Author: Фрейд З.
Tags: особые психические состояния и явления история психологии психоанализ собрание сочинений
ISBN: 978-5-91681-014-1
Year: 2015
Text
ЗИГМУНД ФРЕЙД
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 26 ТОМАХ
ТОМ 6
SIGMUND FREUD
HEBE UND SEXUALITAT
DER UNTERGANG DES ODIPUSKOMPEEX
ЗИГМУНД ФРЕЙД
ЛЮБОВЬ И СЕКСУАЛЬНОСТЬ
ЗАКАТ ЭДИПОВА КОМПЛЕКСА
Институт Психоонолюа
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
2015
ББК88.1
УДК 159.964
Ф86
Рекомендовано советом по психологии
У МО по классическому университетскому образованию
для студентов высших учебных заведений,
обучающихся по направлению и специальностям психологии.
Российско-австрийский проект
Международный комитет издания 6-го тома
Главный редактор: Михаил Решетников; научный редактор:
Виктор Мазин; филологический редактор: Александр Белобратов;
члены комитета: Сибилла Древе (Германия); Майкл Молнар (Вели-
кобритания); Инге Шольц-Штрассер (Австрия).
Фрейд, Зигмунд. Собрание сочинений в 26 томах. Т. 6. Любовь
и сексуальность. Закат Эдипова комплекса / Пер. с нем. Татьяны
Баскаковой. — Санкт-Петербург: Восточно-Европейский Институт
Психоанализа, 2015. — 280 с.
ISBN 978-5-91681-014-1 (6 т.)
ISBN 978-5-91681-010-3
© S. Fischer Verlag, Frankfurt am Main, 1952
© Издательство «Восточно-Европейский Институт Психоанализа», 2015
© Татьяна Баскакова, перевод на русский язык, 2015
© Нина Савченкова, предисловие, 2015
© Айтен Юран, послесловие, 2015
© Виктор Мазин, послесловие и примечания, 2015
Нина Савченкова1
ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕОРИЯ ЛЮБВИ
Сегодня психоаналитическая проблематизация сексуальности
неотделима от аналитики желания Мишеля Фуко. Французский
философ подробно реконструировал пути интереса к сексуаль-
ности, которыми шло западное общество, указав на тесную связь
желания и власти, желания и запрета, продемонстрировав, что в
действительности основной областью реализации желания было
Слово. Западное общество в гораздо большей степени тяготело к
тому, чтобы говорить о сексе и лишь потом — быть сексуальным
существом. Говорить о любви важнее, чем любить, — вот максима,
которой следовала европейская культура.
В начале XX века вопрос о любви перестал быть маргиналь-
ным сюжетом гуманитарного знания, превратившись в предмет
интереса для высокой философии. Мартин Хайдеггер со всей ка-
тегоричностью ввел в основание своей философской концепции
тезис о любви и ненависти как сущностных формах расположен-
ности в бытии, утверждая, что переживание важнее познания.
Макс Шелер создал антропологию вокруг концепции «ordo amoris».
Теоретическим усилиям придать опыту любви сущностное единс-
тво вторило умножение сюжетики любовной жизни в искусстве.
Исследователи выделяют такие любопытные тенденции рубежа
веков как генерализация гомосексуального дискурса (Г. Мелвилл,
О. Уайльд, Д. Г. Лоуренс, Р. Музиль, М. Пруст), сексуальный экспе-
римент декаданса (Серебряный век) и свойственная ему демониза-
ция любовных отношений, возникновение элитарной порнографи-
ческой традиции (Л. Арагон, Г. Аполлинер, Ж. Батай и пр.), сюрре-
алистическая транспозиция сексуальности. Эти процессы, на наш
взгляд, свидетельствуют о возрастании тревоги в отношении любви
как возможности. Можно сказать, что в начале XX века любовь от-
мечена категориальной хрупкостью. Этот опыт оценивается неве-
Савченкова Нина Михайловна — доктор философских наук, доцент, заведую-
щая кафедрой философии и психоаналитической критики Восточно-европей-
ского института психоанализа.
5
ПРЕДИСЛОВИЕ
роятно высоко, но лишен очевидности, утоплен в иллюзиях, масках,
отчужденных формах или, как сказали бы сегодня, симулякрах.
К середине XX века в западной культуре сформировались две
теоретических парадигмы, чьими яркими выразителями стали
Жан-Поль Сартр и Ролан Барт. Для Сартра, прилежного читателя
Гегеля и Хайдеггера, любовь была, прежде всего, желанием влас-
ти, стремлением к обладанию, борьбой за собственную фактич-
ность, принадлежащую взгляду Другого. Сартр понимал любовь
как невозможность, на которой строится диалектический конф-
ликт становления личности; как опыт самосозидания, но, вместе с
тем, и грандиозная иллюзия, которая обречена разрушиться, если
преследовать ее достаточно долго. Сотканная из воображения, она
принадлежит исключительно пространству сознания и самосозна-
ния, в тех, причем, точках, где эти последние перестают быть сами
собой. Влюбленные Сартра не имеют тела, истории и лишь вопро-
шают друг друга: «Любишь ли ты меня? Будешь ли мне верна?»
Ролан Барт, в чьих рассуждениях о любви слышны и пафос, и
теоретическая осторожность, тяготеющий к тому, чтобы найти спо-
соб укоренения ее в реальности, сформировал внутреннюю убеж-
денность другого типа. Для него, целостность любовного чувства и
его динамика определяются исключительно риторическими зако-
нами; любовь есть язык. Чувственность и формы речевого поведе-
ния тесно связаны друг с другом. Любовь есть целиком культурный
опыт, по сути, изложенный в нескольких книгах — от «Дафниса и
Хлои» до Пруста и Винникотта. Все основные модуляции любовного
чувства — переживание влюбленности, ревность, ожидание пись-
ма, отчаяние разлуки, тень охлаждения, разочарование, любовная
ссора — представляют собой не что иное как великие перформа-
тивы, которые мы обречены проживать вновь и вновь. Как и Фуко,
Барт уверен, любить — это значит говорить о любви. Обе страте-
гии — и риторическая, и диалектическая — являются универсали-
зующими, стремящимися найти сущностное определение любви и
связать ее с историй субъекта как такового. Парадокс лишь в том,
что, несмотря на провокационно высокую оценку телесного опыта,
обе теории любви апеллировали к субъекту как существу абстракт-
ному. Эротический персонаж начала XX века, опредметивший себя
6
ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕОРИЯ ЛЮБВИ
во внешнем и настаивающий на собственной отчужденности, оста-
вался целиком фантазматичным.
В этом смысле усилие Фрейда связано с очень важным движе-
нием — он возвращает нас к реальности любви, к опыту телесных
ощущений и аффективных потрясений, к фактичности прикосно-
вения и проникновения и, вместе с тем, к отношениям между людь-
ми, возникающим благодаря ситуациям реализации собственного
желания, признания его и разделения с Другим. Вследствие чего
происходит еще более важная вещь — изменяется характер дис-
курса о сексуальности. Фрейд, обитающий на границах искусства и
науки, стремится превратить чувства и состояния, традиционно яв-
ляющиеся принадлежностью литературного воображения, каковы
вожделение, страсть, ревность, обладание, утрата, в научную сис-
тему категорий. Его терзает соблазн дать точные ответы на вопрос
о том, чем они являются.
Когда на рубеже XIX-XX веков формировался психоаналити-
ческий проект, вряд ли можно было заподозрить, что мысль Фрейда
постепенно превратится в столь сложное методологическое поле, от-
меченное напряжением между медициной и поэзией, допускающее
совместность различных теоретических единств. Действительно
ли психоанализ объединил медицину и поэзию, реальное и вооб-
ражаемое и смог выработать условия, на которых психоаналити-
ческий дискурс сохранил свою гетерогенность? И не является ли
в этом случае проблематика любви тем самым условием, той стран-
ной нитью, что прошивает и удерживает психоаналитическое пони-
мание субъективности? Но что же такое фрейдова «теория любви»?
Существует ли она? Из каких сущностных элементов и концепций
складывается? Что значит для Фрейда «быть эротическим сущест-
вом»?
Здесь, несомненно, есть некоторая аксиоматика. Фрейд мог бы
сформулировать это так. Для того, чтобы любить, нужны, по край-
ней мере, три вещи. Необходимо иметь тело; иметь значимых дру-
гих; вообще быть в состоянии инвестировать либидо в объекты. Вот
те три кита, на которые опирается психоаналитическая концепция
любви. Три этих тезиса (анатомический, философский, психоэко-
номический) принадлежат совершенно разным дискурсивным по-
рядкам и их не так-то просто логически упорядочить и привести к
7
ПРЕДИСЛОВИЕ
единству. И, действительно, трудно отрицать — фрейдова концеп-
ция любви глубоко противоречива, что выражается и в самих об-
разах и ситуациях, описываемых психоанализом, где любовь то
оценивается крайне высоко (поэтический регистр), то предельно
девальвируется (медицинская и этнографическая интонация). Но,
возможно, реконструируя взгляды Фрейда на этот предмет, стоит
исходить не из предполагаемой упорядоченности теории, но из того
удивления, которым был движим Фрейд и которое он сохранил в
своих исследованиях любовной жизни до самого конца.
Что же удивляло его? Например, тот факт, что страстно влюб-
ленные девушки, достигнув соединения с любимым, часто испыты-
вают парадоксальные чувства — ненависть и отторжение по отно-
шению к своему возлюбленному; что весьма часто мужчины не мо-
гут иметь сексуальные отношения с теми, кого любят, и, напротив,
склонны вступать в любовную связь с теми, кого презирают; что
первые браки, заключаемые по любви, имеют преимущественно
несчастную судьбу. У Фрейда как будто бы есть острое ощущение
того, что осуществление любви требует соблюдения целого ряда
сложных, а иногда абсурдных условий и его невероятно удивляет
та причудливая регламентация, которая мешает любви быть ес-
тественным симпатическим стремлением — как будто бы «в самой
природе сексуального влечения есть нечто такое, что не благопри-
ятствует получению полного удовлетворения»2. Его удивляет так-
же и то, что ситуация любви весьма сильно отличается от других
ситуаций желания. Например, Фрейд спрашивает, почему пьяница
может сохранять свою постоянную склонность к вину, а для влюб-
ленного, даже если он искренне и глубоко любит, длительность и
непосредственность страсти превращается в проблему. Эти недо-
умения встают из текстов создателя психоанализа на каждом шагу
и, следуя им, можно оценить характер исследовательского интере-
са Фрейда: его концептуализация любви начинается с радикальной
редукции — с осознания неочевидности любви.
Фрейд — приверженец романтической концепции любви. Но
при этом в его теории сексуальности содержится серьезнейший
ресурс для переосмысления романтического идеала. Главная черта
2 Фрейд, 3. О самом распространенном унижении в любовной жизни (Статьи о
психологии любовной жизни). — С. 104 настоящего издания.
8
ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕОРИЯ ЛЮБВИ
романтической версии отношений — это значимость Другого, кото-
рая, с одной стороны, определяет горизонт развития субъекта, но,
с другой — подвергает риску само его существование. Конфликт,
превращающий романтическую страсть в абстрактное, теорети-
ческое событие, которое при столкновении с повседневностью раз-
бивается на фрагменты иного, обнаруживая иллюзорность своей
природы; сущность становится видимостью.
Фрейд приближается к проблеме любви не со стороны исти-
ны, а со стороны достоверности. Как я понимаю, что влюблен или
люблю, какие характерные признаки указывают на возникшую
озабоченность и что это за озабоченность — интерес, восхищение,
зависимость? Некогда Платон феноменологически точно опреде-
лил возникающее чувство любви: влюблен тот, кто не может отор-
вать взгляда от своего возлюбленного и кто жаждет прикосновения
к нему. Фрейд, принимая Платонову максиму, стремится к еще
большей детализации, исходя из полноты телесного опыта, из мно-
гообразия чувств, внешних и внутренних ощущений. Как связано
любовное переживание и переживание удовольствия? Совпадают
ли они? Либидо — это биологический инстинкт или психическая
сила, феномен телесный или психический?
I. ОРГАНЫ ЛЮБВИ
В текст мысли Фрейда вторгается мощная анатомическая тема.
Благодаря ей желание обретает пространство обитания — челове-
ческое тело, на котором как на карте, пунктирами и стрелками ука-
заны точки возникновения и пути распространения вожделений.
Удовольствие, с точки зрения Фрейда, это эфемерное мгновение
совпадения психического и биологического, момент удовлетворе-
ния потребности, счастливая встреча запроса и постава — момент,
всегда ускользающий и открывающий другую сторону существо-
вания — фрустрацию, которая выражает собой неизбежность рас-
хождения психического и биологического, онтологическое одино-
чество индивида. Различные зоны тела становятся территориями
борьбы за выживание в этом неразрешимом противоречии. Смысл
удовольствия меняется, оно утрачивает исходную простоту, стано-
вясь многим и различным. Либидинозная природа желания выда-
ет не столько природную укорененность, сколько его математич-
9
ПРЕДИСЛОВИЕ
ность и склонность к превращению. Желание не есть естественная
склонность, его траектория крайне причудлива. Фрейд использует
термин Verschmelzung (спаянность, слияние), обозначающий мо-
мент, когда превращающееся желание находит для себя язык вы-
ражения. Эта точка — результат множества случайных влияний,
но вместе с тем и победа над случаем, достигнутая силами сверх-
детерминации. Либидо испытывает превращения, а отдельные
инстанции формируют смысл целого. Эти инстанции — органы
любви. Ничего не поделать, выдвигает абсолютно материалисти-
ческий тезис Фрейд, мы любим телом. Однако же нет ничего более
сложного, чем органы любви, поскольку они не точно соответству-
ют анатомическому атласу и предполагают дополнительное симво-
лическое и метафизическое измерение. Органы любви не имеют
точных границ и гистологической структуры. Функционирование
их также не сводится к выделению секрета, сокращению или рас-
слаблению. Пример функционирования этих органов можно было
бы позаимствовать у Антонена Арто. В своем эссе, посвященном
любви Элоизы и Абеляра он пишет так: «Но дело в том, что у Элоизы
есть еще и ноги. Прекрасней всего, что у нее есть ноги. А еще есть у
нее эта штука наподобие морского секстанта, вокруг которой вра-
щается и вибрирует все волшебство, эта штука, как лежащий меч.
Но превыше всего у Элоизы сердце. Прекрасное прямое сердце, все
в ветвях, напрягшееся, застывшее, шершавое, оплетенное мною,
обильное наслаждение, каталепсия моей радости».3 В этом описа-
нии зафиксирована тонкость границы биологического и психичес-
кого, которую, на наш взгляд, и пытался выразить в своем описании
сексуальности Фрейд. Для поэта и метафизика Арто инструментом
воображения является тело. Но ровно также дело обстоит и в случае
ребенка, — Фрейд делает очевидным этот фундаментальный факт.
Уже первое физиологическое действие — сосание, имеющее своей
целью удовлетворение физической потребности, включает в себя
мощный символический и метафизический компонент. Ребенок
превращает мир в предмет абсолютного желания, он отличает на-
слаждение от удовлетворения, отчаяние от неудовлетворенности.
Обживая собственное тело, ребенок осваивает эротическую все-
3 Арто, А. Элоиза и Абеляр //Антология литературного авангарда XX века. —
СПб.: Амфора, 2000. — С. 87.
10
ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕОРИЯ ЛЮБВИ
ленную, учится понимать тело как источник различий, множества
сильных и слабых ощущений, которые позволяют собраться или
рассыпаться, радоваться жизни или пребывать в смертной тени.
Фрейд вводит принцип региональности. Он говорит об ораль-
ной, анальной и генитальной зонах, избегая слов «рот», «анус», «пе-
нис». Последние побуждают мыслить органы как отдельные части
тела, объединенные неким предполагаемым единством. Тогда как
зоны — это не части. В момент своей актуализации они репрезенти-
руют все тело, являются им. Догенитальная организация открывает
архаическое измерение стихий, когда человек весь — одна только
жадность, злость, наслаждение, гнев, радость, месть. Карта тела
есть не что иное как карта аффектов, подчиненных той или иной
конфигурации. Органы любви имеют слоистое устройство, в их ос-
нове — не клетки, но соотношение глубины и поверхности. Будучи
совершенно архаичными, органы любви формируют категориаль-
ную структуру мира для индивида, учреждая различие внутренне-
го и внешнего, единого и иного (смысл отдельности), вплоть до фун-
даментального различия бытия и ничто.
И хотя Фрейд мыслит развитие индивида как объединение
частичных влечений под приматом генитальности, но, тем не менее,
его описания жизни тела сохраняют региональность и множест-
венность. Способность любить воплощает в себе определенный
идиосинкратический рисунок чувствования. Желая что-то узнать
об этом, имеет смысл спрашивать не кого — а как ты любишь. Не
существует любви как таковой — универсальной склонности, сим-
патического стремления, доброжелательного принятия, свойствен-
ных человеческой природе. Встав на точку зрения тела, Фрейд вы-
нужден признать: опыт желания изначально отмечен множествен-
ностью. Для одного любовь — это ревность, для другого — забота,
для третьего — вожделение или зависть.
И. ЖЕЛАНИЕ НЕ ЕСТЬ ЕСТЕСТВЕННАЯ
СКЛОННОСТЬ
Текст Фрейда пребывает в постоянной внутренней полемике с
текстом Платона. В диалоге «Федр» любовь трактуется как стрем-
ление к Прекрасному, которое нам случалось созерцать когда-то, в
абсолютном прошлом. Нам больше никогда не увидать его так близ-
11
ПРЕДИСЛОВИЕ
ко, как это было прежде, но когда отблеск Прекрасного ложится на
лицо другого человека, мы не в состоянии отвести взгляда. Фрейд
как будто бы возражает Платону. Любовь реализует себя не в мо-
менте вечности, а, напротив, в переменчивости взгляда, в парадок-
сальных реакциях, в немотивированной импотенции. Фрейда инте-
ресуют сбои и поломки в механизме любви. Основной тезис Фрейда
весьма пессимистичен: «психическая импотенция — характерная
особенность любовной жизни цивилизованного человека»4. Много
позже, Жиль Делез, внимательный читатель Фрейда, скажет зна-
менитую фразу: «Машины желания могут функционировать, лишь
постоянно ломаясь»5. И, действительно, в «Статьях о психологии
любовной жизни», в работе «Табу девственности» и прочих текстах
Фрейд сосредотачивается на выявлении позитивных и негативных
условий любви. Для Фрейда склонность видеть в Другом идеал собс-
твенного Я, служащая предпосылкой и безусловным фундаментом
любви, сталкивается с рядом препятствий, среди которых важней-
шее — гетерохрония, условие времени. Жизнь тела и жизнь духа
не совпадают в своих временных ритмах. Девушка, обладающая
тонкой и страстной душой, владеющая риторикой любви и стремя-
щаяся к соединению, отнюдь не обязательно будет обладать зрелой
сексуальностью. Опыт встречи с реальным обернется для нее фри-
гидностью, агрессией, яростью и внесет деструктивный элемент
в ее диалог с возлюбленным. Отношения страсти будут существо-
вать— разрушаясь. Незабвенная Оля Мещерская из бунинского
«Легкого дыхания» — яркое свидетельство того, что Бунину была
хороша известна эта особенность любовной жизни девушек. Тогда
как новый опыт будет в практическом смысле гораздо более гармо-
ничен, хотя, быть может, и потеряет во внутреннем наполнении.
Парадоксально, но страсть, заявляя о себе, как о вожделении, тем
не менее, не подтверждается в эротическом опыте.
Анализируя психосексуальную историю индивида, Фрейд воз-
водит временное условие в главный принцип человеческой машины
любви. Несоответствия и рассогласования подстерегают нас на каж-
4 Фрейд, 3. О самом распространенном унижении в любовной жизни (Статьи о
психологии любовной жизни). — С. 99 настоящего издания.
5 Делез, Ж., Гваттари.Ф. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения.—Екатеринбург:
У-Фактория, 2008. — С. 22.
12
ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕОРИЯ ЛЮБВИ
дом шагу. Характерная черта мужского желания — любить только
тех женщин, которых любить уже нельзя (поскольку они принадле-
жат другому мужчине), требовать верности от женщин полигамно-
го характера и образа жизни, быть бессильным с возлюбленной и
успешным с женщиной, оцениваемой предельно низко. Все эти па-
радоксы — результат двукратного начала сексуального развития и
накладывающихся ритмов трех фаз становления желания — доге-
нитальной, генитальной и пубертатной. На стадии архаической мы
формируем тип реактивности, категориальную манеру любить. На
генитальной стадии мы сталкиваемся с абсолютными объектами
любви, которые вызовут у нас всю полноту чувств, но она не сможет
быть реализована в адекватном эротическом действии. На пубер-
татной стадии мы овладеваем эротической механикой, но оказыва-
емся перед целым рядом проблем — выбор объекта, соотнесение
манеры любить с объектом любви ( последний же окажется рас-
щеплен: реальный объект любви распадется в соответствии с амби-
валентными чертами отцовской и материнской фигур и обнаружит
свою суррогатность), объединение влечений — разрешить которые
«нормативным» способом не представляется возможным.
Означает ли это, что фрейдовское понимание любви пессимис-
тично и мы становимся свидетелями того, как в предложенных тек-
стах распадается романтический миф? Возможно, Фрейд, подобно
Сартру, уверен, что любовь — это иллюзия, которая удерживается
лишь в хрупких стенах Воображаемого и неизбежно разрушается
при соприкосновении с реальностью? Нет, для Фрейда дело обсто-
ит не так. Скорее, для него — это бесконечное лавирование, пре-
одоление рассогласований, поиск совпадений, нахождение более
широких условий, которые могут объединить жизнь тела и отноше-
ния людей, включить пассионарные, мифологические фигуры ран-
него детства в реальное сообщество людей, которому принадлежит
субъект. И в этом смысле, отношения любви — это школа совмест-
ного бытия и основной путь становления субъекта.
III. КАСТРАЦИЯ КАК СОБЫТИЕ
Но наиболее фундаментальный вопрос, который задает
Фрейд, связан с механизмами инвестирования либидо. Известно,
что психоаналитические размышления об эмоциональной жизни
13
ПРЕДИСЛОВИЕ
разворачиваются на территории семейной истории. Первоначально
для него нет сомнений в том, что эмоциональная привязанность не
что иное как объектная связь. Тогда анализ любовного чувства це-
ликом восходит к пониманию эдипальных отношений, к символи-
ческим фигурам отца и матери. Казалось бы, эдипов треугольник
геометрически прост. Однако он оказывается, своего рода, Зоной,
где линейная событийность (идентификация, соперничество, вы-
теснение) меняет свой характер и порождает загадочные эффек-
ты. В поздних работах Фрейд все чаще говорит о неизвестности тех
или иных процессов, о собственном непонимании. Одна из таких
обнаруженных им проблемных зон — кастрация, различие мужс-
кого и женского, особенности мужского и женского решения эди-
повой проблемы.
Если в ранних работах для Фрейда несомненной была отцов-
ская фигура и вся эдипова интрига выстраивалась вокруг имени
Отца, то в работе «О женской сексуальности» все внимание со-
средотачивается вокруг образа Матери. Фрейд высказывает пред-
положение, что девочки, которые очень сильно любят отца в дейс-
твительности заимствуют эту привязанность из материнского ис-
точника. Это означает, что те, кто любят отца вначале испытывали
исключительно сильное чувство к матери, но затем появилась при-
чина, сделавшая невозможной такую привязанность. Эта причи-
на — кастрация. Фрейд делает шаг назад, в доэдипальный период
(крито-микенскую эпоху), когда триангулярная структура еще не
сложилась, и ребенок существовал в диадическом сообществе под
знаком обнаружения полового различия. Логика Фрейда крайне
интересна — от диалектической триангулярной конструкции, где
двигателем является конфликт и вытеснение, он возвращается к
диадической, где вместо конфликта — фрустрация, вместо вытес-
нения — исключение, а использование либидо — парадоксально.
Знаменитая сексистская фраза Фрейда — «не могу избавиться от
мысли, упорно меня преследующей: она заключается в том, что
сам уровень нравственной нормы у женщин иной, чем у муж-
чин» — имеет такое расширение: «Сверх-Я женщины никогда не
будет таким неумолимым, таким безличным, таким независимым
от своих аффективных источников, каким оно должно быть, соглас-
14
ПСИХОАНАЛИЗ И ТЕОРИЯ ЛЮБВИ
но общепринятым требованиям, у мужчины».6 С логической точки
зрения, это означает, что механизмы отрицания у женщины имеют
совершенно иную природу. Виной тому— кастрация. В чем соб-
лазняющая сила этого концепта? Вероятно, в очаровании ничто, в
рождаемом им ужасе и головокружении. Женская кастрация — это
противоречие в определении, то, чего нет. Символический конс-
трукт, открывающий субстанциальность отсутствия. Зрелые, диа-
лектически гибкие защитные механизмы перед фактом кастрации
бессильны. Можно вытеснить представление, несовместимое с
идеологическим целым субъекта, можно связать с представлени-
ем несвойственный ему аффект, порвать связи между представле-
ниями и смешать временные планы, — но все это не годится, когда
речь идет о некоей цезуре, превращающей женщину в существо
метафизическое. Если фаллос — означающее, скользящее между
регистрами Символического, Воображаемого и Реального, то кас-
трация намертво скрепляет Воображаемое и Реальное, исключая
Символическое. Женская кастрация — еще одна точка пересече-
ния проблематики сексуальности и языка. Как возможно говорить
о кастрации? Кто будет субъектом этой речи?
В тексте Фрейда появляется такой персонаж. Это маленькая де-
вочка, столкнувшаяся с серьезнейшей логической и аффективной
проблемой, заблудившаяся в прямом как стрела лабиринте, ищу-
щая пути в символические порядки Эдипа. «Маленькая девочка»
отвоевывает для себя право пребывать на границах, ее становление
протекает в промежутке, определяемом сексуальностью и десексу-
ализацией. Она, подобно кэрроловской Алисе, то увеличивается,
откусив с одной стороны гриба, то уменьшается, откусив с другой.
Полное вытеснение сексуальности для нее метонимически совме-
щено с отказом признавать кастрацию и настаиванием на себе как
на фаллическом существе. Обретение женственности и нахожде-
ние собственного сексуального характера происходит не в плавной
смене фаз, но скачком, или, как говорит сам Фрейд — «неизвестно
каким образом». Маленькая девочка из крито-микенской эпохи от-
крывает вторую историю сексуальности, которую Фрейд не успел
написать, но успел остро почувствовать. Фрейд, кстати, замечает,
6 Фрейд, 3. Некоторые психические следствия анатомического различия полов.
— С. 176 настоящего издания.
15
ПРЕДИСЛОВИЕ
что ясность эдипальной жизни маленького мальчика способна вуа-
лировать гораздо менее понятные процессы, происходящие и с ним
в доэдипальный период.
В этом смысле, феминистская критика Фрейда и обвинения
его в слепом маскулинизме, возможно, являются преждевремен-
ными. Внимательное прочтение поздних работ Фрейда открывает
целый ряд вопросов, сомнений, оговорок и неожиданных гипотез.
«Мужественность и женственность (в чистом виде), — пишет он, —
остаются теоретическими конструктами с неясным содержанием»7.
Фрейд, 3. Некоторые психические следствия анатомического различия полов.
— С. 176 настоящего издания.
16
О ПОКРЫВАЮЩИХ
ВОСПОМИНАНИЯХ
(1899)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «О покры-
вающих воспоминаниях» приведены по следующим изданиям:
1) Ueber Deckerinnerungen: Freud, Sigmund. Gesammelte Werke.
Bandl. WerkeausdenJahren 1892—1899. S. Fischer Taschenbuch
Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 531-554 (маргиналии c
индексом GW).
2) Screen Memories (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
Ill (1893—1899): Early Psycho-Analytic Publications, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 302—321 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
О ПОКРЫВАЮЩИХ ВОСПОМИНАНИЯХ
(1899)
В связи с моей психоаналитической практикой (лечение
больных, страдающих истерией, неврозом навязчивого состоя-
ния и пр.) мне часто приходилось сталкиваться с оставшимися в
памяти пациентов обрывками воспоминаний, которые относят-
ся к первым годам их детства. Как я уже указывал в другой рабо-
те, мы должны учитывать важное патогенное значение впечат-
лений этой поры жизни. С психологической точки зрения тема
воспоминаний о детстве в любом случае интересна, поскольку
позволяет обнаружить фундаментальную разницу между пси-
хической деятельностью ребенка и взрослого человека. Никто
не сомневается в том, что переживания первых детских лет оста-
вили неизгладимые следы в наших душах; но когда мы обраща-
емся к своей памяти, пытаясь узнать, какими же были те впечат-
ления, воздействие коих нам предстоит испытывать на себе до
конца жизни, память либо не подсказывает нам вообще ничего,
либо в ней всплывает относительно небольшое число разрознен-
ных воспоминаний зачастую сомнительного или загадочного
свойства. Память ребенка начинает воспроизводить жизнь как
последовательную цепочку событий не ранее, чем ему испол-
няется шесть или семь лет, а у многих детей — только после до-
стижения ими десятилетнего возраста. Однако с этого момента
устанавливается неизменная зависимость между психической
значимостью того или иного переживания и его способностью
задерживаться в памяти. Все, что кажется важным — либо по
своему непосредственному воздействию, либо из-за ближай-
ших следствий, — запоминается; все, что расценивается как
GW531
SE302
GW532
19
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
несущественное, забывается. Если я долго помню какое-то об-
стоятельство, то в самом факте его сохранности в моей памяти
я нахожу подтверждение тому, что в свое время данное обстоя-
тельство произвело на меня глубокое впечатление. Обычно я
удивляюсь, если забыл что-то важное, но, вероятно, еще больше
меня поражает то, что я сохранил в памяти нечто мне безразлич-
ное (как кажется на поверхностный взгляд).
Характерная для нормального взрослого человека связь
между психической значимостью впечатления и его способ-
ностью сохраняться в памяти разрушается только при опреде-
ленных патологических душевных состояниях. Так, например,
больной, страдающий истерией, как правило, полностью или
частично забывает переживания, приведшие к обострению
его болезни, хотя они явно важны для него именно в силу такой
причинно-следственной связи или, даже если отвлечься от нее,
SE 303 могли бы быть важны по своему содержанию. В самом факте
сходства такой патологической амнезии и нормальной амнезии
взрослого человека по отношению к поре его детства я усматри-
ваю ценное указание на глубинную взаимосвязь между психи-
ческим содержанием невроза и нашей детской жизнью.
Мы настолько привыкли к тому, что детские впечатления не
сохраняются в памяти, что обычно не замечаем проблемы, скры-
вающейся за данным феноменом, и склонны воспринимать его
как нечто естественное, объясняя рудиментарным состоянием
душевной активности у ребенка. В действительности же нор-
мально развитый ребенок уже в возрасте трех-четырех лет де-
монстрирует огромное множество достижений сложной душев-
ной работы в проводимых им сравнениях, в умозаключениях и в
самих способах выражения чувств, а потому вовсе не самооче-
видно, что эти психические достижения, совершенно равноцен-
ные позднейшим, должны подвергаться амнезии.
GW 533 Непременное предварительное условие для изучения пси-
хологических проблем, связанных с первыми детскими воспо-
минаниями, — это, конечно, собирание материала: нужно мето-
дом опроса установить, какого рода воспоминания из этой поры
своей жизни способны словесно выразить нормальные взрослые
люди. Первый шаг в этом направлении сделали в 1895 году В. и С.
20
о П-О-К-Р-Ы-В-А-Ю-Щ-И-Х В-О-С-П-О-М-И-Н-А-Н-И-Я-Х
Анри, распространив составленную ими анкету; очень интерес-
ные результаты их опроса, ответы на который прислали 123 че-
ловека, были опубликованы в 1897 году, в третьем томе «Еаппё
psychologique»*(«Enqitete sur les premiers souvenirs de I’enfance»**).
Однако сейчас я не собираюсь рассматривать эту тему всесто-
ронне и остановлюсь лишь на некоторых ее аспектах, привед-
ших меня к открытию того феномена, который я назвал «покры-
вающими воспоминаниями».
Жизненная пора, к которой относится содержание самых
ранних детских воспоминаний, это, как правило, возраст от
двух до четырех лет (так обстояли дела у восьмидесяти восьми
человек из тех, что отвечали на анкету В. и С. Анри). Но встреча-
ются отдельные исключения, когда память проникает дальше —
в период до завершения первого года жизни ребенка; с другой
стороны, у некоторых людей самые ранние воспоминания от-
носятся лишь к шестому, седьмому или даже восьмому году их
жизни. С чем еще связаны эти индивидуальные отличия, пока
остается неясным; но, как отмечают В. и С. Анри, можно про-
следить такую закономерность, что человек, чье самое раннее
воспоминание относится к очень нежному возрасту, скажем,
к первому году жизни, сохраняет и другие разрозненные воспо-
минания из нескольких последующих лет и что у такого челове-
ка процесс воспроизведения пережитого как последовательной
цепочки воспоминаний начинается раньше (примерно с пятого
года жизни), чем у других людей, у которых первое воспомина-
ние относится к более позднему времени. Следовательно, у от-
дельных людей может наступать раньше или, наоборот, запаз-
дывать не только момент, отраженный в первом воспоминании,
но и момент вступления в действие функции припоминания в
ее целостности.
Особого внимания заслуживает вопрос о типичном со-
держании самых ранних детских воспоминаний. Опираясь на
наши знания о психологии взрослого человека, мы могли бы
предположить, что из всего пережитого в качестве достойных
SE 304
GW534
Ежегодник по психологии (франц.) — Прим, переводчика.
Анкета о первых детских воспоминаниях (франц.) — Прим, переводчика..
21
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
запоминания отбираются те впечатления, которые вызвали ка-
кое-то сильное чувство или которые вскоре — по их следстви-
ям — были оценены как значимые. Материал, собранный В. и
С. Анри, похоже, отчасти подтверждает такое предположение,
поскольку показывает, что чаще всего содержанием первых де-
тских воспоминаний становятся, с одной стороны, поводы для
страха или чувства стыда, переживания физической боли и т. п.,
а с другой — важные события вроде болезней, смертей, пожаров,
рождения брата или сестры и т. д. Поэтому мы склонны предпо-
ложить, что принцип отбора того, что будет храниться в памяти,
в детской душе действует точно так же, как и в душе взрослого
человека. Еще одно обстоятельство как будто бы самоочевидно,
но все же нелишне особо его отметить: сохранившиеся детские
воспоминания свидетельствуют о том, на какие впечатления был
направлен интерес именно ребенка, а не взрослого человека.
Исходя из этого, нетрудно понять, почему, например, одна жен-
щина рассказывает, что она помнит из времени, когда ей было
два года, различные неприятности, случавшиеся с ее куклами,
но совершенно не помнит некоторых серьезных и печальных со-
бытий, которые могла наблюдать тогда же.
Зато другая ситуация, о которой нам порой приходится слы-
шать, определенно противоречит нашим ожиданиям и не может
не казаться нам крайне странной: дело в том, что у некоторых лю-
дей содержание самых ранних детских воспоминаний сводится к
повседневным и несущественным впечатлениям, которые, когда
человек переживал их, будучи ребенком, даже у него не вызвали
SE 305 чувственного отклика, но которые, тем не менее, сохраняются
в его памяти во всех деталях, можно сказать, с повышенной от-
GW 535 четливостью, тогда как другие, того же времени события ему не
запомнились, даже если они, по свидетельству родителей, в свое
время произвели на него сильное впечатление. Так, В. и С. Анри
рассказывают об одном профессоре филологии, чье самое ран-
нее воспоминание, относящееся ко времени, когда ему было три
или четыре года, содержит картину накрытого стола, на котором
стоит ваза с мороженым. Примерно тогда же умерла бабушка
этого ребенка — событие, которое, по свидетельству родителей,
его глубоко потрясло. Но нынешний профессор филологии ни-
22
о П-О-К-Р-Ы-В-А-Ю-Щ-И-Х В-О-С-П-О»М-И-Н-А-Н-И-Я-Х
чего не знает об обстоятельствах смерти своей бабушки, из того
времени он помнит только вазу с мороженым.
Другой человек рассказывает как о своем первом детском
воспоминании о таком эпизоде: во время прогулки он обломил
сук дерева. Он утверждает, что еще и сегодня мог бы показать
место, где это произошло. Помимо него там было несколько че-
ловек, и один из них ему помогал.
В. и С. Анри отмечают, что подобные случаи встречаются
редко; по моему же опыту — правда, относящемуся в основном к
невротикам, — они достаточно часты. Один из авторитетных ис-
следователей, на которых ссылаются авторы статьи, отважился
предложить объяснение такого рода воспоминаний, непонятных
по причине их безобидности, и мне его объяснение представля-
ется очень удачным. Он говорит, что в подобных случаях сцен-
ка из детства, возможно, сохраняется в памяти не полностью;
именно потому нам кажется, что она бессмысленна; в забытых ее
фрагментах, возможно, обнаружилось бы все то, что в свое вре-
мя сделало данное впечатление достойным запоминания. Я могу
подтвердить, что все так и происходит; но только я предпочел бы
говорить об «опущенных», а не о «забытых фрагментах пережи-
вания». В ходе психоаналитического лечения мне часто удава-
лось открыть недостающие фрагменты детских переживаний и
таким образом найти подтверждение тому, что впечатление, от
которого в воспоминании остался, так сказать, один торс, буду-
чи восстановленным в полном объеме, в самом деле обнаружива-
ет соответствие тому принципу, что в памяти сохраняется лишь
важнейшее. Однако это еще не объясняет нам, почему память
так странно отбирает для себя те или иные фрагменты пережи-
вания: мы прежде должны задаться вопросом, почему именно
важное подавляется, а несущественное запоминается. Мы най-
дем объяснение лишь в том случае, если глубже проникнем в ме-
ханизм такого рода процессов; и тогда у нас неизбежно сложится
впечатление, что в формировании подобных воспоминаний учас-
твуют две психические силы, для одной из которых важность
переживания становится мотивом, способствующим сохране-
нию этого воспоминания в памяти, тогда как другая сила — сила
сопротивления — направлена против фиксации происшедшего.
GW536
SE306
23
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
GW 537
Две эти противодействующие силы не устраняют одна другую;
не получается так, что один мотив с каким-то ущербом для себя
или без всякого ущерба одерживает верх над другим, но дости-
гается некий компромисс, по аналогии с тем, как образуется рав-
нодействующая в параллелограмме сил. Компромисс в данном
случае заключается в том, что хотя пережитое событие само по
себе не оставляет в памяти никакого образа — здесь сказыва-
ется воздействие силы сопротивления, — но зато сохраняется
образ другого психического фрагмента, который тесно ассоци-
ируется с тем фрагментом, что вызвал протест; в этом, опять-
таки, проявляется сила первого принципа, предполагающего
фиксацию важных впечатлений посредством формирования
поддающихся воспроизведению образов-воспоминаний. Итак,
вследствие описанного конфликта вместо первоначального,
адекватного образа-воспоминания возникает другой образ, ко-
торый по отношению к первому несколько сдвинут, но находит-
ся с ним в ассоциативной связи. А поскольку именно значимые
составные части впечатления пробудили протест, замещающее
воспоминание должно быть лишено этих важных фрагментов;
поэтому оно часто и кажется нам несколько банальным. Оно
нам представляется непонятным — ведь причину его сохране-
ния в памяти мы обычно ищем в собственном его содержании,
тогда как на самом деле такая причина состоит во взаимосвязи
между этим содержанием и содержанием другим, подавленным.
Воспользовавшись известной присказкой, скажу: определенное
переживание из времен детства может стать ценным для памяти
не потому, что оно само по себе есть золото, но всего лишь пото-
му, что когда-то лежало рядом с золотом.
Из многих случаев замещения одного психического содер-
жания другим, возможных в различных психологических си-
туациях, один из простейших, что очевидно, — случай рассмат-
риваемых здесь детских воспоминаний, который заключается
в том, что несущественные составные части какого-то пере-
живания замещают в памяти его же существенные части. Речь
идет о сдвиге, реализуемом за счет ассоциации по признаку
близости, или, если мы хотим охарактеризовать этот процесс
в целом, о вытеснении с последующей заменой вытесненного
24
о П-О-К-Р-Ы-В-А-Ю-Щ»И-Х В-О-С-П-О-М-И-Н-А-Н-И-Я-Х
чем-то близким ему (в пространственном и временном плане).
Однажды мне уже приходилось описывать очень похожий слу-
чай замены, выявленный при психоаналитическом лечении
паранойи*. Я тогда рассказал о женщине, страдающей галлю-
цинациями: ей казалось, что некие голоса вновь и вновь декла-
мируют большие фрагменты «Резвушки» О. Людвига**, причем
декламируют именно самые несущественные, бессвязные
отрывки новеллы. Психоанализ показал, что другие фрагмен-
ты той же истории пробуждали у больной очень болезненные
мысли. Болезненный аффект стал мотивом для отторжения,
однако мотивы для дальнейшего развития этих мыслей не
были полностью подавлены, и в итоге получился компромисс:
в памяти больной вновь и вновь всплывали, с патологической
силой и отчетливостью, отрывки из этой новеллы, но — самые
безобидные. Выявленный в этом случае процесс — внутренний
конфликт, вытеснение, замена в ситуации выработки компро-
мисса— прослеживается при анализе любых психоневроти-
ческих симптомов; он дает нам ключ для понимания того, как
такие симптомы образуются; поэтому нам далеко не безраз-
лично, что процесс этот можно обнаружить и в психической
жизни нормальных людей; тот факт, что у нормальных людей
он оказывает влияние на отбор именно детских воспоминаний,
представляется мне еще одним указанием на уже упоминавшу-
юся глубинную взаимосвязь между душевной жизнью ребенка
и психическим материалом неврозов.
Несомненно важные процессы нормального и патологиче-
ского отторжения и обусловленные таким отторжением сдвиги,
насколько мне известно, до сих пор психологами не изучались,
и нам еще только предстоит установить, в каких слоях психики
и при каких условиях они протекают. Причина игнорирования
этой проблемы исследователями, возможно, заключается в том,
SE 307
GW538
См.: 3. Фрейд. Дальнейшие замечания о защитных нейропсихозах (Weitere
Bemerkungen ueber die Abwehr-Neuropsychosen. Neurologisches Zentralblatt,
1896, Nr. 10). — Прим, автора.
«Резвушка» (1857) — деревенская новелла немецкого писателя Отто Людвига
(1813-1865), героиня которой, поденщица, убивает своего возлюбленного. —
Прим.переводчика.
25
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
что наша психическая жизнь в той мере, в какой она становится
объектом осознанного внутреннего восприятия, такие процессы
выявить не позволяет, за исключением разве что тех случаев,
которые мы классифицируем как «логические ошибки», или не-
которых психических операций, направленных на достижение
комического эффекта. Утверждение, что психическая сила мо-
жет передвинуться с одного представления, полностью ею по-
кидаемого, на другое, которое отныне будет играть психологиче-
скую роль первого, кажется нам таким же чуждым и странным,
SE 308 как некоторые аспекты греческой мифологии, например, то, что
боги могут внезапно окутать человека красотой как некоей обо-
лочкой, тогда как мы знаем только такое преображение некраси-
вого человека в красивого, которое происходит благодаря изме-
нившемуся выражению его лица.
Дальнейшее изучение несущественных детских воспоми-
наний убедило меня, что они могут возникать и иным путем и
что за их кажущейся безобидностью обычно скрывается неожи-
данное для нас изобилие смыслов. Я не хочу, чтобы мое утверж-
дение показалось читателю голословным, и попытаюсь подроб-
но разъяснить свою мысль на одном-единственном примере, ко-
торый представляется мне самым поучительным из множества
других, подобных ему; пример этот тем более ценен, что речь
идет о человеке, который не страдает неврозом (а если и страда-
ет, то в очень небольшой мере).
Мужчина тридцати восьми лет, с университетским обра-
зованием, увлекающийся психологией (хотя профессия у него
другая), которого на сеансах психоанализа мне удалось изба-
GW 539 вить от слабо выраженной фобии, в прошлом году привлек мое
внимание к своим детским воспоминаниям, что сыграло опре-
деленную роль уже в процессе его лечения. Познакомившись с
исследованием В. и С. Анри, он прислал мне такое резюме:
«Я располагаю изрядным количеством детских воспоми-
наний и могу их вполне достоверно датировать. Дело в том, что
в возрасте трех лет я покинул местечко, где родился, и пересе-
лился в большой город; все мои ранние воспоминания связаны с
родными местами, то есть охватывают период от второго до тре-
тьего года жизни. Это в основном короткие сценки, но они очень
26
О П-О-К-Р-Ы-В-А-Ю-Щ-И-Х В-О-С-П-О-М-И-Н-А-Н-И-Я-Х
хорошо сохранились в памяти и обогащены всеми приметами
чувственного восприятия, в отличие от моих же воспомина-
ний, относящихся к более старшему возрасту, которые начисто
лишены визуального элемента. Начиная с третьего года жизни
воспоминания мои оскудевают и делаются менее отчетливыми;
в них появляются пропуски, которые могут охватывать времен-
ной промежуток в год или даже больше; только после шести- или
семилетнего возраста поток воспоминаний, как мне кажется,
становится непрерывным. Воспоминания, относящиеся к тому
периоду, когда я еще не покинул свое первое место жительства,
я для себя делю на три группы. Первую группу составляют те
сценки, о которых мне позже не раз рассказывали родители;
по поводу этих сценок я не уверен, действительно ли соответ-
ствующий образ возник в моей памяти с самого начала или же я
его создал себе после одного из таких рассказов. Я замечаю, что
были и такие происшествия, которым — хотя родители описы-
вали их неоднократно — в моей памяти не соответствует ника-
кой образ. Второй группе воспоминаний я придаю большую зна-
чимость; это такие сценки, о которых — насколько я знаю —- мне
никто не рассказывал, а иногда и не мог рассказать, потому что
других участвовавших в них лиц (няню, товарищей по играм) я
потом не видел. О третьей группе я скажу чуть позже. Что же
касается содержания этих сценок и их важности для сохране-
ния в памяти, то для начала отмечу, что в этом вопросе я не вов-
се лишен ориентиров. Я не могу сказать, что сохранившиеся у
меня воспоминания соответствуют важнейшим событиям того
времени или событиям, которым я приписываю такое значение
сегодня. О рождении сестры, которая на два с половиной года
младше меня, я ничего не помню; отъезд из родных краев, вид
железной дороги, а прежде — долгая езда в коляске, — все это не
оставило никаких следов в моей памяти. Зато я запомнил два ма-
леньких происшествия, приключившихся во время поездки на
поезде; как Вы помните, они всплыли у меня в памяти, когда мы
занимались психоанализом моей фобии. Самое сильное впечат-
ление, видимо, на меня должен был бы произвести тот случай,
когда я поранил себе лицо, потерял много крови, и хирург потом
зашивал мне рану. Я и сегодня могу нащупать шрам, свидетель-
SE 309
GW540
27
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ствующий об этой травме, но у меня не осталось воспоминания,
которое прямо или косвенно указывало бы на такое пережива-
ние. Впрочем, может, это объясняется тем, что тогда мне еще не
исполнилось и двух лет.
Итак, меня не удивляют образы и сценки, относящиеся к
двум первым группам. Все они, конечно, — сдвинутые воспоми-
нания, в которых самое существенное, как правило, выпущено;
но в некоторых, по крайней мере, содержится намек на это су-
щественное, а другие мне (после соответствующей подсказки)
нетрудно дополнить: поступая так, я обнаруживаю прочную
связь между обрывками разных воспоминаний и понимаю, ка-
SE 310 кие детские интересы способствовали запоминанию именно
этих происшествий. Иначе обстоит дело с содержанием воспо-
минаний, относящихся к третьей группе, обсуждение которых
я до сего момента откладывал. Речь идет о материале (одной
длинной сценке и множестве мелких образов), который на са-
мом деле приводит меня в растерянность. Сценка кажется мне
совершенно несущественной, причина ее фиксации в памяти —
непонятной. Если позволите, я Вам ее опишу: я мысленно вижу
прямоугольный, расположенный на пологом склоне луг, зеленый
и густо поросший травами; среди зелени очень много желтых
цветов, очевидно, обычных одуванчиков. Наверху, на холме —
GW 541 крестьянский дом, перед дверью которого стоят две женщины,
оживленно болтающие о чем-то: крестьянка с платком на голове
и нянька. На лугу играют трое детей, один из них — я (двух- или
трехлетний), а другие — мой двоюродный брат, на год старше
меня, и моя кузина, с которой мы почти одногодки, его сестра.
Мы срываем желтые цветы, и каждый держит в руках по буке-
ту. Самый красивый букет у девочки; но мы, мальчишки, вдруг,
словно сговорившись, нападаем на нее и отбираем цветы. Она с
плачем бежит вверх по склону, и крестьянка, утешая ее, дает ей
большой ломоть черного хлеба. Увидев это, мы бросаем цветы,
тоже бежим к дому и просим, чтобы и нам дали хлеб. Крестьянка
выполняет нашу просьбу, отрезая ломти длинным ножом.
Хлеб — в моем воспоминании — необыкновенно вкусный, но на
этом сценка обрывается.
28
О П»О»К«Р»Ы»В»А»Ю»Щ»И»Х В-О»С»П-О»М-И»Н-А»Н»И»Я»Х
Что же в этом переживании оправдывает такую щедрость
памяти, к которой оно меня побудило? Я напрасно ломал себе го-
лову: можно ли считать, что тут важнее всего наша грубость по
отношению к девочке; или меня так очаровал желтый цвет оду-
ванчиков, который сегодня вовсе не кажется мне красивым; или
же после возни на лугу хлеб показался мне настолько вкусней,
чем обычно, что это произвело на меня неизгладимое впечатле-
ние? Связь между этой сценкой и тем, что делает интересными
другие детские сцены (а почему интересны они, я догадываюсь
без труда), я тоже не могу обнаружить. И вообще, у меня впечат-
ление, будто что-то в этой сценке не так: желтизна цветов слиш-
ком выбивается из целого, да и хлеб кажется необыкновенно
вкусным — это ощущение преувеличено, как в галлюцинации.
Я невольно вспоминаю картины, которые видел однажды на вы-
ставке пародийной живописи: отдельные их фрагменты были не
написаны маслом, а переданы пластическими средствами; фраг-
менты, конечно, наименее для этого подходящие — например,
турнюры нарисованных дам. Не могли бы Вы указать мне путь,
ведущий к прояснению или толкованию этих несущественных
детских воспоминаний?»
При встрече я счел нужным спросить своего бывшего паци-
ента, с каких пор его занимает это детское воспоминание, может
ли он сказать, что оно возвращается к нему периодически, на-
чиная с самого детства, или же оно всплыло в его памяти позже,
в связи с каким-то конкретным поводом, который он может мне
указать. Этот вопрос оказался единственным вкладом, который
я внес в решение данной проблемы; остальные недостающие
звенья отыскал мой собеседник, отнюдь не новичок в такого
рода исследованиях.
Он ответил: «Я об этом еще не думал. Но теперь, когда вы
задали вопрос, я почти уверен: в подростковом возрасте это де-
тское воспоминание вообще меня не занимало. Да, я могу даже
вспомнить повод, пробудивший это и другие воспоминания, от-
носящиеся к первым годам моей жизни. Дело было так: в сем-
надцать лет я, тогда гимназист, впервые после отъезда из родных
мест вновь приехал туда на каникулы; меня пригласила в гости
семья, давно поддерживавшая дружеские отношения с моими
29
SE311
GW542
3*И-Г*М*У*Н-Д Ф»Р«Е»Й»Д
родителями. Я хорошо помню, как взволновали меня нахлынув-
шие впечатления. Но я уже вижу: мне придется рассказать вам о
большом отрезке своей жизни; без этого нам не обойтись — за-
дав вопрос, вы сделали такой рассказ неизбежным. Слушайте
же: я сын состоятельных людей, которые, как я думаю, в своем
провинциальном гнездышке жили достаточно хорошо. Когда
мне было около трех лет, разразился кризис в той отрасли про-
мышленности, где работал отец. Он потерял состояние, и нам
пришлось оставить родные места, переселиться в большой го-
род. Для нас начались трудные годы — я полагаю, не стоящие
того, чтобы что-то о них помнить. В городе я так и не прижился;
я хочу сказать, меня не покидала тоска по прекрасным родным
лесам, куда я, едва научившись ходить, уже убегал от отца, как
GW 543 свидетельствует одно мое воспоминание о том времени. Итак, в
SE 312 семнадцать лет я впервые проводил каникулы на природе и, как
уже сказал, гостил у дружившей с нами семьи, которая со време-
ни нашего переселения в город весьма преуспела. Я сравнивал
царившую там атмосферу уюта с тем образом жизни, который
наблюдал у себя дома, в городе. Нет смысла скрывать что-то от
вас, поэтому сразу признаюсь, что тогда меня очень сильно воз-
буждало и нечто другое. Мне исполнилось семнадцать, а у людей,
принимавших меня, была пятнадцатилетняя дочь, в которую я
тут же влюбился. Я в первый раз переживал любовное увлече-
ние, довольно сильное, но о нем никто никогда не узнал. Девочка
через несколько дней уехала в свой пансион, откуда приезжала,
как и я, на каникулы, и наша с ней разлука после столь краткого
знакомства довела мою любовную тоску до предела. Многие часы
я бродил в одиночестве по великолепным лесам, вновь обретен-
ным мною, и строил воздушные замки, которые, как ни странно,
не устремлялись в будущее, но должны были приукрасить про-
шлое. Если бы тогда отец не потерпел финансовый крах, если бы
я остался в родных краях, вырос в сельской местности, стал бы
таким же сильным, как сыновья принимавшего меня человека,
братья моей возлюбленной, да если бы при всем том я продолжил
дело отца и в конце концов женился на своей избраннице — вот
тогда я мог бы с уверенностью смотреть в будущее! Я, конечно,
ни секунды не сомневался, что при обстоятельствах, которые
30
о П»О»К»Р»Ы»В»А»Ю»Щ»И»Х В-О»С»П»О»М»И»Н»А»Н»И»Я»Х
нарисовала моя фантазия, я любил бы эту девочку так же горячо,
как любил ее в то время в действительности. Странно, но сейчас,
встречаясь с ней иногда (так получилось, что она вышла замуж
за человека из нашего города), я остаюсь совершенно равнодуш-
ным, хотя прекрасно помню: на протяжении многих лет желтый
цвет — как у платья, которое она носила в день нашей первой
встречи, — возбуждал меня, где бы я его ни замечал».
«Это напоминает мне сделанное вами вскользь замечание,
что вам больше не нравятся одуванчики. Не думаете ли вы, что
желтое платье девушки и столь приковывающая взгляд жел-
тизна цветов в сценке из ваших детских воспоминаний как-то
связаны?»
«Возможно, но речь ведь идет о разных оттенках желтого.
Платье было желто-коричневым, как золотой лак... Впрочем, я мо-
гу указать вам на одно связующее звено — оно, вероятно, помо-
жет. Позже, в Альпах, я узнал, что некоторые цветы, которые на
равнине имеют светлую окраску, в горах приобретают более тем-
ный оттенок. Если не ошибаюсь, в горах часто встречается цве-
ток, очень похожий на одуванчик, но желто-коричневатый — вот
он вполне соответствует по цвету платью моей тогдашней воз-
любленной. Однако я еще не закончил, я сейчас перейду ко вто-
рому случаю, произошедшему вскоре после того и тоже всколых-
нувшему во мне детские воспоминания. Итак, в семнадцать лет я
вновь увидел родные места; спустя три года я поехал на каникулы
к дяде и в его доме, конечно, встретился со своими первыми това-
рищами по детским играм — тем же кузеном, на год старше меня,
и той же кузиной, моею ровесницей, которые участвуют в сценке
с одуванчиками из моих детских воспоминаний. Эта семья одно-
временно с нами покинула деревню, где я родился, а потом, в ка-
ком-то далеком городе, вновь добилась процветания».
«И что же, вы тогда снова влюбились, на сей раз в свою кузи-
ну, и принялись за создание новых фантазий?»
«Нет, во второй раз все вышло по-другому. Я уже учился в
университете и думал только о книгах; кузина меня не интере-
совала. Я тогда, помнится, никаких таких фантазий не сочинял.
Однако я почти уверен, что мой отец и дядя совместно разрабо-
тали некий план: они хотели, чтобы я сменил бессмысленную
GW544
SE313
31
3-И’Г’М’У-Н’Д Ф-Р’Е-И’Д
дисциплину, которую изучал, на другую, более ценную с прак-
тической точки зрения, а после окончания университета посе-
GW545 лился в том городе, где жил дядя, и женился на своей кузине.
Заметив, насколько я погружен в собственные планы, они от
своего отказались; но важно, что я об этом их замысле догадался.
Позднее, уже став молодым ученым, столкнувшись с жизненны-
ми трудностями и долго ожидая места, которое я в итоге получил
в нашем городе, я иногда задумывался о том, что отец, собствен-
но, желал мне добра, что его проект с женитьбой должен был
восполнить ущерб, нанесенный мне первой катастрофой, кото-
рая повлияла на всю мою дальнейшую жизнь».
«К этому времени, когда вы тяжким трудом добывали свой
кусок хлеба, я бы и отнес появление в вашем сознании обсуж-
SE 314 даемой нами сценки из детства — если бы вы подтвердили, что
к тем же годам относится ваше первое знакомство с миром аль-
пийской природы».
«Так и есть: горные прогулки были тогда единственным раз-
влечением, которое я себе позволял. Но я не вполне понимаю,
куда вы клоните».
«Сейчас объясню. В вашей детской сценке вы выделяете
как самый яркий фрагмент то, что деревенский хлеб показал-
ся вам необыкновенно вкусным. Разве вы не замечаете — это
впечатление, воспринятое с почти галлюцинаторной отчетливо-
стью, соответствует той вашей фантазийной идее, что если бы
вы остались в родных краях и женились на своей избраннице,
ваша жизнь была бы очень приятной, или, выражаясь символи-
чески, хлеб, за который в позднейшей жизни вам приходилось
бороться, имел бы куда лучший вкус? А желтизна цветов — еще
одна отсылка на ту же девушку. Однако в вашей детской сцен-
ке есть и такие элементы, которые можно соотнести только со
второй фантазией — о том, что произошло бы, если бы вы же-
нились на своей кузине. Бросить цветы, чтобы получить взамен
хлеб, — мне кажется, это неплохая аллегория для тех планов,
которые строил ваш отец. Вы ведь должны были, по его мнению,
отказаться от своих непрактичных идеалов и обучиться какой-
нибудь "хлебной профессии”, не так ли?»
32
о П»О»К»Р»Ы»В»А»Ю»Щ»И»Х В-О-С-П-О»М»И-Н-А-Н»И-Я-Х
«Значит я, по-вашему, сплавил в одно целое обе серии фан-
тазий, касающихся того, как улучшить мою жизнь: из одной се-
рии заимствовал "желтизну" и "деревенский" хлеб, из другой —
действующих лиц сценки и выбрасывание цветов?»
«Именно так; вы спроецировали эти фантазийные серии
одну на другую, и в итоге из них получилось одно детское вос-
поминание. А присутствие в нем альпийских цветов — все рав-
но что отметка о времени его производства. Могу вас заверить:
люди очень часто неосознанно делают подобные вещи: продуци-
руя воспоминания, они распоряжаются исходным материалом
так же, как сочинители романов».
«Но тогда, значит, речь вообще идет не о детском воспоми-
нании, а о фантазийной сценке, действие которой перенесено в
детство. Однако интуиция мне подсказывает, что эта сценка —
подлинная. Как же согласовать одно с другим?»
«Нет никаких гарантий, что память нас не обманывает. Но я
склонен согласиться с вами: сценка, о которой мы говорим, соот-
ветствует действительности; ведь вы выискали ее из бесконечно-
го множества похожих или совсем других именно потому, что она
по своему содержанию — хотя само по себе оно нейтрально —
подходит для отображения обеих фантазий, которые были для
вас достаточно значимыми. Такое воспоминание, ценное тем, что
оно замещает в памяти впечатления и мысли, с которыми в содер-
жательном плане связано лишь символическими или подобными
отношениями, я бы назвал покрывающим воспоминанием. Во вся-
ком случае, вы теперь перестанете удивляться тому, что эта сцен-
ка так часто всплывает в вашей памяти. Мы уже не можем считать
ее безобидной, поскольку она, как мы обнаружили, иллюстриру-
ет важнейшие повороты в истории вашей жизни, влияние на вас
двух самых мощных движущих пружин: голода и любви»1.
«Да, голод она отображает удачно; но как насчет любви?»
«Я имел в виду, что на любовь намекает желтизна цветов.
Впрочем, не могу отрицать: отображение любви в вашей детской
сценке намного слабее тех, что известны мне по опыту работы с
другими пациентами».
«Нет, вы не правы. Главное здесь— именно изображение
любви. Я только сейчас это понял! Подумайте сами: отнять у де-
GW 546
SE315
33
3-И-Г-М-У»Н»Д Ф-Р-Е»Й-Д
GW 547 вушки цветы буквально как раз и значит — осуществить ее де-
флорацию. Какое противоречие между этой дерзкой фантазией
и моей застенчивостью в общении с первой девушкой, моим рав-
нодушием по отношению ко второй!»
«Могу вас заверить: подобные дерзкие фантазии — обыч-
ное дополнение к юношеской застенчивости».
«Тогда, значит, речь идет не об осознанной фантазии, ко-
торую я время от времени вспоминаю, но о фантазии бессозна-
тельной, превращающейся в это детское воспоминание?»
«Речь идет о бессознательных мыслях, продолжающих мыс-
ли осознанные. Вы думаете: если бы я женился на той-то или на
той-то девушке... — и у вас возникает побуждение представить
себе такой брак».
«Дальше я могу продолжить и сам. Для неопытного юноши
наиболее заманчивое во всей этой теме — представление о пер-
вой брачной ночи; что последует за ней, он, по сути, не знает. Но
такое представление не пробивается к свету сознания, возобла-
давшая в юноше склонность к скромному поведению и уваже-
ние к девушке удерживают это представление в подавленном
состоянии. Поэтому оно остается бессознательным...»
«И уклоняется в сторону, превращаясь в детское воспоми-
нание. Вы правы, именно по причине своей грубой чувственно-
SE 316 сти эта фантазия не становится осознанной, а может лишь вой-
ти составной частью в сценку из детства, содержащую намек
на нее, — войти, приняв, так сказать, приукрашенную цветами
форму».
«Но почему, позвольте спросить, это должна быть именно
сценка из детства?»
Вероятно, как раз по причине безобидности таких сценок.
Можете вы представить себе что-нибудь более противоречащее
столь явно агрессивным сексуальным намерениям, чем побуж-
дения ребенка? Впрочем, для уклонения подавленных мыслей
и желаний в область детских воспоминаний должны иметься и
основания более общего характера, ведь такого рода процесс ре-
гулярно прослеживается у людей, страдающих истерией. К тому
же воспоминание о чем-то давно прошедшем в любом случае,
34
о П»О»К«Р»Ы»В»А»Ю»Щ»И»Х В»О»С»П»О»М«И»Н»А»Н»И»Я»Х
как кажется, переносится легче из-за сопряженного с ним моти-
ва удовольствия. Forsan et haec olim meminisse juvabit»*.
«Если все так, я уже не могу верить в достоверность сценки
с одуванчиками. Я полагаю, что у меня — в связи с двумя упо-
мянутыми поводами и с опорой на вполне понятные реальные
мотивы — порой возникала мысль: если бы ты женился на той-
то или той-то девушке, твоя жизнь была бы куда приятнее.
Далее: чувственное стремление во мне воспроизводит мысль,
выраженную в условном придаточном предложении этой фра-
зы, воспроизводит ее в таких представлениях, которые способ-
ны принести соответствующее ей удовлетворение; этот второй
вариант той же мысли из-за своей несовместимости со свой-
ственным мне типом сексуального поведения остается неосо-
знанным, но именно потому сохраняет свою значимость в пси-
хической жизни еще долго после того, как осознанный вариант
был отброшен в связи с изменением реальной ситуации. Мысль,
оставшаяся неосознанной, в соответствии с неким законом, как
вы говорите, превращается в сценку из детства, которая по при-
чине своей безобидности может стать осознанной; чтобы это
произошло, она должна подвергнуться новой переработке или
даже двум: в результате первой переработки то, что выражено в
придаточном предложении, перестает быть неприемлемым, ибо
находит символическое выражение; вторая переработка втис-
кивает главное предложение в такую форму, которая поддается
визуальному отображению, для чего используется опосреду-
ющая ассоциация: хлеб— хлебная профессия. Понятно, что,
создав такую фантазию, я как бы добился осуществления двух
своих подавленных желаний — лишить девушку невинности
и обрести материальное благополучие. Однако теперь, когда я
до конца разобрался в мотивах, приведших к возникновению
фантазии об одуванчиках, мне остается только признать: здесь
я имею дело с чем-то, что вообще никогда не происходило, но
попало в круг моих детских воспоминаний незаконным, конт-
рабандным путем».
GW548
SE317
«Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить» (Вергилий,
Энеида 1,203. Пер. С. А. Ошерова). — Прим, переводчика.
35
3»И»Г»М»У»Н»Д Ф»Р»Е»Й»Д
«Что ж, теперь мне придется отстаивать достоверность ва-
шей детской сценки. Вы в своих выводах заходите слишком да-
леко. Вы уже слышали от меня, что любая подавленная фантазия
GW 549 имеет тенденцию уклоняться от прямого пути и попадать в сфе-
ру детских воспоминаний; теперь я хотел бы добавить, что это не
удается, если в памяти не осталось следов такого воспоминания,
содержание которого имеет точки соприкосновения с содержа-
нием фантазии, — если память, так сказать, не идет навстречу
фантазии. Как только находится хотя бы одна точка соприкосно-
вения — в вашем случае это слово «дефлорировать», буквально
означающее «лишить цветка», — остальное содержание фан-
тазии с помощью любых допустимых ассоциаций (вспомните о
хлебе!) начинает перерабатываться таким образом, чтобы воз-
никли новые точки соприкосновения между нею и содержанием
эпизода из детства. Очень может быть, что в ходе этого процесса
сам детский эпизод тоже подвергается изменениям; я уверен: на
этом пути дело порой доходит и до создания ложных воспоми-
наний. В вашем случае, похоже, детский эпизод подвергся всего
лишь поверхностной отделке: вспомните о нарочитости желтого
цвета и о преувеличенном ощущении необычайно вкусного хле-
ба. Однако исходный материал годился для переработки. Будь
это не так, данное воспоминание — одно из многих других — не
поднялось бы к поверхности сознания. Такая сценка не подвер-
нулась бы вам в качестве детского воспоминания, а может, и под-
вернулась бы, но не она, а другая, вы ведь теперь знаете, как
легко с помощью остроумия перебросить мосты от чего угодно
к чему угодно. В пользу достоверности воспоминания об одуван-
чиках говорит, помимо вашей интуиции, которую я не стал бы
недооценивать, и кое-что другое. Оно содержит черты, которые
не проясняются вашими комментариями и не согласуются со
смыслом данной фантазии. Например, отобрать цветы у девочки
вам помогает кузен. Можете ли вы связать какой-нибудь смысл
с помощью кузена в момент дефлорации невесты? А что вы ска-
SE 318 жете насчет крестьянки и няни, образующих отдельную группу
на вершине холма, перед домом?»
«Боюсь, этого я не смогу вам объяснить».
36
о П-О-К-Р-Ы-В-А-Ю-Щ»И-Х В-О»С-П-О-М-И-Н-А-Н-И-Я-Х
«Итак, фантазия не совпадает целиком с детской сценкой,
но лишь соприкасается с ней в нескольких точках. Это свидетель-
ствует о подлинности воспоминания».
«Так вы думаете, что подобное переистолкование безо- GW550
бидных — по видимости — детских воспоминаний происходит
часто?»
«Как свидетельствует мой опыт, очень часто. Хотите шутки
ради определить, можно ли понимать два примера, которые при-
водят В. и С. Анри, как покрывающие воспоминания для более
поздних переживаний и желаний? Я имею в виду воспомина-
ние о накрытом столе, на котором стоит ваза с мороженым (что
должно как-то соотноситься со смертью бабушки), и второе вос-
поминание — сук дерева, который ребенок с чьей-то помощью
обломил во время прогулки».
Мой собеседник задумался: «С первым примером у меня
ничего не получается. Тут, очень может быть, имеет место сдвиг,
основанный на игре слов, но я не могу угадать связующие зве-
нья. Для второго случая я бы, пожалуй, рискнул предложить
объяснение, если бы был уверен, что сообщивший о нем чело-
век — не француз».
«Теперь я вас не понимаю. Что это меняет?»
«Это меняет многое: ведь связующим звеном между покры-
вающим воспоминанием и тем, что оно покрывает, скорее всего
служит какая-нибудь идиома. По-немецки выражение "обломать
себе кое-что" — известное в просторечии обозначение онанис-
тического акта. Вся сценка могла бы быть перенесенным в ран-
нее детство воспоминанием о произошедшем позднее подстре-
кательстве к онанизму: ведь ребенку кто-то помогает обломить
сук. И все же такое объяснение не подходит, поскольку в сценке
задействованы и другие лица».
«Да, ведь подстрекательство к онанизму должно происхо-
дить с глазу на глаз, в тайне от посторонних. Именно эта несо-
образность, на мой взгляд, говорит в пользу вашего предположе-
ния; несообразность, опять-таки, нужна для того, чтобы придать
сценке видимость безобидности. Знаете ли вы, что значит, когда
мы видим во сне "много чужих людей", что часто бывает в снах
о наготе, которые, как это ни чудовищно, доставляют нам огром-
37
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ное наслаждение? Не что иное, как необходимость сохранения
тайны — идея, которая выражается в таких случаях через свою
SE 319 противоположность. Впрочем, ваше толкование так и останется
шуткой; мы ведь на самом деле не знаем, распознает ли француз
GW 551 в словах casser ипе branche d'un агЬге* или в каком-то сходном вы-
ражении намек на онанизм».
Понятие покрывающее воспоминание, то есть такое воспоми-
нание, ценность которого для памяти обусловлена не собствен-
ным его содержанием, но связью этого содержания с другим,
подавленным, должно было несколько проясниться в результате
описанного выше анализа, отображенного мною с максимальной
точностью. В зависимости от характера такой связи мы различа-
ем различные классы покрывающих воспоминаний. Примеры,
относящиеся к двум из этих классов, мы уже находили среди
так называемых первых детских воспоминаний: когда распро-
странили на сценки из детства — неполные и лишь из-за своей
неполноты кажущиеся безобидными — понятие покрывающе-
го воспоминания. Мы вправе предположить, что покрывающие
воспоминания могут образовываться и из остатков воспомина-
ний, относящихся к позднейшим жизненным периодам. Любой
человек, который не упускает из виду главный отличительный
признак покрывающих воспоминаний — их способность надолго
удерживаться в памяти, несмотря на совершенно нейтральное
содержание, — без труда отыщет среди того, что он помнит, мно-
гочисленные примеры такого рода. Некоторые покрывающие
воспоминания, содержанием которых является пережитое в
более поздние годы, значимы для нас потому, что они связаны с
подавленными переживаниями ранней юности; то есть здесь мы
сталкиваемся со случаем, противоположным описанному мною:
когда сохранение детского воспоминания оправдывается чем-
то, пережитым позднее. В зависимости от характера временного
отношения между покрывающим воспоминанием и тем, что с
его помощью покрывается, мы называем покрывающее воспо-
минание возвратным или предвосхищающим2. Исходя из отно-
шения другого рода, мы различаем позитивные и негативные (то
Обломить ветку дерева (франц.) —Прим, переводчика.
38
о П*О*К*Р*Ь!»В* А»Ю»Щ»И»Х ВОСПОМИНАНИЯХ
есть: противоречащие фактам) покрывающие воспоминания:
содержание последних связано отношением противоположнос-
ти с подавленным содержанием. Эта тема заслуживает более
пристального рассмотрения; но здесь я хочу лишь привлечь вни-
мание к тому факту что в формировании фонда наших воспоми-
наний участвуют весьма сложные процессы — между прочим,
нечто аналогичное происходит и при формировании симптомов
истерии.
Наши самые ранние детские воспоминания всегда будут
предметом особого интереса, поскольку упомянутая в начале
моей работы проблема — почему впечатления, которым предсто-
ит играть важнейшую роль во всей последующей жизни челове-
ка, иногда не оставляют после себя вообще никаких воспомина-
ний-образов, — побуждает задуматься о том, как вообще возни-
кают осознанные воспоминания. Поначалу человек, заинтересо-
вавшийся этим, наверняка попробует выделить то, что мы здесь
назвали покрывающими воспоминаниями и что формируется
из остатков детских воспоминаний как из гетерогенных состав-
ных частей; а об остальных образах-воспоминаниях он сможет
составить себе лишь примитивное представление: что они воз-
никают одновременно с переживанием, как непосредственное
следствие его воздействия на психику, и с этого момента перио-
дически всплывают в памяти в соответствии с известными зако-
нами репродуцирования. Однако при более тщательном анализе
в воспоминаниях обнаруживаются отдельные черты, которые
плохо согласуются с таким представлением. Прежде всего речь
идет вот о чем: в большинстве значимых и (если отвлечься от
того, о чем пойдет речь ниже) кажущихся вполне достоверными
сценок из детства, всплывающих в памяти, человек видит неко-
его ребенка, понимая, что этот ребенок и есть он сам, то есть он
видит себя так, как его мог бы видеть сторонний наблюдатель.
В. и С. Анри отмечают, что многие из опрошенных ими лиц спе-
циально подчеркивали эту особенность своих детских воспо-
минаний. Понятно, что такое образное воспоминание не может
быть достоверным отображением впечатления, полученного в
детстве. Ведь ребенок тогда был участником происходящего и
наблюдал не за самим собой, а за тем, что происходило вокруг.
GW552
SE320
39
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
Всегда, когда в воспоминании личность вспоминающего
предстает как объект среди других объектов, мы вправе рас-
сматривать эту противоположность между действующим и
вспоминающим Я как указание на то, что первичное впечатление
подверглось переработке. Похоже, что в подобных случаях след
детского воспоминания в какое-то более позднее время (время
пробуждения такого воспоминания) задним числом вновь пере-
GW 553 водится на язык пластических и визуальных образов. Однако
никогда не получается так, чтобы первоначальное впечатление,
пусть частично, фиксировалось нашим сознанием в неизменен-
ном виде.
Еще более убедительным доказательством в пользу этого
нового воззрения на сценки из детства следует признать второй
факт. Среди детских воспоминаний о важных событиях, хотя
все эти воспоминания одинаково определенны и отчетливы,
имеется сколько-то таких сценок, которые, если подвергнуть их
SE 321 проверке — например, сравнив с воспоминаниями тогдашних
взрослых людей, — оказываются сфальсифицированными. Не
то чтобы они были целиком придуманы; они ложны постольку,
поскольку перемещают какую-то сценку в место, где она не ра-
зыгрывалась (как в одном из примеров, собранных В. и С. Анри),
или соединяют в одну фигуру двух действующих лиц, или за-
меняют одно лицо на другое, или вообще при ближайшем рас-
смотрении оказываются гибридом, составленным из двух отде-
льных переживаний. Именно в этих случаях (когда мы должны
учитывать повышенную интенсивность образов — в плане их
чувственного восприятия — и эффективность функционирова-
ния памяти у молодых людей) фактор ненадежности нашей па-
мяти сам по себе особой роли не играет; при более тщательном
исследовании выясняется, что подобные фальсификации воспо-
минаний тенденциозны: что они служат для вытеснения и заме-
ны непристойных или неприятных впечатлений. Следовательно,
и эти сфальсифицированные воспоминания возникли в ту пору
жизни, когда такие конфликты и импульсы к вытеснению уже
заявляли о себе в душевной жизни вспоминающего, то есть го-
раздо позже времени, к которому относится их содержание. Но и
здесь сфальсифицированное воспоминание — первое, которое
40
о П*О*К*Р*Ы»В»А»Ю»1Ц*И»Х В»О»С»П»О»М»И»Н» А»Н»И»Я»Х
нам доступно; исходный материал — следы более ранних воспо-
минаний, из которых оно было скомпоновано,— в своей первич-
ной форме остается для нас недостижимым.
Осознание данного факта меняет нашу оценку различия
между покрывающими воспоминаниями и всеми прочими вос-
поминаниями из времен детства, сокращая дистанцию между
теми и другими. Возможно, нам вообще стоило бы отказаться от
мысли, что у нас есть хоть какие-то осознанные воспоминания
из детства, а не воспоминания исключительно по поводу детства.
Детские воспоминания показывают первые годы нашей жизни
не такими, какие они были в действительности, а такими, ка-
кими они нам представлялись в более позднюю пору пробуж-
дения памяти. В эту пору пробуждения детские воспоминания
не всплыли, как мы привыкли говорить, но именно тогда были
впервые сформированы, и целый ряд мотивов, не отвечающих
принципу исторической достоверности, оказывал влияние не
только на процесс их формирования, но и на сам отбор воспо-
минаний.
GW554
О СЕКСУАЛЬНОМ
ПРОСВЕЩЕНИИ ДЕТЕЙ
(1907)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «О сексу-
альном просвещении детей» приведены по следующим издани-
ям:
1) Zur Sexuellen Aufklaerung Der Kinder (Offener Brief an Dr. M.
Fuerst): Freud, Sigmund. Gesammelte Werke. Band VII. Werke
aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer Taschenbuch Verlag,
Frankfurt am Main, 1999; ss. 21-30 (маргиналии с индексом
GW).
2) The Sexual Enlightenment of Children (An Open Letter to Dr. M.
Fuerst (tr. E. В. M. Herford): The Standard Edition of the Complete
Psychological Works of Sigmund Freud. Translated from German
under the General Editorship of James Srachey. Vol. IX (1906-
1908): Jensen's 'Gradiva' and Other Works, London, The Hogarth
Press, 1995; pp. 129-140 (маргиналии с индексом SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
О СЕКСУАЛЬНОМ ПРОСВЕЩЕНИИ ДЕТЕЙ
(ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ДОКТОРУ М. ФЮРСТУ)
(1907)
Уважаемый коллега!
Вы просите меня высказаться по поводу «сексуального про-
свещения детей», и я понял Вас так, что Вы не ждете настоящей
строго научной статьи с обзором всей необозримой литературы
по данной проблеме, а хотите услышать независимое суждение
врача, чья профессиональная деятельность давала ему особые
стимулы, чтобы заняться именно сексуальными проблемами.
Я знаю, Вы с интересом следили за моими научными изыскани-
ями и, в отличие от многих других коллег, не отметали мои мне-
ния без проверки — лишь потому, что я усматриваю в психосек-
суальной конституции и в нарушениях сексуальной жизни важ-
нейшие причины столь часто встречающихся невротических
заболеваний; «Три очерка по теории сексуальности», в которых
я описываю составляющие полового влечения и нарушения раз-
вития этого влечения в их отношении к сексуальной функции,
недавно удостоились любезного упоминания в Вашем журнале.
Итак, я должен ответить на Ваши вопросы: следует ли во-
обще объяснять детям, что такое половая жизнь, и если да, то по
достижении какого возраста и каким образом. Прежде всего при-
знаюсь Вам, что необходимость дискуссии по второму и третьему
пунктам мне понятна, но я совершенно не в состоянии постичь,
каким образом мог стать предметом разногласий первый воп-
рос. Ибо из каких соображений детям — или, скажем, подрост-
кам — не хотят давать объяснений, касающихся половой жизни?
Боятся пробудить их интерес к таким вещам преждевременно, то
есть прежде, чем он проявится у них сам? Надеются посредством
умолчания сдерживать их половое влечение до тех пор, когда его
можно будет направить на единственный путь, предусмотрен-
45
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ный для него гражданским общественным устройством? Думают,
что сами дети не проявят интереса к фактам и загадкам половой
жизни или не поймут их, если кто-то другой не обратит на это их
внимание? Уверены, что знание, в котором они откажут детям,
не придет к тем же детям другими путями? Или действительно
хотят, чтобы дети, повзрослев, расценивали как нечто низменное
и отвратительное все то, что относится к сфере половой жизни и
от чего родители и воспитатели хотели бы их как можно дольше
оберегать?
Я в самом деле не знаю, какое из перечисленных соображе-
ний — главный мотив, заставляющий взрослых утаивать от детей
все то, что относится к сексуальной жизни; я знаю только, что все
эти соображения одинаково нелепы и что мне будет нелегко по-
добрать против них серьезные доводы. Однако припоминаю, что в
письмах к родным великого мыслителя и филантропа Мультатули
я когда-то обнаружил несколько строк, которые в данном случае
могут послужить более чем достаточным ответом:
«В целом, по моему ощущению, мы напрасно стараемся
завуалировать какие-то факты. Мы поступаем правильно, пы-
таясь сохранить в чистоте фантазию детей, но чистоту нельзя
уберечь, отказывая детям в знании. Я считаю: сокрытие чего бы
то ни было только способствует тому, что мальчик или девочка
начинает подозревать правду. Ведь из любопытства ребенок по-
рой докапывается до таких вещей, которые, если бы ему расска-
зали о них без обиняков, вообще не вызвали бы у него интереса.
Если бы мы своим скрытничаньем могли сохранить неосведом-
ленность детей, я бы с этим смирился; но в том то и дело, что со-
хранить ее нельзя: ребенок общается с другими детьми, ему в
руки попадают какие-то книги, наводящие его на размышления;
и именно скрытничанье родителей по поводу того, что ребенок
уже как-то — на свой лад — понял, усиливает в нем желание
узнать больше. Это желание, которое сам ребенок может удов-
летворить только частично и только украдкой, распаляет его
сердце и портит фантазию; он уже начал грешить, а родители
по-прежнему думают: ему неведомо, что такое грех»*.
* Мультатули. Письма. (Multatuli-Briefe, herausgegeben von W. Spohr, 1906, Bd. I,
S. 26). — Прим, автора.
46
О С*Е»К*С*У*А»Л»Ь»Н*О*М П Р О-С В-Е-Щ-Е Н И И
Не знаю, можно ли высказаться на эту тему лучше, но я бы
все-таки кое-что добавил. Несомненно, к «скрытничанью» перед
детьми взрослых побуждают обычное ханжество и собственная
нечистая совесть; но отчасти этому способствует и их неосве-
домленность в теории сексуальной жизни, а такой недостаток
преодолеваем путем просвещения. Взрослые ведь думают, что
у детей половое влечение отсутствует, что оно возникает лишь
в пубертатный период, одновременно с созреванием половых
органов. Это грубое заблуждение, чреватое и теоретическими, и
практическими последствиями. Его так легко исправить, просто
наблюдая за детьми, что только диву даешься, как оно вообще
могло возникнуть. На самом деле ребенок обладает сексуальнос-
тью с момента рождения; сексуальные ощущения сопровожда-
ют его развитие и в младенческом, и в детском возрасте, и только
очень немногие дети не проявляют сексуальной активности и
не испытывают сексуальных ощущений вплоть до начала пу-
бертатного периода. Желающие познакомиться с более обсто-
ятельным изложением этой концепции могут найти его в моих
«Трех очерках по теории сексуальности» (Вена, 1905), упоминав-
шихся выше. Там они прочтут, что не одни только репродуктив-
ные органы вызывают ощущение сексуального удовольствия;
более того, природа распорядилась так, что даже возбуждаю-
щие прикосновения к гениталиям — в детском возрасте — неиз-
бежны. Этот период жизни, когда какой-то объем сексуального
удовольствия достигается вследствие возбуждения различных
участков кожи (эрогенных зон), вследствие отправления естес-
твенных потребностей и как сопутствующее возбуждение при
многих аффективных состояниях, принято обозначать терми-
ном, введенным Хэвлоком Эллисом: «период аутоэротизма».
Пубертатный период не привносит ничего нового, кроме того,
что устанавливает главенство гениталий над всеми другими эро-
генными зонами и источниками эротического удовольствия, то
есть подчиняет эротику функции продолжения рода; этот про-
цесс, естественно, может подвергаться торможению и у многих
людей — будущих первертов и невротиков — осуществляется
не в полной мере. С другой стороны, ребенок обретает способ-
ность к большинству психических проявлений любовной жизни
47
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф»Р»Е»Й»Д
(к нежности, преданности, ревности) задолго до пубертатного
периода, а эти душевные состояния часто вызывают у него теле-
сные ощущения — сексуальное возбуждение, так что он никак
не может оставаться в неведении относительно взаимосвязи та-
ких состояний и сексуальности. Короче говоря, ребенок задолго
до полового созревания становится вполне сформировавшимся
любящим существом, разве что не способным к продолжению
рода, и мы вправе сказать, что «скрытничающие» взрослые ли-
шают его возможности осмыслить те виды деятельности, для
которых он уже психически подготовлен и к которым предрас-
положен соматически.
Интеллектуальный интерес к загадке половой жизни, сек-
суальная любознательность тоже проявляются у ребенка не-
ожиданно рано. Многим родителям, предпочитающим не заме-
чать такой интерес или старающимся его заглушить, когда глаза
на него уже не закроешь, стоило бы чаще задумываться о случа-
ях вроде того, о котором я сейчас расскажу. Я знаю прекрасного
мальчишку, которому сейчас около четырех лет и чьи родители,
будучи разумными людьми, не пытаются насильственно пода-
вить сексуальную составляющую его развития. Этот маленький
Ганс (хотя няня его точно не совращала) с некоторых пор прояв-
ляет живейший интерес к той части своего тела, которую он на-
зывает «пипкой». Уже в три года он спросил мать: «Мама, а у тебя
тоже есть пипка?», — на что мама ответила: «Конечно, а ты как
думал?» Такой же вопрос он несколько раз задавал отцу. В том же
возрасте его впервые привели в хлев, он увидел, как доят корову,
и с изумлением воскликнул: «Глядите, из пипки течет молоко».
Сейчас, в три года и девять месяцев, он уже на пути к тому, чтобы
на основе своих наблюдений самостоятельно открыть обобщаю-
щие категории. Видя, как из локомотива выпускают воду, он го-
ворит: «Смотрите, локомотив делает пипи; но где же у него пип-
ка?» И чуть позже задумчиво добавляет: «У собаки и лошади есть
пипки, а у стола и стула — нет». Недавно, наблюдая, как купают
его недельного возраста сестричку, он отметил: «Ее пипка пока
еще маленькая. Сестра подрастет, тогда пипка у нее тоже станет
больше». (Такое же мнение о проблеме половых различий выска-
зывали мне и другие мальчики, его ровесники.) Я категорически
48
О С*Е*К*С*У*А*Л*Ь*Н*О*М П • Р • О-С • В • Е-Щ-Е-Н • И • И
не согласен с теми, кто сочтет маленького Ганса ребенком чрез-
мерно чувственным или даже предрасположенным к патологии;
сам я думаю, что его просто никогда не запугивали, он не чувс-
твует себя ни в чем виноватым и потому простодушно говорит
обо всем, что приходит в голову*.
Вторая большая проблема, требующая от ребенка (прав-
да, чуть позднее) значительных умственных усилий, — вопрос,
откуда берутся дети,1 чаще всего возникающий в связи с неже-
лательным для этого ребенка рождением нового братика или
сестрички. Это — один из самых старых и самых жгучих воп-
росов, занимавших человечество еще на заре истории; всякий,
кто умеет толковать мифы и предания, может вычитать его из
загадки, которую задает Эдипу фиванский Сфинкс. Ответы на
этот вопрос, которые обычно даются в детской, не только ста-
новятся препоной для наивного исследовательского порыва ре-
бенка, но зачастую впервые подрывают авторитет родителей: с
этого момента ребенок, как правило, уже не доверяет взрослым
и скрывает от них свои самые интимные интересы. На приме-
ре небольшого документа я хотел бы показать, как мучительно
иногда проявляется — у детей более старшего возраста — такого
рода любознательность; пишет девочка одиннадцати с полови-
ной лет, у которой нет матери и которая уже успела обсудить то,
о чем здесь идет речь, с младшей сестрой:
«Дорогая тетя Мали!
Я прошу тебя, пожалуйста, напиши мне, как у тебя появи-
лись Кристель и Пауль. Ты должна знать, ведь ты замужем. Вчера
вечером мы с сестрой спорили об этом и хотим знать правду. У
нас нет никого кроме тебя, кого мы могли бы спросить. Когда вы
все приедете в Зальцбург? Знаешь, дорогая тетя Мали, мы не мо-
жем понять, каким образом аист приносит детей. Трудель счи-
тает, что аист приносит их в рубашке. Но тогда нам хотелось бы
узнать, достает ли он их из пруда и почему в пруду детей никогда
[Дополнение 1924 года:] О позднейшем невротическом заболевании и выздо-
ровлении этого «маленького Ганса» см. «Анализ фобии пятилетнего мальчика»
— Прим, автора.
49
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
не видно. Прошу тебя, скажи мне еще, откуда люди заранее зна-
ют, когда у них будут дети. Напиши мне обо всем подробно.
Шлю тебе тысячу приветов и поцелуев от всех нас,
Твоя любознательная Лилли».
Я не думаю, что после этого трогательного письма сестры
получили необходимое им разъяснение. Девочка, написавшая
письмо, позднее заболела именно тем неврозом, который обыч-
но возникает из-за вопросов, оставшихся без ответа и сохранив-
шихся в сфере бессознательного, из-за навязчивого самокопа-
ния*.
Я не думаю, что имеется хоть одна разумная причина, чтобы
отказать детям в разъяснениях, которых требует их любозна-
тельность. Конечно, если воспитатель намерен как можно рань-
ше отучить детей самостоятельно мыслить и заставить их быть
«послушными», то самый надежный способ добиться этого — со-
четание дезинформации (в сексуальной сфере) и запугивания (в
сфере религиозной). Правда, натуры сильные с самого детства
противостоят такому влиянию и становятся бунтарями против
родительского, а позднее — и против любого другого автори-
тета. Не получив ответов от старших, дети продолжают мучаться
привлекшей их внимание проблемой, втайне от других пытаются
все-таки найти ее решение, и в результате в их головах верно уга-
данное самым причудливым образом смешивается с гротескно-не-
верным; или они шепотом делятся друг с другом своими откры-
тиями, но из-за того, что совесть у этих юных исследователей не
вполне чиста, в их представлении на сексуальную жизнь накла-
дывается отпечаток ужасного и отвратительного. Эти детские
представления о сексуальности, пожалуй, стоят того, чтобы
собрать их и оценить по достоинству. Большинство детей с мо-
мента появления у них таких сексуальных теорий утрачивают
единственно правильное отношение к вопросам пола, и многие
впоследствии так и не обретут его вновь.
Кажется, подавляющее большинство авторов, мужчин и
женщин, писавших о сексуальном просвещении подростков,
* В случае этой девочки самокопание спустя несколько лет вылилось в Dementia
ргаесох. — Прим, автора.
50
О С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-М П-Р-О-С • В-Е-Щ-Е-Н • И-И
высказываются в пользу такого просвещения. Однако из-за
несуразности предложений, касающихся того, когда и как оно
должно происходить, напрашивается вывод, что признание не-
обходимости сексуального просвещения далось упомянутым
авторам нелегко. Совершенно особняком, насколько я могу су-
дить, стоит в этом ряду замечательное разъяснительное письмо,
которое госпожа Эмма Экштайн, по ее словам, написала своему
десятилетнему сыну*. Обычно взрослые стараются подольше
скрывать от детей всякие сведения о сексуальной жизни, потом
однажды в высокопарно-торжественном тоне открывают им
правду, но, опять-таки, лишь наполовину и, как правило, с боль-
шим запозданием — очевидно, что, поступая так, они выбира-
ют отнюдь не лучший путь. Большинство рассуждений на тему
«Как мне сказать об этом моему ребенку?» производят, по край-
ней мере на меня, столь жалкое впечатление, что я бы предпочел,
чтобы родители вообще не брались за такого рода разъяснитель-
ную работу. Главное, чтобы ребенок не думал, будто взрослые
оберегают от него тайну половой жизни более, чем все прочие
сведения, еще не доступные для его разумения. А значит, нуж-
но, чтобы ребенок мог с самого начала обсуждать эту проблему
со взрослыми — точно так же, как и все прочее, что ему необ-
ходимо знать. Прежде всего это задача школы — не уклоняться
от обсуждения с детьми половой проблемы, а рассказывать им
на уроках зоологии о важнейших особенностях размножения
животных, подчеркивая, что основные особенности строения
организма у человека и у высших животных совпадают. И если
потом, дома, родители не попытаются отучить ребенка думать,
то, пожалуй, чаще будут происходить эпизоды, подобные тому,
что я однажды наблюдал в детской. Мальчик упрекал младшую
сестренку: «Ну как ты можешь верить, будто младенцев прино-
сит аист? Ты ведь знаешь, человек это млекопитающее, ты что же
—думаешь, будто аист и другим млекопитающим приносит дете-
нышей?» Любопытство ребенка никогда не станет чрезмерным,
если на каждой ступени обучения оно будет находить для себя
удовлетворение, соответствующее этой ступени. Объяснять
* Э. Экштайн. Сексуальный вопрос в воспитании ребенка (Е. Eckstein, Die
Sexualfrage in der Erziehung des Kindes. 1904). — Прим, автора.
51
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
детям специфику половой жизни человека и социальную зна-
чимость половых отношений, по моему мнению, следовало бы в
конце начальной школы (и перед поступлением в среднюю) — то
есть, самое позднее, тогда, когда ребенку исполняется десять лет.
А чтобы рассказать ребенку, уже просвещенному в вопросах фи-
зиологии, о нравственных обязанностях, связанных с половым
влечением, более всего подходит момент конфирмации. Такое
постепенное и непрерывное просвещение в вопросах половой
жизни, в котором ведущую роль играет школа, представляется
мне единственным способом сексуального воспитания, учиты-
вающим особенности развития ребенка и потому позволяющим
избежать опасностей, связанных с половым созреванием.
Самым значительным прогрессом в воспитании детей я
считаю то, что французское государство заменило катехизис
учебником, сообщающим ребенку первые сведения о его граж-
данском положении и о тех этических обязанностях, которые
со временем ему предстоит выполнять. Однако преподавание
этих азов будет жутчайше несовершенным, если не охватит и
сферу половой жизни. Здесь явно имеется пробел, восполнить
который должны воспитатели и реформаторы! В государствах,
которые полностью или частично передали воспитание детей в
руки церкви, выдвигать такое требование, разумеется, бессмыс-
ленно. Священник никогда не признает сущностной однород-
ности человека и животного, поскольку не может отказаться от
понятия бессмертной души, необходимого ему для обоснования
нравственных требований. На этом примере мы в очередной
раз убеждаемся: проводить отдельную реформу, не меняя основ
системы, так же бесполезно, как нашивать на лохмотья един-
ственную шелковую заплату!
Ссылки на немецкую и английскую публикации «О детских
теориях сексуальности» приведены по следующим изданиям:
1) Ueber Infantile Sexualtheorien: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906—1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 171-188 (мар-
гиналии с индексом GW).
2) On the Sexual Theories of Children (tr. D. Bryan): The Standard
Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud.
Translated from German under the General Editorship of James
Srachey. Vol. IX (1906-1908): Jensen's ‘Gradiva’ and Other
Works, London, The Hogarth Press, 1995; pp. 205—228 (марги-
налии с индексом SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
О ДЕТСКИХ ТЕОРИЯХ СЕКСУАЛЬНОСТИ
(1908)
Материал, который я использую в своем очерке, происходит
из нескольких источников. Во-первых, это факты, собранные в
ходе наблюдения за детьми — за тем, как они ведут себя и что
говорят; во-вторых — сообщения взрослых невротиков, которые
на сеансах психоанализа сами рассказывают о том, что они осоз-
нанно помнят о своем детстве, и, в-третьих — умозаключения,
конструкции и перенесенные в сознание бессознательные вос-
поминания, которые у невротиков могут быть выявлены только
в результате психоаналитической работы.
Первый из трех источников в отрыве от остальных не обес-
печил бы нас всеми необходимыми данными — из-за отношения
взрослых к сексуальной жизни детей. Взрослые ведь не счита-
ют детей способными к сексуальной активности, а потому и не
прилагают усилия, чтобы понять, как она у них проявляется; с
другой же стороны, взрослые подавляют попытки самого ре-
бенка высказаться на эту тему, хотя такие высказывания за-
служивают пристального внимания. Возможность черпать из
этого источника, самого прозрачного и обильного, оказывается
поэтому весьма ограниченной. Материалы из второго источника
(сообщения взрослых людей о своих осознанных детских воспо-
минаниях, сделанные без влияния психоаналитика) могут быть
сфальсифицированы, то есть придуманы «задним числом»; кро-
ме того, мы должны учитывать, что все люди, от которых исхо-
дят такие сообщения, в более старшем возрасте стали невроти-
ками. Материалы же из третьего источника наверняка вызовут
у моих оппонентов массу возражений — тех же, какие обычно
55
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф*Р*Е*Й*Д
приводятся против психоанализа, оспаривают надежность
этого метода и достоверность делаемых на его основе выводов.
Правомерность такого суждения о психоанализе я здесь оспари-
вать не могу; я лишь хочу заверить читателей, что всякий, кто
знаком с психоаналитической техникой и пользуется ею прак-
тически, с большим доверием относится к достигнутым благода-
ря ей результатам.
За полноту результатов, полученных мною в данном случае,
я ручаться не буду, могу поручиться только за тщательность про-
деланной работы.
Остается еще один трудный вопрос: в какой мере то, что я
говорю здесь о детях (как о некой обобщающей категории), при-
ложимо ко всем детям, то есть к каждому конкретному ребенку.
Такие факторы, как воздействие воспитания и степень интенсив-
ности сексуального влечения (различающаяся у разных детей),
конечно, приводят к значительным индивидуальным колебани-
ям в детском сексуальном поведении и, прежде всего, влияют на
время пробуждения у ребенка сексуального интереса. Поэтому
я не разделил свое описание на части, соответствующие перио-
дам детского развития, а рассматриваю вместе все те феномены,
которые у разных детей проявляются то раньше, то позже. Ибо
я убежден: ни один ребенок (если он наделен нормальной чувс-
твительностью, а уж духовно одаренный — тем более) не может
не интересоваться сексуальными проблемами еще в годы, пред-
шествующие пубертатному периоду.
Мне мало дела до того возражения, что невротики, мол, это
особый класс людей, отличающихся дегенеративной предрасполо-
женностью, и что на основании анализа их детской жизни нельзя
делать выводы относительно детства других. Невротики — такие
же люди, как другие, они не отделены четкой линией от нормаль-
ных людей, в детстве их не всегда можно отличить от тех, кто
и позднее останется здоровым. Один из самых ценных резуль-
татов наших психоаналитических исследований — осознание
того факта, что их неврозы не имеют какого-то особого, харак-
терного для таких людей и только им присущего психического
содержания, но что невротики, как выражается К. Г. Юнг, забо-
левают из-за наличия у них тех же психических комплексов, с
56
О Д«Е-Т‘С‘К-И-Х Т«Е‘О-Р‘И-Я‘Х...
которыми приходится бороться и нам, здоровым. Разница лишь
в том, что здоровые люди умеют преодолевать свои комплексы
так, что те не наносят им явного, практически ощутимого вре-
да, тогда как людям нервического склада подавление тех же
комплексов дается лишь ценой создания сложных психичес-
ких замещающих образований, то есть по сути у них эти ком-
плексы вообще не преодолеваются. Люди нервического склада
и люди нормальные в детстве, естественно, гораздо меньше от-
личаются друг от друга, чем в позднейшей жизни, поэтому я не
вижу методологической ошибки в том, чтобы использовать со-
общения невротиков об их детстве для построения — по анало-
гии — каких-то концепций относительно нормальной детской
жизни. А поскольку будущие невротики, в силу особенностей
своей конституции, очень часто обнаруживают особенно силь-
ное половое влечение и склонность к раннему созреванию, к
преждевременному его выражению, мы, наблюдая за ними,
распознаем многие проявления детской сексуальности ярче и
отчетливее, чем это было бы возможно, если бы мы ограничи-
лись обычными детьми (за которыми мы и не умеем толком на-
блюдать). Впрочем, по-настоящему оценить значимость таких
—- исходящих от взрослых невротиков — сообщений мы смо-
жем лишь тогда, когда, по примеру Хэвлока Эллиса, займемся
собиранием и анализом детских воспоминаний взрослых здо-
ровых людей.
Вследствие неблагоприятного стечения обстоятельств, вне-
шних и внутренних, речь в моем сообщении пойдет (преиму-
щественно) о сексуальном развитии только одного из полов —
мужского. Но это не значит, что ценность собрания материалов,
о котором я здесь говорю, — исключительно дескриптивная.
Знание детских сексуальных теорий и того, каким образом они
формируются в мышлении детей, может представлять интерес
с разных точек зрения и даже, как ни странно, способствовать
лучшему пониманию мифов и сказок. Однако в первую очередь
такое знание необходимо для понимания самих неврозов, в рам-
ках которых эти детские теории не только сохраняют силу, но
и оказывают определяющее влияние на формирование симпто-
мов болезни.
57
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
***
Если бы мы могли, забыв о своей телесности, просто как мыс-
лящие существа — скажем, с другой планеты — окинуть непред-
взятым взглядом происходящее на этой земле, то нас, вероятно,
ничто бы не удивило так сильно, как деление человечества на
два пола, которые столь похожи, и все же различие между ними
неизменно подчеркивается даже чисто внешними признаками.
Однако для детей, кажется, основополагающий факт различия
между полами вовсе не становится стимулом к исследованию
сексуальных проблем. Дети воспринимают родителей как не-
сомненную данность — поскольку отца и мать они знают так же
давно, как помнят самих себя; и точно так же мальчик относится
к своей сестричке, от которой его отделяет лишь ничтожная воз-
растная разница в один или два года. Стремление детей к знанию,
как правило, пробуждается не спонтанно, не из-за врожденной
потребности в понимании причинно-следственных связей, но под
влиянием завладевающих ими себялюбивых влечений, когда они (к
примеру, на втором году жизни) сталкиваются с фактом появления
нового ребенка. Даже те дети, которые сами не пережили у себя
дома подселения нового квартиранта в их детскую комнату, могут
мысленно поставить себя в подобную ситуацию, наблюдая за
происходящим в других домах. Пережитая на собственном опыте
(или лишь верно и со страхом угаданная) возможность лишиться
родительской заботы, предчувствие, что отныне и навсегда при-
дется делить свое имущество с непрошеным пришлецом — все
это стимулирует эмоциональную жизнь ребенка и обостряет
его мыслительные способности. Старший ребенок начинает
выказывать своему конкуренту неприкрытую враждебность,
что выражается в уничижительных суждениях о последнем, в
пожелании, чтобы «аист унес его обратно», и тому подобном, а
при случае даже приводит к не очень серьезным покушениям
на беспомощного младенца. При более существенной разнице
в возрасте между старшим и младшим ребенком изначальная
враждебность к новорожденному бывает выражена слабее; а ре-
бенку постарше, если он вырос без братьев и сестер, иногда даже
58
О Д-Е-Т-С-К-И-Х Т’Е’О’Р’И’Я’Х...
хочется получить младшего товарища по играм — такого же ма-
лыша, какого он видел где-нибудь вне пределов своей семьи.
Под воздействием возникающих в подобной ситуации новых
чувств и забот ребенок сталкивается с первой, важнейшей про-
блемой жизни и задается вопросом: откуда берутся дети, — пона-
чалу, видимо, формулируя его так: откуда взялся этот (неприят-
ный ему) ребенок? Отзвуки такого первичного вопроса-загадки
мы находим в бесчисленных загадках из мифов и легенд; сам же
вопрос, и вообще всякое исследование, есть продукт жизненной
необходимости: мышление словно пытается решить важную
задачу —предотвратить повторение событий, внушающих че-
ловеку страх. Мысль ребенка, правда, быстро освобождается от
своего побудительного мотива и дальше продолжает работать,
движимая одним лишь влечением к исследованию1. Если ребе-
нок еще не слишком запуган, он рано или поздно делает следую-
щий шаг: требует ответа от родителей или от других ухаживаю-
щих за ним людей, представляющихся ему носителями знания.
Но путь этот быстро заводит его в тупик. Ребенок получает либо
уклончивый ответ, либо выговор за свою любознательность; не-
редко от него отделываются какой-нибудь сказочкой, в немецко-
язычных странах обычно звучащей так: детей-де приносит аист,
который прежде достал их из воды. Опыт подсказывает мне, что
дети гораздо чаще, чем думают взрослые, не удовлетворяются
подобными объяснениями и упорно не желают им верить, хотя
не всегда высказывают свое сомнение открыто. Я слышал об од-
ном трехлетием мальчике, который, когда ему рассказали бай-
ку про аиста, к ужасу своей гувернантки вдруг пропал, а потом
его обнаружили возле замка, на берегу пруда, куда он убежал,
чтобы посмотреть на детей в воде; слышал я и о другом мальчи-
ке, который выразил свое недоверие, робко заявив, что он, мол,
лучше знает, как это происходит: детей приносит вовсе не аист,
а серая цапля. Мне кажется (на основании многих сообщений),
что дети отвергают теорию аиста и что после этого первого об-
мана и своего отказа поверить в него они начинают взращивать
в себе недоверие к взрослым, у них формируется представление
о каких-то запретных вещах, которые «большие» от них скры-
вают, и потому свои дальнейшие попытки выяснить правду дети
59
3-И-Г»М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
окутывают покровом тайны. Тут-то и возникает у них первый
повод для появления внутреннего «психического конфликта»,
поскольку мнения, инстинктивно предпочитаемые ими, но «не-
правильные» по мнению взрослых, вступают в противоречие
с другими мнениями — теми, что, наоборот, поддерживаются
авторитетом «больших», однако для самих детей остаются не-
приемлемыми. Из такого психического конфликта может вско-
ре развиться «расщепление психики»: одно мнение, получившее
одобрение взрослых, но предполагающее отказ от самостоя-
тельной мыслительной деятельности, занимает в сознании ре-
бенка господствующее место; другое мнение, в пользу которого
маленький исследователь уже собрал новые доказательства (те-
перь оказавшиеся ненужными), подавляется и становится «бес-
сознательным». Так обычно и формируется психический комп-
лекс, образующий ядро невроза2.
Недавно один человек написал мне, как он провел психоана-
литическое исследование поведения своего пятилетнего сына
(и разрешил эти данные опубликовать); так я получил неопро-
вержимое доказательство в пользу предположения, на которое
меня давно натолкнули психоаналитические сеансы со взрос-
лыми. Теперь я знаю наверняка: физиологические изменения
при беременности матери не ускользают от зоркого глаза ребен-
ка, и он вполне способен спустя некоторое время уловить связь
между увеличением тела матери и появлением новорожденного.
В упомянутом случае мальчику было три с половиной года, когда
родилась его младшая сестра, и четыре года и девять месяцев,
когда его (теперь уже большая) просвещенность в данной облас-
ти обнаружилась самым недвусмысленным образом. Однако
такое рано приобретенное знание всегда держится в тайне от
взрослых, а позднее — на последующих этапах развития детско-
го стремления проникнуть в суть сексуальной жизни — вытес-
няется и забывается.
«Байка про аиста», таким образом, не относится к собствен-
но детским теориям сексуальности; более того, наблюдение за
животными (столь откровенными в проявлениях сексуальной
жизни), только усиливает недоверие детей, остро ощущающих
свое сходство с ними, к подобным россказням. Ребенок сам при-
60
О Д-Е-Т-С-К-И-Х Т-Е-О-Р-И-Я-Х...
ходит к осознанию факта, что младенец растет в теле матери, —
и, казалось бы, такое открытие должно помочь ему правильно
решить проблему, ставшую первым пробным камнем для его
ума. Но дальнейшее продвижение по этому пути тормозится не-
хваткой знания, которую ребенок ничем не может восполнить,
а также ложными теориями, которые навязывает ему состояние
его собственной сексуальности.
Эти ложные теории, к разбору которых я теперь перейду, все
имеют одну примечательную особенность. Хотя они принимают
самые гротескные формы, каждая из них все же содержит часть
правды, — ситуация, которая в каком-то смысле аналогична «ге-
ниальным» попыткам взрослых людей решить мировые пробле-
мы, не доступные человеческому уму. Наличие в таких теориях
верных и убедительных элементов объясняется тем, что компо-
ненты сексуального влечения действуют уже в детском организ-
ме; то есть порождены такие гипотезы не психологическим про-
изволом или случайными впечатлениями, а закономерностями
психосексуальной конституции человека — потому мы и вправе
говорить о существовании типичных для детей теорий сексуаль-
ности, потому мы и обнаруживаем одни и те же ошибочные мне-
ния у всех детей, за чьей сексуальной жизнью можем наблюдать.
Первая из этих теорий обусловлена тем, что ребенок (о чем
уже говорилось вначале), как правило, не учитывает половых
различий. Всем людям, в том числе и женского пола, мальчик
приписывает наличие пениса, точно такого, какой видит у себя
самого. Именно у людей с «нормальной», как принято говорить,
сексуальной конституцией пенис уже в детском возрасте стано-
вится ведущей эрогенной зоной, важнейшим объектом для эро-
тического самоудовлетворения, и его высокая оценка законо-
мерно отражается в их неспособности представить себе подоб-
ную своему Я личность без этой существенной составной части.
Когда маленький мальчик впервые видит гениталии своей сест-
ренки, то его реплики показывают: сложившееся у него предвзя-
тое мнение уже настолько утвердилось, что новое наблюдение
не может его поколебать; мальчик не констатирует факт отсутс-
твия члена3, а, как правило, говорит, словно бы утешая девочку
и беря на себя роль посредника: «Он... пока еще маленький; но
61
3-И-Г-М-У*Н-Д Ф*Р*Е*Й*Д
когда она станет большой, он тоже вырастет». Представление о
женщине с пенисом позже еще вернется в сновидениях взрос-
лого человека: движимый ночным сексуальным возбуждением,
он опрокидывает женщину навзничь, раздевает ее и готовится
к половому сношению; но тут вдруг замечает на месте женских
гениталий развитый мужской член — на этом сон, а вместе с ним
и само возбуждение, прерывается. Многочисленные образы
гермафродита, созданные в классической древности, достовер-
но воспроизводят это когда-то общераспространенное детское
представление; легко заметить, что большинству нормальных
людей такие образы не кажутся оскорбительными, в то время
как гермафродитическое строение гениталий — это порой в са-
мом деле встречающееся отклонение от естественной нормы —
почти всегда вызывает у них сильнейшее отвращение.
Если у мальчика представление о женщине с пенисом «фик-
сируется», противостоит всем влияниям последующей жизни и,
когда этот мальчик превращается в мужчину, делает его неспо-
собным к выбору сексуального объекта, лишенного пениса, то
такой индивид, пусть во всем остальном его сексуальная жизнь
и будет нормальной, неизбежно должен стать гомосексуалистом,
должен искать себе сексуальные объекты среди мужчин, кото-
рые по своим соматическим свойствам и по душевным характе-
ристикам напоминают женщину. Настоящая женщина, какой
она познается позднее, так и останется для него невозможной в
качестве сексуального объекта, поскольку лишена важнейшего
с его точки зрения сексуального раздражителя, — более того, в
связи с каким-то другим впечатлением детской жизни она может
казаться ему отвратительной. Находясь во власти исходящего от
пениса возбуждения, ребенок обычно добивается удовольствия,
трогая пенис рукой, но рано или поздно родители или воспита-
тели застают его за этим занятием и пытаются запугать, пригро-
зив, что отрежут ему член. Воздействие такой «угрозы кастра-
ции» на оценку мальчиком этой части своего тела при опреде-
ленных условиях оказывается чрезвычайно глубоким и стойким.
Легенды и мифы свидетельствуют о настоящем перевороте в
эмоциональной жизни ребенка, об ужасе, связанном с комплек-
сом кастрации4, — но позже этот ужас (осознанно) вспоминает-
62
О Д-Е-Т-С-К-И-Х Т-Е-О-Р-И-Я-Х...
ся как бы против воли вспоминающего. О той же угрозе напо-
минают мальчику увиденные им позднее гениталии женщины,
кажущиеся ему изувеченными, — и потому у гомосексуалиста
они всегда пробуждают не сладострастие, а только ужас. Такая
реакция уже не изменится, даже если гомосексуалист узнает из
какой-то научной работы, что его детское предположение, буд-
то женщина тоже обладает пенисом, было недалеко от истины.
Ведь в анатомии уже считается признанным фактом, что клитор
у женщины — орган, гомологичный пенису; а психология сексу-
альных процессов, кроме того, обнаружила, что у девочек этот
маленький (и более не растущий) пенис фактически ведет себя
как подлинный мужской член: он становится средоточием воз-
буждений, стимулирующих прикосновения к нему; сам факт
его возбудимости придает сексуальной активности девочки
мужской характер, и в пубертатном возрасте должен осущест-
виться особый сдвиг — вытеснение, чтобы благодаря устране-
нию этой мужской сексуальности девочка могла превратиться в
полноценную женщину. И если у многих женщин сексуальная
функция приходит в упадок из-за того, что у них, вопреки всему,
сохраняется возбудимость клитора (а значит, при половом сно-
шении они малочувствительны), или из-за того, что вытеснение
оказалось чрезмерно сильным и в результате его воздействие
было частично устранено вследствие возникновения истериче-
ского замещающего образования, то все это лишь подтверждает
факт: детская сексуальная теория, согласно которой женщина,
как и мужчина, обладает пенисом, не лишена оснований.
Наблюдая за маленькой девочкой, легко заметить, что она
согласна с той высокой оценкой, которую дает пенису ее брат.
Эта часть тела, имеющаяся только у мальчика, вызывает у нее
большой интерес, но почти сразу же интерес сменяется завис-
тью. Девочка чувствует себя ущемленной, она даже пытается
мочиться, приняв такую позу, какая возможна только для маль-
чика (обладающего, в отличие от нее, большим пенисом), и когда
она говорит: «Лучше бы я была мальчиком», — мы понимаем, что
она хочет избавиться от своей ущербности.
Если бы ребенок мог следовать указаниям, исходящим от
его возбужденного пениса, то он приблизился бы еще на шаг к
63
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
решению загадки деторождения. То, что младенец растет в ут-
робе матери, — объяснение явно не достаточное. Как он попа-
дает туда? Что дает толчок к его развитию? Вероятно, отец тоже
имеет к этому какое-то отношение: ведь сам он говорит, что но-
вый ребенок принадлежит и ему, а не только матери*. С другой
стороны, в загадочном процессе деторождения наверняка при-
нимает участие и пенис: недаром он возбуждается при любой
мыслительной работе, направленной на решение этой загадки.
С таким возбуждением связаны порывы, смысла которых ребе-
нок понять не может: смутные импульсы к насилию, к проник-
новению во внутрь чего-то, к разрушению этого «чего-то», к про-
биванию какой-то дыры. Но даже если ребенок — в самом лучшем
случае — догадывается о существовании влагалища и о том, что
именно проникновение отцовского пениса внутрь матери приве-
ло к возникновению в ее утробе младенца, то все равно на этом
месте мысль маленького исследователя беспомощно заходит в
тупик, поскольку дорогу ей перекрывает теория, согласно кото-
рой мать обладает пенисом, как мужчина, — а о наличии у жен-
щин особой полости, принимающей в себя пенис, ребенок не до-
гадывается. Понятно, что сам факт безуспешности затраченных
умственных усилий облегчает ребенку отказ от дальнейших по-
пыток подобного рода и помогает забыть уже сделанные откры-
тия. Однако такие раздумья и сомнения для пережившего их че-
ловека станут образцом всей последующей умственной работы,
а парализующее воздействие первой неудачи будет сказываться
до конца его жизни5.
Из-за того, что ребенок не знает о существовании вагины,
он верит и во вторую свою сексуальную теорию. По его мнению,
если младенец растет в утробе матери, то выйти наружу он мо-
жет только единственным путем — через задний проход. Ребенок
появляется на свет подобно испражнениям, калу. Когда — уже в
более позднюю пору детства — тот же вопрос становится темой
одиноких раздумий ребенка или предметом обсуждения между
двумя детьми, то формулируются разные другие предположения:
вроде того, что ребенок появляется из раскрывшегося пупка или
* См. в связи с этим «Анализ фобии пятилетнего мальчика», в: Jahrbuch fuer
psychoanalytische Forschungen. 1. Halbbd. 1909. — Прим, автора.
64
О Д-Е-Т-С-К-И-Х Т-Е-О-Р-И-Я-Х...
что матери разрезают живот и вынимают оттуда ребенка, как это
происходит с волком в сказке о Красной шапочке. Такие теории
можно и высказать вслух, и позднее осознанно вспоминать: ведь
в них уже нет ничего непристойного. Но дети, которые к ним при-
бегают, полностью забыли, что когда-то они верили в другую тео-
рию рождения (вернуться к которой нельзя, потому что уже про-
изошло вытеснение анальных компонентов сексуального влече-
ния). В то время испражнение еще было для них чем-то таким,
о чем без стеснения можно говорить в детской; ребенок еще не
совсем отказался от своих врожденных копрофильных наклон-
ностей, и ему не казалось позорным появиться на свет точно так
же, как появляется кучка кала, — ведь тогда она еще не вызывала
у него брезгливого отвращения. То, что ребенок фактически при-
нял теорию «единой клоаки» (верную по отношению ко многим
животным), совершенно естественно: только она одна и могла
прийти ему в голову, могла показаться правдоподобной.
Но в таком случае есть своя логика в том, что ребенок не
принимает в расчет мучительную привилегию женщины — спо-
собность рожать детей. Если дети рождаются через задний про-
ход, то и мужчина может рожать как женщина. А значит, маль-
чик вполне может вообразить, будто и сам он способен рожать
детей, и мы не вправе обвинять его в наличии фемининных на-
клонностей. Он, создавая подобные фантазии, просто приводит
в действие свой — все еще активный — анальный эротизм.
Если теория «единой клоаки» сохраняется в сознании ре-
бенка более старшего возраста (что мы иногда наблюдаем), то в
этот период она, конечно, подразумевает уже другой, не самый
первый ответ на вопрос о происхождении детей. Тогда, согласно
этой теории, дела обстоят как в сказке. Человек съедает что-то,
и в результате у него появляется ребенок. У душевнобольных
эта детская теория рождения позже вновь всплывает в созна-
нии. Маниакальная больная, к примеру, подводит навестившего
ее врача к кучке кала, которую она оставила в углу больничной
комнаты, и со смехом говорит ему: «Вот ребенок, которого я се-
годня родила».
Третья из типичных сексуальных теорий появляется у де-
тей, если они в силу какой-то случайности становятся свидете-
65
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
лями сексуального сношения родителей, восприятие которого у
них может быть лишь очень неполным. Какой бы аспект полово-
го акта ни привлек их внимание — позы ли обоих участников,
или сопровождающие этот акт характерные звуки, или опреде-
ленные дополнительные обстоятельства, — в любом случае дети
приходят к одному и тому же, можно сказать, садистическому
пониманию коитуса, то есть видят в нем нечто такое, что более
сильная сторона насильственно совершает с более слабой; дети,
особенно мальчики, сравнивают коитус с феноменом драки,
знакомым им по опыту общения с другими детьми и тоже вклю-
чающим в себя компонент сексуального возбуждения. У меня
нет данных, подтверждающих, что дети способны понять: этот
подсмотренный ими процесс сексуального общения родителей
как раз и есть прежде отсутствовавшее у них звено, необходи-
мое для решения проблемы происхождения ребенка; наоборот,
зачастую создается впечатление, что дети не в состоянии пос-
тичь смысла такого рода отношений именно потому, что уже ис-
толковали любовный акт как насилие. Но и само это толкование
кажется мне возвращением того темного импульса к насилию,
связанного с возбуждением пениса, который возник, когда ре-
бенок впервые стал размышлять над загадкой, откуда берутся
дети. Не исключено, что тот ранний садистический импульс,
почти приведший к разгадке тайны коитуса, сам был отчасти
обусловлен смутными воспоминаниями о половом сношении
родителей, которое ребенок мог наблюдать в начальную пору
жизни, когда спал с ними в одной комнате, но которое тогда еще
не умел себе объяснить*.
Садистическая теория коитуса, которая (как может пока-
заться, если рассматривать ее саму по себе) хотя и содержит
полезную новую информацию, но приводит ребенка к заблуж-
дению, на самом деле, опять-таки есть форма выражения одного
из врожденных компонентов сексуального влечения, проявляю-
щихся у разных детей в большей или меньшей степени, — и по-
* В опубликованной в 1794 году автобиографической книге «Месье Николя»
Ретиф де ла Бретонн подтверждает возможность такого садистского ошибоч-
ного понимания коитуса, рассказывая о своем впечатлении на четвертом году
жизни. — Прим, автора.
66
О Д-Е-Т-С • К-И-X Т-Е-О-P-И-Я-X...
тому в какой-то мере она верна, она отчасти помогает разгадать
сущность полового акта и предшествующей ему «борьбы полов».
Нередко ребенок оказывается в такой жизненной ситуации,
что может подкреплять эту свою теорию случайными наблю-
дениями, которые он отчасти воспринимает правильно, отчас-
ти — ошибочно, но, в любом случае, — противоречиво. Во мно-
гих браках женщина в самом деле постоянно противится ласкам
мужа, не сулящим ей удовольствия, а только опасность новой
беременности, и тогда ребенку, которого принимают за спящего
(или который притворяется спящим) может казаться, что мать
его сопротивляется насилию. В других случаях супружеская
жизнь в целом видится внимательному ребенку как непрерыв-
ная ссора, с криками и недружелюбными жестами, и тогда ребе-
нок не удивляется, если ссора эта продолжается и ночами, если,
по сути, она ведется теми же методами, какие знакомы ему по
опыту общения с братьями или с товарищами по играм.
Находя пятна крови на постели или на белье матери, ребе-
нок воспринимает их как подтверждение своей теории. Пятна в
его представлении доказывают, что ночью отец опять нападал на
мать, — хотя мы бы истолковали те же свежие следы крови как
признак перерыва в сексуальных отношениях. Бывает, что не
объяснимую иным способом «боязнь крови» у нервнобольных
можно объяснить, прибегнув к такого рода логической цепочке.
Заблуждение ребенка включает в себя и частичку правды: при
определенных, всем известных обстоятельствах следы крови,
разумеется, свидетельствуют о начале сексуальных сношений.
С неразрешимой проблемой, откуда берутся дети, косвен-
ным образом связан и часто занимающий ребенка вопрос о сущ-
ности состояния, которое называют «супружеством»; дети отве-
чают на этот вопрос по-разному, в зависимости от соотношения
случайных наблюдений за родителями с собственными влече-
ниями (нацеленными на получение удовольствия). Общее для
всех ответов — только то, что, как предполагает ребенок, суп-
ружество обещает удовлетворение стремления к удовольствию
и подразумевает отсутствие стыда. Суждение, с которым я стал-
кивался чаще всего, гласит: «Они писают вместе»; вариант этого
ответа, при котором, похоже, отвечающий хочет намекнуть, что
67
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
знает больше, чем говорит: «Муж всегда писает в ночной горшок
жены». В других случаях смысл супружества объясняется так:
«Муж и жена показывают друг другу попу» (не стыдясь этого).
В одном случае, когда воспитатели особенно долго скрывали от
своей подопечной все сведения, относящиеся к сексуальности,
четырнадцатилетняя и уже менструирующая девочка под вли-
янием прочитанной ею книги пришла к мысли, что супружест-
во заключается в «смешении крови»; и поскольку собственная
ее сестра еще не имела месячных, маленькая сладострастница
попыталась принудить к такому «кровосмешению» одну гостью,
признавшуюся, что как раз сейчас у нее месячные.
Детские представления о сущности брака, нередко удер-
живаемые сознательной памятью и во взрослом возрасте, очень
важны для симптоматики позднейших невротических заболева-
ний. Сперва такие представления находят выражение в детских
играх, участники которых проделывают друг с другом то, что, по
их мнению, составляет сущность супружества; а гораздо позже,
в какой-то момент, желание уже взрослого человека жить в суп-
ружестве может избрать для себя детскую форму выражения —
и затем проявиться как фобия (поначалу нераспознаваемая) или
как болезненный симптом*.
Таковы, стало быть, важнейшие из тех типичных для де-
тей сексуальных теорий, которые формируются уже в раннем
детстве и возникают спонтанно — то есть на них не влияет ни-
что, кроме компонентов сексуального влечения самого ребен-
ка. Знаю, мне не удалось ни добиться исчерпывающей полноты
картины, ни отразить (без существенных лакун) взаимосвязь
этих теорий с прочими аспектами детской жизни. Впрочем, я
еще могу внести небольшие дополнения, отсутствие коих лю-
бой сведущий человек воспринял бы как недостаток моей ра-
боты. Упомянуть, например, важную теорию, согласно которой
ребенка получают через поцелуй и которая, разумеется, сви-
детельствует о преимущественном значении эрогенной зоны
губ. По моему опыту, такое представление свойственно только
женщинам; в патогенном виде оно встречается у тех девушек,
‘ Самые важные для последующего невроза детские игры — «игра в доктора» и
«игра в папу и маму». — Прим, автора.
68
О Д-Е-Т-С-К-И-Х Т-Е-О-Р-И-Я-Х...
у которых интерес к сексуальной жизни в детстве подвергался
сильнейшему торможению. А одна из моих пациенток в резуль-
тате случайного наблюдения самостоятельно пришла к теории
«кувады»* (кувада, как известно, — распространенный у неко-
торых народов обычай, цель которого, вероятно, состоит в том,
чтобы устранить сомнение в отцовстве, никогда полностью не
преодолимое). Поскольку чудаковатый дядя этой девушки по-
сле рождения своего ребенка целыми днями просиживал дома
и даже посетителей встречал в шлафроке, она пришла к выводу,
что в акте деторождения участвуют оба родителя и что оба они
должны ложиться в постель.
По достижении ребенком десяти- или одиннадцатилетнего
возраста он начинает получать новую информацию о сексуаль-
ной жизни. Ребенок, который рос в более вольной среде либо
еще почему-нибудь имел лучшие возможности для наблюдения,
охотно делится с другими детьми тем, что он знает, — посколь-
ку, поступая так, ощущает свою зрелость и превосходство. То,
что дети узнают в это время (например, о существовании ваги-
ны и о ее предназначении), в основном соответствует действи-
тельности, но нередко те разъяснения, которые они заимствуют
друг у друга, бывают смешаны с ложными сведениями и замут-
нены остатками более ранних детских сексуальных теорий.
Исчерпывающими и достаточными для решения издавна инте-
ресовавшей ребенка проблемы деторождения эти разъяснения
почти никогда не бывают. Как прежде отсутствие знания о су-
ществовании вагины, так теперь незнание того, что собой пред-
ставляет мужское семя, препятствует пониманию взаимосвязи
между явлениями. Сам ребенок никак не может догадаться, что
из мужского полового члена изливается не только моча, но и
другая субстанция, а иногда даже взрослая «невинная девушка»
в первую брачную ночь приходит в негодование от того, что ее
муж якобы «в нее помочился». Сразу же после обмена информа-
цией, совершающегося в предпубертатный период, начинается
новый всплеск детских изысканий, направленных на выясне-
* Кувада (от франц, couvade, «высиживание яиц») — совокупность родильных
обычаев и обрядов, создающих иллюзию, что рожает не мать, а отец ребен-
ка. — Прим, переводчика.
69
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
ние сути сексуальной жизни; однако теории, которые создают
теперь дети, уже, так сказать, не отмечены печатью типичного и
изначального — в отличие от раннедетских, первичных теорий,
создававшихся в тот период, когда компоненты детского сексу-
ального влечения еще могли выражать себя в них без всякого
торможения, в неизмененном виде. Рассуждения детей более
старшего возраста, касающиеся загадки сексуальности, уже не
кажутся мне столь любопытными, чтобы включить их в это соб-
рание материалов, да и на роль патогенных факторов они вряд
ли могут претендовать. Разница между ними, естественно, в пер-
вую очередь зависит от характера получаемых детьми разъясне-
ний; значимы же они прежде всего тем, что опять пробуждают у
ребенка те стремления, успевшие стать бессознательными, что
остались от первого периода интереса к сексуальности, — по-
этому с ними нередко связываются мастурбация и момент эмо-
ционального отделения от родителей. Отсюда — и неблагопри-
ятный приговор воспитателей: они считают, что сексуальное
просвещение в эти годы «портит» детей.
Немногих примеров будет достаточно, чтобы показать, из
каких элементов чаще всего состоят такие рассуждения детей
более старшего возраста о сексуальной жизни. Одна девочка,
например, услышала от одноклассницы, что мужчина дает жен-
щине яйцо, которое та затем вынашивает в своем теле. Один
мальчик, тоже слышавший о яйце, отождествил его с «яйца-
ми», как в просторечии именуется мошонка, и потом ломал
себе голову над тем, каким же образом содержимое мошонки
может снова и снова обновляться. Разъяснения редко бывают
настолько исчерпывающими, чтобы устранить существенные
пробелы в представлениях ребенка о половых процессах. Так,
некоторые девочки уверены, что половое сношение происходит
у супругов только один-единственный раз, но зато продолжает-
ся очень долго (двадцать четыре часа), и от этого единственного
соития потом появляются, в порядке очередности, все их дети.
Соблазнительно предположить, что дети, которые так думают,
уже слышали о похожем способе размножения у насекомых;
однако такое предположение не подтверждается: похоже, каж-
дый ребенок создает эту теорию самостоятельно. Другие девоч-
70
О Д-Е-Т-С-К-И-Х Т-Е-О-Р-И-Я-Х...
ки совершенно упускают из виду период беременности, жизнь
младенца в материнской утробе, и полагают, будто ребенок по-
является на свет непосредственно после первой брачной ночи.
Марсель Прево сделал это типичное заблуждение юных девушек
сюжетом веселой истории, вошедшей в его «Письма женщины».
Трудно исчерпать тему (вообще-то небезынтересную) сексуаль-
ных изысканий детей старшей возрастной категории или под-
ростков, задержавшихся на детской ступени развития, но я и не
стремлюсь к этому, я только хотел бы подчеркнуть: в последние
годы детства разрабатывается много ложных теорий, которые
как бы предназначены для того, чтобы опровергнуть познания,
приобретенные раньше, — более достоверные, чем эти теории,
но ушедшие в сферу бессознательного, вытесненные.
Важно и то, как дети воспринимают поступающие к ним
сообщения. У некоторых вытеснение интереса к сексуальности
зашло уже так далеко, что они вообще ничего не желают знать
об этом феномене и остаются несведущими — или, по крайней
мере, сохраняют видимость своей неосведомленности — вплоть
до гораздо более старшего возраста, до тех самых пор, когда у та-
ких людей, повзрослевших и ставших невротиками, на сеансах
психоанализа обнаруживаются представления о сексуальной
жизни, происходящие из раннего детства. Знаком я и с двумя
мальчиками в возрасте между десятью и тринадцатью годами,
которые, правда, выслушали разъяснение относительно сек-
суальной жизни, однако в ответ сказали тому, кто пытался их
просветить: «Возможно, твой отец или другие люди и соверша-
ют нечто подобное, но мой отец, я уверен, никогда бы такого не
сделал». Хотя дети более старшего возраста столь по-разному
решают для себя проблему удовлетворения сексуального лю-
бопытства, мы вправе предположить, что в первые годы детства
их поведение было совершенно единообразным: тогда они все
горели желанием узнать, что же такое делают друг с другом их
родители и откуда потом берутся дети.
Ссылки на немецкую и английскую публикации «Семейного
романа, сочиняемого невротиками» приведены по следующим
изданиям:
1) Der Familienroman Der Neurotiker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227—231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906-1908): Jensen’s ‘Gradiva’ and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
семейный роман,
СОЧИНЯЕМЫЙ НЕВРОТИКАМИ
(1909 [1908])
Освобождение подрастающего индивида от авторитета
родителей — один из необходимых и вместе с тем самых болез-
ненных этапов становления личности. Такое освобождение не-
пременно должно произойти, и мы вправе предположить, что
каждый нормально сформировавшийся человек в той или иной
мере его пережил. Больше того, прогресс всего общества осно-
вывается на конфликте между поколениями детей и родителей.
Но, с другой стороны, существует особый класс невротиков, чье
болезненное состояние обусловлено именно тем, что они с этой
задачей не справились.
Для ребенка в первые годы его жизни родители — един-
ственный авторитет и источник всякой веры. Сравняться с
ними, то есть с родителем того же пола, стать таким же большим,
как отец или мать, — самое сильное и чреватое последствиями
желание, которое все мы испытываем в раннем детстве. Однако
по мере своего интеллектуального развития ребенок неизбежно
узнает обобщающие категории, к которым можно отнести его
родителей. Он знакомится с другими родителями, сравнивает
их со своими и, естественно, начинает сомневаться в том, что его
родители несравненны или единственны в своем роде. Мелкие
события в жизни ребенка, оставляющие у него ощущение не-
удовлетворенности, дают ему повод критически отнестись к ро-
дителям и использовать для подкрепления этой новой позиции
недавно обретенное им представление о том, что другие роди-
тели могут быть в чем-то лучше, чем его собственные. Из пси-
хологии неврозов мы знаем, что тут, среди прочих факторов,
действуют и сильнейшие побуждения, связанные с сексуаль-
ным соперничеством. Очевидно, такие побуждения возникают у
75
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ребенка, когда он чувствует, что его отодвинули в сторону. Часто
ребенка в самом деле отодвигают в сторону или, по крайней
мере, так происходит по его ощущению, когда он подозревает,
что ему достается не вся родительская любовь, и особенно, ког-
да он жалеет, что должен делить эту любовь с другими братьями
и сестрами. Ощущение ребенка, будто его любовь к родителям
не получает должного отклика, часто переходит в мысль (кото-
рую он потом осознанно хранит в памяти как воспоминание из
раннего детства), что он — пасынок или приемное дитя. Многие
люди, не ставшие невротиками, очень часто вспоминают о ситу-
ациях, когда они — в основном под воздействием прочитанной
книги — истолковывали враждебное поведение родителей и ре-
агировали на него именно таким образом. Но уже здесь прояв-
ляется влияние пола, поскольку мальчик куда более склонен к
враждебным побуждениям против отца, нежели против матери,
и гораздо настойчивее стремится к независимости от отца, чем
к независимости от матери. Фантазия девочек в этом смысле го-
раздо менее изобретательна. Среди тех душевных побуждений
из детских лет, которые осознанно сохраняются в памяти, мы
находим одно, облегчающее для нас понимание мифа.
Следующую ступень процесса отчуждения от родителей
человек, повзрослев, редко помнит осознанно, но почти у всех
людей ее можно выявить в ходе психоанализа. Мы обозначим ее
так: семейные романы, сочиняемые невротиками. Дело в том, что
к признакам невроза, а также всякой высокой одаренности от-
носится и та совершенно особая активность фантазии, которая
поначалу проявляется в детских играх, а потом, начиная при-
мерно с предпубертатного периода, осваивает тему семейных
отношений. Характерный пример этой особой фантазийной де-
ятельности — известный феномен сна наяву*, который у некото-
рых людей сохраняется и после пубертатного периода еще очень
долго. Тщательное изучение таких «снов наяву» показывает, что
они нужны человеку для удовлетворения его желаний, для кор-
рекции жизненного процесса и, как правило, могут иметь две
цели: эротическую или связанную с честолюбием (но и за вто-
* См. об этом: 3. Фрейд, «Истерические фантазии и их связь с бисексуальностью»,
там же приводятся ссылки на литературу по данной теме. — Прим, автора.
7Ь
С-ЕМ-Е-Й-Н-Ы-Й P»O»M‘A»H...
рой целью чаще всего скрывается цель эротическая). В период,
о котором мы говорим, фантазия ребенка занята задачей осво-
бождения от родителей, не внушающих ему большого уваже-
ния, и замены их родителями более высокого социального ранга.
При этом в работе фантазии используются подлинные случай-
ные переживания (знакомство с владельцем замка или местным
помещиком, в городе — с каким-нибудь представителем высшей
аристократии). Такие случайные переживания пробуждают в
ребенке зависть, которая потом находит выражение в фанта-
зии, заменяющей обоих родителей другими, более благородного
звания. Техника разворачивания подобных фантазий — в этом
возрасте, конечно, уже осознанных — зависит от изобретатель-
ности ребенка и от исходного материала, имеющегося в его рас-
поряжении. Тут важно еще и то, в какой мере создатель таких
фантазий стремится к правдоподобию. Этой стадии ребенок
достигает в тот временной промежуток, когда он еще не знает,
что появился на свет в результате полового сношения своих ро-
дителей.
Позже, открыв для себя многообразие сексуальной жизни
отца и матери, ребенок осознает, что pater semper incertus esf,
тогда как мать, напротив, — certissima”, и с этого времени сочи-
няемый им семейный роман получает характерное ограничение:
отныне маленький сочинитель довольствуется тем, что приду-
мывает себе другого, более привлекательного отца, но больше
не ставит под сомнение личность матери. Эта вторая (сексуаль-
ная) стадия развития семейного романа обусловливается еще и
вторым мотивом, который отсутствовал на первой (асексуаль-
ной) стадии. Разобравшись в сути половых взаимоотношений,
ребенок начинает рисовать в своем воображении различные
эротические сцены, а стимулом для этого становится желание
поставить свою мать, возбуждающую у него сильнейшее сексу-
альное любопытство, в ситуацию тайной измены мужу (тайных
любовных отношений). Так первые — асексуальные — фантазии
Отец всегда сомнителен (лат.) — Прим, переводчика.
Известна с полнейшей определенностью (лат.)— Прим, переводчика.
77
3‘И‘Г’М‘У‘Н‘Д Ф‘Р‘Е‘Й‘Д
ребенка приводятся в соответствие с только что обретенными
им новыми знаниями.
Впрочем, мотив мести и воздаяния, который прежде выдви-
гался на первый план, сохраняется и теперь. Как правило, имен-
но дети-невротики, которых родители в свое время наказывали,
чтобы отучить от сексуальных непристойностей, с помощью по-
добных фантазий мстят своим родителям.
Для младших детей в семье особенно характерно, что они
посредством подобных измышлений пытаются отнять преиму-
щества у старших братьев или сестер (совершенно так же, как
это известно нам по историческим примерам); часто они не оста-
навливаются и перед тем, чтобы приписать матери ровно столь-
ко любовных романов, сколько имеется конкурентов — мало-
летних претендентов на материнскую любовь — у них самих.
Интересный вариант семейного романа заключается в том, что
его сочинитель (и он же — главный герой) обеспечивает себе ле-
гитимность, объявляя всех своих братьев и сестер незаконны-
ми детьми. Развитие сюжета семейного романа может направ-
ляться и каким-то специфическим интересом, потому что роман
этот, в силу своей многогранности и многофункциональности,
способен удовлетворить самые разные устремления. К примеру,
маленький фантазер в романе «упраздняет» родственную связь
со своей сестрой, потому что ему хочется вступить с ней в сексу-
альную связь.
Тем, кто возмущается испорченностью детского сознания
или даже отрицает саму возможность подобных вещей, я хотел
бы заметить, что все эти измышления ребенка — враждебные,
как представляется нам на первый взгляд, — на самом деле не
связаны со злым умыслом и сохраняют в себе, лишь слегка за-
маскировав, нерастраченную изначальную нежность к родите-
лям. Нам только кажется, что мы здесь имеем дело с предатель-
ством и неблагодарностью; потому что, детально проанализиро-
вав самую частую из таких романных фантазий — замену обоих
родителей (или только отца) более совершенными личностя-
ми, — мы сделаем неожиданное открытие: эти новые благород-
ные родители сплошь и рядом наделяются чертами, которые
навеяны воспоминаниями о настоящих родителях, пусть и куда
78
С • Е* М • Е* И • Н • Ы • И Р«О*М«А*Н...
менее впечатляющих; так что ребенок, собственно, не отказы-
вается от родного отца, а наоборот, возвышает его. Больше того,
стремление заменить подлинного отца каким-то другим, более
благородным, есть лишь выражение ностальгии ребенка по ут-
раченному счастливому времени, когда отец представлялся ему
самым благородным и сильным мужчиной, а мать — нежнейшей
и прекраснейшей женщиной. Ребенок отворачивается от отца,
каким только теперь его узнает, возвращаясь к тому отцу, кото-
рого знал в раннем детстве, и фантазия его, собственно, выража-
ет лишь сожаление об исчезнувшем счастливом времени. Итак, в
этих фантазиях вновь вступает в свои права завышенная оценка
самых первых лет детства. Еще один интересный аспект этой
темы можно выявить, изучая сновидения. Практика толкования
сновидений учит нас тому, что, когда взрослым людям снятся
император или императрица, эти сиятельные персоны олицет-
воряют их отца и мать*. А значит, свойственная детям завышен-
ная оценка родителей сохраняется и в сновидениях нормальных
взрослых людей.
См. «Толкование сновидений» (Ges. Werke, 8. Aufl., Bd. II/III, S. 242). — Прим,
автора.
79
СТАТЬИ О ПСИХОЛОГИИ
ЛЮБОВНОЙ жизни
Ссылки на немецкую и английскую публикации «Статей о
психологии любовной жизни» приведены по следующим изда-
ниям:
1) a) Beitraege Zur Psychologie Des Liebeslebens I: Ueber Einen
Besonderen Typus Der Objektwahl Beim Manne: Freud,
Sigmund. Gesammelte Werke. Band VIII. Werke aus den Jahren
1909-1913. S. Fischer Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main,
1999; ss. 66-77; b) Beitraege Zur Psychologie Des Liebeslebens
II Ueber Die Allgemeinste Emiedrigung Des Liebeslebens: Freud,
Sigmund. Gesammelte Werke. Band VIII. S. Fischer Taschenbuch
Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 78—91; c) Beitraege Zur
Psyghologie Des Liebeslebens III Das Tabu Der Virginitaet:
Freud, Sigmund. Gesammelte Werke. Band XII. Werke aus den
Jahren 1917-1920. S. Fischer Taschenbuch Verlag, Frankfurt am
Main, 1999; ss. 66-77 (маргиналии с индексом GW).
2) a) A Special Type of Choice of Object made by Men (Contributions
to the Psychology of Love I), (tr. Joan Riviere): The Standard
Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud.
Translated from German under the General Editorship of James
Srachey. Vol. XI (1910): Five Lectures on Psycho-Analysis,
Leonardo da Vinci and Other Works, London, The Hogarth Press,
1995; pp. 163-176; b) On the Universal Tendency to Debasement
in the Sphere of Love (Contributions to the Psychology of Love
II, (tr. Joames Strachey): The Standard Edition of the Complete
Psychological Works of Sigmund Freud. Translated from German
under the General Editorship of James Srachey. Vol. XI,London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 177-190; c) The Taboo of Virginity
(Contributions to the Psychology of Love III), (tr. Angela Richards):
The Standard Edition of the Complete Psychological Works
of Sigmund Freud. Translated from German under the General
Editorship of James Srachey. Vol. XI, London, The Hogarth Press,
1995; pp. 191—208 (маргиналии с индексом SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу страни-
цы; комментарии редакторов даны в конце настоящего издания.
СТАТЬИ О ПСИХОЛОГИИ любовной жизни
I
ОБ ОДНОМ СПЕЦИФИЧЕСКОМ ТИПЕ ВЫБОРА
ОБЪЕКТА ЛЮБВИ (У МУЖЧИН)
(1910)
До сих пор мы всегда уступали поэтам право живописать
нам, согласно каким «условиям» люди выбирают для себя лю-
бовный объект и как они согласуют требования своей фантазии
с действительностью. Поэты ведь обладают особыми свойства-
ми, необходимыми для решения такого рода задач: прежде все-
го, чуткостью к восприятию скрытых душевных порывов у дру-
гих людей, кроме того — мужеством, позволяющим им говорить
вслух о собственном бессознательном. Однако познавательная
ценность их сообщений снижается из-за одного обстоятель-
ства. Поэты скованы тем, что должны доставлять читателям
интеллектуальное и эстетическое удовольствие, добиваться оп-
ределенных эмоциональных эффектов, и потому они не могут
отображать материал реальности в неизмененном виде, а вы-
нуждены изолировать отдельные его фрагменты, другие же, ме-
шающие их замыслу, устранять, приукрашивать картину целого
и заменять чем-то отсутствующие части. Все это — привилегии
так называемой «поэтической вольности». Кроме того, поэты
порой мало интересуются происхождением и развитием тех ду-
шевных состояний, которые они описывают уже в завершенном
виде. Поэтому науке, хотя у нее грубые руки и хотя она приносит
нам мало удовольствия, все-таки приходится заниматься теми
же сюжетами, поэтические обработки которых радуют людей
уже не одну тысячу лет. Пусть же эти предварительные замеча-
ния послужат оправданием для строго научной обработки такой
темы, как любовная жизнь людей. Ведь именно наука обеспечи-
вает самый полный отказ от принципа удовольствия, какой толь-
ко возможен для нашей психической работы.
83
3-И-Г-МУ-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
* * *
Когда занимаешься психоаналитической терапией, у тебя
появляется масса удобных случаев получить впечатления о лю-
бовной жизни невротиков, и при этом ты вспоминаешь, как сам
наблюдал или читал о том, что аналогичные формы поведения
встречаются и у среднестатистического здорового человека, а
иногда даже у человека особо одаренного. Благодаря постепен-
ному накоплению подобных впечатлений вследствие того, что
тебе случайно попадается нужный материал, ты со временем
гораздо отчетливее начинаешь распознавать в этой массе дан-
ных отдельные типы поведения. Один такой тип — тип выбора
любовного объекта у мужчин — я и хочу здесь впервые описать,
потому что он характеризуется рядом «условий любви», воз-
можность соединения которых в сознании одного человека для
нас непостижима и даже невероятна, а также потому, что я могу
предложить для этого феномена простое психоаналитическое
объяснение.
1) Первое из этих условий мобви можно считать прямо-
таки определяющим: коль скоро оно присутствует, мы вправе
ожидать, что обнаружим и другие характерные для данного
типа условия. Назовем его условием «третьего лишнего»; содер-
жание этого условия сводится к тому что человек, придающий
ему значение, никогда не выбирает своим любовным объектом
женщину, которая еще свободна (то есть девушку либо одино-
кую женщину), но выбирает только такую женщину, на которую
другой мужчина может предъявить права собственности (еще не
утратившие законной силы) в качестве ее супруга, жениха или
друга. Это условие в некоторых случаях соблюдается настолько
жестоко, что пока женщина никому не принадлежит, мужчина
как бы не замечает ее или даже с презрением отвергает, однако
тотчас в нее влюбляется, стоит ей вступить в одно из перечис-
ленных отношений с каким-то другим мужчиной.
2) Второе условие, вероятно, не столь стабильно, как пер-
вое, но отнюдь не менее удивительно. Этот тип выбора объек-
та реализуется лишь в сочетании с первым, тогда как первый
тип, похоже, чрезвычайно распространен и сам по себе. Второе
условие подразумевает, что целомудренная и стоящая вне по-
84
О«Б О-Д«Н«О-М С*П«Е*Ц*И*Ф*И*Ч«Е«С*К*О*М Т-И-П-Е...
дозрений женщина никогда не покажется мужчине настолько
привлекательной, чтобы сделаться объектом его любви, — вле-
чет к себе только женщина, пользующаяся в сексуальном отно-
шении дурной славой, дающая повод сомневаться в ее верности
и порядочности. Это последнее (негативное) качество может
быть представлено целым веером вариаций — от едва заметной
тени на репутации замужней женщины, склонной к флирту,
до откровенно полигамного образа жизни какой-нибудь ко-
котки или прелестницы (но даже это не оттолкнет человека,
принадлежащего к интересующему нас типу). Второе условие
несколько огрубленно можно назвать условием «любви к по-
таскухе».
Если выполнение первого условия дает мужчине возмож-
ность получить удовлетворение за счет его агональных, враж-
дебных побуждений по отношению к другому мужчине, у кото-
рого он отнимает любимую женщину, то второе условие, условие
порочности женщины, запускает механизм ревности, в кото-
рой, похоже, влюбленные этого типа испытывают потребность.
Только тогда, когда они могут ревновать, их страсть достигает
апогея, а женщина обретает в их глазах полновесную ценность,
и они никогда не упустят случая пережить эти самые сильные
для них ощущения. Примечательно, что ревность обычно об-
ращается не против того, кто законно владеет возлюбленной,
а против первого встречного незнакомца, в любовных отноше-
ниях с которым ее можно заподозрить. Бывает и так, что любя-
щий мужчина не стремится к единоличному обладанию женщи-
ной и, похоже, чувствует себя в любовном треугольнике вполне
комфортно. Один из моих пациентов, который ужасно страдал
от измен своей дамы, тем не менее не стал возражать, когда она
пожелала выйти замуж, и даже, как мог, способствовал заклю-
чению этого брака; к мужу он затем — на протяжении долгих
лет — не испытывал ни малейшей ревности. Другой типичный
случай: мужчина, впервые вступив в любовную связь, очень
ревновал свою даму к мужу и вынудил ее отказаться от половых
сношений с ним; однако в многочисленных позднейших рома-
нах он вел себя по примеру большинства других мужчин, то есть
больше не считал законного мужа помехой.
85
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
Далее речь пойдет уже не об условиях, предъявляемых к
объекту любви, а об отношении любящего к выбранному им
объекту.
3) В нормальной любовной жизни ценность возлюбленной
определяется ее сексуальной чистотой и понижается по мере
приближения женщины к типу потаскухи. Для влюбленных же
интересующего нас типа именно женщины с характером потас-
кухи — наиболее ценные объекты любви (что, конечно, другим
людям кажется вопиющим отклонением от нормы). Любовные
отношения с этими женщинами требуют огромных затрат пси-
хической энергии, иногда — полного отказа от всех других ин-
тересов; такие женщины воспринимаются любящим как единс-
твенные, которые достойны любви, и он всякий раз предъявляет
к себе требование верности, сколь бы часто в действительности
ни нарушал его. В такого рода любовных отношениях особенно
четко выражен феномен навязчивости, в какой-то мере прису-
щий любому случаю влюбленности. Однако ни то, что мужчина
хочет быть верным возлюбленной, ни сила испытываемого им
чувства не означает, что его любовную жизнь целиком заполнит
одна-единственная любовная связь или что любовная связь бу-
дет в его жизни лишь однажды. Напротив, влюбленности, подоб-
ные первой и с аналогичными особенностями (одна — точное от-
ражение других) много раз повторяются в жизни относящихся к
этому типу мужчин; более того, объекты любви, в соответствии
с внешними обстоятельствами (например, переездами любяще-
го или его переходом в иную среду общения), иногда сменяют
друг друга так часто, что их можно представить себе как верени-
цу возлюбленных.
4) Наблюдателя более всего удивляет свойственная таким
любящим тенденция «спасать» возлюбленную. Мужчина убеж-
ден, что его возлюбленная нуждается в нем, что без него она
потеряет всякую нравственную опору и быстро опустится. То
есть он спасает женщину тем, что сам ее не бросает. Намерение
спасать иногда оправдывается ссылками на неспособность воз-
любленной сохранять верность мужчине и на ее социально
уязвимое положение; однако не менее отчетливо оно проявля-
ется и в тех случаях, когда такого рода привязки к реальности
86
О-Б О-Д-Н*О-М С-П-Е-Ц-И*Ф-И-Ч-Е«С-К-О-М Т-И-П«Е...
отсутствуют. Один мужчина (описываемого типа), умевший
завоевывать сердца своих дам искусным обольщением и изощ-
ренной риторикой, затем, в период любовной связи, всякий раз
не жалел усилий, чтобы с помощью нравоучительных трактатов
собственного сочинения удержать очередную возлюбленную на
стезе «добродетели».
Если мы теперь, так сказать, окинем взглядом составные
части набросанной мною картины — условия, требующие, что-
бы женщина была несвободной и порочной; высокая оценка этой
самой порочности; потребность в ревности; верность мужчины,
которая, тем не менее, сочетается с накоплением у него целой ве-
реницы бывших возлюбленных; и, наконец, намерение мужчины
спасать возлюбленную, — то возможность выведения всех этих
особенностей из одного источника покажется нам маловероят-
ной. И все же такой источник легко обнаружить при психоанали-
тическом погружении в историю жизни людей, подвергающихся
обследованию. Этот весьма своеобразный тип выбора объекта и
это столь странное любовное поведение имеют такое же психичес-
кое происхождение, что и соответствующие феномены в любов-
ной жизни нормальных людей: их исток — фиксация нежности
ребенка на матери; они представляют собой один из возможных
результатов такой фиксации. В нормальной любовной жизни ос-
таются лишь немногие феномены, определенно показывающие,
что мужчина при выборе объекта ориентируется на материнский
прообраз1: например, предпочтение молодыми мужчинами более
зрелых женщин; смещение либидо с материнского объекта на
другой объект в этом случае совершается сравнительно быстро.
Зато у мужчин интересующего нас типа даже после наступления
пубертатного периода либидо задерживается на матери так дол-
го, что и у объектов любви, которых они выбирают во взрослом
возрасте, бывают ярко выражены материнские свойства и все их
возлюбленные становятся явными суррогатами матери. Здесь на-
прашивается сравнение с устройством черепа новорожденного:
при затяжных родах череп ребенка деформируется, принимая
форму, соответствующую узкому участку материнского таза.
Теперь я попытаюсь обосновать свое мнение о том, что харак-
терные особенности интересующего нас типа — специфические
87
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
условия любви и необычное любовное поведение — действи-
тельно связаны с материнским комплексом2. Легче всего это
показать, обратившись к первому условию — условию несвобо-
ды женщины, или «третьего лишнего». Без всяких объяснений
понятно: для ребенка, растущего в семье, тот факт, что его мать
принадлежит отцу, неразрывно связан с сущностью матери;
в этой ситуации «третьим лишним» оказывается не кто иной,
как сам отец. Столь же естественно — в контексте детства —
формируется такая особенность, как стремление к завышенной
оценке возлюбленной, представление о том, что возлюбленная
единственна и незаменима: ведь у любого человека есть только
одна мать и отношение к ней базируется на фундаменте исклю-
чающего всякое сомнение, уникального события.
Но если объекты любви у представителя интересующе-
го нас типа должны быть, прежде всего, суррогатами матери,
то это объясняет и появление вереницы возлюбленных (что,
как нам сперва показалось, противоречит условию верности).
Психоанализ учит нас на этом и на других примерах, что нечто
незаменимое, сохраняющее свою действенность в бессознатель-
ном, часто заявляет о себе, разрешаясь бесконечной чередой
суррогатов, бесконечной потому, что никакая замена все-таки не
дает желаемого удовлетворения. Так, неутолимая жажда зада-
вать вопросы, свойственная детям определенного возраста, объ-
ясняется тем, что они, по сути, хотят задать один-единственный
вопрос, озвучить который не умеют, а болтливость некоторых
невротиков объясняется их настоятельной потребностью поде-
литься с кем-нибудь тайной, которая прямо-таки рвется с губ, но
которую они, вопреки всем искушениям, хранят при себе.
Второе условие любви, условие порочности выбранного
объекта, как кажется поначалу, трудно связать с материнским
комплексом. Ведь взрослому человеку, когда он мыслит осознан-
но, мать чаще всего представляется воплощением нравственной
чистоты; и малейшее сомнение в ее безупречности восприни-
мается им с такой обидой (если высказано посторонним), пере-
живается так мучительно (если прокручивается в собственном
уме), что в этом смысле затмевает все другие неприятные ощу-
щения. Но как раз этот резкий контраст между «матерью» и «по-
88
О»Б О»Д»Н»О»М С»П»Е»Ц»И»Ф»И»Ч»Е»С»К»О»М Т*И*П*Е...
таскухой» наводит на мысль, что нам стоило бы прояснить ис-
торию развития обоих комплексов и не осознаваемое человеком
отношение между ними — потому что давно известно: то, что в
сознании предстает разделенным на две противоположности,
в сфере бессознательного часто сливается воедино. Чтобы про-
вести такое исследование, нам придется вернуться к той поре
жизни, когда мальчик впервые получает относительно полные
сведения о сексуальных связях между взрослыми, то есть в годы,
предшествующие пубертатному периоду. Именно тогда, выслу-
шивая сообщения сверстников, полные грубых подробностей и
явного эпатажа, мальчик впервые знакомится с тайной половой
жизни, что разрушает в его глазах авторитет взрослых (который
оказывается несовместимым с такого рода разоблачениями).
Больше всего новопосвященного поражает то, что к этим тайнам
причастны его родители. Он часто сразу же пытается опровер-
гнуть услышанное примерно в таких выражениях: «Возможно,
что твои родители или другие люди делают друг с другом нечто
подобное, но для моих родителей это совершенно исключено».
Одновременно в качестве побочного продукта «сексуально-
го просвещения» мальчик, как правило, получает и сведения о
существовании женщин, которые совершают половой акт ради
заработка, за что все остальные люди их презирают. Ему самому
такое презрение чуждо; он испытывает к этим несчастным лишь
смешанное чувство желания и ужаса, потому что теперь узнал,
что они и его могут ввести в половую жизнь, хотя прежде ему
казалось, что этим занимаются только «большие». Когда у него
отпадает последнее сомнение в том, что отвратительные нормы
половой жизни распространяются и на его родителей, мальчик
с циничной корректностью говорит себе, что разница между его
матерью и потаскухой не так уж велика, что, в сущности, обе
делают одно и то же. Сообщения тех, кто хочет его просветить,
пробуждают в нем смутные воспоминания о впечатлениях и
желаниях, относящихся к поре его раннего детства — и таким
образом снова активизируют у него определенные душевные
побуждения. Он начинает домогаться самой матери (в том смыс-
ле, который открылся ему только что) и снова ненавидеть отца —
как соперника, который этому желанию препятствует: он оказы-
89
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
вается, как мы говорим, под властью эдипова комплекса. Он не
прощает матери и даже рассматривает как ее измену тот факт,
что привилегию вступать с ней в сексуальные отношения она по-
дарила не ему, а отцу. Эти побуждения, если они не рассеивают-
ся очень быстро, мальчик может преодолеть, только фантазируя
о том, как он вступает в половое сношение с матерью, при самых
разных обстоятельствах, а возбуждение, вызываемое такими
фантазиями, легче всего снимается в онанистическом акте. Из-
за того, что оба мотива, стимулирующих работу воображения
(сладострастие и мстительность), постоянно взаимодействуют,
мальчик обычно предпочитает фантазии о неверности матери;
любовника, с которым мать будто бы изменяет отцу, маленький
фантазер почти всегда наделяет чертами собственного Я — или,
правильнее сказать, чертами собственной личности, но идеали-
зированной, уже повзрослевшей и благодаря этому обретшей
способность соперничать с отцом на равных условиях. Понятие
«семейный роман», которое я употребил в другой работе*, под-
разумевает многочисленные порождения такой работы фанта-
зии и переплетение с нею различных эгоистических интересов,
типичных для интересующего нас периода жизни. Теперь, когда
мы глубже проникли в суть душевного развития ребенка в этот
период, нам уже не покажется противоречивым и непонятным
утверждение, что условие порочности возлюбленной восходит
непосредственно к материнскому комплексу. Описанный нами
тип любовной жизни мужчины несет на себе отпечаток истории
личностного развития и может быть понят как результат фикса-
ции на мальчишеских пубертатных фантазиях, позднее начав-
ших оказывать влияние на реальную жизнь. Легко предполо-
жить, что фиксации подобных фантазий способствует онанизм
(если в пубертатный период мальчик предается ему с особым
усердием).
С этими фантазиями, позднее завладевающими реальной
любовной жизнью, тенденция спасать возлюбленную имеет,
как может показаться на первый взгляд, лишь слабую, поверх-
ностную связь, которая прослеживается только в осознанных
‘ См.: «Семейный роман, сочиняемый невротиками». — Прим, автора. — См.:
С. 75-79 настоящего издания.
90
О»Б О»Д»Н»О»М С»П»Е»Ц*И-Ф»И-Ч»Е»С*К*О*М Т*И-П»Е...
обоснованиях необходимости такого спасения. Возлюбленная
сама ставит себя в опасное положение из-за свойственного ей
непостоянства и склонности к изменам; понятно, что любящий
старается уберечь женщину от этой опасности, охраняя ее доб-
родетель и противодействуя ее дурным наклонностям. Между
тем, изучение покрывающих воспоминаний, фантазий и ночных
сновидений мужчин показывает, что здесь мы имеем дело с пре-
восходно удавшейся «рационализацией» бессознательного мо-
тива, которую можно уподобить удачной вторичной переработ-
ке в сновидении3. В действительности мотив спасения обладает
собственным значением и историей и является самостоятель-
ным производным от материнского или, правильнее сказать,
родительского комплекса. Когда ребенок слышит, что он обязан
жизнью родителям, что мать ему «подарила жизнь», то в его душе
нежные побуждения соединяются с побуждениями тщеславны-
ми, направленными на завоевание самостоятельности, и у него
возникает желание чем-то возместить родителям этот подарок,
дать им взамен что-то равноценное. Мальчик, движимый свое-
нравием, как бы хочет сказать: «Мне от отца ничего не нужно,
я верну все, во что я ему обошелся». И вот мальчик выстраивает
фантазию, что он будто бы спасает отца от смертельной опас-
ности, таким образом улаживая свои счеты с ним; эта фантазия
часто потом переносится на императора, короля или какую-
нибудь иную влиятельную особу — и после такого искажения
становится доступной для осознанного осмысления, даже при-
годной для использования в поэтическом творчестве. Когда фан-
тазия о спасении прилагается к отцу, в ней обычно превалирует
своеволие, к матери же она чаще всего оборачивается нежной
стороной. Мать подарила ребенку жизнь, и ему нелегко возмес-
тить чем-то равноценным этот уникальный подарок. В резуль-
тате незначительного смыслового сдвига (а подобные сдвиги
в сфере бессознательного происходят очень легко; это можно
сравнить с тем, как в сознании разные понятия перетекают одно
в другое) спасение матери начинает пониматься так: «подарить»
или «сделать» ей ребенка — естественно, такого же, как ты сам.
Удаление от изначального смысла спасения здесь не так велико,
и изменение значения — не произвольно. Мать подарила тебе
91
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
жизнь, свою собственную, и за это ты даришь ей какую-то дру-
гую жизнь — жизнь ребенка, очень похожего на тебя. Сын выка-
зывает матери благодарность тем, что желает, чтобы она родила
ему сына, во всем подобного ему самому, — то есть в фантазии
спасения он полностью идентифицирует себя с отцом. Все его
влечения — исполненные нежности, благодарности, сладострас-
тия, упрямства, самоволия — находят удовлетворение в одном
желании: быть своим собственным отцом. Момент опасности
при таком смысловом сдвиге тоже не пропадает: ведь акт рож-
дения уже сам по себе представляет опасность, от которой рож-
дающегося спасает — напряженным усилием — мать. Рождение
— первая смертельная опасность и образец всех последующих,
перед которыми мы испытываем страх; переживание рождения,
видимо, и закладывает в нас ту эмоцию, которую мы называем
страхом. Герой шотландской саги Макдуф, который был не рож-
ден матерью, а вырезан из ее утробы, именно потому и не знал
страха.
Артемидор, древний толкователь снов, был несомненно
прав, когда утверждал, что сновидение меняет смысл в зависи-
мости от личности сновидца4. В соответствии с законами, регу-
лирующими выражение бессознательных мыслей, слово «спасе-
ние» может приобретать разное значение, в зависимости от того,
фантазирует ли на эту тему женщина или мужчина. Оно может
значить: сделать ребенка = зачать его (для мужчины), но также:
самой родить ребенка (для женщины).
Особенно отчетливо разные значения спасения распоз-
наются в сновидениях и фантазиях, связанных с водой. Когда
мужчина в сновидении спасает из воды женщину, это значит: он
делает ее матерью; что в свете наших предшествующих рассуж-
дений равнозначно такому содержанию: он делает ее своей ма-
терью. Если женщина спасает из воды кого-то (ребенка), то тем
самым она, как царская дочь в сказании о Моисее*, заявляет о
своем материнстве — о том, что она этого ребенка родила.
Иногда и направленная на отца фантазия о спасении бывает
окрашена нежностью. Тогда она выражает желание иметь отца
‘ См.: Отто Ранк. миф о рождении героя (О. Rank: Der Mythos von der Geburt des
Heides, 1909. — Прим, автора.
92
О С’А’М’О’М Р*А*С*П*Р*О*С’Т*Р*А-Н*Е*Н’Н*О’М...
в качестве сына, то есть иметь сына, который похож на отца. Из-за
наличия всех этих взаимосвязей между мотивом спасения и роди-
тельским комплексом тенденция спасать возлюбленную является
существенной характеристикой описанного здесь типа любви.
Я не считаю нужным оправдывать свой способ работы, кото-
рый в данном случае, как и при разработке концепции анального
эротизма, заключался в том, чтобы на основе всех материалов,
полученных в результате наблюдений, прежде всего выделить
экстремальные, то есть резко очерченные типы. В обоих случа-
ях, конечно, существует гораздо больше индивидов, у которых
прослеживаются только отдельные черты, свойственные дан-
ному типу, либо типичные черты обнаруживаются у них лишь
в неотчетливом проявлении — и, разумеется, только описание
всего контекста, к которому относятся эти типы, позволит дать
им правильную оценку.
II
О САМОМ РАСПРОСТРАНЕННОМ УНИЖЕНИИ
В ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ
(1912)
1
Если практикующий психоаналитик задастся вопросом, по
поводу какого недуга к нему чаще всего обращаются за помо-
щью, то он, коли не захочет учитывать многообразные проявле-
ния страха, должен будет ответить: из-за психической импотен-
ции. Это своеобразное расстройство поражает мужчин с сильно
выраженным либидо и проявляется в том, что их сексуальный
орган оказывается неспособным совершить половой акт — хотя
и до акта, и после него можно убедиться, что орган не повреж-
ден и дееспособен, сам же мужчина психически предрасполо-
жен к половому сношению. Первый ключ к пониманию своего
состояния больной получает, когда на опыте убеждается, что
подобные неудачи постигают его только при попытках вступить
в половое сношение с определенными женщинами, тогда как с
93
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
другими женщинами такая проблема не возникает у него никог-
да. Он решает для себя, что дело тут в каком-то свойстве сексу-
ального объекта, тормозящем его мужскую потенцию, и иногда
сообщает врачу, что ощущает некое препятствие внутри себя,
замечает внутреннее противодействие, мешающее успешному
осуществлению его осознанного намерения. Однако больной не
может самостоятельно догадаться, в чем состоит это внутреннее
препятствие и какое из свойств сексуального объекта запуска-
ет его механизм в действие. Пережив такие неудачи несколько
раз, больной приходит к распространенному, но ошибочному за-
ключению, что воспоминание о первом случае — это мешающее,
исполненное страха представление — неизбежно привело его к
повторным неудачам; первую же неудачу он объясняет «случай-
ными» обстоятельствами.
Психоаналитические исследования психической импотен-
ции уже проводились, и несколько авторов опубликовали по-
лученные результаты*. Каждый психоаналитик может подтвер-
дить правильность предложенных в этих работах объяснений,
сославшись на собственный врачебный опыт. Речь действитель-
но идет о тормозящем воздействии определенных комплексов,
которые самим индивидом не осознаются. Чаще всего содержа-
нием этого патогенного материала становится не преодоленная
больным инцестуозная фиксация на матери или сестре1. Кроме
того, врач должен учитывать влияние случайных мучительных
впечатлений, связанных с детской сексуальной активностью,
и те факторы, которые вообще снижают силу либидо, направ-
ленного на женский сексуальный объект**.
Подвергнув случаи ярко выраженной психической импо-
тенции тщательному психоаналитическому исследованию, мы
получим следующую информацию об обусловливающих ее пси-
‘ М. Штейнер. Функциональная импотенция у мужчин и ее лечение (М. Steiner:
Die funktionelle Impotenz des Mannes und ihre Behandlung. 1907); В. Штекель.
Невротическая тревога и ее лечение (W. Stekel: In „Nervoese Angstzustaende
und ihre Behandlung", Wien 1908 (II. Auflage 1912); Ш. Ференци. Аналитическая
интерпретация и терапия психосексуальной импотенции у мужчин (Ferenczi:
Analytische Deutung und Behandlung der psychosexuellen Impotenz beim Manne.
(Psychiat.-neurol. Wochenschrift, 1908.) — Прим, автора.
“ См.: В. Штекель, указ. соч. (W. Stekel: l.c., S. 191 ff.). — Прим, автора.
94
О С’А’М’О’М Р’А’С’П’Р-О’С’Т’Р’А’Н’Е’Н’Н’О’М...
хосексуальных процессах. Основой недуга и здесь тоже — как,
вероятно, при всех невротических нарушениях — является
задержка в развитии либидо до его конечной формы, которую
следует считать нормальной. Здесь не встретились две состав-
ляющие, объединение которых только и может обеспечить нор-
мальное любовное поведение, два стремления, которые мы обо-
значим как нежность и чувственность.
Из двух этих составляющих нежность — более раннее чув-
ство. Оно возникает в самом раннем детстве, формируется на
основе интересов, связанных с инстинктом самосохранения,
и бывает направлено на членов семьи или на людей, ухажива-
ющих за ребенком. Оно с самого начала вбирает в себя зачатки
сексуальных влечений, те компоненты эротического интереса,
которые более или менее отчетливо заявляют о себе уже в дет-
ском возрасте, и — по крайней мере у невротиков —- позднее мо-
гут быть выявлены в ходе психоанализа. Нежное стремление со-
ответствует первичному детскому выбору объекта. Анализируя
этот выбор, мы узнаем, что сексуальные влечения находят свои
первые объекты, основываясь на оценках Я-влечений2, точно так
же, как первые случаи сексуального удовлетворения ребенок
переживает в связи с необходимыми для его жизнеобеспечения
телесными отправлениями. «Нежность» родителей и ухажи-
вающих за ребенком лиц, часто имеющая откровенно эротиче-
ский характер («ребенок — эротическая игрушка»), способству-
ет повышению доли эротики в замещениях Я-влечений ребенка
и — если тому благоприятствуют некоторые другие обстоятель-
ства — доводит этот эротический компонент до такого уровня,
что при анализе более поздних фаз развития его уже невозмож-
но игнорировать.
Эти фиксации нежности у ребенка сохраняются на протя-
жении всего детства, снова и снова вбирая в себя эротику и тем
самым заставляя ее отклоняться от сексуальных целей. В пубер-
татном возрасте к ним присоединяется мощное «чувственное»
стремление, уже не скрывающее своих целей. Оно, по-види-
мому, никогда не упускает возможности последовать прежним
путем, но только теперь объекты первичного детского выбора
получают гораздо более внушительные заряды либидо. Однако,
95
З’И’Г’М’У’Н’Д Ф’Р-Е’Й’Д
поскольку это стремление наталкивается на воздвигнутые тем
временем препятствия, исключающие возможность инцеста,
оно стремится быстрее перейти от таких — практически непри-
годных — инцестуозных объектов к иным, сторонним объектам,
с которыми можно вести реальную сексуальную жизнь. Эти
сторонние объекты по-прежнему выбираются по образцу (има-
го) детских объектов влечения, но со временем они притягивают
к себе и ту нежность, которая сопрягалась с прежними объекта-
ми. Мужчина, как сказано в Писании, оставит отца и мать, что-
бы «прилепиться» к жене, тогда его нежность и чувственность
сольются воедино. Высшая ступень чувственной влюбленности
предполагает, что сексуальному партнеру дается максимально
высокая психическая оценка. (Это нормально: мужчина и дол-
жен давать своему сексуальному объекту завышенную оценку.)
Для неуспеха в таком продвижении вперед в истории раз-
вития либидо решающее значение имеют два момента. Во-пер-
вых, степень реальной сексуальной неудачи, препятствующей
выбору нового объекта и обессмысливающей в глазах индиви-
да выбор как таковой3. Ибо зачем заниматься выбором объек-
та, если человек вообще не вправе ничего выбирать или если у
него нет надежды выбрать что-то достойное? Во-вторых, сте-
пень притягательности детских объектов выбора, от которых
индивиду предстоит отказаться, — а эта притягательность про-
порциональна объему эротического замещения, доставшегося
им еще в детстве. Если оба эти фактора достаточно сильны, то
вступает в действие обычный механизм образования неврозов.
Либидо отвращается от реальности, набирает мощность за счет
работы фантазии (интроверсия), усиливает образы первичных
сексуальных объектов, фиксируется на них. Однако то же внут-
реннее препятствие, которое не допускает инцеста, вынуждает
обращенное к этим объектам либидо оставаться в сфере бессо-
знательного. Усилению фиксации на первичных сексуальных
объектах способствуют акты онанизма, в которых выражает
себя чувственное стремление (теперь относящееся к сфере бес-
сознательного). Когда сексуальное развитие индивида, в реаль-
ности не удающееся, осуществляется только в его фантазии, то
ничего не меняется, даже если в воображаемых ситуациях, по-
96
О С’А’М-О’М Р*А*С*П*Р*О*С*Т*Р* А-Н*Е*Н*Н*О*М...
могающих ему получать удовлетворение посредством онанизма,
первичные сексуальные объекты заменяются новыми, сторон-
ними. Благодаря такой замене его фантазии просто становятся
доступными для осознания, однако в реальном процессе распре-
деления либидо прогресса не происходит.
Таким образом может получиться, что вся чувственность
молодого человека останется в сфере бессознательного, при-
вязанная к инцестуозным объектам, или, иными словами, она
зафиксируется на бессознательных инцестуозных фантазиях.
Результатом будет абсолютная импотенция, поддержанная еще
и реальным ослаблением половых органов вследствие полового
воздержания.
Для возникновения так называемой психической импотен-
ции столь жесткие условия не требуются. Чувственное стремле-
ние в этом случае не обязательно прячется (во всем своем объ-
еме) за нежным стремлением, оно может оставаться достаточно
сильным и незаторможенным, чтобы отчасти все-таки проры-
ваться в реальность. Однако сексуальная активность таких
больных отмечена признаками, явно свидетельствующими о
том, что за нею не стоит вся психическая сила влечения. У людей,
страдающих психической импотенцией, сексуальная функция
зависит от настроения, легко нарушается, часто осуществляет-
ся неправильно, доставляет им мало удовольствия. Но прежде
всего — она всегда уступает первенство нежному стремлению.
Это ограничивает возможности выбора объекта. Активная со-
ставляющая чувственного стремления занята поисками лишь
таких объектов, которые не напоминают больному персон, недо-
ступных для него (в сексуальном плане) из-за запрета на инцест;
у страдающего психической импотенцией женщина, которой он
склонен дать завышенную психическую оценку, не возбуждает
чувственность, а вызывает лишь нерезультативную в эротичес-
ком смысле нежность. Любовная жизнь таких больных расщеп-
лена на две составляющие, которые в изобразительном искусст-
ве издавна персонифицируются в образах Небесной и Земной
(то есть: животной) любви. Когда они любят, они не желают теле-
сной близости с любимой, а если желают телесной близости, то
не могут любить. Они ищут такие сексуальные объекты, которые
97
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
можно не любить, чтобы не оскорблять своей чувственностью
другие объекты, ими действительно любимые; и интересующий
нас странный сбой — психическая импотенция — происходит
(в соответствии с законами «чувствительности к комплексу» и
«возвращения вытесненного») именно тогда, когда у объекта,
выбранного ради уклонения от инцеста, вдруг обнаруживается
какая-нибудь, часто малозаметная, черточка, напоминающая о
том объекте, от которого выбирающий хотел уклониться.
Главное защитное средство против импотенции, которым
пользуется человек при таком расщеплении любви, заключает-
ся в психическом унижении сексуального объекта, завышенную
же оценку, которая в нормальном случае должна даваться лю-
бому сексуальному объекту, он резервирует за инцестуозным
объектом и его суррогатами. Как только условие унижения объ-
екта выполнено, такой человек обретает способность свободно
выражать свою чувственность, добиваться значительных сек-
суальных успехов и получать наивысшее наслаждение. Тут дей-
ствует еще и другая закономерность. Люди, у которых нежное и
чувственное стремление не слились как должно, в большинстве
случаев ведут не слишком утонченную любовную жизнь; у них
сохраняются извращенные сексуальные желания, неисполне-
ние которых наносит чувствительный ущерб удовольствию, но
удовлетворять подобные желания они могут лишь с униженным,
презираемым сексуальным объектом.
Теперь нам понятна мотивировка фантазий мальчика (о ко-
торых я писал в первой статье*), низводящих его мать до уров-
ня потаскухи. Такие фантазии должны перебросить мост (хотя
бы в воображении) через пропасть, разделяющую две стороны
любовной жизни: они рождаются из стремления унизить мать и
тем самым сделать ее возможным объектом для своей чувствен-
ности.
2
До сих пор мы занимались рассмотрением психической им-
потенции с точки зрения врачебной психологии, что плохо согла-
’ См.: «Об одном специфическом типе выбора объекта любви (у мужчин)» —
Прим, автора. — См.: С. 89 настоящего издания.
98
О С’А’М’О’М Р’А«С’П’Р’О*С*Т’Р«А*Н’Е’Н’Н’О*М...
суется с заглавием этой статьи. Однако далее читатель увидит:
такое вступление было необходимо, чтобы приблизиться к на-
шей непосредственной теме.
Мы свели феномен психической импотенции к несостояв-
шейся встрече нежного и чувственного стремлений любовной
жизни и даже объяснили эту задержку в сексуальном развитии
индивида влиянием сильных фиксаций, произошедших у него в
детском возрасте, и его позднейшей сексуальной неудачей (в ре-
альности), связанной с запретом на инцест. Против этой теории
можно выдвинуть, прежде всего, такой довод: она многое нам
дает, она объясняет, почему некоторые люди страдают психиче-
ской импотенцией, однако для нас все равно остается загадкой,
почему другие люди упомянутого недуга избежали. Поскольку
все моменты (сильная фиксация, произошедшая в детстве, за-
прет на инцест и сексуальная неудача в послепубертатные годы)
присутствуют в жизни практически каждого цивилизованного
человека, что, очевидно, нам следует принимать во внимание, то
логично было бы ожидать, что психическая импотенция окажет-
ся одним из общераспространенных недугов цивилизации, а не
заболеванием отдельных людей.
От такого вывода нетрудно уклониться, сославшись на ко-
личественный фактор в развитии болезни, то есть на то, что
каждый из упомянутых моментов может оказывать большее или
меньшее воздействие, от чего и зависит, будет ли заболевание
заметно прогрессировать или нет. Но хотя такой довод кажется
мне корректным, я не стал бы его использовать для опроверже-
ния самого вывода. Более того, я хотел бы подчеркнуть, что пси-
хическая импотенция распространена гораздо шире, чем приня-
то думать, и что в какой-то мере ее действительно можно считать
характерной особенностью любовной жизни цивилизованного
человека.
Если использовать понятие психической импотенции в ши-
роком смысле, не сводя его содержание к неспособности совер-
шить половой акт (хотя человек хочет получить сексуальное удо-
вольствие и его гениталии функционируют нормально), то это
понятие в первую очередь коснется всех тех мужчин, которых
называют психастениками: у них никогда не происходит неудач
99
3*И*Г*М*У • Н* Д Ф-Р-Е«И«Д
при половом акте, но они осуществляют этот акт без особого
удовольствия; такое случается гораздо чаще, чем хотелось бы
думать. Психоаналитическое исследование подобных случаев
вскрывает те же этиологические моменты, которые мы обна-
ружили при анализе психической импотенции в узком смысле,
однако не объясняет — по крайней мере, на начальном этапе
— различия в симптоматике двух разновидностей импотенции.
Соблазнительно провести аналогию между анестетичными (ли-
шенными чувственности) мужчинами и фригидными женщи-
нами, которым несть числа и любовное поведение которых на
самом деле легче всего описать и понять, сравнив его с более из-
вестным феноменом психической импотенции у мужчин*.
Но даже если мы воздержимся от расширения понятия
психической импотенции и просто всмотримся в оттенки ее
симптоматики, мы заметим, что любовное поведение мужчины
в сегодняшнем цивилизованном мире вообще, как правило, от-
мечено печатью психической импотенции. Нежное и чувствен-
ное стремление лишь у очень немногих цивилизованных людей
слились надлежащим образом; почти всегда мужчина чувствует
себя стесненным в своей сексуальной активности из-за чрезмер-
ного уважения к женщине и полностью реализует свою потен-
цию только тогда, когда имеет дело с униженным сексуальным
объектом; тут важно еще то, что сексуальные цели мужчины
включают и извращенные желания, которые он не решается
удовлетворить, когда вступает в половое сношение с порядочной
женщиной. Полное сексуальное наслаждение мужчина получает
лишь тогда, когда может безоглядно удовлетворять все желания,
на что он не осмелится, например, со своей чопорной супругой.
Отсюда и возникает его потребность в униженном сексуальном
объекте — в женщине, которая для него в этическом смысле не-
полноценна, с которой он не испытывает эстетических сомне-
ний, которая не знает его в других жизненных обстоятельствах и
не имеет права о нем судить. Именно такой женщине он предпо-
читает отдавать свою сексуальную силу, даже если его нежность
целиком направлена на другую женщину, занимающую более
* Я, однако, вполне допускаю, что женская фригидность является сложной те-
мой, к которой можно подойти и с другой стороны. — Прим, автора.
100
О С’А’М’О’М Р-А’С’П’Р-О’С-Т’Р’А-Н-Е-Н-Н-О’М...
высокое положение. Вероятно, свойственная многим мужчинам
из высших слоев общества склонность выбирать себе в качестве
постоянной возлюбленной или даже супруги женщину из низ-
шего сословия тоже объясняется потребностью этих мужчин
в униженном сексуальном объекте, с которым психологически
связана возможность полного удовлетворения.
Я берусь утверждать, что оба определяющих фактора на-
стоящей психической импотенции — особо сильная фиксация
на инцестуозном объекте (в детстве) и реальная сексуальная
неудача (в юношеском возрасте) — обусловливают и описанный
выше тип любовного поведения, столь часто встречающийся у
обычных цивилизованных мужчин. Как бы неприятно и стран-
но это ни прозвучало, мне придется сказать: мужчина, который
действительно хочет быть свободным — и, значит, счастли-
вым — в своей любовной жизни, должен побороть в себе излиш-
нее уважение к женщине и свыкнуться с представлением об ин-
цесте с матерью или сестрой. Тот, кто подвергнет себя серьезной
самопроверке на предмет отношения к этому требованию, без
сомнения обнаружит, что он, по сути, расценивает сексуальный
акт как нечто унизительное для человека, как нечто такое, что
марает и оскверняет его, причем не только телесно. Истоки по-
добного представления, в котором ему наверняка будет трудно
себе признаться, он сможет отыскать только в той поре своей
юности, когда его чувственное стремление было уже сильным,
но удовлетворение этой чувственности со сторонним объектом
еще запрещалось — почти так же строго, как и с объектом ин-
цестуозным.
Женщины в нашем цивилизованном мире тоже находятся
под воздействием последствий своего воспитания и, кроме того,
под воздействием отражающегося на них поведения мужчин.
Для них, естественно, плохо как то, что мужчина при половом
сношении не раскрывает свою потенцию полностью, так и то,
что когда мужчина завладевает женщиной, завышенная оценка,
которую он давал ей в период влюбленности, сменяется оценкой
заниженной. Потребность в унижении сексуального объекта у
женщин почти не прослеживается; с этим наверняка как-то свя-
зано еще одно обстоятельство: женщина, в отличие от мужчины,
101
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
как правило, не дает завышенную оценку своему сексуальному
партнеру. Длительное сексуальное воздержание и ограничение
чувственности сферой фантазии в ее случае имеют другое важ-
ное последствие. Часто она потом уже не может разрушить связь
между чувственной активностью и запретом — и оказывается
психически импотентной, то есть фригидной, когда запрет на та-
кую активность наконец снимается. А потому многие женщины
стремятся держать некоторое время в тайне даже дозволенные
сексуальные отношения, другие же ощущают себя нормально,
когда условие наличия запрета восстанавливается в тайной лю-
бовной связи: изменяя мужу, они по отношению к своему любов-
нику сохраняют, если можно так выразиться, верность второго
порядка.
Я полагаю, что условие наличия запрета — в любовной жиз-
ни женщины — можно уподобить потребности в унижении сек-
суального объекта у мужчины. Оба феномена —следствие про-
должительного разрыва между достижением половой зрелости
и началом сексуальной активности, а требование такого разрыва
заложено, по культурным соображениям, в нашем воспитании.
Оба феномена представляют собой способы устранения психи-
ческой импотенции, возникшей потому, что не произошло сли-
яния нежного и чувственного стремлений. Если же следствия
упомянутых факторов у женщины и мужчины столь различны,
то, вероятно, эту разницу можно объяснить еще одним различи-
ем в поведении двух полов. Цивилизованная женщина в период
ожидания обычно не нарушает запрета на сексуальную актив-
ность, и в результате в ее представлении сам этот запрет сопря-
гается с сексуальностью. Мужчина же чаще всего такой запрет
нарушает, если находит для себя униженный сексуальный объ-
ект, и потому включает условие наличия униженного объекта в
свою дальнейшую любовную жизнь.
Поскольку в сегодняшнем цивилизованном мире оживилось
стремление к реформе сексуальной жизни, нелишне напомнить
моим читателям о том, что психоанализ так же мало способен
угадать тенденции нашего общего развития, как и любое дру-
гое научное течение. Психоанализ лишь пытается раскрывать
взаимосвязи, сводя очевидное к потаенному. Психоаналитики,
102
О С«А-М«О«М Р’А’С-ГЬР-О-С’Т-Р’А-Н’Е’Н-Н-О-М...
конечно, будут рады, если сторонники реформ воспользуются
полученными ими данными, чтобы заменить вредное полезным.
Однако они не могут предсказать, не получится ли так, что в про-
цессе создания новых общественных институтов от нас потре-
буются новые, возможно, еще более тяжкие жертвы.
3
Тот факт, что ограничение любовной жизни, характерное
для нашей цивилизации, влечет за собой повсеместно распро-
страненный феномен унижения сексуальных объектов, побуж-
дает нас перевести взгляд с этих объектов на сами влечения.
Вред от первого случая, когда половой акт не доставляет муж-
чине удовольствия, заключается в том, что потом, в браке, воз-
можность получать такое удовольствие уже не приносит полного
удовлетворения. Однако и неограниченная сексуальная свобода,
если человек с самого начала располагает ею, не приводит к луч-
шему результату. Легко установить, что психическая ценность
потребности в любви тотчас снижается, как только удовлетво-
рение этой потребности становится чем-то будничным. Чтобы
либидо было сильным, оно обязательно должно наталкиваться
на препятствия, и там, где естественных препон для его удовлет-
ворения недостаточно, люди во все времена воздвигали препо-
ны искусственные, условные, потому что хотели наслаждаться
любовью. Сказанное относится как к отдельным индивидам, так
и к целым народам. Во времена, когда стремление найти удов-
летворение в любви не сталкивалось ни с какими препятстви-
ями — например, в эпоху заката античной культуры, — любовь
обесценивалась, жизнь становилась пустой, и требовались мощ-
ные реактивации, чтобы снова восстановить безусловно необ-
ходимые людям эмоциональные ценности. Напомню, что имен-
но аскетическое течение христианства наделило любовь такой
психической значимостью, какой у нее не могло быть в эпоху
языческой древности. Никто и никогда не придавал любви столь
большого значения, как монахи-аскеты, чья жизнь была почти
целиком заполнена борьбой с либидозными искушениями.
Конечно, мы склонны объяснять трудности, возникающие
в связи с рассматриваемой здесь проблемой, прежде всего об-
103
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
щими свойствами наших органических влечений. И в общем это
правильно: психическая значимость влечения возрастает, когда
оно не находит удовлетворения. Представьте себе, что одновре-
менно голодают сколько-то очень разных людей. С увеличением
жизненной потребности в пище все индивидуальные различия
между ними сотрутся, сменившись единообразными выраже-
ниями неутоленного влечения. Однако верно ли и обратное ут-
верждение — что после удовлетворения влечения его психи-
ческая ценность, как правило, резко снижается? Вспомним, к
примеру, об отношении пьяницы к вину. Разве мы не знаем, что
пьянице вино всегда доставляет одинаковое токсическое удов-
летворение, которое поэты так часто сравнивали с эротическим
удовлетворением (что представляется допустимым и с точки
зрения науки)? Разве когда-нибудь мы слышали о том, что пья-
ница вынужден постоянно менять напитки, потому что всякий
напиток вскоре перестает ему нравиться? Напротив, привычка
все более укрепляет связь между человеком и сортом вина, ко-
торое он пьет. Разве у пьяницы возникает желание отправиться
в страну, где вино стоит дороже или где винопитие вообще за-
прещено, чтобы, создав для себя такие трудности, повысить сни-
жающийся градус своего удовлетворения? Ничего подобного.
Если послушать высказывания наших знаменитых алкоголиков,
например, Беклина, об их отношении к вину*, то эти панегири-
ки покажутся нам описаниями чистейшей гармонии, образцом
счастливого брака. Почему же отношение любящего к его сексу-
альному объекту совсем иное?
Я полагаю, нужно предположить (сколь бы странно это ни
прозвучало): в самой природе сексуального влечения есть нечто
такое, что не благоприятствует получению полного удовлетво-
рения. В продолжительной и сложной истории развития этого
влечения сразу привлекают внимание два момента, которые мо-
гут определять такое положение вещей. Во-первых, из-за того,
что к выбору сексуального объекта человек приступает дваж-
ды (и между двумя ситуациями выбора вклинивается запрет на
инцест), окончательный объект сексуального влечения никогда
* Г Флерке. Десять лет с Беклиным (G. Floerke: Zehn Jahre mit Boecklin. 2. Aufl.
1902, S. 16.). — Прим, автора.
104
О С-А«М-О«М Р-А-С’ГЬР’О-С’Т-Р-А-Н-Е-Н-Н’О-М...
не может быть изначально выбранным объектом, но только его
суррогатом. Психоанализ, однако, научил нас: когда изначаль-
ный объект желания вследствие вытеснения утрачен, он часто
заменяется бесконечной чередой объектов-суррогатов, ни один
из которых сам по себе не достаточен. Этим, возможно, и объяс-
няется непостоянство в выборе объекта, то «ненасытное сладо-
страстие», которое так характерно для любовной жизни взрос-
лых людей.
Во-вторых, мы знаем, что сексуальное влечение поначалу
распадается на целый ряд компонентов (точнее, образуется из
них), но не все они сохраняются как составные части на поздней-
ших этапах — некоторые должны быть подавлены либо находят
иное применение. Отпадают, прежде всего, копрофильные ком-
поненты влечения, ибо они несовместимы с нашей эстетической
культурой — вероятно, с тех пор, как мы перешли к прямохожде-
нию и наш нос уже не находится в непосредственной близости от
земли; далее — исчезает значительная часть тех садистических
побуждений, что относятся к любовной жизни4. Однако упомя-
нутые изменения происходят лишь в верхних пластах сложной
по своему устройству структуры. Фундаментальные же процес-
сы, обеспечивающие любовное возбуждение, остаются, какими
были всегда: потому что сексуальная сфера и сфера, связанная с
экскрементами, очень тесно соприкасаются и не отделимы одна
от другой; положение гениталий inter urinas et faeces* — опреде-
ляющий и неизменный фактор сексуального развития человека.
Здесь уместно, перефразируя афоризм великого Наполеона, ска-
зать: анатомия — это судьба. Гениталии сами по себе, в отличие от
других частей человеческого тела (по ходу эволюции принимавших
все более утонченные формы), не менялись; они остались такими
же, как у животных, а значит, и человеческая любовь — сегодня,
как и спокон веку — по сути своей анималистична. На любовные
влечения трудно воздействовать воспитанием: результаты ока-
зываются слишком незначительными или, наоборот, имеют не-
ожиданные и далеко идущие следствия. То, во что цивилизация
хочет эти влечения превратить, кажется, достижимо лишь ценой
Между мочой и фекалиями (лап?.). — Прим, переводчика.
105
3-И*Г-М*У«Н«Д Ф«Р-Е«Й-Д
ощутимого ущерба для удовольствия, потому что при сексуаль-
ной активности побуждения, которые не находят реализации,
неизбежно вызывают у человека чувство неудовлетворенности.
Поэтому нам, вероятно, придется смириться с мыслью, что
сбалансировать притязания сексуального влечения с требова-
ниями цивилизации вообще невозможно, что мы не в силах пре-
дотвратить свои сексуальные неудачи и страдания, равно как и
опасность — в более далекой перспективе — вымирания челове-
ческого рода вследствие его культурного развития. Правда, весь
этот мрачный прогноз основывается на одном-единственном
предположении: что неудовлетворенность цивилизацией есть
неизбежное следствие определенных особенностей сексуально-
го влечения, которые оно приобрело под давлением той же циви-
лизации. Однако с момента, когда сексуальное влечение подчиня-
ется первым требованиям культуры, именно его неспособность
обеспечить полное удовлетворение превращается в источник
величайших культурных свершений, которые осуществляются
за счет непрерывной сублимации различных компонентов этого
влечения. Ибо что заставило бы людей применять силу сексу-
ального влечения вне сексуальной сферы, если бы, при какой-то
иной комбинации факторов, они могли бы полностью удовлетво-
рять свое сладострастие? Они бы никогда не вырвались из оков
наслаждения и не добились бы никакого дальнейшего прогрес-
са5. Кажется, именно благодаря непреодолимому расхождению
между требованиями обоих влечений — сексуального и эгоис-
тического — люди способны добиваться все больших достиже-
ний; однако из-за этой внутренней расщепленности они посто-
янно подвергаются опасности, которая сегодня, обрушиваясь на
самых слабых из них, принимает форму невроза.
Не дело науки — пугать нас или, наоборот, утешать. Однако
я готов согласиться, что столь далеко идущие выводы должны
базироваться на более широком фундаменте и что, возможно,
негативные следствия тех процессов, которые я здесь рассмат-
ривал изолированно, в будущем будут нейтрализованы какими-
то другими аспектами развития человечества.
106
Т«А«Б-У Д*Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н*О«С«Т-И
III
ТАБУ ДЕВСТВЕННОСТИ
(1918(1917])
Мало какие особенности сексуальной жизни примитивных
народов так чужды нашему восприятию, как оценка этими на-
родами девственности, женской непорочности. Если мужчина,
ухаживающий за девушкой, высоко ценит ее девственность, это
представляется нам настолько нормальным и самоочевидным,
что мы даже смущаемся, когда нам приходится говорить о при-
чинах такого суждения. Ведь требование, чтобы девушка, всту-
пив в брак, не привнесла в отношения с мужем воспоминаний
о своей связи с другим мужчиной, вытекает из самой сущности
моногамии: оно обусловлено исключительным правом мужа на
обладание женой и распространением этой его монополии на
прошлое женщины.
Это требование, которое на первый взгляд может показать-
ся предрассудком, нам будет нетрудно оправдать, опираясь на
свои представления о любовной жизни женщины. Мужчина,
первым удовлетворивший любовное томление девственницы,
которое она сдерживала так долго и так мучительно (и преодо-
левший то внутреннее сопротивление, которое возникло у нее
под воздействием среды и воспитания), вступает с ней в особую,
длительную связь — и никакому другому мужчине возможность
такого рода отношений с этой женщиной уже не откроется. На
основании этого переживания у женщины формируется состо-
яние зависимости, которое гарантирует ее мужу нерушимость
дальнейшего обладания ею, а саму женщину делает способной
сопротивляться новым впечатлениям и сторонним соблазнам.
Фон Крафт-Эбинг в 1892 году употребил термин «половая
закабаленность»* для обозначения того факта, что один человек
может стать несамостоятельным и крайне зависимым по отно-
* Р. фон Крафт-Эбинг. Заметки о половой закабаленности и мазохизме (V.
Krafft-Ebing: Bemerkungen ueber „geschlechtliche Hoerigkeit" und Masochismus.
(Jahrbuecher fuer Psychiatrie, X. Bd., 1892.). — Прим, автора.
107
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
шению к своему сексуальному партнеру. Эта зависимость иног-
да заходит весьма далеко, вплоть до полной утраты своей воли и
до готовности приносить тяжелейшие жертвы во вред собствен-
ным интересам; однако упомянутый автор отмечает, что такая
зависимость, в более умеренном проявлении, «совершенно не-
обходима, чтобы любовная связь могла сохраниться надолго».
Подобная мера сексуальной зависимости действительно необ-
ходима для поддержания брака (каким он стал в цивилизован-
ном мире) и для отражения угрожающих ему полигамных тен-
денций — ив нашем социальном сообществе это, как правило,
принимается во внимание.
«Необыкновенно сильная влюбленность и слабость харак-
тера», с одной стороны, безграничный эгоизм, с другой, — соеди-
нение этих двух факторов, согласно фон Крафт-Эбингу, приво-
дит к ситуации сексуальной закабаленности одного из партне-
ров. Однако накопленный опыт психоаналитической работы не
позволяет удовольствоваться столь простым объяснением. Более
вероятно, что решающий момент здесь — сила преодолеваемого
сексуального сопротивления, а кроме того, особая значимость и
уникальность процесса ее преодоления. Соответственно, сексу-
альная зависимость несравненно чаще и интенсивнее проявля-
ется у женщин, чем у мужчин, у мужчин же в наши времена—все
же чаще, чем в эпоху античности. Когда нам, психоаналитикам,
представлялась возможность исследовать феномен сексуальной
зависимости у мужчин, он всегда оказывался следствием успеш-
ного преодоления психической импотенции с помощью опреде-
ленной женщины, связь с которой мужчина, избавившийся от
своего недуга, потом уже не мог порвать. Многие из необычных
брачных союзов и ряд трагических судеб, в том числе и имевших
важные последствия для всего человечества, похоже, были обус-
ловлены именно такой последовательностью событий.
Поведение примитивных народов, к рассмотрению кото-
рого мы теперь переходим, исследователи описывают непра-
вильно, когда утверждают, что народы эти будто бы не ценят де-
вственность, и когда в подтверждение своей мысли ссылаются
на то, что у этих народов дефлорация девушек осуществляется
вне института брака, еще до первого супружеского сношения.
108
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
Напротив, мне кажется, что дефлорация и для примитивных на-
родов представляет собой весьма значимый акт, но только у них
она стала предметом табу, то есть подверглась запрету, который
можно назвать религиозным. Вместо того, чтобы предоставить
право дефлорации девушки жениху, ее будущему супругу, обы-
чай требует, чтобы именно этот мужчина от такого деяния ук-
лонился* *.
Я не собираюсь составлять компендиум письменных свиде-
тельств о существовании этого нравственного запрета, просле-
живать ареалы его географического распространения и пере-
числять все формы, в которых он выражается. Мне достаточно
констатации того факта, что обычай устранения девственной
плевы до вступления девушки в брак очень широко распростра-
нен у живущих ныне примитивных народов. Так, Кроули пи-
шет": "This marriage ceremony consists in perforation of the hymen by
some appointed person other than the husband; it is most common in
the lowest stages of culture, especially in Australia"***.
Если сам муж не вправе лишить свою жену девственности
при первом брачном сношении, значит, дефлорацию должен как-
то осуществить человек посторонний — еще до брака. Я приведу
несколько фрагментов из той же книги Кроули, которые содер-
жат полезные сведения по данному вопросу (но и дают основа-
ния для критических замечаний).
Стр. 191: «У диери и у некоторых соседних племен (в Авст-
ралии) распространен обычай разрывать девственную плеву,
когда девушка достигает возраста половой зрелости. У племен
Портланда и Гленелга совершить этот акт над невестой должна
* Э. Кроули. Мистическая роза. Исследование примитивного брака (Crawley:
The mystic rose, a study of primitive marriage, London 1902); M. Бартельс, Г.
Плосс. Женщина в естествоведении и народоведении (Bartels, Ploss: Das
Weib in der Natur- und Voelkerkunde, 1891); см. также: Дж. Фрезер. Табу и
опасности, угрожающие душе (Frazer: Taboo and the perils of the soul); X. Эллис.
Исследования по психологии пола (Havelock Ellis: Studies in the psychology of
sex). — Прим, автора.
" Op. cit., p. 347. — Прим, автора.
*** Этот брачный обряд состоит в перфорации девственной плевы, выполняемой
каким-то специально назначенным лицом, но не мужем; такой обычай весьма
широко распространен на низших ступенях культуры, особенно же — в Авст-
ралии (англ.) — Прим, переводчика.
109
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
старая женщина, а иногда девушку лишает невинности специ-
ально приглашенный белый мужчина»*.
Стр. 307: «Преднамеренный разрыв плевы иногда соверша-
ется еще в детстве, но обычно — в период полового созревания...
Часто этот акт, как в Австралии, сочетается с официальным ак-
том оплодотворения»**.
Стр. 348: (Об австралийских племенах, у которых существу-
ют экзогамные брачные ограничения, по сообщениям Спенсера
и Гиллена): «Плеву девушки механическим способом разруша-
ют, и мужчины, присутствующие при этой операции, затем в
точно установленной очередности совершают с этой девушкой
половой акт (церемониальный, что важно отметить)... Весь про-
цесс состоит из двух частей: разрушения плевы и следующего
затем полового сношения»***.
Стр. 349: «У масаи (в экваториальной Африке) осуществле-
ние данной операции — одно из главных приготовлений к бра-
ку. У закаи (Малайя), баттов (Суматра) и альфу ров на Целебесе
дефлорацию осуществляет отец невесты. На Филиппинах име-
лись мужчины, специализировавшиеся на дефлорации невест
(но иногда оказывалось, что плева невесты была разрушена еще
в детстве — специально приставленной к этому делу старухой).
У некоторых эскимосских племен право лишить невесту невин-
ности предоставляется ангекоку, то есть шаману»****.
"Thus in the Dieri and neighbouring tribes it is the universal custom when a girl reaches
puberty to rupture the hymen" (Journ. Anthrop. Inst., XXXIV, 169). 7n the Portland
and Glenelg tribes this is done to the bride by an old woman; and sometimes white men
are asked for this reason to deflower maidens" (Brough Smith, op. cit., II, 319).
** "The artificial rupture of the hymen sometimes takes place in infancy, but generally at
puberty... It is often combined, as in Australia, with a ceremonial act of intercourse".
*** "The hymen is artificially perforated, and then assisting men have access (ceremonial,
be it observed) to the girl in a stated order... The act is in two parts, perforation and
intercourse".
*’** "An important preliminary of marriage amongst the Masai is the performance of this
operation on the girl" (J. Thomson, op. cit. 256). "This defloration is performed by
the father of the bride amongst the Sakais, Battas, and Alfoers of Celebes" (Ploss and
Bartels, op. cit. II, 490). "In the Philippines there were certain men whose profession it
was to deflower brides, in case the hymen had not been ruptured in childhood by an
old woman who was sometimes employed for this" (Featherman, op. cit. II, 474). "The
defloration of the bride was amongst some Eskimo tribes entrusted to the angekok, or
priest" (ibid., Ill, 406).
no
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
Критические замечания, о которых я упомянул выше, каса-
ются двух пунктов. Во-первых, приходится сожалеть, что в этих
описаниях не проводится четкого разграничения между одним
только разрушением плевы, без полового акта, и половым ак-
том с целью такого разрушения. Лишь в одном случае было ясно
сказано, что интересующий нас процесс распадается на две
части — на (мануальную либо инструментальную) дефлорацию
и следующий затем половой акт. Весьма богатый в других отно-
шениях материал, собранный Бартельсом и Плоссом, оказался
почти непригодным для наших целей, поскольку в этой работе
психологическое значение акта дефлорации совершенно теря-
ется за описанием ее анатомических результатов. Во-вторых,
хотелось бы знать, чем при данных обстоятельствах «церемони-
альный» (то есть чисто формальный, торжественный, официаль-
ный) половой акт отличается от обычного полового сношения.
Этнографы, с чьими работами я смог познакомиться, либо сты-
дились об этом говорить, либо опять-таки недооценивали пси-
хологическое значение таких подробностей сексуальной жизни.
Хотелось бы надеяться, что сообщения самих путешественников
и миссионеров в этом смысле более обстоятельны и однозначны,
однако при нынешней политической ситуации, когда такая ли-
тература (преимущественно иностранная) для нас практически
недоступна, я не могу сказать на сей счет ничего определенного.
Впрочем, второе мое замечание, может, и не столь важно, учиты-
вая то обстоятельство, что церемониальный (мнимый) половой
акт, вероятно, представляет собой лишь замену полноценного
полового акта, совершавшегося в более ранние времена*.
Табу девственности можно объяснить, проследив его связь
с тем или иным феноменом; далее я попытаюсь кратко описать
подходящие для такого сопоставления феномены и дать им
оценку. При дефлорации у девушки, как правило, проливается
кровь; поэтому первое из возможных объяснений основывается
на факте страха перед кровью у примитивных народов, которые
* Относительно многочисленных других разновидностей свадебных церемоний
не подлежит никакому сомнению, что право сексуально распоряжаться невес-
той предоставляется не жениху, а другим лицам, например, его помощникам и
спутникам («шаферам», как принято говорить у нас). — Прим, автора.
111
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
считают кровь вместилищем жизни. Существование табу крови
доказывается многими предписаниями, не имеющими ничего об-
щего с сексуальностью; это табу, очевидно, связано с запретом на
убийство и образует защитный заслон против свойственных пер-
вобытному человеку кровожадности и тяги к убийству. Приняв
такую точку зрения, мы сближаем табу девственности с почти
повсеместно соблюдаемым табу менструаций. Примитивный
человек не может отделить загадочный для него феномен еже-
месячного кровотечения у женщин от садистических представ-
лений. Менструацию, особенно первую, он истолковывает как
результат укуса зверя-призрака, возможно — как знак сексу-
ального сношения женщины с этим духом. Порой какое-нибудь
этнографическое сообщение позволяет нам распознать в таком
духе духа предка, и тогда мы, опираясь и на другие исследова-
ния, приходим к выводу": менструирующая девушка табуирова-
на именно потому, что она рассматривается как собственность
этого духа.
Но, с другой стороны, этнографы нас предупреждают, что
влияние страха перед кровью не следует преувеличивать. Этот
страх ведь все же не препятствует таким обычаям, как обрезание
мальчиков и еще более жестокое обрезание девочек (отсечение у
них клитора и малых губ), отчасти практикуемые у тех же наро-
дов, или другим ритуалам, требующим кровопролития. Так что
не было бы ничего удивительного, если бы муж при первом брач-
ном совокуплении тоже преодолевал свой страх перед кровью.
Второе объяснение тоже не связано с сексуальной сферой
и имеет даже более общий характер, чем первое. Оно основыва-
ется на том, что примитивный человек всегда остается жертвой
своей готовности к страху — совершенно так же, как это про-
исходит с больным, страдающим невротическими страхами,
каким его описывает психоаналитическое учение о неврозах.
Эта готовность к страху сильнее всего заявляет о себе во всех
тех случаях, которые чем-то отличаются от привычного, кото-
рые приносят с собой нечто новое, неожиданное, непонятное,
жуткое. Отсюда же берет исток и сохранившийся в позднейших
См. «Тотем и табу», 1913. — Прим, автора.
112
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
религиях ритуал, который может быть связан с любым новым
начинанием: с началом какого-либо временного периода, с рож-
дением человеческого первенца, с первым пометом животного
или созреванием первых плодов. Подверженный страхам чело-
век думает, что опасности окружают его со всех сторон, но что
они особенно велики в самом начале опасной ситуации, и пото-
му защищаться от них следует именно в это время. Первое поло-
вое сношение в браке — очень значимое событие, и ему, несом-
ненно, должны предшествовать такие меры предосторожности.
Обе попытки объяснения, основывающиеся на феноменах стра-
ха (перед кровью и перед новым начинанием), не противоречат
одна другой, а скорее подкрепляют друг друга. Первое половое
сношение определенно воспринимается у примитивных наро-
дов как рискованный акт — тем более, что при нем неизбежно
кровопролитие.
Третье объяснение (а Кроули предпочитает именно его) при-
влекает внимание к тому факту, что табу девственности — лишь
часть разветвленной системы правил, распространяющихся на
всю сексуальную жизнь. Табуирован не только первый половой
акт с женщиной, но и сексуальные отношения вообще; уместно
даже сказать, что табуирована сама женщина. Причем табуи-
рована она не только в особых, связанных с ее половой жизнью
ситуациях, таких как менструальные дни, беременность, роды
и послеродовой период, но и вне этих ситуаций на общение с
женщиной накладываются столь серьезные и многообразные
ограничения, что у нас есть все основания сомневаться в сексу-
альной свободе, якобы характерной для дикарей. Конечно, сек-
суальность примитивного человека при каких-то обстоятельс-
твах преодолевает все сдерживающие факторы; но обычно она,
похоже, все-таки сильнее ограничена запретами, чем сексуаль-
ность людей, стоящих на более высоких ступенях цивилизации.
Всякий раз, когда мужчина-дикарь намеревается предпринять
что-то особенное — отправиться в путешествие, на охоту, в во-
енный поход, — он должен перед этим какое-то время избегать
женщины и прежде всего воздерживаться от сексуального об-
щения с нею: иначе сила его будет парализована и он потерпит в
своем начинании неудачу. В обычаях повседневной жизни тоже
ИЗ
ЗИГМУНД ФРЕЙ-Д
прослеживается стремление к разъединению полов. Женщины
живут вместе с женщинами, мужчины — с мужчинами; семей-
ная жизнь в нашем понимании у многих примитивных племен,
вероятно, отсутствует. Разъединение иной раз заходит столь да-
леко, что женщинам не разрешается произносить имена мужчин
(и наоборот), что женщины создают свой язык с особым лекси-
ческим составом. Люди, чтобы удовлетворить свои сексуальные
потребности, все-таки вновь и вновь преодолевает эти преграды,
однако у некоторых племен даже свидания супругов происходят
в тайне, за пределами дома.
Если примитивный человек установил какое-то табу, зна-
чит, он хотел защитить себя от определенной опасности, и по-
тому нам не следует сбрасывать со счетов возможность того, что
во всех обычаях, предписывающих избегать женщин, нашел
выражение страх перед женщиной как таковой. Вероятно, страх
этот обусловлен тем, что женщина — другая, чем мужчина, что
она всегда кажется ему непонятной и таинственной, чуждой и,
значит, враждебной. Мужчина боится, что женщина лишит его
силы, что он заразится от нее женственностью и станет беспо-
мощным. Быть может, такой страх восходит как к своему истоку
к воздействию на мужчину полового акта — ослабляющему, сни-
мающему напряжение; а влияние, которое женщина оказывает
на мужчину благодаря половому общению, тот факт, что женщи-
на добивается, чтобы с ней считались, — все это еще более спо-
собствует усилению страха. Перечисленные факторы нисколь-
ко не устарели, они остаются действенными и в наши дни.
Многие исследователи живущих ныне примитивных наро-
дов приходили к выводу, что у этих народов любовное чувство
проявляется сравнительно слабо и никогда не достигает той
интенсивности, какую мы привыкли видеть у цивилизованных
людей. Другие авторы возражали против подобной оценки, но, в
любом случае, упомянутые мною обычаи табу свидетельствуют
о существовании в примитивных обществах некоей силы, кото-
рая противостоит любви, поскольку отвергает женщину как су-
щество чуждое и враждебное.
Кроули (пользуясь почти той же терминологией, какая при-
нята в психоанализе) объясняет, что каждый индивид обособля-
114
Т*А-Б-У Д*Е*В*С*Т*В*Е*Н*Н*О*С*Т«И
ет себя от других посредством "taboo of personal isolation"' и что
именно мелкие различия при наличии сходства во всем прочем
используются людьми для обоснования взаимного неприятия
и враждебности. Было бы соблазнительно развить эту мысль
и из такого «нарциссизма мелких различий» вывести ту враж-
дебность к ближнему1, которая, как мы видим, во всех челове-
ческих отношениях успешно соперничает с чувством сплочен-
ности, нередко одерживая верх над заповедью человеколюбия.
Психоаналитики полагают, что они разгадали главную причину
нарциссического, проникнутого презрением отвержения жен-
щины мужчиной, указав на комплекс кастрации и на его влия-
ние в суждении о женщине.
Между тем, я замечаю, что в последних абзацах слишком
далеко отошел от обсуждаемой нами темы. Феномен табуирова-
ния женщины как таковой не поможет понять особые предпи-
сания, касающиеся сексуального акта с девственницей. Здесь
нам придется довольствоваться двумя первыми объяснениями
(связанными со страхом перед кровью и перед новым начина-
нием), но и они, как я вынужден признать, не затрагивают сути
интересующего нас табу. В основе его, очевидно, лежит намере-
ние именно будущему супругу запретить что-то (или: уберечь
будущего супруга от чего-то такого), что неотделимо от первого
сексуального акта, хотя, как я отметил вначале, от этого самого
акта как раз и зависит особая привязанность женщины к своему
супругу.
На сей раз мы не станем обсуждать происхождение и глу-
бинный смысл табуирования. Я посвятил этой проблеме книгу
«Тотем и табу», где дал оценку изначальной амбивалентности
табу2 и попытался доказать, что возникновение такого обычая
было обусловлено доисторическими процессами, приведши-
ми к образованию человеческой семьи. Выявить изначальный
смысл тех конкретных табу, которые существуют у примитив-
ных народов сегодня, уже невозможно. Пытаясь этот смысл
обнаружить, мы слишком легко забываем, что даже самые при-
митивные народы ныне живут в культуре, далеко отстоящей от
Табу личной изоляции (англ.) — Прим, переводчика.
115
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
доисторической, в культуре, которая так же стара, как и наша, и
тоже соответствует более поздней (хотя и иной, чем наша) сту-
пени развития.
Сегодня мы видим, что разные табу у примитивных народов
уже соединились в изощренную систему, подобную тем систе-
мам, которые создают в своих фобиях наши невротики, и что
на смену старым мотивам пришли мотивы новые, гармонично
сочетающиеся друг с другом. Но я хотел бы, оставив в стороне
эти генетические проблемы, вернуться к идее, в соответствии
с которой примитивный человек создает табу именно в тех слу-
чаях, когда боится опасности. Эта опасность, вообще говоря, —
психического свойства, ибо примитивный человек не ощущает
потребности проводить то двойное разграничение, которое нам
представляется необходимым. Он не отличает материальную
опасность от психической, а реальную — от воображаемой. Ведь
согласно его мировосприятию, последовательно анимистичес-
кому, любая опасность проистекает из враждебного намерения
некоего существа, имеющего, как и он, душу, неважно, исходит
ли эта опасность от какой-то природной стихии, от людей или
от животных. С другой стороны, примитивный человек привык
проецировать собственные (внутренние) враждебные побуж-
дения во внешний мир, то есть приписывать их объектам, ко-
торые воспринимаются им как неприятные или просто чужие.
К возможным источникам опасности он причисляет и женщину,
а первый сексуальный акт с женщиной выделяется им как осо-
бенно большая опасность.
Я полагаю, мы получим некоторое представление о том,
в чем состоит эта повышенная опасность и почему она грозит
именно будущему супругу, если подробнее проанализируем
поведение (при аналогичных обстоятельствах) женщин нашей
культурной ступени, живущих сегодня. Скажу сразу: результат
нашего исследования сведется к тому, что опасность такого рода
действительно существует и, значит, примитивный человек пос-
редством табу девственности защищается от опасности, кото-
рую он правильно угадал (но это опасность психического, а не
материального свойства).
116
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
Нам кажется нормальным, что женщина после полового
акта, в момент наивысшего удовлетворения, обнимает и при-
жимает к себе мужчину, мы усматриваем в этом выражение ее
благодарности и обещание покорности партнеру. Однако мы
знаем также: именно первое половое сношение далеко не всегда
приводит к такой реакции; очень часто оно приносит женщи-
не разочарование, и та остается холодной, неудовлетворенной;
обычно лишь по прошествии долгого времени и после многих
половых актов сексуальные отношения начинают приносить
удовлетворение и женщине. В ряде случаев начальная и обыч-
но вскоре исчезающая фригидность приводит к той устойчивой
фригидности, которую мужчина не может преодолеть несмотря
на всю свою нежность и все предпринимаемые усилия. Я пола-
гаю, феномен женской фригидности еще недостаточно понят и
требует объяснений (за исключением, конечно, тех самоочевид-
ных случаев, когда всему виной импотенция мужчины), причем
желательно, чтобы объяснение строилось на сравнении с други-
ми, похожими феноменами.
Попытки уклониться от первого полового сношения, у жен-
щин столь частые, я рассматривать не буду, поскольку такие слу-
чаи слишком неоднозначны и должны расцениваться (в первую
очередь) как выражение свойственной женщине склонности к
протесту. Зато я думаю, что на загадку женской фригидности
бросают дополнительный свет те патологические случаи, когда
женщина после первого (или даже после каждого) соития выка-
зывает откровенную враждебность к мужчине, оскорбляя его
словами, замахиваясь на него либо действительно нанося удары.
В одном примечательном случае подобного рода, который мне
удалось проанализировать, такое происходило, хотя женщина
очень любила своего мужа, обычно сама требовала половых сно-
шений и, несомненно, получала от них большое удовлетворение.
Я полагаю, что эта странная (противоположная фригидности)
реакция есть результат тех же побуждений, которые обычно
находят выражение только во фригидности — то есть они по-
давляют реакцию, выражающуюся в нежности, но сами никак
не проявляются. В патологическом случае, так сказать, разлага-
ется на оба свои компонента сложное побуждение, которое при
117
ЗИГМУНД Ф-РЕЙД
феномене фригидности (гораздо более распространенном) вы-
ступает в нерасчлененном виде и оказывает тормозящее воздей-
ствие; процесс этот аналогичен давно известному нам феномену
«двукратности» симптомов при неврозе навязчивого состояния3.
Итак, опасность, возникающая в момент дефлорации, заключа-
ется в том, что этим актом мужчина может навлечь на себя враж-
дебность женщины; понятно теперь, что именно у будущего суп-
руга есть все основания, чтобы попытаться такой враждебности
избежать.
Психоаналитику нетрудно выявить побуждения женщины,
участвующие в формировании того парадоксального отношения
к мужчине, в котором я надеюсь найти объяснение фригидности.
Первый для женщины половой акт мобилизует целый ряд таких
побуждений, которые не благоприятствуют формированию у
нее желательной (для мужчины) установки, но не все они возоб-
новляются при последующих половых сношениях. В первую оче-
редь мы должны вспомнить о боли, которую девственница испы-
тывает при дефлорации; соблазнительно было бы признать этот
фактор решающим и отказаться от поиска других объяснений.
Однако вряд ли боль сама по себе имеет такое большое значение;
скорее дело здесь в чувстве нарциссической уязвленности, кото-
рое возникает у женщины из-за разрушения ее полового органа
и даже находит себе рациональное оправдание: ведь пострадав-
шая знает, что после того, как она лишилась девственности, ее
сексуальная ценность понизилась. Тем не менее, и этот второй
фактор не следует переоценивать, как показывают свадебные
обряды примитивных народов. Я уже упоминал, что у некоторых
племен ритуал дефлорации состоит из двух частей: после разру-
шения девственной плевы (рукой или с помощью инструмента)
женщина вступает в церемониальный (то есть мнимый) половой
акт с заместителями ее супруга; значит, смысл такого обряда не
исчерпывается уклонением мужчины от анатомической дефло-
рации; видимо, табу должно уберечь будущего мужа и от чего-то
другого, помимо негативной реакции его жены на болезненное
ранение.
Другой причиной разочарования женщины (по крайней
мере, цивилизованной) из-за первого коитуса может быть то,
118
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
что фактическое осуществление этого акта никогда не бывает
таким, каким женщина его себе представляла. Половой акт в
сознании женщины так долго ассоциируется со строжайшим
запретом, что позже, когда она получает возможность законно
вступать в половые сношения со своим мужем, эти сношения,
именно в силу их легальности, вообще не воспринимаются ею
как подлинные половые акты. В подтверждение значимости
такой ассоциации для женской психики можно сослаться на
одно комичное обстоятельство: многие невесты пытаются со-
хранить свои любовные отношения с женихом в тайне от всех
посторонних и даже от родителей, хотя никто этим отношениям
не препятствует. Девушки откровенно признаются, что их лю-
бовь утратила бы для них ценность, если бы о ней узнали дру-
гие. Бывают случаи, когда мотив этот чрезвычайно усиливается
и в результате женщина вообще утрачивает способность любить
того, с кем она связана узами брака. Свою нежную чувствитель-
ность она может вновь обрести только в недозволенных отноше-
ниях, которые ей приходится держать в тайне, но в которых, как
она знает, она подчиняется только своей воле, неподвластной
чужому влиянию.
Однако и этот мотив не самый глубинный; кроме того, бу-
дучи сопряженным с условиями цивилизации, он не может объ-
яснить интересующие нас обстоятельства из жизни примитив-
ных народов. Поэтому более важным мне представляется дру-
гой фактор, связанный с историей развития либидо. Благодаря
усилиям психоаналитиков мы теперь знаем, что самые ранние
заряды либидо подчиняются общим закономерностям и обла-
дают большой силой. Под термином «заряды либидо» я имею в
виду сексуальные желания детства, сохраняющиеся и позднее;
у женщины это прежде всего фиксация либидо на отце либо на
заменяющем его брате; в детстве такие желания чаще направле-
ны не на коитус, а на что-то другое, а если коитус и становится
целью, то не вполне осознанной. Супруг никогда не бывает под-
линным избранником женщины, он может быть только замести-
телем такого избранника: ведь первым объектом женской любви
становится другой человек (обычно отец), супруг же, в лучшем
случае, — вторым. От интенсивности фиксации на отце и от того,
119
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
как сильно женщина за нее держится, зависит, будет ли супруг этой
женщины отвергнут ею (как неудовлетворительный заместитель
отца). Фригидность, следовательно, зависит от тех же условий, что
и происхождение невроза. Чем большую роль в сексуальной жизни
женщины играет психический элемент, тем вероятнее, что фик-
сация либидо на отце даст ей силу сопротивляться потрясению от
первого полового акта и что факт физического овладения ею не при-
ведет к подавлению ее воли. Фригидность может тогда закрепиться
у нее как невротическое торможение либо послужить питательной
почвой для образования других неврозов; нельзя не учитывать, что
тому же способствует и понижение потенции мужа, даже незначи-
тельное.
Мотив первичного сексуального желания, похоже, отразился в
том обычае примитивных народов, согласно которому дефлорацию
должен осуществлять старейшина племени, жрец или какое-то дру-
гое лицо, обладающее ореолом святости, стало быть, заместитель
отца (смотри выше). Отсюда, как мне кажется, ведет прямая дорога
и к вызывающему столько споров jus primae noctis' средневекового
помещика. А. Й. Шторфер" придерживается той же точки зрения;
кроме того, он — как до него уже К. Г. Юнг"’ — объяснил широко
распространенный институт «Тобиасова брака» (обычай полового
воздержания супругов в течение первых трех ночей после свадьбы)
признанием преимущественных прав патриарха. Мы бы не уди-
вились, обнаружив среди заместителей отца, которым доверена
дефлорация, и изображения богов. В самом деле, в некоторых об-
ластях Индии новобрачная прежде приносила свою девственную
плеву в жертву деревянному лингаму, а по сообщению св. Августина
в римской брачной церемонии (его времени?) существовал такой же
обычай, но в ослабленном варианте: молодая женщина должна была
лишь присесть на гигантский каменный фаллос Приапа”’.
* Право первой ночи (лат.). — Прим, переводчика.
* * Об особом случае отцеубийста (Zur Sonderstellung des Vatermordes, 1911.
(Schriften zur angewandten Seelenkunde, XII.). — Прим, автора.
* ** Значение отца в судьбе отдельного человека (Die Bedeutung des Vaters fuer
Schicksal des Einzelnen. (Jahrbuch fuer Psychoanalyse, 1,1909.). — Прим, автора.
мм Плосс и Бартельс. Женщина... (Ploss und Bartels: Das Weib I, XII,) и Дюлор.
Божества-прародители (Dulaure: Des Divinites generatrices. Paris 1885 (reimprime
sur I'edition de 1825), p. 142 ff.). — Прим, автора.
120
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
К еще более глубинным слоям человеческой психики вос-
ходит другой мотив, который наверняка имеет определяющее
значение для парадоксальной негативной реакции женщины
на первый половой акт, совершенный с ней ее мужем (по моему
мнению, мотив этот находит выражение и в феномене женской
фригидности). Дело в том, что в момент первого коитуса у жен-
щины активизируются и другие (помимо уже описанных мною)
побуждения из поры детства, вообще препятствующие разви-
тию женской функции и исполнению роли, свойственной жен-
щинам.
По опыту психоаналитической работы со многими женщи-
нами-невротиками мы знаем, что все они в раннем детстве про-
шли через стадию, когда завидовали своему брату из-за того, что
он обладает признаком мужественности, а себя из-за отсутствия
такого признака (точнее, из-за того, что у них самих он меньше
по размеру) чувствовали обделенными и оказавшимися в невы-
годном положении. Мы, психоаналитики, считаем эту «зависть
к пенису» частью «комплекса кастрации»4. Если под мужским,
или «маскулинным» началом понимать, среди прочего, и жела-
ние быть мужчиной, то позицию таких девочек уместно назвать
«маскулинным протестом», прибегнув к термину, который был
введен Альф. Адлером (для обозначения особого фактора, по
его мнению, способствующего неврозу). В этой фазе развития
девочки обычно не пытаются скрыть зависть (а значит, и враж-
дебность) к более счастливому брату: они иногда даже мочатся
стоя, как брат, чтобы таким образом доказать свое мнимое рав-
ноправие с ним. В ходе психоаналитической работы с уже упо-
минавшейся женщиной, которая всякий раз после полового акта
проявляла агрессию по отношению к любимому мужу, мне уда-
лось установить, что фаза «зависти к пенису» в данном случае
предшествовала выбору объекта влечения. Лишь по завершении
этой фазы либидо моей пациентки (тогда девочки) обратилось на
отца, и она стала желать себе ребенка вместо пениса'.
Я бы не удивился, если бы в других случаях временная по-
следовательность побуждений оказалась обратной и этот фраг-
* См.: «О преобразовании влечений, главным образом анально-эротических».
— Прим, автора. — См.: С. 137-144 настоящего издания.
121
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
мент комплекса кастрации проявил бы свое воздействие уже
после удавшегося выбора объекта влечения. Однако «маскулин-
ная» фаза развития женщины, когда маленькая женщина зави-
дует мальчику из-за пениса, в принципе — по крайней мере, с
генетической точки зрения — является более ранней, и она име-
ет больше общего с первичным нарциссизмом, чем с любовью,
направленной на объект5.
Недавно мне представился случай познакомиться со снови-
дением одной новобрачной — сном, который можно истолковать
как реакцию этой женщины на то, что ее лишили девственнос-
ти. Сон явно выдавал желание кастрировать молодого супруга
и потом удерживать при себе его пенис. Разумеется, я поначалу
не исключал и более безобидного толкования, что женщина-де
просто хотела продления и повторения полового акта, однако
некоторые детали сна не укладывались в такую интерпретацию,
характер же видевшей сон женщины, равно как и ее дальнейшее
поведение, свидетельствовали в пользу первого объяснения,
подчеркивающего элемент жестокости. Дело в том, что за подоб-
ной завистью к пенису просматривается враждебное ожесточе-
ние женщины против мужчины, которое всегда так или иначе
угадывается во взаимоотношениях между полами, а отчетливее
всего выражает себя в жизненных устремлениях и литератур-
ных произведениях сторонников «эмансипации». Ференци — не
знаю, первый ли, — в работе, посвященной проблемам палеоби-
ологии, возводит такую враждебность женщины к эпохе, ког-
да человечество впервые разделилось по половому признаку.
Первоначально, говорит он, копуляция происходила между двумя
индивидами, которые оба считались представителями одного и
того же рода, но потом один из них стал более сильным и прину-
дил более слабого стать тем, кто претерпевает навязываемое ему
половое сношение. Ожесточение из-за такого рода закабаленнос-
ти сохранилось и в сегодняшней установке женщины. Я полагаю,
мы вправе ссылаться на подобные рассуждения, но только, конеч-
но, не стоит преувеличивать их доказательную силу.
Рассмотрев мотивы той парадоксальной реакции женщины
на лишение ее девственности, которая, что очевидно, сохраняет-
ся и в феномене фригидности, мы теперь можем сделать обобща-
122
Т-АБ-У Д-Е-ВС-Т-ВЕ-Н-НО-СТИ
ющий вывод: незрелая сексуальность женщины должна разря-
диться именно на том мужчине, который впервые знакомит эту
женщину с сексуальным актом. Но в таком случае табу девствен-
ности становится в наших глазах осмысленным и мы понимаем,
почему связанных с дефлорацией опасностей должен избегать
именно тот мужчина, которому предстоит вести с лишенной
невинности женщиной продолжительную совместную жизнь.
На более высоких ступенях цивилизации значимость этой опас-
ности (в сравнении с перспективой сексуальной зависимости
женщины и, разумеется, также в сравнении с иными мотивами
и соблазнами) отступает на задний план; женская девственность
рассматривается теперь как достояние мужчины, от которого
ему не стоит отказываться. Тем не менее, психоанализ возника-
ющих в семейной жизни проблем учит нас тому, что мотивы, по-
буждающие женщину мстить за дефлорацию, не совсем угасли и
в душевной жизни цивилизованной женщины. Я думаю, трудно
не заметить, что очень часто женщина в первом браке остается
фригидной и ощущает себя несчастной, но после вступления во
второй брак превращается в нежную, дарящую счастье супругу.
Происходит это потому, что негативная реакция на мужчину, ар-
хаическая по своему происхождению, уже, так сказать, исчерпа-
ла себя в отношениях с первым мужем.
Табу девственности, однако, сохраняется в нашей циви-
лизованной жизни еще и в другом смысле. О нем помнит душа
народа, да и поэты при случае обращаются к этому материалу.
В одной комедии Анценгрубера, например, простоватый дере-
венский парень отказывается жениться на своей суженой на
том основании, что она, мол, «девка, за связь с которой ее первый
мужик поплатится жизнью». Поэтому он соглашается, чтобы она
вышла замуж за другого, а сам возьмет ее в жены уже как вдову,
когда она будет неопасна. Название этой пьесы («Яд девствен-
ности») напоминает, что укротители змей сперва заставляют
ядовитую змею укусить платок, чтобы потом обращаться с ней
без опаски.’
* Превосходный рассказ А. Шницлера «Судьба барона фон Лайзенбога», не-
смотря на различие в ситуациях, заслуживает того, чтобы я здесь на него со-
слался. Любовник некоей актрисы, многоопытной в амурных делах, накануне
123
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
Табу девственности и один из обусловливающих его мо-
тивов нашли самое яркое отражение в известном драматичес-
ком образе Юдифи из трагедии Геббеля «Юдифь и Олоферн».
Юдифь — женщина, чья девственность защищена посредством
табу. Первый ее муж в ночь после свадьбы испытал парализу-
ющее воздействие неизъяснимого страха и никогда больше не
решался дотронуться до своей жены. «Моя красота — красота
волчьей ягоды, — говорит Юдифь. — Тому, кто хочет насладить-
ся ею, она приносит безумие и смерть». Когда ассирийский вое-
начальник подвергает осаде ее родной город, Юдифь составляет
план, как соблазнить и погубить чужеземца своей красотой; то
есть она использует патриотический мотив для прикрытия мо-
тива сексуального. После того, как могучий ассириец, кичащий-
ся отвагой и беспощадностью, лишает героиню девственности,
та превращает свое негодование в силу, потребную, чтобы отру-
бить Олоферну голову, и таким образом становится спаситель-
ницей еврейского народа. Отсечение головы, как все мы хорошо
знаем, есть символический суррогат кастрации; соответствен-
но, Юдифь — женщина, которая кастрирует мужчину, лишив-
шего ее девственности, как это было и в сновидении новобрач-
ной, о котором я рассказывал выше. Геббель наверняка наме-
ренно придал патриотическому сказанию из апокрифов Ветхого
Завета отчетливо сексуальный смысл, поскольку там Юдифь,
вернувшись к своим соплеменникам, с гордостью говорит, что
она осталась девственницей, да и вообще в библейском тексте
отсутствуют какие бы то ни было указания на ее жуткую брач-
ную ночь. Но, может, автор пьесы тонким чутьем поэта почувс-
твовал, что в основе тенденциозного текста лежит первобытный
своей случайной гибели как бы подарил ей новую девственность, закляв смер-
тным проклятием мужчину, который будет обладать ею первым после него.
Женщина, испугавшись такого табу, некоторое время не решается заводить
новые любовные связи. Но потом, влюбившись в певца, она прибегает к улов-
ке: решает, прежде чем стать его любовницей, подарить одну ночь барону фон
Лайзенбогу, уже не первый год добивающемуся ее благосклонности. Барон и
становится жертвой проклятья: он умирает от апоплексического удара, когда
узнает о настоящей причине своего нежданного любовного счастья. — Прим,
автора.
124
Т-А-Б-У Д-Е-В-С-Т-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И
мотив, и просто вернул этому библейскому материалу его изна-
чальное содержание.
И. Задгер в превосходной работе показал, как Геббель при
выборе материала для пьес руководствовался собственным ро-
дительским комплексом и как пришел к тому, чтобы постоянно,
описывая борьбу полов, принимать сторону женщины, прони-
кая в самые потаенные глубины ее души’. Задгер, между прочим,
цитирует мотивировку, которую привел сам Геббель для объяс-
нения введенных им изменений библейского сюжета о Юдифи,
и справедливо находит ее искусственной, как бы специально
предназначенной для того, чтобы лишь внешне оправдать нечто,
остающееся бессознательным для самого поэта, а по сути дела
скрыть это. В рассуждения Задгера о том, почему просто овдо-
вевшая (согласно библейскому тексту) Юдифь в пьесе преврати-
лась во вдову-девственницу, я здесь вдаваться не буду. Он ссыла-
ется на склонность детей игнорировать в своих фантазиях факт
сексуальных отношений между родителями и превращать мать
в непорочную деву. Однако я продолжу: поэт не просто заявил о
девственности своей героини, но его чувствительная фантазия
задержалась именно на враждебной реакции Юдифи после того,
как ее лишили девственности.
Стало быть, мы можем сказать в заключение: дефлорация
имеет не только культурное значение, состоящее в том, что жен-
щина оказывается надолго привязанной к мужчине; она также
высвобождает архаическую реакцию враждебности против
мужчины, которая порой принимает патологические формы,
часто выражающиеся в феноменах торможения, отрицатель-
но влияющих на любовную жизнь супругов, и именно этим мы
вправе объяснить тот факт, что вторые браки зачастую бывают
более благополучными, чем первые. Странное табу девственнос-
ти, тот страх, из-за которого у примитивных народов супруг не
принимает участия в дефлорации, находят полное оправдание в
существовании такой враждебной реакции.
Интересно отметить, что мне, как психоаналитику, иногда
попадались женщины, у которых обе противоположные реак-
* От патографии к психографии (Von der Pathographie zur Psychographie. Imago,
I., 1912.). — Прим, автора.
125
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф*Р»Е*Й*Д
ции — ощущение своей зависимости от мужчины и враждеб-
ность к нему — проявлялись в поведении и оставались тесно
связанными между собой. Есть женщины, которые, казалось
бы, целиком разорвали отношения со своими мужьями и, тем
не менее, никак не могут расстаться с ними. Всякий раз, когда
такая женщина пытается обратить свою любовь на другого муж-
чину, между ними двумя, как помеха, возникает образ первого
мужа, уже не любимого. Психоанализ показывает, что подобные
женщины все еще привязаны к своим мужьям по причине зави-
симости от них, но уже не испытывают к ним нежного чувства.
Они не могут освободиться от мужей, поскольку еще не совер-
шили мести над ними, но, как правило, не осознают своих мсти-
тельных побуждений.
ДВА СЛУЧАЯ
ДЕТСКОЙ ЛЖИ
(1913)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «Двух слу-
чаев детской лжи» приведены по следующим изданиям:
1) Der Familienroman Der Neurot iker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227-231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906—1908): Jensen’s 'Gradiva' and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
ДВА СЛУЧАЯ ДЕТСКОЙ ЛЖИ
(1913)
Понятно, что дети лгут, подражая таким образом взрослым.
Но бывают случаи, когда ложь неиспорченных детей обретает
особое значение и должна не раздражать воспитателей, а заста-
вить их задуматься. Для такой лжи обычно имеется сильный лю-
бовный мотив, и она может стать губительной для ребенка, если
разрушает взаимопонимание между ним и тем, кого он любит.
I
Семилетняя девочка (ученица второго класса) попросила у
отца денег, чтобы купить краски для расписывания пасхальных
яиц. Отец отказал ей под тем предлогом, что денег у него нет.
Вскоре девочка снова просит у отца денег: со школьников соби-
рают взносы на покупку венка для умершей княгини. Каждый из
учеников должен принести пятьдесят пфеннигов. Отец дает ей
десять марок; она вносит свою долю, кладет девять марок отцу на
письменный стол, а на оставшиеся пятьдесят пфеннигов покупа-
ет краски, которые прячет в шкафу с игрушками. За обедом отец
подозрительно спрашивает ее, на что она потратила недостаю-
щие пятьдесят пфеннигов, уж не купила ли она краски. Девочка
говорит, что нет, но брат, который старше на два года (она соби-
ралась расписывать яйца вместе с ним), ее выдает; краски нахо-
дят в шкафу. Разгневанный отец передает преступницу в руки
матери, чтобы та ее наказала; наказание осуществляется со всей
строгостью. Мать сама потрясена, когда она замечает, как силь-
но расстроен и обескуражен ребенок. После порки она пытает-
ся приласкать девочку и, чтобы ее утешить, идет с ней гулять.
Однако последствия этого переживания, которое сама пациент-
ка определяет как «точку поворота», оказываются неизгладимы-
129
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ми. Прежде она была резвым, уверенным в себе ребенком, а с
этого момента делается робкой и боязливой. Став девицей на вы-
данье, она вдруг впадает в непостижимую ярость, узнав, что мать
покупает для нее мебель и другое приданое. Ей кажется, что это
ее деньги, на которые никто другой не вправе ничего покупать.
Как молодая жена она стесняется просить мужа оплачивать ее
личные расходы и с излишней дотошностью отделяет «свои» де-
ньги от денег, принадлежащих ему. В период, когда я занимался с
ней психоанализом, несколько раз случалось, что денежные пе-
реводы от ее мужа запаздывали и она оставалась в чужом городе
без средств. Однажды она мне рассказала об этом, и я взял с нее
обещание, что, если такая ситуация повторится, она одолжит
необходимую ей небольшую сумму у меня. Обещание она дала,
но, когда в следующий раз оказалась в денежном затруднении,
предпочла заложить свои драгоценности. Потом она объяснила,
что не может брать у меня никаких денег.
Присвоение ею — в детстве — пятидесяти пфеннигов имело
значение, о котором отец даже не подозревал. Еще до поступле-
ния в школу девочка однажды разыграла удивительную сценку.
Соседка, дружившая с их семьей, послала ее в лавку со своим
сынишкой, который был еще младше, дав им немного денег, что-
бы они что-то купили. Сдачу, полученную после покупки, девоч-
ка, как старшая, должна была принести домой. Однако, встретив
на улице прислугу соседки, она вдруг бросила деньги на тротуар.
Когда мы анализировали этот непостижимый для нее самой пос-
тупок, ей вспомнился Иуда, который выбросил сребреники, по-
лученные за предательство Христа. Она уверяла меня, что исто-
рия крестных мук Спасителя была ей знакома еще до школы. Да,
но на каком основании она идентифицировала себя с Иудой?
Когда ей было года три с половиной, ей взяли няню, к ко-
торой она искренне привязалась. Няня вступила в эротичес-
кие отношения с врачом, на прием к которому водила ребенка.
Похоже, девочке в то время приходилось быть свидетельницей
различных сексуальных утех. Видела ли она, как врач дает няне
деньги, я не знаю; несомненно, однако, что няня дарила ей мел-
кие монетки, дабы быть уверенной в ее молчании, и что по до-
роге домой девочка на эти деньги что-то покупала (возможно,
130
Д-В-А С-Л-У-Ч-А-Я Д-Е-Т-С-К-О-И Л-Ж-И
сладости). Вероятно, и сам врач время от времени дарил ребен-
ку несколько монет. Тем не менее, девочка из ревности все-таки
выдала няню своей матери. Она так нарочито играла принесен-
ными домой грошиками, что мать просто не могла не спросить:
«Откуда у тебя деньги?» Няню в результате выгнали.
Итак, получение от кого-либо денег в сознании моей паци-
ентки очень рано связалось с готовностью отдаться телесно, с
любовной связью. Взять деньги у отца — для нее это было рав-
нозначно признанию в любви к нему. Фантазия, будто отец — ее
любовник, казалась столь соблазнительной, что благодаря ей
детское желание приобрести краски для пасхальных яиц легко
преодолело запрет. Однако признаться в присвоении денег де-
вочка не могла, ей пришлось солгать, поскольку мотив проступ-
ка, не осознанный ею самой, нельзя было озвучить. Наказание,
на которое обрек ее отец, было, следовательно, отвержением об-
ращенного к нему любовного порыва, знаком презрения к доче-
ри — потому-то у нее и произошел душевный надлом. Во время
лечения моя пациентка однажды впала в тяжелую депрессию,
постепенное снятие которой и привело к припоминанию всего
того, что описано здесь; это случилось, когда я — невольно копи-
руя давнее оскорбление — попросил ее не приносить мне боль-
ше цветы.
Психоаналитик и без дальнейших пояснений поймет, что на
примере этого не особо впечатляющего детского переживания
мы сталкиваемся с одним из повсеместно распространенных
случаев влияния раннего анального эротизма в позднейшей лю-
бовной жизни. Желание расписывать яйца, между прочим, про-
истекает из того же источника.
II
Одна женщина, ныне страдающая тяжелым расстройством
вследствие постигших ее жизненных неудач, когда-то была очень
работящей, правдивой, серьезной и хорошей девушкой, а по-
том — нежной супругой. Но еще раньше, в первые годы жизни,
она была своенравным и вечно недовольным ребенком, и хотя
она очень быстро стала даже слишком хорошей и слишком со-
вестливой, с ней еще в школьные годы случались такие истории,
131
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
которые потом, в период болезни, давали ей повод для горьких
упреков себе и оценивались ею как свидетельство глубокой ис-
порченности. Память подсказывала ей, как часто, будучи школь-
ницей, она хвасталась и лгала. Однажды по дороге в школу ее со-
ученица похвалилась: «А у нас вчера к обеду было мороженое».
Моя пациентка ответила: «Подумаешь, у нас мороженое каждый
день». В действительности она не поняла, что значит «мороже-
ное к обеду»; слово «мороженое» — Eis — она знала лишь в из-
начальном значении, «лед», и представляла себе этот лед в виде
блоков, которые возчики развозят на телегах; но она подумала,
что одноклассница имеет в виду нечто изысканное, и не захотела
от нее отставать.
Когда ей исполнилось десять лет, на уроке рисования детям
однажды велели начертить от руки круг. Она же тайком вос-
пользовалась циркулем, легко изобразила правильный круг и
с торжеством показала свой чертеж соседке. Подошел учитель,
услышал, как она хвастается, обнаружил следы циркуля и по-
требовал, чтобы девочка призналась в совершенном ею подлоге.
Та упрямо все отрицала, не поддавалась никаким уговорам, и в
конце концов надолго замкнулась в молчании. Учитель позднее
поговорил с ее отцом, но поскольку девочка в остальном вела
себя хорошо, они решили не давать этой истории дальнейшего
хода.
Оба случая, когда этот ребенок солгал, мотивировались од-
ним и тем же комплексом. Как старший ребенок в семье с пятью
детьми, девочка с очень раннего возраста испытывала необычай-
но сильную привязанность к отцу, из-за которой позже, в зрелые
годы, и потерпела жизненное крушение. Но ей, вероятно, рано
пришлось открыть для себя, что горячо любимый отец отнюдь
не обладает теми великолепными качествами, которое она ему
приписывала. Он постоянно боролся с денежными трудностями
и не был ни таким влиятельным, ни таким благородным, каким
казался ей. Однако она не могла отказаться от своего идеала.
Поскольку же, что часто свойственно женщинам, она сосредо-
точила все свое честолюбие на любимом мужчине, это стало для
нее сильнейшим мотивом, чтобы в любых ситуациях поддержи-
вать отца. Она хвасталась перед одноклассницами, чтобы отец
132
Д«В*А С-Л-У-Ч-А-Я Д-Е-Т-С-К-О-Й Л-Ж-И
не оказался униженным. Когда же позднее она узнала, что «мо-
роженое к обеду» может называться и словом Glace, звучащим
так же, как Gias, «стекло», открылся путь, на котором потом ее
недовольство собой в связи с этим воспоминанием вылилось в
страх перед осколками стекла.
Отец ее был превосходным рисовальщиком, и часто об-
разцы его таланта изумляли детей, вызывали у них восторг.
Идентифицируя себя с ним, девочка и начертила в школе тот
круг, который мог так хорошо получиться только благодаря об-
ману. Она будто хотела похвастаться: смотрите, мол, что умеет
мой отец! Ощущение своей вины, неотделимое от слишком силь-
ной привязанности к отцу, нашло выражение в попытке обмана;
сознаться она не могла по той же причине, что и девочка в первом
из описанных здесь случаев: ведь это было бы признанием в по-
таенной инцестуозной любви.
Не следует недооценивать значимость таких эпизодов в дет-
ской жизни. Конечно, было бы грубой ошибкой утверждать, ис-
ходя из подобных проступков, что провинившийся ребенок ста-
нет безнравственным человеком. Однако эти эпизоды связаны
с сильнейшими порывами детской души и указывают на пред-
расположенность к той или иной судьбе, иногда — на большую
вероятность заболевания неврозом.
О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ВЛЕЧЕНИЙ,
ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ
АНАЛЬНО-ЭРОТИЧЕСКИХ
(1917)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «О преоб-
разовании влечений, главным образом анально-эротических»
приведены по следующим изданиям:
1) Der Familienroman Der Neurotiker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906—1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227-231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906—1908): Jensen’s ’Gradiva' and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ВЛЕЧЕНИЙ,
ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ АНАЛЬНО-ЭРОТИЧЕСКИХ
(1917)
Несколько лет назад я вывел из психоаналитических наблю-
дений предположение о том, что стабильное соединение в одном
человеке трех свойств характера—аккуратности, бережливости
и своенравия — указывает на усиление в его сексуальной консти-
туции анально-эротических компонентов; хотя, если говорить о
процессе личностного развития таких людей, то именно истоще-
ние анальной эротики приводит к формированию этих предпоч-
тительных для их Я способов реагирования*.
В ту пору мне важно было просто сообщить об эмпирически
обнаруженной мною закономерности; ее теоретическая оценка за-
ботила меня мало. Теперь уже повсеместно возобладала точка зре-
ния, согласно которой такие качества, как скупость, педантичность
и своенравие, вытекают из источников влечения, специфичных
для анального эротизма, или — выражаясь осторожнее и точнее —
получают из этих источников внушительное вспомоществование.
Люди, на характер которых соединение трех упомянутых негатив-
ных качеств наложило особый отпечаток (анального толка), — это
лишь наиболее яркие примеры, позволяющие обнаружить интере-
сующую нас зависимость даже и при поверхностном наблюдении.
Несколько лет спустя, на основании множества впечатлений,
связанных с психоаналитическим исследованием одного весьма
показательного случая, я пришел к выводу, что в развитии челове-
ческого либидо фазе главенства гениталий должна предшество-
вать фаза «прегенитальной организации», в которой ведущие роли
играют садизм и анальный эротизм1**.
* См.: Характер и анальная эротика (Charakter und Analerotik; 1908 [Band VII der
Ges. Werke]). — Прим, автора.
** См.: Предрасположенность к неврозу навязчивых состояний (Die Disposition
zur Zwangsneurose. [Ges. Werke, Bd. VIII]). — Прим, автора.
137
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
В связи с этим меня очень заинтересовал вопрос, куда же
деваются анально-эротические влечения. Какова их судьба уже
после того, как с установлением окончательной генитальной
организации они перестали быть значимыми для сексуальной
жизни? Сохранились ли они как таковые, но теперь продолжа-
ют существовать в подавленном состоянии, подверглись ли суб-
лимации, то есть истощились, превратившись в особенности
характера, или же оказались включенными в новую форму сек-
суальности, определяемую главенством гениталий? Или, лучше
сказать — поскольку, скорее всего, ни один из перечисленных
вариантов не является единственно возможным, — в какой мере
и каким образом участвуют эти различные возможности в реше-
нии судьбы анального эротизма (который имеет органическое
происхождение и потому вряд ли полностью иссякает вследс-
твие установления генитальной организации)?
Казалось бы, материала для ответа более чем достаточно,
поскольку такие процессы развития и превращения наверня-
ка происходят у всех людей, подвергающихся психоаналитиче-
скому исследованию. Однако материал этот столь непрозрачен,
а изобилие однородных впечатлений настолько запутывает, что
я еще и сегодня не пришел к окончательному решению пробле-
мы и могу лишь изложить свои предварительные соображения.
Я считаю нелишним, когда по ходу моего изложения предста-
вится удобный случай, вкратце упомянуть и преобразования не-
которых иных влечений, не связанных с анальным эротизмом.
Ведь, в конце концов, и без напоминаний понятно, что интере-
сующие нас феномены личностного развития — как они описы-
ваются здесь и в других психоаналитических работах — были
выявлены при исследовании регрессий, обусловленных невро-
тическими процессами.
Рассмотрение нашей темы удобнее всего начать с того об-
стоятельства, что, похоже, имея дело с продукцией своего бессо-
знательного — будь то идеи, фантазии или болезненные симпто-
мы, — человек почти не различает понятия кал (деньги, подарок),
ребенок и пенис, то есть легко подменяет одно из этих понятий
другим. Употребляя подобные выражения, мы, конечно, созна-
ем, что вообще-то нельзя переносить на сферу бессознательного
138
О П’Р-Е-О-Б-Р-А-З-О-В-А-Н-И-И В-Л-Е-Ч • Е • Н • И-Й
обозначения, подразумевающие феномены из других областей
психической жизни, и соблазняться мнимыми преимуществами
такого сопоставления. Поэтому я повторю свою мысль в более
строгой формулировке: с этими элементами наше бессознатель-
ное часто обращается так, как если бы они были эквивалентны
друг другу и могли полностью друг друга заменять.
На примере соотношения между элементами «ребенок»
и «пенис» увидеть это легче всего. Неслучайно оба они — ив
символическом языке сновидения, и в языке повседневной жиз-
ни — могут заменяться одним и тем же символом. Ребенка, как
и пенис порой, называют «малышом». Известно, что символиче-
ский язык часто не считается с различием между полами. Слово
«малыш», изначально подразумевавшее мужской член, во вто-
ричном значении переносится на женский половой орган.
Пытаясь обнаружить у пациентки истоки невроза, кото-
рым она страдает, психоаналитик нередко наталкивается на
ее вытесненное желание обладать пенисом, как если бы она
была мужчиной. Случайные жизненные неудачи, часто как
раз и обусловленные наличием у нее сильной мужской пред-
расположенности, снова активируют это детское желание (мы,
психоаналитики, называем его «завистью к пенису» и относим
к комплексу кастрации), и из-за того, что поток либидо, обра-
щаясь вспять, вновь устремляется к нему, оно становится глав-
ным носителем невротических симптомов. У других женщин
желание иметь пенис не прослеживается; место этого желания
занимает другое — иметь ребенка, неосуществимость которо-
го тоже может вызвать невроз. Похоже, женщины второго типа
предполагают (хотя такая мысль вряд ли становится мотивом
их поведения), что природа дает женщине ребенка в возмеще-
ние чего-то другого, в чем была вынуждена ей отказать. Есть еще
и женщины третьего типа, которые утверждают, что в детстве
они испытывали оба желания, что одно желание пришло на
смену другому. Сначала такие женщины хотели обладать пени-
сом как мужчина, а в более позднюю (но все еще относящую-
ся к детству) пору жизни место этого желания заняло другое:
иметь ребенка. Трудно отделаться от впечатления, что такое
разнообразие вариантов объясняется некоторыми случайны-
139
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
ми обстоятельствами — наличием либо отсутствием братьев и
сестер, переживанием рождения нового ребенка в том возрас-
те, когда этот факт уже может быть осознан, — вообще же же-
лание иметь пенис в основе своей идентично желанию иметь
ребенка.
Мы можем предсказать, как сложится судьба детского же-
лания иметь пенис, если в дальнейшей жизни человека, испыты-
вавшего это желание, не будет предпосылок для возникновения
невроза. Оно тогда превратится в желание иметь мужа — женщи-
на, так сказать, примирится с необходимостью иметь мужа как
неизбежный придаток к пенису. Благодаря этой перемене побуж-
дение, изначально направленное против женской сексуальной
функции, превращается в побуждение, благоприятное для нее. В
результате для таких женщин открывается путь к любовной жиз-
ни по мужскому типу (любовь, направленная на объект); помимо
этого, существует и другой, собственно женский тип любви,
происходящий от нарцизма. Мы уже слышали, что в ряде слу-
чаев только рождение ребенка заставляет женщину перейти от
нарциссической — эгоистической — любви к любви, направлен-
ной на объект. Стало быть, и в этом смысле ребенок и пенис ока-
зываются взаимозаменяемыми2.
Мне несколько раз представлялся случай узнать, что жен-
щинам снилось после первых совокуплений. Эти сновидения,
несомненно, выдавали желание женщины оставить пенис,
который она недавно ощущала, при себе и, следовательно,
соответствовали, несмотря на их либидозную мотивировку,
мимолетной регрессии от мужчины к пенису (как объекту же-
лания). Конечно, соблазнительно было бы найти этому чисто
рациональное объяснение — свести желание женщины иметь
мужа к желанию иметь ребенка: ведь рано или поздно женщи-
на понимает, что без участия мужчины ребенка родить нельзя.
Однако практика показывает, что у женщины желание иметь
мужа возникает, похоже, независимо от желания иметь ребен-
ка, а уж если такое желание появляется — по вполне понятным
мотивам, целиком относящимся к психологии Я, — то и пережи-
тое в прошлом желание иметь пенис присоединяется к нему в
качестве бессознательного либидозного подкрепления.
140
О П-Р-Е-О-Б-Р-А-ЗОВ-А-Н-И-И В-Л-Е-Ч-Е-Н-И-Й
Значение описанного процесса заключается в том, что часть
свойственной молодой женщине нарциссической мужествен-
ности он переводит в женственность, тем самым делая эту со-
ставляющую безвредной для женской сексуальной функции.
С другой стороны, часть эротизма, характерного для прегени-
тальной фазы, становится теперь пригодной для использова-
ния в фазе главенства гениталий. Ведь в прегенитальной фазе
ребенок рассматривается как «кучка»* (смотри анализ фобии
маленького Ганса), как нечто такое, что отделяется от тела через
прямую кишку; а значит, тот заряд либидо, который предназна-
чался содержимому кишечника, может распространиться и на
родившегося через кишку ребенка. Языковым свидетельством
такой идентичности ребенка и кала является речевой оборот: по-
лучить в подарок ребенка. Именно кал оказывается первым по-
дарком, частью тела, с которой младенец расстается, только под-
давшись на уговоры любимого человека, либо добровольно выка-
зывая этому человеку таким образом свою нежность, поскольку
чужих людей ребенок, как правило, не пачкает. (Похожие, хотя и
не столь ярко выраженные реакции можно наблюдать и при мо-
чеиспускании.) Процесс испражнения впервые ставит перед ре-
бенком проблему выбора — между нарциссической установкой
и установкой любви к объекту. Ребенок либо уступчиво отдает
свой кал, «жертвуя» им ради любви, либо удерживает его для
эротического самоудовлетворения, а позднее — для утвержде-
ния свой воли. Принятие второго решения приводит к формиро-
ванию упрямства (своенравия), которое таким образом предста-
ет как следствие упорного отстаивания ребенком свойственного
ему анального эротизма.
Вполне вероятно, что первичный интерес — к калу — спер-
ва переходит не на золото, или деньги, а на подарок. Ребенок
ведь не знает других денег кроме тех, которые ему дарятся, ни
заработанных, ни собственных, унаследованных. Поскольку
кал есть первое, что дарит он сам, он легко переносит свой инте-
рес с этого материала на что-то другое, представляющееся ему
самым важным в жизни подарком. Тот, кто сомневается в таком
(«Lumpf» — так маленький Ганс называл кал). — Прим, автора.
141
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
происхождении понятия «подарок», пусть призовет на помощь
свой психоаналитический опыт, изучит подарки, которые он,
как врач, получает от больных, и обратит внимание на самые
невероятные переносы значений, к которым иногда побуждает
пациента подарок, сделанный ему врачом.
Итак, интерес к калу отчасти продолжается как интерес к
деньгам, отчасти же переходит в желание иметь ребенка. В таком
желании соединяются два побуждения -анально-эротическое
и генитальное (зависть к пенису). Однако пенис обладает аналь-
но-эротическим значением и независимо от интереса к ребенку.
Праобраз особого отношения между пенисом и заполненной им,
возбужденной им полостью из слизистой оболочки мы находим
уже в прегенитальной, анально-садистической фазе развития.
Комочек кала (или, по выражению одного пациента, «палочка
кала») — это, так сказать, первый пенис, а раздраженная им сли-
зистая оболочка — прямая кишка. Существуют люди, анальный
эротизм которых вплоть до предпубертатного периода (возраста
от десяти до двенадцати лет) остается сильным и не претерпевает
изменений; от них можно услышать, что еще в прегенитальной
фазе они в своих фантазиях и извращенных играх развили орга-
низацию, аналогичную генитальной, в которой пенис и вагина
были представлены «палочкой кала» и прямой кишкой. У других
пациентов, страдающих неврозом навязчивого состояния, мы
порой наблюдаем результат регрессивного понижения значи-
мости генитальной организации. Результат этот выражается в
том, что все фантазии, изначально связанные с гениталиями, пе-
ремещаются в анальную область, пенис замещается «палочкой
кала», вагина — прямой кишкой.
Если интерес к калу затухает нормальным образом, то, в
силу упомянутого мною органического соответствия, он пере-
носится на пенис. Когда позднее, подглядывая за сексуальной
жизнью, мальчик или девочка приходят к выводу, что дети рож-
даются из прямой кишки, ребенок становится для них главным
объектом анального эротизма, но все же предшественником ре-
бенка был пенис — как в этом, так и в другом смысле.
Я боюсь, как бы многообразные отношения в ряду «кал-пе-
нис-ребенок» не показались читателю совершенно запутанными,
142
О П-Р-Е-О-Б-Р-А-ЗОВАНИИ В-Л-Е-Ч • Е-Н • И • Й
и попытаюсь исправить этот недостаток своей работы, присово-
купив к ней рисунок, при обсуждении которого тот же материал
можно будет оценить еще раз, однако в иной последовательности.
К сожалению, такое вспомогательное средство, как рисунок, не
вполне подходит для наших целей, либо мы еще не научились им
пользоваться. Как бы то ни было, я прошу не предъявлять слиш-
ком строгих требований к нижеприведенной схеме.
Из анального эротизма, когда он применяется в нарцисси-
ческом ключе, проистекает упрямство как важная реакция Я
на требования других; интерес, обращенный к калу, переходит
в интерес к подарку и затем к деньгам. У девочки, обнаружив-
шей существование пениса, возникает зависть к пенису, кото-
рая позднее преобразуется в желание иметь мужа как носителя
пениса. Еще раньше желание иметь пенис превратилось у нее
в желание иметь ребенка, либо желание иметь ребенка заняло
место желания иметь пенис. Органическое соответствие между
пенисом и ребенком (пунктирная линия) находит выражение в
наличии общего для них символа («малыш»). От желания иметь
ребенка рациональный путь (двойная линия) ведет к желанию
иметь мужа. Мы уже отмечали, что такое преобразование вле-
чения очень важно.
143
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
Другой фрагмент взаимосвязи гораздо отчетливее вы-
ражен у мужчины. Он возникает тогда, когда, подглядывая за
сексуальной жизнью, мальчик узнает об отсутствии пениса у су-
ществ женского пола. Пенис тогда осознается им как нечто такое,
что может быть отделено от тела, и выступает аналогией кала:
ведь кал был первым, от чего ребенку приходилось отказывать-
ся, и при этом относился к его — ребенка —телесности. Поэтому
давно сформировавшееся у ребенка упрямство, направленное
на сохранение анального эротизма, входит как составная часть
в структуру комплекса кастрации. Органическое соответствие,
выражающееся в том, что содержимое кишечника — в прегени-
тальной фазе развития — было предшественником пениса, не
может приниматься нами во внимание в качестве мотива; одна-
ко, поскольку ребенок подсматривает за сексуальной жизнью
взрослых, для этой аналогии со временем находится психичес-
кая замена.
Когда рождается новый ребенок, мальчик или девочка,
уже интересовавшиеся сексуальной жизнью, воспринимают его
как «кучку», и он вызывает у них громадный анально-эротичес-
кий интерес. Желание иметь ребенка получает второй приток
из того же источника, когда маленький человек узнает из своего
социального опыта, что ребенок может восприниматься и как
доказательство любви, как подарок. И «палочка кала», и пенис,
и ребенок — твердые тела, которые возбуждают слизистую обо-
лочку (прямую кишку или вагину, так сказать, взятую внаем у
прямой кишки, по меткому выражению Лу Андреас-Саломе3)*,
когда проникают в нее или выходят из нее наружу. Ребенок, под-
глядывающий за сексуальной жизнью, из всего перечисленного
может открыть для себя лишь то, что новорожденный появляется
на свет тем же путем, что и «палочка кала»; функцию пениса он,
как правило, не обнаруживает. Однако для нас интересно, что
органическое соответствие между калом, пенисом и ребенком
после столь многих кружных путей снова находит отражение в
психике — как идентичность этих элементов в сфере бессозна-
тельного.
Анальное и сексуальное („Anal" und „Sexual", Imago, IV, 5.1916.) — Прим, автора.
144
ГЕНИТАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
У ДЕТЕЙ
(1923)
Ссылки на немецкую и английскую публикации
«Генитальной организации у детей» приведены по следующим
изданиям:
1) DerFamilienroman DerNeurotiker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227-231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906-1908): Jensen’s ‘Gradiva’ and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
ГЕНИТАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ У ДЕТЕЙ
Дополнение к теории сексуальности
(1923)
Особая трудность исследовательской работы в психоанали-
зе состоит в том, что можно десятки лет наблюдать за своими па-
циентами, не замечая каких-то широко распространенных дета-
лей или характерных отношений — пока однажды они, наконец,
не предстанут перед тобой со всей очевидностью; одно такое
упущение, касающееся теории сексуального развития детей, я и
хотел бы восполнить нижеследующими заметками.
Те, кто читал «Три очерка по теории сексуальности» (1905),
наверняка заметили, что при переизданиях этого сочинения я
никогда его радикально не перерабатывал, а сохранял изначаль-
ное расположение частей и лишь вносил в текст отдельные изме-
нения и дополнения, чтобы отдать должное успехам в развитии
нашей концепции. Мне не всегда удавалось удачно соединить
старое и новое. Ведь поначалу меня главным образом интересо-
вали фундаментальные различия в сексуальной жизни детей и
взрослых, позднее на первый план выдвинулись прегенитальная
организация либидо и примечательный, чреватый последстви-
ями факт двукратного начала сексуального развития1. А потом
интерес мой переместился на представления о сексуальности
у самих детей, что и позволило мне осознать, насколько близко
конечное состояние детской сексуальности (примерно в пяти-
летием возрасте) к окончательной форме сексуальности у взрос-
лого. На этом я и остановился в последнем издании очерков по
теории сексуальности (1922).
147
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
Там, на странице 63*, я пишу, что «часто или даже регуляр-
но еще в детском возрасте выбор объекта совершается точно
так же, как, по нашему мнению, это происходит в пубертатный
период: все сексуальные стремления ребенка направляются на
одного-единственного человека, с помощью которого ребенок
хочет добиться осуществления своих целей. Это и есть наиболь-
шее приближение к окончательной (формирующейся после пу-
бертата) форме сексуальной жизни, какое только возможно в
детстве. Отличие от окончательной формы заключается лишь в
том, что объединения отдельных влечений и их подчинения гла-
венству гениталий у ребенка не происходит, а если и происхо-
дит, то в очень незначительной мере. Установление главенства
гениталий, необходимого для продолжения человеческого рода,
как раз и есть последняя фаза формирования сексуальной орга-
низации».
Утверждение, что главенство гениталий в раннем детстве не
устанавливается либо устанавливается лишь в очень незначи-
тельной мере, сегодня меня уже не устраивает. Сходство между
детской сексуальной жизнью и сексуальной жизнью взрослых
больше, чем мне тогда представлялось, и выражается оно не толь-
ко в феномене выбора объекта. Даже если подлинного объеди-
нения отдельных влечений — под главенством гениталий — не
происходит, все же на вершине процесса развития детской сек-
суальности интерес к гениталиям и игра с ними приобретают
доминирующее значение, почти не уступающее значению тех
же феноменов в пору зрелости. Главная особенность «детской
генитальной организации» как раз и отличает ее от окончатель-
ной генитальной организации взрослых. Упомянутая особен-
ность заключается в том, что для обоих полов играет какую-то
роль только один половой орган, мужской. Стало быть, в данном
случае уместно говорить не о главенстве гениталий, а о главен-
стве фаллоса2.
К сожалению, описать, как это происходит, мы можем толь-
ко на примере ребенка мужского пола, поскольку пока плохо
представляем себе, как протекают соответствующие процессы
[=Ges. Werke, Bd. V.]. — Прим, автора.
148
Г*Е*Н*И*Т* А*Л*Ь*Н* А*Я ОР • ГАН-И-3-А-Ц-И-Я..
у девочки. Мальчик, несомненно, осознает разницу между муж-
чинами и женщинами, однако поначалу ничто ему не подсказы-
вает, что разница эта связана с различием между их гениталия-
ми. Для него естественно предположить наличие таких же гени-
талий, какими обладает он сам, у всех других живых существ,
людей и животных; более того, как известно, даже у неодушев-
ленных предметов ребенок пытается найти что-то аналогичное
своему члену*. Эта легко возбудимая, изменчивая, столь богатая
на ощущения часть тела очень сильно интересует мальчика и не-
прерывно ставит перед ним все новые познавательные задачи.
Мальчик хотел бы увидеть, как выглядит пенис и у других лю-
дей, чтобы оценить свой собственный; он ведет себя так, словно
ему представляется, будто этот орган мог бы быть больше; при-
сущая этой части тела движущая сила, которая в полной мере
проявится позднее, в пубертатный период, в интересующую нас
пору жизни находит выражение главным образом в стремлении
ребенка к исследованию половых признаков — в сексуальном
любопытстве. Многие из эксгибиционистских и агрессивных
поступков, которые совершает ребенок и которые, будь он стар-
ше, взрослые, не задумываясь, осудили бы как проявления похо-
ти, при ближайшем рассмотрении оказываются эксперимента-
ми, нужными для познания сексуальности.
В ходе таких изысканий ребенок приходит к открытию, что
пенис имеется вовсе не у всех подобных ему существ. Толчком
для этого обычно служит случайно представившаяся возмож-
ность увидеть обнаженные гениталии сестренки или подружки;
проницательные мальчики еще раньше, заметив, что девочки,
чтобы помочиться, принимают другую позу и что сам звук па-
дающей струи у них другой, начинают подозревать, что здесь
что-то не так, и затем, чтобы найти этому объяснение, пытаются
возобновить наблюдения подобного рода. Известно, как мальчи-
ки реагируют на свои первые впечатления от отсутствия у девоч-
Странно, впрочем, в какой незначительной мере внимание ребенка при-
влекает другая часть мужских гениталий— мошонка с ее содержимым.
Психоаналитические исследования не позволяют сделать вывод, что, по пред-
ставлению ребенка, к этим гениталиям относится еще что-то, кроме пениса.
— Прим, автора.
149
3«И«Г-М-У«Н«Д Ф-Р«Е«Й«Д
ки пениса. Они как бы не замечают этого отсутствия, полагают,
что все-таки видят член, объясняют противоречие между своим
наблюдением и своим же предвзятым мнением тем, что член-де
пока маленький и еще вырастет, и только постепенно приходят
к аффективно значимому выводу, что член у девочки все-таки
когда-то имелся, а потом был у нее отнят3. Отсутствие пениса
понимается как результат кастрации, и теперь перед мальчиком
встает задача объяснить себе, какое отношение имеет феномен
кастрации к его собственной личности. Дальнейшие ступени
сексуального развития мальчика всем хорошо известны, так что
здесь нет необходимости вновь их перечислять. Мне только ка-
жется, что значение комплекса кастрации можно правильно оце-
нить лишь при том условии, если мы учтем, что он возникает в
фазе главенства фаллоса*.
Известно также, в сколь большой мере пренебрежительное
отношение к женщине, ужас перед женщиной, предрасположен-
ность к гомосексуализму обусловлены убежденностью мужчи-
ны в отсутствии у женщины пениса. Ференци недавно с полным
правом связал мифологический символ ужаса, голову Медузы, с
впечатлением от лишенных пениса женских гениталий**.
Однако не следует думать, будто ребенок так уж быстро и
без колебаний обобщает свое наблюдение, согласно которому
некоторые существа женского пола не имеют пениса; уже само
предположение, что отсутствие пениса является следствием на-
казания кастрацией, препятствует такому выводу. Нет, ребенок
считает, что только недостойные девочки или женщины, винов-
ные, может быть, в таких же недозволенных побуждениях, кото-
рые свойственны и ему самому, поплатились за это лишением ге-
* Исследователи справедливо указывали, что представление о нарциссическом
ущербе вследствие утраты какой-то части своего тела ребенок получает тогда,
когда лишается материнской груди после очередного кормления, или от про-
цесса ежедневного испражнения, или даже когда отделяется от материнского
лона при рождении. Однако о комплексе кастрации мы вправе говорить лишь
в том случае, если это представление о потере связано с мужскими гениталия-
ми. — Прим, автора.
** Internationale Zeitschrift fuer Psychoanalyse, IX, 1923, Heft 1. Я хотел бы добавить,
что в мифе подразумеваются гениталии матери. Афина, которая носит голову
Медузы на своем панцире, именно поэтому становится неприступной женщи-
ной, вид которой гасит саму мысль о сексуальном сближении. — Прим, автора.
150
Г*Е*Н*И*Т*А*Л*Ь*Н*А*Я О«Р«Г«А«Н«И«3« А«Ц«И»Я...
ниталий. Однако женщины уважаемые, как его мать, в его пред-
ставлении еще долго сохраняют пенис. Быть женщиной — для
ребенка это поначалу вовсе не значит не иметь пениса*. Только
позднее, когда ребенок пытается постичь проблему рождения
детей и догадывается, что рожать могут только женщины, мать в
его глазах тоже лишается пениса, и он подчас выстраивает очень
сложные объяснения тому, как она получила ребенка в обмен
на свой пенис. О существовании женских гениталий мальчик,
похоже, так и не догадывается. Как мы знаем, младенец, по его
мнению, живет в утробе (в кишечнике) матери и рождается че-
рез задний проход. Впрочем, эти последние теории уже не укла-
дываются в пределы детской сексуальности.
Важно не забывать, какие метаморфозы претерпевает при-
вычная нам половая полярность за период детского сексуаль-
ного развития. Первая пара противоположностей возникает
при выборе объекта влечения, ведь такой выбор предполагает
наличие субъекта и объекта. На ступени прегенитальной аналь-
но-садистической организации речь еще не идет о мужском и
женском началах, господствует противоположность начал ак-
тивного и пассивного”. На следующей ступени детской гениталь-
ной организации хотя уже появляется мужское начало, но начала
женского еще нет; здесь возникает новая пара противоположно-
стей: наличие мужских гениталий и кастрированность. Лишь в
пубертатный период, когда сексуальное развитие завершается,
сексуальная полярность наконец совпадает с делением на нача-
ла мужское и женское. Мужское начало объединяет в себе роль
субъекта, активность и обладание пенисом, за женским началом
остаются роль объекта и пассивность. Вагина теперь приобрета-
ет значимость как вместилище для пениса, она становится пре-
емницей материнской утробы.
Занимаясь психоанализом с одной молодой женщиной, я узнал, что она, остав-
шись без отца и имея нескольких теток, еще в латентный период была уверена,
что у некоторых ее теток и у матери имеется пенис. Однако одну слабоумную
тетку она определенно считала кастрированной, как ощущала кастрирован-
ной и себя саму. — Прим, автора.
См.:«Триочеркапотеориисексуальности»(Вге1АЬЬапс11ипдеп2иг5ехиакЬеопе,
5. Auflage, S. 62. [= Ges. Werke, Bd. V.]). — Прим, автора.
151
ЗАКАТ
ЭДИПОВА КОМПЛЕКСА
(1924)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «Заката
эдипова комплекса» приведены по следующим изданиям:
1) DerFamilienroman DerNeurotiker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227-231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906-1908): Jensen's 'Gradiva' and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
ЗАКАТ ЭДИПОВА КОМПЛЕКСА
(1924)
Значение эдипова комплекса как центрального феномена
сексуальной жизни — в раннем детстве — становится для нас
все более очевидным. Позже этот комплекс идет на убыль, под-
дается вытеснению, как мы говорим, и за ним следует латентный
период. Однако пока еще не ясно, отчего он сходит на нет; психо-
аналитические исследования, похоже, показывают: это происхо-
дит от случающихся время от времени болезненных разочарова-
ний. Девочке, которая считает себя главной возлюбленной отца,
однажды приходится пережить строгое отцовское наказание,
и она чувствует, что упала с неба на землю. Мальчик, привык-
ший смотреть на мать как на свою собственность, внезапно стал-
кивается с тем, что теперь она дарит свою любовь и заботу уже
не ему, а новорожденному ребенку. Чем больше об этом дума-
ешь, тем яснее осознаешь значимость воздействий такого рода:
ведь мучительные переживания, противоречащие содержанию
комплекса, неизбежны. Даже когда событий, подобных тем, ко-
торые я упомянул в качестве примеров, не происходит, все же
отсутствие ожидаемого удовлетворения, постоянное неисполне-
ние желаний заставляет маленького влюбленного отказаться от
своей безнадежной склонности1. Эдипов комплекс разрушается
потому, что не приводит ни к какому успеху в результате внут-
ренне присущей ему неосуществимости.
Согласно другому мнению, эдипов комплекс исчерпывает
себя, поскольку наступает срок его гибели, как выпадают молоч-
ные зубы, когда прорезаются зубы постоянные. Хотя каждый
ребенок по-своему переживает эдипов комплекс, этот феномен
обусловлен наследственностью, заложен ею и, в соответствии с
наследственной программой, должен исчезнуть, когда начнется
155
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
следующая, предопределенная ею фаза развития. А значит, не
имеет значения, что служит для этого непосредственным пово-
дом и можем ли мы вообще такой повод выявить.
Ни одной из двух этих точек зрения нельзя отказать в пра-
воте. Кроме того, одна не исключает другую: остается место и
для онтогенетической концепции, и для концепции филогене-
тической, заглядывающей дальше. Ведь индивиду как целостно-
му организму еще с момента рождения предначертана смерть;
возможно, в зачаточной системе его органов даже содержится
указание на то, отчего он умрет. И все-таки интересно просле-
дить, как выполняется эта изначально заложенная программа,
как воздействие случайных вредоносных факторов соотносится
с ее особенностями.
В последнее время мы четче осознаем, что сексуальное раз-
витие ребенка по сути заканчивается на той стадии, когда гени-
талии принимают на себя ведущую роль. Но речь идет только о
мужских гениталиях, точнее сказать, о пенисе, роль же женских
гениталий пока не раскрыта. Эта фаллическая фаза, по време-
ни совпадающая с фазой эдипова комплекса, не предполагает
дальнейшего развития в сторону достижения окончательной ге-
нитальной организации, а просто исчерпывает себя и сменяется
латентным периодом. Однако ее затухание всегда происходит
типичным образом, с опорой на регулярно повторяющиеся со-
бытия.
Когда ребенок (мужского пола) начинает интересоваться
своим половым органом, он выдает этот интерес, трогая себя
руками, и очень скоро убеждается в том, что взрослые такую
активность не одобряют. Взрослые намеками или напрямую,
в мягкой или грубой форме грозят мальчику тем, что он может
лишиться этой столь ценной для него части тела. Обычно угро-
за кастрации исходит от женщин, зачастую, чтобы подкрепить
свой авторитет, они говорят, что такое наказание осуществит
отец или доктор. В ряде случаев женщины символически смяг-
чают угрозу, объясняя, что устранен будет не сам половой орган,
по сути пассивный, а рука, которая грешит активно. Часто маль-
чуган впервые сталкивается с угрозой кастрации не потому, что
играл рукой с пенисом, а потому что еженощно мочится в пос-
156
3-А-КА-Т Э • Д« И • П • О* В* А К«О*М«П«Л«Е-К*С-А
тель несмотря на все уговоры и упреки. Те, кто опекает ребенка,
ведут себя так, будто ночное недержание мочи есть следствие
и доказательство его игр с пенисом, — и, может, в этом они не
ошибаются. В любом случае, ночное недержание мочи у ребенка
аналогично поллюциям взрослого человека: оно есть следствие
возбуждения полового органа, возбуждения, которое в тот же
период принуждает мальчика к мастурбации.
Суть моей гипотезы в том, что у ребенка фаллическая ге-
нитальная организация гибнет от угрозы кастрации. Однако
это происходит не сразу и не без воздействия других факторов.
Поначалу мальчик не верит такой угрозе и не реагирует на нее
послушанием. Психоаналитики в последнее время осознали
значимость переживаний двоякого рода, которых не избежать
ни одному ребенку и которые, видимо, готовят его к утрате са-
мой ценной для него части тела: речь идет о переживаниях в свя-
зи с периодическим отлучением малыша от материнской груди
(а позднее — окончательным отказом от нее) и в связи с еже-
дневными требованиями матери или няни, чтобы ребенок опо-
рожнил свой кишечник. У нас нет данных, свидетельствующих
о том, что такие переживания становятся действенным факто-
ром с момента, когда впервые формулируется угроза кастрации.
Только позже, освоив какой-то новый опыт, ребенок начинает
считаться с возможностью кастрации, но и тогда — колеблясь,
как бы нехотя и не без стремления приуменьшить значение сде-
ланного им открытия.
Открытие же, которое в конце концов разрушает неверие
ребенка, — это обнаружение им женских гениталий. Однажды
мальчик, гордящийся своим пенисом, видит генитальную зону
девочки и убеждается в отсутствии пениса у существа, во всех
других отношениях очень на него похожего. Тогда и утрата
собственного пениса становится для него возможной, а угроза
кастрации обретает действенность задним числом.
В отличие от близоруких воспитателей, пугающих своих
питомцев кастрацией, мы не должны упускать из виду, что сек-
суальная жизнь ребенка в этот период мастурбацией отнюдь
не исчерпывается. Как показывают наши наблюдения, ребенок
имеет эдипову установку по отношению к обоим родителям,
157
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф*Р*Е*Й*Д
мастурбация же — только генитальный отводной канал для сек-
суального возбуждения, обусловленного наличием такого ком-
плекса; связью с комплексом и определяется ее значимость для
всех позднейших периодов. Эдипов комплекс открывает ребенку
два способа добиться удовлетворения: активный и пассивный.
Ребенок думает, что может по-мужски поставить себя на место
отца и подобно ему вступить в любовную связь с матерью, и тог-
да отец вскоре становится в его представлении помехой; либо
ребенок хочет заменить мать и стать объектом отцовской люб-
ви, тогда лишней оказывается мать. О том, что такое принося-
щая удовлетворение любовная связь, ребенок имеет лишь самое
смутное понятие; однако ощущения подсказывают ему, что ка-
кую-то роль здесь должен играть пенис. Прежде у него не было
повода сомневаться в том, что пенис есть и у женщины. Однако
теперь, поверив в угрозу кастрации, решив, что женщина кас-
трирована, мальчик вынужден отказаться от обоих способов
удовлетворения, вытекающих из эдипова комплекса. Ведь оба
они заключают в себе угрозу утраты пениса: один способ, муж-
ской, предполагает такое наказание; для другого же, женского,
отсутствие пениса — вообще исходная предпосылка. Но если
любовное удовлетворение — на почве эдипова комплекса — до-
стижимо лишь ценой утраты пениса, неизбежно возникает кон-
фликт между нарциссическим интересом ребенка к этому орга-
ну и той частью его либидо, что направлена на родителей. В та-
ком конфликте, как правило, побеждает первая сила: Я ребенка
отвращается от эдипова комплекса.
Я объяснил в другом месте, как это происходит. Сами объек-
ты, на которые прежде было направлено либидо ребенка, отверга-
ются, но ребенок идентифицирует себя с соответствующими пози-
циями. Я вбирает в себя отцовский либо родительский автори-
тет, становящийся ядром Сверх-Я, которое перенимает у отца его
строгость, подтверждает исходящий от отца запрет на инцест и
таким образом гарантирует для Я невозможность повторного на-
деления инцестуозного объекта зарядом либидо. Относящиеся к
эдипову комплексу либидозные устремления тогда отчасти теря-
ют сексуальный характер и сублимируются (что, вероятно, на-
блюдается всегда, когда мы имеем дело с самоидентификацией),
158
3«А«К«А«Т Э*Д*И*П*О*В*А К» О» М-П «Л* Е- К-С»А
отчасти же их стремление к цели тормозится и они преобразу-
ются в нежные побуждения. Весь этот процесс, с одной стороны,
упраздняет угрозу утраты гениталий, а с другой — как бы па-
рализует их, прекращает их функционирование. С этого начи-
нается латентный период, на время прерывающий сексуальное
развитие ребенка.
Я не вижу причин, почему бы нам не назвать процесс отказа
Я от эдипова комплекса «вытеснением», хотя более поздние вы-
теснения осуществляются, как правило, при участии Сверх-Я, ко-
торое в данном случае только формируется. Однако описанный
процесс есть нечто большее, чем просто вытеснение: он, если
протекает идеально, равнозначен разрушению и снятию комп-
лекса. Можно предположить, что здесь мы имеем дело с разгра-
ничительной линией между нормой и патологией — с линией,
которая никогда не бывает вполне отчетливой. Если Я достигает
только вытеснения комплекса, а не его разрушения, то комплекс
продолжает существовать в сфере бессознательного, как часть
Оно, и позднее еще окажет свое патогенное воздействие.
О существовании взаимосвязей между фаллической орга-
низацией, эдиповым комплексом, угрозой кастрации, образова-
нием Сверх-Я и латентным периодом мы узнаем — или, точнее,
догадываемся — благодаря психоаналитическим наблюдениям.
Наличие таких взаимосвязей подтверждает мой вывод о том,
что эдипов комплекс сходит на нет из-за угрозы кастрации.
Однако поставленная проблема на этом не исчерпывается, ибо
приходит черед ее теоретического осмысления, которое может
опровергнуть уже достигнутый результат или представить его в
новом свете. Но прежде чем мы вступим на этот путь, придется
обратиться к вопросу, который напрашивался и раньше, по ходу
моих рассуждений, но до сего момента отодвигался в сторону.
Описанный выше процесс касается, что было специально огово-
рено, только ребенка мужского пола. А как протекает соответс-
твующее развитие у девочки?
Материал, коим мы располагаем, в данном случае — труд-
но сказать, почему — намного непонятнее и фрагментарнее.
У ребенка женского пола тоже развивается эдипов комплекс,
формируется Сверх-Я и наступает латентный период. Допустимо
159
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ли применительно к девочке говорить о фаллической органи-
зации и комплексе кастрации? Я полагаю, что да, однако у нее
все это не может происходить точно так же, как у мальчика.
Феминистское требование равноправия полов здесь нам ничем
не поможет, ибо морфологическая разница между мужчиной
и женщиной неизбежно должна проявиться и в плане их пси-
хического развития. Анатомия — это судьба, если перефра-
зировать высказывание Наполеона. Клитор девочки вначале
как будто ничем не отличается от пениса, но, сравнив себя с
каким-нибудь приятелем-мальчиком, девочка вдруг замечает,
что ее пенис «не удался ростом», и, чувствуя себя обделенной,
воспринимает сей факт как причину своей неполноценности.
Еще какое-то время девочка утешает себя надеждой, что позд-
нее, когда подрастет, она получит такой же большой привесок,
как у мальчика. Отсюда и берет начало — у женщины — комп-
лекс мужественности. Маленькая женщина, обнаружив у себя
такой изъян, не воспринимает его как признак пола, а приходит
к мысли, что когда-то и она обладала таким же большим членом,
как у мальчика, но потом в результате кастрации его лиши-
лась. Похоже, девочка не распространяет это умозаключение
на других, взрослых женщин, но предполагает, совершенно в
духе фаллической фазы, что у них у всех имеются большие и
полновесные, то есть мужские, гениталии. Тут и обнаружива-
ется существенное различие между полами: девочка признает
кастрацию как свершившийся факт, мальчик же только боится
возможности ее осуществления.
Поскольку у девочки нет страха перед кастрацией, в ее слу-
чае отсутствует и мощный стимул к формированию Сверх-Я, то
есть, в конечном счете, — к разрушению детской генитальной
организации. У девочки, как представляется, эти изменения в
куда большей степени, чем у мальчика, являются следствием
влияния внешних факторов — воспитания, запугивания тем,
что она лишится родительской любви. Эдипов комплекс у девоч-
ки гораздо менее сложен, чем у маленького обладателя пениса:
по моему опыту, он, как правило, выражается лишь в желании
заменить собой мать, то есть в принятии женской установки по
отношению к отцу. Девочка смиряется с отсутствием у нее пени-
160
3-А-К-А-Т Э-Д-И-П-O-B-A К-О-М-П-Л-Е-К-С-А
са не без попытки чем-то возместить такой недостаток. Ее мысли
плавно переходят от пениса к ребенку (одно и другое она, мож-
но сказать, символически отождествляет), и эдипов комплекс у
нее достигает кульминации в долго сохраняющемся желании
получить ребенка в подарок от отца — родить отцу ребенка.
Создается впечатление, что девочка постепенно освобождается
от эдипова комплекса именно потому, что такое желание не мо-
жет осуществиться. Оба желания — обладать пенисом и родить
ребенка — сохраняются в сфере бессознательного, не утрачивая
своей силы, и исподволь подготавливают маленькую женщину
к предназначенной ей половой роли. В сексуальном влечении
девочки садистический компонент значительно ослаблен, что,
скорее всего, объясняется скукоженностью женского «пени-
са», и это способствует превращению откровенно сексуальных
стремлений в стремления более нежные, заторможенные в пла-
не достижения цели. Вообще же мы вынуждены признать: наши
познания об этих процессах у детей женского пола пока весьма
неудовлетворительны, расплывчаты и отрывочны.
Я уверен: описанные здесь временные и причинно-следс-
твенные отношения между эдиповым комплексом, сексуальным
запугиванием (угрозой кастрации), формированием Сверх-Я и
наступлением латентного периода носят типичный характер;
однако я не решусь утверждать, что данный тип отношений —
единственно возможный. Любые изменения в хронологической
последовательности этих процессов и в особенностях их сцеп-
ления друг с другом наверняка очень значимы для развития ин-
дивида.
Со времени публикации О. Ранком интересного очерка
«Травма рождения» результат данной небольшой работы, сводя-
щийся к тому, что эдипов комплекс у мальчика заканчивается из-
за страха перед кастрацией, уже не может приниматься на веру
без дальнейшей дискуссии. Однако сегодня я к такой дискуссии
еще не готов, а кроме того, в рамках настоящей работы вообще
нет места ни для критики точки зрения Ранка, ни для разбора ее
достоинств.
НЕКОТОРЫЕ
ПСИХИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ
АНАТОМИЧЕСКОГО
РАЗЛИЧИЯ ПОЛОВ
(1925)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «Некоторых
психических следствий анатомического различия полов» приве-
дены по следующим изданиям:
1) Der Familienroman Der Neurotiker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227-231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906-1908): Jensen's 'Gradiva' and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
НЕКОТОРЫЕ ПСИХИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ
АНАТОМИЧЕСКОГО РАЗЛИЧИЯ ПОЛОВ
(1925)
В моих публикациях и в публикациях моих учеников все
более категорично выражается требование, чтобы при психо-
аналитической работе с невротиками принимался в расчет и
первый период их детства — время раннего расцвета сексуаль-
ной жизни. Только исследовав первые проявления врожденной
конституции влечений и воздействие самых ранних жизнен-
ных впечатлений, можно правильно распознать движущие силы
позднейшего невроза и оградить себя от ошибок, к которым нас
подталкивают трансформации и наслоения, относящиеся уже к
стадии зрелости. Это требование имеет не только теоретическое
значение, оно важно и с практической точки зрения, поскольку
проводит разграничительную черту между нашими усилиями и
работой тех врачей, которые ориентируются на терапевтические
задачи и лишь в незначительной степени пользуются психоана-
литическим методом. Психоанализ раннего периода детства
предполагает большие затраты времени и труда, перед врачом и
пациентом он ставит задачи, осуществлению которых реальная
ситуация не всегда способствует. Он, кроме того, порой заводит
нас в темные тупики, а дорожных указателей, помогающих отту-
да выбраться, пока нет. Я полагаю, мы можем не опасаться, что в
ближайшие десятилетия работа психоаналитиков станет чисто
механической и, значит, неинтересной.
Далее я поделюсь результатом одного своего психоанали-
тического исследования, который мог бы оказаться очень важ-
ным, если бы удалось доказать, что он представляет собой общее
правило. Вы спросите: почему же я не откладываю эту публи-
кацию до тех пор, пока новый, более богатый материал не даст
мне нужного доказательства, коли таковое вообще существует?
Отвечу: потому что в условиях моей работы произошла переме-
165
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
на, повлекшая за собой последствия, о которых я не стану умал-
чивать. Раньше я не принадлежал к числу тех исследователей,
что не умеют держать при себе предполагаемое открытие, пока
оно не подтвердится или не получит опровержение. «Толкование
сновидений» и «Фрагмент анализа истерии» (историю болезни
Доры) я хранил в ящике письменного стола если и не девять лет
(по рецепту Горация), то, во всяком случае, года четыре, а то и
все пять, и только потом опубликовал. Но тогда у меня впереди
было море времени — oceans of time, как говорит один достой-
ный поэт, — и информации ко мне поступало столько, что я едва
успевал с ней справляться. Кроме меня никто еще не начал ра-
ботать в этой новой области, и потому промедление не наносило
никакого ущерба ни мне самому, ни другим.
Нынче все изменилось. Время, оставшееся у меня, ограни-
чено, и я уже не могу, как раньше, тратить его почти исключи-
тельно на работу; соответственно, и шансы приобрести какой-
то дополнительный опыт выпадают теперь не так часто. Если я
действительно, как мне кажется, открыл что-то новое, у меня
нет уверенности, что я дождусь подтверждения своему откры-
тию. Вообще все, что лежало на поверхности, уже исчерпано;
остальное приходится добывать с большой глубины, долго и
с приложением значительных усилий. Наконец, я больше не
один: мои соратники, энтузиасты своего дела, заинтересованы
даже в незаконченных, недостаточно обоснованных результа-
тах, и я спокойно могу оставить им ту часть работы, которую,
не будь этих людей, должен был бы выполнить сам. Поэтому я и
чувствую себя вправе сообщить на сей раз нечто такое, что обя-
зательно должно быть перепроверено, прежде чем сообщение
это сочтут имеющим существенное значение или не значащим
ничего.
Когда мы исследовали первые психические фиксации сек-
суальной жизни у детей, то в качестве объекта выбирали обычно
ребенка мужского пола, маленького мальчика. С маленькой де-
вочкой, думали мы, дело обстоит примерно так же, хотя какие-то
отличия, конечно, имеются. Но на каком именно отрезке пути, в
какой точке процесса их развития начинается расхождение, мы
установить не смогли.
166
Н-Е-К-О-Т-О-Р-Ы-Е П-С-И-Х-И-Ч-Е-С-К-И-Е...
Ситуация наличия эдипова комплекса — первая стадия,
которую мы с уверенностью распознаем у мальчика. Понять ее
нетрудно, поскольку и на этой стадии мальчик ориентируется на
тот же объект, который он уже раньше, когда сосал грудь и пол-
ностью зависел от матери или няни, зарядил своим либидо (тогда
еще не генитальным). Даже то, что теперь мальчик воспринима-
ет отца как мешающего ему соперника, которого он хотел бы ус-
транить, чтобы занять его место, легко объяснить изменением
реальных условий. В другом месте я показал, что эдипова уста-
новка мальчика относится к фаллической фазе и исчезает из-за
страха перед кастрацией, то есть из-за нарциссического интере-
са к собственным гениталиям*. Сложность здесь заключается
только в том, что сам эдипов комплекс — у мальчика — имеет
двойственную природу, активную и пассивную, соответственно
бисексуальной предрасположенности человека. Мальчик ведь
хочет еще и заменить для отца мать в качестве объекта любви,
что мы называем фемининной установкой.
Предыстория эдипова комплекса у мальчика нам еще далеко
не ясна. Мы знаем, что на этой стадии нежный по натуре ребенок
идентифицирует себя с отцом, но пока не вступает в соперничес-
тво с матерью. Другой элемент этой предыстории — мастурба-
ция с гениталиями, свойственная, по моему мнению, всем детям:
тот характерный для раннего детства онанизм, подавление кото-
рого воспитателями (более или менее насильственное) как раз и
активизирует комплекс кастрации. Мы предполагаем, что такой
онанизм связан с эдиповым комплексом и обеспечивает отвод
вызванного им сексуального возбуждения. Но с самого ли начала
онанизм связан с эдиповым комплексом, или же он начинается
спонтанно, как игра со своим мужским органом, а с упомянутым
психическим комплексом соединяется только позднее, нам пока
неясно; вторая возможность гораздо более вероятна. Не решен
пока и вопрос о влиянии на ребенка привычки мочиться в пос-
тель, с одной стороны, а с другой — отвыкания от этой привыч-
ки вследствие вмешательства воспитателей. Мы предпочитаем
простое объяснение: регулярное ночное недержание мочи есть
* «Закат эдипова комплекса». — Прим, автора. — См.: С. 155-161 настоящего из-
дания).
167
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
следствие онанизма и потому мальчик воспринимает запрет мо-
читься в постель как посягательство на его генитальную актив-
ность, то есть как угрозу кастрации; но применимо ли такое объ-
яснение к каждому отдельному случаю, еще только предстоит
выяснить. Наконец, психоанализ позволяет нам осознать, пока
еще смутно, что подслушивание ребенком — в очень раннем де-
тстве — звуков, сопровождающих половое сношение родителей,
может вызвать у него первое сексуальное возбуждение и что та-
кое происшествие в силу своего длительного воздействия иног-
да становятся отправной точкой для всего последующего сексу-
ального развития. Онанизм, равно как и обе установки эдипова
комплекса, позже дополняют это впечатление, и в результате
ребенок впервые дает ему какое-то толкование. Однако труд-
но предположить, что возможность наблюдать половую жизнь
родителей открывается всем детям, и здесь мы сталкиваемся с
проблемой происхождения «первичных фантазий»1. Итак, в пре-
дыстории эдипова комплекса у мальчика для нас остается еще
много непроясненного, нам предстоит проверить и решить, су-
ществует ли только один, общий для всех, путь развития, или же
разные пути — разные предварительные стадии — сходятся в
одном пункте, приводят к одной и той же конечной ситуации.
Эдипов комплекс у девочки скрывает в себе еще одну про-
блему, не возникающую в связи с эдиповым комплексом у маль-
чика. И для мальчика, и для девочки мать была самым первым
объектом любви; неудивительно, что мальчик сохраняет привя-
занность к этому объекту и в пору эдипова комплекса. Но как же
девочка приходит к тому, чтобы отказаться от первого объекта
своей любви и в качестве нового объекта выбрать отца? Изучая
данный вопрос, я обнаружил некоторые факты, проливающие
дополнительный свет как раз на предысторию эдиповых отно-
шений у девочки.
Любому психоаналитику известны пациентки, которые
с особым упорством держались за свою привязанность к отцу
и за желание иметь от отца ребенка (в данном желании привя-
занность обретала наивысшее выражение). Казалось бы, мож-
но с полным основанием предположить, что эта мечта была
движущей силой их детского онанизма, и тогда напрашивается
168
Н-Е-К-О-Т-О-Р-Ы-Е П-С-И-Х-И-Ч-Е-С-К-И-Е...
мысль, что мы здесь имеем дело с элементарным, не подлежа-
щим дальнейшему разложению фактом детской сексуальной
жизни. Однако тщательный анализ таких случаев показывает
иное: эдипов комплекс у девочки имеет длинную предысторию,
и в определенном смысле он представляет собой вторичное об-
разование.
Согласно замечанию старого детского врача Линднера*, ре-
бенок открывает доставляющую ему удовольствие генитальную
зону — пенис либо клитор, когда его кормят грудью (в процессе
сосания). Оставлю пока открытым вопрос о том, действительно
ли ребенок начинает пользоваться этим новым для него источни-
ком удовольствия, чтобы восполнить утрату материнской груди,
на что, возможно, указывают позднейшие фантазии (и феномен
фелляции). Важно, что в какой-то момент ребенок открывает
для себя генитальную зону, и у нас, по-видимому, нет оснований
приписывать первым манипуляциям с ней психическое содер-
жание. Следующим шагом в начавшейся таким образом фалли-
ческой фазе оказывается, однако, не связывание этого онанизма
с объектами, получившими заряды либидо на стадии эдипова
комплекса, а чреватое последствиями открытие, выпадающее
на долю девочки. Она обнаруживает у брата либо у товарища по
играм хорошо заметный, большущий пенис, тотчас распознает
его как гораздо лучший эквивалент своего собственного, ма-
ленького и незаметного органа, и с этого момента ею овладевает
зависть к пенису2.
Интересна противоположность в поведении двух полов:
в аналогичном случае, когда мальчик впервые видит гениталь-
ную зону девочки, он ведет себя нерешительно и поначалу не
проявляет большого интереса; он не замечает ничего особенного
или отрицает свое впечатление, пытается это впечатление осла-
бить, хочет получить какую-то информацию, которая помогла
бы ему согласовать увиденное с его ожиданиями. Лишь позднее,
уже после того, как будет высказана угроза кастрации, это на-
блюдение обретет важный смысл: воспоминание о нем либо но-
вое наблюдение такого рода всколыхнет в мальчике целую бурю
См.: «Три очерка по теории сексуальности». — Прим, автора.
169
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
связанных со страхом аффектов и тогда он поверит в угрозу,
которую прежде высмеивал. Соединение упомянутых факто-
ров может вызвать у мальчика две реакции; иногда они фикси-
руются, и тогда какая-нибудь одна из них или обе вместе, в со-
четании с другими факторами или нет, будут долго определять
его отношение к женщине: отвращение к этому изуродованному
существу либо торжествующее чувство превосходства над ним.
Но эти новые явления — дело будущего, пусть и не столь отда-
ленного.
С маленькой девочкой все иначе. Она мгновенно оценивает
увиденное и принимает решение. Она разглядела пенис у маль-
чика, поняла, что у нее самой такого пениса нет, и тут же захоте-
ла его получить*.
Отсюда, с этого момента, развитие женщины и отклоняется
в сторону, переходя на путь так называемого комплекса муже-
ственности, который, если ей не удастся быстро его преодолеть,
может сильно осложнить предначертанное ей движение к пол-
ноценной женственности3. Надежда, что когда-нибудь ей все-
таки дадут пенис и благодаря этому она сравняется с мужчиной,
иногда сохраняется у женщины невероятно долго и становится
мотивом для странных, необъяснимых — если не знать этого мо-
тива — поступков. Или же начинается процесс, который я бы на-
звал отрицанием, и который, кажется, в детской душевной жиз-
ни встречается не так уж редко и не особенно для нее опасен,
однако у взрослого человека он может стать началом психоза.
Девочка отказывается признать факт своей кастрированности,
она твердо убеждена в том, что все-таки обладает пенисом, и по-
тому вынуждена вести себя так, как если бы была мужчиной4.
Зависть к пенису, если вся она не расходуется на формиро-
вание в качестве ответной реакции — комплекса мужествен-
ности, имеет далекие последствия. В случае признания малень-
* Здесь уместно внести поправку в одно положение, которое я сформулировал не-
сколько лет назад. Я думал тогда, что сексуальный интерес ребенка не пробуж-
дается вследствие самого факта различия полов, как это происходит у подрос-
тка, достигшего поры созревания, а вспыхивает внезапно, в связи с вопросом,
откуда берутся дети. Это, конечно, неверно — по крайней мере, для девочки. У
мальчика это бывает то так, то иначе, вообще же у обоих полов решающим фак-
тором становятся случайные жизненные обстоятельства. — Прим, автора.
170
Н-Е-К-О-Т-О-Р-Ы-Е П-С-И-Х-И-Ч-Е-С-К-И-Е...
кой женщиной своей нарциссической раны у нее остается, слов-
но рубец, ощущение собственной неполноценности. Преодолев
первое искушение объяснить отсутствие у себя пениса наказа-
нием, которому подвергли только ее одну, и узнав о распростра-
ненности этого характерного признака женского пола, девочка
усваивает пренебрежительное отношение мужчин к женщинам,
лишенным столь важной части тела, и, разделяя такую оценку,
по крайней мере отчасти приравнивает себя к мужчинам*.
Зависть к пенису, даже если она уже не направлена на со-
ответствующий объект, не исчезает, а с небольшим смещением
продолжает существовать дальше, в такой черте характера, как
ревность. Разумеется, ревность не есть свойство только одного
пола, она базируется на более широком фундаменте, однако я
полагаю, что в душевной жизни женщины ревность все же иг-
рает гораздо большую роль, чем в психике мужчины, поскольку
получает мощную подпитку из источника подавленной завис-
ти к пенису. Еще прежде, чем я убедился в таком происхожде-
нии ревности, я выделил в онанистической фантазии «Ребенка
бьют», очень частой именно у девочек, первую фазу, в которой
ревность присутствует постольку, поскольку битью должен под-
вергнуться другой ребенок, к которому девочка ревнует как к со-
пернику**. Эта фантазия, похоже, у девочки представляет собой
Еще в первом своем критическом высказывании, в очерке «Об истории пси-
хоаналитического движения» (1913), я отмечал, что именно в этой идее заклю-
чается правдивое ядро учения Адлера, который, однако, ничтоже сумняшеся
пытается объяснить весь мир с этой одной точки зрения (неполноценность ор-
гана — «мужской» протест — уход от женской линии) и даже гордится тем, что
будто бы лишил сексуальность приписываемого ей значения, выдвинув на пер-
вый план стремление к власти! Под «неполноценным» органом — как единс-
твенный орган, определенно заслуживающий такого названия — наверняка
подразумевается клитор. С другой стороны, я слышал, как некоторые психо-
аналитики хвалятся, что, хотя они проработали в своей области уже несколь-
ко десятков лет, им так и не представился случай убедиться в существовании
комплекса кастрации. Остается лишь с восхищением склониться перед их до-
стижением (пусть даже и негативным): перед этим несомненным мастерством
закрывать глаза на неудобные факты. Оба учения, о которых я тут говорил,
вместе составляют любопытную пару противоположностей: одно не замечает
нигде и следа комплекса кастрации, другое повсюду видит только последствия
этого комплекса, и ничего кроме. — Прим, автора.
«Ребенка бьют». — Прим, автора.
171
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
реликт фаллического периода; своеобразное упорство, поразив-
шее меня в монотонной формуле «ребенка бьют», допускает, по-
видимому, и еще одно толкование. Ребенок, которого бьют (или
ласкают), возможно, не что иное как клитор, а в таком случае
данное выражение скрывает в себе, на глубинном уровне, при-
знание в мастурбации, которая, следовательно, с момента своего
начала в фаллической фазе и вплоть до какого-то более позднего
времени неразрывно связана с содержанием этой формулы.
Третьим следствием зависти к пенису, похоже, является
ослабление нежного отношения к матери. Какая тут связь, нам
не вполне понятно, но легко убедиться в том, что почти всегда
ответственность за отсутствие пениса возлагается на мать, кото-
рая будто бы произвела ребенка на свет, не сумев наделить его
необходимой оснасткой. Хронологическая последовательность
событий обычно такова: вскоре после обнаружения девочкой
ущербности своих гениталий у нее возникает ревность к друго-
му ребенку, которого мать якобы любит больше, на этом строит-
ся мотивировка для освобождения от привязанности к матери.
С такой трактовкой хорошо согласуется тот факт, что ребенок,
которого мать любит больше, обычно и становится первым объ-
ектом фантазии об избиении, подводящей к мастурбации.
Еще одно поразительное следствие зависти к пенису — то
есть следствие открытия девочкой неполноценности клитора
— является, конечно, важнейшим из всех. Раньше у меня не-
редко возникало впечатление, что женщина, в общем, переносит
мастурбацию тяжелее, чем мужчина, чаще борется с желанием
заняться ею и не прибегает к ней в целом ряде случаев, когда
мужчина, окажись он в тех же условиях, не задумываясь, вос-
пользовался бы этим средством. Разумеется, если мы примем
сказанное за правило, тут же найдется множество исключений.
Ведь реакции человеческого индивида, к какому бы полу он ни
принадлежал, представляют собой смешение и мужских, и жен-
ских особенностей. Но все-таки, похоже, женской натуре мас-
турбация более чужда, чем натуре мужчины, а если мы хотим
понять, почему это так, нам стоило бы принять во внимание, что
мастурбирование клитора (уж во всяком случае) есть мужская
деятельность и что полноценная женственность развивается
172
Н-Е-К-О-Т-О-Р-Ы-Е П-С-И-Х-И-Ч-Е-С-К-И-Е...
только при условии отказа от сексуальной активности, связан-
ной с клитором. Психоаналитические исследования, относящи-
еся к ранней фаллической стадии, показали мне, что у девочки,
вскоре после проявления у нее зависти к пенису, начинается
интенсивное неприятие онанизма, чего нельзя объяснить одним
только влиянием воспитателей. Этот новый порыв, очевидно,
— предвестник того сдвига (вытеснения), который в пубертатный
период приведет к почти полному устранению мужской сексуаль-
ности и даст место развитию женственности. Может случиться,
что первый протест против эротического самоудовлетворения не
достигнет своей цели. В проанализированных мною случаях так и
произошло. Но тогда конфликт будет продолжаться, а девочка—ив
этот момент, и позже — постарается сделать все возможное, чтобы
освободиться от склонности к онанизму. Некоторые позднейшие
проявления сексуальной жизни женщины останутся непонятны-
ми, если не учитывать этот сильный мотив.
Сопротивление девочки фаллическому онанизму я могу
объяснить себе, только предположив, что эта приносящая удо-
вольствие деятельность для нее заключает в себе и какое-то
побочное ощущение, доставляющее ей страдание. Такое ощу-
щение не так уж трудно обнаружить: наверняка это связанная
с завистью к пенису нарциссическая обида, напоминающая, что
в плане ублажения своего члена девочка никогда не сравнится с
мальчиком и потому ей лучше сразу отказаться от конкуренции с
ним. Получается, что осознание анатомического различия меж-
ду полами отталкивает девочку от мужественности и от мужско-
го онанизма, тем самым направляя ее на новый путь, ведущий к
формированию женственности.
Об эдиповом комплексе речь пока не шла, он ведь и не играл в
описанных выше процессах никакой роли. Однако теперь либидо
девочки смещается на новую позицию, хочется сказать: по рель-
сам заранее предначертанного символического отождествления
пениса с ребенком. Девочка отказывается от желания иметь пе-
нис ради нового желания -иметь ребенка, и с этой целью она
выбирает отца в качестве любовного объекта. Мать становится
для нее объектом ревности, девочка превращается в маленькую
женщину. Имея в виду результат одного психоаналитического
173
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
исследования, рискну предположить: в этой новой ситуации де-
вочка иногда испытывает такие физические ощущения, которые
определенно свидетельствуют о преждевременном пробуждении
у нее функции зрелых женских гениталий. Если в дальнейшем
девочке приходится отказаться от привязанности к отцу из-за без-
надежности такого чувства, то эта привязанность может уступить
место самоидентификации с отцом, и тогда девочка возвращается к
комплексу мужественности, а иногда даже фиксируется на нем.
Теперь я сказал все, что считал нужным сказать, и попыта-
юсь подвести итог. Нам удалось заглянуть в предысторию эди-
пова комплекса у девочки. Соответствующий период у мальчи-
ка так и остался для нас почти неизвестным. У девочки эдипов
комплекс — вторичное образование. Последствия комплекса
кастрации предшествуют ему и подготавливают его. Отношение
между эдиповым комплексом и комплексом кастрации определя-
ется фундаментальным фактом противоположности полов. Если
у мальчика эдипов комплекс разрушается из-за комплекса каст-
рации*, то у девочки благодаря комплексу кастрации его форми-
рование впервые становится возможным. Такое противоречие
можно объяснить, предположив, что комплекс кастрации всегда
воздействует одинаково, в соответствии со своим содержанием:
он служит фактором, тормозящим и ограничивающим разви-
тие мужественности, и тем самым способствует формированию
женственности. Разница между мужчиной и женщиной (на этой
стадии сексуального развития) есть закономерное следствие ана-
томического различия в устройстве гениталий и связанной с ним
психической ситуации; она соответствует разнице между каст-
рацией уже осуществленной и той кастрацией, которой только
пугают. Полученный нами результат, по сути, настолько самооче-
виден, что кажется: его можно было заранее предугадать.
И последнее замечание: эдипов комплекс — настолько зна-
чимый феномен, что далеко не безразлично, как человек попада-
ет в ситуацию эдипова комплекса и как от него освобождается.
У мальчика (я показал это в своем исследовании, упомянутом в
последней сноске, на результаты которого опираюсь и в настоя-
* См.: «Закат эдипова комплекса». — Прим, автора. — См.: С. 155 -161 настояще-
го издания).
174
Н-Е-К-О-Т-О-Р-Ы-Е П-С-И-Х-И-Ч-Е-С-К-И-Е...
щей работе) комплекс не просто вытесняется, но буквально раз-
рушается под влиянием шока, вызванного угрозой кастрации.
Мальчик отрекается от позиций, уже получивших заряды его
либидо, соответствующие заряды либидо утрачивают сексуаль-
ный характер и отчасти сублимируются, а прежние объекты ли-
бидозного влечения, так сказать, вживляются в Я, где образуют
ядро Сверх-Я и передают этому новообразованию свои характер-
ные особенности. В нормальном или, лучше сказать, в идеальном
случае эдипов комплекс с этого момента перестает существовать
даже в сфере бессознательного, его преемником становится
Сверх-Я. Поскольку пенис — в понимании Ференци — является
чрезвычайной ценностью для нарциссического либидо именно
благодаря своему органическому значению в плане продолже-
ния человеческого рода, мы вправе рассматривать общечело-
веческую катастрофу гибели эдипова комплекса — отказ от
инцеста, возникновение совести и морали — как победу рода
над индивидом. Это интересная точка зрения, если принять во
внимание, что и невроз обычно основывается на сопротивлении
Я требованиям сексуальной функции. Однако нам, пожалуй, не
стоит покидать сферу индивидуальной психологии: это (во вся-
ком случае, поначалу) не приблизит нас к пониманию разбирае-
мых нами запутанных отношений.
У девочки не возникает мотива для разрушения эдипова
комплекса. Идея кастрации оказала на нее воздействие раньше,
и это воздействие состояло именно в том, что загнало ребенка
в ситуацию эдипова комплекса. Поэтому у эдипова комплекса в
этом случае не такая судьба, как в случае с мальчиком: девочка
расстается с ним медленно, он подвергается вытеснению, но его
воздействие еще долго дает о себе знать даже в нормальной ду-
шевной жизни женщины. Я не без колебаний решаюсь выска-
зать здесь одну мысль, упорно меня преследующую: она заклю-
чается в том, что сам уровень нравственной нормы у женщины
иной, чем у мужчины. Сверх-Я женщины никогда не будет таким
неумолимым, таким безличным, таким независимым от своих
аффективных источников, каким оно должно быть, согласно
общепринятым требованиям, у мужчины. Характерные черты,
которые издавна ставили в упрек женщине — утверждая, что ей
175
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
в меньшей степени, чем мужчине, свойственно чувство справед-
ливости, что она менее склонна подчиняться жизненной необхо-
димости, что чаще руководствуется в своих решениях нежными
или враждебными чувствами, — эти черты, кажется, обусловле-
ны той особой модификацией процесса формирования Сверх-Я,
которая была описана выше. Возражения феминисток, стремя-
щихся навязать нам полное равноправие полов и представление
об их равноценности, не должны вводить нас в заблуждение,
хотя я с готовностью соглашусь, что и мужчины в своем боль-
шинстве отнюдь не соответствуют мужскому идеалу, да и вооб-
ще все человеческие индивиды из-за наличия у них бисексуаль-
ной предрасположенности и вследствие перекрестной наследс-
твенности соединяют в себе и мужские, и женские черты, так
что мужественность и женственность (в чистом виде) остаются
теоретическими конструктами с неясным содержанием.
Я сам достаточно высоко оцениваю значимость вышеиз-
ложенных рассуждений о психических следствиях анатоми-
ческого различия полов, но, конечно, понимаю: такая оценка
правомерна лишь в том случае, если выводы, сделанные мною
на основе очень немногих наблюдений, подтвердятся другими
исследованиями и окажутся типичными. Иначе все это останет-
ся просто еще одним вкладом в познание многообразных путей
развития сексуальной жизни.
В очень содержательных, несомненно заслуживающих
одобрения работах о комплексе мужественности и о комплексе
кастрации у женщин, написанных Абрахамом («Формы выра-
жения женского комплекса кастрации», Межд. журнал по пси-
хоанализу, т. VII), Хорни («К вопросу о генезисе женского комп-
лекса кастрации», там же, т. IX) и Хеленой Дойч («Психоанализ
женских сексуальных функций», Новые работы по терапевти-
ческому психоанализу, № V), можно обнаружить много пересе-
чений с моим описанием тех же феноменов, и там нет ничего, что
совпадало бы с ним полностью; мне хотелось бы в заключение
отметить, что настоящая публикация оправдана и с этой точки
зрения.
О ЛИБИДОЗНЫХ ТИПАХ
(1931)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «О либи-
дозных типах» приведены по следующим изданиям:
1) Der Familienroman Der Neurotiker: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band VII. Werke aus den Jahren 1906-1909. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; ss. 227—231
(маргиналии с индексом GW).
2) Family Romances (tr. James Strachey): The Standard Edition of
the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey. Vol.
IX (1906-1908): Jensen's 'Gradiva' and Other Works, London,
The Hogarth Press, 1995; pp. 235-242 (маргиналии с индексом
SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
О ЛИБИДОЗНЫХ ТИПАХ
(1931)
Как показывают наши наблюдения, обобщенный образ че-
ловека находит воплощение в необозримом многообразии конк-
ретных человеческих личностей. Когда мы, следуя объяснимой
потребности, пытаемся представить себе это множество как
совокупность разных типов людей, мы с самого начала сталки-
ваемся с проблемой выбора: по каким признакам и с какой точ-
ки зрения следует строить такую типологию. Физические свой-
ства, конечно, пригодны для этой цели не менее, чем свойства
психические; самыми же ценными будут те признаки, которые
подразумевают постоянную соотнесенность определенных фи-
зических и душевных качеств.
Сомнительно, что мы уже сейчас можем выявить такие
психофизиологические типы, хотя позднее это конечно будет
сделано — на неизвестной нам пока основе. Если же для начала
ограничиться типами чисто психологическими, то первое, что
приходит в голову, это намерение положить в основу их класси-
фикации распределение либидо. Следует стремиться к тому, что-
бы эта классификация не просто выводилась из нашего знания
либо наших предположений о либидо, но находила подтверж-
дение в опыте психоаналитической работы и способствовала
прояснению сделанных нами наблюдений. Признаюсь без око-
личностей: даже в психической области деление на либидозные
типы — не единственно допустимое; исходя из других призна-
ков, можно было бы, вероятно, выявить целый ряд иных психо-
логических типов. В отношении всех таких типов нужно иметь
в виду, что они не обязательно совпадают с картинами болезни.
Однако они должны охватывать все варианты человеческого ха-
рактера, которые, согласно нашей оценке (ориентированной на
179
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
практику), укладываются в сферу нормального. Только в своих
экстремальных формах они приближаются к картинам болез-
ни и тем помогают нам отказаться от представления, что между
нормой и патологией пролегает некая пропасть.
Итак, исходя из того, в какой области душевного аппарата по
преимуществу размещается либидо, можно выделить три глав-
ных либидозных типа. Подобрать для них названия достаточно
трудно; учитывая нашу глубинную психологию, я бы предпочел
обозначить их как типы эротический, нарциссический и навязчи-
вый.
Эротический тип охарактеризовать проще всего. Эротики —
это люди, чей главный интерес (наибольшая часть их либидо)
направлен на любовную жизнь. Любить, и особенно быть люби-
мым, для них — самое важное. Они одержимы страхом перед ут-
ратой любви и потому особенно зависимы от других, от тех, кто
может им в любви отказать. Этот тип очень часто встречается в
чистой форме. Вариации же возникают в результате его смеше-
ния с одним из других типов и в то же время зависят от степени
агрессивности характера. Как в социальном, так и в культурном
плане эротический тип воплощает требования элементарных
влечений Оно, которому подчинились другие психические инс-
танции.
Второй тип, названный мною навязчивым (хотя такое на-
именование на первый взгляд может показаться странным), ха-
рактеризуется доминированием Сверх-Я, обособляющегося от
Я, из-за чего возникает сильное напряжение. Человеком такого
типа владеет не страх перед утратой любви, а страх совести, этот
человек, так сказать, зависим от внутренних, а не от внешних
факторов, он проявляет высокую степень самостоятельности и
в социальном плане превращается в подлинного носителя куль-
туры, преимущественно консервативного толка.
Третий тип, который я по понятным причинам назвал нар-
циссическим, обладает в основном негативными характерис-
тиками. Никакого напряжения между Я и Сверх-Я (наблюдая
только за людьми данного типа, мы вряд ли вообще открыли бы
Сверх-Я), никакого перевеса эротических потребностей, глав-
ный интерес направлен на самосохранение— такой человек
180
О Л-И-Б-И-Д-О-З-Н-Ы-Х Т-И-П-А-Х
независим и мало подвержен страхам. Его Я присуща высокая
степень агрессивности, которая обнаруживается, среди проче-
го, в готовности к действиям; в любовной жизни для такого че-
ловека важнее самому любить, чем быть любимым. Люди этого
типа, будучи «сильными личностями», внушают окружающим
чувство симпатии, они способны служить опорой другим, при-
нимать на себя роль лидера, давать новые импульсы для разви-
тия культуры либо подрывать существующий порядок.
Определение чистых типов едва ли убережет исследова-
теля от подозрений в том, что они выведены умозрительно, из
теории либидо. Однако мы почувствуем себя на твердой почве
опыта, если обратимся теперь к смешанным типам, которые
встречаются гораздо чаще, чем чистые. Эти новые типы (эроти-
чески-навязчивый, эротически-нарциссический и нарциссический
навязчивый тип), кажется, в самом деле удачно отражают инди-
видуальные психические структуры, известные нам по психо-
анализу. Прослеживая происхождение этих смешанных типов,
мы выходим на давно знакомые характеры. У эротически-навяз-
чивого типа преобладание чувственной жизни, построенной на
влечениях, ограничено, похоже, влиянием Сверх-Я; зависимость
одновременно от недавно появившихся объектов любовного вле-
чения и от реликтов влияния родителей, воспитателей, других
людей, служивших образцами для подражания, достигает у лич-
ностей этого типа наивысшего уровня. Эротически-нарцисси-
ческий тип мы, кажется, вправе считать самым распространен-
ным. Он соединяет противоположности, которые могут взаимно
уравновешиваться; сравнив его с двумя другими эротическими
типами, мы придем к выводу, что агрессия и активность обычно
сочетаются с преобладанием нарциссизма. Наконец, нарцисси-
ческий навязчивый тип — наиболее ценный из всех с точки зре-
ния культуры, поскольку у людей этого типа независимость от
внешних факторов и ориентация на требования совести соеди-
няются со способностью к энергичной деятельности, и Я у них
сохраняет довольно сильную позицию по отношению к Сверх-Я.
Зададим себе, шутки ради, вопрос, почему здесь не описан
еще один теоретически возможный смешанный тип: эротиче-
ски-навязчиво-нарциссический. Я отвечу на эту шутку вполне
181
3»И»Г»М»У»Н»Д Ф*Р-Е*Й*Д
серьезно: потому что такой тип был бы уже не типом, а абсолют-
ной нормой, совершенной гармонией. Мы постепенно начинаем
понимать: феномен наличия различных психологических типов
существует именно потому, что из трех главных способов ис-
пользования либидо в экономии душевной жизни (если можно
так выразиться) у конкретного человека, как правило, один или
два способа преобладают за счет других.
Уместно также задаться вопросом, как соотносятся эти
либидозные типы с патологией: предрасположены ли к невро-
зу представители какого-то типа (или типов) в большей сте-
пени, чем другие люди, и какие именно формы невроза более
характерны для того или иного типа. Ответ состоит в том, что
обнаружение либидозных типов не проливает дополнительного
света на генезис неврозов. Как свидетельствует практика пси-
хоаналитической работы, все эти типы широко распростране-
ны среди людей, никакими неврозами не страдающих. Просто
люди, относящиеся к чистому типу, с бесспорным преоблада-
нием одной-единственной душевной инстанции, имеют, похо-
же, больше шансов проявить себя как ничем не замутненное
воплощение определенного человеческого характера, тогда как
принадлежность к одному из смешанных типов создает более
благоприятную почву для возникновения невроза. И все же я
полагаю, что о таких вещах нельзя судить без специальной тща-
тельной проверки.
Нетрудно догадаться, что люди эротического типа, если
уж они заболевают психически, как правило, страдают истери-
ей, а представители навязчивого типа — неврозом навязчиво-
го состояния; тем не менее, и тут нельзя сбрасывать со счетов
тот фактор неопределенности, о котором я говорил чуть выше.
Нарциссические же типы, которые при всей своей независимос-
ти с особой ранимостью воспринимают неудачи, случающиеся
вследствие их столкновений с внешним миром, обладают осо-
бой предрасположенностью к психозу (что является одной из
существенных предпосылок преступности).
Этиологические условия возникновения неврозов, как из-
вестно, еще толком не изучены. Причинами невроза могут быть
неудачи и внутренние конфликты, конфликты между тремя
182
О Л-И-Б-И-Д-О-З-Н-Ы-Х Т*И*П*А*Х
важнейшими психическими инстанциями, конфликты, свя-
занные с распределением либидо (возникающие из-за того, что
человек по своей природе бисексуален), или конфликты между
эротическим и агрессивным компонентами влечения. Все эти
процессы относятся к нормальному психическому развитию, а
выяснением того, что делает их патогенными, как раз и занима-
ется особая научная дисциплина — психология неврозов.
О ЖЕНСКОЙ
СЕКСУАЛЬНОСТИ
(1931)
Ссылки на немецкую и английскую публикации «О женс-
кой сексуальности» приведены по следующим изданиям:
1) Ueber die Weibliche Sexualitaet: Freud, Sigmund. Gesammelte
Werke. Band XIV. Werke aus den Jahren 1925-1931. S. Fischer
Taschenbuch Verlag, Frankfurt am Main, 1999; s. 517-537 (мар-
гиналии с индексом GW).
2) Female Sexuality (tr. Joan Riviere): The Standard Edition of the
Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Translated
from German under the General Editorship of James Srachey.
Vol. XXI (1927-1931): The Future of an Illusion, Civilization and
its Discontents, and Other Works, London, The Hogarth Press,
1995; p. 225-243 (маргиналии с индексом SE).
Примечания автора и переводчика приводятся внизу стра-
ницы; комментарии редакторов даны в конце настоящего изда-
ния.
о женской сексуальности
(1931)
I
В фазе эдипова комплекса, если все складывается нормаль-
но, ребенок испытывает чувство нежной привязанности к ро-
дителю противоположного пола, по отношению же к другому
родителю он, как правило, настроен враждебно. Почему так бы-
вает у мальчика, понять нетрудно. Его любовные устремления
с самого начала направлены на мать; мать и остается для него
объектом любви, влюбленность мальчика усиливается, он все
ясней сознает, какого рода связь существует между матерью и
отцом, — и неизбежно начинает смотреть на отца как на своего
соперника. С девочкой дело обстоит иначе. Для нее тоже первым
объектом любви становится мать; почему же потом она перено-
сит свою любовь на отца? Она отдаляется от матери, но как это
происходит, в какой момент и почему? Мы уже давно поняли:
процесс развития женской сексуальности осложняется тем, что
в ходе этого процесса одна генитальная зона, клитор, должна
уступить изначально присущее ей преимущественное значе-
ние другой генитальной зоне — вагине. Не менее характерным
и важным для развития женщины представляется нам второй
фактор: переход от первоначального объекта любви (от матери)
к новому объекту (к отцу). Как сопрягаются две эти задачи, мы
пока понять не можем.
Женщины, сильно привязанные к отцу, встречаются, как
известно, очень часто; далеко не все они страдают неврозами.
Наблюдая за подобными женщинами, я и пришел к выводам,
GW517
SE 225
GW518
187
ЗИГМУНД ФРЕЙД
которые излагаю здесь, а также к определенному воззрению
на женскую сексуальность. Два обстоятельства прежде всего
привлекли мое внимание. Первое: если у пациентки прослежи-
валась особенно сильная привязанность к отцу, этой фазе раз-
вития, как выяснялось в ходе психоанализа, предшествовала
такая же (по силе эмоционального накала) фаза привязанности
исключительно к матери. Во второй фазе, если не считать сме-
ны объекта любовной жизни, ничего нового не появлялось. Уже
первичная привязанность к матери была чувством очень бога-
тым и многогранным.
Второе обстоятельство заключается в том, что и длитель-
SE 226 ность этой первичной привязанности к матери мы прежде силь-
но недооценивали. Такая привязанность во многих случаях со-
хранялась у девочки почти до четырех лет, а в одном случае даже
до пяти, то есть захватывала большую часть периода раннего
расцвета сексуальности. Не исключено, что некоторые женщи-
ны вообще никогда не освобождаются от первоначальной привя-
занности к матери и, соответственно, не могут перенести свою
любовь на мужчину1.
Итак, доэдипова фаза развития женщины приобретает те-
перь в наших глазах значение, которое до сей поры мы ей не при-
писывали.
Поскольку именно на протяжении этой фазы осуществля-
ются все фиксации и вытеснения, к которым мы возводим воз-
никновение неврозов, необходимо, кажется, отказаться от идеи,
что ядром невроза всегда является эдипов комплекс. Но тот, кто
не готов принять такую поправку, вовсе не обязан соглашаться
со мной. С одной стороны, он может трактовать эдипов комплекс
в расширительном смысле, понимая под этим отношение ребен-
ка к обоим родителям, с другой — новые опытные данные допус-
тимо истолковать и так, что женщина попадает в нормальную
эдипову ситуацию, лишь преодолев прошлое, над которым тяго-
теет рассмотренный выше негативный комплекс. В самом деле,
на протяжении этой первой фазы отец для девочки — не более
GW 519 чем обременительный соперник, хотя враждебность к нему ни-
когда не достигает накала, характерного для того же чувства у
мальчика. Поэтому мы давно отказались от мысли, что процессы
188
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
мужского и женского сексуального развития могут иметь анало-
гичную последовательность стадий.
При попытке заглянуть в доэдипово «праисторическое вре-
мя» девочки испытываешь изумление, так же как когда, в сов-
сем другой области, впервые открываешь для себя за греческой
культурой культуру крито-микенскую.
Все, что касается этой первой привязанности к матери, ка-
залось мне столь трудно поддающимся анализу, столь архаич-
ным, смутным, едва ли способным вновь наполниться жизнью,
как будто оно подверглось особо безжалостному вытеснению.
Вероятно, такое впечатление возникало оттого, что женщины,
проходившие у меня сеансы психоанализа, упорно держались за
ту самую привязанность к отцу, в которой они когда-то нашли
прибежище — после того, как вырвались из своего «праисто-
рического времени». Кажется, психоаналитикам-женщинам,
таким как Жанна Лампль-де Гроот и Хелена Дойч, удавалось
фиксировать это положение вещей с меньшими трудностями и
более тщательно, чем нам, мужчинам, — ведь им при работе с их
подопечными помогало то, что последние переносили свои эмо-
ции на врача-психоаналитика как на подходящую замену мате-
ри. Я же так и не смог разобраться до конца ни в одном случае, а
потому ограничусь здесь изложением своих выводов общего ха-
рактера и приведу несколько примеров, иллюстрирующих мою
новую точку зрения. Замечу для начала, что фаза привязанности
к матери, похоже, очень тесно связана с этиологией истерии, и
это не должно удивлять нас, если мы вспомним: и сама фаза, и
такого рода невроз относятся к характерным особенностям жен-
ской натуры; и далее: именно в подобной зависимости от матери
врачи усматривают исток развивающейся позднее специфичес-
ки женской паранойи*. Ибо недуг этот заключается, похоже, в
поразительном для нас, но регулярно повторяющемся страхе:
женщина боится, что ее убьет (или съест) собственная мать.
Допустимо предположить, что подобный страх соответствует
той враждебности к матери, которая развивается у ребенка из-
* В известном случае Рут Мак Брунсвик («Анализ одного случая бреда ревнос-
ти», Международный журнал по психоанализу, XIV, 1928) болезнь непосредс-
твенно вытекала из доэдиповой фиксации (на сестре). — Прим, автора.
SE 227
GW520
189
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
SE 228
GW 521
за многочисленных ограничений его свободы, обусловленных
воспитанием и гигиеническим уходом, и что сам механизм про-
екции, о которой здесь идет речь, возникает, как правило, в ран-
ний период формирования детской психики.
II
Я начал с двух обстоятельств, которые были для меня но-
выми: с того, что сильная зависимость женщины от отца есть
всего лишь наследие столь же сильной привязанности к мате-
ри и что более ранняя фаза может обладать неожиданно долгой
временной протяженностью. Теперь я хотел бы — несмотря на
неизбежные повторы — вернуться к началу своих рассуждений
и включить эти данные в уже известную нам картину женско-
го сексуального развития. Я буду время от времени проводить
сравнение с тем, что мы наблюдаем у мужчин: думаю, это только
поможет читателю яснее представить себе характер описывае-
мого процесса.
Несомненно, прежде всего, что бисексуальность, которая,
как было установлено, свойственна человеку вообще, у жен-
щины проявляется гораздо отчетливее, чем у мужчины. Ибо у
мужчины есть только одна ведущая половая зона, один половой
орган, тогда как женщина обладает двумя: собственно женским
половым органом, вагиной, и клитором, который аналогичен
мужскому члену. Мы вправе предположить, что вагина многие
годы как бы отсутствует, и, может быть, только в период полово-
го созревания у девочки появляются связанные с ней ощущения.
Правда, в последнее время исследователи все чаще высказыва-
ют предположение, что чувствительность вагины в той или иной
мере заявляет о себе уже в раннем детстве. Но все-таки самые
значимые моменты женского полового развития — в детстве —
должны быть связаны с клитором. Дело в том, что половая жизнь
женщины распадается на две фазы, первая из которых носит
мужской характер; только вторая фаза является специфически
женской. Соответственно, в женском развитии имеется процесс
перехода от одной фазы к другой, у мужчин же ничего подобного
такому процессу нет. Еще одна сложность связана с тем, что кли-
тор продолжает выполнять функцию мужского полового органа
190
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
и в дальнейшей сексуальной жизни женщины— очень пере*
менчивым и не вполне понятным для нас образом. Мы, конечно,
не знаем, какими биологическими факторами обусловлены эти
особенности женского организма; еще менее представляем мы
себе их телеологическое предназначение.
Наряду с этим первым серьезным различием существует и
другое — в плане выбора объекта. Для мальчика мать становит-
ся первым объектом любви, потому что она кормит его и за ним
ухаживает; она остается любовным объектом и позже — до тех
пор, пока ее не заменит другой объект, сущностно близкий ей
или производный от нее. И у девочки первым объектом влече-
ния бывает мать. Ведь изначальные условия выбора объекта для
всех детей одинаковы. Однако в конце этого процесса отец как
мужчина должен стать для девочки новым объектом любви, то
есть изменению пола самой девочки должно соответствовать по-
явление у нее нового объекта влечения, теперь уже с другой по-
ловой принадлежностью. И тут перед нами — как новые задачи
исследования — встают вопросы о том, каким образом происхо-
дит такое изменение, насколько основательным или, напротив,
несовершенным оно окажется, какие новые возможности откро-
ются в результате перед женщиной.
Мы уже поняли: одно из различий между полами связано
с их отношением к эдипову комплексу. Складывается впечатле-
ние, что наши высказывания об эдиповом комплексе в строгом
смысле применимы только к ребенку мужского пола и что мы
вправе отклонить наименование «комплекс Электры», подчер-
кивающее аналогию в поведении обоих полов2. Судьбоносная
связь между любовью к одному родителю и одновременной с
ней, обусловленной чувством соперничества ненавистью к дру-
гому прослеживается исключительно у ребенка мужского пола.
Позже, впервые обратив внимание на женский половой орган,
мальчик начинает бояться кастрации, что приводит к перестрой-
ке его эдипова комплекса, к формированию у него Сверх-Я и ко
всем тем процессам, что направлены на интеграцию индивида в
культурное сообщество. После включения отцовской инстанции
в Сверх-Я наступает черед новой задачи: Сверх-Я должно обосо-
биться от той конкретной личности, представителем которой —
SE 229
GW522
191
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
в душевном пространстве — оно первоначально являлось. На
этом удивительном пути развития именно нарциссический ин-
терес к гениталиям, то есть заинтересованность в сохранении
своего пениса, становится фактором, ограничивающим детскую
сексуальность.
У мужчины от комплекса кастрации всегда остается, в той
или иной мере, пренебрежение к женщине, воспринимаемой
им как кастрированное существо. Следствием такого пренебре-
жения к женщине может быть, в самом благоприятном случае,
торможение при выборе объекта влечения, а иногда, если тому
способствуют физиологические факторы, и стабильный гомо-
сексуализм. Совсем другими оказываются последствия комп-
лекса кастрации у женщины. Женщина признает факт своей
кастрированности, а значит, и превосходство мужчины над со-
бой, и собственную неполноценность, но она еще и противится
своему неприятному открытию. Такая двойственная позиция
предполагает возможность трех разных путей дальнейшего
развития. Первый путь ведет к принципиальному отвержению
сексуальности. Маленькая женщина, сравнив себя с мальчиком
и испугавшись этого сравнения, почувствовав неудовлетворен-
ность собственным клитором, отказывается от его фаллическо-
го использования и, значит, от сексуальности вообще, а также
от доброй части своих мужских качеств, ранее проявлявшихся
в других жизненных сферах. Второй путь: женщина, стремясь
к самоутверждению, упорно не желает отказываться от своей
(оказавшейся под угрозой) мужественности; надежда когда-ни-
будь вновь обрести пенис сохраняется у нее невероятно долго,
SE 230 превращается в жизненную цель, и фантазия, что можно все-
таки, вопреки всему, быть мужчиной, часто играет определяю-
щую роль на протяжении долгих жизненных периодов. Такой
«комплекс мужественности» у женщины тоже иногда приводит
к откровенно гомосексуальной ориентации при выборе объек-
та влечения. Только третий, окольный путь развития приводит
к формированию нормального— завершенного— типа жен-
щины: следуя этим путем, женщина выбирает объектом своего
влечения отца и так находит женское соответствие эдипову ком-
плексу. Следовательно, эдипов комплекс у женщины представ-
192
О Ж’Е’Н’С’К’О’И С*Е*К*С*У*А*Л*Ь*Н*О*С*Т*И
ляет собой результат долгого процесса развития; он не разруша-
ется под воздействием боязни кастрации, но, напротив, благода-
ря такому воздействию только и может сформироваться; он не
подвластен сильным враждебным влияниям, которые — если
речь идет о мужчине — для него губительны, и очень часто по-
лучается так, что женщина этот комплекс вообще никогда не
преодолевает. А потому и культурные аспекты распада эдипова
комплекса для нее не столь значимы и не столь чреваты последс-
твиями. Мы, вероятно, не ошибемся, сказав: именно такое отли-
чие женщины от мужчины — отличие в соотношении эдипова
комплекса и комплекса кастрации — определяет характер жен-
щины как социального существа*.
Итак, фаза привязанности исключительно к матери — фаза,
которую можно назвать преэдиповой, — для женщины неизме-
римо важнее, чем для мужчины. Целый ряд феноменов женс-
кой сексуальной жизни, которые прежде оставались для нас не
вполне понятными, будучи возведенными к этой фазе, полно-
стью проясняются. Мы, например, давно замечали, что многие
женщины, хотя они выбрали себе мужа по образу и подобию
своего отца или поставили его на место отца, в браке переносят
на этого мужчину свое плохое отношение к матери. Казалось бы,
муж должен был унаследовать отношение женщины к отцу, а в
действительности он наследует ее отношение к матери. Такой
феномен легко объяснить как естественный случай регрессии.
Отношение к матери было для женщины изначальным, связь с
отцом строилась уже на его основе, и теперь, в браке, это пер-
воначальное отношение, подвергшееся вытеснению, выходит на
GW523
SE 231
Можно заранее предвидеть, что не только сторонники феминизма среди муж-
чин, но и наши женщины-психоаналитики не согласятся с этими рассужде-
ниями. Они не преминут упрекнуть нас в том, что подобные концепции обус-
ловлены свойственным мужчине «комплексом мужественности» и служат для
того, чтобы теоретически оправдать врожденную склонность мужчин к при-
нижению и угнетению женщины. Но ведь такого рода психоаналитическая
аргументация в этом случае, как и во многих других, приводит на память зна-
менитую «палку о двух концах», о которой говорил Достоевский. Противники,
со своей стороны, объяснят эту ситуацию так, что женщины попросту не хотят
признавать того, что, как им кажется, противоречит столь вожделенному ими
равенству с мужчинами. Очевидно, что агональные игры с психоанализом не
приведут нас ни к каким положительным результатам. — Прим, автора.
193
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
поверхность. Ведь перенесение аффективной привязанности с
материнского объекта на отцовский составляло главное содер-
жание процесса развития, ведущего к женственности.
Многие женщины оставляют у нас впечатление, что период
их зрелости наполнен борьбой с мужем, юность же они прове-
GW 524 ли в борьбе с матерью; в свете вышеприведенных соображений
мы вправе сделать вывод: враждебное отношение к матери у та-
ких женщин не есть следствие соперничества, сопряженного с
эдиповым комплексом, но зародилось в предшествующей фазе,
в ситуации же эдипова комплекса только усилилось и нашло
новое применение. Подтверждение сказанному можно найти
и в непосредственных психоаналитических наблюдениях. Но
сейчас нас больше интересуют механизмы, которые вступают в
действие, когда женщина отвергает мать, прежде представляв-
шую единственный объект ее пылкой любви. Мы готовы к тому,
что обнаружим не один такой механизм, но несколько: все они
способствуют достижению одной и той же конечной цели.
Среди них выделяются те, что обусловлены детской сексу-
альностью как таковой, то есть они в равной мере характерны
для любовной жизни и мальчика, и девочки. В первую очередь
здесь следует упомянуть ревность к другим лицам — братьям и
сестрам, вообще соперникам, среди которых важное место зани-
мает отец. Детская любовь безмерна, она требует исключитель-
ности, она не довольствуется частичной взаимностью. Вторая ее
особенность заключается в том, что любовь эта, собственно, не
имеет никакой цели, она не дает полного удовлетворения и, пре-
жде всего поэтому, обречена вылиться в разочарование, усту-
пить место враждебной настроенности по отношению к своему
объекту. В более зрелом возрасте постоянное отсутствие абсо-
лютного удовлетворения иногда приводит к другому результату.
Такой фактор — в любовных отношениях, цель которых недо-
стижима, — может и не препятствовать сохранности любовного
влечения, но, как правило, под натиском обстоятельств либидо
все же оставляет позицию, не приносящую удовлетворения, и
ищет новую.
SE 232 Другой, более специфический мотив для отказа от ориен-
тации на мать возникает из-за воздействия комплекса кастра-
194
О Ж’Е’Н’С’К’О’Й С*Е*К*С*У*А*Л*Ь*Н*О*С*Т*И
ции на ребенка, лишенного пениса. В какой-то момент девочка
открывает для себя свою физиологическую неполноценность —
разумеется, открывает раньше и с большей легкостью, если в ее
окружении имеются братья или другие мальчики. Как мы уже
говорили, после этого ее сексуальное развитие может принять
одно из трех направлений: а) либо в нем прослеживается тен-
денция к полному прекращению сексуальной жизни; б) либо де-
вочка упорно не желает отказываться от своей мужественности;
в) либо, наконец, начинается процесс, ведущий к окончательно-
му формированию женственности. Дать более точные времен-
ные привязки и установить типичные варианты развития не-
легко. Сам момент, когда девочка осознает факт своей кастри-
рованности, может наступить в разное время, некоторые другие
факторы, кажется, тоже непостоянны и зависят от случая. Здесь
важен характер фаллической активности самого субъекта, а
также то, была ли эта активность обнаружена посторонними ли-
цами, и если была, то с какими трудностями субъекту пришлось
столкнуться после ее обнаружения.
К фаллической активности— мастурбированию клито-
ра — девочка, как правило, приходит спонтанно, и наверняка
поначалу эти действия не ассоциируются у нее ни с какими фан-
тазиями. Но мы должны учитывать, что на пробуждение такой
активности влияют гигиенические процедуры, и потому ребе-
нок, фантазируя, часто превращает в совратительницу мать,
кормилицу или няню. Наблюдается ли онанизм у девочек реже,
чем у мальчиков, и протекает ли он поначалу менее энергично,
пока остается под вопросом; вполне вероятно, что дело обстоит
именно так. Часто, впрочем, ребенка в самом деле соблазняют
заняться онанизмом, и совратителем оказывается либо другой
ребенок, либо мать или няня, которые хотят таким образом ус-
покоить малыша, убаюкать его, сделать зависимым от себя.
Совращение, если оно имеет место, как правило, мешает естест-
венному развитию ребенка и часто влечет за собой важные, рас-
тягивающиеся на длительный срок последствия.
Ребенок, которому запретили мастурбацию, как мы знаем,
часто отказывается от нее, но тот же запрет иногда вызывает со-
противление по отношению к лицу, его сформулировавшему, то
GW525
195
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
есть к матери или к тому, кто ее заменяет и чей образ позже — в
представлении ребенка— обычно сливается с материнским.
Если ребенок упрямо продолжает мастурбировать, это, кажется,
открывает путь для формирования у него мужских качеств. Но
даже если ребенок не прекращает мастурбацию, воздействие на
него запрета, по видимости бессильного, все равно проявится
позже — в стремлении освободиться, чего бы это ни стоило, от
способа самоудовлетворения, который, как ему внушили, от-
вратителен. Такое намерение может оказывать влияние даже
SE 233 на зрелую девушку в выборе ею объекта любви. Недовольство
ребенка из-за того, что ему помешали свободно проявлять сек-
GW 526 суальную активность, играет большую роль в его отъединении
от матери. Тот же мотив вновь начинает действовать в возрасте
полового созревания, если мать считает своим долгом оберегать
чистоту дочери. Но мы, конечно, не должны забывать, что мать
препятствует и мастурбации мальчика, тем самым и ему тоже
давая сильный мотив для протеста.
Когда девочка, увидев мужские гениталии, впервые осозна-
ет свою ущербность, она воспринимает этот неприятный урок
не без колебаний и внутреннего сопротивления. Как мы знаем,
она упрямо надеется, что обретет когда-нибудь такие же генита-
лии, и желание иметь их сохраняется даже после того, как исче-
зает последняя надежда. В любом случае ребенок поначалу вос-
принимает кастрированность как свое личное несчастье, лишь
позднее замечая, что эта особенность распространяется и на не-
которых других детей, а потом, наконец, что она присуща также
отдельным взрослым. С осознанием распространенности этого
негативного качества возникает пренебрежительное отношение
к женщинам вообще, а значит, и к собственной матери.
Вероятно, наше описание того, как воздействуют на девоч-
ку такие факторы, как осознание ею своей кастрированности и
запрет онанизма, покажется читателю запутанным и противо-
речивым. Это нельзя целиком списать на неумение автора вы-
ражать свои мысли. В действительности вполне адекватное опи-
сание тут вряд ли возможно. Потому что разные индивиды реа-
гируют на упомянутые факторы по-разному, да и у одного инди-
вида сосуществуют — в одно и то же время — противоположные
196
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
установки. Как только ребенок слышит запрет, в сознании у него
возникает конфликт, который отныне будет неотделим от разви-
тия его сексуальной функции. Понимание описываемых здесь
феноменов затрудняется и тем, что требуются большие усилия,
чтобы отделить душевные процессы этой первой фазы от позд-
нейших, которые перекрывают и искажают их, делая недоступ-
ными для вспоминания. Так, например, факт кастрации позднее
воспринимается как наказание за онанизм, и осуществление
этого наказания приписывается отцу — два представления, ко-
торые определенно не могут быть изначальными. Мальчик обыч-
но тоже боится, что акт кастрации над ним произведет отец, хотя
в данном случае угроза, как правило, исходит от матери.
Так или иначе, в конце этой первой фазы привязанности
к матери ребенок начинает упрекать мать в том, что именно по
ее вине у него нет нормальных гениталий, поскольку она роди-
ла его как женское существо, — и именно такой упрек служит
сильнейшим мотивом для отказа от ориентации на мать. Не без
изумления слышим мы и другой упрек, менее радикальный: что
мать дала ребенку слишком мало молока, что она недостаточно
долго кормила его грудью. В нашей культурной ситуации упрек
этот во многих случаях может соответствовать действительнос-
ти, но все же наверняка не столь часто, как его высказывают па-
циенты на психоаналитических сеансах. Более вероятно, что в
подобных упреках находит выражение общераспространенная
неудовлетворенность детей, которых в культурных условиях мо-
ногамии отлучают от материнской груди уже через шесть-девять
месяцев, тогда как у примитивных народов мать выкармливает
ребенка в течение двух-трех лет, — впечатление такое, что наши
дети навсегда остались несытыми, поскольку в младенчестве не
сосали материнскую грудь столько времени, сколько им требо-
валось. Я, правда, не уверен, что, подвергни мы психоанализу
людей, которых в детстве кормили грудью так же долго, как это
происходит у примитивных народов, мы не столкнулись бы с
теми же жалобами. Так велика жадность детского либидо! Если
вспомнить весь ряд мотивировок отвержения матери, выяв-
ленных психоанализом: что мать не смогла обеспечить девочку
нормальными гениталиями, что она не кормила ее достаточно
GW527
SE234
197
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-И-Д
долго, что принуждала делить материнскую любовь с другими
детьми, что никогда не шла навстречу любовным ожиданиям
дочери и, наконец, что сперва возбудила ее сексуальную актив-
ность, а потом наложила на эту активность запрет, — то все это
покажется недостаточным для оправдания вражды, возникшей
в результате. Некоторые из этих мотивировок представляются
нам неизбежными производными от самой природы детской
GW528 сексуальности, другие— позднейшими умствованиями, кото-
рые призваны сколько-то пристойно объяснить непостижимое
изменение отношения к матери. Может быть, дело обстоит так,
что привязанность к матери неизбежно должна разрушиться,
именно потому, что привязанность эта — первая и такая силь-
ная; нечто подобное мы часто наблюдаем на примере первых (за-
ключенных в кульминационный момент влюбленности) браков
молодых женщин. И в том, и в другом случае любовная установка
терпит крушение, столкнувшись с неминуемыми разочаровани-
ями и нагромождением все новых поводов для агрессии. Вторые
браки, как правило, бывают гораздо более благополучными.
SE 235 Я не рискну утверждать, что амбивалентность чувства к
конкретному человеку есть психологический закон, что вообще
невозможно испытывать к кому-то большую любовь, не испы-
тывая одновременно столь же большой ненависти, и наоборот.
Нормальному и взрослому человеку, несомненно, удается отде-
лить одну установку от другой, ему необязательно ненавидеть
объект своей любви или любить своего врага. Но к такому ре-
зультату, кажется, взрослый человек приходит после ряда пред-
шествующих фаз развития. В первых же фазах любовной жиз-
ни амбивалентность, очевидно, — правило. У многих людей эта
архаическая черта сохраняется на протяжении всей жизни; для
лиц, страдающих неврозом навязчивого состояния, характер-
но, что в их отношении к человеку-объекту любовь и ненависть
уравновешивают друг друга. Мы имеем основания утверждать,
что и у примитивных народов преобладает такая амбивален-
тность. Итак, сильная привязанность маленькой девочки к ма-
тери должна быть крайне амбивалентной; и под воздействием
других факторов, именно по причине своей амбивалентности,
эта привязанность со временем переходит в отвержение матери,
198
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
опять-таки вследствие характерных особенностей детской сек-
суальности.
Такое объяснение сразу вызывает вопрос: как же тогда
мальчикам удается сохранить свою привязанность к матери,
наверняка не менее сильную? Ответ как будто напрашивается
сам собой: потому что они могут преодолеть амбивалентность в
отношении к матери, перенеся всю свою враждебность на отца.
Однако не будем торопиться: во-первых, прежде чем дать от-
вет, стоило бы тщательнее изучить преэдипову фазу развития
мальчика; а во-вторых, вообще лучше признаться себе, что эти
процессы, о которых мы узнали совсем недавно, пока для нас не
вполне прозрачны.
III
Следующий вопрос можно сформулировать так: чего же
ждет маленькая девочка от матери? Каковы ее сексуальные цели
в период привязанности исключительно к матери? Ответ, кото-
рый мы находим в материалах психоаналитических исследова-
ний, полностью совпадает с нашими ожиданиями. Сексуальные
цели девочки по отношению к матери бывают как активными,
так и пассивными по своей природе, и они определяются теми
фазами развития либидо, через которые проходит ребенок.
Соотношение между активностью и пассивностью заслуживает
особого внимания. Нетрудно заметить, что у ребенка — в любой
сфере психических переживаний, а не только в сфере сексуаль-
ности, — пассивно воспринятое впечатление обычно вызывает
активную реакцию. Ребенок пытается сам сделать то, что пре-
жде делали с ним. Это для него — часть работы по овладению
внешним миром, работы, которой он не может не заниматься;
иногда ребенок добивается повторения своих впечатлений, даже
если впечатления эти болезненны и он, как нам кажется, должен
был бы их избегать. Детская игра — тоже один из способов до-
полнить пассивное переживание активным действием и таким
образом это переживание «снять»3. Например, доктор насиль-
но открывает ребенку рот, чтобы заглянуть ему в горло, а после
ухода доктора ребенок принимает на себя его роль и повторяет
эту неприятную процедуру по отношению к младшей сестрич-
GW529
SE 236
199
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
ке или братику, которые перед ним так же беспомощны, как был
беспомощен он сам перед доктором. Протест против пассивно-
сти и предпочтение активной роли в данном случае очевидны.
GW 530 Но не у всех детей такие переходы от пассивности к активности
происходят с одинаковой регулярностью и энергичностью, у не-
которых они вообще отсутствуют. Наблюдая, как в этом смысле
ведет себя ребенок, можно сделать вывод о соотношении у него
мужских и женских качеств— соотношении, которое потом
обязательно проявится и в его сексуальной жизни.
Первые сексуальные или сексуально окрашенные пере-
живания ребенка, связанные с матерью, конечно, пассивны.
Мать дает ребенку грудь, кормит его, моет, одевает, следит за
его естественными отправлениями. Ребенок фиксирует часть
своего либидо на такого рода ощущениях и получает от них
удовольствие; другую часть либидо он пытается обратить в ак-
тивность. Сперва кормление материнской грудью сменяется
активным сосанием. Что касается всего остального, то ребенок
либо довольствуется самостоятельностью, то есть сам успешно
осуществляет те действия, которые прежде производили с ним,
либо воспроизводит свои пассивные переживания в играх, либо,
наконец, превращает мать в объект, по отношению к которому
он сам выступает как действующий субъект. Последний из пе-
речисленных вариантов, а только его и можно считать деятель-
ностью в собственном смысле, долгое время казался мне совер-
SE 237 шенно невероятным, пока мой опыт психоаналитика-практика
не развеял все сомнения.
Мы редко слышим о том, что маленькая девочка хочет умы-
вать, одевать свою мать или побуждать ее к отправлению есте-
ственных потребностей. Иногда, правда, девочка говорит: «А те-
перь давай поиграем, я буду мамой, а ты дочкой», но, как правило,
она исполняет это свое активное желание не непосредственно,
а играя в куклы: сама она изображает мать, а кукла — ребен-
ка. То, что девочка в отличие от мальчика любит играть в кук-
лы, обычно рассматривают как признак рано пробуждающейся
женственности. И не без оснований, но только нам не следует
упускать из виду, что в этих играх находит выражение именно
активная сторона женской натуры и что такое предпочтение де-
200
О Ж-Е-Н-С-К-О-И С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
вочки, видимо, предполагает наличие у нее привязанности ис-
ключительно к матери — при полном пренебрежении к отцу как
к возможному объекту любви.
Столь поражающая нас сексуальная активность девочки
по отношению к матери на протяжении какого-то времени вы-
ражается в оральных, садистических, а под конец даже в фал-
лических устремлениях, направленных на мать. Детали опи-
сать очень трудно, поскольку все это, зачастую, лишь смутные
инстинктивные порывы, которые ребенок не мог осознать в то
время, когда он их ощущал, которые поэтому только позднее по-
лучили в его представлении какую-то интерпретацию и на се-
ансах психоанализа находят для себя такие формы выражения,
которые определенно не были им свойственны изначально. Мы
с этими устремлениями сталкиваемся, когда они уже перенесе-
ны на позднейший объект любви, на отца (с которым изначально
не имели ничего общего), что сильно затрудняет их понимание.
Агрессивные оральные и садистические желания мы застаем
в той форме, какую они приняли, уже будучи вытесненными:
например, в форме страха ребенка, что мать его убьет, страха,
который, когда он становится осознанным, используется для
оправдания желания, чтобы умерла сама мать. Насколько часто
страх перед матерью возникает из-за ее враждебности к ребен-
ку — пусть неосознанной, но о которой ребенок догадывается, —
установить невозможно. (Страх быть съеденным я до сих пор об-
наруживал только у мужчин, страх этот направлен на отца, но не
исключено, что он — продукт превращения предшествовавшей
ему, направленной на мать оральной агрессии. Желание съесть
свою мать может возникнуть у того, кто когда-то уже кормился
ею; по отношению к отцу такой мотив отсутствует.)
Женщины с сильной привязанностью к матери, поставляв-
шие мне материал для изучения доэдиповой фазы, все как одна
рассказывали, что обычно сопротивлялись изо всех сил, когда
мать ставила им клизму или делала промывание кишечника, и
что их реакция на подобные процедуры выражалась в страхе и
криках ярости. Может быть, все дети ведут себя так, очень часто
или даже регулярно. К пониманию причины особенно сильного
сопротивления таким процедурам я пришел благодаря одному
GW531
SE 238
201
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
замечанию Рут Мак Брунсвик, которая одновременно со мной за-
GW 532 нималась той же проблемой: взрыв ярости после клизмы она упо-
добляет оргазму возбужденных половых органов. Возникающий
при этом страх, по ее мнению, следует понимать как результат
превращения агрессии, спровоцированный возбуждением же-
лания. Я согласен с этой исследовательницей и полагаю, что на
анально-садистической ступени развития ребенка интенсивное
пассивное возбуждение зоны его кишечника вызывает у него в
качестве ответной реакции вспышку агрессии, которая находит
выражение или непосредственно в ярости, или, вследствие ее
подавления, в страхе. Такая реакция, как кажется, в более стар-
шем возрасте уже не наблюдается.
Рассуждая о пассивных импульсах фаллической фазы,
следует отметить и то, что девочка обычно считает мать своей
совратительницей, поскольку получила первые или самые силь-
ные половые ощущения, когда мать (либо няня, исполняющая
функции матери) мыла ее или осуществляла другие гигиениче-
ские процедуры. Ребенку нравятся такие ощущения, и он требу-
ет, чтобы мать, вновь и вновь прикасаясь к нему и растирая его
тельце, их усилила, — об этом мне часто рассказывали сами ма-
тери, делясь своими наблюдениями над двух- или трехлетними
дочками. Я полагаю, именно потому, что мать таким образом не-
избежно открывает для ребенка фаллическую фазу, в поздней-
ших фантазиях ее дочери в роли сексуального совратителя часто
предстает отец: после отвержения матери даже свойственная ей
функция посвящения в половую жизнь переносится на отца.
В фаллической фазе пробуждаются, наконец, и направлен-
SE 239 ные на мать активные — отличающиеся большой интенсивно-
стью — побуждения-желания. Сексуальная активность данного
периода достигает кульминации в мастурбировании клитора;
мастурбируя, ребенок, вероятно, мысленно видит мать, но при-
ходит ли он при этом к представлению о некоей сексуальной
цели и какой может быть его сексуальная цель, я, исходя из
своего врачебного опыта, сказать не могу. Только когда все ин-
тересы ребенка активируются в результате появления на свет
его братика или сестрички, такая цель впервые четко осознает-
ся. Девочка (точно так же, как мальчик) теперь хочет «сделать»
202
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У • А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
матери нового ребенка, и даже реакция мальчика на появление
новорожденного, его поведение по отношению к нему — те же,
что у девочки. Такое высказывание кажется нелепым, но, может
быть, лишь потому, что все это слишком непривычно для нас.
Отказ от ориентации на мать — чрезвычайно значимый шаг
на пути развития девочки, нечто гораздо большее, чем просто
смена объекта любви. Ход этого процесса и его возможные мо-
тивировки мы уже описали; остается прибавить, что одновре-
менно с ним наблюдается резкое снижение активных и усиле-
ние пассивных сексуальных побуждений. Конечно, на активные
устремления отвержение матери влияет сильнее: они оказались
невыполнимыми, и потому либидо легче освобождает эту по-
зицию, но ведь и в том, что касается пассивных устремлений,
разочарований хватало. Нередко после отвержения матери де-
вочка перестает мастурбировать; часто, когда подавляется про-
являвшаяся прежде мужественность маленькой девочки, это
оказывает длительное вредное воздействие на ее сексуальную
жизнь вообще. Переход к отцу как объекту любви осуществля-
ется посредством пассивных устремлений — тех, что не подвер-
глись превращению. Теперь перед девочкой открывается путь к
развитию женственности — открывается постольку, поскольку
этому не препятствуют остатки уже преодоленной доэдиповой
привязанности к матери.
Если теперь окинуть взглядом намеченную мною картину
женского сексуального развития, напрашивается определенный
вывод по поводу женственности как таковой. Мы обнаружили:
здесь действуют те же либидозные силы, что и в развитии ре-
бенка мужского пола; мы убедились: на протяжении какого-то
периода силы эти в том и другом случае следуют одними и теми
же путями и приводят к одинаковым результатам.
Имеются, значит, некие биологические факторы, которые
позже отвлекают эти силы от их первоначальных целей и направ-
ляют даже активные, во всех смыслах мужские устремления по
путям женственности. Поскольку у нас нет достаточных основа-
ний, чтобы отказаться от гипотезы, согласно которой сексуаль-
ное возбуждение обусловливается воздействием определенных
химических веществ, многие исследователи продолжают наде-
GW533
SE 240
GW534
203
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
SE 241
GW 535
яться, что биохимики однажды откроют вещество, присутствие
которого вызывает мужское сексуальное возбуждение, и дру-
гое, вызывающее сексуальное возбуждение у женщин. Однако
мне такая надежда представляется не менее наивной, чем дру-
гая, сегодня к счастью преодоленная: надежда на то, что под мик-
роскопом можно обнаружить — по отдельности — возбудителей
истерии, невроза навязчивого состояния, меланхолии и т. д.
Видимо, и с химией сексуальной жизни все не так просто,
как кажется на первый взгляд. Но для психологии безразлич-
но, имеется ли в человеческом организме одно-единственное
вещество, возбуждающее половую активность, или два таких
вещества, или множество4. Психоанализ учит нас объяснять все
процессы, пользуясь одним понятием — либидо, однако само ли-
бидо может иметь как активные, так и пассивные цели, то есть
оно находит разные способы удовлетворения. С этой противо-
положностью, и прежде всего с существованием пассивных ли-
бидозных устремлений, связана последняя часть интересующей
нас загадки.
IV
Просматривая психоаналитическую литературу, касающу-
юся нашего предмета, легко убедиться: все проблемы, о которых
я здесь говорил, в ней так или иначе уже затрагивались. Может,
и не стоило бы публиковать настоящую работу, если бы в столь
трудно доступной для исследования области каждый отчет о
собственных наблюдениях и воззрениях не приобретал особую
ценность. Кроме того, кое-что мне удалось увидеть яснее — и
тщательнее отделить от прочих факторов. У некоторых исследо-
вателей собранный ими материал плохо поддается осмыслению
из-за того, что одновременно с главной проблемой трактуются
проблемы Сверх-Я и чувства вины. Я от подобной практики укло-
нился, кроме того, описывая возможные исходы этой фазы раз-
вития, я не рассматривал те осложнения, которые возникают,
когда ребенок, разочаровавшись в отце, возвращается к привя-
занности к матери или когда у человека на протяжении жизни
несколько раз происходит смена двух этих позиций. Но именно
потому, что моя статья стоит в ряду других аналогичных исследо-
204
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н*О-С-Т-И
ваний, я воздержусь от подробного разбора литературы и лишь
коротко укажу на важнейшие совпадения во взглядах — или,
напротив, расхождения — между мною и авторами некоторых
работ.
В непревзойденной до сих пор работе Абрахама «Формы
выражения женского комплекса кастрации» (Международный
журнал по психоанализу, VII, 1921) не хватает, на мой взгляд,
описания стадии первичной исключительной привязаннос-
ти к матери. Что касается важной работы Жанны* Лампль-де
Гроот**, то я согласен с этой исследовательницей по всем су-
щественным пунктам. В этой статье признается полная иден-
тичность преэдиповой фазы развития у мальчика и у девочки
и выдвигается гипотеза, подтвержденная наблюдениями, о
сексуальной (фаллической) активности девочки по отноше-
нию к матери. Отвержение матери автор объясняет влиянием
такого фактора, как осознание возможности кастрации, что
принуждает ребенка отказаться от прежнего сексуального
объекта, а значит, зачастую, и от онанирования; весь процесс
резюмируется следующей формулой: девочка проходит через
«негативную» фазу эдипова комплекса, прежде чем вступает
в позитивную его фазу. Недостаток данной работы, по моему
мнению, состоит в том, что отвержение матери изображается
просто как смена сексуального объекта, а то, что процесс этот
окрашен враждебностью дочери, остается вне поля зрения ис-
следователя. Зато враждебность девочки к матери находит над-
лежащую оценку в последней работе Хелены Дойч («Женский
мазохизм и его связь с фригидностью», Международный жур-
нал по психоанализу, XVI, 1930), где исследовательница призна-
ет даже факт фаллической активности девочки и говорит об
особо сильной привязанности ребенка женского пола к мате-
ри. X. Дойч также указывает, что переориентация на отца свя-
зана с пассивными устремлениями (возникшими еще до того и
По желанию этой исследовательницы я здесь привожу правильное написание
ее имени, которое в журнальной публикации было указано как А. Л. де Гр.
— Прим, автора.
«К истории развития эдипова комплекса у женщин». Международный журнал
по психоанализу, XIII, 1927. — Прим, автора.
205
3-И-Г-М-У-Н-Д Ф-Р-Е-Й-Д
GW536 изначально направленными на мать). В опубликованной ранее
SE 242 (в 1925 г.) книге «Психоанализ женских сексуальных функций»
эта исследовательница еще не отказалась от применения эдипо-
вой схемы также и к доэдиповой фазе развития, и потому там она
ошибочно истолковывала фаллическую активность девочки как
результат ее самоидентификации с отцом.
Фенихель («Догенитальная предыстория эдипова комп-
лекса», Международный журнал по психоанализу, XVI, 1930)
справедливо подчеркивает, как трудно установить, что имен-
но из материала, выявленного в ходе психоанализа, допустимо
считать неизмененным содержанием доэдиповой фазы, а что
было искажено в результате регрессии (или иным образом).
Он не признает фаллической активности девочки в том смыс-
ле, как это описывает Жанна Лампль-де Гроот, и возражает
против предпринятой Мелани Кляйн («Ранние стадии эдипова
конфликта», Международный журнал по психоанализу, XIV,
1928, а также в других работах) «передвижки» на более ранний
срок эдипова комплекса, возникновение которого исследова-
тельница относит уже к началу второго года жизни ребенка.
Такая временная привязка, неизбежно меняющая наши пред-
ставления и о всех прочих особенностях сексуального разви-
тия, в самом деле не подтверждается данными психоанализа
взрослых, а главное, ее никак не согласовать с установленным
мною фактом большой продолжительности — у девочек — до-
эдиповой фазы привязанности к матери. Фенихель намечает
путь к смягчению этого противоречия, напоминая: мы еще не
умеем различать, что в данной области жестко обусловлено
биологическими законами, а что может меняться в результате
воздействия случайных переживаний. Не только побуждение
к сексуальной активности со стороны посторонних лиц (фак-
тор, влияние которого мы учитываем давно), но и другие фак-
торы — время рождения брата или сестры, время обнаружения
различия полов, непосредственное наблюдение полового акта,
поощрительное или, наоборот, отстраняющее поведение роди-
телей и т. д. — могут ускорять сексуальное развитие ребенка и
способствовать его созреванию.
206
О Ж-Е-Н-С-К-О-Й С-Е-К-С-У-А-Л-Ь-Н-О-С-Т-И
Некоторые авторы преуменьшают значение первых, изна-
чальных либидозных побуждений ребенка в пользу поздней-
ших процессов развития, то есть полагают (если несколько за-
острить их мысль), что эти первые побуждения только задают
направления — открывают пути, по которым потом будут сле-
довать уже не психические энергии, их проложившие, а поз-
днейшие регрессии и реактивации. Так, например, К. Хорни
(«Бегство из женственности», Международный журнал по пси-
хоанализу, XII, 1926) утверждает, что значение первоначальной
зависти к пенису у девочки нами сильно преувеличивается,
что на самом деле интенсивность проявляющегося позднее
стремления к мужественности должна быть отнесена на счет
вторичной зависти к пенису, которая используется для защиты
от женских побуждений, прежде всего — от женской привя-
занности к отцу. Такая точка зрения моими наблюдениями не
подтверждается. Сколь бы несомненным ни казался факт поз-
днейшего усиления каких-то компонентов либидо в результате
регрессий и различных реактивных образований и как бы ни
было трудно оценить относительную значимость этих сливаю-
щихся компонентов, все же я полагаю: мы не должны упускать
из виду, что первые либидозные побуждения по интенсивнос-
ти превосходят все позднейшие и, собственно, в этом смысле
несоизмеримы с ними. Конечно, мы не ошибемся, сказав, что
привязанность к отцу и комплекс мужественности противопо-
ложны друг другу, ведь речь идет о противоположности общего
порядка между активностью и пассивностью, мужественнос-
тью и женственностью, однако это не дает нам права предпола-
гать, будто только один феномен первичен, другой же возника-
ет и набирает силу лишь в результате отвержения первого. Ведь
если отвержение женственности протекает столь энергично,
то откуда еще может оно черпать силу, если не из стремления
к мужественности, которое впервые находит выражение в де-
тской зависти к пенису и потому заслуживает того, чтобы так
и называться?
Сходное возражение можно выдвинуть и против точки зре-
ния Джонса («Первичное развитие женской сексуальности»,
Международный журнал по психоанализу, XIV, 1928), считающего,
GW537
SE 243
207
что фаллическая стадия у девочки — скорее вторичная защит-
ная реакция, нежели подлинная фаза развития. Такое мнение
не соответствует ни динамике интересующего нас процесса, ни
его членению на временные отрезки.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Виктор Мазин1
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ
ЭРОС ФРЕЙДА
Любовь — узловое понятие психоанализа. Любой другой пси-
хоаналитический термин, будь то бессознательное или перенос,
желание или влечение, непосредственно связан с любовными пере-
живаниями, историями, событиями. Связь эта не кажется странной,
если принять во внимание то, что в психоанализе нет ничего, кроме
речи, а любовная речь — ровесница речи как таковой; она же — у
истоков поэзии и философии. В этой связи закономерно обращение
Фрейда в психоаналитической теории любви к Платону, его «Пиру»
и Эроту. Причем Фрейд возвращается к платоновскому Эроту спус-
тя несколько десятилетий после начала своего исследования любви
и сексуальности. Завершая длительный обходной путь, в 1920 году
он говорит: «либидо наших сексуальных влечений совпадает с эро-
сом поэтов и философов» [11:414]. Возвращение Фрейда к Платону
объясняется психоаналитическими исследованиями в области нар-
циссизма, приведшими к соединению сексуальных влечений с вле-
чениями самосохранения. Это соединение и становится решающей
причиной для отождествления любви и жизни, для сравнения сек-
суальных влечений с Эросом поэтов и философов.
Первую из трех статей о психологии любовной жизни, «Об
одном особом типе выбора объекта любви у мужчин» Фрейд на-
чинает с предварительных замечаний, сопоставляющих научный
подход с поэтическим опытом, которому до него принадлежала
пальма первенства в описании любви. Причем, под научным под-
ходом в этой статье он понимает подход психоаналитический.
Если в «Толковании сновидений» или в «Бреде и снах в Традиве"
Йенсена» Фрейд присоединяется к поэтам и писателям, противо-
поставляя психоанализ науке, то в статье «Об одном особом выбо-
ре» он различает поэтическое творчество и творчество научно-пси-
1 Виктор Мазин — кандидат философских наук, заведующий кафедрой теории
психоанализа Восточно-европейского института психоанализа.
211
ПОСЛЕСЛОВИЕ
хоаналитическое. Поскольку у поэтов имеется явное преимущес-
тво перед учеными («поэты во все времена шли впереди науки, не
исключая и научной психологии» [4:41]; «наука не выдерживает
критики в сравнении с творчеством поэта» [4:51]), то понятно же-
лание Фрейда приблизиться в своем исследовательском порыве к
поэзии. Психоаналитик признает за поэтами два преимущества пе-
ред учеными: у поэтов особенная чувствительность, открытая пос-
тижению любовных переживаний, и сила, позволяющая говорить
о бессознательном, а точнее — призывающая выписывать жизнь
души. Понятно, что у психоаналитика должны быть свои преиму-
щества перед поэтом, иначе весь психоаналитический проект теря-
ет смысл. Фрейд указывает на два таких преимущества. Во-первых,
поэт описывает состояние души в завершенном виде, а психоана-
литик нацелен на понимание происхождения и развития этого со-
стояния. В этом отношении психоаналитический проект не столько
превосходит поэтический, сколько его дополняет. Во-вторых, пишет
Фрейд, наука не ограничена необходимостью производить эстети-
ческий эффект; точнее «именно наука обеспечивает самый полный
отказ от принципа удовольствия, какой только возможен для на-
шей психической работы» [8:83]. Проявляет Фрейд сознательную
заботу о художественной форме своих размышлений или нет, но
не стоит забывать о том, что единственная значительная награда,
которую он при жизни получает, это как раз литературная премия
имени поэта Гете. Трудно поверить, что Фрейд отказывается от
производства эстетического эффекта, но еще труднее, что от своей
работы он не получает удовольствия, что он отказывается от собс-
твенной теории сублимации. Скорее дело здесь в том, что, обратив-
шись к любовной жизни, он со своим психоаналитическим инстру-
ментарием оказывается на территории, которую не одну тысячу лет
возделывали поэты и философы. Фрейд отважен, но определенной
неловкости ему не скрыть. Одно дело писать о сексуальности, дру-
гое — о любви. Одно дело научный подход, другое — поэтический.
Фрейд прокладывает свой путь и вместе с психоанализом оказыва-
ется в пространстве между поэзией, философией и наукой.
Фрейд обращается к оставленному поэтами вопросу о проис-
хождении и развитии любовных переживаний. Он возвращается
212
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ
к фундаментальному вопрос Платона: что такое эрос? кто такой
Эрот? — и задается еще одним вопросом: откуда Он является?
ДЕТСТВО ЛЮБВИ, ЛЮБОВЬ ДЕТСТВА
Сразу же бросается в глаза, что Эрота, Любовь, изображают
ребенком. Точнее, либо его представляют малышом, либо пре-
красным юношей, самым юным из всех богов. От взгляда Фрейда
эта особенность никак не могла ускользнуть, ведь в его коллекции
шесть древнегреческих статуэток бога любви.
В статье «О сексуальном просвещении детей» Фрейд в очеред-
ной раз утверждает, что ребенок — существо от рождения сексу-
альное. Ребенок «задолго до полового созревания становится впол-
не сформировавшимся любящим существом» [5:48], существом
любви, ее творением. Это взрослые, продолжая амнезировать свое
детство, утверждают, что у детей нет никакого полового влечения,
что оно возникает одновременно с созреванием половых органов.
Ребенок, для Фрейда, сексуален до появления у него собственного
я, до выбора пола, до полового созревания. Фрейд утверждает двух-
фазное начало сексуальной жизни. Причем, именно эта двухфаз-
ность и таит в себе условие человеческой невротичности.
На детской сексуальности Фрейд фокусирует свой взгляд в
связи с отказом в 1897 году от теории раннего соблазнения. Чтобы
понять невротика, рассказывающего о якобы имевшем место в дейс-
твительности соблазнении, нужно обратиться к его детским фанта-
зиям на тему соблазнения. Через одиннадцать лет после отказа от
теории раннего соблазнения Фрейд пишет статью «О детских те-
ориях сексуальности». В ней он впервые и описывает сексуальные
фантазии детей. Время их возникновения предшествует половому
созреванию; ребенок теоретизирует на тему сексуальности тог-
да, когда задается вопросом о своем собственном происхождении.
Причем, универсальность этих теоретических построений опреде-
ляется сингулярным поиском каждого ребенка: «ни один ребенок...
не может не интересоваться сексуальными проблемами еще в годы,
предшествующие пубертатному периоду» [6:56]. Итак, детские те-
оретические фантазии могут возникать достаточно поздно, в пред-
шествующий пубертатному период. Однако в ретроспективном
воспоминании они обращаются к самым ранним фазам психосек-
213
ПОСЛЕСЛОВИЕ
суального развития: об оплодотворении через рот (оральная фанта-
зия), о рождении через анус (анальная фантазия), об особенностях
первичной сцены (фаллическая фантазия).
Детские теоретические фантазии выстраивают основание
сексуального знания человека. Это не просто фантазии, а теории,
отвечающие на самые насущные, жизненно важные вопросы. Они
не только и не столько представляют собой квазинаучные отчуж-
денные от субъекта конструкции, сколько обращены к себе, своему
явлению в этот мир. Интерес к своему собственному происхожде-
нию по сути дела совпадает с началами написания собственной ис-
тории. С вопроса «как я попал в этот мир» и начинается летопись я.
ПЕРВОВОПРОС
Осознавая себя, ребенок задается вопросом о том, как он по-
пал в этот мир. Фрейд пишет, что вопрос о происхождении и, более
того, всякое исследование вообще, есть «продукт жизненной необ-
ходимости: мышление словно пытается решить важную задачу —
предотвратить повторение событий, внушающих человеку страх»
[6:59]. В акте рождения загадка любви, жизни и смерти. Первая
важнейшая проблема в жизни ребенка— обращение внимания
на себя, по сути дела и открывает саму возможность становления-
субъекта. История себя, своя история начинается с вопроса о своем
собственном происхождении, с вопроса по своей сути сексуального.
Вопрос о появлении на свет детей, как подчеркивает Фрейд, это
первый вопрос, вызывающий интерес ребенка. Эта первая загадка,
первая неразрешимая проблема оказывается той завязью, в кото-
рой является я. Фрейд возвращается к этому вопросу и в статьях «О
сексуальном просвещении», «О детских теориях сексуальности»,
и в книгах «Анализ фобии пятилетнего мальчика», «Одно детское
воспоминание Леонардо да Винчи».
Если в статье 1907 года «О сексуальном просвещении» этот
вопрос — вторичен в отношении проблемы различий между пола-
ми, то, начиная с 1908 года и статьи «О детских теориях сексуаль-
ности», он занимает положение фундаментального первовопроса.
В статье о детских сексуальных теориях Фрейд пишет: «для детей,
кажется, основополагающий факт различия между полами вовсе не
становится стимулом к исследованию сексуальных проблем» [6:58].
214
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ
Так вопросы о происхождении и половых различиях меняются мес-
тами. Первая же так называемая ложная детская теория приписы-
вает пенис любому человеку и, тем самым, пренебрегает половыми
различиями. У этой концепции далеко идущие последствия. Исходя
из нее, Фрейд будет развивать в дальнейшем теории «зависти к пе-
нису» и «фаллической матери».
Первопрос — вопрос, запускающий поиск истины как таковой.
Благодаря ему сексуальность и познание оказываются неразрыв-
но связанными. Впрочем, само слово «познание» содержит в себе
сексуальные коннотации. Вопрос о себе, собственном происхож-
дении, рождении детей запускает познание как таковое. В статье
«О детских теориях сексуальности» Фрейд пишет об особом влече-
нии — влечении к исследованию, знанию, познанию. Влечение это
формулируется в загадке происхождения, и загадка формируется
этим влечением.
Всегда уже неудовлетворительный ответ на вопрос о проис-
хождении со стороны родителей порождает у ребенка недоверие к
миру взрослых. Так формируется представление о запретном. Так
рождается тайна. Так возникает внутренний конфликт в отноше-
нии Авторитета, который знает и не знает, говорит и не договари-
вает. Психическое расщепление оказывается ядром невроза: созна-
тельно ребенок не может не доверять родительскому Авторитету,
бессознательным оказывается собственное тайное знание.
Вопрос «откуда берутся дети» Фрейд называет эдипальным
вопросом раньше, чем вводит понятие эдипова комплекса. В статье
«О сексуальном просвещении детей» он пишет, что это «один из са-
мых старых и самых жгучих вопросов, занимавших человечество
еще на заре истории; всякий, кто умеет толковать мифы и предания,
может вычитать его из загадки, которую задает Эдипу фиванский
Сфинкс» [5:49]. Эдипов вопрос — вопрос зари истории.
СЕМЕЙНЫЙ РОМАН ЭДИПА
Загадка Эдипа разыгрывается, проигрывается, переигрывает-
ся в рамках семейного романа. Фрейд описывает его в статье 1909
года, которая называется «Семейный роман невротика». Сразу же
стоит отметить, что речь идет именно о романе. И в том смысле, что
семейный роман — повествование, эпический вымысел, литера-
215
ПОСЛЕСЛОВИЕ
турный сюжет, и в том смысле, что это —любовная история, любов-
ная связь, любовные отношения. Семейный роман, как и детские
сексуальные теории, это особый сюжет, повествование, фантасти-
ческий вымысел. Речь в этой и в других статьях о любовной жизни
идет именно о любовных сюжетах, повествованиях, нарративах,
а не о собрании неких эмпирических данных. Собственно говоря,
уже в 1899 году, в статье «О покрывающих воспоминаниях» Фрейд
пишет, что, вспоминая, люди бессознательно поступают «как сочи-
нители романов» [3:33]. Разумеется, роман, о котором говорит пси-
хоанализ, — далеко не только литературное повествование в узком
смысле слова, ведь он описывает историю, судьбу, истину субъекта.
Роман реален.
В фантазиях, теориях, романах формулируется истина субъек-
та, его субъективная истина. История Эдипа предписывает истине
особенное место, ведь трагедия его свершается именно в поиске им
истины. Эдип ищет истину, и истина — в его желании. Истина арти-
кулируется в трагедии. Истина структурируется как вымысел.
Семейный роман расстраивает линейное время. В нем заведен
механизм последействия. Сама «категория семьи» формулируется
задним числом. Чтобы возникла своя семья, необходимо сопоста-
вить ее с другой семьей. Чтобы возникла своя семья, нужно поста-
вить то, что она своя, под сомнение. Только выходя за рамки своей
семьи, можно ее определить. Роман пишется в латентный период, и
пишется он задним числом, в ретроспективном времени; семейный
роман переписывает еще не написанный эдипов роман. Таков его
временной парадокс.
Еще один парадокс семейного романа заключается в том, что
новые родители — это все те же родители, точнее и те же, и другие.
Такая логика бессознательного позволяет решить две проблемы;
благодаря парадоксальной структуре семейного романа удается
обойти два запрета — на инцестуозные и деструктивные желания.
Расщепляющий родительские фигуры семейный роман позволяет
обходным маневром добиться бессознательной легитимации ин-
цеста и агрессии.
Семейный роман — не просто переоформленные отношения
любви и ненависти в эдипальной структуре; это еще и роман ста-
новления субъекта, это еще и роман о стремлении к независимос-
216
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ жизни
ти от родителей. Как ложь — средство отделения от другого, так и
семейный роман — процесс, который Фрейд называет «процессом
отчуждения от родителей» [7:76]. Такова парадоксальная логика
психоанализа: попытка определения своей семьи становится по-
пыткой освобождения от семьи. Той же цели, по крайней мере, от-
части, служит и ложь.
ЛОЖЬ ВО ИМЯ ЛЮБВИ
Первая ложь ребенка — первый шаг к обретению независи-
мости от родителей. Ложь предполагает знание истины. Она может
стать бессознательным признанием, и даже признанием в любви.
В статье о детской лжи Фрейд описывает две истории, в кото-
рых ложь возникает в результате необычайно сильного любовного
мотива. Дети лгут, чтобы скрыть —- не в последнюю очередь от са-
мих себя — сверхсильную привязанность к одному из родителей.
Сознаться во лжи, значит признаться в тайной инцестуозной люб-
ви.
Ложь вообще оказывается фундаментальной для становления
человека. Говорить о том, что не является правдой, значит, творить
свой собственный миф, свою собственную историю, свое собствен-
ное измерении истины. Ложь оказывается в самом сердце языка;
именно ложь ведет к вопросу об истине и вымысле, к истине как вы-
мыслу. В статье Фрейда о двух случаях детской лжи ложь как раз и
указывает на истину, истину желания. Причем, эта истина остается
бессознательной. Таков парадокс: ложь не лжет.
В первом случае речь идет о девочке, которая не отдала отцу
пятьдесят пфеннигов сдачи, чтобы купить на них краски для рас-
писывания пасхальных яиц. Однако дело совсем не в желании рас-
писывать яйца, а в установившейся в бессознательном связи между
деньгами и любовью: присвоить деньги отца для нее все равно, что
признаться ему в любви. Ложь адресована не столько отцу, сколько
себе, ведь деньги — переходный объект фантазии о том, что отец —
ее любовник. Во втором случае девочка лжет окружающим ради
спасения своего идеала, образа идеального отца. И на сей раз ложь
указывает на желание, на истину желания, на объект любовного
томления. Обе истории указывают на запретный выбор инцестуоз-
ного объекта любви.
217
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ВЫБОР ОБЪЕКТА ЛЮБВИ
И вновь мы сталкиваемся с очередным парадоксом любовной
жизни: выбор объекта всегда уже оказывается инцестуозным. Да
и выбором его можно назвать весьма условно, поскольку объект
не столько выбирается, сколько обнаруживается. Объект себя об-
наруживает, чтобы сказать: родителей не выбирают. Эта ситуация
представляет собой образец субъективации: «субъект стоит перед
выбором, который заранее предопределен, и, совершая его, он стал-
кивается с утратой» [2:15].
В статье «Об одном особом типе выбора объекта любви у муж-
чин» Фрейд пишет о материнском комплексе, о неизбежной фикса-
ции нежности ребенка на матери, которая предстает как уникаль-
ный, самый значимый объект. Именно в отношениях с матерью
формируется опыт любви. В любовных отношениях всегда уже бу-
дет задействован материнский прообраз, с ним будут соотноситься
все последующие объекты любовного выбора.
Последующие объекты любовного выбора содержат в себе
память об инцестоузном объекте. Таким образом, парадокс заклю-
чается в том, что выбор — это выбор того же самого, но совершен-
но другого. Этот выбор всегда уже является инцестуозным, но при
этом обходит инцест. Собственно говоря, запрет на инцест как
минимальное условие культуры и предписывает выбор. Фрейд за-
дается парадоксальным вопросом: почему вопреки действию мате-
ринского прообраза запрет на инцест не становится запретом на
сексуальность вообще? Как удается преодолеть завораживающее
действие прообраза?
Кульминацией предопределенного выбора становится эдипов
комплекс, точнее выход из него. Вопросом об этом исходе Фрейд за-
дается в статье «Закат эдипова комплекса». Само название статьи
указывает на основной вопрос: каким образом, за счет чего осу-
ществляется выход из тупиковой ситуации эдиповых отношений,
что этому способствует? На этот вопрос поначалу Фрейд дает два
ответа. Первый, онтогенетический: постоянные и, главное, неиз-
бежные отказы в удовлетворении желаний ребенка. Второй, фило-
генетический: за выход отвечает наследственная программа.
Фрейд утверждает, что оба ответа дополняют друг друга, одна-
ко сам он, конечно же, развивает первый ответ. Говоря об онтогене-
218
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ
тическом выходе из эдипова комплекса, среди множества факторов
Фрейд выделяет один принципиальный — угрозу кастрации. Исход
из эдипова комплекса завершается установлением фаллического
господства, собиранием частичных либидо-интересов под эгидой
гениталий. Принципиально важно, однако, что совпадающая по
времени с эдиповым комплексом фаллическая фаза «не предпола-
гает дальнейшего развития в сторону достижения окончательной
генитальной организации, а просто исчерпывает себя и сменяется
латентным периодом» [12:156]. Окончательная генитальная органи-
зация не наступает никогда; частичность влечений никогда не ис-
черпывается.
Фрейд говорит и о «двукратном начале сексуального разви-
тия», и, соответственно о двукратном выборе объекта. Если выход
из эдипова комплекса одновременно оказывается выходом во вне-
шний мир, в мир других объектов, то пубертатный период — ре-
активация эдипальных переживаний. Пубертатный период стано-
вится еще одной кризисной фазой. Кризисный ее характер как раз
и заключается в своеобразном семейном романе: вновь осущест-
вляется обнаружение объекта — того же самого, инцестуозного и
радикально иного. Иначе говоря, в отношениях с новым объектом
осуществляется и воспроизведение, и преодоление инцестуозного
выбора. Прообраз оказывается одновременно и аттрактором, лю-
бовным магнитом, и препятствием, распаляющим любовь.
Формула любви, точнее формула любовного желания звучит
у Фрейда следующим образом: «Чтобы либидо было сильным, оно
обязательно должно наталкиваться на препятствия, и там, где ес-
тественных препон для его удовлетворения недостаточно, люди во
все времена воздвигали препоны искусственные, условные, потому
что хотели наслаждаться любовью» [9:103]. В сексуальном влече-
нии имеется нечто такое, что сопротивляется полному его удов-
летворению. Влечение усиливается благодаря невозможности его
удовлетворения. Запрет, закон, отказ — вот что поддерживает
жизнь влечения. Причем такой закон сохраняет не только интенсив-
ность субъективного влечения, но и структуру самого общества.
В статье «Табу девственности» Фрейд обращается к праистории и
говорит, что лишь на первый взгляд у первобытных народов царит
сексуальный произвол. Такое представление — лишь фантазия так
219
ПОСЛЕСЛОВИЕ
называемого культурного европейца. Дело обстоит ровным счетом
наоборот, — сексуальность так называемого «примитивного чело-
века», как правило, сильнее ограничена запретами, чем сексуаль-
ность, так сказать, высококультурного европейца.
Парадоксальный характер влечения не исчерпывается необ-
ходимостью преград и невозможностью удовлетворения. В книге
«По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд утверждает, что
влечение вообще не столько нацелено на объект, сколько огибает
его, чтобы вернуться к себе. В этом навязчивом возвращении к себе
проявляется консервативность любого влечения.
Полное удовлетворение влечения невозможно не только в силу
такого консерватизма. В «Табу девственности» Фрейд отмечает еще
две причины. Во-первых, двукратный выбор сексуального объекта
приводит к тому, что пубертатный выбор — всегда уже оказывается
суррогатным. Между эдипальным и пубертатным выбором вклини-
вается запрет на инцест. Именно этот запрет отклоняет либидо от
прообраза. Во-вторых, невозможность установления окончатель-
ного фаллического господства над жизнью влечений приводит в
действие частичные влечения с различной судьбой. Представления
одних частичных влечений находят себе применение, другие — вы-
тесняются, третьи — сублимируются. То же самое касается и раз-
личных компонентов бисексуальности, то есть невозможности пол-
ного и окончательного выбора пола.
О РАЗЛИЧИИ ПОЛОВ
В статье «О детских теориях сексуальности» Фрейд называет
половые различия самыми удивительными и фундаментальными
среди всех различий между людьми. В течение многих лет он до-
вольно уверенно, можно даже сказать по-мужски, описывает об-
ретение пола анатомическим мальчиком; более того, он уверен в
универсальности этой истории. В «Толковании сновидений» он пи-
шет о параллельном развитии мальчика и девочки; отличие между
ними лишь в объекте выбора: первая большая любовь у девочки — к
отцу, а у мальчика — к матери. Даже в «Я и Оно» он продолжает ут-
верждать симметричность эдипова комплекса. Переходной к новой
точке зрения оказывается статья 1925 года «Некоторые психичес-
кие следствия анатомического различия полов», начиная с которой
220
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ жизни
Фрейд исследует принципиальные отличия развития мальчика и
девочки. К вопросу о половых различиях, к этому, казалось бы, са-
мому очевидному вопросу он подходит с огромной осторожностью,
неуверенностью и даже опаской. Фрейд пишет: «Если я действитель-
но, как мне кажется, открыл что-то новое, у меня нет уверенности,
что я дождусь подтверждения своему открытию... я и чувствую себя
вправе сообщить на сей раз нечто такое, что обязательно должно
быть перепроверено» [13:166]. Особое беспокойство у него вызыва-
ет маленькая девочка; она ведь и часть, и не часть истории самого
Фрейда. Как же может он быть в чем-то уверен?! В «Проблеме диле-
тантского анализа» Фрейд пишет: «О половой жизни маленькой де-
вочки мы знаем меньше, чем о таковой у мальчика. Но мы не долж-
ны чувствовать себя виноватыми из-за этого; ведь и половая жизнь
взрослой женщины для психологии dark, continent (темный конти-
нент, неизведанная земля — terra incognita)» [14:86]. Парадокс за-
ключается в том, что Фрейд всю свою психоаналитическую жизнь
занимается женской психологией, и всю жизнь пишет о ее загадоч-
ности. Однажды он говорит Мари Бонапарт: «Великим вопросом, на
который никогда не было дано ответа и на который я все еще не могу
ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской
души, является вопрос: "Чего хочет женщина?"» [1:310].
Итак, в статье «Некоторые психические следствия анатоми-
ческого различия полов» Фрейд впервые — хоть и в сжатой фор-
ме — суммирует свои представления о психологическом развитии
женщины. В этой работе содержатся те идеи, которые Фрейд будет
развивать и в дальнейшем. Отныне он будет утверждать, что в раз-
витии девочки и мальчика отличается и история эдипова комплек-
са, и доэдипальная праистория.
Доэдипальная праистория начинается с отношений с мате-
рью: мать — первый объект любви. Отношение к отцу строится на
основе опыта отношений с матерью, которые при этом для девоч-
ки несоизмеримо важнее, чем для мальчика. Прежде чем девочка
окажется в эдиповой ситуации, ей приходится пережить двойной
переворот — в эрогенной зоне и в объекте любви. В статье «О женс-
кой сексуальности» Фрейд отвечает на вопрос, как девочке удается
отдалиться от матери: это может быть ревность к другим лицам, с
которыми приходится делить объект любви, а могут быть упреки
221
ПОСЛЕСЛОВИЕ
в адрес матери — в недостаточном кормлении, в рождении без пе-
ниса, в том, что она сначала возбудила сексуальную активность, а
затем наложила на нее запрет. Впрочем, предполагает Фрейд, не-
которым женщинам вообще никогда не удается освободиться от
первоначальной привязанности к матери, и тогда они испытывают
сложности переноса любви на мужчину.
Отличия в развитии мальчика и девочки затрагивают и эдипов
комплекс, точнее радикальность половых различий обнаруживает-
ся в отношении к кастрации: для девочки это свершившийся факт
прошлого, для мальчика — угроза из будущего. Если угроза кастра-
ции позволяет мальчику бессознательно искать выход из эдипова
комплекса, то для девочки факт кастрации становится решающим
для формирования эдиповой конструкции.
Принципиально важно, что Фрейд не просто описывает раз-
витие полов и половых различий, не просто изображает, как конс-
труируется пол, но указывает на то, что сами эти различия никогда
не выстраиваются в простую бинарную оппозицию. Иначе говоря,
конструируя половые различия, Фрейд их деконструирует, пос-
кольку «реакции человеческого индивида, к какому бы полу он ни
принадлежал, представляют собой смешение и мужских, и женс-
ких особенностей» [13:172].
БИБЛИОГРАФИЯ:2
1. Джонс, Э. Жизнь и творения Зигмунда Фрейда. — М.:
Гуманитарий, 1997.
2. Долар, М. С первого взгляда // Истории любви. Серия
«Лакановские тетради». — СПб.: Алетейя, 2005.
3. Фрейд, 3. (1899) О покрывающих воспоминаниях II Настоящее
издание.
4. Фрейд, 3. (1907) Бред и сны в «Градиве» Йенсена. — М.: Альтекс,
2000.
5. Фрейд, 3. (1907) О сексуальном просвещении детей И Настоящее
издание.
222
ПСИХОАНАЛИЗ ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ
6. Фрейд, 3. (1908) О детских теориях сексуальности // Настоящее
издание.
7. Фрейд, 3. (1909) Семейный роман, сочиняемый невротиками //
Настоящее издание.
8. Фрейд, 3. (1910) Об одном особом типе выбора у мужчин //
Настоящее издание.
9. Фрейд, 3. (1912) О самом распространенном унижении в любов-
ной жизни // Настоящее издание.
10. Фрейд, 3. (1913) Два случая детской лжи // Настоящее издание.
И. Фрейд, 3. (1920) По ту сторону принципа удовольствия. — М.:
Просвещение, 1989. — С. 382—424.
12. Фрейд, 3. (1924) Закат эдипова комплекса //Настоящее изда-
ние.
13. Фрейд, 3. (1925) Некоторые психические следствия анатоми-
ческого различия полов // Настоящее издание.
14. Фрейд 3. (1926) Проблема дилетантского анализа // Избранное. —
Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. — С. 43-156.
15. Фрейд 3. (1931) О женской сексуальности // Настоящее издание.
Айтен Юран1
«ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
«Самое высокое и самое низкое всюду
теснейшим образом связаны в сексуальности,
("...от неба через мир в преисподнюю")».
3. Фрейд. «Три очерка по теории сексуальности»
В современной гуманитарной мысли можно встретить
размышления о психоанализе как о теории любви. Так, Ален
Бадью рассматривает психоанализ как единственную со вре-
мен Платона серьезнейшую попытку концептуализации люб-
ви, и именно такое рассмотрение психоанализа, по его мысли,
могло бы стать революцией, открывающей совершенно новую
эпоху для самой философии [1]. Что позволяет придавать такое
огромное значение психоанализу в понимании любви? Что но-
вого психоанализ смог сказать об этой составной части челове-
ческого бытия, безусловно главенствующей и фундаменталь-
ной? Неужели нечто большее, чем все строчки, выписанные че-
ловечеством в этом напряженном и томительном состоянии?!...
Фрейд в «Статьях о психологии любовной жизни» отмечает, что
до сих пор право говорения о стилях любви или о том, в соот-
ветствии с какими условиями любви люди совершают свой «вы-
бор объекта», было отдано поэтам. Фрейд не отказывает поэтам
в тонком восприятии душевных движений, но задача поэтов —
вызывать интеллектуальное и эстетическое удовольствие в сле-
довании условию поэтической вольности. Поэтому необходимо,
по мысли Фрейда, чтобы психоанализ более строго обратился
к теме, поэтической обработкой которой человечество занима-
лось на протяжении всей своей истории, — теме любви. Фрейд
1 Айтен Юран — философ, психоаналитик, преподаватель кафедры теории пси-
хоанализа Восточно-европейского института психоанализа.
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
говорит о возможности иного описания и способа говорения о
любви, — вне рамок поэтического речения, на которое и «реша-
ется» психоанализ.
Собранные в данном томе тексты Фрейда, относящиеся к раз-
ному времени, к разным контекстам становления психоаналити-
ческого знания, позволяют прикоснуться к логике иного способа го-
ворения о любви. О любви как об измерении человеческого бытия,
настоятельно требующем выговаривания, собирания в слове, пере-
вода с языка бессознательного. Представленные тексты отсылают
к калейдоскопу, на первый взгляд, не связанных тем: к парадоксам
памяти в детских и покрывающих воспоминаниях (Deckerinnerung),
к детской лжи, к семейному роману (Familienroman), к «монта-
жу» генитального влечения из частичных влечений (Partialtrieb),
к различным фазам организации либидо (Libidophase), к логике
эдипова комплекса, к «великой загадке полов», к тайнам женской
сексуальности... Все перечисленное — фигуры, обломки, из кото-
рых соткан психоаналитический дискурс о любви. Неожиданные
связки и непривычные ходы мысли, проблески, прочерчивающие
траектории этого дискурса, нанизываются на перипетии и судьбы
сексуального влечения... Быть может, для кого-то само название
этого тома вновь намекнет на избыточность психоаналитического
взгляда на сексуальную сторону любовных отношений... Но, вслед
за Лаканом скажем, что «куда больше по этой части можно найти
в любой из книжек, что вышли из глубин арабской, китайской, ин-
дийской, а порой и собственной нашей традиции» [7:282]. И если
речь и идет о сексуальном измерении психоанализа, то скорее о
прояснении в психоанализе фундаментальной проблематичнос-
ти устроения человеческой сексуальности, не имеющей ничего
общего с механикой животного сексуального акта. Попытаемся
реконструировать логику поисков психоанализа в представленной
россыпи текстов, ведущих свое происхождение из темы любви и
сексуальности, — своего рода открытий Фрейда, положивших на-
чало самой возможности психоанализа...
(ПЕРЕ)ОТКРЫТИЕ СЕКСУАЛЬНОСТИ
Точкой отсчета в психоаналитическом (пере)открытии сек-
суальности можно рассматривать 1897 год — год отказа Фрейда
225
ПОСЛЕСЛОВИЕ
от теории травм или теории раннего соблазнения. Сцена соб-
лазнения, присваиваемая объективной реальности прошлого,
оказалась помещена в реальность психическую, при этом соб-
лазненный из позиции пассивной предстал активным творцом
фантазий. Это радикальное изменение точки зрения на сцену
прошлого произвело массу структурных эффектов в зарожде-
нии психоанализа как особого дискурсивного пространства.
Идея об асексуальном измерении детства оказалась разрушена,
вызвав ожесточенное сопротивление психоанализу. Отныне
дискурс о сексуальности стал выстраиваться в связи с телом
ребенка, с эрогенными зонами, вокруг которых и происходит
становление и оформление зрелой сексуальности. Но, если быть
точнее, дело не просто в том, что до Фрейда измерение детской
сексуальности не было замечено. Дело в том, что на тот момент
детская сексуальность представала объектом дисциплинарного
воздействия, что, по мысли Фуко, и сделало ребенка центром и
мишенью психиатрического вмешательства. «Контроль осанки
и жестов, манеры поведения и сексуальности, средства против
мастурбации — все это проникает в семью в процессе развер-
нувшейся в XIX веке дисциплинаризации, в результате которой
сексуальность ребенка становится объектом знания непосред-
ственно внутри семьи» [17:149]. Радикальная новизна подхода
Фрейда в том, что сексуальность ребенка была извлечена из пси-
хопатологических признаков: дегенеративности, раннего без-
умия, аномального отклонения в развитии. Впрочем, также как
и различные проявления взрослой сексуальности, не укладыва-
ющиеся в «нормальные» способы ее устроения. В первой части
«Трех очерков по теории сексуальности» (1905) Фрейд, говоря
о сексуальных отклонениях, не ограничивается эмпирическим
перечислением и классификацией «патологичных проявлений»
взрослой сексуальности (подобно тому, что можно было встре-
тить в текстах фон Крафта Эбинга, Моля, X. Эллиса). Фрейд об-
наруживает непосредственную связь между детской сексуаль-
ностью, сексуальным извращением и зрелой сексуальностью.
В психоаналитическом смысле человеческую сексуаль-
ность невозможно разделить на «нормальную» и «патологичес-
кую», она представляет собой сложную полиморфную структу-
226
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
ру. Человеческая сексуальность являет собой пропасть с миром
животной сексуальности, миром инстинкта, она не имеет ниче-
го общего с потребностью, например, с жаждой или с голодом.
Именно поэтому Фрейд рассматривает влечения как истинный
двигатель прогресса, отмечая, что «именно они, влечения, а
не внешние раздражители вывели бесконечно дееспособную
нервную систему на современный уровень развития» [12:89].
Славой Жижек в работе «Возвышенный объект идеологии»
ссылается на трактат Св. Августина, в котором, вопреки тра-
диционным представлениям, человеческая сексуальность рас-
сматривается не как грех, приведший к падению человека, а как
наказание за гордыню и самонадеянность человека. Бог наказал
человека, наделив его сексуальным влечением, неутолимым
по определению [4:221]. Именно эту особенность сексуально-
го влечения отмечает Фрейд: «я полагаю, нужно предположить
(сколь бы странно это ни прозвучало), что в самой природе сек-
суального влечения есть нечто такое, что не благоприятствует
получению полного удовлетворения» (См.: О самом распростра-
ненном унижении в любовной жизни. — С. 104 настоящего изда-
ния). Любовное вожделение упирается во временной предел,
сталкивая с печатью смерти. Печать смерти, обнаруживаемая
в человеческой сексуальности, — в травме сексуального разли-
чия, граничащей с платоновским мифом об утрате райского бы-
тия андрогинного существа, мифе, на который не раз ссылается
Фрейд. Сексуальность — не потребность, привходящая вместе
с половым созреванием, это нечто априорно присущее человечес-
кому существу в качестве влечения, получающего свое оформле-
ние в человеческом порядке, в конституировании психической
реальности. В 1915 году в работе «Влечения и их судьбы» Фрейд,
анализируя различные судьбы сексуального влечения, поме-
щает их в три полярности, властвующие над психической жиз-
нью, демонстрируя этим огромное количество возможностей
его устроения, что не позволяет говорить о жесткой программе
или однозначной связи с объектом, реализуемой в инстинк-
те. Специфическая особенность человеческой сексуальности
в том, что она демонстрирует двойное начало — с латентным
перерывом «между». Фактом двукратного начала сексуальной
227
ПОСЛЕСЛОВИЕ
жизни Фрейд объясняет человеческую склонность к неврозу
и этиологию неврозов, выявляя при этом фундаментальный
механизм становления психики — механизм последействия
(Nachtraeglichkeit).
В 1920 году в предисловии к «Трем очеркам по теории сек-
суальности» Фрейд пишет: «да позволено будет напомнить всем
тем, кто с высоты своей точки зрения с презрением смотрит на
психоанализ, как близка расширенная сексуальность психоана-
лиза к Эросу «божественного» Платона» [9:18]. При этом важно,
что расширение понятия — это не его профанация. Напротив,
Фрейд отмечал, что «в процессе развития культуры из сексу-
ального было извлечено так много божественного и священно-
го, что истощенный остаток этого извлечения, в конце концов,
подпал презрению [10:192]. Это и не упразднение любой опре-
деленности. Известно, что Фрейд так и не принял мысли Юнга
о расширении сексуального влечения до «психического инте-
реса». Фрейдовское расширение имеет четкие пределы; он под-
черкивал, что «мы лишь настолько расширили понятие сексу-
альности, чтобы оно могло также охватить сексуальную жизнь
извращенных и детей», «мы вернули ему его настоящий объем»
[13: 309]. Размышления Фрейда о том, почему мы пытаемся огра-
ничить понятие сексуальности узким смысловым горизонтом
продолжения рода, неизменно упираются в вопрос — «почему
мы отказываем детству в сексуальности?». Попытки задуматься
над этим вопросом ведут к загадке инфантильной амнезии и к
парадоксам памяти...
(ПЕРЕ)ОТКРЫТИЕ ПАМЯТИ
И РЕАБИЛИТАЦИЯ ЛЖИ
Зарождение логики психоанализа как особого дискурсив-
ного пространства можно отсчитывать с попыток разрешения
загадок человеческой памяти. В отличие от Эббингауза, изучав-
шего память с точки зрения запоминаемого, Фрейд обращает
внимание на бессознательную память, на воспоминания, кото-
рые, как это ни парадоксально, не вспоминаются или не обнару-
живаются в сознательной памяти. Загадки забвения прошлого
и измерение его историчности соседствуют с пониманием того,
228
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
что «в душевной жизни ничто, однажды сформировавшись,
не в состоянии исчезнуть, что все где-то сохраняется» [16:301].
Первые годы жизни оставляют неизгладимые впечатления и сле-
ды в психике, но это своего рода навсегда утраченная рукопись.
Память ребенка начинает воспроизводить свою жизнь как по-
следовательную цепочку событий с шести или семилетнего воз-
раста, с момента, которому предшествует период вытеснения.
Инфантильная амнезия, по мысли Фрейда, это «своеобразная
загадка», к которой мы слишком равнодушно относимся в ссыл-
ках на мнимую функциональную незрелость детской памяти.
Фрейд не раз отмечал, что прикосновение к этой загадке может
дать ключ к пониманию амнезий, лежащих в основе формирова-
ния невротических симптомов.
В то же время в психическом пространстве обнаружива-
ется нечто, отсылающее к этой утраченной рукописи — напри-
мер, покрывающие воспоминания (Deckerinnerung), как воспо-
минания, по мысли Фрейда, не из детства, а по поводу детства.
Покрывающее воспоминание подобно ребусной структуре сно-
видения, представляющего сцены прошлого на языке пластиче-
ских и визуальных образов. Оно разворачивается на двух уров-
нях в утрате визуальной достоверности: на уровне череды об-
разов, отсылающих к непримечательной сцене прошлого, и на
уровне словесного представления, раскалывающего сходство и
тождество изображения. Как в представленном Фрейдом анали-
зе покрывающего воспоминания, где галлюцинаторная яркость
желтизны цветов соседствует с избыточностью вкуса деревен-
ского хлеба, отсылая к более поздним мыслям субъекта в ассо-
циативной связке словесных представлений: «лишить цветка/
дефлорировать» (Blume wegnehmen/deflorieren). (См.: О покрыва-
ющих воспоминаниях. — С. 36 настоящего издания). Механизм
смещения с вытесненного или пропущенного (Weggelassen) эле-
мента может происходить в любом временном направлении. При
этом по осколку, по одному «торсу» можно восстановить пропу-
щенное, и вопрос для Фрейда скорее был в том, каким образом
его можно извлечь его с помощью анализа.
В тексте «Воспоминание, повторение, проработка» (1914)
самим названием Фрейд предзадает логику психоаналитичес-
229
ПОСЛЕСЛОВИЕ
кого процесса как движения от воспоминаний к тому, что не
обнаруживается в сознательной памяти, к глубинам забвения,
к беспамятству памяти. Если продолжить метафору преданных
забвению первых лет жизни как утерянной рукописи, то имен-
но в этой утерянной рукописи — загадка первоистоков бытия
субъекта. Массивное отсутствие слова заставляет позже восста-
навливать пробел, толкая на поиск фантазийного заполнения,
например, в различных сценариях семейного романа. В этом
смысле ценность и представляет то, в какой форме заполняется
это отсутствие слова. Статус истины в психоанализе — не в про-
шлом и не на стороне объективной реальности, а в тайне самой
формы любого осколка психической реальности — сновидения,
покрывающего воспоминания, фантазии. Последнее радикаль-
но переосмысливает конфигурацию оппозиции истина/ложь в
психоанализе. В этом смысле ложь обретает измерение истины
субъекта (!), что само по себе предстает нонсенсом для дисцип-
линарной пирамиды медико-психиатрического дискурса того
времени. Для последнего сам путь излечения заключался в том,
что «от больного нужно добиться, чтобы он говорил правду»,
«он должен признаться в том, что лжет по поводу реальности»
[19:185], необходимо уличить пациента во лжи или в бреде. В
этом смысле, психиатрия представала как властное дополнение
к реальности, на стороне которой объявлялась истина. Ложь же
приписывалась симптому, — напомню, что именно симуляцией
была объявлена истерия, травматический невроз. С рождением
психоанализа связан важнейший поворот от психиатрической
власти, которая представала полноправным агентом «реаль-
ности», к особому дискурсивному пространству, признающе-
му психическую реальность субъекта за истину, за какими бы
«ложными одеяниями» истерических «симуляций», бредовых
образований или сфальсифицированных покрывающих воспо-
минаний она не обнаруживалась. В этом смысле, Фрейд реаби-
лируетложь. В том числе и детскую: «бывают случаи, когда ложь
неиспорченных детей обретает особое значение и должна не
раздражать воспитателей, а заставить их задуматься» (См.: Два
случая детской лжи. — С. 129 настоящего издания). Ведь ложь
может разворачиваться на сцене эдиповых отношений, где четко
230
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
прочерченная циркулем окружность, выдаваемая за начерчен-
ную рукой, обнаруживает сцену идентификации с отцом.
СТИЛЬ МЫСЛИ НЕСЕТ ПЕЧАТЬ СЕКСУАЛЬНОСТИ
В 1910 году в работе «Одно воспоминание детства Леонардо
да Винчи» Фрейд постулирует непосредственную связь стиля
мышления и судьбы сексуального влечения. Последнее предстает
немыслимым в рамках картезианской «сборки субъекта». Фрейд
настаивает на том, что интерес ребенка к проблемам сексуаль-
ности — свидетельство его творческого поиска. Фрейд отмечает
связь влечения к познанию (Forschertrieb) с периодом детского
сексуального исследования, которое можно выразить в вопро-
се: «Откуда берутся дети?». Эта связь возможна на трех различ-
ных путях, прерывающих детское сексуальное исследование в
результате вытеснения. Первый путь связан с ситуацией, когда
исследование разделяет судьбу сексуального влечения: любоз-
нательность заторможена, мыслительный акт скован. Во втором
случае закат детской сексуальности связан с механизмом воз-
врата вытесненного (Wiederkehr des Rueckkeehr) и обретает фор-
му «тяготения к умствованиям, извращенное и несвободное, но
достаточно мощное, чтобы сексуализировать само мышление и
окрасить умственные действия удовольствием и страхом перед
сексуальными процессами». Это навязчивый тип анализиро-
вания, «умствование, которое никогда не заканчивается, когда
искомое интеллектуальное чувство разрешения все сильнее
отодвигается вдаль» [10:185]. Третий тип, который Фрейд обо-
значает как самый совершенный и редкий, связан с механизмом
сублимации, который приводит к ярко выраженному влечению
к познанию.
На основополагающий вопрос ребенок отвечает, исходя из
собственной сексуальной конституции. Вопрос о происхожде-
нии детей и, в первую очередь, вопрос собственного происхож-
дения сталкивает ребенка с ощущаемым в теле, с картой удоволь-
ствия тела. Фрейд отмечает, что ребенок мог бы приблизиться к
разрешению этих вопросов, если бы «мог следовать указаниям,
исходящим от его возбужденного пениса». Так, «в загадочном
процессе деторождения наверняка принимает участие и пенис:
231
ПОСЛЕСЛОВИЕ
недаром он возбуждается при любой мыслительной работе, на-
правленной на решение этой загадки. С таким возбуждением
связаны порывы, смысла которых ребенок понять не может:
смутные импульсы к насилию, к проникновению вовнутрь чего-
то, к разрушению этого «чего-то», к пробиванию какой-то дыры.
(См.: О детских теориях сексуальности, — С. 63 настоящего
издания). Связь тела и мысли определяет становление психики
субъекта, определяет материю и фактуру дискурса субъекта.
В психоаналитическом осмыслении мысль и сексуальность, — не
в противоположных и непересекаемых плоскостях. Они связаны
друг с другом, стиль мысли завязан на судьбу сексуального влече-
ния, на перипетии его становления. В этом — революционность
психоаналитического открытия.
Впоследствии вопрос о собственном происхождении не-
минуемо упирается в первосцену, в вопрос о первоистоке собс-
твенного появления на свет. Фантазм первосцены обращает к
недрам субъективности, вызывая потрясение субъекта. Быть
может, «нас повергает в смятение тот факт, что мы не способны
отделить животную страсть владеть, подобно животному, телом
другого, от семейной, а затем исторической генеалогии» [5:5].
Фрейд отмечал, что грубые рассказы, заполняющие лакуну от-
сутствия слова о тайнах сексуальной жизни, производят очень
сильное впечатление. Прежде всего поражает то, что это имеет
отношение к родителям. «Возможно, твой отец или другие люди
и совершают нечто подобное, но мой отец, я уверен, никогда
бы такого не сделал» (См.: О детских теориях сексуальности.
— С. 71 настоящего издания). Впрочем, сам генезис происхож-
дения мысли из сексуальности приводит к тому, что обязывает
избегать сексуальных тем, как будто только «эрос, питающий
все живое, недостойная тема для тяги исследователя к знанию»
[10:179]. Мысль отвращается от интимной истины человеческого
бытия. Мысль демонстрирует свою асексуальность, избегая лю-
бого контакта, напоминающего о ее происхождении, сохраняя
презрение к сексуальности, одной из форм проявления которой
является культуральный прессинг, цензура, опускание и унич-
тожение фрагментов текста...
232
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
КУЛЬТУРАЛЬНОЕ ТАБУ
Сексуальность репрессируется культурным пространс-
твом, сексуальный акт «скрыт от внимания во мраке, непрони-
цаемом для взглядов» [5: 46]. Фрейд подчеркивал, что сексуаль-
ная жизнь современных людей «производит впечатление дегра-
дирующей функции, подобной нашей челюсти или волосам на
голове» [18:318]. Сексуальность неразрывно сопряжена с вы-
делениями тела, «сексуальная сфера и сфера, связанная с экс-
крементами, очень тесно соприкасаются и не отделимы одна от
другой; положение гениталий inter urinas et faeces — определя-
ющий и неизменный фактор сексуального развития человека»
(См.: О самом распространенном унижении в любовной жизни.
— С. 71 настоящего издания). «Тьма и отвращение» (в батаевс-
ком смысле) связывают эти два мира, — мир сексуальности и
мир грязных отбросов. Выделения тела оказываются под гнетом
культурных запретов. Культурный порядок строится на вытал-
кивании и выбрасывании останков процесса символизации, на
очерчивании четких границ с нечистотами, с выделениями тела.
Культуральные предписания чистоты и порядка строятся на за-
претах на прикосновение с областью отбросов, отсылающих к
смерти, к гниению, к конечности, в очерчивании запретных об-
ластей.
Человеческая сексуальность также помещается в поле
предписаний и ритуалов, формирующих заповедные терри-
тории сексуальности, в отличие от животного беспорядка.
Запрет выстраивает человеческую сексуальность. Основной
закон, оформляющий человеческую сексуальность — запрет на
инцест, предопределяющий комбинаторику разрешенных и не-
возможных сексуальных связей. В тексте «Тотем и табу» (1912)
Фрейд отмечает, что ритуалы, связанные с запретом на инцест
неизвестного происхождения; другими словами, они не выводи-
мы из природного порядка. Леви-Стросс отмечал, что в той или
иной форме его знает все человечество. В психоаналитическом
смысле запрет связан с желанием, более того объект желания
оживляется запретом. «Чтобы либидо было сильным, оно обя-
зательно должно наталкиваться на препятствия, и там, где ес-
тественных препон для его удовлетворения недостаточно, люди
233
ПОСЛЕСЛОВИЕ
во все времена воздвигали препоны искусственные, условные,
потому что хотели наслаждаться любовью» (См.: Об одном спе-
цифическом типе выбора объекта любви. — С. 103 настоящего
издания). Соблюдение закона и его нарушение, запрет и его
трансгрессия, желание и страх, наслаждение и удовольствие...
В этой игре — возможность различных стилей любви человека,
различных фигур желания. Так, Фрейд отмечает одну особен-
ность любовной жизни женщины во взаимоотношении с запре-
том. Брак, по сути очерчивающий поле дозволенных сексуаль-
ных отношений, может привести к их обесцениванию. Иногда
женщина вообще неспособна направить свою любовь на того, с
кем она связана узами брака, нежную чувственность «она мо-
жет вновь обрести только в недозволенных отношениях, кото-
рые ей приходится держать в тайне, но в которых, как она зна-
ет, она подчиняется только своей воле, неподвластной чужому
влиянию» (См.: Табу девственности. — С. 119 настоящего изда-
ния). Однако сама возможность устойчивых сексуальных отно-
шений для субъекта связана с необходимостью символизации
травмы сексуального различия.
ТРАВМА СЕКСУАЛЬНОГО РАЗЛИЧИЯ
В 1908 году Фрейд замечает: «если бы мы могли, забыв о сво-
ей телесности, просто как мыслящие существа — скажем, с дру-
гой планеты — окинуть непредвзятым взглядом происходящее
на этой земле, то нас, вероятно, ничто бы не удивило так сильно,
как деление человечества на два пола, которые столь похожи, и
все же различие между ними неизменно подчеркивается даже
чисто внешними признаками»(См.: О детских теориях сексуаль-
ности. — С. 58 настоящего издания). Деление человечества на
два пола — то, что поражает не только инопланетное существо.
Вопрос о различии полов — ключевой момент структурирова-
ния психики и выбора субъектом пола. Загадка анатомического
различия полов связана с комплексом кастрации как ответом
субъекта на эту загадку. При этом Фрейд отмечает, что комплекс
кастрации обретает значение в фазе главенства фаллоса. В тек-
стах Фрейда можно также встретить рассуждения о кастрации
в более широком смысле как о том, с чем сталкивается в еже-
234
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
дневном опыте каждый субъект. Этот опыт связан с утратой: с
отлучением от груди, с опорожнением кишечника. Однако все
перечисленное имеет статус лишь прототипов или прообра-
зов генитальной кастрации, исходным же положением явля-
ется главенство мужского полового органа для обоих полов. В
попытках ответа на вопрос, почему именно мужской половой
орган играет привилегированную роль в становлении субъек-
та или с чем связано его предпочтение перед множеством дру-
гих объектов, Лакан подчеркивал, что грудь, экскременты, при
всем том, что они способствуют переживанию утраты, даны все
же как внешние объекты, «в то время как фаллос представляет
собой монету, имеющую хождение в любовном обмене» [6: 558].
Очевидно, что между отношением к пенису в мире животном
и отношением к этому же органу в мире человеческом лежит
пропасть. В человеческом мире фаллос — предмет культа, сви-
детельством чему различные мистерии, в которых объект этот
играет главенствующую роль: «не случайно именно его окру-
жали последние завесы, снимавшиеся для посвященных. А это
значит, что на уровне раскрытия смысла он рассматривался как
наделенный окончательным, последним значением» [6: 403].
Потрясение в психической жизни ребенка, связанное с
комплексом кастрации, находит отражение в мифах. Фрейд,
ссылаясь на Ференци, связавшего мифологический символ
ужаса, голову Медузы, с впечатлением от лишенных пениса
женских гениталий, отмечает: «когда мальчик впервые видит
генитальную зону девочки, он поначалу не проявляет большого
интереса, он не замечает ничего особенного или отказывается
от восприятия (verleugnet Wahrnehmung)» (См.: Генитальная
организация. — С. 61 настоящего издания). Лишь в механизме
последействия увиденное обретет смысл, заставив поверить
в угрозу кастрацией. Прохождение через вопрос о кастрации
является необходимым условием обретения субъектом пола.
Психоанализ выводит рассмотрение генитальной сексуальнос-
ти взрослого субъекта из поля физиологического созревания.
Иначе, действительно не понятно, «почему дамская туфель-
ка может вдруг оказаться предметом, который провоцирует в
235
ПОСЛЕСЛОВИЕ
мужчине взрыв той энергии, которая предназначена для про-
должения рода» [6: 406].
Различные пути реализации сексуальности субъекта свя-
заны с ответом субъекта на травму сексуального различия. «Это
значит, как Фрейд в работе "Ребенка бьют" замечает, субъект
в конечном счете должен определиться в отношении фаллоса:
является он им или нет» [6: 406]. В различных позициях субъ-
екта мы имеем дело с разными степенями идентификации себя
с фаллосом, или с разной формой отнесенности к фаллосу. При
трансвестизме происходит «соединение фаллоса и матери, без
которого никакое удовлетворение для него невозможно в самом
себе» [6: 333]. Если фаллос остается на стороне матери, то речь
идет о фетишизме. Фетиш выступает заменой фаллоса матери,
своего рода знаком триумфа над угрозой кастрации и защитой
от нее. В 1914 году в докладе на заседании Венского сообщества
(«Случай фетишизма ноги») Фрейд отмечает, что нога обретает
измерение элемента огромной важности в силу скольжения к
женским гениталиям взглядом снизу. Нога предстает как за-
мена отсутствующего фаллоса у матери, как одновременное
признание и непризнание кастрации (механизм отклонения
Verleunung). Этиологию гомосексуальности Фрейд усматрива-
ет в ситуации, когда у мальчика представление о женщине с
пенисом сохраняется, что делает его нечувствительным и не-
способным к выбору сексуального объекта, лишенного пениса.
Генитальное желание усваивается субъектом и занима-
ет свое место в его устроении посредством эдиповой драмы.
Фрейд не раз отмечает всю значимость феномена эдипова ком-
плекса: «далеко не безразлично, как человек втягивается в си-
туацию эдипова комплекса и как от него освобождается» (См.:
Некоторые психические следствия анатомического различия
полов. — С. 174 настоящего издания). Говоря о важности эди-
пова комплекса, Фрейд отмечает, что именно здесь происходит
«выбор невроза» (Neurosen Wahl), и именно здесь конституи-
руется тонкая грань между нормой и патологией. Во фрейдов-
ском смысле любое человеческое дитя сталкивается с задачей
преодоления эдипова комплекса. Однако преодоление эдипова
комплекса — нечто большее, чем просто вытеснение, оно рав-
236
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
позначно снятию (Aufhebung) комплекса, то есть его упраздне-
нию и сохранению. Фрейд отмечает, что у мальчика комплекс
не просто вытесняется, но буквально разрушается, уничтожа-
ется (Zerstorung) или разлетается на куски (Zerschellt) под вли-
янием шока, вызванного угрозой кастрации. При этом психо-
анализ сталкивается с труднейшим вопросом: если у мальчика
эдипов комплекс разрушается из-за комплекса кастрации, то в
случае девочки именно благодаря комплексу кастрации эдипов
комплекс становится возможным. В попытках прояснения это-
го вопроса психоанализ натыкается на ту «голую породу», о ко-
торой говорит Фрейд в последних строчках «Анализа конечно-
го и бесконечного», на тот предел, в который упирается анализ.
Травма сексуального различия так и останется травмой в смыс-
ле невозможности окончательной ее символизации. Фрейд не
раз отмечал, что понятия мужественность и женственность
(в чистом виде) остаются для психоанализа теоретическими
конструктами с неясным содержанием, но при этом проясне-
ние того, как оппозиция активный/пассивный сменяется оппо-
зицией мужской/женский является одним из главенствующих
вопросов позднего творчества Фрейда2.
ОТКРЫТИЕ ЖЕНСКОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ,
ИЛИ ЧЕГО ХОЧЕТ ЖЕНЩИНА?
Столкновение с женской (материнской) сексуальностью ле-
жит в недрах субъективного становления, в самых недоступных
и интимных уголках памяти. Она обретает измерение притяга-
2 Фрейд все больше уходит от концепции бисексуальности Флисса, согласно ко-
торой ядром бессознательного или вытесненного у человека являются качес-
тва противоположного пола. Это подразумевает априорно присущие психике
биологические элементы мужского и женского. В работе «О психогенезе слу-
чая женской гомосексуальности»(1920) Фрейд отмечает, что «сущность того,
что в биологическом смысле называют «мужским» и «женским», психоанализ
разъяснить не может» [15:280]. Вслед за Фрейдом Лакан также утверждает,
что «в психике вообще нет ничего, что позволило бы субъекту определиться
как существу мужского или женского пола» [7:218]. Фрейд полемизирует с те-
орией Флисса, отмечая «что у индивидов мужского и женского пола имеются
как мужские, так и женские компоненты влечения, которые в равной степени
могут стать бессознательными вследствие вытеснения [14:252]. В результате в
психоанализе выстраивается более сложная конструкция выбора субъектом
пола.
237
ПОСЛЕСЛОВИЕ
тельности и, в то же время, предстает опасной, поглощающей и
разрушительной. Она требует дистанции в системе запретов,
в жестком табуировании, предотвращающем инцестуозное со-
прикосновение3. С изъятием из материнской вселенной, с не-
обходимостью ее утраты, с вырыванием из оков ее удушающей
всеохватности появляется возможность для становления бы-
тия субъекта, для ухода от психотического акта исключения из
культурного порядка. Запрет эдипова комплекса в лакановском
смысле обращен к материнской фигуре: «Не усваивай себе то,
что произвела на свет» [6:205]. Необходимость этой дистанции
проявляется, например, в предохранительных обрядах, переда-
ющих право первого сексуального акта сакральной фигуре.
Проблемам женской сексуальности Фрейд посвятил позд-
ние тексты, при этом отмечая окончательную неясность в этих
вопросах. Вопрос «чего хочет женщина» (Was will das Weibl) в
творчестве Фрейда остается одним из мучительных и сложней-
ших вопросов. Интересно, что именно эти поздние тексты, в
несвойственной Фрейду манере, изобилуют ссылками на жен-
щин-аналитиков: Жанну Лампль-де Грот, Хелен Дойч, Рут Мак
Брунсвик, Мелани Кляйн, Карен Хорни.
В 1925 году Фрейд окончательно констатирует несиммет-
ричность в становлении женской и мужской позиций, отказы-
ваясь от понятия «комплекс Электры»4, отмечая этим радикаль-
ную инаковость женского по отношению к мужскому. Мысли
о различиях в становлении окончательно сформулировались
в процессе осмысления соотнесенности эдипова комплекса и
комплекса кастрации, упирающегося в анатомическое различие
полов. По мысли Фрейда, уже само осознание этого различия
способствует формированию женственности. Но это отнюдь
не упрощает доступ субъекта к женской позиции. Сексуальная
3 Фрейд отмечает, что в мифе о Медузе «подразумеваются гениталии матери.
Афина, которая носит голову Медузы на своем панцире, именно поэтому ста-
новится неприступной женщиной, вид которой гасит саму мысль о сексуаль-
ном сближении» (См.: Генитальная организация у детей. — С. 150 настоящего
издания).
4 Об этом Фрейд пишет уже в сноске работы «О психогенезе случая женской го-
мосексуальности» (1920): «я не вижу никакого прогресса или преимущества во
введении термина «комплекс Электры» [15:264].
238
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
жизнь девочки распадается на две фазы, имеющие мужской ха-
рактер и специфически женский. Переход между фазами пред-
стает поворотным пунктом в возможности или невозможности
преодоления комплекса мужественности, отказа от части нар-
циссической мужественности и обретения женственности. Это
решающий момент в сексуальном устроении женщины. Здесь
также может иметь место механизм отклонения (Verleunung),
либо через признание кастрации появляется возможность всту-
пить в ряд метафорических замещений: пенис — ребенок — об-
ладание мужчиной. Лакан отмечал, что вступление в диалекти-
ку символических уравниваний означает, «что удовлетворение
материнства доступно женщине путем ряда дополнительных
замещений и подстановок» [6: 406]. Фрейд, в различных текстах
рассуждая на тему невозможности занять женственную пози-
цию, отмечал, что это является частью великой загадки полов,
своего рода биологическим фактом. Ведь «клитор продолжает
выполнять функцию мужского полового органа и в дальнейшей
сексуальной жизни женщины.... Мы, конечно, не знаем, каки-
ми биологическими факторами обусловлены эти особенности
женского организма» (См.: О женской сексуальности. — С. 191
настоящего издания). Неизбежным остатком, на котором заме-
шана женская позиция, является зависть к пенису (Penisnied),
своего рода «нарциссическая рана», в которую упирается осоз-
нание анатомических различий между полами.
Во фрейдо-лакановском смысле женская позиция связана
с тайной идентификацией ее с фаллосом. Женский маскарад
или демонстрация проявлений женского начала, женские стра-
тегии выставления себя на обозрение, представления себя в
качестве объекта желания «тайным образом идентифицируют
ее с фаллосом, ставя ее бытие в качестве субъекта в положе-
ние желанного фаллоса» [6: 407]. Тело женщины с очевиднос-
тью являет себя в различных культурных пространствах в ка-
честве объекта-фетиша. Тексты Фрейда предзадали огромное
поле для исследований особенностей женской субъективации,
статуса женского в культуре, специфики женских и мужских
отношений в логике анатомического различия полов в гумани-
тарной мысли второй половины XX столетия.
239
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ПЕРЕНОС ЛЮБВИ
В поле нарциссизма...
Собранные в данном томе тексты подчеркивают связь люб-
ви с уровнем влечения, оставляя по ту сторону способ нарцис-
сической реализации любви, являющийся основополагающим
для фрейдовского рассмотрения в других текстах. В тексте
«Влечения и их судьбы» Фрейд отмечает, что влечение и любовь
располагаются на разных уровнях: «нельзя согласиться с пони-
манием любви как особым частичным влечением сексуальности,
подобным всем остальным. Скорее любовь необходимо рассмат-
ривать как выражение всего сексуального стремления» [12:102].
По мысли Фрейда, мужская любовная позиция связана в боль-
шей степени с ценностью любовного объекта, женская позиция
в любовных отношениях связана с нарциссической позицией в
позволении любить себя. Безусловно, психоанализ позволяет го-
ворить о различных возможностях форм и стилей любви в вос-
произведении ее инфантильных основ: от истерической любви,
когда субъект делает себя, свое тело объектом желания другого,
невроза навязчивости, в необходимости вечной отсрочки жела-
ния и невозможности любовных отношений, бреда любовного
очарования, упраздняющего всю сложную диалектику поиска
желания другого... Последний проявляет нарциссическую сто-
рону любви и ее смертоносный характер в максимальном сли-
янии с двойником или максимальном подчинении другому, в от-
сутствии сомнений и в полной определенности по отношению к
намерениям другого. Клерамбо в бреде любовного очарования
выделял постулат: «я любим», в котором нет терзаний, нет необ-
ходимости поиска доказательств любви другого, она предстает
как нечто самоочевидное. Фрейд отмечал, что в этих случаях
влюбленность начинается не с внутреннего ощущения влюб-
ленности, а с внешнего ощущения любимости. В случае Шребера
(1911) Фрейд выводит различные формы паранойяльного бреда
из словесной пропозиции «я люблю его».
Неуловимое ядро любовных отношений связано с траек-
торией частичных влечений. Опыт любви лежит в поле травма-
тического ядра субъекта (того, что Фрейд называл Kern unseres
Wesens, а Лакан das Ding), в поле влечения субъекта, не исчерпы-
240
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
ваясь им полностью. Влечение связано с навсегда утраченным
в опыте становления, с тем, что Лакан именует остатком в же-
лании, оборачивающимся его причиной, тем, что поддерживает
желание посредством нехватки и невозможности удовлетворе-
ния. Любовь нацелена на желание в другом, а значит, на трав-
матическое ядро, вокруг которого и организуется субъект. В лю-
бовных отношениях может «трогать» взгляд, голос, запах, смех
другого, нечто неуловимое, но обладающее огромной силой для
ввергания субъекта в неистовство любви. В этом смысле любовь
зависит от условий становления, от его случайностей, проявля-
емых в метках желания, как того, в чем желание субъекта было
заинтересовано. Можно ли просчитать любовь, можно ли пере-
числить все стили любви, просчитать возможные ее алгоритмы?
Конечно же нет, всегда останется остаток, не вписываемый в
игру схем — тот остаток, который дает о себе знать в переносе...
В клиническое пространство...
Почему разговор о любви в психоанализе обретает такую
важность? Помимо того, что вопрос о любви — это вопрос ос-
нований нашего существа и, безусловно, любовь выступает
в качестве основополагающей характеристики человеческой
субъективности? В «Замечаниях о «любви в переносе» (1915)
Фрейд говорит о любви в связи с фундаментальным измерени-
ем клинического пространства психоанализа — в связи с пере-
носом. Перенос проявляется в форме любви. По мысли Фрейда,
это выделение функции любви в чистом виде: «нет никакого
основания оспаривать характер настоящей любви у влюбленно-
сти, проявляющейся во время аналитического лечения» [И: 94].
Фрейд настаивает на том, что перенос и есть любовь, так как ме-
ханизмы желания, задействующие влюбленность, как вне так и
в процессе аналитического процесса одни и те же. Посредством
переноса в клиническом пространстве Фрейд говорит о связи
любви и возможного знания. Знания, которое предстает не прос-
то как нечто забытое, а знания, которое может конституировать
смыслы субъекта в аналитическом процессе, проявляя все усло-
вия любви, «все фантазии ее сексуальной тоски, все детальные
черты ее влюбленности», тем самым, открывая путь к инфан-
241
ПОСЛЕСЛОВИЕ
тильным основам любви [11:92]. В переносе дает о себе знать
нечто избыточное по отношению к знаемому о себе, нечто, не
обнаруживаемое в регистре воспоминания, то нечто, что прогля-
дывает сквозь речевые разломы5. Перенос задействует в анализе
травматическое ядро субъекта, делая возможным анализ в воз-
действии слова. Однако констатировать связь переноса, любви
и возможного знания в клиническом пространстве психоанали-
за недостаточно, если не учесть «груз сексуальной реальности»
[7:166], который вписан в перенос. Тот «груз, сексуальной реаль-
ности», которому посвящены тексты данного издания. В перено-
се задействована сексуальность, «перенос представляет собою
то, что обнаруживается в опыте приведения в действие реаль-
ности бессознательного в качестве реальности сексуальной»
[7:185]. Именно об этом говорит Фрейд, отмечая пути работы с
переносом: «...я хочу выдвинуть основное положение, что необ-
ходимо сохранить у больного потребности сексуальной тоски (!)
как силы, побуждающей к работе и изменению, и не допустить
того, чтобы они отчасти были успокоены суррогатами» [7:91].
Структура желания, обнаруживаемая в переносе, выводится из
недр сексуальности, из недр тела..,
В современность...
Тексты, помещенные в этом томе, заставляют задуматься о
любви в приближении к современности. В 1912 году Фрейд пи-
шет: «нам, вероятно, придется смириться с мыслью, что сбалан-
сировать притязания сексуального влечения с требованиями
цивилизации вообще невозможно, что мы не в силах предотвра-
тить свои сексуальные неудачи и страдания, равно как и опас-
ность — в более далекой перспективе — вымирания человечес-
кого рода вследствие его культурного развития» (См.: О самом
распространенном унижении в любовной жизни. — С. 106 на-
стоящего издания). Итак, Фрейд дает неутешительный прогноз
человечеству, — будущее человечества может быть связано с
5 В то же время, перенос в форме любви предстает и как сопротивление знанию
и в этом парадокс переноса: он предстает одновременно и условием, и препятс-
твием для анализа. Фрейд отмечает важность и неоспоримость сопротивления
в любовном переносе.
242
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
возможностью его вымирания, с катастрофой сексуальности че-
ловека в столкновении с культурой. В небольшой сноске текста
«Три очерка по теории сексуальности» Фрейд отмечает различие
между любовной жизнью в древнем мире и нашем. Оно заклю-
чается в том, что древние уважительно относились к влечению и
«готовы были облагородить им и малоценный объект, между тем
как мы низко оцениваем проявление влечения самого по себе и
оправдываем его достоинствами объекта» [9:33]. Если продол-
жить логику фрейдовского различения стилей любви в древ-
нем мире и современном, то, конечно, предположение Фрейда о
том, что в современном мире потребления образа больший ак-
цент сделан на объекте не вызывает сомнения. Парадокс в том,
что в мире избыточности и «разбухания» образа, предписаний
диктатуры наслаждения и виртуальной реальности все меньше
требуется другой. Исчезновение «вселенной» присутствия тела
другого из меток, отсылающих к запаху, взгляду, голосу умыка-
ет возможность сцены фантазма, незримо заземляющейся на
следы реального присутствия другого. Может ли виртуальная
реальность, оборачивающаяся «окончательным заражением
нашей экологии чувственного», а значит катастрофой телеснос-
ти, пройти незамеченной для стиля любви человека? Другой не
менее сложный вопрос: возможно ли помыслить упразднение
всех сложных путей и траекторий, связанных с судьбой сек-
суального влечения? Напомню, что Фрейд отмечал наивность
обнаружения простоты, применительно к сексуальному вле-
чению, что может выражаться, например, в вере в то, что в бу-
дущем биохимия обнаружит вещества, которые вызывают сек-
суальное возбуждение у мужчин и женщин. Надежда так и не
оставившая нас в век психофармакологии... Фрейд сравнивает
ее с другой, не менее наивной надеждой, что под микроскопом
удастся обнаружить возбудителей, например, истерии, невроза
навязчивости, меланхолии. Сама логика фрейдовских рассуж-
дений в представленных текстах позволяет говорить о сложнос-
ти сексуального влечения, о его причастности к ядру и сердце-
вине человеческой субъективности. Именно с этой сложностью
связана и невозможность гармонии в любовных отношениях.
Гармония любви — желанный недостижимый рай для человека,
243
ПОСЛЕСЛОВИЕ
воплощенный в мифическом бытии андрогинов, вечно стремя-
щихся к слиянию со своей отсеченной половиной в абсолютной
полноте. Говоря о любви на фоне возможных путей к счастью,
Фрейд отмечал, что «мы никогда не бываем более беззащитны-
ми перед страданиями, чем когда мы любим, никогда не бываем
безысходнее несчастными, чем когда теряем объект любви или
его любовь» [16:308]. Размышления о любви сталкивают с не-
возможностью абсолютного прилаживания измерений желания
и наслаждения, любви и влечения. Но при этом «только эротизм
обладает способностью — в безмолвии трансгрессии — вводить
любовь в ту пустоту, где приостанавливается даже лепет, где
больше нет понятной речи, где объятия — уже не только другой,
но и отсутствие дна и границы универсума», пишет Батай [3:96].
«Только любовная сублимация позволяет наслаждению снизойти
до желания», уточняет Лакан [18].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бадью, А. (1989) Манифест философии. — СПб.: Machina, 2003.
2. Батай, Ж. (1957) Эротика // Проклятая часть: Сакральная
социология. — М.: Ладомир, 2006.
3. Батай, Ж. (1951). История эротизма. — М.: Логос, 2007.
4. Жижек, С. (1989) Возвышенный объект идеологии. — М.: Худо-
жественный журнал, 1999.
5. Киньяр, П. (1948) Секс и страх: Эссе. — СПб.: Азбука-Классика,
2005.
6. Лакан, Ж. (1957/1958) Образования бессознательного. (Семи-
нары. Книга 5). — М.: Гнозис-Логос, 2002.
7. Лакан, Ж. (1964) Четыре основных понятия психоанализа. (Се-
минары. Книга И). — М.: Гнозис-Логос, 2004.
8. Фрейд, 3. (1901) Психопатология обыденной жизни // 3. Фрейд.
Психология бессознательного. — М.: Просвещение, 1989.
9. Фрейд, 3. (1901) Три очерка по теории сексуальности // 3. Фрейд.
Основной инстинкт. — М.: АСТ-ЛТД, 1997.
10. Фрейд, 3. (1910) Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем
детстве // 3. Фрейд. Художник и фантазирование. — М.:
Республика, 1995.
244
ФИГУРЫ И ТРОПЫ» ЛЮБВИ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
И. Фрейд, 3. (1915) Замечания о любви в переносе // Психо-
аналитический вестник, №14. С. 86—98.
12. Фрейд, 3. (1915) Влечения и их судьбы // 3. Фрейд. Основные
психологические теории в психоанализе. Очерки истории пси-
хоанализа. — СПб.: Алетейя, 1997.
13. Фрейд, 3. Лекции (1916-1917) // Введение в психоанализ. — М.:
СТД, 2003.
14. Фрейд, 3. (1919) Ребенка бьют (К вопросу о происхождении сек-
суальных перверсий) // 3. Фрейд. Навязчивость, паранойя и
перверсия. — М.: СТД, 2006.
15. Фрейд, 3. (1920) О психогенезе случая женской гомосексуаль-
ности // 3. Фрейд. Навязчивость, паранойя и перверсия. — М.:
СТД, 2006.
16. Фрейд, 3. (1930) Неудобства культуры // 3. Фрейд. Художник и
фантазирование. — М.: Республика, 1995.
17. Фуко, М. (1973/1974) Психиатрическая власть. — СПб.: Наука,
2007.
18. Lacan, J. (1967/1968) Le Seminaire. L'angoisse. Livre X. Paris: Seul,
1973.
О ПОКРЫВАЮЩИХ ВОСПОМИНАНИЯХ (1899)
1 «Мы уже не можем считать ее безобидной, поскольку она, как мы
обнаружили, иллюстрирует важнейшие повороты в истории вашей
жизни, влияние на вас двух самых мощных движущих пружин: голода
и любви». 33— Фрейд пишет о любви и голоде как о движущих силах,
своеобразных пружинах влечений [Triebfedern], тем самым, в 1899 году
указывает на то, что в «Трех очерках по теории сексуальности» (1905)
будет сформулировано как первая теория влечений. Проявления вле-
чений Фрейд сводит к основополагающему противопоставлению голо-
да и любви, то есть влечений самосохранения (или иначе я-влечений)
и влечений сексуальных. Описывая это противопоставление, Фрейд
со ссылкой на Шиллера нередко повторяет слова «любовь и голод пра-
вят миром». Так, в статье 1910 года «Психогенное нарушение зрения
с позиций психоанализа» он пишет: «Все действующие в нашей душе
органические влечения мы можем классифицировать словами поэта
как "голод" и "любовь"» [Фрейд, 3. Истерия и страх, М.: Фирма СТД. —
С. 210]. Фрейд подразумевает заключительные строки стихотворения
Фридриха Шиллера «Мудрецы». В переводе Л. Гинзбурга они звучат
так: «И чтобы мир был молод, Царят любовь и голод!» [Шиллер, Ф.
Собрание сочинений в семи томах. М.: ГИХЛ, 1955. — С. 205]. Описывая
историю формирования теории влечения в 1930 году, Фрейд указывает
на Шиллера как на соавтора первой такой теории: «Толчком от полной
беспомощности к установлению первой точки зрения послужило поло-
жение поэта-мыслителя Шиллера, что миром движет "любовь и голод".
Голод можно считать представителем влечения, способствующего со-
хранению отдельного существа, любовь же направлена на объекты»
[Неудобства культуры // Художник и фантазирование. М.: Республика,
1995. —С. 323].
2 «В зависимости от характера временного отношения между
покрывающим воспоминанием и тем, что с его помощью покрывается,
мы называем покрывающее воспоминание возвратным или предвосхи-
щающим». 38— Фрейд возвращается к вопросу временных отношений
между покрывающим воспоминанием и тем воспоминанием, которое
с его помощью покрывается в 4 главе «Психопатологии обыденной
жизни» «О детских и покрывающих воспоминаниях». В этой главе он
строит своеобразную типологию временных отношений между пок-
249
ПРИМЕЧАНИЯ
рывающим воспоминанием и покрытым содержанием. Эти отношения
представляют собой различные смещения во времени: 1) возвратное,
обращенное назад смещение предполагает, что содержание покрыва-
ющего воспоминания относится к раннему детству, а переживания,
которые данное воспоминание представляет в памяти, имели место в
более позднее время; 2) предваряющее, забегающее вперед смещение
закрепляет в памяти в качестве покрывающего воспоминания какое-
либо безразличное впечатление недавнего времени, причем этим отли-
чием оно обязано своей связью с каким-либо прежним переживанием,
которое не может из-за сопротивления сознания воспроизводиться
непосредственно; то существенное, что тревожит память, хронологи-
чески оказывается позади покрывающего воспоминания; 3) одновре-
менное или примыкающее смещение — покрывающее воспоминание
связано с покрытым им впечатлением не только своим содержанием, но
и смежностью во времени.
250
ПРИМЕЧАНИЯ
О СЕКСУАЛЬНОМ ПРОСВЕЩЕНИИ ДЕТЕЙ (1907)
1 «Вторая большая проблема, требующая от ребенка (правда, чуть
позднее) значительных умственных усилий, — вопрос, откуда берутся
дети...» 49— Этот вопрос, «откуда берутся дети», Фрейд полагает «вто-
рой большой проблемой», или иначе, вторичным вопросом в отношении
вопроса о различии полов. Однако через год в статье «О детских теори-
ях сексуальности» вопрос «откуда берутся дети» выходит на первый
план, занимает место первого вопроса, вызывающего интерес ребенка.
В 1908 году Фрейд называет задачу происхождения уже «первичным
вопросом-загадкой»; именно такой точки зрения он будет придержи-
ваться и в дальнейшем (в частности, в связи с построением гипотезы
о сексуальном развитии девочки в значительно более поздней работе,
«Некоторые психические следствия анатомического различия полов»,
1925). Предшествование вопроса о происхождении вопросу о половых
различиях подробно описано в «Случае Маленького Ганса» (1909): «Но
отец не только знал, откуда берутся дети; он и сам делал что-то, о чем
Ганс мог только смутно догадываться. Какое-то отношение к этому,
должно быть, имеет пипипка, возбуждение которое сопровождало
все эти мысли <...>. Если следовать намекам от ощущений, которые
тут возникали, то речь должна была идти о насилии, совершенном над
мамой, о разбитии, создании бреши, проникновении в закрытое про-
странство, импульс к которым ребенок мог ощущать в себе; но хотя он
был на пути к тому, чтобы, основываясь на своих ощущениях от пениса,
постулировать вагину, он все же не мог решить загадку, ибо подобного
рода знанием, как: для чего здесь нужна пипипка, — он ведь не обла-
дал; более того, на пути решения стояла убежденность в том, что мама
владеет такой же пипипкой, как у него. Попытка решить вопрос, что
нужно сделать с матерью, чтобы у нее появились дети, погрязла в бес-
сознательном, и оба активных импульса — враждебный против отца, а
также нежно-садистский по отношению к матери — остались без при-
менения; один — по причине любви, имеющейся рядом с ненавистью,
другой — в силу беспомощности, возникшей в результате инфантиль-
ных сексуальных теорий» [Фрейд, 3. Два детских невроза. М.: Фирма
СТД, 2006. —С. 113].
253
ПРИМЕЧАНИЯ
О ДЕТСКИХ ТЕОРИЯХ СЕКСУАЛЬНОСТИ (1908)
1 «Мысль ребенка, правда, быстро освобождается от своего по-
будительного мотива и дальше продолжает работать, движимая од-
ним лишь влечением к исследованию». 59— О влечении к исследованию
[Forschertrieb] подробно Фрейд пишет в книге «Одно детское воспоми-
нание Леонардо да Винчи» (1910). В первой главе этой книги говорится
о том, что Леонардо превратил страсть в стремление к познанию; ху-
дожник исследует вместо того, чтобы любить. Иначе говоря, Леонардо
да Винчи сублимирует свою страсть, он одержим любознательностью,
«влечением к знанию» [Wifltrieb]. Фрейд пишет о том, что с 3-х лет ре-
бенок вступает в «период инфантильного сексуального исследования»,
движимый вопросом, «откуда берутся дети». Этот вопрос и ведет к фор-
мированию детских сексуальных теорий. В 6 главе книги о Леонардо
Фрейд вновь возвращается к вопросу о влечении и творчестве, на сей
раз речь идет о связи влечения смотреть, подглядывать [Schautrieb] и
влечения знать, познавать [Wifltrieb]. За пять лет до обращения к твор-
ческому характеру Леонардо да Винчи Фрейд пишет о влечении к зна-
нию в «Трех очерках по теории сексуальности»: «Примерно в это же
время, когда сексуальная жизнь ребенка достигает своего первого рас-
цвета, в возрасте от трех до пяти лет, у него также появляются зачатки
той деятельности, которой приписывают влечение к знанию или ис-
следованию. Влечение к знанию нельзя отнести к элементарным ком-
понентам влечений, ни подчинить исключительно сексуальности. Его
поведение, с одной стороны, соответствует сублимированному спосо-
бу овладения, с другой стороны, оно задействует энергию стремления к
разглядыванию [Schaulust]» [Фрейд, 3. Сексуальная жизнь. М.: Фирма
СТД, 2006. —С. 100].
2 «Так обычно и формируется психический комплекс, образующий
ядро невроза». 60— «ядерный комплекс [Der Kernkomplex der Neurose]».
Это понятие Фрейд вскоре — в 1910 году в статье «Об особом типе выбо-
ра объекта» — заменит «Эдиповым комплексом». Основополагающий,
или ядерный комплекс [Kernkomplex] — ассоциативные круги мыслей,
относящиеся к патогенным представлениям. Этот комплекс представ-
ляет основополагающую структуру интерсубъективных отношений.
В «Истории психоаналитического движения» (1914) Фрейд указывает
на то, что слово «комплекс» стало самым популярным в психоанализе,
254
ПРИМЕЧАНИЯ
но при этом «ни одним другим термином и не злоупотребляют столь же
часто в ущерб терминологической точности» [См. т. II настоящего соб-
рания сочинений, с. 124]. Понятно стремление Фрейда провести четкое
различие между психоаналитическим значением комплекса (как бес-
сознательных ассоциативно связанных кругов мыслей), о котором он
пишет в «Психопатологии обыденной жизни» (1901), и «юнговской ми-
фологией комплексов» [там же].
3 «Когда маленький мальчик впервые видит гениталии своей сест-
ренки, то его реплики показывают: сложившееся у него предвзятое мне-
ние уже настолько утвердилось, что новое наблюдение не может его
поколебать; мальчик не констатирует факт отсутствия члена...» 61—
Предубеждение маленького мальчика настолько сильно, что оно пе-
рекрывает, подчиняет себе восприятие [Vorurteil bereits stark депид ist,
ит die Wahrnemung zu Ьеидеп]. Столкнувшись с отсутствием пениса у
девочки, мальчик отказывается признавать эту нехватку, уверяя, буд-
то этот орган на месте. Восприятие события — созерцания женских
гениталий— замещается предшествовавшей ему убежденностью,
предварительной убежденностью, верой. Джеймс Стрейчи в переводе
этого места на английский язык говорит о фальсификации восприятия.
Уверенность в том, что оба пола обладают пенисом, не столько фаль-
сифицирует увиденное, сколько его отклоняет, отрицает, отказывает
ему в существовании. Такой механизм защиты от исходящей извне
угрозы внутренней теоретической конструкции, или, иначе говоря,
такой механизм совладания с угрозой кастрации Фрейд назовет впос-
ледствии Verleugnung, «отказом», «отклонением». Посредством откло-
нения субъект отказывается признавать реальность травмирующего
восприятия. Этот механизм психической защиты объясняет структу-
рирование психозов и, главным образом, перверсий, образцом кото-
рых для Фрейда является фетишизм. [См. также примечание 3 к ста-
тье «Генитальная организация у детей» (1923) и примечание 3 к статье
«Некоторые психические следствия анатомического различия полов»
(1925).]
4 «Воздействие такой «угрозы кастрации» на оценку мальчиком
этой части своего тела при определенных условиях оказывается чрез-
вычайно глубоким и стойким. Легенды и мифы свидетельствуют о на-
стоящем перевороте в эмоциональной жизни ребенка, об ужасе, связан-
ном с комплексом кастрации». — 62 В этой статье впервые появляется
255
ПРИМЕЧАНИЯ
понятие комплекса кастрации. Если отдельные соображения по поводу
«угрозы кастрации» описаны Фрейдом в «Толковании сновидения»,
то «комплекс кастрации» появляется в этой статье (1908) и разрабаты-
вается в связи с анализом Маленького Ганса (1909). Комплекс кастра-
ции описан в связи с детской сексуальной теорией, согласно которой
пенис есть у всех людей, а потому анатомическое различие между
полами можно объяснить лишь кастрацией. Комплекс кастрации ос-
нован на фантазме кастрации как ответной реакции ребенка на загад-
ку анатомического различия полов (присутствия/отсутствия пениса).
Структура комплекса кастрации и его следствия различны у мальчика
и девочки [См. статью «Некоторые психические следствия анатомиче-
ского различия полов» (1925) в настоящем томе]. Хотя в эти годы Фрейд
прямо и не утверждает, что комплекс кастрации универсален, однако
это определенно подразумевается. Комплекс кастрации объясняется
главенством пениса для детей обоего пола, причем высказывается так-
же мысль о его нарциссическом значении: «пенис уже в детском воз-
расте становится ведущей эрогенной зоной, важнейшим объектом для
эротического самоудовлетворения, и его высокая оценка закономерно
отражается в их неспособности представить себе подобную своему Я
личность без этой существенной составной части» [с. ?]. Комплекс кас-
трации отнюдь не обязательно выражается в непосредственном изоб-
ражении кастрации гениталий. Это может быть, например, галлюци-
нация отрезанного пальца (в случае Человека-Волка), или сновидение
о вырывании зубов, или миф об ослеплении Эдипа. Фрейд отводит
комплексу кастрации важнейшее место в эволюции детской сексуаль-
ности применительно к обоим полам в его отношении к эдипову ком-
плексу в связи с разработкой фаллической стадии психосексуального
развития. В статье 1923 года «Генитальная организация у детей» Фрейд
описывает следующую ситуацию: в определенный момент у мальчика
возникает представление о мужском, но такового о женском еще нет, и
тогда возникает «новая пара противоположностей: наличие мужских
гениталий и кастрированность» [с. ? настоящего тома]. Таким образом,
«о комплексе кастрации мы вправе говорить лишь в том случае, если
это представление о потере связано с мужскими гениталиями» [с. ?
там же]. Фаллос как объект кастрации имеет общее значение и для де-
вочки, и для мальчика, инициируя один и тот же вопрос: обладать или
не обладать фаллосом. Основополагающим для комплекса кастрации
256
ПРИМЕЧАНИЯ
становится отцовский закон, налагающий запрет на инцестуозные и
агрессивные желания. Возникновение комплекса кастрации Фрейд
связывает в первую очередь с двумя факторами: во-первых, столкно-
вение с анатомической разницей между полами, во-вторых, реальная
или фантазмическая угроза кастрации. Вопрос о психических следс-
твиях анатомического различия полов задним числом проясняет зна-
чительно более ранние аутоэротические переживания отлучения от
груди или отделения фекалий. В статье «О преобразовании влечений,
главным образом анально-эротических» (1917) Фрейд пишет: «Пенис
тогда осознается им как нечто такое, что может быть отделено от тела,
и выступает аналогией кала: ведь кал был первым, от чего ребенку при-
ходилось отказываться, и при этом относился к его — ребенка — теле-
сности. Поэтому давно сформировавшееся у ребенка упрямство, на-
правленное на сохранение анального эротизма, входит как составная
часть в структуру комплекса кастрации» [с. ? настоящего тома]. Если
Фрейд в первую очередь увязывает генитальную кастрацию с аналь-
ным отказом от кала, то другие психоаналитики делают акцент на
оральной фазе развития, утверждая в качестве прообраза кастрации
отлучение от груди. Утрата материнской груди — это предельный бес-
сознательный смысл, постоянно всплывающий вместе с размышлени-
ями, страхами, желаниями, образующими комплекс кастрации. Отто
Ранк уходит еще дальше. В «Травме рождения» он пытается обосновать
комплекс кастрации изначально переживаемым реальным опытом.
Он полагает, что отрыв от матери при травме рождения и связанные с
этим физические реакции служат прообразом любого последующего
страха. Страх кастрации для Ранка — это отклик на страх, испытан-
ный при рождении. Как известно, Фрейд весьма скептически отнесся к
этой теории [См. X главу книги «Торможение, симптом и страх», 1926].
Фрейд, если и возводит комплекс кастрации к анальной фазе, то в стро-
гом смысле слова все же относит его к эдиповой ситуации. Если огра-
ничиться случаем мальчика, парадокс фрейдовской теории комплекса
кастрации будет выглядеть так: ребенок способен выйти из эдиповой
фазы и отождествиться с отцом только в том случае, если он претерпел
кризис кастрации и столкнулся с запретом на использование пениса
как орудия желания, нацеленного на мать. В угрозе кастрации, которая
запечатлевает запрет инцеста, воплощается функция закона, учреж-
дающего человеческий порядок. Фрейд описывает эту функцию и в
259
ПРИМЕЧАНИЯ
связи с ребенком, и в связи с невротиком, и в первобытной культуре в
теории праотца, который, угрожая сыновьям кастрацией, присваивает
себе исключительное право сексуального обладания самками в орде
[См. «Тотем и Табу», 1912]. Именно отцу, его функции, или, как гово-
рит Лакан, его имени принадлежит функция кастратора, несмотря на
то, что угрозы кастрации могут исходить от женщин (как, например,
в «Случае Человека-Волка»). Для девочки, впрочем, ситуация не столь
четко определена: она скорее ощущает нехватку пениса, не данного
ей матерью, нежели собственно кастрацию, осуществляемую функ-
цией отца. Соотношение эдипова комплекса с комплексом кастрации,
таким образом, различно для мальчика и девочки. Для мальчика ком-
плекс кастрации порождает запрет на мать как на объект желания и
свидетельствует, напротив, о том, что эдипов комплекс входит в свою
завершающую стадию; страх кастрации открывает латентный период
и ускоряет образование сверх-я. Перед девочкой последний открывает
путь поиска, приводящего к желанию отцовского пениса как моменту
входа в эдипову стадию [См. статью «Закат эдипова комплекса», 1924 в
настоящем томе].
5 «Однако такие раздумья и сомнения для пережившего их человека
станут образцом всей последующей умственной работы, а парализую-
щее воздействие первой неудачи будет сказываться до конца его жиз-
ни». 64— В книге об «Одном детском воспоминании Леонардо да Винчи»
(1910). Фрейд пишет о трех вариантах возможной судьбы влечения к
познанию: во-первых, оно может разделить судьбу сексуальности, т.е.
испытать невротическую задержку; во-вторых, оно может обойти вы-
тесненные из сознания сексуальные представления, но при этом испы-
тать сексуализацию мышления; в-третьих, оно может присоединить к
себе энергию сексуальных влечений, сублимировать ее.
260
ПРИМЕЧАНИЯ
ОБ ОДНОМ ОСОБОМ ТИПЕ ВЫБОРА ОБЪЕКТА
У МУЖЧИН (1910)
1 «В нормальной любовной жизни остаются лишь немногие фено-
мены, определенно показывающие, что мужчина при выборе объекта
ориентируется на материнский прообраз». 87— О действии материн-
ского прообраза Фрейд пишет в статье «Сообщение об одном случае
паранойи, противоречащем психоаналитической теории» (1915). [См.
также следующее примечание.]
2 «...действительно связаны с материнским комплексом». 88—
Материнский комплекс включает в себя различные представления,
связанные с матерью, в том числе в него входит и материнский прооб-
раз. В «Сообщении об одном случае паранойи, противоречащем психо-
аналитической теории» (1915) Фрейд описывают пациентку, у которой
любовь к матери настолько сильна, что формируется неподвластный
ей материнский комплекс, который становится препятствием на пути
отношений с мужчинами. Доэдипальный материнский прообраз, а точ-
нее детское отношение к этому прообразу оказывается принципиаль-
ным в паранойяльной этиологии данного случая.
3 «Между тем, изучение покрывающих воспоминаний, фантазий
и ночных сновидений мужчин показывает, что здесь мы имеем дело с
превосходно удавшейся "рационализацией" бессознательного мотива,
которую можно уподобить удачной вторичной переработке в сновиде-
нии». — Рационализация —логическое объяснение поступка, представ-
ления, аффекта, позволяющее скрыть их бессознательные основания.
В клинике рационализация — форма сопротивления. Рационализация,
как правило, ссылается на факты, объективность и прочие «научные
формы защиты». Обычно рационализация не считается защитным ме-
ханизмом, несмотря на свою неявную защитную функцию, поскольку
она направлена не прямо на осуществление влечений, но скорее на
вторичную маскировку различных элементов защитного конфликта.
Таким образом, и защиты, и сопротивления анализу, и реакции разно-
го рода сами, в свою очередь, могут стать предметом рационализации.
Рационализация находит себе прочную опору в готовых идеологичес-
ких схемах, общепринятой морали, религиях, политических убежде-
ниях. Рационализацию можно сравнить с вторичной обработкой, ко-
торая строит из образов сновидений связный сценарий.
261
ПРИМЕЧАНИЯ
Не только рациональные сознательные объяснения, но и бред
характеризуются этой близкой механизмам защиты процеду-
рой. Построение бредовой системы— типичная рационализация.
Рационализация, по Фрейду, не рождает тематику бреда, что проти-
воположно традиционным представлениям о паранойе, согласно ко-
торым действует следующая логика: «если меня преследуют, значит,
я — великий человек».
4 «Артемидор, древний, толкователь снов, был несомненно прав,
когда утверждал, что сновидение меняет смысл в зависимости от лич-
ности сновидца». 92— Артемидора вполне можно считать предшест-
венником психоаналитического толкования сновидений, по меньшей
мере, в том отношении, что он следует не универсальному значению
символов сновидения, а связывает его с индивидуальными черта-
ми сновидца. Так, в частности, он пишет: «И видевшему сон и толку-
ющему было бы полезно, и не только полезно, но необходимо, чтобы
снотолкователь знал, кто таков сновидец, чем он занимается, как ро-
дился, чем владеет, каков здоровьем и сколько ему лет» [Артемидор.
Сонник СПб/ Издательство «Кристалл», 1999. — С. 31]. Артемидор из
Дальдиса — один из основателей снотолкования в той традиции запад-
ного логоса, которой принадлежит и Фрейд. Он — автор дошедшей до
нас пятитомной «Онейрокритики» (в русском переводе — «Сонника»).
Артемидор жил в I- II вв. нашей эры (по другим данным, во второй по-
ловине II в. н. э.). Фрейд неоднократно упоминает его в «Толковании
сновидений» и в других работах. Артемидор оказывается близок пси-
хоаналитическому подходу не только в том, что невозможно говорить о
значении того или иного элемента сна без учета личности сновидца, но
и в том, что его анализ основан на анализе словесных представлений,
а не на универсальных предметных символах. Именно со ссылкой на
Артемидора Фрейд приводит толкование знаменитого сна Александра
Македонского: «Наиболее красивый пример толкования сновидений,
дошедший до нас из древности, основывается на игре слов. Артемидор
рассказывает [4-я книга, 24-я глава]: "Но мне кажется, что и Аристандр
дал очень удачное истолкование Александру Македонскому, когда тот
осаждал Тир и, раздосадованный упорным сопротивлением города,
увидел во сне сатира, пляшущего на его щите; случайно Аристандр на-
ходился вблизи Тира в свите царя, победившего сирийцев. Разложив
слово сатир [Еатброд] на Ха и тброд, он содействовал тому, что полководец
262
ПРИМЕЧАНИЯ
повел осаду энергичнее и взял город (Sawpog = Тир твой)"» [Фрейд, 3.
Толкование сновидений, М.: Фирма СТД, 2005. — С. 118]. Особенный
интерес представляет анализ метода Артемидора, проведенный
Мишелем Фуко в третьем томе «Истории сексуальности» [Фуко, М.
История сексуальности — III. Забота о себе. Киев: Дух и литера, Грунт;
М.: Рефл-бук, 1998. — С. 11-43].
263
ПРИМЕЧАНИЯ
О САМОМ РАСПРОСТРАНЕННОМ УНИЖЕНИИ В
ЛЮБОВНОЙ ЖИЗНИ (1912)
1 «Чаще всего содержанием этого патогенного материала стано-
вится не преодоленная больным инцестуозная фиксация на матери или
сестре».—94 Статья «О самом распространенном унижении влюбовной
жизни» написана в том же 1912 году, что и «Тотем и табу». Инцестуозная
фиксация — одна из центральных тем этой книги, в частности, ее пер-
вой главы, которая называется «Боязнь инцеста» [Inzestscheu]. Согласно
психоаналитическим представлениям, пишет Фрейд, первый сексуаль-
ный выбор всегда инцестуозен, направлен на объекты, которые эди-
пальным законом подвергаются запрету. Собственно этот предписан-
ный, неотвратимый «выбор» и предполагает инцестуозную фиксацию.
Так, «первый сексуальный выбор мальчика инцестуозен, направлен на
запрещенный объекты — мать и сестру...» [Фрейд, 3. Тотем и табу //
Труды разных лет. Книга 1. Тбилиси: Мерани, 1991. — С. 212]. Невротик,
продолжает Фрейд, постоянно сталкивается с определенной долей
психического инфантилизма, в его «бессознательной душевной жизни
все еще продолжают или снова начинают играть главную роль инцес-
туозные фиксации либидо. Мы пришли к тому, что объявили основным
комплексом неврозы отношения к родителям, находящиеся во власти
инцестуозных желаний» [там же]. Фрейд не просто переворачивает
сам общепринятый в антропологии, сексологии, социологии того вре-
мени подход к феномену инцеста (соответствующий взглядам Льюиса
Моргана, Хэвлока Эллиса и Эмиля Дюркгейма) и вместо негативности
ужаса перед инцестом говорит о позитивности желания инцеста, но и
осмысляет запрет на инцест как радикальный закон, определяющий
переход человека от природного порядка к порядку культурному. Точка
зрения Фрейда на фундаментальность запрета на инцест будет разви-
та антропологическим анализом Клода Леви-Строса в «Элементарных
структурах родства» (1949).
2 «Анализируя этот выбор, мы узнаем, что сексуальные влечения
находят свои первые объекты, основываясь на оценках Я-влечений...» —
95 Я-влечения, или влечения самосохранения противоположны в пер-
вой теории влечений Фрейда влечениям сексуальным [см. примеча-
ние 1 в настоящем томе к статье «О покрывающих воспоминаниях»].
Концепция я-влечений предполагает, что инстанция я использует энер-
264
ПРИМЕЧАНИЯ
гию влечений в целях защиты от вытесненных представлений, репре-
зентирующих сексуальные влечения. Я-влечения ни в коем случае не
следует путать с биологическими потребностями, на что Фрейд указы-
вает формулируя первую теорию влечений в «Трех очерках по теории
сексуальности» (1905). Понимание сексуального характера обращен-
ных на себя я-влечений приведет вскоре Фрейда к пересмотру первой
теории влечений [См. статью «К введению в нарциссизм», 1914].
3 «Для неуспеха в таком продвижении вперед в истории развития
либидо решающее значение имеют два момента. Во-первых, степень ре-
альной сексуальной неудачи, препятствующей выбору нового объекта и
обессмысливающей в глазах индивида выбор как таковой». 96— Фрейд
пишет о реальном отказе [realer Versagung], препятствующем выбору
неинцестуозного объекта. На функцию отказа в этиологии Фрейд ука-
зывает в статье «О невротических типах заболеваний» (1912). Отказ вы-
полняет функцию не только наиболее очевидного внешнего фактора
невротизации, но и внутреннего препятствия на пути удовлетворения
либидо. Невроз может быть вызван и утратой объекта любви, и внут-
ренними конфликтами. Начинается он действительно с утраты «реаль-
ного объекта во внешнем мире [ein reales Objekt der Auflenwelt]», кото-
рый удовлетворял «потребность в любви [Liebesbedurftigkeit]» [Schriften
zur Krankheitslehre der Psychoanalyse, Fischer, Band 10444. — S. 159].
Отказ блокирует либидо, усиливая психическое напряжение. Однако
уже второй тип невротического заболевания связан с внутренним от-
казом. Завершает Фрейд свое исследование словами: «Психоанализ
призвал нас оставить бесплодное противопоставление внешних фак-
торов и внутренних, судьбы и конституции, он научил нас находить
причины различных типов невротического заболевания в отдельных
психических ситуациях, которые могут производиться различными
путями» [ibid. — S. 166]. Такую психоаналитическую диалектику вне-
шнего и внутреннего развивает в первом семинаре Лакан: отказ «не
является феноменом, который мы могли бы объективировать в субъ-
екте под видом отклонения акта, его с этим объектом соединяющего»
[Семинары. Книга I: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54).
М.: Гнозис / Логос, 1998. — С. 292]. Отказ, подчеркивает Лакан, ощуща-
ет субъект, но он ощутим и в другом; сам плохой объект воспринима-
ется как отказ. Фрейд продолжает свои размышления по поводу отка-
за в двадцать второй лекции по введению в психоанализ (1917), где он
267
ПРИМЕЧАНИЯ
вновь подчеркивает и то, что одной утраты внешнего объекта любви
для патогенеза не достаточно, и бессмысленность вопроса, вызывается
ли невроз фиксациями либидо, или отказами. В конце своего анали-
за истории «Человека-Волка» (1918) Фрейд причиной его заболевания
называет особый случай отказа, о котором он не писал в 1912 году —
«нарциссический "отказ” (narzifitischen "Versagung"]». Идея отказа за-
нимает принципиальное место в аналитической клинике, поскольку
она гомологична правилу невмешательства или воздержания. В статье
«Замечания о любви переноса» (1915) Фрейд выдвигает основное пра-
вило [Grundsatz] анализа — «лечение должно проводиться в воздержа-
нии [zn der Abstinenz]»: «необходимо сохранить у больного потребность
и желание как силы влечения, побуждающие к работе и переменам,
и не допустить того, чтобы они были успокоены суррогатами» [Zur
Dynamik der Uebertragung, Fischer, Band 10445. — S. 1915:105]. Понятие
отказа обретает особое место в психоанализе в 1950-е годы в связи со
смещением акцента (особенно в американских и британских школах) с
эдипальных отношений на так называемые диадные отношения мать-
дитя. Место фрейдовского отказа при этом занимает понятие фруст-
рации. Именно так переводит немецкое слово Versagung на английский
язык Джеймс Стрейчи. Перевод frustration на русский язык оборачи-
вается уже не просто отказом, а крахом, крушением, разочарованием.
Подчеркивая погрешности подобного перевода на французский язык,
Лакан указывает в статье «О вопросе, предваряющем любой возмож-
ный подход к лечению психоза»: о фрустрации Фрейд не говорит ни
слова. Сам Лакан осмысляет на своих семинарах понятие отказа в тер-
минах «нехватки объекта [manque d'objet]». В отличие от англо-амери-
канских школ, понимающих фрустрацию как неудовлетворение мате-
рью биологических потребностей ребенка, Лакан говорит об отказе в
ответ на требования любви. Отказ, таким образом, не имеет никакого
отношения к реальному объекту удовлетворения. Отказ— ответ на
запрос в символическом, что отмечено самой формой немецкого сло-
ва отказывать: versagen (ver-— приставка, указывающая на неудачу
или прекращение действия, sagen — говорить). Более того, Лапланш и
Понталис отмечают в своем «Словаре по психоанализу», что в отличие
от frustration, «Versagung не указывает, о чьем именно отказе идет речь.
В ряде случаев преобладает рефлексивное значение глагола: "отказы-
ваться отчего-либо" (заранееоговоренного)» [С. 562-563].
268
ПРИМЕЧАНИЯ
4 «Отпадают, прежде всего, копрофильные компоненты влечения,
ибо они несовместимы с нашей эстетической культурой — вероятно, с
тех пор, как мы перешли к прямохождению и наш нос уже не находится
в непосредственной близости от земли*; далее — исчезает значитель-
ная часть тех садистических побуждений, что относятся к любовной
жизни». — 105* Фрейд обращается к этому антропологическому воп-
росу в одном из примечаний, которое он делает к книге «Неудобства
культуры» (1930): «Органическая периодичность сексуального про-
цесса хотя и сохранилось, но ее влияние на психическое сексуальное
возбуждение превратилось едва ли не в нечто противоположное. Это
изменение скорее всего связано с отступлением на второй план обоня-
тельного раздражения, посредством которого менструальный процесс
воздействовал на мужскую психику. Его роль взяло на себя зрительное
раздражение, способное в противоположность непостоянным обоня-
тельным раздражениям действовать непрерывно. <...> видимо, отступ-
ление обонятельного раздражения — само следствие отделения чело-
века от земли, готовности к прямохождению, сделавшего до сих пор
скрытые половые органы видимыми и нуждающимися в защите, вызы-
вая тем самым чувство стыда. В начале неотвратимого процесса разви-
тия культуры стояло, следовательно, выпрямление человека. Цепочка
начинается отсюда, через обесценивание обонятельных раздражений
и изоляцию женщины в период менструации к преобладанию зритель-
ных раздражений, обнажению половых органов, а далее к постоянству
сексуального возбуждения, к основанию семьи и тем самым к первой
ступени человеческой культуры» [Неудобства культуры // Художник и
фантазирование. М.: Республика, 1995. — С. 315].
5 «Ибо что заставило бы людей применять силу сексуального вле-
чения вне сексуальной сферы, если бы, при какой-то иной комбинации
факторов, они могли бы полностью удовлетворять свое сладострас-
тие? Они бы никогда не вырвались из оков наслаждения и не добились бы
никакого дальнейшего прогресса». — 107 В 1915 году в статье «Влечения
и их судьбы» Фрейд прямо называет влечения «настоящим двигателем
прогресса», поскольку они, в отличие от раздражений, не могут быть
устранены простым рефлекторным, мускульным действием, и пос-
кольку они «предъявляют гораздо более высокие требования к нервной
системе, побуждают ее к сложным, тесно взаимосвязанным действиям,
которые настолько изменяют внешний мир, что он делает возможным
269
ПРИМЕЧАНИЯ
удовлетворение внутренних источников раздражения; но прежде все-
го они заставляют ее отказаться от своей идеальной цели — держаться
вдали от раздражителей» [Фрейд, 3. Психология бессознательного. М.:
Фирма СТД, 2006.—С. 89].
270
ПРИМЕЧАНИЯ
О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ВЛЕЧЕНИЙ, ГЛАВНЫМ
ОБРАЗОМ АНАЛЬНО-ЭРОТИЧЕСКИХ (1917)
1 «Несколько лет спустя, на основании множества впечатлений,
связанных с психоаналитическим исследованием одного весьма показа-
тельного случая, я пришел к выводу, что в развитии человеческого либи-
до фазе главенства гениталий должна предшествовать фаза "прегени-
тальной организации", в которой ведущие роли играют садизм и аналь-
ный эротизм». —137 Прегенитальной, или догенетальной организации
инфантильной сексуальности Фрейд посвящает специальный раздел
в книге «Три очерка по сексуальности». Этот раздел входит в главу
«Фазы развития сексуальной организации», добавленной к книге в 1915
году. Догенитальные организации сексуальной жизни — те, «в которых
генитальные зоны еще не начали играть свою главенствующую роль»
[Фрейд, 3. Сексуальная жизнь. М.: Фирма СТД, 2006. — С. 103]. Фрейд
пишет о «догенитальных организациях» во множественном числе, под-
разумевая в первую очередь орально-каннибалистическую и анально-
садистическую фазы.
2 «Мы уже слышали, что в ряде случаев только рождение ребенка
заставляет женщину перейти от нарциссической — эгоистической —
любви к любви, направленный на объект* Стало быть, и в этом смысле
ребенок и пенис оказываются взаимозаменяемыми». 140— * О переходе
женщин от нарциссической любви к объектной Фрейд пишет в статье
о нарциссизме (1914). Особенную роль в этом переходе как раз имеет
рождение ребенка: «В ребенке, который у них рождается, они сопри-
касаются с частью собственного тела как посторонним объектом, ко-
торому, основываясь на нарцизме, могут теперь подарить полноцен-
ную объектную любовь» [Фрейд, 3. Психология бессознательного.
М.: Фирма СТД, 2006. — С. 58-59]. Ребенок оказывается переходным
объектом, объектом идеального я, которому достается изрядная доля
нарциссического либидо.
3 «И"палочка кала", и пенис, и ребенок — твердые тела, кото-
рые возбуждают слизистую оболочку (прямую кишку или вагину, так
сказать, взятую внаём у прямой кишки, по меткому выражению Лу
Андреас-Саломе)» — 145 Фрейд неоднократно ссылается на исследова-
ние анальной эротики Лу Андреас Саломе. В «Лекциях по введению в
психоанализ» (1916-1917) он пишет, что младенец старается совершать
271
ПРИМЕЧАНИЯ
мочеиспускание и испражнение так, что эти акты доставляли ему удо-
вольствие «от соответствующих эрогенных зон слизистых оболочек.
В этом пункте, как тонко указала Лу Андреас (Саломе, 1916), внешний
мир впервые выступает против него в виде мешающей, враждебной
его стремлению к наслаждению силы и дает ему возможность пред-
чувствовать будущую внешнюю и внутреннюю борьбу» [Фрейд, 3.
Введение в психоанализ. Лекции. М.: Фирма СТД, 2003. — С. 304—305].
В 1920 году Фрейд делает дополнение к рубрике «Использование аналь-
ной зоны» в книге «Три очерка по теории сексуальности», в котором
также со ссылкой на Лу Андреас Саломе пишет о запрете на удоволь-
ствие от использования анальной зоны как о первом запрете, предъ-
явленном ребенку. В связи с этим запретом ребенок «должен впервые
почувствовать враждебный его влечениям окружающий мир, научить-
ся отделять свое собственное существо от этого чуждого мира, а затем
осуществить первое «вытеснение» своих возможностей получения
удовольствия. Отныне «анальное» остается символом всего того, что
необходимо отбросить, устранить из жизни» [Фрейд, 3. Сексуальная
жизнь. М.: Фирма СТД, 2006. — С. 93].
272
ПРИМЕЧАНИЯ
ТАБУ ДЕВСТВЕННОСТИ (1918)
1 «Кроули (пользуясь почти той же терминологией, какая при-
нята. в психоанализе) объясняет, что каждый индивид обособляет
себя от других посредством "taboo of personal isolation" и что именно
мелкие различия при наличии сходства во всем прочем используются
людьми для обоснования взаимного неприятия и враждебности. Было
бы соблазнительно развить эту мысль и из такого "нарциссизма мел-
ких различий" вывести ту враждебность к ближнему». —115 В VI главе
«Массовой психологии анализа я» Фрейд начинает описание «нарцис-
сизма мелких, или малых различий» со слов о том, что практически лю-
бая продолжительная близкая эмоциональная связь содержит в себе
осадок враждебных чувств. Этот осадок в той или иной мере скрыт или
проявлен в отношениях между родителями и детьми, мужем и женой,
компаньонами и подразумевает наличие амбивалентного конфликта
чувств. В более общей перспективе — о соседних городах и народах.
«Родственные, близкие между собой народные ветви отталкиваются
друг от друга — южный немец не выносит северянина, англичанин
клевещет на шотландца, испанец презирает португальца» [Фрейд, 3.
Массовая психология и анализ человеческого «Я» // Труды разных лет.
Книга 1. Тбилиси: Мерани, 1991. — С. 100]. Размышляя над неискорени-
мой агрессией в культуре, Фрейд пишет, что любовь объединяет людей
особенно прочно, «если только остаются другие люди для проявления
агрессии» [Неудобства культуры // Художник и фантазирование. М.:
Республика, 1995. — С. 322]. «Нарциссизм малых различий» оказывает-
ся удобным и довольно безобидным средством удовлетворения агрес-
сивности, облегчающим сплочение членов общности. Такого рода нар-
циссизмом Фрейд объясняет и антисемитизм, и религиозную нетер-
пимость, и преследование буржуазии в Советской России. Причем, в
1930 году он пишет: «Можно лишь с тревогой спросить, что предпримут
Советы, после того как истребят своих буржуев» [там же, с. 322].
2 «Я посвятил этой проблеме книгу "Тотем и табу", где дал оцен-
ку изначальной амбивалентности табу». — 115 Вторая глава «Тотема и
табу» (1912) называется «Табу и амбивалентность чувств». Понятие ам-
бивалентности в этой главе Фрейд вводит, сопоставляя отношение пер-
вобытного человека к табуированному объекту и невротика к объекту
своего желания. «Основной характер психологической констелляции»
275
ПРИМЕЧАНИЯ
состоит в том, что субъект «желает повторять это действие, прикосно-
вение, видит в нем высшее наслаждение, но не смеет его совершить и
страшится его» [Фрейд, 3. Тотем и табу // Труды разных лет. Книга 1.
Тбилиси: Мерани, 1991.— С. 224]. Амбивалентность поддерживает бес-
сознательное желание нарушить табу и страхом удерживает от нару-
шения. Изначальная амбивалентность чувств, о которой Фрейд пишет
в «Табу девственности», это сочетание — в первую очередь в неврозе
навязчивости — нежности и враждебности. Один и тот же табуиро-
ванный объект (например, король) одновременно вызывает нежность
и враждебность. Интересно, что Фрейд переворачивает ситуацию и
говорит, что табу является «компромиссным симптомом амбивалент-
ного конфликта» [Фрейд, 3. Тотем и табу // Труды разных лет. Книга 1.
Тбилиси: Мерани, 1991.— С. 260]. Один из способов разрешения амби-
валентности — проекция.
3 «В патологическом случае, так сказать, разлагается на оба свои
компонента сложное побуждение, которое при феномене фригидности
(гораздо более распространенном) выступает в нерасчлененном виде и
оказывает тормозящее воздействие; процесс этот аналогичен давно
известному нам феномену "двукратности" симптомов при неврозе на-
вязчивого состояния». — 118«Двукратные», или «двухтактные» симпто-
мы [«zweizeitige» Symptomen], например, двухтактные навязчивые дейс-
твия впервые описаны Фрейдом в связи с историей болезни Человека-
Крысы (1909) [См. т. 4 собрания сочинений. Навязчивые состояния.
Человек-Крыса. Человек-волк. СПб.: ВЕИП, 2007]. Двухтактные навяз-
чивые действия отражают амбивалентный конфликт любви и нена-
висти и отличают невроз навязчивости от истерии. Если при истерии
конфликт разрешается в компромиссном образовании, то при неврозе
навязчивости противоположные действия воплощаются в жизнь по-
очередно. В работе 1926 года «Симптом, торможение и страх» Фрейд
связывает два такта навязчивого действия в понятии «отмена случив-
шегося» [Ungeschehenmachen]. Второй такт отменяет первый, букваль-
но делает его несуществовавшим. Этот механизм психической защиты
от уже произошедшего Фрейд сопоставляет с негативным магическим
ритуалом, нацеленным на устранение «не последствий какого-то со-
бытия, а на устранение самого события» [Freud, S. Hemmung, Symptom
und Angst. Frankfurt am Main: S.Fischer Verlag, 1992. — S. 65]. Отменяя
случившееся, субъект представляет, что те или иные его мысли, слова,
276
ПРИМЕЧАНИЯ
поступки никогда на самом деле не имели места. В этой же книге Фрейд
называет этот механизм двухэтапным симптомом: второй симптом сни-
мает первый. Первое действие — рациональный симптом, нацеленный
на предотвращение какого-то случая, его повторения. Второй симптом,
иррациональный, магической природы, производит снятие совершён-
ного первого симптоматического действия. В процедуру снятия вовле-
чено и повторение: «То, что случилось не таким образом, каким должно
было случиться, согласно желанию, делается благодаря повторению
другим образом как бы неслучившимся, и к этому присоединяются все
мотивы, вместе с этим повторением пребывающие» [ibid. — S. 66].
4 «Мы, психоаналитики, считаем эту "зависть к пенису"* частью
"комплекса кастрации"»**. — 121* «Зависть к пенису» является одним
из основных феноменов, конституирующих у Фрейда женскую сексу-
альность. Феномен этот проявляется в различных формах, от бессозна-
тельного желания владеть пенисом до желания иметь ребенка. В статье
1917 года «О преобразовании влечений, главным образом анально-эро-
тических» Фрейд указывает на схеме, какие желания могут замещаться
в зависти к пенису: «У девочки, обнаружившей существование пениса,
возникает зависть к пенису, которая позднее преобразуется в желание
иметь мужа как носителя пениса. Еще раньше желание иметь пенис
превратилось у нее в желание иметь ребенка, либо желание иметь ре-
бенка заняло место желания иметь пенис. Органическое соответствие
между пенисом и ребенком (пунктирная линия) находит выражение в
наличии общего для них символа («малыш»). От желания иметь ребен-
ка рациональный путь (двойная линия) ведет к желанию иметь мужа»
[с.? настоящего тома]. Кроме того, зависть к пенису оказывается одним
из оснований для тех упреков, которые обусловливают для девочки
возможность отделения от матери. Теория зависти к пенису — одна из
наиболее критикуемых в психоанализе (в частности, у Мелани Кляйн,
Хелен Дойч, Карен Хорни) В этой теории Фрейда зачастую видят про-
явление патриархальной идеологии Фрейда, который якобы демонс-
трирует неполноценность женщины в половых различиях; зависть к
пенису как бы проявляется в неудовлетворенностью женщины своим
положением. [См. также примечание 2 к статье «Некоторые психиче-
ские следствия анатомического различия полов» (1925)].
** См. примечание 4 к статье «О детских теориях сексуальности»
(1908).
277
ПРИМЕЧАНИЯ
5 «Однако "маскулинная" фаза развития женщины, когда малень-
кая женщина завидует мальчику из-за пениса, в принципе — по край-
ней мере, с генетической точки зрения — является более ранней, и
она имеет больше общего с первичным нарциссизмом, чем с любовью,
направленной на объект». —122 «Первичный нарциссизм»— фаза
психосексуального развития, в которой либидо ребенка полностью об-
ращено на себя. У Фрейда первичный нарциссизм — это фактически
первоначальный нарциссизм ребенка, который — до выбора внешних
объектов — обращает любовь на себя самого. В работе «К введению в
нарциссизм» (1914) Фрейд называет первичным нарциссизмом состоя-
ния, подобные шизофреническому нарциссизму, что, в свою очередь,
заставляет нас считать нарциссизм, вновь обращающийся к объектным
нагрузкам, вторичным, производным от первичного нарциссизма, за-
мутненного множеством различных воздействий. В «Случае Шребера»
(1911) Фрейд располагает первичный нарциссизм между аутоэротиз-
мом и объектной любовью: «Состояние, возникающее на этой стадии,
назвали нарциссизмом, лично я отдаю предпочтение, путь и не совсем
правильному, определению «нарцизм», поскольку оно короче и не так
режет слух. Речь идет о том, что на определенной стадии развития ин-
дивид, чьи сексуальные влечения аутоэротического толка сливаются
воедино ради обретения объекта любви, поначалу воспринимает как
объект любви себя самого, свое собственное тело, и лишь впоследствии
объектом его любви может стать посторонний человек. Скорее всего,
эта промежуточная фаза, знаменующая переход от аутоэротизма к
выбору объекта, как правило неизбежна; по всей видимости, развитие
многих людей надолго задерживается на этой стадии, и при переходе
на последующие стадии сохраняется немало пережитков этого состоя-
ния» [Фрейд, 3. Одержимость дьяволом. Паранойя. СПб.: ВЕИП, 2006.—
С. 124-125].
278
ПРИМЕЧАНИЯ
ГЕНИТАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ У ДЕТЕЙ (1923)
1 «Ведь поначалу меня главным образом интересовали фундамен-
тальные различия в сексуальной жизни детей и взрослых, позднее на
первый план выдвинулись прегенитальная организация' либидо и при-
мечательный, чреватый последствиями факт двукратного начала сек-
суального развития». 147— * См. примечание 1 к статье «О преобразова-
нии влечений, главным образом анально-эротических» (1917).
2 «Главная особенность «детской генитальной организации» как
раз и отличает ее от окончательной генитальной организации взрос-
лых. Упомянутая особенность заключается в том, что для обоих по-
лов играет какую-то роль только один половой орган, мужской. Стало
быть, в данном случае уместно говорить не о главенстве гениталий, а
о главенстве фаллоса». 148— В этой статье впервые очевидно описана
фаллическая фаза развития — фаза главенства фаллоса, фаза, на кото-
рой влечения организуются вокруг фаллоса. Фаллическая фаза разви-
тия — пик и закат эдипова комплекса с господством переживаний кас-
трации. Введение в теорию детской сексуальности фаллической фазы
отмечает наличие настоящей сексуальной организации. Иначе говоря,
Фрейд буквально утверждает двухфазное сексуальное развитие субъ-
екта. Отличие первой (фаллической) фазы от второй (постпубертат-
ной) в господстве одного означающего — фаллоса. Фаллическая фаза
характерна как для одного, так и для другого пола; ребенок признает
лишь фаллос, а половые различия выражаются как фаллическое/кас-
трированное. Фаллос — символ либидо, принципиальное означающее,
указывающее на множестве эффектов, оказываемых на субъект, в час-
тности на утрату, возникающую при формировании психосексуальных
представлений в языке. Несмотря на то, что фаллическая фаза впервые
описана в данной работе, наметки ее существовали задолго до 1923
года. В частности, в той мысли, что у либидо мужская природа, как у
женщин, так и у мужчин («Три очерка по теории сексуальности», 1905).
Фаллос в теории Фрейда, как подчеркивает Лакан в статье «Значение
фаллоса» (1958), это не фантазм воображаемого регистра; более того,
он — не объект (частичный, внутренний, хороший); и, наконец, не яв-
ляется он и анатомическим органом (пенисом, или клитором). В первую
очередь фаллос — означающее, метка кастрации, разрыв с биологиче-
281
ПРИМЕЧАНИЯ
ским, не случайно Фрейд подчеркивает: «в данном случае уместно гово-
рить не о главенстве гениталий, а о главенстве фаллоса».
3 «Известно, как мальчики реагируют на свои первые впечатления
от отсутствия у девочки пениса. Они как бы не замечают этого от-
сутствия,* полагают, что все-таки видят член, объясняют противо-
речие между своим наблюдением и своим же предвзятым мнением тем,
что член-де пока маленький и еще вырастет, и только постепенно при-
ходят к аффективно значимому выводу, что член у девочки все-таки
когда-то имелся, а потом был у нее отнят». 150— * См. примечание 3
к статье «О детских сексуальных теориях» и примечание 3 к статье
«Некоторые психические следствия анатомического различия по-
лов» (1925). Мальчики «как бы не замечают этого отсутствия» пениса
у девочки. Мальчики эту нехватку оспаривают, отрицают, отклоняют
[leugnen diesen Mangel]. Этот, связанный с кастрацией эпизод в ста-
новлении субъекта, оказывается радикальным в связи с буквальным
введением символического основания — присутствия/отсутствия объ-
екта: нехватка может признаваться или отклоняться исключительно в
связи с присутствием, наличием. Таким образом, речь идет не просто
об обмане восприятия, а о основополагающем эпизоде явления субъ-
екта в символическом. Отказ от признания кастрации объясняется не
столько обманом восприятия, сколько убежденностью в детской сексу-
альной теории о наличии пениса у обоих полов.
282
ПРИМЕЧАНИЯ
ЗАКАТ ЭДИПОВА КОМПЛЕКСА (1924)
1 «Даже когда событий, подобных тем, которые я упомянул в качес-
тве примеров, не происходит, все же отсутствие ожидаемого удовлет-
ворения, постоянное неисполнение желаний* заставляет маленького
влюбленного отказаться от своей безнадежной склонности». 155—
* Речь идет о постоянных отказах в удовлетворении желаний ребенка
[fortgesetzte Versagung des Kindes]. См. примечание 3 к статье «О самом
распространенном унижении в любовной жизни» (1912).
283
ПРИМЕЧАНИЯ
НЕКОТОРЫЕ ПСИХИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ
АНАТОМИЧЕСКОГО РАЗЛИЧИЯ ПОЛОВ (1925)
1 «Однако трудно предположить, что возможность наблюдать
половую жизнь родителей открывается всем детям, и здесь мы стал-
киваемся с проблемой происхождения "первичных фантазий"». 168—
Считается, что впервые Фрейд пишет о «первичных фантазиях», «пра-
фантазиях», или «первофантазиях» [Urphantasien] в статье 1915 года
«Сообщение об одном случае паранойи, противоречащем психоанали-
тической теории»: «Эти образования фантазии — фантазии о наблюде-
нии за половым актом родителей, о соблазнении, о кастрации и др. — я
называю первичными фантазиями...» [Фрейд, 3. Навязчивость, пара-
нойя и перверсия. М.: Фирма СТД, 2006. — С. 213]. Первичный харак-
тер первофантазий, во-первых, связан с их появлением, по сути дела
предшествующим появлению субъекта; во-вторых, их универсальнос-
тью. Фрейд объясняет их универсальность по-разному. По меньшей
мере, есть два объяснения: одно связано с механизмом последействия,
другое — с идеей филогенетического наследия. Поскольку само со-
бытие остается всегда гипотетическим, но фантазия/воспоминание
о нем обнаруживается в клинической практике, то Фрейд объясняет
его либо в ретроспективном ключе (событие конституируется в более
позднем возрасте и относится затем к соответствующей догениталь-
ной фазе), либо в ключе ламаркианском. Так, в «Лекциях по введению
в психоанализ» (1916 — 1917) и в «Случае Человека-Волка» (1918) он ут-
верждает, что первофантазии восполняют пробелы в индивидуальной
истине посредством истины доисторической; иначе говоря, событие
фактической реальности в духе Ламарка оказывается в психической
реальности ребенка: «Из предыстории невроза явствует лишь то, что
ребенок обращается к филогенетическому опыту, если личного опыта
ему не хватает. Когда ему недостаточно своей правды, он восполняет
этот недостаток за счет древней исконной правды и вместо личных
познаний полагается на знания, унаследованные от предков» [См. т. 4
Собрания сочинений. Навязчивые состояния. Человек-Крыса. Человек-
волк. СПб.: ВЕИП, 2007. — С. 189]. Эта «филогенетическая» точка зре-
ния сосуществует в тексте с позицией «ретроспктивной»: «эти сцены
правомерно рассматривать как ретроспективные фантазии. Прежде
всего, речь идет о том, что в ходе лечения, насколько я могу судить по
284
ПРИМЕЧАНИЯ
своей опыту, эти сцены не воспроизводятся по памяти, а реконструи-
руются. Наверняка кто-то решит, что и одного этого уже достаточно
для того, чтобы поставить точку в нашем споре» [там же. — С. 142—143].
Первофантазии как воображаемые сценарии, как детские теории сек-
суальности призваны отвечать на вопросы о происхождении и сущест-
вовании, которыми задается ребенок. Фантазия о первосцене объясня-
ет возникновение/зачатие субъекта; фантазия о соблазнении — про-
исхождение сексуальности; фантазия о кастрации — истоки половых
различий. Первофантазия и первосцене подробно рассматривается
Фрейдом в «Случае Человека-Волка».
2 «Она обнаруживает у брата либо у товарища по играм хорошо за-
метный, большущий пенис, тотчас распознает его как гораздо лучший
эквивалент своего собственного, маленького и незаметного органа, и с
этого момента ею овладевает зависть к пенису». 169— «Зависть к пе-
нису» [Penisneid] выступает у Фрейда зачастую как «главный элемент
женской сексуальности и пружина ее диалектики. Зависть к пенису
возникает при обнаружении анатомического различия между пола-
ми: девочка чувствует себя ущемленной по сравнению с мальчиком
и стремится также иметь пенис (комплекс кастрации); позже, во вре-
мя Эдиповой стадии, эта зависть к пенису ^инимает две производ-
ные формы: желание иметь пенис внутри себя (чаще всего в форме
желания иметь ребенка); желание наслаждаться пенисом в коитусе
[Лапланш/Понталис]. Первое упоминание будущей теории зависти
к пенису можно найти в статье «О детских теориях сексуальности»
(1908), в которой говорится об интересе девочки к пенису мальчика,
побуждаемом завистью: «Наблюдая за маленькой девочкой, легко за-
метить, что она согласна с той высокой оценкой, которую дает пени-
су ее брат. Эта часть тела, имеющаяся только у мальчика, вызывает у
нее большой интерес, но почти сразу же интерес сменяется завистью.
Девочка чувствует себя ущемленной, она даже пытается мочиться,
приняв такую позу, какая возможна только для мальчика (обладающе-
го, в отличие от нее, большим пенисом), и когда она говорит: "Лучше бы
я была мальчиком", — мы понимаем, что она хочет избавиться от своей
ущербности» [См. настоящий том]. В статье «О преобразовании влече-
ний, главным образом анально-эротических» (1917) значение зависти к
пенису не ограничивается желанием девочки обладать таким же орга-
ном, что и мальчик; оно может превращаться в желание иметь ребен-
285
ПРИМЕЧАНИЯ
ка: «Мы можем предсказать, как сложится судьба детского желания
иметь пенис, если в дальнейшей жизни человека, испытывавшего это
желание, не будет предпосылок для возникновения невроза. Оно тогда
превратится в желание иметь мужа — женщина, так сказать, прими-
рится с необходимостью иметь мужа как неизбежный придаток к пе-
нису» [См. настоящий том]. Важно отметить, что Фрейд практически
уравнивает зависть к пенису с желанием им обладать.
Главную роль во всех этих переменах играет на различных уров-
нях комплекс кастрации и зависть к пенису. Это: а) злоба на мать,
которая не обеспечила девочку пенисом; б) презрение к матери, ко-
торая также оказывается кастрированной; в) отказ от фалличес-
кой активности (мастурбация клитора) и усугубление пассивнос-
ти; г) символическая тождественность пениса и ребенка.
В «Новых лекциях»: «Желание девочки, направленное на отца, по-
началу основывается на желании обладать пенисом, который не был ей
дан матерью и который она отныне желает получить от отца. Во всяком
случае женственность пробуждается лишь тогда, когда желание иметь
пенис уступает место желанию иметь ребенка, так как ребенок симво-
лически замещает пенис» [?].
3 «Отсюда, с этого момента, развитие женщины и отклоняется в
сторону, переходя на путь так называемого комплекса мужественнос-
ти, который, если ей не удастся быстро его преодолеть, может сильно
осложнить предначертанное ей движение к полноценной женственнос-
ти». — 170 «Комплекс мужественности» для Фрейда является одним из
свидетельств зависти к пенису.
4 «Или же начинается процесс, который я бы назвал отрицани-
ем, и который, кажется, в детской душевной жизни встречается не
так уж редко и не особенно для нее опасен, однако у взрослого человека
он может стать началом психоза.* Девочка отказывается признать
факт своей кастрированности, она твердо убеждена в том, что все-
таки обладает пенисом, и потому вынуждена вести себя так, как если
бы была мужчиной». —170 * Если раньше [* см. примечание 3 к статье
«О детских теориях сексуальности» (1908) и примечание 3 к статье
«Генитальная организация у детей» (1923)] этот механизм защиты от трав-
мирующего восприятия реальности Фрейд описывал, говоря о мальчи-
ках, то теперь он действует как мальчика, так и у девочки.
Еще одно нововведение касается того, что этот механизм отказа от ре-
286
ПРИМЕЧАНИЯ
альности, отклонения восприятия [Verleugnung] Фрейд описывает как пси-
хотический, тем самым сближая его с отвержением [Verwerfung]. В отказе
признавать, воспринимать внешнюю реальность Фрейд первую стадию
психоза, противопоставляяееневротическомувытеснению(см.статью1924
года «Утрата реальности при неврозе и психозе»: невротик начинает с вы-
теснения требований Оно, а психотик — с отказа от реальности).
В дальнейшем, начиная со статьи 1927 года «Фетишизм», Фрейд бу-
дет связывать действие отклонения восприятия, или отказа от реальности
с развитием перверсии. Фетиш — «заменитель фаллоса женщины (мате-
ри), в который маленький мальчик верил и от которого он — мы знаем, по-
чему— не хочет отказываться» [Фетишизм // Венера в мехах / Перевод
А. Гараджи. М.: РИК «Культура», 1992. — С. 374]. «Неверно думать, будто
бы ребенок после своего наблюдения за женщиной сохранил свою веру в
фаллос женщины неизменной. Он ее сберег, но также и отказался от нее»
[там же. — С. 374]. Фетишизм представляет собой одновременный отказ
и признание материнского фаллоса: Позиция одновременного отказа и
признания ведет к расщеплению субъекта. В работе «Расщепление я в
процессе защиты» отклонение, отказ как раз и проясняются через рас-
щепление я. В работе «Очерк психоанализа», опубликованной посмертно
в 1940 году отказ от восприятия нехватки пениж у женщины и одновре-
менно признание этой нехватки сосуществуют в течение всей жизни не-
зависимо друг от друга. Такое параллельное признание нехватки и отказ
от нее Фрейд называет расщеплением я.
287
ПРИМЕЧАНИЯ
О ЖЕНСКОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ (1931)
1 «некоторые женщины вообще никогда не освобождаются от
первоначальной привязанности к матери и, соответственно, не мо-
гут перенести свою любовь на мужчину». 188— См. например, статью
«Сообщение об одном случае паранойи, противоречащем психоанали-
тической теории» (1915) [Фрейд, 3. Навязчивость, паранойя и первер-
сия. М.: Фирма СТД, 2006. — С. 205—216].
2 «Складывается впечатление, что наши высказывания об эдипо-
вом комплексе в строгом смысле применимы только к ребенку мужского
пола и что мы вправе отклонить наименование "комплекс Электры",
подчеркивающее аналогию в поведении обоих полов». 191— «Комплекс
Электры» — термин К. Г. Юнга. Комплекс Электры, по Юнгу, аналоги-
чен «Комплексу» Эдипа. Тем самым, между Фрейдом и Юнгом в этом
вопросе расхождения, поскольку — если согласно ранним представле-
ниям Фрейда — нет разницы существенной между девочкой и мальчи-
ком перед лицом ЭК, то и вводить еще один комплекс представляется
лишенным смысла. Тем более, с учетом тех взглядов, которые развивает
Фрейд в этой статье. В дальнейшем в психоанализе Лакан еще больше
радикализует отличия в своих формулах сексуации. Таким образом,
термин «к.Электры» принят в аналитической психологии, но в психо-
анализе оказывается неуместным.
3 «Детская игра — тоже один из способов дополнить пассивное
переживание активным действием и таким образом это переживание
"снять"». 199— Примером такой детской игры служит игра полутора-
годовалого ребенка с катушкой, за которой Фрейд наблюдал в течение
несколько недель и описал в книге «По ту сторону принципа удоволь-
ствия» (1920). Игра, получившая название в психоаналитической лите-
ратуре Fort/Da (там/здесь), в частности описывает активное действие,
восполняющее пассивное переживание отсутствия матери. Ребенок
разыгрывает неподвластную ему ситуацию и, тем самым, научается
с ней справляться: «Он был до этого пассивен, был поражен пережи-
ванием и ставит теперь себя в активную роль, повторяя это же пере-
живание, несмотря на то, что оно причиняет неудовольствие, в качес-
тве игры» [Фрейд, 3. Психология бессознательного. М.: Просвещение,
1989. —С. 388].
288
ПРИМЕЧАНИЯ
4 «Видимо, и с химией сексуальной жизни все не так просто, как ка-
жется на первый взгляд. Но для психологии безразлично, имеется ли в
человеческом организме одно-единственное вещество, возбуждающее
половую активность, или два таких вещества, или множество». 204-
Химии сексуальной жизни Фрейд посвящает пассаж в «Трех очерках
по теории сексуальности» (1905), который заново переписывает в 1920
году. Впрочем, и пятнадцать лет спустя, уже после открытия половых
гормонов, он говорит о несвоевременности этого вопроса: «Каким об-
разом возникает сексуальное возбуждение в результате раздражения
эрогенных зон при прежнем заряде центральных аппаратов и какие
смешения чисто токсических и физиологических раздражений полу-
чаются при этих сексуальных процессах, даже если это рассматривать
только гипотетически, — говорить об этом сегодня несвоевременно»
[Фрейд, 3. Сексуальная жизнь. М.: Фирма СТД, 2006. — С. 120].
289
Издатель приносит свои извинения
в связи с утратой в процессе предпечатной подготовки
страниц с оглавлением книги
Зигмунд Фрейд, том 6:
«Любовь и сексуальность
Закат Эдипова комплекса»
2015
Оглавление Стр.
Предисловие
Савченкова Н. Психоанализ и теория любви...... 3-16
Фрейд 3.
О покрывающих воспоминаниях (1899) 17-41
О сексуальном просвещении детей (1907)............ 43-52
О детских теориях сексуальности (1908)............ 53-71
Семейный роман, сочиняемый невротиками (1909)..... 73-79
Статьи о психологии любовной жизни............... 81-126
Об одном специфическом типе выбора
объекта любви (у мужчин) (1910)......... 81-93
О самом распространенном унижении
в любовной жизни» (1912)............... 93-106
Табу девственности» (1918(1917])...... 107-126
Два случая детской лжи (1913)................... 127-133
О преобразовании влечений, главным образом
анально-эротических (1917)...................... 136-144
Генитальная организация у детей (1923)........ 145-151
Закат Эдипова комплекса (1924).................. 153-161
Некоторые психические следствия анатомического
различия полов (1925).......................... 163-176
О либидозных типах (1931)....................... 177-183
О женской сексуальности (1931)................. 185-208
Послесловие..................................... 211-245
Мазин В. Психоанализ любовной жизни........ 211-223
Юран А. Фигуры и тропы» любви в психоанализе.... 224-245
Примечания ..................................... 247-289
ЗИГМУНД ФРЕЙД
Собрание сочинений в 26 томах
Том 5. Любовь и сексуальность. Закат эдипова комплекса
Выпускающий редактор: М. Красноперова
Верстка: Е. Кузьменок
Художественное оформление: А. Красноперов
Корректор: Е. Евсеева
Подписано в печать 15.01.2015. Гарнитура «Балтика».
Формат 60х84,/[6. Объем 19 печ. л. Печать офсетная.
Тираж 500 экз. Заказ № 3818.
Издательство
«Восточно-Европейский Институт Психоанализа»
197198, Санкт-Петербург, Большой пр. П. С., 18-А
Телефон: (812) 235-28-57
Первая Академическая типография «Наука»
199034, Санкт-Петербург, 9-я линия В. О., д. 12