строить гипотезу о более поздпем происхождении «Очерка о пав-ликианах», чем «Истории павликиан». Ведь тогда встает ряд трудноразрешимых вопросов, связанных с необходимостью пересмотра датировки Хроники Георгия Монаха. В последней (законченной по общепринятой датировке пе позже 867 г.) имеется раздел о павликиапах, совпадающий с «Очерком о павликиапах» Петра Сицилийца. Это указывает па то, что «Очерк» возник ранее «Истории павликиан». Пока вопрос о передатировке хроники Георгия Монаха пе решен, гипотеза Лемерля представляется сомнительной. Правда, можно предположить, что «Очерк о павликиа-нах» Петра Игумена был скопирован Петром из более ранней хроники, т. е., как это часто практиковалось в Византии, с присвоением части чужого сочинения. Вопрос во всяком случае нельзя считать пока разрешенным в том смысле, что порядок написания обоих этих сочинений обратный по отношению к тому, который принят в Vaticanus gr. 511; f. 79—80— «Очерк о павли-кианах» Петра Игумена, 80v—111 — «История павликиан» того же Петра. Если верить этой рукописи, то слова «того же Петра» никак не могли бы стоять в заглавии более рапного сочинения. Напомним, что «История павликиан» Петра Сицилийца вообще известна только в этой рукописи. На словах же «того же» Петра основывается Лемерль, отстаивая тождество авторов обоих произведений.
6 Проблемы источниковедения
81
«Очерк о павликиапах» при всей своей краткости содержит некоторые детали, которые отсутствуют в «Истории павликиан». Так, в § 15 указывается, что «в свойственной им аллегорической манере они (обращаясь к нам) называют свои сборища (owe8pia) православной церковью (xahoXiaTp ezxkeoiav), между собой же именуют их местом молитв (тсрооео/а;) (т. е. молитвенными собраниями). Есть дополнения и в § 18, и в особенности в § 21—24.16
Лемерль, отвергая гипотезу о более раннем происхождении в хронике Георгия Монаха «Очерка о павликиапах», чем «Истории павликиан», приходит к выводу, что Петр Сицилиец является не только самым подробным источником по истории и догматике павликиан, по и «первопроходцем».
Нам же представляется, что если у Петра Сицилийца, возможно, и не было в целом прототипа, то все же пе оп первый был создателем сочинения о павликиапском движении. Знакомство с павликиапами и их ересью и опасение относительно распространения их учения побудило уже в начале IX в. константинопольского патриарха Никифора уделить внимание — среди прочих ересей и осуждаемых церковью вероучений — «иудеям, фригийцам и тем, кто пил из мешанины нечестия [и] фиглярства, идущего от Мапеса». Как писал биограф Никифора Игнатий, «оп поэтому обстоятельным образом представил императору (Михаилу I, — Е. Л.) сведения об их абсурдном вероучении в письменном сочинении, чтобы для всех предписать кару от всякой гангрепы и проказы»(8ieBo8'.WTspov тогуаробу та тт^ абтшу атбкои 0-р7]ахг1а^ 81 ёуурахрои тброо тф {Baoikel рюрща хатаоттра? xai (щ тф хо(уф тиаут1 уаурасутр 8ix<yp люртр тахре^оута).17 Без какой-либо убедительной аргументации Лемерль оспаривает возможность написания Никифором «большого полемического сочинения против манихеев, которое составил патриарх» и представил императору. Однако он сообщает сам сведения об этом тексте, а также и о других, подтверждающих сообщения хронистов 18 о факте доклада патриархом императору. Никифор уделял внимание павликиапам и в своих полемических сочинениях, что несомненно свидетельствует о том, что он был в деле изучения роли павликианства предшественником Петра Сицилийца.19 Наконец, трудно себе представить, чтобы Петр Сицилиец не использовал формул отречения от павликиап-ства. В заключении этой части своего исследования Лемерль указывает, что цель «Очерка» была чисто практической. Оп пе имел в виду ни опровержения павликиапской ереси, ни изложения ее
16 Lemerle Р. L’histoire..р. 30—31; Ср.: ТМ, vol. IV. Paris, 1970, р. 88—92.
17 Ignatii diaconi vita Nicephori. — In: Nicephori archiepiscopi constan-tinopolitani opuscula historica. ed. C. de Boor. Lipsiae, 1880, p. 158 sq.; Lemerle P. L’histoire..., p. 81, n. 90. Ср.: Липшиц E. Э. Очерки..., c. 152, где говорится: «обстоятельный доклад, обращенный к императору».
18 Lemerle Р. L’histoire..., р. 81.
19 См.: Антирретик, изданный в PG 100, col. 501; ср.: Lemerle Р. L’histoire..., р. 80, н. 84, где приведен этот текст.
82
истории: это сочинение, ставившее целью сигнализировать о наличии ереси и, сорвав с нее маску, обнажить ее главную опасность, было широко известно.
Следующий текст, опубликованный в книге, — «Повествование» (Recti) патриарха Фотия. Оп был подготовлен В. Кошос-Вольска, рукописная традиция была обследована Ж. Парамеллем. Тем же исследователем сделан французский перевод с греческого текста. Название этого сочинения (Contra Manichaeos I) в полном виде гласит: «Фотия святейшего архиепископа Константинопольского вкратце повествование о новоявленном (вторичном) появлении манихеев» Фогаоу тоб аупотатоо ар/^етссахблои К^уотаУтсуоитоХесо; ev oovo^ei бг^утрк; veo<pavo5(; ш Mavtpcuov ауофХасггтрга);. Помимо этого текста издатели в приложении дали текст и перевод сопроводительного письма к книге Фотия, опубликованной и в Патрологии Миня в качестве четвертой книги Фотия «Против мапи-хеев». В предисловии издатели указали па наличие следов первоначально иного деления этих сочинений Фотия. Текст, изданный в качестве четвертой книги Гомилий Фотия, по своему фактическому содержанию воспроизводит предшествующие. Поэтому французские издатели назвали ого Retractatio. Они предлагают такое деление Гомилий: 1 гомилия (2 книга, см.: PG 102, col. 85—121); 2 гомилия (3 книги, см. там же, § 1 — 11, col. 121—148 С 110); 3 гомилия (3 книга, см. там же, § 11 (поел, фраза) — 19, col. 148 С И —177). Retractatio же соответствует тексту книги 4 по изданию Миня (col. 177—264).
Помимо «Повествования», в издание включено начало «Retractatio» с указанием адресата.
Вопрос об адресате сопроводительного письма к Retractatio, где указано в заглавии, что оно направлено от «того же Фотия против нового появления заблуждения манихеев Арсению, святейшему монаху, преосвященпику и игумену Перы» (тоб абтоб х»ла то? та>у МаУ1^аса>у арткрооб? тиХауце Aposvco) тф блакатср p-ova/оф, тсресф-фтера) хае 7]уоурЕУф тФу Перфу), специально рассмотрен Лемерлем. Авторы предисловия отмечают, что только полная колляция сочинений Фотия могла бы привести к твердым выводам в отношении числа, расположения, названий частей этой совокупности сочинений Фотия.
Однако читатель должен знать, что заключениям, сделанным из переизданной первой книги, т. е. «Повествования», предшествовали глубокие зондажи по переизданных здесь книг Фотия. Название «Повествование» (Дпдррк;—Recti') подтверждено всеми рукописями, хотя в дальнейших словах и имеются расхождения.
Основной текст представлеп несколькими рукописями. Первой из них является Vaticanus Palatinus gr. 216, f. 76—106v (ок. конца IX — начала X в.), возможно, студийского происхождения. Как указывают авторы вводных замечаний к изданию, этот древнейший текст «парадоксальным образом» приписывает сочинение не Фотию, а Митрофану Смирнскому. В том же кодексе находится
83
с той же атрибуцией, кроме «Повествования» Фотия против ма-нихеев (f. 76—106v), текст трех гомилий Митрофана, святейшего митрополита Смирны, обращенных к Никифору, отрекшемуся от повой и свежей ереси павликиан (f. 128—161); четвертая гомилия, адресованная Антонию, митрополиту Кизика (f. 161v—211v); «Мистагогия» («посвящение в таинство») с припиской «того же Митрофана» (f. 211—252).
Издатели лишь отмечают факт атрибуции Митрофану Смирнскому, Лемерль же в своем исследовании, считая бесспорной принадлежность этих сочинений Фотию, пишет, что один лишь тот недоказуемый факт, что «Мистагогия» атрибутирована Митрофану вместо Фотия, делает неоспоримым авторство Фотия для всего этого «аптимапихейского» собрания сочинений.20
О причинах этой атрибуции Лемерль высказал ряд соображений. Факт атрибуции труднообъясним. Лемерль считает, что возможны разные предположения. По его мнению, маловероятно, чтобы опа объяснялась тем, что сочинение было написано во времена, когда цитировать Фотия считалось «нехорошим топом» и что именем его противника могли бы воспользоваться, чтобы тем пе мепее сохранить самое сочинение для потомства. Скорее, по мнению Лемерля, кто-то из сторонников Игнатия из числа апти-фотиап поместил сочинение Фотия под именем Митрофана. Во всяком случае исследователь отмечает, что кажется удивительным, что факт такой грубой подмены долгое время оставался незамеченным. Речь идет пе о какой-либо случайной ошибке, а о сознательной подделке, фальсификации. Следует сказать, чтоЛемерлю, видимо, остались неизвестными соображения о причине такой подмены, высказанные в 1903 г. Б. Мелиоранским: ему принадлежит ряд оригинальных идей, в частности об одновременности создания под разными именами сочинения Фотия и Петра Сицилийца, идей, которые, конечно, также должны были быть причислены к числу гипотетических,21 но заслуживали бы рассмотрения.
Кроме ватиканской палатинской рукописи, в новом издании были после предварительного обследования привлечены: Parisinus gr. 1228 (оИш Colbertianus 444) (X—XII вв.); Vaticanus gr. 1923 (XIV в.); Parisinus Coislianus gr. 270 (XI—XII); Parisinus Suppl. gr. 689 (XIII в.); Genavensis gr. 34 (XVI в.). Использованы были и некоторые другие позднейшие рукописи, а также мелкие заметки Фотия и тому подобные материалы. Детальное их описание дано во введении. Среди прочих интересных наблюдений издатели отметили и то, что в Parisinus Coislianus gr. 270 текст до де
20 L emerle Р. L’histoire..., р. 38. — На этой же странице в прим. 48 Лемерль указывает на спорность студийского происхождения рукописи, относимой Ж. Леруа к числу возникших в Южной Италии. Термин встречается в тексте «Повествования» Фотия неоднократно (ТМ, vol. IV. Paris, 1970: 141,24; 155,9); встречается и производный глагол [лиатаушуш (ср. 123,6; 145,3; 155,3; 159,25 и т. д.).
21 ВВ, 1903, т. X, с. 511; ср.: Липшиц Е. Э. Очерки..., с. 137.
84
талей совпадает с ватиканской палатинской рукописью, по авторство сочинений приписано Фотию, а пе Митрофану Смирнскому.
Поскольку «Повествование» Фотия по своему содержанию близко к «Истории павликиан» Петра Сицилийца, между исследователями ужо издавна дискутируется вопрос о взаимоотношении обоих текстов, о том, кому же из авторов принадлежит приоритет.
Эти вопросы заново пересмотрены Лемерлем, который вновь поднимает в этой связи и вопрос о хронологии написания сочинений Фотия. Лемерль напоминает, что когда патриарший престол занял Игнатий, Фотий — с 867 г. — находился в опале. Указание па то, что «Повествование» было написано незадолго до конца опалы, Лемерль видит в словах, заключающих это сочинение. Фотий там указывает, что оп посвятит опровержению ереси второй трактат, лишь бы только божественное милосердие ослабило то, что его отягощает. Лемерль считает, что это было написано еще за пределами столицы, по тогда, когда уже недалеко было время приближения Фотия ко двору в качестве наставника императорских детей.
В ходе своих рассуждений Лемерль касается и пункта, который вызывал многолетние споры между исследователями. Речь идет о том, что в рукописи Vaticanus palatinus gr. 216 у Фотия имеется упоминание о городе Мелитепе, расположенном во «второй Армении», которая тогда находилась в руках врагов христиан — сарацин. Поскольку Мелитена была захвачена арабами 19 мая 934 г., из этого как будто следует, что Фотий писал свое сочинение после этой даты. Делались поэтому разнообразные выводы, вплоть до отрицания принадлежности Фотию этой книги.22 Лемерль склоняется к мысли, что это пе более чем глосса, включенная переписчиком в текст.
В свое время и автор этих строк писал, будто проще всего можно предполагать, что слово «тогда» ( тбте) было внесено переписчиком, поскольку речь шла о событиях, злободневных для X в., тем более что эта вставка носит характер пояснения для читателей.23 Лемерль, как видим, также считает это интерполяцией.
Далее исследователь ставит очень интересный вопрос, который вытекает из этой датировки. То было время ожесточенной войны вождя павликиан Хризохейра с Византией. Фотий же не вносит никаких данных о вооруженной борьбе сверх того, что есть у Петра Сицилийца. В то же время известно, что у Фотия шла переписка с каким-то Хризохейром. Этот корреспондент Фотия — Иоанн Хризохейр, т. е. тезка вождя павликиан, был сначала спа-фарием, затем протоспафарием и протонотарием дрома, как можно заключить из сохранившихся в письмах указаний па звание адресата. Но откуда известно, что был только один человек, носивший имя Хризохейра? Правда, имя Хризохейра принадлежит
22 См., например: Garsoian N. The Paulician heresy. The Hague-Paris. 1967; cp.: Lemerle P. L’histoire..., p. 12.
23 Л япшиц E, Э. Очерки,.c, 139.
Я5
к числу редких. Все же такое предположение при отсутствии в тексте писем каких-либо указаний слишком гипотетично, чтобы говорить о связи этого лица с павликиаыами и отождествлять Хри-зохейра — вождя павликиан — с адресатом Фотия. Подобные вопросы пе могут быть пока разрешены, что признает и Лемерль, Лемерль рассматривает также и сложный вопрос о соотношении между «Повествованием» и Гомилиями Фотия. Оп пришел к двум выводам:
1) Гомилии не содержат ничего, что может почерпнуть историк, так как в них пет никаких исторических данных и они пе имеют никакой внутренней связи с «Повествованием». Они не представляют собой обличения павликиапства в собственном смысле слова; даже термин «павликиапство» в них по упоминается. Они являются обличением дуализма, который осуждается в двух формах: в первой из них различаются два божественных принципа, во второй — противопоставляются Ветхий завет, отвергаемый еретиками, и Новый завет. Обличение осуществляется путем цитат из Евангелия; а во второй части — главным образом из апостола Павла. Конечно, заключает исследователь, обличение дуализма фактически есть обличение павликиапства, но текст Фотия не содержит ничего, что являлось бы специфически павликиап-ским (с. 44).
2) Есть больше оснований думать, что Фотий написал Гомилии ранее, чем располагал о павликиапах той информацией, которая содержится в «Истории павликиан» и «Очерке о павликиапах» Петра. В противном случае оставалось бы необъяснимым то, что пи в одном месте пет никакого самого слабого отклика па нее. Следовательно, заключает Лемерль, Фотий написал Гомилии раньше, чем «Повествование».
Далее Лемерль предлагает реконструировать ход возникновения этих сочинений следующим образом.
Неизвестно, когда в точности (возможно, что во время своего первого патриаршества, а может быть и ранее) Фотий сочинил — по рекомендации одного павликиапипа по имени Верзелис — опровержение ереси в общей форме. Напомним, что Гомилии адресованы какому-то Никифору. Согласно более подробному указанию в сопроводительном послании к Retractatio известно, что Гомилии были некогда адресованы Никифору, когда он еще пе был известен под этим именем, потому что оп тогда еще пе принял веры, которая победила мир и был еще впутан в грязную паутину ереси, из которой оп и извлек свое имя, так как его звали Верзелис (Befzelis) ,24
24 Лемерль высказал ряд предположений о происхождении этого имени, но не пришел ни к какому определенному заключению. Следует сказать, что он пе согласен и с предложенным Ж. Гуйаром отождествлением Верзелиса с протоасекретом Зеликсом, или Лизиксом. По мнению Гуйара, Фотий работал в императорской канцелярии, управителем которой был Зелике. Зелике был еретиком, который в патриаршество Мефодия, т. е. вскоре после 843 г., отрекся от ереси (Lemerle Р. L’histoire..., р. 42—43).
86
Позднее, после опубликования Гомилий, Фотий познакомился с «Историей павликиан» и «Очерком о павликианах» Петра Сицилийца, откуда оп почерпнул необходимую документацию, столь же богатую, сколь и новую. Он положил ее в основу своего «Повествования», которое является полным плагиатом, но таким, который затмил по своим достоинствам источник. «Повествование» Фотия сопровождалось шестью догматическими речами, наподобие того, как у Петра Сицилийца, где, однако, как подчеркивает Лемерль, эти речи были в действительности совершенно иными по своему характеру — Фотий заимствовал лишь идею.
Гомилии были созданы Фотием до или во время его первого патриаршества. Значительно позднее, после его второго смещения с поста патриарха по просьбе игумена Арсения,25 который и имел поручение организовать болгарское монашество, Фотий паписал свое Retractatio, так как оп тогда находился в изгнании и был лишен своей библиотеки. Лемерль считает эти оба чисто догматические сочинения малоинтересными для изучения истории павликиапского движения. Они написаны в ложной перспективе рассмотрения в большей степени старого манихейства, чем свойственных павликиапству специфически присущих ему черт.
Лемерль в заключительной части выводов из этого раздела своей книги вновь отмечает второстепенное значение этих сочинений по сравнению с «Историей павликиап» Петра Сицилийца и его же «Очерка о павликианах». Думается, что все же полное отрицание значения Гомилий Фотия как источника для истории павликиапства, которое мы находим у Лемерля, чрезмерно. Так, Р. М. Бартикяп нашел именно в пих указания, важные для решения вопроса о происхождении и толковании эпонима «павли-киапе». Признавая, что «Повествование» Фотия — простой пересказ «Истории павликиап» Петра Сицилийца, Р. М. Бартикяп в то же время с полным основанием указывает на источниковедческое значение Гомилий Фотия.26
Прежде чем продолжать рассмотрение книги Лемерля, следует, однако, остановиться на новой публикации «Формул отречения» павликиап, которая осуществлена той же группой фрап-
25 Арсений был игумепом монастыря Исры, иеромонахом монастыря, находившегося в Константинополе или где-то во Фракии (в точности его местоположение пока не известно (с. 45 и сп. 79)). Как писал в свое время Б. Мелиорапский, в Cod. Palatinus gr. 216 «имя иеропомаха Арсения, адресата четвертой (писанной Фотием в заточении) книги, заменено именем другого известного сторонника Игнатия — Антония Кизикского» (см.: Липшиц Е. Э. Очерки..., с. 137, где приведено это мнение Мелио-рапского (ср.: ВВ, 1903, т. X, с. 511)). Лемерль, касаясь этого вопроса, указывает, что наличие дефекта в рукописи в том месте, где в качестве адресата фигурирует именно Арсений (Parisinus gr. 1228), пе дает возможности определить, когда было сделано исправление. Но оно есть в позднейшей Vaticanus gr. 1923 (XIV в.); ср.: Lemerle Р. L’histoire..., р. 45, п. 78; ср.: ТМ, vol. IV. Paris, 1970, р. 181.
26 Б а р т и к я н Р. М . Еще раз о происхождении имени «павли-киане». — ВОН, 1973, № 2, с. 89.
87
цузских ученых в рассматриваемом издании, по пе вошла в состав исследования Лемерля. Опа не включена в книгу Лемерля пе случайно. В отличие от других исследователей истории павликиапского движения Лемерль указал, что сказанного в предисловии к их изданию достаточно и что, впрочем, исторический интерес «Формул» «представляется одним из самых незначительных».
Другими словами, по мнению Лемерля, главным и по сути дела единственным источником, написанным па греческом языке, которым располагают современные исследователи, являются сочинения Петра Сицилийца, так как и данные Георгия Монаха, и сообщения Фотия вытекают из этого источника. Правда, в ходе своего дальнейшего детального и интересного рассмотрения истории павликиапского движения ученый привлекает и некоторые мелкие другие свидетельства — данные хронистов, агиографии, эпистоло-графии и даже эпических сказаний, однако основной вывод его исследования сформулирован в вышеприведенных положениях. В ходе изложения мы отметили некоторые свои сомнения в доказательности отдельных звеньев, приведших к этому выводу. Особенно сложно, на наш взгляд, обстоит дело с вопросом о пересмотре хронологии написания хроники Георгия Монаха, которого требует по существу концепция или гипотеза Лемерля. Можпо, конечно, предположить, что даже если признать доказанным авторство Петра Сицилийца и в «Очерке о павликиапах» и даже и более позднее происхождение этого «Очерка» по отношению к его же «Истории павликиан» (что доказывает Лемерль), есть и иная альтернатива, чем пересмотр времени окончания Хроники Георгия. Возможно водь, что Петр Сицилиец в своем «Очерке», написанном позже «Истории павликиан» и позже хроники Георгия Монаха, заимствовал текст у Георгия. Может быть, это была «заготовка», взятая у другого автора без указания его имени? Все эти вопросы пока пе могут считаться разрешенными.
По обратимся к формулам отречения, среди которых есть и одна, прежде пе опубликованная. Работа эта была подготовлена Ж. Гуйаром. В отличие от Лемерля, нам эти источники представляются очень важными и интересными, прежде всего потому, что опи принадлежат к числу документальных и, вероятно, имеют официальное происхождение.
Остановимся прежде всего на предисловии, предпосланном издателями формулам. Рассматривая предысторию формул, авторы приходят к выводу (ссылаясь па свидетельство священника Тимофея в его сочинении De receptione haereticorum, относящемся ко времени ок. 600 г., и па письма Феодора Студита),27 что в начале IX в. существовали определенные правила приема еретиков при их обращении в православие. Следует сказать, что при рассмотрении источников этого рода должны были бы быть использованы также и более ранние аптимапихсйские трактаты, как11ер1
27 PG 86, col. 13А, ср.: Theodori Studitae, Epist. I, 43; PG 99, col. 1052G.
88
Mavixa'iiov xai Kou{3pixGjv (Cod. Vaticanus gr. 680 f. 103). Этот трактат А. Маи относил к царствованию Юстина I и Юстиниана I (т. е. ко времени ок. 527 г.).28 В примечании к изданию «манихейской формулы» (р. 187, в. 10) авторы предисловия, правда, пишут, что «существовало две византийские формулы отречения от манихейства: одна — короткая, которую можно отнести к V в., и вторая — длинная, которая была, вероятно, выработана в IX в. с использованием предшествующей».29 Это указание представляется нам очень важным при решении вопроса о том, какими источниками мог пользоваться Петр Сицилиец при написании своего трактата.
Еретиков, по свидетельству Тимофея, делили при обращении в православие па три категории: па тех, кого следует крестить после их отречения, па тех, кто подлежит миропомазанию, и, наконец, на тех, кто обязан предать проклятию свои ошибки и к тому же все прочие ереси.
Манихеев относили к первой категории. Когда появились пав-ликиапе, их, как предполагаемых последователей мапихейства, отнесли к той же категории. Вопросник, который был использован в VIII в. при императоре Льве III по отношению к дидаскалу павликиан Гегнезию (па что указывают и Петр Сицилиец (§ 114— 120), и Фотий (§ 74—80)), дает основание думать, что уже очень рапо существовали формулы отречепия, соответствующие этой форме ереси, относимой к манихейству. Однако, как указывают издатели, эти формулы пе оставили следов в рукописной традиции. Все сохранившиеся формулы относятся ко времени, следующему за смертью последнего павликиапского дидаскала Сергия (834—835 гг.). К сожалению, это так. Вероятно, в начале IX в. (811—813 гг.) —именно тогда, когда по предложению патриарха Никифора императором Михаилом I были проведены репрессии против иудеев, павликиан и афипганов во Фригии и Ликао-нии и была введена для павликиан смертная казнь — тоже разрабатывались какие-то формулы и градации. Пам представляется очень интересным и новым наблюдение Лемерля,30 показавшее, что оппозиция против смертной казни, о чем глухо сказано у Феофана, исходила от Феодора Студита. Эти данные, почерпнутые из писем Феодора, бросают свет па историю разработки форм борьбы с еретиками — форм, отнюдь пе единообразных. Издатели указывают, что назначение формул отречепия пе всегда выявля
28 М a i A. Nova Patrum Bibliotheca, Bd IV, p. 79 sq.
29 Авторы ссылаются па новейшее издание: Adam Л. Texte zum Ма-nichaismus (Kleine Texte fur Vorlesungen und 'Obungen, 175). Berlin (West), 1954, S. 93—97 и S. 97—103. Это издание нам осталось недоступным. Наиболее распространенной является формула, изданная в PG 100, col. 1321С—1324В и I, col. 1461С—1469D.
30 Theophanis Chronographia, I, 1883, p. 495, 1. 3—15; cf. Ep. 23; Nova Patrum Bibl., VIII, 1, p. 21 (ed. Cozza-Luzzi), Ep. 11, 155: PG 99, p. 1481— 1485. — Цит. no: Lemerle P. L’histoire..., p. 81—82, n. 91—96,
89
ется сразу. Некоторые, носящие в своем заглавии отречение от манихейства и в эвхологиях занимают место, предназначенное для манихеев. Такие формулы по содержат даже и имени «пав-ликиане». Почти все имеют черты, пе находящие эквивалентов в сочинениях Петра Сицилийца и Фотия, и поднимают проблемы интерпретации, рассматривать которые издатели своей задачей ио ставили. В заключение они отмечают тот важный факт, что, если канонический характер некоторых из формул не вызывает сомнений — либо в виду того, что известно их происхождение, либо потому, что сборник, в который они входят, имеет официальное происхождение, — то в отношении прочих в этом есть основания сомневаться.
На первом месте издана впервые публикуемая формула из рукописи Sinaiticus gr. 383, отнесенная к X в. (f. 148v—149v). Как указано во вводной статье, эта формула следует в кодексе за текстом «Очерка о павликианах» Петра Игумена. Сам кодекс, содержащий в основном аптиеретическую литературу, был описап в 1886 г. Гардтхаузепом. Исследователь в то время пе уделил этим произведениям особого внимания. Кодекс же оп датировал IX—X вв. Позднее кодекс был детально описан В. Н. Бепешеви-чем, который отнес кодекс к X в.,31 как это и принято в рассматриваемом нами издании.
Формула открывается заглавием: «Как раскаивающиеся ма-пихеи должны предавать апафеме их собственную ересь». Формула состоит из шестнадцати пунктов.
Комментируя ее, авторы предисловия отмечают, что в ной в равной мере содержатся элементы как доктрины, так и истории секты.
В том, что формула имеет в виду «современных ей мапихе-ев», пет оснований сомневаться: в вей (во второй ее части) четырежды упоминаются наименования «павликиап» или «павли-кианист». Провозглашается анафема павликиапским дидаскалам (Констаптипу-Сильвану, Симеону-Титу, Гегнезию-Тимофею, Ио-сифу-Эпафродиту, Захарии — сыну Гегнезия, Ваяну Рипару («грязному»), Сергию-Тихику и его наиболее близким ученикам (спутникам) Михаилу и Канакарису, Иоанну Аорату, Феодоту, Зосиме и Василию). Формула завершается провозглашением анафемы всем павликиапам.
Издатели отмечают некоторые детали, которые, возможно, вымышлены в истории дидаскалов; указывают па расхождения в местоположении упомянутых в формуле пунктов действия павликиан с тем, которое известно из других источников. Так, Эписпа-рис помещена в фему Армениаку; описка или ошибка писца превратила название Антиохии — города в Писидии — в Линию — город во Фригии. Они обратили внимание на то, что за исключением
31 Б е п е ш о в и ч В. II. Описание греческих рукописей монастыря св. Екатерины па Сипае, т. I, II, СПб., 1911, с. 346,
90
этих отклонений текст следует за тем, что пишет Петр Сицилиец (вплоть до отдельных выражений, а также в анафеме шести навликианских церквей), а также тому, что пишет автор «Очерка о павликиапах» (согласно этой рукописи — Петр Игумен). Издатели отметили также сходство между сочинением Петра Сицилийца и формулой в доктрине, хотя в формуле и отсутствуют некоторые пункты, указанные Петром. Составитель формулы выдерживает принятый им стиль точности изложения. Каждый пункт подобран по принципу подтверждения искренности отрекающегося. Терминология каноническая или богословская отличается своей строгостью. Забота о строгости следования павликиапским правилам и их воззрению па собственную историю сказывается, как отмстили авторы предисловия, и в том, что пе упомянуты пи мапихеи — предшественники павликиан, ни Павел и Иоанн Самосатские.
Возникает, одпако, такой вопрос. Если эта формула — не оригинал, а, как и сочинение Петра Игумена, копия, (почему в пей и могли появиться ошибки писца), то почему нельзя предположить, что она была использована Петром Сицилийцем при написании его сочинения? Какие основания заставляют пас считать, что Петр Сицилиец явился первым составителем соответствующих текстов? Легче можно себе представить, что он включил эти пункты, заимствовав их из официального источника, чем наоборот. Вопросы эти, с нашей точки зрения, требуют дополнительного исследования. Интересно, что если, с одной стороны, не все пункты учения павликиан, о которых сообщают Петр Игумен и Петр Сицилиец, есть в формуле, то с другой — в пей имеются некоторые пункты, которые у этих авторов отсутствуют.
Вторая формула патриарха Фсофилакта (927—967 гг.) повторена по критическому изданию И. С. Дуйчева,32 па комментарии которого базируются и составители издания. Феофилакт рассматривал доктрины секты как смешение манихейства с павликиан-ством. Патриарх различает три категории виновности у ее адептов и соответственно и три меры, применяемые в каждом случае, устанавливая формулу отречения. Издатели считают эту формулу более близкой к Фотию, чем к Петру Сицилийцу, в частности, в провозглашенных в пей анафемах еретикам. Речь в ней идет, очевидно, по о византийских павликиапах, а скорее о болгарских богомилах — преемниках византийских павликиан.
Эта формула открывается общей анафемой, провозглашенной по отношению ко всем еретикам «с одного конца мира до противоположного в соответствии с канонами, правилами и догматами семи вселенских соборов».33
32 Dujcev I. L’Epistula sui bogomili del patriarca Theofilatto. — MBS, t. I. Rome, 1965 (формула — p. 311—315, коммент. — p. 283—310).
33 В сноске имеется указание па Responsa Nicolai I papae ad consulta Bulgarorum, cap. 114, ed. Perels. (MGH, Ер. VI; Karolini aevi, vol. IV,
91
Далее следует перечисление конкретных осуждаемых еретических воззрений. После догматической части следует указание па основателей ереси и дидаскалов, начиная со Скифиапа Египетского, его учеников Теревипфа и Буды, Кубрика и Маноса-Параклета; формула включает далее Павла и Иоанна — сыновей Каллипики, от которых ересь, как говорится в формуле, получила свое имя. Далее перечисляются Константин Армянин, Феодор и Гегнезий, Иосиф Эпафродит, Захария и Ваян. Перечень завершается Сергием-Тихиком. Авторы предисловия справедливо усматривают в упоминании об армянском происхождении Константина и Павла вероятный намек на армянское меньшинство, живущее в Болгарии.
Третья переизданная формула отречения именуется Н. Гар-соян манихейской. В этой формуле соединяется осуждение манихейства с включением павликиапства.
В рассматриваемом издании в основу положена рукопись Coislianus gr. 213, представляющая собой копию 1027 г., «сделанную для и посредством Стратегия священника Великой церкви».34 Кодекс был описан Гуйаром в другом месте.
Издатели отмечают, что этот тип формулы представлен однородными сборниками — Эвхологиями, по-видимому, действовавшими в Константинополе. Раздел «О ересях» в общем единообразен в разных рукописях, имея расхождения в деталях (пропуски, дополнения и т. п.) в ряде списков:
Mosquensis syn. 232/443 (из Иверского монастыря (XII в.)), f. 24-33;
Scorialensis R-l-15 (XIX в.), f. 66v-72v;
Parisinus graccus 1372 (XIV—XV вв.), f. 2—8;
Laurenlienus pl. IX VIII (XII в.), f. 253;
Vindobonensis Theol. gr. 306 (ok. 1300 r.), f. 11—19; Bryxcllensis II 4836, ann. 1261, 1. 94—99.
В обзоре обращено внимание па то, что в последней рукописи объединяются манихейская и павликиапская формулы. В пей содержатся некоторые особенности, ряд дополнений по отношению к тексту Фотия и предшествующим формулам.35
Дата, предложенная И. Гарсоян, относящей формулу к середине X в., в отличие от Бринкмана, датировавшего ее IX в., оста-
p. 599). — Напомним, что, согласно 95-му правилу Трулльского собора, «мапихеям, валептипиапам, маркиопитам и подобным еретикам надлежит давать письменное изложение веры и апафемствовать свою ересь. О пав-ликиапистах же в католической церкви изложено определение, чтобы их совсем перекрещивать» (Деяния Вселенских соборов, т. VI. Казань, 1882, с. 310).
34 ТМ, vol. IV. Paris, 1970, р. 187. — Лучшая рукопись Coislianus gr. 213 описана в работе: Gouillard J. Le synodicon d’Orthodoxie. — TM, vol. II. Paris, 1967, p. 230—231.
35 Отметим, что в Московской рукописи РИМ 232/443, XII в., па л. 24 об., где речь идет о происхождении ереси, говорится наряду с ма-нихеями и о павликиапах: 69е\ е^и у v.ai twv Паи-
X'.y.tavuSv aipeai<;». Поэтому характеристику формулы по Mosquensis syn. 232 (I. 27v—33) «для отречения манихеев» следует признать неточной; ср. ТМ, vol. IV. Paris, 1970, р. 188.
92
стоя, по мнению издателей, дискуссионной, Шесть анафем, содержащихся в ней, как полагают издатели, принадлежат другому редактору. Следует сказать, что Лемерль в своем исследовании отметил несогласие с мнением Н. Гарсояп, которая считала, что источником для этой формулы является следующая (4-я) формула, датируемая исследовательницей IX в.36
Эта четвертая формула —- «аптипавликиапская», содержащаяся в рукописи Scorialensis R.-1-15, отнесена издателями к XII в. Они указывают, что эта формула составляет в кодексе приложение к порядку принятия раскаявшихся еретиков, очень близкому к тому, о котором идет речь в рукописи Coislinianus: три разряда кандидатов, отречение манихеев и порядок принятия; принятие иудеев, мельхидссекитов и сараципов. По мнению издателей, эта формула содержит ряд важных элементов, отсутствующих в прочих. Композиция се имеет ряд странностей. В целом она пе заслуживает доверия. В заключение они указывают, что Фикср — первый издатель формулы, отмечая наличие в ней богомильских тем, предложил относить ее примерно к середине XI в. Лемерль также считает отнесение формулы к IX в. неприемлемым.
Завершает издание после ряда общих анафем павликианам фраза: «... когда тот, кто переходит из павликиапства в пашу чистую и непорочную веру и произнес эти слова в церкви, мы его делаем христианином» (rcoioopev aorov xptaxiavov).
В заключение этого раздела издатели приводят в качестве дополнения анафему Тихику, которая имеется в историческом введении к одной антибогомильской формуле, относимой к концу XI—началу XII в. Имя Тихика в этом контексте выступает как бы в качестве указания па продолжение павликиапства в богомильстве. Так можно, по крайней мере, полагать.
Рассмотренные вкратце переизданные и изданные впервые данные дают основание, думается, для дальнейших изысканий. Это относится в первую очередь к истории формул отречения.
Возвращаясь к исследованию Лемерля, необходимо напомнить, что автор, хотя и высказывает свои суждения о неравной ценности изданных источников, в частности Петра Сицилийца и Фотия в разделе истории павликиапского движения в Малой Азии, изучает вновь критически все имеющиеся у этих и у прочих византийских авторов указания. Исторический раздел книги представляет поэтому значительный интерес. Следует отметить, что, хотя последовательные рассмотрения истории павликиапского движения в Византии делались неоднократно предшествующими исследователями, в том числе и автором этих строк, в новом изложении шире привлечена специальная литература по частным вопросам и сделано немало уточнений и интересных наблюдений.
36Garsoian N. The Paulician heresy, p. 28—29 et passim; Le-merle P. L’histoire..p. 12; TM, vol. IV. Paris, 1970, p. 191.
93
Лемерль останавливается на вопросе о легендарном происхождении павликиапства, анализируя сведения источников и делая попутно некоторые свежие наблюдения, а также четко выявляя все «белые места» в наших знаниях. Так, разбирая свидетельства «Очерка о павликиапах» Петра Сицилийца (№ 1—2) о том, что павликиане — мапихеи, обязанные своим новым именем Павлу Са-мосатскому, который был, как и его брат Иоанн, сыном манихеянки Каллипики из армянской Самосаты, Лемерль отмечает тот известный факт, что здесь пет 'хронологических указаний. Далее же оп обращает внимание па то, что в § 6 говорится, что павликиане не признают этого Павла и предают его анафеме, как и Манеса. Исследователь расценивает это как важное указание на то, что мы имеем здесь дело пе с павликиапской традицией.37 Далее он подчеркивает, что в «Истории павликиан» Петра Сицилийца принята версия, что павликиапство является продолжением манихейства и что преобразование одной версии в другую было осуществлено группой армян. Фотий же в «Повествовании» опускает в аналогичных случаях указания па Армению, упоминая, например, Са-мосату Сирийскую вместо Армянской. В этих отличиях в изложении Лемерль усматривает возможность постановки вопроса, по отрывает ли Фотий от Армении начало ереси? Много внимания уделено вопросам уточнения топонимики, упоминаемой в обоих источниках, а также связанным с нею вопросам о времени возникновения фемы Армениаки. Он оспаривает точку зрения Г. А. Острогорского о наличии фемы Армениаки ранее 622 г. Однако подробной аргументации, которая позволила бы окончательно решить этот вопрос в пользу более позднего происхождения фемы, он пе приводит.
Рассматривая специально вопрос об акцептированной в источниках византийского происхождения связи павликиапства с Арменией, Лемерль пишет, что это может найти свое двоякое объяснение. Либо эта «армянская» окраска истоков ереси, доведенная до эпохи Манеса (легендарная и заимствованная из истории), была вызвана стремлением, удовлетворявшим намерение православных представить ересь одновременно как манихейскую и армянскую; либо же традиция об армянском происхождении ереси полностью или частично достоверна. Тогда армянски^ источники должны были бы это подтвердить. Исследователь приходит, однако, к пессимистическому выводу на этот счет, поскольку, как оп пишет, между греческими и армянскими источниками пет согласия.
37Lemerle Р. L’histoire..., р. 50. — Эту же точку зрения Лемерль развивает и далее в связи с анализом локализации Эписпарис в Фапарии, которую он считает необъяснимой. Оп добавляет, что легендарное происхождение павликиан было известно Петру Сицилийцу до отъезда в Теф-рику и что оп сохранил ату традицию, несмотря на то что там ему стало известно ее опровержение. «Оп пе мог ее отвергнуть, пе скомпрометировав схему, сконструированную византийской церковью для опровержения ереси» (L е m е г 1 е Р. L’histoire..., р. 52—53).
94
Он призывает к осторожности в использовании армянских источников, указывая на спорность датировок, терминологии, не вдаваясь в детали, которые заслуживали бы нового рассмотрения специалистов-армяпистов. Приведем выводы Лемерля с оценкой нынешнего состояния проблемы использования армянских источников для освещения происхождения павликиапства. Лемерль считает, что в действительности ничто пе является установленным. Предположительно можно считать следующее: «Возможно, но не доказано, что объяснение имеп llauXixiavo?, в котором колебались уже византийцы, можно искать в армянской форме слова павли-киане. Это слово, как нам говорят, передает имя некоего Павла с первым суффиксом, умаляющим значение Павла, и со вторым суффиксом, обозначающим принадлежпость, т. е. „сектанты бедного Павла". Возможно, по не доказало, что во времепа католикоса Иоанна Отзунского (нерв. четв. VIII в.) упоминаются павликиане, с которыми некогда сражался католикос Перзес (вероятно, Нер-зес III в сер. VII в.). Дальнейшие выводы о том, что появление павликиап на греческой почве при Константине III явилось следствием их преследования при Нерзесе III, куда бежали под странным сразу же эллинизированным именем павликиап, является только гипотезой». В целом, по мнению исследователя, армянские источники оказывают слабую помощь в период, когда греческие источники скрывают свое неведение путем создания воображаемой конструкции — о филиации от манихейства к миссии Павла и Иоанна, сыповей Каллипики.38
Переходя к рассмотрению истории павликиапского движения времени дидаскалов (до Сергия), Лемерль высказывает ту мысль, что при восстановлении хронологии этого периода развития движения мы располагаем главным образом лишь теми данными, которые были собраны Петром Сицилийцем во время его пребывания в Тефрике ок. 869 г. Маловероятно, чтобы у павликиан были архивы или хроника, на осиовапии которых можно было бы установить историю их учителей, начавших свою деятельность за два столетия до того. На наш взгляд, совершенно справедливо считать, вслед за Лемерлем, что эта «вульгата», представлявшая официальную версию, и была верна, вероятно, лишь в основных чертах. В деталях она могла неточно отражать действительные факты. Однако все же вряд ли следует признать безусловно доказанным, что данные Петра Сицилийца являются для этого раздела первым и единственным источником. Хотя это наиболее полный из наших источников, все же данные хроники Георгия Монаха нельзя снимать со счета. В какой-то мере для оценки степени достоверности сообщения Петра Сицилийца могут быть использованы и формулы отречения — источники, еще недостаточно исследованные.
Мы уже отмечали и в отношении предшествующих разделов книги, что исследователь вносит ряд уточнений топонимического
38 L е ш о г 1 о Р. L’histoire..р. 54—56,
95
характера шире, чем его предшественники, используя специальную литературу вопроса. То же наблюдается и в рассматриваемом разделе.
Суммируя все собранные данные, в том числе сообщения византийских хронистов и данпые агиографии, Лемерль рисует следующий ход развития павликиапского движения в его «исторический» период. Павликиане появляются в империи при Константине III. Перечень дидаскалов открывается Копстаптином-Сильва-пом (примерно 655—682 гг.), прибывшим из Мапапали близ Армосаты, чтобы обосноваться в Кивоссе близ Коленей. Эту хронологическую веху Лемерль устанавливает, как оп сам подчеркивает, гипотетически. Пам остается неизвестным, почему оп перешел из Армении на территорию Византийской империи. Возможно, что это было вызвано (если дата 655 г. верпа), как полагает Лемерль, предшествовавшими победами Моавии и переходом под власть арабов большей части Армении. Одним из последствий этого, возможно, и явилась стихийная (спонтанная) миграция армян по направлению к понтийским районам империи. Но, может быть, и какой-то корень павликиапской секты («паликьяпки») существовал уже в районе Армосаты, и члены ее из-за враждебного отношения к ним армянской церкви при Нерзесе III были побуждены к эмиграции.
Эти обстоятельства, как считает Лемерль, обозначают отправную точку или новую отправную точку активности секты. Однако пребывание секты в безопасности в районе Колонии пе было длительным. При императоре Константине IV руководитель секты был по доносу казнеп. Предполагаемая дата, предложенная Ле-мерлем, — 682(?) г. — упоминается только у Петра Сицилийца. Итак, заключает Лемерль, эта община сектантов представляла собой тогда лишь малозначительную, локальную. Точно так же и о последующих шести годах, и о казни Юстинианом II второго дидаскала — Симеона-Тита (по доносу его ученика), сожженного вместе с его приверженцами, сообщает только Петр Сицилиец.
По мнению Лемерля, ни при Константине IV, пи при Юстиниане II, в строгом смысле слова нельзя говорить о преследовании: ничего, кроме «обычных полицейских мер, применяемых в подобных случаях». Нам представляется, однако, малоубедительным это утверждение Лемерля. Вряд ли можно считать «обычными полицейскими мерами» жестокую казнь группы людей сожжением! Законодательство Юстиниана карало манихеев смертной казнью {poena capitalis ultimo supplicio xecpaXix?) Tip.copta), но отнюдь пе сожжением. В Эклоге, близкой по времени к Юстиниану II, ма-пихеи и моптанисты карались смертной казнью мечом (XVII, 52). Речь может идти лишь о том, что в эти времена репрессии еще пе приняли массового характера, как это было позднее.39
39 Ibid., р. 63; ср.: р. 75.
96
Так как казненный вместе со своими приверженцами дидаскал Симеон-Тит был греком, Лемерль заключает, что в те времена павликианство проникло уже в среду греков. Другими словами, по его мнению, движение родилось в среде армян и лишь позднее стало движением, включившим сектантов-греков. Напомним, что и сам Лемерль выше рассматривал такую точку зрения как гипотетическую.40
Мы пе будем останавливаться на деталях сравнительного анализа источников, которые привели исследователя к некоторым новым выводам о локализации пунктов распространения павликиапства и хода событий. Лемерль сам резюмирует результат этих изысканий следующим образом.
1. Существовали две версии о происхождении павликианского движения: православная, которая была известна Петру Сицилийцу еще в Константинополе, — легендарная и отвергаемая пав-ликиапами — и павликиапская, которая стала известна этому писателю в Тефрике.
2. Павел — отец Гегпезия, которого павликиапская традиция признавала своим эпонимом в отличие от одноименного ему сына Каллиники, — личность весьма неясная. Его роль в традиции заключается по существу в том, что он подтверждает преемственность секты после преследований и казни, которые павликиапе претерпели при Юстиниане II. О нем известно лишь то, что он был армянином и перешел вместе с выжившими сектантами в Эписпарис.
3. Эписпарис находилась на территории империи, Мапапали находилась за ее пределами.
Лемерль отмечает разрыв в хронологии событий между смертью Симеопа-Тита (ок. 688 г.) — второго дидаскала павликиан — до появления в 718 г. их третьего дидаскала. По мнению исследователя, этот промежуток времени и был заполнен деятельностью «таинственного Павла, армянина, собирателя секты, давшего ей свое имя, по пе считавшегося, однако, дидаскалом».41
Дискуссию по вопросу о происхождении имени «павликиане» нельзя, однако, считать завершенной. Взгляд М. Лооса, как и Л. Грегуара, а сейчас — Лемерля, согласно которому эпонимом павликиан является Павел Армянин — отец Гегнезия, в свое время встретил критические замечания со стороны К. П. Юзбашяпа; последний указал, что историчность одноименного ему Павла — сына Каллиники — подтверждается формулой отречепия, в которой говорится, что «предаются анафеме те, кто вместо святого апостола Павла чтут сына Каллиники Павла».42
40 Ibid., р. 54.
41 Ibid., р. 64—65.
42 Юз башни К. II. К происхождению имени «павликиане», с, 226— 234; ср.: там же, с. 228. В новом издании см.: ТМ, vol. IV. Paris, 1970, р. 201 в 8-й формуле отречепия.
7 Проблемы источниковедения
97
Точка зрения Юзбашяпа в свою очередь встретила возражения со стороны Р. М. Бартикяна, предложившего другое объяснение и толкование имени «павликиаие».43 В отличие от Юзба-шяна, считавшего сына Каллиники историческим лицом, а также и потому, что павликиапами сектантов звали их противники и что это имя нс было самоназванием (они называли себя христианами), Бартикяп придерживается иного мнения. В своей последней статье по этому вопросу он утверждает, что павликиаие — это самоназвание еретиков и происходит оно от имени апостола Павла — патрона павликиан.
Бартикян основывается в своих рассуждениях па словах Фотия, которые имеются в его Гомилиях (Xoyoi Photii Patriarchae Gonstantinopolitani Sermo III и II Contra Manichaos): «Как нс стыдится армия отступников (т. е. павликиап, — Р. Б.) обманпым образом и с притворством считать проповедующего это [Павла] учителем» и «Об этом свидетельствует апостол (Павел, — Р. Б.), носителем имени которого (павликиаие, — Р. Б.) обманным образом себя считают». Бартикяп пишет: «В этих Хоуос .... патриарх старается опровергнуть доктрину павликиап в первую очередь высказываниями глубоко почитаемого ими апостола Павла. Оп часто подчеркивает, что, хотя еретики и считают своим патроном апостола Павла, придерживаются положений, выраженных в его посланиях, все же их доктрина противоречит словам апостола».44
Вопрос этот не принадлежит, конечно, к числу разрешимых с полной и неопровержимой доказательностью из-за состояния наших источников. Однако наиболее соответствующей всей доктрине павликиан пока нужно, па наш взгляд, признать последнюю точку зрения. Дискуссия, однако, продолжается.45
Возвращаясь к рассмотрению исследования Лемерля, нужно отметить, что автор, используя для анализа дальнейшей истории павликиапского движения данные византийских хронистов — Феофана, Никифора, Кедрина, Скилицы-Кедрипа, Зонары, эпистолографические, агиографические и богословские сочинения, в конечном счете намечает, оговаривая ее предположительный характер, следующую хронологию событий:
около ± 655—682 гг. — Константин-Сильвап (в Кивоссе);
+ 682—685 гг. — Пребывание Симеона в Константинополе; ±685—688 гг. — дидаскал Симеон [Тит] в Кивоссе;
± 688—718 гг. — Павел в Эписпарисе;
718—748 гг. — дидаскал Гегпезий [Тимофей] в Эписпарисе, затем в Мапапали (748 г. — чума в Малой Азии);
43 Б ар ти кян Р. М. Еще раз о происхождении имели «павликиаие», с. 85—90.
44 Там же, с. 89; ср.: Sermo III Contra Manichaeos, PG 102, col. 144; Sermo II Contra Manichaeos, PG 102, col. 109.
45Юзбашян К. H. О происхождении имени «павликиаие». — ВОН, 1973, № 8, с. 87—90.
98
748—778 гг. — дидаскал Захария и Иосиф Эпафродит (в Мананали); затем один только Иосиф (в Эписпарисе, позже — в Антиохии Пи-сидийской);
ранее 800 г. — до времени ранее 834 г. — дидаскал Баян Рипар (в Кинохорионе?);
800/01 г.—834/35 г. — дидаскал Сергий-Тихик (миссионерские поездки; позже — в Кинохориопе; затем в Аргаусе).
Следующая часть книги посвящена рассмотрению «военной фазы» в истории малоазийских павликиан и их вождям Карбеасу и Хризохейру.
В заключении первой части этого раздела, посвященного Карбеасу, Лемерль отмечает, что ход событий не удается всегда с уверенностью датировать, хотя из византийских и арабских источников рисуется достаточно колоритная картина о ситуации на границах эмирата Мелитены и Византии в «павликианской стране» (en pays paulicien) .46
Дальнейшие события представляются Лемерлю в результате его изысканий следующим образом. Карбеас находился сначала в Аргаупе. Оп состоял на службе и во власти Амра Мапшота. С притоком новых сил он стал независим и, вероятно, ранее 856 г. основал мощную базу в Тефрике в пограничном районе, где оп по оставался подданным пи эмирата, ни Византии. «С этих пор подлинпо существовало маленькое государство пав-ликпан» (И у a des tors vraiment ип petit Etat paulicien (курсив Лемерля, — E. Л.)),47 средства которого все возрастали, а также и число единомышленников по вере. Лемерль отмечает также усиление ресурсов «государства павликиан» за счет смелых рейдов, которые приносили и добычу, и пленных. Павликиане там могли свободно исповедовать свою религию. Первоначально, вероятно, Карбеас был заинтересован и имел необходимость рассматривать себя как союзника эмира Мелитены, от которого оп сохранял зависимость в большей или меньшей степени. По он действовал все более независимо и, видимо, пе принимал участия в экспедиции эмира в направлении Черного моря в 863 г. И даже удивительным образом он не был вовлечен в события, последовавшие за византийской победой у Посона. Карбеас умер в 863 г.
Далее Лемерль подробно рассматривает данные о деятельности и событиях во времена, когда конфликт империи с павликианами достиг своего апогея, когда во главе павликиан стоял Хризохейр. Петр Сицилиец и Фотий сообщают об этом мало сведений, поэтому исследователь сосредоточил свое внимание на данных других источников, хотя, как он пишет, он отнюдь пе претендует на то, чтобы установить подробную историю борьбы Хризохейра с импе
46 Lemerle Р. L’histoire..р. 94.
47 Ibid., р. 95.
7* 99
рией. Последовательно рассматриваются версии Генезия, Продолжателя Феофана, Скилицы-Кедрипа, а также те, которые имеются у Симеона Магистра Логофета, Продолжателя Георгия Монаха и Льва Грамматика. Рассматриваются также данные арабских источников. Далее автор также уделяет внимание сложным и частью противоречивым данным о хронологии событий периода разгрома Тефрики византийскими войсками, пережиткам павликиапского движения и отзвукам этих событий, отразившихся в эпическом сказании о Дигенисе Акрите. Особое внимание уделено данным о ре-гиозпом учении павликиан по греческим источникам.
В целом, оценивая павликианское движение с точки зрения ого связей с другими еретическими течениями того времени, развивавшимися в Малой Азии, ученый приходит к малоутешительным выводам. Он усматривает связи только с маркионитством, но и тут, по его словам, можно говорить об этих связях лишь с большой осторожностью. Маркиониты также принадлежали к числу дуалистических сект. Маркиониты рассматривали несовместимость Ветхого завета, этого создания иудейского бога (который следует понимать буквально, а не интерпретировать аллегорически), с Новым заветом. Повый завет — творение доброго бога, «чуждого» этому миру, донесенного через Христа, который является его эманацией. Лемерль отмечает у маркионитов и доцетизм, а также и «павлиаиство» («И est paulinien») в том смысле, что для мар-кионитства это Павел, который истинно понимал Христа. Но Лемерль подчеркивает и различия в учении маркионитов и павликиан. Павликианский дуализм — добрый бог и злой — не соответствует полностью дуализму маркионитов, которые, строго говоря, имели представление пе о злом боге, а о демиурге — боге закона («Dieu de la lot»), которого Маркион называет «богом праведным» («... et que Marcion потте Dieu juste»'). Доцетизм Марки-опа, насколько мы можем судить, в точности совпадает с учением павликиан. Маркиониты применяли крещение, причастие, признавали иерархию, проповедовали аскетическую нравственность и полное воздержание. Их канон гораздо более ограничен, чем пав-ликиапский, так как они признавали только одно евангелие от Луки и десять посланий апостола Павла; Маркион вносил ряд коррективов и в текст, считая, что евангельский текст был неправильно понят и передан апостолами и иудеями.
Отвергая поэтому возможность установления и здесь прямой филиации между сектами, Лемерль подчеркивает, что для него павликиапство тем не менее остается только религиозным феноменом без каких-либо заметных связей с особыми экономическими и социальными условиями своего времени. Лемерль далее указывает, что павликиапство, несмотря на наличие разветвлений по Малой Азии и вплоть до Константинополя, оставалось феноменом, локализованным в одном пограничном сиро-армянском районе. «Хотя в нашем понимании оно было греческим, но мы не можем пренебрегать известными этническими аспектами», — заключает он.
100
«Перед лицом православия, которое ого преследовало, и перед его могущественной иерархической и государственной системой павликианство является возвратом к евангельскому христианству, основанным на спиритуалистской интерпретации учения Христа, эманации небесного Отца и апостола Павла. Этого достаточно, чтобы сделать очевидным интерес, который павликианство представляет. Но этого недостаточно, чтобы усматривать в нем какое-то подобие Реформации и еще более сепаратистское движение, мощное и опасное».48
Мы привели выдержки из текста заключения книги Лемерля ввиду их важности для понимания его концепции, с ее сильными и спорными сторонами. Прежде чем перейти к анализу этих выводов автора, мы считаем целесообразным вернуться к ранее изложенным результатам рассмотрения повой публикации источников и исследования Лемерля.
Важность изучаемой проблемы, па наш взгляд, не требует особых доказательств. Мы вполне согласны с Лемерлем в том, что павликианское движение является в одно и то же время и одним из самых известных еретических движений Византии, и одним из наиболее трудных и сложных для исследования из-за характера наших источников. Поэтому мы считаем, что и повое критическое издание греческих источников, осуществленное паилучшим образом французскими специалистами, и глубокое и всестороннее исследование источников, выполненное Лемерлем, представляют большую ценность и важные шаги вперед в деле изучения сложной проблемы истории еретических движений в Византии. Очень ценно то, что в этом исследовании четко проведена грань между гипотезами и фактами.
В ходе нашего изложения мы, разумеется, не могли коснуться многих новых и тонких наблюдений и мыслей, а также гипотез, высказанных в исследовании Лемерля. В частности, это касается уточнения топонимики.
В качестве одного из больших достоинств этой работы следует отметить большую осторожность автора. Он не скрывает от читателя трудностей, вытекающих из недостатка или противоречивости сведений в источниках. Со своей стороны и мы в ходе рассмотрения считали необходимым высказать свои сомнения и возражения в отношении некоторых предложенных автором решений в тех случаях, когда они кажутся пам недостаточно доказательными. В результате после исследования Лемерля мы с большей, чем прежде, убежденностью можем признать тождество двух авторов — Петра Сицилийца и Петра Игумена — и считать, таким образом, что автор «Истории павликиан» и «Очерка о павликианах» — то самое лицо, которое побывало в Тефрике незадолго до ее разгрома византийскими войсками.
48 Ibid., р. 132—135.
101
С меньшей уверенностью, с нашей точки зрения, можно утверждать более позднее происхождение «Очерка о павликиапах» Петра Игумена, чем «Истории павликиан» того же Петра. Недостаточно обоснован пока и пересмотр датировки Хроники Георгия Монаха. Разве нельзя предполагать, что Петр Игумен использовал и списал в своем «Очерке о павликиапах» соответствующий раздел Хроники Георгия Монаха?
Мы не считаем Петра Сицилийца «первопроходцем». Мы не считаем также, что до Петра Сицилийца в Византии было исключительно поверхностное знакомство с павликианским движением, не основанное пи на каких текстах. Пам представляется, что Петр Сицилиец, готовясь к своей поездке, не мог пе знать известного нам лишь из свидетельства Игнатия и пе дошедшего до нас тбро; патриарха Никифора, содержавшего подробное изложение, которое должно было убедить императора Михаила I в необходимости введения смертной казни для павликиан. Поскольку, как указал Лемерль, Феодор Студит предпочитал вести борьбу с ересью убеждением (как об этом свидетельствуют его письма), трудно думать, чтобы в начале IX в. знакомство с павликиапством в Византии оставалось «исключительно поверхностным». Нельзя забывать и об устных переговорах императора Льва III с павликиаиином Гег-пезием в VIII в. При убеждении павликиан к отречению от ереси использовались формулы отречения, содержащие, как мы знаем, пе только главные пункты учения павликиан, ио и перечень их дидаскалов, т. о. некоторые исторические сведения. Насколько мы можем судить, подобные формулы существовали задолго до Петра Сицилийца. Церковный деятель, готовившийся к выполнению своей миссии, несомненно должен был использовать все источники, пе говоря уже о церковно-полемических сочинениях (Ан-тирретиках) патриарха Никифора, где уделено внимание павли-кианам как опасной ереси. Мы полагаем также, что формулы отречения, переизданные в настоящее время, исследованы еще недостаточно всесторонне. Мы, как уже было указано, не считаем Гомилий Фотия источником, ничего нс дающим для изучения павликианского движения.
Обращаясь к выводам книги, следует сказать, что они только отчасти представляются нам убедительными.
Мы полагаем, что при рассмотрении учения павликиан в его соотношении с другими еретическими течениями вряд ли будет возможно установить его связи или филиацию с каким-либо од-ним определенным течением. Место распространения павликиан-ства — Сирийско-Малоазиатский район —в ого рапнесредпевеко-вый период явился средой, где действовали многообразные ветви христианства, противопоставлявшие себя официальной византийской православной церкви. Идейная среда впитала в себя воззрения первоначального христианства, гностицизма, маркионитства, несторианства. К тому же здесь были распространены враждебные икопопочитанию воззрения ислама, иудаизма. В период, когда 102
павликиапство стало массовым движением, как это справедливо отмечено в книге Лемерля, у павликиан появилось много новых приверженцев. Движение носило стихийный характер. Общим для этих идей было стремление к демократизации церкви, приближению ее к идеалам первоначального христианства и протест против существовавшего тогда порядка вещей. Мы разделяем точку зрения исследователя, дающего пока негативный ответ на возможность точного установления места павликиапства в системе ересей. Мы склонны считать, что при неграмотности сектантов и множестве влившихся в их среду близких к ним по своим воззрениям приверженцев и в самом павликиапстве могли существовать оттенки, для нас сейчас едва ли различимые.
Нам представляется неверным утверждение Лемерля, что павликиапство «вопреки военной фазе, которой оно завершается и в которой оно распадается, было религиозным явлением (феноменом) без каких-либо различимых связей со специфически экономическими и социальными учениями». Безусловно, павликиан-ская ересь — прежде всего религиозное явление, типичное для раннего Средневековья. Но пе следут забывать, что приверженцами и распространителями воззрений павликиан были люди, жившие в определенное время, в определенной общественно-политической среде и в конкретных исторических условиях. Связи с этими коп-кретпо-историческими условиями пронизывают всю историю навли-киап, особепно в VIII—IX вв. Изолируя павликиапское движение от той исторической обстановки, в которой оно жило, мы лишь затрудняем возможность правильного решения вопроса об его истинных размерах и значении в истории Византии VIII—IX вв. Нужно сказать, что Лемерль практически в своем исследовании сам неоднократно рассматривает эти связи.
Напомним те факты, которые, при всей скудости сохранившихся сведений, сообщают византийские источники.
1. Встреча дидаскала павликиан Гегпезия-Тимофея с императором Львом III иконоборцем (717—741). Сигиллий, полученный Гегпезием от императора и обеспечивший ему право возвращения в Эписпари.49
2. Константин V Копроним (741—775), по свидетельству Феофана, «переселил (в 756 г.) из Феодосиополя в Мелитены сирийцев и армян во Фракию, из-за которых ересь павликиан распространилась там».50
3. Патриарх Никифор (806—815), преемник Тарасия, в 3 Лн-тирретике, направленном против Константина V, говоря о VII Вселенском соборе в Никее (787 г.), рассказывает, что иконоборчески настроенные воины, удаленные ими. Ириной из Константи-
49 Петр Сицилиец. История павликиан, § 121; ср.: Lemerle Р. L’histoire..., р. 64.
50 Theoph. Г, р. 429; ср.: Lemerle Р. L’histoire..., р. 78—79; Niceph. part., р. 66 (без упоминания павликиан).
103
нополя, «блуждая, подобно планетам, искали секту, в которой пе было бы икон и памятников домостроительства Христова. Там опи нашли с древнего времени правившееся им неверие манихеев, согласовавшееся с их учением, посему многие из них клятвенно отреклись совершенно от пашей веры и всецело стали па сторону их безумия. Уличенные в этом, некоторые из них, согласно законам, подверглись казни мечем».51
4. Император Никифор I (Гепик, 802—811) был пламенным другом манихеев, называемых теперь павликианами, и афинганов во Фригии и Ликаонии.52
5. При императорах Михаиле I (811—813) и Льве V Армянине (813—820) павликиаие, согласно императорскому предписанию, подлежали смертной казни.53 «Смертная казнь применялась в центре павликиап — Армениаке».54 Смертная казнь была введена по инициативе и рекомендации византийского патриарха Никифора, представившего императору обстоятельный доклад об этой опасной ереси.55 Оппозиция к этим мерам и предложение заменить смертную казнь убеждением исходила от Феодора Сту-дита.56
6. При императоре Михаиле II (820—829) павликиапе — «сторонники Манеса» — фигурируют в сообщениях византийских хронистов в числе сторонников повстанца Фомы Славянина, пытавшегося захватить византийский престол (820—823 гг.). Лемерль, однако, решительно оспаривает верность этого сообщения и считает, что «не следует придавать никакой веры фантастическому полностью списку предполагаемых сторонников Фомы, среди которых фигурируют сторонники Манеса».57 Мы, однако, считаем такой скептицизм неоправданным. Огромный размах восстания Фомы, его массовый, демократический характер (хронисты сообщают, что «рабы восстали против своих господ», «стратиоты — против военачальников») пе впушал сомнения никому из старых и новых исследователей восстания. Оп отмечен такими учеными, как Ф. И. Успенский, А. А. Васильев, Дж. Быори, считавшими, что византийские хронисты характеризуют его не так, как частые в истории Византии неудавшиеся дворцовые перевороты.
51 Niceph., PG 100, col. 501; Липшиц Е. Э. Очерки..., с. 151; L е-merle Р. L’histoire..., р. 80, и. 81.
52 Theoph. Chron. Т, 1883, р. 488; Skylitzes-Codren, Bonn, II, р. 39; Zo-maras, Bonn, III, p. 308; L emer 1 e P. L’histoire.. ., p. 80, n. 85.
53 Петр .Сицилиец. История павликиап, § 175—176.
54 Elie parvint notamment dans les Armeniaques, foyer de I’heresle (cm.: Lemerle P. L’histoire..., p. 71—72).
55 Nicephori archiepiscopi... opuscula..., p. 15; Липшиц E. Э. Очерки, c. 152.
56 Epp. 23, 11, 155; см. также: Theoph. Chron. I, 1883, p. 495; Lemerle P. L’histoire..., p. 82.
57 Lemerle P. L’histoire..., p. 83 и n. 100; cp.: Lemerle P. Thomas le Slave. — TM, I. Paris, 1965, p. 255—297, особенно — p. 265, n. 36; p. 271, n. 65.
104
Дж. Бьюри называл это восстание даже своего рода «гражданской войной» — a civil war.58 Длинный список племен, приведенный у Гегпезия, возможно и даже весьма вероятно включает преувеличения. Автор, видимо, хотел показать то, что восстание имело необычайно широкое распространение в Малой Азии. Мы пе будем касаться здесь своей оценки этого сложного движения — она была нами дана в «Очерках» (с. 212—228). Здесь же необходимо отметить, что участие в движении павликиап, поскольку оно разгорелось как раз на территории распространения павликиапства в Малой Азии, не даст основания для скептицизма и сомнений в достоверности сообщений хронистов. Недавно введенные Михаилом I и Львом V новые жестокие репрессии и смертная казнь пав-ликианам, естественно, могла их бросить в лагерь сторонников Фомы в надежде па то, что при смене правления будут ослаблены или отменены репрессии.
7. При императоре Феофиле (829—842) павликиане были заточены в тюрьмы и ожидали смертной казни.59
8. В последующий период после победы православия и вплоть до 878 г. — года разгрома Тефрики— оплота павликиан, осуществленного при императоре Василии I (867—886), по мнению Лемерля, который основывается па свидетельствах и греческих, и арабских источников, павликиапское движение достигает своего апогея в «военной фазе».
Наш краткий обзор важнейших известных нам фактов, думается, дает достаточные основания считать, что павликиапское движение входило как органическая часть во внутреннюю историю Византии VIII—IX вв. Вряд ли поэтому можно считать правильным вывод Лемерля, что павликианство, «вопреки военной фазе, которой оно завершается и в которой оно распадается, являлось религиозным феноменом без каких-либо различимых связей со специфическими и социальными условиями». Игнорирование этих взаимосвязей лишает исследователя действенного средства для проникновения в суть движения, для выяснения причин его необыкновенной живучести и т. и. Если говорить о специфических и социальных условиях, то вряд ли есть основания отрицать и тот факт, что преследуемые и репрессированные павликиане по преимуществу, хотя и пе исключительно, вербовали своих сторонников из сельского населения, из деревень (xffipai).Борясь против господствующей церкви с ее церковной иерархией, поддерживаемой могущественным аппаратом принуждения Византийского государства, они взывали к возврату демократических традиций первоначального христианства. Это была, разумеется, религиозная ересь, однако, в силу того что византийская церковь была одним из важнейших конститутивных элементов Византийского государства,
58 Bury J. A history of the Eastern Roman Empire. London, 1912, p. 86—109.
59 Cm.: Lemerle P. L’histoire. .., p. 86—87.
105
оии боролись, сами того, вероятно, пе сознавая, и против существовавшего тогда общественного строя, который угрожал им репрессиями и казнями. Вместе с том у нас нот оснований предполагать, что у сектантов раннего средневековья, в том числе и у пав-ликиап, имелась какая-то продуманная программа социального и экономического переустройства общества. Они искали по-своему понимаемого «небесного рая». Глубоко ошибочна и исторически не оправдана модернизаторская трактовка деятелей навликиан-ского движения VIII—IX вв. как каких-то «пролетарских революционеров», т. е. как руководителей «восстания сельского пролетариата», проводивших социальную реформу или революцию сознательно в интересах угнетенных классов в современном смысле этого слова. Такое вульгаризованное понимание пе имеет ничего общего с результатами наших исследований источников павлики-анского движения.60
Было ли павликиапское движение опасным? Было ли оно сепаратистским?
На первый вопрос отвечают сами источники. Патриарх Никифор считал его очень опасным. Опасным считал его и император Василий I. Именно поэтому Византия принимала меры, чтобы па-вликианство не пустило корней и в Болгарии, конкурируя с византийским православием. Одпако мы пе думаем, чтобы оно было сепаратистским. Разветвления павликиапства проникли из Малой Азии в связи с переселением павликиан во Фракию и на Балканы. Вряд ли можно рассматривать оплот павликиан в Тефрике как своего рода государство, как полагает Лемерль. Связь павликан-ства с пограничными районами и с Арменией пе вызывает сомнений. По все же это движение в Византии носило внутренний характер и пустило корпи далеко за пределами пограничного района Малой Азии — во внутренних европейских областях Византии.
Проблемы изучения сложных исторических явлений, подобных тем, как ранпесредневековые еретические движения, требуют глубоких рукописных, кодикологических, текстологических изысканий. В данном случае французские ученые выполнили их на очень высоком уровне — уровне, являющемся бесспорным достижением современной пауки.
Рассмотренная нами новая публикация греческих источников по истории павликианского движения в византийской Малой Азии и основанное на пей исследование П. Лемерля представляют очень большую ценность. Проблемы еретических движений ранней Византии как одной из форм протеста против существовавшей
60 Можно лишь удивляться тому, что Н. Гарсоян приписывает подобные взгляды автору этих строк и занимается их опровержением. Критикуемые ею взгляды являются плодом ее собственного воображения (ср.: Garsoian N. Byzantine heresy. A reinterpretation. — DOP, vol. 25, 1971, p. 87, n. 3).
106
тогда официальной церкви, поддерживаемой всей мощью Византийского государства, пе раз поднимались и разрабатывались в современной советской и зарубежной историографии. Они рассматривались в связи с другими формами движений народных масс против развивавшихся форм феодальной эксплуатации. Новое издание источников, выполненное на высоком уровне, отвечающее современным требованиям критического издания, дает возможность более глубокого, чем прежде, и более убедительного анализа материала.
В ходе изложения мы отмечали попутно некоторые свои сомнения и возражения по отдельным вопросам (как, например, о недооценке П. Лемерлем источниковедческого значения формул отречения от павликиапства, опубликованных в новом издании; о сомнительности предложенного учепым пересмотра хронологической последовательности «Очерка о павликианах» и «Истории павликиан» Петра Сицилийца; о необоснованности тезиса об узко-локальном характере павликиапского движения, пе выходившего якобы за пределы пограничного сирийско-армянского района империи; о квалификации оплота павликиап в Тефрике как «государства» (etat) и о рассмотрении в связи с этим восстания павликиан в Византии IX в. как своего рода межгосударственного конфликта и т. п.).
Наибольшие возражения вызывает, однако, заключительное положение автора исследования, которое, как нам представляется, не вытекает из его собственного содержательного и интересного анализа всех сведений по истории движения. П. Лемерль утверждает, что павликиапское движение должно рассматриваться «только как религиозное явление (phenomene) ». Оп пе усматривает в пем никаких реальных связей с экономическими и социальными условиями своего времени. Составленная нами сводка свидетельств источников (приведенных как самим П. Лемерлем, так и предшествующими исследователями), па наш взгляд, полностью опровергает это положение. Па протяжении VIII и IX столетий — периода острой борьбы между императорами иконоборцами и икопопочи-тателями, периода сначала временной, а потом и конечной победы пкопопочитания и расправы с иконоборцами, массового преследования павликиап и разгрома Тефрики — павликиапское движение вплеталось в самую гущу событий. Оно пе сливалось с иконоборчеством (хотя имело с ним некоторые общие черты, как напри-мер- отрицание икон), пе сливалось и с другими общественными движениями, хотя иногда и примыкало к ним и разделяло их оппозиционные к правительству настроения. Отношение иконоборцев к павликиапам было изменчивым. В зависимости от политической ситуации оно колебалось от признания или даже союза с павликианами до жестоких репрессий и казней еретиков. Мы полагаем поэтому, что одностороннее рассмотрение павликиапства только как «религиозного феномена» в отрыве от его многообразных взаимосвязей с окружающей жизнью того времени обедняет
1Q7
наши знания и затрудняет возможность анализа этого сложного движения. Уяснить его истинную историческую роль не только в Византии, по и в сопредельных государствах (Армения, Болгария), где оно приняло родственные формы топдракитства и богомильства, определить причины его необычайной жизненности (оно существовало более половины тысячелетия) немыслимо, ограничившись одним только изучением филиации идей.
Павликиапское движение не было сепаратистским (как думает и Лемерль), но оно считалось в Византии опасным, почему и преследовалось с редкой жестокостью и было разгромлено императором Василием I в Тефрике, что, одпако, все же пе повлекло за собой полного исчезновения этой ереси. Мы разделяем точку зрения Лемерля в том, что все же в павликиапстве пет оснований усматривать подобия Реформации, развившейся в совершенно иных масштабах в Западной Европе в позднейшую эпоху.
A. M. Кононенко
ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО ЧАСТНОГО АКТА
При разностороннем исследовании западноевропейского актового материала (особенно при подготовке его к критическому изданию) значительную трудность представляет вопрос о подразделении актов па частные и публичные. Относительно определения черт, присущих одной и другой группе, и, следовательно, установления границ между ними до сих пор пот твердой точки зрения.
Вопрос о подразделении актов па частные и публичные очень давний, но научная разработка его началась только с XIX в.
Теодор Зиккель (1826—1908), один из основоположников новой дипломатики западноевропейских средневековых актов, впервые дал ряд дипломатических определений для научного анализа грамот.1 Внимание этого ученого было привлечено исключительно к императорским и королевским дипломам и к папским буллам. Оп считал основным предметом изучения дипломатики вопросы возникновения и развития формы актов. И, по его мнению, дип-ломатистам надлежит заниматься формой акта, историками же должно изучаться его содержание.2
Однако уже при жизни Зиккеля интересы медиевистики требовали, чтобы внимание было обращено пе только на императорские, королевские и папские грамоты, по также на поистине безбрежную область частных актов.
Со временем возросло количество изданий частных актов, а их исследование стало одной из первоочередных задач.3 Однако ме
1 Sickel Т. Beitrage znr Diplomatik, Bd I—VIII. Wien, 1861—1882.
2 Rosenmund R. Die Fortschritto dor Diplomatik seit Mabillon. Miin-chen—Leipzig. 1897, S. 57—72.
3 Для Италии (примерло с XV в.) количество документов представляется поистипо безбрежным морем. При обработке этого массового материала на помощь исследователю приходят электронно-вычислительные машины, уже применяемые в практике архивной работы (см.: Киселев а Л. И., Люблинская А. Д. О современном состоянии зарубежной
109
тоды их научной обработки как со стороны формы, так и со стороны содержания, точные и исчерпывающие приемы их анализа не были выработаны. В связи с этим не утратили выразительности слова известного палеографа и дипломатиста А. де Боюара, приведенные им полвека тому назад па первых страницах его руководства по французской дипломатике: Боюар писал, что ученый, взявшийся за изучение частных актов, «ощущает гнетущее чувство: он стоит как пигмей перед высокой горой».4
Следует отметить, что серьезное отношение именно к частным актам проявилось уже в 70-х гг. XIX в. Впервые ввел их в сферу изучения Ю. Фиккер (1826—1902), подчеркнувший главным образом значение историко-правового содержания этих грамот.5 Метод Фиккера был развит Г. Бруннером (1840—1915) в его фундаментальном исследовании частных актов раннего средневековья.6 Особенно важно, что оба исследователя ставили перед собой задачу изучения самого акта, установления значения акта как исторического источника. По подход Фиккера и Бруннера к материалу частных актов влек за собой опасность отделения их формы от содержания.7
Дипломатикой частных актов занимались в XIX в. многие крупные ученые-палеографы и дипломатисты — О. Поссе, О. Ред-лих, Г. Бресслау, А. Жири. Обратимся к высказанным ими мнениям относительно деления актового материала па акты публичные и акты частные.
Первым, кто провел разграничительную линию между публичными и частными актами, был Отто Поссе (1847—1921).8 Он четко определил, что публичными актами являются исключительно акты высших представителей политической власти — императора, короля, папы. Эти грамоты неоспоримы, поэтому они не подкрепляются свидетелями. Все остальные акты Поссе относил к категории частных. К ним оп относил акты более низких феодальных слоев — епископов, крупных и мелких феодалов, городских коммун, синьоров городов-государств, капитулов, монастырей, ремесленных корпораций и т. и. и, наконец, акты просто частных лиц. Частные грамоты могли быть оспариваемы и потому нуждались в подтверждении свидетелями.
латинской палеографии. — ВИД, [т.] III. Л., 1970, с. 328—329; Роудс Д. Б. Новая техника в архивах. Доклад па VII Международном конгрессе архивов. М., 1972; Ormanni Е. Gli archivi е le tecniche automatiche della documentazione. Roma, 1972).
4 «...та sentiment d’accablement. Un pugmee devant une monlagne» (Boiiard A. de. Manuel de diplomatique franpaiso et pontificale. [T.] [I].' Diplomatique generale. Paris, 1929, p. 7).
5Ficker J. Bcitrage zur Urkundenlehro. Bd I—II. Innsbruck, 1877— 1878.
6 Brunner H. Zur Rechtsgeschichte dor romischon und germanischen Urkunden. Berlin, 1880.
7 О Фиккере и Бруннере см.: R о s е n m u n d Н. Die Fortschritte der Diplomatik..., S. 79—118.
8 Po s s e O, Die Lehre von den Privaturkundon. Leipzig, 1887, S. 87.
110
Тезис Поссе был принят с некоторыми пояснениями Освальдом Редлихом (1858—1944).9 Он считал, что определение частных актов только как «некоролевских» и «непапских» в общем просто и удобно (особенно для раннего материала, вплоть до XIII в.), но требует оговорок в силу того, что частные акты крайне разнообразны.
Гарри Бресслау (1848—1926) в своем основном и фундаментальном труде присоединился к определению частных и публичных актов, данному Поссе.10 Примечательно, что он все же усмотрел явную узость в ограничении группы публичных актов одними лишь императорскими, королевскими и папскими грамотами. Он отметил большое количество некоролевских и непапских грамот, имеющих тем не менее официальную форму. Но из этого — нового по существу — наблюдения Бресслау пе сделал нового вывода о категориях актов.
В широко известном исследовании по дипломатике Артюр Жири (1848—1899) посвятил частным актам целую главу, пе дав им, однако, точного определения. Он ограничился тремя строками, в которых частный акт — тот именно, который имеет установленную форму, — определен как «гарантированный либо лицом, облеченным властью, либо нотарием, инвестированным в соответствующем ведомстве».11
В XX в. в интересующем пас вопросе наметился сдвиг. Ученые стали все чаще указывать па необходимость преодолеть искусственное отделение формы от содержания акта; каждый частный акт, к какой бы группе он ни принадлежал, требовал рассмотрения одновременно и дипломатической формы, и содержания.
Эта точка зрения па связь между формой и содержанием была поддержана А. Ботье и Г. Фихтенау.12 Кроме того, они полагали, что для успешного изучения всего огромного количества как публичных, так и главным образом частных актов следует шире применять сравнительный метод их изучения, избирая для этого акты разных стран.
Наиболее глубокий разбор вопроса о делении публичных и частных актов дал А. де Боюар, труд которого и сегодня является основным при изучении средневековых актов. Теме частных актов Боюар посвятил II том своего двухтомного исследования.13 Уже па первых страницах оп ставит вопрос о том, чтобы ограничить
9 Redlich О. Die Privaturkunden des Mittelalters. Ilandbuch der mit-telalterlichen und neueren Geschichte. Hrsg. von G. von Below u. B. Mei-necke. Munchen—Berlin, 1911, S. VI.
10 Bre filau H. Handbuch der Urkundenlehre fiir Deutschland und Ita-lien, Bd 2, Abt. 1, Aufl. 2. Leipzig, 1915, S. 81.
11 Giry A. Manuel de diplomatique. Paris, 1925, p. 823.
12 В a u t i e r A. L’exercice de la justice publique dans 1’Empire caro-lingien. Paris, 1943; F i c h t e n a u II. Mensch und Schrift im Mittelalter. Wien, 1946.
13 В 6 u a r d A. de. Manuel de diplomatique franpaise et pontificale. [T.] [II]: L’acte prive. Paris, 1948.
HI
«собственно область дипломатики». Объектом дипломатики является единственная категория — акты.
Углубленное изучение частных актов заставило задуматься над вопросом о границе между публичными и частными актами; ее установление представляет собой иногда немалые трудности. Боюар при рассмотрении этого вопроса, наиболее тщательно разработанного именно им, придавал особенное, если не исключительно важное значение содержанию акта. К публичным актам Боюар относит акты, исходящие от государственных властей, в первую очередь — от самых высших в политической иерархии Средневековья (император, короли, папа).
К частным Боюар относит акты, исходящие от частных лиц. Кроме того, к частным же Боюар причисляет акты, исходящие от официальных лиц и от учреждений, но по своему содержанию относящиеся к области частного права и имеющие оформление частных актов.14 Оба приведенные определения Боюара как будто обычны и совпадают с предложенными еще до него.15 Одпако следует обратить внимание на некоторые весьма существенные черты этих определений. Во-первых, в определении публичных актов имеет чрезвычайное значение выражение «в первую очередь» (еп premier lieu), которое показывает, что вслед за важнейшими официальными лицами (император, короли, папа) авторами публичных актов выступают и другие лица, стоящие иерархически ниже первых, по также официальные в средневековом обществе (князья, светские и духовные, и остальные феодалы, городские коммуны и т. п.). Во-вторых, в определении частных актов имеет чрезвычайное значение указание на то, что официальные лица (обычно издающие публичные акты) могут издавать акты, по своему содержанию относящиеся к области частного права (qui rissortissent par leur nature au droit prive) и по своей дипломатической форме сходные с актами частных лиц.
По мнению Боюара, образцом такого частного акта, который имеет все признаки публичного, по содержание его частное, служит, например, официальное послание сицилийского короля Карла I Анжуйского от 1269 г., в котором руанский капитул ставится в известность о смерти одного из каноников. Частный по своему содержанию акт был оформлен как публичный. Боюар объясняет такое оформление лишь «привычкой облеченных властью лиц» («autorites habituees a expedier actes et mande-ments»).16
Как видим, эти характерные черты определений Боюара расширяют характеристику как публичных, так и частных актов: они подчеркивают сложность проведения «демаркационной ли-
14 Ibid., [t.] [I], р. 40—41.
15 Р а о I i G. Programma scolastice di paleografia latina e diplomatica, t. I—III. Firenze, 1888—1900.
16 Bo fiard A. de. Manuel de diplomatique, [t.] [I], p. 38.
112
пии» между ними, дают попять, что в некоторых случаях обе категории актов могут быть как бы взаимопроникающими.
Кроме того, из определений Боюара вытекает чрезвычайно существенное требование: динломатист обязан принимать во внимание содержание акта, и это особенно касается категории актов частных.
Одно из последних по времени определений частных актов дается в словаре средневековых терминов, относящихся к области вспомогательных исторических дисциплин, недавно вышедшем под названием «Средневековый ключ».17 Здесь в статье о частном акте говорится: «Частными считаются все те акты, которые вышли пе из императорской, королевской или папской канцелярии. Таким образом, к частным актам относятся все акты епископов, князей и феодалов, а также все те — нередко в очень простой форме составленные — записи, которые касаются полюбовных сделок, судебных дел, передачи в собственность недвижимого имущества и др. Отсюда в области частных грамот возникает очень большое богатство форм и широкое разнообразие в составлении текста, в традиции и в скреплении, которые могут быть уяснены лишь в процессе специальных исследований (по районам и по учреждениям)».18 Это определение представляет собой шаг назад по сравнению с определением Боюара. Здесь основным критерием для классификации снова служит пе содержание, а принадлежность акта к той или иной канцелярии, которая в феодальном обществе могла издавать публичные акты.
Словацкий ученый Индрих Шебапек в своем обстоятельном докладе на XII Международном конгрессе в Вене в 1965 г.19 присоединяется к мнению Боюара, предлагает рассматривать неразрывно содержание и форму как две стороны одного объекта и считает, что именно это положение должно служить основой работы в области дипломатики. По мнению Шебанека, недостаточное внимание обращается на изучение дипломатики частных актов и в паши дни. В докладе отмечается, что на пути изучения дипломатики частных актов предвидятся известные трудности. Частные акты сохранились в неизмеримой массе материала, причем в значительной мере неопубликованного; изданные же акты не всегда критически обработаны, не всегда научно анализированы. На настоящем этапе их исследования требуется очень много длительной и углубленной работы.
Наряду с этим Шебапек подчеркивает, что для расширения и углубления работы над частными актами необходимо оживить
17 Glavis mcdiaevalis. Kleines Worlerbuch der Mittelalterforschung. Hrsg. von R. Klauser u. 0. Meyer. Wiesbaden, 1962.
18 Ibid. — Интересно, что в библиографии к этой статье назван т. II книги Боюара, хотя определение частного акта, даваемое словарем, противоречит определению этого автора.
19 S е b a n е k J. Moglichkeiten der Weiterenlwicklung der Diplomatik im Rahmen der historischen Mediavistik. XII-eme Congres International des sciences historiques. Rapport IV. Wien, 1965, p. 147—153.
g Проблемы источниковедения ИЗ
и укрепить связи между всеми современными дипломатистами. Надо также учитывать, что дипломатический материал покоится на правовой основе и выражает правовые отношения. Ученым необходима осведомленность в этой области; при таком условии изучение частных актов может привести к выявлению интереснейших данных о социальных особенностях соответствующего общества.20
Следует высоко оценить выступление Шебанека как своевременное, отвечающее нуждам медиевистики. Автор доклада ясно выразил свою цель — энергично направить по более сложным, но и по более плодотворным путям науку дипломатику, сочетав ее самыми прочными узами с историческим исследованием. Мы полностью присоединяемся к высказанным в докладе словацкого ученого мыслям о перспективах дальнейшего развития западноевропейской дипломатики.
Итак, в распоряжении современного исследователя имеются труды по вопросу классификации актов: вопрос этот был рассмотрен учеными внимательно и детально, одпако анализ материала показал, что четкой границы между публичными и частными актами провести еще не удается. Жизнь общества, нуждавшегося в этих актах, своей сложностью и разнообразием неизбежно нарушала «демаркационную линию» между ними. Трудно поэтому твердо определить, где именно в огромном материале средневековых актов кончаются публичные и начинаются исключительно частные акты.
Практически при работе над частными актами возникает нередко необходимость тщательного анализа материала и со стороны содержания (с учетом социального положения действующих лиц и объектов их действий), и со стороны дипломатического оформления, иногда показывающего смешение правил, принятых для одной и другой категории актов.
Остановимся на развитии дипломатики в Италии.21 Как известно, главный труд Жана Мабильопа (1632—1707) —его трактат о дипломатике22 — получил отклик не только во Франции, но и в других странах, особенно в Италии, где многие ученые уже тогда понимали историческое значение архивов и стремились углубить работу над их сокровищами. Актовый материал Италии представляет большое богатство как по количеству, так и по содержанию, и научная работа над ним неизбежно требует его классификации. В отношении средневековых документов (char-
20 Доклад И. Шебанека вызвал интерес и среди дипломатистов, работающих над материалом русских актов. См., например: Каштанов С. М. Предмет, задачи и методы дипломатики. — В кп.: Источниковедение. Теоретические и методологические проблемы. М., 1969.
21 Об изучении вспомогательных исторических дисциплин в Италии см.: Рутепбург В. И. Изучение вспомогательных дисциплин в Италии. (Краткие заметки). — АЕ за 1961 г. М., 1962, с. 236—240.
22 MabillonJ. De re diplomatica libri VI. Parisiis, 1681.
114
tae) Мабильоп придерживался деления, провозглашенного еще Маркульфом в VII в.; по Маркульфу, документы принадлежали либо к группе королевских (chartae regales), либо к группе «сельских» (chartae pagenses).23 Под последними разумелись частные документы (в противоположность официальным, королевским, создававшимся при королевском дворе). К этим двум группам Мабильоп справедливо предложил добавить группу документов церковных (chartae ecclesiasticae).
Следует отметить, что в дальнейшем изложении Мабильоп называет «сельские акты» (chartae pagenses) частными (chartae pri-vatae).24 Таким образом, выражение «частный акт», «частный документ» уже было зафиксировано этим выдающимся ранним дипломатистом.25
Но еще при жизни самого Мабильона пе исключалась возможность присоединять к группам королевских и церковных документов акты меньших канцелярий, хотя преобладала все-таки тенденция рассматривать как «ненастные» (non pagenses) только документы, исходящие от представителей высшей суверенной власти.26
Развитие дипломатики в Италии связано с работами Апдреа Глориа (1821—1911) — директора «Музэо чивико» в Падуе и профессора вспомогательных исторических дисциплин в Падуанском университете — и Чезаре Паоли (1840—1902). Под влиянием их работ претерпела пересмотр старая классификация Мабильона.
Впервые в Италии новая классификация документов была предложена А. Глориа в ого университетских лекциях. Глориа, как и Мабильоп, устанавливал три группы документов, по изменил состав каждой группы. В первую группу он включил все акты светской и церковной власти пе судебного характера (поп giudiziarii), во вторую группу — судебные акты также светских и церковных властей, а в третью — акты, относящиеся к частному праву (gli atti spettanti al diritto private).27
Значительный вклад в развитие дипломатики в Италии внес Ч. Паоли своей работой «Учебная программа по латинской палеографии и дипломатике».28 Это серьезное, ясно написанное сочи
23 Ibid., lib. I, cap. II. (Цит. по: М a b i 11 о n J. Do re diplomatica... Neapoli, 1789, p. 3).
24 «De variis instrumentorum nominibus ac generibus, ecclesiasticis, rega-libus et pagenses seu privatise (M a b i 11 о n J. De re diplomatica..., p. 3).
25 Из итальянских ученых классификации Мабильона следовал Ап-желло Фумагалли (см.: Fumagalli A. Instituzioni diplomatiche. Milano, 1802).
26 Следует отметить, что этот принцип нередко приводится и сегодня (см., например, упомянутый выше словарь «Glavis mediaevalis»).
27 Gloria A. Compendio delle lezioni di paleografia e diplomatica. Padova, 1870, p. 449.
28 Paoli C. Programma scolastico di paleografia latina e diplomatica, t. I—III. Milano, 1888—1900,
8*
115
нение, в котором ученый сообщил о своих наблюдениях п выводах, относящихся исключительно к итальянскому материалу. Хотя Паоли широко пользуется работой Г. Бресслау, труд которого был и остается фундаментом для всех исследований по дипломатике, тем пе менее нельзя отказать Паоли в самостоятельности и его книгу недопустимо игнорировать только потому, что она посвящена исключительно Италии.
Следуя Бресслау,29 Паоли признает только две категории документов: публичные и частные.30 Предлагая свою классификацию, он дает осторожное и краткое определение публичного и частного акта: публичные акты — это «документы, выпущенные публичной властью и в публичной форме, независимо от того, имеют ли они общее назначение или относятся к определенным территориям или лицам».31 Говоря о частных документах, Паоли ограничивается указанием па то, что они связаны с частным правом.
В начале XX в. в Италии наблюдалось оживление интереса к изучению дипломатики. В Милане — в Школе палеографии, дипломатики и архивистики при Государственном архиве читался подробнейший курс латинской дипломатики, который разработал и вел видный итальянский палеограф и дипломатист, одип из самых крупных архивистов начала XX в. Джовапни Виттани. Его лекции (курс 1914/15 г.) были изданы литографским способом под названием «Основы дипломатики». В паши дни курс Виттани вновь издан в Милане (под названием «Дипломатика») путем анастатической перепечатки первого издания.32
Труд Виттани, по мнению самих итальянских специалистов, — значительнейшее произведение, не имеющее до сих пор себе равных в трактовке вопросов о частном акте. Эта книга остается незаменимой для научной подготовки итальянских дип-ломатистов и архивистов.
Убедительна предложенная Виттапи классификация, согласно которой документы делились па следующие группы:
1. Документы лиц, облеченных светской властью (document! sovrani—«документы суверенных лиц»). В этой группе Виттани различает в свою очередь следующие документы: а императорские и королевские;
б крупных феодалов;
в городских коммун.
29 Бресслау, выделяя две группы документов, цитирует по этому поводу слова Маркульфа из его введения к «Формулярию»: «.Negotia homl-nus quam in palatio, tam in page» (Brefilau H. Handbuch..., Bd 1. Leipzig, 1915, S. 3).
30 Paoli C. Programma..t. Ill, p. 10—12.
31 Ibid., p. 11.
32 Vittani G. Diplomat,ica. Appunti delle lezioni del prof.. G. Vittani. Ristampa annastatica. Milano, 1972, p. 320-
116
2. Документы папские и церковные.
3. Документы частные.
4. Документы административные и судебные.33
Вопрос о классификации разнообразнейшего актового материала, хранящегося в итальянских архивах, обновленный Вит-тапи, вызвал живой научный интерес; исходя из классификации Виттапи, ученые начали предлагать новые варианты подобной классификации.
Раздавались голоса сомневающихся в необходимости категории судебных и административных актов. Мотивом служило то обстоятельство, что как те, так и другие могли относиться то к публичным, то к частным актам. Выдвигались также серьезные возражения против объединения в одной группе актов, выходящих из канцелярий императоров и королей, и актов итальянских городских коммун.
В результате этих споров появилась новая, несколько измененная классификация:34
1) документы лиц, облеченных светской властью, и крупных феодалов;
2) документы папские и церковные;
3) документы городских коммун;
4) частные документы;
5) документы судебные.35
Последние достижения итальянской дипломатики отражены в уже упоминавшейся здесь основательной работе современного итальянского дипломатиста Филиппо Валепти.36
Рассматривая вышеприведенные классификации, Ф. Валепти предлагает и свою классификацию. Как и Виттани, он выделяет четыре категории документов, по находит нужным обратить внимание на степень изученности каждой категории. В связи с этим он устанавливает, что группы первая и вторая (документы императорские и королевские, документы папские) изучены исчерпывающе, а группа третья (частые акты) изучена частично.
33 Ibid., р. 53—57. — Разъяснения по каждой группе документов в соответствии с классификацией, разработанной Виттани, даются им далее (ibid., р. 57—184). Примечательно, что даже раньше, чем указанные лекции Виттани вышли в свет, его классификация получила официальное признание в архивах Италии и легла в основу программы школ палеографии и архивистики, приложенной к «Регламенту об архивах».
34 Пояснения к приводимой здесь классификации см.: Valenti F. 11 documento medioevale. Nozioni di diplomatica generale e di crohologia. Modena, 1961, p. 25.
35 Судебные документы в свою очередь распадаются в этой классификации па следующие группы: суверенных лиц (sovrani), т. е. императорские и королевские; церковные (ecclesiastic!); коммунальные (comunali) — городских коммун. В этой классификации рядом с судебными документами административно документы не упоминаются. По-видимому, это сделано потому, что последние могут относиться к первым трем группам.
36 См, выше, прим. 34.
117
Что же касается остальных, категорий, то до сих пор они изучены лишь в отдельных монографиях, нередко посвященных не дипломатике, а другим специальным сюжетам.
Валенти предлагает такую классификацию:
1. Документы, исходящие от императоров и королей (document! sovrani).
2. Документы папские (document! pontific!).
3. Документы частные (document! privati).
4. Документы специальной дипломатики; к ним относятся: а документы крупных феодалов (тесно связанные па известном уровне с королевскими и императорскими);
б документы церковные (тесно связанные на известном уровне с папскими);
в документы городских коммун, а также судебные и простые административные документы (Валенти пе исключает возможности особого изучения форм судебных документов и от случая к случаю — простых административных документов).37
Таким образом, Валенти следует Виттапи только в основном содержании первых трех групп. Однако, руководствуясь таким критерием, как степень изученности документов, он создает совершенно особую — так сказать, «сборную» — четвертую группу, пе совпадающую с четвертой группой Виттапи. Четвертая группа Валенти содержит малоизученные части из всех четырех групп Виттапи.
Итак, в четвертую группу Валенти включены следующие виды документов (объединенные, повторяем, признаком малой изученности) :
документы крупных феодалов (взяты из первой группы Виттапи) ;
документы церковные (взяты из второй группы Виттапи);
документы городских коммун (взяты из первой группы Виттапи) .
Документы из последпей группы Виттапи — документы судебные и административные — целиком включены, как малоизученные, в четвертую группу Валенти.
После этого подробного анализа последних по времени классификаций нельзя не отметить, что предложенная Валенти четвертая группа документов — группа специальных дипломатии (diplomatiche special!) — отличается неустойчивостью, и надо думать, что в конечном счете, когда в полной мере будут изучены все взятые в четвертую группу части первых трех групп Виттапи, Валенти или его последователи возвратят соответствующие части четвертой группы в первые три группы, а в четвертой
37 Valenti F. Il documento medioevale, р. 40.
группе останутся только те документы, которые были названы у Виттани, а именно документы судебные и административные.
Итак, мы полагаем, что классификация Виттани является для настоящего времени наиболее продуманной и пока представляется окончательной, хотя, как правильно указал Валенти, степень изученности входящих в эту классификацию документов остается весьма неодинаковой.
Добавим, что и по нашему мнению степень изученности той или иной группы документов имеет большое значение в вопросе об их характеристике (а обоснованная их характеристика и определяет их место в классификации); однако настоящим критерием, на наш взгляд, степень изученности документов быть по существу не может.
Большое внимание в своей работе Ф. Валенти уделяет определению публичного и частного акта.38 Действительно, этот вопрос нуждается в окончательном уяснении и подробном уточнении. По-прежнему перед учеными стоит задача дать четкое определение публичного и частного акта, что необходимо прежде всего для решения вопроса, в какую группу отнести тот или иной документ в каждом конкретном случае.
Две группы документов, как говорилось выше, различались довольно четко еще в древнейших формулах Маркульфа (VII— VIII вв.), где говорится о документах, исходящих из «дворца» (palatium) и из «пага» (pagus). Современные дипломатисты до сих пор не пришли к полному согласию в определении этих категорий.
Валенти приводит наиболее интересные из существующих критериев, предложенных учеными, на основе которых можно было бы дать определение публичным и частным актам. Оп показывает, что многие ученые обратились к юридическому, но дипломатическому объяснению в вопросе определения этих двух групп, т. е. наибольшее внимание они направляли па внутреннюю природу акта, на его юридическую сущность, а пе па особенности его дипломатического построения и оформления.
Валенти считает, что определение публичных актов как документирующих действие, подлежащее публичному праву, а частных — частному праву, наиболее чуждо дипломатике. Выступая против подобных определений, Валенти выдвигает следующие возражения: во-первых, в эпоху Средневековья пе было ясного различия между публичным и частным правом; во-вторых, тогда еще не были выработаны различные формы документов в зависимости от их юридического содержания. Поэтому случалось,
за Ibid, р. 32—38.
119
что договоры между государствами, судебные приговоры, решения о назначении чиновников и т. п. редактировались в формах частного акта.
Далее Валепти приводит и другое определение публичных и частных актов. По этому определению публичными актами назывались те, которые подкреплялись «публичной достоверностью» (Tides publica). Это были документы подлинные, имеющие официальную силу; они составлялись по предписанной форме с участием официальных должностных лиц. Остальные акты, не имевшие перечисленных чорт, были документами частными.
Валенти считает это определение также неприемлемым и приводит следующие доводы: в средние вока публичным документом (instrumentum publicum), т. е. документом официальным, имеющим силу, считался документ, выпущенный исключительно «публичным потарием» (publicus notarius), который в своей подписи употреблял формулу in publicam f or mam redegi («привел в официальную форму»), указывая этим, что аутентификация, т. е. сопоставление и удостоверение акта, совершались официально. Здесь термин publicus употребляется в особом смысле, подчеркивающем официальность действия нотация, потому что в Италии нотаций был persona publica. Таким образом, смысл слова publicus именно в этом особом зачепии —• «официальный» — присущ частным актам.
Существует еще одна точка зрения, причем наиболее распространенная: публичным документом является тот, который выпущен официальной публичной властью, частным документом — выпущенный частным лицом.
Валепти отмечает и в этом определении ряд дефектов. Во-первых, дипломатиста интересует по фигура автора документа, а только тот факт, о котором он говорит в документе. Известно ведь, что лица, облеченные публичной властью, пользовались формой то публичного, то частного акта, несмотря па то что в последнем содержание подходило бы и для акта публичного.39 Во-вторых, при вышеприведенном определении понятие «публичная власть» (publica auctoritas) либо излишне сокращается, либо, наоборот, расширяется; иногда это понятие сужается до трех видов власти (папа, император, король).
Рассматриваемого мнения придерживается большинство немецких дипломатистов, и это представляется достаточно правильным, особенно если понятие publica auctoritas находится в тесной связи с понятием суверенности и то только для времени до
39 Например, крупная феодальная династия Каносса и итальянские городские коммуны нередко применяли тип частного документа (см.: V а-lonti F. Il documento medioevale, р. 3); аналогичным образом составлен акт продажи, совершенный синьором Падуи Франческо Каррара в 1381 г. (см.: Медникова В. Я. Два документа последних педель «правления младших цехов» во Флоренции (XIV в.). — ВИД, Гт.] II. Л., 1968, с. 286— 294).
120
XI в. И опять-таки, как отмечает Валенти, это вопрос юридический и потому не относится к дипломатике.
Валенти полагает, что наиболее близким к целям дипломатики и, следовательно, наиболее приемлемым является определение публичных и частных актов, данное Ч. Паоли;40 публичные документы исходят от публичной власти, причем непременно имеют публичную форму (in forma publica), и, как прибавляет Валенти, эта публичная форма пе зависит от содержания. Частные акты, по Паоли, относятся к области частного права и, как правило, написаны официальными нотациями.
В этом определении Валенти отмечает один, по крупный недостаток. Оп проявляется в употреблении выражения in forma publica в смысле «в форме публичного акта», т. о. состоит в двусмысленном употреблении слова publicus. Это слово со значением «официальный» употребляется как в отношении публичных актов, так и в отношении частных. Публичные акты составляются в публичной форме (forma publica); одпако в подписи нотация под частным актом встречаются слова «привел в публичную (т. е. официальную, — А. К.) форму» (in publicam formam re-degi). Отсюда неясность значения слова publicus.
Особого, как полагает Валепти,41 внимания заслуживает интересный подход к определению публичных и частных актов, встречающийся у Виттани.42 Для него кардинальное значение имеет тот факт, что «публичный» документ составлялся и заверялся в канцелярии, т. о. в учреждении, специально для этого организованном и подчиненном представителю власти. Исходя из этого, Виттани предложил наряду с терминами «публичный» и «частный» акт применять при определении документов другие термины, а именно: вместо «публичный акт» термин «канцелярский», т. е. вышедший из учреждения, из ведомства; вместо «частный акт», термин «нотариальный», т. е. документ, написанный рукой официального потария.43 Валенти убеждоп, что это
40 Paoli С. Programma..t. Ill, р. 11. — Публичные документы, по Паоли: законы, конституции, привилегии, дарения (пожалования правителей), правительственные постаповлепия (decreta), судебные решения (placita), различные судебные грамоты (chartae iudiciariae).
41 Valenti F. Il documento medioevale, p. 35.
42 V i 11 a n i G. Diplomatica, p. 53—56.
43 Деление актов на нотариальные и канцелярские ученые ввели еще в XIX в. Например, Л. Оверманн, исследователь грамот одного из .крупнейших феодальных домов в Италии — рода Каносса, рассматривая группу документов времени маркграфа Бонифация и его дочери Матильды Тосканской, подразделял эти документы на две группы: 1) нотариальные (Notariatsurkunden) и 2) канцелярские (Kanzeleiurkunden). Нотариальными грамотами Овермапн называет те, которые относятся к частноправовым действиям Матильды (дарения, купля, обмен, отдача в лен) и написаны официальными нотациями. Канцелярскими оп называет грамоты, паписаппые в канцелярии рода Каносса — одной из самых ранних канцелярий в Италии. В основном Овермапн относит к этой группе судебные (placita) документы. Одпако, имея перед собой ограниченный и к тому же специфический материал актов, среди которых преобладают
121
наиболее логический подход к определению документов, по одновременно он делает естественно напрашивающийся вывод: предложенное определение Виттани двух групп документов приближается в сущности к их первичному делению на документы, созданные in palatio — в канцелярии при дворе, т. е. в центре, и документы, созданные в провинции (в населенном пункте — in pago, т. е. впе официального учреждения). Следует напомнить, что деление документов на исходящие из «дворца» и из «нага» мы находим еще в записях VII—VIII вв. — в формулах Маркульфа.
Принимая во внимание все вышесказанное, Валенти предлагает следующее: если для массы документов, хранящихся в наших архивах, желательно пользоваться терминами acta publica и acta private, выражающими деление по признаку конкретных формальных различий, надо в начале или в конце определения указать, сделан ли документ в канцелярии или же пет. Валенти предлагает следующее определение публичного акта: «Публичным, или, если нравится, канцелярским, является тот документ, который исходит от публичной власти, где средство аутентификации исходит от самой этой власти, совершающей документированный акт. Частным документом (не канцелярским) является тот, автор которого поступает как частный гражданин, т. е. оп ищет средства аутентификации вне самого себя, своей личности и круга своей власти».44
Таким образом, Валенти находит нужным взять в качестве критерия для публичного документа его создание силами канцелярии, для частного — силами потариев (лиц, наделенных официальной властью выпускать официальные документы).
В этом Валенти присоединяется к мысли, высказанной Виттани.
Следует отмстить несколько формальный подход обоих авторов при определении категории актов. На паш взгляд, совершенно прав Боюар, который придает исключительно важное значение содержанию акта, что особенно касается категории частных актов. Принимая определение частного акта, данное Виттани—Валенти, и учитывая это существенное замечание Боюара, мы предложили бы следующее определение частного акта: частным актом (нотариальным) является такой акт, а) автор которого поступает как частный гражданин, т. е. ищет средства аутентификации вне самого себя, впе своей личности, вне круга своей власти; б) который по своему содержанию относится к области частного права и имеет оформление частного документа.
акты нотариальные, фактически охватывающие всю деятельность феодалов Каносса. Оверманп признал большее значение за актами нотариальными (см.: Overmann A. Grafin Mathilde von Tuscien. Ihre Besitzungen. Geschichte ihres Gutes von 1115—1230 und ihre Regesten. Innsbruck, 1895).
44 Valenti F. II documento medioevale, p. 32.
122
На основе вышеприведенных классификаций Виттани и Валепти и исходя из практики работы над архивными документами, мы предлагаем следующую классификацию документов.
Они делятся на две основные группы:
I. Акты канцелярские (публичные).
II. Акты нотариальные (частные).
Эти группы в свою очередь делятся па подгруппы.
В развернутом виде, т. е. с учетом всех подгрупп, классификация выглядит так:
I. Акты канцелярские (публичные).
1) Представителей светской власти:
а императорские
б королевские в крупных феодалов.
2) Представителей духовной власти:
а папские
б епископские в церковные.
3) Представителей городов-государств:
а городских коммун
б синьорий (городов и герцогств).
4) Административные.
5) Судебные.
II. Акты нотариальные (частные).
Купля-продажа, назначение приданого, долговые документы, дарения, сдачи в аренду, третейские суды, усыновления, завещания.
И. II. Медведев
ДИПЛОМАТИКА ЧАСТНОГО ВИЗАНТИЙСКОГО АКТА
Византийское актовое источниковедение — еще сравнительно молодая отрасль исторического знания, значительно уступающая уровню развития западноевропейского актового источниковедения в целом. Действительно, если последнее располагает издавна сложившимися прочными традициями, если в ого активе значатся такие классические работы, как труды Т. Зиккеля, Ю. Фиккера, А. Жири, Л. до Боюара, Г. Бресслау, II. Штойнакора и др., то всё, что было выработано в этом отношении византийским актовым источниковедением, носило до самого последнего времени характер подготовительных работ, частных публикаций и исследований. В настоящее время можно сказать, что положение изменяется к лучшему: ставится задача сплошного обследования всего сохранившегося актового византийского материала, его статистической обработки, оценки информационных свойств византийских документов; их критическое издание предполагает всесторонний анализ издаваемых документов, включающий в себя пе только выяснение подлинности источников, но и изучение всего комплекса их дипломатических признаков и информационных свойств.1 Именно такими являются издания афонских актов в рамках французской серии «Архивы Афона» 2 и некоторые са-
1 D о 1 g е г D. Richtlinien fur die Herausgabe byzantinischer Urkunden. — SBN, 1953, Bd 7, S. 55-60.
2 Archives de 1’Athos. Paris, 1937, et suiv. — Уже увидели свет издания актов Лавры св. Афанасия (тт. I—II, изд. П. Лемерль, А. Гийу, Н. Зво ронос, Д. Папахрисанфу), монастырей Кутлумушского (П. Лемерль), Кси ропотамского (Ж. Боннер), Диописиевского (Н. Икопомидис), Эсфигмен ского (Ж. Лефор), протата (Д. Папахрисанфу), Кастамопиту (И. Икопомидис). Готовятся к изданию третий том актов Лавры (изд. П. Лемерль, А. Гийу, Н. Зворонос, Д. Папахрисанфу), акты монастырей св. Павла (Ж. Бонпер), св. Пантелеймона (П. Лемерль и Г. Дагроп), Ксенофонтов-ского (В. Лоран и Д. Папахрисанфу), Зографского (И. Дуйчев), Ивирского (Ж. Лефор и Н. Икопомидис), Дохиарского (Н. Икономидис и М. Зизика), Пантократора (В. Лоран). Выходные данные появившихся из печати томов будут даны в соответствующих местах.
124
мосюятольные публикации, авторы которых нередко решают задачи, имеющие принципиальное значение для изучения византийских актов.
Среди пе столь уже обильной литературы, посвященной изучению византийских актов с точки зрения собственно источниковедения,3 главное место занимают несомненно труды Ф. Дэльгера, составившие, по выражению Г. Острогорского, эпоху в изучении византийской дипломатики.4 Его «Регесты» — этот критический, аналитический и библиографический каталог всех дошедших до нас изданных, неизданных, а также пе дошедших до пас, но упомянутых в нарративных и дипломатических источниках актов императорской канцелярии, дают в руки исследователей прекрасный научно-справочный аппарат, дают ясную картину того, чем могут располагать исследователи при изучении византийского публичноправового акта.5 В многочисленных статьях Дэльгера, написанных в разное время, часть которых была впоследствии собрана в одной книге под названием «Византийская дипломатика»,6 изложены принципы классификации византийских актов, задачи источниковедческой критики, дана характеристика основных групп актов, рассмотрены вопросы их научного использования. Па основе огромного подготовительного материала Дэльгором (совместно с И. Караяппопулосом) был создан первый обобщающий труд по византийской дипломатике, первую часть которого авторы посвятили документам императорской канцелярии.7 В этой работе впервые представлены в систематизированном виде наши знания о византийской дипломатике, большое внимание уделено типологии документов, изучению и классификации копий, истории канцелярий, докумептоведонию. Но вряд ли авторы правы, заявляя, что «всё, что может быть сказано о теории византийской дипломатики, в большой своей части ужо сказано».8 Если паши представления о византийских документах, исходящих из императорской канцелярии, действительно можно считать удовлетворительными, если усилиями Ж. Даррузеса в последние годы значительно продвинулось вперед изучение документов на-
3 Медведев И. П. Византийская дипломатика в свете некоторых новейших исследований. — ВИД, рг.] ПТ. Л.,. 1970, с. 360—370.
4 Oslrogorski G. Autour d’un prostagma de Jean VIII Paleologue. — ЗРВИ, 1967, t. X, p. 69, n. 27.
5 D о 1 g e r F. Regesten der Kaiserurkunden des ostromischen Reiches von 565 bis 1453. Teil 1—5. Munchen—Berlin, 1924—1965.
6 D о 1 g e r F. Byzantinische Diplomatik. 20 Aufsatze zum Urkundenwe-sen der Byzantiner. Ettal, 1956.
7 Dolger F., К a г а у a n n о p u 1 о s J. Byzantinische Urkundenlehre. [Rd] I: die Kaiserurkunden. Munchen, 1968 (работа переведена па греч. язык, но в качестве автора указан почему-то один Караянпопулос: К а-rayannopulos J. Е. BuCavcivq SutMopartrnj. А. Aoroxpaxoptxa едурауя. GeaaaXovtxiq, 1972).
8 Dolger F., Karayannopulos J. Byzantinische Urkundenlehre, S. 19.
125
триаршей канцелярии,9 то сам Дэльгер признает этот факт: «В то время как наука за последние пятьдесят лет (а работа Дэльгера вышла из печати в 1948 г., — И. М.) с прилежанием, не знающим меры, заботилась об изучении частных греческих актов па папирусах эллинистического и римского времени,10 их младшая сестра — исследование средне- и поздповизаптийских документов частного характера — рассматривалась ею как падчерица».11 Положение вряд ли изменилось и по сой день. По-прежнему основной в этой области остается работа Г. Феррари, вышедшая в свет еще в 1910 г. и посвященная главным образом южпоитальяпским частным актам из собраний Кузы, Спаты и Тринкеры,12 в то время как основная масса византийского актового материала, относящегося к собственно византийским областям (Эгейское побережье Малой Азии, Балканский п-ов, Трапезупд), остается еще неисследованной, если пе считать двух-трех статей, посвященных главным образом формуляру византийских купчих грамот.13
Причины этого явления в общем понятны: они прежде всего кроются в том, что количество сохранившихся частных актов (особенно подлинных), относящихся к собственно византийской территории, ничтожно мало по сравнению с изобилием тех же папирусных документов или актового материала, накопленного и полностью сохраненного архивами Западной Европы. Но следует забывать, что в результате захвата и разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 г., а также окончательного захвата его османами в 1453 г. имперские архивы полностью погибли, и всё, чем может располагать современный исследователь, происходит из монастырских архивов. К тому же в отличие от афонских монастырей, архивы которых до сих пор храпят большое количество подлинных документов, в монастырях других районов бывшей Византийской империи значительная часть актов
9 DarrouzesJ. 1) Ekthesis пёа. Manuel des pittakia du XIV s. — REB, 1969, vol. 27, p. 5—127; 2) Recherches sur les offikia de 1’Eglise Byzantine. Paris, 1970; 3) Le registre synodal du Patriarcat byzantin au XIVе siecle. Etude paleographique et diplomatique. Paris, 1971; 4) Sur la nomenclature des actes patriarcaux au XIVе siecle. — RESEE, 1973, XI, p. 241—250.
10 Действительно, в настоящее время публикуется огромное количество папирусов, происходящих из различных канцелярий византийского Египта, среди которых подавляющую, часть составляют именно частноправовые акты. Но, относясь лишь к первым векам византийской эпохи и представляя собой специфический локальный материал, папирусы стоят как бы в стороне от общей массы византийских актовых источников, а папирология все больше и больше обособляется в отдельную пауку со своими специфическими, присущими только этой пауке приемами и методами исследования.
11 D о 1 g е г F. Aus den Schatzkammern des heiligen Berges. Munchen, 1948, S. 283.
12 Ferrari G. I documenti greci mediocvali di diritto private dell’Ita-lia Meridionale. Leipzig, 1910.
13 Вернадский Г. В. Заметки о византийских грамотах XIII века.— В кп.: Сборник в честь па В. Н. Златарски. Софпя, 1925, с. 35—44; см. также: ВВ, 1950, [т.] III, с. 187—193.
126
содержится в рукописных сборниках копий, известных под названием «кодексы», или «кодики» (в научной литературе опи называются по-разному — то копийпыо книги, то картулярии, то дипломатарии).14 Особенно богат документами частноправового характера знаменитый дипломатарий монастыря Лемвиотиссы (Vindob. hist, grace. 125, olim. 68), изданный в свое время Мик-лошичом и Мюллером.15
Но способствует изучению византийских частных актов и наличие гигантской лакупы в актовом материале, приходящейся па период «темных воков», т. о. с VII по X в., — период, от которого мы вообще пе располагаем документами (если пе считать папирусов Равенны) и тем самым пе имеем возможности уловить тот момент, когда последний греко-египетский папирус превратился в первый собственно византийский, написанный па пергамене частный акт. Даже от X—XII вв. до нас дошли лишь единичные акты, основная же масса актовых источников по времени появления относится к последним вокам истории Византийской империи — XIII—XV вв. Что касается номенклатуры частных актов (к ним мы относим всевозможные акты отчуждения, запродажные акты, купчие, дарения, завещания, брачные контракты, акты усыновления и др.), то среди них несомненно преобладают купчие, что, впрочем, вполне объяснимо, так как в точение своей жизпи человек многократно вступает в такого рода правоотношения, в то время как пишет завещание или оформляет брачный контракт, как правило, лишь один раз.
По своему содержанию частные акты довольно разнообразны, так как оформляют различные юридические сделки, касающиеся движимого и недвижимого имущества. Так, купчая грамота 897 г. из архива Лавры оформляет продажу Георгией, вдовой Дмитрия Цагаста, и ее детьми (6 сыновей и одна дочь) земельных угодий (поля, виноградники), колодца, виноградного пресса Евфимию, игумену монастыря св. Андрея в Пористерах; 16 запродажный акт 993 г. из архива Лавры оформляет продажу двумя монахами (Козьмой и Лукой) острова Гимпополагисия, опустевшего и заброшенного вследствие набегов сарацин, игумену Лавры Афанасию; 17 группа документов X в. из архива Лавры оформляет распродажу императорским протоспафариом и асикритом Фомой, эпоптом и апаграфевсом Фессалоники земель па полуострове Па-лини-Кассандра жителям Фессалоникийской фемы;18 купчая
14 Подробную характеристику их см.: Медведев И. П. Византийские и поствизаитийские копийпьте кпиги. — ВИД, [т.] VI. Л., 1974, с. 307—318; Б а р и пт и h Ф. Дипломатар тесалийских мопастира Макриии-тиса и Неа Петра. — ЗР, 1975, № 16, с. 69—104.
15 ММ, vol. IV. Vindobonae, 1871, р. 1—289.
16 Actes de Laura, t. I. Publ. par. P. Lemerle, A. Guillou, N. Svoronos, D. Pa pa ch ry san thou. Paris, 1970, N 1, p. 89—91.
17 Ibid.', N 10, p. 122—125.
13 Ibid., N 2, 3, Арр. V, p. 91—96, 370—371.
127
1034 г. из архива русского монастыря Пантелеймона на Афоне фиксирует продажу игуменом монастыря Кацари запустевшего места (тбтсоу epc-ruetov);19 купчая 1034 г. из архива Эсфигменского монастыря оформляет продажу игуменом Катадемонского монастыря Гермапом и его братом Петром залежных земель па Афоне кафигумену Эсфигменского монастыря Феоктисту;20 гарантийный акт (aacpaXsia) 1056 г. из архива Диописиевского монастыря фиксирует уступку Константином Фасулом и его женой Марией земель в Кассандре игумену монастыря Пантелеймона Митрофану;21 запродажный акт (лратт]р1оу урар-ра) 1287 г. из архива Кутлумуш-ского монастыря оформляет продажу Мануилом Комнипом Псл-паргисом земли около Серр Латомскому монастырю;22 данная (Диреа) 1292 г. из архива того же монастыря закрепляет дарение участка земли Евстратито, игумену Гоматского монастыря;23 купчая (s^Ypacpov) 1305 г. оформляет продажу Петром Карасой и ого дочерью Припой виноградника около Серр;24 купчая (Праос;, Простер iov) 1301 г. из архива Эсфигменского монастыря оформляет продажу Мануилом Лигарой и ого семьей дома в Опсаромесе иеромонаху Исааку Кидопу;25 данная (acpiepaw’c) 1420 г. из архива Диописиевского монастыря оформляет дарения Марией Агиори-тиссой церкви 40 мучеников в Фоссалопико Диописиевскому монастырю;26 другая даппая 1430 г. из архива того же монастыря оформляет дарение иеромонахом Фоодулом церкви св. Николая в г. Котципоп па Лемносе Диописиевскому монастырю;27 запродажная на ветряную мельницу иеромонаха Матфея Иоанну Асмору от 1436 г. хранится ныне в Венской национальной библиотеке; 28 там же хранится даппая 1394 г., оформляющая дарение монахиней Евгенией виноградника ее сыну иеромонаху Феофану; 29 и т. д. Примеры можно умножить многократно за счет частных актов, сохранившихся по в подлинниках, а в копиях, причем наряду с обычными договорами продажи, передачи, обмена земель, акты которых составлены по всей форме продажи собственности, встречаются и более сложные и запутанные случаи. Очень любопытен, например, акт 1048 г. из архива монастыря Пантелеймона (аорффаатсхт] aacpaXeia Tjrot Хбуоо фо/схоб /арютгхт] — договорное
19 Акты русского на св. Афоне монастыря св. Пантелеймона. Киев, 1873. № 2, с. 10—16 (далее: Акты Русика).
20 Actes d’Esphigmenou, publ. par J. Lefort. Paris, 1973, N 1, p. 41—42.
21 Actes de Dionysiou, publ. par N. Oikonomides. Paris, 1968, N 1, p. 40—42.
22 Actes du Kutlumus, publ. par P. Lemerle. Paris, 1945, N 4, p. 42—43.
23 Ibid., N 5, p. 44—45.
24 Ibid., N 7, p. 49—50.
25 Actes d’Esphigmenou, N 9, p. 74—75.
26 Actes de Dionysion, N 19, p. 112—114.
27 Ibid., N 12, p. 87—89.
28 Hunger II. Zwei byzantinische Urkunden der spaten Palaiologen-zeit aus der Osterreichischen Nationalbibliothek. — In: Hunger H. Byzantinische Grundlagenforschung. London, 1973, VI, S. 297—308.
29 Ibid., S. 304—308.
128
соглашение или душедарственпая) ,30 который, по мнению издателя этих актов Ф. А. Терновского, «представляет собой образчик неумения старцев того времени составлять акты, имеющие значение и судебного расследования, и начальственного приговора, и частной сделки тяжущихся лиц».31 Действительно, этот акт — эклектическая смесь элементов судебного разбирательства, купчей и дарственной. Даже лицо, от имени которого составляется акт (автор), меняется; формуляр весьма примитивен. Начинается акт как типичная купчая (тринитарная ипвокация, указания контрагентов сделки), документ пишется от имени дателя (Григория, монаха и игумепа монастыря Дометну), который раньше в этом доле выступал в роли ответчика. Затем формула сделки («закрепляю настоящим моим собственноручным писанием тебе. . .») резко обрывается, и следует изложение истории дела: несколько лет назад он, Григорий, продал за 5 монет Иоанникию, монаху и игумену монастыря Ксилургу, запустевшее место (tokov ti pomov) для постройки там склада (акоЯтдхт)), «или, лучше сказать, пристани для судов». Но по прошествии нескольких лет ученики Григория разрушили это строение. Иоаппикий обратился с жалобой не к кому-нибудь, а к самому императору. На имя прота была получена императорская грамота, которую огласили на общей сходке. Дальнейшее изложение ведется от лица старцев: «... когда мы выслушали все, что в этом питтакио содержалось, святейший наш прот захватил с собой всех бывших на собрании игуменов, и мы все вместо отправились па это место и пашли полнейшее разрушение и падение этого дома. И было найдено справедливым подвергнуть штрафу Григория (значит, о нем уже в третьем лице! — И. М.) за такое своеволие, как говорилось и в императорском указе. Мы же, желая соединить и примирить обо стороны, обратились с увещеванием к Иоапникию и при нет браться... и примирили тех и других». Затем акт снова приобретает черты купчей и ведется от лица Григория: «Итак, достигши теперь мирного соглашения, я передал тебе (SsBcoxa aov syw) участок в 8 сажен длины и ширины напротив склада (магазина) Филадельфа». Во втором лице указывается бывший истец, а теперь фактический покупатель Иоапникий: «ты же опять, мопах Иоанникий, дал нам за этот участок 6 номисм». Следуют указание границ участка, формулы, определяющие порядок очистки, писец, дата, подписи свидетелей — все как полагается.
Акты частного характера важны также том, что как правовые документы отражают прежде всего определенные пормы права, позволяют судить о том, как нормы права преломлялись в повседневной действительности. В этом отношении византийские частные акты отличаются ярко выражеппой спецификой. Если в византийских жалованных грамотах и писцовых книгах («нракти-
30 Акты Русика, № 3, с. 18—26.
31 Там же, с. 28, прим. 2.
9 Проблемы источниковедения
129
ках») действительно затрагиваются важнейшие вопросы феодального землевладения (рентное и налоговое право, иммунитет, формы зависимости, характер держания, структура поместья и т. д.), то частные акты, оформлявшие юридические сделки в понятиях полной римской собственности, почти пе отражают (ни в своей терминологии, пи в своих формулах) норм феодального права, даже когда юридические отношения явно посят феодальный характер.32 Очевидно, данное явление следует расценивать как еще одно, и притом веское проявление так называемого «византийского дуализма», пронизывавшего все сферы жизни византийского государства, но в данном случае выражающегося в том, что за традиционной фразеологией собственно византийских документов скрывались отношения, значительно отличавшиеся от норм собственности римско-византийского права. Но есть и исключения. Так, помимо южпоитальяпских греческих актов, только что отмеченных в публикации Гийу, новая терминология в определении отношений зависимости используется в купчей (Дсоиграак;, ПратфрюД 1301 г. из архива Эсфигмепского монастыря: Мануил, av&pioTuo; Алексея Амнопа, а также Димитрий Гаптап и Константин Халкиас, парики, т. е. зависимые крестьяне Амнопа, с согласия и одобрения последнего продают названному монастырю хорафий площадью около 25 модиев за 35 ипорпиров.33 Но и тут остается необъяснепным, как обстояло дело со всеми повинностями и обязательствами в связи с данным фактом отчуждения явно пе принадлежавшей продавцам собственности. Все это оказывается за рамками документального оформления сделки.
Что касается формально-юридических требований, предъявлявшихся к письменным контактам, то они, по мнению Дэльгера,34 целиком определялись известной конституцией Юстиниана от 528 г. (Cod. lust. IV, 21, 17=Bas. 22, I, 76; Epan. 13, 2), которая гласит, что сделки па продажу или обмен собственности, требующие письменного документального оформления, совершаются пе иначе, как через посредство публично совершенного и подкрепленного подписями сторон документа, а если последний пишется табеллионом, то оп должен быть исполнен данным табеллиопом и затем подписан обеими сторонами (non aliter vires habere san-ctimus, nisi instrumenta in mundum recepta subscriptionibusque partium confirmata et, si per tabellionem conscribuntur, etiam ab ipso completa et postremo partibus absoluta sint). По мнению
32 Этот вопрос затронут французским историком Л. Гийу в одной из его публикаций: Guillou Л. Les actcs grecs de S. Maria di Messina. Palermo, 1963, p. 29 sq. В опубликованных Гийу актах лишь однажды упоминается лен (<ptov), встречаются тормипьт, отражающие формы зависимости— avuporeoc (№ 3), peXXavo? (№ 18), auiHycT)? (№ 3, 10).
33 Actes d’Esphigmenou, N 10.
34 Doi ger F. 1) Aus den Schalzkammern, S. 284; 2) Zur mittelalterli-chen Privaturkunden. — In: D б 1 g e r F. Byzantinische Diplomatik. Ettal, 1956, S. 338-345.
130
Дэльгера, здесь речь идет о двух категориях документов: 1) о документах, которые пишутся самими сторонами («документы сторон»), переписываются начисто и подписываются ими; 2) о документах, которые по поручению сторон составляются табеллионом, затем «совершаются» им и вручаются сторонам.35 Но в сущности данная конституция мало чем помогает в понимании собственно византийского частного акта, так как последний (как это убедительно показал Феррари) представляется исключительно односторонним актом, т. е. исходящим от одного из контрагентов, который является автором документа и снабжает его своей подписью. Греко-византийские частные акты — «это пе настоящие документы купли-продажи, по, так сказать, простые акты продажи: автор их — продавец, который, получив цену, изготовляет документ el; dscpaXstav покупателя; через посредство его передачи дестипатору имеет место передача продапно-купленной вещи и совершение контракта».36 37 Нам неизвестны византийские частные акты, па которых фигурировали бы подписи обеих сторон — контрагентов, но зато каждый из них неизменно открывается собственноручной пометой (иротссут;) автора, т. е. постановкой знака креста (aiyvov), между ветвями которого табулярий помечал: «otyvov такого-то» (в том случае, если автор был неграмотен), или же (чаще всего) автор документа в состоянии подтвердить собственпоручность сигнопа такой формулой: б dvco тоЗ TiapovTo;
tov tutcov тоб тсу'оё xai отаироб oixeio^eipco<; тсрота£а<; (часто
вместо тсротаЁа? используются такие синонимы, как sy^apdBa? или Trot'qaa;).87 Нередко автор документа не только «надписывает», но и подписывает акт, ставя свою подпись (как это отмечается в самом документе) после того, как табулярий зачитал ему документ и «растолковал» его.38 Следует также отметить, что в качестве автора документа могла выступать целая семья. Например, в купчей Лавры 897 г., в которой продавцами выступают Георгия, вдова Димитрия Цагараста, ее шесть сыновей и одна дочь, все восемь человек поставили в протоколе документа свои кресты и надписи.39 Как явствует из дарственной 1267 г. монастыря Лемвиотиссы, это делалось для того, чтобы наследники лица, отчуждающего собственность, не могли затем воспротивиться акту.40
Таким образом, если уж говорить о том, какими нормами законодательства руководствовались составители византийских частных документов, то нужно, очевидно, возводить последние к известному положению Прохиропа, согласно которому при документальном оформлении сделок па куплю-продажу документы совер
35 Dolger F. Zur mittelalterlichen Privaturkunden, S. 339—340.
36 Ferrari G. I document! greci medioevali, p. 7.
37 Ibid., p. 89; Hunger H. Zwei byzantinische Urkunden, S. 299 (примеры бесчисленны).
38 ММ, VI, p. 126; IV, p. 68, 151.
39 Actes de Laura, I, N 1, p. 89.
40 ММ, IV, p. 169—170.
9*
131
шаются пе иначе, как через посредство или собственноручного изготовления документа продавцом, или (если в качестве писца выступает кто-то другой) подписи продавца; предусматривается также участие табеллиона, по ни слова не говорится об адресате акта, т. е. второго контрагента.41 Феррари, который уделил этому вопросу много внимания, возводит византийский частный акт к наиболее распространенному в эпоху классического римского права типу частных актов — хирографу, которому присутствие трех свидетелей придает характер actum quasi publice confectum. «Во всех тех случаях, когда речь идет об одностороннем частном акте, написанном или подписанном только одним из контрагентов, имеется в виду субъективный хирограф. Отсюда же следует, что God. Just. 4, 21, 17 и параллельные места греко-римских законодательных источников, которые говорят о subscrip-tiones partium, не могут относиться к хирографам».42 Даже присутствие табуляция (табеллиопа) при изготовлении хирографа, которое на первый взгляд может показаться несовместимым с природой последнего, Феррари считает легализованным Эпапа-гогой (он ссылается на статью 13, 16).43
Но так ли уж прав Феррари в этом своем утверждении? Нам все-таки кажется, что по сравнению с примитивным античным хирографом44 византийский частный акт представлял собой гораздо более сложный и развитый документ, довольно сложный, детализированный формуляр, предусматривающий использование точных юридических формул; совершение документа не только в присутствии определенного числа свидетелей (согласно предписаниям Эклоги и 41-й новеллы Льва VI сделка признавалась действительной лишь в том случае, если она оформлялась в присутствии трех свидетелей в малонаселенной местности и пяти — в городах), по и в присутствии (-rcapouola, evctmov) местных архонтов (например, в одном акте 1291 г. монастыря Лемвиотиссы: evcmov dliomaxtov Toutxffiv dp^dmv45), т. e. должностных лиц, большей частью церковных, но также и светских, которые наряду с автором документа и официальными свидетелями тоже ставят свою подпись («для большей надежности» — сказано в одном
41 Proch. 14, 1 (=Epanag. 23, 2; Harmenopulos, 3, 3, 2—3).
42 Ferrari G. I document! greci medioevali, p. 87.
43 Ibid.
44 О нем см.: Mitteis L. Romisches Privatrecht bis auf die Zeit Diokletians. Rd I. Leipzig, 1908, S. 293.
48 ММ, IV, p. 140—141. — При совершении купчей на ветряную мельницу (1436 г.) sanctio получает особый вес от присутствия митрополита Митрофана, который указан полным титулом: Tcapouoia той теослерытатои р.7]тротсоА.1тои KuCizou unepTtfxou хае ё^ар^ои яа^то? 'ЕХХт/отсомтои, хирой М. (Н и Н-ger Н. Zwei byzantinische Urkunden, S. 300, Z. 19—20). В качестве таких «архонтов» часто присутствуют при изготовлении документов, оформляющих частные сделки, такие церковные чипы, как скевофилаки, про-тэкдики, великие икономы, иеромнимоны, девтеревоны и т. д. — примеры бесчисленны (ММ, IV, р. 46—48; 48—51; 66—69; 69—72; 119—121; 124; 163— 164; 191—192; D61 ger F. Aus den Schatzkammern, N 110, 111).
132
недатированном акте монастыря Лемвиотиссы46) в эсхатоколе акта. Но самое главное — участие нотация, которое отнюдь не исчерпывается полномочиями, предоставленными ому указанной Феррари статьей 13, 16 Эпапагоги. В последней говорится о том, чтобы табулярии (речь идет об участии двух табуляриов) писали (акт?) вместо неграмотного или малограмотного автора документа (iva oi pev ypacpuniv иттгр tod аурарцатоо 1) бХьуоурацркхтои хаВе-ат&тос) и выступали в качестве свидетелей. И только продумывая этот неясный текст, можно прийти (вслед за Цахариэ фон Лин-генталем и Феррари) к выводу, что речь здесь идет о том, чтобы один из двух табуляриов действовал как оор.роХаюура<уо<;, т. е. исполнял обязанности нотария, а второй — как /е^рб/ртртос, т. е. в качестве простого писца писал и расписывался за безграмотного.47 Действительно, знакомство с византийскими частными актами показывает, что часто в непосредственном изготовлении документа принимали участие двое: писец основного текста (то б(ро;) документа (им мог быть и простой монах, и должностное лицо — табуляций) и собственно табуляций, совершающий документ. Например, текст купчей 1301 г. из архива Эсфигменского монастыря писан чтецом и табуляцией Серрской митрополии Иоанном Фалакром (помета в личной форме: ё^расрт; тт) ёу'7] /etpi хтХ.) и совершен (здесь употреблен редкий термин ёрцтреиОёу явпо в том же значении, что и все прочие ходячие термины удостоверительной формулы: ётгХеибЗт;, s57]<j.ei«)0-r], ё-кебб&т], а-гсеХб&т]) примикерием табуляриев Феодором Калигопулом.48 Во всяком случае участие табуляция считалось явно обязательным, и если из-за отсутствия такового в какой-то местности изготовлением документа вынуждено было заниматься какое-нибудь другое должностное лицо, то причина обязательно оговаривается (8ia то pl] etvai тофооХХарюу ev тт] /юра ггр Дт^тркхЗсх;, значится в одном запродажном акте 1271 г. из кодекса монастыря Лемвиотиссы, написанном «по просьбе обеих сторон» рукою архиерея Димитриады и Альмира, протосипкелла Михаила49). Этой своей обязательностью участия табулярия и наличия завершающей удостоверительной формулы византийский частный акт (как и ранний греко-египетский и коптский частпый документ50), очевидно, действительпо обязан упомянутому предписанию Юстипиапа (God. Just. IV, 21, 17 = = Bas. 22, 1, 76), согласно которому частпый потарий был обязан выражать свое участие путем совершения (xsXeapa, completio) документа. Следует также отметить, что если в греческих актах южной Италии обычно отсутствует подлинпая подпись нотария,
46 ММ, IV, р. 142—144.
47Zahariae von Lingenthal К. Е. — Zeitschrift fur Rechtsge-schichte der Savigny-Stiftung. Romanische Abteilung. 1892, Bd 13, S. 19; Ferrari G. I document! greci medioevali, p. 88.
48 Actes d’Esphigmenou, N 9, p. 75, 1. 27—28.
49 ММ, IV, p. 393.
50 Seidl E. Sup$oXato7payo<;. — PWRE, Bd IV. Stuttgart, 1931, S. 1083.
133
выраженная в первом лицо, и ее место занимает другая эквивалентная формула в третьем лице (соединительное звено между удостоверяющими формулами и финальным протоколом, говорит Феррари), то собственно византийские документы демонстрируют нам более правильную (если брать за эталон нормы развитого итальянского нотариата) форму удостоверения, ибо здесь нотаций, помимо корроборационпой формулы, ставил свою подпись в эсхатоколе, выраженную в первом лице: ocxeta /sept еурафа xai икеурафа (с вариантами).51 Но здесь пет никаких следов употребления signum tabellionis, которые столь рано появляются в итальянской нотариальной практике.
Говоря о роли табуляция в составлении византийского частного акта, следует, па наш взгляд, подцобное остановиться на пцо-блеме нотациата, т. е. института, котоцому, по мнению Миттайса, было суждено в эллинистическую и цанневизаитийскую эпоху стать фактоцом, больше всего способствовавшим цецепции рим-ского пцава на Востоке, именно ему «надлежало направлять юцидические отношения па пути нового пцава, пцийти на помощь несведущим в сложных фоцмах цимского пцава и создать в зыбкой бесфоцмоппости эллинистического пцава пцочный базис, на основе котоцого только цимский судья и был склонен пцизнать пцавоотпошепие».52
Как известно, понятие «потациат», будучи этимологически связано с латинским словом «нотаций» (notarius), па самом деле не имеет с ним ничего общего. Последнее в классическое вцемя означало пцотоколиста, ведущего запись бесед или пцений стоцон, стоногцафа (та/6ура<ро<;) или учителя стенографии, т. о. пе было связано пи с какой нотариальной функцией.53 Зародыш нотациата как пцавового института одни исследователи усматцивают в опце-деленной категоции лиц, котоцые, пе состоя на госудацственной службе, занимались в виде свободного пцомысла составлением юцидических актов и судебных бумаг, под контцолем госудацства, для всякого нуждающегося в них, за установленное законом вознаграждение, т. е. в табеллиопах, впервые упомянутых в начале III в. Ульпианом (Dig. 48, 19, 9, 4).54 Другие исследователи,
51 См., например: ММ, VI, р. 157—158; IV, р. 88—69; Actes d’Esphyg-menou, N 9, p. 74—79 (1301 г.); Actes de Xenophon, publies par L. Petit.— BB, 1903, т. X, прил. 1, № 5 (1309 г.).
52Mitteis L. Reichsrecht und Volksrecht in den bstlichen Provinzen des romischen Kaiserreichs. Leipzig, 1891.
53 См. о них: Ляпидевский II. История нотариата, т. I. М., 1875, с. 12—20; PWRE, suppl. VII, 1940, S. 586; G nil land R. Recherches sur les institutions byzantines, t. I. Berlin—Amsterdam, 1967, p. 306; A m e~ lotti M., Costamagna G. Alle origini del notariato italiano. Roma, 1975, p. 5, 10, 20.
54 S ach er s E. Tabellio. -PWRE, Bd IV. Stuttgart, 1932, S. 1849; Tardy M. Les tabellions remains depuis leur origine jusqu’au X-eme siecle. Angouleme, 1901, p. 139 sq.; Durando E. Il tabellionato о notariato nelle leggi romane, nelle leggi medioevali italiane e nelle posteriori specialmente piemontesi. Torino, 1897; Gallo-Orsi G., Grin о G. Notariato. — Novissimo
134
считая, что документ, составленный и написанный табеллионом, признавался лишь частным письменным свидетельством, не имевшим официальной силы, склонны вести средневековый нотариат от института судей, ибо именно последние, по их мнению, пользовались общественным доверием.55 Но если для истории итальянского (или, скажем, французского) нотариата вторая точка зрения, вероятно, имеет свои основания, то для истории византийского нотариата она не может помочь ничем: табеллионатный документ был, представляется, доминирующим типом частноправового акта уже в ранневизантийскую эпоху, а в период, от которого до пас дошла основная масса частных актов, т. е. X— XV вв., ему по существу нет альтернативы. Действительно ли оп «не имеет ничего общего с публичностью», как заявляет Дэльгер?56 Но в таком случае нужно ставить вопрос об отсутствии нотариата в Византии вообще, ибо publica fides — ключ нотариата. Несомненно, что византийский нотарий пе достиг того высокого положения в обществе, которое обеспечивала publica fides его итальянскому коллеге. Несомненно также то, что византийский частноправовой акт, пе неся в себе некоторых свойств западноевропейской средневековой грамоты, подлинность и надежность которой гарантировались последовательностью определенных «сценических действий» — traditio cartae57 и наличием подписей автора акта и свидетелей, не превратился, одпако, в in-strumentum итальянских торговых коммун, юридическая действенность которого создавалась исключительно участием нота-рия с его signum и теми точными формулами, которые он использовал. Византийский частноправовой акт скорее объединял черты того и другого, и может быть именно поэтому он отнюдь не был чужд публичности, обладая всеми свойствами полноправного средства доказательства в случае судебного разбирательства.58 Визаптия не родила своего Роланда Пассагория, в ней пе было детально разработанной теории нотариата, нотариального права,
digesto italiano, 1965, XI, р. 357—387; Amelotti М., Costamagna G. Alle origin! del notariato, p. 15.
55 Ruggero-Mazzone S. Centralita del notariato nolle storia civile
ed economica dell’eta di mezzo. — In: Economia e storia. Milano, 1970, p. 211, и др. — Разбор точек зрения на происхождение итальянского нотариата
см. в работе: Кононенко А. М. К истории итальянского нотариата XI—XIII вв. — ВИД, [т.] VI. Л., 1974, с. 318—330.
58 D б 1 g е г F. Zur mittelalterlichen Privaturkunden, S. 342, Anm. 4.
87 Как показал II. Зепос, требуемая еще Юстинианом как условие законности правовой сделки traditio cartae, которая заменила древнюю сог-Doralis traditio, была заменена в византийском праве па traditio per car-tam, которая в документах выражалась через Tekeiwats потария: (Z е-pos Р. J. 'Н uapaSoats Si’ ey^pa^ou ev тй PoCavTivw xal тф ретариСасгауф 6i-xaicp.—Topos ski ёЁахоа'.етои 'Арре^опобХои. 0eaaaXovix7], 1952, a. 199—242).
58 О документах, предоставлявшихся суду в Византии в качестве средства доказательства, см.: D б 1 g е г F. Der Beweis im byzantinischen Ge-richtsverfahren. — La Preuve (Antiquite), 1965, N 16, S. 608—609; Simon D. Untersuchungen zum justinianischen Zivilprozess. Munchen, 1969, S. 351.
135
но ведь, в конце концов, у каждого общества свои представления о публичном доверии, об удовлетворении потребностей в документах, оформляющих юридические сделки, — представления, соответствующие уровню развития производительных сил и производственных отношений данного общества.
Собственно говоря, наиболее характерными для Византии носителями нотариальных функций или функций, близких к нотариальным, были даже не табеллионы, а табулярий. Наиболее отчетливо статус и круг полномочий табуляриев предстает перед нами в памятнике X в. — в сборнике уставов константинопольских цехов, известном под названием «Книги Эпарха».59 Здесь они образуют особую корпорацию, находятся при отправлении своих должностных обязанностей в специальных присутственных местах (stationes), имеют своей задачей /арт'юи ураерр етсстсО-еоОш, икб&ееяу crqpeioov, aup[36Xaiov еруа^еоЭш, ттр хбр/гсХач STcixifHvac xai то аорфбХаюу ёхкХ-^рооу и т. д., т. о. попросту составлять и оформлять письменные документы, а именно irpaaei? (купчие), кроехфа аорфбХаса (брачные контракты), Siafldjxai (завещания), оорффазеи; (договоры).60 Таким образом, по своим функциям они равны табеллионам 61 и представляют собой особого рода ремесленников, пользующихся корпоративными преимуществами, далеких еще от того, чтобы стать нотариусами «в современном понимании этого слова», как это считает М. Я. Сюзюмов.62 Что касается более раннего времени, то статус табуляриев менее ясен. Опи характеризуются законодательством то как финансово-счетные чиновники при пресидах провинции (называемые также нумерациями),63 что пе имеет никакой связи с нотариатом, то как persona publica, присутствие которой необходимо при некоторых юридических действиях (например, при усыновлении), равно судебному акту и заменяет его.64 Данный факт можно трактовать по-разному: или как разные ступени развития одного и того же института — табуляриата, как его эволюцию, или же как параллельное суще-
59 Византийская книга Эпарха. Вступ. статья, пер., комм. М. Я. Сюзю-мова. М., 1962 (о предыдущих изданиях см. с. 268, изд. 1962 г.). Подавно в лондонской серии Variorum Reprints (Bt) осуществлена перепечатка первого издания (1893 г.) памятника, принадлежащего Пиколю, его же французского перевода и английского перевода Фрешфилда, а также (что наиболее важно в этом новом издании) дано факсимильное воспроизведение текста по Genovensis 23 (То ёгсар^хбу рфХЬу. The book of the eparch. With an introduction by J. Dujcev. London, 1970).
60 Византийская книга Эпарха, J, § 6, 7, 8, 23; Stockle A. Spiitrij-mische und byzantinische Zunfte. Leipzig, 1911, S. 17.
61 Sachers E. Tabularius, S. 1974; Pfaff J. Tabcllio und Tabullarius. Ein Beitrag zur Lehre von den romischen Urkundepersonen. Wien—Mainz, 1905.
62 Византийская книга Эпарха, с. 107; ср. также: Липшиц Е. Э. Эклога, византийский законодательный свод VIII века. М., 1965, с. 31.
63 Cod. Just., 12, 49, 2, 4.
64 Sachers Е. Tabularius, S. 1972. Ср.: Ляпидевский II. История нотариата, с. 24, 29; Л и пщ и ц Е. Э. Эклога, с. 32.
136
ствоваиие различных категорий лиц с совершенно различными функциями, но выступающих под одним названием. В свою очередь часто под табуляциями в источниках имеются в виду табел-лиопы, являя типичный пример смешения названий в поздперим-ском и рапневизаптийском право.65 В послеюстипиановское время (по-видимому, в IX в.) табуляции и табеллиопы воообще слились в одно учреждение, будучи облечены одними и теми же функциями и выступая под одним названием — oupPoXaioypacpoi. Близки к ним но своим функциям и номики — писцы, опытные в составлении документов, причем, но мнению Е. У. Липшиц, к концу VIП в. смешение функций помика и табуляция стало довольно обычным явлением.66
Но если близость и смешение функций и названий перечисленных носителей нотариального нрава представляется естественной и закономерной, отражающей неразвитость последнего на данной ступени развития, то попытка включить в круг этих носителей хартофилаков и хартуляриов кажется нам в высшей степени сомнительной. Отмечая тот факт, что в женевской рукописи Кинги Эпарха помещен хрисовул Алексея I Комнина о должности хартофилака — хранителя документов, Сюзюмов утверждает, что между обязанностями хранителей хартий и табуляриов, которые тоже хранили документы безусловно имеется функциональная связь.67 Нам кажется, что эта связь, если она и имелась, была чисто внешней. Одно дело — хранить цепные бумаги или документы, сданные в депозит (функция, являющаяся одной из главных и у современного нотариата), и другое — хранить бумаги канцелярии своего патрона. Что же касается попытки рассматривать хартуляриов как близких нотариату лиц (у Сюзюмова хар-тулярий трактуется чуть ли не как эквивалент табуляция), то опа основывается на одном ошибочно истолкованном источнике.68
Но в сущности все, что было сказано здесь о «византийском нотариате», — лишь сухая теория, «принципиальная схема», которая (как это явствует из актового материала) бесконечно варьируется в зависимости от местных условий. Прежде всего следует отметить, что тот византийский нотариат, который демонстрируют нам византийские частноправовые акты, — это почти исключительно церковный нотариат, в значительной мере подменивший и вытеснивший (почти повсеместно) гражданский нотариат. Несмотря на то что в актах иногда встречаются и нотарии-миряпе (как, например, помик деревни Геникоп и Пеохорион Константин
65 Ляпидевский II. История нотариата, с. 23. — По мнению Паоли, в обыденном языке оба слова смешивались, отождествлялись, скорее из-за созвучия, чем из-за этимологического родства (см.: Paoli С. Programme scolastico di paleografia latina, vol. III. Firenze, 1888, p. 76).
66 Липшиц E. Э. Эклога, c. 32.
G7 Византийская книга Эпарха, с. 108.
68 Медведев И. П. Был ли цех хартуляриов в Византии? — ПС, 1971, № 23 (86), с. 63—67.
137
Асканис69), подавляющее число потариев, фигурирующих в актах (почти все, за единичными исключениями), — это клирики разных рангов, которые, вопреки платоническим запретам канонического права,70 пе только активно участвуют в совершении различных сделок, по и по существу монополизируют их документально-правовое оформление. В документах название потария (номик, табулярий, символограф) почти всегде сопровождается определением его духовного чина — иерей, клирик, монах, диакон, иеромпимоп, протэкдик, доместик и т. д. Часто указывается также то место, к которому припадлежал данный нотарий, из чего можно заключить, что он имел право заниматься своей деятельностью в определенных территориальных границах, которые, очевидно, совпадали с границами диоцезов и церковных приходов: так, купчую 1266 г. монастыря Лемвиотиссы совершил иерей и клирик Смирнской митрополии, 8t8daxaXo<; то ебаууеХсюу Хрсатоб тоб u^iXoxdxoo, oofca; йеоб, помик и протопоп прихода Левки и Куку лы;71 завещание 1232 г. и купчую 1192 г. из картулярия того же монастыря — иерей и помик области Приповари;72 еще один документ — «тамошний» иерей и номик Ыеохориу;73 запродажный акт 1193 г. — иерей и табулярий о. Крит;74 серия актов 1232— 1239 гг. совершена иереем и номиком Смирнской митрополии и прихода Манты;75 дарственная 1231 г. — иеромнимопом Филадельфийской митрополии;76 купчую 1436 г. совершил 6 em xfiv oexpe-uov 3'dxovo? xal xaPouXdpio<; б Ilaxprxco? (который, как полагает Хун-гер, был судебным писцом или секретарем, но в то же время клириком и табулярием);77 дарственную 1394 г. — 6 psya<; oaxeX-Xdpio<; тй]<; арсотах^ тоб це'уаХт^ exxXTjatai; 5idxovo<; A^p-Vj-upioi; 6 Герда-то<;78 купчую 897 г., сохранившуюся в архиве Лавры в копии XII—XIII вв. — клирик, либеллисий и символограф г. Фессалоники; 79 и т. д. Следует также отметить, что многие византийские акты (даже поздпевизаптийскио) совершены примикериями табу-
69 ММ, IV, р. 285—266 (s. d.).
70 Можно было бы подумать, что древние каноны св. апостолов (6, 81, 63), четвертого Халкидопского (3, 7), седьмого Никейского (10), первого и второго Константинопольских (11) соборов уже устарели для того периода, которым мы занимаемся. Но пет — «Завещание» патриарха Матфея (1407 г.) снова и в категорической форме воспрещает монахам принимать участие в процессах, заключать торговые сделки, быть опекуном или куратором, выступать в суде в качестве свидетеля и т. д. См.: Н пп-ger Н. Das Testament des Patriarchen Matthaios I (1397—1410).—BG, 1973. Art. IX, S. 288—309.
71 ММ, IV, p. 159—160.
72 Ibid., p. 197—198, 201—203.
73 Ibid., p. 231—232.
74 Ibid., p. 127.
75 Ibid., p. 32, 56.
76 Ibid., p. 46—48.
77 Hunger H. Zwei byzantinische Urkunden, S. 201.
78 Ibid., S. 306, u. Taf. IV.
79 Actes de Lavra, I, N 1, p. 90, 1. 30.
138
ляриев (например, дарственная 1197 г. — Андроником, доместиком и примикерием табуляриев о. Крит; 80 дарственная 1230 г. —-Иоанном, иереем, помиком, сакелием Смирнской митрополии и примикерием табуляриев; 81 серия актов — Николаем, примикерием табуляриев Смирпской митрополии и прихода Манты;82 купчая 1301 г. из архива Эсфигменского монастыря — примикерием табуляриев Феодором Калигопулом83), на основании чего можно заключить, что византийские табулярий в отличие от ремесленников других профессий сохранили свою корпоративную организацию и в поздпевизаптийские время.84 Более того, в Смирнской митрополии сами примикерии образовывали, вероятно, особую корпорацию, судя по тому, что купчая 1272 г. была составлена и подписана «иереем, помиком и примикерием примикериев табуляриев в пределах прихода святейшей митрополии Смирны».85
Возвращаясь непосредственно к структуре частноправового византийского акта, к его формуляру, следует отметить, что с каким бы частным актом мы ни имели дело, из какого бы района Византийской империи оп ни происходил, мы наблюдаем повсюду ясно выраженную тенденцию к стандартизации и унификации формы и языка документов, стремление обойтись небольшим словарным составом в результате применения унифицированных стандартных словосочетаний — формул или клаузул. Правда, в одной из работ при анализе формуляра некоторых поздневизантийских актов (купчих грамот), вышедших из различных локальных канцелярий (Солупской митрополичьей канцелярии, митрополичьей канцелярии г. Серры, Милетской канцелярии, Смирнской митрополичьей канцелярии), утверждалось, что в Византии пе было единого для всей империи формуляра купчих грамот, что в Византии, как и на Западе, в каждой крупной канцелярии имелся свой формуляр, который изменялся с течением времени.86 Однако выявленные различия пе настолько значительны, чтобы можно было прийти к столь категорическому выводу; скорее это вполне естественные модификации одного и того же формуляра. Часто различие в формуляре актов, вышедших из одной и той же канцелярии, существеннее, нежели различия в актах, вышедших из различных канцелярий.
О наличии единого формуляра свидетельствуют и дошедшие от византийского времени сборники формуляриев, наиболее интересные из которых опубликованы и детально прокомментированы
80 ММ, VI, р. 133—136.
81 Ibid., р. 48—51.
82 Ibid., р. 94—96, 98—99, 99—100, 112—113, 114—115.
83 Actes d’Esphigmenou, N 9, р. 75, 1. 28.
84 Об исчезновении ремесленных корпораций в поздней Византии см.: Frances Е. La disparition des corporations byzantines. Actes du XIIе Congress International d’etudes byzantines, II. Beograd, 1964 (русский вариант статьи Франчеса см.: ВВ, 1969, [т.] 30, с. 38—47).
85 ММ, IV, р. 164—165.
86 ВВ, 1950, [т.] III, с. 187—193.
139
в свое время Сафой и Феррари (по cod. Vatic, gr. 867) и совсем недавно Зимопом (по cod. Vind. lur. gr. 7, fol. 230 r. et v.).87 Вернадский, который также занимался документами венского кодекса монастыря Лемвиотиссы, констатирует, что формуляр наиболее полных грамот может быть разбит па 17 смысловых разделов.88 Следуя схеме Вернадского (ибо ото по существу первая аналитическая работа о византийском частноправовом акте, о чем несправедливо забывается), попробуем кратко рассмотреть эти формулы.
1. Название документа, например, «купчая грамота», или, вернее, «продажная грамота» (то тграттдрю? еуурасроу). Действительно, некоторые документы кодекса монастыря Лемвиотиссы имеют название. На это обратил внимание и Феррари, который, одпако, подошел к данному факту критически. «Этот элемент, — говорит он, — иногда отсутствующий и на Востоке89 (т. е. в документах малоазийских провинций Византии, к которым относятся акты Лемвиотиссы, — И. М.), является новшеством, которое не фигурирует в документах Италии. Но способ публикации документов пе позволяет определить, восходят ли эти регосты, резюмирующие вкратце содержание документа, к моменту изготовления акта, или же, как мы считаем, являются позднейшим творчеством того, кто собрал и скопировал документы в дииломатарий. Если бы мы захотели допустить невероятную гипотезу о том, что такие иптитуляции восходят к изготовлению документа, то можно было бы, вероятно, их сравнить с дорсальными записями грекоегипетских папирусов, если пе латинских документов».90 К сожалению, эта гипотеза Феррари действительно оказалась «невероятной», так как пи формулярники пе требуют специального обозначения номенклатуры акта, пи (и это самое главное) подлинные частные акты из архивов афонских монастырей также пе содержат этого элемента. Несомненно, что наличие его в кодексе Лемвиотиссы является делом рук редактора этого кодекса.
2. Подпись продавца или, за его неграмотностью (что обычно), его знак — «сигнон» в виде креста, о чем уже говорилось. Отметим только, что формулярники также предусматривают сигпоп. С этой протаге связана также формула тоо? ирлощ хал Союиосощ ата-ороо; тсрота^а? в тексте документа, при указании имени продавца, которая появилась, очевидно, позднее. Во всяком случае Зимон говорит, что уже в папирусах V в. можно встретить предпослан
87 Sa th as К. Месаюм-Ц ВфЬо&щ.т;, VI, 607 sq.; Ferrari G. 1) Forma-lari Notarili inediti dell’eta bizantina. Roma, 1912; 2) Regislo Vaticano di atti bizantini di diritto private. — SBN, 1935, 4, p. 429—467; Simon D. Ein spatbyzantinisches Kaufformular. — In: Melanges H. J. Schellema. Groningen, 1971, S. 155—181.
88 В e p и а д с к и й Г. В. Заметки о византийских купчих грамотах XIII века, с. 35—44.
89 ММ, VI, р. 156, 158, 160, 162, 164 sq.
90 Ferrari G. I document! greci mediaevali, p. 88—89.
140
ные тексту документа кресты, в то время как формула «предпославший честные и животворные кресты» отсутствует.91 То же самое мы видим и в уже упоминавшейся купчей 897 г. из архива Лавры.92 В юридическом плане необходимость помет в виде крестов как предпосылка законности частноправового акта диктовалась 72-й новеллой Льва VI, так же как и следующий элемент документа.
3. Ипвокация, т. е. призывание имени божия, в своей обычной тринитарной формуле («во имя отца и сына и святого духа») или же в более пространной редакции (см., например, странную формулу в одной купчей Лемвиотиссы (1276 г.), на которую обратил внимание и Феррари: eoSoxia too upoavdp^ou тахтрод, aovepyia тоб aovap/oo oioo xa't erciveouet too uavapou xai Ca>oiw.o5 tcvsоратор93); иногда к призыванию Троицы добавляется призывание богородицы.94 В некоторых типах частных документов ипвокация часто вообще опускалась (например, в дарственных, но иногда и в купчих 95).
4. Обозначение имени царствующего лица или архонтов (например, «в царствование благочестивейших...» и т. д.) — фраза, встречающаяся, однако, крайне редко,96 и, несмотря на то что ее наличие диктовалось 47-й новеллой Юстиниана (Nov. Just. 22, 2, 2), отсутствующая даже в формулярпиках.97 Чаще всего ипво-кацией завершается инициальный протокол и сразу же за этим следует собственно документ — «текст» (то осрос), который включает имя продавца.
5. Имя продавца. Здесь перечисляются имена всех лиц, обозначенных во втором пункте формуляра, причем, как уже было отмечено, если во втором пункте были сигиопы с вписанными в них подписями, то здесь указывается, что обозначенные лица «собственноручно начертали честные и животворящие кресты». Эта часть формуляра важна тем, что опа ясно свидетельствует о том, что субъектом являлось отнюдь не только физическое лицо, а сторона (реро?), т. е. лицо правовое, лишь как бы представителем которого было лицо физическое. Дело в том (и это тоже отмечалось), что в рассматриваемых грамотах продавец представлен обычно пе одним физическим лицом, а целым комплексом физических лиц: семьею (муж, жена, дети), или даже большою семьею, родом (братья, племянники), иногда — не кровными род
91 Simon D. Ein spatbyzantinisches Kaufformular, S. 161.
92 Actes de Laura, I, N 1, p. 89—91.
93 ММ, IV, p. 174—175; Ferrari G. I document! greci medioevali, p. 89.
94 ММ, IV, p. 48 (дарственная 1230 г.), 66 (купчая 1242 г.), 69 (купчая 1257 г.), 86 (купчая 1257 г.) и др.
95 Ibid., р. 91, 104, 114, 125, 137, 159, 174, 203, —Ср.: Hunger Н. Zwei byzantinische Urkunden, S. 299; Do I ger F. Aus den Schatzkammorn, N. 13; Simon D. Ein spatbyzantinisches Kaufformular, S. 160.
93 ММ, IV, p. 48, 66.
97 Simon D. Ein spatbyzantinisches Kaufformular, S. 157, 161,
141
ственниками, а чужими по крови совладельцами.98 Правовое лицо покрывает, таким образом, собою физическое лицо и заключает в себе, кроме него, его наследников, преемников, совладельцев и пр. Тем самым упразднялась необходимость изготовления еще целого ряда отступных грамот со стороны этих физических лиц.
6. Формула совершения сделки: мы, вышеозначенные лица, «настоящую записанную и подписанную отныне и впредь с общей ответственностью и- всяким законным обеспечением (рета xaQ-oXixoo SecpevOTCDvo; xai каот]; аХХт^ vop.cp.oy аа^аХеса?) чистую ясную продажу (хаЭ-apav irpaaiv), долженствующую навеки быть ненарушимою и неизменною и никоим образом отныне никогда через какое-либо время, хотя бы и нескоро, быть разрушенною или поколебленною ни со стороны нас, продавцов, пи со стороны какого бы то ни было лица, родственного или чужого, постановляем и делаем (тс8-ер.е8-а xai uoioop.ev — это и есть формула сделки, — И. М.) добровольно и бесповоротно, пе из какого-либо принуждения, или насилия, или страха, или обмана, или описки, или мошенничества, или глупости, или невежества, или незнания законов, или по другой какой пепохвальпой причине искажения законов, по со всем нашим желанием и прямотою, по длительном соображении и с обдуманной целью, а вместе и с одобрением всей пашей стороны (rcavTo; тоб рероу; ijpffiv)» в пользу такого-то.
Это наиболее полная формула совершения сделки, которая свойственна почти всем грамотам Лемвийского монастыря.99 В грамотах Патмосского и афонских монастырей употребляется иногда формула, близкая к вышеприведенной,100 иногда же более краткая: документы отредактированы по типу «а» (в классификации Феррари), чистому и упрощенному, т. е. лишенному подлинной нотификации— вышеозначенный А продаю (или передаю — искраахо), ёхтиосеы) в пользу такого-то (ттрб<; В) или же в прошедшем времени — d-гсер'гсбХтра, ттеираха, и т. д. Такой тип довольно редок в купчих, но очень часто встречается в дарственных: я, вышеозначенный А акобсбсор-с (ММ, IV, р. 75 s. d.), aiw^apcCopac (ММ, IV, р. 91 s. d., 141 s. d), тсараЗсЦы (ММ, IV, p. 140, 1291 г.; 415, 417, 426), eirtBiBopai (ММ, IV, p. 176 s. а.), схЗсосорл (ММ, IV, p. 265 s. a.)101 тгро? В, или также в прошедшем времени — акг^арсаар-еу.. . кро; tt]v p.ov7]v и т. д. тб /(opacptov (ММ, IV, р. 236—237), тахре&оха (ММ,
98 Вернадский Г. В. Заметки о византийских купчих грамотах XIII века, с. 41.
99 ММ, IV, р. 51, 78, 94, 115, 118, 122, 129 etc.
100 Ibid., р. 174; Hunger Н. Zwei byzantinische Urkunden, S. 299; Actes de Laura, I, N 1, 8; N 12, 5; Dolger F. Aus den Schatzkammern, N 110, 40 f.; Actes de Kutl., 4, 4; 7, 5. Настойчивость в подчеркивании добровольного характера действий продавца (см. термины exouaiws, оих ёх xtvd? ava7X7j<; т) 8бХои ц ^ои и т. д.) понятна, ибо о недействительности сделки, которая была вынуждена насилием или произведена обманом, говорилось в Василиках (Basil. XIX, 10, 65, 68). Ср.: Simon D. Ein spat-byzantinisches Kaufformular, S. 162—163.
101 Cp.: Hunger H. Zwei byzantinische Urkunden, S. 303.
142
IV, р. 92). По в какой бы редакции эта формула ни была (краткой или пространной), она имеется во всех частноправовых актах, являясь их существенной частью.
7. Указание имени покупателя, всегда во втором лице и непосредственно вслед за формулой совершения сделки, причем кроме физического лица, как правило, указывается вся его сторона (реро?). Так, Михаил Какава и ого родственники совершили акт продажи «тебе, преосвященный игумен... монастыря Лемвиотиссы, кир Герасим, и через тебя всем под тобою пребывающим в аскезе монахам, а через вас — всей вашей стороне ('кро? та р,ёрт] upiwv агахута) — наследникам, преемникам и всяким после вас обладателям;102 Ирина Ельпидипа и ее родственники совершили акт продажи «тебе, великославпый протовестиарий, кир Георгий Евнух, а через тебя и всякому от тебя отделенному лицу и стороне».103
8. Предмет сделки. Большинство византийских актов частноправового характера оформляют отчуждение мелких имуществ — небольших земельных участков — хорафиев, садов, виноградников, небольшого количества деревьев и т. д., причем, как правило, при заключении такого рода сделок следует точное описание границ владения, тщательно указывается тсерюрюрд^ участков (по их четырем сторонам — северной, восточной, южной, западной или же по каким-то другим ориентирам). Например: продаем «масличные паши деревья, находящиеся и расположенные в селе Папарета в местности Финика, имеющие близость с востока к Арменовым (деревьям) и с запада к таковым же Арменовым, с севера — к (деревьям) Зонара и с юга — Какава, т. е. масличных деревьев 27 со всеми правами и преимуществами в отношении их».104 Но немало встречается и таких документов, в которых точное описание границ отсутствует и вместо этого стоит стереотипная формула осгоу xal oiov ecmy.105
9. История сделки находится пе во всех грамотах, но далеко не только в актах Лемвийского монастыря, как утверждает Г. В. Вернадский.106 Пожалуй, наиболее любопытным образцом может быть как раз упоминавшаяся нами грамота 1048 г. из архива пантелеймопского монастыря на Афоне;107 но наличие этой части было, по-видимому, делом необязательным, так как ни один из дошедших до пас формуляриев о ней не упоминает.
102 ММ, IV, р. 78.
103 Ibid., р. 161.
104 Ibid., р. 78, ср.: Акты Русика, № 2, с. 10—16 (купчая 1034 г.), и др. (примеры бесчисленны).
103 ММ, IV, р. 52, 6; 20; 137, 8; 151, 4; 174, 14; 175, 10; 237, 3; 409, 6; Sathas С. Bipkioft-q-zTj Meaaiwyiz^, VI, р. 612, 26; D 61 ger F. Aus den Schatz-kammern, N 111, 15; Hunger H. Zwei byzantinische Urkunden, S. 305, 6.
106 Вернадский Г. В. Заметки о византийских купчих грамотах ХШ века, с. 38.
107 Акты Русика, № 3, с. 18—26.
143
10. Установление цены и передачи денег — клаузула, характерная, разумеется, только для документов, оформлявших сделки купли-продажи, в дарственных же и в другого рода частных актах, естественно, отсутствующая. Как было уже сказано, византийские акты фиксируют в основном отчуждение мелких имуществ. Естественно, что и стоимость отчуждаемого имущества выражается обыкновенно в единицах, реже десятках но-мисм. Подобная клаузула установления цены гласит: «Мы договорились о цене и установили ее во столько-то помисм (или иперпиров)». Затем следует расписка в получении цены в форме «каковые номисмы (иперпиры) получив из твоих рук в присутствии нижеподписавшихся свидетелей» или «после того, как вся сумма целиком была полностью уплачена», после чего продавец говорит, что предмет сделки «действительно передается» без препятствия с чьей-либо стороны. Вернадский не выделяет передачу предмета сделки в отдельную клаузулу, очевидно, потому, что эти два элемента (получение денег и передача предмета сделки) тесно связаны между собой. Особенно это явствует из таких характерных выражений, как «получив цену, dvTiKape8i6xa|xsv вещь», которые обнаруживают тенденцию уравнять действия продавца и покупателя. «Другими словами, — говорит Феррари, — купля-продажа, к которой относятся наши документы, понималась пе более, пе менее как обмен (permu-tatio)».108 Одпако по своему значению констатация передачи предмета сделки, которая по воле автора документа вводила покупателя в vacuam possessionem, заслуживала бы выделения в особую клаузулу.
11. Права покупателя, о которых можно составить представление из уже упоминавшейся грамоты Какавы: получив деньги за проданную вещь, «мы совершенно отступаемся от обладания и владения ими (деревьями) и поступаемся ими, чтобы ты принял их и пользовался и владел па все последующие непрерывно времена, имея позволение и всякую власть продать их и подарить, обменять и всякое другое сделать угодным тебе и желательным образом, как божественные и благочестивые законы повелевают совершенным и истинным владельцам владеть над принадлежащим им». В других грамотах также гарантируется покупателю право полного распоряжения объектом купли. Он может 1) продать (•rcurpaaxeiv), 2) подарить (diro^api'Cea^ai), 3) обменять (dvTaXXdrretv), 4) дать в приданое (repoixa BiSovai), 5) подарить церкви или монастырю (acpispoov).109
108 Ferrari G. I document! greci medioevali, p. 96.
109 ММ, IV, p. 52, 61, 65, 78, 96, 117; IV, p. 158; S ath a s С. ВфХю&^ MeaaiwvtxT], VI, p. 613, 616; Doi ger F. Aus den Schatzkammern, N 110; Hunger H. Zwei byzantinische Urkunden, S. 300.
144
12. В эту рубрику Вернадский выделяет эпителию кай особый добавочный платеж.110 Образцом может быть указана купчая грамота, согласно которой Ксен Лега продал в 1231 г. монастырю Лемвиотиссы оливковые деревья; особо оговорено, что «монастырь должен платить (egmeXelv) ежегодно в виде эпителии (блер ёштеХеса;) одну номисму благороднейшему рыцарю Сир-гари».111 Согласно В. Г. Васильевскому и Б. А. Панченко, под эпителией следует понимать лежащую на земле подать.112 Последняя, однако, может означать как государственный налог, так и феодальные платежи. В данном случае отчуждение вещи сопровождалось, очевидно, перенесением на покупателя не налогового ценза, а именно феодального платежа. Но часто отчуждающий оставляет за собой платежи, оговаривая только, чтобы в этом случае покупатель платил эпителию (каждый год!) ему, продавцу. Так, в грамоте Иоанна Полей 1212 г. говорится: «... нужно же (тебе, покупателю) платить нам ежегодно в виде эпителии полторы номисмы»,113 или еще: Никодим Гунаропул продал Анне, вдове Никиты Влатера, свою долю (p,epi'8a) земли в хорафиях местности, известной под именем «казенной» земли (то Shostov), за 20 номисм; Анна обязалась, кроме того, каждый год платить продавцу полпомисмы «в качестве эпителии» (/aptv ётгггеХеса?).114 Но убедительному мнению Васильевского и Панченко, продавец платит в определенном размере подати за свое имущество; отчуждая часть своего имущества, оп не получает снижения податей от казны (и от феодального сеньора!) и поэтому выговаривает с покупщика соответствующую долю для уплаты этих податей.
Разумеется, наличие данной клаузулы в византийских частноправовых актах заставляет сделать существенные поправки к характеристике особенностей этих актов в категориях римского права с нуждами повседневной практики феодального византийского общества. В этом смысле данная клаузула заслуживала бы специального исследования. К сожалению, встречается опа лишь в некоторых грамотах Лемвийского монастыря, а ее отсутствие в формуляриях делает выделение ее в особую клаузулу весьма проблематичной.
13. Устное повторение сделки(ётерсбттр^). Например: «...спрошенные (CTreparaop,evoi) относительно настоящей продажи, от нас происшедшей, мы исповедуем и подтверждаем, что никак не подвигнемся на то, чтобы повернуть обратно [сделку] или рас-
110 Вернадский Г. В. Заметки о византийских купчих грамотах XIII века, с. 39—40.
111 ММ, IV, р. 61.
112 Васильевский В. Г. Материалы для внутренней истории Ви зантийского государства. — ЖМНП, 1880, т. 210, с 134; Панченко Б. А. Крестьянская собственность в Византии. София, 1904, с. 117, 119, 120, 123.
113 ММ, IV, р. 119.
114 Ibid., р. 183.
1Q Проблемы источниковедения
145
Каяться [в ее совершении] или хотя бы одно слово изменить или отставить...».115 По мнению Вернадского, етсершт^сн; соответствует институту stipulatio по терминологии римского права.116 Действительно, некоторые черты стипуляции как вербального контракта здесь налицо, хотя в очень смягченной форме, скорее даже в форме cautio, т. е. в форме письменного стипуляциопного документа, при котором значение строго формальной стипуля-ционной формы (вопрос и совпадающий с ним по смыслу ответ) уже отошло па второй план, и если обе стороны присутствовали в одном месте, то предполагалось, что составлению документа предшествовало совершение словесной формы стипуляции.117 Нужно также отметить, что встречается пе так уж
часто, примерно в четверти всех купчих грамот Лемвийского монастыря.
14. Очистка и неустойка. Например, Василий Манкафа и его племянники продали несколько хорафиев Георгию Евнуху. В конце акта об этой продаже сказано: «Если же кто найдется, что сказать по поводу этой (сделки)..., то мы должны прекратить это. Если же кто из наших братьев или соседей (оиржХтрс-aoxfijv) или совладельцев (BiaxaTO^wv), кто бы он пи был — (это заявит), то его пе надо слушать; но если и сами когда-нибудь позже раскаемся в настоящей пашей продаже или потребуем большей цепы, пусть мы будем прокляты и анафема, и жребий наш с Иудою, и уплатим мы в виде штрафа 24 номисмы и царскому вестпарию [уплатим] за нарушение законов».118 Другая формула неустойки дается в уже упоминавшейся купчей Ка-кавы: если продавцы окажутся пе в состоянии очистить проданную вещь «то пе только пусть мы не будем выслушаны, по при предъявлении настоящей грамоты и расходы, какие вам [покупателям] придется понести, заплатим мы вдвое..., а в качестве пени мы должны уплатить стороне монастыря... номисм золотом, как и за нарушение законов в казну».119 Почти все византийские частные акты в той или иной редакции (пространной или сокращенной) содержат эти клаузулы очистки и неустойки,120 которые, таким образом, предусматривают: а) обязан
115 Ibid., р. 79.
116 В е р п а д с к и й Г. В. Заметки о византийских купчих грамотах XIII века, с. 40.
117 О стипуляции см.: Riccobono S. Stipulatio с instrumentum nel diritto giustinianeo. — Zeitschrift fur Rechtsgeschichte der Savigny-Stiftung. Romanische Abteilung, 1914, Bd 35, S. 214 f.; 1922, Bd 43, S. 262 f.; Pring-s h e i m F. Stipulationsklausel. Gesammte Abhandlungen, Bd I. Heidelberg, 1961, S. 154—156; Simon D. Studien zur Praxis der Stipulationsklausel. Munchen, 1964.
1,8 ММ, VI, p. 152.
119 ММ, IV, p. 79.
120 В качестве исключения можно назвать подлинную купчую 1436 г. на ветряную мельницу, в которой вообще осутствует какая бы то ни было формула очистки и неустойки (см.: Hunger Н. Zwei byzantinische Urkunden, S. 298—300).
146
ность продавца принять па себя всевозможные иски, б) обязательство пе изменять условий и защищать от третьих лиц, в) запрет выслушивать продавца па суде, г) за нарушение условий санкции светские (возмещение судебных издержек, штраф казне, двойное возмещение покупателю — stipulatio duplae) и духовные (анафема, угроза «иудиной доли», проклятие 318 ни-кейских отцов и т. д.).121
Последние три раздела формуляра византийских частноправовых актов (15, 16 и 17) состоят (соответственно) из даты (месяц, день, индикт, год от сотворения мира), подписей свидетелей и нотария, о чем подробно говорилось выше.
Таким образом, византийский частный акт представляет собой довольно сложное образование, аккумулирующее в себе элементы античного хирографа, стипуляциоппого документа, средневековой грамоты-хартии и юридического instrumentum, каким его знали итальянские торговые коммуны. Наряду с очевидными несовершенствами и неудобствами это имело и свои преимущества. Отпадала, например, необходимость в изготовлении целой серии дополнительных документов, которые бы сопровождали основной акт (отказ наследников от отчуждаемого имущества, ввод во владение и т. д.). Подводя некоторый итог сказанному, следует отметить, что византийские частные акты — важный источник по истории имущественных отношений, по внутренней истории Византии вообще; однако, пользуясь этим источником, нужно все время помнить о его специфике. В данном очерке сделана лишь предварительная попытка на основе выявленных фактов приблизиться к изучению византийского частноправового акта. Детально же ого исследование будет предпринято в подготавливаемой нами специальной монографии «Очерки византийской дипломатики».
121 ММ, IV, р. 91, 117, 121, 133, 151, 169, 170.
10*
М. Т. Петров
ИТАЛЬЯНСКАЯ НОВЕЛЛА ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
Отношение к различным типам исторических источников, выход одних па первый план и временное забвение других непосредственно зависели от того, какие проблемы исторической пауки приобретали ведущее значение. Показательна в этом плане судьба произведений художественной литературы. Игравшие серьезную роль на ранних этапах развития исторического знания литературные памятники были затем оттеснены па второй план. Огромное значение, которое приобрело документальное наследие минувших эпох — массовые источники, дававшие возможность строить масштабную картину социальной, экономической и политической жизни прошлого, — было связано с известной недооценкой свидетельств уникальных источников. Этому способствовало также и то, что, с одной стороны, свидетельства литературных памятников в значительной мере вошли в историографию, а с другой — сами они с позиций развивающейся методики исторической критики стали считаться сомнительными. В отечественном источниковедении до сих пор остается дискуссионным вопрос, являются ли произведения художественной литературы историческими источниками.1 Однако,
1 Миронец II. И. Художественная литература как исторический источник. (К историографии вопроса). — ИСССР, 1976, № 1, с. 133, 136, 137. — Автор статьи, пе сомневаясь в «познавательном значении художественной литературы», все же именно в связи с поставленной проблемой предлагает отличать «источник исследования», т. е. собственно исторический источник, от «источника познания» — понятия гораздо более широкого, куда и готов прежде всего отнести художественную литературу.
См. также: К а ш т а и о в С. М., К у р п о с о в А. А. Некоторые вопросы теории источниковедения. — ИА, 1962, № 4, с. 184; Шмидт С. О. Вопросы преподавания источниковедения. — НиНИ, 1962, № 4, с. 117—119; Макаров М. К. К вопросу о терминологии в источниковедении истории СССР. — ТрМГИАИ, 1963, т. 17, с. 19; П р е д т е ч е н с к и й А. В. Художественная литература как исторический источник. — Вестник Лепингр. ун-та, сер. ист., яз. и лит., 1964, № 14, вып. 3, с. 81 (автор утверждает, что позпава-
148
пока источниковеды ищут удовлетворительных терминологических дефиниций, советская наука уже имеет в своей конкретной практике интересные результаты использования литературно-художественных произведений для исследования самых разнообразных исторических (и главным образом историко-культурных) проблем.2 Тот факт, что художественная литература любого исторического периода является зеркалом своей эпохи, что искусство —- пускай специфически, — по отображает жизненные реалии, пе требует особых доказательств, тем более что тезис этот фундаментально обоснован в работах классиков марксизма-ленинизма.3 Л марксистско-ленинская эстетика в достаточной степени (для того, чтобы источниковедение уже сейчас специально и всесторонне начало исследовать эту проблему) разработала понимание искусства как особого рода познавательной и моделирующей действительность деятельности.4 При этом вопросы как семиотической специфики, так и аксиологической природы искусства получили плодотворную исследовательскую разработку.
Тем по менее для отечественного теоретического источниковедения разработка проблемы «Художественная литература как исторический источник» связана не только с целым комплексом пересекающихся проблем эстетики, литературоведения, теории познания, аксиологии, семиотики (объединенных, разумеется,
тельная роль художественной литературы и того материала, который обозначается именем исторического источника, не идентичны); Карелова Г. Д. К вопросу о взаимоотношении исторической пауки с искусством и эстетикой. — ТрМГИЛИ, 1967, т. 25, с. 90, 95; Гуревич А. Я. История и социальная психология (источниковедческий аспект). — В кн.: Источниковедение. Теоретические и методологические проблемы. М., 1969, с. 422—424; Ш м и д т С. О. Современные проблемы источниковедения. — Там же, с. 32, 43; Гумилев Л. II. Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником? — ZVZ, 1972, № 1, с. 73—82; М о г и л ь п и ц к и й Б. Г. К вопросу о соотношении исторического и художественного познания. — С7Д вып. 39. М., 1975, с. 49—51, 53, 55, 59, 65; Пушкарев Л. II. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М., 1975, с. 194; Кургинян М. С. Социологический анализ художественного произведения в трудах современных западных исследователей. — ИЛИ, сер. лит. и яз., 1976, т. 35, № 2, с. 122.
2 См., например: Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки XI—XIII вв. Изд. 2-е. Л., 1966; Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965; Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970; Лотман IO. М. О Хлестакове. — Труды по русской и славянской филологии, 1975, [т.] XXVI. Литературоведение (Учен. зап. ТартГУ, вып. 369), с. 19, 53.
3 См.: ф. Энгельс — Лауре Лафарг, 13 декабря 1883 г. — Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 67; Ф. Энгельс — М. Гаркнесс [начало апреля 1888 г.]. — Там же, т. 37, с. 36; Ленин В. И. 1) Лев Толстой, как зеркало русской революции. — Поли. собр. соч., т. 17, с. 206—213; 2) Л. И. Толстой. — Там же, т. 20, с. 20.
4 См. об этом: К а г а п М. С. Лекции по марксистско-ленинской эстетике. Изд. 2-е, Л., 1971, с. 306—308, 311, 329, 334, 345.
149
единым взглядом на объект исследования с позиций реальных потребностей позитивной истории). Эта проблема требует рассмотрения также специальных источниковедческих вопросов. Чем отличается литературоведческое источниковедение произведений «изящной словесности» от исторического? В чем специфика информации, заключенной в произведениях художественной литературы, и как эту информацию использовать? Являются ли ее эстетические свойства помехой па пути исторического исследования или при соответствующем уровне методологической и методической разработки приемов работы с этим видом источников могут иметь самостоятельное значение?5
Все эти и многие другие вопросы еще ждут своего целенаправленного обоснования. По уже сейчас ясно, что такой «стратегический» источник, как художественная литература, может быть многосторонне использован исторической наукой. Об этом говорит и реальный опыт исторических исследований, и теоретическая актуальность, и, наконец, все время развивающаяся историография этой проблемы.
Одной из возможных линий разработки данной темы могла бы явиться постановка вопроса об источниковедческом значении и социально-культурных функциях некоторых видов литературных памятников в определенную историческую эпоху.6
Мы пытаемся поставить эту проблему на материале одного из наиболее репрезентативных жанров литературы Возрождения — итальянской новелле. Рассмотрение этого вида повествовательных источников под источниковедческим углом зрения представляется весьма перспективным.
История Возрождения начинается с произведений Петрарки и с «Декамерона» Боккаччо. Духовное самоопределение человека и переоценка им своего места в реальной жизни — вот две темы, которые задали топ новой культуре. При этом новелла как жанр, как особый вид повествования получила жизнь именно в связи с ясно выявившимся началом духовной перестройки. Новелла сама стала литературной и культурной формой, которая отвечала потребностям нового миропонимания. Литературные прецеденты этого жанра настолько незначи
5 Эта проблема четко сформулирована Л. С. Выготским: «До тех пор, пока мы не научимся отделять добавочные приемы искусства, при помощи которых поэт перерабатывает взятый им из жизни материал, остается методологически ложной всякая попытка познать что-либо через произведение искусства» (Выготский Л. С. Психология искусства. Изд. 2-е. М., 1968, с. 71). Однако проблематика и методологический уровень современных исторических исследований позволяют, думается, ставить вопрос об источниковедческом освоении самой эстетической структуры художественных произведений.
6 См.: Каштанов С. М., Курносов Л. А. Некоторые вопросы теории источниковедения, с. 175; III м и д т С. О. Современные проблемы источниковедения, с. 43.
150
тельны,1 * * * * * 7 что можно только удивляться, как почти сразу после своего зарождения новелла обретает полную зрелость в творчестве Боккаччо. Примечательна не только быстрота обретения оригинального жанрового лица, но также и то, что фактический его родоначальник — Боккаччо — намного опередил своих последователей. И не только в плане литературной техники, писательского мастерства, по, что гораздо важнее (хотя на первый взгляд и парадоксальней), его «Декамерон» ближе к зрелой гуманистической культуре, к ренессансным литературным принципам, чем новеллы его продолжателей Франко Саккетти, сер Фиорентино, Джованни Серкамби, более тесно связанных со средневековыми литературными традициями и идейными нормами.8
Новелла является жанром, воссозданным Ренессансом и чрезвычайно ярко его воплотившим. Расцвет ее связан с этой эпохой. После Возрождения новелла хотя и поднималась до таких же художественных высот, но не имела такого культурного значения и социального резонанса, как в XIV—XVI вв. Становление этого жанра и есть по сути становление ренессансной прозы. Быстрота этого процесса весьма симптоматична и заставляет предполагать в новелле прозаический жанр, адекватный мировоззренческому стилю репессаиспой культуры.
Сама история и судьба ренессансных литературных и повествовательных жанров позволяет ставить вопрос именно так. Большинство из пих, зародившись в Средневековье, закапчивают свое существование в Возрождении (рыцарская эпическая поэма) или, вновь возникнув в Возрождении, дают высшие свои плоды в другие эпохи и пе в Италии (комедия, трагедия) или же только подготавливаются Ренессансом (роман).9 В ученой прозе Возрождения известным аналогом расцвету новеллы 10 может служить резко повысившееся значение таких далеко не чуждых художественности жанров, как биография, автобиография, диалог.
Таким образом, историк культуры может предположить в новелле источник особой важности для понимания истории Возрождения. Об этом говорит также и круг имен, связанных с по-
1 Голенищев-Кутузов И. Н. 1) Средневековая латинская лите-
ратура Италии. М., 1972, с. 253—254; 2) Романские литературы. Статьи и
исследования. М., 1975, с. 154; Гуковский М. А. Итальянское Возрож-
дение, т. I. Л., 1947, с. 266.
8 Знаменитый новеллист XVI в. Ласка писал: «... нет новелл более
прекрасных, более шутливых, более поучительных, чем у Боккаччо»
(цит. по: F1 a m i n i Fr. Storia letteraria d’Italia. Il Cinquencento. Milano,
[s. a.], p. 358).
9 К о ж и н о в В. В. Происхождение романа. Теоретико-исторический очерк. М., 1963; Krauss W. Novella—Novelle—Roman. Halle, 1940 (Zeit-schrift fur romanische Philologie, Bd 60).
10 Акад. В. Ф. Шишмарев считал, что треченто можно назвать «веком новеллы» (см.: Шишмарев В. Ф. Избранные статьи. История итальянской литературы и итальянского языка. Л., 1972, с. 249).
151
веллой. Среди лих пе только классики жанра — авторы сборников — Боккаччо, Саккетти, Сермили, Серкамби, Мазуччо, Ласка, Фирепцуола, Джиральди, Страпарола, Банделло. К новелле прикасались Альберти, Пульчи, Лоренцо Медичи, Макьявелли; писали микроповеллы-фацеции Поджо и Полициано, Беккаделли и Леонардо.11
Но ценность этого типа повествования как исторического источника определяется пе количеством имел и даже не их историческим значением, а прежде всего тем жанровым углом отражения реальной жизни, духовных и нравственных ценностей общества, который был свойствен ренессансной новеллистике, мерой вместимости бытовых, социальных и культурных реалий.12 Именно с этим связана культурная и общественная актуальность ренессансной новеллистики для своего времени и, соответственно, для истории культуры.
Причины расцвета новеллы, как и других жанров ренессансной прозы, связанных с ярко выраженным личностным началом, — в их соответствии жизненным и культурным потребностям ренессансного общества. Предметом изображения в новелле, в биографии, в автобиографии, а также в лирической поэзии был человек, при этом, как правило, конкретный индивид. Это соответствовало центральной идее эпохи — идее всесторонне развитой личности, свободной от стесняющих порм религиозной морали, от сословно-кастовых ограничений. Отсюда — то большое значение, какое получает в живописи и пластике портрет, отсюда и широкая популярность в то время этических, политических, историографических сочинений; наконец, — расцвет риторической и эпистолярной культуры. Все это связано с жизнью человека в обществе, с оценкой его положения в мироздании, с осмыслением его взаимоотношений с историей, культурой, социумом.
Перестройка духовных ценностей в новой культуре повлекла за собой выдвижение на первый план жанров повествовательной прозы, в наибольшей степени сконцентрировавших мировоззренческие принципы и позиции Возрождения. Новые идеи и темы искали адекватной жанровой формы, перестраивали старые, возрождали забытые и вызывали к жизни новые повествовательные системы. Вспомним, чем стала у Пульчи и Ариосто эпическая рыцарская поэма,13 вспомним, кроме того, об огромном значении
11 Писателей, с бблыпшм или меньшим постоянством работавших в этом жанре, было много (см.: Papanti G. Catalogo dei novellieri Italian! in prosa. Livorno, 1871).
12 Эмиль Жебар писал об этом: «... итальянская новелла в течение трех с половиной веков развития от Новеллино до Банделло создает живой образ Италии с ее духом и правами, с ее религиозным сознанием и моральной испорченностью, опа воспроизводит все ее добродетели и пороки» (Ge b art Е. Contours florentins du Moyen Age. Paris, 1905, p. 9).
13 «Миф рыцарства был оживлен и преобразован Возрождением, ибо вызывал интерес пе своими идеалами, а свежестью, разнообразием и 152
биографий,14 о сплаве автобиографии, дневника и хроники в «семейных хрониках»,15 о специфике ренессансных диалогов, в которых иногда невозможно идентифицировать авторскую позицию с мнением только одного участника диспута.16
Человек Возрождения, «обретя в собе самом новую точку отсчета»,17 именно в новелле сумел найти гибкую и емкую форму выражения своих разнообразных интересов. Не случайно исследователи ренессансной литературы считают новеллу «одним из специфических для литературы Возрождения и замечательно характеризующих ее жанров»,18 отмечают наличие в ней «крупномасштабной ренессансной проблематики».19
У Боккаччо в «Декамероне» есть своего рода новелла о новелле (VI, 1). Сюжет ее таков: рыцарь пытается рассказать новеллу даме. Та с удовольствием слушает. Но рассказчик оказался неудачливым — оп по нескольку раз повторял сказанное, путал имена и настолько испортил «прекраснейшую» новеллу, что дама была вынуждена его прервать.20 Испытания новеллой этот повествователь не выдержал: оп нарушил основные законы жанра — краткость, точность выражения, неожиданность фабулы.
По определению Л. Гаспари, новелла — всякий пе очень большой рассказ о вещах необыкновенных, новых и примеча
пеобычайпостыо происходящих в нем событий» (Б а т к и и Л. М. Ренессансный миф о человеке. — ВЛ, 1971, № 9, с. 127).
Необычайность и разнообразие событий сближает ренессансный рыцарский эпос с повеллой, правда, только в литературном отношении. Пе случайно говорят о «богатом новеллистическом материале», содержащемся в «Неистовом Роланде» (В и пг н е в с к и й Л. «Неистовый Роланд» Ариосто и рыцарская поэзия итальянского Возрождения. — В кп.: Лодовико Ариосто. Неистовый Роланд. Пер. с итал. Л., 1938, с. 17).
14 II е т р о в М. Т. Биографии итальянского Возрождения как исторический источник. — ВИД, [т.] VI. Л., 1974, с. 295—307.
15 Руте и бург В. И. Автобиография Питти и итальянская литература. — В кн.: Буопаккорсо Питти. Хроника. Пер. с итал. Л., 1972; Guzzoni degli Ancaran С. La cronica domestica toscana dei secoli XIV e XV. Lucca, 1920; Bee Chr. Les marchands ecrivains. Affaires et hu-manisme a Florence. 1375—1434. Paris, 1967.
16 Б а т к и п Л. M. Итальянский гуманистический диалог XV века. Выражение стиля мышления в структуре жанра. — В кн.: Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976.
17 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972, с. 33.
18 Балашов II., Михайлов А., Хлодовский Р. Эпоха Возрождения и новелла. — В кп.: Европейская новелла Возрождения. М., 1974 (БВЛ, т. 31), с. 5.
19 Там же, с. 6.
20 II Decameron di messere Giovanni Boccaccio. Firenze, 1820 (далее: Il Decameron), p. 501—502; Джоваппи Боккаччо. Декамерон. Пор. с итал. А. II. Веселовского. М., 1955 (далее: Декамерон), с. 365—366.— Здесь и далее при цитировании и упоминании «Декамерона» в тексте в круглых скобках обозначены: день — римской цифрой, новелла — арабской.
153
тельных.21 Можно было бы дополнить это определение рассмотрением теоретических и историко-литературных дефиниций новеллы от И.-В. Гёте и Ф. Шлегеля до Б. Эйхенбаума, О. Фройденберга, И. Виноградова, Г. Мальмеде, И. Берковского и других ученых.22 Однако для понимания ренессансной новеллы как исторического источника важнее, на наш взгляд, выяснить то, какая реальность стояла за словом «новелла» для самих ренессансных новеллистов. Обратимся только к одному из них — Франко Саккетти. Из контекста многих его новелл видно, какое богатое смыслами и оттенками содержание вкладывается в это понятие. Опо может означать просто «приключение», «происшествие» (164).23 В другом случае novella объединяет для Саккетти остроумный ответ и шутливую проделку (170).24 В одном из своих повествований писатель, хотя подчеркивая разницу, все же относит к новелле как причудливую выходку шута Дольчибепе, так и вполне серьезное дело, где тот выступал как официальный палач, действовавший по приказу капитана города Форли (62).25 Иногда «новелла» у флорентийца означает просто «известие», «сообщение» (36).26 «Новелла» может переводиться и просто как «новость» (151).27 Но иногда должна рассматриваться в смысловом ряду—«россказни», «побасенки», как в новелле о шуте Пополо д’Апкопа (162).28 Поскольку «новелла» может означать как рассказ о происшествии, так и само происшествие, то нет ничего удивительного в том, что новеллу можно «увидеть» (160).29 Поэтому у Саккетти встречается такое понимание этого слова, которое скорее всего соответствует
21 Гаспари А. История итальянской литературы. Пор. с итал., т. 2. М., 1897, с. 42.
22 Эйхенбаум Б. ОТепри и теория новеллы. — В кп.: Эйхенбаум Б. Литература. Л., 1927; Фройденберг О. Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936; Виноградов И. Борьба за стиль. Сб. статей. Л., 1937; Malmede II. Wege zur Novelle Theorie und Interpretation der Gattung Novelle in der Deutsche Literaturwissenschaft. Stuttgart—[West] Berlin—Koln— Mainz, 1966; Берковский H. Романтизм в Германии. Л., 1973.
23 «Infi.no dope molte novelle e’ mandb per una maestro» [Le Novelle di Franco Sacchetti. Per Ottavio Gigli, (далее: Le Novelle). Vol. II. Firenze, 1860, p. 66; Ф p а и к о С а к к e т т и. Новеллы. Пер. с итал. В. Ф. Шишмарева. М.—Л., 1962 (далее: Новеллы), с. 253]. — В тексте здесь и далее дается (в круглых скобках) порядковый помер новеллы.
24 Le Novelle, р. 83.
25 «La seguente novella di messer Dolcibene, della quale voglio ora trattare, fu da dovero, dove la passata fu una beffa» (Le Novelle, vol. I, p. 62).
26 «Portar la novella a'Signori da Firenze» (Le Novelle, p. 94). — В данном случае речь идет о сообщении, что неприятель приближается к городу.
27 Флорентийские изгнанники в Генуе беседуют о новостях (di novelle), о выдумках (di bugle), о надеждах (di speranze) (Le Novelle, vol. II, p. 1).
23 Le Novelle, p. 57.
29 «Fammi venire a memoria la precedente novella d’un’altra, che gi’a io vidi» (Le Novelle, p. 43).
154
нашему «история», с его сложным балансом смыслов — случай и рассказ о случае одновременно (147).30 Насколько трудно иногда бывает определить точный смысл этого понятия, показывают два разных перевода одного и того же отрывка из Сак-кетти (75), сделанные А. Г. Габричевским и В. Ф. Шишмаревым. При этом и тот, и другой переводы равно возможны, так как у Саккетти novella опять объединяет некое происшествие (человек сбит с пог животным) и остроумное словцо (он же шутливо поясняет церковную роспись).31
Не чуждо Саккетти не только превращение повелл (особенно маленьких) в анекдоты, но и само понимание этого (228).32 Мы найдем у флорентийского писателя еще множество оттенков этого понятия, ио не сами по себе терминологические нюансы представляют интерес, а то, что богатство значений, с ними связанных, дает представление о том, в каких соотношениях был этот жанр ренессансной прозы с реальной действительностью, какую функцию выполнял оп в итальянском обществе.
Если под «новеллой» только у одного писателя могли подразумеваться шутки и проделки, новости и реальные происшествия, известия о чем-либо и россказпи вралей, необычайные случаи и остроумные изречения, приятные повествования и запомнившиеся всем истории, то в этой причудливой смысловой мозаике можно сразу же отметить пеотделепность черт повествования от черт реальной жизни. Иначе говоря, самими ренессансными писателями новелла понималась как вид литературного повествования, сознательно ориентированный на передачу реальных событий.33 Главным свойством события должна была быть необычность (о чем уже говорилось), поэтому рассказ о нем должен был обязательно содержать то, что итальянцы того времени называли novita, т. е. новизну и необычайность. Это — основная черта, так как краткость повелл была часто весьма относительной. Таким образом, главный признак жанра находился не в точно очерченных сюжетах и темах и не в формально-стилистических канонах, а в самом характере, содержании сообщения, в его новизне, занимательности. Историко-культурную интерпретацию этой особенности ренессансной новеллы дал
30 «Ze novelle vennono pur’al fine meno; ma non per Firenze dove di queste sempre si disse con diletto d’altrui...» (ibid., vol. I, p. 363). — Естественно, что имеется в виду только житейское словоупотребление — история как занятный случай.
31 У Саккетти свидетели и слушатели, возвратившись, рассказывают «le due novelle» (ibid., р. 179). Л. Г. Габричевский перевел этот фрагмент —«... о новых остроумных ответах...» (Итальянская новелла Возрождения. Пер. с итал. М., 1957, с. 155), а В. Ф. Шишмарев—«...об этих двух случаях...» (Новеллы, с. 115).
32 «Questa noveletta о motto...» (Le Novelle, vol. II, p. 274).
33 Мазуччо из Салерно, крупнейший итальянский новеллист XV в.. ’ считал свои новеллы «правдивыми историями» (М a s u с с i о S а 1 е г-nitano. Novelle. A cura di Andrea Sorrentino. Modena, 1929, p. 27).
155
Н. Берковский: «Новелла — детище итальянского Ренессанса, через Боккаччо и других итальянцев его вестница. Новелла — это рассказанная новость, защита любви к новостям. Опа разрушала средневековый консерватизм и воспитывала вкус и волю к обновлению... В новелле существенна была не информация о событиях, а паша пораженность ими... Новелла концентрировала в себе ценности, которые распространились более чем широко по всему искусству Ренессанса и последующих воков».34 Новаторские качества ренессансной новеллы — ориентация па межличностную коммуникацию, на сообщение нового, па идейное воздействие через информационно-психологический эффект — позволили ей совершенно органично переплавить некоторые черты своих фольклорных источников (фаблио, анекдот, сказка, сплетня) в особую форму. Главнейшим и сугубо ренессансным свойством новеллы является ее свобода, жанровая открытость к разнообразнейшим темам, идеям, чувствам, стилям, языковым принципам. Все, что случается в жизни, все, что интересно и ново, может без труда поместиться в новеллу.
Исследователями отмечена как характерная черта литературы треченто резкая индивидуализация многих жанров.35 Новелла — жанр, изначально индивидуализированный, лишенный определенного канона, заданности сюжетов, характеров, конфликтов, построения. Уже Боккаччо преодолел традиционность средневекового фольклора, перестроив его образную систему.36 Пользуясь выражением М. М. Бахтина, можно сказать, что ранний гуманизм искал «такую позицию, с которой можно было бы заглянуть по ту сторону господствующих форм мышления и господствующих оцепок, с которой можно было бы осмотреться в мире по-повому».37
Боккаччо выработал эту позицию, создав «Декамерон». Не случайно отмечено, что в этом сборнике новелл «выступают общие черты культуры Возрождения как таковой».38
Одним из социальных аспектов этого являлось то, что у Боккаччо новелла стала своеобразным синтезом традиций средневековой народной городской культуры и ранпегуманистической идеологии, местом встречи стихии фольклора и «большой» литературы. Поэтому в дальнейшем повелла вмещает совершенно
34 Берковский Н. Романтизм в Германии, с. 131—132.
35 Рутенбург В. И. Автобиография Питти..., с. 212.
36 Что многие сюжеты «Декамерона» непосредственно связаны с фольклорными мотивами, доказал еще А. Н. Веселовский (см.: Веселовский А. Н. Боккаччьо, его среда и сверстники. — Собр. соч., т. V. Пг., 1915, с. 447—552). Но новаторство Боккаччо заключалось в перестройке образной структуры и идейного содержания традиционных формул (см.: Хлодовский Р. Реализм и фантастика. — В кн.: Литература эпохи Возрождения и проблемы всемирной литературы. М., 1967, с. 98—99).
37 Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле..., с. 295.
38 Балашов Н., Михайлов А., Хлодовский Р. Эпоха Возрождения и новелла, с. 6.
156
органично изящную гуманистическую прозу Фиренцуолы и грубую простонародность Сермипи, неприкрытую жизненную правдивость Саккетти и абстрактную дидактику Чиптио. Новелла нс просто демократический, а социально-всеобъемлющий жанр. Новеллы популярны во всех слоях общества: в широких пополапских кругах,39 в придворной среде,40 в салонах ренессансных интеллектуалов.41 Эрих Ауэрбах, отмечая жапровую пестроту новеллы, утверждает, что грубо реалистические произведения находили признание в низших слоях итальянского общества, тогда как новеллы с эмоционально-трагическим содержанием ценились в его высших слоях.42 Новелла была социально всеобъемлющим жанром пе только по своей аудитории: все слои и классы итальянского общества, все профессии и занятия нашли отражение в ренессансной новеллистике. Если Стендаль сравнил роман с зеркалом па большой дороге, то новеллы эпохи Возрождения — это маленькие зеркала, в огромном количестве разбросанные по всей Италии — па городских площадях и в крестьянских хижинах, во дворцах правителей и в монастырях, па проезжих трактах и в банкирских конторах, в мастерских ремесленников и загородных виллах. В совокупности эти маленькие зеркала отразили итальянскую жизнь эпохи Возрождения с такой широтой, с какой это не удалось сделать пи одному виду нарративных источников этого времени, за исключением писем. Отражая мир сквозь призму бытовых реалий, личных взаимоотношений людей, ренессансная новеллистика стала литературным эквивалентом многообразия жизни. С этим связано разнообразие форм бытования и восприятия новелл. Их можно было читать и пересказывать, вспоминать для забавы и для поучения, они
39 Giovanni di Pagolo Morelli. Ricordi. Л cura di Vittore Branca, Firenze, 1956, p. 287. — Боккаччо — единственный писатель, которого упоминает купец Морелли в своих «Записях». Так, повествуя о чуме 14.38 г., Морелли, родившийся в 1371 г., строит свое описание на рассказе Боккаччо из «Декамерона» (ibid., р. 290). Витторе Бранка, подготовивший издание этого источника, подчеркивает в своих примечаниях, что при полном отсутствии у Морелли литературных интересов упоминание им Боккаччо является признаком «исключительной популярности „Декаме-рона“ в пополапских и купеческих слоях» (ibid., р. 288). Кроме того, исследователь отмечает у Морелли языковые и сюжетные реминисценции из Боккаччо (ibid., р. 129, 136).
40 Новеллы помещены, в частности, в сборнике придворной поэзии XV в., посвященном Карло Малатеста и Лионелло д’Эсте, наряду с сонетами, канцонами и кантиленами (см.: Вернадская Е. В. Итальянская рукописная книга в собрании Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. — СВ, вып. 30. М., 1967, с. 255).
41 Веселовский А. Н. Вилла Альберти. Новые материалы для характеристики литературного и общественного перелома в итальянской жизни XIV—XV столетия. — Собр. соч., т. III. СПб., 1908, с. 442—474.
42 Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. Пер. с нем. М., 1976, с. 225. — Правда, и этот исследователь отмечает, что такое разграничение не соблюдалось строго.
157
могли служить и служили прекрасными примерами, непосредственно формирующими жизненный опыт. Франко Саккетти так писал об этом: «...до чего же люди любят послушать в необыкновенных вещах (come la gente ё vaga d’udire cose nouve), в особенности же падки до чтения легкого и приятного, а в особенности до приносящего утешение, благодаря чему многие скорби сменяются смехом».43
Роль новеллы в ренессансной культуре или литературе можно представить, если сопоставить эту роль с функциями в современной литературе таких жанров, как рассказ, повесть, социальный или исторический роман, детектив, приключения, фантастика, сатира и юмор. Все эти выделившиеся впоследствии жанры в «свернутом» виде существовали в новелле как разновидности образов, сюжетов и типов развязки. Отсюда огромное разнообразие разновидностей новеллы: приключенческая, сказочно-фантастическая, анекдотическая, назидательная, трагическая, героическая. Все эмоционально-эстетические стихии ренессансного мироощущения могут присутствовать в новелле как в жанре, иногда причудливо переплетаясь в отдельных произведениях. Соседствуя со сказкой и легендой, с пословицей, анекдотом и сплетней, с памфлетом и биографией, с притчей и проповедью, по-разному с ними сопрягаясь, новелла практически не знала жанровых рамок, стилистических и языковых канонов.44 Стра-парола мог сделать из нее сказку, Банделло — превратить в кровавую драму, Фирепцуола — соединить с трактатом, а Саккетти — свести к анекдоту, — и все это без малейшего насилия над принципами жанра. Но не только в новелле могут присутствовать «свернутые» формы других жанров — опа сама появляется во многих жанрах итальянской литературы: комедиях, трагедиях, диалогах, трактатах. Джованни Поптапо новеллу Мазуччо превратил в латинский диалог.45 В трактате Поджо Брач-чолини «Против лицемеров» пе менее пятнадцати вставных новелл.46 Подобных примеров много в ученой прозе, что же касается влияния новеллы па ренессансную драматургию, то в этой области оно огромно. Литературоведы говорят об «итальянской комедиографии новеллистического типа», о том, что новелла наполнила комедию новым живым материалом.47 Это признают
43 Le Novelle, р. 1 (Proemio); Новеллы, с. 13.
44 Можно напомнить о «Кентерберийских рассказах» Д. Чосера — сборнике стихотворных новелл.
45Дживелегов А. Новеллы Мазуччо и социальная среда. — Учен, зап. Ин-та истории РАНИОН, 1929, с. 282.
46 Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии. Пер. с лат. Сост., ред. и предисл. М. А. Гуковского. М., 1963, с. 55—92.
47 См.: Мокульский С. С. Итальянская литература. Возрождение и Просвещение. М., 1966, с. 133; Б о я д ж и е в Г. Комедии итальянского Возрождения. — В кн.: Комедии итальянского Возрождения. Пер. с итал. М., 1965, с. 13; Томашевский Н. Примечания к «Подсвечнику» Бернардо Довици. — Там же, с. 618.
158
сами репессанспые драматурги.48 Кроме того, влияние, своеобразное взаимопроникновение норм жизни и норм культуры, осуществившееся в новелле, создали совершенно особый по социальным функциям и диапазону отражения действительности жанр. Новелла могла изобразить все, что можно было изобразить словесно. Тяготея в основном к описанию реально происходившего события или событий, она могла опираться и на устное предание, и на фантазию рассказчика.
Саккетти прекрасно сформулировал принципы соотношения не только своих произведений, но и жанра в целом, с реальной действительностью: «Я, флорентиец Франко Саккетти, ... задался мыслью написать предлагаемую вам книгу, собрав в ней рассказы о всех тех необыкновенных случаях, которые будь то в старину или ныне имели место, а также о некоторых таких, которые я сам наблюдал и коих был свидетелем, и даже о кое-каких, в которых участвовал... А так как многие, в особенности же те, кому это неприятно, скажут, пожалуй, как часто говорится: Все это басни, — то я отвечу па это, что некоторая доля вымысла здесь, может быть, и есть. Вполне возможно, ... что какой-нибудь случай окажется приписанным Джованни, между тем как кто-нибудь скажет: „Это произошло с Пьеро“».49
Насквозь пронизанная оценочным отношением к действительности, ренессансная новелла осуществляла своеобразную мироощущенческую, эмоционально-ценностную апробацию теоретических, идеологических и моральных проблем и являлась одновременно эстетическим и идеологическим освоением жизненных реалий эпохи.50 Поэтому ренессансная новеллистика как жанр, развивавшийся в Возрождении на протяжении трех столетий, является отражением коллективного опыта исторической жизни и исторического сознания эпохи.
Социальные, культурные и жизненно-бытовые функции этого литературного жанра в ренессансной Италии непосредственно определяют его ценность как исторического источника. Возможности использовать новеллы в качестве исторического источника практически неисчерпаемы, как неисчерпаема многокрасочная и яркая жизнь эпохи Возрождения, в них представ-
48 «... я услышал облеченные в форму комедии по только побасенки перуджинца Лндреуччо в духе „Ста новелл"» (Пьетро Л р е т и н о. Философ. — В кп.: Комедии итальянского Возрождения, с. 456). — Под прямым и опосредованным влиянием новеллистики писали комедии Ипполито Сальвиати, Никколо Макьявелли, Джовапмария Чекки, Лптонфранческо Дони, Фирепцуола, Ласка.
49 Новеллы, с. 13—14.
50 Виктор Шкловский особо подчеркивал, что «многие новеллы основаны па решении каких-нибудь вопросов», обычно — моральных (Ш к л ов-ский В. В. Тетива. О несходстве сходного. М., 1970, с. 198). — Именно проблемность новелл позволяет им высвечивать многие нормы и ценности своего времени, придает социально-психологический подтекст поставленным в них бытовым и морально-этическим вопросам.
159
лепная. Близкие отношения этого жанра с действительностью позволяют историку культуры получить великолепный материал, отражающий нравы, быт и обычаи, социальную психологию и культурные нормы различных классов и сословий этого времени. Запечатленные в новеллах жизненные ситуации, характеры, типы, виды сюжетных развязок позволяют судить о моральном и умственном состоянии итальянского общества, о социальном и идейном облике авторов произведений. Разумеется, корректное использование новелл в качестве исторического источника невозможно без знания литературных моделей, по которым они строятся, и без понимания образно-эстетических законов жанра.
Новеллы безусловно — достоверный источник, когда исследуются воззрения их авторов либо моральные и бытовые нормы поведения, явления общественной психологии. Но обращение к ним в поисках конкретных фактов всегда требует дополнительной проверки по другим источникам.
Во многих отношениях новеллы являются замечательным дополнительным материалом, дающим живое наполнение и углубляющим представления не только об идейной жизни ренессансного общества, по и о социально-экономических, классовых отношениях. Видный советский итальянист М. Л. Гуковский, исследуя положение народных масс Италии XV в., продемонстрировал на примере одной из новелл Джентиле Сермипи, какие совершенно уникальные по яркости и жизненной конкретности сведения можно обнаружить в ренессансной новеллистике. Рассказчик почти «застенографировал» разговоры крестьян Сионской округи со всеми особенностями их лексики и фразеологии. Испольщики на чем свет стоит клянут землевладельца за его хитрость, скаредность, нежелание считаться с их нуждами. Их пе обманывают его редкие лицемерные подачки. Они делятся горестями своего быта, негодуют на унизительность своего положения, рассказывают о своих нуждах.51 Эти длинные диалоги создают живую и яркую бытовую, социальную и психологическую картину жизни крестьян сиенского контадо, какую не могут дать ни документы, ни многословные описания. По меткому выражению Гуковского, Джентиле Сермипи «бросил яркий споп света на положение крестьян-испольщиков».52
В данном случае близость новеллы к жизни доведена почти до фотографической точности. Пример с XII новеллой сиенского писателя еще раз показывает, насколько велик диапазон отражения этим жанром исторической действительности, насколько многообразны и неограниченны информативные возможности источников такого типа.53
51 Гуковский М. А. К вопросу о положении народных масс Италии XV в. — В кн.: Итальянское Возрождение. Сб. статей. Л., 1966, с. 6—11.
52 Там же, с. 11.
53 Насколько известно, первым принципиально поставил вопрос о привлечении литературных источников для изучения социальцо-экономиче-
160
Историки часто ссылаются на новеллы, используют их в качество подсобного материала, иллюстрируют ими некоторые свои положения. Ио есть темы, для которых литературные повествования могут дать гораздо больше, чем просто случайные примеры. Попытаемся внимательно рассмотреть одну из проблем и показать на ее примере, как существенно могут дополнить свидетельства художественной литературы представление о важном социалыю-культурпом феномене Возрождения — интеллигенции нового типа.
Речь пойдет о зарождении и развитии художественной интеллигенции, сыгравшей наряду с гуманистами решающую роль в формировании повой ронсссапспой культуры. Развитие художественной интеллигенции имело ряд существенно важных особенностей, отличавших ее от литературной гуманистической интеллигенции. Как социально-культурные группы эти два отряда формировались по разным принципам.
Гуманисты были представителями различных сословий и профессий — их положение в обществе было совершенно разным. Само понятие «гуманист», употребляемое по отношению к определенной части итальянской интеллигенции, фиксирует принципиально новый вид духовной общности, не связанный единством социальных воззрений, политических симпатий или философско-теоретических принципов.54 По отношению к гуманистам лишен смысла вопрос, какую социальную эволюцию протерпела эта совершенно своеобразная группа ренессансного общества. Слава и безвестность, богатство и нищета, жизненные успехи и катастрофы — все это было только личным уделом представителей повой интеллигенции. Судьбы гуманистов и судьба гуманизма — понятия разные. Но случайно гуманистами были купец Никколо Никколи и папа Пий II, писатель Бартоломео Фацио и герцог Урбипский Федериго да Моптефельтро, университетский профессор Джулио Помпонио Лето и кардипал Пьетро Бембо, владетельный граф Пико делла Мирапдола и канцлер Синьории Колуччо Салутати. Имопно в сравнении с преобразователями идейного мира итальянской культуры разителен контраст в принципах групповой общности художников. Невозможно указать на какую-либо другую группу итальянского общества, связанную единством профессиональных занятий, которая бы проделала
ской истории В. И. Рутепбург: «Произведения художественной литературы содержат не только материал для „украшения" работы... литературные источники правомерно могут и должны быть введены в научный оборот наряду с другими источниками». Сам ученый интенсивно использует новеллистику XIV в. для изучения разнообразных вопросов экономической истории и хозяйственного быта эпохи (см.: Рутепбург В. И. Очерк из истории раппего капитализма в Италии. М.—Л., 1951, с. 203—204).
54 П. Кристеллер замечает в связи с этим: «Я пе в состоянии увидеть в гуманистической литературе какой-либо общей доктрины, кроме веры в ценность человека» (Kristeller Р. О. The classics and renaissance thought. Cambridge, Mass., 1955, p. 22).
11 Проблемы источниковедения
161
столь определенную и всестороннюю эволюцию, как ренессансные скульпторы, живописцы, архитекторы. Характерно, что это развитие было связано по только с кардинальным изменением стиля искусства, образа жизни, теории и практики творчества, но и со становлением принципиально новых явлений — таких, как самосознание группы. Жизнь ренессансных художников была тестю связана с судьбой их профессии. Эта зависимость от общественных обстоятельств, гораздо мепыпая, чем у писателей и ученых, гибкость в отношениях со средой, определили трудный и постепенный характер их развития. Такой путь имеет свои социальные, психологические, экономические и идеологические параметры. Один из них подчеркивают Рудольф и Маргарет Витковор — авторы исследования, посвященного становлению индивидуальности художников: «Эмансипация ренессансных художников связана с живым общественным вниманием к ПИМ».55
Отношение общества к деятелям изобразительного искусства па протяжении Возрождения резко изменилось. Оценка художников как представителей определенной профессиональной группы эволюционировала вместе с изменением роли пластических искусств в социальной и культурной системе Ренессанса, вместо с перемещением художников в более высокие слои общественной иерархии, с ростом их группового самосознания.
Новеллы Возрождения дают совершенно определенный материал, проливающий свет на такой важный фактор превращения художников из простых ремесленников в интеллигентов нового типа, как повышение их общественного престижа.56 Его изменение можно проследить и по другим источникам: биографиям, письмам, трактатам, мемуарам, и при этом гораздо более подробно. По именно новеллистика дает совершенно специфический социально-психологический ракурс этой проблеме. Новеллы — источник непредубежденный и искренний. Их авторы пе ставят себе специальных задач, и поэтому литературные образы художника лишены тенденциозности личного отношения, которое несомненно присутствует в источниках других типов. Для писателей опи важны как участники сюжетных интриг, а не как представители профессии. Но чем меньше сознательности, том сильнее выявляется психологическая атмосфера отношения к ним. Это делает новеллы «психологическими документами».
Франко Саккетти в одной из поволл (75) рассказывает о том, что Джотто, прогуливаясь с учениками, остроумно комментировал роспись одной из церквей. «Тогда присутствующие, обращаясь друг к другу, стали утверждать, что Джотто не только большой мастер в живописи, по мастер и во всех семи свобод
55 W i 11 k о v e r R. and M. Born under Saturn. London, 1963, p. 4.
56 Garin E. La cultura del Rinascimento. Bari, 1967, p. -175—176.
162
ных искусствах. Вернувшись домой, они рассказали многим об этих двух случаях с Джотто, слова которого расценивались понимающими людьми, как слова настоящего философа». Саккетти, желая подчеркнуть, какой «большой тонкостью отличается ум таких даровитых людей, каким был Джотто», заканчивает новеллу плоской сентенцией о необходимости общения со знающими людьми,57 пе подозревая, что отразил весьма характерную психологическую ситуацию. Достоинства Джотто, пе имеющие прямого отношения к профессии, воспринимаются окружающими, в том числе и его учениками, как качества иного, высшего рода деятельности. В этом состоит значение похвалы. Даже если бы мы но знали о том, что живописцы находились внизу социальной и культурной иерархии,58 можно было бы это вывести из хвалебной аргументации персонажей новеллы. В традиционной иерархической шкале средневековых ценностей живописец Джотто — не сам по собе носитель острого ума и образованности, а обладатель признака некоей более престижной профессии. Он и расхваливается потому, что эти качества ого личности воспринимаются почти как атрибут университетской кафедры. В данной системе восприятия — всо еще па своих мостах, хотя уже и готово к движению. Острота ума — пока что внешнее украшение художника, как бы позаимствованное из верхнего этажа культуры. Джованни Боккаччо — старший современник Саккетти, несравненно более высокий как по литературному таланту, так и но умственному кругозору, — также запечатлел Джотто в одной из своих новелл (VI, 5). В ной известный юрист и оратор мессир Форезе да Раббата, пытаясь посмеяться над Джотто, сам понадает в неловкое положение благодаря остроумному ответу художника».59 Сюжеты у Франко Саккетти и Джованни Боккаччо близки, но темы различны. И это различие — в степени идейного новаторства. Гуманист Боккаччо разрабатывает в своем повествовании идею значимости личных достоинств, их преимущества перед социальным положением. Эта идея фиксируется в нескольких моментах: Джотто уродлив, по искусство его превосходно; оп по праву может быть назван «одним из светочей флорентийской славы» («пин delle luci della -jlorentina gloria»),60 по отказывается называться мастером; наконец, «часто случается, что фортуна среди низких ремесел таит иногда величайшие сокровища доблести». Итак, низкое ремесло живописца — констатация престижа профессии, а личная доблесть — перспектива повышения этого пре
57 Le Novelle, vol. I, p. 179; Новеллы, с. 115.
58 Wittkover R. and M. Op. cit., p. 9—10.
59 II Decameron, p. 512—514; Декамерон, c. 374—375.
60 Сравним с первым ренессансным жизнеописанием художника — биографией Джотто, созданной Филиппо Виллани, где о нем говорится: «иото di gran consiglio, questo laudabile иото» (Filippo Villani. Levite d’uomini illustri fiorentini. Venezia, 1747, p. 80—81).
11*
163
стижа. Конфликт между статусом и индивидуальным достоин-* ством разрешается в столкновении «носителя величайших сокровищ доблести» и «сокровищницы гражданского права», где противник Джотто побивается своим же собственным оружием — словом. Боккаччо дает один из образных вариантов смещения критериев ценности человека из корпоративных признаков в сферу индивидуальных качеств. Но тем ценнее для нас это пророческое предсказание судьбы целого социального слоя. Ранние гуманисты, сами разрывая систему средневековых связей, остро чувствовали необходимость переосмысления идейных норм, сковывающих человека. Вспомним похвалы Петрарки, расточаемые живописцу Симоне Мартини.61 У Боккаччо из ста новелл «Декамерона» шесть повествуют о художниках. Кроме упомянутой, в остальных действуют живописцы Бруно и Буффальмакко, весельчаки, авторы забавных розыгрышей п далеко пе безобидных шуток, эксплуатирующие чужое невежество, тщеславие, глупость и, среди прочих пороков, корпоративное чванство. Они жестоко наказывают врача Симонс, «вернувшегося из Болоньи в мантии из беличьего меха, хотя сам он был бараном», за его непомерно высокое мнение о себе (VIII, 9).62 Автор дает в их распоряжение самые изощренные замыслы и комические ситуации. Их розыгрыши полны фантазии и по лишены интеллектуализма. Однако сами художники выступают в этих новеллах как мастера буффонады, шуты с атрибутами веселости и умной дурашливости. Опи — плоть от плоти народной культуры, в них пет позитивной серьезности, а превалирует критически-смеховоо начало.
«Проклятье тому, кто выдал когда-либо женщину за живописца. Все вы нелепые люди и чудаки, вечно пьянствуете и никогда в вас стыда пет», — кричит живописцу его жена в одпой из новелл Саккетти (84).63
Тот же автор в другой новелле (136) приоткрывает иную сторону восприятия обществом профессии художника. В ней скульптор Альберто Орлапди доказывает, что самые лучшие живописцы — это флорентийские женщины, которые посредством всевозможных красок делают себя красивее, чем они есть. «Ни один живописец, пе исключая Джотто, пе мог бы наложить краски лучше них», — утверждает герой новеллы, низводя понимание искусства живописи до технологических, ремесленных операций по обработке материала. Эта интерпретация усиливается том аргументом, что в отличие от женщин ни один суконщик, шерстобит или живописец не смогут сделать из черного
61 Francesco Petrarca. Rime, son. XLV, L. Milano, 1896, p. 82—83.
62 «Е ju colui a cui fa jatta an medico che a Firenze da Bologna essendo una pecora, torno tutto coperto di pelli di vai» (Il Decameron, p. 686).
63 «... che maladetto sia chi mai maritb nessuna femmina ad alcana di-pintore, che siete tulti jantastichi e lunatichi e sempre andate inebbriando e non vi vergognate» (Le Novelle, p. 207; Новеллы, c. 134).
164
белое. Сравнение тем более показательно, что сделано мимоходом.64 Так, мастеров, создающих красками образ, по отличают от ремесленников, запятых окраской сукна и шерсти. Да и многие из живописцев рассматривают свою профессию только как физическую работу.
Простак Каландрипо, человек «недалекий» и «необычных правой», которого Брупо и Буффальмакко беспрестанно разыгрывают, мечтает разбогатеть, пе желая «день-деньской расписывать стопы каракулями, словно улитка». Впрочем, и мечта о богатство вполне понятна — почти все художники треченто бедпы. Врач Симоне чрезвычайно удивлен, что Бруно и Буффальмакко «люди бедные», по живут весело. Иа что Брупо ему отвечает: «... от нашего ремесла и с доходов, какие мы извлекаем из кое-каких имений, нам нечего было бы заплатить даже за воду» (VIII, 9).65
Бедность, одпако, пе мешает жить весело, развлекаться, потешаясь над другими, слыть остроумцами. Именно такими рисуют художников новеллы треченто. Саккетти особенно подчеркивает странности социального и бытового поведения художников, их несерьезность и в работе, и в повседневной жизни. Делает он это пе без осуждения. Ведь для дурачеств, розыгрышей и буффонады есть шуты, для которых это профессия. И только проделка Буффальмакко над епископом Ареццо — живописец в противовес желанию заказчика изобразил орла (эмблема гибеллинов), поверженного львом (знак гвельфов), — импонирует новеллисту, но только как насмешка флорентийца-гвельфа над аротипцем-гибеллином. (161).66
Довольно серьезные расхождения в позициях Боккаччо и Саккетти по отношению к художникам и к их профессии не только выявляют разницу в культурном уровне, по и показывают различные стадии ренессансных процессов. Саккетти, который в иных случаях (8) даст формулировки удивительной гуманистической зрелости,67 в данном вопросе консервативен и стоит практически на средневековых позициях. Боккаччо посредством обнаружения противоречия между человеческим virtu художников и низким статусом их творческой дисциплины готовит идеологическую и психологическую почву для иного решения проблемы. Одпако и оп исходит из гуманистического понятия об источнике благородства человека вообще, а отнюдь по из .высокого представления о миссии художника и назначении искусства. Обращает па себя внимание интенсивность запечатления художников. У двух авторов и в одном жанре — около двадцати произведений, изображающих в большинстве случаев
°* Le Novelle, р. 323—324; Новеллы, с. 199.
65 II Decameron, р. 687; Декамерон, с. 497.
66 Le Novelle, vol. II, р. 51—56; Новеллы, с. 245-—247.
67 «.. . е chi non conoscc se principalinenle, come conoscera mai le cose fuora di se?» (Le Novelle, vol. I, p. 25; Новеллы, c. 27).
165
реальные персонажи. После векового молчания нарративных источников подобное обострение интереса — несомненный признак меняющейся ситуации.
О том, как существенно эволюционирует общественное восприятие личности художника и социального значения ого профессии, можно судить по некоторым деталям весьма популярной в ренессансной Флоренции «Новеллы о Грассо».68 Она повествует о необычном и мастерском розыгрыше, жертвой которого стал резчик и инкрустатор по дереву Мапетто, по прозвищу Грассо (толстяк). Замыслил проделку и осуществил со с помощью приятелей скульптор и архитектор Филиппо Брунеллески. Посредством искусно организованной интриги ему удалось убедить Грассо, что тот — совершенно другой человек, по имени Маттео. В розыгрыше участвует чуть ли но вся Флоренция: члены правительства Синьории, городские магистраты, судья, писец, куратор стражи, несколько пополапов, нобиль Франческо Ручеллаи и, конечно, художники, среди которых — Донателло. В основе сюжета, может быть, лежит действительное происшествие, так как новеллист ссылается па многочисленных свидетелей, со слов которых он повествует.69
Тема, связанная с художниками, вроде бы традиционна — снова шутка, розыгрыш, забава. Но в сравнении с треченто многое обстоит по-иному. Художники собираются и весело проводят время вместе с социальной элитой: представителями знатных фамилий, членами правительства, магистратами. Интересна также некоторая переакцентировка в сравнении с Саккетти и даже Боккаччо характеристик личности художников. У Саккетти Джотто — «великий мастер живописи», что реально значит — отличный профессионал. Боккаччо противопоставляет «низкому ремеслу» Джотто его человеческое достоинство. Для Анонима существенно другое. Вот его характеристика Брунеллески: «... человек изумительного ума и таланта, как это ныне всем хорошо известно», человек «уверенный в себе», «мастак» «приводить топкие и убедительные аргументы».70 О Донателло говорится: «...ого великий талант известен каждому».71
И Джотто, и Брунеллески, и Донателло были самыми значительными художниками своего времени. Ио современники, люди треченто и кватроченто, видели в их человеческих качествах разное. И Донателло, и Брунеллески выведены как выдаю-щися личности сами по собо; подчеркивается «известность» их достоинств. Они выделяются среди других новым качеством, которым общественное мнение стало наделять их совсем недавно — т а л а п т о м. Это ставит их вне корпоративной шкалы
68 А п о п и м. Новелла о Грассо — инкрустаторе и резчике ио дереву. — В кн.: Европейская новелла Возрождения. М., 1974, с. 58—88.
69 Там же, с. 88.
70 Там же, с. 58—59.
71 Там же, с, 59.
166
ценностей. Общество, в котором все более и более распространяются идеи гуманизма, начинает видеть в художниках — прежде всего, разумеется, в выдающихся — неповторимую индивидуальность, приписывая ей большую социальную ценность. Отметим также, что сам розыгрыш, осуществленный Брунеллески, носит сугубо интеллектуальный характер. Это психологический эксперимент совершенно ренессансного типа. Попытка убедить Грассо, что «оп — это не оп», лишена той грубоватости, резкого напора, моментов физического насилия и шутовства, которые характерны для художников треченто.
Главное в этой шутке — не внешний комизм.72 Не случайно писатель замечает: «Ведь самое смешное во всей этой истории было, как уже говорилось, то, что происходило в душе Грассо».73 Так гуманистические нормы перестраивают традиции средневековой смеховой культуры. Примечательной особенностью розыгрыша, в сравнении с приватным характером бурлескных выходок Бруно и Буффальмакко, является то, что оп открыто социален. Это, по сути, широкое «общественное мероприятие», задуманное и организованное Брунеллески. Не случайно у пего в конфидентах представители почти всех городских слоев. «Уверенный в собе», «человек изумительного ума и таланта», Филиппо Брунеллески — новый социальный тип художника, выведенный в новеллистике. И важнейшим фактором становления художника как личности — ив ипостаси литературного образа, и в качестве реальной фигуры — является как раз то, что его талант и интеллект стали «всем хорошо известны».
В новеллах чипквечопто образ художника претерпевает значительную эволюцию. Это вызвано совершенно определенными общественными, идейными и социально-психологическими изменениями. Гуманистическое миросозерцание проникает во все поры общественной жизни, захватывая разнообразные сферы культуры. Э. Панофски отмечает для второй половины XV в. «постепенную экспансию гуманистической системы из литературы в живопись, из живописи в другие искусства, из других искусств в прикладные естественнонаучные дисциплины».74 В конце XV в. в Италии, и прежде всего во Флоренции, появились первые «художественно мыслившие гуманисты» и «гуманистически мыслившие художники».75 Сами художники начали рассматривать себя как носителей высших культурных ценно-
72 М. Л. Гуковский справедливо подчеркивает связь сюжета новеллы с традициями флорентийских бурл, описанных Боккаччо и Саккетти (Гуковский М. Л. Итальянское Возрождение, т. 2. Италия 1380—1450 годов. Л., 1961, с. 181). Однако пе менее существенны отличия психологического эксперимента, задуманного Брунеллески, от проделок тречептистских ремесленников.
73 Аноним. Йовелла о Грассо.. ., с. 87—88.
74 Р ano f sky Е. Renaissance and Renescences. Stockholm, 1951, p. 18.
75 Ibid., p. 9; Garin E. Medioevo e Rinascimento. Bari, 1954, p. 330.
167
стой. К этому времени, в значительной степени под влиянием неоплатонизма, в общественное сознание начали проникать идеи об исключительности личности художника, об огромной значимости эстетического творчества.
Повелла Маттео Бапдолло позволяет представить, насколько изменилась личность художника и выросли его социальные претензии.76 Рассказывает се Леонардо да Винчи, с которым Бап-дслло был знаком лично. В ответ па удивленный вопрос кардинала, почему герцог Лодовико Моро платит художнику большое жалованье, Леонардо сначала приводит легенду о том, что Александр Македонский подарил художнику Апеллесу свою наложницу Кампаспу, заметив, что тот со полюбил. Переданная еще Плинием Старшим, эта популярная в художественных кругах Возрождения легенда являлась своеобразной декларацией прав творческой личности ла совершенно беспрецедентную исключительность. Апеллес может грубо прервать царя, и тот замолкает: настолько велик авторитет художника в глазах Александра. Именно поэтому могущественный государь «пожертвовал и своей любовью». Художники Возрождения, связанные с дворами, пе могли пе понимать абсолютной нсвоплотимости стиля отношений между правителем и художником, который передаст эта логспда. Для пих опа могла являться весомым прецедентом высокого социального авторитета, который они ужо отчасти завоевали и хотели усилить. Эта легенда как бы апеллировала к власть имущим, напоминая о необходимости ценить художественное дарование и считаться с ним во всем.
Леонардо усиливает аргументацию, рассказывая историю о флорентийском художнике фра Филиппо Липпи. Созданный Леонардо образ художника отнюдь не идеален и весьма интересен. Великолепный мастер кисти фра Филиппо, будучи монахом, сбрасывает рясу, которая стесняет его свободу. А свобода, собственные желания — превыше всего для пего. «Когда па пего находила такая блажь, оп или совсем пе рисовал, или рисовал очень мало».77 Филиппо Липпи мог пренебречь даже заказом для папы Евгения IV. Козимо Медичи, который ценил художника, вынужден был однажды запереть его для того, чтобы тот выполнил заказ в срок. Но бывший монах сумел спуститься по веревке из окна и «провел несколько дней в свое удовольствие».78 Правитель Флоренции простил ему это, так как полагал, «что фра Филиппо и ему подобные суть вдохновенные богом редкостные и высокие таланты, а по вьючные ослы». Кульминацией рассказа является эпизод, когда Филиппо, взятый
76 Итальянская повелла Возрождения. М., 1957, с. 577—580. — Эта повелла входила в I часть самого раннего издания новелл Бапделло, вышедшего в Лукке в 1554 г. См.: Go di С. Per la biogralia di Matteo Ban-dello.— IMU, 1968, t. XI, p. 287.
77 Итальянская повелла Возрождения, с. 579,
78 Там же.
168
в mien алжирскими корсарами, написал портрет их предводителя, «который из уважения к его таланту одарил ого всякими вещами... и приказал доставить его вместо с земляками в Неаполь».79
Идея новеллы понятна: художник, одаренный талантом, вправо рассчитывать но просто па уважение и понимание, по па совершенно особое отношение, и более того — вправо совершать такие деяния, за которые любой другой человек понес бы суровое наказание.80 Особенно подчеркивается идея личной и творческой свободы художника как необходимого условия его деятельности. Новелла отражает социальную ситуацию, уже разительно отличающуюся от времени Боккаччо и Саккетти. Художники стали заметными и ценимыми фигурами в обществе. Неоплатоники внедрили в общественное сознание мысль о творческой деятельности как прообразе всякой свободной деятельности.81 Понимание искусства, хороший вкус становятся залогом нс только культурной, по и социальной полноценности.
Одна из новелл известного флорентийского писателя Франческо Грацципи повествует, как жестоко пострадал один ломбардский аббат, приехавший во Флоренцию и пе сумевший по достоинству оцепить скульптуры Микеланджело и купол собора Санта Мария дель Фьоре, созданный Брунеллески. Тассо — помощник Микеланджело, сопровождавший гостя при осмотре им достопримечательностей Флоренции, — возмущенный невежеством аббата, который позволил себе приравнять Микеланджело к простому каменотесу, избивает его, затем связывает служителя церкви, объявляя, что он безумен. Простой мастеровой, совершивший преступление против особы духовного звания, доставлен па суд к правителю Флоренции, который, узнав, в чем дело, произносит следующее: «Конечно, за такие слова оп заслуживает канатов, мало ому веревок! Тассо тысячу раз прав. Со своей стороны, я думаю, что оный монах пе только сумасшедший, по и бесноватый. Поэтому я сам хочу защищать Тассо и завтра предстану перед викарием в качестве его поверенного». И Тассо остается безнаказанным.82
Автор с удовольствием рассказывает эту необычную историю, быть может, даже придуманную им самим. По его мнению, невежественный, эстетически неразвитый человек, сколько бы высоко
Там же.
80 Подобную мысль, высказывает, например, Джорджо Вазари в первом варианте своих «Жизнеописаний» и при этом как раз в биографии Филиппо Липпи. По его мнению, талант (virtu) художника не только ставит ого обладателя впе правосудия, по и облагораживающе действует па правы окружающей среды и, в частности, на государей («... muta la ava-rizia de’principi in liberalita. ..»). (Vasari-Mila nesi, Le Vile, t. II. Firenze, 1906, p. 611).
81 Marsilio Ficino’s commentary on Plato’s symposium. Ed. by R. Sayno. Columbia, Mo, 1944, p. 67—71).
82 Итальянская новелла Возрождения, с. 419—424.
169
ни было его положение, недостоин звания человека и место ему в сумасшедшем доме. Два разгневанных «эстета» — простой ремесленник и правитель Флоренции — объединились в защиту величайшей добродетели — умения но достоинству оценить художественные создания «редкостных талантов».
Эта новелла ярко отражает своеобразный эстетический максимализм отдельных кругов итальянского общества, для которых шедевр искусства священен, а личность художника окружена особым ореолом.
Та высшая ступень, которую мог достичь художник в общественном мнении Возрождения, отражена в новелле Джамбаттиста Джиральди Чинтио о том, как Микеланджело Буонарроти «деликатно» наказывает одного слишком зазнавшегося ученика, когда тот захотел отбить у учителя заказ па женский портрет, пытаясь доказать, что он опередил в мастерстве своего наставника.83 Микеланджело никогда не писал живописных портретов, тем более заказных. Пи один из действительно бывших у пего учеников и помыслить пе мог о каком-либо виде соперничества. Авторитет учителя был непререкаем пе только в собственной мастерской, но и во всей Тоскано. История, рассказанная Чинтио, абсолютно неправдоподобна. Тем более интересен тот идеальный образ художника, который донесла до нас новелла. Перед нами величавый и мудрый жрец, который «создает вечные творения искусства». Художник сдержан и снисходителен. Но, когда нужно, ироничен и остроумен. Он далек от суеты жизни, весь в творчестве.
Возвышенный и монументальный образ художника в новеллистике — явление повое. Это вершина общественного престижа деятелей изобразительного искусства. И новелла эпохи Возрождения под своим особым углом зрения отразила сложный и противоречивый путь итальянских художников от умелых и умных ремесленников до изощренных интеллектуалов, путь от нивелирующей цеховой общности до стремления творить в соответствии с собственной духовной неповторимостью. В процессе этого развития был создан принципиально новый тип творческой деятельности, повое искусство и новая эстетика, художник превратился в интеллигента, претендующего па всю полноту духовного освоения мира. И общество — но сразу, по постепенно, — признало за ним это право.
Как источник по истории художественной культуры, ренессансная новелла донесла до нас в основном социально-психологическую сторону этого процесса, отдельные, по весьма выразительные фрагменты эволюции художников в общественном мнении эпохи. Для исследователей, которые заинтересуются психологическими вопросами жизни ренессансного общества, ого моральным сознанием, историей быта, новелла может стать источником, значение которого трудно переоценить.
83 Там же, с. 498—502.
А. Д. Pолова
ФЛОРЕНТИЙСКИЕ ХРОНИКИ И ДНЕВНИКИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI в. КАК ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
Историк, изучающий социально-экономическое развитие Италии XVI в., пе может жаловаться на нехватку источников; скорее всего оп страдает от их изобилия. Итальянские архивы — настоящий кладезь документального материала административно-хозяйственного порядка. Речь идет о частных бухгалтерских книгах, о торговой переписке, о нотариальных книгах и описях налогообложения, о разных финансовых, хозяйственных и административных отчетах, цеховых документах и т. д. На подобного типа источники нацелено внимание тех ученых (О, Копти, А. До Маддалепа, М. Беренго, А. Тальяфсрри, Д. Селла, К. М. Чи-полла и др.), которые за последние десятилетия дали нам возможность глубже вникнуть в социально-экономическую жизнь того времени, ознакомили нас с движением цен и заработной платы, с демографическими и социальными процессами, с развитием промышленности, торговли и банковского дела многих городов Италии.1 Политическая же история периода обеспечена богатейшим материалом дипломатической переписки и донесений послов, государственными актами и т. и. источниками, которые по своему объему и богатству содержания пе идут ни в какое сравнение с аналогичными источниками предшествовавших воков, Кроме того, * 2
1 С ip oil а С. М. 1) Per la storia della popolazione lombarda ncl se-colo XVI.—In: Studi in onoro di Gino Luzzatto. vol. IL Milano, 1950;
2) Mouvcments monclaires dans I’Etat de Milan (1580—1700). Paris, 1952; De Maddalcna A. Le Finanze del Ducalo di Manlova all’epoca di Giug-liclmo Gonzaga. Milano. 1961; Conti E. La formazione della struttura agra-ria moderna nel contado fiorentino, vol. I. Roma, 1965; Bercngo M. Nobili c mercanti nclla Lucca del Cinqueccnto. Torino, 1965; Sella D. Salari e ]a-voro ncll’edilizia Lombarda durante il secolo XVII. Pavia, 1968; Taglia-ferri A. 1) L’cconomia Veronese sccondo gli estimi dal 1409 al 1635. Milano, 1966; 2) Struttura c politica socialc in una comunita vcncta dcl’500 (Udine). Milano, 1969, etc,
171
для изучения политической истории первостепенное значение имеют исторические труды, авторами которых были такие выдающиеся представители повой историографии, как Пикколо Макьявелли и Франческо Гвиччардини, а также большое количество историков более мелкого калибра, шедших по их стопам и унаследовавших от них в той или ипой мере достижения прогрессивной исторической пауки.
В этих условиях, казалось бы, должны были полностью утратить свое значение такие традиционные и для Средневековья чрезвычайно важные источники, как хроники. Между том это вовсе нс так. В этом пас убеждают лишь совсем недавно опубликованные и до сих пор совершенно неизвестные «Хроника» флорентийского купца Джульяно Риччи и «Дневник» флорентийского портного Бастьяпо Ардити.2
Для того чтобы по достоинству оцепить эти источники, следует вспомнить, что Флоренция была родиной первоклассных исторических хроник. Хроники Дино Компании, Джованни, Маттео и Филиппо Виллани, Маркьопе Стефани и многие другие хорошо известны:2 3 они неоднократно использовались, оценивались; о них пишут и спорят по сей день. Лучшая из этих хроник — труд Джованни Виллани особенно ценен том, что оп написан человеком, бывшим активным участником но только политической жизни своего родного города, но и крупнейшей торгово-банковской компании. Благодаря этому оп был прекрасно осведомлен и, кроме того, счел нужным в своей хронике уделить внимание вопросам экономического характера и статистическому материалу, обычно не отраженному в средневековых хрониках. Виллани подходит реально к конкретным событиям и трезво оценивает их. Его хронику отличает разносторонность и богатство материала, четкие характеристики, выпуклое отображение жизни. Все это и позволяет усмотреть в авторе хроники предшественника тех новых черт, с которыми выйдет па научную арену итальянская историография эпохи Возрождения. Но в целом даже хроника Виллани еще пе выходит за рамки традиционной церковно-феодальной историографии.
Иначе обстоит дело с так называемыми «домашними хрониками» XIV—XV вв.4 — живыми свидетелями тех глубоких сдви-
2 Giuliano de’ Ricci. Cronaca (1532—1606). Л cura di Giuliana Sapori. Milano—Napoli, 1972; Bastiano Arditi. Diario di Firenze e di altre parli della crislianita (1574—1579). A cura di R. Cantagalli. Firenze, 1970.
3 D i n о Compagni. La cronaca fiorentina. Firenze, 1888; Giovanni Villani. Cronica, t. 1—4. Firenze, 1844—1845; Matteo Villani. Cronica. Firenze, 1846; Filippo Villani. Cronica. Firenze, 1846. Stefani M ar chi on e di Coppo. Cronaca fiorentina. Л cura di N. Rodolico. Citta di Castello, 1903—1913.
4 Donato Velluti. Cronica di Firenze. Firenze, 1914; В и о n a c-Gorso Pitti. Cronica. Bologna, 1905 (русск. nep.: Bona к к open 172
гов в мышлении и в мировоззрении людей, которые выросли и сформировались на почве изменившейся социально-экономической и политической структуры Италии. Этот своеобразный симбиоз хроники, дневника и семейных мемуаров как в зеркало отражает те качественные сдвиги, которые произошли в общество эпохи Возрождения. Героем этих произведений является человек — и как объект, па который нацелено основное внимание, и как автор, индивидуальность которого пронизывает весь труд. Авторы этих хроник — пе гуманисты в узком смысле этого слова; это деловые люди, интересы которых связаны с повседневными событиями политической жизни Флоренции, с ее экономикой и с ее людьми. Тысячи питой связывают их неразрывно с реальной действительностью, о которой опи пишут прямо и непосредственно, уделяя внимание только тому, что опи знают и видят. Все это и порождает истинно народный характер этих хроник и позволяет причислить их к лучшим образцам, созданным культурой Возрождения. Однако «домашние хроники» — пе всеобъемлющие источники; опи в основном являются свидетелями быта и нравов, занятий и настроений жителей Флоренции, тех новых черт, которые были свойственны мировоззрению и мироощущению той эпохи.5
Немало хроник дошло до пас и от второй половины XV — первой половины XVI в.6 В той или ипой степени они сохранили черты, характерные для хроник XIV—XV вв. Их авторов интересуют по столько события, мирового масштаба, сколько реальная, повседневная жизнь Флоренции и ее народа. По-прежнему опа отображается с сугубо индивидуальных позиций, но в то же время с позиций постороннего наблюдателя, более или менее пассивно регистрировавшего события. Исчезает та кипучая жизненная сила, которая была столь свойственна авторам «домашних хроник», оценки становятся более редкими, более традиционными; хроники как бы мельчают. Так, Лука Ландуччи сугубо безразлично относится к форме правления во Флоренции; его больше всего волнует личное спокойствие. Хотя из этих хроник можно еще почерп-
Питти. Хроника. Л., 1972); Giovanni Morelli. Ricordi. Л cura di V. Branca. Firenze, 1956.
5 О домашних хрониках см.: Гуковский М. А. «Хроника» Бопак-корсо Питти. — В кн.: Бона к корсо Питт и. Хроника; Рутен-бург В. И. Автобиография Питти и итальянская литература. — Там же; Вес Chr. Les marchands ccrivains. Affaires et humanisme a Florence. 1375—1434. Paris, 1967.
6 В качестве примера можно назвать: Luca Land u с c i. Ein floren-tinisches Tagebuch 1450—1560. Nebst einer anonymcn Fortsctzung 1516— 1542. S. 1., 1931; Benedetto Dei. Cronica. — Tn: Pagnini G. F. Della dc-cima c altre gravezze, t. II. Lisbona—Lucca, 1766; Fra Giuliano Ughi. Cronica di Firenze о compendio storico delle cose di Firenze dall’anno 1501 al 1545. — ASI, 1849, ser. I. Append., t. 7; Bernardo Carncsccchi. L’assedio di Firenze. — In: Lupo Gentile M. Sullc fonti ineditc della Storia fiorentina di B. Varchi. — SS, 1905, t. XIV; Diario dal 1524 al 1530.— In: Lupo Gentile M. Studi sulla storiografia fiorentina. — ARSNSP, t. XIX. Pisa, 1906.
173
путь немало конкретных сведений, хотя они по всему своему характеру косвенно отражают ослабление деловой и гражданской активности, характерной для того времени, они — уже не исчерпывающие зеркала своей эпохи: они поблекли по сравнению с аналогичными произведениями прежних веков, и, следовательно, уменьшилось их значение как исторического источника.
До недавнего времени было известно лишь одно произведение аналогичного характера, написанное во Флоренции во второй половине XVI в. Речь идет о «Дневнике» (по своему характеру фактически совпадающему с хроникой) Агостино Лапипи.7
Несколько слов об этом дневнике и его авторе.8 Агостино Лапипи (1515—1592) —священник и капеллан собора Санта Мария дель Фьоре, выходец из семьи флорентийских граждан. Он был человеком состоятельным, представителем официальных кругов, часто бывал при дворе великого герцога Тосканского и был поэтому хорошо осведомлен обо всем, что там происходило. Он руководил процессиями, а в соборе славословил правящего государя. Лапипи начал писать свою хронику в старости, сведя, видимо, воедино ранее сделанные записи.9 Оп начинает свой рассказ с 252 г., по в изложении событий до середины XVI в. пе самостоятелен: оп использовал хронику Виллапи, дпевпик Ландуччи и другие известные в его время источники. Подробнее Лапини ведет рассказ с 50-х гг. XVI в., так что записи за 1550—1590 гг. являются наиболее ценной частью его дневника. Круг интересов Лапипи ограничивается одной Флоренцией. Нс только события международной политики, по и государственные дела великого герцогства Тосканского пе получили отражения в его дневнике. Но зато Лапипи рассказывает много интересного о придворной жизпи, о торжественных приемах и празднествах, о приезде во Флоренцию светских вельмож и духовных сановников, о строительстве в городе и, конечно, о религиозной и церковной жизни Флоренции, которую он знал хорошо. Лапини пе сделал никаких выводов и обобщений, его высказывания очень осторожны; оп явно боится скомпрометировать себя. Лапипи лоялен по отношению к правящей династии и умышленно обходит факты, которые могли бы быть неприятны ей.10
7 Agostino Lap ini. Diario fiorentino daJ 252 al 1596. Publ. da G. 0. Corazzini. Firenze, 1900.
8 О жизпи и деятельности Агостино Лапипи см.: Corazzini G. О. Prcfazione. — In: Agostino L а р i n i. Diario fiorentino..., p. Ill—XXIV.
9 Некоторые заметки в дневнике добавлены другой рукой уже после смерти Лапини. Дпевпик его стал известен в XVIII в. (Corazzini G. О. Prefazionc, р. IV, XXI—XXII), а впервые был опубликован в 1900 г. С тех пор отдельные цитаты из этого источника использовались в ряде исторических трудов.
10 Так, записанные им сведения о заговоре Орацио Пуччи против великого герцога Франческо были им же самим впоследствии тщательно вытравлены (Corazzini G. О. Prefazione, р. XIX).
174
Выбор фактического материала и очень традиционная форма построения дневника, стремление к бесстрастности и к самоограничению в суждениях, известное равнодушие — все это отличает дневник Ланипи от аналогичных произведений XIV—XV вв. На дневник явно наложили свою печать и социальное положение автора, и его занятия. Конечно, было бы ошибкой отрицать объективное значение хроники в целом. Уже самый характер позиций автора чрезвычайно показателен для своего времени. Кроме того, Лапипи и не проходит полностью мимо повседневной жизни Флоренции, сообщая о событиях, больше всего волновавших население: о новых законах и налогах, о ценах на зерно и другие продукты питания. Но это всего лишь отрывочные сведения, вкрапленные то тут, то там в широкое повествование о делах более «возвышенных». К тому же в распоряжении историка имеются более ценные источники для изучения этих вопросов.
В силу всего сказанного можно заключить, что негативное развитие хроник как исторических источников продолжается.
В этом пас еще больше убеждает знакомство с хрониками XVII в. Речь пойдет о двух очень близких но своему характеру источниках, вышедших из-под пера неизвестных авторов. Они не были очевидцами излагаемых событий, по пользовались материалами, частично в оригинале до нас не дошедшими, частично известными, а также воспоминаниями очевидцев.
Так называемая «Хроника города Флоренции»,11 небольшая по объему, охватывает события с 1548 по 1652 г. Судя по некоторым замечаниям в тексте, опа написана в 50-х гг. XVII в., а ее автор, видимо, принадлежал к буржуазной среде: после 1640 г. оп был викарием в Муджелло.12 Это был человек благочестивый и суеверный, постоянно сетовавший па нравственный упадок общества и усматривавший в этом упадке причину всех бедствий. «Хроника города Флоренции» — это преимущественно сводка различных скандальных и уголовных историй. Из псе можно также почерпнуть некоторые сведения о празднествах, о строительстве в городе и о налоговой политике герцогства, по во многом они неточны. Круг интересов автора ограничивается Флоренцией. Опне высказывает личного отношения к событиям и пе дает им оценки.
Вторая анонимная хроника — рукописная (па 625 листах) «История Флоренции» — хранится в Государственной библиотеке имени В. И. Лепина в Москве.13 Хроника начинается с легендарного основания Флоренции, доведена до 1589 г. и внезапно обры
11 «Хроника города Флоренции» была опубликована К. Морбио в 1838 г. (Cronica della citta di Firenze dall’anno MDXLVIH al MDCLIT. — In: Storic dei municipi italiani illustrate con documenti inediti. A cura C. Morbio. Vol. IV, Milano, 1938). Дж. Сапори сообщила нам, что оригинал хроники до сих пор не найден. Поэтому подробности о се происхождении и авторе пе выяснены.
12 Cronica della citta..р. 96.
13 Historie fiorentine. — OP ГБЛ, ф. 256, № Ип. 180.
175
вается на рассказе о встрече великим герцогом Фердинандом своей невесты Христины Лотарингской. Подробно в хронике излагаются события XV—XVI вв.14 «Хроника Флоренции» является компиляцией известных в свое время печатных и иных материалов и составлена, по всей вероятности, в самом конце XVI или же в XVII в.15 Круг интересов автора «Истории Флоренции»—человека суеверного, довольно ограниченного, принадлежавшего, видимо, к средней торгово-ремесленпой среде,16 — в основном совпадает с интересами автора «Хроники города Флоренции». Это происшествия, пожары, наводнения, цепы, празднества и т. п. По он включил в свою «Историю» также сведения о событиях в других государствах, рассказывает и о некоторых частных фактах, о которых другие источники молчат. В целом хроника очень безлична; в ней мало чувствуется автор.
Хроники XVII в. значительно уступают как по качеству, так и но значению дневнику Лапипи. Они являются наглядным свидетельством полного упадка этого вида исторических сочинений.
Как выглядят на фоне этой эволюции вышеупомянутые, лишь недавно опубликованные хроники? Их надо рассмотреть в отдельности.
«Хроника» флорентийского купца Джульяно Риччи состоит из двух частей и охватывает период с 1532 по 1584 г. и с 1584 по 1606 г. Ее подготовила к изданию и снабдила предисловием, подробными комментариями и аналитическим индексом Джульяна Са-
14 Этот источник описывался исследователями. См.: Рутепбург В. И. Народные движения в городах Италии. XIV—начало XV века. М.—Л., 1958, с. 346; Житомирская С. В. Западное средневековье в рукописях Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. — СВ, вып. X. М., 1957, с. 290.
15 Согласно сведениям, которые нам любезно сообщила Дж. Сапори, текст «Истории Флоренции», относящийся к 1580—1589 гг., буквально совпадает с текстом другой рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке Флоренции, — так называемого «Маленького дневника», имеющего одной страницей больше, па которой приводятся дополнительные данные об упомянутой встрече. «Маленький дневник» — также анонимное сочинение, известное уже историкам XVIII в. Небольшой отрывок из него был включен Л. Кантипи в комментарии к изданному им собранию тосканских законодательных актов (С а в t i n i L. Legislazionc toscana. Firenze, 1800— 1808, t. XII, p. 18—20), другой отрывок использовал эрудит Сеттимаппи для своего исторического сочинения, хранящегося до сих пор в рукописном виде в той же Национальной библиотеке. Сапори установила также печатный источник, откуда почерпнуто описание празднеств по поводу приезда герцога Мантуанского в 1584 г., имеющееся как в «Маленьком дневнике», так и в московской хронике. Ср. также: Sapori G. Prcfa-zionc. — In: Giuliano de’Ricci. Cronaca, p. XXVII—XXVIII.
16 Мы не можем согласиться с С. В. Житомирской, считающей, что «История Флоренции» носит характер придворной хроники и якобы написана лицом, близким к непосредственному окружению Медичи (Ж и-т о м и р с к а я С. В. Западное средневековье..., с. 290). Описания придворных и государственных празднеств публиковались в то время в печатном виде, а об остальных событиях, связанных с жизнью двора, автор говорит как рядовой флорентийский житель. Да и остальные сведения, сообщаемые им, вряд ли могли интересовать придворного.
176
пори. Хроника Риччи хранилась в семейном архиве, а затем попала в Национальную библиотеку Флоренции, где ее случайно и обнаружила Сапори. До публикации Сапори хроника не была известна 17 и, следовательно, до сих пор никем пе использовалась.
Автор хроники родился во Флоренции в 1543 г. в семье, принадлежавшей к обедневшей ветви старинного флорентийского рода.18 Отец Джульяпо владел ювелирной боттегой, мать была дочерью знаменитого историка Никколо Макьявелли. С детства Джульяпо проявлял большой интерес к литературе и к научным занятиям, увлекался философией, астрономией, музыкой. Но по настоянию отца оп был вынужден заниматься торгово-промышленной деятельностью, к которой испытывал отвращение до конца жизпи. Риччи пишет в своей хронике: «... моя злая судьба, трусливость и бедность моего отца были причиной того, что я вопреки моим способностям и против моих склонностей предался торговле. . .».19 Тем не менее оп оказался преуспевающим дельцом и сумел значительно увеличить состояние, оставленное ему отцом. За свою жизнь он занимал во Флоренции многочисленные публичные должности, пе оставляя и литературных занятий. Кроме хроники, оп написал также другие сочинения и собрал труды своего прославленного деда.
Судя по высказываниям самого Риччи и по оценкам, данным им в хронике, он был пессимистом, человеком мрачным, скупым, завистливым к более богатым. Риччи презирал плебеев. «Как бы плохо пи жилось простому люду, он заслуживает худшего», заявляет он, рассказывая об угрозе, высказанной неким ремесленником в адрес богачей.20 Но вместе с тем Риччи как человек с развитым чувством справедливости пе мог не отметить тяжелую эксплуатацию крестьян и городской бедноты.21 Политический строй Тосканского государства не вызывает у пего принципиальных возражений. Он очень уважал великого герцога Фердинанда (1587—1609), по более чем критически относился к его предшественнику Франческо (1574—1587). Правда, не желая навлечь па себя неприятности, он открыто пе высказывал свою неприязнь к Франческо, но истинные его чувства достаточно ясно сквозят между строк.22 Что же касается конкретных проявлений абсолютистского режима — произвола чиновников, растущего налогового гнета, — то Риччи открыто, пе стесняясь, проявлял свое недовольство.23
' 17 Sapori G. Prefazione, р. VII—IX, XXVIII.
18 О жизни и деятельности Риччи см.: Sapori G. 1) Giuliano de’Ricci е una sua cronaca inedita (seconda meta del Cinquecento).— In: Sludi in onore di Armando Sapori, vol. II. Milano, 1957, p. 1064—1066; 2) Prefazione, p. IX—XXV.
19 Giuliano de’Ricci. Cronaca, p. 67.
20 «Non ha male alcuno il popolaccio che non meriti pegglob (Giuliano d e’ R i с c i. Cronaca, p. 475).
21 Giuliano de’Ricci. Cronaca, p. 11, 16, 486 etc.
22 Ibid., p. 42, 58, 168, 210, 328, 332 etc.
23 Ibid., p. 479, 484, 486 etc.
12 Проблемы источниковедения
111
Как круг интересов хрониста, так й подход к событиям и их оценка свидетельствуют о том, что автор был в первую очередь купцом. Ему пе свойственно стремление многих его современников из той же социальной среды подражать дворянам и жить по-дворянски — в роскоши и постоянных развлечениях, сблизиться с двором и тем самым подняться по социальной лестнице. Наоборот, оп с осуждением говорит о подобных устремлениях, о роскоши и разврате, проявляя тем самым свою сугубо буржуазную натуру и буржуазный образ мышления.24 Так, Риччи пишет: «Среди пороков, к которым очень склонны юноши нашего города ввиду позорного безделья, которому они предаются в наши дни, наиболее тяжелым и, пожалуй, наиболее вредным является игра, которой многие предались в такой степени, что кроме того, что они вложили в нее все свое имущество, они остались обесчещенными и опозоренными; проиграть в один раз 2—3 тысячи скуди кажется им ерундой».25
Риччи в меру религиозен и суеверен,26 но религия имеет для него явно второстепенное значение и пе определяет его подход к явлениям и их оценку.
Риччи начал писать свою хронику в 1569 г. и продолжал работу над пей вплоть до самой смерти. Как будто понимая, что 1532 г. был для Флоренции переломным, Риччи начинает рассказ с того момента, когда папа Климент VII сделал своего племянника Алессандро герцогом Флоренции. Записи для последующих лет отрывочны, и лишь с 1568 г. изложение становится подробным. Автор писал по следам свежих впечатлений, и зачастую его записи носят скорее характер дневника, нежели хроники. Иногда он писал каждый день, даже дважды в день, иногда через день или с большими промежутками. Примерно с 1575 г. характер записей постепенно становится иным: Риччи дает общий обзор событий, случившихся в течение одного месяца, распределяя их по месту происшествия: Генуя, Флоренция, Франция и т. д. (Возможно, это связано с тем, что тогда оп подумывал о том, чтобы в будущем самому писать историю).27 В пределах этих разделов оп иногда говорит об отдельных днях, временами он возвращается к первоначальной структуре изложения. Подробное изложение продолжается вплоть до 1589 г., после чего записи становятся редкими, с пропусками в несколько лет, явно сделанными в спешке. Риччи сам объясняет это занятостью и плохим здоровьем.28 Задуманную им «историю» он так и но написал.
24 Ibid., р. 46—47, 134, 150, 156 etc.
25 Ibid., р. 80.
26 Ibid., р. 16, 18—19, 31, 41, 120 etc.
27 «Et se N. S. Iddio mi dara sanita et vita che io possa commodamente an giorno ridurre queste mie ricordance per ordine, troncone il superfluo et le-vatone il (also, scriverrb ana historia vera et senza passione...» (Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 169).
28 «La mia роса sanita, gli molti negotii mi hanno jatto tralasciare molte actioni di Ferdinando. . .» (Giuliano de’Ricci. Cronaca, p. 515).
178
В 1606 г. он счел нужным отмстить по этому поводу: «Никогда не смог и уже не смогу больше».29
То, что хроника писалась в виде дневника, определяет ее полную самостоятельность. Весь текст оригинален, никаких заимствований в нем нет. Хроника написана хорошим и ярким языком, она легко читается и временами создает впечатление литературного сочинения. У Риччи нет обширных отступлений с описанием празднеств, въездов знатных особ и т. д., которыми так увлекались хронисты и историки его времени.
Хроника явпо рассчитана на то, что ее будут читать посторонние лица. Автор извиняется то за несовершенный стиль, и за несоблюдение правил языка, то за то, что он пишет о делах купеческих, которые обычно не привлекают внимания историков, то опять он выражает надежду, что изложенный им материал заинтересует будущего читателя.30 Именно эта ориентация на неизвестного читателя, видимо, вызвала ту политическую осторожность, о которой речь была выше.
Цель и метод работы определены автором следующим образом: оп пишет только краткие комментарии, которые смогут послужить материалом тому, кто в будущем собирается писать историю.31 В другом месте он говорит о своем намерении писать свободно обо всем, что ему покажется достойным памяти, пе считаясь ни с чем и пе извращая ничего.32 О том, о чем оп пе знает, он писать пе будет; пусть лучше записи остаются несовершенными, чем украшенными туманными фактами.33 «Правда... в этих моих записях будет всегда предпочтена всему другому».34 Действительно, в отсутствии добросовестности Риччи не приходится упрекать. Если он не был очевидцем или не слышал о событии из достоверных уст, когда речь идет о делах во Флоренции, то он всегда указывает па источник. Точно так же он поступает, когда сообщает сведения, относящиеся к другим государствам. Его основным источником была купеческая переписка. Обычно он на
29 «Non ho mat possuto пё doverrb potere» (Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 170).
30 «Nelle memorie che qui addietro ho fatte non mi sono curalo di osser-vare Tegola alcana della nostra lingua ma scrittele senza mettervi studio alcuno» (Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 45); «Tratterb di cosa alquanto aliena dall’uso comune delli historici, quali appena degnono i mercanti non che ragionino di cose che a lloro accaggino. Scuserammi il lettore per essere io della professione...» (ibid., p. 152); ср. также: ibid., p. 109—110, 159 etc.
31 Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 45—46, 55.
32 «.. . fu sempre, e, et sara, mia intentione lo scrivere liberamente quello che a me parra degno di memoria senza alcuno rispetto et senza alcana adulatione.. .» (Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 79—80).
33 «Et quello che io non so appunto piu presto me lo voglio tacere las-ciando questi scritti imperfetti, che col cercare di abbellirli mescolarci bugia alcana о farci altro procaccio» (Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 97).
34 «... la verita. . . in questi miei scritti .. . sara sempre preferita ad ogni ultra cosa» (Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 133).
12*
179
чинает словами: «По письмам из Лиона стало известно...», «Из Фландрии пишут...».35 Даже если оп пишет «стало известно, что...», то не приходится сомневаться, что источник информации тот же. Риччи никогда не пропускает возможности исправить допущенную ошибку или уточнить рапсе записанный факт. Нередко, после того как оп по мерс поступления излагал отрывочные сведения, оп затем повторно сводит их воедино.36
Хроника Риччи очень богата фактическим материалом. Он рассказывает о политических событиях, случившихся в европейских странах; чаще всего оп касается тех стран, с которыми Флррен-ция имела постоянные деловые связи. Мы узнаем также о колебаниях экономической конъюнктуры на европейских рынках, об удачах, а чаще всего о неудачах в виде банкротств флорентийских компаний, о причинах, вызвавших эти потрясения, о состоянии дел в итальянских городах, о бандитизме, ставшем бичом Италии в то время, и о многом тому подобном. Обо всем говорится отнюдь не беспристрастно, а именно с точки зрения купца, которому необходимо все это знать.
Но больше всего Риччи рассказывает, конечно, о Флоренции. Он рисует широкую панораму повседневной жизпи, рассказывает о роскошном образе жизни верхов и о бедствиях народных масс, о публичных празднествах, всякого рода уголовных происшествиях, пожарах, наводнениях, приводит цепы на те или иные товары. Здесь и сведения о новых налогах и о новых назначениях, и светская хроника, и полный драматизма рассказ о том, как в праздники веселятся народные массы. Автору все кажется интересным, начиная от частной сплетни и любовной истории и кончая тем, что крестьяне в какой-то местности стреляли в своего господина. Риччи с горечью говорит о недостатках в деятельности магистратов и о коррупции чиновников. Чрезвычайно метки характеристики, данные отдельным политическим деятелям, а также рядовым гражданам. А рассказы о некоторых событиях — это по существу маленькие новеллы, записанные наблюдателем с острым умом и аналитическими способностями.
В то же время «большая политика» совершенно отсутствует в хронике. Риччи сам объясняет это следующими словами: «.. .моя злая судьба является причиной того, что я, на мое несчастье, не могу вмешиваться в те дела, которые давали бы мне подробные сведения о делах мира сего, о чем я мог бы упомянуть в этих моих анналах...». Далее Риччи продолжает: «...я сообщу потомкам о многих частных делах нашего времени, о которых другие будут молчать».37 Нам представляется, что эта неосведомленность — естественная для частного лица, для которого в условиях
35 Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 93, 128, 131 etc.
38 Так on поступил, например, рассказывая о возвращении Генриха Валуа из Польши во Францию (Giuliano d е’ R i с с i. Cronaca, р. 123).
37 Giuliano de’ Ricci. Cronaca, p. 133.
180
абсолютистского режима сфера государственной политической деятельности была закрыта, — и была основной причиной, помешавшей купцу Риччи написать задуманный им исторический труд.38 Впрочем, неизвестно, следует ли об этом сожалеть. Именно мелочи и частные факты, которые так щедро и добросовестно зафиксированы в хронике флорентийского купца, оказывают неоценимую услугу сегодняшнему исследователю.
Риччи, однако, не только фиксирует факты — он отнюдь нс просто наблюдатель. Хотя, как справедливо отмечает Дж. Сапори, Риччи несомненно обладал способностью к синтезу,39 у него крупных исторических обобщений нет, и только временами он сопровождает рассказ о конкретном событии размышлениями общетеоретического порядка па экономические, политические и моральные темы. В этих рассуждспиях лучше всего проявляются характер и, главное, взгляды Риччи, его отношение к реальной жизни: он не только сетует па превратности своей судьбы, но оп всем недоволен: все идет но так, как надо, ничего хорошего вокруг пет; Риччи брюзжит и временами даже морализирует.
В той же мере, в какой хронику Риччи можно считать дневником, дневник Лрдити является хроникой.
Выходец из скромной семьи ремесленников, лишь совсем недавно переселившихся из контадо во Флоренцию, Бастьяно Ар-дити (1504—1580) всю жизнь работал портным и всю жизнь прожил в самой гуще флорентийских мелких ремесленников.40 В возрасте 70 лет он взялся за перо и в течение 5 лет, вплоть до смерти, вел тайный дневник. Издатель дневника Р. Кантагалли считает Ардити представителем флорентийского плебса,41 однако в действительности, как свидетельствуют собственные высказывания и оценки Лрдити, а также круг его интересов, он был типичным представителем тех флорентийских цеховых ремесленников, которые во времена Савонаролы были фанатическими поклонниками доминиканца и которых в тот период, а также во время последней республики называли «плаксами» (piagnoni). Они считали, что все несчастья, обрушившиеся на Флоренцию, являются божьей карой за политические и нравственные преступления правящей верхушки. Но если «плаксы» конца XV и начала XVI в. были исполнены боевого духа и готовы бороться против «врагов божьей справедливости», то теперь они уже пе решались на ак
38 Мы не можем полностью согласиться с М. Берепго, объясняющим этот факт тем, что во Флоренции того времени пе о чем было писать (Вег on go М. Рец. па кп.: Giuliano de’Ricci. Cronaca. — RSI, 1974. fasc. 1, p. 145—152). Па деле лица, допущенные вроде М. Адриапи и С. Аммирато к государственным архивам, паписали исторические труды.
39 S а р о г i G. Giuliano de’Ricci..р. 1067.
40 О жизни и деятельности Ардити см.: Gantagalli R. Privilegio е plebe a Firenze nel clima della controriforma. — In: Basliano Arditi. Diario..., p. X—XIII.
41 Gantagalli R. 1) Privilegio..., p. X; 2) Nota al testo. — In: В a-stiano Arditi. Diario..p. XXIV,
181
тивные действия и в лучшем случае ограничивались бесплодными сетованиями как Лрдити, лишь па бумаге втайне осмеливавшийся выразить свое враждебное отношение к реальной действительности.42
В дневнике Ардити предстает перед нами как ярый враг правящей династии, лишившей народ хлеба и справедливости. Так, оп неоднократно повторяет мысль о том, что великий герцог Франческо думает только о накапливании денег, совершенно по заботясь о пароде, о плебеях, о крестьянах.43 «Как губка, он всасывал всю воду и выжимал се в свой сосуд, оставляя землю сухой и опустошенной».44 Образно оп завершает рассказ о роскошном приеме венецианских послов, когда во дворце ежедневно по нескольку раз кормили до 400 челевек, словами: «А контадо и город умирал с голода; таковы две существующие противоположности».45
Ардити был человеком, ненавидящим всякого рода роскошь, несколько критически относящимся к духовенству46 и презирающим плебеев, идущих па поводу у великих герцогов. Рассказывая о том, как однажды великий герцог щедро разделил деньги среди бедных ткачей, он с возмущением продолжает, что опи, как это свойственно истинным плебеям, забыли в тот день и в тот час все свои страдания прошлого и вместо того, чтобы винить тех, из-за которых Флоренция осталась без денег, вследствие чего им пе была выдана полностью заработная плата, опи обратили свой гнев против управляющих суконных боттсг.47
Из приведенных примеров видно, что Ардити значительно более откровенен, чем Риччи, в высказывании своих симпатий и антипатий.48
Ардити пишет так, как говорит, правила грамматики и орфографии ему неизвестны или же давно забыты. Это народный разговорный язык, далекий от литературного языка, так тщательно изученного и исследованного его более образованными современниками. Но в то же время Лрдити — человек, умудренный много
42 Дж. Сапори также оспаривает указанное мнение Каптагалли (S а-pori G. Prefazione..., р. XXXV).
43 «... non ha altro fine se non adunare tesoro, non si curando de su’popoli о plebe о contadini, che tutli gli tratta a an fine» (Bas tian о Arditi. Diario..., p. 182).
44 Bastiano Arditi. Diario..p. 188.
45 Ibid., p. 216; об этом см. также: ibid., р. 217.
46 Ibid., р. 47, 94, 173 etc.
47 «... dementicorno, in quel di e per quell’ore, tutti e’patimenti del passato, come fanno i veri plebei, e accib potesslno imputare altri. . . da chi venisse il disordine del ristretto del danaio che non correva per la citta. ..». (Bastiano Arditi. Diario..., p. 143).
48 Этим и объясняется, почему Лрдити при жизни тщательно скрывал свои записи и почему даже после его смерти дневник не стал никому известен. Только после падения династии Медичи отдельные историки, работавшие в архиве, узнали о существовании дневника Ардити. Но впоследствии и вплоть до недавнего времени он был вновь забыт (С a n t а-galli R. Nola al testo, p. XXIII—XXIV).
182
летним опытом, обладающий здравым смыслом и четко выраженными взглядами. Он умеет отличить главное от второстепенного и с удивительной проницательностью постигает суть явлений.
Изложение неровное по структуре, встречаются повторения; без видимой связи автор переходит от одного вопроса к другому. В целом же характер записей Ардити очень похож на записи Риччи. Оп пишет далеко но каждый день, иногда чаще, иногда с большими промежутками. Временами оп фиксирует события, случившиеся в определенный день, временами же дает обобщающую характеристику целому комплексу явлений. Бывают и отступления для общих рассуждений.49 Но в какой бы форме записи ни велись, Ардити никогда не остается посторонним, бесстрастным наблюдателем. По поводу всех событий и явлений, взволновавших его, а его волнует фактически все, оп высказывает свое мнение, дает свою оценку, причем всегда со свойственной ему непримиримостью. Тем самым его дневник, хотя и говорит о событиях, пе относящихся к его личной жизпи, сугубо индивидуален; из этого дневника перед читателем вырастает выпукло и отчетливо яркая фигура флорентийского ремесленника второй половины XVI в.
Как и его современник Риччи, Ардити пишет только о том, что он сам видел или узнал из определенных, обычно названных источников, оп также исправляет самого себя, если порвопачаль пые сведения оказались ошибочными.50 Когда речь идет о событиях, случившихся за пределами Великого герцогства, он точно так же, как и Риччи, ссылаетсся на письма и сообщения.51 Это заставляет предположить, что Ардити пользовался теми же каналами купеческой информации, что и Риччи. По поскольку он все же был человеком, далеким от купеческой среды, в его сообщениях встречается больше неточностей, чем у Риччи. Примечателен тот факт, что подобная информация вообще доходила до простого портного. Видимо, эти сведения имели широкое хождение во Флоренции. А это говорит о том, что даже среди самых широких кругов жителей Флоренции не были еще утрачены обширный кругозор, любознательность, т. о. черты, столь характерные для эпохи Возрождения.
Об этом глубоком интересе, свойственном, конечно, в первую очередь самому Ардити, свидетельствует и разнообразие вопросов, рассмотренных в дневнике. Так, мы узнаём о многих событиях внешнеполитического характера. В частности, с рассказа о бегстве Генриха Валуа из Польши и его поездке на родину через Италию начинается дневник. Имеются сведения о войнах во Франции и в Нидерландах, о продвижении турецкого флота и
49 В a s t i а п о А г d i t i. Diario..., p. 50 etc.
50 Ibid., p. 19 etc.
51 «Venne lettera di Flandra.. .» (B a s liano A r d i I i. Diario..., p. 2); «... venne aviso di Vinezia» (ibid., p. 4); «. . . ci venne aviso at Messina e di Palermo da’mercanti...» (ibid., p. 14).
183
о событиях в Польше. Много любопытных и цепных данных дает дневник Ардити для изучения восстания в Генуе, па что недавно обратил внимание В. И. Рутепбург.52 Богатый арсенал сведений содержит дневник и для экономической истории. Тут, точно так же, как и в хронике Риччи, зафиксированы все банкротства крупных компаний, случившиеся во Флоренции и за се пределами. Автор говорит и о причинах этих банкротств, которые оп, кстати, находит в чисто материальной сфере. Ардити рассказывает о финансовой ситуации на международном и на флорентийском рынке. Есть, конечно, в дневнике сведения и о новых законах и налогах, о пожарах и других бедствиях. Этот круг вопросов подводит нас к основной теме, занимающей нашего портного, а именно к теме о жизни народных масс Флоренции. Этот интерес к народу значительно более отчетливо выражен, чем у Риччи. Ардити сосредоточил свое внимание па жизни улицы, площадей, Старого рынка. Его данные — подлинный кладезь сведений о цепах па зерно, о состоянии урожая и о климатических явлениях, об условиях выдачи заработной платы, о повседневной жизни мелкого люда, о его радостях и горестях. Дневник рисует колоритную картину бедствий народных масс. Все это сопровождается острыми и меткими комментариями человека, который хорошо понимает, какая существует связь между политикой властей, действиями господствующего класса в целом и экономическими трудностями, переживаемыми трудящимися, между этими экономическими трудностями и поведением народных масс, в том числе и ростом уголовных преступлений в городе и бандитизмом в деревне. Дороговизну во Флоренции он, например, объясняет не только неурожаями или стихийными бедствиями, но и финансовой политикой великого герцога, действиями откупщиков и спекулянтов, большим количеством придворных, проживающих в городе.53 Ардити видит связь между банкротствами крупных компаний и бедствиями трудящихся.54 Рассказывая о восстании в Урбино, он совершенно справедливо объясняет это событие ростом налогового гнета.55 Когда речь идет о краже, осуществленной красильщиками, он пе забывает добавить, что они были бедны и в отчаянном положении.56
Трудно представить себе источник, в котором сосредоточивалось бы такое количество сведений пе только о тяжелой судьбе
52 Рутепбург В. И. Флорентийский ремесленник о генуэзском восстании 1574—1576 гг. — СВ, вып. 35. М., 1972.
53 Bastiano Arditi. Diario..р. 3, 8, 84 etc.
54 «Quello che importa alia citta di Firenze in universale si e che nelll ultimi giorni di genaio 1576 si scoperse 4 fallimenli... quello di Tommaso Prcmerani aveva inceso quasi tutti e’lanaioli di Firenze e grossamente, a tale che delto disordine ne fara [star] male i poveri artieri...» (Bastiano Arditi. Diario..., p. 142).
55 Bastiano Arditi. Diario..., p. 24.
60 «Certi tintori, poveri e disperati, tolsono un asino carico di biada. . .» (Bastiano Arditi. Diario..., p. 73); см. также: ibid., p. 179.
184
народных масс, но и оо их реакции ла все трудности, т. о. о раз-личных формах проявления их недовольства. Создается впечатление, что Ардити испытывает глубокое удовлетворение от того, что он может рассказать об этом; он пе пропускает случая, чтобы пе говорить подробно о народных беспорядках и восстаниях, имевших место как во Флоренции, так и в других мостах (Гопуя, Урбино, Муджслло).
С таким же удовлетворением он дает волю своему гневу, когда говорит о коррупции среди чиновников и об их беспредельном корыстолюбии,57 когда он разоблачает бездарность и безнравственный образ жизни представителей правящей династии. Так, рассказывая с глубоким возмущением о любовной связи великого герцога с венецианкой Бьяпкой Капелло, он отмечает: «Это я говорю из-за ... примера, который опи дают всему городу; это вызывает возмущение среди жителей города; а к тому еще дурная слава вне города среди других государей!».58 В другом место он говорит о Бьянке Капелло как о женщине «бесстыдной, бесчестной, пе боящейся пи бога, пи человека, одевающейся как безнравственная проститутка — такой она себя показывала открыто всей Флоренции».59 Но Ардити клеймит пе только отдельных представителей правящей верхушки; глубокая ненависть ко всем слоям господствующего класса сквозит в его рассуждениях.60
В силу всего сказанного дневник Лрдити — единственный, который исходит из-под пора рядового ремесленника — уникальный для своего времени источник, ибо позволяет ознакомиться с умонастроениями, интересами, условиями жизни и психологией среды, о которой другие источники обычно молчат.
Все сказанное выше свидетельствует о близком родстве обеих хроник. Какими бы значительными пи были отличия между мостами, занимаемыми их авторами па социальной лестнице, как бы пи отличался их уровень образованности и знаний, оба выделяются широким кругом интересов, охватывающих как родной город, так и всю Европу, как политические, так и экономические явления, как общегородские сплетни, так и проблемы нравствен
57 «... е chi non aveva it modo a empiere le mani a’detti cancellieri о segretarl non bastava avere ragione perche non t’era, fatta, ma si ingiusli-zia, a tale che la citta di Firenze era diventata un bosco e ana selva plena d’uccelli inutili. . .» (Bastiano Arditi. Diario..., p. 51); «... de’magistral, della citta ne parlerb poco: tutti senza giusiizia, non si sentiva se non inle-resso proprio e gran favori: e quesio ottenevano le loro favorite ragione» (ibid., p. 189); об этом см. также: ibid., р. 134, 173—174 etc.
58 Ibid., p. 9.
59 Ibid., p. 140.
60 «... li principi italiani.. . attendevono al ben proprio e sopra tuilo a gravare i loro sudditi per fare danari, et in quelli ponevano la loro fiducia, lasciando trascorrere i popoli d’errore in errore e dissoluti peccati e pubrici e indicibili» (Bastiano Arditi. Diario..., p. 29); «... i prelati, e d’ogni sorte, venuti tanto isfacciati incore ggibili, che non curavono ne lemevano le determinazioni del concilia.. .» (ibid., p. 52); см. также: ibid., p. 50 etc.
185
ного и социального характера. Оба они сугубо индивидуально подходят к рассказываемым событиям и в то же время в их произведениях как в фокусе сосредоточиваются интересы, настроения и образ мышления соответствующей среды. Хроники Риччи и Лрдити являются цепными историческими источниками со многих точек зрения. Во-первых, они представляют собой кладезь сведений по экономической и политической истории, которые не просто разбросаны среди массы малоценных данных, по которые всецело наполняют эти труды, составляя их ядро. Даже при самом широком использовании документального материала (а это для экономической истории Флоренции еще пе сделано: ее архивы до сих пор пе исследованы) эти хроники смогут всегда их дополнить. В частности, обе хроники отчетливо свидетельствуют о том, что Флоренция той поры была еще кипучим деловым центром, начинающим одновременно переживать тяжелые потрясения. Во-вторых, хроники обоих флорентийцев дают сведения о правах, быте и образе жизни народных масс, об их развлечениях и об их повседневной борьбе, которые пи одип архив не хранит. В-третьих, эти источники имеют важнейшее значение для ознакомления с образом мышления и с психологией представителей различных социальных группировок той поры. Следовательно, с этой точки зрения надо заключить, что лучшие образцы флорентийских хроник XVI в. свидетельствуют о том, что этот вид источников еще по утратил своего значения.
Хроники Риччи и Ардити важны пе в мепыпой мере с точки зрения культурно-исторической. Это проявляется в полной мере при их сравнении с аналогичными произведениями предшествовавшей и последующей эпох. Ии содержание, ни манера изложения, ни также позиции автора пе напоминают больше традиционные средневековые хроники, пронизанные глубоким церковно-религиозным духом. Зато у них много общих черт с «домашними хрониками» XIV—XV вв. Это выражается прежде всего в доминирующем интересе ко всему, что составляет жизнь человека и что его окружает. Этот интерес, породивший в свое время специальные занятия историей и способствовавший появлению гуманистической историографии, сохранился и в XVI в., причем по только в среде образованной элиты: оп глубоко вошел в сознание народных масс, о чем ярко свидетельствует дневник Ардити. Явления реальной повседневной жизни объясняются им пе вмешательством высшей, потусторонней силы, а материальными условиями этого мира. Конечно, Риччи и Лрдити, как, впрочем, и их предшественники, не атеисты; в несчастьях, постигших общество, они обычно видят божью кару за его пороки, стихийные бедствия истолковываются как проявление гнева божьего. Подобные взгляды вполне естественны для той эпохи, но пе они определяют отношение наших авторов к проблеме человека и бога. Все, что связано с человеческой жизнью в ее конкретном проявлении, имеет сугубо материальную базу и обоснование. Наконец, 186
как и в «домашних хрониках», изложение и оценка событий индивидуальные и субъективные. В этом отношении обе хроники в какой-то мере приближаются к мемуарной литературе XVI в.
Но есть и отличия. Хотя по-прежнему в центре внимания человек и его судьба, этот человек пе воспринимается как индивидуальность, как самостоятельная ценность, а лишь как частица общества. Хронистов волнует и радует по столько судьба отдельной личности, сколько судьбы определенного класса, известной общности. В этом отношении оба — по новаторы. Подобное обращение к судьбе общества было уже свойственно флорентийским историкам конца XV—первой половины XVI в. Риччи и Ардити сохранили эти традиции гражданских интересов, ио-своому проявляя их.
Отличает наши хроники от «домашних хроник» и другая немаловажная чорта, а именно — общее настроение, присущее им. В них полностью отсутствует прежде столь характерное жизнеутверждающее начало, активность, радостная энергия. И Риччи, и Ардити являются пессимистами, отрицательно относящимися к окружающей их действительности. Если пессимизм Риччи более индивидуального порядка (оп недоволен главным образом своей судьбой), то пессимизм Ардити носит более общественный характер: оп сетует на тяжелое положение народных масс в целом.
Появление подобного пессимизма — пе случайное явление. Изменилась вся социально-политическая обстановка во Флоренции, и это пе могло не отразиться в таких сугубо откровенных, личных и страстных произведениях, какими были труды Риччи и Ардити. Из полноправного гражданина, участвовавшего в решении судьбы республики или по крайней мере считавшего, что он имеет право на это, жившего в условиях максимально возможной в те времена демократии, флорентийский гражданин превратился в подданного тиранически правящего государя, который вместе со своими приближенными и чиновниками позволял себе всевозможные беззакония. Там, где вроде бы существовало равноправие граждан, образовалась глубокая пропасть между отдельными ее группами. Там, где когда-то процветали торговля и промышленность, трудности возрастали с каждым днем. В сознании современников все это, несомненно, представлялось в ореоле известной идеализации прошлого, которое еще но было забыто. Для Ардити оно воплощалось в туманных воспоминаниях молодости о свободе и равенстве республиканских времен. Для Риччи прошлое было скорее традицией, дошедшей до пего через рассказы старших и через чтение трудов своего знаменитого деда и его современников. Воспоминания, естественно, наводили на грустные размышления перед лицом безрадостной действительности. Для Риччи к этому добавились личные неудачи и — благодаря свойственному ему историческому чутью — понимание того, что будущее не сулит ничего хорошего.
187
То, что оба автора писали в новой атмосфере, в новых условиях и что это наложило определенную певать па их образ мышления и настроение, вполне закономерно. Но то, что оба автора были в состоянии столь блестяще отразить в своих трудах весь облик своего времени и создать столь высококачественные со всех точек зрения произведения, видимо, в первую очередь объясняется том, что достижения эпохи Возрождения по были еще утрачены. Хроники Ардити и Риччи унаследовали многое из лучших качеств «семейных хроник» и многие достижения флорентийской историографии. Они, несомненно, более близки к хроникам и историческим трудам своих предшественников, чем к хроникам XVII в. — этим ярким примерам пе только упадка хроники как исторического источника, но и упадка культуры в целом. Хроники Риччи и Ардити сохранили те черты, которые, будучи основными объективными достижениями эпохи Возрождения, были унаследованы наукой и литературой нового времени. А это можно считать немаловажным аргументом в пользу того миопия, что культура Италии в XVI в. — хотя и конец, по все же составная часть культуры эпохи Возрождения.
И. С. Шаркова
ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ИСТОЧНИК КОНЦА XV в.
(Филиппо Буонаккорси Каллимах и Софья Палеолог)
[Lituania, aprile (?) 1490]
Che le different!e che sono state infra suo marito et il Re non m’anno lasciato scrivere, ma che sempre ho havuto buono ricordo et volonta di servirla et in le cose che suo fratello mi commisse non he state prima tempo.
Consideri che e forestieri li et il marito e pin antique de lei et che per ogni rispecto e buono di farsi spalie cum questa famiglia.
Puo anchora in vita farsi di qua qualche capitale.
Le cose de 1’Unghero non sono a suo proposito e da largho et non fa se non quanto e sua utilita.
Questi giovani sono si cresciuti che prima che sequa altra difficulta, e bene de obviare a ogni future scandalo.
La cosa del Valacho debile.
Il Turco va moltiplicando
De panni di sete et de lana
Di volpi negro cum la madonna
Due lenzuoli pilesi
Orsi bianchi
Coltelli cum manico rosso
Uno pelliccio di dossi.
A Se n cho (?)
Choi memoriale m’e stato gratissimo, benche sempre di lui ho buono riccordo per che da poi lo cognobbi sempre Го existimato sapientissimo et virtuoso.
Similiter che quanto m’ai referito della opera sua costi m’e stato gratissimo et che di mezo ho facto buona mentione con i nostri, et che e loro piaciuto, et io lo ringratio assai.
Delle cose sue benche li porria dir qualche cosa, tamen non li sia mo-lesto aspectar ch’io sia in Litifania donde mandero 1’altro mio nontio, ma che sia di buona volglia che dante Deo, spero di farli buono servitio di tuetd et farli con effecto intendere che io 1’amo molto et ho in reverentia.
Excusa la partita tua di luoghi, donde non si pote haver cosa alcuna degna, ma per 1’altro nuntio si satisfara a tucto. Et questo simile cum Jo. Imp. et altri cum buone parole come meglio potrai.
Quod adiuvet et disponat hanc materiam acclinando animos illius prin-cipis.
189
Перевод:
[Литва, апрель (?) 1490]
Что раздоры между ее мужем и королем не позволили мне написать, по что я всегда сохранил о ней добрые воспоминания а и был готов служить ей и что для дел, которые ее брат мне поручил, не нашлось времени.
Пусть она учтет, что она там иностранка и что муж старше ее б и что во всех отношениях хорошо опираться па эту семью.
Может статься так, что это в жизни пригодится.
Дела Венгрии не идут по его намерению, п даже напротив, и не делаются в таком размере, сколько нужно для ее [Венгрии] пользы.
Эти молодые люди настолько повзрослели, что прежде, чем последуют новые затруднения, хорошо бы воспрепятствовать каждому будущему скандалу.
Дела Валахии плохи.
Турки усиливаются
О материях из шелка и шерсти
О черных лисицах (?)
Два ворсистых покрова
Белые медведи
Одна меховая шуба
Сеньке в (?)
Что мемориал был мне полезен и что я всегда храню добрые воспоминания, потому что с того времени, как я знал его, я считал его мудрейшим и большим мастером своего дела.
Равным образом мне было рассказано о делах с его стороны, то я признателен и что оп был удовлетворен ими, и что я его достаточно отблагодарил.
О его делах, хотя я мог бы ему сказать кое-что, однако пусть не будет ему в тягость подождать, пока я буду в Литве, откуда пошлю другого моего доверенного, но пусть будет воля, которую дает бог, я надеюсь оказать ему большую услугу во всем и па деле убедить его, что я его очень люблю и отношусь с большим уважением.
Извинись, что твой отъезд из мест, откуда нельзя было иметь ничего достойного, но через другого посланца удовольствуешь полностью. И точно так же обойдись и с Ио[аппом] Императором] и другими с хорошими пожеланиями, как только ты можешь.
Пусть поможет и приведет в порядок эти дела, склоняя ум г сего государя. * б
а Возможен перевод: «между Вашим мужем и королем. . .», «сохранил о Вас добрые воспоминания».
б Возможен перевод: «Учти, что ты там иностранка, что муж старше тебя».
в Возможен перевод: «Для Сеньки».
г Дословно: «мысли».
Таковы текст и перевод1 одного итальянского документа, принадлежащего перу итальянского гуманиста и польского государственного деятеля Филиппо Буопаккорси Каллимаха. Оп входит в состав так называемого Загребского кодекса, в котором находятся еще 3 автографа Каллимаха. Все эти рукописи были впервые опубликованы Й. Гарбачиком еще в 1957 г., а вторично —
1 Текст перевода проверен Е. Ч. Скржинской и Л. М. Баткиным, за что выражаю им глубокую благодарность.
190
в 1966 г., когда польский ученый издал весь кодекс.2 Они, включая и привлекший паше внимание документ, являются минутами, написанными рукою Филиппо Буонаккорси, и относятся к одному и тому же времени: апрелю—концу июня 1490 г.3
В определении их подлинности не приходится сомневаться, так как автор публикации Загребского кодекса —Й. Гарбачик — является большим специалистом в области изучения жизпи и деятельности Каллимаха;4 а кроме того, указанные автографы были сравнены им с рукописью «Риторики», бесспорно написанной самим гуманистом.5 * Некоторые странности текста объясняются конспективным характером документа, по которому секретарь Каллимаха должен был составить полный текст.
Этот документ пока по привлекал внимания исследователей;6 между тем оп представляет интерес, так как проливает свет па неизвестную сторону деятельности Каллимаха по отношению к Русскому государству.
Филиппо Буонаккорси Каллимах (1437—1496), бывший в 80-х—90-х гг. одним из руководителей внешней политики Речи Посполитой, оказался в этой стране случайно. Итальянский гуманист, член Римской академии Помпонио Лето, он стоял во главе заговора 1468 г. против папы Павла II. Неудача этого предприятия вызвала бегство Каллимаха из Рима, и в 1470 г. он поселился во Львове при дворе гуманистически настроенного львовского архиепископа Григория Санокского. Вскоре гуманист был рекомендован польскому королю Казимиру IV Ягеллончику в качестве воспитателя его сыновой — Яна Ольбрахта, Александра и Фредерика — и занял этот пост, на котором оставался лишь в течение двух лот, выдвинувшись па политическом поприще как искусный дипломат. Он принимал участие в важных для Польши дипломатических миссиях: в посольствах в Турцию (1475—1476 гг., 1487 г.), в результате которых было заключено польско-турецкое перемирие, и в Венецию (1477 г.) — для образования союза государств против Османской империи. Как дипломат, Каллимах бо-
2 Garba ci k J. Ze studiow nad Polskq politykq zagranicznq na prze-lomio XV i XVI w. w swietle nowo odkrylych zrodel w Zagrzcbiu. — Dziesip-ciolccic Wyzszej szkoly pedagogicznej w Krakowio. Krakow, 1957, s. 359— 3G0; Materialy do dziejow dyplomacji polskiej z lai 1486—1516 (Kodoks Zagrzobski). Opracowal J. Garbacik. Wroclaw—Warszawa—Krakow, 1966 N 4.
3' Materialy..., N 4—7.
4 Й. Гарбачику принадлежит единственная большая монография о Филиппо Буонаккорси Каллимахе: Garbacik J. Kallimach jako dyplomata i polityk. — Rozprawy Wydzialu historyczno filozoficznego PAN, ser, II, 1948. t. 16.
5 К u m a n i e c k i К. О odnalezionej retoryce Filipa Kallimacha. Warszawa, 1948 (Biblioteka Meandra, N 7), s. 6; Garbacik J. Ze studiow..., s. 350.
° См. только статью: II о г о s z k i e w i c z A. L., Szarkowa I. S. List Kallimacha do Zofii Paleolog? — In: Odrodzenie i Reformacja w Polsce, |t.J XXIII. Warszawa, 1978, s. 179—188.
191
ролся за независимость внешней политики Польского государства, в первую очередь от папства, за проведение гибкой политики по отношению к Турции; во внутренней политике он отстаивал идею сильного централизованного государства с крепкой королевской властью, и эти ого взгляды выражены в так называемых «Советах Каллимаха» («Radach Kallimachowych»).7
Филиппо Буонаккорси, «гуманисту-революционеру», по выражению М. А. Гуковского,8 пе повезло в пашой историографии. Ему посвящена лишь одна статья указанного автора, в которой советский историк коснулся лишь философско-материалистических взглядов Каллимаха и ого борьбы с церковно-богословским мировоззрением, что характерно и для польского периода ого жизни, когда, казалось бы, положение одного из ведущих политических деятелей католической Польши пе давало ому права на такие позиции.9
О политической и дипломатической деятельности Каллимаха в советской историографии не написано ничего, а именно к этой стороне его деятельности относится документ, которому посвящена настоящая статья.
В документе есть только три реалии, которые могут служить для определения, кому оп адресован: обращение к женщине в первой ого части, имена — «Сеньки» и Иоанна Императора — во второй.
Й. Гарбачик определил первую часть документа как черновик письма к Софье Палеолог, а вторую — как инструкцию какому-то посланцу Сеньке, едущему к русскому двору, возможно, — секретарю посольства Станислава Петряшковича, прибывшему
7 Consilium Callimachi czyli Kallimachowe rady Olbrachtowi dane. — In: Humanism о Reformacja w Polsce, wyd. J. Chrzanowski i St. Kot. Warszawa, 1927. — Кроме этого приписываемого Каллимаху произведения, он оставил довольно большое литературное наследство, которое в 60-х гг. было почти полностью издано в Польской Народной Республике в серии «Латинская библиотека средних и новых веков» под род. К. Ф. Куманоц-кого: Philippi Callimachi Attila. Varsoviae, MCMLXII; Philippi Callimachi ad Innocentium VIII de hello turcis inferendo oratio. Varsoviae, MCMLXIV; Philippi Callimachi epigrammatum. Wratislawiae—Varsoviae—Cracoviae, MCMLXIII; Philippi Callimachi Epistulao selectae. Wratislaviae—Varsoviae— Cracoviae, MCMLXVII; см. также: Filippi Callimachi vita et mores Grego-rii Sanocei, wyd. Miodonskiego, Krakow, 1900; F. Kallimacha Geminianczyka о krolu Wladislawie czyli о Idgsce warnenskiej. Warszawa, 1854.
8 Гуковский M. А. Итальянский вольнодумец XV в. Филиппо Буо-наккорзи (Каллимах). — В кп.: Ежегодник МИРиЛ, [т.] III. М.—Л., 1959, с. 77.
9 В статье М. А. Гуковского приведена основная литература о Каллимахе; кроме нос, см.: Pollak R. Kallimachiana. — Pamigtnik litoracki, 1929, t. XXVI; Sobocinski II. Problematyka polityczno-prawna w twor-czosci Kallimacha. — In: Studia z dziejow nauki polskiej, t. II. Warszawa, 1954; Chitimia J. C. Umanistul polonez Filippo Buonaccorsi Kallimachus si originea latina a poporului roman. — Romanoslavica. Litcratura-Istorie. Bucuresli, 1967, t. 15, и рецензию па последнюю статью: Studia zrodloz-nawcze. Commentationes, 1971, t. XV, s. 260—261,
192
в Москву в июне 1490 г.10 По нашему мнению, и первая, и вторая части автографа Каллимаха являются черновиком инструкции этому посольству, причем первая половина относится к самому послу Станиславу, хотя бесспорно в ней идет речь о Софье Пало-олог.11 Попробуем доказать это по ходу детального рассмотрения документа.
Что раздоры между ее мужем и королем не позволили мне написать
1490 г. — время обострения русско-польских отношений, связанного с переходом в декабре 1489 г. «со своими отчинами» к Ивану III князей Дмитрия Федоровича Воротынского, Ивана Михайловича Перомышльского (Воротынского) и князей Белевских — Ивана, Андрея и Василия.12 Посольство Петряшковича и было связано с этим событием, и ому было поручено требовать возвращения указанных князей под власть Казимира IV.13 Пе имея возможности написать Софье, Каллимах и поручил польскому послу увидеться с русской великой княгиней, которая, как известно, принимала иностранных послов (итальянских и др.).14
Но что я всегда сохранил о ней добрые воспоминания
Знакомство Филиппо Буонаккорси с деспипой Зоей-Софьей можно считать вполне правдоподобным. Оно могло состояться при посредстве кардинала Виссариона до бегства итальянского гуманиста из Рима в 1468 г. Виссарион, как известно, сыграл большую роль в судьбе детей морейского деспота Фомы Палеолога: оп занимался их воспитанием, помогал в содержании небольшого двора; кардинал был одним из инициаторов заключения брака между Зоей-Софьей и великим князем Иваном III.15 Кардинал был близок и с римскими гуманистами, в том числе и с членами Римской академии — ее главой Джулио Помпонио Лето, Платиной
10 G а г b а с i k J. Materialy..s. 11—12.
11 А. Л. Хорошкевич высказала предположение, что первая часть письма обращена к венгерской королеве Беатрисе Арагонской, а вторая — к некоему «Стецко», неоднократно посылавшемуся Каллимахом к молдавскому господарю Стефану Великому (см. выше, прим. 6 па с. 191 настоящей работы).
12 Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. [М.], 1952, с. 291.
13 «1490, июня 29. Посольство от короля Казимира с палом Станиславом Петряшковичем к великому князю с жалобами, что оп против договора принял к себе литовских служебных кпязей Воротынского и Бель-скаго с их отчинами и королевским поземельным жалованьем и вообще вступается в Литовские земли» (Памятники, № 12).
14 См., например: Амбро джо К о п т а р и н и. Путешествие в Персию. — В кп.: Барбаро и Контарипи о России. К истории итальянско-русских связей в XV в. Вступит, ст., подгот. текста, пер. [с итал.] и коммент. Е. Ч. Скржипской. Л., 1971, с. 230.
15 П ир линг П. Россия и Восток. Царское бракосочетание в Ватикане, Иван III и София Палеолог. [Пер. с франц.]. СПб., 1892, с. 11—15; 44-45.
13 Проблемы источниковедения
193
и другими.16 Бесспорно, что с Виссарионом был знаком и Каллимах, посвятивший ему эпиграмму «В саду Виссариона».17
И был готов служить ей и что для дел, которые ее брат мне поручил, не нашлось времени
Речь идет о брате Софьи — Андрее Палеологе, который зимой 1490 г. охал из России через Польшу во Францию 18 и мог встретиться, по поручению великой княгини, с Каллимахом. Эта же фраза служит доказательством и того, что Софья также помнила своего итальянского знакомого и переписка между ними существовала и раньше.19
Пусть она учтет, что она там иностранка и что муж старше ее...
Дата рождения Софьи точно не установлена, но она была моложе Ивана III лет па 10—15.20
... и что во всех отношениях хорошо опираться на эту семью
Во внутриполитической истории Русского государства 1490-й год примечателен как год смерти наследника русского великокняжеского престола Ивана Ивановича Молодого, сына Ивана III от первой жены Марии Тверской. Он умер 7 марта. Как утверждают некоторые исследователи, наследник был отравлен венецианцем Леоном («мистром Леоном»),21 прибывшим в Москву вместе с братьями Радовыми и Андреем Палеологом.22 Смерть Ивана Ивановича открывала возможности наследования престола сыну Софьи Василию, по, одпако же, эта смерть привела к опале ве
10 Забугип В. Юлий Помпоний Лэт. СПб., 1914, с. 14, 22; Удальцова 3. В. Философские труды Виссариона Никейского и его гуманистическая деятельность в Италии. — ВВ, [т.] 35. М., 1973, с. 82—84.
17 Callimachi Philippi epigrammatum, р. 43—44; см. также: Ku manic cki С. F. Tworczosc poetycka Filipa Kallimacha. Warszawa, 1953, s. 49.
18 Андрей Морейский прибыл в Москву из Рима вместе с послами великого князя Дмитрием и Мапуилом Ралевыми в 1490 г. и зимою этого же года был отпущен «в свою землю» (ПСРЛ, т. XVIII. СПб., 1913, с. 272—273; т. XXV, М.—Л., 1949, с. 327).
19 До сих пор было известно лишь о переписке Софьи со своей дочерью Еленой Ивановной, в 1494 г. после брака с Александром ставшей великой княгиней литовской, а в 1501 г. — королевой польской (Памятники, № 49, 58 и др.).
20 Ивап III родился в 1440 г. Согласно хронике Сфрапдзи, Софья была моложе своих братьев Андрея и Мануила, которые родились соответственно 17 I 1453 и 2 I 1455 (Zakythinos D. A. Lo Despotat grec de Moree, t. I. Ilistoire politique. Paris, 1932, p. 291); в «Русском биографическом словаре» приведена дата около 1448 г. (том «Смеловский—Суворина». СПб., 1909, с. 148).
21 Fennel J. Ivan the Great of Moscow. London, 1961, p. 334; К а in-т а п о в С. M. Социально-политическая история России конца XV—первой половины XVI в. М., 1967, с. 35; Лурье Я. С. Иовые памятники русского летописапия конца XV в. — ИСССР, 1964, № 6, с. 122—124.
22 С к р ж и п с к а я Е. Ч. Кто были Ралевы, послы Ивана III в Италии. (К истории итало-русских связей в XV веке). — В кп.: Проблемы истории международных отпошепий. Сб. статей памяти акад. Е. В. Тарле. Л., 1972, с. 270; Казакова И. А. Известия русских летописей о Западной Европе XV—начала XVI в. — ВИД, [т.] IX. Л., 1978, с. 206.
194
ликой княгини, которую не любили при русском дворе, и об этом знал Каллимах.
Возможно, что в этих словах усматривается первый намек на будущее сватовство воспитанника Каллимаха королевича Александра к дочери Софьи и Ивана III. Начало переговоров относится к июлю—сентябрю 1492 г.,23 но, может быть, этот автограф Каллимаха дает основание отнести их к посольству С. Петряшко-вича, т. е. к 1490 г. Официальное предложение было сделано позже — в 1494 г., по в сентябре 1493 г. о нем уже говорилось как о решенном деле.24 Причем Иван III, сначала резко отвергнувший предложение о замужестве своей дочери с королевичем, неожиданно изменил решение,25 можно думать, под влиянием жены. Сам Каллимах не слишком лестно отзывался об Иване III, называя его «хотя и дерзким и храбрым князем, ио кичащимся как варвар своими богатствами и перерезавшим многих людей».26
Дела Венгрии не идут по его намерению, и даже, напротив, не делаются в таком размере, сколь нужно для ее [Венгрии] пользы
Действительно, после смерти Матвея Корвина (ум. 6 апреля 1490 г.) претендентами на венгерский трон являлись Максимилиан, эрцгерцог австрийский, и чешский король Владислав II, сын Казимира IV; выдвинул требования па престол и другой сын польского короля — Ян Ольбрахт. Кандидатуру своего воспитанника и поддерживал Каллимах.27 Возможно, что претензии Владислава были встречены в Польше неодобрительно, поэтому Филиппо Буопаккорси и пишет, что «дела не идут по его [Каллимаха] намерению»', в связи с этим становятся понятными его дальнейшие слова о «молодых людях», которые «настолько повзрослели, что прежде чем последуют новые затруднения, хорошо бы воспрепятствовать каждому будущему скандалу».28
Непосредственно России события в Венгрии но касались, по русское правительство и русская дипломатия живо следили за их развитием. Заинтересованный в союзе с Империей против польских Яголлопов, Иван III боялся, что венгерские дела отвлекут Максимилиана, с которым велись переговоры, от выполнения
23 «1492, июль—октябрь. Посольства и переписка литовских панов, с московскими боярами о сватовстве литовского великого князя Александра Казимировича к дочери Московского великого князя Квана Васильевича.) (Памятники, № 17).
, 24 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 306.
25 Там же.
2G Callimachi Philippi ad Innoccntium VIII..., p. 78—79.
27 Garbacik J. Materialy..., N 5—7.
28 Отношения между братьями улучшились, когда Ян Ольбрахт, пе получив венгерской короны, стал после смерти своего отца Казимира 1V польским королем, на что есть указание и в русских документах: «... а брата деи его, господине, Ольбрахта взяли па Лядское королевство. А с Угорским деи, господине, королем Владиславом Ольбрахт помирился» (Памятники, № 17, с. 70—71).
13*
195
союзнических обязательств по отношению к Русскому государству. Это внимание русской стороны к «делам Венгрии» отражено Симеоновской летописью.29 По-видимому, такая информация о венгерских событиях была полезна и великой княгине.
Дела Валахии плохи. Турки усиливаются
Здесь нашли отражение польско-валашские отношения, которые в связи с заключением польско-турецкого перемирия, подготовленного Каллимахом, были натянутыми,30 и Валахия оставалась без поддержки против турецкой угрозы. Между тем турки весной 1490 г. готовились к новому наступлению, они сосредоточивали свои войска на границе с Венгрией, а в октябре 1490 г. двинулись па Боснию.31
О материях из шелка и шерсти' О черных лисицах, и т. д.
Здесь — перечисление различных вещей, одни из которых можно рассматривать как необходимые Софье, а другие — как необходимые или интересующие самого Каллимаха (например, упоминание о белых медведях).
Вторую часть документа, адресованного Сенько, можно рассматривать как инструкцию, которой должен руководствоваться указанный Сенька32 при посещении какого-то польского осведомителя при русском великокняжеском дворе, занимающего к тому же довольно высокое положение, ибо оп должен был «помочь и привести в порядок дела, склоняя ум. сего государя», которого, вслед за Гарбачиком, мы идентифицируем с Иваном III и который назван также «Иоанн Император».33 В этом случае возникает затруднение с титулатурой. Как известно, Польша всячески противодействовала признанию полного титула великого князя. В 1479 г. польский король Казимир IV Яголлончик выступил с резким протестом против присвоения Иваном III титула «короля», а в рассматриваемое время Россия тщетно добивалась признания за великим князем права называться «государем» и «князем всея Руси».34 Поэтому трудно предположить, чтобы Каллимах, один из руководителей польской внешней политики 80-х гг. XV в., решился на признание за Иваном III титула императора, т. е. па поступок, глубоко противоречащий всему духу польской внешней
29 К а з а к о в а И. Л. Известия русских летописей, с. 203—204.
30 Lewicki A. Codex epistolaris saeculi decimi quinti, t. Ill, 1392— 1501. Cracoviae, 1894, p. 294.
31 Pap e e Fr. Polska a Litwa na przelomie wiekow srednich, t. I. Krakow, 1904, s. 242—253.
32 По нашему мнению, Сеньку, писаря посольства С. Петряшковича, можпо считать тем же самым человеком, что и Зепьку, который в 1486 г. посетил Москву (Литовская метрика, часть I. — РИБ, т. XXVII. СПб., 1910, с. 443—445).
33 А. Л. Хорошкевич видит в сокращении Ио. Имп. молдавского господаря Стефана Великого, имевшего второе имя Иоанъ (Horoszkie-w i с z A. L., S z а г к о w a I. S. List Kallimacha..., s. 182—183).
34 СбРИО, т. 35. СПб., 1892, с. 34. — Польские послы в середине 1489 г. называли Ивана III просто «великим князем».
196
политики по отношению к России. Однако следует учесть конспективный характер документа, в котором никак нельзя видеть официального признания титула. Следует также учесть, что Филиппо Буонаккорси часто трактовал понятие «император» в значении «глава войска», «полководец». Например, в речи, обращенной к папе Иннокентию УШ и написанной в том же 1490 г., определение «император» дастся лишь Владу Дракулу, причем в сочетании с титулом «князь» (imperalor et dux).35 «Императором» оп называет и Сиджизмондо Малатеста, итальянского кондотьера XV в.36
Следует также отметить, что в некоторых итальянских сочинениях о «Московии» более позднего времени титулы императора и князя (imperalor о duca) в применении к русскому царю являются равнозначными.37
Таким образом, мы считаем бесспорным, что речь в письме идет об Иване III. И тогда возникает одно предположение: пе мог ли быть доверенным лицом, к которому должен был обратиться указанный Сенька, боярин Иван Юрьевич Патрикеев, принимавший активное участие в переговорах о женитьбе Елены Ивановны и Александра Казимировича и первым подсказавший идею этого брака польскому правительству.38 Впоследствии, как раз во время следующей «опалы» па великую княгиню, оп был обвинен в «изменном деле».39 И. 10. Патрикеев в описываемое время был близок к Ивану III и имел на него влияние. Если же Сенька нашего документа и Зенько посольства I486 г. — одно лицо, то оп мог быть знаком с Патрикеевым раньше и, следовательно, передавать поручения Каллимаха.40 Но все это область предположений и догадок.
Так, по нашему мнению, можно интерпретировать этот любопытный и малоизвестный документ, свидетельствующий как о гибкой политике польского дипломата - итальянца Филиппо Буопак-корси по отношению к России, так и о роли Софьи в русской внешней политике — факт, до сих пор мало привлекавший внимание отечественных историков.
35 Callimachi Philippi ad Innocenlium VIII..., p. 50.
36 Ad Sigismundum Malalostam Imperatorom.— In: Callimachi Philippi epigrammatum, p. 85.
37 См., например: «Relatione deH’lmperio о Ducato di Moscovia» (дословно: «Донесение о империи или княжестве Московском»). — Арлин ЛОИИ, зап.-европ. секция, № 267, л. 1—1 об.
38 К о и о с z п у F. Lilwa a Moskwa w latach 1449—1492. Wilno, 1929, s. 200—204; Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 307, 309, 372.
39 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 370—375.
40 Известно, что Патрикеев неоднократно встречался с польскими посланцами в Россию и переписывался с ними {Памятники, № 17, 18 и др.).
10. A. JI и м оное
РУССКИЕ ЛЕТОПИСИ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ XV—XVII вв.
Соотношение западноевропейской историографии XV—XVII вв. с русскими летописями в плане конкретного взаимодействия письменных культур Западной и Восточной Европы еще не было предметом исследования. Эта проблема исключительно интересна и затрагивает не только вопросы культуры, по и общие вопросы возникновения, накопления и обмена информацией между европейскими странами. Упоминание о русских летописях в отдельных сочинениях иностранцев о России давно было отмечено отечественной и зарубежной литературой. Но систематическое рассмотрение сочинений национальных историографий XV—XVII вв. и того комплекса материалов по истории и культуре Руси, который опи заимствовали из летописных памятников, предпринято но было. Настоящая работа пытается разрешить два вопроса: во-первых, выявление полного объема той информации по русской истории, которая находится в конкретных сочинениях польской, немецкой, шведской, французской и английской историографии, и, во-вторых, определение источника этих сведений. Для этого исследованы те работы, в которых впервые дан систематический очерк истории Руси. Польская историография в силу своей значимости в истории информации о России представлена тремя работами. Это сочинение родоначальника национальной исторической литературы Длугоша, его последователя Моховского (первого, опубликовавшего материалы своего предшественника) и Гейденштейна — основателя нового направления 15 польской историографии Московии. Из немецкой историографии взято сочинение Герберштейна — первого немецкоязычного историка, использовавшего летописи, из шведской — работы Пстрея, из французской — сочинение де Ту, из английской — трактат Мильтона.
Введение в научный оборот и использование западноевропейской историографией XV—XVI вв. столь ценного источника, какими являются русские летописи, произошло благодаря трудам 198
Яна Длугоша (1415—1480).1 Этот известный польский историк, дипломат и политический деятель посвятил свой труд истории пе только своей родины, но и ряда территорий, находившихся тогда под эгидой короны Ягеллопов. «История Польши» Длугоша содержит обширный материал по истории восточноевропейского славянства. Многие главы этого труда посвящены истории Руси. Исключительная ценность сочинения Длугоша заключается в привлечении многочисленных источников, в том числе и русских летописей. Существование этих источников в составе «Истории Польши» было давно отмечено историографией.2
А. А. Шахматов полагал, что Длугош при изложении материалов IX—XIII вв. использовал московский свод, восходящий к своду 1423 г., и особую галицко-волынскую летопись, а для XIV и XV вв. — западнорусский летописный источник.3 Уже в наше время советский историк В. Т. Пашуто предположил, что Длугош использовал в своем труде киевскую летопись 1238 г.4
Издание новых летописных памятников (в первую очередь московских сводов XV в.), изучение летописания периода складывания централизованного государства дали возможность во многом пересмотреть и дополнить ранее сложившуюся схему русского летописания. Это позволяет в свою очередь поставить проблему русских источников Длугоша.
Анализ известий «Истории» за IX—XIII вв. показывает, что Длугош использовал русскую летопись, в состав которой входила
1 Jana Dlugosza kanonika krakowskiego Dziejow polskich ksiag dwa nascie, t. I—V. Krakow, 1867—1870, и новейшее издание, правда, неоконченное: Jana Dlugosza Roczniki czyli Kroniki slawnego Krolestwa Polskiego. Ks. 1—2. Warszawa, 1961; Ks. 3—4. Warszawa, 1969; Dlugossii Joannis annales sen Cronicae incliti regni Poloniae. Lib. 1—2. Varzaviae, 1964; lib. 3—4, 1970; lib. 5—6, 1972; lib. 7—8, 1975.
2Bielowski A. Wstep krytyezny do dziejow polskich. Lwow, 1850; Бестужев-Рюмин К. О составе русских летописей до конца XIV в. СПб., 1868, с. 64—178; Zeissberg Н. Die polnische Geschichtsschreibung des Mittellalters. Leipzig, 1873; Semkowicz A. Krytyezny rosbior dziejow Jana Dlugosza. Krakow, 1887 (Рец. И. А. Липпичеико в ЖМПП, 1887, дек., с. 350—362); Bobrzynski М., S m о 1 k a St. Jan Dlugosz, jego zucie i sta-nowisko w pismiennictwie. Krakow, 1893; Перфецький E. Перемишель-ский лЯописний кодекс nepnroi редакцп в склад! xponii? Япа Длугоша. — Зап. Паукового товариства iM. Шевченка, 1927, т. 147; Perfeckij Е. Ilistoria Polonica Jana Dlugosze a ruske letopiseetvi. Praha, 1932; So mko-wicz-Zaromba W. Powstanie i dzieje autografu annalium Jana Dlugosza. Krakow, 1952; Kuczynski St. Lata wojny trzynastoletniej w «Rocznikach czyli kronikach» inaczej «Historii polskiej» Jana Dlugosza. Lodz, 1964; Rosbior krytyezny Annalium Poloniae Jana Dlugosza z lat 1358—1444, t. 1; t. 2, 1445—1480; Wroclaw—Warszawa—Krakow, 1961—1965.
3 Шахматов A. A. 1) Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 340—343 и др.; 2) Мстислав Лютый в русской поэзии. — Сб. Харьковского историко-филологического общества, 1909, т. 18, с. 82—91.
4 Пашуто В. Т. 1) Киевская летопись 1238 г. — ИЗ, т. 26. М., 1948, с. 279; 2) Очерки по истории Галицко-Волыпской Руси. М., 1950, с. 29; 3) Образование Литовского государства. М., 1959, с. 16, и др.
199
«Повесть временных лет»? Летописный источник содержит комплекс материалов, который в своей основе близок к Московскому летописному своду 1480 г. и Ермолинской летописи. Может быть, единственным исключением являются сообщения о русско-польских отношениях. Они во многом основываются па польских материалах и носят определенную тенденциозность.
Ряд сообщений Длугоша, относящихся непосредственно к русской истории, отсутствует в наших источниках либо значительно отличается от параллельных известий. Однако конкретный анализ каждого известия, которое пе находит себе параллели в русских памятниках, заставляет прийти к выводу, что Длугош действительно привлек особый летописный источник. На это указывают и аналогичные известия в своде 1480 г. и Ермолинской летописи. Автор «Истории» многие известия исправлял, дополнял, иногда объединял несколько в один рассказ. Этим надо объяснить некоторые сообщения и чтения «Истории», отличные от летописных. Текстологический анализ показывает, что Длугош по использовал отдельной галицко-волынской летописи. Материалы по Юго-Западной Руси находились в составе особого источника, бывшего в распоряжении автора «Истории». Этим памятником является не сохранившийся до нашего времени свод второй половины XV в., который и содержал известия с IX по XIII в?
В труде Длугоша находится также довольно обширный комплекс материалов, посвященных истории Западной Руси, Литвы, Белоруссии, Украины XIV—XV вв. Анализ известий показывает, что автор «Истории» использовал западнорусскую летопись (или точное — ее протограф), датируемую тридцатыми годами XV в. и базирующуюся па митрополичьем общерусском своде.
Книга Длугоша нс была опубликовала при жизни автора, хотя в многочисленных рукописных копиях была хорошо известна и в Польше, и за ее рубежами. Но материалы Длугоша, в том числе и русские летописи, были опубликованы в начале XVI в. продолжателем «длугошовской» традиции польской историографии Матвеем Меховским.
Матвей Меховский (1457—1523) родился в Мехове — небольшом городке Малой Польши. Оп получил хорошее образование — окончил Краковский университет, где изучал философию, теологию, а также ряд естественных паук. В 70-х гг. XV в. под влиянием Длугоша, с которым он был знаком лично, Меховский увле- * *
5 Подробнее об этом см.: Лимонов 10. А. Русские источники Яиа Длугоша по истории Киевской Руси. — В кп.: Проблемы истории феодальной Руси. Со, статей к 60-лотию проф. В. В. Мавродина. Л., 1971, с. 76—81.
6 Об этом своде см.: II а с о и о в А. II. История русского летописания. XI—начало XVIII в. М., 1969, с. 255—278 и др.— Можно только добавить, что гипотеза о своде 1464—1472 гг. после сверки «русских известий» Длугоша переходит пз области продположошш к область действительности. Основной сослав этого русского летописного памятника сохранился г. «Истории».
200
кается историей, и географией. После окончания университета он получает степень магистра и около 2 лет исполняет должность ректора Вавельской кафедральной школы. В начале 80-х гг. Меховский уезжает продолжать образование в Италию и здесь — в Падуе и Болонье — изучает медицину. В конце 80-х гг. оп уже доктор медицины Болонского университета, а по возвращении из Италии преподает в Краковском университете и занимается врачебной практикой. Меховский приобрел большую популярность как организатор научной и педагогической деятельности. Долгое время он был ректором и вице-канцлером Краковского университета, собрал обширную библиотеку по разным отраслям знания, состоял в переписке и был лично знаком с выдающимися учеными своего времени (Филиппо Каллимахом, Бернардом Вапов-ским, с постоянными корреспондентами Эразма Роттердамского и Ульриха фон Гуттепа — Юстом Людвигом Децеусом, Франческо да Колло, Олафом Магнусом). Однако, несмотря на всю свою эрудицию и контакты с выдающимися учеными, гуманистом в полном смысле этого слова Меховский пе стал. Живя в период, когда столкнулись две эпохи — Средневековье и Возрождение, оп, как и Длугош, но всегда мог преодолеть груз консерватизма и традиционализма.7
Труды Моховского по гуманитарным наукам немногочисленны. Это работы по географии— «Трактат о двух Сарматиях» («Tracta-tus de duabus Sarmatiis») и по истории—«Хроника Польши» («Chronica Polonorum»). Несмотря на сравнительно небольшой объем сочинений, трудно переоценить их значение для начала XVI в. «Трактат о двух Сарматиях», вышедший в 1517 г. и в дальнейшем неоднократно переиздававшийся (16 изданий на четырех языках только за XVI в.), совершил настоящий переворот в знаниях современников о географии Восточной Европы. Вместо традиционных представлений, основанных па античных классиках, Меховский предложил свое описание, опиравшееся па
7 Maciej z Miechowa (1457—1523), historyk, geograf, lekarz, organizalor nauki. Pod redakcjti naukowq prof. Henryka Barycza. Wroclaw—Warszawa, 1960; Hajdukiewicz L. Biblioteka Macieja z Miechowa. Wroclaw, 1960; Kaczynski St. Miechowila jako historyk. — In: Studia i materialy z dziejow nauki polskiej, seria «Л», z. 7, 1965, s. 3—45. — Основная библиография трудов Меховского находится в ни.: Bibliografia lileratury polskiej. Nowy Korbut, t. 2, Warszawa, 1964, s. 518—522. — Специальных работ, посвященных Меховскому, на русском языке немного. Это блестящий комментарий С. А. Аннинского к кн.: Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях. Введение, пер. и коммент. С. А. Аннинского. М.—Л., 1936, статья Б. Н. Флори «Об одном из источников „Трактата о двух Сарматиях11 Матвея Меховского» (СС, 1965, № 2), и, наконец, исследования А. И. Рогова, который, помимо других проблем, затронул соотношение «Хроники» Меховского и «Хроники» Стрыйковского: Рогов А. И. 1) Известия по истории Киевской Руси в хронике Мацея Стрыйковского и их источники. — КСИС, вып. 42, М., 1964; 2) Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения. М., 1966.
201
реальные факты и наблюдения.8 Но, кроме географических сведений, в «Трактате» помещен большой исторический и этнографический материал о русских, литовцах, татарах. Каковы же письменные источники этого сочинения Моховского? Анализ известий «Трактата» заставляет предположить, что исторический экскурс в русскую историю основывался па нескольких источниках. В основном это было сочинение Длугоша «История Польши», в котором почти все «русские известия» были пересказом летописей. Поэтому можпо утверждать, что Меховский опосредованно использовал русские летописи. В то же время одно из сообщений «Трактата» — речь идет о захвате Киева татарами в 1241 г. — заставляет думать о возможности непосредственного использования автором летописи.9 В известной степени это подтверждается и заявлением самого Меховского на страницах своего произведения о знакомство с подобным типом источника.10
Большое значение для истории исторической пауки имеет вторая работа Меховского — «Хроника Польши». Она, подобно «Трактату», создавалась па основе материалов «Истории» Длугоша и имела очень большое значение в деле ознакомления Западной Европы с историей Польши, Литвы и Руси. В этом отношении, несмотря на некоторые недостатки работы (компилятивность, лаконичность изложения), ее трудно переоценить. Именно через «Хронику», так же как и через «Трактат», западноевропейский читатель познакомился с сочинением Длугоша и с русскими летописями.
Известия о Древней Руси в основном базируются на сообщениях «Истории» Длугоша. Отличия сообщений Меховского заключаются в некотором сокращении фактического материала предшественника. По форме известия «Хроники» изложены более сжато. Помимо Длугоша, автор использовал для своих известий о Древней Руси отрывки из собственного «Трактата о двух Сар-матиях». Ио Меховский обратился и к другому источнику. Речь идет о русской летописи. Хотя сообщений, относящихся непосредственно к этому источнику, немного (известия 1147, 1167, 118-4, 1253 гг.), том пе менее можно определить его принадлежность. По структуре и известиям летопись была близка к Московскому своду 1480 г. и к Ипатьевской летописи. Анализ известий «Хроники» и «Истории» Длугоша показывает, что Меховский проделал чрезвычайно сложную и тщательную сверку текста сочинения своего предшественника и русского источника. И тем пе менее его сверка дала весьма незначительные исправления. Это заставляет думать, что русский источник Моховского и текст «Истории» мало отличались при изложении событий. Видимо, памятник, исполь-
8 В и с z е к К. The history of polish cartography. Wroclaw—Warszawa— Krakow, 1966, p. 14, 35, 54.
9 M а т в e й Меховский. Трактат, с. 49—50. — Это сообщение ие принадлежит Длугошу, который вообще не сообщает о падении Киева.
10 Матвей Меховский. Трактат, с. 78—79.
202
зовапный Мсховским, был близок, а может и тождествен тому, который был в распоряжении Длугоша: это был московский летописный свод 60—70-х гг. XV в.11
Сигизмунд Герберштейп (1486—1566), имперский посол в Московии, внес значительный вклад в западноевропейскую историографию XVI в. Его «Записки о московитских делах», неоднократно переиздававшиеся, сделали многое в деле информации Западной Европы о России. Дважды—в 1517 и в 1526 гг.— побывав в Москве, Герберштейп с большим интересом и пониманием отнесся к истории, быту, нравам страны, почти неизвестной жителям Центральной Европы. В этом ему помогло хорошее знание словенского языка (Герберштейп родился в Каринтии, где живут словенцы), трезвость восприятия, добросовестность, природный ум и веротерпимость. «Записки о московитских делах» Сигизмунда Герберштейпа, вышедшие в свет в 1549 г., были одним из первых опубликованных в Австрии и Германии сочинений, которые знакомили западноевропейского читателя с летописными источниками. Но труд Герберштейпа изучен недостаточно. Историография вопроса о соотношении текста «Записок» и летописей ограничивается всего тремя статьями.12
Весь текст Герберштейпа, посвященный русской истории, концентрируется преимущественно в двух разделах: во «Введении» и в главе «О татарах». Оба раздела основаны на русских летописях.13
На непосредственное знакомство Герберштейпа с русскими летописями указывают ого ссылки па этот источник. Уже во «Введении» — в первом известии по истории Древней Руси, посвященном славянским племенам и их расселению, автор «Записок» пишет: «Так свидетельствуют их летописи».14 Второй обширный раздел книги целиком основывается на русских летописных источниках. В «Записках» читаем: «Я счел необходимым
11 Меховский мог наряду с «Историей» использовать и сам русский источник Длугоша.
12 {Корел кин И., Григорович И., fl овиков И.]. Сигизмунд барон Герберштейп, его жизнь и значение как писателя о России. Сочинения кандидатов И. Корелкипа, И. Григоровича и студента Новикова И. — Сборник, издаваемый студентами импер. Петербургского университета, 1857, вын. 1; Флоров ский А. В. Каким летописным текстом пользовался Герберштейп? — Учен. зап. Высшей школы г. Одессы, 1922, т. 2; Лимонов 10. А. Герберштейп и русские летописи. — ВИД, [т.] 2. Л., 1969.
13 Кроме летописей, Герберштейп использовал следующие источники: русские — Судебник Ивана III, церковный устав Владимира, послание и правила митрополита Иоанна. «Вопрошание Кирика», чин венчания Димитрия Ивановича, «русский дорожник», проложпые жития Ольги и Владимира; иностранные — сочинения Иоанна Фабра, Павла Иовия, Альберта Кампепзе, картографические материалы Николая Кузапского и Антония Вида.
14 Сигизмунд Герберштейп. Записки о московитских делах. СПб., 1908 (далее Герберштейп), с. 3.
203
написать вкратце о том, что я узнал сам в Русских летописях и из сообщений многих людей».15
Определение конкретного памятника (или памятников), использованного Гсрберштейном, представляет, несмотря па обилие известий, значительную трудность. Нельзя пе согласиться с известным источпиководом А. В. Флоровским, указавшим па отрывочность известий, на наличие у Герберштейна целого ряда сообщений, чтения которых находятся одновременно почти во всех поздних летописях и поэтому затрудняют определение конкретного памятника.16 Тем не менее выход в свет ранее неизвестных летописных источников, естественно по использованных Флоровским, позволяет выявить те летописи, которые были использованы Герберштейном. Сплошная сверка текста приводит к любопытным результатам. Действительно, определить известия па основании тех памятников, которыми пользовался Флоровский, нельзя. Но одно из чтений Герберштейна указывает на памятник, изданный сравнительно недавно. В сообщении «Записок» о славянских племенах допущена, па первый взгляд, поточность. Гер-борштейп пишет, что к славянам принадлежат «Хорваты, Белы, Серблы». Автор «Записок» превратил этноним «Белые хорваты» в два этнонима двух якобы разных племен — «Хорваты» и «Белы». По это не ошибка Герберштейна: в сводах 1497 и 1518 гг. так и читаем: «Хорваты и Белы». Таким образом, надо предположить, что Герберштейп использовал памятник, чтения которого были идентичны чтениям этих сводов.17 Дальнейший анализ доказывает правильность подобного предположения. В «Записках» действительно был использован один из позднейших московских летописных памятников — свод 1518 г. (Уваровская летопись). По этим Герберштейп пе ограничил число своих источников. Второй раздел его книги был основан на летописном памятнике, близком к одному из источников Никоновской летописи — списку «Древнего летописца».
В 80-е гг. XVI в. польская историография о Московии пополнилась работами, ознаменовавшими начало повой традиции, пришедшей па смену сочинениям авторов «школы Длугоша». Родоначальником этой новой тенденции был Рейнгольд Гойдепштейн (1553—1620). Его сочинения оказали значительное влияние не только па дальнейшее развитие национальной историографии XVI—XVII вв., по и па западноевропейскую — французскую, английскую.
Р. Гойдепштейн родился в прусском Поморье. Оп принадлежал к довольно состоятельной польско-немецкой дворянской семье. Гойдепштейн получил превосходное образование, учился
15 Там же.
16 Флоровский А. В. Каким летописным текстом пользовался Гер-берштейн? с. 79, 80.
17 ПСРЛ, т. XXVIII. М,—Л., 1963, с. 13, 167; ср.: Герберштейп, с. 3.
204
в Кенигсбергском и Виттепбергском университетах, затем уехал в Италию. С 1577 г. оп обучался в Падуанском университете на юридическом факультете. Гейденштейн много путешествовал по Италии. После окончания университета посетил Францию, затем около года состоял па службе при прусском герцогском дворе, а вскоре был приглашен к королю Стефану Баторию. Здесь оп получил звание королевского секретаря и исполнял поручения, связанные с дипломатическими миссиями. Гейдепштейп был близок к канцлеру Яну Замойскому, чьи политические взгляды оп разделял. После смерти Стефана Батория продолжал служить королю Сигизмунду III Ваза. Гейденштейн поддерживал контакты с гуманистами, хорошо знал Япа Кохаповского.18
Перу Гейдепштейпа принадлежит несколько трудов. Все они посвящены историческим сюжетам. Это история Польши конца XVI в., биография Яна Замойского, история войны Стефана Батория с Московией.19 Последняя работа — «Записки о Московской войне» — была опубликована в 1584 (или 1585) г.20 и принесла Гейденштойпу большую известность.21 Исключительная ценность книги Гейдепштейпа заключается в том, что как королевский секретарь оп мог пользоваться материалами личной канцелярии короля, как приближенный Япа Замойского — архивом канцлера. Но значение труда не только в этом. Книга Гей-депштейпа содержит довольно обширные очерки русской истории с древнейших времен до середины XVI в. Эти очерки почти целиком основаны па русских источниках — летописях, па которые ссылается и сам автор.
Гейдепштейп трижды обращается к русской истории. Первый отрывок содержит изложение событий от призвания варягов до Ивана Грозного. Второй посвящен истории Пскова. В нем излагаются важнейшие события с древнейших времен до присоединения города к Московскому государству. И, наконец, третий содержит сведения по истории Полоцка.
18 Подробнее см. статью проф. Б. Коцовского в биографическом словаре: Polski slownik biograficzny. Т. IX/3, zeszyt 42. Wroclaw—Warszawa— Krakow, 1961, s. 342—344. — В копце статьи приведена библиография.
19 О трудах Гейдепштейпа и историографии вопроса (отметим весьма незначительной) подробнее см.: Bibliografia literatury polskiej. Nowy Korbut. T. 2. Warszawa, 1964, S. 253.
20 Reinoldi Heidensteinii seer, regii De bello Moscovitico Commentario-rum. Lib sex. Cracoviae. In Officina Lazari. Anno Domini MDLXXXIIII БАН 4953ff. — Как видим, книга издана в Кракове с датой па титуле "923~
1584 г. Но, вероятно, опа вышла в свет в 1585 г. Уже издателям русского перевода дата па титуле казалась неверной (см.: Рейнгольда Гейден-штейна Записки о Московской войне (1578—1582). СПб., 1889, с. VI—VII (далее: Гейденштейн)). Польский исследователь Б. Коцовский также полагает, что издание было осуществлено в 1585 г.
21 Книга неоднократно переиздавалась в Западной Европе. Например, в Базеле в 1588 г., а также в сборнике трудов по истории Московии, вышедшем в 1600 г. во Франкфурте-на-Майне.
205
В сочинении Гейдепштейна неоднократно сталкиваемся с ссылкой па источник. Автор сообщает: «Летописи относят по происхождению кпязей русских к варягам...». Ссылки Гейден-штейна па летописи и приведенные им даты от сотворения мира заставляют предположить, что оп непосредственно использовал русские памятники.
Автор «Записок о Московской войне» в достаточной мере оцепил этот вид исторического источника. В книге сообщается о захвате в Полоцке «русских хроник». Рассказывая о том, как был взят город, Гойдонштейп отмечает: «Все найденное в замке (полоцком, —- Ю. Л.) отдано было в добычу солдатам; однако их надежды совсем пе были удовлетворены. В глазах образованных людей почти по меньшую ценность, чем вся остальная добыча, имела найденная там библиотека. Кроме летописей, в пой было много сочинений греческих отцов церкви и между ними сочинения Дионисия Ареопагита о небесной и церковной иерархии, все па славянском языке».22 Более того, Гейдепштейн, вероятно, различал виды «русских хроник». Он упоминает «псковские летописи»,23 а в ряде других случаев ссылается на «московские летописи».24 По исключена возможность, что ему были известны и песохрапившиеся полоцкие летописи.
Анализ «Записок о Московской войне» позволяет утверждать, что ссылки Гейдепштейна на русские летописи пе являются литературным приемом автора, заинтересованного в том, чтобы убедить читателя в достоверности изложенного материала: в книге действительно были использованы русские нарративные источники. Кроме того, Гейденштойп заимствовал материал из сочинения Герберштейпа (хотя па него ссылок в тексте нет) и сведения, почерпнутые из канцелярии короля и гетмана Замойского. Но все же основой очерков по истории Руси были русские летописи.
Надо признать, что автор «Записок» в известной степени прав, классифицируя свои источники по нескольким видам: «псковские», «московские». Действительно, им использован комплекс летописей Пскова. Видимо, можно предположить, что источниками польского историка были две псковские летописи. Обе правлены по источникам, включавшим новгородский «свод 1448 г.». Но одна правлена по Новгородской IV, а другая — по Новгородской V летописи. Кроме того, был третий летописный источник. Ряд ого чтений указывает на то, что это — летопись,
22 Гейдепштейн, с. 71. — Один из полоцких трофеев Стефаиа Ба-тория сохранился до наших дней. Речь идет о Псковской I летописи, которая хранится в Национальной библиотеке в Варшаве, в фонде «Библиотека ординации Замойских» (Biblioteka Narodova, BOZ, cim. 78). Рукопись находится в хорошем состоянии. Подробнее ее описание см.: Рогов А. И. Кириллические рукописи в книгохранилищах Польши. — Studia zrodlo-znawcze, t. XIV. Warszawa—Poznan, 1969, s. 153, 154.
23 Гейдепштейн, c. 195.
24 Там же, с. 264.
206
близкая к Новгородской IV летописи (по терминологии Гейден-штейна — «московская летопись»). Думается, что автор «Записок» не так уж далек от истины при определении ее вида. Надо полагать, что его источником был действительно общерусский летописный свод конца XV—начала XVI в., в котором находился обширный комплекс известий о «всей Московии», а не только о Северо-Западе Руси.
Необходимо отметить также значение Гейденштейна для западноевропейской историографии Московии. Автор «Записок», пе использовавший ни Длугоша, ни Меховского, пи их последователей и базировавший свое изложение па самостоятельном изучении русских летописей (в том число и неизвестных па Западе), стал родоначальником нового направления в историографии. Его сочинения послужили основой для создания трудов о Руси в Западной Европе, и прежде всего во Франции — трудов, которые развивались самостоятельно, вне зависимости от длугошевской традиции.
В начале XVII в. не только польская, по и шведская историография уже была знакома с русскими летописями, которые опа весьма охотно использовала для информации о своем восточном соседе. Пионером подобных культурных контактов оказался известный шведский политический деятель и историк Петр Петрей (1570—1622). Его интересная, по во многом еще до сих пор неясная биография связана с Россией — с Москвой, Новгородом, Нарвой. Петрей родился близ Упсалы в небогатой, но весьма культурной семье: отец был вначале ректором соборной школы, а затем епископом Вестероса и Линчёпинга. Петрой получил хорошее домашнее воспитание и восемнадцати лет был зачислоп в Высшую школу Юхана III. Там оп изучал гуманитарные пауки (историю, теологию, древние языки). После успешного окончания школы оп уезжает в Германию, в Марбургский университет. Однако вскоре Петрей возвращается па родину. В Стокгольме оп поступает па службу в личную канцелярию герцога Карла, правителя королевства. Вскоре Петрей завоевал доверие своего патрона, который стал поручать ему важные дипломатические поручения. А в конце 1601 г. служащий канцелярии герцога-правителя уезжает в качестве политического агента в Россию, где он прожил несколько лет. Оп был очевидцем последних лет царствования Бориса Годунова, восшествия на престол Лжедмитрия I, появления «Тушинского вора», прихода шведских войск. Все это дало огромный материал для донесений в Стокгольм и для написания книг о России.
Петрей создал два сочинения, посвященных истории, культуре и современному политическому положению России. Первое — «Достоверная и правдивая Реляция о некоторых событиях, которые в истекшие годы произошли в Великом княжестве Московии...» («Ееп wiss och sanfardigh Berattelse, om nagra Foran-dringar som j thesse framledne ahr, uthi Storfurstendomet Muskow
207
skedde are...») —вышло в Стокгольме в 1608 г. Оно было основано па донесениях автора из Москвы. Письменных источников оно содержит мало, летописи в нем не использованы.25 Зато другая работа, посвященная детальному исследованию России, содержит массу нарративных источников. Это сочинение, изданное в 1615 г. в Стокгольме, носит следующее название: «История о великом княжестве Московском, происхождении великих русских князей, недавних смутах, произведенных там тремя Лжедмитриями, и о московских законах, правах, правлении, вере и обряде».26 Источниковедческий анализ позволяет утверждать, что Иетрей был хорошо знаком с европейской историографией, посвященной России. Помимо личных наблюдений, она является основой его сочинения. Географическое положение России, ее гидрография, сведения о населенных пунктах, занятиях жителей заимствованы им у Герберштейна. Памфлет воинствующего протестанта II. Одерборпа дал ему известия о правлении Ивана Грозного. История польской интервенции, приход шведов, восстание Болотникова описаны на основе личных наблюдений, но некоторые параллели находятся и в сочинении К. Буссова «Московская хроника». По Петрей непосредственно использовал и русские летописи. Он прямо указывал на этот источник. Так, сообщая о варягах, он пишет: «Б русских сказаниях и летописях упоминается парод, называемый у них варягами (Waregi), с коими вели они большую войну и были вынуждены платить им дань ежегодно по белке со всякого дома». И далее Петрей дает известие о Госто-мысле. Автор «Истории» довольно подробно повествует о Древней Руси, о периоде феодальной раздробленности, о возвышении Москвы, о московских государях вплоть до Ивана Грозного. Летописный комплекс достаточно широк, чтобы определить источники, которые были использованы Петреом. Это новгородская летопись и один из списков Никоновской летописи.27
Появление на Западе большого числа работ о Московии, становление русско-французских политических и торговых отношений пе могло не повлиять па историографию Франции. И начало XVII в. ознаменовалось созданием фундаментального исторического труда, в котором история далекой Руси заняла свое место в общей системе истории европейских пародов. Этот труд вышел в Париже и принадлежал классику французской историографии Жаку Огюсту де Ту (1553—1617).
25 Подробно об этой работе см.: Реляция Петра Петрея о России начала XVII в. Сост. 10. А. Лимонов, отв. род. В. И. Буганов. М., 1976.
26 История о великом княжестве Московском..., которую собрал, описал и обнародовал Петр Петрей де Эрлезупда. М., 1867. — Из последних обобщающих работ, где упомянуто это сочинение Петрея, см.: Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVII—первая четверть XVIII в. М., 1976, с. 54—69.
27 Л и м о п о в 10. А. История о великом княжестве Московском Петра Петрея. — СС, т. XII. Таллин, 1967. — В работе помещен конкретный текстологический анализ источников сочинения Петрея.
208
Ж. О. де Ту родился в Париже, в семье высокопоставленного судебного чиновника. Получил юридическое образование в Балансе у знаменитого правоведа того времени Жака Кюжа. После возвращения во Францию исполнял дипломатические поручения правительства, ездил в Италию, в Германию, в Нидерланды. Во время религиозных войн выступал на стороне Генриха IV. Последний в 1593 г. назначил де Ту главным хранителем своей библиотеки. В 1598 г. де Ту принимал участие в выработке статей Нантского эдикта. Но многочисленные поручения правительства не помешали ему заниматься научными исследованиями.28
С начала 90-х гг. XVI в. и до конца жизни де Ту создает грандиозный труд — «История своего времени». Сочинение было написано па латинском языке и в последней редакции составляло 138 книг.29 При написании этого труда де Ту пользовался не только сочинениями современников. Чтобы получить документы, необходимые ему для работы, он вел обширную переписку с учеными всех европейских стран. Благодаря своим корреспондентам де Ту был весьма осведомлен о политике и истории государств Европы и обладал целым рядом малоизвестных документов, которые оп включил в текст своего сочинения. Известная объективность де Ту по отношению к трудам ученых-протестантов и, в частности, к работам Филиппа Мелапхтона, пе могла пе вызвать отрицательную реакцию католиков Европы и в особенности Римской курии. «История своего времени» была объявлена еретической и включена в индекс запрещенных книг за 1609 г. {Index librorum prohibitorum).
«История своего времени» довольно подробно повествует о России середины XVI—начала XVII в. Де Ту преимущественно излагает русско-ливонские отношения (1558—1584 гг.), события
28Morreri L. Le grand dictionnaire historique, vol. 8. Amsterdam, 1740, p. 117, 118 etc.; Устрялов H. Сказания современников о Димитрии Самозванце, ч. I. СПб., 1859, с. 322, 453; Harrisse И. Le president de Thou et ses descendants... Paris, 1905; Kinser S. The Works of Jacques-Auguste de Thou. The Hague, 1966.
29 De Thou J.-A. Historiarum suis temporis, t. 1—4. Parisiis, 1604— 1609. — «История своего времени» неоднократно переиздавалась и переводилась па французский язык. Первое издание выходило в свет с 1604 по 1608 г. и содержало всего 18 книг. Второе (женевское) — с 1606 г.; третье (также женевское) — с 1620 г. В 1733 г. это сочинение было опубликовано в Лондоне Томасом Карте, известным в Париже под именем М. Филиппса. С этого издания был сделан перевод па французский язык, напечатанный (также в Лондоне) в 1734 г. Он насчитывает 16 томов, причем в первом томе помещена также автобиография де Ту. Лондонское издание де Ту па французском языке признано лучшим (De Thou J.-A. Ilistoire universalle... depuis 1543 jusqu’en 1607, t. I—XVI. Londres, 1734. Далее: Histoire). Мы пользовались этим изданием. «Историю своего времени» пробовал перевести па французский язык аббат Прево, известный писатель, автор многих литературных произведений. Но он опубликовал только первый том, в котором текст утоплен среди комментариев. Этот перевод пе получил научного признания, и все исследователи по-прежнему обращались к лондонскому изданию 1734 г. и гаагскому изданию 1740 г.
14 Проблемы источниковедения
209
конца XVI—начала XVII столетия: убийство царевича Дмитрия, смерть Бориса Годунова, восстание Ивана Болотникова, походы Лжедмитрия и т. д.; но в двадцать первой книге третьего тома он затрагивает и древнюю историю «московитов». Это отступление от основного повествования, вкрапленное в рассказ о походах Стефана Батория в Прибалтику, представляет исключительный интерес, ибо впервые во французской историографии был дан законченный систематический очерк истории России. Отметим также, что этот очерк был основан на солидных источниках, с использованием современной автору историографии.
В перечне затронутых тем к главе о войне Московии с Ливонией де Ту ставит следующие: «Происхождение московитов. Преемственность их князей. Начало христианской религии в их стране». Действительно, вслед за началом изложения событий, посвященных русско-ливонским столкновениям, следует очерк, название которого помещено на полях книги: «Краткая история империи московитов».30 Рассказ открывается описанием географического положения Московии, «территория которой огромна и необъятна, начинается у Нарвы» и распространяется до Татарии и Каспийского моря. Далее де Ту сообщает о происхождении названия «московиты» и дает сведения о начальной истории России — о призвании варягов, об их расселении, о князе Владимире, о крещении Руси, о борьбе руссов на Балканах. Кратко рассказывает оп об усобицах князей, несколько подробное — о битве па Калке, нашествии татар, возвышении Москвы. Конспективно изложены события XIV—XV вв. (по сути дола это генеалогические заметки), затем сообщается о захвате Иваном III Твери и Новгорода, о браке московского государя с Софьей Палеолог, о политике великого князя Василия в отношении Ливонии и Пскова, о правлении Ивана Грозного, о захвате Казанского и Астраханского ханств, о расширении территории Русского государства. Исторический очерк закапчивается примерно шестидесятыми годами XVI в.
Какими же источниками пользовался для своего очерка по истории России де Ту? Может быть, он использовал летописи? В самом деле, этот тип источника — «Анналы России» («Annales de Russie») — оп хорошо знал. Сообщая о закладке Кремля, он дает двойную ссылку: «Это мнение Сигизмунда Горборштойпа, утверждающего, что читал это в Летописях (Annales) этой страны.. .».31 Далее, рассказывая о крещении Руси, де Ту пишет: «Об этом говорится в летописях московитских и польских.. .».32 Текстологическая сворка известий «Истории» с русскими летописями дает следующие результаты. Почти весь материал по истории Руси заимствован де Ту из русских летописей. Но они пе яв-
30 Histoire, vol. 3, р. 275—281.
31 Ibid., р. 275.
32 Ibid., р. 276.
210
лились его непосредственным источником. До Ту почерпнул материалы летописей из историографии. Из трудов о России де Ту использовал сочинения Герберштейна, Гейденштейпа, Гваньини, Бредепбаха, Одерборпа, Хитрея. И если два последних автора дали до Ту материалы по Ливонской войне, то остальные сообщили сведения по древнерусской истории. Наконец, основным трудом, давшим ему уникальные летописные известия, был пе труд Герберштейна, являвшийся для многих иностранных писателей о России важнейшим источником, а сочинение Гейденштейна, базировавшееся на совершенно неизвестных в Западной Европе сведениях русской истории.
Английская историография также использовала русские летописи. Но в силу своей односторонности она стала интересоваться русской историей и духовной культурой Московии только в середине XVII в., значительно позднее историографии континентальной Европы. Одним из первых таких сочинений, посвященных истории московитов, было сочинение классика английской литературы, выдающегося поэта Джона Мильтона.33 Во время английской буржуазной революции он, будучи секретарем по иностранным делам лорда-протектора Кромвеля, в связи с практическими нуждами внешпей политики составил историю Московии.34
Небольшой трактат содержит экскурс в историю России от Рюрика до Михаила Федоровича. Мильтон дает последовательный и насыщенный фактическим материалом исторический очерк Древней Руси, складывания Московского государства, России эпохи Ивана Грозного и Бориса Годунова. Заканчивается этот экскурс историей смуты и избранием царя Михаила.
Источники очерка были весьма разнообразны. Известия второй половины XVI в. и начала XVII в. в основном почерпнуты автором из сочинений англичан —- Дж. Горсея, Дж. Боуса, Д. Гильберта. Мильтон прямо дает ссылки на своих предшественников. Больший интерес представляет первая часть, которая основана на летописных материалах. Правда, Мильтон, не использовал непосредственно летописи. Оп заимствовал летописные сообщения из статьи сборпика Хаклюйта.35 В свою очередь эта статья является переводом с латинского па английский язык работы австрийского дипломата Даниила Принца, побывавшего в Московии
33 Подробно об этой работе см.: Лимонов 10. Л. Русские источники «Истории Московии» Джона Мильтона. — В кн.: Проблемы истории международных отношений. Сб. статей памяти акад. Е. В. Тарле. Под ред. В. И. Рутепбурга. Л., 1972, с. 243—247.
34 Полное название работы: «Краткая история Московии и других малоизвестных стран, лежащих к востоку от России до Китая, собранная из письменных известий разных очевидцев». В настоящей статье использован перевод Ю. В. Толстого (см.: Толстой 10. В. Московия Джона Мильтона. М., 1875).
35 Статья «Краткое сообщение о великом князе Московии, его генеалогии, взятое из московских рукописных хроник, написанное поляком». —
14*
211
в 70-х гг. XVI в. Его работы целиком основаны на выдержках из русских летописей.36
Значение работы Мильтона но только в том, что он первый ввел в английскую историографию русские нарративные источники: трактат Мильтона сыграл значительную роль в ознакомлении англичан с русской историей.
Рассмотрев ряд сочинений на Западе, можно прийти к выводу, что комплекс информации о Московии был взят не только из личных наблюдений иностранцев-путешественников. Текстологический анализ позволяет утверждать, что основой для многих исторических трудов явились иные источники. Значительный комплекс информации о международном положении, истории и культуре страны был использовав и непосредственно (Длугош, Меховский, Герберштейп, Гейденштейн), и опосредованно (де Ту, Мильтон и др.). Значение этого явления трудно переоценить. Летописи были не только источниками западноевропейской историографии, использование которых способствовало ознакомлению со странами Восточной Европы, они внесли определенный вклад в развитие и взаимодействие письменных культур европейских пародов.
См.: The principal navigations, voyages and discoveries of the English nation, made by Sea or Over Land, to the most remote and farthest distant Quarters of the 1500 years... By Richard Hakluyt Master of Arles, and Student sometime of Chrift-Churchin Oxford, vol. I. London, 1589, p. 246—250.
36 Magni Moscoviae Ducis genealogiae brevis epitome, ex ipsorura ma-nuscriptis annalibus excerpta. Coloniae, 1580.
ПУБЛИКАЦИИ ИСТОЧНИКОВ И ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ (западноевропейское Средневековье и Византия)
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ *
Настоящий Указатель охватывает публикации источников (как отдельные издания, так и публикации в журналах и научных сборниках) и источниковедческие исследования (монографии, статьи, сообщения) и обзоры в области западноевропейского Средневековья и Византии, вышедшие в СССР па русском языке в период с 1945 по 1978 г.
Указатель состоит из двух больших разделов. Первый охватывает публикации и источниковедческие работы по западноевропейскому Средневековью, второй — публикации и источниковедческие работы по Византии. В каждом из этих разделов сначала даются сведения о публикациях источников (нарративных, документальных, фольклорных и др.), затем — об исследовательских работах. Сведения о последних разбиты в свою очередь на более мелкие подразделы: общие вопросы источниковедения; исследование нарративных источников; документальное (актовое и юридическое) источниковедение; исследование памятников средневековой пауки и техники; история источниковедческих исследований, и т. д. Внутри каждого подраздела материал располагается по хронологии выхода в свет соответствующих изданий. При общности основных принципов построения между обоими большими разделами —- западноевропейским и византийским — имеются некоторые различия в структуре и составе, обусловленные спецификой источников.
Составители считают своим долгом оговорить, что недостаток места заставил их часть материала дать выборочно. Так, из большого количества имеющихся публикаций памятников средневековой художественной литературы даны лишь те издания, которые могут представить наибольшую ценность для исследователя-историка. Из многочисленных исследований памятников западноевропейского и византийского искусства, равно как из работ по археологии и языкознанию отбирались лишь те, которые по тематике и ио содержанию связаны с более широкими вопросами источниковедения. Выборочно даны и работы по отдельным вспомогательным историческим дисциплинам, а также — по разделу западноевропейского Средневековья— авторефераты кандидатских и докторских диссертаций. От включения в Указатель сведений о рецензиях на публикации источников и па монографии составители отказались полностью.
* Составлен В. Л. Афанасьевым (западноевропейское Средневековье) и Е. К. Пиотровской (Византия).
213
В Указателе принята та же система сокращений, что и в основных разделах настоящего издания.** Аббревиатура в круглых скобках после выходных данных автореферата указывает учреждение, в котором защищалась диссертация.
Составители надеются, что предлагаемый Указатель принесет известную пользу научным работникам, преподавателям и студентам в работе по изучению западноевропейских и византийских источников и будут весьма признательны за критические замечания, поправки и дополнения.
Были использовапы указатели, составленные И. И. Фроловой и опубликованные в выпусках 15—42 сборника «Средние века», а также указатель советских публикаций по истории Средних веков (1917—1957), составленный сотрудниками Научной библиотеки им. А. М. Горького Московского государственного университета (М., 1968), и указатели к «Византийскому временнику».
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ Публикации источников Нарративные источники
1947
Томас Мор. Утопия. Пер. с лат. и коммент. А. И. Малеипа и Ф. А. Петровского. Вступит, ст. В. П. Волгина. Послесл. Ф. А. Петровского. М.—Л,. Изд-во АН СССР, 270 с. с ил. (ПНС)
Томмазо Кампанелла. Город Солнца. Пер. с лат. и коммент. Ф. А. Петровского. Вступит, ст. В. П. Волгина. М.—Л., Изд-во АН СССР, 175 с. с ил. (Д1ПС)
1949
Джордано Бруно. Диалоги. Пер. с итал. Я. Г. Емельянова, М. А. Дынника и А. И. Рубина. Ред. и вступит, ст. М. А. Дынника. М., Госполит-издат, 551 с. с ил.
1950
Антонио Пигафетта. Путешествие Магеллана. Пер. с итал. и примеч.
В. С. Узина. Вступит, ст. Я. М. Света. М., Географгиз, 178 с.
1952
Этъенн де Ла Боэси. Рассуждение о добровольном рабстве. Пер. с франц., коммент, и ст. Ф. А. Коган-Бернштейн. М., Изд-во АН СССР, 199 с. с ил. (ЛП)
1953
Джордано Бруно. О героическом энтузиазме. Пер. с итал. Предисл. Э. Егермана. М., Госполитиздат, 212 с. с ил.
Томас Мор. Утопия. Пер. с лат. и коммент. А. И. Малеипа и Ф. А. Петровского. Вступит, ст. В. П. Волгипа. Послесл. ф. А. Петровского. 2-е изд., доп. М., Изд-во АН СССР, 296 с. с ил. (ПНС)
В прил.: Из писем Мора и Эразма Роттердамского.
** Список сокращений см. на с. 281—283.
214
1954
Фрэнсис Бэкон. Новая Атлантида. — Опыты и наставления нравственные и политические. Пер. с англ. 3. Е. Александровой. Ст. и примеч. Ф. А. Когап-Берпштейп. М., Изд-во АП СССР, 243 с. с ил. {ЛП) Томмазо Кампанелла. Город Солнца. Пер. с лат. и коммент. Ф. Л. Петровского. Вступит, ст. В. II. Волгина. 2-е изд., доп. М.—JL, Изд-во АН СССР, 228 с. с ил. {ПНС)
Мишель Монтень. Опыты. Кп. 1. Пер. с франц. Л. С. Бобовича. Вступит, ст. Ф. Л. Коган-Бериштейп и М. П. Баскина. Коммент. Л. С. Бобовича и Ф. Л. Когап-Берпштейп. М.—JI., Изд-во АП СССР, 558 с. с ил. {ЛИ)
Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки. Подгот. Я. С. Лурье и Р. Б. Мюллер. Отв. ред. и авт. ст. Д. С. Михайлов. М,—Л., Изд-во АП СССР, 490 с. с ил. {ЛП)
1955
Диэго де Ланда. Сообщение о делах в Юкатане. 1566 г. Пер. со староисп., вводная ст. и примеч. 10. В. Кнорозова. М.—Л., Изд-во АП СССР, 273, XVIII с. с рис., табл., карт.
Марко Поло. «Книга» Марко Поло. Пер. старофранц, текста И. П. Минаева. Ред. и вступит, ст. И. 11. Магидовича. М., Географгиз, 376 с. с ил.
Эразм Роттердамский. Жалоба мира. Пер. с англ. — ВФ, № 5, с. 124—137.
1956
Джорджо Вазари. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. Т. 1. Пер. с итал. и коммент. А. И. Венедиктова. Ред. перевода и вступит, ст. А. Г. Габричевского. М., «Искусство», XXI, 634.
Марко Поло. «Книга» Марко Поло. Пер. старофрапц. текста И. П. Минаева. Ред. и вступит, ст. И. П. Магидовича. М., Географгиз, 376 с. с ил.
1957
Джиованни дель Плано Карпипи. История мопгалов. — Гилъом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. |Переводы]. Род., вступит, ст. и примеч. II. П. Шастипой. М., Географгиз, 270 с.
Из истории французских провинций XVII в. Письма лионских чиновников французскому канцлеру П. Сегье. 1636—1637 гг. Публикация Т. П. Вороновой. — ТрГПБ, т. 1 (4), с. 181—195.
1958
Бенвенуто Челлини. Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентинца, написанная им самим во Флоренции. Пер. с итал. М. Лозинского. Вступит, ст. и примеч. Л. Пинского. М., Гослитиздат, 543 с. с ил.
Документы по истории Франции середины XVI в. Публикация Т. П. Вороновой и Е. Г. Гурари под ред. А. Д. Люблинской. — СВ, вып. XII, с. 149—171; вып. ХШ, с. 155—180.
Мишель Монтень. Опыты. Кп. 1. Изд. 2-е. М.—Л., Изд-во АП СССР, 526 с. с ил. {ЛП)
Мишель Монтень. Опыты. Кп. 2. Пер. с франц. А. С. Бобовича. Вступит, ст. Ф. А. Коган-Берпштейн. Коммент. А. С. Бобовича и Ф. А. Когап-Бернштейн. М,—Л., Изд-во АП СССР, 652 с. {ЛИ)
Эразм Роттердамский. Похвала глупости. Пер. с лат. 11. К. Губера. Примеч. Л. Е. Пинского. |М.], Гослитиздат, 291 с. с ил.
215
1959
Документы по истории Франции середины XVI в. [Продолжение]. — СВ, вып. XIV, с. 168—190; вып. XV, с. 149—173.
Петр Абеляр. История моих бедствий. Пер. с лат. В. А. Соколова. Изд. подгот. Д. А. Дрбоглав, П. А. Сидорова, В. А. Соколов, В. С. Соколов. Отв. ред. II. А. Сидорова. М., Изд-во АН СССР, 256 с. с ил. (ЛП) Ульрих фон Гуттен. Диалоги. Публицистика. Письма. Сост. и пер. с лат.
С. П. Маркиша. Примеч. М. Н. Цетлина. Вступит, ст. М. М. Смирила. М., Изд-во АН СССР, 522 с. с ил. (НАБ)
1960
Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. [Лат. текст и русск. пер.]. Вступит, ст. и коммент. Е. Ч. Скржипской. М., Изд-во вост, л-ры, 436 с. с ил. (ПСИНЦВЕ)
Мишель Монтень. Опыты. Кн. 1. Изд. 3-е. М.—Л., Изд-во АН СССР, 526 с. с ил. (ЛП)
Мишель Монтень. Опыты. Кн. 2. Изд. 2-е. М.—Л., Изд-во АН' СССР, 652 с. (ЛП)
Мишель Монтень. Опыты. Кн. 3. Изд. подгот. А. С. Бобович, Ф. А. Когап-Бернштейп, Н. Я. Рыкова и А. А. Смирнов. М.—Л., Изд-во АН СССР, 495 с. (ЛП)
Эразм Роттердамский. Похвала глупости. М., Гослитиздат, 167 с. с ил.
1961
Документы по истории Франции середины XVI в. [Окончание]. — СВ, вып. XIX, с. 292—337.
Мемуар Исаака Разилли о французской колониальной экспансии (1626 г.). Предисл. Робера Мапдру. Пер. и коммент. II. В. Ревупенковой под ред. А. Д. Люблинской. — СВ, вып. XX, с. 324—349.
1962
Документы по истории гражданских войн во Франции 1561—1563 гг. Под ред. А. Д. Люблинской. М.—Л., Изд-во АН СССР, 364 с.
Фрэнсис Бэкон. Новая Атлантида. — Опыты и наставления нравственные и политические. Изд. 2-е. М., Изд-во АП СССР, 238 с. с ил. (ЛП) Этъенн де Ла Боэси. Рассуждение о добровольном рабстве. [Изд. 2-е]. М., Изд-во АП СССР, 198 с. с ил. (ЛП)
1963
Гелъмольд. Славянская хроника. Предисл., пер. с лат. и примеч. Л. В. Разумовской. М., Изд-во АН СССР, 299 с. (ПСИНЦВЕ)
Джорджо Вазари. Жизнеописания.. . Т. 2. М., «Искусство», 891 с. с пл. Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии. Пер. с лат. IO. X. Ко-пелевич и И. А. Перельмутера. Сост., ред. и предисл. М. А. Гуковского. М., Изд-во АН СССР, 390 с. (НАБ)
Уолтер Рэли. Открытие обширной, богатой и прекрасной Гвианской империи. .., совершенное в году 1595 сэром У. Рэли. Пер. с англ., вступит. ст. и коммент. А. Д. Дридзо. Отв. ред. Е. Е. Шведе. М., Гео-графгиз, 176 с.
Эразм Роттердамский. Жалоба мира [1517]. —В кн.: Трактаты о вечном мире. Сост. И. С. Андреева и А. В. Гулыга. Предисл. Ф. В. Константинова. Вводная ст. и примеч. И. С. Андреевой. М., Соцэкгиз, с. 39—65 с ил.
216
1966
Бартоломе де Лас Касас. Кратчайшее сообщение о разрушении Индий. [Фрагменты]. Пер. с исп. и подгот. Е. А. Мелентьевой. — НиЖ, № 1, с. 52—56.
Внутренняя политика французского абсолютизма. 1633—1649. Под ред. А. Д. Люблинской. М.-Л., «Паука», 405 с.
1968
Бартоломе де Лас Касас. История Индий. Пер. с исп. Изд. подгот. В. Л. Афанасьев, 3. И. Плавскип, Д. П. Прицкер, Г. В. Степанов. Отв. ред. Д. П. Прицкер и Г. В. Степанов. Вступит, ст. В. Л. Афанасьева. Послесл. 3. И. Плавскина и Г. В. Степанова. Л., «Наука», 471 с. с ил., карт. {ЛП)
После Марко Поло. Путешествия западных чуясеземцев в страны Трех Индий. Пер. с лат. и староитал., введ. и примеч. Я. М. Света. М., «Наука», 237 с. с карт. {ПСВ)
1970
Джорджо Вазари. Жизнеописания... Т. 3, 4. М., «Искусство», 827 + 663 с. с ил.
1971
Барбаро и Контарини о России. К истории итальянско-русских связей в XV в. Вступит, ст., подгот. текста, пер. и коммент. Е. Ч. Скржин-ской. Л., «Паука», 275 с. с ил.
Джорджо Вазари. Жизнеописания... Т. 5. М., «Искусство», 786 с. с ил. Томас Мор. Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о паилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия. Пер. с лат. и примеч. А. Малеипа и Ф. Петровского. — В кп.: Утопический роман XVI—XVII веков. М., ХЛ (БВЛ, т. 34), с. 39—140.
Томмазо Кампанелла. Город Солнца. Пер. с лат. и примеч. Ф. Петровского. — Там же, с. 141—190.
Фрэнсис Бэкон. Новая Атлантида. Пер. с англ. 3. Александровой. Прп-меч. Ф. Когап-Берпштейп. — Там же, с. 191—224.
Фрэнсис Бэкон. Сочинения. [Перевод!. В 2 т. Сост., общ. ред. и вступит, ст. А. Л. Субботина. Т. 1. М., «Мысль», 590 с. {ФН)
Франция и Португалия перед Португальской революцией 1640 г. (Док-ты из архива Ришелье в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Лепила). Подгот. В. II. Малов, — СВ, вып. 33, с. 324—339.
1972
Бонаккорсо Питти. Хроника. Пер. с итал. 3. В. Гуковской. Изд. подгот. 3. В. Гуковская, М. А. Гуковский, В. И. Рутепбург. Примеч. М. А. Гуковского. Отв. ред. В. И. Рутепбург. Л., «Наука», 248 с. с ил. {ЛП)
Фрэнсис Бэкон. Сочинения. Т. 2. М., «Мысль», 590 с. {ФН)
1973
Пикколо Макьявелли. История Флоренции. Пер. Н. Я. Рыковой. Общ. ред.. послесл. и коммент. В. И. Рутеибурга. Л., «Наука», 440 с. {ПИМ)
1975
Видукинд Корвейский. Деяния саксов. Вступит, ст., пер. и коммент. Г. Э. Санчука. М., «Паука», 272 с. {ПСИПЦВЕ)
217
Алъвар Нуньес Кабеса де Вака. Кораблекрушения. Пер. с исп., предисл, и коммент. Ю. В. Ванникова. М., «Мысль», 128 с. с ил., карт.
Бартоломе де Лас Касас. Кратчайшее сообщение о разрушении Индий. [Фрагменты]. Пор. с исп. и подгот. Е. А. Мелентьевой. — ЛА, № 1, с. 135—143.
1976
Реляция Петра Петрея о России начала XVII в. |Шведск. текст и русск. пер.]. Сост. 10. А. Лимонов, отв. ред. В. И. Буганов. М., «Паука», 128 с.
1978
Донесение австрийского посла о поездке в Москву в 1589 году. (Вступит, ст. и примеч. Л. П. Лаптевой). — ВИ, № 6, с. 95—112.
Документальные материалы (публикации актовых и юридических источников)
1948
Вестминстерские статуты. Пер. с лат. и старофрапц. Е. В. Гутповой. Прс-дисл. 3. Черпиловского. М., Госюриздат, 96 с.
1950
Джордано Бруно и инквизиция. Протоколы процесса Дж. Брупо в венецианской инквизиции. Документы о выдаче Дж. Бруно римской инквизиции и о его сожжении. Предисл., ред. и коммепт. В. С. Рожи-цына. — ВИРиА, [вып.] [1], с. 325—419.
Салическая правда. Пер. с лат. И. П. Грацианского. Под ред. В. Ф. Семенова. М., 167 с. (Учен. зап. МГПИ, т. 62).
1954
Папские таксы отпущения грехов. Подгот. к печати Б. Я. Рамм.— ВИРиА, вып. 2, с. 412—454 с ил.
1957
Регистры ремесел и торговли города Парижа. Пер. с фрапц. Л. И. Киселевой под ред. и с предисл. А. Д. Люблинской. — СВ, вып. X, с. 306—362.
«Великая хартия вольностей». [Перевод]. — В кп.: Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII—XIX вв. Сб. документов под ред. П. II. Галапзы. М., Госюриздат, с. 15—28.
1958
Ассизы Антиохийские. Пер. с киликийского диалекта арм. из. А. А. Папо-вяпа. Вступит, ст. К. Ю[збашяна]. В прил.: Антиохийские ассизы для вассалов... Пер. с киликийского диалекта арм. яз. К. Н. Юзбашяна. — Вестник Матенадарана, № 4, с. 334—370.
Джордано Бруно перед судом инквизиции. (Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно). Подгот., пер., вступит, ст. и коммепт. A. X. Горфункеля. — ВИРиА, вып. 6, с. 349—416.
218
1961
Акты Кремоны XIII—XVI веков в собрании Академии паук СССР. Под ред. В. И. Рутенбурга и Е. Ч. Скржипской. М.—Л., Изд-во АН СССР, 271 с. с факс.
Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. Под ред. В. М. Корецкого. М., Госюриздат, 950 с.
1962
Материалы по истории земельных отношений в Кастилии XII—XIII веков. Пер. с арабск. и коммепт. М. Б. Карасе. — СВ, вып. XXI, с. 275—286.
1963
Документы по истории внешней политики Франции 1547—1548 гг. Под род. и с предисл. А. Д. Люблинской. М,—Л., Изд-во АН СССР, 394, [8] с.
1964
Неизданные кремонские акты XII в. Публ. А. М. Кононенко. — СВ, вып. 26, с. 181—184.
Ландслаг короля Магнуса Эриксона. Пер. со старошведск. и примеч. С. Д. Ковалевского. — Там же, с. 185—203.
1965
Итальянские коммуны XIV—XV вв. Сб. док-тов из Архива ЛОИИ АП СССР. Подгот. Е. В. Вернадская и др. Под ред. и с предисл. В. И. Ру-тепбурга. М—Л., «Наука», 395 с. с факс., карт.
1967
Каролина. Уголовно-судебпое уложение Карла V. Пер. со средпеверхне-герм., предисл. и примеч. С. Л. Булатова. Алма-Ата, «Наука», 152 с.
1969
«Аламаниская правда». — «Баварская правда». [Лат. тексты и переводы].— В кп.: Данилова Г. М. Аламанпское и баварское общество VIII и начала IX в. Петрозаводск, «Карелия», с. 123—189, 190—287.
1971
«Салическая правда». — «Великая хартия вольностей». — В кн.: Рабочие тексты памятников рабовладельческого и феодального права. Ч. I. Казань, Изд-во Казанского уп-та, с. 45—60, 61—69.
1975
Документы о взаимоотношениях папской курии с великим киевским кпя-зем Изяславом Всеволодовичем и польским князем Болеславом II Смелым. Публ. О. М. Ракова и II. Г. Ткаченко. — Вестник Московск. уп-та, История, № 5, с. 83—91.
Картографические источники
1959
Атлас истории географических открытий и исследований. Пред, редколлегии К. А. Салищев. М., изд. ГУ ГК, 109 с.
На с. 16, 24, 30, 46, 48, 59, 60, 80 — воспроизведения западноевропейских средневековых карт.
219
1964
Атлас географических открытий в Сибири и в северо-западной Америке XVII—XVIII вв. Сост. Л. В. Ефимов, М. И. Белов и О. М. Медушев-ская. Под ред. и с ввод. А. В. Ефимова. М., «Наука», 194 карт, и XVI, 136 с. текста.
№ 6—9, 12—16, 18—24 — воспроизведения западноевропейских средневековых карт.
Памятники средневековой науки и техники
1948
Галилео Галилей. Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой. Пер. и вступит, ст. Л. И. Долгова. М.—JI., Тех-теориздат, 1948, 379 с. с ил.
Гуго Граций. О праве войны и мира. Кн. 1. Пер. с лат. Вступит, ст. А. И. Денисова. М., Госюриздат, XV, 204 с.
Уильям Гарвей. Анатомические исследования о движении сердца и крови у животных. Пер., ред. и коммент. К. М. Быкова. Изд. 2-е. Л., Изд-во АН СССР, 234 с. с ил. (Я//)
1950
Рене Декарт. Избранные произведения. Пер. с франц, п лат., ред. и вступит, ст. В. В. Соколова. М., Госполитиздат, 712 с. с ил.
1953
Рене Декарт. Рассуждение о методе с приложениями: Диоптрика, Метеоры, Геометрия. Пер. с франц, и лат., ред., ст. и коммент. Г. Г. Слюсарева и А. П. Юшкевича. М., Изд-во АН СССР, 656 с. с ил. (7ГЯ)
1954
Андрей Везалий. О строении человеческого тела. В 7 кн. Пер. с лат. В. Н. Терповского и С. II. Шестакова. Послесл. И. П. Павлова. Т. 1—2. М, Изд-во АН СССР, 1056 + 960 с. с ил. {КП)
Джироламо Фракасторо. О контагии, контагиозных болезнях и лечении. В 3-х кн. Пор. с лат. В. О. Горенштейпа и А. А. Садова. Вступит, ст. и примеч. П. Е. Заблудовского. Под ред. К. М. Быкова. М„ Изд-во АП СССР, 323 с. {КН)
1955
Леонардо да Винчи. Избранные естественно-научные произведения. Ред., пер., ст. и коммент. В. П. Зубова. М., Изд-во АН СССР, 1028 с. с ил. {КН)
1956
Пьер Гассенди. Аристотелики напрасно лишили себя свободы философствования. [Отрывок из кн. «Парадоксальные упражнения против аристотеликов...»]. Пер. с лат. А. Н. Гутермана. — 7?Ф, 1956, № 4, с. 137—145.
Гуго Гроций. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право п право народов, а также принципы публичною права. Пер. с лат. А. Л. Саккетти. М., Госюриздат, 868 с.
220
1957
Альбрехт Дюрер. Дневники. Письма. Трактаты. 2 т. Пер. с ранневерхне-пемоцкого, вступит, ст. и коммент. Ц. Г. Нессельштраус. Л.—М., «Искусство», 227+254 с. с ил. (КПТИИ)
1959
Из переписки между Эванджелиста Торричелли и Микельанджело Риччи. Подгот. к печати В. П. Зубов. — ВИЕТ, вып. 8, с. 95—101.
1962
Георг Агрикола. О горном деле и металлургии. В 12 кн. Пер. с лат. и примеч. В. А. Гальминаса и А. И. Дробипского. Ред. С. В. Шухардин. [М.], Изд-во АН СССР, 599 с. с ил.
1963
Теофил. Манускрипт Теофила «Записка о разных искусствах». Пер. с пем. и лат. Ред. и примеч. к тексту А. В. Виннера. — Сообщения Все-союзн. Центр, паучн.-иссл. лаборатории по копсерв. и реставр. музейных художеств, ценностей, вып. 7, с. 66—184.
1964
Арнольд из Виллановы. Салернский кодекс здоровья. XIV век. Пер. с лат. и примеч. 10. Ф. Шульца. Вступит, ст. В. II. Терповского и 10. Ф. Шульца. М., «Медицина», 135 с. с ил.
Галилео Галилей. Избранные труды в 2 т. [Переводы]. Предисл. А. 10. Иш-линского. М., «Паука», 640+571 с. с ил. (ЯЯ)
Галилео Галилей. Звездный вестник. Пер. И. II. Веселовского. — ВИРиА, вып. 16, с. 3—28.
1965
Леонардо да Винчи. Анатомия. Записи и рисунки. Пер. с итал. М. В. Кондратьевой и 3. Б. Подкопаевой. Ред. и коммепт. В. Н. Терновского. М., «Наука», 586 с. с ил. (КН)
1967
Николай Кузанский. Апология ученого незнания. [Перевод]. — Вестник Московок, ун-та, Философия, № 1, с. 82—94.
1968
Николай Кузанский. Простец о мудрости. [Перевод]. — Вестник Московск. ун-та, Философия, № 3, с. 105—116.
1971
Валафрид Страбон. Садик. Вступит, ст. и коммент. 10. Ф. Шульца. — СВ, вып. 34, с. 320—343.
1972
Георг Агрикола. О месторождениях и рудниках в старое и новое время. Пор. с нем. Л. В. Кургановой. Вступит, ст., послесл. и общ. ред. М. М. Максимова. М., «Недра», 79 с. с ил.
221
1973
Вандалъберт Прюмский. О названиях, знаках зодиака, культурах и климатических свойствах двенадцати месяцев, Пер. с лат., вводная ст. и коммент. Ю. Ф. Шульца. — СВ, вып. 36, с. 265—275.
1974
Андрей Везалий. Эпитоме. Извлечение из своих книг о строении человеческого тела. Пер. с лат. и примеч. II. Соколова, вводная ст. и ред. текста В. II. Терповского. М., «Медицина», 103 с. с ил.
Лука Пачоли. Трактат о счетах и записях. Пер. с итал. Изд. подгот. Я. Соколов. М., «Статистика», 159 с. с ил.
Николай Кузанский. Компендий. Пер. и примеч. В. Бибихипа. — В кн.: Языковая практика и теория языка. Вып. 1. М., с. 362—402.
1976
Джордано Бруно. Светильник тридцати статуй. [Отрывок из филос. трак-
тата 1587 г.]. Публ. и предисл. A. X. Горфункеля. — ПДВШ. Филос. пауки, № 3, с. 126—135.
Фольклорные источники
1951
Три фарса об адвокате Пателене. Пер. с фрапц. А. Арго и II. Соколовой. Вступит, ст. и примеч. Д. Михальчи. М., Гослитиздат, 163 с.
1956
Исландские саги. Ред., вступит, ст. и примеч. М. И. Стеблип-Камепского. М., Гослитиздат, 784 с. с карт.
Калевала. Карельские руны, собранные 9. Леппротом. Пер. с фипск. Л. П. Баевского. Изд. 6-е. Под ред. В. Казина. Вступит, ст. О. В. Куусинена. М., Гослитиздат, 285 с. с ил.
1958
Легенда о докторе Фаусте. Пер. с нем. Изд. подгот. В. М. Жирмунский. М.—Л., Изд-во АН СССР, 574 с. с ил. (ЛП)
Песнь о Роланде. Пер. со старофранц. Ф. Де ла Барта. Ред. перевода, послесл. и коммент. Д. Михальчи. М., Гослитиздат, 271 с. с пл.
1959
Песнь о Сиде. Староиспанский героический эпос. Пер. со старопсп. Б. И. Ярхо и ТО. Б. Корнеева. Изд. подгот. п коммепт. написал А. А. Смирнов. М.—Л., Изд-во АН СССР, 255 с. со схем. (ЛИ)
I960
Ирландские легенды и сказки. Пер. с англ., сост. и проднсл. И. Шерсшев-ской. М., Гослитиздат, 182 с. с ил.
1961
Ирландские саги. Пер., вступит, ст. и коммепт. А. А. Смирнова. М.—Л., Гослитиздат, 299 с.
222
1963
Старшая Эдда. Древнеислапдские песни о богах и героях. Пер. А. И. Кор-супа. Ред., вступит, ст. и коммент. М. И. Стеблина-Каменского. Отв. род. В. М. Жирмунский. М.—Л., Изд-во АН СССР, 259 с. (ЛП)
1964
Песнь о Роланде. Старофранцузский героический эпос. Пер. со старофранц. ТО. Б. Корнеева. Изд. подгот. И. Н. Голенищев-Кутузов и др. Коммент. А. А. Смирнова. М.—Л., «Наука», 192 с. (ЛП)
В прнл.: Эйнгард. Жизнь Карла Великого [фрагмент]. Пер. с лат. Г. А. Стратаповского (с. 124).
1970
Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. Пер. с древнеисл. О. А. Смирницкой. Изд. подгот. О. А. Смирпицкая и М. И. Стеблин-Каменский. Примеч. и послесл. М. И. Стеблина-Каменского. Л., «Наука», 254 с. (ЛП)
1972
Немецкие волшебно-сатирические сказки. ИзД. подгот. А. А. Морозов. Отв. ред. А. В. Федоров. Л., «Наука», 215 с. (ЛП)
Песнь о Нибелунгах. Пер. со средневерхненем. и примеч. 10. Б. Корнеева. Изд. подгот. и послесл., написал В. Г. Адмопи. Отв. ред. В. М. Жирмунский. Л., «Наука», 343 с. (ЛП)
1973
Исландские саги. — Ирландский эпос. Сост. М. И. Стеблип-Камепский. Вступит, ст. и примеч. М. И. Стеблина-Каменского и А. А. Смирнова. М., ХЛ, 863 с. (БВЛ, т. 8)
Снорри Стурлусон. Сага об ипглипдах. Пер. с древнеисл. и примеч. С. Д. Ковалевского. — СВ, вып. 36, с. 238—264.
1975
Беовулъф. — Старшая Эдда. — Песнь о Нибелунгах. [Переводы]. Вступит, ст. А. Гуревича. Примеч. О. Смирницкой и др. М., ХЛ, 751 с. с ил. (БВЛ, т. 9)
Сага о гутах. Пер. с древнегутского и примеч. С. Д. Ковалевского. — СВ, вып. 38, с. 307—311.
1976
Легенда о Тристане и Изольде. [Перевод]. Изд. подгот., предисл. написал, примеч. сост. А. Д. Михайлов. М., «Наука», 735 с. с ил. (ЛИ)
Песнь о Роланде. — Боронование Людовика.—Нимская телега. — Песнь о Сиде. — Романсеро. [Переводы]. Вступит, ст. Н. Томашевского. Примеч. А. Смирнова и др. М., ХЛ, 655 с. с ил. (БВЛ, т. 10)
Сага о Греттире. Пер. с древпеислапдск. О. А. Смирницкой. Изд. подгот. О. А. Смирпицкая и М. И. Стеблип-Камепский. Послесл. и примеч. М. И. Стеблип-Камепского. Новосибирск, «Наука», 175 с. (ЛП)
1977
Калевала. Записал Э. Ленпрот. Пер. с фин. Л. Бельского. Вступит, ст. М. Шагипяп. М., ХЛ, 1977, 574 с. с ил. (БВЛ, т. 12)
223
1978
Легенда о докторе Фаусте. 2-е изд., испр. М., «Наука», 423 с, с ил. (ЛП)
Памятники художественной литературы
1945
Данте Алигьери. Божественная комедия. Рай. Пер. с итал. и примеч. М. Лозинского. Вступит, ст. Л. К. Дживелегова. М., ГИХЛ, 263 с.
1946
Джеффри Чосер. Кентерберийские рассказы. Пер. с англ. И. А. Кашкина и О. Б. Румера. Вступит, ст. и коммепт. И. А. Кашкина. М., ГИХЛ, 511 с. с ил.
1949
Теодор Агриппа д’Обинъе. Трагические поэмы. Мемуары. Пер. с франц. В. Я. Парнаха, ред. и вступит, ст. Р. М. Самарина. М., Гослитиздат, 150 с.
Кристофер Марло. Трагическая история доктора Фауста. Пер. с англ, под ред. Т. Кудрявцевой. Предисл. Л. Пинского. М., Гослитиздат, 92 с. с ил.
Вильям Шекспир. Полное собрание сочинений в 8 т. Под общ. ред. С. С. Динамова и А. А. Смирнова. Т. 7, 8. М., Гослитиздат, 640+688 с.
1950
Данте Алигьери. Божественная комедия. Пер. с итал. М. Лозинского. Предисл. К. Н. Державина. М.—Л., Гослитиздат, XIII, 580 с.
Вильям Шекспир. Поли. собр. соч. в 8 т. Под общ. ред. С. С. Динамова и А. А. Смирнова. Т. 6. М., Гослитиздат, 624 с.
1953
Джованни Боккаччо. Декамерон. Кп. 1—2. Пер. с итал. А. Веселовского. Минск, Изд-во АН БССР, 1953, 431 + 359 с. с ил.
Франческо Петрарка. Избранная лирика. Пер. с итал. А. Эфроса. М., Гослитиздат, 203 с. с ил.
1954
Феликс Лопе де Вега. Избранные драматические произведения. 2 т. Пер. с исп. Сост. М. Казмичов. Под ред. II. Любимова. Вступит, ст. и примеч. К. Державина. М., «Искусство», 654+828 с. с ил.
1955
Джованни Боккаччо. Декамерон. Пер. А. И. Веселовского. Предисл. А. Штейна. М., Гослитиздат, 656 с. с ил.
Феликс Лопе де Вега. Избранные драматические произведения. 2 т. Изд. 2-е. М., «Искусство», 654+828 с. с ил.
Франческо Петрарка. Избранная лирика. Изд. 2-е. М., Гослитиздат, 203 с. с ил.
224
1956
Две старофранцузские повести [XIII в.]. Пер. со старофранц. Е. Васильевой и М. Ливеровской. Вступит, ст. и коммент. А. А. Смирнова. М., Гослитиздат, 95 с.
Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Пер. с франц. В. А. Пяста. Ред. и примеч. Б. А. Кржевского. М., Изд-во «Правда», 640 с. с ил.
1957
Итальянская новелла Возрождения. Сост. А. Эфрос. Ред. переводов и вступит, ст. Э. Я. Егермапа. М., Гослитиздат, 670 с.
Кристофер Марло. Эдуард Второй. Трагедия в 5 д. Пер. с англ. А. Рад-ловой. Ред., вступит, ст., коммент. А. Смирнова. М., «Искусство», 199 с.
Вильям Шекспир. Полное собрание сочинений в 8 т. Под общ. ред. А. Смирнова и А. Апикста. Т. 1. М., «Искусство», 615 с. с ил.
1958
Вильям Шекспир. Поли. собр. соч. в 8 т. Т. 2, 3. М., «Искусство», 548+566 с. с ил.
1959
Вильям Шекспир. Поли. собр. соч. в 8 т. Т. .4, 5. М., «Искусство», 650+637 с. с ил.
1960
Феликс Лопе де Вега. Новеллы. Пер., вступит, статья и коммент. А. А. Смирнова. Пер. стихов Ю. Б. Корнеева. М.—Л., Гослитиздат, 304 с. с ил.
Вильям Шекспир. Поли. собр. соч. в 8 т. Т. 6, 7, 8. М., «Искусство», 687+823+632 с.
1961
Данте Алигьери. Божественная комедия. Пер. и примеч. М. Лозинского. Вступит, ст. К. Державина. М., Гослитиздат, 782 с. с ил.
Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Пер. Н. Любимова, вступит, ст. С. Артамонова. Примеч. С. Артамонова и С. Маркиша. М., Гослитиздат, 726 с. с ил.
1962
Феликс Лопе де Вега. Собрание сочинений. В 6 т. Сост. II. Томашевский. Вступит, ст. А. Смирнова и 3. Плавскина. Примеч. К. Державина и др. Т. 1, 2..М., «Искусство», 582+800 с.
Франко Саккетти. Новеллы. Пер. В. Ф. Шишмарева. Изд. подгот. А. А. Смирнов, Д. Е. Михальчи, Т. Н. Шишмарева. Отв. ред. А. А. Смирнов. М,—Л., Изд-во АН СССР, 392 с. (ЛП)
1963
Феликс Лопе де Вега. Собр. соч. В 6 т. Т. 3, 4. М., «Искусство», 803+792 с.
1964
Феликс Лопе де Вега. Собр. соч. В 6 т. Т. 5. М., «Искусство», 840 с.
225
15 Проблемы источниковедения
1965
Себастьян Брант. Корабль дураков. Избранные сатиры. Пер. с пем. Л. Пеньковского. Предисл. Б. Пуришева. Прямей. Е. Маркович. М., ХЛ, 279 с. с ил.
Данте Алигьери. Новая жизнь. Пер. Л. Эфроса. Вступит, ст. IT. Елиной. Коммент. С. Аверинцева и Л. Михайлова. М., ХЛ, 179 с. с ил.
Феликс Лопе де Вега. Собр. соя. В 6 т. Т. 6. М., «Искусство», 531 с.
Фрэнсис Бомонт и Джон Флетчер. Пьесы. Т. 1—2. Сост. и общ. ред. Л. Смирнова. Вступит, ст. А. Лпикста. М., «Искусство», 715+663 с.
1967
Данте Алигьери. Божественная Комедия. Пер. М. Лозинского. Изд. подгот. И. Н. Голепищев-Кутузов. Примеч. И. II. Голенищева-Кутузова и М. Л. Лозинского. М., «Наука», 627 с. с ил. (ЛП)
Данте Алигьери. Новая жизнь. Пер. А. Эфроса. — Божественная комедия. Пер. М. Лозинского. Вступит, ст. Б. Кржевского. Примеч. Е. Соко-ловича и др. М., ХЛ, 686 с. с ил. (БВЛ, т. 28)
Маргарита Наваррская. Гептамероп. Пер. с франц. А. М. Шадрина. Ст. и примеч. 3. В. Гуковской. Отв. род. И. Н. Голенищев-Кутузов. Л., «Наука», 420 с. {ЛП)
1968
Данте Алигьери. Божественная комедия. Пер. с итал. М. Лозинского. Изд. подгот. И. И. Голепищев-Кутузов. Отв. ред. И. Н. Голенищев-Кутузов и М. 11. Алексеев. М., «Наука», 628 с. (ЛП)
Данте Алигьери. Малые произведения. Изд. подгот. и примеч. сост. И. II. Голепищев-Кутузов. Отв. ред. М. П. Алексеев. М., «Паука», 651 с. с ил. (ЛП)
Джованни Боккаччо. Фьяметта. — Фьезолапские нимфы. Изд. подгот. И. Н. Голепищев-Кутузов и А. Д. Михайлов. Коммент. А. Д. Михайлова. Отв. ред. И. Н. Голепищев-Кутузов. М., «Наука», 327 с. (ЛП)
Вильям Шекспир. Трагедии. — Сонеты. Вступит, статья А. Лпикста. Примеч. А. Лпикста и М. Морозова. М., ХЛ, 791 с. с ил. (ВВЛ, т. 36)
1969
Испанский театр. Сост., вступит, ст. и примеч. П. Томашевского. М., ХЛ, 821 с. с ил. (ВВЛ, т. 39)
Феликс Лопе де Вега. Новеллы. Изд. подгот. и предисл. написал Л. Л. Смирнов. Пер. стихов IO. Б. Корнеева. Отв. ред. 3. И. Плав-скип. М., «Наука», 312 с. с ил. (ЛП)
Эразм Роттердамский. Разговоры запросто. Пер. с лат., вступит, ст. и примеч. С. Маркиша. М., ХЛ, 703 с. с ил.
1970
Джованни Боккаччо. Декамерон. Пер. Н. Любимова. Вступит, ст. Р. Хло-довского. Примеч. II. Томашевского. М., ХЛ, 703 с. с ил. (ВВЛ, т. 29) Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго, или Доп Кихот Ла-мапчекий. Пер. И. Любимова. Стихи в не]). 10. Корнеева. Вступит, ст. Ф. Кельина. 2 т. М., ХЛ, 591+559 с. с ил. (БВЛ, т. 37—38)
1971
Себастьян Брант. Корабль дураков. Пер. с пем. и лат. Вступит, ст. Б. Пуришева. Примеч. Е. Маркович и др. М., ХЛ, 767 с. с ил. (ВВЛ, т. 33)
В той же томе: Эразм Роттердамский. Похвала глупости. — Разговоры запросто — Письма темных людей. Улърих фон Гуттен. Диалоги.
226
Вернер Садовник. Крестьянин Гельмбрехт. Пер. с нем. Изд. подгот.
Р. В. Френкель. Отв. ред. Б. И. Пуришев. М., «Наука», 111 с. (ЛП) Джованни Боккаччо. Комедия флорентийских нимф. — Амето. — Фьяметта.
[Повести]. Вступит, ст. Р. Хлодовского. Коммент. Г. Муравьевой и А. Михайлова. М., ХЛ, 335 с. с ил.
Поэзия в творчестве Томаса Мора. Публикация текстов и вступит, ст. И. И. Осиновского и Ю. Ф. Шульца. Пер. с лат. Ю. Ф. Шульца. — СВ, вып. 33, с. 305—323.
1972
Троянские сказания. Средневековые рыцарские романы о Троянской войне но русским рукописям XVI—XVII веков. Подгот. текста и ст. В. В. Творогова. Коммент. М. II. Ботвинника и О. В. Творогова. Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., «Паука», 232 с. (ЛП)
1973
Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Пер. Н. Любимова. Вступит, ст. А. Дживелегова. Примеч. С. Артамонова и С. Маркиша. М., ХЛ, 783 с. с ил. (БВЛ, т. 35)
Джеффри Чосер. Кентерберийские рассказы. Пер. И. Кашкина и О. Ру-мера. Вступит, ст. и примеч. И. Кашкина. М., ХЛ, 527 с. с ил. (БВЛ, т. 30)
1974
Данте Алигьери. Божественная комедия. [В 3-х кн.]. Ад. Чистилище. Рай. Пер. и примеч. М. Лозинского. Вступит, ст. К. Державина. М., ХЛ, 325 + 301 + 312 с. с ил.
Европейская новелла Возрождения. [Сборник]. Сост. и вступит, ст. Н. Балашова, А. Михайлова, Р. Хлодовского. М., ХЛ, 654 с. с ил. (БВЛ, т. 31)
Франческо Петрарка. Избранное. Автобиографическая проза. Сонеты. Сост., общ. ред. и коммент. Н. Томашевского. М., ХЛ, 444 с. с ил.
Европейские поэты Возрождения. [Сборник]. [Переводы]. Вступит, ст. Р. Самарипа. Примеч. 10. Гинзбурга и др. М., ХЛ, 735 с. с ил. (БВЛ, т. 32)
Поэзия трубадуров. — Поэзия миннезингеров. — Поэзия вагантов. [Сборник]. [Переводы]. Вступит, ст. Б. Пуришева. Примеч. Р. Фридмапа и др. М., ХЛ, 575 с. с ил. (БВЛ, т. 23).
Средневековый роман и повесть. [Сборник]. [Переводы]. Вступит, ст. и примеч. А. Д. Михайлова. М., ХЛ, 639 с. с ил. (БВЛ, т. 22)
Томас Мэлори. Смерть Артура. Изд. подгот. И. М. Бернштейн и др. Примеч. И. М. Бернштейна. М., «Паука», 899 с. с ил. (ЛП)
1975
Джованни Боккаччо. Малые произведения. Сост., предисл. и общ. ред. П. Томашевского. Л., ХЛ, 607 с. с ил.
Поэзия вагантов. [Переводы]. Изд. подгот. и примеч. сост. М. Л. Гаспаров. М., «Наука», [4], 606 с. (ЛП)
Плутовской роман. [Сборник]. [Перевод]. Вступит, ст. П. Томашевского. Примеч. С. Ереминой и Е. Лысенко. М., ХЛ, 539 с. с ил. (БВЛ, т. 40)
1977
Европейская поэзия XVII века. [Переводы]. Сост. И. Бочкарева и др. Вступит, ст. 10. Виппера. Примеч. Т. Серковой. М., ХЛ, 927 с. с ил. (БВЛ, т. 41)
15*
227
Публикации смешанного характера
1949
Кириллова А. А. (сост.). Английский город XIII—XIV веков. — Учен. зап. МГПИ, т. 59, с. 37—77.
Вступит, ст. и переводы док-тов.
Корхов Ю. А. (сост.). Страсбург и Трир в конце XII века. — Там же, с. 9—35.
Вступит, ст. и переводы док-тов.
Хрестоматия по истории средних веков. Под ред. Н. П. Грацианского и С. Д. Сказкина. Т. I. 2-е изд. М., Учпедгиз, 404 с.
1950
Путешествия Христофора Колумба. Дневники. Письма. Документы. Пер. с исп., коммепт. и послесл. Я. М. Света. Под ред. и со вступит, ст. И. П. Магидовича. М., Географгиз, 532 с. с ил., карт.
Хрестоматия по истории средних веков. Под ред. Н. Н. Грацианского и С. Д. Сказкина. Т. II—III. 2-е изд. М., Учпедгиз, 346+347 с.
1952
Леонардо да Винчи. Избранное. Пер. и коммент. А. А. Губера и др. Сост. и ред. переводов А. К. Дживелегов. Вступит, ст. Г. А. Недошивина. М., Гослитиздат, 260 с. с ил.
Суждения об искусстве; художественная проза; научная проза.
Путешествия Христофора Колумба... 2-е изд. М., Географгиз, 527 с. с ил., карт.
1953
Лур ишев Б. И., Шор Р. О. Хрестоматия по зарубежной литературе. Литература средних веков. VIII—XV вв. Изд. 3-е, испр. и доп. М., Учпедгиз, 704 с.
Хрестоматия по истории средних веков. Т. I. 3-е изд. М., Учпедгиз. 419 с.
1956
Путешествия Христофора Колумба... 3-е изд. М., Географгиз, 526 с. с ил., карт.
1957
Луизова Т. В. (сост.). Раннеготические рукописи Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Подгот. к печати Т. П. Воронова и Е. Э. Гранстрем. С предисл. А. Д. Люблинской. — ТрГПБ, т. 1 (4), с. 237—264, с табл.
1960
Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. Сб. док-тов. Сост. М. Б. Давыдова, И. П. Шаскольский, А. И. Юхт. М.—Л., Изд-во АН СССР, 654 с.
228
1961
Крестьянские движения в Германии перед Реформацией. Сб. док-тов. Сост., пер., предисл. и примеч. В. А. Ермолаева. Саратов, Изд-во Са-рат. уп-та, 216 с.
Путешествия Христофора Колумба... 4-е изд. М., Географгиз, 515 с. с ил., карт.
Хенниг Р. Неведомые земли. Т. II. Пер. с нем. Е. К. Краснокутской и А. Д. Райхштейпа. Предисл. и ред. А. Б. Дитмара. М., Изд-во иностр, л-ры, 518 с.
Материалы тома охватывают период с 340 по 1200 г.
Хрестоматия по истории средних веков. Под ред. С. Д. Сказкина. Т. 1. Раннее средневековье. М., Соцэкгиз, 688 с.
1962
Антипапское движение в Риме в XII—XIII веках. Док-ты. Публ. Н. А. Бортника.— ВИРиА, вып. 10, с. 378—398.
Хенниг Р. Неведомые земли. Т. III. Пер. с нем. А. В. Лисовской. Предисл. и ред. И. П. Магидовича. М., Изд-во иностр, л-ры, 471 с.
Материалы тома охватывают период с 1221 по 1413 г.
1963
Открытие великой реки Амазонок. Хроники и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны. Пер. с исп., вступит, ст. и коммент. С. М. Вайнштейна. Отв. ред. Я. М. Свет. М., Географгиз, 203 с. с ил., карт.
Хенниг Р. Неведомые земли. Т. IV. Пер. с нем. А. М. Филиппова и Н. В. Шлыгиной. Предисл. и ред. И. П. Магидовича. М., Изд-во иностр, л-ры, 547 с.
Материалы тома охватывают период с 1416 по 1488 г.
Хрестоматия по истории средних веков. Под ред. С. Д. Сказкина. Т. 2. X—XV века. М., Соцэкгиз, 751 с.
1965
Волобуев О. В., Секиринский С. А. (сост.). Художественно-историческая хрестоматия. Средние века. М., «Просвещение», 239 с.
1969
Степанова В. Е., Шевеленко А. Я. (сост.). История средних веков. Хрестоматия. Ч. 1. V—XV вв. М., «Просвещение», 335 с.
1972
Памятники средневековой латинской литературы X—XII веков. Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек и М. Л. Гаспаров. М., «Наука», 559 с.
1973
Документы по истории университетов Европы XII—.XV вв. Вступит, ст., пер. и примеч. Г. И. Липатниковой. Под ред. и с предисл. А. Е. Москаленко. Воронеж, Изд-во Воронежск. ун-та, 157 с.
229
Томас Мор. Эпиграммы. — История Ричарда III. Пер. с лат. и с англ'. Изд. подгот. М. Л. Гаспаров, Е. В. Кузнецов, И. И. Осиповский, Ю. Ф. Шульц. М., «Наука», 254 с. с ил. {ЛП)
1974
Степанова В. Е., Шевелеико А. Я. (сост.). История средних веков. Хрестоматия. Ч. 2. XV—XVII вв. М., «Просвещение», 319 с.
1975
Микельанджело де Караваджо. Документы. Воспоминания современников. [Пер. с итал.]. Вступит, ст., сост. и примеч. II. А. Белоусовой. М., «Искусство», 118 с.
1976
Пуришев Б. И. (сост.). Зарубежная литература эпохи Возрождения. (Хрестоматия). Изд. 2-е. М., «Просвещение», 338 с. с ил.
1977
Волобуев О. В., Секиринский О. А. (сост.). Художественно-историческая хрестоматия. Средние века. 2-е изд., доп. М., «Просвещение», 239 с.
Заборов М. А. (сост.). История крестовых походов в документах и материалах. М., «Высшая школа», 272 с.
Источниковедческие работы
Общие вопросы источниковедения
1950
Луизова Т. Латинское письмо XI—XII вв. (Проблема возникновения так называемого «готического письма»). Автореф. капд. дне. Л., 15 с. {ЛОНИ)
1954
Луизова Т. В. Об исторических условиях возникновения так называемого готического письма. — СВ, вып. V, с. 269—286.
1955
Люблинская А. Д. Источниковедение истории средних веков. [Л.]т Изд-во Лепипгр. ун-та, 1955, 374 с.
Яцунский В. К. Историческая география. История ее возникновения и развития в XIV—XVIII вв. М., Изд-во АН СССР, 331 с. с ил., карт.
1956
Новосельский А. А., Шунков В. И. Издание исторических источников в СССР. — ИА, № 2, с. 192—204.
1961
Сказкин С. Д., Сидорова Н. А., Люблинская А. Д. За развитие вспомогательных исторических дисциплин в области изучения западноевропейского и византийского феодализма. -- ВИ, № 4, с. 69—79.
230
1962
Каштанов С. М., Курносов А. А. Некоторые вопросы теории источниковедения. — ИА, № 4, с. 173—-196.
Рутепбург В. И. Изучение вспомогательных исторических дисциплин в Италии. (Критические заметки). — АЕ за 1961 г., с. 236—241.
1963
Романова В. Л. К вопросу о номенклатуре так называемого готического письма рукописных книг XIII—XV вв. — СВ, вып. 23, с. 40—63.
1964
Амирова Т. А. Некоторые вопросы древнеанглийской палеографии. — Учен, зап. 1-го Московского пед. ип-та иностр, яз., т. 30, с. 3—11.
1965
Люблинская А. Д. Современное состояние и задачи вспомогательных исторических дисциплин медиевистики во Франции. — Тр. научп. конф, по вопр. архивного дела в СССР. Т. 2. М., с. 148—160.
Рутепбург В. И. Вспомогательные исторические дисциплины в Италии и современная медиевистика. — Там же, с. 161—176.
1966
Каплан Б. А. Регесты — удобная форма издания. — СА, № 4, с. 83—85. Малов В. И. Что такое палеография? —ВИ, № 2, с. 209—213.
Мурьянов М. Ф. Фрагменты латинских рукописей VIII—X вв. из коллекций Академии паук СССР. — СВ, вып. 29, с. 208—220.
Романова В. Л. Книжное готическое письмо во Франции в XIII—начале XIV в. (по материалам рукописей собрания ГПБ). — Там же, с. 228—253.
1969
Киселева Л. И. Курсивное письмо во Франции в XIII—XV вв. (По материалам ленинградских собраний). Автореф. капд. дис. Л., 16 с. (ЛГУ) Мурьянов М. Ф. Новый памятник немецкой палеографии в Библиотеке АН СССР. — В кн.: Вопросы германской филологии. Вып. 2. Л., с. 137—142.
1971
Бессмертный 10. Л. Математические методы и их применение при изучении проблем Средневековья. — СВ, вып. 34, с. 81—90.
Зингер Я. С. Источники по истории Мюпстерской коммуны. — В кн.: Некоторые вопросы всеобщей истории. Вып. 6. Челябинск, с. 55—72.
1972
Горфункель А. X. Падуанский кодекс в собрании рукописей ГПБ. — СВ, вып. 35, с. 222—229.
Романова В. Л. Рукописная книга — ценный памятник средневековой городской культуры. (Об особенностях книжного оформления во Франции в XIII—XIV вв.). —В кн.: Европа в средние века. М., «Наука», с. 310-328.
231
1973
Гуревич А. Я. Язык исторического источника и социальная действительность: билингвизм в средневековой Европе. — В кн.: Сб. статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, с. 73—75.
1974
Каштанов С. М. IV Международный конгресс по дипломатике. — АЕ за 1972 г., с. 332-340.
Киселева Л. И. Готический курсив XIII—XV вв. Л., «Наука», 250 с. с ил.
Киселева Л. И. О сводном каталоге рукописей латинского алфавита, хранящихся в СССР. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Наука», с. 282—290.
Люблинская А. Д. О составлении сводного каталога рукописей латинского алфавита, хранящихся в СССР. — АЕ за 1972 г., с. 248—252.
Романова В. Л. Французский готический минускул XIII—XIV вв. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Наука», с. 291—305.
Савело К. Ф. Об источниках и методике исследования структуры знати в раннее средневековье. — В кн.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневековогоо общества. Межвуз. научи, сб. Вып. 1. Л., Изд-во Ленингр. ун-та, с. 106—119.
1975
Горфункель А. X. Печатная и рукописная книга в Италии в XVI в.— В кн.: Рукописная и печатная книга. М., «Наука», с. 114—120.
Малов В. И. Происхождение современного письма. (Палеография французских документов конца XV—XVIII в.). М., «Наука», 199 с. с табл. Медушевская О. М. Теоретические проблемы источниковедения. Автореф. докт. дис. М., 1975, 28 с. (МГИАИ)
Мыльников А. С. Вопросы изучения поздней рукописной книги. (Проблематика и задачи). — В кн.: Рукописная и печатная книга. М., «Наука», с. 19—36.
1976
Мажуга В. И. Отождествление руки писца в палеографии и кодпколо-гии, — ВИД, [т.] VII, с. 272—289.
1977
Кахк Ю. Ю. Некоторые аспекты применения математических методов в исторических исследованиях. — ИОИ—1976. М., «Наука», с. 165—187. Курносов А. А. К вопросу о природе видов источников. — Там же, с. 5—25. Лурье Я. С. О гипотезах и догадках в источниковедении. — Там же, с. 26—41.
Лалли X. Э. ЭВМ и новые возможности хранения исторической информации. — Там же, с. 188—194.
1978
Киселева Л. И. О чем рассказывают средневековые рукописи. (Рукописная книга в Западной Европе). Л., «Наука», 143 с. с ил., факс, (серия «Из истории мировой культуры»).
Фарсобин В. В. О предмете дипломатики и ее соотношении с источниковедением, — ВИ, № 1, с. 29—40.
232
Исследования нарративных источников
1945
Мохов Н. А. Видукинд как источник по истории славян. (Из истории славяно-германских отношений в X веке). Тез. канд. дис. Л., 12 с. (ЛГУ).
1946
Рогинская А. Е. Филипп де Коммин как политик и историк. Автореф. канд. дис. — ИАН, сер. ист. и филос., т. 2, № 6, с. 449—450.
Коган-Бернштейн Ф. Трактат Ла Боэси о добровольном рабстве. — ВИ, № 2/3, с. 106—117.
Рогинская А. Е. Исторические взгляды Комина. — СВ, вып. II, с. 278—291.
1947
Стоклицкая-Терешкович В. Западно-европейские хроники XII в. как источник для истории международных отношений. — ВИ, № 4, с. 110—118. Яцунский В. К. Итальянская гуманистическая историография XV века. — ВАН, № 6, с. 99—100.
В историографическом аспекте рассматриваются нарративные памятники.
1948
Руколъ В. М. Письмо Поджио Браччиолини к Леонардо Аретинскому и рассказ Младеновича как источники об Иерониме Пражском. — УЗИС, т. 1, с. 342—357.
1949
Виленская Э. С. К истории русско-английских отношений XVI в. (Неизданная записка Дж. Флетчера королеве Елизавете). — ИЗ, т. 29, с. 123-134.
1951
Руколъ Б. М. Письмо Поджио Браччиолини ... [окончание]. — УЗИС, т. 3, с. 421—433.
Смирин М. М. «Реформация императора Сигизмунда» (политический памфлет XV века). — СВ, вып. III, с. 217—250.
1955
Алексеев М. И. Славянские источники «Утопии» Томаса Мора. М., Изд-во АН СССР, 119 с.
Гюрджан И. И. О политических тенденциях некоторых французских хроник. — СВ, вып. VI, с. 468—486.
Кнорозов Ю. В. «Сообщение о делах в Юкатане» Диэго де Ланда как историко-этнографический источник. Автореф. канд. дис. Л., 15 с. (ИЭ) Левен В. Г. Исторические взгляды Себастьяна Франка. — СВ, вып. VI, с. 268—294.
Сказкин С. Д. Первое послание Дольчино. — В кн.: Из истории социально-политических идей. М., Изд-во АН СССР, с. 122—129.
Энгельгардт Р. 10. К вопросу авторства известного тираноборческого памфлета «Иск к тиранам». — Учен. зап. Кишиневского гос. ун-та, т. XVI, с. 173—181.
233
1956
Богуславский В. М. «Опыты» Мишеля Монтеня. — ВФ, 1956, № 5, с. 106—119. Смирнов В. В. Готский историк Иордан. — Учен. зап. Казанского гос. пед. ин-та, вып. 11, ч. 2, с. 149—161.
1957
Венкстерн Л. В. Идеи политической централизации в трактате легиста начала XVI века. — Учен. зап. Ивановского гос. пед. ин-та, т. 11, с. 53—66. Скржинская Е. Ч. О склавепах и антах, о Мурсианском озере и городе Но-виетуне. (Из комментария к Иордану). — ВВ, |т.] XII, с. 3—30.
Цукерник Д. Я. Об апокрифичности писем Тоскапелли. Алма-Ата, 43 с. (Учен. зап. Алма-Атинского пед. ин-та иностранных языков, т. II, вып. 7).
1958
Смирин М. М. Анонимный политический памфлет Великой крестьянской войны. — Вестник Московского ун-та, ист.-филолог. серия, № 3, с. 127—139.
Цукерник Д. Я. О противоречиях в дневнике первого плавания Колумба относительно цели плавания. — Казахский гос. пед. ин-т им. Абая. Сб. рефератов научных работ, доложенных в 1955—1958 гг. Сер. ест.-геогр., вып. 9, с. 62—68.
1959
Цукерник Д. Я. О характере «Письма Колумба Сантанхелю и Санчесу»,— Учен. зап. Казахского гос. пед. ип-та им. Абая, т. XVII, ч. II, с. 80—97.
Чиколини Л. С. Социально-политические взгляды Фабио Альбертати — итальянского утописта конца XVI—начала XVII в. — СВ, вып. XIV, с. 69—91.
1960
Умняков И. И. Малоизвестный французский источник о Тимуре. — Тр. Самарканд. гос. ун-та, вып. 101, с. 173—199.
1961
Майер В. Е. Об одном раннем произведении утопического коммунизма в Германии. — СВ, вып. XX, с. 151—165.
О памфлетах Иоганна Герротта «О новом преобразовании христианской жизни».
1963
Гуковский М. А. Сообщение о России Московского посла в Милан (1486 г.). — В кп.: Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М—Л., Изд-во АН СССР, с. 648—655.
Косминский Е. А. Историография средних веков. V в,—сер. XIX в. Лекции. М., Изд-во Московск. ун-та, 430 с.
В лекциях I—VIII (с. 15—117) и XI (с. 143—154) в историографическом аспекте рассматриваются западноевропейские нарративные источники V— нач. XVII в.
234
1964
Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.—Л„ «Наука», 484 с.
В историографическом аспекте рассматриваются нарративные сочинения VI—пач. XVII в.
Вялова С. О. Письма Элея Сильвия Пикколомини как источшп; по социальной истории средневековой Словакии. — АЕ за 1963 г. М., «Наука», с. 12—22.
Хатисова Т. Г. Крюсе и его трактат о всеобщем мире. — Вестник Лепипгр. ун-та, № 2, вып. 1, с. 104—109.
Шаркова И. С. Первый русский перевод «Политического завещания» кардинала Ришелье. — В кн.: Исследования по отечественному источниковедению. Л., «Наука» (ТрЛОИИ, вып. 7), с. 371—374.
1965
Афанасьев В. Л. Легенда о «неизвестном кормчем». (К предыстории открытия Америки). —В кн.: Путешествия и географические открытия в XV—XIX веках. М.—Л., «Наука», с. 120—131.
Анализируются испанские нарративные источники XVI—XVII вв.
Дридзо А. Д. Африка южнее Сахары в представлениях европейских географов XIII в. — Там же, с. 153—159.
Анализируются английские и каталонские нарративные источники XIII в.
Заборов М. А. Современники—хронисты и историки крестовых походов. — ВВ, [т.] XXVI, с. 137—161.
1966
Афанасьев В. Л. Литературное наследство Бартоломе де Лас-Касаса и некоторые вопросы истории его опубликования. — В кн.: Бартоломе до Лас-Касас. К истории завоевания Америки. М., «Наука», с. 180—220. Заборов М. А. Введение в историографию крестовых походов. (Латинская хронография XI—XIII вв.). М., «Наука», 381 с.
В историографическом аспекте рассматриваются западноевропейские нарративные сочинения.
1967
Афанасьев В. Л. Нарративные источники но истории открытия и завоевания Нового Света. — В кн.: От Аляски до Огненной Земли. История и этнография стран Америки. М., «Наука», с. 241—253.
Беркович М. Е. «История готов» Иордана как источник по истории этнического развития готов Причерноморья. — ЗОАО, т. II (35), с. 113—119. Заборов М. А. Введение в историографию крестовых походов (латинская хронография XI—XIII вв.). Автореф. докт. дис. М., 39 с. (МГПИ) Лимонов ТО. А. История о великом княжестве Московском Петра Петрея. — СС, т. XII, с. 260—269.
Свердлов М. В. Известия о Руси в Пегауских анналах. — Вестник Лепипгр. ун-та, № 14, вып. 3, с. 153—155.
Свердлов М. В. Известия о русско-скандинавских связях в хронике Адама Бременского. — СС, т. XII, с. 26, 271—278.
1968
Заборов М. А. К вопросу о значении известий восточных современников крестовых походов. — ИФШ, № 3, с. 153—162.
235
Казакова Н. А., Катушкина Л. Г. Русский перевод XVI в. первого известия о путешествии Магеллана (перевод письма Максимилиана Тран-сильвана).— ТОДРЛ, т. 23, с. 227-252.
Свердлов М. Б. Латинские источники по истории Древней Руси IX—первой четверти XII в. (Германия). Автореф. капд. дис. Л., 17 с. (ЛОИ0)
1969
Лимонов Ю. А. Герберштейп и русские летописи. — ВИД, [т.] II, с. 214— 229.
1970
Баранов В. Ф. Антипапский трактат Марсилия Падуанского «О переносе императорской власти». — XXIII Герценовские чтения (тез. докл.), вып. 2, с. 103—105.
Дмитриев Г. А. К вопросу об истолковании предопределения в хронике Фульхерия Шартрского. — Там же, с. 110—111.
Крылова С. Е. Опыт источниковедческого исследования. Политическая история Англии второй половины XII в. Автореф. канд. дис. Л., 13 с. (ЛГУ)
Мелик-Гайказова Н. П. Французские хронисты XIV в. как историки своего времени. (Общественно-политические взгляды). М., «Паука», 214 с. Савельева Е. А. Книга Олауса Магнуса «История северных народов» и ее известия о России. — В кн.: Исторические связи Скандинавии и России. IX—XX вв. Сб. ст. Л., «Наука», с. 331—341.
Свердлов М. В. «Баварский географ» как источник по этнической истории Восточной Европы IX в.— XXIII Герценовские чтения (тез. докл.), вып. 2, с. 114—115.
1971
Борисовский Б. Е. Серебряный ларец. — ВИ, № 8, с. 210—212.
О письмах Марии Стюарт.
Дмитриев Г. А. О западных и восточных источниках истории крестовых походов. — ИФЖ, № 3, с. 138—149.
Заборов М. А. Известия русских современников о крестовых походах. — ВВ, т. 31, с. 84-107.
Матузова В. И., Пашуто В. Т. Послание папы Иннокентия IV князю Александру Невскому. — In: Studia historica in Honorem Hans Kruus. Tallinn, p. 133—140.
Санчук Г. Э. Политические взгляды Видукинда Корвейского. — В кн.: Исследования по славяно-германским отношениям. М., «Паука», с. 250— 281.
Шаркова И. С. Заметки о русско-итальянских отношениях XV—первой трети XVI в. — СВ, вып. 34, с. 201—212.
Рассматриваются сочинения А. Кампензе и П. Джовио о Русском государстве.
1972
Горфункель А. X. Неизвестный автограф Томмазо Кампанеллы. — В кн.: Европа в средние века. М., «Наука», с. 355—364.
Рутенбурз В. И. Флорентийский' ремесленник о генуэзском восстании 1574—1576 гг. — СВ, вып. 35, с. 230—232.
1973
Санчук Г. Э. Видукинд Корвейский и его «Деяния саксов».— В кн.: Вопросы историографии и источниковедения славяно-германских отношений. М,, «Наука», с. 87—100.
236
1974
Бегунов 10. К. Древний герб Болгарии и «Хроника Констанцского собора» Ульриха Рихенталя. — ССлав, № 2, с. 59—63.
Волобуева Н. И., Кузнецов Е. В. Опыт определения авторства анонимного трактата лоллардов «О семи смертных грехах» с помощью вероятностно-статистического метода. — В кн.: Англия XIV—XVII вв. Проблемы генезиса капитализма. [Вып.] [1]. Горький, Изд-во Горьковск. ун-та, с. 54—59.
Осиновский И. II. «История Ричарда III» Томаса Мора. [Ч. I]. — Там же, с. 3-17.
Петров М. Т. Биография итальянского Возрождения как исторический источник. — ВИД, [т.] VI, с. 295—307.
Рутенбург В. И. Донесения из Венеции и Милана о событиях в Генуе в 1575 г. — В кн.: Средневековый город. Межвуз. научи. сб. Вып. 2. Саратов, Изд-во Сарат. ун-та, с. 205—208.
Севастьянова А. А. Записки Джерома Горсея о России в конце XVI—начале XVII в. Разновременные слои источника и их хронология. — В кн.: Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории. М., «Наука», с. 63—124.
Севастьянова А. А. Сочинение Джерома Горсея о России XVI—начала XVII в. Автореф. капд. дис. М., 15 с. (МГПИ}
1975
Бархатова О. II. Переписка Пастонов как источник по социально-экономической и политической истории Англии XV в. Автореф. канд. дис. М., 21 с. (МГПИ}
Ивонин IO. Е. Лондон и реформация Генриха VIII. (Об одном малоизвест-стном памфлете Генри Брипклоу). — В кн.: Средневековый город, вып. 3, с. 204—209.
Кузьмищев В. А. Кампанелла и Гарсиласо. Влияние, заимствование или случайные совпадения? — ЛА, № 4, с. 198—207; № 5, с. 177—201.
Ложкина Т. Г. Доменико Манчипи о Лондоне конца XV в. — В кн.: Англия XIV—XVII вв. ..., вып. 2, с. 136—142.
Мокрецова И. П. Рукописная библия XIII в. из научной библиотеки Московского гос. ун-та. — ПКНО—1974. М., «Наука» с. 354—368.
Никитина Л. А. Английские хроники как источник по истории англо-русских отношений второй пол. XVI—50-х гг. XVII в. Автореф. канд. дис. М., 23 с. (Ин-т истории СССР АН СССР}
Осиновский И. Н. «История Ричарда III» Томаса Мора. [Ч. II]. — В кп.: Англия XIV—XVII вв. ..., вып. 2, с. 61—64.
Филимонова О. И. Переписка Пастопов как источник по аграрной истории Англии XV в. (к характеристике источника). — В кп.: Проблемы экономического и политического развития стран Европы в античную эпоху и в средние века. М., «Наука», с. 240—256.
1976
Большакова С. А. Папские послания Галицкому князю как исторический источник. — В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. Мат-лы и иссл-ния. 1975 г. М., «Наука», с. 122—129.
Казакова Н. А. Ливонские и ганзейские источники о внутриполитической истории России в конце XV—начале XVI в. — ВИД, [т.] VII, с. 148— 166.
Матузова В. И. Апгло-нормапдские повествовательные источники XII— XIII вв. о Руси. — В кн.: Древнейшие государства на территории СССР, с. 130-140.
Свердлов М. Б. Известия о Руси в хронике Титмара Мерзебургского, — Там же, с. 102—112.
Солодкова Л. И. Из истории бюргерской политической идеологии. (Трактат Марсилия Падуанского «Defensor pads»). — Мат-лы конф, проф.-препод. состава Чечепо-Ипгушск. гос. уп-та по итогам паучп.-иссл. работы за 1974 г. Грозный, Чечепо-Ипгушск. кн. изд-во, с. 64—65.
Хлопин А. Д. О способах интерпретации причиппо-следствепных связей в хрониках XIV в. — В кн.: Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., «Паука», с. 142—156.
Штекли А. Э. Из истории создания «Города Солнца». (К критике господствующей текстологической теории). — СВ, вып. 40, с. 154—171.
Эльфонд И. Я. «Восхваление города Флоренции» как источник для изучения историко-политической концепции гуманиста Леонардо Бруни. — В кн.: Проблемы всеобщей истории. М., Изд-во Московск. ун-та, с. 286—305.
1977
Казакова И. А. Европейские страны в записках русских путешественников середины XV века. — ВИ, № 6, с. 37—48.
Штекли А. Э. Источниковедческие аспекты изучения «Города Солнца». СВ, вып. 41, с. 143—-172.
1978
Казакова Н. А. Известия русских летописей о Западной Европе XV-—начала XVI в. — ВИД, [т.] IX, с. 195—222.
Лимонов 10. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV— XVII вв. Л., «Наука», 272 с.
В ряде глав исследуются западноевропейские нарративные источники.
Штекли Л. Э. Возрождение и утопический коммунизм XVI—начала XVII в. К постановке проблемы. — В кн.: Типология и периодизация культуры Возрождения. Под ред. В. И. Рутенбурга. М., «Паука», с. 84— 106.
Штекли Л. Э. «Город Солнца»: утопия и наука. М., «Наука», 368 с. с ил.
Штекли А. «Утопия» Томаса Мора и социалистическая мысль. — Коммунист, № 18, с. 65—76.
Юсим М. А. Неопубликованный трактат Лоренцо Пизано. — СВ, вып. 42, с. 122—144.
Документальное (актовое и юридическое) источниковедение
1945
Шаскольский И. И. Договоры Новгорода с Норвегией. — ИЗ, т. 14, с. 38—61. Публикация и исследование договоров XIII—XIV вв.
1947
Черный И. Я. К вопросу о подписи французской королевы Анны Ярославны. — Докл. и сообщения филология, ф-та МГУ, вып. 3, с. 27—31.
1948
Данилова Г. М. О списках и редакциях «Салической правды» и описание рукописи «Loninopolitanus». — Учен. зап. ЛГПИ, т. 68, с. 101—ИЗ.
Данилова Г. М. Сельское хозяйство у франков но Салической и Рипуарской «Правдам». — Там же, с. 115—133,
238
1953
Данилов А. И. «Капитулярий о поместьях» Карла Великого и его интерпретация в исторической литературе. — В кп.: Сб. работ по вопросам истории. Отв. ред. В. Т. Макаров (Тр. Томского гос. ун-та им. В. В. Куйбышева, т. 12, вып. 2). Томск, с. 3—37.
1955
Семенов В. Ф. Венгерская Золотая булла 1222 года.— СТ?, вып. VI, с. 76— 96.
1956
Майер В. Е. Уставы как источник по изучению положения крестьян Германии в конце XV—начале XVI века. — СВ, вып. VIII, с. 197—216.
Майер В. Е. Уставы («Weistumer»)KaK источник изучения классовой борьбы в немецкой деревне XV—начала XVI в. — Учен. зап. Удмуртского нед. ип-та, вып. 9, с. 125—143.
Майер В. Е. Характер и ценность уставов («Weistumer») конца XV—начала XVI в. — Там же, вып. 10, с. 83—98.
1957
Павлушкова М. А. К вопросу о классовом характере и значении Золотой буллы венгерского короля Андрея II. — В кп.: Из истории средневековой Европы (X—XVII вв.). Сб. ст. М., Изд-во Московск. ун-та, с. 134—165.
1959
Пашу то В. Т. Христбургский (Капшорский) договор 1249 г. как исторический источник. — ПИ, т. VII, с. 357—390.
1960
Галстян А. «Антиохийские ассизы» по переводу Смбата Спарапета, армянского историка ХШ в. — ПС, вып. 5, с. 106—115.
Грацианский 11. П. Введение к изданию перевода Салической правды.,— В кп.: Грацианский Н. II. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья. Сб. ст. М., Изд-во АН СССР, с. 72— 109.
Впервые опубликовано в 1913 г.
Грацианский Н. П. К критике Capitulate de villis. — Там же, с. 140—169.
Впервые опубликовано в 1919 г. •
Грацианский II. П. К толкованию термина villa в Салической правде.— Там же, с. 330—345.
Неусыхин А. И. Новые данные по источниковедению Салической правды. Очерк 1. — СВ, вып. XVII, с. 394—409. . ,
Семенов В. Ф. Опись земель Вильяма Герберта графа Пемброка как источник по истории английского манора второй половины. XVI в. — В кн.: Очерки социально-экономической и политической истории Англии..и Франции XIII—XVII вв. М., Изд-во МГПИ, с. 7—29.
1961
Сванидзе А. А. Налоговые описи Колчестера как источник по истории английского средневекового города. — СВ, вып. XIX, с. 185--202.
239
1962
Неусыхин А. И. Новые данные по источниковедению Салической правды. Очерк 2. — СВ, вып. XXI, с. 212—237.
Фрязинов С. В. Материалы для изучения фуэрос и поселенных хартий Испании. — СВ, вып. XXII, с. 159—179.
1963
Рафиенко Л. С. Ордонансы 1311 г. как источник по истории социально-политической борьбы в Англии в начале XIV века. — В кн.: Томский ун-т им. В. В. Куйбышева. Сб. научи, работ историч. кафедр. Томск, с. 221—237.
1964
Дворецкая И, А. Эдикт Теодориха Остготского как источник по социально-политической истории раннего Средневековья (с публикацией текста эдикта в пер. с лат.). — Учен. зап. МГПИ, № 217, с. 147—189.
Неусыхин А. И. Новые данные по источниковедению Салической правды. Очерк 3. — СВ, вып. 25, с. 35—52.
Рутенбург В. И. Итальянские источники о связях России и Италии в XV в. — В кп.: Исследования по отечественному источниковедению. Л., «Наука» (ТрЛОИИ, вып. 7), с. 455—462.
1965
Карасе М. Б. Архив толедских мосарабов XII—XIII вв. и изучение культурных связей между Востоком и Западом. — КСИНА, № 86, с. 196— 202.
1966
Воронова Т. П. Отчет Рено де Сент-Бева о расходах по командировке в Лион (февр.—март 1313 г.). — СВ, вып. 29, с. 260—266.
Воронова Т. П. Французские государственные секретари в XVI—XVII вв. (К вопросу о значении данных палеографии для административной истории). — Там же, с. 267—275.
Конокотин А. В. Об одной французской рукописи XIV в. (Из истории виноделия во Франции). — Там же, с. 254—259.
Майер В. Е. Феодальное законодательство Германии XIV—XVI вв. об отчуждении крестьянских держаний. — Учен. зан. Пермского гос. ун-та им. А. М. Горького, № 143, с. 103—111.
1967
Неусыхин А. И. Новые данные по источниковедению Салической правды. Очерк 4. — СВ, вып. 30, с. 41—60.
1968
Зилинг Э. В. Актовое свидетельство о процессе «Фуст против Гутенберга». — В кн.: Пятьсот лет после Гутенберга. М., «Наука», с. 370— 387.
Катушкина Л. Г. Изучение и издание итальянских кадастров XV в. — ВИД, [т.] I, с. 289—299.
Соколов И. И. «Договор о перевозке» как источник для решения вопроса о преднамеренности изменения направления четвертого крестового похода. — Учен. зап. Горьковского гос. уп-та, вып. 88, ч. 1, с. 5—21. Червонная Т. М. Эволюция владельческих прав цепзитария во Франции в XVI в. (по Парижским кутюмам). — Там же, с. 74—94.
240
1969
Медникова В. Я. Два документа последних недель «правления младших цехов» во Флоренции (XIV в.). — ВИД, [т.] II, с. 286—293.
Соколова А. М. Варварские правды. Чита, изд. Читинского гос. пед. ин-та им. И. Г. Чернышевского, 115 с.
1971
Варъяш О. И. О характере «виллы» в документах Астурии и Леона VIII— X вв. — В кн.: Проблемы всеобщей истории. Сб. работ аспирантов истории, ф-та [МГУ]. М., Изд-во Московск. ун-та, с. 157—177.
Венгерова-Зилинг Э. В. Актовые свидетельства о жизни и деятельности Иоганна Гутенберга. — КИиМ, сб. 22, с. 185—198.
Ковалевский С. Д. Шведские областные законы как исторический источник. — СВ, вып. 33, с. 287—301.
1972
Барг М. А. Кодификатор крепостного нрава «второго издания» — Гуса-пус. — В кн.: Европа в средние века. М., «Наука», с. 236—248.
Корсунский А. Р. К дискуссии об «эдикте Теодориха». — Там яге, с. 16—31.
1973
Кононенко А. М. Роландин Пассагерий и его трактат об искусстве нота-риев (к истории средневекового нотариата). — ВИД, [т.] V, с.297—310. Самаркин В. В. О городских статутах и статутном праве в средневековой Италии. — Там же, с. 310—323.
Шасколъский И. И. Финляндский источник по географии Северной России и Финляндии середины XVI в. — В кн.: История географических знаний и открытий на Севере Европы. (Сб. ст.). Л., изд. ГО СССР, с. 109—131.
1974
Казакова Н. А. Начальный текст новгородско-немецких договоров XII— XV вв. — ВИД, [т.] VI, с. 161—175.
Кононенко А. М. К истории итальянского нотариата XI—XIII в. — Там же, с. 318—330.
1975
Дядечкин В. И. Австрийские поземельные описи, грамоты и уставы как источники по аграрной истории австрийских владений Габсбургов XV—нач. XVI в. — В кн.: Вопросы всеобщей истории. Т. 2. Хабаровск, изд. Хабаровского гос. пед. ин-та, с. 105—125.
1976
Клейненберг И. Э. Договор Новгорода с Готским берегом и немецким городами 1262—1263 гг. (по данным отчета послов немецкого купечества 1292 г.). —ВИД, [т.] VII, с. 118—126.
1978
Савело К. Ф. Раппеапглийские законы о браке и семейном имуществе. — В кн.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Межвуз. паучн. сб. Вып. 2. Л., Изд-во Ленипгр. уп-та, с. 25—33.
16 Проблемы источниковедения
241
Исследования памятников картографии
1946
Рамм Б. Я. Карта мира раннего средневековья. — Природа, № 9, с. 65—70.
1951
Рамм Б. Я. Новопайденпый ленинградский экземпляр макробиевой карты и его научное значение. — Учен. зап. ЛГУ, сер. ист. наук, № 130, вып. 18, с. 250—270.
1958
Кодес И. И. Редкое произведение португальской картографии XVI в. — ИВГО, т. 90, вып. 5, с. 478—479.
Цукерник Д. Я. Что было изображено на глобусе Бегайма в момент его изготовления (1492 г.)? — Учен. зап. Казахского гос. пед. ин-та им. Абая, т. XVII, ч. I, с. 157—163.
1961
Вальдман К. Н. Кольский полуостров па картах XVI в: — ИВГО, т. 94, вып. 2, с. 139—149.
1964
Коган М. А., Афанасьев В. Л. Новая карта мира Мартелла. О европейских -географических воззрениях накануне открытия Америки. — Природа, № 5, с. 102—104.
1965
Коган М. А. О географических воззрениях европейцев накануне великих географических открытий. — В кн.: Путешествия и географические открытия в XV—XIX веках. М.—Л„ «Паука», с. 109—119 с ил.
Анализируются памятники картографии XIV—XVI вв.
1966
Коган М. А. О так называемой карте Винланда. — ИВГО. т. 98, вып. 6, с. 469—476.
1967
Коган М. А. Подложная карта. — ЗС, № 3, с. 61.
1968
Коган М. А. Йельская карта. За и против. — Четвертая Всесоюзп. конф по изучению Скандинавских стран и Финляндии. Тез. докл. Петрозаводск, с. 132—136.
Коган М. А. К вопросу об йельской карте. — ИВГО, т. 100, с. 252—255.
1971
Савельева Е. А. Россия па карте Олауса Магпуса. — СС, т. 16, с. 205—211.
1973
Вальдман К. И. Об изображении Белого моря на картах XV—XVII вв. — В кп.: История географических знаний и открытий па Севере Европы. (Сб. ст.). Л., изд. ГО СССР, с. 88—108.
242
Коган М. А. Йельская карта, ее защитники и критики. — СВ, вып. 37, с. 196—203.
Савельева Е. А. «Морская карта» Олауса Магнуса и ее значение для европейской картографии. — В кп.: История географических знаний и открытий на Севере Европы..., с. 59—87.
1976
Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV—XVI вв. и их отражение в западноевропейской картографии. — В кп.: Культурные связи народов Восточной Европы в XVI в. М., «Наука», с. 59—60.
Исследования памятников средневековой пауки и техники
1946
Грабарь В. Э. Трактаты Гуго Гроция, посвященные международному праву. — ИАН отд. экон, и права, № 1, с. 39—51.
Розенталь И. С. Трактат Гуго Гроция по римскому праву. — Там же, с. 52.
1948
Рамы Б. Я. К вопросу об источниках по истории школы в каролингскую эпоху.— Учен. зап. ЛГПИ, т. 68, с. 135—142.
1949
Лисенков Е. Г. Иллюстрации Рубенса к книге Агвилопиуса об оптике. — ТрОЗЕИГЭ, т. 3, с. 49—60 с ил.
1954
Глускина С. М. «Космография» 1637 года как русская переработка текста «Атласа» Меркатора. — ГСГО, т. 3, с. 79—99.
1955
Рамм Б. Я. Фрагмент музыкально-теоретического памятника раннего средневековья. — В кн.: Вопросы музыкознания, вып. II. М., Музгиз, с. 299—310.
Симон К. Р. «Энциклопедия, разделенная па семь частей» Иоганна Генриха Алыптеда (1630 г.). —В кп.: Из истории социально-политических идей. М., Изд-во АП СССР, с. 171—180.
1956
Жаворонкова И. И., Шухардин С. В. Труды Георга Агриколы по горному делу. — ВИЕТ, вып. 1, с. 136—146.
Зубов В. П. К вопросу о роли чертежей в строительной практике западноевропейского средневековья. — ТрИИЕТ, т. 7, с. 233—250.
Михайлов Б. И. Трактат об архитектуре Антонио Аверлино (Филарете).— СИНИ, вып. 7, с. 111—136.
Тихомиров В. В., Соловьев 10. В. Геология в трудах Агриколы. — ВИЕТ, вып. 1, с. 146—150.
Юшкевич А. И. Старинная немецкая рукопись по арифметике. — Там же, вып. 2, с. 290—291.
16ф
243
1960
Гуковский М. А. Неизвестная рукопись трактата об архитектуре Антонио Аверлино Филарете. — В кн.: Из истории русского и западноевропейского искусства. М., Изд-во АН СССР, с. 243—252.
Зубов В. П. Николай Орем и его математико-астрономический трактат «О соизмеримости или несоизмеримости движений неба». — ИАИ, вып. VI, с. 301—316.
Зубов В. П. О некоторых математических трудах Николая Орема. — ТрИИЕТ, т. 34, с. 343—349.
Зубов В. И. Трактат Брадвардине «О континууме». — ИМИ, вып. XIX, с. 385-440.
1961
Литаврина 9. 9. Мемориал испанского экономиста Луиса Ортиса и зарождение идей протекционизма в Испании XVI в. — СВ, вып. XIX, с. 142— 159.
1963
Будылина М. В. Автограф Декарта в РИМ. — ВИЕТ, вып. 14, с. 95—97.
1964
Злиасберг И. Е. Первое печатное издание «Трактата о живописи» Леонардо да Винчи на французском языке [Париж, 1951 г.]. — СМ ИИ, вып. 2, с. 53-60.
1965
Рамм Б. Я. Уникальный ленинградский экземпляр средневековой розы ветров. — В кн.: Путешествия и географические открытия в XV—XIX вв. М.—Л., «Наука», с. 132—152 с ил.
Рутенбург В. И. От Пеголотти до Уццано. — СВ, вып. 28, с. 238—241.
1967
Штекли А. 9. Спор о предисловии. — НиР, № 12, с. 72—76.
Об анонимном предисловии к книге Коперника.
1969
Рутенбург В. И. Новый источник по экономике Италии XIV в. — СВ, вып. 32. М., «Наука», с. 246—249.
1974
Терновский В. Н. «Эпитоме» Андрея Везалия. — Тр. XIII Междунар. конгресса по истории науки. Секция IX. История биол. наук, с. 232—233.
1976
Мельникова Е. А. Древняя Русь в исландских географических сочинениях. — В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. Мат-лы и иссл-ния. 1975 г. М., «Наука», с. 141—156.
Штекли А. 9. «Город Солнца» и «Звездный вестник». — В кн.: История социалистических учений. Сб. ст. М., «Наука», с. 63—99.
1978
Таценко Т. И. Учебники письма как источник по истории немецкого курсива XVI—XVII вв. — СВ, вып. 42, с. 157—18L
244
Изучение фольклорных источников
1949
Стеблин-Каменский М, И. Поэзия скальдов. Автореф. докт. дис. — Докл. и сообщ. филолог, ф-та ЛГУ, вып. 1, с. 204—206.
Шаскольский И. П. Предание о «Сигтунских вратах» и его достоверность. —-Учен. зап. ЛГУ, № 112, с. 120—135.
1957
Евсеев В. Я. Исторические основы карело-финского эпоса. Кн. 1. М.—Л., Изд-во АН СССР, 336 с.
Стеблин-Каменский М. И. Исландская родовая сага. — В кн.: Романо-германская филология. Сб. ст. Л., Изд-во Ленингр. ун-та, с. 281—290.
1958
Стеблин-Каменский М. И. Происхождение поэзии скальдов. — СС, т. III, с. 175—201.
1960
Евсеев В. Я. Исторические основы карело-финского эпоса. Кн. 2. М.—Л., Изд-во АН СССР, 384 с. с нот. ил.
1970
Рыдвевская Е. А. Сведения по истории Руси XIII в. в саге о короле Ха-коне. — В кн.: Исторические связи Скандинавии и России. IX—XX вв. Л., «Наука», с. 323—330.
1971
Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Л., «Наука», 139 с.
1972
Гуревич А. Я. История и сага. М., «Паука», 198 с. с ил. (серия «Из истории мировой культуры»).
О произведении Снорри Стурлусона «Хемскрингла».
1976
Гуревич А. Я. Средневековая литература и ее современное восприятие. О переводе «Песни о Нибелунгах». — В кп.: Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., «Наука», с. 276—314.
Гуревич А. Я. «Эдда» и право. (К истолкованию «Песни о Хюпдле»). — СС, т. 21, с. 55—73.
Джаксон Т. Н. «Восточный путь» исландских королевских саг. — ИСССР, № 5, с. 164—170.
Стеблин-Каменский М. И. Миф. Л., «Паука», 104 с. с ил. (серия «Из истории мировой культуры»).
1978
Джаксон Т. Н. Скандинавский конупг па Руси (о методике анализа сведений исландских королевских саг). — В кп.: Восточная Европа в древности и средневековье. Сб. ст. М., «Наука», с. 282—288.
Мельникова Е. А. «Сага об Эймунде» о службе скандинавов в дружине Ярослава Мудрого. — Там Hie, с. 289—295.
В прил. (с, 294—295)—пер. фрагментов из «Саги об Эймунде*.
245
Изучение памятников изобразительного искусства
1949
Чернова Г. А. Исторические иллюстрации Больших французских хроник Ленинградского собрания. (К вопросу о реализме в искусстве раннего Возрождения во Франции). Автореф. канд. дис. М., 24 с. {МГУ)
1955
Знамеровская Т. П. О роли народных масс в создании, западноевропейского изобразительного искусства эпохи феодализма и первых буржуазно-демократических революций. — В кн.: История искусств. Сб. ст. (Учен. зап. ЛГУ, № 193), с. 133—190 с ил.
1956
Алпатов М. История и легенда в живописи итальянского Возрождения. — Искусство, № 5, с. 61—68.
Ротенберг Е. Проблема исторической картины в творчестве Рембрандта. — Там же, № 6, с. 42—50.
1960
Чернова Г. А. Миниатюры «Больших французских хроник». Рукопись собрания ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Опыт изучения исторической миниатюры. М., Изд-во АП СССР, 160 с. с ил.
1962
Привалова Е. Л. Ирландская средневековая иллюминированная рукопись в собрании Ленинградской ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. — СВ, вып. XXI, с. 201—211.
1966
Рамм Б. Я. Неизвестная раппесредпевековая миниатюра с изображением «добродетелей». — СВ, вып. 29, с. 221—227.
1971
Быкова Г. 3., Мокрецова И. П. Средневековая книжная миниатюра па пергамене, ее сохранность и реставрация. — Сообщ. Всесоюзн. паучн.-иссл. лаборатории по консерв. и реставр. музейных худ. ценностей, вып. 26, с. 51—83.
Потин В. М. Нумизматика и средневековое искусство. — ТрГЭ, т. 12, с. 130— 136.
1974
Быков В. «Урбинские ведуты» — проект идеального города или театральных декораций? — Архитектура СССР, № 7, с. 57—62.
1975
Несселъштраус Ц. Г. Европейская первопечатная книга и особенности ее декорировки. — ПРЗИ, вып. 5, с. 26—38.
Мурьянов М. Ф. Старофрапцузская миниатюра в Легепдарии Библиотеки АН СССР. — IIKIIO-1974. М., «Наука», с. 349—353.
246
1976
Данилова И. Е. О категории времени в живописи средних веков и Раннего Возрождения. — В кп.: Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., «Наука», с. 157—174.
Львов С. Отчаяние и надежда. «Апокалипсис» Л. Дюрера. — НиР, № 10, с. 76—83.
Неретина С. С. Образ мира в «Исторической библии» Гийара де Мулэна. — В кп.: Из истории культуры средних веков и Возрождения, с. 106— 141.
История источниковедческих исследований
1951
Гутнова Е. В. Упразднение Салической правды в реакционной буржуазной историографии. — CZ>, вып. III, с. 298—306.
1958
Люблинская А. Д. Новая теория развития позднеримского письма. — СВ, вып. XI, с. 145—155.
1963
Ревякина Н. Лоренцо Валла — критик «Константинова дара». — В кп.: Сб. науч, работ аспирантов история. ф-та МГУ. М., Изд-во Московск. ун-та, с. 231—260.
1964
Хоментовская А. И. Лоренцо Валла против «Дара Константина». —- ВИРиА, т. 12, с. 267—288.
1965
Заборов М. А. Г. Зибель и начало критической разработки источников Первого. крестового похода. (Из истории источниковедения крестовых походов). — СВ, вып. 28, с. 276—283.
Катушкина Л. Г. Дипломатика Бриудского картулярия (об одной знаменитой генеалогической подделке). — Там же, с. 306—312.
1966
Люблинская А. Д. Значение трудов О. А. Добиаш-Рождествепской для развития латинской палеографии в СССР. К 25-летию со дня смерти чл.-кор. АН СССР О. А. Добиаш-Рождественской. — СВ, вып. 29, с. 173—178.
Неизданные письма Мабильона. Публ. Л. Г. Катушкиной. Под ред. А. Д. Люблинской. — Там же, с. 276—288.
1969
Рутенбург В. И. Выдающийся знаток рукописи и книги. (Памяти В. С. Люблинского).— ВИД, [т.] II, с. 301—304.
1971
Ершова В. М. О. А. Добиаш-Рождсственская — историк западноевропейского Средневековья. Автореф. канд. дис. Петрозаводск, 19 с. (ПРУ)
247
1972
Вернадская Е. В., Воронова Т. II. А. Д. Люблинская и Отдел рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.— СВ, вып. 35, с. 16—20.
Бессмертный 10. Л., Малов В. II. А. Д. Люблинская — историк-медиевист.— Там же, с. 3—15.
Москаленко А. Е. Рукопись перевода «Салической правды» из архива В. К. Пискорского. — В кн.: Европа в средние века. М., «Наука», с. 431-437.
1973
Воронова Т. П. II. П. Дубровский и Сен-Жерменские рукописи. — В кн.: Книги. Архивы. Автографы. М., «Наука», с. 101—114.
Ершова В. М. О. А. Добиаш-Рождествепская— исследователь голиардики.— В кп.: Вопросы истории. Петрозаводск, с. 197—207 (Учен. зап. ЛГУ, т. XIX, вып. 4).
1974
Афанасьев В. Л. Изучение жизни, деятельности и литературного наследства Бартоломе де Лас Касаса (1474—1566) в XIX веке. — Конф., посвящ. 200-летию со дня рождения акад. Г. И. Лангсдорфа. Тез. докл. Л., изд. ГО СССР, с. 57—60.
Малов В. Н. Исследования по латинской палеографии в СССР в 1940-х— 1970-х годах. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Наука», с. 273—290.
Романова В. Л. А. Д. Люблинская — архивист и палеограф. (К 70-летию со дня рождения). — АЕ за 1972 г. М., «Наука», с. 218—225.
1975
Воронова Т. П. Заседание, посвященное 100-летию со дня рождения О. А. Добиаш-Рождественской.—АЕ за 1974 г. М., «Наука», с. 372— 375.
1976
Ершова В. М. К характеристике метода исторического исследования в работах О. А. Добиатп-Рождественской. — В кн.: Вопросы истории Европейского Севера. Межвуз. научи, сб. Петрозаводск, изд. ЛГУ, с. 204— 213.
Свердлов М. В. Ф. А. Браун — исследователь скандинавских источников но истории Древней Руси. — СС, т. 21, с. 221—226.
1977
Свойский М. Л. Музей палеографии. — ВИ, Я» 4, с. 211—215.
Штекли А. Э. Основные этапы текстологических исследований «Города Солнца». — В кп.: История социалистических учений. Вопросы историографии. Сб. ст. М., «Наука», с. 187—217.
Обзоры фондов библиотек и архивов
1947
Рутенбург В. И. Западноевропейская секция архива Института истории Академии паук СССР. — ВИ, № 4, с. 152—154.
1950
Карасе М. Материалы архива толедских мосарабов от XII—ХШ веков. — ВИ, № 10, с. 95—103.
248
1952
Луивова Т. В. Собрание рукописей П. П. Дубровского в ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. — ВИ, X» 8, с. 150—154.
1953
Малышев В. И. Рукописное собрание Псковского областного краеведческого музея. — ВИ, JN2 12, с. 180—182.
Упоминаются средневековые латинские рукописи.
1956
Мадиссон Ю. К. Источники по истории Швеции в архивах и книгохранилищах г. Тарту. — СС, т. 1, с. 216—225.
1957
Житомирская С. В. Западное средневековье в рукописях Государственной библиотеки СССР им. В. И. Лепина. — СВ, вып. X, с. 285—305.
Луизова Т. В. Ранпеготические рукописи ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. — ТрГПБ, т. 1, с. 237—264.
Рутенбург В. И. В архивах и научных институтах Италии. (По материалам научной командировки). — СВ, вып. X, с. 365—368.
Содержатся сведения о фондах средневековых документов в архивах Италии.
1958
Путеводитель по архиву Ленинградского отделения Института истории [АН СССР]. М.-Л., 604 с.
Во второй части книги описаны фонды и коллекции западноевропей-секции Архива ЛОИИ.
Рухманова Э. Д., Курское Ю. В. Источники по истории русско-скандинавских отношений в рукописных собраниях г. Ленинграда. — СС, т. III, с. 257-269.
1959
Сидорова Н. А. Научная командировка в Париж. — СВ, вып. XVI, с. 149— 156.
Содержатся сведения о ряде архивохранилищ и библиотек Франции.
1960
Горфункель А. X. Первые издания произведений Джордано Бруно в библиотеках Ленинграда. — КИиМ, сб. 3, с. 432—436.
1961
Люблинский В. С. Источники по истории Нидерландов, Фландрии и Голландии в Ленинградском отделении Института истории Академии наук СССР. — СВ, вып. XIX, с. 285—294.
Сидорова И. А. О фонде средневековых рукописей Национальной библиотеки Франции и об организации работы в «Школе хартий» в Париже. — ИФЖ, № 1, с. 115—121.
Черепнин Л. В. Материалы по истории русской культуры и русско-шведских культурных связей в архивах Швеции. — ТО ДР Л, т. 17, с. 454— 481.
249
1962
Воронова Т. П. Французские средневековые рукописные книги в собрании-ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. (Из истории средневековых библиотек и коллекций). —СТ?, вып. XXII, с. 258-—266.
Козинцева Р. И., Рутенбург В. И. В архиве Ленинградского отделения Института истории All СССР. — ВИ, № 2, с. 160—166.
Часть статьи посвящена материалам по истории западноевропейского Средневековья.
Люблинская А. Д. Западноевропейские рукописи, хранящиеся в СССР. --Вестник Матепадарана, № 6, с. 533—546.
1963
Каталог инкунабулов [Библиотеки АН СССР]. Сост. Е. И. Боброва. Вступит, ст. В. С. Люблинского и Е. И. Бобровой. М,—Л., Изд-во АН СССР, 280 с. с ил.
Каталог писем и других материалов западноевропейских ученых и писателей XVI—XVIII вв. из собрания И. И. Дубровского. Сост. и авторы вступит, ст. Е. В. Вернадская и Т. И. Воронова. Под ред. и с предисл. М. И. Алексеева. Л., 109 с.
Коробочко А. И. Выставка рукописных материалов из фондов библиотеки Эрмитажа. — СГЭ, т. XXIV, с. 64—66.
Упоминаются средневековые рукописи.
Люблинский В. С. Источники по истории скандинавских стран в Ленинградском отделении Института истории АН СССР. — СС, т. 6, с. 258— 273.
1964
Гермашева Ф. В. Инкунабулы Научной библиотеки Саратовского гос. университета. — ТрНБСУ, вып. 3, с. И— 20.
1965
Добиаш-Рождественская О. А. Древнейшие латинские рукописи. Каталог. Ч. 2. VIII—пач. IX в. Л., изд. ГПБ, 153 с.
Киселева Л. И. К 250-летию Библиотеки Академии паук СССР (из истории Библиотеки и ее фондов). — СВ, вып. 27, с. 139—144.
Приводятся сведения о средневековых рукописях и изданиях.
1966
Воронова Т. П. Архив О. А. Добиаш-Рождественской в ГПБ. — СВ, вып, 29, с. 187—190.
1967
Вернадская Е. В. Итальянская рукописная книга в собрании ГПБ им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. — СВ, вып. 30, с. 251—260.
Каталог инкунабулов [Научной б-ки им. А. М. Горького ЛГУ]. Сост. и авт. вступит, ст. А. X. Горфункель. [Л.], Изд-во Ленипгр. ун-та, 43 с. с ил.
Ребок М. В. (сост.). Памятники французского и провансальского языков IX—XV вв. Список материалов, имеющихся в ГПБ. Минсц, изд. Минского гос. пед. ин-та иностр, яз., 141 с.
1968
Гермашева Ф. В. Четыре издания из коллекции западноевропейской, печати XV—XVI вв. в Научной библиотеке СГУ. — В кп.: Вопросы библиотековедения. Сб. ст. [Саратов], Изд-во Сарат. ун-та, с, 97—108.
250
1970
Каталог инкунабулов [Научной библиотеки Саратовского гос. ун-та]. Сост. Ф. В. Гермашева. Саратов, Изд-во Сарат. ун-та, 14 с.
Люблинская А. Д., Шаркова И. С. Шведские материалы в собрании П. К. Сухтелена в ГПБ в Ленинграде. (Краткий обзор).—-В кн.: Исторические связи Скандинавии и России. IX—XX вв. Сб. ст. Л., «Наука», с. 356—366.
Приводятся сведения о средневековых материалах.
1971
Маркушевич А. И. Инкунабулы в общественных библиотеках Венгерской Народной Республики. — КИиМ, сб. 22, с. 238—243.
Ревякина II. В. Западноевропейская книга XV—XVII вв. в Отделе редких книг ГПНТБ. - ИСОАН, № 1, вып. 1, с. 125—128.
1972
Пашаева II. М. История западноевропейского Средневековья в фондах Государственной публичной исторической библиотеки. — В кн.: Европа в средние века. М., «Паука», с. 438—441.
1974
Люблинская А. Д., Шаркова И. С. Датские автографы в коллекции П. К. Сухтелена. — СС, т. 19, с. 125—132.
Приводятся сведения о средневековых автографах.
1975
Макарова Л. М. Инкунабулы сектора редких книг и рукописей ГПНТБ СО АН СССР. — Сб. научи, тр. ГПНТБ СО АН СССР, вып. 19, с. 166— 172.
Ревякина Н. В., Макарова Л. М. Западноевропейская книга XV—XVIII вв. в библиотеках Сибири и Дальнего Востока. — Там же, с. 149—165.
1976
Воронова Т. П. О предварительном списке рукописей латинского алфавита V—XV вв., хранящихся в ГПБ. — АЕ за 1975 г., с. 18—23.
Зорина Н. А. Издания французских типографов Этьеннов в БАН СССР. — В кп.: Рукописные и редкие печатные книги в фондах БАН СССР. Л., изд. БАП СССР, с. 43—58.
Киселева Л. И. Ранняя итальянская рукопись БАН СССР. — Там же, с. 27— 33.
Лебедева И. Н. Обзор рукописных книг Курляндского собрания БАН СССР. — Там же, с. 5—26.
Лимонов Ю. А. Русские издания «Записок о Московии» Сигизмунда Гербер-штейна.— Там же, с. 110—118.
Малов В. Н. Происхождение коллекции Г. Ламуапьопа (ЦГАДА).--АЕ за 1975 г., с. 55—69.
1977
Автократова М. И. Там, где ценнейшие документы... — В И, № 7, с. 118— 136.
Обзор фондов ЦГАДА; упоминаются западноевропейские средневековые документы.
251
1978
Возгрин В. Е. Материалы по шведско-крымским отношениям в XVI— XVIII вв. в Архиве ЛОИИ СССР АН СССР. — ВИД, [т.] IX, с. 318— 334.
Киселева Л. И. (сост.). Латинские рукописи Библиотеки Академии наук СССР. Л., «Наука», 356 с. с ил.
Мажуга В. В. Грамоты аббатства Фонтевро в Архиве ЛОИИ СССР АП СССР. — ВИД, [т.] IX, с. 295—317.
Медведев И. П. Архивы Франции. — Там же, [т.] X, с. 311—322.
Упоминаются фонды средневековых документов.
Труды зарубежных авторов, опубликованные в СССР
1958
Торстейнссон В. Исландские саги и историческая действительность. — СС, т. III, с. 205—223.
1959
Эмбер Д. Венгерский национальный архив. — ИА, № 1, с. 182—192.
Сведения об архивах феодальной Венгрии и о фондах средневековых рукописей.
1960
Оцетя А. Вопросы публикации древних текстов. — В кн.: О румыно-русских и румыно-советских связях. М., Изд-во иностр, л-ры, с. 36—54.
О принципах издания средневековых источников на примере румынских публикаций.
1961
Менендес Пидаль Р. Всеобщая хроника Испании, составленная по повелению Альфонса Мудрого. — В кн.: Менендес Пидаль Р. Избр. произведения. Испанская литература Средних веков и эпохи Возрождения. Пер. с йен. М., Изд-во иностр, л-ры, с. 344—381.
1965
Доннерт Э. Данные немецких источников раннего Средневековья о славянах и программа восточной экспансии у Титмара Мерзебург-ского. — СВ, вып. 27, с. 26—39.
1971
Пекарчик С. Вера в судьбу. Группа, индивид, эталоны поведения. (Некоторые выводы из источников эпохи викингов). — СВ, вып. 34, с. 96— 116.
1976
Менцхаузен И. Старинные европейские коллекции (сравнительный анализ).— Мат-лы и иссл. музеев Московского Кремля, т. 2, с. 175—180.
1978
Доннерт Э. Сказания иностранцев о России XVI в. — В кп.: Восточная Европа в древности и средневековье. Сб. ст. М., «Наука», с. 329—335.
252
ВИЗАНТИЯ
Публикации источников
Нарративные источники
1950
Избранные отрывки из «Истории» Агафия Миринейского. Известия Агафия Миринейского о Лазике и Кавказе. Пер. М. В. Левченко. — ВВ, [т.] III, с. 305—349.
Никифора патриарха Константинопольского краткая история со времени после царствования Маврикия. Пер. Е. Э. Липшиц. — Там же, с. 349— 387.
Прокопий Кесарийский. «Война с готами». Пер. С. П. Кондратьева, вступит, ст. 3. В. Удальцовой. М., Изд-во АН СССР, 516 с.
1953
Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. Пер., ст. и примеч. М. В. Левченко. М.—Л., Изд-во АП СССР, 221 с. с ил. и карт. {ПСИНЦВЕ)
Армянские хронисты о падении Константинополя. Предисл. и подгот. текста А. С. Анасяна, пер. С. С. Аревшатяна. — ВВ, [т.] VII, с. 444— 466.
Византийские историки Дука и Франдзи о падении Константинополя. Пер. и предисл. А. С. Степанова. — Там же, с. 385—430.
Лаоник Халкокондил. История (из книги VIII). Пер. и предисл. Е. Б. Ве-селаго. — Там же, с. 431—444.
Синезий Киренский. О царстве. Пер. и предисл. М. В. Левченко. — ВВ, [т.] VI, с. 327—357.
Фавст Бузанд. История Армении Фавстоса Бузапда (IV в.). Пер. с древне-арм. и коммент. М. А. Геворгяна, вступит, ст. Л. С. Хачикяпа. Ереван, Изд-во АН АрмССР, 239 с.
1956
«История» Олимпиодора (в записях и выборках Фотия). Пер., ст., примеч. и указатели Е. Ч. Скржипской. — ВВ, [т.] VIII, с. 223—276.
1957
Армянские источники о падении Византии. Подгот. и пер. А. С. Анасяна. Ереван, Изд-во АН АрмССР, 148 с.
Феофилакт Симокатта. История. Пер. С. П. Кондратьева, примеч. К. А. Осиповой, вступит, ст. Н. В. Пигулевской. М., Изд-во АН СССР, 224 с. {ПСИНЦВЕ).
1958
Письма Максима Грека (Михаила Триволиса) 1498—1504 гг. Подгот.
А. И. Клибанов. — ВВ, [т.] XIV, с. 148—168.
Сочинение Максима Грека о Платоне. Подгот. А. И. Клибанов. — Там же, с. 172—174.
Сочинение Максима Грека «Похвала Адаму Первозданному». Подгот. А. И. Клибанов. — Там же, с. 168—172.
1959
Две византийские хроники X века. М.. Изд-во вост, л-ры, 263 с. с ил., план. (ПСИНЦВЕ)
253
1960
Трактат Юлиана Аскалонита I. Вводная ст. и пер. М. Я. Сюзюмова.— АДСВ, [вып.] I, с. 3—34.
1961
Хроника Петра Александрийского. Подгот. и предисл. 3. Г. Самодуровой. — ВВ, [т.] XVIII, с. 150—197.
1965
Анна Комнина. Алексиада. Вступит, ст., пер. и коммепт. Я. II. Любаоского. М., «Наука», 688 с. (ПСИНЦВЕ)
1968
«Повествование вардапета Аристакэса Ластивертци». Пер. с древиеарм., вступит, ст., коммент, и прил. К. II. Юзбашяпа. М., «Наука», 194 с.
1971
Анонимная византийская хроника в списке XV в. из греческой рукописи собрания ГИМ. Подгот. и предисл. 3. Г. Самодуровой. — ВВ, [т.] 31, с. 226—237.
1972
Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI в. Подгот. текста, введение, пер. и коммепт. Г. Г. Литаврина. М., «Наука», 743 с. с ил., карт.
1975
Михаил Пселл. 1) О сочетании частей речи; 2) Обзор риторических идей; 3) Ипертима Пселла слово, составленное для вестарха Пофоса, попросившего написать о богословском стиле; 4) Сравнение Еврипида с Писидой. (Спросившему, кто лучше писал стихи, Еврипид или Писида). Пер. Т. А. Миллер. — В кп.: Античность и Византия. Отв. ред. Л. А. Фрейберг. М., «Наука», с. 156—157, 158—160, 161—171, 171—174.
1976
Антихристианский трактат Георгия Гемиста Плифона «Законы». Пер. и предисл. И. П. Медведева. — В кп.: Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV—XV вв. Л., «Наука», с. 171—241.
1978
Михаил Пселл. Хронография. Пер., ст. и примеч. Я. П. Любарского. М., «Наука», 319 с. с ил., карт. (ПИМ')
Неизданная греческая хроника из рукописи ГИМ. Подгот. и предисл. 3. Г. Самодуровой. — ВВ, [т.] 39, с. 201—225.
Документальные материалы
(публикации актовых и юридических источников)
1954
Армянский судебник Мхитара Гоша. Пер. с древиеарм. А. А. Паповяна. Ред., вступит, ст. и примеч. Б. М. Арутюняна. Ереван, Изд-во АП АрмССР, XXXVIII, 264 с. (ПДАЛ, т. IJ)
254
1958
Смбат Спарапет. Судебник. Сост., пер. с древпеарм., предисл. и примеч. А. Г. Галстяна. Ереван, «Айпетрат», XL, 207 с. с ил.
1962
Византийская книга Эпарха. [Греческий текст и русск. пер.]. Вступит, ст., пер. и коммент. М. Я. Сюзюмова. М., Изд-во вост, л-ры, 295 с. с ил. (ПСИПЦВЕ)
1965
Эклога. Византийский законодательный свод VIII века. Вступит, ст., пер. и коммент. Е. Э. Липшиц. М., «Наука», 226 с. (ПСИНЦВЕ)
1969
Морской закон. Вступит, ст., пер. и коммент. М. Я. Сюзюмова. — АДСВ, [вып.] 6, с. 3—54.
1971
Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. (Тексты и исследования). Подгот. II. Н. Покровский. Под ред. и с предисл. С. О. Шмидта. М., изд. ГИМ, 181 с. с ил.
1978
Типик Григория Пакуриана. Пер., введение и коммент. В. А. Арутюповой-Фиданяп. Ереван, 250 с.
Памятники византийской науки
1956
Отрывок медицинского трактата Аэция из Амиды в списке X—XI века. Пер., предисл. и коммент. Е. Э. Грапстрем. — ВВ, [т.] IX, с. 159—169.
Анонимный географический трактат «Полное описание Вселенной и народов». Пер., примеч. и указатель С. В. Поляковой и И. В. Фелеп-ковской, ст. С. В. Поляковой. — ВВ, [т.] VIII, с. 277—305.
1960
Геопоники. Византийская сельскохозяйственная энциклопедия X века. Введение, пер. и коммент. Е. Э. Липшиц. М.—Л., Изд-во АП СССР, 376 с. с ил.
1971
Византийский медицинский трактат XI—XIV вв. (по рукописи Cod. Plat. VII, 19 Библиотеки Лоренцо Медичи во Флоренции). Предисл., пер. и коммент. Г. Г. Литаврина. — ВВ, [т.] 31, с. 249—301.
Фольклорные источники
1957
Греческие народные песни. Выбрал, перевел, коммент, сост. и послесл. написал В. Пейштадт. М., Гослитиздат, 303 с. с ил.
255
1960
Дигенис Акрит. (Византийская эпическая поэма). М., Изд-во АП СССР, 218 с. (ЛП)
Памятники художественной литературы
1953
Византийская сатира «Тимарион». Пер. С. В. Поляковой и И. В. Феленков-ской, предисл. Е. Э. Липшиц. — ВВ, [т.] VI, с. 357—386.
Георгий Гемист Плифон. Речи о реформах. Пер. и предисл. В. Т. Горя-нова. — Там же, с. 386—414.
1954
«История и восхваление венценосцев». Грузинский текст перевел, предисл. и примеч. снабдил К. С. Кекелидзе. Тбилиси, Изд-во АП ГрузССР, 112 с.
1958
«Пребывание Мазариса в подземном царстве». Пер. С. П. Кондратьева, предисл. и коммент. Т. М. Соколовой. — ВВ, [т.] XIV, с. 318—357.
1961
Поздняя греческая проза. Пер. с древпегреч. Сост., вступит, ст. и примеч. С. В. Поляковой. М., Гослитиздат, 695 с.
1964
Паллад Александрийский. Эпиграммы. Пер. и коммепт, Ю. Ф. Шульца. — ВВ, [т.] XXIV, с. 259—289.
1965
Византийская любовная проза. Пер. с греч., ст. и примеч. С. В. Поляковой. М.—Л., «Наука», 156 с. (ЛП)
1968
Памятники византийской литературы IV—IX вв. [Переводы]. Отв. ред. Л. А. Фрейберг. М., «Наука», 353 с.
1969
Памятники византийской литературы IX—XIV вв. [Переводы.] Отв. ред. Л. А. Фрейберг. М., «Паука», 463 с.
Стефанит и Ихнилат. Средневековая книга басен по русским рукописям XV—XVII вв. Изд. подгот. О. П. Лихачева и Я. С. Лурье. Пер. греч. текста Е. Э. Грапстрем и В. С. Шандровской. Л., «Наука», 251 с. с ил., факс (ЛП)
Эпиграммы Павла Силенциария и Македония Консула. (В пер. Л. В. Блу-мепау, Ф. А. Петровского, Д. С. Усова, Л. Г. Челпанова, Ю. Ф. Шульца). — ВВ, [т.] XXX, с. 292—311.
1972
Византийские легенды. Изд. подгот. и ст. написала С. В, Полякова. М., «Наука», 303 с. (ЛП)
256
1973
Памятники армянской агиографии. [Вып. I]. Сост. и пер. с древиеарм. К. Тер-Дивтян. Ереван, Изд-во АН АрмССР, 328 с.
1975
Царь Александр. [Поэма]. Пер. М. Е. Грабарь-Пассек.— В кн.: Античность и Византия. М., «Наука», с. 94—113.
Публикации смешанного характера
1951
Сборник документов по социально-экономической истории Византии. Отв. ред. Е. А. Косминский; ред. Б. Т. Горянов и Ф. М. Россейкин. М., Изд-во АН СССР, 320 с. с карт.
Источниковедческие работы Общие вопросы источниковедения
1955
Люблинская А. Д. Источниковедение истории средних веков. [Л.], Изд-во Лепингр. ун-та, 374 с.
Источники по истории Византии рассматриваются в главах I (с. 29—34), VI (с. 99—103) и XVIII (с. 263—277), написанных Е. Э. Гранстрем.
1967
История Византии. В 3 т. Отв. ред. С. Д. Сказкин. М., «Паука».
Обзоры источников: т. I, гл. 1 (с. 6—65); т. II, гл. 1 (с. 7—12); т. III, гл. 1 (с. 5—14).
1975
Фрейберг Л. А. Античное литературное наследие в византийскую эпоху. — В кн.: Античность и Византия. М., «Наука», с. 5—52.
Исследования нарративных источников
1945
Левченко М. В. Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи V—VI вв. — ВС, с. 12—95.
Шангин М. А. Византийские политические деятели первой половипы X в. — Там же, с. 228—248.
Анализ и публикация памятника «Хиросфакт, или Ненавистник чародейства» (с. 236—241 —греч. текст, с. 241—246 — русск. пер., с. 246— 248 — примеч.).
1947
Манандян Я. А. Когда и кем была составлена «Армянская география», приписываемая Моисею Корейскому? — ВВ, [т.] I (XXVI), с. 127—143.
Пигулевская И. В. Византийская дипломатия и торговля шелком в А7"— VII вв. — Там же, с. 184—214.
47 Проблемы источниковедения 257
1949
Горянов Б. Т. Неизданный анонимный византийский хронограф XIV в. —-ВВ, [т.] II (XXVII), с. 276—293.
Малхасянц С. С. Историк Себеос (Аноним и Марабас Мцурпийский).— Там же, с. 94—105.
Пигулевская Н. В. Первоисточники истории кутпито-хпмьяритских войн, — Там же, с. 74—93.
1950
Левченко М. В. Византийский историк Агафий Миринейский и его мировоззрение. — ЯЯ, [т.] Ill (XXVIII), с. 62—84.
Липшиц Е. Э. Никифор и его исторический труд. — Там же, с. 85—105. Успенский К. Н. Очерки по истории иконоборческого движения в Византийской империи в VIII—IX вв. Феофан и его Хронография.— Там же, с. 393—438.
1951
Левченко М. В. Ценный источник по вопросу русско-византийских отношений в X веке («Записка греческого тонарха»). — ВВ, [т.]. IV (XXIX), с. 42—72.
Пигулевская Н. В. Византия на путях в Индиго. Из истории торговли Византии с Востоком в IV—VI вв. М.—Л., Изд-во АИ СССР, 412 с. с ил., карт.
Пигулевская И. В. К вопросу об организации и формах торговли и кредита в ранней Византии. — ВВ, [т.] IV, с. 84—90.
Удальцова 3. В. Византийский историк Критовул о южных славянах и других пародах Балканского полуострова в XV веке. — Там же, с. 91—121.
Успенский К. Н. Очерки по истории иконоборческого движения... [окончание].— Там же, с. 211—262.
1952
Карышковский П. О. К вопросу о первоисточниках по истории походов Святослава.—КСИС, вып. 9, с. 53—61.
Липшиц Е. Э. Павликиапское движение в Византии в VIII и первой половине, IX в, —ВВ, [т.] V (XXX), с. 49—72.
Степанов А. С. Труд Дуки как источник по истории восстания Берклиджи Мустафы начала XV в. — Там же, с. 99—104.
1953
Левченко М. В. Произведения Константина Багрянородного как источник по истории Руси в первой половине X в. — ВВ, [т.] VI (XXXI), с. 11—35.
Смирнов Н. А. Историческое значение русской «Повести» Нестора Искандера о взятии турками Константинополя в 1453 г. — ВВ, [т.] VII (XXXII), с. 50—71.
1954
Пигулевская Н. В. Греко-сиро-арабская рукопись IX века. — ПС, вып. 1 (64), с. 59—90.
1956
Кусикъян И. К. О русском переводе «Истории Армении» Фауста Византийского. — ВВ, [т.] IX (XXXIV), с. 203—207.
Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., Изд-во АН СССР, 533 с. с карт.
258
Наследова Р. А. Ремесло и торговля в Фессалонике конца IX—начала X в. по данным Иоанна Камепиаты.— ВВ, [т.] VIII (XXXIII), с. 61—84. Пигулевская Н. В. Производство шелка в Византии и Иране в IV в.— ВВ, [т.] X (XXXV), с. 3—8.
Удальцова 3. В. Крупное светское и церковное землевладение в Италии VI в. — ВВ, [т.] IX (XXXIV), с. 78—116.
1957
Веселаго Е. Б. Историческое сочинение Лаоника Халкокопдила. (Опыт литературной характеристики). — ВВ, [т.] XII (XXXVII), с. 203—217.
Удальцова 3. В. К вопросу о социально-политических взглядах византийского историка XV в. Критовула. — Там же, с. 172—197.
1958
Веселаго Е. В. Еще раз о Лаопике Халкокондиле и его историческом труде. — ВВ, [т.] XIV (XXXIX), с. 190—199.
Клибанов А. И. К изучению биографии и литературного наследия Максима Грека. — Там же, с. 148—174.
Шангин М. А., Вишнякова А. Ф. Из комментария к «Записке греческого топарха». — Там же, с. 99—102.
Шангин М. А., Вишнякова А. Ф. Существовала ли «Внешняя Русь»? — Там же, с. 97—98.
1959
Бартикян Р. М. Относится ли прозвище Ttapabouvapi? к магистру Василию в памятной записи монаха Феодула (1059)? — Изв. АН АрмССР, № 8, с. 80—86.
Фрейденберг М. М. Труд Иоанна Киппама как исторический источник. — ВВ, [т.] XVI, с. 29—51.
1960
Веселаго Е. Б. К вопросу об общественно-политических взглядах и мировоззрении византийского историка XV в. Лаоника Халкокопдила. — Вестник Московск. уп-та, Ист. науки, № 1, с. 43—49.
1961
Бартикян Р. М. Источники для изучения истории павликиапского движения. Ереван, Изд-во All АрмССР, 218 с.
Бартикян Р. М. Петр Сицилийский и его «История павликиан». — ВВ, [т.] XVIII, с. 323—358.
Пер. памятника — с. 330—358.
Бартикян Р. М. Некоторые уточнения к переводу сочинения Иоанна Каме-пиаты «Взятие Фессалоники». — ВВ, [т.] XIX, с. 315—319.
Гумилев Л. II. Великая распря в Первом Тюркском каганате в свете византийских источников. — ВВ, [т.] XX, с. 75—89.
Половой II. Я. К вопросу о первом походе Игоря против Византии. (Сравнительный анализ русских и византийских источников). — ВВ, [т.] XVIII, с. 85—104.
Удальцова 3. В. Рабство и колонат в византийской Италии во второй половине VI—VII в. (Преимущественно по данным равеннских папирусов) . — В кп.: Византийские очерки. М., «Наука», с. 93—120.
1962
Пигулевская II. В. Византийские историки об арабах V в. — ПС, вып. 7 (70), с. 89-100.
17*
259
Самодурова 3. Г. К вопросу о малых византийских хрониках. (По рукописям московских собраний). — ВВ, [т.] XXI, с. 127—147.
1963
Любарский Я. II. Замечания к хронологии XI книги «Алексиады» Анны Комниной. — ВВ, [т.] XXIII, с. 47—56.
1964
Любарский Я. Н. Об источниках «Алексиады» Анны Комниной. — ВВ, [т.] XXV, с. 99—120.
Пигулевская Н. В. Арабы у границ Византии и Ирана в IV—VI вв. М.—Л., «Наука», 336 с. с ил., карт.
Пигулевская II. В. Политика Византии па Эритрейском море. — ПС, вып. И (74), с. 74—93.
1965
Гумилев Л. Н. Биография тюркского хана в «Истории» Феофилакта Симокатты и в действительности. — ВВ, [т.] XXVI, с. 67—76.
Синицына II. В. Послание Максима Грека Василию III об устройстве Афонских монастырей (1518—1519 гг.). — Там же, с. НО—136.
1966
Кучма В. В. Византийские военные трактаты VI—X вв. как источники по истории военного искусства Визаптийской империи. — АДСВ, [вып.] 4, с. 31—56.
1967
Кечакмадзе Н. II. Грамматико-логический трактат Иоанна Итала. — ВВ, [т.] XXVII, с. 197—205.
Кучкин В. А. Один из источников Еллинского летописца второго вида. — Там же, с. 319—324.
Литаврин Г. Г. Пселл о причинах последнего похода русских па Константинополь в 1043 г. — Там же, с. 71—86.
Самодурова 3. Г. Малые византийские хроники и их источники. — Там же, с. 153—161.
1968
Литаврин Г. Г.'О nfamos той %exaup.evou о ех&ро« тт)? ‘Pwfiavlac (реплика).— ВВ, [т.] XXVIII, с. 151—158.
1969
Арутюнова В. А. К вопросу об «avftpwrcoi» в «Типике» Григория Паку-риана. — ВВ, [т.] XXIX, с. 63—76.
Литаврин Г. Г. Еще раз о походе русских на Византию в июле 1043 г. — Там же, с. 105—107.
Пигулевская Н. В. Сирийская хроника Псевдо-Дионисия Тельмахрского и византийская историография. — ПС, [вып.] 19(82), с. 118—126.
1971
Кучма В. В. Командный состав и рядовые стратиоты в фемном войске Византии в конце IX—X в. — В кн.: Византийские очерки. М., «Наука», с. 86—97.
Фонкич Б, Л. Русский автограф Максима Грека. — ИСССР, № 3, с. 153— 158.
Юзбашян К. Н. К происхождению имени «павликиане», — В кп.: Византийские очерки, с. 213—235.
260
1972
Брюсова В. Г. Русско-византийские отношения середины XI века. — ВИ, № 3, с. 51—62.
Гусейнов Р. А. Сирийские источники по истории Византии. — ВВ, [т.] 33, с. 120—128.
Кучма В. В. «Тактика Льва» как исторический источник. — Там же, с. 75— 87.
Кучма В. В. К вопросу о критериях достоверности сведений «Тактики Льва». — АДСВ, [вып.] 8, с. 89—94.
Удальцова 3. В. Мировоззрение византийского историка V в. Приска Па-нийского. — ВВ, [т.] 33, с. 47—74.
1973
Гусейнов Р. А. Сирийский Аноним 1234 г. о Византии и ее соседях. — АДСВ, [вып.] 10, с. 146—150.
Карпов С. П. Трапезундская империя в византийской исторической литературе XIII—XV вв. — ВВ, [т.] 35, с. 154—164.
Курбатов Г. Л. Либаний об Иране. — АДСВ, [вып.] 10, с. 88—94.
Кучма В. В. Военно-экономические проблемы византийской истории на рубеже IX—X вв. по «Тактике Льва». — Там же, [вып.] 9, с. 102—ИЗ.
Кучма В. В. Из истории византийского военного искусства на рубеже IX— X вв. Лагерное устройство. — Там же, [вып.] 16, с. 259—262.
Мамедова Ф. Д. О хронологической системе «Истории албан» Мовсеса Кагапкатваци. — ВВ, [т.] 35, с. 181—186.
Медведев И. П. Политическая экономия Георгия Гемиста Плифона. — ВВ, [т.] 34, с. 88—96.
Удальцова 3. В. Философские труды Виссариона Никейского и его гуманистическая деятельность в Италии. — ВВ, [т.] 35, с. 75—90.
Фихман И. Ф. AD Р. OXY, XXXVI, 2780. — АДСВ, вып. 10, с. 76-79.
Чичуров И. С. Феофан — компилятор Феофилакта Симокатты. — Там же, с. 203—206.
Юзбашян К. И. К хронологии правления Гагика I Багратупи. — Там же, с. 195—197.
1974
Медведев И. П. К вопросу об источниках «Жизнеописания Иоанна Кан-такузина». — ВВ, [т.] 36, с. 145—146.
Удальцова 3. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии (по данным историков IV—VII вв.). — М., «Наука», 351 с.
1975
Курбатов Г. Л. История Византии (историография). Л., Изд-во Лепингр. ун-та.
На с. 13—25 в историографическом аспекте рассматриваются нарративные сочинения XV—XVI вв.
Миллер Т. А. Михаил Пселл и Дионисий Галикарнасский. — В кн.: Античность и Византия. М., «Наука», с. 140—155.
Творогов О. В. Древнерусские хронографы. Л., «Наука», 320 с.
1976
Кривов М. В. «Архонт Крикорахис» и Григорий Мамиконян. — ВВ, [т.] 37, с. 45—47.
Любарский Я. Н. Пселл в отношениях с современниками. (Опыт характеристики личности). —Там же, с. 98—113.
261
Медведев И. П. Экспертиза подлинности патристических текстов на Флорентийском соборе.—ВИД, [т.] VIII, с. 274—285.
Пигулевская Н. В. Сирийская хроника VI в. о славянских племенах. — В кн.: Пигулевская II. В. Ближний Восток, Византия, славяне. Л., «Наука», с. 149—152.
Пигулевская Н. В. Хроника Псевдо-Дионисия Тельмахрского о Южной Аравии. — Там же, с. 110—130.
Пигулевская Н. В. Хронография Феофана и сирийские хроники. — Там же. с. 152—161.
Пиотровская Е. К. О времени перевода «Летописца вскоре» константинопольского патриарха Никифора па славянский язык. — ВИД, [т.] VII, с. 101—118.
Удальцова 3. В. Жизнь и деятельность Виссариона Никейского. — ВВ, [т.] 37, с. 74—97.
Чичуров И. С. Феофан Исповедник — компилятор Прокопия. — Там же, с. 62—73.
1977
Карпов С. П. Трапезупдская империя и русские земли. — ВВ, [т.] 38, с. 38—47.
Кривов М. В. «Эфиопия» в «Откровении» Псевдо-Мефодия Патарского. — Там же, с. 120—122.
Кучма В. В. Из истории византийского военного искусства па рубеже IX—X вв. Подготовка и проведение боя. — Там же, с. 94—101.
Медведев И. П. К вопросу о социальной терминологии Морейской хроники. — В кп.: Византийские очерки. М., «Наука», с. 138—148.
Пиотровская Е. К. «Летописец вскоре» константинопольского патриарха Никифора и «Учение о числах» Кирика Новгородца. — Там же, с. 216—224.
Сахаров А. Н. Поход Руси па Константинополь в 907 г. — ИСССР, № 6, с. 72—103.
Синицына Н. В. Максим Грек в России. М., «Наука», 332 с.
Удальцова 3. В. Отклики па завоевание Константинополя турками в Русском государстве. — ВВ, [т.] 38, с. 19—29.
1978
Джапаридзе Г. И. О термине «иперпир» в Синодике Иверского монастыря на Афоне. — ВВ, [т.] 39, с. 180—181.
Любарский Я. II. Михаил Пселл. Личность и творчество. К истории византийского предгуманизма. М., «Наука», 283 с.
Документальное (актовое и юридическое) источниковедение
1945
Липшиц Е. Э. Византийское крестьянство и славянская колонизация (преимущественно по данным Земледельческого закопа). — ВС, с. 96—143.
1950
Пигулевская Н. В. Законы химьяритов. — ВВ, [т.] Ill (XXVIII), с. 51—61.
1952
Левченко М. В. Русско-византийские договоры 907 и 911 гг. — ВВ, [т.] V (XXX), с. 105—126.
262
1953
Сювюмов М. Я. О социальной сущности законодательства «Василии». — ВВ, [т.] VI (XXXI), с. 72-87.
1956
Перетерский И. С. Дигесты Юстиниана. (Опорки по истории составления и общая характеристика). М., Госюриздат, 131 с.
1958
Липшиц Е. Э. Несколько замечаний о Василиках как источнике. — ВВ, [т.] XIV, с. 76—80.
Сюзюмов М. Я. Василики как источник для внутренней истории Византии. — Там же, с. 67—75.
1961
Бартикян Р. М. Критические заметки о завещании Евстафия Воилы (1059 г.). — ВВ, [т.] XIX, с. 26-37.
1962
Бартикян Р. М. О значении завещания Евстафия Воилы (1059 г.) для изучения истории Армении и Грузии в эпоху византийского владычества (XI в.). — Тр. XXV Междунар. конгресса востоковедов. Т. I. М., Изд-во АН СССР, с. 542—547.
1964
См станин В. А. Византийское крестьянство в терминологии греческих актов XIII—XV вв, — АДСВ, [вып.] 2, с. 24—59.
1965
Фихман И. Ф. Египет на рубеже двух эпох. М., «Наука», 308 с.
1969
Липшиц Е. Э. К истории «Земледельческого закона» в Византии и в средневековых балканских государствах. — ВВ, [т.] XXIX, с. 53—62.
Медведев И. П. О подделке византийских документов в XVI в. — ВИД, [т.] II, с. 277—286.
1970
Лебедева Г. Е. Рапневизаптийское законодательство о рабах. — XXIII Гер-цеповские чтения. Тез. докл. Л., изд. ЛГПИ, с. 117—119.
Медведев И. П. Византийская дипломатика в свете некоторых новейших исследований. — ВИД, [т.] III, с. 360—370.
1971
Кучма В. В. Хбцо; атраткопхб; (К вопросу о связи трех памятников византийского военного права). — ВВ, [т.] 32, с. 276—284.
Липшиц Е. Э. К истории закрепощения византийского крестьянства в VI в. (Эволюция законодательства о колонате в 505—582 гг. н. э.).— В кн.: Византийские очерки. М., «Наука», с. 98—124.
Литаврин Г. Г. Относительные размеры и состав имущества провинциальной византийской аристократии во второй половине XI в. (По материалам завещаний). — Там же, с. 152—168.
Щапов Я. И. Устав кпязя Ярослава и вопрос об отношении к византийскому наследию на Руси в середине XI в. — ВВ, [т.] 31, с. 71—78.
263
1972
Каштанов С. М. О процедуре заключения договоров между Византией и Русью в X в. — В кн.: Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., «Наука», с. 209—215.
1973
Лебедева Г. Е. Кодексы Феодосия и Юстиниана об источниках рабства. — ВВ, [т.] 35, с. 33—50.
Липшиц Е. Э. Особенности финальной формулы некоторых законодательных актов ранней Византии. — ВИД, [т.] V, с. 286—297.
Липшиц Е. Э. Продажа класм и протимезис. (Из комментария к Пире, 2, 2). — АДСВ, [вып.] 10, с. 105—108.
Никоя Р. Г. К вопросу о времени перевода византийской Синтагмы XIV титулов без толкований в Древней Руси. — Там же, с. 308—311.
Чекалова А. А. О датировке актов Калопидия. — Там же, с. 225—228.
1974
Лебедева Г. Е. Кодексы Феодосия и Юстиниана об источниках рабства [окончание]. — ВВ, [т.] 36, с. 31—44.
Лебедева Г. Е. Эволюция терминов, обозначавших рабов, в рапневизаптий-ском законодательстве. — В кп.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Сб. 1. Л., Изд-во Лепипгр. ун-та, с. 95—106.
Липшиц Е. Э. Византийское право в период между Эклогой и Прохиро-пом. — ВВ, [т.] 36, с. 45—73.
Ювбашян К. II. Завещание Евстафия Воилы и вопросы фемной администрации «Иверии». — Там же, с. 73—82.
1976
Липшиц Е. Э. Право и суд в Византии в IV—VIII вв. Л., «Наука», 229 с. Литаврин Г. Г. Провинциальный византийский город на рубеже XII— XIII вв. (по материалам налоговой описи Лампсака). — ВВ, [т.] 37, с. 17—29.
Медведев И. П. Ревизия византийских документов на Руси в конце XIV в. — ВИД, [т.] VII, с. 289—297.
Фихман И. Ф. Оксиринх — город папирусов. М., «Наука», 344 с.
Щапов Я. II. Рецепция сборников византийского права в средневековых балканских государствах. — ВВ, [т.] 37, с. 123—129.
1977
Лебедева Г. Е. Ранневизаптийское законодательство о ветеранах (по данным кодексов Феодосия и Юстиниана). — В кп.: Византийские очерки. М., «Наука», с. 149—157.
Медведев И. П. Договор Византии и Генуи от 6 мая 1352 г. — ВВ, [т.] 38, с. 161—172.
Щапов Я. Н. Прохироп в восточнославянской письменности. — Там же, с. 48—58.
1978
Карпов С. П. Венецианско-трапезундский конфликт 1374—1376 гг. и неизвестный мирный договор 1376 г. — ВВ, [т.] 39, с. 102—109.
Щапов Я. И. Византийское и южнославянское правовое наследие па Руси в XI—XIII вв. М., «Паука», 291 с.
264
Исследования памятников эпистолографии
1947
Шангин М. А. Письма Арефы — новый источник о политических событиях в Византии 931—939 гг. — ВВ, [т.] I (XXVI), с. 235—260.
1957
Меликсет-Век Л. М. Graeco-Byzantina в древнеармянском Liber epistolarum. — ВВ, [т.] XII, с. 263—269.
1969
Сметанин В. А. Перечень изданий поздневизантийских писем. — АДСВ, [вып.] 6, с. 176—203.
1970
Сметанин В. А. Эпистолография. Свердловск, Изд-во Уральского ун-та, 181 с.
1973
Любарский Я. Н. Византийский монах XI в. Илья. (По материалам переписки Михаила Пселла). — АДСВ, [вып.] 10, с. 198—202.
Сметанин В. А. Об объеме эпистолярного наследия поздневизантийских авторов. — Там же, с. 297—303.
1974
Попова Т. В. Византийская эпистолография. — В кн.: Византийская литература. М., «Наука», с. 181—230.
1978
Медведев И. П. Некоторые сведения о греческих и латинских рукописях в неизданной корреспонденции Льва Алляция. — ВВ, [т.] 39, с. 114— 123.
Исследования памятников картографии
1965
Чудиновских Э. И. Греческие портулапы как источник по истории торговых путей Центрального и Восточного Средиземноморья XII—XV вв. — АДСВ, [вып.] 3, с. 61—85.
Исследования памятников византийской науки
1949
Липшиц Е. Э. Византийский ученый Лев Математик. (Из истории византийской культуры в IX в.). — ВВ, [т.] II (XXVII), с. 106—149.
1956
Марушвили Л. И. Вахушти Багратиопи, его предшественники и современники. Географические труды и путешествия. М., Географгиз, 136 с. с. ил., карт.
265
Изучение фольклорных источников
1956
Щандровская В. С. Византийская басня «Рассказ о четвероногих» (XIV в.). — ВВ, [т.] IX, с. 211—249.
Шандровская В. С. Византийская басня «Рассказ о четвероногих» (XIV в.). Художественные особенности и язык памятника. — ВВ, [т.] X, с. 181—194.
1958
Кузьмина В. Д. Поэтическая стилистика греческих поэм о Дигенисе и русских списков «Девгениева деяния». — ТОДРЛ, т. XV, с. 73—77.
1962
Кузьмина В. Д. Девгениево деяние. (Деяние прежних времен храбрых человек). М., Изд-во АН СССР, 256 с. с факс.
В прил. (с. 143—184): реконструкция текста памятника.
1964
Вартикян Р. М. Заметки о византийском эпосе о Дигенисе Акрите. — ВВ, [т.] XXV, с. 148—166.
1973
Полякова С. В. Фольклорный сюжет о счастливом глупце в некоторых памятниках агиографии VIII в. — ВВ, [т.] 34, с. 130—136.
1974
Попова Т. В. Византийский народный и книжный эпос. — В кн.: Византийская литература. М., «Наука», с. 77—121.
Исследования произведений художественной литературы
1945
Вишнякова А. Ф. К вопросу о культуре и просвещении болгар в XIV в. — ВС, с. 256—259.
1947
Горянов Б. Т. Первая гомилия Григория Паламы как источник к истории восстания зилотов. — ВВ, [т.] I (XXVI), с. 261—266.
1950
Капанадзе Д. Г. Так называемые «Грузинские подражания трапезундским аспрам». — ВВ, [т.] Ill (XXVIII), с. 201-210.
1951
Липшиц Е. Э. К вопросу о светских течениях в Византийской культуре IX в. (Касия). — ВВ, [т.] IV (XXIX), с. 132-148.
1953
Мещерский Н. А. «Рыдание» Иоанна Евгеника и его древнерусский перевод. — ВВ, [т.] VII, с. 72—86.
266
1956
Данелия С. И. К вопросу о личности Псевдо-Дионисия Арсопагита. — ВВ, [т.] VIII, с. 377—384.
Ернштедт П. В. К коптскому тексту романа об Александре. — ВВ, [т.] X, с. 178—180.
Меликсет-Бек Л. М. К вопросу о датировке Псевдо-Исааковых памфлетов в греко-визаптийской литературе. — ВВ, [т.] VIII, с. 208—222.
Мещерский Н. А. Древнерусская повесть о взятии Царьграда фрягами как источник по истории Византии. — ВВ, [т.] IX, с. 170—185.
Нуцубидзе Ш. И. К происхождению греческого романа «Варлаам и Иоасаф». (Сравнит, анализ греч. и груз, текстов). Тбилиси, Изд-во АН ГрузССР, 246 с.
1957
Алиев Г. Ю. Ранние христианские источники легенды о Хосрово и Ширин. — СВост, № 6, с. 87—96.
Пигулевская Н. В. Сирийский сборник агиологических памятников и легенд. — ТрГПБ, т. 2 (5), с. 17—20.
1958
Полякова С. В. ’Еуш ota tov Xpta-rov тои<; toi/ou? riqpw. (О некоторых особенностях раннемонашоской идеологии и быта согласно «Лавсаику» Палладия и сочинениям Василия Великого).—ВВ, [т.] XIV, с. 185— 189.
1959
Любарский Я. И. Критский поэт Стефан Сахликис. — ВВ, [т.] XVI, с. 65— 81.
1960
Меликсет-Бек Л. М. Об армяпо-грузино-латияо-русской версиях греческих гомилий, связываемых с именем Иоанна Златоуста. — ВВ, [т.] XVII, с. 70-77.
Мещерский И. А. К вопросу о византийско-славянских литературных связях. — Там же, с. 57—69.
Пуцубидзе Ш. И. К происхождению греческого романа «Варлаам и Иоасаф». (Обзор критических замечаний). — Там же, с. 250—257.
1961
Меликсет-Бек Л. М. Из истории армяно-византийских отношений. («Мав-рикиевы легенды» в памятниках культуры древней Армении). — ВВ, [т.] XX, с. 64—74.
Нуцубидзе Ш. И. О начальных источниках «Книги о причинах» (Liber de causis). — Там же, с. 156—163.
1963
Воронин Н. Н. «Житие Леонтия Ростовского» и византийско-русские отношения второй половины XII в. — ВВ, [т.] XXIII, с. 23—46.
1964
Мещерский Н. А. К истории текста славянской книги Еноха. — ВВ, [т.] XXIV, с. 91—108.
1965
Мещерский II. А. К вопросу об источниках славянской книги Еноха.-%СИНА, вып. 86. с. 75—78,
1969
Бегунов 10. К. К изучению истории текста «Беседы па новоявившуюся ересь Богомилу» болгарского писателя X в. Козмы Пресвитера. — ВВ, [т.] XXX, с. 166—189.
Иванов А. И. Литературное наследие Максима Грека. Характеристика. Атрибуции. Библиография. Л., «Паука», 248 с. с ил.
Полякова С. В. К вопросу о датировке романа Евматия Макремволита. — ВВ, [т.] XXX, с. 113—123.
Прохоров Г. М. Публицистика Иоанна Кантакузипа 1367—1371 гг. — ВВ, [т.] XXIX, с. 318—341.
Соколова Т. М. Михаил Аплухир и ого «Acafiaxtov» — ВВ, т. XXX, с. 124— 131.
1970
Белоброва О. А., Творогов О. В. Переводная беллетристика XI—XIII вв.— В кп.: Истоки русской беллетристики. Л., «Паука», с. 142—194.
1971
Аревшатян С. С. Некоторые вопросы датировки армянских грекофильских переводов VI века. (К истории армяно-византийских литературных связей). — ВОН, № 3, с. 70—84.
Брюсова В. Г., Щапов Я. Н. Новгородская легенда о Мапуиле, царе греческом.— ВВ, [т.] 32, с. 85—103.
Мещерская Е. Н. К изучению сирийских источников и греко-славянских версий апокрифических легенд (па материале сказаний об Авгаре).— ПС, вып. 23 (86), с. 168—172.
Полякова С. В. Из истории греческого романа в Византии. («Эфиопика» Гелиодора в толковании Филиппа Философа и Иоанна Евгеника). — ВВ, [т.] 31, с. 243—248.
Полякова С. В. Экфраза XII месяцев Евматия Макремволита. — ПС, вып. 23 (86), с. 114—124.
Поляковская М. А. О памфлете Николая Кавасилы. — АДСВ, [вып.] 7, с. 149—159.
1972
Белоброва О. А. Кипрский цикл в древнерусской литературе. — Л., «Паука», 111 с. с ил.
1973
Гранстрем Е. Э. «Diphthera»—диффера — «малая разница» или «книга»? — АДСВ, [вып.] 10, с. 158—160.
Каухчишвили С. Г. Происхождение романа «Варлаам и Иоасаф». Вопрос об авторе романа. — Там же, с. 64—66.
Полякова С. В. Ахилл Татий у Симеона Метафраста. — Там же, с. 267—269.
Поляковская М. А. Эпкомии Николая Кавасилы как исторический источник.— АДСВ, [вып.] IX, с. 77—88.
Поляковская М. А. Толкование повести «Лукий, или Осел» Алексеем Мак-ремволитом. — ВВ, [т.] 34, с. 137—140.
1974
Византийская литература. Сб. ст. под ред. С. С. Аверинцева. М., «Наука», 263 с.
Гранстрем Е. Э. Иоапп Златоуст в древней русской и южнославянской письменности (XI—XIV вв.). — ТОДРЛ, т. 29, с. 186—193.
268
1975
Брагинская Н. В. Эоп в «Похвальном слове Константину» Евсевия Кесарийского. — В кн.: Античность и Византия. М., «Наука», с. 286—306. Дерюгин А. А. Вергилий в древнем славянском переводе Хроники Иоанна Малалы. — Там же, с. 351—362.
Миллер Т. А. Мефодий Олимпский и традиция платоновского диалога,— Там же, с. 175—194.
Попова Т. В. Античная биография и византийская агиография. — Там же, с. 218—266.
Фрейберг Л. А., Грабаръ-Пассек М. Е. Византийская поэма об Александре Македонском XIV в. — Там же. с. 90—93.
1976
Пигулевская Н. В. Мартирий Кириака Иерусалимского. — В кн.: Пигулевская Н. В. Ближний Восток, Византия, славяне. Л., «Паука», с. 186— 217.
Пигулевская Н. В. Сирийский текст и греческий перевод мартирия Тарбо. — Там же, с. 222—227.
Полякова С. В. К вопросу о византино-французских литературных связях. («Повесть об Исмини и Исмипии» Евмафия Макремволита и «Роман о Розе» Гийома де Лоррис). — ВВ, [т.] 37, с. 114—122.
1977
Белоброва О. А. О «Книге Паломник» Антония Новгородского. — В кн.: Византийские очерки. М., «Паука», с. 225—235.
1978
Пиотровская Е. К. О III русской редакции повести об Акире Премудром. — ВИД, [т.] X, с. 323-327.
Источниковедческое изучетше памятников изобразительного искусства и архитектуры
1947
Лазарев В. Н. История византийской живописи, т. 1. М., «Искусство», 456 с.+49 л. ил.
1948
Лазарев В. П. История византийской живописи, т. 2. М., «Искусство», 39 с.+ 356 л. ил.
1949
Брунов Н. И. Архитектура Константинополя IX—XII вв. — ВВ, [т.] II (XXVII), с. 150—214.
1950
Лазарев В. Н. Царьградская лицевая псалтирь XI в. — ВВ, [т.] III (XXVIII), с. 211—217.
1951
Лазарев В. И. Новые памятники византийской живописи XIV в. — ВВ, [т.] IV, с. 122—131.
Матье М., Ляпунова К. Художественные ткани коптского Египта. М,—Л., «Искусство», 232 с. с ил.
269
1952
Афанасьев К. II. Геометрический анализ храма св. Софии в Константинополе. — ВВ, [т.] V, с. 207—215.
Банк А. В. Восточный сосуд с греческой надписью. (К истории культурных взаимоотношений Византии и Египта в XIII—XIV вв.).— Там же, с. 191—202.
Гюзалъян JI. Т. Приложение к статье А. В. Банк «Восточный сосуд с греческой надписью». — Там же, с. 202—206.
Лазарев В. Н. Новый памятник Константинопольской миниатюры XIII в. —-Там же, с. 178—190.
1953
Лазарев В. Н. Новый памятник станковой живописи XII в. и образ Георгия-воина в византийском и древнерусском искусстве. — ВВ, [т.] VI, с. 186—222.
Лазарев В. Н. Фрески Кастельсеприо. (К критике теории Вейцмана о «Македонском Ренессансе»). — ВВ, [т.] VII, с. 359—378.
Лазарев В. II. Этюды о Феофане Греке. — Там же, с. 244—258.
Николаев А. II. Современное состояние памятников византийского зодчества в Стамбуле. — Там же, с. 146—160.
1956
Амиранашвили Ш. Я. Бека Опизари. Грузинский золотоваятель XII—начала XIII в. Тбилиси, 57 с.+ 55 ил.
Банк А. В. Гемма с изображением Соломона. — ВВ, [т.] VIII, с. 331—337.
Банк А. В. Старые находки из Херсонеса в свете некоторых новых данных. — ВВ, [т.] IX, с. 186—192.
Банк А. В. Выставка византийских материалов в Государственном Эрмитаже. — ВВ, [т.] XI, с. 340—348.
Матье М. Э. Экспозиция памятников культуры и искусства коптского Египта в Государственном Эрмитаже. — Там же, с. 348—351.
Лазарев В. Н. Новые данные о мозаиках и фресках Софии Киевской. — Там же, с. 161—177.
Лазарев В. Н. Феофап Грек и его школа. М., «Искусство», 135 с. с ил.
Лазарев В. Н. Этюды о Феофане Греке. [Ч.] II. — ВВ, [т.] VIII, с. 143— 165; [ч.] III. — ВВ, [т,] IX, с. 193—210.
Якобсон А. Л. Армянская средневековая архитектура в Крыму. — ВВ, [т.] VIII, с. 166—191.
1958
Банк А. В. Византийские серебряные изделия XI—XII вв. в собрании Эрмитажа. — ВВ, [т.1 XIII, с. 211—221; [т.] XIV, с. 234—242.
Кауфман С. А. Из истории Софии Константинопольской. — ВВ, [т.] XIV, с. 200—233.
Корзухина Г. Ф. О памятниках «корсупского дела» на Руси. (По материалам медного литья). — Там же, с. 129—137.
Якобсон А. Л. К истории русско-корсунских связей (XI—XIV вв.).— Там же, с. 116—128.
1959
Банк А. В. Несколько византийских камей из собрания Государственного Эрмитажа. — ВВ, [т.] XVI, с. 206—215.
Лазарев В. II. Повые данные о мозаиках и фресках Софии Киевской. Групповой портрет семейства Ярослава. — ВВ, [т.] XV, с. 148—169.
Левицкая В. И. О некоторых вопросах производства пабора мозаик Софии Киевской. — Там же, с. 170—184.
Шелковников В. А. Стекло Киевской Руси X—• XIII веков.--» ВВ, [т.1 XVI, с. 114М26,
1960
Белоброва О. А. Статуя византийского императора Юстиниана в древнерусских письменных источниках и иконографии. — ББ, [т.] XVII, с. 114—123.
Лазарев В. И. Мозаики Софии Киевской. М., «Искусство», 213 с. с ил.
В прил. (с. 159—192): Белецкий А. А. О греческих надписях на мозаиках.
1961
Антонова В. И. К вопросу о первоначальной композиции иконы Владимирской богоматери. — ВВ, [т.] XVIII, с. 198—205.
Джанполадян Р. М. Два стеклянных сосуда из Повогрудка. — ВВ, [т.] XIX, с. 166—171.
Измайлова Т. А. Армянская рукопись, написанная в Генуе в 1325 г., и ее серебряный оклад 1347 г. — ВВ, [т.] XX, с. 243—258.
Лихачева В. Д. Четвероевангелие XI в. в собрании Ленинградской Публичной библиотеки. — ВВ, [т.] XIX, с. 144—153.
Мацулевич Л. А. Мозаики Бир-аль-Кута и Пицунды. — Там же, с. 138— 143.
Щапова 10. Л. Древнерусские стеклянные изделия как источник для истории русско-византийских отношений в XI—XII вв. — Там же, с. 60— 75.
1964
Голейзовский И. К. Заметки о творчестве Феофана Грека.—ВВ, [т.] XXIV, с. 139—149.
Залесская В. II. Часть бронзового креста-складня из Херсонеса. — ВВ, [т.] XXV, с. 167—175.
1965
Голейзовский II. К. «Послание иконописцу» и отголоски исихазма в русской живописи на рубеже XV—XVI вв. — ВВ, [т.] XXVI, с. 219—238.
1967
Джанполадян Р. М. Новые материалы по истории византийского стеклоделия. — ВВ, [т.] XXVII, с. 248—257.
Измайлова Т. А. Образ богини в армянских миниатюрах XI в. — Там же, с. 206—228.
Хускивадзе Л. 3. Византийская пластина слоновой кости из церкви Ко-рого. — Там же, с. 258—267.
Шуринова Р. Д. Коптская ткань V—VI вв. с изображением святого. — Там же, с. 243—247.
1968
Гуревич Ф. Д., Джанполадян Р. М., Малевская М. В. Восточное стекло в Древней Руси. Л., «Наука», 26+14 табл.
Овчинникова Е. С. Миниатюрная мозаика из собрания ГИМ. — ВВ, [т.] XXVIII, с. 207—224.
Якобсон А. Л. К изучению раннесредневековой болгарской архитектуры (армянские параллели). — Там же, с. 195—206.
1969
Банк А. В. Два памятника мелкой пластики из Фессалоники. — ВВ, [т.] XXIX, с. 265—268.
Вздорнов Г. И. Иллюстрации к хронике Георгия Амартола. — ВВ, [т.] XXX, с. 205—225.
271
Голейзовский Н. К. Исихазм и русская живопись XIV—’XV вв. — ВВ, [т.] XXIX, с. 196—210.
Измайлова Т. А. К вопросу об иллюстрациях рукописи греч. 210 ГИБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. — ВВ, [т.] XXX, с. 190—194.
Постникова-Лосева М. М. К вопросу об отражении византийской художественной культуры в золотом и серебряном деле Древней Руси. (Серебряный оклад иконы Дмитрия Солунского 1586 г.). —Там же, с. 233—242.
Филатов В. Портативная мозаика «Св. Николай» Киевского музея. — Там же, с. 226—232.
1971
Лазарев В. Н. Византийская живопись. М., «Наука», 406 с. с ил.
1972
Мокрецова И. П. Новые данные о миниатюрах Евангелия греч. 101 ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. — ВВ, [т.] 33, с. 203—215.
1973
Алферова Г. В. Кормчая книга как ценнейший источник древнерусского градостроительного законодательства. Ее влияние на художественный облик и планировку русских городов. — ВВ, [т.] 35, с. 195—220. Банк А. В. Константинопольские образцы и местные копии. (По материалам прикладного искусства X—XII вв.). — ВВ, [т.] 34, с. 190—195. Банк А. В. Некоторые письменные свидетельства о художественной обработке металла в Византии в XI в. — АДСВ, [вып.] 10, с. 275—278.
Белоброва О. А. К иконографии Максима Грека. — ВВ, [т.] 34, с. 244—248. Голейзовский Н. К. Епифаний Премудрый о фресках Феофана Грека в Москве. — ВВ, [т.] 35, с. 221—225.
Домбровский О. И., Паршина Е. А. Опыт хронологизации средневековых памятников на территории Крымского южнобережья. — АДСВ, [вып.] 10, с. 294—296.
Пуцко В. Г. Античные монеты в гомилиях Григория Назианзина и их отзвуки в византийской иллюстрации. — В кп.: Античность и Византия. М., «Паука», с. 326—339.
1974
Джанполадян Р. М. Средневековое стекло Двина IX—XIII вв. Ереван, Изд-во АН АрмССР, 76 с. с табл. (Археологические памятники Армении, т. 7. Средневековые памятники, вып. II).
1976
Залесская В. Н. Ранневизаптийские мраморные блюда в собрании Эрмитажа.— ВВ, [т.] 37, с. 207—211.
Лихачева В. Д. Искусство книги. Константинополь. XI в. М., «Наука», 183 с. с ил., факс.
Овчинникова Е. С. Вновь открытый памятник станковой живописи из собрания ГИМ. — ВВ, [т.] 37, с. 228—234.
1977
Хускивадзе Л. 3. Группа грузинских эмалей рубежа XII—-XIII вв. ~-ВВ, [т.] 38, с. 123—140.
1978
Банк А. В. Прикладное искусство Византии IX—XII вв. Очерки. М., «Наука», 203 с. с ил.
272
Археографические и палеографические исследования
1950
Гранстрем Е. Э. О связи кирилловского устава с византийским унциалом.— ВВ, [т.] III, с. 218—229.
1952
Ернштедт П. В. Два греческих папируса византийского периода из советских собраний. — В ДИ, № 2, с. 201—215.
1956
Мещерский Н. А. Два неизданных отрывка древнеславянского перевода «Хроники» Иоанна Малалы. — ВВ, [т.] XI, с. 279—284.
1958
Гранстрем Е. Э. К вопросу о византийском минускуле. — ВВ, [т.] XIII, с. 222—245.
1959
Ернштедт П. В. Коптские тексты Государственного Эрмитажа. М.—Л., Изд-во АН СССР, 191 с. с ил.
Ернштедт П. В. Коптские тексты Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. М.—Л., Изд-во АН СССР, 215 с. с ил.
1960
Пигулевская Н. В. Каталог сирийских рукописей Ленинграда. М.—Л., Изд-во АН СССР, 231 с. с ил.
1964
Фонкич В. Л. О рукописной основе текста Альдовского издания трагедии Софокла. — ВВ, [т.] XXIV, с. 109—120.
1965
Лебедева И. Н. Списки хроники Псевдо-Дорофея в собраниях Советского Союза. — ВВ, [т.] XXVI, с. 100—109.
Фонкич В. Л. Греческие писцы эпохи Возрождения. — Там же, с. 266—271.
1967
Гранстрем Е. Э. Два неопубликованных средневековых каталога. (Материалы для истории библиотек Византии). — В кн.: Эллинистический Ближний Восток, Византия и Иран. История и филология. М., «Наука», с. 88—96.
Фихман И. Ф. Египетский архив середины IV в. н. э. — ВВ, [т.] XXVII, с. 295—305.
1969
Гранстрем Е. Э. Унциальный период византийской письменности. — ВВ, [т.] XXIX, с. 232—243.
Фонкич В. Л. Иерусалимский патриарх Досифей и его рукописи в Москве. — Там же, с. 275—299.
18 Проблемы источниковедения 273
1971
Гранстрем Е. Э. Рукописи из библиотеки византийских императоров в Ленинграде. (Материалы для истории библиотек в Византии, II).— ПС, вып. 23 (86), с. 17—25.
Фонкич Б. Л. О рукописи «Стратегикопа» Кекавмена. — ВВ, [т.] 31, с. 108—120.
Чичуров И. С. Новые рукописные сведения о византийском образовании.— Там же, с. 238—242.
1972
Фонкич Б. Л. Греческая рукопись митрополита Фотия. — В кн.: Древнерусское искусство. Рукописная книга. М., «Наука», с. 189—195.
Фонкич В. Л. Московская рукопись из Библиотеки Иоанна Хортасмена. — ВВ, [т.] 33, с. 216—217.
1973
Фонкич Б. Л. Киевский список греческой версии «Варлаама и Иоасафа».— Мацне, № 2, с. 178—182.
1974
Атанелишвили Л. А. Грузино-греческие криптограммы в грузинских рукописях X в. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Наука», с. 403—408.
Гранстрем Е. Э., Лебедева И. Н. Мировой фонд греческих рукописей. — Там же, с. 194—199.
Каджаиа Л. Р. Ханмэтные палимпсесты. — Там же, с. 409—427.
Матевосян А. С. Самая большая армянская рукопись (Мушский Чарын-тир). — Там же, с. 382—392.
Медведев И. П. Византийские и поствизантийские копийные книги. — ВИД, [т.] VI, с. 307—318.
Самодурова 3. Г. Греческие рукописи, содержащие малые византийские хроники. — ВВ, [т.] 36, с. 139—144.
Самодурова 3. Г. Греческие рукописные сборники, содержащие малые византийские хроники, и их классификация. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР, с. 208—211.
Чанкиева В. А. Правила сокращения в памятниках древнегрузинской письменности. — Там же, с. 434—439.
Чичуров И. С. Московский список «Катомиомахии» Феодора Продрома. — Там же, с. 261—272.
1976
Два греческих письма Лианоро Лианори в Архиве ЛОИИ СССР АН СССР. Подгот. и предисл. И. П. Медведева. — В кн.: Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV—XV вв. Л., «Наука», с. 244—246.
Два латинских письма Димитрия Халкокондила в Архиве ЛОИИ СССР АН СССР. Подгот. и предисл. И. П. Медведева. — Там же, с. 246— 248.
Медведев И. П. Новые данные о рукописях с сочинениями Феодора Метохита. — Там же, с. 241—242.
Наследова Р. А. Владельческая запись греческой рукописи № 348 Исторического музея в Москве. — ВВ, [т.] 37, с. 147—150.
Фонкич Б. Л. Николай Караджа и Ленинградский сборник византийских документов. — (Из истории византийской дипломатики). — Там же, с. 140—146.
Фрагмент сочинения Георгия Трапезунтского об астрономии. Подгот. и предисл. И. П. Медведева.— В кн.: Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV—XV вв., с. 243—244.
274
1977
Фонкич Б. Л, Греческо-русские культурные связи в XV—XVII вв. (Греческие рукописи в России). М., «Паука», 247 с. с ил.
Фонкич Б. Л. Материалы для изучения библиотеки Максима Моргуния. — ВВ, [т.] 38, с. 141—153.
Фонкич В. Л. О датировке Венецианского (Cod. Marcianus gr. VII, 26) и Парижского (Cod. Parisinus gr. 1771) списков греческой версии «Варлаама и Иоасафа». — В кн.: Византийские очерки. М., «Наука», с. 210—215.
1978
Попов Г. В. Заметки о Тверской рукописи Хроники Георгия Амартола. — ВВ, [т.] 39, с. 124—147.
Фонкич Б. Л. О сопоставительном изучении почерков писцов греческих рукописных книг и документов. — Там же, с. 110—ИЗ.
Исследования памятников эпиграфики
1955
Каухчишвили Т. С. Греческая надпись бичвинской мозаики. — Сообщения АН ГрузССР, [т.] 16, № 1, с. 73—80.
1956
Гюзалъян Л. Т. Неизданные надписи Байбуртской цитадели. — ВВ, [т.] VIII, с. 306—330.
1961
Скржинская Е. Ч. Греческая надпись из Тмуторокани. — ВВ, [т.] XVIII, с. 74-84.
1962
Скржинская Е. Ч. Греческая надпись из средневековой Алании (Северный Кавказ). — ВВ, [т.] XXI, с. 118—126.
1969
Каухчишвили Т. С. Греческая надпись из Казрети. — ВВ, [т.] XXIX, с. 269— 274.
1973
Скржинская Е. Ч. Венецианский посол в Золотой Орде (по надгробию Якопо Корнаро, 1362 г.). — ВВ, [т.] 35, с. 103—118.
1974
Сило зава В. И. Две надписи церкви с. Ргани. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Наука», с. 428—433.
1977
Шандровская В. С. Поправки и дополнения к «Каталогу моливдовулов» Б. А. Панченко. — ВВ, [т.] 38, с. 102—119.
Щандровская В. С. Греческая надпись «Малого Новгородского Сиона». — Там же, с, 157—160.
1.8*
Исследования памятников сфрагистики
1945
Каргер М. К. К истории византийской сфрагистики. — ВС, с. 260—264.
1959
Шандровская В. С. Григорий Каматир и его печать в собрании Государственного Эрмитажа. — ВВ, [т.] XVI, с. 173—182.
1969
Шандровская В. С. Памятники византийской сфрагистики в Эрмитаже. —-ВВ, [т.] XXIX, с. 244—253.
1973
Соколова И. В. Администрация Херсона в IX—XI вв. по данным сфрагистики. — АДСВ, [вып.] 10, с. 207—211.
Нумизматические исследования
1953
Голенко К. В. Подражания византийским монетам X—XI вв., найденные на Таманском полуострове. — ВВ, [т.] VII, с. 269—275.
1956
Капанадзе Д. Г. Новый тип монеты Давида Строителя. — ВВ, [т.] VIII, с. 338—343.
Голенко К. В. Имитация солида VXI в. из Подпепровья. — ВВ, [т.] XI, с. 292—294.
1958
Абрамишвили Т. Я. Находка византийских золотых монет в Гурджаани. — ВВ, [т.] XIII, с. 282—285.
Соколова И. В. Древнеболгарские монеты в музеях СССР. — Там же, с. 262— 281.
1959
Голенко К. В. Клад монет из села Тобаниери. — ВВ, [т.] XVI, с. 127—172.
Соколова И. В. Клады византийских монет как источник для истории Византии VIII—XI вв. — ВВ, [т.] XV, с. 50—63.
1961
Абрамишвили Т. Я. Клад монет из Двири. — ВВ, [т.] XVIII, с. 226—235.
Голенко К. В. Новые материалы к изучению таманских подражаний византийским монетам. — Там же, с. 216—225.
Камера М. И., Голенко К. В. Ленинаканский клад сасапидских и византийских монет (1956). — ВВ, [т.] XIX, с. 172—193.
1963
Абрамишвили Т. Я. Нокалакевский клад. — ВВ, [т.] XXIII, с, 158—165,
276
1964
Гилевич А. М. Новый клад херсопо-византийских монет. — [т.] XXIV,
с. 150—158.
Голенко К. В. Монеты из раскопок Апакопийской крепости в 1957— 1958 гг. — Там же, с. 159—165.
1965
Голенко К. В. Клад византийских монет VII в., найденный близ Анапы. — ВВ, [т.] XXVI, с. 162—165.
Кропоткин В. В. Новые находки византийских монет на территории СССР. — Там же, с. 166—189.
1967
Голенко К. В. Клад поздпебоспорских монет, найденный в Керчи в 1961 г. — ВВ, [т.] XXVII, с. 268—272.
1969
Соколова И. В. Находки византийских монет VI—XII вв. в Крыму. — ВВ, [т.] XXIX, с. 254—264.
1973
Ртвеладзе Э. В., Ташходжаев Ш. С. Об одной тюрко-согдийской монете с христианскими символами. — ВВ, [т.] 35, с. 232—234.
1976
Ртвеладзе Э. В., Рунич А. П. Новые находки византийских монет и индикаций в окрестностях Кисловодска. — ВВ, [т.] 37, с. 151—155.
1978
Фролова П. А., Николаева Э. Я. Ильичевский клад монет 1975 г. — ВВ, [т.] 39, с. 173—179.
История источниковедческих исследований
1965
Удальцова 3. В. Советское византиноведение за 50 лет. М., «Наука».
Развитию источниковедения посвящены гл. И—15 (с. 279—338).
1969
Гранстрем Е. Э. Греческая палеография в России. — В ИД, [т.] II, с. 121— 134.
Шусторович Э. М. Древпеславянский перевод хроники Иоанна Малалы. (История изучения). — ВВ, [т.] XXX, с. 136—152.
1974
Хачикян Л. С., Аревшатян С. С. Армянская текстология и археография древних рукописей в 1945—1973 гг. — В кп.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Наука», с. 362—370.
Ш.ошиашвили Н. Ф, Развитие грузинской эпиграфики и палеографии.— Там же, с. 393—402.
277
1976
Медведев И. П. Лев Алляций о византийских хронографах. — ВВ, [т.] 37, с. 130—137.
Тексты и переводы двух писем Льва Алляция к Антонпо Караччони, приводимые по копиям, хранящимся в Архиве ЛОИИ.
1978
Удальцова 3. В. Новейшие исследования советских византинистов.—ВВ, [т.] 39, с. 3-16.
Обзоры фондов библиотек и архивов
1956
Гранстрем Е. 9. Греческие средневековые рукописи в Ленинграде. — ВВ, [т.] VIII, с. 192—207.
Гранстрем Е. 9. Греческие рукописи в собраниях Советского Союза. — ВВ, [т.] XI, с. 285—291.
1957
Гранстрем Е. 9. Греческие рукописи ГПВ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.— ТрГПВ, т. 2 (5), с. 231—236.
1958
Гранстрем Е. 9. Отрывки славяно-русских пергаменных рукописей в собрании Матенадарана в Ереване. — ТО ДР Л, т. XIV, с. 619—623.
Гранстрем Е. Э. Греческие рукописи Академии наук СССР. — В кн.: Исторический очерк и обзор фондов Рукописного отдела БАН. Вып. 9: XIX—XX вв. М,—Л„ Изд-во АН СССР, с. 272—284.
1959
Гранстрем Е. 9. Каталог греческих рукописей ленинградских хранилищ. Вып. 1, — ВВ, [т.] XVI, с. 216—243.
Последующие выпуски (2—6) публиковались частями в ВВ, тт. XVIII, XIX, XXIII—XXV, XXVII, XXVIII (с 1961 по 1968 г.).
Гранстрем Е. 9. Греческие рукописи Гос. музея Грузии им. С. П. Джана-шиа. — Вестник гос. музея Грузии, т. ХХ-В, с. 191—194.
1960
Гранстрем Е. 9. Палимпсесты ГПВ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. — ВВ, [т.] XVII, с. 78—84.
1967
Фонкич Б. Л. Греческие рукописи Библиотеки Московского университета. (Описание и примечания). — В ДИ, № 4, с. 95—103.
1971
Тонберг М. Ф. Греческие рукописи Библиотеки им. М. Горького ЛГУ. — ВВ, [т.] 31, с. 128—144.
1973
Греческие рукописи. Сост. И. И. Лебедева. Л., «Паука», 242 с. (Описание Рукописного отдела Библиотеки Академии наук СССР, т. 5),
378
Щапов Я. Н. Греческие рукописи в собраниях Варшавы и Кракова. — ВВ, [т.] 34, с. 257—261.
1974
Еганян О. С. Рост фонда армянских рукописей Матенадарана им. М. Маш-тоца в 1961—1973 гг. — В кн.: Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., «Паука», с. 377—381.
Мнацаканян А. Ш. Описание армянских рукописей Матенадарана им. М. Маштоца.— Там же, с. 371—376.
Фонкич В. Л. Греческие грамоты советских хранилищ. — Там же, с. 242— 260.
Фонкич Б. Л. Заметки о греческих рукописях советских хранилищ. — ВВ, [т.] 36, с. 134—138.
1977
Фонкич Б. Л. Греческие рукописи Матенадарана. — Вестник Матенадарана, т. 12, с. 305—325.
1978
Фонкич Б. Л. Греческие рукописи Одессы. — ВВ, [т.] 39, с. 184—200.
Труды зарубежных авторов, опубликованные в СССР
1956
Ирмшер И. Паллад. — ВВ, [т.] XI, с. 247—270.
1957
Дуйчев И. О Древнерусском переводе «Рыдания» Иоанна Евгеника. — ВВ, [т.] XII, с. 198—202.
Моджеевский Ю. Работы польских ученых в области византийской папирологии (1945—1955). — ВВ, [т.] XII, с. 304—311.
1958
Греку В. К вопросу о биографии и историческом труде Лаопика Халкокоп-дила. — ВВ, [т.] XIII, с. 198—210.
Дуйчев И. Византия и византийская литература в посланиях Ивана Грозного. — ТОДРЛ, т. 15, с. 159—176.
Острогорский Г. А. К истории иммунитета в Византии. — ВВ, [т.] XIII, с. 55—106.
1959
Бошкович Дж. Еще несколько слов о раннехристианской стенной живописи в Нишском склепе. — ВВ, [т.] XV, с. 144—147.
Белков В. Археологические находки в Болгарии, относящиеся к истории Византии (публикации 1946—1956 гг.). — Там же, с. 237—255.
Дуйчев И. Одна из особенностей ранневизантийских мирных договоров. — Там же, с. 64—70.
Мошин В. А. Сербская редакция «Синодика в неделю православия». Анализ текстов. — ВВ, [т.] XVI, с. 317—394.
1960
Мошин В. А. Сербская редакция «Синодика в неделю православия» (продолжение) . — ВВ, [т.] XVII, с. 278—356.
279
1961
Маслев С. О некоторых вопросах, связанных с византийскими памятными монетами. — ВВ, [т.] XVIII, с. 236—253.
Мошин В. А. Сербская редакция «Синодика в неделю православия» (окончание) . — Там же, с. 359—360.
1963
Браунинг Р. Новые издания неопубликованных византийских источников. — ВВ, [т.] XXIII, с. 69—84.
1964
Лише в С. Термин «работник» в Рильской, Мрачской и Виргинской грамо тах XIV в. — ВВ, [т.] XXIV, с. 198—201.
1971
Вейцман К. Диптих слоновой кости из Эрмитажа, относящийся к кругу императора Романа. — ВВ, [т.] 32, с. 142—156.
Винкельман Ф. «Церковная история» Никифора Каллиста Ксанфопула как исторический источник. — ВВ, [т.] 31, с. 38—47.
Винкельман Ф. Ленинградский фрагмент Жития Митрофана. — Там же, с. 145.
1972
Салямон М. К вопросу о дате главного сражения русских с греками в июле 1043 г. — ВВ, [т.] 33, с. 88—91.
1973
Гийан Р. Очерки просопографии Византийской империи Патрикии. — ВВ, [т.] 34, с. 55—71.
1977
Кэпштейн X. О процессе социальной дифференциации по «Земледельческому закону». — ВВ, [т.] 38, с. 3—8.
Папулидис К. К. Из истории русско-греческих связей конца XVI—начала XVII в. — Там же, с. 154—156.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АДСВ АЕ Архив ЛОИИ — Античная древность и Средние века — Археографический ежегодник — Архив Ленинградского отделения Института истории СССР Академии паук СССР
БВЛ ВАН ВВ ВДИ ВИ ВИД ВИЕТ ВИРиА ВЛ ВОН — Библиотека всемирной литературы — Вестник Академии паук СССР — Византийский временник — Вестник древней истории — Вопросы истории — Вспомогательные исторические дисциплины — Вопросы истории естествознания и техники — Вопросы истории религии и атеизма — Вопросы литературы — Вестник общественных наук Академии наук Армянской ССР
ВС ВФ ГИМ гихл — Византийский сборник — Вопросы философии — Государственный Исторический музей — Государственное издательство художественной литературы
ГО СССР ГПВ — Географическое общество СССР — Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина
ГПНТБ СОАН — Государственная Публичная научно-техническая библиотека Сибирского отделения Академии паук СССР
гсго — Географический сборник Географического общества СССР
ГУГК —Главное управление геодезии и картографии
Ежегодник МИРиЛ —Ежегодник Музея истории религии и атеизма
ЖМНП ЗОАО ЗС ИА ИАИ ИАН — Журнал Министерства народного просвещения — Записки Одесского археологического общества — Знание — сила — Исторический архив — Историко-астрономические исследования — Известия Академии наук СССР
281
тго из ими иои ИСОАН — Известия Всесоюзного географического общества — Исторические записки — Историко-математические исследования — Источниковедение отечественной истории — Известия Сибирского отделения Академии наук СССР
ИСССР ИФЖ КИиМ кн кптии — История СССР — Историко-филологический журнал (Ереван) — Книга. Исследования и материалы. — Классики науки — Классические памятники теории изобразительного искусства
КСИНА — Краткие сообщения Института народов Азии Академии паук СССР
ксис — Краткие сообщения Института славяноведения Академии наук СССР
ЛА лгпи — Латинская Америка — Ленинградский государственный педагогический институт им. А. И. Герцена
ЛГУ — Ленинградский государственный университет им. А. А. Жданова
ЛО ААН — Ленинградское отделение Архива Академии паук СССР
ЛП мгпи — Литературные памятники — Московский государственный педагогический институт им. В. И. Лепина
МГУ — Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
НАБ НиЖ НиНИ НиР НС ОР ГБЛ — Научно-атеистическая библиотека — Наука и жизнь — Новая и новейшая история — Наука и религия — Нумизматический сборник — Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина
ОР и РК ГПБ — Отдел рукописей и редких книг Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина
Памятники — Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-литовским, т. I (с 1487 по 1533 год). Изд. под ред. Т. Ф. Карпова. СПб., 1882 (СбРИО, т. XXV).
ПГУ — Петрозаводский государственный университет им. О. В. Куусинена
ПДАЛ ПИ ПИМ пкно пне ПРЗИ ПС — Памятники древней армянской литературы — Проблемы источниковедения — Памятники исторической мысли — Памятники культуры. Новые открытия — Предшественники научного социализма — Проблемы развития зарубежного искусства — Палестинский сборник
282
пев ПСИНЦВЕ — Путешествия по странам Востока — Памятники средневековой истории народов центральной и Восточной Европы
ПСРЛ РИВ РЛ СА СбРИО св С Вост СГЭ СИНИ смии — Полное собрание русских летописей — Русская историческая библиотека — Русская литература — Советские архивы — Сборник Русского исторического общества — Средние века — Советское востоковедение — Сообщения Государственного Эрмитажа — Сообщения Института истории искусств — Сообщения Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
СС ССлав ТартГУ ТОДРЛ — Скандинавский сборник — Советское славяноведение — Тартуский государственный университет — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии паук СССР
ТрГПБ — Труды Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина
ТрГЭ ТрИИЕТ — Труды Государственного Эрмитажа — Труды Института истории естествознания и техники Академии наук СССР
ТрЛОИИ — Труды Ленинградского отделения Института истории СССР Академии наук СССР
ТрМГИАИ — Труды Московского государственного историкоархивного института
ТрНБСУ — Труды научной библиотеки Саратовского университета
ТрОЗЕИГЭ — Труды Отдела западноевропейского искусства Государственного Эрмитажа
УЗИС — Ученые записки Института славяноведения Академии наук СССР
ФН ХЛ ЦГАДА — Философское наследие — «Художественная литература» (изд-во) — Центральный государственный архив древних актов
ЗРВИ — Зборник радова визаптолошког института
AHES АК Annales Е. S. С. ARSNSP — Annales d’histoire economique et sociale — Archiv fur Kulturgeschichte — Annales. Economies. Societe. Civilisation — Annali della Reale scuola normale superiore di Pisa. Scienze filosofici e filoldgici
ASI BG Byz. ВОР — Archivio storico italiano — Byzantinische Grundlagenforschung — Byzantion — Dumbarton Oaks papers
283
ER HZ IMU JbGEGZ — Etudes rurales — Historische Zeitschrift — Italia medioevale e umanistica — Jahresbericht der geographischo-ethnographischen Gesellschaft in Zurich
MBS MM — Medioevo bizantino slave — Miklosich F., Muller J. Acta et diplomata graeca medii aevi
OCP PWRE RA RdSI REB RESEE RIS RSI SBN SEHR ss TM — Orientalia Christiana periodica — Pauli-Wissowa-Kroll’s Real Encyclopiidie — Romanische Abteilung — Raccolta degli storici italiani — Revue des etudes byzantines — Revue des etudes sud-est europeennes — - Rerum italicorym scriptores — Rivista storica italiana — Studi bizantini о neoellenici — The Scandinavian economic history review — Studi storici — Travaux et memoires
СОДЕРЖАНИЕ
От редактора....................................................... 3
А. Д. Люблинская. Источники в смежных с историей пауках (по материалам зарубежной медиевистики)................................ 9
В. И. Рутенбург. Проблема комплексного изучения источников по экономической истории средневековой Италии........................ 47
Е. Э. Липшиц. Новые зарубежные публикации источников и исследования по истории еретических движений в Византии .... 71
А. М. Кононенко. Проблема классификации западноевропейского частного акта................................................. 109
И. П. Медведев. Дипломатика частного византийского акта . . . . 124
М. Т. Петров. Итальянская новелла эпохи Возрождения как исторический источник............................................. 148
А. Д. Ролова. Флорентийские хроники и дневники второй половины
XVI в. как исторические источники............................. 171
И. С. Шаркова. Эпистолярный источник конца XV в. (Филиппо Бу-онаккорси Каллимах и Софья Палеолог)..................... 189
Ю. А. Лимонов. Русские летописи и западноевропейская историография XV—XVII вв................................................ 198
Публикации источников и источниковедческие исследования (западноевропейское Средневековье и Византия). Библиографический указатель..................................................... 213
Западноевропейское Средневековье ........................... 214
Публикации источников..................................... 214
Нарративные источники (214). Документальные материалы (218). Картографические источники (219). Памятники средневековой науки и техники (220). Фольклорные источники (222). Памятники художественной литературы (224). Публикации смешанного характера (228).
Источниковедческие работы................................ 230
Общие вопросы источниковедения (230). Исследования нарративных источников (233). Документальное источниковедение (238). Исследования памятников картографии (242). Исследования памятников средневековой науки и техники (243). Изучение фольклорных источников (245). Изучение памятников изобразительного искусства (246). История источниковедческих исследований (247). Обзоры фондов библиотек и архивов (248). Труды зарубежных авторов, опубликованные в QCGP (252).
285
Византия................................................ 253
Публикации источников............................... 253
Нарративные источники (253). Документальные материалы (254). Памятники византийской науки (255). Фольклорные источники (255). Памятники художественной литературы (256). Публикации смешанного характера (257).
Источниковедческие работы................................... 257
Общие вопросы источниковедения (257). Исследования нарративных источников (257). Документальное источниковедение (262). Исследование памятников эпистолографии (265). Исследования памятников картографии (265). Исследования памятников византийской науки (265). Изучение фольклорных источников (266). Исследования произведений художественной литературы (266). Источниковедческое изучение памятников изобразительного искусства и архитектуры (269). Археографические и палеографические исследования (273). Исследования памятников эпиграфики (275). Исследования памятников сфрагистики (276). Нумизматические исследования (276). История источниковедческих исследований (277). Обзоры фондов библиотек и архивов (278). Труды зарубежных авторов, опубликованные в СССР (279).
Список сокращений........................................
281
ПРОБЛЕМЫ
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Утверждено к печати Ленинградским отделением Института истории СССР Академии наук СССР
Редактор издательства В. Л. Афанасьев Художник М. И. Разулевич
Технический редактор Н. Ф. Виноградова Корректоры Р. Г. Гершинская, А. И. Кац и Г. А. Мошкина
ИБ № 8842
Сдано в набор 30.11.78. Подписано к печати 03.08.79. М-41051. Формат 60x90‘/ie. Бумага типографская № 1. Гарнитура обыкновенная. Печать высокая. Печ. л. 18 =18 усл. печ. л. Уч.-изд. л. 20.51. Тираж 1400.
Изд. № 7083. Тип. зак. 968. Цена 2 р. 70 к.
Издательство «Наука», Ленинградское отделение 199164, Ленинград, В-164, Менделеевская лин., 1
Ордена Трудового Красного Знамени Первая типография издательства «Наука»
199034, Ленинград, В-34, 9 линия, 12