ISSN 0130-1640
Knowledge is power*4 (F.Bacon)

Дорогой читатель!
В следующем полугодии мы сохраним все основные
направления журнала, постепенно расширяя разделы,
посвященные разнообразному чтению: историческому, рассказам
о животных, судьбам выдающихся людей,
интеллектуальному, развлекательному.
Сохраняем и «Лицей», этот небольшой журнал в
журнале, адресованный учителям, ученикам и родителям.
Интересно, что, родившись в недрах редакции, он повел себя
вполне самостоятельно и своенравно буквально с первых
шагов. Теперь в нем появится больше материалов по
вопросам психологии, постоянно возникающим у учителей и
родителей в общении с детьми и подростками. Для этого будет
публиковаться постоянная, из номера в номер серия
материалов.
Мы постараемся хоть как-то разрешить и одну из
самых назревших в школе проблем — отсутствие учебников
по ряду гуманитарных предметов, в особенности по
литературе XX века и новейшей истории: с номера 7 мы станем
публиковать материалы по ключевым темам из этих курсов.
Публикации будут взяты из пособий, получивших грант
Международного фонда «Культурная инициатива».

В НОМЕРЕ
2 Мир российской
провинции
B. Глазычев
НЕПОЗНАННАЯ
СТРАНА
8 Наука, которую мы
не потеряли
Ю. Лексин
СЛУЖИТЕЛЬ МЫСЛИ
22 Наука н общество
C. Яковленко
ЕСТЬ ЛИ ШАНС
У НАШЕЙ НАУКИ>
32 Курьер науки и техники
34 Природа, общество,
человек
А. Я блоков
ВСЕГДА ЛИ РИСК-
БЛАГОРОДНОЕ
ДЕЛО?
41 Во всем мире
42 Метаморфозы
традиционного
сознания
С. Лурье
КАК ТРАВА СКВОЗЬ
АСФАЛЬТ
53 Во всем мире
54 Проблемы планеты
Земля
И. Максимов
ЭТОТ МИР,
ВПИСАННЫЙ
В КВАДРАТИК
КАРТЫ
60 Волшебный фонарь
61 Во всем мире
62 Понять историю —
понять себя
Е. Стариков
ОБЩИНА:
ОТ РУССКОЙ
«МАРКИ»
К УРАВНИТЕЛЬНЫМ
ПЕРЕДЕЛАМ
71 Цифры знают все
72 Экспедиции, поиски,
находки
С. Гусаков
ДОРОГА СИФРА:
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
СПУСТЯ
81 Тест
СЛЕДУЕТ ЛИ ВАМ
САМОСТОЯТЕЛЬНО
ЗАНИМАТЬСЯ
БИЗНЕСОМ?
82 Библейские смыслы
Б. Бермам
ЗЕМЛЯ
86 Во всем мире
87 ЛИЦЕЙ
111 Во всем мире
112 Российский умострой
В. Царев
СТАРАЯ ПЫЛЬ
И НОВАЯ БЫЛЬ:
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
УНИВЕРСИТЕТОВ
118
132
136
139
Исторический детектив
В. Тюрин
А БЫЛ ЛИ ЗАГОВОР?
В. Иваницкий
ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЙ
ЛЕКСИКОН
Страна Фантазия
В. Ревич
«ИЗ ПУШКИНА —
ЛУНУ!»
Р. Кац
«ИСТОРИЯ
СОВЕТСКОЙ
ФАНТАСТИКИ»
149 Во всем мнре
150 Наука и ученые
В. Якобсон
БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ
152 И. Дьяконов
МОЯ ЖИЗНЬ
159 Мозаика '
160 Понемногу о многом
О бедности и богатстве,
об отношении к бедности
и богатству
в дореволюционной России
и о том, к нему это привело
в российской истории,
читайте в статье
Е. Старикова
«Община: от русской «марки»
к уравнительным переделам».
ЗНАНИЕ —
СИЛА 4/94
Ежемесячный
научно-популярный
н научно-художественнЪж
журнал для молодежи
Зарегистрирован 28.12.1990 года
Регистрационный № 1319
№ 4 (802)
Издается с 1926 года
Главный редактор
Г. А. Зеленке
Редакция:
И. Бейненсон
Г. Бельскан
B. Бредь
И. Вирко
(зам. главного
редактора)
C. Глейзер
М. Курячая
В. Ленин
Ю. Лексин
А. Леонович
И. Прусс
И. Розовская
Н. Федотова
Т. Чеховская
(ответственный
секретарь)
Г. Шевелева
Заведующая редакцией
А. Гришасня
Художественный редактор
Л. Розанова
Оформление
А. Ильиной
Корректор
Н. Малисова
Технический редактор
О. Савенкова
Сдано в набор 03.02.94
Подписано к печати 29.03.94
Формат 70ХЮ0 1/16
Офсетная печать.
Печ л. 10,0. Усл.-печ. л. 13,0
Уч.-изд. л. 17.07
Усл. кр.-отт. 52,00
Тираж 30 400 экз.
Заказ № 2140
Адрес редакции:
113114, Москва.
Кожевническая ул., 19. строение 6
Тел. 235-89-35
Ордена Трудового
Красного Знамени
Чеховский
полиграфический комбинат
142300. г. Чехов Московской области
Цена свободная
Индекс 70332

МИР РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ
Непознанная страна
Российская провинция — непознанная страна, и потому, в частности,
что познавать ее нам мешают разные устоявшиеся стереотипы.
Самое угнетающее наследие прошлого схематичного мышления —
это все усредняющая статистика, раскладывающая города по графам —
малые, средние, крупные, и всех усредняющая социология — решето,
через которое проваливается вся сущностная информация.
Отсюда и стереотипы, заслоняющие реальное индивидуальное
своеобразие каждого города. Эти стереотипы вредны и бессмысленны,
особенно сейчас, когда провинция пришла в движение.
Как ухватить явную и неявную трансформацию общества, значимые
микропроцессы, исподволь меняющие облик российской провинции?
Наш собеседник — Вячеслав ГЛАЗЫЧЕВ, архитектор, культуролог
вместе, в давние времена — постоянный автор и художник журнала,
ныне возглавляющий Академию городской среды, первую в России
независимую фирму, которая разрабатывает программы развития
среды — от квартала до города — по заказам государственных,
муниципальных и частных клиентов.
— Провинция — на самом деле
непознанная страна. К ней нельзя
подходить с готовым набором правил
игры. Социологический подход
оказывается мертвым тотально. Он хорош для
выборок или больших массивов. А лн-
рико-литературный — плосок, зависит
от настроения. Возможен только
контактный способ, способ погружения в
гущу силовых взаимодействий в среде
«молекулярных» поселений.
Необходимы некоторые условия
вхождения. Контакт с властью; без
него народ, инстинктивно
законопослушный, ни на какие контакты не пойдет.
Во-вторых, выход на центрального
носителя идей референтгруппы. Каждый
человек, с которым мы вступаем в
контакт, должен быть «умножен» на
число своих устойчивых связей с теми,
кто в большей или меньшей степени
ориентируется на его суждения.
Дальше можно включать любой
инструментарий, делать засечки, выяснять. И
делать это можно только в русле
понятной, конкретной
программно-проектной работы. Чужака ие впустят. Да
и с чего его впускать? Поэтому у

нас задача всегда имеет конкретную
форму — программа выживания и
развития того или иного вполне
определенного места. А поскольку мы люди
профессиональные, то нас начинают
уважать как людей, которые знают,
что и как.
Надо войти в контакт, выявить
личностный рисунок городского
сообщества, понять, как люди воспринимают
среду, в которой они находятся, найти
в ней болевые точки и выработать
многовариантные решения, в
обсуждение которых втягивать снова этих
людей, перекачивать через ннх
информацию. Это все просто. Примерно
так, как в медицине — поставить
диагноз. Всего-навсего. Это искусство
диагностики, хотя и имеет свою
технологию.
В нашу группу входят
деклассированные архитекторы (эта прежняя
профессия здесь очень важна), затем
те, кого очень условно можно назвать
«экологами» (откуда бы они ни
пришли — или выморочные экономисты,
или историки, но люди, сменившие
жанр, оказываются более гибкими,
динамичными, чем узкие
профессионалы).
В конце 1992 года мы
разыграли четыре сюжета: это был заказ
Дмитровского Совета (г. Дмитров,
Московская область), заказ мэра в
поселке Орджоникидзе (Крым), два
заказа Министерства культуры по
разработке концепции
социально-культурного развития городов Старица и
Тихвин.
Обычно мы на месте создаем
творческую группу, и люди за свое участие
получают компенсацию. Причем
платим мы. Это очень важно
психологически, что платим мы, а не городское
начальство, и что они получают по
труду, а не по рангу. Таким образом
мы путаем карты и ломаем иерархию.
С нашей стороны — трюковая
операция, совершенно сознательная,
рассчитанная. Наше действие всегда
возмущающее и этим принципиально
отличается от классического
исследования. Вот это вхождение в контакт
и есть самый эфф- ктивный способ
разрушить стерло] .мы, связанные с
российской провинцией.
Ну вот, представьте себе, город
Дмитров — 68 тысяч жителей.
Недалеко от Москвы. Нам кажется (по
стереотипу), что все деловое отсосано
в столицу, что градус
социально-культурной жизни тут должен быть ниже,
чем в удаленных городах. Тотально
неверно. Градус этот оказался тут чуть
ли не наивысшим; активность —
коммерческая, организационная,
менеджерская, культурная — невероятна.
Достаточно сказать, что в наше время
любительский театр тут превратился в
профессиональный и есть публика
театральная, и ее достаточно, чтобы
театр мог состояться! Три крупшейшнх
банка открыли здесь свои филиалы.
Кому это пришло бы в голову? А
среднедушевой доход в прошлом
году — в полтора раза выше, чем в
Москве.
И так всюду — стереотипы летят.
Как понять, в чем тут дело? Мы
применяем инструмент, который на
ученом языке называется «персонализа-
ция», а на просто человеческом
выясняем, кто определяет жизнь
города. В Дмитрове это довольно
значительная элитарная группа: снятие
«устава» сегодня вытащило на свет
тех, кого раньше словно и не было.
Во-первых, предприниматели, многим
владеющие и голос имеющие, и
прислушиваются к ним серьезно. Во-
вторых, бюрократическая верхушка во
главе с блестящим господином с
Бауманским институтом за плечами,
мгновенно соображающим, мгновенно
всасывающим информацию, умеющим и
управлять, и разыгрывать
демократические процедуры грамотно,
терпеливо, тактично и при этом со стальной
волей. Он пользуется несомненной
популярностью. Когда были перевыборы
на выморочное парламентское место,
он не прошел, потому что не явился
кворум, однако у явившихся он
получил большой процент голосов.
В-третьих, газета местная — ее ведут
университетские выпускники хорошим
русским языком, динамично и живо.
Вполне читаемая газета. В-четвертых,
очень активная и даже агрессивная
околоцерковная община —
обскурантистская, чуть глуповатая, как ей и
положено, но достаточно заметная. Не
считаться с ней невозможно. Есть,
наконец, очень сильная учительская
среда с ярким проявлением
личностных ориентации, а значит '-—
расслоением школ, формированием где
гимназий, где лицеев, где еще чего-нибудь.
Казалось бы, это только названия,
да? Но тут ведь как «смайл плиз»:
назовешься гимназией, и вроде уже
«невместно», как говорят за грани-

«1
tax
цей. Короче, свобода, которую люди
все-таки получили, а главное -
реализация собственного видения
вытянула массу тех, кто сидел тихо.
— Тогда вопрос: в чем вы видите
основные сдвиги, которые произошли
в небольших российских городах за
период так называемой перестройки?
Дошли ли до них наши столичные
игры?
- Самое главное, на мой взгляд,—
это исчезновение византийского
барьера вокруг власти. Наша
публицистика как-то игнорирует этот феномен,
она считает, что если обозвал власть
имущего дурным словом, то вот уже
«свобода» и есть. На самом деле все
сложнее и интереснее. Потому что
когда мэру не стыдно растить свинюшек
и получать свою «сарайку» - - это
существенно. Или когда бывший
секретарь горкома, а ныне председатель
райсовета занимается ульями и с этого
живет,— тоже очень важно. Какая-
то поведенческая демократизация,
которая действительно уравнивает всех
в гражданских правах. Думаю, имеиио
это подсознательно делает местных
руководителей более независимыми от
вышестоящего начальства, в том
числе и столичного. Потому что когда
заместитель главы районной админи
страции мечтает завести трактир у
переправы, то сама мысль о том, что
это возможно и, более того, даже
естественно, определяет всю будущую
ситуацию трактирного собственника.
По-моему, это грандиозная, великая
перемена.
Конечно, российско-советская
подозрительность к торговле, отношение к
ней как к занятию, за которое нужно
извиняться,— все это сохранилось
пока. Но быстро не пройдет. И
местные кооператоры, выпихнувшие
сложными процедурами кавказцев, пока
выживают торговлишкой сахаром и
прочим, однако мечтают все-таки
что-то делать; они как бы
потенциальные «хомо фабер», а коммерция

лишь средство первичного
накопления. Хотя сама эта извиняющаяся
интонация, конечно, притягивает
прежнее бытие.
И все-таки та псевдореформа, кото
рая волочится через нашу жизнь,—
ее как бы и нет, и все-таки она
есть,— значительно уменьшила веру
людей в умного начальника. Мало-
помалу начинают понимать, что груши
с неба не падают, что хочешь не
хочешь, а выкручиваться надо самим.
Конечно, при первой возможности
реликты проявляются: а вдруг "удастся
за грош пятаков купить, урвать,
схватить, выиграть .в «лотто»
миллион? Но это уже такое оживление
в жанре викторины. А в
повседневной действительности надо как-то
жить. И живут.
— А как живут?
— Вот вам ситуация в Лихвине, са
мом маленьком городе России.
Прежде всего — это рантье. Эффект,
который мы никогда не воспринимали
в социально-культурном смысле всерь
ез. Почти половина населения горо
да рантье: пенсии относительно
высокие, бесплатный проезд на
местном транспорте, поэтому всю свою
живность и все, что выращивают, они
тут же волокут в ближайшую
промышленную слободку, где ничего не
растет, но где люди вырвали у
властей по 70—80, а то и 100 тысяч и,
следовательно, все это быстро скупают.
В самом Лихвине я купить молока не
смог. Зато транспорт работает. Баня,
правда, закрыта, но баньки почти у
всех есть. Мэр Лихвина добыл гравий,
вывалили на улицу, может даже и
машина приедет, чтобы его разровнять.
Вода в колонках есть, достаточно
очищенная. Конечно, прорех много.
Столовой, например, нет. Местное
сельпо хлеб привозить не хочет, а
частник привозит свой «сниккерс»,
пиво баночное (причем свежее,
проверял), сосиски «галанские». Но
частник просачивается ничтожно. Одна
лавочка. Все остальные — казенные.
Пекарня было совсем закрылась по
причине аварийного состояния, но по
причине слабости с рабочими
местами так и не закрылась, и хотя новое
здание построено, там что-то не заве-
х О.
5

ЮТ
Si
зено, не смонтировано. Хлеб пекут.
Хлеб хороший. И никто работу не
потерял. Социальная ситуация в этом
отношении не сдвинулась с места.
Работают во всяких градообслужи-
ваюших местах. Есть еще место под
названием «Промкомбинат», где
делают бельишко, наволочки всякие.
Одно время даже хотели пух делать
для подушек, но этой сложной науки
отделения пуха от пера так освоить
и не смогли, вернулись к перу. Это
очень интересная модель. Кто там
работает? Женщины, в основном,
предпенсионного возраста. Работа
превратилась в клуб: иногда сырье
добудется, иногда — нет.
Директриса выбранная, молодая - оклад себе
положила, а дальше - иногда
работает, иногда не работает. Вот такой
«промкомбинат»! Есть молокозаводик
и как бы даже функционирует и
исправно речку отравляет. Какие-то
мастерские есть. Библиотека тоже
работает. Правда, столичного ничего не
выписывают. А вот в Мышкине,
скажем, с прессой полный порядок, все
выписывают. Книжки им в основном
дарят. В Опочининскую библиотеку
бывшие мышкинцы присылают, мы
привезли.
Главное — это полное отсутствие
ожидаемого отчаяния. Довольно
благостная атмосфера, я бы сказал.
Опирается она на то, что живут хорошо.
Лучше, собственно, никогда не жили.
Цены выучили очень быстро. В
Мышкине мы оказались в первые дни
ваучеров — когда пьянь пошла их сдавать
по 3,5 тысячи и загуляла на всю
катушку. Но остальные продавать не
торопились. И вот вам очень интересное
наблюдение: грань между пьющим и
непьющим стала довольно четкой.
В веселое брежневское время она
было размылась, сейчас обозначилась.
Не то чтобы все подались в
трезвенники, есть «спитой» остаток, но ои
четок, фиксирован, поименен и живет
своей жизнью. Тогда как основной
контингент резко протрезвел. Четче
прослеживается как бы «кастовость»,
отчужденность от пьяни. И это,
пожалуй, самая любопытная новая
черточка, которую я заметил.
Итак, в целом — настроение
спокойное. Отношения к столичным
играм — никакого. Мышкин, который
лежит в зоне Ярославской губернии,
посылал, когда мы там были,
делегатов на областной сход аграриев, и
даже в Москву кто-то ездил махать
флагом. Ангелина какая-то: она в свое
время была избрана в героини труда
и сейчас в своей позиции пребывает.
Но в основном это никого нисколечко
не колышет.
Менеджеральный слой озабочен
повседневными задачами выживания и
периодическими мечтаниями,
переходя из одного в другое. В общем
живут нормально. Сколько бы стон ни
стоял, всюду и все, кроме
окончательно запойных, одеты чисто, ново.
Школы ухитряются подкармливать. Сама
школа, скажем в Мышкине, буфет
свой открыла для внешнего люда — и
дешевле, и чище, и вкуснее, чем в
местной ресторации под названием
«Ресторан-бар». Школьники летом
занимались вполне осмысленным делом — у
них были какие-то делянки, они что-
то высаживали, подрабатывали этим.
Не видать тоски в глазу,
нисколечко. Можно встретить личностные
переживания, как в столице,
разумеется, у активного меньшинства. Мэр
Лихвина — человек молодой,
энергичный, с амбицией, настоящий
хозяин. Еще будучи учителем, он получил
от города руину под дом и сейчас
вдвоем с сыном с великими усилиями
приводит ее в чувство. Причем как
приводит: там выкружка в верхней
части рам оконных. Я спрашиваю:
«Что будете делать с рамами?»
А он: «Думал-думал, решил, что
оставлю. Стиль надо сохранять». А это
означает, между прочим, что ему надо
по кривой делать верх оконницы —
нешуточная дополнительная работа.
Вот такой человек. Он, естественно,
переживает, потому что оппозиция во
всех его действиях усматривает что-то
не то, что он хотел бы.
Оппозиция сорвала выгодную для
города сделку. Когда я говорю
«оппозиция», не думайте, что это что-то
партийное, определенное. Никаких там
партиев не знают, оппозиция — как
всегда на Руси: ежели ты власть, то
я — оппозиция. Скажем, кто-то из
оппозиции нарисовал вокруг Лихвина
карту древних поселений и тем самым
не даст отвести участок, чтобы но-
рильчанам построить дома и
переселить несколько семей. И мэр
переживает, но это переживания человека,
наталкивающегося на идиотизм
ситуации.
У городского головы Дмитрова —
самостоятельные контакты и с италь-

янской провинцией, и с голландской.
Вот этого всего мы недооцениваем.
У него там голландцы учили людей
картошку выращивать. Фермеры уже
выращивают. Конечно, статистически
это все неразличимо,
психологически — где с плюсом, где с минусом,
но безразличными не оставляет, а в
силу компактности демографического
куста внутренний информационный
поток достаточно интенсивен
И так, в общем, всюду. Мне не
встретилось места, где бы весьма
значительное число жителей (не
статистическое, конечно, а по значимости) не
повидало бы свет — ив Европах
бывали, и в Америках, и
пропорционально, наверное, не меньше, чем
столичные жители. И элита, и школьники,
и значительная часть межеумочного
слоя, Думаю, что это очень важно,
ведь само наличие впитанного внутрь
иного опыта — дело непростое.
Конечно, все это лишь «ростки»,
как когда-то говорили. Еще никуда не
ушла глубокая, закоренелая
расчлененность общества по
производственным секторам. И чем сильнее
промышленная феодальная структура
предприятия, тем больше она рвет это
новое сообщество на фрагменты.
Связисты — это отдельный мир, водители
автобусов — другой мир, водители
грузовиков — третий. Они ие
смешиваются, у них разные дома, разные
места для садовых участков.
Рыболовы и охотники — разные миры,
контакт между, ними невелик, а
пчеловоды — еще один. То есть, нав самом
деле, если мы возьмем городок (и
земли к нему так или иначе
тяготеющие), то его можно уподобить
многоэтажному дому в разрезе, где все
занятые у себя в квартире множеством
разнообразных дел, на лестничной
ли площадке, у общей ли входной
двери встречают друг друга только как
прохожие. По общему телу города
бродят лишь какие-то слабые токи до
тех пор, пока на полюса не подано
напряжение. Когда проявятся полюса,
аморфное тело начнет
структурироваться в силовом поле. Пока же есть
лишь слабое фоновое воздействие
возмущений в общем силовом поле
России.
— А что, по-вашему, определяет
индивидуальность города и что вообще
делает город городом?
— Уникальный рисунок группово-
личностных отношений делает города
решительно не похожими друг на
друга, такие, например, как Мышкин и
Старица.
От чего зависит этот рисунок? В
философском смысле это - случайность,
во всяком другом — все равно
случайность. Главное — сохранилась
или нет какая-то группа носителей
пусть реликтового, но все равно
городского сознания. Вот, пожалуй,
позиция номер один.
А если и сохранилась, то как -
весомо или маргинально? Вот в Мыш-
кине она весома, а в Старице,
которая больше Мышкина,— 6 тысяч и
9 тысяч, ие шутка, в полтора
раза,— она маргинальна. Причем
местных мало и там, и там. Наши
изыскания показывают, что горожан
третьего поколения в этих крошечных
местечках около трех процентов.
Представление о якобы неподвижной
провинции — иллюзия, по ней
прокатились все катки. Если обнаруживается
хотя бы двести человек, являющихся
активными носителями городской
культурной нормы, то это работает.
Например, в Мышкине библиотека и
музей оказались невероятно живым
местом. Как бы единственное, чем
городок гордится. Чем-то надо
гордиться — и за неимением чего бы то ни
было еще (а может быть, именно
поэтому) их лидеры оказываются
непременными участниками властного
процесса, хотя не имеют никаких
властных полномочий. Без них нельзя
обойтись, просто потому, что это как бы
никому не приходит в голову. Это вот
и есть, пожалуй, нечто новое, именно
постперестроечное. То есть они и до
перестройки были важны. Не надо
думать, будто прежде они никому не
были интересны. Народный музей в
Мышкине существует с начала
шестидесятых,— он собран энтузиастами,
старается избежать формализации,
получения статуса, крыши. Правда,
пока жив его создатель. Что будет
дальше — неизвестно, но сегодня
вся местная элита с ним связана или
из него вышла.
Произошло выскальзывание этого
слоя, владеющего орфографией,
синтаксисом и способностью выразить
нечто, из-под подкладочно-изнаночно-
го существования в легализованное,—
это и есть самая важная нынешняя
деталь. #
Беседу вела И. РОЗОВСКАЯ
7

£
НАУКА, КОТОРУЮ МЫ НЕ ПОТЕРЯЛИ
Служитель
В этом номере вы познакомитесь с двумя
жизнями людей незаурядных, талантливых
и бесконечно увлеченных своей наукой: один
из них — физик В. С. Троицкий, другой — историк
И. М. Дьяконов,
оба — признанные авторитеты
в своей области^ признанные всем миром.
Оба уже старики. Жизнь их прошла
при советской власти. Благополучная жизнь.
Удавшаяся. Они избегли сцилл и харибд
и в страшные, и в тоскливые времена.
Хотя, как водится в нашем Отечестве, более
известны за рубежом. И все же им могут
позавидовать многие.
Многие?
Вчитайтесь в очерк об одном
и автобиографию другого: как безжалостно
обошлась с ними эпоха, как обделены они
уже тем, что для самоспасения утыкались
взглядом только в стол, избегая смотреть
по сторонам.
Это очень разные люди, но на них лежит
единая печать безысходности личности перед
безжалостным временем.
8

-
♦
«Лет все же многовато,— говорит он.— И надо спешить». Лишь краем глаза
прислеживает он за безобразием жизни — что там? Еще не совсем страшно1
Там еще есть молоко и можно купить гречку? Там люди еще не сожрали дру[
друга? Но это их дело. Ни переубедить, ни остановить их нельзя. Значит,
остается одно, оно всегда и было единственным и главным: ловить, отлавливать
свои мысли, подстерегать приход их, потом удерживать, множить, сталкивать
друг с другом, проверять одну другою, лелеять одни и издеваться над другими,
забывать их и возвращать снова, мучиться их приходом и еще больше
страдать отсутствием их и в конце концов научиться самому странному и
необыкновенному — попыткам вызывать их, хотя вполне вероятно, что это чистый
самообман, огромный, но необходимый. Потому, что только это и есть жизнь.
Восемьдесят лет это все же многовато... Друзья умерли. Они в страницах
альбома, прижатые лицами друг к другу, лицо в лицо. Богатства он не нажил —
его не надо приумножать. Книги, дети. Но те и другие уже умеют жить без него.
Слегка мучает еда. Осталась всего треть желудка. «Есть надо восемь раз в
день и помалу. Если есть много, еда падает вниз, выделяется много адреналина,
бьется сердце, надо лежать. И хочется сладкого, а нельзя». Но можно думать.
И лучше не отвлекаться, ведь что-то сделать можно лишь в своем мышлении.
Это там, как в замкнутом, но совершенно таинственном саду, произрастают
рядом с чужими и обыкновенными мыслями свои, диковинные и неожиданные.
Но вырастание их важно не пропустить, иначе они зачахнут незамеченными.
А где-то надо разрыхлить уголок — просто так, на всякий случай. И это
уже было не однажды: там, на взрыхленном впрок клочке появлялся вдруг
росток совсем уж необычный. Сад этот и есть богатство, в нем смысл и жизнь.
Ю. Лексин,
наш специальный корреспондент
МЫСЛИ
Здесь лишь кажется все беспредметным и неуловимым, но все самое что ни
на есть реальное всегда возникало лишь оттуда - - из бесплотности мысли...
Всеволод Сергеевич Троицкий родился 25 марта 1913 года в селе
Михайловском Тульской губернии Белгородского уезда. Отец был
инженером-технологом. Он ^мер рано, в двадцатом году. Мать работала учительницей. В самом
происхождении своем Троицкий видит некий зачаток себя решенного: «Село-то
Михайловское, как у Пушкина. И отчество его. А я заметил: почему-то среди
Сергеевичей чаще появляются люди, ну, скажем, слегка особенные, в какой-то
сфере повыше средних».
Особенность появилась давно, она казалась посредственностью. Да и была
ею. «Когда учился в школе, я ведь не мог сочинения писать. Любое сочинение
по литературе занимало у меня полстранички — кратко и топорно. Это все,
что я мог. И еще — не могу заучивать стихи. Ни одного стиха не мог выучить
и никогда ни одного не знал. Мог и могу запомнить только то, что логично.
Тут мне легко. В стихе же нет логики. Поэтому и историю никогда не знал».
История так и осталась для него предметом посторонним и нежизненным.
Именно -— предметом.
— «Профессором» я стал лет, наверное, с двенадцати. Дразнили так.
Потому что, куда бы ни ходили, хоть купаться на Оку, я ходил с книгой. Помню, *
мать начала бояться: не свихнулся бы! Брала прямо за руку, в кино водила, *^
чтоб оторвать как-то от книги. А читал я тогда «Физику», мне очень она нрави- | &
лась. Делал приборы разные, даже телеграфный аппарат. Это были двадцатые %Z
годы, конец их: нищета, и все изготовлялось двумя инструментами — отверт- | £.
кой и ножницами. Ножницы — дыры вертеть и скоблить, а отвертка по- "<

I Л
х с
нятно. Но все делалось как следует, на олове. В печке варил детекторные
кристаллы, приемники собирал. Здесь же нижегородская радиолаборатория
была, там музей сейчас, ходил туда на лекции. Лет мне уж было тринадцать.
Сейчас он сидит передо мной в старом кресле с тонкими деревянными чуть
витыми ручками; стол завален так, что он с трудом находит нужное. Солнце
S>J бьет из окна прямо ему в лицо. Ему идет девятый десяток. Каждая минута
уводит его от того — тринадцатилетнего — все дальше и дальше, хотя уж
куда еще дальше. Иногда он как-то странно резво вскакивает с кресла, чтобы
отыскать книжку или рукопись, тапочки слетают с его ног, но он не замечает
этого — лишь шарит ногой по полу, а тапочки вблизи кет, иу и пес с ней!
продолжает бежать, держа в руках найденное. А ведь и тогда было солнце...
И Ока была, и какая-то жизнь в доме, и это кино, куда за руку... Но нет для него
ничего этого, не было. Логика была в другом.
— Школу мою тогда же автоматически перевели в радиотехникум, и я с
девятого класса туда попал. Кончил. Оставляли меня там, в техникуме, но я
решил идти на производство — в институт. То была Центральная военная
индустриальная радиолаборатория. Действительно центральная. На весь
Союз одна, она разрабатывала военную радиотехнику—всю. Это на Мызе, на
Оке. Там я работал с тридцать второго по тридцать шестой. Сначала
лаборантом, потом инженером, потом инженером-исследователем.
Это было первое признание его способа существования — ничего, кроме
работы. Инженером-исследователем можно было стать, лишь имея высшее
образование. «А я-то без высшего еще!» — не хочет он, чтобы я пропустил это
мимо ушей. Давно было, а приятно и теперь, логика есть. Вероятно, она
выстраивает любую карьеру, но мало кто хочет и умеет ее замечать.
Большинство норовит все свалить на рыхлое «так сложилась жизнь». Но не таков мой
собеседник, вряд ли он позволит что-либо отдать судьбе или обстоятельствам.
Человек — кузнец своего... Как его?
Но он действительно ковал, он бил в одно место — не упустить
собственную мысль. Он рано понял, что единственное, что отличает его от других,—
его мысль. Поймать ее и оформить, не пренебречь ею. Себя, как в лупу, под
микроскоп, я — инструмент и наблюдатель одновременно. Не знаю, почему
и как возникает мысль, но не пропущу ее.
— Там и написал свою первую научную работу. Она касалась
распространения радиоволн — сантиметровых. Тогда еще много было неясностей,
теории рождались прямо смешные. А мне вдруг показалось, что все там очень
просто. Поднимают передатчик над землей, а в приемниках слышней
становится. Почему — непонятно. Начали утверждать, что луч, мол, поглощается
землей, а если поднять, то и не поглощается. Ничего подобного! Не поглощается
он землей, а отражается. И происходит интерференция... Потом
проводились и летные испытания — и все выходило.
Когда-то я «проходил» это в школе, помню простоту и естественность
строчек об интерференции. Но ведь сначала ему, Троицкому, должно было
показаться, «что все там очень просто». Он это в себе нашел. Неужели вот он и
придумал?
— А я продолжал самообразование, поступил в заочный институт связи.
Но вижу — ерунда. Сам-то я тогда читал книги куда более серьезные. Уже
и вокруг отмечали, что я люблю математизировать. Не просто утверждать
что-то, а рассчитать. Теорию Эйнштейна лет в четырнадиать-пятнадцать
читал с большим удовольствием. Мало понимал. Но внутри она меня
волновала. Высшую математику, начала ее, мы еще в школе с одним товарищем
изучили просто из интереса. В тридцать пятом решил поступать в
Ленинградский университет, на физфак. Вот меня спрашивают, а я думаю: не надо, мол,
показывать, что высшую математику знаю, проще отвечать будет. Так и отвечал.
Ну он мне «хор» и поставил. И мы уехали. Если б не уехали, наверное, нас
* приняли бы. Но там какие-то свои, какие-то олимпийцы поступали. По-
1^ нятно в общем.
I & На следующий год я в свой университет поступил, в горьковский. На физмат.
2^ И окончил с отличием. Экзамены сдавали уже во время войны, сорок первый
;S_ год был. Стали наших забирать, кого в академию доучиваться, кого куда.
*2< А меня— никуда почему-то. Надо что-то делать. Поступил на работу на Ле-

нинский радиозавод. Лето, уже война вовсю. Через три месяца я там тоже одно
изобретение сделал. Оно мне и сейчас нравится — по настройке приемника.
Раньше надо было две ручки крутить, а я сделал одну. Чик — и готово. Ну
изобретение дали. Не просто механическое изменение — требовалось электрику
изменить, порядок настройки.
Начальство и тут заметило меня, и вскоре вместе с товарищами пригласил
к себе главный инженер: «Поручаем организовать цех. В Ленинграде разбит
завод, он делал конденсаторы, емкости, сопротивления. Оттуда придут остатки
оборудования, а вы уж тут начинайте». Дали нам большую комнату,
пригнали сто девиц-школьниц... Ни материалов стандартных нет, ни чертежей
технологических. Да я их и не понимал, признаться. Не проходили мы это.
Кстати, посади туда простых технарей, которые привыкли работать по
технологическим картам, ничего бы не вышло. А мы с Протопоповым, товарищем
моим, наладили производство.
В сорок четвертом я ушел опять в лабораторию, стал делать
сопротивления, керамические уже, надежные. До этого пластмассовые были, не
выдерживали температуры. А в сорок пятом, как кончилась война, пошел в
аспирантуру, к профессору физики Горелику, он сам меня позвал. Тут-то и возникла
проблема радиоастрономии. Я разработал первый радиотелескоп. То был
первый прием Солнца на дециметровых волнах. Здесь без теории никак нельзя.
Ведь смысл телескопа — вытащить слабые сигналы на фоне невероятно
сильных шумов. Таких телескопов, как у нас, в Союзе не было: наши самые
лучшие. В Москве примитивные делали и только на сантиметровых волнах.
А мы и в промышленность вышли — стали выпускать радиометры.
И чуть не сломали себе шею. По молодости выскочили. Приехали со своими
радиометрами в Киев, на завод, и поймали их на том. что их измерители, врут
аж в десять раз. Это значит — все приемные устройства военной
промышленности были нечувствительные, в десять раз хуже, чем требовалось. Там жутко
испугались, пахло даже не скандалом, куда страшнее. А мы-то прямо ляпнули:
врет, мол, ваш стандарт безбожно. Дело завернулось серьезно, не хотели нас
выпускать из командировки. Кое-как я успокоил их: не нужен, дескать, нам
скандал, не бойтесь. Отпустили нас.
А в пятьдесят втором я защитил диссертацию — кандидатскую. Создал
настоящие уже телескопы, начал наблюдении Солнца, Луны, звезд. На этом
и защитился. И опять переполох. Диссертацию вдруг затребовали в ЦК- Это
страшно. Все начальство перепугалось. И Горелик тоже. Но ятто знал: идет
работа с атомной энергией. И подумал: наверное, нужна аппаратура, чтобы
фиксировать атомные взрывы. Так и оказалось. Все это, конечно, было секретно.
Старик рад, что я так внимательно слушаю, не перебиваю. Похоже, ему
давно не приходилось вот так рассказывать свою жизнь.
— Знаете что, Всеволод Сергеевич... Я не хочу ничего домысливать.
Ответьте прямо: вам совершенно безразлично было, при какой власти жить, да?
Вы и в лагере, в шарашке делали бы то же самое?
Он медлит, примеривая к себе что-то мне не известное и далекое.
— Наверное,— говорит чуть растерянно. Но тут же проходит
растерянность, все примерено.— Меня всегда интересовала наука,— внушает он,— и
страсть была одна — узнать. Я — «Хочу все знать». Был такой журнал —
«X. В. 3.» Вот это тоже был мой любимый журнал.
— То есть дай вам условия работы, жизненный минимум и крошечные
удобства и больше ничего не надо?
— Конечно. Добывания удобств меня никогда не отрывали от дела. Да.
Меня эта жизнь полностью устраивает. Мне ведь как-то и не приходилось
особенно бороться за собственное существование. Я все время работал с
интересом и эффективно, и мне не то, что не мешали, меня все время
поддерживали и замечали. Ведь в последние годы меня — портреты мои — на де- *
монстрации все время таскали. 5
— Значит, ко всему окружающему вы относитесь так: лишь бы не меша- | 5
ли, а вы будете думать? $ *
— Да. 1|
— А вас замечали и поощряли. Так? "<
11

Z Л
x с
и 9
— Так. Повышали все время. И в партию пригласили. А уж когда
портреты то мои носили, я даже убегал.
— Куда ж там можно было деться?
— Ну портреты-то впереди, а я назад убегаю, неудобно как-то... Или на
конференции, помню... Там прямо при входе вручали билеты в магазин для
покупки. Подешевле что-то и дефицитное из вещей. А я говорю: «Нет, не надо
мне, не возьму я». Уж очень противно было. Не знаю, чего уж это я
выкобенивался. Может, и не надо так. Тоже ведь неудобно. Всем вроде надо, а мне — ишь
ты! — ие надо. Только не от меня это как-то и зависело — отказаться или нет,
просто внутреннее чувство вскрикнуло: не взять. Я тогда даже, помню, думал
так: возьму да и все, подумаешь, какое дело... И сам не ожидал — внутри такое
отвращение вдруг. И ни с того, ни с сего ляпнул им: «Да не возьму я ничего!»
Вот ведь как.
— Смотрите, какая вещь получается... Скольких они уничтожили,
растоптали, без разбору как бы, подряд. А между тем очень ведь берегли тех,
что давали им возможность быть сильными, еще сильней.
— Да, привлекали даже. Почему они тянули ■меня в партию-то? То же
самое. Чтобы иметь в моем лице поддержку. Ну уж какая она там получилась,
не знаю. А вообще я чувствовал себя всегда и сейчас прикованным к стулу.
Погода хорошая, думаешь, не пойти ли куда походить, понаслаждаться...
Ан нет! Хочется и дело закончить. А оно без конца. И так всю жизнь. Иначе
начинаю нервничать. И ничего не могу с собой поделать. Это уже свыше моих
сил. Вот я сделаю что-то, закончу — сразу будет депрессия. Но не долго. Как
и радость от успеха,— не больше нескольких первых минут. И все. И опять
сидишь прикованный. Бывает, пот прямо пойдет. Чувствуешь, что-то уже
физиологическое начинается. А не уйти. Знаешь ведь, потом опять надо будет
погружаться. А уж как погрузился, так все время с этой мыслью и ходишь,
живешь... А самый прогресс решения получается, когда уже ляжешь, а не
засыпается. За час все провертываешь в уме — и вычисляешь, и логарифмируешь.
И уж когда я понял: вот, дошел, до чего нужно, тогда я могу заснуть спокойно.
А если до дела не дошел,— плохо...
О Луне
Жизнь не сюжетна. Ни вообще, ни отдельного человека. И слава Богу.
Иначе предстояла бы каждому наезженная скучища — завязка,
кульминация и — готов. Толстой додумался до семилетних циклов, Солженицын — до
узлов. У Троицкого ни узлов, ни циклов — просто пятнадцать лет жизни.
Очередные. Когда я перебирал кучу поздравительных телеграмм к его
восьмидесятилетию, ни одной,-кажется, не было, чтобы не упоминалось о Луне.
А как не упоминать? До Троицкого для всех людей — это ж только подумать,
для всех и всё прошлое время! - Луна была лишь украшающей небо
загадкой.
— Нравится мне эта работа,— говорит он.— Потому, что она потребовала
от меня больше, чем потом космологическая: и методы найти, и сделать
бесчисленное количество экспериментов. Ведь все ие ясно: Луна - нуль была.
И вдруг все расшифровано: что на ней, какая она — вплоть до
микроструктуры. И что пористая, и что пылинки. Размер пылинок даже удалось
определить. И состав химический. И все новыми способами. А способы тоже
надо было придумать. Когда Королев собрал - - перед тем, как на Луну
запускать — человек десять астрономов, меня тоже пригласили. И единственный,
кто сказал хоть что-то разумное по Луне,— наш институт. Мне тогда уже
было кое-что известно. И что там грунт твердый, что не сплошная пыль, по
которой американцы собирались «плавать»,— не луноход, мол, делать надо,
а луноплав какой-то, «лунонечто»... Ну я Королеву и выдал все данные лунного
„■ грунта, а уж они сориентировались. Потом оказалось, все совпало, до самых
| тонкостей.
V| А мне уже хотелось применить радиотелескоп для изучения атмосферы
ф^ вместо зондов этих, шаров. Телескоп дает все — как распределены и темпе-
j5 ратура, и влажность — на глубину до десяти километров. Даже ветер можно
«< узнавать. И не надо никаких зондов. Через каждые пять минут радиотеле-
12

скоп выдает график. Вот только внедрить не удалось. Наш
военно-промышленный комплекс, хоть и умный, а железистый. А ведь все, чем я занимался,
делалось на деньги военных. Сколько хочешь денег можно было брать, без меры.
— И ваших работ просто не существовало бы, если бы не они?
— Конечно. Все для них и на их деньги. Я только умудрялся одновременно
еще и обдумать что-то для себя, для науки.
— А не очень было трудно со «вторым фронтом»?
— Нет. Это их не касалось. Да и не интересовало. А я без этого жить не мог.
Я ведь одним и тем же не люблю заниматься, просто не умею. Потому и
преподавать не люблю. Один год только преподавал, больше не смог. Не могу
повторять одну и ту же лекцию, тут же начинаю ее переделывать. Одни и те же
слова из меня просто не вылезают. В общем, все не как у людей. И телескопы,
и атмосфера, и Луна... А я ведь еще и НЛО занимался, и внеземными
цивилизациями. Но все доводил до конца. Там везде поставлены точки. Осталось
вот поставить последнюю — самую главную.
Тут не обошлось без таинственности. Троицкий не раздражен этой
таинственностью, непонимание ее не смущает его, хотя слегка удивляет и ставит
в положение какой-то странной зависимости. Странной потому, что причин
видимых нет. Работа мысли вдруг обрывается, обламывается. «И тут я сплю,—
говорит он,— несколько суток кряду. Только встаю, чтобы поесть, и опять
падаю».
Это выше, чем примитивное подчинение физиологии.
Я считаю,— говорит Троицкий,— что существует абсолютный разум.
Он и управляет Вселенной. Это не некто, нет. Просто некий общий разум
растворен в природе. Он поддерживает свою бессмертность. А когда эта
поддержка воплощается в материальность, она смертна. Вот этим бессмертием
и смертностью и соединяются части общего разума. Я думаю, что и мои мысли,
и те слова, что я говорю,— все не отсюда, это все — извне. Должен сказать,
я не люблю философию, она туманна и нелогична.
13

Л. Дюрер, «Меланхолия».
14

— И все же, почему вы думаете, что ваши мысли извне?
— А что такое мышление? Кто-нибудь знает? Я не верю, что это связано
с какой-то организацией молекул кислот, атомов и всяких там электронных
уровней. Не верю, что это делается вот так — чисто механически. Есть какое-то
верховное управление, и оно нездешнее. Иначе слишком уж все невероятно.
^ Так мне кажется. Ну разве не чудо, как электрон куда-то попадает,
прихватывает с собой какую-то частицу, перетаскивает ее в другое место — и клетка
живет вот такими переносами... Ну как это так? Нет, какая-то
целесообразность здесь видна более общая. Короче, все это смутное дело. И никакие ответы
сейчас, в ближайшее время не получить. А может, и никогда. Мысль сама себя,
наверное, не может познать. Я лишь почему-то чувствую, что и мои занятия
космологией — это как-то непонятно.
— То есть и заказ на «Реквием» был получен без всякого «черного
человека»?
— Очень похоже. Космологией я интересовался и раньше: книги покупал
не помню с каких пор, со студенчества, наверное. Но просматривал их так...
— Без умысла.
Совсем. Но в шестьдесят втором году мне пришла идея объяснить
красное смещение изменением скорости света. Идею сочли бредовой. Скорость
света, конечно же, постоянна и не меняется сейчас, но исторически-то почему
это невозможно? Но ни сил, ни времени не было — я уже занимался
Луной. Пятьдесят человек в подчинении, экспедиции... В общем, идею я отложил,
как полагал, на небольшой срок.
«Небольшой срок» минул через двадцать с лишним лет. Конечно, за это
время я несколько раз натыкался на ту свою работу, она будоражила меня.
Но и только. И вот, когда я сам стал немножко возвращаться к себе тому,
прошлому, случилось странное: ко мне вдруг пришли совершенно непрошенные
мной оттиски статей из-за рубежа и как раз по этой тематике. Но я ничего такого
не запрашивал. Я был поражен. Почему и кто мне прислал их — до сих пор
загадка. Потом было еще много "совпадений столь же странных. Вплоть до
того, что если мне нужно, в магазине тут же появлялась необходимая книга —
и мне в руки. Такая странная услужливость во всем, что касалось требуемого
мне, стала даже привычной, ничего иного я уже и ие ждал.
* Троицкий понял: отвлекаться он уже не имеет права. Он явно чувствовал,
что его не устраивает современная космология — вся! Ему положено было ее
разрушить, и он стал стеречь свои мысли, не теряя ни одного часа жизни. Надо
было торопиться. «Надо, чтобы как можно больше людей отказалось от
заблуждений стандартной космологии».
— Зачем? — спросил я.
— Нехорошо, когда заблуждаются. Пусть откажутся, а уж там видно будет.
Сколько тут было самолюбия и жажды победы своего мышления, а сколько
филантропического желания всеобщего прозрения, понять мне так и не
удалось. Быть может, кто-то разберется с этим лучше. Но вопрос не праздный.
Речь идет о покушении на идею, которую давно уже, как ватой, обложили
эпитетами «величественная» и «окончательная». То есть речь... об умопомрачении.
«Один известный астроном,— отдает этому отчет и сам Троицкий,— сказал
как бы раз и навсегда: человек, который осмелится возражать против теории
стандартной космологии, будет рассматриваться как персона крайне
подозрительная. Деликатно сказано, но ведь больной, мол, душевно. Поэтому теперь,
когда делаю свой доклад, я с этого и начинаю: перед вами вот такая
подозрительная персона».
Последующие слова у него тоже отработаны: «Проблема, можно сказать,
жгучая, большая...» (Я вспоминаю «топорный язык» его сочинений.)
«Поставлена Эйнштейном. Фридман — наш соотечественник — тоже приложил
свой ум к развитию этой теории, дал толчок к ее развитию. Потом — Гамов.
И вот за семьдесят — восемьдесят лет она стала стандартной... Вселенная *
населена галактиками. Те состоят из сотни миллиардов звезд в среднем. И та- 5^
ких галактик тоже сотни миллиардов. Они и заполняют видимую часть Вселен- [S
ной. Она наполнена электромагнитным излучением и веществом. Эволюцию % *
этого вещества и изучает космология. Если же говорить о той космологии, | £.
которая началась от Фридмана, то она утверждает: развитие Вселенной на- "<
15

чалось из некоторого очень плотного образования — из точки.
Математически все очень ясно — это точка колоссальной плотности, больше плотности
воды в единицу с девяноста двумя нулями...»
Тут я начинаю улавливать скрипучий слабый смех Троицкого. Похоже.
он давно уже начал говорить нелепицу, но — что поделать? — положено так
2и верить и говорить. А еще вчера вечером мы с ним прогулялись, смотрели на
закат, и он немножко простыл.
- Кхе-кхе,— кашляет он.— И вот это образование и взорвалось.
Фантастика...
— А точка-то сама велика была?
— Ну математическая, знаете ли,— опять посмеивается он.— Я же говорю,
математика к этому приводила, и уж приходилось мириться. Физики, конечно,
возражали. Ну как возражали... Точку, мол, можно представить и побольше —
физически. Да какую угодно. Но это так - проскочило мимо. Маленькое
такое, кхе-кхе, образование. Ничего, собственно говоря, не было — плотность
одна. Она и взорвалась. И начало расширяться все пространство. Только
взрыв произошел такой, что вещество возникло не сразу, а лишь элементарные
частицы — много всяких частиц. И все это в виде очень горячей плазмы.
Вот такую «горячую» Вселенную и предложил Гамов. В начале тридцатых
годов он уехал в Штаты. Из физтеха поехал туда в командировку и остался.
Он, конечно, самый выдающийся из русских физиков за последние сто лет.
Никакой Ландау ему и в подметки не годится...
Так вот, плазма эта расширяется, расширение требует энергии. Значит,
она остывала. И с температуры в несколько миллиардов градусов быстренько
добежала до такой, при которой элементарные частицы начинают «слипаться»
и образуют атомы. А дальше атомы слипаются в молекулы, и уже образуется
вещество. Охлаждение продолжается, и вот так называемая релятивистская —
релятивистская потому, что там скорости большие, приближаются к скорости
света,— плазма остыла до трех тысяч градусов. И началась конденсация —
образование звезд, галактик. Ну и дальше все так и расширяется...
Причем лет через двадцать после открытия Эйнштейном уравнения, а оно
и приводит к такой Вселенной, Хаббл, американский астрофизик, наблюдая
галактики, обнаружил, что свет, идущий от них, должен был бы, например,
идти желтый, а он приходит на Землю «покрасневший», то есть происходит
красное смещение. Естественно, это смещение объяснили тогда доплеровским
эффектом: если источник света удаляется, то свет от него приходит к
наблюдателю более красным, чем он излучен... Удаляются ли галактики или нет, это
еще вилами на воде писано, совершенно неизвестно. Но само красное смещение
очень удобно объяснили доплеровским эффектом, а из него уж, естественно,
получается, что красное смещение пропорционально удалению галактик: чем
бёльше удаление, тем больше и смещение. И наоборот. Хаббл как раз и
открыл этот закон.
А кстати, математика еще и раньше показала, что радиус Вселенной
меняется. Но это ее уравнение об изменении радиуса Вселенной болталось без
применения аж с двадцать второго года. И вдруг Хаббл в тридцатом
красивейшим образом доказывает, что уравнению этому есть подтверждение и не
где-нибудь на бумаге, а в самой реальности! Вот где был триумф этой космо
логии...
А что можно делать после триумфа? Только искать дополнительные
подтверждения. Очень, кстати, удобная форма жизни науки. И тут не кто-
нибудь, сам Гамов в сороковые годы высказал идею, что то был не просто
взрыв, а горячий взрыв. Но раз горячий, то вначале температура должна быть
колоссальной. Это потом, расширяясь, все поостынет. Но та первая «горя-
честь» не должна пропасть совсем — до нас еще и сейчас должно доходить то
первое излучение, реликтовое.
9
§ Тут Троицкий понял, что увлекся, а голод не тетка. «Сейчас не поесть, потом
I ? хуже будет, беда». И мы отправились на кухню, где разделили по-братски его
»1 овсянку на воде, нахваливая ее друг другу: «Лучше не бывает!».
I1 Я между прочим спросил о Сахарове. С подвохом спросил: как же, вот тут
*2< изгой жил, мученик, а вы-то что же, неужели и это тоже вас не коснулось?
16

И с удивлением услышал: «Да не пройти к нему было. Я однажды хотел по
делу посоветоваться, но куда там!»
— Так мы остановились на Гамове? Он ведь даже температуру предсказал
того реликтового излучения. И его нашли, как часто бывает, случайно.
Радиоинженеры — они занимались радиоастрономией — вдруг обнаружили: есть
такое излучение! Всего три градуса — и не Цельсия, а от абсолютного нуля,
то есть очень малое,— и действительно, как и думал Гамов, идет отовсюду.
Это было уже второе предсказание, и оно подтвердилось. И опять укрепило тот
космологический взгляд. Теперь уж искать что-то иное стало как бы и
зазорным. Покушения на триумфальную гипотезу исключены, они даже аморальны.
Все силы идут на поиски новых подтверждений правильности триумфа. Такая
работа и почетна, и достойна. Пунктир прорыва создан, теперь надо
кропотливо соединять пунктир в линию, лучше — в очень жирную.
Всеми этими делами занялись наконец физики-атомщики. Если в своем
начале горячая Вселенная была в виде газа из элементарных частиц, а потом
охлаждалась, можно попытаться понять, какие же элементы были вначале и
какие и как возникали потом. И они сумели показать, что по теории в
настоящее время во Вселенной должно быть двадцать — двадцать пять процентов
гелия. А так оно и есть: водород в основном, ну и гелий, прочие элементы — даже
не проценты, тысячные доли. И это опять совпало с тем, что и надо по Взрыву.
Тут уж для той космологии были именины сердца. Все происходившее со
Вселенной по теории о Взрыве стало абсолютно ясным и в дальнейших
доказательствах не нуждалось. И делать дальше нечего, разве что развивать
детали. А для этого всегда есть тьма любителей.
...Дело, похоже, приближалось к разгрому.
Но я ошибся. Троицкий еще не наторжествовался.
Вы посмотрите,— приносил он книжку за книжкой,— у них же красивая
космология получается. Вся в ответах. Ей все известно Известно и когда по
гибнет. Это зависит от того, замкнута Вселенная или открыта. Если замкнута,
то она расширится и потом опять схлопнется. Вот вам и гибель, конец света.
А если открыта, то непрерывно будет расширяться. И значит, тоже погибнет —
разлетится, и мы с вами окажемся в пустоте. Все будет кончено. И математика
там тоже очень красивая. А главное, что хорошо? Что человек как бы добрался
до начала. Он знает точно, когда началась Вселенная... Кхе-кхе... Великим
стал. Нет, человек знает многое, но начала он не знает, не дано...
«Их» космология красива,— повторяет Троицкий,— чего стоят хотя бы те
три основных доказательства, когда теория однозначно подтверждалась
экспериментально. Однако даже в самых красивых, но глобальных теориях
многое очень тонко. Недаром один «прекрасный физик»,— вспоминает
Троицкий,— называет эту космологию «увлекательной фантастикой». Например,
объяснение красного смещения доплеровским эффектом совсем не
единственное.
— Можно объяснить иначе,—говорит Троицкий,—Есть такое понятие —
старение кванта. Пока он распространяется, то устает, стареет, как и все
живое. Гам — далеко — он молодой, а пришел к нам немощный,
слабый. Вот и все. Хорошая гипотеза. Чем плоха? Она и лучше
удовлетворяет наблюдениям. Хотя при этом тоже получается хаббловская
зависимость — красное смещение пропорционально удалению галактик. С Хабблом
вообще проблема. Я очень долго «подкапывался» под него. Он
действительно великий человек. Покушаться на него — это уж точно прослыть
сумасшедшим. Но представьте, что нет самого главного, чем жива стандартная
космология,— нет расширения Вселенной. За счет чего тогда происходит
красное смещение? Вот я и ввел, что скорость излучения может изменяться,
и посмотрел, какая же получается космология? А она получается лучше
стандартной.
Есть такой эффект, и он хорошо изучен — гравитационное смещение частоты
излучения. Суть его вот в чем: если излучить свет и направить его вверх, то,
уходя, он преодолевает силу притяжения Земли. Разумеется, свет при этом
теряет энергию, и частота его убывает. Потеря энергии приводит к этому не-
минуемо. То же происходит и во Вселенной. Дальняя галактика излучает
свет в виде сферической волны. Это квант. Излучаемая сфера света пухнет
17

*. и захватывает все новые и новые галактики, но и они тоже притягивают свет
5 обратно — к себе. Незахваченные же внешние галактики на эту сферу света
х л' не действуют никак. И вот, идя миллиарды лет, расширяясь и расширяясь,
| »1 эта сфера света, доходя до нас, преодолевает — все время! — силу притяжения
5x1 вещества, которое находится внутри нее. Вот тут и идет то самое
«покраснеем! ние», и пропорционально оно не расстоянию, а квадрату расстояния. Причем
совершенно точно. Это прямо удивительно, но я попал точно на действующий
закон.
Итак, при некотором предельном расстоянии свет «докрасневает» до нуля.
Расстояние же, при котором происходит это «докраснение», и есть размер
видимой части Вселенной. То есть размер получается совершенно
определенный, и он в три раза меньше, чем тот, который выводится из стандартной
космологии. Там три миллиона мегапарсек, а у нас — около миллиона. Если там
пятнадцать световых лет, то у нас всего пять. Но зато и говорить мы можем лишь
о видимой части Вселенной — только о ней, потому что это предел видимости.
Сама же Вселенная может существовать вообще бесконечно. В отличие от
стандартной космологии здесь невозможно поставить ей хоть какие-то
пределы, любые. Та же космология связала время существования Вселенной
жестким началом — тем самым мифическим Взрывом. И нельзя сказать, что
по поводу традиционной космологии не возникало подозрений или сомнений.
Но странно — на них даже не смотрели. Вера в ее правильность просто
ослепила всех. Я ведь тоже вначале лишь чутьем ощущал: что-то в ней не так. Но что
именно и как подобраться?
Надо было проверять ее всю, а для этого выработать совершенно новый
подход. Раз речь идет о всей Вселенной, то нельзя пользоваться для ее понимания
какими-то отдельными выборками галактик. Иначе можно получить любую
зависимость, то есть что угодно. Собственно, так и делалось: галактики
выбирали под теорию, а количество брали малое. Но галактик такое множество
и они такие разные, что могут подтвердить, наверное, любую теорию.
Я же решил не делать никаких выборок. Я вообще не знаю, как выбирать,
по каким таким принципам. И не лучше ли хоть однажды просто взглянуть
на то, что есть. Мы взяли по каталогам все, что уже измерено. Это было сложно.
На сегодняшний день измерены десятки тысяч. Это много. Так много, что и не
нужны все, важен сам принцип — отказ от выбора. Мы взяли их из совершенно
разных мест, из разных времен: семь тысяч триста галактик и три тысячи
семьсот квазаров... И не делали никаких коррекций! Это вообще мой принцип,
он оправдал себя на Луне. Американцы делали наблюдения в точке, а мы
интегрировали десятки тысяч измерений. И если в точке можно наткнуться
на что угодно, хоть на камень, то с нами просто ничего такого не могло
случиться. Мы захватывали площади в несколько десятков километров на разных
волнах. Скажем, целый месяц каждый день по нескольку десятков
наблюдений непрерывно, пока есть Луна, то есть точек сто. И так несколько лет.
Экспериментаторы часто делают так: вот эта точка сильно вылетела,
давайте-ка ее уберем. Так нет же, никаких уборок! Что есть, то есть. За это, кстати,
меня и ругают: свалил, мол, все в одну кучу. Я говорю на это: знаете что, вот
газ, в нем разные молекулы, но их «складывают», там же есть понятие средней
массы. Так и тут: я беру все измеренные галактики и нахожу их среднюю
светимость. И чем больше компонентов, тем точнее средняя величина. Кстати,
потом мы брали всего тысячу галактик, и все равно получается то же самое.
Уже идет насыщение. Главное — не выбирать, а брать только хаотически, и
тогда они представят всю Вселенную. Так я построил свою «мировую кривую».
В нынешней космологии получается, что чем дальше в прошлое, тем
светимость больше, а размер галактик меньше. То есть обратная зависимость. А
значит, яркость возрастает просто колоссально. Там такое дикое возрастание
светимости, что оно и на малых расстояниях было бы заметно. А его нет!
Но и это никого не волнует. Потому что однажды уже поверили в стандартную
5^ космологию. Но есть люди, которые обращают внимание на такие вот неувязки.
Они уже давно не верят в эту космологию, не верят и все. Однако их неверие
тоже никому ничего не доказывает — не голосованием же решать... Но эту
t зависимость можно уже прямо замерить у реальных галактик. И такие замеры
*»< делаются лет пять. Я просто воспользовался результатами и показал: в ре-
18

альности связь пропорциональна — чем больше светимость, тем больше размер
галактик. Просто никто раньше не догадался сопоставить светимость и
размер. И все это значит, что никакого расширения нет.
— И никакого взрыва тоже не было?
— Не было. Объяснить эволюцию Вселенной, как объясняет ее
традиционная космология, нельзя. Такая эволюция не проходит. Если все измерения пра-
вильны, значит, неправильна теория. Тут что-нибудь одно. В этой космологии
неверно главное — начало. Не было Взрыва и расширения Вселенной. Как нет
и дальнейшего расширения.
— Л как же с Хабблом?
— Я же говорил о своей «мировой кривой». С ее помощью могу показать,
что зависимость расстояния и смещения не пропорциональна — там корень.
Л это уже чистое противоречие с Хабблом. Но что тут делать? Нету расширения!
Для подтверждения хаббловской зависимости тоже делались выборки
ярчайших и специфических объектов — только двойных галактик. А их всего-то,
может, во Вселенной одна миллионная часть из всех. Да они просто по-особому
могут эволюционировать. Я думаю, то был чистый конформизм последователей
в науке: один сделал, а потом другиг начинают подтверждать — неудобно
двигаться против, когда за спиной никого нет. А тут — в подтверждении —
есть. И спина крепкая. Это невольно делается. Да и не опубликуют даже.
Все зависит от того, кто был первым. Если уж очень большая величина,
сопротивляющимся и не дадут опубликоваться. Это точно. И потом нужна идея.
А она у меня та же: галактики, которые вот так дают рассеяние, можно
исследовать только статистически, тогда закономерность и проявится. У
астрономов же усреднений вообще нет, они почему-то боятся их. Это ужас
какой-то, девятнадцатый век. Физики еще ничего, шевелится в них что-то,
а астрономы...
Я почему так спокойно отношусь к усреднению? Да потому, что всю жизнь
работаю с ним. Радиосигналы, которые мы принимаем, могут быть в тысячу
раз слабее, чем шум самого приемника. Это, как квазары,— мы видим их, а
какая закономерность скрыта в этой видимости, мы не видим. Так мы,
радиофизики, строим аппаратуру только на основе метода усреднения: случайное
усредняется, а закономерность остается. Поэтому сейчас уже можно мерить
сигналы не только в тысячу, в сто тысяч раз слабее, чем шум приемника. К тому же
это просто современный способ: существуют методы регрессивного анализа —
вытаскивания этих кривых, сложных. Я же все-таки инженер...
Троицкий рад был, что справился с рассказом. («Знаете, я ведь сначала
огорчился, что ры ничего не понимаете ни в физике, ни в математике».) Конечно,
я многое пропустил из его доказательств. Может быть, слишком. Но ведь
когда-то напечатают его статьи»:-уже несколько лет лежат они в наших
специальных журналах. Печатают же его журналы иностранные... А пока мы делали
с ним совершенно непозволительное — пили на кухне кофе и ели хлеб с маслом.
На радостях. Ни кофе, ни масла ему нельзя брать в рот. «Захотелось вот»,—
улыбался он.
— Всеволод Сергеевич, ведь получается, что вы все разрушили. До
основания.
— Все,— охотно согласился он.— Хотите спросить, а что же создано?
— Да. Что вы думаете об этом? Чем живете-то, разрушением?
— Да,— смеется он.— Разрушением и Живу.
— И можно этим жить?
— Конечно. Разрушить неверную вещь — тоже положительный эффект.
Это же только представить: галактики убегают со скоростью, близкой к
световой. Тогда какую же они энергию имеют? Если посчитать, ни в какие ворота
не лезет эта космология. Ею только нарочно можно заниматься, чтобы дурить
голову себе и другим. Нельзя же так! Там абсолютно все летит, а вы говорите, i
что я должен что-то там еще... Нет уж, хватит! В-»
— Да, я уж так и понял, что вам достаточно торжества разрушителя. I S
— Почему разрушителя? Нет, созидателя. И я не торжествую. Нисколько. |£
Мне страшно. Причем, учтите, ведь все это не будет признано. Прочитают — 11
и все оставят по-прежнему. Именно так и будет. Пока не вымрут все носители. *<
19

Планк, например, так и считал: идея не может смениться, пока не вымрут все
носители прежней идеи.
— Но у носителей свои последователи. И они тоже носители.
— Тоже.
— Так и они должны вымереть?
— Поколение. Или можно скрыть все и продолжать жить по-старому.
— Итак, Взрыва не было, расширения не было и нет. А что же было?
— По экспериментальным данным, никакого начала Вселенной не видно,
его нет. Может, оно и было, а. может, и не было. Раз мы его не обнаруживаем.
значит, можно фантазировать и так, и так. Но это уже чистые фантазии. То
есть я считаю, что Вселенная существовала вечно. Хотя это и непонятно: мы же
привыкли, что все должно начинаться и кончаться. Бесконечность выходит за
рамки нашего разума.
— А вам самому-то не неуютно от этой бесконечности?
— Нисколько. Наоборот. Вселенная существует все время, а галактики
появляются и исчезают. Они живут своей жизнью. Смотрите, здесь полная
аналогия с человеческой цивилизацией: человек - - галактика. Он рождается,
живет и умирает, а человеческая цивилизация — его Вселенная -
практически не изменяется. Как он был в одну десятую лошадиной силы, так и остался.
Я не говорю о психике, я о физиологических его свойствах — сила, рост, еда,
процессы — все то же самое. Так и галактики живут, как пришельцы, как
человек. Он же пришелец в эту цивилизацию. Он появился —- и нет его. А цивили-
зация живет. И в Вавилоне человек так же мыслил и страдал. Какие-то изме-
нения, конечно, в нем есть — временные. Но и галактики тоже могут строиться
по-разному. Они же умирают, распыляются, скажем, потом вещество снова
как-то конденсируется. Но Вселенная как вместилище галактик бесконечна
и вечна.
— Это сходство с человеком, я смотрю, вас как-то очаровывает?
— Да. И не только с человеком, а уже с организацией во Вселенной всей
жизни природы и человека.
— Но ведь по стандартной космологии плохо-бедно, а мы имели знания,
пусть не верные для вас. Даже торжество их. А теперь? Одно смиренное
сходство с собой. И это все?
— Как?! — впервые возмутился Троицкий.— Возьмите хоть, что Вселенная,
оказывается, в три-четыре раза меньше — видимая. Разве это не интересно?
Это же шокирующее знание, переворот. Многие научные результаты просто
«летят». Как, например, квазар излучает такую мощность, которую дает
стандартная космология? Она примерно в тысячу раз больше, чем у галактик.
Откуда такая? И сразу — тупик. Никто не может объяснить. А тут этот тупик
рушится: ничего этого нет, такая же небольшая мощность...
А сверхсветовые скорости? В квазарах вещество разлетается со
скоростями в три-четыре, в десять раз большими скорости света. Но если
расстояние Вселенной в четыре раза меньше, то и оценки эти будут во столько
же меньше. То есть этих сверхскоростей может и не быть. И никакой
проблемы нет, а есть разумная скорость — досветовая. Ну, может, световая.
Значит, и тут все переворачивается к чертям! Сколько трудов летит,
космологов, книг... Вот он шкаф. А там еще несколько — стандартная
космология. И это не полная библиотека. Но все становится лишним, трухой.
— Ну, может, хоть что-то останется, Всеволод Сергеевич?
Ничего! Что может остаться, если летит весь метод? Весь метод
релятивистской космологии. Больше того, то самое уравнение Эйнштейна ничего
нового не дает. Еще в тридцать пятом году... Или нет... что-то забыл я... Ну, в
общем, двое ученых показали тогда, что космология эйнштейновская может
быть получена просто решением уравнения Ньютона. Если решить то уравнение
движения вещества, получаются те же самые формулы, те же выводы, что и
* эйнштейновские. И я тоже показал, что обе те космологии тождественны
5 полностью...
]*& - И у вас есть какие-то серьезные сторонники?
% * — Есть. Не знаю, в курсе ли они дела... Зарубежные. Я посылал. Не все,
| 2. правда. Первую часть — разрушительную, скажем. Отзыв хороший. Там есть
"< люди понимающие.
20

- А у нас?
— Молодежь. С пониманием относится. Ну такая молодежь — среднего
возраста. Совсем-то молодежь, она, в общем, тоже зациклена, мало что
понимает. А наши все здесь это школа Зельдовича — ярые противники.
Более того...
— А чем объясняют?
Нрунда, говорят, и все. Почему нельзя публиковать? Потому, что вы, мол,
изобретаете новую физику, а вторгаться в физику вообще нельзя. Или: старо,
мол, это все. Вот и пойми. Так что будет это идти молчком.
— Вас обижает это?
— Сначала обижало. Я даже в какую-то позу встал — не участвовал в
конференциях. А потом подумал: а что тут, собственно, странного? Должно
быть так. Так что буду, решил, бороться. Мне, правда, ездить-то уже трудно...
Доклады я посылаю, пусть читают. Спорить я могу. Они не могут спорить.
Не хотят и не могут. Нечем возразить. А в институте сейчас остались одни
фундаментальные работы. Американское астрономическое общество
поддерживает. Сейчас вот выиграл грант американского физического общества
пятьсот долларов. Немцы предложили сделать фундаментальные
астрономические работы — коллективные. Сорок пять тысяч марок. И Сорос новый грант
предложил. Тут сто тысяч. На два года. Это уже деньги. Кстати, раза четыре
подавал те же работы на наши гранты. Я там честно написал: опровержение
стандартной космологии. Не дали ни копейки. Теперь-то уж я понял: нельзя
этого делать честно. Дурак я. Я же дразню их этим, как красной тряпкой.
Они же прямо бесятся..
— Всеволод Сергеевич, а ведь какая-то подозрительная, настораживающая
ситуация складывается Вы как бы самый умный, что ли?
— Вот именно! — воскликнул он с горечью.— Вот это-то и плохо.
— А вам ведь жить в этом состоянии приходится.
— Да. Но я не думаю, что и самый... Просто сочетание такое случилось.
Я ведь размышлял об этом, разумеется. Во-первых, я экспериментатор. Я с
паяльником и схемами просидел десять лет. Я делал их живыми — схемы. Там
же мириады зависимостей, это самый высший детектив. Тот же обыкновенный
передатчик армейский делал. И начинаешь методом исключения: не
изменилось, нет! А вот чуть изменилось... Но почему? Ведь все связано. Сидишь до
обалдения, а потом находишь. И я находил фантастические вещи! И никогда
никаких коррекций в эксперименте — под теорию. И если уж получится одно
и то же, тут можно доверять. И до конца доводил все — иначе просто не могу.
А главное, я ничему не верю. Не верю и все!
А впрочем, нет. Главное другое. Все дело в том, что я ничего не понимаю.
Все почему-то понимают, кивают, а я не понимаю. И мне приходилось всю
жизнь все понимать. Потому что и бросить дело непонятым я тоже не могу.
Вот ведь незадача какая!
— А жизнь хоть какое-то время отнимала?
— Да никакого.
— Рядом была и все?
— Рядом.
— И ни о чем вы в ней не заботились?
— Ни о чем. О работе — и все. И в юности то же. Я приходил домой и *
составлял план на следующий день. Потом приходил на работу и быстро все £
делал. И все получалось почему-то. И с космологией получилось... Пойдемте-ка | £
пить чай! «^
...Я пил чай со счастливым человеком. Это было в Нижнем Новгороде ||
осенью тысяча девятьсот девяносто третьего года. Ф *2<
21

НАУКА И ОБЩЕСТВО
Есть
С. Яковленко,
доктор физико-математических наук
ли шанс
Революция и разруха
Принято считать, что революции
высвобождают духовные силы
общества, ранее дремавшие под гнетом
неправильно сложившихся
общественных отношений. По-вндимому, это не
совсем так, во всяком случае, не
всегда так. Революция — скорее
болезнь, с которой общественный
организм может справиться и
продолжить созидательную деятельность,
но может и не справиться. Не
справившееся с болезнью общество
распадается, и либо остатки
подбирают соседи, либо на развалинах
возникает новая общность.
Позитивные изменения, если и происходят,
то далеко не сразу. Сначала
всплывает на поверхность нечто
совершенно неприглядное, агрессивное и
разрушительно невежественное.
В борьбе за власть и ее
удержание «новые люди» не щадят того,
что кажется им в данный момент
бесполезным, а точнее — что нельзя
непосредственно использовать в этой
борьбе. К числу таких
«бесполезных» вещей относятся, в частности,
духовные основы культуры и ее
составная часть — фундаментальная
наука. Может быть, поэтому
революция, как правило, сопровождается
разрухой во всех областях
созидательной деятельности.
Есть все основания считать, что
сейчас мы переживаем разрушение
интеллектуальной среды обитания
ученого. Приведу, наверное, не самое
важное, но грубо зримое следствие
интеллектуальной разрухи, с которым
мне довелось не так давно
столкнуться.
В апреле прошлого года группе
ученых вручали дипломы о
зарегистрированных открытиях. Получил
свой диплом и я. Торжественная
процедура навеяла воспоминания о
научной жизни бурлившей двадцать лет
назад (об этом — «3—С», 1993, № 10).
Еще не вынырнув из тех времен в
нынешние, я прошелся от Лубянки
до Пушкинской по знакомым
книж22

у нашей науки?
ным магазинам в наивной надежде
увидеть что-нибудь новенькое. Вместо
7 этого обнаружил, что почти везде
ликвидирован отдел физики. С полок
отделов технической литературы
глуповато глядела Вероника Кастро
(Марианна). Зашел в букинистический в
Столешниковом. Там научные книги
были. Математический двухтомный
справочник — двадцать шесть тысяч
рублей, книжка по статистической
физике — восемь тысяч. Я,
заведующий отделом Института общей физики
РАН, получал в то время
четырнадцать тысяч.
Неужели нам конец?
Честно говоря, ничего нового в этой
картине распада для меня не было,
но она отдалась в сознании
безысходной тоской. Есть ли будущее у
русского ученого? Казалось бы, нет.
Во-первых, нет возможности вести
полноценную научную работу. И не
только потому, что зарплата
профессора примерно в десять раз ниже
получаемой кассиром обменного
пункта валюты, вчера окончившим
среднюю школу. У ученых нет
возможности оплачивать свои исследования.
Застой в работе грозит
дисквалификацией. По моим наблюдениям,
например, физик-теоретик, отошедший
от непосредственной научной работы
всего лишь на год, никогда уже
не будет в состоянии вернуться к
своей профессиональной творческой
деятельности. Возможно, есть
исключения, но мне они не известны.
Во-вторых, имеет место пресловутая
«утечка мозгов». Говоря проще,
некоторые ученые бегут туда, где лучше
живется. Например, академик
Абрикосов в «Известиях» от 5 мая 1993 года
поведал, что в Америке
фундаментально обустраиваются представители
элиты из физиков-теоретиков. По его
мнению, «сегодня для сохранения
российской науки может быть только
один рецепт: помочь всем
талантливым ученым поскорее уехать из
России, а на остальных махнуть рукой».
23

О и
Ж X
if
Кроме того, многие ученые ушли в
бизнес и политику.
В-третьих, и это, по-видимому,
самое главное, приток молодежи в
науку практически прекратился.
Бухгалтером в нынешнем нашем обществе
быть престижнее, чем физиком.
Результаты научных исследований
перестали интересовать не только
правящий слой, но и выродившуюся
интеллигенцию. Еще не зрелое сознание
молодого человека часто не может
противопоставить истинную систему
ценностей той иерархии, которая
принята в одичавшем обществе.
Повзрослев, он, возможно, и одумается,
но время, необходимое для обучения,
будет безвозвратно потеряно.
В результате интеллектуальная
среда обитания ученого сейчас
практически разрушена. Восстановить же
эту среду, без которой наука, как
правило, существовать не может,
очень тяжело даже при
благоприятных условиях. В частности, сократить
восстановительный период денежными
«вливаниями» удается далеко не
всегда. Например, в нашем научном
коллективе н$ выращивание ученого-
специалиста уходило лет пять: два
последних года института и три года
аспирантуры. Это не считая времени,
потраченного на изучение общих
курсов до прихода в коллектив.
Практика показывает, что люди разных
способностей, как правило, достигают
научной зрелости примерно за
одинаковое время. Отличается существенно
не время «созревания», а научный
уровень, до которого поднимается тот
или иной человек. Сейчас же у нас
нет ни студентов, ни аспирантов.
Итак, если линейно
экстраполировать тенденции, имеющиеся в
обществе, следует набраться мужества и
с горечью признать, что у нас,
нынешнего поколения русских ученых,
будущего может и не оказаться.
Пора нас записывать в «Красную
книгу». Если дело так пойдет и
дальше, продолжить полноценную работу
не удастся, и мы сойдем, не оставив
научного потомства в России.
Возможно, в следующем веке, как во времена
Ломоносова или после семнадцатого
года, начнут создавать русскую
науку, приглашая зарубежных
ученых и обучая наших за границей.
Но кто знает, во что обходится
распавшаяся связь времен.
А может, не все потеряно?
Однако развитие общества,
особенно в переломные моменты, не
поддается достоверному
прогнозированию. Если отнестись к произошедшим
переменам чуть оптимистичнее, не все
потеряно. Должен же кончиться
период революционного одичания v
преобладания носителей примитивных
инстинктов. Если это произойдет не
слишком поздно, имеются шансы на
сохранение в России интеллектуаль
ной среды обитания ученого. Более
того, многое в науке заслуживает
своей нынешней участи. И если бы
возрождение началось сейчас, беды
последних лет носили бы полезный
очистительный характер.
Мой исполненный надежды
пессимизм основан на следующих двух
положениях:
Положение первое. Утечка «мозгов»
вовсе не так страшна, как принято
ее сейчас представлять. Достаточно
внимательно посмотреть на бегущих-
за границу по-настоящему, а не в
поисках временного заработка. Бегут,
как правило, не самые талантливые
в науке, а самые шустрые в умении
устраиваться. Обычно это одиночки,
способные в основном к не очень
творческой работе и не имеющие
здесь своих научных школ.
Упомянутое выше сообщение
академика Абрикосова не опровергает,
а скорее, служит дополнительным
аргументом в пользу моего
утверждения. Если руководствоваться не
долголетней рекламой, а
«гамбургским счетом», можно убедиться, что
поело смерти академика Ландау
работы представителей его школы
(составляющих основу обсуждаемой
Абрикосовым элиты) стали небогаты
новыми идеями. Эта элита исчерпала
свой потенциал, не очень творческий
даже в молодости. Сейчас ее
представители связаны друг с другом
скорее клановыми, а не научными
интересами Интересы эти могут
состоять, например, в том, чтобы
контролировать американское
общественное мнение в отношении русских
ученых; определять, кто талантлив,
а кто нет, с кем надо
контактировать, а с кем — не следует.
Присмотревшись, можно убедиться,
что не так уж велики
интеллектуальные потери и из-за ухода ученых
в бизнес. Туда, как правило,
подались те, кто занимался наукой, «вы-
24

^
сокой страсти не имея». Таким
образом, хотя среда обитания ученого
разрушена, научные корни пока не
погибли, и возрождение в принципе
возможно.
Положение второе. Материальные
средства, необходимые для
сохранения научной среды, вовсе не
настолько велики, как это принято считать.
Существует же наука в Англии,
Германии, Франции, Италии и даже
Швейцарии, где на нее отпускается
не так уж много денег. Если быть
честными, то средств, выделяемых
даже сейчас, при разумном их
использовании могло бы хватить, чтобы
остановить падение уровня научных
исследований. С этой точки зрения
задача возрождения полноценной
научной деятельности на первый
взгляд даже проста. Надо
перестать финансировать бредовые
прожекты, и эти деньги пустить на
финансирование разумных научных
программ.
Так в чем же дело?
Большая академия
Действительно, в чем? Пусть
бывшая Академия паук СССР, ныне
РАН (именуемая в просторечии
Большой академией), — средоточие
научного потенциала страны —
организует нашу науку в соответствии с
изменившейся ситуацией.
Однако трудно на это надеяться.
Большая академия до сих пор
представляет собой помесь элитарного
клуба с министерством... Основные
пороки порождаются полным
отсутствием ответственности академиков
перед кем бы то ни было. В
частности, членов клуба академики
пожизненно^ выбирают себе сами, а
управлять пытаются учеными, их не
выбиравшими. Кроме того, академики
не ведут, как правило,
непосредственной научно-исследовательской
работы. Обычно сфера их
деятельности — отношения между людьми, а не
решение научных проблем. Это
привело к вырождению. Многие
академики давно превратились в обычную
номенклатуру, со своеобразным
стереотипом взаимоотношений,
сформировавшимся еще при сталинском
режиме.
Нередко наши академики не
являются ведущими специалистами в
своей области.
Об угических нормах,
господствующих в Большой академии,
спрашивать бессмысленно. В результате мы
имеем академиков, которые готовы
поддержать любой проект (вплоть до
поворота северных рек), при
удобной возможности бежать туда, где
«качественная еда» (цитирую
упомянутое заявление Абрикосова), и
возглавить любое научное направление.
Академик Велихов, например, в
разные времена курировал создание:
МГД-генераторов, сверхмощных
лазеров, термоядерных реакторов,
микроэлектронных приборов. Создается
впечатление, что провалы многих
проектов даже как-то
способствовали его карьере.
Сейчас, при общей ностальгии по
временам сравнительно спокойной
научной работы, стали забывать о
гигантских глупостях (или преступле
ниях), творимых не так давно. Когда
академические выплаты для многих
были заманчивой мечтой и гарантией
безбедного номенклатурного
существования, некоторые директора
крупных предприятий
военно-промышленного комплекса готовы были
истратить десятки миллионов тогда еше
довольно полновесных рублей на
заведомо пустую затею какого-нибудь
академика. В обмен на это
имеющий вес академик продавливал
упомянутого директора в членкоры (в
просторечии — «получлены»). Деньги
же, пущенные на ветер, в шутку
называли вступительным взносом в
Академию.
Сейчас у Большой академии
возможности влияния на развитие науки
резко уменьшились. Учитывая ее
специфические качества, это, может быть,
даже и хорошо. Однако в рамках
старой системы отпускаемые средства
невозможно было большей частью
использовать для личного
употребления. Поэтому кое-что перепадало и на
долю ученых, занимающихся в
основном не решением своих
материальных проблем, а научными
исследованиями. В условиях же
нерегулируемых рыночных отношений
положение честного исследователя стало
катастрофическим.
Например, сейчас деньги,
полученные с военных, расходятся по
коммерческим структурам при
промышленных предприятиях. В
академические институты перепадают крохи в
основном за написание фиктивных
отчетов, оправдывающих существова-
25

В самое то время, когда политическое
состояние России почиталось
иностранцами сомнительным... многие славнейшие
ученые мути по всей Европе, иные уже
в глубокой своей старости, в Россию
приехать не обинулись. Ныне, когда почти
весь свет уверен в нашем большем
прежнего просвещении... не токмо знатные
процессоры но и те, которые недавно
из студентов вышли, не хотят к нам в
академическую службу, невзирая на
знатную сумму, которая им
предлагалась.
М, В. Ломоносов
В истории знания при всем
общечеловеческом его значении очень сильно
сказываются национальные течения, и
отсутствие научной работы над историей
научной мысли и техники в какой-нибудь
одной стране отражается на полученном
коллективной работой человечества
общем результате-
В. И. Вернадский
ние упомянутых коммерческих
структур. Эти структуры кое-чем делятся
и с представителями военных
заказчиков, чтобы был заказ. На
настоящие же исследования в таких
условиях денег, конечно, нет вообще.
СОБРАН'
РАЗНЫХЪ СОН
ЬЬ СТИХАТЬ ' *
ч
X О.
ГУ С
*<
А все ли хорошо
у американцев?
Казалось бы, что тут думать?
Надо сломать сложившуюся во
времена реального социализма систему
организации науки и заменить ее
более прогрессивной, — например,
американской моделью. Однако
западные системы финансирования, да
еще перенесенные на неподготовлен
ную русскую почву, вовсе не так
хороши, как принято думать. Взятки
при получении заказов, обман
учеными финансирующих организаций (в
том числе и правительства),
финансирование заведомо провальных
научных проектов — все это есть и в
Америке.
Примером может служить мировой
блеф, получивший название
стратегической оборонной инициативы
(СОИ). Предполагалось на основании
новейших физических разработок
создать непробиваемый
противоракетный щит — сбивать каждую ракету
так называемым оружием
направленного действия (лазерами, пучками
частиц и т. п.). При этом наиболее
активно пропагандировались
гипотетические возможности еще не
существовавших рентгеновских и гамма-
лазеров, которые вряд ли будут
созданы в обозримом будущем.
В научном отношении создание
лазеров нового типа представляло
большой интерес. На основе этих
исследований могли быть получены и
практически важные результаты,
которые заранее предугадать сложно.
Но произвести таким путем
эффективные системы оружия, да еще
способного сбивать все ракеты?! По-моему,
ни один серьезный ученый в это не
верит. Однако многие занимались
и занимаются различными
научными проблемами, связанными с СОИ.
Занимался такими проблемами и я,
пытаясь потратить деньги на разумные
физические задачи, но тут же вступил
в противоречие с имеющимися
правилами игры. Требовалось давать
заведомо невыполнимые обещания и не
замечать мешающие их выполнению
физические эффекты. Этого я не
хотел делать и не делал. В
результате основное финансирование шло
мимо нашего коллектива в руки
многообещающих.
На лазерной конференции в Новом
Орлеане я наблюдал, как в ходе так
называемой панельной дискуссии
американские ученые рекламируют СОИ.
Лидировал известный американский
физик Эдвард Теллер, «отец»
водородной бомбы. Против выступил лишь
один из приглашенных к дискуссии,
который сказал, что выглядит перед
своими противниками, как цыпленок
перед свиньей. Когда Теллер уходил,
26

Страницы
из прижизненных
изданий
М. В. Ломоносова
и Д. И. Менделеева
я подошел к нему и прямо спросил,
верит ли он в СОИ. Он,
естественно, ответил утвердительно. Тогда
я предложил ему написать это на
программе конференции и
подписаться. Теллер согласился, но
сравнительно долго думал над формулировкой.
Написал он следующее: «Я верю в
СОИ, в мир и в то и другое вместе».
Тем самым опытный политик
расписался не в научном, а в
политическом утверждении.
В усилиях по выбиванию денег из
своих правительств западные
исследователи выступали одним невидимым
фронтом с советскими учеными даже
в период напряженных
межгосударственных отношений. При
отстаивании необходимости строительства
больших установок «Токамак»
сформировалась даже неформальная
наднациональная общность, получившая
в научном фольклоре название «тока-
мафия», которая в течение
нескольких десятилетий обещает в
ближайшие годы дать миру почти
бесплатную энергию. (Об этом — в «3 — С»,
1992, № 11.)
Впрочем, в начале термоядерных
исследований трудно было
предугадать, что они зайдут в тупик.
Сейчас же часто выдвигаются
заведомо провальные проекты. Яркий пример
тому — предложение в ближайшие
годы зажечь самоподдерживающуюся
Главные причины худого
академического состояния две: первая — искание
и получение правления Академически/и
корпусом от людей мало ученых,
вторая — недоброхотство к учащимся
россиянам...
М. В. Ломоносов
Оттого ли, что в современной
Академии собралось много иностранцев,
чуждых России, или же русских, не знающих
ее, оттого ли, что принципы
императорской Академии взяли верх над началами
русской Академии, или оттого, что
изменились сейчас условия времени,— во
всяком случае несомненно, что в таком виде,
в каком ныне существует Академия
наук ... она не имеет никакого значения
не только для мирового развития науки,
не только для интересов России, но и
даже просто для того кружка лиц,
который держится близ этого
учреждения, когда-то славного и сделавшего
немало как для развития знаний вообще,
так и для изучения страны, в которой
довелось действовать этому кружку
ученых.
Д. И. Менделеев
термоядерную реакцию с помощью
лазерного луча, получаемого в
ядерном реакторе. Еще об одном
российско-американском чудо-проекте с
плазмоидом, сбивающим ракету, рас-,
сказали нам «Известия» второго
(жаль, что не первого) апреля
1993 года.
Кроме того, надо заметить, что
Америка вовсе не такой уж рай для
ученых, как принято у нас
пропагандировать. Быть ученым там не
престижно. Говорят, из коренных
американцев в науку идут в основном
неудачники. Настоящие «хозяева
жизни» становятся юристами и врачами.
Просто Америка богаче и привлекает
ученых со всего мира более высоким
стандартом жизни, а потому, даже
не имея практически собственной
научной школы, может позволить себе
в ряде случаев пустую трату не
только материальных средств, но и
интеллектуальных усилий. Для нас это
совершенно недопустимо, тем более в
нынешней обстановке.
Нет пока надежды и на частное
предпринимательство. Мы можем
рассчитывать только на собственную
национальную научную школу и
государственную поддержку. При этом 5
ответственность за использование ^£
средств, отпущенных на научные Z
исследования, у нас должна быть,
выше, чем на Западе.
| *
27

Академия наук сосгоит из
действительных членов (академиков), почетных
членов, членов-корреспондентов и
основного штата научных сотрудников,
работающих в учреждениях Академии наук.
Из Устава Академии £ <и
наук СССР, 1935 год ^
В состав Академии наук СССР входят
действительные члены (академики),
члены-корреспонденты и иностранные
члены.
Из Устава Академии
наук СССР
1959 и 1963 годов
Такова динамика «демократизации»
Большой академии: со времен
хрущевской «оттепели» научные сотрудники
академических институтов в состав
Академии не входят.
а1
5? »
г—
J ЛК1ДВМ1П
■ "*J пни вина ниш» ihu ._ъ
BtlWrltfl
for J&inrutydiiitR j
впяг». Ли* ^t $*«№■
0 ч
Ж X
1 V
U ш
I г
Вечные проблемы
Можно ли выработать приемлемые
и четкие правила финансирования
науки? Подобные попытки сразу
выявляют одно из вечных
противоречий общественной жизни. Как
свести воедино ограничения
(возникающие при любой форме управления
обществом) и свободу (необходимую
для творческой деятельности)? Это
противоречие относится к так
называемым проклятым вопросам,
формальное решение которых в общем
виде невозможно.
11онятно же, что наука (даже
прикладная) существовать в рамках
сугубо рыночных отношений (как
говорили раньше, на хозрасчете) в
принципе не может. Точнее говоря,
деньги, вложенные в нее сегодня,
завтра, как правило, не окупятся.
Если наука прикладная, они
окупятся послезавтра, если
фундаментальная послепоспезавтра. Я имею в
виду именно науку, а не инженерные
разработки, выполняемые на ее
основе.
Более того, фундаментальная
научная работа непосредственную
материальную пользу приносит не тому,
кто ее проводил или финансировал.
В некоторых случаях нельзя даже
определить, была ли такая прямая
польза, а если была, то в чем и как
она реализовалась? Например, одним
из результатов исследований Ампера,
Фарадея, Максвелла и Герца стала
электродинамика, породившая
радиосвязь и телевидение. Однако
промышленное производство соответствующих
устройств осуществлено спустя много
лет после смерти, основоположников
электродинамики (И не ясно, как эти
ученые и те, кто их финансировал,
отнеслись бы к тому, чем
заполнялись и заполняются теле- и
радиопередачи.)
Еще сложнее обстоит дело с
открытием ядерных превращений. Если
бросить на чашу весов его
положительные и отрицательные
материальные последствия, то
непосредственный вред, нанесенный производством
и использованием ядерного оружия,
несомненно, превысит пользу от
атомных электростанций в
промышленности и меченых атомов в медицине.
Ясно, однако, что эти исследования
человечеству в чем-то необходимы.
Во всяком случае вычеркнуть
соответствующие сведения из
общечеловеческой памяти хотели бы лишь очень
одиозные личности.
Итак, совершенно очевидно, что
наука может существовать лишь за
счет общества как бы в долг. А
потому ученые должны осознавать это и
отчитываться перед обществом в своей
деятельности. В то же время
настоящее творчество непредсказуемо и
требует свободы, поскольку тот или иной
путь исследований нельзя формально
обосновать заранее. Настоящий
ученый должен «дорогою свободной идти,
куда влечет его свободный ум».
Вот почему так трудно представить
какие-либо канонизированные
формы отчетности ученых.
Элитарность и демократичность
Вообще, если пользоваться
современными не вполне адекватными поня-
-
28

*•
NICOLAI COPER-
1 Xi *l^°AX;jJi*S(VM
ЛС4ДМ1НК N В МИЛО!
Г пищик
It I HUH (HIM I '
Ol.lfc (Ml НОШ
turn нмкнои
1ПМН1НО» ГН i
1 WHHOJHIA
тиями, научная деятельность
одновременно глубоко элитарна и глубоко
демократична. С одной стороны, в ней
мнение одного специалиста
несравненно важнее утверждений полка
самоуверенных невежд. Научные
вопросы не решаются голосованием.
С другой стороны, перед природой
все ученые равны. Интуитивное
предвидение младшего научного
сотрудника может лучше отражать
действительность, чем мнение маститого
академика. (Об этом часто забывают
академики, отошедшие от
непосредственной научной работы.) Поэтому как
элитарные, так и демократические
формы организации науки сами по
себе никогда не будут
совершенными.
Элитарная система предполагает
создание центрального органа из
высококвалифицированных ученых,
осуществляющего организацию
научных исследований и
отчитывающегося перед правительством. Роль
такого органа в России всегда
играла академия. Этот подход
поддерживали почти все крупные русские
ученые. Например, Д. И. Менделеев,
хотя и резко критиковал Академию
наук в Петербурге, но все же считал,
что Российская академия «в
действительности государству нужна» и долж-
... Вопрос о современном состоянии
науки и о путях ее усовершенствования
больше, чем когда бы то ни было
занимает сейчас умы людей; в настоящее
время все соглашаются с тем, что —
это дело всей науки и, более того,
имеющее фундаментальное значение.
...Польза, которую ученый иен таковой
приносит всей нации, измеряется
количеством новых сведений, которые он й
сообщает.
Д. Максвелл
Наука ставит нас в постоянное
соприкосновение с тем, что превышает час... .
Тот, кто вкусил, кто увидел xgim бы издали
роскошную гармонию законов природы,
будет более расположен пренебрегать
своими маленькими эгоистическими
интересами, чем любой другой.
А. Пуанкаре
на нести двоякие обязанности: «во
первых, центрального научного
общества, которое было бы
действительным центром действительных научных
сил страны; во-вторь:х^центрального
научного комитета, в распоряжении
которого должны перейти и
предприятия практического государственного
значения, ныне рассеянные по
разнообразным, так сказать, мелким
научным комитетам».
Но практика покрывает, что такой
центральный орган проявляет тенден-*
цию к загниванию и сам нуждается
в контроле. Во всяком случае,
нынешняя Большая академия прогнила
достаточно и , несомненно , нуждается
в реорганизации.
В рамках демократического
подхода естественно организовать
финансирование научных программ не
централизованно. Есть очень уважаемые
мною люди, котопые, наглядевшись
на нашу Большую академию, считают,
что ее необходимо не
реорганизовывать, а ликвидировать, как
печально известный Минводхоз. При этом
обычно считают, что надо заменить
ее системой научных обществ, а
финансирование исследовательских
программ весги непосредственно через
различные фонды.
Такой подход имеет свои очень
серьезные недостатки. Во-первых,
возродить именно научную жизнь
подобных обществ совсем не просто в ■
нынешних условиях. Например, за 5^
последние годы создано много орга- | 5
низаний, именующих себя акаде- " *
миями. Казалось бы, вот коллективы ; £.
людей, объединившихся по творче- "<
29

ским интересам. Однако пока эти
«академии» в подавляющем
большинстве фиктивны, как и
многочисленные политические партии. Возникает
впечатление, будто созданы они не
для того, чтобы развивать научную
деятельность, а чтобы их создатели
могли величать друг друга
академиками (они как бы договорились
говорить друг другу «Ваше
превосходительство»).
Во-вторых, вопрос, какие работы и в
каком объеме фонды будут
финансировать, а какие нет, опять-таки не
имеет удовлетворительного общего
решения. По мнению многих, решать
надо чиновникам, не имеющим своих
научных интересов, что должно
обеспечить их объективность. Однако
это предложение в большинстве
случаев тоже неоправданно.
« Н аукометрия »
Основная трудность состоит в том,
что труд ученого не может оценить
человек с низкой научной
квалификацией. Механическая оценка,
основанная на каких-либо формальных
признаках, по-моему, никогда не будет
удовлетворительной. Есть такая
область деятельности —
«наукометрия». Люди, ею занимающиеся,
дел ают вид, что изобретают объек-
тивные методы оценки научных работ.
Одной из используемых
характеристик служит количество публикаций,
другой — количество ссылок на эти
публикации в работах других авторов.
Но как только такой подход
принимается, тут же формируются
команды взаимоссылающихся ученых
(«кукушек» и «петухов»).
Думаю, какая бы «объективная»
система оценок ни утверждалась,
лучшим образом ей будут
удовлетворять не те, кто занимается наукой
по-настоящему, а проходимцы. Как
говорил А. Франс, поддельный
документ внушает больше доверия, чем
подлинный, поскольку специально для
этой цели создается. Добавлю — в
особенности, когда он
демонстрируется неспециалисту. Некомпетентные
чиновники не способны обычно
отличить поддельного, но хорошо
маскирующегося мошенника от настоящего
ученого.
Можно возразить, что имеются
примеры фондов, успешно
функционирующих на формальной основе,—
например, известный Фонд Сороса.
Здесь финансовая поддержка
различных ученых осуществляется, в
частности, исходя из того, в каком
журнале опубликованы работы автора.
Разным изданиям при этом заранее
определеиа некая рейтинговая оценка.
Не берусь сказать, насколько
успешно функционирует Фонд Сороса,
прошло еще слишком мало времени
с начала его деятельности в нашей
стране. Но принятая в нем система
оценок заведомо допускает сбои.
Она вполне подходит для содействия
ученым, обладающим повышенной
житейской активностью, однако далеко
не всегда годится для выявления и
поддержки наиболее интересных
научных работ. Я отнюдь не хочу
обидеть тех талантливых
исследователей, которые смогли
воспользоваться помощью фонда. Они тоже попали
в списки, хотя и в малом числе.
Еще меньше я бы желал оскорбить
людей, оказывающих нам
бескорыстное содействие.
Но реальные итоги деятельности
фонда пока очень далеки от того,
что, возможно, ожидал его создатель.
Складывается впечатление, что одной
из основных задач стало
предохранение Запада от массовой
экспансии шустрых и не самых способных
бывших советских ученых. Их
дешевле поддержать у нас, чем
содержать на Западе.
Нужна честная экспертиза
Можно, конечно, сказать: пусть
западные системы научного
финансирования несовершенны, но наша еще
хуже и надо заимствовать
прогрессивный опыт. Да, надо. Но при всех
восторгах по поводу американского
образа жизни есть одно важное место
в западной системе финансирования,
которое у нас почему-то
предпочитают не афишировать. Это широко
принятая система независимых
экспертных оценок. Она, конечно, тоже
не идеальна, но у нас таковая просто
отсутствует. Если и даются какие-то
оценки крупных научно-технических
проектов, то лишь теми, кто
непосредственно заинтересован в их
принятии. В результате после провала
можно списать израсходованные
средства на несовершенство научных
знаний и непредсказуемость научных
результатов.
Конечно, разработка методов
экспертизы — дело очень непростое.

Механизмы экспертных оценок
требуют отдельного всестороннего
обсуждения. Но надо отчетливо понимать,
что без добросовестной экспертизы
нет шансов остановить падение
наших научных исследований. Отмечу
лишь некоторые моменты, которые
совершенно необходимо использовать в
экспертной оценке научно-технических
проектов.
Во-первых, везде, где это
возможно, эксперты должны отделять
научные проблемы от технических.
Техническая проблема отличается от
научной тем, что принципиальная
возможность ее решения известна
заранее и, более того, как правило,
возможно несколько решений. Это
позволяет в некоторых случаях
успешно использовать силовой стиль
руководства. Научные же задачи
принципиально новы, и всегда есть
сомнения в возможности положительного
исхода. Здесь силовой стиль в
принципе неприемлем.
Например, взрыв американцами
первой атомной бомбы раскрыл ее
гл а вн ый н ау ч н ы й секрет такое
устройство принципиально возможно.
Задача стала больше инженерной,
чем научной. В этом случае
«вливание» дополнительных средств и
привлечение большого числа
специалистов обеспечило успех нашей стране.
В то же время, когда научные
руководители работ по проблеме
управляемого термоядерного синтеза
объявили создание термоядерной
электростанции более инженерной, чем
научной задачей, это было сознательной
дезинформацией. руководства
страны и общественности. Целью такой
дезинформации стало выколачивание
дополнительных средств на научные
исследования и увеличение
престижности результатов своей деятельности.
До сих пор неясно, возможно ли в
принципе устройство с
предполагаемым энергетическим циклом (об этом
«3 —С», 1992, № 11).
Интенсификация исследований здесь, как мне
кажется, привела к бегу наперегонки
в тупиковом направлении.
Вторым важным свойством
экспертной оценки должно быть ее
сравнительно длительное последействие.
Мнение эксперта можно
проигнорировать, но нельзя его забывать.
Если бы рядом с восторгами по
поводу обсуждавшегося предложения
лежали критические замечания с
указанием причин, по которым проект
впоследствии провалился, и если бы
тот, кто проигнорировал эти
замечания, отстранялся в дальнейшем от
принятия ответственных решений,
глупостей и служебных преступлений
стало бы значительно меньше.
Наконец, третьим, самым важным и
неформализуемым свойством
экспертной оценки должна быть ее честность.
Принято считать, что честность
обеспечивается независимостью. Но
полностью независимых и
беспристрастных людей не существует, и тот, кто
это отрицает, либо недостаточно
честен, либо недостаточно умен. В то же
время мнение человека честного, хотя
и небеспристрастного всегда важно,
а для экспертизы просто необходимо.
Что же нам делать?
С какой стороны ни подойди к
решению вопроса о возрождении нашей
науки, выясняется, что это дело не
только организационное, но и
нравственное. Впрочем, я вообще не верю
в решение крупных социальных
проблем (будь то организация научных
исследований или экономические
преобразования) одним лишь
организационным путем. В то же время при
удовлетворительном нравственном
климате многие проблемы резко
упрощаются. Например, для организации
научной деятельности в нашей стране
вполне подойдет комбинация
реорганизованной Большой академии с
системой научных фондов,
опирающихся на честные экспертные оценки.
Поэтому на вопрос «что делать?»
я бы ответил: вести себя честно. Для
ученого это, в частности, означает
добросовестно вести
исследовательскую работу, передавать наши лучшие
научные традиции следующему
поколению и не завидовать успехам
проходимцев. Вспомним, что даже в
самые тяжелые времена находятся
люди, испытывающие к науке
«влеченье — род недуга». Их хоть и
немного, но достаточно, чтобы не
распалась связь времен.
В этом наш шанс. #
X f
V <

Наступает общее
потепление климата, считают
некоторые ученые. Виной тому —
парниковый эффект,
который могли бы создавать
газы, поступающие в
атмосферу, и среди них — метан.
Каждый год его содержание
в атмосфере увеличивается
на один процент, оно уже
удвоилось за последние
двести лет. Источником метана
служат земные недра,
которые «выдыхают» его в
количестве более полумиллиарда
тонн в год. Другим
достаточно мощным потоком идет
тот же газ, выделяемый в
атмосферу метанобразую-
щими бактериями. Баланс
между ними и бактериями,
окисляющими метан,
складывается явно в пользу
первых, о чем на наших
страницах уже подробно
рассказывал известный
отечественный микробиолог
академик Г. Заварзин («Знание —
сила», № 9 за 1989 год).
К подтверждению этой
закономерности ведут и
результаты прямых опытов,
проведенных путинскими
биологами из Института
почвоведения и фотосинтеза РАН.
Ученые исследовали выход
этого газа в условиях
тундры, для чего из почвы
вырубали мерзлый керн,
оттаивали его в закрытом
сосуде, где потом и определяли
количество Meiaha. В
зависимости от места взятия
пробы керны земли содержали
разные по толщине слои се-
зонноталого горизонта — от
нуля до тридцати пяти
сантиметров высоты. По
мысли ученых, метанобразую-
шие бактерии могут жить
и активно функционировать
только в этих слоях.
Контроль объема выделяемого
газа подтвердил эту догадку —
керны осадочных пород, без
сезонноталого слоя,
выделяли примерно 26,5
миллиграмма метана с квадратного
метра земной поверхности
в сутки, а включающие этот
слой наибольшей
толщины — уже 40. Таким
образом, в данном конкретном
случае живые существа —
бактерии — только своим
«дыханием» увеличивают
поток газа в полтора раза.
ф Грядет ли парниковый эффект!
ф Когда металлы закипают
ф Полимеры плохо переносят космос
ф Электроника на молекулах
ф Споры ученых вокруг рюмки
Дарвинизм и антидарвинизм — в мире
атомных ядер
Современная технология
требует самых разных
способов обработки металлов
для получения тех или иных
деталей машин и
механизмов. Среди них особые
надежды возлагаются на
мощные энергетические
воздействия, позволяющие быстро
получить нужный результат.
Есть, однако, проблема,
связанная с тем, что
нормальный металл при
наращивании силы воздействия
вначале механически
разрушается, потом электрически
пробивается, затем плавится
и только в самом конце —
закипает. А между тем
именно локальное кипение
металла дает наилучшие
результаты в его обработке.
Как-то обойти это
препятствие попытались физики
из Томского
политехнического института. Они
выбрали металлы с очень высокой
пластичностью — медь,
алюминий, никель,— сделали из
них тонкие шайбы и стали
облучать мощными
электронными пучками. В
результате подбора параметров
пучка — его интенсивности и
длительности импульса —
удалось добиться прямого
закипания металла в
заданных точках образцов, минуя
все предыдущие стадии.
Интересно, что металл кипит
в двух разных фазах — на
поверхности и внутри.
Причем только внутреннее
кипение, связанное с
образованием пузырей пара, выносимых
на поверхность, дает
толчок — импульс отдачи
образца от удара электронным
пучком.
Пленки фторопласта —
синтетического полимера —
очень удобны и широко
используются не только на
Земле, но и в космосе —
на борту космических
летательных аппаратов.
Однако здесь они почему-то
быстро приходят в
негодность, хотя по
лабораторным испытаниям фторопласт
химически инертен и вполне
выдерживает высокий
вакуум. Виноваты ионизирующие
космические излучения,
решили ученые, проверили и
подтвердили этот вывод в
опытах. Хорошая доза
радиации действительно
снижала прочность пленки на
разрыв на тридцать — сорок
процентов. Но, как показали
специальные исследования и
расчеты, проведенные в
московском Институте
энергетических проблем химической
физики РАН, в реальных
космических полетах спут-
ников и станций такие
большие дозы радиации
практически не встречаются.
Тогда, может быть, виновато
солнечное ультрафиолетовое
излучение? Тоже нет.
Ученые сделали имитаторы
солнечных лучей в видимом и
УФ участках спектра и
провели специальные опыты с
ними. Пленка фторопласта
быстро покрывалась
тончайшим слоем продуктов
фотодеструкции, который дальше
уже никак не менялся. Это
показалось странным, ибо
сами молекулы полимера не
обладают собственным
фотопоглощением в этих
участках спектра.
Единственное объяснение
может состоять в том, что
солнечный свет как-то
изменяет надмолекулярную
структуру пленки, отчего она
и теряет свою прочность.
Осталось определить — как.
32

Некоторые полимеры,
например полиаценхинон,
обладают полупроводниковыми
свойствами. Хорошо бы
добиться от них полной
электрической проводимости,
тогда стали бы реальны
процессы передачи электронов по
молекулярным цепям. Эту
цель преследуют работы по
молекулярной электронике.
Пока что успехи скромны,
заметная проводимость
полимеров возникает только в
диапазоне радиочастот. А из
физики известно, что
высокочастотные сигналы
проходят и через полные
изоляторы. Но полупроводник —
это уже половина успеха,
и потому иркутские ученые
из Политехнического
института и Института
органической химии СО РАН стали
экспериментировать с
различными образцами поли-
аценхинона.
Ученые использовали
полимерные порошки, в одном
случае «крупного помола»,
с размером частиц до ста
микрон, в другом — из
частиц порядка одного
микрона. Из порошков
спрессовали сантиметровые
таблетки, через которые стали
пропускать высокочастотный
электрический ток. В
результате выяснилось, что
проводимость заметно
зависит от размера частиц,
точнее, она в полтора раза
выше у образца из крупных
частиц. Дополнительные
расчеты привели авторов к
выводу, что ток совсем не
равномерно проходит через
толщу таблетки. Он как бы
«спотыкается» на
внутренних трехмерных
образованиях типа доменов.
Размеры этих включений не
превосходят микрона, однако
они, имея сильноиэолирую-
щую поверхность, мешают
передаче электронов. Эти
домены, видимо, образуются
в полимере при его
конденсации — застывании из
жидкого состояния, а вот если их
образования как-нибудь
избежать, то перенос зарядов,
очень может быть, начнет
происходить на уровне
молекулярных цепей.
Алкоголь влияет на
организм, что давно замечено
наукой. В первую очередь
поражается мозжечок, а в
нем — клетки Пуркинье. Эти
клетки имеют собственные
биотоки, которые и
меняются в зависимости от дозы
принятого.
Электрофизиология — точный научный
экспериментальный метод. По
результатам множества
измерений биотоков клеток
мозжечка удалось все
дозы опьянения разделить на
группы — сильные, средние,
слабые и, наконец,
пороговые. Если доза
употребленного этанола ниже
пороговой, то биотоки уже
никак не изменяются по
сравнению с нормой, которой,
как известно, является
трезвость. Таким образом,
физиология невольно приходит
к выводу о существовании
безвредных порций
спиртного — десятая доля грамма
на каждый килограмм
веса. Для взрослого
мужчины это составит примерно
семь граммов. Немного.
Но этологи, которые, в
отличие от электрофизиологов,
никак не встревают в
работу мозга подопытных
животных, а только следят за
их поведением, утверждают,
что и такие, сверхмалые
порции алкоголя влияют на
него. Вот почему, стремясь
уйти от упрека в неточности
своего метода,
электрофизиологи решили
перепроверить свои данные. В
Институте эволюционной
физиологии и биохимии имени
И. М. Сеченова РАН в
Санкт-Петербурге провели
заново все эксперименты, где
подопытным крысам
«наливали» сверхмалые дозы. И
ученые нашли изменения в
электрической активности
клеток Пуркинье, на
которые раньше не обращалось
внимания. Это увеличение
частоты сложных
импульсов — спайков и удлинение
времени адаптации клеток к
действию этанола. Так что
эффект подпорогового
воздействия все-таки есть.
Однако «вопрос о клеточных
механизмах действия
этанола продолжает оставаться во
многом спорным и требует
дальнейшего изучения
данной проблемы», делают
вывод сами исследователи.
Что такое эволюция —
объяснять не'надо. Все
споры вокруг нее сводятся в
основном к вопросу о ее
движущей силе, главном
«толкающем» факторе. В
дарвинизме — это
естественный отбор, в
антидарвинизме — неизвестная пока
внутренняя причина-пружина, в
связи с чем учение о
последнем называют еще
автоэволюцией.
Оба учения не всегда
мирно уживаются в биологии —
наука и время еще не
сделали окончательного
выбора. Однако линия их
противостояния, конфронтации и
конкуренции уже
перекинулась в мир неживой
природы, точнее, в область
атомов и их ядер. Ясно ведь,
что атомы во Вселенной
получились путем
последовательного синтеза — от
водорода до урана. Но, самое
главное, как? И тут
можно уже говорить о наличии
обеих конкурирующих
позиций, точек зрения. Только
естественный отбор —
утверждает один из
дарвинистов, С. Глейзер, в
своей симхионной модели
эволюции ядер («Знание —
сила», № 11 за 1983 год).
Только саморазвитие
элементов и атомных ядер —
утверждает ныне явный
антидарвинист, московский
физик А. Дринков. Истина,
возможно, в середине, а
может быть, и в стороне...
Но идея автоэволюции
выглядит весьма
аргументированной. В ней
используется статистика природных
долгоживущих ядер,
которые, оказывается,
распределяются по неким
пространственным спиралям. С
помощью методов симметрии,
таких, как отражение,
вращение, разделение чет-нечет,
«золотое сечение», удается
сформулировать новый
критерий периодичности свойств
химических элементов.
Такая автоэволюция,
двигающая ядра по спиралям,
позволяет предсказать,
например, сверхпроводимость у
меди, серебра, золота,
платины и у других
элементов, а также-сверхтекучесть
у переохлажденного
дейтерия.
2 Знание - сила № 5
33

Есть вопросы, в которых
разбираются все. Как воспитывать детей,
лечить все до единой болезни
наложением рук, что носить и за кого
голосовать — здесь мы найдем, много
специалистов. Так и с экологией.
Сплошь и рядом услышишь: «У нас
экология плохая». «А у нас — хуже
некуда, всю экологию испортили!»
А ведь экология не может быть
плохой или хорошей, ее нельзя
испортить или подправить. Экология — это
наука, сложно, а порой даже и
драматично развивающаяся. И лучше
всего, если по вопросам экологии
будут говорить истинные специалисты.
Мы предложили видному ученому,
доктору биологических наук, члену-
корреспонденту Российской Академии
наук, председателю
Межведомственной комиссии по экологической
безопасности Совета безопасности
России Алексею Владимировичу ЯБЛО-
КОВУ высказаться на страницах
журнала по самым животрепещущим
вопросам экологии. Какую из проблем
он выбрал, считая ее сегодня самой
острой, вы узнаете из беседы с ним
нашего специального корреспондента
Г. ШЕВЕЛЕВОЙ.
ПРИРОДА, ОБЩЕСТВО, ЧЕЛОВЕК
А. Яблоков
Всегда ли
риск —
благородное
дело?
i i I i I i I I I l l l i 11 i I l I I i и I
IIIIIIIIIIIIIIIMI
А. Яблоков: — Я хочу поговорить
с вами о наиглавнейшей, на мой
взгляд, из экологических проблем.
Для России огромное значение
сейчас имеет радиоактивное загрязнение.
На это недостаточно обращается
внимания.
Г. Шевелева: - Вы имеете в виду
власти, правительство?
А. Яблоков: — Я имею в виду
широкое общественное мнение,
звучание этой проблемы в обществе. К
правительству или Президенту я этого
отнести не могу. С того момента, как
я стал советником Президента по
экологии, я имел несколько разговоров
по этой теме с Президентом и
получал полное понимание и поддержку.
Президент дважды был в
Чернобыльской зоне, в Южно-Уральском районе
радиационного поражения, на
Алтае, то есть во всех главных
болевых точках. В ноябре 1991 года
вышло очень важное распоряжение
Президента о радиационном
заражении, где определены главные
направления, по которым надо действовать в
1992 году. Но одного года для
такой огромной работы оказалось
мало. Буквально каждую неделю мы
узнаем что-то новое и страшное.
Образован специальный комитет по
Чернобылю, который занимается,
конечно, не только Чернобылем, а всеми
раднационно загрязненными террито-
34

,
риями. Отпущены очень большие
средства иа работы по Чернобылю. К
сожалению, они даже не были все
использованы. Намечены специальные
исследования и работы по
радиационной ситуации на Южном Урале. Сов
сем недавно принята очень важная
программа по реабилитации
территорий вокруг Семипалатинского поли
гона. При утверждении программы
В. Черномырдин специально
подчеркнул, что Казахстаном и Алтаем не
должно все ограничиться, что нужно
просмотреть все участки, где может
сказаться загрязнение. То есть на
правительственном уровне внимание к
этим проблемам очень велико, и при
существующей экономической
нестабильности и даже, я бы сказал,
хаосе делается очень много. Но здесь
вступает в силу наш российский
менталитет. «Авось пронесет» — это
наше знамя. А если люди, от
которых зависит выполнение программ,
не понимают до конца всей
нависшей опасности, то количество
онкологических заболеваний будет расти,
продолжительность жизни будет
сокращаться, то есть будет
происходить то, что мы на самом деле и
видим.
Вот пример. Во всем мире давным-
давно пристальное внимание
уделяется радону — природному газу,
обладающему радиоактивностью. Как
только вы начнете копаться в
земле — рыть фундамент под дом или
бурить скважину,— обязательно
пойдет радон. От него легко защититься,
но строители обязаны этим зани-
I О-
I О;
* s
I O.
* <
35

< m
I*
И
10 £
1 S-
en с
= <
маться, у нас же на это — ноль
внимания. Доходит дело до того, что
берутся радиоактивные материалы,
то есть те, что содержат радон, и
из них строят дома.
Наша беспечность объясняется
еще и тем, что экологи у нас до
сих пор не разработали критериев
риска. Все экологические опасности
мы должны оценивать с точки
зрения риска — приемлем он или нет.
На Западе, где экологическое
благополучие увеличивается,
продолжительность жизни растет, уже давно
рассчитывают экологический риск, и
общество считает риск неприемлемым,
если он составляет величину один на
миллион. Что это означает? Если
зафиксирован один случай заболевания
на миллион людей, связанный то ли
с пестицидами, то ли с радоновым
излучением, то ли еще с
какой-нибудь опасностью, уровень риска
считается тревожным, и общество
начинает принимать меры. Самые
разные — либо вводит новые правила,
касающиеся применения удобрений,
либо более строгий контроль в
строительстве, либо увеличение налогов с
тем, чтобы деньги могли быть
использованы на защиту и лечение
населения.
У нас уровень неприемлемости
экологического риска, похоже, находится
где-то на уровне один к десяти
тысячам. Вот когда один из десяти
тысяч заболевает, тогда мы хватаемся
за голову и начинаем принимать хоть
какие-то меры. Улавливаете разницу?
Концепция риска должна стать
настольной для любого политика, для
любого строителя, для любого
общественного деятеля. Без этого мы не
сдвинемся с точки благих пожеланий
и вполне безответственных действий.
Радиация не имеет ни запаха, ни
вкуса, мы ее не видим, последствия
ее чаще всего не ощущаются
немедленно. В большинстве случаев они
сказываются в последующих
поколениях и чем дальше, тем больше.
Здесь как нельзя лучше подходит
поговорка: «Гром не грянет, мужик не
перекрестится». Гром грянет через
несколько поколений, и тогда уже
поздно будет креститься.
Нужно сделать результаты
проводимой радиационной инвентаризации
доступными каждому члену нашего
общества. Люди должны сами
решать — быть или не быть, жить
здесь или не жить, какие меры
принимать и какие средства
использовать. Эти знания должны стать
средством общественного давления на
местные власти.
Инвентаризация, как я уже сказал,
по распоряжению Президента
проводится. Но выяснилось, что провести
ее до конца не так просто —
слишком много источников
загрязнения. Приведу пример с Москвой. За
последние десять лет в Москве было
выявлено около 600 мест с опасным
уровнем загрязнения. И они были все
ликвидированы. Но каждый год
выявляется еще около 50—60 опасных
мест. Каждый год'
В чем здесь дело? Обнаружилась
такая тревожная вещь. В Москве
существует специализированное
предприятие «Радон», предназначенное
для вывоза и ликвидации
радиоактивных отходов. Число заказов у них
в последнее время уменьшилось. Не
потому, что меньше работают с
радиоактивными источниками (немного
меньше, правда), а потому, что это
стало очень дорого. Дешевле просто
выкинуть. И выкидывают.
Радиационная опасность в Москве резко
повысилась, и если так будет
продолжаться, возрастет еще больше.
В России произведено 95 (я
надеюсь, что эта цифра точна) взрывов
в мирных целях. Я был в целом
ряде мест, где такие взрывы были
произведены, — в Якутии, в
Астраханской области, в других местах.
В большей своей части (исключение
составляют несколько мест в Якутии)
они не оставили на поверхности
заметных и сколько-нибудь опасных
следов, радиационная обстановка на
поверхности — нормальная. Иное дело,
если опустишь счетчик в скважину,
в штольню!
И вот это —" самое страшное
и сложное. Что там происходит под
землей? Насколько заражены
подземные воды и где можно ждать их
выхода? Не исключено, что радиация
может сказаться в артезианских
скважинах и колодцах, расположенных на
многие километры от места
заражения. Проследить и выявить пути
распространения радиации и оградить от
нее население — это следующая
задача.
Очень сложная ситуация в Якутии.
Взрывы проводились в вечной
мерзлоте. Считалось, что она-то все и пога-
36

сит. Однако это совсем не так. В
вечной мерзлоте идут свои подвижки,
оттаивания, замерзание вновь,
скольжение слоев - короче, это «живая»
и сложная экологическая система.
И этот просчет дает себя знать.
В бассейне Вилюя, где производились
взрывы, увеличилось количество
лейкозов у населения. Нельзя, не
проверив, отнести этот факт к ядерным
взрывам, но эта связь возможна и
подлежит обязательной проверке.
Я недавно вернулся с Байкала.
В Иркутском областном комитете
охраны природы мне показали карту
радиационной обстановки. Я ахнул!
В иркутской части Прибайкалья —
огромные пятна с уровнем радиации
около 15 кюри на квадратный
километр. А по Чернобылю мы знаем,
что уровень в 15 кюри — это зона
добровольного выселения. В ней
можно ставить вопрос перед властями о
том, что вы хотите из нее выехать.
И вам обязаны помочь.
Откуда же эти пятна на Байкале?
Предварительные исследования пока
зывают, что это последствия
испытаний на Новой Земле, которые
проводились в шестидесятые годы. Там
проводились открытые взрывы в
атмосфере. Это те самые испытания,
которые произвели переворот в душе
академика Сахарова. Он полностью
осознал тогда опасность и выступил
со своими первыми заявлениями
против испытаний атомного оружия. Но
видеть в полной мере последствия
этих испытаний он не мог. А они
«накрыли» не только, как мы считали,
тундру и некоторые районы Якутии,
а зашли гораздо дальше. Это связано
н с движением атмосферных масс,
и с расположением геомагнитных
полей и с целым рядом других
причин.
Из томского Комитета охраны
природы не так давно пришел ответ на
мой запрос о последствиях взрыва на
плутониевом производстве.
Оказалось, что при исследовании
последствий этого взрыва были обнаружены
гораздо более ранние загрязнения,
о которых никто не знал. В подземных
водах на глубине до 160 метрон были
обнаружены стронций и цезий. Но они
не были выброшены при последнем
взрыве! Откуда они взялись? У меня,
конечно, возникли подозрения,
падающие на объект Томск 7. Ведь там уже
много лет закачивают отходы своего
производства под землю. Я обратился
в Министерство атомной
промышленности. Они прислали ответ, что
закачка загрязненных вод на объекте
Томск-7 идет на гораздо более
глубокие горизонты — 500—700 метров.
Сейчас в Министерстве науки
работает специальная межведомственная
комиссия, которая должна выяснить
эти и другие проблемы, связанные с
радиационным загрязнением Томской
области.
Все это еще больше подтверждает
мою точку зрения: радиационное
загрязнение -- это загрязнение номер
один на территории России.
Теперь я готов ответить на ваши
вопросы.
Г. Шевелева: — Радиационным
загрязнением озабочен весь мир.
Везде звучит эта тревога. В каком
положении на этом фоне находится
Россия?
А. Яблоков: — Я дам короткий
ответ: мы загрязнены больше, чем
западные страны. Здесь виной
наша дикая секретность. В США.
к примеру, вокруг тех мест, где
производится плутоний, тоже существуют
серьезные пятна загрязнений. Но
общественность знает о них, они кричат
об этом. Конгресс выделяет деньги
на очистку этих мест и охрану
населения — сюда идут многие десятки
миллиардов долларов. У нас картина
иная. Я не хочу бросить тень на
людей, которые производили
плутоний. Таким был их долг. Но я был
в Красноярске-26, где вода для
охлаждения реакторов без какой-либо
очистки сливалась в Енисей.
Мы говорим сейчас: давайте
выясним, закартируем и опубликуем
масштабы загрязнения. Я не хочу, чтобы
мой внук поехал однажды провести
свой отпуск в палатке на берегу
красивейшей реки и остался на всю
жизнь нездоров. Страшно то, что
радиационное загрязнение сейчас можно
обнаружить в любом месте, там
даже, где никогда не ступала нога
человека, потому что где-то, кто-то,
когда-то... Дальше ясно.
Г. Шевелева: - - Сюда же
примыкает мой второй вопрос: наши
необъятные просторы — какова их роль?
Они в чём-то выручают нас или,
наоборот, расхолаживают, давая
мнимую надежду: здесь немного
загрязним, зато страна у нас большая,
все снивслируется?
х а.
37

Is
z о.
СП С
* <
А. Яблоков: ■*- Я думаю, что наши
огромные просторы не спасают нас,
а ухудшают ситуацию. Потому что
если где-то в Чехии благодаря ее
компактной территории можно легко
зафиксировать малые загрязнения и
ликвидировать их, то у нас такие
масштабы загрязнений на наших
просторах, что справиться с ними —
тяжелейшая задача, и еще не одному
правительству придется нести вериги
огромных инвестиций на эти цели.
В любом месте можно обнаружить
неблагополучие. Вот, возьмите,
Калмыкию. Старые, заброшенные шахты,
вокруг них - вполне серьезные
загрязнения. В Екатеринбургской
области полным-полно таких шахт,
заброшенных карьеров, забытых
мелких производств, которые никогда
не обследовались на предмет
радиации. Наши масштабы с этой точки
зрения — наша беда.
Г. Шевелева: — И я еще думаю,
что именно они и формируют наш
менталитет, о котором вы говорили: «А?
Места много! Авось, не пропадем!»
А. Яблоков: — Ну, безусловно.
Я сказал бы так: масштабы
проблемы сопоставимы с масштабами
страны. У нас оии грандиозны.
Г. Шевелева: — Следующий мой
вопрос — о захоронениях
радиоактивных отходов. Эта тема тревожит
сейчас весь мир: насколько надежны
существующие способы захоронения?
Отпускаются ли средства на поиски
новых способов? Что делать с
переполненными хранилищами, в том же
Челябинске, с судами — в
Мурманске, с отходами, привозимыми из-за
рубежа, — ведь есть и такие?
А. Яблоков: — Вы задали
столько вопросов, что ответить на них
коротко невозможно. Проблем,
действительно, невероятное количество.
Недавний скандал со\сбросом
загрязненных отходов в boVw Тихого океана
высветил все наглядно. Нерешенность
вопросов захоронения
радиоактивных отходов — это наш упрек тем
инженерам-атомщикам, которые
убедили десятки лет назад
правительство (не только наше!), что атомные
технологии можно использовать, а
проблема захоронения будет решена в
ближайшее время.
Она не решена до сих пор!
Нельзя считать решением остеклование,
битумирование или бетонирование, а
затем складирование куда-то этих
отходов. А больше ничего не
придумано. И это значит: все больше и
больше радиоактивных могильников
на нашей территории. И мы снова
отодвигаем решение проблемы на
будущее.
Я вспоминаю время, когда шло
обсуждение активного развития атомной
энергетики в нашей стране. Нам
говорили: «Да не бойтесь вы! Все
возникающие проблемы будут решены
через пять лет. Ну а через десять
лет это уж точно!» Все это
говорилось сорок лет назад. Сейчас
говорят то же самое. И на этом фоне
возникают самые невероятные
предложения: затапливать отходы в
глубинах океана или выводить в космос.
Г. Шеве ле ва: — Но ведь что -то
уже и происходит. Море Лаптевых,
Баренцево море превращены в
кладбища реакторов подводных атомных
лодок, отслуживших свой срок. А ведь
реакторы разрушаются...
А. Яблоков:—Да, но это было
сделано 20—30 лет назад. Кстати
говоря, последние замеры показывают,
что уровень радиации там не столь
высокий, как мог бы быть. Значит,
защита у этих реакторов не так
плоха.
Г. Шевелева*. — Ну, все, наверное,
еще впереди?
А. Яблоков: — Да, у нас много еще
всего впереди. Нельзя исключить, что
их придется поднимать и
предпринимать какие-то экстраординарные
меры.
Принципиальная нерешенность
вопроса о захоронении
радиоактивных отходов послужила причиной
того, что экологическая экспертиза,
проходившая не так давно в
Министерстве экологии, отвергла
комплексный план развития атомной
энергетики в России. Именно потому, что
в этом плане не было достаточного
внимания к вопросу о захоронении
отходов. И еще потому, что совсем
не рассматривался вопрос об
утилизации отработавших станций. Вот
уже одиннадцать лет стоят — не
работают — некоторые блоки Белояр-
ской атомной станции, три года уже
не дают энергии блоки Воронежской
АЭС. А дальше процесс пойдет
лавинообразно, одна за другой
отработают свой срок многие АЭС. И что же
с ними делать? Кто был на атомных
станциях, знает: это грандиозные
сооружения, разборка их будет стоить

больше, чем стоило строительство.
Атомщики не учитывают этого, когда
говорят, что атомная энергия — самая
дешевая. И что же со станциями
делать дальше? Как использовать?
Ведь этот вопрос посложнее, чем тот,
что возникаете радиоактивным мясом,
из которого нельзя варить борщ.
Атомщики не отвечают на этот
вопрос. Как можно допускать в
производство какую-либо технологию,
если неизвестно, как потом почистить
рабочее место? И это относится ко
всем вновь вводимым технологиям
и напрямую связано с категорией
риска, о которой мы уже говорили.
Возьмем, например, диоксины,
которые сейчас представляют собой очень
большую опасность. Ведь диоксины
никто специально не выпускает.
Оказалось, что это побочный продукт
некоторых процессов, вред от
которого неизмеримо выше, чем польза от
первичного продукта. Почему это
не было предусмотрено? Что же это
за экономика такая, когда мы делаем
на копейку что-то хорошее, а потом
должны тратить рубль на то, чтобы
ликвидировать вредные последствия?!
Г. Шевелева: О диоксинах наш
журнал писал, и мы, наверное, будем
еще возвращаться к этой очень
важной теме. Но ведь не только
диоксины вызывают сейчас тревогу.
Известно, что фоновое загрязнение,
которое само по себе не считается
приносящим вред, действует как
катализатор для химических реакций.
Появляются новые вещества-монстры,
канцерогены и так далее. Идет ли
их изучение? Как быть с этим еще
одним грозным явлением?
А. Яблоков: — Здесь проходит
сейчас передний край науки: влияние
радиоактивности на самые разные
процессы. Есть места на Земле,
где фон в десятки н даже сотни раз
выше, чем нормальный. Это — то-
риевые пески, встречающиеся в
Индии, в Средней Азии. В Румынии
такие места приурочены к выходам
природных урановых источников. Но
люди там живут, и ничего плохого
с ними не происходит. Это
объясняется тем, что
радиочувствительность у людей разная. Время
отобрало в этих местах людей с
высоким порогом чувствительности, и на
них этот фон не действует.
Были проведены опыты на мышах,
показавшие, что через двадцать
поколений вырабатывается адаптация к
радиации. Появляется популяция с
гораздо меньшей чувствительностью к
радиоактивности. Так. очевидно, и
произошло с поколениями, живущими
в условиях с повышенной радиацией.
Но есть так называемое сочетан-
ное действие. Это как раз то, о чем
вы спросили. По Чернобылю,
например, были отмечены такие
случаи. Радиация не особенно высокая,
люди живут более или менее
нормально. Но стоит применить пестициды —
и вдруг повышается заболеваемость
населения. А ведь пестициды были
такие же, как применяют везде.
Сейчас это явление привлекает очень
большое внимание ученых: неопасные
поврозь вещества, взятые вместе,
вступившие в какие-то реакции,
многократно увеличивают свою
опасность.
Каждый год появляется около
полутора тысяч новых химических
соединений, которые человечество
выбрасывает в окружающую среду.
Проверить все их сочетания невозможно.
Необходим какой-то теоретический
прорыв в этой области, чтобы решить
эту проблему. Всей грозности ее, я
думаю, мы еще себе не
представляем. Этот вопрос должен войти в
систему государственных
приоритетов. Пока этого еще не сделано.
Но ученые уже бьют тревогу.
Проведены большие симпозиумы в
Брянске, в Обнинске. Ученые приходят к
выводу, что именно сочётанное
действие — вот самый тревожный факт.
Г. Шевелева: — И примыкающий
к этому вопрос: некоторые
радиоактивные вещества, торий например,
распадаются быстро, но дают
радионуклиды следующей генерации,
которые во много раз опаснее своих
«прародителей»...
А. Яблоков: — Хорошо, что вы об
этом спросили. Мы должны понимать
все «странности» радиационного
загрязнения. Вот плутоний, лежит
себе и лежит, у него очень большой
период полураспада. Но плутоний
постепенно переходит в америций. Если
плутоний это альфа-излучатель,
от которого в принципе легко
защититься даже листком бумаги, то
америций — это мощный
гамма-излучатель, от которого не загораживают
даже толстенные бетонные стены.
Сейчас это очень грозная проблема.
Почему, как вы думаете, нужно все

h
H
время проверять боеголовки для
ракетных установок? Да потому, что там
может из плутония появиться это
опаснейшее вещество америций.
Вот в чем одна из причин
российского спора с Украиной
относительно ракетных установок. Здесь нужен
квалифицированнейший контроль,
установки для переработки и так
далее, и так далее. И конечно,
огромные средства. Есть ли они у
Украины?
Г. Шевелева: — Сюда вплотную
примыкает вопрос о конверсии. Ведь
накоплены огромные запасы плутония.
Что делать с ними, когда принята
концепция конверсии? Что делать с
плутонием, извлекаемым из ядерных
боеголовок? Где хранить? Есть ли
ответы в программе конверсии?
А. Яблоков: Больные вопросы.
Проблеме плутония следует уделять
больше внимания на
правительственном уровне. Я собирал совсем
недавно группу специалистов и поставил
перед ними задачу дать ответы на эти
вопросы. До сих пор проблема
плутония была ведомственной.
Министерство атомной энергии Российской Феде
рации говорило, это наши дела, мы
сими их будем решать. Нетт отвечаю
я им, это проблема национальная.
Плутония в природе не
существовало. Плутоний это результат
человеческой деятельности.
Накоплены сотни тонн этого вещества.
И нужно срочно решать, что с ним
делать.
Ясно, что ядерные головки должны
быть размонтированы. А что с
плутонием делать дальше? Я против того,
чтобы его использовать в атомных
электростанциях, как предлагает
Минатом. Потому что. как мы уже
говорили, с атомными электростанциями
свой монблан проблем. Очевидно,
нужно найти достаточно удаленное
от любых поселений место и там
устроить склад, охраняемый
межгосударственными войсковыми
подразделениями. Может быть, использовать
«молчащий» полигон на Новой Земле,
но ответ должны дать специалисты.
Нужно посчитать риск, и не только
экологический, но и политический.
Риск для общества обращения с
плутонием находится за гранью
приемлемого. Я запретил бы во всем мире
применение технологий, которые дают
такие вещества, как плутоний.
Проблема плутония должна быть
выведена на общегосударственный уровень.
Г. Шевелева: — И наконец
последнее. Гласность. Ведь сколько уже
было сказано о том, что в таких
серьезных и опасных делах самое
главное — чтобы все было известно
обществу, чтобы ему не лгали, не
прятали истину. Но ведь сейчас снова
все прячут?
А. Яблоков: — Я даже больше
скажу. Министерство атомной
промышленности умудрилось провести
через Президиум бывшего Верховного
Совета специальное решение,
засекречивающее все их архивные
документы. Еще большая секретность, чем
была раньше!
Сейчас вышел закон о
государственной тайне. Не со всем я в нем
согласен. Но есть там статья седьмая,
в которой сказано, что
экологическая информация не может быть
секретной. Тут, конечно, могут быть
всякие увертки: назовут эту
информацию не экологической, а
технологической или военной... Но закон о
том, что экологические сведения не
могут составлять государственную
тайну, есть. И это самое главное.
Г. Шевелева: Если разрешите,
у меня есть один личный вопрос.
Я живу на Мичуринском проспекте.
И увидела на карте,
опубликованной «Вечерней Москвой», что весь
наш Мичуринский утыкан точками
повышенной радиации. Мягко говоря,
меня это не обрадовало. Здесь была
когда-то окраина, вывозили бог знает
что на свалки...
А. Яблоков: — Все эти точки давно
ликвидированы. Но здесь есть одна
особенность. Знаете, у землепашцев
есть такое правило: прежде чем
пахать, нужно убрать камни с поля.
Так делают в Карелии, на Валдае,
да во многих местах. Но камни эти
по весне снова усеивают поле. Откуда
они взялись? Их вымыли вешние
потоки, подняли наверх почвенные
воды. Так и с радиацией. Сняли
полуметровый слой грунта, увезли его,
насыпали новый. Казалось бы,
уничтожили опасность, а через два-три года,
глядишь, снова зашкаливает счетчик.
Глубокие радиационные загрязнения
имеют обыкновение снова вылезать,
как камни в поле. Нужен постоянный
контроль, нужно внимание
общественности. Там, где дело касается
радиации, успокаиваться нельзя. #
40

ВО ВСЕМ МИРЕ
L-J
Рукавица
для самолетного
крыла
Специалисты из НАСА
достигли цели, к которой
давно уже стремились —
устранили турбулентность
воздушных струй при
движении самолета со
сверхзвуковой скоростью. И все
это достигнуто с помощью
относительно простого
средства, названного
«рукавицей». Это согнутый
титановый лист, который
покрывает часть крыла и имеет
миллиарды
микроскопических отверстий, пробитых
лазерным лучом. Во время
полета вакуумный насос,
находящийся в самолете,
всасывает через отверстия
тонкий турбулентный слой
воздуха, в результате чего
обтекание крыла становится
более спокойным, точнее,
ламинарным. Это на
тридцать процентов снижает
аэродинамическое
сопротивление крыла, что в
массовых масштабах означает
экономию миллионов тонн
топлива.
Невиданное
око
Имея главное зеркало
диаметром десять метров,
гигантский рефлектор с
точнейшими геометрическими
формами — гавайский
телескоп «Кек» остается
пока самым крупным на
планете оптическим телескопом.
Напомним, что у нас на
юге России, в Зеленчукской
обсерватории, уже
пятнадцать лет успешно эксплуа-
41
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о-
О'
тируется БТА (большой
телескоп азимутальный) с
шестиметровым зеркалом
«родом» из Подмосковья.
Однако этим рекордам,
похоже, вскоре придет конец.
Группа скандинавских
разработчиков, во главе
которой стоят астроном А. Ар-
деберг из Лундского
университета в Швеции и оптик-
конструктор Т. Андерсен из
Национальной лаборатории
Дании, предложила проект
двадцатипятиметрового
телескопа. Лучший способ
сооружения зеркал диаметром
более восьми метров —
составлять их из
шестигранных сегментов, однако
соединение сегментов в
параболическую оптически точно
выверенную конструкцию
непросто и рискованно.
Скандинавы приняли за основу
простейшую сферическую
форму с ослабленной
фокусировкой, но добавили
коррекцию тремя малыми
зеркалами. Одно из них
должно выполнять функцию
коррекции оптики, сходную
с устранением аберраций на
работающем сейчас
космическом телескопе «Хаббл».
Каждое зеркало содержит
сто сорок один сегмент и
является уменьшенной
копией основного
рефлектора. Уже подобрано место
установки — Лас-Пальмас на
Канарских островах.
Авторы проекта надеются, что с
помощью международного
консорциума этот
крупнейший оптический инструмент
будет введен в строй к
началу будущего века.
Эксперты признали его концепцию
реально осуществимой.
Выше,
надежнее,
быстрее
В Швейцарии изобрели
способ, который позволяет
эффективно очищать
воздух в цехах, операционных,
больничных палатах,
лабораториях.
Помещение заполняют
газом, содержащим большое
количество аэрозольных
частиц. Благодаря особым
свойствам эти частицы
склеиваются с
микроскопическими пылинками,
бактериями, микроспорами и увле-
о
о
о
о
о
кают их с собой наружу.
Эксперименты показали,
что такая стерилизация
выше, надежнее, а главное —
гораздо быстрее
традиционной.
,.
■•"••
- r&%. h
О
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
:-ч.—л. "i.i
Вулкан
рождает серу
В конце прошлого года
вулканологи Марино
Мартини из Флорентийского
университета и Эрик Фернандес
из Вулканологическо-сейсмо-
логической обсерватории при
Национальном университете
Коста-Рики совершили
восхождение на гору Поас в
Коста-Рике. Они
обнаружили усилившееся
выделение газов из активных
расщелин, находящихся на
верхних склонах горы. Эти
газы на 42 процента
состояли из двуокиси углерода,
на 34 процента — из
двуокиси серы и на 11
процентов — из сероводорода.
Температура выделений
достигала 368 градусов.
В начале 1994 года
активность вулкана Поас еше
более возросла, над
озерком, образовавшимся в
кратере, встал столб газов
высотой 500 метров. В
юго-восточной части озерка
возникли две террасы, целиком
сложенные из серы. На них и
даже выше вылетали
обломки и «клочья»
вулканических материалов.
Температура озера достигала 65
градусов. Наблюдения
продолжаются.

МЕТАМОРФОЗЫ
ТРАДИЦИОННОГО
СОЗНАНИЯ
С. Лурье
Н
х о.
Как трава
Папуас не сходит с ума
Весь XIX век с его
идеологическими вехами и идеей прогресса
на культуру смотрел как на единый
всемирный процесс Одна стадия
переходит в другую, и различия
культур — это лишь разные стадии,
поскольку все культуры должны пройти
одинаковые этапы и прийти в конце
концов к единой точке.
При таком подходе увидеть
индивидуальность, неповторимость каждой
культуры просто невозможно.
Культурная антропология XX века
резко разрывает с этой традицией и...
впадает в другую крайность.
Значительно более плодотворную, но все-
таки крайность. Культура каждого
народа как бы выхватывается из
своего пространственного и
временного контекста. Она рассматривается
замкнутой в себе и передается из
поколения в поколение, почти не
изменяясь. Печать этого подхода ощуща-
* Статью первую читайте в № 3 за этот
год.
42

Статья вторая
сквозь асфальт
.
етси в культурной атропологии и но
сей день: культура изучается в
определенном временном срезе —- этот
подход я назвала в своем предыдущем
очерке статическим.
Такой взгляд на проблему дал
очень много, но он же породил и
дихотомию «традиция
модернизация»: традиционная культура
разрушается, безвозвратно уходит в
прошлое, на ее место приходит новая,
более функциональная, отвечающая
реальностям сегодняшнего мира.
Этому сюжету посвящены целые
библиотеки в современной научной
литературе. Однако исследователн-кон
кретники, востоковеды, африканисты,
своими глазами наблюдавшие
процессы модернизации, писали, что
процессы эти намного более сложны,
чем представляют теоретики.
Процесс модернизации доводит
каждую традиционную культуру до
кризисного состояния, но не
приводит к ее уничтожению. Да и сам
кризис протекает как-то совершенно
иначе, чем это видится в теории,
то ли сложнее, то ли проще. «За
десятилетие папуас может полностью
отойти от традиционных
представлений о космосе, принятом в его
племени, пережни при этом ряд
последовательных ступеней. Так, миссионер
может привить ему представление,
что источник могущества белого
человека заключается в Библии... Через
пять лет папуас уже голосует за
кандидата в депутаты палаты
представителей, становится совладельцем
грузовика и узнает о полете
человека на Луну, которую он еще десять
лет назад воспринимал как тотеми-
ческое божество. Остается загадкой,
как человек может справиться с
такими хаотичными сдвигами в
области познания и не сойти при этом
с ума?» писали братья Кизинги
в своей работе «Новые перспективы
культурной антропологии».
Но может быть, все эти сдвиги,
представляющиеся внешнему
наблюдателю чрезвычайно существенными,
не затрагивают глубинных пластов
культуры, в этом случае папуасской?
I
х п.
5
43

О) а
jd -о
Мой собственный опыт изучения
различных культур показывает, что
ряд, на первый взгляд, очень
крупных сдвигов и замен в этнической
картине мира происходит абсолютно
безболезненно для этноса, но
отдельные черты, может быть, внешне
маловажные, сохраняются при любых
метаморфозах этнической картины
мира и пробиваются, как трава сквозь
асфальт. В каждом горизонтальном
срезе культуры эти черты могут
казаться случайными, а то, что
именно они и играют
структурообразующую роль в данной культуре, можно
будет понять, только проследив ряд
культурных трансформаций,
пережитых данным этносом. В этом и
состоит суть динамического метода.
С чего начинается исследование?
Задачу динамического метода
можно сформулировать так;
исследователь должен обнаружить в культуре,
в психологии народа какие-то
неизменные блоки (я буду называть их
этническими константами), которые
будут проявляться в самых разных
«одеждах», прикрытые самыми
различными ценностными обоснованиями
в любых модификациях этнической
культуры. Сложность состоит в том,
что какие-то общественные институты,
веками связанные с культурой
данного народа, могут вовсе не являться
для него существенно значимыми,
а то, на чем собственно держится
весь каркас культуры, проявляется
в различные эпохи в столь
разнообразных формах, что разглядеть за
ними общее действительно мудрено.
Какого-то универсального алгоритма,
который бы позволил нам высчитать
эти структурообразующие блоки
(этнические константы), нет. Те области,
в которых этнические константы
проявляют себя наиболее отчетливо,
у каждого народа совершенно
различны.
Но как »же подступиться к
изучению культуры, если мы не можем
изначально определить ту ниточку,
потянув за которую можно
постепенно вскрыть эти базисные
культурные элементы? Мы знаем только,
что они внутри каждой культуры
стабильны. Мы знаем также, что они,
определяя собой разнообразие
различных культур, в каждой конкретной
из них абсолютно индивидуальны.
И нам не остается ничего другого.
кроме как, положившись на свою
интуицию, сделать первый шаг - -
поискать в культуре то, что действительно
индивидуально. Ведь то, что
индивидуально для этой культуры, для нас
будет неожиданно и странно.
Будет возбуждать в нас вопрос:
почему они так говорят? Почему они
так поступают? Почему они так
объясняют свои действия? Почему они
на это обижаются? Что стоит за их
логикой?
Конечно, не все, что нам может
показаться странным, имеет
отношение к структурообразующим^
элементам культуры, но то, что имеет к
ним отношение, безусловно,
покажется нам странным. Не потому, что
оно само по себе глупо, алогично
(хотя в быту они часто
показалось бы именно таковым), а потому,
что оно — другое, такое, чего
вообще нет в нашей культуре. Это другое
мы пока еще не сможем назвать, мы
только почувствуем его. Назвать
сможем потом, когда, переворачивая
страницу за страницей истории
народа, мы будем искать, и не находя,
понимать, что ошиблись, находя же —
давать название.
Инструмент же первоначального
поиска только один: душа
человека, которая как музыкальный
инструмент может настраиваться на
тона той или иной культуры. И тогда
даже процесс поиска новых
модификаций этнических констант уже не
будет слепым и механическим — мы
будем угадывать или даже знать
внутри себя, где и как эти
элементы проявятся. Однако первый шаг мы
сделаем вслепую. Будем, может быть,
долго читать исследования ученых
этнографов, записки
путешественников, заметки бытописателей,
фольклорные и художественные тексты,
этносоциологические исследования,
газеты, журналы, официальные
документы, историческую литературу -
все, что удастся достать. Если
возможно, будем слушать рассказы
представителей этого народа, и> шутки,
наблюдать за их реакциями в
различных ситуациях, улавливать их
оговорки, их цепочки рассуждений,
аргументы, используемые в спорах,
их объяснения явлений и своих
собственных действий.
Так идет работа. И
продолжается она до тех пор, пока мы не
натыкаемся на факты, абсолютно необъяс-

.
нимые, если исходить из нашей
собственной картины мира, на то в
поведении и реакциях членов этноса,
логика чего для нас абсолютно
непонятна. Именно эти странности
оказываются для исследователя
вопросами, которые он должен объяснить.
Это объяснение невозможно без эм-
патии, со-чувствия, проникновения во
внутреннюю логику других людей,
улавливания значений, вкладываемых
ими в слова и смыслы,
которыми оперируют. Исследователь
учится сам воспроизводить логику
рассуждения членов данного этноса,
видеть мир их глазами. Он пытается
строить в своем собственном
сознании модель мира, которая
приблизительно соответствует той, что
имеют члены изучаемого этноса.
Затем он будет ставить вопросы
истории. Ему нужно видеть
динамику культурных процессов, чтобы из
своих еще трудно формулируемых
впечатлений породить ясные понятия.
Пример первый:
почему финн строил свой
дом в одиночку?
Задавшись целью выделить
неизменные элементы в финской
этнической культуре, мы беремся за
изучение быта, обычаев этого народа,
организации его жизни.
Некоторые вещи нам просто не
могут не показаться удивительными.
Прежде всего это относится к тому,
как финны осваивали территорию
своей страны. Русские тоже
селились на северных землях со
сходными климатом и почвой, на
землях, для освоения которых требуются
значительные затраты труда. Но они
селились обычно группами и
принимались за обработку целины,
постоянно поддерживая и подстраховывая
друг друга; часто работы
выполнялись коллективно.
Финн селился на новой земле всегда
в одиночку, точнее, своей небольшой
семьей и не рассчитывал на чью-
либо поддержку, принимаясь за
борьбу с природой. Шаг за шагом он
создавал поле, на котором может
вырасти какой-то урожай, строил дом.
За ним приходил другой, третий и
тоже в одиночку создавал свой мир.
Так заселялись все внутренние
области Финляндии. Это страна,
которая^ буквальном смысле,создавала
свое нынешнее благоденствие на
человеческих костях. Здесь все
давалось необыкновенным трудом, за все
человек платил очень дорогую цену.
И финн представить себе не мог, что
природа что-либо может дать даром.
Финляндия знает страшные
периоды голода, когда вымирала
четверть, треть населения страны, люди
питались древесной корой, но они
не ели... грибов. Финны до
относительно недавнего времени вообще не
знали, что грибы съедобны. Финны
просто не воспринимали, что что-то
можно взять у природы просто так.
Финляндия практически вовсе не
знала крестьянских праздников,
каковы они в нашем представлении. Здесь
не могло быть и речи о матери-земле,
доброй и ласковой. Если бы мы
захотели очень коротко определить
отношение финна к природе, надо
было бы сказать, что финн с природой
борется, финн — природоборец. Финн
любит только то, что он создал
своими руками. Природа для него
только мастерская, но никак не храм.
Финн любит свою страну, но
созданную им страну. В финском
национальном движении, которое по
большинству своих черт было вполне
типичным национальным движением
XIX века, имелся тем не менее ряд
очень любопытных моментов. Финны
не апеллируют, как большинство
других народов, к некоему славному
прошлому. Идеолог национального
движения XIX века заявляет, что
никакого прошлого у финнов нет
и никогда не было даже финского
народа. Он призывает создать
народ, сотворить самих себя своими
руками, ибо финн верит только тому,
что творит своими руками.
Финн кажется странным
рационалистом. Даже с Богом у него
договорные отношения. В Финляндии
широко распространяется пиетизм,
самая не м истическая ветка
протестантизма. Что это такое? У чело
века есть ряд обязанностей перед
Богом, в исполнении которых финн
точен до мелочей. За это он
рассчитывает на спасение. Весь его быт
строго упорядочен: дом, хозяйство
в идеальном состоянии. Столь же
упорядочены человеческие отношения.
Финн не меняет своих
привязанностей, он донельзя последователен и в
дружбе, и в ненависти. В высшей
степени было развито чинопочитание,
визитный этикет доведен до невероят-
I
45

1
ности. Примеры удивительного
стремления финна к упорядоченности,
мере можно приводить до
бесконечности. Но здесьловишь себя на мысли,
что финн не знает меры лишь в
стремлении к мере, в этом — какая-то
неимоверная страсть.
Я вовсе не пытаюсь дать
описание финской культуры, я выписываю
только те факты из обильного
исторического и этнографического
материала, которые лично меня поразили.
Что же стоит за этим стремлением
все упорядочить? Человек выходит
один на один на борьбу с
природой, фактически, на смертный бой,
ни на кого не рассчитывает и с
необыкновенной силой страсти
упорядочивает дикую материю, творя из нее
нечто, что потом он будет ценить
и любить.
Все, о чем я здесь говорю,
относится к XIX веку. До этого ничего
подобного не было. Не было
идеально чистеньких домиков и
пленительного порядка. В характере финна
не было рационализма. Было как
раз обратное. Финн был предельным
иррационалистом. Финляндия среди
своих соседей имела прочную
репутацию страны колдунов. И
действительно, колдовство еще в XVIII веке
здесь необычайно распространилось.
Финн пытался воздействовать на мир
колдовскими заклинаниями. Но здесь
и «не пахло» коллективной магией,
элементы которой заметны, например,
в славянской сельскохозяйственной
обрядности. Финн был
магом-одиночкой, он один на один пытался
заколдовать и победить природу.
И вот тут-то бросается в глаза
очень странная корреляция.
Страстное, напряженное стремление к порядку,
которое мы наблюдаем уже в XIX
веке, удивительно напоминает
колдовство. Финн порядком пытается
завораживать природу. В XVIII веке была
магия заклинания, а в XIX веке —
магия порядка. Но и в том, и в другом
случае, сколь бы далеко ни
казались отстоящими друг от друга
мрачный древний маг со своей
заунывной песней и образцовый фермер,
прекрасно возделывающий свою
скудную землю, они сохраняют ряд черт
абсолютно идентичных: финн
действует в одиночку, он приписывает себе
определенные сверхчеловеческие
способности, что, собственно, и дает
ему силы выходить на бой с
природой, он ощущает враждебность,
разлитую в природе, добро же кон
центрируется лишь в нем самом.
Кстати, финны сами себе нравятся,
как мало какие другие народы. Все
эти элементы в мировоззрении
финна не исчезают ни в какие
моменты истории. Они лишь меняют
внешние формы выражения.
Пример второй:
как турки не заметили революции
Постараемся выделить такие же
постоянные черты в характере турка.
Ход наших рассуждений будет
совсем иным. В обыденной жизни турка
мы не встретим каких-то черт,
которые показались бы нам
поразительными, необъяснимыми. Однако в
истории Турции и притом в истории
XX века, есть страницы, которые
не могут не вызвать удивления
...Когда-то туркам казалось, что
распад Османской империи будет
поистине вселенской катастрофой. Ведь
с ней была существенным образом
связана самоидентификация турка.
И действительно, когда в результате
первой мировой войны империя
рухнула, туркам показалось, что
рухнул весь мир. И почти мгновенно и,
по-видимому, совершенно спонтанно
начинается мощное народное
сопротивление. Кемаль провозглашает свой
«Национальный обет»,и он имеет,
кажется, магическое действие.
Победив, Кемаль начинает
воссоздавать Турцию, но совершенно в
новом качестве — светской
республики, четко очертившей свои границы.
Его реформы касаются не только
сферы государства и управления,
но и сферы религиозной,
культурной, бытовой. Все это почти не
встречает протеста населения. Имперский
народ, никогда не
идентифицировавший себя по национальному
принципу, а только по религиозному,
создал национальное государство.
Народ, для которого принадлежность к
исламу была главнейшей
самохарактеристикой, спокойно перенес
уничтожение и халифата, и множества
самых разнообразных религиозных
запретов. Наконец, что весьма важ
но, покорно снял с себя феску,
которая была для него символом
достоинства турка, и надел доселе
глубоко презираемый им
европейский головной убор — шляпу с полями
(специально с полями, чтобы затруд-
46

нительно было совершать намаз).
Означает ли это, что в сознании
турецкого народа произошел
серьезный сдвиг, который может быть
только результатом глубокого кризиса?
** Но никаких симптомов кризиса в ту
рецком народе мы не
обнаруживаем. Если и встречаются какие-то
признаки надрыва, то только у
ограниченного числа интеллигентов.
Народ же, крестьяне, ведут себя так,
словно с ними ничего особенного не
происходит.
Между тем кемалистекая
идеология турецкими крестьянскими
массами безоговорочно отвергается.
Примеры этого нашли многочисленное
выражение в литературе. В романе
Халиде Эдиб «Убейте блудницу» народ
линчует патриотку-учительницу,
пытавшуюся проповедовать идеологию
национализма в деревне. В
романе Якуба Кадри «Чужак» бывший
офицер Джамал селится в
анатолийской деревне, посвящает себя
проповеди идей Кемаля... и
убеждается в полном отсутствии у
анатолийских крестьян каких бы то ни было
национальных чувств. «Мы не турки,
мы мусульмане»,— говорят они.
Проповедь кемализма стекала с турецких
крестьян как с гуся вода.
Национально-освободительная война
продолжала оставаться в их сознании
ш джихадом, борьбой за ислам.
Создававшиеся для пропаганды
национализма в деревнях «турецкие очаги»
быстро превращались в традиционные
турецкие кофейни, и результаты их
деятельности сводились к нулю.
Однако крестьянские массы
подчинились Кемалю и, более того, почти
не протестовали против его
антирелигиозных мероприятий. Тем не менее
в годы, когда правительство
действительно следило за запретом на
религиозное обучение, крестьяне
тайно изучали арабский язык и Коран.
В сельской местности это явление
носило порой повальный характер.
Но самое удивительное здесь
только начинается. Некоторые
исследователи высказывают мнение, что если
эти реформы, которые так,резко
посягали на нравственные нормы
общества, не вызывали протеста, то
объяснить это можно лишь тем, что
большинство населения о них просто
не имело понятия. Эта точка зрения
не выдерживает критики. Однако
Махмуд Мекел в 1967 году
опубликовал серию очерков «Ничего нового
на восточном фронте», где он
приводит беседу с женщиной, которая на
вопрос, кто стоит во главе
государства, уверенно ответила — султан.
Подобных примеров приводится
немало.
Но тогда встает вопрос: они
действительно не знали ничего об
изменениях в их стране или не хотели
знать? Мы сталкиваемся, очевидно,
с какими-то специфическими
особенностями восприятия турецких
крестьян, помогающими им сохранять свою
идентичность и не видеть, не слышать
ничего, что могло бы оказать
разрушительное действие на их сознание.
Кроме того, эти же особенности,
очевидно, помогают самому
существованию турецкого государства. При
чем самым парадоксальным образом
это проявляется во время военных
переворотов. Когда-то еще младоту-
рецкая революция началась как
заговор, а протекала как народный
праздник. О подобном же
праздничном настроении говорит журналист
Петер Голерт в очерке о военном
перевороте начала шестидесятых
годов, замечая, между прочим, что
среди демонстрантов было немало
женщин в чадре. Мусульманские
массы радостно приветствовали ар
мию, пришедшую к власти именно
для того, чтобы пресечь рост
исламизма в стране. Женщины в чадре,
в шестидесятые годы, когда ношение
ее в городе было вообще
достаточной смелостью, приветствуют армию,
верную хранительницу исламистских
традиций, к числу которых относится
и запрет на ношение чадры...
Все эти факты нуждаются в
объяснении. Что представляет собой
турецкое народное мировоззрение? Оно
сложилось в эпоху быстрого
расширения Османской империи, когда не
было различия между воином и
крестьянином, когда по призыву
воевод массы населения бросали свои
деревни — и «радовались с
криками», и отправлялись к «назначенному
месту, где воевода, дождавшись их,
снабжал их лошадьми и другим
снаряжением». Наступление турок
современники сравнивали с
наводнением.
Главная функция Османского
государства — ведение священной
войны. Государственная структура в
идеале является военной структурой,
47

D-D.
>- i-
в которой существует иерархия
военных вождей сверху до низу, до
главы крестьянской общины,
который первоначально был
одновременно и местным военачальником.
Если нужды ведения «священной
войны» заставляли турецкого
крестьянина оставить свою землю, он делал это
совершенно безболезненно.
Вынужденное прекращение завоевательной
политики привело к значительному
кризису власти. Если преклонение
перед военачальником было для
турка естественным, то чиновник не имел
в его глазах санкции на власть.
По сути, прекращение дальнейшего
завоевания ставит для турка под
вопрос само существование
Османского государства. Так было до
ближайшего времени. Согласно источнику
XIX века, турки «начинают думать,
что кончилось время,
предначертанное для существования Оттоманской
монархии, что пора снять лагерь
и отправиться домой... Малая Азия
в их глазах — край чужой, занятый
силой, из которого рано или поздно
надобно удалиться, родиной же своей
они почитают какие-то худо ими
понимаемые страны Юго Востока».
Однако и в это время везде и во всем
заметна неизменная черта характера
турок — уважение к силе и
презрение к слабости. И в этот период
турецкий солдат принадлежит к
числу самых выносливых и храбрых в
мире,
Воинст.венностъ турка проявляется
и в наши дни. Во время
оккупации Кипра турецкими войсками
Кипр стал общенациональным
кличем... Шапки в газетах на целую
полосу возвещали: «Кипр — наш!»,
«Через четыреста лет мы вновь
завоевали Кипр». Отсюда и особая роль
армии в Турции. Через историю ар-

мии можно рассказать всю историю
страны вплоть до XIX века.
Идеологией завоевательской
деятельности турок была идеология
священной войны за распространение
Корана — джихад. Турки создавали
мусульманскую империю. Для них
всегда была характерна
самоидентификация через религиозную, а не
этническую принадлежность. Вся политика
турецкой империи была направлена на
то, чтобы как можно больше
инородческого элемента слилось с
турецким, чтобы турками стали все вокруг.
Турецкая масса как бы постоянно
стремилась к расширению.
Таким образом, мы можем
выделить в качестве основных в
сознании турок следующие парадигмы:
принадлежность к мусульманской
массе, воин Аллаха, превосходство
правоверных и «священная война». Эти
категории сложились в эпоху завое
ваний и обеспечили их сакральную
санкцию. Если же мы попытаемся
абстрагироваться от идеологической
окрашенности этих категорий, то
получим: масса, воинство (героизм),
собственное превосходство, война как
способ действия. Изначальным
является здесь образ бесконечного
множества, в котором любой
ограниченный коллектив (семья, община) имеет
лишь ситуативное значение.
Эта изначальная структура
проявляет себя во всех идеологиях,
которые в различное время были
приняты в Турции, иногда в очень
неожиданных формах (как, например, в
доктрине осмакизма, который
представляет собой первую попытку
положить на каркас турецкого
мировоззрения ценностей, заимствованных на
Западе). Таким же по существу
был и кемализм, в основе которого
лежала идеология пантуранизма.
Место мусульманской массы
занимает тюркская масса, воин Аллаха
превращается в воина-турка,
воюющего за Туран, превосходство верных —
в превосходство тюркской расы,
«священная война» — в войну за
Туран. Идеология кемализма
подразумевала отказ от исламских доминант
и утверждение на турецкой почве
западной цивилизации. Образ,
приписываемый более удачливому
конкуренту (европейской цивилизации),
декларируется как желательный для
себя, а свой базовый образ
(тюркская культура) подразумевается. Как
это происходит, разъясняет идеолог
кемализма Зия Гек-Альп. Для нас
важно то, что идеология кемализма
и сознание турецких народных масс
имеют одинаковую основу, но
различные ценностные ориентации; для
большинства турок она и сегодня остается
основанной на Коране. Это
предопределяет сложность отношений этих
мировоззренческих систем, неизбежный
конфликт между ними, нежелание
признавать друг друга.
Мнение некоторых современных
тюркологов о существовании в Тур-

us:
ции некоего идейно-политического
вакуума представляется не совсем
верным. Этот вакуум хотя бы по
временам чем-то заполняется.
Почему турецкие крестьяне так
легко приняли Кемаля, говорившего
часто вещи им непонятные и
призывавшего к созданию чего-то
такого, чего они вовсе не желали
создавать? Они склонились перед военным
героем, героем, которого ждали
десятки, сотни лет упадка Османской
империи. И как герою ему многое было
позволено. Статус военного героя
давал ему право на произвол,
санкцию на любые реформы,и турки
готовы были смириться с любыми его
сумасбродствами.
Роль армии в Турции
оказывается двойственной. С одной стороны,
она сама является источником
конфликта как носительница идеологии,
противостоящей традиционному
народному сознанию с его
исламистскими доминантами, и она же
снимает конфликт. С этим и связано
восприятие турками военного переворота
как праздника. При этом турок
меньше всего размышляет, если у него
действительная причина радоваться
тому, что принесет ему военный
переворот. Но смысл всякого народного
праздника не рефлексируется.
Праздником является само действие
армии, демонстрация ее присутствия в
жизни. Турку достаточно видеть
свою армию, чтобы быть счастливым.
Эта радость бессознательна, она
выше доводов рассудка. И именно
поэтому армия — это единственная
сила, которая может себе позволить
поддерживать порядок и
противодействовать исламскому влиянию, не
боясь потерять популярность в глазах
турок. Действия армии снимают
противоречие между различными
модификациями турецкого сознания. Эти
противоречия как бы оказываются
вынесенными за скобки, и на
поверхность выходит сама глубинная суть
сознания турка-воина, героя,
завоевателя и господина.
В этом смысле с известной долей
истины можно сказать, что
жизнеспособность современной Турции
поддерживают звуки янычарского марша,
который гремит во время парадов,
вид аскеров в форме османской
армии, марширующих во время
праздников под восхищенными взглядами
толпы. И турецкая крестьянка из
очерков Мекала, уверенная, что живет
в Османской империи, в глубоком
смысле права.
Как ставятся вопросы?
Все, о чем я здесь говорила,
разумеется, нуждается в гораздо бо/iev
подробном объяснении. Но я
преследовала только одну цель —
показать, как ставятся вопросы и как
ищутся ответы. Ряд парадоксальных
явлений в жизни современной
Турции может быть объяснен именно
посредством вычленения подосновы
различных модификаций турецкого
сознания. По существу началом
рассуждений оказывается распад
империи и кемалистская революция --
момент истории наиболее перело мный
для турок. Нас интересовала
прежде всего реакция народного сознания
на кризисное событие (в данном
случае его почти игнорирование, когда
крестьяне десятилетиями
продолжали считать
национально-освободительную войну, приведшую, в
частности, к падению Халифата,
джихадом, а информацию о реформах в
государстве поразительным образом
пропускали мимо ушей).
Это само по себе не так уж
удивительно, если принять во внимание,
что каждая этническая культура
имеет защитные механизмы,
помогающие сохранить ее целостность.
Вопрос, на который, оказывается,
необходимо ответить, другой: каким
образом государство несмотря на все
продолжало функционировать более или
менее успешно? Становится
очевидным: есть нечто, что скрытым
образом поддерживает целостность
общества. Это нечто незаметно при
поверхностном взгляде, и объяснение
его легче всего снова начинать
искать в тех событиях, которые внешне
кажутся нелогичными. Например,
почему военный переворот
воспринимается народом как праздник, хотя он
направлен именно против тех
ценностей, которых придерживается
большинство населения? Чем вообще
является для Турции военный
переворот? (В Турции богатая традиция
военных переворотов, идущая еще от
янычар). Какие стереотипы они могут
затрагивать? Как эти стереотипы
проявляют себя в различных
модификациях народного сознания?
Приводили ли они к кризисам раньше и как
эти кризисы проявлялись тогда?
50

Вообще, на одни и те же
события — революции, войны, пожары,
наводнения и т. д.— в различные
времена люди реагируют по-разному, и
сравнение реакций дает нам
возможность выявлять глубинные
(неосознанные, неизменные) стереотипы в
сознании народа. То есть еще один
способ динамического подхода в
изучении этнических особенностей - это
изучение процесса межкультурного
взаимодействия, когда этнос
постоянно вынужден давать свою
интерпретацию внешним воздействиям и
отвечать на них, проявляя свои
наиболее существенные этнокультурные
особенности. Мы прослеживаем,
таким образом, цепочку мелких
кризисов в жизни этноса и
«вылавливаем» элементы его способа
действия, повторяющиеся постоянно.
Думаю, что именно они и являются
глубинными этническими особенностя
ми. Я могу проиллюстрировать это
на примере отношений русских и
армян в Закавказье.
Пример третий:
кавказская администрация
Российской империи
Отношения русских и армян в
начале XIX века казались почти
идиллическими, что объяснялось
значительным сходством в политических
идеалах и ценностях. Ведь
Российская империя, согласно своему
собственному идеальному образу, хотела
стать Великим Христианским
царством, заменив собою погибшую
Византию. Этот идеал был близок и
армянам, их стремление войти в
состав Российской империи не может
объясняться одними прагматическими
причинами — они видели перед
собой империю, в которой хотелось бы
жить, близкую им по духу. Уже в наши
дни крупный армянский писатель
Грант Матевосян писал как о самой
большой потере сегодняшних армян об
утрате смысла империи «носителем
которого всегда была Россия».
Сходство в ценностной
ориентации между русскими и армянами
этим не ограничивалось.
Существовало очень значительное сходство
русской и армянской крестьянских
общин, выделяющее и ту, и другую
из ряда прочих восточных общин.
И в России, и в Армении мы
встречаем, если так можно
выразиться, народный этатизм. Армяне, еще в
древности утратившие собственное
государство, тосковали по
государственности как таковой, обычно
хорошо приживались в чужих империях и,
если была возможность, чувствовали
себя в них чуть ли не хозяевами.
Казалось бы, сходство в столь
важных вопросах должно было
обеспечить этим народам хотя бы
минимум взаимопонимания и взаимной
уступчивости. И действительно,
первоначально армяне почти абсолютно
равнодушно (в отличие от грузин
в Закавказье) отнеслись к
крушению своих надежд на автономию
в рамках империи и очень охотно
шли на русскую государственную
службу.
Однако уже к концу XIX века
от былой идиллии русско-армянских
отношений не осталось и следа,
и порой русским представлялось,
что армяне ненавидят Россию и все
русское. Причем ценностная
ориентация ни того, ии другого народа
не менялась. Наместник Кавказа граф
Воронцов-Дашков докладывал в
1905 году, что «всякая попытка
обвинить в сепаратизме армянский
народ разбивается о реальные факты,
доказывающие, напротив,
преданность армян России». .Между тем
Закавказье являлось одним из тех
немногих регионов империи, где
русская народная колонизация «ие
пошла», что и вызвало на рубеже
веков русско-армянский конфликт.
Русский публицист в сердцах
задавался вопросом: что мы в конце
концов хотим создать в Закавказье —
Россию или Армению?
Но парадокс состоял в том, что
армяне того времени этого вопроса
перед собой не ставили. Они
создавали империю и считали себя
представителями российской имперской
администрации, исходящими из
общих интересов империи. И
действительно, если иметь в виду
стратегические интересы России, и тот,
и другой способ действия был
допустим и мог служить интересам целого.
Но эти способы действия были столь
различны, что часто обе стороны
переставали понимать друг друга.
Русские тут же подозревали в
армянах сепаратистов, а армяне
смотрели на русских как на недотеп,
которым как манна небесная досталась
такая огромная и прекрасная
страна, а они вертят ею как хотят.
51

I 2:
Русские, присоединив к своей
империи очередной участок территории,
словно бы разыгрывали на нем
мистерию (бегство от государства —
возвращение беглых под
государственную юрисдикцию — государственная
колонизация). Таким образом, новая
территория как бы втягивалась
русскими в себя и становилась
ареной их внутренней драмы. Для
своей «драмы» русские нуждались в
диком поле, то есть в не
ограниченной ни внешними, ни внутренними
преградами территории. Армяне же,
напротив, были влекомы стремлением
убрать с осваиваемой территории все,
могущее стать источником конфликта
и эти пределы оградить. Это
выливалось в эксцессы. Русские крестьяне
расселялись, скажем, в
причерноморские районы, представлявшие тогда
девственные леса и бездорожье.
Вокруг в район заселения направлялась
экспедиция, состоящая в большинстве
из армян, которая на несколько
повышенных тонах начинала
доказывать, что регион вообще еще не
пригоден для проживания, поскольку,
например, заражен малярией.
Русским, между тем становилось вовсе
не до малярии, они видели только,
что кто-то посторонний влезает в их
жизнь со своими советами. И вот
уже — очередной скандал с массой
взаимных обвинений.
Сама повторяющаяся структура
этих конфликтов (а их история
Закавказья знает множество)
свидетельствовала не только, что борьба за
влияние существовала (это
бесспорно), но и то. что характер
восприятия территории этими народами,
и сама схема конфликта {и ее
повторяемость) может служить
ключом к тому, чтобы понять
бессознательные причины, заставляющие
стороны снова и снова повторять одни
и те же действия, каждый раз
приводящие к конфликту.
Это лишь один из примеров
русско-армянского межэтнического
взаимодействия, которого, конечно,
недостаточно для серьезных обобщений,
но из которого можно сделать
некоторые весьма интересные выводы.
Заметим между прочим, что когда
изучаются межэтнические отношения,
исследователи обращают внимание на
что угоано, кроме этих моментов
столкновения поведенческих
стереотипов разных народов,
стереотипов, имеющих этнокультурное
основание и касающихся таких
глубинных и почти неосознаваемых вещей,
как восприятие пространства,
времени, процесса действия. Именно они
и служат скрытой первопричиной
взаимного непонимания и
раздражения, и приводят к конфликтам, и
какими только причинами потом эти
конфликты не объясняют политологи!
Итак, какие выводы может сделать
этнопсихолог из того материала,
который я вкратце описала? Если
люди упорно повторяют некоторый
тип действия, каждый раз
приводящий к неприятным для них
последствиям, значит, действовать так для
них столь же естественно, как дышать.
Любой другой способ действия
кажется ему несуразным, странным.
Подобные ситуации хороши еще
тем, что их анализ поневоле
получается сравнительным: этносы
действуют разным образом, поведение
друг друга им кажется странным —
мы имеем дело именно с тем
материалом, который и нужно изучать,
чтобы выделить этнические константы.
Так мы можем наблюдать, что
русские, взаимодействуя с миром,
как бы вбирают внешнюю
конфликтность, стараясь нейтрализовать,
отыграть ее уже внутри себя. Для
армян, напротив, характерно
отторжение конфликтности. И это свойство
и у тех, и у других проявляется
в различных ситуациях на
протяжении веков.
Возможна ли
исследовательская методика?
Уже из тех примеров, которые я
привела, видно, что все этнические
константы так или иначе относятся
к характеристикам действия человека
в мире и условиям этого действия,
то есть тому, какие качества человек
себе приписывает, чтобы сделать
собственную активность возможной,
осуществленной в мире (например,
приписывание себе сверхъестественных
качеств, как у финнов, или
вписывание себя в безграничную массу,
как у турок).
Но психолог или социолог не
может не задать вопрос: можно ли
найти инструмент, с помощью
которого и будет вестись поиск
этнических констант у разных народов.
Иначе говоря можно ли
составить соответствующую методику? Не-
52

.
смотря на вес сложности и
оговорки, я бы ответила на этот вопрос
утвердительно.
Прежде всего, эта методика
должна отталкиваться от конкретных,
поставленных жизнью вопросов,
исходить из структуры самой жизненной
ситуации, и она должна
предусматривать исследование именно реакции
общества на те или иные внешние
обстоятельства, то есть динамику
адаптации общества к жизненной
ситуации. Например, процессы
модернизации и вестернизации в странах
Азии и Африки требовали от
общества приспособления к ряду
ценностных доминант, которые были для
них заданными извне, то есть
внешней ситуацией, на которую народ
должен был дать ответ.
Так парадигма «нрав личности» —
что она может означать для того или
иного народа в свете его этнических
констант? Для одного народа она
безразлична, то есть
«проскальзывает» через сетку его сущностных
ценностей. Другими она будет
переосмыслена. Так, если утрировать,
можно сказать, что право для
финна может являться чем-то, дающим
человеку магическую силу. От
третьего народа она потребует
переконструирования всей картины мира.
Итак, мы можем сформулировать
вопрос, который жизнь задает народу,
и ответ, который даст народ. И на
этом вопросе-ответе может быть
построена методика исследования
этнического сознания. Ответ состоит в
способе включения данной
интернациональной ценностной доминанты в
этническую картину мира. К какой
сфере реальности данный этнос
отнесет предложенную ему категорию,
атрибутом чего она окажется в его
картине мира? По каждому из
подобных конкретных случаев может
быть достигнута межкультурная
(межэтническая) сравниваемость
материала.
Однако для того чтобы говорить
об этом подробнее, мы должны
достаточно четко представлять диапазон
возможных вариантов, а для этого,
насколько это возможно, попытаться
представить себе структуру
этнического сознания и механизмы его
трансформации. Об этом в
следующей статье. #
ооооооооооооооо
ооооооооооооооо
fW
ооооооооооооооо
w
ft,
s
5
%
и
о
QQ
о
ш
%
U
OB
о
s.
a <y
53

Л)
a
Z
6.
1
ПРОБЛЕМЫ
ПЛАНЕТЫ
ЗЕМЛЯ
H. Максимов
Этот мир,
Многие любители так называемой
авторской песни помнят стихотворение
Ады Якушевой:
Мой друг рисует горы,
Далекие как сон,
Зеленые озера
Да черточки лесов.
Л рядом шумный город —
Стеной со всех сторон...
В этих строчках, как ни странно,
описаны две разные природные
системы. С одной-, стороны, еще не
затронутая хозяйственной деятельностью
человека часть природы, с другой —
явно урбанистический пейзаж.
Стихотворение отлично иллюстрирует мысль
о том, что географическая среда —
это единство природного и
социального. Помимо поэтического
объединения, объекты изучения физической
и социально-экономической географии
объединяются на разнообразных
материальных и пространственных
моделях природы — на картах. О
попытках упорядочить многообразную
пространственную информацию —
разговор нашего корреспондента с
Юрием Константиновичем Королевым,
сотрудником фирмы «Геоцентр».
Разговор, спокойная атмосфера которого
неоднократно нарушалась
восторженными возгласами, в изобилии
представленными в авторских ремарках.
Корреспондент: — Откуда появился
интерес к попыткам внедрения
компьютерной техники в область естественных
наук? Не влияние ли это исследований
на Западе?
Надо сказать, что вопрос мой не
случаен. Попытки внедрения
вычислительной техники в область
естественных наук предпринимались давно,
но без видимых результатов. Сейчас
же, разговаривая с Юрием
Константиновичем среди огромного
количества компьютеров и других пока
непонятных предметов, я начал
понимать, что дело сдвинулось с мертвой
точки. Влияние Запада?
Ю. Королев: — То, что делалось
в этой области на Западе, мы, конечно,
знали очень слабо. Но уже в
семидесятые годы, работая на
геологической съемке, поняли, что
существующая система документации полевых
работ по крайней мере ущербна.
Потому что она не обеспечивает
должной информативности материала.
Корреспондент: — Надо было по-
другому информацию обрабатывать,
хранить?
Ю. Королев: — Прежде всего, нас,
геологов-полевиков, раздражало,
вызывало определенную обиду то, что
информация, собранная с таким трудом,
которая стоит так дорого и так трудно
достается, используется очень мало.
Причем, что парадоксально, с
развитием самой геологии коэффициент
использования этой информации не
растет, а падает. Происходит как бы
затоваривание. Методы получения
данных активно развиваются, а их
обработка, хранение, доступ к ним,
способы манипулирования остаются на
том же уровне.
54

■1
. 1
* *i
41 f it
И
it
вписанный в квадратик карты
Корреспондент: — Информация
остается невостребованной?
Ю. Королев: — Да, она просто не
используется при составлении отчетов,
при составлении карт. Но оставим
эмоции в стороне, давайте поговорим
о нескольких проблемах. Первая —
проблема хранения информации:
полевые дневники, блокноты... Кто-то
корявым почерком записывает одно,
другой — другое.
Совершенно точно! Сам-то не
поймешь, что писал,— не до хорошего
почерка, когда комары кровь пьют.
— Все это абсолютно не стандарты
зировано, ни по форме записи, ни по
содержанию. Вторая проблема, это то,
от чего страдает геология, да и не
только одна она — все естественные
науки: от хаотичной понятийной
базы. От неразработанности,
запутанности разных терминологий. И
наконец, последний аспект, который не
сразу был нами осознан, но он. может
быть, самый важный. Это
ограниченная информационная емкость
карты.
Юрий Константинович приводит
примеры из геологии, но, насколько
я понял, речь может вестись о любой
координатно привязанной
информации.
Ю. Королев: - Наконец, в
шестидесятых — семидесятых годах
наступил тот момент, когда геологическая
карта оказалась настолько
перегружена информацией, что «впихнуть»
в нее больше стало невозможно. Она
становится нечитаемой и потому
теряет всякую ценность. Нельзя отразить
всевозможные модельные построения,
потому что они, как правило, много-
вариантны. А делать несколько
вариантов бумажных карт технически
невозможно. В результате стало
понятно, что реальная ценность
бумажной карты как носителя информации
уже мала. Требуются какие-то другие
подходы.
Корреспондент: — Компьютеры?
Ю. Королев: — В семидесятые годы
мы пытались организовать
информацию на ручных перфокартах,
использовали схемы кодирования, выделения
по каким-то признакам. То есть на
примитивном уровне проблему сбора и
хранения информации мы решили, но
проблемы, связанные с итоговой
картой, нами на том уровне развития
ЭВМ не были решены. Уже тогда
возникла мысль о том, что когда-
нибудь в будущем можно
использовать ЭВМ для хранения, если не
итоговой карты, то хотя бы фактического
материала. Но главная проблема при
использовании компьютеров это
подготовка ввода данных.
Приходилось вводить, набивая на карточных
перфокартах. И тут выяснилось, что
ч
Иллюстрации предоставлены совместным
предприятием ДАТА-плюс.
55

ш с
О о
X d
и х
все эти работы имеют ценность,
когда ты их можешь повторять много
раз под различные концепции, идеи.
Возникла необходимость использовать
базы данных. Не просто перфокарты,
а именно базы данных, которые позво
ляют этой информацией свободно
манипулировать, пересортировывать ее,
делать выборки по различным
критериям.
Корреспондент: Попробовали?
Ю. Королев: — Попробовали. Но
выяснилось, что стандартным базам
данных не хватает двух вещей —
возможности организовывать выборки по
от заказов, связанных с
использованием компьютеров в геологии,
Ю. Королев: — Ив результате,
накопив денег, мы закупили плод
столь долгих мечтаний
программный продукт, географическую
информационную систему (ГИС) фирмы
ARC INC.
Позволим себе еще раз прерваться.
Меньше всего хотелось, чтобы этот
разговор был бы гимном компьютеру
или рекламой одной из
многочисленных программ. Все мы представляем
себе, что такое карта, не раз держали
I?
cat Bfrical mv
_F1I* ♦_} , Windows т
Help *}
V Majpt Cibes r
V Antananarivo г
у* Z5M Coumry Boundanes i-
V Pcpulrfnm Denslly, 1S85 t-
Г~~]ооо- iz зв
^■§4010-
Б трех «окнах» помещены
разномасштабные карты плотности
населения — мировая* Африки*
острова Мадагаскар.
предстартовому признаку, то есть я не
могу, очертив контур на карте, сказать
лаборанту: «Выбери мне все пробы
отсюда» К этому добавляется и
неудобство расположения; к примеру,
если я получаю какую-то
классификацию по трем классам, то где они
находятся, я не знаю. В общем, дать
такие ответы машина не помогала.
Получить ответы не помогала и
обстановка в организациях, где
работали ученые. Резко уменьшилось
финансирование, и стало понятно, что
для воплощения своих идей необходим
другой, негосударственный подход.
В результате образовалась фирма, где
мы беседуем, под названием
«Геоцентр», которая существует на деньги
ее в руках. Давайте попытаемся
разобраться с тем, что, возможно, придет
ей на смену.
Корреспондент: — Что же такое
ГИС? Способ хранения информации?
Ю. Королев: -- Способ
представления информации. Я бы сказал, что
это определенное развитие концепции
баз данных применительно к любой
координатио привязанной
информации. Причем внутренняя организация
данных должна быть такова, чтобы,
например, гидросеть и сеть
автомобильных дорог располагались в
разных ячейках памяти.
Корреспондент: — Насколько я
понимаю, главная проблема при
использовании ЭВМ — это подготовка ввода
данных. Каким образом удается
перейти от бумажной карты к ее
компьютерному образу?
■
56

Ю. Королев: — Есть два способа
представления графической
информации, в том числе и
картографической,— это так называемые векторная
и растровая графика. Векторная
графика описывает любой объект - это
может быть линия, контур, точка —
списком координат. По сути дела
можно сказать, что в векторной
графике хранится не изображение как
таковое, а та информация, по которой
машина может эту картинку нариео-
вать. Набор точек, инструкция для
рисовки.
Корреспондент: — Л растровая
графика?
Ю. Королев: — А растровая
графика — это набор точек, матрица. Если
мы применим растровую графику для
изображения какой-то карты, то
получим участок земной поверхности,
разделенный сеткой на равные
квадратные ячейки, каждая из
которых будет хранить информацию о
каком-то значении — числовом или
качественном — элементарной площади.
Этот способ более наглядный, чем
векторный, он позволяет нам сразу
получать изображение.
Корреспондент: — В чем же
недостатки и преимущества каждого из
этих способов?
Ю. Королев: - Есть определенные
плюсы и минусы у того и у другого
типа представления информации.
Настоящая картографическая точность
достигается только векторной
графикой. Действительно, если растровую
картинку будем сильно увеличивать,
то мы обязательно встретимся с
ситуацией, когда у нас элементарная
ячейка, которая отвечала в какой-то
момент времени одной точке на экране,
увеличится до квадрата. Линия станет
ступенчатой. То есть использование
растровой графики ограничено
масштабом. С другой стороны, она очень
удобна для аналитических операций,
фильтрации с удалением «шумов»
мешающих объектов, совмещения
разных карт. Впрочем, всегда можно
перейти от одного способа
представления информации к другому.
Соответственно, есть два способа
ввода: дигитайзер — чертежный
планшет, который вводит графику в
векторном виде, и сканер — в
растровом виде.
Корреспондент: — Сколько времени
необходимо для ввода карты?
Ю, Королев: — Смотря какой!
Корреспондент: — Например,
Московской области в двухсоттысячном
масштабе.
Ю. Королев: — Вводят обычно два
человека, для повышения точности.
И необходимо им как минимум две-три
недели. Стоит такая отцифрованная
карта за сотни тысяч.
Надо сказать» что в мире существует
огромное количество фирм,
поставляющих цифровую информацию по
самым различным областям знаний и
территориям земного шара. Я
посмотрел каталоги: чего тут только
нет — земельные кадастры,
энергетические системы, цифровая карта
мира миллионного масштаба с
информацией вплоть до уровня детской
смертности от кори по всем странам.
Трехмерная модель рельефа, построенная
на основе топографической карты.
Корреспондент: — Давайте
поговорим о возможностях географических
информационных систем (ГИС).
Дело ведь не ограничивается тем, что
мы, тем или иным образом
представив картографическую информацию,
поместили ее в компьютер?
Ю. Королев — ГИС решает
несколько задач. С одной стороны, как мы уже
говорили, позволяет преодолеть
ограничения бумажной карты по емкости
информации. С другой — в отличие от
привычного нам картографического
представления ГИС дает
возможность уйти от единого, раз и
навсегда заданного изображения.
Корреспондент: — Вот я ввел все
контуры и линии, которые были на
карте. И...
57

Городская застройка
под различными углами зрения.
ю
и
. X
» с
О в
Id
и х
И
х о.
58
Ю. Королев: — И вы в каждый
конкретный момент, в зависимости от
ваших потребностей, можете
выводить на экран и на печать не все эти
объекты, а отбирая их по какому-то
принципу. Ну, например, есть карта
автомобильных дорог и есть
разнообразная информация о них.' В какой-
то момент я могу вывести дороги
одинаковыми белыми линиями или
любым другим знаком. В другом случае
я могу, да и любой человек может —
система очень легкая в управлении,—
раскрасить их в зависимости от
значения какого-то признака (от типа
дорожного покрытия, от ширины
дороги, от текущего состояния дороги).
То есть мы фактически переходим от
карты как статичного носителя
информации к динамическим картам.
Корреспондент: — Но насколько я
понимаю, и карта автомобильных
дорог не есть что-то раз и навсегда
заданное?
Ю. Королев: — Конечно, при работе
с ГИС мы имеем возможность
комбинировать карту дорожной сети с
картами месторождений строительных
материалов, почвенными,
климатическими. Таким образом, выбираем
нужную нам комбинацию слоев, карт,
признаков, не перегружая карту тем,
что не нужно.
Свидетельствую также что все
эти операции можно производить
одновременно с пятью картами на
дисплее компьютера, выбирая нужные
соотношения.
Корреспондент: — Рассматривая,
например, почвенную карту, мы
получаем информацию о типах почв в
различных местах. Но это «площадная»
информация. А если мы*ебратимся к
С помощью ГИС можно оценить
положение новостройки — «белого
комплекса» в инфраструктуре
микрорайона.
точке на почвенной «компьютерной»
карте?
Ю. Королев: — Та система выдаст
ответ: что это такое и где это
находится. В вашем примере это будет
означать следующее: точка, которую
вы указали, с такими-то
координатами, в ней такие-то почвы, со списком
их характеристик.
Корреспондент: — Когда я
дожидался вас, то заметил, как на основе
оцифрованной топографической
карты была построена трехмерная
картина рельефа...
Ю. Королев: - Да, это возможно,
причем ГИС позволяет варьировать
угол зрения на эти модели,
положение Солнца. На изображение может
накладываться, кстати, и аэро- и
космоснимки.
Представляете себе — трехмерное
изображение, построенное на основе
космических снимков! Все равно, что
побывать в космосе.
Корреспондент: — Переход к
описанной вами системе означает
полный переворот в хранении и
представлении данных. Но бумажные
карты по ряду причин не получили широ-

■ л w
снимок с дисплея
иллюстрирует пример с выбросом
вредных веществ. Показаны районы
загрязнения и пути эвакуации.
Справа — информация об одном
из владельцев пострадавших участков.
т
1
- It
кого распространения в нашей по-
вседневной жизни. Будут ли ГИС
востребованы в ненаучных областях?
Ю. Королев: Могут и должны.
Из чего я это заключаю? Во всем
мире так уже и есть. За рубежом
главная область использования ГИС
это, конечно, не наука. Прежде всего
громадное количество кадастровых
систем, обслуживающих разные
хозяйства на самом различном уровне.
Городское хозяйство, транспорт,
коммуникации, телефонная сеть, фонд
жилых и нежилых помещений,
торговля недвижимостью, земельные
участки. Все это и есть главная
сфера использования ГИС во всем
мире. Плюс к этому и экология, и
разные использования в бизнесе,
маркетинговых исследованиях,
планировании перевозок и так далее. Что
касается карт. Конечно, проблема,
связанная с культурой использования
карты, существует. Тем не менее карта
такая вещь, которая представляет
информацию в очень наглядном виде,
и поэтому развить культуру
применения карт в разных областях будет
не очень сложно, дело наживное, были
бы они доступны.
Корреспондент: — Можно ли на
основе ГИС перейти к неким модельным
представлениям?
Ю. Королев — ГИС открывает здесь
очень большие возможности. Приведу
пример. Есть городская застройка:
земельные участки, улицы. У каждого
земельного участка известен
владелец — кто он, где работает,
почтовый адрес, телефон. Есть химическое
предприятие. На нем произошел
аварийный выброс. Есть направление
ветра, вид агента. Когда такая авария
происходит, то сразу можно
нарисовать картинку распространения
заражения, распечатку адресов тех
участков, кому это угрожает в большей или
в меньшей степени, послать
стандартное сообщение по факсу владельцам,
причем в последовательности
увеличения угрозы. Тут же может решаться
задача поиска оптимальных путей
эвакуации; с какой станции скорой
помощи и каким маршрутом проехать.
И все это может быть не раз
заданной схемой, а гибкой системой, с
учетом ремонта дорог, автомобильных
пробок и так далее.
Как ни странно, рассказывая своим
знакомым географам о ГИС, я
встретился с большим, предубеждением
против подобных систем. Видимо, это
связано с опытом неудачных попыток
замены человека машиной при
анализе разнородных природных явлений.
Но сказанное нашим собеседником
позволяет предположить, что ГИС
скорее помогают исследователю
проводить сопоставление данных, чем
заменяют его.
Ю. Королев: - Всегда есть задачи,
которые целесообразно
автоматизировать полностью. А разговоры о
полной автоматизации принятия решений
обычно бессмысленны.
Географические информационные системы —
системы поддержки принятия решений.
Они позволяют на высоком уровне
соединять самые различные данные,
оставаясь при этом наглядным
способом представления информации.
Проанализировать, обобщить и
принять решение — это уже дело
человека. Ш
•35
59

S ВОЛШЕБНЫЙ
ФОНАРЬ
Зажигательные зеркала
на этой гравюре
XVII века — прообразы
современных лазеров.
По преданию, такими
параболическими
зеркалами Архимед
уничтожил римский
флот во время осады
Сиракуз. Интересно,
что величайший
ученый древности
разбирался
в оптических
свойствах
поверхностей
второго порядка
лучше, чем автор
«Гиперболоида
инженера Гарина»,
■ошибочно приписавший
гиперболоиду
фокусирующие
свойства
параболоида.
Ю. Данилов
u era ас primigenia
r.zz^=r forma ~
ликг itthmutitifhmiun frrqtimy о™^

ВО ВСЕМ МИРЕ
Почему
обесцвечиваются
коралловые рифы?
Ученым известно, что в
наши дни а различных частях
света коралловые рифы
находятся в бедственном
положении. Они
обесцвечиваются. Почему? Всемирный
союз охраны природы и
природных ресурсов, а также
три научных организации
при ООН объединили свои
усилия в проведении
пятилетней программы
исследований пятидесяти
коралловых рифов. По мнению
некоторых ученых,
обесцвечивание — предвестник
глобального потепления, так
как это в основном
наблюдается в местах с
относительно большим повышением
температуры за последнее
время. Дании Элдер,
координатор программы жизни
моря, полагает, что
исследование кораллов должно в
итоге определить,
сохранится ли у них скорость
роста, при которой они должны
увеличиться к 2050 году на
12 дюймов, и смогут ли
они восстанавливать свои
повреждения после
тропических штормов. Специалисты
считают, что рифы важны
не только в деле зашиты
береговой линии. Они
играют для океана ту же роль,
что и влажные тропические
леса для суши, то есть
в их среде обитает огромное
разнообразие рыб и
ракообразных. Один риф может
быть местом обитания до
трех тысяч их видов.
Лягушки вымирают
Загадочная и внезапная
гибель миллионов лягушек
во всем мире встревожила
ученых. Согласно
исследованиям, проведенным в
немецком городе Нидерзаксе-
не, число древесных лягушек
сократилось наполовину.
Один из ведущих
специалистов в этой области —
профессор Майк Тайлер из
университета в
австралийском городе Аделаида. Он
считает, что реакции
лягушек, очень чувствительных
к изменению давления,
свидетельствуют об изменении
климата. Особенно сильно
О
О
О
_
О
О
°
О
О
°
о
О
О
О
о
О
О
О
О
О
о
о
о
о
лягушки реагируют на ра-
диацию. По-видимому, при-
чины такого массового вы-
мирания разные. В Евро-
пе — употребление пестици-
дов и прочих химикалиев,
а также кислотные дожди.
Ученый считает, что
уменьшение численности ля-
гушек — одно из ранних
предупреждений человеку.
Один вид в час».
Именно с такой скоростью
исчезают сегодня с лица
Земли животные. Ученые по-
лагают, что без продуман-
ной защиты многие виды
могут дойти до стадии вы-
мирания за 27 лет. К со-
жалению, люди ускорили
уже этот процесс до одного
вида в час, в то время
как двадцать лет назад ско-
рость исчезновения равня-
лась одному виду в день.
Об этом сообщается в дан-
ных Всемирного фонда ох-
раны природы. Причина —
уничтожение тропических
лесов, которое идет быст-
рее, чем предполагали. Все
первобытные леса на Филип-
пинах и 90 процентов лесов
на Мадагаскаре уже уничто-
жены или деградируют.
Эксперты из Международ-
ной организации по охране
природы считают, что един-
ственный положительный
фактор в этом — то, что
60 процентов биологическо-
го многообразия всей Земли
сконцентрировано всего
лишь в двенадцати госу-
царствах. Но так как в
основном это бедные страны,
то специалистам в области
охраны природы придется
потрудиться в поисках фи-
нансовых средств для вло-
жения их в дело сохране-
ния природы.
Как слышишь ребенок?
Устройство, разработан-
ное в лондонском Институ-
те исследований слуха, мо-
жет установить, нормален
ли слух даже у трехне-
дельного ребенка. Его прин-
цип основан на констатации
английскими специалистами
того факта, что здоровое ухо
излучает собственные зву-
ки, отвечающие на внешний
раздражитель. Прибор по
сылает в ухо ребенка ела-
О
о
О
Э
о
о
О
О
п
О
_
О
о
°
о
о
о
О
бый сигнал и измеряет эхо
внутреннего уха, таким
образом чувствительная
аппаратура регистрирует
мельчайшие отклонения от
нормального слуха, которые
иначе можно заметить
только в трехлетнем возрасте.
Разумеется, устройство
годится и для исследования
слуха взрослых людей.
Сегодня и в чучелах
электроника
Огородные чучела человек
использует с древнейших
времен, пытаясь с их
помощью уменьшить урон,
наносимый урожаю
животными и особенно птицами. Но
так хорошо знакомым
набитым тряпьем
человекоподобным фигурам,
расставляемым в садах и
огородах, приходят на смену
механические чучела. Так,
например, на небольшую
пропановую пушку
устанавливают человекоподобную
фигуру, украшенную старой
ковбойской шляпой и
шейным платком и
отороченными бахромой рукавами.
В момент выстрела чучело
подбрасывается вве рх
примерно на метр, а затем по
спирали возвращается в
исходное положение. Есть
модель пропановой пушки,
отпугивающей птиц
выхлопами, напоминающими
ружейные выстрелы. В момент
выстрела другой лропановой
пушки специальным
механизмом приводится в
движение автоматически
надуваемое пластиковое чучело.
Есть чучела в аиде хиш-
ных птиц, например совы.
Специальное электронное
устройство заставляет ее
поворачивать голову и
вращать глазами. К тому' же
время от времени раздается
громкий крик,
имитирующий тревогу дроздов. Для
отпугивания птиц от
посевов на полях фермеры
используют специальные
перекрученные ленты из майлара.
С одной стороны они
серебристые, с другой —
красные. Даже при небольшом
ветерке ленты издают
своеобразный неприятный для
птиц шум. Отпугивают их и
образуемые при ветре
переливающиеся и
вспыхивающие на солнце волны.
61

ПОНЯТЬ ИСТОРИЮ — ПОНЯТЬ СЕБЯ
Е. Стариков
Община:
от русской «марки»
к уравнительным переделам
Статья вторая
После реформы 1861 года русская
деревня осталась сугубо
патриархальной, иной быть не могла, пока в ней
господствовали порядки передельной
общины. Свое хозяйство крестьянин
рассматривал исключительно как
источник получения потребительной, а
не меновой стоимости. Лишь
незначительную часть произведенной
продукции он реализовывал на рынке, да и
то для того, чтобы истратить выручен-
Статью первую читайте в № 3 за этот год.
ные деньги исключительно на уплату
податей, повинностей и на самые
необходимые потребительские товары, а
не на улучшение хозяйства. По
данным академика В. С. Немчинова,
уровень товарности в середняцких и
бедняцких хозяйствах составлял 14,7
процента. Ленин именовал русских
крестьян дотоварного типа
«крестьянами-лежебоками», из которых по
давляющее большинство хозяйничает
по рутине, по традиции,
применительно к условиям патриархальным, а не
капиталистическим.
62

Патриархальное крестьянство
постоянно выделило из своей среды
пауперов; в 1896—1900 годах
безлошадные крестьянские дворы
составляли 29,2 процента. Столь же
архаичен по своей природе тип сельского
ростовщика-«мироеда», который
эксплуатировал своих односельчан в
докапиталистических формах, и не
столько в производстве
(батрачестве), сколько через всякого рода
кабальные сделки. Сама структура
общины не давала иных возможностей
для обогащения, закрывая
фермерский путь развития хозяйств.
Зажиточный крестьянин -- не
синоним кулака, а бедняк - - не синоним
люмпена. Основная масса
крестьянства — труженики на своих наделах.
Бедным такой крестьянин мог стать,
например, из-за отсутствия сыновей,
то есть достаточного количества
рабочих рук. Но от этого он не
переставал быть тружеником. Работящий
мужик, не обделенный сыновьями,
зачастую урезающий свое потребление до
минимума ради покупки инвентаря,
становился зажиточным и даже
богатым (по деревенским понятиям), но
от этого он не превращался в кулака.
Кулак и люмпен — это маргинальные
группы деревни, причем крепко
связанные друг с другом. Сельский
люмпен — лодырь и пьяница, да к тому
же еще и кулацкий холуй, бывший
с «мироедом» в патерналистско-клиси-
тальных отношениях.
Основная же масса трудового
крестьянства, ведущего по
преимуществу натуральное хозяйство,
потенциально содержала в себе два иных
социальных типа. При вступлении в
рыночные отношения оиа неминуемо
должна была выделить из своей среды
фермеров, ведущих хозяйство по
капиталистическому типу, и массу
крестьян, так и оставшихся по своей сути
дотоварными работниками, изо всех
сил держащимися за общинные
порядки. Соответственная метаморфоза
ожидала и кулаков: часть из них с
кабальных методов эксплуатации
должна была перейти к
капиталистическому предпринимательству и порвать
с общи ной, на иболее же отстал а я
часть «темного царства»,
приверженная к сугубо паразитарному
существованию на теле «мира», должна была
изо всех сил держаться за общинно-
патриархальные порядки.
Соответственно и люмпенство частью
переориентировалось бы на городские за
работки, а частью цеплялось бы за
ту же общину, милостью и подаянием
которой оно спасалось от голодной
смерти. Короче говоря, дотоварный
тип социальной дифференциации
доджей был смениться на
капиталистический. В период столыпинской
реформы так оно и произошло.
Несколько слов о помещичьих
хозяйствах. Несмотря на крупный
размер помещичьих латифундий,
производство в них было в основном
мелким, так как значительная часть земли
сдавалась крестьянам на условиях
преимущественно
докапиталистической аренды: зимняя наемка, погодная
аренда, аренда исполу, аренда за
отработки, кабала за долги, кабала за
отрезанные земли, за лес, за луга, за
водопой и т. д. И хотя уровень товар
ности помещичьих хозяйств достигал
47 процентов, помещик центра России
выступал не столько в качестве
капиталистического предпринимателя,
сколько в качестве крепостника,
использующего кабальные методы
эксплуатации.
Каково количественное
соотношение дворянских и крестьянских
земель? В 1894 году на одну
дворянскую десятину приходилось две
крестьянских. Примерно таким же
соотношение осталось и в 1905 году.
С точки зрения обыденного
крестьянского правосознания,
распространившего, по мнению историка П. Н.
Зырянова, «трудовой принцип» на всякую
собственность, помещичье
землевладение было незаконным, а само
наличие привилегированной помещичьей
собственности как бы провоцировало
крестьян на нарушение права
собственности. Когда в 1905 году
запылали помещичьи усадьбы, до дворян
наконец дошло, что мирное
сосуществование двух принципиально
различных типов собственности — частной
и общинной — в принципе
невозможно. Гнев дворян обрушился на
общину и общинные порядки (громить
помещичьи усадьбы мужики ходили
тоже «всем миром» — оказалось, что
«мир» может выполнять не только
тяглово-фискальные функции)». Не
дожидаясь созыва Думы,
правительство в пожарном порядке приняло
меры, чтобы как-то сбить накал
крестьянского озлобления. В
частности, указом от 5 октября 1906 года с
63

го ■=
* <
Е. Стариков.
Общине
крестьян был снят ряд сословных
ограничений: окончательно отменены
подушная подать, круговая порука,
сняты некоторые ограничения
свободы передниженин, отменен закон
против семейных разделов.
Во вторую Государственную думу
П. А. Столыпин вносит законопроект
об укреплении за крестьянами,
владеющими надельной землей,
принадлежащей им части земли в частную
собственность. Между думами закон
проводится специальным указом. Как
писал П. Н. Зырянов, «согласно
указу 9 ноября 1906 года, всякий
домохозяин мог выйти из общины и
укрепить свой земельный надел в личную
собственность. Отныне сельское
общество не могло ни уменьшить
площадь его надела, ни передвинуть его
полосы в другое место.. В
дальнейшем хозяин мог свести свои полосы в
один участок, и тогда получался отруб.
К нему можно было прирезать
площадь деревенской усадьбы,
перенести на него постройки, и отруб
превращался в хутор. Правительство
стало форсировать насаждение
хуторов и отрубов... Чересполосное
укрепление должно было «вбить клин в
общину» (слова самого Столыпина).
Разбивка на отруба — лишить ее
поземельных функций. Расселение
деревень на хутора должно было
окончательно ликвидировать крестьянский
„мир*1».
Суть столыпинской реформы
совершенно аналогична тем
преобразованиям в сельском хозяйстве Англии,
которые получили наименование
огораживания (enclosure). Вот как
описывает П. Манту эту суть: «Речь
идет о превращении неогороженных
земель, open field и common
(открытых полей.— Е. С), в закрытые
владения; речь идет о соединении
разбросанных парцелл и о разделе
неразделенных нолей на компактные
владения, совершенно не зависимые
одни от других, обнесенные
сплошными изгородями, которые являются
гарантией и знаком их
самостоятельности».
Государство организует и
финансирует переселение крестьян в Сибирь.
С 1906 по 1917 год в азиатскую
Россию переселилось более четырех
миллионов русских крестьян.
Одновременно в Сибири развертывается
социальная и транспортная
инфраструктуры. К 1912 году крестьяне
получили за Уралом тридцать один
миллион десятин земли.
Вспомним, что за двадцать два года
до начала столыпинских реформ в
сибирских общинах начались
уравнительные земельные переделы. А
теперь? Выслушаем мнение А. Ф.
Керенского, который, мягко выражаясь,
не питал к Столыпину особых
симпатий. Вот что пишет он в своих
воспоминаниях: «...Именно в это время
Сибирь вступила в стадию
экономического и культурного развития по
американскому типу. За годы между
русско-японской и первой мировой
войнами население в этом регионе
удвоилось, а площадь обрабатываемых
земель утроилась.
Сельскохозяйственное производство возросло более чем
втрое, а экспорт
сельскохозяйственной продукции увеличился в 10 раз.
Перед первой мировой войной все
масло, которое вывозила Англия кз
России, производилось сибирскими и
уральскими крестьянскими
кооперативами. Если в 1899 году масло из Си-
бкри практически не вывозилось, то
в 1915 году его экспорт
кооперативами Сибири составлял тысячи тонн».
Что случилось с «чалдонами», куда
девалась их уравнительная
психология, какая мутация произошла с
социальным генотипом? Ответ прост: из
редистрибутивно-удушающей среды
они попали в рыночный питательный
раствор. Вот и все объяснение
«чуда».
В то же время все современники
реформы отмечают
неблагожелательное и даже враждебное отношение
большинства крестьян к столыпинской
реформе. Это вполне понятно: она
не только шла вразрез со всей веками
прививавшейся русскому мужику
«коллективистски» уравнительной
психологией, но и ставила дотовар-
ного типа работников (а таких было
подавляющее большинство) в очень
неуютное экономическое положение.
Даже вольное, гордое и сравнительно
зажиточное английское йоменри,
отлично знакомое с рынком, не чета
своим нищим и забитым русским
собратьям, и то приуныло в период
огораживания. Снова дадим слово
П. Манту: «Йомен, честный,
трудолюбивый, но поклонник рутины, мало
предусмотрительный, с ограниченным
64

кругозором, сбит с толку
происходящими вокруг него переменами и
видит, как над ним нависла грозная
опасность от конкуренции
сельскохозяйственных предприятий, ведущихся
согласно новым методам. И потому
ли, что он падает духом, или же
потому, что он предпочитает искать
счастья в другом месте, во всяком
случае он поддается искушению и
продает свою землю». То же самое
происходит и в России. С 1907 по 1915 год
свыше 1,2 миллиона дворов,
вышедших из общин, продали надельную
землю общей площадью в 4,1
миллиона десятин.
Каковы же были социальные и
экономические последствия реформы?
К первому января 1916 года, по
разным данным, от общины так или иначе
отделилось от 2,3 до 5 миллионов
крестьянских хозяйств, которые
занимали от 14 до 62,5 процента земель.
Самые низкие цифры встречаются у
авторов — сторонников «черной
легенды» о Столыпине, а самые
высокие,— естественно, у апологетов
«белой легенды».
Число хуторян было крайне
невелико (200 тысяч хозяйств), мало кто
из общинников решался так резко
порвать с «миром». Отрубников было
больше, особенно в южных и юго-
восточных губерниях. Все больше
крестьян включалось в новые формы-
хозяйствования; показателем может
служить взрывообразный рост
крестьянских кредитных операций. Причем
если до реформы ссуды брались
главным образом на непроизводительные,
потребительские затраты, то теперь
растет часть сумм, идущих на
расширение производства. Короче говоря,
появляется русское фермерство (за
которым по старинке закрепляется
название «кулачество», хотя по своей
экономической сути эти трудяги не
имеют ничего общего с
ростовщиками)
Чисто экономически реформы дали
очень много; с 1906 по 1912 год
производство пшеницы в России
увеличилось на 77 процентов, ржи - на 42,
ячменя на 153 и кукурузы — на
21 процент, а в общей сложности
русское производство главнейших видов
зерновых превышало на 28 процентов
продукцию Аргентины, Канады и
США, вместе взятых. К 1913 году
площадь обрабатываемых земель
возросла на 16 процентов, а экспорт
сельскохозяйственной продукции — на
150. Среднегодовой — за 1909—1913
годы -- вывоз российского хлеба был
крупнейшим в мире.
Вот вам и знаменитая русская лень
с разгильдяйством! Интересные
метаморфозы происходят с этими
«исконно русскими» качествами, как только
их носители попадают в среду рынка и
свободы. Прав оказался немецкий
историк Шлёцер, писавший о России
еще в XVIII веке следующее: «В
народе, живущем на далеком Севере, я
думал встретить по крайней мере ту
неповоротливость или леность,
которою так явно отличаются жители Се
верной Германии; но какие
деятельные, подвижные и ловкие существа
являлись во всех классах нации!
Недостатки их обнаруживались так же
скоро, но они казались мне
нанесенными извне: чем? Что могло бы быть
(думал я тогда), что было бы из этой
породы людей, если бы ей дана была
человеческая свобода...»
Но Россия не получила искомые
двадцать лет спокойствия, Столыпин
же получил пулю.
Россия в начале XX века на себе
испытала тот парадокс истории,
который затем не раз и не два
срабатывал в странах Востока: если на Западе
предшественником социальных
революций всегда был хозяйственный
кризис, то на Востоке -
хозяйственный подъем, причем чем более
сильный, тем разрушительнее была
следовавшая за ним тоталитарная
революция. Почему?
Мощное вторжение рынка в дото-
варную экономику приводит к
ускоренной «выбраковке» работников до-
товарного типа. Скапливаясь и
сбиваясь в плотные массы, они,
почувствовав себя «зажатыми в тесный
угол», переходят в агрессивное
контрнаступление на неокрепшие
современные структуры. Вдохновляться такое
контрнаступление может и
псевдомарксистской риторикой, и
религиозным фундаментализмом - - результат
всегда один: торжество еще более
архаичных дорыночных структур,
ренессанс средневековья и «азиатчины».
Реформы Столыпина, колоссально
ускорившие экономическое развитие
России, ускорили и социальную
поляризацию российского общества.
Комбинированного удара «рублем» и ми-
ревой войной страна не выдержала и
3 Знание - сила № 4
65

с
12:
Е. Стариков.
Община
через двенадцать лет после октябрь
ского переворота оказалась в
объятиях рабовладельческого (ГУЛАГ) и
крепостнического (колхозы) укладов.
То же самое повторилось через
полстолетия в Кампучии. Развернувшая
ся в кампучийском сельском
хозяйстве в пятидесятые годы «зеленая
революция» повысила за пятнадцать
лет урожайность риса с пятнадцати
до восьмидесяти центнеров с гектара,
то есть более чем в пять раз. и...
страна не выдержала свалившегося на нее
товарного изобилия, традиционная
социальная структура развалилась и
наряду с появившимся «средним
классом» на арену вышел озверелый
люмпен, массами стекавшийся к «красным
кхмерам» Пол Пота. Результат
известен. И наконец, пример Ирана.
Обрушившийся на страну в семидесятые
годы поток нефтедолларов и новой
техники вызвал мощнейшую реакцию
отторжения, возглавленную Хомейни.
Итак, модель событий ясна:
политика прорыва в современность
парадоксальным образом порождает
инволюционные рецидивы варварства. Мог
ли Столыпин, не знавший ничего про
Пол Пота и Хомейни, предвидеть
последствия ускоренно-насильственного
разрушения общины? Должен был
предвидеть.
П. Н. Милюков предсказывал
Столыпину, что насильственная ломка
крестьянских общин, «несомненно,
будет революционизировать массы
больше, чем что-либо другое, ибо...
вызовет социальную борьбу богатых и
бедных в самых злобных формах».
Известный в то время немецкий
эксперт по аграрному вопросу
профессор Ауфхаген после посещения
большого числа русских деревень писал:
«...Своей земельной реформой
Столыпин разжег в деревне пламя
гражданской войны». И действительно, если
до 1907 года большинство
насильственных действий со стороны
крестьян было направлено против
помещиков, а на столкновения между самими
крестьянами приходилось лишь 6
процентов таких деяний, то после 1910
года на каждый поджог крестьянами
помещичьих усадеб в среднем
приходилось четыре поджога ими друг
друга. Пытаясь предотвратить аграрную
революцию, направленную против
помещиков, Столыпин своей реформой
лишь подлил масла в огонь, добавив
к крестьянско-помещичьему
антагонизму лютую вражду между дотовар-
ными люмпенами и нарождающимся
русским фермерством.
«И великан Россия...— писал в 1921
году Милюков,— была направлена на
путь «великих потрясений»
услужливыми руками царедворца и
честолюбца , но не госуда рственного
человека П. А. Столыпина». Когда читаешь
такие жестокие слова про умного,
честного и смелого человека,
заплатившего жизнью за то, во что верил,
все внутри тебя протестует. Но
вспоминаешь мудрое речение «по делам их^
познаете их», вспоминаешь, чем в
конце концов обернулась ускоренная
насильственная модернизация,
проводившаяся «сверху» бюрократическими
методами в условиях фактического
отсутствия парламентаризма (ибо
Дума — не парламент), и вынужден
признать: по большому счету
Милюков был прав. Ибо «великие
потрясения» Октября 1917--прямое
следствие столыпинских реформ.
И все же... Могли ли в принципе
удасться реформы? Могли, но при
соблюдении целого ряда условий,
соблюсти которые в России того
времени было крайне трудно. Во-первых, не
влезать ни в какие военные авантюры.
Недаром как заклинание звучат слова
Столыпина: «Дайте государству
двадцать лет покоя, внутреннего и
внешнего, и вы не узнаете нынешней
России». Во-вторых, вся полнота власти
на период реформ должна была быть
в руках реформатора. Столыпин же
зависел от воли монарха, человека,
для которого личные прихоти,
симпатии и капризы были важнее
государственных дел. У Столыпина не
было социальной базы — «чумазые
лендлорды» только становились классом,
помещики же, оправившись от испуга
первой русской революции, не
захотели терпеть рядом с собой
«конкурирующую фирму» в лице своих бывших
крепостных, столь быстро
обогащавшихся. И уж совсем не хотели успеха
Столыпина «левые», за которыми
стояли гигантские люмпенские массы
«бедняков». Великий реформатор
оказался под двойным ударом «справа»
и «слева» и без всякой поддержки со
стороны «обожаемого монарха», этой
обидчивой посредственности, ревни-

вой ко всякому талантливому
человеку. Характерно, что Столыпина
убрали черносотенцы, но руками
«анархиста-коммуниста» Дмитрия Бо-
грова, по совместительству агента
охранки.
Лидер ультраправых Пуришкевич
назвал Столыпина «скрытым
революционером», и хотя Петр Аркадьевич
обиделся, Пуришкевич был прав.
Столыпин был одним из немногих
подлинных русских революционеров в строго
научном смысле этого слова. Ибо то,
что он делал, была революция. И даже
не просто революция как смена
формаций в рамках европейской
парадигмы, а сверхреволюция —
попытка смены самой парадигмы
развития: Столыпин хотел сделать
Россию Европой! Хотел этого
сознательно, о чем свидетельствуют его
четкие, литые, чеканные — без слюней и
без размазывания — публичные
выступления и письма. До Столыпина
все перевороты на Руси вели к
увеличению несвободы. Столыпин был
первый (если не считать Александра II),
кто сознательно шел на резкое
увеличение свободы личности. Ему
принадлежит приоритет в попытке
сделать частную собственность
доминирующей по всей стране. А ведь это —
экономическая основа свободы
личности.
К началу войны в результате
столыпинских реформ уже 89,3 процента
всех пахотных земель принадлежало
крестьянам, причем все более
развивались частнособственническо-ры-
ночные отношения на селе. Петр
Аркадьевич был первым, кто покусился
на проклятие России - - механизм
отрицательного отбора и сделал ставку
на лучших, наиболее работящих, на
«сильных». Столыпин понимал роль и
значение гражданского общества,
всячески лелеял земство (а Николай II
земство ненавидел). В своей речи в
III Государственной думе 16 ноября
1907 года он сказал: «Мелкий
земельный собственник, несомненно, явится
ядром будущей мелкой земской
единицы; он, трудолюбивый, обладаю-
шин чувством собственного
достоинства, внесет в деревню и культуру,
и просвещение, и достаток. Вот тогда
только писаная свобода превратится
и претворится в свободу настоящую,
которая, конечно, слагается из
гражданских вольностей и чувства
государственности и патриотизма».
Прошло восемьдесят пять лет с
начала реформ Столыпина. Между ним
и нами пролегла черная дыра
безвременья, перерыва постепенности. На
обломках великой русской культуры,
на изгаженном и вытоптанном месте
мы начинаем то же самое — с нуля.
Изложение всего контекста истори
ческих событий, развернувшихся
после гибели Столыпина, не входит в
нашу задачу. Попытаемся пунктирно
обозначить основные вехи пути вспять
русской общины. Снова от общины-
«марки» — а именно такой стала
русская община после укрепления
наделов в частную собственность, и шла
она к этому триста лет,— к казармен
ной квазиобщине; причем возврат
занял всего какие-нибудь двадцать лет.
Правда, теперь это не аракчеевские
военные поселении и не частные
барщинные хозяйства, а одна огромная
государственная барщина, состоящая
из ячеек-колхозов. Итак, хроника
инволюции.
Конец 1915 года. Правительство
начало реквизировать или
принудительно скупать у населения хлеб.
29 ноября 1916 года по инициативе
министра земледелия А. А. Риттиха
вводится продразверстка. 25 марта
1917 года теперь уже Временное
правительство принимает закон «О
передаче хлеба в распоряжение государ
ства». Дополнительно к хлебной
вводится разверстка на мясо, масло и
другие сельхозпродукты. В августе 1917
года с фронта снимаются воинские
части и бросаются в деревню на
реквизицию хлеба.
Март — октябрь 1917 года. Во всей
своей былой красе возрождается
передельная община. Уравнительное
поветрие перебрасывается с
помещичьих земель на земли хуторян и
отрубников, затем — на наделы самих
общинников, происходит вакханалия
всеобщего земельного нивелирования,
одним словом, великий «черный
передел». Относительно мирное движение
весны и лета перерастает осенью в
то, что десятью годами позже
советский историк-аграрник С. М.
Дубровский назовет «общим разгромным
движением». Еще с конца 1916 года в
деревне начали появляться
вооруженные дезертиры. В 1917 году
демобилизационная анархия усилилась, в
результате сельский люмпен получил
массовое подкрепление в лице
вооруженного люмпен-дезертира. «Те, кто
67

E. Стариков.
Община
уцелел и не был изувечен,
возвращались домой «социальными калеками»:
обездоленными и
деквалифицированными,— пишет Э. Ю. Соловьев.— В
городах они сплошь и рядом
становились вожаками анархистской уличной
толпы, которая сплачивалась под
лозунгами немедленных экспроприации
(«Грабь награбленное!») и
скорейшего уравнительного дележа. В
деревнях возглавляли варварские
расправы над помещичьими усадьбами,
сопровождавшиеся осушением
прудов, ломкой ирригационных
сооружений, разрушением церквей». С
середины лета 1917 года движение
перерастает в кровавую анархию.
Как считает В. В. Кабанов, именно
на гребне аграрного мятежа и
произошел октябрьский переворот.
Сначала разделили 44 миллиона десятин
оставшейся в распоряжении пимещи-
ков земли (из которых около 20
миллионов находилось в пользовании
крестьян на правах аренды). Затем
наступил черед хуторян и
отрубников. «Уравнивают» и тех, кто в период
столыпинской реформы купил
помещичью землю, и тех, кто свел в
единый участок свою надельную землю.
Под дулом винтовки хуторнн и
отрубников возвращают в лоно общины.
Там, где хуторяне были сильны,
например в Пензенской губернии,
они оказыва/ш насилию люмпенов во
оружейное сопротивление. Это уже
была война товарного сектора с
натурально патриархальным - фермеры
против общинников. Последних было
больше, и за ними — сила.
В движении активно участвуют
зажиточные крестьяне-общинники,
менее выделявишеся из остальной дерев
ни. Но после Октября очередь доходит
и до них. Уравнительность
приобретает какой-то навязчиво въедливый
характер: не должно быть ни малейших
излишков! Как радостно восклицает
Е. А. Луцкий, «старая крестьянская
община стала новой, советской
общиной». Убей Бог, не пойму, что же тут
нового? То, что раньше при помощи
пауперов делал с обшиной Николай I,
теперь проделали большевики. Если
возврат к «азиатской» общине —
революция, то Николай Палкин —
первый большевик.
Лето 1918 года - - поход рабочих в
деревню и всевластие комбедов.
Люмпен консолидирован, организован и
вооружен. Но деклассированная
рвань, не способная вести собственное
хозяйство, не в состоянии была и кого-
то «возглавить» и чем-то
«руководить». «Деятельность комбедов имела
сумбурный характер, — отмечает
В. В. Кабанов.— Направленная
против кулаков, она охватила в целом
состоятельных крестьян, старательных
середняков и даже бедняков.
Сиюминутный успех комбедов — изъятие
хлеба (это было главным
результатом их деятельности) — не мог
компенсировать потерь, выразившихся в
дальнейшем разрушении
производительных сил деревни. И это в
условиях разрухи и голода!
Неудивительно, что действия
комбедов... вызвали сильнейшее
недовольство крестьян вплоть до восстаний.
Поэтому советское правительство
поспешило распустить
скомпрометировавшие себя органы ужеФ конце 1918
года. Дальнейшее обнищание
деревни — результат не только
продолжавшейся войны и разрухи, но и
деятельности комбедов, которые
усугубили разруху и хаос и оскудение
деревни (статистика это неумолимо фикси
рует)».
В результате эгалитаристского рве
ния комбедов установилось такое вот
социальное равенство: в среднем на
одно крестьянское хозяйство 15
гектаров, на хозяйство же бывших
фермеров, «кулаков»,— 8,6 гектара!
У справного мужика сельская
голытьбы реквизировала все
сельскохозяйственные машины, значительную
часть рабочего и продуктового скота.
Экономическая база товарного
хозяйства была полностью разрушена.
М. И. Калинин на XIII съезде РКП(б)
заявил: «В 1921 году экономически
кулак был разорен, больше он
приближался экономически к
бедноте».
Фермеры ответили сопротивлением.
Участие в белом и зеленом
движениях привело к их физическому
уничтожению.
Столыпин делал ставку на
«сильных», на экономическую свободу и
инициативность, рынок и частную
собственность. Революция, которая
именовала себя социалистической,
уничтожила «сильных», разрушила
товарное хозяйство, восстановила об-
68

-
щину, которая существовала в
империи инков. «Реакция» посрамлена,
«прогресс» восторжествовал! Есть
нечего, кругом кровь и смерть, но зато
какое равенство! Пружина
люмпенской ненависти, до предела сжатая
Столыпиным, распрямилась со
страшной силой и за считанные месяцы
похерила все результаты его реформ,
но на этом не остановилась, а
продолжала распрямляться дальше.
И несмотря на это, наиболее
развитая часть крестьянства даже в
страшных условиях 1918—1920 годов
продолжала выселяться на хутора!
«К 1920 году стремление населения
перейти к хуторскому и отрубному
землепользованию достаточно ясно
выявилось в двадцати губерниях...»,—
констатирует С. А. Никольский.
Люмпенам не удалось навязать свою
волю всему крестьянству. И
неизвестно еще, чья бы взяла, да вот только
«официальная реакция Наркомзема
на это явление была отрицательной»
А ведь обследование тридцати пяти
хуторов в Тульской губернии в 1920
году показало, что, несмотря на
полный неурожай, в окрестных селах
хуторяне собрали урожая лишь
несколько меньше, чем в прошлые годы.
В период «военного коммунизма»
рынок был запрещен, установлена
редистрибуция натурой
(продразверстка) и живым трудом (система
трудовых и гужевых повинностей).
В результате на фоне всеобщего
«выравнивания» установилась столь же
всеобщая пауперизация крестьянства.
Община вновь взяла на себя тяглово-
фискальную и полицейскую функцию,
раскладывая продразверстку по
дворам, восстановив круговую поруку за
выполнение этой и других
натуральных повинностей, за поимку
дезертиров и прочее.
Резко ухудшились агротехнические
условия производства: вновь
возобладала чересполосица и мелко-
пшюсица, неустойчивость надела,
принудительный севооборот.
Вновь появилась фигура сельского
ростовщика-мироеда, активно
выступившего за возрождение «мира».
Возобновились кабальные формы
эксплуатации — скрытые, а потому особо
жестокие. XIV партийной
конференции специально пришлось заниматься
вопросом легализации аренды земли
и найма рабочей силы, дабы пресечь
эту кабалу. Предшествующая ей
XIII партконференция решала
проблемы сельскохозяйственного кредита.
XV съезд партии подчинил
деятельность земельных обществ
всестороннему контролю местных Советов, ибо
общинное самоуправство делало Советы
попросту ненужными. Затем
придумали «агропроизводственный план» (в
птолемеевском Египте ему имелся
аналог под названием «Расписание,
посева»), строго придерживаться
которого была обязана община.
Возникла фигура агроуполномочен-
ного, избираемого по одному на
пятьдесят дворов (у инков такой «агро-
уполномоченный» назывался «пачака-
камайюк»), С. П. Трапезников
сообщает, что в агроуполномоченные
почему-то всегда избирали бедняков, в
крайнем случае середняков,
«наиболее опытных в хозяйственном
отношении». Непонятно не только
странное предпочтение, отдаваемое «пяти-
десятндворками» беднякам, но и
парадокс: если избранный «наиболее
опытен в хозяйственном отношении»,
то почему же он бедняк?
Наконец, большевики вводят
«коллективные запашки» (при Николае I
они именовались «общественными»),
наверное, для того, чтобы
поиздеваться над покойным меньшевиком
Плехановым, который предупреждал: «От
общественной обработки полей
немногим ближе до коммунизма, чем от
общественной работы на барщине или
от «общественных запашек»,
вводившихся при Николае Павловиче с
помощью штыков и розог». «Марксиста»
С. П. Трапезникова эти писания
мертвого «ренегата» не смущали. «По
существу это было началом сплошной
коллективизации,— возглашал
Трапезников.— Важно то, что процесс
перерастания земельных обществ в
коллективную форму хозяйства начался.
Таким образом, предположение Ф.
Энгельса о том, что существует
возможность превратить эту общественную
форму землепользования, то есть
общинную, в высшую, более развитую,
стало фактом». Поясним, что под
«высшей формой» здесь имеются в
виду образования, аналогичные
«госхозам» древних шумеров. Агрогулаг был
не за горами.
Вовсю процветала в двадцатые годы
политическая тенденция, идущая от
недоброй памяти «черносотенного
демократизма»: 30—35 процентов
крестьян, в основном люмпенов, были
69

II
E. Стариков.
Община
освобождены государством от уплаты
налогов и получали разного рода
подачки. Член коллегии Народного
комиссариата земледелия РСФСР
К. Д. Савченко в мае 1927 года писал
Сталину. «...Помимо бедняцкого
фонда даем на покупку лошадей,
отпускаем лес, отпускаем семена, машины.
А на местах, что часто с этими
средствами делается, их делят по носам:
по 12-— 15 процентов стоимости лоша
ди... И деньги вместо укрепления
производства идут на сарафан и на
селедку, деньги проедаются, рождая
аппетиты к дальнейшему
попрошайничеству... Говорить об этом горько,
но необходимо. Средства эти часто
попадают к пройдохам,
люмпен-бедноте, которые останутся вечной
беднотой, сколько бы мы им ни помогали,
вечно будут клянчить. А всякого
имеющего кусок хлеба, клеймят славной
кличкой кулака».
Где опека бедняка — там и
опекунский аппарат. Последний вырастает
на базе любой редистрибуции —
грабительской («восходящей») или
попечительской («нисходящей»). Как
писал К. Д. Савченко, «все хотят
опекать бедноту. Опека бедноты
является модным делом, особенно когда
запахнет отпуском денег. Для этой
помощи тут происходит буквально
лихорадка заботливости и любви к
бедноте...» Вновь знакомая со времен
фараонов, дева-раджей и инков связка:
«бюрократ-распределитель —
.люмпен-получатель». Им друг без друга
никак нельзя.
А в общинах «передельная»
лихорадка первых революционных лет не
только не спадает, но набирает силу.
Причем делят главным образом по
едокам (72 процента семей), а ие по
работникам (всего 2 процента).
Земельный кодекс разрешал переделы
через девять лет, то есть по истечении
времени, необходимого для
трехкратного проведения севооборота (при
трехполье). На практике это
требование не соблюдалось, люмпенское
стремление любой ценой сохранить
«равенство» порождало
беспрестанные переделы.
Переделы в свою очередь
порождали склоки, стремление надуть и
объегорить соседа, запахать и выкосить
чужие полосы. Множатся жалобы на
постоянные потравы и бесконечные
непроизводительные сходы, решающие
вопросы беспрерывного
выравнивания. Желание сделать уравнение
скрупулезно точным приводит ко все
большей узкополосице. Производительно
трудиться становится все труднее,
уйма времени и сил уходит на склоки,
драки, сходы, на переезд с полосы на
полосу, на взаимную слежку, как бы
сосед не потравил, не запахал, не
закосил чужое поле. Короче говоря,
обстановка коммунальной кухни,
неизбежная при казарменных порядках.
15 декабря 1928 года утверждены
«Общие начала землепользования и
землеустройства», которые поощряют
досрочные переделы в случаях
«необходимости борьбы с кулачеством».
Власть прямо провоцирует
столкновения люмпенства с «кулачеством».
На исходе двадцатых годов
переделы стали повсеместными и
ежегодными. На примере Древнего Египта
мы знаем, что полному
огосударствлению земли и всего производственного
процесса предшествуют, как правило,
уравнительные переделы. Логика тут
неумолимая: раз ты нарушил право
другого на собственность, знай, что
теперь никто не поручится за
неприкосновенность твоей собственности
не только на
движимость-недвижимость, но и на самого тебя, на твою
жизнь. Сначала чужую землю поделил
ты, потом другие поделят твою, а
вскорости будут делить тебя.
Коллективизация — не с неба свалившаяся
напасть, а вполне логичное и
неизбежное завершение тех энтропийных
процессов, которые шли в самой общине.
Колхозы — естественный результат
саморазвития во времени и
пространстве того самого «азиатского»
социального генотипа, который так
долго боролся у нас с
«западническими» поползновениями. #
70

ЦИФРЫ ЗНАЮТ ВСЕ
-
Роботы
и телевизоры
Японская фирма «Шарп»
использует в производстве
телевизоров 4
автоматические линии с 43 роботами,
которые обслуживают
только 4 оператора. Брак не
превышает 0,0001 процента.
Переход к производству
новой модели занимает 5
часов, а вся система
окупается за 3 года.
Рекорд
будет побит
С 1930 года в мире
опубликовано 30 000
исследований, посвященных вирусу
гриппа. Скоро этот рекорд
будет побит вирусом,
вызывающим иммунный дефицит.
Заболеванию СПИД уже
посвящено 26 000
исследований.
Ожидают открытий
По данным Гарвардского
университета, Ботанического
Сада штата Миссури,
Национального музея естественной
истории, а также по
сведениям газеты Института
всемирных наблюдений, на
Земле обнаружено и
описано видок
насекомых
и членистоногих 874 161,
других
беспозвоночных 116 873,
рыб 19 056,
рептилий
и амфибий 8 962,
птиц 9 040,
млекопитающих 4 000,
грибов
и водорослей 73 900,
высших растений 248 400.
Предполагаемое
общее количество видов:
30 миллионов,
миллионы
21000
9 400,
9 200,
4 200,
данных нет,
275 000—400 000.
Внимание!
Сделано человеком!
Осенью 1990 года в
Германии были выпущены на
свободу из лаборатории
живые организмы,
наследственный аппарат которых был
изменен с помощью генной
инженерии. Речь идет о
петунии с внедренными в нее
генами светло-розовой
окраски, взятыми из
наследственного набора кукурузы.
Этот факт породил много
споров. И широкая
общественность, и научные
круги относятся к подобным
экспериментам с
осторожностью. Хотя все
внимательно проверено и учтено,
никто не может с
абсолютной достоверностью
предвидеть, каково будет
поведение организмов с
искусственно измененной
наследственностью в природной
среде и не превратятся ли они
в новое рукотворное
бедствие. Каждый подобный
эксперимент требует
специального разрешения
правительства.
До сих пор в мире
зарегистрировано более ста
семидесяти подобных случаев, из
которых 112 растений, 40
разных видов
микроорганизмов и 19 вирусов. Первое
место тут занимают
Соединенные Штаты Америки (76
экспериментов), на втором
месте — Франция (более
тридцати), затем следует
Канада (18) и Бельгия (12).
Единственное государство,
где существует специальный
закон относительно генной
инженерии,— Дания, хотя
здесь проведено всего два
эксперимента по изменению
наследственности, и оба —
с сахарной свеклой.
71

ЭКСПЕДИЦИИ, ПОИСКИ, НАХОДКИ
...Датой рождения спелеонавтики принято называть 16 июля
1962 года — день, когда французский исследователь пещер
Мишель Сифр
спустился в пропасть Скарассон для того, чтобы провести
тан в одиночестве, в полной изоляции от внешнего мира 64 дня.
Он был первым из людей, кто пришел в пещеру не для спортивного
прохождения ее и не в качестве любопытствующего туриста
или влекомого поиском приключений любителя, Сифр был первым,
кто связал пребывание человека в пещерах и исследования
в них с изучением физиологии человека, его биоритмов
и особенностей восприятия условий ограниченного пространства.
Знал ли Мишель Сифр, что- спустя двадцать лет в далекой
России у него появятся последователи?
Впрочем, почему двадцать?..
С. Гусаков
Дорога Сифра:
\1
и
ч
72
Немного истории
...Еще в 1972 году микробиолог А. Колесников,
работая в Институте медико-биологических проблем
и не зная об экспериментах своего французского
коллеги, начал подземные микробиологические
исследования. Работая по своим, лично им разработанным
методикам, он исследовал микробиологическую флору
пещер — и именно он открыл и доказал в своих
экспериментах практически полную стерильность воздуха под землей; стерильность,
которая естественно поддерживается в любой пещере независимо от времени
года. Работы эти велись вплоть до 1977 года, то есть до самого отъезда
ученого в Англию.
Но интерес к подземным исследованиям был подхвачен другими
специалистами, и с 1978 года врач Александр Мишин с группой своих учеников
и помощников начинает новую программу изучения пребывания человека
под землей программу, направленную в первую очередь на решение
проблем санитарии и гигиены в условиях ограниченного, изолированного
пространства и стрессовых ситуаций. Блестящая пионерская работа,
нацеленная на удивительный прорыв в будущее! Но в те годы, как и программа
экспериментов Колесникова, она оказалась никому не нужной.

двадцать лет спустя
Одновременно автор этих строк, работая в межкафедральной лаборатории
Московского областного института физической культуры под руководством
профессора Л. Жданова и кандидата медицинских наук С. Брянкина, начал
разрабатывать свою независимую спелеонавтическую программу,
направленную на изучение экстремальных нагрузок, действующих на человека
в условиях стрессовых ситуаций, и проблем выхода из них с последующей
реадаптацией к нормальным условиям жизни и работы. Готовился — впервые
в мире — сложный эксперимент с одновременным пребыванием под землей
двух групп спортсменов, в котором, в отличие от экспериментов М. Сифра,
основное внимание уделялось послеэкспериментальной адаптации его
участников.
В 1982 году эти работы были прекращены «по указанию сверху»,
прекращены организацией, взявшейся единолично решать, что нужно, а что —
нет нашей науке. В миниобъеме повторилась история с генетикой и селекцией —
и спелеонавтика в нашей стране оказалась отброшенной назад... На
сколько лет? Об этом судить трудно.
Работы продолжались на уровне личных контактов. Объединившись
с группой А. Мишина и с рядом других специалистов (в частности,
с исследователями, проводившими уникальные магнитометрические работы
в Бахарденской пещере), в период с 1982 по 1987 годы мы провели под
землей ряд экспериментов н исследований. Но многое ли можно было сделать,
не имея поддержки официальных научных организаций и — мало того — испы-
is
45.
73

.«■
в х
OU
£
£5
■- О.
. О
тывая постоянное противодействие со стороны силовых структур власти?
Впрочем, рассуждения на эту тему уводят нас за пределы данной статьи.
А потому,— может быть, отвечая нашим оппонентам тех лет,— самое
время поставить следующий вопрос:
Зачем вообще
нужна спелеонавтика?
Общеизвестно, что под землей, в пещерах, человек
находится в условиях, принципиально отличных от тех,
в которых живет и трудится на поверхности. В первую
очередь это, конечно, темнота и отсутствие привычного
чередования «светлого» и «темного» времени суток;
это абсолютная подземная тишина, характерная не
только отсутствием звукового фона, что подсознательно
воздействует на нас на поверхности земли, но и полным отсутствием
«посторонних» дальних шумов: сигналов машин, голосов птиц, криков людей,
звуков механизмов или природных процессов... Это в общем-то, вполне
очевидные различия.
К числу более тонких (но не менее важных) известных специалистам
отличий относятся практически полная стерильность пещерного воздуха:
10 микроорганизмов на кубический метр считается для многих пещер значи
тельным отклонением от нормы в сторону загрязнения (как правило, это тот
«фон», что заносят с сабой с поверхности сами исследователи).
Удивительна стабильнодть климата многих пещер: флуктуации температуры
и влажности под землей редко превышают 1,5 градуса Цельсия и,
соответственно, 1—2 процента; радиационный фон в пещерах, находящихся в
известняковых массивах, как правило, в 10—15 раз ниже, чем на поверхности,
уровень же электромагнитных помех, по сравнению с городским, ниже в тысячи
раз.
Попадая в пещеру, человек оказывается в полной изоляции от физических, «г
химических, микробиологических и психологических воздействий поверхности,
как фоновых, действующих незаметно, на неосязаемом уровне, так и пиковых,
стрессовых. Общеизвестно также информационно биологическое экранирующее
действие пещер, равно как и целительное влияние на физиологию человека
подземной кальциевой воды и насыщенного аэроионами пещерного воздуха.
В настоящий момент по всему миру, где это возможно, ведутся работы
по оборудованию специальных подземных санаториев и «залов отдыха»:
спелеотерапия прикладная и быстро развивающаяся часть спелео-
навтики.
Впрочем, спелеотерапия — не единственная ее часть. Биоритмология —
изучение суточных, месячных и иных, более длительных циклов работы
человеческого организма, а также ритмов социальных и психологических
взаимодействий в изолированных малых группах,— основная точка приложения
спелеонавтических экспериментов и исследований.
Потому что условия, в которых находится пребывающий в пещере ^
человек, словно самой природой созданы для изучения многих загадок
физиологии человеческого организма; попытки же имитировать эти условия на
поверхности не только чрезвычайно дорогостоящи (например, в сурдокамерах
типа «биотрон»), но и зачастую весьма неадекватны с точки зрения
интерпретации результатов. Любая неучтенная помеха со стороны (включая
* неизбежные электромагнитные наводки через линии энергоснабжения) или
S^ неполное, с точки зрения спелеонавтики, абстрагирование от привычного
II £ двадцатичетырехчасового суточного ритма может свести на нет даже самый,
•^ казалось бы, блестяще подготовленный опыт. Однако именно сейчас проблема
| £. изучения биоритмов человека и ритмов взаимодействия социальных групп
"< стоит перед современной наукой достаточно остро.
74

Человек осваивает ранее необитаемые жизненные пространства —
проникает в глубины Мирового океана, на годы отправляется в космос —
отправляется уже не в качестве подопытного участника медико-биологического
эксперимента, но для напряженной и точной работы, срыв которой в
результате ошибки медико-биологического обеспечения может привести не только
к чрезвычайно дорогостоящим, но и трагическим последствиям... Месяцами
длится вахта на оторванных от всего мира полярных станциях и в
геологических изыскательских и промышленных партиях, на нефтяных и газовых
месторождениях и рудниках; часами исчисляется дежурство операторов
у пультов войск РТВ и ПОВ — и от результатов этого дежурства зависит,
увы, жизнь всего человечества.
Спелеонавтика может дать практические рекомендации и ответы на
многие вопросы социального и психологического взаимодействия малых
групп, биоритмология поможет разработать оптимальные циклы обучения
и работы в экстремальных условиях, физиологически обосновать
чередование различных терапевтических приемов в лечении больных и оказании
помощи людям, попавшим в стрессовую ситуацию. Это лишь малая часть
того, что сулит применение методов спелеонавтики на практике.
Впрочем, не подкрепленные реальными средствами, научно обоснованной
программой и интересом специалистов эти слова так и остались бы благими
бумажными рассуждениями, если бы не...
РОС:
Российское
общество спелеонавтики
Осенью 1991 года группа энтузиастов (к которым
имеет честь принадлежать и пишущий эти строки автор)
решила возобновить в нашей стране прерванные
спелеонавтические исследования.
Для осуществления и организации этих работ было
основано РОС — Российское общество спелеонавтики,
представляющее собой сочетание коммерческой и
научно-исследовательской структур.
Коммерческое направление в РОС возглавляет фирма «Паренди»*,
специализирующаяся на лечении людей методами спелеотерапии и
международном туризме. Сейчас в районе Старицы (Тверская область) эта фирма
ведет строительство современного многофункционального туристического и
спелеонавтического центра, на доходы от деятельности которого
предполагается осуществлять дальнейшие спелеонавтические исследования.
Не берусь утверждать, что путь финансового самообеспечения, избранный
нами, является единственно верным, но все-таки познание мира должно
уметь прокормить себя и в то же время соблюсти свои интересы и цели.
Сидеть у кого-то на шее в ожидании подачек с нищего стола современной
академической науки нам не было никакого резона. И мы выбрали путь
независимости. Хотя, безусловно, он не самый легкий.
Но если спелеонавтика, используя методы спелеотерапии, может
зарабатывать деньги — и приносить при этом людям реальное избавление от
многих болезней,— то мы должны это делать. А если мы можем предложить
людям интереснейшие подземные маршруты и при этом показать им под землей
много больше, чем обычный спелеоспортсмен, «нацеленный» лишь на
установление очередного подземного рекорда, то почему бы нам не обеспечить свои
эксперименты и исследования с помощью туристического бизнеса, являющегося,
кстати, самым прибыльным в мире? Ответ очевиден.
* Паренлн - зороастрийская богиня-охранительница подземных сокровищ и кладов, аналог
русской Хозяйки Медной горы.
I
5

0(J
>. О
i- О.
. О
Почему же для своей деятельности мы выбрали район Верхневолжья,
с точки зрения спелеологии мало известный и, на первый взгляд, мало
перспективный?
Оставив в стороне его туристические {можно сказать: коммерческие)
достоинства — леса, красоты ландшафта, прекрасную архитектуру
сохранившихся памятников истории, великолепную охоту и рыбную ловлю, в том
числе и такой немаловажный фактор, как относительная близость к Москве
(всего 250 километров),— можно говорить лишь о главном, что сыграло роль
в выборе РОС: это удивительное и совсем не изученное еще богатство Стариц-
кого района пещерами.
На десятки километров вверх и вниз по течению Волги, по обоим ее берегам,
протянулись вокруг города Старицы легко доступные для посещения (и идеально
подходящие для спелеонавтической работы) пещеры: уникальное
переплетение старинных подземных ходов и древних выработок белого камня
в сочетании с красивейшими естественными (карстыми) подземными
полостями. Когда-то здесь добывали белый камень для строительства всем
известных церквей, соборов и крепостей Древней Р>1:и; старицкий камень
сплавлялся на баржах по Волге вплоть до Астрахани, оставаясь в стенах
и изразцах кремлей и усадеб, городских строений и военных укреплений. Нам
остались в наследство от тех эпох обширные переплетения подземных ходов
и залов, и пересекающие их естественные пещеры и трещины.
Впрочем, тут пора сделать некоторое пояснение.
Пещеры и катакомбы
С точки зрения спелеонавтики,не существует
принципиальной разницы между естественными и
искусственными подземными пустотами, если речь, конечно, идет
о не обжитом человеком подземном пространстве, а не
бункере противокосмической обороны или действующей
I линии метрополитена. Пещера может быть
вертикальной (трещина, разлом в земной коре» карстовая
промоина) и горизонтальной (тот же карст в горизонтально залегающих пластах
известняка, мела или гипса), а также искусственно прорубленные, но не
использующиеся человеком и не «окультуренные» бетоном и мрамором ходы —
рудники, каменоломни, штольни. Конечно, деление это условно, но оно передает
главное, что отличает подземную полость, именуемую пещерой, от
цивилизованных гротесков на нее: для природы не столь важно, каким именно путем
образовалась данная пустота под землей, главное — что она представляет
собой в данный момент. И с этой точки зрения, изрядно «окультуренная»
Новоафонская пещера пещерой как таковой, не является.
Вертикальная пещера, именуемая «шахтой», «пропастью» или «колодцем» —
в зависимости от размеров, - имеет свою прелесть в глазах спелео-
спортсменов, как, к примеру, труднодоступная вертикальная стена или
вершина — для альпиниста-скалолаза. Но это — чисто спортивная категория.
Работать со сложнейшей аппаратурой на вертикальной стене... Ну, просто-
напросто глупо и неудобно. Потому, в общем, спелеоспорт и не имеет к науке
спелеологии никакого отношения, за исключением, пожалуй, лишь решения
частных топологических проблем. По аналогии с альпинизмом: покорение
вершин это одно, а исследование горных систем — это совсем другое.
Горизонтальные же пещеры словно созданы самой природой для жизни
и работы в них человека (и человек на заре своей истории и позже активно
использовал их). И тут у российских спелеонавтов перед западными имелось
неоспоримое преимущество.
Дело в том, что М. Сифр все свои эксперименты проводил в вертикальных
пещерах (о сложностях работы в которых говорилось выше). Приплюсуйте
76

-
теперь к этим сложностям значительную, как правило, удаленность этих пещер
от человеческого жилья, то есть от средств связи и источников энергоснабжения,
и то, что эти пещеры находятся в горных, труднодоступных районах. В
результате каждое погружение Сифр проводил как спелеоспортсмен, приходящий
в пещеру, чтобы покорить ее и пересилить при этом, преодолеть себя, но не
свободно жить и работать под землей. К тому же особенности западной
спелеологии тех лет (как и изначального альпинизма) состояли в том, чтобы,
проникнув в пещеру, как можно быстрее, любой ценой достичь ее дна; затем
подняться наверх и получить заслуженный отдых (ванна, кофе,
комфортный сон — и традиционное «прочее»). Ночевка под землей воспринималась
как нечто экстремальное, граничащее с ЧП — об этом достаточно красочно
и правдиво поведал У. Холидей, директор Национального Калифорнийского
спелеологического заповедника и глава американских спелеологов
шестидесятых и семидесятых годов.
Увы, именно эти обстоятельства вкупе с неумением постоянно жить и
работать под землей в известной степени испортили многие из достигнутых
группой Снфра результатов.
Широко известны, например, факт чудовищного загрязнения М. Сифром
пропасти Скарассон отходами своего первого эксперимента, равно как и
приступы тяжелейшей депрессии, которым он постоянно подвергался под землей.
Многие трудности стационарного подземного быта, с которыми М. Сифр,
к своему удивлению (ибо до погружения даже не думал о них), столкнулся
под землей, при чтении описания его опытов лишь вызывали улыбку у русских
читателей-спелеологов. Например, борьба с конденсатом, гипотермией и
гиподинамией. Объясняется это тем, что изначально российская спелеология —
точнее, спелестология. изучение горизонтальных лабиринтов и карстовых
пещер — имела принципиально иную ориентацию. В отличие от зарубежных
коллег мы уходили под землю не для подвига или жажды установления
очередного подземного рекорда. Мы уходили под землю, вх пещеры, для того
чтобы там жить и работать. И отдыхать.
Обусловлено это было в первую очередь тем, что изначально к пещере
мы относились как к своему второму дому, гораздо более уютному и
притягательному, чем первый. У западных спелеологов (при общей нашей любви
и интересе к загадочному миру пещер) таких чувств просто не могло
возникнуть: как правило, пещеры, которые они посещ-али, уже находились на
чьей-то земле, то есть были собственностью кого-то. А когда ты вынужден
платить за посещение пещеры деньги, и немалые аренда пещеры
Миднайт в Техасе на полгода стоила М. Сифру 220 тысяч долларов,— вряд ли
возможно возникновение чувства какой-либо поэтической, иррациональной
близости к выбранной для работы пещере. У нас же отождествление пещеры
и самого себя как единого целого стало нормой хождения под землю.
Результатом всего этого явилось массовое «заселение» в шестидесятых
и семидесятых годах подмосковных Сьяновских, Никитских и Подольских
пещер-катакомб и Саблинских каменоломен под Ленинградом.
Многие люди без громких фраз об экспериментальной работе проводили
недели кратких своих отпусков под землей, не выходя на поверхность,
только из любви к удивительному миру подземных чудес.
Именно в таких условиях и опираясь на опыт и традиции этого необычного
спелеоандеграунда, РОС, точнее, люди, составившие позже его ядро, смогли в
семидесятых и восьмидесятых годах, не опираясь на поддержку официальной
науки, проводить свои спелеонавтические исследования и эксперименты и
получать результаты, не смазанные неопытностью экспериментаторов или
недооценкой тех или иных специфических подземных условий, проявляющихся
при длительном пребывании под землей.
За эти годы был проведен очень большой объем спелеонавтических
исследований. Разнообразен был их спектр — от наработки чисто практических |
методик по розыску потерявшихся под землей и оказанию им необходимой 5^
помощи до отработки организации стационарного «пещерного быта», столь 15
важного при длительных подземных экспериментах; отрабатывались также | £
способы связи, снятия и передачи информации, спелеотерапевтические 2 g-
методики, исследовались распространенные под землей спелеоаномальные явле- *<
77

а
.•е-
m x
O(J
1С
« Ю
>. о
I- D.
. О
4
ния, биоритмы человека и животных, новые способы ведения спасательных
работ (позже это пригодилось в Армении и Грузии). По заказу ряда
организаций проводились специальные экологические, геофизические и
радиометрические (в 1986 году) исследования.
Таким образом, наработанное нами за годы вынужденного «подполья»
даже в сравнении с результатами исследований М. Сифра не казалось
столь малым, а многие методики и достигнутые с их применением
результаты открывали перед исследователями перспективы, в сравнении с
которыми самые далеко идущие цели М. Сифра выглядели более чем
скромно.
Но наступил 1987 год, и наши «несанкционированные сверху» спелео-
навтические исследования вновь были остановлены. И как нам тогда казалось,
навсегда. Печальные события тех лет — тема отдельной публикации.
И пожалуй, подробно останавливаться на них здесь нет места.
В результате этих событий 10 декабря, в Международный день защиты
прав человека, были взорваны по инициативе известной организации
входы в Никитскую пещеру, в которой наша группа в течение почти десяти
лет вела свои исследования. Незадолго до этого был прерван эксперимент,
длившийся к тому моменту три с половиной месяца, с помощью
домодедовского УВД была насильно извлечена из-под земли группа снелеонавтов;
подземная лаборатория, оборудованная в другой подмосковной пешере —
Лисьей специально для изучения биоритмов человека, была
разгромлена.Погибла ценнейшая, в течение ряда лет создаваемая своими руками
аппаратура. Так закончилось противостояние исследователей пещер и
агонизирующей власти.
Сил для продолжения этой неравной борьбы, как и сил для возобновления
прерванной работы, у нас больше не было. Часть специалистов, не имея
возможности далее работать в нашей стране по специальности, эмигрировала
на Запад, часть перешла на работу в коммерческие структуры.
От десятилетней работы осталась лишь горечь разочарования да ощущение,
что мы стояли на самом пороге неведомого и перед нами захлопнули
дверь. В корзину полетели труды десятков людей, в корзину, из которой
востребования не было. А люди эти отныне могли лишь именоваться
любителями-дилетантами. И что могли значить их никому не нужные труды
и идеи!
В таком настроении и апатии прошло пять лет, и с каждым прожитым
днем таяла надежда на возобновление наших исследований.
Н
Новое время
Когда-то, кажется, году в семидесятом, Ст. Лем
сказал, что, по t^ro мнению, дальнейший прогресс
в области изучения парааномальных явлений в
ближайшие тридцать — сорок лет в принципе невозможен.
Это был великий «прокол» великого мыслителя.
Мишель Сифр, разочаровавшись в своих спелео-
навтических методиках, сделал аналогичное заявление
в 1981 году. Это было в годы, когда наши исследования набирали ход и будущее
сулило нам только ясную и светлую работу. После 1987 года мы стали
склоняться к точке зрения М. Сифра, впрочем, как уже говорилось выше,
совсем по иным причинам. Однако мир изменялся вокруг нас и изменялся
стремительно. Продолжались, пусть и не очень активно, биоритмологические
исследования на Западе, и под то, что еще пять лет назад казалось
необъяснимой игрой ритмов природы, начала наконец подводиться серьезная
теоретическая основа.
В Аризоне начались грандиозные работы по осуществлению проекта
«Биосфера-2»; системы компьютерного тестирования, которых не было во время
работы Сифра, сделали возможным выявление любых, даже самых тонких,
78

биоритмологических и социальных зависимостей. Началась разработка
совместного российско-американского проекта «Марс-2015», на станции «Мир» был
поставлен рекорд по продолжительности пребывания человека в космосе —
космонавт Вл. Титов провел на орбите 366 дней...
Препятствия, по которым М. Сифр в свое время не смог получить адекватных
результатов, были для нас очевидными; методики реальной работы и жизни под
землей были опробованы и выработаны нами. Группа Ольсена в Аризоне была
вынуждена прервать эксперимент в результате несбалансированного обмена
по кислороду и из-за ряда других неучтенных факторов,— мы знали, как этого
можно было избежать.
Предстоящий двухлетний полет на Марс ставил перед космонавтикой совсем
иные цели, чем пребывание на околоземной орбите. Мы хорошо понимали ту
разницу и располагали необходимыми методиками.
Экстрасенсорика, вопреки утверждениям Лема, все-таки выбралась из
пеленок знахарства и понемногу начала завоевывать статус реальной науки.
Мы накопили огромный бесценный материал, изучая под землей, в условиях
полной изоляции от внешнего мира, спелеоаномальные явления, дававшие
ключ к решению многих экстрасенсорных задач.
И мы располагали прекрасными, идеально подходящими для опытов
пещерами-полигонами в Старицком районе Тверской области. Расположение
этих пещер, условия доступа к ним и работы внутри позволяли получать
такие результаты, о которых и думать не мог М. Сифр, пытаясь работать
в труднодоступных горах или на дне загаженной летучими мышами пещеры
посреди отдаленного ранчо в Техасе.
Современные компьютерные средства связи и обработки
информации позволяли в старицких пещерах практически мгновенно снимать любую
требуемую информацию и тут же передавать ее пользователю в любую точку
земного шара. Отсутствие таких средств и техники сильно сковывало нас
в восьмидесятые годы... Но теперь и в нашей стране к ним появился свободный
доступ. А главное — все-таки у нас еще оставались люди, умеющие грамотно,
профессионально работать под землей. Да, многие уехали, у кого-то опустились
руки; нелепая, трагическая смерть оборвала жизнь Саши Мишина, а за
несколько лет до того — Александра Морозова, бывшего в течение многих лет
моим наставником и учителем. Летом 1981 года он три месяца проработал на
дне глубочайшей пропасти мира, пещеры Снежной... Тягостный список потерь
не пощадил профессора Леонарда Николаевича Жданова,
покровительствовавшего нашим спелеонавтическим исследованиям в МОГИФКе. 13 марта
1993 года он умер от острого сердечного приступа; противодействие косности
и спекулятивности в науке дорого обходятся самым горячим и искренним ее
сторонникам...
И нельзя больше было рассчитывать на дотации, лишь только на самого
себя. Но как раз это мы умели, проработав пять лет не только без
пресловутых дотаций — вопреки воле «верхов». Теперь можно было «выходить
из подполья» и работать. Всерьез и профессионально. В такой обстановке
и было создано РОС и поддерживающая его фирма «Паренди».
И снова под землю
Основным методом работы спслеонавтики со времен
Сифра является эксперимент — погружение одного
или нескольких спелеонавтов в пещеру на срок,
обусловленный целями эксперимента.
Максимальное одиночное пребывание человека под
землей пока равнялось 205 суткам (М. Сифр, 1972 год),
максимальное групповое — 93 суткам (группа А.
Морозова, пещера Снежная, 1981 год). РОС при поддержке и участии оперативного
спасательного отряда Российского Красного Креста готовит в настоящее время
эксперимент, в котором четверо добровольцев проведут в пещере горизон-
и
X О-
5
79

а.
. €■
5о
U Q.
. О
тального лабиринтового типа протяженностью 14,5 километра четыре месяца.
Возможно, когда вы будете читать эти строки, мы уже начнем свое первое
в таком роде погружение.
Одна из главных целей готовящегося эксперимента — детальное
исследование суточных и месячных биоритмов человека и животных. Для обеспечения
этих исследований будет использоваться мощная
компьютерно-диагностическая аппаратура, разрабатываемая в данное время специалистами фирмы
«Паренди».
Кроме изучения биоритмов, в программе эксперимента — исследования
спелеомедицинского и офтальмологического характера, изучение возможностей
восстановления частично и полностью утраченного слуха и зрения, ряд сложных
эндокринологических и физиологических исследований, специальная программа
по изучению психологии и социального поведения изолированных групп,
программа интенсивного обучения.
Подробнее об этих исследованиях мы можем рассказать позже,
биоритмология — чрезвычайно интересная наука и требует отдельного,
обстоятельного рассказа. В завершение же этой и без того пространной
публикации — о, сколь много накопилось за годы вынужденного молчания! —
обязательно нужно подчеркнуть, что исследования, которые мы ведем под
землей, довольно дорогостоящее занятие. Так, по предварительным оценкам,
стоимость описанного выше эксперимента будет составлять — 70- 80 тысяч
долларов, и в то же время это много дешевле стоимости проводившихся
Сифром экспериментов в пещере Миднайт и в сотни, тысячи раз ниже, чем
стоимость аналогичных работ, выполняемых на борту космического корабли или
орбитальной станции.
И-этим объясняется активное участие в предлагаемой нами программе
Института медико-биологических проблем и ряда западных
исследовательских и коммерческих структур. Так, например, все четыре месяца^частники
эксперимента будут питаться по специально разработанным в ИМБП
видуальным рационам питания;' испытание этих рационов *— певший"
РОС в подготовку российско-американского полета на Марс в 2015 году.
Также все четыре месяца пребывания под землей участники эксперимента
будут вести специальные микробиологические исследования (я уже говорил,
что под землей идеальная для этого, стериальная атмосфера). Эти
исследования проводятся нами по некоммерческой, паритетной программе в рамках
сотрудничества с ИМБП. В качестве же средств, необходимых для
покрытия части наших расходов, мы рассчитываем на помощь спонсоров,
заинтересованных во вложении средств в перспективные, а главное — очень
выгодные отрасли науки.
Конечно, к моменту выхода в свет этой публикации мы, скорее всего,
уже начнем свое четырехмесячное пребывание под землей впервые не
только в нашей стране, но и в мире. Но планы РОС не исчерпываются
одним экспериментом. Впереди большая многолетняя программа ис-
IS: следований, в частности, совместная с НАС А подготовка и проведение
*1 беспримерного двухлетнего спелеонавтического эксперимента, имитирующего
;£. условия полета на Марс в 2015 году...
2< Но об этой работе мы расскажем несколько позже, ф
■ч-
80

ТЕСТ
Следует ли вам
самостоятельно
заниматься бизнесом?
Джои Браун, профессор
психологии и эксперт по
тестированию Бриджпорт-
ского университета в штате
Коннектикут, считает, что
хотя бизнесу можно
научиться, люди, обладающие
особыми качествами, будут
иметь более заметный успех.
В настоящее время все
больше американцев
открывают свое дело. Только в
1988 году появилось 230
тысяч новых компаний. Но
риск велик. Оказалось, -что
половина из разорившихся
в том же году компаний
существовала всего пять лет
или даже меньше. Сможете
ли вы стать бизнесменом?
Независимо от ваших
качеств, совершенно точно
предсказать это
невозможно. Тем не менее тест,
разработанный
профессором Брауном совместно с
исследователями
Северо-Западной страховой компании,
поможет определить ваши.
потенциальные способности.
Хотя полный тест состоял
из шестидесяти вопросов,
приведенный ниже
сокращенный вариант поможет
выявить вашу
предрасположенность к
предпринимательской деятельности.
1. Являетесь лн вы
американцем в первом
поколении?
По данным исследования,
50 процентов
предпринимателей являются таковыми,
в то время как среди
служащих — только 23
процента. Напишите -\~\, если
ответ утвердительный, и
— 1 — если отрицательный.
2. Были ли вы отличником
во время учебы?
На удивление мало
предпринимателей назвали себя
отличниками, в то время как
почти две трети служащих
были отличниками. Да: -4;
нет: +4.
3. Нравилось ли вам
участвовать в общественных
мероприятиях в школе,
клубе; в спортивных играх
в составе команды;
любили ли вы общаться в
компании друзей?
Не расстраивайтесь, если
все это вас не привлекало,
67 процентов
предпринимателей и 92 процента
служащих ответили
утвердительно. Да: —1, нет: +1.
4. Будучи подростком,
любили ли вы уединение?
Если вы ответите
утвердительно, то окажетесь в
хорошей компании: 39
процентов бизнесменов любили
уединяться, зато 85
процентов служащих
стремились в компании. Да: +1;
нет: —1.
5. Зарабатывали ли вы
в детстве продажей газет,
лимонада и т. п?
Предпринимательская
деятельность в детстве -
важное условие будущего
успеха. Почти 80 процентов
предпринимателей
занимались бизнесом в юности. Из
служащих — 31 процент.
Да: +2; нет: -- 2.
6. Были ли вы упрямым
ребенком?
Настойчивость и
упорство — важнейшие качества
предпринимателя. В
упрямстве созналось»,^ три раза
больше бизнесменов, чем
служащих. Да: +1; нет —1.
7. Были ли вы
осторожным ребенком, из тех. кто
последним прыгает в воду
с трамплина?
Если да. то ваше
нежелание рисковать может
оказаться серылшым
препятствием в
предпринимательской деятельности. Девять
из десяти предпринимателей
и лишь пятнадцать
процентов служащих ответили
утвердительно. Да: —4; Нет:
+ 4. Если вы были
исключительно смелым ребенком,
добавьте еще 4 очка.
8. Трогяет лн вяс мнение
окружающих о вашей
персоне?
50 процентов
предпринимателей говорит, что они
делают по-своему независимо
от того, что думают окру:
жающие, и лишь 8
процентов служащих могут
похвастаться этим. Да: —1;
нет: +1.
9. Раздражает ли вас
ежедневное однообразие,
рутина?
Скука часто толкает к
началу
предпринимательской деятельности. 61
процент опрошенных
бизнесменов ответили, что желание
перемен явилось толчком к
началу самостоятельной
деятельности. Да: +2; нет:
—2.
10. Готовы ли вы
рисковать последними
сбережениями для своего дела?
Наиболее удачливые
предприниматели — 94
процента опрошенных —
ответили утвердительно.
И только половина
служащих призналась в
готовности пойти на такой риск.
Да: +2; нет —2.
11. Если ваше дело
провалится, начнете ли вы тотчас
же другое?
Утвердительно ответили
94 процента преуспевающих
предпринимателей и только
8 процентов служащих. Да:
+4; нет: —4.
12. Вы оптимист?
Оптимизм - - важное
качество для
предпринимателя. Да: +2; нет: —2.
Теперь подсчитайте
количество очков. Если вы
набрали 20 и более, то у пас
есть все шансы добиться
успеха. Количество очков от О
до +19 говорит о том, что
у вас есть задатки к пред
принимательству. Счет от 0
до —10 говорит о том, что
у вас немного шансов на
успех. Если ваш счет —11
и ниже, то ясно — вам
следует попробовать свои силы
в другой области. В этом
случае радуйтесь, если вы не
бизнесмен! Если же вы
предприниматель и ваше дело
процветает, несмотря на то,
что вы набрали мало очков,
помните: бизнесмены часто
непредсказуемы!
81

БИБЛЕЙСКИЕ СМЫСЛЫ
Б. Берман
Земля
Состояние хаоса и смятения в
Первый День Творения превращено
в состояние тьмы против пучины
(хошек аль пней теНом).
Первозданная пучина, заполненная
рвущейся к беспредельному расширению
праматерией, укрощена силой Тьмы.
* Продолжение Начало
1994 год.
-- в № 3 за
Во Второй День Творения эта
укрощенная пучина преобразуется.
Творение осуществляется
Речениями Бога: «И сказал Бог». «Ва-
йомер Элоким». Слово «йомеръ
(сказал) на языке Торы — всегда сказал
кому то. Первое Речение вывело Свет
в Мир и обращено к Источнику
Света, к Самому Себе. Второе Рече-
82

ние, Речение Второго Дня Творения,
обращено к Свету, вернее, к Тьме
и Свету.
И сказал Бог: Пусть станет «ракиа»
внутри вод (ha манн) и да разделит
между водами и водами (маим ла
маим) (Б. 1:6).
Ракиа — облицовка чего-то и
разделяющая кромка — есть
дальнейшее выявление в Мире начала отде-
ленности, Тьмы. Устанавливается
ракиа «внутри вод», вод уже
известных, с определенным артиклем (ha
маим) — вод первозданной пучины.
При помощи ракиа воды тепом
разделяются на какие-то «воды и воды»,
маим ла маим, без определенного
артикля. В следующем стихе эти
однородные воды превращаются в
разные виды вод: «верхние» и
«нижние» воды. Разделение на воды
произведено некоторой определенной (с
определенным артиклем) ракиа.
«Воды» второго Речения нельзя
понимать буквально.
В мета материальном прамире ракиа
произвела сущностное разделение
«вод». Нижние воды — возникшая
из тоЬу изначальная стихия
материальности, ее субстрат, из которого
затем образуется Земля. Верхние
воды — воды «небес», содержащие в
себе 6ohy, потенциально несущие от
духа Творца небесное благословение,
без которого существующее
существовать не может.*
И призвал (ва-икра ла) Элоким
ракиа стать небом; и был вечер,
и было утро — День Второй (Б., 1:8).
В Первый День земное и небесное
сливалось. Во Второй День земное
локализовалось, выделилось из
Творения, обрело свою верхнюю границу,
свою ракиа. Бог призвал ракиа
исполнять функцию неба для Земли —
быть ее небосводом. В знакомом нам
мире небосвод пропускает через себя
на Землю различные излучения
Вселенной и преломляет их — иначе
живущему нельзя пользоваться этим
светом. То же и в духовной
реальности. Духовное Небо, через которое
идет Свет, не есть, собственно
говоря, Его Небо, а есть ракиа Неба,
* В земной реальности, на которую
проецируются процессы духовного мира, также есть
разные воды небесные, разные дождн: дождь
«гешем», питающий почву влагой из
атмосферы, и дождь «матар», струи которого
очищают душу, восстанавливают ее, несут
благословение; в водах этих — дух Творца, pvnx
Элокнм.
через которую к нам приходит Свет
Его. На пути Первозданного Света
к нам установлена некая преграда,
ограничивающая поступление этого
Света.
«И стало так» — то есть так,
как есть теперь.
Во Второй День Творения Земля
и Небо разделились и определились.
Второй День — День разделения
и про него не сказано «ки тов», это
хорошо. Нижнее отделено от верхнего,
но работа не кончена.
Третий День Творения работает
только с нижним — с ограниченной
небосводом Землею.
И сказал Бог: Пусть соберутся
(йкаву) воды из-под неба в одно место
и появится твердь. И стало так
(Б., 1:9).
Тут менее всего имеется в виду
собирание воды в водосборник. Слово
йкаву употреблено в значении
приданного нижним водам стремления
вод собраться в одно место.
Ограниченные первозданным небосводом
летучие воды пучины (тепом) по слову
Творца разом устремились вниз,
излились вселенским ливнем и
собрались внизу. Таким образом, в
пространстве нижних вод образовались
области океана (воды), неба
(воздуха) и суши (земли).
И назначил Элоким суше быть
Землею, а скоплению вод назначил
быть морями (Б., 1:10).
Земля в Третий День Творения еще
более сужается — до суши. Затем
скопление вод Мирового океана
разделяется на моря, разрезающие сушу
на континенты, образующие
множество самых различных
климатических и географических зон. Различные
зоны обитания создают
благоприятные условия для своеобразного
развития будущих обитателей Земли.
«И увидел Бог, что это хорошо»
(Б., 1:10) — хорошо для Его Замысла,
для всего живого и, более всего — для
человека, которому надлежит
индивидуально развиваться, проживая в
разных местах Земли.
Следующее Речение Бога (Б., 1:11),
как и предыдущее, обращено к Земле
и повелевает ей отравнниться (тад~
шэ). Земля исполняет это Речение,
но по-своему. Сопоставим повеление
Бога Земле в 11 стихе и исполнение
его в 12 стихе.
83

Б. Бермвн.
Библейские смыслы
Элоким предписал земле
произрастить:
однолетнюю траву дешэ\
многолетнюю траву,
подымающуюся над землею и сеющую семя
на нее,— эсев мазриа зера;
дерево (эц), плод (при), делающее
плод (осэ при) по роду его (лемино),
семя в нем (ашер заро бо) на
земле (аль ha арец).
Земля же вывела из себя
однолетнюю траву (дешэ); семеносную
траву (эсев мазриа зера) по роду ее
(леминэгу);
дерево, делающее плод (эц
осэ при), семя в нем (ашер заро) по
роду его.
«И стало так» — так, как есть
сейчас, но не совсем так, как предписано
в четвертом Речении Бога.
Земля вывела из себя деревья,
которые делают плод,— у которых
растет ствол и ветви, которые цветут,
опыляются, на которых завязываются
и созревают плоды, несущие в себе,
семена по роду семени. Сказано же
было Земле произрастить дерево-
плод*, в котором его растущая часть
и есть часть плодовая, которое само
есть плод по роду дерева, семя
которого на земле (а не в плоде на
ветвях). Нужно ли так задуманному
дереву-плоду цветение и опыление?
Погибает ли оно по созревании плода
и семени? Как понимать, что «семя
в нем на земле»? Почему плод, а не
семя, должен быть «по роду»? Как
выжить дереву, у которого его главная
растущая часть насыщена вкусом
плода, который съедят? Множество
вопросов... Но Творец видел, что
произвела Земля и Сам признал, что
«это — хорошо», то есть
соответствует Его замыслу. Следовательно,
та тенденция Творения, которой
следовала Земля, по сути, верна. Хорошо
бы уловить эту глубинную тенденцию
в Творении.
Но прежде всего подумаем, как
могла Земля ослушаться Речения
Бога? Откуда у нее такая свобода?
Творцом творятся не предметы,
вещи или частицы, а меры и законы.
I О-
* Грамматика позволяет формально
перевести эц при как «дерево плодовое» (так
обычно и делается), но внимательный анализ
фразы показывает, что скорее всего тут
имелось в виду иное.
управляющие предметами, вещами и
частицами. Земля — не глина, а ове-
шествленное Слово Бога, то есть
отдельное, и следовательно, в какой-то
мере самостоятельное духовное
существо. Нельзя сказать, что она —
«живое существо», она, как говорят
мудрецы про нее, «домем», молчащая.
Но к ней можно обратиться, с ней
можно общаться. Земля слышит,
воспринимает, реагирует. Разумеется, у
нее нет той свободы ослушаться Бога,
которой наделен человек, но у нее есть
способность активно воспринимать
властные духовные сигналы,
по-своему улавливать тенденцию волящего
Речения и по своему разумению
исполнять. Земля — не машина и не
орудие, а исполняющее духовное
существо, не могущее не исполнять,
но способное исполнять по-своему.
Что же сделала Земля? Она
произвела еще одно, дополнительное
разделение, отделила плод дерева от самого
дерева, превратило дерево, само
вызревающее как плод с семенем,
вдевающее плод дерево, на котором
образуются, созревают и отпадают
плоды. В первом случае дерево,
чтобы возродиться вновь, скорее всего,
должно было все погибнуть. Во
втором случае дерево, возрождая себя
через плод, остается жить и может
плодоносить много раз. С естественно
природной точки зрения это
целесообразнее, но нам важно не это, а то,
что тут изменился сам принцип
воспроизводства, по которому
родительское дерево живет в одно время с
потомством.
Дерево-плод обязано было
производить только работу по созреванию
самого себя как плода. Дерево,
делающее плод, производит свою работу
семетворения по схеме: рост —
зачатие — вызревание — роды. Видимо,
схема эта, эта идея особенно важна
в Замысле Творения. Такова
мистическая стратегия роста и плодоношения:
материнское дерево продолжает жить,
расти, цвести, плодоносить, а его плод
по созревании должен опасть, дабы
начать новую
самостоятельную жизнь—жизнь нового
дерева... В дальнейшем мы не раз еще
вспомним об этом принципе.
Еще одно самовольство Земли
состоит в том, что она вывела
семеносную траву по роду своему. Тем
самым Земля распространила закон
лемино на все, что сеет семя.
84

.
Закон лемино, то есть заложенный
в природе закон разделения и не
смешения видов, есть один из
основополагающих законов всего живого на
Земле. Чем выше существо, тем
жестче его ограничения на мин — вид,
род. Справедлив закон лемино и для
духовной жизни. Любое живое
существо, и человек в том числе,
способно полнокровно служить Богу,
только если оно исполняет закон
лемино, не выходит за назначенные ему
границы рода. Одна из главных
причин потопа состояла в том, что закон
лемино нарушался на Земле.
Человеку кажется, что он улучшает
природу, скрещивая виды трав,
деревьев, животных. Этим он, конечно,
добивается большего урожая или
особого вкуса, или изменения
определенных качеств животного, но добиваясь
утилитарных целей и нарушая закон
лемино, современный человек не
сознает, что он портит саму живую
плоть Земли, в том числе и свою
собственную плоть. Закон лемино
фундаментальнее любого экологического
закона, и его нарушения наверняка
тоже фундаментальны. Это людям еще
предстоит понять.
Человеку закон лемино дан как сво
бодно волящсму существу. Мин на
иврите не только «вид», но и «пол»,
и «секс». Человеческие запреты
лемино это половые запреты.
Самоуправство Земли не могло не
иметь и непредусмотренных
отрицательных последствий. Распространив
принцип воспроизводства животного
мира на растительность, Земля тем
самым ввела стихию либидо в
биологическую основу всего живущего.
Необоримость этой стихии особенно
чувствует в себе человек. Но усиление
либидо плоти опасно, по-видимому,
и для всей природы. Поэтому-то
закон лемино не только расширяется
и ужесточается Землею, но v.
вводится вглубь — к самому семени,
которое в плоде становится по роду
своему. Весьма логично.
Вечером Третьего Дня Земля
сжалась в сушу и раздробилась на
множество мест. На утро Третьего
Дня Земля вывела из себя
растительную жизнь, свершилась как место
обитания, перешла в новое и высшее
качество существования.
Утверждая сотворенное или
созданное Им, Бог видит, что «это хорошо».
Что не означает, что в Днях Творения
нет изъяна. В каждом из Дней
Творения есть свой ущерб, но этот
допущенный Творцом ущерб входит в
цельную картину Творения, ведущую к
человеку; ущербы Творения продуктивно
работают для исполнения человеком
его назначения.
Солнце, Луна, звезды как духовные
сущности созданы в Первый или
Второй Дни Творения. В Четвертый День
некоторые из этих сущностей (или
существ?) приспосабливаются к
Земле, овеществляются и становятся
«светилами» (мэорот).
Слово мэорот обозначает не
источник света и не сам свет, а то, что
излучает свет, получая его извне, из
светоносного источника. Мэорот
предполагает присоединение света к
светилу и пропускание света через него.
Светила небесные получают Свет от
Неба и, как посредники или
проводники, отдают уже ослабленный Свет на
Землю, освещают ее. В этом состоит
ущерб Четвертого Дня.
Кокова собственная запредельная
функция светил как духовных
существ, нам в Торе не сказано и нас
не касается. Нам важна их функция
для Земли. Мы видим над собою
звездное небо, которое служит нам
знаком о Нем. Светила
устанавливают сроки и моменты для встречи
Бога и человека во времени. Само
время вошло в Творение в Первый День,
вместе с приливно отливной волной
Света и Тьмы. В Четвертый День с
помощью светил создаются циклы
земного физического времени: года,
месяца, суток.
Есть связь темы Четвертого Дня
с темой Третьего Дня. Природная
работа дерева, неоднократно
«делающего плод с семенем» куда полнее,
сложнее и многограннее, нежели
работа дерево-плода. Дереву, делающему
плод, как и всем созданным потом
живым существам, вынашивающим
плод, нужно свое время и своя
определенная длительность времени, свои
моменты и сроки для прохождения
всего цикла воспроизводства
потомства. Этот цикл жестко
включается в цикл земного времени,
заключается в него и им
размечается. Всему растущему определен срок
жизни, но этого мало: все этапы роста
и жизненной работы определены на
графике собственной временной
дистанции всякого дерева или
животного, которое живет по закону лемино;
85

Б. Берман.
Библейские смыслы
ВО ВСЕМ МИРЕ
и в дистанцию эту ему необходимо
уложиться. Всему живому по его роду
дано нормативное расписание
жизнедеятельности. И нельзя уклониться от
этого расписания. Этим, наверно,
достигается максимальный динамизм
жизнепрохождения земных существ.
Стратегическая модель роста одна
и та же в единстве всего
Творения. Так что все сказанное
справедливо не только в отношении
живого тела, но и для живой души,
и для живого духа на Земле. Всем
душам, и особенно душам людей,
задан график путепрохождения жизни.
Душе, как и телу, нельзя
останавливаться в росте. Тут закон для тела
и назначение человеческой душе и
духу. Каждому возрасту тела
соответствует своя полнота созревания
души, которую необходимо достичь.
И чем дальше по жизни, тем спрессо-
ваннее становится время. Выполняя
свое назначение, душе нельзя оста
новиться, отстать, не состояться в
срок. Сошел с дистанции — и не
исполнил своего назначения. В этой
спрессованности физического времени
и его привязанности к расписанию
духовного роста души — драматизм
нашей душевной жизни,
совершающейся в постоянном напряжении, на
пределе сил и возможностей
человека, которому всегда грозит
опасность не успеть, не состояться в
жизни. Впрочем, не будем протестовать.
Завершив творение Четвертого Дня,
Бог подтвердил: ки тов, это — хорошо.
Подготовка к печати и публикация
И. MAP ДО В А
Продолжение следует
На умном автобусе
да по умным дорогам...
Уже сегодня 2400 междугородных
автобусов американской фирмы
«Грейхаунд лайнс» оборудованы
специальным прибором — бортовым
радаром, сканирующим с помощью
радарного луча дорожное полотно
перед автобусом. Отраженный сигнал
анализируется компьютером,
определяя степень опасности
столкновения. При ее появлении на панели
начинает мигать лампочка и
раздается сигнал тревоги. Прибор следит
и за невидимой «мертвой зоной»
справа, а также позади автобуса и
даже ведет запись показаний
приборов на панели подобно «черному
ящику» самолета.
А во Флориде испытывается
система «Трав Тек», обеспечивающая
взаимодействие автомашины и
автострады. Центральный диспетчерский
пункт получает и анализирует
информацию о ходе автобуса и
передает водителю необходимые
сведения по радио.
Еще одна загадка
острова Пасхи
Недавно на острове Пасхи
археологи обнаружили кулон в виде
наконечника гарпуна. Он служит
подтверждением гипотезы, согласно
которой первыми на остров прибыли
переселенцы с Маркизовых островов.
Чтобы не перегружать морские
пироги, полинезийские мореплаватели
брали с собой только самое
необходимое. А большинство предметов
обихода были представлены лишь
уменьшенными копиями. Приплыв на
место поселения, они изготавливали
по ним предметы в натуральную
величину. Кулон-гарпун напоминает
гарпуны, которыми когда-то
пользовались жители Маркизовык островов.
В пользу гипотезы прибытия
переселенцев именно с этих островов
говорит многое: жители Пасхи и
Маркизовых островов говорят на
похожих языках, у них общий фольклор,
идентичный состав крови, сходны
предметы обихода. Этнические
характеристики полинезийцев
подтверждаются и исследованием около
трехсот скелетов жителей острова.
А как же теория Тура Хейердала
о заселении острова
южно-американскими предками? По мнению
профессора Есихито Синото из
Гонолулу, «заслуга Хейердала состоит в
том, что он заставил нас быть
логичными. В начале остров заселили
полинезийцы, а затем они
заимствовали некоторые растения, предметы
обихода и методы строительства
домов у жителей Латинской Америки».
86

Knowledge is power" (F.Bacon)
2
88
Семинар мирового опыта
Б Зюдкамп
«НАДО ЕЗДИТЬ ДРУГ
К ДРУГУ»
93 £■ Ларичев, А. Трпфимив
ПРАЗДНИК УЧЕНИКА
95
Аудитория вечных задач
Э. Бормашенко
ВЕК В ПОИСКАХ ВРЕМЕНИ
102 Портретная галерея
А. Пельтцер
ЧИСЛО СТАНОВИТСЯ
БУКВОЙ
104 Компьютерный класс
И. Сушкич
«Я СКАЗАЛ И ОБЛЕГЧИЛ
ДУШУ»
А. Аджиев
106 THE LOST FILES
OF SHEARLOCK HOLMES
Практикум
106 M. Беркинблит
ЗАДАЧИ ПО БИОЛОГИИ
ОТВЕТЫ НА ЗАДАЧИ
110 С. Самойлов
ЗАДАЧИ ПО ГЕОГРАФИИ

СЕМИНАР МИРОВОГО ОПЫТА
«Надо ездить
друг к другу»
^ Так считает преподаватель немецкой гимназии Бернд ЗЮДКАМП, который
£jj вел уроки немецкого языка в трех обычных московских школах. Он
►w рассказал нашему корреспонденту И. ПРУСС о своих впечатлениях и пла-
^7 нах сотрудничества русских и немецких школ.
I *
У нас в Германии...
— Я преподаю в гимназии, веду
русский язык и литературу, латынь
и античную литературу и
физкультуру. Получаю детей в пятом классе,
когда они приходят в гимназию, и
расстаюсь с ними после
тринадцатого класса, когда они уходят в
университет. ^
В Германии три типа школ:
реальное училище, которое готовит
служащих средней квалификации
клерков, регистраторов и так далее;
«главная школа», в которую идут
дети, имеющие склонность к ремеслам
(или не имеющие никаких иных
склонностей) ; и, наконец, гимназии,
выпускники которых будут учиться дальше.
На моей памяти гимназии были еще
платными, хотя плата уже стала чисто
символической. Лет тридцать назад
в них поступало только 5 процентов
детей; сегодня — 40. Гимназии во
многом перестали быть элитарной
школой; теперь меньше всего учеников
в «главной школе».
Я думаю, серьезное преимущество
немецкой системы образования перед
вашей — это возможность после
начальной школы выбрать один из трех
вариантов будущей учебы. Конечно,
выбирают родители, а не дети. И это
не отбор, как у вас в языковых
спецшколах. Дети у нас никаких экзаменов
не сдают; у каждого есть
характеристика-рекомендация начальной
школы, но родители могут отдать
ребенка в гимназию вопреки этой
рекомендации, а мы не имеем права
возражать. Правда, со временем мы
чаще всего избавляемся от этих
учеников: опыт показывает, что
учителя начальной школы почти всегда пра-*
вы в своих рекомендациях. Отсев
большой: в среднем гимназии кончает
треть поступивших.
Гимназии, конечно, разные,
особенно отличаются друг от друга
расположенные в богатых и в бедных
районах Гамбурга. Больше всего мне
нравится, когда состав учеников
смешанный: есть и из богатых, и из
бедных семей, а большинство составляют
дети так называемого «среднего
класса». Именно в такой гимназии я и
работаю.
Я считаю, уровень знания
третьего языка (а русский относится именно
к третьим иностранным), который мы
даем, просто ничтожен. По три урока
в неделю три года (если в
двенадцатом классе ученик уйдет в
естественнонаучную специализацию) или пять лет
(если предпочтет гуманитарную
ориентацию) — это слишком мало.
Потому я и стремился познакомиться
88

с вашими обычными, а не
специальными языковыми школами; я хотел
работать с детьми, уровень знания
немецкого языка которых примерно
равен уровню знания русского наших
гимназистов-
Языковая программа у нас такая:
в пятом и шестом классах по пять
уроков английского языка в неделю;
в седьмом — по четыре
английского и по пять французского или
латыни (на выбор); в восьмом — по пять
английского и по четыре урока
второго языка; в девятом —
английского и французского по четыре,
зато прибавляется три урока третьего
языка (которым по выбору может
оказаться и русский); в десятом и
одиннадцатом — по три урока всех трех
языков; в двенадцатом и
тринадцатом, как я говорил, идут
специализированные программы.
Раз объем третьего языка
слишком мал, соответственно и
требования к нему довольно низкие: к
выпускным экзаменам ученик должен
уметь читать и писать по-русски,
рассказать содержание простенького
сюжета в картинках, которые дает
экзаменатор. Есть требования и к
знанию русской литературы — хотя
бы один русский писатель XIX века и
хотя бы один XX века.
Это и есть определяемая
министерством программа изучения моего
предмета: указан результат, и то в са
мом общем виде, а уж как достичь
его — дело учителя.
У нас наиболее распространены два
метода изучения иностранного языка:
когда сразу предъявляют некое
правило и усваивают его, применяя на
множестве примеров, и когда
предлагают множество примеров, из
которых ученики сами выводят правило.
Я предпочитаю второй. Главная
трудность, по-моему, состоит разве между
общим уровнем их развития (к
девятому классу это уже вполне
взрослые молодые люди) и примитивностью
материала, который мы можем
предложить им по незнанию языка.
Принцип преподавания литературы
противоположный: с самого начала
ученикам даются ключевые
формулы литературоведения — понятия о
структуре текста, о законах
жанров, метрике стихосложения и так
далее — чтобы они, опираясь на
знание элементов теории, могли
обсуждать конкретные произведения.
Например, почему главным свидетелем
исторических событий в «Капитанской
дочке» Пушкин выбрал именно
Гринева; как Пушкин относился к
Пугачеву (урок литературы — это всегда
немного и урок истории). По какому
принципу я выбираю имена и
произведения для уроков? Очень просто —
я выбираю то, что нравится мне и
что, по-моему, должно понравиться
моим ученикам. Это Пушкин, Чехов,
Пастернак, Ахматова, Маяковский
(Мандельштам мне кажется слишком
сложным для них), Юрий Казаков,
Окуджава, Высоцкий, Галич. В начале
восьмидесятых годов, когда в вашей
прозе самыми интересными были
«деревенщики», я ввел в программу
Шукшина и Солоухина.
Мне очень нравится работать в
гимназии, но я не хотел бы, чтобы вы
решили, будто у нас нет проблем.
У вас, кажется, довольно острая
проблема — недостаток мужчин среди
учителей; у нас -— резкое постарение
учителей. Их средний возраст —
48 лет, представляете себе.' Мы —
государственные чиновники;
министерство жалеет деньги на то, чтобы
брать новых молодых учителей.
Несколько лет подряд у нас в
Гамбурге не взяли ни одного молодого
учителя. Как и у вас, это
проблема государственных ассигнований на
lit колу - - только, конечно, па другом
уровне, чем у вас. ,
Я думаю, образование в гимназии
очень сильно пострадало от того,
что при поступлении в университет
учитывается средний балл по всем
школьным предметам. Во-первых, это
довольно бессмысленно: для
будущего филолога, например, становятся
равноценными оценки по физкультуре
и по литературе. Еще важнее влияние,
которое эта система (она действует
уже пятнадцать лет) оказывает на
интересы и поведение школьников.
Погоня за оценками исключительно
вредна, она сама по себе может
погубить интерес к предмету.
Преподаватели университета жалуются, что
нынешние студенты заботятся не о науке,
не о профессиональном
совершенствовании, но только об отметках —
такими мы их выпускаем из гимназии.
У вас в России...
Первое, что бросается в глаза,—
разумеется, состояние школьных
зданий и техническое оснащение школ.
* <
89

Н
Но это как раз понятно: у вас
экономический кризис, школы в такой
ситуации страдают в первую очередь;
так было бы и у нас, наверное,
если бы начался глубокий кризис.
Что касается языка... я думаю, что
учить иностранный язык, имея один
урок в неделю, просто бессмысленно,
лучше занять это время чем-нибудь
другим. Поразительно, что дети знают
хоть что-нибудь... У нас нет такого
предмета, который преподавался бы
раз в неделю, это означало бы
полное пренебрежение к нему.
Это тем более обидно, что по
другим предметам, насколько я могу
судить, русская школа добивается
прекрасных результатов. Я был,
например, на уроках русской литературы.
Меня поразила глубина и сложность
проблем, которые там обсуждались,
уровень знаний школьников. Для нас
такой урок вполне соответствует
университетскому курсу; я уверен, что
в гимназиях у нас такого уровня
нет. А ведь я был в самой
обыкновенной школе, вовсе не в
специальном гуманитарном классе.
Однако уроки у вас ведут
принципиально иначе, чем у нас. Дело
не только в ведении урока, а
вообще во всем стиле отношений
учителей и учеников: сверху вниз, все
идет от учителя и через него. Я был
на многих уроках у разных
учителей, в разные годы — везде и у всех
одно и то же: жесткая внешняя
дисциплина, строгая иерархичность.
На уроке учитель ставит проблему;
он задает вопрос и показывает, кто
должен отвечать; он считает тему не
исчерпанной и вызывает кого-нибудь
дополнить или, наоборот, считает
исчерпанной и задает другой вопрос.
То есть инициатива в классе идет
только от учителя и никогда — в
обратную сторону. Он проверяет того,
кого вызвал, остальные или в
напряженном страхе, что их могут вызвать,
или, если такого страха нет,
полностью отвлекаются от урока и для
них это время просто потеряно.
Со стороны все это выглядит очень
странно. Мы стремимся к тому, чтобы
на каждом уроке по поводу
обсуждаемой темы ученики общались друг
с другом. Я стараюсь так
сформулировать вопрос, чтобы он
провоцировал на дискуссию, содержал в себе
некую проблему. Один сразу
вызывается ответить; второй с ним не
согласен, и высказывает свою точку
зрения; потом вмешивается третий,
четвертый... Порой разговор уходит в
сторону, но это нормально; значит,
ученикам что-то показалось интересным
и важным из того, что я таковым не
счел. У вас такой поворот иа уроке
невозможен, учитель фильтрует всю
информацию; он определяет, что
важно, а что нет, и часто
отбрасывает, не замечает в ответе ученика
какой-то самостоятельной мысли,
интересного неожиданного поворота.
Конечно, и нам не всегда
удается сделать урок настолько
интересным, чтобы развернулась подлинная
дискуссия; ученики часто дискутируют
не из настоящего интереса к
предмету, а ради отметки. Но так или
иначе они учатся искать собственную
точку зрения, формулировать ее и
отстаивать в споре. Я думаю, что это
не менее важно, чем информация,
заложенная в уроке. У нас
разработано множество методик, которые
помогают учителю организовывать урок
таким образом. У вас, кажется,
методики совсем другие.
В 1982 году я был в России на
стажировке, жил в общежитии МГУ и
однажды совершенно случайно, по
объявлению, попал на семинар
курсов повышения квалификации
учителей. К полному моему изумлению,
оказалось, что работа учителя в
вашей школе расписана по часам и
минутам, предписано содержание
каждого урока. А на семинаре
предложили новейшие инструкции, в какой
момент урока какие слова учитель
должен написать на доске. Конечно,
такая жесткая регламентация
поведения учителя заставляла его, в свою
очередь, жестко регламентировать
поведение учеников — не его вина, что
результат смахивает на казарму.
Говорят, теперь такие ограничения
сняты; но, очевидно, для того, чтобы
изменилась ситуация на уроке,
необходимо время,— во всяком случае,
пока я особых перемен не заметил.
Очень важной проблемы для
каждого из нас — сделать урок
интересным,— мне кажется, для вашей
школы не существует. Я смотрел ваши
учебники немецкого языка —
поразительно неинтересны, и не «идны
усилия сделать их интересными.
Учителя, кажется, гораздо больше
рассчитывают на дисциплину, чем на
интерес учеников.
90

Внешней дисциплине у вас
придается огромное значение. Мелочь:
отвечая, ученик обязан встать и
говорить стоя; думаю, мне бы на уроке
это очень мешало. Поведение детей
в школе и вне школы совершенно
разное, чего у нас тоже нет (я был
с учениками в туристском походе,
с ночевкой в лесу, и убедился, что
ребята у костра и ученики в
школе — это просто разные люди).
Я признаю, что между внешней и
внутренней дисциплиной есть
непосредственная связь; только, по-моему,
обратная той, на которую здесь
пытаются опираться. Не внешняя
дисциплина порождает со временем внут-
ренфою, а наоборот. Вынужденное
соблюдение правил, навязанных
извне, никак не ведет к рабочей
самодисциплине. У вас любят
говорить о том. что количество
переходит в качество; так вот, количество
запретов никак не переходит в
качество дисциплины. Сними
давление — и все запреты тут же
забыты.
Самое скверное, что страсть
вашей школы к субординации и
внешней дисциплине приводит к страху.
Дети в школе постоянно чего-то
боятся. Но через страх невозможно
ничему научить, страх парализует ум.
Я не считаю, что в немецкой
школе проблема общения учеников и
учителей решена; ее каждый раз
каждый учитель решает заново. Во всех
других отношениях довольно слабая
(в среднем, конечно) американская
школа именно в этом кажется мне
лучше нашей: в ней принято
постоянно хвалить, поддерживать ребенка,
замечать, в чем он силен, поощрять
любой самый крохотный шажок
вперед. У нас более склонны отмечать
недостатки ученика, чаще им
недовольны. По-моему, это мешает
деловому партнерству на уроке. Но у вас
вообще нельзя говорить о
партнерстве учителя и ученика. У вас сугубо
авторитарная школа.
В Англии есть частная школа,
идеальная, на мой взгляд, в этом
отношении. Школа с
антиавторитарным воспитанием, но с опорой на
авторитет учителя — это же
совершенно разные вещи. Дети там
занимаются уроками только тогда, когда
хотят. Учителя прежде всего
стремятся завладеть их симпатиями; ну, и
всячески вызывают их интерес к
занятиям, никого ни к чему не
принуждая. Мало-помалу дети
втягиваются в учебу, все больше хотят
работать. Этот путь — через любовь к
учителю любовь к предмету
кажется мне наилучшим для школы.
Конечно, я понимаю, что такое
возможно только в частной школе.
Массовая государственная система
образования плохо приспособлена к тому,
чтобы найти индивидуальный
психологический подход к каждому
ребенку. Но, мне кажется, мы, по
крайней мере, стремимся к этому, а
ваша система — нет.
Проблемы лучше решать вместе
Я старался общаться с
вашими учениками и вне школы. И
обнаружил, что вообще-то они очень
похожи на наших молодых людей.
У них сходные интересы, сходные
проблемы. Первое, что у меня
спрашивали русские школьники: «Какие
музыкальные группы ты любишь?» Этим
же вопросом обычно начинается мой
разговор с незнакомыми молодыми
людьми в Германии, Америке,
Австралии. Второй вопрос: «Почему у тебя
серьга в ухе?»
Что отличает русских (кстати,
далеко не только молодых) —
идеализация Запада и какой-то комплекс
неполноценности. Им кажется, что у
нас все прекрасно и нет никаких
проблем, а здесь все ужасно и
сплошные неразрешимые проблемы. С точки
зрения этого мифа, обмен
школьниками, о котором я хлопочу сейчас,
очень важен. Они будут жить в семье
и убедятся, что здесь свои
трудности и напряжения...
В остальном — молодежь как
молодежь. Есть проблемы и процессы,
которые распространяются по всему
миру как бы поверх границ,
национальных, конфессиональных и даже
экономических различий. Например, в
последнее время у молодежи
возросла тяга к насилию. И у нас, и у вас,
и, судя по всему, везде. С этой
проблемой пока никто не научился
справляться. Наверное, легче искать выход
вместе...
С точки зрения чисто
профессиональной (преподавание языка), я
уверен, обмены совершенно необходимы.
После того как усвоены
определенные грамматические структуры и
какой-то объем лексики, вес резко
замедляется, если нет общения с носи-
91

телями языка. И наоборот, дети
делают резкий рывок вперед, если такое
общение обеспечено. У нас
подобные обмены между школами разных
стран очень широко распространены,
так что мы это знаем по
собственному опыту. Уже много лет подряд
наша гимназия посылает на один-
два месяца своих учеников в
английские и французские школы и
принимает у себя учеников их школ.
Живут ребята это время в семьях.
Каждый год три-четыре ученика
десятого класса уезжают на целый
учебный год в Португалию, США,
Англию, Францию; мы принимали
школьников из Аргентины. Мне бы
хотелось, чтобы в эту практику
включилась и Россия.
Мало вероятно, что ваша обычная
массовая школа действительно
откажется от преподавания иностранных
языков, в том числе и немецкого.
Надеюсь, все-таки увеличат число
языковых уроков. Но даже'в
нынешней ситуации, когда язык
школьники почти не знают, поездка в
Германию была бы им очень полезна.
Потому что такие обмены, по-моему,
гораздо важнее для общего развития
школьника, расширения его
культурных представлений, чем для
изучения иностранного языка. Они
важны не только для русских, потому
что помогли бы преодолеть комплекс
отсталости. Они важны и для
немцев. Я-то был здесь не один раз и
прекрасно знаю, что никакой
враждебности по отношению к людям с
Запада в России давно уже нет, но у нас
в Германии многие уверены, что
такая враждебность жива. Мне
кажется, стоило бы скорректировать
распространенные у пас представления
о России. Например, что здесь люди
не валяются от голода прямо на
улицах и не умирают тысячами под
забором. Возможно, в связи с этим
стоило бы ревизовать нашу
концепцию помощи и вместо тряпок или
сливочного масла из армейских
запасов сделать что-нибудь для
технического оснащения русских школ:
ясно, что у самих русских до этого
долго не дойдут руки.
Самое главное в таких обменах (с
обязательным условием, что
приехавшие живут в семьях)
возможность понять, что повсюду в
мире жизнь держится на одних и тех
же основаниях. При всех
национальных и культурных особенностях у всех
нас общего гораздо больше, чем
различий. Мне кажется, это особенно
верно для России и Германии,
культуры которых чрезвычайно близки
друг другу.
Первые обмены школьниками уже
состоялись. На моих учеников жизнь
здесь произвела глубокое
впечатление. Они сильно продвинулись в
знании языка и почему-то накрепко
усвоили одну фразу,— покачивая
головой и разводя руками, они до сих пор
время от времени говорят: «Это
смешно!»
На этот раз я приехал в Москву
по собственной инициативе. Мне очень
хочется наладить постоянный обмен
между нашими школами. Тут*
несколько трудностей. Во-первых, как
всегда, деньги: ясно, что ни ваша,
ни даже лаша школы не в
состоянии оплатить это мероприятие.
Во-вторых, трудности организационные: кто-
то должен постоянно этим
заниматься, подыскивать семьи, готовые
принять гостей, вести учет школьников,
которые хотели бы год проучиться
в Германии. В идеале каждый из
них должен иметь такую
возможность. Наконец, есть проблемы и у
немецкой стороны: убедить родителей,
что здесь не каждый день стреляют,
можно ребенка на год отправить, он
определенно выживет. Кроме того,
принимать у себя чужого человека,
да еще чужой культуры — значит,
по крайней мере, поступиться хотя бы
частью привычного комфорта,
нарушить инерцию жизни; желающих
пойти на это ради высоких
общекультурных целей (даже подкрепленных
оплатой) найти ие так легко, как
хотелось бы. Впрочем, это —
проблемы решаемые.
Меня поддерживает здесь
международный клуб ЮНЕСКО «Проспект
Мира»; мы с его председателем
Евгением Балашовым собираемся
обойти все представительства немецких
фирм в Москве и попросить у них
финансовой поддержки.
Надеюсь, нам повезет. А с нами —
и немецким, и русским школьникам.
,92

Праздник
ученика
Читатели, должно быть, уже заметили наше пристрастное внимание
к московской школе № 57: начиная с № 9 за прошлый год, практически в
каждом «Лицее» есть материал из этой школы.
Мы пришли туда потому, что, основав на своих страницах «Лицей»,
решили вплотную познакомиться с реальными школами, хорошими и
разными, заодно познакомив с ними и наших читателей.
Мы застряли там потому, что школа оказалась не просто хорошая,
но уникальная — и никак нам не пересказать все ее чудеса.
Здесь особенная атмосфера, чему свидетельством могут стать
приведенные ниже рассказы о незапланированном школьном празднике,
У нас есть подозрение, что каждая хорошая школа —
уникальна. Мы хотели бы рассказать обо всех. Помогите нам! Напишите о своей
школе, о школе своих детей, об учителе, оставляющем след в жизни своих
учеников...
Так жалко: разучились наши
ученики устраивать себе праздники.
Где школьные вечера? Когда в
последний раз мы видели школьную газету?
Помнится, были и забавные
розыгрыши, и потешные подарки учителям в
их праздник, и смешные стихи, и
шаржи. Помнится, лет этак семь назад
администрация торжественно снимала
со стены скандальную стенгазету с
карикатурой на учителя НВП.
Газете была сделана отличная реклама,
а ее авторы долго ходили в героях.
Но те дети школу давно
окончили, нынешние же традиций не
поддерживают.
И мы решили показать детям, как
можно устроить праздник просто так,
без всякого повода.
Во-первых, всякий входящий в
школу должен видеть, что здесь
праздник. Все стены увешали
общеизвестными лозунгами, ключевые слова
которых везде заменили словом
«учение» («Учение это звучит
гордо!» и т. п. вплоть до
«Учение — лучший подарок»).
Во-вторых, праздник должен быть
непрерывным. И вот на всех уроках
ученикам выдаются специальные
дензнаки. Их можно обменять,
истратить на покупку «образов»
(фотографии учителей), индульгенций и на
аукционе. Обмен дензнаков стихийно
начался и за пределами «Админи-
страт-банка». Было и жульничество,
и фальшивые купюры, и ограбление
банка. Заодно выяснилось, что наши
ученики гораздо лучше
адаптировались к «рыночным отношениям»,
чем учителя-организаторы.
В-третьих, классные руководители
поздравили своих учеников: кто
торт испек, кто подарки сделал.
Очень здорово, что в празднике
приняли участие все учителя, никто
не отказался от этой игры. И может
быть, это кажется, но ученики и
учителя стали испытывать друг к другу
больше дружеских чувств.
£. СТРЕЛЬНИКОВА,
учитель московской школы № 57.
Учителя школы № 57 подарили
ученикам праздник: первый день
второй четверти объявляется Днем
ученика. Таковым было последнее
решение школьного совета,
распущенного директором школы С. Л. Меи-
делевичем по причине отсутствия
ученической фракции: самоуправление
уже не вызывает энтузиазма. Но
учительская фракция учредила этот
праздник.
Он оказался для нас
сюрпризом мы узнали о нем только
9 ноября, в первый день четверти.
ij
93

И все тяготы его подготовки легли уроки, действительные по 25 ноября.
на плечи учителей. На переменах вся школа бурлила.
Второй этаж — этаж старшей В коридорах было необычно много
школы — был главным местом тор- учеников. У «меняльной лавки» обсуж-
жеств. В коридоре висела газета дались курсы валют. В складчину
«Сермяжная правда». покупались индульгенции и охрани-
Указом школьного совета была тельные фотографии учителей-заступ-
введена школьная валюта: мендель ников.
дор (директор С. Л. Менделевич), Почти у каждого кабинета висел
хмеллинг (завуч И. В. Хмельницкая) и лозунг, прославляющий Ученика. «Те-
другие дензнаки, названные именами чет вода Кубань-реки, куда велят
наших учителей. Получить эти деньги Ученики» (кабинет географии), «На-
(«Долю от продажи России») и купить ша цель — Ученик» (бывший кабинет
на них лики учителей-заступников НВП), «Учение Ученика вечно, потому
можно было на втором этаже. Боль- что оно верно», «Ученик — наше
шим спросом пользовались индульген- богатство», «Береги Ученика».
Лоции, дающие право опаздывать на зунг «Всему лучшему в себе я
обязан Ученикам» был обрамлен
портретами директора и завуча. Были
лозунги и провокационного содержания:
«Все течет, а Ученик не меняется»,
«Ученье — свет, а Учеников —
тьма». Очень актуальным был лозунг
на столовой: «Ученик был, Ученик
есть, Ученик будет есть».
При входе в школу висело
полотнище с надписью: «Ученик!
Идущие на смерть приветствуют тебя!»
После уроков был устроен аукцион,
на котором продавались личные
вещи учителей, а также незаменимые
в хозяйстве предметы неизвестного
назначения.
Как это часто бывает, нужных слов
в тот же день не нашлось. И
только сегодня, пользуясь случаем, мы
говорим нашим учителям: «Спасибо вам
АР И Ч ЕВ,
i >ФИМОВ
,
unit
д—
94

\
АУДИТОРИЯ ВЕЧНЫХ ЗАДАЧ
Когда мы впервые
задумываемся о времени?
Когда смотрим на бегущую секундную стрелку часов? Что это, зачем она
бежит? Это бежит не стрелка, это бежит само время,
Куда же оно спешит? Известно, куда — из прошлого в будущее,
останавливаясь лишь на миг — на быстротекущее настоящее.
Время бесконечно. Оно было, оно будет. Все, что имело начало, будет
иметь когда-то и свой конец. Что не имело начала, не будет иметь и конца.
Таково, видимо, время.
В школе учащегося как бы приучают к тому, что время — всего лишь
некоторый фон, на котором разворачивается все остальное, более важное и
интересное.
Как же понимается этот «безликий» фон на разных уроках? Тут все
предметы условно делятся на две группы.
В одной из них время
понимается как неотвратимо идущий процесс,
связывающий прошлое, настоящее и
будущее совершенно четко
направленной «стрелой времени». Это —
история, литература, биология, частично
география. Скорость «хода часов»,
правда, тут разная. Геологические
эпохи сменяют друг друга через
сотни миллионов лет. Эволюция в
биологии заметна в интервалах от
миллионов до десятков миллионов лет.
История человечества делается на еще
более коротких промежутках времени —
сотни тысяч лет (каменный век),
тысячи лет (бронзовый век), сотни
лет (железный век). Еще быстрее
виден ход времени на материале
уроков литературы. Здесь творчество
каждого изучаемого писателя почти
равноценно своей собственной
самостоятельной «эпохе». Все течет, все
изменяется, говорили древние, и этот
принцип, осмысленный в современную
эпоху философами, получил
название принципа историзма.
Другая группа школьных дисциплин
обходится без этого принципа,
благодаря чему время в них замкнуто
само на себя, обратимо вспять,
циклично и никуда не направлено. Здесь
можно говорить о физике, химии, в
какой-то мере математике. Процессы
самого разного рода идут и тут —
недаром такое важное место в них
занимают всевозможные скорости тел,
реакций и так далее. Везде
фигурирует время как параметр, на
который накручивается все остальное.
В каждом данном процессе этот
параметр, разумеется, имеет
направление, но легко подобрать процесс,
ему противоположный, в нем время
будет также направленно течь, но в
обратную сторону. Почему так
получается?
Промежутки времени тут малы
это секунды, реже часы, дни и годы.
А на малых промежутках с системой
ничего не успевает случиться. Как
ничтожный отрезок окружности
большого радиуса кажется вполне пря
мой линией, так и короткие
интервалы времени не дают случиться
ничему существенному в состоянии
физической либо химической системы.
Только при переходе к большому
времени наблюдения, например при
переходе от физики к астрономии,
фактор времени начинает
сказываться все сильнее, процессы перестают
быть обратимыми, появляется
«стрела времени».
Попытки осознать время как некую
самостоятельную сущность,
субстанцию еще совсем не многочисленны.
А необходимость такого рода
осознания несомненна, коль скоро эта
субстанция пронизывает все наши знания
о мире, и более того, ценность этих
знаний может оказаться под вопросом
и в значительной мере быть
утраченной, если не учесть в них фактора
времени.
В самом общем плане время
определяется критерием причинности со-
95

бытии — причина не может насту-
пить позже следствия. Этот принцип,
по-научному «каузальный» («кау-
за» причина по-латыни),- пока
что единственная естественнонаучная
зацепка для определения времени
как физического явления. Все же
остальное, как говорится, от
лукавого...
Осознание времени явилось
большой философской проблемой для
многих выдающихся людей нашего
столетия. Нельзя сказать, что она была
ими в полной мере решена, но
кое что им удалось постигнуть.
В предлагаемой статье наш
постоянный автор Э. Бормашенко
рассказывает об этих, порой драматических,
попытках некоторых мыслителей
познать время и через него познать
самого себя. Где это было
возможно, мы снабдили его текст
соответствующими комментариями от лица
физика, представителя естественных
наук.
С. Глейзер
Э. Бормашенко
Век в поисках времени
Согласно Освальду Шпенглеру,
греческая культура открыла плоский мир,
новая европейская - пространство и,
исчерпав в полотнах импрессионистов
третье измерение, деградировала до
цивилизации. В запасе еще одна
координата — время; новая культура,
при оформлении которой мы
присутствуем,— культура времени. В
языковом поле «Заката Европы» М. Хай-
деггер. М. Пруст, Й. Пригожий,
А. Эйнштейн и сам Освальд Шпен-
глер — современники досократиков,
Декарта и Лейбница, периода
«начала чисто философской
формулировки мирочувствования» времени.
Культура пространства и культура
времени оказываются «вставленными»
друг в друга подобно решеткам
кристаллических сплавов.
Множество ученых работ
анализируют эволюцию представления о
времени — от времени циклического
к времени линейному, от времени
ощущаемого, переживаемого к
четвертой координате теории
относительности.
Древнеегипетский бог Хнум создает
мир на гончарном круге: «Ты
владыка гончарного круга, по своему
желанию творящий на круге... ты
всемогущ... и ты создал людей на
гончарном круге, ты создал богов,
мелкий и крупный скот, ты придаешь
форму всему на своем круге
ежедневно». На гончарном круге
создаются не только тела вращения, на
нем создается все, отражая
представления египтян о цикличности,
заложенной в устройстве мирозда
ния.
В «Ригведе» Варуна, бог-творец-
хранитель космического порядка,
благодаря которому события следуют
одно за другим, сменяя циклически
друг друга. Циклическое время
непременный атрибут народных сказок.
Цикличность воспринимается как
неотъемлемый элемент мироздания. Об
этом замечательно пишет в
«Золотой ветви» Фрэзер. Жизнь и смерть
сказочного лица находится, как
правило, в одном и том же предмете,
как в яйце Кощея Бессмертного.
Бальдр, персонифицирующий дуб,
погибает пронзенный веткой омелы.
Согласно А. Ф. Лосеву,
пифагорейцы утверждали, что время шар,
|...по Аэцию Пифагор прямо говорил:
«Время есть шар объемлющего (мир
дыхания)». Эти же мотивы
присутствуют и в развитой греческой
философии. По Аристотелю: «одни
говорят, что (время) есть движение
Вселенной, другие же (что оно) сам
(небесный) шар»...
Представление о линейном времени
не возникает непосредственно вслед
и в развитие идеи циклического
времени. У тех же досократиков оно
представлено ясно в парадоксах Зе-
нона, существуя вместе и не ссорясь
с циклическим временем — шаром.
В Библии, с одной стороны,
представлены идеи цикличности
миропорядка (Екклесиаст), а с другой
мир осознается как процесс, идущий
от сотворения к концу, и
представление о линейном времени
мировоззренчески закрепляется. В
сознании человека средневековья, как
показано А. Я. Гуревичем, линейное
96

время мирно уживается с
циклическим восприятием жизненных
явлений, и лишь время нового Запада
становится не только линейно
устремленным, но и спрессованным временем
>■« мореплавателей и купцов.
Гюйгенсом изобретаются
механические часы, которые отныне правят
миром. В механике
Ньютона—Лапласа нигде не содержится
представления о цикличности времени. Сам
Бог представляется лишь приставкой,
бесконечно подкручивающей
устройство, отсчитывающее время. Время
уплотняется, его всегда не хватает
и наконец («время деньги»)
окончательно фиксируется в теории
относительности в виде четвертой
координаты. Красиво пояснение
Дирака — мир четырехмерен, просто в
каждый момент мы видим сечение
мира по оси времени. Интересно,
что почти дословно ту же мысль
формулирует в «Закате Европы»
Шпенглер: «если обозначить основную
форму понятого, причинность, как
застывшую судьбу, то глубину про
странства можно будет назвать
застывшим временем».
Эйнштейн не устает повторять: меж
ду прошлым и будущим «на самом
деле» никакой разницы нет,
представление о линейном времени
торжествует. В письме к сестре и
сыну своего умершего друга Эйнштейн
пишет: «Своим прощанием с этим
удивительным миром он... несколько
опередил меня. Но это ничего не
значит. Для нас, убежденных физиков,
различие между прошлым,
настоящим и будущим не более чем
иллюзия, хотя и весьма навязчивая».
1ервын комментарий физика
Эйнштейн, практически первый
человек, осознавший время как
четвертую координату континуума под на
званием «пространство-время», не зря
так относился к проблеме прошлого-
будущего. В его работах, особенно
в специальной теории
относительности, все времена были относительны
и равнозначны. Уравнения
включали параметр времени только в
квадрате — это означало, что замена
«времени со знаком плюс» на
«время со знаком минус» ничего в теории
и ее выводах не изменит.
П оследний рывок к постижению
смысла и структуры времени сделан
И. Пригожиным и его группой.
Развивая идеи Больцмана, он показал,
что направление Времени -- не
иллюзия, а тесно связанная с
вездесущим случаем реальность.
Представление о «стреле времени»
окончательно утверждается в современном
миропонимании.
Но и циклическое время древних
упорно не хочет сдаваться.
Философские воззрения имеют особенность
возрождаться (не в цикличности ли
миропорядка здесь дело?).
Любопытно, что прибор для отсчета
линейного времени механики Ньютона—
Лапласа,— часы основан на
периодическом циклическом процессе,
качании маятника. После гюйгенсов
ских было изобретено множество
изощренных часов, но все они
основаны на циклических процессах. Даже
Эйнштейновские часы теории
относительности, в которых солнечный
зайчик бегает между двумя зеркалами,—
цикличны. По-видимому,
невозможность линейных часов является
установленным эмпирическим фактом.
Физиков, однако, попсе не смущает
то, что линейное по природе время
меряется периодическим
инструментом.
Как и п Священном Писании, п
физике запреты не менее важны, чем
повеления и предписания.
Физические законы часто имеют смысл
именно запретов на осуществление
процесса, измерения, наблюдения. Запрет
на существование циклического
теплового двигателя второго рода —
начало термодинамики, отличающее ее
от механики. Аналогия с
термодинамикой весьма глубока. Второй закон
термодинамики эквивалентен
утверждению о том, что тепло не может
передаваться от более холодного
тела к более горячему. Температура
тоже циклична. отрицательные
абсолютные температуры, в известном
смысле, лежат выше положительных. Не
встречаясь в природе, они могут
быть созданы искусственно, инверсией
«заселенности» атомных уровней
системы.
Второй комментарий физика
Хорошей иллюстрацией к действию
второго закона термодинамики,
впрочем, понятного на интуитивном уров
4 Знание — сила № 4
97

не, служит явление теплопроводности.
Оно описывается соответствующим
уравнением из специальной
дисциплины — математической физики. Сие
уравнение (в частных производных)
позволяет предсказать ход падения
температуры тела в зависимости от
расстояния от самой горячей точки и
от времени. Характерно, что время
здесь входит в первой степени,
значит, никакая замена «плюс времени»
на «минус время» не возможна. Это
формальное препятствие только
подчеркивает факт необратимости
процесса остывания — обратный
процесс невозможен.
Говоря же об инверсии
«заселенности» атомных уровней, автор имеет
в виду процесс накачки энергией
рабочего тела квантового генератора —
лазера. Именно здесь искусственно
создаются так называемые
отрицательные абсолютные температуры.
П рошлое в шкале времен
тоже в известном смысле лежит выше
(дальше) будущего. Невозможность
непосредственной встречи с прошлым
не запрещает нам его
реконструировать. Течение времени может быть
представлено циклом (кругом)
бесконечно большого радиуса, небольшие
дуги которого, наблюдаемые нами,
создают ощущение «стрелы времени».
Это ощущение гениально оформлено
Мигелем де Унамуно в стихах:
Как темная река, струится время,
Проистекая из первоистока,
Который именуют вечным завтра.
(Цитирую по рассказу Борхеса
«История вечности», вообще цикличность
времени занимает в философии
Борхеса значительное место, один из его
рассказов так и называется
«Циклическое время».) В маркесовском
«Сто лет одиночества» ураган
уничтожает Макондо в тот момент, когда
Аурелинно расшифровывает пергамен
Мелькиадеса. Смысл метафоры
ясен — выяснение смысла бытия во
времени совпадает с уничтожением
(началом) бытия. Запрет на
нециклические часы — тоже любопытная
прихоть природы. Измерение линейкой
круга приводит к появлению
математической константы — числа л.
Измерение линейкой циклического
времени или циклическими часами
длины в подобной интерпретации
приводит к появлению физической
постоянной — скорости света в вакууме,
естественно не зависящей от
скорости наблюдателя, ибо появление С
связано тогда лишь с несводимостью
(несоизмеримостью) пространства ко
времени.
Согласно Б. Расселу, более
плодотворно представление о мире,
устроенном согласно мудрой
основополагающей идее, замыслу, нежели о
вместилище всех наличных вещей.
Представление о том, что
цикличность — неотъемлемое свойство
времени, плодотворно, ибо оно отражает
представление о связности мира.
Циклическое время не только плод
воображения древних
землевладельцев, зависящих от смены времен года.
Маятниковое движение упорно
проявляется как уши царя Мидаса то
здесь, то там — в
культурологических построениях Шпенглера, Тойн-
би и Померанца, в наиточнейших
современных способах измерения
времени.
Проблема «линейности» и
«цикличности» времени — не проблема
разрешения терминологической
путаницы. С идеей «стрелы времени»
тесно связано представление об
историческом прогрессе, утвердившееся
почти одновременно. Усилиями школы
И. Пригожина нанесен сильнейший
удар по физическому детерминизму,
рикошетом попадающий в философию
прогресса. Переоткрытие времени,
однако, происходит не только в физике,
процесс носит общекультурный
характер.
Третий комментарий физика
Концепция И. Пригожина,
известная по его статье «Новое открытие
времени», вызывает определенные
сомнения у части физиков. Возведя
в абсолют действие второго закона
термодинамики, знаменитый бельгиец
русского происхождения делает
вывод о глобальной необратимости
процессов во Вселенной, откуда и
появляется его четко направленная
«стрела времени».
Нам уже приходилось
анализировать физические аспекты этой
концепции (см. статью «Время, назад?»
в № 7 за 1991 год) и ее
недостатки. Главный из них такой. В
реальности остывание любого тела завер-
98

шается излучением инфракрасных
квантов. И теплопередача
происходит не по системе «вещество», а по
системе «вещество плюс поле».
Кванты же электромагнитного поля
распространяются по другим законам,
что описывается другими
уравнениями. Там, в частности, везде время
входит как параметр в квадрате.
А все, что описывается «временем
в квадрате», принципиально
обратимо! Следовательно, процессы во
Вселенной, а они все идут через
излучения, по большому счету вполне
могут быть «повернуты назад». И четко
направленной «стрелы времени» из
термодинамики, увы, не получается.
Что не знал Эвклид, что,
сходя на конус,
вещь обретает не ноль, а
хронос...
И. Бродский
XX век зарождение культуры
времени. Наиболее значительные
достижения культуры XX века связаны
с постижением времени. Тысячу раз
прав Шпенглер, утверждая, что
постижения мира наукой, философией
и искусством питаются из общего
макрокосмического источника, и их
достижения всегда до некоторой
степени изоморфны. Мысль Эйнштейна,
Пригожина, Бахтина, Хайдеггера,
Бродского порождает культуру
времени. Возникают представления о
хронотопе — культурном единстве
идей пространства и времени, и
пространственно-временном
континууме.
Впадая в тональность того же
Шпенглсра, легко оформить
следующее представление: культура
пространства ориентирована на
вечность, бессмертие. Об образцовом
достижении искусства, науки мы
говорим — оно бессмертно. Культура
пространства ориентирована на
смерть, но всякий раз не
собственно на смерть, а на ее
преодоление — бессмертие. Религия, изящные
искусства, науки осознаются как
способ увековечения творца.
Устами М. Хайдеггера культура
времени провозглашает: нужно перестать
мыслить конечность бытия как стену,
о которую расшибается человек.
Конечность надо осознать в качестве
одной из основ бытия.
Проблемы истины и смысла все
более проявляют себя в связи со
временем. Рушится представление о веч
ных истинах. Истины и смыслы про
являют себя только в связи со
временем. Последним гигантским по
масштабам экспериментом —
попыткой утвердить вневременные смыслы—
были тысячелетний рейх Гитлера и его
двойник — коммунистический режим
(это ощущение прекрасно передано
А. Галичем: «И казалось мне, что
вздор этот вечен, неподвижен будто
солнце в зените»). Архитектура,
живопись, скульптура времени
социализма должны были состязаться в
бессмертии с египетскими пирамидами,
все увеличиваясь в линейных
размерах. Сталинская Москва,
бесчисленные изваяния Родины-матери — вне
времени. Смерть Сталина, помнится,
воспринималась как нечто
несообразное, бессмысленное, Сталин был
вечен. Потеря ощущения времени
истории гениально осознана Трифоновым
в «Другой жизни»: «история
представлялась... бесконечной громадной
очередью, в которой стояли в затылок
друг другу эпохи, государства,
великие люди, полководцы,
революционеры, и задачей историка было
нечто похожее на задачу милиционера,
который в день премьер приходит
в кассу кинотеатра «Прогресс» и
начинает за порядком следить,— за
тем, чтобы эпохи и государства не
путались и не менялись местами, чтобы
великие люди не забегали вперед,
не ссорились и не норовили получить
билет в бессмертие без очереди...»
Но с начала века культура Запада
осваивает время, XX век — век не
столько философов, сколько
культурологов: ХеЙЗИНГИ, Шпенглера,
Померанца, Библера; интерес мыслителей
смещается от собственно рефлексии
к эволюции культуры во времени,
само визионерское наслаждение
переносится с созерцания произведения
искусства к выяснению его места в
истории культуры. Культура времени
рождается, Как и любая другая, в
двух пластах: верхний пласт —
культура для немногих. Бахтин, Хай-
деггер и Пригожий — для
аристократов, второй пласт —
масс-культура, буйство которой
воспринимается как кризис культуры вообще. Увы,
народ не понесет с базара
Пушкина, и Гоголя, и Бахтина, но в этом
нет ни кризиса, ни патологии.
99

h
la
■51
Что воистину испытывает кризис,
так это религиозный и
механический типы сознания. Обоим
внутренне свойственно стремление утвердить
вневременные смыслы.
Ориентация на вечные ценности
особенно характерна для русской
классики. В России рождение
культуры времени произошло в «Смерти
Ивана Ильича». Впечатления
человека, воспитанного на русской
классической литературе, от столкновения со
«Смертью Ивана Ильича», точно
передано М. Алдановым в «Ключе».
«Николай Петрович раз двадцать читал
«Смерть Ивана Ильича» и всякий раз,
якобы примиренная, эта книга
вызывала лишь приступ тоски... Яценко
иногда недоумевал, зачем собственно
написан этот страшный рассказ.
Самый тон, зловеще шутливый, почти
издевательский тон книги, особенно
серединных глав, в которых Толстой,
как убийца, подкрадывается к Ива
ну Ильичу, по мнению Яценко,
свидетельствовал о полном отсутствии
ответа... Николай Петрович приходил к
мысли, что без твердой религиозной
веры никак не может быть
оптимистического миропонимания. У него
твердой веры не было...»
Окончательный отказ от попыток утвердить
вневременные смыслы фиксируется
Толстым в «Отце Сергии». При
рассмотрении под подобным углом конфликт
Л. Толстого и православной церкви
становится обязательным,
непременным.
Но помимо религиозной веры
истончилась и убежденность в
незыблемости смыслов, утверждаемых
механистической наукой. Вопреки
уверенности Эйнштейна. Бог, видимо,
все-таки склонен к азартным играм. Случай
присущ мироустройству, а не
является причиной нашего незнания
начальных условий. Так, во всяком случае,
считает научная школа,
возглавляемая Ильей Пригожиным. И только
человек «культуры времени» может
написать: «Случайное, являясь
неизбежным, приносит пользу всякому
труду» (И. Бродский).
Четвертый комментарий физика
Эйнштейн до конца дней своих не
мог примириться с учением, которое
активно развивали очень уважаемые
им коллеги: Н. Бор, Э. Шредингер,
В. Гейзенберг,— с квантовой
механикой. В основе нее лежат
вероятностные процессы, то есть «случаи»,
которые могут быть, а могут и не
быть. Эйнштейн не верил, что
Всевышний может допустить в мире
процессы, в исходе которых Он сам был
бы не уверен, и что, таким образом,
Бог играет в «азартные игры».
Мысль же, высказанная И.
Бродским, очень хорошо иллюстрирует
действие естественного отбора.
Всякие научные факты могут быть
интерпретированы только в рамках
определенного, всегда исторического,
всегда временного стиля мышлении.
Смыслы неотделимы от времени.
Любопытно, что представление о
вневременных истинах и культура време^
ни борются порой на страницах
одной и той же книги. Так, И. Приго-
жин в одном месте пишет: «Сколь
бы отрывочно ни говорила природа в
отведенных ей экспериментом рамках,
высказавшись однажды, она не берет
своих слов назад, природа никогда не
лжет». Под этим могли бы
подписаться Ньютон и Лаплас. Но
буквально страницей далее тот же автор,
человек «культуры времени», скажет:
«Для нас экспериментальный метод
является поистине искусством, то есть
мы считаем, что в основе его лежат
особые навыки и умения, а не
общие правила».
Одним из основных требований к
научному методу является
предсказуемость результатов эксперимента, в то
же время сам исход научного
исследования непредсказуем. Новая, не
тавтологичная научная проблема
должна всякий раз осмысливаться
по-новому. Утверждение о том, что при
абсолютно одинаковых условиях
эксперимент должен давать одинаковый
результат, никакая не основа
научного метода, а банальная тавтология.
Подобная ситуация прекрасно
осознана философами «культуры
времени», Мамардашвили и Гадамером.
Мамардашвили показывает, что
прелесть и вкус философии состоят
именно в том, что философская
проблема подлежит всякий раз
продумыванию заново.
Трансформируется и само представление об
истинах и смыслах. Одно ли и то же
имеют в виду Понтий Пилат,
Фома Аквинский и Эйнштейн, когда го-
100

ворят об истине? Сама истина
теряет свой бесструктурный и
вневременной характер. «Согласно
буддизму, антитеза «я» и «не я» лежит
в основе нашего неведения
относительно истинной сути нашего
существования». (Д Судзуки. Дзем-Буд-
дизм.) Разграничение «бытия»,
«истины» и «времени» лежит в основе
потери современным человеком
смысла существования. Потеряна и
уверенность в силе используемого им
метода мышления, как правило,
доставляющего нам знание, а не
понимание.
С характерной обостренностью это
сформулировал М. Хайдеггер: «Мы
1ыслим еще не в собственном смыс-
ie слова. Поэтому мы спрашиваем:
1то значит мыслить?» Ответ
Эйнштейна на этот вопрос, содержащийся
в «Автобиографических заметках»,
поражает своей глубиной. «Что значит
в сущности «думать»? Когда при
восприятии ощущений, идущих от
органов чувств, в воображении
всплывают картины-воспоминания, то это
еще не значит «думать». Когда
эти картины становятся в ряд,
каждый член которого пробуждает
следующий, то и это еще не есть
мышление.
Но когда определенная картина
встречается во многих таких рядах,
то она в силу своего повторения
начинает служить упорядочивающим
элементом для таких рядов,
благодаря тому, что она связывает ряды,
сами по себе лишенные связи».
Чуть-чуть продлевая мысль
Эйнштейна, мы увидим, что смыслы
предстают в виде элементов,
обеспечивающих связность мира и связность
бытия. Человек приобретает смысл
бытия, если ощущает связность нитей,
протянутых из прошлого в будущее и
себя в качестве одной из этих ни
тей, соединяющих бесконечные ряды
событий и фактов, лишенных смысла
вне этой связи. Но сами по себе
эти смыслы вне времени невозможны.
Распад смыслов не случайно для
Шекспира тождествен распаду
времени: «Распалась связь времен» — но
для того, чтобы смыслы появились
временем, необходимо, чтобы отчуж
денное от человека оно вновь стало
переживаемым, воспринимаемым.
Превращение хаоса в космос
всякий раз происходит при
прикосновении к хаосу человеческого
разума. «Вопрошание есть благочестие
мысли». Но бытие хочет отвечать
только на хорошо поставленные
вопросы и угрюмо молчит, когда мы
спрашиваем его: что первично, бытие или
сознание, что было раньше - курица
или яйцо? Бытие становится бытием
только в момент прикосновения к нему
разума, и хаос превращается в
космос.
Пятый комментарий физик
Проблема времени в науке
остается нерешенной. Неясно, если ли это
всего лишь удобный параметр,
соединяющий причину и следствие, либо же
в нем заключена какая-то своя,
особая, физическая сущность. Время
может замедляться, может ускоряться,
как это имеет место при
релятивистских скоростях и вблизи
тяготеющих масс. Может останавливаться
совсем — в черных дырах. Но
неизвестно, может ли оно «течь» назад,—
во всяком случае, ка ки х-то
физических запретов на то пока не
усматривается. Было ли время до начала
расширения Вселенной или оно тогда
«стояло»? Сколько измерений у
времени одно, два или много? Все
это — те вопросы, над которыми
бьются современные физики.
И как это много раз уже бывало
в истории человеческой мысли,
скромные результаты естественных наук
с лихвой, видимо, перекрываются
догадками философов, богословов,
художников, писателей. Они
продвигаются по пути познании времени в
самих себе, интуитивно, ошибаясь и
натыкаясь ни усмешки
ученых-естественников. Но, как отважные
разведчики, они первыми проникают в
запретные зоны неведомого и первыми
добывают нам крупицы истинного
знания.
Поэтому не стоит им мешать...
»1
101

ПОРТРЕТНАЯ ГАЛЕРЕЯ
А. Пельтцер
Число становится
буквой
S; из нас не зачитывался романами Александра Дюма, порой
1ц даже в ущерб школьным урокам? Кладешь аккуратненько книгу под
учебник и забываешь обо всем на свете: «Картечь и пули огненным смерчем
бушевали вокруг Генриха и в один миг скосили у него на глазах два
десятка людей. Восклицая...» «Расскажи-ка нам теорему Виета»,—
возвращает к скучной реальности голос учителя. Проклиная все на свете, а Виета
особенно, идешь к доске, но мысли твои далеко. Кто победит? Что
будет с Генрихом Наваррским? Да ничего не будет, пока у него на службе
такие люди, как Франсуа Виет. Да-да, никакой ошибки — именно Виет не
раз выручал короля Франции в трудных ситуациях. О жизни талантливого
математика рассказывает наша новая публикация.
Один из самых замечательных
математиков шестнадцатого века
Франсуа Виет родился в 1540 году во
французском городке Фонтене ле
Конт. Закончив университет в Пуатье
и получив диплом юриста, Франсуа
в девятнадцатилетнем возрасте
вступает в должность адвоката.
Попутно он интересуется астрономией и
пытается улучшить систему Птолемея.
Для глубокого изучения астрономии
необходимо прежде всего знание
тригонометрии, которая в те времена
рассматривалась как часть
вычислительной астрономии. Виет изучает
тригонометрию усердно и
плодотворно.
В 1567 году Виет оставил
частную адвокатуру и перешел на
государственную службу, став членом
парламента в Ренне. К этому времени
он стал систематически заниматься
математикой и вскоре получил новые
результаты. У Виета возникла
потребность в общении с математиками,
он начал печатать отдельные статьи
и рассылать их знакомым
математикам. Первая такая публикация
относится к 1571 году. Около 1570
года Виет подготовил большой труд по
тригономерии — «Математический
канон», содержащий таблицы синусов,
тангенсов, секансов, а также
изложение плоской и сферической
тригонометрии.
В 1571 году Виет переселился в
Париж, где вначале занимался
частной юридической практикой. Переезд
был вызван намерением
познакомиться с французскими математиками и
прежде всего — со знаменитым Ра-
мусом. Рамус (де ла Раме) —
человек трагической судьбы. Сын
плотника» он проявил исключительную
тягу к знаниям, поступил слугой к
молодому дворянину» чтобы посещать
вместе с ним лицей. Блестяще сдал
экзамен на право преподавания и
получил место лектора в университете.
В своих лекциях по философии
Рамус бесстрашно выступал против
Аристотеля. Он утверждал: «Все,
чему учил Аристотель,— ложь».
Выдающиеся способности Рамуса и открытый
благородный характер создали ему
популярность среди студентов, а его
взгляды вызвали ожесточенную
ненависть большинства профессоров. Он
погиб вскоре после Варфоломеевской
ночи (в конце августа 1572 года),
102

V
растерзанный толпой погромщиков,
которых возглавлял один из
университетских профессоров. Рамус был
воинственным гугенотом, это и
послужило поводом для расправы с ним.
В 1573 году Виет становится
советником парламента в Бретани. Брак
его ученицы с герцогом де Рога-
ном содействовал тому, что Виет
завязал знакомство с Генрихом На-
варрским, ставшим впоследствии
королем Франции Генрихом Четвертым.
Продвижение Виета по службе было
стремительным: сначала он частный
советник короля Генриха Валуа,
затем на должности «докладчика по
ходатайствам». Известно, что жизнь
королевского двора была заполнена
интригами, ожесточенной борьбой
партий и группировок. Из-за
происков герцога Гиза король Генрих
Третий в 1584 году отстранил Виета
от должности.
К 1589 году относится одно
достижение Виета, доставившее ему
известность. Враждебная королю
группировка вела переписку с испанским
двором. Виет исследовал попавшие
ему в руки письма, раскрыл ключ
шифра, состоящего из пятисот знаков,
и восстановил текст писем.
Естественно, за это В иет был не тол ько
прощен и восстановлен в придворной
должности, но и щедро награжден
королем.
Истинной же страстью Виета была
математика. Ей он посвящал все
свободное время и работал
самозабвенно; говорят, что, работая над
каким-либо исследованием, Виет мог
сидеть за письменным столом по трое
суток подряд. Те пять лет, которые
он был в опале, Виет не провел
впустую. Он глубоко изучил
классиков (Архимеда, Евклида, Аполлония,
Диофанта), своих непосредственных
предшественников (Тарталью, Карда-
но, Бомбелли) и приступил к
созданию своего основного сочинения —
«Искусство анализа».
В 1589 году король Франции
Генрих Третий был убит за измену
католической партии; Виет перешел
на службу к Генриху Четвертому
(1553—1610). Одно событие,
происшедшее с Виетом в 1594 году,
способствовало укреплению его
авторитета среди математиков.
«Рассказывают, что в ноябре 1594 года Виет
находился с Генрихом Четвертым,
на службе у которого он состоял-
тогда, в Фонтенбло. Во время
разговора между королем и
нидерландским посланником о наиболее
замечательных людях государства
посланник заметил, что Франция, видимо,
не имеет математиков, так как ван
Роомен среди тех, кому он в своем
письме в особенности адресовал свой
научный вызов, не упомянул ни
одного француза». «И все же,—
отвечал король,— у меня есть математик,
и весьма выдающийся. Позовите
Виета». Когда Виет появился, посланник
достал письмо Роомена. Виет прочел
его, тотчас же написал решение
задачи и на следующий день прислал
еще двадцать две других» *.
Здесь речь идет об уравнении
сорок пятой степени, которое
голландский математик Адриан ван Роомен
(1561 —1615) предложил решить ма
тематикам Европы, и один из корней
которого Виет указал, едва прочитав
письмо. Впоследствии ван Роомен стал
ревностным почитателем таланта
Виета. Он приезжал к Виету в 1601 году.
Виет скончался в Париже в 1603
году. Он считается одним из
основоположников современной алгебры.
Но его интерес к алгебре
первоначально был связан с возможными
приложениями к тригонометрии и
геометрии. А задачи тригонометрии
и геометрии в свою очередь
приводили Виета к важным
алгебраическим обобщениям. Так было,
например, с решением уравнений третьей
степени и с исследованием некоторых
классов разрешимых уравнений
высших степеней. Свою алгебру Виет
ценил очень высоко. Во введении в
«Аналитическое искусство» он писал:
«Искусство, которое я излагаю, ново,
или по крайней мере настолько
испорчено временем и искажено влиянием
варваров, что я счел нужным придать
ему совершенно новый вид... Все
математики знали, что под их
алгеброй и алмукабалой были скрыты
несравненные сокровища, но не умели
их найти; задачи, которые они
считали трудными, совершенно легко
решаются десятками с помощью
нашего искусства, представляющего
поэтому самый верный путь для
математических изысканий».
* Цейтен Г. Г. История математики
в XVI—XVII веках. М.—Л., 1938 год.
103

КОМПЬЮТЕРНЫЙ КЛАСС
//. Сушкин
«Я сказал
и облегчил душу»
Казалось бы, с компьютерными играми вопрос более или менее
прояснился. Так думали мы в редакции, опубликовав лекцию Антона
Аджиева «Компьютер ни в чем не виноват» («Знание — сила»,
1994 год, № 1). Однако жизнь показала, что мы ошибались. Волею
случая у нас очутилось сочинение выпускника московской школы № 57
Николая Сушкина. Он смотрит на проблему компьютерных игр
несколько с иных позиций. Редакция надеется продолжить разговор
на эту тему в следующих выпусках журнала.
is
н
Это сочинение, выбрав тему для него
совершенно самостоятельно, написал
ученик девятого математического
класса московской школы № 57 в
1988 году. Прославленная прежде
всего своим математическим классом,
школа одной из первых обзавелась
компьютерами. Однако именно здесь
«компьютерная болезнь» сразу
получила мощное противоядие —
недаром школа известна не только
математическим, но и гуманитарным
циклом.
Николай Сушкин, вполне в
традициях математического класса школы,
поступил на мехмат МГУ, а сейчас
продолжает образование в одном из
американских университетов.
Я написал, а вы прочитаете об
одной проблеме, которая возникла в
Советском Союзе совсем недавно, два-
ти года назад. Эта проблема не
только пока еще не разрешена, но и все
усложняется. Внешнее ее проявление -
появление некоторой группы молодых
людей (и эта группа стремительно
разрастается) с горящими глазами.
Ребята бормочут под нос какие-то
загадочные фразы с английским
акцентом,— например, «Надо спасти
этот файл в асции» или «Чего он
хочет? У него дискет протектед»,—
и страшно возбуждаются при слове
«компьютер». Эти люди не могут
больше ни о чем говорить, кроме как о
вычислительной технике и
программировании. Нормальные люди их
пугаются и стремятся обойти подальше.
Не надо, однако, думать, что автор -
один из этих маньяков. Пожалуйста,
отнеситесь к этому сочинению без
предубеждения и прочитайте его до
конца. Дело в том, что мне этих людей
жаль, и я хочу предупредить их,
равно как и всех вообще, что такое
состояние некоторой части молодежи
тринадцати-восемнадцатилетнего
возраста не должно долго
продолжаться. Может быть, эти слова и
звучат слишком громко, может быть,
такая тема не совсем кстати и совсем
не «комильфо», но я все-таки еще раз
прошу прочитать до конца и отнестись
к сочинению с вниманием.
Итак, вернемся на землю.
Несколько лет назад в СССР появилось
большое количество «персональных
вычислительных машин». Эти машины
служат не для того, чтобы что-то
считать, а для бытоных целей: вести
дневник, планировать семейный
бюджет, печатать письма и, конечно,
играть. Для школьника такая машина —
неведомый мир, окно в будущее.
Почему для него машина так при-
104

влекательна? Машина — собеседник.
Ты спрашиваешь — она отвечает.
Если неправильно сформулировал
вопрос, тебе говорят, в чем твоя
ошибка. Машина говорит только
правду, то, что есть на самом деле.
Машину можно научить всему, что ты
сам умеешь и что она в состоянии
выполнить. Ты всегда знаешь, что она
может сделать, а что — нет. Машина
никогда не кричит и не может
увильнуть от разговора. Машина —
идеальный товарищ в каком-то смысле.
Когда ты видишь, что машина
научилась тому, чему ты ее учил, тебя
охватывает неописуемое блаженство, тем
более, что научиться учить нетрудно.
Наверное, эти свойства машины
объясняют еще одну ее особенность:
когда ты садишься перед ней,
забываешь обо всем на свете. Ты в ней, и
она в тебе. Ты и она — единое целое.
Это наркомания: если машина с тобой,
тебе уже больше ничего не надо.
Машина собой занимает весь мир. В
случае чего все равно ее можно
выключить. (Когда-то это было со мной.
Славу Богу, что все это кончилось.
Я от этого почти избавился.)
Еще одна засасывающая вещь
компьютерные игры. Они делаются
очень умными и профессиональными
людьми. Игра — это имитация
некоторой ситуации, где есть ты и все
остальные. Ты и все находятся в
каком-то фантастическом или похожем
на реальный мире — от места в кухне
у плиты до неведомой Вселенной.
У тебя, то есть у твоего аналога в
машине, повара или космонавта, есть
определенная цель сварить обед
и накормить детей или уничтожить
звездолет противника. Цель всегда
реальна и достижима при некотором
усердии и опыте. Игра ведется не на
жизнь, а на Смерть (твою в машине).
Окно телевизора — твое окно в этот
мир, огромный мир, имитируемый
машиной. Этот мир занимает играющего
надолго.
Игра или работа с машиной для
человека молодого — средство
самоутверждения. С другой стороны,
человек начинает жить в другом мире,
менее реальном, но более
привлекательном. Все насущные проблемы
становятся не очень важны. Все
мешающее и неприятное отбрасывается,
когда знаешь, что впереди тебя ждет
этот избавленный от неприятностей,
сверкающий мир.
Обычно из такого состояния
выводит какой-то внешний толчок; для
многих этим толчком будут экзамены.
Тут-то и придет расплата.
Оказывается, что человек забыл, как общаются
с нормальными людьми. Он переносит
на людей свойства машин, что делать
нельзя.
Люди отворачиваются. Человек пы-
бросил на ветер по меньшей мере
год своей жизни. Причем какой год!
Он отстал от своих сверстников на
это время (я могу привести примеры,
но они неинтересны).
Мрачная перспектива. И все это от
какой-то машинки, которая
включается в розетку. Была статья в
«Московских новостях» (правда, только в
английском варианте этой газеты)
про шведских юношей, «заболевших»
этой «болезнью». После ежедневных
шестнадцатичасовых бдений за
экраном их забирали в психиатрическую
больницу с нарушениями в психике.
Я не против компьютеров, они
нужны нам сейчас как воздух и на работе,
и в быту. Но что же делать с теми
маньяками? Этот вопрос, как я уже
говорил, возник недавно и требует
незамедлительного ответа. Насколько
мне известно, никто всерьез в нашей
стране им не занимался. Он станет
еще острее, так как скоро в каждой
школе будут машины. Я подчеркиваю:
в каждой. Что же делать?
Мне кажется, что один из выходов
из этой проблемы я могу предложить.
Для ее разрешения необходимо
остановить тотальную компьютеризацию
школы. Уметь программировать надо
только очень немногочисленной
группе людей программистам. Они
будут писать (сочинять) программы, а
все остальные ими пользоваться.
Программированию надо учить не в
школах, а в специальных учебных
заведениях — вузах или ПТУ, так как
студент серьезней школьника (я так
думаю). Учить пользоваться
программами надо перед их применением, это
не должно, занимать много времени.
Может, это и утопия. Может быть.
стремление к машине непреодолимо.
Но я не компетентен здесь. Это уже
задачи социологов и психологов.
По крайней мере, «компьютерные
маньяки» реально существуют, прямо
у нас, в СССР, в Москве, во многих
школах. Я думаю, что всем, кто с ними
встречался, ил жаль, и никто не хочет,
чтобы их число росло.
105

The lost files
of Shearlock Holmes
Сохраняя нейтралитет в споре о компьютерных играх, редакция выполняет
свое обещание и публикует описание одной из компьютерных игр,
которая сегодня пользуется большой популярностью. Надеемся, что за игрой вы
не только приятно проведете время, но и улучшите свои знания английского.
Фирма: Tythos Software / Electronic
Acts. Компьютер: AT 286 и выше.
Оценка: 8
Лондон. Конец девятнадцатого
века. В городе действует убийца,
известный под именем Джек
Потрошитель. Все силы полиции брошены на
поиски маньяка, но безуспешно.
Вводный мультфильм делает вас
свидетелем убийства известной актрисы.
Задача — узнать, связано ли это дело
с Джеком Потрошителем. Игра
начинается, как и практически во всех
литературных аналогах, на Бейкер
стрит, где Шерлок Холмс получает
записку от инспектора Лестрейда из
Скотланд Ярда с просьбой помочь
п расследовании загадочного
убийства. Записка означает, что
официальное следствие зашло в тупик.
Итак, вы выступаете в роли и
Шерлока Холмса, и доктора Ватсопа.
Как и в большей части произведений
о Шерлоке Холмсе, начальное
происшествие (в данном случае убийство
актрисы) служит только завязкой
более сложного преступления. В ходе
игры вас ждут несколько тупиковых
ситуаций, прежде чем вы найдете
настоящего преступника. В
частности, первый арестованный будет
невиновен, и его арест даст
больше загадок, чем разгадок.
Интерфейс игры напоминает игры
фирмы «LicasArts»: в нижней части
экрана содержатся таблички с
названиями действий, которые могут
выполнить ваши герои. Очень важно
внимательно осматривать каждое место
действия с тем, чтобы не пропустить
важные улики.
Диалоги между игроком и
оппонентом строятся с помощью списка.
Обычно предлагается выбрать одну из
нескольких фраз. Перемещение по
Лондону осуществляется по карте, причем
новые места обозначаются иконками,
только если вы узнали о них в ходе
расследования.
Очень интересные возможности
представляет журнал доктора Ватсо-
на, в который заносятся все диалоги
между Холмсом и другими
персонажами. К окончанию игры вы
получаете большой файл, который хоть
сейчас неси в издательство и печатай
как неизвестный роман Конана Дойла.
Это — отличный пример
приключенческой игры, сопровождаемой
интересным сюжетом и превосходной
графикой.
Управление:
Таблички внизу экрана.
Составил Антон АДЖИЕВ
ц
ПРАКТИКУМ
Задачи по биологии
1. Волшебник делает муху огромной,
как слон, а слона — маленьким, как
муха. Будут ли такой крошечный слон
и огромная муха жизнеспособными?
Почему?
2. Как многоклеточные животные
могут использовать свои отмершие
клетки?
3. В своем замечательном учебнике
физиологии А. Г. Гинецинский и
Ф. В. Лебединский пишут:
«Вертикальное положение для змеи смер-
106

тельио». Согласны ли вы с этим
утверждением? На чем оно может быть
основано?
4. Почему после повреждения
продолговатого мозга наблюдается
необратимая остановка дыхания?
Какие данные позволяют утверждать,
что кора больших полушарий может
участвовать в управлении дыханием?
5. В одной из задач мы
рассматривали вопрос о том, как инфузории
и одноклеточные водоросли,
обитающие в пресной воде, противостоят
проникновению в их организм воды
за счет осмоса. А как решают эту
проблему пресноводные рыбы, у
которых нет ни сократительных
вакуолей, ни жестких клеточных стенок?
6. У каких животных нет желудка,
и как они без него обходятся? У
каких животных два желудка, и зачем
они им нужны?
7. Освещенность в сумерках, когда
предметы еле видны, отличается от
освещенности при ярком солнечном
свете примерно в миллиард раз.
Максимальная же частота, с которой может
работать нейрон человека,— тысяча
импульсов в секунду. Если при ярком
свете частота импульсов будет
максимальной, то при уменьшении
освещенности в миллион раз сигнал от
нейрона сетчатки будет поступать всего
один раз за пятнадцать минут. Но за
это время сигнал совершенно потеряет
свою актуальность. Как же органы
зрения человека и других животных
могут приспосабливаться, чтобы
воспринимать
а) очень сильные раздражители;
б) очень слабые раздражители?
Составил М. БЕРКИИБЛИТ
Ответы на задачи по
биологии из № 1
1. Основная функция
сократительной вакуоли у одноклеточных
организмов состоит в удалении «лишней»
воды, которая непрерывно проникает
из окружающей среды внутрь клетки
за счет осмоса. Ведь цитоплазма
туфельки содержит множество
разнообразных молекул, а окружает ее
пресная вода, которая по законам
осмоса поступает в клетку. Если не
предотвратить такое накопление воды,
оно привело бы к набуханию клетки,
нарушению всех жизненных
процессов и в конечном итоге — к
разрыву наружной мембраны.
(Например, эритроциты, не имеющие
сократительной вакуоли, если их поместить
в дистиллированную воду, через
некоторое время лопаются.) Поэтому
все одноклеточные водные
животные — амеба, инфузория туфелька,
эвглена зеленая и другие — имеют
сократительную вакуоль, которая
непрерывно сокращается и выбрасывает
наружу накапливающуюся в ней
жидкость.
Многоклеточные организмы решают
эту проблему иначе. У них есть
специальные системы,
поддерживающие определенный состав внутренней
среды, в которой находятся клетки.
В результате клетки и среда
оказываются в осмотическом равновесии.
Поэтому клетки многоклеточного
организма не нуждаются в
сократительных вакуолях. Не нужна она и
паразитическим простейшим, попавшим
внутрь многоклеточного хозяина. Он
не только дает им пищу и спасает
от врагов, но делает ненужной и
борьбу с осмосом.
Частота пульсаций сократительных
вакуолей морских простейших гораздо
ниже, чем у пресноьодных, потому
что в морской воде много соли, и
вода из нее поступает внутрь клеток
гораздо менее интенсивно, чем у
пресноводных инфузорий.
А вот одноклеточные водоросли
«решили» проблему предохранения
клетки от избыточного накопления
воды принципиально иным способом.
Их маленькое одноклеточное тело
окружено прочной клеточной стенкой,
подобной по своему строению
стенкам, окружающим клетки
многоклеточных высших растений. Эта
прочная оболочка не позволяет лишней
воде проникать в клетку. Вот почему
одноклеточным водорослям не нужна
сократительная вакуоль.
2. Более ста лет назад возникли
представления, что ь сердце
позвоночных имеется группа мышечных
клеток, способных к самопроизвольному
ритмическому сокращению. Их
назвали синусным узлом. Считалось, что
такие мышечные клетки задают ритм
всему сердцу. Однако подобные
представления основывались на косвенных
107

данных, строго же доказать это не
удавалось, поскольку множество нервных
клеток рассеяны в ткани сердца
так, что удалить их невозможно.
Доказать с помощью прямых
экспериментов, что ритмика создается
именно мышечными клетками, удалось
лишь в последние десятилетия,
используя метод культуры клеток.
Сердце с помощью специальных
ферментов разобщалось на отдельные
клетки. Изолированные мышечные
клетки отделялись от нервных и
выращивались в специальной
питательной среде. Оказалось, одиночные
клетки, выделенные из области синусного
узла, продолжают ритмически
сокращаться в питательной среде с той же
частотой, с какой билось сердце, из
которого они были получены.
Сердце краба или паука вне
организма сокращаться не будет. У них
ритмические сокращения сердца
вызываются специальным нервным
центром (сердечным ганглием), подобно
тому, как под действием
дыхательного центра продолговатого мозга
возникают ритмические дыхательные
движения у позвоночных.
3. Одна из основных функций
крови — снабжение тканей
кислородом и питательными веществами,
а потому там, где наиболее
активно протекают ^метаболические про
цессы, плотность капилляров
наибольшая. Это сердце, почки, мозг,
скелетные мышцы. Плотность капилляров
невелика в разных типах
соединительной ткани — костной, жировой и
других,— где интенсивность
метаболизма низкая. Понятно, что совсем
лишены кровеносных сосудов либо
структуры, образованные из отмерших
клеток (ногти, чешуи), либо же
ткани с крайне низкой интенсивностью
метаболизма. Последние могут
обходиться без специальных механизмов
доставки кислорода и питательных
веществ, а получать их путем
диффузии из окружающих тканей
(связки, сухожилия). Совсем лишен
кровеносных сосудов и покровный
эпителий, но он очень тонкий и
получает необходимые вещества из
нижележащих тканей.
4. Сердце — насос,
перекачивающий кровь по сосудам,—
периодически сокращается в течение всей
жизни человека. Этот процесс требует
значительных затрат энергии. Кроме
того, каждому сокращению
предшествует процесс возбуждения —
распространяющийся по сердечной
мышце потенциал действия, во время
развития которого происходят, хотя и
незначительные, перемещения ионов
натрия, калия и кальция через
клеточную мембрану. Например, при
каждом сокращении сердца некоторое
количество натрия проникает из
наружной среды, где иго много, в
сердечные клетки, где его значительно
меньше. Если не принять специальных
мер, то через некоторое время
концентрации ионов в наружной среде
и внутри клеток выровняются, после
чего возбуждение и сокращение
сердца станет невозможным. Чтобы
поддерживать разность концентраций,
в мембране сердечных клеток
имеются специальные белки, называемые
ионными насосами. Например, калий-
натриевый насос выкачивает натрий
из клеток и закачивает внутрь них
калий. Поскольку насосам приходится
работать против градиентов
концентрации, то есть выкачивать ионы
оттуда, где их мало, туда, где их
много, эта работа требует затраты
энергии и притом значительной.
Основная роль почек состоит в
постоянном очищении крови от
продуктов метаболизма. При этом
процесс образования мочи состоит из
двух этапов: сначала путем
фильтрации в почечных клубочках
образуется первичная моча, по составу
почти идентичная плазме крови, а
затем она концентрируется, то есть
избыток воды и необходимые
организму вещества — глюкоза,
аминокислоты, жирные кислоты,
неорганические ионы — подвергаются
обратному поглощению, реабсорбируются,
Реабсорбция почти всех веществ
осуществляется с помощью
специальных белковых переносчиков,
мембранных насосов, работа которых
связана с затратами энергии. Большая
часть энергии тратится почками
именно на процесс реабсорбции.
Неэнергоемкими органами
являются те, интенсивность метаболизма в
которых невелика. В первую очередь
это скелет: как костные, так и
хрящевые его отделы. Невелика
скорость обменных процессов и в
жировой клетчатке.
5. Зрачок — это отверстие в
радужной оболочке глаза. Его диаметр
изменяется под действием
мускулатуры радужной оболочки, а именно двух
108

гладких мышц — кольцевой и
радиальной. Сокращение кольцевой
мышцы уменьшает диаметр зрачка,
сокращение радиальной мышцы
расширяет зрачок. Кольцевая мышца
находится под контролем
парасимпатического отдела вегетативной
нервной системы, а радиальная
управляется симпатическими волокнами.
Нервные волокна, оканчивающиеся на
любой мышце, возбуждают ее с
помощью особого вещества, которое
называется медиатором. Волокна,
действующие на кольцевую мышцу,
выделяют медиатор — ацетилхолин.
Это то же самое вещество, с
помощью которого возбуждаются и
мышцы скелетной мускулатуры. А вот
волокна, которые возбуждают
радиальную мышцу, используют другой
медиатор — норадреналин. Обе
гладкие мышцы обычно постоянно
напряжены, и диаметр зрачка
определяется их взаимным действием.
Расширение зрачка может быть вызвано
либо расслаблением кольцевой
мышцы, либо сокращением радиальной.
Атропин блокирует действие ацетил-
холина, что приводит к расслаблению
кольцевой мышцы и расширению
зрачка. Адреналин, выделяющийся
из надпочечников при сильных
эмоциях, действует подобно норадренали-
ну, возбуждая радиальную мышцу.
Это объясняет расширение зрачка
при испуге или от боли. Таким
образом, н при закапывании
атропина, и при испуге или других
эмоциях механизм расширения
зрачка гуморальный, то есть происходит
под действием химических веществ.
Напротив, расширение зрачка в
сумерках обусловлено нервной
регуляцией, работой соответствующей
рефлекторной дуги. Этот рефлекс на
свету уменьшает диаметр зрачка,
защищая сетчатку от яркого света, а в
темноте приводит к расширению
зрачка, увеличивая количество света,
попадающего в глаз.
6. Рассмотрим способы
определения направления источника звука,
считая положение головы
неизменным. В принципе все возможные
способы основаны на том, что
животные имеют два уха, и сигналы,
поступающие к левому и правому
уху, неодинаковы.
Сигналы могут различаться по силе
звука: то ухо, которое ближе к
источнику звука, получает более сильный
сигнал. Это связано с тем, что сила
звука убывает по мере удаления от
источника, а также с тем, что голова
животного (а часто и ушные
раковины) играют роль экрана,
загораживая ухо. Определение положения
источника звука по этому отличию
более пригодно для крупного
животного: у него уши расположены
дальше друг от друга, и различие силы
звуковых сигналов больше, к тому же
большая голова сильнее экранирует
звук. Степень экранирования зависит
от частоты звука — сильнее
экранируются звуки высокие. Низкие же
звуки огибают голову (явление
дифракции), то есть не экранируются.
Чем меньше животное, тем сильнее
сказывается дифракция: малые
предметы экранируют только звуки
высокой частоты.
Второй способ определить
направление — учесть различие во времени
поступления звука к левому уху и
правому. Благодаря специальным
механизмам соединения нервных клеток
существует возможность фиксировать
даже ничтожные различия во времени
поступления сигналов в три сотых
миллисекунды. Если считать, что
расстояние между ушами человека
составляет двадцать сантиметров, то,
зная скорость звука в воздухе
(примерно триста тридцать метров в
секунду), можно вычислить разницу
во времени поступления сигнала от
источника звука, расположенного
сбоку от человека. Разделив двадцать
сантиметров на скорость звука,
получим шесть десятых миллисекунды,
что много больше, чем предельные
три сотых. Для мелких животных
этот способ опять-таки более труден.
От частоты звука эффективность его
не зависит.
Есть еще один способ, который
можно использовать, даже имея одно
ухи. Нужно, поворачивая голову,
установить ориентацию,
обеспечивающую наилучшую слышимость, и,
исходя из этого, определить
положение источника. При использовании
этого способа размеры головы не
имеют значения.
Надо заметить, что в реальности
все способы обычно используются
одновременно, полученные сведения
дополняют друг друга.
Составил М. БЕРКИИБЛИТ
109

Задачи по географии
Занимательная топонимика
и историческая география
1. Объясните происхождение
названия материка Антарктида.
2. Перечислите страны, в полное
название которых входят слова
«Соединенные Штаты».
3. Какие вы знаете города мира,
названия которых переводятся как
«новый город»?
4. Где находятся (находились)
следующие государственные
образования: Биафра, Биармия, Бизония?
Что они сегодня собой представляют?
5. Вам подарили старинную марку,
где написано «Cilicie». Что это за
страна такая, Силиция? Нет ли здесь
ошибки в написании либо прочтении?
Где она может находиться?
6. Назовите столицу Итальянской
Социальной Республики и ее
первого и последнего президента.
7. На современных польских
монетах имеется надпись, которая читается
как «Речь Посполита». Что означает
эта надпись?
8. Какой возможный
географический смысл имеют слова «акция»,
«специя», «кампания», «ломбард»,
«потенция», «провинция»?
9. Случайно ли созвучие в
названиях следующих европейских стран
и исторических областей: Галлия,
Португалия, Галиция, Галисия?
Попробуйте его объяснить.
10. Что можно сказать о
географических районах, прилегающих к морю,
где вылавливаемые древними
рыбаками рыбы сардина и ставрида
получили свои названия? Где эти районы
находятся и как они называются?
11 Какая из современных стран,
будучи республикой, вся поделена на
графства, хотя при этом в^ней нет
ни одного графа?
12. В самом центре Европы есть
область, которая вот уже более тысячи
лет носит имя некогда правившего
тут императора. Что это за
историческая область, где расположена и
кто был тот самый император?
13. В шестидесятые годы в
здании ООН неоднократно могли
встречаться трое дипломатов: Адам Малик,
Шарль Малик и Яков Малик. Из
каких стран они приезжали и могли
ли они быть родственниками?
14. Пятиконечная звезда известна
как символ единства пяти
континентов. В то же время на Земле
континентов шесть. Значит ли это, что
древние иудеи, избравшие себе в
далекие времена шестиконечный символ,
знали о наличии где-то в южных
морях шестого континента —
Антарктиды?
15. В эпоху колониального
владычества на карте Азии были, в
частности, следующие владения
европейских держав: Британская Индия.
Французская Индия, Нидерландская
Индия. После освобождения все они
стали независимы. Как теперь
называются страны, сложившиеся на их
земле?
16. Два крупных современных
города, один в России, другой — в США,
имеют названия, образованные от
слова «ангел». Укажите их. Знаете
ли вы. что в России есть еще один,
маленький город, названный именем
человека, так что его название
можно перевести как «ангельский»?
17. Где находится страна с вполне
мужским именем «Анатолия»?
18. В отличие от других стран
Латинской Америки Республика Гаити
населена преимущественно неграми.
Можете объяснить, почему?
19. В какой стране, республике по
конституции, должность президента и
Генерального секретаря ЦК правящей
партии передается по наследству по
мужской линии?
20. Есть ли связь в созвучии
географических названий: Вена —
Венеция — Венесуэла. Если есть,
попробуйте объяснить.
Составил С. САМОЙЛОВ
110

ВО ВСЕМ МИРЕ
Пластмассовая
«мама»
Израильский зоопсихолог
Гади Гварьягу приступил
к выпуску новых устройств
для птицеводства — «им-
принтинг якорей >. Они
могут значительно снизить
смертность индюшат, что
даст существенную
экономию фермерам,
занимающимся птицеводством.
Принцип действия
якорей основан на феномене
запечатления, характерном
для индюшат и
выражающемся в так называемой
«реакции следования».
Индюшата запоминают
первый объект, который они
видят, появившись из
скорлупы, и впоследствии
неотступно следуют за ним.
Когда на фермах на свет
появляются тысячи
индюшат, рядом нет ни матери,
ни отца, которых они могли
бы запомнить. Поэтому они
запоминают друг друга или
фермера. Но это очень
опасно, потому что когда десять
тысяч индюшат
устремляются за одним объектом, они
давят друг друга и гибнут.
Увидев входящего в загон
фермера, индюшата
бросаются к нему, и многие
при этом могут быть
затоптаны.
Импринтинг якоря по
форме напоминают
лодочные якоря и представляют
собой треугольник с
круглым отверстием у основания.
На каждой вершине
треугольника имеется крючок.
Якоря подвешивают к
потолку клетки на равном
расстоянии один от другого.
И форма якорей, и их голу-
О
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
бой цвет привлекают
индюшат. Как только они
запомнили эти объекты,
фермер, передвигая якоря,
может с легкостью руководить
их перемещениями.
Использование одного якоря на
каждую сотню индюшат
позволяет управлять всей стаей
или любой ее частью.
Якоря также дают фермеру
возможность следить за тем,
чтобы зимой индюшата
держались ближе к
обогревателям.
Кроме того, равномерное
распределение якорей по
птицеферме облегчает
индюшатам доступ к кормушкам,
а это тоже снижает
смертность. Более слабые
индюшата, которые в других
условиях не добрались бы до
пищи, теперь имеют
гораздо больше шансов выжить.
Импринтинг-якоря также
позволяют уменьшить
стресс, который испытывают
индюшата при
возникновении давки.
Средняя смертность
птенцов в первые десять дней
жизни обычно составляет
3—10 процентов.
Исследования показывают, что
использование импринтинг
якорей может снизить смерт-
О ность в среднем на 40 про-
о центов. Эти цифры,
поясняет Гварьягу, связаны с так
О называемой «пбведенческой
q смертностью», когда
индюшата давят друг друга.
О В Израиле уже треть
фермеров применяет
импринтинг-якоря фирмы
О «Галлус», являющейся един-
п ственным производителем
этой продукции. «Галлус»
О ищет партнеров на между-
п народном рынке.
О,
О
О
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
Лечебница
для книг
По крайней мере
миллиард книг в мире срочно
нуждается в «лечении».
Причина их заболевания —
новые технологии
производства бумаги из древесных
опилок. Современные
химические добавки
действительно отбеливают бумагу и
делают ее водоустойчивой.
Однако в ней остается
кислота, что значительно
сокращает ее жизнь. По
заказу Библиотеки
американского Конгресса,
содержащей самую богатую в мире
коллекцию книг и
документов, и Национальной
библиотеки США две
американские химические компании
нашли способ оказать
срочную помощь разъедаемым
кислотой современным
книгам и построили в
Техасе центр для их обработки.
Установленные в коробки
книги помещают в широкий
металлический контейнер,
высушивают и обрабатывают
газовой смесью,
содержащей специальный «бальзам*».
Таким образом
нейтрализуется действие кислоты в
бумаге. Оздоровительный
процесс занимает два с
половиной дня и обходится в
6—10 долларов для
каждой книги. Техасский центр
может принимать по 40
тысяч книг ежегодно,
гарантируя им 600—700 лет
жизни. Эксперты считают, что
такая обработка гораздо
легче и дешевле, чем
изготовление микрофильмовой
копии. В будущем
предвидится создание еще
большей «лечебницы», где
будут принимать заказы у
всех частных владельцев
книг и документов.
111

РОССИЙСКИЙ УМОСТРОЙ
В. Царев,
Старая пыль и новая быль: *
преображение университетов
(Из цикла «Россияне в Океане»)
Помню знакомого, который, появляясь после странствий в своем дому —
высоком 'терему, радовал домашних раскатистым замечанием: «Везде
пыль. Старая пыль!» Войдите в храмы отечественной науки, коснитесь
их плоскостей, выпуклостей и вогнутостей, взгляните на адептов и
неофитов — везде пыль. Старая книжная пыль.
Разгребателю пыли лучше .действовать шаг за шагом, поэтому вам,
читатель, будут последовательно предъявлены эпиграф, пролог,
экспозиция, кульминация, развязка, эпилог, а возможно, и некролог.
Подобная текстослагательная занудливость в одной старинной книге (Д. С.
Лихачев. «Развитие русской литературы X—XVII веков») названа
литературным этикетом. Сам я называю это литературным ритуалом. Как бы
там ни было, два петушиных слова — этикет и ритуал — сказаны, и к
ним мы еще вернемся.
Весь разговор пронижут (а может быть, продуют) две сквозных (а
может быть, сквознячных) мысли. Первая — этимологическая и очень простая:
слово «образование» рождено от слова «образ». Образовывать —
значит создавать образы, то есть лиц -необщие выражения. А наши фабрики
просвещения дымят трубами именно для того, чтобы всех обобщить, каждого
обезличить, и это плохо. Вторая мысль гастрономична, стоматологична и
выражена вопросительно: подчевать ли подряд любого академической
премудростью, если она одним не по вкусу, а другим не по зубам? Подлежит ли
обжалованию и пересмотру высшая мера образования?
К сквозным мыслям сам собою, позванивая подковами, приближается
эпиграф, взятый из моего любимого Жана Жироду:
«Прошла лошадь, воробьи ринулисъ за нею, воспламененные надеждой».
Смысл этой волшебной фразы в том, что каждый мечтает о своем.
Теперь пролог. Он, как это и положено, произносится Автором перед еще
не поднятым занавесом. Всю дорогу, на всем пути слышу: «Что такое, как
так? Зачем выдрючиваешься, почему не по-людски подступаешь к самым
обычным предметам общего пользования? Извертелся, звереныш, в поисках
личного мнения».
Вопрос понятен: иметь иль не иметь личную мнительность? Нужна ли
собственная точка зрения, чтобы так вокруг нее вертеться? Не знаю. Раньше
точно думал, что все любуются, не подавая вида, этими поворотами.
Теперь вижу, что ошибался. Но выбор мал: или имей свою собственную
точку зрения, или она будет иметь тебя.
Перехожу к экспозиции. Вершины образования окутаны облаками и ту- ^р
мамами университетской жизни, поэтому поведу разговор не обо всем, но
об образовании в университетах с их особою судьбой в русской культуре.
Главную трудность университетского дела можно медицински
обозначить как задержку кризиса. Наши университеты, почти по Жванецко-
му, явно уже не раз хотели впасть в кризис, но при этом явно теряли
* сознание. А жаль, кризисы нужны здоровью. Кризисное состояние удосто-
* веряет принадлежность к действительности, способность ответить — пусть
I! несколько разгоряченно на ее вызовы. Кризис полирует кровь, ставит
о~ существование на ребро: или — или.
■ |_ У среднего образования бывают повышения температуры, там хотя бы
«£ что-то иногда пульсирует и бьется, люди временами мечутся, стонут и издают
112

в тишине трогательные учебники. Там вопрос не так остер (имею в виду
Г. Остера). Ну а университетская система слишком величава, чтобы лежа
суетиться, поэтому вообще никак не откликнется на позывы и
поползновения. С одной стороны, это понятно. Жизнь велика, университеты на фоне
вечности, хоть и горды, но малы, как птички. Большое малому не угрожает.
Возьмите пример канализационного колодца: для него чем больше танк, тем
неопаснее. С другой стороны, беспроблемье само по себе есть проблема
и из наиболее трудноразрешимых. Однако понять изнутри, почему мы такие
тихие, нелегко или даже невозможно. Нужны внешние сопоставления.
Ответ на вопрос «Алло! Кризис вызывали5» попробую получить по
международной связи.
С чем сличиться? Несмотря на то, что при постановке
университетского образования мы подражали Европе, нынешнее состояние
российской наивысшей, так сказать, школы многими частностями напоминает
о неброской красоте заокеанских университетов.
В Америке и в России orpoMeti разрыв между средней и высшей
ступенями обучения. В обеих странах лучшие (даже лучшие) средние школы не
дают настоящей подготовки для полноценной учебы в качественных
университетах, поэтому там первые полтора-два года отданы
донашиванию новобранцев до предварительной годности. Последствия трагичны.
Прежде всего для тех, кто учит. Профессора вымирают, преподаватели
учителизируются. Слаба сопротивляемость камланию и шарлатанству.
В мантийном сословии усиливается ересь педагогизма, в отсветах которой
студенты кажутся не коллегами, но неразумными детьми, отроками и
отроковицами, с которыми нельзя сотрудничать, но которых нужно воспитывать.
Детсадизм разъедает мистическую, я бы сказал, цельность
университетской корпорации (само слово «корпорация» когда-то значило «единотель-
ность»). Преподавателей подкашивает профессиональная болезнь
учителей — инфантильность, и в этом смысле педагогика высшей школы
действительно получает право на существование, но исключительно как
наука о душевных скосах тех, кто возвышается на кафедрах, а не тех, кем
заполнены амфитеатры аудиторий.
Всякая педагогика, всякое учительство склонны к методоложеству,
извращению, когда умственный поиск и обучение личным примером
подменяются пересказом чужих идей и механическим вдалбливанием
обезличенных сведений. Преподающая наука отступает перед наукой
преподавания. Отсюда обратный отбор, который вытесняет подлинно элитный
профессорско-преподавательский состав, намывает в фарватере
университетской науки псевдоэлитные (элитаристские) кадровые мели, создавая
преимущества для людей больных честолюбий к высоких положений перед людьми
высоких достижений. Но это тупик, потому что высокое обучение, как и
воздушные полеты, должно строиться по принципу «делай, как я». И не иначе.
Обучаемого втягивает в дело своеобразный «эффект сифона», сильный ток
мысли наставника. Ничего не выйдет, если не облучать ведомый ум яркой
личной идеей, возбуждая его люминесценцию.
В Америке устремление к обезличке, уравнительский задрыг поспорят
на равных с российскими. Американские колледжи заполнены
шестидесятниками с их левацкой стадностью и идейной нетерпимостью. Личност-
ность и оригинальность изгоняются из университетских кампусов по сооб-
^. ражениям высшего порядка.
Обезличка и уравниловка работают на суеверие эгалитарности. В обеих
странах всеобщее полное высшее и среднее специальное равенство стали
альфой и омегой образования. Эгалитарностью подманивают абитуриентов,
под ее знаком течет жизнь от сессии к сессии, она витает над
четырехугольными шапочками выпускников. У нас нет шапочек, но выпускники
такие же «квадратные». Под сенью эгалитаризма университетская исто-
рия действительно пишется серым по серому. Если способному молодо-
му преподавателю удается преодолеть барьер дурновкусия и комплексух
старейшин своего цеха и он вступает на университетскую наставниче-
скую стезю, то по жизни ему отныне приходится идти с боями (и герлами).
поставляемыми повальными абитуриентскими наборами. Сталкиваясь с моло-
113

ш
2 дыми людьми, обесцвеченными средней школой, глядя на бесцветное
кафедральное окружение, он сам теряет цветовое зрение, чутье, способность
g- лучшего выбора и становится частью общей системы обратной селекции,
которая предпочитает и отвергает кого-то и что-то по принципу «чем лучше,
тем хуже». Скажете, так бывает не всегда? Не всегда, но по большей части.
Преподаватель неконвейерной сборки нежелателен в американских
колледжах, а в российской университетской потогонке преследования попросту
& обречен. У них единоличник не принимается на леволиберальный дух, но зато
g_ одиночек оберегает основная ценность тамошней жизни индивидуализм,
самостояние. У нас основной побудитель ненависти монументален, а не мен-
I тален — коллективистский общественный быт, культ большинства и навальной
силы. Здесь на стороне одиночек нет никого и ничего. Сама организация
университетов, факультетов и кафедр в России носит первобытнообщинный
характер, когда жизнью пещеры (кафедры) управляют все ее обитатели
(то есть на самом деле большинство), а на уровне племени (факуль-
тетско-умиверситетском) — совет несъедаемых (и несъедобных) старейшин.
g-S Понятно, что при таких раскладах бывает с теми, кто, во-первых, хочет, а
j г во-вторых, может охотиться в одиночку. Пещера терзает за первое, старейшины
изгоняют за второе.
В Америке противостояние одного и всех имеет личностную форму,
и это как-то легче вынести. От лица всех обычно выступает глава департамента
или кафедры. «Шеф», «чиф» по-английски, значит «вождь». Словцо тоже
пещерой попахивает, так что не стоит преувеличивать русско-американские
кафедральные различия.
Да, можно бежать куда угодно, но не в Америку, когда из наших
университетов, как из избушки на курьих ножках, из типично русского педагога,
Бабы Яги, изгоняется человеческий дух. Не только яркая, но всякая личност-
ность. Заметьте, у нас исчезла олицетворенная наука. Умер последний
настоящий глава школы Ю. М. Лотман. Настоящий в том смысле, что его идеи
высказывались не под крышей единственно верного учения и даже не под
вывеской его школы, но от себя. Русская гуманитаристика (в
естествознании, может быть, по-другому) задыхается от недостатка олицетво-
ренности и отсебятины.
Без возмущения нет просвещения, стало быть. Не ради красного словца
я говорю о беспроблемье и бескризисности университетов как о насущной
проблеме. Сказано: человек — мера всех вещей. Университеты
беспроблемны в меру своей обесчеловеченности. Правильно говорил некий языко-
знатец: есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.
Искаженным отголоском беспроблемья в последние годы стала так называемая
гуманитаризация образования. Что это такое? Давайте разберемся. Чего
лишено нынешнее образование? Приближенности к человеку, учащему и
обучаемому. Приблизить образовательное дело к подлинной, невыдуманной
человеческой природе и значит гуманизировать это дело.
Гуманитаризация же в строгом смысле это изменение в обучении отношения
между естественнонаучными и гуманитарными предметами в пользу
последних (а также в принципе придание «учебному» естествознанию некоторых
черт гуманитарности). Вот уже несколько лет гуманитаризация
насаждается сверху, как картофель, и превратилась в проклятье высшей школы.
Наша гуманитаристика наименее гуманизированная отрасль культуры.
Во-первых, из-за задержки естественного развития. Загнанная в подполье,
она даже в лучших своих образцах остается в XIX веке, а то и в более ранних
веках. Ее назидательность, ее самовоспроизводство упираются в
механистическую педагогическую утопию Просвещения. В зеркале
просветительской дидактики человек изначально чистая доска, он подлежит
единообразному и одновременно узкоспециализированному воспитанию, а главное —
| он воспитуем беспредельно как угодно и насколько угодно, не имея, если так
*^ можно выразиться, самовоспитательной независимости. Во-вторых, российская
|£ гумаиитарность отравлена псевдогуманитарными включениями наподобие
»Z марксизма-ленинизма (со всеми его щупальцами), истории КПСС и т.д.
|£ Причем эти ядовитые вклейки действовали в гуманитарной культуре не
He's < подволь, они ею правили или пытались это делать. Сейчас гуманитаризиро-
114

вать образование значит выдвинуть на передние рубежи наиболее токсичные
проявления отечественной культуры.
С гуманитаризацией, стало бытьГЦело обстоит хорошо, дай только Бог,
чтобы еще лучше не было. Вот с гуманизацией — плохо.
Преподаватель унижен административно. Вопрос, кто для кого — он для вузовской
бюрократии или она для него, окончательно решен в пользу последней.
Нагрузка у рядовых членов кафедр потогонная, каждому приходится
кантоваться с несколькими десятками и даже сотнями студиозусов.
Последних сталкивают лбами с учебными программами, окрыленными единым
мусорным порывом объять необъятное.
Все это не славно, но это не все. По-моему, хуже то, что в образовании
столкнулись две культуры — книжная культура обучающих и телевизионная
культура обучаемых. Люди книги, нос к носу сойдясь с могучей новой
культурой, не понимают ее значения, не чувствуют ее силы. Они хотят
облагодетельствовать своими заначками тех, кто в этом не нуждается, потому что
младое незнакомое племя ждут разные передряги, но в переплет оно не попадет
уже никогда. Хранители священного образовательного огня здорово похожи
на курицу, которая высидела утиное яйцо и теперь мечется по берегу пруда,
подманивает свое чадо квохтаньем и нарытыми в перегное буковками.
Телевизор создает пространство нового образования, в основании
которого осведомленность всех обо всем. Телевизионное многознание отличается
от книжной учености. Книжник хотел бы владеть знаниями рационально,
он относится к своей памяти, как к обозримой и словно бы застроенной
полками емкости. Некнижный человек Сократ знал, что ничего не знает.
Современный книжник служит на границе между знанием и незнанием,
переносить невзгоды ему помогает вера в четкое разделение между известным
и неизвестным. Неизвестно то, чего пет на полках личной и общественной
памяти (когда все полки памяти заполнены, само существование
неизвестного начинает отрицаться). Забыть что-то и не мочь вспомнить значит знать
соответствующую полку и нужное место на ней, но не иметь возможности до
них дотянуться.
Теле-радио рождает памятливость другой топологии и другого подчинения.
Здесь нет полок, нет геометрической правильности в этой емкости, по ман-
дельштамовскому выражению, «сцепились бирюльки», и все переплелось. В этом
мире без границ царит подсознание, люди такой культуры не знают, что
же они знают. Запечатленные сведения выплывают из душевных глубин
как бы самовольно, помимо волевых потуг и рациональных побуждений.
На книжной образованности построена организация знания, которую
называют научной. Наука, по Хайдеггеру, есть знание, проверяющее себя,
экспериментирующее со своим объектом и переделывающее его. Как
разновидность деятельности наука делит тех, кто ей служит, на две неравных части:
немногих идеетворцев и многочисленных претворителей чужих идей. Когда-то в
доброй старой Англии овцы съедали людей, сейчас компьютеры
поглощают то, что Т. С. Куном названо «нормальной наукой»,— исполнительский
слой ученого сообщества. Знания, внушаемые массмедиа, не подлежат
классической проверке через логические сопоставления (кто в речах с телеэкрана
подделывает книжную логику или с точностью до наоборот противостоит ей,
выглядит довольно смешно, отсюда забавное сходство между заполонившими
волшебный ящик политологическими и астрологическими гуру). Экология
вместе с моралью кладут пределы рукосуйским н преобразовательским
замахам. Таким образом, наука лишается всех своих куражей — подошло время
посленаучности. Что ожидает высшее образование, накрепко связанное именно
с научными традициями, в новую эпоху? Куда ему плыть и чем ему быть?
Говорят, плыть все туда же, только забирать покруче. Делать, что делается, но с еще
более грозной эпической силой. Мол, денежков дал бы кто побольше,
остальное само пойдет. Не верю. Не думаю. Царь Мидас, сынок, помогли тебе твои
■ золотые бляхи? Нет. Счастье не в деньгах, а в гадании, на что их потратить.
Соль угадывания в подсказках. Подсказки затаены в прошлом. На-
стала пора не сколь^ть очертя голову вперед по экспоненте, а остановиться
и развернуться. История культуры опять делает виток, и новое вновь оказывает-
ся хорошо завитым старым. По моему убеждению, путь, на который должны "<
115
| g.

и
О.
вступить (точнее, на который должны вернуться) российские университеты,
пыл указан еще в XIX веке. Причем указан дважды: один раз Вильгельмом
фон Гумбольдтом (1767—1835) и второй раз - Джоном Генри Ньюменом
(1801—1890), кардиналом и великим человеком, в России почти
неизвестным. Фон Гумбольдт реформировал немецкие гимназии и основал университет
нового типа. Берлинский. Ньюмен благодаря яркому уму, литературному
дару и таланту убеждения вдохнул новую жизнь в могучие университетские
традиции Британии. Оба преобразователя верили, что университетам не
следует готовить людей к самопрокормлению, натаскивать на узкое ремесло.
Университет, а по большому счету и государство границы своей деятельности
устанавливают по запросам универсального неутнлитарного развития
человека — такова основная идея и фон Гумбольдта, и Ньюмена.
Вот и мне так кажется. Российским университетам надо прекращать
гнать вал и переходить на штучную работу. Нужно подготавливать
выпускников не к условностям профессии, а к действительности жизни. Обучать
не специальности, а эпохе. У фон Гумбольдта не раз встречается мысль,
что хорошее образование затрагивает художественные струны. Телевизионный
мир образен и прихотлив. Лучше всего в нем приживаются те, кто сохранил
в себе детскую зоркость и развил артистизм. Артистизм* Слово сказано.
В послегутенберговскую эпоху гуманизация образования — это его артисти-
зация. Не мусорную память, а стиль и чутье следует искать в
абитуриентах. Будь моя воля, я бы вообще не брал в учебу тех, кому нравятся
графоманские опусы, кто не отличает плохой живописи от хорошей, не умеет
петь и безвкусно одет (вкус - - это овеществленный музыкальный слух).
Сейчас в университетах России нет места ни музыке, ни стилю. Над всей
высшей школой витает дух прикладного обучения. И там, где из студента
готовят что-нибудь вроде мастера по сантехническому оборудованию,
разговоры о гуманизации образования — сплошное лицемерие. Внимание
сантехника к своей профессии обратно пропорционально его вниманию к
своей бессмертной душе: все-таки сходство между человеком и унитазом
остается внешним, каким бы сильным оно ни казалось. Помню, в старинном
южнофранцузском университете Экс-ан-Прованса студенты-искусствоведы
с гордостью говорили мне, что по их специальности трудно найти работу.
Я сначала подумал: что за черт, чем тут гордиться? А потом понял. Если
выпускника не хватают, как свежевыпеченный пирожок, значит, он учится не
для чужого дяди, он печется о себе. В этом и смысл, и кайф.
Прав был Толстой Дмитрий Андреевич (1823—1889), граф, русский
государственный деятель и реакционер, когда в 1865-—1880 годах, будучи
министром народного образования, насаждал классицизм в гимназиях и реализм
в реальных училищах. Его реформы небывало сблизили уровень среднего и
высшего образования. В это время с беспримерной силой национальная
школа отстаивала высшие ценности культуры, которые многим кажутся
химерическими, потому что их нельзя съесть, выпить, испортить или взорвать.
Многое предки делали хорошо, но не на все их хватало. Например, они не
оставили нам в наследство небольших университетских городков (исключая
Дерпт), и это жалко потому, что роль таких городов-университетов в
европейской культуре несопоставимо больше их метрических размеров.
Привыкшим видеть в истории переход от культуры к цивилизации
нелегко заметить, что Европа идет по другому пути. Европейский образ
жизни утверждается через взаимоподдержание больших и малых городов.
Если под «цивилизацией» понимать сосредоточение культуры в крупных
городских образованиях, то надо признать как данность и «вил (л)изацию» -
приток во всеобщее пользование культурных ценностей, созданных и
сохраненных малыми городами и сельскими поселениями. Очаги виллизации
прежде всего университетские города Геттинген, Гейдельберг, Марбург,
Оксфорд и Кембридж, Фрайбург. Саламанка, тот же Экс-ан-Прованс. Их
положение в национальной и континентальной истории определено не возрастом,
не административным и производственным значением, не числом жителей,
а вкладом городских университетов в совокупное культурное достояние.
Огромные университеты в столицах и промышленно-бюрократических
гигантах, как бы они ни гордились собою, не сохраняют настоящей авто-
116

номии, на них влияют могучие и кипучие силовые поля; городской быт,
избыточный по отношению к внутренней жизни, забивает все университетские
поры. Наоборот, качественные провинциальные университеты — средоточия
местной жизни, основные работодатели для окрестного населения. Они
защищены от столичной суетности и ответственны в первую очередь перед своими
традициями, поэтому их самоуважение не вымышлено, их автономность
надежна. Лично мне расклад, когда город вобран университетом,
представляется возвышеннее и романтичнее случаев, когда университет впитан
городом и цветет под колпаком у муниципальных или державных властей. Лучше
пусть цитадель науки охраняет нужды налогоплательщиков, а не
налогоплательщики содержат цитадель науки.
В отечественной глубинке достаточно мест с незабытой историей и неза-
топтанной красотой. Но у нас нет малых провинциальных городков с
высококачественными университетами. Нет, но уверен, будут. Пустоты
пророчествуют, святое место пусто, действительно, не бывает; то, что сберегает запас
неопошленных возможностей, рано или поздно утверждается в жизни и тем
быстрее, чем дольше этому препятствовали.
На Руси некогда было два вида монастырей — мирские и пустынные,
то есть внутригородские (Чудов, Страстной, Новодевичий) и загородные
(Кирилло-Белозерский, Соловецкий, Сийский). Можно сказать, что у пас
изначально ставились только мирские университеты, пустынных же нет и по сию
пору. Уподобление университета монастырю имеет больше почвы, чем может
показаться. В высших универсальных школах издревле присутствует обитель-
ность, монастырский дух. В прежних университетах носитель ученой степени
приравнивался к лицу духовного звания и был уже не вполне мирянином.
Ученые должности —декан, ректор — имеют церковное происхождение
(Джонатан Свифт.был деканом, или настоятелем, собора святого Патрика
в Дублине). Кстати, это объясняет, почему среди преподавателей и
студентов долгое время не было женщин. Студентов готовили в магистры,
наставники, а ими могли быть только мужчины. Игуменьи женских монастырей
не исполняли наставничества, для этого требовались мужчины-капелланы.
Честно говоря, тут немало смысла. Сплошная феминизация образования —
это и признак, и побудитель его упадка.
Обительная природа задает характер университетской жизни.
Существование настоящего университета глубоко связано с ритуалом и
сосредоточено на таинстве. Есть два проявления культуры, две разновидности связи
вещественности и духовности. Ритуалитетная культура облекается в действия
(действа), «идеология» которых слита с необходимым, выверенным,
устойчивым вещестроем. Этикетная культура устремляется к преодолению силы
вещей, утверждению власти цели над вещью. Ежегодный выезд английской
королевы к парламенту это ритуал. Сумбур советско-русской инаугурации
президента, где все может быть потеряно, кроме оказываемой чести, это
этикет. Когда столовый этикет предписывает, во что какую вилку втыкать,—
это ритуалитетное предписание. Когда он же требует сохранять безмятежность,
если сосед льет вам вино на рукав,— это предписание этикетное.
Советский характер закомплексован на вещестрое, мстителен к вещам
и всеми фибрами своих чемоданов устремлен к этикетности.
Этикетная культура безвидна, пуста. И холодна — теплота в ней сохраняется
разве что по недосмотру. Например, юзишь взглядом по каким-нибудь
праздничным призывам: «Ттутуту-тутуту, тутуту-тутуту». Тоска. Вдруг, откуда
ни возьмись, что-то вроде: «Воины-кинологи! Держите носы по ветру!» И сразу
теплый всплеск под килевой костью...
Совковость враждебна универсальной гуманности. Это одно -- достаточное
основание, чтобы высвободить высшую школу из этикетного бездушия,
вернуть ритуальность в высшее образование, вернуть образование в ритуалитет-
ность. Пустынные университеты, хранители предельного знания, с размеренным j
и детально овеществленным бытом, мистериальным профессиональным дей- j
ством, культом избранничества и избранности, с традициями отстранения | £
от «мира» вплоть до буршества (еще одна перекличка: бурш — бурсак) — %Z
вот путь, по которому мы обязательно пойдем хотя бы потому, что никогда * •
на него не вступали, ф ™<
117

В. Тюрин
*
е
S
8
Р
S
р.
о
и
S
был ли заговор?
А. Зубов. Панорама С.-Петербурга
Со школьной скамьи я, как и все мое поколение, знал, что
великий реформатор Петр I пожертвовал своим сыном во имя блага
государства. Никакой загадки — ни уголовной, ни психологической. Царевич,
окруженный мракобесами-попами и недобитыми боярами — поборниками
дремучей и невежественной старины,— ленивый и слабовольный человек,
вступил в заговор против отца, бежал за рубеж, был возвращен умными
и государственно мыслящими сподвижниками царя, был судим, приговорен
к смертной казни и внезашю скончался накануне экзекуции. Окончательно
в этом нас убедил роман А. Н. Толстого. И фильм, помните? Николай Черкасов
так театрально убедительно воссоздал образ именно того царевича Алексея,
которого все мы знали. Мы — это не только советский народ, но и российский,
ибо стереотип этой драмы был создан задолго до советского писателя графа
Алексея Толстого и творца столь любимого нами в детстве фильма Сергея
Эйзенштейна.
В 1872 году С. М. Соловьев пишет: «...Сын считает своей обязанностью
удаляться от дел отцовских; отец считает своей обязанностью спасти будущее
России, пожертвовав сыном». А картина Н. Н. Ге? Нашкодивший, заранее
виновный и обреченный Алексей — перед грозным и справедливым отцом!
И даже усомнившийся если не в вине Алексея, то в мере виновности М. П. Floi о-
дин \ видел в суде над Алексеем «такое происшествие, которое имеет... великое
значение в Русской истории: это граница между древнею и новою Россиею,
граница, орошенная кровию сына, которую пролил отец».
Л может, и границы нет — границы между страстями человеческими и их
(страстей) изображением? Может, и не было в этой трагедии борьбы нового
со старым, а бушевали человеческие страсти, предвзятость и деспотизм?
Детство
Царевич родился 18 февраля 1690 года. Родители были молоды —
Петру I не было еще и восемнадцати, Евдокии Федоровне, в девичестве
Лопухиной, и того меньше. Царь, незадолго до этого достигший власти
118

Н. Ге. «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе».
(осенью 1689 года правительство царевны Софьи было свергнуто), продолжал
заниматься «марсовыми и нептуновыми потехами» и веселыми пирами в
Немецкой слободе. Правила мать Петра, Натальи Кирилловна, и ее родственники.
Алексей воспитывался Евдокией и отца видел редко.
Расхожее представление, перенесшее событии и ощущения последующих
лет на времи детства царевича, в самом общем виде сводится к следующему.
Молодой царь с юношеских лет почувствовал необходимость изменений в
устройстве России. Он задыхалси в душной атмосфере кремлевских дворцов
и соборов и проводил времи то в Преображенском со своими потешными,
то на Переяславском озере, где занималси кораблестроением, то в Немецкой
слободе, где общался с образованными и повидавшими мир иноземцами.
Евдокии же была ревностной поклонницей старины, традиционных русских
обридов и обычаев, она и сына воспитывала в непринзни к отцу, появлявшемуси
в семье редко и неизменно в дурном расположении духа, в чем опять-таки
была виновата Евдокии, которая никак не хотела идти в ногу со временем.
Таково хрестоматийное представление. А действительность?
Никаких преобразовательных планов Петр в первые годы своего правлении
не имел. Образ жизни он вел, мягко говори, беспорядочный, и причиной
разлада между супругами была не какая-то особая приверженность Евдокии
Федоровны к старине (хотя, естественно, воспитаннаи в захудалой дворянской
семье, она полностью склонялась к традиционной жизни) или ее попытки
ограничить модернизаторские затеи мужа, а элементарное пренебрежение
Петра семьей и увлечение дочерью виноторговца из Немецкой слободы Анной
Монс, девицей бойкой и практичной, что не мешало, правда, молодому царю
вступать и в другие, многочисленные и неразборчивые, связи.
Ко времени отъезда Петра за границу (март 1697) отчуждение между
супругами достигло такой степени, что из Лондона он написал
родственникам — Нарышкину и Стрешневу — о своем желании: уходе царицы в
монастырь. Когда же Петр вернулся, маленький Алексей был взит от матери и отдан
в дом тетки Натальи Алексеевны, Евдокия отвезена в Покровский монастырь,
119

что в Суздале, а там позднее насильственно пострижена под именем Елены.
Трудно сказать, как все это подействовало на мальчика. Думаю, с этого
времени у него начал утверждаться страх перед отцом, который видел
его редко, не занимался им и, как представляется, подсознательно переносил
на него отношение к нелюбимой жене, перед которой к тому же был
виноват по законам божеским и человеческим. И тетка не любила маленького
Алексея. И, думаю, напрасно, с легкой руки Н. Устрнлова, автора грандиозной
«Истории царствовании Петра Великого», утвердилась мысль, что «главным
несчастьем было то, что до девяти лет царевич находился под надзором матери,
косневшей в предрассудках старины и ненавидевшей все, что нравилось
Петру». Не было отчуждении сына от отца, было отчуждение отца от сына да,
наверное, испуг маленького существа перед человеком, лишившим его матери
и жизни в привычном окружении.
Воспитание и образование
Расхожее представление: царевича учили церковники, учили по-старому,
к учению Алексей был неохоч и к новым наукам склонности не питал, и
следовательно, возбуждал тем самым неудовольствие отца. А вот факты
свидетельствуют об обратном, хотя есть, правда, и доля истины в этой легенда
(как во всякой легенде), но об этом — чуть позже.
Еще при матери Алексея стали учить грамоте, и его первый учитель.
Никифор Вяземский, остался при нем и после заточения Евдокии в монастырь.
Вяземский был образованным для того времени человеком, известным как
искусный ритор и грамотей. Для царевича был составлен
иллюстрированный букварь со славянскими, греческими и латинскими буквами (этим
букварем пользовались впоследствии русские школьники вплоть до
середины XVIII века). Когда Алексею исполнилось девять лет, Петр вознамерился
было отправить его для учения в Германию, но потом эта мысль была
оставлена, и в 1701 году появился новый воспитатель, саксонский выходец
Мартин Мартинович Нейгебауэр, для наставления «в науках и нравоучении».
Нейгебауэр был человеком, несомненно, образованным, но чрезвычайно
склочным и мелочным и в начале 1703 года был выслан царем за границу*.
Воспитателем стал другой немец, доктор права барон Генрих Гюйссен, который
составил план обучения — весьма современный и отнюдь не ретроградный.
План включал изучение французского языка по грамматике, изданной для
дофина Франции, причем окружение царевича в часы занятий должно было
говорить только по-французски; в часы отдыха предполагалось объяснить
царевичу географические карты, учить обращению с циркулем; приступить к
началам арифметики и геометрии, упражняться в фехтовании, танцах и конной
езде. После шестимесячного курса, по освоении французского,
предполагалось перейти к изучению истории и географии, продолжать осваивать
математику, учить слогу и чистописанию, «читать Пуффендорфово сочинение о
должности человека и гражданина, Фенелонова «Телемака» и обучать военным
экзерцициям». На все это отводилось два года, в течение которых Алексею
предстояло также ознакомиться с европейской политикой, основами воинского
искусства, фортификацией, навигацией и артиллерийским делом.
Мальчик учился легко и охотно. Гюйссен постоянно хвалил его и не раз
докладывал царю об успехах сына, сообщая, что царевич умен, кроток
и благочестив. Правда, военных упражнений и фехтования Алексей не любил, да
и математика давалась ему туго. Он был, как мы сказали бы сейчас, склонен
к наукам гуманитарным, а Петр к последним относился, мягко говоря,
прохладно, предпочитая дела практические. Но царевич, несмотря на свою
нелюбовь к солдатчине, старался. В марте 1704 года он находился в лагере
русских войск, осаждавших Нарву, и, как сообщал Гюйссен, искренно уверял
отца, что, несмотря на молодость (ему было 14 лет), он делает все, что может,
чтобы подражать деяниям и примеру Петра.
И вдруг в начале 1705 года Гюйссен, к которому царевич привязался
„" * По возвращении домой Нейгебауэр издал брошюру, в которой горячо обвинял царя и русских
i j в дурном обращении с иностранцами и обещал написать большую книгу «о варварском,
i о. идолопоклонническом, наглом, рабском, жестоком, неблагодарном и ненавистном к иностранцам
в < русском народе». Книга написана не была; видимо, весь пыл автора исчерпан в брошюре.
120

*
и который, несомненно, благотворно на него влиял, был отправлен Петром
за границу с не слишком значительными дипломатическими поручениями.
Поручениями, которые, безусловно, мог бы выполнить и другой человек. Царевич
же остался в Преображенском, будучи предоставлен себе самому на целых
два года. Почему? Что случилось? И почему Петр неожиданно перестал
посылать какие-либо распоряжения, касающиеся Алексея?
Вот что небезынтересно. Именно в это время в жизни Петра возникает
Марта Скавронская, протеже и любовница А. Д. Меншикова, которому Петр
поручил общее наблюдение за воспитанием царевича. Не охладевал ли Петр
и к без того не очень-то любимому сыну — живому укору безнравственного
и жестокого обращения с его матерью? И не использовал ли Мсншиков —
человек, лишенный каких бы то ни было нравственных принципов, эту
неприязнь отца к сыну? Ведь многие думали, что именно Меншиков дал
совет отправить Гюйссена в чужие края с его незначительным поручением.
А позже сам Алексей объяснял австрийскому императору, что Меншиков
с умыслом не давал ему учиться и побуждал к лени и пьянству. Допустим,
что это — желание оправдаться, но, может быть, не только оно?
И приходится не верить (или, по крайней мере, не верить полностью)
легенде о неспособности Алексея к учению или невероятной его лености.
Царевич не любил не науки вообще, а те, которые были так милы его
отцу. И с воспитанием дело обстояло вполне хорошо... до тех пор, пока
по умыслу или без умысла Алексей оказался заброшенным и очутился в
обществе людей если не враждебных, то, по крайней мере, оппозиционных в
отношении методов Петра. Не надо забывать, что произошло это в возрасте, столь
важном для формирования личности.
Окружение и характер
Петр со своей идиосинкразией к православному духовенству («О, бородачи,
отец мой имел дело только с одним, а мне приходится иметь дело с тысячами;
многому зло — старцы и попы»), желавший, особенно в конце жизни, превратить
священников в чиновников, восхваляющих с амвона мудрые нововведения
царя и доносящих властям об услышанном на исповеди, стремившийся
переустроить русскую церковь на англиканский манер (монарх - глава церкви),
впоследствии постоянно обвинял сына в приверженности к «бородачам», и на
суде Алексею было вменено, что он злоумышлял против царя именно под
влиянием этих «бородачей». И вообще создалось расхожее впечатление, будто
бы с детских лет, а особенно в московский период своей жизни, Алексей был
окружен чуть ли не исключительно попами и монахами. Так ли это было
в действительности?
Верно, едва ли не самым близким человеком подростку стал его духовник,
протопоп Яков Игнатьев, энергичный, богословски начитанный и умный.
Игнатьев любил царевича и не любил Петра; он устроил ребенку свидание
с матерью, через него Алексей переписывался с нею; будучи глубоко верующим
человеком, Игнатьев, несомненно, осуждал Петра за пострижение жеиы.
^Однажды, после одного из наездов царя, когда тот избил сына и Алексей
покаялся на исповеди, что думает о смерти отца, протопоп ответил: «Бог
тебя простит; мы и все желаем ему смерти для того, что в народе тягости много!»
Появлялись при дворе царевича монахи и священники, которые потом
рассказывали, что царевич, в отличие от отца, любит читать Библию, аккуратно
посещает церковь, чтит «церковное святыми иконами украшение, архиерейское,
архимандричье и иерейское разное облачение и украшение и всякое церковное
благолепие». В народе, шокированном слухами (а для столичных жителей —
и зрелищем) о «всешутейшем и всепьянейшем соборе» — нарочитом
издевательстве над верой,— это, несомненно, находило отклик, а известия об этом
доходили до петербургского двора.
Но интереснее другое. К царевичу благоволили два высших иерарха
православной церкви, которых уважал даже Петр и которые меньше всего
были мракобесами или противниками просвещения. Одним из них был Иов,
митрополит Новгородский,— ревностный создатель богоугодных заведений
в России. Другим — местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский,
который, несмотря на свою нерешительность и робость перед царем, осмели-

вался обличать произвол и злоупотребления властей, увлечение некоего
правителя лютеранством, его греховную жизнь и указывал на гонение
нелюбимого сына. Конечно, все это делалось в иносказательной форме, но слушавшие
пропог,еди лигрополита Стефана понимали, что речь идет о Петре, Екатерине
ll и Алексее.
По-видимому, церковь — и на массовом уровне, и в лице ее просвещенных
иерархов — возлагала надежды на Алексея, на его будущее царствование.
И не только церковь. Родовитая знать— Голицыны, Долгорукие, Куракины,
Шереметев, оскорбленные засильем временщиков, прежде всего врага
Алексея — Меншикова, мечтавшие о просвещенном государстве и каком-то
ограничении безудержного деспотизма, выказывали явное расположение
к царевичу. Князь Дмитрий Михайлович Голицын, киевский губернатор и
будущий инициатор первой в истории России конституции (при Анне Иоанновне),
переписывался с царевичем и привозил ему книги, до которых оба были охочи.
Разделял взгляды Д. М. Голицына и его младший брат, о котором царевич
говорил: «Князь Михаил Михайлович был мне друг же». Любимец Петра
князь Яков Федорович Долгорукий, один из самых способных русских генералов
киязь Василий Владимирович Долгорукий, князь Борис Иванович Куракин,
-просвещенный человек с европейским лоском,— все они благоволили Алексею и,
думается, ждали многого от его царствования. «Ты умнее отца,— говорил
царевичу В. В. Долгорукий.— Отец твой хотя и умен, да людей не знает,
а ты умных людей зиать будешь лучше».
Непосредственное окружение царевича в Москве составляли «кавалеры» во
главе с его учителем Никифором Вяземским и другими Вяземскими, Нарышки
ны, домоправитель Еварлаков, Федор Дубровский, сын кормилицы Колычев -
люди средние, любившие поворчать, но отнюдь не ретрограды и менее всего
заговорщики. Самой яркой фигурой в непосредственном окружении Алексея
был Александр Кикин. Он был послан в числе первых Петром за границу
для обучения, вернувшись, был близок к царю, но, будучи провиантмейстером
на флоте, попался на злоупотреблениях и воровстве (случай заурядный в
петровское время) и впал в немилость— удален ко двору Алексея.
Необразованным и желавшим вернуть страну к прежнему этого человека никак назвать
нельзя.
Но одно несомненно—и ближнее, и дальнее окружение Алексея было
недовольно царем. Не стремясь к восстановлению допетровской России, они
были за более плавный переход к новому, без мучительной и принимавшей
чудовищные формы ломки, за сохранение традиций и преемственности. И в этом
на Алексея они возлагали надежды.
По характеристике С. М. Соловьева, который перед Петром преклонялся,
а потому судьбу царевича рассматривал как неприятную, но неизбежную
жертву в интересах государства, Алексей был похож на деда — царя Алексея
Михайловича и дядю — царя Федора Алексеевича, то есть был «образованным.
передовым русским XVII века, был представителем старого направления»,
но «подобно им он был тяжел иа подъем, не способен к напряженной
деятельности, к движению без устали, которыми отличался отец его; он был
ленив физически и потому домосед, любивший узнавать любопытные вещи
из книги, из разговора только; оттого ему так нравились русские образо
ванные люди второй половины XVII века, оттого и он им так нравился».
Наверное, многое справедливо в этой характеристике, правда, всегда остается
извечная наша проблема: неужели для утверждения одного направления
нужно рубить головы сторонникам реформ того же направления, но иных
методов?
Судьба человека — его характер. И Алексей блестяще это подтвердил.
Он был, несомненно, умен. Это подтверждают и его письма, и разговоры
о политических делах, и рассуждения о России и даже показания под пыткой.
• Сам Петр писал ему: «Бог разума тебя не лишил». Неплохо образован -
5^ говорил и хорошо писал по-русски и по-немецки, знал французский, много
1$ читал, любил книги. Был добр, набожен, мягок и неупрям, способен на сильное
%~а чувство. Он был скорее созерцательной, чем деятельной натурой, и мог бы
| £ быть достаточно гуманным и снисходительным государем. Но характер его не
"< был сильным; отношение отца приучило его к уверткам, уклонению от прямого
122

разговора; боясь отца, он скрывал свою нелюбовь к военным наукам и
математике, а Петр никак не мог примириться с тем, что сыну милее церковные
и гуманитарные книги. Царевич рано начал пить, но от участия в отцовских
попойках уклонялся, предпочитая делать это в своем кругу. Он вспоминал, что
в Петербурге, «когда позовут на обед или при спуске корабля лучше мне
на каторге быть». В хмелю иногда он был несдержан, но после каялся.
Хуже было другое — в подпитии он был болтлив, естественно, в кругу своих.
Дальше смутных прожектов и пьяной болтовни дело не шло, но впоследствии
этим воспользовались недоброжелатели и отец в первую очередь. Так потом,
на следствии выплыли под пьяную руку сказанные слова: «Когда будет госу-
дарем и тогда будет жить в Москве, а Петербург оставит простой город,
также и корабли оставит и держать их не будет; а войска, де, станет
держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел
довольствоваться старым владением, и намерен был жить зиму в Москве, а лето
в Ярославле. И когда слыхал о каких видениях или читал в курантах, что
в Петербурге все тихо и спокойно, говорил, что видение и тишина не даром;
может быть либо отец мой умрет, либо будет бунт».
Навязанную ему жену он не любил, но обращался с ней ласково, тяжело
переживал ее смерть и был привязан к детям. Дала судьба ему и истинную,
но несчастливую любовь — к крепостной Вяземского, Евфросинье. Он
привязался к ней до безумия, взял с собою, когда бежал в Австрию; и в значительной,
если не решающей, мере уговоры Евфросиньи побудили его вернуться в Россию:
ведь ему обещали, что он может жениться на ней и тихо жить где-нибудь
в деревенском захолустье.
Конечно, он был слабохарактерен и легко поддавался обещаниям и уговорам.
Он не хотел жениться, но под напором отца женился; он не хотел возвращаться
в Россию и не верил в прощение отца, но дал себя уговорить и вернулся.
Но вот что интересно и что отмечают те, кто хочет представить трагедию
Алексея как столкновение между допетровской ретроградной Русью и новой
Россией: никаких конкретных обвинений по поводу характера или действий
царевича, кроме общих слов и отвлеченных рассуждений, Петр не выдвинул ни
до бегства Алексея, ни в публичных обвинениях после его возвращения.
Неповиновение
В начале 1707 года Петр неожиданно вызвал царевича в Жолкву на
Украине, где стоял со своей армией, ожидая движения Карла XII. Там
впервые отец публично выразил неудовольствие сыном, обвинив его в
неповиновении. Что же сделал Алексей? А совершил он проступок человеческий
и легко объяснимый: навестил свою мать, с которой был разлучен в
девятилетнем возрасте. Алексей побывал в Суздале, где томилась в монастыре
Евдокия. Сестра царя, Наталья Алексеевна, не любившая царевича, донесла
Петру.
После этого Петр отправил сына в Смоленск заготовить провиант и набирать
рекрутов. Судя по письмам и донесениям Алексея отцу, царевич весьма
успешно справился с поручением, проявив трудолюбие и рвение. Через
пять месяцев он получил новое назначение, на этот раз — в Москве: следить
за состоянием крепостных сооружений, наблюдать за подготовкой солдат и их
экипировкой и направлять сформированные полки в действующую армию.
Из пятидесяти с лишним писем Алексея, относящихся к этому времени
(1707—1709). очевидно, что царевич неустанно трудился и не вызывал никаких
нареканий со стороны отца. В начале 1709 года он сам отвел набранные им
пять полков в Сумы, а затем поехал к отцу в Воронеж, где присутствовал при
спуске построенных кораблей, после чего снова вернулся в Москву, Алексей не
только работал, но и учился: именно в эти годы он осваивает немецкий
и французский и усиленно изучает математику и фортификацию.
В конце 1709 года по приказанию отца Алексей отправляется за границу —
в Дрезден, где продолжает учебу*, а в октябре 1711 года по воле
* Гюйссен писал, что в 1710 г. по пути из Карлсбада царевич, «ехав через все горные
города, сам сходил в ямы рудовые, осмотрел всякие приемы и расчеты, и как руду и металл
очищают, изволил потом возвратиться в Дрезден; а в Дрездене был государь царевич во
весь год для обучения в экзерцициях своих...»
123

Г. Мусийский. «Семейный портрет
Петра I» 1617 год.

А. Зубов. Панорама С.-Петербурга,
отца женится на Софии-Шарлотте Бланкенбургской Благодаря этому браку
Петр породнился с австрийским правящим домом: сестра Шарлотты была
замужем за наследником престола Габсбургов. И после женитьбы царевич
безропотно выполнял поручения отца — поехал в Торн, затем — в Померанию,
после — в финляндский поход и, наконец,— в Старую Русу и Ладогу для
надсмотра над строительством кораблей.
Никаких свидетельств на протяжении 1707—1713 годов, что Петр имел
какие-либо серьезные претензии к своему наследнику или Алексей действовал
против воли отца, не имеется. И хотя с 1713 года, когда царевич вернулся
в Петербург, отношения отца и сына иногда омрачались (царевич стал
еще больше бояться отца и с неохотой принимал участие в обедах и
попойках у Меншикова и других близких к Петру людей), то, что произошло
27 октября 1715 года, явилось для Алексея полной неожиданностью.
В тот день в Петропавловском соборе хоронили кронпринцессу Софию-
Шарлотту. Жизнь ее сложилась несчастливо: брак оказался неудачным,
царица Екатерина и Меншиков ее третировали, и болела она довольно часто.
12 октября 1715 года она родила второго ребенка - Петра, а 22 октябри
скончалась. Алексей тяжело пережил смерть жены, плакал, рыдал, несколько
раз падал в обморок. Когда все вернулись с похорон в дом царевича для
поминок, Петр публично передал Алексею письмо, озаглавленное «Объявление
сыну моему». В нем царь обвинял Алексея в неспособности к военному
делу, в лености, злом и упрямом нраве и угрожал лишить наследования
трона. Письмо было помечено 11 октября. Похороны состоялись 27 октября.
Оценивая этот шаг Петра, трудно удержаться от недоуменных вопросов.
Почему письмо пролежало в кармане Петра больше двух недель? Какай
необходимость была отдавать его Алексею в день похорон жены да еще
с нарочитой публичностью? И о каком ослушании или неповиновении
Алексея шла речь?
i
"Л
125

oJ А вот если вспомнить, что происходило в царской семье между 11 и
gl 27 октября 1715 года, то можно, по крайней мере, предположить, что
Я | история с письмом не столь уж и проста. Письмо помечено 11 числом,
j 11 а 12-го у Алексея рождается сын, по логике — будущий царь. Если бы
g-ц письмо было датировано более поздним числом, то вставал бы вопрос о новом
"~° престолонаследнике — сыне Алексея. 28 октября у Екатерины рождается сын -
т< тоже Петр. Не в этом ли разгадка странностей с датами? Может быть
(и вероятнее всего), письмо было написано где-то в промежутке между
смертью Шарлотты и ее похоронами, а помечено с умыслом датой, когда
других наследников, кроме Алексея, не было; тем самым создавалось впе
чатление о беспристрастности царя, заботившегося лишь о благе государства.
Получает объяснение и показной характер действия - публичная передача
письма; что же касается содержания письма, то для царя и раньше не была
секретом нерасположенность Алексея к военному делу, но ведь это —
не преступление, и к тому же Алексей послушно выполнял все поручения
и особых нареканий отца не вызывал.
Вообще вся история с письмом подталкивает к мысли, что это был начальный
этап заговора Екатерины и Меншикова, кончившегося гибелью Алексея.
Действительно, восшествие на престол Алексея могло обернуться для супруги
Петра и его всесильного фаворита не просто драмой, а катастрофой,
учитывая окружение царевича и его настроения Поэтому они доносили
Петру о всех действительных или вымышленных высказываниях Алексея,
а недостатка в них не было: царевич пил, а в хмелю был болтлив. Умело
разжигалась подозрительность Петра к нелюбимому сыну от нелюбимой жены,
подогреваемая страхом царевича перед отцом и его уклонением от участия в
жизни петербургского двора. И трудно отделаться от мысли, что письмо
от 27 октября 1715 года было оправдательным документом для замышляемого
преступления против собственного сына.
Царевич бросился за советом к своим доброжелателям и друзьям.
Вяземский и Кикин сразу же посоветовали отказаться от престола. Граф
Федор Михайлович Апраксин обещал замолвить слово перед царем, равно как
и князь Василий Владимирович Долгорукий, который также выразил готовность
уговорить царя отпустить Алексея в деревню, добавив: «Давай писем хоть
тысячу, еще когда что-то будет». 31 октября Алексей написал отцу письмо,
в котором отрекался от престола, недвусмысленно давая понять в чью пользу:
«Того ради наследия... Российского по вас (хотя бы и брата у меня не было,
а ныне, слава Богу, брат у меня есть, которому дай. Боже, здоровье)
не претендую и впредь претендовать не буду...»
19 января 1716 года Петр пишет второе обвинительное письмо «Последнее
напоминание еще». Странное и нелогичное письмо. Царь не довольствуется
отречением сына, а требует от него ответа на упреки в «негодности», хотя
в своем письме Алексей уже эту свою «негодность» признал. Не верит он и
отречению: «К тому ж и Давидово слово: всяк человек ложь. Також хотя бы и
истинно хотел хранить, то возмогут тебя склонить и принудить большие бороды
(царю всюду мерещились попы.—В. Т.), которые ради тунеядства своего,
ныие не в авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело».
И новое требование: постричься в монахи, «ибо,— пишет Петр, без сего
дух мой спокоен быть не может». И наконец, прямая угроза: «А буде
того не учинишь, то я с тобой, как с злодеем, поступлю».
На следующий день царевич ответил отцу согласием постричься. И снова
Петр не удовлетворяется покорностью сына и не спешит дать согласие 0
на пострижение. Наверное, не только Кикину, произнесшему эти слова, но
и Меншикову с Екатериной, приходила в голову мысль, что «Клобук же не
прибит к голова гвоздем, можно будет, когда понадобиться, его и снять». В сентябре
1716 года царевич получил от отца из Копенгагена третье письмо, в котором
* содержалось требование немедленного приезда в армию. После этого письма
5 Алексей решился. 26 сентября он простился с сенаторами и выехал из
\% Петербурга.
• ~ Бегство
»а 28 сентября 1716 года царевич Алексей поблизости от Либавы встретил
"< свою тетку, царевну Марью Алексеевну (единоутробную сестру отца), возвра-
126

•
щавшуюся с лечения из Карлсбада, и сердечно с нею беседовал. В тот же
день в Либаве он увидел верного Кикина, также вернувшегося из Карлсбада.
21 октября курьер Сафонов доносил царю, находившемуся в Шлсзвиге, что
царевич едет вслед за ним. Но когда Алексей проехал Данциг, следы его
затерялись. 9 декабря Петр приказал генералу Вейде, командовавшему
русскими войсками в Мекленбурге, начать розыски царевича, а на следующий
день вызвал к себе, в Амстердам, русского резидента в Вене Веселовского
и велел ему искать беглеца.
А царевич тем временем уже находился в тирольском замке Эренберг.
10 ноября он появился в Вене под именем польского шляхтича Коханского.
Остановившись в гостинице, он отправил своего слугу к вице-канцлеру графу
Шёнборну. В тот же вечер он встретился с графом в его доме. По рассказу
Шёнборна, царевич бросился к нему, озирался и бегал по комнате, сильно
жестикулируя. «Я пришел сюда просить императора, моего свояка, о
покровительстве,— произнес он наконец,— о спасении жизни моей: меня хотят погубить,
меня и бедных детей моих хотят лишить престола». И далее последовало
объяснение событий так, как понимал их сам Алексей, и трудно удержаться от
мысли, что со многим в этом объяснении трудно не согласиться (по крайней
мере, психологически): «Отец мой окружен злыми людьми, до крайности
жестокосерд и кровожаден, думает, что он, как Бог, имеет право на жизнь
человека, много пролил невинной крови, даже часто сам налагая руку на несчастных
страдальцев; к тому же неимоверно гневлив и мстителен, не щадит никакого
человека, и если император выдаст меня отцу, то все равно, что лишит меня
жизии. Если бы отец и пощадил, то мачеха и Меншиков до тех пор не
успокоятся, пока не запоят или не отравят меня». И наконец, главное,
по мнению Алексея, объяснение: все шло хорошо, пока не стали рождаться
у него дети и новая царица не родила сына, после чего Екатерина и Меншиков
«раздражили против меня отца».
Австрийские родственники взяли Алексея под свое покровительство, и 7
декабря 1716 года он был тайно перевезен в горную крепость Эренберг, что
в Тироле. Тем временем резидент Веселовский сообщил Петру, что царевич
находится в Австрии. Немедленно был послан гвардии капитан Александр
Румянцев с четырьмя офицерами — Веселовский полагал, что царевича можно
схватить и увезти. Румянцев быстро обнаружил местопребывание Алексея и
направился в Эренберг, но царевича там уже не было: в мае Алексея
вместе с его любовницей Рвфросиньей перевезли в Неаполь и поместили
в замке Сан-Эльмо. Но уже в конце июня Румянцев, неотступно
следовавший по пути царевича из Тироля в Неаполь, а затем побывавший у Петра
в Сгта, появился в Вене — на этот раз вместе с хитрейшим петровским
дипломатом Петром Андреевичем Толстым, всю жизнь замаливавшим грех
перед Петром: в оные времена он был сторонником Софьи. Посланцы Петра
стали добиваться у цесаря выдачи царевича или, по крайней мере, позволения
увидеться с ним и передать отцовское письмо. Австрийский император под
нажимом министров, не желавших ссориться с царем, согласился допустить
свидание, но неаполитанскому вице-королю графу Дауну была дана инструкция,
красноречиво свидетельствующая, что иллюзий в отношении Петра австрийский
двор не питал: «Свидание должно быть так устроено, чтоб никто из московитян
(отчаянные люди и на все способные) не напал на царевича и не возложил на
него руки...»
24 сентября 1717 года Толстой и Румянцев прибыли в Неаполь, а через
день увиделись с Алексеем и передали ему письмо отца, в котором Петр
писал: «Обнадеживаю тебя и обещаю Богом и судом Его, что никакого
наказания тебе, если ты воли моей послушаешься и возвратишься». Алексей
был смертельно напуган. «Мы нашли его в великом страхе,— сообщал Петру
Толстой,— и был он того мнения, будто мы присланы его убить».
Слабохарактерный царевич метался, не решаясь дать определенный ответ. Агенты i
Петра пустили в ход убеждения, угрозы, лесть. Был подкуплен секретарь *
вице-короля Вейнгард, который «конфиденциально» сообщил царевичу, что \t
венский двор готов его выдать — это была наглая ложь. Толстой уговорил ;*
Евфросинью убедить царевича вернуться, обещая, что отец отпустит их на | g.
спокойное житье в деревню. Наконец, Толстой объявил уже обессиленному "<
127

'и. i Алексею, что скоро отец сам приедет в Неаполь. Эта ложь окончательно
s! сломила Алексея. «Не только действительный подход,— писал Толстой,—
Si но и одно намерение быть в Италии добрый ефект их величествам и всему
* £ I Российскому государству принесли».
е з i И царевич сдался. 3 октября он объявил Толстому и Румянцеву, что готов
^ I вернуться, если получит от отца прощение и ему будет позволено обвенчаться
с Евфросиньей и жить в деревне. Разумеется, такое обещание было ему дано.
После посещения Бари для поклонения мощам Св. Николая чудотворца
Алексей через Рим, Венецию и Вену двинулся домой. В дороге он получил
новое письмо Петра, в котором тот подтверждал свои прежние обещания.
Толстой и Румянцев, неотступно находившиеся при нем, устроили так, что
Вену проехали ночью, не повидав императора. В Брюнне (Брно) генерал-
губернатор Моравии граф Колоредо по приказу императора увиделся с
царевичем, чтобы узнать, по своей ли воле он возвращается в Россию. Алексей
извинился за то, что не представился императору, и ответил на вопрос
утвердительно. Свидание происходило в присутствии Толстого.
Беременная Евфросинья тем временем тоже ехала домой, другой дорогой,
через Нюрнберг и Берлин. Влюбленные постоянно обменивались письмами,
и царевич постепенно успокаивался. А тем временем несколько почт из России
было задержано с тем, чтобы Алексей не получил какого-то известия, что дела
обстоят не столь радужно, как ему рисовал их Толстой. 31 января 1718 года
царевич прибыл в Москву, а 3 февраля начался заключительный акт
его трагедии.
Размышляя о том, что произошло впоследствии, трудно отказаться от
мысли, что и в этих событиях — бегстве и возвращении царевича — не все
так просто, как хотел позже представить Петр.
Почему Петр не разрешил Алексею уйти в монастырь, а неожиданно
вызвал его в действующую армию?
Почему Кикин, встретив Алексея в Либаве, сказал ему, что Веселовский
говорил с вице-канцлером Шёнборном и тот обещал царевичу
покровительство австрийского императора? Кикин — человек, преданный Алексею,
лгать тому не мог: он, несомненно, разговаривал с Веселовским. Зачем же
Веселовский, который принял позднее такое горячее участие в возвращении
Алексея, по сути дела провоцировал царевича к бегству в австрийские
пределы — по логике вещей, единственное место, где беглец мог укрыться? И почему,
когда впоследствии на пытке Кикин об этом рассказал. Веселовского не вызвали
для объяснений? И наконец, почему после смерти Алексея Веселовский бежал
и в Россию никогда не вернулся? И почему Петр до конца своих дней так
страстно хотел его найти, обещая 20 тысяч гульденов в награду тому, кто
разыщет беглого дипломата? Не было ли тонко и хитро задуманного плана, в
котором учтены были родственные связи Алексея и его слабохарактерность,
чтобы побудить его к бегству, которое можно было бы представить изменой?
Конечно, это всего лишь предположения и домыслы, но...
А ложь Петра и его посланцев, чтобы вынудить Алексея вернуться?
Обещании прощения, убаюкивание возможностью жить частной жизнью
с Евфросиньей? И циничная инструкция цари своим посланцам. — Толстому
и Румянцеву: обещать прощение и «употреблять... вымышленные рации и
аргументы» в то время, когда уже готовились следствие и процесс?
И ответ регента Франции герцога Орлеанского (он правил при малолетнем
Людовике XV) русскому посланнику в Париже барону Шлейницу, когда тот
сообщил ему в разгар расследования «заговора» об отрешении Алексея от
наследства, весьма интересен: «Царское величество в бытность свою во
Франции (Петр побывал там еще в апреле — июне 1717 г.) открыл мне по
секрету о своем намерении; признаюсь, тогда я боялся, не опасно ли это дело;
но теперь мне остается только удивляться искусству царского величества,
= с каким он поступил в этом деле».
ч
"J Суд и смерть
; л 3 феврали 1718 года в кремлевском дворце были собраны сенаторы.
; £ сановники, генералы. Царь (опять публично!) произнес гневную речь, исчислив
™< действительные (их немного) и мнимые (их более чем достаточно) вины
128

-
Алексея и закончил свою речь требованием, чтобы сын отказался от прав на
престол (к этому Алексей был готов) и — полная неожиданность - назвать
соучастников в заговоре и измене. Не дав царевичу опомниться, Петр увлекает
его «в близ лежащую камору», и там обманутый и сломленный Алексей
в угоду отцу называет «соучастников», точнее — просто близких и
сочувствующих ему людей. А тем временем вице-канцлер П. П. Шафиров уже
готовит, несомненно, заранее обдуманную клятвенную запись, которую
сопровождаемый всеми собравшимися царевич подписывает в Успенском соборе,
перед крестом и Евангелием. В тот же день обнародован царский манифест,
в коем прописаны «вины» царевича, за что он отстраняется от престола,
а наследником назначается его единоутробный брат Петр, хотя он еще и
«малолетен сущий». Не обошлось и без прямой лжи: в манифесте заявлялось, что
царевич вернулся по требованию австрийского императора, который «из-за
него с нами войны вести не захочет» и потому царевич «против воли,
согласился к нам ехать».
Но это было лишь начало. На следующий день началось оправдание
манифеста и разыгранного 3 февраля действа: изобличение преступников,
раскрытие заговора и государственной измены. 4 февраля от царевича были
затребованы «вопросные пункты» о соучастниках и замышляемых действиях,
иначе, как сказал Петр, «и пардон не в пардон будет». И, не дожидаясь ответа
царевича, поскакали гонцы (уже 5-го!) за «соучастниками» в Петербург и,
конечно же, в Суздаль, где находилась бывшая царица Евдокия.
Со всех сторон в страшное Преображеиское свозятся «участники заговора»,
близкие Алексея, а то и просто оговоренные люди. В феврале — марте нещадно
пытают Кикина, камердинера царевича Афанасьева, домоправителя Еварла-
кова... И мстительная радость Петра — добрались до матери царевича,
нелюбимой жены Великого, которой тот мстил всю свою жизнь (за что? за свою
неверность и любовь к другим женщинам?).
Бывшая царица сознается в связи с присланным в Суздаль для солдатского
набора майором Глебовым, причем было это, как показал сам Глебов, «тому лет
с восемь или девять». Арестовывают тетку Алексея, царевну Марью,
единственная вина которой, как устанавливает следствие, заключалась в том, что она
плакалась на бесконечную войну, на великие подати, на разорение народное,
и «ее милостивое сердце снедала печаль от воздыханий народных». Взяли
ростовского епископа Досифея, который говорил с неодобрением о деятельности
преобразователя: «Посмотрите, у всех на сердцах, извольте уши пустить
в народ, что в народе говорят».
Крутится мельница-застенок в Преображенском. «Участники», свидетели,
случайные люди — все под пытками или запуганные на допросах дают
показания. Разговоры, ненароком или по пьянке оброненные слова, зачастую
многолетней давности, просто невысказанные мысли и настроения — все годится, все
подшивается в пухлые тома, все служит одной цели. А цель эта — обвинение
Алексея, который уже сломался, особенно после того, как его любимая,
Евфросинья, тоже запуганная (и которой было обещано прощение), предает
его и на очной ставке рассказывает (или говорит подсказанное) о том,
что думал и хотел Алексей.
А круг подозреваемых все расширяется, уже не только Лопухины и
Нарышкины, родственники царицы Евдокии и Алексея, попадают в него, но и
люди ближнего круга царя — князь В. В. Долгорукий, князья Д. М. и М. М.
Голицыны, граф Б. П. Шереметев, митрополиты Стефан Яворский, Иов
Новгородский, даже Меншиков в Петербурге затаился и жадно ловил известия
из Москвы.
В середине марта в Москве началась расправа. Казнили Кикина и
расстриженного епископа Досифея. Страшную казнь уготовил царь майору Глебову -
он был посажен на кол. Майор оказался человеком мужественным. На
допросах он никого не оговорил, всю вину за адюльтер с Евдокией |
взял на себя, а на колу «никакого покаяния учителям (священнослужи- 5^
телям.— В. Т.) не принес, только просил тайно в ночи, через учителя иеромонаха I §
Маркелла, чтоб он сподобил его Св. Тайн, как бы он мог принести к нему | *
каким образом тайно, и в том душу свою испроверг». Сослан Семен Нарышкин, ? |
секут кнутом женщин из Суздаля, замешанных «в дело» Евдокии. *<
5 Знание — сила № 4 129

g-| Закончились казни в Москве, отправлена в Ладогу царица Евдокия (инокиня
Елена), в Шлиссельбург — царевна Марья Алексеевна, и царь отбывает
в Петербург, куда велит доставить Авраама Лопухина, Василия
Владимировича Долгорукого, Афанасьева, Еварлакова и других служителей царевича.
si | В мае уже в Петербурге начались новые допросы и пытки, на которых
d<j присутствует (не всегда, правда) и сам Петр. Дает показания
доставленная в столицу Евфросинья (ее содержат в крепости). Разыгрывают комедию
перед австрийским двором — для европейского, как бы сейчас сказали,
общественного мнения: требуют отозвания цесарского посланника Плейера и
передачи писем царевича к своему свояку — австрийскому императору, пытаясь
представить действия Алексея государственной изменой. От царевича
непрерывно требуют письменных объяснений, которые тот дает, сломленный и еще
надеющийся на снисхождение (которое ему допросчики, в первую очередь
П. А. Толстой, видимо, обещают).
13 июня назначается суд над Алексеем в составе 127 высших сановников
государства. На следующий день царевича привозят в Трубецкой бастион
Петропавловской крепости, где еще в мае учрежден застенок. А 17 июня
совершается уму непостижимое: в Сенате царевич подписывает написанные
Толстым показания и по этим показаниям допрашивают с пытками (в Сенате!)
в присутствии Алексея Лопухина, Вяземского, князя Василия Долгорукого
и протопопа Якова Игнатьева — духовника царевича. Распространен слух,
что царевич в сознании своей вины предался беспробудному пьянству
(небезынтересно было бы знать, кто давал ему водку в каземате?).
19 числа царевича приводят в застенок и впервые пытают — бьют кнутом,
добиваясь утвердительного ответа на заранее сфабрикованное обвинение:
«...хотел учинить бунт и к тем бунтовщикам приехать (речь шла о поездке
1716 года по вызову отца к армии, расквартированной в Мекленбурге, до
которой Алексей не доехал, сбежав в Вену.— В. Т.), и при животе отцове,
и прочее, что сам показал и своеручно написал, и пред сенатом сказал: все ль то
правда, не поклепал ли и не утаил ли кого?». 22 июня после посещения
Толстого царевич «признался»: австрийский двор обещал помочь ему завладеть
российской короной.
Но даже под угрозами и пыткой Алексей написал свои признания в
сослагательном наклонении: «Ежели бы до того дошло, и цесарь бы начал то
производить в дело, как мне обещал и вооруженною рукою доставить меня
короны Российской, то б я тогда, не жалея ничего, доступал наследства...»
Признание, не заслуживающее ни малейшего доверия: не говоря уже о том,
что в самых тайных документах венского архива нет никаких упоминаний,
даже намеков на переговоры Алексея с императором или его министрами
о вмешательстве в российские дела, полной нелепостью является
предположение, что австрийский двор, хотя и недовольный действиями Петра в Германии
и договором России с враждебной Австрии Францией, замышлял военные
действия в пользу Алексея. Недаром один из умнейших людей петровской
эпохи, в то время посланник в Нидерландах, князь Борис Иванович Куракин
в своем меморандуме о положении дел в Европе писал в 1719 году,
что «явным образом этот двор (австрийский.— В. Т.) никогда не выступит
против России, разве под рукою будет одними словами помогать врагам ее,
но ни войска, ни денег— не даст: первого по многим причинам, а вторых —
потому что нет». И никаких серьезных представлений петербургский двор
венскому и не подумал сделать, удовлетворившись отозванием Плейера —
жест с обеих сторон чисто формальный.
А дальше... уже какая-то нечеловеческая, изуверская жестокость Петра.
24 июня суд из 127 человек, назначенных царем, приговорил царевича к
смертной казии по заведомо сфабрикованному и ничем не доказанному
обвинению: «Потому что из собственноручного письма его, от 22 июня, явно, что он
• не хотел получить наследства, по кончине отца, прямою и от Бога определенною
5 дорогою, а намерен был совладеть престолом чрез бунтовщиков, чрез чуже-
|1 странную цесарскую помощь и иноземные войска, с разорением всего госу-
%~м дарства, при животе государя, отца своего. Весь свой умысел и многих
I «[ согласных с иим людей таил до последнего розыска и явного обличения
™< в намерении привести в исполнение богомерзкое дело против государя, отца
130

своего, при первом удобном случае». И в тот же день уже осужденного
царевича снова пытают в застенке. Пытают его — теперь уже в последний
раз — и 26 июня, с 8 до 11 утра. Присутствуют Меншиков, Яков Долгорукий,
Головкин, Апраксин, Стрешнев, Толстой, Пушкин, Шафиров, Бутурлин и...
сам Петр. И «того ж числа, по полудни в б часу, будучи под караулом,
»в Трубецком раскате, в гарнизоне, царевич Алексей Петрович преставился».
Когда и как умер Алексей осталось и останется неизвестным. Скончался ли
он к вечеру от пыток или был казнен утром в присутствии (не хочется
говорить «при участии» отца — не все ли равно? К морю крови, пролитой
преобразователем, просто добавилась еще капля, на этот раз, правда, как бы
собственная. Но не воспринимал Петр (и боюсь, что никогда) Алексея как
своего сына и, очень скоро поняв, что не похож на него сын. уготовил
(вначале, наверное, подсознательно, а потом вполне осознанно) ту участь, к
которой привел царевича со всей своей беспощадностью и безразличием к судьбам
человеческим, что так отличали царя, названного Великим.
Два тирана в российской истории, два* человека, каждый из которых составил
в ней эпоху, два сыноубийцы,. Иван Грозный, нечаянно убив своего сына, не
находил себе места, впал в отчаяние, каялся всю оставшуюся жизнь, что не
мешало ему, впрочем, продолжать казни, издевательства и разорение
собственного народа. А Петр? На следующий день по смерти царевича был на обедне
в Троицком соборе, принимал поздравления по поводу годовщины Полтавской
победы, затем обедал на почтовом дворе, а после все гости «прибыли в сад его
царского величества, где довольно веселились, потом в 12 часу, разъехались
по домам». А накануне погребения Алексея царь праздновал свои именины,
обедал в летнем дворце, участвовал при спуске корабля, а затем был устроен
фейерверк, после чего пир продолжался до двух часов ночи. Но и после
смерти сына Петр не успокоился, и сыскная царская машина продолжала
исправно действовать. Служителей царевича отправили в Сибирь, князя
В. В. Долгорукого — в Соликамск, а 8 декабря состоялась казнь Авраама
Лопухина (дяди Алексея), духовника царевича Якова Игнатьева, слуг
Афанасьева и Дубровского. В тот же день кнутом были биты Еварлаков, Акинфиев
и князь Федор Щербатов (ему также отрезали язык и вырвали ноздри).
Головы казненных выставили на каменных столбах (на железных спицах)
близ Съестного рынка, а тела разрешили родственникам похоронить лишь в
конце марта следующего, 1719 года.
Так существовал ли заговор, жертвою которого стал Алексей? Да, существо
вал, только не сына против отца, а, напротив, отца против сына. Лгать
Петр продолжал и после смерти сына. В предписаниях своим посланникам
при иностранных дворах он велел описать кончину царевича как естественную
(от «жестокой болезни, которая вначале была подобна апоплексии»), особенно
подчеркивая, что Алексей «чистое исповедание и признание тех своих
преступлении против нас со многими покаятельными слезами и раскаянием нам
принес и от нас в том прощение просил, которое мы ему по христианской
и родительской должности и дали».
Ни доказательств заговора Алексея, ни заговорщиков, как выяснилось на
более чем пристрастном следствии, не было. И полагаю, что С. М. Соловьев
явно впал в крайность, когда написал, что «программа деятельности но
занятии отцовского места уже начертана: близкие к отцу люди будут заменены
другими, все пойдет наоборот, все, что стоило отцу таких трудов, все.
из-за чего подвергался он таким бедствиям и наконец получил силу и славу
дли себя и для государства, все это будет ниспровергнуто».
Трудно, конечно, судить, что бы случилось, если бы Алексей стал царем. Но
возврата к старому (если под «старым» понимать Россию времен Алексея
Михайловича) произойти уже не могло.
И не случайно Б. П. Шереметев отказался подписать смертный приговор
Алексею. Сам ли Петр создал «заговор» Алексея или с готовностью принял s
написанный другими сценарий, останется загадкой. Может быть, он хотел «^
оставить престол сыну от Екатерины, вскоре после этих событий умершему |£
Петру, может быть, создал в своем страхе образ старшего сына — ретрограда ; *
и любителя старины. Может быть. Но одно очевидно: он своего старшего \ S.
сына не любил. # *?<
131

В. Иваницкий
Фундаментальный
лексикон
г
енсек— Генеральный секретарь. Своеобразный
понятийный гибрид, ибо секретарь — личность подчиненная
начальнику. Но поскольку Сталин пришел к абсолютной
власти, когда был в должности Секретаря ЦК, само
собой пришло решение именно так называть высшего правителя.
Однако в этой случайности проявилось подсознательное убеждение
советского человека, что обществом правит Тайна.
Сверхсекрет. Всем известный Генсек вместе с тем — таинственнейшая
личность в иерархии секретностей и тайн. Учение об управляющей
тайне, которая превыше всего существующего и несуществующего,
было создано в некоторых разновидностях ислама, развивалось
иерархическими институтами (сектами, коллегиями жрецов
Востока, орденом иезуитов и т. п.). В этом термине точно
выявился конспиративный сектантский дух большевистской
Коммунистической партии.
Ц
ерой— почетное звание. Герой причисляется к особо
выделенным, положительно маркированным личностям,
оказавшим правящему режиму особо важную услугу.
Звания Герой Советского Союза, Герой Социалистического
Труда давались угодным, но и снимались — с неугодных.
ласность — термин эпохи перестройки, обозначающий
изменение социальных отношений между обществом и
государством, при котором сплетни, слухи и мифы о
государственных реалиях стали содержанием
государственных же средств массовой информации.
(Определение, данное С. Кордонским)
Продолжение. Начало в №№ 1, 3 за этот год.
132

Двоемыслие — способность бессознательно и искренне
или же вполне сознательно придерживаться одновременно
взаимоисключающих убеждений: воровать и при этом
быть убежденным, что воровать дурно, ругать советскую
власть и, будучи членом Коммунистической партии, выступать
на партийных собраниях с одобрением ее «курса».
Двоемыслие — советский вариант российского двоеверия.
Двухкамерное устройство мышления русского — невытесненное
язычество в соседстве с непонятным христианством, одна мораль рядом
с другой — породило почти шизофреническое раздвоение
российского психотипа.
ело— название для процесса поимки преступника,
расследования и т. д. «Лучное дело» — досье советского
гражданина. Таким образом, деловые контакты
государства с подданнымипроисходят в сфере дознания, наблюдения
и сыска.
«Деловые соображения»,— наоборот, скорее то, что может быть
понято как материал для «дела». Лишь в последние годы
наметилась тенденция к реабилитации понятия «деловой человек».
Своеобразную реакцию на слово «дело», «деловой» дает прпгторечие: «Это
у следователя дела, а у нас — делишки».
Долг — чувство, вменяемое каждому советскому человеку
по отношению к супериндивидуальным структурам,—
Родине, государству, партии, народу, нации, учению.
Как проекция чувства вины-благодарности к фигуре
Сверхотца.
Долг считается невозместимым до смерти. По крайней мере,
такова позиция государства-коллективиста, образующего
священную пару (сверхродители) с Родиной-матерью. Священная пара
считает все порожденное ею своей собственностью. Отсюда
проистекает проблема долга; гражданин несвободен уже по
самому факту своего рождения. Взамен жизни, данной ему,
каждый человек обязан отдать все по первому требованию
(«Отдать всю жизнь, все силы, до последней капли крови...»—
фразеология большевистского патриотизма).
Свобода не понимается в этой системе как внутренний
долг. Именно потому, что долг — как раз тот или иной
вид несвободы.
оное — вид долга (см. «Долг») перед властью любого
законопослушного гражданина тоталитарного
государства. При этом донос мог пониматься как подвиг,
как тяжелая, но нравственно воспитуюшля обязанность,
как метод спасения себя, наконец. В древности простонародье
к доносу относилось плохо, что породило своеобразную практику
судопроизводства, перешедшую в поговорку: «Доносчику первый
кнут». Доносительство превращалось в манию несколько раз на
всем протяжении русской истории.
Ненависть советского человека к стукачам соотносима лишь =
со страхом перед ними. %
Однако очень многие делались стукачами либо вынужденно, | <*
либо добровольно. Постоянный страх и параноическая система «~
ценностей заставляли искать покровительства в лице госструктур г*
сыска, фактически правивших советским обществом. «^
133

абор — ограда; способ реально и символически оградить
себя и свои владения от внешнего мира.
| Россия — чемпион во многих отраслях, в том числе и по
количеству заборов на душу населения. Наш душевный
уклад предполагает, что дом без ограды воспринимается как архи-
х || тектурная незавершенность. Так, когда Солженицын поселился в Ш
| j| Вермонте, он обнес свои владения оградой, хоть это там и не приня-
1%\ то. Ему пришлось уверять удивленных местных жителей, что он
* ц не подозревает в соседях злоумышленников, а просто внутри
тв' забора ему душевно комфортнее. Заборы настолько прочно вошли
в российскую жизнь и подсознание, что мы замечаем их только
тогда, когда их нет. Огораживается все, что может быть
огорожено: клочок поля, леса, даже пустырь. Пусть это будет
самый незамысловатый плетень, преодолеть который не стоит
никакого труда,-— участок должен быть огорожен.
Заборы в России чаще всего символические. Они — символ
одомашненности пространства, защищенного таким образом от
вторжения символических же злых сил, непрошеных духов.
Особенно хорошо это видно на кладбищах, являющих собой для
стороннего взгляда престранное зрелище: могильные холмики в
квадратах наседающих друг на друга оградок. Католические или
мусульманские кладбища совсем другие — там каменные памятники
и надгробия обнажены и откровенно выставляют напоказ свою
каменную сущность.
Заборы охраняют ядро, сакральный объект, который должен
быть заключен в некую оболочку. Да, русские любят просторы
и любят их покорять, но российская «домашняя» болезнь —
это не клаустрофобия, а агорофобия, то есть боязнь незамкнутого
пространства не только в быту, но и в государственной
политике. «Граница на замке», «железный занавес», «Берлинская
стена» — вот ее суть.
Принятый совсем недавно «Закон о въезде и выезде» в
течение нескольких лет никак не хотели одобрить наши
парламентарии, отговариваясь совершенно несущественными и
несуществующими финансовыми причинами. На самом-то деле их заборострои-
тельное подсознание боялось совсем другого — идеологической,
символической порчи, которая будет наведена зарубежными духами
на «чистую душу» советского человека.
Сами того не созиавая, мы все время ожидаем от внешнего
мира какого-нибудь подвоха.
Всякий русский боится умереть под забором. Но если заборов
так много, то статистическая вероятность этого достаточно велика.
Сейчас разрушены «железный занавес» и «Берлинская стена»,
отделявшие нас от всего мира. Но остались еще заборы, переборки
и перегородки в нашей жизни и нашей душе. Они очень прочны.
И не скоро мы их уничтожим, употребив освободившийся материал
на наведение мостов и человеческих контактов с миром.
(А. Мещеряков)
акон— попытки регулировать жизнь социума с помощью
закона представлялись для России тем более важными и
самоценными, что практически никогда не осуществлялись
успешно.
Закон писаный и закон неписаный (реликт обычаев, выражение
конкретной ментальности) вступали и вступают до сих пор в трудно-
с разрешимое противоречие. Управляемость законом велика («За-
б^ кон — что дышло, куда повернешь, туда и вышло»). Законы в Рос-
I £ сии принимаются вовсе не для исполнения, а скорее для демонстра-
" * ции властей о намерениях. Чаще всего закон может быть
5 " расширен или сведен на нет множеством прииимаемых подзаконных
"< актов, содержание которых практически недоступно. Закон вообще
134

слабо уважается населением. Так же слабо русское общество знает
законы. Существует близкое к реальности убеждение, что «если все
законы выполнять, то жить будет невозможно». Нередка практика
одновременного существования двух или более
взаимоисключающих законов, из которых может применяться то один, то другой.
Теоретически из двух законов — строгого и мягкого — народное
мнение склоняется к строгому. Практически, когда закон
касается личности, его склонны либо произвольно трактовать,
либо нарушать, либо отговариваться полным его незнанием.
Коллектив — одно из ключевых понятий победившего
социализма. Имеет аналогию в мире архаической русской
деревни («мир»). Та быстрота, с которой социализм
захватил массы и победил в отсталой, аграрной стране,
а также своеобразное, немарксистское, но, скорее, феодально-
утопическое понимание коммунистического учения идут отсюда.
Коллектив вместе с усреднением образа человека осуществляет
«замыкание» интересов личностей, входящих в него по типу
круговой поруки, молчаливого сговора. Так же, как и в древности,
община-коллектив автоматически и насильственно интегрирует
каждого члена социума, поэтому чужой, «чужак» делается
сверхраздражителем.
Коллективный интерес, которому подчинено все, есть
примитивизация наиболее общих интенций и приоритетов выживания.
Понятие соборности, ключевое для духовных поисков интеллигенции
России конца XIX века, шедших параллельно нарастанию
социалистических тенденций в жизни русского общества, претерпело
давление коллективистски понимаемого, уравнительного сознания.
Советский коллектив — что-то оторванное от формы и сути труда
людей, входящих в него. Он сугубо и идеологически зависим от
формы власти. Советский «коллектив» смело можно уподобить
общине новых верующих. Так же, как и в христианстве, волей,
формирующей членов коллектива, задающей им приоритеты,
является отнюдь не суммарная воля индивидов, но воля извне.
Чаще всего это власть в виде вождя. Поэтому коллектив и не
^- является демократическим образованием. Начала взаимопомощи,
взаимной выгоды, независимости, хотя бы коллективной, в
советском «коллективе» утрачены. Они переходят в область «левых»,
«теневых» проявлений.
Коллективный эгоизм и «классовая», «мафиозная» этика —
распространенное явление в советском обществе в стадии его
распада. Если к личному эгоизму коллективистский менталитет
настроен непримиримо, то ограниченная, клановая воля коллектива,
«отложившегося» от всего мира, вполне понятна и в порядке вещей.
Мат— грубая ругань сексуального диапазона. В древности
мат был чем-то вроде заклинания, молитвенной и
одновременно инвективной формулой. Эта двойственность
присутствует в нем по сию пору, особенно для мужского
сознания. (Русский этикет не разрешает произнесения матерных
формул при женщинах и детях — это напоминание о его
культовой функции.) Современный советский человек («совок»)
обоего пола употребляет обессмысленный мат для установления
доверительного личностного контакта, поношения, улучшения
самочувствия.
Издревле мат выполнял функцию «джокера» в ряду слов, .
выражающих смысл, мог заменить любое слово, группу слов. |
В определенных слоях русского общества представимы монологи *з;
сплошного мата, имеющие небессмысленную информативную
структуру. |£
Продолжение следует "<
135

СТРАНА ФАНТАЗИЯ
«Из Пушкина — Луну!»
Краткий курс одной истории, нет, простите,
трех историй
Тургенев так оценивал салтыков-щедринекую «Историю одного
города»: «Самое правдивое изображение одной стороны российской
физиономии». Если кто-нибудь читал вышеупомянутое произведение
(кто же сейчас читает классику?), то, не сомневаюсь, согласится
с Иваном Сергеевичем, да, правдивое, хотя и город, и
градоначальники — сплошная выдумка... Однако сейчас речь пойдет о совсем другой
«Истории», никакого отношения к классике не имеющей. Истории
чего?.. Ознакомившись с уникальным сочинением, предлагаемым
вашему вниманию, вы поймете, как нелегко ответить на этот вопрос,
равно как и определить, к какому жанру оно принадлежит. Хотя,
казалось бы, название книги исключает кривотолки, оно научно и без s
затей: «История советской фантастики»... Книги? Но с каких же это £
пор журналы стали перепечатывать уже вышедшие книги? А с тех пор, s.
как у нас вошли в практику тиражи в 1000 (одну тысячу) экземпля- "
ров. Нет, я вовсе не упрекаю издательство (в данном случае — ё
Саратовского университета), я прекрасно понимаю, что в нынешних |
условиях и это подвиг. Вот почему журнал решил познакомить £
с «Историей...» и своих читателей. |
Чем же сей трактат замечателен? Тут я должен просить прощения *
у автора. Я нахожусь в положении критика, рецензирующего
детективный роман. Рассказать сюжетную тайну невозможно - - побьют,
а не рассказывая ее, невозможно что-нибудь путное сказать о романс.
И если бы эту «Историю...» можно было бы напечатать целиком
в одном номере, то, конечно, надо было бы написать не преди-,
а послесловие, как и поступил Р. Арбитман в самой книге, и пусть
бы читатели попадались на крючок самостоятельно. Но журнал не
в состоянии сделать это, а оставлять их в недоумении три месяца *
нам показалось негуманным. I
С первых же страниц, читатель, у тебя возникнет разлад между \%
умом и сердцем. Разум безапелляционно заявит: наукообразное вранье, »Z
ничего подобного в действительности не было. А чувства будут нашеп- | 2.
тывать: было, было, все было... Прочитав ненаписанный отзыв Сталина "<
137

| S
о несуществующем романе, вы ни на секунду не усомнитесь, что
это действительно Сталин, собственноручно, именно так он мыслил, так
писал. Автор столь искусно заделал швы, что вы их ни за что не
обнаружите, не заметите, где точная цитата переходит, скажем так, в
неточную, а в пестрой смеси фамилий и названий будете долго
барахтаться: какие из них подлинные, какие — нет. Но и, встретив
знакомое имя, не торопитесь радоваться, будьте бдительны.
Автор послесловия распределил упреки специалистов, прочитавших
рукопись, по трем группам: «1) это издевательство над историей
нашей фантастической литературы; 2) это издевательство над историей
нашей литературы; 3) это издевательство над историей». Претензию № 3
Р. Арбитман отвел сразу: «По сравнению с тем, что сотворили с нашей
историей... доктора наук и академики, создатели сотен школьных
и вузовских учебников, несколько нетрадиционный подход нашего
автора выглядит вполне респектабельным». Надо отвести и первые две:
перед нами вовсе не история нашей фантастики, не история нашей
литературы, не история нашей истории. Это блестяще схваченный
стиль самой нашей жизни, той фантасмагорической реальности, в
которой мы жили семь десятилетий. Разве аргументированно
выстроенная и психологически достоверная линия, связанная с посягательствами
на Луну,— это только литература? Это даже не фантастика.
Но так как конкретным материалом послужила все же НФ,
несколько слов и о ней. Р. Арбитман считает, что автор книги пытался
«от противного» разобраться, «почему во всем мире... жанр science
fiction давно выбрался в число приоритетных, а в СССР научная
фантастика всегда была литературой «второго сорта»? И сам себе
отвечает: потому что великие социалистические реалисты с их, как
он выражается, «опупеями» стремились избавиться от конкурентов.
Наверное, это правда. Но не вся правда. И не главная.
Главная же правда состоит в том, что наши идеологические
надсмотрщики пуще огня боялись любой фантазии, любой фантастики,
вообще любого самостоятельного мышления. Они проделали над
советским человеком мозговую операцию, которой, если помните, в за-
мятинском романе «Мы» властители Единого государства подвергли
своих подданных: им удалили центр фантазии. Кто сомневается, пусть
оглянется с х-олодным вниманием вокруг.
Но как это мое утверждение вяжется с осевой линией книги?
В ней партия и ее генсеки всячески поддерживают фантастику. Но
какую! Если вы не догадались, то сейчас узнаете.
Р. Арбитман в своем послесловии... Ах ты. боже мой, да что же я все
время говорю об авторе послесловия (и редакторе) и забываю
представить автора книги. Может быть, потому, что Романа Эмильевича
Арбитмана я хорошо знаю, а вот о докторе филологических наук
Рустаме Святославовиче Каце слышу впервые. Что ж, приятно было
познакомиться, будем ждать его новых трудов, не исключено, что мод
той же редактурой.
Прошу поверить на слово: выброшенные из книги куски (две трети
книги) не менее остроумны и содержательны, чем оставленные.
Лозунг, использованный в заголовке,— как раз из выброшенных
абзацев.
Всеволод РЕВИЧ

Р. Кац
«История
советской
фантастики»
Извлечения
из главы
I. Взлет и падение
«Красного Селенита»
(1921 — 1928)
Есть в советской истории вопросы,
на которые исследователи до сих пор
не в состоянии дать внятного ответа
(даже в эпоху рассекреченных
архивов) и склонны только строить
предположения. Один из таких вопросов -
был ли В. И. Ленин
непосредственно причастен к созданию «Красного
Селенита», поначалу небольшой
литературной группировки с более чем
специфическими творческими задачами, а
затем, на протяжении почти всего
первого послереволюционного
десятилетия,— практически самой влиятельной
писательской фракции, одно время
приближенной к руководству ВКП(б).
Публицистика конца восьмидесятых
годов, в зависимости от отношения
авторов к фигуре Ленина,
по-разному оценивала роль вождя: то
принималась демонизировать ее донельзя
(«огоньковский» очерк Максима
Губарева «В. И. Ленин как завоеватель
Луны»), то, напротив, спешила
объявить ее «судьбоносной» и ее
критиков — «ревизионистами» (статья
Владимира Шубина «Наследники Фанни
Каплан» в газете «Советская
Россия»), а то и торопились признать
ее несуществующей вовсе (цикл
статей Игоря Кириллова в
«Комсомолке»). Сами «Красные Селениты», клк
известно, в свое время
недвусмысленно намекали (особенно после
1924 года), кому именно их группа
была обязана начальной финансовой и
«идеологической» поддержкой.
Например, в статье А. Лежнева
«Великий мыслитель», опубликованной в
январе 1925 года в «Московской
правде» и приуроченной к годовщине со
дня смерти вождя, прямо говорилось
о «заинтересованном внимании»,
которое «наш Ильич оказал молодому
литературному объединению».
Правда, часть историков склоняется к
мысли, что как раз эта фраза могла
быть всего лишь хитрым
дипломатическим ходом, способным пресечь в
зародыше упреки в «нечеткости
классовой позиции», хотя и редко, но
раздававшиеся как со стороны
обиженных «пролеткультов», так и все еще
влиятельной «Наковальни»,
руководители которой не могли простить
«непролетарского происхождения»
отдельных членов «Красного Селенита».
Тем не менее, вполне возможно,
Лежнев все-таки не лукавил. Во
всяком случае, рецензия Ленина в
«Известиях ВЦИК» на ромаи «Красная
Луна», конфиденциальная беседа с
автором понравившегося романа в
феврале 1921 и встреча с
«селенитами» в марте 1922 — все это есть
непреложные исторические факты,
зафиксированные биографами. К
косвенным же доказательствам интереса
Владимира Ильича к идеям «КС»
чаще всего относят полушутливую
фразу, брошенную Лениным на встрече с
Гербертом Уэллсом («Так вы
полагаете, на Луне могут иметь место
тяжелая индустрия и сознательный
пролетариат?» — цитата из VI главы
«России во мгле») и пометку rota bene
на полях брошюры К- Э. Циолковского
«На Луне» — напротив фразы о
«неисчерпаемых богатствах недр спутника
Земли, весьма удобных, вследствие
уменьшенной силы тяжести, для
промышленной геологической
разработки». Кстати, по свидетельству
В. Д. Бонч-Бруевича, первой книгой по
астрономии, заказанной Лениным по
каталогу «Книжной летописи», стала
монография Фламмариона «Спутник
Земли», опубликованная
«Шиповником», а первой книгой Жюля Верна,
пополнившей кремлевскую
библиотеку, оказалась, как теперь уже
нетрудно догадаться, «С Земли на
Луну» (из приложений к «Ниве»). В
принципе сейчас можно обнаружить
еще множество «косвенных улик»,
но в них ли дело? Ведь даже если
Ленин и не собирался
первоначально быть пастырем «селенитов» и не
помогал им хозяйственно и
организационно, он все равно, без
сомнения, готовил почву для появления на
х о.
5
139

-S.
18=
1*
И
5
свет их и им подобных. «Селениты»
просто удачно заполнили ту ячейку в
теоретических построениях Ильича,
которую и должен был кто-то
заполнить
Дело было, естественно, не в
абстрактных «кремлевских мечтаниях» и
какой-то вдруг возникшей
мистической склонности предсовнаркома к
литературной фантастике вообще и к
«лунной» ее ипостаси —- в
особенности. Эстетические пристрастия
Ленина были самыми что ни на есть
консервативными, однако политический
расчет все чаще заставлял вождя
наступать на горло собственным
художественным вкусам и привлекать на
свою сторону весьма разнообразные
художественные явления, подчас и
довольно причудливые. Позднейшие
исследователи советской фантастики,
отыскав потом в работах Ленина и в
мемуарах о нем дюжину
приличествующих цитат («Фантазия есть
качество величайшей ценности...» о
Жюле Берне, «Вот и напишите об этом
роман, сеньор махист!..» — о
Богданове, «Хорошо разделал буржуазию наш
фантаст Илья Лохматый...» — о
«Хулио Хуренито» И. Эренбурга), делали
вывод о его «высокой оценке
литературы социалиетического предвидении»
(М. Храпченко), «подлинно
марксистском взгляде на природу
художественного вымысла» (Б. Рюриков) и тому
подобном. На самом же деле
традиционный реализм был просто помехой
на пути построения ленинской
коммунистической утопии. Признать
литературу зеркалом текущей жизни
означало бы автоматически признать
известную правоту «критических реалистов»,
негативно оценивших все симптомы
недуга «новой России». То есть «всех
этих хныкающих кадети.лек (...),
злобствующих Куприных, буниных, ме-
режковских и прочей
белоэмигрантской швали». Литература, по
Ленину, отныне не должна была смотреть
под ноги: ей надлежало поставить
горнюю цель, отвлечь ее от низменной
реальности. Требовалось сделать
литературу художественным эквивалентом
революционной мечты о светлом
Завтра. Первоначальные заигрывания
Наркомпроса с «космистами»,
футуристами и прочими «будетлянами» всех
оттенков, предпринятые скорее по
недоразумению, быстро прекратились.
Ставить нужно было на то, что
прочно, что понятно. Для строительства
новой жизни наиболее подходила в
качестве «подручного средства» именно
научно-фантастическая литература,
более или менее удаленная от
сегодняшней реальности — по
содержанию, достаточно традиционная - по
форме, антирелигиозная - по духу.
Потребность в «советском Жюле
Берне», который «смог бы увлечь
грамотных рабочих и сельский пролетариат
величественной перспективой
социального строительства»,— как четко
формулировал Троцкий в своей книге
«Литература и революция»,— была
вполне насущной и не реализовыва
лась до начала 1921 года по
совершенно пустяковой причине: не было
подходящей кандидатуры на
должность «главного Жюля Верна
Р. С. Ф. С. Р.», ибо годился далеко не
всякий. По странному стечению
обстоятельств, подходящий сочинитель и
был найден на родине автора
«Капитана Немо», а не в Москве или
Петрограде. 17 января 1921 года В. И. Ленин
опубликовал свою рецензию «Полезная
книжка!» в газете «Известия ВЦИК»
(подписано: «Н. Л-н»), 18 января нар-
коминдел Чичерин, находящийся в это
время в Париже по делам
концессий Рено, получил секретную
телефонограмму из Москвы. А уже через два
дня продиктовал ответ: писатель
согласен вернуться обратно в Советскую
Россию!
Таким образом, первый претендент
был явлен.
Им стал тридцатипятилетний
прозаик Аристарх Обольянинов.
Personalia: Обольянииов
Аристарх Кириллович Обольянинов
родился 8 августа 1886 года в
Санкт-Петербурге, в семье товарища министра
путей сообщения графа Обольянинова,
получил хорошее домашнее образование, эк
стерном закончил лицей, а затем
историко-филологический факультет
Санкт-Петербургского университета (восточное
отделение). Обольянинов много путешество-
вал, дважды бывал в Китае, второй раз
в качестве чиновника дли особых
поручений Департамента здравоохранения.
Первая публикация повесть «Утро в
усадьбе» (1912) в журнале «Русское
богатство». Популярность молодому писателю
принесли так называемые «помещичьи
рассказы», в духе тургеневских «Записок
охотника», но только с большей мерой
юмора и самоиронии («За оврагом», «Мешок»,
«Холостой выстрел» и т. д.), (1914).
Скандальную известность принесла автору
повесть «Танцовщица из Шанхая»
140

произведение
авантюрно-приключенческого жанра, с элементами фантастики и
эротики* Произведение имело успех,
сравнимый разве что с успехом «Санина»
М. Арцыбашева. (Достаточно сказать, что
ночной ресторан на Литейном в
Петрограде, названный «Смуглая Чи»,—
прозвище главной героини повести Обольяни-
нова,— просуществовал два с половиной
года. Причем автор и все его друзья
имели право посещать ресторан
бесплатно: хозяин больше выигрывал на рекламе
и автографах.) После Октябрьского
переворота А. Обольянинов несколько
месяцев проработал во «Всемирной
литературе» и даже написал по заказу
Горького пьесу о Спартаке, однако летом 1918
года все-таки эмигрировал во Францию.
Первая крупная зарубежная публикация
фантастический роман «Красная Луна» в
берлинском «Накануне» (1920) — стала
основанием для триумфального возвращения
на родину. В 1921 году роман был
напечатан в Москве, в Государственном
издательстве, и е тех пор переиздавался не
менее шестидесяти раз. Дальнейшие
попытки закрепиться в «лунной» тематике
(роман «Профессор Гелий» (1922), повесть
«Тени кратера» (1926) и некоторые
другие) были довольно благосклонно
приняты читателями, однако автору самому
быстро надоело сочинять вариации на тему
одного и того же романа, и на несколько лет
он прекращает занятия литературным
трудом. В 1941 году А. Обольянинов
добровольцем уходит в ополчение н гибнет от
осколка авиабомбы в октябре 1941-го.
Похоронен в Ленинграде, на Волковом
кладбище, в фамильном склепе графов
Обольяниновых.
Роман «Красная Луна», столь
увлекший В. И. Ленина, довольно прост
по сюжету и несколько напоминает
романы Берроуза из «венерианского»
цикла. Поскольку содержание книги
хорошо известно, напомним его только
очень конспективно. Главные герои
романа — академик Воронцов и его
дочь Анна — отправляются в
научную экспедицию на Луну; их цель —
проверить наблюдение Пулковской
обсерватории, зафиксировавшей
непонятные изменения видимой части
лунного ландшафта и какие-то
красноватые блики на поверхности. Сам
процесс путешествия «в стальном
цилиндре высотой около двух десятков
метров» автор представил мельком и
достаточно наивно, с научной точки
зрения (даже по тогдашним меркам).
Впрочем, главные события
разворачиваются не по пути, но по
окончании путешествия. На Луне
действительно неспокойно: идет затяжная
воина между двумя государствами,
Иллом и Воту, война с
применением «радиевых бомб» и
«умерщвляющих газовых смесей». Причем все
старания Хельга, единственного сына
престарелого правителя Илла,
прекратить бойню оканчиваются лишь тем,
что сам Хельг схвачен, обвинен в
«предательстве нации» и вот-вот
должен быть казнен. «Стальной цилиндр»
с землянами появляется на Луне за
два «оборота светила» (тамошняя
мера времени) до казней, уже в ту
пору, когда Хельг в медной клетке
ожидает своей участи на главной площади
Линна, столицы Илла. По всем
законам жанра, Анна влюбляется в
приговоренного Лунного Принца и
убеждает отца помочь «селенитам,
которые не хотят остаться без
будущего...». Несколько динамичных
эпизодов «превращения
империалистической войны в гражданскую» (говори
словами В. И. Ленина) прописаны
довольно шаблонно, в строгом
соответствии с большевистскими доктринами,
но именно они как бы искупали в
глазах придирчивого читателя двад-
цатых и тем более тридцатых годов
обостренное внимание автора к любов
ной линии романа. Читая
заключительные страницы «Красной Луны», не
одна рабфаковка в двадцатые
обливалась слезами: восстание победило,
но гибнет Хельг, гибнет академик
Воронцов, тяжело ранена сама Лнна.
И все же ценность «Красной Луны»
несомненна: первый советский научно-
фантастический роман был написан
увлекательно и талантливо, а потому-
так или иначе остался читаемым и
во времена более поздние
Группа «Красный Селенит», вне кся
ких сомнений, вышла из романа Ари-
старха Обольянинова точно так
же, как «натуральная школа» русской
классики «вышла из гоголенской
шинели». Любопытно, однако, что
формальная принадлежность Обольяни
нова к новой группировке
(принадлежность, которая многими
историками литературы считается само собой
разумеющейся даже до сих пор), на
самом деле не имела места. И, если
вдуматься, просто не могла иметь
место. Для идеолога «селенитов» имя
Обольянинова, окруженное
положенным пиететом, должно было стоять
чуть в стороне — точь-в-точь, как
в придуманной гораздо позднее
конструкции типа «и-примкнувший-к-пим-
141

I O-
3
142
Шепилов». И Лежнев, и сам автор
«Красной Луны», прекрасно
понимали, что вызывающе «непролетарское»
происхождение графа Обольянинова
может сделать (поначалу и делало)
уязвимым для критики многие
дальнейшие шаги группировки,
препятствовать усилению ее влияния.
Вероятно, некое джентльменское соглашение
было заключено между Обольянино-
вым и Лежневым еще в 1921 году и,
как показывают дальнейшие события,
исправно выполнялось и тем, и другим.
(Даже в конце тридцатых, когда уже
Обольянииову предлагали «осудить и
заклеймить» некоторых своих бывших
единомышленников по «КС», ставших
«троцкистско-бухаринскими
выродками, наймитами иностранных
разведок», писатель каким-то образом
сумел отмолчаться. Такое
двусмысленное положение «советского Жюля
Верна» вызывало злую издевку
критиков, могущих похвастать разве что
безупречной анкетой.)
Отдельные нападки на автора
романа «Красная Луна» продолжались
уже в пору, когда с самими
«селенитами» предпочитали не связываться;
напротив, как бы сопутствующий
группировке «дворянчик», «граф», да еще
бывший эмигрант, был легко уязвимой
мишенью. Лишь со второй половины
1925 года, после июньского
постановления ЦК РКП (б) «О политике
партии в области художественной
литературы», где специально
подчеркивалось: «Считать недопустимым
отталкивать таких талантливых
попутчиков, как товарищ Обояльнинов,
доказавший своими книгами, что он
на стороне Республики Советов...»,
вал упреков стих. (Существует
мнение, что фраза была вписана в
постановление Ф. Раскольниковым после
мягких, но настойчивых советов
Лежнева.) Последний раз над Обольяни-
новым подшутили в 1928 году Илья
Ильф и Евгений Петров в романе
«Двенадцать стульев», изобразив его
в виде охотника за своими
сокровищами Ипполита Воробьянинова.
Впрочем, это-то был вполне
беззлобный шарж, где сатирики обыграли
только особенности внешности и
отдельных манер писателя-фантаста,
намекнув на адресат своей пародии
лишь фразой дворника Тихона: «.Ба
рин!.. Из Парижа!..»
Однако за разговором об Аристархе
Кирилловиче Обольянинове мы
несколько забежали вперед. Вернемся в
март 1921 года, который официально
считается месяцем рождения
«Красного Селенита». Именно 20 марта
Лежнев выступил в клубе московского
Механического завода имени товарища
Зиновьева с программой нового
писательского объединения.
Вступительная часть содержала положенную
революционно-романтическую риторику
(«Да, Вселенной и всей природой мы
овладеем лишь разумом, наукой
точными познаниями, а суеверия,
мистика и прочая штука, делавшая
людей рабами этой природы, должна
быть забыта..» и т. п.), зато тезисы
были удивительно конкретными.
«Красный Селенит» провозглашался
добровольным объединением
писателей-фантастов, без права
ассоциированного членства; писателям «из
крестьянской и буржуазной среды» в
приеме как бы не отказывалось
(хотя и устанавливался целый ряд
препон, вроде годичного испытательного
срока); «лунная» тема .объявлялась
приоритетной («Луна — зримый
символ Вселенной, достижение Луны и
овладение ее богатствами — вековая
мечта человечества, научный метод
и прогноз сделают пролетариат
хозяином как Земли, так и ее
ближайшего спутника», и прочее).
Через полтора месяца после
выступления идеолога «селенитов» со своими
тезисами вышел первый номер
альманаха «Селена», тиражом в сто тысяч
экземпляров, объемом в сорок (!)
печатных листов. На кроваво-красной
обложке номера 1 — как и всех
последующих — была помещена
эмблема «КС»: голубая полоска лунного
серпа, пересеченная черной рукояткой
молота. Вид эмблемы, чрезвычайно
напоминающей официальный герб
Советской Республики, заставил
некоторых руководителей группировок сразу
же скорректировать свои позиции.
Состав уже первого номера «Селены»
оказался достаточно впечатляющим.
Открывала книжку небольшая
внятная статья Лежнева «О текущем
моменте в области
литературно-художественной фантастики», а завершала
альманах статья
профессора-астронома Владимира Поплавского «Что
обязан знать пролетарий о Луне».
Между этими двумя статьями помещалась
поэма С. Обрадовича «Вверх дном!»,
повесть «Лунный календарь» Сергея
Самобытника, подборка «космичес-

ких» рассказов В. Есипова, С. Перова,
А. Беляева, Всемира "Ковалича и
других, две новые новеллы Герберта
Уэллса с большим послесловием
Евгения Замятина.
Говоря о «Селене», нельзя не
сказать подробнее о содержании ее
выпусков, последовавших вслед за
первым. Произведения, опубликованные в
альманахе, в целом объективно
отражали текущий литературный
процесс двадцатых, часто находясь в
эпицентре газетных и журнальных
споров.
Романы «Старт» Даниила Крептю-
кова (вып. 2, 1921), «Возвращение
Гельмута Саса» Сем. Шпаняры (вып.
3, 1921), «Лунное затмение» Леонида
Полярного (вып. 4, 1922) и большая
повесть Александра Зайцева
«Разворот» (вып. 9, 1924) стали довольно
заметным явлением в литературной
жизни России. (К примеру, «Лунное
затмение» сочли своей обязанностью
отрецензировать в «Правде», в
«Рабочей газете», в журналах «Молодая
гвардия» и «Литература и революция*
такие заметные критики, как Войто-
ловский, Ангарский, Друзин и Дейч.)
Произведения эти талантливо
развивали темы, внедренные в читательский
обиход Обольяниновым: путешествия
на Луну, возможность существования
на Луне разумных существ
(организовавших свои социумы по законам
той или иной политической системы),
разработка недр спутника Земли и т. п.
Никто из авторов, похоже, не
сомневался, что осуществление «лунного
перелета» — дело весьма недалекого
будущего, и потому о проблемах
грядущего авторы писали как о
практически решенных, когда завершение
работы тормозится только из-за
незначительных деталей. Такая
деловитость — на грани
«конструктивизма» — публикуемой в «Селене»
фантастической прозы производила
впечатление.
Подготовка космического старта (в
романе Д. Крептюкова) была
показана всего лишь как будничная «часть
общепролетарского дела»: быт завода
«Луиный скороход», нарисованный ав
тором с большим знанием реалий,
был «фантастически» узнаваем, а
сама цель (достижение поверхности
спутника Земли) придавала тяжелому
производственному труду высокий
смысл, мелким конфликтам —
принципиальную многозначность,
неосмысленным и корявым железкам —
облагороженный облик будущих частей
ракетоплана. Сергей Королев, в
юности жадно читавший каждый выпуск
«Селены», позже вспоминал о том, что
тогда «был абсолютно уверен:
ракета на Луну уже практически готова.
И мечтал хотя бы учеником
попасть на «Лунный скороход» и успеть
до старта поглядеть на корабль
«Стремительный», а если повезет,
прикоснуться рукой к ребристому
стабилизатору...» Даниил Крептюков
действительно сумел захватить читателя
ощущением работы-подвига,
поэтизацией этого едва ли не рабского
труда в три смены, без инструментов,
с «надо!» вместо отдыха, когда после
рабочего дня сил хватает только
чтобы дойти до кровати. («Шатаясь,
вошел в комнату. С усталой улыбкой
сказал Кате: «Мы все-таки его
сделали.. Катюша...» И повалился
навзничь, даже не дойдя до постели —
все с той же странной, горячечной
улыбкой...» — цитирую финальные
строки первой части романа «Старт».)
В отличие от Д. Крептюкова и
Л. Полярного автор «Возвращения
Гельмута Саса» Семен Шпанырь не
касался производственных дел.
«Возвращение...» — забавная сейчас и
вполне естественная для начала
двадцатых фантазия на тему «мировой
коммуны». Гельмут Сас, бывший
военнопленный, а затем -
коммунистический агитатор в кайзеровской армии,
после мировой войны живет в РСФСР,
хотя и мечтает вернуться домой, в
Германию. Увы, пока у власти «социал-
предатели», это невозможно:
убежденного коммуниста ждет
сфабрикованное обвинение и почти наверняка
тюрьма. Чтобы каким-то образом
отвлечься от мыслей о родном
Гамбурге, Гельмут соглашается лететь
добровольцем в составе 1-й Лунной
экспедиции. Приключения героев на. Луне
(обследование кратеров и борьба с
чешуйчатыми лунными хищниками)
занимают примерно треть книги, зато
дальше и начинается самое важное.
Из-за свойств «мирового эфира»
ракета прибывает на Землю через... 15 лет
после старта, в 1937-м. (По всей
видимости, Сем. Шпанырь что-то
слышал об открытиях Альберта
Эйнштейна.) На Земле герою сообщают, что
теперь нет никаких препятствий к
тому, чтобы вернуться в Германию.
Более того, отважный путешественник
и
ц
143

I <*
I к
il
будет встречен с почетом.
Оказывается, за то время, пока 1-я Лунная
была в полете туда и обратно, на всей
Земле победила пролетарская
революция. Гамбург переименован в Карл
Маркс-Штадт, а родная улица нашего
странника - соответственно, в улицу
Гельмута Саса.
В архиве А. Лежнева автору этих
строк посчастливилось найти очень
злую анонимную пародию «Второе
возвращение Гельмута Саса». В ней
рассказывалось, как Гельмут, изрядно
отупев от пресного дистиллированного
счастья коммунистической Германии,
решает лететь обратно на Луну, в мир
кратеров и чешуйчатых чудовищ.
Разумеется, в ту пору этот памфлет
никто не решился бы опубликовать.
История, связанная с повестью
«Разворот» Александра Зайцева, еще
более любопытна. Сюжет «Разворота»
нес в себе некоторые черты все той
же «производственной» фантастики,
однако куда больше в произведении
было традиционной приключенческой
атрибутики, позаимствованной
автором у Гастона Л еру и Луи Буссена-
ра. В ходе эксперимента советских
ученых Луна меняет свою орбиту и,
благодаря такому «развороту»
(отсюда и название) — меняется и
климат. Действие повести
разворачивается в пышных лунных джунглях,
куда из-за неисправности двигателя
(кстати «атомного двигателя» —
предвидение Зайцева!), прилуняется
«капсула» с земными путешественниками.
Так случилось, что номер
«Селены» с повестью Зайцева в том же,
1924, году попал в руки К- Э.
Циолковскому. Тремя годами раньше
престарелому теоретику ракетоплавания
не довелось прочесть «Красную
Луну» Обольянинова, зато теперь он
прочел Зайцева и пришел в неописуемое
негодование. В мае 1924 Циолковский
пишет в редакцию «Известий ВЦИК»
гневное письмо на восемнадцати
страницах, озаглавленное «Мои
возражения на книгу юв. Зайцева». В письме
много сильных выражений,
возмущенное отрицание «каких-либо джунглей
на Луне в принципе, ибо Луна, как
известно, атмосферы не имеет» - и
вывод о том, что «произведение тов.
Зайцева, прочитанное нашей
молодежью, может дать неточное и даже
превратное представление о целом
ряде физических и астрономических
явлений...» Через две недели в Калугу
приезжает вежливый молодой
человек, спецпорученец Юлия Стеклова,
назвавшийся Сергеевым. Сергеев,
разумеется, разделяет негодование
ученого и предлагает Циолковскому
напечатать его письмо не в самих
«Известиях» (оно слишком велико для
газеты) , а отдельной брошюрой.
Циолковский соглашается и подписывает
все необходимые бумаги... Много лет
спустя, в 1965 году,' когда в новое
помещение переезжал один из складов
конторы «Известий» в Трубниковском
переулке, на самом дальнем
стеллаже были обнаружены
нераспечатанные пачки с этой брошюрой
Циолковского — все тридцать тысяч
экземпляров. Вернее, 20 287. Десять
авторских экземпляров вместе с
гонораром были честно отправлены в
Калугу автору, две брошюры взял себе
на память Лежнев, а последняя,
видимо, просто затерялась. «Наша
молодежь» так ничего и не узнала о том,
какое «неточное и превратное
представление о Луне» она впитала вместе
с книжкой А. Зайцева.
Руководителю «Красных Селенитов» не нужен
был никакой скандал, тем более с
участием столь знаменитой фигуры, как
К. Э. Циолковский. Как всегда,
Лежнев действовал тихо, точно и
результативно. «Селенитам» в те годы никто
не помешал, и альманах тоже
продолжал выходить без препятствий.
Дела шли настолько гладко и
успешно, что даже осторожный Лежнев
наконец решился. В 1927 году он
большим тиражом выпустил в свет
сборник своих теоретических статей, на
одну из которых возлагал особые
надежды. Статья была увеличенным и
расширенным вариантом доклада на
Чрезвычайной конференции ВАПП и
уже совершенно недвусмысленно
давала ответ на вопросы, «как нам надо
организовать писателей» и «кому
именно следует полностью доверить
эту ответственную задачу».
Эта статья все погубила.
Государственная система до поры до времени
способствовала возникновению и
процветанию «селенитов», но не
собиралась позволять одному из
«винтиков» стать слишком самостоятельным.
В каком-то смысле дело жизни
Лежнева уничтожил сам Лежнев.
Personalia: Лежнев
Алексей Львович Лежнев [Гринбаум)
родился 8 марта 1887 года в Санкт-Пе-
144

тербурге в семье купца первой гильдии
Льва Гринбаума. Алексей окончил
гимназию, после чего поступил в «Новую жизнь»
театральным обозревателем (интерес к
театру мальчик впервые испытал, еще когда
учился, и даже одно время был занят в
«ролях без речей» в Александринке - - в
спектаклях «На дне», «Уриэль Акоста» и
«Доктор Штокман»). Тогда же и
появился псевдоним «Лежнев», ставший
фактически фамилией. Перу Лежнева
принадлежали сотни статей и рецензий в десятках
столичных изданий, он был работоспособен
и неутомим. В 1914 году Лежнев
добровольцем уходит на фронт, служит в
кавалерии, награжден двумя Георгиевскими
крестами. («Былинный» образ русского
богатыря Козьмы Крючкова, придуманный
в годы первой мировой войны журналистом
«Нового времени» Вельским и ставший
благодаря тысячам лубочных картинок весьма
популярным, как это ни парадоксально,
«делался» с Лежнева Гринбаума,
обладателя роскошных казацких усов, бывшего
театрального репортера и, безусловно,
храброго конника.)
В годы гражданской войны А. Лежнев
воюет в 1-й Конной, под началом Ду-
менко. В 1919 году получает из рук ком-
кора именной маузер «за мужество и
революционную стойкость». В 1920 году воз-
врашаетсн с фронта в Петроград,
полгода работает в Петросовсте - вплоть до
возвращения Обольянинова в Россию.
С 1922 года живо г в Москве. Трудно
сказать, когда идея «Красных Селенитов»
была оформлена Лежневым в конкретную
программу литературного объединения,
однако несомненно, что встреча «советского
Жюля Верна» и будущего руководителя
«КС», состоявшаяся уже в марте 1921,
сыграла решающую роль. Кстати, именно
благодаря стараниям Лежнева процесс
возвращения Обольянинпва из
«благополучного» Парижа в разоренный Петроград
прошел наименее болезненно.
В 1920 1921 годах Лежнев занят
подготовительной работой по созданию «КС»,
а после 1921 года и своего выступления
в клубе завода имени Зиновьева уже
руководит объединением (руководящее
ядро «КС» в Москве, отделения - - в
Петрограде, Киеве и Екатеринбурге). В эти
годы Лежнев пишет значительно меньше,
чем до революции, хотя практически в
каждом номере «Селены» все-таки
выходит по одной его обширной статье.
Лежнева увлекает глобальная идея - -
«объединение всех групп, всех фракций в одно
сплоченное ядро для того, чтобы помочь
писателям идти к светлому будущему».
В 1928 году Гиз прекращает выпуск
альманаха «Селена» под предлогом «острой
нехватки бумаги». Лежнев вызван в
Агитпроп и узнает там, что «дальнейшее
существование объединения фантастов в таком
виде, в каком оно существует в
настоящий момент, политически
нецелесообразно» и что он сам, Лежнев, получает
«ответственное п-артинпое поручение» ехать
в Курск для контроля правильности про
ведения культурной политики ЦК- Лежнев
пытается встретиться со Сталиным, пишет
ему письмо, дважды телефонирует, но его
попытки успеха не имеют.
В начале марта 1938 года с
формулировкой «скрытый троцкист» исключен из
партии и уволен со службы. В ночь на
15 марта 1938 за ним пришли. Пока
агенты НКВД выламывали дверь, Лежнев
застрелился из врученного ему Думенко
именного маузера, уже сам факт наличия
которого мог бы стать причиной ареста и
расстрела.
Где похоронен Алексей Лежнев —
неизвестно.
Если вдуматься, исчезновение с
литературного горизонта «Красных
Селенитов» было фиктивным. В том же
самом месяце, когда «Печать и
революция» констатировала смерть
популярного литобъединения и
прекращение альманаха, при Агитпропе ЦК
ВКП(б) был создан неприметный
подотдел, в задачу которого входила,
среди прочего, «поддержка наиболее
одаренных литераторов-фантастов из
числа здорового элемента
пролетарских, крестьянских писателей и идейно
подкованных
писателей-интеллигентов» (цитирую по тексту закрытой
директивы ЦК ВКП(б) № 364/28 от
21 марта 1928 года).
Судя по всему, Сталин очень
внимательно прочитал статью Лежнева и
сделал для себя положенные выводы.
Во всяком случае, создавая
впоследствии структуру Союза писателей
СССР с генсеком во главе, Сталин
очень много позаимствовал из
наработок «главного селенита» (еще более
усилив, правда, «надзирагельный»
момент, органы «контроля и
идеологической работы» в лице рабочего
секретариата и трех комиссий при
секретариате). Сталину пришлись по душе
плоды деятельности Лежнева,
который всего за несколько лет смог
четко сформулировать идею своего
объединения, сделал его массовым,
влиятельным, подобрал толковые
«кадры». В отличие от идеологов
сгинувшего «пролеткульта» и всех
последующих литературных
группировок, суетливо претендовавших на
звание «государственных». Лежнев
высчитал ту степень зависимости
«селенитов» от государства, которая,
оставаясь жесткой и
централизованной, имела бы видимость
двустороннего сотрудничества. Согласно
145

ж
it
a. *
этой схеме, власть пестовала словно
бы не совсем уж «рупоры»,
«винтики», а как бы добровольных
помощников на идейной основе.
«Селениты», на первый взгляд, ничего не
требовали от партии и были на ее
стороне бескорыстно. «Передовой отряд
писателей» (руководитель «КС»
мыслил видеть в первых рядах авторов
«фантастического направления»)
и мел бы вид вполне са мостоятель-
ной силы — в то время как был бы
на незаметном идеологическом
поводке. Причем длина этого поводка
определялась в зависимости от
поведения отдельных членов «передового
отряда». Таким образом, внешний
декорум был бы соблюден. В этой схеме
Иосифа Сталина не устраивало,
пожалуй, лишь одно звено — сам Лежнев.
Это звено и было безболезненно
устранено в 1928. «Командировка»
Лежнева в Курск была предрешена в
тот самый момент, когда на рабочий
стол Сталина легла маленькая
невзрачная книжка, изданная «Кругом»,
с каким-то загадочным агрегатом на
обложке...
Читатель, конечно, уже догадался,
что речь идет о романе
«Катапульта» Степана Кургузова.
Извлечения из главы
II. Катапульта на Соловках
(1929—1932)
Как известно, Степан Кургузов
никогда не состоял ни в
действительных членах «Красного Селенита», ни
в принятых с испытательным сроком;
все его попытки опубликовать свою
«Катапульту» в альманахе оказались
неудачными (главный редактор
«Селены» сочла, и не без оснований на
то, рукопись графоманской). И тем не
менее своим возвышением Кургузов
косвенно был обязан Лежневу: ведь
именно благодаря его деятельности
Сталин всерьез заинтересовался
«селенитами» и даже поручил секретарю
откладывать для генсека все
публикации, так или иначе касающиеся
фантастики (в особенности «лунной»
фантастики — другой, впрочем, было
немного). Борис Бажанов в своей книге
«Я был секретарем Сталина»
ядовито замечал по этому поводу:
«...Начиная с середины двадцатых, Сталин
необыкновенно увлекся литературой
«фантастических писателей» (так
называемых «селенитов»), которых один
весьма энергичный молодой человек по
фамилии Лежнев не без успеха
сплотил в некое подобие ячейки.
Обычная «пролетарская» литература
порядком раздражала генсека. И не
только потому, что она была скучна
безмерно. Любая современная тема,
даже раскрытая вполне верноподдан-
нически, содержала скрытый подвох.
Трезвый взгляд на «достижения» был,
разумеется, невозможен. Но и
безудержный оптимизм
«производственных» или «кооперативных» романов
отдавал откровенной фальшью, что
было видно со стороны
невооруженным взглядом. Литература же
фантастическая, в буквальном смысле этого
слова, для Совдепии подходила
идеально. Ни один «злопыхатель» не
смог бы упрекнуть таких писателей
в преувеличениях либо в подтасовках.
Эта литература была вся выдумкой,
искать в ней меру достоверности и
пропаганды было бы действительно
глупо. Бригады фантастов можно
было безбоязненно отправлять в
«творческие командировки» куда угодно —
в Туркестан, на строительство
Беломорканала, на Соловки,— и всюду они
видели бы не столько реальные
мерзости режима, сколько темы для
своих убогих «лунных» романов. К тому
же партийная поддержка «селенитов»
ослабляла позиции РАППа,
разрушала громогласные уверения тех, будто
бы только они «заведуют всей
литературой республики», делала их
претензии на лидерство просто
смешными...»
Подобно сюжетам большинства
последующих романов этого автора,
сюжет «Катапульты» был просто, как
«Правда» двадцатых и, как «Правда»
тридцатых, кровожаден. Начиналось
все с провокаций на
польско-советской и румынско-советской границах,
причины провокаций объяснялись
автором однозначно: «Опять затевали
недобитые пилсудчики, науськанные
капиталами Англии и Франции, поход
против молодой Республики Советов.
Опять (? — Р. /С.) дым стелился над
■Бугол и готовы были
белогвардейцы всех мастей использовать любую
возможность, чтобы задушить
коммунизм...» Сделав такое
глубокомысленное вступление, Кургузов переходил к
сути дела. Суть состояла в том, что
и советская власть не дремлет. В
экспериментальной лаборатории
профессора Красносельского, располо-
146

женной почему-то на Соловецких
остр<фах, уже готово оружие
«встречного удара» — огромная
электрическая катапульта, нацеленная на
Луну. В любой момент мощный
электрический разряд может изменить
скорость вращения Луны, что немедленно
скажется на земных делах. Как только
появляются первые намеки на
интервенцию, могучие приливные волны
затопляют Англию, почти всю Францию
и половину Северной Америки. На
оставшихся частях суши рабочие и
крестьяне берут власть в свои руки.
После чего разбушевавшаяся стихия
успокаивается (это проф.
Красносельский повторно выстрелил из
катапульты — уже в противоположную
сторону Луны).
Оставим в стороне чудовищное
техническое невежество Кургузова
(занудно описанное им на двенадцати
страницах электрическое устройство в
действительности бы потребовало всей
мощности Днепрогэса и не смогло бы
не только сдвинуть с орбиты Луну,
но даже поджечь легкую вражескую
авиетку... Не будем касаться
нравственного аспекта сюжета (гибель
миллионов ни в чем не повинных людей
ради торжества «мировой революции»
в те годы, увы, многим энтузиастам
вселенского «пожара в крови»
казалась вполне заурядным делом). Но
даже в главном Своем, литературном,
отношении роман «Катапульта» не
выдерживал никакой критики. Мало
того, что автор сюжет поворота Луны
позаимствовал, конечно же, из зайцев-
ского «Разворота». Он еще и
умудрился обворовать Обольянинова, выдав
целый ряд рабских заимствований из
«Красной Луны» за принципиальный
спор с ее автором. Скажем,
профессор Красносельский выглядел
бледным двойником академика
Воронцова, причем помощницу профессора
звали не иначе, как Анна Соколова.
Сначала Анна, как подобает
любящей жене, решает, что ее Игорь
добросовестно заблуждается
(принципиальный спор супругов занимает всю
четвертую и две трети пятой главы).
Но затем она — вместе с
читателями — начинает подозревать
недоброе. Читательские подозрения
подкрепляет и шестая глава («В логове
обреченных»), которая посвящена
совершенно секретному совещанию
крупнейших магнатов Англии,
Франции, Германии и Соединенных
Штатов. Не мудрствуя лукаво, Кургузов
дает этим героям очень простые
имена: Уинстон Ливерпулл, Леон Буржуа,
Ганс Цумтойфель и Генри Рокфорд.
Эти четыре карикатуры и ведут себя
сообразно своим именам — «жадно
сверкают глазами», «потирают
подагрические руки», «тупо ворочают
толстыми шеями», обнаруживают
«хищный оскал неровных мелких
зубов» и под конец поручают своему
тайному агенту в Советской России
«приступить к решительным
действиям» и «разрушить секретное оружие
большевиков». Само собой
разумеется, их агент по кличке «Хамелеон»
и есть Игорь Соколов, в свое время
скрывший и от жены, и от ГПУ, что
был поручиком в армии Врангеля.
За секунду до того, как шпион
собирается нажать на кнопку адской
машины и разнести лабораторию вместе
с катапультой. Анна стреляет в своего
мужа. Катапульта уцелела и
включена. Восставший рабочий класс
Гамбурга, Льежа и предместий Парижа
(сам Париж пока еще под водой)
приветствует конницу Буденного.
Победители поют и танцуют. Господа
Ливерпулл, Буржуа, Цумтойфель и
Рокфорд пытаются скрыться на
импровизированном «Ковчеге» —
роскошном дирижабле «Флорида», но
натыкаются на шпиль Эмпайр Стейт
Билдинг и гибнут в результате
взрыва водорода...
Калифорнийский советолог Герман
Елисеев, пытаясь понять подоплеку
увлечения Сталиным именно этим
романом, пишет о «доктринерской ясно
сти изложения всех предполагаемых
событий: провокация Антанты, новое
оружие, поражение империалистов в
войне, восстание народных масс и т. д.
Сталин сам любил четкость и
последовательность, не терпел так
называемой «интеллигентской
расплывчатости». Косноязычный малограмотный
Кургузов усвоил только азы
политграмоты. Читая «Катапульту», Сталин
обнаруживал в авторе искреннего
начетчика, повторяющего его же,
Сталина, тезисы. А поскольку пропагандист
и обязан был быть несколько
примитивнее, нежели сам генератор идей,
генсек жаловал своего alter ego
толикой государственных благодеяний...»
На наш взгляд, Г. Елисеев
абсолютно прав. Добавим лишь, что было еще
два обстоятельства,
способствовавшие тому, что Кургузов неожиданно
147

il
о. s
для себя оказался под
покровительством Сталина. Почему-то мало кто
замечал, что одна из любимых фраз
генерального секретаря «Кто
контролирует Луну, контролирует весь
мир» — точная цитата из
«Катапульты» (причем из главы «В логове
обреченных», реплика Генри
Рокфорда!). Вполне вероятно, что фраза эта
дала толчок ко всей космической
программе Советской России на
полвека вперед.
Впрочем, ни сам Кургузов, ни
читатели романа, ни литературные
критики ни о чем подобном,
естественно, не догадывались. К слову
сказать, нелицеприятная рецензия на
роман успела проскочить в печать
только одна-единственная. В ноябрьском
номере «Красной нови» за 1928 год
Иосиф Бескин опубликовал
достаточно резкую статью «Всемирный потоп
С. Кургузова (по поводу романа
«Катапульта»)». Б ней, помимо весьма
здравых обвинений в
научно-техническом невежестве автора, содержались
и не менее здравые - хотя и очень
осторожные -- упреки в «чрезмерном
количестве жертв», без которых, судя
по роману, «тов. Кургузов не мыслит
мировой революции». Отстаивая свой
взгляд, Бескин упирал на «все
возрастающую сознательность пролетарии
та всех стран», однако это ему не
помогло. В марте 1929 года
«Правда» помещает на первой полосе статью
«Об одной вылазке «Красной нови» и
ее последствиях». Статья была без
подписи, но только совсем уж
недалекий человек не узнал бы руку
Сталина. «Товарищ Кургузов написал
правильный роман,— говорилось в
статье.— Правильный идейно, научно
и художественно. Роман верен с
идейной стороны потому, что ни одна
революция не может обойтись без жертв,
мировая революция - - тем паче.
Роман верен с научной точки зрения, ибо
научное и военное использование
Луны одна из перспективных задач
пролетарского государства. Наконец,
роман абсолютно верен с
художественной точки зрения, поскольку в
условиях победоносного наступления
социализма в нашей стране классовая
борьба будет все обостряться и,
стало быть, такие выродки и
двурушники, как Игорь Соколов из романа
«Катапульта», должны всемерно
разоблачаться нашими мастерами
пера...»
Personalia: Кургузов
Степан Петрович Кургузов рфдилсн
13 апреля 1902 года в Твери, в семье
столяра-краснодеревщика. Закончил три
класса городской гимназии, после чего
работал в мастерской отца. В годы
гражданской войны служил рассыльным в
Тверском губисполкоме, потом некоторое
время был начальником Посадской милиции
(Тверская губерния). В 1923 году
переезжает в Москву, устраивается наборши-
ком в типографию имени 25 Октября.
Свою новую должность Кургузов
использовал как возможность для
самообразования (типография печатала книги по
физике, журналы «Электричество»,
«Природа и мы», «Авиатор» и другие). Однако,
судя по его романам, азы естественных
наук Кургузов усвоил поверхностно, в
точных же почти не разобрался. В 1927
году он пишет свою «Катапульту», которую
напечатать ему удается только в 1928
и то с большим трудом; помогло то, что
тесть Кургузова был близким другом
коммерческого директора издательства
«Круг». (Об этом факте писатель позднее
поведал сам в своих воспоминаниях,
усматривая в том некий перст судьбы...)
В начале с 1929 года увольняется из
типографии и в дальнейшем занимается
только литературной деятельностью. В
принципе несколько лет автор мог бы жить
только на доходы от переиздания
«Катапульты» (1929 год — три издания, 1930 —
пять, 1932 семь (!) переизданий за
год и т. п.). Однако Кургузов
предпочитает все-таки писать. В 1934 году
появляется новый роман «Конец «Острова
Негодяев» (Москва, Гиз) — своеобразное
продолжение «Катапульты». В романе
выясняется, что после мировой революции
утонули не все капиталисты и прочие
эксплуататоры: некоторые из них
ускользнули от народного гнева и обосновались
на острове в Карибском море. На этом
«Острове Негодяев», единственном
оставшемся в мире заповеднике заповеди
«человек человеку — волк», по-прежнему
зреют коварные планы мирового господства.
Карл Цумтойфель и Джон Рокфорд —
дети погибших в первом романе акул
империализма собирают свою собственную
катапульту и решают отомстить мировой
коммуне. К счастью, на остров проникает
агент Коминтерна Василий Кандыба. Он
входит в доверие к Кларе Цумтойфель,
сестре Карла (судя по выбору имен
героев. Кургузова в момент написания
романа неотвязно преследовала известная
поговорка про кражу кораллов и кларнета!).
Дальнейшее понятно: в критический
момент, когда катапульта вот-вот будет
включена, распропагандированная Василием
Клара взрывает бомбу. Чтобы ей помешать,
Карл стреляет в сестру из «смит-вессона»,
но поздно. «Остров Негодяев» взлетает на
воздух вместе с катапультой и днумя
миллионами населения. Василию в последний
148

момент удается спастись на дирижабле
«Сталин», посланном ему на выручку
Коминтерном. (Сюжет романа, нелепый до
анекдотичности, здесь пересказан только
лишь потому, что большинству
сегодняшних читателей он не известен: роман,
правда, трижды издавался в тридцатые
сороковые годы, но после 1959 года — года
победы Фиделя Кастро на Кубе — автору
посоветовали это произведение пока
больше не переиздавать и не включать в
собрание сочинений, так как в конктекетс
кубинских событий любое упоминание
советского автора об «Острове Негодяев»
в Карибском море выглядело бы, мягко
говоря, несвоевременным...)
В 1932 году Кургузов входит в
оргкомитет единого Союза советских писателей.
В августе 1934 года избран в правление
Союза писателей СССР, возглавил
Секцию фантастов. В тридцатые годы он много
выступает в центральной печати с
теоретическими статьями по «проблемам
литературной фантастики в русле текущего
момента» (в «Правде», в «Известиях», в
«Комсомольской правде» и особенно
почему-то в «Профсоюзной газете»,—
возможно, ему доставляет удовольствие, что
Лежнев, работая в секретариате газеты,
вынужден сам отправлять эти статьи в
набор...) Наиболее известна его статья
«Луна реальность!» (в «Литгазетс»),
где он от имени Секции фантастов дает
отпор «нытикам и маловерам,
сомневающимся в нашем светлом будущем». В 1937
году появляется роман «Счастливое
Завтра», в 1938 «Упреждающий удар»
(издательство Наркомата обороны выпустило
роман в «Библиотечке солдата и
матроса» тиражом около 2 миллионов
экземпляров, точные цифры тиража, впрочем,
неизвестны, роман удостоен Сталинской
премии 2 степени 1939 года). В эти же
годы влияние Секции фантасов,
руководимой Кургузовым, резко возрастает.
После войны появляется целый цикл,
посвященный грядущей «победе нашей
науки над тайнами природы», так
называемая «лунная серия Кургузова» («Транзит:
Антарктида Луна» (1952), «Ловушка
моря Лапласа» (1955), «Кратер Браге»
(1959) и «Исправленному верить!»
(1961), также несколько рассказов (1960 —
1962) на вес ту же тему).
В 1972 году, к 70-летию со дня
рождения, удостоен звания Героя
Социалистического Труда. В 1978 году в
издательстве «Молодая гвардия» выходит
«шпионский» роман-тетралогия «Каракурт»
(Государственная премия СССР 1980 года),
после чего больше ни одного прозаического
произведения С. Кургузова в печати не
появляется. С 1979 года писатель изредка
публикует в периодике статьи, эссе,
«заметки п*1 попа ty», фрагменты мемуаров.
В 1990 году выходит книга его
воспоминаний «Что было, то было», ф
Продолжение следует
S
щ
га
О
ш
ос
оо
оо
оо
оо
оо
о о
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
о о
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
Евгеника —
глобальные цели
Проект «Геном человека»
(«ГЧ») называют «Манхет-
теном биологии». Ведь в
последующие пятнадцать лет
предстоит за доку ме i
пировать идентификации и
последовательности нуклеоти-
дов трех миллиардов пар
ДНК, кодирующих пятьде -
сят тысяч генов. Львиную
долю расходов в три
миллиарда долларов берут на
себя США. Польза
программы усматривается,
во-первых, в ответе на
вековечный вопрос, как работает
организм человека, а во-
вторых, как включить
резервы человеческого
организма. А его подтачивают
сотни генетических болезней —
фиброзы, особые случаи
глухоты, эпилепсия,
мышечная дистрофия,
малокровие... Ранее крупнейшие
планетарные проекты
рождались вне науки о жизни:
космос, ускорители частиц,
телескопы... И если сейчас
появился наконец
сравнимый с ними по масштабу
проект, то это, несомненно,
программа «ГЧ». Недаром
руководитель американской
части «ГЧ» Дж, Уотсон,
удостоенный в 1962 году
вместе с Ф. Криком
Нобелевской премии за
открытие двой1 юн спирали в
структуре ДНК, уподобил
эту программу проекту
«Аполлон». Ученые-генетики
не вправе бездействовать,
когда выясняется, что
мраморную болезнь пожилых
женшин необходимо
купировать у них еще до
двадцати лет, когда за
последние тридцать лет возник
взрыв «цепных» недугов и
совсем скоро не будет тех,
кто бы избежал риска
болезни. Проект «ГЧ» предусмат-
"ривает дородовый, даже до-
'зачаточный скрининг, что
позволит ограничить риск
генетических заболеваний и
воспроизводить лишь
здоровое потомство для всего
общества. Программе,
однако, не избежать морально-
этических барьеров, хотя
цель
гуманно-демократическая — не создание элиты,
а «селекция» на общее
благо.
149

Божьей милостью доктор
Давно уже было сказано, что ученые (а также поэты, художники,
музыканты и т. д.) делятся на три категории — ученые божьей милостью, ученые
с божьей помощью и ученые божьим попущением.
Третья категорий у нас наиболее многочисленна (потому-то в бывшем
СССР было сосредоточено около трети всех научных работников мира). Она
не только абсолютно бесполезна, но и чрезвычайно вредна, ибо зря расходует
большую часть отпускаемых на науку средств, а в самой науке утверждает
дух карьеризма, чинопочитания, халтуры и взаимного подсиживания-
Вторая — это те, кто выполняет основную часть по объему научной
работы.
Первая категория — это те, кто делает ее главную по значению часть,
кто определяет собой состояние и развитие науки. Их совсем немного. Но
именно они в отличие от царей и королей действительно занимают свое
место божьей милостью. Об одном из них я и хочу рассказать.
В 1937 году бюллетень «Лингвист» (ныне этот крохотный
журнальчик — величайшая библиографическая редкость) опубликовал первую работу
юного студента-филолога Игоря Дьяконова «К истории одного термина (от
родового жилища до мирового города)». Статейку прочли немногие, а ее
истинное значение осталось и вовсе незамеченным. Полвека спустя ее слегка
переработанный автором — главным образом в библиографической части —
вариант был опубликован за рубежом: «From a collective gentile dwelling
to an imperial city (On the history of term)», Oikumene, 5, 1986. На сей раз
ее прочли и оценили все специалисты не только из-за широкой известности
автора к этому времени, но и потому, что она, как и все его работы, оказалась на
переднем крае современной науки.
А его работы — это два десятка книг и примерно три сотни статей по
языкознанию и истории древнего Ближнего Востока, точного их числа ие
знает никто, даже он сам. Каждая его книга сразу же становилась и остается
настольной для всех, кто занимается этим предметом. То же самое
относится и к его статьям.
Чтобы не быть голословным, я хотел бы сослаться на авторитетных
экспертов. Восемнадцатого марта 1988 года Игорю Михайловичу были вру-
чены в Чикагском университете диплом и мантия почетного доктора
гуманитарных наук. Восточный институт этого университета — своего рода Мекка для
всех «древневосточников». Поэтому и отличия, присуждаемые Чикагским
университетом за достижения в этих науках, особенно престижны.
Во время торжественной церемонии профессор Джордж Грэгг сказал:
«Профессор Дьяконов — один из крупнейших и наиболее разносторонних
исследователей древнего Ближнего Востока в наше время. Под его
руководством н влиянием воспитано целое поколение советских ученых, работающих
в этой области науки. А для научного мира в целом результаты его
работы, не имеющей равных по разнообразию и качеству, выразились в
монументальных изданиях текстов и исследовательских монографиях, оказавших
большое влияние на ход изучения истории и языков древнего Ближнего
Востока...
В обзорах, публикациях текстов и частных исследованиях он углублялся
в наименее известные языки древнего Ближнего Востока, создав прочный
фундамент, на который будут опираться все дальнейшие исследования».
А во врученном И. М. Дьяконову дипломе говорится, что эта почесть
присуждается ученому, который «возродил ассириологическую науку в
Советском Союзе и действовал как связующее звено между советской и за-
i падной наукой, человеку, чьи исторические, социально-экономические, фило-
■ логические и лингвистические исследования не имеют равных как по широте
I §• охвата, так и по качеству».
_7 Здесь нет ни малейшего преувеличения, скорее наоборот. К перечислен-
{ • ному выше необходимо добавить еще множество великолепных поэтических
^с переводов с нескольких древневосточных и современных европейских языков.
150

I-
Игорь Михайлович воспитал не «целое поколение», а несколько
поколений ученых, и вновь вывел нашу науку на мировую арену в очень трудные,
многим еще памятные времена. Его научные «дети», «внуки» и даже
«правнуки», а также его почитатели и единомышленники работают ныне и в
России, и в странах СНГ, и на Западе, и на Востоке. Он — естественный и
общепризнанный глава «невидимого колледжа», своего рода неформального
объединения ученых всех возрастов и рангов. А причина этого —
научные и личностные качества Игоря Михайловича. Благодаря им в этом
колледже поддерживается творческая атмосфера, дух служения истине, свободная
дискуссия и равноправное товарищество без различия возраста, чина,
национальности и гражданства. И как же это плодотворно! Вряд ли можно
перечислить все работы членов нашего «колледжа», вышедшие благодаря
такому сотрудничеству, но о созданной по инициативе и под руководством
И. М. Дьяконова трехтомной «Истории Древнего мира» сказать необходимо.
Она вышла уже тремя изданиями, и каждое издание расходилось
мгновенно. Частичный ее перевод издан в США, где тоже имеет большой успех
(сейчас там готовится второе издание).
С международным признанием все обстоит как нельзя лучше. Игорь
Михайлович — почетный член Американской Академии наук и искусств,
Американского востоковедного общества, Британской академии. Британского
Королевского Азиатского общества, Французского востоковедного общества и
многих других национальных научных обществ и международных научных
организаций. И только Академия наук СССР, а теперь и Российская Академия,
не приняла его в свои ряды. Видимо, иные академики не без оснований
опасались, что будут плохо смотреться рядом с ним. У Дьяконова
нет ни почетных званий, ни наград, кроме фронтовых. Даже сборник
научных работ в честь его семидесятилетия издать в нашей стране не
удалось— не по чнну! Сборник издали зарубежные коллеги. И. М. Дьяконов —
«рядовой» главный научный сотрудник группы древневосточной филологии
сектора Древнего Востока Санкт-Петербурга. А о зарплате его стыдно даже
говорить...
Такая уж мы удивительная страна! Целенаправленная политика
административной системы — не допускать, чтобы люди выдающихся умственных
и моральных качеств стали слишком известны, приобрели общенародный,
а не только узкоспециализированный авторитет, и, чего доброго, начали
конкурировать с чиновниками и функционерами, с вездесущей
посредственностью,— достигла своей целн. Особенно это относится к гуманитар-
риям. Поэтому лишь немногим известно, что в Санкт-Петербурге живет
и работает выдающийся ученый-гуманитарий нашего времени Игорь
Михайлович Дьяконов.
Древние греки говорили, что тот, кого полюбили боги, умирает
молодым. Раньше я понимал это в том смысле, что боги избавляют своего
любимца от разочарований, утрат и болезней — всего, неизбежно связанного со
старостью. Однако благодаря огромной удаче познакомившись с Игорем
Михайловичем, я понял это изречение совершенно иначе: тот, кого
полюбили боги, остается молодым всю жизнь, сколько бы она ни длилась.
Сейчас наша группа, как и вся российская наука, переживает трудные
времена. Но как и раньше, каждый год к нам приходят мальчики и де-
вочкн, выпускники школ, студенты, молодые исследователи. И многие
остаются с нами — студентом, аспирантом, просто членом «невидимого
колледжа». Такой «колледж» держится научным и нравственным влиянием
его главы. Пусть же оно сохраняется как можно дольше.
н
151

И. Дьяконов
Моя жизнь
Друзья и знакомые не раз просили меня рассказать мою жизнь и в
особенности о том, как она привела меня к изучению истории и языков, прежде
всего истории и языков Древнего Востока, но затем и человечеству вообще.
И как в результате моего жизненного опыта я смотрю на жизнь и на судьбу
людей Сейчас, когда наступила старость, время подведения итогов, может
быть, пора исполнить эту просьбу.
По моей фамилии видно, что мы из поповичей. Мой предок — то ли русский,
то ли татарин, мне рассказывали по разному был сослан в Сибирь за
разбой. Лагерей тогда не было - завели его в глубь тайги, дали топор и лопату
и оставили одного. Он сделал себе землянку, обзавелся женой, сына отдал
в город, в духовное училище. Тот стал дьяконом, отсюда и пошли Дьяконовы.
Много поколений моих предков были священниками в Сибири. Мой прадед был
промышленником на Урале; много позже он прогорел и постригся в монахи.
Дед мой — это были 1880-е годы, молодежь стремилась к знаниям - - поехал
в Петербург учиться математике; женился там на красавице, дочери
разорившегося сибирского купца. Отец его, тогда еще состоятельный, сказал:
«Ах так, без родительского благословения? Проклинаю, лишаю наследства».
Пришлось моему деду бросить университет. Он уехал в Томск и поступил в
местный государственный банк. Но он уже успел получить незаурядное образование,
учился сам дальше (одних иностранных языков знал четырнадцать),
продвигался по службе и к моменту революции был членом правления Волжско-
Камского коммерческого банка, человеком небедным. Но мой отец тоже женился
на бесприданнице, и повторилась та же история: денег ему от родителей не
причиталось.
Мой отец писал в анкете: из мещан, до революции - банковский
служащий, сын банковского служащего. Так оно, конечно, и было, а по тем временам
такое положение давало возможность существовать.
Родился я в самом начале 1915 года. Петроград моего самого раннего
детства запомнился восьмушкой черного хлеба; на улицах лежали дохлые
лошади, их рвали собаки. Я с тех пор с трудом заставляю себя есть мясо.
Каждую ночь кто-нибудь из дома дежурил с винтовкой в подъезде, потому что
было очень много «комиссаров». Часто под их видом работали налетчики —
грабили квартиры, убивали жильцов... 1919 1920 годы - это регулярные квар-
* тирные обыски, расстрелы. Слово «расстрел» я знал — с жутью - с четырех
« лет. Была официальная общая установка на истребление «классового врага».
I g: Для смертного приговора не обязательно было что-то совершить, не надо даже
%~~л было иметь графский титул, не редко достаточно было дворянской фами-
I1 лии. И ие в тридцатые годы, а уже в двадцатые наша интеллигенция
^< быстро таяла: кто бежал за рубеж, кто умер преждевременно, кого истребили.
152

Я думаю, из дореволюционной интеллигенции к началу нэпа вряд ли
оставалась половина. Да и те, кто остались, отходили на периферию жизни.
Сын священника у нас не мог получить никакого образования, будь он хоть
семи пядей во лбу. Сыновья офицеров и рядовые дворяне тоже не могли учиться
в высших учебных заведениях, разве что если их отцы сумели стать советскими
служащими. Но ведь и это при «плохой» анкете давалось с трудом, а с начала
тридцатых годов и дети «совслужащих» принимались в университеты в
последнюю очередь. Среди молодежи из двух семей, родственных мне по матери,
из семерых молодых людей не получили высшего образования шестеро.
А были их родители из самого бедного, безземельного дворянства, но все же
они считались офицерскими детьми. Кстати, из маминых родных один брат был
в белой армии, а сестра — в красной. Еще один брат был
офицером-пограничником на крайнем юге Средней Азии, в Кушке; он был заключен красными в
лагерь и умер в нем в 1919 году.
Все царские офицеры обязаны были регистрироваться. Они
регистрировались и думали, что могут жить спокойно. А потом Зиновьев их всех вдруг вызвал
и расстрелял... Расстрел Гумилева и целой группы интеллигентов вместе
с ним вымел из Петрограда весь цвет интеллигенции...
Потом официально была введена цензура...
Я научился читать очень рано. Едва ли не первое, что я прочел, была надпись
на вывеске: «Петрорайрабкооп». Но детских книжек и игрушек у меня не было:
в нашей семье переболели дифтеритом оба мои брата, а дезинфекции в городе
не существовало. Чтобы не заразиться и мне, мама сожгла все наши игрушки
и книги. Так что приходилось читать взрослые книги. Первым я прочел
Шекспира, трагедию «Перикл». Честно говоря, ничего не понял. Но затем в
течение года писал глядевшими влево и вправо буквами собственную трагедию из
жизни государства слонов.
Отец мой работал в Госиздате. Он был человек веселый,
неунывающий, доброжелательный; завел много знакомств среди писателей. Кроме того,
подрабатывал переводами ■ за картошку. В числе прочего он перевел в
1919 году с английского маленькую популярную книжечку о Древнем Востоке.
В ней рассказывалось об экспозиции Британского музея.
Но затем наша жизнь переменилась. В конце 1921 года мой отец получил
приглашение на работу в только что открывшееся наше торгпредство в
Христиании (что ныне Осло).
В Норвегии мы пробыли с годичным перерывом с 1922 по 1929 год. Пока я
выучил язык, да с отъездом и новым приездом, да с необходимостью
подготовиться по программе в норвежскую школу я попал только в 1928 году, на
четырнадцатом году. К тому времени уже определилось, чем я буду заниматься
в жизни.
В 1924 году мой отец был послан в командировку в Лондон. Вспомнив
свой давний перевод, он побывал в Британском музее, посмотрел на им
самим описанные экспонаты и привез два путеводителя — по Египту и по
Ассирии. Распаковывая чемодан, отец достал их, увидел, что я прыгаю вокруг
с любопытством, и протянул мне: «Возьми!» Я принес книги в свою комнату и
стал читать (английскому меня к девяти годам уже обучили). Книжка по
Ассирии мне не понравилась - какие-то перечни царей, номера табличек.
О Египте было гораздо интереснее: описывалась жизнь египтян, приводился
полный список фараонов, данный в иеро-.шфах и в транскрипции.
Сравнивая то и другое, можно было расшифровывать иероглифы.
Я стал их срисовывать в тетрадочку и составил род словарика. Мне это
очень понравилось, и я решил, что это дело для меня. История — это роман,
но в отличие от литературного романа-вымысла история была взаправду,
и герои ее действительно когда-то жили на Земле.
Как-то отец взял меня с собою на прогулку по городу Осло. Мы зашли в
книжный магазин, и я увидел многотомник «Кембриджской истории
Древнего мира». Я попросил купить ее для меня. Он сказал, что я получу книги,
если отучусь загребать левой ногой носком внутрь. Это было унизительно для
моего самолюбия, но книги мне были нужны, и я отучился от дурацкой при-
153

нычки. Правда, получил я только первые два тома (древность) — очень уж
дорог был многотомник.
х | Между тем у меня возникла идея выяснить соотношение между Древним
Востоком и Древней Грецией. Последнюю я хорошо знал по учебнику
мифологии, который сохранился с гимназических лет у моего отца. Меня же
интересовали «народы моря» — европейские племена, которые вторглись на
Ближний Восток в конце второго тысячелетия до новой эры.
Мы с младшим братом строили из кубиков Трою и другие древние города,
потом покрывали их ковриком, отчего они разваливались. Тогда мы начинали
производить «археологические раскопки» и реконструкции. И ошибались.
А иногда устраивали бои египтян с народами моря (с помощью фишек). Нам
было восемь и двенадцать лет.
1928 -1929 годы я проучился в норвежской школе.
Когда мы вернулись в Ленинград, я поступил в девятый класс уже советской
школы. Но в ту пору было объявлено, что школьное образование отныне
будет кончаться на седьмом классе, а далее ребята должны учиться в
техникумах или, поступив на работу,— на курсах, рабфаках и т. п. Восьмые
и девятые классы закрывались как буржуазная выдумка, и на каждый район
на один год оставлялось всего по одной школе с девятью классами. Учителя,
разумеется, и из Этой школы разбегались, так что ребята в основном
бездельничали.
В это время в стране готовился политический процесс «промпартии»,
и нас, школьников, согнали в актовый зал голосовать «до суда» за смертную
казнь. И вот тогда я сказал себе, что в коммунистической партии никогда
не буду. Если народ пойдет за нею, я буду лоялен, буду со своим народом» но в
партии, которая заставляет детей — до суда! — за смерть голосовать, я не буду.
Препровождая время в девятом классе, ставя любительский школьный
спектакль «Принцесса Турандот», я готовился мысленно в ученые-востоковеды.
Моя мама говорила мне: ну что ты будешь заниматься каким-то
Древним Востоком? Надо заниматься медициной, биологией — тем, что
людям полезно. Я отвечал, что мие сначала надо знать, как и чем жили люди,
затем выяснить закономерности этой жизни, потом я перейду к вопросу о том,
какова психология этой жизни. А уж от психологии можно будет перейти к
психофизиологии. И, как теперь выясняется к старости, этот план я
выдержал — жизни хватило. А тогда мне было шестнадцать лет, и казалось, что
впереди — вечность.
В шестнадцать лет я закончил школу, год занимался приработками,
потому что в высшие учебные заведения принимали с семнадцати.
Гуманитарные факультеты университета были тогда закрыты для пользы просвещения,
и я пошел учиться в Ленинградский институт' лингвистики и истории
(ЛИЛИ). Там готовили специалистов-практиков, и о Древнем Востоке речи
не было.
Прием в вузы в конце двадцатых и в тридцатых годах был без экзаменов —
классовый. Сначала шли рабфаковцы, потом рабочие и лишь потом —
советские служащие, включая интеллигенцию. А крестьян почему-то не было
вовсе. Я подал свои бумаги, и меня зачислили кандидатом. Это означало,
что если кто-нибудь из рабфаковцев окажется совершенным дураком, то я
займу его место. Так я и попал в вуз в 1932 году.
Я нашел одну-единственную специальность, которая меня устраивала,—
«История арабских стран в эпоху империализма». Все-таки арабский язык -
семитский, как и большинство языков Древнего Востока. Учил нас
удивительный ученый — Николай Владимирович Юшманов. В остальном профессорский
состав ЛИЛИ (кроме преподавателей языков) был по большей части на низком
£ уровне. Ведь в те годы кадры для высших учебных заведений во многом
5^ приходили из Института красной профессуры, который, насколько помню, ку-
|S рировал Бухарин. В результате в 1933 году многие наши преподаватели
х1 s были арестованы.
| И. Весной 1933 года молодой — и единственный в СССР — ассириолог
"< А. П. Рифтин на приеме у С. М. Кирова добился разрешения на открытие
154

кафедры семитологии с тремя специальностями: ассириологии, гебраистики
и арабистики. Я перешел обратно на первый курс и поступил на специальность
ассириологии. Замечу, что по числу специальностей среди студентов были и
три стукача, что выяснилось впервые через много лет.
На кафедре А. П. Рифтина были великолепные преподаватели, начиная
с самого заведующего. Среди них были академик И. Ю. Крачковский,
Н. В. Юшманов, К- В. Оде-Васильева, И. Г. Франк-Каменецкий, А. Я. Борисов,
И. Н. Винников, были и другие, с которыми мы едва успели познакомиться,
как они были арестованы (М. Н. Соколов, Эберман).
Специальность ассириологии и сейчас сохраняется на восточном
факультете Санкт-Петербургского университета (этот факультет — один из преемников
ЛИЛИ), но прием на иее — раз в пять лет. Даже то, что сейчас проходят
по латыни на пятом курсе античной специальности исторического
факультета, прежде изучали в третьем классе гимназии.
Зато, возвращаясь к моей обретенной в 1933 году специальности, скажу,
что у нас было десять часов в неделю по основному языку и, кроме того,
мы были обязаны выучить еще несколько языков. У нас, ассириологов,
помимо ассиро-вавилонского (включая историю языка), были языки
шумерский, хеттский, древнееврейский, арамейский, основы арабского и греческого.
Ну и само собой, немецкий. А еще были всеобщая история, история Древнего
Востока, история искусств, история литературы... Мы действительно
становились специалистами.
В 1933—1934 годах историю Древнего Востока нам читал В. В. Струве. Это
было скучно, особенно мне — я выучил уже давно первые тома «Кембриджской
истории Древнего мира». В тот год в газете «Правда» было объявлено, что
государство Урарту — первая цивилизация на территории СССР, и В. В. Струве
уделил ему большое внимание.
— Да,— говорил он,— голубчики, конечно, это вот Урарту, это была первая
цивилизация на территории СССР, но вот, знаете, да, нужно все-таки признать,
что древние шумерийцы создали великую цивилизацию почти на две тысячи лет
раньше! Оии использовали воду рек и каналов для искусственной
ирригации, а урарты... Ну вот, на их территории было большое озеро, но они — да,
к сожалению, мы должны признать! — не сумели создать ирригационной
цивилизации...
— Василий Васильевич,— сказал я с задней скамьи,— Ванское озеро —
соленое.— Чем и заслужил вечную ненависть будущего академика.
Первый мой опыт чтения подлинных клинописных табличек я получил,
когда третьекурсником нанялся на почасовую оплату составлять каталог
клинопнсн для Института истории книги, документа и письма. Институт этот
был создан на основе собиравшейся много лет коллекции академика Н. П.
Лихачева и хранился замечательным египтологом Ю. Я. Перепелкиным; о нем
можно написать целую книгу. Он составил замечательный путеводитель по
музею, но не существовало даже вывески этого музея. И хотя все посетители
записывались в тетрадь, по ней видно было, что за все время существования
музея его посетило... три человека. Сам Н. П. Лихачев, вернувшийся только
что из ссылки и очень бедствовавший, зарабатывал гроши, сообщая Ю. Я-
«провенанс» памятников конфискованного у него музея, то есть где и при каких
обстоятельствах он что покупал. Коллекция была изумительная! В ней были
собраны образцы клинообразной письменности всех времен и народов, от самого
раннего в мире пиктографического документа (впоследствии изданного
мной) до текстов, написанных незадолго до новой эры, и множество других
памятников древних и средневековых письменностей.
ЛИЛИ (потом ЛИФЛИ) в конце концов слился с университетом, и в
1938 году мы получили университетский диплом. Не все — около четверти наших
студентов попало в ГУЛАГ.
По окончании же университета я поступил на работу в Эрмитаж и,
кроме того, читал небольшой курс на нашей кафедре.
Дома у меня была беда. Был арестован мой отец. Он попал под общую
метлу 1937—1938 годов.
155

О s
В тюрьме он поднимал ух однокамерников, рассказывая им «Графа
|S Монте-Кристо». Об этом с перерывом в сорок лет независимо друг от друга
1* мне рассказывали два его товарища по несчастью. Мой отец под давлением
4 j следователя согласился быть шпионом в пользу Венесуэлы, но ему шили
обвинение в подготовке взрыва на заводе «Большевик», и он погиб, хотя даже не
знал, где такой завод находится.
В начале 1938 года было решено не высылать родственников потому,
очевидно, что транспорт и без того был перегружен. И я остался в
Ленинграде. При падении Ежова даже кое-кого выпустили, например моего тестя,
профессора-юриста Я. М. Магазинера.
Вернемся к Эрмитажу.
С Эрмитажем у меня связано начало выполнения моего личного научного
плана. Еще в университете на старших курсах я серьезно работал над вопросом
о социальном строе Ассирии. Подлинные документы тогда были мне уже
доступны. Я обнаружил в ней частные хозяйства (в отличие то того, что рисовал
академик В. В. Струве для Шумера) и их существенное развитие от эпохи
к эпохе и читал об этом доклад на кафедре. Эту же работу я продолжил и в
Эрмитаже. Но поскольку там хранились главным образом шумерские и
вавилонские документы, я обратился теперь к истории Шумера, стараясь и там
найти признаки частного сектора.
Эрмитаж был для меня еще одной важной школой древности, о которой
я до сих пор только читал в книгах. Здесь же можно было подержать в руках
сами вещи тех времен. Оттиск пальцев древнего человека на глине
письменной таблички — что может больше волновать! К науке в Эрмитаже
относились строго и всегда делились и советовались друг с другом. Наталья
Давыдовна Флиттнер и Милица Эдвиновна Матье учили нас думать о
древних людях, как о живых. Моими товарищами по отделению Древнего Востока
были И. М. Лурье, К- С. Ляпунова, Б. Б. Пиотровский и М. A. lllep. Жили
мы дружно.
В 1939 году, когда началась война в Европе, директор Эрмитажа И. А. Орбе-
ли пошел к начальству и добился, чтобы начали готовить упаковочный
материал для вывоза всех сокровищ Эрмитажа. На него топали ногами и
обвиняли в паникерстве, но в первый же день Отечественной войны оказалось,
что под покровом военной тайны в музее приготовлены ящики со стружкой
и ватой, с описями со всем необходимым. Если бы такой Иосиф Аб-
гарович был в пригородных музеях, то теперь не пришлось бы по всему свету
разыскивать Янтарную комнату. (Впрочем, Павловский дворец, из которого
разбежалось начальство, удалось эвакуировать по инициативе молодой
сотрудницы Е. Г. Левснфиш и группы рабочих-энтузиастов. Но о них не
вспомнили, когда возвращали Павловский музей обратно.)
Я участвовал в эвакуации Эрмитажа. За неделю мы эвакуировали
первый эшелон - - миллион памятников. Всего было приготовлено два эшелона,
но второй вывезти не успели. Двигать ящики своими силами мы не могли; нам
были присланы и сами приходили на помощь моряки, солдаты, студенты.
Было весело, мы были молоды. Девушки наши надевали рыцарские
доспехи на современных мужчин (они крупнее средневековых) доспехи
не налезали. В отделении Древнего Востока ящики упаковывали К- С.
Ляпунова и я. М. А Шер был на вышке ПВО, Б. Б. Пиотровский и
И. М. Лурье были в экспедиции в Армении, М. Э. Матье была в штабе эвакуации.
Мы незадолго перед этим получили клинописную коллекцию Н. П.
Лихачева*, которой поэтому не было в описи. Я решил все же уложить в ящики
сверх описи те памятники, которые не были опубликованы. И правильно
сделал - то, что осталось, погибло от сырости за разбитыми окнами нашего
I кабинета.
|^ У Иорданского подъезда круглые сутки грузили ящики на военные авто-
5 мобили. Я давал сопровождавшему офицеру или сержанту подписать опись,
= < * Музей был закрыт, а памятники, помимо клинописной ко.мекции, попали в разные места.
156

и машина отъезжала. «Сопровождающий, расписаться!» — от этих слов,
услышанных во сне, я просыпался еще полгода спустя. За трое суток я спал часа
два на этих ящиках, загромождавших пространство за подъездом.
Мы не знали, куда повезут коллекцию Эрмитажа,— это тоже было
засекречено. Когда все кончилось, мы обошли пустые залы с пустыми рамами на стенах
и стружками на полу и... заплакали: наступал конец света. А везли наши
сокровища в Свердловск (Екатеринбург), в тот дом и в тот подвал, где
расстреливали семью Николая Второго...
От нашей воли ничто не зависело.
Меня несколько раз вызывали в военкомат. Один раз отобрали белый
билет, в другой - - вручили повестку о мобилизации переводчиком в штаб
корпуса и велели ждать, когда вызовут. Так и не вызвали. Однажды
попросили помочь работникам военкомата. Сидел я с ними, работал и болтал. Между
прочим, рассказывал, как я жил в Норвегии. После этого, когда в сентябре стал
образовываться Карельский фронт, меня как владеющего норвежским
языком — где Карелия, там и Финляндия, где Финляндия, там и Норвегия —
вызвали в горвоенкомат и спросили, есть ли у меня родственники за границей.
Я сказал: есть — дядя на острове Ява. Но это было не страшно.
— А немецкий язык вы знаете?
— Знаю.
И отправили меня в составе колонны будущих работников Карельского
фронта на должность переводчика.
Это было 6 сентября 1941 года, за два дня до взятия Шлиссельбурга.
Везли нас долго, по дороге бомбили и наконец привезли в город Беломорск.
Там я некоторое время был переводчиком разведотдела фронта. Но кто-то
посмотрел мою анкету, а она у меня была очень плохая. И меня вышвырнули
из разведотдела в резерв, где сидели в основном советские
военнослужащие - - немцы, ожидая отправки в лагерь.
Я стал работать в отделе пропаганды среди войск противника полит
управления фронта. Писал листовки на немецком языке, опрашивал
пленных, писал сочинение о состоянии Германии во время войны. На эту тему
написал целую книгу — рукопись лежит где-то в военных архивах. Моя задача
была извлечь сведения о настроениях на фронте и в тылу.
Немцы по нашим тылам, по тайге ходить боялись. Зато они бомбили
Мурманск. До начала «ковровых» бомбардировок Германии союзной
авиацией бомбардировка Мурманска была самой разрушительной наряду с
Тобруком и Мальтой
Из Мурманска я вел для немцев пропагандистские передачи по радио.
Город был почти полностью разрушен, устояли только отдельные дома.
На неподвижной передовой из солдат выживал такой мужик, который
умел пользоваться руками и мог закопаться в землю и так уцелеть от пуль
и снарядных осколков. Горожане, которые и ползать-то не умели, погибали
быстро. Высшее командование Красной Армии было расстреляно, дивизиями
командовали батальонные командиры, ротами и батальонами — вчерашние
сержанты. Они только и знали: «Вперед!» Движения в обход огневых точек
и минных полей для них не существовало. Смертность среди командиров
была чуть ли не выше, чем среди рядовых.
Я и в армии старался не забывать свою науку. Как-то мои товарищи —
офицеры, которых удивляла моя гражданская профессия,— попросили меня
рассказать что нибудь про Древний Восток. Я - хвать, а многое Забыл. Тогда
я заставил себя на ночных дежурствах по памяти писать историю Древнего
Востока. Писал на длинных, узких розовых листах, предназначенных для
печатания листовок по-немецки.
До 1944 года наш Карельский фронт был недвижим и, однако, потерял £
сорок процентов состава. А потом началось наступление на Кестенгьском, ;,,
Кандалакшском направлениях - - и мы вышли на финскую границу. Начались I S
бои на норвежском направлении. %^
Меня как владеющего норвежским языком забросили в город Киркенес, | 2.
лежавший на отвоеванной нами территории, которая принадлежала Норвегии. "<
157

« л Там не было ни немецких, ни советских войск. Мне приказали регулярно
о 5 докладывать о политико-моральном состоянии норвежского населения, и я
3* отправил одно подробное донесение из штаба дивизии, для чего пришлось
ч| переправляться через большую реку по взорванному мосту. Но скоро Карель- ш
ский фронт расформировали, обо мне забыли, и я остался без вещевого
аттестата, без питания. А между тем нужно было, чтобы между грубой силой
ожесточенной войной армии и беззащитным населением был буфер. Им я и стал.
В Киркеиесе жили комендант, один лейтенант-порученец, старший
лейтенант Дьяконов и еще товарищ из СМЕРШа. Я изучал настроение
населения, а смершевец — мое. Потом выяснилось, что он за год написал 330 отчетов
о моей деятельности. Если бы я хоть на минуту испугался, не проявил должной
невозмутимости, то непременно бы погиб.
Я ходил по сохранившимся домам, бывал у епископа, участвовал в
заседаниях муниципалитета, организовывал отряды содействия Советской Армии,
передавал жителям случайно сохранившуюся от общего сожжения
трофейную муку и тому подобное. Немцы, уходя, сожгли почти все дома и все
съестное.
Но самое малейшее общение с иностранцами могло по тем временам
стоить жизни. По счастью, мой смершевец был человек не слишком вредный и,
может быть, именно поэтому горький пьяница.
Большинство норвежского населения не захотело уходить вместе с немцами,
и жили на отдельных лесных хуторах, а главным образом — в шахтах. Потом
оказалось, что фашисты подвели под нижние пласты взрывчатку. Наши
ее разминировали, и благодарные норвежцы вышли с флагами навстречу
нашим. Был октябрь 1944 года, по-тамошнему — зима, полярная ночь.
Советская армия сначала создавала партизанские отряды из норвежцев,
чтобы следить за отходящими немцами. Этим в числе прочего был занят и я.
Но вскоре норвежское правительство, которое находилось в эмиграции в
Англии, договорилось с нашим правительством о том, что пришлет в Норвегию
через Мурманск свою воинскую часть.
У прибывших не проверяли паспорта, а принимали общим числом: столько-то
офицеров, столько-то солдат; у офицеров записывали фамилии. Но через
некоторое время обнаружилось, что в поданной заявке было показано иа Ш
одного офицера больше и на одного солдата меньше, чем насчитали наши
пограничники. Ясно — среди норвежцев оказался шпион! Я получил приказ:
выявить и выставить.
Норвежский командующий сообщил мне, что одного солдата произвели
в офицерское звание на корабле. Я говорю ему: ничего не знаю, у меня
приказ — одного офицера вывезти обратно в Англию. Заметим, что норвежцы
находились на своей суверенной территории.
Пока дело разрешало их командование, я сидел с норвежскими солдатами
и болтал... Я хорошо разбираю норвежские диалекты. Слышу говор
западной части города Осло, где я учился. Спрашиваю, есть ли здесь ребята, которые
учились в Риисской школе? Есть, говорят, Хейердал. А со мной в одном классе
училась Осе Хейердал. Оказалось — двоюродная сестра. А он учился
на два класса младше. Вроде земляки мы с ним оказались. Стали искать
общих знакомых: такой-то погиб, такой-то в Англию от немцев удрал, такой-то
в партизанском отряде...
Я выполнил приказ, проследил, чтобы одного человека посадили в самолет
и отправили в Англию. Была полярная ночь, темно, лиц я не видел.
В 1970 году и был в Норвегии и случайно встретил приятелей — ветеранов
киркенесской кампании. Спросил их: кажется, в вашем батальоне был Хей-
» ердал — это не тот самый знаменитый Тур Хейердал? Мне отвечают:
«Конечно, так ты же его сам и выслал! Но не беспокойся, самолет отлетел
У? на двенадцать километров, и с парашютом его сбросили обратно в Норвегию».
I« Окончание следцет
•25
158

МОЗАИКА
Прочнее стали,
эластичнее
нейлона
Оказывается, такими
свойствами обладает паутина.
Зачем она нужна пауку —
понятно. Но в ряде стран ее
используют некоторые
птицы при строительстве гнезд.
Паутину называют даже
иногда «цементом пернатых
архитекторов». Пригодилась
паутина и человеку. Еще
древние греки прикладывали
ее к ранам, чтобы остановить
кровотечение. Издавна ее
использовали также для
наклейки визирных нитей в
геодезических н
астрономических приборах. В недалеком
прошлом из паучьего
«шелка» изготавливали модные
дамские сумочки, шляпки,
перчатки и даже чулки. Но
для получения только
одного квадратного метра ткани
нз паутины нужно
множество пауков, а чтобы
изготовить паутинное платье,
потребуется работа пяти
тысяч больших пауков.
Разумеется, широкого
распространения паутинная ткань не
нашла. Однако и сегодня в
некоторых районах
Индонезии паутину используют.
Например, там делают из нее
рыболовные лески. Ну а для
самих nayкоа паутина —
материал совершеннейший.
Ее эволюция позволила им
просуществовать триста
миллионов лет.
Не учите географию
по почтовым маркам!
Серия дорогих, но очень
красивых марок, названная
«Фауна острова Сокотра»,
быстро была распродана в
сомалийском городе Бербера.
Однако один американский
филателист мигом
разоблачил обман: изображенные на
о.
'□
□■
D
D
D
D
□
О
П
D
□
D
□
D
□
D
□
□
D
D
□
П
D
D
□
□
□
□
□
D
D
□
П
□
□
марках гиппопотамы, слоны,
крокодилы, жирафы не
имели ничего общего с
действительной фауной острова
Сокотра. Расположен этот
остров а западной части
Аравийского моря, и там
единственное животное больших
размеров — верблюд.
Слоновая кость...
растет
на дереве
В тропических лесах
Южной Америки растет
несколько видов пальм, так
называемых «слоновых деревьев».
Их плоды — небольшие,
диаметром два с половиной
сантиметра, орешки тагуа.
Они прочны, хорошо подда-
ются обработке н по виду
очень напоминают слоновую
кость. Во многих странах
тагуа начали использовать
для изготовления различных
изделий, которые раньше
делали из слоновой кости и
пластмассы. Одно «слоновое
дерево» дает за год девять
□
□
□
□
D
D
D
□
□
□
□
□
D
D
D
□
□
D
D
D
□
□
D
□
D
□
□
□
□
D
D
D
килограммов плодов, то есть
столько же, сколько
получают слоновой кости от
животного среднего возраста, но...
лишь раз. Широкое
использование тагуа для изделий
принесет двойную пользу:
будет способствовать в
какой-то мере и сохранению
поголовья слонов, и
сохранению влажных тропических
лесов в Южной Америке,
сейчас нещадно вырубаемых.
Лоаите
миг удачи!
Этот призыв касается
рыбаков Аляски,
занимающихся весенним ловом сельди.
Возможно, об этом не стоило
бы и говорить, если бы не
один любопытный факт.
Оказывается, время,
отпущенное на ее ловлю,
ограничивается всего лишь
часом! Наблюдать за усилиями
рыбаков на берегу залива
Ситка собираются сотни
людей. Двести сейнеров,
плавучих баз
рыбоперерабатывающих фабрик и крупных
моторных лодок спешат
использовать драгоценные
минуты. Приходится
спешить — времени мало.
Отдельные команды
забрасывают свои сети всего в
десяти метрах1 от берега,
поэтому севшие на мель суда
н порванные снасти —
явление обычное. У большинства
сейнеров аремени хватает
лишь на два заброса
сетей. За отпущенные минуты
всеми судами,
участвующими в ловле сельди в заливе
Ситка, ее добывается
более трех тысяч тонн, что
немного превышает годовую
квоту а водах штата.
159

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
□
□
Модерн
на окнах
Стиль «модерн» достиг
своего расцвета в конце
XIX — начале XX века. Он
затронул многие виды
искусства, в том числе и
украшения предметов быта:
столовых приборов, посуды,
мебели, осветительной
аппаратуры. Не обошли
вниманием художники того
времени и оформление окон. Но
постепенно интерес к нему
упал, и после первой
мировой войны витражи во
многих местах стали заменять
обычным оконным стеклом.
Однако 25 лет назад
интерес к оформлению окон в
□
а
□
а
□
а
□
а
D
а
а
□
D
а
□
В то время она не имела
ценности. И все же Реммер-
ту удалось зафиксировать на
пленку немало прекрасных,
сохранившихся до наших
дней образцов этого вида
искусства. В живописи по
стеклу в стиле модерн за
последние 25 лет можно ви-
деть три основных направ-
ления: растительно-декора-
тнвное, геометрически-абст-
рактное и неоромантическое
декоративное.
Само стекло делится
на три группы: радуж-
ное непрозрачное, окра-
стиле модерн в некоторых
странах возник снова. Один
из страстных любителей
этого вида искусства,
преподаватель специальной школы в
Германии Эр хард Реммерт,
объехав вдоль и поперек
страну, собрал богатый
материал об окнах,
разрисованных в стиле модерн. В
результате проведенного нм
исследования он выпустил
прекрасно оформленную книгу
со множеством цветных
иллюстраций. Следует
отметить, что в Германии
оконная живопись сильно
пострадала в годы второй мировой
войны. И если
средневековые витражи церковные
служащие еше старались
спасти, то живопись на окнах
никто спасать не собирался.
□
□
D
D
□
□
D
D
D
D
□
□
□
□
а
шиваемое еще при его
изготовлении, «античное» н
сборное. Два последних
расписываются художниками.
Между собой они различаются
тем, что первое, как и сотни
лет назад, выдувается, а
второе изготавливается
фабричным путем. На фото 1, 2 —
окна в стиле модерн (см.
обложку); образцы 1910—
1914 годов. На снимках 3,
4 — стеклянный герб,
помещенный над входной дверью,
н парусное судно. Они
изготовлены из радужного
стекла. На фото 5 — «античное»
стекло с травлением
плавиковой кислотой. На фото 6 —
фрагмент шестичастевого
окна с изображением
фонтана; радужное и сборное
стекло.

Жить ради птиц
Это произошло в 1953
году. Однажды ранним утром
по токийскому радио
прозвучала мелодия, возвещающая
о начале новой передачи
Утреннее пение птиц*,
своего рода монолога о жизни
одного нз видов птиц,
обитающих в Японии.
Услышали радиослушатели и голос
пернатого солиста.
С тех пор передача,
длящаяся всего пять минут,
выходит в эфир постоянно,
два раза в неделю. Как
утверждают жители Страны
восходящего солнца, это
самый долгоживущий шлягер.
Готовит эти передачи
всего один человек — Тсурухи-
ко Кабайя, окончивший лишь
среднюю школу н никогда не
посещавший лекций по
орнитологии. Любопытно, что
первая часть его имени
означает «журавль».
Знакомство Тсурухико с
□
□
□
□
D
□
□
D
D
С
а
□
а
а
□
а
□
□
□
пернатыми состоялось, когда
ему исполнилось шесть лет.
Соседи подарили мальчику
ручного голубя. Однако
радоваться малышу пришлось
недолго. Голубь погиб в
зубах ласки. «Я был так
опечален,— вспоминает
Тсурухико,— что тут же решил:
лучше наблюдать птиц на
свободе, чем держать нх
дома».
В тринадцать лет Кабайя
становится самым молодым
членом японского Общества
любителей диких птиц.
Однажды он прочел в журнале
статью о записях птичьего
пення и «заболел» этой
идеей. Первый
звукозаписывающий аппарат был изготовлен
им с помощью
брата-студента, изучавшего
электронику. Но весил он тридцать
шесть килограммов, всего на
четыре килограмма меньше
своего создателя. Свою
громоздкую аппаратуру Кабайя
возил на ручной тележке.
□
а
□
а
а
а
с
□
□
□
а
а
а
□
а
D
а
D
а
И все же первые записи,
сделанные нм с ее помощью,
были приняты для передачи
на токийскую радиостанцию.
Сегодня Тсурухнко
пользуется параболическим
микрофоном, эффективно
записывающим поющую птицу на
расстоянии тридцати метров.
Но самое главное — весит
он лишь около двух
килограммов, а кассета
магнитофона позволяет делать
запись в течение двадцати
минут, причем на самом
высоком уровне.
Суббота. 5.05 утра. Звучит
мелодия нз «Пер Понта», н
веселый женский голос
знакомит слушателей с жизнью
пернатых Земли. Благодаря
стараниям Тсурухико
Кабайя нх можно н
послушать. Правда, любители
поспать этого удовольствия
лишены.
На фото: Тсурухико
Кабайя у себя дома.

о