nowlcdgeis powefr" (F.Bacon
Что 1
объединяет
этих людей?

В номере 9 нашего
журнала за 1993 год
мы познакомили читателя
с художником-керамистом
Димой Широковым.
В этом номере в качестве
иллюстраций к некоторым
статьям использованы
уже готовые композиции
художника. Перед вами —
работы Д. Широкова
«В музее» и «Защитник Родины»,
относящиеся к статье
«Хорошо жить в России...»
На III
странице
обложки —
«Киоск»,
на IV —
«Конверсия».
Фото
В. Дзегузе.

В НОМЕРЕ
2 Кожевническая, 19.
Клуб «Знание — сила»
«ВЕЙМАРСКАЯ МОДЕЛЬ»
ПО ЯНОВУ
6 В, Пантин, В. Лапкин
ПРОГНОЗ НЕ ДОЛЖЕН
СБЫТЬСЯ
14 Время и мы
A. Киьельман
ЧЕЛОВЕК
И СВЕРХЧЕЛОВЕК
В ЭПОХУ ПРИНЦИПАТА
20 Во всем мнре
22 Диалоги «Знание — сила»
С. Смирное
ЧТО МЕШАЕТ
ЗАЩИТИТЬСЯ
ОТ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЙ
НАВСЕГДА?
32 А. Алешин
КАПКАН ПРОФЕССОРА
СМИРНОВА
35 Проблема: исследования
н раздумья
О Гомазкие
ПОНИМАЕТ ЛИ МОЗГ
КРАСОТУ?
41 Планета у нас одна
42 И это все — Россня
B. Шупер. Е. Михаленко
САХАЛИН: ОТ ЧЕХОВА
ДО НАШИХ ДНЕЙ
52 Курьер науки и техники
54 В. Козляков
ОБЛАСТИ
МОСКОВСКОГО
ГОСУДАРСТВА
В СМУТНОЕ ВРЕМЯ
64 Беседы об экономике
А. Полетаев
ИНТЕРЕСНО ЖИТЬ
В РОССИИ -
В РОССИИ ВСЕ НЕ ТАК.-
71
72
Понемногу о многом
Все о человеке
И Федотова
ОТ «ПУЛЬСА СМЕРТИ»
К «ПУЛЬСУ ЖИЗНИ»
79 Билет в XXI век
Понемногу о многом
80 Фотоокно «Знание — сила»
82 Библейские смыслы
Б. Берман
СОТВОРЕНИЕ
ЧЕЛОВЕКА
90 Ad memoriam
£. Рашковский
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ,
АЛЕКСЕЙ ЛОСЕВ
И СЛАВА КПСС
95 Понемногу о многом
96 Рассказы о животных
Л. Каабак
ЗАГАДКА
УССУРИЙСКОЙ ТАЙГИ
99 ЛИЦЕЙ
121
127
131
142
144
148
Миф нлн реальность?
Г. Каплан
ТУРИНСКАЯ
ПЛАЩАНИЦА -
РЕЛИКВИЯ ИЛИ
ПОДДЕЛКА?
В. Иваницкий
ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЙ
ЛЕКСИКОН
3. Каневский
жизнь с тоником
195 лет
со дня рождения
А. Пушкина
Г. Каганов
В МОСКВЕ
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
Вслед за вернисажем
А. Эстрин
ТАЙНА
ПОСВЯШЕННОГО
Страна Фантазия
Р. Кац
:ИСТОРИЯ
СОВЕТСКОЙ
ФАНТАСТИКИ>
160 Мозаика
Что объединяет этих людей? (Стр. 144.)
/. Александр I. 2. Алъенда С.
3. Армстронг Л. 4. Баженов В.
5. Бакунин М. 6. Вашингтон Д.
7. Воейков А. 8. Вольтер Ф.-М.-А-
9. Гарибальди Д. 10. Гёте И.-Ф.
11. Голенищев-Кутузов М.
12. Грибоедов А. 13. Калиостро А.
14. Карамзин И.
15. Ленин (Ульянов) В.
16. Майкоп А. 17. Моцарт В.-А.
18. Одоевский А.
19. Песталоцци И. Г. 20. Петр III.
21. Пифагор. 22. Пушкин А.
23. Радищев А. 24. Сперанский М.
25. Суворов А. 26. Сумароков А.
27. Фонвизин Д.
28. Фридрих Ц Великий.
29. Херасков М. 30. Яблочков П.
12
25
J6fi9
6
28
21
Ю
20
22
V
23
11
8
18
30
29
26
27
Н
о
1
ЗНАНИЕ —
СИЛА 6/94
Ежемесячный
научно-популярный
н научно-художественный
журнал для молодежн
Зарегистрирован
28.12.1990 года.
Регистрационный № 1319
№ 6 (804)
Издается с 1926 года
Главный редактор
Г. А. Зеленко
Редакция:
И. Бенненсон
Г- Бельская
B. Брель
И. Вирко
(зам. главного
редактора)
C. Глейзер
М. Курячая
В. Левин
Ю. Лексин
А. Леоновнч
И. Прусс
И. Розовская
Н. Федотова
Т. Чеховская
(ответственный
секретарь)
Г. Шепелева
Заведующая редакцией
А. Гришаева
Художественный редактор
Л. Розанова
Оформление
А. Эстрнна
Корректор
Н. Малнсова
Технический редактор
О. Савенкова
Сдано в набор 05.04.94.
Подписано к печати 24.05.94.
Формат 70X100'/i6.
Офсетная печать.
Печ д. 10,0.
Усл.-печ. л. 13,0.
Уч.-нзд. л. 16,26.
Усл. кр.-отт. 52,00.
Тираж 30 500 зкз.
Заказ № 2514.
Адрес редакции:
113114, Москва,
Кожевническая ул., 19.
строение 6
Тел. 235-89 35
Ордена Трудового
Красного Знамени
Чеховский
полиграфический комбинат
Комитета Российской
Федерации пи печати
142300, г. Чехов
Московской области
Цена свободная
Индекс 70332

КОЖЕВНИЧЕСКАЯ, 19.
КЛУБ «ЗНАНИЕ — СИЛА»
ЗАБГт
«Веймарская
модель»
по Янову
В январе 1994 года в редакции
журнала «Знание — сила» был
проведен «круглый стол»
«Веймарская модель и современная
Россия», посвященный обсуждению
концепции профессора А. Я нова.
В дискуссии приняли участие
Александр Янов, политолог,
профессор Нью-Йоркского
университета (США), Леонид Хотин,
социолог (США), Александр Фадин,
политолог, сотрудник редакции
журнала «Век XX и мир»,
Виктор Милитарев, социолог,
Владимир Пантин, историк,
сотрудник Института экономики
Российской Академии наук,
Владимир Лапкин, политолог,
сотрудник Аналитического центра
фонда «Общественное мнение»,
Галина Вельская, редактор
отдела гуманитарных наук,
Татьяна Чеховская,
ответственный секретарь.
Прежде чем перейти к изложению собственно веймарской модели
Александра Янова, имеет смысл кратко рассмотреть роль исторической
аналогии в науке и в конкретной политике. Яркий пример важной роли
исторической аналогии, приведенный А. Я новым,— принятие Конституции
США. Собравшиеся в 1787 году в Филадельфии делегаты
конституционного конвента долгое время не могли прийти к общему решению из-за того,
что перед их глазами стоял опыт античных демократий, неизменно терпевших
крах. Демократии Древней Греции (Афины, Фивы и другие) и Рима
через определенное время- или вырождались, или оказывались
обессиленными до такой степени, что их легко захватывали авторитарные силы; судя
по исторической аналогии, демократия в США была обречена.
Тем не менее выход из этой, казалось бы, безысходной, согласно
исторической аналогии, ситуации был найден. Нужно было ввести в
демократическую систему принципиально новый фактор, который сделал бы ее
устойчивой. Этим новым фактором, отличающим демократию в США от
античных демократий, стал либерализм — свобода слова, печати, собраний
и т. п. Делегаты конвента согласились поставить свои подписи под
проектом Конституции США только при условии ее дополнения «Декларацией
прав», ставшей первой поправкой к Конституции США. Эту поправку,
содержащую свободу слова и другие свободы, не могут отменить ни президент, ни
Конгресс США, ни референдум. Кроме того, принятие Конституции США было
обусловлено положением о том, что малые штаты должны быть представлены
в верховных органах государства так же, как большие. В результате
введения в демократическую систему этого нового фактора (или факторов)
она оказалась устойчивой; устойчивой оказалась и Конституция США, принятая

более двухсот лет назад. Все изложенное, по мнению Янова, имеет
прямое отношение к веймарской модели, а также к ситуации в
современной России.
Веймарская модель, разрабатываемая А. Яновым, относится не только к
Веймарской республике в Германии 1919—1933 годов, она включает также
Китай после революции 1911 года, когда Сунь Ят-ссн объявил его
демократической республикой, Японию, приступившую в 1912 году к демократическим
реформам, а также Россию после февраля 1917 года, хотя вся ее
«веймарская история» продолжалась всего девять месяцев. Веймарская модель —
не просто аналогия с той или иной конкретной исторической ситуацией,
а собирательная идеальная модель, описывающая ситуацию, в которую
попадают великие державы-империи, когда после краха прежнего режима они
пытаются перейти к демократии и провести глубокие
социально-экономические преобразования.
Согласно А. Янову, существуют три основные критерия для отнесения
государства к «веймарскому классу».
Первый критерий —- это способность данного государства играть ключевую
роль в региональной и мировой политике, быть великой державой и одним из
центров политической и экономической силы.
Второй критерий — многовековая имперская автократическая и
милитаристская традиция, когда автократия опирается на империю, а империя —
на автократию.
Наконец, третий критерий — это временные рамки: попытки перехода
к демократии в государствах «веймарского класса» происходят в XX веке, в
эпоху индустриального общества. По мнению А. Янова, эти критерии, кроме
1*
X
n

-j перечисленных выше государств, работают и в современной России после
|| 1985 года. В то же время опыт демократической трансформации Испании,
0 Чили, Южной Кореи и целого ряда стран третьего мира не относится
£ ' к веймарской модели. Ни одна из этих стран не сопоставима с Германией,
Si Россией, Китаем и Японией по своей роли в мировой политике, ни одна из них
* I не была в такой степени пронизана вековыми имперскими и автократи-
11 ческими традициями, ни одна из них не была самостоятельным миро-
5 | вым центром индустриального развития.
11 Согласно концепции А. Янова, неудачи всех попыток перехода держав
11 веймарского класса к демократии закономерны. Всякий раз, когда великая
* держава, пытавшаяся перейти к демократии, оказывалась один на один с
труднейшими социально-экономическими, политическими,
социально-психологическими и культурными проблемами, она в конце концов терпела неудачу в
реформировании и становилась добычей реваншистских имперско-милита-
ристских сил. Большинство населения в этой ситуации оказывалось
психологически не готово к резким социальным сдвигам, происходило скатывание
к изоляционизму, шовинизму, и в итоге реализовывался веймарский сценарий.
В таком изоляционистском варианте вековая имперская и
милитаристская традиция неизменно оказывалась в конечном счете сильнее
новорожденной демократии. И чем более глубокой и прочной была в стране эта
традиция, тем больше было шансов у реваншистской оппозиции победить
в развязанной ею психологической войне.
К тому же рождение свободы и демократии в державах веймарского
класса сопровождалось катастрофическим ослаблением авторитета власти,
экономическим упадком, ростом коррупции и преступности, которые, как и
сегодня в России, тотчас становились мощным орудием в руках
реваншистской имперской оппозиции в ее психологической войне против
демократии. И если даже новорожденной демократии удавалось пережить первый,
второй или третий свой кризис, пятый или десятый неизменно ее добивал.
Для того чтобы этот катастрофический сценарий не реализовался
вновь, с точки зрения А. Яиова, необходимо ввести в веймарскую систему
принципиально новый фактор, который, как и в случае с Конституцией США,
может радикально изменить ситуацию.
Сама история, считает А. Янов, позаботилась о новом факторе. Этот
фактор — политика участия мирового сообщества в проведении реформ в
державах веймарского класса, которую впервые осуществили США и их
союзники в Западной Германии и Японии после второй мировой войны. Обычно
полагают, что оккупационный режим в послевоенной Германии и Японии
служил гарантией демократических преобразований в этих странах; при этом,
однако, забывают, что сама оккупация длилась всего три-четыре года и после
нее все могло вернуться к диктатуре. В Японии непосредственное участие
в разработке демократических реформ приняли интеллектуалы из США,
разработавшие «Новый курс» Франклина Рузвельта, а также японское прави-'
тельство. В итоге была создана устойчивая демократическая система, кото-"
рая не развалилась после ухода американских войск. В Западной Германии
после 1945 года также при участии США были проведены важные
структурные преобразования, послужившие основой для реформ Эрхарда.
Таким образом, решающим фактором, принципиально изменившим ситуацию
в Германии и Японии после 1945 года по сравнению с двадцатыми —
тридцатыми годами стало непосредственное и многостороннее участие ведущих стран
Запада (главным образом США) в проведении глубоких реформ в державах
веймарского класса. При этом главное было не в финансовой помощи
Запада, не в деньгах (финансовая помощь Германии по плану Дауэса и плану
Янга оказывалась и в двадцатых годах, но была неспособна
предотвратить катастрофу), а в стратегии структурных преобразований, разработан-
я ной совместно представителями США и Японии или Германии. Этот опыт,
1 по мнению А. Янова, чрезвычайно важен для проведения успешных реформ
j j в современной России, для предотвращения ее скатывания к катастрофе.
»£ К сожалению, считает А. Янов, Запад, подобно Бурбонам, ничему не
| i научился и в отличие от Бурбонов забыл свой собственный опыт,
"I будь то утверждение демократии в США или проведение реформ в Японии и

Германии после 1945 года. Финансовая помощь, которую сейчас Запад
оказывает России, принципиально не способна предотвратить катастрофический
сценарий, так как большинство рядовых граждан не чувствуют ее; эта
финансовая помощь никак не может помочь демократии противостоять
реваншистским силам в идущей психологической войне, которую демократия в России
медленно, но верно проигрывает. Необходимо политику фактического
неучастия, которая ограничивается только финансовой помощью, заменить политикой
соучастия Запада в проведении российских реформ, которая бы включила
многие крупномасштабные проекты для решения проблем беженцев, для помощи
мелкому и среднему бизнесу в России, для ограничения монополизма и
развития конкуренции и т. п. Для этого необходимо прежде всего
объединение интеллектуальных и организационных сил Запада и России.
Таковы общие положения веймарской модели А. Янова. Они стали темой
многих статей и обсуждений целой исследовательской программы
«Веймарская модель и современная Россия».
Дискуссия
Изложение Александром Яновым основных положений своей концепции
сопровождалось дискуссией.
Леонид Хотин высказал в ней свое мнение, что единственная
влиятельная группа в России, обладающая ярко выраженным чувством социальной
ответственности,— директора предприятий — не заинтересована в «веймари-
зации» России и приходе к власти экстремистских сил, и это — известная
гарантия от повторения веймарского сценария в России, о котором говорил
А. Янов.
Александр Фадии не согласился с основными положениями веймарской
модели и выдвинул в противовес ей концепцию превращения России в страну
третьего мира со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Виктор Милитарев в целом поддержал концепцию Александра Фадина и
развил тезис о том, что альтернатива рыночному авторитаризму и
массовому национализму — широкое социально-популистское «розовое» движение
с элементами еврокоммунизма.
Владимир Лапкин заметил, что превращение такой державы, как Россия, в
страну третьего мира неизбежно вызовет мощную реакцию со стороны массовых
и элитных групп, и это может привести к установлению имперско-мили-
таристского режима; опасным симптомом этого стал переход после событий
октября 1993 года слоев, поддерживавших социально-популистские
реформы, на имперско-популистскую платформу.
Галина Вельская подчеркнула необходимость обратить внимание на
психологию людей, переживающих крупные социальные изменения, которые
происходят в современной России; тот факт, что реформаторы и широкие массы
говорят на разных языках, дает возможность экстремистским силам
увеличивать свою популярность.
Владимир Пантин высказал мнение, что психологическая война, о которой
говорит Александр Янов, тесно связана с глубоким расколом во всех слоях
российского общества — среди интеллигенции, рабочих, в армии и
правоохранительных органах, среди предпринимателей, и сам этот раскол может
рассматриваться как признак веймарской ситуации. Поэтому вес здравомыслящие
силы российского общества должны предпринять усилия по преодолению этого
раскола.
Татьяна Чеховская отметила важность рассмотрения различных вариантов,
как согласующихся с веймарской моделью, так и противоречащих ей,
предложив рассмотреть, что происходит с веймарской моделью при привнесении
в нее новых факторов, при ее взаимодействии с другими концепциями,
описывающими ситуацию в современной России.
Принимая это предложение, участники исследовательской программы
«Веймарская модель и современная Россия» Владимир Пантин и Владимир
Лапкин рассмотрели основные проблемы, которые ставит веймарская модель,
а также некоторые концепции, позволяющие взглянуть на ситуацию в России
в широком историческом и общемировом контексте.

■У
Прогноз
не должен сбыться
На наш взгляд, положения веймарской модели нуждаются
в глубоком и критическом осмыслении — чтобы выявить и сильные
стороны, и ограничения, присущие этой модели, как, впрочем,
и любой другой. Это необходимо прежде всего для привлечения
дополнительных инструментов исследования и прогнозирования
ситуации в современной России, для разработки эффективной
стратегии и тактики предотвращения катастрофического
варианта развития событий в России и в мире.
Веймарская Германия и современная Россия.
Как совместить эти ситуации /
Следует отдать должное тому, что профессор Янов пытается
обратить внимание российской и мировой общественности на возможность
повторения Россией веймарского пути не только сегодня, когда эта
опасность очевидна для многих, а на протяжении многих лет. Еще
недавно такая возможность вызывала у большинства разве что
ироническую усмешку: у России-де свои, как всегда, особые пути развития,
мировой опыт к ней не применим, и впереди у нее, как всегда, лишь
светлое будущее. Выборы 12 декабря 1993 года заставили по-иному
взглянуть на ситуацию в России и вспомнить об историческом опыте
перехода великих держав к демократии.
Вместе с тем веймарская модель Янова в ее сегодняшнем виде
поднимает целый ряд проблем, требующих привлечения новых
инструментов исследования и прогноза. Среди этих проблем наиболее
важны, на наш взгляд, следующие.

Первая — соотношение периода 1910-х— 1930-х годов, к которому
относятся рассматриваемые события в Китае, Японии, России и
Германии, с современной эпохой. Все примеры веймарской модели
принадлежат относительно узкому и достаточно специфическому
периоду мировой истории — первой трети XX века. По мнению А. Янова,
важнейшая предпосылка используемой им веймарской модели —
относительная синхронность, а именно XX век, этап индустриального
общества. Действительно, в XIX веке Франция после наполеоновских войн
сумела выйти из глубочайшего национального кризиса, минуя
«веймарский путь». Но так же, как и начало XIX века, ситуация конца
XX века не тождественна ситуации первой его трети. В последнюю
четверть XX века, определяемую многими как начало
постиндустриальной эпохи, не могут механически переноситься закономерности той
эпохи, которая породила феномен «веймаризации». Для корректного
сопоставления ситуаций, разнесенных на десятки и даже сотни лет,
необходим инструментарий макроисторического прогноза, а именно
концепция длинных волн мировой конъюнктуры (кондратьевские циклы).
Вторая проблема состоит в том, является ли современная Россия
ключевым звеном веймарской модели, и если да, то почему. Для
решения этой проблемы необходимо выяснить, какой именно этап своей
многовековой эволюции переживает сейчас Россия и сопоставимей он
с тем этапом, который переживала веймарская Германия. В свою
очередь, для этого нужно понять некоторые отличительные
особенности эволюции таких великих держав, как Германия, Россия, Китай,
по сравнению с Великобританией и США — иной ветвью эволюции
центров мирового хозяйства и мировой политики.
Наконец, третья и, быть может, самая важная проблема — это те
новые факторы, которые могут принципиально изменить веймарскую
ситуацию и направить ее не в катастрофическое русло. Фактор,

X n
gj о котором говорит Янов и который принципиально изменил ситуацию
!| в Германии и Японии после 1945 года,— политика соучастия
j xl ведущих стран Запада в проводимых реформах — действительно
11| важен. Однако его реализация стала следствием множества других
обстоятельств как в Германии и Японии, так и за их пределами. Поэтому
важнейшая задача — определение целой системы, совокупность новых
факторов, которые способствуют или, напротив, препятствуют преодо-
■= Ц лению веймарской ситуации в России и в мире.
Очевидно, что нет фатальной неизбежности в развитии событий по
веймарскому сценарию, но вряд ли есть много шансов и
автоматически преодолеть катастрофические варианты развития. Существует
целый ряд развилок, или «критических точек» развития (точек
бифуркации), которые предстоит пройти России и всему миру в ближайшие
годы и десятилетия. Исход этих критических ситуаций будет определяться
прежде всего деятельностью людей, их способностью осознать
возможные угрозы и выработать средства выхода из кризисов
некатастрофическим, эволюционным путем.
Обе эпохи — с точки зрения «длинных волн»
Концепция длинных волн мировой конъюнктуры,
разрабатывавшаяся русским экономистом Н. Д. Кондратьевым в двадцатых
годах,— важный инструмент для прогноза и анализа развития различных
сторон экономической, социальной и политической жизни.
Так, фазам мировых кондратьевских циклов соответствуют
определенные фазы хозяйственного и социально-политического развития
России. С фазой промышленно-технологической революции (которую
мир переживал в начале XX века и вновь переживает в
восьмидесятые — девяностые годы) связан глубокий кризис прежней
политической и хозяйственной системы в России, инициирующий
радикальные рыночно-либеральные реформы и смену политической системы.
В то же время переход мирового сообщества в фазу депрессии и
крупных социальных потрясений связан с переходом в России от
реформ к контрреформам, ведущим к созданию новой
военно-индустриальной системы и установлению очередного жесткого
авторитарного режима.
Однако с наступлением новой фазы — революции мирового
рынка — авторитарный режим в России снова переживает кризис,
вынуждающий проводить реформы сверху. Наконец, переходу мирового
хозяйства в фазу структурного кризиса в России соответствует
переход к умеренным контрреформам, охранительству и застою,
влекущему за собой новый глубокий кризис политической и хозяйственной
системы. Вместе с тем каждому витку российской истории присущи
свои уникальные, неповторимые черты, связанные с достигнутым
уровнем экономического, социального и культурного развития и
определяющие характер переходов от реформ к контрреформам, степень
«катастрофичности» этих переходов и т. п. Связь между типом
преобразований и фазами кондратьевских циклов обнаруживается также для
Германии, включая ее веймарский период, и Китая.
Рассматривая влияние общемировой конъюнктуры на процессы ры-
ночно-демократических реформ в Китае, Японии, Германии и современ-
S ной России, следует иметь в виду, что ситуации двадцатых — тридцатых
" годов, послевоенная — после 1945 года и современная — девяностых
«5 годов — это три разные политические ситуации, соответствующие
\ £ трем разным фазам кондратьевских циклов мировой конъюнктуры.
"I Эпохе двадцатых — тридцатых годов соответствует фаза «великой
8

депрессии», когда система международных экономических и
политических связей, охватывавшая мировое сообщество, развалилась и каждое
государство в одиночку искало выход из кризиса и депрессии. Ситуация
после 1945 года радикально изменилась: мир вошел в фазу
повышательной волны, соответствующей глубокой перестройке и расширению
мирового рыночного сообщества, своего рода революции мирового
рынка. Именно радикальная перестройка и расширение мирового
рынка после 1945 года, приведшие к быстрому экономическому
росту и снижению остроты конкуренции, позволили органично и
относительно безболезненно включить ФРГ и Японию в международное
рыночное сообщество после проведения в них необходимых
либерально-демократических реформ.
Современная ситуация восьмидесятых — девяностых годов во
многих отношениях отличается как от «великой депрессии» тридцатых,
так и от бурного расширения мирового рынка после 1945 года. Для нее
характерно преобладание экономического роста, однако темпы этого
роста невелики и нестабильны, что приводит к обострению
конкуренции на мировых рынках. Поэтому вхождение в мировое рыночное
сообщество, хотя и возможно в принципе, но реально затруднено
и сталкивается со множеством препятствий. Эта ситуация, по-видимому,
соответствует фазе промышленно-технологической революции и
обострению конкуренции на мировом рынке, радикальная перестройка
которого пока что затруднена; ближайший аналог ее — эпоха 1900—
1910 годов, соответствовавшая той же фазе большого цикла.
Отсюда следуют важные выводы относительно современной
ситуации в России и применимости к ней веймарской модели. Дело в том,
что для стадии мировой промышленно-технологической революции
характерна крайняя неравномерность экономического развития
различных стран и регионов, а это приводит к резкому обострению
конкуренции на мировом рынке. Возникает опасность войны за передел мира.
Именно эта опасность наиболее реальна в ближайшие годы, и именно
к ней толкают националистические силы в России и других странах,
переживающих кризис. В начале XX века Германия Вильгельма II
(а в начале XIX — Франция Наполеона I) вступила в масштабную
кровопролитную войну за передел мира и потерпела поражение от
коалиции держав, ориентированных на мировую торговлю, а не на
мировое господство.
Таким образом, с точки зрения длинных волн мировой
конъюнктуры, наиболее реальным представляется не столько буквальное
повторение ситуации в веймарской Германии двадцатых — начала тридцатых
годов, сколько приход к власти в России националистических
сил, способных ввергнуть страну и весь мир в кровавый конфликт за
передел мира. Кстати говоря, сам Александр Янов отмечает неидеологизи-
рованный характер экстремистских движений в России и их нацелен-'
ность на перекройку геополитической карты мира; это сближает
современную ситуацию с эпохой начала века.
Вспомним, однако, что Германия пришла к краху демократии
именно после жестокого поражения старой элиты в борьбе за сохранение
и усиление мирового статуса державы. Поэтому первостепенная задача
для всех здравомыслящих сил в России и для мирового сообщества —
это социально-экономическая стабилизация на территории бывшего Со-
ветского Союза; в противном случае возможен экономический крах,
открывающий дорогу опасным авантюрам во внутренней и внешней
политике.
Весьма актуально звучит замечание Григория Померанца: «Сегодня

51 Россия расслаблена, и многие за бугром думают: ну и пусть. Плевать.
^j He плюйте в колодец. Здесь слишком много ядерных боеголовок. Не дай
i ^1 Бог, если они попадут в плохие руки». Не следует забывать, что Россия
1x1 была и остается одной из двух крупнейших ядерных сверхдержав,
^ || и ее сил хватит, чтобы использовать угрозу ядерной бойни как средство
™ £ решения тех или иных внешнеполитических проблем. В интересах всего
I S| мира — решать эти проблемы цивилизованным путем,
с У Если исходить из концепции длинных волн мировой конъюнктуры,
"^ международное положение и внутреннее состояние России пока что
существенно отличается от веймарского. Однако экономический или
военный крах более, чем что-либо другое, способен вплотную подвести
Россию и к повторению германской истории. Опасность нынешней
ситуации в том, что стихийный ход событий может привести российское
общество, не справляющееся с вызовом новой технологической
революции, к социально-экономическому краху, следствием которого и
станет «веймаризация» России. Эту опасность пока еще можно
предотвратить.
Россия на переломе своей истории
Почему же, однако, именно Россия, а, скажем, не Китай или другое
государство переживает сейчас наиболее критический, переломный
этап исторического развития, имеющий ряд общих черт с ситуацией в
Германии начала века и веймарского периода? Что отличает Германию,
Россию, Китай от таких государств, как Великобритания и
Соединенные Штаты, не переживавших никогда ничего похожего? Для ответа
на эти вопросы стоит привлечь еще одну концепцию, имеющую
фундаментальное значение,— концепцию эволюции центров мирового
хозяйства.
Среди мировых центров хозяйства индустриальной -эпохи,
одновременно и центров мировой политики, выделяются два типа,
существенно различающиеся по своей социально-экономической структуре и
основным этапам политической эволюции. К первому типу относятся
такие государства, как Великобритания и Соединенные Штаты, для
них издавна были характерны преобладание фермерства в сельском
хозяйстве и рано сформировавшийся сильный средний класс в
городах. Для этих государств, развитие которых с самого начала было
тесно связано с мировой океанской торговлей, переход к рыночному
индустриальному обществу был существенно облегчен, что давало
возможность опередить своих конкурентов и стать лидерами мирового
промышленного развития и мировой политики. В XIX веке таким
лидером была Великобритания, в XX им стали Соединенные Штаты. Этот
первый тип можно назвать «американским».
Ко второму типу центров мирового хозяйства относятся великие
сухопутные державы, в которых к началу индустриального развития
превалировало многомиллионное крестьянство, прочно связанное
феодальными и крепостническими отношениями,— Германия, Россия,
Китай. Общим для государств этого, второго типа было то, что все они
к началу промышленного переворота представляли собой крупные
континентальные аграрные империи с исторически сформировавшейся
мощной бюрократией, преобладающим крестьянским населением -
I источником пополнения огромной армии, и особой ролью самодержавно-
у^ деспотического государства в политическом и социально-экономическом
«£ развитии общества. Народившаяся в этих государствах буржуазия и
* 2 другие предпринимательские слои на протяжении долгого времени были
"I как бы зажаты между мощной государственной бюрократией, с одной
10

стороны, и значительными пауперизованными слоями — беднейшим
крестьянством, городскими низами, пролетариатом и
люмпен-пролетариатом — с другой.
Как показывает исторический анализ, такому пути развития — от
аграрной империи к индустриально-рыночному демократическому
государству — соответствуют свои необходимые этапы
социально-экономической и государственно-политической эволюции. Каждое из
упомянутых государств (Германия, Россия, Китай), однако, проходило эти
эволюционные этапы в специфически национальных формах и в свое
время — в зависимости от зрелости внутренних предпосылок для
развития крупной промышленности, вовлеченности в мировое хозяйство и т. п.
Раньше всех на этот путь вступила Германия, затем последовала
Россия и, наконец, Китай; причем импульс к индустриализации
распространялся с запада на восток Евразийского континента,
и страна, вступившая раньше на путь индустриализации, всякий раз
так или иначе участвовала в пробуждении своего восточного соседа
(Германия, «разбуженная» через наполеоновские войны своим
западным соседом Францией, посредством торгового сотрудничества и
мировых войн способствовала началу индустриализации России, а
Советский Союз непосредственно оказал содействие строительству крупной
индустрии и модернизации вооружений в Китае).
В самом общем виде можно выделить три основных этапа
социально-экономической и политической эволюции государств — центров
германского типа. Первый — это период перехода от прежней,
традиционной аграрной империи к новой, модернизирующейся и
индустриализующейся империи. Он начинается с ограниченных реформ,
вызванных неудачным столкновением с экономически более развитыми
державами; эти частичные реформы дают толчок бурному подъему
торговли и промышленности, а в деревне ведут к массовому разорению
крестьянства, миграции в города и как следствие — росту
социальных противоречий, формированию первоначального городского
пролетариата, а вместе с ним и зарождению радикальных революционных
движений. Этот первый этап Германия прошла с начала XIX века с
поражений от революционной Франции и реформ Штейна — Гарденбер-
га в Пруссии до революции 1848—1849 годов, Россия — с поражения
в Крымской войне и реформ Александра II до революции 1917 года,
Китай — с поражения от Японии в конце XIX века и революции
1911 года до революции 1949 года.
Второй этап — это период бурного роста крупной индустрии
и мощного военно-промышленного комплекса, когда бывшая аграрная
империя становится великой индустриальной державой,
претендующей на мировое лидерство. Однако возникшая хозяйственная
система оказывается в силу несформированности ряда важных
предпосылок развитой рыночной экономики неорганичной, чреватой
противоречиями и несбалансированностью. В итоге выход из противоречий
государственно-политическая элита ищет во внешней экспансии,
войнах, ведущих к дипломатическим и военным поражениям. Этот
этап завершается глубоким кризисом и крахом прежней
государственно-политической системы. Германия этот, второй этап прошла
от революции 1848—1849 годов и объединения, при Бисмарке
«железом и кровью» до первой мировой войны и революции 1918 года,
Россия — с 1917 года до перестройки, краха коммунизма и реформ
конца восьмидесятых — начала девяностых годов. Китай вступил
в этот, второй этап после революции 1949 года, но не завершил его до
сих пор — китайская индустриализация еще далеко не закончена,
11

VO
крестьянство по-прежнему составляет большинство населения, поэтому
неизбежные потрясения, связанные с завершением этого этапа и
переходом к третьему, заключительному этапу, у Китая еще впереди.
I xi Наконец, третий этап, венчающий эволюцию бывших великих аг-
^|| рарных империй к рыночно-индустриальному демократическому об-
™ 2 ществу и правовому государству (но, разумеется, вовсе не подводящий
Е S| черту под их дальнейшим развитием), включает период политиче-
с ol ской и экономической нестабильности, кризисов и социальных
конфликте! TOBj B ходе которого окончательно формируются необходимые
предпосылки для перехода к рыночно-демократическому обществу.
Германия прошла этот этап от революции 1918 года через Веймарскую
республику и катастрофу установления нацистского режима. Россия
только вступила в этот третий этап своей эволюции, и именно поэтому
для нее так актуально звучат аналогии с веймарской Германией.
Китай же еще не вступал в этот этап, поэтому для него сейчас
веймарская модель не актуальна.
Однако, несмотря на трагический опыт Германии, нет никакой
фатальной неизбежности катастрофического сценария в России прежде
всего потому, что весь мир находится на новом витке своего
развития, на стадии перехода к постиндустриальному информационному
обществу, где начинают действовать новые исторические
закономерности. В то же время возможность катастрофического варианта
развития событий по веймарскому или иному сценарию все же реально
существует. Поэтому так важен поиск новых факторов внутреннего
и мирового развития, о которых говорит профессор Янов.
В заключение еще два замечания. Первое касается Японии,
которая фигурирует в веймарской модели Янова. Специфика Японии
состоит в том, что, принадлежа в целом к первому
(американскому) типу центров мирового хозяйства, она вынуждена была
преодолевать свою длительную изоляцию от мирового сообщества, проходя
стадии эволюции, первоначально близкие к этапам эволюции
Германии, России и Китая. Особенно близким к «германской» линии
эволюции для Японии был период с начала девятисотых годов до 1945 года,
когда Страна восходящего солнца попыталась создать свою
континентальную империю в Китае и Юго-Восточной Азии. После второй
мировой войны Япония стала типичным представителем «американской»
ветви, серьезно претендуя на роль мирового лидера в XXI веке.
Второе замечание состоит в том, что начало и конец каждого
этапа эволюции центров, как «германского», так и «американского» типа,
совпадают с границами кондратьевских циклов (о них шла речь выше),
а именно с повышательными волнами, с которых начинается очередной
цикл. Тот факт, что вступление в новый этап развития совпадает
с началом нового кондратьевского цикла, вполне объясним. Переход
к новому циклу означает глубокое и радикальное изменение
общемировой конъюнктуры, что влечет за собой процессы перестройки
общества во всех странах, но особенно радикальные и драматические
перемены происходят в крупных государствах — центрах мирового
хозяйства. Таким образом, веймарская модель А. Янова по-новому
высвечивает концепцию длинных волн (кондратьевских циклов) мировой
конъюнктуры и концепцию эволюции центров мирового хозяйства,
I связывая их друг с другом.
и
[I Искомые новые факторы
|г Наиболее важный новый фактор (или система факторов), отли-
*31 чающий современную ситуацию конца XX — начала XXI века от
12

первой трети XX века, это новый технологический и организационный
уровень мирового экономического, политического и военного развития.
Процесс вытеснения энерго- и материалоемких технологий, характерных
для первой трети XX века, современными наукоемкими,
информационными, ресурсосберегающими технологиями приводит к
распространению гибких, динамичных производств, быстро реагирующих на
изменение рыночного спроса. Прежние промышленные гиганты,
монополизировавшие производство, вынуждены перестраиваться,
разукрупняться, искать более гибкие формы управления и способы
экономии ресурсов. Все это ведет к тому, что прежняя
государственно-монополистическая организация, характерная как для советской
экономики, так и для нацистской Германии, оказывается полностью
неэффективной. Это дает шанс, что даже в случае наступления
чего-либо подобного новой «великой депрессии»
монопольно-корпоративный способ организации хозяйства и общества, характерный для
нацистской Германии, не сможет утвердиться в силу своей полной
непригодности. К тому же сообщество рыночных демократических
государств сейчас гораздо более широко и организованно, чем в первой
трети XX века, и вряд ли развалится, как это произошло в тридцатые
годы.
Однако технологический и технический прогресс несет с собой и
новые угрозы. Не говоря уже о ядерном оружии и опасности шантажа
мирового сообщества угрозой ядерной войны, информационные и иные
технологии предоставляют большие возможности новым диктаторам
контролировать жизнь людей в своей стране, подавлять развитие
личности. Мировой экологический кризис, сильнее всего
проявляющийся в таких государствах, как Россия, серьезно отставших от мирового
уровня по экологичности используемых технологий — еще одна
серьезная угроза всему человечеству.' Таких проблем и таких угроз
человечество не знало в первой трети XX века, благодаря чему во многом
и удалось развязать две мировые войны. Окажется ли угроза всеобщей
гибели фактором сплочения разных государств против инициаторов
новой войны и новых тоталитарных режимов или, наоборот, сможет
ускорить наступление катастрофы? На этот вопрос пока что нет ответа,
хотя сам вопрос стоит уже весьма остро.
Впереди у России и всего мира несколько критических
бифуркационных точек: первая из них — 1996 год, когда состоятся
президентские выборы в России и, что также немаловажно, в США.
Еще одна бифуркационная точка, которую можно предвидеть,
приходится на конец первого десятилетия приближающегося XXI века,
когда мир может вступить в короткую, но чреватую потрясениями
фазу развития, аналогичную «великой депрессии». Вероятность
катастрофического варианта будет изменяться в зависимости от того,
как Россия и весь мир будут проходить эти точки бифуркации.
Пока что эти развилки не пройдены, и то, как мы их пройдем, зависит
также и от нас.
В заключение подчеркнем, что ценность веймарской модели А. Яно-
ва состоит в том, что она по-новому освещает многие другие
концепции, в том числе и противоречащие ей, заставляет по-новому
взглянуть на многие известные факты, серьезно задуматься о нашем
прошлом, настоящем и будущем. Веймарская модель предупреждает
о возможных опасностях и стимулирует поиск новых факторов,
способных изменять ход событий, т
13

становится управляемой. Аполитично
немая масса — это величайшая
опасность для любого общества.
Апатия — это форма самозащиты
массы, форма массового протеста.
Протест сдерживается до тех пор, пока
однажды не выплеснется в какие-
нибудь совсем неожиданные поступки
и реакции».
Решившиеся презирать массу
должны быть готовы к явлению
сверхчеловека. Гамсахурдиа и
Жириновский — только первые образцы.
Благодаря реальности, расстегнувшей
все пуговицы, у меня как у
историка в этом театре стриптиза легко
ВРЕМЯ И МЫ
А, Ковельман
Человек
Мы так много писали о толпе,
так наивно проклинали ее,
что накликали страшного и
смешного зверя —
сверхчеловека. Эти двое часто ходят
вместе — толпа и сверхчеловек. Моему
поколению удалось увидеть б*боих.
Толпа зарождалась в эпоху
застоя, когда никто еще не
митинговал. Она была рассеяна по
маленьким кухням, по стандартным
квартирам, где обсуждалось и осуждалось
решительно все. На месте страха и
преданности в душах людей
образовалась пустота — главный признак
толпы. В пустоту такого рода два
тысячелетия назад влилось
христианство. Осень социализма кажется мне
очень похожей на императорский
Рим.
Толпа привела демократию к
власти. Власть сказала: «довольно». На
популизме поставили крест.
Правительство принимало «непопулярные
решения», а журналисты убеждали
людей сидеть по домам. Но
оказалось, что «демократам» не ведомы те
секреты, которыми превосходно
владели зловещие любимцы толп. Гитлер,
например, говорил:
«Эти умники считают, будто наша
задача — успокоить массу и
содержать ее в тупой апатии. Нет,
господа, массе нужно прямо
противоположное. Я могу вести за собой
массу лишь в том случае, если выведу
ее из состояния апатии. Только
взбудораженная моими фантазиями масса
рождаются аллюзии, неожиданно
подсвечивая давно известные факты,
вырывая из темноты истории нечто
странное и неожиданное. Итак,
человек и сверхчеловек в эпоху
принципата.
На парадных портретах Калигулы
и Нерона необщее выражение лица.
Ни безразличного божественного
сияния, как на статуях эллинистических
царей, ни стандартных добродетелей,
как на бюстах ординарных цезарей.
Оба государя говорят зрителю: я
таков, каков я есть. Удивись и
запомни.
Известна безумная любовь Нерона
к зрителю и массе. Он не мог жить
без оваций, не выдерживал
пятиминутного одиночества, торопясь
прийти в театр и спеть. Он ввел в
Рим александрийскую театральную
клаку и «ревновал ко всем, кто
чем бы то ни было возбуждал
внимание толпы», но он же
проделывал с толпой жестокие шутки. Когда
пел император, никому не дозволялось
14

Цицерон
Гай Калигула выходить из театра даже по
необходимости. «Поэтому, говорят,
некоторые женщины рожали в театре, а
многие, не в силах более слушать и
хвалить, перебирались через стены...»
Впрочем, эти шутки бледнеют рядом
с проделками Калигулы. «Однажды,
потревоженный среди ночи шумом
толпы, которая заранее спешила
занять места в цирке, он всех их
разогнал палками: при замешательстве
было задавлено больше двадцати
римских всадников, столько же
замужних женщин и несчетное количество
прочего народу... На гладиаторских
играх иногда в палящий зной он
и сверхчеловек
в эпоху принципата
15

1
В!
i!
• «i
убирал навес и не выпускал зрителей
с мест... А то вдруг закрывал
житницы и обрекал народ на голод».
В безумии Калигулы была своя
система. Он убивал людей не из
страха перед заговором (иначе не
пощадил бы и своих будущих убийц, о
намерениях которых догадывался).
Просто люди казались ему
недостойными жить.
Сенаторов Калигула уличал во
взаимных доносах, трусости и клевете.
Всадническое сословие поносил за
страсть к театру и цирку. И чернь,
с коей он иногда заигрывал, была
противна ему. «Когда в обиду
императору она рукоплескала другим
возницам, он воскликнул: „О, если бы у
римского народа была только одна
шея!" Он даже не скрывал, как
жалеет о том, что его время не
отмечено никакими всенародными
бедствиями».
Что же давало Калигуле право с
презрением смотреть сверху вниз на
сенаторов, всадников и народ? На всю
толпу, домогавшуюся карьеры и
театральных зрелищ? Калигула
утверждал, что не бык и не баран, а пастух
пасет стадо. Посему и людьми должно
править существо, отличающееся от
них по природе, превосходящее их.
Таким существом император считал
себя. Он был больше человека —
первый сверхчеловек в истории,
практический философ на троне. Боги,
обожествленные цари, восседали на
троках и прежде. На Востоке это
разумелось само собой. Никому из
фараонов или эллинистических владык не
приходилось доказывать свою
божественность и тем более низость и
ничтожество подданных.
Божественность государя демонстрировалась в
ритуале и мифе. Ему не
требовалось особого философского усилия,
чтобы разорвать связь между чернью
и собой.
Но в квазиреспубликанском Риме
времен принципата эта пуповина
существовала. Он был плоть от плоти
толпы, этот император, разделял ее
страсть к пению и пляскам, любил
зрелища, отчаянно болел на бегах за
«зеленых», а в цирке — за
гладиаторов «фракийцев» (и «подсуживал»
им).
Обращенные к толпе лица «сверх-
человеков» повернуты затылком к
морализму и моралистам. Но они
вовсе не аморальны, они иммораль-
ны (что и пытались выразить
скульпторы). И словом и делом государи
эти полемизируют с моралистикой
своей эпохи и удивительно зависят
от нее. В какой-то момент они
становятся карикатурой на того, кто
был наивысшим достижением
римского стоицизма,— на «мудреца»,
вознесшегося над толпой.
Вот Сенека, воспитатель Нерона,
которому воспитанник приказал
умереть. Весь мир Сенека делит на две
неравные части — мудрец и толпа,
чернь. Под чернью (vulgus)
понимаются и рабы, и свободные, и
невежды, и «носящие хламиду» (признак
культурных людей). «Великое и
выходящее за пределы вульгарной
обыденности» рождается крайне редко.
Но не прав тот, кто заявляет, что
мудреца невозможно сыскать.
«Добрые мужи производятся на свет,
чтобы служить образцом». Таковы,
согласно Сенеке, герои римской
древности или недавнего прошлого — Му-
ций Сцевола, Катон; таковы
греческие философы — Сократ, Зенон
и даже Эпикур.
Между мудрецом и толпой бездна.
«Мудрец знает, что все люди ниже
его», совсем как Калигула. Мудрец
«не идет вместе с толпой.
Подобно тому, как звезды направляются
в сторону, противоположную Земле,
так и он шествует наперекор
общему мнению». Способность не
прислушиваться к мнению большинства,
мнению толпы — главное отличие
мудреца. Похвалы и оскорбления
черни следует ни во что не ставить.
Не это ли постоянно твердил
Калигула: «Пусть ненавидят, лишь бы
боялись».
У ног мудреца копошится
безумный сброд. «Когда ты увидишь
Форум, битком набитый толпой, и Септу,
полную многолюдством великой
массы, и этот Цирк, где большая часть
народа выставляет себя на показ,
знай, что здесь столько пороков,
сколько людей». Это не инвектива
в адрес конкретной римской толпы,
но оплакивание всего человечества:
«Человеческая природа рождает души
коварные, неблагодарные, алчные,
неблагочестивые». «Мы все несведущи,
непроницательны, все ненадежны,
слабы и тщеславны». И потому разве
не простительно пожелать, чтобы
у народа была одна шея? Или
сдернуть навес в амфитеатре и открыть
16

дорогу палящим лучам? Или просто
разогнать палками торопящихся в
цирк дураков? Тем более
простительно отправить «коварные,
неблагодарные, алчные» души сенаторов в
мрачный Эреб. Но Сенека мыслит
иначе. Как раз всеобщая порочность
человечества — причина прощать
грехи отдельных людей. «Что
сдерживает гнев мудреца? — Толпа
грешников». «Если мудрец обязан гневаться
на низости, волноваться и
печалиться из-за преступлений, то нет
никого несчастнее, чем он; вся жизнь
его пройдет в гневе и печали. Ибо
разве найдется хоть один миг, когда
он не узрит неподобающего?»
Вся философия Сенеки в сущности
отвечает на один вопрос — как стать
мудрецом и перестать быть
человеком толпы. Какой душевный труд
следует совершить, «чтобы увести себя из
массы». Уйти от мнений толпы, от
аффектов толпы, от ее затягивающего
влияния (особенно в цирке, где она
кровожадна и может смять человека,
увести его за собой). Какие пути
избрать, чтобы не идти с толпой?
И с высоты сверхчеловеческого
величия не презирать массу, не
ненавидеть ее. Избежать же ненависти
можно лишь двумя способами —
обратившись к друзьям и к самому
себе, то есть отвернувшись от
отталкивающего зрелища.
И прежде философы пытались
навести в мире порядок. Но в
утопиях Платона никто не предъявляет
претензий к смертным, чьи души до
воплощения не приобщились к
высокому. Пусть будут рабами и
земледельцами, в крайнем случае —
воинами. Конечно, они достойны плача
Гераклита и смеха Демокрита,
конечно, они потешаются над философом,
не понимая его. Но оставим их в
покое. Пусть мудрый царь или
сословие мудрецов пасет обывателя. Да
разве цари-полубоги не осеняли
народы в эпоху эллинизма, разве
требовали от подданных чего-либо, кроме
послушания? Хорошее поведение,
личные добродетели, безупречная
частная жизнь, забота об общем
благе — требования новой,
императорской эпохи, эпохи принципата. Толпу
допустили в хорошее общество, и
хорошее общество смешалось с толпой.
Да обыватель и сам стремился к
высокому, к вкусам и модам господ.
Апогей наступил во втором
столетии. От Гибралтара до Аравии
мужчины отращивали бороду —
«вторичный признак» философских
наклонностей. Письма обывателей из
тривиальных сообщений о родах и
смертях, из деловых просьб («пришли
плащ и кувшин оливкового масла»)
превратились в собрание сентенций
и максим. Кляузы и прошения
стали писать по единой форме:
аморальный X, пьяный от богатства
и наглости, не имеющий страха перед
законом, обидел бедного Y, скопище
всех стоических добродетелей. Это
была эпоха «второй софистики», время
возвращения к аттическим корням
и эллинской духовности.
У цивилизованных и умеренных
«всех» нарастает желание «не быть
как все», выделиться из плебса, из
черни. Оно выражается в безумном
карьеризме. Сенека вынужден
увещевать своего друга: «Опять ты передо
мною унижаешься и говоришь, что
сначала к тебе была враждебна
природа, а потом фортуна, между
тем как ты мог бы вырваться из
толпы и подняться к величайшему
счастью, доступному людям».
Желание «не быть как все» толкает
знатных римлян к ночному образу
жизни — ночным занятиям, ночным
попойкам («а причина этому — не
какая-то особая приятность, которую
некоторые находят в ночи, а
неприязнь ко всему общепринятому»).
Еще Диоген эпатировал публику.
Платон и Эпикур хорошо
сознавали отличие философа от массы и
вражду массы к философу. Но только
в эпоху принципата бегство от
массы становится массовым,
превращается в повальную моду. В египетской
глубинке обыватели рассуждают об
уединенном житии. Нестриженная
голова и всклокоченная борода, а равно
и котомка, и свертки книг в левой
руке превращаются в униформу и
встречаются иа каждом шагу. По
уверению Лукиана, «все
философствуют... портики полны людей, которые
шагают друг другу навстречу
взводами, рядами... Многие, оставив
прежнее ремесло, обратились к котомке
и плащу и... превратились из
кожевенников и плотников в само-
деятельных философов».
Когда-то Сенека жаловался на не-
любовь публики к философам и со-
ветовал не особенно выделяться ма-
нерами и одеждой. «Ведь само имя
17

I!
I
I:
,a
философии вызывает достаточно
Ненависти, даже если приверженцы
его ведут себя скромно. Что же
будет, если мы начнем жить наперекор
людским обычаям?» «Больше
стойкости в том, чтобы оставаться
трезвым, когда весь народ перепился
до рвоты, больше умеренности в том,
чтобы, не смешиваясь со всеми,
не выделяться и не составлять
исключения и делать то же самое,
что все, но иначе». И вот через
поколение та же ненавидящая
философов масса перенимает внешние
черты их поведения.
Так же обстоит дело и с евреями.
За их стремление «жить наперекор
людским обычаям», отлично от толпы,
сыны Авраама вызывают всеобщую
ненависть. Но одновременно
всеобщая мода заимствует у них
субботний отдых, а затем отпочковавшееся
от иудаизма христианство заполняет
море и землю. Масса стремится уйти
от массы, приобщиться к
индивидуальному и возвышенному. Но в
результате индивидуальное и
возвышенное делается массовым, то есть
вульгарным.
Философ, в ужасе бегущий от
черни, правитель, готовый отдать ее
палачу. Что же за чудовище такое
эта толпа? Что за вызов бросила
она сильным и мудрым? Хлеб и
зрелища, дороги и бани, слава и мир —
все к ее услугам. Золотой век,
провозглашенный Октавианом Августом,
не желает кончаться. Весь народ —
от сенатора до пролетария —
располагается на театральных скамьях.
И сам император готов выйти на
сцену, чтобы спеть или поучаствовать
в гладиаторских играх.
Человечество, как глупый ребенок, которого
посадили за стол, оторвав от драки,
и ждут от него теперь хорошего
поведения.
Таков был вызов времени. Мы
знаем уже ответ Сенеки и Калигулы.
Но отвечать приходилось всем, кто
жил и мыслил в империи, а более
всего — евреям. Для них
столкновение с массой было больнее, более
трагичным. В 38 году, в правление
Калигулы, гигантский погром потряс
Александрию — предок всех
последующих погромов. Он шел по следам
массовой антисемитской литературы
и породил еще более мощный поток
публицистики такого рода. После
погрома два посольства отправились в
Рим — от александрийских евреев
и от эллинов Александрии. Во главе
первого стоял Филон,
философ-платоник, пытавшийся в своих сочинениях
сделать платонизм средством
объяснения Библии.
Александрийскую толпу Филон
винит в событиях 38 года. Но в
некоторых инвективах Филона можно узнать
и образ еврейской толпы, знакомой
нам по книгам Иосифа Флавия.
И можно узнать мысли, известные
Сенеке.
«Не поддаваться влиянию одного
человека, призывающего к
несправедливому делу, не так уж сложно. Но
не быть захваченным толпой,
несущейся под уклон с неудержимой
стремительностью к беззаконию, есть
признак благородной души, знак
разума, дисциплинированного
мужеством. Некоторые считают мнения
массы, хотя бы и нанбеззаконней-
шие, справедливыми. Это неверно.
Хорошо следовать природе, толпа же
устремляется в противную природе
сторону. Когда некоторые бунтуют,
собранные в фиасы и многолюдные
сонмы, к ним не следует
присоединяться. Ведь они искажают древнюю
и разумную чеканку
государственного устройства».
Как и Сенека, Филон высоко
возносит мудреца, объявляя его равным
целому народу. Объединяет обоих
философов и рационализм, и
стремление исключить все аффекты. Сенека,
например, не согласен с теорией
Аристотеля о достижении середины в
страстях. «Средняя страсть есть
среднее зло»,— заявляет он. Носитель
разума — мудрец, а аффектам
предана толпа. Еврейский же народ,
«поставивший ум возницей чувствам»,
сменивший нелогичное логичным, стал
для мира тем, чем жрец для города.
Впрочем, и Сенека создает
идеальный образ народа, но, конечно, не
еврейского, а римского. Римляне
побеждают могучих германцев и пре-
чих варваров не физической силой,
но сдерживанием страстей, разумной
дисциплиной. Дикий гнев варваров —
их слабое место.
Образ народа раздваивается.
Реальное множество, толпа — в
театре, цирке, иерусалимском храме.
Идеальная общность — в истории, мифе,
лозунге. Иосиф Флавий рисует идеал
в трактате «О древности иудейского
18

народа», а реальный образ со всеми
возможными обличениями — в <
Иудейской войне». В сознании одного
человека любовь и ненависть к своим
соплеменникам сошлись
удивительным образом. Чем больше любовь,
чем выше планка идеала, тем сильнее
разочарование. (Так Гитлер
разочаровался в немецком народе, ие
выполнившем своей исторической
миссии.)
Второй ответ на вызов толпы дало
христианство. Я пытался доказывать
уже («Знание — сила», 1992 год,
№ 1), что Иисус обращался к толпе
(охлосу) в отличие от библейских
пророков, говоривших к народу (лао-.
су). Иисус, подобно Сенеке, жалеет
толпу. Но в отличие от Сенеки он
видит в ней не сборище пороков,
но жалкое, рассеянное стадо,
ждущее пастыря, и пытается повести
его за собой.
Можно догадываться, как Сенека
оценил бы Иисуса. < Когда некто,
потрясая систром, притворяется
имеющим власть... кричит, что кто-то из
богов разгневан, вы сбегаетесь и
смотрите и, поочередно сбрасывая
молчаливое оцепенение, подтверждаете
его божественность». Впрочем, призыв
И нсуса не следовать торным путем
вполне сопоставим со словами
Сенеки: «Самая истертая и много-
людная дорога обманывает больше
всего». Иисус обращается к толпе,
но ведет ее необщей тропинкой,
в свое м роде он тоже
индивидуалист.
Но есть и третий ответ. Мы
находим его и в Евангелиях, и в
Талмуде, и у Филона. «Название
„человекоубийство" происходит от
убийцы человека. По правде же
это деяние есть святотатство из всех
святотатств наибольшее, ибо из всех
вещей и сокровищ в мире человек
самое священное и богоугодное.
Всеблагого образа всеблагой
отпечаток, он сделан по примеру
прообраза разумной идеи». За
платоновской терминологией
александрийского моралиста, за греческим его
словом просвечивает иной язык:
«Единственным был создай Адам, дабы
научить тебя, что каждый; изводящий
одну душу из Израиля,— вина его;
написано, как если бы он извел
целый мир; и каждый,
поддерживающий одну душу в Израиле,—
заслуга его; напнсано, как если бы он
поддержал целый мир. (Единственным
был создан Адам) и ради мира
между созданиями, чтобы не говорил
человек ближнему своему: мой отец
больше твоего отца... (Единственным
был создан Адам) и чтобы показать
величие Бога, потому что человек
чеканит много монет одним
чеканом, и все монеты похожи друг на
друга, а Царь Царей — Бог
отчеканил каждого человека чеканом
Адама Первого, и ни одни человек не
похож на ближнего своего. Поэтому
каждый обязан говорить: „для меня
создан мир"».
В эпоху принципата лицо, а не
душа и не тело, становится родовым
названием человека. Еврейское
слово «парцуф» от латинского
«персона», или греческого «просопои» — это
и лицо, и маска, и человек.
Римлянина Сенеку печалит превращение
лиц в маски: «Вы не понимаете
того, что носите выражение лица, не
соответствующее вашей судьбе,
подобно тем, кто, восседая в театре
или цирке, не знает еще о несчастье,
обрушившемся на его дом». Евреи же
толкуют о разности лиц в толпе, видя
здесь удивительную тайну: «Тремя
вещами отличил Господь людей друг
от друга — голосом, вкусом и
видом» (Авот де-рабби Натан).
Лица различны не только для того,
чтобы жена не спутала мужа с иным
мужчиной и не совершила греха. За
каждым лицом — жизнь и кровь.
Казнишь одного человека — и
погубишь мир, ради этого мудрецы
рассуждали о том, почему единственным
был создан Адам. И можно ли
погубить одного человека, чтобы спасти
целый народ, как предлагал Канафа?
(«Лучше нам, чтобы один человек
умер за людей, нежели чем весь
народ погиб». Еванг. от Иоанна, 11, 50.)
Что здесь нового? И до эпохи
принципата убийство не считалось
похвальным делом. И в эту эпоху
число убийств не уменьшилось. Напротив,
невиданный размах получили
гладиаторские игры, гигантские кровавые
шоу. Но в ответ на такую
профанацию жизни н смерти возвышает
свой голос Сенека: «Человек,
священный предмет для человека,
умерщвляется для развлечения и ради шутки!»
«Человек, священный предмет для
человека», «из всех вещей и сокровищ
в мире человек — самое священное
и богоугодное». Кто говорил это?

1
I-i
Самые ярые обличители толпы, массы,
черни. Они осуждают убийство не
потому, что видят здесь нарушение
заповеди или закона, не потому, что
чувствуют физически предсмертные
муки другого (как чувствовал
Гомер). А потому, что в потенции
«каждый человек», человек толпы,
оказывается сверхчеловеком, образом
божиим* Грандиозные требования,
которые предъявляют к человеку
моралисты, не только оборачиваются
разочарованием в человеческой
природе, не могущей этим требованиям
соответствовать, но и всякое
убийство превращают в богоубийство.
И наоборот, именно высокое, как
никогда, представление о ценности
человека порождает морализм со
всеми его завышенными требованиями.
Сравнительно безопасное
цивилизованное общество, где моря очищены
от пиратов, а войны отодвинуты
за Рейн и Дунай, вдруг срывается
гражданской войной, пожаром Рима
или просто шуткой деспота.
Привыкшие к комфорту граждане давят
друг друга в тесных улочках,
спасаясь от мечей. Лжепророки
заманивают их к Иордану или на Мас-
л ич ну ю гору, где дело кончается
резней. Их призывают «не быть как
•все», вступать в то нли иное
братство. Потом разбушевавшаяся толпа
громит «братьев», обвиняя их в сваль-
iHom грехе и пролитии крови
младенцев.
А сверхчеловек Нерон с Мецена-
товой башни взирает с наслаждением
(по его словам) на пожар Рима.
По этому поводу он даже надевает
театральное одеяние и исполняет
«Крушение Трои».
Между сверхчеловеком и массой
мечется обычный человек, человек
толпы. В массе он незаметен, очень
много таких, как он. Легко пролить
невинную кровь, походя растоптать
чужую судьбу. И нет ни
искупления, ни прощения, но только чувство
стыда и вины, и утраты целого
мира, и невозможности ничего
исправить, ф
осо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
эоо
оос
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
оо<5
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ооо
ВО ВСЕМ МИРЕ
Они любят краску
Большую проблему при
повторном использовании
алюминия от пустых банок
из-под пива и
безалкогольных напитков представляют
нанесенные на их
поверхность рисунки и надписи.
Чтобы они не загрязняли
металл, их приходится
зачищать. Краску или
выжигают, и тогда она
загрязняет воздух и при этом
сгорает 15 процентов
металла, или смывают
органическими растворителями, что
вредно для рабочих.
Американская фирма TRA
нашла природный штамм
микроорганизмов, которые с
удовольствием потребляют
краску, после чего алюмн-
.ний готов к переплавке.
Из двух зол...
Известно, что
теплоцентрали — активные
загрязнители окружающей среды.
Свинофермы -— тоже.
Однако нередко бывает так, что.
из двух зол можно соста-«
вить нечто хорошее. Имен-,
но это произошло в
английском городе Пиделхин-
тоне, где разработана
технология для переработки
навоза свиней в
электроэнергию. Отхолы идут по
трубопроводу на
электростанцию, где в специальном
20

реакторе подвергаются
биологической переработке.
Образующийся газ используют
для получения
электроэнергии, а переработанные
бактериями отходы — для
удобрения. Переработав 70
тонн навоза ежедневно,
можно получить
«электростанцию» мощностью 40
киловатт. Мало? Да, но
вспомним, что в Англии семь с
половиной миллионов
свиней, и в сумме это
составляет 250 мегаватт!
■ ■'■ vv'.V
Старикам стало
немного легче
В США существуют
фирмы, разрабатывающие
товары специально для людей
пожилого возраста. Так, для
страдающих артритом
придумали специальные
столовые приборы. Ножи, вилки
и ложки имеют сильно
утолщенные ручки. При
необходимости их можно даже
закреплять на запястьях.
И теперь больные могут
обслуживать себя за
столом самостоятельно.
А кому-то нужно
принимать лекарства строго в
определенное время.
Подумали и о них. Теперь на
крышках аптечных упаковок
монтируют миниатюрные
часики, работающие от
батареек, и больной точно знает,
когда он принимал лекарство
последний раз и когда нужно
принимать его вновь. Для
плохо слышащих продаются
специальные телефонные
аппараты с усиленным
звучанием, причем силу звука
можно регулировать. Для
страдающих склерозом
разработаны электронные коды
тканей. Теперь при
глажении одежды, правда
специальными утюгами, в
зависимости от материала ав-
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
тематически регулируется
температура нагрева утюга.
Множество других столь
нужных больным и
пожилым людям предметов
разрабатывается различными
фирмами, но... в США.
Алкоголь
для коров
Если к корму для коров
добавлять немного алкоголя,
повышается качество их
мяса. Эти выводы японских
специалистов не подлежат
сомнению — достаточно
лишь пятипроцентного
раствора спирта, чтобы
уменьшить содержание жира в
мясе.
Израиль
объявляет войну
гепатиту
Целое поколение
израильтян уже защищено от ге-
патита-В, и специалисты
считают, что находятся на
пути к полному искоренению
этой болезни в пределах
страны. Израиль — одно из
двенадцати государств мира,
осуществляющих
национальную программу защиты от
этого вирусного заболевания
печени, которое не только
наносит значительный ущерб
организму, но и
непосредственно, как выяснилось
О
О
О
С
о
о
о
о
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
о
о
связано с развитием рака
печени.
Определенную тревогу
внушают полученные в
последнее время израильскими
исследователями данные о
путях передачи вируса.
Оказалось, что для детей, мать
которых инфицирована гепа-
титом-В, вероятность
заразиться в возрасте от двух
до шестнадцати лет
составляет от двенадцати до
двадцати процентов. И
вопреки существующему
мнению о том, что
инфицированная мать передает
вирус своему младенцу лишь
в течение первой недели
жизни, израильские врачи
выявили горизонтальное
распространение инфекции в
семье в течение первых
лет жизни ребенка.
Эти данные убедили
Израильский
консультационный совет по иммунизации
в важности осуществления
всеизраильской программы
прививок. Бе осуществление
началось два года назад и
предусматривает
иммунизацию всех новорожденных в
первые сорок восемь часов
жизни. Вторую и третью
прививки делают через
месяц и через полгода и тем
самым защищают 95
процентов детей по меньшей
мере до семи лет.
Несмотря на то, что
вакцина против гепатита-В,
которая изготовляется
методами генной инженерии из
белка, вырабатываемого
дрожжами, представляет
собой чудо технологии и
обладает рекордной
надежностью, когда-либо
достигавшейся за всю историю
существования вакцин,
ученые не оставляют попыток
усовершенствовать ее.
На фото: профессор
Даниэль Шувал объясняет, как
действует вакцина против
гепатита-В.
21

ВО ВСЕМ МИРЕ
Олово в межзвездном
пространстве
Изучая спектрограммы
излучения трех звезд,
полученные при помощи
космического телескопа имени
Хаббла, американский
астрофизик Льюис Хоббс с
коллегами из Йеркской
обсерватории при Чикагском
университете впервые
обнаружили в межзвездном
пространстве присутствие
атомов олова.
Этот элемент с атомным
номером 50 — теперь
наиболее тяжелый среди всех
известных космических
элементов. До сих пор таким
«рекордсменом» был
обнаруженный всего два года
назад криптон (атомный
номер 36).
Это — «нейтронная
звезда»
На первой международной
выставке суперкомпьютеров
в американском городе Сан-
та-Клара специалисты из
Корнеллского университета
привлекли внимание своими
графическими успехами.
Они показали сложное
строение поверхности и
сечение нейтронной звезды. Без
помощи исключительно
мощной вычислительной
техники подобное сложное
моделирование невозможно.
О
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
ДИАЛОГИ «ЗНАНИЕ — СИЛА»
Землетрясение в Калифорнии вновь отдалось
по всему земному шару волной ужаса
и сочувствия. Хаос и разрушения на месте
катастрофы продемонстрировали человечеству
собственное бессилие и могущество стихии.
Неужели так будет всегда? Неужели и впредь
люди обречены погибать под обломками
зданий? Открытие профессора кафедры
строительной механики Московского
государственного строительного университета
доктора технических наук С. Смирнова
вселяет надежду?
С. Смирнов,
доктор технических наук
Что мешает
защититься
от землетрясений
навсегда?
Мне очень жаль, что обстоятельства
заставляют теня критиковать
нынешнюю сейсмическую науку
и вступить с ней в конфронтацию,
но без этого невозможно объяснить
и внедрить в практику мое открытие.
В этой статье хочу также защитить
профессиональную репутацию инженеров-
строителей и проектировщиков,
ведущих сейсмостойкое строительство,
которых часто и абсолютно
незаслуженно обвиняют в сейсмических
разрушениях зданий.
Как я умудрился лопасть
в сейсмический капкан
К гиблой проблеме сейсмической
прочности и сейсмозащиты зданий
привело меня любопытство. До этого
22

всю жизнь я прокорпел над очень
четкими и конкретными проблемами
прочности и предельного равновесия
конструкции и в результате придумал,
как эффективно находить предельные
нагрузки на несущие элементы
зданий. Мой метод впервые давал реше-
ние в виде простых и понятных
формул: они позволяли инженерам
автоматически находить точные
разрушающие нагрузки для несущих
железобетонных элементов в зданиях.
Теперь остаток научной жизни
виделся мне в приятном
времяпрепровождении за дальнейшим выводом
своих формул и в заполнении ими
справочников. Иными словами,
предстояла легкая, престижная и
полезная работа. О лучшем нельзя было
и мечтать.
И тут я сделал первый шаг в
сторону от гладкой научной дороги.
Случайно мне подвернулась очень
интересная и сложная задача в
абсолютно незнакомой области. При
решении таких задач подтверждается
(или нет) научный потенциал
ученого. Опасаясь неудачи, я хотел
уклониться, тем более что не мог решить
ее своим методом. Но затем
любопытство взяло верх, поскольку
задача была чрезвычайно
увлекательной — требовалось найти толщину
железобетонной оболочки, защищающей
атомный реактор АЭС так, чтобы
любой самолет не пробивал ее
насквозь при падении.
Ничем похожим я раньше не
занимался и долго не мог даже
представить, как подступиться к подобной
задаче. Расчеты предшественников
демонстрировали лишь, как нельзя ее
решать. Наконец меня осенило:
придумав и введя два новых
прочностных понятия, впервые удалось
адекватно описать процесс неконтактного
разрушения бетона при действии
ударной волны сдвига. В результате я
решил задачу и получил искомую
формулу, в которой толщина оболочки
определялась в зависимости от
массы, скорости и диаметра самолета.
Мне повезло: найденное мной
теоретическое решение получило
отличное подтверждение в многочисленных
французских экспериментах по
пробиванию железобетонных оболочек и
плит «мягкими» длинными снарядами
и ракетами. Здесь я впервые
встретился с уникальными волновыми
ударно-сдвиговыми разрушениями и
тщательно изучил специфику и условия
их появления.
Пребывая в некоторой эйфории от
одержанной победы, я сделал еще
один неожиданный и, казалось бы,
абсолютно нелогичный шаг. Мне
захотелось посмотреть, не встреча ются
ли такие же разрушения гибких
железобетонных элементов зданий и
при землетрясениях. Согласно
господствующей ныне доктрине, все
сейсмические разрушения производятся
только движениями грунта, где нет
никаких ударных волн. Причем
зафиксированные при землетрясениях
ускорения грунта обычно не превышают
одного g.
При подобных воздействиях по
официально принятой теории должны
наблюдаться обычные чисто изгибные
трещины и разрушения (рисунки 1 а,
б; 2).
Эти соображения в сущности стали
аксиомами в практике сейсмических
расчетов. И потому мои попытки
отыскать не изгибные, а сдвиговые
разрушения (рисунки 1 в, г; 3) при
землетрясениях выглядели чистейшей
воды безумием. Ведь тогда
следовало допустить н другую, совершенно
невероятную мысль о том, что
ускорения грунта составляют не один g
и меньше (как это фиксируют
приборы), а в миллионы раз большую
величину.
И все же я обратился к
фотографиям. Внимательное изучение
множества снимков ошеломило.
Произошло невероятное! Я рассчитывал,
что, может быть, среди обилия
фотографий попадется хоть одна с
необычайным для данной ситуации
сдвиговым разрушением. Однако на
первом же снимке красовались
загадочные чисто сдвиговые разрушения
железобетонных колонн и простенков,
перемычек (рисунки 1 в, г; 3).
Более того, все остальные снимки
гибких элементов тоже
демонстрировали сдвиговые разрушения.
Собственно говоря, другие здесь и не
встречались. Все разрушения, которые
удавалось рассмотреть на фото,
представляли собой систему
наклонных трещин, то есть были
сдвиговыми.
Но еще больше поражало полное
отсутствие обычных чистоизгибных
трещин и разрушений (рисунки 1 а,
б; 2), которые, согласно официальной
23

11
теории, обязательно должны
возникать прн землетрясениях. Сначала
меня сильно удивило, что никто до
сих пор не заметил эти странности.
Однако при зрелом размышлении я
понял, что сходу обнаружить
подобные несоответствия не так-то просто.
Для этого нужно целенаправленно их
разыскивать, а также заранее
обладать той уникальной исходной
информацией об ударно-волновых
разрушениях защитных оболочек АЭС,
которая была у меня.
Кроме того, за многие годы
исследований прочности конструкций при
любых воздействиях (исключая
сейсмические) в моем сознании навсегда
отпечатались стандартные картины
изгибных разрушений и отвечающие
им поля напряжений. Поэтому мне
сразу бросилась в глаза
«ненормальность» сейсмических разрушений, где
колонны не ломались по концам, как
им «положено», а были как бы
перерублены посередине ударами
гигантской сабли. Ничего подобного
я раньше не видел, хотя и встречал
массу разрушений.
Замеченные мной необычные
свойства и закономерности сейсмических
разрушений несли в себе столь
важную и грозную информацию,
что после первой радости открытия
я ощутил тревогу и стал думать,
как поступить в данной ситуации,
стоит ли вообще заявлять об
увиденном. Не лучше ли сразу забыть об
этом и спокойно заняться привычными
делами и формулами?
Что было открыто
и что из этого следовало?
Мои мрачные сомнения
заключались вот в чем. Да, безусловно,
я случайно сделал важное открытие,
которое позволяло наконец
защититься от землетрясений.
Но беда в том, что оно полностью
разрушало современную
«колебательную» сейсмическую доктрину. По ней
все сейсмические разрушения
зданий вызываются вынужденными
колебаниями их больших масс. Эти
колебания возбуждаются близкими с ними
по частоте колебаниями грунта,
которые фиксируются акселерометрами.
Я же обнаружил, что все
сейсмические разрушения уникальны по своему
характеру и абсолютно не похожи
на остальные. Они не встречаются
при ураганах, вибрациях, подземных
взрывах, колебаниях сейсмоплатформ
и т. д. До сих пор их еще не
удалось воспроизвести искусственно.
В собственных экспериментах с
подземными взрывами мы добивались
ускорений грунта в четыре тысячи
gy но так и не смогли получить
чисто сдвиговые разрушения, которые
землетрясения играючи, но непонятно
как производят при ускорениях
грунта, якобы не превышающих g.
У нас в экспериментах все
разрушения опять получались изгибными,
несмотря на гигантские ускорения. То
же самое происходит во всех
многочисленных экспериментах, где с ■
помощью колебаний сейсмоплатформ в
точности воспроизводятся
сейсмические колебания грунта, записанные
в акселерограммах. Здесь также
никогда не удается воспроизвести
происходившие при этом реальные
сдвиговые разрушения. Вместо них всегда
возникают стандартные изгибные
разрушения (рисунок 2).
Эти и многие иные факты
неопровержимо свидетельствуют, что те
колебания грунта, которые фиксируют
используемые ныне сейсмические
приборы, в принципе не могут быть
истинной причиной сейсмических
разрушений. В противном случае нарушаются
сразу несколько незыблемых законов
строительной механики,
подтвержденных многочисленными и
всесторонними экспериментами.
Естественно, возникает вопрос, что
же в таком случае представляют
собой настоящие виновники
катастрофы? Какова их природа? Где их
искать? Для меня ответ стал ясен,
когда я обратился к теории
разрушений и все к тем же
незыблемым законам строительной механики.
(Впрочем, что значит «обратился»?
О них я никогда не забывал —
это моя специальность.)
Известно, что любое разрушение —
точный слепок или оттиск
вызвавшего его воздействия. Опытный
специалист, взглянув на характер
разрушения, всегда может представить,
какое именно
напряженно-деформированное состояние этому
предшествовало. Отсюда удается воссоздать
картину происходящего и получить
основные параметры разрушающего
воздействия.
Принцип такого воссоздания
состоит в следующем. На конкретное
разрушающее воздействие железобе-
24

тонные и каменные строительные
конструкции реагируют, адекватно
отображая его особым набором
различных трещин. Его вид и свойства
зависят от факторов, которые
фиксируются довольно легко. Достаточно
определить тип макротрещин (их
пять), их местоположение и
направление, вид сочетания трещин и,
наконец, последовательность их
образования. Анализ таких данных
позволяет получить необходимые сведения
о разрушающем воздействии.
Землетрясение в этом смысле не
исключение. Более того, в отличие от
других воздействий картины
сейсмических разрушений здесь единственный
достоверный источник информации.
Но вот парадокс — до сих пор никто
даже не пытался воспроизвести по
ним истинную природу
сейсмического воздействия! Я оказался первым.
Анализируя собранный материал,
удалось выявить пять основных
особенностей не известного пока
виновника катастроф. По ним уже можно
было судить о том, что
представляет собой истинное разрушающее
воздействие. В сущности, это перечень
из пяти «должно».
Во-первых, воздействие должно быть
очень кратковременно (почти
мгновенно), поскольку его не успевают
записать акселерометры.
Во-вторых, оно должно создавать
гигантские ускорения грунта,
способные вызвать уникальные, чисто
сдвиговые разрушения гибких элементов.
В-третьих, в нем должна возникать
большая скорость массы материала,
создающая большие касательные
напряжения и, соответственно, большую
скорость разрушения, так как за
малое время его воздействия успевает
целиком разрушиться сечение колонны
и простенка.
В-четвертых, оно должно
прикладываться «скачком», потому что только
такое воздействие может успеть
разрушить несущие элементы косыми
трещинами, придав колоннам,
простенкам и перемычкам форму
необычного чистого сдвига.
В-пятых, воздействие должно
логично и без натяжек объяснить все
многочисленные парадоксы,
возникающие при сейсмических разрушениях,
и ответить на все вопросы,
связанные с ними.
Почему при землетрясениях
все разрушается «неправильно»?
Анализ пяти основных особенностей
не оставлял у меня никаких
сомнений. Такими свойствами обладают
только продольные ударные волны
сжатия в грунте. Именно они
порождают в колоннах, простенках и
стенах ударные волны сдвига,
приводящие к реальным сдвиговым
разрушениям. Чтобы лучше представить
происходящее, вообразите человека,
из-под которого мгновенно
выдернули ковер, приклеенный к его стопам.
Примерно такому же воздействию
подвергаются здания при
землетрясениях.
Здесь ускорения грунта могут на
мгновения достигать миллиона g,
а скорость погружения возрастает до
такой гигантской величины, при
которой происходит качественный
скачок в условиях равновесия гибких
элементов. Соответственно, в схемах
их деформирования и разрушения
также наблюдается скачок: устойчивая
изгибная форма кратковременно
сменяется на неустойчивую сдвиговую.
В результате колонны мгновенно
сдвигаются и срезаются, не успев
изогнуться.
Допустив воздействие ударных волн
сдвига, легко объяснить и другую
странность при разрушении уже не
колонн, а стен (с проемами и без
них). Если руководствоваться
официальной «колебательной» доктриной,
первыми здесь должны появляться
изгибныс горизонтальные трещины
(рисунок 1 б). Но в реальности их
нет. Вместо них возникают косые
или крестовые трещины (рисунок 1 г).
Объяснение тут очень простое.
Ударные волны сдвига, пробегая по
стенам и простенкам, на мгновение
придают им чисто сдвиговую
форму, превращая их на миг в
параллелограммы. Это создает высокий
уровень растягивающих напряжений,
направленных по диагоналям. Отсюда
косые и крестовые трещины.
Даже удивительно, насколько
легко теперь удавалось ответить на
вопросы, порожденные видом
разрушений при землетрясениях.
Перечислю лишь некоторые из тех, что
поставили бы в тупнк специалистов по
сейсмнке.
1. Почему простенки и перемычки
разрушаются во всей стене здания
¥ X
25

Каркасное
здание и стены
с проемами;
а, б — ожидаемые схемы
разрушений, где
горизонтальные
изгибные трещины
возникают по концам
*защемленн ых»
колонн (а)
и простенков (б);
в, г— фактические
схемы разрушений,
где возникают
косые трещины
в колоннах (в)г
простенках и
перемычках (г).
Согласно условиям
равновесия, прочности
и соотношению
размеров все
гибкие
железобетонные
элементы типа
защемленных колонн,
простенков и
перемычек при
взаимном смещении
их концов
должны
деформирова ться
путем изгиба
(а, б) щ соответственно,
разрушаться путем
излома (он
изображен на
рисунках 1 а, б и 2).
Это главное
свойство гибких
элементов,
которое
выполняется
при всех
воздействиях,
кроме сейсмических.
Оно может быть
нарушено только
при экстраординарны)'
условиях
Излом Kojumn
всегда происходит
возле защемленных
концов, где
до этого возникло
максимальное
искривление. При
этом в углах
появляются либо
односторонние
(рисунок 1 а, б),
либо двухсторонние
(рисунок 2)
горизонтальные
трещины, вызванные
действием
максимальных
« -V
6
-*-
-•"
J
я}
=- _-_ _
J
1
I
I
1
7
1
i
i
— — -
f
1
1
i
""f
I
i
i
1
I
i
i
1
растягивающих
(изгибных)
напряжений,
нормальных
к поперечному сечению
колонны
(рисунки I а, 2)
или простенка
(рисунок 1 б).
Именно так всегда
ломается любой
гибкий прут, если
взаимно смещать
его концы, зажатые
в руках. Точно
также разрушаются
все гибкие
железобетонные
элементы
при любых
воздействиях,
кроме
землетрясении.
При землетрясениях
появляются
необычные чисто
сдвиговые разрушения
с образованием
только косых
трещин посередине
колонн
(рисунки 1 в, 3, 4).
26

Пример
изгибного
разрушения
(излома)
консольной
железобетонной
колонны при
горизонтальном
ударе
по ее вершине.
Примеры
типичных чисто
сдвиговых
разрушений
железобетонных
колонн при
землетрясениях.
Колонны
гостиницы
«Макуто Шератон»,
получившие
повреждения при
Каракасском
землетрясен ии
1967 года.
27

if
(Jo
снизу доверху, независимо от числа
этажей, а колонны разрушаются лишь
на первых двух (редко трех)
этажах?
2. Почему в простенках и
перемычках возникают «крестовые»
трещины, а в колоннах «крестов» нет?
3. Почему при параллельной
работе стен : колоин в здании гибкие
колонны разрушаются гораздо чаще
и интенсивнее, чем жесткие стены?
(По идее, последние должны бы
воспринять всю нагрузку от колебания
здания.)
4. Почему разрушаются колонны с
шарнирными опорами, где вообще не
должно быть никаких усилий при
боковых смещениях?
5. Почему каркасные здания почти
всегда менее сейсмостойки, чем
панельные, хотя по теории должно быть
наоборот? (Ведь они всегда более
далеки от состояния резонанса.)
6. Почему самыми сейсмостойкими
оказываются срубы и здания на
деревянных и стальных ножках?
Допустив существование
сейсмических ударных волн, удается объяснить
все эти парадоксы. Ответы здесь
таковы.
1. По простенкам ударная волна
сдвига пробегает почти без помех
снизу доверху и создает первые косые
трещины во всех простенках и
перемычках. Затем, отразившись от
свободного края стены, она меняет знак
касательных напряжений, бежит вниз и
создает вторые, ортогональные к
первым косые трещины, тем самым
образуя «кресты> из двух трещин.
1, 2, 3. В колоннах, наоборот,
волна почти полностью отражается от их
заделок н ригеля*, на первых двух
этажах и выше не проходит.
Обратная волна, отраженная от заделок, не
меняет знак, но суммируется с прямой
волной, удваивая величину
касательного напряжения. Поэтому косые
трещины в колоннах возникают чаще и
раньше, чем в стенках, и не бывают
крестовыми.
4. Шарнирные опоры колонн
изолируют их от изгиба, но не могут
изолировать от ударной волны
сдвига Потому они срезаются так же, как
и защемленные колонны.
5. В колоннах уровень сжатия от
* Ригель — линейный несущий элемент в
конструкциях зданий. Соединяет стойки,
колонны, служит опорой прогонов, плит.
веса зданий много выше, чем в
стенах и простенках, и поэтому
крутизна сдвиговых трещин е них много
выше. По этим «крутым» косым
трещинам колонны очень легко срезаются
под весом здания.
В стенах, где .из-за низкого
уровня сжатия возникают пологие косые
трещины, ничего подобного не
происходит, поскольку этому препятствуют си-
;гы трения и зацепления.
Ь Деревянные и стальные стойки
^1+е может срезать ударная волна, так
как дерево и сталь в отличие от
бетона прекрасно работают на
растяжение и срез, но не имеют преимущества
перед железобетоном при работе на
изгиб. Бревна срубов, расчлененные шва-
мн, мгновенно гасят волну сдвига.
Подобных примеров, где снимаются
извечные сейсмические вопросы,
можно привести очень много.
Откуда берутся
ударные импульсы в грунте?
Как специалист я понимал, что моя
ударно-волновая концепция должна
быть всесторонне обоснована. А для
этого, конечно, требовалось найтн
возможный источник мгновенных
ударных импульсов и волн, описать
механизм его работы.
До сих пор считалось, что
сейсмические волны возникают из-за
«упругой отдачи», то есть из-за
внезапного сдвига берегов магистральной
трещины. (Она рождается вдоль
разлома тектонических плит, где
накопились сдвиговые напряжения от
медленного взаимного сдвига этих плит.)
Однако анализ показал, что
«упругая отдача» здесь невозможна в
принципе. Согласно условию прочности,
сдвигающая сила, образующая
трещину, на порядок ниже силы трения,
возникающей по ее сжатым берегам.
А гигантские силы трения по
берегам трещины, сжатой огромным
давлением вышележащей породы,
всегда будут блокировать «упругую
отдачу».
Что же, в таком случае, может
служить наиболее вероятным
источником мгновенных ударных импульсов н
ударных сейсмических волн? Мне
довольно быстро удалось доказать, что
таким источником способны стать
только острые вершины начальных
микротрещин. В сжатой породе от
тектонического сдвига в них возникают
28

гигантские пики растягивающих
напряжений, близких к предельному
напряжению в межмолекулярных
связях. Оно, в свою очередь, равно
теоретической прочности
бездефектной породы. Разрыв каждой
растянутой связи создает мгновенный
сжимающий удар гигантской силы, равной
предельному усилию в этой связи.
Подобные разрывы порождают
ударные волны сжатия и приводят к
лавинообразному росту трещин. Это в
свою очередь порождает сплошную
серию разрывов и новых ударов в
вершинах растущих макро- и
микротрещин.
Интересно, что в такой ситуации
возможно появление вторичных
разрывов того же типа. Они будут
наблюдаться в породе в относител ьной
близости от поверхности. Из-за
разницы в скорости распространения
продольных сейсмических волн в
различных слоях породы произойдет
взаимный сдвиг последних. А это
вызовет аналогичные вторичные
мгновенные ударные импульсы и ударные
волны.
Теперь у меня не оставалось
никаких сомнений по поводу разрыва
межмолекулярной связи, в которой
медленно накапливалось гигантское
напряжение. В сущности такой разрыв
представляет собой уникальный и
почти идеальный механизм для создания
мгновенного удара, где скорость на-
гружения и ускорения достигают
гигантской величины. Нечто подобное
наблюдается, если мгновенно
перерубить натянутый до предела
высокопрочный канат. При обычных
подземных взрывах удар с таким крутым
фронтам волны создать нельзя,
поскольку скорость течения взрывной
реакции ограничена.
Что же фиксируют
сейсмические приборы?
Естественно, разобравшись в
механизме происходящего, я захотел
ответить и на другие непонятные
вопросы. В частности, оставалось
неясно, что же на самом деле
фиксируют сейсмические приборы при
землетрясениях. До сих пор считалось,
будто применяемые ныне приборы
регистрируют именно волновые
движения грунта. Однако анализ
показал, что строгих доказательств
общепринятого допущения попросту нет.
Исследовав целый ряд факторов, я
понял, что сейсмические приборы, ско
рее всего, отображают вовсе не
первичные сейсмические волновые
движения грунта. Это могут быть
всего лишь собственные колебания (то
есть колебания массы прибора). А
вызывать их способны хаотичные
мгновенные ударные импульсы в грунте,
остающиеся «за кадром». Не
исключено, что приборы фиксируют
«сдвиговые» колебания верхних слоев
грунта. Их порождает сдвиг слоев сразу
после прохождения невидимых
ударных волн.
Если это так, то о самих
сейсмических волнах мы не имеем пока
никаких сведений, кроме величины
скорости их распространения. Ведь с
помощью используемых ныне
приборов удается зафиксировать лишь
момент прихода волны (он отвечает
началу колебаний прибора). В
частности, мы не имеем никакого
представления об уровне напряжений и
скорости грунта во фронте этих волн.
Почему же в таком случае
именно колебания сейсмических приборов,
а не картины сейсмических
разрушений оказались в центре внимания
сейсмиков? Почему до сих пор
используются приборы, способные
зарегистрировать лишь очень узкий интервал
частот и ускорений — от н>ля до двух
g? Почему записи приборов
интерпретируются как волновые колебания
грунта, а не иначе? Наконец, почему
именно их признали единственной
возмож ной пр ичи ной сейсм ических
разрушений?
Раздумывая над возникшими
вопросами, я пришел к выводу, что
первопричиной стало принятие
колебательной доктрины сейсмических
разрушений. Оно автоматически направило
усилия на поиски именно тех
колебаний грунта, которые отвечают этой
доктрине и которые в результате
были обнаружены. Иными словами,
доктрина была первична, а найденные
колебания грунта, ее
подтверждающие,— вторичны.
Интересно проследить, по какой
логической схеме развивались
события. Думаю, что примерно дело
обстояло следующим образом:
считаем исходно, что зда ния раз
рушаются от вынужденных
колебаний;
это возможно, только если грунт
колеблется с частотой, близкой к соб-
29

И
о
и-
ственной частоте колебаний зданий;
периоды собственных колебаний
зданий лежат в интервале от
одной десятой до двух секунд, а
их ускорения не превышают
половины g, ,
значит, периоды опасных
колебаний грунта и его ускорения
должны быть примерно те же;
следовательно, нужны приборы,
измеряющие именно этот, а не иной
диапазон ускорений, и потому
используются сейсмографы и
акселерометры, которые способны
записать только ускорения грунта не
более одного g;
причем собственные частоты
колебаний масс в самих приборах
неизбежно лежат в том же
интервале;
в результате сейсмографы фиксируют
ускорения грунта именно в том
диапазоне, на который они рассчитаны и
заранее нацелены исходной
«колебательной доктриной».
Но надо признать, что именно в этом
«ожидаемом» диапазоне лежат весьма
выраженные собственные колебания
верхних слоев грунта, порожденные
волнами. Совпадение их частотного
диапазона с частотным диапазоном
собственных колебаний зданий стало
той роковой случайностью, которая
отчасти сбила сейсмиков с толку
и способствовала их заблуждению.
Если бы сейсмики исповедовали не
колебательную, а ударно-волновую
доктрину, то они использовали бы
вовсе не сейсмографы, а мембранные
датчики. Способные регистрировать
ускорения грунта в тысячи g , они,
наверное, зафиксировали бы их во
фронте ударных волн.
Но сейсмики всегда были уверены,
что ошибка, приводящая к разру-
шениям, скрывается где угодно, но
только не в исходной доктрине. Их
кредо наиболее полно и четко
высказано ведущими сейсмиками США
Н. Ньюмарком и Э. Розенблюстом
в такой форме: «Землетрясения
систематически выявляют ошибки,
допущенные инженерами при
проектировании и строительстве, причем
даже самые их незначительные
ошибки».
Иными словами, они легко
допускали возможность ошибки у
проектировщиков и строителей, но вообще
не допускали мыслей о
существовании ее у себя.
Имеет ли право
специалист по прочности
находить ошибки
у сейсмологов и сейсмиков?
Такой вопрос может возникнуть у
читателя. Кроме того, меня часто
спрашивают, что же думают
«специалисты» по поводу данного
открытия. Тут надо четко сказать, что
сейсмостойкостью зданий должна
ведать строительная механика и
теория разрушений. До тех пор, пока
сейсмологи использовали полученную
ими информацию о сейсмических
движениях грунта только для своих
внутренних нужд и не сообщали о ней
посторонним, они могли считаться
единственными специалистами в
данном вопросе. Но как только они
представили эту информацию для
прочностных расчетов строителям,
монополия на оценку ее точности
сразу исчезла. Одновременно сейсмики
упустили возможность самим
перехватить и ликвидировать свою ошибку.
В результате она перекочевала в
«чужую» для них область прочностных
расчетов зданий. А это уже
«епархия» строительной механики, теории
предельного равновесия, разрушения
и прочности. И здесь я — один из
ведущих специалистов, а потому,
используя мощный аппарат
строительной механики, могу авторитетно
судить об ошибке сейсмологов.
Прочностной расчет, производимый
в строительной механике,
автоматически проверяет правильность
заложенной в него исходной
информации. И оказывается, что при
введении в него стандартной
информации сейсмологов о сейсмических
движениях грунта он регулярно выдает
абсурдный результат. Абсурдность
результатов расчета состоит в
нарушении ряда базовых законов
строительной механики: получается, что все
сейсмические разрушения происходят
«не там» и не так, как того
требует эта наука.
В сущности это — четкий сигнал о
наличии перманентной ошибки в
исходной информации. Если бы
сейсмики регулярно и грамотно выполняли
проверочную часть стандартного
прочностного расчета, они бы давно
заметили свою ошибку и ошибку
сейсмологов. Для этого им нужно было
просто сопоставить два источника
информации о характере движений
грунта при землетрясениях.
30

Как надо защищаться
от сейсмических ударных волн
Что же, может подумать читатель,
допустим, автор убедил нас в
ошибках сейсмиков. Но способен ли он
предложить взамен какой-то
разумный выход? Выход, конечно, есть.
Строить надо не так, как прежде.
В заключение статьи я без
комментариев кратко сформулирую
предлагаемые мной общие принципы
универсальной сейсмозащиты зданий от
воздействия ударных волн сдвига. Эти
принципы таковы:
1. Достижение минимума площади
поперечного сечения в связях между
фундаментом и зданием и
обеспечение неразрушимости этих связей от
волнового среза и иных воздействий.
2. Локализация больших напряжений
в м алой контактной зоне, где легко
обеспечить ее неразрушимость.
3. Обеспечение сейсмоизоляции
здания от ударных воли за счет
перераспределения напряжений с малой
площади сечений связей на большую
площадь сечения мощного массивного
защитного элемента за счет плавного
увеличения площади поперечного
сечения вертикальных несущих элементов.
4. Обеспечение изоляции зданий от
ударных волн за счет создания
нескольких скачков в площади
поперечного сечения в фундаментной плите
или в вертикальных элементах
первого этажа.
5. Обеспечение необрушимости всех
второстепенных, ненесущих элементов
зданий при появлении в них любых
трещин.
6. Обеспечение минимума энергии,
передаваемой зданию при
землетрясении.
Сейсмозащитные конструкции,
разработанные на основе этих
принципов, показали очень высокую сей-
смоизолирующую способность при
действии на них подземных взрывов.
Внедрение в практику
сейсмостойкого строительства конструкций, где
реализованы эти принципы, позволит
защитить несущие элементы зданий
от среза и изгиба одновременно и
полностью исключить сейсмические
разрушения.
Сколь суровый прием ожидает мое
открытие, я прекрасно понимал, ведь
оно кровно затрагивает
корпоративные интересы и честь мундира очень
большой интернациональной
группы ученых. Исповедуя нынешнюю
официальную сейсмическую доктрину;
развивая стройную сейсмическую
теорию, они до сих пор не
замечают глобальную ошибку в исходных'
предпосылках, изначально
заложенную основателями сейсмической
науки.
Тем не менее я послал свое
краткое сообщение в национальные
комитеты по сейсмозащите населения
и научные центры по сейсмологии
ряда сейсмоопасных стран мира.
Ответом стало полное молчание. Это
говорит о том, что все мои послания
автоматически попали к экспертам из
официальной сейсмической науки,
поскольку других независимых
экспертов по сейсмике пока просто не
существует. По-видимому, и все мои
будущие сообщения ждет та же участь,
так как для сейсмиков самое
простое — вообще не замечать открытие,
будто его нет. Вступать в открытый
публичный спор для официальной
науки нет смысла, ибо ей тогда
придется отрицать очевидные для всех
факты и опровергать объективную
реальность, заключенную в картинах
сейсмических разрушений. Только
тотальное замалчивание открытия
может закрыть ему путь в
строительную практику. Но препятствуя
внедрению открытия, они
непреднамеренно лишают своих сограждан шанса
на надежную сейсмозащиту.
Возможно также, что мое открытие будет
вскоре «творчески переработано» и
вернется к нам с Запада в слегка
измененном виде. А мы опять будем
причитать об отсталости российской
науки.
От редакции
Две научные статьи по данной
проблеме и волновой концепции
сейсмических разрушений С. Смирнов
опубликовал в ведущих
научно-технических журналах: «Бетон и
железобетон», 1992 год, № 11, и
«Энергетическое строительство», 1992 год,
№ 9. А сейчас — слово второму
участнику «Диалога» доктору физико
математических наук А. Алешину.
I с*
«о.
и
31

ДИАЛОГИ «ЗНАНИЕ — СИЛА»
Л. Алешин,
доктор физико-математических наук
Капкан
профессора
Смирнова
Вы прочитали сейчас статью
профессора С. Смирнова. Разделяя его
озабоченность катастрофическими
последствиями разрушений при
землетрясениях, я тем не менее обязан
отметить целый ряд вещей,
согласиться с которыми невозможно.
В статье м ного рассуждений об
ошибках «сейсмнков».
Так ли это? Если очень
коротко, то не так. Профессор, как он
сам признается, попал в
«сейсмический капкан», капкан собственных,
зачастую неверных, представлений.
Попробуем вызволить его из этого
капкана.
Современная сейсмология — это
весьма сложная по методам
отрасль физики, органически
вобравшая в себя и продолжающая
использовать достижения многих
физических дисциплин. В первую очередь
достижения механики сплошной
среды, в том числе и теории
прочности и разрушения, физики
твердого тела, теории передачи и
обработки сигналов и многое другое.
Достаточно упомянуть работы
академиков В. И. Смирнова и С. Л.
Соболева, позже — Ю. В. Ризниченко,
Н. В. Эволинского, Г. И. Петраше-
ни, А. С. Алексеева, С. С.
Григоряна.
Не приходится говорить ни о какой.
законченности теории, наоборот, мо-i
жет быть, как нигде, все находится
в динамике, постоянном стремлении
к возможно большему совершенству.
Причем никак нельзя говорить о
какой-то корпоративной, кастовой
замкнутости ни отдельных ученых,
ни всей науки в целом. Очень часто
в последнее время видные ученые-
сейсмологи выступают в прессе и на
телевидении. За некую
корпоративность, по-видимому, можно принять
разумный научный консерватизм,
который сдерживает безудержный
полет фантазии у иных специалистов —
то «прочнистов», то, как несколько,
ранее, специалистов по теории
разрушения, грозивших (как шутили
сами сейсмологи!) превратить
сейсмологию в «трещинологию».
Многое, что так сурово критику-
ется С. Смирновым, строго говоря,
к «сейсмике» не относится, это —
область сейсмостойкого строительства.
Сейсмология участвует здесь в виде,
задания нагрузок, действующих на
систему, моделирующую сооружение.
Основная идея статьи, из которой
вытекает все последующее,—
характер разрушений, в частности
трещины на иллюстрациях разрушенных
зданий не соответствуют предполо-
32

жениям об изгибном по
преимуществу характере колебаний
конструкций и зданий. Поясним читателю,
что в теории сейсмостойкости
вначале принималось, что на подошву
здания действует сдвиговая нагрузка,
а все точки самого здания как
жесткой конструкции испытывают такие же
ускорения, что и основание. Такое
предположение в целом достаточно
хорошо работало для жестких
невысоких конструкций. С повышением
этажности зданий стала явной
недостаточность таких представлений.
Инструментальные наблюдения
показывали, что верхние этажи здания
колеблются с большими амплитудами,
чем нижние. Здание стали
рассматривать в виде системы с
распределенными массами, при этом
учитывался динамический характер колебаний
системы.
Можно согласиться с автором
статьи, что методы сейсмостойкости
все же далеки от совершенства и их
следует постоянно улучшать. Но вот
с последующими огульными
обвинениями «сейсмиков» во всех смертных
грехах согласиться никак нельзя.
Во-первых, рассуждения автора
основаны на причинно-следственной
связи «воздействие — реакция», где
по характеру реакции (наличие
трещин специального вида) делается
заключение о свойствах воздействия.
При этом начисто игнорируется
существенный для геофизики факт —
одна и та же реакция может быть
вызвана очень разными причинами.
Это то, что у геофизиков (и у
сейсмологов) называется
неоднозначностью обратной задачи. По
характеру геофизической аномалии в
общем случае нельзя одноз начно
судить об аномалии физических свойств
среды, вызвавших ее. В данном
случае нет однозначной жесткой связи
сейсмических воздействий и характера
разрушений. Простейший пример
этого: на столе стоит рюмка, стол
раскачивается от землетрясения, рюмка
падает и разбивается. Ускорения,
вызвавшие разрушения, значительно
превышают те, что вызвали
раскачивание стола. И разрушение, хотя и
было вызвано землетрясением, но
произошло вовсе не из-за ускорений,
которые испытывал стол. Можно
привести и более сложные примеры,
связанные с наличием, например,
внутренних напряжений в
конструкциях. Словом, тут нужен детальный
анализ.
Из других обвинений в адрес
«сейсмики» своей определённостью
выделяется утверждение, что при
землетрясениях ускорения грунта
достигают миллионов g (ускорение
свободного падения), а не 1—1,5 g, как
это инструментально измерено в
эксперименте. Утверждение это голословно,
оно, по-видимому, основано на дан
.ных, полученных при взрывах, да и то
там' «добивались ускорений в 400 g».
Откуда взялись миллионы,
непонятно. Характерно, что уважаемый
профессор нигде не приводит значений
частоты, или периодов, или
длительностей таких процессов,
ограничиваясь такими неопределенными для
ученого словами, как «почти
мгновенно», «очень кратковременные»,
«малое время» и т. п.
Такие неопределенные
представления исключают возможность строгого
анализа этих предположений. Во
всяком случае, полоса пропускания
сейсмических акселерометров
значительно превышает диапазон частот
регистрируемых колебаний. Так,
записи в ближней зоне взрывов
производились аппаратурой с полосой
пропускания до 100 герц, хотя частота
самих колебаний редко превышает/
30 герц.
Если предположить, что в очаге
каким-то образом генерируются
кратковременные импульсы с амплитудой
ускорений в миллионы g, то это
означает, что спектральная плотность
очагового излучения примерно
постоянна в полосе от очень низких частот
до очень высоких, по порядку
оцениваемых величиной, обратной
длительности излучения. Эксперимент
показывает: высокие частоты очень сильно
поглощаются, а это означает, что
при регистрации очагового излучения
на расстояниях порядка десятков
километров (а ближе регистрировать
землетрясение из-за больших глубин
гипоцентров никогда не удается)
самое большое, на что можно
рассчитывать, это регистрация частот
порядка десятка герц. Конечно,
остается возможность генерации высших
гармоник вследствие нелинейных эф-
фектов, но это область специальных
исследований. Об этом, конечно, тоже
можно говорить, и достаточно долго.
Ограничимся здесь упоминанием, что
это стало предметом современной
2 Знание — сила № 6
33

А Алешин.
Капкан^лрофессора Смирнева
сейсмологии, но не будем уклоняться
от темы.
Другие сомнения в возможности
существования столь высоких величин
ускорений основаны на исследовании
свойств рыхлых грунтов, которые в
основном и залегают в основаниях
сооружений. Так вот, эти грунты
просто не в состоянии передать
столь высокие значения
сейсмических нагрузок, они просто
разрушаются при достижении куда более
низких величин ускорений. Так.
сейсмические дислокации наблюдаются
в поле уже при значениях
ускорений порядка 0,3—0,5 g. Более высокие
значения ускорений можно получить
только при взрывах в скальных
грунтах.
Вообще часть статьи, имеющая
подзаголовки «Откуда берутся ударные
импул ьсы в грунте?» и «Что же
фиксируют сейсмические приборы?»,
написана профессионально слабо.
Взять хотя бы термин «грунт».
Согласно современным
представлениям, грунт — это горные породы,
изучающиеся с целью познания их
как объекта инженерной
деятельности человека. Таким образом, к
грунтам можно отнести самое большее
породы, в которых проходятся горные
выработки, это редко превышает
первые километры, но очаги
большинства землетрясений,— а о них идет
сейчас речь,— как правило,
расположены на глубинах 30—40 километров
и более. Так о каких «грунтах»
можно говорить при обсуждении
вопроса о генерации землетрясений?!
Схожие сомнения в строгости
используемой терминологии рождаются
и при чтении раздела «Почему прн
землетрясениях все разрушается
«неправильно»?» С одной стороны,
говорится о том, что такими
уникальными свойствами (имеется в виду
особый характер трещин) обладают
только продольные ударные волны
сжатия в грунте. В сейсмологии
взрывов такие ударные волны сжатия
известны достаточно хорошо. Но вот
дальше речь совершенно внезапно
переходит к ударным волнам сдви-
га, и этот переход никоим образом
не объясняется. Волиы сжатия или
продольные волны несут с собой
периодические изменения объема среды,
участки уплотнения сменяются
участками разрежения. Не то волны
сдвига, где происходит изменение формы,
но нет изменения объема (или
плотности) среды. Этот тонкий момент
оказывается необъясненным.
Критика теории «упругой отдачи»
запоздала эдак лет на тридцать,
и об этом можно прочитать в
учебниках и научно-популярных
брошюрах. Сейсмологи выдвинули несколько
альтернативных предположений о
возможном механизме образования очага
землетрясения в условиях
всестороннего сжатия. Из них наиболее
известны теория лавинного
необратимого трещинообразования (во многом
качественно аналогичная тому, как
это описано у С. Смирнова) и
теория дилатинсин, при которой
значительную роль в снижении трения
при скольжении по разлому играет
жидкостная смазка.
Последнее, на что хотелось бы
особо обратить внимание, это то,
что страницы научно-популярного
журнала, на наш взгляд, это не
лучшее место для научной дискуссии.
На мой взгляд, следовало бы
организовать обсуждение содержания
открытия профессора С. Смирнова,
например, в рамках семинара в
Институте физики Земли или
Научно-инженерного и координационного
сейсмологического центра РАН. Я далек
от мысли, что все написанное в
статье С. Смирнова находится на
дилетантском уровне, наверное, что-то
полезное для теории сейсмостойкости
и содержится в его предложениях.
Но выявить это рациональное
зерно надо в рамках научной
дискуссии, далекой от сенсационности и
заинтересованной в поисках истины.
Может, конечно, так статься, что
такое обсуждение и возникнет под
влиянием этих публикаций. И это
было бы самым разумным и
полезным результатом, ф
От редакции
Продолжение дискуссии и ответ
С. Смирнова на замечания
оппонентов редакция планирует напечатать
в номере 8.
34

ПРОБЛЕМА: ИССЛЕДОВАНИЯ И РАЗДУМЬЯ
О. Гомазков,
доктор биологических наук
Понимает ли мозг красоту?
— У вас нет такого
ощущения, что эволюция,
естественный отбор — все это здесь
ни при чем? Кто-то, создавая
жизнь на Земле, очень хорошо
развлекался, обнаружив при
этом вкус и понимание
красоты?
— Вы хотите сказать, что
этот «кто-то» — великий
предшественник Кардена и
Зайцева — думал не столько о
гармонии • целесообразности,
сколько о гармонии красоты?
(Из разговора
в Биологическом
музее)
1 8:
В начале нашего века в средневолжском
городке Кинешме, по-купечески богатом,
по-российски провинциальном, жил и работал заурядным
почтовым служащим Иван Михайлович Рубин-
ский.
По ту сторону Волги — голубые луга, за
спиной — леса да сусанинские чащобы. Было
у Ивана Михайловича любимое занятие, «хобби»,
выражаясь по-нынешнему, в которое вложил он,
очевидно, всю тоску жителя провинциального
города и всю радость ценителя красоты. Он
был энтомолог-любитель, изучал бабочек и жуков,
и это занятие увлекло его столь страстно,
что собрал он в итоге превосходную
коллекцию, которую за большие деньги сватался
купить Зоологический институт в Санкт-Петербурге,
да ничего из того не вышло. Рубинский
выписывал экземпляры для коллекции из-за границы,
менялся, тратил свои небольшие сбережения. Он был очередным
российским чудаком, у которого чуть ли не впроголодь жила семья, где,
кроме дочери, не было понимания его увлечения. Иван Михайлович
завещал коллекцию городу Костроме; по сей день под стенами Ипатьевского
монастыря в небольшом зале Биологического музея хранится это собрание.
Эффект присутствия и эффект времени — вот два сочетания, которые
порождают еретическую мысль, что вся красота окружающей нас природы
не есть результат деятельности бездушной и рациональной машины —
эволюции, а красота эта создана кем-то и почему-то...
Экскурсовод говорит традиционные слова о том, «чтобы спрятаться
или напугать врага» или «чтобы лучше опознать своего полового партнера»,
но не вяжется что-то в этой наивной логике: переливы красок или их
неожиданные диссонансы, плавные конструкции формы крыльев, тела у
бабочек и жуков, громадные выросты челюстей, рогов, опахала хвостов... Все
это, собранное воедино, открывает вдруг картину совсем иного значения —
гармонии цвета, линий, образов. Картину высокого и тонкого вкуса,
понимаемого нашим, человечьим видением. При чем здесь естественный отбор,
который работает по законам жесткой биологической целесообразности:
убрать лишнее, неполезное, сохранить только то, что способствует
процветанию вида?
Писатель Владимир Набоков был еще и знатоком лепидепторологии —
науки о бабочках. Вот великолепный образец видовой систематики
Vanessa antiopa, выраженной в поэтической форме:
Бархатно-черная, с теплым отливом
сливы созревшей,
Вот распахнулась она; сквозь
этот бархат живой
Сладостно светится ряд васильково-лазоревых зерен
Вдоль круговой бахромы, желтый, как зыбкая рожь...
35

it
н^жт^^л

о'
В его романе «Дар» встречаются страницы необыкновенного «угада», *>)
когда среди россыпи имен выдающихся энтомологов обнаруживается вдруг
такой пассаж: «Он рассказывал о невероятном художественном остроумии
мимикрии, которая не объяснима борьбой за жизнь (грубой спешкой
чернорабочих сил эволюции), излишне изысканна для обмана случайных врагов... 1
и словно придумана забавником-живописцем как раз ради умных глаз
человека».
Но послушайте, думается вослед Набокову, этот забавник-живописец
мастерил не только «изящно распахнутую красоту». Вспомните великолепную и, ё|
эстетику, в которой возделан мир птиц — от буйных красок тропических ос|
попугаев, в сочетаниях самых фантастических, до тонкой аранжировки
оперения цапель, гусей и заурядных трясогузок? А художественная
разрисовка копытных млекопитающих! Подведенные тушью, словно у модниц,
большие глаза газелей, косуль или мягкая «зебристость» у ярко-каштановой
антилопы Бонго? И зачем, спрашивается, глубоководным кальмарам
обозначать продольную линию грациозного тела голубыми или фиолетовыми
строчками? Чтобы один вид не перепутал особь другого вида?
Как не порадоваться наблюдательности современных модельеров, которые
выносят на подиумы художественных салонов и арены олимпийских стадионов
идеи, заимствованные в мире живой природы!
Вспоминается вдруг, как несколько лет назад, незадолго до кончины,
академик Александр Михайлович Уголев в своей лекции на
нейрохимическом симпозиуме в Нижнем Новгороде забавно оговорился:
— Вся эта исходно сложная и хитроумная структура,— сказал он,
повествуя о рецепторной системе нейрона,— созданная, несомненно, внеэво-
люционным путем, послужила основой для формирования мозга.
— Простите,— спросил кто-то,— «несомненно, внеэволюционным
путем...»? Кем же?
Академик улыбнулся и сказал:
— Не знаю. Богом, наверное...
Физики шутят. Почему бы и биологам-физиологам не пошутить?
Но памятный след остается и цепляется за другие примеры-ассоциации.
«Хватает ли времени существования Земли для дарвиновской эволюции?» —
задается вопросом С. Э. Шноль в «Природе» и после скрупулезного
расчета-экстраполяции отвечает определенно: «Хватает». Потому что исходно
эволюционный отбор шел по закону физического совершенства
усложняющихся молекул в конкуренции за объект, энергию и пространство. И другая
важная идея: в основе «азбуки эволюции» лежит принцип блочно-иерархи-
ческого сложения букв алфавита, которые потом комбинировались во
«фразы» — от простых белков до строения тела и его частей. Физическое
совершенство структур, складывающихся в ансамбли, есть исходная посылка
гармонии —- гармонии функциональной и эстетической. Такова биохимическая
философия красоты.
Но стоит вернуться все-таки к начальной мысли нашего повествования —
об удивительной «демонстрации мод» в коллекции Рубинского. Хотя, конечно,
эмоциональное ощущение — далеко не лучший аргумент в научной сфере.
Во все века, с тех пор как Homo sapiens начал создавать, техническое
умение его шло параллельно мастерству художественному.
Каменный топор и наскальная живопись.
Колесо и золотой гребень скифов.
Водопровод и мраморные статуи богов.
Паровой двигатель и импрессионисты.
Ракета и кинематограф.
Компьютер и массовые рок-шоу...
Конечно, для кого-то спорны эти параллели. Или кто-то объяснит их
углублением функций правого и левого мозговых полушарий, когда Homo sapiens |
на глазах биологической и социальной истории превращается в Homo 5
I 5
X "~
Леонардо да Винчи. «Дама с горностаем». 5 |
Фоном служит робототехническая нейронная сеты Неплохой фон, не правда ли? "х
37

•sJ technicus, «человека технического», и Homo sedelectens, «человека забавляю-
gl щегося» — одновременно.
| И все-таки не оставляет мысль о том, что ощущение красоты, чувство
й| гармонии дано мозгу исходно. И не мозгу только человека, а раньше, раньше...
$1 Что это свойство нервной организации — выделять из окружающей среды
« *1 особенное и запечатлевать его в фенотипе как основу последующего развития
* j| и совершенства.
* II И еще одна мысль: если суть жизни на Земле заключается в продлении
*": ё| себя в потомстве, то понимание красоты как свойства нервной организации,
ос| мозга, становится важным атрибутом сексуальной функции. А уж тут как
нигде оказывается прав Осип Мандельштам:
«И море, и Гомер — все движется любовью...»
В 1993 году в журнале «Нейчур» опубликована небольшая статья
Рори Хаулетта, который толкует эту проблему с позиций современных
представлений о мозге.
«Является ли восприятие красоты особенным только для человека или
это свойственно животному миру вообще?» — таким исходным вопросом
задается Хаулетт.
Чарлз Дарвин, изучая эволюцию половых признаков, пришел к выводу,
что чувство красоты может объяснить очевидное предпочтение самками
наиболее «эффектных» самцов. Эти идеи Дарвин развил в работе
«Происхождение человека и половой отбор», вышедшей через двенадцать лет после
«Происхождения видов». Он считал, что красота самца — в виде особой
формы рогов у оленей или оперения у птиц — сыграла важную роль в
половом отборе. Эти признаки развились в результате интерсексуального
выбора и конкурентной борьбы. Такая точка зрения подверглась сомнению,
и Альфред Рассел Уоллес, один из самых сильных критиков Дарвина,
считал ее проявлениями антропоморфизма. Но поскольку идеи Дарвина
совпадали по времени с интенсивным развитием текстильной промышленности,
а дамы в обществе все чаще щеголяли в привлекающих внимание нарядах,
светская популярность Дарвина оставалась на высоте.
В 1915 году теория Дарвина относительно роли красоты в сексуальной
эволюции была поддержана английским генетиком Р. А. Фишером, который
предложил модель предпочтения самкой полового партнера. Суть модели
состояла в следующем: в процессе наследственного отбора у «мальчиков»
происходит закрепление особенных («красивых») признаков, тогда как
женские особи наследуют умение отбирать такие признаки. Фишер ввел
понятие «уровень предпочтения», который определял границы целесообразного
в отборе. Заглядывая немного вперед, скажем, что ныне теория Фишера нашла
подтверждение в работе с нейрокомпьютерными моделями.
Иное объяснение состояло в том, что особые черты самцов и женская
«привередливость» их отбора не возникали в эволюции одновременно,
как полагал Фишер. Естественный отбор приспосабливал сенсорные системы
скорее к развитию других важных функций, таких, как распознавание
сигналов опасности, исходящих от ядовитой жертвы, или предостерегающих
черт врага. Современная генетика объясняет такую возможность, вводя понятие
«плеотропизм», при котором гены могут по разному реализоваться в
формировании «чувственного пристрастия», закладывавшегося в мозг по причинам,
совсем не связанным с репродуктивной функцией.
Иными словами, предпочтительный выбор полового партнера по особому,
яркому признаку мог развиться на базе другой сенсорной функции. Эта
способность мозга появилась в эволюции раньше, чем восприятие самкой
отличительных черт партнера, но затем такая дифференцирующая сенсорная
система, закрепившись в женской популяции, стала для потомства мощной
« силой отбора.
По совести, даже несколько жаль, что понятие «красоты» приобретает
У* столь простое, неромантическое объяснение. Однако следствием этой теории
»? стало понятие «сенсорной склонности, чувственного пристрастия», которое
| £ прокладывает дорогу к пониманию психомеханики эстетического чувства.
*3| Как бы то ни было, без понимания нейрофизиологического механизма
38

эстетической избирательности идеи Дарвина и его последователей останутся
скорее уделом философии и чистой эстетики, нежели строгой науки.
Френсис Крик, выдающийся ученый, получивший в 1962 году в соавторстве
Нобелевскую премию за открытие спиральной структуры ДНК, посвятил
последующие десятилетия своей жизни нейрофизиологии. Вот несколько его
мыслей, ключевых, как нам кажется, в изучении человеческого мозга.
«...некоторые функции человека»— пишет Ф. Крик,— недоступны пониманию
на современном уровне наших знаний. Мы чувствуем, что есть нечто трудно
объяснимое, но мы почти не в состоянии ясно и четко выразить, в чем
состоит трудность. Это наводит на мысль, что весь наш способ мышления
о таких проблемах, возможно, ошибочен. Из таких проблем я бы выдвинул
на передний план восприятие...»
Начиная с пятидесятых годов велись работы по построению моделей
обработки информации в нервной системе. Тогда американец Френк Розенблатт
создал первый в мире нейрокомпьютер, названный им «Тобермори», и применил
его к решению задач по опознаванию образов. Современные компьютерные
нейронные сети моделируют уже сложные алгоритмы ассоциативной памяти,
разбиения множества образов на части, распознавания зрительных и звуковых
впечатлений.
Английские ученые М. Энквист и А. Арак использовали искусственные
нейронные сети в качестве моделей сенсорной — чувствительной — системы
мозга. Они использовали технику имитации естественного отбора, чтобы
проследить, как простая нейронная сеть женской особи различает случайные
и устойчивые признаки в изображении самца. Таковыми были выбраны
«конспецифичные» (с длинным хвостом), либо «гетероспецифичные» (с
коротким хвостом) модели мужских партнеров. Искусственная нейронная сеть
формировала механизм безошибочного узнавания путем быстрого
«перелистывания» различных вариантов, обнаружив принципиальную возможность
множественного решения задачи. Изображение «своих» самцов без хвоста
вызывало более слабый уровень сенсорных сигналов, нежели вид
длиннохвостых чужаков. Другими словами, чужая экстравагантность привлекала
значительно больше, чем собственная необычность. (Подумалось: а что если,
трансформированное в нормы социального уровня уже человеческой
популяции, такое свойство психики было причиной многих исторических
катаклизмов?..)
Если говорить о нейрофизиологической механике этих процессов, то,
как определили Энквист и Арак, распознавание обычных сигналов подвержено
закону простого обобщения, тогда как в основе механизма анализа новых
признаков находится свойство «селективного давления на сенсорные системы
мозга».
Возвращаясь к начальной идее нашего изложения, можно предположить,
что в процессе эволюции сенсорные системы женских особей могли изменяться
в результате мутаций и усиления предпочтительных признаков. Вероятно также,
что такая модель может быть применена к любому типу восприятия
черт самца, распознаваемых также обонятельной, слуховой или тактильной
системами. В образном виде это может быть подытожено словами Ф. Крика:
«Часто сложные природные явления основаны на простых процессах,
но эволюция обычно украшала их всякими видоизменениями в виде
барокко».
Ныне эти представления трансформируются в современную теорию
«интеграции чувств» — примерно так называется только что вышедшая в
Англии книга Барри Штейна и Алекса Мередита. Многочисленные,
разнообразные и избыточные стимулы, воспринимаемые сенсорными системами
организма — зрительной, слуховой, тактильной - - создают в определенных
регионах мозга объемные информационные карты. Этот мгновенно обрабаты- i
ваемый «ландшафт» ориентирует нашу моторику, то есть мышечное чувство, ;
на первостепенно значимый объект и определяет уровень его новизны и | г
значимости. S-
Что же из всего этого следует? Можно ли распространить законы s |
компьютерной нейрофизиологии до границ психологии и эстетики? "*
39

ц
6ё\
В 1988 году в издательстве «Беркхаузен» вышла книга с интригующим
названием «Красота и мозг», в предисловии которой сказано, что речь идет о
новой научной дисциплине — нейроэстетике. «Является ли восприятие
красоты сугубо индивидуальным (читай — субъективным) свойством или
в основе универсальные закономерности, предопределенные деятельностью
мозга?» - - так формулируется основная идея книги. Нейроэстетика пытается
восполнить ныне разрыв между материальной и духовной сферами
человеческой натуры. Эмоциональную реакцию на «протяженные во времени и
организованные в ритме формы искусства — танец, музыку, поэзию» все более
обоснованно можно связатьс представлениями о ритмической природе мозговых
процессов. Учение о различии полушарий головного мозга, о функциональном
разделении анализирующего и чувствующего типов его деятельности ставит
точку в разговорах о «физиках и лириках». Эстетические причуды
декорирования человеческого облика — его одежда, косметика, наконец,
операционное изменение очертаний лица и тела — стали ныне широко
распространенными атрибутами социальной (и, разумеется, сексуальной) культуры.
Ныне, пожалуй, мы имеем все больше оснований выводить «свойства
души» из законов нейрофизиологии. Вполне обходясь без
трансцендентальных апостолов. Психофизиологические законы жизни и поведения человека
и каноны его эстетического мировосприятия связаны с совершенно
материальными механизмами деятельности мозга; более того, эти законы
формируются как биосоциальная общность под влиянием генетических,
национальных и исторических корней.
Если все это справедливо, можно думать, что человек как существо,
обладающее разумом, способностью осмысливать себя в окружающем мире
и активно менять этот мир, развил биологически приобретенное свойство
сенсорной избирательности «особого» в чувство красоты. Чувство, которое
сыграло выдающуюся роль в формировании человека и человечества в
целом, стало важной сопутствующей чертой развития цивилизации, формой
его творчества, где он — человек,— быть может, с наибольшей силой сумел
выразить то, что отличает его от всего сущего.
Одной из самых естественных идей в философии мыслителя-гуманиста
Мераба Мамардашвили стала формула о том, что человек — единственное
существо, которое не дано раз и навсегда, а непрестанно находится в процессе
становления, осуществления, пути к самому себе издалека...
Может, и вправду «красота спасет мир»?.. #
40
ё
gi

ПЛАНЕТА
У НАС ОДНА
Новости хорошие
и плохие
Последние исследования,
проведенные американскими
учеными, позволили сделать
вывод, что калифорнийские
серые киты могут стать
первыми морскими
млекопитающими, выведенными из
списка видов животных,
находящихся под угрозой
исчезновения. Если это
произойдет, то в первую
очередь благодаря активным
усилиям Мексики,
направленным на защиту
детенышей китов и мест их
обитания в зимнее время.
На сегодня китов этого вида,
по всей вероятности,
гораздо больше, чем
насчитывалось в середине 1980-х
годов, когда коммерческая
охота на них достигла пика,
сообщает Национальное
управление океанических и
атмосферных исследований.
Это новость хорошая.
А плохие новости
заключаются в том, что нерка
(вид лосося) из Змеиной
реки (эту рыбу управление
предложило включить в
список животных, находящихся
под угрозой исчезновения)
в скором времени исчезнет
совсем. Когда-то столь
многочисленная, что по ее цвету
во время нереста получило
название озеро в штате
Айдахо (озеро Красной
Рыбы), теперь она не в силах
прорваться сквозь плотины,
мешающие ее миграции
между рекой и морем. В
прошлом году только четыре
рыбы завершили свое
девятисотмильное путешествие
к месту нереста, в озеро
Красной Рыбы.
За чистоту
морей и океанов
Международная
организация по судоходству приняла
решения, направленные
против дальнейшего
загрязнения Мирового океана.
Новые правила
предусматривают сокращение объема
выхлопных газов,
выбрасываемых судовыми двигателями,
запрещают использование
озонразрушающих хлор-
фгоруглеродов в
холодильных установках и галлонах
в противопожарных
устройствах.
Такое решение служит
важным дополнением к
международному
Монреальскому протоколу, который был
вызван необходимостью
предохранить от истощения
озоносферу, служащую
шитом для избыточного
ультрафиолетового излучения,
поступающего от Солнца.
В защиту
флоры и фауны
Недавно в японском
городе Киото состоялась
международная конференция в
рамках Конвенции о
международной торговле видами
флоры и фауны,
находящимися под угрозой
уничтожения. Торговля почти 2500
видами животных и 35 000
видами растений либо
полностью запрещена, либо
ограничена этой конвенцией,
которую подписали 122
страны.
На конференции решалась
судьба 97 видов фауны,
включая лягушку-быка,
птиц-носорогов, медведей,
синего тунца, красной
сельди, плотоядных и
орхидных растений.
Что касается тунца, то
предложение ограничить эту
торговлю намеревалась
выдвинуть Швеция. Участники
конференции еще не успели
войти в здание конференц
центра, как путь им
преградили пикеты японских
рыбаков, для которых
торговля тунцом — вопрос
жизни. Позже представители
их профсоюза передали
шведской делегации петицию
протеста с шестьюдесятью
тысячами подписей. Кроме
того, были представлены
сведения, что цифры,
побудившие шведов поднять этот
вопрос, уже устарели. Так
или иначе, но вопрос о
тунцах снят с повестки
дня. Снято и предложение
зарегистрировать как
исчезающие виды азиатской
лягушки-быка, признанные в
Европе деликатесом.
Фирма и природа
В последние годы многие
крупные американские
корпорации перебрались из
городов в пригородные зоны.
Некоторые из них
превращают окружающие их
земли в участки дикой
природы. Так, например,
служащие завода по
изготовлению искусственного
волокна фирмы «Дюпон» в штате
Северная Каролина в
свободное от работы время
создали искусственный пруд и
даже пустили в него рыбу.
Окружающие завод луга они
превратили в пастбище для
рленей и места обитания
многих мелких
млекопитающих и птиц. В штате
Вирджиния руководство
каменоломни отдало
восемьдесят гектаров земли для
разведения дикой индейки.
В штате Мичиган
электрокомпания насадила вдоль
высоковольтной линии густой
кустарник, который как
нельзя кстати пришелся
многим пернатым для гнездо-
вани я. В штате
Калифорния одна из
горнодобывающих фирм проявила заботу
о летучих мышах, переселив
их из заброшенного штрека
в более безопасное и
удобное место. Хорошо уже то,
что хоть где-то человек стал
относиться с вниманием к
братьям меньшим.
На случай катастрофы
Решением руководства
Программы охраны
природной среды при ООН
провозглашено создание в
Женеве Центра срочной
экологической помощи,
призванного немедленно
реагировать на такие катастрофы,
как крупные химические
аварии, утечка нефтепродуктов
и прочее, оказывая
техническую помощь тем
странам, которые
самостоятельно не способны бороться
с такими явлениями.
Правительство Норвегии
постановило предоставить в
распоряжение центра свою
собственную
государственную систему готовности к
чрезвычайным
обстоятельствам. Норвегия выделяет
штаты и оборудование,
необходимое центру. Власти
этой страны заявляют, что
они в состоянии в течение
одних суток «поднять на
крыло» до двенадцати
наименований оборудования и
предметов снабжения,
предназначенных для спасения
человеческих жизней.
41

И ЭТО ВСЕ — РОССИЯ
В. Шупер,
кандидат географических наук
Е, Михаленко,
кандидат географических «ш/л
Сахалин.
От Чехова до наших дней
■г!
ш7 , *>
< 4 «
Три недели разочарований
и открытий
Можно было бы сказать, что
экспедиция не удалась. И из
жизни вычеркнут месяц.
Действительно, вместо задолго
запланированной и предвкушаемой поездки на
Курилы пришлось три недели
просидеть на Сахалине в ожидании
попутного самолета на острова.
Конечно, можно было бы
проклинать судьбу (что вначале мы и
сделали), если бы перед нами за эти
три недели не приоткрылся не
ведомый нам, столичным жителям,
удивительный и своеобразный мир
острова, если бы не было многих
интересных встреч с
островитянами, если бы не прониклись мы
участием к путаному прошлому и
безрадостному настоящему этих
мест, если бы, наконец, не
приворожила нас диковатая красота
природы, .контрастирующая с
убожеством творений рук
человеческих...
Еще из школьных учебников
известно, что Сахалин — самый
большой остров России, лежит в
Охотском море, загораживая
собой вход в устье Амура, и что
формой он напоминает гигантскую
рыбу более девятисот километров
длиной. Надо- признаться, что
даже географу, знающему, что
Южно-Сахалинск лежит на широте
Кишинева и Ростова-на-Дону, что
почвы на севере каменистые и бес-
42

плодные, а на юге —
плодородные, что рельеф в основном
гористый, а климат муссонный,
трудно себе представить на
расстоянии, каков же он, этот остров
сокровищ. А ведь сокровища —
это не только нефть, газ, уголь,
рыба и древесина. Сокровища —
это и уникальные островные
ландшафты, основу которых
составляют леса из лиственницы даурской,
ели аянской или сахалинской
пихты, перевитые плодоносящими
лианами — лимонником,
актинидией, виноградом, это и заросли
гигантских трав, скрывающих с
головой рослого человека, это и
горные ручьи и речки, «кипящие»
от поднимающейся в верховья
на нерест красной рыбы. Короче
говоря, мы открыли для себя
Сахалин. Сахалин, не совпадающий
с тем образом, который сложился
по книгам, и он подарил нам
массу откровений, хотя и
разочарований было немало.
Скучно здесь
Итак, мы застряли на Сахалине.
В ноябре связь с Курильскими
островами носит эпизодический
характер: либо нет погоды, либо
не очищена от снега полоса
единственного приличного аэродрома
«Буревестник» на острове
Итуруп. Чистить же ее некому —
раньше этим занимался полк ПВО,
базировавшийся на том же
аэродроме, но теперь его вывели с
Курил. У гражданских нет ни
средств, ни техники, разве что снег
сам растает.
Пассажирская навигация
закончилась 20 октября. Впрочем,
билеты всегда проданы по крайней
мере на месяц вперед. А 15
декабря аэродром и вообще
закрылся — то ли до весны, то ли
насовсем, пока неясно. И судьба
оставшихся там военных и
гражданских соотечественников тоже,
соответственно, неясна. «По
доброй воле сюда не заедешь!» —
заметил один из героев путевых
заметок А. П. Чехова чуть более
ста лет назад. Этот крик души
можно было бы сделать девизом
здешних обитателей.
Мы прилетели на военный
аэродром «Сокол» в сорока
километрах к северу от
Южно-Сахалинска (японское название — Той-
охара), печально известный тем,
что в 1983 году с него стартовал
«МиГ», сбивший южнокорейский
«Боинг-747». Аэродром был
построен еще японцами. При
японцах ему был не страшен никакой
ливень — существовала
эффективная дренажная система, а
самолеты стояли в ангарах.
Полтора десятка добротных японских
ангаров служат и сейчас;
некоторые сгорели, да так и не были
восстановлены. Мороз и снег тоже
не препятствовали тогда работе
аэродрома — действовала
система подогрева полосы перегретым
п аром. Сейч ас от нее остал ись
только воспоминания, похожие
на легенды и передаваемые из уст
в уста следующим поколениям
летчиков. Снег и гололед выводят
аэродром из числа действующих
иногда на несколько дней (на
себе испытали!). А ведь летают не
столько истребители (их полеты
очень сократились по банальной
причине отсутствия горючего и
противника), сколько
транспортные самолеты.
Поселок Сокол (Отани) состоит
преимущественно из японских
фанз, далеко не всегда
обитаемых, несмотря на острейший
жилищный кризис. Наши так и не
научились эксплуатировать
японскую систему отопления, поэтому
в домах очень холодно. Внутри
фанз все по-прежнему сделано из
фанеры, а посему при пожаре они
сгорают минут за пятнадцать,
задолго до прибытия пожарных из
районного центра. Иногда за год
сгорало по пять-шесть фанз. Их
никто не восстанавливает, и
поселок имеет такой вид, будто
много лет назад подвергся
бомбардировке противника. Частокол
унылых обгоревших труб (а их
43

I
I
.о
а .
■31
в каждой фанзе восемь — десять
штук), «растущий» прямо из
земли, кое-где сохранившиеся стены
и чахлые, болезненного вида
деревца, как бы нехотя растущие
на фундаменте былого
благополучного жилья,— все навевает
тоску и пессимизм. «Скучно здесь,
Ваше высокоблагородие. У нас в
России лучше»,— роняет А. П.
Чехову кучер-каторжный. «Скучно
здесь»,— сказали и мы, впервые
при свете увидев поселок. Мы
месим грязь по дороге в
продовольственный магазин вместе с
соседом по гостинице, капитаном,
служащим на Итурупе. Он
замечает с грустью, что надо бы опять
все отдать японцам — пусть
приведут в божеский вид, а
потом забрать обратно.
Из беседы с представителем
президента в Сахалинской
области В. Н. Коморником: не менее
80 процентов сахалинской
промышленности досталось от
японцев. Оборудование крайне
изношенное и устаревшее.
Целлюлозно-бумажные заводы завалены
готовой продукцией, которую
невозможно сбыть из-за высокой
себестоимости и низкого качества.
Вся железнодорожная сеть
создана японцами. К сожалению, они
не успели довести дорогу до
Углегорска (Эсутору), хотя уже
сделали насыпь. Системы
водоснабжения в городах на 50 процентов
унаследованы от японцев и сейчас
совершенно обветшали. В иные
периоды в таких крупных портовых
городах, как Холмск (Маока) и
Корсаков (Отомари), вода
подавалась в дома лишь два часа в
сутки. Совершенно не решена
проблема газификации области,
несмотря на наличие
месторождений газа.
Сейчас уже стало модой
повторять вслед за известным героем
Булгакова, что разруха — в
головах. Но там-то она откуда?
Можно глубоко нырнуть в пучину
времен и порассуждать о том, что
отечество наше всегда
развивалось экстенсивно, вширь, а так
как пространство имело
приоритет перед временем, все и делалось
временно, во всяком случае в
районах нового освоения. Такая
сентенция, как и всякое
философское рассуждение, содержит
некоторую долю истины. Но,
например, дореволюционная часть
Владивостока, с очевидностью
построенная людьми, пришедшими
устраиваться всерьез и надолго,
вряд ли может служить хорошей
ей иллюстрацией.
Разумеется, сейчас мы так же-
автоматически воздаем должное
социализму, как ранее —
царскому правительству, ничему не
уделявшему должного внимания.
Однако и при социализме были
построены вполне нормальные (по
социалистическим, разумеется,
меркам) города, будь то Тольятти
или Дубна, Зеленоград или
Набережные Челны. Конечно, эти
города строились не для людей, а
для рабочей силы, но во многих
из них условия жизни были, по
крайней мере, не хуже, чем в
большинстве старых. Никак не
удается найти простого объяснения той
страшной деградации, которую мы
наблюдали на Сахалине.
Антигеографизм
Известный теоретик географии
Б. Б. Родоман под самый конец
застоя успел публично назвать
'географию наукой антисоветской и
расстаться с географическим
факультетом МГУ. Социализм и
впрямь страшно не любил
географическое разнообразие и
всячески с ним боролся. Если его
антиисторизм хорошо передается
известной западной шуткой о том,
что СССР — единственная страна,
где непредсказуемо не только
будущее, но и прошлое, то его
антигеографизм — это концепция
равномерного размещения
производительных сил, предполагавшая
даже в самом умеренном своем
варианте достижение одинакового
уровня экономического развития
44

всеми регионами. Между тем
всеобщее равенство, в том числе и
региональное, уничтожает всякие
стимулы к развитию.
Страдавший тяжелейшим анти-
географизмом социализм
разделил одну шестую часть суши
всего на три ценовых пояса с очень
незначительными различиями
между ними. То же самое
относилось практически ко всем
нормативам, в соответствии с
которыми и строилась или должна
была строиться жизнь в плановом
обществе. Одинаковые коробки
жилых домов и общественных
зданий возводились по всей великой
стране, невзирая на
климатические условия, а поскольку
социалистическая экономика вообще не
нуждалась в потребителе со всеми
его региональными различиями,
можно было направлять во все!
регионы в равных пропорциях и
шляпы, и меховые шапки.
Разругавшийся с географией
социализм крайне туго учитывал не
только природное разнообразие,
но и социально-культурное, также
составляющее географическое
разнообразие. Отсюда полная
неспособность вписаться в наследие
чужой культуры, умение строить
только на голом месте. Именно
поэтому Магадан ( и Норильск,
построенные на костях многих
тысяч каторжных, еще лет десять
назад находились далеко не в
таком запущенном состоянии, как
доставшийся целехоньким
Выборг, где разваливалось даже
уникальное здание библиотеки,
построенное финнами в стиле
конструктивизма в тридцатые годы.
Разумеется, проблемы крайне
усугублялись выселением местных
жителей. Так, с Сахалина и
Курил были выселены все японцы
и основная часть корейцев.
Города — это элементы культурного
ландшафта, а культурный
ландшафт создан психологией народа
не в меньшей степени, чем
природными условиями. Но ведь
можно было разрушить «до основанья,
а затем» построить так, как
считали правильным и делали много
раз. Почему же этого не
произошло на Сахалине? Почему все
ограничилось несколькими
центральными улицами
Южно-Сахалинска, застроенными в
безвкусно унылом сталинском стиле,
даже без претензий на имперское
величие?
Дело, по-видимому, в том, что
Россия на протяжении веков,
действительно, развивалась
экстенсивно, и лучшие силы нации
выплескивались для освоения
необъятных просторов. Но это не могло
продолжаться вечно ни по
внешним, ни по внутренним причинам.
Когда ей стало не хватать
дыхания? Может быть, в шестидесятых
годах XIX века, когда была
продана Аляска? Вопреки
распространенному мнению, Россия была
много более заинтересована в
продаже.Аляски, нежели Америка
в ее покупке.
Российско-американская компания терпела
колоссальные убытки, ибо хищнический
отстрел цушного зверя привел к
крайнему истощению этого
единственного разрабатываемого
тогда ресурса. Продвигаться же в
глубь материка и вступать в
столкновение с индейскими племенами,
имея около тысячи жителей во
всех американских колониях, было
бы даже не авантюрой, а
безумием. Конечно, можно было
нагнать солдат даже в такую даль,
но это долго, трудно и дорого.
Покупка Аляски стала в
значительной мере платой за поддержку
Россией Севера во время
Гражданской войны между Севером и
Югом. К тому же именно тогда
Россия утверждалась в своих
правах в Приамурье и Приморье
(в 1858 году были основаны
Благовещенск и Хабаровск, в 1860
году — Владивосток). Ось
освоения как бы сместилась с
северовосточного направления на
восточное (для сравнения —
Петропавловск-Камчатский был
основан в 1740 году, но поселение в
45

От неумелого обращения фанзы сгорают быстро,
на годы остается только частокол труб.
ii
г 01
м О
а _
О X.
>■ с
устье реки Камчатки, то есть еще
северней, существовало и до того).
Таким образом, уже в
шестидесятых годах XIX века Россия
оказалась не в состоянии
приращивать свое могущество на
востоке сразу в двух направлениях и
благоразумно выбрала одно —
наиболее перспективное. Это был
выбор, обусловленный чисто
внутренними причинами, внешние
ограничения привели через четыре
десятилетия к русско-японской
войне и потере Южного
Сахалина. По Петербургскому трактату
1875 года Япония отказалась от
своих прав на Сахалин, которым
по Симодскому трактату 1855 года
владела совместно с Россией,
получив в качестве компенсации в
дополнение к Южным и Малым
Курилам и все остальные
острова. Эта компенсация явно не была
равноценной, ибо экономическое
значение Северных Курил даже
сейчас не идет ни в какое
сравнение с экономическим значением
Южного Сахалина, а об их
стратегическом значении тогда никто и
не думал. Просто Япония, только
вступившая на путь
модернизации, в то время еще была много
слабей России. В начале XX века
соотношение сил стало иным.
Может, спад волны освоения
следует датировать серединой
нашего века? Строительство
железнодорожного тоннеля под
Татарским проливом, как и «мертвой
дороги» (Салехард — Игарка),
было прервано смертью «отца
народов», но за многие годы работы
железнодорожного парома Вани-
но — Холмск даже не возник
вопрос о переводе
железнодорожной сети Сахалина с японской на
российскую колею. В Холмске
успешно функционирует небольшой
тихоокеанский «Брест», где
вагоны переводят на японские тележки
и наоборот. Впрочем,
железнодорожных сетей сейчас на
Сахалине две, и они никак не
сообщаются между собой, хотя
расстояние между ними не
превышает сорока километров. На
севере острова колея, естественно,
не японская, но и не российская —
там узкоколейка. Благодаря всему
этому доставка грузов из Ванино
в Южно-Сахалинск стоит
немногим меньше, чем из Европейской
России в Ванино. Такие освоен-
ческие усилия впечатляют, не
правда ли?
Сахалинский синдром есть
сочетание сразу двух факторов —
затухания колонизационной
волны, гасимой огромными
пространствами и перенапряжением сил
46

Арестанты на каторжных работах, 1890
год. Фотография* привезенная Чеховым
с о. Сахалина.
ид.
ОСТРОВЪ
САШШ
Ш90 г.
Карта Сахалина 1890 года —
приложение к отчету по Главному тюремному
управлению.
страны, и социалистического анти-
географизма, совершеннейшего
нежелания и неспособности
вписаться в культурный ландшафт,
созданный другим народом.
Устранение причин заболевания вовсе
не обязательно приводит к
выздоровлению. Нет никаких шансов
на избавление от последствий
социализма вместе с ним самим
безо всяких дополнительных
усилий, тем более что на Сахалине
самый что ни на есть развитой
социализм ощущается на каждом
шагу. Начиная с Ильича на
главной площади областного центра
и кончая немногочисленными уже
льготами и надбавками к зарплате
островитянам. Кстати, и этот
способ удержать людей на островах
изобретен не сегодня. Царское
правительство всячески поощряло
и стимулировало материально
крестьян на поселении. И даже
не только вольные поселенцы, но
и каторжные, и богадельщики,
и дети беднейших семей
обязательно получали «кормовое», или
вещевое, или денежное пособие от
казны. Кроме этих официально
признанных пенсионеров, А. П.
Чехов отметил в своей переписи и тех
людей, которые получали
казенные пособия при вступлении в
брак. Помимо этого,
практиковалась покупка у поселенцев зерна
по умышленно дорогой цене,
выдача семян, скота и прочего в долг!
Иные крестьяне были должны в
казну несколько сот рублей и
никогда их не отдавали. Вот это
социальная программа!
47

° Ol
Q. .1
О I
Постоянное временное жительство
Современные жители островов
чувствуют себя, конечно»
обделенными и одураченными
провинциалами. За все время нашего
путешествия мы не встретили ни
одного (!) человека, довольного
своим настоящим положением и с
малейшим пониманием и
сочувствием относящегося к теперешней
власти, будь то люди в погонах
из высшего и среднего
офицерского состава или интеллигенты,
сознательно уехавшие с материка
после окончания Московского
университета, или люди, не
обремененные образованием.
Демократические нововведения если и
доходят до островов, то в
искаженном расстоянием виде и
отторгаются как очередная «блажь
Москвы». Блестящей
иллюстрацией этого утверждения стали итоги
последних выборов —
Сахалинская область уверенно лидировала
в пристрастии к В. В.
Жириновскому (тридцать семь процентов
от изъявивших свою волю).
Социалистические пережитки,
сочетаясь с существенным
ослаблением власти в целом, ее
авторитета и влияния, создают
ощущение ирреального. На Курилах
ослабление власти дошло до
предела — можно считать, что ее
там просто нет. А как утверждать,
что она есть, если заместитель
главы администрации
Курильского района обращается к
мировому сообществу с просьбой
помочь продовольствием и
топливом? Если люди давно поняли, что
от администрации ровным счетом
ничего не зависит и по всем
вопросам обращаются либо к
коммерческим структурам, либо к
японцам. Если японцы фрахтуют
российский танкер, загружают
российским топливом и гонят на
Курилы (продуктами тоже
помогают)? Сейчас население Южных
Курил относится к возможной
передаче островов уже совсем
иначе, чем два года назад.
Да, на Курилах все сахалинские
проблемы возведены в степень.
Теперь основной экономической
задачей страны на долгие годы
стала структурная перестройка и
модернизация хозяйства. Без
этого нам не найти достойного места
в мире. Затишье в освоении
Дальнего Востока никак нельзя считать
временной трудностью, которая
сама пройдет, когда осядет пыль.
Население прекрасно это
понимает, и отток его в более обжитые
районы сдерживается лишь
отсутствием жилья в этих районах и,
разумеется, контейнеров. В 1991
году Дальний Восток имел
отрицательное сальдо миграции в
шестьдесят шесть тысяч человек.
В 1992 году — уже сто пятьдесят
тысяч, что составило более двух
процентов его населения. Но
основную часть населения Дальнего
Востока составляют жители
Приморского и Хабаровского краев, а
также Амурской области. Из
находящихся «на отшибе»
Магаданской, Камчатской и Сахалинской
областей отток населения еще
более значителен.
Надо отметить, что явление это
даже не связано впрямую с
гримасами постсоциалистического
развития. «Отсюда все бегут — и
каторжные, и поселенцы, и
чиновники»,— записал Чехов в путевых
заметках. И в другом месте: «Не
они, а мы тут каторжные,— с
раздражением говорит конвоир,—
ветер, пурга; холод,— хоть
пропадай!» И с ностальгией, как и
сейчас, поминают японскую
хозяйственность. «В сравнении с
сибирскими дорогами это чистенькое,
гладкое шоссе, с канавами и
фонарями, кажется просто
роскошью». Конечно, теперешние
жители островов, слава Богу, живут
не в каторжном краю, но, как и сто
лет назад, часто не чувствуют
себя полноценными гражданами
могущественного государства.
Как и во времена Чехова,
который, кстати сказать, не встречал
«домовитости, уютности и
прочности хозяйства» на Сахалине еще в
48

f890 году, они здесь временщики.
Иллюзия временности пребывания
на Сахалине и превращает жизнь
в бесконечное ожидание лучших
времен и упорное нежелание
устраивать свою жизнь с комфортом.
И это именно иллюзия, потому
что уезжает два или даже пять
процентов (что в масштабах
области немало!), но остальные
остаются и живут, а многие из
них проживут еще долгие и
долгие годы (опыт подтверждает).
Пора принимать лекарства
Что же остается делать стране,
осознавшей, с одной стороны,
провал своих освоенческих усилий на
одном большом острове и
множестве маленьких, чья общая
площадь чуть поменьше, чем у
Венгрии, и чуть побольше, чем у
Австрии, а с другой — крайнюю
ограниченность своих
возможностей освоения этих территорий?
Прежде чем попытаться
ответить на этот вопрос, нам надо
ответить на два других —
территориальный и ресурсный.
Отвечать на них можно по-разному,
в зависимости от политических
убеждений, экономических
взглядов или моральных
предпочтений — это как бы точка
произвольного выбора. Мы хотели
предложить лишь свои варианты.
Во-первых, мы не станем
касаться проблемы спорных островов, то
есть Южных Курил и Малой
Курильской гряды. Вопрос стоит, как
это ни покажется странным, обо
всех Курилах и, главное, обо
всем Сахалине, что гораздо более
существенно. Мы — ученые, и не
наше дело вырабатывать
политические решения. Мы считаем
своим долгом лишь предупредить
сограждан, что, если экономика и
социальная сфера Сахалинской
области и дальше будут влачить
такое жалкое существование, то в
долгосрочной перспективе Россия,
скорее всего, утратит контроль над
этими территориями. Как тут не
вспомнить тупую и жестокую
борьбу против выхода
прибалтийских республик из Союза всего
за несколько месяцев до его
собственного краха. Полной аналогии
тут, впрочем, нет, ибо утрата
указанных территорий, по нашему
мнению, вовсе не неизбежна.
Однако иметь совершенно
запущенные территории, богатые
разнообразными ресурсами, но с
разваливающейся экономикой, высокой
социальной напряженностью и
ослабленной властью в
непосредственной близости от сильных и
перенаселенных стран достаточно
опасно в геополитическом
отношении. Это напряжение, «разность
потенциалов» пока еще удается
удержать от их выравнивания
испытанными искусственными
мерами — государственной
границей. Но она, как мембрана,
начинает пропускать отдельные потоки
сквозь себя — потоки
информации, товаров, людей. Если мы
хотим сохранить эти территории, нам
не уйти от их радикальной
реконструкции.
Второй вопрос касается
ресурсов. Мы должны решить, что для
нас важнее — кто использует
ресурсы или как они используются.
Тяжелейшая экологическая
ситуация во многих густонаселенных
районах нашей страны, утрата
бесценного природного достояния,
не исключая и методично
уничтожаемого Байкала, о котором мы
и думать забыли, обалдев от
более насущных проблем, связана
отнюдь не с распродажей
ресурсов всевозможным
капиталистическим хищникам. Отечественные
хищники, ей-богу, ничем не лучше
импортных. Кроме того, они
бедней и хотят сэкономить прежде
всего на дорогостоящих
природоохранных мероприятиях. В то же
время в Канаде, где весьма
значительная часть промышленности
принадлежит американскому
капиталу, это не порождает
специфических проблем, ибо для
природоохранного законодательства
совершенно безразлично, кому при-
49

ii
и
с <d|
5 Si
hi
надлежит предприятие. Главное —
чтобы это законодательство было
достаточно совершенно и чтобы
оно неукоснительно соблюдалось.
Последнего добиться в наших
условиях особенно трудно.
Если просто так широко открыть
двери иностранному капиталу, то
японцы, у которых на Сахалине
вряд ли найдутся серьезные
конкуренты, скупят все, прежде
всего — нефть, уголь, лес, рыбные
промыслы и, бережно охраняя
каждую былинку на своих остро-
в"ах, здесь они предпочтут по
дешевке откупаться от любых
контролирующих инстанций- Люди
есть люди. Как говорят французы,
не надо просить у Бога то, что
может дать правосудие. Если
проблема, во-первых, в том, чтобы
деятельность иностранного
капитала регулировалась в интересах
страны и региона, а во-вторых —
чтобы сам иностранный капитал не
был исключительно японским, что
при большом масштабе его
проникновения может поставить под
вопрос российский суверенитет на
Сахалине и Курилах, то надо
искать лекарства именно против
этих болезней.
Таким лекарством могло бы
стать создание международных
концессий с учетом проблем
территории, интересов страны и
геополитических факторов. Систему
экономических приоритетов для
таких концессий не отраслевых,
а территориальных — должно
формулировать российское
правительство. Эти приоритеты
необходимо расставить так, чтобы
поощрять развитие не только
ресурсных отраслей, но и
нематериального производства —
туризма, горнолыжного спорта, для
которого здесь прекрасные условия,
транспортного обслуживания.
В области материального
производства следует поощрять прежде
всего эксплуатацию возобновимых
ресурсов, не допуская подрыва
сырьевой базы, будь то древесина,
рыба и другие морские дары или
разнообразные прекрасные ягоды,
в промышленных количествах
произрастающие здесь в лесах и
никогда и ни в каком виде не
встречающиеся в местных
магазинах, заполненных дорогими
китайскими консервами. Разумеется,
регулирование должно
осуществляться экономическими
методами.
Концессии должны
предоставляться на длительный срок —
пятьдесят или семьдесят пять
лет — и охватывать достаточно
обширную территорию.
Предоставлять их следует не компании
и даже не стране, а, образно
говоря, всему миру, не исключая и
своих, российских
предпринимателей. Но как? На нашем Дальнем
Востоке наиболее сильные
позиции — у японского капитала,
значительно слабее — у
американского и совсем слабые — у
европейского. Следовательно, с
геополитической точки зрения,
наиболее правильным решением было
бы предоставление концессий
Европейскому союзу при условии
обеспечения их международного
характера. Японский капитал все
равно будет преобладать, но его
преобладание не будет столь
абсолютным. Соответственно, любой
попытке одностороннего
изменения статуса территории будет
противодействовать не только
Россия. Для создания
благоприятного климата для
предпринимательства необходимо, чтобы на
территории концессий действовали
европейские законодательные
нормы и чтобы правоохранительные
органы, обеспечивающие
соблюдение законов, тоже находились в
ведении концессии. Совершенно
аналогично должны создаваться
условия и для сохранения
природной среды — европейское
законодательство плюс службы
контроля, созданные концессией
по европейским образцам и
функционирующие с европейской
эффективностью. Если надо —
пусть завозят инспекторов из Ев-
50

ропы. Эффективность же будет
оценивать комиссия российского
правительства, состоящая из
ведущих ученых страны и имеющая
право рекомендовать
прекращение деятельности концессии в
случае невыполнения обязательств.
Могут возникнуть опасения, и
отнюдь не безосновательные, что
применение европейского
гражданского и природоохранного
законодательства будет крайне
затруднительно совместить с
российским уголовным
законодательством, что российские судьи и
прокуратура столкнутся с серьезными*
проблемами в своей работе.
Вспомним, однако, в какой
глубокой трясине мы находимся. Не
только мэр Москвы или
губернатор области, но даже глава
районной администрации сейчас
запросто решают конституционные
вопросы, то есть вопросы,
затрагивающие конституционные права
граждан. Главное ведь — не что
записано в Конституции, а как
она применяется на практике.
Конечно, от юристов потребуются
значительные усилия, да и не
только от них. Но, может быть,
такие концессии станут
рассадниками не только передового
зарубежного опыта, но и европейской
правовой культуры? Ведь
Гонконг — это тот же Китай, только
с английской администрацией.
Сейчас в решении
природоохранных задач на Сахалине
невозможно опереться даже на
общественное мнение — оно
достаточно индифферентно к этим
вопросам, тем более что многие люди
если не телом, то душой сидят
на чемоданах.
Гарантами российского
суверенитета на территории концессии
останутся российский суд,
российская прокуратура и российская
армия. Расположения воинских
частей станут анклавами на
территории концессии, однако
близость последней заставит и наших
военных совсем иначе отнестись
к проблемам экологического
ущерба. Руководство же Вооруженных
Сил будет прямо-таки вынуждено
создать достойные человека
условия жизни офицеров, чего сейчас
совершенно нет, а если совсем
размечтаться, то и солдат.
Возможно, для этого потребуется
перераспределить ассигнования на
оборону с быстро устаревающего
вооружения на служащую долгие
десятилетия социальную
инфраструктуру, что, разумеется, не
вызывает энтузиазма у ВПК.
Однако Родина должна знать не
только своих героев, но и то,
в каких условиях они живут.
Отсутствие страха перед армией —
вряд ли хороший повод, чтобы
забыть о проблемах наших
сограждан в военной форме.
Россия неоднократно
приглашала варягов, и это всегда шло ей
на пользу. В конце концов, Петр I
создал Петербургскую Академию
наук, пригласив ученых из
Европы. Мы так никогда и не найдем
своего места в мире, если будем
считать, что мы не Европа
и не Азия, а что-то совсем
особенное, с непонятными нам самим
законами. Наше прошлое
показывает, что когда мы хотели учиться,
мы были хорошими учениками,
зачастую превосходившими своих
учителей. Вклад российских
ученых в мировую науку вряд ли
позволяет сомневаться в удаче
этого петровского эксперимента.
На наших глазах нищие,
отсталые страны совершали
головокружительный рывок в
современность. Если такой рывок хотим
совершить и мы, надо искать
нетривиальных решений в самых
различных областях. И создание
частично самоуправляющихся
концессий — одно из них.
Авторы, впрочем, не питают
никаких иллюзий относительно
реальности осуществления
предлагаемых проектов. Но дело
ученых — предлагать и
предупреждать. Остальное не является их
социальной функцией. Слово
ученых и есть их дело, ш
*л
51

Нормальный орган
чувств — это приемник,
он должен подкрепляться
в организме генератором
таких же сигналов, иначе
двусторонняя связь между
особями будет невозможна.
К сожалению, наличие
электрических органов
чувств у рыб, как правило,
не сопровождается электро-
испускающими системами.
Значит, электрорецепторы,
имеющиеся у рыб —
сомов, нужны не для
«общения», а для других, более
простых задач, таких, как
ориентация в мутной воде
и поиск добычи. А жаль.
Среди всех сомов,
отечественных и заморских,
африканских, излучать
электрические импульсы способен
только один вид —
электрический сом, да и тот
посылает не столько
сигналы, сколько удары
током, парализующие и
убивающие его жертву. Поэтому
сведения о том, что нашлись
в Африке некие виды,
которые могут испускать слабые
электрические импульсы,
заинтересовали московских
ученых из Института
эволюционной морфологии и
экологии животных имени А. Н.
Северцова РАН. Уж
неизвестно, какими путями,
минуя границы и таможни,
семь штук сомиков
благополучно переселились в наши
лабораторные аквариумы,
где их ждала работа.
Используя сложную
аппаратуру, ученые дистанционно
фиксировали все подряд,
что излучали рыбы. А те
посылали самые разные
слабые электрические сигналы,
от собственной
электрокардиограммы до пачек каких-
то сложных
высокочастотных импульсов.
Когда же сомам
предложили искусственные
электрические импульсы, по па-
р метрам близкие к их
собственным, то рыбы тут же
пришли в состояние
«повышенного внимания», что-то
там поняв по-своему.
Значит ли этот результат,
что сомы могут общаться под
водой по электрическому
каналу связи?
Дети —
Сомы — телепаты
Воздух на дне океана
Что делать с метиловым спиртом!
эмигранты, родители — иммигранты
Мирная профессия ядерной бомбы
Бор — свидетель древних эпох
Конечно, в морской воде
есть растворенный воздух —
иначе чем бы дышала в нем
рыба? Газы на разных
глубинах изучают океанологи,
по этим данным они строят
карты течений, вертикальных
перемещений водных масс и
так далее.
До сих пор пробы
растворенных газов в воде
снимались с помощью
специальных приборов —
батометров, которые имели
существенный недостаток.
При подъеме на палубу
большая часть газов из
пробы воды успевала
улетучиться. Чтобы избежать
потери газов,* а с ними —
и весьма ценной
информации, новосибирские ученые
из Института геологии и
геофизики Сибирского
отделения РАН предложили
вообще отказаться от
батометров. В очередном рейсе
на
научно-исследовательском судне «Витязь» они
опробовали новый способ:
со дна морского поднимали
образцы минералов —
цеолиты и филлипситы — и
изучали состав и количество
газов, заключенных внутри
кристаллов. А эти минералы
пронизаны сетью тончайших
каналов диаметром в
несколько ангстрем, где газы
сохраняются долго.
В результате исследования
выяснилась совершенно
новая картина газового
состава придонных вод океана.
На глубинах до девяти
километров девяносто
процентов всех растворенных
газов составляет углекислый
газ. Остальное — кислород
и азот. Характерно, что
пропорция этих двух газов
несколько иная, чем в
атмосфере. Точнее, процент
кислорода чуть меньше, чем
наверху. Интересно, что
такая кислородно-азотная
пропорция сохраняется до
глубины в два километра, а
общее содержание
углекислого газа в воде плавно
убывает.
Метанол, или метиловый
спирт, столь похожий на
винный,— смертельный яд.
Люди, будьте бдительны, не
пейте его ни в коем
случае. А что делать с ним,
не выливать же? Вот что
советует микробиологическая
наука.
Образующийся в ряде
биохимических технологических
процессов в качестве
побочного продукта метанол,
оказывается, служит
превосходной пищей многим
бактериям. Как показывают
исследования, проведенные в
Институте биохимии имени
А. Н. Баха и Институте
микробиологии РАН, многие
виды бактерий охотно
поедают (выпивают) этот спирт
без всякого ущерба для
своего здоровья. Наоборот,
они растут полноценными
микробами, хорошо
размножаются. Но это еще не все.
Отходами их
жизнедеятельности, то есть продуктами
биологической переработки
ядовитого спирта, служат
уже по-настоящему
полезные для нас вещества. Это
газ метан и витамин В-12.
Такая «биоконверсия»
вредного алкоголя превращает
его в ценное биохимическое
сырье.
52

Лососи живут в море,
а икру метать приходят в
реки. Рыбы с таким
образом жизни называются
проходными. И загадок здесь
для ученых припасено
множество. Вот одна из них.
Вода в море соленая, в
реке — пресная. Кровь же
лососей, как, впрочем, и
наша, тоже содержит немного
солей — больше, чем в
речной воде, но меньше, чем
в морской. В отличие от
нас рыбы прямо подвержены
действию солености внешней
среды — явление осмоса
старается выровнять
содержание солей внутри и вне
организма; и рыбы имеют
механизмы защиты от
него — солевой гомеостаз.
Но что тогда происходит
при переселении лосося из
реки в море или обратно?
Закономерно меняющаяся
соленость воды могла бы
послужить рыбам стимулом
и ориентиром при такой
миграции.
Весьма тонкие опыты в
данном направлении
выполнили сотрудники
санкт-петербургского Института
эволюционной физиологии и
биохимии имени И. М.
Сеченова и владивостокского
Института биологии моря
РАН. Они измерили
количество и состав солей в
крови мальков и взрослых
особей дальневосточной
горбуши. В результате
выяснилось следующее. Мальки,
мигрируя вниз по течению
реки, у самого устья резко
понижают концентрацию
натрия у себя в крови и,
наоборот, повышают содержание
калия. Дальше, уже в море,
количество ионов обоих
металлов возвращается к
норме. Взрослые рыбы перед
заходом в реку из моря
искусственно завышают у
себя в крови концентрацию
натрия и магния, резко
понижают ее в зоне
смешения вод и возвращают
ее к норме уже через
пятнадцать метров выше по
течению реки.
Все эти манипуляции с
солями нужны рыбам для того,
чтобы благополучно
преодолеть смену среды обитания
без ущерба для здоровья.
В ядерной реакции
распада, скажем ядра урана,
выделяется много разных
осколков. Крупные несут
тепло рабочему телу в
системе АЭС, мелкие, нейтроны
например, поддерживают
цепную реакцию, не давая
угаснуть всему процессу.
Но есть еще один сорт
отходов в этой реакции,
которому пока никак не
находится применения. Речь
идет о жестком
гамма-излучении. Оно несет в себе
много энергии, но поскольку
распространяется во все
стороны, его трудно как-то
сфокусировать и направить
на что-либо полезное.
Новое решение
предложили специалисты «закрытого»
прежде города Арзамас-16,
где расположен
Всероссийский НИИ
экспериментальной физики. Они уже
долгое время подбирали
подходящий источник накачки
энергией химического газо
вого лазера. Этот лазер,
заполненный смесью
соединений фтора и водорода,
для излучения мощного
светового импульса требовал
много энергии. Ее источник
долго не могли подобрать,
пока не обратили внимание
на «мусор», образующийся
в ходе ядерного взрыва.
И обнаруженные там гамма-
кванты оказались самыми
подходящими для раскачки
лазера.
Как именно эти физики
устраивали ядерные взрывы
перед окошком газового
лазера, остается секретом. Но
факт, что рассеянные гамма-
лучи удается таким образом
преобразовать в узко
направленный лазерный
импульс, по мощности вполне
пригодный для попыток
осуществить управляемый
термоядерный синтез.
Древние толщи осадочных
пород встречаются
практически везде на поверхности
Земли. И это
свидетельствует, что океаны бушевали
здесь когда-то.
Повсеместность распространения
таких окаменевших толщ,
однако, совсем не означает,
что был некогда единый,
сплошной первичный океан,
покрывавший целиком всю
Землю. Наоборот, то тут,
то там континенты
«всплывали» и «тонули», моря
возникали и снова исчезали.
И не осталось на планете,
видимо, ни одной точки,
которая «всегда» была бы
или морем, или сушей.
Одно из таких бывших
морей находится в горах
Приполярного Урала. Его
ныне исследуют ученые из
Института геологии Коми
научного центра РАН в
городе Сыктывкаре.
Море как море, не хуже
других. Но интересно,
какова была глубина и
соленость его вод? Ответ так
просто не получить —
слишком давно этого «полярно-
уральского» моря нет на
карте. Но уже известно, что
содержание в осадках весьма
редкого элемента — бора —
определенно коррелирует как
с соленостью, так и с
глубиной древнего моря. Воды
уже нет, а бор в осадках
остался. Вот поисками его
и занялись сыктывкарские
геологи. Пробы камней из
осадочных пород пропускали
через установку атомно-
эмиссионного спектрального
анализа. И получили целый
набор данных. Для граната,
биотита, сланцев, турмалина
содержание бора колебалось
от грамма до четверти
килограмма на тонну породы.
Впереди — обработка
данных, приведение их в
систему, после чего станут ясны
некоторые особенности этого
древнего моря.
53

«Но вот другое начало, на которое еще не обращено должного внимания
в нашей исторической науке; начало провинциализма, областности, если
можно так выразиться. „.Местное саморазвитие, внутренняя жизнь областей
оставляются в стороне или ставятся на втором плане; а вместо того на первом
плане рисуется политическая деятельность правительства, развитие
централизационного устройства и быта России, биографии царей и прочее».
Так писал в конце 1861 года в журнале «Отечественные записки» казанский
профессор А. П. Щапов в статье «Великорусские области и Смутное время
(1606—1613 годы)». Статья эта представляла собой своеобразный манифест
нового видения истории России, и в частности Смуты как одного из ее
переломных моментов. Мысль Щапова о значении «областности» в
истории — чрезвычайно плодотворная,— к сожалению оказалась мало
востребованной. Интересно, однако, что возобладавшее при жизни Щапова
снисходительное отношение к его идеям (имевшим еще и дополнительный
«демократический» пафос) со стороны господствующей «государственной»
школы в исторической науке каждый раз менялось во времена новых смут
в XX веке. И причина такой переоценки понятна. Концепция Смутного
времени начала XVII века, по Щапову, заключается в борьбе начал
централизации и областности, и идея эта становится ясной лишь на фоне
обострения этой коллизии, как оказывается постоянной со времени
Московского государства, скрытой или невыявленной до поры в Российской
империи и наследовавшем ей СССР, таком же имперском по сути.
Сравнение переживаемых нами лет со Смутой уже успело стать общим
местом, которое неудобно повторять лишний раз, но проблема «центр —
регионы», а еще проще — «столица и провинция», только-только
становится предметом внимания многих ныне действующих политиков и,
конечно, очень нуждается в попытках ее осмысления.
В. Козляков
Области
Московского государства
в Смутное время
Северо-Восточная Русь
...составляла ядро формировавшегося Московского государства в начале
XVII века и называлась Замосковьем. В соотнесении с Москвою в названии
Замосковного края уже виден знак изменившегося статуса городов —
центров прежних княжений Владимира, Суздаля, Ростова, Ярославля, Твери
и Нижнего Новгорода, вошедших в состав единого Русского государства.
На севере Замосковный край граничил с огромной территорией Поморья.
Это своеобразный мир. Он был свободен от светского землевладения с при-
» сущим ему комплексом крепостнических отношений, мир черносошной
крестьянской общины с более сильными традициями земского, мирского самоуправ-
I ? ления, чем в центре государства. И это понятно, поскольку именно центр
£- испытывал на себе мошное влияние сначала великокняжеской, а затем царской
| х власти, инерция которого затихала в Поморских городах еще и из-за их боль-
*•§ шой удаленности от Москвы.
54

Далее к востоку от поморских городов располагались земли древней
Вятки и Перми, а также земли Строгановых в Сибири. В их колонизации
принимало большое участие северное крестьянство, несшее с собою привычные
для него представления о мироустройстве; кроме того, в них сильно было
значение военно-служилого элемента. На западной границе Замосковного
края лежала территория городов «от Немецкой Украины», как стали называть
земли прежних Новгородской и Псковской республик. И опять-таки в новом
названии видна подчиненная роль Новгорода и Пскова, прежде всего как
центров пограничных округов с «немцами», то есть Шведским королевством.
Роль своеобразного щита Замосковья от другого грозного и отнюдь не
миролюбивого соседа — Речи Посполитой выполняли города «от Литовской
Украины» (Смоленск, Дорогобуж, Вязьма, Белый и другие), бывшие к тому же
предметом территориального спора между двумя государствами.
Следующая группа городов — Заоцкие с главным городом Калугой, Украинные
(Тула, Орел и другие), Рязанские, Северские (Чернигов, Путивль, Новгород-
Северский, Стародуб, Брянск и другие), Польские (от слова «Поле» —
степь), включавшие Курск, Белгород, Воронеж, — прикрывала Русское
государство с юга от набегов татар — наследников Орды.
Главной функцией перечисленных городов было поддержание постоянной
военной готовности к отражению нашествий, организация пограничной
службы, что накладывало свой отпечаток на порядок управления ими,
землевладение и сословный строй. Давно известно, что — по характеристике
одного из современников, Авраамия Палицына,— в XVI веке московское
правительство в целях «наполнения воинственным чином» южных окраин не
особенно препятствовало побегам туда недовольных своим положением или
вовсе неблагонадежных людей из центральных областей государства:
«егда кто от злодействующих осужден будет ко смерти и аще убежит в те
городы Польские и Северские, то тамо избудит смерти своея».
Неразборчивое верстание беглых людей в казаки, а то и в состав городового
дворянства, приводило к усилению внутрисословной розни среди населения разных
частей страны и исподволь готовило многие потрясения Смуты.
Наконец, «понизовые города», или «низ», располагались на землях
покоренного Казанского царства по обоим берегам средней Волги и включали
также недавно устроенные сторожевые крепости: Самару, Саратов, Царицын,
лежавшие на пути к тесно связанной с Понизовьем Астрахани.
*
Своеобразие исторического развития
...отдельных частей государства сказалось уже в самом начале Смутного
времени. Поход Лжедмитрия I начался в 1604 году в Северскои земле,
и у этого были свои основания. Незадолго до того времени, как войско
«царевича Дмитрия Ивановича» двинулось в пределы Русского государства,
многолетняя тяжба с православными магнатами Речи Посполитой Вишневец-
кими по поводу принадлежности нескольких населенных пунктов в Северскои
земле завершилась жестоким указом Бориса Годунова — сжечь спорные
городки. Расправа, учиненная Борисом Годуновым, подогревала
недовольство его правлением в Северскои земле и была использована самозванцем
для вербовки своих сторонников.
По воцарении же его оказалось, что Дмитрий Иванович вполне
продолжал политику прежних московских государей.
Более полное представление имеется о политике царя Дмитрия Ивановича
в отношении разных сословий, отраженной в современном законодательстве.
В целом действия Лжедмитрия I были незамысловатыми: борьба с тем, что хоть
в какой-то мере связывалось с именем ненавистного ему Бориса Годунова,
льготы поддержавшим его Северским городам, своей «родне» и вообще
выступившим на его стороне людям. Каковы были последствия такой «простоты»,
хорошо понятной здравому смыслу москвича, показывает пример с ключевой »
для общества проблемой крестьянского перехода. Дело в том, что Борис >
Годунов в голодный 1601 год разрешил переход крестьян от непривилегиро- Jj*
ванных категорий землевладельцев, которым из-за малочисленности закреплен- 5-
ных за ними крестьянских рук было трудно прокормить своих людей. | i
Здесь, возможно, лежит ключ к пониманию Смуты. "I
55

«I Указ Бориса Годунова,
Й ...подтвержденный еще раз в 1602 году, преследовал узкопрактическую
S| цель — облегчить положение крестьян в голодные годы. Ни в коем случае
I] нельзя рассматривать его как изменение сложившейся крепостнической
ul практики: введенные послабления нужны были для того, чтобы крестьяне
"I не умирали и тем самым не разоряли своих владельцев, в основном —
Р городовых дворян и детей боярских, составлявших основу войска. Их в первую
Ц очередь и касались эти установления Бориса Годунова. По мысли законо-
5] дателя, крестьяне не должны были уходить далеко за пределы своих волостей
°| и уездов, но в действительности все получилось иначе. Крестьяне не захотели
I' менять свое голодное существование на полуголодное, а используя предостав-
£1 ленное им право перехода, уходили туда, где они могли найти по-настоящему
8| надежное пропитание и защиту от претензий своих бывших владельцев,
5| то есть в крупные боярские вотчины (несмотря на прямой запрет указа).
I х| Другой, давно известный путь лежал на юг государства, с его более благодат-
|« ными природными условиями. Многие попадали к казакам, оказавшим впо-
ао! следствии поддержку Лжедмитрию I. Мнение царя Дмитрия Ивановича по
вопросу о крестьянском переходе вполне отражено в февральском, 1606 года,
приговоре, где он молчаливо признал законность уходов крестьян от своих
хозяев, но совсем не так, как Борис Годунов, да еще выговорил
пострадавшей уездной братии замосковных и других уездов: «не умел он крестьянина
своего кормить в те голодные лета, а ныне его не пытай».
Вряд ли кто-нибудь в полной мере предполагал, какие глубокие
последствия будут иметь эти слова. Как только после гибели самозванца встал
вопрос о новой царской власти, другой больной вопрос — о собственности —
расколол страну, ибо было вполне логично от царя Василия Шуйского
ожидать отмены решений царя Дмитрия Ивановича.
В современной событиям летописной заметке 1еречисляются те, кто первый
начал восстание против царя Василия Ивановича: «А черниговцы, и путимци,
и кромичи, и комарици и вси рязанские городы за царя Василья креста
не целовали и с Москвы всем войском пошли на Рязань, у нас, де, царевич
Дмитрей Иванович жив». К восставшим детям боярским южных уездов из
северских и рязанских «городов» (конечно, в записи упоминаются именно
представители служебных корпораций, а не собственно горожане или жители
Чернигова, Путивля, Кром, Ксмарицкой волости) присоединились все те,
кто был недоволен избранием в цари Василия Шуйского «без мирского
совета», то есть без участия выборных от разных областей Московского
государства, как это было в случае с Борисом Годуновым.
Вскоре у этой оппозиции появились свои военные вожди, и в конце лета —
начале осени 1606 года армия повстанцев под предводительством Ивана
Болотникова начала успешные бои с правительственными войсками. По
сообщению «Вельского летописца», от «царя Василья Ивановича всеа Русии
отложились» к тому времени «все северские, и полевые и эарецкие (заоцкие)
городы». Раскол в обществе был настолько силен, что отголоски споров об
убитом царе Дмитрии Ивановиче и его чудесном спасении были слышны
на всей территории государства.
Кто же выступил на стороне нового царя
...кроме избравшей его Боярской думы и, надо думать, поддержавшего
этот выбор государева двора? Известно, что еще под Кромами на стороне
царя Василия Шуйского упоминаются дворяне и дети боярские из Замосковного
края, Новгорода, Пскова и Великих Лук. О других силах, поддержавших
царя Василия Шуйского, узнаем из грамоты патриарха Гермогена,
упоминавшего, что к ноябрю 1606 года в Москву приехали смоленские и вяземские
дворяне, а также тверичи, среди которых произошел раскол, и часть их, в том
числе дворяне и дети боярские, поначалу присягнула новому Лжедмитрию,
1 но затем, благодаря твердой позиции тверского и кашинского архиепископа
У* Феоктиста, организовавшего успешный отпор мятежникам под Тверью, возвра-
»* тились к царю Василию Шуйскому и «пришли к Москве вооружився».
| £ Итак, впервые политическое противостояние в Смуте привело к тому, что
"J под Москвою сошлись друг против друга вооруженные отряды, готовые до
56

конца отстаивать правоту своих представлений об истинной царской власти.
Как воспринимали восставших в Москве, становится ясно из патриаршей
грамоты, в которой происходившее называлось выступлением черни: «окопясь
разбойники и тати и бояр и детей боярских беглые холопы в той же прежепо-
гибшей и оскверненной Северской Украине, и сговорясь с воры, с казаки...
пришли в Рязанскую землю и в прочая городы...». Думаю, патриарх Гермоген
оказал плохую услугу тем историкам, которые на основании приведенных
ругательств делали вывод о «крестьянской войне», о классовой борьбе
«низов» и «верхов».
Расстановка сил была куда более сложной,
...чем марксистски дистиллированное противостояние «крестьян» и
«феодалов». По ту и по другую сторону от стен московской крепости находились
люди одинакового сословного положения. Достаточно непредвзято прочитать
в той же грамоте патриарха сообщение о знаменитом отъезде из
Коломенского в Москву 15 ноября 1606 года рязанских дворян Григория Сумбулова
и Прокопия Ляпунова, «а с ними многие рязанцы дворяне и дети боярские,
да стрельцы московские, которые были на Коломне», а также еще более
исчерпывающий перечень «добивших» после этого «челом» Шуйскому
служилых «городов» в царской грамоте 9 декабря 1606 года о победе над войском
Болотникова: среди возвратившихся к царю Василию Ивановичу — рязанцы,
каширяне, туляне, коломиичи, алексинцы, калужане, козличи, мещане, лихвин-
цы, белевцы, медынцы, «Ярославца Малого», боровичи, ружане «и иные
многие Украинные городыз. Их переход на сторону Шуйского, естественно,
переломил ситуацию, так как одна только рязанская дворянская корпорация
состояла из почти двух тысяч человек и была сопоставима по численности
с государевым двором.
Но и это не означало, что в войске Болотникова, отошедшего из-под
Москвы в Калугу и Тулу, остались одни крестьяне и холопы. Число
сторонников Болотникова из дворян уменьшилось, хотя трудно предположить, чтобы
исчезло вовсе. Но главное состояло в том, что в движении Болотникова
и в дальнейших событиях Смуты принимали участие «вольные казаки»,
в чьи станицы хотя и поступали бывшие крестьяне, холопы и посадские
люди и даже разорившиеся мелкопоместные дети боярские, но лишь для
того, чтобы отстаивать интересы своей новой сословной группы. Новая
служебная организация, необходимость кормиться или за счет службы, или
самостоятельно, за счет «приставств», часто делала казаков вообще
враждебными крестьянам. В крестьянах они видели объект для грабежей, особенно,
если эти люди, скажем, в указанное время принадлежали «изменникам»
царя Дмитрия Ивановича, тогда грабеж их имущества получал «идейное
обоснование».
Когда в пределах Русского государства появился и начал действовать
новый самозванец, Лжедмитрий II, все повторилось. Разрядная запись
свидетельствует: «Того ж лета (1607) под осен назвался в Стародубе иной
вор царем Дмитрием и собрався с казаки и з Северскими людми и с
Литвою пришел подо Брянеск. А Северские и Украинные городы опять
отложились». Уже третий раз в Смутное время шел накат неповиновения из
Северской и Украинной земли, но теперь в междоусобную борьбу русских
вмешалась «литва» — так собирательно называли в Московском государстве
подданных Речи Посполитой.
Однако и самозванец был другим, и царь Василий Шуйский растерял
за два прошедших года ореол избавителя государства от Лжедмитрия среди
многих своих бывших сторонников, недовольных постоянной внутренней войной
(одна борьба с Болотниковым заняла почти полтора года и потребовала от
дворян и детей боярских непрерывного участия в военных действиях).
Самозванец, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше людей и
городов, действовал, где демагогическим призывом, где силою.
В результате на сторону Лжедмитрия II стали переходить те города,
которые были постоянной опорой царя Василия Шуйского, это почти все
ключевые центры Замосковного края: Владимир, Ярославль, Кострома,
Вологда. Далее лежала прямая дорога на север, в поморские города, но там
57

|| действовали осмотрительнее. «Пожалуйста,— писали устюжане вычегодцам,—
|! помыслите с миром крепко, а не спешите креста целовати: не угадать, на чем
» совершится».
х'
|1 Искать опору не в Москве
и Очень характерно, что в Смутное время эти и другие города стали
SI искать опору не в Москве, а в совете друг с другом (пока еще только
у с соседями, но уже недалек тот день, когда родится идея «Совета всея
|| земли»). Необычно даже само обращение в грамотах не к одному воеводе, а ко
о «всем Усолским людем и волостным крестьяном и старостам, и целовальни-
о ком и всем людям» от воевод и «всех мирских людей Устюжан». В этом
х- видна опора на традиционное для Севера мирское самоуправление, не случайно
g| в переписке прорывается простоватая, с мужицкой хитрецой позиция:
i gj «...ино еще до нас далеко, успеем с повинною послати». Совсем немного
§*1 оставалось городов, однозначно поддерживавших царя Василия Шуйского.
g d' Их перечень приводится в одной из статей «Нового летописца»: «Грех же
*J ради наших грады все Московского государства от Москвы отступиша.
шО Немногия же грады стоя в твердости: Казань и Великий Новгород и
Смоленск и Нижний, Переславль Рязанской, Коломна, царство Сибирское,
только городов стояху в твердости, а то все прельстишась на дьявольскую
прелесть».
Долгое стояние Лжедмитрия II в Тушино не завершилось главным —
взятием столицы. Непомерные налоги, которыми облагались присягнувшие
самозванцу города и уезды, очень скоро оттолкнули от него сторонников
в центре государства. Беспощадное обращение с противниками (летопись
Смуты полна сообщений об изощренных казнях в Тушино) также отталкивало
от самозванца тех, кто не мог простить ему расправ над русскими людьми.
Даже поляки, по сообщению «Сказания...» Авраамия Палицына, удивлялись
этой жестокости. В условиях же, когда шла осада Троиге-Сергиевой лавры,
а войско короля Сигизмунда III пришло под Смоленск, действительно
жители Московского государства должны были забывать о внутренних
раздорах и обращаться к борьбе с внешним врагом. Драматическая ситуация
толкнула царя Василия Шуйского к решению, имевшему далеко идущие
последствия, особенно для Северо-Запада России. Из Москвы в Новгород
был отправлен молодой боярин М. В. Скопин-Шуйский собирать войско
из новгородских дворян и наемных «немецких» ратных людей. Шуйский
решил использовать давние династические, конфессиональные и даже личные
противоречия королей Речи Посполитой и Швеции, не отдавая сполна себе
отчета в том, сколь опасно это для ослабленной политическими раздорами
России. После того, как войско под предводительством М. В. Скопина-
Шуйского освободило Москву от осады ее остатками тушинских отрядор,
«немецкие» служилые люди, помогавшие царю Василию, потребовали уплаты
жалованья, взять которое в условиях разоренья и нестабильности страны
было неоткуда. А это значит, что шведские наемники не могли далее
защищать Шуйского от еще более грозного врага, появившегося в пределах
Русского государства польского гетмана С. Жолкевского.
Начавшаяся как внутренний конфликт,
...Смута продолжалась как война, которую вели Речь Посполитая и
Швеция на территории России, поддерживая одна — царя Шуйского, а другая —
его противников, в основном связанных с Тушино. Среди последних зрел
замысел передачи русского престола польскому королевичу.
Нет смысла при этом обвинять московских бояр в измене и
антипатриотизме, как это делается на страницах учебников. Решение о призвании на
русский престол королевича Владислава (при соблюдении некоторых усло-
в вий, в частности принятия им православия), подписанное в августе 1610
% года «семибоярщиной», было вслед за тем подтверждено крестным цело-
Jg ванием в областях Русского государства. И вообще призвание инозем-
I- ного правителя рассматривалось в тех условиях как нормальный по-
|£ литический акт.
"J Совсем немного времени, всего несколько месяцев до конца 1610 года,
58

понадобилось, чтобы в Московском государстве смогли убедиться в
истинных намерениях короля Сигизмунда III, желавшего самому или за спиной
пятнадцатилетнего Владислава распоряжаться в русских землях. Однако в
расстановке политических сил успели произойти важные изменения:
уехали под Смоленск в составе посольства к Сигизмунду III и были там
задержаны митрополит Филарет и боярин В. В. Голицын, а в Калуге был убит
Л же Дмитрий II.
Вот когда снова выступил в Рязани Прокопий Ляпунов с известным
призывом организовать ополчение, получившее поздиее название «Первого»
или «Ляпуновского с целью освобождения Москвы от польского
гарнизона, впущенного туда по договору о призвании польского королевича
Владислава. Ляпунов опять попытался реализовать уже однажды найденную
идею объединения противостоявших в Смуту группировок, и в начале 1611 года,
когда перестала существовать одиозная для многих фигура «Тушинского вора»,
рязанскому воеводе удалось договориться с тушинскими боярами Д. Т.
Трубецким и И. М. Заруцким. Все трое встали во главе этого движения.
Оставалось привлечь на свою сторону Замосковный край.
И снова, как и в 1608—1609 годах,
...в начале 1611 года в городах образовывались своеобразные местные
«Советы всея земли», начавшие интенсивную переписку друг с другом,
минуя Москву. Рязанцы обращались к нижегородцам, нижегородцы — к
ярославцам, ярославцы — к вологжанам. Вот начало февральской 1611 года
грамоты с перечислением чинов местного земского собора: «Господам на
Вологду, архимаритом, и игуменом, и протопопом и попом, и всему
освященному собору, и воеводам, и дияком, и дворяном и детем боярским,
и всяким служилым людем, и волостным старостам и целовалником и всем
крестьяном: из Ярославля архимарит и игумены, и протопоп, и попы, и
весь освященный собор, и воеводы и дьяки, и дворяне и дети боярские,
и головы и сотники стрелецкие и казачьи, и стрельцы и казаки, и
всякие служилые люди, и посадские старосты и целовалники, и все
посадские и всякие жилецкие люди, челом бьют». Кстати, в этой же грамоте
рассказывается о том, как состоялся переход на сторону Первого ополчения
Ярославля, занимавшего в XVII веке ключевую позицию среди городов За-
московного края, своеобразных ворот на Север и в Поморье. «А на Москве
владеет все Литва,— писали из Ярославля в Вологду,— и к нам в Ярославль
с Москвы паны приезжали и кормы на нас правили всякие нещадно, и мы
сверх крестнаго целованья им паном кормы давали по великой нуже. И как,
господа, мы паном в кормех отказали, что иам кормов давать
невозможно, а се мы крест целовали на том, что было паном на Москве и во всех
городе х Московскаго государства не быти >. Такая переписка захватила в то
время Украинные и Понизовые города, Казань и Пермь, объединяя страну
на борьбу с внешним врагом.
В марте 1611 года, согласно сохранившейся «Росписи, кто из которого
города пошел воевод с ратными людми» под Москву, на стороне Первого
ополчения были: «Рязанские городы и Сивера», «Понизовые городы», «из
Поморских городов», а также ярославцы, муромцы, нижегородцы, суздальцы,
владимирцы, вологжане, романовцы, галичане и костромичи. Основу каждого
такого отряда во главе со своим воеводой составляли уездные сообщества
дворян и детей боярских — служилые «города». Москву осадили с разных
сторон — взять штурмом московские укрепления не хватило сил.
Ополчение, кроме военных задач, решало
...вопрос и об устройстве правительства, главную роль в котором играли
вожди движения, рассылавшие от своего имени грамоты по городам,
раздававшие поместья и вотчины, собиравшие налоги на нужды собравшегося под
Москвой войска. В ополчении существовал и своеобразный земский собор,
памятником деятельности которого стал знаменитый «Приговор 30 июня 1611
года». Большинство статей в нем было посвящено самому больному для
ополченцев вопросу — о справедливом распределении земли и связанном с
этим улучшением положения разоренного и беспоместного дворянства.
59

Действие двух правительств в стране — «семибоярщины» и земского
ополчения,— конечно, пагубно сказывалось на состоянии управления.
Окончательно запутывало вопрос о землевладении и, следовательно,
обеспечении войска, и без того осложненный ранее имевшими сомнительную
легитимность тушинскими пожалованиями и раздачами. На одного мужика
могло претендовать несколько помещиков с грамотами от Василия
Шуйского, Лжедмитрия II, королевича Владислава и подмосковных бояр.
Многие умело пользовались этой неразберихой, захватывая, часто силой,
поместья и вотчины, значительно превышавшие размеры своих окладов. В ход
пускались и связи, и доносы, активно разыгрывалась и «изменничья»
карта. Ляпунов пытался уменьшить аппетиты «перелетов»,
использовавших в Смуте любую возможность для собственного обогащения, но
эта его попытка не осуществилась и осталась только в статьях приговора.
Другое, на что посягнул приговор,— так это на утвердившуюся в
Смутное время привилегию вольного казачества самостоятельно собирать себе
корм путем «приставств». Лишить казачество этой привилегии значило
превратить казаков в обычных наемных служилых людей. Это восприняли
как покушение на казацкую «вольницу», и Ляпунов был убит в казачьем
«кругу» в июле 1611 года.
Убийство Ляпунова означало и крах обоснованной в приговоре
программы, и, что еще печальнее для дела ополчения и судьбы страны,
невозможность дальнейшего политического союза с тушинцами и их
сторонниками в казацких «таборах» и дворянских сотнях.
Нет оснований говорить о том, что ополчение вовсе прекратило свою
деятельность, это уже потом, в первые годы царствования Михаила
Федоровича, выгодно было замалчивать и роль убитого Прокопия Ляпунова,
угадавшего назревшее в обществе стремление к объединению, и значение
действий казацких «таборов» И. М. Заруцкого и отрядов Д. Т. Трубецкого.
Блокируя Москву еще более года после смерти Ляпунова, они дали
возможность своими действиями организоваться новому, второму по счету
земскому ополчению.
Нижегородское ополчение
История его создания под предводительством К. Минина и Д. Пожарского
осенью 1611 года хрестоматийно известна, по этой теме существует
прекрасное, почти исчерпывающее исследование П. Г. Любомирова «Очерк
истории Нижегородского ополчения 1611 —1613 годов», осветившее
нижегородский «пролог» движения, созыв земского собора и правительственную
деятельность «Совета всея земли» после перехода ополчения в Ярославль вес-
иой 1612 года, военные действия по освобождению Москвы, осуществление
передачи власти новому земскому собору и избранному в 1613 году царю
Михаилу Федоровичу. Остановимся лишь на одном вопросе, важном для нас
в контексте рассмотрения истории областей Московского государства в Смутное
время,— почему Нижний Новгород?
Ответ прост: потому же, почему возглавить движение был призван
именно князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Дело в том, что Нижний
Новгород,— пожалуй, единственный из всех городов Замосковного края —
держался в Смуту определенной позиции поддержки царя Василия
Шуйского, не дав ни разу увлечь себя на сторону самозванца. То же
Пожарский.
Другая причина состояла в том, что в Арзамасском и
Нижегородском уездах оказались смоленские дворяне, потерявшие свои поместья в
результате действий короля Сигизмунда III под Смоленском. Им надо было искать
возможность обеспечить себя, потому-то они с радостью ухватились за
возможность получить жалованье, которое стало собирать «на земское дело» по
призыву Кузьмы Минина. Вот что пишет П. Г. Любомиров о состоянии
других областей страны в период деятельности нижегородского ополчения в
1612 году: «...К начатому Нижним делу примкнули в это время и раньше
Поморье и Сибирь, почти все замосковные города и значительная часть
низовых. В состав ополчения вошли также изгнанники и беглецы с запада,
из городов «от Литовской Украины»: смольняне, дорогобужане, вязьмичи,
2
О'
51
О из
шО
60

Демидов В. К., «Предсмертный подвиг князя М. К. Волконского
в Пафнутьевском монастыре в Боровске в 1610 году».
Холст хранится в Калужском областном художественном музее.
Картина отражает реальное историческое событие времен Смуты.
Лжедмитрий II (Тушинский вор) стремился овладеть царским троном
в Москве. Многие перепуганные воеводы царя
Василия Шуйского бросали города. Они сдали Волхову
Козельск, Калугу, Можайск, Звенигород...
В этот трудный для России момент упорное
сопротивление Лжедмитрию II оказал боровский воевода
Михаил Константинович Волконский. (Боровск —
небольшой провинциальный город недалеко от Калуги.)
В предателях никогда не было недостатка. Воеводы
Яков Змиев и Афанасий Челищев открыли литовцам
ворота Пафнутьевского монастыря. Князь Волконский собрал людей
в соборной и апостольской церкви и рубился с врагами
до смерти. Все, кто защищал церковь, были перебиты.

з| беляне; в рядах его были отряды и с юга, где н на местах находились
£, сочувствующие его задачам. Однако в большинстве города на юг и юго-запад
* от Москвы, а также некоторые к востоку от нее (Арзамас, Курмыш и,
у вероятно, Ядрин и Козьмодемьянск) признавали власть подмосковных воевод.
<5i На северо-западе Новгород с его областью представлял особое «Новго-
■I родское государство», находившееся в каких-то не вполне определенных в
21 то время отношениях со Швецией, а Псков и его пригороды, одно вре-
Q.J мя связанные с подмосковным правительством единым «государем», а потом
£ предоставленные самим себе, все время вели тяжелую борьбу и с «нем-
Р цами» (шведами), и с польскими отрядами. Южнее расположенный
£| Торопец, о котором не знаем, какое правительство признавал он в то время,
51 вел непрерывную борьбу против трех врагов: по словам его тогдашнего вое-
|| воды, «литовские и немецкие люди и русские воры прихаживали под город
« °1 и к острогу беспрестани». Еще южнее, на запад от Москвы, лежала
| ' область, завоеванная Сигизмундом. На крайнем юго-востоке Астрахань име-
0 Щ ла, по сведениям московских бояр, не знаем, как долго, какого-то своего
*£, «Димитрия», а потом, вероятно, вошла в сношения с Заруцким, а лежавшие
выше нее на Волге городки Царицын, Саратов, Самара, забытые,
по-видимому, в тревогах разрухи, должны были одни бороться с осмелевшими,
ввиду слабости русских, ногаями...»
Дополнением к этой достаточно красноречивой картине могут служить
недавно обнаруженные историком А. Л. Станиславским документы,
связанные с темным делом казанского дьяка Никанора Шульгина. Дьяк этот в
те же самые годы, оказывается, претендовал на самостоятельное,
независимое от Москвы — ни больше ни меньше! — управление Казанским
государством, да еще наказывал ослушников из Вятской земли, не
желавших ему подчиниться. Не случайно поэтому Д. М. Пожарский писал в
одной из грамот в августе 1612 года: «...государство Московское было в
розни — Северские городы были особе, а Казанское и Астраханское
царства и понизовые городы были особе ж, а во Пскове был Вор, который
назвался государским именем».
При этих условиях земский собор, действовавший в ополчении, был
достаточно представительным. Особенно после состоявшегося под Москвою
объединения остатков войск первого ополчения со свежими земскими
силами, пришедшими из Ярославля. Совместное управление воевод Д. Т.
Трубецкого и Д. М. Пожарского было успешным: объединенные силы
земского движения достигли первого необходимого условия «устроенья
земли» — освобождения столицы. Оно состоялось в конце октября 1612 года.
Однако главного — «царского обиранья» — взять на себя справедливо не
решились, наученные опытом «смутных лет»: «Нам ныне, не обослався и не учиня
совету и договору... со всеми городами Российского царствия, со всякими
людми от мала и до велика, одним учинити нельзя». И это — основной
урок Смуты, надолго усвоенный после того, как уже специальный
избирательный собор нового состава выбрал в 1613 году русским царем Михаила
Федоровича.
Характерный штрих, сообщаемый «Утвержденной грамотой»: избрание
царя задержали на две недели, а в это время «во все городы
Российского царствия, оприч дальних городов, послали тайно, во всяких людех мысли
их про государское обиранье проведывати, верных и богобоязных людей,
кого хотят государем царем на Московское государство во всех городех».
1613 год — традиционный символ,
...точка отсчета в истории династии Романовых. На этом, собственно,
историю Смуты завершали. Но такая периодизация справедлива лишь в том случае,
если главное содержание Смутного времени видеть в династическом кри-
* зисе. Однако тогда происходит аберрация взгляда историка — кажется, что
1 с избранием Михаила Романова решаются все проблемы страны. На самом де-
1*5 ле гражданская война продолжалась, выход из кризиса наметился, но преодо-
g~ лен еще не был. Вот точная оценка состояния общества в тот момент
1 х С. Ф. Платоновым: «Московский народ вышел из смуты материально разо-
шх ренным и духовно потрясенным. Пред правительством нового царя Мн-
62

хайла Федоровича стояли труднейшие задачи — привести в равновесие
общественные силы, еще не остывшие от страстной борьбы, наладить
хозяйственную жизнь страны и укрепить административный аппарат
настолько, чтобы он мог работать для водворения внутреннего порядка и
для государственной обороны».
Основная тяжесть военного и экономического бремени при этом легла на
победителей в Смуте — те самые средние слои. Это — провинциальное
дворянство, составлявшее основу ополчений, посадские люди, на деньги
которых были собраны земские ополчения. Посмотрим, что происходит с ними в
первые годы царствования Михаила Федоровича. Дворяне уже летом 1613
года были отправлены в походы под Новгород, Смоленск и Путивль,
наиболее надежные служилые люди Рязани, Тулы, Владимира, Нижнего Новгорода
и других городов вошли в состав войска, преследовавшего Заруцкого.
Пока одни воевали, другие начали подсчитывать убытки. И картина бедствий от
Смуты вышла самая удручающая. Как и можно было ожидать, наиболее
разоренными оказались те города, в которых в разное время начиналась
очередная «смута». Ко времени воцарения Михаила Федоровича от
Русского государства вообще оказались отторгнутыми многие города «от
Литовской Украины» (Невель и Великие Луки, Смоленск, Белая, Дорогобуж и
Вязьма), а примыкавшие к ним и «в свою очередь ставшие украинными»
(Л. М. Сухотин) Торопецкий, Ржевский и Можайский уезды оказались в
крайней степени запустения. Та же участь постигла знаменитые в Смуту
Северские города, все до одного без исключения. Чуть лучше было состояние
Заоцких и Рязанских городов, где рядом с разграбленными Мещовском,
ставшим пограничным Серпейском, Данковым и Рижском сохранились
меньше пострадавшие посады. В польских и украинных городах,
особенно во Мценске, Новосили, Волхове, Орле, Карачеве, Кромах,— опять
сплошное разорение. На этом фоне лишь в уездах Замосковного края
наблюдалось относительное благополучие. Но когда в 1614—1616 годах туда
были посланы специальные группы писцов для составления дозорных
книг, то оказалось, что и в центре государства исчезли многие
деревни, сократилась запашка и соответственно уменьшился — местами в четыре-
пять раз — сошный оклад и поступление налогов. Дозорщиков встречали
храмы, стоявшие без пения и церковных сосудов, пропавших «от
литовского разоренья», пустые крестьянские дворы, владельцы которых умерли еще «в
большой мор» или побиты сот литовских людей и казаков», поля, «поросшие
лесом в жердь и бревно».
Чтобы как-то поправить это катастрофическое положение, правительство
Михаила Федоровича в 1614 году вынуждено было пойти, как бы сказали
сейчас, «на непопулярные меры» — взимание чрезвычайного налога («пятины»);
оно оформило это решение, учтя уроки Смуты, опираясь на авторитет
земского собора. Всего, по подсчетам специально изучавшего этот вопрос
С. Б. Веселовского, в первые годы царствования Михаила Федоровича семь
раз(1) прибегали к сбору запросных и пятинных денег, раскладка
которых падала в основном на купцов и других жителей посадов. Но можно
ли было иначе, если «в государеве казне денег и в житницах хлеба нет,
потому иных городов посады и уезды и волости от полских и от
литовских людей и от русских воров... разорены, и люди побиты, и денежных
доходов в государеву казну взяти не с кого».
Собранная чрезвычайными сборами казна шла на жалованье ратным
людям, продолжавшим бои за Смоленск и Новгород, подавлявшим
непрекращавшиеся в государстве выступления казаков, ибо нормальная повседневная
жизнь внутренних областей Московского государства не могла начаться, пока
существовала внешняя угроза. И настоящий конец Смуты наступил лишь
в 1618 году, после подписания Деулинского перемирия с Речью Посполитой.
Пепелище Смуты остывало долго, то тут, то там мерцали его одинокие,
догорающие угольки. Авраамий Палицын свидетельствует: «Всяк же от своего
чину внеже зван бысть, выше начала восходити: раби убо господине хотяще
быти, и неволнни к свободе прескачюще, воинственный же чин болярствова-
ти начинаху... Царем же играху яко детищем, и всяк вышши меры своея
жалования хотяше». щ
63

БЕСЕДЫ ОБ ЭКОНОМИКЕ
Интересно жить в России —
в России все не так...
С главным редактором теоретического журнала «ТЕSIS»
Андреем ПОЛЕТАЕВЫМ беседует наш корреспондент И. ПРУСС.
Спад производства неизбежно
порождает безработицу —
где она?
Первым из кризиса всегда
выходит сельское хозяйство —
где оно?
Финансовый рынок развивается
медленнее других —
а у нас вот он какой!
— И это, кажется, еще не все
отступления от экономической теории.
зация, урбанизация; значит, они
вскоре вступят на тот же путь.
Отсюда термин: развивающиеся страны.
Идущие по стопам развитых стран
Запада, повторяющие их опыт.
На самом деле экономика
третьего мира просто ни у кого на
Западе не вызывала особого интереса.
К пятидесятым годам окончательно
сложилась и теоретическая, и
политическая, и психологическая установка
на однонаправленность мирового
развития, на евроцентризм. Собственно,
которые мы себе позволяем. Почему? отличия того, что происходило в треть-
— Прежде следовало бы спросить,
от какой экономической теории это
ем мире, от западной истории просто
не обсуждались, не было никакого
отступление. Все, что мы наблюдаем, стимула их выделять и обдумывать.
происходит в России. Во всех
учебниках изложена теория развития
экономики развитых стран Запада.
— Ив наших?
— Сейчас и в наших; раньше же
в наших учебниках написано было
лишь то, что социализм лучше
капитализма, так что это можно
исключить из разговора. Да, и в наших
нынешних, и в африканских, и в
корейских — в любых экономических
учебниках изложена классическая,
хорошо проработанная теория,
обобщающая опыт Запада. Другой
экономической теории просто нет в
природе. Я имею в виду сколько-нибудь
стройное, завершенное здание,
целостную систему теоретических
представлений.
Видите ли, долгое время
считалось — да считается и до сих
пор,— что западная теория
универсальна. Конечно, в Южной Америке,
Азии, Африке все происходит не так,
как в США или Германии, но это
только потому, что те страны еще ие
доросли до Запада, находятся на
предыдущей ступени развития.
ОднаСтимул появился в семидесятые
годы: нефтяной шок, кризис
задолженности - - впервые экономическое
развитие стран третьего мира кровно
задело Запад. Впервые заметили:
рост производительности труда в
сельском хозяйстве Ирана выпихнул из
деревень в города множество
молодых здоровых парней; но в городах
рабочих мест для них не было —
и вот они, отряды Хомейни,
угроза интересам и стабильности
развитых стран.
Множество таких вот простеньких
историй никак не умещалось в
теорию однонаправленного прогрессиз-
ма, и она лопнула. Тогда
серьезные ученые занялись наконец
экономической теорией развивающихся
стран. Между прочим, единственное,
что оказалось применимо для
анализа событий в России, именно
попытки понять и обобщить опыт этих
стран.
— Извините, мы-то тут при чем?!
Интерес к нам был постоянным и
пристальным, хотя бы потому, что мы
представляли собой гораздо большую
ко и там начинаются индустриали- угрозу, чем Хомейни.
64

— Угрозу — да, потому
политический интерес к нам был огромен.
Угрозу эту еще и преувеличивали,
потому что противостояние двух систем
было слишком многим выгодно.
Прежде всего — военным. Кроме того,
всем, кто работает с русским языком
и может регулярно читать наши
газеты, например. Чтение газет
Бангладеш — разве это профессия с
хорошим заработком для многих? А
советологов в любом университете и при
правительстве, и в специальных
центрах...
Вы сейчас слышите голос хоть
одного советолога времен застоя? Их
нет, они оказались совершенно
несостоятельны в анализе того, что
происходит с Россией.
А вот экономического интереса
Россия для Запада не представляла.
Потому особенностями ее экономики
никто всерьез и не занимался.
Только Бергсон в Америке н Корнай
в Венгрии понимали и говорили, что
социалистическая экономика —
Другая, она иначе устроена и может
быть объяснена только другой
теорией. Но Бергсон не был
достаточно влиятелен, чтобы его услышали:
в конце концов, его воспринимали как
специалиста в области региональной
экономики, а каждый такой
специалист уверен, что в его регионе все
особенное. Корнай уважали; думаю,
только случайно он не стал
нобелевским лауреатом. И все-таки не было
сильных стимулов разрабатывать
экономическую теорию социализма.
Теперь вот нет и теории перехода
от социализма к капитализму.
— Но теперь-то Россия не может
не интересовать и как бездонный
рынок сбыта, и как поставщик
дешевой квалифицированной рабочей
силы...
— Это информация для
бизнесменов. На место прежних
советологов (как бы теоретиков) пришли
люди из бизнеса. Они пытаются
понять, что тут происходит, оценить
степень риска, величину возможных
прибылей и так далее. Между
прочим, рынок информации для
западных инвесторов уже поделен; когда
инвесторы вздумают к нам прийти,
информацией они будут обеспечены.
Другое дело, что ее просто так, для
каких-нибудь там научных изысканий
никто не даст — товар не из
дешевых. Да и сама информация
добывалась не для ученых, а для
бизнесменов.
Западные специалисты-теоретики
(впрочем, и многие из наших)
работают на макроуровне и, не имея
другой теории, пытаются впихнуть
факты в ту, что имеют,— в теорию
экономического развития Запада.
И ничего не выходит. Например,
вопрос, с которого следует начинать
разговор о теории: сейчас у нас уже
есть рынок или мы к нему все еще
переходим? Я считаю, что рынок
уже сложился, и, следовательно,
задача ученого — определить, к какому
типу рынков он относится.
— Наша экономика уже
рыночная?! Да вы шутите! Практически
все производство — в руках
государства, земля — в руках
красных председателей, а вы говорите
о рынке...
— Но вообще-то главный признак
рынка вовсе не частная
собственность. Главное — превратились ли в
товар следующие вещи: труд,
деньги, земля.
— Однако у нас нет не только
частной собственности на землю, но
и рынка земли!
— Скажите, в Европе и Америке
середины XIX века был рынок?
— Конечно, был.
— Заметьте: классический,
эталонный. Теперь смотрите. В Англии
рынок земли очень ограниченный:
лорды землю в основном не
продавали, а сдавали в аренду.
Только в тридцатые — сороковые годы
прошлого века там отменили
знаменитые тюдоровские законы о
бродяжничестве и прочих способах
прикрепления человека к месту; эти
законы были покруче нашей прописки!
А гильдии по профессиям, в
которые никого из «чужих» не
пускали?
О Германии что и говорить:
крепостное право, латифундии, а на
них сидят бароны...
США: рабовладение; земля или
государственная, или принадлежит
индейцам; рынка капитала
практически не было, потому что не
сложилась общенациональная денежная
система, банки разрозненны, по
векселям одного банка в другом штате
деньги не получишь.
Если уж такая экономика —
рыночная, то наша — тем более.
— Позвольте, но ведь вы сами на-
3 Знание — сила № 6
65

5*1
звали именно эти критерии
главными...
А я и не отказываюсь.
Просто рынкам земли, денег и труда
достаточно обозначиться, начаться —
экономика принципиально меняется,
становится рыночной.
Теперь посмотрите, что у нас.
Сильно зависит ценность дачи от
состояния дома на участке? Нет,
гораздо важнее, сколько соток земли
к ней приписано. Битва за какую-
нибудь развалюху в центре Москвы —
это же битва за землю. Я согласен
с вами, рынок земли пока у нас
плохонький, ограниченный. Но он есть, он,
во всяком случае, развит не меньше,
чем в странах классического рынка
в середине прошлого века.
Насчет рынка денег, думаю, у вас
нет сомнений — деятельность
Гайдара его создала. И даже на рынке
труда, который у иас более всего
развит, в последние два года
отношения стали более денежными,
деньги вытеснили другие стимулы.
Итак, я считаю, обсуждать надо
не переход от централизованно
планируемой системы к рыночной, а
свойства данного рынка.
— Но тогда я не понимаю, чем
плоха для нас теория рыночного
хозяйства. Думаю, при всем
разнообразии рыночных систем основные,
базовые их законы одни и те же.
-w- Подходят ли нам базовые или
производные закономерности
классического рынка, могут показать
только серьезные фундаментальные
исследования. Но факт остается
фактом: те парадоксы, которые мы
перечислили вначале, теория западного
рынка не объясняет, они туда не лезут.
Вернитесь к западным прогнозам
начала реформ насчет безработицы —
они же все лопнули. Первое, что
должно было с нами произойти по всем
учебникам,— неуклонный рост
безработицы с углублением спада
производства. Спад два года все
углубляется, а безработицы нет как нет.
— /Сфс же нет, если целые заводы
отправляются в отпуск без
содержания месяца на три? Если рабочие
дни и рабочие недели во многих
местах укорочены? Если директора
наших предприятий считают делом
доблести и геройства сохранять
трудовой коллектив до последнего, даже
когда половине этого коллектива
делать давно нечего?
— Но у нас практически нет
модели, в которой просматривается
проблема скрытой безработицы.
Институт мировой экономики тридцать
лет описывал разные типы
безработицы при капитализме, но про
то, что у нас происходит, нет ни
одной книги.
— Модели нет, но безработица-то
есть!
— Если ее нет в теоретических
моделях, то мы не знаем ни ее
природы, ни динамики, ни факторов,.
которые переводят ее из скрытой
формы в открытую. Как влияет
дефицитное государственное
финансирование государственных же предприятий
на занятость? Не зная ничего этого,
мы не * можем прогнозировать, не
можем сказать, к каким последствиям
в сфере занятости приведет этот или
тот шаг правительства, это или то
развитие реформ.
Ситуация парадоксальна сама по
себе: о безработице в развитых
капиталистических странах мы умеем
говорить на языке экономической теории:
фактор туда, фактор сюда,
получается то-то. А о собственной
безработице у нас специалисты говорят, как
журналисты: директора предприятий
не хотят увольнять рабочих...
И все-таки предсказывали нам не
скрытую, а открытую безработицу,
в масштабах, которые скрыть
невозможно. Нет ее...
Как нет и взлета сельского
хозяйства — ему вместе с торговлей и
сферой услуг прочили в начале
реформ не просто быстрое
восстановление, а подъем! Причем подъем
именно за счет частной инициативы. Оиа
в сельском хозяйстве и раньше
много значила: известно, что в
среднем 30 процентов продукции шло
с приусадебных участков. А
картошки, например, 80 процентов. И хотя
это производство было практически не
товарное, сельские жители как бы
сами себя кормили (товарной продукции
3—5 процентов, не больше),
надежды на него казались весьма
основательны. Отсюда возьмет старт и
скоро страну накормит фермерское
хозяйство, а дальше вернет стране
статус экспортера продовольствия.
Относительно торговли и услуг
прогноз оказался верным: торговля
расширялась стремительными темпами.
Именно не превращалась из
государственной в частную (здесь, пока
66

не приватизировано оптовое звено,
превращение чисто формальное), а
расширялась мощной сетью частных
магазинов, ларьков, лотков. Быстро
появились новые услуги, тоже
частные,— юридические, бухгалтерские,
аудиторские.
А сельское хозяйство — в
основном, как везде, индивидуальное, не
требующее больших вложений, зато
с быстрой отдачей? Предполагалось,
что в мгновение ока разберут
колхозы-совхозы, договорятся и насчет
общего трактора, и насчет денег...
Если говорить об объемах
производства, тут в 1993 году сп ад не-
большой: в промышленности — 16
процентов, а в сельском хозяйстве —
5. Уровень задолженности колхозам
и совхозам меньше, чем в
промышленности,— слишком велик спрос на
их продукцию.
Но и природы своей наше
сельское хозяйство не поменяло, не стало
частным; не торопятся крестьяне
увеличивать свои приусадебные участки.
— Да кто им даст...
1 — Председатель не дает?
Объяснение на том же уровне, что
объяснение безработицы народолюбием
директоров. Ладно, один председатель
попался сквалыга, другой, третий...
Но чтобы все?! Сговорились, что ли?
— Почитайте газеты — множество
ответов найдете. И из исторической
психологии: русский крестьянин
привык к общинной жизни, боится
риска. И из социологии: председатели
блюдут свой классовый интерес,
который прекрасно осознают, потому им
нет никакой нужды сговариваться...
— Из газет? Это вы мне,
экономисту, говорите? Ну спасибо!
Впрочем, теперь это уже норма.
Откройте журнал «Вопросы экономики» —
наткнетесь там на ссылки на все
газеты. Должно-то быть наоборот,
верно? Что-то я не видел в газетах
ссылок на журнал «Вопросы
экономики»...
Не хочу объяснять экономическое
поведение внеэкономическими
факторами. Я их не отрицаю, разумеется.
Просто их действие, их влияние
на экономику должно быть описано
языком экономической теории —
только так ведутся профессиональные
разговоры. Иначе мы все,
специалисты, как бы пишем одну большую
газетную заметку...
С рынком денег — ошибка
прогноза в другую сторону; он
развивается быстрее, чем ожидалось два года
назад. Правда, тогда это особенно
серьезно и не исследовали, казалось
не слишком актуальным: разрыв
между нами и странами Запада именно
в этой сфере был колоссальным.
Положим, в сельском хозяйстве мы
отставали раз в шесть; в
промышленности — раза в два; в развитии
финансовых систем — в сотни, ты-
I
1
■о
•8
8

h
4 S
О Q.
сячи раз. Подумайте, пять лет назад
у нас не было ни одного
коммерческого банка! Вся финансовая
система — Центробанк, Сбербанк и
больше ничего.
За каких-нибудь два года мы в этой
сфере сделали рывок к финансовой
системе, на создание которой Запад
потратил сто лет, развивающиеся
страны — лет тридцать. Сегодня
наши коммерческие банки для
физических лиц, то есть для нас с вами,
пока хуже западных, не все операции
производят; но с юридическими
лицами, предприятиями и учреждениями
они работают вполне на уровне
любого западного банка.
Они овладели достаточно тонким
инструментом. Начинают лезть в дела
предприятий, во всяком случае
знакомятся с ними, прежде чем дать
кредит; проворачивают весьма
прибыльные операции с иностранной
валютой; крутятся на западных рынках
и не разоряются там.
Раньше людей, разбиравшихся во
всем этом, было максимум несколько
сотен. Теперь их тысячи. Откуда
столько грамотных финансистов?
А наш финансовый рынок весьма
разнообразен и очень специфичен.
Короткие деньги, длинные деньги...
При том, что у нас отрицательная
ставка процента (инфляция съедает
деньги), банки все равно успевают
делать свою прибыль на разнице
между депозитами и кредитами. В
семидесятые — восьмидесятые годы в
итальянских банках тоже была
отрицательная ставка процента: минус
пять — минус десять. Оказалось —
ничего страшного, финансовая
система выдерживает жизнь при такой
инфляции. Но у нас-то ставка минус
двести! В теории — все должно рухнуть,
и ничего, держится.
Конечно, инфляция прежде всего
ударила по долгосрочной активности,
подрубила долгосрочные инвестиции.
«Долгосрочным» у нас считается все,
что займет больше трех месяцев.
У них там, в учебниках, описан
мультипликатор роста: подъем
производства порождает рост инвестиций,
который, в свою очередь, вызывает
новое расширение производства. У нас
этот мультипликатор срабатывает
ровно в противоположную сторону: спад
производства провоцирует
сворачивание инвестиций, которое, в свою
очередь, ускоряет спад производства.
До того, как начали всерьез
интересоваться экономикой Латинской
Америки, западные экономисты были
убеждены, что с инфляцией в 20
процентов в месяц долго
продержаться нельзя. Несколько месяцев, ну от
силы год. По этой гюрии мы уже
давно должны были скончаться. Но
в восьмидесятые годы опыт развиваю-
68

щихся стран показал, что и при
достаточно высокой инфляции что-то
продолжает функционировать.
Но у нас и инфляция
ненормальная даже по меркам
развивающихся стран. В Чили жесткая денежно-
кредитная политика правительства
быстро сбивала цены, производство
не успело развалиться. Это как раз
понятно, потому что экономика в
принципе очень чувствительна к
финансовой политике — малейшие
изменения вызывают быструю реакцию.
Зажали деньги — цены падают,
производство начинает сокращаться;
отпустили — производство наращивает
объемы, а цены растут.
У нас же эта зависимость
скособочена, асимметрична, то есть опять-
таки противоречит всем
представлениям о том, как оно должно быть.
Чем больше денег выброшено на
рынок, тем быстрее растут цены, но спад
производства продолжается; меньше
денег — инфляция остается почти
такой же, цены все равно растут,
зато спад производства углубляется.
— Честно говоря, жесткая
денежно-кредитная политика у нас
продолжалась три первых месяца 1992 года.
Насчет дальнейшего мнения
расходятся: одни наблюдатели считают, что
тем дело и кончилось, а
монетаризм остался для речей, другие
говорят о том, что политика
правительства странным образом сочетала в
себе антиинфляционные меры с проин-
фляционными с легким перевесом
в пользу первых. Так что
результаты деятельности реформаторов и не
могут соответствовать модели из
западных учебников, так как сама
деятельность ей не соответствовала.
— Возможно, вы правы. А может
быть, нет. Может быть, мы тут
сталкиваемся с иными закономерностями
иной экономики. Самое скверное, что
ни ту, ни другую точку зрения
доказать сегодня нельзя: мы не знаем, что
происходит на самом деле в
нижних пластах экономики, на
микроуровне. Толкования произвольны, а
факты просто неизвестны. То есть
бизнесмены знают (или легко узнают)
все о том производстве, которым
решили заняться, но эта информация
не устроит экономиста, она говорит
о состоянии лишь отдельных
рынков. Например, какую продукцию
акционированные предприятия
производят? Кто их купил? Кто
акционеры? Никто не знает. Статистики нет.
Знаете, как собирает информацию
сам Чубайс? Садятся на телефон
двадцать два мальчика, обзванивают
областные администрации,
спрашивают, где в области проведены
чековые аукционы и сколько,— все!
Вот именно в этом, в нехватке
информации снизу, и содержится глав-
1 ■
"I
69

i i
ft) U
в; »|
О Q-
ная моя претензия к правительству
с начала реформ. Конечно, политика
его не укладывается ни в одну
доктрину, но это, наверное, нормально:
правительство действует не по
учебникам, а по обстоятельствам.
— Тогда, может, и теория ваша не
нужна?
— Но понимать-то, что происходит,
нужно! Экономическая теория — не
собрание рецептов, не
последовательное изложение практических действий,
а всего лишь инструмент для анализа
и прогноза: если будут соблюдены
такие, такие и такие условия,
события будут развиваться так-то; если
вы убираете такой-то фактор или
заставляете его действовать в
Другом направлении,— произойдет
следующий сдвиг...
Уже совершенно ясно, что в этом
качестве теория экономического
развития рынка стран Запада не
работает. И там, на Западе, она вряд ли
будет создана: все-таки с Россией
у них связаны экономически
периферийные интересы. Ну нет нас в
центре их экономической жизни, не очень
они рассчитывают разбогатеть на
наших просторах...
— Хорошо, положим, мы и своим
умом могли бы создать такую
теорию, тем более что нужнее всего
она нам самим. Но на что
опереться для начала, в какой системе
координат двигаться? Вы вот сказали,
что нам больше подходит
экономический опыт развивающихся стран,
чем опыт Европы и Америки.
Может, начать оттуда?
— Возьмем хотя бы самую простую
систему координат: есть страны
бедные — средние — богатые.
Главный критерий — уровень дохода на
душу населения. Но в стране
каждого типа не просто люди живут хуже
или лучше, в ней особая
экономика, особая структура производства.
Чем страна богаче, тем выше в ее
экономике доля сферы услуг, выше
образование людей, более равномерно
и сильно развиты все области науки.
В экономике со средним уровнем
жизни основное место занимает
промышленность, производство
индустриальное (а не наукоемкое). Бедные
страны — это прежЯе всего,
процентов на 70, сельское хозяйство.
СССР по уровню жизни людей
никогда, конечно, к богатым странам
не принадлежал, но по другим
критериям был очень к ним близок. За
счет перераспределения прибавочного
продукта, как сказал бы
политэконом-марксист, государство обеспечило
уровень образования, науки, военной
промышленности, уровень жилищных
условий, наконец, такой же, как в
богатых странах.
Четыре года назад Россия не
походила ни на одну другую страну.
От богатых она отличалась прежде
всего полным отсутствием рыночных
структур. От бедных и даже
средних — структурой экономики, в
которой большое место занимали
элементы, характерные только для стран
богатых (об этом я только что сказал:
образование, наука, наукоемкое
производство в военной промышленности
и так далее). Ясно, что описать эту
экономику и тенденции ее развития
можно было только в рамках
принципиально новой теории.
— Наверное, в чем-то на нас
похож Китай? Вы помните, многие
призывали ориентироваться на опыт
китайских реформ.
— Помилуйте, почему тогда не на
опыт Эфиопии? Не так важно то,
что Китай — страна
социалистическая, как то, что Китай — страна
бедная. Я каждый раз поражался: как
может прийти в голову предлагать
в качестве образца страну, которая
в экономическом развитии находится
на несколько ступеней ниже?! Там
другие проблемы.
Но, я думаю, опыт Китая скоро,
к сожалению, станет полезен
некоторым республикам бывшего СССР,
"сползающим на тот уровень...
*
— Вы сказали, четыре года назад
мы были ни на кого не похожи. За
четыре года что-то изменилось?
— Боюсь, картина меняется.
Структура нашей экономики начинает,
кажется, приходить в соответствие с
уровнем жизни населения. Это
значит — мы можем стать
классической страной среднего типа, или
развивающейся, или пойти по
латиноамериканскому варианту.
Что характерно для таких стран?
В промышленности — преобладание
добывающих отраслей над
перерабатывающими (в эту сторону уже
сдвигается структура нашего экспорта).
«Точечное» развитие науки —
только в тех областях, которые
поддерживает государство. В Пакистане,
например, прекрасные физики — теоре-
70

тики и атомщики, прекрасные
компьютерщики, изобрели даже
компьютерный вирус, который пошел именно
из Пакистана. Мозги в любой стране
есть, но далеко не всегда есть
условия для их работы. Средние страны —
это и острейшие экологические
проблемы, которых еще нет у бедных
и уже почти нет у богатых.
— Вам не кажется, что вы
вернулись к теории однонаправленного
развития, которую так критиковали
сначала? От бедных — через средних —
к богатым: такой шанс есть у
любого народа, не так ли?
— Теория однонаправленного
развития говорит не о шаисе, который
есть у каждого, а о железной
закономерности и обязательности для
всех этого пути от бедности к
богатству. Знаете, какая страна была
самой богатой по уровню доходов на
душу населения в начале века?
Аргентина. У иее было два козыря —
коровы и медь. Они же остались и на
сегодняшний день, только ситуация на
международном рынке изменилась, а
■экономика страны не изменилась.
Это другая экономика, понимаете?
И никто не может гарантировать,
что она со временем приобретет
структуру иного типа. Скорее,
наоборот.
Страны такого типа имеют и
весьма характерные политические
особенности: отсутствие гражданского
общества, повышенная склонность к
авторитаризму, резкая политическая
поляризация как отражение резкой
экономической дифференциации,
политическая нестабильность, социальная
напряженность, повышенная
конфликтность...
— Утешили! И что, никак нельзя
предотвратить наше превращение в
такую страну?
— Не знаю. Нет теории, которая
могла бы адекватно описать
происходящее и предсказать будущее.
Кроме гадалок, это доступно только тем,
у кого в руках хорошая теория.
Этим — теперь уже можно сказать,
что почти только этим,— я пытаюсь
удержать в стране лучших своих
учеников. Что их ждет там, на
Западе? В лучшем случае — несколько
публикаций в третьестепенных
экономических журналах. А здесь у
каждого способного экономиста есть шанс
стать создателем новой теории, новым
Кейнсом для России... л
□
D
□
□
D
□
□
а
а
D
о
а
□
D
□
□
D
D
□
а
D
D
D
D
D
□
D
□
□
□
D
□
D
а
D
□
D
D
а
□
□
к
10
К
X
и
1S
ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
Золото
всегда было золотом
Недавно в Кёльне прошла
интересная археологическая
выставка. На ней были
представлены многочисленные
предметы из могильника
«князя из Хухдорфа». Это
захоронение, признанное
сенсационным, было
обнаружено в Германии в 1978
году. Кельтский могильник
оказался неразграбленным,
и люди впервые смогли
увидеть, как снаряжали в
«загробную жизнь» знатных
представителей кельтов.
Отреставрированные находки,
демонстрировавшиеся на
выставке, привлекли внимание
большого числа посетителей.
Только золотые изделия из
могильника князя потянули
на шестьсот граммов.
Многие предметы — подлинные
произведения искусства.
Например, бронзовый котел на
пятьсот литров, украшенный
тремя фигурками львов и
тремя фигурными ручками.
Предполагают, что он работы
не местных мастеров.
Оригинальны восемь фигурок на
колесах, служащие ножками
княжеского ложа, на
котором властитель и отдыхал,
застелив его шкурами
животных, и пировал. Как
полагают, бронзовое ложе
греческой работы. Особенно
обращают на себя внимание
выгравированные на спинке
ложа две боевые колесницы
и танцоры с мечами.
Хорош бронзовый кинжал,
ножны которого покрыты
листовым золотом с
чеканным орнаментом.
Любопытно, что листовым золотом с
чеканным рисунком была
украшена и обувь князя.
Однако следует заметить,
что железо у кельтов
ценилось выше золота, поэтому
именно окованная листовым
железом колесница —
повозка длиной четыре с
половиной метра —
свидетельствует о богатстве князя.
Остается добавить, что
кельты — обитали юго-западнее
сегодняшней Германии
около двух с половиной
тысяч лет назад.
71

«Исцеление бесноватых».
Клеймо иконы «Никола Зарайский с житием» (из села Большие Соли).

ВСЕ О ЧЕЛОВЕКЕ
Н. Федотова
От «пульса смерти» —
к «пульсу жизни»
— Не знаю, даст ли что-нибудь этот конгресс науке, но то,
что в Москве теперь будет больше шарлатанов,— это точно.
Из комментария ведущего телевизионной программы
сМосковский телетайп»
— Появилось новое понятие — народная культура здоровья.
Из выступления лсихиатра Я- Гальперина
Оба эти высказывания относятся к проходившему в августе прошлого
года в Москве международному конгрессу с Народная медицина России —
прошлое, настоящее, будущее». Наверное, не стоит сегодня приводить
особые аргументы в пользу традиционных методов оздоровления.
Медицина, которую в России всегда называли народной,
а по терминологии Всемирной организации здравоохранения называют
теперь традиционной, родилась вместе с человеком, всегда
сопутствовала и помогала ему и, вероятно, всегда будет ему нужна
и полезна. Что же касается медицинской науки, которая давала
и продолжает давать нам все новые и новые средства для борьбы
с недугами, то приходится признать, что она никогда не могла
удовлетворить в полной мере естественную человеческую потребность
использовать себе во благо активные факторы окружающей природы
и таинственные, но поистине безграничные резервы
собственного организма.
Конгресс, проходивший в культурном центре «Меридиан», зафиксировал
очень важный симптом современной ситуации — сближение отечественной
традиционной медицины с другими оздоровительными системами, в основном
восточными. Возможно, это объясняется уникальным евразийским положением
нашей страны. Но главная причина, думается, в ином. За индийской и
даосской йогами, за щедрым многообразием китайского ушу, за мудростью
многотысячелетней Аюрведы — мощные философские системы, по-своему
объясняющие мир и человека. И сегодня многие, начав с практики восточных
единоборств или хатха-йоги, втягиваются незаметно для себя в
освоение нового пласта знаний, в непривычную живопись, пластику, музыку.
И обретение идеального здоровья оказывается только одним из многих
благотворных следствий большой духовной работы, на которую способна
подвигнуть себя ищущая человеческая индивидуальность. Вот эта открытость по
отношению к знаниям о человеке, кто бы ни был их носителем, к какому бы
времени они ни принадлежали,— явление, с моей точки зрения, отрадное.
В перерыве между заседаниями конгресса мое внимание привлек человек
в одеянии тибетского монаха. Оказалось, что Виктор Федорович Востоков -
президент международного благотворительного фонда «Тибетская медицина».
Родился он в семье потомственных целителей, в небольшом кишлаке на
границе Тувы и Монголии. Рано потеряв родителей, мальчик ушел в тайгу,
жил в зимовьях. Случайная встреча с тибетским ламой определила его
судьбу. До семнадцати лет он прожил в буддийском монастыре, где
учился у тибетских лам секретам исцеления. Там же получил священное
звание доктора тибетской медицины, дающее право на врачевание. Сегодня
Виктор Федорович владеет сорока методами нелекарственной терапии,
двенадцатью видами массажа, различными способами диагностики — по
73

„I языку, по ушной раковине, по ирису, по позвоночнику, по ногтям, по чакрам,
|1 по точке сю-вей, по пульсу... Кстати, знаете, как тибетские лекари образно
* характеризуют разные удары пульса? Пение жаворонка, голос кукушки, крик
q цапли...
Опытный тибетский диагност различает как минимум семьдесят два пульса
и даже может определить, сколько лет проживет пациент, ибо, как выяснилось,
I помимо «пульса жизни» существует и «пульс смерти». Востоков убежден,
;1 что современная медицина должна идти рука об руку с тибетской,
g| вобравшей в себя многовековой опыт медицинских систем Индии, Китая и
^5 даже, по его словам, знания древних погибших цивилизаций.
3 3| Добавлю от себя: и не только с тибетской. Кстати, вот что показательно:
%t\ если восточнославянские волхвы языческих времен все же отличались от
е •[ восточных магов, мудрецов и звездочетов, известных нам по евангельскому
±61 сказанию, то исследования праиндоевропеискои эпохи указывают на глубинное
сходство традиционной медицины у всех индоевропейских народов.
Выходит, то взаимопроникновение разных ветвей традиционной медицины,
которое мы сейчас наблюдаем, вполне закономерно и, конечно же,
благотворно,— разумеется, если речь идет о продуманном, несуетливом изучении
богатейшей сокровищницы накопленного человеческого опыта, а не о
скоропалительном использование всего, что только кажется новым и обещает
быстрый эффект, ибо такой подход, который тоже, к сожалению,
существует в среде современных целителей, может привести лишь к элементарной
эклектике как в мировоззрении, так и в методике.
Один из методов, пришедших к нам с Востока,— металлолечение.
Тысячелетиями восточные целители рекомендовали воинам и больным людям
употреблять внутрь водно-спиртовые взвеси меди и других металлов с
целью повышения жизненных сил. А в Египте и Сирии до сих пор существует
обычай надевать медные кольца на ноги и руки детей при тяжелом прорезывании
зубов.
Именно у-нас за последние десятилетия проведены обширные
исследования по изучению лечебных свойств металлов, прежде всего меди. Московские
профессора Е. С. Вельховер и Ф. Н. Ромашов считают, что лечебный
эффект меди связан с ее обезболивающим, противовоспалительным и
антибактериальным действием. Ученым удалось доказать, что в таких серьезных
заболеваниях, как бронхиальная астма, туберкулез, сахарный диабет, ишемия,
язва желудка и двенадцатиперстной кишки, гнойные процессы, отчасти повинен
недостаток меди в организме. В лучшем же случае он оборачивается
быстрой утомляемостью и частыми головными болями. Каждому из нас
достаточно всего-навсего около трех миллиграммов меди в день. Но вот беда:1
если мы нервничаем, физически перегружаемся, неправильно питаемся или
страдаем хроническими заболеваниями желудочно-кишечного тракта, наши
запасы меди могут истощиться, и тогда придется восполнять их за
счет определенных продуктов питания и трав либо прямым введением
препаратов меди в биологически активные точки и, наконец, аппликациями
дисков и пластин.
Однако не всегда стремление науки «вынуть» из целительства
мистические элементы и рационально объяснить загадочные целебные эффекты
увенчивается успехом. Так произошло с древнейшим методом китайской
традиционной медицины, «узаконенным» ныне по всему миру,— иглотерапией,
или, как поспешили ее назвать у нас, рефлексотерапией, ибо связь лечебного
эффекта с рефлекторной системой казалась всем очевидной. Доклад сотрудника
Казанского медицинского института Г. А. Иваничева «Является ли рефлекс
нейрофизиологической основой рефлексотерапии?» поставил под сомнение
* эту, казалось бы, неопровержимо доказанную связь. Скорее всего, тут какой-то
5 иной механизм... Ну что ж, как известно, в науке отрицательный результат —
"gr тоже результат.
11 Издавна было замечено, что если тяжелых больных, которым не помогает
*2х никакое лечение, погрузить в состояние траиса или экстаза, то они легче под-
74

даются внушению целителя, в результате чего в организме больного
происходит некая перестройка и от тяготевшего над человеком недуга не
остается и следа. Кстати, подобный метод из арсенала шаманов и колдунов
использовался также во многих религиозно-мистических сектах. Измененного,
«пограничного» состояния психики добивались разными способами — с
помощью психотропных снадобий, специальных напитков, а иногда даже особых
танцев и песнопений, не считая такого средства, как медитация при всей ее,
казалось бы, несхожести с трансово-экстатическим поведением.
И сегодня такой способ лечения имеет право на существование, но
уже на основе современных методик, опирающихся на точный анализ,
новейшие возможности научных лабораторий. Своеобразный метод,
предложенный московским психотерапевтом Афанасием Ивановичем Кобзиным,
совмещает в себе как элементы некоторых христианских обрядов, медитации,
так и гипноза. Цель, которую преследовал Кобзин,— использовать
измененное состояние сознания для восстановления нарушенной
психофизиологической саморегуляции организма как метода избавления от недугов.
Свидетельство успеха — около сорока историй болезни, с которыми меня
познакомил автор нового метода. И если следовать высказыванию французского
мыслителя Жан-Жака Руссо, утверждавшего, говоря о болезнях, что «природа
не знает этих злейших врагов человеческого счастья, почти все они созданы
нами самими», то почему бы нам самим не начать бороться с ними,
воспользовавшись шансом стать своим собственным врачом?
С древнейших времен человечеству известна исцеляющая сила искусства,
его способность вызывать, помимо эмоциональной, грандиозную
физиологическую перестройку, менять уровень гормонов, кровяного давления и даже
ритм дыхания, провозглашенного некогда «царем лекарств». Живописные
полотна Валентины Васильевой, а также «лечебные» фильмы, представленные
на конгрессе, несут, по словам их авторов, колоссальный заряд здоровья,
а биоэнергетическая магия музыкальных композиций Маргариты Домбровской,
восстанавливая гармонию души, определяет и наше доброе самочувствие.
Кстати, недавно состоялась встреча российских и европейских ученых и
музыкантов, на которой всерьез обсуждались вопросы терапевтического
воздействия частот, и тонов на психофизиологические функции
человеческого организма.
Всему миру известны поражающие воображение операции без скальпеля,
проводимые филиппинскими хилерами. Правда, до сих пор, кажется, остается
неясным, не подменено ли тут хирургическое вмешательство всего лишь
искусным трюком. Нечто подобное мне довелось увидеть и на конгрессе.
Правда, на этот раз удаление липомы на руке пациента, проведенное
целителем из Казахстана Умаром Бешировым методом трансхирургии, не
обошлось без хирургических инструментов, хотя и несколько необычных.
Но вот что касается обезболивания и обеззараживания, их обеспечило
биоэнергетическое воздействие целителя. Уверяют, что преимуществ у этого
метода немало: заметно сокращается послеоперационный период, к тому же он
проходит без боли и осложнений и, что тоже немаловажно, почти никакого
следа хирургического вмешательства!
Но все же, наверное, «высший пилотаж» целительства — эниохирургия,
когда вся операция, казалось бы, ничем не отличается от привычного уже
ныне бесконтактного массажа. Никакой крови, никакого скальпеля! Одни
пассы эниохирурга — и той же опухоли как не бывало. Такую «мысленную»
операцию нам тоже продемонстрировали. Правда, осталось неясным,
действительно ли исчезла опухоль кишечника, поскольку рентгеновских снимков
до и после мы так и не увидели.
Во время конгресса я довольно много общалась с экстрасенсами, или,
как их принято сейчас называть, биоэнерготерапевтами, и, разумеется, наслу-
шалась о всевозможных «контактах с Высшим Разумом», о «тонких мирах» и
даже о новом, поразительном способе борьбы с наследственными болезнями —
искоренении их не только у тех, кто ими страдает, но также у их первоначаль-
ных носителей, то есть, как вы понимаете, у тех, кто уже отошел в мир иной.
75

о
Но, как выяснилось, помимо запредельных миров, народную медицину
волнует и судьба нашей грешной Земли — ее экологическое неблагополучие.
Ряд биоэнерготерапевтов поставил перед собой благородную задачу — своими
силами восстановить здоровье загрязненных районов нашей страны. Таким
образом биоэнергетика, зародившаяся еще в сороковых годах на основе
военной технологии, входит сегодня в общее русло конверсии.
Кстати, говоря о народной медицине, следует разделять два разных
направления — знахарскую традицию (костоправство, массаж, лечение
различными снадобьями из трав, минералов и прочих природных компонентов) и
так называемую магико-медицинскую сферу, к которой относится и
деятельность биоэнерготерапевтов. Дар их, к сожалению, плохо исследован и мало-
иЬ понятен, хотя в гипотезах по этому поводу недостатка не ощущается.
9 * Сегодня уже никто не станет умалять или оспаривать богатейшие научные
и технические возможности классической медицины. Возьмем, к примеру,
микроскоп, замечательное изобретение человечества, открывшее новую эпоху
в исследовании многих заболеваний. Но не случилось ли так, что припав к
окулярам микроскопа, ученые резко сузили поле своего зрения, оставив
втуне философское осмысление взаимоотношений человека со всем, что его
окружает? И знаменательно, что, выступая на конгрессе, именно гость из-за
рубежа, американский психолог Клиф Сендерсон, призвал Россию — «Свет
придет с Востока!» — внести свой вклад в новую, только что нарождающуюся
отрасль знания: философическую медицину, которой, по-видимому, предстоит
открыть какие-то новые, не используемые до сей поры возможности для нашего
исцеления. При этом Сендерсон ссылался на Эйнштейна, предсказавшего,
будто следующий прорыв в науке совершит отнюдь не высокообразованный
человек, а обладающий высоким сознанием. Ну что ж, истории мировой науки
известно немало случаев, когда важнейшие открытия принципиального
характера делали люди, очень далекие по роду своих занятий от решаемой задачи.
Заключил свое выступление американский психолог следующими словами:
«В вашей стране сейчас масса проблем, но что может быть важнее
здоровья и хорошего настроения! Когда речь идет о здоровье, следует забыть
обо всех размежеваниях и противостояниях, как политических, так и
национальных». Трудно с этим не согласиться.
Как стремительно меняется наша жизнь! Еще лет десять назад такой
конгресс, как этот, был бы просто невозможен, а к услугам травников,
костоправов и прочих знахарей не принято было относиться всерьез,
ибо охрана здоровья, как, впрочем, и многое другое в нашей стране, было
«огосударствлено». И в случае болезни существовал только один путь —
в государственную поликлинику. Сегодня ситуация изменилась; рейтинг
доверия к официальной медицине несколько снижен, а народная медицина наконец-
то выходит из многолетнего подполья.
Незадолго до открытия конгресса Верховный Совет Российской Федерации
принял основы законодательства по охране здоровья, в том числе статью
57 — о праве любого из нас, кого природа наделила даром исцелять и кто
имеет сертификат, подтверждающий, что его владелец прошел тестирование и
обучение на специальных курсах, заниматься целительской практикой. Итак,
народный целитель впервые появился как юридическое лицо, а его
деятельность узаконена.
Новость эту восприняли как долгожданное признание заслуг народной
медицины, что и придало конгрессу тон некоторой праздничности и благодушия.
Правда, по мнению одного из организаторов конгресса, генерального директора
Всероссийского научно-исследовательского центра традиционной медицины
Якова Григорьевича Гальперина, радоваться еще рано. В статье есть, как
выражаются юристы, рамочные ограничения, которые грозят свести обещанную
свободу действий к элементарной фикции. Возникают и такие вопросы: а кто,
" собственно, будет выдавать лицензии и какими критериями при этом руководст-
гчг воваться, да и существуют ли вообще какие-либо научно разработанные
]Д критерии? Надо заметить, что четких ответов на эти вопросы на конгрессе не
|~ прозвучало.
^1 По данным Всемирной организации здравоохранения, сегодня в мире
76

«Дороги покампил" — так назвала свое живописное полотно московская целительница
Валентина Васильева. По ее мнению, любое исцеление должно начинаться с духовного
очищения, покаяния.
существует двадцать семь сотрудничающих между собой центров
традиционной медицины. Что же касается не зарегистрированных там, то их — как
песка морского. Чем же объяснить такое повальное увлечение народной
медициной? Ну, скажем, в развивающихся странах — бедностью ресурсов и
77

J недостаточностью медицинского персонала, к тому же народная медицина бли-
ii же к традиционным формам их национальной культуры, если не сказать, что
$ это и есть одна из ее форм. Но вот что любопытно — высокоразвитые
>■ страны с нх огромным научным потенциалом и сложнейшими меди-
£i цинскими технологиями также вынуждены признать: медицинские учреждения
*1 современного типа не в силах разрешить все существующие проблемы здраво-
Т| охранения. Хотим мы этого или нет, но средства народной медицины исполь-
е| зуются все шире и шире, приобретая все больший авторитет и привлека-
£j тельность, прежде всего в силу стремления современного человека исполь-
*] зовать экологически чистые технологии и продукты, в том числе и лекарства.
з Немаловажна также широкая осведомленность о всевозможных осложнениях,
|^ возникающих в результате применения синтезированных препаратов,— появ-
е| лении зависимостей, аллергии, влиянии на генетические структуры...
ol Для нашей страны, с ее значительной разницей в уровнях социально-
экономического развития регионов, тяжелым экономическим, социальным и
политическим кризисом, заметным ухудшением здоровья населения и
деятельности учреждений здравоохранения, могучая древняя традиция целительства —
эффективный источник помощи больным людям. И не разумнее ли перестать
высокомерно отмахиваться от услуг этих странных лекарей и помочь науке
проникнуть в суть необъяснимых пока явлений, не разрывать искусственно и
не противопоставлять обе ипостаси одного и того же стремления — помочь
страждущему человеку.
К сожалению, пока речь идет лишь об отдельных успехах народной
медицины, но не о целительстве как системе здравоохранения. Ее еще только
предстоит создавать. Возьмем хотя бы такой элементарный показатель, как
истории болезни. Многие ли из целителей регулярно ведут их, фиксируют ли
установленный диагноз, описывают ли применяемые методы? Конечно,
немногие. Необходимо обучение целителей на специальных отделениях и
факультетах медицинских вузов, нужно готовить для них программы и педагогов.
Есть такие классические методики целительства, как, скажем, акупунктура,
мануальная терапия или фитотерапия, которым, можно считать, повезло:
хотя и с немалыми трудностями, но они все же признаны, их преподают
специалистам, широко используют в медицинских учреждениях. Однако это
лишь малая толика бесценного народного наследия. Большая его часть
так и осталась пока вне оценки в свете современных научных данных.
А жаль — это позволило бы не только шире использовать малоизвестные
сегодня методы, но и снизить риск неудач при их применении. Что же
касается первичной медико-санитарной помощи на уровне амбулаторий,
поликлиник и территориальных стационаров, то там такие методы оказались бы
весьма уместными.
Разумеется, стоит завести речь о целительской практике, как тут же
возникает масса очень непростых вопросов — практических, теоретических,
этических, юридических, да каких угодно! Но, надеюсь, все же. разрешимых при
реалистическом подходе к традиционной медицине. Только очень важно
отказаться от въевшегося уже в наши души скептического отношения к ней, не
рассматривать ее как деятельность, использующую лишь невежество толпы и
являющуюся прибежищем людей с сомнительными нравственными
установками. Да, действительно, среди целителей встречаются люди некомпетентные
илн откровенно и бесконтрольно занимающиеся бизнесом, бывают случаи,
компрометирующие целительскую традицию. Но стоит ли из-за этого отвергать
уникальные возможности и забытые чудесные рецепты здоровья, что дарит
нам народная медицина!
Как-то из чистого любопытства решила я посетить массовый сеанс
известного биоэнерготерапевта. И выходя из метро, обнаружила вдруг, что меня
прямо-таки несет река людей, устремившихся в том же направлении.
Так вот, я до сих пор не могу забыть их лица. Как они светились на-
gr деждой! Мать вела ослепшего сына, дочь — еле передвигающего ноги
?: отца... Думаю, люди, с усмешкой и пренебрежением относящиеся к воз-
i можностям целительства, просто никогда не видели таких лиц...
I
78

БИЛЕТ В XXI ВЕК
Спать... спать»
спать»
Пять лет специальная
комиссия Конгресса США
тщательно изучала проблемы
сна и бессонницы. Глава
комиссии и главный
инициатор ее создания, директор
Станфордского центра по
изучению нарушений сна
Вильям Демант, считает сон
главным «биомедицинским
богатством нации».
Основные выводы комиссии
неожиданны и печальны:
проблемы сна обходятся
обществу в 50 миллиардов
долларов за год, почти 40
миллионов американцев
хронически недосыпают или
плохо спят. Более того, почти
никто в Америке не спит
столько, сколько ему
необходимо. Член комиссии
Джеймс Уоли считает, что
«Америка имеет
колоссальную национальную
задолженность сна, не менее
существенную, чем
национальный долг».
Последствия такого
всеобщего недосыпа самые
разнообразные: нарушения
психического и физического
здоровья, конфликты в семье
и на службе, нарушение
умственной деятельности и
самое трагическое —
катастрофы.
Л
Л
Л
д
Л
Л
Л
Л
д
д
д
д
д
д
д
д
д
д
д
Л
д
д
д
Л
д
Л
Л
д
Давно подмечено, что
большинство тяжелых
аварий на ядерных реакторах
происходило ранним утром,
когда человеку положено
спать, и, сколько бы ты ни
спал до того, в эти часы
утренней дремы тело твое
противится любой работе.
А катастрофа
супертанкера «Эксон Вальдес», после
которой на очистку моря от
'нефти ушли миллиарды
долларов? Виновником сочли
капитана и его пристрастие
к спиртному. Но
исследование «сонной» комиссии
вынесло иное решение: причина
аварии — в элементарном
недосыпании третьего
помощника капитана, стоив
>шего на вахте в момент
катастрофы.
Невыспавшиеся водители
служат причиной большего
числа аварий, чем
пьяницы,— число примеров можно
множить и множить. Что же
делать?
Прежде всего —
организовать новый национальный
центр по изучению сна и его
нарушений. В несколько раз
увеличить ассигнования на
исследование сна и
расширить масштабы обследования
пациентов в десятки раз.
И может быть, самое
главное — «кардинально
изменить отношение людей и
всего общества ко сну».
Короче, сон — дело
серьезное.
S
U
О
К
W
х
о
с
п
□
D
□
□
□
□
□
D
□
□
□
□
□
G
□
□
□
□
3
3
о
□
D
п
о
□
□
□
о
о
«Микролинзы»
выдают черную дыру
За последнее десятилетие
астрономы открыли во
Вселенной несколько так
называемых гравитационных
линз — гигантских и
массивных галактик, которые
своим мощным тяготением
могут искривлять световой
луч более удаленного
объекта, когда этот луч
проходит поблизости от них.
Иногда это даже создаст
иллюзию, что наземный
наблюдатель видит два
различных объекта там, где на
самом деле существует лишь
один.
В 1989 году были
впервые обнаружены
«микролинзы» — отдельные звезды
или сравнительно небольшие
их группы, обладающие
таким же свойством
фокусировать свет далекого
квазара (квазизвездный
объект). Недавно американские
ученые Рудольф Шилд и
Крис Смит открыли ранее
не известные «микролинзы»
в созвездии Большой
Медведицы. Это всего второй
подобный случай.
Квазар, получивший
название QSO0957+56I,
расположен в миллиардах
световых лет «за» гигантской
эллиптической галактикой
G1, которая сама лежит в
миллиардах световых лет от
Земли. Именно эта галактика
и служит «микролинзой»,
искривляющей световое
излучение квазара, разделяя его
на два компонента — А
и В, обладающие
различной яркостью.
Луч от компонента А
проходит к нам далеко от
центра галактики G1, так
что ее отдельные звезды
оказывают на него мало
влияния. Таким образом,
он несет на себе довольно
точную информацию о том,
как колеблется со временем
собственная светимость
квазара. А от компонента В
свет идет через самый центр
этой галактики, так что он
испытывает по пути
активное воздействие ее
отдельных звезд.
Известно, что яркость
квазаров может сильно
колебаться, иногда даже за
несколько суток. Еще в 1985
79

году Р. Шилд и его
сотрудник Брайен Чолсин
установили, что компонент В
данного квазара в
колебаниях своей яркости
довольно точно следует таким
колебаниям компонента А, но
«со спуском» в 1,1 года.
Следовательно, время
«пребывания в пути» его света
дольше как раз на такой
отрезок времени.
Теперь Р. Шилд и К. Смит
проанализировали
десятилетний ряд наблюдений,
выполненных на телескопе
обсерватории Маунт-Хопкинс
в штате Аризона. Учтя
«замедление» в 1,1 года* они
установили, что с 1980 по
1987 годы яркость
компонента В относительно А
возросла на 20 процентов,
после чего она оставалась
на одном и том же уровне.
Видно, яркость возросла
из-за того, что некая звезда
(или группа звезд) прошла
«перед» этим компонентом,
и ее тяготение, совсем как
линза, «сфокусировало» свет
данного компонента, приведя
к постепенному усилению.
Открытие имеет и
принципиальное значение.
Астрономы теперь смогут
использовать «микролинзы» для
определения массы далеких
звезд, вызывающих
подобный эффект. Это, в свою
очередь, создает
возможность устанавливать, какое
количество звезд той или
иной массы содержится в
галактике. Причем все это в
настолько далекой
галактике, что мы в ней не можем
даже различать отдельные
звезды.
Наконец, «микролинзы»
могут помочь в обнаружении
«темной материи», она хотя
и не наблюдается, согласно
некоторым гипотезам,
составляет 90—99 процентов
всей массы Вселенной. Если
«темные», нейтронные
звезды, черные дыры и
«коричневые карлики», входят в
состав «темной материи»,
они так же, как и
видимые объекты, в состоянии
служить «микролинзами».
Вот почему Р. Шилд и
К. Смит обратились к
астрономам всего мира с
призывом в течение десятилетий
не отводить взор от
квазара QSO0957+561.
О
D
□
D
□
□
□
□
□
□
□
□
□
D
□
□
□
□
D
D
D
D
а
а
□
а
D
□
D
D
D
D
□
а
а
□
а
а
□
D
D
а
а
□
D
□
80
ФОТООКНО «ЗНАНИЕ — СИЛА»
В поисках
единства
мира
Все началось очень литературно: Биллу Труздейлу
приснился сон. Ему снилось, что он в подвале
своего дома, а там, наверху, началась
атомная война, его жена и дочь гибнут — и он ничем
не может им помочь. Во сне он задыхался от
бессильного гнева.
Нормальный ночной кошмар западного интеллигента
семидесятых годов. Нас в это время преследовали
другие кошмары, возвращавшие в тридцатые годы.
И там, в Америке, и здесь, у нас, сны мало кого
побуждали к действиям. Билл Труздейл, физик,
преподаватель Вестлендского университета (США, штат
Коннектикут), решил, что он должен бороться с этим
безумием тем единственным оружием, которое у него
было,— способностью распространять информацию
о том, что такое атомная бомба и кому выгодно
пугать ею весь мир.
В американских университетах новые курсы
не нуждаются в соизволении министерства.
Курс пробуют. Пойдут
на него студенты — значит, нужен. Не пойдут —
ие нужен. Билл Труздейл разработал программу своего
нового курса, включив в него физику (механизм
действия атомной бомбы, физическая природа радиации
и ее последствия для всего живого), историю
и политику. Поскольку студенты имеют право выбирать
курсы по собственному усмотрению, в аудиторию Билла
пришли не только физики, ио и филологи, историки,
экономисты — практически со всех факультетов.
Билл приглашал иа кафедру интересных людей, так или
иначе связанных с темой курса, например бывшего
капитана подводной атомной лодки, теперь смертельно
больного раком человека.
В доме Труздейла капитан встретился с русским
писателем Андреем Битовым; после долгих разговоров
капитан изумленно сказал: «А ведь я мог тебя убить.
Понимаешь? Мои орудия были на тебя направлены!»
Аудитория нового курса никогда не пустовала, и он
продержался несколько лет.
Потом Билл Труздейл вместе со своими студентами
строил дом, обогреваемый солнцем. Строили своими
руками, добывая материалы у разных фирм по самым
низким ценам. Строили, чтобы доказать: генералы
строительной индустрии лгут, что это невозможно,
просто не желая тратить деньги иа переоборудование
строительства. Чертежи создавали тоже сами, положив
в основу принцип максимального сбережения тепла.
Дом стоит. В нем живут люди, согласившиеся на этот
эксперимент только потому, что получили жилище вдвое
дешевле, чем рассчитывали. Довольны. Не мерзнут.
А Билл тем временем ушел на пенсию и теперь занялся
живописью. Точнее, живописью пополам с философией:
он уверен, что главные, базовые законы физики —
одновременно и законы красоты, законы искусства.
У мольберта в подвале своего дома Билл Труздейл
доказывает единство мира.

БИБЛЕЙСКИЕ СМЫСЛЫ
Б. Берлпгн
Сотворение человека
Восьмое Речение Бога
И сформировал (йийцер) Господь Бог человека из праха земного,
и вдохнул в него дыхание жизни, и стал человек душою живою (Б., 2:7).
Слово сйицер»— сформировал, означает действие на уровне Йецнра,
то есть формирование, создание проекта или матрицы. Это слово саязано
со словом «йисар» — нравственное наставление, и словом «йишар» — прямой
(прямой путь). Действие йицер — такое формирование, которое в своих
контурах направлено к определенной цели.
Но посмотрите внимательно на это слово. Уникальный случай: оно в этом
стихе написано с двумя буквами «йод»: *йийцер»\ Во всех других местах —
и где говорится о создании животных, и даже в следующем восьмом стихе,
где еще раз упоминается создание человека,— везде это слово пишется
с одним «йод». В отличие от животного человек сформирован двумя
началами, он двуедин изначально. В нем есть начало формирования (йеиер),
идущее, как у животного, снизу, и есть начало формирования (йецер),
идущее сверху. Это-то и зафиксировано в начертании слова «йийцер».
Каковы же эти два начала?
Одно — из праха земного {афар мин На адама).
Афар — тонкий покров земли, ее летучая часть «прах». Первый
йецер человека — от земли, из адама.
Про другое начало формирования человека сказано так:
и вдохнул в его лицо дыхание жизни (ва-йипах бе-апав нишмат хаим).
Второе, идущее сверху формирующее начало человека, это то дыхание
жизни, которое Гашем Элокнм вдохнул в лицо его. Дыхание Бога в человеке
и есть для него дыхание жизни.
В человеке различимы два начала, две души. Одна — животная душа,
нефеш. И другая — дыхание Бога, иешама. Нешама — «Божественная
доля свыше» (Иов, 31:2) в человеке. Нешама изошла от Бога и стала
в человеке «духовностью». Нешама — высшая душа человека, связывающая
; его с Богом. Эту высшую душу человека нельзя не различить, она видна
; в человеческих глазах, в его лице, которое и выделяется тем, что в нем (в от-
15 л ичие от жи вотиого обл нч ья) светится одухотворенность, вд уиовение
"- Божье, делающее человека человеком.
iS • Продолжение. Начало — в №№ 3—5 эа этот год.
82

Есть два слова для обозначения «лица». Язык различает лицо,
обращенное к Мнру,— «паним» и лицо, вбирающее в себя Мир,— сапаим»; о нем-то
и говорится здесь. Нешама вдунута в человека, обращенного в глубь себя
и вбирающего в себя Мир.
...и стал человек (ва-нпн ha адам) душою живою (ле-нефеш хая).
И у животного есть нефеш хая, живая душа, но человек в отличие
от животного становится душевно живым только после того, как в его
обращенное вглубь лицо вдунута нешама. Живая душа человека — от дыхания
Бога. Без нешама человек перестает быть человеком, но н не превращается
в животное. Животное следует своему закону. Человек же без нешама —
существо противозаконное и непутевое; это уже нечеловек — мертвый
душою и воплощающий зло. Так что жизненность человека — не от земли, из
которой он взят, а от дыхания Бога.
Нефеш присуще сознание оторванности «я» от «не-я, от всего, что не
есть «я». Такого сознания оторванности в нешама как центре «я» нет.
Нешама прнчастна Богу, сознает свою нераздельность с духовным миром
и сама обитает в мире Творения, Замысла Бога, на уровне Брна. Нешама
несет в себе Замысел Бога на человека.
Нельзя сказать, что два формирующих начала, два йецера. легко
уживаются в человеке. Каждый из этих начал желает благо себя и
выставляет ударение на себе. Их противостояние, бывает, раздирает человека
и всегда создает в нем ту напряженность душевной жизни, ту внутреннюю
борьбу с собой, в которой горит его дух, находящийся на службе Господа.
Это есть рабочее напряжение, в котором растет и созревает плод, ради
чего и сотворен человек.
Вся мудрость человеческой жизни заключена в разрешении
взаимоотношений его нефеш и его нешама. Оба йецера, оба формирующих начала
нужны духовно растущему человеку. Нужна и их борьба. Аскетические
усилия, направленные на угасание нефеш,— выводят из этой борьбы.
Не подавлять плотско-душевное животное начало в себе, а в наибольшей
степени взращнвать Божественное начало, которое работает и все больше
выявляет себя на преодолении противодействия животного начала.
Послушайте, как звучит на иврите знаменитое восьмое Речение Бога:
И сказал Бог (Ва-йомер Элоким): сделаем человека (наасе адам) в
образе Нашем как подобие Наше (бе-цальмену ки-дмутейну)(Б., 1:26).
Ни одно нз творений не вводится так торжественно, ни одному из ннх
не предшествует «декларация о намерении» Бога. Словно все Творение
приглашается Им участвовать и видеть то, что произойдет. Чуткое ухо
мудрецов улавливает: Всевышний советуется с Творением, так как человеку
предназначено руководить сотворенным.
Человек есть порождение Неба и Земли вместе, и эти глобальные линии
Творения встречаются и взаимодействуют в нем. Работа каждого дня
Творения, все десять Речений Бога, десять потоков Творения сочленены в человеке
в единое целое. Элоким делится со всем Творением своим намерением
сделать человека в образе «Нашем» — Бога и Творения.
Слово *целем». которое переводится словом «образ», связано и со словом
«цель» (тень, проекция, отпечаток, отображение), и со словом «цемель»
(символ), и со словом «снлма» (платье, одежда). «Сделаем в образе
Нашем* — сделаем нашим отображением, знаком, воплощением, выражением.
Тень в природе обычно есть двухмерное отображение трехмерного; так же
и человек есть отпечаток Творения в иных измерениях.
Но ведь и Мир, его контуры — одежда Бога, Его отпечаток. И Мнр,
созданный Творцом, выражает Его в образе. Чем же человек отличается
от Мира и всего Творения? Бог в Мире проявляется как источник его
духовных сил и сущностей, как его Начало. Но не как хозяин, не сам •
по себе. Бог обращается к Своему макрообразу, в который Он уже оделся, |
и приглашает этот большой образ вместе с Ним сделать микрообраз, на | £
котором могут быть сфокусированы все потоки Творения и Он Сам. 8-
Есть тело Мира и есть у Мира душа. В макротеле Мира отпечатывается ||
мировая душа. Так же и человеческое тело — это целему образ для "х
83

Микепанджело Буонарротти. *Сотворение Адама*.
Л'
человеческой души. Тело наше, начиная с лица, есть отображение на
материальном уровне нашей душн. С другой стороны, тело человека отображает
духовную структуру мироздания. В этом — честь и достоинство человеческого
тела, его значение, необходимость его сохранения в чистоте и здоровье.
Неуничтожение и неразрушение тела — важнейшая задача нравственной
жизни человека.
Широко распространено мнение, по которому образ Бога а человеке
это его разум. Действительно, человека не может не изумлять то, насколько
его разум соответствует Миру: наше познание и слово, как в паз, входят в то,
что существует в Мире. Конечно же, разум человека схож с Разумом
Творца. И все же как раз в этом пункте человек не есть уникальное явление
существующего. На других уровнях Бытия обитают надчеловеческие
духовные сущности (ангелы служения, скажем), которые наделены разумом.
Утверждать, что именно разум есть образ Бога в человеке, не совсем
оправданно.
Образ Бога в человеке есть то, что на всех уровнях Творения не,
существовало до человека. Это — человеческая свобода. Нет свободы
в шести днях Творения! И подобен человек той Божественной сущности,
которая свободно управляет мирами,— подобен Тому, чье Имя подчеркивает
свободное становление, свободное осуществление. Гашем управляет
по Своей свободной Воле, Своей «милостью». Предлагая «сделать человека».
Бог обращается и к Себе, к Началу свободной Воли в Себе Самом
Конечно, свобода человека не тождественна свободе Господа Бога.
Поэтому-то человек — не подобие Его, а как подобие, некоторое ограниченное
уподобление, большая или меньшая степень которого характеризует высоту
и духовное достоинство души человека. Свобода духа в человеке
возможна только при условии подобия (дмут). Подобным Богу человек
делается. Но не может человек уподобиться Сущности Его и потому
уподобляется Его качествам, «мидот», проявлениям. Созданный «как
подобие» Бога, человек обязан в своем жнзнепрохожденин все больше н больше
сам уподобляться Богу, Его действиям, о которых нам рассказывается
в разных местах Библии. Мы можем — нам дана такая возможность —
познавать Его действия и в своей жизни руководствоваться имн в деле
нашего уподобления Ему. Когда человек производит в себе работу
уподобления Богу, когда он делает свободный выбор добра, тогда в нем есть це-
лем Элоким. образ Бога. Таково, видимо, общее значение выражения
бе-цельмену кидмутейну.
84

Микеланджело Буонарротти. ^Сотворение Евы».
Надо понимать, что предложение Бога создать человека относится не
только к таинственному моменту восьмого Речения, оно распространяется
и на нас с вами, живущих в День Делания — делания человека. Человека
делают и Бог и человек вместе, и делают в свободе.
«Сделаем человека» {наасе адам) есть обращение не только к самому Себе,
не только к Миру, но и ко всем тем. кто. как подобие Бога, свободно
делает выбор добра,— ко всем творящим добро душам (к цадикнм).
Быть ки-дмутейну, становиться подобием Бога, значит — все больше и
больше делаться партнером Его.
Есть древняя притча, в которой Добро (Хэсед) и Истина (Эмет) спорят
о необходимости создания человека. Хэсед говорит, что человек способен
любить и делать добро и поэтому его следует создать. Эмет говорит, что
человек — комок грязи, неправды и глупости, в нем нет ни мнра, нн истины
и потому его создавать нельзя.- И то и другое, как мы знаем, верно.
Всевышний, выслушав их, взял Эмет и бросил его на Землю, сказав: «Истина от
Земли взрастет». Образ и подобие Бога в человеке для того, чтобы
взращивать, в том числе взращивать и истину. Именно для этого дела человеку
дана власть над всем живущим на Земле.
// будут руководить (нирду) люди рыбой морской, птицей небесной,
(бепема), всей Землей и всем кишащим на ней,— сказано в том же стихе 26.
Яирду — значит управлять существующим, исходя из задач этого
существующего. Человек должен управлять животным миром не как властелин,
а как режиссер и наставник.
Изначально человек и животный мир находились в куда большей
гармонии, чем сейчас. В первые времена человек и живое — не разные, не
разорванные миры: если человек и руководит всем живущим, то и оно
активно влияет на человека. Живое существо вообще есть какая-то одна животная
сила, одно животное качество. Все животные силы вместе сходятся в
человеке. Аллегорическое использование животных качеств для характеристики
конкретного человека небеспочвенно. Человек как совокупность качеств
животных сил, человек, состоящий в едином и цельном сочетании с животным
миром, способен управлять им в соответствии с задачами этого мира.
Животный мир сотворен Богом (на уровне Бриа, в Замысле Бога),
сформирован Им (на уровне Иецнра. проекта, матрицы, создания) и сделан (на
уровне Асия, сработан, вполне осуществлен и пущен действовать в наш мир).
Про животный мнр сказано, что «это хорошо» и что «стало так», то есть так,
как есть сейчас,— стало окончательно. Не то человек.
85

Человек есть творение принципиально не завершенное, не приведенное
а в окончательное соответствие с Замыслом о нем. Наасе адам, сделаем чело-
21 века,— только намерение, только приглашение сделать, но не осуществление.
5 На уровне Асия человек не сделан и не доделан, только делается —
"| в День Делания-, сегодня. Поэтому в конце рассказа о создании человека
S не сказано «стало так» и «это хорошо».
j И сотворил (йнвра) Бог человека в образе его (бе-цальмо), в образе
£ (бе-целем) Бога сотворил (бара) его, мужчиной и женщиной сотворил их
(бара отам) (Б., 1:27).
В одном стихе трижды звучит: «бара»!
Существование человека не вытекает из предшествующих Дней Творения.
Человек творится из «ничего», на уровне Бриа, где обитает его высшая душа,
нешама.
Но что значит сотворение человека «в образе его»? Кого — его?
Величайший комментатор Торы рав Шломо Ицхаки (Раши) отвечает: «его» —
человека. По Раши, Творец Неба и Земли содержит в Себе «образ человека»,
который Он и использует для целевого формирования природно-душев-
ного человека и его духовной работы. Этот высший «образ человека» у Бога,
в Его Замысле, на уровне Брна и есть образ Бога в человеке.
Любовь Бога к человеку выражается не в том, что человек предназначен
Им для блаженств райской жизни (напротив, человек создан на
самоотвержение и трудную работу), а в том, что он сотворен в образе Его. Но еще
большая любовь Бога к человеку выражена в том, что человеку дано
знать, что он сотворен в образе Бога. Вот в чем пафос того стиха,
который мы сейчас разбираем.
Образ Бога в человеке, человеческая нешама сотворена (повторим еще
раз: на уровне Брна) двусторонней, сотворена мужчиной н женщиной (захар
унэкева). Не «самцом и самкой», как перевел это место современный
гебраист, а мужчиной и женщиной, мужским и женским началом вместе, то есть
целостным духовным существом, в котором отображено и мужское начало
Всевышнего н женское начало Мира.
Тема мужчины и женщины продолжается в следующем стихе 28.
Бог тут впервые обращается к людям. Не «и сказал Бог», как было ранее,
а «сказал им» — мужчине н женщине:
И благословил их Бог, и сказал им Бог: давайте плод (пру), множьтесь
{рву), наполняйте землю (мильу эт ha арец), и ее покоряйте (хившупа)
:(Б.. 1:28).
Если живым существам благословение дается с силой непреложного
закона, для немедленного и принудительного исполнения в ннх, то благословение
для свободноволящего человека — лишь повеление.
Человеку повелевается:
1. Давать плод; «пру» — в русском значении еще и «плодитесь». Плодиться
для мужчины и женщины, к которым обращена Его речь, значит вступать
в брак. Тут установление и благословение именно брачных отношений.
2. Множиться — не просто плодиться, увеличивать число; «рву»
предполагает, что родители отпечатываются в детях и дети несут образ родителей —
так, чтобы детям передавалась родительская культура. Это установление
и благословение человека как семейственно одухотворенного существа.
В духовном смысле семья только тогда семья, когда в ней есть ее
собственный, мужчиной и женщиной вытруженный образ одухотворенности,
единящий вступивших в брак и их детей иа высшем духовном уровне,
на уровне нешама.
3. Наполнять Землю. В человека вложена потребность и возможность
распространяться по Земле, занимать все земное пространство (а не только
сушу), что невозможно исполнить каждому по отдельности. Исполнить это
повеление, наполнять Землю люди могут только сообща, составляя
общество. По сути тут установление и благословение общественной жизни
человека, основанной на браке и семейной одухотворенности.
4. Покорять Землю. Земля (не адама, а арец, общее понятие Земли)
отдается под власть человека. Что есть явное выражение власти человека
над Землею? Собственность человека на землю. Человек должен знать себя
86

хозяином какого-то места Земли, считать его своим. Но, заметьте, право
собственности на землю установлено и благословлено в последнюю очередь —
после того, как установлены и благословлены брак, семья и общественная
жизнь. Без полноценного осуществления этих условий право собственности
на землю лишается духовного основания.
После того, как человеку дано благословение, ему придается и сила
властвования:
И властвуйте (рду) рыбами моря, птицами неба и всем живым,
кишащим на Земле (Б., I 28).
Слово «рду» имеет два значения: «властвуйте» и «спускайтесь».
Властвование человека над животным миром предполагает исполнение человеком
своего предназначения — быть достойным партнером Ему. Иначе и животный
мир выходит из подчинения человеку, и сам человек «спускается», нищает
как духовное существо и растлевается как существо животное.
Следующий стих, 29, возвращает нас к тому, что произошло на Третий
День Творения.
Вот последнее, десятое Речение Бога:
И сказал Бог: вот, я дал вам всю траву, сеющую семя по лицу всей
Земли, и всякое дерево, в котором плод дерева, сеющее семена,— вам будет
пища (Б., 1:29).
Тогда человек был до того близок животному миру, что ему запрещено
убивать н есть животное. И человеку, и животному отдана в пищу трава.
Только для человека предназначена собственно человеческая пища — дерево
и плод дерева. Тело человека растет, питаясь от дерева.
Плодовое дерево — все равно: дерево-плод или дерево, делающее плод,—
предназначено исключительно для человека. Дерево в связи с человеком.
Они — в соответствии. Вполне вероятно, что и закон лемино (по роду)
дерева н плода имел в виду создание человека. Человек и дерево сродственны.
И действительно, в некотором важном смысле человек сам есть дерево.
У человека и у дерева одна и та же назначенная работа: рост и
плодоношение. В росте дерева на природном уровне выражена модель духовного
роста человека, прообраз дела его души. Всякое изменение в этой модели,
в росте и плодоношеннн дерева, существенно для души человека.
В Третий День Творения Земля получила повеление Бога на дерево,
но исполнила его по-своему. Она разделила рост и плодоношение. Сначала,
в подготовительном периоде, дерево растет, готовясь к плодоношению.
и только с определенного момента зрелости, взрастания оно становится
способным завязывать плод. Земле же было сказано, чтобы она сама,
непосредственно выводила дерево; рост и созревание плода тут одна и та же
работа. Но земля создала дерево, которое само производит плод. Тут уже не одна,
а две разные работы: работа роста дерева, которую производит земля,
и работа плодопроизводства, которую производит дерево. По созревании
плод отпадает, дает новую жизнь, жизнь нового дерева, а материнское дерево
продолжает свой рост и многократно плодоносит...
Земля внесла изменения в саму схему роста и плодоношения, и Творец
утвердил это новшество. Что, как можно понять, изменило и схему исполнения
назначенной человеку работы роста. Результат духовной работы человека,
своего рода плод такого труда, зависит от полноценности и объема
выполненной работы, его духовного роста. Это будет иметь особенное значение
для ставшего смертным человека, необходимая работа роста которого должна
быть выполнена в ограниченный срок, за считанные годы земного
существования. Модель дерева, предложенная Землей и утвержденная Богом,
требует такой длительности жизни для своего нсполнення, достаточный запас
которой был у Адама в Эдене, но так не хватает, катастрофически
не хватает нам, его смертным потомкам. В реальности жизнн отдельный
человек не успевает не то что давать жизнь новому дереву, но и плодоносить ."
и даже завязывать в себе плод новой жизнн с семенем в нем. Вот подлинный 5
драматизм человеческой души и человеческой жизни. J1-*
• *
X ^"
Рассказ о шести днях Творения завершается. | ;
И увидел Бог все, что Он сделал (аса), и вот — хорошо предельно ?!
87

(тов меод); и был вечер, и было утро — День Шестой (Б , 1:31).
я1 Слово €меод*, означающее предельную степень, составлено нз тех же
букв, что и слово «адам». Все «roe меодъ, все хорошо предельно, все пол-
5 ностью завершено — тогда, когда есть человек, адам. Но почему Творение
* «I хорошо всецело, ведь есть свободно волящнй человек, способный на
|»1 ослушание Воли Бога и даже на разрушение и зло?
■S«о Творение как «место» для жизни н жизнедеятельности не есть арена
**' борьбы — добра и зла, духа и плоти, света и тьмы. В симфонии голосов,
проходящих через человека, есть партия и для голоса его «злого начала».
Все, данное человеку, все его силы и все начала в нем — для осуществления
Воли Создателя; человеку нужно найти их верное соотношение. Задача
человека не победа — конечная победа духа над плотью, скажем, - а
правильное согласование всех душевных и плотских потоков,
сфокусированных в нем.
Этого-то не было и все еще нет. Всецело хорошо то, что сделано,
окончательно сделано и запущено в действие. Человек же сотворен и
сформирован (создан), но еще не сделан, не доделан. Он только на верстаке Бога.
Господь Бог помещает человека в сад Эден. для того чтобы там во
исполнение задачи Дня Делания окончательно его доделать.
И насадил (ва-йита) Господь Бог сад в Эдене (Ган бе-Эден) спереди
(микедэм — впереди, на востоке) и поместил (ва-йасем) там человека
(ha адам), которого создал (йацар) (Б., 2:8).
Прежде всего отметим, что в Эден помещен или, вернее, перемещен не
тот человек, который сотворен (бара), и не тот, который сделан [аса),—
человек окончательно не сделан и до сих пор,— а тот, который сформирован,
существует и жнвет на метафизическом \ровне Иецира. Эдена нет в земной
пространственной реальности. Эден- особый пласт Бытия, в котором вещи
существуют в некотором ином смысле, чем на Чемле.
План Бытия, называемый Эден, есть исток земного существования, на
котором оно непосредственно основывается, получает свои энергии и
установления. Лингвистически слово «Эден» можно понять как то, что
поддерживает земное бытие. Эдеи сообщает нашему миру «од» - протяженность
н длительность — и тем удерживает er0 B его границах.
Нельзя сказать, что Эден — внематернальный план Творения. Это та
область Бытия, где физическое и духовное мироздания находятся в единстве
Поэтому сюда мог быть перемещен человек, изготовленный из «афар», из
летучей земли, из «тонкой материи». Но это еще не человек из плоти. .Это
только человек созданный, сформированный, его модель и сущность. j
Конечно, Эден есть источник всех благ земного существования и" - не
несет зла этого существования. Отсюда Эден, в представлении человека,—
гармоничная, блаженная область жизни. Но Всевышним Эден создан не для
блаженства кого-либо, а тем более человека. Эден имеет свое рабочее
предназначение, на которое указывает связь слова «Эден» с однокоренным словом
«ади», зачатие. Эден — область зачатия нового и высшего духовного
существа в новом этапе Творения.
Сказано: *Ган бе-Эден» — сад в Эдене. Сад и Эден - - не одно и то же.
Сад (Ган) — особая область, выделенная из Эдена для созданного, но еще
не сделанного человека. Эта область сообщена с земным материальным
миром. Здесь в каком-то смысле можно «видеть», «слышать», «есть», сюда
можно из Земли привести животных, здесь можно зачать и родить Каина.
Сад Эдена — это своего рода лаборатория Бога, где во внеземной
действительности идет доводка и опытные испытания человека на его модели.
Человек еще не совсем годен для самостоятельного исполнения своего
назначения в Творении. Сад в Эдене — место вызревания сотворенного
человека, его доформнрования в соответствии с замыслом Творца о нем.
Совершенная полнота земного бытия, которая есть в саду Эден, служит
не целям райского блаженства. Для Адама это не «рай», а место работы,
У„ работы трудной и в высшей степени ответственной.
Человек — существо свободоволящее. И Бог в саду Эдена работает
11 со свободой человека, в партнерстве с ним. Человек тут в большой степени
"s должен дозреть сам н, мало того, совершить выбор хода своего даль-
88

нейшего развития и своего места обитания. Лаборатория сада в Эдене есть
небесно-земная рабочая область, где взятый из праха должен
предварительно созреть и сам себе избрать путь жизни. Избрать за всех нас... Но дело
Господа — во всех случаях — не может быть разрушено или не исполнено
свободой, данной Им человеку.
ф\Ироследнм, как Господь Бог работает с человеком в опытной лаборатории
э Эдена *
Публикация И. МАРДОВА
Продолжение следует
Марк Ибшман. ^Вначале сотворил Бог небо..^, 1991 год.

Е. Рашковский
К 100-ЛЕТИЮ
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
А. Ф. ЛОСЕВА
Владимир Соловьев,
Замечательный русский философ
Алексей Федорович Лосев
изучал творчество Владимира
Соловьева с ранней юности и,
по сути дела, до конца жизни.
И это не было случайностью.
Соловьев — один из величайших
философских умов человечества.
Его интуиции, прозрения, парадоксы,
противоречия — все это десятками
лет питало и продолжает питать
мировую философскую
и религиозную мысль.
Результатом долгих трудов
Лосева оказалась его монументальная
книга, вышедшая, к сожалению,
лишь посмертно1.
Однако еще прн жизни, в начале
восьмидесятых, Алексей Федорович
подготовил краткий вариант
этой книги, судьба которого, как
убедится читатель, оказалась
не слишком счастливой2. Книга была
подписана в печать 2 марта
1983 года и вскоре, по всей видимости
в апреле, была готова к выходу
в свет. Но далее автор очутился в полосе
некой нравственной пыткн: книга,
заподозренная в идеологической
неблагонадежности, оказалась как
бы под арестом; над тиражом ее,
как это нередко случалось в ту эпоху,
нависла угроза уничтожения.
Но книга была для философа
воистину «детищем». Лосеву ничего
не оставалось, кроме как вступить
в унизительную переписку
со средоточием тогдашней
идеологической и всяческой иной
власти — с Центральным Комитетом
КПСС.
Философ, вынужденный оправдываться
перед власть имущими в том,
что он Божией милостью философ,—
1 А. Ф. Лосев. «Владимир Соловьев н его
время». Москва, издательство «Прогресс».
1990 год. 720 страниц. Специальный
общефилософский анализ этой книги — Е. Б. Рашковскнй,
«Лосев и Соловьев», «Вопросы философии»,
1992 год. Nt 4.
3 А. Ф. Лосев. «Владимир Соловьев».
Москва, издательство «Мысль». 1983 год. 208 страниц
(«Мыслители прошлого»).
не новинка на Руси. Через такое
унижение проходили и Чаадаев,
н Соловьев, и Бердяев... Но
публикуемый здесь документ, как
мне думается,— особый памятник
страданию и затаптыванию
человеческого достоинства.
Памятник тоталитарному режиму,
точнее — годам его агонии.
Лосев прошел через годы н годы
травли, замалчивания, периодических
грубых окриков и ГУЛАГ.
По-человечески понятны черты
невольного лукавства в письме
старого и больного ученого,
пытавшегося оправдаться перед
лицом «марксистско-ленинских»
мучителей. Даже сам характерный
для трудов Лосева властно-ироничный
и логически принуждающий стнль
становится здесь каким-то
оправдывающимся и молящим.
Но дело ие только в страдании
и страхе за гибнущее «детище».
На самом деле ситуация, как
мне думается, была еще трагичнее.
Трагедия философа заключалась не
только в самом факте нахождения
под тоталитарной властью. О природе
этой власти он не строил иллюзий.
. В своих трудах он почти что не
скрывал презрения к характерному для
тоталитаристских режимов
стремлению прикрывать свою
«зверскую жестокость»
«исступленным славословием»
вперемежку с «песнями и плясками»3.
Нерв трагедии пролегал глубже.
Исходя из предпосылок собственного
миросозерцания, Лосев подчас
пытался найти с этой властью
некий общий язык, некие условия
для диалога*. Не случайно столь
часто прорывались в его книгах
и статьях антниндивндуалистические,
антибуржуазные, антнннтеллигентские
3 А. Ф Лосеа. «Платоновский объективный
идеализм и его трагическая судьба» в кииге
«Платон и его эпоха. К 2400-летню со дня
рождения». Москва, издательство «Наука», 1979 год.
4 Об этом соблазне в лосеаской духовной однс
сее писал С. С. Ааерннцеа: «Спор мысли с самой
собою. Подступы к явлению Лосева». «Лите-
ратурнан газета» от 22 сентября 1993 года.
90

AD MEMORIAM
Алексей Лосев и слава КПСС
обертоны, которые, казалось бы,
могли как-то задобрить
«марксистско-ленинских» бюрократов.
Статья в журнале «Коммунист»,
на которую ссылается философ
в письме к М. В. Зимянину, в этом
смысле особо показательна.
Но возможности диалога равнялись
почти нулю. На одной антилиберальной
направленности лосевского и
«капээсэсовского» миросозерцании
сойтись им было невозможно. У них
были разные, по сути дела
противоположные, ориентиры. Для
первого ориентиром было познание
непреложной и целостной смысловой
структуры бытия, познание вечных
духовных ценностей, а для
второго — система целостной
(тотальной) власти, озабоченной
безраздельным господством
в структурах «мира сего»...
Публиковать эти материалы
нелегко. Но это долг. Трудный долг.
И перед самим Лосевым, и перед
историей русской философии, и перед
тысячами и тысячами художников,
философов и ученых, чье
человеческое достоинство
с холодным и систематическим
сладострастием три четверти столетия
подавлялось и затаптывалось
коммунистическим режимом.
Что же до Владимира Соловьева,
то он, несмотря на всю столь отчетливо
проглядывающую сквозь писания
«ответственных работников»
систему партийно-государственной
ненависти, в конце концов возвращен
своей собственной стране. Жаль
только, что непоправимо поздно.
Алексею же Федоровичу Лосеву
в деле такового возвращения
принадлежит особая заслуга.
А уж коли говорить о ныне
здравствующих коммунистических
деятелях, то нам хотелось бы, чтобы
эти «выбранные места из переписки
с друзьями» не оказались бы
им в унижение или во вред:
они тоже жертвы.
А Ф. Лосев:
из истории книги
о Владимире Соловьеве
А. Ф. Лосев —,
М В. Зимянину1
/ мая 1983 г.
Глубокоуважаемый
Михаил Васильевич!
Вам пишет старый профессор,
который уже по одному своему возрасту
может рассчитывать на внимание.
Мне стало известно, что
задержано распространение тиража моей
только что вышедшей книги
(сообщение о выходе в «Книжном
обозрении» 19. IV. 1983 г.), издательство
«Мысль» — «Вл. Соловьев», 206 стр.
(научно-популярная серия
«Мыслители прошлого»), и сейчас решается
ее судьба. Не скрою от Вас — я крайне
обеспокоен этим обстоятельством и
опасаюсь, что уже могли быть
приняты необратимые решения. Смею
думать, что я не заслужил столь
решительных мер, ибо науке и
преподаванию в высшей школе как
филолог и историк философии отдал
65 лет своей жизни (сведения обо
мне есть в БСЭ). Печатаюсь с
1916 года и насчитываю 404
изданных работы, из которых несколько
десятков монографий от 200 до 900
страниц, и среди них главный труд —
6 томов «Истории античной
эстетики» (1963—1980), по общему
признанию, единственный в международной
науке.
Работать приходится мне в тяжелых
условиях, так как в 1941 году фронт
не обошел и мою судьбу, когда
фугасная фашистская бомба уничтожила
мой дом в Москве (напротив Дома
дружбы, ныне проспект Калинина),
где погибли люди, книги, рукописи,
а я потерял зрение, хотя десятки
лет не оставляю ни преподавания,
ни науки. Судите сами, легко ли мне
слышать весть об угрозе, нависшей
над одним из моих детищ —
книгой.
91

и
Е. Ращковский
Владимир Соловье^ Алексеи Лосев и слава КПСС
Мне как члену Научного совета
по истории мировой культуры при
Президиуме АН СССР, как
председателю Античной комиссии этого
совета, как члену Союза писателей
СССР представляется важным не
только специально научная, но и
просветительская работа по освоению
культурного наследия с марксистско-
ленинских позиций, связанная с
формированием самой культуры
мышления у молодого поколения. Вот
почему я охотно откликнулся на
предложение журнала «Коммунист» и в
1981 году опубликовал там в № 11
статью «История философии как
школа мысли». Идеи, развитые в этой
статье, нашли свое продолжение в
моих статьях, печатавшихся в 1982
году в журнале «Студенческий
меридиан» и признанных лучшими за этот
год. Освоению культурного наследия
античности посвящены и мои книги
для юношества о великих
философах — «Платон» (1977) и
«Аристотель» (1982).
Желанием доступно представить
читателю с позиций
марксистско-ленинской диалектики важный факт
отечественной культуры была
продиктована и моя работа над книгой о
Вл. Соловьеве.
Вл. Соловьев фигура сложная и
противоречивая — философ-идеалист,
талантливый поэт, публицист,
литературный критик, религиозный
мыслитель, роль которого враждебная нам
идеология стремится особенно
выдвинуть, обвиняя советскую науку в
нарочитом замалчивании личности
философа. Действительно, наша история
философии долгое время либо
обходила молчанием Вл. Соловьева,
либо ограничивалась бранными
характеристиками, не очень заботясь об
аргументированной всесторонней
критике. А ведь легко сказать
«консерватор», «идеалист», «мистик», но трудно
дать целостный образ человека, чьи
этические идеи близки Толстому и
Достоевскому, кто был непримиримым
критиком современной ему церкви
и кому Победоносцев угрожал
ссылкой, чьи сочинения запрещались в
России, кто поднял голос в защиту
казненных Александром III
народовольцев2, в защиту Чернышевского4,
голодающих русских крестьян4 и
мечтал о Росси и как о «семье н аро-
дон»г> (см. стр. 1, 4, 7 моей книги).
Вы сами прекрасно понимаете» что
наше молчание приводит к
идеологическому вакууму, а он неизбежно
заполнится чуждыми нам взглядами,
тягой к сомнительной литературе, к
укреплению враждебных, часто
теологических настроений.
Вот почему я решился на книгу,
которая бы стала одним из
результатов «диалектической обработки
истории человеческой мысли» (слова
В. И. Ленина, приведенные на стр. 7
моей книги). Я руководствовался
идеей «о необходимости изучать
прошлое и необходимости его
критической переработки для современных
целей» (там же). Такой опыт у
меня уже был в 1962 году, когда
вышла книга А. Хюбшера
«Мыслители нашего времени» под моей
редакцией и с моей статьей,
характерно озаглавленной «Гибель
буржуазной культуры и ее философии»,
где я дал анализ кризиса
идеалистической мысли накануне Великого
Октября. Теперь в книге о Вл.
Соловьеве я стремился представить
крупную фигуру того русского идеализма,
в борьбе с которым закалялась
материалистическая философия,
«вырабатывала и совершенствовала свой
собственный боевой философский и
идейны'й арсенал» («Вопросы
философии», 1981, № 1, с. 20).
Моя книга не скрывает
определенных позитивных качеств Вл.
Соловьева и тем самым заставляет
читателя внимательно присмотреться
к серьезной и обостренной критике
философа, данной на ее страницах.
Такой подход заставляет читателя
поверить этой критике и помогает
усомниться в апологетике буржуазной
пропаганды. Думаю, что мой подход и
есть настоящий классовый подход,
борющийся за укрепление
марксистско-ленинской идеологии каждого
конкретного человека без натяжек,
фальши и брани, наносящих только вред.
Вот почему я начинаю свою книгу
такими словами: «Вл. Соловьев — это
идеалист с начала и до конца;
Вл. Соловьев — это фидеист, и тоже
с начала и до конца. Вл. Соловьев
всегда мыслил вне марксизма... Если
мы не договоримся об этой
философской основе Вл. Соловьева, то
читатель должен начать с того, чтобы
закрыть эту книгу и не тратить
92

времени на ее усвоение» (стр. 1).
Через всю книгу проходит идея
«философии конца» у Вл. Соловьева,
жаждавшего обновления, но не
нашедшего его на идеалистических
путях (стр. 197—200). Анализируя
всесторонне работы Вл. Соловьева,
я делаю вывод о том, что
философ «до невыносимости глубоко
переживал крах всех своих
теократических иллюзий, основанных, как ему
казалось, на здравом смысле и
безупречной логике» (стр. 177—178).
В 1900 году, пишу я, «Вл.
Соловьев умирал с мыслью о полной
недостаточности идеализма как
системы идей» (стр. 196). В книге» таким
образом, вырастает драматическая
личность мыслителя прошлого,
идеалиста и утописта, осознавшего
крушение своих идеальных абстракций.
Думаю, что мой многолетний опыт
общения с читателями и
слушателями позволяет мне, без боязни быть
обвиненным в нескромности,
выразить уверенность, что хотя бы часть
этой задачи мне удалось решить.
Горько, что в год моего
90-летнего юбилея (а его отмечают у нас
и за рубежом) ставится под
сомнение само существование моей
книги «Вл. Соловьев».
Прошу Вас учесть изложенные мной
соображения при решении вопроса о
судьбе моего труда и предотвратить
какую-нибудь поспешную нелепость,
из тех, которыми, к сожалению,
полна история философии.
Тот, кто сейчас инспирировал
задержку распространения тиража моей
книги и ввел в заблуждение
Госкомиздат (отнюдь не из высших
побуждений), мечтает о возвращение
мрачных времен Пролеткульта,
который требовал запрета печатать
Пушкина. Лермонтова, Гоголя, Л.
Толстого и Достоевского как
прихвостней дворянско-помещичьей идеологии.
Недаром Ф. Энгельс писал:
«Человек, который судит о каждом
философе не по тому, что является
непреходящим, прогрессивным в его
деятельности, а по тому, что было
неизбежно преходящим,
реакционным,., такой человек лучше бы
молчал» (Маркс и Энгельс, т. 38, с. 108).
Эти слова как будто специально
сказаны по поводу того клеветника,
который ввел в заблуждение
директивные органы.
С глубоким уважением - „
J Л. Лосев
К письму прилагается записка
секретаря ЦК КПСС М. В. Зимянина:
«Отдел пропаганды ЦК КПСС, т. Стукали-
ну Б. И. 12.V.I983. М. Зимянин»..
Записка
Государственного комитета СССР
по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли
о рассмотрении письма
А. Ф. Лосева
15 июня 1983 г.
ЦК КПСС
Госкомиздат СССР рассмотрел
письмо т. Лосева А. Ф. по поводу
распространения книги «Вл.
Соловьев» и сообщает следующее.
Действительно, Госкомиздат
задержал распространение книги
Лосева А. Ф. «Вл. Соловьев», под-
п исанной из д ател ьством « Мысл ь»
20 апреля 1983 года на выпуск
в свет. Книга посвящена жизни и
научной деятельности известного
русского философа второй половины
XIX века, творчество которого по
своему содержанию и политическим
взглядам было реакционным. Данное
решение Госкомиздата было
продиктовано тем, что ознакомление
с книгой показало существенные
недостатки в ее содержании.
Главный из них состоит в том, что
в книге отсутствует ясная и четкая
оценка общественной и творческой
деятельности В. Соловьева, которая
бы соответствовала
марксистско-ленинской методологии. Вопреки
исторической правде в книге
преувеличивается вклад В. Соловьева в
развитие русской культуры. В
подтверждение такой позиции приводятся
многочисленные высказывания
отнюдь не прогрессивных
современников В. Соловьева (Розанов, Трубец-
койв), в то же время
замалчиваются недвусмысленные упоминания о
В. Соловьеве в сочинениях В. И.
Ленина7. Все это оставляет у
читателя неправильное представление о
роли В. Соловьева в истории
общественной мысли России.
Издательство плохо справилось с
возложенной на него функцией и не
обеспечило необходимой
редакционной подготовки рукописи Лосева А. Ф.
к изданию.
Объективная оценка данной
работы необходима еще и потому, что в

E. Рашковекий.
Владимир Соловьев, Алексей Лосев и слава КПСС
последнее время имя В. Соловьева
используется на Западе в
спекулятивных идеологических целях и стало
привлекать к себе повышенное
внимание. Госкомиздат СССР 11 мая
с. г. обсудил на заседании
Коллегии вопрос о грубой ошибке
издательства «Мысль», допущенной при
редактировании книги «Вл. Соловьев».
На директора издательства т. Водо-
лагина В. М., заместителя главного
редактора т. Чертихина В. Е.
наложены строгие взыскания. Принято к
сведению, что т. Худушин Ф. С. подал
заявление об освобождении его от
обязанностей главного редактора
издательства. Осуществляются меры в
целях недопущения подобных ошибок
в будущем.
Учитывая, что книга не была
распространена, Госкомиздат обращался
к т. Лосеву А. Ф. с
предложением внести в книгу некоторые
уточнения и исправления, которые
избавили бы книгу от недостатков,
обеспечивали необходимые акценты и
давали читателю четкое представление
о личности В. Соловьева. Однако
автор отказался вносить в книгу
какие-либо исправления и дополнения.
В этих условиях Госкомиздат не счел
возможным дать указание В ГО «Со-
юзкнига» о распространении книги
«Вл. Соловьев» по научным
библиотекам страны и книготорговым
организациям.
Ответ т. Лосеву А. Ф. направлен
(копия прилагается).
Председатель
Государственного комитета СССР
по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли
Б. И. ПАСТУХОВ
121002, г. Москва,
Арбат, 33, кв. 20,
профессору Лосеву А. Ф.
Уважаемый Алексей Федорович!
Ваше письмо, адресованное
Генеральному секретарю ЦК КПСС
товарищу Ю. В. Андропову8, было
направлено на рассмотрение в
Госкомиздат СССР. Нам же поручено
ответить Вам по существу письма.
Действительно, распространение
тиража Вашей книги «Вл. Соловьев»
было задержано по нашему указанию,
поскольку Госкомиздат получил
информацию о том, что издательство
не выполнило возложенной на него
функции и не обеспечило
соответствующей редакционной подготовки
Вашей рукописи к изданию.
Согласитесь, Алексей Федорович, что
издательству принадлежит немалая и
далеко не техническая роль в
издании любой книги. Роль издательства
тем более возрастает, когда речь идет
об издании книги по острой
политической и идеологической проблеме.
Ознакомление с Вашей книгой
показало, что информация о
недостаточной работе издательства над
подготовкой Вашей рукописи к изданию
оказалась правильной. В книге
допущены серьезные редакционные
погрешности. А в целом книга не
только не скрывает «определенных
позитивных качеств Вл. Соловьева»,
а чрезмерно их выпячивает, мы бы
сказали, преувеличивает. Что же
касается реакционных сторон его
взглядов и трудов, то о них сказано
весьма глухо. В этом главный
недостаток Вашей книги. Вызывает
удивление и то обстоятельство, что в
книге не использованы высказывания
В. И. Ленина о В. Соловьеве, а
также оценки его философских
взглядов, содержащихся в Полном
собрании сочинений В. И. Ленина. Вряд
ли нам в современных условиях
обострения идеологической борьбы на
международной арене нужно
преувеличивать роль В. Соловьева в
истории русской культуры.
При этом мы должны подчеркнуть,
что Госкомиздат СССР, учитывая
«идеологический вакуум» вокруг
личности Вл. Соловьева, полагал, что
издание книжки с глубоким научно-
критическим анализом его философии
является делом нужным. Именно
поэтому намерение издательства
выпустить Вашу книгу было нами
поддержано.
К сожалению, стремление
Госкомиздата СССР использовать имевшиеся
у нас с Вами возможности
избавить книгу от очевидных недостатков
Вы отклонили. В силу этих
обстоятельств и учитывая Ваше желание,
мы дали указание распространить
книгу в соответствии с заказами
книготоргов и библиотек9.
За нами остается право
критиковать издательство за недостатки,
которые оно допустило в своей работе.
Позвольте в заключение поздравить
94

Вас' с приближающимся 90-летним
юбилеем и пожелать доброго
здоровья и творческих успехов.
Председатель Госкомиздата
Б. И. ПАСТУХОВ
Публикация А. М. ПЕТРОВА,
Центр хранения современной
документации (ЦСХД)
1 М. В. Зимянин (родился в 1914 году),
в 1983 — секретарь ЦК КПСС.
3 Владимир Соловьев публично
обращался в 1881 году к императору
Александру III ие «в защиту
народовольцев», но с призывом воздержаться ради
мирного будущего России от применения
смертной казни в отношении убийц
Александра II (В. С. Соловьев,
Сочинения в двух томах. Том 1. Москва, 1989 год,
с. 39—42, 646—651).
3 Читайте статью Соловьева с Первый
шаг к положительной эстетике» (1894 год).
В. С. Соловьев, Сочинения в двух томах.
Том 2. Москва, 1988 год, с 548—555;
см. также с Из литературных
воспоминаний», Н. Г. Чернышевский (1898 год).
Собрание сочинений, том 12. «Брюссель.
Жизнь с Богом», 1970 год, с. 337—
347.
4 Читайте статьи Соловьева «Народная
беда и общественная помощь», «Наш грех и
наша обязанность», «Враг с Востока»,
«Из Московской губернии» (В. С.
Соловьев. Сочинения в двух томах. Той 2.
Москва, 1989 год).
5 В. С. Соловьев. «Воскресные
письма» I. «Семья народов» (1897 год).
Собрание сочинений. Издание 2. Том 10.
Санкт- Петербург, издательство
«Просвещение», без даты, с. 3—6.
6 В данном случае Б. Н. Пастухов
имеет в виду, скорее всего, книгу
Евгения Николаевича Трубецкого (1863—
1920 годы) и его двухтомный труд
«Миросозерцание В. С. Соловьева»
(тома I и 2. Москва, издательство «Путь»,
1913 год). Но весьма ценные идеи по
части изучения творчества Соловьева,
а также мемуарные свидетельства о
Соловьеве содержатся и в трудах
старшего брата Е. Н. Трубецкого — Сергея
Николаевича (1862—1905 годы), чье
творчество высоко ценилось Соловьевым.
7 По мнению В. И. Леиииа,
философское наследие Владимира Соловьева
принадлежит «пограничной области
философского и полицейского» (В. И. Ленин.
«Материализм и эмпириокритицизм».
Полное собрание сочинений. Том 18. Москва,
«Политиздат», 1976 год, с. 318).
8 Скорее всего, А. Ф. Лосев направлял
и Ю. В. Андропову письмо, идентичное
тому, которое было направлено М. В. Зимя-
нииу. Это письмо в Центре хранения
современной документации ие обнаружено.
9 Книга Лосева так и не поступала в
книжные магазины Москвы и Петербурга
(Ленинграда), но была разослана по
периферийным книготоргам.
ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
«Сто стихотворений
из метро»
Парадоксально, но факт —
в одном из лондонских
издательств вышла недавно
книга, ставшая бестселлером
задолго до публикации.
Страницы поэтического
сборника «Сто
стихотворений из метро», а именно
таково ее название,
ежедневно читали и читают
миллионы людей, пользующихся
услугами лондонского
метрополитена, который
англичане любовно называют
♦труба».
Идея, возникшая в 1986
году, была одновременно
очень простой и необычайно
заманчивой. Фрагменты
древней и современной
поэзии стали помещать на
стенах вагонов метропоездов.
□
а
D
а
□
а
□
а
□
□
□
D
□
а
□
□
D
Новации сопутствовал мол- О
ниеносный успех. Среди при- q
мелькавшейся рекламы
усталый взгляд пассажира на- D
тыкался вдруг на поэтиче- р
ские строки — творение
человеческого духа, на D
«оазис благоденствия, спо- п
койствия, меланхолии и
красоты». Кто-то узнавал стро- □
фы, еще в школе заучен-
ные наизусть, многие откры- *-*
вали новую для себя совре- Q
менную поэзию. _
Эксперимент удался,
одобрение публики было оче- D
видным. И поэзия смело р
заполонила лондонский
метрополитен. Почти четыре ты- D
сячи вагонов ездят сегод- .-.
ня по новым линиям
метро, и почти в каждом из О
них можно встретить не- г-,
большой простенький
плакатик с поэтическим произ- D
ведением. Сто избранных р
стихотворений из этой
коллекции, в течение нескольких П
лет апробированных на пас- i-i
сажирах лондонской подзем-
ки, и составили содержание
140-страничного сборника,
выпущенного издательством
«Коллинз». Книга сразу же
заняла десятую позицию в
рейтинге бестселлеров не-
беллетристического содер-
жания (есть, оказывается, и
такой!).
Хотя у сборника три
составителя — англичане Дж.
Бенсон, С. Херберт и аме-
риканка Дж. Черняк,
подлинным генератором идей
среди них стала именно
Джуди, писательница из
Нью-Йорка, с 1972 года
живущая в Лондоне.
Решительная и
пробивная, Джудит Черняк убе-
дила Совет по искусству
Великобритании поддержать
ее инициативу и склонила
к сотрудничеству дирекцию
лондонского метро.
Как показала практика,
плакатики с поэзией из-за
дефицита пространства и
95

о
ш
О
времени должны быть
небольшими, примерно 60 па
28 сантиметров.
Стихотворения не должны быть
длинными, так как средняя
продолжительность поездки
на метро, поданным
компьютера, составляет 13 минут.
Много плакатов с поэзией
становится добычей
хулиганов, что раздражает
руководство метро, но радует
Дж. Черняк: «Эти плакаты
очень трудно отодрать от
стенки вагона. И если кто-то
все же пытается это
сделать, то, значит, из любви
к поэзии».
В выборе репертуара
Джуди и двое ее английских
соавторов абсолютно
свободны. Есть лишь
пожелание руководства
метрополитена, чтобы стихотворения
(их ведь прочтут миллионы)
не оскорбляли и не
огорчали пассажиров.
Джуди Черняк
признается: «Я сделала для себя
открытие, что англичане, без
преувеличения, народ
поэтический. Богатство
английского языка ошеломляет,
англичане истово любят свой
язык. Поэзию читают и
декламируют, как во времена
Шекспира, в стране
действует много поэтических
обществ, более того,
поэтическим творчеством можно
зарабатывать на жизнь».
Лондонское метро не
отдает предпочтения никому из
авторов. Там можно
встретить классическую поэзию
(Шекспир, Чосер, Мильтон,
Ките, Шелли), поэтов более
близких к современности
(Один, Йитс, Элиот,
Томас, Сэссун, Уильяме),
современников (Филипп Лар-
нин, Оджилон и другие)
и даже русских — Осипа
Мандельштама и Марину
Цветаеву. Кроме того,
встречаются фрагменты
старинных баллад и специфи
чески английской поэзии в
жанре «нонсенса».
Начинание, успешно
выдержавшее проверку
временем в Лондоне, подхватили
и другие страны. Поэзия
уже «осваивает» метро таких
городов, как Дублин,
Мельбурн, Штутгарт... Этот
список постоянно растет, так
как возможности новинки
неограниченны.
РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ
J
Автор этих записок — не писатель, он доктор
химических наук. Человек, увлеченный своей работой.
Как всякий доктор наук, получает ныне зарплату,
меньшую, чем уборщица в его институте. И еще
продолжает увлекаться бабочками. Для этого он ездит
из края в край огромной территории бывшего Союза —
от Памира до Дальнего Востока. В наши-то дни!
В сегодняшней неразберихе и опасностях,
сопровождающих распад державы! Эти люди вызывают
искреннее восхищение. И зависть. Приобщенность
к природе, детское умение восторгаться,
непосредственность восприятия делает их — могикан
из былой армии российских натуралистов, испытателей
природы — фигурами словно бы нездешними.
И нехитрые заметки о бабочках вызывают ностальгию
двоякого рода:
по времени, когда природу естествоиспытатели просто
любили, а не боролись за ее охрану как среду обитания,
и по времени, когда наибольшими тиражами
расходились записки натуралиста Кайгородова (тоже
ведь не писатель) и книги Виталия Бианки.
Загадка
Уссурийской
и тайги
Л. Каабак,
доктор химических наук
96

Летом 1976 года сразу
осуществились две мои давнишние мечты:
начать собирать бабочек и оказаться
в Приморском крае. Еще в Москве
своей приморской «резиденцией» я
выбрал таежный поселок Муравейка.
И вот июльским утром я вышел из
автобуса в Муравейке. На мне —
рюкзак, белая войлочная шляпа,
в руках — сачок. Чтобы побороть
смущение и показать немногочисленным
прохожим, что ничего особенного не
происходит, я сразу стал бегать по
улице за многочисленными бабочками.
Вскоре ко мне подошел пожилой
мужчина и сказал, что особенно
много бабочек бывает ночью в
ДОЦе — деревообрабатывающем
цехе, освещенном сильными лампами.
Вечером я отправился в ДОЦ.
Это — несколько довольно больших
деревянных ангаров метрах в двухстах
от Муравейки. С одной стороны к ним
подступала окружавшая поселок
тайга, с другой — широкое поле,
раскинувшееся у подножия покрытых
лесом сопок. Мужчина,
посоветовавший мне ловить бабочек в ДОЦе,
оказался мастером вечерней смены;
вскоре мы с Василием Яковлевичем
Федькиным стали друзьями.
Около девяти часов включили
лампы. К десяти часам внутри ярко
освещенных ангаров, вокруг ламп над
широкими дверными проемами гуляла
метелица из насекомых. От
стремительных вихрей отделялись
ослепленные светом бабочки разнообразной
окраски и размеров и садились на
светлые стены, на застекленные окна.
Рой бабочек бился в стекла снаружи...
Я был потрясен, я не ожидал
подобного. Особенный восторг вызывали
громадные волнистые павлиноглазки-
брамеи, достигающие в размахе
крыльев двенадцати сантиметров.
Я кинулся к Василию Яковлевичу
поделиться своим восхищением. Но он
сказал, что эти бабочки не так уж
велики, что четыре года назад здесь,
на окне в ДОЦе, была действительно
огромная бабочка — таких он ни
раньше, ни потом не видел. Он был
так удивлен, что, взяв ее за крылья,
показал рабочим и спросил, видели ли
они «такого зверя». Никто не видел.
Василий Яковлевич отпустил ее.
Тогда этот рассказ меня особенно
не взволновал. Я был поражен
увиденным и к тому же полагал, что эта
бабочка могла быть какой-либо из
известных крупных приморских
павлиноглазок: ямамай, ореховая или дубовая
китайская, а необычно большой она
показалась потому, что рядом
оказались бабочки значительно меньших
размеров. Однако когда в августе я
показал этих павлиноглазок Василию
Яковлевичу, ои стал утверждать,
что та гигантская бабочка
значительно крупнее, а характерные для
павлиноглазок округлые глазки на ее
крыльях были величиной с пятак.
У известных приморских
павлиноглазок диаметр глазка не превышает
сантиметра. К тому времени я уже
узнал Василия Яковлевича и
относился к сказанному им с полным
доверием: не раз убеждался в его
поразительной наблюдательности
таежника, точном описании
виденного — недаром Василий Яковлевич всю
войну был разведчиком.
Я стал расспрашивать о
таинственной бабочке энтомологов, но никто
ничего не знал и не слыхал о подобном
насекомом Приморского края.
Отпуск следующего лета я снова
проводил в П риморье. «Работать»
приходилось много. Весь день ловил
в тайге дневных бабочек, проходя по
25—30 километров, затем с десяти
вечера до часа-двух ночи — ночных:
на свет костра на лесных полянах,
в ДОЦе в Муравейке или на ярко
освещенной территории организации
«Сельхозтехника» в райцентре Анучи-
но, расположенном в долине таежной
реки Арсеньевка. До рассвета, к пяти-
шести часам я шел «собирать
урожай»: сплошь покрытые
разнообразными бабочками стены под сильными
лампами были настоящими
«коллекциями». Стоило немного проспать,
как «коллекции» доставались птицам,
поднимающимся с рассветом.
На сон оставалось четыре-пять
часов. Погода стояла солнечная,
жаркая, каждый день и ночь приносили
ожидаемые и неожиданные находки.
Поэтому я не позволял себе ни
дополнительного сна, ни отдыха и лишь
мечтал о затяжном ненастье или хотя
бы ливне на сутки.
23 июля я отправился ловить
ночных бабочек в «Сельхозтехнику»
с Сашей Строевым, молодым
сотрудником московской лесозащитной
экспедиции. Наряду с основной работой
по определению распространенности
вредителей леса он собирал
коллекцию насекомых.
4 Знание — сила № 6
97

в X
Л. Каабак.
Загадка Уссурийской тайги
Часам к одиннадцати вечера я
с удовлетворением отметил, что
наконец-то ничего нового не летит и можно
с чистой совестью идти спать.
Добросовестный Саша не покинул пост под
мощным юпитером, а я отправился
в гостиницу.
Спал я чутко — меня мучило
любопытство: что наловит Саша? Едва он
приоткрыл дверь, я проснулся и
попросил включить свет. Саша был
перепачкан мазутом, очень расстроен
и растерян.
Что же произошло?
Минут через двадцать после моего
ухода в стену под юпитером
ударилась бабочка. Она была так велика,
что изумленный Саша растерялся.
Хотел накрыть ее сачком, но сачок
ходуном ходил в руке. Пока Саша
пытался с ним справиться,
ослепленная бабочка билась в стену, а затем
спланировала под стоящие в ряд
грузовики; он успел разглядеть
большие темные глазки на светлых
крыльях. Саша кинулся за ней под машины.
Около трех часов с фонариком искал
под ними, осматривал грузовики
снизу, землю и траву вокруг. Безуспешно.
Я вскочил. До рассвета мы искали
бабочку. Не видели ее и в
следующие ночи, проведенные в
«Сельхозтехнике». Не стану удлинять
повествование эпитетами, которыми я награждал
себя за проявленную в тот
злосчастный вечер леиь и слабость. Урок
жестокий!
Последний, третий рассказ о встрече
с гигантской бабочкой я услышал от
Владимира Оттовича Кресса,
художника, директора детской
художественной школы в Арсеньеве. Он — знаток
бабочек Приморского края.
Загадочную бабочку Володя увидел
в конце августа 1979 года на своей
даче под сопкой Хул аза, недалеко от
Арсеньева. Она сидела на стене. В
сумерках он не разглядел ее, но она
показалась ему необычно большой.
Володя растерялся, неуверенным
взмахом сачка смахнул ее в траву и
накрыл. Он даже не был уверен,
что под сачком — бабочка, и
побаивался извлекать непонятное
существо. Поэтому, когда подбежавший
его сын Виталик сказал, что под
сачком вроде бы кто-то пищит, он
почувствовал облегчение, решив, что
там — летучая мышь, и поднял сачок.
Взлетевшее существо быстро
скрылось за деревьями, но Володя успел
разглядеть, что это все-таки бабочка,
только удивительно крупная.
Я долго сомневался, писать ли мне
о непойманной гигантской бабочке,
которую сам и не видел. И решился —
потому, что все три встречи с ней
произошли с моими друзьями,
наблюдательности и компетенции которых
я безоговорочно доверяю. Наиболее
характерный внешний признак этой
бабочки — ее удивительный размер,
повергший в изумление людей,
знающих огромных павлиноглазок
Приморья. Это позволяет предположить,
что таинственная бабочка может
оказаться не обязательно крупным
экземпляром известных павлиноглазок, а
и обитателем южных стран или новым
для науки видом. Примечательно,
что бабочка наблюдалась на
сравнительно ограниченной площади — в
таежном районе, примыкающем к южной
трети хребта Восточный Синий.
Уссурийская тайга занимает более
двух третей территории Приморского
края, ее распространенность по
вертикали превышает километр, для нее
характерно обилие видов растений и
животных, в том числе реликтовых
и эндемичных. Неудивительно, что и
сейчас энтомологи часто находят здесь
не известные ранее виды бабочек.
Моя вера в возможность
существования в Уссурийской тайге гигантской
бабочки нового вида еще более
окрепла после того, как я впервые нашел
в 1983 году в горах Мынхаджира
самую крупную дневную бабочку
Памира — чарльтониуса анюта. •
98

ISSN OUQ-U4O
„Knowledge is power" (F.Bacon)
ЗНАНИЕ- СИЛА
Программа «Лицей» в этом номере
осуществлена при поддержке ТОО
«Группа "МОСТ"».
СОДЕРЖАНИЕ
100 Кафедра
Р. Фрумкина
НАУКА КАК СТИЛЬ
ЖИЗНИ
■ 06 Семинар мирового опыта
П. Мейер
УРОКИ
ПО-ФРАНЦУЗСКИ
И ПО-АМЕРИКАНСКИ
109 Родительское собрание
В. Караков ский
♦ КАЖДЫЙ ВЫБИРАЕТ
ПО СЕБЕ»
115 Практикум
ОТВЕТЫ НА ЗАДАЧИ
ПО БИОЛОГИИ

КАФЕДРА
P. Фрумкина,
доктор филологических наук
Наука
как стиль
жизни
«Так начинают. Года в два...»
Когда и почему я решила, что буду
«заниматься наукой» — не помню.
Более того, хотя эта перспектива для
меня отождествлялась с чем-то
близким к медицине, точнее, к
микробиологии — все тогдашние школьники
читали «Охотники за микробами»
Поля де Крайфа,— я не любила
школьную биологию. Даже
подаренные мне «Рассказы о науке и ее
творцах» так и не прочла, потому что в
них говорилось о тех науках, которые
меня не занимали, таких, как химия и
физика. Тимирязев для менн был
представлен памятником, знакомым с
младенчества, и рассказы о нем ничего
к этому не добавляли.
Зато по-настоящему интересно было
рыться в никем ранее не читанных
пыльных томах «Литературного
наследства», которые — не знаю, каким
путем,— попали в нашу школьную
библиотеку. В девятом классе
библиотекарша почему-то предложила мне
пройти самой к полкам. Эта внезапно
открывшаяся возможность
непосредственного взаимодействия с огромным
количеством книг запомнилась
навсегда.
Итак, я намеревалась стать
ученым, совершенно не понимая, что
влечет за собой подобный выбор. Более
того, я не понимала, в чем состоит
сам выбор, к чему он меня
обязывает или чего он меня лишает.
Некоторые смутные фантазии
касались образа жизни ученого, каким я
тогда его представляла: большой
письменный стол и книги до
потолка. И тишина.
«Кристаллизация» этих детских
представлений произошла вне связи с
моей реальной жизнью, разумеется,
если реальностью считать именно
внешний, событийный се аспект. Тогда
я уже училась на первом курсе
филологического факультета и была своим
предметом совершенно захвачена.
Случайно — это было на
каникулах мне попался роман
американского писателя Митчелла Уилсона
о жизни молодого ученого-физика.
Книга эта в оригинале называлась
«Живи при вспышках молний», но
первое ее русское издание почему-то
называлось «Жизнь во мгле». Эффект
от чтения носил характер озарения н
совершенно не определялся
эстетическими качествами книги.
Бесхитростный роман я прочла как весть
свыше, инстинктивно присвоив только
тот его пафос (в смысле
Белинского), который был важен лично для
меня.
Кристаллизация состояла в том,
что я впервые погрузилась — пусть
лишь в воображении — именно в ту
жизнь, которой, как мне тогда
казалось, я хотела бы жить. Я
почувствовала, что занятия наукой
сообщают жизни набор несомненных
смыслов. Любопытно, что это живое
чувство в дальнейшем меня не
покинуло, оставаясь именно
переживанием, а не плодом рассудка.
Чувство, как известно, нельзя
пересказать, как и музыку. То же, видимо,
справедливо и для переживания цен
ностей. Однако осознание ценностей
и прежде всего осознание
ценностной иерархии своего выбора не только
поддается словесным формулировкам,
но без них невозможно.
Игра в бисер
при вспышках молний
Я уверена, что книга, сыгравшая
в моем формировании такую
важную роль, сейчас совершенно
забыта. Поэтому стоит более подробно
объяснить, что именно я в ней тогда
нашла.
С точки зрения жанра, это
типичный «роман успеха». Юный Эрик
Горин, выпускник американского уни-
100

верситета, приходит в аспирантуру к
маститому ученому и говорит, что
хочет стать физиком. Он им н
становится. Но какой ценой! Автор,
несомненно, описал собственную дорогу
«через тернии к звездам». Иначе
невозможно достичь такой убедительности
в сочетании с литературной
наивностью. Впрочем, как я уже сказала,
литературную неискушенность автора
я просто не заметила: для меня это
была литература факта, а вовсе не
роман.
Характерно, что мимо меня прошло
все то, что не вполне удалось не
только автору, но и герою. Эрик Горин
женится на любимой женщине, но для
жены и сына у него никогда не
остается времени. Он не слишком хорошо
разбирается в людях и доверяет
равнодушным и даже мерзавцам —
понятно, чем это должно кончиться.
Человек, которого он считает своим
близким другом, слишком надломлен,
чтобы ответить ему тем же. И
наконец, дружба с женщиной-физиком,
приносящая герою чувство
подлинного понимания, переходит в роман,
оскорбительный для всех, поскольку
принуждает порядочных людей лгать
друг другу.
Ничего этого я тогда не
заметила. Я увидела другое: полную
и радостную поглощенность героя
своей научной задачей. Встречи с
другими людьми, которые считали
подобные же задачи самым важным, что
только есть в жизии. Чувство полета,
когда наконец получилось. И, быть
может, главное. При всей
зависимости от внешних, материальных
обстоятельств Эрик Горин был глубинно
независимым человеком, потому что
он владел способностью порождать
свой мир, который был для меня
бесконечно привлекателен. Теперь я
понимаю причину этой
привлекательности: это был мир бесспорных
ценностей.
Герой романа Уилсона — физик-
экспериментатор. Именно тогда, в
начале пятидесятых, в нашем обществе
вокруг физики и физиков начинает
возникать ореол профессионального
избранничества. Физика меня не
привлекала, а потому безразлична была и
профессия героя. Тем не менее
именно эксперимент как сфера
самопроявления действующих лиц раскручивал
сюжет за счет очевидных
препятствий, которые герой должен
преодолеть. Чтобы провести эксперимент,
герою предстояло самому
сконструировать сложную установку, а для
этого научиться паять, выдувать
стеклянные трубки и так далее; потом
установка не оправдывала надежд или
все ждали, что приборы покажут
одно, а онн показывали нечто
неожиданное. В общем, это были вполне
понятные читателю трудности, они
же — «тернии».
Замечу, что если бы Эрнк Горин
был физиком-теоретиком илн
математиком, автору было бы технически
трудно построить фабулу: чтобы
активно сочувствовать человеку,
сидящему месяцами за столом перед
исчерканными листами бумаги, надо
хоть отчасти понимать, чем же он
занят. Но достаточно герою
повествования оказаться у любого прибора,
чтобы современный читатель был
готов заинтересованно следить за
ходом дела, не вникая в
подробности. Я думаю, что именно поэтому
так трудно написать роман об
ученом-гуманитарии: содержание его
деятельности не порождает ннтрнгу,
соответствующую ожиданиям массового
сознания. Не случайно в некогда
популярном романе В. Каверина
«Исполнение желаний» начинающий (!)
филолог посвящает себя расшифровке
десятой главы «Евгения Онегина».
Роман вышел во времена расцвета
пушкинистики и становления
культа Пушкина, что создавало у
непосвященных иллюзию приобщенности к
занятиям, заведомо достойным
главного героя.
Литература, имеющая успех у
широкого читателя, как правило,
достаточно адекватно отражает массовое
сознание; в описываемых случаях —
образы «науки и ее творцов». По-
видимому, в девятнадцать лет я
неосознанно разделяла подобные им
представления. Этого было
достаточно, чтобы выбрать для себя
жизненную парадигму, ничего в
сущности о ней не зная. Конечно, сегодня
было бы приятно сказать, что в
юности меня вдохновил какой-нибудь
шедевр, например «Игра в бисер»
Генриха Гессе. Однако эту книгу я
прочла двадцатью годами позже.
Самое удивительное, что «Игра в
бисер» не поколебала мои более ранние
установки, а напротив, укрепила, их.
В это время я переживала серьезный
кризис: возникшие задачи увели меня
101

I
из хорошо обжитой области, где я
пользовалась известностью, в сферу,
где пришлось начинать с нуля и к тому
же в полном одиночестве. В книге
Гессе я нашла подтверждение своей
убежденности в том, что наука как
образ жизни не требует никаких
оправданий извне.
Разумеется, выбор науки как
главного содержания жизни не опреде-
ляет жестко стиль существования.
Я не имею в виду выдающихся
деятелей науки с их универсализмом и
прозрениями. Наука как стиль жизни,
да и стиль как характеристика самой
науки интересуют меня в той мере,
в которой он может быть соотнесен
с жизнью и работой ученых
обычных способностей. К ним я отношу
себя и других людей, которые с
удовольствием заняты своим делом и
пользуются определенным
авторитетом у коллег, поскольку являются
профессионалами.
Применительно к ним можно
сказать, что стиль нх жизнн
определяется отчасти характером
избранной научной дисциплины, отчасти —
эпохой и во многом — типом
личности самого ученого. Научный стнль
отдел ьного ученого — это, похоже,
такое же имманентное свойство
личности, как стиль художественный.
Поэтому для меня наиболее
естественно размышлять не вообще о науке
как стиле жизни, а о своей науке и о
том научном сообществе, к которому
сама я принадлежу.
Процесс и результат
Чтобы приносить истинную радость,
занятия наукой должны иметь смысл
в самих себе. Как писала Л. Я-
Гинзбург, смысл — это когда не
спрашивают: «Зачем?» Потом вы можете
говорить о том, что вы хотели
осчастливить человечество. Или заслужить
одобрение родителей. Или
разбогатеть.
Ученым движет мысль, подобно
тому, как влюбленным движет страсть.
Сама по себе страсть не гарантирует
взаимности, но сообщает
определенным переживаниям ценность и
осмысленность.
Движение мысли тоже не
гарантирует получение удачного
результата. Более того, само по себе это
движение ощущается как весьма
изматывающий труд. Но сколько бы
ученый ни жаловался на
мучительность процесса поиска, он
интенсивно живет именно этим процессом.
Что касается результата, то,
во-первых, результаты случаются не так
часто, чтобы заполнять собою жизнь.
Во-вторых, почти любой результат в
принципе опровержим. Во всяком
случае, в перспективе. В-третьих, если
результат действительно хорош, то
через некоторое время самому ученому
он начинает казаться чем-то само
собой разумеющимся. И если в нем,
результате, не усомнятся другие, то
все, что останется от ваших усилий
через десять — пятнадцать лет,—
это так называемые «авторитарные
ссылки». Нередко в научном тексте
читаем: «Как описано у К...» или
«Еще X показал, что...» Опытному
глазу видно, что сам автор ни К, ни X
не читал, так что ссылки эти — не
более чем ритуал. Да и вообще вовсе
не обязательно читать К или X,
чтобы затем сообщить читателям
некую банальность. Это и есть
авторитарные ссылки.
Противопоставляя процесс и
результат, отнюдь не хочу сказать,
что мне безразлично, куда приведет
меня процесс, будет ли от моих
усилий какой-то прок или все
сделанное пойдет в корзину. Но мне,
несомненно, повезло в том, что я
рано, поняла: именно процесс —
это житейские будни, а результат —
только очень редкие праздники. Это
спасло от надежд на легкий успех
н сократило неизбежные для каждого
исследователя периоды подавленности
и опустошенности.
«Неволей, если не охотой...»
С проблемой отношений между
процессом и результатом тесно связан,
казалось бы, праздный, а на деле
очень глубокий вопрос: правда ли,
что наука требует жертв?
Любопытны обстоятельства, при
которых мне был преподан наглядный
урок на эту тему. Я привыкла еще
со школы, что много работать —
это нормальное состояние. Однако как
в школе, так и в университете
объем работы был в основном
задан извне. Вопрос о том, сколько
же надо, сколько должно работать,
возник, когда я стала сотрудником
Института языкознания Академии
наук. Это был конец пятидесятых —
период «бури и натиска» в
лингвистике. Наш шеф и учитель А. А. Ре-
102

форматскии предоставлял нам полную
свободу. То, что своей работе можно
отдавать весь день, а не только
вечер, как это приходилось делать
многим в предшествующие годы,
все мы воспринимали как подарок
судьбы.
Бывали, однако, периоды, когда мне
не очень ясно было, как двигаться
дальше. Иногда просто хотелось взять
с утра лыжи и закатиться куда-
нибудь в лес .Да и вообще м не
хотелось много разного: бродить по
городу, когда цветут липы,
праздновать масленицу, научиться печь
пироги, читать романы по-английски и
книги о постимпрессионизме
по-французски. Всему этому я время, от
времени предавалась. Само собой, у меня
была семья и соответствующие
обязанности. Однако если я по нескольку
дней подряд не работала, то
возникало какое-то странное ощущение
провалов во времени и неясная
досада.
Откуда-то явилось решение:
садиться ежедневно за письменный стол в
девять утра и сидеть до двух, вне
зависимости от того, «получается»
или нет. Если совершенно ничего
не удавалось, я читала научную
классику. В два часа вставала из-за
стола «с осознанием исполненного
долга». Разумеется, я забывала о
времени, если работа шла. К сожалению,
хорошим здоровьем я не отличалась и
если писала, то четыре машинописные
страницы были пределом моих
физических возможностей. Так прошло
несколько лет, в течение которых я
написала книгу и защитила
кандидатскую диссертацию. Оказалось, что
пять часов каждое утро без
выходных — это не так уж и мало.
Весной 1964 года в Москву из
Стокгольма приехал мой знакомый
биохимик, ученый с мировым именем.
Ему тогда было сорок четыре года.
В одну из наших встреч он
поинтересовался моей зарплатой и был
поражен ее мизерностью. Я же спросила
его, что он любит читать и в свою
очередь была поражена ответом.
«Знаете.— сказал он,— после
четырнадцати часов за микроскопом...»
Оказалось, что это его норма и даже
в воскресенье он часто заезжает в
свою лабораторию. А сколько я
работаю? Услышав, что часа четыре-пять,
но тоже без выходных, он ответил
мне репликой, которую я запомнила
буквально: «Да вы даже своей
грошовой зарплаты не заслуживаете!»
Зарплата, конечно, была ни при чем.
Просто моему собеседнику сама
ситуация показалась абсурдной: если
молодая женщина работает так мало,
то ее место вовсе не в науке. В
таком случае зачем же себя мучить?
Но я отнюдь не мучила себя,
напротив того, я испытывала от своих
занятий совершенно непосредственное
удовольствие!
Следующая наша встреча
произошла через двадцать шесть лет в его
доме в Стокгольме. Я сказала:
«Ну теперь я тоже... правда, не
четырнадцать, но иногда десять». А он
ответил: «Ты извини, я должен после
ужина хотя бы часов до трех
(ночи.— Р. Ф.) поработать». Мой друг
был экспериментатором. Поэтому для
него так же необходимо и
естественно было работать четырнадцать часов,
как для меня в свое время — пять.
Эксперимент не может идти быстрее,
чем это позволяет природа вещей.
Так что когда и я стала
экспериментатором, то оказалось, что сколько
ни работай — все мало. Те же,
кто не связаны с
экспериментальными процедурами, обычно работают
меньше, если, разумеется, учитывать
лишь время, проведенное за
письменным столом.
Женщины в науке
Беллетристы любят писать о том,
как решение задачи приходило к
великим ученым в самые неожиданные
моменты — во сне или за картами.
О невеликих не принято писать.
А зря. Ведь вопрос не в том, каков
масштаб задачи, решение которой
является человеку, когда он, например,
едет в автобусе. Важно, что для
серьезного исследователя жизнь
концентрируется вокруг поиска решения.
В такие периоды мысль вовсе не
переходит на иные предметы и после
того, как ты встал из-за стола.
Сосредоточенность на своей проблеме
существует как бы сама по себе.
Все остальное пребывает на втором
плане. В этом смысле я не думаю,
что занятия наукой требуют от
ученого особых жертв. Но вернее ли
сказать, что наука почти всегда требует
жертв не от самих ученых, которым
она приносит столько радостей, а от
других, главным образом от близких?
Более всего этот афоризм соответ-
i
103

ствует ситуации, когда науке
посвящает себя женщина. (Может быть,
это касается не только науки, но
вообще всех творческих профессий, однако
пусть художницы и балерины скажут
о себе сами.) Дело здесь не только
в трудностях нашего быта, хотя
именно он делает всю ситуацию
чудовищной. Более важной мне
представляется неизбежная коллизия
иерархии ценностей, возникающая из
противопоставления семья — наука.
Правда, поняла я это очень поздно,
в силу чего много лет мучилась от
очевидной бессмысленности выбора
между домом и работой. Вера в
возможность гармонии поддерживалась
тем, что вокруг меня преобладали
именно те женщины, которые выбрали
науку, а они не склонны были
распространяться о том, чего это им
стоило. И уж вовсе было бы странно
ожидать признаний, что выбор этот не
оправдал себя.
Вспоминаю разговор по телефону,
случайным слушателем которого я
оказалась. Моя коллега уезжала в
фольклорную экспедицию и с целью
одолжить резиновые сапоги звонила
по очереди многочисленным
знакомым. Для меня ее реплики
сливались в неясный шум, пока не
возникло настойчивое повторение фразы:
«Так все-таки 38 или 39?» По моим
понятиям, у нее был другой, меньший
размер обуви. Когда она положила
трубку, я узнала, что 38 или 39 —
это не про сапоги, а про то, что у
трехлетнего сына ангина. В тот же
день сапоги нашлись, и она
уехала, отвезя ребенка к бабушке. Это
была заурядная экспедиция и
заурядная ангина. У меня, скорее всего,
не хватило бы решимости считать
ангину заурядной. А если бы я ехала
не в экспедицию на Урал, а с
докладом в Оксфорд?..
Как бы там нн было, я
откровенно завидовала тем, кому, на мой
взгляд, подобный внутренний разлад
не угрожал. На самом деле за свою
жизнь я видела не так много
женщин, которые действительно могли
удачно сочетать роль матери и
хозяйки дома с серьезным научным
творчеством. В действительности они
сделали определенный выбор — и это
был выбор в пользу науки, а не
семьи. Свидетельства конфликта
ценностей оставили, естественно, именно
те, кто добился немалых успехов.
Например, известный математик и
писательница Е. С. Вентцель, мать троих
детей, в одном из своих рассказов
призналась, что у нее всегда страдал
дом.
Наука как массовая профессия
Одно из самых счастливых
состояний, пережитых мною,— это
проснуться весной в шесть утра, потихоньку
вытащить машинку на нашу
шестиметровую кухню и сесть писать.
И уж совсем прекрасно было в июне
на даче устроиться, как только
рассветет, за старым садовым столом под
зацветающими жасминами и работать
до отупения.
Процитирую еще раз Л. Я-
Гинзбург: «Человеку может надоесть все,
кроме творчества. Человеку надоедает
любовь, слава, богатство, почести,
роскошь, искусство, путешествия,
друзья — решительно все. То есть
все это при известных условиях может
перестать быть целеустремлением,—
но только не собственное творчество»
(курсив мой.— Р. Ф.). «Надоесть»
здесь значит именно перестать быть
целеустремлением, а вовсе не
опротиветь.
Разумеется, сказанное справедливо
не для одних лишь ученых,— судя
по контексту эссе «Неудачник»,
откуда взяты эти строки, имеются в виду
вообще те, кто занят творчеством.
«Целеустремление», вероятно, не
обязательно, если просто работать от сих
и до сих, рассматривая науку как
службу. Но тогда не стоит и ждать
от нее особых радостей. Служба не
только может надоесть, но, я думаю,
непременно надоедает всякому
нормальному человеку. С некоторого
времени, однако, в науке прочно и
комфортабельно обосновался именно
человек на службе.
Мое поколение гуманитариев — это
появившиеся на свет в начале
тридцатых и пришедшие в науку в
конце пятидесятых. Обстоятельства
позволили нам достаточно рано
заявить о своей самостоятельности. У тех,
кто был более общителен, вскоре
появились ученики. Сами мы все еще
имели счастье близкого общения с
ныне уже легендарным поколением —
людьми, родившимися в 1890—
1900 годы. Мы видели в них
высокий образец, которому хотели бы
следовать в меру своих
возможностей. Что же касается наших соб-
104

ственных учеников, то за редким
исключением они вовсе не стремились
быть похожими на нас.
То, что мы так хотели быть
похожими на наших мэтров н их круг,
объяснимо: это был знак
приобщенности к миру безусловных высших
ценностей. Еще бы: для них ОПОЯЗ
и Московский лингвистический
кружок были естественной средой
обитания, а не чем-то, о чем можно
узнать из энциклопедии.
Когда я читаю в «Рассказах об
Ахматовой» Анатолия Наймана, что
героями ее разговоров были именно
Коля, Осип, Боря, а не Н. С. Гумилев
или Б. Л. Пастернак, то
вспоминаю, что и мне доводилось
слышать об Андрее (великий математик
А. Н. Колмогоров), Роме
(знаменитый лингвист Роман Якобсон) и
Коле (Н. В. Тимофеев-Ресовский,
известный широкому читателю как
легендарный «Зубр»). Всем им я была в
свое время достаточно буднично
представлена. Это мне вовсе не льстило,
а скорее страшило как знак
доверия, выданный авансом, неизвестно
за какие доблести. Щедрость наших
учителей позволила нам
подключиться к тому ценностному слою,
который был обеспечен золотым запасом
научного и жизненного опыта этого
поколения.
Первое поколение моих учеников —
это те, кто получил диплом ближе
к концу шестидесятых. В это время
наука в СССР стала массовой
профессией. Научный бум быстро вышел
далеко за пределы математики,
физики и структурной лингвистики.
Вполне закономерно, что наряду с
энтузиастами, которым была нужна наука
ради нее самой, в науку пришли
случайные люди. Сами о себе они этого
чаще всего не знали. Занятия наукой
представлялись им — тоже не вполне
осознанно — как такая
деятельность, где ценой не слишком больших
усилий можно совершенно законным
образом получить большие
результаты (эта мифологема оказалась
чрезвычайно живучей).
Для менее честолюбивых работать
в науке значило «интересно жить».
Но при ближайшем рассмотрении
оказывалось, что понятие «интересной
жизни» вовсе не было связано с
научной работой как таковой, а лишь
с социальным престижем науки, в чем
бы он ни выражался. Для третьих
вообще интересная жизнь начиналась
тогда, когда рабочий день в
лаборатории прерывался для чаепития,
а еще лучше — заканчивался.
Впрочем, нескончаемое чаепитие —
непременный атрибут быта любого
советского учреждения. И все же
работники Госбанка или какого-нибудь
министерства никак не могли
рассчитывать на то, что в конце рабочего
дня к ннм придет читать лекцию
сам Аверинцев! Или что они будут
из тех немногих, кто увидит только
что смонтированный фильм Иоселиани
«Пастораль» и самого режиссера в
придачу. А вот сотрудники
Центрального экономико-математического
института илн любого другого
научного учреждения с добротным
названием и активной культкомиссией
имели такие возможности более или
менее регулярно. «Научная работа»
для многих лишь заполняла
промежутки между капустниками,
встречами с художниками и турпоходами.
Здесь я предвижу недоумение
читателя: стоит ли вообще говорить о
занятиях и лицах, для науки
случайных? Конечно, применительно к
каждому отдельному человеку сказанное
можно считать случайностью. Но то,
что с определенного момента в нашей
гуманитарной науке (впрочем, и в
других тоже) стали количественно
преобладать обычные служащие,— уже
было закономерностью.
Ярко талантливых людей мало в
любой среде, и наука — не
исключение. Однако в отличие от
искусства в современной науке отсутствие
яркого таланта вовсе не обрекает
человека на прозябание. В сложной
структуре, которую сегодня являет
собой научное сообщество, может
найти место каждый, если он
любопытен и добросовестен. Но для того
чтобы получать от научных занятий
подлинную радость, надо прежде всего
любить эти занятия как
времяпрепровождение.
Ближайшую аналогию я вижу в том
особом удовольствии, которое я
получала, когда пела в хоре. Любой из
хористов при весьма скромных
вокальных возможностях может
способствовать чудесам, что рождаются
каждый раз заново, притом здесь и
сейчас. Всякий хор требует от своих
участников музыкальности,
самоотдачи и чувства ансамбля. В этом
смысле любительский хор должен
105

быть профессионален. Наука не
бывает любительской, если под этим
понимать размытость критерия
качества. Вкус в науке — тоже своего
рода музыкальность. Если есть вкус,
готовность к самоотдаче и чувство
ансамбля, то интеллектуальные
усилия порождают азарт и приносят
совершенно непосредственную
радость даже скромному исполнителю.
Надо лишь понять, что установка
на процесс — вовсе не риторика
для утешения неудачливых. Я уже
говорила о том, что результат вообще
случается не слишком часто.
Желание иметь результат во что бы то
ни стало .шхвалыю, но у многих
оно оборачииается стремлением иметь
его поскорее. Отсюда —
преждевременные надежды и отчаяние от того,
что они не исполняются.
Часто говорят о том, что
отрицательный результат — это тоже
результат. Это справедливое
утверждение на деле значимо только для
узкого круга единомышленников,
потому что только для них оно имеет
практический смысл, а именно: искать
дальше надо либо не там, либо не
так.
Для того чтобы наука могла быть
естественным стилем жизни, нужна
ценностная среда — другие люди,
которые живут подобным же образом.
К осени 1992 года в «моей науке» эта
среда по существу исчезла, примерно
тогда же перестал собираться и мой
домашний семинар.
К весне 1994 итоги оказались
таковы: из тридцати двух человек,
участвовавших в разных заседаниях 1990—
1991 годов, шесть пребывают в
дальнем зарубежье, один стал
президентом акционерного общества, один
редактировал новую Конституцию, еще
один ушел совсем высоко во власть.
Никто, по крайней мере официально,
не занялся чистой коммерцией и ннкто
не стал безработным. Человек восемь
сохранили свои ценностные
ориентиры, хотя помимо основной работы они
вынуждены браться за все, что
приносит заработок. Что касается их
учеников, так сказать, моих «научных
внуков», то они пока выбирают свой
стиль в жизни...
СЕМИНАР МИРОВОГО ОПЫТА
П. Мейер
Уроки
по-французски
и по-американски
Желая обогатить «Лицей» и его читателей опытом зарубежных
школ, редакция использовала личные связи в служебных целях. Например,
зная, что профессор Вестлендского университета (штат Коннектикут, США)
Присцилла Мейер учила свою дочь в частной американской школе, а также
в парижском лицее, мы попросили ее на основе личного опыта сравнить
две разные системы обучения. Что она и сделала в личном письме,
отрывок из которого мы приводим.
Здравствуй!
У нас все в порядке, а мелкие
новости я расскажу потом. Сначала
попробую ответить на твои вопросы.
Есть ли у нас, в Америке, кризис
школьного образования? Ответы
будут разные у разных людей. Билл,
например, утверждает, что школа,
в которую ходила наша Рейчл,
гораздо лучше подобной школы в
Хартфорде, в которой в свое время
учился он. Я окончила частную
106

школу в Нью-Йорке (между прочим,
очень известную), и меня шокирует
любое столкновение с публичной
школой. Кризис — это резкое,
катастрофическое ухудшение ситуации, не так
ли? Я не думаю, что система обучения
в частных или в публичных школах
изменилась так уж резко в последние
годы. Но, в конце концов, я не
специалист по американскому школьному
образованию, я тут скорее
потребитель — как мать, пока Рейчл училась
в школе, и как преподаватель
университета, поскольку каждый год
принимаю новых выпускников школ
заниматься русским языком и литературой.
Так что о кризисе школы лучше
поговори со специалистами.
Я знаю только, что все сильнее
влияет на школу ухудшение жнзнн
наших бедных, прежде всего черных,
населяющих центры американских
городов. Родители не знают, как
оградить своих детей от наркомании,
от преступлений любого рода, начиная
с воровства и кончая убийством.
И все это проникает в школы. За
последние десять лет число убийств
в расчете на все население у нас
уменьшилось, но число убийств среди
молодежи от пятнадцати до двадцати
четырех лет выросло на 40 процентов!
Не знаю, стоит ли обсуждать систему
преподавания в школах, посещение
которых опасно для жизни.
Недавно опрашивали множество
ребят в таких школах — выяснилось,
что огромный процент их уже в десять
лет задумываются о смерти (то есть не
как о философской проблеме, а просто
о возможности своей собственной
скорой смерти). Их жизнь дома, их быт —
ужасны. Заведующая одной из школ
в таком городском районе прямо
в здании школы поставила стиральные
машины, чтобы дети могли содержать
в чистоте свою одежду. Я живу в
богатой стране, и мне стыдно писать
об этом, но в некоторых случаях,
может быть, важнее уберечь детей от
преступного мира и дать им навыки
цивилизованного быта, чем преподать
курс теоретических знаний в какой-
нибудь области наукн.
Государство пытается если не
решить, то хотя бы смягчить этн
проблемы. Давно создана программа
«Ранний старт» («Head Start»), на которую
Клинтон обещал еще дать денег. Суть
программы — обучать двух-, трех-,
четырехлетних детей из
неблагополучных бедных слоев, готовить их к
школе. Говорят, такие дети потом лучше
учатся.
Ты просишь, чтобы я сравнила
французский лицей и американскую
школу, поскольку Рейчл училась и там,
н там.
В Париже меня поразило вот что.
Учеников заставляют механически
записывать все, что говорит
преподаватель, в строго определенной форме:
то-то надо писать красными
чернилами, это — синими, то — подчеркивать;
бумага для разных предметов
отличается цветом, размером и т. д.—
масса чисто формальных требований,
смысл которых я понимаю с большим
трудом (точнее, вовсе не понимаю;
сама знаешь, как я люблю всякую
бюрократическую формалистику).
Урок в основном состоит из лекций,
преподаватель мало общается с
учениками.
Главный, по-моему, пункт
американской педагогики — ученик на уроке
должен быть активен. Он постоянно
вступает в диалог с учителем и с
одноклассниками, он обсуждает
прочитанное, он сам придумывает тему для
работы, сотрудничает с другими.
Американская школа огромное
внимание уделяет, тому, что у нас называют
«социальное развитие»,— навыкам
общения и сотрудничества в группе.
Я думаю, у нас менее авторитарная
школа, чем в Европе,— у нас
хороший учитель не будет чувствовать
и вести себя как абсолютный
государь.
Однако продолжением достоинств
всегда бывают недостатки. И
наоборот.
Мне кажется, главное в
европейских школах — это предмет. Чем
лучше школа, тем более
профессиональны учителя в своем предмете. Во
Франции учитель хорошего лицея
может быть одновременно профессором
университета. У школьного
преподавателя высокий статус, довольно
большая зарплата.
Думаю, главный недостаток
американских учителей —
недостаточное знание своего предмета. Уж в
своей области — в преподавании
языков — я вполне могу выступать
экспертом; так вот, учительница
английского может просто не понять,
что ты говоришь, если ты заговоришь
без американского акцента.
Мне повезло: нас в школе учила
107

настоящая француженка; мы
разыгрывали маленькие пьески и заучивали
свои роли с пластинок. Мы с
подругой любили притворяться
француженками; девушки из соседней школы,
заподозрив неладное, притащили нас
к своей учительнице французского
языка. Мы перепугались, но поскольку
та сама говорила по-французски с
большим трудом и с невероятным
акцентом, нас так и не разоблачили.
То же самое и с другими
предметами. В педагогических учебных
заведениях на первое место ставят мето-
дикуж преподавания, а знания по
предмету — на последнее. Это
огромная ошибка, она приводит к весьма
прискорбным результатам. Помню,
дочь жаловалась на учителя истории:
«Когда он говорит о том,-что я знаю,
я вижу, что он наполовину не прав,
когда же рсчь идет о том, чего
я не знаю, то не знаю, какой половине
верить».
Ну вот тебе конкретный пример:
выпускник французского лицея знает
три иностранных языка —
американский школьник с горем пополам за
два года учит один. Француз подробно
изучает географию Европы, вплоть до
того, сколько пшеницы выращивают
в Южной Испании. У нас — ничего
подобного. Короче говоря, Рейчл,
сравнивая школьный год у нас с одним
семестром (полгода) во французском
лицее, утверждает, что в Париже
узнала в четыре раза больше.
Профессия школьного учителя не
пользуется у нас особым уважением
и еще недавно очень плохо
оплачивалась. Так что идут в школы люди не
самые интересные и талантливые.
Талантливые встречаются в частных
школах, где можно работать
свободнее, самому выбирать учебники,
методы, не так заботиться о дисциплине;
наконец, среди урока тебя не перебьет
громкоговоритель с объявлением
о чем-то.
Итак, европейские школы —
меньше самостоятельности и инициативы,
больше знаний. Американские, по-
моему, в большей степени учат
мыслить самостоятельно. Я думаю,
идеальный вариант — это наша
хорошая частная школа, где учат
по-американски, но при этом дают хорошие
знания.
Каковы мои студенты, только
пришедшие из школы? Нормальная
молодежь. Главный для меня
недостаток — они не умеют читать. То есть
буквы в рлова онн складывают бойко
и весьма грамотны, но язык
художественного произведения, газеты,
учебника, улицы для них один и тот
же, инструментальный язык просьбы
за столом: «Передай мне, пожалуйста,
соль».
Литература как таковая в школе не
преподается. Считается, что
главное — обобщить основные идеи
литературного произведения, а язык,
стиль, художественные образы, сама
ткань произведения — это излишние
«подробности». Помню, один студеит-
первокурсник пришел в полное
негодование: «Вы хотите сказать, что в этой
книге значение имеет каждое слово?!»
Конечно, мне хотелось бы, чтобы в
школах — да и в семьях, и в стране
вообще — относились к языку с
большим вниманием, ценили бы его
возможности и пользовались ими, чтобы
играли словами, выстраивали цепь
ассоциаций,— всем этим можно
заниматься с детства, так и бывает в
культурных семьях и Европы, и
Америки.
В Европе вообще искусству,
эстетической стороне жизни школа уделяет
намного больше внимания, чем у нас
б Америке. В Париже маленьких детей
водят по музеям, сажают перед
знаменитыми полотнами (что меня удиви-
bio,— даже перед современными
абстрактными), дают бумагу,
карандаши — рисуйте. Эстетическое начало
там сильно и видно во всем: как
выглядят овощи на рынках, витрины
с одеждой, как накрывают стол и
едят за ним.
А у нас при любой необходимости
сэкономить на школе прежде всего
режут бюджет на искусство: музыку,
рисование и т. д., но ни в коем случае
не на спорт.
Были у меня, конечно, и хорошие
студенты, с которыми я как бы
продолжала разговор, начатый в школе.
Знаешь, я часто думаю, что все в конце
концов упирается в преподавателя.
Любая система — и наша, и
европейская — будет эффективна, если
преподаватель любит свой предмет и хочет
передать эту любовь своим ученикам.
Но, конечно, все это теряет смысл,
когда стреляют на уроках...

РОДИТЕЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ
В. Караковский,
директор школы № 825,
г. Москва
«Каждый
выбирает по себе»
— Зачем жить, если не во что верить. чется! Правда, не каждый найдет
Из разговора с десятиклассником
Во что веришь, то и есть.
М. Горький, сНа дне»
смелость признаться в этом даже
самому себе. Как быть? Пробиваться
к вере в одиночку своей дорогой
проб и ошибок или присмотреться,
XX век на своем излете трагически прислушаться к тому, как это делают
обострил проблемы человека. Оказав- другие? А может, стоит обратиться
шись в центре экономических, со- к опыту тех, кто нашел свою веру?
циальных, политических противоре- Многие молодые люди, начисто
отчий, он все реже осознается как вергая путь исканий отцов как путь
цель развития цивилизации, все чаще сплошных заблуждений и унижений,
чувствует себя средством, предметом стремятся строить свою жизнь прин-
массовых манипуляций тех, кто бо- ципиально иначе, с чистого листа,
рется за власть. Эта борьба пробуж- в полном отрыве от прошлого. Они
дает в нем отнюдь не «разумное, доб- ведь не знают, что личность вырас-
рое, вечное», а те свойства, которые тает на плечах предыдущих поколе-
приводят к расчеловечиванию об- ний, генетически неся в себе их код.
щества, жизнедеятельности, отноше- Тому, кто строит будущее, от прошло-
ний. Идет жесткая, беспощадная го не уйти.
борьба за выживание, которая лишь Но как сегодня относиться к про-
приближает ощущение неотвратимого шлому — вот сложнейшая проблема
глобального кризиса. молодых. Самое простое — поддаться
Труднее всех приходится молодым инерции маятника, попасть в резо-
людям пятнадцати — семнадцати лет. нанс: сменить знаки, переиначить по-
Не приобретя своих идеалов, они нятия, обнаружить в себе неприми-
разочаровались в идеалах предков, римость прокурора, вершащего суд
что привело к ослаблению, а то и над историей. Самое соблазнитель-
к разрыву межпоколенческих связей, ное — высокомерное ёрничанье, отта-
Сегодня идеалы легко подменяются чивание своего остроумия на приглу-
идолами, разрушение же прежних поватых, обманутых предках. Но на
мифов рождает новые. этом пути быстро развивается ком-
Светлые утопии, которые веками плекс исторической неполноценности,
двигали вперед человечество (неда- ощущение жертвы истории, чувство
ром Оскар Уайльд сказал: «Про- обиды и злобы на «страну дураков».
гресс — это реализация утопий»), Казалось бы, именно такая пози-
сегодня посрамлены и осмеяны. Со- ция должна быть наиболее распро-
временные прагматики ни в какие страненной среди молодежи, ведь ей
утопии не верят кто по убеждению, всегда был свойствен максимализм,
а кто по моде. Но природу юности Ан нет! По моим — и не только
не обманешь. Верить-то, ох, как хо- моим наблюдениям максимализм
109

нынче сильно «повзрослел».
Наибольшую нетерпимость и агрессивность
проявляют как раз люди старшего
возраста. Самым разрушительным
является нигилизм пожилых. Молодежь
же в массе своей мыслит спокой-
. нее и разумнее. Видимо, это
происходит в силу отстраненности ее от
прошлых событий. Старшие же
поколения пропускают их снова «через
себя», отсюда повышенная
эмоциональность, мешающая глубокому
анализу. И потом. Всем хочется, хотя бы
в конце жизни, пожить «правильно» —
успеть бы! У молодых же все еще
впереди. А пока, глядя на
взаимоуничтожение отцов, молодежь не верит
ни правым, ни левым, ни красным,
ни белым. То, что для пожилых стало
неотъемлемой частью их реальной
жизни, для юных — уже история,
которая совершалась без их участия.
Для них куда важнее определить
свое место в современной жизни.
А для этого нужны ориентиры,
ценности, нравственная опора, то, что
принято издавна называть верой.
В эпоху тоталитаризма вера чаще
всего выражалась в виде идеалов
и образов, корни которых уходили
в сильно политизированное, но
достаточно монолитное общественное
сознание. Механизм формирования
веры был прост и однозначен, он
предлагал набор истин, не
требующих доказательств и передающихся
«сверху» в готовом виде. Если
говорить о школе, то большинство этих
истин давалось вместе со знаниями
и было взаимно адекватно.
Сегодня, еще сохраняя в
значительной степени монополию на
знания, школа утратила решающую роль
в формировании идеалов, убеждений,
веры. Нынче знания и убеждения
все реже связываются друг с другом.
Обретение же веры идет под сил ь-
нейшим влиянием современного
противоречивого социума. Тем важнее
знать, как это происходит, каково
вообще отношение юношества к
проблеме веры. Тот, кто работает со
старшеклассниками, не может не
учитывать это в своей повседневной
деятельности и общении.
Школа № 825 — одна из
московских ш кол на юго-восточ ной окра и-
не столицы. В ней учатся
нормальные — значит, хорошие — дети и
работают нормальные — значит,
хорошие — учителя. Знания, умения и на-
выки — не единственная цель нашей
жизнедеятельности. Большое
значение мы придаем развитию
человеческой личности, созда нию системы
гуманистических отношений.
Проблемы у нас те же, что, вероятно, у всего
школьного населения.
Недавно мы предложили нашим
ученикам десятых — одиннадцатых
классов высказать свои суждения
о вере. В опросе приняло участие
129 старшеклассников. Ребята
делали это охотно, ибо находятся в поиске
и вопросы побудили их к серьезному
раздумью. А вопросы были такие:
1. Нужна ли вера человеку в
пятнадцать — семнадцать лет?
2. Что есть вера, по-вашему?
3. Можете ли вы сказать о себе,
что обрели веру?
Вот наиболее типичные
рассуждения.
Вера человеку в юном возрасте не
только нужна, она необходима, даже
более необходима, чем людям
сложившимся, опытным. Ребята отлично
сознают свой возраст как важнейшее
время формирования личности, от
которого будет зависеть вся
последующая жизнь. Вера придает смысл
человеческому существованию, делает
его осознанным, а поступки
мотивированными. Часто встречаемая мысль:
вера помогает выжить, перетерпеть
смутное время. Чем труднее жизнь,
тем важнее человеку иметь веру,
иначе он или сломается, морально
разрушится или вообще не
состоится как личность.
Вообще тема «Человек и его
время» очень волнует старшеклассников.
При этом во многих ответах
ощущается некий дуализм: с одной
стороны, они говорят об объективной
реальности, с другой — о
действительности, отраженной в их
сознании и воображении. Второе выступает
иногда как мир «высших
реальностей». Нередко одна реальность
подменяет другую.
Вера — это, как говорят философы,
элемент ценностного сознания. Мне
кажется симптоматичным, что никто
из опрошенных не связывает веру
с материальными ценностями. Все
единодушны в том, что это прежде
всего область духовной жизни. Вера,
говорят ребята,— это внутренний
фундамент личности, это идеал, который
создает движение вперед,
стремление достичь более высокой ступени
110

собственного развития. Некоторые
прямо говорят: «Не хочется жить
бессмысленно. Вера — это оправдание
собственного существования». Не
случайно в ответах ребят возникает
образ свечи, которая горит внутри
человека.
Важной представляется мысль о
том, что вера — это душевное
состояние человека, стремление к
внутренней гармонии. И чем
нестабильнее внешний мир, тем сильнее
желание жить в автономном режиме
внутреннего согласия с самим собой.
И еще важно: вера обладает силь-
ным защитным свойством, это «щит,
заслоняющий наш внутренний мир
от катастроф и страданий внешнего
мира». Пожалуй, самое часто
встречающееся утверждение: главное -
вера в себя, в свои силы, в свою
удачу. Таким образом, субъектом веры
выступает сам человек.
Гораздо беднее в рассуждениях
старшеклассников представлена
реальность окружающего мира как
источник веры. Немало ребят просто
не верят в светлое будущее страны
и общества. Другие добавляют: вот
когда к власти придут умные и
честные люди, может быть, жизнь
изменится к лучшему, тогда она
перестанет быть источником в основном
отрицательных эмоций. Но и сегодня
есть в ученической среде оптимисты-
романтики, которые упорно
продолжают утверждать, что верят в
конечную победу добра и справедливости,
любви и красоты. Иногда
чувствуется влияние клише о том, кто спасет
мир. Юность, несмотря ни на что,
верит в счастье, и настроения
альтруизма, добротворчества не так уж редки.
В рассуждениях о вере нередко
звучат религиозные мотивы. Одни
признают участие в человеческой
судьбе сверхъестественных сил,
внеземного, вселенского разума. Другие
просто и традиционно верят в Бога.
Третьи уходят в область
иррационального, стремятся вообще выйти за
рамкн ясного сознания. Однако мне
показалось, что в рассуждениях этих
ребят нет религиозного фанатизма
или безысходной фатальности. Они
как бы примеряют на себя новую
для них веру.
Неудивительно, что большинство
из принявших участие в опросе
старшеклассников находятся еще в
состоянии поиска. Мало кто смог
решительно заявить, что в свои
пятнадцать — семнадцать лет уже обрел
веру. И в этом поиске
просматриваются две позиции. Кто-то
откровенно просит помощи, естественно, у тех,
кому можно доверять и верить.
Другие же — и таких значительно
больше — абсолютно убеждены, что
веру каждый человек выбирает сам,
ибо это его сугубо личное, даже
интимное дело.
И вспоминается Ю. Левитанский:
Каждый выбирает по себе
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает по себе.
Из ответов ребят
Это очень сложный вопрос, на
который вряд ли сможет ответить даже
взрослый человек. Я понимаю веру
как цель, то есть жизнь ради чего-то.
Истинно верующий человек живет
ради Бога, забывает себя, во всем
опирается на веру; это и значит, что
у человека есть цель в жизни. Но
верующим человеком может назваться
не тот, кто сам себя им считает, а тот,
кого считает им Бог. Никто не может
до конца понять и объяснить этот
мир, ни один верующий человек,
но вера постоянно приближает его
к познанию Бога. Но вера — это не
суеверие и не религиозность, это
искреннее, полное упование на Бога,
когда человек несет всем добро и
любовь через Христа, проповедует
людям о спасении, которое возможно
только с верой.
Без веры прожить очень сложно.
Если не верить во что-то, то, по моему
мнению, нет смысла жизни.
Я не верю в Бога. По-моему, Бог
как таковой находится внутри
каждого человека и нужно верить в
себя, а не в воображаемого Бога.
Обращаясь к чему-то высшему,
человек очищает свою душу, а с
чистой душой жить становится легче.
Я не знаю, существует Бог или что-
то другое, но я знаю, что существует
что-то выше человека, в которое я
верю, и в трудные минуты жду
помощи. Но я не знаю, делаю ли я все
для того, чтобы ждать помощи.
Я, например, долго ходила в
церковь, на исповедь, мне помогали эти
исповеди. Я ощущала некоторую
поддержку. Также верю в загробную
111

I
жизнь и надеюсь на лучшее в своей
жизни и в стране.
Вера — это духовная поддержка.
Вера — это надежда на будущее.
Верить должен каждый человек.
Все люди верят во что-то, но
только одни пытаются «показать» эту
веру, а другие — сживут» с ней в
душе.
Часто человек теряет свою веру
из-за непредвиденных обстоятельств
(например, в романах Ремарка герои
часто теряют веру в будущее, в
людей, в Бога).
Часто бывает, что человек только
думает, что верит, например, в
Бога, а на самом деле совсем нет. Еще
хуже, когда человек по-настоящему
верит в людей, в своих друзей, а они
предают его, и вера рассыпается
в прах. Самое страшное, что такому
человеку будет очень трудно снова
поверить.
Наверное, я верю только в себя.
В людей — не знаю. Бывают очень
хорошие люди, но кто знает, что
заставляет их совершать хорошие
поступки... может, они замаливают
прежние грехи, может, просто
родились такими, и от них ничего не
зависит. Я не верю в дружбу. Можно
поддерживать прекрасные отношения
с человеком, радоваться при
встречах с ним, но это не настоящая
дружба. Когда ему придется выбирать,
сделать ли ему плохое себе или тебе,
он выберет тебя. В любовь...
возможно, но зачем она. Любовь слепа
и в основном несчастна.
Должна всю жизнь быть вера в
то, что ждет хорошее будущее,
счастье, что в жизни будет еще очень
много прекрасных моментов. Надо
верить в это и стремиться к этому.
Верующим людям всегда легче
жить, чем неверующим. Вера — это,
наверное, и спокойствие души, а для
кого — и счастье. Вера — это
ощущение того, что кто-то или что-то
поддерживает тебя и оберегает.
Для меня существует вера в Бога.
Зря говорят, что веру в Бога и
современную жизнь с ее законами
нельзя соединить. Все в мире
соприкасается, а также Бог и мы. Вера
существует и всегда будет
существовать.
Не все в жизни нам приятно, не
всегда весело, а с верой во что-то
лучшее, которое обязательно
настанет, на душе сразу становится
светлее и уже не кажется все так мрачно.
В жизни у каждого из нас есть
вера в будущее, и если этой веры
у человека нет, то нет и будущего.
(Я так считаю.)
Не написав свою фамилию, я не
надеюсь, что меня не узнают, потому
что все наши почерки давно
известны. Отвечая на эти вопросы со всей
откровенностью, я слишком много
расскажу о себе лично, чего я делать
не желаю. Я уверена в том, что вера
существует, это вера в Бога.
Человек — земное существо, и ему
свойственно ошибаться. За те грехи и
ошибки он иесет ответ перед
Господом Богом до мельчайшей задней
мысли или грубости. Я наблюдала
за этим и убеждена теперь полностью.
Может быть, я смогу когда-нибудь
рассказать обо всем этом
кому-нибудь, но я не уверена в этом ни на
волос.
Я верю в высший разум, в
существование чего-то, что руководит
нами. Верю в искренние и светлые
чувства, помогающие нам жить. Во все
темное и страшное мне верить что-то
не хочется, и я не верю (это я про
сатану).
Мне кажется, что вера — это то,
по чему ориентирует свою жизнь
человек, это та модель, которую он
вырабатывает для себя и стремится
к ней.
По-моему, вера — это состояние
души человека, подчиняющегося
следующему: идеалам, ценностям этой
веры. Веры самые разные, и каждый
выбирает для себя что-то особенно
подходящее складу мышления,
восприятию мира.
Мне кажется, вера — оправдание
собственного существования. Вера —
это то, что составляет смысл
существования или- дает энергию (и
физическую, и психическую) для
достижения цели.
Я думаю, что веру я обрела, только
не до конца. Но я уверена, что
существует такая сила, которая
превыше всего. И если в нее верить, то эта
сила может огородить от многих
неприятностей.
Не каждый верит, но, с моей точки
зрения, каждый человек должен об-
112

рести веру. Веру такую, которую он
понимает и знает сам, а не которую
ему навязывают. Здесь важно право
выбора.
Вера — это если человек общается
с Богом через молитвы. Когда человек
просит о чем-то.
Я считаю, что под понятием «вера»
подразумевается не только религия.
Вера может быть в лучшее будущее,
в себя самого, да и просто в хороших
людей. И я уверена, что в наше время
без веры жить нельзя.
Я не думаю, чтобы человек моего
возраста мог бы жить без веры.
Человек без веры, .тем более молодой
человек,— это человек без цели, а
человек без цели — это пустой человек.
Жизнь человека без веры, его
моральная жизнь окончилась в тот
момент, когда он перестал верить.
Для меня вера — это вера в добро.
Я думаю, что любой человек верит
в это. Даже если он и отрекается
от добра вслух, то в душе у него
обязательно есть частичка этой веры.
Вера — это уверенность в том, что
завтра не умрешь и успеешь
сделать еще очень-очень много. Это
исключительно мое мнение.
Жить без веры можно, но тяжело
добиться успеха. Если кого-то
устраивает такая жизнь, то это его личное
дело, хотя лично я считаю, что жизнь
без веры — не жизнь, а
существование.
Я свою веру не обрела, но
стараюсь изо всех сил (хорошо бы, если
бы мне кто-нибудь помог). Люди!
Надо верить в любовь. Любовь
спасет мир.
Я думаю, что я уже обрела веру.
Например, я верю в свою семью, и
даже, может быть, во что-то
сверхъестественное, что защищает меня.
Я считаю, что такая защитная как
бы оболочка, аура защищает
каждого человека, в этом я, думаю,
убедилась на своем примере. Еще я
верю в любовь.
Наш сегодняшний мир нельзя
назвать идеальным, и все мрачные,
темные стороны сегодняшнего мира
делают жизнь невозможной без
веры во что-то лучшее.
Я не знаю, но мне кажется, что
когда мне кому-то удается помочь,
я бываю счастлива от того, что этот
человек поверил мне и что я сумела
ему помочь.
Верить в Бога — в сверхсущество,
которое управляет нами, несет
добро, чистоту,— это и есть, я думаю,
вера.
Вера — это то, что помогает
выжить человеку в самых
безвыходных и трагических ситуациях в жизни.
Вера — это душевное состояние
человека, это стремление к
внутренней гармонии, это путь
совершенствования личности, результатом
которого является создание Человека
(с высокой буквы).
Я обрела веру.. Я верю в первую
очередь — в себя. Без веры в себя
нельзя жить, да и зачем тогда жить?
Я верю, не фанатично, конечно,
в Бога. Я верю в семью, потому, что
без семьи, я думаю, человек не
может жить. Я не верю в будущее
нашей страны, но поверю, когда к власти
придут умные и честные люди.
В наше время человек должен во
что-то верить, но мне кажется, что
люди моего возраста живут без веры
и даже очень хорошо без нее
обходятся. Хотя к старости они над этим
задумаются.
Каждый человек выбирает свою
веру, вера такой своеобразный
идеальный мир, и когда такой мир рушится,
то часто рушится и жизнь.
В наше время жить без веры, я
считаю, невозможно, либо этот
человек ничто и никто, он ни к чему не
стремится, он нигилист, а нигилизм —
это потребность к материальному
благу и подчинению организму и
совершенно не духовная жизнь, и все
это ведет к плачевному концу.
Вера — это не однозначное
понятие. Человек может верить и в
Бога, и в будущее, и в своих близких
людей. Я думаю, каждый человек во
что-то верит. И никто не имеет
права отнимать у него эту веру.
Я имею веру тоже. Я верю, что
есть силы выше нас. Я верю в
будущее и в настоящее.
Что касается веры в
справедливость и в «светлое будущее», то я
не верю, что в нашей стране это
возможно.
113

I
Да, я верю (или стараюсь верить)
в свои способности и силы (но это
мне не всегда помогает), еще я верю
в поддержку моих родителей,
которые мне во всем помогают и
разрешают почти все мои жизненные
трудности (хотя по некоторым вопросам
я с ними резко расхожусь во
взглядах). Еще у меня есть одна вера
(только в «душе»), но я не могу это
говорить, потому что, мне кажется,
это не выставляют напоказ;
Каждый человек создает себе
веру сам. Ои создает себе веру, тогда,
когда начинает задумываться над
вопросом «Для чего мы живем?
Я обрела веру, только не хочу
говорить, что это за вера.
Да, я обрел веру, и я верю, верю
в то, что жизнь сложится удачио,
что все будет хорошо. Но самое глав-
ное — я обрел веру в любовь.
Верить можно во что-то лучшее
или высшее. Я, например, верю, что
после плохого обязательно должно
быть что-то хорошее. Нужно верить
в удачу. Потому что без этого у
человека нет оптимизма. Верой также
можно считать веру в Бога.
Наверное, нужна, но я не знаю,
возможна ли вера в шестнадцать
лет. И вообще во что верить сейчас
нам? Если только в Бога.
Я, если и обрела веру, то только
в любовь, но не в большее...
Верой можно считать уверенность
в своих силах, уверенность в успехе.
Вера — это щит, заслоняющий наш
внутренний мир от катастроф и
страданий внешнего мира, не
позволяющий разрушить наш внутренний
мир.
Я, наверное, обрел веру, но пока
точно не знаю, в чем она выражается.
Наверное, это вера в свой
внутренний мир.
P. S. Вообще я не люблю говорить
об этом во всеуслышание — толпе.
У каждого должна быть вера в то,
что он живет не зря, его жизнь не
бессмысленна и он кому-то нужен.
Я обрел веру в то, что кто бы ни
говорил, что жизнь бессмысленна,
это не так.
Вера в какой-то степени —
надежда. Она ассоциируется с чем-то
светлым и добрым. Вера — это искреннее
и чистое чувство.
Вера—это стремление и
осознание завтрашнего дня. Это
поддержка в сегодняшнем дне.
Жизнь без веры во что-то или в
кого-то для меня бессмысленна. Я не
знаю, для чего я встаю, иду в школу,
масса свободного времени. А когда
я знаю, для чего я встаю и что-либо
делаю, начинаю новый день, и верю,
что это я делаю не просто так, у
меня появляется интерес к тому, что
я делаю.
Веру я обрела. Я не могу, точнее,
не буду отвечать на этот вопрос!
Конечно, у меня есть вера. Без
этого мне трудно пришлось бы. Я
стала верить в себя, в людей, в то, что
есть еще добрые порядочные люди,
я также верю в Бога. Я не могу это
объяснить, у меня есть свой Бог,
своя вера.
Само слово «вера» мне
представляется как голубое небо или что-то
светлое.
Человеку трудно, наверное, жить
без веры, без стремления к чему-то,
в то, что он верит, без целей в
жизни. Как раз сама вера создает эти
цели.
Вера в будущее помогает выжить
в эти времена, вера в то, что все
улучшится, дает силы, терпение и
желание трудиться (прошу не
рассматривать это как коммунистическую
веру в светлое будущее), вера в
любовь, дружбу рядом стоящего
человека, дает тебе уверенность и
спокойствие, рождает любовь.
114

ПРАКТИКУМ
Ответы
на задачи
по биологии,
помещенные в номере 3
1. Вспомним, что при изменении
линейных размеров в п раз площади
изменяются в п2 раз, а объем и вес —
в п3 раз. Мы уже применяли данные
сведения в задаче про относительную
силу муравья («Знание — сила», 1993,
№ 1) ив прошлогодней задаче о
разной частоте сердечных сокращений
у мелких и крупных млекопитающих.
Кстати, по-видимому, впервые эти
соображения использовал Галилей в
своей книге по механике — как раз
применительно к животным разных
размеров.
Начнем с мухи, которая
увеличилась до размера слона. Допустим,
длина мухи примерно пять
миллиметров, а слона — пять метров; тогда
линейные размеры меняются в
тысячу раз, площади поверхности —
в миллион раз, а объемы и вес —
в миллиард раз. Такая огромная
муха станет весить несколько тонн.
Ясно, что она не сможет не только
летать, но и ходить. А скорее всего,
просто будет раздавлена своим
весом.
Галилей указывал, что прочность
костей скелета и других
механических образований растет как
площадь их поперечного сечения, то
есть как квадраты размеров, а вес
растет как куб размеров. В связи
с этим он писал: «...природа не
может произвести деревья
несоразмерной величины, так как ветки их,
отягощенные собственным
чрезвычайным весом, в конце концов
сломались бы. Равным образом
невозможно представить себе костяк человека,
лошади или другого живого
существа слишком большой величины,
который бы держал и соответствовал
своему назначению; достигнуть
чрезвычайной величины животные могли
бы только в том случае, если бы
вещество их костей было бы
значительно прочнее и крепче, нежели
обычное, или же если бы кости их
изменились, соразмерно увеличившись в
толщину...» (И действительно, у более
крупных животных скелет
относительно более массивен: так, масса
скелета слона составляет двадцать
пять процентов его веса, в то время
как масса скелета мыши составляет
всего восемь процентов.) В
противном случае, считает Галилей,
«...увеличение размеров до чрезмерной
величины имело бы следствием то, что
тело было бы раздавлено и сломано
тяжестью своего собственного
веса». Эти соображения нельзя
непосредственно применить к скелету
мухи, но они полностью применимы к
прочности ее ног. Таким образом,
основываясь на простых
биомеханических соображениях, мы приходим
к выводу, что огромная муха была бы
нежизнеспособной.
Такое же заключение можно
сделать, рассматривая, например,
дыхание. Даже если бы трахеи не
были сплющены весом огромной
мухи, площадь дыхательной
поверхности увеличилась бы только в
миллион раз, в то время как
потребность в кислороде увеличилась в
миллиард раз.
Если обратиться к питанию мухи-
гиганта, вывод тот же. Площадь
хоботка будет слишком мала, чтобы
обеспечить муху пищей, да и где
муха смогла бы найти нужное ей ко-
115

fe личество жидкой пищи. Но даже если
fji допустить, что необходимое количе-
J^- ство питательных веществ попало в
Д гемолимфу, клетки не смогли бы ее
Д использовать. Питательные вещества
^ (как и кислород) распространяются
внутри клеток в основном за счет
диффузии. Если считать, что
размеры клеток тоже увеличились в
тысячу раз, то у огромной мухи
средние размеры клеток достигнут одного
сантиметра. Такие клетки
невозможно обеспечить кислородом за счет
диффузии — слишком мала их
относительная поверхность.
Итак, самые разные подходы
приводят к одному и тому же выводу:
огромная муха будет
нежизнеспособна.
Посмотрим теперь, что произойдет
с карликовым слоном. Масса такого
слона окажется равной примерно
пяти граммам. Сразу же возникает
проблема, как при этом
поддерживать нормальную температуру тела
(вспомните задачу про частоту
работы сердца у крупных и мелких
млекопитающих в «Знание — сила»,
1993, № 5). В принципе задача
разрешима, о чем свидетельствует
пример самых мелких млекопитающих —
землероек, имеющих массу тела два-
три грамма и поддерживающих
нормальную температуру тела. Однако
для этого они имеют специальные
приспособления, которых, конечно,
нет у слона.
Прежде всего, такие
приспособления связаны с доставкой к тканям
большого количества кислорода.
У землероек сердце делает до
тысячи ударов в минуту, а масса
сердца составляет четырнадцать
процентов массы тела. У слона эти
показатели соответственно равны
двадцати пяти и четырем. Частота же
сердечных сокращений зависит не
от размеров животного самих по
себе, а от свойств мембраны
сердечных клеток, которые
вырабатываются в ходе эволюции. Кроме того,
слон в отличие от землеройки не
имеет шерстяного покрова, а его
большие уши отдают много тепла
во внешнюю среду. Таким образом,
карликовый слон не сможет
поддерживать нормальную температуру
тела и тоже окажется
нежизнеспособным.
К судьбе крошечного слона можно
подойти и совсем с других позиций.
Несмотря на большие размеры нор-
мал ьного слона, его клетки имеют
такие же размеры (примерно
тысячная доля сантиметра), как у
других млекопитающих. Если их
уменьшить в тысячу раз, в подобной
клетке уместится всего одна рибосома —
клеточная машина для синтеза
белка — и не останется места для
других клеточных органелл. Так что для
успеха мероприятия волшебнику надо
еще и уменьшить в тысячу раз атомы
"и молекулы, что противоречило бы
законам физики. А потому его
попытка создать карликового слона
обречена на неудачу.
2. Когда клетка умирает, от нее
могут остаться: мембрана и (или)
внутреннее содержимое. Они могут
формировать более или менее прочные
образования: а) ороговевший
эпителий пищевода у слонов, желудка
у жвачных, служащих для защиты
их стенок и для перетирания пищи;
б) волосы и перья, у птицы и
млекопитающих они выполняют многие
функции и состоят из отмерших
клеток, заполненных белком; в) когти,
рога и копыта — также являются
ороговевшим эпителием. Наконец,
содержимое отмерших клеток может
повторно утилизироваться: скажем,
из умерших эритроцитов в печени
и селезенке изымается гемоглобин.
3. Этот вопрос касается одного
принципиального момента в работе
кровеносной системы — влияния
гидростатического давления столба
крови на кровообращение. Часто
приходится слышать утверждение, что
сердцу жирафа работать очень
трудно, так как ему приходится
поднимать кровь на большую высоту,
преодолевая давление столба жидкости.
Это рассуждение содержит
существенную погрешность. Ведь кровь
находится и в венах, и в артериях,
которые образуют сообщающиеся
сосуды, так что вес жидкости в одном
сосуде уравновешивается в другом.
Если бы кровеносные сосуды
были нерастяжимы, гидростатический
фактор играл бы гораздо меньшую
роль в кровообращении. Однако
сосуды сравнительно легко растяжимы.
А это может приводить к тому, что
кровь при вертикальном положении
организма будет скапливаться в
нижней части тела. Именно этим
соображением, подкрепленным
наблюдениями, и обосновывают А. Г. Ле-
116

бединский и Ф. В. Гинецйнский свое
утверждение о гибельности
вертикального положения для змеи.
Они пишут, что если поместить
змею в вертикальное положение,
которое ей в норме не свойственно,
вся кровь скапливается в нижней
части кровеносной системы, и
сердце вообще перестает наполняться
кровью. Это совершенно верно, но,
оказывается далеко не для всех
видов змей. Для морских змей,
вытащенных на сушу, вертикальное
положение (головой вверх),
действительно смертельно: кровь
скапливается в нижней части тела, сосуды
головы опустевают, мозг перестает
снабжаться кровью, и змея
погибает. (Когда змея находится в воде,
изменения давления в ее
кровеносной системе и при вертикальном
положении уравновешивается
давлением внешней среды.)
Однако древесные змеи, которым
часто приходится ползать
вертикально, выработали специальные
приспособления для борьбы с действием
силы тяжести. У них при
вертикальном положении (головой вверх)
сильно сжимаются сосуды нижней части
тела, а сердце начинает биться
чаще; при этом кровоснабжение мозга
остается нормальным. Кроме того,
у древесных змей сердце
расположено гораздо ближе к головному
мозгу, чем у морских змей (у
последних расстояние от головы до
сердца составляет примерно
пятьдесят процентов длины тела, а у
древесных — пятнадцать). Таким
образом, в кровеносной системе многих
видов змей, ведущих древесный
образ жизни, в ходе естественного
отбора выработались вполне
эффективные приспособления к действию
гравитации.
4. Дыхательные движения
осуществляются в результате
периодических сокращений и расслаблений
дыхател ьных м ышц. В отл ичие от
клеток сердечной мышцы, которые
способны к самопроизвольным
периодическим сокращениям,
дыхательные мышцы позвоночных животных,
как и скелетные мышцы,
сокращаются только при действии на них
нервных клеток. Совокупность
нервных клеток, управляющих
дыхательными мышцами и расположенных в
продолговатом мозге, называется
дыхательным центром.
Французский ученый Флуран в
1842 году нашел в продолговатом
мозгу участок, не превышающий по
размерам булавочной головки.
Флуран показал, что разрушение этого
участка вызывает смерть животного.
Он предположил, что в этом участке
находится дыхательный центр.
Однако в дальнейшем оказалось,
что нейроны дыхательного центра
занимают гораздо более обширную
область продолговатого мозга.
Участок мозга, найденный Флураном,
это место, через которое проходят
отростки клеток дыхательного
центра, направляясь в спинной мозг.
Там они оканчиваются на
специальных моторных нейронах,
действующих на дыхательные мышцы.
Физиологи до сих пор не пришли
к окончательному заключению о том,
являются ли клетки дыхательного
центра спонтанно активными или
же в результате их соединения друг
с другом возникает периодически
работающий нейронный генератор. Как
бы то ни было, периодическая
работа нейронов дыхательного центра
независимо от желаний человека
продолжается всю жизнь, начиная от
первого крика новорожденного
(благодаря этому человек не забывает
дышать и во сне).
Вместе с тем активность нейронов
дыхательного центра регулируется
вышележащими отделами головного
мозга, в том числе и корой больших
полушарий, именно поэтому мы
можем прекратить дышать на минуту
и даже больше. Если бы нейроны
дыхательного центра не подчинялись
коре, человеку было бы очень трудно
говорить: ему приходилось бы
приспосабливать речь к работе
дыхательного центра. В действительности
же, напротив, работа дыхательного
центра приспосабливается к речи.
Пронаблюдайте за своей речью, и вы
увидите, что каждой фразе
предшествует вдох, а слова произносятся на
выдохе. Это, пожалуй, наиболее яркий
пример действия коры больших
полушарий на дыхательный центр.
5. Пресноводные рыбы не могут
избавиться от поступления в их
организм воды за счет осмоса с
помощью каких-либо непроницаемых
покровов, потому что для дыхания
жабры рыб должны иметь большую
площадь соприкосновения с водой.
Значительное количество воды посту-
117

*3
пает через жабры в организм рыбы.
Этот избыток воды выводится
наружу почками. За сутки рыба
выделяет большое количество очень
жидкой мочи, составляющее примерно
треть веса рыбы. Ведь рыбам не
надо экономить воду, как это
приходится делать наземным организмам.
Таким образом, у пресноводных рыб
почки играют ту же роль, что
выделительная вакуоль инфузорий.
Однако такой способ избавления
от лишней воды имеет и свои
недостатки — с большим количеством
мочи пресноводные рыбы теряют и
соли, необходимые организму. Вот
почему перед пресноводными рыбами
возникает проблема восполнения
потерь ионов натрия, калия и других
элементов. Эта проблема решается
тем, что в жаберных клетках
имеются специальные белковые
молекулы («ионные насосы»), которые
перекачивают ионы из пресной воды
против градиента концентрации в
организм рыб.
6. Прежде всего желудка нет у тех
животных, что вообще не питаются.
Например, некоторые насекомые во
взрослом состоянии ничего не едят:
они запасают какое-то количество
питательных веществ в личиночной
стадии, а во взрослой — только
размножаются и погибают. Их жизнь
во взрослой стадии продолжается*
недолго (отсюда название
«поденки»). У них вообще нет
пищеварительной системы, а следовательно,
и желудка.
Если желудком называть отдел
пищеварительной системы, образован*
ный многими клетками,
выделяющими в него пищеварительные
ферменты, то надо сказать, что желудка
нет у всех одноклеточных животных.
Нет его и у многоклеточных
организмов с внутриклеточным
пищеварением, например у губок.
Строго говоря, нет желудка и у
кишечнополостных животных,
например у медуз, поскольку у них нет
разных отделов пищеварительной
системы.
По этой же причине мы должны
заключить, что желудка нет у круг-
лоротых (миног и миксин). Их
пищеварительная система представляет
собой трубку, не дифференцированную
на отделы. Нет желудка и у неко,-
торых рыб, например у карповых.
У них пища из пищевода попадает
прямо в тонкую кишку.
Еще одна группа организмов,
лишенных желудка»— это
разнообразные паразиты, обитающие в
пищеварительном тракте, в кровяном русле
или внутренних органах. Им нет
необходимости переваривать пищу —
за ннх это делает хозяин. Такие
паразиты поглощают питательные
вещества через поверхность тела
(например, ленточные черви).
В одной из задач прошлого года
упоминались обитатели океанских
глубин погонофоры — необычные
животные были открыты только в
двадцатом веке. Наш зоолог А. В.
Иванов показал, что это
самостоятельный тип (напомним, тип — высшая
единица в системе классификации
животных: например, членистоногие,
к которым относятся ракообразные,
насекомые и многие другие
организмы).
Об этих удивительных животных
хочется рассказать подробнее.
Долгое время предполагалось, что
на больших глубинах у животных
крайне бедны источники пиши,—
скорее всего, лишь то, что
опускается из верхних слоев воды. Это
предположение основывалось на весьма
общих экологических соображениях.
В наземных сообществах или
сообществах верхних слоев океана
органическое вещество синтезируется
растениями. В начале всех пищевых
цепей стоят растения. Но в глубинах
океана темно, а потому источник
энергии для фотосинтеза растений
отсутствует. Отсюда делался вывод,
что на больших глубинах не может
быть организованных сообществ,
подобных лесным или озерным.
Однако в 1977 году, опустившись
на большую глубину в специальном
аппарате, ученые обнаружили такое
сообщество. Оказалось, в этом месте
бьют горячие ключи, вода которых
богата сероводородом. Не сразу
удалось понять, как ядовитый газ
способствует возникновению сообществ.
Оказалось, роль растений здесь
играют хемосинтезирующие бактерии,
которые создают запасы пищи и
энергии, используя сероводород и
растворенный в воде углекислый газ.
Очень важный компонент таких
подводных сообществ — погонофоры.
Вначале думали, что погонофоры с
помощью щупалец фильтруют воду.
118

извлекают из нее бактерии и
питаются ими, как это делают многие
другие животные — фильтраторы
верхних слоев воды. Однако
выяснилось, что дело обстоит иначе: в
частности, у погонофор нет ни рта, ни
желудка. Тогда предположили, что у
этих животных наружное
пищеварение: складывая щупальца, они
создают специальную полость, в
которую выделяют пищеварительный сок,
и там переваривают бактерии. Но
и это не подтвердилось. На самом
деле погонофорам не надо ловить
бактерии, так как они постоянно
живут в специальной ткани внутри
организма погонофор. А щупальца
нужны им, чтобы улавливать
сероводород, кислород и углекислый газ,
то есть чтобы доставлять пищу
бактериям-симбионтам.
Итак, погонофоры снабжают
бактерии необходимыми веществами и
защищают их от других животных-
фильтраторов, обитающих в таких
сообществах. А бактерии обеспечивают
пищей своих хозяев. Сами
погонофоры служат пищей для
глубоководных крабов. Интересно, что эти
крабы не съедают погонофор целиком,
а только откусывают от них кусочек,
который через некоторое время
отрастает. Получается, бактерии в
подобном сообществе играют роль
растений, погонофоры и некоторые
другие животные — роль травоядных,
а крабы — роль хищников.
Рассмотрим теперь животных, у
которых больше одного желудка.
По два желудка имеют птицы и
многие ракообразные, например
обычный речной рак или омар. И у птиц,
и у омаров нет зубов, им приходится
глотать куски пищи
непережеваиными. Переварить большой кусок
пищи трудно—слишком мала
относительная поверхность, доступная
действию пищеварительных соков.
Поэтому птицы и омары для
пережевывания пищи завели себе
дополнительный желудок.
У птиц это мускульный желудок,
где перетирается пища; многие
птицы заглатывают камушки,
способствующие измельчению пищи. Запас
таких камешков постоянно
возобновляется. Интересно, что динозавры
также заглатывали камни для
перетирания пищи. У птиц первый
желудок железистый, в нем пища
смачивается пищеварительными соками,
а уж затем поступает в
мускульный желудок.
У омаров же — наоборот, первый
желудок мышечный, его называют
«желудочная мельница», потому что
там есть специальные хитиновые
«зубы», пропитанные известью и
предназначенные для перетирания пищи.
А в начале второго желудка
существует фильтр, через который может
проходить только хорошо
измельченная пища.
Обычная корова имеет очень
сложный желудок из четырех частей
(можно сказать, целых четыре желудка),
но об этом достаточно Подробно
рассказывается в школьном учебнике
зоологии.
7. На входе органа зрения у
многих животных стоит специальная
оптическая система, которая подает свет
на зрительные рецепторы. Эта
система содержит «линзу» и
«диафрагму» — хрусталик и зрачок. При
изменении освещенности диаметр
отверстия, пропускающего свет внутрь
глаза, меняется: при слабом освещении
диаметр зрачка увеличивается, а при
сильном — уменьшается. Можно
подумать, что-изменение.диаметра
зрачка как раз и служит тем
приспособлением, которое позволяет
воспринимать свет в широком диапазоне
освещенности. Однако в
действительности это не так.
Площадь зрачка у человека при
максимальном изменении
освещенности может меняться всего в сем-
надцвть раз, в то время как сама
освещенность меняется в миллиард
раз. Зрачок позволяет сгладить эти
колебания всего на один порядок.
Слишком сильное сужение зрачка
зрительная система не может
использовать из-за дифракции света.
При очень маленьком отверстии
дифракция будет резко снижать
остроту зрения. Ясно, что нельзя и
увеличить площадь зрачка в миллионы
раз —для этого просто не хватит
размеров глаза.
Возможность зрительной системы
работать в широком диапазоне
связана с другими приспособлениями.
Прежде всего, это нелинейная связь
между частотой разряда клеток,
посылающих сигналы от сетчатки в
мозг, и уровнем освещенности.
Оказывается, частота разряда линейно
зависит не от освещенности, а от
логарифма освещенности. Напомним,
119

логарифм — это показатель степени,
так что когда освещенность
меняется в миллион раз, десятичный
логарифм освещенности меняется всего
в шесть раз.
Использование логарифмической
зависимости в зрительной системе —
замечательное достижение эволюции.
Эта особенность зрительной системы
присуща как позвоночным, так и
беспозвоночным животным. Она была
открыта еще в 1932 году английским
ученым X. Хартлайном при изучении
зрительной системы мечехвоста
морского беспозвоночного, похожего
на давно вымерших трилобитов.
Кстати, между диаметром зрачка и
освещенностью зависимость тоже
логарифмическая.
Другое важное приспособление
глаза к работе в разных диапазонах
освещенности — наличие в сетчатке
двух типов рецепторов с разной
световой чувствительностью — палочек
и колбочек.
Наконец, зрительная система
обладает рядом механизмов адаптации
к изменениям освещенности. Раньше
думали, что механизм этот очень
прост: при высокой освещенности
под действием света в единицу
времени разрушается больше молекул
зрительного пигмента (родопсина),
чем восстанавливается. Хотя такой
механизм «выцветания» зрительного
пурпур а и способствует
приспособлению сетчатки к уровню
освещенности, основной механизм
адаптации, по-видимому, связан с
нейронным взаимодействием как на уровне
сетчатки, так и на более высоких
этажах зрительной системы.
Составил М. БЕРКИНБЛИТ
120

МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?
Плащаница — это ткань, в которую, по преданию, ученики завернули
Иисуса Христа, сняв его с креста, и которую нашли после его чудесного
воскресения в скальной гробнице Голгофы в Палестине. Ткань хранит
на себе отпечаток человеческого лица и тела со следами бичевания
и ранами от гвоздей на руках и ногах, оставшимися после распятия.
Верующие унесли ее в город Эдессу в Малой Азии. Отсюда она попала
в Константинополь и была в XIV веке увезена крестоносцами во Францию.
Ее владельцем стал граф Жоффруа де Шарни,— как предполагают, потомок
крестоносца Шарии. Далее она оказалась во владении герцогов Савой* ких,
в 1578 году переехавших в Италию. С этого времени плащаница,
по-прежнему не являющаяся собственностью церкви, хранится в Турине.
На протяжении многих веков считавшаяся подлинной,— хотя споры
о ее подлинности велись с XIV века, когда она впервые была выставлена
иа всеобщее обозрение,— плащаница в 1989 году была официально
объявлена подделкой.
Г. Каплан
Туринская плащаница-
реликвия или подделкам
Из истории Плащаницы
Из истории известно, что многие тысячи евреев и неевреев и до, и после
времени Христа шли на смерть через распятие на кресте.
Осужденного, раздетого догола перед распятием заставляли обхватить
столб, связывали руки и подвергали зверским бичеваниям «треххвосткой» из
ремней с металлическими шариками на концах. Вся спина и икры ног
оказывались испещренными кровоточащими ранами.
Христос был одним из тех, с кем, согласно евангельской традиции, по
приказу Поития Пилата, наместника Рима в Иудее, именно так расправилась римская
солдатня.
После распятия кровь из-под кованых гвоздей текла по рукам и ногам, по
лицу из-под тернового венца, а вслед за ударом копья в бок открылось еще одно
кровоизлияние. Это продолжалось, пока билось сердце.
В Евангелии (от Матфея, 27.57) описывается, как «богатый человек»
покупает полотно. Вероятно, весьма дорогое. Это было добротное полотнище
длиной 4,36 метра и шириной 1,1 метра (П. Виньон, 1902), сплетенное вручную в
виде «елочки» и украшенное по краям орнаментом — полосами. Толщина этой
ткани определялась как несколько более грубая, чем та, что идет на мужские
рубашки.
...Был также принесен состав из смирны и алоэ, «литр» около ста (так в
тексте от Иоанна, 19.39). Древнегреческое «литра», как и латинское «либра»,
означает фунт. Римский фунт I века от Р. X. был равен 327,45 грамма.
Следовательно, смесь из масла смирны и сока алоэ весила около 33 килограммов.
Этого было, конечно, слишком много для совершения нового обряда
миропомазания, но, возможно, тогда еще не было известно, сколько именно
понадобится для неодиократиого промачивания полотна и обертывания им
израненного, ио еще живого человека. Один из самых главных вопросов — как
на полотне могло оказаться изображение человека. Те, кто считал плащаницу
подделкой, объясняли это делом рук художника, создавшего его. Однако
спустя пятьсот лет после первого заявления о том, что плащаница — подделка,
один фотограф, проявляя сиимок с плащаницы, обнаружил, что негатив выгля-
дит как позитивная фотография, то есть изображение на плащанице не иари-
121

-I, совано, а представляет собой негативный отпечаток тела. Как могло это
cl случиться?
Миропомазание предназначалось для освежения тела перед погребением, но
° оно полностью не стерло сгустки запекшейся крови. Напротив, миро пропита-
| ло их, как и все тело, покрыв и следы бичевания, и замаслив монеты, возло-
«I женные на глаза покойного. Все эти частности отпечатались на сухом полот-
£| нище. Нижней его половиной устлано было дно гроба, другой же половиной тело
|| было накрыто через голову. Поэтому внизу получился сквозной контактный
^ оттиск спинной части тела, вверху же — бесконтактный отпечаток лица, груди,
J живота и ног. Профессор биологии Парижского католического института
| П. Виньон и преподаватель физики Парижского политехникума Кольсон
|[ экспериментальным путем установили, что объемное изображение возможно с
|| помощью испарений миро (П. Виньон, 1902, 1938). Испарения ложатся на
i «| ткань, создавая практически невидимый отпечаток.
111 Согласно первой гипотезе П. Виньоиа, изображение на плащанице
возникав qJ ло в течение 30—36 часов, протекших с пятничного вечера до воскресного
l:£I утра, то есть с момента положения тела во гроб до воскресения Христа.
Предположение основано на возможности выделения телом предсмертного пота,
с переходом его через мочевину в аммиак.
Опытами двух исследователей было доказано, что испарения аммиака
способны оказать химическое воздействие на содержащийся в алоэ алоэтин. Под
этим воздействием алоэтин заметно темнеет. Именно в силу этих причин, по
мнению Виньона, иа промоченной в соке алоэ плащанице и появилось
изображение.
Однако остается непонятным, как могли оказаться на полотне пятна крови,
если она, как мы знаем, успела засохнуть. Шло время, гипотеза Вниьона
кем-то разделялась, кем-то оспаривалась, пока другие профессора — Фраше из
Моденской лаборатории и Филограмо из Туринского университета — не
произвели химические анализы на гемоглобин, придающий крови красный цвет,
и на группу крови (1973). Их независимые выводы гласили: это не кровь.
Но если не кровь, то что?
Здесь сделаем небольшое отступление и остановим свой взгляд на решении
истовой католички Маргариты Австрийской — заказать для хранения
плащаницы металлический футляр. Это случилось почти за четверть века до пожара
1532 года. О габаритах футляра можно судить по тому, что полотнище,
сложенное вчетверо по длине и по ширине и представлявшее шестнадцати-
слойную стопку, имело размеры 1,10X0,25 метра.
При поисках материала для футляра выбор пал, по всей вероятности, на
заморское серебро, потоком хлынувшее в Европу в начале XVI века, после
. завоеваний Мексики испанцами. Возможны, разумеется, и другие предположе-
' ния, например, что могло быть использовано самородное ртутное серебро,
но точный ответ мы вряд ли получим, потому что в 1566 году серебряный
футляр был списан и заменен железным ящиком, а до этого
металлографический анализ сделан не был.
А теперь заглянем в мастерскую, где в 1509 году отливался футляр. Там
работали химики. Многие из них, и не только в этой мастерской, а вообще в
Европе, стремились получить золото из серы и ртути. Уверенность их в успехе
поддерживалась тем, что при присадке ртути к расплавленному серебру;
оно приобретало золотистый оттенок. Отсюда делался вывод, что золото где-то!
рядом. Оно и было рядом: при одном взгляде на -Периодическую систему*
элементов Д. И. Менделеева можно увидеть, что золото занимает клетку по
соседству с ртутью. Алхимики не могли знать, что черточку между клетками
под силу будет сломать только ядерной физике, причем с огромными
нерентабельными затратами. В своих исканиях средневековые химики, вернее алхи-
ш мики, применяли прежде всего нагрев.
I Заметим, что испарение ртути происходит уже при комнатной температуре,
I j а при 44 градусах Цельсия она начинает «закипать». Соединения ртути тоже ле-
£- тучи, но при более высокой температуре. Так, сернистая ртуть (кино-
| х варь) начинает испаряться при 200 градусах Цельсия, а при 315 градусах она
• х улетучивается полностью. Цвет киновари красный, от яркого до темного. Запом-
122

Евангелие от Иоанна:
«...Приходит Симон Петр,
и входит во гроб,
и видит одни
пелены лежащие...
И плат, который был
на главе Его,
не с пеленами лежащий,
но особо свитый
на другом месте».
На этом плате
отпечаталось чело
Иисуса Христа.
Так дошел до потомков
образ Спасителя.
123

■si
ним. Это нам пригодится при внимательном вглядывании в плащаницу.
Итак, ядовитые пары сернистой ртути, в угоду алчности уносившие
подлинное богатство алхимиков — здоровье, не приближали их к мечте
обогащения, но, соединяясь с серебром, в частности с серебром футляра на всех
его поверхностях, не исключая внутренних, покрывали их тонкой пленкой
непрочного сплава сернисто-ртутного серебра... Футляр был сделан,
плащаница положена в него. И церковный мир вздохнул спокойно — теперь реликвия
в безопасности. Покой длился менее двадцати пяти лет. Глухой декабрьской
ночью 1532 года часовня в Сан-Тапель де Шаибери, где хранился футляр
с плащаницей, загорелась.
Что же происходило в это время в футляре?
По мере повышения
температуры в отсыревшей при длительном
хранении ткани образовывался
перегревавшийся водяной пар, не
дававший плащанице затлеть и
вспыхнуть. Одновременно
начинался и процесс распада пленки
сернисто-ртутного серебра.
Появившиеся пары сернистой ртути
пропитывали распаренную вместе с
тканью сухую субстанцию,
оставшуюся на ткани в результате
длительного высыхания окисленной
смеси. При этом темноватые
изображения, которые видели
крестоносцы, окрашивались в темно-
красный цвет.
Пожар погасили не сразу. С
одного края крышка стала плавиться,
а это означает, что футляр долго
простоял в зоне тлеющих углей,
развивавших более высокую, чем
горящее дерево, температуру —
выше точки плавления серебра
(961,9 градуса Цельсия). Из
образовавшейся клиновидной щели
выплавленное серебро полилось на
плащаницу...
Слева направо: Адриано VI Утрехт,
последний иностранный папа
(1522—1523), и Клемент VII (1523—1534).
Напомним, что часовня, в которой
в серебряном футляре хранилась плащаница,
сгорела в ночном пожаре 1532 года.
Плащаница, к счастью, получила
незначительное повреждение.
Это была попытка предотвратить
избрание еще одного иностранца
и одновременно оказать давление на
владельца плащаницы.— Савойский дом.
Фото из итальянской вечерней газеты "Paese
sera" от 26 июня 1963 года.
Разводы, обнаруженные на ткани, по мнению П. Вииьоиа,
свидетельствуют, что футляр старались отстоять, заливая его водой. Поэтому нельзя
считать чудом, что тысячеградусная ярость удара быстро угасл'а в
распаренной ткани. Если в верхней части стопки длина прожога составляла 0,3 метра,
то в нижней, у самого дна, она стала вдвое короче — 0,15 метра.
Изображение лица, к счастью, затронуто ие было. А шестнадцать прожогов через
два года были заделаны ловкими руками монахинь.
Когда ткань стала остывать, пары киновари в соединении с кислородом
перешли в твердую фазу — отвердели, закрепившись на обеих сторонах
полотнища, где фигура покойного в прямом виде и зеркальном отражении,
словно ткань была прозрачной, запечатлелась в натуральную величину (при
полном росте 1,78 метра)...
«Пятна крови» оказались пятнами киновари.
В 1988 году трем независимым экспертам из Оксфорда (Англия), Цюриха
(Швейцария) и Таксона (США) выдали отрезанные от плащаницы образцы
ткани и была поставлена задача: определить время создания ткани.
Исследования проводились под наблюдением Британского музея.
При проведении другого эксперимента небольшие образцы ткани
плащаницы были высланы в Чикагскую лабораторию. Исследования
проводились Мак-Кроуном, опытным микроскоп истом, чьей специальностью была
проверка подлинности произведений искусства. Вывод его гласил: на ткани обна-
124

ружены следы «синтетического» (нскусствениого) пурпура и красноватой
железистой охры, краски,' применявшейся начиная с XIII века. Более того,
еще до проведения радиоуглеродных исследований, он заявил: это ткань
XIV века. Церковь признала этот отрезвляющий приговор.
Не будем волноваться и попытаемся спокойно разобраться.
Первое. Полотно плащаницы — чисто льняное. Оно изготовлено из той
разновидности льна, что культивировалась в Малой Азии в I веке от Р. X. Таково
утверждение Дж. Рэз, сделанное им в 1973 году.
Второе. По заключению эксперта Элизабет Кроуфут (1973) ткань
плащаницы сплетена «елочкой» с соотношением (раппортом) 1:3. Это означает, что на
шаг волокна по утку (поперек ткани) приходится тройной шаг по основе (вдоль
ткани). По заявлению (в 1979) И. Вильсона, крупнейшего специалиста,
до нас не дошло ни одного образца льняного полотна с таким раппортом.
И еще одно важное- замечание А. К. Вейбела, сделанное в 1952 году.
Подобные льняные ткани эпохи Возрождения — мешанные: на фоне белого
льна — рисунок из темно-голубого хлопка. Это первое отличие. А второе —
раппорт «елочки»,.как можно заключить по фотографии, уже не 1:3, но более
усложненный. Ткани разных эпох глаз специалиста различает с той же
легкостью, с какой химик отличит медь от железа.
Третье. Давно "было замечено, что на плащанице на глазах покойного
белеет что-то вроде кружков. С помощью сканирующего компьютера в этих
кружках удалось опознать монеты и даже прочитать надпись —
«император Тиберий», причем надпись, выполненную с ошибкой, известной нумизматам.
Такие лепты чеканились около тридцатого года от Р. X.
Четвертое. Напомню, что уникальнейшей особенностью плащаницы является
абсолютная точность совмещения изображений на ее обеих сторонах, подобно
портретным водяным знакам на современных денежных купюрах,
защищающих их от подделки.
С точки зрения физиологов, по заявлению Б. Е. Таффа в 1988 году, «спинно-
брюшная симметрия выдержана до ангстрема». Сравнение, понятно,
фигуральное, учитывая, что ангстрем — десяти миллионная доля миллиметра.
Такая точность была бы недостижима даже для тех, кто превзошел бы
в мастерстве самого Леонардо да Винчи.
Пятое. Обследуя плащаницу под микроскопом, М. Фрей в 1973 году
опубликовал свое открытие: он обнаружил на плащанице цветочную пыльцу,
а это отдельные «микроскопические» зерна, переносимые ветром или
насекомыми при опылении растений. Это был удивительный факт, если иметь в виду,
что пыльца прошла сквозь пожар 1532 года, внешне не изменившись.
Однако для палинологов, специалистов, изучающих пыльцу растений, в этом
нет ничего удивительного. Пыльца была сорока девяти цветов, в том числе
трех эндогенных (то есть растущих только в какой-либо одной местности)
из Палестины, Византии (Турции) н Франции.
Можно ли утверждать, что пыльца попала на плащаницу в Палестине в
I веке, а в остальных двух странах — в XIV и позднее? Можно, если
иметь в виду исторический путь ее движения в Европу.
И шестое. Если добавить, что волосы на затылке заплетены в косичку;
что гвозди вбиты не в ладони, а в запястья; что на бедрах отсутствует
традиционная повязка; что изображения негативные, а негатив стал известен
только после изобретения фотографии, то есть в 1839 году; что, наконец,
образ, запечатленный на полотне I века от Р. X., как показал в 1938 году
П. Внньон в своей иконографии, не отличается от образа Иисуса Христа
на древнейших иконах,— то как все эти исторические подробности мог
измыслить живописец XIV—XVI веков? Вот это, действительно, неразрешимая
задача. Прошу понять меня правильно: единственное, что невозможно в
истории с плащаницей, так это подделка.
И все же нельзя отмахнуться от того, что следы кисти художника на
самой плащанице налицо. Однако это не более чем подкраска, реставрация
изображений, цель которой ясна — придать картине большую яркость,
необходимую для публичного обзора.
Объемность изображений не подтверждает, как полагают некоторые спе-
125

циалисты, что они были нарисованы. Все произошло без приложения рук
"Si человеческих, как бы само собой. И это действительно так. Хотя чуда в этом
| нет. Различная плотность отпечатков зависела от рельефа тела, пропитанного
о| мнро,— в нижней части полотна плотность была прямо пропорциональна дав-
xl лению на ткань, в верхней части — обратно пропорциональна расстоя-
*1 ниям от рельефа до полотна, как до экрана, пропитавшегося испарениями
|| миро.
Выявленные следы краски, как мы видели, допускают различное истолко-
qj вание обстоятельств их появления. Тем не менее именно на основе этого од-
1| ного, вырванного из общего контекста факта прозвучал вывод о подделке.
|] Мгновенно была забыта вся сумма знаний, добытая трудом многочислен-
«I ных исследователей плащаницы!
|' Вот насколько бывает пагубно отсутствие системного подхода, повелеваю-
. 1\ щего изучать объекты, учитывая все ответы вкупе.
| * Генеральному директору Международной Ассоциации ученых-исследовате-
J 1\ лей Туринской плащаницы П. С. Мелону, призвавшему в 1988 году
продолжи жать исследования, я смело могу заявить: «Feci quod potui, faciant meliora
potentes», «Сделал, что мог, пусть тот, кто может, сделает лучше». -
Послесловие
В Италии издавна существует предубеждение против пап-иностранцев.
Разговоры о возможности уничтожения плащаницы, если на папский
престол взойдет иностранец, возникли, по-видимому, в начале XVI века. Они
повергли-в трепет ревностную католичку Маргариту Австрийскую, и она
решила заказать для хранения плащаницы серебряным футляр, который и подарила
в 1509 году герцогу Людовику Савойскому, владельцу плащаницы.
И тем не менее, когда в 1522 году был избран папой Адриан VI из Утрехта
(Голландия), видимо, вполне достойный человек, напряжение вновь усилилось.
И напрасно — для плащаницы его правление было спокойным. Затем на
престоле оказался Климент VII из Флоренции, и за два года до его смерти, в ночь
с 3 «а 4 декабря 1532 года, часовня при Шамберийском замке загорелась.
Чтобы в дальнейшем обезопасить плащаницу, папа св. Пий V, итальянец из
Александрии (Египет), в 1566 году перемещает плащаницу в железный
ящик.
После пожара и вплоть до предпоследнего папы, Павла VI (1963—
1978), на папском престоле за 446 лет сменяется сорок три итальянца, и
на плащаницу никто не покушается.
Как исключение ситуация повторилась в 1972 году при папе Павле VI, когда
на крышу королевской часовни, где хранилась плащаница, неизвестным
был заброшен зажигательный снаряд. Он легко прожег крышу, но, встретив
слой негорючего асбеста, захлебнулся. Через шесть лет на престоле вновь
оказался иностранец — краковский архиепископ — папа Иоанн Павел II. В его
правление, в 1986, в плащаницу была брошена стихая» граната —
обвинение в подделке.
Остается понять, почему те, кто стремится оказать влияние на внутрицерков-
ные дела, избрали мишенью святыню, связанную с именем Христа, церкви не
принадлежащую. •
I чг
I O-.
126

В. Иваницкий
Фундаментальный
лексикон
Свалка. Сейчас на Западе активно развивается свалочная
эстетика (контркультура пропитана ею), нам в России ее и
развивать не надо. Все у нас как будто специально уже
родилось в ней. Давно мы живем «на пепелище», «на
развалинах». Это — в переносном смысле. Но слово становится
плотью, метафора делается фактологической правдой.
История России — пласты костровищ от только что
разрушенных городов, к руинам которых робко возвращаются
попрятавшиеся, чудом оставшиеся в живых их собаки и недобитые
дети. И начинают жить снова...
Сходство культуры со свалкой усиливается в нашем случае
еще и разнонаправленностью, пестротой и принципиальным раз-
ностильем тех цивилизаций и культур, какие вобрала или
насильственно свела воедино сначала русская, а затем имперская
советская «многонациональная культура». Все лежит так, как
брошено, без внешней и внутренней связи, да и набросано в одну
большую кучу по причине ненужности хозяину. Нет и хозяина.
И ничего не поделаешь, и делать нечего. Это — нулевой закон
свалки, ее фундамент и. базис. Его остроумно иллюстрирует
Г. Гачев: «...памятно мне сказал в 1964 году в Тарту эстонский
поэт, теолог и философ Уко Мазинг. Он говорил, что Эстония
между Германией и Россией и почему Россия ей — меньшее зло.
«Немец приходит — он хочет всего лишь немножко убивать.
Русский приходит — все начинает переменять и всех учит, как
жить. Но главное — он учит делать ничего! Год живи — делай
ничего, два, всю жизнь...» Тут гениальная формула: не «ничего
не делать», но «делать ничего» — как объект труда, небытие,
пустота — как изделие. А делать прн этом приходится очень
много движений, прямо сгорать на работе...»
*л
* Окончание. Начало — в №№ 1, 3—5 за этот год.
127

SI Нет хозяина, и ничего не поделаешь, и делать нечего. Остает-
*! ся «делать ничего», то есть ничего не делать.
|| Самое интересное здесь следующее: совпадение «гениальной
■|] формулы» с итальянским поговорочным «far niente», которое
. % так нравилось еще нашему Пушкину. Рассуждая по М. Веберу,
| Ц мы отметим типологическое сходство католической и православной
f |] практики созерцательного отношения к жизни, столь напоминаю-
£ ч1 щих «учение о недеянии» древних восточных философских систем.
*U Очевидно, ментальные модели, вытекающие из религиозной
доктрины, прямо отражаются на отношении к труду, с одной
стороны, и к потреблению и продукту труда — с другой.
Неудивительно, что предметный ряд начинает напоминать пустоту, зато
пустота делается самостоятельной силой, из абстракции
отсутствия дорастает до предметной ощутимости.
Свалка — именно тот культурный топос, на примере которого
видна диалектика пустоты, ее умение превращать в пустоту все
что угодно, но в то же время и пустоту превращать во все что
угодно. Развоплощая порядок и целое в хаос, она в то же время
заставляет хаос и ничто буквально поить и кормить нас.
Общество потребления выбрасывает отслужившее или
недостаточно новое. Мы откровенно вслух возмущаемся такой
расточительностью и готовы подбирать с земли все, что попадается.
Не выбрасываем старье, набиваем им квартиру. И квартиры
начинают напоминать склады-свалки. Не замечаем и того, что этот
«комплекс обладания и хранения» сочетается с феерическим
расточительством, пусканием на ветер миллионов. Первый закон
свалки у нас двойственен: с одной стороны, «Да брось ты, да
провались оно, да кому это нужно!», а с другой «Бери! Когда-
нибудь пригодится».
Однако для того чтобы что-либо подобрать на свалке, надо
сперва это произвести, использовать до известной степени. Такова
нормальная логика. Но у нас свалка — явление тотальное.
На свалку попадает готовое, но не использованное. Не
произведенное. Полезное и бесполезное. И никого это не удивляет.
Свалку иногда отгораживают забором, но не иначе как
оказывая этим ритуальные почести забору. Забор нам не помеха. Впрочем,
улица тоже превращена в свалку. Наконец, территория складов
и производств, где затовариваются станки, полуфабрикаты
изделий или произведенный на многие миллионы брак, начинает
пониматься как «ничейная земля», откуда можно и должно что-
нибудь унести. Коллективная ментальность отказывается считать
это воровством. Реликт эры собирательства? Неолитический
«коммунизм»? Или просто жаль, когда добро пропадает? Парадокс
тут в том — и это второй закон свалки,— что наши склады
суть свалки, тогда как наши свалки — просто золотые россыпи.
Предприимчивые изобретатели из выброшенного «мусора»
добывают серебро и платину. По абсурдности нашей
действительности сие полезное дело надо совершать тихо, а то посадят.
Поэтому третий закон свалки в СССР гласил: «Пользуйся»
но молчи!»
Целые армии любителей порыться на свалках затемно
отправлялись из Москвы в путь. В сапогах, в дождевиках, телогрейках
погрязнее, с мешками и палкой крюком в руках они приносят
с помоек то, чего и за деньги ни в каких магазинах не достать.
• Старинные торшеры. Обувь. Мебель. Листовое стекло, листовую
х медь. Мешки цемента. В социуме намечается и ширится специфи-
12 ческий «мусорный» слой, живущий на свалке и свалкой. У него
?- есть определенные перспективы. Шьют сумки из кожи выброшен-
|| ных дубленок (!), катаются на машинах, собранных из выбро-
"х шенных машин, строят дачи «со свалки». Ничто так не будит
128

изобретательность, как богатая свалка. Но «места надо знать!»
И это — четвертый закон свалки.
Свалка стала нашим домом и нашим нутром. Магазины пока
завалены пересортицей и свалочным утилем, который никто, кроме
нас, и покупать бы не стал. Россия всегда совершала закупки
на мировом рынке по принципу свалки: товар — наш (втридешево),
когда от него все отказались. Вот и сейчас лотки и лавчонки
торгуют всякой дрянью, производимой «на свалку». Серьезный
товар нам пока не по карману, отчего бы и не заполнить
лоток яркой мишурой одноразового пользования.
Культурное поле общества, однако, тоже стало напоминать
лавку старьевщика. Сейчас у нас прививается любой
культурологический мусор, от которого мир давно освободился. Мы болеем
всеми болезнями, какими он отболел, зато они хлынули на нас
разом — расизм, псевдонаука, псевдоэтнография, парапсихология,
целительство, астрология, теософия, уфология и порнография.
В связи с этим важно проследить зарождение мировоззрения
социальных париев, аутсайдеров общества, которых оно вытолкнуло
на свою периферию. Живущие «на свалке» строят свое
мировоззрение из тех фрагментов менталитета «общества», которые
также выброшены им. Вспомним, что «на свалке» оказался в
последнее время и «коммунизм», какой бытовое сознание не
отличает от социализма. Камень, отброшенный строителями, де-.
лается краеугольным тем вернее, чем дальше его отбросили и
прочнее забыли. И начинает действовать пятый закон свалки:
«чем хуже — тем лучше».
Шестым законом свалки можно назвать правило обязательного
непрямого использования уже готового. Например, один из военных
советских заводов прямо с конвейера продает свои современные
высококлассные танки на переплавку в металлолом, причем в тот.
же город, как говорится, «через дорогу»... Покупаются
футбольные мячи и боксерские перчатки и шьются из них кожаные куртки
на продажу... Просматривается новое отношение к готовой
продукции именно и только как к материалу, сырью. Изготовление
одного равно уничтожению другого, как в поп-, оп- и соцарте,
когда скульптуры делаются из роялей методом их варварского
распила, готовый дом разрушается, чтобы сфотографировать
развалины, а дома и яхты возводятся из сотен тысяч пивных банок.
Свалка похожа на пустоту тем, что она вопиющая без-
значность. И сколь угодно набитая предметами, она пуста, но
пуста на особый — даосский (Дао Дэ Цзин) или византийский
(Дионисий Ареопагит) — лад. В эллиптической орбите нашей
цивилизации она, наряду с культурой, есть"второй фокус — пустой,
но от этого отнюдь не менее влиятельный.
Стукач — происходит от глагола «стукнуть», то есть
донести. Для обозначения доносительства используют также
слова «капнуть», «замарить», «дунуть». Все слова — из
блатного уголовного жаргона, который отличается
одновременно примитивизмом и очень часто живостью архаических
представлений. «Дунуть», «капнуть» находят простое объяснение ■
в архаической картине мира: так дают жизиь. В данном случае
«делу» против человека. Насколько сложнее истолковывается с
этих позиций слово «стукнуть», но трудность устранится,
если мы вспомним, что для оживления дерева стучали по нему
(тот же ритуал «оживления» деревянной фигуры домашнего бож- i
ка видим в вере в «чур», в стучании по дереву в случае опромет- *
чивого высказывании, пожелания или опасения). Стук указывает |£
на живость древесного бога по аналогии со стуком сердца. Лес |-
жив, покуда ь нем есть дятел или шумы птиц (народное 51
представление). • *
5 Знание — сила № С • 129

дится в
тг
Итак, стукнуть — оживить «дело». «Дела» не должны умирать,
их все время надо подпитывать информацией, новыми фамилиями
и т. д. Это позволяет заключить, что перед нами определенный,
канцелярско-бюрократический вид анимизма: бессознательно
тоталитарное государство убеждено, что душа, суть человека нахо-
дится в его «деле».
фовариш. — официальное (даже официозное) обращение
в советском обществе, выросшее из партийного.
Интересно принципиальным отказом от
подразумеваемого доминирования (в слове «господии», например,
ревнителя уравнивания людей не устраивает подразумевающееся
господство над кем-то).
Это «товарищ» стирало как социальные, так и половые
различия. Большевистский утопический рай постоянно демонстрирует
зависимость от христианского учения: в раю, по словам
Спасителя, не будет ни мужчин, ни женщин, все превратятся в
-ангелов. Новые «ангелы» вполне логично начали называть друг
друга «товарищами» и принялись искать в своей среде предателей-
отступников, падших ангелов, «товарищей, которые не наши
товарищи» — практически непереводимое, коряво изящное
выражение, намекающее на врагов народа и предателей.
Вместе с формализацией обращения из слова «товарищ»"
постепенно выветрился смысловой субстрат прежнего,
непартийного, симпатичного смысла. Между «товарищ» и «никто» можно
ставить знак равенства.
Тройка— особая тройная, в один ряд, поперечная
запряжка лошадей в сани или телегу.
Число «три» накрепко связано с судьбой России.
Тяготение к триаде древнее, но ни одна культура не пропитана
этим тяготением сильнее. Тут и любимая тема русских
православных богословов — Троица, тут и три попытки («до трех раз»),
три сына русских сказок (как раз третьему из них, счастливчику,
гарантировано благополучие).
Тройка преследовала фантазию Николая Гоголя. Сделав
тройку символом быстро несущейся куда-то страны, Гоголь во многом
оказался пророком.
Связанная с символическим числом и употребляемая чаще
всего, когда надо «пустить пыль в глаза», тройка еще и
традиционно свадебный выезд, свадебная тройка, на которой, по
фольклорному преданию, приезжал на Русь добрый бог благодати.
Но вышло так, что эта тройка после революции
преобразилась в другие зловещие «тройки». Так назывались особые
комиссии, состоящие всего из трех человек, которые были
облечены чрезвычайными полномочиями и могли без суда и
следствия отправить человека на смерть. Опять тут приходится
вспомнить архаическую древность мифа: согласно представлениям
многих народов, суд над душой в преисподней творят трое судей.
Три — число смерти. Потусторонний характер числа три
отчетливо проявился в военном поверье, что от одной спички не
закуривают втроем.
Число три накрепко связалось и с еще одним советским
обычаем — «сбрасываться» на покупку бутылки водки втроем,
т а потом распивать ее под разговоры. Нищета населения здесь
не главная причина. Как бы причащаясь водкой, советский чело-
II j; век совершает службу по своим предкам, безвозвратно ушедшему
•5 прошлому, убитым друзьям, по себе самому. Распивание «на троих»
|j обычно несет на себе легкий налет ностальгической грусти. И это
'Si черта именно советского времени. Щ
130

Зиновий Каневский
Жизнь с Тоником
Отрывки из воспоминаний
Натана Яковлевича Эйдельмана близкие называли Тоником. Естественно,
острили: «Джин с Тоником», «Тонизирующий напнток», «Тонизированная
лекция», «Сыграем в бадминтоник» и т. п. Для меня он со дня знакомства, с 1960
года, был Натаном, и только в самые последние годы я стал звать его Тоником,
хотя он почти всегда подписывал этим именем даримые нам с женой книги.
В марте 1959 года в моей жнзни произошел резкий и необратимый перелом.
Зимуя на арктической Новой Земле в качестве географа-гляциолога, я попал в
сильнейший ураган, жестоко обморозился, потерял обе руки ниже локтей и
пальцы на ногах... Ни о дальних странствиях, ни о полярных зимовках речи быть не
могло. Так, во всяком случае, казалось всем и в первую очередь — мне самому.
Мучительно медленно я втягивался в новую жизнь, пробуя себя в роли
переводчика с английского, автора научных рефератов. Прошло лет пять-шесть, и тут
в дело вмешался Натан. Он отвел меня в редакцию «Вокруг света», и я стал
постоянным автором этого журнала.
Проделано все было красиво, изящно» легко, с юмором — будто бы он,
преодолевая немыслимое сопротивление мэтра, уговорил его, в конце концов,
сотрудничать в комсомольско-молодежном органе, понимая, что автор (то есть
я) заслуживает куда большего! Натан видел во мне вовсе не
страдальца-инвалида, нуждающегося в прямой и отнюдь не одноразовой поддержке, а
будущего соратника-литератора. Все эти десятилетия я старался не подвести его...
Он был личностью незаурядной во всем: в творчестве, дружбе,
товариществе. Я не уставал поражаться одному из его феноменов — страсти к
общению с самыми разными людьми, со все новыми и новыми знакомцами.
Свойство особенно впечатляющее, если вспомнить, сколько близких и родных ему
по духу людей неизменно были, как говорится, «к его услугам». В первую
очередь, речь идет об одноклассниках Натана, питомцах знаменитой в Москве
110-й школы имени Фритьофа Нансена в Мерзляковском переулке (ныне она
занимает здание на углу улицы Палиашвили и Столового переулка).
Он обожал строку из Кюхельбекера: «Лицейские, ермоловцы, поэты»...
. Равно как пушкинскую —- «прекрасен наш союз» (так названа одна из его
книг). Нет никаких сомнений в том, что все последние десятилетия, когда
Натан «всечасно» был рядом с Пушкиным, он неизбежно сверял собственную
жизнь, жизнь своих друзей с судьбами легендарных лицеистов начала XIX
века. Они, «птенцы гнезда» Ивана Кузьмича Новикова, директора 110-й, словно,
воочию видели себя в лицейских одеждах, в мундирах офицеров, вышедших на
Сенатскую площадь, в снегах каторжного Забайкалья и, добавлю, не в
последнюю очередь — за уставленными бутылками столами, где бушует «пунша
пламень голубой>! Чего-чего, а «об выпить-закусить> все они понимали преизряд-*
но и к любому застолью были, как гласила пионерская клятва, «всегда
готовы»! Познакомившись со мною, кто-то из них пустил в обиход очередную
шутку: «Эйдельман один может съесть столько же, сколько Каневский»...
Мужская 110-я школа растила талант за талантом. Перечислю хотя бы
ближайших Натановых друзей: профессор-физик Вольдемар Петрович Смилга,
он же Валька, кандидат в мастера и чемпион МГУ по шахматам, великий
эрудит, с историко-литературными познаниями которого сам Натан всегда
считался всерьез; доктор физико-математических наук Владимир Михайлович
Фридкин, не без содействия Натаиа глубоко увлекшийся Пушкиным и на
основании работы в зарубежных архивах (во время многомесячных команди-
* ровок) написавший увлекательиое произведение «Пропавший дневник
Пушкина»; хирург московской больницы № 71 кандидат медицинских наук Юлий
Т? Зусмаиович Крейндлин, он же — писатель Юлий Крелин, он же Юлик и просто
• Е «Крендель»; рано ушедшие из жизни киносценарист и критик Юрий Ханютин
|i (соавтор М. И. Ромма по «Обыкновенному фашизму»), шахматист и журна-
"х лист Юрий Бразильский, океанолог Игорь Белоусов...
131

I Дружили они истово, мгнС^ь'НО приходя друг другу на помощь. Наибо-
х\ лее действенную оказывал, понятно, Юлик. Он устраивал в больницу, лечил,
. |1 оперировал их, их жен, их знакомых и знакомых знакомых (в сущности, и я
!|| попал к нему через Натана, который, узнав о моих медицинских неприят-
8« ностях, немедленно распорядился: «К Кренделю!», и бывало это, увы, не раз).
11 Юлик оперировал и его самого — Натан страдал варикозным расширением
pj^l вен, подобно его божеству, Пушкину, который, к слову, как и Эйдельман, был
«невыездным»...
Со временем близкими Натану людьми стали Булат Окуджава, Михаил
Козаков, В. В. Иванов (Кома), художник Борис Жутовский, оформивший
многие Натановы работы, поэт и доктор геолого-минералогических наук Александр
Городницкий. Морской геолог, он сумел договориться с руководством
Института океанологии, в котором работал, об участии историка Эйдельмана в
захватывающей экспедиции по поискам легендарной Атлантиды, но чья-то
шкодливая и уверенная рука, годами мешавшая Натану стать «выездным», помешала
и на этот раз.
В свое время он не выдержал и написал не просто гневное — дерзкое,
вызывающее по тону письмо председателю КГБ Андропову и поставил вопрос
ультимативно: или аргументированно объясните свои постоянные отказы, нли
выпускайте меня за рубеж, или... сажайте! Автор письма не учел, как говорят
ныне грамотеи-политики, «другой альтернативы» — из всесильного ведомства
ему просто напросто не ответили. Правда, какое-то время спустя мало-помалу
начали выпускать. Сперва, как водится, в социалистическую Венгрию, потом в
ГДР и Польшу, затем во Францию и Италию, где он был гостем Тонино Гуэрры,
прославленного соратника Феллини, сценариста многих фильмов великого
режиссера (экспансивный итальянец тотчас объявил себя тезкой Тоника!). Уже
в ходе перестройки Натан побывал в США. Он читал лекции в
американских университетах, чуть ли не круглосуточно работал в архивах, откуда привез
в Москву двадцать шесть килограммов одних только сенсационных
материалов по русской истории и литературе. В декабре 1989 года предстояла какая-то
соблазнительная поездка в Швейцарию, однако Натан не дожил до декабря...
Феномен «лицейских» нашего времени — над ним еще размышлять и
размышлять. Наверное, ведущую роль играла принадлежность к Арбату, о чем
мудро и нежно спел Окуджава: «арбатство, растворенное в крови». Эти
интеллигентные московские ребята с младых ногтей впитали будоражащее
воображение мушкетерство, когда один — за всех и все, соответственно, за каждого.
Их сплотила военная и не менее суровая послевоенная пора, гордость за то,
что они — из школы имени Нансена, пусть даже ставшей в годы
сражений с космополитизмом школой имени академика Зелинского!
И на историческом факультете МГУ. *куда Натан поступил в 1947 году, его
окружали личности неординарные, начиная с самых талантливых и отважных из
недавних фронтовиков, наподобие Льва Осповата или Константина Тарнов-
ского. А учил студента Эйдельмана Петр Андреевич Зайончковский, крупнейший
знаток истории России XIX века, «Петр», как до конца дней называл любимого
учителя Натан. Впрочем, о тех временах вспоминать должен, конечно, не я, а те,
кто были тогда студентами истфака.
На протяжении трех десятилетий Натана называли историком и писателем.
Либо — писателем и историком. Разделить две эти профессии в его жизни
невозможно ни по годам, ни, что гораздо важнее, по сути. Он зарывался в
архивы и книгохранилища, переписывался с уймой учреждений и частных лиц,
разыскивал отдаленных потомков своих героев из стародавних времен, мчался
в дальние командировки, едва до него доходил слух о какой-то находке. И сразу
же по следам исследования (часто превращавшегося в подлинное
расследование) писал очерк для журнала, главу для книги, рассказ, который тотчас
становился устным и с которым он выступал в своем любимом Пушкинском
i музее на Пречистенке, в сотнях, скажу без преувеличения, библиотек, вузов,
| школ, НИИ.
]fg Начав свою творческую деятельность с Герцена и защитив «по нему» в
•§: 1964 году кандидатскую диссертацию, Натан Эйдельман стал признанным ав-
| j торитетом, тонким и глубоким знатоком всех деяний славного Искандера и его
*3| эпохи. Обращение к Пушкину и декабристам было абсолютно неизбеж-
132

Однажды Натан попросил меня
сделать его фотопортрет для книги.
Мы с ним договорились о встрече в
редакции, и я отснял пленку. Не
знаю, была ли какая-нибудь польза,
то есть пригодились ли Натану эти
снимки.
ным и закономерным, равно как и «уход» в глубь веков, в XVIII, XVII, в
древние столетия, причем не только «русские*. Натан сумел занять собственное
и весьма заметное место в ряду таких старших своих
современников-пушкинистов, как С. М. Бонди, Т. Г. Цявловская, И. Л. Андроников. Таким
же своим был он и в среде историков, занимавшихся декабристами, и в среде
писателей, работавших в научно-художественном жанре (об этом недавно
вспоминал на страницах журнала «Знание — сила» один из родоначальников
жанра Даниил Семенович Данин).
Чуть ли не ежегодно выходили в свет книги Эйдельмана и крупные статьи, и
мы не уставали поражаться широте его интересов — ведь это были работы о
Герцене и Пушкине, о декабристах Лунине, Пущине, Муравьеве-Апостоле,
Раевском, о «последнем летописце» Карамзине и загадочном российском
императоре Павле I, книги под программными названиями «Твой девятнадцатый
век», «Твой восемнадцатый век>, книга «Ищу предка> — увлекательнейший
поход к истокам происхождения и становления человека, гимн человеческой
личности, одной из мелодий которого стало все, что автор познал и выстрадал
за свою собственную жизнь.
Ну, посудите сами, много ли общего между затерявшейся в каком-то
сборнике ранней фантастической повестью Натана и зрелым исследованием о
самозванцах (великолепно названным сЛже»)? Рассказом о кругосветном
мореплавателе-пирате — и изысканиях академика Шахматова (книга «Путешествие в
страну летописей»)? Легкомысленными, на первый взгляд, «байками» о
Большом космосе — и исследованием о римском историке Таците? А ведь были
еще бесчисленные научные статьи и очерки, рефераты и рецензии во
всевозможных журналах, сборниках, альманахах, издаваемых в Москве, Ленинграде,
Тарту (у самого Ю. М. Лотмана!), Иркутске, в Армении, Грузии, на Украине...
В 1967 году Натан привел меня в редакцию «Знание — сила», одного из
самых популярных в стране и за ее пределами журналов (тогдашний тираж —
700 тысяч), в котором он регулярно публиковался и состоял членом
редколлегии, как и его друг Валя Смилга. Представил меня сотрудникам,
попросил «любить и жаловать». Я передал им только что сделанный перевод
нескольких глав из книги знаменитого английского юмориста Джорджа Микеша
«Танго», и Роман Подольный, ведший в редакции гуманитарные науки,
пообещал напечатать его (что и было сделано примерно год спустя).
Роман тоже был историком, журналистом и писателем. И, как и Натан,
шахматистом первой категории. Они крепко и весело дружили, каждая их встреча
превращалась либо в партию-блиц в шахматы, либо в научно-литературное
ристалище. Стоило одному сказать «Рубенс», как другой тут же подхватывал:
«Питер Пауэл, годы жизни 1577—1640». Естественно, всегда находился
желающий подначить и произносил, допустим, имя египетского фараона Аменхотепа,
на что реагировали оба одновременно:
— Если имеется в виду Аменхотеп III, то он правил между 1455 и 1419 года-
Ji
133

Jl.
ми до новой эры, а сынок его, Аменхотеп IV, царствовал между 1419
и 1400 годами, однако, последняя, дата вызывает сомнения у специалистов...
Зимой 1968 года я получил письмо от давнего товарища по новоземель-
ской зимовке. Теперь он руководил группой по запуску метеорологических
ракет на оСтрове Хейса, в архипелаге ЗФИ, Земли Франца-Иосифа
(разумеется, Натан тотчас перекрестил ее в Землю
Франц-Иосифа—Виссарионовича!). Письмо завершалось приглашением в гости, и я мгновенно загорелся этой
в общем-то достаточно безумной для инвалида I группы идеей. Позвонил
Натану, и он, к моему несказанному удивлению, не только одобрил ее, но сразу
принялся действовать. Сам он так никогда и не рассказал мне, каким трудом
удалось ему уговорить главного редактора журнала Н. С. Филиппову
отправить в дорогую командировку «человека с улицы>. В итоге я улетел в
Арктику и с той поры стал бывать там регулярно.
Однажды между нами произошло столкновение. В апреле 1970 года «вся
страна в едином порыве» ликовала по поводу 100-летия В. И. Ленина.
Разумеется, журнал не мог остаться в стороне, и каждому его сотруднику,
каждому постоянному автору вменили в обязанность заблаговременно выбрать
«ленинскую» тему и создать иа иее вдохновенный «революционный этюд».
Слова при этом произносились стандартные: «Ты же сам понимаешь, старик,—
надо...»
Мне удалось выбрать самый, как казалось, нейтральный сюжет — записи,
оставленные в Музее В. И. Ленина иностранными посетителями. Создал
шесть машинописных страничек, стыдливо подписался псевдонимом, и шедевр
этот вышел в апрельском номере. Натан тут же «вычислил» меня и отпустил по
моему адресу ехидную реплику насчет соглашательства (сам ои, насколько
помню, долго был в отъезде и отсутствовал именно тогда, когда делили
пресловутые сюжеты). Я рассердился:
— Интересно, как бы ты отвертелся! Неужели не внял бы мольбам любимых
тобою людей из твоей же собственной редакции?!
На что он отреагировал неожиданно зло:
— А я бы и не стал отвертываться — просто нашел бы своего Каневского, уж
он-то не отказался бы, можешь мне поверить. Ты сам придумал словцо «при-
способленииец» — вот и оправдываешь его.
Хлестко, остроумно, обидно и, скорее всего, справедливо. Или почти
справедливо, это я вижу сегодня. А тогда, конечно, расстроился. Он, надо отдать ему
должное, позже никогда не возвращался к тому случаю, а уж на
политические-то темы мы говорили без устали, в том числе и по телефону. Когда
особенно расходились, Натан вдруг начинал кричать в трубку:
— Лейтенант, лейтенант! Как нас подслушиваете? Передайте майору, что у
меня с этим идиотом-собеседником принципиальные политические
разногласия!
134

От него еще летом 1962 года я
впервые услыхал фамилию «Солженицын».
Ему удалось прочесть «Один день
Ивана Денисовича» чуть ли не в
рукописи, и теперь он громко рассказывал
всем и вся о народившемся
русском гении, от которого мы вот-вот
узнаем всю правду о самих себе.
Такие же восторженные слова Натан
произносил и по адресу А. Д.
Сахарова, чье имя я узнал тоже от него.
Во всех своих произведениях он писал о свободе и равенстве, о праве
человека на счастье. Его выступления в огромных переполненных аудиториях,
сверкающий талант рассказчика-пропагандиста в самом высоком, неопошленном
смысле этого слова сформировали целое поколение людей разного возраста,
воспитанных «по-эйдельмановски». Натан входил в зал взъерошенный, с
расстегнутым воротником рубашки, с горящими глазами и лопающимся от изобилия
бумаг стареньким портфелем (явным предтечей знаменитого портфеля Михаила
Жванецкого), часами читал «из него» и наизусть (надо ли упоминать о
феноменальной памяти Тоника?).
Однажды он с гордостью признался, что как-то после лекции к нему
подошел молодой человек, по виду студент, и спросил его, где тут записывают
в декабристы... Немудрено — ведь только что этот юноша слышал из уст Натана
рассказ о лозунге, висевшем иад якобинским клубом в Париже эпохи
Французской революции: «Гражданин! Остановись и подумай — все ли ты сделал для
революции, чтобы быть расстрелянным?»
Натан Эйдельман всю жизнь культивировал в себе то, что почему-то
зовется христианским началом, хотя «начало» возникло куда раньше. Он мог быть
громогласным трибуном-обличителем, бросал в зал от имени своих героев (и,
несомненно, от собственного имени) поистине зажигательные слова (а среди
них, нетрудно догадаться, были и призывы к топору, и зов «выйти на
площадь в тот назначенный час»), однако все это никогда не переносилось им, так
сказать, в повседневность. Меньше всего Натан подогревал в себе мечту о
грядущем кровавом перевороте, «об взять в руки оружие», как любил он
выражаться.
Не скрою, благостные христианские подходы — не по мне. Натан,
конечно, быстро это понял и не упускал случая едко поддеть меня. Я же «качал» на
житейских примерах, типа: интересно бы знать, куда подевается елейное
«подставь вторую щеку», когда насильник нападет на твою родную дочь! Он
уверенно побивал подобные лихие наскоки, впрочем, не пытаясь меня
перевоспитать. Даже мои апелляции к Пушкину («Самовластительный злодей, тебя,
твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей с жестокой радостию
вижу!») не побуждали его дать слабииу, отказаться от самого себя. И лишь
однажды...
В среду 22 ноября 1989 года мы сидели рядышком в Большом зале
Центрального дома литераторов (ЦДЛ). Нас, членов только что созданной в поддержку
перестройки писательской организации «Апрель», собрали на экстренное
заседание: перед тем состоялось откровенно черносотенное сборище российских
135

В редакции. И. Эидельман и К. Левитин.
На другом снимке: старые друзья-соперники
за шахматной доской.
Р. Подолъного, увы, тоже нет среди нас.
А. Эстрин.
*1
0|
1ST
поэтов (можно ли писать два этих слова без кавычек?), на котором
оглушительно звучали призывы избавиться от евреев в Союзе писателей РСФСР. Это
было диковинкой для того времени — двумя-тремя годами позже подобная
фразеология сделалась едва ли не правилом хорошего тона...
Натан мрачнел с каждой секундой (о себе не говорю). И вдруг спросил меня:
— Что, братец, руки чешутся?
Я запальчиво бросил:
— Еще как! А у тебя, интересно знать?!
На что он тихо и твердо произнес:
— И у меня тоже.
Какое-то время мы оба молчали. Натан вынул из портфеля две
вышедшие почти одновременно книги и стал надписывать их, слегка косясь в мою
сторону. Потом еще немного подержал их в руках. Тут со сцены спросили, кто еще
желает выступить, и он быстро вскинул руку. Отдал мне книги, вышел на
трибуну и произнес десятиминутную речь, показавшуюся мне на фоне совершенно
разящих выступлений Александра Борщаговского, Андрея Нуйкина, Юрия Черни-
ченко и многих других отнюдь не лучшей на его веку. Мне подумалось, что
Натан и сам не слишком доволен собою, и до конца собрания он был
непривычно тих и грустен.
На книге «Революция сверху> в России», назвав меня ласковым
уменьшительным именем, автор написал: «Во время приятных антисемитских
слушаний. Ничаво! (дескать, еще не вечер! —3. К.). Тоник, 22 XI 1989 г. 17 ч.». На
второй книге, «Мгновенье славы настает», было написано «Милым Каневским —
Будьте! Ваш Т. О. Ник» и та же дата, тот же час (прежде он никогда не
проставлял точного времени).
Ровно через неделю, в среду 29 ноября 1989 года, его не стало — не
выдержало сердце. «Вечер» все-таки наступил, хотя и в 5 часов 30 минут утра. Нам же
осталось лишь «быть>, как он и распорядился... Над его гробом,
установленным в том же ЦДЛ, прозвучала магнитофонная запись его последней речи, и
теперь она показалась мне самой яркой из всех его речей!..
После его внезапной, ошеломившей всех кончины стали вспоминать о том,
что задолго до нее он сам назначил себе срок: 60 лет или даже меньше. По
словам Натана, главные герои его книг, как правило, не доживали до шестидесяти
либо чуть-чуть переваливали за этот рубеж: Пущин — 61, Карамзин — 60,
Герцен — 58, Лунин — 58, не говоря уже о тридцатилетнем Сергее
Муравьеве-Апостоле и тридцатисемилетнем Пушкине! Самому Натану до 18 апреля
1990 года — дня его шестидесятилетия, осталось меньше пяти месяцев,
осталось навсегда...
136

Что и говорить, жизнь он вел исключительно бурную, страстную. При этом
удивительная природная одаренность, способность проглотить за один присест
многотомное произведение совершенно естественно сочетались в этом
стремительном, вечно спешащем, -легком на подъем человеке с невероятной
усидчивостью и трудоспособностью. Его обуревала жажда общаться с самыми
разными, далеко не всегда, скажем так, полезными для него людьми. Ему были
дороги встречи, разговоры, поездки, «междусобойчики*, во время которых он шел,
к сожалению, на грубейшие «нарушения режима» — безоглядно, бездумно
тратил собственное здоровье...
Скажу вещь банальную, однако точно приложимую к Натану: он прожил
счастливую жизнь, несмотря на гонения, утраты, вопиющие
несправедливости, страдания от длительной (и к счастью, формальной)
невостребованности. Не давали по политической неблагонадежности (отец — в Воркуте,
сам — из тех, кого потом назвали «диссиденты») работать в Москве — он
учительствовал в Московской области, не брали в академический Институт
истории — он с утроенной отдачей трудился «на дому», что явилось подлинным
благом для всех нас: начни он «ходить в присутствие:», Натан вряд ли
сделался бы тем Эйдельманом, каким навсегда останется в нашей памяти. И — в
истории отечественной литературы.
Ему удавалось обманывать всесильную цензуру, у него обычно
находились верные редакторы-единомышленники, даже в таком, прямо скажем,
серьезном органе, как Политиздат при ЦК КПСС! Его в любое время ждали
восторженные аудитории, нетронутые архивы, он стал появляться на телеэкране,
пусть не на первых программах, пусть в неходовые часы. Известный мастер
документального кино, режиссер и оператор Марина Голдовская ввела Натана
главным действующим лицом-рассказчиком в свои фильмы о его любимом
XIX веке, и он успел поведать многомиллионному зрителю о самом важном,
о сокровенном. Живой Натан и сегодня нередко входит в наши дома с экрана
телевизора, особенно часто повторяют и в самом деле исключительно удачную
передачу о Николае Михайловиче Карамзине, «последнем летописце>...
137

Но случались в его жизни периоды, когда ему бывало по-настоящему
плохо. Выделю только один эпизод.
Он начался в сентябре 1983 и завершился в январе 1984, и переписка, его
составляющая, целиком сосредоточилась в «Литературной газете».
Совершенно неожиданно ее начал некто Андрей Мальгин, весьма юный для
профессии литературного критика человек (ему, наверное, не было в то время и
тридцати). Дело, однако, не в молодости, Добролюбов до такого возраста вообще
не дожил. Дело — в сути. Мальгин коршуном налетел на вышедшую еще в
1982 году (полтора года ждали подходящего момента!) книгу Натана Эйдель-
мана «Большой Жанно», опубликованную Политиздатом в серии «Пламенные
революционеры».
Книга была посвящена другу Пушкина и одному из самых стойких
декабристов, Ивану Ивановичу Пущину. Мне до сих пор кажется, что она — лучшая
у Натана. Так или иначе, до конца 1983 года ни единого критического
выстрела.по «Большому Жанно», как, между прочим, и по другим книгам Эй-
дельмана, сделанр не* было — лавиной шли хвалебные отзывы
специалистов и читателей. И вот пальнули...
Прочитав статью Мальгина под претенциозным названием «Разрушение
жанра, или Кое-что об опыте исторической прозы» (помимо Натана, в поле
зрения критика попал еще один литератор, О. Михайлов), любой читатель мог
сделать такой примерно вывод: маститый, именитый, авторитетнейший
литературовед А. Мальгин разделывает под орех этого, как его, ну да... Эйдельма-
на! Взялся, видишь ли, писака праздный, за святое дело, за биографию
Ивана Пущина, и наделал миллион фактических ошибок, написал не то и не так,
словом — «Ату его!».
(Ныне Андрей Мальгин один из заметных литературных критиков, главный
редактор журнала «Столица». Те, кто читает его работы, видит его самого по
телевизору, полагаю, согласятся со мною, что этот на многое способный
литератор всегда заряжен редкостной даже для наших времен злобностью,
грубой дерзостью, безапелляционностью, какой-то, я бы сказал, изощренной,
инквизиторской безжалостностью. В одной из передач «Момент истины» в
конце 1992 или в начале 1993 года ему откровенно сказал о том же его
ровесник и тезка Андрей Караулов).
Приятель-однокурсник Натана, большой знаток марксизма-ленинизма и всей
грязи, какая связана с реальным осуществлением этого некогда
единственно верного учения, настоятельно советовал ему плюнуть и забыть, в любом
случае - не отвечать Мальгину через газету: Александр Борисович Чаковский,
тогдашний ее главный редактор, ничего «просто так» себе не позволяет.
Значит, поступил социальный заказ на избиение, значит, его, писателя Эйдель-
мана, всенепременно изобьют. И тем сильнее, чем активнее он начнет
сопротивляться и показывать свою образованность!
Натан не отступился. Написал убедительный, достойный, а главное —
чрезвычайно спокойный ответ. «Виновным» себя, естественно, не признал, пока-
138

зал читателю подходы к истине в своем, надежно апробированном эйдель-
мановском понимании, обидчика не задел нн единым грубым словом. Проще
сказать, поступил как обыкновенный интеллигент, готовый и слушать, и
услышать собеседника, даже если тот ершится н наскакивает на оппонента.
Ответ напечатали в «Литературной газете» с сухим редакционным примечанием,
что вот, дескать, Н. Я. Эйдельман попросил дать ему возможность
высказаться — мы и даем. Но одновременно даем слово еще одному литератору.
Иначе говоря, Натана заманили в ловушку, ие предупредив о втором
«критике», милостиво разрешили высказаться, чтобы тут же добить окончательно!
«Доверенным лицом» газеты стал на сей раз человек действительно
именитый, обласканный многими почетными званиями, доктор искусствоведения
И. С. Знльберштейн. Известный собиратель картин и прочих
материально-художественных ценностей, автор книги о декабристе Николае Бестужеве,
основатель и главный редактор очень почтенного издания «Литературное
наследство», этот искусствовед в добротно сшитом штатском костюме пошел куда
дальше мальчишки Мальгина!
Писатель и историк Эйдельман обвинялся в плохом писательстве, в плохом
знании истории, в безнравственности (делались прямые обвинения в
«заимствованиях» у какой-то украинской исследовательницы и у самого Зильберштей-
на — Натан, оказывается, воспроизвел без ссылки на него... письма
процитированных им декабристов). Здесь были пассажи о полной творческой
беспомощности автора «Большого Жанно», лишь единственный раз
снисходительно названного кандидатом исторических наук, словно речь шла не о Натане Эй-
дельмане, чье имя уже давно не требовало никаких прилагательных,
никаких пояснений! Здесь были упреки в скабрезностях, нацело, стопроцентно
беспочвенные (Зильберштейну показался чересчур игривым глагол
«тютькаться»!), перечеркивалось по сути все Натаново творчество, разве что «Лунин»
заслужил кисло-сладкий «положительный» отзыв.
Внешне Натан пережил эту затяжную неприятность спокойно. Острил,
высмеивал н «оппонентов», и себя-дурака. Мои злые антнзнльберштейновские
выпады обрывал. Оставался джентльменом, однако, думаю, не ошибусь, если
скажу, что шрамов* на сердце у него тогда прибавилось.
В самые последние годы жизни Натан приступил к деятельности особого
рода: на поднимающейся волне гласности организовал в Союзе писателей
семинар по изучению «белых», то есть черных и кровавых пятен в нашей
недавней истории. Он сознательно перекочевал в XX столетие, к самым
актуальным и небезопасным сюжетам. Натан успел провести в Малом зале ЦДЛ
пять-шесть таких заседаний. Он сам и приглашаемые им историки, военные и
гражданские, подняли такие поистине глобальные темы, как «Было ли
внезапным нападение Гитлера иа СССР?», «Советско-финская кампания 1939/40
годов», «Документы из секретных архивов (в том числе — из архива Сталина)» —
сама постановка вопросов была в 1988—1989 годах если не крамольной, то
отнюдь не общепризнанной. Еще жила компартия вместе со своими зловещими
подручными, действовали многочисленные охранительные законы, и я очень
хорошо помню, как волновалась на тех вечерах ответственная за нх
проведение сотрудница ЦДЛ. А Натан ее всячески успокаивал:
— Видите, Нина Владимировна, народ сидит тихо, слушают внимательно,
провокационных возгласов нет, устои на наших глазах не рушатся, даже стены
ЦДЛ не дают трещин! Я вам обещаю, что скоро мы здесь еще не такое и
скажем, и услышим, честное эйдельмановское!
Одно из последних собраний было посвящено Катынн, наивысшей
полувековой тайне партийно-чекистскнх органов, секрету за семью печатями,
ставшему достоянием гласности во всей полноте уже после смерти Натана.
Основное сообщение сделал он сам, и это была виртуозная
исследовательская работа!
Отечественные н польские историки, а скоро и широкая общественность,
вдруг с изумлением увидели в лице Эйдельмана, известного специалиста
по XIX, XVIII и прочим давним векам, замечательного знатока и интер-
претатора новой и новейшей истории, что с воодушевлением отмечали мно-
гие выступавшие на тех вечерах. Это дало Натану повод грустно пошутить:
— Уж что-что, а все разделы Польши, начиная с екатерининских времен,
139

о
* j я ощущаю кожей, даже «брюхом», как сказал бы незабвенный Александр
Сергеевич. И разделы, и то, как с этой Польшей разделывались, да простит-
I j ся мне этот незатейливый каламбур!
J * I ...29 ноября 1989 года Натана не стало, и оттепельным декабрьским днем
г,й\ он был кремирован. Траурные речи прозвучали в ЦДЛ, панихида продолжилась
в Донском крематории. Собрались сотнн людей, из Ленинграда специально
приехала Бэлла Куркова с коллегами по «Пятому колесу», тогдашней
популярнейшей телепередаче, фрагменты их съемок передали потом по
ленинградской программе (а может, и по российской). Привезли на похороны
умирающего от рака Романа Подольного, он сумел выдержать только часть ритуала.
Меньше чем через три месяца скончался...
Мие не удалось подойти поближе к гробу ни в ЦДЛ, ни в крематории,
мертвым Тоника я так и не увидел. По словам тех, кто сумел с ним проститься
как полагается, лицо его было красивым и спокойным. Мне тогда же пришли
на память строки из моего — и Натана! — любимого норвежца Нансена,
слова, которые тот сказал о своем великом младшем соплеменнике Руале
Амундсене, погибшем в 1928 году в Арктике. По-моему, они и о Тонике:
«В нем жила какая-то взрывчатая сила. На туманном небосклоне своего
народа он взошел сияющей звездой. Сколько раз она загоралась яркими
вспышками! И вдруг сразу погасла, а мы все еще не можем отвести глаз от
опустевшего места на небосводе... Еще молод мир, если он порождает таких
сынов».
Разрозненные воспоминания
В один из зимних дней в середине семидесятых годов Тоник позвал
меня к себе в подмосковный пансионат Союза журналистов в Елино, недалеко
от Зеленограда. Мы весь день гуляли, разговаривая на самые разные темы.
Вспомнили недавний вечер в Пушкинском музее, на котором выступала
Татьяна Григорьевна Цявловская. Я заметил, что она, очевидно, была ослепительной
женщиной, и Натан тотчас расшумелся:
— Что значит «была», позволь тебя спросить? Ты что, не видишь, какова она
сейчас?! Эх, будь ей хотя бы лет на двадцать меньше... И обрати внимание,
она была женой классика пушкинистики Мстислава Александровича Цявлов-
ского и рядом с ним сама сделалась классиком,.без преувеличения! Недавно
отмечали ее юбилей, тайком хлопотали об ордене, надеялись, что Ираклии
поможет — не получилось, он в плохой форме. А Татьяна Григорьевна
мне звонит и говорит: «Знаете, Натан Яковлевич, тут из Литфонда сообщили,
что в связи с торжественной датой в моей жизни они выделяют мне двести
рублей. Ужасно похоже на взятку, правда? Но нет никаких сил устоять!».
— Заметь,— продолжал Натан,— это сказала дочь царского министра
народного просвещения Григория Эдуардовича Зенгера, ничего, а?! Посмеялись
мы с Татьяной Григорьевной дружно, и я напомнил ей о других двухстах рублях.
Нет, кажется, о трехстах. Эту сумму попросил у Литфонда Борис Леонидович
Пастернак. Он напнеал такое, примерно, заявление: «От члена Литфонда (ведь
из Союза писателей его выгнали!) такого-то. Прошу выдать мне такую-то
сумму. Подпись». Ему говорят: «Ну, кто же так обращается за денежной помощью?
Надо обязательно обосновать причину просьбы». И Пастернак, поставив после
искомой суммы запятую, добавил два слова: «чтобы жить»...
Заговорили однажды о Владимире Высоцком, и тут неожиданно
выяснилось, что Натан не был с ним знаком. Это звучало невероятно: у них
полным-полно было общих приятелей, к тому же историк и писатель Эйдельман
консультировал в Театре на Таганке Ю. П. Любимова и Л. В. Целиковскую
в процессе постановки пьесы о Пушкине «Товарищ, верь?» (я тут же ввернул,
• что могу предложить прекрасное название для любого антирелигиозного
I журнала: «Товарищ, не верь!»). Так вот, дополнил Натан, в 1979 году, когда
I j* Высоцкий снимался у режиссера Швейцера в роли дона Гуана, он внезапно
5- появился в Пушкинском музее. Натан как раз занимался со сцены дотошным
| i анализом «Каменного гостя» и вдруг заметил, что в зал вошел Высоцкий и сел
"х в самом дальнем ряду. Он внимательно слушал докладчика и все время что-то
140

записывал, чем, по словам Натана, явно сковывал его. Когда все закончилось,
Высоцкий сразу же вышел из зала, н это сильно огорчило Тоника, мечтавшего
хотя бы сейчас познакомиться с любимым артистом н поэтом. Через год
Высоцкого не стало...
Мы часто в наших разговорах обращались к «Маленьким трагедиям»
Пушкина. По ходу бесконечных размышлений о генни и злодействе мне в
какой-то момент пришло в голову, что человечество знало всего двух светлых
(я подчеркнул это слово) гениев — Моцарта н Пушкина. К моему
удивлению, Натан не обрушился на меня с опровержениями, которые я мысленно
сформулировал и сам, а задумался и после недолгой паузы спросил, как
показалось мне, с сомнением в голосе:
— А Чехов?
Ничтоже сумняшеся, я возразил: дескать, какой же он геннй? Тут же
последовала ожидаемая мною трепка. Оказывается, Тоник колебался насчет
«светлости» писателя, а в отношении гениальности ни малейших сомнений у
него не было.
За несколько месяцев до кончины Натана один знакомый нам обоим исторнк
опубликовал статью в «Огоньке», у Коротича, доказывая правильность
ленинского курса в 1917 году и безальтернатнвность Октябрьской революции. Он
решил высказаться в ответ на исключительно острый по тем временам
антикоммунистический очерк, вышедший в одном из предыдущих номеров
«Огонька», уличая оппонента в серьезных фактических погрешностях. Впервые,
пожалуй, я увидел Тоника растерянного:
— Подожди, подожди, я это читал. Ты мне только скажи, это он? Это именно
Вася? Наш Вася? Ты не напутал, нет? Да как же он мог, он что, с ума сошел?
После всего, что он и мы все узнали за эти годы! Мало ли, что член партии,—
ты что, других коммунистов не знаешь, которые, слава Богу, прозрели? Ах, он
еще не осознал... Да плевать мне на ошибки этого, как его, Костикова, да, мне,
да, историку — плевать! Никакая самая грубая ошибка не стоит тезиса о
безальтернативности случившегося в 1917 году! Слушай, а может, все-таки
это не он, может, однофамилец?..
Мы шли по улице Горького. Тоник забегал в каждый магазинчик в поисках
подарка ко дню рождения Вали Смилги. Все время обращался ко мне за
советом, сердился, что от меня нет толку. Наконец облюбовал какую-то
долгоиграющую пластинку. И — снова ко мне, человеку, получившему когда-то
музыкальное образование.
— Как думаешь. Вале понравится?
Я взглянул на фамилию композитора н тупо изрек:
— Что-то не могу понять, тут вместо «Верди» написано «Монтеверди», а я
такого компо...
Он нетерпеливо прервал меня:
— Не знаешь Монтеверди? Клаудио Монтеверди, годы жизни 1567—1643?
О его операх не слышал, об «Орфее», об «Ариадне»? Ты, наверное, аттестат об
окончании музыкальной школы купил или тебе на день рождения его подарнли!
Если говорить совсем уж честно, я и по сей день ничегошеньки не знаю
о Монтеверди! Речь, однако, не обо мне.
...«Сударь мой», «дружок», «братец»,— как часто, с какими поразительными
оттенками звучали обращенные ко мне (о других, естественно, не говорю)
слова Тоника. Особенно глубоко я ощутил это еще при его жизни, в тот день, когда
он пригласил друзей на просмотр фильма «Нас венчали не в церкви», снятого
по сценарию Натана Эйдельмана и драматурга Александра Свободина. Я
тогда впервые услышал «Дорожную песню» Булата Окуджавы на мелодию Исаака
Шварца: «Еще он не сшит, твой наряд подвенечный, и хор в нашу честь не спо- ^
ет»... И уже тогда разрывали душу две строки: «Чем дольше живем мы, тем годы |
короче, тем слаще друзей голоса»... "
Особенно, если это голос ушедшего друга. # «,&
Июнь 1993 года й|
141

195 ЛЕТ
СО
Он
S
X
1=3
о
о
(Я
<V
СО
О
PQ
со
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
А. ПУШКИНА
Пушкин по месту
рождения — москвич. И
Москва всегда
переживалась им как место
родное.
Ах, братцы, как
я был доволен.
Когда церквей
и колоколен,
Садов, чертогов
полукруг
Открылся предо
мною вдруг!
Кое-какие из садов и
чертогов,
запомнившиеся с детства, вросли
потом в ткань знаменитых
пушкинских сочинений.
Скажем, сады
Черномора, так сочио описанные
в «Руслане и Людмиле»
(а эта сказка и сделала
Александра Сергеевича
всероссийской знамени-
стостью), были
поэтическим образом, за которым
стояли воспоминания о
роскошном саде Юсупов-
ской усадьбы,— по
соседству с нею «у Хари-
тоиья в переулке» жили
Пушкины. Старинные
палаты усадьбы и
сейчас стоят там. И таких
следов московских впе-
ч атлений можно найти
сколько угодно в
пушкинских текстах.
Хотя творческая
судьба Пушкина связана
преимущественно с
Петербургом, Москва все
же оставалась для него
«родиной души». Да и
невеста его вовсе не
случайно была из Москвы.
« Петербург мужеского
рода, Москва — жеиско-.
го. В Петербурге все
женихи, в Москве — все
невесты», по замечанию
Н. В. Гоголя. И это
верно: жениться дворяне
из столицы ездили в
Москву.
Надо сказать, что
«пушкинский
Петербург», вернее, тот
«строгий, стройный»
Петербург, который мы как-то
привыкли считать
пушкинским, исчез при
жизни Пушкина. Исчез,
конечно, не физически.
Исчезла его магическая
власть над
воображением современников. В
тридцатые годы
прошлого века хвалить
Петербург в обществе стало
уже чуть ли не дурным
тоном. Принято было его
ругать, принято было
поносить затею Петра I
со строительством
столицы посреди финских
болот и пророчить
Петербургу погибель от
разбушевавшихся стихий. В
обычай вошло
противопоставлять Петербург
Москве, то есть все
поверхностно
европейское — исконно
русскому, деловитость —
прекраснодушию, чинную
собранность —
симпатичному разгильдяйству,
мелочность — широте
и т. д. Пушкии отнюдь не
оставался в стороне от
этих разговоров. В своем
журнале «Современник»
он хотел (но не успел)
напечатать «любопытное
сравнеиие между обеими
столнцами», сочииеиное
молодым Н. В. Гоголем,
«великим меланхоликом,
имеющим иногда свои
светлые минуты
веселости». Гоголевское
сравнение должно было
следовать за пуш кинским,
в котором среди
прочего утверждалось:
«Ученость, любовь к
искусству и таланты неоспоримо
на стороне Москвы».
Разумеется,
отношение Пушкина к Москве
вовсе не было плоским
и неизменно
восторженным. Как и Петербург
(«Город пышный, город
бедный»), она
воображалась ему и
привлекательной и
отталкивающей одновременно.
Примерно за полгода до
только что
цитированного утверждения он с
отвращением писал жене
о Москве, «которая
гораздо гаже Петербурга».
Но еще несколькими
годами раньше, когда он
был в Петербурге, из его
души вырвался крик:
...в Москву, в Москву
сейчас!
Здесь город чопорный,
унылый,
Здесь речи — лед,
сердца — гранит;
Здесь нет ни
ветрености милой,
Ни муз, ни Пресни,
ни харит.
А приезжая к музам и ха-
рнтам, мог сознаваться:
«Я не раскаиваюсь в
моем приезде в Москву, а
тоска берет по
Петербургу».
Слова эти писались в
мае 1836 года. Пушкии
был тогда в Москве с
бездной всяких забот —
и писательских, и
издательских, но более всего
денежных. Интерес
творческий вел его в
московские архивы, из коих он
намеревался извлечь
материалы для «Истории
Петра», очень его
увлекавшей. В обществе
на него смотрели как на
официал ьного
историографа Петра I, прямым
продолжателем дел
которого считался Николай I.
Обстоятельность
изучения Пушкиным
исторических материалов была
такова, что в нем видели
одного из лучших
знатоков Петровской эпохи.
Заботы издательские
вели к московским
литераторам. Лучшие из
них — Н. Языков, Д.
Давыдов, И. Дмитриев —
писали для
«Современника». Пушкин даже
142

имел в виду переманить
в свой журнал В. Г.
Белинского. В издательские
хлопоты входила и
попытка договориться с
держателями московской
киижиой торговли о
продаже «Современника» в
Москве. По этой части
успеха особого не было:
«с книгопродавцами не
сторговался».
Самые горькие
заботы — денежные —
привели его в дом на Во-
ротниковском переулке,
где квартировал
ближайший и довереннейший
его приятель Павел Вои-
иович Нащокин. Дом
этот иа фотографии весь
в густой тени, кроме
одного узкого солнечного
просвета. Наверное,
таким и было состояние
Пушкина, когда он
кинулся к «Воннычу».
Именно кинулся:
похоронив в Михайловском
мать, он возвращается в
Петербург, проводит там
лишь три дня и снова
уезжает — в Москву, как
оказалось, в последний
раз. Уезжает, хотя
жена иа сносях, хотя со
дня на день выйдет
первый том
«Современника», а это требует
массы хлопот. Все их ои
оставляет иа жену. В
дорогу его гонит
экстренная, как всегда, нужда в
деньгах. Нужны 15
тысяч, иначе он лишится
Михайловского.
Непереносима мысль потерять
любимую всей душой
«обитель дальную»,
потерять единственное, что
ои мог бы оставить
детям,— столько-то душ
крестьян, столько-то
десятин земли, столько-то
тысяч годового дохода.
И ои по весенней
распутице скачет к
Воннычу, не раз выручавшему
его из разных передряг.
У Нащокиных Пушкин
вообще «в своей родной
семье». Но иа этот раз
Войныч ничего сделать
не может. Вместо 15 000
с трудом удается набрать
лишь 900 рублей.
Надо, пусть ни с чем,
немедленно
возвращаться в Петербург. И дела
требуют, и жена просит.
Но на пальце у Войиыча
Пушкин видит кольцо с
бирюзой. Оно, оказыва-
Нащокина Вера
Александровна. Жена
П. В. Нащокина. С ее
слов во второй половине
XIX века были записаны
воспоминания и
рассказы о Пушкине.
*Да, такого друга, как
Пушкин, у нас никогда
не было, да таких людей
и нет! Для нас с мужем
приезд поэта был
величайшим праздником
и торжеством. В нашей
семье он положительно
был родной. Я как
сейчас помню те
счастливые часы, которые
мы проводили втроем
в бесконечных беседах...
Я помню частые возгласы
поэта: кКак я рад,
что я у вас! Я здесь
в своей родной
семье!»
ется, хранит'от
насильственной смерти. И
Пушкину заказывают такое
же. Ювелир с кольцом
опаздывает, его
приходится ждать, считая ие
только дни, ио и часы.
Наконец к ночи
приносят. Можно ехать. Но за
прощальным ужином
суеверный Пушкин
проливает масло на скатерть.
«Ну, я на свою
голову»,— говорит он, и все
замечают, как поразила
его эта дурная примета.
Ои ни за что ие хочет
выезжать до полуночи:
может быть, с
наступлением следующих суток
примета потеряет силу.
За почтовой тройкой
посылают только после
двенадцати. Глухой ночью
едет он из Москвы и
больше не вернется. За
эти дни без него вышел
«Современник», без него
родила жена. А еще
через несколько месяцев
без него останется
русская словесность,
русская историография,
русская культура. 9
143

ВСЛЕД ЗА ВЕРНИСАЖЕМ
a
I
о: о
S
**,
4
Тайна посвященного
ll
В ноябре прошлого года в
Российской государственной библиотеке прошла
выставка «250 лет масонства в России».
Она была организована гуманитарным
обществом «Мегарон». Деятельность этого
общества направлена на сохранение
духовного наследия и популяризацию
общественных идей России и российской
эмиграции.
Уникальность выставки очевидна.
Масонство официально запрещено в 1822
году, а в советское время слово
«масон» было синонимом «врага народа».
Экспонаты выставки — интсресней-
шне книги, рисунки, картины, подлинные
документы, ритуальные предметы,
бережно сохраненные потомками. В ответ на
злобные измышления — документальная
правда. Чего стоит одно только
«наставление» Н. И. Нойикова, начисто
опровергающее обвинение масонов в
антихристианстве.
Сначала немного лингвистики. Может
быть, не все знают происхождение
слова «шерамыжник». После изгнания
Наполеона из России брошенные им солдаты,
выпрашивая у крестьян кусок хлеба,
обращались к ним: «Cher ami!» («Дорогой
друг»). Возникновение другого
уничижительного слова «фармазон» более
очевидно — это обрусевшее
«франкмасон». Как ни странно, можно уловить
связь между «шерамыжннком» и
«фармазоном», если учесть, что выдающийся
русский полководец М. И. Голенищев-
Кутузов, заставивший непрошеных гостей
«побираться», состоял в масонской ложе.
На первой странице обложки —
тридцать портретов, интернациональная
элита планеты. Среди них — педагоги,
политики, архитекторы, поэты,
композиторы, ученые, философы, писатели, цари,
революционеры, военачальники... К этому
списку можно добавить еще длинный ряд
имен не менее известных и всеми уважае*
мых людей, которые были масонами или,
по крайней мере относились к их кругу.
Все перечисленные и мена взяты из
франкмасонского словаря известного
фра нцузского истор ика Да ниэля Лигу.
Интересна статья из этого словаря,
посвященная В. И. Ленину. В частности,
в ней го1юрится, что В. И. Ленин
(В. И. Ульянов), вероятно, вступил в Ложу
Бельвильский союз Великого Востока
Франции в Париже перед войной 1914 года.
Но архивы этой организации рассеяны,
144

поэтому нет неопровержимых следов
причастности Ленина к франкмасонству.
Одни категорически утверждают, что он
был масоном, другие столь же
категорично настаивают, что Ульянов был другом
Монтехю, который, бесспорно, был
членом Ложи Бельвильский союз в тот
период.
Длительное время российский читатель
был лишен возможности получать
достоверную информацию, в том числе и о
масонах. По большей части информация в
советский период преследовала низкие
агитационные цели, утаивала и
фальсифицировала подлинные факты.
По представлению многих людей
масонская ложа — ^то какая-то
антихристианская организация, руководимая
таинственными преступными лицами; в лучшем
случае — это объединение мистически
настроенных фанатиков. Другие считают,
что масоны преследуют политические
цели, устраивают всемирный
«жидомасонский» заговор, стремятся объединить фи
нансовые буржуазные круги, находящиеся
под влиянием сионистов, и т. д.
Но стоит взять в руки хотя бы
маленькую книжечку Т. Бакуниной
«Знаменитые русские масоны» (Париж, 1935 год),
как сразу становятся смешными и
нелепыми голословные обвинения против масонов.
Узнав о бесспорной принадлежности
Пушкина, Грибоедова, Кутузова и
Суворова к «Братству Вольных
Каменщиков», невозможно поверить в их
«дурные намерения», например в причастность
к всемирному заговору сионистов.
Кто же такие масоны?
Французское «mae.on» переводится как
«каменщик», «franc-macon» означает
«вольный каменщик». В средние века
существовали цеховые корпорации
каменщиков, строивших храмы в разных
городах. Эти строители, обладавшие высокой
квалификацией, в общении.друг с другом
использовали условные жесты и знаки,
чтобы оградить себя от «любителей».
Частично этим объясняется их цеховая
замкнутость.
Со временем идея братства, выросшая
из профессиональной солидарности,
покинула свою «колыбель» и стала основой
для объединения людей с целью
морального обновления. Но средневековые
ритуалы, символика, условные
обозначения, степенная субординация
сохранились и существуют сегодня практически
в неизменном виде.
«Масоны учат, что лишь посвященные,
приобщившиеся к мудрости веков,
продолжающие работу таких же
посвященных, могут в полной мере развить
в себе высокие нравственные качества и
«строить храм» будущего человечества,
руководясь не только опытом, но и
мистическим вдохновением, которое развивается
и усваивается в человеке изучением
символов, практикой братских отношений,
хранения масонской тайны. Самая «тайна»
есть то внутреннее ощущение
«посвященного», которое не может быть сообщено
«профану», стороннему человеку, уже пото
му, что профан все равно понять его не
может, пока принятый в «Братство» сам
не пройдет путь познання и посвящения
в масонские степени. Сама же масонская
организация никакой тайны не
представляет, о ней можно узнать точно из книг
и статей. Но ради сосредоточенности
своей работы и нежелания допускать
к ней людей чужнх н неподготовленных
масоны не открывают своих имен,
условных знаков и слов, по которым они
распознают друг друга». (Из книги Т.
Бакуниной. )
Номинально история «нелрофессиональ
ного» масонства начинается с 1646 года,
когда был принят в масонство в
Уоррингтоне антиквар Элиас Эшмол. В 1717 году
состоялось первое правильное учреждение
масонских лож. Семь масонских лож
объединились между собой и приняли
решение о создании руководящего органа
Великой Ложи Англии.
Масоны считают своим учителем
Пифагора, жившего в VI веке до новой эры.
Этот древнегреческий ученый пытался
найти соответствие между философией
и этикой. Пифагор считал, что наука о
числах — ключ к любому научному
познанию, жизненная сила, источник
универсальной гармонии.
Нельзя не сказать о том, что сходные
с масонскими формы объединения людей
существовали и в древнем мире, за
много веков до нашей эры.
На всем протяжении истории
масонства «вольные каменщики» определяли
свой союз как «всемирную общность
просвещенных людей, совместно работающих
для нравственного совершенствования
человечества». Цель настолько чиста и
благородна, что нельзя удивляться
появлению масонских лож везде: и в Японии,
и в Африке, и в Дании, и на Ямайке,
и в Швейцарии, и в Китае, и на
Мадагаскаре, и в Турции, и в Перу, и в
Египте... В этом нет ничего удивительного —
ведь масонский девиз «Свобода,
равенство и братство!» никого не может
оставить равнодушным.
Кстати, знаменитая статуя Свободы
была создана братом Фредерико Бар-
тольди во Франции, а затем перевезена
в Америку^
Безусловно, масонство в России
вторично. Запад, увы, влиял на Россию.
1743 год считается исходным — именно
в это время российские подданные
начали вступать в масонские ложи за
рубежом: К- Г. Разумовский (будущий
президент Академии наук), 3. Г. и И. Г.
Чернышевы (будущие
генерал-фельдмаршалы)...
В 1772 году Иван Перфильевич
Елагин (статс-секретарь Екатерины II, гоф:
мейстер) получил диплом на звание
«Великого провинциального мастера», вы-
Ч
145

масонской
картины
показывает,
какое
значение
придавалось
познанию мира
и включенного
в него
человека.
Недостаток
места
не позволяет
показать
магические
квадраты
очень высоких
порядков.
jmrfrvr i
Московскаго Публичнаго
иРумянцовекаго Музеевъ
№ 493 У
2. Обложка папки, в
которой хранятся протоколы
заседаний ложи Трех
добродетелей в Петербурге со
сведениями о рекомендации к
принятию в масонство
Л. С. Пушкина,
3. Главнейшие атрибуты
франкмасонства —
Священное писание, циркуль и
угольник.
4. Символический рисунок
ложи «Северная звезда».
5. Символическое масонское
изображение.
6. Лондонский указатель
лож. В этот указатель
включены те ложи, которые
получили разрешение на
основание или официальное
признание Большой Ложи.
146

147

А. Эстрин
Тайна посвященного _
данный Великой Ложей Англии. В
екатерининскую эпоху проявился талант
Николая Ивановича Новикова — «отца
русского просвещения». Задачей «Вольных
Каменщиков» Новиков считал «познание
Бога, натуры и себя, и для показания
между многими ложными, одного
истинного к тому пути».
Новиков стремился улучшить моральное
состояние общества с помощью
образования, науки, специально издававшихся
им книг и журналов. Широко известна
и благотворительность Новикова —
«бесплатная аптека, раздача хлеба
крестьянам, денежная помощь неимущим». Это
бескорыстие нельзя считать случайным.
Помощь нуждающимся — одна из
заповедей «Братства».
Екатерина II, не отличавшаяся
высокой нравственностью, обрушила на
масонов репрессии, и Новиков оказался
в Шлисссльбургской крепости.
Нужно сказать, что стремление к
справедливости всегда встречало яростное
сопротивление. Так, к примеру, пострадал
Александр Федорович Лабзин, конференц-
секретарь Академии художеств, автор
масонских книг. Когда высокопоставленные
подхалимы стали настаивать на избрании
А. А. Аракчеева — военного министра
Александра 1 — в почетные члены
академии (на основании его близости к
императору), возмущенный Лабзин предложил
избрать лейб-кучера Илью Байкова,
который «еще ближе к государю и да-же
сидит впереди его». Финал этой истории
закономерен — ссылка Лабзина в город
Сенгилей Симбирской губернии.
Как уже отмечалось, Александр I в
1822 году запретил масонские ложи,
хотя сам он в молодости относился к ним
более чем благосклонно.
Всем известно, что суровость российских
законов смягчается их неисполнением.
В силу этого правила масонство в
России не исчезло. Только после Октября
1917 года «Братство Вольных
Каменщиков» перестало существовать. Но уже
в декабре 1918 года во Франции был
образован Русский масонский комитет.
Во время войны против гитлеровской
Германии масоны принимали участие в
Сопротивлении, несмотря на преследования.
В настоящее время существуют три
русские ложи в Париже и десять —
в России.
А. Эстрин
Редакция благодарит отдел организации
выставочных работ Российской
Государственной библиотеки за помощь в
подготовке публикации о масоиах. Особую
признательность выражаем кандидату
исторических иаук Андрею Ивановичу
Серкову, старшему научному сотруднику
Отдела рукописей. л
СТРАНА ФАНТАЗИЯ
Р. Кац
«История
советской
фантастики»
-. Колебания настроений Первого
секретаря ЦК КПСС, безусловно,
оказывали влияние на книжно-журнальный
процесс в стране. Скажем, повесть
«Третья ракета» Василия Быкова,
попавшая Никите Сергеевичу под
горячую руку, была изъята из уже
практически отпечатанного тиража
«Нового мира> (произведение об
экстремальной ситуации на космодроме,
сюжетно предвосхитившее
последующие события времен Карибского
кризиса и внеочередного испытания
ракет системы «Восход»). С другой
стороны, прочитанные Хрущеву за
завтраком в Пицунде главы из новой
поэмы Твардовского «Теркин на
Луне» (еще более «крамольной», чем
только что не пропущенная
цензурой поэма «Теркин на том свете»)
так понравились Никите Сергеевичу,
что он с ходу дал разрешение
напечатать сразу оба произведения, и не
только в «Новом мире», но и в аджу-
беевских «Известиях». (Уже из
верстки цензура все-таки выгрызла одно
четверостишие: «Где Россия, где
Луна — // Не поймет Василий...»
и т. д.— на том основании, что,
дескать, рифма «Луна» — «ни хрена»
не является литературной и
одновременно бросает тень на спутник нашей
планеты...) И все же литературная
«оттепель», как называл это состояние
общества Илья Эренбург,
продолжалась, вне прямой зависимости от
амплитуды хрущевских нагоняев и
милостей.
Свободомыслие захватило все
новые плацдармы. Сталинский «лунный
проект», продолжателем которого по-
прежнему считал себя Хрущев (во
всем остальном уже осудивший
Сталина), все чаще являл свои крайне
непривлекательные, зловещие черты.
Вся «лагерная проза» была
направлена, с одной стороны, против без-
♦ Окончание. Начало — в №№ 4 и 5 за этот
год.
S48

мерного унижения ни в чем не
повинного человека, а с другой —
развенчивала шизофреническую
гигантоманию вчерашнего «вождя». В
появившемся тогда стихотворении Евгения
Евтушенко «Наследники Сталина» не
случайно были и такие строки:
Стране миллионной
дыханье сдавила узда,
Но бронзовым взглядом
еще он и космос обшаривал.
И даже Луну он
чуть-чуть не загнал в Магадан —
За то, что посмела
светить и в другом полушарии...
О противостоянии «Октября» и
«Нового мира» в шестидесятые годы уже
написано так много справедливого и
несправедливого, что вряд ли есть
смысл повторяться. Достаточно
сказать, что с момента отставки
Хрущева и прихода к власти Брежнева
позиция видимого «нейтралитета» в
спорах между фантастами всегда
была довольно призрачной, и чем
дальше, тем чаще вновь торжествовала
одна-единственная «линия». Конечно,
в ряде случаев высшие партийные
вожди вынуждены были
отмежевываться от слишком крайних,
оголтелых просталинских публикаций
своих союзников. Так, когда вышла в
свет книга-памфлет Ивана Шевцова
«Тля» и «Октябрь» немедленно
объявил ее «факелом» и «светочем»
подлинно советской фантастики,
«Новому миру» все-таки разрешили «свое
суждение иметь».
Сюжет «Тли» был более чем
незамысловат. Действие разворачивалось
в крупнейшей обсерватории страны.
Молодым астрономам Владимиру
Машкову, Петру Еременко и
нескольким другим, ратующим за то,
чтобы в духе «живых народных
традиций» наблюдать за фазами Луны,
мешают работать их противники.
Антагонисты положительных героев —
Борик Юлин, Аркадий Пчелкин и сам
директор обсерватории Осип
(Иосиф?) Иванов-Петренко желают,
в угоду «новым веяниям»,
переместить тубус телескопа в сторону от
«генеральной линии» и наблюдать за
всяким небесным мусором —
кометами, туманностями, сверхновыми и
прочим — на том лишь основании, что
наблюдение этого хлама «пользуется
уважением на Западе».
Положительные герои, клянясь идеалами
Октября, слишком часто для обычной
прозаической вещи произносили по
поводу своих оппонентов слова типа
«предатели», «ревизионисты»,
«астрономические власовцы» и ненавязчиво
советовали мелькающим время от
времени инструкторам ЦК и
усталого вида майорам госбезопасности
«навести наконец порядок» и «дать
в конце концов отпор». Книга носила
столь явный оттенок литературного
доноса, что власти вынуждены были
дистанцироваться от этого опуса.
Даже космонавту Павлу Леонову,
напечатавшему в книге Шевцова свое
предисловие, было тактично
рекомендовано «наверху» дезавуировать свою
подпись, что тот немедленно сделал
через «Литгазету». Язвительный
отклик «Нового мира» навсегда
припечатал эту вещь, превратив ее в
символ внелитературного стукачества.
Однако во многих других случаях
власти солидаризовались с
«Октябрем», одновременно все усиливая
цензурный нажим на «Новый мир».
Причины такого давления были
достаточно просты. Тихое смещение Хрущева,
как и смерть Сталина в свое время,
не остановило ход подготовки нашей
«лунной программы». Каждое
следующее «поколение» советских
руководителей по-прежнему не оставляло
маниакальных желаний
«стратегически овладеть Луной» (психоаналитики
наверняка бы увидели в этом
многозначительный смысл!). Пока при
Хрущеве дела института Королева шли
относительно неплохо, Никита
Сергеевич мог даже иногда быть
снисходительным к фронде, оспаривающей
необходимость такой программы у нас
в принципе. («Ничего-о-о,— в таких
случаях обычно говорил Хрущев.—
Сегодня нашего Юрку в космос
выпустили, а завтра целую дивизию на
Луну запустим, и оттуда она всем
покажет кузькину мать!..») При
Брежневе, когда уже в 1966 проект
«Катапульта» снова по непонятной
причине застопорился, руководство страны
вынуждено было, как и при Сталине,
заменять реальные успехи
идеологической «накруткой». Незаменимый
Кургузов, к которому в 1963—1964
годах несколько охладел Хрущев, при
новом руководстве имел все
основания опять попасть в фавор. Пока же
он делал все для того, чтобы его
Секция, на которую в некоторых
издательствах уже начали было посмат-
149

о
°
A
Л
li
ривать свысока, вновь становилась
боеспособной единицей. Кургузов
ждал какого-нибудь большого
государственного провала, резонно
надеясь, что такового долго ожидать не
придется, и вот тогда-то и покажут
свою преданность, стойкость
«автоматчиков партии» фантасты Секции.
Однако на этот раз Кургузов
ошибся. Первотолчком к «развороту»
послужил не очередной взрыв иа
космодроме. Случилось кое-что похуже.
Извлечения из главы
VII. «...Вынул ножик
из кармана» (1968)
19 августа 1968 года весь мир
облетело сенсационное сообщение:
американский космический корабль
«Аполлон-И» достиг окололунной
орбиты, после чего кабина с двумя
астронавтами отделилась от корабля
и совершила посадку на Луну.
Астронавты Нейл Армстронг и Эдвии
Олдрин первыми ступили на
поверхность спутника Земли. Главная мечта
советского народа была наконец
осуществлена.
Только не нами.
Два десятилетия спустя тогдашний
член Политбюро Петр Шелест
рассказывал журналисту Андрею Кара-
улову, что сенсационная новость
застала Л. И. Брежнева врасплох.
Еще две недели назад руководители
ГРУ и ПГУ, вызванные в Кремль с
отчетом, уверяли, будто американцы
безнадежно застряли на испытаниях
двухместного корабля «Джемиии», а
программа «Аполлон» после
неудачного старта «Аполлона-I» в феврале
1966 года чуть ли не вообще
заморожена.
Во второй половине того же дня
19 августа было созвано экстренное
заседание Политбюро. Запись
трансляции, так и не показанной в СССР,
была просмотрена в угрюмом
молчании. Такой подлости от американцев
не ожидал никто. «Узнай мы, что в
США только что закончено
построение коммунизма, мы и то были бы не
так ошарашены,— вспоминал все тот
же Шелест.— Это было похоже на
катастрофу. Наша цель, к
достижению которой мы стремились
несколько десятилетий, оказалась нагло
присвоенной потенциальным
противником. Впору было либо поднимать
белый флаг капитуляции, либо
объявлять в войсках повышенную боевую
готовность...» После долгих споров все
в конце концов согласились с
предложением Михаила Суслова не
признавать в Советском Союзе достижение
американцев как факт, просто
игнорировать его в ряду всех прочих
злокозненных инсинуаций врагов
мирового социализма — мало ли
клевещут на наш строй!
На следующий день, 20 августа,
многие читатели газет обратили
внимание на две довольно загадочные
публикации. Одна статья была
напечатана на первой полосе газеты
«Прайма» и называлась коротко:
«Заявление ТАСС». Вторая
называлась длинно — «Не надо врать,
господии президент!» — и вышла в «Лит-
газете»; подписали это обращение
С. Кургузов, С. Шпанырь, Г.
Марков, О. Хрусталев и другие
фантасты. Понять смысл обеих статей, не
зная ничего о полете «Аполлона»,
было совершенно невозможно.
«Заявление ТАСС» почему-то
предостерегало Соединенные Штаты от попыток
«вбить клин между странами
социалистического содружества, посеять
неверие в достижения советской
науки», а потом вдруг, вие всякой
связи с предыдущим текстом,
напоминало о безопасности Кубы и о
«недопустимости милитаризации
космоса». (Фраза о Кубе, вставленная
в «Заявление» на всякий случай, по
совету осторожного министра
иностранных дел Громыко, вкупе с
«космосом» вызвала к жизии
невероятный слух, будто бы с территории
«Острова Свободы» мы запустили к
Луне ракету, которую-де американцы
и сбили, приняв за баллистическую.
Называлась даже фамилия
погибшего космонавта — Громов, вообще
неизвестно откуда взятая...) «Кол-
лективка» писателей-фантастов в
«Литгазете» была столь же невнятна,
хотя еще более любопытна. Дело в
том, что в день триумфа «Аполлона»
президент США Линдон Джоисон
действительно выступил с коротким
обращением к нации, содержавшим
поздрввлення с победой. В обращении
были, в частности, слова: «У
американской астронавтики за минувшие
годы было немало просчетов. Но
теперь наконец она взяла реванш».
Последнее слово, выдернутое из
контекста, и обыгрывалось в письме фан-
150

тастов. «О каком реванше сегодня
толкуют в Вашингтоне и в Бонне? —
вопрошали писатели.— Или, может
быть, народы США и ФРГ забыли,
кто был настоящим победителем во
второй мировой войне? И какая
именно страна запустила в космос первый
в мире пилотируемый корабль
«Восток»? Ваши угрозы не делают чести
Соединенным Штатам, г-н президент.
Ваши попытки перечеркнуть все
великие достижения советской
космической науки бесполезны и
кощунственны». Письмо заканчивалось
обращением к «нашим коллегам за
океаном, американским писателям-
фантастам Рэю Брэдбери, Роберту
Шекли, Клиффорду Саймаку, Геири
Каттиеру и другим» с пожеланиями
вразумить своего президента иа благо
мира и прогресса. (Генри Каттнер,
правда, едва ли смог бы послушаться
своих советских коллег, ибо
скончался еще полтора десятилетия до того
и был вписан в верстку уже готовой
полосы «Литгазеты» замороченным
дежурным редактором — вместо
исключенного из текста по требованию
Главлита «антисоветчика Роберта
Хайнлайна».)
К лету 1968 года Москву не
слишком тревожили демонстративные
эскапады Белграда и Бухареста
(Чаушеску, например, разрешил
транслировать в Румынии высадку
американских астронавтов и даже
обратился к Джонсону с витиеватыми
поздравлениями). Однако поведение
Праги все более настораживало
брежневское Политбюро.
«Пражская весиа» 1968 принесла
Москве много тревог. Александр
Дубчек («Саша», как звал его
Брежнев) понимал, что экономика страны,
с каждым годом все более
интегрированная в гигантский космический
проект Большого Брата, скоро не
выдержит и надорвется. Отто Шик в
своем докладе «Лунный блеф»,
прочитанном на майской сессии ЦК КПЧ и
позднее ставшем «экономической»
частью знаменитой декларации
«2000 слов», блистательно доказывал:
у Чехословакии нет и быть не может
реальных оснований строить свои
промышленные программы в расчете на
неуемные аппетиты Главкосмоса
СССР. «Каждый грамм лунного
грунта, привезенного на Землю,
обойдется нашей стране в миллионы и
миллионы крон,— отмечал автор.—
Готовы ли наши налогоплательщики
платить за стратегическое любопытство
восточного соседа такую цену?»
На следующий день советские
тайки вошли в Прагу.
Корреспондент «Правды» Сергей
Борзенко, въехавший в город на броне
вместе с автоматчиками, рассказывал
в первых же своих репортажах о
«толпах хулиганов, выкрикивающих
грязные ругательства». В
действительности же демонстранты осаждали
танки с именами американских
астронавтов на устах, о чем, естественно,
журналист написать не имел права,
даже если бы захотел. К сожалению,
жители Чехословакии, рисовавшие
мелом иа стенах и на танковой
броне контуры «Аполлоиа-П», и
представить себе не могли, что офицеры-
танкисты (не говоря уж о рядовых
автоматчиках) вообще не знают
ничего о высадке Армстронга и Олдрииа
и не понимают смысла изображений.
Пользуясь этой неразберихой,
«Правда» в те дни писала: «Воинствующие
молодчики рисуют иа стенах
атомные бомбы н ракеты, надеясь, что
американский генерал Макартур
придет иа помощь отщепенцам и
ревизионистам...»
Вечером 21 августа Степан Кургу-
зов был срочно вызван в Кремль. Шеф
Секции фантастов, еще когда ему
двумя днями раньше позвонили из
«Литгазеты», догадывался, что теперь
его помощь будет снова постоянно
необходима. Идя на встречу, Кургузов
прихватил с собой несколько
сигнальных экземпляров фантастических
романов писателей — членов Секции,
рассказывающих о нашем славном
покорении Луны. Судя по мемуарам
самого С. Кургузова, принял его
непосредственно Брежнев, причем
Суслов тоже молча присутствовал при
разговоре. Речь шла о Чехословакии
и о Луие. «Я надеюсь на поддержку
наших выдающихся
писателей-фантастов,— сказал Брежнев, вежливо
перелистав книжки.— Кроме того, вам
сегодня предстоит нелегкая задача:
вы должны осторожно, но твердо
развенчивать миф о якобы имеющемся
космическом приоритете США.
Действуйте так же, как и раньше.
Пишите еще активнее — никаких
сложностей с публикациями у вас не будет.
Важно, чтобы народ не утратил веры
в силу наших достижений, не
поддался буржуазной пропаганде, не принял
151

* какой-нибудь случайный наш просчет школьников, взахлеб читающее «Не-
х за признак слабости...» знайку на Луне», приучалось к мыс-
Pi Кургузов вернулся со встречи окры- ли, что первенство Незнайки, ступив-
jj ленный и тут же назначил закрытое шего на Луну,— ворованное, иеиа-
я| заседание президиума Секции. Сте- стоящее. Что прав не тот, кто успел
21 нограмма в тот день не велась, и по- раньше, а тот, кто долгим честным
•I тому сейчас установить, о чем шел трудом заслужил победу.
разговор конкретно, не представляет- Перемены коснулись не только ли-
|] ся возможным. Очевидно, С. Кургу- тературы. Вновь начались попритих-
зов делился полученными инструк- шие было гонения на джаз (кому-то
*| циями. Так или иначе, уже к октяб- пришло в голову, что фамилия Луи
рю 1968 года самые надежные «кад- Армстронга будет напоминать о
ры» Секции — В. Понятовскин, Аи. Нейле Армстронге). Вновь была выко-
Спирин и все еще бодрый Сем. пана из небытия статья М. Горького
Шпанырь — разразились новыми ро- о «музыке толстых» и его же люби-
манами' на злобу дня: соответствен- мое присловье: «Сегодня он играет
но «Десантом на Луну», «Кораблями джаз, а завтра будет против нас».
Вселенной» и «Перед стартом». Надо После чего последний джаз-клуб в
заметить, что в условиях, когда на Ленинграде — много позже оплакан-
поверхность Луны ступила нога чело- ный В. Аксеновым в романе «Ожог» —
века из США, сочинять поучитель- приказал долго жить. Джаз было,
ные истории о наших собственных конечно, жалко, но все остальное —
(грядущих) фантастических лунных втройне...
первопроходцах могли только очень «Оттепель» закончилась,
идейно стойкие и бестрепетные люди.
Наиболее заметным явлением стал в Извлечения
том же 1968 году роман детского главы
писателя Николая Носова «Незнайка
на Луне», выпущенный «Детской ли- VIII. Ьроцессы пошли (1969—1978)
тературой». В отличие от упомянутых В феврале 1970 года подал в отстав-
книг Понятовского, Спирина и Шпа- ку с поста главного редактора «Но-
ныря, книга была талантливая, хоть вого мира» Александр Твардовский.
и созданная в соответствии с «соци- В 1971 году произошла «смена ка-
альным заказом». Пожалуй, это был раула» в московском издательстве
единственный в своем роде образец «Молодая гвардия», откуда были уво-
«контрпропагандистской» литерату- лены наиболее либеральные сотруд-
ры, когда автор не опустился до злоб- ники. Таким образом, практически
ствований и халтуры. Главные герои вся «новая волна» фантастики оказа-
романа, глупые и нахальные коро- лась в безвоздушном пространстве.
тышки Незнайка и Поичик («мистер После внушительной оплеухи, которую
Понч»), захватывали космический ко- мы получили в 1968 году от амери-
рабль, построенный умником Знайкой канцев и которую, введя танки в Чехо-
■ со товарищи и таким вот контрабанд- Словакию, вернули мировой общест-
ным путем попадали на Луну. Описа- венности, любые признаки политиче-
нис высадки приятелей-жуликов на ских «заморозков» никого уже не мог-
поверхность Луны было точной, ма- ли удивить. Привыкли к закрытым
стерской и, надо признать, смешной процессам, привыкли к бесконечной
карикатурой на высадку американ- ругани в прессе, направленной
продев с «Аполлона». Нелепые клоуны тив «милитаристской и человеконена-
Незнайка и Пончик становились ко- вистнической американской фанта-
мическими двойниками реальных Арм- стики». Многие фантасты, прииципи-
стронга и Олдрина; даже напыщенная ально не входящие в Секцию, вынуж-
фраза Незнайки «Смелее, Пончик! дены были переквалифицироваться,
Теперь каждый наш маленький шаг обратиться к второстепенным жаи-
войдет в историю человечества!» рам. Пожалуй, из всех «звездных
(после чего герой презабавно падал мальчиков» начала шестидесятых
прямо в яму) была соотнесена с фра- только Василий Аксенов еще не из-
^ зой, действительно сказанной Арм- менил! фантастике (хотя и ему с каж-
* стронгом в момент выхода из модуля: дым гидом' все труднее становилось
i «Маленький шаг человека, огромный опубликовать без купюр каждую но-
х шаг человечества*. Целое поколение вую вещь, а многие так н не уда-
152

лось вообще). Да еще Сергей Потапов
писал по рассказу в год, изредка
мелькая в каком-нибудь периферийном
издании. Десятки
литераторов-фантастов ушли в «самиздат» и «тамиздат»:
это было опасно, ненадежно, но все-
таки лучше, чем писать «в стол».
Только за 1971—1973 годы во
франкфуртском «Посеве», в анн-арборском
«Ардисе» и парижском «Либерте»
вышло три десятка фантастических
книг, среди которых, конечно, были
переиздания (вроде «Не хлебом
единым» В. Дудинцева или повести
«Четверо» С. Потапова), но большинство
произведений были новыми. Лучшие
из этих книг отличались высоким
художественным уровнем и резкой
полемической направленностью.
«Астронавт Чонкин» Владимира Войновича
был, по сути, открытым вызовом той
приукрашенной и поднятой на котурны
фигуре космонавта, которую — чисто
«лабораторным путем» — вывели в
своих ретортах фантасты из Секции.
Чоикин был нарушением правил.
Маленький, дураковатый с виду, в косо
висящем гермошлеме, в скафандре с
чужого плеча, он и на Луне-то
оказывался по недоразумению, и орден
свой получал незаслуженно, по
наивности разогнав из корабельной
пушечки своих Соотечественников вместо
объявленных по рации американских
десантников. Чонкин да его невеста
Анка, техиик-смотритель с
космодрома в Море Ясности,— вот и все
«положительные герои», которых
автор весело противопоставлял
истинным жуликам и придуркам,
облаченным в парадные скафандры KB или
мышиные мундиры ЛГБ.
Извлечения
из главы
IX. «Лунарнум»
и вокруг (1979—1984)
Идея создать Неподцензурный
Неконъюнктурный Альманах Новой
Фантастики возникла уже к середине
семидесятых, когда «самиздат»,
распухающий на глазах у всех, мог
разрешиться от бремени как по эту, так и
по ту сторону Государственной
границы СССР.
Удобный случай представился в
феврале 1979 года, когда в
издательстве «Молодая гвардия» решено
было выпустить сборник «Лунариум»,
своего рода антологию лучших
произведений о спутнике нашей планеты
от Сирано де Бержерака.и. Эдгара
По до Вячеслава Курицына и
Степана Кургузова. Предполагалось, чтс
книга выйдет в подарочном издании,
с цветными иллюстрациями, на
отличной финской бумаге и большим
тиражом. По непонятным до сих пор
причинам вся работа над составлением
и редактурой «Лунариума» была
поручена всего одному молодому
сотруднику «Молодой гвардии» — при этом
отсутствовал обычно строгий
контроль за работой (вследствие ее
очевидной рутинности). Молодой
редактор не замедлил этим
воспользоваться.
В первую очередь был
сознательно нарушен антологический
принцип издания: глупо переиздавать
многократно тиражированное, когда есть
столько новых вещей. Составитель
почел своею прямой обязанностью
включить в книгу только
оригинальные, еще не опубликованные у нас
произведения. Мало того, не
отказываясь от «лунной» тематики,
составитель подбирал произведения не по
традиционному принципу... Благодаря
мастерству составителя каждая
«авторитетная» банальность, каждый
трюизм, каждый «освященный
славными десятилетиями» шаблон в
альманахе находили себе противоядие.
Так, в повести Евгения Велтистова
и Мориса Симашко «Гумга» речь шла
о поистине страшном месте —
закрытом поселении Гумга в лунном Море
Спокойствия. Название это даже
внешне напоминало ГУЛАГ, и по
существу поселок этот и был лагерем,
где формируются штрафные
батальоны. Мальчик Максим из семидесятых
годов XX века во время игры с
отцовским компьютером проваливался
в пространственно-временной тоннель
и попадал на Луну начала XXI века в
самый разгар непонятной «звездной
войны». Прилежный читатель
фантастики Максим и представить себе не
мог такого ада, какой он увидел
воочию. Повесть была написана
задолго до нашей афганской авантюры, но
выглядела гротескной, иллюстрацией
на тему «войны всех против всех».
Луна, как и положено, в повести
считалась первым земным форпостом на
пути инопланетной агрессии. Но ни
штрафники, кандидаты в «пушечное
мясо», ни их командиры, ни тем более
Максим не могли взять в толк, ка-
153

l!
■* I
4
it t\
кой смысл в этой войне без видимого
противника. Да и был ли ои, этот
противник, вообще? Не родился ли он
просто из-за сбоев компьютера
Генерального штаба? Такие мысли
приходят в голову героям иа протяжении
всего произведения. Но сделать они
уже ничего не могут: машина войны
пущена в ход, а раз так, нужны и
убитые, и дезертиры, и потери —
иначе война будет выглядеть
ненастоящей. Слово «Гумга»
превращается для мальчика в
самоубийственный символ общества, где слово и
ритуал неудержимо вытесняют
реальность, где все игры смертельны,
потому что «бой с тенью» ведется до по-
бедиого конца. Легко понять, почему
повесть Велтистова и Симашко,
пройдя через множество редакций, не
задержалась ни в одной: ее явная
антитоталитарная направленность и
твердое намерение писателей
избегать трафаретных оценок делали
произведение не приемлемым нигде, кроме
«Лунариума».
Можно согласиться с Борисом Хаза-
новым, заметившим, что «практически
все произведения, включенные в «Лу-
нариум», написаны в жаире шока».
У читателя, воспитанного иа «кургу-
зовском» рационе, Луна-концлагерь,
описанная в «Гумге», вызывала
потрясение. Еще больше могла шокировать
Луна-бордель из рассказа Евгения
Попова «Страдания молодого селе-
ноида» и повести Виктора Ерофеева
«Лунная красавица». И Попов, и
Ерофеев сокрушали штампы поистине
раблезианскими методами: иад
бесплодной и бесполой пустыней
пуританской фантастики всходила Луна,
вся переполненная плотью, почти
лопающаяся под напором могучих
жизненных сил. И кратеры, и горные
пики, и даже лунная пыль*— все было
олицетворением гениталий.
Возможно, метафоры писателей были
чересчур прямолинейны, а юмор скорее
задирист, нежели тонок, однако
эффект был налицо. Каждый поступок
ерофеевской «луиной красавицы» Ой-
ги, в лице которой (и в других, не
менее важных, частях тела) автор
изобразил своеобразного «тяии-толкая»
из европейской расчетливости и
русской чувствительности, был почти
пародийным перепевом тяжелой
«технологической» тягомотины
официальной НФ литературы. Там, где у Кур-
гузова, Понятовского, Маркелова,
Шпаныря, Казанцева, Спирина и иже
с ними серебрились лунные купола
станций и складов, дымили
заводские трубы и уходили ввысь тела
транспортных кораблей, где постоянно
«ковали что-то железное» или клей-
мнлн что-то зарубежное, там у
Ерофеева вызывающе стояла
непропорционально огромная трехспальиая
кровать под шелковым балдахином, в
которой каждый желающий (заплатив
по таксе) мог занять место рядом с
очаровательной Ойгой. Здесь тоже
были свои «технологические» процес-
сы, здесь давались и брались
повышенные обязательства, здесь
недовыполнялись или, напротив,
перевыполнялись намеченные планы и здесь,
наконец, агент любой из разведок
обречен был расстаться с одним из
своих жизненно важных секретов (не в
воеино-политическом, ио в чисто
физиологическом смысле этого слова).
На фоне угрюмой нетерпимости,
порожденной «холодной войной», еро-
феевский Дом терпимости на Луне
смотрелся прямо-таки симпатично и
мирно. По этой же причине и «юный
селеноид» Квекс нз рассказа Евгения
Попова, прилетевший на Луну из
другой звездной системы в надежде на
платные удовольствия в салоне мадам
Баттерфляйшмаи, очень выигрывал
в сравнении с бравым полковником
КВС Сухловым-Кобеньковским,
прибывшим на Луну якобы
инспектировать зенитные лазеры, а на самом
деле — с той же, что и юный Квекс,
целью. Оба героя рассказа прекрасно
знают, что никаких зенитных
лазеров на Луне нет и в помине (их
вообще пока еще ие изобрели), ио
землянин с идиотским видом следует
инструкции, в то время как
новоиспеченный селеноид целеустремленно
ищет бордель. Позднее Попова
обвиняли ие только в «порнографии», ио
и в «клевете иа нашу армию»; между
тем его Сухлов-Кобеньковский
представляет собой поистине
универсальный (как военный, так н цивильный)
тип отечественного номенклатурного
недоумка, привыкшего облекать даже
естественные желания в
неестественные бюрократические формы.
«Страдания молодого селеноида»,
созданные не без помоши табуированной
лексики и местами сделанные иа грани
фола, стали первой попыткой выхода
нашей фантастики в» еще одну
запретную тематическую область и — бла-
154

El
ь
годаря «Лунариуму» — попыткой не
последней.
Пожалуй, самым значительным и
самым дерзким произведением
альманаха стала повесть Виктора
Пелевина «Омон Ра». Автор не просто
подвергал сомнению некоторые
общепризнанные положения — своей повестью
он практически перечеркивал всю
«великую мечту советского народа»
как таковую. По Пелевину, весь
«лунный проект» от начала до конца был
надувательством: с космодромов
запускали пустые болванки, а победные
телерепортажи вели из специальных
студий. Повесть была написана до
того достоверно, с такой хорошей
проработкой деталей, что у читателя
закрадывалось невольное сомнение, в какой
мере произведение может считаться
фантастикой...
Надо отдать должное смелости
автора: публикация подобного
произведения в 1979 году неизбежно должна
была закончиться не просто
«проработкой» критики или обычными
обвинениями в «идеологической диверсии»,
но неприятностями куда более
серьезными. По некоторым сведениям,
повесть была написана еще в середине
семидесятых и тогда же предложена
журналу «Знамя». Автор «Омона Ра»,
к сожалению, не знал, что все
«подозрительные» произведения главный
редактор В. Кожевников, певец «щита
и меча», немедленно передает в
Комитет госбезопасности: в начале
шестидесятых такая участь постигла ро-
маи Вас. Гроссмана, через полтора
десятилетия пришел черед повести
В. Пелевина. Результатом этого
высокопатриотического поступка
редактора, как рассказывают, стал ночной
обыск в квартире писателя. Все
найденные экземпляры (и даже
использованная копирка) были изъяты
гебистами, а сам автор будто бы
приглашен был на беседу с самим
Юрием Андроповым. «Вам не откажешь в
интуиции, юноша,— говорил
Андропов, расхаживая по своему кабинету
на Лубянке.— Поэтому бросьте эти
писания. Вы ведь водолаз по
профессии, не правда ли? Вот и не
валяйте дурака, если ие хотите
однажды не всплыть на поверхность...
Что касается вашей повести, то
публиковать ее можно будет только лет
через двести, не раньще. Понимаете,
почему?..»
Согласно все той же версии беседы,
автор «Омона Ра» не стал спорить,
однако ровно через месяц после
разговора передал один из двух
спрятанных экземпляров повести составителю
«Лунариума» — писатель отчего-то не
хотел ждать двести лет...
Даже из всего этого
конспективного пересказа видно, что надежды
сделать предстоящий альманах
«легальным» были на самом деле
призрачными. Увидеть свет в нашей
стране подобная книга могла только
чудом. Именно потому составителю
«Лунариума» не осталось ничего
иного, как это чудо организовать. Затея
была, разумеется, самоубийственная:
в случае выхода альманаха из печати
уж составитель наверняка не смог бы
спастись от преследований. И все-таки
молодой редактор издательства
«Молодая гвардия» решился — и тем
самым навсегда вписал свое имя в
историю отечественной фантастики.
Звали этого редактора Владимиром
Щербаковым.
Personalia: Щербаков
Владимир Израилевич Щербаков
прожил короткую, но яркую жизнь. Родился
он в 1945 году в Москве. Отец его, Израиль
Маркович, был одним из тех «окулистов-,
вредителей», которых арестовали в
декабре 1952 года и реабилитировали сразу же
после смерти Сталина.
Альманах «Лунариум» был первой и
единственной его работой в «Молодой
гвардии». Как только альманах вышел в
свет, В. Щербаков был немедленно из
издательства уволен. Правда, большой
международный резонанс «Лунариума»
(рецензии в «Нью-Р1орк тайме», «Франк-
фуртер альгемайне», «Фигаро», «Гарли-
ан», обращение американского Пен-клуба,
Европейской ассоциации фантастов и
другие) помешал после ареста предъявить
Щербакову политические обвинения: он
был осужден только по статье
«Злоупотребление служебным положением в личных
целях». Просидев два года из отмеренных
ему шести, Щербаков неожиданно был
освобожден с условием немедленно
покинуть страну. После чего по приглашению
Эитони Бёрджесса, Кингсли Эмиса и Грэма
Грина вылетел в Англию. Самолет
«Аэрофлота» приземлился в лондонском
аэропорту Хитроу утром 18 мая 1981 года. При
выезде с территории аэропорта иа шоссе в
такси, где ехал Владимир Щербаков,
врезался нагруженный трейлер. Создатель
«Лунариума» погиб сразу, его не удалось
довезти даже до больницы, шофер такси
скончался в реанимации. Репортер «Тайме»,
первым оказавшийся на месте аварии,
высказал предположение, что это была
отнюдь не простая дорожная авария, а по
156

литиЦеское убийство. Однако реальных
доказательств у него ие было. Советская
печать не удостоила гибель В. Щербакова
ии единой строчкой хроники.
Самым трудным для Щербакова
оказался отнюдь ие сбор материалов для
альманаха (достойных рукописей было так много,
что составитель имел возможность
отобрать лучшее). Главное было — изобрести
способ, чтобы обмануть бдительный Глав-
лит, без визы которого ни одна
типографская машина не начала бы работать. После
того как двумя годами раньше главный
редактор журнала «Дальний Восток»
Захар Васильченко, уходя на пенсию,
напечатал в обход Лито «Луиу в тумане»
опального японского писателя Акинари
Уэда (тот, как известно, осудил наше
вторжение в Чехословакию и тут же
превратился для нас в «персону ион грата»),
контроль был усилен. О том же, чтобы
«официально» провести альманах в таком
виде, нечего было и думать: Секция ие
оставила бы от этого замысла камня на
камне. Вот почему В. Щербаков принял
отчаянное решение выпустить «Лунариум>
во что бы то ни стало и просто
поставить руководство Союза писателей перед
свершившимся фактом.
Надо признать, что способ был
придуман весьма остроумный. Дело в том, что
В. Щербаков подготовил к печати сразу
два «Луиариума» с одинаковыми
выходными данными и с идентичным
внешним оформлением. Первый содержал
упомянутые выше произведения Е. Попова,
В. Ерофеева, В. Пелевина и других, а
второй был той самой заказанной антологией,
составлением которой он и должен был
заниматься (там действительно были все
положенные для такого случая тексты —
от Сираио де Бержерака до фрагментов
«Катапульты» С. Кургузова). Затем
Щербаков дважды провел через Лито второй
«Луиариум» и аккуратно поменял
проштампованные цензором титульные
листы. Остальное было делом техники: оба
«Лунариума» спокойно печатались в
разных типографиях, только за
«официальный» платила «Молодая гвардия», а
«подпольный» оплачивал Щербаков из своего
кармана (для этого ему пришлось продать
дачу; этот факт, всплывший иа суде,
сильно затруднил работу государств еииого
обвинителя, пытавшегося доказать
сначала, будто Щербаков действовал
исключительно из корыстных побуждений...).
В ноябре 1979 года оба тиража были
отпечатаны. Сразу же из типографии,
минуя базу в Столешниковом переулке, по
пять тысяч экземпляров каждого
«Лунариума» было отправлено, соответственно,
в «Книжный мир» на Кузнецком мосту и в
Центральный Дом книги на Калининском
проспекте. Благодаря путанице,
вызванной полным внешним сходством двух книг,
все полученные м агазинамн экземпляры
были проданы без помех в течение первого
же дня 17 ноября. Руководство Секции
тоже некоторое время было
дезориентировано. Истерический телефонный звонок
днем 17 ноября Анатолия Спирина домой
Кургузову и его слова о том, что «в Доме
книги на Калининском поступил в продажу
«Лунариум» — антисоветский альманах
фантастики», был сочтен Степаном
Петровичем за проявление старческого маразма
его соратника. Как раз накануне он лично
получил из «Молодой гвардии» десять
авторских экземпляров альманаха со своей
«Катапультой» и один водрузил на полку.
«Я, что ли, антисоветчик? Совсем сдурел,
пенек старый!» — буркнул в ответ Кур-
гузов и, больше ничего не слушая,
бросил трубку...
Приведя этот любопытный обмен
репликами со слов самого С. Кургузова, жур
налист Марк Дейч в статье «Лунариум»,
десять лет спустя» («Столица», 1989 год)
далее замечает: «Уже через два дня
уловка Щербакова была раскрыта, остаток
«иезакоииого» тиража конфискован и сги-
иул в необъятных подвалах мрачного
здания на площади Дзержинского. Все
надежды, что руководители Союза писателей,
прочитав злополучный альманах, внезапно
прозреют и дадут возможность выпускать
его и далее, были, без сомнения, тщетными,
а сам «партизанский» поступок Влади
Щербакова — мальчишеством чистейшей
воды. Наоборот, злобное негодование
оскорбленных в своих лучших чувствах
членов кургузовской Секции уничтожило
даже малейшую возможность «других»
фантастов хоть каким-то образом
ужиться с «официальными» творцами НФ.
Случай с «Лунариумом», скорее всего, дал
лишний повод Степану Кургузову вновь
«крепче сплотить ряды», удвоить
дисциплину, утроить бдительность и еще раз
обозначить Секции ее законное место в
«идеологической схватке двух систем».
(...) Но был ли поступок Владимира
Щербакова бессмысленным, «вредным» и
«провокационным», затормозившим будто бы
«поступательное движение к
компромиссу», как позднее выражались некоторые
«либералы» от НФ? Не думаю. В царстве
лени, тоски, мертвой апатии Владимир
Щербаков был одним из немногих, кто
не струсил, рискнул всем, что у него было.
Несколько тысяч синих книжек
«Лунариума» разлетелись по стране, и они-то
были настоящим глотком свободы, первой
ласточкой, которая возвестила о весне
задолго до самой весны...»
X. Эпилог (1985—1993) -
Официально Степан Кургузов подал
в отставку с поста руководителя
Секции фантастики СП СССР 26 июня
1988 года, на следующий день после
известного доклада Михаила
Горбачева на XIX партийной конференции.
«Странно, что он не сделал это
раньше»,— так лаконично прокомментиро-
157

I
I
«I
81
a
II
вала эту отставку обозреватель
«Московских новостей» Надежда
Жукова. Однако на самом деле уход
С. Кургузова в тень еще в минувшем
году многим казался маловероятным.
Как ни парадоксально, глава
Секции воспринял первые шаги
перестройки и гласности почти с
энтузиазмом: его деятельной — несмотря
на солидный уже возраст — натуре
был не по душе вязкий кисель
застойного бессобытья (даже в сфере
«идеологической борьбы», после энергичной
расправы с «Луиариумом» в 1979 году,
крупных дел больше не было). Еще
в 1986 году Степан Кургуэов одним
из первых в прессе выступил против
«сталинского самовластья,
тормозившего развитие нашей литературы и
иауки». Отвечая на вопрос
корреспондента «Огонька», Кургузов тогда
же говорил: «Сегодня некоторые
толкуют о том, будто именно благодаря
Сталину и наша научная фантастика,
« наша космическая наука шагнули
далеко вперед. Это вранье! Как
руководитель Секции ответственно
заявляю, что фантастика в нашей стране
развивалась не благодаря, но вопреки
Сталину. Самые талантливые
писатели-фантасты стали жертвами
политических репрессий: сгинули в лагерях
Леонид Полярный, Николай
Олейников, Андрей Чернышев, Даниил Креп-
тюков, вернулся с Колымы инвалидом
Григорий Рапопорт. Еще раньше
трагически погиб мой большой друг
Алексей Лежнев, закрыт был едииственный
в стране альманах фантастики
«Селена». То же в полной мере касается и
ракетостроения. Если бы не
сталинский авторитарный стиль руководства,
помноженный на сталинскую
подозрительность, наши исследования в этой
области шли бы полным ходом еще в
сороковые годы. К большому
сожалению, все мои попытки высказать
свое мнение и в годы культа, и в
последующие годы немедленно
пресекались. Не секрет, что один из моих
собственных романов — «Конец
«Острова Негодяев» (довольно удачный,
если верить некоторым видным
американским критикам) — был
запрещен именно по политическим
причинам...»
Отдадим должное Кургузову: в том,
что наконец-то А. Лежнев был
реабилитирован, есть и заслуга главы
Секции. Именно Кургузов настоял на
репринтном издании первых двух,
самых редких, выпусков альманаха
«Селена», а также именно он стал
инициатором подготовки
мемориального сборника воспоминаний «Мы
знали Алексея Лежнева», что было
приурочено к столетию со дня
рождения руководителя «Красных
Селенитов» (1987 год). В эти же годы
выходят в свет переизда ния романов
Аристарха Обольянинова, Вячеслава
Курицына, Леонида Полярного (все —
с предисловиями С. Кургузова). Глава
Секции добивается не только того,
что нормальным тиражом выпущен
известный уже всему миру некогда
опальный роман Владимира Дудиице-
ва «Не хлебом единым», ио и
ходатайствует перед Идеологическим
отделом ЦК, чтобы ленинградскому
журналу «Нева» разрешили напечатать
«Белые одежды», новый роман
писателя. Есть все основания полагать, что
инициатива восстановления в Союзе
писателей Евгения Попова и Виктора
Ерофеева (февраль 1988 года) и
решение Секретариата СП СССР об
увековечении памяти К- Булычева
(месяцем позже) исходило опять-таки
от Кургузова, хотя, по известным
причинам, этого Степан Петрович не
афишировал. В кулуарах Секции
некоторое время ходили невероятные
слухи, будто бы во время своей поездки
в США в качестве главы
официальной делегации советских фантастов
(апрель 1988 года) Степан Кургузов
встречался с «самым большим
антисоветчиком», «ястребом» и т. п.
Робертом Хайнлайиом и едва ли не
пригласил его посетить Советский Союз.
Доклад М. С. Горбачева на
XIX партконференции оказался для
С. Кургузова роковым. Беда была не
в том, что Михаил Сергеевич признал
уже очевидный для многих факт
приоритета США в области освоения
Луны (начиная с 1986 года цветные
портреты Армстронга, Олдрина и
Коллинза можно было уже купить не
на «черном рынке», нз-под полы, а в
киосках «Союзпечати»),— Горбачев
сделал шаг к полному отказу от
«лунной идеи», произнеся загадочные
слова о каком-то «асимметричном
варианте». И хотя тут же были
сказаны успокоительные фразы о
«непреходящих заслугах советских
писателей-фантастов», Кургузов мгновенно
'понял: это конец. Эпоха
государственного патронажа одному
литературному жанру в связи с отмирани-
158

ем прежней «руководящей идеи»
закончилась. Отныне научной
фантастике в СССР предстояло существовать
без «официального статуса», наравне
с обычной прозой и даже поэзией.
(«Пахана» перевели в лагерные
«шестерки» —в свойственной ему
афористической манере обозначил эти
перемены в Иерархии литературных
жанров Владимир Буковский.) Понятно,
что быть распорядителем на
собственных похоронах Степану Кургузову не
хотелось. Он предпочел сам уйти до
того, как все окончательно
разрушится...
1988—1991 годы стали временем
лихорадочно быстрой смены
читательских предпочтений. «Семейный
роман», эротический роман, авантюрный
роман уверенно потеснили роман
фантастический; скоро даже игры «в
космонавтов» стали считаться среди
детей дурным тоном, признаком
глубочайшей провинциальности.
Фантастика еще не покинула окончательно
стеллажи книжных киосков, но
только такая, где речь шла о призраках
или вампирах и где ничего не
говорилось о советских звездных
экспедициях и тем более — о Луне.
(Последнее слово все более приобретало
характер бранного, и в 1990 году
словарь «Малый Ларусс» уже
зафиксировал новые ругательства — «лу-
нарь» и «лунак»,— пришедшие из
России.) На этом фоне запоздавшие
дебаты в прессе о том, имеем ли мы
право отказываться от «главной мечты
советского народа — полета на Луну»
или нет, выглядели не более чем
малоприличной перебранкой, от которой
следовало оберегать юношество.
Сторонники небезызвестной
преподавательницы астрономии Нины Андреевой
утверждали, что «якобы высадка
американцев на Луну еще не факт», но
даже если «такая нелепая случайность
и имела когда-то место, она не может
изменить героических завоеваний
советского народа» (цитирую по газете
«Советская Россия»). Оппоненты тех,
кто «не поступился принципами»,
доказывали в свою очередь на
страницах «Огонька», «Московских
ведомостей» и «Московского комсомольца»,
что Луна — всего лишь огромный
камень в небе и что, мягко говоря,
довольно наивно связывать с камнем
«наши исторические завоевания» и
«тем более — наши планы на
будущее». Появившиеся в эти же годы
многочисленные прорицатели,астрологи и
некроманы также разделились в
соответствии со своими политическими
пристрастиями: наблюдая за фазами
Луны, одни предрекали скорую
экономическую катастрофу, другие —
медленный экономический подъем и все
вместе — близкий военный переворот.
В августе 1991 года обещанный
переворот действительно состоялся,
однако путчисты, поверившие пылу
газетных дискуссий, были обречены с
первых же часов. Как только из
опубликованных указов и обращений
ЧПКГ граждане узнали, что «еще
вчера советский человек чувствовал
себя представителем великой
космической державы» и хочет снова
чувствовать, как только выяснилось, что
теперь «нашей первоочередной задачей
станет незамедлительная подготовка
к запуску первого советского
космического корабля на Луну», участь
организаторов путча была решена.
Нового возвращения к «светлой мечте»
никто уже не хотел. Не случайно
самым распространенным плакатом в
августовские дии возле российского
Белого дома был «Коммунистов — на
Луну!» (Позднее известный философ
и публицист Григорий Померанц в
«Литгазете» посвятил
культурологическому анализу этого лозунга целую
полосу под названием «Что
изменится, если все коммунисты улетят на
Луну?».) Любопытно, что после
ареста заговорщиков никто, кроме вице-
президента, так и не смог внятно
объяснить, для чего же гэкачепистам
понадобилась Луна -и что они,
собственно, собирались с ней Делать. Врио
президента, напротив, на вопрос
следователя автоматически, не
задумываясь, ответил: «Кто контролирует
Луну — тот контролирует весь мир...»
Если бы Степан Кургузов узнал, что
фраза из его романа «Катапульта»,
так понравившаяся Сталину, стала
одной из причин бесславного провала
путча, он был бы очень удивлен.
Однако, как известно, именно 21
августа бывшего главу Секции
фантастики доконал сердечный приступ. #
159

МОЗАИКА
Ох уж этот
ленивец!
«Он висел на дереве у
самой макушки и вертел во
все стороны головой». Во все
стороны? Да. Дело в том,
что у трехпалого ленивца
длинню-ю-ю-щая шея.
Почти у всех млекопитающих,
даже у жирафа, только семь
шейных позвонков, тогда как
у этого ленивца их девять.
Любопытно, что у двух-
палого ленивца их шесть,
то есть меньше, чем у
большинства
млекопитающих!
Ленивец лазает по ветвям,
свешиваясь спиной вниз,
и его косматая серая с
зеленью шерсть растет не
от спины к животу, как
у других зверей, а
наоборот — от живота к спине.
На лапах у зверя
практически нет ладоней* и когти-
крючки растут прямо из
волосатой лапы.
Существует несколько
странное предположение, что
в шерсти ленивца
развиваются микроскопические
водоросли, которые и
придают ей зеленоватый
оттенок. Однако шерсть только
что родившегося малыша
тоже зеленоватого цвета! А
у него-то откуда быть
водорослям?
Q
D
D
□
D
□
а
а
□
□
□
D
Р
□
□
□
□
□
□
□
□
D
□
□
D
D
□
□
D
□
□
□
□
D
Берегла деньги
и здоровье
Жительница города
Шелби в американском штате
Монтана Амелия Лефингел
завещала после своей
смерти домашнему врачу
саквояж внушительных
размеров. Когда эскулап раскрыл
сумку, то нашел там не
деньги или ценные вещи»
а гору рецептов. Именно их
выписывал врач А малин в
течение последних сорока
лет.
а
□
D
ь
Когда оживает
история
То, что центральной
темой уроков истории в
израильских школах стала
история Иерусалима,
послужило стимулом создания
нового проекта столичного
Музея Израиля. Суть этого
уникального проекта состоит
в том, что в залах
археологического отдела перед
группами школьников
разыгрываются исторические
сцены с участием царя Давида,
царя Ирода, императора
Адриана, ассирийского царя
Синахериба и Иосифа
Флавия.
Профессиональные
актеры, играющие в музее,
используют подлинные
предметы ушедших эпох,
благодаря чему юные зрители
могут увидеть в действии и
оценить достоинства экспо-*
натов. Школьники свободно
ходят среди актеров,
принимая непосредственное
участие в спектакле, что
создает непринужденную
атмосферу и пробуждает их
любознательность.
□
□
D
□
□
□
□
□
□
□
□
□
□
D
□
□
□
D
□
D
□
D
□
□
□
□
□
□
□
□
□
□
D
□
□
□
D
□
На фото: актер,
изображающий ассирийского царя
Синахерииа, рассказывает
израильским школьникам
историю его жизни в
археологической галерее Музея
Израиля,
Поедет ли утконос
в Японию?
Премьер-министр
австралийского штата Новый
Южный Уэльс объявил о планах
экспонировать на Всемирной
выставке 1996 года а Токио
парочку утконосов. Трудно
придумать более
подходящий живой символ
Австралии, чем это «невероятное»
млекопитающее, несущее
яйца и встречающееся только
в этой части света.
Однако такой
«командировкой» был бы прерван
существующий уже почти
шестьдесят лет
официальный запрет на вывоз
утконоса из страны; легально
он еще ни разу не
нарушался. Узнав о намерении
властей, часть австралийских
ученых, поддержанная
общественностью, выражает
протест. Видный биолог
Фрэнк Каррик из
университета штата Квинсленд в
Сиднее публично
предупредил, что животное может,
находясь в Японии или по
пути туда и обратно,
«всплыть брюхом вверх».
Другие же зоологи считают,
что при нынешней
совершенной технологии обращения
с животными за них можно
быть спокойными.
Кто победит в дискуссии
и поедут ли утконосы на
Всемирную выставку,
покажет время.
Рисунок В. Сарафаноша
160

1