АС. ХОРОШЕВ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ
ИСТОРИЯ
русс кой
КАНОНИЗАЦИИ
(XI-XVIbb.)
W
ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
1986

Ответственный редактор
член-корреспондент АН СССР В. Л. ЯНИН
Рецензенты:
член-корреспондент АН СССР И. Р. Григулеви чг
доктор исторических наук | Б. А. К о л ч и н >
кандидат исторических наук В. Ф. Андреев
Печатается по постановлению
Редакционно-издательского совета
Московского университета
Монография — первый в советской историографии опыт иссле-
дования одного из важнейших идеологических институтов средне-
вековья, его классовой сущности. В книге критически рассмотрена*
современная богословская и буржуазная историческая литература,,
в которой канонизации придается видимость социального мероприя-
тия, аргументированно опровергается тенденциозная трактовка цер-
ковной истории, имеющая характер идеологической диверсии, на-
правленной против социалистического мировоззрения.
0505010000—075
077(02)—86 91— 86
© Издательство Московского университета, 1986 г.

-§§p|S3§§S3§S§§§3§gSg§SS!o§§-
ВВЕДЕНИЕ
Вопросы политической истории русской церковной организа-
ции в последнее время привлекают к себе пристальное внимание
советских историков. Это естественно, поскольку в средневековом
обществе церковь выступала «в качестве наиболее общего синте-
за и наиболее общей санкции существующего феодального
строя» К Задача изучения истории церкви тем более актуальна
сейчас — в преддверии тысячелетия «крещения Руси», когда кле-
рикальные круги пытаются использовать эту дату для идеализа-
ции русского православия и придания ему репутации социаль-
но-прогрессивной силы, стимулятора духовного прогресса общест-
ва. Нейтрализовать это можно лишь научным осмыслением исто-
рического процесса, решительным опровержением любых попыток
подменить правду истории произвольными конструкциями. Усилия
советских историков сделали возможным представить общую эво-
люцию церкви как государственного института, определить важ-
нейшие моменты политической истории русской православной
церкви. Однако еще многие вопросы, в том числе о месте, роли
и характере церковной канонизации, пока далеки от окончатель-
ного решения. Отдельные моменты канонизационной политики
нашли отражение в исторической литературе; привлекаются они
и при литературоведческом анализе агиографических памятни-
ков.
Несмотря на бесспорную важность конкретных исследований
отдельных церковных институтов в их историческом развитии и
политической специфике, исследователи, как правило, ограничи-
ваются либо анализом отдельных канонизационных актов, либо
общими рассуждениями. А между тем изучение истории русской
канонизации во всех возможных аспектах поможет всестороннему
раскрытию политической истории церковной организации в целом.
Читатель, заинтересовавшийся «новейшими» сведениями по ис-
тории русской канонизации, должен обратиться к следующим ра-
ботам: Филарет [Гумилевский] «Русские святые, чтимые всею
церковью или местно» (Спб., 1882); В. Васильев «История кано-
низации русских святых» (М, 1893); Е. Е. Голубинский «Исто-
рия канонизации святых в русской церкви» (Изд. 2-е. М., 1903).
Современные исследователи чрезвычайно бегло, не вдаваясь в
хронологию, отмечают присущую русской церкви канонизацию,
3

оставляя невыясненным вопрос о времени сложения этого явле-
ния на Руси, о принципах его применения в различные периоды
истории страны.
Сложившееся в настоящее время положение с изучением ис-
тории канонизации не может нас удовлетворить, тем более что»
неразработанность проблемы в советской историографии приво-
дит к недостаткам в агитационно-пропагандистской атеистической
литературе. Этим работам зачастую присущ сложившийся стерео-
тип: издания построены по одной схеме, не несут новой информа-
ции, что в ряде случаев приводит к односторонней оценке исто-
рических фактов, общественных процессов и явлений, а в итоге
к неправильным выводам.
Ошибки в атеистической и популярной литературе тем более
нетерпимы, что история канонизации активно используется совре-
менной православной церковной организацией для придания куль-
ту святых видимости социально-прогрессивного идеологического
течения, якобы объективно содействующего дальнейшему разви-
тию социалистического общества. Богословские публикации по-
добного характера становятся массовым явлением в ходе подго-
товки юбилейных мероприятий Московской патриархии, посвящен-
ных 1000-летию «крещения Руси». Так, например, в издании «Рус-
ская православная церковь» утверждается, что история русских
святых «позволяет проследить постоянное благодатное влияние
Русской церкви и великих церковно-исторических деятелей на об-
щественные события и судьбы людей», что жизнь святых — «яр-
кое свидетельство мудрости и мужественности, гражданственно-
сти и патриотизма», что «каждая эпоха сохранила с высокими
образами святых и подвижников примеры патриотического и ми-
ротворческого служения Родине и народу лучших представителей
церкви»2. Протоиерей Иоанн Сорокин заявляет: «К ним (свя-
тым. — Л. X.) шли люди за советом, духовным утеше-
нием и врачеванием духовных и телесных недугов. Они
идут и теперь к их святым останкам, источающим вели-
кую чудодейственную силу всем, с верою приходящим к ним»3-
Священнослужители и богословы постоянно подчеркивают, что в
личностях святых полнее всего выражена «истина православия»,
а в их воззрениях и действиях «воплощены такие социально-поли-
тические, эстетические и нравственные идеалы, которые отвечают
коренным интересам граждан социалистического общества и со-
ответствуют их духовным запросам»4.
История русской канонизации используется в зарубежных из-
даниях, где ей придается специфический характер идеологической
диверсии, направленной против социалистической идеологии5.
В свете подобных высказываний представляется совершенно
справедливой оценка современного состояния атеистической ли-
тературы, данная Н. Тарасенко: «...задача перестройки ряда уча-
стков и сфер идеологической работы в современных условиях име-
ет прямое отношение и к деятельности по проблемам атеизма.
От глубины разработки этих проблем, доходчивого их изложения
4

во многом зависит формирование у всех советских людей научно-
го материалистического мировоззрения»6.
Задачи коммунистического воспитания трудящихся требуют
совершенствования научной основы атеистической пропаганды.
Против примитивного, упрощенного подхода к борьбе с религией
предупреждал еще Ф. Энгельс: «... с религией, которая подчини-
ла себе римскую мировую империю и в течение 1800 лет господ-
ствовала над значительной частью цивилизованного человечест-
ва, нельзя разделаться, просто объявив ее состряпанной обманщи-
ками бессмыслицей. Чтобы разделаться с ней, необходимо преж-
де суметь объяснить ее происхождение и ее развитие, исходя из
тех исторических условий, при которых она возникла и достигла
господства. В особенности это относится к христианству»7.
Отметим, что разоблачению культа святых придавалось ог-
ромное значение в атеистической пропаганде масс в 20—30-е го-
ды. Необходимость наглядного, зрительного восприятия лживо-
сти церковной проповеди «чудотворшэсти» святых обусловила
вскрытие в 1918—1920 гг. ряда саркофагов святых для обследо-
вания мощей. В. И. Ленин считал необходимым широко пропаган-
дировать результаты вскрытий в целях атеистического просвеще-
ния трудящихся масс страны: «Показать, какие именно были «свя-
тости» в этих богатых раках и к чему так много веков с благого-
вением относился народ, этого одного достаточно, чтобы оттолк-
нуть от религии сотни тысяч людей»8. В. И. Ленин требовал эк-
стренности в атеистической пропаганде: после освидетельствова-
ния раки Сергия Радонежского 11 апреля 1919 г., зафиксирован-
ного на киноленту, В. И. Ленин поручает секретарю: «Надо про-
следить и проверить, чтобы поскорее показали это кино во всей
Москве»9.
Объяснять правду о «святых мощах» и «чудесных» исцелени-
ях до сих пор (и справедливо) — одна из важнейших задач атеи-
стической пропаганды. Из публикаций этого направления упомя-
нем издание «О святых мощах» (М.,1951) и монографию Н. Юди-
на «Правда о петербургских «святынях» (Л., 1955). Интересный
материал об использовании духовенством гипноза в пропаганде
легенд о чудесных исцелениях от святых мощей содержит специ-
альное исследование М. А. Рожновой и В. Е. Рожнова «Гипноз и
«чудесные исцеления» (М., 1955).
В советской научно-атеистической литературе неоднократно
предпринимался анализ православного культа святых как соци-
ально-нравственного явления. Тем не менее историографический
багаж даже подобного специфического изучения истории канони-
зации очень невелик: М. Ф. Паозерский «Русские святые перед
судом истории» (М.— Пг., 1923); Мих. Горев «Троицкая лавра
и Сергий Радонежский» (М., 1920); Мих. Горев «Последний свя-
той» (М.— Л., 1928); Е. Г Каяндер «Русские святые» (М., 1930);
А. Ранович «Как создавались жития святых» (М., 1951); А. Черт-
ков «Рассказы о «житиях святых» (М., 1953); А. Шамаро «О чем
умалчивает церковный календарь» (М., 1954); А. Белов «Правда
5

о православных святых» (М., 1958); А. Белов «Когда звонят ко-
локола» (М., 1977) и '«Святые без нимбов» (М., 1983). Наиболее
подробный анализ культа святых как социально-нравственного
явления дан в работе Н. С. Гордиенко «Православные святые: кто
они?» Ценность исследования определяется тем, что автор сумел
продемонстрировать особенности модернизации культа святых в
современном русском православии.
История политической канонизации представляется даже в
лучших атеистических публикациях в статике, в единых застыв-
ших канонических формах; отсутствует малейшая попытка изу-
чить эволюцию этого явления. Таким образом, канонизация ли-
шается своей характерной истории, неотделимой от истории рус-
ской православной церковной организации. Упрек адресуется в
первую очередь не атеистам, выполняющим свои специфические
задачи и стесненным при выборе материала отсутствием историче-
ских исследований проблемы, а к историкам, ограничивающимся
изучением отдельных культов в хронологически очерченных пре-
делах.
Подобное положение тем более недопустимо, что еще в сере-
дине прошлого века работа В. О. Ключевского 10 доказала перс-
пективность изучения канонизации как исторического явления,
продиктованного политическими мотивами. Несмотря на то что
официальное направление отечественной историографии в лице
А. Кадлубовскогои предприняло попытку вновь ограничить изу-
чение темы только прославлением социально-нравственной специ-
фики культа русских святых, положения, высказанные В. О. Клю-
чевским, оказали несомненно плодотворное воздействие на поста-
новку вопроса в исследованиях В. Васильева и Е. Е. Голубинско-
го. Более того, основные выводы работы В. О. Ключевского ак-
туальны и для современной историографии проблемы.
Однако дооктябрьская историография даже в наиболее фун-
даментальных работах историков русской канонизации смогла
в лучшем случае только приблизиться к пониманию социально-
политических факторов явления. Дореволюционным исследовате-
лям свойственно членение проблемы на отдельные, локальные во-
просы, вырванные из исторического контекста. Тем самым исто-
рия канонизации сводится ими к определению времени возникно-
вения культов «церковных подвижников». Основным критерием
признавалась феноменология святых, практически отсутствовала
социально-политическая и историческая характеристика канони-
зационной практики.
Наиболее четкая схема изучения истории русской канониза-
ции была выработана в начале 30-х годов Н. М. Никольским. Вы-
воды ученого до недавнего времени были практически утрачены
в советской исторической науке 12. Позволим себе вкратце их на-
помнить: во-первых, канонизация — своеобразное политическое
явление; во-вторых, канонизационная практика демонстрирует не-
сомненную эволюционность; в-третьих, изучение истории канони-
зации необходимо вести в строгом соответствии с периодизацией
6

отечественной истории; в-четвертых, историю канонизации нельзя
сводить к изучению отдельных культов, необходимо выявить ха-
рактерные особенности культовых пантеонов13.
В настоящей работе автор следует программе изучения исто-
рии русской канонизации, выработанной Н. М. Никольским.
Выбор темы определяет источниковую базу исследования. Ос-
новную группу сведений о святых содержит агиографическая ли-
тература. Между тем и в книгах дореволюционных историков, и в
трудах советских исследователей давно доказана ненадежность
биографических справок, содержащихся в житийном материале.
Специфика жанра не требовала документальности, жития не био-
графические очерки, а нравоучительные рассказы. «Историческая
биография, — писал В. О. Ключевский, — воспроизводит прежде
всего частные индивидуальные черты известного лица. Житие,
напротив, берет из индивидуальной жизни только то, что подходит
под общий тип, то есть в чем непосредственно отразился общий
христианский идеал. Житие относится к исторической биографии
так, как иконописное изображение к портрету» 14. Пристрастность
и тенденциозность агиографа к подбору своего «строительного ма-
териала» превращает житие в образчик публицистического очер-
ка. За схемой житийного рассказа угадывается пульс реальной ис-
торической обстановки того времени, когда причисление того или
иного «подвижника» к «лику святых» диктовалось конкретной ис-
торической реальностью. Таким образом, характер привлечения
агиографической литературы в исследовании определяется публи-
цистической направленностью памятника, отразившего политиче-
ские воззрения церковных идеологов и политические симпатии
подвижника.
Источником является и летописный материал, но сообщения о
канонизационных актах на страницах сводов встречаются редко.
Существеннее присутствие в летописях кратких житийных новелл,
обладающих в ряде случаев большей исторической конкретностью,
чем агиографические повествования. Однако в частных случаях
необходимо четкое определение взаимосвязи летописного расска-
за и житийного произведения, выявление первичности текста.
Ограниченная группа сведений может быть извлечена из цер-
ковных актов. Они дают весьма фрагментарную картину и, кроме
того, освещают поздний период истории русской канонизации на-
чиная со второй четверти XIV в. В большей степени эти материа-
лы могут привлекаться в качестве политических документов эпо-
хи и наряду с летописными сообщениями представлять картину
политической истории русской церковной организации.
Фрагментарность источниковой базы ставит перед исследова-
телями сложный вопрос периодизации истории русской канониза-
ции. Историки церкви, как правило, подменяют периодизацию оп-
ределением времени индивидуальной канонизации, исключая ка-
кую-либо систематизацию материала. При этом снижается оцен-
ка политической направленности канонизационных актов. Исто-
рия святых дается в отрыве от политической истории времени их
7

жизни и периода их канонизации. Совершенно игнорируется нали-
чие пантеонов местных святых, суммарная характеристика персо-
нажей которых достаточно четко определяет политическую на-
правленность канонизации.
Этим во многом объясняется сохранение до сих пор периодиза-
ции истории русской канонизации, предложенной В. Васильевым
и Е. Е. Голубинским: до соборов 1547 и 1549 гг.; соборная кано-
низация до учреждения Синода; синодальная канонизация. По-
добная периодизация ведет к тому, что в рамках первого этапа
смешиваются события политической истории Руси времени Киев-
ского государства, феодальной раздробленности, объединения
русских земель вокруг Москвы и становления самодержавия. Та-
кой подход выхолащивает историзм канонизационных меро-
приятий.
По нашему мнению, сформулированная Н. М. Никольским за-
висимость истории канонизации от хода исторического развития
России и должна определять периодизацию истории церковной ка-
нонизаций.
Специфика темы настоящего исследования требует пояснения
некоторых характерных терминов и определения общих принци-
пов канонизационной практики. Сам термин «канонизация» —
словообразование, заимствованное церковно-славянским языком из
латинского в середине — второй половине XIX в. и заменившее
русское описательное выражение: «причтение усопших подвижни-
ков благочестия к лику святых». И латинский термин, и русское
описательное выражение обозначают одно и то же понятие — про-
цесс возведения того или иного покойника в ранг официально
признанного святого (с определением ему особого места в церков-
ном календаре и назначением специальной храмовой службы).
Христианская канонизация выработала несколько категорий
(или «классов») святых. В русском пантеоне их пять: 1) равно-
апостольные, т. е. приравненные к первым проповедникам христи-
анского учения; 2) святители, т. е. представители высшей церков-
ной иерархии: патриархи, митрополиты, архиепископы, епископы;
3) мученики, т. е. люди, пострадавшие за свои христианские убеж-
дения; 4) преподобные, т. е. святые монахи, и 5) праведные, т. е.
святые миряне, в том числе и юродивые. Все объединены терми-
ном «святые подвижники церкви».
Канонизация определяет не только «класс» святых, но и тер-
риториальные рамки культа, т. е. учреждение празднования всей
православной церковью либо ее отделениями (патриархией, мит-
рополией, епископией). Объектом изучения в настоящем исследо-
вании является история канонизации в русской православной церк-
ви, поэтому автор употребляет термин «общая» или «общерусская
канонизация».
Кроме культов, празднуемых всей русской церковью, за время
развития канонизации сложились местные культы либо в узких
территориальных вариантах, при которых празднование устанав-
ливалось только в месте погребения (монастырь или приходский
8

храм), либо в более широких областных (епархиальных) вариа-
циях. Все формы канонизации (общей, местной, локальной), под-
тверждаемые документально (внесенные в святцы или месяцесло-
вы), являются церковными.
За рамки канонизации Е. Е. Голубинский выносит еще одну
категорию «почитавшихся усопших подвижников», считая ее низ-
шей ступенью культа и вводя термин «народная канонизация».
Пропаганда культа в любой его форме исходила от церковников.
Более справедливым представляется употребление термина «цер-
ковное почитание» либо «поминание», который, по нашему мне-
нию, в большей степени отвечает истинному содержанию и харак-
теру локальных канонизационных мероприятий (в пределах мо-
настыря либо церковного прихода).
Представляемая работа является опытом изучения сложной и
важной проблемы политической канонизации. Дополнение и уг-
лубление его другими исследователями вызывается необходи-
мостью «усилить наступательность нашей критики, ее оператив-
ность и опережающий характер. Не секрет, что антимарксистские
идеологи становятся особенно активными при приближении ка-
ких-либо значительных дат. В этой связи хотелось бы обратить,
например, внимание на близящееся 1000-летие принятия Древней
Русью христианства. Это важное событие не должно пройти мимо
внимания советских историков. Необходима своевременная подго-
товка научных трудов, которые бы и объективно осветили само
событие, и аргументированно опровергли его ложные трактовки
нашими идейными противниками» 15.
Работа эта задумана давно. Основные ее направления опреде-
лились в ходе подготовки автором монографии по социально-по-
литической истории церковной организации в Новгороде, в кото-
рую включены отдельные эпизоды истории канонизации новгород-
ских святых. Большую профессиональную помощь и постоянное
внимание автору в ходе работы оказывал В. Л. Янин. Ценные за-
мечания были высказаны |А. А. Зиминым , о котором автор хранит
благодарную память.
Автор выражает также благодарность И. Р. Григулевичу,
Б. А. Колчину|, Я. Н. Щапову, В. Ф. Андрееву, Н. С. Борисову и
П. А. Шорину, взявшим на себя труд прочесть рукопись и сде-
лавшим ряд ценных замечаний.
1 Маркс К-, Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 361.
2 Русская православная церковь. Изд. Московской патриархии. М., 1980,
с 112—113.
3 Журнал Московской патриархии, 1980, № 7, с. 45.
4 Гордиенко Н. С. Православные святые: кто они? Л., 1979, с. 4.
5 См.: Федотов Г. П. Святые Древней Руси (X—XVII ст.). Нью-Йорк, 1959;
Струве Никита. Положение христиан в СССР. Париж, 1953; Кологривов И.
Очерки о русской святости. Брюссель, 1951.
6 Тарасенко Н. Время искать. Заметки об атеистической литературе. —
Правда, 1983, 15 мая.
9

7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 307.
8 Воспоминания о В. И. Ленине. М., 1955, с. 112.
9 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 279.
10 См.: Ключевский В. О. Древнерусские жития как исторический источник,
М., 1871.
11 См.: Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий
святых. Варшава, 1902.
12 Поэтому весьма своевременно переиздание монографии Н. М. Никольско-
го, предпринятое Издательством политической литературы (см.: Николь-
ский Н. М. История русской церкви. Изд. 3-е. М., 1983). В подробной вступи-
тельной статье Н. С. Гордиенко совершенно оправданно указал на актуаль-
ность теоретических выводов Н. М. Никольского, дав при этом критику методи-
ческих упущений исследования, к которой полностью присоединяемся.
13 См.: Никольский Н. М. Указ. соч., с. 37, 54—56, 105—106.
14 Ключевский В. О. Соч., т. VI. М., 1959, с. 73.
15 Тихвинский С. А. О задачах исторической науки по реализации решений
июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС. — Вопросы истории, 1984, № 1, с. 12.
Шк

\
I. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАНОНИЗАЦИЯ
И ЕЕ РОЛЬ В ХРИСТИАНИЗАЦИИ РУСИ
(XI — начало XII в.)
Становление и упрочение древнерусского государства, борьба
централизованной великокняжеской власти с племенной разоб-
щенностью неизбежно порождали потребность во всеобъемлю-
щей идеологической доктрине, которая освятила бы сложившиеся
классовые отношения. Это стремление привело великокняжескую
администрацию первоначально к попытке создать пантеон язы-
ческих богов, почитаемых в разных областях государства.
Вокняжившись в Киеве, Владимир сделал первые шаги по пу-
ти возвышения древних народных верований до уровня государ-
ственной религии. Под 980 г. летопись сообщает о сооружении в
Киеве пантеона языческих божеств во главе с Перуном. Религиоз-
ная реорганизация была проведена Владимиром с размахом и не
ограничивалась столицей.
Внедрение культов языческих богов на основе создания единой
древнерусской религии потерпело фиаско. И это закономерно.
Славянское язычество, представлявшее сложный конгломерат де-
мократических пережитков глубокой древности с новыми классо-
выми формами религиозных представлений, не смогло сосущест-
вовать с феодальными принципами и тем самым поддержать мо-
лодую русскую государственность в эпоху бурного поступатель-
ного развития феодализма. Однако языческая реформа 980 г., как
это ни парадоксально, подготовила почву для введения и утверж-
дения христианства. Естественно, что великокняжеская админист-
рация в период реорганизации не строила столь далеко идущих
планов. Тем не менее, расшатав реформой племенные религиоз-
ные верования, культ Перуна исподволь подготовил скорейшее
распространение христианства, пришедшего на смену язычеству.
Поиски новых форм религиозного закабаления народных масс
привели древнерусский государственный аппарат к принятию пра-
вославия, которое могло служить наилучшим идеологическим ору-
жием в борьбе за утверждение формировавшегося феодального
строя. «Главной чертой, отличающей православие от других раз-
новидностей христианства, это то же отождествление государства
и церкви, гражданской и церковной жизни. В Византийской импе-
рии государство и церковь были так тесно переплетены, что не-
11

возможно изложить историю первого, не излагая истории вто-
рой» 1. Не последнюю роль во внедрении православия в Древней
Руси сыграли прочные и давние связи ее с Византией.
Введение новой единой идеологической доктрины сыграло
важную роль в управлении древнерусской державой. С первых ша-
гов своей деятельности церковь, вступив в борьбу с язычеством, а
тем самым с племенной обособленностью, содействовала укреп-
лению прогрессивных в сравнении с рабством феодальных форм
государства и подчинения.
Официальной датой установления христианства на Руси счи-
тается ее «крещение» в 988 г. при князе Владимире Святославиче.
Однако эта веха, в сущности, отмечает лишь исторический факт:
признание христианства официальной религией Киевской Руси.
Задолго до крещения Владимира христианство пустило глубо-
кие корни в среде феодальной верхушки. Князь, возможно, изб-
рал лишь наиболее благоприятный момент для провозглашения
православия официальной религией, надеясь извлечь из этого ак-
та максимум экономических и политических выгод2.
Распространение христианства на просторах языческой Руси
было похоже, по меткому определению М. Н. Тихомирова, на
«триумфальное шествие». Все русские летописи единодушно умал-
чивают о каких-либо волнениях при этом, и только легендарный
текст Иоакимовской летописи о «крещении» новгородцев «огнем и
мечом» нарушает это молчание3.
На наш взгляд, «мирное шествие» христианства по Киевской
Руси объясняется сочетанием нескольких обстоятельств, важней-
шими из которых представляются следующие. Во-первых, языче-
ская реформа 980 г. подорвала местные традиции и верования.
Дружинный культ Перуна был чужд языческой массе большинства
населения Восточной Европы, поэтому к введению нового (столь
же чуждого) бога население страны могло отнестись как к новому
кратковременному мероприятию великокняжеской администрации.
Во-вторых, немаловажным фактором терпимого на первых порах
отношения языческих масс к внедрению христианства являлось
чисто формальное совершение внешнего акта (водное крещение),
которым символизировалось принятие новой веры. Этот акт ни-
коим образом не затрагивал первоначально «поворота в религиоз-
ном сознании людей, связанного с убеждением в ложности старой
веры и в истинности новой»4. Задачи подлинной христианизации
(отказ от старой обрядности и введение вместо них православных
форм культа и быта) могли быть решены только в результате дли-
тельной работы миссионеров на протяжении ряда столетий.
В 988 г. от народных масс еще был скрыт истинный смысл про-
исшедшего политико-идеологического переворота.
Христианство на Руси прошло очень длительный и сложный ис-
торический процесс «обрусения» вероучения и церкви. Он разви-
вался, по Б. Д. Грекову, в двух направлениях. С одной стороны, за
национальную организацию церкви вели борьбу верхи русского
общества, представители высшей светской и церковной иерархии.
12

*С другой — борьба за свою народную веру шла в народных мас-
лах и в форме активных выступлений под главенством волхвов
5а старую веру, и в форме сохранения в быту старых верований.
\ Немаловажное место в процессе христианизации политические
и\церковные деятели уделяли пропаганде русских святых, начав
осуществление целой программы канонизации. Характерно, что
первые русские святые были возвеличены, как справедливо отме-
тил\ Е. Е. Голубинский, «по причинам политическим, не имеющим
отношения к вере»5. Тем самым практика канонизации — отра-
жение политической истории русской церковной организации.
ЦЕРКОВНАЯ ПРОПАГАНДА
ФЕОДАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДОКТРИНЫ.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ КУЛЬТ КНЯЗЕЙ-ВАССАЛОВ
Историография борисоглебского культа весьма обширна; она
сама может быть предметом специального исследования. Внима-
ние историков к вышгородским святым объясняется рядом причин,
из которых важнейшими нам представляются следующие: во-пер-
вых, имена Бориса и Глеба открывают пантеон русских святых.
Тем самым история сложения их культа — это своеобразный кри-
терий, определяющий дальнейшее пополнение собственно русско-
го пантеона святых. Во-вторых, обширная агиографическая лите-
ратура борисоглебского культа до сих пор скрывает много нере-
шенных вопросов. Предлагаемые версии о взаимосвязях летопис-
ной статьи «Повести временных лет», («Сказания» и «Чтения» во
многом гипотетичны и требуют специального изучения. В-третьих,
события, отраженные в агиографической литературе, т. е. исто-
рия Киевской Руси начала XI в., времени борьбы за наследство
Владимира Святославича, обнаруживают определенные лакуны.
И в-четвертых, распространенность и популярность борисоглеб-
ского культа в русской православной церкви, естественно, ока-
зали влияние на его интенсивное внедрение в художественную ли-
тературу, изобразительное искусство, торевтику средневековой
Руси.
Фактическая основа всего цикла литературных источников о
Борисе и Глебе невелика по объему. Исходным моментом повест-
вования служит смерть князя Владимира в селе Берестове под
Киевом 15 июля 1015 г. Факт смерти князя некоторое время скры-
вался, и освободившийся стол занял находившийся в Киеве Свя-
тополк. Желая привлечь на свою сторону киевлян, новый князь
стал раздавать им богатые подарки. Один из братьев Свято-
полка Борис Ростовский незадолго до 15 июля был послан Влади-
миром навстречу угрожавшим набегом печенегам. Борису под на-
чало была отдана «отня» дружина и «вой». Не обнаружив пече-
негов, Борис возвращался обратно в Киев. В пути он получил из-
вестие о смерти отца и изменениях, произошедших в Киеве. Дру-
жина предложила Борису свою помощь, чтобы захватить власть,
яо молодой князь отказался. Тогда дружинники покинули Бориса.
13

С небольшой свитой князь остановился на берегу реки Альты, на!
расстоянии одного дня пути до Киева. /
Стремясь утвердиться, на великокняжеском столе, Святополк
замыслил братоубийство. Отправив к Борису посольство с выра-
жением братской любви и лицемерными обещаниями, он провел
тайное ночное совещание со своими вышгородскими сторонника-
ми. Посланные им убийцы застали Бориса в шатре за полночной
молитвой. Дождавшись окончания заутрени, злодеи ворвались в.
шатер и расправились с князем и его свитой. Труп одного из слуг
убийцы обезглавили, чтобы снять с его шеи золотую гривну — по-
дарок Бориса. Тело князя завернули в шатер и повезли в Выш-
город. В пути, «на бору», князь стал неожиданно подавать при-
знаки жизни. Известие об этом дошло до Святополка, который,
послал двух варягов добить жертву. Останки убитого были по-
гребены в Вышгороде у церкви Василия.
Расправившись с Борисом, Святополк решил устранить друго-
го брата — Глеба Муромского, которому якобы от имени смер-
тельно больного Владимира было отправлено требование немед-
ленно прибыть в столицу. Глеб сразу же отправился в путь. У Смо-
ленска, на Смядыне, Глеб пересел в «кораблец». Здесь его заста-
ет гонец от брата, новгородского князя Ярослава, который, узнав
о всех киевских событиях, предупреждает Глеба о грозящей опас-
ности. Пока Глеб в горести предавался молитвам, убийцы настиг-
ли судно. Княжеский повар по приказу убийц «вынез ножь, заре-
за Глеба». Тело князя было брошено убийцами на берегу «межи
двема колодама».
В борьбу с братоубийцей вступил Ярослав Владимирович, про-
званный впоследствии Мудрым. После упорной и длительной борь-
бы Ярослав одержал победу над Святополком и окончательна
взял власть в свои руки. Последнее сражение Ярослава с изгнан-
ным из Киева Святополком произошло на том же Альтском поле,
где погиб Борис. Многочисленные полчища печенегов, приведен-
ные Святополком, были разбиты, а сам он бежал. Братоубийца
погиб где-то в «пустыне межю Чехы и Ляхы».
По распоряжению Ярослава тело Глеба было перенесено в-
Вышгород и погребено рядом с останками Бориса.
Хронологические выкладки, сопровождающие текст, малочис-
ленны. Кроме даты смерти Владимира Святославича дана хроно-
логическая справка о гибели Бориса, приведенная после расска-
за о том, как князя умертвили в шатре на Альтском поле:
«И абие успе, предавъ душю свою въ руце Бога жива, месяца
июлия въ 24 дьнь, преже 9 каландъ агуста»6. Убийство Глеба со-
гласно литературной версии было совершено «месяца септября
въ 5 дьнь, въ понеделникъ»7
Княжеские распри в борьбе за власть — явление обычное в
истории любого раннефеодального государства. Столь же харак-
терны они были и для Руси. Владимир Святославич захватил ве-
ликокняжеский стол в результате многолетней борьбы со своими
братьями Олегом и Ярополком. Последний был убит двумя варя-
14

гами по приказу Владимира8. Однако в «...повести о судьбе Бо-
риса и Глеба нет тени того равнодушно-беспристрастного тона, ка-
ким отмечены летописные статьи, излагающие братоубийственные
рлспри между сыновьями Святослава — Олегом, Ярополком и
Владимиром. Повесть об убийстве Бориса и Глеба во всех своих
деталях пронизана негодованием на Святополка. Идея божествен-
ного возмездия за злодеяния объединяет эти детали в закончен-
ное художественное целое. Перед нами не документальное описа-
ние исторических событий, передающее факты так, как они про-
исходили, а тенденциозный исторический роман, где реальные со-
бытия прошлого переплетаются с созданиями художественного вы-
мысла» 9.
Следовательно, требовались особые исторические условия, ког-
да политическая обстановка имела определенные точки соприкос-
новения с событиями 1015 г., чтобы история княжеской «которы»
воплотилась в художественное произведение, а его главные пер-
сонажи из жертв обычной схватки за власть превратились в геро-
ев, осознанно исполняющих свой политический долг. Необходимо
определить тот момент в русской истории, когда факт насильст-
венной смерти Бориса и Глеба приобрел важное государственно-
политическое значение.
Многочисленная историография вышгородского культа не ощу-
щает недостатка в гипотезах о времени установления официаль-
ной канонизации Бориса и Глеба.
Историк русской церкви Макарий считал, что первая церковь
©о имя Бориса и Глеба как уже канонизированных святых была
отстроена в Вышгороде вскоре после 1021 г., «тогда же было уч-
реждено празднование в честь их 24 июля» 10.
С перенесением тела Глеба с берега Смядыни в Вышгород (ко-
торое, по мнению многих историков, состоялось в 1020 г.) связы-
яают канонизацию Бориса и Глеба Е. Е. Голубинский, А. А. Шах-
матов, М. Д. Приселков11. В. Васильев определяет акт канониза-
ции тем же моментом, но расширяет ее хронологические рамки с
1020 г. до 1039 г. Поздняя дата установления праздника — время
прекращения митрополичьей деятельности Иоанна, «который умер
когда-то, до 1039 г.» 12
Широко распространенная в историографии датировка канони-
зации Бориса и Глеба 1026 годом определяется временем освя-
щения нового храма, построенного Ярославом специально для
рак святых, взамен сгоревшей церкви Василия, около (либо в)
которой были погребены Борис и Глеб. Перенесение мощей брать-
ев в присутствии Ярослава и многочисленного собора духовенства
составляет одно из «чудес» в «Сказаниях святую страстотьрпцю
христову Романа и Давида» (Роман и Давид — христианские
имена Бориса и Глеба). В заключительной части этого описания
сказано: «И уставиша праздьникъ праздьновати месяца иулия
яъ 24 день вънь же дьнь убиенъ преблаженный Борис, въ тъ же
день и цьркы священа и перенесена быста святая» 13.
Д. С. Лихачев высказал предположение, что канонизация Бо-
15

риса и Глеба произошла вскоре после 1037 г. Построение иссле-
дователя базируется не на точно устанавливаемой дате, а на лоУ
гическом осмыслении церковной политики Ярослава, что делает
необходимым воспроизведение авторского текста: «В 1037 г.
Ярослав Мудрый добился учреждения в Киеве особой митропр-
лии константинопольского патриархата. Назначение особого мит-
рополита для молодого Киевского государства было немалым /ус-
пехом Ярослава, поднимавшим международный престиж Русской
земли... То, что Ярослав смотрел на назначение киевского митро-
полита только как на первый успех своей политики, доказывает-
ся тем, что сразу же после 1037 г. Ярослав продолжал свои до-
могательства в Константинополе, добиваясь расширения прав рус-
ской митрополии и постепенного освобождения ее из-под опеки
константинопольского патриарха и византийского императора.
Для этого Ярослав стремится к канонизации ряда русских свя-
тых... Ярослав упорно настаивает на признании святыми княгини
Ольги, варягов-христиан (отца и сына), убитых язычниками в
Киеве при Владимире, и своих братьев Бориса и Глеба. Канони-
зация Ольги и варягов-мучеников была решительно отклонена
Византией, но настойчивость Ярослава в отношении Бориса и
Глеба сломила упорство императора. Ярославу удалось добиться
канонизации своих братьев, князей Бориса и Глеба, и тем са-
мым увенчать ореолом святости и свою собственную княжескую
власть.
Установление почитания первых русских святых стало торже-
ством национальной политики Ярослава и приобрело формы на-
ционального культа. Память Бориса и Глеба праздновалась с не-
обычайной торжественностью шесть раз в году. День 24 июля —
главный из этих празднеств — причислялся к великим годовым
праздникам.
Почитание Бориса и Глеба быстро перешагнуло пределы Руси.
В самой Византии был принят этот культ: в константинопольской
Софии поставлена икона Бориса и Глеба, в Испагасе построена
им церковь. Сохранился армянский «Пролог» о Борисе и Глебе,
очевидно, переведенный с греческого. Наконец, культ Бориса и
Глеба был установлен и в Чехии: в Созавском монастыре был
построен в их честь придел»14.
Построение Д. С. Лихачева восходит к предположению
С. В. Бахрушина: «...окончательно как учреждение церковь сложи-
лась только при Ярославе. Не случайно и то, что при нем был со-
зван первый церковный собор в Киеве и была сделана попытка
установить церковную автокефалию путем избрания собственно-
го митрополита из числа русского духовенства. Не случайно и то,
что именно при Ярославе русская церковь получила своих пер-
вых святых в лице братьев самого князя, Бориса и Глеба. При
нем же была сделана попытка если не канонизации, то по край-
ней мере беатизации его отца» 15.
Не останавливаясь пока на фактах логической цепочки рас-
суждений Д. С. Лихачева, продолжим перечисление гипотетиче-
16

Хких предположений о времени установления официальной кано-
низации Бориса и Глеба. Вероятно, опираясь на мнение Д. С. Ли-
хачева, В. В. Кусков относит оформление борисоглебского куль-
та\ к 40-м годам XI в.16 И наконец, последняя из предлагаемых
исследователями дат связывает канонизацию Бориса и Глеба с
перенесением мощей князей в новую вышгородскую церковь в.
107^ г.17
Следовательно, определение времени фиксируемой канонизации,
князей-братьев необходимо вести в широком хронологическом
диапазоне 1020—1072 гг., включающем не только княжение Яро-
слава Мудрого, но и правление Изяслава Ярославича. В этом хро-
нологическом промежутке требуется определить дату, когда имен-
но идея борисоглебского культа в концентрированной форме от-
вечала потребностям исторического момента и когда возможно-
было утвердить новых русских святых без оглядки на Константи-
нополь.
Государственно-политическое значение культа Бориса и Гле-
ба заключалось в осуждении княжеских распрей, в стремлении ук-
репить государственное единство Руси на основе строгого соблю-
дения феодальных взаимоотношений между князьями: все
князья — братья, но старшие должны защищать младших и пок-
ровительствовать им, а младшие — безусловно покоряться стар-
шим. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старше-
го брата даже для защиты своей жизни, освящалась идея родово-
го старшинства в системе княжеской иерархии; князья, соблюдав-
шие эту заповедь, стали святыми.
Политическая тенденция борисоглебского культа определяется
библейским тезисом, вынесенным эпиграфом к житийным сказа-
ниям о Борисе и Глебе: «Родъ правыихъ благословиться,— рече
пророк,— и семя ихъ въ благословении будеть» 18. Необходимость
подчинения младших братьев старшему, составляющая основной
принцип феодального вассалитета, приобрела гипертрофированную
форму жертвенности в «Сказании» и выросла в изложении «Чте-
ния» в осознанный политический долг Бориса и Глеба.
Для Ярослава политическая тенденция «покорения» младшего
«старейшему» могла быть актуальной в тот период его княжения,
когда он устранил Святополка со своего пути к политическому
господству, и до 1035 г., когда со смертью Мстислава Владимиро-
вича прекратилась угроза его «самовластью». Следовательно, ги-
потетические предпосылки к оформлению борисоглебского культа
и в 1020 г., и в 1035 г. у Ярослава имелись, однако они не были
подкреплены организационной самостоятельностью киевской мит-
рополии.
В историографии отсутствует единое мнение о времени оконча-
тельного сложения церковной организации на Руси. Поиски ис-
следователей ведутся в широком хронологическом диапазоне от
«крещения Руси» и до середины XI в.19 Немаловажными представ-
ляются наблюдения В. Л. Янина над тенденциями в развитии ти-
па митрополичьих булл: «...в начале этого развития лежат вариан-
17

ты, отражающие значительную организационную зависимости
главы русской церкви от константинопольского патриарха... Зй-
тем крепнущая самостоятельность киевской иерархии подчерки-
вается появлением на печатях личных патрональных изображе-
ний самих митрополитов — владельцев булл (печати Георгия,
Иоанна III)»20. Напомним, что деятельность Георгия на киевской
;кафедре приходится на 1068—1073 гг. Я. Н. Щапов, сравнив ус-
тавы князей Владимира Святославича и Ярослава Владимирови-
ча, пришел к обоснованному выводу, что второй документ проде-
монстрировал значительный рост высших органов церковного уп-
равления в публично-правовой сфере государства, происходивший
также в середине XI в. Устав — одна из акций по укреплению и
расширению влияния церковной организации21.
Положение русской церкви было осложнено в 20-х годах XI
столетия натянутыми отношениями с Византией. Не случайно
Ярослав в домогательствах об организации церкви обращался не
только к константинопольской патриархии, но и к католическому
Западу22. Наглядное подтверждение тому — матримониальные
<связи Ярославова дома. Датировка канонизации Бориса и Глеба
1026 годом обесценивается наблюдением А. А. Шахматова, что
:24 июля — собственно день победы Ярослава над Святополком.
В честь этой победы был отстроен Ярославом на «Летском поле»
новый храм Василия взамен сгоревшей ветхой церкви, возле ко-
торой до того времени были захоронены останки Бориса и Гле-
ба23. Н. Н. Ильин справедливо полагает, что дата 24 июля «со-
хранялась в богослужебном обиходе вышгородского храма на пер-
вых порах как местный годовой праздник в память освящения
храма, а не в честь князей, канонизация которых была тогда еще
.делом будущего»24.
Сомнительным представляется акт официальной организации
гвышгородского пантеона в 1037 г. (или вскоре после него), пред-
лагаемый Д. С. Лихачевым. Во-первых, стабилизировавшееся
внутриполитическое положение Ярослава после 1036 г. не требо-
вало какого-либо идеологического подкрепления экскурсами в ис-
торическое прошлое; во-вторых, акт канонизации не мог найти
поддержки со стороны константинопольского патриархата в ус-
ловиях напряженных русско-византийских отношений (автор счи-
тает санкцию Константинополя обязательной), усложненных во-
оруженным конфликтом 1043 г.25
Мир с Византией в 1047 г. никого в Киеве не удовлетворил и
раздражения против греков не рассеял. Здесь взяли верх против-
ники административно-иерархического подчинения русской цер-
ковной организации византийскому патриарху. Движение в пользу
церковной автокефалии нашло опору в лице великого князя и
своего руководителя в лице Илариона, пресвитера села Берестова.
Иларион стал первым русским митрополитом — аборигеном, по-
ставленным по воле Ярослава собором русских епископов в Кие-
ше26.
Если допустить, что великокняжеский стол не ставил акт ка-
18

конизации Бориса и Глеба в обязательную зависимость от санк-
1ши Константинополя, то с момента избрания Илариона (1051)
до смерти Ярослава (1054) наступает самое подходящее время:
для учреждения борисоглебского культа. Однако подобные попыт-
ки^, не фиксируются летописью ни до этого времени, ни в указан-
ные годы.
Прямые летописные свидетельства о канонизации Бориса и
Глеба при Ярославе отсутствуют. Если бы она была проведена до
1051 г., то наличие культа национальных святых неизбежно ис-
пользовалось бы в политических целях в этот сложный для Ру-
си момент. Но мы не встречаем никаких сообщений об этом. Бо-
лее того, имеется целый ряд косвенных указаний на официальное
учреждение борисоглебского культа после смерти Ярослава.
Некоторые свидетельства могут быть выявлены при обраще-
нии к летописному сообщению 1072 г. Чрезвычайное значение по-
годной записи для наших дальнейших построений делает необхо-
димым ее полное воспроизведение: «В лето 6580. Перенесошася
святая страстотерпця Бориса и Глеба. Совокупившеся Ярослави-
чи: Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ; митрополитъ же тогда бе
Георги, епископъ Петръ Переяславьскыи, Михаил Гурьгевьскии,,
Феодосии же игуменъ Печерьскый, Софронии святаго Михаила
игумен, Германъ игуменъ святого Спаса, Никола игуменъ Пе-
реяславьскыи, и вси игумени, и створше праздникъ. Праздноваша
светло и преложиша я в новую церковь, юже сдела Изяславъ,.
яже стоить и ныне. И вземше первое Бориса в древяне раце Изя-
славъ, Святославъ, Всеволодъ, вземше на рама своя, понесоша,
предъидущем черноризцем свеще держаще в рукахъ, и по них
дьякони с кадилы, и посем презвитери, и по них епископи с мит-
рополитом; по сих с ракою идяху. И принесше в новую церковь,
отверзоша раку, исполнися благоуханья церкы, воне благы; ви-
девше же се прославиша бога. И митрополита ужасть обиде, бе
бо нетвердъ верою к нима; и падь ниць, просяше прощенья. Це-
ловавше мощи его, вложиша и в раку камену. Посем же вземше
Глеба в раце камене, вставиша на сани и, емше за ужа, везоша
и. Яко быша в дверех, ста рака и не иде. И повелеша народу
възвати: «Господи помилуй», и повезоша и. И положиша я меся-
ца мая 2 день. И отпевше литургию обедаша братья на скупь,
кождо с бояры своими, с любовью великою... Посем же разидоша-
ся в своя си» 27
Летописный текст составляет одно из «чюдес» «Сказания», где
фактическая основа дополнена некоторыми «знаменательными»
подробностями (они будут рассмотрены далее).
Неоднократные обращения исследователей к статье 1072 г. вы-
явили определенное несоответствие между признанием акта ка-
нонизации в 1026 г. и нюансами текста, отвергающими столь ран-
нюю дату. Так, вопреки почти пятидесятилетней истории офици-
ального культа (с 1026 по 1072 г.) высший русский иерарх — мит-
рополит Георгий проявляет недоверие к святости братьев-князей.
Правда, некоторые историки, отмечая упорство митрополита в не-
19

верии, считают, что «историческое содержание описываемого со>-
бытия заключалось в окончательном и публичном признании с/о
•стороны византийского иерарха факта канонизации русских кня-
зей-братьев»28. Объяснение вряд ли может быть оценено положи-
тельно. Примечателен другой факт: мощи Бориса до акта 1072 г.
находились в деревянной раке, что определенно свидетельствует
об отсутствии официального почитания князя до этого года. При
канонизации одним из обязательных условий было перенесение
мощей святого в новый саркофаг — каменную либо серебряную
гробницу.
М. X. Алешковский отмечает, что Ярослав — легендарный ини-
циатор официальной канонизации — никоим образом не пропа-
гандировал культ первых русских святых: ни один из сыновей ве-
ликого князя не был назван именами «невинно убиенных князей»
либо именами их святых покровителей (Давида и Романа). Име-
на Бориса и Глеба отсутствуют в литературных памятниках сере-
дины XI в. «Памяте и Похвале Владимиру мниха Иакова» и
«Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона. Энколпио-
яы с изображениями Бориса и Глеба появляются только после
1072 г. Наконец, нет ни одной известной до сих пор печати XI в.
■с изображением князей — иконография их еще не выработалась.
Нет их и в росписях Софии Киевской.
В развитие своей плодотворной идеи М. X. Алешковский об-
ратил внимание на то, что Ярослав назвал одного из сыновей, ро-
дившегося в 1036 г., именем почитавшегося на Руси чешского
святого Вячеслава, убитого при обстоятельствах, сходных с убий-
ством Бориса, но не использовал имя родного брата святого.
В 1050 г. сын Изяслава, внук Ярослава, получил имя Святопол-
ка — официального братоубийцы. «Тем самым, — справедливо
отмечает историк, — в 1050 г. Борис и Глеб еще не были офици-
ально канонизированы, а Святополк еще не был предан анафе-
ме»29. М. X. Алешковский снимает гипотезу М. Д. Приселкова о
причастности легендарного митрополита Иоанна I к канонизации
вышгородских святых и созданию службы Борису и Глебу на рус-
ском языке. В службе Святополк предан церковной анафеме, сле-
довательно, Изяслав не смог бы назвать этим именем своего сы-
на, если служба появилась до 1050 г. Текст был написан в годы
святительства митрополита Иоанна II (1077—1089). Располагая
изложенным выше комплексом фактов, М. X. Алешковский совер-
шенно оправданно связывал официальную канонизацию с актом
1072 г.
Рассмотрим события 50—60-х годов XI в., которые подготови-
ли обращение к святыням и сняли возможное противодействие со
стороны константинопольской патриархии.
1054 год. Умирает Ярослав, разделив империю между тремя
сыновьями и завещав «покорение старейшему», Изяславу, кото-
рому принадлежит Киев.
1054 год. Папский посол кардинал Гумберт возложил на пре-.
стол храма Софии в Константинополе грамоту, отлучавшую от
20

церкви патриарха Михаила Кирулария. В ответ на это Константи-
нопольский собор предал анафеме римского папу. Раскол 1054 г.
rie был окончательным, но он способствовал схизме 1204 г.
1055 год. С митрополичьей кафедры удален русин Иларион.
Киевский князь принимает на митрополию византийского ставлен-
ника Ефрема. Ликвидирована относительная автокефалия рус-
ской церковной организации, установленная Ярославом актом изб-
рания Илариона.
1061 год. Первое вторжение половцев в русские земли. Всево-
лод разбит: «Се бысть первое зло от поганых и безбожных
врагъ».
1064 год. Начинается княжеская «котора». Ростислав Владими-
рович выгоняет Глеба Святославича из Тмутаракани.
1067 год. Ярославичи в отместку за нападение Всеслава Бря-
числавича на Новгород захватили Минск и в «сече жестокой» на
Немиге обратили его в бегство. Изяслав нарушает крестоцелова-
■ние, захватив Всеслава и двух его сыновей; пленных бросают в
темницу.
1067—1068 годы. В разных местах Руси: то в Новгороде, то
■на Белоозере, то в самом Киеве — появляются язычники-волхвы,
предвещающие большие перемены.
1068 год. Поражение Изяслава, Святослава и Всеволода в бит-
ве с половцами на Альте. Изяслав с Всеволодом бегут в Киев.
Святослав укрывается в Чернигове. Киевляне требуют оружие у
Изяслава для отпора половцам, которые «рассеялись по всей зем-
ле». Отказ князя приводит к восстанию. Изяслав бежит из Киева.
Горожане освобождают Всеслава «из поруба» и ставят его на кня-
жеский стол.
1069 год. Изяслав, при поддержке польского короля Болесла-
ва, возвращается в Киев. Мстислав Изяславич, посланный отцом
в авангарде войска, устраивает в Киеве кровавую резню без суда
и следствия.
1071 год. В Киеве появляется волхв, предсказывающий, «что
земли начнут перемещаться, что Греческая земля станет на место
Русской, а Русская на место Греческой».
События, тревожные в самом грозном смысле этого слова.
Изяславу необходимо укрепить свой авторитет, пошатнувшийся в
результате «бедствий» Русской земли не только в народной, но и
в княжеской среде. Дальнейшие события доказывают это. В по-
добной обстановке закрепление идеи феодального вассалитета
крайне необходимо киевскому князю. «Подвиг» Бориса и Глеба
идеально соответствует политической концепции Изяслава. Сроч-
но возводится новый храм, посвященный вышгородским святым.
Их мощи 2 мая 1072 г. в торжественной обстановке переносятся в
новую церковь. «Правомерность» канонизации подтверждается
греком-митрополитом и исцелениями у саркофагов святых. Изяс-
лав становится обладателем святых мощей. Константинополь-
ский патриарх и византийский император, заинтересованные в
сохранении влияния на Руси в условиях схизмы 1054 г., санкцио-
нируют канонизацию.
21

С торжествами 1072 г. мы склонны связывать появление древ^-
нейшей редакции «Сказания», поддерживая тем самым датировку
Н. Н. Ильина30.
Принцип вассалитета, торжественно провозглашенный и за-
крепленный созданием борисоглебского культа, был нарушен в>
следующем, 1073 г. В союзе с Всеволодом Святослав захватывает
великокняжеский стол. Изяслав бежит из Киева в Польшу.
Вскоре Святослав приступает к строительству каменного хра-
ма для вышгородских святых. Поступок если не кощунственный,,
то, казалось бы, нелогичный: князь, изгнавший «старейшего», пы-
тается завладеть мощами святых, которые олицетворяли принцип
феодальной иерархии. Необъяснимые с точки зрения прямой ло-
гики действия Святослава имели глубокий политический смысл.
Идея вассалитета применима не к определенной личности — Изя-
славу или Святославу, а к основам всей иерархической феодаль-
ной системы. Она отвечает политическим устремлениям того кня-
зя, который в данный конкретный момент возглавляет государст-
венную иерархию. Но для того, чтобы святые «сродники» покро-
вительствовали именно Святославу, требовалось перехватить ини-
циативу дальнейшей эксплуатации культа из рук Изяслава. Пред-
полагавшийся перенос мощей в новую каменную церковь — важ-
ный, но не единственный шаг в мероприятиях Святослава. Строи-
тельство каменного храма-усыпальницы — дело времени. Требо-
валась мгновенная реакция Святослава. Нам представляется, что
таковая обнаруживается в новом обращении к «Сказанию».
Исследователи неоднократно подчеркивали наличие в тексте-
исторически-легендарной повести проявления определенных сим-
патий к Святославу Ярославичу, связывая с ними появление ле-
генды о ногте Глеба. В ходе торжеств 1072 г. при вскрытии сар-
кофага Глеба митрополит Георгий стал блатославлять присутст-
вующих рукой святого князя. Святослав приложил руку святого
ксродника» «ко вреду, имъ/ же боляше на шии, и ко очима, и к
темени», и на волосах черниговского князя остался ноготь Глеба.
Это было воспринято окружающими как проявление милости свя-
того31.
Как это ни парадоксально, тема вассалитета в «Сказании» име-
ла исторические параллели в событиях 1073—1076 гг. Основная
идея текста отвечала интересам как Изяслава, так и Святослава.
Ведь «Сказание» — не только историческая повесть о «страсто-
терпцах», но и панегирик Ярославу, его семейству, косвенно оп-
равдывающий действия Святослава в 1073 г. Принцип феодаль-
ных взаимоотношений предусматривает не только беззаветную по-
корность младших старшим, но и обязанность старших защищать
и покровительствовать младшим. В «Сказании» Ярослав выступа-
ет против старшего брата Святополка. Действия Ярослава — оп-
равданный акт: он борется с братом, потому что тот — преступ-
ник. Святослав поступает так же, потому что старший брат Изя-
слав — клятвопреступник: он захватил Всеслава, нарушив кресто-
целование. Тем самым Изяслав преступил не только государст-
22

ценный закон, но и христианский долг: Святослав выступил про-
бив преступника. Святополк, изгнанный с киевского стола, ищет
•Ооюза с врагами Руси — печенегами; Изяслав, совершив подоб-
ное преступление в 1069 г., повторяет его после 1073 г. Это тем
более оправдывает и действия Ярослава, и переворот Святослава.
Таким образом, основная часть «Сказания» удовлетворяла
Святослава и была сохранена. Возможно, отсутствие редакцион-
ной обработки основного текста «Сказания» было вызвано дру-
гим обстоятельством. Оформленное при Изяславе и угодливо под-
веденное под принцип его идеологической доктрины, «Сказание» с
самого начала причислялось к памятникам канонического харак-
тера. Состав такого памятника мог дополняться, но не пересмат-
риваться. Изучение агиографических памятников устанавливает
•определенную зависимость одних редакций от других. В ряде слу-
чаев иначе акцентируется политический аспект, но исторически-
легендарная основа почти неизменна. Для того чтобы ее попол-
нить, требовались безусловно установленные факты. Ими Свято-
слав либо не располагал, либо не считал возможным их обнародо-
вать.
В правление Святослава редакция основной части «Сказания»
оставалась неизменной, к ней были лишь добавлены «чюдеса».
Смысл этого достаточно определенный: во-первых, надо показать,
что Святослав пользуется покровительством самого святого Глеба
(легенда о ногте), и, во-вторых, доказать более древнее происхож-
дение вышгородского культа, чем канонизация в 1072 г. при Изя-
славе. «Набор чюдес» отвечал этим задачам: в них упомянут
Ярослав 32.
Акции Святослава были сигналом к длительной борьбе между
князьями за обладание вышгородскими святынями. Ее история
нам небезразлична, так как дает возможность оценить расстановку
политических сил в стране и попытаться реконструировать преды-
сторию борисоглебского культа. Святослав, который «умысли
създати цьрковъ камену святым а и съзъдавъ ее до 80 локътъ
възвыше», в 1076 г. умер. Строительство остановилось. Вернув-
шийся Изяслав не проявил интереса к постройке: ведь благодаря
Святославу он три года был князем-изгоем. Постройку закончили
при Всеволоде Ярославиче, но как только церковь была выстрое-
на, «абие на ту нощь върюшися ей верьх и съкрушися вься». Все-
волод так и не восстановил вышгородский храм.
После смерти Всеволода в 1093 г. киевское боярство возвело
на княжеский стол его племянника Святополка, сына инициатора
торжеств 1072 г. Святополк намеревался строить новый храм, но
не решился («не дрьзну») «переносити с места на место». В 1102 г.
двоюродный брат Святополка, Владимир Мономах, тайно позо-
лотил серебряные саркофаги. Святополк примирился с самоуправ-
ством Мономаха: украшенные чужим даром святыни оставались
все же в отцовском храме и поэтому принадлежали ему — сыну
строителя церкви. В 1111 г. другой двоюродный брат Святопол-
ка, Олег Святославич, продолжил постройку отца. Когда церковь
23

была завершена и расписана, Олег обратился к Святополку за
разрешением на перенос гробницы Бориса и Глеба в новый ка-
менный храм, но получил отказ («зане сам бяшее съзьдалъ церьк-
ве тоя»).
В столетнюю годовщину гибели Бориса и Глеба, когда киев-
ским князем был Владимир Мономах, состоялось торжественное
перенесение их мощей в храм, построенный Олегом Святослави-
чем. Торжества 1115 г. длились два дня. Великолепное зрелище
было рассчитано на то, чтобы затмить праздник Изяслава 1072 г.
Ведь мощи переходили к новому владельцу. В один из дней освя-
щался новый храм, ктитор которого, Олег, устроил «великий
обед». Второй главный день церковного праздника — перенесение-
гробниц в новый храм — ознаменовался ссорой Мономаха с Оле-
гом. Причина раздора: где стоять саркофагам. Олег хотел, чтобы
они были поставлены в притворе у южной стены, «идеже бяста
оустроене комаре има»33. Он ссылался на традицию и не хотел
уступать Мономаху, который предлагал поставить раки среди
церкви — в наиболее выигрышном месте для устроенного им над
гробницами «терема серебряного». Спор пришлось решать жре-
бием, положенным на алтарь. Жребий решил дело в пользу Оле-
га, и гробницы были поставлены «в комару ту на десней стране,,
иде и ныне лежита»34.
Такова краткая история канонизации и эксплуатации культа
Бориса и Глеба, история, где тесно переплелись политические
судьбы Ярослава, Изяслава, Святослава, Всеволода, Святополка,
Мономаха и Олега. Каждый князь стремился приобрести в лице-
святых личных покровителей. «Сродники» Бориса и Глеба стара-
лись перещеголять друг друга в проявлении своего почитания свя-
тынь.
Мономах, потерпев неудачу в 1115 г., «отыгрался» на литера-
турном поприще. Ликвидировать симпатии к Святославу, проде-
монстрированные автором «Сказания о чюдесах», Владимир Все-
володович не решился, идти на новую ссору со Святославичами
не хотел. Но небольшой текстуальной подменой описания кано-
низации 1072 г. Мономах извлек для себя максимум политиче-
ских выгод. «Благословляющая» рука Глеба была заменена рукой
Бориса. На первый взгляд замена более выгодна Святославу (Бо-
рис — старший по возрасту и по приближенности к Владимиру
Святославичу), но малозначительная текстуальная манипуляция
имела глубокий политический подтекст: Борис был патроном се-
мейства Всеволодовичей. Символическое значение «благослове-
ния» Святослава рукой Бориса раскрывается предысторией офи-
циального акта канонизации 1072 г.
В литературе указывалось, что объединение почитания Бориса
и Глеба в единый культ произошло не сразу. Мономах в своем
«Поучении» называет 24 июля не днем Бориса и Глеба, а днем
Бориса. В 1117 г. Владимир закладывает церковь на Альте, в сво-
ей резиденции, где согласно легенде был убит Борис. В монома-
ховой семье хранилась реликвия Бориса — меч, которым святой
24

князь защищался от убийц (факт, нигде не отмеченный). Этим
мечом столь же безуспешно пытался отбиться от убийц Андрей
Боголюбский, внук Мономаха. При перенесении мощей в 1115 г.
саркофаг с телом Бориса несет Владимир, хотя в соответствии с
династическим церемониалом он должен был уступить это право
Давыду Святославичу — старшему в роду. Но Давыд возглавил
процессию с ракой Глеба. Дело здесь не только в том, что Бо-
рис — явный патрон Всеволодовичей, и не в том, что старший по
возрасту Давыд был тезоименинником Глеба в крестильном име-
ни, а в том, что культ Глеба сложился раньше почитания Бори-
са. Младшему брату отдавали предпочтение.
М. X. Алешковский, посвятивший истории культа святых кня-
зей специальную статью, доказал это со всей очевидностью. Фак-
тическая основа построений исследователя заслуживает внимания.
Историк исходит из наблюдений над комплексом энкол'пионов
(крестов-мощевиков). На лицевой стороне крестов-мощевиков по-
мещено изображение младшего из братьев — Глеба, а не старше-
го — Бориса. Автор справедливо предположил, что изображение
второстепенного (по рассказу «Сказания») персонажа на лице-
вой стороне могло произойти только в условиях преимуществен-
ного почитания Глеба. Сведения о преимущественном почитании
Глеба М. X. Алешковский подтверждает материалами XI в. Кроме
описанного выше «благословения» Святослава рукой Глеба (в
тексте «Сказания») сошлемся на запись в хронике чешского Со-
завского монастыря. Здесь в 1095 г. был основан придел Глеба и
Бориса, в который «перенесены реликвии святого Глеба и его
брата» 35.
В «Чтении» Нестора, по наблюдению А. Н. Насонова, сохрани-
лись признаки раздельного существования двух житий36. Туров-
ский храм (XII в.) называется Глебоборисовским. В. И. Лесючев-
ский расширяет границы глебоборисовского культа. В подобном,
необычном для нас сочетании культ известен не только на Смолен-
щине (месте гибели Глеба), но и в Чернигове37 М. X. Алешков-
ский обратил внимание на то, что легенды о чудесных явлениях
первоначально связаны именно с Глебом. Вокруг могилы Бориса
никаких «чюдес» не происходит, пока к нему не присоединяют сар-
кофаг Глеба 38.
Длительное бытование раздельного почитания Глеба и Бориса
было связано с патрональными традициями двух ветвей Ярославо-
ва дома. Всеволодовичи связаны с Переяславской землей и под-
держивают культ Бориса, погибшего на Альте. Всеволод наследу-
ет Ростовское княжество, бывшее за Борисом, а Муромское :шя-
жество Глеба становится вотчиной Святослава.
Специально исследуя причины сложения раннего культа Гле-
ба, М. X. Алешковский фиксирует «непопулярность Бориса в
1015 г.», следы которой сохранились только в погодной записи
Тверского сборника XV в.39 Согласно тверскому известию киевля-
не отказались принять тело убитого князя, и оно было захоронено
не в Киеве, а в Вышгороде40. М. X. Алешковский связал свои
25

наблюдения с выводом Д. В. Айналова, который при изучении ми-
ниатюр Сильвестровского сборника XIV в. и Радзивилловской ле-
тописи XV в. обратил внимание на сцену прихода убийц Бориса к:
Святополку. Предводитель протягивает князю красную шапку-
убитого Бориса. В русской литературе расшифровка эпизода от-
сутствует. Это дало основание Д. В. Айналову констатировать ис-
чезновение из первоначальных текстов произведений о Борисе к
Глебе некоторых сцен41. «Этот эпизод, — справедливо продолжа-
ет М. X. Алешковский, — сохранился в одном вполне достоверном:
источнике, созданном по свидетельствам очевидца событий 1015 г.
Мы имеем в виду Эймундову сагу, рассказывающую о службе ва-
ряжского дружинника Эймунда при дворе Ярослава Мудрого»42.
Сведения саги неоднократно использовались исследователя-
ми 43. Историки отмечали, что «повествование саги нельзя расце-
нивать как документальное воспроизведение реально происходив-
шего: с одной стороны, сага — это художественное произведение,
и ее повествование подчинено определенным эстетическим нор-
мам, с другой — «Сага об Эймунде» дошла до нас в поздней за-
писи, и хотя она сложилась на основе рассказов дружинников?
Эймунда (их имена приводятся в тексте), вернувшихся в Сканди-
навию, объем и характер переработки этих рассказов не поддают-
ся учету» 44.
В саге рассказывается, как Эймунд убил Бурислейфа45. Зару-
чившись полусогласием Ярислейфа («не стану я побуждать лю-
дей к бою с Бурислейфом конунгом, ни винить, если он будет
убит»), Эймунд осуществил замысел. Рано утром Эймунд со сво-
им помощником Рагнаром во главе отряда из 12 человек покинул'
город. Варяги переоделись в купеческое платье, захватили припа-
сы и оружие. «Они въехали в лес и ехали весь тот день, пока не
настала близкая ночь. Тогда сказал Эймунд конунг: «Здесь мы
остановимся. Я узнал, что здесь будет ночлег у Бурислейфа ко-
нунга и будут поставлены на ночь шатры». Найдя подходящую по-
ляну, Эймунд и его спутники устроили ловушку. Варяги наклони-
ли дерево к земле и, привязав к его вершине канат, закрепили ко-
нец внизу. Вскоре послышался шум. Подошло большое войско.
Как и предвидел Эймунд, лагерь разбили на поляне, где поставили
для Бурислейфа роскошный шатер: «Было в нем четыре части и,
высокий шест сверху, а на нем — золотой шар с флюгером».
Стемнело. Прибывшие приступили к ужину. Эймунд переоделся:
нищим и отправился на разведку в княжеский стан. Варяг приме-
тил, «где лежит в шатре конунг». Ночью Эймунд с двумя помощ-
никами осторожно привязал веревкой вымпел палатки Бурислей-
фа к вершине дерева. К каждому из концов веревки Эймунд по-
ставил по человеку с топором. По условному знаку они переруби-
ли веревку, дерево быстро выпрямилось, сорвало палатку и заки-
нуло шатер князя далеко в лес. Перебив княжескую свиту («убива-
ет конунга и многих других»), Эймунд «взял с собой голову Бу-
рислейфа конунга. Бежит он в лес и его мужи, и их не нашли».
Вернувшись домой, варяги рассказывают Ярислейфу конунгу/
26

всю правду о гибели Бурислейфа: «Теперь посмотрите на голову,
господин, узнаете ли ее?» Конунг краснеет, увидя голову. Эймунд
сказал: «Это мы, норманны, сделали это смелое дело, господин:
"позаботьтесь теперь о том, чтобы тело вашего брата было хоро-
шо, с почетом похоронено». Ярислейф конунг отвечает: «Вы пос-
пешно решили и сделали это дело, близкое нам; вы должны по-
заботиться о его погребении. А что будут делать те, кто шли с
ним?» Эймунд отвечает: «Думаю, что они соберут тинг (совет. —
А. X.) и будут подозревать друг друга в этом деле, потому что
•они не видели нас, и разойдутся в несогласии, и ни один не ста-
нет верить другому и не пойдет с ним вместе, и думаю я, что не-
многие из этих людей станут обряжать своего конунга». Выехали
норманны из города и ехали тем же путем по лесу, пока не при-
были к стану, и было так, как думал Эймунд конунг, — все вой-
ско Бурислейфа конунга ушло и разошлось в несогласии. И едет
Зймунд на просеку, а там лежало тело конунга, и никого возле
него не было. Они обрядили его и приложили голову к телу и
повезли домой. О погребении его знали многие. Весь народ в стра-
не пошел под руку Ярислейфа конунга».
Эпизод реально описывает какое-то политическое убийство,
совершенное варягами Ярислейфа. Исследователи саги считали,
что жертвой варягов был Святополк. Мнение это основывалось
главным образом на том, что сага называет убитого Бурислей-
*фом. Под этим именем, кроме Болеслава в других эпизодах саги
подразумевается Святополк. В летопись финальная сцена борьбы
Ярослава со Святополком не вошла «по особым основаниям, за-
ключавшимся в том, что летописный сводчик, следуя монашеской
традиции отношения к Ярославу, не мог допустить свидетельства
хотя бы о косвенном участии Ярослава в убиении Святополка»46.
Н. Н. Ильин справедливо возразил: необходимо подтверждение,
-«будто составитель летописного свода знал об убийстве Свято-
полка-Бурислейфа варягами Ярослава и имел в своем распо^
ряжении запись этого события». Спорным представляется
Н. Н. Ильину и второе положение, принятое А. И. Лященко, буд-
то Бурислейф в описанной сцене из саги — Святополк47
М. X. Алешковский считает, что в саге путаница «с именами
князей. Враг Ярослава (Ярислейфа) назван не Святополком, а
Бурислейфом (Борисом)», но события рассказа Эймунда историк
относит к «очевидцу событий 1015 г.»48 Если в саге отражены со-
бытия 1015 г. (в чем М. X. Алешковский не сомневается и под-
тверждает наблюдениями Д. В. Айналова), то с кем борется Яро-
слав после 1015 г.? С тенью Святополка? Считать, что в данном
эпизоде саги князь Святополк назван Ярислейфом, нельзя.
Н. Н. Ильин убедительно доказал, что при обычном для саги по-
глощении имен всех врагов Ярислейфа (Болеслава и Святополка)
именем Бурислейфа «Ярислейф имеет в ней (саге. — Лв X.) чер-
ты конкретной исторической личности» — Ярослава49.
Анализируя содержание рассказа Эймундовой саги об убийст-
ве Бурислейфа, Н. Н. Ильин обнаруживает в нем сходство сосце-
27

ной убийства Бориса, изложенной в «Сказании». Сходство дей-
ствительно весьма заметное. Варяги устраивают ловушку для
своей жертвы на поляне, вблизи леса. В описании Альтской битвы
на месте, «идеже бе убиенъ святый Борисъ», упоминается какое-то
поле («покрыта поле летьское множьствъм вой»). И в саге, и в
«Сказании» убийство происходит глубокой ночью. В обоих случа-
ях убийцы врываются в шатер, не встретив сопротивления. Избие-
ние ограничено княжеским шатром. В саге Эймунд «убивает ко-
нунга и многих других». В «Сказании» «избиша же и отрокы мно-
гы». После кровавой резни варяги скрылись. То же самое долж-
на была сделать немногочисленная группа злодеев в «Сказании».
Удалой Эймунд для доказательства своей доблести забирает го-
лову князя. В «Сказании» тоже имеется один обезглавленный
труп. Автор «Сказания» вводит второстепенный персонаж — кня-
жеского отрока Георгия, которому отсекли голову ради золотой
гривны на шее — недавнего подарка Бориса своему любимцу.
Но почему убийцы «Сказания» вместе с добычей схватили и го-
лову слуги («отсекъше главу отъвьргоша и кроме») — непонятно.
Так или иначе один обезглавленный труп присутствует и в саге,,
и в «Сказании». Эймунд предположил, что княжеская дружина в
панике разбежится. «Сам уход дружины от Бориса, расположив-
шегося лагерем на берегу Альты, причина которого в «Сказании»
кажется натянутой и искусственной, объясняется сагой вполне
правдоподобно»50: дружинники были напуганы таинственным
убийством князя.
Н. Н. Ильин доказал, что сопоставление текста «Сказания» с
рассказом Эймундовой саги дает возможность определить источ-
ник двух легенд, сохранившихся в русской повести и выделенных
А. А. Шахматовым: «... составитель летописного сказания... дол-
жен был согласовать два предания об убиении Бориса: одно из
них говорило об убиении на Альте, а другое — на Дорогожиче»
(летописная сцена убийства «на бору», когда два варяга добили
Бориса) 51.
В тексте саги Ярислейф возвращает удалых варягов, чтобы
они погребли тело князя. Тогда-то очевидцы и могли видеть варя-
гов «на бору». Из их свидетельств выросла дополнительная ле-
генда, включенная в «Сказание».
Тело Бориса «отай» было доставлено в Вышгород и зарыто на
общем кладбище у церкви Василия. Даже в Вышгороде о погре-
бении «не ведяху мънози». В круговерти династической борьбы
смерть ростовского князя не была крупным событием, многое
сгладилось, многие свидетели исчезли. История закончилась, на-
чинался миф.
В общем логичном и аргументированном построении Н. Н. Иль-
ина представляется не полностью доказанной предложенная авто-
ром связь убийства Бориса с событиями 1018 г. Доказательства
историка следующие: «Русское предание сообщает, что Борис по-
гиб, возвращаясь из похода против печенегов. Печенеги были не-
изменно союзниками Болеслава в русских походах: они участво-
28

вали в его походе 1013 г., в 1017 г. осаждали Киев, а в 1018 iy
составляли в войске Болеслава особый отряд. Печенежская кон-
ница могла служить авангардом при наступлении или резервом
для диверсии с юга, со стороны степей. Если русское предание
основано на действительном факте, то Борис во главе небольшой,
дружины был в разведке и, не встретив печенегов, возвращался
обратно, когда его... настигла неожиданная смерть во время сто-
янки на Альте». Но доказательствами, что Борис был союзником.
Болеслава в походе 1018 г., исследователь не располагает. Далее.
Стоянка на Альте, где был убит Борис, расположена на расстоя-
нии одного дня пути от Киева. Варяги, по рассказу саги, едут
один день. В саге Киев не указан. Под абстрактным «выехали из
города» и «вернулись домой» можно подразумевать любой дру-
гой город на расстоянии дневного перехода. Где был в это время
Ярислейф, сага точно не указывает52. Представляется, что
Н. Н. Ильин, подобно его предшественникам, стремится связать-
события Эймундовой саги с 1018 г. на том основании, что «эпи-
зод о его (Бурислейфа. — А. X.) смерти представляет заключи-
тельную часть повествования о подвигах Эймунда в войнах Яро-
слава со Святополком»53. Но Эймундова сага не документальная
запись, даже не погодное сообщение, а художественное произве-
дение, композиция которого подчинена внутренней логике повест-
вования.
Убийство Бурислейфа — апофеоз героических подвигов эймун-
довых варягов. Рассказ о нем в любом другом месте произведе-
ния разрывал бы художественную ткань повествования. К тому
же сага стремится избавиться от излишних персонажей с русской,
стороны. В их числе только Ярислейф, Бурислейф, Вартилаф и
Ингигерд — жена Ярослава. Введение дополнительного персона-
жа, имя которого (Борис) в скандинавской транскрипции весьма
близко к собирательному имени Бурислейф, могло внести путани-
цу, и Бориса включили в тот же собирательный образ (Бури-
слейф).
В то же время Н. Н. Ильин доказал, что первое выступление
Ярослава против Святополка было не в 1016 г., а именно в авгу-
сте 1015 г. В конце этого месяца или в начале сентября, потер-
пев поражение п^и Любече, Святополк, видимо, црямо с поля
битвы бежал к своему тестю Болеславу54. Заметим, что в святцах
можно найти не только июльскую (24 июля) версию даты смерти
Бориса, унаследованную, по мнению Ильина, от времени освяще-
ния и празднования восстановленного Ярославом храма Василия,
но и августовскую дату убийства Бориса (12 августа) 55. Таким
образом, Ярослав и его варяги располагали временем в течение-
августа — начала сентября 1015 г.
М. X. Алешковский связывает события Эймундовой саги с
1015 г., но «доверяет» замысел убийства Святополку. Этим исто-
рик нарушает логику своей гипотезы о причинах раннего культа
Глеба и «неприязни» киевлян к Борису. Чем объяснить, что Яро-
слав предпочитает младшего Глеба старшему Борису, если оба
29

продемонстрировали один и тот же политический подвиг вассала?
При этом Глеба убивают после Бориса, а не наоборот. Представ-
ляется, что узел политических противоречий был завязан раньше.
Кровавая резня 1015 г. только завершила одну из сцен политиче-
ской драмы.
Текст литературных произведений лишен свидетельств о раз-
ногласиях между Ярославом и Владимиром Святославичем, а по
летописному сообщению отец готовился наказать строптивого сы-
на. Болезнь Владимира приостановила расплату. При князе в это
время находились Святополк и Борис. Как только стало известно
о появлении на юге печенегов, из Киева вышло войско (благо оно
было под рукой в ожидании скорого похода на Новгород) во главе
с Борисом Ростовским. Старший, Святополк, оставался с боль-
ным. Не исключено, что Святополк — регент при Владимире.
Смерть великого князя 15 июля происходит в тревожное время.
На севере, в Новгороде, Ярослав активно готовится к схватке с
Киевом, нанимает дружину Эймунда. С юга ожидается печенеж-
ское вторжение. «Отня» дружина отправлена из Киева с Борисом.
Все это заставило Святополка скрыть смерть Владимира на ка-
кое-то время. Чтобы подавить нежелательные выступления в Кие-
ве, Святополк одаривает киевскую знать, которая «приимаху»
подарки князя. К Борису отправляется гонец с известием о смер-
ти отца, изъявлением любви Святополка и обещаниями увеличить
его вотчину. Из Мурома отзывается Глеб, но ему Святополк по-
чему-то не сообщает о смерти отца: гонец посылается от имени
уже умершего к тому времени Владимира. Смерть отца и отсут-
ствие в Киеве войска скоро стали известны Ярославу. У новго-
родского князя сконцентрирована дружина, усиленная варягами.
Смерть отца развязывает Ярославу руки и он «поиде на Свято-
полка». В словах новгородского летописца цель князя предельно
ясна: «Отець мои Володимиръ умеръл есть, а Святополкъ кня-
жить в Киеве; хощю на него пойти: потягнете по мене»56. Одно-
временно Ярослав извещает Глеба о киевских событиях и предуп-
реждает об угрозе.
В реконструируемой обстановке лета 1015 г. ощущается опре-
деленная расстановка политических сил. Процесс обособления
Северной Руси от «иегемонии» Киева к концу правления Владими-
ра обозначился отчетливо: Ярослав не побоялся выступить про-
тив отца. Но и на севере страны имеются два центра, претендую-
щие на главенство в регионе: Новгород и Ростов. Борьба за поли-
тическое господство в Северной Руси могла привести Бориса в
Киев накануне похода Владимира против непокорного Новгорода.
Святополк тоже заинтересован в устранении Ярослава. Возмож-
но, что Ярослав, в условиях антиновгородской коалиции Киева и
Ростова противопоставил ей союз Новгорода и Мурома против
Киева. Для муромского князя Глеба опаснее было возвышение
близкого Ростова, чем далекого Новгорода. Альянс с Ярославом
«обеспечивал вотчине Глеба большее спокойствие. Заметим, что
муромский князь, вызванный в Киев, выбирает окольную дорогу
30

через Смоленск. Куда дальше лежал его путь, оборванный убий-
цами, — в Киев или ближе, в Новгород, под руку Ярослава?
По крайней мере, выбор пути не соответствовал желанию быстрее
оказаться в Киеве и выполнить приказ отца.
Стремление изолировать Святополка от дружины Бориса к
ослабить Киев могло толкнуть Ярослава, находившегося с дру-
жиной в августе 1015 г. вблизи столицы, на убийство Бориса. Вы-
бор исполнителей не представлял труда. Варягам и до того пору-
чались дела, сомнительные с точки зрения морали. Так, напри-
мер, они убили брата Владимира, Ярополка. Сага рисует Яросла-
ва хитрецом, способным в душе на братоубийство и склонным'
сложить ответственность за него на других. Характеристика эта^
противоречит традиционному образу благочестивого и просвещен-
ного правдолюбца, но сближается с насмешливой пренебрежи-
тельностью к князю со стороны киевской дружины57. Ярослав,
устраняет ростовского князя и добивается победы над Свято-
полком.
Убийство Глеба загадочнее. Причастность к нему Святополка*
представляется более оправданной. По крайней мере, то, что Яро-
слав высказывает большую заинтересованность в пропаганде ме-
стного почитания Глеба, символично.
В схватке Святополка и Ярослава за власть обнаруживается;
еще один момент, определивший кровавый исход борьбы.
В. Л. Янин, обратившись к истории древнейших княжеских зна-
ков, обоснованно предположил: во-первых, наличие «архаично-
го» образца (двузубец), интерпретированного как символическая!
тамга Святослава Игоревича, и, во-вторых, развитие «архаично-
го» образца по двум направлениям. Одно из них — трезубец (ха-
рактерное для дальнейшей истории княжеских знаков) — в ран-
нем варианте принадлежало Владимиру Святославичу, а вторая,
модификация — двузубец — пресеклась со смертью Святополка 58.
Если гипотезу В. Л. Янина признать реальной (а альтернативы ей
мы не обнаруживаем), то княжеский двузубец был принадлеж-
ностью старшей линии: Святослав Игоревич — Ярополк Свято-
славич. Тогда Святополк — сын Ярополка. Соответственно тре-
зубец — символ побочной линии княжеской семьи: Владимир Свя-
тославич — Ярослав Владимирович — Изяслав Ярославич. Тем;
самым подтверждается кровное родство Ярополка и Святополка,
отголоски которого сохранились в древнерусской литературе, а.
схватка Святополка и Ярослава превращается в династическую
борьбу двух линий княжеской семьи (причем Святополк в ней
имел юридическое преимущество: он был старше Ярослава не-
только по дате рождения, но и по своей принадлежности к стар-
шей княжеской линии).
Обнаруженное обстоятельство представляется немаловажным.
Во-первых, оно косвенно отрицает возможность канонизации Бо-
риса и Глеба при Ярославе. Победа последнего в схватке со Свя-
тополком не отвечала идее борисоглебского культа: Ярослав;
сам нарушил принцип вассалитета, изгнав «старейшего» в роду-
31

Во-вторых, оно дополнительно объясняет заинтересованность
Ярослава в пропаганде глебовского культа. Причастность Свято-
полка к убийству муромского князя более определенна. Сведения
о ней, безусловно, сохранялись в обществе. Тем самым почита-
ние Глеба значительно обеляло самого Ярослава: он — мститель
за гибель брата, а не противозаконный захватчик княжеского
стола. С кандидатурой Бориса сложнее. Его убийство таинственно,
а слухи вокруг него загадочнее. Причастность Святополка к убий-
ству Бориса небесспорна. Почитание Бориса могло всколыхнуть
слухи о его гибели, нежелательные для Ярослава.
Правда, подобная расстановка сил как бы противоречит пред-
ложенной нами схеме политического размежевания в канун ди-
настической схватки 1015 г. Впрочем, мы не отрицаем, а подчерки-
ваем ее гипотетичность. Практика династических войн демонст-
рирует различные варианты коалиций, в которых кровное родст-
во далеко не всегда является определяющим принципом.
Прошли годы после трагических событий 1015 г. Вокруг выш-
тородской могилы Бориса «начала образовываться дымка рели-
гиозной легенды. Внезапность ночного нападения на Альте, все-
лившая смятение и ужас, следы кровавого избиения, груда тру-
пов и среди них один обезглавленный, затем куда-то исчезнув-
ший, — все это непонятное, необъяснимое и отрывочное, равно
как и погребение убитого князя, окутанное какой-то тайной, вы-
зывало мистический страх, сострадание к погибшему, интерес к
его загадочной участи и идеализацию его личности» 59. Явные ули-
ки против Ярослава в причастности к гибели Бориса отсутствуют.
Эймунд подчеркивал: «Нас не видели». Единственные свидетели
и участники гибели Бурислейфа — варяги удалились в 1020—
1021 гг. Однако развитие легенды о смерти Бориса шло не в том
направлении, которое было удобно Ярославу. Возможно, имели
место какие-то глухие известия. Позднее они отразились в «Ска-
зании». Киевский князь мог пресечь возникающее почитание Бо-
риса только выдвижением на передний план другой жертвы ди-
настической схватки. Важно, чтобы «чудеса» у могилы Глеба ста-
ли достоянием не одиночек, а многочисленных паломников. По--
этому тело Глеба в специальном саркофаге переносится в Выш-
город, ближе к могиле Бориса. Ярослав откровенно стимулирует
глебовский культ, в то время как в отношении мощей Бориса по-
добной заинтересованности великий князь не проявляет.
Однако совершенно исключить Бориса из дальнейших леген-
дарных преданий Ярослав не мог. Постепенно складывается гле-
•боборисовский культ. В подобном сочетании он поддерживается
Ярославичами. Причем каждая семья старалась выбрать своего
патрона. Святослав — наследник Глеба Муромского, Всеволод —
Бориса Ростовского. Верховный сюзерен — Изяслав Ярославич —
постепенно теряет власть над святыми реликвиями. Острота поли-
тической обстановки заставляет киевского князя осуществить
идеологическое мероприятие: поместить останки «сродников» в
свою ктиторею, в новый храм. На церковь, построенную Яросла-
32

вом, в равной степени претендовали все его сыновья. Вероятно,
уже Изяславом была впервые предпринята попытка изменить
глебоборисовский культ на борисоглебский. Вопреки сложившейся
традиции первой в новую церковь вносится деревянная гробница
Бориса. При составлении протокола торжеств 1072 г. Изяслав
исходил из факта «старейшинства» Бориса перед Глебом. Это
соответствовало целям его идеологического мероприятия.
Представляется, что исследователи необоснованно игнорируют
два чрезвычайно любопытных момента. Во время перенесения мо-
щей Бориса в каменный саркофаг князья целуют голову святого
«сродника». Возможно, здесь проявились глухие отголоски собы-
тий 1015 г. После перенесения мощей Бориса наступила очередь
Глеба, но святой обнаружил «строптивость». Когда гробницу Гле-
ба подвезли к дверям новой церкви, «ста рака и не иде». В этом
моменте переплетено многое: Глеб «протестует» против помещения
его рядом с возможным политическим противником — ростовским
князем Борисом; Глеб «негодует» на то, что его культ отодвигают
на второе место; Глеб «препятствует» переходу в ктиторею Изя-
слава. «Впихнутый» в новую церковь, Глеб «демонстрирует» свои
симпатии к Святославу и «благословляет» князя. Выступление
младших Ярославичей против Изяслава наряду с политическими
причинами, возможно, включало протест против незаконного за-
хвата Изяславом святых патронов Святослава и Всеволода; из-
гнание Изяслава из Киева следует за описанием торжеств 1072 г.
В условиях ожесточенной борьбы княжеских династий за гос-
подство в феодальной Руси, за расширение возможностей эксплу-
атации сельского и городского населения роль религиозной идео-
логии, божественной санкции княжеских притязаний необычайно
возрастала. История культа Бориса и Глеба рисует острое сопер-
ничество феодалов за монопольное право обладания вышгород-
скими реликвиями. Борьба началась до 1072 г. и не затихала
после. Культ святых братьев «участвует» в дальнейших полити-
ческих мероприятиях «сродственников» — русских князей.
Канонизация Бориса и Глеба привела к появлению на Руси
особого культа «страстотерпцев». Борис и Глеб не были «муче-
никами за Христа». Они пали жертвами политической интриги, в
условиях княжеской «которы», как многие до и после них. Смерть
братьев, прославленная агиографией,— политический долг васса-
лов: Святополк их вере, разумеется, не угрожал.
Парадоксальность первоначального причисления Бориса и
Глеба к чину «мучеников за Христа» привела к дальнейшим пара-
доксам их существования в пантеоне русских святых. На началь-
ном этапе, в условиях продолжавшегося на Руси процесса син-
кретизации новых христианских богов с языческими верованиями,
братьям была отведена роль врачей-целителей. Для внедрения
культа первых «русских богов» — это благодатное поле создания
авторитета. Причем преимущественное «право» вначале принадле-
жит Глебу, возглавляющему глебоборисовский культ. День ме-
стного поминания русских святых (24 июля) подкрепляется сов-
2 Хорошев А. С.
33

падением с датой православного праздника Христины-исцелитель-
ницы. Архаичный культ подкрепляется новыми святыми. Своеоб-
разная синкретизация русских богов со старыми христианскими
святыми, вероятно, была не случайной. Она способствовала за-
креплению идеи канонизации в Константинополе.
Переосмысление культа вышгородских святых происходит в
1072 г. Установление официального праздника в мае месяце едва
ли случайно. Наблюдения Б. А. Рыбакова подтверждают это.
Рассмотрев коллекцию золотых княжеских колтов, ученый обра-
тил внимание, что среди изображений на ювелирных изделиях
XII в. встречается только один христианский сюжет — изобра-
жения Бориса и Глеба. «Эти изображения непременно связаны с
идеограммой ростка (крина) — всходов молодого растения. Даже
плащи Бориса и Глеба всегда (не только на колтах) покрыты
сердцевидными идеограммами ростков и круглыми точками (се-
менами?). Нимбы у них почти во всех случаях зеленые». Б. А. Ры-
баков справедливо связывает культ Бориса и Глеба, установлен-
ный в мае 1072 г., с аграрно-магическим значением. Новый день
борисоглебского праздника, не совпадающий ни с днем гибели
Бориса (24 июля или 12 августа), ни с днем смерти Глеба (5 сен-
тября), «должен был заменить собою древний майский языческий
праздник. Это особенно естественно в условиях 1072 г., которому
предшествовало много лет голода, засухи, неурожаев, приведших
к отходу от христианства и возврату к язычеству»ьи.
Дальнейшая трансформация культа вышгородских святых про-
исходит в самом конце XI или начале XII в. Культ князей был
преобразован в военно-феодальный культ заступников земли Рус-
ской. Важную роль в окончательной феодализации культа сыграл
Владимир Мономах. Он был ревностным почитателем Бориса,
который перед кончиной возглавлял поход «отней дружины и
воев» против печенегов. Венец и крест «мученика» дополняются
(а в дальнейшем заменяются) мечом воина.
Последовательные стадии характерны и в развитии церковной
службы Борису и Глебу. С момента торжественного акта 1072 г.
культ местных вышгородских святых становится общерусским
церковным праздником. Русская церковь в домонгольский период
отмечала его 24 июля (смерть Бориса), 5 сентября (смерть Гле-
ба), 2 мая и 30 мая (в честь торжеств 1072 и 1115 гг.). В после-
монгольских источниках добавляется еще один день убиения Бо-
риса (12 августа) и отмечается перенесение в 1191 г. старых рак
из Вышгорода в смоленский монастырь на Смядыни (11 августа).
В условиях русского централизованного государства борисо-
глебский культ постепенно теряет свое политическое значение.
Сокращается количество годовых праздников. В начале XX в. в
месяцеслове записаны три даты: 24 июля, 5 сентября и 2 мая61.
Раннефеодальная канонизация ставит перед нами вопрос о ее
правилах. В исторической литературе укрепилось мнение о необ-
ходимости константинопольских санкций для учреждения праздно-
вания «новым святым». Для введения борисоглебского культа
34

подобная санкция считалась обязательной62. Ведь речь идет о
первом канонизационном акте русской церкви. Представляется,
что распространенное мнение не соответствует правилам канони-
зации в православной церкви раннесредневекового времени.
В. Васильев и Е. Е. Голубинский, подробно изучив постановку
этого дела в греческой церкви, обращают внимание что канониза-
ция вплоть до XIV в. была инициативой с мест и утверждалась
местными епархиальными ведомствами. Вряд ли есть убедитель-
ные доказательства, что русская митрополичья кафедра, сущест-
вование которой, по крайней мере в 30-х годах XI в., несомненно,
была ограничена в подобных правах. Установление общерусского
почитания Феодосия подтверждает, что митрополит располагал
такими правами и мог не согласовывать свои действия с патри-
архом.
Вопрос о правах и правилах канонизации русской митрополии
осложняется тем, что гипотетические санкции константинопольской
патриархии на учреждение борисоглебского культа подтвержда-
ются поздним источником: при установлении общерусской кано-
низации митрополита Петра в 1339 г. его преемник на кафедре
Феогност обратился за разрешением к константинопольскому пат-
риарху Иоанну Калеке. Сохранилась грамота патриарха, санк-
ционирующая канонизацию Петра. Имеются свидетельства о сно-
шениях между русской митрополией и константинопольской пат-
риархией по вопросам канонизации и в последующее время. Одна-
ко перенесение условий, сложившихся в XIV в., на более раннее
время небесспорно. Условия XIV в. отражали начавшийся про-
цесс закрепления за руководством патриархии канонизационных
мероприятий. Это подтверждается упомянутыми выше исследова-
ниями В. Васильева и Е. Е. Голубинского. Однако ответ патриар-
ха Иоанна митрополиту Феогносту свидетельствует, что и в XIV в.
русский святитель располагал собственными правами. «Знает и
не ведает само (священство твое. — А. X.),— отписывает патриарх
митрополиту,— какого чина и обычая держится в таковых случаях
(при необходимости канонизации.— А. X.) церковь божья: полу-
чив и относительно сего святого (Петра.— А. X.) твердое и не-
сомненное удостоверение, священство твое (т. е. сам митрополит.—
А. X.) ив настоящем случае всецело да поступит по тому же чину
церкви,— почти и ублажи угодника божья песнопениями и свя-
щенными славословиями». Патриарх добавляет, что в дальнейшем
русским митрополитам надлежит действовать в подобных усло-
виях по своему усмотрению, исходя из своих возможностей:
«...передай сие на будущие времена»63.
Обращение Феогноста за патриаршей санкцией отражало свое-
образные условия, сложившиеся в 30-е годы XIV в. В период
феодальной раздробленности канонизация на Руси полностью
сконцентрировалась в епархиальных управлениях. На местах ак-
тивно создавались пантеоны святых (подробно об этом ниже).
Общегосударственная канонизация практически прервалась. Кано-
низация Петра была первым подобным актом после длительного
2*
35

перерыва. Кроме того, московский князь Иван Калита (инициа-
тор канонизации митрополита Петра) был заинтересован в почи-
тании московского митрополита в общерусских масштабах. Эта
было целью его политического мероприятия. Возможное упорство'
местных епископий в учреждении празднования московскому мит-
рополиту можно было ликвидировать только патриаршим распо-
ряжением. Именно поэтому Феогност обращается в Константино-
поль.
Вторая причина закрепления тезиса о необходимости обра-
щения к патриарху в XI в. связана с тем, что борисоглебский
культ достаточно активно распространился за пределами Руси,,
даже в самой Византии. Факты уже приводились. Безусловно,,
установление общецерковного характера культа требовало офици-
ального утверждения. Таким образом, обращение русской митро-
полии к Константинополю было возможным (впрочем, оно не
подтверждается документально) для внесения борисоглебского*
культа в календарь всей православной церкви.
Однако мы не располагаем материалами, подтверждающими,
что учреждение культа Бориса и Глеба в самой русской церкви
требовало обязательного согласия патриарха.
ПЕЧЕРСКИЕ «ПОЛИТИКИ».
КАНОНИЗАЦИЯ ФЕОДОСИЯ И АНТОНИЯ
Дореволюционные историки церкви вынуждены были признать
безусловную политическую подоплеку канонизации Бориса и Гле-
ба, но считали подобный акт явлением исключительным. Бого-
словы считают, что святыми объявлялись на Руси за «истинна
благочестивую жизнь». Именно за «благочестие» включен в пан-
теон русских святых Феодосии Печерский. Считают, что «устрои-
тель» и организатор русского монашества пользовался великим
уважением среди своих современников, ибо еще «при жизни своей
сподобился благодатных даров прозрения и чудотворений»64.
Обращение к истории жизни и канонизации Феодосия-инока, а
затем игумена Киево-Печерского монастыря выявляет несомнен-
ные и определенные политические мотивы его причисления «к ли-
ку святых».
Жизнеописание Феодосия в соответствии с каноном агиогра-
фического жанра содержало обязательный набор традиционных
ситуаций. Феодосии рождается от благочестивых родителей,
С детства отличается прилежанием к церкви «душою влеком на
любовь божью»). Чурается радостей и соблазнов мирской жизни.
Выдерживает длительную борьбу с матерью, которая вопреки
своему благочестию раздражена религиозным рвением сына..
Став иноком, Феодосии «являет собой образец аскета и подвиж-
ника». Успешно борется с кознями дьявола, творит «чудеса». Из-
бранный игуменом, он превращается в рачительного хозяина мо-
настыря, становится заботливым «пастырем монашеского стада» 65.
Однако историческая реальность смело врывается в повество-
36

вание Нестора. Отрекшийся от «всякоа мирские печали», Феодо-
сии оказывается в самой гуще политических страстей, разрывав-
ших Русь в 60—70-х годах XI в. Именно здесь обнаруживается
истинный Феодосии — политический боец в монашеской рясе,
страстный публицистический темперамент которого скрыт под
иноческим «смирением и покорением». Оказывается, печерский
игумен мог быть и «гневен», и «яр очами».
Политические симпатии Феодосия очевидны: он сторонник
укрепления феодального правопорядка, поборник вассальной вер-
ности. В сложных межкняжеских отношениях 70-х годов киево-
печерский игумен резко выступает против незаконного с точки
зрения феодальной иерархии захвата Святославом киевского ве-
ликокняжеского стола. Рассказ о столкновении Феодосия со Свя-
тославом как бы взрывает изнутри строго размеренный ритм жи-
тия. В событиях 1073 г. игумен с самого начала продемонстри-
ровал свое резко отрицательное отношение к «неправедному»
изгнанию Изяслава. В ответ на приглашение Святослава «придти
к тема на обед» Феодосии «исполняется Духа Святого» и отка-
зывает. Начинается упорная борьба игумена с князем, который
«не по закону седша на столе». Игумен адресует Святославу «епи-
столии», в которых сравнивает его с Каином, «притеснителями,
убийцами и братоненавистниками прежних времен».
Свою борьбу Феодосии не ограничивает литературной публи-
цистикой и подкрепляет ее устной пропагандой: «Овъгда же
вельможамъ его, приходящемъ къ нему, обличааше того о не«
правьдьнемь прогънании брата». Выведенный из себя князъ
«пришел в ярость и, словно лев, рыкнув на праведного»,
стал готовить расправу над своим политическим противником.
Только просьбы монашеской братии и «боляр мънозих» умерили
обличительный пыл Феодосия. Игумен решил про себя, что лучше
будет со слезами умолить князя о возвращении Изяслава. Свя-
тослав, стремившийся укрепить свой авторитет в сложных внутри-
политических условиях, наносит визит Феодосию. При встрече
обнаруживается, что печерский игумен не чужд политического
компромисса: он прекращает антикняжескую пропаганду и ста-
новится нередким гостем у князя. Для монастыря, пастырем ко-
торого был Феодосии, небезразлично расположение княжеского
дома. Единственным отголоском политических амбиций игумена
осталось распоряжение по монастырю упоминать в ектеньи пер-
вым Изяслава — христолюбца, «потом же и этого благого (Свя-
тослава.— А. X.)».
Острый публицистический талант Феодосия мы можем оценить
не только по реакции Святослава на одну из «епистолий», но и по
известному поучению игумена — «Слову святого Феодосия игу-
мена Печерского монастыря о вере крестьянской и о латынь-
ской». Политический памфлет на католиков вышел из-под пера
Феодосия в условиях сложного 1069 г., когда Изяслав вернулся
в Киев с Болеславом, союзником римского престола, а польские
гарнизоны стояли по русским городам.
37

Поучение Феодосия проникнуто нетерпимостью к иноземцам.
Игумен предостерегает от перемены веры, запрещает брачные
союзы с латинянами, требует ограничиться в общении с ними
(даже пищу латинянам следует давать в отдельной посуде, кото-
рую потом нужно мыть с особой молитвой). Список нарушений
латинянами истинной веры, приведенный Феодосием, обширен:
«Во-первых, икон не целуют; во-вторых, мощи святых не целуют;
в-третьих, крест, на земле изобразив, целуют, а встав, попирают
ногами; в-четвертых, в пост мясо едят; в-пятых, служат с
опресноками; в-шестых, попы их крестят одним погружением в
воду». Перечень бытовых нарушений больше: «Едят с собаками и
кошками, пьют собственную мочу, едят черепах» и т. д.66
Резкий тон поучения в условиях схизмы 1054 г. и острой
вражды константинопольской патриархии с римским престолом
превращает текст в идеологическую декларацию православия.
Послание Феодосия было представлено как ответ киево-печер-
ского игумена на вопрос благоверного великого князя Изяслава:
«Разъясни мне, отче, какова суть веры варяжской?»
Н. Н. Ильин уловил скрытый смысл антитезы: «Благочестивый
князь Изяслав — это одно, а адепты латинской веры, которая
«зло»,— другое: Изяслав не причастен еще к их «винам», он
даже не знает их существа и, стремясь сохранить свое «благоче-
стие», обращается к авторитету и советам Феодосия. Таким пу-
тем с Изяслава молчаливо снимаются возможные ввиду его поло-
жения подозрения в религиозном общении с иноземцами»67.
Поучение Феодосия одновременно преследовало церковно-пуб-
лицистическую и политическую цель — реабилитацию Изяслава.
В 1069 и 1073 гг. Феодосии зарекомендовал себя не только поли-
тическим борцам в вопросах православия, в приверженности
иерархическим нормам феодального общества, но и верным вас-
салом Изяслава, тогда как Святослав нарушил принцип «старей-
шинства».
Киево-печерский игумен умер, не дождавшись возвращения в
Киев своего «христолюбивого» сюзерена, через два года после
борисоглебских торжеств, вероятным идейным вдохновителем ко-
торых он мог быть.
Е. Е. Голубинский относит учреждение празднования памяти
Феодосия «тот же час после смерти, а во всяком случае спустя
лишь несколькие, немногие, годы после нее»68.
Однако обращение к истории канонизации Феодосия показы-
вает, что для подобного утверждения оснований нет. Возможное
внесение имени бывшего игумена в монастырский поминальник
не в счет. У нас нет уверенности, что канонизация произошла в
1091 г., когда могила Феодосия была вскрыта и рака перенесена в
новый собор монастыря. Даже установление общерусского поми-
нания, отмеченное летописью под 1108 г., имеет своеобразный ха-
рактер, в силу чего возможны сомнения в общецерковной кано-
низации Феодосия в домонгольское время.
При изучении канонизационной практики оптимальным пред-
38

ставляется сравнительный метод. История борисоглебского куль-
та это подтвердила. Однако не всегда имеется возможность выя-
вить равноценный объект. Для рассматриваемой канонизации по-
добное сравнение возможно. Феодосии, при всей ограниченности
почитания, «упредил» своего учителя и основателя Киево-Печер-
ского монастыря — Антония. Официальная канонизация Антония
Печерского, умершего двумя годами ранее Феодосия, происходит,
вероятно, не ранее начала XIII в.
Е. Е. Голубинский, обращая внимание на сравнительно позд-
нюю канонизацию Антония, пишет: «Единственный ответ на вопрос:
почему очень долгое время не было установлено празднование
преподобному Антонию, есть тот, что богу, по неведомым ему
судьбам, не угодно было прославить его даром чудотворений»69.
Подобная мотивировка содержится и в современной зарубежной
богословской литературе: «Мы можем лишь догадываться о при-
чинах скорого забвения памяти св. Антония... Как говорит Не-
стор, Антоний, когда к нему начала собираться братия, оставил
ее на попечение поставленного им игумена Варлаама и затво-
рился в уединенной пещере, где и пребывал до самой смерти. Он
не был наставником и игуменом братии, кроме самых первых
пришельцев, и его одинокие подвиги не привлекли внимания».
Подобной ремаркой Г. П. Федотов подводит к основному тезису,
где политический смысл «забвения памяти Антония» дается в
своеобразном философском преломлении: «Так открываются в
обители св. Антония и Феодосия два потока духовной жизни:
один — смиренно-пещерный, аскетико-героический, другой над-
земный, смиренно-послушный, социально-каритативный»70.
Заметим, что в несторовом повествовании о Феодосии фигура
Антония в тени, он заслонен своим учеником. Вероятно, сравни-
тельный анализ агиографических рассказов об Антонии и Фео-
досии поможет выявить возможные причины «забвения памяти
Антония». Однако «Житие Антония Печерского» до нас не дошло,
хотя нет оснований сомневаться в том, что оно существовало71.
Некоторый фактический материал жизни Антония содержится в
«Киево-Печерском патерике», в первую очередь в «Сказании о
создании Печерской церкви Богородицы». Согласно повествова-
нию ведущее положение в монастыре не только при жизни, но и
после смерти принадлежало не Феодосию, а Антонию.
Исследователи, сравнивая житие Антония с летописным мате-
риалом и житием Феодосия, неоднократно обращали внимание на
присутствие различных «начал в Печерской обители первой поры
ее существования», подчеркивая, что «Антоний и Феодосии —
люди разных взглядов, разных симпатий, не лишенных полити-
ческой окраски».
М. Д. Приселков придавал большое значение грекофильской
направленности жития Антония. Тенденциозность его повествова-
ния была, по мнению исследователя, ослаблена составителями
Патерика 72. В. Пархоменко противопоставлял грекофилу Антонию
сторонника Запада Феодосия, «в смысле если не ярких симпатий
39

к западной церкви, то более или менее терпимых отношений с
западными народами и нежелания рвать с христианским
Западом в угоду Византии»73. По определению Б. Д. Гре-
кова, Антоний представлял собой «греческую креатуру» и, есте-
ственно, косо смотрел на католическое окружение Изяслава, жена-
того на «ляховице» 74. Проваряжский акцент «Сказания о построй-
ке Печерской церкви» отмечал Д. И. Абрамович, решительно от-
рицавший существование жития Антония «как отдельного само-
стоятельного литературного произведения»73. У А. Г. Кузьмина
печерская традиция летописания, отразившаяся в литературных
памятниках конца XI — начала XII в., «распадается по меньшей
мере на три неодинаковых направления»: грекофилы, западники
и сторонники Всеволодового дома 76.
В отечественной историографии неоднократно высказывалось
мнение о Печерском монастыре как оплоте борцов за русскую
национальную культуру против засилья греческого духовен-
ства 77. Представляется более справедливым, что в житии Ан-
тония и традициях Патерика78 отразились грекофильские симпа-
тии, характерные если не для всей братии, то для какой-то ее
группы (по крайней мере, в «Сказании о создании Печерской
церкви» они очевидны). Инициатива постройки нового храма со-
гласно «Сказанию» принадлежала Антонию. Ближайшим сотруд-
ником монаха был варяг Шимон, служивший первоначально Яро-
славу, который впоследствии передал слугу Всеволоду. Шимон
вручает Антонию «золотой пояс» с изображением Христа и «ве-
нец». Благодарный Антоний нарек варяга Симоном и передал
«пояс» и «венец» Феодосию. В дальнейшем Симон неоднократно
жертвовал в монастырь и был в нем погребен.
Антоний перед смертью решил приступить к постройке камен-
ной церкви и перенесению монастыря на гору. «Золотым поясом»
были определены размеры нового храма. Сама богородица нани-
мает в Константинополе четырех греческих строителей и отправ-
ляет их к Антонию. Греки привезли с собой икону, полученную из
рук богородицы, и мощи разных святых, которые положили в
основание церкви. Антоний умирает после закладки нового хра-
ма, но своими «чудесами» способствует завершению церкви и
освящению ее. Ушедший из реальной жизни, он нанимает в Кон-
стантинополе иконописцев — греков, устраняет препятствия, чи-
нимые митрополитом: святитель хотел отложить освящение хра-
ма из-за отсутствия каменной трапезы, а потом из-за отсутствия
русских иерархов. И строители, и иконописцы — греки приняли
позднее постриг в Киево-Печерском монастыре, а после смерти
«положены в своем притворе, суть же и ныне свиты их на пола-
тах и книгы их греческая блюдомы в память таковаго чюдеси».
Грекофильские тенденции Антония можно было бы умножить,
вспомнив, что Патерик связывает с ним (а не с Феодосием)
получение студийского устава для монастыря от монаха Ми-
хаила, пришедшего на Русь с митрополитом — греком Феопемп-
том (по житию Феодосия, устав был получен от печерского пост-
40

риженика Ефрема); а правильное церковное пение, принятое в
монастыре, Антоний воспринял от греков-певцов. Для нас более
существенна, однако, политическая ориентация Антония. Приме-
чательно, что к строительству монастыря был причастен князь
Святослав. Это подтверждается не только летописными изве-
стиями, где упоминание князя — возможный хронологический
ориентир, но и Нестором при составлении жития Феодосия. При
всей антипатии к Святославу Нестор сообщает, что князь пред-
ложил при выборе места для церкви часть своего поля «и по
молитве тому самому начатъи копанию положити». В «Сказании»
роль Святослава особенно выделяется. Симон не только подтвер-
ждает Нестора, что князь «своими руками нача ров копати», но
со ссылкой на житие Антония добавляет: «христолюбивый князь
Святослав вдав же 100 гривен злата в помощь блаженному и
меру положьше златым поясомь». Даже если делать определен-
ную скидку на стремление киево-печерской «братии» историче-
скими экскурсами доказать независимое происхождение монасты-
ря («Антоний вот не имел ни золота, ни серебра, а все приобрел
слезами и постом»79), надо признать, что «Сказание об основании
Печерской церкви» отражало возможные исторические факты и,
главное, свидетельствовало о реальном политическом противостоя-
нии внутри монастыря.
Вероятно, следует отказаться от крайностей в оценках мона-
шеской братии как единого политического коллектива. При всем
довлеющем характере монастырского устава (а принятый Печер-
ским монастырем студийский устав отличался особо суровыми
принципами) братия не была содружеством единомышленников.
Она состояла из отдельных личностей с характерными для них
симпатиями и антипатиями, различным социальным происхожде-
нием, с определенными национальными чертами (присутствие мо-
нахов-греков и варягов в монастыре безусловно). Под монашеской
рясой стучало человеческое сердце, а под монашеской отрешен-
ностью нередко скрывался темперамент политического бойца,
остроумного и яркого публициста. Киево-Печерский монастырь
не был бастионом русофилов в море грекофильских настроений
духовенства на Руси X—XI вв., как это нередко пытаются изобра-
зить в исторической литературе. Мы не подвергаем сомнению на-
личие программы воспитания собственных, национальных кадров
русской духовной иерархии, но реализация этой программы могла
предусматривать различные варианты.
Политическая ориентация печерских подвижников определи-
лась: Феодосии — сторонник Изяслава, Антоний — противник
Изяслава. Однако политические симпатии могли скрываться за
стенами монастыря и не реализовываться в мирской среде.
О том, что Феодосии их не скрывал, сказано выше. Можно пред-
полагать, что и для Антония они были не только личным делом.
Любопытно сопоставить позиции Антония и Феодосия в конкрет-
ных ситуациях истории монастыря.
19 ноября 1060 г. у киевских пещерников принял постриг сын
41

«первого княжеского боярина» — Варлаам. Почти вслед за ним,
28 января, в число братии приняли скопца Ефрема, приближен-
ного к княжескому дому. Постриг Варлаама и Бфрема давал бра-
тии средства, необходимые для организации монастыря. Однако
постриг двух феодалов-аристократов без предварительного согла-
сования с князем вызвал бурную реакцию: Изяслав пригрозил
раскопать пещеры. Антоний с частью монахов вынужден бежать
из монастыря. Феодосии в числе бежавших не значился. Кон-
фликт разрешился вмешательством княгини, жены Изяслава.
Антоний вернулся, но вскоре сложил с себя обязанности игумена
и затворился в одной из пещер, «ибо не любил всяческих ссор
и разговоров». Игуменом вместо него был поставлен недавний
постриженник Варлаам. Так конфликт с Изяславом был решен не
только вмешательством княгини, но и уходом Антония с игумен-
ства. В 1062 г. Изяслав перевел Варлаама игуменом в свою кти-
торею — Дмитриевский монастырь. Антоний не покидает свою
келью. Игуменом избирается Феодосии. Однако действия Антония
не соответствовали образу отшельника-монаха, каким он пред-
ставляется в богословской литературе, а его затворничество вряд
ли было постоянным. По крайней мере, оппозиционные настрое-
ния Антония по отношению к Изяславу проявились еще раз в со-
бытиях 1068—1069 гг. Перед возвращением Изяслава в Киев в
1069 г., опасаясь его гнева («про князя Всеслава»), Антоний по-
спешил скрыться ночью в Чернигов к Святославу. Здесь в 1069 г.
он положил начало новому монастырю, «ископав печеру» на Бол-
диных горах. После отъезда Антония 6 мая 1069 г. происходит
перелом в отношениях Изяслава с печерской братией. В рассказах
жития Феодосия немалое место занимает подробное описание
взаимных посещений игумена и князя, излагаются продолжитель-
ные беседы Изяслава с Феодосием, подчеркивается особый почет,
с которым встречали печерского игумена в княжеском дворце.
Изяслав и его близкие заложили основу материальному бла-
госостоянию монастыря. Крупные вклады в монастырскую казну
превратили монастырь из убогого убежища для уединения и
молитв нескольких отшельников в крупного феодала.
Вероятно, под воздействием антагонизма Изяслава и Антония
«подвижничество» Антония превратилось в глухую предысторию
монастыря, и только с приходом Феодосия монастырь был признан
киевским князем. Не успехи Феодосия в «благочинии» и монаше-
ских трудах, но именно политическая ориентация Феодосия поз-
волила ему подняться выше Антония.
Политическая мотивировка проявилась и в истории подготовки
к канонизации Феодосия. До 1091 г. никакими материалами об
этом мы не располагаем. Более того, есть свидетельства, что Пе-
черский монастырь при Всеволоде Ярославиче, который после
кратковременного (1077—1078) княжения Изяслава занял вели-
кокняжеский стол, был оттеснен Выдубицким монастырем. В ис-
торической литературе этот факт склонны связывать с грекофоб-
скими позициями киево-печерской братии при князе-грекофиле.
42

Однако не исключено, что здесь проявился антагонизм Всеволода
и игумена Никона. По крайней мере, освящение соборной церкви
Печерского монастыря, законченной строительством в 1077 г.,
произошло только 12 лет спустя — в 1089 г., почти сразу же после
смерти Никона.
Никон — одна из загадок русской истории, но его дружба с
Антонием безусловна. Именно Никону доверил Антоний постриг
Варлаама и Ефрема — акт, спровоцировавший конфликт с Изя-
славом. Никон бежит из монастыря в 1061, 1069, 1073 гг., каждый
раз в связи с возможными- карательными акциями со стороны
Изяслава. Возможно, «нелюбье» Всеволода печерская братия свя-
зывала с Никоном и пыталась изменить ход монастырской поли-
тической ориентации. Глухие сведения о выступлениях монахов
против игумена передает Киево-Печерский патерик. Если гипоте-
тическая конструкция М. Д. Приселкова небезосновательна, то под
именем Никона в монастыре поселился бывший митрополит Ила-
рион, таинственным образом исчезнувший со страниц русской ле-
тописи сразу же вслед за кончиной своего покровителя великого
князя Ярослава. В данном случае антипатия грекофильствующего
Всеволода к печерскому игумену вполне закономерна. Однако бес-
спорным материалом историческая литература не располагает.
Так или иначе, но освящение соборного храма в монастыре со-
стоялось только при Иоанне, который сменил Никона.
Вероятно, новый игумен пытался закрепить наметившееся рас-
положение князя к монастырю. Ставка была сделана на канони-
зацию Феодосия. Подготовка к акту проходила в 1091 г. Хотя
решение о переносе мощей Феодосия согласно Патерику было
единодушным, сама «эксгумация» проходила втайне. Иоанн при-
казал провести операцию без широкого оповещения, «пока не
вынесем мощи святого из пещеры»80. Примечательно, что до
вскрытия могила Феодосия была забыта и никакими «чудесами»
не отмечалась. Нестор с помощником начали раскапывать не на
той стороне. Только со второй попытки гроб Феодосия был обна-
ружен. Все происходило ночью. На другой день состоялась цере-
мония перенесения мощей. На ней присутствовали некоторые из
русских иерархов — пострижеников монастыря, уведомленные
«божьим изволением».
Рассказ о перезахоронении преподобного завершается стерео-
типным «светло отпраздновали», но попытка канонизации Феодо-
сия не нашла поддержки князя. Ни сам Всеволод, ни кто-либо
из членов его семьи на торжествах не присутствовали. В рассказе
фигурируют только духовные лица и «люди благочестивые».
Можно лишь догадываться о причинах отказа князя в поддержке
печерской братии, но они несомненны. Продолжение сюжета о
канонизации следует уже под 1108 г.
Подготовка канонизации Феодосия в 1091 г. дает возможность
внести определенность в датировку его жития, составленного Не-
стором. Не исключаем, что появление памятника непосредствен-
но связано с переносом мощей игумена81. Казалось бы, изменения
43

на княжеском столе могли «подвигнуть» монахов на возобновле-
ние попытки, тем более что киевское боярство, недовольное поли-
тикой Всеволода, отвергло кандидатуру его сына Владимира Мо-
номаха и пригласило в 1093 г. на вакантное место Святополка
Изяславича. Святополк был сыном личного друга Феодосия. Жи-
тие составлено с позиций сторонника «христолюбивого» князя
Изяслава. Монастырь был «креатурой» великого князя. Но канони-
зация произошла только через пятнадцать лет после вокняжения
Святополка, но при нем же. Столь длительное «созревание» князя
было вызвано сложными отношениями Святополка с печерской
братией. Они изложены в рассказе о Прохоре Лебеднике, состав-
ляющем один из сюжетов Киево-Печерского патерика. Согласно
повести, Святополк долгое время питал ненависть к игумену
Иоанну из-за того, что игумен обличал «ненасытную жадность»
князя и чинимые им «насилия». Киевский князь заточил печерско-
го игумена в Туров, «аще бы Владимеръ Мономах на сего не
въсталъ, его же убоався Святополкъ въстаниа на ся, скоро въз-
врати съ честью игумена в Печерскый манастырь». Хотя князь
вынужден был «с честью возвратить» игумена из Турова, а «бла-
женный» Прохор склонил Святополка к «великой любви к обители
святой Богородицы и к святым отцам Антонию и Феодосию»,
особого расположения у князя к игумену Иоанну не обнаружи-
вается. Он общается с Прохором, а не с игуменом 82. По крайней
мере, о попытках Иоанна канонизировать Феодосия не сообща-
ется. Вероятно, наученный горьким опытом 1091 г. и учитывая
отношения со Святополком, игумен не возобновлял своих попы-
ток. «Дело о канонизации» было поднято воспреемником Иоанна,
игуменом Феоктистом, который «начал с мольбою просить благо-
верного великого князя Святополка, чтобы стали поминать имя...
Феодосия»83. Заслуживают внимания в рассказе 1108 г. три мо-
мента. Первый: причина канонизации не только в «мольбе» игу-
мена, но и в том, что «Святополк,... зная житие его (Феодосия.—
А. X.)... сам начал всем рассказывать о деяниях преподобного».
То, что князь знал житие до того, как игумен запросил санкцию
на канонизацию Феодосия, свидетельствует, что оно было состав-
лено до 1108 г., иначе Святополк не мог бы рассказывать о пре-
подобном до его канонизации. Здесь прямо засвидетельствовано,
что Святополк знаком именно с текстом жития, а не с рассказами
братии о Феодосии.
Второй момент: канонизация 1108 г. осуществлена Святопол-
ком в форме приказа митрополиту о внесении имени Феодосия в
синодики. Иерарх «повелел всем епископам» выполнять княжеское
требование. Е. Е. Голубинский «недоумевает»: «Если летописец с
точностью передает дело, то нужно было бы сказать, что игумен
Печерский усвоил великому князю право, которое этому послед-
нему не принадлежало, и что великий князь присвоил себе право
митрополита и позволил себе по отношению к нему незаконное
принуждение. Но мы думаем, что должно предполагать неточ-
ность у летописца в передаче дела, что игумен искал у великого
44

князя ходатайства перед митрополитом и что великий князь со
своей стороны исполнил эту просьбу игумена»84. Желательной
для Е. Е. Голубинского «неточности» у летописца не было. Все
закономерно в рамках феодальной иерархии: ходатайствует ду-
ховное лицо, приказывает — светское.
Третий момент выявляется при обращении к форме канониза-
ционного акта: было установлено не празднование памяти Феодо-
сия, а поминание, для чего имя преподобного было внесено в си-
нодики, т. е. в праздничные литии, где оно находилось в перечне
•с другими святыми, поминавшимися в неделю православия. Ха-
рактер канонизации Феодосия сохранялся до конца XII — начала
XIII в., что подтверждается отсутствием имени Феодосия в неко-
торых святцах, где вписаны имена Бориса и Глеба85. Е. Е. Голу-
-бинский склонен объяснить подобную форму канонизации тем, что
культ преподобных, к которому принадлежал Феодосии, еще не
•был распространен даже в Византии в конце XI — начале XII в.86
Как бы то ни было, но для Феодосия был выбран частный способ
почитания.
Примечательно, что в 1108 г. имя первого печерского игумена
Антония не упоминается. Это закономерно. Святополк Изяславич,
несомненно, унаследовал от своего отца неприязнь к Антонию,
поэтому постановка вопроса о канонизации основателя монастыря
была невозможна. Так, благодаря политической ориентации Фео-
досии «преуспел» больше своего предшественника.
Не исключено, что канонизацией 1108 г. Святополк рассчиты-
вал в какой-то степени перехватить «титул» христолюбца у своего
соперника — Владимира Мономаха, который продемонстрировал
свое «боголюбие» обращением к культу Бориса и Глеба. Лавры
первооткрывателя больше приличествовали великому князю. По-
следовало распоряжение о канонизации Феодосия, и поддержка
князя монашеской братией и иерархами русской церкви была
обеспечена.
Примечательно, что «обитель святых Антония и Феодосия»,
как нередко именуется Киево-Печерский монастырь, дала самую
многочисленную когорту русских святых — 118. Большинство из
них известно только по именам (есть и безымянные) 87.
Из числа пострижеников Печерского монастыря вышли мно-
гие иерархи русской церкви домонгольского времени. Некоторым
из них было установлено почитание в той области, где проходила
их святительская деятельность: Ефрем Переяславский, Стефан,
^епископ Волынский, Лука, Герман, Никита и Нифонт Новго-
родские, Феоктист Черниговский, Авраамий и Исайя Ростовские,
Никола Тмутараканский и некоторые другие. Почитание бывших
лечерских иноков было обусловлено местными мотивами и будет
подробно рассмотрено ниже. В святительском списке печерских
пострижеников дореволюционные историки церкви упорно отстаи-
вали раннюю канонизацию новгородского епископа Никиты
(1096—1107). Свое мнение Е. Е. Голубинский подтверждает при-
жизненными «чудесами» святителя и наличием краткого, сюжет-
45

ного жития в составе Киево-Печерского патерика88. Юный Ни*
кита печерского периода одержим жаждой славы и вопреки от-
говорам игумена Никона самовольно обрекает себя на затворни-
чество, в котором подвергается «бесовскому искушению». Дьявол,
воплотившись в ангельский образ, внушает Никите не молиться,
а читать книги и делает его начетчиком в Ветхом завете. Необы-
чайная начитанность и прозорливость юного затворника привле-
кают к нему мирян. Но старцы монастыря разгадали «бесовский
обман», обнаружили, что Никита «все книги иудейские знал хо-
рошо», а Евангелие и Апостол («этих святых книг») «не хотел ни
видеть, ни слышать, ни читать и другим не разрешал беседовать
с собою о них»89. Общими усилиями беса изгнали. С ним исчезла
и мнимая мудрость Никиты.
Сюжет Патерика, демонстрирующий борьбу внутри монастыря
с еретическими поползновениями братии, заканчивается краткой
справкой: «После этого предался Никита воздержанию и послу-
шанию и чистому и смиренному житию, так что всех превзошел
в добродетели; впоследствии был поставлен епископом Новгорода
за премногую его добродетель. И много чудес сотворил он: одна-
жды во время бездождия, помолившись богу, дождь с неба свел,
потом пожар в городе загасил. И ныне со святыми чтут его, свя-
того и блаженного Никиту»90. Это дало основание Е. Е. Голу-
бинскому, а вслед за ним и другим историкам церкви признать
раннюю канонизацию Никиты и придать ей общерусский харак-
тер. «Однако потом,— пишет Е. Е. Голубинский,— более или ме-
нее задолго до половины XVI века это празднование ему как свя-
тому прекращалось... и в 1558 году... оно вновь было ему уста-
новлено» 91. Гипотеза историка цротиворечит мнению А. Кубарева
о занесении имени Никиты в святцы не ранее XIV в.92
СИНКРЕТИЗМ РАННЕФЕОДАЛЬНОГО
ХРИСТИАНСКОГО ПАНТЕОНА
В условиях продолжающегося процесса синкретизации христи-
анства и язычества появление первых русских святых выполняло
определенную социально-политическую и идеологическую задачу
христианизации древнерусского государства. Однако при всем
значении культ князей-вассалов и святого преподобного не пере-
крывал потребностей молодой русской церковной организации в
пропагандистских образцах, противостоящих древним языческим
идеалам. Христианство «могло вытеснить у народных масс культ
старых богов только посредством культа святых»93.
«Крещением Руси» православное духовенство внедряло тот
многочисленный пантеон новых богов, который выработало хри-
стианство за многовековую историю своего существования. Все
же при всей своей «многофункциональности» христианский пан-
теон имел определенную «ущербность»; боги были пришлыми, они
не могли в полной мере противостоять языческим богам-абориге-
нам. Требовалась равноценная замена. По-видимому, задачи про-
46

пагандистской работы достаточно отчетливо осознавались русской
церковной организацией с первых шагов ее деятельности. В пер-
вую очередь церковь должна была обратить внимание на контр-
пропаганду языческого культа предков, тысячелетиями поддержи-
ваемого славянским населением94. При этом «государство, приняв
новую религию, не разрушало унаследованный культ предков»95,
шел перевод его на новые христианские принципы пропаганды.
Представляется, что на гребне церковного почитания предков воз-
никает культ «предтече» христианизации Руси, княгини Ольги и
«крестителя» князя Владимира.
В истории русской канонизационной практики до сих пор оста-
ются не до конца определенными время и характер канонизации
Ольги и Владимира. Во многом это положение объясняется укре-
пившимся в церковной историографии XIX в. стремлением свя-
зать канонизационный акт с литургической титулатурой Ольги и
Владимира как «равноапостольных»96. Подобная титулатура —
явление позднейшего внедрения имен в синодичные поминальники
русской церкви, обнаруживаемое не ранее XIV в.
В то же время мы обращали внимание на длительную транс-
формацию литургической титулатуры Бориса и Глеба. Аналогич-
ные изменения претерпела форма почитания Ольги и Владимира.
Зто обнаруживается при обращении к формулярам посвящения из-
вестных нам агиографических произведений: «Представление свя-
тые царице роушьскые Ольги, праматерь всех царей роушьских»;
«Оуспение блаженое Олги княгине, предтече роусьское к богу»;
«Память святыа блаженныа великиа княгини Олги, нареченной
в святом крещении Елене»; «Память святая и богомудрая и рав-
ноапостольная великая княгиня Ольга»; «День святого князя
Володимира, крестившего всю Рускую землю»; «Память благо-
верниа князя Владимира»; «Оуспение благовернаго и великого
князя и равноапостальнаго Владимира»97.
Историки русской канонизации считают вероятной канониза-
цию Ольги в домонгольский период в качестве «нового чудотвор-
ца» 98. Это противоречит всем приведенным нами литургическим
формулярам дня памяти княгини. Она ни разу не названа чудо-
творцем. Нет упоминания о чудотворных явлениях на гробнице
Ольги и в «Памяти» монаха Иакова, в котором подробно изло-
жен «христианский подвиг» «благоверной» княгини, подчеркнуто
-ее посмертное «величие»". В то же время титулатура Ольги как
«царице рушьские, проматерь всех царей Рушьских», зафикси-
рованная южнославянским прологом XIII — начала XIV в. 10°,
представляется примечательной. Н. И. Серебрянский обратил вни-
мание, что подобная титулатура Ольги — сербская формула, ис-
ходящая из собственно сербской, а не русской церковной прак-
тики 101. Наблюдение весьма важное. Оно, во-первых, свидетель-
ствует о широкой популярности жития Ольги, не ограниченной
территорией русской епархии; во-вторых, подтверждает безуслов-
но раннее почитание княгини. Если русские святцы и месяцесло-
вы в XIII — начале XIV в. усваивают сербскую формулу, то это
47

процесс обратный, которому предшествовало проникновение имени
Ольги в сербские церковные поименники.
В истории канонизации Ольги мы предполагаем переплетение
нескольких мотивов, что определило ее длительное внедрение в
общецерковную практику. Установление ей местного почитания
представляется связанным с деятельностью Владимира и с про-
цессом синкретизации язычества и христианства. Примечательно,
что останки Ольги были перенесены в Десятинный собор, кото-
рый был, возможно, с самого начала задуман как пантеон — со-
брание «русских святынь». Там же в 1011 г. была похоронена
«царица» Анна, жена Владимира. Ее имя связано с крещением
Руси. Под 1007 г. сообщается о перенесении в этот храм каких-то
неназванных по именам святых. В Десятинную церковь был по-
мещен мраморный саркофаг Владимира. В 1044 г. туда были
доставлены останки Олега и Ярополка Святославичей, убитых во
время княжеской усобицы X в. При этом кости князей-язычников
были предусмотрительно крещены. Таким образом, целевое назна-
чение Десятинного собора бесспорно: это была усыпальница рус-
ских князей-христиан. Создание Десятинного пантеона имело
своей конечной целью перенесение почитания предков на новую-
христианскую основу.
В предыстории канонизации Владимира выявляются причины
раннего почитания князя-предка. Н. И. Серебрянский, детально
исследовавший княжескую агиографию, обоснованно считает, что
«Похвальное слово», написанное монахом Иаковом, «представ-
ляло собою первый опыт церковного сочинения о святом Влади-
мире» 102.
Исследователь считал бесспорным признание Владимира свя-
тым в русской церковной практике уже в XI в., а отсутствие ран-
него проложного жития объяснял тем, что под влиянием «Слова»
Илариона «церковная письменность приняла другой характер —
похвально-риторический («Память» Иакова)»103. К раннему по-
читанию Владимира склонялся и В. О. Ключевский 104.
Кажущиеся противоречия ранней канонизации Владимира, вы-
двигаемые историками церкви105, легко устраняются признанием
того факта, что древнерусское почитание князя не связывалось с
литургической титулатурой «равноапостольного» и учреждением
определенного дня памяти. Подтверждением раннего почитания
служит посвящение святому Владимиру церковного престола на
Золотых воротах во Владимире-на-Клязьме в 1174 г.106, задолго
до официального учреждения дня памяти князю. При этом
Н. И. Серебрянский справедливо отмечает, что даже в поздней-
шей церковной практике дни Ольги и Владимира никогда не пре-
вращались в значительные события 107.
Нам представляется, что древнерусское почитание Ольги и-
Владимира, остроумно названное С. В. Бахрушиным «беатиза-
цией», было проведено на сочетании языческих верований и хри-
стианских мотивов почитания предков. Именно поэтому их сарко-
фаги были помещены в Десятинном соборе.
48

Мемориальный характер Десятинного пантеона тесно связан с
преданием о варягах-мучениках. Легенда о них помещена на
страницах летописи108 и представляет собой проложное житие,,
вероятно, самое раннее в русской агиографии.
Согласно преданию варяги, отец и сын, пришли в Киев из
Византии и втайне исповедовали христианство. В 983 г. по за-
вершении удачного похода Владимира решено было отметить,
победу жертвоприношением. Выбор «старцев и боляр» выпал на
варяжского сына. Отец отказался выполнить требование язычни-
ков, сопроводив свой ответ «разоблачением» искусственной^ сущ-
ности языческих кумиров. Оба варяга были убиты языческой тол-
пой.
Агиографический стиль летописного повествования ощущаете»
в характеристике юноши, который «красенъ теломъ и душею» и а
подробной «отповеди» проискам дьявола. Следы литературного»
влияния обнаружены В. Н. Строевым, А. Н. Насоновым, С. В. За-
вадской 109.
Десятинная церковь была возведена на месте двора варягов,,
где была учинена расправа над ними. Созданием Десятинной
церкви Владимир знаменовал свой переход из язычества в лоно
православной церкви.
В историографии выявлено, что местоположение храма было^
«чрезвычайно важным зодческим решением, раскрывающим ка-
ноническое понимание идеи христианской церкви». Исследователи,
однако, не пришли к единому мнению о «фундаменте» Десятинной
церкви. Наиболее активно декларируется сакральная природа ме-
стоположения ктитореи Владимира, возведенной на территории,
христианского кладбища110. При этом практически не учитыва-
ются итоги археологических работ М. К. Каргера, которые позво-
ляют «решительно отбросить версию о христианском характере»
захоронений под Десятинной церковью111. Однако возведение
церкви «на крови» христиан-варягов полностью отвечает канони-
ческим требованиям.
Позднее безымянные летописные персонажи получили имена:
отец — Федор, сын — Иоанн. Их церковное почитание не под-
тверждается каким-либо канонизационным актом. Возможно, счи-
тался достаточным факт построения церкви «на их крови». По-
читание варягов-христиан русской церковью в домонгольское вре-
мя регистрируется в одном из посланий Симона, вошедшим в со-
став Киево-Печерского патерика. Автор так характеризует ростов-
ского епископа Леонтия: «...его (епископа. — А. X.) после долгих
мучений убили неверные — это третий (подчеркнуто нами. —
А. X.) гражданин русского мира с теми двумя варягами увен-
чанный от Христа, ради которого пострадал»112. Следовательно,
предание о варягах-мучениках было широко известно на Руси
(Симон не дает подробного описания «подвига» двух христиан,
рассчитывая на знание его Поликарпом). Культ варягов-мучени-
ков использовался русской церковью для изобличения искусствен-
ности языческих богов. Они, по словам варяга-отца, «не суть бо
49

бози, нь древо; днесь есть, а оутро изъгниеть; не ядят, бо бози ни
пиють, ни молвят, нь суть делани руками во дереве»113. Значение
подобной «проповеди» в условиях внедрения христианства и борь-
бы с языческими верованиями трудно переоценить.
Второй немаловажный момент для церковной проповеди —
отказ от кровавых треб. Кровь «истинных христиан» увековечи-
валась построением церкви, следовательно, даже угроза расправы
не должна влиять на христианские убеждения.
Подводя краткий итог первого этапа истории русской канони-
зации, заметим, что оформление пантеона национальных святых
определило характер дальнейшего расширения «канонизацион-
ного списка», высветило основной принцип русской канонизации —
политическую актуальность культа.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 10, с. 130—131.
2 См.: Крывелев И. А. История религий, т. I. M., 1975, с. 337; Тихоми-
ров М. Н. Древняя Русь. М., 1956, с. 262; Гордиенко Н. С. «Крещение Руси»:
факты против легенд и мифов. М., 1984, с. 53—92; Кузьмин А. Г. Принятие
христианства на Руси. — В кн.: Вопросы научного атеизма, вып. 25. М., 1980;
Рапов О. М. О дате принятия христианства князем Владимиром и киевлянами.—
Вопросы истории, 1984, № 6.
3 См.: Тихомиров М. Н. Указ. соч., с. 262; Янин В. Л. Летописные рассказы
о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи). —
В кн.: Русский город, вып. 7. Изд-во Моск. ун-та, 1984.
4 Крывелев И. А. Указ. соч., с. 337—338.
5 Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви. Изд. 2-е.
М., 1903, с. 49.
6 Памятники литературы Древней Руси. XI — начало XII века. М., 1978,
с. 288 (далее — ПЛДР).
7 Там же, с. 294.
8 НПЛ, под 980 г.
9 Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. (Опыт анализа).
М,, 1957, с. 44.
10 Макарий [Булгаков]. История Русской церкви, т. I. Спб., 1857, с. 93.
11 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 44—46; Шахматов А. А.
Разыскания о древнейших русских летописных сводах. Спб., 1908, с. 58, прим. 1;
Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X—
XII вв. Спб., 1913, с. 71—72.
12 Васильев В. История канонизации русских святых. М., 1893, с. 66.
13 Абрамович Д. И. Жития св. Бориса и Глеба и службы им. Пг., ИОРЯС,
1916, с. 55.
14 Лихачев Д. С. «Повесть временных лет». (Историко-литературный
очерк). — В кн.: Повесть временных лет, ч. 2. М.—Л., 1950, с. 64—66.
15 Бахрушин С. В. К вопросу о крещении Киевской Руси. — Историк-марк-
сист, 1937, кн. 2(60).
18 См.: Кусков В. В. История древнерусской литературы. Изд. 4-е. М., 1982,
с. 76.
17 См.: Каргер М. К. Древний Киев, т. II. М — Л., 1961, с. 316—317; Иль-
ин Н. Н. Указ. соч., с. 180; Церковь в истории России (IX в. — 1917 г.). Кри-
тические очерки. М., 1967, с. 48; Алешковский М. X. Глебоборисовские энколпио-
яы 1072—1150 гг. — В кн.: Древнерусское искусство. Художественная культура
домонгольской Руси. М., 1972.
18 ПЛДР, XI — начало XII века, с. 278. В этой связи представляется спор-
ным высказанное в новейшей историографии мнение о «сепаратистском» харак-
тере борисоглебского культа (см.: Замалеев А. Ф., Зои, В. А. Мыслители Киев-
ской Руси. Киев, 1981, с. 68).
50

19 См.: Приселков М. Д. Указ. соч., с. 113—114; Шахматов А. А. Указ. соч.»
с. 57—59; Щапов Я- Я. Церковь в системе государственной власти Древней Ру-
си. — В кн.: Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его между-
народное значение. М., 1965.
20 Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. X—XV вв., т. I. M., 1970,.
с. 53.
21 См.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI—
XIV вв. М., 1972, с. 301—304.
22 Церковь в истории России, с. 47.
23 См.: Шахматов А. А. Указ. соч., с. 475—476.
24 Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 155.
25 См.: Михаил Пселл. Хронография. М., 1978, с. 95.
26 ПСРЛ, т. I, под 1015 г.
27 Там же, с. 181—182.
28 Лесючевский В. И. Вышгородский культ Бориса и Глеба в памятниках
искусства. — Советская археология, т. VIII, 1946, с. 238; Каргер М. К- Указ.
соч., с. 316.
29 Алешковский М. X. Указ. соч., с. 112.
30 Государственно-политическое и церковное значение борисоглебского куль-
та способствовало созданию и широкому распространению в древнерусской пись-
менности многочисленных произведений: летописная статья (под 1015 г.)
«О убиении Борисове», «Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса
и Глеба», написанное неизвестным автором, «Чтение о житии и погублении бла-
женную страстотерпца Бориса и Глеба», автором которого был Нестор, пролож-
ные сказания, паремийные чтения. Вопрос о взаимоотношении всех этих текстов
и их хронологии весьма сложен и до настоящего времени не может считаться
решенным.
Н. Н. Ильин, посвятивший специальное исследование летописной статье
6523 г. и ее источнику, пришел, на наш взгляд, к аргументированному выводу,
что источником летописной статьи послужило анонимное «Сказание» — агиогра-
фический памятник, составленный около 1072 г. под сильным литературным влия-
нием известных тогда на Руси легенд о чешских святых X в. Людмиле и Вя-
чеславе. Далее автор отмечает, что «Сказание» носит на себе отпечаток особен-
ностей политической ситуации в Киевской Руси при Изяславе Ярославиче, когда
оно составлялось» (Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 209). Обратим внимание на тот
факт, что торжества 1072 г. были приурочены к трехлетию возвращения Изясла-
ва в Киев, которое произошло 2 мая 1069 г. Совпадение представляется сим-
воличным.
Перед актом канонизации 1072 г. необходимо было соединить в единое по-
вествование предания о гибели Бориса и Глеба. Автор «Сказания» не мог не
откликнуться своим обращением к «преданиям старины» на острые политические
проблемы своего времени. В тексте «Сказания» они очевидны. Основная публи-
цистическая идея «Сказания» отстаивает интересы Изяслава Ярославича. Пре-
ступному властолюбию Святополка противопоставляется беспрекословное пови-
новение младших «старейшему», что декларируется поведением Бориса и Глеба.
Благоприятная к Изяславу тенденция видна даже в отборе событий, о которых
«Сказанию» пришлось совсем умолчать. Сведения «Сказания» о борьбе Ярослава
со Святополком в ущерб исторической истине ограничиваются кратким сооб-
щением, будто во «брани многы» Святополк «окаяньный посрамленъ и побеж-
денъ», и описанием фантастической битвы на Альте, где Святополк сражался
во главе печенежских полчищ.
Отсутствие здесь данных о походе Болеслава Храброго на Киев в 1018 г.
вполне объяснимо стремлением исключить какую-либо возможность сравнения
«боголюбивого», но не любимого населением Изяслава со Святополком. Ведь
нынешний князь тоже и совсем недавно был посажен на киевский стол поль-
ским королем (см.: Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 182—183).
31 В таком случае закономерен вопрос: каким образом в составе одного па-
мятника одновременно отражены взаимоисключающие тенденции? Почему на
симпатии к Изяславу в том же литературном памятнике были наложены симпа-
тии к Святославу? При этом надо учитывать, что обе редакции были составле-
51

,шы за очень ограниченное время. Заметим, что легенда о «благословении» Свя-
тослава помещена не в основном тексте «Сказания», а в той ее дополнительной
'расти, которая выделяется некоторыми исследователями как прибавление к
«древнейшему» ядру памятника — в «Сказании о чюдесах». Произяславовы тен-
денции проявляются в основном тексте, предшествующем «чюдесам». Примеча-
тельно, что в составе «Чтения» легенды о благословении Святослава нет. Раз-
ночтения между текстами «Чтения» и «Сказания» существенны еще в одном,
немаловажном для нас пункте. Он был отмечен Н. Н. Ворониным: «Сказание»
подробнее документирует перенесение мощей 1072 г., но не выделяет при этом
Феодосия, а в «Чтении» присутствие игумена во главе «мьножества» духовен-
ства подчеркнуто («преподобный отець наш Феодосии»)».
Вероятно, появление дополнительной части («Сказания о чюдесах») при ос-
новном тексте повести «редакции 1072 г.» («Сказании») — единственно возмож-
но лишь в княжение Святослава. Только так можно объяснить проявление раз-
личных тенденций в повествовании. По крайней мере, любая дата появления про-
святославских симпатий в другое время возможна, но не безусловно необходима.
После смерти Святослава в 1076 г. его потомки долго не играли первых ролей
в династической борьбе Ярославичей. Ни для Всеволода, ни тем более для Свя-
тополка Изяславича симпатии к личности Святослава нереальны; вряд ли они
были свойственны и Владимиру Мономаху и могли, таким образом, проявиться
только в узких хронологических рамках киевского княжения Святослава.
Длительность дискуссии (История русской литературы X—XVII вв. М., 1980,
с. 102—107) о взаимоотношении текстов «Сказаний» о Борисе и Глебе в какой-
то степени объясняется тем, что исследователи находятся под гипнозом двух
обстоятельств. Первое — стремление связать первоначальный текст с канониза-
цией святых в 1026 г. Второе — определенная «щепетильность» историков, счи-
тающих возможной апелляцию князей к соблюдению принципа майората только
в порядке старшинства. Считается, что Изяслав имел право на подобный акт,
а Святослав не имел. Для Давида Святославича он выгоден, а для Владимира
Мономаха неприемлем. Мероприятия Изяслава в 1072 г., конечно, идеальный
пример такой апелляции.. Он исходит от стороны, имеющей юридические основа-
ния для декларации принципа майората. Однако заключенная в этом принципе
идея не исключает возможности обращения к нему противоположной стороны,
правда, в специфических исторических условиях, когда младший становится
«старейшим» князем. В этом случае действия Святослава логичны и последо-
вательны.
32 Отсутствие в документальной части «Сказания» (рассказе о торжествах
1072 г.) упоминания о киево-печерском игумене может рассматриваться как до-
полнительный аргумент в пользу «святославового дополнения» текста. Феодо-
сии — явный сторонник Изяслава. Игумен долго обличал незаконность поступка
'Святослава. Вынужденное примирение великого князя и печерского игумена на-
ступило не скоро. Вероятно, время примирения может уточнить дату появления
«Сказания о чюдесах». Представляется, что только незначительный промежуток,
отделяющий появление основной части «Сказания» от времени включения допол-
нительных «чюдес», во многом объясняет сохранение дискуссии о правомерности
членения текста. Подобный пересмотр должен диктоваться не текстологией, а
политическими мотивами периода 1072—1073 гг., которые отразились на стра-
нницах литературного произведения.
Другие мотивы имело обращение Нестора к событиям 1015 г. Он создал
новое житийное произведение — «Чтение». Необходимость появления агиогра-
фической вариации «Сказания» диктовалась не только требованиями соблюде-
ния в тексте канонических норм, но и отчетливо выраженными антисвятославски-
ми тенденциями автора. Нестор был сторонником князя Изяслава и игумена
Феодосия. Из состава «чюдес» убирается легенда о ногте Глеба, акцентируется
присутствие Феодосия на празднествах 1072 г., углубляется идея «старейшин-
ства». Появление «Чтения» Нестора возможно в достаточно широких хронологи-
ческих рамках. Потомки Святослава, которые могли затруднить работу, долго
не владели киевским столом. Наиболее необходимой эта работа была, видимо,
в годы нового княжения Изяслава (т. е. в июле 1077 — октябре 1079 гг.). Пред-
полагаемой дате «Чтения» не противоречит занятость Нестора созданием жития
Феодосия. «Агиобиография» игумека была создана им после «Чтения».
52

Имеется предположение, что «Чтение» Нестора одновременно переводилось
ша греческий язык (см.: Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 188). Описание Нестором
деятельности легендарного митрополита Иоанна, который принимал участие в
•организации борисоглебского культа, заканчивается фразой: «И постави имь
старейшину, ти тако отъиде в свою кафоликани иклисиа» (цит. по: Абрамо-
вич Д. И. Указ. соч., с. 199). Последние два слова означают по-гречески «все-
ленский собор». Появление их у Нестора можно объяснить перенесением из гре-
ческого перевода, если подлинник сличался с греческим вариантом. Существова-
ние древнего жития Бориса и Глеба на греческом языке подтверждается наличи-
ем армянского пролога. Признаки перевода армянского жития с греческого
языка несомненны. Однако это житие, датируемое XIII в., стоит ближе к «Ска-
занию», чем к «Чтению» Нестора (см.: Бенешевич В. Н. Переложение Сказания
•о Борисе и Глебе с греческого перевода. — ИОРЯС, т. XIX, кн. 1. 1914).
Следующее обращение к истории Бориса и Глеба связано с творчеством
сторонника Владимира Мономаха. Смысл «Сказания» в значительной степени
отвечал политическим принципам Мономаха. Здесь идея «старейшинства» выра-
жена не столь гипертрофированно, как в «Чтении». Владимиру Всеволодовичу,
занявшему великокняжеский стол не в порядке очередности, а волей киевского
боярства, идея соблюдения вассалитета в «Сказании» более созвучна. Редактор
Мономаха не только обновил текст «Сказания», но и дополнил повествование
•описанием перенесения мощей вышгородских святых в 1115 г., подчеркнув роль
великого князя в манифестации.
33 ПСРЛ, т. I, под 1115 г.
34 ПСРЛ, т. I, под 1115'г. В 1240 г. вышгородский храм-мавзолей был раз-
рушен монголо-татарами.
35 Рогов А. И. Сказания о начале Чешского государства в древнерусской
письменности. М., 1970, с. 14.
36 См.: Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVII вв.
Очерки и исследования. М., 1969, с. 49—50.
37 См.: Лесючевский В. И. Указ. соч.
38 См.: Алешковский М. X. Указ. соч., с. ПО.
39 Там же.
40 ПСРЛ, т. XV, под 1015 г., с. 128.
41 См.: Айналов Д. В. Миниатюра «Сказания о св. Борисе и Глебе» Силь-
вестровского сборника XIV в., — ИОРЯС, т. XV, кн. 3, 1910.
42 Алешковский М. X. Указ. соч., с. ПО.
43 См.: Лященко А. И. Эймундова сага и русские летописи. — Изв. АН
СССР, 1926, т. XX, № 12; Ильин Н. Н. Указ. соч.; Мельникова Е. А. «Сага об
Эймунде» о службе скандинавов в дружине Ярослава Мудрого. — В кн.: Восточ-
ная Европа в древности и средневековье. М., 1978, с. 289—296.
44 Мельникова Е. А. Указ. соч., с. 291.
45 Цит. по: Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в XI—XIV вв.
-(Материалы и исследования). М., 1978, с. 98—100.
49 Лященко А. И. Указ. соч., с. 1085.
47 См.: Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 160.
48 Алешковский М. X. Указ. соч., с. ПО.
49 См.: Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 95, 141.
50 Там же, с. 161—162.
51 См.: Шахматов А. А. Указ. соч., с. 74, 76.
52 См.: Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 168.
53 Там же, с. 160.
54 См.: там же, с. 151.
55 См.: там же, с. 152—155; Васильев В. Указ. соч., с. 67; Голубинский Е. Е.
История канонизации..., с. 49.
56 НПЛ, с. 175.
57 См.: Линниченко И. А. Взаимные отношения Руси и Польши до полови-
ны XIV ст. Киев, 1884, с. 93; Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 158.
58 См.: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси, с. 38—41.
59 Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 164.
80 Рыбаков Б. А. Языческая символика русских украшений XII в. — В кн.:
53

Тезисы докладов советской делегации на I международном конгрессе славянской
археологии в Варшаве (сентябрь 1965 г.). М., 1965, с. 66; Он же. Славянский
весенний праздник. — В кн.: Новое в советской археологии. М., 1965.
61 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 49.
62 См.: Лихачев Д. С. Указ. соч., с. 64—65; Beck H.-G. Kirche und theologi-
sche Literatur im byzantischen Reich. Munchen, 1959.
63 Цит. по: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 383.
64 Васильев В. Указ. соч., с. 67; Голубинский Е. Е. История канонизации...,.
с. 50.
85 ПЛДР, XI — начало XII века, с. 305—392.
66 ПЛДР, XII век. М., 1980, с. 614—619.
87 Ильин Н. Н. Указ. соч., с. 177. См. также: Замалеев А. Ф., Зоц В. А. Указ.
соч., с. 63—65. В. Л. Янин, обратившись к истории взаимоотношений Изяслава
и Феодосия, обоснованно считает, что именно поддержка киево-печерского игу-
мена сыграла решающую роль в том, что изгнанный в 1073 г. князь «так и не
делает решительного шага к католичеству», а предпочитает добиваться помощи
Рима обращением в католичество своего сына Ярополка (см.: Янин В. Л. Рус-
ская княгиня Олисава-Гертруда -я ее сын Ярополк. — В кн.: Нумизматика в
эпиграфика IV. М., 1963, с. 161—162).
68 Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 50.
69 Там же, с. 59.
70 Федотов Г. П. Святые Древней Руси (X—XVII ст.). Нью-Йорк, 1959„
с. 32, 59.
71 История русской литературы X—XVII веков, с. 100; Кузьмин А. Г. На-
чальные этапы древнерусского летописания. М., Изд-во Моск. ун-та, 1977, с. 170;
Лихачев Д. С. Литература эпохи «Слова о полку Игореве». — ПЛДР, XII век,,
с. 10.
72 См.: Приселков М. Д. Указ. соч., с. 248.
73 Пархоменко В. В какой мере было тенденциозно не сохранившееся древ-
нее «Житие Антония Печерского»? — ИОРЯС, т. XIX, кн. 1. Спб., 1914,
с. 238—240.
74 Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953, с. 408.
75 Абрамович Д. И. Исследование о Киево-Печерском патерике как истори-
ко-литературном памятнике. Спб., 1902, с. 183, 184.
76 См.: Кузьмин А. Г. Начальные этапы.., с. 218.
77 См.: Приселков М. Д. Указ. соч.; Лихачев Д. С. Указ. соч.
78 ПЛДР, XII век, с. 413—440.
79 Там же, с. 439.
80 ПЛДР, XII век, с. 443.
81 В настоящее время почти общепринята датировка памятника 80-ми го-
дами XI в. А. А. Шахматов и И. П. Еремин более конкретны и считают, что он
был написан до 1088 г. С. А. Бугославский и А. Г. Кузьмин датируют его
1108 г. (История русской литературы X—XVII веков, с. 100—101; Кузьмин А. Г.
Указ. соч., с. 155). Считаем возможным, что при подготовке к канонизации в
1091 г. Нестору было поручено составление жития преподобного. Литературная
работа, как и вся остальная, проходила скрытно. Учитывая вкусы князя Всево-
лода, житие было построено в строгом соответствии с византийским житийным
каноном. Но канонизация не была поддержана светской властью и житие было
сдано в монастырский архив. Предполагаемая датировка памятника в пределах
1089 г. (после освящения собора) — 1091 г. (до переноса мощей) в какой-то
степени нивелирует те «противоречия», которыми пользуются в спорах историки.
Наиболее существенны три аргумента. Первый: описание внутреннего располо-
жения монастыря, нецелесообразное, по мнению некоторых исследователей, в том
случае, если житие писалось внутри монастыря и для монастырской братии.
Однако, рассчитывая на общерусскую канонизацию Феодосия уже в 1091 г.,
Нестор составлял житие не только, даже не столько для собственной братии,
сколько для тех, кто мог не знать Киева и его окрестностей. Поэтому нет смыс-
ла «отсылать» Нестора из монастыря в момент составления жития. Второй:
'молчание Нестора о кончине Никона в 1089—1091 гг. было бы катастрофической
ошибкой агиографа при живущем Всеволоде (от князя зависело признание ка-
нонизации). Третий: молчание Нестора «об обретении мощей» Феодосия в 1091 г.
54

логично в рамках предлагаемой датировки. Нестор не мог вносить в состав жи-
тия событие, еще не случившееся, а только подготавливаемое. Вносить его позд-
нее, когда житие было сдано в архив после провала попытки канонизации, не
имело смысла. Однако запись его сохранилась. Вероятно, она должна была
открывать новую рубрику: посмертных «чудес» преподобного. Характер расска-
за предполагает такую направленность: обнаружение мощей святого совпадает
с ударом в било к заутрене; над пещерой поднялись три столпа «как радуга
сияюще»; Стефан, находившийся в своем монастыре на Клове, «увидел за по-
лем зарево великое над пещерой»; епископы собраны на торжество переноса
мощей «изволением божьим». Возможно, после 1108 г. включить «чудо обрете-
ния мощей преподобного» в 1091 г. было нелогичным: у читателя неизбежно воз-
никал вопрос, почему прославление преподобного не было тогда же и соверше-
но. Возможно также, что руководству монастыря были неприятны воспомина-
ния о неудаче 1091.
82 ПЛДР, XII век, с. 560.
83 Там же, с. 447.
84 Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 53.
85 См.: Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. I, 2-я половина. М.,
1904, с. 336—337.
86 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 52.
87 Канонизационный список печерских святых был составлен митрополитом
Петром Могилой в 1643 г. Иерарх распорядился составить общую им службу.
Политический аспект канонизации 1643 г. отвечал идеологическим задачам на-
ционально-освободительной борьбы на Украине, достигнувшей в 40-е годы XVII в.
невиданного размаха и подготовившей народно-освободительную войну 1648—
1654 гг.
В 1762 г. по указу Святейшего Синода киевские святые были внесены в об-
щерусские месяцесловы. Распоряжение соответствовало духу подготовки и вы-
полнения одной из основных задач внешней политики России второй половины
XVIII в.: вернуть украинские и белорусские земли, населенные братскими наро-
дами и некогда составлявшие единое целое с остальной Русью.
88 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 54—55.
89 ПЛДР, XII век, с. 519.
90 Там же, с. 521.
91 Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 56.
92 См.: Кубарев А. Описание Харатейного списка Патерика Печерского. —
ЧОИДР, № 9, 1847, с. 25.
93 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 490.
94 См.: Белецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуа-
лов. М., 1978; Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981.
95 Муръянов М. Ф. О Десятинной церкви князя Владимира. — В кн.: Восточ-
ная Европа в древности и средневековье, с. 173.
98 Васильев В. Указ. соч., с. 73—75; Голубинский Е. Е. История канониза-
ции..., с. 56—57.
97 Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. М., 1915. Тексты, с. 6,
7, 8, 9, 14, 17, 21.
98 Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 57.
99 Серебрянский Н. Указ. соч., с. 12—13.
100 См.: там же, с. 6.
101 См.: там же, с. 22—23.
102 Там же, с. 50.
103 Там же, с. 59.
104 См.: Ключевский В. О. Соч., т. VI. М., 1959, с. 66.
105 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 62—63. Примечательно,
что отсутствие «чудотворений» как отрицательного фактора ранней канонизации
Владимира (по Голубинскому) совершенно не смущало Иакова, специально под-
черкнувшего: «Не дивимся, възлюбленен, аще чюдесъ не творитъ по смерти;
мнозе бо святей праведен не сътвориша чюдесъ, но святей суть».
108 ПСРЛ, т. I, под 1174 г.
107 См.: Серебрянский Н. Указ. соч., с. 24.
108 ПСРЛ, т. I, с. 80.
55

109 См.: Строев В. Н. По вопросу о «старцах градских» русской летописи.—-
ИОРЯС, т. XXIII, 1919, с. 54; Насонов А. Я. Указ. соч., с. 24—25; Завад-
ская С. В. О «старцах градских» и «старцах людских» в Древней Руси. — В кн.:
Восточная Европа в древности и средневековье, с. 101—103.
110 См.: Мурьянов М. Ф. Указ. соч., с. 172.
111 См.: Каргер М. К. Древний Киев, т. I. М.—Л., 1958, с. 202—203, 502й
112 ПЛДР, XII век, с. 483.
113 ПСРЛ, т. I, с. 82.
Щк

^<5£gggg8ggSggS8SS§ggg^|^
II. ФЕОДАЛЬНАЯ РАЗДРОБЛЕННОСТЬ РУСИ
И ФОРМИРОВАНИЕ МЕСТНЫХ ПАНТЕОНОВ
(30-е годы XII — начало XIV в.)
В XI в. отчетливо наметились черты нового устройства Русских
земель. Полностью утвердился феодальный строй, закономерно
повлекший за собой политическое расчленение государства. На-
ступил период феодальной раздробленности, появились независи-
мые княжества. Политическая история государства, развивавшая-
ся до того в едином русле, расчленилась на ряд отдельных пото-
ков, образовавших весьма сложную и запутанную систему. Киев
постепенно теряет свою политическую гегемонию. Возникают но-
вые центры, новая система межфеодальных взаимоотношений.
К этому времени оформилась внутренняя структура русской мит-
рополии, определились сферы ее влияния на различные стороны
общественной жизни. Политические изменения неизбежно сказа-
лись на церковной организации, которая должна была соответ-
ствовать структуре светской власти. Подобно государству мит-
рополия членилась в административном и территориальном отно-
шениях на церковные области — епархии, возглавлявшиеся соб-
ственным епископом. Церковное обособление было следствием
обособления политического. Границы епархий менялись в соот-
ветствии с административными границами русских областей. Рус-
ский митрополит, сохраняя церковное право над областными
епархиями, в политическом отношении обладал чисто номиналь-
ными правами над епископами.
Более сложной была перестройка идеологических аспектов
политической доктрины. В условиях единого государства церков-
ная пропаганда ориентировала христианскую Русь на вернопод-
данничество центральной светской инстанции. В новых условиях
церковь не могла оставаться на старой позиции, выделяя верхов-
ного властителя из всей массы владетельных феодалов. Если та-
кая позиция могла быть в какой-то степени приемлемой для мит-
рополита, то епископы, находившиеся в прямой зависимости от
своих князей, должны были поддерживать их притязания на
■власть и даже божественность.
Феодальная раздробленность открывала широчайшие перспек-
тивы для русской церкви, выявляла новые возможности культовой
пропаганды. Единую раннефеодальную группу общерусских свя-
57

тых сменяет раздробленная система местных культов. В соответ-
ствии с правами епархиальных иереев создаются пантеоны ме-
стных святых. В период феодальной раздробленности по общему^,
областному праву святой почитался обыкновенно в той местно-
сти, в которой его политическая репутация определила канониза-
ционный акт, «и каяждо убо страна и град блажит, и славит, и
похваляет своих чудотворцев». Функции местного святого как
«стража, и хранителя, и заступника» ограничиваются террито-
риальными рамками вотчины, монастыря, города.
Политическая децентрализация Руси — отправная точка орга-
низации местных пантеонов. В XII—XV вв. в значительной сте-
пени определился количественный и социальный состав русского»
канонизационного списка.
ЧЕРНИГОВ
В политической истории Древнерусского государства XI в. на-
метилось определенное противостояние Чернигова Киеву. С 102&
по 1036 г. Чернигов находился в вотчине Мстислава Владимиро-
вича, Киев оставался за Ярославом. В годы правления «триум-
вирата» Ярославичей Чернигов — вотчина Святослава. В 1073 г.
черниговский князь изгоняет Изяслава с киевского великокняже-
ского стола. Со смертью Святослава Чернигов переходит в «от-
чину» Всеволода. Политические мотивы дополнили социально-
экономические предпосылки обособления Чернигова от великокня-
жеской власти.
Проявлением государственной и политической обособленности
является раннее формирование черниговского пантеона местных
святых. В XI в. только Киев имел свой пантеон, причем ему был
придан общегосударственный характер. Это не удовлетворяло
княжескую и церковную власть на местах. Не позже 1150 г. фор-
мируется черниговский пантеон, на характере которого сказались
черниговско-киевские политические противоречия.
В 30-х годах XII в. на Руси складываются три основные груп-
пы враждующих князей: старшие Мономаховичи (Мстиславичи),
связанные главным образом со Смоленском, младшие /Мономахо-
вичи (Юрьевичи) суздальской линии и черниговские князья —
потомки Олега Святославича.
В условиях ожесточенной княжеской «которы» особое значение
приобретали политические симпатии местного боярства. В собы-
тиях 40—50-х годов XII в. они проявились недвусмысленно. Когда
в 1146 г. скончался киевский князь Всеволод, его брат, Игорь
Ольгович, князь черниговский, вынужден был присягнуть киев-
лянам на городском вече «на всей их воле». Но не успел еще
новый князь отъехать с вечевого собрания к себе на обед, как
«кияне» бросились громить дворцы ненавистных княжеских тиу-
нов и мечников.
Руководители киевского боярства, тысяцкий Улеб и Иван Вои-
тишинич, тайно направили посольство -в Переяславль к князю
58

Изяславу Мстиславичу, внуку Мономаха, с приглашением княжить
в Киеве. Когда войска Изяслава подошли к стенам города, бояре,
как было условлено, сдались. Игорь Ольгович был выдан новому
киевскому князю и заточен в «поруб». Сославшись на болезнь,
Игорь «домогался» у Изяслава пострига. Просьба была удовлет-
ворена, и князь принял постриг в Федоровском монастыре, где
провел последние месяцы своей жизни.
В сентябре 1147 г. был раскрыт «заговор» черниговских кня-
зей, «хотя оубити лестью Изяслава». Нити «заговора», по небе-
зосновательным предположениям «къянъ», тянулись к «чудесно»
выздоровевшему после пострига Игорю. Обозленное действиями
Ольговичей, киевское вече обрушилось на Игоря. Толпа захва-
тила монастырь. Скрывшийся при помощи князя Владимира
Игорь не избежал своей участи. Народ ворвался во двор матери
Владимира. Ненавистный князь был убит в сенях княжеского
терема. Тело Игоря, «тюверзъше за нозе волокоша и сквозь Ба-
бинъ торжек», было брошено на Подоле. Похоронили Игоря на
следующий день у Семеновской церкви 1.
В 1150 г. останки Игоря были перевезены в Чернигов. Вполне
вероятно, что это было санкционировано Юрием Долгоруким з
период его кратковременного правления в Киеве. Юрий Влади-
мирович был заинтересован в союзе с черниговской семьей, оппо-
зиционно настроенной против Изяслава Мстиславича. Перенесе-
нием останков Игоря и установлением ему местного почитания
был скреплен союз Юрия со Святославом Ольговичем Чернигов-
ским. Союз 1147 г. подтверждается участием дружины Свято-
слава в походе Юрия на Киев в 1149 г. Установление местного
почитания Игоря принимало характер церковного благословения
политики черниговских князей.
Политический подтекст канонизационного акта недвусмысленно
апеллировал к борисоглебскому культу. Игорь, как и его «срод-
ники» Борис и Глеб, был причислен к рангу «страстотерпцев».
Изяслав Мстиславич, «незаконно» овладевший киевским столом
(завещанным предыдущим князем Всеволодом Ольговичем сво-
ему брату Игорю), сравнивался с «окаянным» братоубийцей Свя-
тополком. Местные епархиальные власти закрепили политическую
канонизацию организацией чудесных явлений на могиле князя.
Вскоре черниговской епископии представилась возможность
увеличить свой пантеон, сохранив его политическую анти-
киевскую направленность. В 1153 г. в Чернигове умер митрополит
Константин I, «бе бо в то время въсбеглъ ис Кыева Мстислава
деля Изяславича»2. Антивизантийские действия предыдущего ве-
ликого князя Изяслава общеизвестны. В 1147 г. воспользовав-
шись тем, что киевская митрополия оказалась вакантной, Изя-
слав Мстиславич предпринял вторичную после Ярослава попытку
провозглашения автокефалии русской митрополии. Собор русских
иерархов большинством голосов (епископы Новгорода, Смолен-
ска, Суздаля не согласились с решением собора) возвел на митро-
поличью кафедру княжеского ставленника Климента Смолятича.
59

Новая попытка «отложиться» от константинопольской патриархии'
окончилась неудачей. В 1149 г. Клим вместе со своим патроном
бежал из Киева, а после 1158 г. бесследно исчез со страниц рус-
ских летописей. Вероятно, небезоблачными были отношения киев-
ского митрополита Константина с сыном Изяслава Мстиславом.
По крайней мере, его бегство из Киева показательно. Оппози-
ционный Чернигов приютил беглого митрополита, а его смерть
использовал в собственных политических интересах. Любопытно,
что Константин в предсмертном обращении просил, по словам
летописца, не погребать его тело, «но ужемъ поверзше за нозе мои
извлечете мя из града и поверзете мя псомъ»3. Не вдаваясь в
подробности своеобразного желания иерарха, заметим, что «спо-
соб» обращения с телом почти дословно совпадает с описаниями
событий 1147 г. в Киеве, когда'был убит Игорь. Черниговский
епископ не только выполнил просьбу митрополита, но и органи-
зовал «чудесные» явления у тела Константина. «На оутрии же
день Святослав князь здумавъ с мужи своими и съ епископомъ,
взмеше тело его (Константина.— А. X.) и похорониша в церкви
оу святого Спаса Чернигове». Целесообразность канонизации оп-
ределилась потребностями светской власти. Примечательно, что*
празднование местных святых в Чернигове было приурочено на
один день: память Игоря и Константина совершалась 5 июня4.
Возможно, что в этом заключалось стремление показать культо-
вое единство местного пантеона.
Дальнейшее пополнение черниговского пантеона происходило»
в иной политической и государственной ситуации феодальной Ру-
си, в условиях золотоордынского ига.
ВЛАДИМИР И РОСТОВ
Иными политическими мотивами при организации собственного-
пантеона руководствовался Андрей Боголюбский. История Вла-
димирского княжества в годы правления Андрея Юрьевича явля-
ется интереснейшей страницей не только истории Северо-Восточ-
ной Руси, но и русского народа в целом. Это время напряженной
политической борьбы, в которую были втянуты массы феодаль-
ного населения, пора заката общерусского авторитета Киева и
подъема могущества Северо-Восточной Руси. Возвышению Вла-
димира в немалой степени содействовала авторитетная внешне-
политическая деятельность Андрея, подкреплявшаяся экономиче-
ским подъемом вотчин. «В лице этого князя,— писал об Андрее
Боголюбском М. Д. Приселков,— мы несомненно имеем опережа-
ющего свое время и современников смелого и крутого деятеля,
весьма рано оценившего и упадочность русской земли, и расту-
щую мощь Ростово-Суздальского края и решившего, порывая все
традиции своего рода и всех русских феодальных княжеств, по-
новому поставить соотношение сил и внутри Ростово-Суздальского-
края, и внутри русских княжеств, как и внешнеполитические связи
Русской земли»5.
60

Деятельность Андрея Боголюбсксго показывает, что он высо-
ко ценил значение церковной пропаганды г\ Уже первый его само-
стоятельный шаг — уход из Вышгорода — был обставлен «вме-
шательством» богоматери, чья икона «сошла с места» и отпра-
вилась в далекий путь на север. «На маршруте» иконы были-
организованы «чудеса», главнейшее из них: икона «не пожелала
двигаться в Ростов и была оставлена во Владимире, стала Вла-
димирской» 7. Культ богородицы и в особенности Владимирской-
иконы стал в руках Андрея огромной идейной силой; это было
«оружие обоюду на врагы остро и огнь попаляя противных наших,
хотящих с нами в брани»8.
Укреплению идеи богородичного культа была посвящена вся-
политическая схема Боголюбского: «Все созданные в 1158—1165 гг.
храмы посвящаются богородичным праздникам, подчеркивая осо-
бое «покровительство» богородицы Владимирской земле, ее сто-
лице, ее князю, специально идее покровительства богородицы был,
посвящен новый праздник — Покрова богородицы, установленный
во Владимире без митрополичьей санкции по инициативе князя;,
ему же приписывают учреждение другого праздника — Спаса-
1 августа, который был по существу посвящен также богоро-
дице» 9.
«Расширение, укрепление, пышная обстройка Владимира как;
бы воплощали мысль об его церковно-политическом равнопра-
вии с «матерью городов русских» — Киевом 10. Дополняла идею-
равноправия Владимира с Киевом легенда об основании города
Владимиром Святославичем и о крещении им Ростовской земли..
Доказательство «древности» христианства на Северо-Востоке слу-
жило важным аргументом для обоснования прав владимирской
церкви на автокефалию. «Так, Владимирское княжество ходом
исторических событий становилось на путь конфликта с митро-
политом» п.
Завершить идеологическую схему Боголюбского должна была>
организация местного культового пантеона. Вскоре представился
удобный случай. При восстановлении сгоревшего в 1161 г. рос-
товского собора были обнаружены старые гробницы. Их призна-
ли погребениями Леонтия и его преемника на ростовской епис-
копской кафедре Исайи. Так оказались «открыты» «мощи», необ-
ходимые для организации собственного пантеона. «Открытие»-
было обставлено с большой помпой: сам Андрей со своими боя-
рами приехал в Ростов. Князь «поблагодарил бога и богороди-
цу», что «сподобил мя еси сицего съкровища в области моего
царствия видети — уже ничемже охужен есмь». Мощи были пе-
ренесены в раку, «и устрой свещи великы у гроба его» 12.
Первый ростовский епископ Леонтий погиб в 1071 г. в ходе
народного восстания, возглавлявшегося язычниками-волхвами.
Этот факт был хорошо памятен в XII в., и мысль о церковном'
прославлении Леонтия как первого «мученика» на Севере была,
бы совершенно естественной и понятной. Однако «анкетные дан-
ные» кандидата в святые никак не могли устроить князя: они не-
61

соответствовали его политической доктрине. Признанием Леон-
тия первым ростовским епископом утрачивалась связь с леген-
дой о раннем, владимирском крещении Ростова. Титуловать Ле-
онтия «мучеником» означало признать малоэффективность хри-
стианской пропаганды святителя. Согласиться, что епископ по-
ставлен из киево-печерских иноков, — отказаться от идеи автоке-
фальности владимирской церкви. Историческая действительность
не соответствовала княжеским идеологическим принципам. Как
всегда, в подобных случаях страдает первая.
У гробницы Леонтия создается сложная историко-политиче-
ская легенда обоснования его культа. Леонтий превращается в
константинопольского грека-монаха, который «по гласу божь-
ему» добился у патриарха Фотия поставления в ростовские епис-
копы на смену предыдущим грекам-иерархам, бежавшим от языч-
ников. «Ужаснувшись» неверию ростовчан, он приступает к делу.
Свое миссионерство святитель начинает с детей, еще не закос-
невших в своем неверии. Иерарх не испугался «неверных», при-
шедших с оружием и дрекольем, чтобы изгнать его из «града»:
вместе с клиром вышел к народу и «неверные» либо попадали
«яко мертвые», либо ослепли. Затем Леонтий исцелил и крестил
их. Вскоре святитель «с миром к господу отыде» и был погребен
в церкви Богородицы, «юже бе создал преже епископ».
Мифическая история Леонтия в деталях отвечала идеологиче-
ским требованиям Боголюбского13. Помимо «биографических»
данных она подчеркивала восприимчивость к христианской про-
поведи «молодших» (читай: владимирцев) и закоснелость «стар-
цев» (читай: ростовчан). Дополнительно утверждалась древность
богородничного культа на Северо-Востоке: Леонтий похоронен в
церкви Богородицы. Примечательно, что при этом не возникал
вопрос о канонизации епископа Исайи, чьи мощи были обретены
одновременно с телом Леонтия: причислить его к грекам невоз-
можно, были живы свидетели поставления Исайи из иноков Кие-
во-Печерского монастыря. «Неудачная» анкета Исайи сыграла
роковую роль в судьбе его канонизации. Только в 1474 г. ростов-
ский архиепископ Вассиан Рыло установил его местное почи-
тание 14.
Политическая тенденция канонизационной «затеи» с Леонтием
неразрывно связана с желанием Андрея Боголюбского заполу-
чить для Владимира самостоятельную, независимую от Киева
епископскую кафедру15. Кандидатуру на епископию князь уже
подобрал — Федора. К этому моменту на областной кафедре
сложилась следующая ситуация: в 1156 г. епископ Нестор, про-
явивший равнодушие в деле Клима Смолятича, не приехал на
собор 1147 г. и был лишен кафедры киевским митрополитом.
В 1158 г. в Ростов прибыл новый святитель — грек Леон, который
принялся энергично наводить порядок в епархии. При этом он
не забывал, вероятно, о собственной мошне: необходимо было
уплатить митрополиту за поставление. Чрезмерные поборы Леона
вызвали недовольство, и епископ был изгнан16. Вернувшись при
62

содействии митрополита в 1163 г. на ростовскую кафедру, Леон
обнаружил, что церковная власть фактически сосредоточена во
Владимире, а епархией управляет ставленник Андрея, наречен-
ный владыка Федор. Сложное положение Леона усугубилось дис-
куссией с Федором о практике постов, в которой Федор «упрел»
Леона. Последовало новое изгнание ростовского епископа.
Князь решил добиться автокефалии своей области и переноса
кафедры во Владимир непосредственным обращением в Констан-
тинополь. Мифическая история поставления Леонтия патриархом
была «обоснованием» претензий князя. Боголюбский обратился к
патриарху Луке Хризовергу с обвинением Леона в ереси и пред-
ложил патриарху свою кандидатуру на владимирскую кафедру
(Федора). Патриарший собор 1164 г. отметил «радение» Андрея
в церковном строительстве, но отказал его просьбе.
Борьба за святительскую кафедру между митрополичьим
ставленником греком Леоном и княжеским кандидатом на вла-
димирскую кафедру владыкой Федором продолжалась до 1168 т.г
и не оставляла шансов на канонизацию Леонтия киевским митро-
политом. Местная канонизация была тоже невозможна: Леон не
устраивал Андрея, и на послушание иерарха князю рассчитывать
не приходилось. Федор не был удостоен хиротонии и не имел
права на канонизационный акт местного значения. Он так и не
добился поставления. Более того, перед угрозой патриаршего от-
лучения Боголюбский был вынужден отдать своего любимца на
суд митрополиту. Церковный суд проявил крайнюю жестокость,
осудив Федора на мучительную казнь. Эта «митрополичья не-
правда» была одним из поводов разгрома Киева войсками Ан-
дрея в 1169 г. и ограбления киевских церквей17.
В. О. Ключевский совершенно обоснованно предположил, чта
предание о святом Леонтии сложилось под влиянием «федоров-
ских взглядов»: настолько «это предание согласно со стремления-
ми Федора». Упорная церковно-политическая борьба Андрея и
Федора была причиной задержки организации местного пантеона
святых.
Канонизация Леонтия произошла лишь в 1194 г.18, когда, учи-
тывая неудачный опыт Андрея, из предания о Леонтии вытравили
автокефальные мотивы. Внимание к гробу Леонтия привлекли
организацией «чуда». Соборный пономарь наблюдал эффектную
картину ночного богослужения вставшего из гроба епископа. Ин-
сценировка послужила основанием для введения Леонтия в ранг
«святых чудотворцев». Однако канонизационное мероприятие
1194 г., как аргументированно доказал Н. Н. Воронин, использо-
валось не в общеполитических интересах (как при Андрее), а в
целях узкоместных, проростовских. В Ростове еще не утихло не-
довольство церковным и политическим приоритетом Владимира»
и «...бог даровал благодать чюда Леонтия» не всей Владимир-
ской земле, а только «граду Ростову».
Канонизационный акт ростовского епископа, вероятно, был
обусловлен и другим немаловажным фактором: Владимир к это-
63

•му времени обзавелся собственным святым патроном: им стал
Андрей Боголюбский, погибший в 1174 г. Политическое убийство
произошло в княжеской резиденции, недалеко от Владимира.
Е. Е. Голубинский отрицает возможность местной канонизации
погибшего князя «по отсутствию всяких указаний на существова-
ние этого празднования» и относит ее к 1702 г.19 К поздней ка-
нонизации Андрея Боголюбского склонялся и Н. Н. Воронин20.
Представляется маловероятным, чтобы память трагически по-
тибшего князя, создавшего церковное величие Владимира, не об-
росла преданиями и не была бы оформлена соответствующим
образом. Доказательством нашего предположения является «По-
весть об убиении Андрея Боголюбского», написанная между 1174
и 1177 г.21 Повествование содержит конкретные подробности ги-
бели князя (подтвержденные впоследствии работами М. М. Гера-
симова), выдающие в авторе очевидца описываемых событий. Не
-останавливаясь на изложении текста повести, обратим внимание
на то, что он был составлен по аналогии со «Сказанием о Борисе
и Глебе», но здесь четко проводится противопоставление Кие-
ва — Владимиру, Боголюбова — Вышгороду, Золотых и Серебря-
ных ворот одного города — таким же воротам другого. Текст от-
ражает несомненное узкоместное, владимирское почитание Ан-
дрея. Естественно, что оно не могло получить канонизационного
оформления со стороны ростовской епархии, которую до 1183 г.,
•вероятно, занимал Леон. Не было оно оформлено и при Иоанне,
который организацией «явной» ростовской святыни — Леонтия
противодействовал «культу Андрея». Но о местном почитании
тшязя во Владимире в XIII в. исследователи говорят достаточно
уверенно22.
Для закрепления владимирского почитания Андрея Боголюб-
ского в начале XIII в. создались благоприятные условия.
В 1214 г. нарушается церковное единство епархии. Константин
Всеволодович в этот год ставит на ростовскую епископию своего
духовника Пахомия, а через два года Кирилла I. Юрий Всеволо-
дович делает ответный шаг, организуя епископию «Суздалю и
Володимерю». На кафедру введен игумен Рождественского мо-
настыря Симон. «И оттоль разделися, начаша быти в Ростове
епископ, а в Володимире и Суздале другий»23. В 1227 г. усилия-
ми князя Юрия и митрополита Кирилла, посетившего Владимир,
епископия воссоединилась. Кафедра осталась в Ростове. Влади-
мирский князь добился, что в 1230 г. ростовским епископом был
поставлен его человек — игумен владимирского Рождественского
монастыря Кирилл II. Не исключено, что в период нарушения
церковного единства владимирская кафедра преобразовала почи-
тание Андрея Боголюбского в церковный культ.
Таким образом, пантеон местночтимых святых Владимирской
земли сложился по черниговской схеме: князь — святитель. Но
политические тенденции здесь были иные. Если в Чернигове
культ князя и митрополита выполнял одну задачу, то на Северо-
Востоке владимирскому князю противопоставлялся ростовский
64

святитель. Противостояние соответствовало политической истории
княжества.
«Лишив» епископа Леонтия «мученического венца», церковни-
ки вскоре ввели в состав местного пантеона другого «страдальца
за дело Христа» — купца Авраамия. Во внешней политике Вла-
димира значительное место занимала борьба с Волжской Болга-
рией, в ходе которой Юрий Всеволодович использовал испытан-
ное средство: эта борьба была представлена как война с «невер-
ными» за православие. В 1229 г. в Болгарии был казнен купец-
христианин Авраамий. Не исключено, что купец был владимир-
ским агентом, доставлявшим князю необходимые сведения. Юрий
добился выдачи его тела и перевез останки «Христова мученика
Авраамия Нового» во Владимир, где им была организована тор-
жественная встреча. В ней участвовали княжеская семья и ду-
ховенство. Рака с телом Авраамия была помещена в соборе Кня-
гинина монастыря24. При гробе сразу же были организованы
«знамения» и новоявленный святой включен в семью владимир-
ских «богов»25.
Характерно, что владимирский пантеон почти в точности вос-
производил раннефеодальный киевский: в нем были «страстотер-
пец» Андрей Боголюбский, преподобный Леонтий и мученик Ав-
раамий.
НОВГОРОД
Своеобразный пантеон местночтимых святых складывался в
Новгороде. Здесь инициатива исходила от архиепископской ка-
федры. Это своеобразие было обусловлено исключительностью
новгородской епископии в системе русской церковной организа-
ции. Нигде связь владыки с политической жизнью города не вы-
ступает так рельефно, как в Новгороде. Новгородский святитель
приобрел большое влияние на государственные дела Новгород-
ской феодальной республики. С установлением республиканского
строя владыка избирается из числа местного духовенства, что
обеспечивало тесный политический союз церкви и государствен-
ной власти, софийской кафедры и феодальной боярской аристо-
кратии города. Глава новгородской церкви был не только неза-
висим от княжеской власти, но и пользовался определенной сво-
бодой от митрополичьей кафедры. Новгородский архиепископ
фактически возглавлял новгородское правительство. В его руках
находились государственная казна, контроль над торговыми ме-
рами, его наместник — постоянный участник сместного суда. Гра-
моты Великого Новгорода скреплялись архиепископской пе-
чатью.
При софийской кафедре велось летописание, имелась библио-
тека, здесь была «дружина» иконописцев и зодчих. Теократиче-
ские «замашки» новгородского архиепископа в ряде случаев при-
водили к столкновениям церковной организации с оппозицией
феодальной знати. Наиболее активно боярская аристократия
3 Хорошев А. С.
65

стремилась ограничить «экономическую экспансию» владычной
кафедры, остановить рост софийского землевладения. Новгород-
ское боярство вынуждено было противопоставить софийской ка-
федре систему монастырских ктиторей, связав ее с кончанской
администрацией.
Ситуация, когда святительская кафедра Новгорода объединя-
ла управление епархии с реальной светской политической
властью, предоставляла владыке неограниченные перспективы
для создания местного пантеона. Однако историки практически
отрицают его организацию до XIII в. Даже эта датировка вызы-
вает сомнения у В. Васильева и Е. Е. Голубинского, склонных
относить местную канонизацию первого новгородского святого,
преподобного Варлаама Хутынского к XIV в.26
Укоренившееся в исторической литературе мнение не пред-
ставляется безусловным. Есть основания для его пересмотра.
Теоретические предпосылки для подобной работы заключены в
изучении летописных списков новгородских владык, чему посвя-
щена специальная статья27.
При сличении списков владык с текстом Синодальной летопи-
си обнаружилась избыточность перечня владык. Это обстоятель-
ство в сочетании с характером записей списка иерархов убедило
нас, что в основе перечня новгородских святителей лежал источ-
ник внелетописного происхождения. Вероятно, им был софийский
синодик. В этом убеждает то обстоятельство, что в числе избы-
точных свидетельств существенное значение имеет сопроводи-
тельная фраза к имени новгородского владыки Иоанна Попьяна
(1109—ИЗО): «сего не поминают». Иван — одна из самых зага-
дочных исторических личностей XII в. Годы его святительства
отмечены появлением целого ряда архитектурных ансамблей, сре-
ди которых такие знаменитые постройки, как Николо-Дворищен-
ский собор, Георгиевский собор Юрьева монастыря, Рождест-
венский собор в Антоновом монастыре, церковь Ивана на Опо-
ках. Однако имя новгородского владыки вытравлено на страни-
цах летописи. Сообщается только о крайних датах занятия им
кафедры. Летописный текст мог быть цензуирован в силу особо,
неприязненного отношения к этому владыке, которое в итоге
привело к исключению его имени из новгородских поминальных
списков.
В. Л. Янин, атрибутировавший погребения в Мартирьев-
ской паперти новгородского Софийского собора, убедительно до-
казал, что абструкции подверглись не только имя, но и гробни-
ца Ивана Попьяна: она была попрана саркофагом епископа Ар-
кадия, сооруженным архиепископом Иваном-Ильей. «В разности
политики Ивана Попьяна и Ильи, — отмечает В. Л. Янин, — по-
видимому, надо отыскивать корни особого отношения к памяти
Ивана Попьяна во все последующие времена»28. Впрочем, рекон-
струкция политической характеристики «отверженного» новго-
родского святителя в значительной степени затруднена цензуиро-
ванием летописного текста. Единственно возможное — восстанов-
66

ление политической программы Ивана Попьяна выявлением по-
литической доктрины его антипода, владыки Ильи.
Епископ Илья (Иоанн) являлся вторым после Аркадия святи-
телем-аборигеном, избранным вечевым решением из состава бе-
лого духовенства (Илья был священником Власьевской церкви).
Рукоположенный на кафедру 28 марта 1165 г., владыка в декаб-
ре того же года был удостоен архиепископского сана.
Вся деятельность Ильи на посту владыки носит ярко выра-
женную боярскую окраску. Новгородский иерарх принимает ак-
тивное участие в отстаивании республиканской государственности
от агрессивных притязаний Андрея Боголюбского. Авторитет вла-
дыки укреплялся год от года возраставшим богатством софий-
ской кафедры, подтверждением чему является неустанная строи-
тельная деятельность архиепископа.
Если принятый нами метод реконструкции «от противного»
приемлем для характеристики Ивана Попьяна, то «отверженный»
владыка, по-видимому, был апологетом союза кафедры с княже-
ским столом в сложные годы вызревания новгородской вольности.
Заключительный период святительства Ивана Попьяна пришелся
на годы княжения Всеволода-Гавриила. Имя князя если и не
было проклято новгородцами, то и особых симпатий тоже не вы-
зывало. Изгнанный в 1136 г. вечевым волеизъявлением, Всеволод
пытался вернуться в Новгород, превратив оппозиционный новго-
родскому боярству Псков в свою опорную базу. Только смерть
князя оборвала его честолюбивые планы. Примечательно, что
имя Всеволода стало своеобразным символом Пскова в борьбе с
«иегемонией» Новгорода. Не менее выразителен отказ псковичей
от проклятия памяти Ивана Попьяна. Все известные нам псков-
ские синодики имя владыки не сопровождают новгородской от-
реченной формулой: «сего не поминают»2У. Возможно, отмечен-
ный факт отражает определенное противодействие псковского ду-
ховенства к акции софийской кафедры, исключившей «отвержен-
ного» владыку из своих поминальников.
Если правомерен вывод, что список новгородских владык в
своей основе восходит к поминальным записям синодика Софий-
ского собора, то мы вправе поставить вопрос о раннем оформле-
нии пантеона новгородских святителей, происходившем под на-
блюдением владычной администрации. Однако может возник-
нуть вопрос: закономерно ли привлечение синодика в качестве
аргумента в пользу ранней канонизации святителей? Представ-
ляется, что положительным ответом на него могут служить, во-
первых, литургическая правомерность подобного подхода и, во-
вторых, фактические подтверждения раннего почитания святите-
лей, представленных в списке софийского синодика.
Первое подтверждается обращением к канонизационной прак-
тике собственно греческой церкви. Прообразом синодиков право-
славной церкви были церковные диптихи, которые вошли в упо-
требление к концу II—началу III в. Наличие имени в диптихе
рассматривалось как свидетельство канонизации30. Внесение име-
3
67

ни зависело исключительно от епископа местной церкви, так как
до XIV в. право совершения канонизации принадлежало местным
иереям. Права русских епископов, как считают историки церкви,
не отличались от прав греческих иерархов31. Е. Е. Голубинский
склонялся к тому, что для греческой церкви характерно посте-
пенное внедрение практики, согласно которой принадлежность
деятеля к определенной иерархической ступени (святители) слу-
жила основанием для причисления к «лику святых» («они пото-
му сподобились быть иерархами, что были люди святые»). При
этом для канонизации святителей не требовалось «чудотворений»,
обязательных для всех остальных категорий святых. Е. Е. Голу-
бинский считает вполне вероятным, что канонизация святителей
начиналась «с ежегодного торжественного их поминовения и что»
после того или другого количества лет... признавали их молит-
венниками за себя, и что дни ежегодной памяти их обращали та-
ким образом из дней молитвы за них в дни молитвы им»32.
Е. Е. Голубинский не видел серьезных противопоказаний тому»
что русская церковь унаследовала из Византии уже сложив-
шийся способ канонизации местных владык. Тем более это было»
актуально для новгородской епархиальной организации, которая
в силу историко-политических причин была поставлена в особые
условия в системе русской митрополии.
Титулатура новгородского владыки «святым» типична для
местного летописания. Введение новгородского избранника на со-
фийскую кафедру, т. е. еще до официального поставления, сопро-
вождается характерной фразеологией: «поставиша мужа свята»
либо «поставиша Божиа избранника»33. Еще больше «святость»
владыки подчеркивается после его смерти: «Преставися архи-
епископ новъгородьскыи Никита, месяця генваря в 30, а на вес-
ну почяшя пьсати святую Софию, стяжанием святого влады-
кы»34. При этом признается святость могилы иерарха. Так, Гер-
ман Воята, сетуя на кончину владыки Нифонта, огорчен тем, что
«не хотя Бог, по грехом нашим, дать нам на утеху гроба его»35.
Ссылка здесь на близкие отношения Германа с владыкой (Ни-
фонт поставил Вояту священником Ияковлевской церкви) вряд
ли допустима: священник не мог бы «освятить» гроб владыки,,
если бы не имел на то канонических оснований.
Вероятно, подобную возможность учитывали и во Владимире.
При первой канонизационной попытке Андрей Боголюбский не
озаботился даром «чудотворений» над гробом Леонтия, рассчиты-
вая, что принадлежность святителя к церковной иерархии яв-
ляется достаточным доказательством его святости. Чудеса, до-
полнявшие «необходимость» канонизации, «произошли» позднее,,
в 1194 г., когда «первоначальный вариант» провалился.
Канонизацией новгородских иерархов церковь отмечала «по-
двиг власти». Новгородский владыка являлся защитником города
от врагов, от великих князей владимирских и московских, пося-
гавших на его самостоятельность, оказывал своей родине не
только дипломатическую, но, как увидим ниже, и «военную» под-
68

держку. Новгородские святители в пантеоне местночтимых свя-
тых олицетворяли собой политическую «оборону» республики.
В канонизации епископов русская церковь, вероятно, пользо-
валась готовыми образцами греческой канонизации.
Дополнительным свидетельством местного почитания некото-
рых деятелей новгородской церкви XII в. служит обращение к
агиографическим памятникам. Прежде всего привлекает внима-
ние житие первого собственно новгородского святителя Аркадия.
Он был избран на владычную кафедру волеизъявлением новго-
родского веча сразу же после смерти Нифонта в 1156 г. Спустя
два года нареченный новгородский владыка дождался хиротонии
киевского митрополита. Рукоположением Аркадия на софийскую
кафедру киевский митрополит фактически ратифицировал прин-
цип выборности новгородского владыки. Митрополит вынужден
был поступиться традицией перед лицом реальности новгородско-
киевских отношений середины XII в. 1158 год стал годом торже-
ства одного из важнейших республиканских принципов, офор-
мившихся в ходе антикняжеской борьбы новгородцев.
Краткость летописных сведений о святительстве Аркадия за-
трудняет характеристику его деятельности. Ничего не добавляет
и житие Аркадия, с лаконизмом могильной эпитафии передавшее
основные вехи жизни новгородского владыки. Наличие пролож-
ного жития предполагает его раннюю канонизацию. В. О. Клю-
чевский обоснованно считал, что характер проложного жития
свидетельствует о раннем (XII в.) причислении Аркадия к мест-
ночтимым святителям Новгорода36.
Вторым безусловным кандидатом в число местночтимых нов-
городских святителей был восприемник Аркадия епископ Илья
(Иоанн).
Вероятно, ни один из новгородских святителей не пользовался
столь широкой популярностью у агиографов, как Илья. Помимо
подробно составленного жития, где архиепископ фигурирует под
мирским именем Иоанн, с его деятельностью связан целый ряд
произведений, из которых красочностью языка выделяется «По-
весть о чуде иконы Богородицы». Сокрушительное поражение
«андреевых полков» под Новгородом в феврале 1170 г. послужи-
ло основанием для создания предания о чудесной помощи осаж-
денным новгородской иконы «Знамения богородицы». Илья был
участником «знамения», благодаря чему стал одним из «охрани-
телей» города37.
При этом мы не склонны ограничивать роль владыки только
участием в организации «знамения» 1170 г. Вполне вероятно, что
Илья был инициатором празднования события. В этом нас убеж-
дает не только текст «Сказания о битве суздальцев с новгород-
цами» («уставиша владыка праздновати праздник Знамению свя-
тей Богородицы месяца ноября 27, на память святаго мученика
Иякова Перьскаго»38), но и ряд летописных свидетельств. Отме-
тим, что в конце того же 1170 г. архиепископ закладывает Благо-
вещенский монастырь. Через 10 лет деревянная соборная церковь
69

заменена каменной, еще через 10 лет собор расписывают39
Символика дат, кратная юбилею битвы, и культовый смысл мо-
настыря, который был посвящен одному из богородичных празд-
ников, могут рассматриваться как свидетельство мемориального
характера святительской ктитореи. Отметим также, что мона-
стырь расположен на той загородной территории, где концентри-
ровалась суздальская рать и где, вероятно, произошло решитель-
ное сражение.
Примечательно, что агиографическая литература, посвящен-
ная новгородскому архиепископу, подчеркивала светский харак-
тер деятельности владыки. Это объясняется глубинными истори-
ческими процессами. Ограничив функции князя строго регламен-
тированными рамками, новгородцы переносили черты граждан-
ской политики на человека, занимавшего помимо церковного и
светский пост: на новгородского святителя.
Включать в список местночтимых угодников новгородских по-
садников церковь не могла. На посаднике не лежала «печать»
«божественной власти», подобной княжеской. «Освящение» бояр-
ской политики было возможно только через прославление святи-
телей, пробоярская линия поведения которых в государственной
жизни не вызывает никаких сомнений. Легендарные предания,
связанные с архиепископом Ильей (Иоанном), возникли в нов-
городской среде рано40.
Таким образом, представляется, что уже в XII в. в Новгороде
стал складываться пантеон местночтимых угодников. Ведущее
место в нем занимали новгородские святители, в деятельности
которых государственное, гражданское тесно смыкалось с цер-
ковным, религиозным.
Второй поток в пантеон новгородских святых проистекал от
монастырской линии. Новгородские монастыри с момента своего
создания были теснейшим образом связаны с боярскими клана-
ми, являясь своеобразными ктитореями новгородских аристокра-
тических семейств. Эта связь четко определяется и в экономике,
и в политике. Наиболее раннее почитание, по нашему мнению,
было установлено двум подвижникам, основателям монастырей:
Варлааму Хутынскому и Антонию Римлянину. Ранняя редакция
жития Варлаама была составлена в XIII в., но легенды о первом
игумене Хутынского монастыря начали складываться в проме-
жутке между его кончиной в 1192 (или в 1193 г.) и первой ре-
дакцией посвященного ему агиографического произведения (се-
редина— вторая половина XIII в.) 4I.
Первая редакция жития Варлаама — краткий рассказ о жиз-
ни подвижника с рождения до смерти. Однако автор не распола-
гал фактическим материалом и лаконично пересказал легендар-
ные предания о Варлааме. В основе его — повествование о жиз-
ни идеального подвижника42, без какой-либо документальности.
Впрочем, летописные сведения о Варлааме отрывочны и лако-
ничны. Несомненно одно — основатель Спас-Преображенского
монастыря в миру был новгородским боярином Алексеем Михай-
70

ловичем. Дальнейшая история монастыря теснейшим образом
связана с аристократией Новгорода. В 1207 г. здесь умирает
инок Порфирий, в миру боярин Прокша Малышевец, в нем по-
стригается вернувшийся из Константинополя боярин Добрыня
Ядрейкович, будущий архиепископ Антоний; в 1243 г. в монасты-
ре скончался восприемник основателя боярской ктитореи Вар-
лаам (в миру боярин Вячеслав Прокшинец, внук Малышев). Вя-
чеслав Прокшинец был известен летописцу как создатель Четы-
рехдесятской (Сорока Мучеников) церкви в Неревском конце го-
рода. В 1247 г. в монастыре был похоронен Константин Вячесла-
вич. Если достаточно правдоподобная догадка В. В. Зверинского,
что последний был сыном Вячеслава Прокшинича, верна, то
перед нами предстает давняя связь одной из боярских фамилий
Новгорода с Хутынским монастырем.
О раннем характере почитания Антония Римлянина сведения
более определенные. Они подтверждаются при сопоставлении
текста жития с другим документом — духовной Антония Римля-
нина. В. Л. Янин в своих построениях обратил внимание на ту
часть грамоты, которая представляет и для нас несомненный ин-
терес: «Се яз Антонии, хузшии во мнисех, изыдох на место сее,
не приях и имения ото князя ни от епискупа, но токмо благосло-
вение от Никиты епискупа»43. Следовательно, строительство Ан-
тонием Богородицкого монастырского собора в 1117 г. не было
санкционировано занимавшим в то время епископскую кафедру
Иоанном. Он же тринадцать лет не поставлял Антония в игуме-
ны. Это было сделано сменившим Иоанна Нифонтом едва ли не
сразу после прибытия его в Новгород44.
История игумена аналогично отражена в его житии.
Пространная редакция памятника была составлена Нифонтом,
пострижеником Антониева монастыря, в 1597 г. и приурочена к
открытию мощей «святого». Наблюдения В. О. Ключевского над
составом жития привели к справедливому предположению об ис-
пользовании Нифонтом при создании агиографического произве-
дения древних письменных источников, среди которых, вероятно,
находилось сохранившееся в архивах монастыря краткое пролож-
ное житие45. Автором этой краткой редакции, возможно, был Ан-
дрей, от имени которого составлена и Нифонтова редакция (на
это указывают многочисленные упоминания его имени на стра-
ницах жития). Андрей — реальная фигура в истории Антониева
монастыря: ученик первого игумена Антония, его духовный отец
и наследник, Андрей указывает, что Антоний завещал ему опи-
сать свою жизнь. Целесообразность создания жития Антония
была отмечена владыкой Нифонтом, о чем имеется запись в кон-
це житийного текста46. Вероятно, в период игуменства (до 1157)
Андрей действительно создал краткое житие Антония. Оно по-
служило в XVI в. основой для Нифонтовой редакции. Косвенно
об этом свидетельствует «непоминание» Иоанна Попьяна в со-
ставе жития (владыка был исключен из святительского списка
специальной записью). В то же время общение Антония с други-
71

ми представителями софийской кафедры (Никитой и Нифонтом)
занимает значительное место в житийном рассказе.
Для агиографа XVI в. события начала XII в. не имели того
значения, как для его собрата середины XII в., и если бы Ни-
фонт исходил из летописных справок, то должен был бы непре-
менно упомянуть Иоанна Попьяна. Следовательно, составитель
пространной редакции жития опирался на более раннее произве-
дение, в котором имя владыки было опущено.
Причисление Антония к местночтимым угодникам шло в рус-
ле тех канонизационных мероприятий, которые пополняли рус-
ские святцы чужеземными ревнителями православия (вспомним
в этой связи о киевских варягах-христианах и болгарине Авра-
амии). Новгород был связан постоянными торговыми и полити-
ческими взаимоотношениями с Западом. Легендой о «римляни-
не» Антонии, который благодаря божьей помоши совершил на
обломке скалы своеобразный «круиз» вокруг Европы, скрываясь
от преследования латинян, новгородская церковь подчеркивала
«преимущества» православия над католичеством. Для новгород-
ских церковников в условиях постоянного пребывания в городе
западных купцов и функционирования католической кирхи оза-
ботиться подходящим для такого случая образцовым христиани-
ном было насущной необходимостью47.
Монастырское почитание Антония постепенно внедрялось в
массу новгородцев. Недаром Антониев монастырь (а именно под
таким названием монастырь Рождества Богородицы фигурирует
постоянно на страницах новгородских летописей) занял в даль-
нейшем видное место в системе организации черного духовен-
ства в Новгороде: его игумен входил в число совета настоятелей
пяти кончанских монастырей. Антониев монастырь представлял
в этом совете интересы боярства Плотницкого конца Новгорода.
Таким образом, новгородская церковная организация подобно
другим русским епископиям приступила к оформлению местного
пантеона святых уже на ранней стадии государственного обособ-
ления. Однако состав этого пантеона имел особенности, восходя-
щие к характерным принципам социально-политической истории
Новгородской феодальной республики.
Подводя краткий итог истории местной канонизационной прак-
тики в XI—начале XII в., мы не склонны ограничивать наличие
местных пантеонов только тремя епархиями, канонизационная
деятельность в которых несомненна. Безусловно, число пантеонов
практически соответствовало количеству епархий. Любая мест-
ная церковь стремилась обзавестись собственными патронами.
Слова Андрея Боголюбского о том, что его княжество (с откры-
тием мощей Леонтия) теперь «не оухужено иных ничемже», под-
тверждают подобную практику. Вероятно, в условиях монголо-
татарского нашествия и установления политического диктата Зо-
лотой Орды, раннее местное почитание постепенно забывалось.
Наступили иные времена. «Святые Киевской державы» уже не
соответствовали политическим условиям Руси XIII—XIV вв.
72

«БАТЫЕВЩИНА» И ЦЕРКОВНАЯ ПРОПОВЕДЬ
НЕПРОТИВЛЕНИЯ
Закономерное течение русской истории было насильственно на-
рушено монголо-татарским нашествием. Разорвалась та невиди-
мая политическая нить, которая объединяла разрозненные рус-
ские земли. История могучего Киевского государства постепенно
превращалась в легендарную предысторию. Забывались древние
предания и легенды. Они заслонялись реальностью,, которая,
была трагичнее «братоубийственной» резни 1015 г.
Ужас ордынщины дополнялся яростной княжеской «которой».
Ее размах был масштабнее династической борьбы в XI—XII вв.
Политические интриги, заговоры, убийства — все было подчине-
но единственной цели: возвыситься над другими, подавить, под-
чинить своих «сродников». Золотоордынская власть открывала
широкое поле для политических махинаций, ханский стол был
заинтересован в том, чтобы русские земли обескровили себя в-
братоубийственной вражде. В создавшихся условиях русская
церковь заняла позицию стороннего наблюдателя, благодатную*
для упрочения своего материального и политического авторитета^
Только тогда, когда приоритет Москвы стал очевиден, церковь-
влила свои силы в светскую государственность, составив проч-
ный политический костяк будущего единого государства. Цели:
церковной политики были определенны: достигнуть максимум воз-
можного из этого альянса — удвоить и утроить свое материаль-
ное положение и политическое влияние. Однако в конечном ито-
ге русская церковь не смогла «достойно» завершить программу,
столкнувшись с мощной великокняжеской оппозицией, использо-
вавшей церковную организацию в своих государственных целях-
Церковь была вынуждена удовлетвориться второй ролью в госу-
дарственном управлении, определяющей, однако, ее идеологиче-
ское обеспечение. Но все это выявилось со временем.
Когда Русь переживала кровавый погром, глава русской ми-
трополии Иосиф бежал из страны, вероятно, к себе на родину, в*
Византию. Много лет Русь вообще была лишена митрополита.
Только в 1250 г. на русскую кафедру был поставлен сподвижник
галицкого князя Даниила Романовича — Кирилл. Тогда и обна-
ружилось, что русская церковная организация, несмотря на тя-
желейшие бедствия, потрясшие страну, выжила без особых по-
терь, сохранила незыблемой свою структуру, штат высших иерар-
хов. Потери можно было пересчитать по пальцам. Во Владими-
ре во время осады города сгорел епископ Митрофан. Там же во
время батыевщины были убиты архимандрит Пахомий и игу-
мен Спасского монастыря Феодосии. Ростовский епископ Кирилл
переждал нашествие, укрывшись на Белоозере. Все рязанские
князья были перебиты, а рязанского епископа «ублюде бог: отъ-
еха проче в тъ год, егда рать оступи град». В Чернигове завоева-
тели «град пожегше и люди избиша и монастыре пограбиша», на
епископу Порфирию жизнь была сохранена48. «Если полагать,
что обязанность высшего духовенства — епископов с соборами ш
73

игуменов, — пишет Е. Е. Голубинский, — долженствовала при
данных обстоятельствах состоять в том, чтобы воодушевлять кня-
зей и всех граждан к мужественному сопротивлению врагам для
защиты своей земли, то летописи не дают нам права сказать,
чтобы епископы наши оказались на высоте своего призвания,—
они не говорят нам, чтобы, при всеобщей панике и растерянно-
сти, раздавался по стране этот воодушевляющий святительский
голос»49. Историк церкви имел полное основание дать такое за-
ключение. Но подобный вывод нетипичен для дореволюционной
историографии, пытавшейся доказать, что «в период татарского
ига ему (духовенству. — А. X.) не раз удается облегчить поло-
жение князей и утешить народные бедствия»50.
Русская церковь была освобождена от необходимости латать
бреши в своей организации и раньше государственного аппарата
она смогла решить вопрос о восстановлении и приумножении ма-
териального могущества. Дело облегчалось тем, что завоеватели
наделили церковь известными привилегиями, освободили от упла-
ты дани, установили неприкосновенность церковных владений51.
Церковь старалась наладить отношения с монгольскими ханами.
Для этого необходима была проповедь покаяния, смирения и по-
корности русского населения, что и делали церковники. В их
изображении ненавистное зло превращалось чуть ли не в благо-
деяние, возвышающее душу русского народа. Это засвидетель-
ствовано литературными памятниками церковно-учительного на-
правления («Слово Серапиона Владимирского», агиографические
произведения), в которых ордынское нашествие изображается
как «божья кара», «божий батог» за грехи людей. В то же время
невозможно было не считаться с проявлениями народного па-
триотизма, ибо это могло привести к потери церковью авторите-
та высшей идеологической инстанции. Светско-гражданские мо-
тивы в древнерусской литературе наиболее ярко проявились в
летописных изложениях событий 30—40-х годов XIII в., в «Слове
о погибели Русской земли», «Повести о разорении Рязани Ба-
тыем». В них отражен высокий нравственный потенциал рус-
ского народа. Л. А. Дмитриев подчеркивает: «Несмотря на все
потери и перенесенные испытания духовно русский народ не
был ни уничтожен, ни порабощен. Борьба с захватчиками вызва-
ла подъем патриотизма. И патриотическая тема становится ос-
новной темой литературы XIII в. Воинский героизм и мужество,
верность долгу, любовь к своей земле, прославление былого ве-
личия и могущества русских князей и княжеств, скорбь по погиб-
шим, боль и сочувствие ко всем, кто подвергается унижениям со
стороны поработителей, — все это нашло отражение»52.
Политика непротивления «злу и насилию», проводимая рус-
ской церковью, была обусловлена не только чисто материальны-
ми выгодами, но и стремлением русского духовенства исполь-
зовать христианскую идеологическую доктрину для насаждения
православия в среду татар-язычников. С этой целью в 1263 г. в
Сарае, столице Золотой Орды, была учреждена особая епархия.
74

Примечательно, что сарайская кафедра была основана при Бер-
ке — первом золотоордынском хане, принявшем ислам и энергич-
но распространявшем его среди ордынских феодалов. Фанатич-
ная преданность Берке-хана мусульманской религии не помеша-
ла оформлению прочного союза, связавшего русскую церковную
иерархию со всей системой монголо-татарского владычества на
Руси.
Организация сарайской кафедры, несомненно, преследовала и
прямые практические цели. В приволжских степях в неволе му-
чились тысячи русских православных людей, в среде которых
жили дух непокоренности, жажда борьбы, удвоенная и утроен-
ная рабским состоянием. Требовалось приглушить и погасить вы-
зревание гроздьев гнева, которые могли взорвать золотоордын-
скую столицу изнутри. Неблаговидную миссию примирения с раб-
ством выполняло православное духовенство, демагогическая про-
поведь снижала остроту социального и национального протеста
порабощенных масс русских.
Ханская власть не могла не оценить идеологических потуг
русской церковной организации. Русские митрополиты как вер-
ные вассалы золотоордынского стола с 1267 г. получали ханские
ярлыки, что определяло правовое положение церковной органи-
зации. В этих грамотах привилегии русской церкви «были за-
креплены так цельно и так широко, как еще ни разу не было при
«благоверных» и «христолюбивых» русских князьях: недаром на
семь ордынских ярлыков ссылались церковные иерархи XVI в.,
защищая права своей организации от захватов светской власти».
Ярлыки даровали православному духовенству не только возмож-
ность широко пропагандировать вероисповедание, но и целый ряд
«свобод» чисто «гражданского» характера: духовенство освобож-
далось от уплаты ордынской дани и от всяких других поборов;
за церковью было закреплено все недвижимое имущество; де-
кларировалась полная автономия церковного суда от вмеша-
тельства светской власти. «Ханские грамоты устанавливали, та-
ким образом, самый полный иммунитет церкви, каким только
она пользовалась в средние века где бы то ни было в Европе,
восточному православию в этом отношении не приходилось зави-
довать католицизму»53. Ярлыки недвусмысленно указывают при-
чину милостивого отношения «неверных» ханов к православной
вере: «Чингиз-царь и первые цари, отцы наши, жаловали церков-
ных людей, кои за них молились... И мы... есмя Алексея митропо-
лита пожаловали. Как сядет на своем столе и молитву воздаст
за нас и за наше племя»54. В лице православной церковной орга-
низации золотоордынский стол «получал в свое распоряжение
крупнейшую полицейскую силу, позволявшую заменить мечом
духовным меч вещественный, который неудобно же было извле-
кать из ножен слишком часто» 55.
Упрочению политического союза русского православия с хан-
ской светской властью способствовала система политических ви-
зитов церковных иерархов в Сарай. Одновременно русские митро-
75

политы благословляли подобные поездки князей как в Орду, так
и в далекий Каракорум. Политический союз с «неверными» за-
хватчиками, проповедь покорности вместо призыва к борьбе,
привилегированное положение духовенства на глазах измученно-
го русского народа, материальное благополучие церковной орга-
низации на фоне бедствий народных, союз и готовность служить
золотоордынским ханам — все это не могло не сказаться на па-
дении морального авторитета духовенства в народных массах и
вынудило собор русских иерархов 1274 г. признать необходимым
поднять престиж церкви. Наиболее удобным вариантом сглажи-
вания острых социальных углов вновь оказалась церковная кано-
низация. При этом использовалась политическая гибкость кано-
низационных мероприятий.
Обратимся к канонизации второй половины XIII—начала
XIV в. Она представлена широким княжеским «потоком»: Василий
1,(Василько) Константинович, Юрий Всеволодович и вся его семья,
Роман Ольгович, Михаил Всеволодович, Александр Ярославич
Невский, Михаил Ярославич. Политический смысл причисления
князей к лику русских святых раскрывается условиями их гибе-
ли (кроме Александра). Большинство князей (кроме Александра
Ярославича и Михаила Ярославича) почитаются как святые му-
ченики.
Великий князь владимирский Юрий Всеволодович пал в бит-
ве с монголами при Сити (1238). Его супруга, сыновья и невест-
ки убиты при взятии Владимира. Василько Константинович был
взят в плен после битвы при Сити и убит в Шеренском лесу. За-
хватчики, согласно летописцу, принуждали его «в поганской быти
воли их и воевати вместе с ними». Князь отверг это предложение,
«брашна и пития не прия»56.
Рязанский князь Роман Ольгович убит в Орде в 1270 г: «От-
резаша ему язык и заткоша уста его убрусом, и начаша резати
его по суставам и метати розно, персты все обрезаша и у ног, и
у рук, и устие, и уши, и прочая суставы разрезаша, и яко оста-
ся труп един, они же отодраша кожу от главы его и на копие
воткнуша». Казненный по обвинению в хуле на ордынскую веру
и после отказа принять ее, он называется в летописи «новым му-
чеником»57.
Наиболее подробно рассказано о «мученичестве» Михаила
Всеволодовича Черниговского, казненного с боярином Федором в
Орде 20 сентября 1246 г. Князь не обнаружил героизма в годы
военной опасности. Во время батыева нашествия он бежал в
Венгрию, оставив без обороны Киев. Вернувшись на родину, во-
княжился в разоренном Киеве и был вызван в Орду. Князь
знает, что в Орде ему придется пройти «сквозь огонь» и покло-
ниться «кусту и огневи, и идолом их». Михаил готов поклониться
Батыю: «Понеже поручил ти (хану.— Л. X.) есть царство света
сего», но проходить между огнями и кланяться языческим богам
отказывается. За отказ выполнить особый ритуал вельможа Ба-
тыя Елдега приказывает «мучить» князя «различными муками» и
76

отрубить ему голову. Поступок своего господина повторил боярин
Федор. Причем казнь совершил не ордынец, а «некто, бывший
христианин.., отвергшийся... веры». Гибель в Орде князя и бояри-
на трактуется в житии как подвиг и страдание за веру58.
Позднее, в исторических условиях XIV в., проложное житие
.Михаила Черниговского было детализировано и дополнено «по-
дробностями», придавшими агиографическому произведению ха-
рактер политического протеста, животрепещущего рассказа о же-
стокости поработителей и непреклонной гордости русского кня-
зя, который жертвует жизнью за честь своей земли. Но для того,
чтобы этот мотив зазвучал в агиографическом произведении по-
добно набату, необходим был подъем национально-освободитель-
ного движения русского народа во второй половине XIV в. В про-
ложном варианте гражданский мотив не акцентирован59.
В первом приближении к истории канонизации князей-мучени-
ков создается впечатление, что русская православная церковь
придерживается той же политической направленности, той же
патриотической мотивировки, которая характерна для граждан-
ской литературы Руси XIII—начала XIV в. Это впечатление ис-
чезает при обращении к истории канонизации. Ни один из пере-
численных святых князей не продемонстрировал военного муже-
ства, необходимого для гражданского звучания культа. Их «по-
двиг» не представляет никакой «военной угрозы» золотоордын-
ским ханам. Более того, церковь всячески стремится обелить зо-
лотоордынских ханов в момент «мученического подвига» святых
князей: Михаил Черниговский подвергнут пыткам и казни не по
приказу Батыя, но по указанию вельможи Елдега, а палач кня-
зя— бывший христианин.
Подобный идеологический подтекст политической канонизации
определяется отношением русской церкви к подлинным образцам
политического и военного мужества. Если бы политическая док-
трина церковной организации преследовала идею прославления
активной борьбы с поработителями, она могла прославить более
яркие эпизоды. Борьба русского народа с монгольским нашест-
вием насыщена примерами массового героизма и личного подви-
га. Среди героев — Евпатий Коловрат, беспредельную храбрость
и небывалое мужество которого вынужден был признать Батый
и его полководцы. Однако эпический герой русской земли не по-
лучил церковного прославления. Он не вписывался в политиче-
скую схему русской православной церкви, совершая подвиг во
имя народа. Коловрат действует, князья своим поведением про-
поведуют бездействие. Витязь идет против силы, князья подчиня-
ются силе. Евпатий демонстрирует гражданский подвиг, князья
выполняют христианский долг. Народ прославляет Коловрата,
церковь канонизирует князей.
Пример Евпатия Коловрата характерен не только своей выра-
зительностью, но и типичностью. Более того, русская церковь не
пропустила через «канонизационный отбор» даже такие примеры
массового героизма, которые могли наполнить проповедь образ-
77

цами мученичества духовенства. Наиболее показателен в этом
отношении ордынский погром в Торжке. После двухнедельной ге-
роической обороны «погании взяша град, и иссекоша вся от муж-
ска полу и до женьска, иереискыи чин всь и черноризчискои, а
все изообнажено и поругано, горкою и бедною смертию предаша
душа своя господеви»60. Массовая расправа захватчиков с «иере-
искыи» и «черноризчискои» предоставляла русской церкви воз-
можность не только провести массовую канонизацию (греческие
образцы подобных мероприятий хорошо известны), но даже ис-
пользовать гибель священников и монахов как символ героиче-
ской борьбы с неверными. Торжок мог стать для русской церкви
знаменем национально-освободительной борьбы под христиан-
скими лозунгами. Но резня в Торжке не отвечала проордынской
ориентации русских иерархов. Церковь не освятила гибель духо-
венства в Торжке. Она зафиксирована только горькими и чекан-
ными строками летописи.
Духовенство, прибегая к канонизации, было далеко от мысли
призывать русских людей к объединению своих сил для отпора
«поганым». Покаяние, смирение и покорность — вот основная
идея политической канонизации XIII—начала XIV в.
Идеологический характер прославления мучеников-князей ни
коим образом не снижается, а даже усиливается при обращении
к церковной канонизации Михаила Тверского и Александра Нев-
ского.
Православное духовенство в своем стремлении свести кано-
низацию тверского князя к проявлениям мученичества должно
было все же признать, что Михаил Ярославич пал жертвой поли-
тической интриги своего соперника Юрия Даниловича, москов-
ского князя, в борьбе за великое княжение 61/Церковь вынужде-
на «выдать» новоявленному святому не терновый венец мученика,
но венец «страстотерпца», причислив Михаила к его «сродни-
кам» Борису и Глебу, Игорю Черниговскому (подробности поли-
тической интриги будут рассмотрены ниже). Обратим внимание
на некоторые немаловажные детали первоначальной редакции
жития Михаила Ярославича Тверского, особенно заметно прояв-
ляющиеся в последнем эпизоде рассказа: к лежащему на земле
обнаженному телу убитого князя подъезжают темник (воена-
чальник) Кавдыгай и Юрий Данилович. Кавдыгай в житии —
главный обвинитель и коварный враг князя. Но даже он, «видя,
тело... наго повържено», «с яростью» выговаривает московскому
князю: «Не брать ли ти старейший, какъ отець, да чему тако ле-
житъ тело его наго поверъжено?»62 Осуждение низости поступка
московского князя церковная агиография вкладывает в уста
Кавдыгая. С Михаилом расправляются не «поганые», а русские.
Слуга Юрия Романец вырезает сердце Михаила Тверского.
Агиографическая версия гибели тверского князя в ее перво-
начальном варианте полностью соответствует церковной оценке
событий начала XIV в. Житие связывает их драматизм не с ор-
дынским насилием, но княжескими «недоумениями», отсутствием
78

«братолюбия», т. е. непрекращающимися взаимными политиче-
скими спорами и усобицами, испытаниями русского народа «каз-
нями божьими». «Братолюбие» — один из важнейших элементов
церковного покаяния.
Канонизация Александра Ярославича Невского происходит
раньше, но проордынская направленность агиографической трак-
товки всей деятельности великого князя бесспорна. В отличие от
своих «сродников» Невский причислен к чину святых воинов. Но
это обстоятельство не снижает идеологической мотивировки его
канонизации. Личность Александра — явление неординарное в
истории нашей страны. Уже при жизни князя его имя обрастало
легендами, а его деятельность — полководца и дипломата, выдаю-
щейся государственной личности Древней Руси — после его
смерти привлекала внимание потомков, рождая в их сердцах воз-
вышенные чувства.
В годы княжения в Новгороде (1236—1251) и великокняже-
ского правления (с 1252 по 1263 г.) Александр Ярославич воз-
главлял борьбу Руси с немецко-шведской агрессией. 15 июля
1240 г. юный Александр с небольшой дружиной опрокинул на бе-
регах Невы шведское войско. Воинская доблесть князя отмечена
народными почестями. В их благодарной памяти он оставался
Невским. В 1241—1242 гг. Александр возглавил борьбу с войска-
ми ливонских рыцарей, захватившими псковские и новгородские
земли. 5 апреля 1242 г. на льду Чудского озера произошло зна-
менитое Ледовое побоище, закончившееся полным разгромом за-
хватчиков. В 1253 г. великий князь Александр Невский отражает
немецкий набег на Псков. В 1263 г. в союзе с Литовским княже-
ством организует поход на Орден.
Проводя политику объединения земель Северо-Восточной и
Северо-Западной. Руси и укрепления великокняжеской власти,
Александр Невский добился, чтобы гордый вечевой Новгород
служил общерусскому делу. Князь широко опирался на силы на-
рода при защите русских земель от внешних врагов, что, однако,
не мешало ему жестоко подавлять антифеодальные выступления
народных масс (разгром восстания в Новгороде в 1259 г.). Нев^
ский— родоначальник политики московских князей, политики
возрождения Руси.
Церковь, учитывая повышенный интерес общества к героиче-
ской личности князя, не могла пройти мимо его деятельности.
Однако стремление приспособить политическую линию великого
князя к церковным интересам, прославить его как воителя за
«божье дело» привело к тому, что агиографические произведения
политически-акцентированно переосмыслили государственную
концепцию Александра Ярославича Невского. Имеющийся по-
дробный литературный анализ агиографии князя освобождает
нас от обстоятельного изложения. В литературе неоднократно
подчеркивалась разноплановость характеристики Александра
Невского в «Повести о житии»63. Обратим внимание лишь на не-
которые аспекты церковной версии. Князь — непримиримый про-
79

тивник союза с папством. Его воинская Доблесть направлена про-
тив «латинцев», против происков курии. Победы на Неве и Чуд-
ском озере — это якобы не столько героический подвиг по защите
рубежей страны, сколько богоугодное дело православной церкви:
на помощь малочисленной княжеской дружине на Неве приходят
«сродники» Александра, святые Борис и Глеб; за божьей по-
мощью обращается князь накануне Чудского побоища, Псков
освобождается силой креста. Житие подробно рассказывает о
хитрости папских легатов, склонявших князя принять католиче-
скую веру. Ответ Александра решителен: «От вас учения не при-
емлю». Легаты вынуждены возвратиться восвояси. Князь Алек-
сандр, согласно агиографической версии, «любил иереев, и мона-
хов, и нищих, митрополита же и епископов чтил и слушался их,,
как самого Христа».
Если в отношениях с «богомерзким» Западом Александр про-
являет воинскую доблесть, то «иноплеменным» ордынским «ца-
рям» князь «кланяется», потому что «царю в Восточной стране...
бог покорил многие народы от востока до запада». «Идти против
восточного царя — идти против бога» — таков церковный лейтмо-
тив восточной политики Александра. Христолюбие князя подчерк-
нуто в заключительной сцене жития: когда мертвому Александру
хотели вложить в руку «прощальную грамоту», то он «сам, акы;
жив сущи, распростер руку свою и взяв грамоту от рукы митро-
полита». «Дивное чудо» достойно завершает церковную биогра-
фию великого князя.
В житии нет ни малейшего намека на возможную насильст-
венную смерть Александра Ярославича, хотя в обществе усилен-
но муссировались слухи об отравлении князя в Золотой Орде„
куда он был вызван ханом Берке. После приема «удержа его-
Берке, не пустя в Русь», Александру пришлось кочевать с Ор-
дой: «И зимова в татарах и разболеся», — сообщает летопись.
Церковники возражают: «Великий князь Александр возвра-
тился из Орды от царя, и дошед до Нижнего Новгорода, и там
занемог, и, прибыв в Городец, разболелся»64. Таким образом, по«
житию, Александр «занемог» на русской территории, соответ-
ственно Орду он покинул здоровым. Умер князь 14 ноября 1263 г.
Было ему сорок три года.
Г П. Федотов ставит в заслугу агиографам, что они ни сло-
вом не «омрачили славу национального героя, не напомнили о<
спорных моментах его политики»65. Об отношении Александра к
русским князьям, о татарской помощи в борьбе с соперниками, о
наказании мятежных новгородцев, действительно, не говорится,
но церковная неприемлемость решительных политических акций'
против Орды безусловна: Александру за его отношение к золото-
ордынскому столу воздаются достойные ханские почести, а на
брата его, Андрея, за неподчинение «разгневался царь Батый... и
послал воеводу своего Неврюя разорить землю «Суздальскую».
Андрей виноват в бедствиях своей земли, Александр, который
80

«тих, приветлив, кроток, смирен», после «Невруева нашествия..^
церкви восстановил, города отстроил, людей... собрал». Если бы
Андрей обладал подобным христианским «смирением», то «бог
наградил бы землю его богатством и славою». Так церковь пре-
вратила национального героя в христианского проповедника.
Вся политическая линия церковной канонизации второй поло-
вины XIII—начала XIV в. выдержана в одном идеологическом
направлении. Проповедуя с церковного амвона непротивление за-
хватчикам, духовенство подкрепляло свою демагогию обраще-
нием к памяти сынов христианской церкви, русских князей, за,-
служивших «мученический венец» добровольной сдачей «иноязыч-
ным». Но как только идея национального возрождения русского
народа достигла своей вершины в середине XIV в., сразу же
прекратился поток княжеской канонизации. Святые князья вы-
полнили свою церковно-политическую миссию, их «анкеты» мож-
но было сложить в архив, либо, перелицевав и подновив церковь
ную аргументацию, использовать в новом качестве, во имя «Хри-
стова дела», во имя новой политической задачи.
Княжеская канонизация второй половины XIII—начала XIV в..
не нивелирует, а акцентирует политическую идею русской церкви..
В этой связи позволим высказать несколько критических замеча-
ний. Советское литературоведение подвергло научному анализу
русскую агиографию XIII—начала XIV в. Выводы ученых не вы-
зывают серьезных возражений, однако в ряде случаев имеют ме-
сто смещение акцентов в оценке исторических фактов и процес-
сов, некритический подход к политической мотивировке ряда:
агиографических произведений. Это приводит к упущениям тако-
го порядка, как признание за произведениями церковного харак-
тера патриотических антиордынских тенденций. «Гибель за ве-
ру,— отмечается на страницах «Истории русской литературы
X—XVII веков»,— в тех условиях имела характер политического
протеста»66.
В результате подобного невнимания к оценке идейно-поли*
тической направленности церковной пропаганды в некоторых
изданиях ощущается тенденция преувеличить роль церкви в;
истории России. Однозначность оценок проявляется, в частно-
сти, в неуемном восхищении православными святыми, которые,,
например, в интерпретациях В. В. Кускова, изображаются носи-
телями «высоких нравственных идеалов», а их жития, по мнению!
автора, «служат могучим средством патриотического воспитания,,
вселяют чувство национальной гордости, веры в неистребимость,
созидательной жизненной силы, энергии, нравственной красоты
русского народа»67.
Суждения, явно идущие в русле церковной трактовки истории
«святой» Руси. Подобное было бы невозможно при критическом
подходе к агиографическим памятникам как к публицистическим
образцам, концентрированно передающим политическую и идео,-
логическую концепцию православной церкви.
81

СРЕДНЕВЕКОВАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ
ДРЕВНИХ КУЛЬТОВ
Княжеский поток церковной канонизации — единственный
вплоть до 30-х годов XVI в. Святительская линия, пропаганди-
руемая ранее, в эти годы пресекается. Состояние летаргического
покоя святительской канонизации раскрывается, по нашему убеж-
дению, в конкретной исторической характеристике политической
ситуации в русской православной церкви. Падение морального и
национального авторитета церковного аппарата, непопулярность
в русском народе проповеди непротивления захватчикам, неизме-
римо возросшая продажность церковных иерархов, ростовщиче-
ство, разврат и пьянство как хронические пороки белого и чер-
ного духовенства, привилегированное положение церковников
во времена ордынского ига, — все это дискредитировало церковь
и ее служителей. Канонизировать было некого. Даже новгород-
ская церковь, ревностно пропагандируя культ местных святите-
лей, не была склонна привлекать внимание к иерархам второй
половины XIII—начала XIV в.
Церковные деятели этого времени попали в канонизационные
«списки позднее. Среди них немало легендарных либо полумифи-
ческих персонажей. Так, Никита, столпник Переяславский, по
мнению Е. Е. Голубинского, «подвизался и скончался неизвестно
когда — или в конце периода домонгольского или в начале пе-
риода монгольского». Историк, относит установление памяти Ни-
ките «приблизительным образом к половине XV в.»63 Не менее
легендарна личность Прокопия Устюжского, юродивого, который,
«по свидетельству очень мало надежного жития его», скончался
в 1303 г., «но на самом деле, как кажется, живший гораздо позд-
нее, в конце XIV—начале XV в.» Его канонизацию Е. Е. Голу-
бинский справедливо относит к 70-м годам XV в.69 Среди «дея-
телей» русской церкви, «подвизавшихся» в изучаемый период,
имеются и реальные личности. Ростовский епископ Игнатий умер
28 мая 1288 г. А. Н. Муравьев находил возможным относить его
канонизацию «с самой минуты его отпевания». Е. Е. Голубинский,
рассмотрев историю канонизации ростовского иерарха, аргумен-
тированно связал установление празднования с канонизационны-
ми мероприятиями архиепископа Вассиана Рыло70.
Однако совершенно исключить святительско-монашескую
струю в русской канонизации церковникам было невыгодно. Цер-
ковные политики нашли выход из щекотливого положения. Их
взоры обратились к подвижникам прежнего времени: повышение
морального авторитета духовенства было переложено на плечи
«преждеотошедших» проповедников. Распространяются церков-
ные биографии святителей и преподобных домонгольской поры,
выходят новые, дополненные их варианты. Подготавливаются
«агиобиографии» тех подвижников церкви, чье местное почита-
ние можно было пропагандировать в общерусском масштабе.
Так, во второй половине XIII в. церковная обработка сказоч-
82

но-новеллистических преданий о Варлааме Хутынском преврати-
ла красочные легендарные рассказы о проповеднике в высушен-
ный житийный текст. Подобный агиографический штамп отличает
биографию Авраамия Смоленского71. Его житие составлено не-
ким Ефремом в середине XIII в. Образцовый текст способство-
вал переводу малоизвестного игумена смоленского Богородицко-
го монастыря в ранг канонизированных святых, хотя его почита-
ние в первоначальном варианте вряд ли выходило за пределы
монастыря. Из-под пера Ефрема вышел рассказ об идеализиро-
ванном подвижнике русской церкви, т. е. таком персонаже, кото-
рый был остро необходим православному духовенству в условиях
падения их морального авторитета. Согласно житию, Авраамий
Смоленский — «книжник», который составил себе целую библио-
теку, «списа ово своею рукою, ово многими писцы». Игумен —
аскет, который «на трапези и пиры отиноудь не исходя, многых
ради зазираний, яже бывают от места избирающих». Он — истин-
ный подвижник, который «и в нощи мало сна примати, но колен-
ное поклонение и слезы многы от очью безъшука (беспрестан-
но.— А. X.) излияв и в перси биа и кричанием Богу припадая
помиловати люди своя, отвратити гнев свой». Ученость Авраамия
превратила его монашескую келью в притягательный центр для
горожан. Святой проповедник был не только ученым, но и худож-
ником: «Написа же две иконы: едину страшный суд второго при-
шествия, а другу испытание въздушных мытарств». Агиография
неспроста нарисовала не человека, а «патрона духовного просве-
щения». Он должен был стать идеалом морального «возрожде-
ния» русского духовенства, источником проповеднического света
для простых мирян в годы ордынского засилья.
История канонизации второй половины XIII — начала XIV в.
демонстрирует сохранение «канонизационного формуляра». Мы
неоднократно обращали внимание на то, что церковную канони-
зацию санкционировала светская власть. Духовенство скрепляло
волеизъявление светского иерарха. В период до начала XIV в.
прямых указаний на княжескую инициативу нет. Правда, она
угадывается в характере летописных проложных вариантов жи-
тий, которые выходят из-под пера княжеских летописцев. По
инициативе княгини Марьи, дочери черниговского князя Михаила
Всеволодовича, создан летописный рассказ о кончине отца. Ее
рука ощущается и в составлении краткого проложного жития
князю. Эти факты признаются безусловно72. В составе летопис-
ного рассказа 1263 г. были записи о мученической гибели рус-
ских князей во время «батыевщины». По убедительному предпо-
ложению Д. С. Лихачева, в создании «Повести о житии Алек-
сандра Невского» принимал участие митрополит Кирилл, но это^
не исключает возможной инициативы семьи великого князя73.
Во второй половине XIII—начале XIV в. великокняжеская власть
проявляет повышенную активность в канонизационных актах. По-
терю светских прерогатив русские князья пытались компенсиро-
вать на церковном поприще.
83

ТРАНСФОРМАЦИЯ БОРИСОГЛЕБСКОГО
И ВЛАДИМИРСКОГО КУЛЬТОВ
Княжеская инициатива канонизации своих погибших «срод-
еиков» была потому поддержана церковью, что в своей глубин-
ной исторической основе поток святых мучеников-князей выра-
жал не актуальную идейную направленность русского народа —
объединение сил в антиордынской национальной борьбе, а отра-
жал политическую церковную доктрину периода ордынского за-
силья: союзно-верноподданнические отношения с Золотой Ордой,
соблюдение вассальной зависимости по отношению к верховному
сюзерену, проповедь терпения, страдания, непротивления. Кано-
низационная доктрина второй половины XIII—начала XIV в. вос-
ходит к вассальной идее борисоглебского культа. Недаром свя-
тые Борис и Глеб благословляют на христианский подвиг кня-
зей-мучеников Михаила Всеволодовича Черниговского, Михаила
Ярославича Тверского. Церковников в данном случае не волно-
вали вопросы сохранения цельности культа: «страстотерпцы» Бо-
рис и Глеб наделяются чертами христианских мучеников, хотя их
«подвиг» никоим образом не соответствовал идее мученичества.
Повышенный интерес православного духовенства к культу Бори-
са и Глеба в условиях второй половины XIII в. активизирует цер-
ковное строительство. Уже в 1239 г. епископ Кирилл II святил
-«церкы Бориса и Глеба в Кидекши великым священьем»74. Оче-
видно, было предпринято капитальное обновление храма после
монгольского разорения75. В 1253 г. митрополит Кирилл святил
в Ростове церковь «святой Борис и Глеб платяную», т. е. дворцо-
вую Церковь ростовских князей. Несколько позже, в 1287 г., храм
перестраивали 76.
Борисоглебский культ получает широкое распространение в
Новгороде. В. Л. Янин, обративший внимание на этот факт, счи-
тает, что очевидное укрепление борисоглебского культа в Новго-
роде происходит во второй половине XIII в. под безусловным
воздействием Невской победы, а в XIV—XV вв. он приобретает
здесь ярко выраженный военный характер. Поэтому исследова-
тель считает возможным поставить вопрос о новгородском источ-
нике «Жития Александра Невского»77. Гипотеза В. Л. Янина вы-
зывает сомнение. Новгород не был во второй половине XIII в.
■единственным проповедником борисоглебского культа. Такая ра-
бота велась и на Северо-Востоке. Агиография и храмоздание во
Владимире и Ростове показательны в этом отношении.
Интересны действия владимирского митрополита в самом
Новгороде. В 1300 г. он прибыл в город для поставления влады-
ки. В церемонии поставления Феоктиста кроме митрополита
участвовали ростовский епископ Семен и тверской епископ Ан-
дрей. Торжественная хиротония состоялась в церкви Бориса и
Глеба, а затем была продолжена в Софийском соборе78.
В. Л. Янин считает, что подобный протокол церемонии был
•вызван тем, что «Борисоглебский храм к этому времени приоб-
84

рел характер общегородского (общегосударственного) институ-
та»79. Итоговый вывод автора бесспорен, но свидетельства «за-
ступничества небесных сил», зафиксированные В. Л. Яниным, в
подтверждение своей гипотезы вызывают сомнение. Представ-
ляется, что «борисоглебская помощь» новгородцам появляется в
летописи только с 1301 г. Именно тогда победа над шведами под
Венцом достигнута «силою святыя Софья и помощью святого Бо-
риса и Глеба»80. Все предыдущие победы, в том числе тяжелое
испытание у Раковора в 1269 г., достаются силой «святыя
Софья»81. Невская в этом же списке. В синодальном варианте
рассказа о победе над шведами имен Бориса и Глеба нет. Свя-
тые помощники появляются в Комиссионном списке, где под
1240 г. помещено проложное житие Александра Невского82.
Мы не склонны к поискам приоритета борисоглебского культа
во второй половине XIII в. Вполне допустимо параллельное его
развитие во Владимире и Новгороде. Возможно, что два очага
культа вышгородских святых отличались разной функциональной
направленностью. На Северо-Востоке акцентируется «мучениче-
ство» святых князей, дополняемое военным аспектом. В Новго-
роде отдается предпочтение второму. Не исключено, что этому
способствовала Невская победа. Характерно, что воинский культ
Бориса и Глеба в его новгородской интерпретации космополити-
чен. Новгородцы не делают различий между военными жертва-
ми города: «избиенных от немець» и «избиенных» от русских кня-
зей уравнивают83. И во Владимире, и в Новгороде обращение к
культу вышгородских святых характерно в их новых вариантах.
Приспособление древнего культа к исторической реальности
демонстрирует широкие пропагандистские возможности полити-
ческой канонизации.
Своеобразную трансформацию пережил не только борисоглеб-
•ский культ. Во второй половине XIII в. церковь обновила культ
Владимира, «крестителя Руси», поминание которого в форме цер-
ковного почитания отнесено нами к XI в.
Обращение к имени великого князя в XII в. подтверждается
неоднократными летописными записями. Наиболее характерное
обращение к памяти «крестителя» появилось в ходе церковно-
шолитических мероприятий Андрея Боголюбского в середине
XII в. По словам летописи, когда постройка Успенского собора
во Владимире завершилась, князь на торжественном освящении
«...глагола князем и боарам своим сице: град сей Владимиръ во
имя свое созда святый и блаженный великий князь Владимир,
просветивший всю Русскую землю святым крещением»84.
Инициатива обновления культа «крестителя» в XIII в. при-
надлежала Новгороду. Характер трансформации владимирского
культа определяется историей церковной акции и ее политической
трактовкой.
В. Васильев и Е. Е. Голубинский, обратившись к истории ка-
нонизации Владимира, склонны отрицать ее существование до
1240 г., ссылаясь на отсутствие упоминания о празднике князя в
85

летописной сопроводительной справке Невской битвы. Сражение
произошло 15 июля и совпало с днем смерти Владимира. Но в
летописной записи перечислены только греческие памяти: «На
собор святых отец 630, иже в Халкидоне, и на память святая
мученика Кирилла и Улиты»-45. «Трудно допустить, — пишет
В. Васильев, — чтобы летописец опустил имя крестителя Руси,
который, быв причислен к лику святых, считался бы, естествен-
но, ее покровителем»86. Историки склонны датировать канониза-
цию в интервале между июлем 1240 и 1263 г.87
Все же обращение к записи 15 июля 1240 г. весьма важно.
И. И. Малышевский справедливо заметил, что владимирский
культ до 1240 г. не был связан с днем памяти смерти князя, но не
отрицал поминание крестителя88. Мы также отмечали, что поми-
нание Владимира не было приурочено к определенной дате, а
имело характер почитания культа предков, актуального в тема-
тике церковного календаря. Хронологический рубеж 1263 г. тоже
примечателен. Он устанавливается упоминанием празднования
памяти Владимиру 15 июля в житии Александра Невского. Не
вызывает сомнений, что герой Невской битвы был вероятным
инициатором общерусской канонизации Владимира, хотя, как
увидим далее, церковная рука Новгорода явно ощущалась в этом
мероприятии.
И. И. Малышевский, а вслед за ним В. Васильев считают воз-
можным ограничить время установления празднования Владими-
ру промежутком от 15 июля до 6 декабря 1240 г. Основание для
этого следующее: «В службе Владимиру Киев называется «вели-
ким градом», каковым он перестал быть с Батыева разрушения
6 декабря 1240 г.» Е. Е. Голубинский не соглашается с «остро-
умной догадкой» И. И. Малышевского: «Если бы Александр Яро-
славич решил установить празднование Владимиру тот час после
победы над шведами, то в первый раз оно было бы совершено
15 июля следующего 1241 г., а в службе, приготовленной к июлю
1241 г., Киев уже не мог быть называемым великим градом»89
Возражение Е. Е. Голубинского очень существенно потому,,
что объясняет одну из сторон политической мотивировки фикси-
рованной канонизации, которая происходит в сложный период
истории Руси. Северо-восточные и южные земли разорены наше-
ствием. Батыевщина ураганом смела цветущие нивы, русские го-
рода. Страшному разгрому подвергли захватчики Киев — «ма-
терь городов русских», население его беспощадно уничтожено.
Новгород избежал печальной участи Владимира и Рязани, Ко-
зельска и Киева, Суздаля и других больших и малых русских го-
родов. Политическое и экономическое развитие юга страны было
на долгие годы насильственно задержано. В этих условиях нов-
городские дружины успешно противостоят Ордену и шведам, со-
храняя неприкосновенность западных рубежей страны. В истори-
ко-политической ситуации конца 30-х—начала 40-х годов XIII в.
Новгород ощущал себя политическим наследником Киева, про-
должающим общерусское дело. Это подталкивало новгородскую
86

<епископию на поддержку княжеской канонизационной инициати-
вы. Она служила политическому возвышению боярского Новго-
рода и повышала авторитет новгородского иерарха. Однако по-
литический смысл канонизации был шире, чем сепаратистски-тен-
денциозные потуги софийской кафедры. Александр Ярославич
придавал ей широкий, общерусский характер. Смысл канониза-
ционного мероприятия князя раскрывается двумя моментами.
Первый, очевидный: 15 июля сохраняется в истории не только
как празднование памяти Владимира, но и как день Невской
победы, остановившей экспансию шведов. В условиях страшного
военного разгрома Руси полчищами Батыя необходимо было
вдохнуть мужество в обессиленных, укрепить силы непокоривше-
гося иноземному завоеванию русского народа. Военная победа в
этих условиях — наиболее веский пропагандистский аргумент.
Герой Невской битвы в очередной раз продемонстрировал
прозорливость государственного деятеля общерусского мас-
штаба.
Второй аспект — более глубинный и не менее очевидный.
В условиях ордынщины, антипатриотической церковной пропове-
ди «батыева» вторжения как «божьего батога» неизбежно было
разочарование широких масс в правомерности «божьего» наказа-
ния, очевидно было падение авторитета христианской веры. Тре-
бовалось незамедлительно доказать «целесообразность» право-
славия признанием справедливости «крещения Руси». Для
этого наиболее удобной формой была канонизация «крестителя»
Владимира. В наличии подобного подтекста канонизации убеж-
дают два обстоятельства. Первое: канонизация включала Влади-
мира в русский церковный календарь в ранге «равноапостоль-
ного» с дополнительным эпитетом «нового Константина великого
Рима». Титулатура святого князя практически воспроизводила
византийский обычай. Второе: Невская победа, пришедшаяся на
день смерти Владимира, разрушила тщательно спланированную
операцию Ордена, Швеции и Дании, союз которых был подготов-
лен дипломатами папской курии. Объединенные действия союз-
ников проходили под вывеской крестового похода на Восток, где
население русских земель и соседних с ними земель ижорян,
води, карел зачислялось папской курией в разряд язычников.
Тем самым папа ставил в один ряд завоевание крестоносцами ис-
ламского населения арабских земель, языческих народов При-
балтики и православной Руси.
Мы отмечали, что Невская битва в церковной интерпретации
не столько победа русского воинского духа над немецко-швед-
ской агрессией, сколько победа православия над «латинством».
«Повесть о житии Александра» неоднократно подчеркивает «бо-
жественную» помощь князю, утверждает, что' победы достигнуты
«силою креста», что ученья «божьих ,рыцарей» Александр не при-
емлет. Тем самым политическая мотивировка фиксированной ка-
нонизации «крестителя» доказывала силу православного христи-
анства и противопоставляла папской идее крестового похода на
87

«языческую» Русь правомерность и незыблемость русских право-
славных идеалов.
В 1311 г. в Новгороде с возобновлением каменного церковно-
го строительства на воротах Детинца ставится Владимирская
церковь — символ прочности христианства, введенного равно-
апостольным князем Владимиром Святославичем.
Таким образом, в середине XII—начале XIII в. четко опреде-
лилась гибкость политической канонизации, проявившаяся, во-
первых, в интенсивной организации местночтимых культовых
пантеонов; во-вторых, в умелом использовании церковниками по-
литической канонизации для декларирования программы непро-
тивления Орде; в-третьих, в трансформации древних культов,,
приспособленных к новым условиям.
1 ПСРЛ, т. I, с. 313—318.
2 Там же, с. 349.
3 Там же.
4 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви
Изд. 2-е. М., 1903, с. 58, прим. 4.
5 Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Ру-
си X—XII вв. Спб., 1913, с. 76.
6 См.: Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XV вв., т. h
XII столетие. М., 1961, с. 118—124.
7 Сказание о чудесах Владимирской иконы богоматери (с предисл.
В. О. Ключевского). Изд. Обществом любителей древней письменности, вып. XXXI
Спб., 1878.
8 Там же, с. 23.
9 Воронин Н. Н. Указ. соч., с. 118, 122, 123. Я. Н. Щапов считает, что архет
тип церковного устава Владимира мог быть связан со всем комплексом меро-
приятий Андрея (см.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Ру-
си XI—XIV вв. М., 1972, с. 301—304).
10 См.: Воронин Н. Н. Указ. соч., с. 119.
11 Там же.
12 Титов А. А. Житие св. Леонтия, епископа ростовского. М., 1893, с. 7—9.
13 «Греческая легенда о первых ростовских святителях оказалась настолько-
привлекательной для церковников, что они все же использовали ее в своих ка-
нонизационных мероприятиях (см. гл. IV).
14 См.: Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 135.
15 См.: Приселков М. Д. Указ. соч., с. 135; Ключевский В. О. Древнерусские
жития как исторический источник. М., 1871, с. 18—19.
16 ПСРЛ, т. II, с. 492.
17 См.: Воронин Н. Н. Указ. соч., с. 118—120.
" ПСРЛ, т. XV, с. 281—282.
19 См.: Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 59.
20 См.: Воронин Н. Н. Указ. соч., с. 514, прим. 44.
21 ПЛДР, XII век, с. 670.
22 См.: Адрианова-Перетц В. П. Задачи изучения «агиографического стиля*>
Древней Руси. — ТОДРЛ. М.—Л., 1964, т. XX, с. 45; Серебрянский Н. Древне-
русские княжеские жития. М., 1915, с. 142—147.
23 ПСРЛ, т. I, с. 448—449.
24 ПСРЛ, т. I, с. 437, 459.
25 См.: Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 62.
26 См.: Васильев В. История канонизации русских святых. М., 1893, с. 28;.
Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 71.
27 См.: Хорошев А. С. Летописные списки новгородских святителей. — В кн:~
Новгородский исторический сборник, 2(12). Л., 1984.
88

28 Янин В. Л. К атрибуции погребений в Мартирьевской паперти новгород-
скоео Софийского собора. Рукопись. Выражаю искреннюю признательность ав-
тору за предоставленную возможность ознакомления с рукописным текстом.
29 Тексты синодиков в собрании Псковского объединенного музея-заповед-
ника (далее — ПОМЗ) обнаружены С. В. Белецким, которому автор выражает
искреннюю признательность за предоставленную возможность использования их
для настоящей работы. Все синодики дошли до нас в списках первой четверти
XVI—XVII вв., однако наблюдения над перечнем имен в поминальниках пред-
полагает ранние архетипы синодичных записей. К наиболее древнему поимен-
нику восходит синодик церкви Богоявления с Запсковья (ПОМЗ, инв. № 349/49,
.л. 21 об., 22), в котором перечень новгородских архиепископов доведен до Мит-
рофана (ум. 1223), но не содержит имени Антония (ум. 1229), что определяет
дату архетипа в пределах первой четверти XIII в. (1223—1229). Синодик церквей
Покрова и Рождества в Углу (ПОМЗ, инв. № 91/49, л. 28 об.) доводит архи-
епископский перечень до Сергия (1483—1485), однако обнаруживает значитель'
ную лакуну от Климента (ум. 1299) до Пимена (ум., 1571) и тем самым пред-
полагает дату архетипа едва ли не начала XIV в. 2-й Николо-Любатовский си-
нодик (ПОМЗ, инв. № 98/49, л. 49 об., 50) архиепископскую часть поминальни-
ка завершает именем Феоктиста (ум. 1308), но не включает Давида (ум. 1325)
и следующих святителей. Перечень владык, по-видимому, восходит к синодич-
ной записи первой четверти XIV в. Отсутствует епитимия Ивана Попьяна и в
остальных синодичных записях: 1-м синодике Троицкого собора (ПОМЗ, инв.
№ 90/49, л. 12, 12 об.), 2-м синодике Троицкого собора (ПОМЗ, инв. № 94/49,
л. 22, об., 23), 1-м Николо-Любятовском синодике (ПОМЗ, инв. № 98/49,
л. 7, 7 об.), синодике Стефановской церкви Спасо-Мирожского монастыря
(ПОМЗ, инв. № 14/49, л. 187, 187 об.).
Внутриновгородские мотивы «непоминания» Иоанна Попьяна выглядят пред-
почтительнее высказанной ранее В. Л. Яниным (см.: Янин В. Л. Печать новго-
родского епископа Иоанна Попьяна. — Вспомогательные исторические дисципли-
ны, т. IX. Л., 1978, с. 47—56) и поддержанной нами (см.: Хорошев А. С. Цер-
ковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики.
М., Изд-во Моск. ун-та, 1981, с. 26—27) версии о нарушении новгородским свя-
тителем иерархической пирамиды и правовых норм церкви. В таком случае рас-
плата должна была последовать незамедлительно, а поведение Нифонта, по-
местившего саркофаг Ивана Попьяна в Софийском соборе, и псковского духо-
венства, поминавшего «отверженного» иерарха, выглядят кощунственно.
30 См.: Васильев В. Указ. соч., с. 28—29; Голубинский Е. Е. Указ. соч.,
с. 23—26.
31 См.: Васильев В. Указ. соч., с. 9. Современные исследователи также отме-
чают определяющее влияние инициативы местного духовенства на номенклату-
ру литургически чествуемых святых в средневековье (см., например: Мурья-
нов М. Ф. Русско-византийские церковные противоречия в конце XI в. — В кн.:
Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Сб. статей, посвященный
Льву Владимировичу Черепнину. М., 1972, с. 219; Gamber К- Codices liturgici
latini antiquiores. Freiburg, 1968).
32 Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 13, 16, 17, прим. 4.
33 НПЛ, с. 22, 29, 40, 207, 216, 232, 250.
34 Там же, с. 19.
35 Там же, с. 29.
36 См.: Ключевский В. О. Указ. соч., с. 64—65.
37 См.: Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе..., с. 37—3S.
38 ПСРЛ, т. IV, с. 12.
39 НПЛ, под 6678 г., с. 33; под 6687 г., с. 36; под 6697 г., с. 39.
40 См.: Дмитриев Л. А. Житийные повести русского севера как памятники
литературы XIII—XVII вв. Эволюция жанра легендарно-биографических сказа-
ний. Л., 1973, с. 96.
41 См.: там же, с. 18.
42 См.: там же.
43 ГВНиП, № 103, с. 160.
44 См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый
Новгород. М., 1977, с. 49, 50.
89

45 См.: Ключевский В. О. Указ. соч., с. 306—311.
46 Памятники старинной русской литературы, вып. первый. Спб., I860,
с. 270.
47 В новейшей историографии обитель Антония рассматривается как своеоб-
разный опорный пункт католического влияния в Новгороде при «веротерпимом»
Мстиславе Владимировиче (см.: Мурьянов М. Ф. Указ. соч., с. 219—220). Одна-
ко история эксплуатации культа Антония в сочетании с бесспорной антилатин-
ской направленностью жития противоречит католическому «обличью» новгород-
ского святого.
48 ПСРЛ, т. I, с. 463—465, 469.
49 Голубинский Е. Е* История русской церкви, т. И. 1-я половина. М., 1898,.
с. 336—337.
50 Сергеевич В. И. Древности русского права, I—П. Изд. 3-е. Спб., 1908,
с. 633.
51 Церковь в истории России (IX в. — 1917 г.). Критические очерки. М.,
1967, с. 61—62; см. также: Будовниц И. У. Духовенство и татарское иго. —
В кн.: Вопросы истории религии и атеизма, вып. 7. М., 1957; Приселков М. Д.
Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг., 1916.
52 История русской литературы X—XVII веков, с. 144.
53 Покровский М. Н. Избранные произведения, кн. I, т. 1—2. М., 1966,,
с. 218.
54 СГГД, ч. 2. М., 1819, с. 12—13, № 11.
55 Покровский М. Н. Указ. соч., с. 219.
56 ПЛДР, XIII век. М., 1981, с. 138—143.
57 ПСРЛ, т. XV, с. 403; т. XXV, с. 151.
58 ПЛДР, XIII век, с. 228—235.
59 История русской литературы X—XVII веков, с. 177—178.
60 НПЛ, с. 288.
61 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 67.
62 ПСРЛ, т. V, с. 214—215. Детальный анализ повествований предпринял
В. А. Кучкин (см.: Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. Историко-тексто-
логическое исследование. М., 1974), что освобождает нас от необходимости со-
поставления текстов. Выводы автора представляются достаточно аргументиро-
ванными.
63 История русской литературы X—XVII веков, с. 175. Текст излагается по:
ПЛДР, XIII век, с. 426—439.
64 Там же, с. 439.
65 Федотов Г П. Святые Древней Руси (X—XVII ст.). Нью-Йорк, 1959,
с. 82.
66 История русской литературы X—XVII веков, с. 178.
67 Древнерусские предания. М., 1982. Подг. к изд. и предисл. В. В. Кускова.
68 Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 75—76.
69 См.: там же, с. 78, 79.
70 См.: там же, с. 80—81.
71 Цит. по: ПЛДР, XIII век, с. 66—105.
72 ПЛДР, XIII век, с. 563; История русской литературы X—XVII веков,,
с. 177.
73 См.: Лихачев Д. С. Галицкая литературная традиция в житии Александра
Невского. — ТОДРЛ. М.—Л., 1947, т. V, с. 52; История русской литературы X—
XVII веков, с. 174.
74 ПСРЛ, т. I, с. 469.
75 См.: Воронин Н. Н. Указ. соч., т. II. XIII—XV столетия. М., 1962, с. 131;
Борисов Н. С. Русская архитектура и монголо-татарское иго (1238—1300). —
Вестн. Моск. ун-та. Сер. История, 1976, № 6, с. 65.
76 ПСРЛ, т. X, с. 167; Воронин Н. Н. Указ. соч., т. II, с. 131.
77 См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения..., с. 123—134.
78 НПЛ, с. 91, 330.
79 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения..., с. 129.
80 НПЛ, с. 91.
81 Там же, с. 86.
82 Сравни: НПЛ, с. 77 и с. 292. Заметим, что в 1249 г., когда поставление
90

владыки Далмата тоже было проведено в Новгороде, Борисоглебский собор в
протоколе церемонии не фигурировал.
83 См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения..., с. 131.
84 ПСРЛ, т. IX, с. 222.
85 НПЛ, с. 292.
86 Васильев В. Указ. соч., с. 95.
87 См.: Малышевский И. И. Когда и где впервые было установлено празд-
нование памяти св. Владимира. — В кн.: Труды Киевской Духовной академии,
кн. I. Киев, 1882; Васильев В. Указ. соч., с. 95—97; Голубинский Е. Е. История
канонизации, с. 64, прим. 1.
88 См.: Малышевский И. И. Указ. соч.
89 Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 64, прим. 1.
Шк

III. ПОЛИТИКА ОБЪЕДИНЕНИЯ
РУССКИХ ЗЕМЕЛЬ
И ЦЕРКОВНО-ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЕ
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
(начало XIV — середина XV в.)
Проблема формирования единого Русского государства полу-
чила всестороннюю оценку в советской историографии. В трудах
советских историков выявлены связь политического процесса
объединения русских земель и формирования русской народности,
значение борьбы за национальную независимость как фактора
государственного единства, охарактеризованы экономические ус-
ловия объединения русских земель и преодоления политической
раздробленности, многонациональный характер Русского государ-
ства.
Центром объединения русских земель и формирования едино-
го государства в ходе упорной борьбы стала Москва, превраще-
ние которой в середине XIV в. в общерусский церковный центр
содействовало еще большему укреплению ее политического авто-
ритета.
В историографии выявлено активное участие русской церков-
ной организации в политической жизни Руси XIV—XV вв., под-
черкнуто ее значение в исходе борьбы за политическое первенство
в Северо-Восточной Руси в пользу Москвы. В меньшей степени
историческому анализу было подвергнуто использование в ходе
этой борьбы церковно-политических институтов, в том числе кано-
низации, хотя ее роль учитывается. Именно применению канони-
зации Москва в некоторой степени обязана переносом митропо-
личьей кафедры из Владимира в Москву.
Центром исторического развития русских земель во второй?
половине XIII в. окончательно стали Северо-Восточная Русь и*
Новгородская земля. В 1299 г. митрополит Максим «не търля на-
сильа татарскаго, остави митрополью иже въ Киеве» и в 1300 г..
окончательно «седе въ Володимери и со всемъ «лиромъ своимъ»..
В Киеве остался митрополичий наместник. Свое переселение Мак-
сим освятил подобно Андрею Боголюбскому действиями «Чудот-
ворной иконы Богородицы», получившей название «Максимов-
с кой».
С переносом митрополии в Северо-Восточную Русь церковь
стала активным и влиятельным участником политической борьбы,,
развернувшейся в XIV—XV вв. Влияние церкви определялось не
92

только присущей ей идеологической функцией, но и тем, что рус-
ская церковная организация обладала со второй половины XIII в,
самым полным на Руси иммунитетом: правовое положение митро-
полита определялось ханским ярлыком и константинопольскими
инструкциями, его материальное положение основывалось на сво-
боде церкви от «ордынского выхода» и переходе в митрополичье
управление владений владимирской кафедры во Владимирском и
Юрьевском уездах. Вопрос о том, какую позицию займет митро-
поличья кафедра в распре русских князей, был поставлен в самом,
конце жизни Максима.
МОСКОВСКО-ТВЕРСКИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ
И ПОЗИЦИЯ МИТРОПОЛИИ
Борьба за великое княжение между Тверью и Москвой вспых-
нула в 1304 г., после смерти великого князя Андрея Александро-
вича. Митрополит Максим и великокняжеские бояре признали
Михаила Ярославича Тверского великим князем. Житие Михаила
утверждает, что Андрей перед смертью благословил тверского
князя «на свой столъ, на великое княжение» 2. Учтем, однако, что
агиография пристрастно и тенденциозно подбирает свой «строи-
тельный материал», избегая в первую очередь таких эпизодов,,
которые противоречат панегирическому тону повествования.
Митрополит пытался воспрепятствовать выступлению москов-
ского князя Юрия Даниловича, начавшего борьбу за великокня-
жескую власть. В первом акте этой политической драмы преиму-
щество было на стороне Твери. Михаил Ярославич вернулся из-
Орды с ханским ярлыком на великое княжение. В обряде «поса-
жения на стол» во Владимире принял участие митрополит Мак-
сим. Первая вспышка московско-тверской борьбы закончилась.
В 1305 г. Максим умер. Стремясь сохранить в своих руках
такое влиятельное средство политической борьбы, каким была
церковь, князь Михаил выдвинул своего кандидата на митропо-
лию — игумена Геронтия, которого послал на поставление в
Константинополь. Галицкий князь Юрий Львович, раздраженный
актом переноса церковного управления на Северо-Восток, выдви-
нул кандидатуру Петра — игумена одного из монастырей близ-
Львова. Так в узел политической борьбы была вплетена церков-
ная нить, положив начало последующему разделению церковного
управления. Константинопольский патриарх остановил свой выбор
на Петре, который был поставлен в митрополиты «всея Ру-
си» 2.
Прибывший в 1308 г. из Киева во Владимир митрополит Петр>
был враждебно встречен князем Михаилом Ярославичем. Близкое
к великому князю духовенство во главе с тверским епископом
Андреем тотчас подняло вопрос о низложении митрополита. Ми-
хаил Ярославич направил патриарху совместное с епископом пос-
лание, обвинив Петра в симонии... Продажа церковных должностей
была обычаем, формой увеличения власти и доходов главы цер-
ковной организации. Прибывший на Русь представитель патри-
93

архии вызвал церковных иерархов в Переяславль-Залесский. Со-
бор 1311 г. был крупным политическим событием. По своему со-
ставу он не походил «а обычные соборы: на нем присутствовали
только два епископа — тверской и ростовский, а остальными
участниками были игумены, монахи, священники и светские лица.
Вопреки тенденциозному подбору участников (епископы высту-
пали обвинителями) бурные пререкания закончились оправда-
нием митрополита Петра. Победа была достигнута поддержкой
светских лиц во главе с московскими Даниловичами, которые
сумели использовать сложившуюся обстановку для укрепления
своих позиций, выразив «вотум 'недоверия» в форме церковного
решения. Кроме того, церковники опасались, поддержав великого
князя, потерять свой иммунитет и поставить свое положение в за-
висимость от волеизъявления светской власти.
Разрыв с митрополией дорого обошелся великому князю: не
только оба его сторонника (епископы ростовский Симеон и твер-
ской Андрей) потеряли свои кафедры, уступив место ставленни-
кам Петра, но и само столкновение митрополита и великого князя
привело к их непримиримой вражде. Петр становится вынужден-
ным сторонником Москвы.
По крайней мере, на целое десятилетие личность митрополита
как бы отходит на второй план. Если митрополит Максим приз-
навал Михаила Тверского великим князем, пытался препятство-
вать попыткам Юрия Даниловича развернуть «вооруженную дис-
куссию» вокруг владимирского стола, торжественно встретил
тверского князя, вернувшегося из Орды с ханским ярлыком, то
после собора 1311 г. поддержки митрополичьей кафедры велико-
княжеская администрация не ощущает.
Московско-тверская «вооруженная дискуссия» подходила к
кровавой развязке. В конце 1318 г. Михаил Ярославич и Юрий
Данилович встретились в ставке золотоордынского хана. Там со-
стоялся суд над Михаилом, который был убит. Кровавая драма,
разыгравшаяся в Орде, была закономерным эпилогом политиче-
ской интриги Юрия Даниловича. Л. В. Черепнин, И. У Будовниц,
В. А. Кучкин аргументированно это доказали 3.
После убийства в Орде Михаила Юрий Данилович вернулся
на Русь, захватив с собой в качестве заложников сына Михаи-
ла — Константина и его бояр. В Москву было привезено из
Орды тело покойного тверского князя. Во Владимире состоялось
формальное примирение Юрия с другим сыном Михаила Яросла-
вича — тверским князем Александром Михайловичем. Согласно
тверскому летописному варианту, посредниками между двумя
князьями выступило ростовское и ярославское духовенство —
сторонники митрополита Петра, которые «позвали князя Алек-
сандра к князю Юрию в любовь». Тверские бояре «едва с мол-
бою» уговорили Юрия Даниловича отдать им тело Михаила
Ярославича. При этом из Твери было перевезено тело жены
Юрия — Кончаки, а в Тверь отправили тело Михаила Ярослави-
ча 4. Торжественное погребение убитого в Орде тверского князя
94

стало исходным пунктом в оформлении местночтимого пантеона
святых. Михаил Ярославич стал первым святым Твери.
Однако драма 1318 г. не завершила московско-тверскую рас-
прю, церковь пытается использовать свой авторитет для поддерж-
ки Москвы. Тверской епископ Варсонофий, ставленник митропо-
лита Петра, представляя интересы Твери в мирных переговорах
1321 г. с Москвой, вынужден был согласиться, чтобы тверскому
князю «не поднимати» великого княжения под Юрием Данилови-
чем. Попытки митрополии предотвратить месть тверских князей
Юрию не увенчались успехом. В 1325 г. Юрий снова отправился
в Орду. Туда же прибыл его соперник — тверской князь Дмит-
рий Михайлович. Встреча двух князей продолжила кровавую дра-
му 1318 г.: Дмитрий Михайлович «без царева повеления» убил
Юрия. Здесь же, по предписанию Узбека, Дмитрий был казнен.
Великокняжеский стол был передан князю Александру Михайло-
вичу Тверскому 5.
«Из длительной феодальной войны между Московским и
Тверским княжествами, ведшейся в первой четверти XIV в., пер-
вое вышло значительно окрепшим. Москва еще не стала центром
государственного объединения земель Северо-Восточной Руси и
национально-освободительной борьбы, но ее политическая роль
значительно возросла»6. Политическая значимость Москвы под-
креплялась союзом с господствующей православной церковью, с
ее главой — русским митрополитом. По словам М. П. Покров-
ского, «...Петр, чувствовавший себя во Владимире как во враже-
ском стане, отплатил своему союзнику совершенно по-средневеко-
вому: он приехал умирать в Москву и своими мощами... освятил
столицу соперника тверских князей» 7. Подготовка к «освящению»
Москвы велась фундаментально1. Так как церковь Иоанна Пред-
течи на княжеском дворе, видимо, была уже ветхой и не соответ-
ствовала меморативному назначению, по совету умирающего Пет-
ра в необычайно позднее предосеннее время (4 августа 1326 г.)
началась спешная постройка белокаменного Успенского собора:
«Заложена бысть первая церковь камена на Москве ,на площади,,
во имя святыа Богородица... Успениа, пресвященным Петром мит-
рополитом и благоверным князем Иваном Даниловичем»8. Петр
умер 21 декабря этого года и был положен в еще недостроенном
храме. Митрополит финансировал строительство своей усыпальни-
цы, поручив «старейшине града» Протасию «влагалище истощити
на церковное построение». Храм был завершен в августе 1327 г.9
Своим наименованием новый храм Москвы претенциозно на-
мекал на преемственность Владимиру, где традиции богородично-
го культа восходили к временам Андрея Юрьевича. Придел
Дмитрия, помещавшийся в южной апсиде московского собора, по
справедливому мнению Н. Н. Воронина, «также был связан со
стремлением напомнить второй прославленный храм Владими-
ра — придворный Дмитриевский собор Всеволода III» 10.
Петр заложил фундамент московского культового пантеона.
Иван Данилович сразу же озаботился организацией и непремен-
95

ной фиксацией «чудотворений» нового святого. Форма «чудотво-
рений» была выбрана несложная, но эффективная: у гроба Петра
начались исцеления — наиболее действенное средство привлече-
ния внимания верующих. Иван Калита предпринял решительные
-шаги к упрочению начавшегося почитания: во владимирский ка-
федральный собор были отправлены запись чудотворений и ино-
верец, удостоившийся «благодати видения» (он был единствен-
ным, «увидевшим», что святитель в момент похоронной процессии
встал из гроба и начал благославлять народ). Ростовский епис-
коп в ближайший праздничный день зачитал реестр чудотворений,
я иноверец поведал всем о бывшем ему видении п.
Калита подготовил почву для общерусской канонизации. Иван
Данилович, чей политический темперамент был противоположным
-темпераменту брата, Юрия Даниловича, в канонизационных
мероприятиях проявил такую же инициативность и на-1
тиск, с которыми его брат в 1304 г. вступил в «вооруженную дис-
куссию» с Тверью за великое княжение. Заметим, что в канониза-
ции Петра сфокусированы политические амбиции Даниловичей.
На Руси уже имелись культовые пантеоны, но местные, ограни-
ченные государственной границей (во Владимире, Ростове, Новго-
роде). Таким же обзавелась Тверь после 1318 г. Однако каждый
пантеон соответствовал уэкосепаратистским политическим тен-
денциям. Москва сразу же поставила вопрос о создании обще-
русского пантеона, что соответствовало масштабности политиче-
ского мышления Даниловичей. Юрий пытался вести общерусский
куре на военной основе. Иван выбрал идеологическую подготовку.
Политике Ивана Даниловича, вообще, присуща постепенная
последовательность. Если Юрий противопоставил силе силу, пы-
таясь ликвидировать некоторый отрицательный баланс быстротой
и натиском, то Иван тщательно выверял каждый свой шаг.
Казалось бы, после московского участия в карательной акции
1327 г. Иван достиг большего, чем Юрий в 1318 г. убийством
Михаила Ярославича, но удовлетворился он половинным «при-
зом» золотоордынского хана: вторая половина великого княжест-
ва была передана князю Александру Васильевичу. Московский
князь не стал добиваться полноты власти, а дождался, когда
вторая половина великого княжения спелым плодом упала к его
ногам. Организация московского общерусского пантеона, с одной
стороны, завершала немаловажный этап светско-церковных отно-
шений в Северо-Восточной Руси, с другой — определяла дальней-
шее направление этих отношений.
Митрополичьей кафедре, включившейся в политические дебаты
Северо-Востока уже с конца XIII в., необходим был выбор союз-
ника. Первоначальная ориентация на поддержку великокняжеской
власти независимо от ее происхождения — тверского, москов-
ского либо другого — не оправдалась. Этому во многом помеша-
ли сепаратистские тенденции Твери. Церковь выбрала Москву.
Этот выбор не был односторонним. Господствующее в литературе
мнение, что Москва заставила митрополита выбрать место пере-
96

носа кафедры, не в полной мере учитывает политические амбиции
русской церковной организации. Московско-церковное (или цер-
ковно-московское) соглашение было продиктовано взаимной заин-
тересованностью.
Канонизационный акт 1326 г. завершил и закрепил церковно-
московский альянс: Москва превращалась в общерусский культо-
вый центр, ей были доверены мощи «нового святого; церковь же
канонизацией Петра освятила роль русского духовенства в поли-
тической жизни Северо-Востока. Волна святительской канониза-
ции прервала поток княжеской канонизации. Не случайно даль-
нейшее пополнение общерусского пантеона шло за счет святите-
лей и преподобных. Даже в местных пантеонах редкие княжеские
включения растворялись в потоке святительско-монашеской кано-
низации.
Но событиями 20-х годов XIV в. не завершилось участие церк-
ви в политической борьбе.
Здесь мы подходим к сложной историко-политической пробле-
ме оценки участия церковной организации в политической жизни
Руси. Господствующее в историографии мнение, что после 1326 г.
характер политических устремлений церкви определялся полити-
ческой линией Москвы, сложилось давно. В целом оно удержи-
вается до сих пор, хотя на отдельные отклонения в этом курсе
советская историческая литература обращала внимание. Но всег-
да подчеркивался локальный характер подобных отклонений.
Не противоречит этому перечень основных «зарегистрированных»
«деяний» церковных иерархов. Он достаточно выразителен.
1328 год. В Москву прибыл митрополит «всея Руси» Феогност.
Калита не затеял дискуссию о правомерности действий Констан-
тинополя, не стал повторять ошибку Михаила Тверского. Новому
митрополиту в свою очередь не нужно было искать партнера.
Начался новый этап участия церкви в политической борьбе, оце-
нить который мы позволим себе ниже.
1328 год. Феогност наложил епитимью на Псков, чем добился
бегства Александра Михайловича в Литовское княжество 12. Дело
было связано с ордынским требованием выдачи Александра, на-
шедшего убежище в Пскове. Иван Калита с войском отправился
в Новгород выполнять ханский приказ, а из Новгорода направил
рать к Пскову. Иван Данилович использовал не только военную
силу, но и средства идеологического воздействия церкви. Явив-
шийся в Новгород митрополит Феогност «проклял» и отлучил от
церкви Александра и псковичей. Мера оказалась эффективной:
Александр Михайлович бежал, а псковичи явились «с поклоном»
и «докончаша мир» 13.
Феогност оформил общерусскую канонизацию Петра. Возмож-
но, именно митрополит «подсказал» Ивану Даниловичу выгоду
санкции патриарха 14. Хотя московский князь заблаговременно
начал пропагандировать культ святого, рассчитывать на усвоение
этого культа местными епархиями особенно не приходилось. Нуж-
но было приказание. Таковое могло исходить только от патриар-
4 Хорошев А. С.
97

хии. Тогда Москва, не став еще политической столицей, превра-
тилась бы в хранительницу общерусской святыни. При этом
московская святыня имела преимущество перед древними обще-
русскими культами — она была «реальной», в то время как сар-
кофаги Ольги, Владимира, Бориса и Глеба были погребены под.
развалинами своих мавзолеев. Культ Петра имел еще одно пре-
имущество: его можно назвать «общерусским» не потому, что>
святитель имел титул «всея Руси», но потому, что Петр — гали-
чанин. Москва могла рассчитывать, что ее святыня привяжет Юго-
Запад к Северо-Востоку.
1339 год. Феогност и Иван Данилович апелляцией к Констан-
тинополю добились санкции на общерусскую канонизацию Петра.
Решение патриарха было обязательным для всей русской церк-
ви.
1343—1344 годы. Феогност дважды побывал в Орде. Отметим,
что визиты митрополита происходили в то время, когда после
смерти Ивана Даниловича Калиты необходимо было закрепить
в Орде политические достижения Москвы.
1352 год. Феогност поставил Алексея епископом владимирской
епархии и отправил вместе с великим князем Симеоном Ивано-
вичем посольство в Константинополь к патриарху хлопотать о-
поставлении Алексея восприемником митрополичьей кафедры.
1354 год. Алексей, проэкзаменованный патриархом «тщатель-
ным испытанием», отпущен с настольной грамотой на митрополию
«всея Руси».
1359 год. После смерти великого князя Ивана Ивановича мит-
рополит Алексей сделался фактически верховным правителем в.
Московском княжестве, ибо сыновья покойного, Дмитрий и Иван,
были еще слишком малы. Существенной стороной деятельности
митрополита Алексея было создание разветвленной сети монас-
тырей 15. Они сыграли определенную роль в укреплении велико-
княжеской власти. Многие монастыри как феодальные корпора-
ции были тесно связаны с московскими князьями. Монастырская
колонизация была проводником московской политики.
1362 год. Укрепляя свои политические позиции, московское
правительство, возглавляемое митрополитом Алексеем, добилось,
ханского ярлыка на Владимирское великое княжество для мало-
летнего Дмитрия Ивановича, подчинило ростовского князя вели-
кокняжеской власти, изгнало галичского и стародубского князей.
В 1364 г. суздальский князь Дмитрий Константинович отказался
от ханского ярлыка на великое княжение в пользу Москвы.
1365 год. При помощи церковных мер Москва добилась пере-
дачи Нижнего Новгорода суздальскому князю и способствовала
союзу Дмитрия Ивановича и Дмитрия Константиновича. Когда
нижегородский князь отказался явиться в Москву, то, чтобы при-
нудить его выполнить великокняжеский приказ, митрополит
Алексей отправил в Нижний Новгород Сергия Радонежского, ко-
торый закрыл там все церкви 16. Окончательное заключение союза
Московского и Нижегородского княжеств было скреплено в.
98

S366 г. браком Дмитрия Ивановича и дочери Дмитрия Константи-
новича — Евдокии.
1368 год. «Князь великий Дмитрий Иванович с отцом своим,
преосвященным Алексеем митрополитом, зазвал любовию к себе
на Москву князя Михаила Александровича Тверского», чтобы
отдать его спор с Москвой на третейский суд, «здесь его изымали,
а что были бояре его около его, тех всех поймали и разно розве-
ли» 17. Когда Михаилу Александровичу удалось бежать из мос-
ковской ловушки и поднять против Москвы Литовское княжест-
во 18, Алексей настиг тверского князя духовно, наложив на него
и его союзников церковное отлучение.
1371 год. В отсутствие Дмитрия Ивановича, отъехавшего в
Орду за ярлыком на великое княжение, митрополит Алексей
оформляет московско-литовский мирный договор, скрепленный
затем браком серпуховско-боровского князя Владимира Андрееви-
ча и дочери Ольгерда — Елены.
1447 год. Православное духовенство в условиях феодальной
войны на Руси во второй четверти XV в. передает Дмитрию Ше-
мяке, захватившему Москву и ослепившему князя Василия II
Васильевича, соборное определение, в котором выступление га-
лицких князей приравнивалось к действиям «разбойников», «та-
тей», не допустимым с точки зрения христианской морали. По
словам послания, «дьявол вооружил» Шемяку на великого князя
Василия II «желанием самоначальства, разбойнически нощетат-
ством изгонити его, на крестном целованьи». Поступок Шемяки
приравнен к действиям Святополка Окаянного. Отстаивая права
Василия II на великое княжение, послание объявляет заботу о
свергнутом князе заботой о народе, так как от галицких князей
«всему православному християньству... въначяле истома и великие
убытки почали быть» 19.
Феодальная церковь взяла на себя задачу идеологического
'Обоснования начал наследственной монархии. Движению, направ-
ленному против Дмитрия Шемяки, был придан характер обще-
национального и общецерковного масштаба. Церковная органи-
зация осуществила не только идеологическую, но и материальную
поддержку Василия II. Высланный Шемякой в Вологду, Василий
Васильевич собрал в городе свой «штаб», выработавший план
изгнания Шемяки. Сюда к Василию II «бояре его наехавше и
вси людие». Наплыв в Вологду был весьма значителен. Об этом
пространно сообщает летопись20. Из Вологды Василий отправил-
ся на Белоозеро, побывал в Кирилловом и Ферапонтовом монас-
тырях, заручившись поддержкой монастырской братии. По спра-
ведливому мнению Л. В. Черепнина, духовенство «...в какой-то
мере финансировало» поход Василия II21.
1447 год, февраль. Василий II вступил в Москву. В начале
1448 г. московский великий князь открыл военные действия против
Шемяки. По летописному рассказу, Шемяка, «убоявся, начат миру
прошати», «целовал крест» и выдал на себя «проклятые грамо-
ты», т. е. поклялся не нарушать мирного договора с Василием II
4*
99

под угрозой божьей кары 22. Так Василий II апелляцией к автори-
тету церкви принудил своего соперника к прекращению военных
действий.
1447—1448 годы. Происходит интенсивное пополнение обще-
русского пантеона святых. В него включены: митрополит Алексей,
Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский и, вероятно, Дмитрий
Прилуцкий.
Подробный анализ канонизационных мероприятий проводится
далее, здесь же отметим, что с 1326 г. по 1,447/48 г. ни один свя-
той не пополнил канонизационные списки.
Перечень «заслуг» церкви в общерусском государственном
строительство дает основание для утверждения в историографии
мнения о положительной вспомогательной роли русской церков-
ной организации в политике национального возрождения. Пред-
ставляется, что подобная точка зрения страдает односторонней
оценкой взаимоотношений церкви и Москвы. Она исключает
активную политическую роль собственно церковной организации,
что невероятно. Уже отмечалось, что церковь с первых шагов яв-
лялась крупным корпоративным феодалом, который неуклонно
увеличивал свою мощь. С. В. Веселовский, специально обратив-
шись к истории митрополичьего дома, указал, что в 60—70-х го-
дах XIV в. кафедра на Руси владела крупным земельным доме-
ном, положение которого в системе феодального землевладения
было юридически оформлено с великокняжеской администрацией
на особых льготных условиях. Если считать, что церковь в усло-
виях сложной политической борьбы XIV — середины XV в. сле-
довала за великокняжескими начинаниями, сводить ее роль толь-
ко к пособничеству политическим амбициям Москвы, то в конеч-
ном итоге придется признать, что столь крупный феодал был
выключен из политической жизни, не стремился к осуществлению
своих политических планов. Считаем, что политическая роль рус-
ской церкви определяется не только «положительным» (с точки
зрения московской администрации) балансом, но в большей мере
характеризуется перечнем «отрицательных» моментов.
ЦЕРКОВНО-ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯ ДИСКУССИЯ
О ПРИНЦИПАХ И ХАРАКТЕРЕ
НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ РУСИ
«Отрицательный» баланс церкви не менее выразителен.
1375 год. Великий князь Дмитрий Иванович выдвигает в вос-
приемники Алексею на митрополичьей кафедре своего духовника
и великокняжеского печатника Михаила (Митяя). Поступок кня-
зя был вызван не столько старостью митрополита, сколько тем
обстоятельством, что именно в 1375 г. константинопольская пат-
риархия воссоздала киевскую митрополию. Во главе ее был пос-
тавлен болгарин Киприан. Хиротонией Киприана патриархия
фактически признала расчленение митрополии «всея Руси» на два
отделения: великорусское и литовское. При этом последнее не
100

имело своего главы. Им числился Алексей, не осуществлявший
контроль над западными епархиями. Сам митрополит Алексей, в
отличие от князя Дмитрия, поставление Киприана и право насле-
дования, данное тому патриархией, воспринял спокойно. «Позиция
митрополита Алексея в вопросе о наследнике действительно не
совпадала с позицией- великого князя Дмитрия Ивановича» 23.
1376 год. Дмитрий Иванович добился пострига Митяя и его
назначения архимандритом московского Спасского монастыря.
Одновременно князь начал «нудить» митрополита Алексея, «овог-
да бояр старейших присылая, овогда сам приходя», чтобы тот
благословил Митяя в свои преемники. Митрополит отказался,
сославшись на то, что Митяй — новичок («новоук») в монашест-
ве и грамоту на номинацию архимандрита не подписал 24. Небез-
различный к дальнейшей судьбе кафедры, Алексей предложил
компромиссную кандидатуру — Сергия Радонежского. Согласно
житию последнего, великий князь с интересом отнесся к кандида-
туре троицкого игумена, но, как увидим далее, в изложении жи-
тийного эпизода агиограф был явно тенденциозен, а великокня-
жеское намерение не подвергалось какому-либо пересмотру.
1378 год. Митрополит Алексей умер 12 февраля. Перед
смертью иерарх надел на Сергия драгоценный крест с мощехра-
нительницей «яко некое обручение» (в отличие от летописи жи-
тие относит это событие к предыдущему году) 25. П. П. Соколов
заметил, что «Сергий принял это обручение с будущею кафедрою
во имя монашеского послушания» 26. По смерти Алексея, добав-
ляет летопись, «мнози моляху» Сергия принять митрополию. Сре-
ди этих «многих» не было главного — великого князя Дмитрия,
что, безусловно, сказалось на отказе троицкого игумена, заявив-
шего, что дело это «выше его меры» 27. Однако от участия в даль-
нейшей политической дискуссии троицкий игумен не отказался.
Несмотря на отсутствие митрополичьего благословения, «по
великого князя слову» Михаил-Митяй «на двор митрополичь взы-
де и ту живяше». Духовенство было возмущено: «...бысть на нем
(Митяе. — А. X.) зазор от всех человек, и мнози нетодоваху
о сем, и священници неключимоваху о нем» 28.
Одновременно Киприан атакует Москву, пытаясь внедриться
на митрополичьей кафедре «всея Руси». Активную поддержку
киевскому митрополиту оказывает Сергий Радонежский и племян-
ник троицкого игумена Федор Симоновский. Между ними устанав-
ливается переписка, причем киприановские послания носят не
частный характер, а рассчитаны на широкий круг читателей29.
Великокняжеские стражники, перехватив Киприана на пути к
Москве, подвергают митрополита аресту, а затем высылают за
пределы Московского княжества. Возмущенный Киприан апел-
лирует к константинопольскому патриарху.
1379 год. В Москве «по велению же княжю собрашася еписко-
пи». Собор русских иерархов, по мысли Дмитрия Ивановича и
Митяя, должен был поддержать авторитет митрополичьего сто-
лоблюстителя, поставив архимандрита в епископы. Княжеский
101

план подкреплялся каноническим правом («яко достоить еписко-
пов 5 или б, сшедшеся, да поставят епископа») и практикой рус-
ской церкви (поставление Илариона и Клима Смолятича). Но
замысел был разрушен возражениями Сергия Радонежского и
суздальского владыки Дионисия. Оппозиция Митяю была оппо-
зицией великому князю. Дмитрий Иванович «повеле Дионисия
нужею удръжати». Суздальский епископ «переухитри князя вели-
кого»: Дионисий обещал не апеллировать в Константинополь и
снискал поручительство Сергия Радонежского. Но, как только
иерарха освободили из-под ареста, он, добравшись до Волги, «с
неделю не помедли и въскоре бежанием побежа к Царюграду:
не пождав ни единаго дни» 30.
Взбешенный бегством своего противника, Митяй пригрозил
троицкому игумену — поручителю Дионисия — свести счеты пос-
ле своего утверждения в Константинополе и отправился к патри-
арху. В ответ троицкий старец «пожелал» Митяю на дорогу,
чтобы тот «царскаго града не имать видети». Дмитрий Иванович
вручает своему кандидату богатую казну и чистые «харатьи» с
великокняжеской печатью, чтобы от имени великого князя брать
взаймы у константинопольских ростовщиков.
Неожиданная смерть Митяя в дороге избавила его от встречи
с Дионисием при дворе патриарха, но затруднила дела русского
посольства. Дискуссия о кандидатуре в митрополиты вспыхнула
в море, сразу же по смерти Митяя: среди послов «бысть замятия
и недоумение». Было решено назад без митрополита не возвра-
щаться. Но в вопросе о кандидатуре согласия не было: «...овии
хотеша Ивана в митрополиты, а друзии Пимена».
Г М. Прохоров, детально изучив «заговор послов», пришел к
оправданному выводу, что дискуссия шла между великокняже-
скими сторонниками и церковной оппозицией 31. Кандидатом пер-
вой группировки был переяславский архимандрит Пимен. Оппо-
зиция поддерживала архимандрита Ивана. Численное преимуще-
ство сторонников великого князя решило дело в пользу Пимена,
причем Ивана, несогласившегося с итогом диспута и пообещав-
шего разоблачить сговор перед патриархом, лишили свободы:
«...съвет сотвориша на Ивана, яко да имут его» 32.
1380 год, июнь. Богатая посольская мошна сделала свое дело:
«...поставил есть Нил патриарх Пимена митрополитом на Русь» 33.
Дионисий опоздал и прибыл в Константинополь после поставле-
ния Пимена. Обвинения суздальского владыки, выдвинутые перед
патриархом, привели только к дополнению соборного определе-
ния, признавшего, что единственно правильным решением дела
было бы, чтобы «после смерти кир Алексея кир Киприан получил
всю русскую церковь»34. Однако великий князь был недоволен
итогом константинопольского посольства. Он «не въсхоте Пимина
приати, рек: «Несмь послал Пимина в митрополиты, но послах
его яко едннаго от служащих Митяю» 35. Пимен сослан. Митро-
поличья кафедра по-прежнему вакантна.
Г. М. Прохоров, обращаясь к событиям 1379—1380 гг., обна-
102

руживает тенденцию к сближению великого князя и церковной
оппозиции, подкрепляя свое мнение княжеским строительством в
Троицком монастыре и напутствием Сергия Радонежского нака-
нуне Куликовской битвы36. Ниже мы подробнее проанализируем
позицию автора, считающего, что «монахи-всероссияне» толкали
великого князя на войну с «безбожными» и «погаными» татара-
ми, здесь же отметим, что Дмитрий Иванович в условиях актив-
ной подготовки к решительному сражению с Ордой не мог не
пойти на временный компромисс с могущественной идеологиче-
ской организацией, влияние которой на массу населения нельзя
преуменьшать.
1381 год. Дмитрий Иванович, находившийся в зените своей
славы после Куликовской битвы, приглашает Киприана в Моск-
ву. Великий князь, уже доказавший правомерность своего поли-
тического курса, укрепивший свой авторитет, мог не бояться ка-
кого-либо давления со стороны церковной организации.
1382 год. Нашествие Тохтамыша на Москву. Дмитрий Донской
выезжает на север собирать ополчение, а столицу оставляет на
попечение бояр и митрополита. Ккприан не оправдал надежд ве-
ликого князя и бежал в Тверь 37. Туда же отправился и Сергий
Радонежский, «от Тохтамышева нахождения бежа»38. Дмитрий
Донской, возмущенный поведением Киприана, лишает его митро-
поличьего престола: «...разгнева бо ся на него... того ради, яко не
седел в осаде на Москве», и уже во второй раз выдворяет иерар-
ха из своих владений. В Москву возвращен из заключения мит-
рополит Пимен 39.
Г М. Прохоров оправдывает бегство Киприана: «...митрополит
в отличие от князя — не «ратный человек». Сам-то великий князь
позорно бежал при приближении к Москве Тохтамыша... Не
Дмитрию Донскому было обвинять Киприана в страхе перед та-
тарами» 40. Автор подкрепляет свои слова ссылкой на Тверскую
летопись, тенденциозность рассказа которой бесспорна. При этом
Г. М. Прохоров проходит мимо скрупулезного анализа нашест-
вия на Русь Тохтамыша и народного восстания в Москве в 1382 г.,
который провел Л. В. Черепнин. Сопоставив всю сумму летопис-
ных свидетельств, последний справедливо полагает, что, несмотря
на определенную растерянность светской власти, отъезд Дон-
ского из Москвы не следует считать бегством»41. Отметим, что
великий князь оставил в Москве семью, что никак не может быть
оправдано, если Донской рассчитывал сдать город. На Киприана,
вопреки мнению Г. М. Прохорова, не возлагалась задача обороны
города. Эта миссия выполнялась внуком великого князя Ольгерда
Остеем, хитростью убитого ордынцами. Митрополит обязан был
духовно укрепить силы обороняющихся, пока на севере шел сбор
ополчения. Киприан повел себя предательски, чем в немалой
степени способствовал захвату Москвы. Предательство митрополи-
та подтверждается тем фактом, что в Твери Киприан благосло-
вил тверского князя Михаила Александровича добиваться вели-
кого княжения в Орде. Поэтому итоговый вывод Г. М. Прохоро-
103

ва: «Великий князь Дмитрий Иванович лишился не только лю-
дей и добра: рухнула под ударом Тохтамыша возводимая им
политическая постройка и надолго погребла под собой мечты о
единой и свободной от татар Руси» — несостоятелен 42. Л. В. Че-
репнин был совершенно прав в том, что «поход Тохтамыша на
Русскую землю принес ей много бед. Но во время этого похода
обнаружилась и возросшая сила Руси как результат большого
экономического подъема, как следствие развития городов и повы-
шения активности горожан» 43.
1383 год. Великий князь Дмитрий Иванович подготавливает
новую смену митрополита. Пимена отстраняют, а в Константино-
поль на поставление отправлен Дионисий, к этому времени вы-
шедший из оппозиции. Однако плен и смерть Дионисия в Киеве,
где он был арестован союзником Киприана князем Михаилом
Ольгердовичем, расстроили рокировку на митрополичьей ка-
федре.
1389 год. Умирает Дмитрий Донской. На следующий год Кип-
риан возвращается в Москву. Пятнадцатилетний кризис русской
митрополии, развязанный резким вмешательством великого князя
в церковные дела, закончился временной победой церкви. Кип-
.риан сменил почти всех епископов и взял курс на укрепление
независимого положения церкви и усиление ее связей с константи-
нопольской патриархией.
1397 год. В обстановке московско-новгородской войны за
Двинские земли, начавшейся в 1393 г., митрополит Киприан через
специального посла пригласил в Москву новгородского архиепис-
копа Ивана. .Вместе с владыкой в Москву отправились новгород-
ские послы к великому князю «мира ради». Великий князь «вла-
дычня благословенна и слова добра не принял, а от послов нов-
городских чолобитья, а от Новагорода нелюбье не отложи, а
миру не дал». В то же время Киприан «отпустил в Новгород»
архиепископа Ивана и новгородских послов «с честью и благос-
ловением» 44. Изучая эти события, А. Е. Пресняков пришел к
выводу, что поведение Киприана создает впечатление намеренно-
го обособления отношений митрополии от политических действий
великокняжеской власти 45.
1406 год. Умер митрополит Киприан.
1410 год. В Москву прибыл новый митрополит Фотий, который
застал церковный домен в значительной степени расхищенным.
Фотий потребовал, чтобы великий князь вернул церкви ее владе-
ния. Московское правительство не находило нужным обогащать и
без того хорошо обеспеченный митрополичий дом. От великих
князей Василия I Дмитриевича и Василия II Васильевича святи-
тель не получил не одного вклада.
1413 год. Дискуссия по вопросу о неприкосновенности и неот-
чуждаемости церковных имуществ переросла в открытый конф-
ликт между Фотием и Василием Дмитриевичем.
1425 год. Умер московский князь Василий I Дмитриевич. Ве-
ликим князем стал его десятилетний сын Василий II Васильевич.
104

Фактическая власть перешла к московскому правительству, в
составе которого ведущую роль играл митрополит Фотий. Вспом-
ним, как решительно действовал в подобной обстановке митро-
полит Алексей. В поступках Фотия этого нет. Как только умер
Василий I, митрополит в ту же ночь послал своего боярина в
Звенигород к главе великокняжеской оппозиции Юрию Дмитрие-
вичу, вероятно, с требованием принести в Москве присягу своему
племяннику. Юрий отказался прибыть в Москву, что означало
начало династической борьбы, но Фотий пошел на перемирие,
тем самым предоставив галицкому князю время для военной под-
готовки.
Московское правительство, возглавляемое Фотием, попыталось
перехватить инициативу, но действовало неуверенно. Московское
войско выступило к Костроме. Юрий удалился в Нижний Новго-
род. Вслед за ним двинулась московская рать, однако решитель-
ных действий не предприняла. Л. В. Черепнин, анализируя лето-
писные своды, где сообщения о событиях противоречивы, прихо-
дит к выводу о «наличии тайного сговора братьев покойного
Василия I против их племянника» — Василия Васильевича46.
Московское правительство бездействует. Галицкий князь вновь
предлагает перемирие, но отказывается признать власть племян-
ника, и Фотий идет на новую уступку Юрию Дмитриевичу, хотя
действия того недвусмысленны. Фотий совершает дипломатиче-
скую поездку в Галич. Юрий, желая потрясти митрополита своей
мощью, устроил «парад» своих войск. Л. В. Черепнин заметил,
что, хотя митрополит Фотий насмешливо намекнул галицкому
князю: «Сыну, не видах столько народа в овчих шерьстех»47, но
своим «глумом» святитель «дипломатично попытался не обна-
ружить состояние страха перед князем Юрием»48. В ходе .пере-
говоров митрополит то покидал Галич, то вновь возвращался,
уступая Юрию. В заключенном после длительных прений договоре
1428 г. Юрию были оставлены лазейки для возобновления дис-
куссии о великокняжеском столе.
1430 год. «Юрий Дмитриевичь разверже мир с великим кня-
зем Василием Васильевичем». Политика проволочек, проводимая
правительством Фотия, не достигла цели 49.
1431 год. Умер митрополит Фотий.
1436 год. После смерти Фотия на московскую митрополичью
кафедру прислан грек Исидор. Вскоре он отправился на Феррар-
ский собор, где стоял вопрос об унии между римско-католической
и византийско-православной церковными организациями.
1439 год. Уния была подписана византийским императором,
патриархом и Исидором. Остальные члены .русской «православной
делегации» отказались подписаться под актом.
1441 год. Исидор вернулся в Москву, объявил о соединении
церквей и передал великому князю Василию II Васильевичу пос-
лание папы Евгения IV с требованием поддержать иерарха. Ве-
ликий князь, «скоро обличив» Исидора, назвав его «латынским
злым прелестником» и «волком», приказал заточить его в мо-
105

настырь. А. М. Сахаров обоснованно полагал, что высшее духо-
венство занимало в тот момент иную позицию. Оно не предпри-
няло активных шагов против Исидора, хотя о заключенной им
унии было хорошо известно и русская церковь являлась против-
ницей католицизма. Церковников беспокоили прямое вмеша-
тельство великого князя в дела церкви и разрыв отношений с
константинопольской патриархией, на которую они до сих пор
опирались в своих конфликтах с великокняжеской властью. Соп-
ротивлением духовенства следует объяснить непоследовательность
действий Василия II, который, арестовав Исидора, дал ему воз-
можность бежать 50. Одновременно великий князь грамотой к пат-
риарху осудил унию и поставил главу православной церкви перед
необходимостью санкции на выбор русского иерарха из числа
местных святителей 51. Тем самым был предрешен вопрос об авто-
кефалии русской церкви. «Русская церковь отрывалась от кон-
стантинопольской церковной организации и оставалась «один на
один» с крепнувшей властью великого князя» 52.
1441 —1442 годы. После смерти Юрия Дмитриевича и Василия
Косого борьбу с Москвой возглавил Дмитрий Шемяка. Он совер-
шил неожиданный поход к Москве, дошел до Троице-Сергиева
монастыря и здесь, при посредничестве игумена Зиновия, заклю-
чил мир с Василием II Васильевичем.
Особо остановимся на истории отношений галицких князей с
обителью Сергия Радонежского. Еще в 1422 г. в обстановке на-
растающих противоречий, связанных с дальнейшими судьбами
великокняжеского стола, организуется открытие мощей Сергия и
включение настоятеля Троицкого монастыря в состав местночти-
мых угодников. В том же 1422 г. игумен Никон закладывает на
месте деревянной церкви, перенесенной на соседний участок, со-
борный храм монастыря — церковь «во имя живоначальныя
Троица». Храм строился Никоном «помоганием христолюбивых
князей», среди которых выделена фигура князя Юрия Дмитриеви-
ча, именуемого «великодержавным». Его «рука прострена къ
строению паче всех беаше» 53. Как в строительстве собора, так и
в канонизационных мероприятиях 1422 г. проявилась заинтересо-
ванность Юрия Дмитриевича. Благодарная троицкая братия ста-
ла одним из самых верных союзников галицких сепаратистов, что
неоднократно демонстрировалось в ходе феодальной войны второй
четверти XIV в.
1445 год. Возник новый заговор удельных князей против вели-
кого князя. В числе заговорщиков находились представители
церкви: «...бе же и от черньцов в той думе» 54.
1446 год, февраль. Василий попытался укрыться от врагов в
Троице-Сергиевом монастыре, но попал в ловушку. При участии
монастырских властей Василий Васильевич был выдан заговор-
щикам и ослеплен. Троицкие монахи включены в состав стражи,
сопровождавшей Василия Темного в ссылку 55.
1446 год, май. Дмитрий Шемяка «повеле» рязанскому еписко-
пу Ионе «идти к Москве и сести на дворе митрополиче, Иона же
106

тако сотвори»56. В Муром, к сыновьям Василия Темного, Дмит-
рий Шемяка отправил Иону с тем, чтобы тот привез в Москву
княжичей, пообещав им «отчину... довольну». Захваченных при
пособничестве иерарха детей Василия Дмитрий Шемяка собирал-
ся «топити... в реце Волзе, в мехи ошивши». Только когда Иона,
устыдившись подобного исхода своей миссии, «умолил» Дмитрия,
Шемяка выслал детей Василия к отцу в Углич в сопровождении
того же Ионы 57
1446 год, август—сентябрь. Церковь предпринимает попытки
объединить силы в условиях усиливающейся оппозиции Шемяке.
Дмитрий Юрьевич собирает представителей высшей церковной
иерархии. На совещании в Москве был поставлен вопрос о даль-
нейшей судьбе великого князя Василия II58. Это был политиче-
ский акт. Церковь поддержала Шемяку.
1446 год, сентябрь. Шемяка взял с Василия Темного присяж-
ную запись и передал ему в отчину Вологду. Крестное целование
Василия II было закреплено в присутствии влиятельных князей
церкви, бояр, детей боярских «проклятыми грамотами» (т. е.
клятвой в верности, скрепленной поручительством епископов) 59.
Однако это был последний успех Дмитрия Юрьевича.
Л. В. Черепнин, детально рассмотрев историю образования
Русского централизованного государства в XIV—XV вв., дал раз-
вернутую характеристику события: «...к осени 1446 г. социально-
экономическая обстановка на Руси была чрезвычайно неблаго-
приятной для господствующего класса. Перенапряжение народных
сил и разорение Руси в условиях двадцатилетней феодальной
войны вели страну к упадку... Обострение социальных противо-
речий объективно побудило господствующий класс к решительным
действиям по преодолению внутренних феодальных междоусобиц,
дальнейшей государственной централизации и укреплению едино-
властия. Для этой цели сплотились все феодальные силы: цер-
ковь, боярство, широкие слои служилых людей... В качестве сти-
мула борьбы был выдвинут лозунг восстановления на великокня-
жеском столе Василия II как законного правителя. Феодальная
церковь взяла на себя задачу идеологического обоснования начал
наследственной монархии» 60.
Роль церковной организации в общенациональном движении
1446 г. мы проиллюстрировали в «положительном» перечне дел
православного духовенства.
Сравнивая между собой два «списка» («положительный» и
«отрицательный»), обратим внимание на следующее немаловаж-
ное для нас обстоятельство. «Отрицательный» список заполняет
временную лакуну «положительного», вписываясь в хронологиче-
ские рамки 1375/76 г. и до осени 1446 г. Следовательно, во взаи-
моотношениях великокняжеской власти и церкви в эти годы при-
сутствовало явное несовпадение интересов. Оценивая политиче-
ские взаимоотношения церкви и московской власти в XIII — се-
редине XIV в., можно установить следующие хронологические
периоды: первый, до 1326 г. — оформление политического согла-
107

шения, скрепленного канонизацией митрополита Петра; второй,
до 1375 г. — проведение совместной союзной политической линии;
третий, до осени 1446 г. — определенное размежевание политиче-
ских интересов Москвы и митрополичьей кафедры; четвертый, с
1446 г. — новый политический альянс, но оформленный, как уви-
дим ниже, на иных условиях, чем договор 1326 г.; сотрудниче-
ство скреплено общерусской канонизацией ряда подвижников
церкви.
Историки склонны оценивать противоречия последней четвер-
ти XIV — середины XV в. тем, что «...различные группы церков-
ников действовали, исходя из своих интересов, которые в разное
время диктовали им поддержку либо централизаторских, либо
сепаратистских тенденций. Но, конечно, когда победа первых
стала бесспорной, церковь стала поддерживать центральную
власть» 61. Такой вывод, на наш взгляд, вновь ставит церковную
организацию в зависимость от светских политических амбиций и
лишает церковь (корпоративного феодала) собственной политиче-
ской линии. О неправомерности подобного утверждения мы гово-
рили выше. Представляется, что политическая история Северо-
Восточной Руси в XIV—XV вв. не может быть сведена только
к борьбе между Москвой и Тверью, либо между Москвой и Нов-
городом, либо к борьбе великокняжеской политики централиза-
ции с сепаратистскими проявлениями удельных князей. Картина
была сложнее. Сюда включались собственные политические ин-
тересы церкви, которые далеко не всегда вписывались в рамки
светской политики. Но для того, чтобы учесть политические тен-
денции, необходимо их определить.
Вернемся к исходному пункту наших построений — к собы-
тиям второй половины XIII в. В предыдущей главе отмечалось,
что характер политических отношений второй половины XIII в.
определялся иммунитетом церковной организации на Руси, осно-
ванным на поддержке константинопольской патриархии и союзни-
ческих отношениях с Золотой Ордой. Церковь всем авторитетом
своей идеологической организации укрепляла в русской княже-
ской среде идею «старейшинства» Орды в светских политических
отношениях, идею покорности и вассальной преданности. Не слу-
чайно в русской православной церкви с установления ордынского
ига внедрялся и всячески поддерживался обычай сначала в ек-
теньях произносить здравицу золотоордынскому хану, а затем
русским правоверным князьям. Ханские ярлыки, выдаваемые рус-
ским митрополитам, не только гарантировали неприкосновенность
церковного имущества, но и требовали соблюдения русским ду-
ховенством обязанности молиться за хана «всем чином попов-
ским», «чтобы во упокой Бога молили и молитву воздавали» 62.
Есть все основания утверждать, что эта линия светских поли-
тических отношений Руси с Ордой поддерживалась православ-
ным духовенством вплоть до начала 70-х годов XIV в. В этом
отношении показательны «поездки» русских иерархов в Орду.
В 1343—1344 гг. митрополит Феогност дважды побывал в Сарае.
108

Помимо светских целей, о которых мы писали выше, митрополит
преследовал свои интересы. Орда подтвердила иммунитет русской
церковной организации в уплату за пропаганду духовенством
политического курса вассальной зависимости русских князей.
Казалось бы, такой политический курс должен прерваться с
появлением на митрополичьей кафедре русского, великокняжес-
кого ставленника Алексея, которому, в отличие от митропо-
литов-греков, не были чужды национальные интересы. Алексей, в
миру Елевферий, был старшим сыном черниговского боярина
Федора Бяконта, который в последние годы XIII в. выехал слу-
жить московским князьям из опустошенного Чернигова. При
Юрии и Иване Даниловичах Федор Бяконт был московским на-
местником. Несколько выдающихся боярских фамилий гордились
позднее своим родством с Алексеем. В этой связи следует прис-
тальнее рассмотреть политические симпатии Алексея. Они доста-
точно определенно проявились во внутримосковских делах и в
соотношении великокняжеской и церковной власти. Л. В. Череп-
нин, рассматривая духовную грамоту Семена Ивановича 1353 г.,
обратил внимание на присутствие имени «владыки Олексея» в
перечне «старых бояр»63. Семен советует братьям не слушать
•«лихих людей», кто будет их «сваживати»64, а следовать указа-
ниям этих бояр.
Группа «старых бояр», чьи политические симпатии разделял
митрополит Алексей, старалась избегать конфликтов с Ордой,
-откупаясь от нее деньгами. Эта же политическая линия определя-
ла отношения русской церковной организации с золотоордынскими
ханами. Действия Алексея свидетельствуют, что митрополит про-
водил ее достаточно последовательно. Так, в 1357 г. ханша Тай-
дула вызвала его в Орду. В ряде летописных сообщений тор-
жественная встреча иерарха в Москве по возвращении из Орды
трактуется как исполнение пророчества о мирном сожительстве
льва (ордынского хана) и агнца (представителя русского духо-
венства): «...лев и агнець вкупе почиют»65. «Созданная, по-види-
мому, в церковных кругах, — отмечает Л. В. Черепнин, — по-
весть о поездке в Орду Алексея консервативна, ибо она культи-
вирует мысль о мирном, бесконфликтном развитии русско-ордын-
ских взаимоотношений, в основе же этой идеи лежали реальные
линии той программы московских «старых бояр», которая разде-
лялась и митрополитом Алексеем»66. Лояльность политического
курса Алексея высоко ценилась в Орде, где митрополит получил
ярлыки на церковные имущества от ханши Тайдулы и хана Бер-
дибека 67.
В 70-х годах XIV в. окрепшая великокняжеская власть повела
наступление на позиции старобоярской московской знати. В 1373 г.
в Москве умер «последний тысяцькыи» Василий Вельяминов «в
черньцех и в скиме». С его смертью должность московского ты-
сяцкого была упразднена великим князем Дмитрием Ивановичем.
Это вызвало протест со стороны сына тысяцкого Ивана Вельями-
нова и некоторых московских купцов, по своему положению уже
109

приближающихся к феодалам. Иван Вельяминов и крупный пред-
ставитель московского купечества Некомат Сурожанин, раздра-
женные политикой московской великокняжеской власти, демон-
стративно переехали в Тверь на службу к противнику Дмитрия.
Ивановича — Михаилу Александровичу 68. Действия Вельяминова
и Некомата были недвусмысленными и четко определяли прог-
рамму оппозиции: ослабление великокняжеской власти и васса-
литет Орде. Иван Вельяминов вскоре оказался в Сарае. Некомат
оттуда привозит тверскому князю Михаилу Александровичу яр-
лык на великое владимирское княжение.
Вельяминовы принадлежали к высшей знати Москвы, а их свя-
зи с митрополичьей кафедрой постоянны. Протасий Вельяминов по
распоряжению митрополита Петра наблюдал за строительством
Успенского собора69. Митрополит Алексей находился в близких
отношениях со Стефаном, братом Сергия Радонежского, а Стефан
был духовником Василия и Федора Вельяминовых. Сам Алек-
сей — из старейших московских боярских родов, бывших серьез-
ной преградой на пути великокняжеской политической программы,,
осуществление которой началось в следующем, 1374 г.
Рождение и крестины сына Дмитрия Ивановича — Юрия*
осенью 1374 г. послужили поводом для съезда русских князей в
Переяславле-Залесском. «И ту бяше князь великий Дмитрии Кон-
стантинович [ъ] Суждальскии, тесть князя великаго, и съ своею
братию и со княгинею и съ детми, и съ бояры и съ слугами; и
беаше съезд великъ в Переяславли, отъвсюду съехашася князш
и бояре» 70. Представителей церкви на совещании нет. При анали-
зе последующих действий станет ясна «повестка дня» съезда: в
1375 г. Москва вступила в «розмирье» с ордынцами; в этом же-
году был нанесен сокрушительный удар по тверской оппозиции.
Тверь признала приоритет Москвы. Русь поднялась на борьбу с
Ордой. В ожесточенной борьбе каждая сторона отвечала ударом
на удар.
1375 год. В Нижнем Новгороде разоружен отряд Сары-Аки.
1376 год. Московско-нижегородское войско выходит на Сред-
нюю Волгу и захватывает Булгар. Некоторое время бездействует
важнейшая транспортная артерия Орды.
1377 год. Орда наносит ответный удар. Ордынский «царевич»*
Арабшах неожиданно напал на русские полки, не готовые к
битве, и погнал их к реке Пьянь. Русские понесли серьезные по-
тери.
1378 год. Отряды Мамая сжигают Нижний Новгород и Пере-
яславль Рязанский. Конный отряд Бегича устремляется к Моск-
ве. Набег был остановлен русскими полками под командой Дмит-
рия Ивановича на реке Воже, где ордынская конница была наго-
лову разгромлена и обращена в бегство. Впереди — Куликовская-
битва.
В отечественной историографии практически единогласно выс-
казывается мнение, что именно политическая линия митрополита
Алексея, в которой интересы церкви были подчинены интересам'
ПО

крепнущей Москвы, обеспечила Руси победу на Куликовом поле.
В. О. Ключевский: «Митрополит Алексей шел боевым политиче-
ским путем, был преемственно главным советником трех великих
князей московских, руководил их боярской Думой, ездил в Орду
ублажать ханов, отмаливая их от злых замыслов к Руси, воин-
ствовал с недругами Москвы всеми средствами своего сана, карал
^церковным отлучением русских князей, непослушных московскому
государю, поддерживал его первенство, с неослабной энергией
■отстаивал значение Москвы как единственного церковного средо-
точия всей политически разбитой Русской земли» 71.
А. Е. Пресняков: «Вся... чрезвычайно сложная сеть отношений
ставила перед митрополитом Алексеем — главой русской церкви
м руководителем политической деятельности великих князей всея
Руси — ряд крупных и трудноразрешимых задач. Он достиг мит-
рополии как ставленник великокняжеской власти: судьба сделала
•его фактическим правителем великорусского великого княжества.
И в этой роли он опирается на свой церковный авторитет в поли-
тических делах, сливает в одно целое свою церковно-политиче<-
-скую деятельность с руководством общей политикой великого
княжества всея Руси. Отношения к византийскому патриарху, к
литовской великокняжеской власти, к местным политическим си-
лам Великороссии сливаются у Алексея в одну цельную систему,
в которой элементы московского политического строительства не-
отделимы от задач и интересов митрополичьей власти» 72.
С. В. Бахрушин: «Глава русской церкви митрополит Алексей...
личность во всех отношениях замечательная. Умный и энергич-
ный политик, тонкий дипломат, он все свои незаурядные способ-
шости посвятил созданию сильного Русского государства»73.
М. Н. Тихомиров: «Фактическим правителем государства... был
московский митрополит Алексей... Он держал в руках бразды
правления, и на первых порах молодой князь (Дмитрий Ивано-
вич. — А. X.) следовал его советам» 74. Д. С. Лихачев: «Алексей
выхлопотал в Константинополе официальное разрешение на пере-
несение митрополичьей резиденции «всея Руси» из Киева во Вла-
димир, сохранив при этом свое постоянное местопребывание в
Москве и титул «Киевский». Это было огромным успехом объеди-
нительной политики Москвы» 75.
В приведенных выше цитатах наиболее ярко сформулирована
гипотеза о значении деятельности Алексея, но практически отсут-
ствует оценка политической линии митрополита в отношениях
с Ордой.
Более развернутую характеристику дал Л. В. Черепнин: «Дей-
ствовавший до 60-х годов XIV в. весьма лояльно в отношении
ордынских ханов, получавший ярлыки (охранные грамоты) на
церковные имущества от ханши Тайдулы и хана Бердибека, мит-
рополит Алексей (как, по-видимому, и ряд московских бояр, к
среде которых он принадлежал) в обстановке ослабления Золото-
ордынского государства несколько меняет свой политический
111

курс. Уже допускается с санкции церкви неподчинение московско-
го князя Орде» 76.
Однако между «возможным» изменением политической прог-
раммы и решительными военными действиями с 1375 г. (еще при
жизни митрополита Алексея) — дистанция огромного размера.
В 1375 г. радикально изменился характер отношений с Ордой, та
линия, в проведении которой была крайне заинтересована русская
православная церковь. Прежний курс ставил церковную организа-
цию, ее земельные владения, ее имущественное положение вне
зависимости от светской княжеской власти, сохранял иммунитет
церкви.
Вероятно, санкции на решительный переход от лояльности к
войне с Ордой митрополит Алексей не давал. В этом убеждают
нас некоторые наблюдения в сочетании с персональной оценкой
окружения великого князя с начала 70-х годов XIV в., когда еди-
ная «церковно-политическая линия», по выражению А. Е. Пресня-
кова, начинает распадаться на церковную и светскую. Если до-
начала 70-х годов фигура митрополита Алексея в политических
коллизиях становления московской великокняжеской власти выс-
вечена ярким светом, то с указанной даты свет тускнеет, а сам
Алексей отодвигается в глубь политической сцены. В центре ее —
Дмитрий Иванович. Но не только он. Это время выдвижения
«фаворита» великого князя, священника Митяя. По сути дела,,
вторым человеком в государстве называет Митяя И. Б. Гре-
ков 77.
Следы постепенного забвения Алексея еще при жизни зафик-
сированы в послании новгородцев митрополиту Киприану в 1375 г.
Иерарх, выдвинутый на киевскую митрополию, решил расширить
свою епархию, включив Новгород. Киприан послал новгородскому
архиепископу патриаршие грамоты и потребовал их исполнения,
но ему было отказано. «Шли к великому князю на Москву, —
отвечали новгородцы, — и аще тя примет митрополитом на Русь,,
то ти нам еси митрополит» 78. Дополнительный материал обнару-
живается в истории битвы за митрополичий клобук, в которой
позиции Сергия Радонежского, Дионисия, Федора укреплялись,
поддержкой Алексея, его безмолвным присутствием в рядах анти-
великокняжеской оппозиции. И дело здесь не в том, что Алексея
«смущает» фигура Митяя, «ворвавшегося в мир монашества по-
добно метеору», а в коренных разночтениях Москвы и церкви
политической линии как по отношению к старым испытанным
«сотрудникам» Москвы, «старому боярству», так и во внешнепо-
литическом курсе с Ордой.
Представляется, что все события, описанные выше, дают
основания для выявления планомерного наступления великокня-
жеской администрации на позиции церкви и для определения
причин длительной (до 1446 г.) задержки канонизации Алексея.
Ликвидация привилегий крупного московского боярства, настой-
чивое стремление подчинить церковь своей власти наглядно де-
монстрируют вызревание элементов государственной централиза-
112

ции, которые начали проявляться в княжение Дмитрия Ивановича,
естественно, что реакция Алексея — боярина-митрополита вряд
ли была положительной.
В период регентства Алексея борьба велась не только за внед-
рение в русских землях политической линии московской велико-
княжеской власти, но и между светским и церковным началами
государственной жизни. В его правление проявились теократиче-
ские замашки русской митрополичьей кафедры, превратившейся в
60—70-е годы XIV в. в крупного феодала-землевладельца. Алек-
сей использовал свое влияние, чтобы организовать митрополичий,
двор, обеспечить его материально и придать ему независимость,,
соответствующую высокому положению главы русской церкви.
При нем состоялось урегулирование юридического положения мит-
рополичьих земельных владений, скрепленное специальным докон-
чаньем митрополита и великого князя79. Договор отчетливо оп-
ределил митрополичьи владения как полунезависимое вассаль-
ное княжество.
Будучи крупнейшим землевладельцем, опираясь на ордынские
связи и силу идеологического воздействия, церковь упорно внед-
рялась в государственное управление. В 70-е годы XIV в. был
открыто поставлен вопрос о том, какое направление станет опре-
деляющим в процессе русского национального возрождения: ве-
ликокняжеское или церковное. В ходе дискуссии между светской
и церковной линией о главенстве в процессе национального воз-
рождения великокняжеская власть победой 1380 г. доказала свое
первенство.
В исторической литературе утвердилось мнение об объективно-
положительной роли русской церкви в подъеме национального са-
мосознания русского народа накануне Куликовской битвы. Даже
в атеистической литературе отмечается, что «объективно положи-
тельным моментом в деятельности Сергия Радонежского явилась
поддержка им московского князя в его борьбе за первенство»
Москвы, за объединение русских земель в единое государство...
Перед битвой на Куликово поле (Сергий. — Л. X.) отправляет
двух иноков Пересвета и Ослябю»80. Легенда о «прикомандиро-
вании» к Дмитрию Ивановичу двух иноков пустила прочные кор-
ни в литературе. Если даже это событие имело место в реальной»
истории, то никаких нарушений догматов русской православной
церкви троицкий игумен'не допустил. Еще в 1148 г. новгородцы
мобилизовали на войну церковных дьяков, нареченных, но еще
не поставленных81. История знала не только непоставленных
дьячков, но и попов, погибших на поле боя. Сарайский епископ
Феогност, запросив константинопольский патриарший собор: «Если
поп на рати человека убьет, можно ли ему потом служити?» —
получил в ответ: «Не удержано есть (т. е. не запрещено. —
А. X.) святыми канонами»82. Как видим, Пересвет и Ослябя, сра-
жавшиеся на Куликовом поле против ордынцев, не были в этом
смысле исключением.
Л. В. Черепнин, подробно рассмотревший сообщения о Кули-
113

ковской битве во всех летописных версиях, замечает, что «наибо-
лее ранние варианты «Летописной повести» о борьбе русского
народа с полчищами Мамая (сохранившиеся в составе Ермолин-
ской и Львовской летописей) отличаются светским характером.
Церковно-религиозный момент присутствует в них в минимальной
^степени. Отмечается только, что, перед тем как приступить к
•сбору ратных сил, великий князь Дмитрий «шед в церковь свя-
тую Богородицю и многу молитву сотвори», а перед выступле-
нием в поход опять «помолился церкви святыя Богородица и бла-
тословися у епископа Герасима» (отметим, что при посещении
?церкви князь почтительно поклонился раке Петра, но прошел ми-
мо гроба Алексея). В своей основе рассказ свидетельствует о тра-
диционно-привычном ритуале. «Главным действующим лицом яв-
.ляется здесь (в самых ранних редакциях «Летописной повести». —
А. X.) сам московский князь с его «воями». Перед нами, — про-
должает Л. В. Черепнин, — воинская повесть, чуждая узко рели-
гиозной направленности» 83.
В «Задонщине» эпизода с участием Сергия Радонежского,
благославляющего князя Дмитрия Ивановича, нет. «Летописная
повесть» упоминает лишь о грамоте, посланной Сергием вдогонку
русской рати и врученной Дмитрию Ивановичу уже на берегах
Дона. Л. В. Черепнин, обративший внимание на это, считает, что
эпизод с посещением великим князем Сергия Радонежского силь-
но разукрашен в «Сказании о Мамаевом побоище»: «Внесение
этого эпизода в рассказ о борьбе русского народа с Мамаевой
ордой, вероятно, вызвано желанием приподнять роль Троице-Сер-
гиева монастыря как церковного центра» 84. Легендарность «Ска-
зания» отмечал М. Н. Тихомиров, считавший, что к одной из по-
добных легенд относится «рассказ о благословении Дмитрия
Донского на бой с татарами Сергием Радонежским» 85.
Характерна антиисторичность фактов, используемых «Сказа-
нием». В нем появляется Киприан, роль которого в событиях об-
ретает значение едва ли не основное, хотя сам митрополит в это
время находился в Киеве, не принятый на кафедру Дмитрием
Ивановичем. Налицо тенденциозно-политическая направленность
текста. Размышляя над побудительными мотивами «перемещения»
Киприана летом 1380 г. из Киева в Москву, Л. В. Черепнин ус-
мотрел в его появлении стремление поправить репутацию митро-
полита после его бегства из Москвы в 1382 г., когда Тохтамыш
осадил город 86.
М. Н. Тихомиров, привлекая другой эпизод «Сказания», изоб-
ражающий князя Дмитрия Ивановича в неприглядном виде (он
не только не руководил сражением, но и, по существу, даже не
участвовал в нем, покинув после ранения поле битвы и пролежав
до окончания побоища под березой), охарактеризовал эту версию
как «своего рода памфлет, направленный против великого кня-
зя». Историк справедливо считает, что автором этого памфлета
был «скорее всего митрополит Киприан, с которым враждовал
Дмитрий Донской»87. Подобной версии авторства легендарного-
114

«Сказания» придерживается И. Б. Греков, который относит вре-
мя возникновения памятника ко второй половине 90-х годов
XIV в.88
В этой связи обратим внимание на один эпизод легенды, где,,
как нам представляется, сконцентрировались весьма характерные
для митрополии идеи внешнеполитического курса. «Князь вели-
кий Дмитрий Иванович... — повествует «Сказание о Мамаевом
побоище», — пришел к преосвященному митрополиту Киприану
и сказал ему: «Знаешь ли, отец наш, предстоящую для нас беду
великую, что безбожный царь Мамай идет на нас с непрестанной
своей яростью?» Митрополит же сказал великому князю: «Скажи
мне, господин, чем ты перед ним провинился?» Князь же великий
сказал: «Тщательно я проверил, отче, что все дал ему, по обы-
чаю наших отцов, и даже больше». Митрополит же сказал: «Ви-
дишь ли, господин, попущением Божьим, ради наших согрешений
идет он захватить землю нашу, но вам, князьям православным,
подобает этих нечестивых дарами удовлетворить вчетверо»89.
Перед нами неприкрытая церковная схема отношений Руси с
Ордой: во-первых, необходимость соблюдения вассальной верно-
сти царю («...чем ты перед ним провинился»); во-вторых, указание
на традиционность подобной политической линии («по обычаю
наших отцов»); в-третьих, оправданность нашествия «попущением
Божьим»; в-четвертых, стремление откупиться от Орды («дарами
удовлетворить вчетверо»). Обратим также внимание на характе-
ристику окружения князя, высказанную Киприаном при вторич-
ном обращении к нему Дмитрия: «Ныне же окружили тебя, как
псы, многие, суетно и напрасно они стараются». Не заложен ли
в словах митрополита намек на «новое окружение», которое князь
предпочел испытанным «старым боярам»? Действия князя проти-
воречили политике церкви, которая стремилась соблюдать тради-
ционный характер отношений с Ордой. Здесь и намек на тохта-
мышеву «погибель», которая произошла по вине великого князя:
он не придерживался церковной политической линии; откупись
князь — и Москва не заплатила бы тысячами жизней.
Церковная линия, которую четко определяет Киприан, после-
довательно проводилась его предшественниками по митрополичьей
кафедре: Петр — Феогност — Алексей — Киприан. До 1374 г.
это была единая линия церковной и светской политики, которую
проводил Алексей. Но в престарелом митрополите великий князь
Дмитрий Иванович не мог найти союзника своим стремлениям
поднять знамя национально-освободительного движения. Дмитрий
знал, что благословения не последует и от верного союзника
Алексея — Сергия Радонежского, и от «параллельного» митропо-
лита Киприана. Возможно, Дмитрий Иванович нашел сторонника
политики активного противодействия Орде и даже наступления
на Орду в лице Митяя? Поэтому его кровная заинтересованность
в номинации Михаила митрополитом наталкивалась на оппози-
цию «консерваторов». Представляется, что дальнейшая политиче-
ская доктрина церковной организации подверглась незначитель-
115

•ным, но существенным в своей идеологической направленности
редакционным подновлениям, в результате которых церковь бла-
гословляет Дмитрия задним числом.
В 90-х годах XIV в., когда национально-освободительное дви-
жение стало лозунгом политических мероприятий великокняже-
ской власти, не исключено, что церковь предприняла попытку
свернуть отношения Руси с Ордой на старую проторенную дорогу
вассалитета русских князей от золотоордынских ханов. Она была
озабочена в первую очередь попыткой восстановления иммуните-
та своей организации, нарушенной решительным наступлением
Дмитрия Ивановича. Безусловно, в своей деятельности Киприан
юбосновал концепцию взаимоотношений с Ордой, опираясь на ав-
торитет Петра, Феогноста и Алексея.
«Благословение» церковными иерархами куликовского высту-
пления Руси (притом благословение и в одном, и в другом случае
легендарное) было нетипичным эпизодом, нехарактерным для про-
водимой русской митрополией союзнической линии с Ордой.
Представляется, что «кровное родство» митрополита Алексея
с церковной организацией было весомее его крестничества (Алек-
сей был крестником Ивана Даниловича Калиты) с великокняже-
ской политикой. Политическая доктрина церковных иерархов
определялась не национальной принадлежностью, а неизменной
приверженностью церковно-политической концепции к постепен-
ному переводу Руси с дороги светской власти на рельсы теокра-
тического развития. Стремление Москвы к объединению русских
земель в целом способствовало скорейшей реализации «програм-
мы максимума» русской церкви. И до тех пор, пока великокняже-
ская политика соответствовала долгосрочным целенаправленным
задачам церкви, она была обеспечена поддержкой высшего духо-
венства. Как только московские великие князья возглавили про-
цесс национального возрождения, церковь из союзника преврати-
лась в препятствие. Однако социально-экономическое, политиче-
ское и национальное строительство Руси XIV — первой половины
XV в. настолько пропиталось духом Москвы, что церковь не смог-
ла перехватить у светской власти рычаги государственного управ-
ления. Союзническая политика церкви с начала и до 70-х годов
XIV в. обернулась против ее планов.
Идея московского теократизма не была исключительным яв-
лением на Руси. Подобный процесс мы отмечали в политических
устремлениях новгородских церковных иерархов. Тем более она
не была исключением в политической истории христианства во-
обще. Теократизм отмечает политическую доктрину и правосла-
вия, и католицизма. Корни этого явления в идеях христиан-
ства.
Предпринимая попытку осмыслить политическую историю
русской церкви в рассматриваемый период, мы испытываем чув-
ство определенной «поверхностности» историографической концеп-
ции в оценке прогрессивности либо регрессивности того или иного
факта, того или иного явления. Представляется, что историки
116

оперируют только (либо главным образом) видимой стороной
гигантского айсберга политической доктрины церковной организа-
ции, в то время как основная, подводная часть скрыта от их
взглядов. В событиях XIV — первой половины XV в. раскрывают-
ся тайные пружины церковной доктрины. И это естественно в ус-
ловиях политических бурь, катаклизмов. Такой бурей были со-
бытия начала 70-х годов XIV в. и 40-х годов XV в., когда во
взаимоотношениях светской и церковной власти обнаружились
негативные стороны.
Предлагаемая здесь линия развития московско-церковных от-
ношений накануне Куликовской битвы противоречит высказанной
Г М. Прохоровым гипотезе о расстановке и характере противо-
борствующих сил. Некоторые критические замечания мы выска-
зали ранее, однако фундаментальный характер исследования,
проведенного Г М. Прохоровым, требует серьезной аргументации.
Автор справедливо определяет общую историческую важность
событий переломного XIV века, когда политической и идеологи-
ческой борьбе вокруг русской митрополии придается громадное
значение и в истории России, и в истории Восточной Европы.
Г М. Прохоров логично подходит к решению проблемы в сово-
купности оценки внутриполитической и внешнеполитической обс-
тановки, однако, как нам представляется, исходит из неверной
предпосылки, согласно которой русская церковная организация
чуть ли не насильно заставляет княжескую власть выступить
против Орды. Тем самым, по Г. М. Прохорову, выходит, что на-
циональное возрождение Руси было церковным возрождением.
Думается, что ни предшествующая история Руси, ни события
Куликовской эпохи, ни послекуликовское время не дают нам по-
вода усомниться в том, что народно-патриотическое движение
•против Орды было в первую очередь поддержано именно госу-
дарственной властью.
Г. М. Прохоров, обосновывая свою гипотезу, выдвигает ряд
логических построений и аргументов, которые могут быть сгруп-
пированы следующим образом. Во-первых, Византия, испытывав-
шая с середины XIV в. все более усиливающееся давление турок,
оценив размеры турецкой угрозы, пыталась организовать анти-
турецкий союз православных государств и обратила свое внима-
ние на Московскую Русь. Суть политической линии «состояла в
ориентации не на тогдашнее дробное политическое состояние Ру-
си, когда страна была поделена между мусульманами-татарами,
языческой Литвой и католической Польшей, а на некое идеаль-
ное прошлое, когда Русь была едина. Разумеется, это была ори-
ентация и на желанное будущее. Проявлялась она в церковной
политике» 90. Лозунгом этой борьбы явилось сохранение единства
русской митрополии.
Однако турецкое давление на Византию обнаружилось не в
70-е годы XIV в. «По крайней мере, в 1354 г. турки сделали твер-
дый шаг из уже захваченной ими Малой Азии через Дарданеллы
в Европу». Это было сделано тогда, когда вопрос о разделении
117

митрополии в Москве не поднимался. Более того, назначением в*
1355 г. литовского митрополита Романа, противника и конкурента
митрополита Алексея, восстановлением в 1375 г. киевской митро-
полии патриархия продемонстрировала склонность к разделению»
кафедры на два отделения. Кроме того, сохранение церковного'
единства не гарантировало участия раздробленной Руси в «осво-
бодительной миссии» на Балканах (как этого не было и до 70-х
годов XIV в.). В то же время сам Г М. Прохоров склоняется к
тому, что патриархия, оценивая соотношение СЕетской и церков-
ной власти, придерживалась такой модели общественного устрой-
ства: политическая раздробленность^ но единая церковная власть.
Существование подобной модели, по мнению автора, гарантиро-
вало поместные церкви от подчинения князьям, государям91.
Наблюдение автора представляется существенным и в принципе-
объясняет стремление патриархии сохранить целостность епархии.
Борьба же с мусульманской Турцией неизбежно сталкивала Русь.
с мусульманской Ордой, где исход борьбы не был тарантирован,
но даже победа Москвы так подрывала силы Руси, что ни о ка-
кой борьбе с турками не могло быть и речи.
Вторая позиция Г. М. Прохорова исходит из того, что церков-
ная группировка (Алексей, Киприан, Сергий Радонежский, Федор
Симоновский, Дионисий Суздальский) была «партией войны», а
княжеская оппозиция (Дмитрий Иванович с союзными князьями,
Митяй) — «партией мира», компромисса с Ордой. Политические
симпатии большинства оппонентов князя были обрисованы выше.
Наиболее подробно Г. М. Прохоров останавливается на противо-
поставлении Дионисий — Митяй. Антиордынские акции Диони-
сия, по Г М. Прохорову, следующие: во-первых, при разоружении,
в Нижнем Новгороде Сарайка выстрелил в Дионисия; во-вторых,,
наличие в составе Лаврентьевской рукописи редакторской правки-
последних страниц. Автор считает, что правка свидетельствует о
патриотических настроениях редактора, в котором он «склонен-
видеть самого Дионисия».
Однако и первое, и второе — логический домысел, а не реаль-
ный факт. Сам Г М. Прохоров признает возможную случайность
выстрела Сарайки: «На этот вопрос не смог бы уверенно отве-
тить даже очевидец событий». Склонность исследователя видеть
в почерке «смельчака-непрофессионала» Лаврентьевской рукописи
руку Дионисия — тоже проявление авторской симпатии.
Я. С. Лурье аргументированно возразил, связав выявленную коди-
кологическим анализом замену листов при изготовлении рукопи-
си с обычными описками, допущенными при копировании, что
потребовало срочной перебелки отдельных текстов 92.
И. Б. Греков убедительно продемонстрировал, что проордын-
скую ориентацию Дионисия подтверждает «сам путь следования
Дионисия в Царьград — через Суздаль, Нижний Новгород, далее
на судах но Волге к Сараю, потом, видимо, в Крым, Черное море,.
Константинополь» 93. Саранский маршрут Дионисия вполне логи-
чен, если вспомнить, что после 1378 т. суздальско-нижнегородские
118

жнязья занимают позицию нейтралитета по отношению к Орде.
Г. М. Прохоров возражает: «Может быть Дионисий бежал, из-
менив внешность» 94.
Проордынскую политику великокняжеского ставленника Ми-
хаила-Митяя Г М. Прохоров тоже ищет на маршруте в Констан-
тинополь, когда Митяй попадает в Сарай. Однако, в отличие от
.Дионисия, путь Митяя не предусматривал визита в Сарай. Ми-
тяева процессия двигалась в обход Сарая. Если, по мнению ав-
тора, «пройти Орду незамеченными послы вряд ли рассчитыва-
ли», то непонятно их движение в обход Сарая. Дионисий сам
устремился в Сарай, а Митяй «ят бысть Мамаем».
Ордынские симпатии Митяя, по Г. М. Прохорову, подтверж-
даются текстам ярлыка, «выданного номинальным ханом Тюля-
ком». Автор считает, что выдачей ярлыка «Мамай попробовал
дипломатическим путем восстановить подчинение себе Руси». При
этом доказательством Г М. Прохорову служит не то, что напи-
сано в ярлыке, но «более важно то, что не написано в ярлыке, что
подразумевается им: всю Русь, за исключением церкви, которая
во главе с митрополитом Михаилом обязуется молиться за нас,
мы, Тюляк и Мамай, в соответствии с прежними высокочтимыми
законами, облагаем податями «татарским улусным и ратным
княжем, и волостным самым дорогам, и князем, и писцем, и та-
можеником, и мимохожим послом, и саколыником, и пардусником,
я буроложником, и заставщиком, и лодейщиком, или кто на каково
дело не пойдет» (всем им^ этот ярлык предписывал не делать
поборов лишь с церкви)»95. Но суть заключается в том, что в
•ярлыке это не записано, а ценность авторской реконструкции тек-
ста сомнительна.
Г М. Прохоров отмечает политическую изощренность Митяя.
В этом случае мы не можем не согласиться с П. П. Соколовым,
который считал, что ярлык «не представляет ничего особенного.
Он только доказывает подлинность прежних ярлыков и объяс-
няет, зачем был остановлен Михаил и какими средствами он по-
лучил свободу» 96. Ведь Митяй прекрасно ориентировался в поли-
тических намерениях Дмитрия Ивановича, знал, что столкновение
неизбежно, а после него ярлык превращался в пустую фикцию и
в случае победы, и в случае поражения: любой исход диктовал
пересмотр системы отношений Москвы с Ордой. Более сущест-
венно наблюдение И. Б. Грекова, устанавливающее прямую зави-
симость смерти Митяя с традиционной для Орды практикой уст-
ранения неугодных ей политических деятелей 97.
Есть все основания считать, что в событиях 70-х годов XIV в.
определилось политическое направление деятельности русской
митрополии: сохранение государственной раздробленности Руси,
признание вассальной зависимости от Орды, требование невме-
шательства великокняжеской администрации в церковные вопро-
сы, подчинение константинопольской патриархии как высшей
апелляционной инстанции в столкновениях со светской властью.
План Дмитрия Донского, нацеленный на создание собственной
119

московской митрополии, был перечеркнут русскими иерархами..
Великокняжеский план создавал реальную угрозу совпадения!
церковно-административной границы с государственной и неиз-
бежного подчинения «богова» дела «кесареву».
В послекуликовское время церковная организация, вероятно^
подвергла переосмыслению всю историю своего участия в полити-
ческих баталиях Руси XIV в., в ходе которого обнаружилось несо-
ответствие политических устремлений Москвы и церкви. Высшая-
церковная иерархия 'позволила себе дать отрицательную оценку
характеру взаимоотношений с великокняжеской властью и, опи-
раясь на рычаг идеологического воздействия, предприняла по-
пытку повернуть историю политического развития страны. Веро-
ятно, ставка делалась на поддержание определенного равновесия-
элементов централизации с элементами сепаратизма. Особенно-
ярко это проявилось в условиях феодальной войны второй чет-
верти XV в. Равновесие позиций резко повышало шансы церков-
ной организации как высшего апелляционного органа для свет-
ской власти. Однако кризисное состояние Руси внесло определен-
ные коррективы в характер церковно-политического развития.
Церковь была вынуждена вновь ограничить свой аппетит: даль-
нейшие планы требовали сохранения достигнутого -привилегиро-
ванного положения.
А. Е. Пресняков, оценивая политическую роль митрополита
Алексея в 60-е годы XIV в., нашел уместным сравнить соотноше-
ние светской и церковной власти, установленное им, с политикой
патриарха Филарета, который в 20-е годы XVII в. соединил в
своих руках прерогативы верховной светской и церковной влас-
ти 98. К сожалению, историк не развил и хронологически не рас-
ширил сравнение, представляющееся нам весьма плодотворным.
Своей деятельностью Филарет подготовил почву для новой тео-
кратической попытки церкви в событиях середины XVII в., когда
светская администрация искала опору у патриарха. Тогда прояви-
лось стремление Никона подменить царя, затмить своей патри-
аршей властью царскую власть, выявились папистские тенденции:
и теократизм иерарха.
Никоновская политика была обречена на провал самим ходом
исторического развития страны. Россия устремилась в новый пе-
риод своей истории, когда приоритет светской власти был уже
определяющим в политике страны. Никоновский рецидив в сере-
дине XVII в. подтверждает наличие теократических тенденций
церковной доктрины. Патриарх выражал не только собственное-
стремление, но опирался в своих действиях на определенные кру-
ги русских церковных и светских феодалов.
Сознавая всю гипотетичность подобной ретроспективы, мы
должны признать не только внешнее, но и внутреннее сходство^
событий середины XVII в. и политических условий 70-х годов
XIV в. Если так, то не был ли Сергий Радонежский тем полити-
ческим деятелем, который с благословения митрополита Алексея
должен был повести русскую церковь к победе над светской
120

властью, к установлению на Руси теократизма? Вероятно, это
обнаружил великий князь Дмитрий Иванович, предпринявший ре-
шительные меры к пресечению подобных попыток.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОМПРОМИСС
ВЕЛИКОКНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ
И МИТРОПОЛИИ В 1447 г.
ПРЕВРАЩЕНИЕ МОСКВЫ В ОБЩЕРУССКИЙ
КУЛЬТОВЫЙ ЦЕНТР
Если политический альянс Москвы и церкви в первой четверти
.XIV в. был ©креплен канонизацией митрополита Петра, то согла-
шение 40-х годов XV в. тоже было подтверждено канонизацион-
1ным мероприятием. Победа Василия II Васильевича Темного бы-
ла одновременно победой 'Идеологического курса церкви в ходе
борьбы с талицкими князьями.
Любопытно, что канонизация подвижников русской церкви
второй половины XIV в. — митрополита Алексея и Сергия Радо-
нежского — произошла лишь спустя соответственно 70 и 56 лет
после их смерти. Факт примечательный. Ведь именно на 70-е годы
XIV в. (перед смертью Алексея) — 40-е годы XV в. (перед кано-
низацией Алексея и Сергия) приходятся наиболее напряженные
отношения церкви с великокняжеской администрацией, опреде-
ляемые различным подходом к внутренним и внешним пробле-
мам страны. В этом состоянии великокняжеская администрация
препятствовала канонизационным актам, боясь безмерного повы-
шения авторитета церкви. Тем самым великокняжеское прави-
тельство выражало свое отношение к политическому курсу Алек-
сея и Сергия Радонежского. Одновременно в церковных кругах
шел пересмотр исторического наследия. Отрицательное отношение
к этому наследию так же вылилось в то, что канонизационные де-
ла иерархов были задержаны в церковном архиве. В конце 40-х
годов XV в. обе стороны, светская и церковная, нашли возмож-
ным реализовать канонизацию митрополита Алексея и Сергия Ра-
донежского,— событие немаловажное в дальнейшем развитии
общерусской канонизационной политики.
Во-первых, церковь признала возможным в сложившейся исто-
рической обстановке положительно оценить соглашение церкви с
■Москвой, наиболее яркими выразителями которого были Алексей
и Сергий. Тем самым был взят временный курс на партнерство с
великокняжеской политикой. Во-вторых, великокняжеская адми-
нистрация, получив в конце 1447 г. мощную идеологическую и
материальную поддержку церкви, пошла на утверждение кано-
низации Алексея и Сергия, хотя поведение троицкой братии было
памятно для Василия Темного. Великому князю необходимо было
перехватить инициативу у князей галицкой ветви, традиционно
союзничавших с Троицким монастырем. Канонизация Сергия
способствовала укреплению связей великого князя с влиятельным
монастырем и его «филиалами». В-третьих, дальнейшее формиро-
вание общерусского пантеона шло не только за счет собственно'
121

московских подвижников церкви. В общерусские святцы было*
внесено имя Кирилла Белозерского, чей монастырь финансировал
поход Василия Васильевича в 1447 г. Примечательно, что Кирилл,
«выпускник» Симонова монастыря, получил канонизацию значи-
тельно раньше своих маститых учителей — Алексея и Сергия:
игумен Белозерского монастыря умер в 1427 г. Его включение в-
канонизанионные списки было обусловлено не подвигами свято-
го, а мошной монастыря, из которой был кредитован Василий'
Васильевич. Долг требовал полноценной оплаты.
Весьма вероятно, что одновременно был включен в состав ка-
нонизированных общерусских святых Дмитрий Прилуцкий, осно-
ватель Спасо-Прилуцкого монастыря, находившегося вблизи Во-
логды — удельной столицы Василия II Васильевича в 1446 г.
Установление монастырского почитания игумена вполне допусти-
мо после смерти Дмитрия, т. е. с 1392 г." Не исключено, что
монастырь принял участие в финансировании похода Василия1
Темного. Кроме того, «заступничеством» Дмитрия была объяснена
неудачная осада Вологды войсками Дмитрия Юрьевича Шемяки,
когда он попытался в 1448 г. походами на Север сколотить новый
союз, направленный против Москвы. Неудачи под Устюгом и Во-
логдой и последовавшая вскоре смерть князя в Новгороде покон-
чили с реализацией его новых замыслов. «Правомерность» кано-
низации игумена была подтверждена записями о «чудесах» при?
его гробе, сделанными задним числом. Таким образом, москов-
ский пантеон святых превращался в полном смысле слова в об-
щерусский.
И наконец, в-четвертых, инициатором канонизационных меро-
приятий 1447—1448 гг., вероятно, был митрополит Иона. Приме-
чательно, что Макарий именно в житии этого святителя (заслуги1
Ионы были отмечены почитанием через 11 лет после его смерти?
в 1472 г.)100 передал весь состав общерусского пантеона так, как
он сформировался к 1547 г. Наиболее вероятно, что канонизация
Алексея, Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского и Дмитрия
Прилуцкого была решена либо даже утверждена на соборе рус-
ской церкви в 1447 г., где была принята анафема Дмитрию Юрь-
евичу Шемяке. Отсутствие каких-либо указаний о наличии кано-
низационного вопроса в повестке дня собора может быть объяс-
нено плохой организацией канонизационного делопроизводства
того времени. Собор 1447 г. был, возможно1, первым канониза-
ционным процессом, проведенным ровно за сто лет до макарьев-
ского собора 1547 г. Кстати, юбилейная дата примечательна. Ко-
нечно, в истории случаются и более странные совпадения. Однако
полностью исключить предумышленность «совпадения» мы не
можем. Вспомним в связи с этим, как торжественно отмечался
юбилей борисоглебского пантеона, приуроченный к столетию
«подвига» святых.
Выразителен строго избирательный принцип канонизации,,
который подтверждает ее политический характер. В список свя-
тых не были включены высшие иерархи русской церкви после-
122

жуликовской поры, антимосковская политическая ориентация
которых, либо открытая (Кдприан), либо скрытая (Фотий), рас-
смотрена выше. Более того, соборной канонизации упомянутых
•святителей не последовало и в позднейшей истории церкви. Мит-
рополит Киприан был упомянут между другими русскими святы-
ми единственный раз в месяцеслове 1487 г. из Троице-Сергиевой
лавры 101. Факт, заслуживающий внимания: митрополит Киприан
получил «реабилитацию» в обители своего друга и союзника по
•борьбе с Дмитрием Донским — троицкого игумена Сергия Радо-
нежского. Земные дела иерархов определяли, по мысли троицкой
братии, их совместное небесное бытие.
Еще более странно положение митрополита Фотия. Е. Е. Го-
лу бинский фиксирует имя святителя тоже единственный раз в
месяцеслове церковного устава, написанного в первой половине
XVI в., где оно помещено среди реальных подвижников русской
церкви и сказочно-легендарных персонажей местного муромского
пантеона: князя Константина (Ярослава) Святославича с сы-
новьями Михаилом и Федором, князя Петра и его жены Февро-
нии. Произвольность внесения имен в местные святцы неодшжрат-
но отмечалась историками русской церкви. Поэтому нет смысла
гадать о причинах включения в источник первой половины XVI в.
митрополита Фотия. Более важным представляется отсутствие
соборной канонизации Киприана и Фотия 102.
Не менее примечательна «месть» церковников герою Куликов-
ской битвы великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому —
ему не была учреждена; канонизация. Е. Е. Голубинский поме-
щает имя князя в «Список усопших, на самом деле не почитае-
мых, но имена которых внесены в каталоги святых» 103. В то же
время церковь озаботилась установлением местного почитания
Пересвету и Ослябе — воинам-инокам, участвовавшим в Кули-
ковском сражении и погребенным в Москве у Симоновской церк-
ви Рождества Богородицы 104, поставив, таким образом, монахов
рангом выше, чем организатора и руководителя разгрома ма-
маевой орды. Дело «низведения» Дмитрия Донского о героиче-
ского пьедестала, начатое митрополитом Киприаном в памфле-
тах-легендах «Сказания о Мамаевом побоище», было «достойно»
завершено.
Таким образом, формирование и развитие московского обще-
русского пантеона святых было обусловлено логикой политической
жизни, характером отношений между Москвой и церковью.
НОВЫЕ ОБРАЩЕНИЯ К ДРЕВНИМ КУЛЬТАМ
С событиями 1447 г. мы прямым образом связываем новое
обращение к борисоглебскому культу, рецидив которого имел
место в 1380 г., но об этом ниже. В целом культ верности вас-
салов-князей «старейшему» в роду не был в особом почете у
московской династии, которая на генеалогическом древе занимала
ветвь ниже тверских князей и некоторых других удельных кня-
123

жеских династий. Примечательно, что если во второй половине
XIII в. на Северо-Востоке Руси наблюдалась очередная вспышка
культа Бориса и Глеба (восстановление старых престолов, раз-
рушенных батыевым нашествием, строительство новых церквей,
обязательное включение их имен в состав княжеских житий), то
в Москве первый престол появился только в 1448 г. Под этим
годом имеется летописное сообщение об «обедне» великого князя
Василия II Васильевича Темного. Выше отмечалось, что соборное
определение в адрес Дмитрия Юрьевича Шемяки сравнивает
галичского князя со Святополком Окаянным: Шемяка подобно
киевскому князю задумал «извести» семью великого князя, осле-
пив Василия Васильевича, покушаясь на жизнь его сыновей.
Вероятно, это определило новый интерес к «страстотерпцам», чья
память теперь освящала страдания великого московского князя,
ослепленного руками «окаянного» двоюродного брата. В Москве
возводится престол святых князей, существование которого долж-
но напоминать о преступлении Шемяки.
Обращение к другой ипостаси Бориса и Глеба — святых вои-
нов-князей — зафиксировано в повествованиях Куликовского
цикла. В Никоновской летописи содержится рассказ о «чудесных
знамениях» перед битвой, предсказавших ее исход. Их свидете-
лями были Дмитрий Боброк Волынец и «некий ;мужи» — Фома
Кацыбей с Семеном Антоновым. Одно из «знамений» — избиение
ордынского полка святыми Борисом и Глебом.
С теми же событиями связано обращение к культу Александра
Ярославича Невского. Победа на Дону ставила князя Дмитрия
Ивановича на героический пьедестал, верхнюю ступень которого
занимал его пращур — великий Невский. Культ Александра Ярос-
лавича традиционно поддерживался в московской великокняже-
ской династии. Так, князь Иван Иванович в своем духовном за-
вещании специально оговаривает передачу сыну Дмитрию иконы
«святый Александр» — патрона семьи 105. В 1380 г. обнародовано
«видение» инока-пономаря Рождественского монастыря во Влади-
мире, где был погребен Александр Ярославич. Согласно словам
«очевидца», «чудо» случилось в одну из ночей перед Куликовской
битвой. Примитивизм «видения», с некоторыми новациями, вос-
ходит к «чудесам» у гроба Леонтия Ростовского. Пономарь, зано-
чевавший на паперти церкви, увидел, что сами собой зажглись
свечи в соборе и два старца вышли из алтаря. Подойдя к могиле
князя, они воззвали: «Встань, Александр, и поспеши на помощь
правнуку твоему, великому князю Дмитрию, одолеваемому ино-
племенниками». Александр Ярославич тотчас поднялся из гроба,,
и вскоре все трое стали невидимыми. Монашеская братия, усерд-
но помолившись, решила раскопать могилу князя, где было об-
наружено нетленное тело, перенесенное в раку поверх земли 106.
Обращением к памяти великого прадеда возвышался весь род
московской княжеской династии. Политическая осмысленность
канонизационного акта 1381 г. безусловна. Она способствовала
подъему национального авторитета Москвы.
124

Куликовская битва стимулировала обращение к героике киев-
ского эпоса, укрепляла генетическую связь Московской Руси с
эпохой Древнерусского государства. Характерно появление в*
памятниках Куликовского цикла образа великого князя Владими-
ра Святославича. Напоминание о киевском князе как общем пред-
ке служило делу единения русских князей. В «Задонщине» Дмит-
рий обращается к сподвижникам: «Братия и князи руския, гнездо
еомя великого князя Владимира Киевского» 107. По мнению-
Д. С. Лихачева, «юнязь Владимир в этот период... стал представи-
телем всего русского народа».108.
Таким образом, при формировании общерусского церковного
пантеона великокняжеская власть не только проводила новые ка-
нонизационные мероприятия, но и использовала древние культы,,
приспособив их к современным условиям.
РОСТОВСКИЕ ПОДВИЖНИКИ
МОСКОВСКОГО ПАНТЕОНА
Особое место в московском пантеоне занимают ростовские-
подвижники Севера. Здесь перед нами любопытное смешение
деятелей одной (ростовской) епархии, канонизированных другой/
(московской) кафедрой. К ним относим Кирилла Белозерского,,
Дмитрия Прилуцкого, Стефана Пермского, позднее Герасима, Пи-
тирима и Иону Пермских, Ферапонта и Мартиниана Белозерских,
Авраамия Чухломского и других, менее известных православных
миссионеров XIV—XVI вв. Отмеченное смешение, вероятно, может
быть объяснено двумя немаловажными причинами: традиционны-
ми связями ростовской кафедры с московским княжеским домом
и характером политической миссии ростовских подвижников на
русском Севере.
Необходимо отметить, что Ростов менее других среднерусских-
городов пострадал при батыевом нашествии. Здесь даже во вто-
рой половине XIII в. ведется небольшое каменное строительство,,
поддерживаются летописные традиции. История Ростова XIII в.
малоизвестна, но, судя по всему, очень своеобразна. На протяже-
нии всей второй половины столетия город, благодаря компромис-
сной политике его князей по отношению к Орде, ни разу не был
разрушен или разорен. Постепенно Ростов превратился в опорный:
пункт ордынской торговли и влияния в Верхневолжье. Ростовский
князь Глеб Василькович, сын Василька Константиновича, заму-
ченного в Ширенском лесу, женился в Орде. В Ростове посе-
ляется выехавший из Орды опальный племянник хана Берке, при-
нявший православие и получивший имя Петра (позднее канони-
зированный русской православной церковью), здесь хоронят умер-
ших на Руси знатных татарок.
Вероятно, соглашательская политика ростовских князей, санк-
ционированная духовенством, способствовала их союзу с Алек-
сандром Ярославичем Невским, который прибегал к их посредни-
честву в установлении и закреплении связей с Ордой. Так, с Бо-
125

рисом Васильковичем великий князь посылает дары Улавичу, ор-
дынскому временщику при хане Берке. А. Е. Пресняков скло-
няется к тому, что Александр Невский нашел опору своей поли-
тике в ростовской епископии. Великий князь играл первую роль
в делах ростовской кафедры: по его совету архимандрит Игнатий
был назначен в помощь престарелому епископу Кириллу, после
смерти епископа Игнатий стал его преемником на кафедре 109.
Ростовские князья и в дальнейшем придерживаются откровен-
ной проордынской ориентации. Так, Дмитрий Борисович, его брат
Константин, их племянник белозерский князь Михаил Глебович
вместе с Федором Ростиславичем, князем ярославским и смолен-
ским, составили в 1293 г. княжескую коалицию, направленную
против Дмитрия Александровича, в пользу его брата Андреяи0.
Традиционные ордынские симпатии ростовского княжеского
дома и епископии привели их в XIV в. к союзу с Москвой, с мит-
рополичьей кафедрой. Заинтересованность Москвы в подобном
союзе определяется тем обстоятельством, что в XIII—XIV вв.
ростовские князья заводят новые владения на севере по Ваге, Се-
верной Двине, Суде, Андоге, в Белозерье, бассейне Шексны и Мо-
логи, в районе Кубенского озера. Эти «низовские» владения рос-
товской семьи вклиниваются в земли Великого Новгорода и об-
легчают начинающуюся борьбу Москвы с Новгородом за Заво-
лоцкие земли, за северный путь в Подвинье. Еще в 1324 г. князь
Юрий Данилович совершает поход на Устюг. При Калите осваи-
ваются земли на Печоре. На протяжении XIV столетия на север
из центра страны устремляется монастырская колонизация, и
возникает сеть обителей, связанных с Ростовом и Москвой. В во-
логодских и устюжских землях появляются села московских бояр.
В XIV в. Заволочье становится ареной ожесточенной борьбы
между Москвой и Новгородом. «За окрестности Вологды и за
берега Сухоны шла глухая постоянная борьба между новгород-
ской и низовской властью, новгородской и ростовской церковью,
новгородским и суздальским населением. С большим трудом и
длительными усилиями южные «приходцы» пробились на Сухону
и отодвинули новгородскую границу с водораздела Кострома —
Сухона на водораздел Сухона — Вага...»111 В конце XIV в. Во-
логда и Устюг Великий прочно закреплены за Москвой 112. Рос-
товская церковь последовательно и постоянно поддерживала по-
литические интересы Москвы в Заволочье. Укреплению экономи-
ческой базы и политических позиций московских князей на Севере
должны были способствовать и меры идеологического воздейст-
вия на местное население церковных «пропагандистов» Москвы и
Ростова.
Наиболее ярко миссионерская деятельность на Севере прояви-
лась в действиях пермского епископа Стефана, который уже с
конца 70-х годов XIV в. действовал в Пермской земле как послан-
ник московской митрополичьей кафедры. Миссию Стефана благо-
словил митрополит Алексей. Общеизвестно, что Стефан создал
яермскую азбуку, при помощи которой среди местного населения
126

распространялась богослужебная литература. Уроженец Велико-
го Устюга, воспитанник ростовской кафедры, полномочный пред-
ставитель московских интересов в Пермской земле, Стефан Храп
стал первосвятителем воссозданной в 1383 г. пермской епархии ш.
Акт сам по себе выразительный. Юридически пермская террито-
рия входила в земли Великого Новгорода. Следовательно, духов-
ным пастырем Пермской земли был новгородский архиепископ.
Организация пермской кафедры вырывала население из-под цер-
ковной опеки Новгорода. Тем самым подготавливался переход.
Пермской земли под московское государственное управление. От-
метим, что организация кафедры московским митрополитом была
проведена с санкции великого князя именно в момент наиболее-
напряженных новгородско-московских отношений, в условиях
подготовки похода Донского на Новгород.
«Деятельность Стефана, содействовавшая включению Перм-
ской земли в состав единого централизованного государства,
конечно, имела известное прогрессивное значение. Но в то же
время он выступал как представитель московского правительства,
установление власти которого в Пермской земле сопровождалось
укреплением аппарата принуждения, усиления эксплуатации»114.
Так как деятельность Стефана протекала в массе языческого на-
селения, то протест народа против новых форм идеологического,
политического и феодального закабаления принимал форму борь-
бы за сохранение старых языческих культов. В житии Стефана
говорится о неоднократных попытках пермяков убить церковно-
великокняжеского посланника: «...и прямо лучными стрелами
своими стреляти его жадахоу, и тако прочее смерти его предатю
хотяхоу»115. Когда Стефан стал сокрушать языческих идолов, то
они «яко зверие дивнии устремишася нань, единаче с дреколием,
дроузии же от них мнози похващахоу топоры об одну страну
остры в руках их, объступиша же его отвсюду...» Против москов-
ского проповедника выступила часть населения страны, которую-
возглавляли волхвы. Они, по словам жития, отстаивали «веру
свою» и «пошлина Пермьскиа земли». Агитационные лозунги вол-
хвов пропагандировали в Пермской земле идею сохранения обще-
ственного строя, ими же и возглавляемого. Характерна в этом от-
ношении аргументация наиболее опасного соперника Стефана»
волхва Пама, который советовал не слушать Стефана, «иже ново-
пришедшаго из Москвы», доказывал, что от Москвы нельзя
ждать «добра»: «...не оттуду ли нам тяжести быша, и дани тяж-
кия, и насильства, и тивуни, и довотщици, и приставници?» И6.
Такова была социальная обстановка, в которой происходила-
борьба Москвы за освоение земель в бассейне Вычегды. Включив
в сферу своего влияния Устюг, московская великокняжеская
администрация усиливает давление на Новгород в стремлении:
овладеть Двинской землей. Держать в своих руках торговые пут»
на север было важно для московского правительства еще и пото-
му, что оттуда шла значительная дань.
Отметим, что создание пермской епархии почти совпадает по*
127

времени с обострением новгородско-московских противоречий.
В 1383 г. сын Дмитрия Донского Василий Дмитриевич поехал в
Орду и повез туда большую денежную сумму («прия царь
8000 серебра»117). После этого ордынскими властями была объяв-
лена чрезвычайная «дань великая тяжкая по всему княжению ве-
ликому, всякому без отдатка, с всякие деревни по полтине». Нов-
город должен был уплатить хану «черный бор»118. Сбор налога
вызвал сопротивление населения. Дмитрий Донской предпринял
в 1386 г. большой поход на Новгород.
Город готовился к отпору. Был сожжен ряд пригородных мо-
настырей, которые могли бы послужить опорными пунктами для
войск Донского при предполагавшейся осаде. Боярство, однако,
сочло за лучшее откупиться от московского князя. Посольство,
возглавляемое владыкой Алексеем, заключило с Дмитрием мир
«по старине» и выплатило великому князю 8000 рублей в качестве
компенсации за грабежи ушкуйников и недоимок по выплате
«черного бора»119. Вероятно, тогда же новгородский владыка со-
гласился с потерей Перми.
Характерно, что в том же 1386 г. в Новгород явился епископ
Стефан Пермский, которому новгородский владыка поручил со-
ставить «Поучение», обличающее ересь стригольников. Обращение
архиепископа Алексея к Стефану было вызвано тем, что пермский
епископ прославился своей миссионерской деятельностью. Но
вряд ли можно думать, что Стефан, давний сторонник Москвы,
прибыл в Новгород только по приглашению софийского владыки.
Не исключено, что его приезд имел непосредственную связь с по-
водом Дмитрия Донского на Новгородскую землю. Вероятно,
сложное социально-политическое положение в Новгороде накану-
не похода требовало привлечения опытного сотрудника (каковым
и был Стефан) для выработки дальнейших мероприятий по за-
креплению московских приобретений на Севере. События середи-
ны 80-х годов XIV в. получили свое продолжение в новгородско-
московской войне за Двинские земли, когда в 1397 г. двинские
бояре перешли под власть московского великого князя. Таким об-
разом, московский миссионер в Пермской земле не только обес-
печивал безопасность восточного фланга Москвы в войне с Новго-
родом, не только способствовал скорейшему включению богатого
района в состав московских владений, но и подготовил взрыв из-
нутри в самих новгородских владениях.
Всей своей деятельностью Стефан Пермский совершенно не-
двусмысленно продемонстрировал свои промосковские симпатии.
Так, в 1390 г. он участвует в тверском заседании церковного
суда, возглавляемого митрополитом Киприаном. Решением выс-
шей церковной судебной инстанции за подписью Стефана был
.низложен тверской епископ Евфимий Вислень, а на его место
введен протодьякон митрополита Киприана — Арсений. Деятель-
ность Стефана Пермского служит примером сотрудничества мос-
ковской великокняжеской власти с церковными кругами.
Казалось бы, ндш вывод противоречит прежде высказанной
128

гипотезе об упорной борьбе светской и церковной организаций уп-
равления в XIV в. за приоритет в политике национального воз-
рождения на Руси. Однако политический процесс протекал в
сложной исторической обстановке. Церковь через своих миссионе-
ров, безусловно, содействовала укреплению московского велико-
княжеского авторитета, но в конечном итоге поднимала авторитет
московской церковной организации. В ряде случаев, касавшихся
частных вопросов, церковь и великий князь находили возможным
идти на компромисс.
Привлекает внимание и то обстоятельство, что канонизация
верного «сотрудника» московского правительства происходит
сравнительно поздно. Стефан Пермский скончался в 1396 г. и был
погребен в Москве в Спасском монастыре. Митрополит Киприан
«озаботился» составлением жития пермского миссионера почти
сразу же после его смерти. Создание «агиобиографии» пермского
святителя было поручено Епифанию Премудрому120. Однако имя
Стефана Пермского в перечне русских святых появляется только
в последней четверти XV в. Значительный разрыв между литера-
турной- подготовкой и реальным проведением канонизации можно
объяснить только тем обстоятельством, что при всех заслугах
Стефана Пермского перед великокняжеским московским столом
его взаимоотношения с митрополитом делали невозможной санк-
цию светских властей на канонизацию.
Аналогии деятельности Стефана Пермского мы, безусловно,
обнаруживаем не только в «подвигах» его преемников по святи-
тельской кафедре — Герасима, Питирима и Ионы, но и в дейст-
виях монашеской братии, возглавляемой Кириллом, Ферапонтом
и Мартинианом Белозерскими, Авраамием Чухломским и другими
многочисленными подвижниками русского Севера, положившими
далекие земли к ногам Москвы.
* ПСРЛ, т. V, с. 207.
2 Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. II, 1-я половина. М., 1900,
с. 50—144.
3 См.: Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государст-
ва в XIV—XV веках. Очерки социально-экономической и политической истории.
М., 1960, с. 468—472; Будовниц И. У. Отражение политической борьбы Москвы
и Твери в тверском и московском летописании XIV в. — ТОДРЛ, т. XII. М.—Л.,
1956, с. 83—86; Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. Историко-текстоло-
■гическое исследование. М., 1974.
4 ПСРЛ, т. XV, с. 412—414.
5 Там же, с. 414—415.
6 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 475.
7 Покровский М. Н. Избранные произведения, кн. I, т. 1—2. М., 1966,
■с. 221.
8 ПСРЛ, т. VIII, с. 171.
9 Там же, с. 172.
10 Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси, т. II. XIII—XV столе-
тия. М., 1962, с. 152.
11 См.: Кучкин В. Л. «Сказание о смерти митрополита Петра». — ТОДРЛ,
т. XVIII. М—Л., 1962, с. 59—79.
12 ПСРЛ, т. XXV, с. 169—170.
13 Там же, с. 170.
.5 Хорошев А. С.
129

14 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви.
Изд. 2-е. М., 1903, с. 382.
15 См.: Любавский М. К. Образование основной государственной террито-
рии великорусской народности. Заселение и объединение центра. Л., 1929„
с. 17—30.
16 ПСРЛ, т. XXV, с. 184.
17 ПСРЛ, т. XI, с. 10; т. XXV, с. 184.
18 См.: Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 559.
19 АИ, т. I, № 40, с. 76.
20 ПСРЛ, т. XXIII, с. 153.
21 См.: Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 803.
22 ПСРЛ, т. XXIII, с. 153.
23 Прохоров Г М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской
битвы. Л., 1978, с. 51.
24 ПСРЛ, т. XI, с. 35.
25 Там же.
26 Соколов Пл. Русский архиерей из Византии. Киев, 1913, с. 441.
27 ПСРЛ, т. XXI, ч. 2, с. 363.
28 Цит. по: «Рассказ о Алексее митрополите и повесть о Митяе-Михаиле». —
В кн.: Прохоров Г. М. Указ. соч. Приложение III, с. 219 (далее — Повесть о
Митяе).
29 Послание Ки-приана. — РИБ, т. VI. Прилрж. Анализ посланий см.: Дмит-
риев Л. А. Роль и значение, митрополита Киприана в истории древнерусской ли-
тературы. (К русско-болгарским литературным связям XIV—XV вв.). — ТОДРЛ„
т. XIX. М— Л., 1963.
30 ПСРЛ, т. XV, ч. 1, стб. 137; т. XXV, с. 197.
31 См.: Прохоров Г. М. Указ. соч., с. 82—91.
32 Повесть о Митяе, с. 223.
33 Там же.
34 РИБ, т. VI. Прилож., № 33.
35 ПСРЛ, т. XV, ч. 1, стб. 142—143; т. XXV, с. 199.
36 См.: Прохоров Г М. Указ. соч., с. 101—107.
37 ПСРЛ, т. XV, с. 442; т. XXV, с. 210.
38 Голубинский Е. Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им
Троицкая лавра. М., 1909, с. 66.
39 ПСРЛ, т. XXV, с. 210.
40 Прохоров Г. М. Указ. соч., с. 137.
41 См.: Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 629—647.
42 Прохоров Г. М. Указ. соч., с. 124.
43 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 647.
44 НПЛ, с. 390.
45 См.: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Очерки по
истории XIII—XV столетий. Пг., 1918, с. 369.
46 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 746.
47 ПСРЛ, т. XXV, с. 246.
48 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 747.
49 ПСРЛ, т. XII, с. 9.
«50 См.: Сахаров А. М. Церковь и образование Русского централизованного
государства. — Вопросы истории, 1966, № 1.
" ПСРЛ, т. XXV, с. 259.
52 Церковь в истории России (IX в. — 1917 г.). Критические очерки. М.„
1967, с. 69.
53 Зубов В. П. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб (к вопросу о редак-
циях «Жития Сергия Радонежского»). — ТОДРЛ, т. IX. М.—Л., 1953, с. 156V
54 ПСРЛ, т. XXV, с. 264.
55 ПСРЛ. т. XV, с. 492; т. XX, с. 260.
58 ПСРЛ, т. XXV, с. 267.
57 ПСРЛ, т. XX, с. 260; т. XVIII, с. 200.
58 ПСРЛ, т. XXIII, с. 153; т. XX, с. 260.
59 ПСРЛ, т. XX, с. 260.
80 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 802.
130

81 Крывелев И. А. История религий, т. I. M., 1975, с. 337.
62 Приселков М. Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг., 1916..
63 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 550.
64 ДДГ, № 3, с. 14.
65 ПСРЛ, т. IX, с. 33.
66 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 551.
67 ПСРЛ, т. XX, с. 188—189.
68 ПСРЛ, т. XV, ч. 1, стб. 108.
69 ПСРЛ, т. XI, с. 31.
70 ПСРЛ, т. XV, ч. 1, стб. 107; т. XX, с. 195.
71 Ключевский В. О. Очерки и речи. М., 1913, с. 205.
72 Пресняков А. Е. Указ. соч., с. 293.
73 Бахрушин С. В. Дмитрий Донской. Ташкент, 1942, с. 14.
74 Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с татаро-монгольскими завое>-
вателями. Дмитрий Донской. М., 1944, с. 5.
75 Лихачев Д. С. Культура Руси эпохи образования Русского националь-
ного государства (конец XIV — начало XVI в.). М., 1946, с. 25.
76 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 556.
77 См.: Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже
XIV—XV вв.). М., 1975, с. 116.
78 ПСРЛ, т. XXV, с. 193.
79 ААЭ, т. I, № 9.
80 Белов А. В. Правда о православных святых. М., 1968, с. 96—98. Позднее,
однако, автор отказался от подобной оценки Сергия Радонежского (см.: Бе-
лов А. В. Святые без нимбов. М., 1983, с. 168—182).
81 ПСРЛ, т. II, с. 370.
82 РИБ, VI, с. 138 и прим. 9. Р. Г. Скрынников, рассматривая эпизод «при-
командирования» Александра Пересвета и Андрея Осляби, обоснованно доказы-
вает легендарность церковной версии (см.: Скрынников Р. Г. Куликовская бит-
ва. Проблемы изучения. — В кн.: Куликовская битва в истории и культуре на-
шей Родины. (Материалы юбилейной научной конференции). М., Изд-во Моск.
ун-та, 1983, с. 59).
83 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 606.
84 Там же. Подобной точки зрения придерживается Р. Г. Скрынников, вы*
сказавший дополнительные свидетельства троицкого происхождения «Сказания»
(см.: Скрынников Р. Г. Указ. соч., с. 59—62).
85 Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 г. — В кн.: Повести о Кули-
ковской битве. М., 1959, с. 346. Примечательно, что «Житие Сергия Радонежско-
го» более «скромно» оценивает роль троицкого игумена: Сергий здесь советует
князю идти к ордынцам с «правдою и . покорением якож пошлина твоа држит
покорятися ордынскому царю должно», рекомендует искать пути к миру с Ор-
дой «по старине». (Цит. по: Тихонравов Н. Древние Жития Сергия Радонеж-
ского. М., 1892, с. 137).
86 См.: Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 621.
87 Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 года, с. 370—372.
88 Греков И. Б. О первоначальном варианте «Сказания о Мамаевом побои-
ще». — Советское славяноведение, 1970, № 6, с. 31.
89 Цит. по кн.: За землю Русскую. Памятники литературы Древней Руси
XI—XV веков. М., 1981, с. 295.
90 Прохоров Г. М. Указ. соч., с. 16.
91 См.: там же, с. 46.
92 См.: Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976, с. 28—32^
55—56, 97—99.
93 Треков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды..., с. 117, 119i.
94 Прохоров Г. М. Указ. соч., с. 81.
95 Там же, с. 84—85.
96 Соколов Пл. Указ. соч., с. 498, прим. 1.
97 Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды..., с. 119.
98 См.: Пресняков А. Е. Указ. соч., с. 293.
99 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 73.
100 См.: там же, с. 79.
5*
131

101 См.: там же, с. 84.
102 См.: там же, с. 84—85, 191, 420 и прим. на с. 559—560.
103 Там же, с. 353.
104 Там же, с. 315. Погребение иноков в Симоновском монастыре не соот-
ветствует версии об их «откомандировании» из Троицкой обители. В этом слу-
чае чернецы должны быть погребены в своем монастыре.
105 ДДГ, № 4, с. 16.
106 Макарий [Булгаков]. История русской церкви, т. IV, книга 1. Спб.,
1886, с. 258.
107 Повести о Куликовской битве, с. 30. ^
108 Лихачев Д. С. Русская культура и сражение на Куликовом поле. —
Звезда, 1980, № 9, с. 8.
Ю9 ПСРЛ, т. I, с. 451—452; см. также: Борисов Н. С. Русская архитекту-
ра и монголо-татарское иго (1238—1300). — Вестн. Моск. ун-та. Сер. История,
1976, № 6.
110 ПСРЛ, т. XXIII, с. 91.
111 Платонов С. Ф. Прошлое русского Севера. Пг., 1923, с. 25—28.
112 Очерки истории СССР, т. II. М., 1953, с. 107, 108, 141.
113 ПСРЛ, т. VIII, с. 49.
114 Черепнин Л. В. Указ. соч., с. 693.
115 Памятники старинной русской литературы, вып. четвертый. Спб., 1862,
с. 131, 132, 134.
"• Там же, с. 138.
*" ПСРЛ, т. IV, с. 90.
"8 ПСРЛ, т. XXIII, с. 130.
119 НПЛ, с. 380.
«го История русской литературы X—XVII веков, с. 217—219.
Мк

^^ssgsgggggsssgggsgsfo^
IV. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ
И ЦЕРКОВНЫЙ СЕПАРАТИЗМ.
РАСШИРЕНИЕ МЕСТНЫХ
СРЕДНЕВЕКОВЫХ ПАНТЕОНОВ
(середина XV — начало XVI в.)
Создание московского, общенационального по своему характе-
ру культового пантеона в середине XV в. не только знаменовало
определенную веху в истории русской канонизации, но и явилось
сигналом к интенсивному использованию политической канониза-
ции на местах. С 40-х годов XV в. в русских землях разворачи-
вается бурная канонизационная деятельность отдельных епархий.
При этом, если во второй половине XIII — начале XIV в. канони-
зационные акты были единичным явлением, если каждая епархия,
княжеский центр обзаводились одним-двумя святыми, то во вто-
рой половине XV в. идет процесс бурного количественного попол-
нения местных пантеонов. В их состав включаются сразу несколь-
ко подвижников церкви.
Местные пантеоны не были стандартными. Их вариации раз-
нообразны и определялись несколькими факторами, среди кото-
рых первое место принадлежит политической истории земли. Не-
которые из этих пантеонов были древними по своему происхожде-
нию (например, новгородский) и включали в свой состав ряд
архаичных персонажей. Другие (например, тверской или ярос-
лавский) сформировались в новейшее (применительно к средне-
вековой истории) время. Однако во всех случаях набор святых
был обусловлен политическими мотивами. Наиболее резкой поли-
тической направленностью отличались тверской и новгородский
пантеоны, сепаратистская тенденциозность которых отвечала ха-
рактеру противодействия этих земель процессу политического
объединения и централизации, возглавляемому Москвой.
Не менее примечательны и характерны другие пантеоны—■
ростовский, ярославский. Даже псковский пантеон также имел
четкую сепаратистскую программу, хотя пропаганда его культов
была направлена не против Москвы, а против Новгородской фео-
дальной республики.
Этот процесс лихорадочного строительства местных культовых
центров весьма выразителен. Их формирование происходит в тот
исторический момент, когда московское правительство повело ре-
шительное наступление на русские земли, еще сохранявшие госу-
дарственную самостоятельность. Победа великокняжеской власти
в феодальной войне второй четверти XV в. позволила московской
133

администрации перейти к завершающему этапу объединительного
процесса и началу государственно-политической централизации:
ликвидации самостоятельности последних крупных феодальных
центров на Руси — Тверского, Ярославского, Ростовского и Ря-
занского княжеств, Новгородской и Псковской феодальных рес-
публик. Хронологически создание либо расширение местных
пантеонов совпадает с периодом инкорпорации земель в состав
•единого Русского государства. Местные центры, словно бы раз-
уверившись в реальности военного сопротивления, стремились ог-
радить свои земли щитом «небесных защитников». Однако это бы-
ла попытка с негодными средствами.
Совершенно иное демонстрирует Москва. После собора 1447 г.
она почти не прибегает к новым канонизационным мероприятиям.
Ее политическая борьба осуществлялась реальными средствами.
ТВЕРЬ
Крупнейшим соперником Москвы в великорусском центре
было Тверское княжество, для политической истории которого
характерны и головокружительные взлеты, и стремительные па-
дения.
В 1247 г. оформляется самостоятельное Тверское княжество.
Его возглавляли владимирские князья. Первым тверским князем
был сын Ярослава Всеволодовича — Ярослав, которому наследо-
вали сыновья Святослав и Михаил. Между 1247 и 1285 г. была
организована самостоятельная тверская епископия *.
Князь Ярослав Ярославич, получив великое княжение, стре-
мился усилить Тверь и сделал неудачную попытку укрепить свои
позиции в Новгороде. Так же безрезультатны в этом направле-
нии были действия князя Михаила Ярославича, пытавшегося до-
казать авторитарность прав «великого князя всея Руси». Кратко-
временное усиление Тверского княжества в первой четверти
XIV в. вызвало тревогу в Орде. Тверь превращалась в угрозу
ордынскому господству на Руси. Вызванный в Орду, Михаил Яро-
славич был казнен, а тверское духовенство незамедлительно воз-
вело князя, погибшего в результате политической интриги Моск-
вы, в ранг святых патронов города.
Восстание 1327 г. в Твери сыграло важную роль в русско-ор-
дынских отношениях, изменив систему властвования на Руси.
Разгром города карательной экспедицией ослабил Тверское кня-
жество и усилил позиции Москвы. С этого времени доминирует
реакционная ориентация тверской династии на Литовское кня-
жество.
Поход московских ратей в 1375 г. и новый разгром Твери
сильно подорвали авторитет местных князей: Тверь признала
правомерность претензий московского князя на руководство обще-
русской политикой2. Но самостоятельность Тверского княжества
не была ликвидирована. В конце XIV — начале XV в. здесь про-
должался процесс усиления княжеской власти. Объединение
134

Тверского княжества, ликвидация его уделов обеспечили ему
кратковременный подъем при князе Борисе Александровиче. Од-
нако судьба тверской независимости была предрешена. Тверь не
могла равняться с возросшей силой и авторитетом Москвы. За-
жатое между Московским княжеством и Литовским государством,
усилившим наступление на Русь, Тверское княжество вело двой-
ственную политику и шло к своему закату. Именно в середине
XV в., в период нового кратковременного расцвета, в Твери уси-
ливается канонизационная практика. Прежде всего тверская цер-
ковь обратилась к памяти князя Михаила Ярославича, павшего
в результате политической интриги московского князя Юрия Да-
ниловича. «Повесть» о кончине князя в Орде в 1318 г., состав-
ленная, по-видимому, очевидцем, подверглась в середине XV в.
литературной обработке, превратившей полусветскую «повесть» в
житие святого3. В то же время создавалась литературная почва
для церковного прославления других героев феодальной Твери.
Следы этой подготовительной работы обнаруживаются при обра-
щении к «Предисловию летописца княжения тферскаго благовер-
ныхъ великих князей тферьскыхъ»4, где дан панегирик Александ-
ру Михайловичу и Михаилу Александровичу, т. е. князьям твер-
ской династии, которые наряду с Михаилом Ярославичем явля-
лись наиболее непримиримыми противниками Москвы.
Пространным, восторженным повествованиям о жизни н дея-
тельности Александра Михайловича и Михаила Александровича
резко противопоставлены лаконичные записи о тех князьях (Кон-
стантине Михайловиче и Василии Михайловиче), чья политиче-
ская деятельность была ориентирована на союз с Москвой. Имен-
но Константин и Василий неоднократно апеллировали к москов-
ской великокняжеской власти в намерении сломить сопротивле-
ние удельных тверских княжеств. Примечательно также, что с
периодом княжений Александра Михайловича и Михаила Алек-
сандровича были связаны не только военные конфликты с Моск-
вой за приоритет в политике национального возрождения Северо-
Восточной Руси; их объединяли союзнические отношения с Ли-
товским государством. Так, Александр Михайлович после разгро-
ма Твери в 1327 г. Ордой укрылся первоначально в Пскове, а
после угрозы церковной епитимьи города, которую недвусмыслен-
но продемонстрировал митрополит Феогност, вынужден был бе-
жать в Литовское княжество. В 1368 г., когда князь Михаил
Александрович Тверской избежал ловушки, расставленной ему в
Москве митрополитом Алексеем и великим князем Дмитрием
Ивановичем, он также обратился за содействием к литовскому
князю, который помог ему вернуться в Тверь.
Политическая характеристика обоих претендентов на канони-
зацию (Александра Михайловича и Михаила Александровича)
дает нам определенное основание для выявления времени подго-
товки официального акта провозглашения новых святых. Едва ли
это было возможно до 1459 г., т. е. до поставления в тверские
-епископы Моисея. С именем этого святителя был связан достаточ-
135

но решительный поворот тверской епархии в сторону Литовского
княжества, что в целом соответствовало политической ориентации
князя Бориса Александровича. Так, Моисей отказался от участия
в соборе русских иерархов, осудивших литовского митрополита
Григория. За этим официальным отказом можно обнаружить чис-
то политический шаг в стремлении достичь автокефалии от мос-
ковской митрополии. Наше предположение подтверждает то об-
стоятельство, что тверская епархия была камнем преткновения
между московской и литовской кафедрами, а также то, что в
1461 г. при хиротонии преемника Моисея на тверской кафедре
Геннадия Кожина новый владыка вынужден дать присягу на вер-
ность московскому митрополиту. Епископ обязуется во всем
«иметь своим отцом и наставником» московского первосвятителя5.
Однако, присягнув на верность московскому иерарху, тверской
владыка на деле стремился ограничить отношения с митропо-
личьей кафедрой, отказавшись от поездок в Москву в 1465 и
1473 гг. Безусловно, пролитовские симпатии тверского иерарха не
были выражены так явно, как у Моисея, но сомневаться в их на-
личии не приходится.
Обращаясь к истории тверской епископии, заметим, что поло-
жение иерархов было очень неустойчивым и подвержено полити-
ческим колебаниям внутри княжества. Тверской владыка испыты-
вал определенное давление не только со стороны московской и
литовской митрополий, но и от собственной княжеской админист-
рации. Достаточно отметить, что из 12 иерархов Твери периода ее
самостоятельности 3 были вынуждены досрочно оставить кафед-
ру. В 1315 г. Андрей, выступив против митрополита Петра, по-
платился должностью. Федор II в 1360 г. ушел на покой в Отрочь
монастырь, прожив еще семь лет и сохранив политический авто-
ритет, о чем свидетельствует его участие при переводе монастыря
в княжескую ктиторею специальной грамотой, которая была вы-
дана по слову «со отцы своими с владыкою Федором, с влады-
кою Василием»6. Мы не исключаем демонстративность ухода Фе-
дора II с кафедры в результате столкновения митрополита Алек-
сея и его соперника митрополита Романа, который, согласно из-
вестию Рогожского летописца, был «сынъ боярина Тферьскаго»7.
В 1386 г. лишился кафедры епископ Евфимий. Он был постав-
лен тверским иерархом митрополитом Алексеем в 1373 г. Через
два года после московского разгрома Твери владыка склонил
тверского князя Михаила Александровича к мирным переговорам
с Москвой на условиях, почетных для великого князя Дмит-
рия Ивановича. Московский ставленник на тверской кафедре не-
прерывно враждовал с князем, и в конце концов Михаил Алек-
сандрович потребовал от владыки убраться с кафедры: «Не вос-
хоте его князь великий, и изыде Еуфимей владыка в мо-
настырь» 8.
Михаил Александрович заручился поддержкой митрополита
Киприана, которого князь знал еще по 1382 г., когда митрополит
пережидал в Твери нашествие Тохтамыша. В 1390 г. Киприан»
136

укрепившись на московском престоле, провел решительную реор-
ганизацию церковного аппарата, сместив ряд иерархов; Против
Евфимия было возбуждено церковное дело, рассмотренное «по»
правилам святыхъ отецъ». Опального владыку «извергоша», и
«дасть митрополитъ епископа граду Тфери Арсениа, своего про-
тодьякона» 9.
Арсений уцелел на кафедре до своей смерти в 1409 г. Более'
того, он оказался единственным кандидатом на канонизацию из
состава тверских иерархов. В 1483 г., накануне включения Твери*
в состав Русского государства, в Желтковом монастыре были
проведены «освидетельствование» мощей и местная канонизация^
Арсения. Примечательно, что канонизационная манифестация
была санкционирована не местным князем, а личным распоряже-
нием московского великого князя Ивана Васильевича. Не исклю-
чено, что акт 1483 г. являлся идеологической обработкой тверско-
го населения перед ликвидацией самостоятельности Тверского"
княжества.
Вообще, рассматривая канонизационную практику тверской'
епархии, должно обратить внимание на определенную недооценку
в Твери политической канонизации. В этом, как и во многом дру-
гом, сказывалось характерное различие между Тверью и Москвой.
Московская великокняжеская администрация использовала ма-
лейший повод для подъема своего авторитета, направляя полити-
ческие акции против врагов объединения и централизации. Мало-
численный тверской пантеон, куда кроме Михаила Ярославича'
вошли только Александр Михайлович и Михаил Александрович,
да московский ставленник Арсений, ни по масштабам, ни по зна-
чению (всем им установлено только местное почитание), ни ш>
политической характеристике не мог составить конкуренцию мо-
сковскому пантеону. Конечно, при этом необходимо учитывать-
определенное противодействие митрополичьей кафедры, которая,
«создав» московских святых, ревниво оберегала свой приоритет в-
общерусском пантеоне.
В отличие от Твери Новгородская феодальная республика*
более целеустремленно проводила свою политическую линию,.,
используя немалые возможности канонизации.
НОВГОРОД
Канонизационные мероприятия софийской кафедры занимали'
особое место в обосновании политической концепции Новгорода в
условиях непрерывного и всевозрастающего противостояния его-
Москве. Вторая половина XIV в. насыщена антимосковскими на-
строениями новгородского боярства. В XV в. они усилились, до-
стигнув остроты новгородско-московской войны. Политический'
смысл столкновения был выражен достаточно четко: «Зависеть от
митрополита значило зависеть от Москвы» — так оценивал нов-
городско-московские церковные отношения конца XIV—XV в-л,
С. М. Соловьев 10.
137

Особое значение приобретает деятельность святительской ка-
федры в обосновании идеологических концепций новгородского
боярства, начавшаяся после проведения реформы государственно-
го управления феодальной республики 1416—1423 гг., когда
«власть над Новгородом, сосредоточенная первоначально в руках
немногих избранных бояр, теперь дробилась»11. Институт посад-
ничества превращается в общебоярский орган — Совет господ, что
делало излишними традиционные вечевые порядки.
Боярская олигархия и владыка, захватив всю полноту государ-
ственной власти в свои руки, превращают вечевой Новгород в
«Великий Новъград». Участие церковников в этой метаморфозе
очевидно. Впервые новое титулование Новгорода употребляется в
.летописном сообщении о «розмирье» Москвы с новгородцами, в
ходе дискуссии о митрополичьем суде: «Взяша розмирье князь
великыи Василии Дмитриевич с великым Новымградом про гра-
моту, что записал великыи Новъград грамоту к митрополиту не
зватися на Москву»12. Вероятно, подобный формуляр возник при
составлении грамоты об отказе от митрополичьего суда. После
1392 г. новая терминология постоянно употребляется в государст-
венных актах, а вскоре находит свое отражение в сфрагистиче-
ских материалах13.
Внедрение титулатуры «Великий Новгород» — несомненный
политический акт, в результате которого Новгородская феодаль-
ная республика ставится на одну ступень иерархической лестницы
• с московским князем. Дальнейшая история нововведения просле-
живается в актах 50-х годов XV столетия, когда возникает еще
более пышное титулование — «Господин государь Великий Нов-
город» 14.
Следующим немаловажным шагом новгородской церкви, пре-
следовавшим как государственные, так и идеологические цели, яв-
ляется хиротония нареченного на архиепископию владыки Евфи-
мия II Вяжищского киевским митрополитом Герасимом. Евфи-
мий, избранный владыкой в ноябре 1428 г. и пробывший в тече-
ние шести лет священноиноком, в 1434 г. отправляется в Смо-
ленск, где получает поставление на архиепископию от Герасима —
главы незадолго до этого образованной киевской митрополии15.
Закономерность поступка Евфимия в свете последующих дейст-
вий владыки представляется бесспорной 16. Евфимий наиболее яр-
ко выразил стремления новгородского боярства, созданию идео-
логической концепции которого он посвятил всю свою жизнь. Во
всех областях культурной жизни Новгорода всесильный владыка
стремился противопоставить Новгород Москве.
Архитектура, летописание, литература, живопись Новгорода
30—50-х годов XV в. проникнуты стремлением- вернуться к «ста-
рой основе». Историки летописания отмечают-, что на протяжении
этого периода в Новгороде было создано три крупных летописных
свода и около пяти мелких редакций последних17. Эта работа ве-
лась при дворе новгородского владыки, под его пристальным на-
блюдением. Деятельная забота Евфимия II объясняется стремле-
188

нием архиепископа дать новгородскую историческую концепцию
в противовес великокняжеской, нашедшей место в московских
летописных сводах первой четверти XV в. Стержнем евфимиев-
ских построений являлась идеализация исторического прошлого
Новгорода, выдаваемого владыкой за центр общерусской исто-
рии. Однако, даже включая известия различных областей Русско-
го государства, новгородские летописные своды 30—50-х годов
XV в. оставались летописями местными, узко новгородскими18.
Характерно также пробоярское отношение к городским волнениям
и к черному люду — «голодникам», «ябедникам». Впрочем, тен-
денциозность была присуща не только новгородскому летописа-
нию: «Летопись предназначалась в первую очередь не для потом-
ков, а для современников, и летописные своды использовались в
политической борьбе»19. Новгородское летописание официально
выступало от лица новгородской олигархической верхушки и от-
ражало идеологические концепции феодальной аристократии. Ин-
тенсивная работа по составлению громадных летописных сводов
XV в., проходившая во владычном дворе, возродила интерес к
старине, создала возможность выделения основных этапов поли-
тической истории Новгорода.
В это время широкий размах приняла канонизация новгород-
ских подвижников. Новгородские святцы пополняются целым
сонмом новых святых, среди которых важнейшее место было от-
ведено новгородским святителям. Канонизация еафимиевского
времени несла четко выраженную политическую окраску, освещая
тот период в истории города, когда новгородцы стали «вольны в
князьях», независимы от политических коллизий вокруг велико-
княжеского стола. Канонизация лишний раз подчеркивала анти-
московские настроения верхушки боярства. На это указывают
самые первые ее шаги, связанные с воскрешением в памяти нов-
городцев предания глубокой старины — «Чуда иконы Богоро-
дицы».
В 1439 т. в приделе Иоанна Предтечи Софийского собора упав-
ший сверху камень пробил «велию скважину», в которой откры-
лась гробница с нетленными мощами неизвестного святителя.
Сообщили Евфимию, который осмотрел гробницу и мощи. Из-за
отсутствия каких-либо данных о погребенном владыка обратился
«за помощью» к всевышнему с просьбой: «Да явит имя, кто есть».
Ночью к Евфимию «явился» архиепископ Илья (Иоанн), который
сообщил о принадлежности вскрытых мощей ему и повелел
праздновать свою память каждое 4 октября, что и было выпол-
нено владыкой20.
Имя святого, стоявшего на охране города, моментально об-
растает легендами и сказаниями, еще более упрочившими его по-
ложение в галерее русских святых. Вероятно, вскоре после кано-
низации было написано первое «Житие Иоанна», возможным со-
ставителем которого был Пахомий Логофет21. Основа жития —
пересказ «Повести о победе новгородцев над суздальцами», рас-
цвеченный дополнительными легендарными сообщениями «нелож-
139

ных» свидетелей, получившими литературную обработку в эпоху
падения Новгорода, при второй редакции жития.
Однако культ Ильи освящал только один значительный эпизод
в истории Новгорода. А боярству необходимо было поднять на*
щит все то в прошлом, что оно ставило примером в своей не-
устанной борьбе с московским князем. Это послужило причиной
канонизации целого ряда святителей. Новая идея была рождена1
благодаря «видению пономаря Аарона», в котором «преждеото-
шедшие» новгородские святители заставили вновь вспомнить о
них. Обратимся к «Повести», помещенной в летописном своде
под 1439 г.22 Пономарь Аарон, заночевавший внутри Софии, «не
во сне, а на яву» увидел, что прежние архипастыри Новгорода,
«вошед преждними дверьми», остановились около иконы Корсун-
ской Божьей Матери и молились за Новгород. Наутро, извещен-
ный о чудесном видении самим «очевидцем», Евфимий отслужил
литургию и панихиду по своим святым предшественникам, погре-
бенным в Софийском соборе, а вскоре установил им регулярное
почитание на 10 февраля23.
Политическая подоплека этого акта станет ясной при обраще-
нии к спискам святых. Черниговский архиепископ Филарет под
10 февраля помещает следующих новгородских святых, местная
канонизация которым была установлена в 1439 г.: Иоаким, Лука,
Герман, Аркадий, Гавриил, Мартирий, Антоний, Василий и Си-
меон 24.
Е. Е. Голубинский дает перечень новгородских святых местно-
го почитания, канонизированных в период между собором 1549 г.
и учреждением Синода: Иоаким, Лука, Герман, Аркадий, Григо-
рий, Мартирий, Антоний, Василий, Симеон, Геннадий, Пимен25.
Канонизация после 1549 г. свидетельствует только об официаль-
ном признании святых, т. е. «торжественно и соборно подтвердила
местные празднования»26. За более чем столетний период между
установлением местного празднования и официальным причисле-
нием святителей к лику святых в список были включены имена
поздних владык: Геннадия, умершего в 1505 г., и Пимена, низло-
женного с кафедры в 1570 г., не имевших никакого отношения
к перечню святых 1439 г. В остальном списки Филарета и
Е. Е. Голубинского совпадают поименно.
Перечень новгородских святителей, погребенных в Софийском
соборе до Евфимия II и как будто попадавших под его канони-
зацию, значительно обширнее списка владык, почитавшихся в
Новгороде 10 февраля. Исследователь новгородской церкви Ма-
карий опубликовал следующий перечень новгородских архипасты-
рей, покоящихся в Софии: Никита, Иоанн, Иоаким эт, Лука, Арка-
дий, Григорий, Мартирий, Антоний, Василий, Симеон, Митрофан,
Спиридон, Далмат, Климент, Давид28 (здесь указаны имена свя-
тителей доевфимиевского времени). Имена от Никиты до Симео-
на включительно названы в списке Макария святыми, причем по-
читание Аркадия и праздник Иоанну (Илье), как указывалось
выше, были установлены ранее.
140

Для более четкого выделения имен новгородских святителей,
включенных в «евфимиевский список» святых, и неканонизирован-
«ых архипастырей составим сводную таблицу, состоящую из
летописного перечня доевфимиевских владык, святителей, погре-
бенных в Софийском соборе, и новгородских святых, помещенных
под 10 февраля (реконструированный «евфимиевский список»).
Новгородские владыки
Иоаким Корсунянин (989—1030)
£фрем (1030—1035)
Лука Жидята (1035—1059)
Стефан (1060—1068)
-Федор (1069—1078)
Герман (1078—1096)
Никита (1096—1107)
Иоанн Попьян (1108—1130)
Нифонт (1131—1156)
Аркадий (1156—1163)
Илья (Иоанн) (1163—1186)
Гавриил (Григорий) (1186—1193)
Мартирий Рушанин (1193^-1199)
Митрофан (1200—1210, 1220—1223)
Антоний (1210—1220, 1226—1228, 1229)
Арсений (1223—1226, 1228—1229)
Спиридон (1229—1249)
Далмат (1249—1273)
Климент (1274—1299)
Феоктист (1300—1308)
Давид (1308—1325)
Моисей (1325—1330, 1352—1359)
Василий Калика (1331—1352)
Алексей (1359—1388)
Иоанн (1388—1415)
Симеон (1415—1421)
Феодосии (1421—1424)
Евфимий I (1424—1428)
Святители, погребен-
ные в Софийском
соборе
Иоаким
Лука
Никита
Аркадий
Иоанн
Григорий
Мартирий
Митрофан
Антоний
Спиридои
Далмат
Климент
Давид
Василий
Симеон;
«Евфимиевский» список
канонизированных
святых
Иоаким
Лука
Герман
Аркадий
Гавриил
Мартирий
Антоний
Василий
Симеон
Не попала в «евфимиевский список» группа святителей, по-
гребенных в Софийском соборе: Спиридон, Далмат, Климент,
Давид. Эти владыки, сменяя друг друга, занимали архиепископ-
скую кафедру в период с 1229 (дата избрания Спиридона) по
1325 г. (год смерти Давида). Несколько нарушает список восьми-
летнее пребывание на кафедре Феоктиста, погребенного в Благо-
вещенском монастыре29. Вероятно, причины невключения этих
архипастырей следует искать в характеристике истории Новгоро-
да того времени, на которое приходилась их святительская дея-
тельность.
В период с середины XIII в. до первой четверти XIV в. была
до некоторой степени ущемлена вольность Новгорода в князьях.
Новгородский княжеский стол фактически находился в зависи-
мости от исхода борьбы за великокняжеский ярлык, проходившей
в далеком Сарае. Авторитет князя, поколебленный в результате
141

новгородских событий XII — начала XIII в., благодаря деятель-
ности Александра Невского и Ярослава Ярославича вновь воз-
растает.
Пересмотр новгородской политики в середине XV в. перед
лицом усиливающихся притязаний Москвы на роль общерусского
центра и стремление великокняжеской администрации в связи с
этим влиять на решения веча привели, вероятно, к переоценке
новгородской дипломатии предшествующего столетия. Свидетель-
ством критического отношения к восточной ориентации в новго-
родской политике служит отсутствие владык этого периода в
числе канонизированных святителей. Очевидность гипотезы под-
тверждается наличием в списке неканонизированных владык име-
ни архиепископа Митрофана, явного суздальского ставленника,
возведенного на новгородскую кафедру Всеволодом в 1200 г. ^
В этой связи отметим, что его предшественник Мартирий и на-
следник Антоний, погребенные также в Софийском соборе, фигу-
рируют в «евфимиевском списке». О непопулярности владык рас-
сматриваемого времени (30-е годы XIII—30-е годы XIV в.) сви-
детельствует замена архиепископа Давыда в «Повести о новго-
родском посаднике Щиле» на Илью (Иоанна), с которым «Сказа-
ние» связывает постройку монастыря31.
Включение епископа Германа в список святых, погребенных в
Софийском соборе, ошибочно. Летопись четко указывает на его»
захоронение в Киеве32. Это казус евфимиевской канонизации.
В списке новгородских владык, удостоенных Евфимием титула
святых, просматривается характерная политическая направлен-
ность: архипастыри политики сближения новгородского боярства
с северо-восточными князьями не отвечали сепаратистским
устремлениям софийской кафедры в середине XV в. и не были
включены в новгородские святцы.
Принципу возвеличивания старины служит и установление
местного почитания в том же 1439 г. князю Владимиру Яросла-
вичу и его матери, княгине Анне, а также Мстиславу Ростисла-
вичу Храброму. Владимир и Анна сохранились в новгородской
памяти как инициаторы постройки Софийского собора — церков-
ного символа новгородской независимости. Учреждение местного
празднования Мстиславу Ростиславичу чрезвычайно выразитель-
но. Смоленский князь в 70-е годы XII в. постоянно проявлял по-
вышенный интерес к Новгороду: был союзником вечевой респуб-
лики в борьбе с суздальской династией, однако обращал оружие
и против новгородцев. В незабываемом 1170 г. Мстислав Рости-
славич был в том многочисленном войске, которое потерпело
под стенами Новгорода сокрушительное поражение. Летопись ак-
центирует присутствие смолян и самого князя в «андреевых пол-
ках»33. Однако с 1174 г. Мстислав Ростиславич постоянно и не-
двусмысленно демонстрирует антисуздальские настроения: он
отказывается выдать Андрею Боголюбскому убийц его сына, Гле-
ба Андреевича, вступает в вооруженную дискуссию с владимир-
ским великим князем и одерживает победу под стенами Вышго-
142

рода34. Антисуздальская политика Мстислава была настолько?-
однозначна, что создала значительный авторитет князю в среде-
новгородского боярства, пригласившего его на княжение. Кратко-
временное пребывание Мстислава Ростиславича в Новгороде-
ознаменовалось успешным походом «на Чюдь, на Очелу». Умер-
шего в 1180 г. князя торжественно похоронили в Софийском со-
боре35.
Примечательно, что там же, двумя годами раньше, был погре-
бен Мстислав Ростиславич Безокий, известный прижизненной по-
литической авантюрой: в 1177 г. в Борисоглебской церкви на-
Смядыне, под Смоленском был «разыгран» акт чудодейственного*
прозрения Мстислава и его брата Ярополка, «ослепленных» Все-
володом Юрьевичем 36. «Благодать», ниспосланная на князей, ото-
звалась приглашением Мстислава и Ярополка в Новгород. Поли-
тическая афера Ростиславичей была столь выразительной антисуз-
дальской акцией, что использование ее в евфимиевской пропаган-
де середины XV в. представлялось чрезвычайно заманчивым. Од-
нако саркофаг Мстислава Ростиславича Безокого не был
освящен новгородским владыкой, а выбор пал на Мстислава
Ростиславича Храброго, «запятнавшего» себя участием в походе
1170 г.
Кажущаяся нелогичность действий Евфимия имела глубинный-
политический смысл: Мстислав Безокий — представитель «вра-
жеской» суздальской династии, а Мстислав Храбрый — из «союз-
нической» смоленской семьи. Одновременно с канонизацией Мсти-
слава Ростиславича Храброго софийская кафедра цензуировала-
«неблаговидный» антиновгородский эпизод биографии князя. Ев-
фимий вышел из щекотливого положения, вытравив имя смолен-
ского князя в агиографических памятниках, посвященных собы-
тиям 1170 г. В житии архиепископа Ильи (Иоанна) и в «Сказа-
нии о Знамении от иконы Богородицы» поход русских князей-
обезличивался указанием общей «внушительной» цифры предво-
дителей «андреевых» полков — «72 князя», поставленных под:
начало мифического Романа Андреевича. Аналогичным образом
имя смоленского князя было цензуировано на страницах поздних;
новгородских летописных сводов37. Продуманными манипуляция-
ми имя Мстислава Ростиславича Храброго было спасено от цер-
ковного проклятия с софийского амвона в дни праздника «Чуда
от иконы Богородицы».
Евфимиевская канонизация была важной вехой в обосновании1
принципов новгородской независимости, составной частью идеоло-
гического фундамента новгородского боярства. Вызвав в памяти;
новгородцев наиболее яркие страницы истории города, подчерки-
вавшие враждебное отношение новгородской «вольницы» к могу-
щественному Северо-Востоку, владыка как бы заново их «позла-
тил и подписал».
Не исключено, что в ходе евфимиевских канонизационных ме-
роприятий была предпринята попытка освидетельствовать мощи*
еще одного подвижника Новгорода — Варлаама Хутынского, ко-
143

торая зафиксирована в рассказе о втором «чуде» Распространен-
ной редакции (по Л. А. Дмитриеву) жития Варлаама. Повество-
вание начинается как летописная запись с обозначения года:
«В лето 6948-е (1440)» и со слов о том, что архиепископ Евфи-
мий Вяжищский захотел «видети известно своима очима пре-
подобного Варлаама-чюдотворца мощи». Владыка торжественно
подготавливается к акту «эксгумации»: велит игумену монастыря
и всей братии молиться и поститься в течение трех недель. Сарко-
фаг первого хутынского игумена Евфимий осматривал с настоя-
телем монастыря, при этом присутствовал еще один человек —
«подьяк... Караиман именем Иоанн». Помолившись, сняли с гроб-
ницы верхнюю каменную плиту «и яко открыта гроб и видеша
мощи чюдотворца Варлаама на верху земли лежаща целы и ни-
чем не вреждены и не разрушимы, и весь образ его и браду
жидеша, яко же на иконе написан». Свидетельство об открытии
мощей преподобного было записано со слов очевидца Иоанна Ка-
раимана, умершего и погребенного в монастыре в 1526 г., что, по
справедливому замечанию Л. А. Дмитриева,* говорит «о весьма
длительном времени, прошедшем с момента события до записи его
(почти 90 лет)»38. Трудно определить мотивы евфимиевского
•освидетельствования мощей Варлаама. Л. А. Дмитриев не исклю-
чает, что «рассказ об осмотре могилы Варлаама — монастырская
.легенда, возникшая позже, под влиянием рассказа жития Иоан-
\на Новгородского об «обретении Евфимием мощей Иоанна»
(архиепископа Ильи. — А. X.) 39.
Вполне допустимо, что литературной записи об освидетельст-
вовании мощей Варлаама новгородским иерархом предшествовал
изустный вариант легенды. Политические мотивы отразились в
агиографии Варлаама в рассказах о «чуде 1460 г.» и «чуде 1471 г.».
В первом рассказе мощи преподобного освятили московско-новго-
родское сближение 60-х годов XV в.; второй рассказ свидетельст-
вует о явной антимосковской направленности акта.
«Чудо 1460 г.» было тесно связано с определенными измене-
ниями политического курса новгородского правительства с конца
■50-х годов XV в. Особый характер взаимоотношений новгородско-
го правительства, возглавляемого Евфимием Вяжищским, с га-
.лицкими сепаратистами Юрием Дмитриевичем, Василием и Дмит-
рием Юрьевичами очевиден и неоднократно был подчеркнут в
историографии. Так, сразу по вокняжении в 1446 г. Дмитрий Юрь-
евич Шемяка послал гонцов («поклонщиков», по словам новго-
родского летописца) в Новгород для переговоров с республикан-
ским правительством. Новгородцы отправляют посольство в
Москву. Феодальная война делала весьма определенными новго-
родские тенденции к политическому обособлению. Однако чая-
ниям новгородского правительства не суждено сбыться. Усили-
вавшийся процесс объединения русских земель вокруг Москвы
способствовал новому возвышению Василия Темного и падению
власти Дмитрия Шемяки вопреки попыткам новгородского бояр-
ства 40. Спустя три года после бегства от войск Василия Темно-
144

го Дмитрий Шемяка скончался в Новгороде и был здесь похоро-
нен. Многие летописи указывают на факт насильственной смерти
Шемяки («умре с отравы», «умре напрасно», «даша ему лютаго
зелия и испусти нужно душу»41).
Связь Новгорода с Дмитрием Шемякой послужила причиной
решительного наступления московского правительства на Новго-
родскую землю. В 1456 г. состоялся большой поход московских
войск на Новгород. После кровопролитного сражения под Русой,
в котором новгородское войско потерпело сокрушительное пора-
жение, боярское правительство обратилось за миром к Васи-
лию II42. На этот раз великокняжеская администрация не огра-
ничилась денежной контрибуцией. В пунктах Яжелбицкого до-
говора Новгороду были предъявлены условия, ограничивавшие
и изменявшие новгородскую «старину»43. «Мир, заключенный в
Яжелбицах, стал поворотным моментом в развитии московско-
новгородских отношений» 44.
Мирный договор 1456 г. означал политическую смерть Евфи-
мия II Вяжищского, за которой вскоре последовала физическая.
Сепаратистским устремлениям новгородского боярства и авто-
кефальной политике новгородской церкви нанесен первый ощути-
мый удар. Не за горами было окончательное падение Новгород-
ской феодальной республики. Это чувствовал даже Евфимий. Не-
даром властолюбивый архиепископ перед смертью склонил голо-
ву не только перед могуществом московской светской, но и цер-
ковной власти. Находясь на смертном одре, Евфимий Вяжищский
обратился к митрополиту с просьбой «сложить» с него «нелюбие»
и благословить перед кончиной. Благословенные грамоты Ионы
запоздали и были вложены в руки уже умершего владыки 45.
Яжелбицкое соглашение еще не означало окончательного па-
дения новгородской республиканской государственности. Новго-
родское правительство использовало все возможные средства для
восстановления пошатнувшегося авторитета правящей олигархии.
Прежде всего Новгород попытался использовать в своей диплома-
тической игре московско-литовские противоречия. В 1458 г. нов-
городский посадник Иван Лукич Щока просил у короля Казими-
ра IV «князя на пригороды». В 1459 г. в Новгород прибыл князь
Юрий Семенович с королевским послом. Оба были приняты с
«честью» новгородцами. Боярство передало князю пригороды: Ру-
су, Ладогу, Орешек, Корелу, Ям, половину Копорья 46.
Одновременно новгородское правительство не оставляло попы-
ток урегулирования московско-новгородских отношений. Предло-
гом для переговоров была поездка нареченного владыки Ионы в
Москву на хиротонию. Летопись Авраамки отмечает, что архи-
епископ и послы были приняты «с честью» 47. Вероятно, новгород-
ское посольство достигло какого-то соглашения с Василием II, по
крайней мере, отъезд в августе 1459 г. Юрия Семеновича из Нов-
города подтверждает это. Небезынтересно поведение архиеписко-
па Ионы по возвращении из Москвы. В 1459 г. владыка заклады-
вает церковь во имя Сергия Радонежского48. Введением в Нов-
6 Хорошев А. С.
145

городе почитания московского святого Иона подчеркивал согла-
шение Новгорода с Москвой.
Однако московские переговоры 1459 г., так же как и Яжел-
бицкий договор, не смогли содействовать урегулированию новго-
родско-московских взаимоотношений. События последующих лет
достаточно ярко демонстрируют напряженность между Москвой и
Новгородом, чреватую тяжелыми последствиями.
В январе 1460 г. в Новгород прибыл московский великий
князь Василий II с сыновьями Юрием и Андреем. Летописцы под-
черкивают мирные цели великокняжеской поездки. В качестве
предлога для посещения Новгорода выставлялось желание князей
поклониться новгородским «святыням». Подробно рассматривая
поездку Василия в 1460 г., Л. В. Черепнин и В. Н. Вернадский
считают, что «эта нарочитая политическая демонстрация была
вызвана необходимостью успокоить начавшиеся в Новгороде (оче-
видно, на почве недовольства Яжелбицким договором) волне-
ния» 49. Случайные реплики, намеки в некоторых летописных сво-
дах позволяют говорить о весьма враждебном отношении новго-
родцев к московскому великому князю, которые во время пребы-
вания Василия II «на стороже жили»50. Носились слухи о воору-
женном вторжении московской рати во главе с Иваном Василье-
вичем в Новгородские земли. Было задумано покушение на вели-
кого князя с сыновьями, жившими на Городище. Все это дает
право утверждать, «что условия пребывания в Новгороде москов-
ских князей были не мирные, а военные»51.
И вот в этой обстановке напряженных отношений происходит
«чудо»: у гробницы Варлаама Хутынского оживает умерший по-
стельничий великого князя Григорий Тумган. «Чудо» с Тумганом
имело глубокий политический смысл: популярный местный святой
выступил покровителем и благодетелем москвича. О политической
подоплеке разыгранного действия свидетельствует то, что на сле-
дующий, 1461 год в честь «чуда 1460 г.» в Москве, в церкви
Иоанна Предтечи, был поставлен придел Варлаама Хутынского,
и с этого времени новгородского святого «почаша праздновати на
Москве»52. Тем самым новгородский подвижник официально был
включен в общерусский пантеон. С другой стороны, весьма при-
мечательно использование святынь Москвы и Новгорода — Сер-
гия Радонежского и Варлаама Хутынского — как своеобразного
гаранта ратификационного акта Яжелбицкого соглашения.
Иные политические мотивы отражены в «чуде 1471 г.», когда
великий князь Иван III Васильевич добился своего признания
новгородцами как верховного сюзерена. Закрепляя этот полити-
ческий акт, Иван III обратился к местным святыням, однако про-
явил «неуважение» к гробнице Варлаама Хутынского, за что был
наказан и в страхе «изыде из монастыря тщима рукама».
«Чудо 1440 г.» и «чудо 1471 г.» не только расположены рядом
в Распространенной редакции жития Варлаама Хутынского, но
близки друг к другу и по существу: в обоих случаях речь идет
о вскрытии гробницы Варлаама. Тем разительнее явные противо-
146

речия. «Чудо 1440 г.» свидетельствует об освидетельствовании
мощей Варлаама; в «чуде 1471 г.», напротив, говорится, что
■останков Варлаама не видел никто, «даже и до днесь», при этом
подчеркнуто, что и архиепископы не смели этого делать. Соглас-
но рассказу 1440 г., тело преподобного лежало «на верху земли»,
потому что, как сняли каменную плиту, так сразу же узрели не-
тленное тело Варлаама. В 1471 г. обнаруживается, что тело Вар-
лаама зарыто в землю: сначала снимают каменную плиту, а по-
том начинают копать землю. «Автору рассказа 1440 г., — логично
замечает Л. А. Дмитриев, — был известен рассказ о чуде 1471 г.
или во всяком случае легенда о чуде с великим князем москов-
ским»53. Скрытность, с которой освидетельствовались мощи Вар-
лаама Евфимием II (если это не поздние домыслы, а отражение
реального факта), могла привести к тому, что предание об этом
-факте сохранилось у очень немногих. «И вот уже после легенды
об Иване Васильевиче, для того, чтобы рассеять всякие сомнения
(в правомерности содержания мощей под спудом. — Л. X.), запи-
сывается со ссылкой на единственного очевидца, вероятно самого
древнего старца монастыря, предание об освидетельствовании мо-
щей Варлаама архиепископом Евфимием»54.
Легенда о «чуде 1471 г.» по своей явной антимосковской на-
правленности сближается с другой политической легендой. Когда
в 1484 г. архиепископ Сергий, поставленный на новгородскую ар-
хиепископию не новгородцами, а митрополитом московским Ге-
ронтием, прибыл из Москвы в Новгород, то с ним, согласно ле-
генде, произошло следующее. На пути в Новгород Сергий заехал
в Сковородский монастырь Михаила Архангела. Здесь, на паперти
храма, ему показали раку строителя монастыря, новгородского
.архиепископа Моисея. Сергий велел священнику открыть гробни-
цу. Однако новгородец отказался выполнить требование: «Подо-
бает святителю святителя скрывати». Сергий, «возвысився умом
высоты ради сана своего и величества, яко от Москвы прииде к
гражданам яко пленным» презрительно сказал: «Кого сего смер-
довича исмотрети?» За это пренебрежение к гробнице новгород-
ского святого московский пришелец был наказан: «Сергий «бысть
от того времени изумлен» (сошел с ума) 55.
«Чудеса» на гробнице Варлаама Хутынского и Моисея были в
числе последних «охранительных легенд» независимости Новгоро-
да. В сложных политических хитросплетениях новгородско-мос-
ковских отношений заключительного периода новгородской неза-
висимости, когда перевес великокняжеской власти стал очевиден,
софийская кафедра перешла к лавированию, стараясь и сохра-
нить независимость Новгорода, и наладить отношения с велико-
княжеской администрацией. Особую роль архиепископской ка-
федры в отношениях с Москвой следует подчеркнуть потому, что
новгородский владыка был фактически главой республиканского
правительства.
Перед угрозой московского вторжения Новгород оказался в
политической изоляции. В поисках союзника боярская олигархия
6*
147

стремилась заручиться поддержкой Казимира. Не позднее июня
1471 г. составляется проект договорной грамоты короля польского
и великого князя литовского Казимира с Великим Новгородом,,
означавший желание правительства республики перейти под про-
текторат Литовского княжества. Заключению этого договора
предшествовала напряженная борьба внутри города, вокруг со-
фийской кафедры.
5 ноября 1470 г. архиепископ Иона Отенский умер. Спустя де-
сять дней на вече у Софийского собора на престол «у святей Со-
феи положиша 3 жеребьи» — Варсонофия, Пимена и Феофила.
Жеребьевкой был избран владыкой Феофил, бывший протодьякон
и ризничий Ионы. В Москву направляется посольство с просьбой
о его хиротонии. В переговорах с новгородской депутацией, обра-
тившейся к Ивану III за получением «опасных» грамот для Фео-
фила, великий князь употребил по отношению к Новгороду тер-
мин «отчина моя». Это было воспринято новгородцами как поку-
шение на суверенитет республики. Переговоры были прерваны.
Новгород разорвал мирные отношения с московским великим кня-
зем и направил послов к Казимиру IV Признание суверенитета
литовского великого князя обусловливалось сохранением полити-
ческих порядков Новгородского государства, в числе которых
особо подчеркивалась церковная независимость56.
Казалось бы, «церковными» пунктами договора опровергается
мнение московских летописцев и обвинение митрополита Филиппа
в стремлении новгородцев перейти в «латинство»57. Но положе-
ние представляется значительно сложнее, чем это следует из ле-
тописных статей и митрополичьего послания.
Разрыв новгородско-московского мира в 1471 г. исключал воз-
можность поставления Феофила в Москве, даже при условии вы-
дачи владыке московских охранных грамот58. Соперник Феофила
на архиепископию Пимен, пользовавшийся поддержкой опреде-
ленных кругов новгородского боярства59, заявил о своем жела-
нии поставляться в Киеве в случае наречения его владыкой. Же-
лание Феофила сохранить за собой кафедру могло стимулировать
владыку на хиротонию в Киеве. В этом случае вполне можно до-
верять сообщению летописца о согласии новгородцев на постав-
ление своего архиепископа литовским митрополитом60. Означало
ли это переход Новгорода в «латинство»? На такой шаг не мог
решиться не только Феофил, но и Пимен. Поставление в Киеве
не было отходом от православия. Вспомним, что киевскую митро-
полию занимал Григорий, в 1470 г. вновь переметнувшийся под
власть константинопольского патриарха. Однако Феофилу не хва-
тало решительности Евфимия Вяжищского, который не боялся
получить поставление от руки киевского митрополита Герасима.
Феофил продолжал вести двойную игру.
Решающий час, однако, приближался. В марте 1471 г. митро-
полит Филипп направляет в Новгород послание, в котором обви-
няет новгородцев в неповиновении великому князю и стремлении
«оставить православие». Иерарх призывает «своих сынов»:
148

«...смиритесь под крепчею руку благоверного и благочестивого го-
сударя русскых земель, под своего господина, под великого князя
Ивана Васильевича всея Руси... а того великаго Божия дела цер-
ковного и земьского в долготу не откладывайте»61. Послание,
однако, не принесло ожидаемого результата. В Новгороде продол-
жалась борьба между политическими группировками, объединяв-
шими разные слои горожан62. Позиция новгородского архиепис-
копа отражала колебания, характерные для боярской олигархии
накануне краха республики.
В марте 1471 г. Иван Васильевич послал в Новгород «размет-
ные грамоты». В Тверь и Псков были направлены великокняже-
ские послы за военной помощью. В конце мая из Москвы отпра-
вилось войско к Вятке для нанесения удара по Двинским землям
Новгорода. В июне в направлении основных центров Новгород-
ской земли двинулись московские отряды. 20 июня с основными
силами выступил из Москвы Иван III. Огнем и мечом проложили
себе дорогу московские войска, нанеся ряд поражений новгород-
ской рати. На Шелони новгородцы потерпели сокрушительное
поражение от организованных великокняжеских полков.
В Новгороде вновь вспыхнули волнения. В этих условиях
боярство города пошло на переговоры и подписало мирный до-
говор в селе Коростыни. Подробный анализ похода московских
войск на Новгород и положений Коростынского договора дан в
советской историографии63. Мы же обратим внимание на поведе-
ние Феофила в ходе этих событий.
Летописцы замечают, что поражение Новгорода во многом
было предопределено нерешительностью «коневой рати». Конные
полки, среди которых основным был владычный, не двинулись на
помощь «судовой рати». Феофил запретил своему полку сражать-
ся против великого князя, дав инструкцию нанести удар по пско-
вичам 64. Двойственность в поведении нареченного владыки не-
сомненна.
Коростынское докончание не только значительно стесняло го-
сударственное устройство Новгородской феодальной республики,
но и сужало границы церковной независимости архиепископии.
Признавая правомерность избрания владыки «по старине», мос-
ковская администрация внесла в состав договора специальный
пункт, запрещающий хиротонию владыки где-либо, кроме Москвы
(«... а ставитися нашему владыце ... на Москве у вас,., который
митрополит у вас... ни будет; а инде нам владыки, опричь мос-
ковъского митрополита, нигде не ставити»).
В 1478 г. московская великокняжеская администрация прове-
ла окончательную ликвидацию новгородской независимости. Ха-
рактерно, что решающий поход был предпринят Иваном III не
только в соответствии с постановлением Боярской думы («...братии
своее думаю»), но и с санкции представителей высшей церковной
иерархии («митрополита Геронтия, архиепископ и епископ и всего
священничьскаго чина...»). Тем самым войне 1477/78 г. была при-
дана не только политическая, но и религиозная окраска. «Поиде
149

'на них (новгородцев. — А. X.) князь велики не яко на христиан,
но яко на иноязычник и на отступник православна»65.
Впрочем, сложная политическая обстановка внутри Новгорода
накануне падения его независимости приводила к размежеванию
сил не только внутри городского населения, но и среди церковни-
ков. Именно этим обстоятельством можно объяснить появление
цикла легенд промосковского характера, объединенных личностью
Михаила Клопского. И сам юродивый, и агиографическая биогра-
фия святого выделяются своим резким несоответствием канонам
житийного жанра, своей близостью к легенде, исключительностью
в пантеоне новгородских местночтимых угодников. Михаил Клоп-
ский подвизался в Троицком монастыре. История юродивого и
история монастыря тесно переплелись между собой. Монастырь
возник относительно поздно, в непосредственной близости от Нов-
города, на землях, принадлежавших крупным землевладельцам.
В начале своего существования Клопская обитель не имела зе-
мельных владений. Это определило симпатии к монастырю среди
«меньших» людей Новгорода, которые в 1421 г. добились постав-
ления на софийскую кафедру игумена Клопского монастыря Фео-
досия. Новгородское боярство после волнений 1421 г., вызванных
земельным вопросом, вынуждено было пойти на некоторые уступ-
ки народным массам города. «Безземельный Клопский монастырь,
неоднократно сталкивавшийся с боярами-землевладельцами в
Шелонской пятине, о чем мы можем судить по житию Михаи-
ла Клопского, во время восстания 1421 г. вполне мог поддержи-
вать восставших против бояр-землевладельцев»66. Однако это
было временное отступление олигархической верхушки Новгорода.
Уже через два года после избрания Феодосии был разжалован и
сведен с софийской кафедры: «Сведоша его (Феодосия. — А. X.)
с сеней бояри и послаша его в монастырь»67.
«Борясь с новгородским боярством и ратуя за великого князя
московского, Клопский монастырь помог делу объединения Нов-
города с Москвой. Немалую роль в этом сыграл и юродивый
этого монастыря Михаил, легенды, созданные вокруг его имени,
и, наконец, литературный памятник, связанный с ним, — Житие
Михаила Клопского»68.
Примечательно, что сам Михаил и игумен Клопского монасты-
ря не были новгородцами. О неновгородском происхождении Ми-
хаила сообщает не только житие, но и автор повести об архиепи-
скопе Ионе: «Преподобный Михайло от дальняя земля новопри-
шед и иного отечества сый»69. В. Л. Янин, исследуя одну из но-
велл жития Михаила Клопского о приходе в монастырь князя
Константина Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, аргументиро-
ванно доказал московское происхождение юродивого70.
Отметим, что весь состав житийного памятника, первоначаль-
ный текст которого был создан между январем 1478 и январем
1480 г., т. е. в 1478 или в 1479 г.71, имеет четко выраженную по-
литическую программу. Князь-юродивый был предтечей гибели
Новгорода. Во всех «пророчествах» Михаил Клопский резко и
150

определенно демонстрирует взгляды сторонников авторитарной кня-
жеской власти.
История Клопского монастыря и деятельность Михаила Клоп-
ского представляются нам в виде одной линии, тесно связанной
с идеей внедрения в Новгороде московских проповедников. Если
Стефан Пермский в 1386 г. — временный миссионер Москвы, то
Михаил Клопский — постоянно действующий «лазутчик» велико-
княжеского правительства внутри враждебного Новгорода. Впол-
не допустимо, что таковым был и игумен Феодосии. Заметим так-
же, что Клопский монастырь был посвящен Троице, культ кото-
рой, связанный с обителью Сергия Радонежского, был необычай-
но популярен в московских землях. Более того, практически все
Троицкие монастыри так или иначе были связаны (прямо либо
опосредованно) с Троице-Сергиевым монастырем. Внедрение
Клопской обители в непосредственной близости от Новгорода
могло быть инициативой московского правительства, крайне заин-
тересованного в создании своего опорного пункта в Новгородской
республике. Московская идеологическая пропаганда в Новгороде
была не менее определенной, чем действия церковников-сепара-
тистов, сторонников боярской олигархии. Причем Москва в ходе
идеологической обработки населения прибегала не только к внед-
рению своих посланников, но и к использованию культов собст-
венно новгородского пантеона. Так, Л. А. Дмитриев, совершенно
обоснованно относящий основную редакцию жития Иоанна Нов-
городского к 70-м годам XV в. (скорее всего к периоду между
1471—1478 гг.), считает, что появление этого текста имело кон-
кретную политическую задачу. Создание жития, в котором наи-
более почитаемый новгородский святитель выступал сторонником
союза Новгорода с Москвой, призывал новгородцев повиноваться
великому князю, оправдывал репрессии московского князя по от-
ношению к новгородским «злодеям», было в интересах Москвы и
оформилось в среде сторонников объединения Новгорода с Моск-
вой.
Таким образом, «чудо» Варлаама Хутынского, исцелившего в
1460 г. постельничего великого князя Василия II Васильевича —
Григория Тумгана, превращение Ильи (Иоанна) Новгородского
из ярого защитника новгородской независимости в сторонника
новгородско-московского союза и деятельность Михаила Клопско-
го, приукрашенная клопской братией, — все эти факты стоят в
одном ряду политической работы идеологов единения Москвы и
Новгорода, подчинения Новгородской республики власти великого
князя московского.
История новгородского пантеона — наиболее законченное вы-
ражение политической истории отдельной русской земли. Это
обусловлено как длительностью его функционирования, так и
идейными принципами его наполнения и видоизменения. В ранний
период (XII—XIII вв.) своего существования политическая кано-
низация основной своей целью имела обоснование раннереспубли-
канских антикняжеских символов новгородской вольности, что
151

сказалось на составе (святители и подвижники) и на принципах
функционирования.
В конце 30—40-х годов XV в. канонизационные мероприятия
подвергли политическому переосмыслению всю историю Новго-
родской феодальной республики. Лозунгом канонизационной ма-
нифестации было провозглашение идеи древности и самобытности
Новгородской земли. Все, что не укладывалось в схему идеологи-
ческой концепции, было отвергнуто. Канонизация приобрела мас-
совые формы. Обращение к церковно-политическим актам было
обусловлено попытками сепаратистских кругов новгородского об-
щества сплотить свои ряды перед неотвратимым ходом политиче-
ского объединения русских земель, возглавленного Москвой.
Сепаратистский пантеон Новгорода должен был не только про-
тивостоять общенациональному пантеону Москвы, но и подкреп-
лять пошатнувшиеся позиции новгородской аристократии.
Заключительный этап истории культового пантеона Новгорода
(с середины XV в.) отразил сложный процесс внутреннего разме-
жевания новгородского общества, внутри которого тенденции се-
паратизма противостоит тенденция политического объединения
Новгорода и Москвы, подчинения Новгородской республики влас-
ти великого московского князя. Заслуги промосковского направ-
ления канонизационного процесса в Новгороде были по достоин-
ству оценены Москвой, которая не только озаботилась скорейшей
местной канонизацией своего проповедника Михаила Клопского
сразу после падения новгородской независимости, но и сочла воз-
можным отметить его политические заслуги в деле инкорпорации
Новгорода в состав Московской Руси быстрейшей общерусской
канонизацией. Уже первым общерусским канонизационным про-
цессом (1547) он был введен в ранг общерусских святых. Тогда
же было провозглашено общерусское празднование памяти архи-
епископу Илье (Иоанну), чему содействовало изменение полити-
ческой ориентации культа. Не были забыты заслуги Клопского
монастыря. В годы решительной великокняжеской секуляризации
новгородского монастырского домена обитель не только сохрани-
ла свои небольшие владения, но и приумножила их вкладами
московского государя. Московское «попечительство» продолжа-
лось и в дальнейшем: в 1562 г. в Троицкой обители были постав-
лены новый каменный храм и рака чудотворцу на «иждивение»
Ивана IV.
ПСКОВ
Ограниченным по составу, но характерным по идейной на-
правленности пантеоном располагал Псков. Его организацию мы
связываем с политическим обособлением Пскова от новгородской
«иегемонии», происшедшим в 1348 г., хотя попытка создания соб-
ственного пантеона обнаруживается здесь значительно раньше.
Интересно летописное сообщение 1243 г., когда «явися знаменье в
Пльскове у святого Иоанна в манастыри, от иконы святого Спаса
152

над гробом княгынином Ярославлее Володимирича, юже уби свои
пасынок в Медвежи голове; иде мюро от иконы по 12 днии, наиде
4 вощаници яко в стекляницю; и привезоша в Новгород две на
благословение, а в Пльскове оставиша две собе»72. Софийский
владыка провел ограниченную акцию и признал «чудотворной»
только икону, но не распространил свое благословение на
гробницу Евфросиньи-Евпраксии. Новгородский иерарх вряд ли
был склонен проявлять благосклонность к инициативе псковского
духовенства, и идея организации городского пантеона Пскова
была отложена до лучших времен.
Именно желанием подчеркнуть свою независимость от Новго-
рода Псков возвел в число местных святых покровителей князя
Всеволода-Гавриила Мстиславича. Судьба его была тесно связа-
на с новгородскими событиями 30-х годов XII в., приведшими в
конечном итоге к изгнанию князя восставшими новгородцами. По-
литическая карьера Всеволода Мстиславича проходила в острой
политической борьбе Новгорода за самостоятельность и определя-
лась столкновением внутренних новгородских сил и компромиссом
между ними в антикняжеской борьбе. В мае 1136 г. компромисс
перестал быть реальностью: новгородцы пригласили псковичей й
ладожан и «сдумаша, яко изгоняти князя своего Всеволода».
28 мая его посадили под стражу на владычном дворе вместе с
женой, детьми и тещей, и около двух месяцев он был под арес-
том. Князя стерегли «30 муж с оружием». 15 июля князя Всево-
лода изгнали из Новгорода, а на его место пригласили чернигов-
ского князя Святослава Ольговича73. В. Л. Янин, изучивший ис-
торию новгородского посадничества, отмечает, что события мая —
июля 1136 г. не привели к умиротворению в новгородском общест-
ве74.
Особой остроты эта борьба достигает в 1137 г., когда в Выш-
город, где находился Всеволод Мстиславич, отправилась депута-
ция из представителей новгородского и псковского боярства —
сторонников прежних порядков. Посольство уговорило Всеволода
переехать на княжение в Псков, чтобы оттуда вести борьбу за
возвращение в Новгород. С князем в Псков переехали и его сто-
ронники — бояре.
Из Новгорода был снаряжен поход на Псков, но псковичи,
приняв князя, решили оградить себя от вмешательства Новгоро-
да: подготовили город к обороне, а на пограничных рубежах
устроили засеки. Попытку бояр отделиться от Новгорода поддер-
жало псковское вече. Новгородская рать не была подготовлена к
длительным военным операциям и- повернула назад. Вскоре в
Новгороде начались приготовления к новому походу, но конфликт
угас в связи с внезапной смертью Всеволода Мстиславича.
Для псковского боярства появление в лице Всеволода Мсти-
славича своего, псковского, князя было шагом к установлению не-
зависимости от Новгорода. Духовенство Пскова выступало на
стороне бояр и поддерживало Всеволода, стремясь добиться не-
зависимости псковской церковной организации. Имя и память
153

Всеволода окружили почетом, его объявили святым, а его меч и
гробница стали священными реликвиями города. В подкрепление
правомерности канонизации Всеволода Мстиславича его имя свя-
зали со строительством Троицкого собора — церковно-государст-
венного символа Пскова, отнеся сооружение церкви к 1137 г. —
времени пребывания князя Всеволода во Пскове. В действитель-
ности первое каменное здание Троицкого собора на Крому было
возведено позднее, не ранее 80—90-х годов XII в. Псковское ду-
ховенство укрепило церковное предание переносом мощей князя
Всеволода Мстиславича в Троицкий собор. Акт имел место в
1192 г. и не был лишен политического смысла. Согласно летопис-
ным известиям, в этом году заметно обостряются новгородско-
псковские отношения: «Иде князь Ярославъ къ Плескову на Пет-
ровь день, и новгородци вмале; и самъ седе въ Плескове, а дворь
свои посла съ плесковици воевать, и шедши, взяша город Медве-
жию голову и пожгоша»75.
Связь событий — поход новгородцев «вмале» и церковная ма-
нифестация с переносом мощей князя Всеволода — безусловна и
символична. Апеллирование к церковным святыням в политиче-
ских перипетиях новгородско-псковских отношений имело место
и в дальнейшей истории.
Новгородско-псковское единство, продемонстрированное в со-
бытиях 1240—1242 гг., было эпизодом, вызванным необходимо-
стью объединения сил перед лицом внешней угрозы, но обособле-
ние Пскова назревало давно, оно было неминуемо в процессе про-
должавшегося феодального дробления. Новгород сам способство-
вал отделению Пскова тем, что разрешил ему иметь своих князей.
Так в Пскове появился литовец Довмонт, который в 1265 г.
въехал «со всемъ родомъ своимъ», став организатором псковских
боевых сил, вождем их борьбы с Орденом и Литовским княжест-
вом, руководителем псковской политики. Водворение в Пскове ли-
товского князя поразило великого князя Ярослава, который «того
же лета прииде... с полкы своими в Новъгород, хотя ити на Плес-
ковъ на князя Домонта», но «новгородци възбраниша ему, глаго-
люще тако: «...еще, княже, тобе с нами уведавшеся, тоже ити на
Плесковъ»; князь же отосла полкы назад» 76.
Именно со второй половины XIII в. начинается обособление
Пскова от Новгорода. Довмонт проводил политику, независимую
от интересов новгородского боярства, смело вмешивался в те об-
ласти, которые издавна и традиционно находились в орбите по-
литических интересов Новгородской феодальной республики. Так,
под 1283 г. новгородский летописец отметил, что князь «Довмонтъ
изгони Ладогу ис Копорья»77.
С антиновгородскими действиями псковского князя совпадает
новое обращение псковского духовенства к памяти Всеволода
Мстиславича. В 1284 г. было организовано первое «чудо» на гроб-
нице князя. Таким образом, постепенно, но очень последовательно
псковская церковная организация укрепляла идею патроната Все-
волода-Гавриила над Псковом, связывая ее с идеологическим обо-
154

снованием независимости города от «старшего брата» — Новго-
рода. Этой же идее было подчинено включение в состав псковско-
го пантеона Довмонта-Тимофея, канонизация которого состоялась
едва ли не сразу после юридического обособления Пскова от Нов-
города. По крайней мере, в 1374 г. в Пскове была поставлена
церковь во имя «святого Тимофея, Доманта князя»78.
Если культ Всеволода-Гавриила поддерживал идеологическое
обоснование псковской независимости, то культ Довмонта-Тимо-
фея олицетворял военное подкрепление той же идейной концеп-
ции независимости Пскова от Новгорода. Такое распределение
обязанностей внутри княжеского по социальному составу псков-
ского пантеона святых было вызвано тем, что псковское духовен-
ство не имело возможности введения в круг святых своего пред-
ставителя: псковская церковь вела длительную, но безуспешную
дискуссию с новгородской софийской кафедрой, пытаясь организо-
вать собственное автокефальное ведомство 79. Поэтому роль город-
ского «молитвенника» была возложена на Всеволода Мстисла-
вича. В целом псковский пантеон логично вписывается как в по-
литическую историю русской церкви, так и в княжеский канони-
зационный поток. Канонизация Довмонта была одним из послед-
них его всплесков.
ЯРОСЛАВЛЬ
Любопытный образец использования канонизации в стремлении
поднять политический престиж собственной княжеской династии
накануне инкорпорации в состав единого Русского государства
был продемонстрирован в Ярославле. В 1463 г. ярославские князья
при помощи и содействии архимандрита Спасо-Ярославского мо-
настыря Христофора предприняли канонизационную манифеста-
цию перед лицом усиливающегося давления великого князя. Был
срочно создан пантеон местных князей, объявленных «новыми чу-
дотворцами». Под 1463 г. летописные своды содержат рассказ об
открытии в Ярославле мощей князя Федора Ростиславича Смолен-
ского и Ярославского и его сыновей Константина и Давыда. Их
останки были торжественно перенесены в Спасский собор. Крат-
кая протокольная запись известия обретения мощей ярославских
чудотворцев в большинстве сводов заканчивается лаконично под-
веденным итогом канонизации: «И беху от них многаа чюдеса и
различна а исцелениа приходящим къ нимъ с верою и до сего
дне»80.
Развернутый рассказ содержится в Софийской второй и Львов-
ской летописях, где прежде всего акцентирована инициатива яро-
славского князя («старейшины града», по словам летописца)
Александра Федоровича. Под 1467 г. в тех же сводах рассказы-
вается о своеобразной экспертизе мощей, проведенной ростовским
протопопом Константином по распоряжению ростовского архи-
епископа Трифона. Константину вменялось в обязанность «дозре-
ти... чюдотворцез, како будут в теле ли лежат, како исцеления мно-
155

го сотворяют, не неприязньство ли действуют на прелщение чело-
веком».
Миссия Константина в Ярославль была вызвана двумя обстоя-
тельствами. Во-первых, появление в Ярославле новых чудотвор-
цев поднимало церковно-политический престиж города в сравне-
нии с Ростовом. Поэтому ростовский протопоп решил сразу же
осадить архимандрита Христофора, потребовав, чтобы тот воздал
ему «честь» как «послу владычню». Во-вторых, ростовский
иерарх, безусловно, претендовал на долю тех доходов, которую
Спасский монастырь получит с населения, приходящего на покло-
нение новым святым (Константин обеспокоен, что монастырь «сим
чудотворением много богатства приобретем). Распря между цер-
ковными иерархами Ростова и Ярославля по вопросу о полити-
ческом и экономическом приоритете кончилась, согласно летопис-
ной версии, в пользу последнего. Когда Константин потребовал
«обнажить» тела князей для осмотра, он якобы потерял способ-
ность двигаться и говорить, и восстановил здоровье только покаяв-
шись в своем грехе неверия в чудотворность мощей новых свя-
тых. Ростовский епископ Трифон, узнав о случившейся в Ярослав-
ле беде с его посланцем, впал в «расслабление» и велел доста-
вить себя в Спасский монастырь, к мощам чудотворцев, при кото-
рых и оставался до своей смерти, «оплакивая свое неверие»81.
Повествование обнаруживает явную тенденцию пропаганды
роли Ярославля как церковного центра, а канонизациовная де-
монстрация была направлена к декларированию версии: Яро-
славль — крупный политический центр.
Запоздалый для второй половины XV в. ярославский всплеск
княжеского канонизационного потока отчетливо продемонстриро-
вал сепаратистские настроения определенных светских и церков-
ных деятелей Ярославля, озабоченных стремлением выдвинуть
свое княжество на передовую арену политической жизни Северо-
Востока. Неприкрытый характер канонизационного «действа» да-
же у современников вызвал иронию, которая нашла отражение на
страницах Ермолинской летописи. «Ирония заключается в том, что,
по мысли составителя рассказа, имеющегося в указанном памят-
нике, культ новых «чудотворцев» привел не к тем последствиям,
на которые рассчитывали его организаторы. Искусственное куль-
тивирование памяти старых ярославских князей не помогло подъ-
ему политического значения князей современных»82. Ярославские
князья через десять лет после канонизационной манифестации про-
стились на век со всеми отчинами, продав их великому князю
Ивану Васильевичу83. Ярославское княжество на корню закупил
для московского государя Иван Васильевич Стрига-Оболенский,
выступающий в Ермолинской летописи под псевдонимом «Иоанн
Агафонович Сущей». «Продолжая свой рассказ в плане политичес-
кой сатиры, Ермолинская летопись называет его «новый чудо-
творец» и «собиратай Ярославьской земли». Этим еще раз под-
черкивается комизм предпринятой в 1463 г. ярославскими свет-
скими и духовными феодалами попытки создать пантеон местных
156

князей-«чудотворцев», чтобы сохранить политическую независи-
мость Ярославского княжества. «Новый чудотворец», прибывший
из Москвы, оказался сильнее местных князей-аборигенов, как бы
хочет сказать автор»84.
В 1473 г., по завершении успешного «собирания» ярославской
земли Стригой-Оболенским, московский великий князь Иван Ва-
сильевич и митрополит Филипп поручили иеромонаху Спасского
монастыря Антонию изложить биографии ярославских святых. Мо-
сква брала «новых чудотворцев» Ярославля под свое покровитель-
ство. Не выполнив возложенной на него миссии подъема поли-
тического авторитета ярославских князей, культ переходил на
службу московскому князю, способствуя его политическому пре-
стижу. Официальным признанием правомерности местной канони-
зации московское правительство включало ярославских князей в
состав своего пантеона85. Правда, находка была не из лучших.
Агиографу потребовалось немало потрудиться для того, чтобы
представить князя Федора Ростиславича в благообразном виде,
настолько низким оказался социально-нравственный облик и «под-
виг» нового святого, запятнавшего себя при жизни связями с Ор-
дой. Властолюбивый и беспринципный политический деятель вто-
рой половины XIII в., он был надолго вычеркнут из памяти по-
томков вскоре после своей смерти в 1299 г. Только политические
обстоятельства второй половины XIV в. вызвали к жизни дух
ханского зятя. Примечательно, что в канонизационную струю по-
пали сыновья Федора Ростиславича от второго брака — Давид и
Константин. Князь Михаил, занимавший некоторое время ярослав-
ский стол и воспротивившийся вокняжению отца в Ярославле, не
попал в канонизационный список.
РОСТОВ
Любопытно, что создание ярославского пантеона 1463 г. отра-
зилось в судьбе ростовской епархии не только «отвержением»
епископа Трифона, потрясенного событиями в Ярославле и ушед-
шего на покой в Спасский монастырь, но и тем, что ростовская
кафедра по достоинству оценила ярославский «почин» и канониза-
ционными актами 1474 г. попыталась возвеличить свое значение
как церковного центра на Руси.
В 1474 г. ростовский архиепископ Вассиан Рыло пополнил со-
став местного пантеона. Дата канонизационного мероприятия при-
мечательна. Именно в 1474 г. московская великокняжеская адми-
нистрация ликвидировала осколки самостоятельности Ростовского
княжества. Таким образом, связь политических событий доста-
точно определенная. Перед ликвидацией независимости ростовская
кафедра была представлена в канонизационных анналах чудотвор-
цем Леонтием, культ которого давно поддерживался Москвой и
превратился в общерусскую святыню. Некоторые подвижники рос-
товского происхождения были внедрены в состав московского об-
щенационального пантеона: Сергий Радонежский, Кирилл Бело-
157

зерский, Дмитрий Прилуцкий, общерусское почитание которых &
последней четверти XV в. безусловно и документально подтверж-
дается. Однако ростовская кафедра, вероятно, посчитала, что зна-
чение епархии определяется святительскими именами, и сочла
возможным перед ликвидацией политической самостоятельности?
Ростова спешно скомпоновать святительский пантеон.
Е. Е. Голубинский считает, что в 1474 г. был причислен к ли-
ку местных святых только епископ Исайя86, преемник Леонтия,
умерший в 1090 г. и «обнаруживший» свои мощи одновременно со-
своим удачливым предшественником. Исайя в 60-х годах XII в.
не показался Андрею Боголюбскому подходящей кандидатурой в*
состав местного пантеона из-за своей «негреческой наружности».
Архиепископа Вассиана Рыло в 1474 г. подобные биографические
детали не интересовали. Пришел звездный час Исайи, сподобив-
шегося канонизации.
Е. Е. Голубинский, рассматривая местночтимых ростовских
святителей, предполагает канонизацию вслед за Исайей епископа
Игнатия, определяя установление владыке местного празднования
между 1448—1480 гг.87 Историк склоняется в пользу позднейшей
даты, отмечая присутствие имени Игнатия в послании Вассиана
к великому князю Ивану Васильевичу на Угру88. Но это не может
служить доказательством канонизации иерарха именно в 1480 г.у
а лишь указывает на то, что имя его уже фигурировало в соста-
ве ростовского местночтимого пантеона. Нет никаких препятствий
к тому, чтобы отнести канонизацию Игнатия к 1474 г.
Так же вполне вероятно, что в канонизационный список Вас-
сиана Рыло от 1474 г. были включены святители ростовской епар-
хии Федор, умерший в 1395 г., и Авраамий Ростовский, чья лич-
ность осталась загадочной даже для Е. Е. Голубинского, считав-
шего, однако, возможным связывать деятельность Авраамия, «по>
всей вероятности», с XIV в.89 Видимо, эти имена фигурировали в
канонизационных списках 1474 г.
Не исключено, что канонизационный список местных святых
включал также подвижников Федора и Павла, основателей Усть-
инского монастыря (первый скончался в 1409 г., второй — вскоре
после этой даты). Е. Е. Голубинский относил их канонизацию к
широким хронологическим рамкам — от собора 1549 г. до учреж-
дения Синода, замечая: «О начале местного празднования (22-го
октября) в Борисоглебском монастыре ничего не может быть ска-
зано» 90. Впрочем, убедительными аргументами о включении двух
последних деятелей ростовской церкви в список 1474 г. мы не рас-
полагаем. Что касается предшествующих культов, то мы убежде-
ны в их местном прославлении в 1474 г. По крайней мере, даже у
Е. Е. Голубинского они идут плотным строем, а их почитание в
последней четверти XV в. историк русской канонизации признает
безусловным.
Обращают на себя внимание то, что реконструируемый список
ростовской канонизации 1474 г. включает только деятелей церк-
ви. Ростовским князьям явно не повезло в этом отношении. Соци-
158

альный состав канонизационного списка 1474 г. определялся, во-
первых, явной политической невыразительностью местной динас-
тии. О присущих ей проордынских симпатиях мы уже говорили.
Однако в последней четверти XV в., когда окончательное падение
золотоордынского ига было делом ближайшего времени, проордын-
ские исторические воспоминания явно расходились с реальной по-
литической ситуацией. Другими заслугами ростовский княжеский
стол похвастаться не мог. Во-вторых, канонизационные мероприя-
тия ростовской кафедры в 1474 г. принимали в расчет неизбеж-
ность включения Ростова в состав Русского государства. Более то-
го, вся предыдущая история ростовской церковной организации не
только неоднократно доказывала ее вассальную приверженность
московской митрополии, но и способствовала безболезненному
подчинению Ростова Москве. Заботой Вассиана Рыло было про-
возглашение церковного, но не государственного значения Ростова.
Возможно, в силу описанных обстоятельств ростовскому епар-
хиальному управлению показалась кощунственной ярославская
княжеская канонизация 1463 г. Ростовская кафедра была не про-
тив использования политической канонизации, но против княжес-
кого культового списка Ярославля. В 1474 г. ростовский архие-
пископ продемонстрировал логичное, с точки зрения церковного
деятеля последней четверти XV в., использование церковно-поли-
тического акта в интересах собственной епархии.
СУЗДАЛЬ
Своеобразный епархиальный пантеон был создан в Суздале.
Он немногочислен. В его составе два святителя и два преподоб-
ных. Однако характерная мифологичность в сочетании с четкой
политической мотивировкой пантеона и его дальнейшей эксплуа-
тацией представляет любопытную страницу канонизационной
практики русской церкви.
Характер епархиального пантеона определяется характеристи-
кой его святительской части, куда включены две мифические лич-
ности: суздальские епископы Федор и Иоанн91. В канонизацион-
ном деле легендарных святителей смешались несколько сказочных
преданий. Согласно одному из них, распространенному в самом
Суздале, «Федор был первым иереем, назначенным на суздальскую
кафедру самим «крестителем Руси» Владимиром в 990 г. Федор
крестил Суздальскую землю и скончался в 993 г.»92 Таким об-
разом, обнаруживается первый вымысел церковников: суздальская
кафедра была основана только в конце XIII — начале XIV в.
Историки церкви, стремясь подвести «научно» обоснованную аргу-
ментацию под церковно-легендарный сюжет, вынуждены были по-
править некоторые детали. Согласно следующей версии, Федор
•был первым ростовским епископом, легендарным предшественни-
ком чудотворца Леонтия, чудесным образом возникший из ничего
в легенде XII в., когда при дворе Андрея Боголюбского подго-
тавливалась мифическая история константинопольского происхож-
159

дения первых (включая Леонтия) ростовских святителей. Соглас-
но «научно» обоснованной легенде позднейших историков церкви,
Федор «удалился» от ненависти язычников из Ростова в Суз-
даль93. Так церковное предание о Федоре было объединено со
сказанием о Леонтии. Даже Е. Е. Голубинский был вынужден при-
знать недейственной подобную «научную» гипотезу. Он предло-
жил свой вариант, согласно которому «Федор был епископ суз-
дальский, и нужно видеть в нем или того Федора, первоначаль-
ного епископа брянского, который был определен на кафедру в
1483 году, в следующем, 1484 году отрекся от нея и вскоре умер...
или же Федора, который мог жить в остающийся неизвестным для
нас промежуток годов 1314—1347-го»94. Попытка историка тоже
не может быть признана удачной.
Подобным «баснословием» (по словам Е. Е. Голубинского) от-
личается и местное сказание о епископе Иоанне, которое утверж-
дает, что «он поставлен был епископом суздальским в Царегра-
де в 1340 году, что занял кафедру в 1352-м году и что после 11 лег
правления удалился с кафедры в 1363-м году»95, т. е. время влады-
чества легендарного Иоанна совпало с реальным святительством
Даниила (с 1351 по 1362 г.). На это справедливо обратил вни-
мание Е. Е. Голубинский, предположивший, что в данном случае
мы имели дело с установлением канонизации первому суздальско-
му епископу Иоанну, умершему в 1314 г.
Сходство канонизационных формуляров свидетельствует об их
местном происхождении. Вероятно, и в определении времени ус-
тановления местного почитания легендарных иереев следует ис-
ходить из потребностей суздальской кафедры, когда предания о
суздальских святителях своим мифическим содержанием отвечали
требованиям конкретной исторической обстановки. В легенде о
первых святителях проявляются, по нашему убеждению, следую-
щие мотивы церковного мифотворчества: необходимость доказа-
тельства древности суздальской епархии (по легенде, она воз-
никла одновременно с «крещением Руси»); декларирование неза-
висимости от московской митрополии (Федор направлен Влади-
миром Святославичем; Иоанн прислан из Царьграда); введение
Суздаля в ранг церковных центров Северо-Востока (об этом долж-
но свидетельствовать наличие местного культового пантеона). Сти-
мулом к выработке подобной церковной программы, снабженной
апелляциями к архаичности кафедры, могла быть политическая
обстановка накануне включения Суздальского княжества в состав
Русского государства.
Москва ликвидировала остатки политической самостоятельно-
сти Суздаля в 1451 г. Приближенно к этой дате следует опреде-
лять время организации легендарного суздальского пантеона. Суз-
дальские церковники подобно ростовским коллегам, но раньше их,
озаботились определить свое место в условиях политического и
церковного подчинения Москве. «Новейшее» происхождение кафед-
ры привело к мифотворчеству. Легенда для середины XV в. была
вполне приемлемой, но не отвечала требованиям позднейшей «на-
160

учной» апробации культов. Вероятно, какая-то неуверенность в
правомерности канонизации легендарных епископов появилась в?
1739—1747 гг., когда «возникло было некоторое сомнение каса-
тельно мощей епископов. В силу чего Синод повелел освидетель-
ствовать мощи. Комиссия оставила «в таком же, как доныне были,,
состоянии и почитании» ь6.
Возможно, реализм легендарного пантеона Суздаля должен
был воплощать Евфимий, игумен Спасо-Евфимиевского монасты-
ря, возникшего в середине XIV в. как княжеская ктиторея. Не ис-
ключено, что память первого игумена, подобно другим монасты-
рям, закреплялась изустными рассказами монашеской братии,,
фактически служившими основой для предварительной, нефикси-
рованной канонизации Евфимия после его смерти в 1404 г. Перед
1451 г. епархиальное «ведомство» озаботилось письменным фор-
муляром канонизационного дела.
Столь же легендарным, но политически не менее выразитель-
ным было канонизационное дело княжны Евфросиньи Суздаль-
ской 97. Евфросинья принадлежит к той немногочисленной катего-
рии княгинь-инокинь и княгинь-игумений, которые соответствуют
чину святых князей и преподобных одновременно. В этом ряду
княгинь-инокинь Евфросинья Полоцкая, Анна Кашинская и Ев-
фросинья Московская, в миру Евдокия — жена Дмитрия Дон-
ского, постригшаяся перед смертью (1407) в Вознесенском жен-
ском монастыре.
Изучение жития Евфросиньи Суздальской дает основание го-
ворить, во-первых, о сравнительно поздней официальной канони-
зации инокини: древнейший список жития относится ко второй по-
ловине XVI в.98, а совершение торжественной церковной службы-
началось между 1572 и 1581 г."; во-вторых, о безусловной леген-
дарности подвижницы Ризоположенского монастыря. Так, соглас-
но тексту жития, Евфросинья, в миру Феодулия, была дочерью-
великого князя Михаила Всеволодовича Черниговского, родив-
шейся в 1212 г. (нигде, в том числе в житии Михаила, этот факт
не отмечен) 10°. Княжна была нареченной суздальского князя Ми-
ны, правнука варяга Шимона, прославившегося связью с Печер-
ским монастырем. Подобного суздальского князя никогда не су-
ществовало. Вероятно, агиограф почувствовал дальнейшую бес-
перспективность развития этой сюжетной линии и «умертвил» суз-
дальского князя накануне свадьбы, после чего Феодулии ничего
другого не оставалось, как уйти в монастырь. Затем агиограф не-
однократно подчеркивает ее одиночество и бедность, усилившиеся
с гибелью князя Михаила в Орде. При этом игнорируется тот
факт, что рядом, в Ростове, в то же время находилась Мария,
дочь Михаила Всеволодовича, жена князя Василько Константи-
новича. Литературная деятельность княгини общеизвестна. Благо-
даря ее усилиям была создана повесть о Михаиле Черниговском,
учреждено его почитание, Именно под влиянием Марии в ростов-
ском летописании второй половины XIII в. был создан образ иде-
ального князя-христианина Василько Константиновича и едва ли
161

не установлена местная его канонизация. В этих условиях пред-
ставляется невероятным, чтобы Мария в целях возвеличивания
своей семьи прошла мимо выгодного родства с Евфросиньей Суз-
дальской. Допустимые возражения о невозможности прижизнен-
ного прославления Евфросиньи из-за ее неростовского происхож-
дения ликвидируются тем, что князь Михаил и его боярин Федор
тоже не были ростовчанами.
Не исключено, что в церковной легенде были смешаны пре-
дания о разных лицах. Тем не менее она была взята за основу
канонизационного акта. До второй половины XVI в. память о ле-
гендарной княжне-инокине не будоражила умы суздальцев, а
слава Ризоположенского монастыря была затенена новыми жен-
скими монастырями: Александровским, пользовавшимся особым
покровительством суздальских князей (обитель была поставлена в
честь ангела Александра Невского — святого Александра Пер-
ского), а затем — Покровским монастырем, основанным в XIV в.
великим князем суздальским Борисом Константиновичем. Ак-
тивная эксплуатация культа Евфросиньи Суздальской разверну-
лась в бурные годы царствования Ивана IV101.
Таким образом, история формирования либо расширения ме-
стных пантеонов во второй половине XV в. демонстрирует перед
нами неограниченные возможности политического использования
канонизации. Их создание было вызвано реальными условиями
надвигающейся утраты политической независимости отдельных
русских центров в ходе объединительной политики московской
великокняжеской администрации. Местные пантеоны второй поло-
вины XV в. представляли тем самым последние сепаратистские уси-
лия Новгорода, Твери и Ярославля. Ростовское и суздальское
епархиальные ведомства, махнув рукой на светские заботы, обес-
покоились организацией святительских пантеонов, что обеспечива-
ло их дальнейшее место у митрополичьего порога. Если древность
епархии была гипотетичной, как в Суздале, в ход шло церковное
мифотворчество. Легенды закрывали исторические бреши.
Москва больше заботилась о реальных силах, наращивая их
год за годом, но не брезговала в иных случаях снять одежды со
святого сепаратиста и облачить его в московские наряды, как это
было с Ильей (Иоанном) Новгородским. Последнее обстоятельст-
во примечательно. Уже в момент инкорпорации русских земель
Москва изыскивала пути дальнейшего использования местных
культов в обоснование общенациональной политической идеи.
Прямой захват тенденциозных сепаратистских культов не мог спо-
собствовать московскому делу, требовалось их видоизменить.;Мо-
сква начала поиски централизованных форм канонизации. Бурные
политические события и церковные дискуссии второй половины
XV — до середины XVI в. помогли московской великокняжеской
администрации выработать политическую линию.
162

1 Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. II, 1-я половина. М., 1898,.
с. 28.
2 См.: Черепнин Л. В. Договорные и духовные грамоты Дмитрия Донского-
как источник изучения политической истории великого княжества Московского.—
Исторические записки, вып. 24, М., 1947, с. 292.
3 См.: Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. Историко-текстологиче-
ское исследование. М., 1974, с. 273—274.
4 ПСРЛ, т. XV, с. 463—470.
5 АИ, I, с. 274.
6 ААЭ, т. I, № 5.
7 ПСРЛ, т. XV, с. 61.
8 ПСРЛ, т. XI, с. 90.
9 ПСРЛ, т. XV, с. 445.
10 Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. II. М., 1960V
с. 358.
11 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., Изд-во Моск. ун-та, 1962,,
с. 270.
12 НПЛ, с. 385.
13 См.: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X—XV вв., т. II. М., 1970,,
с. 130—131.
14 ГВНиП, с. 153, № 96.
15 НПЛ, с. 415, 417.
16 См.: Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгород-
ской феодальной республики. М., Изд-во Моск. ун-та, 1981.
17 См.: Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв.,.
гл. X—XVIII, XXIII. М.—Л., 1938; Приселков М. Д. История русского летопи-
сания XI—XV вв. Л., 1940, с. 113—149; Лихачев Д. С. Русские летописи и их
культурно-историческое значение. М.—Л., 1947; История русской литературы X—
XVII веков. М., 1980, с. 256—261; Лурье Я. С Общерусские летописи XIV—
XV вв. Л., 1976.
18 См.: Лихачев Д. С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания.
Премудрого (конец XIV — начало XV в.). М.—Л., 1962, с. 106.
19 Лурье Я. С Указ. соч., с. 15.
20 НПЛ, под 1436 г.
21 См.: Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический:
источник. М., 1870, с. 127; Дмитриев Л. А. Житийные повести русского Севера
как памятники литературы XIII—XVII вв. Л., 1973, с. 162—165.
22 ПСРЛ, т. III, с. 239.
23 Там же.
24 См.: Филарет [Гумилевский]. Русские святые, чтимые всею церковью или
местночтимые, ч. 1. Изд. 2-е. Чернигов, 1865, с. 173.
25 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви.
Изд. 2-е. М., 1903, с. 157.
26 Там же, с. 97.
27 Тело первого новгородского епископа Иоакима первоначально было по-
гребено в Иоакимовской церкви, а в 1699 г. его гробница была перенесена в
Софию (см.: Макарий [Миролюбив]. Археологические описания церковных древ-
ностей в Новгороде и его окрестностях. Ч. 1. М., 1860, с. 72).
28 Там же, с. 71—73.
29 НПЛ, с. 93, 333. Этот владыка в XVII в. получил общерусское почита-
ние (см.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 71), что заставляет пред-
полагать более раннюю местную канонизацию в период между 1439 г. и XVII в.
Но канонизация его при Евфимии, даже после 1439 г., сомнительна. Возможно
было преобразовано узкомонастырское почитание.
30 НПЛ, с 44.
31 Сравни: ПСРЛ, т. IV, с. 47 и Памятники старинной русской литературы,
вып. первый. Спб., 1860.
32 «А Герман преставися в Киеве, бе епископом 19 лет». — НПЛ, с. 473.
33 НПЛ, с. 33, 221; ПСРЛ, т. I, с. 154; т. III, с. 15; т. IV, с. 12; т. V, с. 9.
34 ПСРЛ, т. II, с. 108, 314—315,
35 НПЛ, с. 36, 225—226.
163

зв Там же, с. 35, 224—225.
37 Памятники старинной русской литературы, с. 241—242; ПСРЛ, т. IV,
•ч. 1, вып. 1, с. 163.
38 Дмитриев Л. А. Указ. соч., с. 54.
39 Там же, с. 55.
40 См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый
^Новгород. М., 1977, с. 202—203.
41 ПСРЛ, т. V, с. 271.
42 Там же, с. 271—272.
43 ГВНиП, № 22—23, с. 39—43. Подробная характеристика договора дана
Л. В. Черепниным (см.: Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—
XV вв., ч. 1. М.—Л., 1948, с. 356—363).
44 Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в
"XIV—XV веках. Очерки социально-экономической и политической истории Руси.
М., 1960, с. 821.
45 Благодарная память новгородских церковников причислила к сонму свя-
тых своего идеологического вдохновителя Евфимия II едва ли не сразу же после
•смерти архиепископа. «Житие Евфимия Вяжищского», написанное Пахомием Ло-
гофетом при следующем новгородском владыке Ионе Отенском, изобилует лич-
ными наблюдениями «очевидцев», «изустными» рассказами «вяжищской братии»
си лиц, окружавших архипастыря. Святительская деятельность Евфимия описана
гкратко. Посмертные «чудеса» святого вставлены после составления первоначаль-
'яой редакции жития и другим автором (см.: Ключевский В. О. Древнерусские
.жития..., с. 154). Общерусская канонизация Евфимия Вяжищского была уста-
новлена на соборе 1549 г. см.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 104;
.Памятники старинной русской литературы, вып. четвертый. Спб., 1862, с. 22.
46 ПСРЛ, т. XVI, с. 198.
47 Там же.
48 Там же, с. 200.
49 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства...,
-с 822; см. также: Вернадский В. Н. Указ. соч., с. 257—258.
50 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, с. 445, 455, 493.
51 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства...,
•с. 823.
52 ПСРЛ, т. VI, с. 184.
53 Дмитриев Л. А. Указ. соч., с. 57.
54 Там же, с. 58.
55 ПСРЛ, т. III, с. 243—244.
56 ГВНиП, с. 130, 132.
57 РИБ, т. VI, № 102, с. 721—732.
58 О том, что грамоты были выданы, свидетельствуют послание митрополита
•Филиппа (РИБ, т. VI, с. 726) и летописный текст (ПСРЛ, т. XXVII, с. 129).
59 Пимен называется в числе сторонников Марфы Борецкой (ПСРЛ, т. VI,
-с. 5—6).
80 ПСРЛ, т. XX, с. 285; т. XXV, с. 287.
81 РИБ, т. VI, с. 730—731.
82 Подробная характеристика внутриполитической борьбы в Новгороде в
1470—1471 гг. дана советскими историками. Л. В. Черепнин указал на пестрый
социальный состав как промосковской, так и пролитовской групп населения, в
которые входили представители боярства, житьих и «чернь» (см.: Черепнин Л. В.
Образование Русского централизованного государства..., с. 855—862). Той же
точки зрения придерживался В. Н. Вернадский (см.: Вернадский В. Н. Указ.
соч., с. 273—278).
63 См.: Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв., с. 369—
373; Он же. Образование Русского централизованного государства..., с. 855—862;
Вернадский В. Н. Указ. соч., с. 270—273.
64 ПСРЛ, т. XVIII, с. 227—228, 230—231. О причинах и характере новгород-
■ско-псковских церковных противоречий см.: Хорошев А. С. Церковь в социаль-
но-политической системе Новгородской феодальной республики. М., Изд-во Моск.
ун-та, 1981, с. 180—188.
65 ПСРЛ, т. XXV, с. 228.
164

*8 Дмитриев Л. А. Указ. соч., с. 188.
*7 Цит. по: ПЛДР. Вторая половина XV века. М., 1982, с. 249.
68 Дмитриев Л. А. Указ. соч., с. 189.
69 ПЛДР. Вторая половина XV века, с. 356.
70 См.: Янин В. Л. К вопросу о происхождении Михаила Клопского. — Ар-
хеографический ежегодник за 1978 год. М., 1979.
71 См.: Дмитриев Л. А. Указ. соч., с. 187.
72 НПЛ, с. 70. Внедрение имени княгини в местные поминальники произошло
позднее, не ранее конца XVI в. По крайней мере, ее имя отсутствует в списке
псковских святых, молитвой «отстоявших» город в 1581 г. (см.: с. 191, прим. 36
настоящей работы).
73 НПЛ, с. 24, 209.
74 См.: Янин В. Л. Новгородские посадники, с. 71.
75 НПЛ, с. 231.
76 Там же, с. 315.
77 Там же, с. 324.
78 ПСРЛ, т. IV, с. 193.
79 См.: Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе..., с. 104—
106, 180—184.
80 ПСРЛ, т. XXV, с. 278.
81 Там же, т. VI, с. 185—186; т. XX, с. 276—278.
82 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства...,
с. 827.
83 ПСРЛ, т. XXIII, с. 157—158.
84 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства...,
с. 828.
85 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 77. Немаловажным об-
стоятельством в пользу подобного акта была причастность Федора Ростиславича
к Смоленску, находившемуся под властью Литовского княжества. Москва созда-
вала идеологическое основание борьбы за Смоленск.
86 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 80.
87 См.: там же, с. 81.
88 ПСРЛ, т. VIII, с. 213.
89 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 81, 82.
90 Там же, с. 147.
91 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 84—85.
92 См.: там же, с. 143.
93 См.: там же.
94 См.: там же.
95 Там же.
98 Там же, с. 144, 145.
97 См.: Георгиевский В. Суздальский Ризоположенский женский монастырь.
Владимир, 1900, с. 9.
98 См.: Ключевский В. О. Указ. соч., с. 283—284.
99 См.: Георгиевский В. Указ. соч., с. 14.
100 См.: Георгиевский В. Указ. соч., прилож. II. Историографию вопроса см.:
Колобанов В. А. К вопросу о происхождении Евфросиньи Суздальской. — В кн.:
Памятники истории и культуры, вып. 1. Ярославль, 1976.
101 См. гл. V настоящей работы.
Мк

|§©^S38SS§§§SSSSSggg^|^
V. СТАНОВЛЕНИЕ САМОДЕРЖАВИЯ
И ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТОВ
События второй половины XV в. заполнили последние страни-
цы летописи местной русской канонизации. Политическая схема:
отдельных земель и княжеств усилиями Москвы была заменена
единым государственным организмом. Крушение системы фео-
дальной раздробленности лишило местные епархии той политичес-
кой питательной среды, на которой вызрела канонизационная ис-
тория XII—XV в.
Новое государственно-политическое состояние страны требо-
вало иного подхода к использованию канонизации. Выше отме-
чалось, что в ходе политических преобразований Москва добива-
лась внедрения в местные культовые центры своих проповедников
либо целенаправленного использования местных популярных куль-
тов, подведя под них новое идеологическое обоснование. Одна-
ко втиснуть все культы местночтимых святых с их характерной се-
паратистской тенденцией, иногда с явным антимосковским ак-
центом в рамки московского пантеона было невозможно. По-
добно тому как с введением христианства на Руси начался дли-
тельный процесс синкретизации языческих и христианских куль-
тов, так и в течение столетия, с середины XV до середины XVI в.,
в рамках Русского централизованного государства шел процесс
синкретизации местных сепаратистских культов и московского на-
ционального пантеона русских святых. Этот процесс развивался
быстрее и протекал менее болезненно, чем синкретизация языче-
ства и христианства, потому что все пантеоны были выкормлены
молоком одной матери — русской православной церкви. Тем не
менее это вживление сепаратистских культов в политическое те-
ло единого Русского государства было трудной и болезненной опе-
рацией. Сложность заключалась в отсутствии четких норм их
соотношения. Местные культовые, организмы отторгали московское
чужеродное тело, подобно тому как для московского культового
центра местные пантеоны были в ряде случаев противоестест-
венны.
Дело осложнялось внутриполитической обстановкой, в которой
немаловажную роль играли взаимоотношения государства с цер-
ковью. Государственная централизация в стране не была завер-
шена. Сохранялись экономические и политические силы церкви —
166

самого крупного феодального собственника. Церковная организа-
ция, ведя с 1447 г. линию на поддержку великокняжеской власти
в деле объединения русских земель, не оставляла своих попыток
захватить руководящие позиции в государстве.
Противоречия между светской и духовной властью отчетливо
цроявились в княжение Ивана III, на решающем этапе образо-
вания централизованного государства. В событиях этого времени
церковь вновь продемонстрировала свои тоталитарные теократи-
ческие замашки, обоснованные собственной программой, прочным
экономическим и политическим фундаментом, реальным учетом
соотношения политических сил в стране.
Инкорпорация Новгорода в состав Русского государства стала
не только триумфом московской великокняжеской политической
линии на ликвидацию последних очагов сепаратизма, но и гроз-
дым предостережением для русской церковной организации. Пос-
ле падения Новгорода в 1478 г. великокняжеская администрация
впервые предприняла секуляризацию церковных владений.
Иван III отобрал земли не только у новгородского боярства, но
и в значительной степени урезал землевладение софийской ка-
федры и монастырей К
Удар, нанесенный новгородской церкви, мог стать прологом
гораздо более решительных действий великокняжеского прави-
тельства по отношению к церковному землевладению вообще.
Церковь насторожилась. В том же, 1478 г. между великим князем
и митрополитом Геронтием произошло столкновение по поводу
управления Кирилло-Белозерским монастырем, в ходе которого
Иван Васильевич решил перенести спор в соборный суд («даде
суд на митрополита»2). Геронтий «умолил» великого князя отка-
заться от соборного рассмотрения, удовлетворив требования
Ивана.
В следующем году великий князь обвинил митрополита в не-
правильном выборе маршрута крестного хода при освящении Ус-
пенского собора и запретил ему производить освящение новых
московских храмов. Геронтий отказался признать ошибку и уда-
лился в Симонов монастырь, пригрозив, что вернется только пос-
ле того, как Иван Васильевич «добьет челом» ему. Великому кня-
зю, только что с трудом ликвидировавшему мятеж удельных кня-
зей, пришлось отступить: он обещал впредь слушаться митро-
полита и в дела церкви не вмешиваться.
Борьба церковников со светской властью и их взаимные обли-
чения способствовали подъему реформационного движения в Рус-
ском государстве. Религиозные вопросы стали в конце XV в. пред-
метом широкого обсуждения3. В этих условиях произошла акти-
визация еретически настроенных групп, нашедших поддержку у
Ивана III. Выступления еретиков облегчали великому князю борь-
бу с претензиями церкви. Реформационные выступления конца
XV — начала XVI в. являются одним из интереснейших явлений
русской общественно-политической и философской мысли периода
образования централизованного государства.
167

Выступление антитринитариев второй половины XV — начала»
XVI в. и реформационные движения в России в первой половине
XVI в. порождались политическими задачами, возникавшими в
ходе централизации государственной власти. Рационалистическая
критика богословских догм открывала путь к подрыву основ ре-
лигиозного мировоззрения. Выступление против официальной ре-
лигии и церкви неизбежно приобретало характер антифеодально-
го протеста. «Реформационное движение являлось антифеодаль-
ным прежде всего по самой практике своей борьбы, поднятой про-
тив одного из важнейших феодальных институтов — церкви. Ан-
тифеодальный характер реформационного движения связан с его-
народной основой и подчеркивается тем фактом, что после част-
ных, хотя и острых размолвок, после тех или иных политических
колебаний и зигзагов все слои и группы господствующего класса
феодалов сплотились, чтобы нанести реформаторам смертельный
удар»4.
Антифеодальные мотивы демонстрировали социальный харак-
тер реформационного движения. Обострение антифеодальной
борьбы и активность еретических выступлений стимулировали цер-
ковников к поискам средств укрепления своей организации, кото-
рая вся больше дробилась на отдельные группировки. «Нестяжа-
тели» во главе с Нилом Сорским стояли за проведение реформы
монашества. Аскетизм, нравственное самоусовершенствование и?
осуждение «стяжания» церковью богатств — три основных поло-
жения программы «нестяжателей».
Им противостояла другая группа церковных деятелей, объеди-
нившихся вокруг игумена Волоцкого монастыря Иосифа Санина.
Осифляне стояли на позициях беспощадной расправы с инако-
мыслящими, декларации безусловного превосходства духовной
власти над светской, оправдывали наличие у церкви материаль-
ных богатств, доказывая, что «вся стяжания церковна — божья
суть стяжания».
«Нестяжатели», естественно, нашли поддержку у великого кня-
зя. Их позиция делала возможной проведение церковной секуля-
ризации в общегосударственном масштабе.
Соотношение социальных сил в стране, антифеодальное ре-
формационное движение диктовали необходимость компромисса-
великокняжеской администрации с церковью. Первый удар при-
шелся по реформистам. «Нестяжатели» и иосифляне объединили
свои ряды для отпора еретическим выступлениям. Великокняжес-
кая санкция была обеспечена. Костры на льду Москва-реки и
казни в Новгороде говорили о первом сближении позиций вели-
кокняжеского правительства и высших церковных иерархов.
В первой четверти XVI в. наметилось дальнейшее сближение
великого князя с иосифлянами. Великого князя привлекало в их
учении теоретическое обоснование необходимости авторитарной-
государственной власти, идея ее «божественного происхождения».
Пошли навстречу и церковники, которым поддержка светской вла-
сти сулила больше выгод, чем опора на терявших силу удельных:
168

князей. Великокняжеская власть повернула от поддержки «нестя-
.жателей» к союзу с иосифлянами, к политике предоставления
церкви широких иммунитетных привилегий.
Таким образом, церковь шла по пути организации «государст-
ва в государстве», сохраняя независимость своих владений от
великокняжеской власти.
К середине XVI в. великокняжеская династия получила идео-
логическую программу. Она была разработана Иосифом Волоц-
ким, старцем Псково-Печерского монастыря Филофеем, митропо-
литом Даниилом и другими руководителями русской церкви. Их
взгляды определили официальную идеологию Русского государ-
ства, их теория внедрялась в русское общество.
В основе одной концепции лежала легенда о происхождении
лравящей великокняжеской династии от римского императора
Августа Кесаря. Династические права подтверждались «монома-
ховым венцом», якобы полученным киевским князем Владимиром
.Мономахом от византийского императора. В «Сказании о князьях
владимирских» (где были сформулированы основы идеологичес-
кой концепции московской великокняжеской власти) не только
подчеркивались особая роль и значение московского великокня-
жеского дома, но и указывалась причастность Руси к античному
наследию5. Идеи «Сказания» излагались в дипломатических до-
кументах, отражались в летописях и в изобразительном искусст-
ве. Тогда же, в начале XVI в., оформилась тесно связанная с
первой легендой идея о Москве как «третьем Риме». Она была
сформулирована Филофеем в его посланиях великому князю Ва-
силию III. Согласно взглядам Филофея, существовали два миро-
вых центра христианства: сначала древний Рим, который пал из-
за отхода от «истинного христианства», затем Византия, которая
пошла на унию с католиками и тем самым тоже изменила хрис-
тианству. Рим и Константинополь перестали быть центрами хрис-
тианского мира. На смену им приходит Русское царство — «тре-
тий Рим». «Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому
не быти». Москва была объявлена духовным центром христиан-
ского мира6. Тезис о «Москве — третьем Риме», обосновывая
мировое значение власти московских правителей, должен был
вместе с тем внедрить в их сознание мысль о необходимости все-
мерной защиты и поддержки христианства и церкви. Идея исклю-
чительности («богоизбранности») Московского государства была
ло своему существу глубоко консервативной. Она ориентировала
ла нерушимую верность старине, принципиальное неприятие но-
вого, на укрепление руководящего положения церкви в духовной
жизни страны.
16 января 1547 г. 16-летний великий князь Иван IV Василь-
евич торжественно венчался на царство. Новый титул, которым до
этого момента на Руси величали только могущественных монго-
ло-татарских ханов и главу священной Римской империи, под-
черкивал возросшее могущество и значение России в системе ев-
ропейских государств и наглядно показывал уровень превосход-
169

ства молодого русского царя над удельными князьями. Но был в
венчании Ивана Васильевича на царство и другой смысл. Цар-
скую корону он получал из рук главы русской церкви — митро-
полита Макария, от него же выслушал напутственное слово. Все
это подчеркивало особое положение церкви в государстве: она
выступала в качестве гаранта самодержавной власти. В свок>
очередь царская власть брала на себя обязательства по сохране-
нию и укреплению прав и привилегий церкви. Венчанием Ивана IV
на царство идея «Москва — третий Рим» получила реальное во-
площение.
КАНОНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ 1547—1549 гг.
Характерно, что компромисс 1547 г. подобно компромиссу
1447 г. и церковно-московскому соглашению первой четверти
XIV в. был закреплен канонизационным актом. В 1547 и 1549 гг.
на церковных соборах в список общерусского пантеона было сра-
зу же введено 39 святых.
Дело не ограничивалось чисто количественным ростом обще-
русского пантеона, что способствовало авторитету русской церкви
на международной арене. Канонизационные процессы 1547 и
1549 гг. сыграли определяющую роль в централизации культово-
го пантеона. С объединением русских земель вокруг Москвы в
единое государство на смену местным культовым центрам Нов-
города, Твери, Ярославля, Ростова, Пскова и других городов при-
шел единый общегосударственный пантеон русских святых. По-
литический характер подобного мероприятия раскрывается при
рассмотрении его состава7.
КАНОНИЗАЦИОННЫЙ СПИСОК 1547 г.
Общерусское почитание
1. Иона, московский митрополит
2. Иоанн (Илья), новгородский архиепископ
3. Пафнутий Боровский, игумен
4. Никон Радонежский, игумен
5. Макарий Калязинский, игумен
6. Михаил Клопский, юродивый
7—8. Зосима и Савватий Соловецкие, игумены
9. Павел Обнорский, игумен
10. Дионисий Глушицкий, игумен
И. Александр Свирский, игумен
12. Александр Ярославич Невский, великий князь
13. Никита, епископ новгородский
14. Савва Сторожевский, игумен
170

Местное почитание
1. Максим Московский, юродивый
2—3. Прокопий и Иоанн Устюжские, юродивые
4. Арсений, епископ тверской
5—7. Константин и «чада его Михаил и Федор», князья муромские
8—9. Петр и Феврония Муромские, князь и княгиня
КАНОНИЗАЦИОННЫЙ СПИСОК 1549 г.
1. Нифонт, епископ новгородский
-2. Евфимий Вяжищский, архиепископ новгородский
3. Иона Отенский, архиепископ новгородский
4. Иаков Ростовский, епископ
5. Стефан Пермский, епископ
6. Всеволод-Гавриил, князь
7. Авраамий Смоленский, игумен
8. Михаил Ярославич Тверской, князь
9—11. Антоний, Иоанн и Евстафий, мученики Виленские
12. Евфимий Суздальский, игумен
13. Григорий Пельшемский, игумен
14. Савва Вишерский, игумен
15. Евфросин Псковский, игумен
16. Ефрем Перекомский, игумен
Базовыми культовыми центрами, полностью включенными в
состав общегосударственного пантеона, были Киев и Москва. В
данном случае дополнительно декларировалась преемственность
Москвы Киеву, преемственность Русского государства XV в. Древ-
нерусскому государству X—XI вв. Киевский пантеон удостоверял
древность русской канонизации. В состав общегосударственного
русского пантеона логично вошли культы Ольги и Владимира,
Бориса и Глеба, Феодосия и Антония Печерских.
Второй пласт общерусского пантеона определял преемствен-
ность Москвы Владимиро-Суздальской земле. Это обстоятельство
ввело в общегосударственный пантеон ростовских святителей Ле-
онтия, Исайю, Игнатия и Авраамия8.
Естественно, что сама Москва была представлена в общегосу-
дарственном пантеоне своим культовым центром, общенациональ-
ное значение которого определилось еще в XIV — середине XV в.
Но московскому пантеону, оформившемуся в исторических усло-
виях феодальной раздробленности, были присущи черты местной
политической ограниченности. Московские святые в первую оче-
редь выполняли функции местных покровителей. Необходимо бы-
ло изменить идеологическую направленность культов, придать
всем им общегосударственный масштаб.
На процессах 1547 и 1549 гг. шел не простой перевод мест-
ных святых в ранг общецерковных, на них шел выбор канони-
171

зационной концепции. Именно это обстоятельство обусловило гро-
мадную подготовительную работу, которую возглавил митропо-
лит Макарий. Унифицировался стиль житий, приобретавших ха-
рактер вычурных официозных биографий. Из них исключались по-
литические тенденции, чуждые общерусской, общегосударственной
идее. Характерно, что вслед за собором 1547 г. Макарий поручил
написать похвальные слова московскому митрополиту Ионе и
Александру Невскому, в которых святые выступали как общерус-
ские деятели. Вырабатывался определенный штамп.
Кроме упомянутых подвижников Москва была представлена
своими ранними культами (святители Петр и Алексей, Сергий
Радонежский), общенациональное почитание которых определи-
лось к середине XV в.
Причисление к общегосударственному пантеону черниговских
мучеников князя Михаила Всеволодовича и боярина Федора шло
в русле политических событий середины XVI в., когда перед Рус-
ским государством стояла проблема ликвидации золотоордынского
наследства: Казанского и Астраханского ханств. В вариации се-
редины XVI в. культ Михаила и Федора акцентировал мученичес-
кую гибель черниговских вельмож от ордынцев. Первооснова куль-
та XIII в. была забыта.
Культ черниговских святых демонстрировал московский про-
текторат над южнорусскими землями, включенными в состав ве-
ликого княжества Литовского. Московская митрополичья кафедра
включением киевских и южнорусских культов в состав русского
государственного пантеона провозглашала свою приверженность
идее прямой и единственной защитницы православия и распрост-
раняла свое покровительство над православным населением Ли-
товского княжества.
Соборными процессами 1547 и 1549 гг. были определены внеш-
ние формальные признаки канонизации, которые остаются и до
сих пор основанием канонизационного делопроизводства: лите-
ратурное прославление составлением житий, канонов, «дар чудо-
творений, нетление мощей».
Однако основным фактором церковного прославления явля-
лись не эти «внешние признаки», а политическая характеристика-
святого.
В числе «новых русских чудотворцев», канонизированных к
общерусскому празднованию, обнаруживаются некоторые знако-
мые имена, присутствие которых в составе местных пантеонов бы-
ло уже зафиксировано: митрополит Иона, новгородский архиепис-
коп Иоанн, Михаил Клопский, Александр Ярославич Невский,,
новгородский епископ Никита.
«Новгородская волна» в составе общерусского пантеона была
вызвана, во-первых, необходимостью идеологического закрепле-
ния Новгорода в составе Русского государства (его значение на
северо-западе страны по-прежнему оставалось доминирующим);
во-вторых, здесь сыграли определенную роль личные симпатии;
митрополита Макария, который с 1526 г. и до поставления мос-
172

ковским митрополитом в 1542 г. был главой новгородской епар-
хии.
На отборе святых сказалась приверженность большинства?
иерархов к иосифлянским взглядам. Канонизацией учителей иосиф-
лян, Пафнутия Боровского и Макария Калязинского, провозгл^а-
Ъпенных наряду с митрополитом Ионой «великими чудотворцами»,,
была закреплена победа сторонников Иосифа Волоцкого в их борь-
бе с «нестяжателями».
Наконец, третья линия канонизационного процесса 1547 г. оп-
ределяется причислением к лику святых целого ряда монастырских,
подвижников. Тем самым декларировалась незыблемость монас-
тырского землевладения, что было актуально при продолжаю-
щихся попытках светских властей провести частичную секуля-
ризацию монастырского домена. В составе этого подвижнического
круга кроме Пафнутия Боровского и Макария Калязинского бы-
ли Никон Радонежский, Зосима и Савватий Соловецкие, Павел
Обнорский, Дионисий Глушицкий, Александр Свирский и Савва
Сторожевский.
Отметим, что в общерусский пантеон не были "включены пред-
ставители княжеского местного канонизационного потока XII —-
начала XIV в. Явное предпочтение отдавалось категориям святи-
телей, подвижников, юродивых. Исключение было сделано только
для Александра Невского, но его присутствие было необходимо
для идеологического обоснования «божественности» царской вла-
сти: московские Даниловичи — младшая ветвь Александрова
рода.
Княжескому канонизационному потоку удельного времени бы-
ла поставлена преграда не только определившимися к середине-
XVI в. политическими симпатиями церковников, но и непосредст-
венным участием государственного аппарата в подготовке канони-
зационных списков. Е. Е. Голубинский пытается уверить, что от-
сутствие царя Ивана Васильевича на церковном соборе 1547 г.
(он находился в эти дни на богомолье в Троице-Сергиевом мо-
настыре) говорит о невмешательстве светских властей в характер'
канонизационного процесса9. Вряд ли отсутствие царя на соборе
исключало его участие в составлении канонизационных списков.
Напротив, оно было определяющим. Участие Ивана IV в подготов-
ке собора подтверждается при обращении к поименному составу
канонизационных списков. Отсутствие в них удельных князей;
оправдано необходимостью закрепления идеологической програм-
мы «обожествления» царской власти. Признание святости других
семей (нередко сохранившихся побочными линиями) ставило*
знак равенства между царской фамилией и их семьями.
В этой связи необходимо остановиться на одном моменте ис-
тории политической канонизации, который активно используется
богословской литературой. «Мы глубоко ошиблись бы,— пишет-
Г. П. Федотов, — предположив, что русская церковь канонизиру-
ет в своих святых национальные либо политические заслуги. Это-
му противоречит тот факт, что в ряду святых князей мы не нахо-
173

дим тех, кто больше всего сделал для славы России и для ее един-
ства: ни Ярослава Мудрого, ни Владимира Мономаха, при всем
;их несомненном благочестии, никого в ряду князей московских» 10.
Подобное утверждение не до конца учитывает характер идеологи-
ческой доктрины «божественного происхождения» высшей вла-
сти. Так, синодик московского Успенского собора XVII в. при
провозглашении в неделю православия вечной памяти князьям
вообще не отделяет святых князей от несвятых (за исключением
Бориса и Глеба). Здесь отсутствует какая-либо неточность: свя-
тые князья не выделяются из числа «блаженноусопших», чей
культ основан на характерном почитании предков и используется
церковью для активной пропаганды государственно-политической
.доктрины «божественного» происхождения царской власти. Обра-
щение к летописным сводам еще раз убеждает в активном про-
славлении «божественности» великих князей. Даже их рождение
-объясняется «чудесным зачатием»11.
Среди «чудес» Александра Невского записано видение инока
Антония в Рождественском монастыре Владимира в год нашествия
на Москву Девлет-Гирея (1571). Обращения к культу святых за-
щитников в грозную годину — обычное явление. Однако в дан-
ном случае мы имеем возможность убедиться в том, что церковь
же отличала святых князей от несвятых. Согласно церковной ле-
генде, Антоний, молясь ночью о победе русского воинства, видит
юных всадников Бориса и Глеба, которые призывают Александра:
«Восстань, брат наш, да ускорим на помощь сроднику нашему
царю Иоанну». Выйдя из собора, трое всадников мчатся в Ус-
пенский владимирский собор к «сродникам Андрею, Всеволоду,
Георгию и Ярославу». Для церковной легенды было несуществен-
.но, что великие князья Всеволод Юрьевич Большое Гнездо и
Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского) никогда не
вводились в состав официальных пантеонов. Наличие неканонизи-
рованных князей в списках синодиков — результат их происхож-
дения.
В ходе процесса 1547 г. были учтены потребности законода-
тельного закрепления идеологических теорий («божественного
происхождения» самодержавия и «богоизбранности Руси — на-
следницы Рима и Византии»), утверждена победа иосифлянства,
продекларирована неприкосновенность монастырского домена.
Аналогичные мотивы были вновь продемонстрированы канони-
зационным списком святых для общерусского пантеона, составлен-
ным на соборе 1549 г. В нем продолжен мощный святительский
поток, представленный новгородскими архиепископами Нифонтом,
Евфимием и Ионой, ростовским владыкой Иаковом, Стефаном
Пермским.
Заслуги Стефана Пермского в процессе объединения русских
земель вокруг Москвы рассмотрены выше. Иаков Ростовский сы-
грал немаловажную роль в организации монастырской колониза-
ции Севера, чем обеспечил победу Москвы в схватке с Новгоро-
дом за Двинские земли.
174

Кажущаяся нелогичность дополнительного введения в обще-
русский пантеон новгородских святителей объясняется тем, что
политическая программа Нифонта и Ионы, направленная на
обеспечение союза Новгорода с Северо-Востоком, находилась в
русле процесса приспособления местных культов к политике объ-
единения Северо-Запада и Северо-Востока. А в канонизационном
деле последовательного противника Москвы Евфимия Вяжищскоп>
немаловажным был назидательный эпилог его жития, согласно
которому новгородский владыка признал «греховность» своих по-
ступков и был «прощен» московским митрополитом Ионой. Евфи-
мий как бы высвечивал величие «чудотворца» митрополита*
Ионы.
Обширный пласт монастырских подвижников представлен в
списках 1549 г. именами Авраамия Смоленского, Евфимия Суз-
дальского, Григория Пельшемского, Саввы Вишерского, Евфро-
сина Псковского и Ефрема Перекомского. Включением их в состав
общерусского пантеона церковь обеспечивала неприкосновенность
«святого» монастырского земельного домена.
Наличие двух удельных князей (Всеволода Мстиславича и
Михаила Ярославича Тверского) определялось не святостью их
«жизненного подвига», а реальной политической характеристикой.
Всеволод Мстиславич — ярый противник Новгородской феодаль-
ной республики. Вся его деятельность была подчинена борьбе с
боярской олигархией Новгорода за восстановление княжеской вла-
сти над вечевым городом. Михаил Ярославич Тверской при всей
«антимосковской» подоплеке своего «подвига» был включен в об-
щерусский пантеон в обстановке антиордынской пропаганды се-
редины XVI в., когда восточная политика требовала идейного
подкрепления. Михаил Ярославич прославлялся теперь как муче-
ник, принявший смерть от «безбожных татар». Из тверского ва-
рианта «Повести о Михаиле Ярославиче Тверском» были изъяты
либо переработаны те моменты, которые рисовали в невыгодном,
свете Юрия Даниловича Московского. Новый промосковский ва-
риант жития Михаила Ярославича имел характер рассказа о ги-
бели русского князя за Русскую землю в Орде 12.
Общерусской канонизацией литовских мучеников Москва не-
двусмысленно подчеркнула свое покровительство над православ-
ным христианством западнорусских областей, отторгнутых от
Русского государства. Продолжалась линия, начатая канонизаци-
онным процессом 1547 г.,— Москва вела идеологическую подготов-
ку к схватке с Литовским княжеством.
Соборы 1547 и 1549 гг. знаменовали усиление централизации
в церковном делопроизводстве. Если прежде организация и со-
став епархиального пантеона определялись местным епископом, то-
теперь канонизация могла производиться только по решению мит-
рополита и собора. Были унифицированы правила проведения ка-
нонизации, санкционировавшиеся центральным аппаратом русской;
православной церкви. Организация общегосударственного русско-
го пантеона становилась делом всей церковной организации, все-
175

то русского христианского мира. Царь Иван Васильевич поручил
■епископам «известно пытати и обыскивати о великих новых чудо-
творцах священными соборы, и игумены, и священноиноки, и ино-
ки, и пустынники, и князи, и боляры, и богобоязливыми людьми,
где которые чудотворцы прославилися великими чудесы и знамени,
от коликих времен и в каковы лета» 13.
Политическая канонизация рассматривалась высшей светской
:и церковной властью в качестве той идеологической основы, кото-
рая способствовала объединению между собой всех русских зе-
мель.
Церковные соборы не могли, конечно, устранить все местные
культовые особенности. Их специфика не могла первоначально
нейтрализоваться общегосударственным пантеоном. Однако собо-
ры наметили программу будущего централизованного пополнения
епархиальных культовых пантеонов. Главное, что кандидатуры в
местные святые должны были санкционироваться высшей церков-
ной властью. Так, на соборе 1547 г. 9 святых были утверждены к
местному почитанию. Санкция собора придавала почитанию ха-
рактер узаконенного акта. В числе святых, предназначенных со-
бором к местному празднованию, были три юродивых (Максим
.Московский, Прокопий и Иоанн Устюжские), один святитель (Ар-
сений Тверской) и муромские князья (Константин и «чада его
Михаил и Федор», Петр и Феврония).
Княжеский муромский пантеон был лишен какой-либо поли-
тической специфики, что не затруднило бы его включение даже в
состав канонизационных списков общегосударственного значения.
Однако высшие иерархи проявили определенную сдержанность,
«граничив их празднование местными рамками. Вероятно, собор
старался избежать прецедента, который в дальнейшем мог приве-
сти к усилению княжеского потока в общерусские святцы. Раз-
решение на епархиальное почитание муромских князей учитывало
восточное положение Мурома, который рассматривался прави-
тельством в качестве будущего опорного пункта в борьбе с Ка-
занью.
В 1549 г. местного канонизациоиного списка церковный собор
не вырабатывал. Вероятно, в этом случае проявилась дальнейшая
централизация канонизационных актов. Вопрос о местночтимых
-святых мог решаться митрополитом без дальнейшей ратификации
-соборам.
Схема канонизационной централизации, выработанная собо-
рами 1547 и 1549 гг., просуществовала без изменений до сино-
дального времени, когда на рясу русской православной церкви
был надет чиновничий вицмундир.
Однако канонизационные мероприятия 1547 и 1549 гг. уже
подготовили почву для интенсивного внедрения в церковные дела.
События второй половины XVI — начала XVII в. подтвердили
это со всей очевидностью.
176

КАНОНИЗАЦИОННАЯ ПРАКТИКА
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI—НАЧАЛА XVII в.
Канонизационные процессы 1547 и 1549 гг. оформили феодаль-
ный общегосударственный пантеон средневековой Руси. Его даль-
нейшее пополнение проходило уже не столь интенсивно, однако
не менее целенаправленно. За период до 1610 г. в канонизацион-
ные описки было внесено 30 имен. Подробная характеристика
каждого из «новых чудотворцев» вряд ли целесообразна. Более
оправданным представляется обращение к общему канонизацион-
ному списку второй половины XVI — начала XVII в. с указа-
нием времени канонизации (по Е. Е. Голубинскому 14) и социаль-
ной принадлежности «новоявленных святых».
1. Ферапонт Белозерский, игумен
2. Мартиниан Белозерский, игумен
3. Петр, царевич ордынский
4. Авраамий Чухломский, игумен
5. Савва Крыпецкий, игумен
6. Григорий Авнежский, игумен
7. Кассиан Авнежский, игумен
8. Стефан Махрищский, игумен
9. Тихон Луховский, игумен
10. Иаков Боровичский, (мирянин?)
11. Гликерия Новгородская
12. Евфросинья Суздальская, княжна-ионокиня
13. Иосиф Волоцкий, игумен
14. Антоний Сийский, игумен
15. Николай Псковский, юродивый
16. Ефрем Новоторжский, игумен
17. Аркадий Вяземский, юродивый
18. Василий Блаженный, юродивый
19. Филипп, митрополит
20. Роман Владимирович Углицкий, князь
21. Гурий Казанский, архиепископ
22. Варсонофий, архимандрит
23. Герман Казанский, архиепископ
24. Антоний Римлянин, игумен
25. Корнилий Комельский, игумен
26. Дмитрий, царевич
27—29. Герасим, Питирим, Иона, епископы пермские
30. Василий Рязанский, епископ
1553 г.
1553 г.
1553 г.
1553 г.
1553 г. к
1560—1561
1560—1561
1560—1561
1569 г.
1572 г.
1572 г.
1572—1581
1578 г.
1579 г.
1581 г.
1584—1587
1584—1587
1588 г.
1591 г.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
1595 г. (или
1605)
1595 г.
1595 г.
1595 г.
1597 г.
1600 г.
1606 г.
1607 г.
1609 г.
Список подтверждает прежде всего социальную базу канони-
зации: почти половина его — игумены и иноки (14), святителей —
S, представителей высшей светской власти — 3, юродивых — 3
и еще у двоих неопределенная социальная принадлежность. Как
7 Хорошев А. С.
177

видим, принципы социальной принадлежности, провозглашенные
соборами 1547 и 1549 гг., воплощались неукоснительно. В кано-
низационном списке только один представитель княжеской удель-
ной фамилии. Впрочем, его причисление к лику святых произо-
шло в то время, когда победа самодержавных принципов госу-
дарственного устройства была практически безусловной.
Не менее интересными представляются наблюдения над хро-
нологией канонизационного списка. Обращает на себя внимание'
тот факт, что только верхняя часть списка из пяти «новоявлен-
ных святых» (Ферапонт, Мартиниан, Петр, Авраамий и Савва)
свидетельствует об одновременной групповой канонизации подобно-
соборным определениям 1547 и 1549 гг. Продолжение списка,,
вплоть до начала XVII в., говорит о смене группового принципа
канонизационных актов индивидуальным. Отступлением от послед-
него является канонизация Иакова Боровичского и Гликерии
Новгородской (1572 г.), а также казанских и пермских святителей
(1595 и 1607 гг.). Однако количественный состав (2—3 имени) и
географическое единство (в пределах одной епархии) резко отли-
чают эти группы как от обширных соборных определений 1547 и:
1549 гг., так и от списка 1553 г.
Замена группового принципа индивидуальной канонизацией
свидетельствует не о вероятном отсутствии выбора кандидатур
(за пределами канонизации XVI — начала XVII в. осталась
группа церковных проповедников и светских деятелей, отме-
ченных епархиальным почитанием в предшествующий удельный
период), а о конкретизации практически-политической направ-
ленности церковных актов. С 1553 г., с того момента, когда само-
державие вновь столкнулось с очевидной удельной оппозицией,,
темпы канонизации замедлились, а ее характер стал еще более из-
бирательным.
Список 1553 г. в какой-то степени находился еще в русле мощ-
ного канонизационного потока, вызванного соборами 1547 и
1549 гг. Однако уже в нем выявились определенное замедление
темпа (только пять имен) и очевидная функциональная направ-
ленность мероприятия. Среди пяти «новоявленных святых» чет-
веро — игумены. Факт примечательный, тем более что канониза-
ция 1553 г. проходила во многом под впечатлением соборного оп-
ределения предшествующего съезда церковных иерархов 1551 г.,.
на котором светские власти вновь и недвусмысленно заявили о се-
куляризационных тенденциях в отношении церковного землевла-
дения. «Приступ 1551 г.» был отбит иосифлянским большинством
собора во главе с митрополитом Макарием, однако соборное опре-
деление («Стоглав») вынуждено было пойти на некоторые огра-
ничительные меры. «Приговор» 11 мая 1551 г. поставил под пра-
вительственный контроль дальнейший рост монастырского земле-
владения и одновременно установил ряд мероприятий, целью ко-
торых была ревизия монастырского домена, чрезмерно вырос-
шего в период господства княжеско-боярской реакции 30—40-х го-
дов XVI в.16 В этих условиях констатацией святости основателей
178

/обителей подкреплялась идея «неприкосновенности» монастырских
земель. Канонизацией четырех игуменов в 1553 г. церковь сразу
.освящала семь обителей (Ферапонт Белозерский был также осно-
вателем Лужецко-Можайского монастыря, а Авраамий Чухлом-
ский основал четыре под Костромой: Зоозерный, Великую пустынь,
Верхнюю пустынь и Городецкий монастырь).
Примечательно, что канонизация ордынского царевича Петра
тоже в определенной степени отвечала иосифлянскому принципу
акции 1553 г. Это становится очевидным при обращении к тексту
..житийной повести. Еще В. О. Ключевский отметил несомненный
тенденциозный характер жития царевича, которое было на-
писано с целью доказать неоспоримость прав потомков Петра и
монастыря, основанного царевичем, на земли, купленные послед-
ним у ростовского князя 17. Любопытно, что в момент тяжбы внуки
Петра, по житию, прибегают к правосудию ордынских послов,
подтвердивших права княжеской ктитореи. Апелляция к ордын-
ским традициям при доказательстве иммунитета церковных вла-
.дений — распространенный прием князей церкви в ходе дискуссии
с государственной администрацией о неприкосновенности церков-
ного домена. Поэтому неудивительны обращение к литературному
памятнику и канонизация ордынского царевича. В данном случае
утилитарное значение повести с лихвой компенсировало агиогра-
фические недостатки: повесть лишена традиционных житийных
приемов, отсутствует предисловие, мет похвалы и «чудес» в конце
рассказа, нет описаний обычных и необходимых в этом случае
мученичества и страданий за веру 18.
Практический характер канонизации Петра определялся не
только иосифлянскими тенденциями литературного памятника, но
и политической обстановкой начала 50-х годов. Победоносный ка-
занский поход 1552 г. присоединил к России народы Среднего
Поволжья, положил начало процессу освоения громадных восточ-
ных пространств. Именно с этого времени Россия, по выражению
Ф. Энгельса, стала играть «цивилизаторскую роль для Черного и
Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар» 19.
Канонизированный татарский царевич служил пропаганде хри-
стианства в массах населения Поволжья.
Примечательно, что канонизация Петра произошла одновремен-
но с другим немаловажным шагом. В том же, 1553 г. в Москве в
торжественной обстановке «крещен бысть Казаньской царь Еди-
гер-'Магомет... а наречен в святом крещении Симеон. А на кре-
щении был благоверный царь и великий князь Иван Василь-
евич всея Руси и митрополит Макарий и братия его, князь Юрьи
Васильевич и князь Володимир Андреевичь, и владыка Крутиц-
кий и весь събор»20.
Через два года, в феврале 1555 г., была создана новая казан-
ская епархия, на которую был поставлен игумен Селижарова мо-
настыря Гурий. Поставление и отъезд нового иерарха были про-
ведены торжественно в присутствии самого Ивана IV, его братьев
и высших светских и церковных сановников. Летописец, подробно
179

описав поставление и поименно перечислив главных действующих:
лиц, в конце рассказа подвел своеобразный итог церковной цере-
монии: «...всех служащих было с митрополитом в Пречистом и со?.
архиепископом Казанским архиепископов и епископов, архиманд-
ритов и игуменов, протопопов и дьяконов 76, опричь подъяконов».
Казанскому архиепископу было определено высокое место в цер-
ковной иерархии: «...у архиепископа Великого Новагорода w
Пскова, а выше архиепископа Ростовского»21.
Торжественный отъезд Гурия в Казань и пышные церемонна
на всем пути его следования дали С. М. Соловьеву основание
сравнить «духовный поход» иерарха с «отправлением греческого-
духовенства из Византии и Корсуня для просвещения Руси хри-
стианством при Владимире» 22.
В царском наказе казанскому архиепископу предписывалось:
«...всеми способами, как только можно... татар к себе приучать ш
приводить их на крещение». Там же была подробно регламенти-
рована проповедническая деятельность иерарха, предусматрива-
лось его участие в светских органах управления, предоставлялось-
право церковной опеки новокрещенных даже в том случае, когда,
«татарин дойдет до вины» и будет искать защиты у архиепископа*
«от опалы»23.
Естественно, что действенности проповедничества должна бы-
ла способствовать актуализация культа местными «образцами»..
Канонизация ордынского царевича Петра была весомым, но ма-
лоэффективным аргументом. Требовались современные при-
меры, тем более что активная церковная пропаганда приносила;
незначительные успехи. Это признавали сами церковные вла-
сти 24.
Борьба за религиозное господство в Казанском крае потре-
бовала проведения «действенных» государственных и идеологиче-
ских мероприятий25. Патриаршим распоряжением 1593 г. пред-
писывалось «учинить память казанским мученикам Иоанну, Сте-
фану и Петру генваря в 24 день»26. Новоявленные казанские му-
ченики, в числе которых был не только нижегородец Иоанн, пле-
ненный татарами и погибший в 1529 г., но и двое новокрещенных:
татар Стефан и Петр, «потерпевшие смерть за веру» в 1552 г.,.
знаменовали оформление нового епархиального пантеона — Ка-
занского. В 1595 г. он был увеличен канонизацией первых ка-
занских святителей Гурия и Германа и первого архимандрита
Варсонофия. При этом мощи Германа, находившиеся в Москве,,
где владыка умер в 1567 г., и никоим образом не отмеченные да-
ром чудотворения, были отправлены в Свияжский монастырь, ар-
химандритом которого Герман был до поставления в казанские-
архиепископы.
В том же, 1595 г. была поставлена церковь и основан жен-
ский монастырь на месте обретения иконы Казанской Божьей
Матери, а день обретения был объявлен церковным праздником.
Утилитарная подоплека всех церковных мероприятий в Казани
имела четко выраженное назначение, отмеченное в церковном
180

обосновании праздника «обретения»: «...в подкрепление веры хри-
стианской среди магометан»27.
Казанский пантеон в XVII в. приобрел общерусское значение,
которое было закреплено объявлением казанской иконы родовой
святыней царского рода Романовых.
Целенаправленность церковных акций 1595 г. обусловила од-
новременность внесения в канонизационный список второй поло-
вины XVI — начала XVII в. сразу трех иерархов, что было ред-
ким случаем в церковной практике после 1553 г.
Естественно, что единичные канонизационные мероприятия,
как мы неоднократно убеждались, дают меньше возможностей
для определения практически-политического характера церковных
актов. Единственно возможный путь компенсации сведений — об-
ращение к времени объявления новоявленных святых.
Прежде всего обнаруживается длительный перерыв в канони-
зационной практике. За период с 1553 до 1572 г. были внесены в
•список имена только трех «новых чудотворцев». Под 1560—1561 гг.
фиксируется канонизация Григория и Кассиана Авнежских и
Стефана Махрищского. Хронологическая лакуна заполнена у
Е. Е. Голубинского канонизацией Тихона Луховского в 1569 г.
Однако при обращении к внутренней истории России этих лет да-
та акта вызывает определенные сомнения.
В начале 1565 г. Иван IV объявил о введении в стране оприч-
нины. При этом в предуведомительной грамоте царь обвинил не
только бояр в измене, расхищении казны и земель, но и признал
церковных иерархов виновными в том, что они «стакнулись» с
боярами. Свое «нелюбье» царь недвусмысленно и неоднократно
демонстрировал в годы опричного террора. Естественно, что цар-
ская «немилость» возникла не вдруг, а постепенно и непрерывно
накапливалась в бурных внутриполитических коллизиях 50—
60-х годов. В 1551 г. князья церкви решительно воспротивились
попыткам государственной ревизии монастырского землевладе-
ния. В условиях «боярского мятежа 1553 г.» наставник царя, бла-
говещенский поп Сильвестр занял дружественную позицию в от-
ношении «старицкой группировки»28. В 1560 г. созванный в Мо-
скве собор квалифицировал недавних советников царя Адашева и
Сильвестра как «ведомых злодеев», после чего бывший благове-
щенский поп был отправлен в Соловки на вечное заточение.
То, что царская опала Сильвестра не переросла в глобальный
террор по отношению к церкви, во многом определяется гибкой
позицией митрополита Макария. Владыка обладал качеством, ко-
торое помогло ему пережить все боярские правительства и в те-
чение двух десятилетий неизменно пользоваться расположением-
Ивана IV. Великий дипломат в рясе, Макарий ловко приспосаб-
ливал пастырскую миссию к запросам светских властей, а в труд-
ные часы междоусобной борьбы предпочитал умыть руки и сохра-
нить нейтралитет, наглядно продемонстрировав это в 1553 г.29
Макарий, венчавший на царство молодого Ивана Васильевича,
был своеобразным гарантом «богоизбранности» русского само-
181

держца. Смерть Макария в 1564 г. прозвучала похоронным звоном
для многих церковных деятелей. Сдерживающий в какой-то степе-
ни фактор был преодолен со смертью иерарха.
Преемником Макария царь назначил бывшего протопопа Бла-
говещенского собора Андрея, более десятилетия исполнявшего
роль царского духовника. После падения Сильвестра Андрей под
именем Афанасия постригся в Чудовом монастыре. Царь остано-
вил свой выбор на чудовском монахе, желая иметь во главе церк-
ви послушного человека. Новому митрополиту было пожаловано
право ношения белого клобука. Митрополичья казна получила
определенные льготы и привилегии. Все эти милости должны были
упрочить согласие между монархом и церковью. И если в первых
опричных репрессиях отсутствовали имена князей церкви, то это
может быть объяснено только тем, что Афанасий церковной про-
поведью послушно санкционировал действия своего светского сю-
зерена.
В мае 1566 г. Афанасий демонстративно сложил с себя сан
и удалился в Чудов монастырь. Во главе церкви Иван IV вы-
нужден был поставить соловецкого игумена Филиппа (в миру
боярина Федора Степановича Колычева), в лице которого зем-
ская оппозиция обрела одного из самых деятельных и энергичных
вождей. В этих условиях царь не замедлил с антицерковными ак-
циями. Как только Филипп отступился от клятвы («не вступать
в опричнину»), данную при поставлении, и «учал... с государем на
Москве враждовати о опришнины»30, машина опричного террора
всей силой обрушилась на церковь. Опричники схватили «митро-
поличьих старцев» и забили насмерть железными палицами, во-
дя по московским улицам. Филипп демонстративно удалился в
один из московских монастырей, но сана с себя не сложил. Это
был явный вызов монарху. Царь приказал собрать компромети-
рующий митрополита материал.
Была отправлена следственная комиссия в Соловки для ро-
зыска о жизни Филиппа в монастыре. Фальсифицированные вы-
воды ее о порочной жизни святителя послужили основанием для
церковного суда. Филипп отверг все обвинения и пытался прекра-
тить судилище добровольным сложением сана. Но царь отказал-
ся признать отречение Колычева. Ему требовалось скомпромети-
ровать боярина-митрополита в глазах подданных и тем самым по-
лучить моральное право на санкции в отношении церковной ие-
рархии.
«Низвержение» опального архиерея было разыграно по специ-
альному сценарию. Филипп принужден был служить вечернюю
после вынесения судебного приговора. В середине службы в Ус-
пенский собор ворвались опричники. При всеобщем замешательст-
ве был оглашен соборный приговор, порочивший митрополита.
С Колычева сорвали клобук и мантию, бросили в простые сани
и увезли в Богоявленский монастырь. Признанный виновным в
«скаредных делах», Филипп по церковным законам подлежал
сожжению. Грозный заменил казнь вечным заточением. В де-
182

кабре 1569 г. в тюрьме Отрочьего монастыря низверженный мит-
рополит был задушен опричниками31.
В январе 1570 г. опричный погром потряс Новгород Великий.
Репрессии затронули все слои горожан, в том числе духовенство.
Был схвачен и умерщвлен архиепископ Пимен. «Низложение»
новгородского владыки было произведено по тому же сценарию,
что и «низвержение» Филиппа, во время церковной службы в Со-
фийском соборе. Опричники ограбили владычный двор и кафед-
ральный собор, забрали драгоценную утварь и иконы, выломали
из алтаря древние Корсунские врата. В новгородских монастырях
в присутствии и с благословления царя избивали настоятелей и
монахов. Опричники забирали монастырскую казну, церковную
утварь, грабили кельи, снимали колокола, громили монастырское
хозяйство, секли скотину. В итоге новгородское духовенство было
ограблено «до нитки». В опричную казну перешли бесценные со-
кровища Софийского дома и 27 крупнейших монастырей.
Разделавшись с новгородцами, опричное воинство двинулось к
Пскову. Ярость царя обрушилась на местное духовенство. Печер-
скому игумену, вышедшему навстречу царю с крестами и иконами,
отсекли голову. Псковские церкви были ограблены. Опричники
сеяли даже церковные колокола.
Естественно, что в годы репрессий, обрушившихся и на духо-
венство, полностью исключается царская санкция на какие-либо
канонизационные акты. В силу царской «немилости» к церкви ка-
нонизация Тихона Луховского в 1569 г., в момент наиболее остро-
го столкновения Грозного с церковной иерархией, не может быть
признана убедительной. Более вероятной представляется датиров-
ка канонизационного акта во время ослабления опричного терро-
ра в 1572 г., тогда, когда были внесены в канонизационный спи-
сок имена Иакова Боровичского и Гликерии Новгородской.
Церковный акт в отношении двух последних новообретенных
святых символичен и находится в прямой зависимости от погро-
ма 1570 г., когда требовалось восстановить подорванный оприч-
ным террором авторитет епархиальной церковной организации в
среде прихожан. Деятельный, инициативный архиепископ Леонид,
сменивший на софийской кафедре владыку Пимена, использовал
ослабление опричнины для проведения новых идеологических ак-
ций. В условиях недавней царской опалы на новгородское духо-
венство выбор кандидатур из богатейшего святительско-монашес-
кого пантеона Новгорода был явно нежелателен. Иаков и Глике-
рия в этих условиях удовлетворяли требованиям времени. Их
социальное происхождение было неведомо даже самим церковни-
кам, но легендарная близость к посадскому населению служила
немаловажным фактором.
Канонизация Иакова — вообще один из церковных парадоксов.
Тело новоявленного святого было обнаружено на льдине во время
весеннего половодья. «Явившись» во сне боровичским обывате-
лям, подвижник приоткрыл свою тайну, назвавшись Иаковом.
Дальнейшее пополнение сведений о «новом чудотворце» прохо-
183

дило в подобных откровениях. Согласно легенде, Иаков был
«мирянин-крестьянин, ремеслом судовщик или бурлак, принял
Христа ради юродство и был убит громом»32. «Социальное про-
исхождение» Иакова удовлетворяло широкие слои прихожан, но
долго ие отвечало канонизационным критериям: миряне не были
популярны в официальных церковных пантеонах. Поэтому в 1544 г.
ходатайство местного духовенства о канонизации Иакова, было
отклонено, и лишь в 1572 г. пришел его черед. Комиссия, отправ-
ленная в Боровичи, констатировала, что «чюдес исцеления много
есть от телес святого Иакова»33, и «новоявленный чудотворец»
был официально канонизирован. Одновременно было установлено
празднование Гликерие, «девице новгородской», «сведения» о ко-
торой также не отличались особыми подробностями34.
Последняя запись в обширной канонизационной практике цар-
ствования Ивана Грозного посвящена псковскому юродивому Ни-
колаю. Это имя напрямую связывается местными преданиями с
«грозой» 1570 г., хотя его причисление к лику святых было вы-
звано другими, не менее важными для судьбы Пскова со-
бытиями.
После опричного «посещения» Пскова ходило немало легенд от-
носительно внезапного отъезда царя из города, в результате чего
псковский посад избежал новгородской участи. Участники оприч-
ного похода рассказывали, что на улицах Пскова Грозный встре-
тил юродивого. Блаженный советовал царю покинуть город, что-
бы избежать «большого несчастья». Церковники и молва снабдили
легенду о царе и юродивом множеством «документальных» под-
робностей, согласно которым Никола поучал царя «ужасными
словесы еже престати от велия кровопролития и не дерзнути еже
грабити святые Божие церкви»35. «Пророчество» сбылось: как
только Грозный приказал снять колокол Троицкого собора, в тот
же час под ним пал конь. Царь б ужасе бежал.
Псковский юродивый оказался одним из немногих людей,
осмелившихся открыто перечить Грозному. Его слова, возможно,
ускорили отъезд подверженного визионерству царя. Правда, «про-
рочество» Николы не помешало опричникам разграбить псков-
ские церкви, снять церковную утварь и вывезти церковную казну.
Псков избежал участи Новгорода ,не заступничеством юродивого,
а потому, что псковская знать, заподозренная царем в измене, бы-
ла незадолго до похода войска выведена из города и повстре-
чалась опричному воинству под Тверью и в Торжке. Здесь оприч-
ники по цареву пр.иказу вырезали псковскую оппозицию.
Спаситель города пользовался популярностью в широких кру-
гах псковичей. Почитание блаженного «охранителя» Пскова при-
вело к тому, что через пять лет после смерти юродивый был
канонизирован церковью. Церковный акт был проведен в 1581 г.,
когда над Псковом собралась новая гроза — военная. В августе
того же года огромное войско Стефана Батория подошло к горо-
ду и начало осаду. Мужество и стойкость защитников города-
крепости стали неодолимой преградой на пути врага. Сорокасеми-
184

тысячная армия не смогла овладеть Псковом. Планы Батория
были сорваны.
В эти тяжелые дни церковная пропаганда в целях «укрепле-
ния» воинского духа псковичей обратилась к имени популярного
в посадских кругах блаженного «спасителя» — Николы Салоса. Со-
гласно церковному преданию, Николай умолил богородицу о за-
ступничестве. Молитвой юродивого, по мнению духовенства, была
вновь отведена угроза городу. Церковь в очередной раз прини-
зила мужество и героизм воинов «божественным предопределе-
нием». В том же, 1581 г. была написана икона богоматери с пред-
стоящими псковскими «святыми защитниками» города. Среди них
был Николай Салос. Одновременно в церковные святцы было вне-
сено празднование памяти блаженного30.
Следует заметить, что церковники неоднократно использовали
популярность юродивых в среде посадского населения в моменты
критических внутриполитических событий средневековья. Подоб-
ный подход продемонстрировала русская церковь в 1588 г. в Мо-
скве канонизацией Василия Блаженного. Выбор момента для
церковной акции и его персонаж определились событиями 1586—
1587 гг., когда борьба сторонников Шуйских с группировкой Го-
дунова, низложение митрополита Дионисия, осада москвичами
Кремля, неурожай и голод 1587—1588 гг. до предела накалили
обстановку в столице. Появилась масса юродивых, пророчество-
вавших Борису Годунову «кары небесные». Необходимо было опе-
ративным вмешательством церкви разрядить взрывоопасную об-
становку. Канонизация-популярного в посадских кругах москов-
ского юродивого должна была, по мысли церковников, восстано-
вить идеологическое влияние официальной пропаганды и автори-
тет духовенства, которое возглавил верный сторонник Годунова
митрополит Иов. Возможно, что церковная акция в ряду других
мер, предпринятых временщиком и митрополитом, создала усло-
вия для относительно спокойной ликвидации «антигодуновской
оппозиции».
Знакомство с канонизационным списком второй половины
XVI — начала XVII в. обнаруживает присутствие двух имен, ран-
няя местная (епархиальная) канонизация которых определена на-
ми выше — Евфросиньи Суздальской и Антония Римлянина,
Практическое значение активизации культа легендарной суздаль-
ской княжны-инокини вызывалось необходимостью переключить
внимание православной массы с Покровского монастыря, куда
была («тягости ради и болезни и бездетства») заточена первая
жена Василия III — Соломония Сабурова. В бурные годы оприч-
нины здесь принимали постриг жены казненных бояр. Обитель
превратилась в аристократический монастырь с безусловной оп-
позицией царской власти. Вокруг могилы Софьи-Соломонии скла-
дывался ореол святости, крайне нежелательный для Ивана Ва-
сильевича. Заинтересованность царя проявилась в личной санк-
ции на канонизацию Евфросиньи Суздальской. При гробнице Ев-
фросиньи было совершено «несколько разительных исцелений, пос-
185

ле чего было учреждено ее празднование». Казна субсидировала
каменную застройку монастыря и определила размер ежегодной
царской дотации (руги).
Так, легенда о подвижнице XIII в. была умело приспособлена
к политическим задачам XVI в.37
Общерусская канонизация Антония, проведенная в 1597 г.,
представляется своеобразной реакцией русской патриархии на
подписание в 1596 г. Брестской церковной унии. Насильственное
объединение православной и католической церквей Западной Ук-
раины при подчинении православного духовенства римскому папе
не могло не вызвать резкой реакции в Москве. В этих условиях
житие Антония приобрело особую идеологическую ценность. Со-
гласно легенде, Антоний, уроженец Рима и последователь гре-
ческого православия, был вынужден скрываться от преследования
католиков. «Божьим заступничеством» истинный христианин «чу-
десным образом» перенесен на берега Волхова. «Путешествие»
Антония на камне из католического Рима в православный Нов-
город стало основой его жития. Ярко выраженная антилатинская
направленность повести безусловно признается всеми исследова-
телями 38. Борьба с происками папского престола приобрела осо-
бую актуальность в условиях оформления русской патриархии (в
1589 г.) и усиления в этой связи вселенских амбиций русской
церкви.
Последние записи в рассматриваемом канонизационном списке
были сделаны в бурные годы «смутного» времени, когда страна
находилась на историческом переломе от средневековой Руси к
России нового времени. Огромное государство сотрясалось в бояр-
ских мятежах и калейдоскопе изменений на царском троне, в клас-
совых битвах первой Крестьянской войны и всенародной борьбы
с иноземной интервенцией.
В этих условиях русская церковь продемонстрировала едва
ли не самый выразительный образец практически-политической
канонизации. В 1606 г. общерусский пантеон пополнился «новым
страстотерпцем», царевичем Дмитрием. Внесению имени последне-
го из прямых потомков царской фамилии Рюриковичей предшест-
вовала длительная предыстория, усложненная позднейшими вер-
сиями сказаний и повестей, а также неоднократными «оживления-
ми» призрака Дмитрия в сочетании с предвзятой,ретроспективной
оценкой событий. В конспективном изложении история царевича
развивалась следующим образом.
В марте 1584 г. царь Р1ван IV скончался. 31 мая столица тор-
жественно отпраздновала коронацию нового царя — Федора.
Младший сын Грозного Дмитрий, получил в удел Углич, куда был
отправлен с матерью, царицей Марией и ее многочисленной род-
ней — семейством Нагих. 15 мая 1591 г. в полдень в Угличе ца-
ревич Дмитрий погиб на глазах у многих людей. Братья Нагие
ударили в набат. Возбужденной толпе горожан была брошена
версия о злодейском убийстве Дмитрия. На расправу толпе вы-
дана семья и родственники ненавидимого Нагими главного дьяка
186

Михаила Битяговского, осуществлявшего контроль над расхода-
ми удельной семьи. В день кровавого самосуда погибли 15 чело-
век. Их трупы были брошены в ров у крепостной стены. К вече-
ру на третий день в Углич вошли правительственные войска, а
вслед за ними прибыла следственная комиссия во главе с Васи-
лием Шуйским и митрополитом Геласием.
Следственные материалы сохранили по крайней мере две вер-
сии гибели Дмитрия.
Версия преднамеренного убийства исходила от Нагих, родни
погибшего. Наиболее активно ее отстаивали Михаил и Григорий.
Царица Мария и Андрей Нагой были менее категоричны. По
словам Нагих, царевича зарезали сын дьяка Битяговского, его же
племянник Никита Качалов и муж его племянницы Осип Воло-
хов. Никто из Нагих при роковой прогулке Дмитрия не присутст-
вовал, а Михаил и Григорий прибыли к месту происшествия с
большим опозданием, когда царевич был мертв. «Протоколы до-
просов позволяют установить, зачем понадобилась Нагим версия
убийства Дмитрия. С помощью этой версии они пытались оправ-
дать расправу с государственным дьяком Битяговским»39.
Допрос главных свидетелей привел к крушению версии Нагих
о преднамеренном убийстве царевича. В ходе следствия было ус-
тановлено, что в полдень 15 мая царица отпустила сына погулять
и 'потешиться игрой с четырьмя сверстниками. Дети играли «в
тычку ножиком... на заднем дворе». <Во время игры с Дмитрием
случился сильный припадок (он страдал эпилепсией), и царевич
«набросился на нож» либо ударил им себя в беспамятстве. Вер-
сия нечаянной гибели царевича совпадает, по существу, в изло-
жении восьми очевидцев трагедии. «Нарисованная следствием кар-
тина гибели Дмитрия отличалась редкой полнотой и достоверно-
стью. Расследование не оставило места для неясных вопросов»40.
Минули годы. Умер царь Федор. Воцарился Борис Годунов.
Но призрак царевича Дмитрия то и дело будоражил слухи таин-
ственным воскрешением, пока тень не обрела наконец плоть. Объ-
явившийся в Польше авантюрист, используя поддержку польско-
литовской знати, неустойчивость правительства Годунова и, глав-
ное, непопулярность крепостнического курса правящих верхов в
среде русского крестьянства, чреватую классовыми столкновения-
ми, сумел на гребне стихийного протеста угнетенных масс до-
стигнуть царского трона. Боярская знать расчистила самозванцу
дорогу, низложив патриарха Иова, задушив царевича Федора Го-
дунова и его мать. Труп царя Бориса извлекли из Архангель-
ского собора и закопали вместе с останками жены и сына на за-
брошенном кладбище за городом.
20 июня 1606 г. Лжедмитрий торжественно въехал в столицу.
18 июля в Москву была привезена царица-,инокиня Мария-Марфа,
признавшая в самозванце своего сына. 30 июля под именем Дмит-
рия самозванец венчался на царство. Успех авантюриста, впрочем,
был кратковременным. Лишившись народной поддержки подтверж-
дением крепостнических указов и не найдя опоры в среде русской
187

светской и церковной иерархии, недовольной шляхетско-католи-
ческим окружением Лжедмитрия, самозванец возбудил всеобщее
негодование. 17 мая 1607 г. в Москве вспыхнуло народное восста-
ние. Самозванец был убит. Кучка бояр захватила власть, царем
стал князь Василий Иванович Шуйский.
Сразу же по воцарении Шуйский столкнулся с тенью убитого
самозв.анца. Москву будоражили всевозможные слухи, неблаго-
приятные для нового царя. На могиле венчанного царя Дмитрия
якобы «творились чудеса». Василий велел вырыть тело самозван-
ца, сжечь его и развеять пепел по ветру. Но это не помогло. Рас-
пространилась молва, что Дмитрий спасся, а убит был его двой-
ник. Шуйский понял, что ликвидировать слухи можно только
окончательным подтверждением самозванства. Царские грамоты
извещали, что «царевич Дмитрий умре подлинно и погребен на
Угличе».
Грамоты цели не достигли. Молва росла и захватила провин-
цию. Шуйский приказал перенести из Углича в Москву тело ца-
ревича Дмитрия. Василий сам встретил траурную процессию на
окраине столицы и нес тело царевича до Архангельского собора.
По стране были разосланы грамоты с извещением о событии и с
повторением злодейств Лжедмитрия.
В Польше объявился новый самозванец. Северские города от-
казались присягнуть Шуйскому, поддержав самозванца. Тогда
царь Василий решил отделаться от «чудес» самозванца с помощью
«чудес» истинного Дмитрия. С начала июня 1606 г. церковь стала
сеять слухи о «чудесах» от тела благоверного царевича. Однако,
при всем желании угодить Шуйскому, церковь не могла канони-
зировать самоубийцу. По церковным канонам самоубийство,, да-
же нечаянное, считается тяжким грехом. С ведома и по приказу
Шуйского была пересмотрена официальная версия о гибели царе-
вича, составленная возглавляемой им самим комиссией. Как спра-
ведливо отметил Р. Г. Скрынников, «Шуйский-следователь выдви-
нул версию о самоубийстве Дмитрия. Шуйский-царь должен был
с нею покончить»41.
Духовенство потратило массу энергии, чтобы изобразить Дмит-
рия «невинно убиенным». Толки о его самоубийстве официальная
пропаганда квалифицировала как еретические. Житийные образцы
отвергались один за другим, не удовлетворяя церковных пропо-
ведников. Появился эмоциональный рассказ, изобиловавший дра-
матическими «подробностями». Согласно церковной версии, «зло-
честивый» юноша разглядел «ожерельеце» у царевича и попросил
показать его. Когда царевич доверчиво подставил шею, то злодей
кольнул его ножом, но не захватил гортани. Тогда два других
злодея «заклаше» ребенка «аки агнца»42.
Оставалось ликвидировать последнее препятствие на пути при-
знания правомерности канонизации. Как любое дело, касавшееся
царской семьи, текст угличского «обыска» утверждался церков-
ным собором. Соборное определение 1591 г., подписанное высши-
ми иерархами и скрепленное Иовом, будущим первым русским.
188

^патриархом, выразило полное согласие с выводами комиссии Шуй-
ского о нечаянной смерти царевича. Более того, иерарх мимохо-
дом упомянул, что «царевичу Дмитрию смерть учинилася божьим
судом»43.
Низложенный латриарх был жив и находился в Старице. Что-
-•бы расположить к себе опального иерарха, Шуйский пошел на
восстановление памяти царя Бориса и его семейства. По распо-
ряжению Василия гробы Годуновых были торжественно переза-
хоронены. Акция Шуйского благоприятствовала его сближению с
Иовом, а царское приглашение Иову, подписанное Василием и
патриархом Гермогеном, окончательно склонило старицкого за-
творника к поездке в столицу. 14 февраля 1607 г. Иов приехал в
Москву. Через два дня была сочинена грамота за подписью двух
патриархов, бывшего и действовавшего, в которой утверждалось,
что царевич Дмитрий «принял заклание неповинное от рук из-
менников своих». «Память» окончательно определила каноничес-
кую титулатуру нового святого (мучеником он быть не мог, по-
тому что никто не покушался на его вероисповедание): Дмитрий
«был объявлен «новоявленным страстотерпцем христовым»44.
Таким образом, после неоднократных фальсификаций под
эгидой церкви по царскому приказу православные святцы попол-
нились новым божьим угодником. Примечательна перекличка че-
рез века: фальсифицировав свидетельства о гибели Бориса и
Глеба, русская православная церковь в XI в. приобрела первых
«страстотерпцев»; фальсифицировав показания следственной ко-
миссии и собственное соборное определение, русское духовенство
получило в XVII в. последнего «страстотерпца». В этом случае
даже не склонный к решительным оценкам С. М. Соловьев вы-
нужден был воскликнуть: «Конечно, многим... могло показаться
странным, как тот же самый Василий Иванович Шуйский торже-
ственно свидетельствовал, что царевич Дмитрий сам закололся в
.припадке падучей болезни, и тот же патриарх Иов объявлял,что
.это свидетельство истинное, а теперь оба говорят, что царевича
Дмитрия убили его изменники!»45.
Дело царевича Дмитрия не было исключительным явлением в
жанонизационной практике русской православной церкви. Акция
1606—1607 гг. была наиболее показательным примером гибкости
русской политической канонизации. Каждая церковная фальси-
фикация отражала страх господствующих сословий перед анти-
феодальным движением. Своей конечной целью канонизационные
мероприятия ставили задачу отвлечения народных масс от клас-
совых выступлений.
* *
Проведенное исследование политической истории канонизации
позволяет сделать следующие выводы.
1. Канонизация представляет собой своеобразный церковно-
189

политический «институт», применение которого отвечало интере-
сам господствующего класса феодалов.
2. Периодизация канонизационной практики полностью совпа-
дает с хронологией истории России.
3. Канонизационные мероприятия в конечном своем действии:
предусматривали отвлечение народных масс от антифеодального*
движения в стране.
4. В истории средневековой канонизации четко выделяются че-
тыре пласта: создание киевского пантеона как древнерусского об-
щегосударственного культового центра; местная канонизационная:
практика периода феодальной раздробленности; организация об-
щенационального московского пантеона в период объединения'
русских земель вокруг Москвы; и наконец, создание русского об-
щегосударственного пантеона.
5. Русская православная церковь с момента своего возцикно-
вения основным критерием канонизационной практики .избирала,
политическую характеристику претендентов.
6. История отдельных культов демонстрирует широкие воз-
можности церковной пропаганды, гибкость политической канони-
зации в приспособлении культов к новым историческим условиям..
7. Централизация Русского государства не только ликвидиро-
вала государственную самостоятельность русских земель, но под-
вела итог местным канонизационным актам. С середины XVI в..
канонизация превратилась в общегосударственное дело.
1 См.: Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгород-
ской феодальной республики. М., Изд-во Моск. ун-та, 1981, с. 140—195.
2 ПСРЛ, т. XII, с. 190.
3 См.: Клибанов А. И. Реформационное движение в России в XIV — пер-
вой половине XVI вв. М., 1960.
4 Там же, с. 251.
5 См.: Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.—Л., 1955.
6 См.: Голъдберг А. Л. Три «послания Филофея» (опыт текстологического'
анализа). — ТОДРЛ, т. XXIX, 1975, с. 68—97; цит. по: Малинин В. Старец.
Елизарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901. (Приложения).
7 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви.
Изд. 2-е. М., 1903, с. 91.
8 Е. Е. Голубинский в своей монографии аргументированно реконструировал.
все канонизационные соборные списки. Итоги этой работы признаются всеми
исследователями, что, освобождая нас от излишней детализации, позволяет об-
ратить внимание только на общую политическую характеристику списков.
9 См.: Голубинский Е. Е. История канонизации..., с. 99. В одном из кратких,
летописцев середины XVII в. имеется указание на связь собора с венчанием на
царство Ивана IV (см.: Шмидт С. О. Становление российского самодержства.
М., 1973, с. 154). О «вмешательстве» светских властей в канонизационный про-
цесс свидетельствуют формулировка Сокращенного Новгородского летописца по-
списку Н. К. Никольского, указывающая, что собор 1547 г. был созван «пове-
лением» Ивана IV (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 3, с. 619) и сообщение летописца
начала XVII в. о канонизации митрополита Ионы зимой 1547 г., в котором от-
мечено, что митрополит Макарий осуществил акт «поговоре с [великим] князем»
(цит. по: Корецкий В. И., Морозов Б. Н. Летописец с новыми известиями XIV—
начала XVIII в. — В кн.: Летописи и хроники. Сб. статей. М., 1984, с. 213).
10 Федотов Г П. Святые Древней Руси (X—XVII ст.). Нью-Йорк, 1959^
с. 87.
190

11 ПСРЛ, т. XII, с. 190.
12 См.: Кучкин В. А. Повести о Михаиле Тверском. Историко-текстологиче-
<ское исследование. М., 1974.
\ 13 Цит. по: Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 95.
\ 14 См.: Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 109—123.
I 15 В своей сводке Е. Е. Голубинский датирует канонизацию Саввы 1554 г.,
однако в примечании указывает возможность более ранней даты «празднования»:
•«^.одновременно с царевичем Петром и Авраамием Чухломским» (Голубин-
ский Е. Е. Указ. соч., с. 112, прим. 1).
\ 16 См.: Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства
30\х—50-х годов XVI века. М.—Л., 1958, с. 437—443.
\ 17 См.: Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический
.источник. М., 1871, с. 40—41.
V8 История русской литературы XI—XVII веков. М., 1980, с. 263—264.
\9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 214.
2V ПСРЛ, т. XXIX, с. 233.
Ц Там же, с. 234—235.
221 Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. IV, т. 7—8.
М., 1960, с. 68.
23ААЭ, т. I, № 241, с. 257—261.
24 \Там же, № 358, 436—437.
25 ААЭ, т. I, № 358, с. 437—439.
26 Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 269, 287.
27 Земная жизнь пресвятой Богородицы и описание святых чудотворных Ее
щкон, чтимых православной церковью. Спб., 1892, с. 310.
28 См.: Смирнов И. И. Указ. соч., с. 270—277.
29 Там же, с. 277.
30 Новгородские летописи. Спб., 1879, с. 98.
31 Канонизация Филиппа, проведенная в 1591 г. после вскрытия его гроб-
ницы и перенесения тела на Соловки, носила узкоместный, монастырский ха-
рактер, типичный для монашеской братии по отношению к своему пастырю. При
этом необходимо учитывать также, что Соловецкий монастырь до второй по-
.ловины XVII в. обладал определенными феодальными привилегиями (см.: Ни-
кольский М. Н. Указ. соч..., с. 112).
32 Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 87.
33 ПСРЛ, т. III, с. 168.
34 Там же, с. 172, 173; Голубинский Е. Е. Указ. соч., с. 114—115.
35 Псковские летописи, т. I. M.—Л., 1941, с. 116.
36 Филарет. Русские святые, чтимые всею церковью или местно, вып. 1.
^Изд. 3-е. Спб., 1882, с. 277. Примечателен перечень «святых защитников» горо-
да на псковской иконе. Богоматерь изображена с предстоящими преподобными
Антонием и Корнилием, с князьями Владимиром Святославичем, Всеволодом-Гав-
риилом Мстиславичем и Довмонтом-Тимофеем, с юродивым Николаем Салосом.
Бесспорно, перед нами псковский городской пантеон святых в том его составе,
который оформился к 1581 г. Всеволод-Гавриил и Довмонт-Тимофей и до 1581 г.
неоднократно «демонстрировали» патронат над Псковом. Появление Владимира
Святославича примечательно. «Креститель Руси», как и в событиях 1240 г.,
«отстаивал» русское православие от нашествия новых «крестоносцев»-латинян,
что ретроспективно подтверждает причину обращения Александра Невского к
памяти «крестителя». Имя Антония, вероятно, олицетворяет архаику городского
монашества. Закономерно введение в список Корнилия. Оно было продиктовано
не игуменством Корнилия в Псково-Печерском монастыре (тогда было бы
неоправданным отсутствие на иконе Евфросина Псковского и Саввы Крыпец-
кого, уже внедренных в общерусские поминальники, тем более что Савва, по
преданию, вместе с Николаем «молил» богородицу о спасении города), а тем,
что печерский игумен был назначен первым епископом «Юрьевским и Вельян-
■ским», следовательно, являлся первым православным миссионером на террито-
риях папской курии в Прибалтике. Возможно, с событиями Ливонской войны
связана церковная пропаганда культа Исидора, священника православного собо-
ра в Дерпте, по преданию, отказавшегося от перехода в «латинство» и утоплен-
ного вместе с 72 прихожанами по приказу дерптского епископа.
191

37 Церковно-политическая эксплуатация культа Евфросиньи продолжалась и
позже. В 1699 г. святителем Илларионом были торжественно открыты «нетлен-,
ные мощи» княжны-инокини. Вместе с Илларионом мощи освидетельствовал там-/
бовский епископ Леонтий, находившийся на отдыхе в Спасо-Евфимиевском мо<-
настыре. Оба святителя уже имели опыт определения «нетленности мощей»:
именно им 1 июля 1699 г. было поручено освидетельствование мощей Александ-
ра Невского, которое было успешно выполнено, несмотря на то, что княжеский
саркофаг сгорел в пожаре 1491 г. Политическая подоплека повторного обраще-
ния к культу Евфросиньи Суздальской определяется тем, что в 1698 г. в число
инокинь Покровского монастыря была принята опальная царица Евдокия Ло-
пухина. Воспрепятствовать превращению Покровского монастыря в оппозицион-
ный центр можно было лишь переключением внимания верующих. Обретение
«нетленных мощей» Евфросиньи Суздальской, «чудеса», сопровождавшие атот
торжественный акт, оживили древний культ княжны-инокини. Новая политиче-
ская задача была успешно выполнена суздальской кафедрой. /
38 См.: Розов Н. Н. Повесть о новгородском белом клобуке как памятник
общерусской публицистики XV века. — ТОДРЛ, т. IX, 1953, с. 199—203; Че-
репнин Л. В. К вопросу о русской публицистике конца XV в. — ТОДРЛ,,
т. XXIV, 1969, с. 151—154; Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской пуб-
лицистике конца XV — начала XVI века. М.—Л., 1960, с. 230—234. |
39 Скрынников Р. Г Борис Годунов. М, 1978, с. 73—74.
40 Там же, с. 82.
41 Там же, с. 185, прим. 1; см. также: Рудаков А. А. Развитие лег)енды о-
смерти царевича Дмитрия. — Исторические записки, т. 12, 1941.
42 РИБ, т. 13, с. 767.
43 Клейн В. К. Углическое следственное дело о смерти царевича Дмитрия
15 мая 1591 г., ч. 2. М., 1913, л. 51.
44 Текст грамоты цит. по: Соловьев С. М. История России..., с. 473—474.
45 Там же, с. 475—476.
Мк

СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
ААЭ — Акты археографической экспедиции, т. I. Спб., 1863.
АИ — Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комис-
сиею, т. I. Спб., 1841.
ГВНиП — Грамоты Великого Новгорода и Пскова. Под ред. С. Н. Валка^
М— Л., 1949.
ДДГ — Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—
XVI вв. Подготовил к печати Л. В. Черепнин. М.—Л., 1950.
ИОРЯС — Известия отделения русского языка и словесности Российской Ака-
демии наук.
НПЛ — Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под
ред. и с предисл. А. Н. Насонова. М.—Л., 1952.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей, т. I. Лаврентьевская и Троиц-
кие летописи. Спб., 1846; т. II. Ипатьевская летопись. Спб., 1908;
т. III. Новгородские летописи. Спб., 1841; т. IV. Новгородские и
Псковские летописи. Спб., 1848; т. V. Софийская I летопись. Л.„
1925; т. VIII. Воскресенская летопись (продолж.). Спб., 1859; т. X.
Летописный список, именуемый Патриаршею или Никоновскою лето-
писью. Спб., 1885; т. XI. Продолжение летописного списка, именуе-
мого Патриаршею или Никоновскою летописью. Спб., 1897; т. XIL
Продолжение летописного списка, именуемого Патриаршею или Ни-
коновскою летописью. Спб., 1901; т. XV, ч. I. Рогожский летописец.
Тверской сборник. М., 1965; т. XX. Львовская летопись. Спб., 1910;
т. XXIII. Ермолинская летопись. Спб., 1910; т. XXV. Московский ле-
тописный свод конца XV века. М.—Л., 1949; т. XXIX. Летописец на-
чала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александ-
ро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М., 1965.
РИБ — Русская историческая библиотека, т. VI. Изд. 2-е. Спб., 1908.
СГГД •— Собрание государственных грамот и договоров, т. II. Спб., 1848.
ТОДРЛ — Труды отдела древнерусской литературы Института русской лите-
ратуры АН СССР.
ЧОИДР — Чтения в Обществе истории и древностей российских.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аарон, пономарь новгородского Софийского собора 140
.Абрамович Д. И. 40, 50, 53, 54
Август, римский император 169
Авраамий Болгарский, купец, епарх. канонизация с 1230 г. 65
Авраамий Ростовский, еп., епарх. канонизация с 1474 г. 45, 158, 171
Авраамий Смоленский, иг., общерусское почитание со вт. пол. XIII в., соборная
общерусская канонизация с 1549 г. 83, 171, 175
Авраамий Чухломский, иг., общерусская канонизация с 1553 г. 125, 129, 177—
179, 191
Авраамка, летописец 145
Айналов Д. В. 26, 27, 53
Адашев Алексей Федорович, окольничий 181
Адрианова-Перетц В. П. 88
Александр Васильевич, вел. кн. владимирский, кн. суздальский, сын Василия Ми-
хайловича 96
Александр Михайлович, вел. кн. тверской, сын Михаила Ярославича, епарх. ка-
нонизация во вт. пол. XV в. (до 1485 г.) 94, 95, 97, 135, 137, 170, 173
Александр Свирский, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 170, 173
Александр Федорович, кн. ярославский, сын Федора Васильевича 155
Александр Ярославич Невский, кн. новгородский и псковский, вел. кн. владимир-
ский, епарх. канонизация во вт. пол. XIII в., соборная общерусская канони-
зация в 1547 г. 76, 78—80, 85—87, 90, 124—126, 142, 162, 170, 172—174,
191, 192
.Алексей Новгородский, архиеп. 128, 141
Алексей (в миру Елевферий Бяконт), митр, московский, общерусская канониза-
ция в 1447 г. 75, 98—102, 105, 109—116, 118, 120—122, 126, 130, 135, 136,
172
Алексей Михайлович, см. Варлаам Хутынский
.Алешкоеский М. X. 20, 25—27, 29, 50, 51, 53
Андреев В. Ф. 9
Андрей Тверской, еп. 93, 94, 136
Андрей, иг. новгородского Антонова м-ря, агиограф 71
Андрей, см. Афанасий
Андрей Александрович, кн. городецкий и костромской, вел. кн. владимирский,
сын Александра Ярославича Невского 93, 126
Андрей Васильевич, кн. старицкий, сын Василия II Васильевича 146
Андрей Рублев, иконописец 163
Андрей Юрьевич Боголюбский, вел. кн. владимирский, сын Юрия Владимирови-
ча Долгорукого, епарх. почитание с сер. 70-х гг. XII в., общерусская кано-
низация в 1703 г. 25, 60—65, 67, 68, 72, 85, 92, 95, 142, 158, 159, 174
Андрей Ярославич, кн. суздальский, сын Ярослава Всеволодовича 80, 81
Анна, кн-я, жена Владимира Святославича 48
Анна, кн-я, жена Ярослава Владимировича Мудрого, епарх. канонизация в
1439 г. 142
Анна Кашинская, кн-я-инокиня 161
Антоний Новгородский (в миру Добрыня Ядрейкович), архиеп., епарх. канони-
зация в 1439 г. 71, 89, 140—142
Антоний Виленский, соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171
Антоний Печерский, иг., канонизирован не ранее сер. XIII в. 36, 39—45, 54
194

Антоний Псковский, иг., местн. канонизация в 1581 г. 191
Антоний Римлянин, иг., епарх. канонизация с XII в., общерусская в 1597 г. 70—
72, 90, 177, 185, 186
Антоний Сийский, иг., канонизирован в 1579 г. 177
Антоний, иеромонах ярославского Спасского м-ря, агиограф 157
Антоний, монах владимирского Рождественского м-ря, 174
Арабшах, царевич татарский ПО
Аркадий Вяземский, юродивый, канонизирован в 1584—1587 гг. 177
Аркадий Новгородский, еп., епарх. канонизация с кон. XII в. 67, 69, 140, 141
Арсений, владыка новгородский 141
Арсений Тверской, еп., епарх. канонизация в 1483 г., соборная мест, канонизация!
в 1547 г. 128, 137, 171
Афанасий, митр, московский 182
Батый, хан Золотой Орды 74, 76, 77, 80, 87
Бахрушин С. В. 16, 48, 50, 111, 131
Бек Х.-Г. (Bek H.-G.) 54
Белецкий С. В. 89
Белов А. В. 5, 6, 131
Берке, хан Золотой Орды 75, 80, 125, 126 ^
Бердибек, хан Золотой Орды 109, 111
Вернадский В. Н. 146, 164
Боброк-Волынский Д. М., воевода 124
Болеслав I Храбрый, король польский 21, 27—29, 37, 51
Борис Федорович Годунов, царь 185, 187, 189, 192
Борис Александрович, вел. кн. тверской, сын Александра Ивановича 135, 136
Борис Владимирович, кн. ростовский, сын Владимира Святославича, почитание
с 20-х гг. XI в., общерусская канонизация в 1072 г. 13—22, 24—34, 36, 45,.
47, 50—53, 59, 64, 78, 80, 84, 85, 98, 124, 171, 174, 189
Борисов Н. С. 9, 90, 132
Борис Константинович кн. суздальский, сын Константина Васильевича 162
Бугославский С. А. 54
Будовниц И. У. 90, 94, 129
Булгаков М. П. (Макарий, митр.) 15, 50, 132
Бурислейф, персонаж исландских саг 26, 27, 29, 32
Варлаам Хутынский (в миру Алексей Михайлович), иг., епарх. канонизация в нач.
XIII в., общерусская во вт. пол. XV в. 66, 70, 83, 143, 144, 146, 147, 151
Варлаам Печерский, иг. 39, 42, 43
Варлаам, монах Спас-Хутынского м-ря 71
Варсонофий Казанский, архимандрит, канонизирован в 1595 г. 177, 180
Варсонофий Тверской, еп. 95
Варсонофий, кандидат в новгородские владыки 148
Вартилаф, персонаж исландских саг 29
Василий Рязанский, еп., канонизирован в 1609 г. 177
Василий Тверской, еп. 136
Василий Вельяминов, тысяцкий московский 109, 110
Василий II Васильевич Темный, вел. кн. московский, сын Василия Дмитриевича?
99, 100, 104—107, 121, 122, 124, 144—146, 151
Василий I Дмитриевич, вел. кн. московский, сын Дмитрия Ивановича Донского'
104, 105, 128, 138
Василий III Иванович, вел. кн. московский и всея Руси, сын Ивана III Василь-
евича 185
Василий Блаженный, юродивый, канонизирован в 1588 г. 177, 185
Василий Иванович Шуйский, царь 187—189
Василий Калика, архиеп. новгородский, епарх. канонизация в 1439 г. 140, 141
Василий Михайлович, кн. тверской, сын Михаила Ярославича 135
Василий Юрьевич Косой, кн. звенигородский, сын Юрия Дмитриевича 106, 144
Васильев В. 3, 6, 8, 35, 50, 53—55, 66, 85, 86, 88, 89, 91
Василько Константинович, кн. ростовский, сын Константина Всеволодовича,,
епарх. канонизация во вт. пол. XIII в. 76, 125, 161
195

Вассиан Рыло, архиеп. ростовский 62, 82, 157—159
Велецкая Н. Н. 55
Вельяминовы, боярская семья 110
Веселовский С. В. 100
Владимир Андреевич Храбрый, кн. боровский и серпуховский, сын Андрея Ива-
новича 99
Владимир Андреевич, кн. старицкий, сын Андрея Ивановича 179
Владимир Всеволодович, кн., сын Всеволода Мстиславича 59
Владимир Всеволодович Мономах, вел. кн. киевский, сын Всеволода Яросла-
вича 23—25, 34, 44, 45, 52, 53, 59, 169, 174
Владимир Игоревич, кн. северский, сын Игоря Святославича 59
Владимир Святославич, вел. кн. киевский, сын Святослава Игоревича 11—14, 16,
18, 20, 30, 31, 47—49, 55, 61, 85—88, 91, 98, 125, 159, 160, 171, 180, 191
Владимир Ярославич, кн. новгородский, сын Ярослава Владимировича Мудрого,
епарх. канонизация в 1439 г. 142
Воронин Н. Н. 52, 63, 64, 88, 90, 95, 129
Всеволод-Гавриил Мстиславич, кн. новгородский и псковский, сын Мстислава
Владимировича, городская канонизация в кон. XIII в., соборная общерус-
ская канонизация в 1549 г. 67, 153—155, 171, 175, 191
Всеволод Ольгович, кн. черниговский и киевский, сын Олега Святославича 58
Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, вел. кн. владимиро-суздальский, сын Юрия
Владимировича Долгорукого 142, 143, 174
Всеволод Ярославич, кн. переяславский и вел. кн. киевский, сын Ярослава Вла-
димировича Мудрого 19, 21—25, 32, 33, 40, 42—44, 52, 54, 58
Всеслав Брячиславич, кн. полоцкий, сын Брячислава Изяславича 21, 22, 42
Вячеслав, чешский святой 20, 51
Вячеслав Прокшинец, см. Варлаам, монах
Гавриил (Григорий) Новгородский, архиеп., епарх. канонизация в 1439 г. 140,
141
Гамбер К. (Gamber К.) 89
Геласий, митр, крутицкий 187
Герасим, еп. коломенский 114
Герасим Пермский, еп., канонизирован в 1607 г. 125, 129, 177
Герасим, митр, киевский 138, 148
Гермоген, патриарх 189
Геронтий, митр, московский 149
Геннадий, архиеп. новгородский 140, 141
Геннадий Кожин, еп. тверской 13,6
Георгиевский В. 165
Георгии, митр, киевский 18, 19, 22
Георгий, отрок кн. Бориса Владимировича 28
Герасим, митр, киевский 138, 148
Герасимов М. М. 64
Герман Воята, иерей, летописец 68
Герман Казанский, архиеп., канонизирован в 1595 г. 177, 180
Герман Новгородский, еп., епарх. канонизация в 1439 г. 45, 140—142, 169
Герман, иг. киевского Спасского м-ря 19
Геронтий, иг. 93
Геронтий, митр, московский 167
Глеб Андреевич, кн., сын Андрея Юрьевича Боголюбского 142
Глеб Василькович, кн. ростовский, сын Василько Константиновича 125
Глеб Владимирович, кн. муромский, сын Владимира Святославича, почитание с
20-х гг. XI в., общерусская канонизация в 1072 г. 13—27, 29—34, 36, 45, 47,
50—53, 59, 64, 78, 80, 84, 85, 98, 124, 171, 174, 189
Глеб Святославич, кн. тмутараканский и новгородский, сын Святослава Яро-
славича 21
Гликерия Новгородская, канонизирована в 1572 г. 177, 178, 183, 184
Голубинский Е. Е. 3, 6, 8, 9, 12, 15, 35, 38, 39, 44—46, 50, 53—55, 64, 66, 68,
74, 82, 85, 86, 88—91, 123, 129, 130, 140, 158, 160, 163—165, 173, 177, 181.
190, 191
196

Тольдберг А. Л. 190
Хордиенко Н. С. 6, 9, 10, 50
Sopee Mux. 5
Григорий Авнежский, иг., канонизирован в 1560—1561 гг. 177, 181
Григорий, митр, киевский 148
Григорий Пельшемский, иг., соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171,
175
Григорий Тумган, постельничий, боярин, 146, 151
Тригулевич И. Р. 9
.Греков Б. Д. 12, 40, 50
Греков И. Б. 112, 115, 118, 119, 131
Гумберт, кардинал, папский легат 20
.Гумилевский Д. Г. (Филарет, архиеп.) 30, 140, 191
Гурий Казанский, архиеп., канонизирован в 1595 г. 177, 179, 180
.Давыд Новгородский, архиеп. 89, 140—142
.Давыд Святославич, кн. новгородский, сын Святослава Ярославича 25. 52
Давыд Федорович, кн. ярославский, сын Федора Ростиславича Черного, город-
ская канонизация в 1463 г. 155, 157
Далмат, архиеп. новгородский 84, 140, 141
Даниил, еп. суздальский 160
Даниил, митр, московский, публицист 169
Даниил Романович, кн. галицкий, сын Романа Мстиславича Великого 73
Дев лет-Гирей, хан крымский 174
Дионисий Глушицчий, иг., общерусская канонизация в 1547 г. 170, 173
Дионисий Суздальский, еп., 102, 104, 112, 118, 119
Дионисий, митр, московский 185
.Дмитриев Л. А. 74, 89, 130, 144, 147, 151, 163—165
^Дмитриева Р. П. 190
Дмитрий Александрович, кн. переяславский и вел. кн. владимирский, сын Алек-
сандра Ярославича Невского 126
Дмитрий Борисович, кн. ростовский, сын Бориса Васильевича 126
Дмитрий Иванович, царевич, сын Ивана IV Васильевича Грозного, канонизирован
в 1606 г. 177, 186—189, 192.
Дмитрий Иванович Донской, вел. кн. московский, сын Ивана II Ивановича 98—
101, 103, 104, 109—116, 118, 119, 121—125, 128, 131, 135, 136, 150, 163
Дмитрий Константинович, вел. кн. нижегородско-суздальский, сын Константина
Васильевича 98, 99, ПО
Дмитрий Михайлович, вел. кн. тверской, сын Михаила Ярославича 95
Дмитрий Прилуцкий, иг., общерусская канонизация в 1447 г. 100, 122, 125, 128
Дмитрий Юрьевич Шемяка, кн. галицкий и вел. кн. московский, сын Юрия Дми-
триевича 99, 106, 107, 122, 124, 144, 145
Добрыня Ядрейкович, см. Антоний Новгородский
Довмот (Тимофей), кн. литовский, затем псковский, городская канонизация во
чт. пол. XIV в. 154, 155, 191
Евгений IV, папа 105
Евдокия Лопухина, жена Петра I Алексеевича, инокиня 192
Евдокия (Евфросинья Московская), жена Дмитрия Ивановича Донского, иноки-
ня 99
Евпатий Коловрат, витязь 77
Евстафий Виленский, соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171
Евфимий I Брадатый, архиеп. новгородский 141
Евфимий Вислень, еп. тверской 128, 136, 137
Евфимий II Вяжищский, архиеп. новгородский, епарх. канонизация в кон. XV в.,
соборная общерусская канонизация в 1549 г. 138, 139, 142—145. 147, 148,
163, 164, 171, 175
Евфимий Суздальский, иг., епарх. канонизация во вт. пол. XV в., соборная об-
щерусская канонизация в 1549 г. 161, 171, 175
Евфимия Полоцкая, кн-я-инокиня 161
197

Евфросинья — Феодулия Суздальская, кн-а-инокиня, епарх. канонизация в
1474 (?), общерусская канонизация в 1572—1581 гг. 161, 162, 165, 177».
185, 192
Евфросинья — Евпраксия, кн-я-инокиня, жена псковского кн. Ярослава Вла-
димировича 153
Евфросин Псковский, иг., соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171, 175„
191
Елдег, ордынский воевода 76, 77
Елевферий Бяконт, см. Алексей
Елена, кн-я, жена Владимира Андреевича Храброго 99
Епифаний Премудрый, агиограф 129, 130, 163
Еремин И. П. 54
Ефрем, владыка новгородский 141
Ефрем, митр, киевский 21
Ефрем, еп. переяславский 41—43, 45
Ефрем, монах смоленского Богородицкого м-ря, агиограф 83
Ефрем Новоторжский, иг., канонизирован в 1584—1587 гг. 177
Ефрем Перекомский, иг., соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171, 17S
Завадская С. В. 49, 56
Замалеев А. Ф. 50, 54
Зверинский В. Б. 71
Зимин А. А. 9
Зиновий, иг. Троице-Сергиева м-ря 106
Зосима Соловецкий, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 170, 173-
Зоц В. А. 50, 54
Зубов В. Г. 130
Иаков, монах, проповедник 20, 47, 48, 55
Иаков Боровичский, канонизирован в 1572 г. 177, 178, 183, 184
Иаков Ростовский, еп., соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171, 174
Иван, см. Иоанн, архиеп. новгородский
Иван Петровский, архимандрит 102
Иван III Васильевич, вел. кн. московский и всея Руси, сын Василия II Василь-
евича Темного 137, 146, 147, 149, 156—158, 167
Иван IV Васильевич Грозный, царь, сын Василия III Ивановича 152, 162, 169,170,.
173—175, 179, 181—186, 190
Иван Вельяминов, боярин 109, ПО
Иван Воитшинич, киевлянин 58
Иван I Данилович Калита, вел. кн. московский, сын Даниила Александровича
36, 95—98, 116, 126
Иван II Иванович Красный, вел. кн. московский, сын Ивана Даниловича Кали-
ты 98, 124
Иван Иванович, кн., сын Ивана II Ивановича Красного 98
Иван Лукинич Щока, посадник новгородский 145
Игнатий Ростовский, еп., канонизирован в 1474 г. 82, 126, 158, 171
Игорь Ольгович, кн. черниговский и киевский, сын Олега Святославича, епарх.
канонизация в 1051 г. 58—60, 78
Изяслав Мстиславич, вел. кн. киевский, сын Мстислава Владимировича 59, 60
Изяслав Ярославич, вел. кн. киевский, сын Ярослава Владимировича Мудрого»
17, 19—24, 31—33, 37, 38, 40—44, 51, 52, 54, 58
Иларион, митр, киевский 18—21, 43, 48, 102
Илларион, архиеп. суздальский 192
Ильин Н. Н. 18, 22, 27—29, 38, 50, 54
Илья (Иоанн) Новгородский, архиеп., местное почитание с кон. XII в., епарх.
канонизация в 1436 г., соборная общерусская канонизация с 1547 г. 66, 67,,
69, 70, 139—143, 151, 152, 162, 170, 172
Ингигерд, персонаж исландских саг 29
Иоаким Корсунянин, еп. новгородский, епарх. канонизация в 1439 г. 140, 141,,
163
Иоанн (?), варяг-христианин, почитание с XI в. 49
198

Иоанн, архиеп. новгородский 104, 141
Иоанн, нижегородец, местн. почитание с 1592 г. 180
Иоанн, иг. печерский 43, 44
Иоанн Суздальский, епарх. канонизация во вт. пол. XV в. 159, 160
Иоанн I, митр, киевский 15, 20, 53
Иоанн II Добрый, митр, киевский 20
Иоанн III Скопец, митр, киевский 18
Иоанн Виленский, соборная общерусская канонизация в 1549 г. 171
Иоанн Калека, патриарх константинопольский 35
Иоанн Караиман, подъячий 144
Иоанн Попьян, еп. новгородский 66, 67, 71, 72, 89, 141
Иоанн Ростовский, еп. 64
Иоанн Устюжский, юродивый, соборная мест, канонизация в 1547 г. 171, 176
Иов, митр, московский, с 1589 г. патриарх русский 185, 187—189
Иона Пермский, еп., канонизирован в 1607 г. 125, 129, 177
Иона, митр, московский, почитание с 1472 г., соборная общерусская канониза-
ция в 1547 г. 106, 107, 122, 145, 170, 172, 173, 175
Иона Отенский, архиеп. новгородский, соборная общерусская канонизация в
1549 г. 145, 146, 148, 164, 171, 174, 175
Иосиф, митр, киевский 73
Иосиф Волоцкий (Санин), иг., писатель-публицист, канонизирован в 1578 г. 168,
169, 173, 175
Исайя Ростовский, еп., епарх. канонизация в 1474 г. 45, 61, 62, 158, 171
Исидор, митр, московский 105, 106
Исидор, дерптский священник, канонизирован во вт. пол. XVI в. (до 1581 г. ?)
191
Кавдыгай, ордынский воевода 78
Кадлубовский А. А. 6, 10
"Казимир IV, вел. кн. литовский, король польский 145, 148
Каин, библейский персонаж 37
Каргер М. К. 49, 50, 51, 56
Кассиан Авнежский, иг., канонизирован в 1560—1561 гг. 177, 181
Каяндер Е. Г 5
Киприан, митр, киевский и московский 100—104, 112, 114—116, 118, 123, 128—
130, 136
Кирилл Белозерский, иг., канонизирован в 1447 г. 100, 122, 125, 129, 157
Кирилл, православный святой 86
Кирилл I, еп. ростовский 64
Кирилл II, еп. ростовский 64, 73, 84, 126
Кирилл I, митр, киевский 64
"Кирилл II, митр, киевский 73, 83
Клейн В. К. 192
Климент, архиеп. новгородский 89, 140, 141
Климент Смолятич, митр, киевский 59, 60, 62, 102
Клибанов А. И. 190
Ключевский В. О. 6, 7, 10, 48, 55, 63, 69, 71, 88—90, 111, 131, 163, 165, 179,
191
Колобанов В. А. 165
Кологривов И. 9
Колчин Б. А. 9
Корецкий В. И. 190
Корнилий Комельский, иг., канонизирован в 1600 г. 177
Константин, митр, киевский, канонизирован в Чернигове в 1153 г. 59, 60
Константин, протопоп 155, 156
Константин Борисович, кн. ростовский, сын Бориса Васильковича 126
Константин Всеволодович, вел. кн. владимирский и ростовский, сын Всеволода
Юрьевича Большое Гнездо 64
Константин Вячеславич, новгородец 71
Константин Дмитриевич, кн. новгородский, сын Дмитрия Ивановича Донского
150
199

Константин Михайлович, кн. тверской, сын Михаила Ярославича 94, 135
Константин (Ярослав) Святославич, кн. муромский, сын Святослава Ярослави-
ча, соборная местн. канонизация в 1547 г. 123, 171, 176
Константин Федорович, кн. ярославский, сын Федора Ростиславича Черного,,
местн. канонизация с 1463 г. 155, 157
Кончака (Агафия), жена кн. Юрия Даниловича 94
Корнилий, иг. псково-печерский, еп. «юрьевский и вельянский», местн. канони^
зация в 1581 г. 191
Кубарев А. М. 46, 55
Кузьмин А. Г. 40, 50, 54
Кусков В. В. 17, 50, 81, 90
Кучкин В. А. 90, 94, 129, 163, 191
Крывелев И. А. 50, 131
Ленин В. И. 5, 10
Леон, еп. ростовский 62—64
Леонид, архиеп. новгородский 183
Леонтий, еп. тамбовский 192
Леонтий Ростовский, еп., епарх. канонизация в 1194 г., общерусская канониза^
ция в XIII в. 49, 61—65, 68, 72, 88, 124, 157—160, 171
Лесючевский В. И. 25, 51, 53
Лжедмитрий I, царь 187, 188
Линниченко И. А. 53
Лихачев Д. С. 15—18, 50, 54, 83, 90, 111, 125, 131, 132, 163
Лука Жидята, еп. новгородский, епарх. канонизация в 1439 г. 45, 140, 141
Лука Хризоверг, патриарх константинопольский 63
Лурье Я. С 118, 131, 163, 192
Любавский М. Д. 130
Людмила, чешская святая 51
Лященко А. И. 27, 53
Макарий, митр, московский 122, 170, 172, 178, 179, 181, 182, 190
Макарйй, митр., см. Булгаков М. П.
Макарий, митр., см. Миролюбив Н. К.
Макарий Калязинский, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 170V
173
Максим, митр, киевский 92—94
Максим Московский, юродивый, соборная местн. канонизация в 1547 г. 171, 176-
Малинин В. 190
Малышевский И. И. 86, 91
Мамай, ордынский темник 110, 114, 115, 119
Мария, кн-я, жена Василько Константиновича 83, 161, 162
Мария (Марфа) Нагая, жена Ивана IV Васильевича Грозного 186, 187
Маркс К. 9, 10, 50, 55, 191
Мартиниан Белозерский, иг., канонизирован в 1553 г. 125, 129, 177, 178
Мартирий Рушанин, еп. новгородский, епарх. канонизация в 1439 г. 140—142
Марфа Борецкая, боярыня новгородская 164
Мельникова Е. А. 53
Мина, персонаж жития 161
Миролюбив Н. К. 140, 163
Михаил-Митяй, нареченный митр, московский 100—102, 112, 115, 118, 119,.
130
Михаил, еп. (гурьгевский?) 19
Михаил, монах 40
Михаил Александрович, вел. кн. тверской, сын Александра Михайловича, епарх».
канонизация во вт. пол. XV в. 99, 103, ПО, 135—137
Михаил Битяговский, дьяк 187
Михаил Всеволодович, кн. черниговский, сын Всеволода Святославича Чермного,,.
канонизирован в кон. XIII в. 76, 77, 83, 84, 161, 162, 172
Михаил Глебович, кн. белозерский, сын Глеба Васильковича 126
Михаил Кируларий, патриарх константинопольский 21
200

Михаил Клопский, юродивый, соборная общерусская канонизация в 1547 г. 150—
152, 165, 170, 172
Михаил Константинович, кн., сын Константина Святославича, соборная местн. ка-
нонизация в 1547 г. 123, 171, 176
Михаил Ольгердович, кн. киевский, сын Ольгерда Гедеминовича 104
Михаил Пселл, хронограф 51
Михаил Федорович, кн. ярославский, сын Федора Ростиславича Черного 157
Михаил Ярославич, вел. кн. тверской, сын Ярослава Ярославича, местная кано-
низация в 20-х гг. XIV в., соборная общерусская канонизация в 1549 г. 76,
78, 84, 90, 93—97, 129, 134, 135, 137, 163, 171, 175, 191
Митрофан, архиеп. новгородский 89, 140—142
Моисей, архиеп., новгородский, епарх. почитание в кон. XV в. 141, 147
Моисей, еп. тверской 135, 136
Морозов Б. Н. 190
Мстислав Владимирович, кн. новгородский, вел. кн. киевский, сын Владимира
Всеволодовича Мономаха 90
Мстислав Владимирович, кн. тмутараканский, сын Владимира Святославича 17,
58
Мстислав Изяславич, вел. кн. киевский, сын Изяслава Ярославича 21, 60
Мстислав Ростиславич Безокий, кн. новгородский, сын Ростислава Юрьевича 143
Мстислав Ростиславич Храбрый, кн. смоленский и новгородский, сын Ростисла-
ва Мстиславича, епарх. канонизация в 1439 г. 142, 143
Муравьев А. Н. 82
Мурьянов М. Ф. 55, 56, 89, 90
Нагие, боярская семья, родственники Ивана IV Васильевича Грозного 186, 187
Насонов А. Н. 25, 49, 53, 56
Неврюй, ордынский военачальник 80
Некомат Сурожанин, московский купец ПО
Нестор, еп. ростовский 62
Нестор, летописец и агиограф 25, 37, 41, 43, 51—55
Никита Новгородский, еп., епарх. почитание с XII в., соборная общерусская ка-
нонизация в 1547 г. 45, 46, 68, 71, 72, 140, 141, 170, 172
Никита Качалов, родственник Михаила Битяговского 187
Никита Переяславский, столпник, местн. канонизация в сер. XV в. 82
Никола, иг. переяславский 19
Никола, еп. тмутараканский 45
Николай-Никола [Салос] Псковский, юродивый, местн. канонизация в 1581 г.
177, 184, 185, 191
Никольский М. Н. 6—8, 10, 191
Никон, иг. печерский 43, 54
Никон Радонежский, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 106, 170,
173
Никон, патриарх московский 120
Нил, патриарх константинопольский 102
Нил Сорский, иг., писатель-публицист 168
Нифонт Новгородский, еп., соборная общерусская канонизация в 1549 г. 45, 68,
69, 71, 72, 89, 141, 171, 174, 175
Нифонт, монах новгородского Антониева м-ря, агиограф 71
Олег Святославич, кн. деревлянский, сын Святослава Игоревича 14, 15, 48'
Олег Святославич, кн. черниговский, сын Святослава Ярославича 23, 24, 58
Олисава-Гертруда, кн-я, жена Изяслава Ярославича 54
Ольга, кн-я, почитание с XI в., канонизация в XIII в. 16, 47, 48, 98
Ольгерд Гедеминович, вел. кн. литовский 99, 103
Осип Волохов, родственник Михаила Битяговского 187
Ослябя (Андрей), монах, канонизирован в кон. XIV в. 113, 123, 131
Остей, кн. литовский, внук Ольгерда Гедеминовича 103
Павел Обнорский, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 170, 173
Павел Устьинский, иг., епарх. канонизация в 1447 г. (?) 158
201

Пам, волхв пермский 127
Паозерский М. Ф. 5
Пархоменко В. А. 39, 54
Пафнутий Боровский, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 170, 173
Пахомий, архимандрит владимирский 73
Пахомий, еп. ростовский 64
Пахомий Логофет, агиограф 130, 139
Пересвет (Александр), монах, канонизирован в конце XIV в. 113, 123, 131
Перун, языческое божество 11, 12
Петр, еп. переяславский 19
Петр, митр, московский, общерусская канонизация в 1339 г. 35, 36, 93—98, 108,
ПО, 114—116, 121, 129, 136, 172
Петр, кн. муромский, соборная местн. канонизация в 1547 г. 123, 171, 176
Петр, царевич ордынский, канонизирован в 1553 г. 125, 177, 180, 191
Петр, новокрещеный татарин, местн. почитание с 1592 г. 180
Петр Могила, митр, киевский 55
Пимен, архиеп. новгородский 89, 140, 141, 183
Пимен, ключник софийский 148, 164
Пимен, митр, московский 102—104
Питирим Пермский, еп., канонизирован в 1607 г. 125, 129, 177
Платонов С. Ф. 132
Поликарп, монах печерский 49
Покровский М. Н. 90, 95, 129
Порфирий, еп. черниговский 73
Порфирий, монах Спас-Хутынского м-ря 71
Пресняков А. Е. 104, 111, 112, 120, 126, 130, 131
Приселков М. Д. 15, 20, 39, 49—51, 54, 60, 88, 90, 131, 163
Прокопий Устюжский, юродивый, местн. почитание с 70-х гг. XV в., соборная
местн. канонизация в 1547 г. 82, 171, 176
Прокша Малышевец, см. Порфирий, монах
Протасий Вельяминов, тысяцкий московский 95, ПО
Прохор Лебедник, монах печерский 44
Прохоров Г. П. 102, 103, 117—119, 130, 131
Рагнар, варяг 26
Ранович А. 5
Рапов О. М. 50
Рогов А. И. 53
Рожнова М. А. 5
Рожнов В. Е. 5
Розов Н. Н. 192
Роман, митр, киевский 118, 136
Роман Андреевич, персонаж сказания 143
Роман Владимирович, кн. углицкий, сын Владимира Константиновича, канони-
зирован в 1595 (или 1605) г. 177
Роман Ольгович, кн. рязанский, сын Олега Ингваревича, местн._канонизация с
третьей четверти XIII — начала XIV в. 76
Романец, слуга Юрия Даниловича 78
Ростислав Владимирович, кн. тмутараканский, сын Владимира Ярославича 21
Рудаков А. А. 192
Рыбаков Б. А. 34, 53, 55
Рыдзевская Е. А. 53
Савва Вишерский, иг., местн. почитание 1460 (?) г., соборная общерусская ка-
нонизация в 1549 г. 171, 175
Савва Крыпецкий, иг., канонизирован в 1553 г. 177, 178, 191
Савва Сторожевский, иг., местн. почитание между 1480—1490 гг., общерусская
соборная канонизация в 1547 г. 170, 173
Савватий Соловецкий, иг., соборная общерусская канонизация в 1547 г. 170,
173
Сары-Ака (Сарайка), ордынец ПО, 118
202

-Сахаров А. М. 106, 130
•Святополк Изяславич, вел. кн. киевский, сын Изяслава Ярославича 20, 23, 24,
44, 45, 52
Святополк Ярополкович (?) Окаянный, вел. кн. киевский 13—15, 17, 19, 20, 22,
23, 26, 27, 29—33, 51, 59, 99, 124
Святослав Игоревич, вел. кн. киевский, сын Игоря Старого 31
Святослав Ольгович, кн. черниговский, сын Олега Святославича 59
Святослав Ярославич, кн. тверской, сын Ярослава Ярославича 134
Святослав Ярославич, кн. черниговский, вел. кн. киевский, сын Ярослава Влади-
мировича 19, 21—24, 32, 33, 37, 38, 41, 42, 51, 52, 58
Семен Антонов, персонаж сказания 124
Семен Иванович, вел. кн. московский, сын Ивана Даниловича 98, 109
Сергеевич В. И. 90
Сергий, архиеп. новгородский 89, 147
Сергий Радонежский, иг., местн. канонизация 1422 г., общерусская 1447 г. 5,98,
ЮО—104, 106, ПО, 112—115, 118, 120—123, 130, 131, 145, 146, 151, 157, 172
Серапион, еп. владимирский 74
Серебрянский Н. И. 47, 48, 55, 88
Сильвестр, протоиерей московского Благовещенского собора 181, 182
Симеон, архиеп. новгородский 140, 141
Симеон, еп. ростовский 94
Симеон Бекбулатович (Едигер-Магомет), царь казанский 179
Симон, см. Шимон
Симон, еп. смоленский 49
Симон, еп. владимирский 64
Скрынников Р. Г. 131, 188, 192
Смирнов И. И. 191
Соколов П. П. 101, 119, 130, 131
Соловьев С. М., 137, 163, 180, 191, 192
Соломония (Софья) Сабурова, жена Василия III Ивановича, инокиня 185
Сорокин Иоанн 4
Софоний, иг. киевского Выдубицкого м-ря 19
Спиридон, архиеп. новгородский 141
Стефан, еп. новгородский 141
Стефан, иг. киевский «55
Стефан, еп. «волынский» 45
Стефан Баторий, король польский 184, 185
Стефан Махрищский, иг., канонизирован в 1560—1561 гг. 177, 181
Стефан Пермский, еп. пермский, соборная общерусская канонизация в 1549 г.
125—129,, 151, 171, 174
Стефан Радонежский ПО
Стефан, новокрещеный татарин, местн. почитание 1592 г. 180
Стрига-Оболенский Иван Васильевич, воевода 156, 157
Строев В. Н. 49, 56
Струве Н. 9
Тайдула, жена хана Чанибека (Джанибека) 109, 111
Тарасенко Н. 4, 10
Титов А. А. 88
Тихвинский С. А. 10
Тихомиров М. Н. 12, 50, 111, 114, 131
Тихонравов Н. 131
Тихон Луховский, иг., канонизирован в 1572 (?) г. 177, 181, 183
Тохтамыш, хан ордынский 103, 104, 114, 136
Трифон, архиеп. ростовский 155—157
Тюляк, хан ордынский 119
Узбек, хан ордынский 95
Улавич, вельможа ордынский 126
Улеб, тысяцкий киевский 58
Улитд, лрдвославная святая 86
203

Февронья Муромская, кн-я, соборная местн. канонизация в 1547 г. 123, 171»
176
Федор, боярин черниговский, канонизирован в конце XIII в. 76, 77, 162, 172
Федор, владыка владимирский 63
Федор, еп. новгородский 141
Федор, еп. ростовский, епарх. канонизация в 1474 г. 158
Федор Суздальский, канонизирован во вт. пол. XV в. 159—160
Федор II, еп. тверской 136
Федор, иг. симоновский 101, 112, 118
Федор Бяконт, боярин 109
Федор Борисович Годунов, царевич 187
Федор Вельяминов, боярин ПО
Федор Иванович, царь, сын Ивана IV Васильевича Грозного 186—187
Федор Ростиславич Черный, кн. ярославский и смоленский, сын Ростислава
Мстиславича, городская канонизация в 1463 г. 126, 155—157, 165
Федор Константинович, кн., сын Константина Святославича, соборная местн. ка-
нонизация в 1547 г. 123, 171, 176
Федор Устьинский, иг., местн. канонизация с 1474 г. (?) 158
Федотов П. Г 9, 39, 54, 80, 90, 173, 190
Феогност, митр, московский 35, 36, 97, 98, 108, 115, 116, 135
Феогност, еп. сарайский 113
Феоктист, архиеп. новгородский 84, 89
Феоктист, иг. печерский 44
Феоктист, еп. черниговский 45
Феодор (?), варяг-христианин, почитание с XI в. 49
Феодосии, владыка новгородский 141, 150, 151
Феодосии Печерский, иг., монастырское почитание с 1091 г., общерусское почи-
тание с 1108 г., общерусская канонизация нач. XIII в. 19, 35—45, 52, 54»,
171
Феодосии, иг. владимирского Спасского м-ря 73
Феопемпт, митр, киевский 40
Ферапонт Белозерский, иг., канонизирован в 1553 г. 125, 129, 177—179
Феофил, архиеп. новгородский 148, 149
Филарет, см. Гумилевский Д. Г
Филарет, патриарх московский 120
Филипп, митр, московский 148, 157, 164
Филипп (Колычев Федор Степанович), митр, московский, монастырское почита-
ние с 1591 г. 177, 182, 183, 191
Филофей, монах псковского Елизарова м-ря, публицист 169, 190
Фома Кадыбей, персонаж сказания 124
Фотий, митр, московский 104, 105, 123
Фотий, патриарх константинопольский 62
Христина-исцелительница, православная святая 34
Христофор, архимандрит ярославского Спасского м-ря 155, 156
Черепнин Л. В. 89, 94, 99, 103—105, 107, 109, 111, ИЗ, 114, 129—131, 146, 163,
164, 192
Чертков А. 5
Чингисхан, монгольский хан 75
Шахматов А. А. 15, 18, 28, 50, 51, 53, 54, 163
Шимон (Симон), варяг 40, 161
Шмаро А. А. 5
Шорин П. А. 9
Шмидт С. О. 190
Щапов Я. Я. 9, 18, 51, 88
Щил Олоний, новгородец, персонаж сказания 142
Эймунд, варяг 26—29, 32, 53
204

Энгельс Ф. 5, 9, 10, 50, 55, 179, 191
Юдин Н. 5
Юрий Васильевич, кн. углицкий, сын Василия III Ивановича 179
Юрий Васильевич, кн. дмитровский, сын Василия II Васильевича 146
Юрий Владимирович Долгорукий, кн. суздальский, вел. кн. киевский, сын Вла-
димира Всеволодовича Мономаха 59
Юрий Всеволодович, вел. кн. владимирский, сын Всеволода Юрьевича Большое
Гнездо 64, 65, 76
Юрий Данилович, кн. московский, вел. кн. владимирский, сын Даниила Алек-
сандровича 78, 93—96, 126, 135, 175
Юрий Дмитриевич, кн. звенигородский и галицкий, вел. кн. московский, сын-
Дмитрия Ивановича Донского 105, 106, ПО, 144
Юрий Львович, кн. галицкий, сын Льва Даниловича 93
Юрий Семенович, кн. новгородский 145
Янин В. Л. 9, 17, 31, 50, 51, 53, 54, 66, 71, 84, 85, 89—91, 150, 153, 163—165-
Ярислейф, персонаж исландских саг 26, 27, 29
Ярополк Святославич, кн. киевский, сын Святослава Игоревича 14, 15, 31, 48
Ярополк Изяславич, кн. владимиро-волынский, сын Изяслава Ярославича 54
Ярополк Ростиславич, кн. новгородский, сын Ростислава Юрьевича 143
Ярослав Владимирович, кн., сын Владимира Мстиславича 153
Ярослав Владимирович Мудрый, кн. новгородский, вел. кн. киевский, сын Вла-
димира Святославича 14—23, 27, 29—32, 40, 43, 51, 53, 58, 59, 174
Ярослав Всеволодович, кн. новгородский и переяславский, вел. кн. владимир-
ский, сын Всеволода Юрьевича Большое Гнездо 134, 154, 174
Ярослав Ярославич, вел. кн. владимирский, сын Ярослава Всеволодовича 134,.
142
Сокращения, принятые в указателе: архиеп. — архиепископ, вел. кн. — ве-
ликий князь, еп. — епископ, епарх. — епархиальная, иг. — игумен, кн. — князь,,
кн-а — княжна, кн-я — княгиня, митр. — митрополит, м-рь — монастырь,,
местн.— местная.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
I. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАНОНИЗАЦИЯ И ЕЕ РОЛЬ В ХРИСТИАНИ-
ЗАЦИИ РУСИ (XI — начало XII в.) 11
Церковная пропаганда феодально-государственной доктрины. Бори-
соглебский культ князей-вассалов . 13
Печерские «политики». Канонизация Феодосия и Антония 36
Синкретизм раннефеодального христианского пантеона 46
II. ФЕОДАЛЬНАЯ РАЗДРОБЛЕННОСТЬ РУСИ И ФОРМИРОВАНИЕ
МЕСТНЫХ ПАНТЕОНОВ (30-е годы XII — начало XIV в.) 57
Чернигов 58
Владимир и Ростов 60
Новгород 65
«Батыевщина» и церковная проповедь непротивления 73
Средневековая модернизация древних культов 82
Трансформация борисоглебского и владимирского культов 84
III. ПОЛИТИКА ОБЪЕДИНЕНИЯ РУССКИХ ЗЕМЕЛЬ И ЦЕРКОВНО-
ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ (начало XIV — се-
редина XV в.) 92
Московско-тверские противоречия и позиция митрополии 93
Церковно-великокняжеская дискуссия о принципах и характере на-
ционального возрождения Руси 100
Политический компромисс великокняжеской власти и митрополии в
1447 г. Превращение Москвы в общерусский культовый центр 121
Новые обращения к древним культам 123
Ростовские подвижники московского пантеона 125
JV. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ И ЦЕРКОВНЫЙ СЕПА-
РАТИЗМ. РАСШИРЕНИЕ МЕСТНЫХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ПАН-
ТЕОНОВ (середина XV — начало XVI в.) 133
Тверь 134
Новгород 137
Псков 152
Ярославль 155
Ростов 157
Суздаль 159
V. СТАНОВЛЕНИЕ САМОДЕРЖАВИЯ И ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ КУЛЬ-
ТОВ 166
Канонизационные процессы 1547—1549 гг. . 170
Канонизационная практика второй половины XVI — начала XVII в. 177
•Список сокращений 193
Указатель имен . . 194
206

Александр Степанович Хорошев
политическая история
русской канонизации
(XI—XVI вв.)
Зав. редакцией Н. М. Сидорова
Редактор О. Н. Трифонова
Художник В. С. Стуликов
Художественный редактор Б. С. Вехтер
Технический редактор К. С. Чистякова
Корректоры В. П. Кададинская,
Л. А. Кузнецова

ИБ № 2169
Сдано в набор 16.08.85
Подписано в печать 12.02.86
Л-67062 Формат 60X90/16
Бумага типографская № 1
Гарнитура литературная Высокая печать
Усл. печ. л. 13,0 Уч.-изд. л. 15,94
Тираж 13400 экз. Заказ 170
Цена 1 р. 30 к. Изд. № 3209
Ордена «Знак Почета»
издательство Московского университета.
103009, Москва, ул. Герцена, 5/7.
Типография ордена «Знак Почета»
изд-ва МГУ.
119899, Москва, Ленинские горы