ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ
СТЕПИ ЕВРОПЫ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Том 10
Половецкое время
Сборник научных работ
ДОНЕЦК 2012


ББК Т4(4)4я43 С79
С79 Степи Европы в эпоху средневековья. Т.10. Половецкое время. Сб. науч. работ/ Гл. ред. А.В.Евглевский; Донецкий нац. ун-т. - Т.10. - Донецк: ДонНУ, 2012. - 353 с. - (Тр. по археологии).
Продолжающееся издание научных работ по археологии степей Европы в эпоху средневековья.
Рассчитан на специалистов в области археологии, этнологии, истории, антропологии, нумизматики, эпиграфики, краеведения, студентов исторических специальностей и всех тех, кто интересуется эпохой Средневековья.
Рекомендовано к печати ученым советом Донецкого национального университета
Главный редактор тома и серии Евглевский А.В. (Донецк, ДонНУ)
Редакционная коллегия тома:
д-р ист. наук Добров П.В. (Донецк, ДонНУ) д-р ист. наук Никольский В.Н. (Донецк, ДонНУ) д-р ист. наук Крапивин А.В. (Донецк, ДонНУ) д-р ист. наук Беспалов Н.Е. (Донецк, ДонНУ) д-р ист. наук Бредихин А.В. (Донецк, ДонНУ) к-т ист. наук Усачук А.Н. (Донецк, ДОКМ)
ответственный секретарь, ст. науч. сотр. Потемкина Т.М. (Донецк, ДонНУ)
Сборник подготовлен археологической научно-исследовательской группой при кафедре истории Украины исторического факультета ДонНУ в рамках выполнения внутривузовской г/б темы 09-1вв/3 (руководитель - П.В.Добров, доктор исторических наук, профессор, академик Украинской академии исторических наук, заслуженный работник образования Украины)
Серия основана в 2000 г
Сборник зарегистрирован в Министерстве по делам печати и информации в 2010 г (свидетельство о государственной регистрации КВ № 16523-4995 Р) и входит в перечень изданий, утвержденных постановлением Президиума ВАК Украины от 06.10.2010 г №3-05/6
ISSN 2079-1658
© Донецкий национальный университет, 2012 © Автор проекта Евглевский А.В., 2012
© Блохин В.Г., Гугуев Ю.К., Гусач И.Р., Данилко Н.М., Дубинец О.В., Евглевский А.В., Исаев В.А., Исаева И.В., Кривошеев М.В., Крупа Т.Н., Панасюк Н.В., Пилипенко Д.В., Пилипчук Я.В., Полидович Ю.Б., Полякова О.А., Потемкина Т.М., Прокофьев Р.В., Прокофьева Т.Е., Пустовалов С.Ж., Усачук А.Н., Ушницкий В.В., 2012
© Выполнение переводов: Пилипенко Д.В., Волкова Т.Я., 2012
© На обложке: знатная половецкая женщина-воин (рисунок художника О.В.Федорова), 2012


DONETSK NATIONAL UNIVERSITY
PROCEEDINGS IN ARCHAEOLOGY
THE EUROPEAN STEPPES IN THE MIDDLE AGES
Volume 10
The Polovtsian times
Book of Collected Works
DONETSK 2012


The European Steppes in the Middle Ages. Vol.10. The Polovtsian times. Book of Collected Works/ Ed.-in-Chief A.V.Yevglevsky; Donetsk National University. - Vol.10. - Donetsk: Donetsk National University, 2012. - 353 pp. - (Proceedings in Archaeology).
A periodical edition of scholarly publications in archaeology of European steppes in the Middle Ages.
The book is intended for specialists in archaeology, ethnology, history, anthropology, numismatics, epigraphy, and local lore; for students of history; and for all those interested in early periods of history.
Recommended for publication by the Academic Council of Donetsk National University
Editor-in-chief: A.V.Yevglevsky (Donetsk, Donetsk National University)
Editorial Board:
Doctor of History P.V.Dobrov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History V.N.Nikolsky (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History A.V.Krapivin (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History N.Ye.Bespalov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History A.V.Bredikhin (Donetsk, Donetsk National University)
Ph.D. of History A.N.Usachuk (Donetsk, Donetsk Regional Museum of Local History) Executive secretary, Senior Researcher T.M.Potyomkina (Donetsk, Donetsk National University)
This edition is prepared by the archaeological research group of the Department of History of Ukraine at the Faculty of History, Donetsk National University within the framework of the University Research Program 09-1bb/3 (under the guidance of P.V.Dobrov, Doctor of History, Professor, Academician of Ukraine’s Academy of History, Honoured Worker of Education of Ukraine)
The series was launched in 2000 ISSN 2079-1658
© Donetsk National University, 2012 © Author of project A.V.Yevglevsky, 2012
© Blokhin V.G., Danilko N.M., Dubinets O.V., Guguiev Yu.K., Gusach I.R., Isaiev V.A., Isaieva I.V., Krivosheiev M.V., Krupa T.N., Panasiuk N.V., Pilipchuk Ya.V., Pilipenko D.V., Poliakova O.A., Polidovich Yu.B., Potyomkina T.M., Prokofiev R.V., Prokofieva T.Ye., Pustovalov S.Zh., Usachuk A.N., Ushnitsky V.V., Yevglevsky A.V., 2012
© Translation: D.V.Pilipenko, T.Ya.Volkova, 2012
© Cover photo: noble Polovtsian woman-warrior (O.V.Fiodorov’s drawing), 2012


ПРЕДИСЛОВИЕ
Цифра десять обычно считается юбилейной, а значит, казалось бы, подошло время обобщить пройденный путь, сказать о том, сколько авторов, городов и стран представлено в нашем издании, какие направления исследований были отражены на его страницах и т.д. Однако мы не склонны сейчас это делать по двум причинам. Во-первых, будем считать юбилейным тот том, который станет последним в серии, а во-вторых, цифра 10 не является в тюркском культурном наследии мифологически и семиотически знаковой, так что в этом смысле юбилей давно пройден.
Удивительно, но десятый том “Степей” стал не только первым в рамках серии, посвященным исключительно кочевникам половецкого времени, но и вообще первым тематическим сборником статей по данной проблематике в мировой археологической литературе. Причина не в недостатке раскопанных курганов, не в узости территориальных рамок, охватывающих едва ли не всю степную полосу Юго-Восточной Европы, и не в хронологически узком срезе, включающем, по меньшей мере, три века. Не связано это и с отсутствием интереса у исследователей к поздним кочевникам, ведь половцами занимаются не только медиевисты-кочевниковеды, но и факультативно многие специалисты по археологии каменного и бронзового веков, краеведы, атакже филологи, математики и др. Это свидетельствует о популярности тематики или, точнее говоря, половецкого феномена, что выглядит вполне естественно, учитывая тот вклад, который внесли тюркоязычные номады в судьбы народов не только степной части Юго-Восточной Европы, но и Венгрии, Болгарии, Казахстана и других стран. Нам кажется, что основной причиной того, что до сегодняшнего дня в мировой практике не было половецкого сборника, является отсутствие в специализированных учреждениях научных групп, где была бы принята целенаправленная программа изучения половецкого наследия. Еще одна причина - трудность датирования значительного пласта погребений, относящегося к так называемым переходным периодам. Особенно это касается позднеполовецкого времени, когда многие вещи и культурные явления продолжают бытовать и в раннезолотоордынскую эпоху. Исследователи в таких случаях, к сожалению, нередко идут не по пути углубленного анализа конструктивных нюансов погребальных сооружений и архитектуры курганов, не ориентируются на обрядовую и семиотическую связь признаков комплекса, не датируют памятник по позднейшей вещи, а полагаются на пресловутый вес признаков: какой пласт вещей в хронологическом смысле перевешивает, к такой дате и привязывается погребение. Отсюда непомерно завышенное количество погребений, датированных исследователями половецким временем. Однако в спорных случаях нельзя забывать, что, хотя истоки тех или иных этнокультурных традиций уходят своими корнями в половецкий период, тем не менее, выпадение материала в землю могло произойти и в золотоордынское время. Поэтому, даже тогда, когда материал твердо определялся половецким временем, мы в прежние годы все равно не спешили с идеей формирования такого тома. Впрочем, и сейчас ситуация коренным образом не изменилась, но решающую роль сыграло наполнение редакторского портфеля работами по святилищам и изваяниям, хотя у нас нет полной уверенности, что хронологические рамки всех без исключения подобных памятников замыкаются в пределах половецкого времени.
В сборник включено 18 работ, разделенных на 3 блока: аналитические статьи, публикации памятников и исследования с культуролого-этнографической направленностью. Резко изменилось в серии географическое представительство авторов. Так, например, по сравнению с предыдущими томами, видим явное преобладание участников из Донецка (10), чего никогда не наблюдалось, хотя именно на исследователей Донецкого края еще на стадии замысла проекта “Степей” возлагалась одна из главных надежд по формированию томов серии. Ведь именно на территориях, прилегающих к бассейну Северского Донца, Донецкому кряжу, Азовскому морю, а также в устье Дона, сосредоточено наибольшее количество археологических памятников, оставленных поздними кочевниками.
Открывает сборник статья Т.М.Потемкиной, посвященная исследованию иерархии половецкой знати по материалам погребений с вещами высокого социального статуса (котел,
5


шейная и распрямленная гривны). Поставленная автором задача является важной и долгожданной, поскольку накопившийся фонд погребальных памятников кочевников Развитого Средневековья давно предполагал продвижение в этом направлении, но и в не меньшей степени рискованной, учитывая чрезвычайную сложность такого выяснения и дефицит подобных разработок на археологическом материале.
Методические проблемы в изучении средневековых стремян затронуты в статье О.В.Дубинца. Автор отмечает, что морфологическое и технолого-функциональное направления в исследованиях, к сожалению, практически не пересекаются, начиная расходиться уже на уровне формирования иерархии типообразующих признаков, следствием чего является отсутствие на данный момент единой концепции систематизации средневековых стремян, как, впрочем, и всего остального комплекса конской упряжи.
С точки зрения прикладного, на наш взгляд, характера археологии как научной дисциплины, исключительно интересна статья В.В.Ушницкого “Восточные корни кыпчаков: Этнокультурные параллели с народами Сибири”. Подобные работы, конечно же, значительно расширяют читательский круг издания и создают мостики, через которые можно протянуть нити истории и верований к этнокультурным корням современных народов.
Блок из 8 статей посвящен введению в научный оборот тюркских каменных изваяний и связанных с ними культовых комплексов, традиционно именуемых в литературе половецкими святилищами. Это статьи Ю.К.Гугуева “Половецкое святилище на Северском Донце (проблема реконструкции первоначального вида культового комплекса)”, С.Ж.Пустовалова “Половецкое святилище у села Выводово”, Р.В.Прокофьева и Т.Е.Прокофьевой “Два комплекса с половецкими статуями на реке Кундрючьей”, А.В.Евглевского и Н.М.Данилко “Половецкое святилище у села Новоалександровка”, А.В.Евглевского и Д.В.Пилипенко “Тюркские изваяния «погрудного» типа: Пример практической атрибуции”, Н.В.Панасюк и А.Н.Усачука “Находки половецких каменных изваяний в северной части Ергеней”, И.Р.Гусач “Половецкие каменные изваяния из фондов Азовского музея-заповедника”, А.В.Евглевского и Д.В.Пилипенко “Уникальное стеловидное тюркское изваяние из Васильевки (Северное Приазовье)”. К данному блоку статей примыкает работа Ю.Б.Полидовича и А.Н.Усачука “Вторая жизнь средневековых каменных изваяний”, содержащая мировоззренческие комментарии относительно отношения к изваяниям в современной обывательской среде.
Две статьи посвящены украшениям из минеральных и биоминеральных образований, происходящих из погребений поздних кочевников. В коллективной работе В.А.Исаева, И.В.Исаевой и О.А.Поляковой даны статистические сведения о встречаемости каменных украшений, составлены таблицы и выявлены тенденции их практического использования. Во второй статье - О.А. Поляковой - изучены лазуритовые подвески, оказавшиеся прекрасным хронологическим и, в некоторой степени, этническими индикаторами погребений половчанок.
Т.Н.Крупа провела еще одно оптико-физическое и химико-технологическое исследование фрагментов шелкового текстиля из погребения кургана “Веселая могила”, изготовленного в Византии.
В публикации М.В.Кривошеева и В.Г.Блохина вводится в научный оборот погребение кочевника из волгоградской степи. Это как раз один из тех многочисленных комплексов, материал которых ставит перед исследователями задачу принципиального выбора датировки памятника половецким или золотоордынским временем.
Редколлегия сочла возможным поместить в сборник два, хотя и сугубо исторических, но очень интересных исследования киевского востоковеда Я.В.Пилипчука. Одна статья посвящена первому вторжению монголов в Восточную Европу. В ней автор рассматривает особенности противостояния монголов и кыпчаков на Северном Кавказе и в приазовских степях. В другой статье исследователь анализирует письменные источники о кыпчакских наемниках, находящихся на службе у правителей Евразии.
П.В.Добров, А.В.Евглевский
6


Т.М.Потемкина
ИЕРАРХИЯ ПОЛОВЕЦКОЙ ЗНАТИ (ПО ПОГРЕБЕНИЯМ СО СТАТУСНЫМИ ПРЕДМЕТАМИ)
Социальная стратификация, основанная на неравномерном распределении прав и привилегий, власти, престижа и влияния, обязанностей, собственности, является одним из механизмов, через которые структурируется общество (Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д., 2006, с.250-251). Социальная структура половецкого общества подвергалась изучению медиевистами неоднократно. В результате среди исследователей средневековых кочевников утвердилось мнение, что не только мужчины, но и женщины-половчанки играли заметную роль в политической и хозяйственной жизни своего народа. Это положение, ставшее практически аксиомой, подтверждено как письменными, так и археологическими источниками. Так, например, после смерти знатных женщин им ставили “памятники” (изваяния), подчеркивая, как правило, роль половчанок именно в качестве хранительниц жизни.
Наиболее полно вопрос об иерархии аристократической части половецкого общества на основе письменных источников освещен С.А.Плетневой (1958, с. 195; 1990, с. 129-132). Используя древнерусские летописи, “Слово о полку Игореве”, Половецкий словарь, “Сказание о пленном половчанине”, путевые записки еврейского купца Петахьи, исследовательница выделила следующие ранги знатных муж- чин-половцев: кошевой, бей, господчич (глава коша); бег (бек), уныний князь - глава крупного коша или рода; хан, солтан, князь (глава орды). Однако эти данные не были соотнесены ею с археологическими памятниками половцев. Лишь по одному половецкому погребению (из Чингульского кургана) С.А.Плетнева высказалась довольно определенно: “Его социальная принадлежность не вызывает сомнений - это захоронение знатного человека, скорее всего, хана” (Плетнева С.А., 2003, с. 161).
Г.А.Федоров-Давыдов отнесся критически к вышеприведенной попытке С.А.Плетневой
сопоставить социальные термины в “Codex Cumanicus”c терминологией летописей для половецкого общества домонгольского времени. Он полагал, что, поскольку “Codex Cumani- cus” составлен на языковом материале золотоордынского города конца XIII в., его нельзя использовать, так как этот словарь отражает социальный строй Золотой Орды, а не домонгольской кочевой степи (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.222). В то же время сам исследователь предложил разделять кочевнические погребения на имущественные разряды по наличию золотых вещей. Женские захоронения, по Г.А.Федорову-Давыдову, имеют всего 2 разряда: богатые с золотыми предметами (Жа), рядовые (Жб) - все остальные. Критериями для деления мужских погребений, кроме наличия золотых изделий, послужили наборы оружия. В результате Г.А.Федоровым-Давыдо- вым были обозначены 3 группы мужских захоронений: Ма - тяжело вооруженные всадники, Мб - легко вооруженные всадники, Мв - “слой населения, далекий от войны, лишенный вооружения... Это, возможно, приниженный, зависимый слой общества” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 118-119). При этом к знати исследователь отнес только погребения разряда Ма. Но кем были эти представители знати, какую роль они выполняли в обществе, - эти вопросы Г.А.Федоров-Давыдов даже не ставил.
Как известно, главным источником для социологической реконструкции в археологии служат погребальные памятники, которые наиболее пригодны при изучении социальной дифференциации общества (Бунятян Е.П., 1985, с.27-29; Ольховский В.С., 1995, с.92-95; Цимиданов В.В., 2004, с.5), в частности, иерархических взаимосвязей кочевого общественного уклада. Это связано с тем, что на формирование идеологических представлений, обусловливающих специфику пог¬


ребального обряда, наибольшее воздействие оказывают социальный и этнический факторы. Одним из важнейших критериев определения прижизненного статуса умершего считается набор погребального инвентаря. Несмотря на то, что отношение к нему у исследователей разное, не учитывать его нельзя. Например,
A. 	О.Добролюбский считает, что “сам по себе погребальный инвентарь для воспроизведения социальной стратификации является не определяющим, а искажающим признаком”, и что его “следует рассматривать как побочный, корректировочный компонент реконструкции” (Добролюбский А.О., 1978, с. 113). Хотя четыре года спустя эта категоричность сменилась более осторожным высказыванием: “...мы пока воздерживаемся от интерпретации инвентаря на социологическом уровне исследования” (Добролюбский А.О., 1982, с.62). Однако большинство современных исследователей полагает, что не количество инвентаря, а отдельные предметы, несущие прямую социологическую информацию, могут помочь определить статус и ранговую характеристику погребенных.
В средневековой археологии кочевников к таковым, в первую очередь, относят котел и распрямленную гривну. По поводу символической роли такой обыденной вещи как котел у исследователей сложилось достаточно обоснованное однозначное мнение: котел был символом родового объединения, атрибутом, подчеркивающим высокое социальное положение умерших, а захоронения с котлами принадлежали представителям родовой и племенной аристократии кочевого общества (Швецов М.Л., 1980, с.201; Плетнева С.А., 2003, с. 163).
Специальных работ, в которых рассматриваются различные аспекты погребений с распрямленной гривной, всего несколько. Опубликовав 7 комплексов из Днепропетровской области, В.Н.Шалобудов пришел к выводу, что распрямленная гривна - это символ социальной выделенности, знатности, а погребения с гривнами-жезлами принадлежат половецкой аристократии (Шалобудов В.Н., Ярема- ка, 1987, с.135; Шалобудов В.Н., 1990, с.118).
B. 	К.Гриб, проанализировав 12 погребений, поддержал мнение С.А.Плетневой о том, что разогнутые гривны являются знаками особого достоинства умерших. Он первым предположил “сугубую ритуальность” этих предметов
(Гриб В.К., 1986, с.55). У С.А.Плетневой нет специальных публикаций, посвященных ранговым атрибутам поздних кочевников, однако в обобщающих трудах она неоднократно высказывала свое мнение о распрямленных гривнах: “По-видимому, эти гривны, переделанные в палочки, являлись знаками особого достоинства, своеобразными жезлами” (Плетнева
С.А., 1981, с.215). “Жезлом имел право владеть руководитель (владелец) большего или меньшего из подразделений. Жезл, положенный женщинам, означает, по-видимому, факт принадлежности к половецкому сообществу...” (Плетнева С.А., 2003, с. 162), “...сделанные из распрямленных гривен «жезлы» разной ценности” были, “очевидно, разного достоинства” (Плетнева С.А., 2003, с. 164).
Самая крупная работа, посвященная семантике распрямленных гривен в контексте погребального обряда кочевников Восточной Европы XII-XIV вв., опубликована А.В.Евглевским (1998, с. 141-156). Проанализировав достаточно большой массив погребений (56 комплексов), автор пришел к следующим выводам. Распрямленная гривна - сугубо погребальный атрибут, наделенный какой-то культовой нагрузкой (Евглевский А.В., 1998, с. 142). Распрямленная гривна равносильна понятию жезла, который по своему происхождению связан с культом предков, она является еще и символом мирового дерева (Евглевский
A. 	В., 1998, с. 153). “Распрямленные гривны из благородных металлов встречаются, как правило, в богатых и средних (условно) погребениях, тогда как ... железные гривны ... вкладывались в руки умерших в подавляющем большинстве в рядовых комплексах” (Евглевский А.В., 1998, с. 152).
Есть альтернативная трактовка предназначения распрямленной гривны, которую предложили В.П.Глебов и В.В.Яценко и поддержал Ю.К.Гугуев. Эти исследователи полагают, что распрямленная гривна - это средство платежа за вход в загробный мир, а распрямление гривен означает их перевод из категории украшений в категорию денег (Глебов В.П., Яценко
B. 	В., 1998, с.51-52; Гугуев Ю.К., 2009, с.137).
Поскольку распрямленные гривны - производное от шейных, логично рассмотреть позднекочевнические погребения с шейной гривной в контексте проблематики данной ста¬
8


тьи. Специальных работ, посвященных шейным гривнам средневековых кочевников, нет. Есть лишь отдельные упоминания у некоторых исследователей, причем часто противоречивые. Так, например, А.П.Моця, А.А.Козловский, Л.М.Рутковская полагают, что шейные гривны - нетипичное для кочевников украшение, заимствованное в результате контактов от славян (Моця А.П. и др., 1986, с.511). А С.А.Плетнева утверждает, что гривны - наиболее распространенное и излюбленное украшение половецких женщин (Плетнева С.А., 1990, с.45, 71). По мнению А.В.Евглевского, “войдя в тесное взаимодействие с культурой Руси, кочевники приняли славянскую шейную гривну как выразительный социально-значимый атрибут... ранее уже, кстати, бытовавший у них в заволжско-сибирских степях” (Евглевский А.В., 1998, с. 152). Он считает, что “шейные гривны... поступали в степь с Руси” (Евглевский А.В., 1998, с. 147), ссылаясь при этом на Г.Ф.Корзухину: “...шейные гривны (рис. 1), поступавшие в степь с Руси [Корзухина, 1954, с. 19]...” (Евглевский А.В., 1998, с. 147). Нами недавно была предпринята попытка рассмотреть социокультурный аспект половецких погребений с шейной гривной (Потемкина Т.М., 20106, с.95-103).
Как видим, историографический обзор демонстрирует, что исследователи не изучали прижизненный статус кочевников, погребенных с шейной гривной, лишь бегло касались темы социального положения умерших с распрямленной гривной, причем без развернутого обоснования своих предположений. Значительно лучше обстоит дело с изучаемым нами аспектом в отношении захоронений с котлом. Но после публикации статьи М.Л.Швецова прошло 30 лет, объем источников значительно возрос, поэтому, на наш взгляд, актуально вновь рассмотреть эти памятники.
Как известно, “помимо имущественной, кочевничество характеризовала и значительная социальная дифференциация” (Марков Г.Е., 1976, с.302). А в достаточно развитом стратифицированном обществе, каким являлись половцы, наблюдается сближение имущественного и социального статусов индивида, то есть знатность, как правило, означает богатство, а богатство, как правило, означает
знатность. Это делает необходимым анализ всех основных признаков погребального обряда и всей совокупности сопроводительного инвентаря. Цель данной работы - определить прижизненный статус и ранг половцев (мужчин и женщин), в состав погребального инвентаря которых входят социально определенные предметы, такие как котел, шейная и распрямленная гривны или их наборы. Относительно терминов “статус” и “ранг” мы придерживаемся их общепринятого значения. Статус - это общественное положение индивида, принадлежность к определенной социальной группе (слою, прослойке). Ранг - степень социальной неординарности, градация (позиция) внутри статуса.
Погребальный обряд и сопроводительный инвентарь женских погребений
В массиве женских половецких погребений выделяется небольшое количество захоронений со статусными предметами, которые определенно связаны с единственной социальной категорией (Ольховский В.С., 1995, с.93). Их можно разделить на 3 группы: с одним статусным предметом, с двумя и тремя. Первая группа самая многочисленная: с шейной гривной - 28 комплексов, с котлом - 13, с распрямленной гривной - 7. Во вторую группу входят всего 2 комплекса: 1 с распрямленной и шейной гривнами и 1 с шейной гривной и котлом. В шести захоронениях третьей группы присутствуют шейная гривна, котел и распрямленная гривна. Таким образом, источни- ковую базу женских захоронений составляют 56 комплексов1. Следует отметить, что из 13 погребений с котлом 2 из-за разрушенности комплексов и невыразительности инвентаря отнесены к женским условно, 2 (Восточный Маныч-И, 38/2 и Ак-Таш 63/2) - парные, но котел (или дужка от него) находился в ногах женщины, поэтому погребения учтены среди женских. Кроме этого, необходимо уточнить, что, поскольку гривна (как распрямленная, так и шейная) считается этномаркирующим признаком половцев, в источник погребений с котлом не были включены захоронения с явными
1 	Благодарим А.В.Евглевского за возможность использовать материалы из его личного архива.
9


10


Рис. 1. Погребения с шейной гривной: 1 - Бурты, к.260; 2 -Лучка, к.6; 3 - Лучки, к.8;
4 - Смела, к.54; 5 - Привольное 4/1; 6 - Каланчак 2/1; 7 - Солдатово 2/2; 8 - Богачевка 9/4;
9 -Давыдовка 15/1; 10 - Скворцовка 4/1; 11 - В.Рогачик 1/6; 12 - Б.Белозерка 11/2; 13 - Кут 27/4; 14 - Круглая могила 13/1; 15 - В. Тарасовка-П, 5/3; 16- Беленькое 1/2; 17 - Вербки-П, 5/3; 18 - Птичье 1/1; 19 - Приволье 6/1; 20 - Петровка-1, 2/2; 21 - Артемовка; 22 - Каменка- 11, 1/1; 23 - Таврия-1, 2/5; 24 - Царский 42/1; 25 - Алитуб 10/6; 26 - Пролетарский 1/6; 27 - Забытый 2/5; 28 - Новотатаровская 6/3.
Fig. 1. Burials with a neck grivna: 1 - Burty, barrow 260; 2 - Luchki, barrow 6; 3 - Luchki, barrow 8; 4 - Smela, barrow 54; 5 - Privolnoie 4/1; 6 - Kalanchak 2/1; 7 - Soldatovo 2/2; 8 - Bogachevka 9/4; 9 - Davydovka 15/1; 10 - Skvortsovka 4/1; 11 - V.Rogachik 1/6; 12 - Bolshaia Belozerka;13 - Kut 27/4; 14 - Kruglaia mogila 13/1; 15 - V.Tarasovka-II, 5/3; 16 - Belenkoie 1/2; 17 - Verbki-II, 5/3; 18 - Ptichie 1/1; 19 - Privolie 6/1; 20 - Petrovka-I, 2/2; 21 - Artiomovka; 22 - Kamenka-11, 1/1; 23 - Tavriya-I, 2/5; 24 - Tsarskii 42/1; 25 -Alitub 10/6; 26 - Proletarskii 1/6; 27 - Zabytyi 2/5; 28 - Novotitarovskaia 6/3
неполовецкими (например, с северной ориентировкой) признаками погребального обряда.
Погребения с одним статусным предметом
Картографирование памятников показало следующую картину. Комплексы с шейной гривной распространены на достаточно широкой территории: от Поингулья на западе до Подонцовья и Нижнего Подонья на востоке, и от Поросья на севере до Крыма и Прикубанья на юге (рис.1).
Половозрастная характеристика данной группы погребенных представляет несомненный интерес. Из 28 комплексов 22 принадлежит взрослым женщинам, 4 - подросткам 10- 14 лет, 1 - ребенку 7-8 лет, 1 - ребенку 3-4 лет. Ни в одном мужском половецком погребении шейная гривна не встречена. Упоминание отдельными исследователями (Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1986, с.14-36; Евглевский А.В., 1998, с.147) о находке шейных гривен в мужских погребениях (Чингул; Юзово, к.С2) является ошибкой. В Чингуле шейное украшение представляет собой длинную толстую сложноплетеную серебряную цепь; в вазовском погребении за шейную гривну было принято украшение воротника кафтана серебряной фольгой.
Погребальный обряд захоронений с шейной гривной характеризуется следующими признаками. Основных погребений - 6 (21%), впускных - 22 (79%). Ров, кромлех, тризна отмечены в 7 случаях. Конструкция могильной ямы зафиксирована в 20 погребениях: яма (или подбой) со ступенькой - 10, простая яма - 10 (из них 7 больших размеров). Наличие деревянного или каменного перекрытия отмечено в 7 комплексах, гробовища - в 15 (54%). Конь зафиксирован в 14 (50%) захоронениях: целый - 5; 3 типа (по А.Г.Атавину) - 4; тип не ясен - 5. В западном секторе ориентированы 13 (48%) умерших, в восточном - 13 (48%), на юг - 1, ориентировка не определена - 1.
Инвентарь данной группы разнообразен. Металл шейных гривен следующий: золотых нет вообще, серебряных позолоченных - 4, серебряных - 16, бронзовых - З (1 из них посеребрена), железных - 2, железных посеребренных - 3. Изделия из драгметаллов представляют собой различные украшения: золотые и серебряные височные кольца3 - 9, серебряные позолоченные бляхи - 7, серебряная цепь - 4, серебряные позолоченные нагрудные украшения - 3, посеребренные и позолоченные “рога” (часть головного убора) - 10, серебряные браслеты - 3, серебряные и золотые колты - 4, серьги - 4, кольца - 3 и др. Всего изделий из драгметаллов (включая посеребренные и позолоченные) - 75 (268%)4. Набор
2 Более подробную информацию о данном комплексе см.: Усачук А.Н. и др., 2004, с.32-34.
3 Парные предметы (серьги, браслеты, колты и т.д.) учитывались как одна единица.
4 При подсчете изделий из драгметаллов учитывались предметы всех категорий, поэтому количество процентов почти во всех группах превышает 100.
11


бытовых предметов в данной группе достаточно разнообразен. Здесь, кроме обычных женских вещей, можно назвать, например, подушку, шелковую и парчовую ткань, замок, ключ, деревянный гребень, железный серп. Конская упряжь представлена следующим комплектом: удила - 7, стремена - 8, седло - 4. К единичным предметам относятся меловой “идоль- чик”, золотая византийская монета в качестве подвески, свинцовое кольцо, плакированное бронзовой фольгой, бронзовая булавка, костяная рукоять плети, бусы, подвески и амулеты из полудрагоценных камней.
Анализ сопроводительного инвентаря и погребального обряда захоронений с шейной гривной дал интересные результаты. Здесь 12 (43%) погребений отнесены к разряду5 “с обычным инвентарем”, И (39%) - среднего уровня, богатых только 5 (18%). Подтверждает правильность разграничения погребений на указанные разряды количество изделий из драгоценных металлов.
Датировка данной группы следующая:
XII в. - З, XII - 1-я пол.ХШ в. - 6, ХН-ХШ вв. - 14, XII - 1-я пол.XIV в. - 1, сер.XIII в. - 1,
XIII в. - 2, 2-я пол.ХШ - 1-я пол.ХІУ в. - 1.
Географические рамки женских комплексов с котлом несколько иные: они обнаружены от Нижнего Поднепровья на западе до Нижнего Подонья и Калмыцкой степи на востоке, и от Среднего Подонья на севере до Крыма на юге (рис.2).
Обобщенная характеристика данной группы захоронений следующая. Из 13 погребений 3 - основных (25%), впускных - 9 (75%), из них 1 с досыпкой6, по 1 погребению сведений нет. Конструкции в насыпи кургана (ров, до¬
сыпка, камень) и тризна зафиксированы в 6 (46%) случаях. Форма ямы: простая - 2 (15%), яма (подбой) со ступенькой - 7, яма с заплечиками - 2, в 2 погребениях форма не зафиксирована. Перекрытие (деревянное, каменное) отмечено в 6 захоронениях, колеса, повозка - в 2. Гробовище обнаружено в 9 (69%) случаях: решетчатое - 2, дощатое - 1, решетчатый настил
- 1, дощатый настил - 1, тип не установлен - 4. Подстилка (растительная, кожаная) зафиксирована в 4 погребениях, мел - в 1. Разрушено по разным причинам 9 (69%) захоронений. В 9 случаях погребенную сопровождал конь: целый - 2; 3 типа - 2; тип не ясен - 5. В западном секторе ориентировано 10 (77%) умерших, в восточном - 3 (23%).
Сопроводительный инвентарь, найденный в комплексах, многочисленный и разнообразный. Всего предметов из драгметаллов (в том числе посеребренных и позолоченных) обнаружено 29 (223%). Среди украшений можно назвать “рога” - 2, серебряные, золотые и бронзовые височные подвески - 4, серебряные и бронзовые браслеты - 5, золотые, серебряные и бронзовые бляхи - 4, золотые и серебряные серьги - 4, золотые пуговицы - 1, стеклянные и каменные подвески и бусы - 3, золотые и серебряные перстни - 3, серебряная цепочка
- 1, другие серебряные и бронзовые позолоченные украшения - 6. Среди бытовых предметов встречены гончарные и лепные сосуды - 3, деревянное блюдо с серебряной оковкой - 1, серебряная чаша - 1, пряслице - 3, зеркало - 5, ножницы - 2, нож - 6, игла - 2. К конской упряжи относятся стремена - 7, удила - 4, рукоять плети - 2, седло - 2. В 6 (46%) погребениях найдена шелковая/парчовая одежда (ткань). В 2
5 Критериями для деления на разряды послужили следующие моменты: наличие в насыпи досыпки, каких-либо конструкций и остатков тризны, сложность погребального сооружения и наличие дополнительных деталей (перекрытия, гробовища, посыпок и т.п.), количество изделий из драгметаллов (для мужских, кроме этого, наличие оборонительного доспеха) и общее количество инвентаря.
Выделение именно этих элементов обусловлено тем, что “всеобщие... признаки... социологической информации практически не несут; частные и единичные значительно более социоинформативны” (Ольховский В.С., 1995, с.96).
6 По мнению Е.В.Круглова (из письма автору от 15.07.2010), впускные с досыпкой погребения для половцев были “основными”. Мы полагаем, что номады четко отличали древние могильные насыпи от естественных всхолмлений. Поэтому между впуском погребения в курган и сооружением могилы в земле, на наш взгляд, нельзя ставить знак равенства. Просто в определенных случаях, по каким-то конкретным причинам, известным устроителям обряда, над погребением, впущенным в древний могильный холм, необходимо было соорудить “свою” насыпь. Другое дело, что таких захоронений реально должно быть больше, чем зафиксировано археологами. В этом мы полностью согласны с Е.В.Кругловым.
12


комплексах обнаружено по 1 наконечнику стрелы, в 1 погребении - боевой нож. Объем котлов следующий: маленьких (до 3 л) нет, средних (3-9 л) - 5, больших (11-19 л) - 5, очень больших (> 20 л) - 1, по двум данных нет.
Имущественные разряды: с обычным инвентарем - 3 (23%), среднего уровня - 7 (54%), богатых - 2 (15%), очень богатых - 1 (8%).
Датировка погребений: XII в. - 1; ХИ-ХШ вв. - 5; 1-я пол.XIII в. - 1; XIII в. - 3; 2-я пол. XIII - нач.ХІУ в. - 1; 2-я пол.ХШ - XIV в. - 2.
Погребений с распрямленной гривной намного меньше, чем комплексов с котлом или шейной гривной, тем не менее, они покрывают значительную территорию: от Поросья на севере до Нижнего Поднепровья на юге и западе и до Среднего и Нижнего Подонья на востоке (рис.З).
Обобщенные данные погребального обряда женских комплексов с распрямленной гривной следующие. Впускных захоронений - 4 (57%), основных - 3 (43%). Наличие в насыпи ровика, кромлеха, тризны - 2. Форма могильной ямы: простая (без дополнительных конструкций) - З (1 из них большая), яма с подбоем и ступенькой - 2, яма с заплечиками - 1, форма не прослежена - 1. Гробовище зафиксировано в 5 случаях (2 решетчатых, 2 - решетчатый настил, 1 - тип не указан). В одном погребении обнаружены куски мела, в 3 комплексах зафиксированы разрушения (ограбление?). В 4 (57%) случаях умерших сопровождал конь: целый - 1; 3 типа - 2; тип не ясен - 1.
В 6 из 7 погребений определена ориентировка: 5 (83%) - в западном секторе, 1 (17%) - в восточном. Анализ сопроводительного инвентаря дал следующие результаты. Всего предметов из драгметаллов (в том числе позолоченных и посеребренных) зафиксировано 16 (229%). Они представляют собой обычные кочевнические украшения: серьги, кольца, “рога”, колты (рогатые и с напускной бико- нической бусиной). Бытовые предметы также типичны: зеркала, пряслица, ножи, гончарная посуда, пряжки, пуговицы и др. Конская упряжь представлена стременами, удилами, седлом, подпружными пряжками. Из необычных для женских половецких погребений предметов следует отметить топор, аналогичный славянским рабочим топорам домонгольской Руси (Шалобудов В.Н., 1990, с.110-111).
Гривны из женских захоронений в основном серебряные (5 экз.), две - из бронзы (одна из них посеребрена). Только в одном комплексе гривна представлена маленьким обломком (8 см), в 5 - от 25 до 32,5 см (т.е. больше половины целой шейной гривны), в 1 - практически целая - 36 см. Анализ инвентаря и погребального обряда комплексов позволил разделить их условно на 2 разряда: с обычным инвентарем - 2 (28%), среднего уровня - 5 (72%).
Датируются эти погребения в основном в рамках ХН-ХШ вв.: XII в. - 1; XII - 1-я пол. XIII в. - 1; ХП-ХШ вв. - 2; XIII в. - 2; 2-я пол. XIII-1-я пол.XIV в. — 1.
Погребения с двумя статусными предметами
Комплексы с двумя статусными предметами расположены на Нижнем Дону и в Прикуба- нье: это Саркел, нас. 19/1, п.56 и Новониколаевская 55/1 (рис.4). В саркельском погребении обнаружен набор из шейной и распрямленной гривен, а в новониколаевском комплексе
- набор из котла и шейной гривны.
Обобщенная характеристика погребального обряда и сопроводительного инвентаря этих захоронений следующая. Основных погребений
- 1, впускных - 1. Наличие конструкций в насыпи (ровик) - 1; форма могильного сооружения: простая (большая) яма - 1, яма со ступенькой - 1. Перекрытие (кирпичная вымостка) зафиксировано в 1 случае. Гробовище (дощатое) обнаружено в 1 комплексе, 1 погребение разрушено. Обеих умерших сопровождал конь: целый - 1, тип не ясен - 1. Ориентировка обеих погребенных зафиксирована в западном секторе.
Изделий из драгметаллов и позолоченных или посеребренных предметов обнаружено 8 (400%). Среди украшений можно отметить электровую и серебряную с позолотой шейные гривны, золотые и серебряные позолоченные серьги - 2, серебряные браслеты - 2, бронзовые позолоченные “рога” - 1, подвески из лазурита - 1. К бытовым предметам относятся котел, зеркало, нож (2), керамическое пряслице. Предметы конской упряжи представлены удилами и стременем. Объем котла - средний (5 л). Размер распрямленной гривны - 31 см, т.е. больше 1/2 шейной гривны.
13


14


Рис. 2. Погребения с котлом: 1 - Бурты, к.261; 2 - Каменка, к.443; 3 - Фалешты;
4 - Суклея 48.136 99/314; 5 - Ковалевка-IV, 4/1; 6 - Красный Подол-Н, 1/4; 7 - Морская Кошара 4/3; 8 - Озерное 1/1; 9 - Мирное 2/4; 10 - Благовещенка; 11 - Велетневка 1/7;
12 - Родионовка 2/1; 13 - Черная Долина 1/1; 14 - Богдановка 1/1; 15 - Зеленый Лагерь- IV, 3/1; 16- Софиевка 23/17; 17 - Софиевка 13/1; 18 - Новокаменка 1/3; 19 - Любимовка 8/1; 20 - Лиманцы 1/1; 21 - Чеховка 3/4; 22 - Б.Белозерка 36/1; 24 - Б.Белозерка 28/5; 25
- Тимашовка-Ш, 9/5; 26 - Видножино 7/3; 27 - Ильинка 5/1; 28 - Кут 26/2; 29 - Лаурка 6/2; 30 - В. Тарасовка 82/1; 31 - Разумовка-Ш, 4/3; 32 - Новогупаловка-Ш, 8/3; 33 - Ясиноватое-1, 1/1; 34 - (tВеселая могила ”/2; 35 - Курахово 1/1; 36 - Волноваха 4/1; 37 - Полковое 3/3; 38 - Рыбинское 9/1; 39 - Пришиб 3/2; 40 - Новый Буравль; 41 - Аксеновский (Дорофеевский)-П, 1/5; 42 - Жутовский м-к, 89/1; 43 - Вербовый Лог-VIII, 1/1; 44 - Новый 61/2; 45 - Ажинов-1, 1/3; 46 - Арпачин 37/1; 47 - Крутенький-1, 2/3 п.17; 48 - Кобяковский 15/13; 49 - Хавалы-IV, 2/1; 50 - Азов-1, 6/1; 51 - Высочино-Н, 11/1; 52 - Высочино-V, 10/1;
53 - Куцый-ХП, 5/1; 54 - Лола 13/3; 55 - Цаган-Усн-V, 1/3; 56 - Вост.Маныч-Н, 38/2; 57 - Малаи 3/1; 58 - к-з Ленина 2/7; 59 - Праздничный; 60 - Курчанская; 61 - Ак-Таш 63/2; 62 - Столбовое 1/3.
Fig. 2. Burials with a cauldron: 1 - Burty, barrow 261; 2 - Kamenka, barrow 443; 3 - Faleshty; 4 - Sukleia 48.136 99/314; 5 - Kovaliovka-IV, 4/1; 6 - Krasnyi Podol-II, 1/4; 7 - Morskaia Koshara 4/3; 8 - Ozernoie 1/1; 9 - Mirnoie 2/4; 10- Blagoveshchenka; 11 - Veletniovka 1/7; 12 - Rodionovka 2/1; 13 - Chiornaia Dolina 1/1; 14 - Bogdanovka 1/1; 15 - Zelenyi Lager- IV, 3/1; 16- Sofievka 23/17; 17 - Sofievka 13/1; 18 - Novokamenka 1/3; 19 - Liubimovka 8/1;
20 - Limantsy 1/1; 21 - Chekhovka 3/4; 22 - B.Beloziorka 36/1; 24 - B.Beloziorka 28/5; 25 - Timashovka-III, 9/5; 26 - Vidnozhino 7/3; 27 - Ilyinka 5/1; 28 - Kut 26/2; 29 - Laurka 6/2; 30
- V.Tarasovka 82/1; 31 - Razumovka-III, 4/3; 32 - Novogupalovka-IIl, 8/3; 33 - Yasinovatoie-I,
1/1; 34 — (lVesiolaia mogila”/2; 35 - Kurakhovo 1/1; 36 - Volnovakha 4/1; 37- Polkovoie 3/3; 38
- Rybinskoie 9/1; 39 - Prishib 3/2; 40 - Novyi Buravl; 41 - Aksionovskii (Dorofeievskii)-II, 1/5; 42
- Zhutovskii burial ground, 89/1; 43 - Verbovyi Log-VIII, 1/1; 44 - Novyi 61/2; 45 - Azhinov-I, 1/3; 46 - Arpachin 37/1; 47 - Krutenkii-I, 2/3 burial 17; 48 - Kobiakovskii 15/13; 49 - Khavaly-IV, 2/1; 50 - Azov-1, 6/1; 51 - Vysochino-Il, 11/1; 52 - Vysochino-V, 10/1; 53 - Kutsyi-XIl, 5/1; 54- Lola 13/3; 55 - Tsagan-Usn-V, 1/3; 56 - Vost. Manych-II, 38/2; 57 - Malai 3/1; 58 - Lenina collective farm 2/7; 59 - Prazdnichnyi; 60 - Kurchanskaia; 61 -Ak-Tash 63/2; 62 - Stolbovoie 1/3
Оба погребения богатые, оба датируются XIII веком. По саркельскому комплексу есть антропологическое определение: женщина
зрелого возраста.
Погребения с тремя статусными предметами
К третьей группе погребений относятся комплексы с тремя инсигниями статуса. Обнаружены они в основном в Северо-Восточном Приазовье, а также в Крыму, на Нижнем Дону и в Прикубанье (рис.4).
Погребальный обряд этих захоронений характеризуется следующими признаками. Впускных погребений - 4, основных - 2. Ров и остатки тризны (кости животных), а также
заклад (каменный) могильной ямы зафиксированы в 1 случае. Форма погребального сооружения: яма с подбоем и ступенькой - 2, яма с заплечиками - 1, простая яма (3x2 м) - 1, конструкция не зафиксирована (в насыпи) - 2. Гробовище отмечено в 5 случаях (деревянный настил - 2, дощатое - 1, тип не указан - 2). Единичны деревянное перекрытие, циновка и меловая посыпка. Конь зафиксирован в 3 погребениях: целый - 2; 3 типа - 1. Ориентировка умерших следующая: в западном секторе-3 (60%), в восточном - 2 (40%), в одном разрушенном погребении ориентировка не определена.
Сопроводительный инвентарь данной группы погребений отличается очень большим количеством изделий из драгметаллов (28-467%) и общим разнообразием. Среди
15


16


Рис. 3. Погребения с распрямленной гривной: 1 -Бурты, к.258; 2-Пешки, к.323; 3-Лучки, к.2; 4-Лучки, к.4; 5 - Таборовка-Ш, 1/5; 6-Новошмидтовка “Ананьинамогила”/9; 7-Шевченко 3/1; 8 - Каирка 3/2; 9 - Новая Маячка 3/1; 10 - Подовое 4/3; 11 - Подовое 1/2; 12 - Волчанск-1, 5/1; 13 - Чингул (Заможное 5/3); 14 - Мал.Белозерка-П, 6/8; 15 - Балки 5/16; 16- Марьянское-IV, 4/1; 17- Сухая Калина 1/1; 18- Осокоровая балка-1, 1/1; 19- Николаевка-1, 4/5; 20 - Подгородное-Х, 12/1; 21 - Жемчужное-1, 5/3; 22 - Павлоград-1, 7/1; 23 - Петропавловка-IV, 2/2; 24 - Петропавловка- V, 1/2; 25 - ст.Юзово (Пески) к.С; 26 - Бирюково 3/1; 27- Любимое 15/1; 28 - Смелое 1/2; 29 - Каменка 12/2; 30 - Октябрьское 3/4; 31 - Октябрьское 8/8; 32 - Редкодуб-1, 3/1; 33 - Кутейниковский-П, 4/1; 34 - Аксай-Ш, 5/2; 35 - “Дубенцовский ”-1, 2/2; 36 - Валовый-1, 32/1; 37 - Височино- VII, 22/1; 38 - Колдыри 7/1; 39 - Маяк-П, 3/1; 40 - Баранчук-11, 2/1; 41 - “Дамба- Калаус ”-П, 3/2; 42 - Волга - Чограй-42, 1/1; 43 - Новокубанск 1/5; 44 - к-з “Победа ” 66/1.
Fig. 3. Burials with an unbent grivna: 1 - Burty, barrow 258; 2 - Peshki, barrow 323; 3 - Luchki, barrow 2; 4 - Luchki, barrow 4; 5 - Taborovka-IH, 1/5; 6 — Novoshmidtovka “Ananina mogila 79; 7 - Shevchenko 3/1; 8 - Kairka 3/2; 9 - Novaia Maiachka 3/1; 10- Podovoie 4/3; 11 -Podovoie 1/2; 12 - Volchansk-I, 5/1; 13 - Chingul (Zamozhnoie 5/3); 14 - Mal.Beloziorka-II, 6/8; 15 - Balki 5/16; 16- Marianskoie-IV, 4/1; 17 - Sukhaia Kalina 1/1; 18 - Osokorovaia balka-I, 1/1; 19 - Nikolaievka-I, 4/5; 20 - Podgorodnoie-X, 12/1; 21 - Zhemchuzhnoie-I, 5/3; 22 - Pavlograd-1, 7/1; 23 - Petropavlovka-IV, 2/2; 24 - Petropavlovka-V, 1/2; 25 - Yuzovo station (Peski) barrow C;
26 - Biryukovo 3/1; 27 - Lubimoie 15/1; 28 - Smeloie 1/2; 29 - Kamenka 12/2; 30 - Oktiabrskoie 3/4; 31 - Oktiabrskoie 8/8; 32 - Redkodub-I, 3/1; 33 - Kuteinikovskii-II, 4/1; 34 - Aksai-III, 5/2;
35- “DubentsovskiV’-I, 2/2; 36- Valovyi-1', 32/1; 37 - Vysochino-VII, 22/1; 38 - Koldyri 7/1; 39- Maiak-II, 3/1; 40 - Baranchuk-II, 2/1; 41 - “Damba-Kalaus ”-11’, 3/2; 42 - Volga - Chograi-42, 1/1; 43 - Novokubansk 1/5; 44 - “Pobeda” collective farm 66/1
редких для женских комплексов находок следует отметить 2 наконечника стрел (в засыпи) и уникальную находку шляпы7 (Белов М.А., 2009, с. 15). Котлы во всех погребениях медные, в двух внутри найдены кости овцы (барана). Объем котлов средний (6-7 л) и большой (14 л). Во всех 6 комплексах, помимо распрямленной гривны, присутствует шейная гривна. Металл шейных гривен следующий: серебряных - 3, серебряных позолоченных - 2, золотых - 1. Все распрямленные гривны серебряные (1 позолоченная), маленьких фрагментов среди них нет. Только в 1 комплексе обнаружена 1/2 гривны, в 2 - большая часть изделия, а в 3 - целые гривны. Имущественный статус женщин из третьей группы достаточно высок: одно погребение (Новоивановка) мы отнесли к очень богатым, 3 (50%) - богатые, 1 (16,7%) - среднего уровня и одно - с обычным инвентарем.
Датируются захоронения этой группы так: ХП-ХШ вв. - 2; XIII в. - 2; 2-я пол.ХШ в. - 1; 2-я пол.ХШ - 1-я пол.XIV в. - 1.
Погребальный обряд и сопроводительный инвентарь мужских погребений
Мужских погребений со статусными предметами в нашей выборке почти в 2 раза больше, чем женских, - 103. По тому же принципу, что и женские, они разделены на две группы: с одним статусным предметом (котлом или распрямленной гривной) и двумя (их набор). Как и в женских комплексах, наиболее многочисленна первая группа (с котлом - 49 захоронений, с распрямленной гривной - 37). В 17 погребениях второй группы присутствуют и котел, и распрямленная гривна.
Погребения с одним статусным предметом
Картографирование погребений с котлами дало следующую картину. Комплексы обнаружены практически на всей территории Северного Причерноморья, т.е. от междуре-
7 Автор публикации называет ее боккой, но, судя по сохранившимся остаткам, это не бокка, а именно половецкая шляпа.
17


18


Рис. 4. Погребения с распрямленной гривной и котлом (1-9, 11, 12, 15, 18-21, 25), с распрямленной, шейной гривнами и котлом (10, 13, 16, 17, 22, 24), с распрямленной и шейной гривнами (14), с шейной гривной и котлом (23): 1 - Таганна; 2- 13 км Чаплинского водоканала 3/1; 3 - Скворцовка 1/1; 4 - Новониколаевка 6/1; 5 - Ильинка 2/4; 6 - Виноградное 30/3; 7 -Дубовики-1 1/3; 8 - Александровка-П, 2/1; 9 - Макеевка (р.Грузская); 10 - Новоивановка;
11 - Никифорово 1/1; 12 - Провалье 6/1; 13 - Вербовый Лог-lV, 7/1; 14 - Саркел нас. 19/1, п. 56; 15 - Лола-11, 8/3; 16 - Нижняя Козинка; 17 - Кисляковская-ХІІІ, 2/2; 18 - Южный 2/1; 19 - Дмитриевская-1, 1/2; 20 - “229 га ” 2/1; 21 - “Овальный ”/13; 22 - Малаи 5/2; 23 - Новониколаевская 55/1; 24 - Ильичеве 3/3; 25 - Владиславовка 7/1.
Fig. 4. Burials with an unbent grivna and a cauldron (1-9, 11, 12, 15, 18-21, 25), with unbent, neck grivnas and a cauldron (10, 13, 16, 17, 22, 24), with the unbent and neck grivnas (14), with a neck grivna and a cauldron (23): 1 - Tagancha; 2 - 13 km of the Chaplinskii water canal 3/1; 3 - Skvortsovka 1/1; 4 - Novonikolaievka 6/1; 5 - Ilyinka 2/4; 6 - Vinogradnoie 30/3; 7 - Duboviki-I,
1/3; 8 - Aleksandrovka-II, 2/1; 9 - Makeievka (Gruzskaia river); 10- Novoivanovka; 11 - Nikiforovo 1/1; 12 - Provalie 6/1; 13 - Verbovyi Log-IV, 7/1; 14 - Sarkel mound 19/1, burial 56; 15 - Lola-II,
8/3; 16 - Nizhniaia Kozinka; 17 - Kisliakovskaia-XIII, 2/2; 18- Yuzhnyi 2/1; 19 - Dmitriyevskaia-I, 1/2; 20 - “229 hectares ” 2/1; 21 - “Ovalnyi ”/13; 22 - Malai 5/2; 23 - Novonikolaievskaia 55/1; 24 - Ilyichiovo 3/3; 25 - Vladislavovka 7/1
чья Днестра и Прута на западе до Калмыцкой степи и Нижнего Подонья на востоке и от Поросья на севере до Крыма и Закубанья на юге. Концентрации памятников наблюдаются в Нижнем Поднепровье и Нижнем Подонье (рис. 2).
Основные данные, характеризующие погребальный обряд и сопроводительный инвентарь этих захоронений, следующие. Всего погребений 49, из них основных - 12 (35%), впускных - 32 (65%), из них 3 с досыпкой, нет данных - 5. Конструкции в насыпи (ров, кромлех, досыпка) и тризна зафиксированы в 13 случаях (26,5%). Форма могильной ямы прослежена в 34 комплексах: простая - 14 (из них 4 большие), яма (или подбой) со ступенькой - 16, яма с заплечиками - 4. Каменное/де- ревянное перекрытие ямы или подбоя отмечено в 10 (20%) погребениях. Большинство (28 - 57%) умерших похоронено в гробовищах: решетчатое - 9, колода - 4, дощатое - 4, настил - 2, тип не ясен - 9. Подстилка зафиксирована в 8 комплексах, мел - в 4, угли - в 3. Разрушения отмечены в 29 (59%) случаях. Половину (25 - 51%) погребенных сопровождал конь: целый - 10; 3 типа - 7; 1 типа - 1; тип не ясен - 7. Ориентировка умерших известна в 32 (65%) случаях: в западном секторе - 17 (53%), в восточном - 15 (47%). Условно (из-за невыразительности инвентаря) к мужским отнесено 3 комплекса.
Умерших сопровождал многочисленный разнообразный инвентарь. Всего предметов из драгметаллов обнаружено 31 (63%). Оружие представлено как наступательное: сабля - 28 (56%), колчан и стрелы - 35 (71%), лук - 13 (26,5%), кинжал - 7 (14%), копье (пика) - 9 (18%), так и оборонительное: кольчуга - 21 (43%), шлем - 10 (20%). Среди украшений можно назвать серьги - 10, подвески - 2, браслеты - 1, кольца (перстни) - 6, колокольчики
- 7, бляхи и т.д. К бытовым предметам относятся сосуды: гончарные (в основном амфоры)
- 12 (24%), деревянные - 3, металлические - 3; нож - 15 (31%), кресало - 11 (22%), оселок - 7, костяные пуговицы - 11 (22%) и др. Среди предметов конской упряжи следует отметить стремена - 32 (65%), удила - 23 (47%), седло - 5 (10%), шпоры - 2, навершие плети - 3. Шел- ковая/парчовая одежда (ткань) встречена в 5 (10%) погребениях. Единичные находки: булава, деревянный жезл, молоток, топор, замок, деревянный гребень, стеклянный сосуд. Два погребения, кроме котла, не имели инвентаря (полностью ограблены).
Объем котлов следующий: маленькие (до 3 л) - 4, средние (5-9 л) - 9 (27%), большие (11 -19 л) - 17 (52%), очень большие (> 20 л) - 3 (9%). В 4 погребениях котлы были перевернуты, только ручка от котла зафиксирована в 4 комплексах. В 4 случаях, кроме котла, обнаружен крюк для его подвешивания, в 2 котлах
19


находились деревянные миски. Из 49 котлов 2 железные, остальные - медные.
Имущественные разряды погребенных следующие: с обычным инвентарем -14 (29%), среднего уровня - 33 (67%), богатых - 2 (4%).
Датировка захоронений: ХП в. - 2, XII - 1-я пол.ХШ в. -12, ХП - нач.ХІУ в. -1, XII - 1 -я пол. XIV в. - 1, XII-XTV вв. - 1, нач.ХШ в. -1,1-я пол. XIII в. - 1, сер.ХШ в. - 1,2-я пол.ХШ в. - 2, поел, треть XIII в. - 1, XIII в. - 5, сер.ХШ - 1/3 XIV в.
- 1, 2-я пол.ХШ - Han.XIV в. - 4, 2-я пол.ХШ
- 1-я пол.ХГУ в. - 3, 2-я пол.ХШ - XIV в. - 10, 2-я пол.XIV в. - 1, XIV в.-2.
Картографирование погребений с распрямленной гривной (рис.З) продемонстрировало, что они в основном сосредоточены на территории лукоморских, приднепровских, донских и нижнедонских половцев (Плетнева С.А., 1990, с. 149). Есть отдельные комплексы в Поросье, в бассейне Южного Буга, на землях предкавказских половцев и в Калмыцкой степи.
Погребальный обряд данных комплексов (их всего 37) характеризуется следующими признаками. Впускных захоронений - 30 (81%), из них 3 с досыпкой, основных - 7 (19%). Ровик, кромлех, тризна или досыпка насыпи зафиксированы в 12 случаях (32%). Форма погребального сооружения: простая яма - 9 (из них 3 большие), яма с подбоем и ступенькой - 13, яма со ступенькой - 10, яма с заплечиками - 1, форма не прослежена - 4. В 17 захоронениях отмечено каменное или деревянное перекрытие могилы (или подбоя). Довольно часто встречалось гробовище - 30 (81%): решетчатое - 13, колода - 9, настил - 3, гроб-сундук - 1, тип не определен - 4. Комок мела обнаружен в 3 погребениях, подстилка - в 4. Разрушения зафиксированы в 18 (49%) комплексах. Значительное количество умерших (33 - 89%) сопровождалось конем: 5 целых - 1; 2 целых - 1; 1 целый - 11; 3 типа - 9; 2 типа
- 1; тип не определен - 10. В 7 захоронениях находились кости овцы (барана) - остатки напутственной пищи.
В 35 из 37 комплексов определена ориентировка: 20 (57%) - в западном секторе, 15 (43%) - в восточном. Условно к мужским отнесено 2 погребения. Проанализировав состав сопроводительного инвентаря, мы получили интересные данные. Всего предметов из
драгметаллов обнаружено 62 (168%). Вооружение представлено как наступательное, так и оборонительное: сабля - 32 (86%), колчан и стрелы - 25 (68%), лук - 13 (35%), копье - 3 (8%), кольчуга - 9 (24%), шлем - 6 (16%), щит - 3 (8%), единичны находки кинжала и молотка. Набор бытовых предметов довольно разнообразен: железные и бронзовые пряжки
- 24, нож - 20, бронзовые пуговицы (бубенчики) - 13, костяные пуговицы - 11, шелк (парча) или изделия из них - 9, гончарная и лепная керамика - 7, оселок - 4, кресало - 3, деревянный сосуд - 2, единичные находки - зеркало, замок, ключ. Конская упряжь представлена стременами - 31 (84%), удилами - 25 (68%), седлом - 12 (32%), навершием плети - 5 (14%) и шпорами.
Представляет определенный интерес информация о том, из какого металла изготовлены гривны. Подавляющее большинство серебряных - 24 (67%), золотых - 3, бронзовых
- 2, железных посеребренных - 5, серебряных позолоченных - 1, железных позолоченных
- 1, железных - 1. Размеры обнаруженных гривен достаточно сильно варьируют: очень маленькие фрагменты (от 3,5 до 8,5 см) - 6 (18,2%), меньше половины (от 10 до 18 см) - 10 (30,3%), больше половины (от 20 до 31,5 см)
- 12 (36,4%), практически целые и целые (35- 45 см) - 5 (15,1%). Имущественные разряды: с обычным инвентарем - 13 (35%) комплексов, среднего уровня - 23 (62%), богатых нет, очень богатый - один (3%) комплекс.
К половецкому времени (в рамках XII - 1 -й пол.ХШ в.) относится 18 погребений: XII - 1-я пол.ХШ в. - 12; кон.ХП - 1-я пол.ХШ в. - 1; 1-я пол.ХШ в. - 5. Золотоордынским временем датируются 15 захоронений: сер.ХШ в. - 1; 2-я пол.ХШ в. - 1; 2-я пол.ХШ - XIV в. - 12; кон.
XIII - Han.XIV в. - 1. Широко датируются 4 комплекса: XII - нач.ХГУ в. - 1; XII - 1-я пол.
XIV в. - 1; XII-XIV вв. - 2.
Погребения с двумя статусными предметами
Картографирование комплексов второй группы (рис. 4), в которую входят захоронения с двумя статусными предметами (распрямленной гривной и котлом), демонстрирует,
20


что погребения тяготеют к Азовскому морю. К западу от Днепра их нет, в Поросье зафиксирован только 1 комплекс. Основная группа захоронений находится в пределах Северного Приазовья и Прикубанья на землях лукоморских, приднепровских, частично донских и предкавказских половцев. Единичные погребения отмечены в Крыму, Калмыцкой степи и Нижнем Подонье.
Характеристика погребального обряда мужских комплексов (всего 17) второй группы включает следующие признаки. Впускных погребений - 12 (75%), из них 2 с досыпкой, основных - 4. По одному комплексу данных нет. Ров, тризна, досыпка, каменные конструкции в насыпи отмечены в 10 (59%) случаях. Формы могильной ямы зафиксированы следующие: яма с подбоем и ступенькой - 6, яма со ступенькой - 2, яма с заплечиками - 3, простая яма - 3 (все большого размера), форма не фиксировалась (в насыпи) - 3. Деревянное перекрытие отмечено в 4 погребениях, забутовка камнями - в 3. В подавляющем большинстве (14 - 82%) комплексов обнаружено гробовище: решетчатое - 5, колода - 3, дощатое - 2, гроб-сундук - 2, тип не указан - 2. Подстилка (рогожа, войлок и др.), меловая посыпка, обожженность, угли, колеса зафиксированы в 7 погребениях. Разрушение/ограбление отмечено в 5 (29%) случаях. Конь сопровождал умершего в 12 (71%) комплексах: 2 целых коня
- 2; 1 целый конь - 2; 3 типа - 5; 2 типа - 2; тип не ясен - 1. Ориентировка погребенных определена в 16 захоронениях: в западном секторе
- 11 (69%), в восточном - 5 (31%).
Сопроводительный инвентарь мужских комплексов второй группы включает предметы наступательного и оборонительного вооружения, бытовые изделия, украшения, конскую упряжь, амулеты и др. Общее количество изделий из драгметаллов (в том числе позолоченных и посеребренных) - 33 (194%). Предметы вооружения достаточно разнообразны: сабля - 15 (88%), колчан и стрелы - 14 (82%), кольчуга
- 12 (71%), шлем - 5 (29%), лук - 5 (29%), поножи - 2, единичные находки наручей, кинжала, копья, булавы, кистеня. Бытовой инвентарь обычный: пуговицы (серебряные, бронзовые, костяные), пряжки (бронзовые и железные), ножи, деревянная, гончарная и металлическая (бронзовая и серебряная) посуда, ключи, за¬
мки, кресала, шило, оселок и т.п. Обычен набор и конской упряжи: удила - 12 (71%), стремена - 12 (71%), седло - 6 (35%), шпоры - 2, подпружные пряжки и украшения узды. Следует отметить достаточно большое количество погребений, в которых сохранились шелк/ парча или изделия из них (кафтан, пояс) - 7 (41%). Среди индивидуальных находок можно назвать бронзовую урну, аграф, волчий клык, серебряную копоушку, кожаный головной убор, украшенный позолоченной фольгой.
Все котлы из погребений данной группы медные. Внутри 5 из них найдены остатки напутственной пищи (кости овцы/барана), в 4 - деревянная чаша или черпак. В комплексе Скворцовка 1/1 для котла была вырублена специальная ниша, а в захоронении Влади- славовка 7/1 котел был перевернут и под ним, кроме остатков напутственной пищи, лежали украшения конской сбруи. Маленьких котлов нет, средних (3-8 л) - 5 (33,3%), больших (10- 20 л) - 8 (53,3%), очень больших (> 20 л) - 2 (13,3%).
Подавляющее большинство распрямленных гривен изготовлено из серебра (1 с позолотой) - 12 (70%), бронзовых - З (1 с позолотой), золотых и железных по одной (6%). Размеры гривен следующие: маленьких фрагментов нет, 6 экз. (40%) представляют собой половину изделия, 5 (33%) - больше половины, 4 - практически целые. Имущественный статус мужчин из второй группы очень высокий: погребений с обычным инвентарем нет, среднего уровня - 12 (71%), богатых - 5 (29%).
Датировка данных комплексов следующая: ХП-ХШ вв. - 1; XII - 1-я пол. XIII в. - 2; сер. XIII в. - 1; 2-я пол. XIII в. - 1; рубеж XIII- XIV вв. - 1; сер. XIII - нач. XIV в. - 1; кон. XIII
- нач. XIV в. - 1; 2-я пол. XIII - нач. XIV в. - 2; 2-я пол. XIII - 1-я пол. XIV в. - 1; 2-я пол.XIII
- XIV в. - 5; XIV в. - 1. Таким образом, подавляющее большинство (14 - 82%) погребений относится к золотоордынскому времени.
Прижизненный статус и ранг знатных женщин
При сравнении отдельных характеристик погребального обряда и сопроводительного инвентаря трех указанных групп погребений,
21


Табл. 1. Сравнительная характеристика (в %) отдельных признаков погребального обряда женских погребений
\ Характе- \ ристи- \ ка
Вид \ погребе-\ ния \
основное
впускное
насыпь
простая яма
сложная яма
перекрытие
гробовище
подстилка, мел
ограблено
КОНЬ
Ориен¬
тировка
3
В
ПК
(13)
25
75
46
15
69
61,5
69
38,5
69
69
77
23
ПШГ
(28)
21
79
25
36
36
25
54
25
43
50
48
48
ПРГ
(7)
43
57
29
43
43
14
71
29
43
57
83
17
ПШРГи
пшгк
(2)
50
50
50
50
50
50
50
50
100
100
-
ПШРГК  (6)
33
67
17
17
50
17
83
17
33
50
60
40
прежде всего, необходимо обратить внимание на разное количество комплексов, относящихся к этим группам. Поэтому для адекватного сравнения все количественные показатели переведены в процентные (табл.1, 2). Судя по ним, захоронения с одним статусным предметом находятся приблизительно на одном уровне, хотя по отдельным позициям есть значительные отличия. Так, среди комплексов с распрямленной гривной в 2 раза больше (в %) основных погребений, чем в группе с шейной гривной, и на 16% больше, чем в захоронениях с котлом. По наличию досыпки, рва, тризны, каменных конструкций в насыпи показатель комплексов с котлом (ПК) превышает соответствующие показатели погребений с распрямленной гривной (ПРГ) на 17%, а захоронений с шейной гривной (ПШГ) на 21%. Сложная погребальная конструкция в ПК встречалась чаще, чем в ПРГ, на 26% и, чем в ПШГ, на 33%. Перекрытие могильной ямы в ПРГ зафиксировано только для 14%, в ПШГ же его почти на 37% меньше, чем в ПК. Сопровождение конем в ПК чаще, чем в ПШГ, на 19% и на 12% больше, чем в ПРГ. Показатели шелка, парчи (или изделий из них) в ПК на 10% больше, чем в ПШГ, и более чем в 3 раза превышают показатели ПРГ. Достаточно выразительны цифры
по количеству изделий из драгметаллов: в ПК и в ПРГ они близки, а в ПШГ на 39% больше, чем в ПРГ, и на 45% больше, чем в ПК. Все эти моменты отразились и на имущественных разрядах погребений этой группы. Среди комплексов с распрямленной гривной богатых и очень богатых нет. 18% погребений с шейной гривной отнесены к богатым, 23% захоронений с котлом богатые (15%) и очень богатые (8%).
Таким образом, наши данные показывают, что погребения с одним статусным предметом имеют такую условную иерархию: 1) погребения с котлом, 2) погребения с шейной гривной, 3) захоронения с распрямленной гривной.
Во вторую группу (с 2 статусными предметами) входят всего два комплекса, поэтому цифры характеристик погребального обряда не выразительны. Зато процентный показатель изделий из драгметаллов достаточно яркий - 400%. Оба погребения из этой группы богатые.
Процентные показатели погребального обряда третьей группы (с 3 статусными предметами) комплексов особо не отличаются от соответствующих цифр других групп. В то же время количество изделий из драгметаллов в этих захоронениях самое большое - 467%. По-
22


Табл. 2. Сравнительная характеристика (в %) отдельных предметов погребального инвентаря и имущественных разрядов женских погребений
Имущественный разряд
щчхвход
янэьо
00
1
1
1
16,7
иихвход
ІП
oo
1
О
О
о
1П
HHHtTodo
in
04
cn
<4
r-
1
16,7
шчнычдо
cn
(N
cn
00
ГМ
1
16,7
Объем
котла
иошчітод
янэъо
04
1
1
1
1
иошчкод
45,5
1
1
1
О
HHHb'odo
45,5
1
1
о
о
о
VO
Металл шейной и распрямленной гривен
ОХОІҐОЄ
1
1
1
си
СИ
00
ОЄЗІҐЗЖ
1
00
1
1
1
odgodoo
1
r-
O-
г-
VO
(N
04
eeHodg
1
-
04
<N
1
1
Размер распрямленной гривны
КВІГ9ЇІ
1
1
1
О
m
>1/2
1
1
<N
r-
О
о
си
СП
<4
1
1
1
1
г-
<1/2
1
1
1
1
1
xHONLredcf)
ІГВРМ
1
1
1
1
ШТВХЭРМ ивсіїґ
223
268
229
О
о
467
ehdteu ‘літот
40
VO
cn
1
1
\ Характе- \ ристи- \ ка
Вид \ погребе- \ ния \
ПК (13)
ПШГ (28)
ПРГ (7)
ПШРГи ПШГК (2)
ПШРГК (6)
Табл. 4. Сравнительная характеристика (в %) отдельных предметов погребального инвентаря и имущественных разрядов мужских погребений
3
X
X
8 st
0Q «
н п
имхвход
янэъо
1
СП
1
иічхвход
^f*
1
04
(N
О со (L) CS
Iа
S
HHHfsdo
r-
VO
<ч
VO
r--
ииныядо
04
<N
in
СП
1
Объем котла
иопгшодъо
04
1
13,3
иошчітод
(N
m
1
53,3
HHHtfsdo
r-
(N
1
33,3
ИИЛЧНЭГТВРМ
CM
1
1
Металл
распрямленной гривны
ОХОІГОЄ
1
oo
VO
0Є9ІГ9Ж
1
04
VO
odgsdso
1
OO
40
О
r-
esHodg
1
in
oo
Размер распрямленной гривны
ВВІГЗЇІ
1
in
<N
>1/2
1
36,4
СП
СП
(N
1
1
о
<1/2
1
30,3
1
XH9JALred(f)
ITBW
1
18,2
1
шхвхэго uedtf
cn
VO
OO
40
^r
04
xanootf
on
VO
OO
OO
кітдво
VO
in
VO
oo
00
00
Bhden ‘ЛІГ9Ш
О
<N
\ Характеру ристи- \ ка
Вид \ погре- \ бения \
ПК (49)
ПРГ (37)
ПКРГ (17)
23


ловина погребений третьей группы определена как богатые и 16,7% как очень богатые.
С обнаружением новых захоронений с двумя и тремя статусными предметами эти данные, естественно, будут уточняться и, возможно, погребения второй и третьей групп придется объединить. Следует отметить, что подавляющее большинство погребений датируется в рамках ХИ-ХШ вв., лишь 11% комплексов можно отнести к раннезолотоордынскому времени (2-я пол.ХШ - 1-я пол.ХІУ в.).
Не лишним будет напомнить, что любая социологическая реконструкция, основанная на археологических источниках, носит вероятностный характер, поскольку интересующая нас социоинформация содержится в погребальных памятниках в опосредованном и неполном виде вследствие специфики древнего мировоззрения и недостаточной сохранности источника (Ольховский В.С., 1995, с.95). Как было сказано выше, средневековые номады представляли собой достаточно развитое стратифицированное общество, в котором наблюдалось сближение имущественного и социального статусов индивида. Поэтому для определения социального положения умерших из описанных комплексов мы использовали, прежде всего, оценку сложности погребального обряда и качества вещевого набора. Их анализ показал, что все погребения, без сомнения, принадлежали знати. Однако ранговые уровни умерших были не одинаковы.
Погребения с котлом принадлежали взрослым женщинам. Два парных захоронения не равнозначны: если в комплексе Восточный Маныч-П, 38/2 мужчина лежал рядом с женским костяком и имел свой инвентарь (сабля, колчан, красноглиняный кувшин), то в погребении Ак-Таш 63/2 скелет мужчины обнаружен лежащим ничком, сползшим со ступеньки. Инвентаря при нем не было. Котел считается символом родового объединения (Швецов М.Л., 1980, с.200, 201; Плетнева С.А., 2003, с. 163). Таким образом, женщины, погребенные с котлом, по-видимому, какое-то время перед смертью возглавляли социальную ячейку (кош, род), или являлись женами (вдовами) глав родовых объединений.
Захоронения с шейными гривнами самые многочисленные. Анализ погребального обря¬
да и сопроводительного инвентаря захороненных свидетельствует о том, что шейная гривна является социальным символом, маркируя высокий статус умерших. Этот тезис иллюстрирует погребение ребенка 3-4 лет (Царский 42/1) с двумя серебряными позолоченными гривнами. Детали погребального обряда (основное захоронение в кургане, наличие каменного кольца вокруг насыпи, рва с остатками тризны) подтверждают, что в могиле похоронен ребенок из знатной семьи. Прижизненный статус женщин с шейными гривнами был, по-видимому, не ниже, чем женщин, погребенных с котлами. Скорее всего, это были жены, матери, дочери, сестры старейшин, глав родов или племен.
Ранговый уровень женщин с распрямленной гривной, судя по всему, был несколько ниже, чем женщин, в инвентаре которых присутствовал котел или шейная гривна. Поскольку распрямление гривны, как известно, происходило во время погребального обряда (Гриб В.К., 1986, с.55; Евглевский А.В., 1998, с. 147), возникает вопрос: почему только в одном случае из четырех шейная гривна подвергалась данной процедуре? По-видимому, это как-то связано с социальным положением этих лиц. С.А.Плетнева неоднократно развивала и пыталась доказать тезис о существовании у половцев института “амазонства”. Созданный ею современный миф о половецких женщинах-воительницах не подтверждается ни письменными, ни археологическими источниками (Потемкина Т.М., 2010а, с.51-57). Базовым аргументом С.А.Плетневой является утверждение, что Анна Комнина якобы упоминает об участии половецких женщин в боях. Исследовательница ссылается на издание труда 1859 г в переводе В.Н.Карпова. На это же издание ссылается и Г.А.Федоров-Давыдов, описывая категории предметов, встречающихся почти только в мужских погребениях: “Это, между прочим, противоречит сообщению Анны Комниной о том, что у кочевников женщины участвуют в бою наравне с мужчинами («Сокращенное сказание о делах царя Алексея Комнина...», стр. 342). Возможно, Анне Комниной хотелось в южнорусской степи найти амазонок” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 116, ссылка 532). Два крупнейших отечественных кочевниковеда, сославшись на произведение византийской принцессы, по¬
24


чему-то не процитировали столь важное для половецкой истории сообщение. Чтобы прояснить этот вопрос, приводим цитату полностью из этого труднодоступного8 издания: “Но еще до заключения мирных условий является к нему перебежчик Неанц. По этому случаю посылается Мигидин, с поручением привести из окрестных сел народные сходки. Сын его в последнем сражении на месте, быстро погнался за Пачинаками, был увлечен одной Скифянкой и, втащенный железным крюком в середину повозки, взят в плен. По просьбе его отца, царь выкупил отрубленную его голову” (Византийские историки..., 1859, с.342). В “Алексиаде” 1965 г (перевод Я.Н.Любарского) этот фрагмент звучит так: “Еще до заключения мирного договора к Алексию явился перебежчик Неанц. Затем император послал Мигидина за продовольствием, которое тот должен был доставить из соседних областей. Позднее в битве около... сын этого Мигидина стремительно набросился на печенегов, но был пойман и схвачен скифянкой, и железным серпом его затащили к скифским повозкам. По просьбе Мигидина император выкупил отрубленную голову его сына” (Комнина Анна, 1965, с.216). Как видим, единственное замечание, как-то связанное с участием женщины в военных действиях, относится к печенегам, о половчанках Анна Комнина не писала. Да и упомянутый эпизод, если подходить объективно, “участием в бою женщины” никак не назовешь. Показательно упоминание в этом “сражении” не оружия, а крюка (серпа)! Поэтому ироничное замечание Г.А.Федорова-Да- выдова о том, что Анне Комниной хотелось найти амазонок, нам представляется необоснованным и неуместным.
Таким образом, письменные источники не дают оснований для утверждения, что у половцев существовал институт “амазонства”. Женщины с мужским архетипом, для которого характерны активность, стремление к лидерству, агрессивность, воинственность и т.п., существовали во все времена как у оседлых, так и кочевых народов. В той же “Алексиаде” Анна Комнина упоминает о Сигельгаите (Таите), жене Роберта (бывший предводитель норманнов, герцог Апулии, Калабрии и Сици¬
лии, постоянно воевал с Византией), которая сопровождала его в военном походе. Во время битвы она, заметив бегущих от врага воинов, попыталась их остановить. “Она сурово взглянула на них и оглушительным голосом ... произнесла: «Будьте мужами, друзья, и возвысьтесь доблестным духом». Видя, что они продолжают бежать, Гаита с длинным копьем в руке во весь опор устремилась на беглецов. Увидев это, они пришли в себя и вернулись в бой” (Комнина Анна, 1965, с. 151). Обратим внимание, что и в этом эпизоде женщина не принимала непосредственного участия в сражении.
Следующий аргумент, который приводит С.А.Плетнева для обоснования института “амазонства” у половцев, базируется на русской былине о Добрыне Никитиче и Настасье Никуличне (Микуличне). По мнению С.А.Плетневой, в былине идет речь не о славянской девушке Настасье, а о половецкой “полянице-богатырше” (Плетнева С.А., 1983, с.И). Аргументы исследовательница приводит следующие: 1) в XI в. (когда складывалась былина) славянские женщины находились на “чудовищно тяжелом” (Плетнева С.А., 1990,
с. 	68) положении и никак не могли быть “по- ляницами”; 2) Добрыня был сдернут с седла,
т. 	е. использован “типичный прием кочевников” (Плетнева С.А, 1990, с.68); 3) после этого Добрыня был посажен Настасьей в кожаный мешок, а это - “несомненно, кочевнический образ” (Плетнева С.А., 1990, с.68); 4) крещение девушки-поляницы перед свадьбой с Доб- рыней.
На наш взгляд, приведенные аргументы не убедительны. Во-первых, имя героини былины. С.А.Плетнева пишет: “следует помнить, что имя половцев уже давно стерлось из памяти народной, женские тюркские имена не были распространены на Руси и не попали в эпос” (Плетнева С.А., 1990, с.68). Странно, почему-то мужские половецкие имена, хотя и в искаженном виде, но попали в эпос: Конь- шик, Коньчак (Кончак), Скурлак (Сутра), Бу- няка Шелудивый (Буняк), Тугарин Змеевич (Тугоркан), Кудреванко-царь, Шарк-великан (Шарукан) и др. А ведь они также не были распространены на Руси. Объяснение простое:
8 	Пользуясь случаем, искренне благодарю Ю.А.Кулешова за помощь в поиске книги.
25


Добрыня Никитич (дядя Владимира Святославича) жил во 2-й пол X в. Если же былина формировалась в XI в., половчанка никак не могла стать ее героиней, поскольку половцы впервые подкочевали к границам Руси только в 1055 г. А уже в 1060 г они совершили первый набег на русские земли и надолго стали заклятыми врагами русичей, что отражено и в фольклоре.
Во-вторых, непонятно, почему славянки X-XI вв. не могли быть “поляницами”9. Во многих былинах при описании пира у князя Владимира среди гостей постоянно упоминаются богатырши - “поляницы, девицы при- удалые”. Если б они не были славянками, то вряд ли бы они упоминались таким образом. В большинстве вариантов этой былины Настасья Микулична - дочь богатыря-крестьянина Ми- кулы Селяниновича, а не кочевника-половца Тугарина Змеевича или, скажем, Буняки Шелудивого. А в варианте былины, рассматриваемом С.А.Плетневой, Настасья Никулична - не крестьянка или, скажем, купеческая дочь, она - дочь ‘‘короля ляховецкого”, т.е. польского (Фасмер М., 1967, с.553). А для знатных женщин средневековья верховая езда была вполне обычным делом, участвовали они и в охотничьих выездах знати. Именно от славянской королевны либо дочери русского богатыря Добрыня, не уронив своего достоинства, мог под угрозой позорной смерти принять предложение о женитьбе. А то, что Добрыня был сдернут с седла и посажен в кожаный мешок, является типичным приемом не только для кочевников. Общеизвестно, что славяне до половцев постоянно сражались с кочевыми народами (например, с хазарами и печенегами), от которых переняли некоторые виды оружия и отдельные приемы боя. Тем более, что богатырша “сдернула” Добрыню не арканом или каким-нибудь крюком, а “ухватила... Добрыню за желты кудри, сдернула Добрынюшку с коня долой...” (Добрыня Никитич, 1990, с.475).
Что же касается крещения девушки- “поляницы”, то в кон.Х - XI в. язычество на Руси еще не было искоренено, и поэтому естественно, что христианин Добрыня, который “крест клал да по писаному” (Добрыня Ники¬
тич, 1990, с.477), не мог обвенчаться с язычницей. Проводить параллель между этим сюжетом и известными случаями женитьбы древнерусских князей на половчанках не корректно. Подобные браки заключались исключительно из политических соображений, что было вполне естественным для эпохи средневековья. Ни один источник даже косвенно не упоминает о каких-либо воинских умениях знатных половчанок. Следует отметить еще один важный, с нашей точки зрения, психологический момент. Русичи, создавая эпос (в данном случае былины), не унижали своих героев-богатырей, иначе этим они бы унизили себя. В былинах богатыри только побеждают, русский героический эпос не знает ни одного поражения. Таким образом, все вышесказанное свидетельствует о том, что поляница Настасья Никулична, победившая русского богатыря и под угрозой позорной смерти заставившая его жениться на себе, не может быть половчанкой. Подтверждает нашу мысль и отсутствие в тюрко-монгольском эпосе подобных сюжетов, хотя, как отмечает Р.С.Липец, у всех тюрко-монгольских народов евразийских степей есть эпические сказания и легенды о девах-воительницах и о женских дружинах (Липец Р.С., 1987, с.90). Женские дружины в тюркском эпосе выполняют только воинские функции. Они участвуют в военных действиях, преследуя врагов, разгромивших страну, осаждают чужие города, отбивают пленных и т.д. Однако войско возглавляют женщины при осаде или в походе только в чрезвычайных обстоятельствах: в случае отсутствия военачальника-мужчины. Кроме того, нередко наряду с воительницей в сражении участвуют испытанные военачальники и правители: Барс-богатырь и Цзаса при Рогмо- Гоа, Арыслан и Отбаскан-Стальная Ладонь при Гулаим, Кан-Турали при Сельджан-хатун. При этом особенностью образа женщины-воительницы, по мнению Р.С.Липец, является то, что действует она, как правило, в мужском обличье, поскольку “как бы не решается открыть свой пол” (Липец Р.С., 1987, с.95). Возможно, это связано с тем, что женщина, облеченная властными полномочиями, воспринималась в кочевническом обществе как временное явле-
9 	По В.И.Далю, “Поленица - удальцы, ватага шатунов, наездники, разбойники. По(а)леница удалая, шайка, вольница. Поленичать - наездничать, витяжничать” (Даль В., 1980, с.258).
26


ниє, в основном, до достижения наследником совершеннолетия.
Брачные состязания богатырш в тюркомонгольском эпосе (а именно к такому мотиву можно отнести сюжет сражения Добрыни Никитича и Настасьи Никуличны) никогда не заканчиваются требованием женщины жениться на ней под угрозой смерти, тем более позорной. Наоборот, “девы-воительницы” яростно сопротивляются героям, претендующим на брак с ними. Так они поступают не только с нежелательными женихами, победив которых, богатырши нередко лично предают их смерти, но и с угодными претендентами. Например, Барчин в узбекском “Алпамыше” заставляет обрученного с ней в детстве героя пройти все испытания наряду с другими женихами. Брак богатырши осуществляется либо после победы над ней, либо “воительница становится как бы случайной жертвой батыра” (Липец Р.С., 1983, с.55). Вариант, описанный в русской былине, ни разу не встречен в тюрко-монгольском эпосе: никаких предсвадебных испытаний Добры- ня не проходил, да и жениться, собственно, не собирался, поскольку выехал в “чисто поле” не невесту искать, а достойного противника.
Интересно мнение С.Г.Фатыхова о возможных причинах появления легенд об амазонках. Комментируя “странные битвы девственниц из кочевых племен, о которых говорится в каракалпакском эпосе и в некоторых античных текстах”, исследователь пришел к выводу, что они напоминают своеобразные обряды инициации (Фатыхов С.Г., 2008, с.582). Изоляция инициируемых девственниц от остальной кочевой массы, их обязанность охранять “менее мобильную матриархальную группу с детьми”, по мнению С.Г.Фатыхова, поддерживали мифическую славу амазонок, а может, стали причиной рождения легенд о них.
Еще один аргумент С.А.Плетневой, якобы свидетельствующий об институте “амазонства” у половцев, - женское изваяние из Николаева (Плетнева С. А., 1974, табл.70, №1205), которое исследовательница называет “единственной дошедшей до нас статуей женщины-амазонки (с саблей, колчаном, луком)” (Плетнева С.А., 1990, с. 133). Она полагает, что “о реальном существовании таких женщин-воинов в половецком войске можно судить по замечательной статуе «амазонки»” (Плетнева С.А., 1974, с.74).
Если взглянуть на это изваяние внимательно, становится заметно, что оно резко отличается от всех приведенных в своде рисунков статуй. Например, подтреугольная (основанием вниз) форма живота. Аналогий ей нет. Характерная форма живота этого типа изваяний - округлая, подовальная, подпрямоугольная, изредка трапециевидная. Далее, “рога” также не имеют аналогий, они больше похожи на букли парика. Не имеет аналогий и шляпа-амазонка III типа. Приведенные С.А.Плетневой в качестве аналогий шляпы совершенно другие. Этот список нехарактерных для половецких изваяний деталей можно продолжить. Но уже указанных вполне достаточно, чтобы усомниться в подлинности скульптуры. Скорее всего, это - подделка koh.XVIII - нач.ХІХ в., изготовленная скульптором по заказу какого-нибудь помещика для украшения усадьбы.
Очень важен и следующий момент. С.А.Плетнева, как, впрочем, и многие другие исследователи, совершенно не учла, что главным в институте “амазонства” была не воинственность женщин, а то, что они жили отдельно от мужчин. Таким образом, женщины-воительницы и легендарные амазонки - не одно и то же, хотя и те, и другие - собирательные образы женщин, живших в условиях матриархальных отношений или кочевого образа жизни, не отвергающего участия женщин в военных кампаниях. Например, царица мас- сагетов Томарис (VII в. до н.э.) отличалась исключительной военной хитростью. Персидский царь Кир предлагал ей выйти за него замуж, но она отказалась. Кир начал войну, однако Томарис разгромила его многочисленную армию, а Кир был убит в сражении (Геродот 1,214).
Как уже отмечалось выше, археологические источники также не подтверждают гипотезу С.А.Плетневой. Если в скифских, савро- матских и особенно в сарматских женских погребениях содержится относительно большое количество предметов вооружения, то о половецких захоронениях такого сказать нельзя. В погребениях половчанок изредка встречаются одна-две стрелы, которые интерпретируются обычно как дары. Лишь в описаниях двух женских (?) захоронений есть упоминания о фрагментах сабли. Рассмотрим их подробнее. Комплекс Мамай-Гора 43/2: в отчете пол не
27


указан, в публикации (Каприцын И.И., 1993, с.265) это женщина 30-35 лет. Кроме типично женского инвентаря (“рога”, стеклопастовые бусы, височные подвески с биконической бусиной, имитации лазуритовых подвесок), упоминается фрагмент клинка сабли (?), найденный слева от ног. Причем рисунка и описания этого фрагмента нет, а знак вопроса поставлен автором публикации. Комплекс Благовещенка 1/1: в отчете пол не указан, в тезисах (Попан- допуло З.Х., 1988, с.46) - женщина. Инвентарь: лазуритовые подвески, рогатые золотые колты, подвески из стекла, костяная рукоять плети, бронзовые бубенчики, кожаный кошель. Справа от правой ноги лежал обломок (верхняя часть с рукоятью) сабли. Судя по всему, пол автор публикации определила, исходя из присутствия в инвентаре женских украшений. Даже, если это верно, наличие обломка сабли вовсе не означает, что он принадлежал погребенной. Как известно, в захоронения клали не только личные вещи умерших, но и дары, адресованные богам, душам предков, ранее умершим и т.д.
Так или иначе, хотя ни письменные, ни археологические источники не дают нам прямых свидетельств о существовании половецких женщин-воинов, мы не вправе отрицать, что отдельные половчанки эпизодически могли участвовать в битвах, что отнюдь не означает наличие у них института “амазонства”. Поэтому версию о том, что погребения половчанок с распрямленной гривной - это захоронения женщин, погибших в военных сражениях, мы не рассматриваем. Трактовка распрямленной гривны в качестве средства платежа за вход в загробный мир (Глебов В.П., Яценко В.В., 1998, с.52; Гугуев Ю.К., 2009, с. 137) нашими материалами не подтверждается. Возможно, данные погребения принадлежат женам военных вождей, а, быть может, распрямление гривны осуществлялось в случае погребения вдовы.
Прижизненный статус женщин из второй группы (с 2 ранговыми предметами), на наш взгляд, близок положению погребенных из третьей группы, которые, судя по всему, обладали наивысшим статусом в половецком обществе и всей полнотой власти в своей социальной ячейке. Такая ситуация, скорее всего, складывалась после смерти мужа при несовершеннолетних сыновьях. Вероятно, эти вдовы-регентши были наделены властными полномочиями и осуществляли управление своим родом, выполняя как хозяйственные, так и политические, и, возможно, военные (по обороне веж) функции. Эти предположения основываются на многочисленных письменных источниках, которые, несмотря на то, что описывают жизнь монгольских номадов10, могут, на наш взгляд, быть экстраполированы на половецкое общество.
Прижизненный статус и ранг знатных мужчин
Сравнение показателей мужских погребений дало достаточно выразительные результаты (табл. 3, 4). Так, во второй группе на 27% больше зафиксировано конструкций и остатков тризны в насыпи, чем в захоронениях с распрямленной гривной (ПРГ) и на 32,5% больше, чем в погребениях с котлом (ПК). Количество (в %) сложных ям в ПКРГ и в ПРГ одинаковое, а по сравнению с ПК их на 24% больше. В ПКРГ и в ПРГ в 2 раза больше, чем в ПК, зафиксировано перекрытий могильного сооружения. Показатели по гробовищу в ПКРГ и в ПРГ практически одинаковые, однако значительно превышают эти показатели в ПК (на 25% и 24% соответственно). На 22% больше в погребениях второй группы (и на 25% больше в ПК), чем в ПРГ, отмечено наличие остатков подстилки, мела, углей. В то же время в первой группе мужских погребений на 30% и на 20%
10 	Так, например, Плано Карпини отмечает, что “у Татар существует такой обычай, что дворов князей и вельмож они не разрушают, а всегда назначают для управления ими каких-нибудь женщин и им отдают часть подарков, как обычно давали их владыкам” (Путешествия в восточные..., 1957, с.73). Исследователи неоднократно отмечали влияние, которое оказывали на сыновей Оэлун - жена Есугэй- баатура и мать Чингис-хана, Туракина - жена Угэдэя и мать Гуюка, Соргахтани-беки - жена Толуя и мать Мункэ. Известные примеры регентства монгольских женщин: Туракина после смерти Угэдэя управляла Монгольской империей около пяти лет; вдова Кара-Хулагу Ургана-хатун в 1252-1261 гг осуществляла регентство при малолетнем Мубарек-шахе; вдова Бату Боракчина при Улагчи (брат или сын Сартака).
28


Табл. 3. Сравнительная характеристика (в %) отдельных признаков погребального обряда мужских погребений
\ Характеру ристи- \ ка
Вид \ погре- \ бения \
основное
впускное
насыпь
простая яма
сложная яма
перекрытие
гробовище
подстилка, мел
ограблено
КОНЬ
Ориен¬
тировка
3
В
ПК
(49)
35
65
26,5
29
41
20
57
44
59
51
53
47
ПРГ
(37)
19
81
32
24
65
46
81
19
49
89
57
43
ПКРГ
ІШ
25
75
59
18
65
41
82
41
29
71
69
31
больше зафиксировано ограбленных комплексов, чем в ПКРГ. Самый высокий показатель по сопровождению конем зафиксирован в ПРГ (89%), что на 18% больше, чем в ПКРГ, и на 38% (!) больше, чем в ПК. Интересны показатели по оружию: по сабле в ПРГ и в ПКРГ они практически совпадают и превышают цифры в ПК на 30% и 32% соответственно. По доспе- ху11 самые низкие показатели в ПРГ (в 2,5 раза меньше, чем в ПКРГ и на 15% меньше, чем в ПК). Выразительны цифры и по количеству предметов из драгметаллов: во второй группе их на 26% больше, чем в ПРГ, и в 3,1 раза больше, чем в ПК. Шелк (парча) или изделия из них на 17% чаще встречались во второй группе мужских погребений, чем в ПРГ, и в 4 раза чаще, чем в ПК. Интересно сравнить размеры гривен: во второй группе маленьких и меньше половины целой гривны фрагментов нет вообще, а в первой они составляют 48,5%, целых же (или практически целых) экземпляров во второй группе на 11,9% больше, чем в первой. Показательны цифры и по металлу гривен. Если серебряных и золотых гривен в обеих группах практически одинаковое количество, то железных в первой группе на 13% больше. Цифры различного объема котлов в обеих группах очень близки за исключением маленьких котлов, которых в ПКРГ нет вообще, а в ПК их 12%. Резюмируют вышеприведенные
данные показатели разрядов: во второй группе нет погребений с обычным инвентарем, в то время как в ПК их 29%, а в ПРГ их 35%; во второй группе богатых комплексов 29%, в ПРГ их нет, есть только 1 очень богатый комплекс (Чингул), в ПК - 4%. По захоронениям среднего уровня показатели второй группы также превышают соответствующие цифры первой на 9% (ПРГ) и 4% (ПК). В отличие от женских лишь половина мужских комплексов датируется ХП-ХШ вв. Большинство (59%) относится к золотоордынскому времени. Датировка 11% женских и 59% мужских погребений золотоордынским временем, на первый взгляд, неожиданна. Следует уточнить, что женские комплексы монгольского периода датируются не позднее 1-й пол. XIV в. (кроме широкодатируе- мых). Из мужских погребений к позднезолотоордынскому времени (2-я пол. XIV в.) отнесен только 1 комплекс. О том, что какая-то часть половецкой знати осталась в живых после монголо-татарского нашествия, исследователи писали неоднократно (см. библиографию вопроса: Потемкина Т.М., Кулешов Ю.А., 2010, с.286). И материал данной работы вновь подтверждает это предположение. По-видимому, в раннезолотоордынское время определенные представители половецкой знати, добровольно подчинившиеся монголам, по-прежнему носили шейные гривны, которые символизировали
11 	В показатель доспеха второй группы включены кольчуга - 71%, шлем - 29%, поножи - 12%, наручи - 6%.
29


высокий социальный статус владельцев. Интересно, на наш взгляд, процентное соотношение “обеспеченности” изделиями из драгметаллов мужских и женских погребений. Несмотря на то, что мужских захоронений со статусными предметами почти в два раза больше, чем женских, в женских комплексах - 279% изделий из драгметаллов, а в мужских - всего 121% (в 2,3 раза меньше). Процентные показатели имущественных разрядов мужчин и женщин также дают важную информацию. Погребений с обычным инвентарем в обеих группах приблизительно одинаковое количество (женских - 32%, мужских - 26%). А вот показатели погребений среднего уровня и богатых резко отличаются: средний уровень женские - 43%, мужские - 66%; богатые и очень богатые женские - 25%, мужские - 8%. Хотя в сумме эти цифры также близки: женские - 68%, мужские - 74%. О чем это говорит? На наш взгляд, эти данные свидетельствуют о том, что наличие изделий из драгметаллов в половецких мужских погребениях нельзя напрямую связывать с имущественным и социальным положением умершего.
Следует отметить, что наши материалы не подтверждают предположение С.А.Плетневой о том, что “величина и тщательность отделки обнаруженных в могилах котлов также означали ту или иную ступень на иерархической лестнице половецкого общества” (Плетнева С.А., 2003, с. 163). Какой- либо особой отделки на котлах не зафиксировано, а их величина (средний, большой и очень большой объем) в сумме в женских погребениях составляет 100%, в мужских - 88-100%. Лишь в 4 мужских ПК находились котлы маленького (до 3 л) объема, но при этом только 2 из них с обычным инвентарем, 1 - среднего уровня, а 1 - богатое! И.Н.Анфимов и Ю.В.Зеленский предлагают свое видение: “Небольшие размеры котелка, видимо, объясняются молодостью погребенного” (Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В., 2002, с.70). Хотя на предыдущей странице (с.69) авторы называют этого умершего (речь идет о погребении пожилой женщины Малаи 5/2) “пожилым человеком”, “возможно, вождем племени”, а отсутствие оружия в погребении объясняют “преклонным возрастом”. Комментарии, как говорится, излишни!
Погребения с котлом, судя по всему, принадлежали родоплеменным вождям, главам семейств, которые осуществляли только хозяйственные и политические функции, а возможно, в отдельных случаях и сакральные. Военные функции, по-видимому, не являлись их прерогативой, о чем говорят, например, самые низкие показатели по сабле и коню. В достаточно развитом социуме, как известно, общая тенденция в сфере общественной жизни была направлена в сторону разделения и появления специализированных носителей отдельных видов власти (Куббель Л.Е., 1988, с.98).
Мужчины из второй группы захоронений, вероятно, при жизни обладали всей полнотой власти, т.е. это были родоплеменные вожди, в обязанности которых входили как хозяйственные (руководство перекочевками, перераспределение пастбищ и водных ресурсов, охрана кочевий от диких зверей и угона скота, разрешение различных споров, торговля и т.д.), так и политические (ведение переговоров, заключение и расторжение союзов), и военные (организация военных походов и распределение добычи) функции. Скорее всего, это были главы родов и племен.
В то же время какая-то часть родоплеменных вождей по тем или иным причинам не могла выполнять все эти задачи, в частности, постоянно организовывать и возглавлять военные мероприятия. В таких случаях военные функции возлагались на энергичных, талантливых полководцев из числа военной аристократии. Война была их “специальностью” - они завоевывали новые земли, захватывали богатства, обороняли свои вежи (Плетнева С.А., 1974, с.75). Возможно, мужские погребения с распрямленной гривной из первой группы принадлежали именно таким военным вождям. Сложно сказать, осуществлялись ли их руководящие полномочия лишь в обстановке военных действий, и насколько они были реальными, когда эти действия заканчивались. Есть мнение, что “вожди как военные предводители приобретали значительную власть над соплеменниками и в кочевых империях, и вообще в военно-кочевых условиях” (Марков Г.Е., 1976, с.ЗОЗ). Власть военного вождя находила опору в факторах реального могущества - в богатстве, в непре¬
30


рывном расширении круга зависимых от него людей и, конечно, в вооруженной силе, представленной дружиной.
Единственное погребение, которое выпадает из предложенной схемы, это Чингул. Как известно, на сегодня это самый богатый половецкий комплекс по всем параметрам. Тем не менее, несмотря на огромное количество богатого разнообразного инвентаря, самое большое количество коней, сложную конструкцию могильной ямы и различные конструкции в насыпи, включая мощную досыпку, в этом комплексе нет символа родоплеменной власти - котла. Как объяснить эту ситуацию? Исследователи единодушны, что в Чингуле погребен хан, предводитель крупной военной единицы (орды? тьмы?). Нам представляется, что отсутствие котла в данном захоронении, скорее всего, объясняется тем, что люди, проводившие погребальный обряд, не принадлежали к роду покойного, то есть речь идет о служилой аристократии, не связанной кровнородственными узами с умершим (Куббель Л.Е., 1988, с. 105-106). Служилая аристократия формировалась на основе дружины предводителя, которая создавалась вне рамок традиции, поскольку ее членов объединяли не родственные и не общинные связи. Основой здесь, как справедливо отмечает Л.Е.Куббель, “служили профессиональная военная деятельность, ориентация на военный грабеж как основной источник средств к существованию, дополнявшиеся личной преданностью удачливому военному предводителю. В число дружинников мог войти любой чужак... Отнюдь не случайно множество... обществ знало постоянную «гвардию» правителя, чаще всего сформированную из чужаков, людей без сколько-нибудь прочных корней в данном обществе” (Куббель Л.Е., 1988, с. 147).
Таким образом, сравнение отдельных характеристик погребального обряда мужских и женских комплексов подтвердило наши наблюдения о значительной разнице в имущественном статусе выделенных групп погребенных. По нашему мнению, имущественный статус в данном случае отражает и социальный статус умерших. Прежде всего, необходимо отметить, что все погребенные, как мужчины, так и женщины, являлись представителями знати. По-видимому, они стояли
на разных, хотя и близких, ступенях иерархической лестницы половецкого общества. Принцип иерархичности является фундаментальным для любой сложной системы, включая общественную (Бочаров В.В., 1996, с.36).
A, как известно, средневековые общества были социумами высокой знаковости. Знаковая сущность явлений и вещей доминировала над их реальной сущностью, что помогало восприятию подобного мира как социально организованного (Юрченко А.Г., 2006, с. 180). Люди высоких рангов имели отличительные символы. Внешние атрибуты власти четко разделяли знать и простых скотоводов. Кроме этого, как отмечают этнографы, “ритуалы жизненного цикла у вождей и знати были пышнее и разнообразнее... Обряды, связанные с рождением, инициациями, заключением браков, всегда являлись поводом подчеркнуть свой ранг и знатность” (Шнирельман
B. 	А., 1985, с. 105). То же самое относится и к погребальному обряду, поскольку социальнокультурные различия более резко проявлялись именно в ритуальной сфере, а представления о порядках в загробном мире четко отражали социальные градации.
* * *
Некоторые положения, высказанные исследователями относительно распрямленной гривны и особенностей погребальной обрядности, связанной с ней, а также источника поступления шейных гривен к половцам, дискуссионны, поэтому требуют уточнения и более детального рассмотрения. К таким, в первую очередь, относится утверждение, что распрямленные гривны - это жезлы. Да, действительно, большинство гривен выпрямлено достаточно ровно и напоминает витые или гладкие прутья. Действительно, многие экземпляры, найденные in situ, обнаружены в кисти правой руки или рядом с ней, что дало основание назвать их жезлами. Но как быть с теми изделиями (а таких нам известно около 20), которые далеки от формы “палочки” (Потемкина Т.М., 2010в, рис.З)? Можно ли назвать эти искривленные дуговидные обрубки жезлами? И почему игнорируется другое местоположение распрямленных гривен? Например, в мужском комп-
31


лексе из Макеевки (р.Грузская) полуразогнутая с обрубленными петельками гривна лежала на груди погребенного. Обычное объяснение об “умерщвлении” вещей в данном случае не адекватно, поскольку в большинстве женских захоронений шейная гривна не разогнута, а в тех, где гривен две, распрямлена лишь одна.
Интерпретация распрямленных гривен в качестве средства платежа за вход в загробный мир также вызывает вопросы. Непонятно, почему в мужских погребениях гривна всегда разогнута, а для женских (не говоря уже о подростковых и детских) захоронений это достаточно редкое явление. Почему при погребении мужчин гривна всегда “переводилась” (если следовать логике В.П.Глебова, В.В.Яценко и Ю.К.Гугуева) из категории украшений в категорию денег, а при захоронении женщин лишь только в каждом четвертом случае производился этот “перевод”? И как тогда интерпретировать экземпляры, не вложенные в руку умершего? Отдельные исследователи до сих пор полагают, что распрямленные гривны использовались половцами при жизни. Так, Ю.В.Зеленский и И.Н.Анфимов, ссылаясь на Б.А.Рыбакова, утверждают, что дружина Игоря Святославича захватила среди добычи у половцев распрямленные гривны - “серебряное стру- жие” (Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В., 2002, с.70). К сожалению, ссылка на Б.А.Рыбакова не совсем корректна. Вот что писал исследователь: “«Стружие» - не копье, не древко копья, так как древко не бывает серебряным... Стружие - нечто вроде «маршальского жезла», но длиною около 180 сантиметров. Подобные серебряные жезлы известны по погребениям половецких ханов XII века” (Рыбаков Б.А., 1991, с.45). Как видим, стружие длиною 1,8 м никак не может быть распрямленной гривной, длина которой не превышает 50 см. Нам представляется, что вопрос интерпретации распрямленных гривен рано объявлять решенным, он требует более тщательного, глубокого и объективного подхода с учетом всех нюансов.
Еще один небольшой, но важный вопрос о статусе погребенных с железной гривной. Есть мнение, что все комплексы с железными гривнами характеризуются бедным и средним набором инвентаря и отсутствием социально значимых черт обрядности (Евглевский А.В., 1998, с. 144). Во-первых, надо уточнить, что речь идет
о железной основе изделий: из 8 экземпляров, попавших в наш источник, 5 посеребренных (обвиты серебряной фольгой), 1 позолочен и только на двух отсутствует фольга из драгоценного металла. Причем фрагменты железной гривны без позолоты или серебряной фольги найдены в богатом мужском погребении Дубо- вики-1, 1/3 с досыпкой, в яме с заплечиками по периметру, с гробом-сундуком; сопроводительный инвентарь, несмотря на ограбление, содержал шлем, кольчугу, котел, саблю, золотые бляшки и др. Три погребения с позолоченной и посеребренными железными гривнами мы отнесли к разряду “с обычным инвентарем”, но надо отметить, что эти комплексы ограблены и разрушены. В 2 комплексах среднего уровня в насыпи зафиксированы такие социально значимые черты обрядности как ровики, досыпка, тризна. В женских погребениях ни разу не обнаружены распрямленные железные гривны. В то же время среди шейных гривен имеется 5 экземпляров, изготовленных из железа, 3 из них посеребрены, а 2 из погребений подростков 10-14 лет не имеют плакирования. Как видим, ситуация не так однозначна, как представляется на первый взгляд. Скорее всего, обедневшая знать была вынуждена заказывать более дешевый вариант инсигний ранга, не чуждались этого и некоторые достаточно богатые родоплеменные вожди. А возможно, на момент изготовления гривен у кочевников возникли проблемы с наличием заготовок из серебра/золота. Но, без сомнения, все железные гривны, которые носили взрослые мужчины и женщины, были плакированы золотой или серебряной фольгой, иначе эти предметы не соответствовали бы потребностям манифестирования социального и военного статусов.
Важнейшая проблема, о которой следует упомянуть, связана с ориентировкой погребенных с-распрямленной гривной. Поскольку ареал распространения погребений с этими инсигниями ранга охватывает лишь половецкие земли, в науке утвердилось мнение об этнокультурном соотнесении данных предметов исключительно с половцами. Более того, их даже уже называют “эталонными для половецкой культуры предметами” (Зеленский Ю.В., 2008, с. 117). Как известно, половецкой традиционно считается восточная ориентировка. Казалось бы, комплексы с распрямленной грив¬
32


ной (или хотя бы большинство из них) должны иметь ориентировку в восточном секторе. Но наши данные противоречат этому. Ориентировка мужских погребений, так же как и женских, дала неожиданные результаты. Большинство умерших в обеих группах ориентировано в западном секторе. Так, только 43% мужчин из первой группы имеет ориентировку в восточном секторе, а во второй группе показатель еще меньше - 31%. У женщин противоположная ситуация: в первой группе только 17% умерших ориентированы в восточном секторе, во второй группе таковых нет, в третьей - 40%. Как можно объяснить эти данные? Даже если учесть мнение С.А.Плетневой о том, что у части половцев при смешении с печенегами и торками восточная ориентировка сменилась на западную (Плетнева С.А., 1990, с.39), все равно картина мало изменится. А.В.Евглевский полагает, что большое разнообразие типов погребального обряда в захоронениях с распрямленной гривной свидетельствует о том, “что носителями такого ритуала были и другие племена, кроме собственно половцев” (Евглев- ский А.В., 1998, с. 153). Какие именно другие племена, автор не уточнил. Мы склоняемся к иному мнению: поскольку половцы представляли собой конгломерат племен, включавший остатки печенежского, гузского, болгарского и аланского населения, широтная ориентировка была присуща всему этому этническому объединению, а восточная, возможно, сохранилась лишь у шары - “желтых” кипчаков.
В связи с неоднозначной этнокультурной атрибуцией позднекочевнических захоронений с распрямленной гривной необходимо упомянуть два комплекса с необычными для половецкого погребального обряда элементами. В женском погребении Солдатово 2/2 и в мужском захоронении Шевченко 3/1 умершие лежали скорчено на правом боку. У женщины руки согнуты и прижаты к грудной клетке, у мужчины правая рука вытянута, а левая согнута и прижата к груди, ноги согнуты под прямым углом. Кроме этого, в комплексе Шевченко 3/1 на ступеньке вместо традиционного коня зафиксированы обожженные деревянные плашки и кости овцы. При этом мужчина ориентирован головой на юго-запад, а женщина на северо-восток-восток. Что означает скорчен- ность умерших, несет ли данный признак эт¬
нокультурную нагрузку? Для ответа на эти вопросы нужны дополнительные исследования.
Дискуссионный момент связан и с источником поступления шейных гривен к половцам. Выше уже отмечалось мнение А.В.Евглевского, ссылающегося на Г.Ф.Корзухину, о древнерусском источнике этих социально значимых украшений. На наш взгляд, это положение требует кардинального пересмотра. Во-первых, ни на с. 19 (здесь исследовательница объясняет принципы датировки ею древнерусских кладов), на которую ссылается А.В.Евглевский, ни на какой-либо другой Г.Ф.Корзухина не говорит о поступлении шейных гривен к кочевникам, поскольку она, в принципе, не рассматривала этот вопрос. Тем более, что основная масса древнерусских гривен типологически совершенно другая, чем кочевнические. На Руси “с конца XI в. выработался такой тип витой гривны, который продержался до самого монгольского завоевания: витая гривна из нескольких попарно скрученных жгутов с пластинчатыми наконечниками, закрученными на концах в трубочки, сквозь которые пропускали шнурок” (Корзухина Г.Ф., 1954, с.76). Из 97 экз. шейных гривен, описанных исследовательницей, лишь 5 представлены как “витые из пластины”, рисунки 2 из них (клад 131, с.Ключники и клад 117, Княжа Гора - оба из Поросья) приведены в приложении (Корзухина Г.Ф., 1954, табл.ЫУ, 7; XLVIII, 23). Да, они действительно аналогичны половецким шейным гривнам. Но это совсем не дает оснований утверждать, что они “поступали” к кочевникам. К тому же, по мнению Г.Ф.Корзухиной, “к концу домонгольского периода (ХП-ХШ вв.) некоторые украшения... в частности шейные гривны и браслеты, перестали носиться мужчинами” (Корзухина Г.Ф., 1954, с.64). А, как было показано выше, подавляющее большинство (66%) половецких погребений с гривнами (как с шейными, так и с распрямленными) датируется именно этим периодом. Для того, чтобы внести ясность в вопрос, привлечем изыскания Л.С.Гераськовой и С.А.Плетневой. Изучив азиатские и европейские позднекочевнические скульптуры, Л.С.Гераськова выделила массив ранних тюркских (дополовецких) восточноевропейских изваяний (VIII-X вв.). На некоторых из них имеются изображения шейных гривен (Гераськова Л.С., 1991, с.72, рис. 13). На ранних (2-я пол.ХІ - нач.ХП в.) половецких из¬
33


ваяниях (типы I и VI, по С.А.Плетневой) также зафиксированы указанные украшения. Это свидетельствует о том, что кипчаки, появившись в южнорусских степях, уже пользовались данным предметом. Кроме этого, следует отметить, что гривна, как статусный предмет, не могла находиться в свободной продаже, а, следовательно, “поступать” в Степь. Гривны из драгоценных металлов делались на заказ для представителей знати. Отдельные экземпляры древнерусского производства могли попасть к кочевникам лишь в качестве дара или как военная добыча. Изготавливались половецкие гривны в степи из кованой проволоки, что не требовало сложной
технологии. Подтверждает эту мысль и наличие железных гривен.
Таким образом, можно констатировать, что погребальный обряд знатных половцев, как мужчин, так женщин, отражал не только (и не столько) их имущественное положение, но и, в первую очередь, манифестировал достаточно высокий прижизненный социальный статус погребенных. Котел, шейная и распрямленная гривны или их набор как ранговые знаки маркировали определенную социальную ступень половецкой иерархической структуры, на которой находились представители знати.
Литература и архивные материалы
Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В., 2002. Половецкие погребения из Восточного Приазовья// Историко-археологический альманах. Вып.8. Армавир; Москва.
Белов М.А., 2009. Кочевническое погребение у станицы Кисляковской Краснодарского края// Материалы пятой Кубанской археологической конференции. Краснодар.
Бочаров В.В., 1996. Власть и символ// Символы и атрибуты власти. Генезис, семантика, функции. СПб.
Бунятян Е.П., 1985. Методика социальных реконструкций в археологии (на материале скифских могильников IV-III вв. до н.э.). К.
Византийские историки, переведенные с греческого при С.Петербургской Духовной Академии. Сокращенные сказания о делах царя Алексея Комнина. Труды Анны Комниной, 1859/ Пер. под ред. В.Н.Карпова. Часть первая. СПб.
Гераськова Л.С., 1991. Скульптура середньовічних кочовиків степів Східної Європи. К.
Глебов В.П., Яценко В.В., 1998. Позднекочевническое погребение на севере Ростовской области// Донская археология. № 1. Ростов-на-Дону.
Гриб В.К., 1986. Об одном из атрибутов власти в погребениях поздних кочевников// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе: тез. докл. обл. науч.-практич. семинара. Донецк.
Гугуев Ю.К., 2009. Рассказ Жана де Жуанвиля о похоронах знатного кумана//
Тюркологический сборник. 2007-2008: история и культура тюркских народов России и сопредельных стран. М.
Даль В., 1980. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.З.П. М.
Добролюбский А.О., 1978. О реконструкции социальной структуры общества кочевников средневековья по данным погребального обряда// Археологические исследования Северо- Западного Причерноморья. К.
Добролюбский А.О., 1982. О принципах социологической реконструкции по данным погребального обряда// Теория и методы археологических исследований. К.
Добрыня Никитич, 1990// Гуси-лебеди. Фольклор для детей от колыбельных до былин/ Сост., вступ, ст. и комм. В.И.Калугина. М.
Евглевский А.В., 1998. Семантика распрямленных гривен в контексте погребального обряда кочевников Восточной Европы XII-XIV вв.// Археологический альманах. № 7. Донецк.
Зеленский Ю.В., 2008. Поножи из половецкого погребения в степном Прикубанье// Военная
археология: Сборник материалов семинара при Государственном Историческом музее. Вып.1. М.
34


Каприцын И.И., 1993. Средневековые погребения из кургана 43 могильника Мамай-Гора// Древности степного Причерноморья и Крыма. T.IV. Запорожье
Комнина Анна, 1965. Алексиада/ Вступ, ст., пер. и комм. Я.Н.Любарского. М.
Корзухина Г.Ф., 1954. Русские клады ІХ-ХІІІ вв. М.; Л.
Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д., 2006. Империя Чингис-хана. М.
Куббель Л.Е., 1988. Очерки потестарно-политической этнографии. М.
Липец Р.С., 1983. “Завоеванная женщина” в тюрко-монгольском эпосе// Фольклор и историческая этнография. М.
Липец Р.С., 1987. Модификация образа женщины-воительницы в тюрко-монгольском эпосе// Проблемы происхождения и этнической истории тюркских народов Сибири. Томск.
Марков Г.Е., 1976. Кочевники Азии. М.
Моця А.П., Козловский А.А., Рутковская Л.М., 1986. Позднесредневековые памятники Причерноморья, Приазовья и Крыма// Археология Украинской ССР. Т.З. К.
Ольховский В.С., 1995. Погребальная обрядность и социологические реконструкции// РА. № 2.
Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1986. Половецький комплекс Чингульського кургану// Археологія. № 53.
Плетнева С.А., 1958. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях// МИА. № 62.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е 4-2.
Плетнева С.А., 1981. Печенеги, торки, половцы// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1983. Средневековые “амазонки” в европейских степях// Археологические памятники лесостепного Подонья и Поднепровья I тысячелетия н.э. Воронеж.
Плетнева С.А., 1990. Половцы. М.
Плетнева С.А., 2003. Кочевники южнорусских степей в эпоху средневековья. IV-XIII века. Воронеж.
Попандопуло З.Х., 1988. Погребение с оружием и женскими украшениями// Международные связи в средневековой Европе. Тез. докл. и сообщ. Запорожье.
Потемкина Т.М., 2010а. Институт “амазонства” у половцев: миф и реальность// Літопис Донбасу. № 18. Донецьк.
Потемкина Т.М., 20106. Половецкие погребения с шейной гривной: социокультурный аспект// Нові сторінки історії Донбасу. Кн.19. Донецьк.
Потемкина Т.М., 2010в. Прижизненный статус погребенных с распрямленной гривной из позднекочевнических комплексов Восточной Европы// Сб-к памяти В.П.Костюкова. Астрахань (в печати).
Потемкина Т.М., Кулешов Ю.А., 2010. Погребения восточноевропейских средневековых номадов с защитным вооружением: этнокультурный и социальный аспекты// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.8. Золотоордынское время. Донецк.
Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука, 1957. М.
Рыбаков Б.А., 1991. Поиск автора “Слова о полку Игореве”. М.
Усачук А.Н., Полидович Ю.Б., Колесник А.В., 2004. Курганы Донбасса в народном
восприятии и научной практике (до начала XX века): мифы и реальность// Археологический альманах. № 14. Курганы Донбасса. Донецк.
Фасмер М., 1967. Этимологический словарь русского языка. Т.И. (E-Муж.). М.
Фатыхов С., 2008. Мировая история женщины. Хроно-культорологическое и фактографическое осмысление. Екатеринбург.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Цимиданов В.В., 2004. Социальная структура срубного общества. Донецк.
Шалобудов В.Н., 1990. Еще раз о находках распрямленных гривен в половецких погребениях// Исследования по археологии Поднепровья: Межвуз. сб. науч. тр. Днепропетровск.
35


Шалобудов В.Н., Яремака В.Н., 1987. Гривны в погребениях средневековых кочевников// Памятники бронзового и раннего железного веков Поднепровья. Днепропетровск.
Швецов МЛ., 1980. Котлы из погребений средневековых кочевников// СА. № 2. Шнирельман В.А., 1985. Классообразование и дифференциация культуры (По океанийским этнографическим материалам)// Этнографические исследования развития культуры. М. Юрченко А.Г., 2006. Власть и женская мода в Монгольской империи// IX Международный конгресс монголоведов (Улан-Батор, 8-12 августа 2006 г.). Доклады российских ученых. М.
Summary
T.M.Potyomkina (Donetsk, Ukraine)
HIERARCHY OF POLOVTSIAN NOBILITY (BASED ON BURIALS WITH STATUS OBJECTS)
The paper gives a detailed account of the funeral ceremony of Eastern European female and male Polovtsian burials whose grave goods include socially significant objects, such as a cauldron, neck and unbent grivnas or their combinations.
Using the data of written records, folklore, and ethnography, the author comes to a conclusion that these deceased were nobles belonging to different, though close ranks in the hierarchy of the Polovtsian society. Syncretism of traditional consciousness enabled one person to combine several functions (i.e. power, military, ritual etc.). However, the general tendency of the Polovtsian social life was to differentiate these functions, which resulted in the appearance of specialised bearers of separate kinds of power.
The paper considers a number of debatable points connected with interpretation of an unbent grivna as a rod, with the place of manufacturing these objects, and peculiarities of manifesting these insignia. Ambiguity of ethnocultural correlation of the burials with an unbent grivna exclusively with the Polovtsy has been pointed out.
The funeral ceremony of the notable Polovtsy, both males and females, displayed not only (and not so much) their property status, but also was indicative of a rather high lifetime social status of the deceased. A cauldron, neck and unbent grivnas or their sets as rank signs denoted a certain social level of the Polovtsian hierarchical structure to which representatives of the nobility belonged.
Статья поступила в редакцию в сентябре 2010 г
36


О.В.Дубинец
МЕТОДИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЫХ СТРЕМЯН
Стремена - один из важнейших элементов всаднического снаряжения кочевников Средневековья. Однако, несмотря на полувековой период их изучения, многие вопросы, связанные с их систематизацией и хронологией, и сейчас остаются дискуссионными. Исследователи не могут прийти к единому мнению даже при обсуждении базовых проблем, таких как приемы описания признаков формы, принципы таксономических построений. По-видимому, это закономерный результат не слишком внимательного отношения к рядовому материалу, тем более, что большинство предпочитает заниматься фундаментальными проблемами происхождения и развития стремян (Кызласов И.Л., 1973; Амброз А.К., 1973, 1981; Вайнштейн С.И., Крюков М.В., 1984; Савинов Д.Г., 1996), а типологические схемы разрабатывать на визуально-интуитивном уровне (Плетнёва С.А., 1958; 1981; Мажитов Н.А., 1981; Могильников В.А., 1981; Кызласов И.Л., 1983; Kovacs L., 1986). Исключение составляют несколько работ, которые и определяют современное состояние методики исследования элементов конской упряжи (Фёдоров-Давыдов Г.А., 1966; Кирпичников А.Н., 1973; Амброз А.К., 1973; Крыганов А.В., 1988; Неверов С.В., 1998; Армарчук Е.А., 2006).
Рассматривая системы классификации и типологии средневековых стремян, нельзя не заметить их многочисленные различия и противоречия, что, безусловно, затрудняет интерпретацию материала, мешает новым, более узким определениям, уточнениям в хронологии и систематике. Поэтому, на наш взгляд, стоит предпринять попытку разобраться в особенностях методик анализа стремян евразийской степи VIII-XIII вв., начиная с принципов описания формы.
Проблемы терминологии
В литературе можно выявить два основных подхода к описанию типа и отдельного экземпляра - комплексный и дескриптивный. По первому-описание составляется из отдельных характеристик признаков, для удобства каждому описанию присваивается уникальный маркирующий код. Например, у Г.А.Фёдорова- Давыдова - отдел В тип 1 “с прямоугольной вытянутой горизонтально петлей. Петля не отделена от дужки, а представляет собой верхнюю расплющенную часть дужки... С узкой плоской подножкой. Дужка расширяется до ширины подножки на расстоянии 2-3 см от нее или доходит без расширения до подножки” (Фёдоров-Давыдов Г.А., 1966, с.12).
Дескриптивный подход основывается на ассоциативных понятиях, выделяя, зачастую, наиболее важный для исследователя признак, наименование которого обычно и становится маркирующим. Например: “стремена... с петлеобразным ушком, обычно высоким” (Гаврилова А.А., 1965, с.34); “8-видные” “тип Н-2 - с чуть вытянутой [курсив наш - О.Д.] горизонтально и раскованной, уплощенной в профиль петлей...” (Армарчук Е.А., 2006, с.20); “...из-за слабого спрямления низа... [стремена - О.Д.] кажутся слегка овальными”, “верхняя часть стала более покатой, что в сочетании с широким, слабо изогнутым низом придает легкую арочность” (Амброз А.К., 1973, с.88, 93).
Различия между приведенными направлениями проявляются как при характеристике цельной формы, так и отдельных ее частей: оформления верхней части стремени, его дужки, подножки. При комплексном подходе применяются четкие и ясные дефиниции. У сторонников дескриптивных принципов термины часто допускают различные толкования.


Первое комплексное научное описание форм стремян поздних кочевников было сформулировано Г.А.Фёдоровым-Давыдовым. Характеризуя оформление верхней части, он употребляет дефиниции: “петля” и “расплющенная верхняя часть дужки”, называя петлей выступ на дужке с отверстием для путлища (Фёдоров- Давыдов Г.А., 1966, с. 11). А.Н.Кирпичников, сторонник дескриптивного направления, напротив, вводит термин “ушко”, подразумевая под ним и оформление выделенной верхней части стремени, и, собственно, отверстие для путлища (Кирпичников А.Н., 1973, с.47-48). Результатом такого подхода стали неоднозначные конструкции: “ушко пластинчатое, неправильно прямоугольное, трапециевидное.. “...ушка, плавно слитого с дужкой”, “ушко... прорезалось в верхней части дужки или иногда оформлялось в качестве самостоятельного прямоугольного или дисковидного выступа” (Кирпичников А.Н., 1973, с.47-48). Несмотря на это, терминология А.Н.Кирпичникова была принята большинством исследователей (Ар- марчук Е.А., 2006, с. 14) с тенденцией к нивелировке понятий. В частности, А.А.Тишкин и Т.Г.Горбуноваа в методическом пособии по изучению конского снаряжения уже прямо указывают на “ушко” только как на оформление верха дужки: “место крепления стремени к путлищу” (Тишкин А.А., Горбунова Т.Г., 2004, с.34, рис. 16). Исходя из логики авторов, “ушко” будет присутствовать даже на стременах без прорези для путлища. Хотя, если обратиться к словарю В.И.Даля, то можно заметить, что стремя - “железная дуга, дужка с проушиной и с донцем” (Даль В.И., 1980, с.338), то есть “проушина” - именно отверстие (прорезь) для крепления путлища.
Часть авторов пошла по иному пути, морфологически выделяя дужку и, уже как признак, ее оформление, что, в общем, закономерно, поскольку С.И.Ожегов и Д.Н.Ушаков трактуют стремя как железную дужку, подвешиваемую к седлу для упора ног всадника (Толковый словарь..., 1940, с.557; Ожегов С.И., 1953, с.715). Петля и пластина сообразно форме оформления здесь являются разными терминами. Отсюда и приемы описания: “модель стремени с петельчатой дужкой”, “стремена с пластинчатой дужкой” (Савинов Д.Г., 1996, с. 17-18). Логическим заверше¬
нием этой тенденции стала классификация С.В.Неверова с формализованным подходом к терминологии. В ее структуре выделяются разновидности пластинчатых и петельчатых стремян. Эта стройная схема дает сбой только на “безпластинчатых” экземплярах. Анализируя эти стремена, исследователь неожиданно вводит понятие “ушко” - форму верхней части дужки. “Прорезь для крепления путлища проделана непосредственно в уплощеннной верхней части дужки, которая и служат ушком [курсив наш - О.Д.]” (Неверов С.В., 1998, с. 129-131, 143). С “ушком” связан и еще один оригинальный термин - “остроушковые” стремена, у которых “верхняя часть дужки заканчивается острым носиком” (Неверов С.В., 1998, с. 143). Почему С.В.Неверов не применил известные термины А.Н.Кирпичникова “килевидное завершение” или Г.А.Фёдорова- Давыдова “треугольный выступ”, неясно. Такой резкий переход от ранжированных дефиниций к дескриптивным, на наш взгляд, связан прежде всего с невозможностью описать предметы, выбивающиеся из общего ряда, с помощью разработанной С.В.Неверовым системы признаков.
Некоторые исследователи смешивают оба термина-“петля” и “ушко”. У А.В.Крыганова, изучавшего стремена VII-X вв., проведена классификация “ушек”, но стремена с ушками типа 1А обладают “высокой пластинчатой петлей” (Крыганов А.В., 1988, с. 108-109, рис. 1,1).
В отличие от оформления верха дужки выделение и характеристика общего абриса показывает тенденцию к упрощению восприятия стремени как формы. Комплексная система описаний не предусматривает понятия контура и дает характеристику частей предмета, занимающую иногда несколько строк в публикациях, поэтому исследователи обычно пользуются кодом. Однако такие буквенноцифровые кодировки признаков и типов вызывают критику как сложные для понимания. Более удобным считается их замена на понятные ассоциативные названия. Е.А.Армарчук, сравнивая два подхода, пишет: “Название типу дается исходя из общего контура изделия. Здесь я следую за А.Н.Кирпичниковым, считая удобным использовать, помимо буквенноцифровых обозначений типа его словесное
38


название... Его [А.Н.Кирпичникова - О.Д.] систематизация создана без использования иерархичной структуры признаков и построена на описательном перечислении типов...” (Армарчук Е.А., 2006, с. 14). В столь категоричных высказываниях о мнимом удобстве понятных всем наименований не принимается во внимание непреложный факт: название археологического типа все равно останется абстрактом, и ассоциативный термин всегда хуже чистой абстракции из-за субъективного восприятия исследователя. В качестве примера можно взять понятие “грушевидный” абрис. А.К.Амброз с его помощью описывал контур стремени из Бурхин-Гола VII-VIII вв. (рис.1, 2) (Амброз А.К., 1973, с.87, рис.1, II, 7). Подобные очертания имеет экземпляр из Уйбатского чаатаса (рис.1, 1) (Евтюхова Л.А., 1948, с.40-44, рис. 16). Грушевидным называют также тип европейских стремян XIV-XVII вв. (рис.1, 3) (Двуреченский О.В., 2008, с.73). Другие исследователи считают грушевидной совсем иную форму (рис.1, 4-7). Субъективизм проявляется и при характеристике стремян, сходных с грушевидными. По Л.Ковачу, стремя из Muszka - грушевидное (рис. 1, 5), из Szekesfehervar-Wasserwerke (Секешфехервар, водопроводная станция) - трапециевидное (рис.1, 9), а изделие из Kisdobra (Кисдобра) представляет собой переходный тип, имеющий как грушевидные, так и трапециевидные черты (рис.1,8). При этом визуально секешфе- херварское стремя более сходно с грушевидным, чем с переходным вариантом, а грушевидное из Muszka отличается от карачаевского, которое, по мнению Н.А.Мажитова (1981, с. 128, рис.61, 5), аналогично ему (рис.1, 6). Стремена, охарактеризованные Е.А.Армарчук как грушевидные (рис.1, 7), разнятся даже между собой. Одно из них, если судить по не- деформированной части, соотносится с округлыми южносибирским (Неверов С.В., 1998, рис.7,2; 8, 2). Другое, несмотря на сходство со стременем из Muszka, аналогично негрушевидной находке из могильника Маяки (рис.1, 10, 11) (Крыганов А.В., 1988, с. 112). Впрочем, некоторые авторы очень своеобразно представляют себе грушевидность: “грушевидные, сильно сплющенные арочные дужки” Н.А.Мажитова (1981, с. 127) - яркое тому доказательство. В целом, как можно увидеть на
рис.1, разница между некоторыми грушевидными, яйцевидными, а иногда даже трапециевидными абрисами сугубо субъективна.
Существуют и обратные случаи - дифференциации сходных понятий. Стремена типов V и IX А.Н.Кирпичникова названы кольчатыми и кольцевидными, поскольку одним из главных признаков их формы автор считает “кольцевой” абрис: “Стремена типа V... кольцевидной или овальной формы... стремена типа IX... контур этих стремян приближается к регулярному кольцу” (Кирпичников А.Н., 1973, с.48, 52), то есть разные типы названы (исходя из одного общего признака) одинаково. Впоследствии, применяя эти названия, Е.А.Армарчук пришлось специально оговаривать их трактовку, чтобы читатель смог понять такие фразы как: “...единичные кольчатые и более частые кольцевидные...” (Армарчук Е.А., 2006, с.32).
Так как общие конструктивные особенности не дают стременам большой вариативности, то вполне естественно, что мы можем наблюдать сходность некоторых морфологических элементов у разных типов. “Арочными” называют стремена “салтовского” и “Вознесенского” типов с характерной дужкой (Крыганов А.В., 1988, с. 109). Но дужками такого вида часто обладают и более поздние экземпляры, никакого отношения к указанным не имеющие; поэтому применение этого термина в качестве названия типа выглядит неоднозначно. В работе Е.А.Армарчук стременами с “арочным” контуром или просто “арочными” названы типы IA-1, IA-2, III-1, Ш-2, IV-4, IV-5 (рис.2). Поэтому автору приходится постоянно уточнять, какие из “арочных” стремян она имеет ввиду в каждом случае, и вместо названия приводить сложные конструкции: “...переход от [арочных - О.Д.] стремян VIII в. с выделенными петлями и узкими подножками, т.е. высоких прямоподножных с пластинчатой петлей... к приземистым арочным стременам XIII-XIV вв. без петли с широкой прямой или чуть прогнутой подножкой...” (Армарчук Е.А., 2006, с.32).
Попытка С.В.Неверова совместить оба подхода - дать формализованные словесные наименования каждому таксону в многоступенчатой иерархии - довольно интересна, но, учитывая, что нижний таксон включает в себя признаки верхних, его описание вызывает
39


Рис. 1.7- Уйбатский чаатас, к.5 (по: Евтюхова Л.А., 1948, рис. 16); 2 - грушевидный корпус стремян (по: Амброз А.К., 1973, с.87, puc.l, II, 7); 3 - стремя из сборов на территории Тушинского лагеря XVII в. (по: Двуреченский О.В., 2008, с. 18, 2); 4 - грушевидные очертания корпуса стремян (по: Крыганов А.В., 1988, с. 113, puc.l, II, 9, 10); 5 - стремя грушевидного контура. Muszka(Misca) (по: Kovacs L., 1986, р.207, Abb.2, 9); 6 - стремя с грушевидной дужкой. Каранаевские курганы, к.7, п.4 (по: Мажитов Н.А., 1981, с. 128, рис.61, 5); 7- грушевидные стремена типа IA-3 (по: Армарчук Е.А., 2006, с. 17, рис.5, 4, 5); 8 - грушевидно- трапециевидное стремя. Kisdora (Dobra) (по: Kovacs L., 1986, р.207, Abb.2, 6); 9 - стремя трапециевидной формы. Szekesfehervar-Wasserwerke, погребение 1 (по: Kovacs L., 1986, р.207, Abb.2, 10); 10, 11 - подражание округлым южносибирским стременам с сохранением основных черт арочных стремян. Маяки (по: Крыганов А.В., 1988, с. 112, рис.З, 13, 15).
Fig. 1.7- Uibat chaatas, barrow 5 (by: Евтюхова Л.А., 1948, рис. 16); 2-а pear-shaped body of the stirrups (by: Амброз A.K., 1973, c.87, puc.l, II, 7); 3 -a stirrup from the objects found on the territory ofTushino camp of the 17th century (by: Двуреченский О.В., 2008, с. 18, 2); 4-а pear- shaped outline of the body of the stirrups (by: Крыганов A.B., 1988, c. 113, рис. 1, II, 9, 10); 5-а stirrup with a pear-shaped contour. Muszka (Misca) (by: Kovacs L., 1986, p.207, Abb.2, 9); 6-а stirrup with a pear-shaped arch. Karanaievo barrows, barrow 7, burial 4 (by: Мажитов H.A., 1981, c.128, puc.61, 5); 7-pear-shaped stirrups of IA-3 type (by: Армарчук E. A., 2006, c.17, рис.5, 4, 5); 8-а pear-shaped-trapezoid stirrup. Kisdora (Dobra) (by: Kovacs L., 1986, p.207, Abb.2, 6); 9-а trapezoid stirrup. Szekesfehervar-Wasserwerke, burial 1 (by: Kovacs L., 1986, p.207, Abb.2, 10); 10,
11 - an imitation of rounded South-Siberian stirrups with the basic lines of the arch stirrups preserved. Maiaki (by: Крыганов A.B., 1988, c.112, puc.3, 13, 15)
40


Рис. 2. Эволюция форм стремян VIII-XIV вв. (по: Армарчук Е.А., 2006, с.32-35, рис.2,1-4; 5,1-5; 6, 2, 6; 7, 3, 5; 10, 7; 14, 2; 15, 7; 17, 6; 19, 4).
Fig. 2. Evolution of the forms of stirrups of the 8th-14th centuries (by: Армарчук E.A., 2006, c.32- 35, рис.2,1-4; 5, 7-5; 6, 2, 6; 7, 3, 5; 10,1; 14, 2; 15, 7; 17, 6; 19, 4)
серьезные трудности не только для анализа, но и просто при чтении. Если, суммируя наименования таксонов, составить единую характеристику, например, для типа 2, то получится следующее: в тип 2 входят стержневые, треугольновидные, прямоугольные, уплощеннопрямые, невыделеннопластинчатые, квадратновидные стремена с прямой подножкой (Неверов С.В., 1998, с. 130). На фоне таких конструкций условный код смотрится весьма привлекательно.
Теоретически при характеристике типов можно опереться на геометрическую терминологию, но на практике артефакты, как правило, не соответствуют четким геометриче¬
ским фигурам. У Е.А.Армарчук это привело к появлению “подтреугольно-округлого” абриса стремени (Армарчук Е.А., 2006, с.27). Данная фигура - авторская фантазия, в геометрии ничего подобного не существует. Более всего на такую форму похож сектор, который, однако, является частью круга, и его применение в таком контексте не оправдано. Термины других исследователей более логичны, хотя об “удобстве” говорить не приходится: “горизонтально-овальные” (Амброз А.К., 1973, с.86; Кры- ганов А.В., 1988, с.113), “квадратновидные”, “треугольновидные”, “вытянутоовальные” (Неверов С.В., 1998, с. 130-131).
41


Суммируя вышеизложенное, можно заключить: присваивать абстрактам “понятные” словесные названия целесообразно только в случае уникальности термина и однозначного его восприятия всеми исследователями. Иначе рациональней описывать предмет или группу предметов, исходя из морфологии, и маркировать кодом.
О 	принципах систематизации стремян
Создание любой типологии, как правило, включает в себя выделение признаков и их корреляцию. Исходя из определения типа как устойчивого сочетания свойств (Клейн Л.С., 1991, с.382), на этом этапе можно остановиться - выделенные признаки устойчиво сочетаются в рамках групп предметов, формируя тип. Но на практике многообразие свойств вещи ставит исследователя в жесткие рамки, требуя выбрать из них наиболее значимые. Собственно выделение значимых признаков является неотъемлемой частью представления о типе как об эмпирическом, реальном (Клейн Л.С., 1991, с.382).
Выбор значимых свойств и их иерархия задаются, исходя из цели и задач системы. Говоря о стременах, можно обозначить 3 направления их анализа: морфологическое, функциональное, технологическое.
При морфологическом анализе рассматриваются собственно элементы формы, их изменения, инновации. Функциональное и технологическое направления также работают с морфологическими свойствами, но ставят их изменение в зависимость от возложенных на них функций, либо видят в этих изменениях развитие технологии производства. Различиями в направлениях объясняется наличие явной или скрытой (Кирпичников А.Н., 1973) иерархии признаков (рис.З).
Одной из наиболее разработанных схем морфологического направления является типология Г.А.Фёдорова-Давыдова, представленная в монографии “Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов” (1966). Данная типология давно уже стала классической, поэтому мы остановимся только на некоторых деталях. Анализируя стремена, автор выделяет два основных морфологи¬
ческих признака: форма верхней части дужки
- главный и форма подножки - подчиненный (рис.З). Форма дужки объявлена как вариативный параметр (Фёдоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 11). Здесь, возможно, кроется слабость структуры. Отсутствие формы дужки (не говоря о менее важных параметрах) среди основных признаков дало неполную характеристику предмета и, как следствие, меньшую свободу вариативности. Такая структура учитывает только материал, доступный исследователю. В работе 1973 г С.А.Плетнёва, рассматривая коллекцию Н.Е.Бранденбурга, использовала типологию Г.А.Фёдорова-Давыдова и указала на то, что “...полного соответствия с описанными в книге Фёдорова-Давыдова отделами нет” (Плетнёва С.А., 1973, с. 15). Примерно о том же говорит и Д.А.Сташенков: “В существующую типологию, разработанную Г.А.Фёдоровым-Давыдовым, они [стремена
- О.Д.] не укладываются” (Сташенков Д.А., 2000). Е.А.Армарчук объясняет подобные несоответствия появлением новых материалов, неучтенных в исследовании Г.А.Фёдорова- Давыдова, и резюмирует: “В итоге созданная Г.А.Фёдоровым-Давыдовым хронологическая классификация конской сбруи кочевников пока не получает дальнейшего развития” (Ар- марчук Е.А., 2006, с.З). Конечно, материал, добытый в результате масштабных раскопок 2-й пол.ХХ - нач.ХХІ в., просто огромен, но основная проблема лежит несколько в другой плоскости. Типология, основанная на группировании значимых признаков, достаточно мобильна и дает возможность формирования новых типов на базе существующих параметров. Однако для этого необходим инструмент
- список и обоснование параметров, их корреляция, иерархические зависимости. К сожалению, в работе Г.А.Фёдорова-Давыдова пред- ставленьї' только результаты исследования, а сама методика описана всего в нескольких предложениях. С.А.Плетнёва сетовала на то, что “в своей очень подробной и методически обстоятельной книге Г.А.Фёдоров-Давыдов упустил из виду один весьма важный раздел, а именно: он не показал нам основ или “кухни” своего исследования” (Плетнёва С.А., 1973, с. 15). Действительно, без “кухни” данная типология, несмотря на все ее огромные достоинства, осталась статичной, что в сочетании
42


Фёдоров-Давыдов Г.А. Армарчук Е.А. Кирпичников А.Н. Неверов С.В. Крыганов А.В.
(1966) (2006) (1973) (1998) (1988)
2 £
В 5
В S’
£ Ё & |
3
<L>
м
I
І
£
«л
§
too
В
1
Вн
СО
ё
О
0
-d
1
о
о
!
4>
СО
В
л
0
і
1
СО
S)
се
о
Он
(D
S tt
toO
43


с неполным списком значимых признаков и дало вышеописанные результаты, именно поэтому она “не получает дальнейшего развития”.
Монография Е.А.Армарчук “Конское снаряжение из могильников Северо-Восточного Причерноморья Х-ХШ веков”, вышедшая в 2006 г, по мнению автора, должна была стать основной базой для дальнейшего развития научного анализа в данной области, заменив устаревшие разработки 60-70 гг XX в. (Армар- чук Е.А., 2006, с.3-5).
У Е.А.Армарчук характеристика таксонов и сама структура типологии сходна с разработкой Г.А.Фёдорова-Давыдова (рис.5), но эта общая канва была переработана и дополнена, превратившись в отдельную систематизацию (рис.З). В качестве основного признака выделен способ оформления верха стремени - отдел; сочетание различных вариантов контура дужки, подножки и петли составляет тип. Подтипы формируются в зависимости от сечения дужки. Не совсем понятны в таком структурировании основания для выделения так называемого подотдела по виду петли. Два подотдела были введены только в рамках отдела I, причем в подотдел “Б” включен только один тип (2 экз. стремян) (Армарчук Е.А., 2006, с. 14, 18).
В тексте монографии неоднократно упоминается некая разновидность стремян типа IV-3 (рис.2), которая отличается яйцевидным абрисом (Армарчук Е.А., 2006, с.28-29, 32). Эти стремена автор считает своеобразной переходной формой и хронологическим индикатором, датирующимся ранее остальной части стремян типа IV-3 (тип IV-3 яйцевидный - XI- XII вв., тип IV-3 - ХП-ХШ вв.). Исследовательница четко дает понять, что яйцевидные стремена без петли, с щелевидным отверстием, пробитым вверху дужки, морфологически отличаются от подтреуголъно-округлых без петли, с щелевидным отверстием, пробитым вверху дужки, и даже датируются по- иному. Однако они почему-то не выделены у Е.А.Армарчук не только как тип, но и как вариант (Армарчук Е.А., 2006, с.32).
Несколько расплывчата иерархическая позиция стремян, относящихся к типу IV-2. Как заявляет исследовательница, по признакам формирования отделов ее типология “повто¬
ряет систематизацию кочевнических стремян Г.А.Фёдорова-Давыдова” (Армарчук Е.А., 2006, с. 14). У Г.А.Фёдорова-Давыдова стремена “с расплющенной верхней частью дужки. Верхняя часть дужки образует треугольный выступ...” выделены в отдел “Г” (Фёдоров- Давыдов Г.А., 1966, с. 12-13). У Е.А.Армарчук аналогичные изделия объединены в один отдел со стременами без какого-либо выступа. Оформление верха стремени у типов IV-2, IV- 1, IV-3, IV-4, IV-5 разное (рис.2, 5). Таким образом, система признаков Е.А.Армарчук либо отличается от системы Г.А.Фёдорова-Давыдова, либо исследовательница путает понятия выделение и оформление верха стремени.
Основная цель типологии Е.А.Армарчук - выявление эволюции форм стремян Северо-Восточного Причерноморья (рис.2). Типы даже пронумерованы в соответствии с морфологической преемственностью, которая обосновывается исследовательницей с помощью соответствующих датировок. Основанием для выделения первых двух типов отдела I (подотдел А) явилась укороченная скругленная форма петли у стремян типа IA-2, что показывает постепенную деградацию петли. Тип IA-1 более ранний. Аналогии найдены в грунтовых кремациях Северо-Восточного Причерноморья, раннеболгарских волжских могильниках, памятниках салтово-маяцкой культуры и датируются VIII-IX вв. или VIII - 1-ой пол.IX в. (Армарчук Е.А., 2006, с. 15). Для типа IA-2 автором дана целая подборка датировок (часть из них относится к стременам обоих типов) - VII- IX вв., VIII-IX вв., IX-X вв., VIII-XI вв., X-XI вв. Опираясь на приведенные даты, ни одна из которых не была поставлена под сомнение, автор определяет бытование типа IA-1 - VIII-
IX вв., а типа IA-2 - кон.ІХ - X веком. Причина такого уточнения нижней даты типа IA-2 не известна. Верхняя дата определена тем, что эти стремена на “древнекиевских” памятниках
X - нач.ХІ в. и в домонгольском Биляре представлены единичными экземплярами. Но, судя по количеству “арочных” стремян в комплексах Северо-Восточного Причерноморья (тип ІА-1 - 3 экз., тип ІА-2 - 2 экз.), здесь прослеживается та же стабильная тенденция. Исходя из приведенных выше авторских наблюдений и датировок, получается, что типы ІА-1 и ІА-2 сосуществовали, а среди неоспоренных дат их
44


нижней границы бытования фигурирует VIII век. В IX в. стремена типа IA-1 исчезают, а тип IA-2 бытует в единичных экземплярах до XI в., что отнюдь не свидетельствует об эволюционной преемственности, декларируемой Е.А.Армарчук (Армарчук Е.А., 2006, с.32-35). Стремена, аналогичные типам IA-1 и IA-2, характеризуются специалистами как стремена “салтовского” типа (тип IB, по А.В.Крыганову), у которых форма петли не выделяется как типообразующий признак (Крыганов А.В., 1988, с. 110, 113-114). Внутритиповая вариативность наблюдается не только между “типами” IA-1 и IA-2, но и между отдельными предметами в составе каждого таксона. Петли стремян №№ 15, 16 по пропорциям отличаются от петли стремени № 17. Формы петель экземпляров №№ 104 и 26 также различны (Армарчук Е.А., 2006, рис.2). В классификационной системе, предложенной А.К.Амброзом, эти нюансы учтены (Амброз А.К., 1973, рис.1, I; Крыганов А.В., 1988, рис.1), что не мешает исследователям объединять их в единый тип. Само же разнообразие форм в данном случае уже отмечалось специалистами: “Показательно отсутствие стандартизации даже внутри каждого типа. Наличие большого количества промежуточных форм, видимо, обусловлено не только ходом развития, но и взаимовлияниями, быть может существованием различных производственных традиций” (Крыганов А.В., 1988, с. 114). Исходя из вышеизложенного, и с учетом очень малого количества материала не только эволюция формы, но и правомерность разделения типов IA-1 и IA-2 становятся не очевидными.
Если говорить о типе IA-3, то здесь выделение безусловно правомерно, но его финальная эволюционная позиция среди ранних стремян вызывает большие сомнения. Аналогичные стремена включены А.В.Крыгановым в четвертый тип (округлый корпус, невысокая приземистая петля), происхождение которого он, вслед за А.Н.Кирпичниковым, ведет от южносибирских округлых стремян и считает, что в Юго-Восточной Европе подобные стремена появляются уже в сложившемся виде (Крыганов А.В., 1988, с. 112). Стремя № 3 вполне соответствует основной массе таких стремян. Стремя № 27 имеет более “вытянутую форму” и аналогично стременам из могильника Маяки, в ко¬
торых А.В.Крыганов видит подражание округлым (Крыганов А.В., 1988, с. 112, рис.3,13, 15).
Подобные вопросы возникают и при рассмотрении других типов, выделенных Е.А.Армарчук (2006, с. 19-22). Кроме того, в различных местах текста даны разные датировки для одних и тех же типов: тип IV-3 (яйцевидный): X-XI вв./ XI-XII вв., тип IV-4: XII-
XIII вв./ XIII-XIV вв., тип IV-5: XIII в./ XIII-
XIV вв. (Армарчук Е.А., 2006, с.29-30, 32-34, табл.П). Это, безусловно, влияет на формирование эволюционной линии, поскольку, например, тип IV-3 (яйцевидный) отмечен как переходный от типов IA-2 и ІБ-1 (IX-X вв.) к типу IV-3 (ХП-ХШ вв.) (Армарчук Е.А., 2006, с.32).
Резюмируя наблюдения за типами (рис.2), Е.А.Армарчук делает вывод о плавном морфологическом изменении стремян Северо-Восточного Причерноморья с VIII по XIII-XIV вв. (Армарчук Е.А., 2006, с.31-33). Позволим себе в этом усомниться: происхождение стремян типа IA-3 от типа IA-2, как уже говорилось, является спорным, особенно учитывая их синхронность (Армарчук Е.А., 2006, табл.1). Между типами IA-3 и IV-3 (яйцевидный) имеется довольно существенная хронологическая лакуна, во время которой полностью исчезает выделенная петля. В результате, морфологически эти два типа связаны только формой подножки (напомним, даже абрисы обеих форм стремян охарактеризованы по-разному: тип IA-3 - грушевидный, тип IV-3 - яйцевидный). При этом стремена отдела III с горизонтальной петлей “зависают в воздухе”, как, впрочем, и типы IV-1, IV-2. Относительно “плавное морфологическое изменение” можно заметить только между типами IV-3, IV-4, IV-5 и типами отдела III. Таким образом, мы видим полное отсутствие единой тенденции развития форм стремян в VIII-XIII (XIV) веках. Наоборот, выделяются дискретные блоки, частично совпадающие с отделами типологии:
• арочные стремена VIII-X вв. (отдел I);
• восьмерковидные стремена VIII-X вв. (отдел II);
• стремена без петли XI-XIII (XIV) вв.;
• стремена с горизонтальной петлей без шейки ХП-ХШ (XIV?) вв.;
• стремена с округлым абрисом без петли XI-XIII вв.
45


Каждый из этих блоков существует автономно, и их эволюция может быть в какой-то мере прослежена только внутри блоков, хотя и это возможно только при устранении проблем с датировками.
Несколько иначе взглянул на проблему типологии и развития средневековых стремян А.Н.Кирпичников (1973). Причину развития морфологии стремян автор видит в совершенствовании тактических приемов конного боя, изменении оснащения воина-всадника и роли конницы в военном деле Руси. Поэтому показатели, связанные с этими тенденциями, и легли в основу его работы (Кирпичников А.Н., 1973, с.45-46). Формально типология стремян этого исследователя основана на сочетании основных морфологических признаков, “...включающих устройство ушка, дужки и подножки” (Кирпичников А.Н., 1973, с.45). Также создана двухступенчатая иерархия: группа-тип. Группа выделяется по оформлению верхней части, форме подножки и является хронологическим индикатором: “Для более древних стремян характерны ушко, оформленное в самостоятельном выступе, и подножка (за исключением типа VI) преобладающе округлой формы; у более поздних отверстие для путлища прорезано в самой дужке и подножка по очертаниям бывает как скругленной, так и угловатой” (Кирпичников А.Н., 1973, с.45). Признаки выделения группы объясняются особенностями посадки всадника в седле. Типы выделены по частным морфологическим вариациям основных частей стремени (рис.З).
Если рассматривать данную типологию с формальных позиций, то, на первый взгляд, она вызывает множество вопросов. Например, стремена типа V сильно различаются по оформлению верхней части (рис.5), но сходны по форме подножки, то же можно сказать и о типе III, при этом типы I и II различаются между собой “устройством ушка” при одинаковых подножках. У стремян типа X ушко и абрис одинаковые, а форма подножки различна (Кирпичников А.Н., 1973, с.47-48, 54, рис.29). Создается впечатление, что образование типов производилось по сочетанию произвольных морфологических признаков (рис.4). Но, как видно из комментариев автора, значимость признака определялась иными факторами: “По своему устройству описываемые стреме¬
на [тип IX - О.Д.] являются антиподами двух массовых предшествующих конструкций - типов VII и Vila (хотя одновременно находятся в одних и тех же памятниках) [курсив наш - О.Д.] и в отличие от последних рассчитаны только на мягкую обувь. <...> На основании приведенных сопоставлений кольцевидные стремена с округлой подножкой и килевидной дужкой можно связать не с тяжелыми кавале- ристами-копейщиками, а, вероятно, с легковооруженными стрелками <...> устройство стремян типа IX и их общерусское распространение могут скорее подтвердить существование раннесредневековой легкой кавалерии, чем отрицать его <...> Процесс формирования новых ножных опор отчетливое выражение получает в 1150-1250 гг <...> Численный перевес получают стремена с прямой или слабо изогнутой подножкой [типы VII, Vila - О.Д.], присущие тяжеловооруженным дружинникам...” (Кирпичников А.Н., 1973, с. 52, 55).
Получается, что при выделении типов VII, Vila, IX наиболее значимым признаком была форма подножки как показатель разделения древнерусской конницы на легкую и тяжелую.
Для выделения других типов основой послужили аналогии или их отсутствие: “Усвоение конструкций стремян происходило в связи с контактом с венграми (тип И, отчасти I), тор- ками и печенегами (типы III и частью VII), в меньшей степени хазарами, аланами, финнами (тип VI). <...> Тогда же имели место и скромные попытки собственной ремесленной интерпретации (тип V). <...> Незадолго до монгольского нашествия возникают первые трапециевидные стремена (тип X), что роднит военное дело Руси и других стран рыцарской Европы” (Кирпичников А.Н., 1973, с.54-55).
Таким образом, типология стремян А.Н.Кирпичникова является не основой для разработок в сферах хронологии, культурных контактов Руси, развития древнерусского производства и военного дела, а, скорее, наоборот, производной и подчиненной схемой, иллюстрирующей общую тенденцию эволюции конской упряжи в эпоху средневековья.
Вопросы эволюции стремян подробно рассматривает также С.В.Неверов на материалах комплексов Верхнего Приобья (Неверов С.В., 1998, с. 129-151). Автор разработал достаточно подробную систематизацию для
46


Фёдоров-Давыдов Г.А. Кирпичников А.Н. Крыганов А.В.
(1966) (1973) (1988)
Рис. 4. Принципы формирования типа в систематизациях стремян Г.А.Фёдорова-Давыдова, А.Н.Кирпичникова, А.В.Крыганова.
Fig. 4. Principles of type formation in systematizations of stirrups by G.A.Fiodorov-Davydov, A.N.Kirpichnikov, A.V.Kryganov
выявления этапов развития технологии изготовления средневековых стремян.
Представленная иерархия выглядит следующим образом: “группа определяется материалом, из которого изготовлены стремена, надразряд определяется формой поперечного сечения, проведенного по середине дужек; разряд и подразряд уточняют общую форму стремени - первый определяется контуром дужек, второй - формой продольного плоскостного сечения подножки; раздел определяется формой подножки, если смотреть на стремя сверху, а подраздел выделяется по форме поперечного сечения подножки; отделы и типы последовательно уточняют форму верхней части дужки, служащей для крепления стремени к путлищу” (Неверов С.В., 1998, с. 130) (рис.З).
Такое дробление формы, по мнению исследователя, позволяет “более конкретно проследить происхождение и видоизменяемость различных типов стремян”, а так же оправдано “при работе с небольшими сериями” (Неверов С.В., 1998, с. 130). Первый тезис теоретически допустим. Действительно, чем больше учтено параметров, тем больше мы увидим хронологических и культурных различий. Впрочем, Е.А.Армарчук, полемизируя с С.В.Неверовым, замечает, что при таком “расчленении” предмета уходят его целостность и общий облик, необходимые для
восприятия предмета читателем (Армарчук Е.А., 2006, с. 14). По нашему мнению, гораздо большая опасность дробления кроется в ином: нивелировке типообразующих признаков и соответственно появлению структур: “1 артефакт = 1 тип”. Это отчасти справедливо и в данном случае - источником исследования С.В.Неверова послужили 106 стремян, последняя ступень таксономии дала 26 типов, из них восемь типов включают всего лишь по 2 экз. (Неверов С.В., 1998, с. 130-143).
Второй тезис вызывает более серьезные возражения: по правилам статистики размер ошибки выборки прежде всего зависит от ее численности, а уменьшение средней ошибки всегда связано с увеличением объема выборки. Таким образом, наращивание количества критериев отбора на малых объемах приводит к чрезмерному дроблению материала. Поэтому классификации в основном и применяются при обработке именно больших серий массового материала.
В целом же систематизация С.В.Неверова с методической точки зрения, по выражению Е.А.Армарчук, “исчерпывающая и оптимальная”. Иерархия составлена по четким морфологическим признакам. Вызывает некоторое недоумение только определение группы по материалу (из которого изготовлены предметы). Поскольку в коллекции все стремена железные, и, в силу этого, относятся к одной группе,
47


Рис. 5. Взаимосвязь систематизаций средневековых стремян. Fig. 5. Interrelation of systematizations of medieval stirrups
48


то возникают сомнения в правомерности ее выделения. Подобным образом выделял группу и Г.А.Фёдоров-Давыдов, но стоит заметить, что его категории, группы и разделы (функции, материал, технология) включали в себя весь погребальный инвентарь, и их выделение было не только корректно, но и необходимо (Фёдоров-Давыдов Г.А., 1966, с.11).
Основными значимыми признаками в рассматриваемой системе являются форма дужки и подножки, что резко отличает ее от типологии Г.А.Фёдорова-Давыдова, который одним из важнейших признаков считал изменчивость формы верхней части стремени. У С.В.Неверова это низкоуровневый параметр. Такое противоречие объясняется разными задачами обеих систематизаций. Если у Г.А.Фёдорова-Давыдова это - морфологическая типология, призванная разрешить проблемы хронологии и периодизации позднекочевнических древностей, то система С.В.Неверова подчинена идее совершенствования стремян, и в этом он принципиально солидарен с А.Н.Кирпичниковым. Основным тезисом работы исследователя является утверждение: “...одной из главных причин эволюции средневековых стремян необходимо признать силу упора ноги, приходящейся на них. Исходя из этого, выделенные нами особенности тех или иных элементов стремян в определенной степени могут служить <...> показателями типологического развития” (Неверов С.В., 1998, с. 129). Вполне логично: стремена, как любые функциональные предметы, должны эволюционировать, с точки зрения технологии изготовления. А так как основную нагрузку принимают на себя дужка и подножка, то вариативность их формы становится главным параметром. Для доказательства тезиса автор воспользовался методом построения математической модели. Расчет допустимых напряжений показал эволюцию форм стремян от подтреугольных с прямой подножкой к стременам с овальными или округлыми дужками и изогнутыми подножками, а впоследствии к стременам с арочной или пятиугольной дужкой и прямой подножкой. Второй этап изменений стоит рассмотреть внимательней. Математическая модель показала, что сочетание округлой/овальной дужки и изогнутой подножки является “одним из
самых совершенных, с точки зрения распределения допустимых нагрузок между их различными элементами” (Неверов С.В., 1998, с. 129). Поэтому причиной изменения формы автор, ссылаясь на работу А.Н.Кирпичникова, считает появление тяжелой конницы. Однако стоит заметить, что А.Н.Кирпичников писал об этом применительно к европейским реалиям XI-XIII вв. и связывал распрямление подножки не столько с собственно броней всадника, сколько с появлением и развитием приемов таранного конного копейного удара, которые повлекли за собой целый комплекс изменений, начиная с общей смены посадки всадника в седле и развития конструкции самого седла и заканчивая появлением обуви на жесткой подошве. Нагрузка, о которой говорил А.Н.Кирпичников, возникала в момент таранного удара (Кирпичников А.Н., 1973, с.45-46). Исходя из этого, объяснение С.В.Неверовым причин появления стремян типа 21, 22 можно однозначно трактовать, как фактор формирования и развития на территории Южной Сибири в кон.VIII - XI в. тяжелой рыцарской конницы, обученной тактике таранного удара. Доказательства наличия подобных приемов конного боя (Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., 2009, с. И 8-119, 121) представляются неубедительными. В целом же система расчета допустимых напряжений заслуживает внимания с точки зрения осмысления стремени как продукта развития технологии.
Несколько особняком стоит методика, примененная А.В.Крыгановым на материалах VII-X веков. Она заключается в классификации признаков отдельных элементов формы стремени. На следующем этапе сочетание классов-признаков образует тип (Крыганов А.В., 1988, с.108). Отличительной особенностью здесь является отсутствие иерархии: нет нужды в таких условных таксонах как отдел, группа и тому подобное и, как следствие, происходит упрощение условного наименования типа с сохранением структуры признаков (рис.З). При группировании, таким образом, используются равнозначные классы-признаки, что в итоге позволяет формировать тип вне зависимости от предпочтений исследователя (рис.4). С другой стороны, количество представленных А.В.Крыгановым типов стремян не совпадает с количеством групп признаков,
49


Табл Л . Репрезентативность выборки стремян
Автор
Количество стремян, включенных в систематизацию
Географические рамки
Хронологические
рамки
Фёдоров-Давыдов Г. А., 1966
303
Степи Восточной Европы
IX-XIV вв.
Плетнёва С.А., 1973
56
Поросье
XII в.
Кирпичников А.Н., 1973
277
Восточноевропейская
равнина
IX-XIII вв.
Неверов С.В., 1998
106
Верхнее Приобье
VII-XIII вв.
Армарчук Е.А., 2006
по
Северо-Восточное
Причерноморье
VIII-XIV вв.
что в данном случае свидетельствует о субъективном подборе типологического ряда.
-к 1е -к
Все вышеизложенное говорит об отсутствии на данный момент единой концепции систематизации средневековых стремян. Морфологическое и технолого-функциональное направления практически не пересекаются, начиная расходиться уже на уровне формирования иерархии типообразующих признаков. Из-за этого попытки Е.А.Армарчук совместить методику Г.А.Фёдорова-Давыдо- ва и А.Н.Кирпичникова выглядят неубедительно, как и желание С.В.Неверова искусственно привязать к своей схеме выкладки А.Н.Кирпичникова.
Кроме того, у приведенных типологий есть один общий существенный недостаток - небольшая выборка (табл.1). Малая источни- ковая база позволяет только вписать материал конкретного региона в общую типологическую схему. При условии, конечно, существования подобной схемы. Приходится констатировать: после исследования Г.А.Фёдорова-Давыдова никто больше аналогичных по масштабу разработок не делал, хотя в количественном отно¬
шении источниковая база выросла в несколько раз - только один, относительно небольшой, регион сейчас дает, как минимум, треть того материала, который был обработан в 60-х гг XX века. Поэтому создание типологии, учитывающей весь накопленный материал восточноевропейской степи, является одной из наиболее актуальных задач для специалистов. С помощью такой системы можно было бы показать морфологическую эволюцию стремян, раскрыть проблемы их технологического и функционального развития, осветить вопросы хронологии памятников.
Основу для такой структуры заложил Г.А.Фёдоров-Давыдов, указав направление и принципы развития типологии. А.Н.Кирпичников выдвинул идеи о влиянии функционального назначения на типообразо- вание и хронологию стремян, что косвенно подтвердила в своей работе Е.А.Армарчук. С.В.Неверов выявил на материале южносибирских комплексов прямую зависимость между технологическими особенностями и формообразованием стремян (Неверов С.В., 1998, с. 129-151). Все это уже подготовило почву для создания столь необходимой универсальной, структурированной систематизации как стремян, в частности, так и элементов конской упряжи поздних кочевников в целом.
50


Литература и архивные материалы
Амброз А.К., 1973. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (IV-VII вв.)// СА. № 4.
Амброз А.К., 1981. Кочевнические древности Восточной Европы и Средней Азии V-VIII вв.// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Армарчук Е.А., 2006. Конское снаряжение из могильников Северо-Восточного Причерноморья Х-ХШ веков. М.
Вайнштейн С.И., Крюков М.В., 1984. Седло и стремя// СЭ. № 6.
Гаврилова А.А., 1965. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён. М; Л.
Даль В.И., 1980. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.4. P-V. М.
Двуреченский О.В., 2008. Предметы вооружения и снаряжения всадника и верхового коня из сборов на территории Тушинского лагеря// Военная археология: сборник материалов семинара при Государственном Историческом музее. Вып.1. М.
Евтюхова Л.А., 1948. Стремя танской эпохи из Уйбатского чаатаса// КСИИМК. Вып.ХХШ.
Кирпичников А.Н., 1973. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX-XIII вв.// САИ. Вьіп.ЕІ-36.
Клейн Л.С., 1991. Археологическая типология. Л.
Крыганов А.В., 1988. Восточноевропейские кочевнические стремена второй половины VII-X вв.// Вестник Харьковского университета. № 316. Харьков.
Кызласов И.Л., 1973. О происхождении стремян// СА. № 3.
Кызласов И.Л., 1983. Аскизская культура Южной Сибири X-XIV веков// САИ. Вып.ЕЗ-18.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала VIII-XII вв. М.
Могильников В.А., 1981. Памятники кочевников Сибири и Средней Азии Х-ХП вв.// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Неверов С.В., 1998. Стремена Верхнего Приобья в VII-XII вв. (классификация и типология)// Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средневековье. Барнаул.
Ожегов С.И., 1953. Словарь русского языка. М.
Плетнева С.А., 1958. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях// МИА. № 62.
Плётнева С.А., 1973. Древности черных клобуков// САИ. Вып.Е1-19.
Плётнева С.А., 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Савинов Д.Г., 1996. К проблеме происхождения металлических стремян в Центральной Азии и Южной Сибири// Актуальные проблемы сибирской археологии. Тезисы докладов к конференции. Барнаул.
Сташенков Д.А., 2000. Белозерское погребение [Электронный ресурс]// Восточноевропейский археологический журнал №1 (2). Режим доступа: http://archaeology.kiev.ua/joumal/010100/ stashenkov.htm
Тишкин А.А., Горбунова Т.Г., 2004. Методика изучения снаряжения верхового коня эпохи раннего железа и средневековья. Барнаул.
Толковый словарь русского языка, 1940/ Под ред. Д.Н.Ушакова, Б.М.Волина. T.IV.
С-Ящурный. М.
Фёдоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., 2009. Древние тюрки на Тянь-Шане. Новосибирск.
Kovacs L., 1986. Uber einige steigbiigeltypen der landnahmezeit// Acta archaeologica. T.XXXVIII. Fasc.1-2. Budapest.
51


Summary
O.V.Dubinets (Donetsk, Ukraine)
METHODICAL PROBLEMS OF STUDY OF MEDIEVAL STIRRUPS
This paper critically reviews studies devoted to the systematization of medieval stirrups. The problems of terminology especially when describing separate morphological elements, the design of the top part of a stirrup and its outline have been discussed. Two basic approaches, complex and descriptive have been used in the description of a type and of an individual copy. According to the first approach, the description is composed of separate characteristics for each of the signs. For convenience, each description is assigned a unique marking code. The second approach is based on association concepts. A researcher allocates the most important sign, whose name usually becomes a marker.
Attempts to expand the categorization of the stirrups typology have been made in three directions, morphological, functional, and technological. The first direction is presented by G.A.Fiodorov- Davydov, A.V.Kryganov and Ye.A.Armarchuk, the second one by A.N.Kirpichnikov, and the third one by S.V.Neverov. Unfortunately, the morphological and technological-functional directions have no commonalities, diverging from the very beginning, which indicates that so far there has been no uniform concept for systematizing medieval stirrups. E.A.Armarchuk’s attempts to combine G.A.Fiodorov-Davydov and A.N.Kirpichnikov’s methodology seem to be unconvincing, as does S.V.Neverov’s desire to artificially attach A.N.Kirpichnikov’s theory to his scheme.
Moreover, all the above typologies share one essential fault - limited sampling. It should be noted that the database of the monuments has increased considerably, as only one comparatively small region now provides at least one third of the entirety of objects handled in the 1960-70s. Therefore, the expansion of a typological system, which would consider all the findings gathered in the Eastern European steppe, is among the most pressing objectives for the experts. Such a system could possibly enable a researcher to demonstrate morphological evolution of the stirrups, to solve the problems of their technological and functional development and to discuss the chronology of the monuments.
Статья поступила в редакцию в сентябре 2011 г
52


В.В.Ушницкий
ВОСТОЧНЫЕ КОРНИ КЫПЧАКОВ: ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ С НАРОДАМИ СИБИРИ
Образование и распад кочевых орд в Евразийских степях в значительной мере отличались от этногенетических процессов, происходивших у оседлых народов. Поэтому типичные методы изучения процессов этногенеза и формирования культурных традиций оседлых народов не применимы для номадов. Для последних характерными являются дальние миграции, почти полное истребление или уход прежнего населения с территории обитания, формирование новых племен на основе распавшихся орд, появление близких племенных названий на огромных расстояниях. Их этническую историю нельзя исследовать в застывшем виде, считать неизменной на протяжении веков, ограничиваться методами лингвистического и генетического сравнений. Между тем в исторической науке при изучении этногенеза кочевых народов применяются те же стереотипы, принятые при исследовании оседлых народов, для которых характерны устойчивые границы бытования этнонимов, преемственность языка и культуры.
Этническая история кочевых народов известна благодаря литературной переработке в источниках фольклорных сведений и мифологических представлений степняков. Имеющиеся в них разрозненные сведения о степных племенах и дальних миграциях, память о которых кочевники сохраняли в течении столетий, стали оцениваться современной историографией как вполне достоверные данные о событиях, происходивших в эпоху, когда жил творец того или иного исторического сочинения.
Например, есть попытки удревнить собственно упоминание кыпчаков как отдельного племени. Так, у Сыма Цяня (И в. до н.э.) среди племен, покоренных Маодунем, встречается племя цюйше. Попытка Б.Калгрена реконструировать это название как кыйчак-кыпчак была поддержана рядом советских исследователей (Бернштам А.Н., 1947, с. 154). Это племя упо¬
минается в числе других этносов, покоренных “на севере” хуннским шаньюем Модэ в 201 г до н.э. (Бичурин Н.Я., 1950, с.50). Д.Г.Савинов выдвинул гипотезу о передвижениях племени цюйше, которое в хуннское время жило в Верхнем Приобье, а затем вошло в состав объединения теле (Савинов Д.Г., 1994, с.72-75). Отождествление предков кыпчаков с известным в ханьских источниках названием кюеше или цюйше и его локализация в Верхнем Приобье вызывают серьезные сомнения. К тому же отождествление слов “цюйшэ ” и “кыпчак ” не оправдано фонетически (Кляшторный С.Г., Султанов А.И., 2000, с. 110). Трудно допустить, что кыпчаки могли обитать в Приобье вне бурных исторических событий и появиться в IX в. как сильное племя.
Отдельные исследователи попытались увидеть кыпчаков в одном из племен, входивших в состав Древнетюркского каганата. Так, Г.Рамстедт, в 1909 г обнаружив в Монголии стелу с руническим текстом, уверенно интерпретировал начальную часть строки: “Когда тюрки-кыпчаки властвовали над нами пять- десять лет” (цит. по: Кляшторный С.Г., 1986, с. 162). Следовательно, посчитал Ю.А.Зуев, можно придти к мнению, что тем самым уйгурский каган Моюнчур свидетельствует, что в государстве тюрков и подвластных им уйгуров господствующей, т.е. династийной, группой были кыпчаки (Зуев Ю.А., 1967, с. 119). Ю.А.Зуев в ранних работах даже утверждал, что кыпчакский язык мог быть “народным” языком древних тюрков (Зуев Ю.А., 1967).
В начальном тексте эпитафии орхонских владык “Тюрк сир будун” видят династийную группу племен, именуемых тюрки и сиры. Упоминание в уйгурском памятнике из Шине Усу сочетания тюрки и кыбчаки считается производным от другого наименования этого племени как “злосчастного, неудачного, злополуч-


ного” после его разгрома (Кляшторный С.Г., 1986, с. 159-160). Если допустить, что в уйгурской надписи действительно упоминается схожее слово кыбчак, то, возможно, оно употреблялось для унижения побежденных уйгурами древних тюрков. По мнению С.Г.Кляшторного, сиры орхонских памятников тождественны с первым названием в составном этнониме се- яныпо в китайских источниках (Кляшторный С.Г., 1986, с. 153-155). К сожалению, в уйгурском памятнике оказались стертыми надписи, в которых Г. Рамстедт прочитал слово кыбчак. Гипотеза С.Г.Кляшторного основана на том, что после 735 г о сирах не упоминается ни в одном источнике, но уже во 2-й пол.УШ в. в руническом тексте и в первом арабском списке тюркских племен появляется этноним кыбчак (Кляшторный С.Г., 1986, с. 153).
Название племени сйеяньто по созвучию сравнивали с сойотами - обозначением тувинцев; но название племени янъто получило убедительную транскрипцию в имени тюркского племени йемек. Именно племя йемек отождествляется с кимаками. Значит, в этнониме яньто следует видеть йемек-кимак. Существуют определенные сомнения относительно того, чтобы в слове сир древнетюркского памятника видеть название племени. Прочтение названия племени сие как сир было сделано еще Ю.А.Зуевым в работе “Тамги лошадей из вассальных княжеств” (Зуев Ю.А., 1960). Слово сир в тюркских языках служит одним из эквивалентов для обозначения льва, поэтому сиры отождествляются с “катунской” фратрией древних тюрков Ашида, имевших тамгу с изображением льва (Зуев Ю.А., 1967). Но данная гипотеза выглядит мало убедительной, так как кочевники Ашида были династийной группой древних тюрок, а не отдельным племенем.
В отечественной и зарубежной историографии принято считать, что в западных источниках кыпчаков знали под именем куманов. Таким образом, в западноевропейских, византийских, армянских, грузинских источниках кыпчаки называются с позиции их языка по- своему - команы, куманы, валаны, плавцы, хардиаш (Ахинжанов С.М., 1989, с.79-80). Однако известные исследователи П.Пелльо, К.Цегледи, А.Н.Кононов и Б.Э.Кумеков разделяют куманов и кыпчаков. Например, Б.Э.Кумеков утверждает, что на востоке и на
западе Дешт-и-Кыпчака были племена или группы племен, носившие общее, обьединяв- шее их самоназвание - куман, и они просто находились под политическим влиянием кыпчаков (Кумеков Б.Э., 1994, с.31).
Например, по мнению О.И.Прицака, термин “куман ” в названии кумандинцев адекватен названию половец и кыпчак. Имя кумандинцев воспроизводится от слова куба - лебедь и ди. Кумандинцы себя считают потомками светловолосого и голубоглазого народа ди. Существует кумандинская легенда о приходе нового монголоидного населения и гибели народа ди. Среди них до сих пор нередко можно встретить рыжеволосых и зеленоглазых людей. Еще В.В.Радлов объяснял это явление смешением тюрков с угро-финнами, населявшими Алтай до прихода тюрков. Значит, куманы являлись потомками населения Горного Алтая скифо-сибирского периода, тех же па- зырыкцев, имевших европеидный антропологический тип. Еще в древнетюркской этно- генетической легенде о прародителе этноса есть сюжет о братьях прародителя древних тюрков. Один из них превратился в Лебедя - куу-кижи. Корни этой легенды могут уходить в глубокую древность, к культурам бронзового века. Переселение основной части куманов на запад можно отнести к эпохе великого переселения племен, происходившего в X в. Формирование кыпчакских племен исследователи связывают именно с этим переселением. О нем рассказывается в книге Марвази “Природа животных” (1120 г). В переселении участвовали племена каев, кунов, сары. Племя кай считается ветвью племени си (хи). Белые си - байси входили в состав телеского объединения (Евстигнеев Ю.А., 2010, с.24-25). Каи обосновались на Сырдарье, став известными как племя уран в составе кыпчаков; другая их часть оказалась среди огузов в качестве племени кайы, из которого происходил Осман- бей (Евстигнеев Ю.А., 2010, с.24-25).
По одной точке зрения, куманы сопоставимы с народом сары ал-Марвази. Например, как считал С.М.Ахинжанов, этнонимы “куман” и “сары” объясняют внешний облик кыпчаков-половцев (Ахинжанов С.М., 1989, с.81-84). Известный востоковед В.В.Бартольд впервые высказал предположение, что этноним “половцы ” - это калька с тюркского этно¬
54


нима “сары (к) ”. Однако бытование этнонима сары(к) у среднеазиатских народов, казахов и башкир приводит к мысли, что в средние века “сары (к)” было (“желтый”), видимо, наименованием крупного тюркоязычного племени (Шаниязов К.Ш., 1974, с.29-30). Русским источникам половцы были известны, кроме имени команы, под названием сарацин, сорочин, срачин, сорочинин (Шаниязов К.Ш., 1974, с.29). В якутском олонхо часто встречается слово “саракын ” - “бледноликая” в применении к дочери абааЬы (дочери Сах). В некоторых текстах олонхо упоминается саракын улу- ука, т.е. “племя лукавых”. Имеется и упоминание о спрятавшихся в ветвистых деревьях аймахе саракын.
По мнению же С.Г.Кляшторного и Т.И.Султанова, половцы отличны от кыпча- ков и являются потомками части басмалов, прозываемых шары (Кляшторный С.Г., Султанов Т.И., 2000, с. 137). У аль-Марвази есть интересное место, где он отождествляет бас- мылов с шары, занявших прежние земли туркменов и огузов, т.е. степи Казахстана. Во главе басмылов стояли князья из рода Ашина, а шары, по аль-Марвази, были известны благодаря их вождю, происходящему от басмылов (Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г., 1994, с.56).
С.Г.Кляшторный и Т.И.Султанов отметили, что в арабских источниках кыпчаки впервые упомянуты в сочинении арабского автора Ибн Хордадбеха в сер.IX в. среди племен, соседей страны турфанских уйгуров, а у Махмуда Кашгари “местность кыфчаков” указана близ Кашгара (Кляшторный С.Г., Султанов А.И., 2000, с. 109-110). Что примечательно, там же около Бешбалыка китайские источники фиксируют появление племени басими (ібасмылъ).
Среди узбеков и киргизов есть племя кып- чак. Исследователи XIX в. подчеркивали существование в Бухарском ханстве отдельного народа кыпчак, отличного от узбеков и киргизов. Они отличались воинственностью и более монголоидным внешним видом, чем узбеки. Выделение кыпчаков в отдельную этническую структуру в составе народов Средней Азии, Казахстана и Башкирии, а также Ирана (тай- мены и чарааймаки) свидетельствует о сохранении этнического самосознания кыпчаков, выделявших себя в составе союза племен та¬
тарского происхождения (монгольских войск). Следовательно, хотя кыпчаки и сыграли основную роль в этногенезе казахов, башкир и узбеков, но большая их часть была поглощена родами монгольского происхождения.
По-видимому, этноним кыпчак мог быть связан с какими-то племенами древнетюркского происхождения. Так как кыпчаки сначала упоминаются в Восточном Туркестане, то они могли быть связаны с басмылами, которые там же обитали. По словам Г.Рубрука, басими (басмылы) это те же “аргоны ” (Рубрук Г., 1997), под аргонами можно понимать аргынов - крупный союз племен в составе казахского народа. Аргын в казахском языке обозначает “помесь, смесь”, как и басмыл. Басмылы состояли из 40 племен и могли иметь смешанное происхождение. Хотя их этнической основой являлись бома-алаты, безусловно, этнос сибирского происхождения. В китайских источниках, освещающих ранний этап этнической истории племени басими {басмыл), они как бома-алаты носят берестяную шапку, занимаются пешей охотой на лыжах, живут в избах, напоминающих колодезный сруб. Ранних басмылов размещают на территории современной Тувы. У них был предводитель по имени Ала. Есть разные точки зрения насчет происхождения бома-алатов. Их размещают в Пообье, связывая с обитателями верхнеобской культуры, в которой находят наиболее ранние вещи, характерные для кыпчакской культуры. Есть и мнение, связывающее их с обитателями курумчинской культуры Прибайкалья V-VII вв., которую с подачи Б.Э.Петри и А.П.Окладникова принято соотносить с предками саха.
Таким образом, кыпчаков можно отнести к одному из племен теле-огузов, хотя кыпчак- ские и огузские языки составляют отдельные группы тюркской семьи языков. Вероятно, их формирование связано с разными территориями, включавшими различные природно-климатические зоны. Согласно легенде об Огуз- кагане, приведенной у Рашид-ад-дина, кыпчаки были одним из 24 племен огузов. Мифического мальчика, которому Огуз-каган присвоил имя кыпчак, и по имени которого назвали его племя, согласно легенде, нашли во время неудачного похода огузов на племя ит-барак в дупле дерева, что и отразилось на его имени.
55


“Это слово - производное от слова «кобук», что по-тюркски означает «дерево со сгнившей сердцевиной)»” (Рашид-ад-дин, 1952, с.83,84). По замечанию Абу-л-Гази: “На древнем тюркском языке дуплистое дерево называют кып- чак” (Абульгази, 1906, с.43). Таким образом, в происхождении слова кыпчак непременным атрибутом выступают дерево и лес. Возможно, этноним кыпчак связан со словами саха кып- чый и кыбытар - зацепить, защемлять. Здесь также следует привести тот факт, что этнограф саха В.Е.Васильев устанавливает прямую связь между якутскими барабанами на стойках табык (рис.1) и каменными изваяниями древних тюрков. По его словам, истоки этого обряда, видимо, восходят к глубокой древности, когда люди хоронили останки (кости, пепел) сородичей в дуплах растущих деревьев. Так, позднее, внутри дуплистых деревьев якуты за¬
муровывали коробы тюктюйэ (Васильев В.Е., 2006, с.289-290).
По мнению Ю.С.Худякова, термин “кып- чаки” в буквальном смысле обозначал “ничтожные”, в переносном смысле - “кочевники” в Кимакском каганате. Горожане и земледельцы “кипчаками ” первоначально могли называть коренное для периода VIII-IX вв. тюркское кочевое население Прииртышья, уступавшее в своем развитии йемекам и эймюрам. Постепенно обозначение “дикие, никчемные кочевники” было перенесено на все кочевое население этого государства, самих тюрок и тюркизиро- ванное население лесостепной зоны Западной Сибири и степей Казахстана. Кимаки и другие племена приняли в качестве политонима общее название “кыпчаки ” (Худяков Ю.С., 2004). Это утверждение опирается на высказывание “кыпчаки более дикие, чем кимаки”.
Рис. 1. Табык - барабан на стойках (фотография из Музея истории академической науки Якутии имени Г.П.Башарина).
Fig. 1. Tabyk - a drum on poles (a photo from the G.P.Basharin Museum of History of Academic Science of Yakutia)
56


Однако С.М.Ахинжанов подверг сомнению устоявшееся в науке отождествление ки- маков и кипчаков. Он считал, что в отличие от тюркоязычных йемеков и кипчаков, кима- ки, татары и байандуры, входившие в состав кимакского объединения, были монголоязычными племенами (Ахинжанов С.М., 1989). Еще немецкий ученый И.Маркварт основал монгольскую версию происхождения кипчаков. Его теория была основана на биографии кыпчакского хана и Юаньского генерала Туту- хи. Согласно ей, предок Тутухи перекочевал с гор Аньдогань в Юйлиболи, в котором исследователи видят Уральские горы (Маркварт И., 1914). Как выяснил П.Пелльо, предки Тутухи были из племени байаут, присвоивших себе имя кипчаков, они приняли этноним юйлиболи, переводимого как элъбури (ильбари или ольбурлик). Байауты проживали на территории Южного Забайкалья, по реке Джида, их тоже можно отнести к саянтуйской культуре. Действительно, в списке поздних кыпчакских племен фигурируют байауты (Ахинжанов С.М., 1989). Предполагается, что означенное событие могло иметь место в XII в., так как переселялся дед Тутухи, проживавший в сер.ХШ века. Но нужно обратить внимание на фразу, что байаутов стали именовать кипчаками. Байаутов принято относить к монгольским племенам, но они, скорее, тюрки, попавшие под монгольское господство. В составе огузов династийным племенем были баяты, их связь с монголо-кыпчакскими байаутами остается дискуссионной. Их можно отнести к потомкам теле-огузского племени байырку. Нужно обратить внимание на то, что уже в составе кимаков есть байандуры. Поэтому следует отметить, что переселение байаутов-байырку на Запад и вхождение их в состав кипчаков происходило в более раннюю эпоху. Именно к ним бежали в 1216 г разбитые монголами меркиты.
Гардизи называет кипчаков одним из семи племен кимаков. Отсюда считается, что кипчаки сначала находились в вассальной зависимости от кимакского кагана. Однако кипчаки являлись самостоятельным племенем и отделялись от кимаков территорией, именуемой Ондар-аз-Кипчак. При этом данное сло- вочетание переводится как “внешние кыпча- ки”. Отмечается и совпадение этих терминов с названиями родов саяно-алтайских тюрков.
Так, ондары - это название тувинского рода (ондар уйгур), азы напоминает азов, воевавших с орхонскими тюрками. Но уже к концу XI в. форма взаимоотношений кипчаков и кимаков настолько изменилась, что Кашгари представляет йемеков, т.е. собственно кимаков, как своего рода бедных родственников кипчаков. Тамги кипчаков и каналы совпадают, следовательно, кипчаки могли происходить из канглы. И.Маркварт считает канглы новой конфедерацией племен, пришедших на смену кимакам, указывая на утверждение Г.Рубрука о близком родстве канглы с комунами (кипчаками). Тем самым, он считает справедливым замечание В.В.Бартольда о том, что “племенные наименования канглы и кипчак представляются нам почти тождественными” (Маркварт И., 1914).
А.И.Гоголев кыпчакский компонент в составе саха связывает исключительно с канга- ласами (Гоголев А.И., 1993). По поводу происхождения племени канглов, имевшегося в составе практически всех западных тюркских народов, существуют две точки зрения. Одна считает их потомками тюркизированного ираноязычного народа кангюй. Другая, выводящая их из названия “канкалы” - телега, связывает с народом гаогюй - “Высокая телега”, в китайских хрониках считавшегося предком древних уйгуров.
Из перевода труда Марвази в интерпретации И.Маркварта известно, что к тюркам принадлежит также племя марка, именуемое кун. Они ушли после столкновений с киданими из-за земли. И.Маркварт затруднялся отождествлять название племени марка с монгольским этнонимом “меркит ”, так как в нем имеется палатальная гласная (Маркварт И., 1914). В труде бухарского хана XVII в. Абуль- гази Бахадур-хана меркиты обозначены под именем маркатов. В.Ф.Минорский отмечал, что в арабских скрижалях упоминается племя марка, по его замечанию, данное название у тюркоязычных народов встречается только в Якутии, где в долине Туймаада есть местность Марха (Minorsky V, 1937). В бассейне Лены и Вилюя широко встречается топоним Марха. Топоним Марха можно вывести от названия рода Марха, имеющегося в составе Кангалас- ского улуса. Топоним Марха встречается и на территории Казахстана.
57


Довольно оригинальным взглядом представляется отождествление кунов, т.е. марка с курыканами (Яйленко В.П., 1987, с. 153). Однако его гипотеза построена только на сопоставлении второй части этнонима курыкан - кан с кунами, что, безусловно, представляется надуманным. Напомним, что до сих пор в научной и популярной литературе встречается получившее в советской историографии широкое распространение мнение о курыканах как этнических предках саха.
Более убедительным является выведение кунов от имени телеского племени хунь. Если исходить из отождествления кунов с марка- меркитами, то племя хунь могло проходить под другим названием милиге-меркитов. С.Г.Кляшторный утверждает о тождестве кунов с племенем ябагу, согласно М.Кашгари, имевших свой язык, однако хорошо знавших и тюркский язык. В общем, в X в. происходило вытеснение оставшихся на своей прародине тюрков с территории Забайкалья и Монголии монголоязычными племенами, опиравшихся на киданьскую армию. В это время теле-огуз- ские племена хунь, шар ы-ба смыл, кай (бай- си) были изгнаны из своих земель предками монголов дальше на Запад. Есть и версия, по которой куны были частью киданей, ушедших на Запад. Действительно, среди кыпчакских племен упоминаются котаны; под этим названием скрываются кидани. Среди кыпчако- язычных народов есть ктани, кытаи, котаны, каракытаи. Даже среди саха есть Хатылин- ский род, происходящий от сына Эллэя Хатан Хатамаллай. Но более вероятно, что кидани (кытаи, котан) вошли в состав кыпчакоязыч- ных народов в период монгольских походов, распыления каракитаев в составе монгольских армий. Примечательно, что куманов в Венгрии обозначают под именем Кун, это говорит об уходе кунов далеко на Запад. Таким образом, на Западе кыпчаки никогда не были одним племенем. Даже в самом начале их экспансии на запад евразийских степей их можно разделить на ряд племен: куны, кай, куманы или сары, собственно кыпчаки. Они могли быть потомками ранее известных в древнетюркскую эпоху племен: хунь, байси, басмыл. Таким образом, кыпчаки это не какие-то ранее неизвестные кочевые племена, а потомки племен, входивших в состав Древнетюркских каганатов. Ю.А.Зуев
ябагу - племя драконов, змеев - связывает с кимаками. Следовательно, переселение кунов в западные степи могло состояться в более ранние эпохи - во время становления кимак- ского этноса в VIII в.
Если обратиться к археологии, то имеются данные, говорящие о присутствии кьт- чаков на территории Забайкалья и даже Прибайкалья. Если ранее находки погребений с конем связывали с переселениями кыпчакских воинов, подчинившихся монголам, то в последнее время есть данные о связи кыпча- ков с территорией байкальского региона в X-
XII вв., в период существования кыпчакского союза племен в западных степях. Высказывались предположения о принадлежности к культуре кьтчаков погребений по обряду одиночной ингумации на Среднем Енисее и захоронений со шкурой коня в Монголии и Забайкалье (Кызласов И.Л., 1980, с.90-91). В военных действиях на стороне империи Юань против войск хана Хайду на территории Алтая в 1266 г принимал участие и военачальник Асанбука из племени канглы (Кадырбаев А.Ш., 1990, с.73). Судя по этим сведениям, кыпчаки могли оказаться на территории Горного Алтая и других районов Центральной Азии в результате монгольских завоеваний и переселений в качестве воинов Монгольской империи (Худяков Ю.И., 2004). Учеными прослежены события, в которых принимали участие кыпчаки в составе войск Монгольской империи Юань в Центральной Азии в
XIII в. (Кадырбаев А.Ш., 1990, с.56-61).
Однако погребения с конем встречаются
в XII-XIV вв. на территории Прибайкалья и Забайкалья. По словам Б.Б.Дашибалова, обычай установки в надмогильной насыпи вертикально стоящего камня является характерным для могил саянтуйской культуры (Дашибалов Б.Б., 2007, с. 125). Саянтуйскую культуру в Забайкалье принято связывать с меркитами. Они продолжают древнеуйгурские традиции, представленные на раннем этапе существования саянтуйской культуры. В.С.Николаев выделяет усть-талькинскую археологическую культуру Южного Приангарья XII-XIV вв., для которой характерными являются погребения с конями. По его мнению, “усть-талькинцы” происходили из кимако-кыпчакских племен. Он их связывает с этническими предками саха.
58


В соответствии с письменными источниками эта культура могла принадлежать племени ту матов, прикочевавших с территории Тувы (Николаев В.С., 2003).
Далее кыпчакские элементы обнаруживаются в культуре народа саха. По мнению А.И.Гоголева, западная ориентация, характерная в погребениях с лошадью, возникла под прямым или опосредствованным воздействием кыпчакской среды. Во всяком случае, известно, что в ХН-ХШ вв. под влиянием пе- ченежско-торческого обряда, как отмечалось выше, часть половцев (кыпчаков) стала придерживаться западной ориентации при погребении умерших. С ними с левой стороны, в отдельной яме или вместе с покойником, обнаруживается захоронение остова коня головой на запад, иногда, на приступке, рядом с ямой, перекрытой деревянными плахами (Гоголев
А.И., 1993). А.И.Гоголев сравнивает якутские сэргэ в виде больших стилизованных фигур с рогами, ушами, с серьгой, выделенной шейкой, которых ставили в количестве от трех до семи (рис.2) вокруг тусулгэ (место проведения ысыаха), с кыпчакскими каменными изваяниями, обнаруженными в Джамбульской области Казахстана (Гоголев А.И., 1993, с.42). Сеоки кумандинцев со (соххы) и кубан, по мнению А.И.Гоголева, обнаруживают связь с этнонимами саха и куман (Гоголев А.И., 1993, с.41). Алтайцы тоже имеют традицию устанавливать коновязи в месте проведения национального праздника Эль Ойын (рис.З). Саха в память умершего вырезали из дерева человеческое изображение, ставили ему куски пищи и мазали рот маслом (Дашибалов Б.Б., 2007, с. 124). Интересны также попытки сопоставления стилистики якутских женских фигурок
Рис. 2. Сэргэ - якутская коновязь (фотография из Музея истории академической науки Якутии имени Г.П.Башарина).
Fig. 2. Serge - the Yakut hitching post (a photo from the G.P.Basharin Museum of History of Academic Science of Yakutia)
59


Рис. 3. Алтайские коновязи. Село Эло Онгудайского района (фотография автора). Fig. 3. The Altay hitching posts. Elo village of Ongudai region (the author’s photo)
из кости с иконографией половецких “баб” южнорусских степей (Дашибалов Б.Б., 2007, с.125).
К тому же саха-кыпчакская этническая связь распространяется и на материальную культуру. Например, у якутов, наездников-ско- товодов, в старину бытовала ныне совершенно забытая одежда-набедренник (бэлэпчи), имеющаяся и у западных бурят (бэлэбши), генетически и этимологически связанная с киргизским “бэльдэмчи”. Из-за этого ранее ее считали перенятой от курыкан. Но в последнее время появились сообщения, что найден исторический прототип киргизско-казахской белдемчи. Это распашная юбка средневековых половцев европейских степей (Лобачева Н.П., 1997, с.85). Каменные “бабы” кыпчаков-полов- цев изображены в древних головных уборах - островерхой, круглой шапочке в виде высокой тюбетейки. Утверждается, что старинная якутская шапка, образующая в верхней части купол типа шатра (так называемая шапка-ер¬
молка), восходит в своих истоках к ней (Гав- рильева Р.С., 1998, с. 19-20). Необходимо отметить, что данный головной убор повторяет купол типа шатра (рис.4).
Интересно сравнение пищевого режима. У кыпчаков не последнее место в пищевом рационе занимала конина, причем мясо неже- ребившейся кобылы считалось лучшей пищей, пиршественным блюдом, а кумыс был приятнейшим и любимым напитком кочевников (Ахинжанов С.М., 1989, с.237). У саха также конское мясо, жир, потроха считались самым лакомым блюдом, а кобылий кумыс самым отменным напитком (Серошевский В.Л., 1993, с.258). Лошадь саха обладает великолепными свойствами рыться в снегу, доходя через снежный покров к траве. Между прочим, кыпчак- ская лошадь умела тебеневать при глубине снежного покрова до 40 см.
Определенное сходство обнаруживается в почитании Солнца и основанного на этом культе Солнца. Кыпчаки и их потомки уже в
60


Рис. 4. Саха в национальной одежде и рогатой шапке (фотография из Музея истории науки ИГИиПМНС СО РАН, г.Якутск).
Fig. 4. The Sakha dressed in national clothes and a homed cap (a photo from the Museum of History of Science of the Institute of Research in Humanities and Problems of Small Peoples of the North of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Yakutsk)
ранней своей истории развили этот культ, и обряды их во многом сходны с якутскими. Известно о том, что кыпчаки почитали Солнце на восходе, и у них был обычай устанавливать изваяния лицом на восток, в сторону восхода солнца (Ахинжанов С.М., 1989, с.273). Для сравнения: у саха существует обряд поднимания чаш в сторону восхода солнца во время ысыаха. Нам известно о том, что при болезни человека “татары” ставили знак над своим домом, чтобы никто не входил. Таким образом
они опасались, чтобы со входящим не явился злой дух или ветер (Плано Карпини Дж., 1997, с. 101). С этим можно сравнить подобный обычай саха. С момента смерти человека его юрта и все его родственники считались нечистыми. В дом, где жил покойник, никто из посторонних не заходил, и старались не встречаться с его домочадцами (Бравина Р.И., 1996, с. 100). В XIII в., по словам Г.Рубрука, половцы для умерших “богачей” строили пирамиды, то есть остроконечные домики (Рубрук Г., 1997,
61


с. 128). В этой связи особо следует отметить, что у якутов существовали восьмиугольные надмогильные срубы (рис.5), причем некоторые имели крышу в виде восьмигранной усеченной пирамиды (Окладников А.П., 1955, с. 190).
В составе саха имеется крупный род Боро- гон. Кажется, в составе сибирских тюрко-монгольских племен нет схожего этнонима. Зато на Северном Кавказе крупным обьединением тюрков были борганы. От них происходят кумыки, отдельные исследователи их потомками считают карачаевцев и балкарцев. Есть разные мнения о происхождении борганов. Поскольку они именовались борган-кыпчаками, их производят от племени баргу, вошедшего в состав кыпчаков.
В последнее время растет число публикаций, содержащих новые факты и сведения о кыпчакских племенах. Есть солидный корпус трудов археологов, которые связывают различные культуры Западной и Южной Сибири с этногенезом кыпчаков. Выделение обширной кыпчакской группы тюркских языков показывает место кыпчаков в этногенезе тюркских народов западных степей. Создание монографического исследования по этнической и политической истории кыпчаков с эпохи древности до позднего средневековья - одна из нерешенных задач тюркологии. Изучение кыпчакских родоплеменных образований в отдельных регионах или в составе тех или иных этносов может пролить свет на этническую историю кыпчаков.
Рис. 5. Ураса - якутская многоугольная юрта, макет (фотография из Музея истории академической науки Якутии имени Г.П.Башарина).
Fig. 5. Urasa - the Yakut polygonal yurta, a model (a photo from the G.P.Basharin Museum of History of Academic Science of Yakutia)
62


Литература и архивные материалы
Абульгази, 1906. Родословное древо тюрков/ Пер. Г.С.Саблукова. Казань.
Ахинжанов С.М., 1989. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма-Ата.
Бравина Р.И., 1996. Погребальный обряд якутов. Якутск.
Бернштам А.Н., 1947. Древнейшие тюркские элементы в этногенезе Средней Азии// СЭ. Bbin.VI-VII.
Бичурин Н.Я., 1950. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Ч.І. М.; Л.
Васильев В.Е., 2006. Традиционное верование по преданиям саха. Якутск.
Гаврильева Р.С., 1998. Одежда народа саха конца XVII - середины XVIII века. Новосибирск.
Гоголев А.И., 1993. Якуты (Проблемы этногенеза и формирования культуры). Якутск.
Дашибалов Б.Б., 2007. К археологии кыпчаков: каменные изваяния в средневековых культурах Юго-Восточной Сибири// Каменная скульптура и мелкая пластика древних и средневековых народов Евразии. Барнаул.
Евстигнеев Ю.А., 2010. Кыпчаки, половцы, куманы и их потомки (к проблеме этнической преемственности). СПб.
Зуев Ю.А., 1960. Тамги лошадей из вассальных княжеств: Новые материалы по древней и средневековой истории Казахстана// Труды ИИАЭ АН Каз ССР. Т.8.
Зуев Ю.А., 1967. Древнетюркские генеалогические предания как источник по ранней истории тюрков. Дис. ... канд. ист. наук. Алма-Ата.
Кадырбаев А.Ш., 1990. Тюрки и иранцы в Китае и Центральной Азии XIII-XIV вв. Алма-Ата.
Кляшторный С.Г., 1986. Кыпчаки в рунических памятниках. Turcologica. Л.
Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г., 1994. Степные империи Евразии. СПб.
Кляшторный С.Г., Султанов Т.И., 2000. Государства и народы Евразийских степей. Древность и средневековье. СПб.
Кумеков Б.Э., 1994. Арабские источники по истории кыпчаков, куманов и кимаков XIII - нач. XIII вв.// Дис.... в виде научного доклада д-ра ист. наук. РАН ИВ СПб филиал. СПб.
Кызласов ИЛ., 1980. Кыпчаки и восстания енисейских племен в XIII в.// СА. № 2.
Лобачева Н.П., 1997. К истории среднеазиатского костюма: киргизские белдемчи// Этнографическое обозрение. № 6.
Маркварт И., 1914. О происхождении народа куманов// Сайт “Великая степь” [электронный ресурс]. Режим доступа: http://steppe.hobi.ru/books/markvart 1 -OO.shtml. Дата обращения (22.06.08).
Николаев В.С., 2003. Погребальные комплексы кочевников юга Средней Сибири в XII-XIV веках. Усть-Талькинская культура. Владивосток; Иркутск.
Окладников А.П., 1955. История Якутской АССР. T.I. М.; Л.
Плано Карпини Дж., 1997. История монгалов// Путешествия в восточные страны. М.
Рашид-ад-дин, 1952. Сборник летописей. T.I. Кн. 1-2. М.; Л.
Рубрук Г., 1997. Путешествие в восточные страны. М.
Савинов Д.Г., 1994. Государства и культурогенез на территории Южной Сибири. Кемерово.
Серошевский ВЛ., 1993. Якуты: Опыт этнографического исследования. М.
Худяков Ю.С., 2004. О происхождении культуры средневековых кыпчаков //Древности Алтая. № 12. Горно-Алтайск.
Шаниязов К.Ш., 1974. К этнической истории узбекского народа. Ташкент.
Яйленко В.П., 1987. Миграция кунов-курыкан из Южной Сибири в Поднепровье в свете письменных и археологических источников// Проблемы археологии Степной Евразии. Кемерово.
Minorsky V., 1937. Hudud al - ‘Alam. London [электронный ресурс]. Режим доступа: http:// odnapl 1 vazvk.narod.ru/
63


Summary
V.V.Ushnitsky (Yakutsk, Russia)
KYPCHAKS’ EASTERN ROOTS:
ETHNOCULTURAL SIMILARITIES WITH PEOPLES OF SIBERIA
The paper reviews the principal scholarly hypotheses on ethnogenesis and early ethnic history of the Kypchaks. Among these are B.Karlgren’s hypothesis on the connection of the etlmonym 'kypchak’ with the name of the tribe ‘tsuisha’ (< kyichak) against which Maodun campaigned, and Yu.A.Zuev and S.G.Kliashtomy’s hypothesis, which connected the Kypchaks with the Siry/Seianto. The relationship between the ethnonym ‘kypchak’ and early ethnic history of its bearers with the Kumans, Kimaks and Kanglys has been analyzed using the concepts of O.Pritsak, Yu.S.Khudiakov, and I.Marquart. The parity between the names of ‘Kypchak’, ‘Kuman’, ‘Polovtsy’ and ‘Sary’ has been considered.
The paper is focused on the Great Transmigration of Tribes in Central Asia in the 10th century. Migrations of the Sary, Kun (Marka) and Kai tribes were of primary importance for the formation of the Kypchak union of tribes in the west of the Eurasian steppes in the 10th century. The above- mentioned tribes of the Sary were related to the Basmyly, the Kuny or the Markaty - to the Khun tribe as a part of the Tele-Oguzy and Merkity, the Kai - to the Baisi tribe (the White Urankhaitsy) as a part of the Tele. Thereby the eastern (Baikal-Siberian) roots of the tribes which participated in the formation of the Kypchak tribe union were established. P.Pelliot’s, I.Marquart’s and S.M.Akhinzhanov’s versions of participation of the Mongolian component in ethnogenesis of the Kimak-Kypchak tribes have been discussed. The coincidence of kin names of the Sakha with the Kypchak ethnonyms, e.g. khanalas - kangly, baigantai - baiyaut, borogon - borgan, uraankhai - uran and kai, has been pointed out. V.S.Nikolaiev relates the 12th-14th centuries Ust-talkinskaia archaeological culture of Southern Angara reaches to migrations of the Kimak-Kypchak tribes. A.I.Gogolev traces the Kypchak component in ethnogenesis of the Sakha. B.B.Dashibalov’s conclusion on similarities between the Saiantuiskaia culture of Transbaikalia and the Kypchak culture in the pre-Mongolian period has been considered. Numerous examples of ethnographic similarities between spiritual and material culture of the Sakha and the Kypchaks have been adduced. The culture similarities between the Turkic-speaking peoples of Siberia (the Yakuts and the Kumandintsy) imply a common component in ethnogenesis of these ethnoses.
Статья поступила в редакцию в феврале 2011 г
64


Ю.К.Гугуев
ПОЛОВЕЦКОЕ СВЯТИЛИЩЕ НА СЕВЕРСКОМ ДОНЦЕ (ПРОБЛЕМА РЕКОНСТРУКЦИИ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ВИДА КУЛЬТОВОГО КОМПЛЕКСА)
Памятник, о котором пойдет речь в настоящей статье, публикуется третий раз (Гугуев Ю.К., 2001; Глебов В.П., 2004, с. 101-106). Автор взялся еще за одно его издание, чтобы внести поправки в прежнюю интерпретацию святилища, особенно в той ее части, которая касается воссоздания первоначального облика культового комплекса. Ставший мне известным за прошедшие несколько лет сравнительный материал, а именно, курганные поминальники кыпчаков Казахстана (Ермоленко Л.Н. и др., 1985; Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К., 1992; Ермоленко Л.Н., 1994; Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К., 2002; Ермоленко Л.Н., 2004; Досымбаева А., 2002), не позволяет теперь столь однозначно, как ранее, трактовать архитектурные остатки, выявленные при раскопках донского святилища1. Некоторые новые соображения будут высказаны и о найденном в нем изваянии.
Осенью 2000 г отряд Археологического научно-исследовательского бюро при Ростовском областном Совете ВООПиК раскопал четыре кургана могильника Репный I в Каменском р-не Ростовской обл. (рис.1). Могильник расположен в 2,3 км к западу от западной окраины пос.Васильевка. К моменту раскопок в нем насчитывалось 16 курганов, вытянутых цепью в направлении запад-северо-запад на 2,25 км по гребню водораздела, образованного Северским Донцом и его правым притоком рекой Лихая (рис.2). Курган 7 находился в центральной части группы и был самым высоким в могильнике. Задернованная насыпь кургана, сооруженная в несколько приемов
в эпоху средней и поздней бронзы, имела в плане вид овала, вытянутого по оси В-3. Ее вершина была смещена к востоку. Здесь на поверхности читалась слабовыраженная западина, образовавшаяся, как выяснилось впоследствии, в результате разрушения святилища. Размеры насыпи составляли 60x30 м, высота - 3,2 м.
Раскопки кургана осуществлялись бульдозером с оставлением контрольных бровок, ориентированных по линии С-Ю (некоторые с небольшим отклонением). После того как в первой восточной траншее бульдозер задел ковшом каменную кладку и половецкое каменное изваяние, работы в этой части насыпи продолжались вручную.
Здесь был вскрыт залегавший непосредственно под дерном сплошной панцирь (на- брос камней в 2-3 слоя мощностью до 0,6 м) из дикарного известняка, сланца и серого песчаника, связанный, вероятнее всего, с финальной досыпкой кургана в эпоху поздней бронзы (рис.З). В плане панцирь имел форму квадрата с закругленными углами и был ориентирован сторонами почти строго по сторонам света. Его размеры составляли 13x13 м (без учета камней, которые оползли по крутому северному склону насыпи). Глубина залегания камней колебалась от 0,15 м в центре2 до 1,0 м в восточной и западной частях и 1,54 м в южной части панциря; в северном секторе камни сползли до уровня 2,45 м. В бровках было видно, что панцирь располагался на полусферической вершине насыпи и, возможно, был ограничен по периметру ровиком шириной 1,0-1,5 м и глубиной
1 В первой публикации содержалась лишь словесная характеристика того, как могло бы выглядеть святилище до его разрушения. Теперь мы приводим графическую реконструкцию обоих возможных вариантов первоначального вида комплекса.
2 Все глубины, за исключением особо оговоренных случаев, указываются от репера (Ro).


0,2-0,5 м от уровня, с которого был вырыт. Ровик был заполнен камнями, попавшими в него в процессе оползания наброса.
В центральной части панциря, со смещением к северу, располагались остатки половецкого святилища - прямоугольной в плане постройки, ориентированной длинной осью по линии В-3. Она была заглублена до 1,0 м; отрытый под нее котлован, форму и размеры которого выявить не удалось, прорезал финальную досыпку кургана. Скорее всего, для сооружения постройки половцы использовали камень, выбранный из панциря.
Внутреннее пространство постройки почти по всей ее площади и на всю глубину было завалено камнем (рис.4), а в промежутках заполнено довольно плотным (затечным) темно-серым гумусированным грунтом с тончайшими белесыми прожилками солей. Он заметно отличался от окружавшей его насыпи бронзового века по структуре и цвету. Между камнями попадались также комки светло- и серо-желтого суглинка, непохожего ни на остальное заполнение котлована, ни на насыпь эпохи бронзы3. В завале были найдены немногочисленные кости животных: запястная быка домашнего, фрагмент тазовой овцы-козы, зуб (М3) верхней челюсти лошади 10-12 лет4. В центре завала на глубине 0,68 м в горизонтальном положении лицевой стороной вверх залегал широтно ориентированный верхний обломок (голова, плечи, грудь, руки и живот) каменной статуи. Рядом вглубь завала почти вертикально уходил обломок этой же статуи (кафтан, ноги, пьедестал), а к северо- востоку от него среди камней был обнаружен небольшой фрагмент головного убора скульптуры (описание статуи см. ниже).
После разборки завала обнажились остатки стен, пол постройки и вход в нее (рис.9). Охарактеризуем их подробно.
Южная стена (рис.5.разрезы В-Г, И-К, фас Н-О; рис. 10). Сохранилась в длину на 2,9 м. В середине стены ее основание залегало на глубине 1,0 м. К востоку и к западу этот уровень постепенно повышался. Остатки восточной части стены, вероятно, почти полностью разобранной, были уничтожены бульдозером. В попавшей в центральную бровку западной части стены сохранилось десять рядов камней на высоту 0,85 м от дна котлована. Верхние ряды слегка выступали к северу5, вероятно, сдвинулись внутрь постройки. Внизу стена была вертикальной и имела толщину до 1,0 м.
Западная стена (рис.5,разрез А-Б). Длина по внутреннему фасу составляла 2,6 м. Основание залегало на глубине 0,80-0,85 м на уступе дна котлована. Северная часть стены была вертикальной и имела толщину 0,8 м. Здесь уцелело три ряда камней на высоту 0,3 м. В южной части сохранилось три-пять рядов камней, но они, начиная с самого нижнего, были сильно наклонены внутрь постройки. Возле юго- западного угла во внутреннем фасе стены, по- видимому, имелась неровность (“ниша”).
Северная стена (рис.5, разрезы В-Г, Д-Е, Ж-3). Длина по внутреннему фасу составляла 4,5 м. Основание залегало на глубине 1,0 м. Повсеместно стена была вертикальной. Ее толщина составляла около 1 м. В стене сохранилось три-пять рядов камней на высоту до 0,5 м. Примерно посередине внутреннего фаса стены, чуть ближе к северо-западному углу, стояла на ребре треснувшая в нескольких местах крупная (1,8x0,5x0,07 м) песчаниковая плита.
Восточная стена (рис.5, разрез Ж-3). Уцелел лишь очень короткий (длина - 0,5 м) ее участок между северо-восточным углом и входом в постройку. Основание залегало на глубине 1,0 м. Стена была вертикальной и имела толщину не менее 0,8 м. В ней сохранилось два ряда кам-
3 Именно при обнаружении комков суглинка у автора этих строк возникла догадка о том, что некогда святилище представляло собой сооружение со сложенными на глинистом растворе каменными стенами. С данного момента в качестве стратегии раскопок была избрана постепенная и аккуратная разборка завала, начиная от его условного центра, маркированного обломками статуи, к краям и вглубь, с целью поиска стен.
4 Здесь и далее остеологические определения выполнены канд. биол. наук доцентом кафедры общей биологии Ростовского государственного педагогического университета Ю.Я.Мягковой.
5 Данный факт не нашел отражения на разрезе (рис.5, разрез И-К), т.к. последний был проложен через ровный участок фаса, но заметен на фотографии (рис. 10).
66


0 100 км
1  I I I I I
Рис. 1. Ростовская область. Местонахождение могильника Репный I. Fig. 1. Rostov province. Location of Repnyi I burial ground
ней на высоту 0,4 м. К югу от входа кладка не прослеживалась, несмотря на то, что данный участок попал в первую восточную бровку и не был поврежден бульдозером. Вероятно, здесь стену уложили прямо поверх панциря эпохи поздней бронзы (на рис.5 он показан пунктиром), и она оказалась полностью уничтожена позднейшей выборкой камня. Косвенно на такую возможность указывало значительное (не менее 0,35 м) повышение уровня основания южной стены от ее середины к востоку.
Там, где это прослеживалось, стены были сложены впереплет друг с другом; при этом основание северо-западного угла постройки оказалось слегка скругленным. Кладка из плоских плит и камней, от крупных (0,8x0,6x0,2 м) до небольшого размера, была постелистой, однолицевой (выравнивались только внутренние фасы стен), шириной в один-три камня (около 0,8 м). В качестве связующего материала служил раствор из глины с примесью мелкого песка. Особен-
67


О 100 м
Рис. 2. План могильника Репный I.
Fig. 2. The layout of Repnyi I burial ground
но отчетливо остатки раствора в виде тонких светло-желтых прослоек фиксировались между тремя крупными плоскими камнями в основании западной стены (рис.5, разрез А-Б). Кое-где на внутреннем фасе стен сохранились участки обмазки, сделанной, скорее всего, этим же раствором. Здесь он имел, как правило, более темный цвет, но все же улавливался при зачистке ножом, будучи немного плотнее грунта внутри постройки. Особенно мощный (более 20 см толщиной) слой обмазки был зафиксирован на западной стене у самого юго-западного угла, где посредством раствора строители святилища, по-видимому, сгладили неровность (“нишу”) в кладке. В других местах мощность этого слоя не превышала 5-10 см.
Вход (рис.4, разрез Ж-3; рис.5, разрез Ж-3\ рис. 12). Был устроен в восточной стене, по-видимому, с небольшим смещением к северо-восточному углу. Северная его граница
маркировалась двумя небольшими поставленными на ребро камнями, располагавшимися в линию. Один из них вплотную примыкал к торцу стены, другой, касавшийся первого, находился уже внутри постройки. На полу входа и у входа снаружи постройки панцирь эпохи поздней бронзы был разобран до уровня поверхности земляной насыпи; фиксировавшиеся здесь отдельные разрозненные камни происходили, вероятно, из разрушенной восточной стены постройки. Южной границей входа являлись, скорее всего, камни панциря, служившие основанием несохранившейся южной части этой стены. Таким образом, ширина входа, по-видимому, составляла 0,8 м
Пол (рис.5, разрезы A-Б, В-Г, Д-Е, Ж-3; рис. 11). В центре постройки фиксировался на глубине 1,01-0,95 м, был горизонтальным и местами выложен мелкими плоскими камнями. По направлению к западной и южной стенам его поверхность плавно повышалась
68


на 0,2-0,25 м. Ближе к восточной стене в полу имелась большая неглубокая яма аморфных очертаний (размеры 1,4x0,7 м, глубина-0,2 м от уровня пола), а сразу за ней, приблизительно в 1 м от внутреннего фаса стены, пол ступенчато повышался на 0,2 м. У входа он был практически горизонтальным. Почти везде его подмазали слоем светло- и серо-желтой глины, толщина которого в центре постройки равнялась 3-5 см, а к стенам, особенно к западной и южной, постепенно увеличивалась до 10 и более см. Местами этот слой поднимался на стены, образуя одно целое с их обмазкой. При зачистке он повсюду выглядел монолитным; никаких отслаивающихся друг от друга прослоек, различных по плотности и цвету в нем не прослеживалось. Между ступенькой и входом в постройку обмазка на поверхности пола, по-видимому, отсутствовала.
В середине постройки, с некоторым смещением к северной стенке, т.е. прямо напротив входа, располагался врытый вертикально с небольшим наклоном к западу нижний обломок упомянутой каменной статуи (рис.4, разрез A-Б; рис.5, разрез А-Б; рис. 11). Изваяние было установлено вертикально лицевой стороной к востоку в специальную яму овальной в плане формы, вырытую в дне котлована и имевшую размеры 0,90x0,75 м. Глубина ямы от поверхности пола составляла 0,40-0,45 м. Для того, чтобы придать скульптуре устойчивость, в щель между обратной стороной пьедестала и стенкой ямы были вставлены три небольших плоских камня, затем яма была засыпана и затрамбована. Ясно различимого слоя глинистой обмазки над нею выявлено не было. После установки скульптуры подножка пьедестала оказалась примерно на уровне поверхности пола или чуть выше нее.
При разрушении святилища или впоследствии изваяние, изготовленное из крупнозернистого, покрытого многочисленными кавернами серо-желтого ракушечника, было сильно повреждено. Его сломали пополам (излом прошел наискось из района живота и рук с кубком через бедра до уступа на обратной стороне пьедестала), отбили левую часть головы и фрагмент головного убора, сбили лицо. В левом плече и руке фигуры имелись сквозные трещины (рис. 13). Кроме того, при раскопках бульдозер стесал грудь и живот, а
также кубок, кисти и предплечья. Тем не менее, общая морфология, иконография, многие детали костюма, а также некоторые технологические приемы, с помощью которых высечено изваяние, вполне определимы.
Статуя (рис.6) женская, стоящая, абрис 2 типа, выполнена в технике круглой объемной скульптуры (Плетнева С.А., 1974, с.55-56). На голове - шляпа с резко выделенными, толстыми, почти горизонтальными полями (Плетнева С.А., 1974, с.38, рис. 14, 1). Лицо обрамляют рубчатые полукруги - так называемые рога (Плетнева С.А., 1974, с.41-42). В ушах, показанных рельефными дужками, - кольчатые серьги с напускной бусиной (Плетнева С.А., 1974, с.45, рис. 14, 14) или дутой крупной нанизкой (Плетнева С.А., 1974, с. 45, рис. 14, 15). На верхней части груди - две витые гривны (Плетнева С.А., 1974, с.45-46, рис.20, 13) и пелерина (Плетнева С.А., 1974, с.50) (?) со слабо изогнутым нижним краем; ее боковые края, изображенные на внешней стороне плеч, вертикальные, подчеркнуты полосой. На рукавах - широкие поперечные нашивки (Плетнева С.А., 1974, с.34-35, 50, рис. 12, 11- 13), обозначенные парой горизонтальных желобков. На затылке - украшение в виде двух соприкасающихся вершинами ромбов (Плетнева С.А., 1974, с.41-42). С головы на спину спускаются два расходящихся книзу футляра для кос, по-видимому, без лопасти (Плетнева С.А., 1974, с.38, рис.16, 2). Низ спины подчеркнут горизонтальным выступом. Бедра в профиль изображены с незначительным отклонением от вертикали, из-за чего создается впечатление, что фигура полусидит или стоит, слегка подогнув колени и прислонившись к пьедесталу. Показанные желобками полы кафтана расходящиеся, со скругленными углами, подол двойной. Из-под него выглядывает подол нижней рубахи без разреза (Плетнева С.А., 1974, с.35-37, 49-51). На ногах, упирающихся в невыступающую наклонную подножку, сапоги.
Любопытная технологическая особенность изваяния - уступ на обратной стороне пьедестала, расположенный в 20 см ниже выступа, которым подчеркнут низ спины. Пьедестал, таким образом, как бы выдвинут на 10 см вперед относительно фигуры, и его задняя сторона не является непосредственным про¬
69


должением спины антропоморфа, как у других половецких статуй. Не исключено, что такое отклонение от стандарта было обусловлено крупным сколом целого слоя (толщиной не менее 10 см) камня, имевшимся, возможно, на одной из сторон плиты-заготовки и доходившим почти до половины ее длины. В таком случае поперечный затес, которым оформлена “ступенька” на обратной стороне статуи, следует рассматривать как прием, позволивший ваятелю сгладить рваный край скола. Однако саму плоскость отслаивания резчик практически не обработал, вследствие чего тыльная сторона пьедестала (особенно вверху) очень неровная, а низ ее “приострен” для удобства установки изваяния. На обработанных гораздо тщательнее боковых гранях пьедестала есть затесы, также, по-видимому, скрывшие первоначальные дефекты плиты.
Общая высота статуи - около 2,4 м (фигуры - около 1,95 м, пьедестала - 0,45 м). Максимальная ширина фигуры - 0,67 м, пьедестала - 0,65 м. Максимальная толщина фигуры - 0,33 м (в действительности, вероятно, была на несколько см больше за счет выдающихся вперед живота и кубка, которые стесаны бульдозером), пьедестала - 0,2 м.
В 0,4 м к востоку от входа в постройку, в свободном от камней пространстве, находилась округлая в плане яма с плохо прослеживавшимися стенками, имевшая глубину 0,22 м от поверхности земляной насыпи эпохи поздней бронзы (рис.4, разрез A-Б; рис.5, разрезы A-Б, Л-М; рис. 12, 14). На дне ямы лежали небольшие плоские камни, а на них - кости низкорослой (134 см) лошади старше 5 лет: нижняя челюсть, плечевая и бедренная левой ноги, коленная чашечка. В 3,0-3,5 м к северо- востоку от ямы среди камней была найдена грифельная кость лошади. Поскольку панцирь рядом с нею был нарушен, здесь, возможно, имелась еще одна неглубокая яма.
Между камнями в южной и восточной частях панциря были обнаружены берцовая и левая пястная кости быка домашнего. Не известно, связаны ли они с ритуалами, совершавшимися кыпчаками возле святилища, или относятся к позднему бронзовому веку.
В предыдущих публикациях (Гугуев Ю.К., 2001; Глебов В.П., 2004, с.101-106) не уделялось должного внимания вопросу о ка¬
менном панцире и ровике, имеющему непосредственное отношение к проблеме воссоздания первоначального облика святилища. Панцирь, как было сказано, связан с заключительной досыпкой кургана в эпоху поздней бронзы. Подобные каменные набросы обнаружены еще на двух исследованных курганах могильника Репный I. Как и на кургане 4, они перекрывали наиболее высокую восточную часть насыпи (Глебов В.П., 2004, с. 108). Однако срубные панцири редко имеют квадратную форму и практически никогда не сопровождаются ровиками. Возможно, изменение формы панциря, который в эпоху средневековья, несомненно, уже был задернован, произошло в результате прокопки половцами квадратного в плане ровика, выделившего в пределах существующей курганной насыпи сакральное пространство нового культового комплекса. Ориентированные по сторонам света квадратные каменные конструкции типичны для половецких святилищ правобережного Подонья и Северного Приазовья (Гугуев Ю.К., Гуркин С.В., 1999, с.13, рис.11, с.16-17).
Публикуя описанный памятник в первый раз, автор предположил, что до разрушения центральная часть святилища представляла собой невысокий широтно ориентированный каменный дом с входом с восточной стороны. Внутри дома стояла обращенная лицом к востоку каменная статуя. Если толщина верхней части стен соответствовала толщине их заглубленной в насыпь нижней части (0,8-1,0 м), то длина дома должна была бы составлять 6,1 м, ширина - 4,6 м. Крыша не могла располагаться ниже верхушки головного убора установленного вертикально изваяния. Таким образом, высота дома составляла бы не менее 1,95 м от пола в центральной его части (высота изваяния за вычетом его вкопанного в насыпь пьедестала) или 0,95-1,0 м от вершины кургана.
Главным аргументом в пользу такого варианта реконструкции первоначального вида культового комплекса мне тогда казалось наличие глинистой обмазки на внутренних фасах стен и понижающемся к центру полу, поскольку при отсутствии крыши в дождливую погоду этот изолирующий слой задерживал бы влагу внутри постройки. Кроме того, в известном пассаже Гильома де Рубрука, посвя¬
70


щенном погребальным и поминальным обрядам монголов и половцев и внешнему виду их “могил”, упомянуты “каменные дома” (Гугуев Ю.К., 2001, с.79-80).
По-видимому, такая реконструкция (рис. 7) и сейчас не лишена прав на существование. Однако предпочтительнее все же другой вариант, который можно обосновать посредством сопоставления святилища из могильника Репный I с курганными культовыми комплексами кыпчаков - близких родственников половцев южнорусских степей. К настоящему времени на территории Центрального Казахстана, Восточного Казахстана и Семиречья исследовано несколько разновидностей культовых объектов XI-XII вв., из которых происходят каменные статуи кыпчакского облика - полнофигурные изображения человека с сосудом в обеих руках, а также погрудные изображения (Ермоленко Л.Н., 2004, с.31-32, табл. 19). Выделяется четыре типа таких комплексов, два из которых особенно интересны для нашей темы. Тип I представляет собой курганообразные сооружения, в средней части которых выступают верхушки изваяний. Исследованные памятники такого типа содержали под насыпью ориентированную по сторонам света замкнутую ограду, стены которой построены из плоских камней, уложенных слоями (рядами). Всего насчитывается до 6 рядов камней, высота стен не превышает 0,5-0,7 м. Как и в святилище из могильника Репный I, кладка скреплялась раствором, сохранившимся между камнями в виде тонких прослоек серовато-коричневого земляного заполнения (Ермоленко Л.Н., Курманку- лов Ж.К., 2002, с.79). Внутри ограды, лицом в восточный и южный секторы, установлено от двух до пяти изваяний (Ермоленко Л.Н., 2004, с.34-37, табл. 19, рис. 18, 19,45-47). Тип 2 является некоторым усложнением вышеописанного: помимо ограды с изваяниями, он включают также большее по размерам курганообразное каменное сооружение (Ермоленко Л.Н., 2004, с.37, табл. 19, рис. 10, 11). Хотя памятников обоих типов раскопано пока немного, они, по- видимому, весьма широко распространены в казахстанских степях (Ермоленко Л.Н., 2004, с.34; Новгородова Э.А., 1989; Досымбаева А., 2002).
Это наводит на мысль, что состоящие из слоев постелистой кладки и сохранившиеся на высоту не более 1 м стены половецкого святилища из могильника Репный I, скорее всего, образовывали оградку, а не являлись нижней частью постройки с крышей. Весь же комплекс может быть реконструирован как слегка заглубленная в насыпь кургана прямоугольная оградка с изваянием, жертвенной ямой и входом с востока, расположенная в центре обведенной ровиком квадратной каменной конструкции (рис.8).
Если это так, то наиболее близким конструктивным аналогом публикуемому оказывается центральноказахстанское кыпчакское святилище I типа на реке Жинишке (Актагай- ский p-он Карагандинской обл.). Его оградку также окружал ровик, в северо-восточной стене оградки имелся вход, а внутри камеры перед изваяниями - яма, в которой обнаружены угли, сажа, куски истлевшей древесины и кости животных. Правда, вход и жертвенную яму устроили позднее (Ермоленко Л.Н., Кур- манкулов Ж.К., 2002, с.80), но нельзя исключить, что вторичное использование комплекса также связано с кыпчаками6.
Основываясь на стратиграфических и некоторых других наблюдениях, Л.Н.Ермоленко убедительно доказала, что святилище на р.Жинишке и подобные ему кыпчакские культовые объекты 1 и 2 типов были поминальниками краткосрочного действия, засыпавшимися землей и камнем по окончанию обряда. Покойный, душа которого, с точки зрения устроителей поминок, пребывала в статуе, отождествлялся с мифическим предком кыпчаков, обретая тем самым присущую последнему способность к вечному возрождению (бессмертию). А поскольку предок- прародитель, согласно зафиксированным письменными источниками общетюркским генеалогическим легендам, появляется из дупла родового дерева или пещеры в родовой горе, конструктивно “скрытые” святилища “моделировали” именно эти атрибуты мифа; даже расположение на местности таких комплексов подчас могло быть продиктовано соответствующими элементами мифологического повествования (Ермоленко Л.Н., 1994; 2004,
6 Устное сообщение Л.Н.Ермоленко.
71


с.65-67; Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К., 2002, с.78, 87).
Поэтому особое значение обретают те конструктивные особенности нижнедонского святилища и зафиксированные в нем остатки ритуала, которые могут быть истолкованы в качестве свидетельств недолгого срока действия комплекса и его преднамеренного разрушения самими участниками церемонии. На эти факты автор уже обращал внимание в предыдущей публикации. На полу возле статуи и в целом внутри постройки отсутствовали какие-либо следы многократно повторявшихся ритуалов (например, залегающие на разных уровнях кости животных, керамика и т.п.). Не зафиксировано также никаких подновлений обмазки помещения: они, вероятно, были бы сделаны, если бы святилище функционировало в течение длительного времени. В заполнении возле западной стены постройки (над полом, но не на нем) был найден зуб верхней челюсти лошади. По своим морфологическим признакам он вполне мог принадлежать той самой особи, кости которой были обнаружены в яме у входа за пределами святилища. Но если зуб оказался в завале в момент разрушения постройки и поломки статуи, то именно эти действия могли сопровождаться приношением жертвенного мяса, подобно тому, как в половецких святилищах- ямах с очень кратким сроком функционирования “кормление” идолов осуществлялось перед засыпкой ям землей или непосредственно в ее ходе (Гугуев Ю.К., 2001, с.80).
Если оградку предназначали для проведения только одного ритуала, то ее создателям нечего было опасаться, что возле статуи периодически будет скапливаться вода. Таким образом, обмазку пола и стен внутри святилища, которая ранее трактовалась автором этих строк как косвенное доказательство наличия крыши, возможно, следует расценивать просто как несколько избыточный (не обусловленный ритуальными функциями всего сооружения) строительный прием.
В предыдущей публикации автор отнес происходящую из святилища статую к под¬
типу “б” типа V (“женские полусидящие”) и, отметив определенную непоследовательность в классификации С.А. Плетневой при делении скульптур на подтипы, высказал мысль, что так называемые полусидящие статуи можно было бы выделить в самостоятельный тип (Гугуев Ю.К., 2001, с.77, сноска 7). Оказывается, именно по этому пути шли К.И.Красильников и Л.И.Тельнова, разработавшие классификацию средневековых изваяний Подонцовья, которая отличается от схемы С.А.Плетневой. “Полусидящими” (тип IV) они предлагают называть мужские и женские статуи, у которых “угол изгиба между вертикально поставленным туловищем и наклонно расположенными по отношению к туловищу ногами” составляет 130-150° (Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000, с.229, 230, табл.УІ). Большинство таких скульптур похожи на сидящие тем, что их ноги изображены открытыми. Однако среди них есть фигура, аналогичная найденной в публикуемом нами памятнике: ее ноги закрыты полами кафтана, как у стоящих изваяний (Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000, табл.УІ, 91). Подобные экземпляры приведены и в своде С.А.Плетневой (например, кат. №№ 123, 336).
Вообще, количественный критерий, на основании которого К.И.Красильников и Л.И.Тельнова попытались выделить “полусидящие” статуи, не вполне ясен. Во-первых, угол между прямой “линией туловища” и кривой “линией ног” у фигур, воспринимающихся как сидящие и “полусидящие”, можно измерять по-разному. Во-вторых, даже если методика измерения была упорядочена, не вполне понятно, почему выбран именно такой диапазон градусных значений (а к примеру, не 110-170°). Все это может вызвать путаницу при распределении скульптур по типам7. Наконец, выделение “полусидящих” статуй в особый тип пока не подкреплено какими-то дополнительными аргументами морфологического или иного порядка: у этих скульптур нет свойственной по преимуществу им атрибутики, похоже, нет своего ареала и т.п. Вероятно, было бы правиль¬
7 К сидящим или “полусидящим” изваяниям следует относить №№ 23, 123, 327, 342, 683, 900, 911 из свода С.А.Плетневой? Статуи №№ 246, 1111, 1153, по С.А.Плетневой, статуя № 17 в каталоге К.И.Красильникова и Л.И.Тельновой, публикуемое нами изваяние “полусидящие” или стоящие?
72


нее распределять такие изваяния по надежно установленным типам (фигуры с открытыми ногами - сидящие, а те, у которых изображены полы кафтана - стоящие), как поступали при построении своих типологий Г.А.Федоров- Давыдов и Л.С.Гераськова (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.166-186; Гераськова Л.С., 1991, с.34-53).
Таким образом, статую из публикуемого комплекса, по-видимому, следует отнести к типу Шб, который С.А.Плетнева датирует XII - нач.ХШ в., как и весь массив круглой объемной скульптуры (Плетнева С.А., 1974, с.65, рис.35, с.70). Однако, если святилище из мо¬
гильника Репный I действительно аналогично казахстанским оградкам, то реальная дата его сооружения, вероятнее всего, приходится на начало указанного периода.
Конструктивное сходство донского святилища с рядом синхронных ему или несколько более ранних культовых комплексов Казахстана - еще один аргумент в пользу религиозной и культурной близости азиатских кыпчаков и половцев южнорусских степей, хотя, разумеется, нельзя отрицать, что между ними, как теперь выясняется, могли существовать и этнические различия (Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г., 2005, с. 125-134, 135-142).
73


74
Рис. 3. План и профили кургана 7 могильника Репный I.
Fig. 3. The layout and sections of barrow 7 of Repnyi I burial ground


Рис. 4. План и профили святилища из кургана 7 могильника Репный I. Верхний уровень расчистки: а - камни, б - камни кромлеха в основании восточной стены постройки; в - разрушенный бульдозером участок завала; г - каменная статуя; д - кости животных; е - границы бровок.
Fig. 4. The layout and sections of sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. The top level of clearing: a - stones; б - stones of cromlech in the basis of the eastern wall of the construction; в-a part of stone blockage destroyed by a bulldozer; г-a stone statue; d - bones of animals; e - borders of edges
75


Рис. 5. План и профили святилища из кургана 7 могильника Репный I. Нижний уровень расчистки: а - камни; б - камни кромлеха в основании восточной стены постройки; в - разрушенный бульдозером участок завала и южной стены постройки; г - каменная статуя; д - кости животных.
Fig. 5. The layout and sections of sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. The bottom level of clearing: a - stones; б - stones of cromlech in the basis of the eastern wall of the construction; в-a part of the southern wall of the construction destroyed by a bulldozer; г-a stone statue; d - bones of animals
76


0 50 см
1  і і і і і
Рис. 6. Каменная статуя из святилища в кургане 7 могильника Репный I. Fig. 6. A stone statue from the sanctuary in barrow 7 of Repnyi I burial ground
77


78
Рис. 7. Святилище из кургана 7 могильника Репный І. Вариант реконструкции в виде дома (рисунок Г.А.Козюменко).
Fig. 7. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. A variant of reconstruction in the form of a house (G.A.Koziumenko’s drawing)


79
Рис. 8. Святилище из кургана 7 могильника Репный І. Вариант реконструкции в виде оградки (рисунок Г.А.Козюменко).
Fig. 8. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. A variant of reconstruction in the form of a fence (G.A.Koziumenko’s drawing)


Рис. 9. Святилище из кургана 7 могильника Репный І. Общий вид с востока и сверху после разборки завала.
Fig. 9. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. A general view from the east and from above after the blockage was dismantled
Рис. 10. Святилище из кургана 7 могильника Репный I. Кладка западного участка южной стены. Вид с севера.
Fig. 10. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. The masonry of the western part of the southern wall. A view from the north
80


Рис. 11. Святилище из кургана 7 могильника Репный І. Нижний обломок статуи; пол постройки и плита у северной стены. Вид с юго-востока.
Fig. 11. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. The bottom fragment of a statue; the floor of the construction and a plate near its northern wall. A view from the southeast
Рис. 12. Святилище из кургана 7 могильника Репный I. Вход в святилище и яма снаружи у восточной стены. Вид с юго-востока.
Fig. 12. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. An entrance in the sanctuary and an outside pit near its eastern wall. A view from the southeast
81


Рис. 13. Святилище из кургана 7 могильника Репный І. Обломки статуи в завале центральной части комплекса. Вид с юго-запада.
Fig. 13. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. Fragments of the statue in the blockage of the central part of the complex. A view from the southwest
Рис. 14. Святилище из кургана 7 могильника Репный I. Кости животного и камни в яме у входа в постройку. Вид с юга.
Fig. 14. The sanctuary from barrow 7 of Repnyi I burial ground. Animal bones and stones in an entrance pit near the construction. A view from the south
82


Литература и архивные материалы
Гераськова Л.С., 1991. Скульптура середньовічних кочовиків степів Східної Європи. К.
Глебов В.П., 2004. Исследования курганных могильников Репный I, Раскатный I, Калинов II// Труды Археологического научно-исследовательского бюро. Т.І. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К., 2001. Половецкое святилище необычной конструкции на Северском Донце// Донская археология. № 3-4. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К., Гуркин С.В., 1999. Половецкое святилище середины ХІ-ХІІІ вв. на правобережье Нижнего Дона// История и культура народов степного Предкавказья и Северного Кавказа: проблемы межэтнических отношений. Ростов-на-Дону.
Досымбаева А., 2002. Мерке - сакральная земля тюрков Жетысу. Тараз.
Ермоленко Л.Н., 1994. О семантике средневековых кочевнических святилищ со скрытыми в насыпях изваяниями// Этнокультурные процессы в Южной Сибири и Центральной Азии в І-ІІ тысячелетии н.э. Кемерово.
Ермоленко Л.Н., 2004. Средневековые каменные изваяния казахстанских степей (типология, семантика в аспекте военной идеологии и традиционного мировоззрения). Новосибирск.
Ермоленко Л.Н., Гецова Н.С., Курманкулов Ж.К., 1985. Новый вид сооружений с изваяниями из Центрального Казахстана// Проблемы охраны археологических памятников Сибири. Новосибирск.
Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К., 1992. Центрально-казахстанские памятники с изваяниями кыпчакского облика// Маргулановские чтения (тезисы). Петропавловск.
Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К., 2002. Святилище на реке Жинишке и проблема первоначального вида кыпчакских изваяний// Археология, этнография и антропология Евразии. 3(11). Кемерово.
Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000. Половецкие изваяния Среднего Подонцовья: типология, эволюция, хронология (по материалам коллекций Луганской области)// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.1. Донецк.
Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г., 2005. Степные империи древней Евразии. СПб.
Новгородова Э.А., 1989. Кыпчакские святилища на юге Казахстана (Сандыкский перевал, г.Мерке)// Ученые записки комиссии по изучению памятников цивилизаций древнего и средневекового Востока (археологические источники). М.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Summary
Yu.K.Guguiev (Rostov-upon-Don, Russia)
POLOVTSIAN SANCTUARY ON SEVERSKII DONETS RIVER (PROBLEM OF RECONSTRUCTION OF INITIAL VIEW OF CULT COMPLEX)
In autumn 2000 in Kamensk region of Rostov province on a watershed of Severskii Donets and Likhaia rivers in Repnyi I burial ground a large barrow of the Bronze Age containing the remains of a Polovtsian sanctuary was explored. It was a quadrangular stone construction 1 m beneath the mound surface, oriented to the cardinals, with an entrance from the east. Its walls had been built from flat wild stone using clay mortar; the dirt floor was covered with clay. Inside the construction there was a shell limestone statue standing vertically and facing an entrance, subsequently broken into several large
83


fragments. In front of it a pit had been dug out in the floor. Another shallow sacrificial pit containing horse bones was outside near the entrance.
The statue from the sanctuary is female, standing, and made using the technique of round volumetric sculpture. It refers to III6 type by S.A.Pletniova’s classification which permits to date the whole complex back to the 12th - early 13th century.
Earlier the author of the paper believed that originally the sanctuary had been a low stone house. However, now there is every reason to reconstruct it as a fence similar to memorial fences of the 1 llh- 13th cc. Kazakhstan Kypchaks. Some structural features of the sanctuary and the remains of the ritual registered in it testify to a short period of functioning of this cult complex and its deliberate ritual destruction by the participants of the ceremony, which further emphasizes the similarity of the Don monument to the Kazakhstan ones. Thus, the archaeological finds give one more argument in favour of religious and cultural affinity of the Polovtsy of Eastern European steppes and the Asian Kypchaks ethnically kindred to them.
Статья поступила в редакцию в октябре 2008 г
84


С.Ж.Пустовалов
ПОЛОВЕЦКОЕ СВЯТИЛИЩЕ У СЕЛА ВЫВОДОВО
В 1975 г Вышетараеовская экспедиция Института археологии НАН Украины раскопала курган 93 в 1,2 км к востоку от села Выводо- во Томаковского р-на Днепропетровской обл. (Чередниченко Н.Н. идр., 1975)1. Курган высотой 5 м, диаметром 60 м. Памятник содержал погребения эпохи бронзы. На его уплощенной вершине (площадка диаметром 12 м) было устроено святилище половецкого времени. Прямо по центру кургана, на расстоянии 0,3 м к югу от репера, обнаружены две статуи. Под площадкой был вырыт котлован диаметром около 7 м и глубиной около 1 м. На дне котлована найдены остатки костей животных и невыразительные фрагменты красноглиняной керамики.
Изваяния обнаружены на глубине 0,9-0,95 м от поверхности. Обе статуи изготовлены из известняка. Одна из них мужская, другая - женская. Оба изваяния сброшены на землю с оснований и при падении разбились на несколько частей (рис.1). В таком положении они пролежали достаточно долгое время, поскольку их лицевые поверхности сильно выветрились (рис.2). Первоначально оба изваяния были обращены лицевой частью на юго-восток. Расстояние между ними составляло 1,1м. Основания статуй остались вкопанными в землю.
Мужское изваяние лежало головой на запад. Его основание находилось на глубине 2,05 м от поверхности. Тыльная сторона статуи была гораздо лучшей сохранности, чем лицевая (рис.3-6). Общая длина изваяния (с основанием)
- 2,72 м. Шип статуи для вкапывания в землю был длиной 0,54 м и ширимой 0,16 м. Ширина в плечах и бедрах - 0,6 м, толщина плиты
- 0,4 м. Лицо статуи широкоскулое с бородой. На голове конический шлем, заканчивающийся
круглым шишаком. Нижний край шлема орнаментирован: между двумя горизонтальными линиями вырезана зигзагообразная линия. От этого ободка вверх по оси нанесена узкая рельефная полоска, орнаментированная косой сеткой, выполненной насечкой. На вершине шлема полоска соединяется с ромбической пластиной, на которой укреплен шишак. Была ли такая же полоска с лицевой стороны, установить не удалось. Из-под шлема на спину спускаются три косы (рис.З; 4). Центральная коса имеет утолщение в части, прилегающей к шлему. Боковые косы огибают утолщение и от шеи вниз по спине спускаются уже одинаковые по толщине косы. Сзади же по плечам под косы под углом спускаются ремни панциря или же портупеи, орнаментированные косой сеткой (рис.4). На груди ремни скреплены круглой бляхой. Рукава одежды повыше локтей украшены двумя полосами орнамента из косой сетки. Согнутые в локтях руки держат сосуд прямоугольной формы. Талия узкая, обозначены полы расходящегося кафтана. Ноги стилизованы и непропорционально малы. Они покоятся на выступе основания шириной 8 см. Фигура с фоном, стоящая. Под сидением сзади в плоском рельефе изображена фигура всадника в высоком коническом шлеме, сидящего на коне. В одной руке всадник держит стяг на длинном древке (копье?). Стяг свисает вниз. Вторая рука в локте отведена в сторону. С шеи коня вниз свешивается предмет треугольной формы (колокольчик?) (рис.5; 6).
Женское изваяние зафиксировано южнее мужского (рис.1). Его основание находилось на глубине 1,85 м от поверхности. Изваяние лежало головой на северо-запад. Общая высота статуи с шипом - 2,58 м, ширина в плечах - 0,57 м, в бедрах - 0,55 м. Наибольшая тол¬
1 Руководила раскопками кургана С.С.Бессонова. Автор принимал участие в раскопках и благодарит С.С.Бессонову за любезное разрешение опубликовать этот материал.


щина скульптуры - 0,35 м. Основание статуи представляет собой шип шириной 0,53 м, и толщиной 0,32 м. Лицо статуи крупное, широкоскулое. На голове сложный убор - спереди с небольшими горизонтальными полями, а сзади - в форме наклоненного наружу слегка вогнутого кокошника треугольной формы (рис.2; 3; 9). Высота кокошника - 39 см. По верху кокошника нанесена полоса орнамента из косой сетки шириной 2,5 см. Наверху расположена высокая коническая тулья. Слева и справа от лица изображены так называемые рога. Общая высота головного убора составляет 48 см. К нижней части кокошника прикреплен накос- ник, частично закрывающий щеки (рис. 8; 9). Он имеет прямоугольный вырез ниже шеи с двумя спускающимися на спину чехлами для кос. Края накосника также орнаментированы по всему контуру полосой ромбической сетки. На затылочной части обозначены две квадратные бляхи размерами 7,5x10 см и 8x10 см. Из-под накосника спускается лопасть, плавно сужающаяся к концу и заканчивающаяся “ласточкиным хвостом”. Длина лопасти - 47 см. Длина накосника - 57 см. На плечах одежда орнаментирована двумя горизонтальными полосами шириной 4-4,5 см с орнаментом в виде зигзага с вписанными в него углами. На правой руке, повыше локтя, расположены две зоны орнамента из ромбической сетки шириной по 5 см. На левом рукаве находится одна зона такого же орнамента шириной 4,5 см. Руки сложены на животе, в них находится сосуд прямоугольной формы. Статуя изображена стоящей. С сидения свешивается тремя концами покрывало. Ноги сильно стилизованные, в обуви с загнутыми вверх носками, покоятся на уступе, ниже которого расположен шип.
В слое под статуями на глубине 2,36-2,45 м от поверхности кургана встречались мелкие фрагменты гончарной керамики (представляющие собой осколки из рыхлой розовой глины), а также лошадиные бабки и кость птицы.
Статуи были свалены, видимо, вместе одной веревкой еще в древности и долго лежали лицевой частью вверх. У женской статуи было полностью сбито лицо.
Разработанная типология половецких и в целом позднекочевнических статуй позволяет достаточно четко отнести их к определенной группе. Восточноевропейская скульптура
была предметом исследования Г.А.Федорова- Давыдова (1966), С.А.Плетневой (1974), Л.С.Гераськовой (1991). Наиболее полно и всесторонне проведена классификация позднекочевнических скульптур Л.С.Гераськовой. Поэтому сопоставим найденные изваяния с результатами исследования Л.С.Гераськовой. Обе статуи относятся к стоящим фигурам с фоном с симметричными руками, держащими какой-то предмет. Плохая сохранность лицевых частей статуй иногда затрудняет точную идентификацию отдельных деталей. Так, на мужской статуе полукруглые выступы на груди могут быть интерпретированы и как бляхи, и как груди. По Л.С.Гераськовой, статуи из Выводово относятся к типу 24 массива В. Они являются типичными для Черноморско-Днепровского региона и отражают внутреннюю этническую структуру половцев (Гераськова Л.С., 1991, с.85). Кем и когда были повалены статуи, сказать трудно. Однако, судя по разрушенности лицевых частей, это случилось, видимо, еще в средневековье.
Изображение всадника на тыльной стороне мужского изваяния практически уникально. Подобное изображение известно лишь на статуе из Херсонского музея (Плетнева С.А., 1974, с. 187, табл.71) (рис.7). Однако в этом случае всадник показан в профиль, а флаг развевается, а не свисает вниз как на изваянии из кургана 93. На шее лошади изваяния из Херсонского музея имеется такое же треугольное украшение как и на лошади выводовской статуи. Вероятно, это колокольчик. С.А.Плетнева приводит это изображение всадника и в другой своей книге (Плетнева С.А., 1990, с. 187). Человеческие фигуры представлены только на 6 статуях (Плетнева С.А., 1974, с.37). Более часто встречаемы иные элементы обоих изваяний. Тип кос мужской фигуры хорошо известен среди нижнеднепровских изваяний. А лопасть, аналогичная изображенной на женской статуе из кургана у с.Выводово, имеется на изваянии из заповедника Аскания Нова (Плетнева С.А., 1974, с. 188). У статуи из краеведческого музея Мариуполя такие же квадратные детали головного убора как и у женского выводовского изваяния (Плетнева С.А., 1974, табл.2, 7). В целом, по своим характеристикам святилище у с.Выводово четко тяготеет к Нижнеднепровским половцам, хотя и является достаточно редким.
86


Рис. 1. Общий вид изваяний во время раскопок. Fig. 1. A general view of the statues during the excavation
Рис. 2. Внешний вид изваяний после извлечения из раскопа.
Fig. 2. An appearance of the statues when they were pulled out of the excavation pit
87


Рис. 3. Внешний вид статуй с тыльной стороны.
Fig. 3. An appearance of the statues from the back
Рис. 4. Верхняя часть мужской статуи со спины. Fig. 4. The top part of the male statue from the back
88


Рис. 5. Изображение всадника на нижней части мужской статуи. Fig. 5. An image of a horseman on the bottom part of the male statue
89


о
50 см _]
Рис. 6. Прорисовка мужского изваяния. Fig. 6. A drawing of the male statue
90


Рис. 7. Статуя с изображением всадника из Херсонского музея (по: Плетнева С.А., 1974, с. 187, табл.71).
Fig. 7. A statue with an image of a horseman from the Kherson museum (by: Плетнева C.A., 1974, c.187, табл.71)
91


Рис. 8. Вид женской статуи со спины.
Fig. 8. A view of the female statue from the back
92


0 50 см
1  I
Рис. 9. Прорисовка женского изваяния. Fig. 9. A drawing of the female statue
93


Литература и архивные материалы
Гераськова Л.С., 1991. Скульптура середньовічних кочовиків степів Східної Європи. К. Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып. Е4-2.
Плетнева С.А., 1990. Половцы. М.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Чередниченко Н.Н., Бессонова С.С., Болдин Я.И., Бунятян Е.П., Ковалева Л.Г.,
Козловский А.А., Орлов К.К., Рассамакин Ю.Я., Шевченко Н.П., Бобырь И.Г., Отчет Вышетарасовской экспедиции о раскопках курганов в 1975 г.// НА ИА НАНУ, № 1975/11.
Summary
S.G.Pustovalov (Kiev, Ukraine)
POLOVTSIAN SANCTUARY NEAR VYVODOVO VILLAGE
In 1975 a barrow of the Bronze Age was excavated near Vyvodovo village in the Dnieper area.
On its flattened top (12 m in diameter) a Polovtsian sanctuary was arranged in the Middle Ages. In the center of a platform in depth of approx. 1 m two broken statues (male and female) were found. The presence of pedestals of statues preserved in situ enables one to assume that the statues were faced to the southeast. At the bottom of a foundation ditch dug under the platform there were the remains of a funeral feast: separate bones of animals and ordinary fragments of red clay pottery. Both statues belong to a “standing with a background” type and are typical of the Black Sea and Dnieper areas. The image of a horseman on the back side of the male statue attracts a special attention in iconography of the statues. The horseman holding a fluttering flag is depicted in profile. The sanctuary near Vyvodovo village is typical enough by its characteristics and might be constructed by the Polovtsy inhabiting the Lower Dnieper reaches.
Статья поступила в редакцию в апреле 2009 г
94


Р.В.Прокофьев, Т.Б.Прокофьева
ДВА КОМПЛЕКСА С ПОЛОВЕЦКИМИ СТАТУЯМИ НА РЕКЕ КУНДРЮЧЬЕЙ
Находки половецких изваяний и их фрагментов на Нижнем Дону - не редкость (Археологические исследования..., 1999, с.З; Волков И.В., Ларенок П.А., 1988, с.86-87; Глебов В.П., 2004, с. 101-106; Гугуев Ю.К., 1998, с.29-37; 2001, с.72-82; Гугуев Ю.К, Гуркин С.В., 1992, с. 128-134; Гуркин С.В., 1987, с. 100-109; 1991, с.103-113; 1998, с.29-37; Ларенок В.А., 1998, с.104-105; 2001, с.79-88; Ларенок П.А., 1998, с.58-59; Максименко В.Е. и др., 1974, с. 118; Науменко С.А., 2009, с. 10, рис. 161; Парусимов И.Н., 1997, с.47; 2008, с.66, рис.З; Потапов В.В., 2007, с.128, рис.9)1. Но, несмотря на это, каждый новый комплекс в этом ряду представляет несомненный интерес. Предлагаемая работа посвящена двум территориально близким курганным святилищам, расположенным на противоположных берегах реки Кундрючья, правого притока Северского Донца (рис.1, /).
Октябрьский-1
Первая находка была сделана в 2001 г при исследовании одиночного кургана Октябрьский I в Красносулинском р-не Ростовской обл. (Прокофьев Р.В., 2004, с.300-306). Курган располагался на мысовом водораздельном возвышении правого берега р.Гнилуша (левый приток Кундрючьей) и левого борта ее притока б.Грузская (рис.1, 2).
Земляная насыпь и перекрывавший ее плотный каменный панцирь были возведены в эпоху поздней бронзы над основным погребением срубной культуры под каменным закла¬
дом. Одно впускное погребение относилось к предскифскому (?) времени.
В средневековье на вершине кургана была выделена прямоугольная площадка для устройства половецкого святилища с каменным изваянием в центре. Площадка ориентирована углами по сторонам света и окружена каменной оградкой. Остатки ее прослежены в восточной части кургана в виде вымостки из плоских камней песчаника, лежащих несколько выше уровня камней панциря эпохи поздней бронзы. Наиболее отчетливо выделялось северо-восточное крыло. Его представлял одиночный ряд крупных плоских камней песчаника длиной около 5,5 м и шириной 0,5 метра. На удалении 0,75 м к северо-востоку от их внешнего фаса в кладке панциря прослеживалась лакуна, откуда камни, вероятно, послужили строительным материалом для возведения ограды святилища. Изначально стены святилища включали не один, а несколько (3-4) рядов кладки, подтверждением чему является небольшой завал, прослеженный на удалении 1 м вдоль внутреннего фаса камней северо-восточного крыла вымостки. Восточный угол оградки сохранился плохо, представлял собой небольшую группу заваленных один на другой камней. Юго- восточная стенка более или менее уверенно прослеживалась на длину порядка 4 м в виде отдельно лежащих небольших камней. Юго- западную и северо-западную стенки ограды святилища среди камней панциря выделить не удалось, возможно, их остатки представлены дуговидным в плане завалом камней к юго-западу от изваяния (рис.2).
1 В 2008 г В.В.Алейниковым в ходе исследования одного из курганов могильника Садовый в Аксайском р-не Ростовской обл. в яме геодезического знака на поверхности к.44 был найден обломок каменной статуи. Еще одно фрагментированное изваяние было обнаружено С.А.Пантелеевым при раскопках к. 1 курганного могильника Волчье Логово I в Мясниковском районе. Работы по составлению отчетов об этих раскопках пока не завершены, поэтому подробной библиографической ссылки на них мы не имеем.


Изваяние находилось в центре кургана в виде подпрямоугольного (2x1,2 м) развала камней мягкого известняка небольших размеров, ориентированного по линии 3-В. Остатки изваяния залегали горизонтально, немногим ниже уровня основания северо-восточной стены оградки, что позволяет предположить наличие неглубокого котлована внутри святилища. В восточной части, частично под развалом, горизонтально лежали четыре камня песчаника. Еще один наклонно стоящий камень находился у северо-западного угла развала. В ходе разборки камней изваяния прослежено, что статуя была завалена на восток, лицевой частью вниз. В западной части развала находилось вертикально стоящее основание статуи. Яма, в которую было установлено основание, не прослеживалась (рис.З, 7).
Несмотря на крайнюю фрагментарность извлеченных остатков, при камеральной обработке удалось частично реставрировать статую. Целиком изваяние не собралось. Восстановлены только основные его элементы.
Липо с нижней частью головного убора и фрагментом навершия (рис.З, 2; 6, 7, 2). Размеры реставрированной части - 47x30x14 см. Лицо овальное, плоское, резко сужающееся к заостренному подбородку. Нос выполнен невысоким рельефом, сохранился плохо. Имеет вытянутые прямоугольные очертания, у переносицы плавно изгибается в сторону бровей. Сохранился правый глаз, посаженный близко к переносице. Глаз имеет вид миндалевидного углубления, внешний угол опущен. Бровь выполнена в виде узкой углубленной дуги, расположенной чуть выше глазницы, край которой резко загибается в сторону внутреннего угла глаза. Рот не сохранился. Ниже носа находились узкие длинные горизонтально расположенные волнистые усы с обращенными вниз концами. Усы полукруглые в сечении, выполнены невысоким рельефом. Лоб высокий прямой. В верхней части лба проходит глубокая широкая горизонтальная кольцевая бороздка, отмечающая нижний край шлема. Сохранился небольшой фрагмент навершия шлема - невысокий цилиндрический выступ. С правой стороны лица, выше линии глаз располагалось ухо, которое выполнено в виде высокого округлого рельефного бортика примерно на 2А длины окружности, разомкнутыми концами обра¬
щено в сторону лица. В центре дуги находится относительно глубокое небольшое круглое ушное отверстие.
Спина от шеи до поясницы (рис.4; 6, 5). Размеры реставрированной части - 72x54x18 см. Шея широкая, округлая в сечении, резко переходит к широким горизонтальным плечам. Туловище подквадратное, скругленное. Талия выделена небольшим плавным сужением нижней части туловища. Вдоль позвоночника от шеи до поясницы находятся три расположенные вплотную друг к другу рельефных косы. Плетение крайних кос направлено справа сверху влево вниз. Центральная коса заметно шире крайних и сплетена в обратном направлении - слева сверху вправо вниз. Верхние концы крайних кос расширяются и плавно загибаются к бокам шеи, центральная коса также расширяется, но изображена прямо. Посередине туловища (на уровне подмышек) спину опоясывает горизонтальный ремень, выполненный в виде двух параллельных узких углубленных бороздок. На боковых гранях туловища этот ремень плавно опускается вниз, в центре спины передающие его линии доведены до рельефа кос. С каждого плеча вниз опускается еще по одному аналогично выполненному ремню, верхние концы которых находятся ближе к шее, чем к внешнему краю плечей. Нижние концы ремней свободно свисают, завершаясь ромбическими наконечниками, выполненными узкими углубленными бороздками. В месте пересечения вертикальных и горизонтального ремней находятся округлые бляхи, также прочерченные узкой бороздкой. Вертикальные ремни пересекают эти бляхи.
Правая нога от бедра до нижней части голени с фрагментом кисти и предплечья правой руки и носок сапога (рис.5, 7; 6, 4). Размеры реставрированного фрагмента - 100x19x26 сантиметров. Нога выполнена примерно в ЪА объема. Бедро широкое, округлое, плавно сужается к голени. Колено не согнуто. Голень узкая, цилиндрическая.
В разных частях ноги проходит несколько ремней, выполненных двумя параллельными углубленными бороздками. По верхней части бедра из-за спины плавно опускается поясной ремень. На внешней стороне бедра к поясному ремню на тонком шнуре, выполненном узкой углубленной бороздкой, привешен прямоуголь¬
96


ный продолговатый оселок, изображенный в той же технике, что и ремни. Чуть выше оселка к ремню на двух тонких пересекающихся или перевязанных шнурках был привешен кошель. Шнурки отходили от верхних углов кошеля и пересекались почти у самого поясного ремня. Кошель имел трапециевидную, расширяющуюся книзу форму. Кошель и шнурки также изображены при помощи узких углубленных бороздок. В нижней части поясного ремня на сохранившемся фрагменте находится округлая бляшка, прочерченная узкой бороздкой. От этой бляшки вниз по середине наружной стороны бедра спускается ремень, в верхней трети пересекающийся горизонтальным ремнем, опоясывающим все бедро. Вертикальный ремень на уровне колена соединен с угловым выступом, обращенным вершиной вверх, выполненным двумя углубленными параллельными бороздками. Этот выступ, вероятно, передает верхний заостренный край поножей. Нижнюю часть голени пересекает еще одна угловатая полоска, на внешней стороне обращенная углом вверх, на боковой - вниз. Эта полоска является верхним краем коротких сапожек. От углового выступа верхнего края сапожек на боковой грани вертикально вверх проходит сдвоенный ремень, выполненный тремя параллельными углубленными бороздками. Этот сдвоенный ремень соединяется с верхним краем поножей. Также сохранился фрагмент носка сапога. Носок узкий, треугольной формы, полукруглый в сечении. На изваянии располагался вертикально, заостренной частью вниз.
Поверх поясного ремня в наклонном положении располагается предплечье правой руки. Рука также выполнена в 3А объема, в сечении округлая. Запястье, плавно изгибаясь, переходит в кисть. От кисти сохранились фрагменты двух уплощенных в сечении пальцев (большого и указательного), разделенных широкой глубокой бороздкой.
Левая нога от бедра до нижней части голени с левой рукой от плеча до кисти и сосудом в руке (рис.5, 2; 6, 3). Размеры реставрированного фрагмента - 146x35x20 см. Форма ноги, расположение ремней и техника исполнения аналогичны правой ноге.
В нижней части поясного ремня с наружной стороны бедра на тонком шнурке подвешен нож, изображенный углубленными бо¬
роздками. Нож висит вертикально. Рукоять короткая, перекрестие показано в виде кольцевой углубленной бороздки. Клинок в нижней части с обеих сторон плавно сужается к острию. Выше ножа на поясном ремне на тонком шнурке висит гребень, выполненный в той же технике, что и нож. Гребень изображен зубцами вниз. Рукоять подтреугольной формы, вершиной обращена вверх. Зубцы отделены от рукояти горизонтальной полоской. Всего на гребне показано 12 зубцов, расположенных вплотную друг к другу.
Верхняя часть руки округлая в сечении, расположена вертикально, чуть согнута в локте. Предплечье, слегка сужаясь и делая плавный изгиб, переходит в кисть. На кисти сохранились нижние части всех пяти пальцев. Пальцы уплощенные в сечении, выполнены высоким рельефом и разделены глубокими широкими бороздками. Большой палец немного отставлен вверх, остальные показаны ровно, рядом друг с другом. Пальцы держат сосуд, внутренняя сторона которого прижата к верхней части бедра. Сосуд цилиндрических очертаний, высота и ширина примерно равны. Верхняя часть утрачена, снизу имеется небольшое округлое углубление - поддон.
Основание прямоугольной формы, с прямыми углами (рис.5, 3). Размеры сохранившейся части - 48x63x25 см. На боковых гранях видны наклонные затесы от работы камнерезного инструмента. Верхняя часть передней стороны основания выполнена в виде небольшого наклонного уступа.
Приведенные материалы позволяют в целом восстановить внешний вид изваяния (рис.7). Оно изображало опирающуюся ногами на небольшой уступ основания фигуру мужчины-воина высотой около 2,75 м, выполненную в реалистичной манере. Детали костюма на изваянии не прослежены и, скорее всего, они не были показаны. Голову изваяния венчал сфероконический шлем с округлым навер- шием. Прическа показана в виде трех длинных кос, спускающихся по спине до пояса. Лицо плоское, овальной формы. Усы тонкие, волнистые, подбородок узкий, острый. Туловище массивное, широкое. Грудь и спину опоясывают два вертикальных и один горизонтальный ремень. Их пересечение на спине оформлено округлыми бляхами, возможно, такие же бля¬
97


хи находились и на груди. Наконечники вертикальных ремней ромбовидные. Руки слегка согнуты в локтях. Кисти - на животе. В руках изваяния помещен цилиндрической формы сосуд на неглубоком поддоне. Талия немного зауженная. Ноги длинные, с широкими бедрами и узкими голенями. На поясе изображен ремень, с правой стороны которого привешены оселок и кошель, а с левой - нож и гребень. Верхнюю часть бедер опоясывает горизонтальный ремень. На голенях одеты поножи с угловатым выступом верхнего края, на лодыжках и ступнях - низкие сапожки с угловатым верхом голенища. Носок сапожек узкий, острый. С наружной стороны ног поножи крепятся вертикальным ремнем к бляшке на поясном ремне. По боковой стороне ноги они соединены с голенищами сапожек двойным ремнем.
В качестве аналогии изваянию можно привести статую № 33 из Днепропетровского исторического музея (Плетнева С.А., 1974, с.79, табл. 10). Близкие вытянутые пропорции имеет хранящаяся в том же собрании статуя № 5 (Плетнева С.А., 1974, с.77, табл.1). Пересекающиеся под прямым углом спинные ремни с двумя небольшими округлыми бляхами оказались довольно редко встречающимися деталями и были обнаружены на единственном изваянии №15 из Днепропетровского музея (Плетнева С.А., 1974, с.78, табл.З).
Новосоколовский-IV
Вторая находка была сделана в 2008 г при раскопках кургана 2 курганного могильника Новосоколовский IV на северной окраине г.Новошахтинска Ростовской области. Памятник занимает участок водораздела правого берега р.Кундрючья у истоков р.Малый Несветай (левый приток р.Тузлов, правобережного притока Дона). Могильник не распахивается, состоит из трех курганов, вытянутых цепочкой по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.8, 7).
Курган 2 занимал центральное положение в могильнике и был возведен на рубеже эпох средней и поздней бронзы. Помимо основного, в нем содержалось три впускных погребения срубной культуры - одно в каменном ящике и два под каменными закладами. С погребениями позднебронзового времени связа¬
но сооружение каменного панциря в центральной части кургана и каменной оградки по его окружности.
В половецкое время на вершине кургана была устроена культовая площадка прямоугольных очертаний, окруженная каменной вымосткой, ориентированной углами по сторонам света. Наиболее четко читался ее восточный угол с примыкающими к нему участками северо- и юго-восточной “стен”. Камни вымостки располагались здесь на небольшом удалении от внутреннего фаса оградки эпохи поздней бронзы, что и позволило выделить их в отдельную конструкцию. Судя по сохранившемуся участку, ширина вымостки составляла от 0,6 до 1,0 м при длине сторон не менее 6,0 м. Горизонт залегания камней вымостки был несколько ниже, чем уровень камней оградки кургана, что в совокупности с уплощенной макушкой кургана позволяет предположить наличие неглубокого котлована. Вымостка была сложена из плоских необработанных мелких и средних камней песчаника, в одном случае прослежена более крупная удлиненная плита. Камни лежали не очень плотно и ровно, в один-два ряда, местами с интервалом. Западная и южная часть вымостки оказались либо разрушенными, либо их очертания совершенно терялись среди камней панциря и оградки. Возможно, что здесь при устройстве святилища были использованы элементы уже имеющихся конструкций эпохи поздней бронзы, к которым в итоге оказались пристроены котлован и вымостка (рис.8, 2; 9).
В центре огороженной камнями прямоугольной площадки вплотную к СВ краю панциря было установлено два каменных изваяния, расположенных по линии С-Ю. Непосредственно на месте установки сохранились лишь их основания, сами же статуи были повержены (рис. 10).
Основание северного изваяния (№ 1) располагалось с наклоном к востоку и с трех сторон было окружено плотной каменной забутовкой. С четвертой же, восточной, стороны у подножия основания лежала хорошо сохранившаяся верхняя часть каменной статуи, обращенная головой к востоку, лицом вниз. Изваяние 1 изготовлено из плиты серовато-коричневого песчаника средней зернистости. Тыльная сторона плиты плоская, без следов обработки. Высота
98


изваяния без учета основания составляла 1,5 м, ширина - 0,5 м и толщина - 0,35 м. Высота основания составляет 0,9 м, ширина - 0,43 м и толщина - 0,35 м. Общая реконструируемая высота изваяния - около 2,4 м.
Статуя изображает сидящую женскую фи- гуру (рис. 11; 12). На голове - высокая коническая шапка с продольным ребром и загнутыми вверх плоскими широкими полями. Пышная прическа выбивается из-под головного убора, нижний ее край оформлен в виде дуговидно изогнутых наружу “рогов”. Лицо овальное, плоское, с Т-образным изображением линии бровей и носа. Глаза узкие, линзовидные. Нос прямой, внизу проработано два небольших округлых углубления - ноздри. На носу нанесены две поперечные насечки, передающие обычай окрашивать лицо, отмеченный у татарских женщин в 1253-1256 гг Гильомом де Рубруком (1997, с.99, 103). Рот узкий, уплощенно-овальной формы. Подбородок острый, выступающий вперед. Уши переданы в виде полукруглых завитков, нижняя часть которых переходит в изображение довольно массивных кольцевидных серег. Под подбородком статуи изображен полукруглый валик с частыми вертикальными насечками, возможно, передающий воротник одежды. Ниже него показано четыре витые гривны (рис. 13). Ниже гривен - свисающие на округлый живот груди с выделенными сосками. Руки согнуты в локтях и покоятся под животом. Ладони с проработанными пальцами прижимают к телу цилиндрической формы, чуть расширяющийся к устью сосуд. На запястьях изображен широкий бортик с приостренным верхним краем, передающий отворот манжета верхней одежды. Ноги согнуты, бедра массивные, округлые, голени сильно заужены. На ногах изображены невысокие сапожки с заостренным верхним краем голенища, носки не сохранились. Основание статуи плоское, чуть скругленное к краям. В верхней части имеет рельефную полукруглую в сечении горизонтальную подножку.
В каталоге С.А.Плетневой (1974) статуя обнаруживает сходство с изваянием № 245 Донецкого краеведческого музея (с. 142, табл.26), № 290 из Анадольскош лесничества Донецкой области (с. 150, табл.34) и № 1189 из Одесского археологического музея (с. 184, табл.68).
В 1,6 м к ЮЮЗ от основания изваяния 1 располагалось кубовидное (0,4x0,45x0,45 м) основание изваяния 2. Оно лежало горизонтально и было полностью перекрыто камнями песчаника, плотная наброска которых зафиксирована и вокруг. К востоку от основания, частично перекрытая камнями песчаника, находилась средняя часть каменной статуи, ориентированная аналогично первой. Верхняя часть изваяния отсутствовала. Статуя была изготовлена из мягкого белого известняка и оказалась разбитой на отдельные мелкие куски, не поддающиеся реставрации, по которым установить размеры, пол и позу статуи совершенно невозможно. Из немногочисленных собранных фрагментов со следами обработки выделяется крупный обломок с изображением цилиндрического сосуда и держащих его кистей рук с проработанными пальцами (рис. 14, 3); два достаточно крупных обломка с изображением декоративной оторочки кафтана в виде двух пересекающихся под прямым углом полос - широкой, орнаментированной “елочным” узором, и более узкой, орнаментированной поперечными черточками (рис. 14, 7-2); а также серия небольших обломков со скругленной поверхностью, являющихся остатками рук или ног изваяния, в том числе, возможно, широких бедер и узких голеней или запястий.
Анализ святилищ
Оба описанных комплекса относятся к половецким святилищам первого типа, которые устраивались на вершинах курганов на выровненных площадках, часто с использованием каменных конструкций. В их центре устанавливались каменные изваяния (Гуркин С.В., 1987, с.108; 1989, с.40; 1991, с.109; 1993, с.138). В рамках этого типа святилища из Октябрьского и Новосоколовского наиболее близки к святилищам третьего вида, для которых характерно наличие прямоугольных каменных оградок (Швецов М.Л., 1979, с.209), отличаясь от них ориентировкой углами по сторонам света. Святилище аналогичной планировки было исследовано в г.Ростове-на-Дону в 1983 г (Волков И.В., Ларенок П.А., 1988, с.86-87). Предполагаемое наличие неглубоких котлованов и использование в конструкции панциря
99


более раннего времени сближает эти святилища со святилищем из курганного могильника Репный (Глебов В.П., 2004, с. 101-106; Гугуев Ю.К., 2001, с.72-82).
Изваяние 1 Новосоколовского и статуя из Октябрьского могильников относятся к 28 композиционному подтипу, по классификации Л.С.Гераськовой (1982, рис.2). Этот тип в эволюционном ряду развития скульптуры средневековых кочевников евразийских степей занимает промежуточное положение между поздней азиатской скульптурой и поздними типами европейской (Гераськова Л.С., 1982, рис.З, табл.6). По типологии С.А.Плетневой, ново- соколовское изваяние принадлежит к типу IVa женских статуй (Плетнева С.А., 1974, с.65), а октябрьское - к типу V6 (Плетнева С. А., 1974, с.61). Близкая типология половецкой скульптуры была разработана К.И.Красильниковым. В соответствии с ней обе статуи получают место среди “полусидящих” скульптур IV типа (Красильников К.И., 1999, с.22), датированных 2-й пол.ХП - нач.ХШ в. (Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000, с.231). Г.А.Федоров- Давыдов статуи подобного облика выделяет в типы На и Пб (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 168), являющиеся одной из финальных стадий развития половецкой каменной скульптуры (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 184). С учетом датировки изображенных на изваянии гривен (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.37) в рамках этой концепции статуя из Новосоколовского может быть отнесена к кон. XII - нач.ХШ века.
Исследователями не раз отмечалась возможность ритуального разрушения статуй самими половцами в процессе совершения поминальных обрядов (Гуркин С.В., 1987, с.108; 1991, с.110; 1993, с.141; 1998, с.35-36; Евглевский А.В., 1996, с.218; Гугуев Ю.К.,
2001, с.80-81; Гугуев Ю.К., Мирошина Т.В.,
2002, с.61). Вполне возможно, что аналогичную картину мы наблюдаем и на примере святилища из курганного могильника Новосоколовский-IV. При этом следует иметь в виду, что разрушение двух обнаруженных там статуй, вероятно, не было одновременным, о чем свидетельствуют различный материал, характер залегания и степень сохранности изваяний. Первым было сброшено изваяние 2. Изготовленное из мягкого известняка, спустя не¬
которое время после установки оно пришло в негодность под воздействием активных процессов выветривания. Статуя потеряла характерные черты портретности, игравшие важную роль в половецкой каменной скульптуре (Плетнева С.А., 1974, с.57, 74), а значит, вместе с этим был утерян и ее сакральный смысл. Эти обстоятельства, вероятно, послужили основанием для замены одного изваяния другим. Сходная картина реконструируется для святилища из курганного могильника Ливенцовский (Гугуев Ю.К., Гуркин С.В., 1999, с. 14).
Фрагментарность изваяния из курганного могильника Октябрьский I затрудняла точное установление позы изображенного на нем мужчины. Определяющая для этого деталь - изгиб бедра в профиль - на обеих ногах статуи оказалась утраченной. Значительная длина ног, кстати, не очень характерная для половецкой скульптуры (Плетнева С.А., 1974, с.55), при этом как будто говорила в пользу стоячего положения, отраженного в первой публикации комплекса (Прокофьев Р.В., 2004, с.306). Однако при изучении многочисленных изображений половецких каменных статуй выяснилось, что для стоящих фигур абсолютно во всех случаях характерной одеждой является длиннополый кафтан, тогда как сидящие фигуры всегда изображались в штанах. Причем непосредственно для зрителя визуально разница в одежде обнаруживается раньше, чем разница в позе, которую зачастую необходимо еще разглядеть. Хотя данное обстоятельство и отмечалось многими исследователями (Федоров- Давыдов Г.А., 1966, с. 168, 183; Плетнева С.А., 1974, с.25; Гераськова Л.С., 1982, с.141), но ему, как нам представляется, не придавалось должного значения.
Взаимосвязь определенных деталей изображения и позы специально подчеркивалась Г.А.Федоровым-Давыдовым, но лишь в качестве отрицания наличия таковой связи с полом статуи (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 183). Различия в позе, по его мнению, никак не были связаны и с имущественным положением изображенного индивида, они носили хронологический характер и являлись основанием для построения эволюционной схемы половецкой скульптуры (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 184). Отмечая четкое соответствие позы и одежды изваяния, С.А.Плетнева в открытых
100


ногах сидящих скульптур видела просто подвернутые полы кафтана (Плетнева С.А., 1974, с.25). Поза статуи в ее типологических построениях решающей роли не сыграла, уступив место техническим и изобразительным приемам, среди которых ведущим оказалась степень рельефности изображения (Плетнева С.А., 1974, с.60-61, 65). Развитие половецкой скульптуры реконструировалось как поступательный процесс освоения мастерами- камнетесами максимально реалистичного способа передачи фигуры человека, при котором пол статуи играл определенную роль лишь на начальной стадии (Плетнева С.А., 1974, с.69- 70). Различия в позе трактовались в качестве отражения социальной стратификации верхушки половецкого общества (Плетнева С.А., 1974, с.75-76), а появление сидящих статуй определялось освоением круглобарельефной техники уже на второй стадии процесса (Плетнева С.А., 1974, с.63). Л.С.Гераськова, напротив, считает, что нет основания относить появление сидящих фигур ко времени позднее появления стоящих, поскольку сидящие изображения присутствуют в скульптуре азиатских тюркоязычных кочевников, являющейся истоком половецкой скульптуры степей Юго-Восточной Европы (Гераськова Л.С., 1982, с. 139). Исследовательницей признается наличие очевидной связи одежды с позой изваяния и присутствие в этом скрытого смысла, но рассматривается лишь в узком контексте установления связей между двумя подтипами статуй (Гераськова Л.С., 1982, с.141). К.И.Красильников, вслед за С.А.Плетневой, считает, что поза статуи в совокупности с определенным набором инвентаря отражает социальный статус изображенного. Половецкая военная аристократия нашла свое воплощение в статуях стоящих вооруженных воинов, а главы богатых семей - в сидящих изваяниях (Красильников К.И., 1999, с.44).
Между тем, одежда человека, помимо чисто утилитарной, носила еще существенную знаковую функцию, не ограничивающуюся только социальной сферой, но затрагивающей и область сакрального. Отмеченная выше закономерность, на наш взгляд, не просто отражает взаимосвязь типа одежды и позы изображенного человека, а четко и однозначно фиксирует существование определенного устоявшегося
изобразительного канона для двух различных категорий персонажей, наделенных различными, только им присущими функциями, закрепленными в их иконографии. Различие сидящих и стоящих фигур, подчеркнутое одеждой, усиливается еще тем обстоятельством, что ни одна сидящая статуя не изображалась с оружием, хотя при этом далеко не все стоящие скульптуры были вооружены (Плетнева С.А., 1974, с.61).
Наличие в массиве половецкой каменной скульптуры двух абсолютно изолированных групп - сидящих и стоящих фигур, - подкрепленное обязательной разницей в одежде и вооруженности, может быть связано с представлениями половцев о существовании у человека нескольких душ. Эти представления, по данным этнографии, были реконструированы С.В.Гуркиным (1989, с.42) и приняты отдельными исследователями (Колода В.В., 2008, с.98). Согласно этим взглядам, “душа- дыхание” после смерти превращается в ветер, “душа-тень” уходит в мир духов, а “душа- судьба” великого человека, воплощаясь в каком-либо материальном объекте, становится покровителем и защитником своего рода или племени. Уход в потусторонний мир сопровождался ритуально-магическими действиями, производимыми шаманом над статуей - вместилищем “души-тени” умершего (Гуркин С.В., 1993, с.141; 1998, с.36; Евглевский А.В., 1996, с.218). Материальным воплощением этой души могли выступать сидящие изваяния, как бы наблюдающие течение ритуала и ожидающие своей дальнейшей участи. Стоящие статуи воплощали в себе “души-судьбы” выдающихся членов племени, высокий социальный статус которых, возможно, подчеркивался кафтаном (вспомним, насколько престижной вещью оказалась доха, подаренная Темучжином Ван- хану в поисках дружбы) (Сокровенное сказание, 1941, § 96). Эта группа персонажей была призвана из иного мира покровительствовать своим соплеменникам и стоять на страже их интересов, зачастую с оружием в руках.
За пределами такого построения оказываются стеловидные статуи, которые, возможно, отражают новый этап в эволюции религиозномифологических воззрений половцев. Кроме того, предложенную гипотезу о соответствии различных типов половецких статуй различ¬
101


ным видам “душ” человека необходимо увязать с разработанной С.В.Гуркиным схемой, по которой представления о существовании у человека разных душ находят свое отражение в двух типах половецких святилищ - на вершинах курганов и святилищах-ямах (Гуркин С.В., 1989, с.42).
Предложенную авторами гипотезу, сформулированную пока на уровне догадок и всесторонне еще не проверенную, следует расценивать лишь как одну из возможных отправных точек для дальнейших исследований довольно интересной и неоднозначной проблемы половецкой скульптуры.
2
Рис. 1.7- карта схема расположения курганных могильников Октябрьский I и Новосоколовский IV; 2 - ситуационный план курганного могильника Октябрьский /.
Fig. 1. 1 - the map-scheme of the Oktiabrskiy-I and Novosokolovskiy-IV barrow burial grounds location; 2 - the situation plan of the Oktiabrskiy-I barrow burial ground
102


Рис. 2. Курганный могильник Октябрьский І. План каменных конструкций.
Fig. 2. Oktiabrskiy-I barrow burial ground. The plan of stone constructions
103


Рис. 3. Курганный могильник Октябрьский 1:1 - развал каменного изваяния; 2 - голова каменного изваяния.
Fig. 3. Oktiabrskiy-I barrow burial ground: 1 - the remains of the stone statue; 2 - the head of the stone statue
104


Рис. 4. Курганный могильник Октябрьский І. Спина каменного изваяния.
Fig. 4. Oktiabrskiy-I barrow burial ground. The back of the stone statue
105


Рис. 5. Курганный могильник Октябрьский І. Фрагменты каменного изваяния: 1 - правая нога и нижняя часть правой руки; 2 - левая нога и левая рука с сосудом; 3 - основание.
Fig. 5. Oktiabrskiy-I barrow burial ground. Fragments of the stone statue: 1 - the right leg and the bottom part of the right arm; 2 - the left leg and the left hand with a vessel; 3 - the basis
106


3 4 5
Рис. 6. Курганный могильник Октябрьский І. Фрагменты каменного изваяния: 1 - голова, фас; 2 - голова, профиль; 3 - левая нога и левая рука с сосудом; 4 - правая нога и нижняя часть правой руки; 5 - спина.
Fig. 6. Oktiabrskiy-I barrow burial ground. Fragments of the stone statue: 1 - the head, face; 2 - the head, sideview; 3 - the left leg and the left hand with a vessel; 4 - the right leg and the bottom part of the right arm; 5 - the back
107


Рис. 7. Курганный могильник Октябрьский І. Графическая реконструкция каменного изваяния.
Fig. 7. Oktiabrskiy I barrow burial ground. Graphic reconstruction of the stone statue
108


Рис. 8. Курганный могильник Новосоколовский IV: 1 - план памятника; 2 - план каменных конструкций кургана 2.
Fig. 8. Novosokolovskiy IV barrow burial ground: 1 - the layout of the monument; 2 - the layout of stone constructions of barrow 2
109


з
Рис. 9. Курганный могильник Новосоколовский IV, курган 2. Каменные конструкции: 1 - вид с севера; 2 - вид с востока; 3 - вид с юго-востока.
Fig. 9. Novosokolovskiy IV barrow burial ground, barrow 2. The stone constructions: 1-а view from the north; 2-а view from the east; 3 -a view from the southeast
110


Рис. 10. Курганный могильник Новосоколовский IV, курган 2. Развал каменных изваяний. Fig. 10. Novosokolovskiy IV barrow burial ground, barrow 2. The remains of the stone statues
111


Рис. 11. Курганный могильник Новосоколовский IV, курган 2. Изваяние 1.
Fig. 11. Novosokolovskiy IV barrow burial ground, barrow 2. Statue 1
Рис. 12. Курганный могильник Новосоколовский IV, курган 2. Изваяние 1.
Fig. 12. Novosokolovskiy IV barrow burial ground, barrow 2. Statue 1
112


1
2
Рис. 13. Курганный могильник Новосоколовский IV, курган 2. Детали изваяния 1:7 — голова, фас; 2 - нижняя часть головного убора, голова и верхняя часть туловища, профиль.
Fig. 13. Novosokolovskiy IV barrow burial ground, barrow 2. The details of the statue 1: 1 - the head, face; 2 - the bottom part of a headdress, the head and the top part of the body, sideview
113


Рис. 14. Курганный могильник Новосоколовский IV, курган 2. Фрагменты изваяния 2:1, 2 - декоративная оторочка края кафтана; 3 - пальцы левой руки и сосуд.
Fig. 14. Novosokolovskiy IV barrow burial ground, barrow 2. The fragments of the statue 2:1, 2 - decorative edging of a caftan; 3 - fingers of the left hand and a vessel
114


Литература и архивные материалы
Археологические исследования у х.Озерки в 1988-89 гг., 1999// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.4. Азов.
Волков И.В., Ларенок П.А., 1988. Половецкое святилище на Нижнем Дону// ВМУ. Серия 8. История. № 1.
Гераськова Л.С., 1982. Классификация скульптуры средневековых кочевников евразийских степей// Новые методы археологических исследований. К.
Глебов В.П., 2004. Исследования могильников Репный I, Раскатный I, Калинов II// Труды Археологического научно-исследовательского бюро. Т. I. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К., 1998. Половецкий поминальник с деревянной статуей на левобережье р.Маныч// ДА. № 1. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К., 2001. Половецкое святилище необычной конструкции на Северском Донце// ДА. № 3-4. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К, Гуркин С.В., 1992. Половецкое святилище середины XI - начала XIII вв. на
правобережье Дона (опыт исследования семантики культового комплекса)// ДД. Вып.1. Азов.
Гугуев Ю.К., Гуркин С.В., 1999. Половецкое святилище середины XI - начала XIII вв. на правобережье Нижнего Дона// Истории и культура народов степного Предкавказья и Северного Кавказа: проблемы межэтнических отношений. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К., Мирошина Т.В., 2002. Половецкое святилище-яма с каменной статуей и
человеческими жертвоприношениями у села Бешпагир в Ставропольском крае// ДА. № 3-4. Ростов-на-Дону.
Гуркин С.В., 1987. Половецкие святилища с деревянными изваяниями на Нижнем Дону// СА. №4.
Гуркин С.В., 1989. К вопросу о семантике половецких святилищ// ИАИАНД 1988 г. Азов.
Гуркин С.В., 1991. Святилище половецкого времени с каменным изваянием на Нижнем Дону// ИАИАНД 1990 г. Вып.Ю. Азов.
Гуркин С.В., 1993. Еще раз о святилищах половецкого времени// ИАИАНД 1991 г. Вып.11. Азов.
Гуркин С.В., 1998. Святилища половецкого времени с деревянными изваяниями из раскопок Волго-Донской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР// ДА. № 1. Ростов-на-Дону.
Евглевский А.В., 1996. Культовое захоронение половецких каменных изваяний в святилище на Мечетном поле в Донбассе// Древние культуры Восточной Украины. Луганск.
Колода В.В., 2008. Захоронение каменной бабы на Харьковщине (к вопросу о малоизученном аспекте погребальной обрядности половцев)// Харьковский археологический сборник.
Вып.З. Харьков.
Красильников К.И., 1999. Древнее камнерезное искусство Луганщины. Луганск.
Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000. Половецкие изваяния Среднего Подонцовья: типология, эволюция, хронология (по материалам коллекций Луганской области)// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.1. Донецк.
Ларенок В.А., 1998. Курганный могильник “Самарский-П”// Курганы Северо-Восточного Приазовья. Ростов-на-Дону.
Ларенок В.А., 2001. Половецкие изваяния из фондов Таганрогского музея-заповедника// ДА. № 1-2. Ростов-на-Дону.
Ларенок П.А., 1998. Курганные могильники “Таврия-1-IFY/ Курганы Северо-Восточного Приазовья. Ростов-на-Дону.
Максименко В.Е., Горбенко А.А., Кореняко В.А., Фомичев Н.М., 1974. Раскопки курганов на р.Маныч// АО 1973 г.
Науменко С.А., 2009. Отчет об исследовании курганного могильника Большеорловский IV в Мартыновском районе Ростовской области в 2008 году// Архив ГУК РО “Донское Наследие”. Ростов-на-Дону.
115


Парусимов И.Н., 1997. Раскопки курганов на востоке Ростовской области// ИАИАНД 1994 г. Вып.14. Азов.
Парусимов И.Н., 2008. Раскопки курганов у х.Рябичев// ИАИАНД 2006 г. Вып.23. Азов. Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
Потапов В.В., 2007. Курганы Западного Маныча// Археологические записки. Вып.5. Ростов-на- Дону.
Прокофьев Р.В., 2004. Курганы с камнем на правобережье Северского Донца// ИАИАНД 2003 г. Вып.20. Азов.
де Рубрук Г., 1997. Путешествие в Восточные страны// История монгалов Дж.Дель Плано Карпини, Путешествие в Восточные страны Г. де Рубрука, Книга Марко Поло. М. Сокровенное сказание, 1941. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongrol-un Niruca tobciyan. Юань Чао Би Ши. Монгольский обыденный изборник. Перевод С.А.Козина. М.; Л. Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Швецов МЛ., 1979. Половецкие святилища// СА. № 1.
Summary
R.V.Prokofiev, T.Ye.Prokofieva (Rostov-upon-Don, Russia)
TWO COMPLEXES WITH POLOVTSIAN STATUES ON KUNDRIUCHIA RIVER
The paper provides the analysis of two territorially close complexes with the Polovtsian statues in the Kundriuchia river basin in the Rostov province. In 2001 in the Oktiabrskiy-I single barrow a very fragmented but partially restored male statue was found. Around the statue the remains of a stone fence of a sanctuary could be traced. A similar fence was explored in 2008 during excavation of barrow 2 of the Novosokolovskiy-IV burial ground. In the center of the barrow there was a well preserved thrown down female statue and the remains of another, severely fragmented statue. Concerning this complex an assumption has been made that the two sculptures found here were destroyed at different times.
The second statue made of soft material (cretaceous limestone) might have been destroyed because it had lost its portrait features as a result of aeration processes, which could have been the reason for erection of another statue made of more solid stone (sandstone). The study of the statue from Oktiabrskiy led to a hypothesis that two big groups of statues isolated from each other (i.e. men sitting in pants and standing in caftans) may embody two kinds of human soul in the Polovtsy’s notions. The “soul-shadow” going to the other world forever could be referred to the sitting statues, and the “soul- destiny”, i.e. the patroness of a tribe, could be associated with the standing, often armed statues.
Статья поступила в редакцию в феврале 2009 г
116


А.В.Евглевский, Н.М.Данилко
КУЛЬТОВЫЙ КОМПЛЕКС ПОЛОВЕЦКОГО ВРЕМЕНИ НА ПРАВОБЕРЕЖЬЕ ДНЕПРА
Тема культовых комплексов поздних кочевников, получивших в литературе наименование половецких святилищ, время от времени получает новое развитие, подтверждением чему является серия публикаций в данном сборнике. Сегодняшний всплеск внимания у исследователей определяется не только в связи с раскопками новых памятников, но и в результате все возрастающего интереса к их культовой функции. Это проявляется в углублении в типологические нюансы изваяний и конструктивные особенности половецких святилищ1, в прояснении территориального рассредоточения их в восточноевропейских степях и т.д. Всему этому в немалой степени способствует и улучшение методики раскопок археологических памятников.
Курганная группа “Новоалександровка” состояла из трех насыпей, находившихся на высоком правом берегу Каховского водохранилища в Нововоронцовском районе Херсонской области (рис.1). В 1990 г экспедицией под руководством Г.Л.Евдокимова были исследованы все три кургана. Половецкое святилище обнаружено на кургане 3, расположенном в 50 м к югу от кургана 1. Насыпь круглая в плане, поверхность задернована, диаметр - 40 м, высота - 3,5 метра. На вершине установлен реперный знак с отметкой 1941 г, уплощенная площадка которого окружена (судя по чертежу общего плана кургана) квадратной формы выемкой, почему-то названной авторами отчета ровиком. В кургане исследовано 11 погребений эпохи бронзы (6 - ямной, 4 - катакомбной, 1 - бабинской культуры) и половецкое святилище (рис.2) (Евдокимов Г., 1990).
Рис. 1. Карта местонахождения курганной группы у с.Новоалександровка.
Fig. 1. А шар of the location of the barrow group near Novoaleksandrovka village
Стратиграфия и конструктивные особенности святилища
Половецкий комплекс в виде ямы-котлована впущен в центр кургана. Прямо над ним установлен геодезический знак, который расположен на несколько возвышающемся своеобразном островке для придания ему устойчивости. Вокруг этой платформы хорошо заметна просадка грунта (названная авторами отчета ровиком), которая произошла то ли в результате установки геодезического знака, то ли после позднего проникновения в святилище. Не исключено, что просадка грунта - результат сооружения котлована-ямы для изваяний (рис.2, 2, 3).
Котлован для изваяний представляет собой квадратную в плане яму с размерами у поверхности - 3,9x3,9 м, у дна - 3,2x3,2 метра2. Углами
1 С содержательной стороной термина “святилище” в контексте данного памятника мы не совсем согласны, но сейчас, с точки зрения типичного введения его в научный оборот, нет особого смысла подвергать критическому анализу этот терминологический штамп, не отказываясь от использования в статье.
2 Здесь и далее мы использовали метрические данные из отчета, которые не всегда соответствуют размерам, определяемым по масштабу.


Рис. 2. Курган 3 у с.Новоалександровка: 1 - общий план; 2 - центральная бровка западная сторона; 3 - центральная бровка восточная сторона.
Fig. 2. Barrow 3 near Novoaleksandrovka village: 1 - the general layout; 2 - the western side of the central edge; 3 - the eastern side of the central edge
118


яма ориентирована строго по сторонам света; ее глубина - 1,4 м (рис.З). В центральной части ямы по линии северо-запад - юго-восток были вертикально установлены четыре каменных изваяния, обращенные лицами на северо-восток (рис.З, /). Основания скульптур находились в специальных ямках глубиной 0,45 м, выкопанных в дне ямы-котлована (рис.З, 2).
Яма была вымощена камнями, причем, судя по разрезу, в ней было выложено не только дно котлована, но и его стенки, защищавшие таким образом площадку-дно от осыпания грунта (рис.З, 2). Два северо-западных изваяния установлены в одну прямоугольную яму размером 1,0x0,3 м, поэтому расстояние между этими скульптурами составило всего 0,2 метра. В 0,6 м к юго-востоку от двух первых в яме размером 0,6x0,35 м стояло третье изваяние, а еще дальше по линии, в 0,7 м от третьего изваяния, в яме размером 0,6х0,2 м - четвертое. Авторы отчета указывают, что основание четвертого изваяния подклинено мелкими камнями (Евдокимов Г., 1990), но непонятно, почему не были подклинены остальные изваяния? То ли сотрудники экспедиции не обратили должного внимания на заполнение ямок для остальных изваяний, то ли устроители культового комплекса не сочли необходимым это сделать. Опираясь на конструктивные особенности ямок под изваяния в других половецких святилищах, первая версия выглядит более вероятной. Впрочем, изваяния могли и не фиксироваться основательно в ямках, потому, что устроители святилища, очевидно, не отводили ему долгое функционирование.
К сожалению, авторам раскопок не удалось зафиксировать стенки ямы, поэтому они показаны на полевых чертежах пунктиром наклонно, спускаясь к площадке (рис.З, 2).
Скорее всего, так было и в действительности, поскольку в этом случае достигалась устойчивость каменной обкладки стенок. Яма котлована была забутована камнями, что может свидетельствовать о полной изоляции комплекса, очевидно, самими устроителями святилища, ибо это подтверждается не только имеющимися соответствующими исследованиями, но и нашим пониманием чертежей памятника. На уровне 0,2 м от дна ямы-площадки в центральной ее части, с тыльной стороны изваяний, совершена тризна, представленная костями двух коней. На этом же уровне обнаружена отбитая голова от крайнего - юго-восточного изваяния 4. На уровне 0,5 м выше дна, среди камней забутовки, найдено туловище изваяния 4 (кроме ног, оставшихся вместе с постаментом), голова изваяния 2 (второго с северо-запада), череп коня в северной части святилища, несколько костей коня и две каменных ножки жертвенного столика3.
Описание изваяний
Описание изваяний логично дать с северо-запада на юго-восток, т.е. в том порядке, в каком они были пронумерованы на общем плане ямы-котлована в отчете (рис.З, 1)4.
Изваяние 1. Скульптура разбита на две части в районе локтей. Несмотря на это, ее сохранность можно считать вполне удовлетворительной. Во всяком случае, на изваянии прослеживаются буквально все детали иконографии и изображений. Изваяние представляет собой скульптуру мужчины-воина, стоящего типа, фигура показана на фоне плоскости монолита, относится к группе полуобъемных скульптур, для которой характерны объемно проработан-
3 Принадлежность этих ножек позднекочевническому времени сомнительна. Во всяком случае, подобных находок в половецких святилищах и, шире, в памятниках поздних кочевников еще не было.
4 Важно оговориться, что мы пока не располагаем информацией о месте хранения изваяний, а поэтому преимущественно вынуждены опираться на черно-белые фото, сделанные вскоре после раскопок. Комплект рисунков четырех изваяний, выполненных художником киевского Института археологии, ощутимо искажает их реальный облик, хотя и чувствуется именно рука художника,
а не просто чертежника. Рисунки фаса, профиля и тыльной стороны изваяний выполнены столь противоречиво, что мы были вынуждены детально разобрать все замеченные расхождения. Но, несмотря на всю погрешность рисунков, у них есть и неоспоримые плюсы. Это воспроизведение тех деталей и демонстрация профилей, которые невозможно в полной мере разглядеть на черно-белых фотографиях. Также рисунки дают возможность показать реконструкции (соединенные вместе части изваяний), а еще, как это не покажется в нашей ситуации странным, проанализировать видение современным художником образа тюрка-кочевника, передачу выражения лица, пластику камня.
119


Рис. 3. Святилище кургана 3 у с.Новоалександровка: 1 - общий план ямы-котлована; 2 - разрез ямы-котлована.
Fig. 3. The sanctuary of barrow 3 near Novoaleksandrovka village: 1 - the general layout of the pit-ditch; 2 - the section of the pit-ditch
120


ные руки с лицевой стороны и совершенно не проработанные с тыльной (рис.4).
Голова отчетливо выделена из монолита, посажена на короткую шею. Лицо объемное, округло-овальное, с ушами, показанными изящно, - в виде запятой. Брови дуговидные; глаза изображены в виде миндалевидных выпуклостей. Нос короткий прямоугольный с вогнутым основанием. Усы короткие с изгибом в центре и загнутыми кверху концами. Рот показан в виде выпуклого овала, соединенного в единую композицию с усами. Щеки и подбородок округлые. На голове изображен шлем (рис.4,7).
Художник по-разному прорисовал шлем в фас, профиль и с тыльной стороны. Поэтому, несмотря на то, что при первом взгляде складывается впечатление о полусферической форме шлема, тем не менее, критически оценивая эти рисунки, а также фото, приходим к выводу, что он сфероконический5. Шлем состоит из четырех секторов-пластин, скрепленных в основании околышем. Околыш с лицевой стороны и в профиль орнаментирован в виде косой сеточки, а на тыльной стороне - косой насечкой (рис.4, 7). Вряд ли тот или другой орнамент был на вертикальных полосах-пластинах, соединяющих сектора шлема, как это показано на рисунке тыльной стороны изваяния. Во всяком случае, на известных нам шлемах, изображенных на изваяниях, орнамент на пластинах отсутствует.
Из-под шлема на хорошо выровненную мастером плоскую спину свисают параллельно расположенные друг к другу три косы. Центральная коса длинее боковых, что хорошо видно на фото, но на рисунке художника она не дорисована. Но, если относительно шлема у нас есть некоторые сомнения (в основном, в плане его формы), то с косами все предельно ясно. Хотя художник нарисовал три косы, тем не менее, создается впечатление, что изображено четыре-пять кос, настолько неудачно они переданы тенями. Об этом свидетельствует и фото (рис.4, 4).
Плечи покатые узкие, хорошо выражены; торс сужается кверху. На рисунке изображены массивные мужские груди, обычно присущие
пожилому грузному мужчине. Однако, не видя самого изваяния (а фото, к сожалению, не дает четкого представления), полагаем, что художник в своем желании продемонстрировать реальность образа, скорее всего, просто принял типичные для данного типа изваяний круглые нагрудные бляхи за изображения грудей. Живот также выглядит на рисунке несколько искаженным - округлым и расширяющимся, что на самом деле не так. Своим повышенным стремлением к натурализации образа художник вводит в заблуждение и относительно изображения на животе пупа, показав его двумя черточками. Однако это не соответствует иконографическим особенностям подобного круга изваяний. Руки сложены в статичной позе под животом, с лицевой стороны изваяния они объемные (округленные), со спины не показаны. Угол изгиба в локтях практически прямой. В руках - сосуд-банка, сужающаяся кверху, с выраженным венчиком. Кисти расположены на сосуде в горизонтальном положении; пальцы сложены вместе, большой палец поднят вверх. Ноги относительно туловища непропорционально короткие, изображены в высоком рельефе, ступни выставлены перпендикулярно плоскости монолита. На ногах - сапожки с острыми носками и халявами, изображенными в виде двух поднятых вверх уголков. Воин одет в длинный кафтан, на предплечьях которого показаны нашивки или вышивки в виде орнамента косой сеточкой (рис.4, 7).
Постамент является продолжением плиты-фона, но мастер никак не выделил ту его часть, которая должна была предназначаться для вкопа. На фото хорошо видно, что подножки для ног нет.
Общая высота изваяния - 1,7 м, высота фигуры без постамента - 1,4 м, толщина основания - 0,12 м. Размеры головы: высота - 0,7 м, ширина - 0,45 м, толщина - 0,2 м (рис.4).
Изваяние 2 мужское, в неудовлетворительном состоянии (сохранились лишь два больших фрагмента головы, а также ноги с подолом кафтана и постаментом). Изображение ног на фоне постамента свидетельствует, что изваяние (судя по аналогии с первым) относится к типу
5 	Примечательно, что внушительная часть шлемов на половецких изваяниях в фас, профиль и с тыльной стороны выглядит так, что можно легко ошибиться в определении формы. Часто они показаны приземистыми, поэтому их нередко путают с полусферическими шапочками. Другое дело шлемы на наиболее поздних изваяниях, которые выглядят действительно полусферическими.
121


4
Рис. 4. Изваяние 1 из святилища кургана 3 у с.Новоалександровка.
Fig. 4. Statue 1 from the sanctuary of barrow 3 near Novoaleksandrovka village
стоящих6, а объемность головы - об общей объемности изваяния, для абриса которого характерна отчетливо выделенная из монолита голова, посаженная на короткую шею (рис.5).
Голова сохранилась хорошо, просматривается в деталях, практически идентична голове первого изваяния. Лицо объемное, округлое. Уши показаны изящно - в виде запятой. Брови дуговидные. Глаза изображены в виде миндалевидных выпуклостей. Нос короткий прямоугольный с горизонтальным основанием. Усы короткие, дуговидные, с загнутыми кверху концами. Рот - в виде выпуклого овала (нижней губы-валика) с небольшим углублением в центре, соединен с усами в единую композицию. Щеки и подбородок округленные.
На голове показан сфероконический шлем, состоящий из четырех секторов-пластин, склепанных между собой вертикальными полосками-пластинами, в свою очередь охваченных околышем, орнаментированным косыми насечками. Вершина шлема отбита, поэтому, как и в случае с первым изваянием, может сложиться впечатление о его полусферической форме (рис.5,1).
О косах, плечах и животе, естественно, говорить не приходится из-за отсутствия соответствующих частей изваяния, но, опираясь на многочисленные аналогии изваяний стоящего
6 	Поскольку не сохранился торс изваяния, то нельзя полностью исключать и того, что оно может относиться к полусидящему типу.
122


типа, можно предположить, что они, видимо, во многом были близки вышеописанному изваянию
1. 	Однако, несмотря на всю предполагаемую аналогичность с предыдущим мужским изваянием, реконструкцию деталей, показанную художником, следует признать недопустимой. Речь идет об изображении нашивок/вышивок на предплечьях, гривны, формы сосуда и особенно груди, которую вообще не показывали на мужских изваяниях в кафтанах, не говоря уже об отсутствии на мужских изваяниях в тюркской иконографии столь реалистичных женских грудей. Можно лишь с полной уверенностью говорить о статичном положении рук, держащих сосуд, так как во всех без исключения случаях такая позиция характерна для полуобъемных и объемных типов восточноевропейских изваяний. Ноги относительно торса непропорционально короткие, показаны в высоком рельефе. На них хорошо просматриваются сапожки, халявы которых оформлены в виде двойных углов, поднятых кверху; ступни изображены под прямым углом к плоскости монолита. Сохранившаяся нижняя часть изваяния позволяет судить об одежде воина. Это длинный кафтан, края пол и подола которого украшены орнаментом в виде косой сетки. Постамент, предназначенный для вкопа изваяния в землю, обозначен мастером горизонтальным выступом значительно ниже ног (рис.5,1). Подножки нет.
2
Рис. 5. Изваяние 2 из святилища кургана 3 у с.Новоалександровка.
Fig. 5. Statue 2 from the sanctuary of barrow 3 near Novoaleksandrovka village
Размеры головы: высота - 0,35 м, ширина
- 0,25 м, толщина - 0,23 м. Размеры сохранившейся нижней части изваяния: высота - 1,15 м, ширина - 0,5 м, толщина - 0,2 м, высота от низа основания до ступней - 0,7 м (рис.5).
Изваяние 3 женское, стоящего типа. Голова отсутствует, но, судя по аналогиям этого типа изваяний, она, очевидно, была отчетливо выделена из монолита и посажена на короткую шею. Фигура показана на фоне, она объемная, т.е. руки проработаны с лицевой и тыльной сторон; рельеф изображений лицевой стороны
- высокий, с тыльной - низкий (рис.6).
Торс сужается книзу, поэтому и без того непропорционально короткие ноги (как и на других изваяниях) здесь кажутся совсем маленькими. На груди изображены ожерелье с подвесками геометрических форм (ромбы, прямоугольники и, возможно, другие фигуры)
123


и гладкая гривна (рис.6,1). Не исключено, что художник мог не увидеть перевитости гривны, а по фото это трудно определить (рис.6, 2). Нижняя часть живота заметно выделена. Авторы отчета указывают, что на животе показан пуп в виде ямки (углубления), однако вряд ли это так, поскольку ямка находится слишком высоко от реального места, где мог бы быть пуп. На ногах изображены сапожки с халявами в виде поднятых кверху уголков, орнаментированных косой сеткой (рис.6, 7). Руки объемные, угол изгиба в локтях тупой. На запястьях показана орнаментированная окантовка косой сеткой. Руки сложены под животом в статичной позе, держат сосуд - банку с выделенным венчиком. Кисти расположены на сосуде в горизонтальном положении, пальцы раздвинуты, большой отогнут вверх.
Женщина одета в разрезной расходящийся кафтан. Рукава и подол украшены орнаментом в виде косой сеточки. Также орнаментированы и окантовки рукавов, хотя авторы отчета ошибочно приняли их за “орнаментированные браслеты” (Евдокимов Г., 1990). На тыльной стороне изваяния изображена лопасть, в нижней части которой находится кисточка в виде ромба. Лопасть также орнаментирована косой сеткой. Подножка под ноги отсутствует.
Размеры изваяния: высота - 1,6 м, ширина
- 0,45 м, толщина не указана, высота постамента - 0,95 м, высота от основания до ступней
- 0,55 м (рис.6).
Изваяние 4 женское. Несмотря на то, что изваяние, по меньшей мере, разбито на четыре части, имеет другие повреждения, его сохранность можно считать вполне удовлетворительной, поскольку детали костюма не утрачены. Изваяние стоящего типа, показано на фоне, полуобъемное (руки объемно проработаны с лицевой стороны, но не проработаны с тыльной); рельеф изображений с лицевой стороны высокий, на тыльной - низкий (рис.7).
Голова объемная, отчетливо выделена из монолита, но без шеи, подбородок находится на уровне плеч. В округлых ушах видны кольцеобразные серьги с напускной бусиной (рис.7, 3). Лицо вытянуто-овальное, близкое к грушевидной форме. Брови дуговидные. Глаза показаны в виде миндалевидных выпуклостей. Нос короткий прямой с горизонтальным основанием. Округлые щеки плавно переходят
в массивный подбородок. Рот длинный в виде дуги со слегка приподнятыми кверху концами, что создает впечатление улыбки (рис.7, 7, 2).
Головной убор изображен в виде низко опущенного на лоб клиновидного козырька и спускающейся на спину лопасти. Последняя украшена по краям орнаментом в виде косой сеточки и увенчана на конце ромбовидной формы кисточкой. На лопасти чуть выше плеч - две ромбические пряжки. Женщина одета в длинный кафтан, рукава и их окантовки украшены нашивками/вышивками в виде косой сеточки.
Плечи отчетливо выражены, узкие, покатые, со стороны спины кажутся лишь слегка намеченными. Груди подтреугольной формы. Выше них изображено ожерелье с подвесками геометрических форм и витая гривна. Живот в профиле находится на одном уровне с сосудом, но в фас показан довольно объемным, расширяющимся в нижней части. Руки с лицевой стороны объемные, со спины не проработаны, угол в локтях прямой. Кисти расположены на сосуде горизонтально, пальцы соединены, большой отогнут кверху. Ноги относительно торса непропорционально короткие, показаны в высоком рельефе. На ногах - сапожки с халявами, орнаментированными косой сеткой (рис.7, 7). Ступни отбиты.
Высота изваяния - 1,8 м, ширина - 0,5 м, толщина в области живота - 0,3 м. Постамент, предназначенный под вкоп, отбит, из-за чего невозможно говорить о наличии подножки, отсутствующей на остальных изваяниях (рис.7).
Обобщающий анализ изваяний
Типологические признаки изваяний
(абрис, фон, рельеф, объемность и поза). Для всех четырех изваяний характерны следующие единые черты: абрис, наличие фона в нижней части изваяния, стоящая поза, высокий рельеф, единый стиль и технические приемы. По С.А. Плетневой, изваяния 1,2 и 4 относятся к типу II: “исполненные двумя приемами: верх - круглая скульптура, низ (подол и ноги) - барельеф или горельеф. Спина плоская, обычно без деталей...”, а изваяние 3 - к типу III, подтипу б, к которому “относится круглая объемная скульптура... II абриса - с плечами на уровне подбородка” (Плетнева С.А., 1974, с.61). Полагаем, что но-
124


воалександровские изваяния 1, 2 и 4 следует выделять в отдельный тип, промежуточный между типами II и III по типологии С.А.Плетневой. Типология изваяний у Г.А.Федорова-Давыдова еще более обобщенная, без выделения признака “степень объемности” в качестве типообразующего (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 166-186). Несравненно более разветвленная типология представлена у Л.С.Гераськовой, но признак “степень объемности” в ее классификационной системе изваяний практически не учтен (Герась- коваЛ.С., 1991, с.34-53).
Три изваяния (1, 2 и 4) мы относим к типу полуобъемных, для которых характерна объемность верхней лицевой части изваяний и плоская спина, не считая изображений кос и лопастей, не влияющих на представление об объемности изваяний. Изваяние 3 мы относим к объемному типу, для которого характерны проемы между руками и торсом. Но называть подобные скульптуры круглыми, как это делает С.А.Плетнева, нельзя, поскольку нижняя часть фигуры изваяния показана на фоне, т.е. ноги с тыльной стороны не показаны вообще. Все четыре новоалександровских изваяния, судя по фото и рисункам, выполнены в высоком рельефе, одном стиле и, вероятно, изготовлены одними и теми же техническими приемами. Можно предположить, что они принадлежат работе одного мастера.
Рис. 6. Изваяние 3 из святилища кургана 3 у с.Новоалександровка.
Fig. 6. Statue 3 from the sanctuary of barrow 3 near Novoaleksandrovka village
125


Рис. 7. Изваяние 4 из святилища кургана 3 у с.Новоалександровка.
Fig. 7. Statue 4 from the sanctuary of barrow 3 near Novoaleksandrovka village
He вписывается в единую типологическую схему лишь объемность изваяния 3, у которого в отличие от остальных трех (у которых спина совершенно плоская) с тыльной стороны проработаны руки, причем эта проработка - не простое оконтуривание рук, что свойственно для более ранних типов изваяний, а объемная их демонстрация. Здесь мы видим полную округлость рук, которую оформляют ярко выраженное широкое углубление вдоль руки (от локтей до подмышек), а также вырез (проем) под локтями, что в совокупности хорошо выделяет изящную узкую женскую талию (рис.6, 4). Таким образом, эта женская скульптура ощутимо объемнее остальных. К сожалению, именно изваяние 3 оказалось единственным в комплексе, у которого не сохранилась голова. Возможно, на ней мы бы увидели и другие расхождения с тремя остальными скульптурами комплекса, может быть, не столь важные для типа, но зато интересные с точки зрения индивидуальных черт лица.
Постаменты. Этому признаку изваяний в публикациях традиционно уделяется минимальное внимание. Но постаменты при анализе их отдельных признаков (высоты, ширины, толщины, формы и т.д.) также дают определенную информацию, тем более, если речь идет о группе изваяний из одного памятника. Постаменты новоалександровских изваяний
126


при всей их, казалось бы, утилитарной функции и, следовательно, отсутствия у ваятеля особой необходимости наделения их строгими параметрами, практически идентичны, что является еще одним, пусть и косвенным, аргументом в пользу изготовления изваяний одним мастером.
Обратим внимание и на отсутствие у всех четырех постаментов подножек для ног, в результате чего фигуры как бы висят в воздухе. К сожалению, проследить этот признак на массовом материале и сопоставить с нашими изваяниями более сложно, чем особенности верхних частей скульптуры, поскольку огромное количество изваяний в свое время были повалены и разбиты. Причем разрушения изваяний бывают столь большими, что постаменты нередко вместе со ступнями и с подножками остаются в кургане не найденными. Во многих случаях подножки, как одни из наиболее уязвимых частей изваяния, просто отваливались при их транспортировке к месту хранения. Но даже если отделенный постамент был привезен в музей, то при работе исследователя в фондах его часто очень проблематично идентифицировать с верхними частями изваяния.
Шлемы в рамках исследования половецкой скульптуры выступают одной из основных опор при датировании, прежде всего потому, что в отличие от других предметов, изображенных на изваяниях, они показаны гораздо крупнее и объемнее, а значит, чаще сохраняют более детальную информацию. Правда, и шлемы нередко находятся в поврежденном состоянии, ведь голова - это наиболее уязвимая часть изваяния при его перемещении с места на место. Кроме того, именно голова оказывалась в центре внимания противников идолопоклонничества и современных вандалов. Дану самих средневековых тюрок, хранителей культа предков, голова изваяния также подвергалась различным повреждениям, но уже с обрядовой целью освобождения души человека из камня (Гуркин С.В., 1991, с.НО; Ермоленко Л.Н., 1994; 2004, с.65-67; Гугуев Ю.К., 2001, с.80; и др.). К сказанному добавим, что рисунки, фотографии и текст отчета (как мы указывали при описании изваяний) сильно противоречат друг другу, а потому вынуждены подробно проанализировать доступную полевую документацию относительно выяснения типов шлемов. Например, рисунки шлема изваяния 1 сильно различаются во многих интересующих нас
нюансах. В частности, на рисунке в фас правый сектор шлема показан как сфероконический, а левый - полусферический. На тыльной стороне он однозначно выглядит полусферическим, а в профиле - полуяйцевидным (рис.4). При этом в профиле его передняя часть показана заметно смещенной вперед, чего на реальных средневековых шлемах никогда не было.
Указанные расхождения рисунков относительно формы шлема этим не исчерпаны. На шлеме показана и разная орнаментация околыша. В фасе и профиле последний украшен косой сеточкой, а на тыльной стороне - простыми наклонными насечками (рис.4,/). Впрочем, та или иная орнаментация околыша не влияет на отнесение шлема к определенному типу, но на его культурную принадлежность может указать.
Но у рисунков есть и плюсы. Так, например, несмотря на их искаженность, они в отличие от фото, на которых невозможно рассмотреть детали, свидетельствуют, что шлемы изваяний были склепаны из четырех секторов и имеют орнаментацию на околыше. Кроме того, художник передал форму шлемов во многом в соответствии увиденному им на фото или непосредственно на изваяниях. Во всяком случае, наше восприятие формы шлема изваяния 1 (за исключением выше отмеченных откровенных искажений) по фото оказывается примерно таким же, как это показано на рисунках. В фасе он выглядит сфероконическим, на тыльной стороне - полусферическим, а в профиле - полуйяцевидным (рис.4). Ясно, что ваятель специально не пытался показать шлем именно так, просто он, очевидно, не придавал большого значения его форме с разных сторон. Кроме того, мастер, видимо, зависел от общей степени объемности изваяния, неравномерной с лицевой и тыльной сторон. Шлем изваяния 2, в отличие от первого, показан почти идеально, во всяком случае, последовательно и симметрично.
Несмотря на указанные противоречия, создается впечатление, что шлемы на обоих изваяниях типологически, а значит и хронологически, близки. То есть их форма по совокупности черт и с учетом стесанных вершин, очевидно, сфероконическая. Если наши предположения верны, тогда их можно объединить в один или близкие типы с двумя шлемами из святилища Первомаевка-І, к.4 (Євдокимов Г.Л., Купрій Н.М., 1991, С.266, мал.2), хотя форму тульи последних можно назвать и как приземисто-конической.
127


Некоторые сомнения не покидают нас лишь потому, что полусферические шлемы известны на стоящем типе скульптуры. Такой шлем, например, (если верить рисункам из отчета экспедиции; фото отсутствует) изображен на изваянии из святилища Астахово-1, к.4 (Евдокимов Г.Л. и др., 1975). Если бы это было имено так, тогда дату мужских изваяний и обоих святилищ можно было бы сдвинуть ближе к 1-й четв.ХШ в., а типологически более поздние, чем новоалександровские, изваяния из святилищ необходимо было бы сдвинуть в золотоордынское время, хотя для некоторых изваяний и святилищ это не лишено некоторых оснований, но по другой причине. Так как шлемы на новоалександровских изваяниях мы предлагаем считать сфероконическими, то наше святилище логично датировать в рамках 2-й пол.ХН в. - нач.ХШ в.
Примечательно, что шлемы, состоящие из 4 секторов-пластин, в каталоге половецких изваяний С.А.Плетневой представлены только полусферическими наголовьями, которые у исследовательницы выделены в вариант 6 тип И. Изваяний с такими шлемами в ее каталоге всего 4, в то время как полусферических цельнокованых - 28 (Плетнева С.А., 1974, с.26, рис.6). Возможно, это означает, что на многих изваяниях из-за механических повреждений и природных факторов (выветривание, прорастание на изваяниях мха и лишайника) секторы на шлемах не были замечены художниками и на рисунках изображены гладкими, цельнокован- ными. Впрочем, 4-секторные полусферические шлемы не встречаются в погребениях не только половецкого времени, но и вообще у восточноевропейских средневековых кочевников. Зато в погребениях есть шлемы, склепанные из четырех секторов других форм: сфероконической (Цим- лянск-Ш, к.1, п.2) и куполовидной (Маяк-П, к.З, п.1; Столбовое к.1, п.З; Лебеди-VI, к.1, п.8; Кривуша к.1, п.1).
Женские головные уборы. Поскольку голова на фото у изваяния 3 отсутствует, то невозможно наверняка сказать: сделал ли художник реконструкцию на основании сохранившихся мелких фрагментов, или же он ориентировался на второе женское изваяние, у которого, хотя и не полностью, но сохранился головной убор. Конечно, такая гипотетическая реконструкция в археологии не практикуется, но в качестве версии ее можно принять, особенно учитывая
то, насколько много общих черт наблюдается у двух женских изваяний. О возможном близком сходстве головных уборов могут свидетельствовать, например, лопасти, изображенные на спине обоих изваяний. Правда, показаны эти лопасти несколько по-разному. На изваянии 3 края лопасти изображены в виде удлиненных овалов, а на изваянии 4 в виде узких лент. Однако в обоих случаях лопасти украшены орнаментом в виде косой сетки и ромбовидной кисточкой на конце (рис.6, 7). Вряд ли будет выглядеть слишком смелым предположением то, что на изваянии 3 ниже затылка была такая же пара ромбовидных украшений, как и на изваянии 4. Если это было именно так, то на головах обеих женщин, запечатленных на изваяниях, вероятно, были надеты практически одинаковые головные уборы, что, в свою очередь, может относить их к одной социовозрастной категории. Примерно так считает и С.А.Плетнева (1974, с.38). Подкрепляет такую версию идентичный набор нагрудных украшений, состоящий из ожерелья (судя по находкам в погребениях, в том числе и, очевидно из лазуритовых подвесок), гривны, нашивки/ вышивки на предплечьях и даже оформление халяв сапожек в виде орнамента косой сеткой. Отличаются на изваяниях типы кафтанов, но они могут быть не более, чем синхронными разновидностями.
Нашивки/вышивки на кафтане. Кафтаны на полах, подолах и рукавах на половецких мужских и женских изваяниях нередко украшены нашивками/вышивками в различном орнаментальном исполнении. С. А.Плетнева вкратце дала им обобщенную характеристику и отразила на таблице 5 распределение по половецким объединениям (Плетнева С. А., 1974, с.35). Добавим, что эти нашивки/вышивки примерно в три раза чаще встречаются на женских изваяниях, чем на мужских, но, главное, наибольшая их концентрация (вне зависимости от позы, абриса, объемности, иконографии и прочих показателей изваяний) приходится на Нижнее Приднепровье, где, по С.А.Плетневой, кочевали приднепровские и лукоморские половцы (Плетнева С.А., 1974, с.35). Чем дальше к востоку, тем меньше встречаемость изображений нашивок/вышивок на изваяниях. Так, их очень мало в Северо-Восточном Приазовье, и совсем нет в Предкавказье и Поволжье. Это означает, что традиция украшать кафтаны нашивками/вышивками пришла
128


от ближайших западных или северо-западных оседлых соседей кочевников. С.А.Плетнева (ссылаясь на Н.П.Кондакова, 1892) пишет: “нашивки на рукавах (клавы), сделанные из яркой богатой ткани, были своеобразным знаком отличия византийских вельмож и воинов. Из Византии обычай украшать рукава перешел на Русь и, очевидно, оттуда же (из Византии) был заимствован половцами” (Плетнева С.А., 1974, с.35). Не имея никаких оснований сомневаться в происхождении этих украшений одежды и их знаковой сути, вкратце остановимся на нашивках/ вышивках, расположенных на рукавах, тем более, что этот вопрос еще не становился предметом специального исследования. Именно в верхней части рукавов находим наибольшее разнообразие орнаментальных мотивов кафтанов.
Относительно изображений нашивок/выши- вок на кафтанах новоалександровских изваяний отметим, что они показаны мастером не только на всех четырех изваяниях, в одном орнаментальном исполнении и одинаковой ширины, но и на одном уровне - в верхней части рукавов. Такие украшения кафтанов в перспективе их изучения, может быть, смогут пролить некоторый свет на этносоциальный состав восточноевропейских кочевников половецкого времени. То, что такое предположение вполне реально, нас убеждает отсутствие взаимовстречаемости различных вариантов нашивок/вышивок на изваяниях в одном святилище. Кроме того, они, возможно, окажутся хорошим территориальным определителем при поиске первоначального, района изготовления изваяний, разбросанных по музеям без паспортов.
На сегодняшний день количество изваяний с изображением нашивок/вышивок в верхней части рукавов превышает 100 экз. (у С.А.Плет- невой в каталоге из числа поданых рисунков - 45), а вариативность их орнамента не менее 20. Такая источниковая база в перспективе позволяет соотнести различные варианты нашивок/ вышивок с типами изваяний. Зато уже сейчас можно говорить, что относительно пола они не распределяются по вариантам, о чем свидетельствуют публикуемые нами изваяния из Но- воалександровки (два мужских и два женских), на которых показаны абсолютно одинаковые нашивки/вышивки с орнаментом в виде косой сеточки. Идентичные новоалександровским нашивки/вышивки в виде косой сеточки (но
только сдвоенные на каждом рукаве) имеются на мужском и женском изваяниях из святилища у с.Выводово (Пустовалов С.Ж., 2012, рис.6, 9). Совершенно одинаковым зигзагообразным орнаментом украшены нашивки на обоих мужских изваяниях из святилища Первомаевка-1, к.4 (Свдокимов Г.Л., Купрій Н.М., 1991, с.267, мал.4, 4). Но, к сожалению, проверить данное наблюдение на массовом материале нет возможности, поскольку, во-первых, исследовано не так много святилищ, где обнаружены два или более изваяний, а во-вторых, из-за нередко неудовлетворительной сохранности изваяний в святилищах случаев нахождения орнаментов на рукавах кафтанов крайне мало. Там же, где изображения рукавов на изваяниях в той или иной мере сохранились, нашивок/вышивок часто просто нет (Астахово, к.4 и др.). Интересны и другие наблюдения относительно них. Так, все варианты нашивок, кроме одного - в виде косой сеточки, обнаруженного, по меньшей мере, на 20 изваяниях (преимущественно на женских), представлены всего лишь по одному разу. Если орнаментированные нашивки показаны исключительно на изваяниях стоящего типа, то без орнамента присутствуют как на стоящих, так и на сидящих. Возможно, неорнаментированные нашивки были сделаны из тканей разных цветов, и таким образом достигался необходимый результат разграничения изваяний по определенным группам (а таких известно не менее чем 30 экз.). Изображения нашивок, показанных на изваяниях без орнамента, только кажутся однообразными. На самом деле они, возможно, были раскрашены в определенные цвета (чего, правда, до сих пор не замечено при обнаружении изваяний), или на рукавах могли быть повешены разноцветные повязки. Зато раскраска лиц исследователями отмечалась неоднократно (Гуркин С.В., 1991, с. 105; Кореневский С.Н. и др., 1988, с. 109).
Сосуды. У трех новоалександровских изваяний хорошо прослежены сосуды, которые представляют собой несколько сужающиеся кверху банки со слегка выраженными венчиками. Но если банка у изваяния 4 очень похожа на 1 вариант 1 типа типологии посуды на изваяниях, разработанной С.А.Плетневой (1974, с.50, рис.23, 7), то вариант банки на изваяниях 1 и 3 отсутствует в ее типологии. Не нашли мы их и на рисунках изваяний не только в ее каталоге, но и в типологических схемах сосудов, изобра¬
129


женных на изваяниях у других исследователей (Кубарев В.Д., 1984; Ермоленко Л.Н., 2004). То есть, их нет и среди типов посуды на изваяниях азиатской части распространения последних, что, впрочем, следовало ожидать. От анализа сосудов на наших изваяниях, с точки зрения их встречаемости в погребениях, мы пока воздержимся ввиду обычной сильной их схематизации в европейском массиве тюркской скульптуры.
Порода камня. На сегодня уже нет необходимости доказывать исключительную важность выбора мастером породы камня при изготовлении определенного типа изваяний. Но, к сожалению, авторы отчета новоалександровского святилища ни для одного изваяния не указали не только породу камня, но и цвет, структуру, технику изготовления, степень рельефности изображений, особенности повреждения монолита и изображений. Поэтому приходится это определять исключительно по рисункам и фото, по стилю и стилистике изображений, что совсем не просто. Но достаточно уверенно можно говорить и о том, что все четыре изваяния были изготовлены из одного вида породы, о чем свидетельствует характер проработки рельефа.
При отсутствии точных данных о породе камня, тем не менее, у нас есть еще один аргумент в пользу того, что изваяния были изготовлены из мягкой породы, скорее всего, из песчаника. Речь идет об абрисах двух изваяний (мужское 1 и женское 4), у которых головы не были отбиты. Головы у них посажены на крайне короткие шеи, а подбородки находятся на уровне плеч. По типологии СА.Плетневой, эти изваяния относятся ко второму типу абриса, для которого характерно использование мягких пород камня (Плетнева С.А., 1974, с.55). В противном случае тщательная проработка выделенных из монолита деталей головы (головного убора, украшений, кос, лопастей от шляп, тонких деталей лица), хотя и возможна, но буцет весьма затруднительна. Кстати, схожесть или полная идентичность подавляющего большинства значений признаков у всех четырех изваяний позволяет отнести к тому же абрису и те два изваяния (2, 3), у которых головы были отбиты.
Метрические данные. Необходимо отметить примерно одинаковую высоту трех изваяний, которая колеблется от 2,10 до 2,25 м, включая высоту постаментов. Лишь изваяние 1 имеет высоту всего 1,7 м, что, возможно,
объясняется молодостью мужчины, запечатленного в камне. Во всяком случае, крайне редко встречаемые изваяния детей и подростков всегда изготовлены в ощутимо меньших размерах, чем изваяния взрослых. Но это вовсе не значит, что для предков преклонного возраста изваяния высекались крупнее остальных взрослых, ведь их рост существенно не отличается.
Высота первых трех не выбивается из средней высоты изваяний европейского массива, и этот показатель, хотя и косвенно, но в совокупности с остальными признаками указывает на их относительно более раннюю дату по сравнению с некоторыми типами поздней скульптуры сидящего типа, высота у которых вместе с постаментом, нередко значительно превышает 3 м (некоторые изваяния из Днепропетровского исторического музея). Но повторяем, в таких метрических соотношениях нет строгой закономерности, а только тенденция.
Аналогии и датировка
Новоалександровское святилище по способу его устройства на кургане относится ко второму типу святилищ, выделенных в свое время С.В. Гуркиным (1989, с.39-43), т.е. установленных в глубоких ямах, в которых изваяния были скрыты от обзора за пределами насыпи кургана. Этот тип святилищ не имеет устойчивого территориального размежевания с другим типом святилищ, устроенных на вершинах курганов. Кратко остановимся лишь на единственной близкой аналогии - святилище Астахово, курган 4.
Публикация этого, не совсем удачно раскопанного, кургана осуществлена А.В.Комаром (2009). Однако она посвящена комплексу хазарского времени. Половецкому же святилищу, впущеному в курган, возведенный в хазарское время, уделено минимальное внимание, в той лишь степени, без которой нельзя было обойтись при анализе стратиграфии и конструктивных особенностей памятника. В результате форсированных раскопок и публикации М.Л.Швецовым (1979) искаженных иллюстраций этого святилища, вопрос о его конструктивных особенностях оказался, если так можно выразиться, в состоянии крайней запутанности.
На наш взгляд, принципиальным отличием новоалександровского святилища от астаховско¬
130


го является то, что в конструкцию последнего входили каменные панцирь и подквадратной формы площадка, окруженная округлой оградкой. Относительно ямы-котлована, где в новоалександровском комплексе были установлены изваяния, то не факт, что в Астахово не было подобной. Просто центр кургана в Астахово оказался разрушен поздним проникновением, возможно, поэтому яма-котлован не прослеживается. Все остальные элементы памятников расходятся в непринципиальных деталях. Так, в Новоалександровке изваяния были установлены по линии северо-запад - юго-восток, а в Астахово - по линии север - юг с небольшим отклонением на восток. Мужские изваяния в Астахово также были поставлены рядом, но только в двух центральных ямках. Какие изваяния были установлены в двух крайних ямках, к сожалению, осталось неизвестно, настолько мелкие фрагменты остались от изваяний, помещенных в них. Возможно, в этих ямках стояли женские скульптуры. Лица изваяний из обоих святилищ были направлены в восточный сектор небосвода, с той лишь разницей, что астаховские изваяния стояли строго на восток, а новоалександровские на северо-восток.
К сожалению, авторам раскопок астаховского святилища удалось реконструировать только два из четырех изваяний (оба мужских) и только их тыльные стороны. Но даже такая скупая информация позволяет говорить о типологической близости астаховских и новоалександровских мужских изваяний. Два астаховских изваяния, как и все 4 новоалександровских, относятся к стоящему типу. На тыльной стороне, по крайней мере, одного из них, намечены руки, что позволяет поставить его в типологическом смысле между тремя изваяниями из Новоалександровки с непроработанными руками на тыльной стороне и женским изваянием 3 со значительно более проработанными руками, чем у астаховского. Кроме общей схожести в объемности, в пропорциях, размерах изваяний, а также формы постаментов, у сравниваемых изваяний типологически близки шлемы (если отвергнуть полусферическую форму одного из них).
В качестве аналогий изваяний новоалександровского святилища вызывают интерес два памятника на Нижнем Днепре (Херсонская обл.). Это святилища у с.Львово на правом берегу Днепра с одним мужским изваянием и у с.Пер-
вомаевка на левом берегу с двумя мужскими изваяниями. Они очень близки между собой как по конструктивным особенностям святилищ, так и по найденным в них изваяниям, но, к сожалению, все три изваяния, обнаруженные там, разбиты на много мелких частей. Впрочем, сохранились ключевые фрагменты, которые позволяют соотнести их со скульптурами из Новоалександровки. Так, изваяние из Львово практически идентично мужскому изваянию 2 и типологически близко остальным трем изваяниям из Новоалександровки. Все различия между изваяниями из Львово и Новоалександровки сводятся к признакам, не относящимся к типообразующим (наличие подножки под ступнями, вещей на поясе и нашивок/вышивок на рукавах). Напомним, что к типообразующим мы относим абрис, объемность, позу и иконографию скульптур.
Одной из наиболее интересных черт святилища является парность изваяний. Во-первых, в святилище обнаружены по два мужских и женских изваяния. Во-вторых, изваяния расставлены в яме-котловане по половому принципу: мужские (если смотреть в восточный сектор небосвода) слева, а женские справа. Более того, мужские изваяния были вкопаны в одну ямку. В-третьих, кроме схожих канонических, иконографических, стилистических и прочих общих признаков и норм изготовления изваяний, мужские и женские изваяния имеют свои черты парности. В частности, хотя мужские лица имеют индивидуальные черты, тем не менее, в манере и стиле изображений угадывается если и не родственность, то, по крайней мере, одна рука мастера или, как вариант, группа мастеров-камнетесов, объединенных едиными навыками и нормами воплощения образа умершего. О парности в вещевом наборе изваяний (шлемах и нагрудных украшениях) мы писали в соответствующих разделах. Такие сопоставления можно было бы расширить, но, к сожалению, сотрудникам экспедиции не удалось собрать все фрагменты изваяний.
В тех случаях, когда в половецких святилищах в одной яме-котловане обнаружено более одного изваяния, исследователи обычно считали их синхронными как с точки зрения изготовления изваяний, так и относительно установки их на кургане. Однако рассмотренные нами особенности новоалександровских изваяний и характер их нахождения в яме-котловане по¬
131


зволяют несколько разграничить изготовление и установку скульптур во времени.
Поскольку изваяния находились в одном комплексе, можно сказать, что все они изготовлены в одно время. Об этом свидетельствуют следующие черты, присущие (за исключением отдельных деталей) всем четырем изваяниям: абрис, поза, степень объемности, наличие фона, типологически близкие на мужских изваяниях шлемы и лопасти на женских головных уборах, близкие формы сосудов, схожие метрические характеристики, отсутствие подножек для ног. Однако важно еще понять, насколько изваяния синхронны между собой, какова степень их типологического единства и закономерность нахождения вместе.
Как мы уже писали в разделе о типологических признаках, есть один нюанс, который (если не брать в расчет изобразительные особенности, касающиеся принадлежности к полу изваяний) не позволяет провести между всеми изваяниями комплекса типологическую тождественность. Речь идет о том, что из общей схемы выпадает женская скульптура 3, установленная в яме-кот- ловане к юго-востоку от двух мужских. У изваяния руки с тыльной стороны проработаны также объемно, как и с лицевой. Этот признак позволяет считать изваяние 3 относительно более поздним по сравнению с остальными тремя (полуобъемными, т.е. с плоскими тыльными сторонами) скульптурами памятника. Так как данный факт не подлежит сомнению, то в таком случае необходимо объяснить нахождение относительно позднего изваяния 3 не только в одном святилище с тремя полуобъемными скульптурами, но и факт установки между ними.
Напомним, женское изваяние 3 установлено в яме-котловане святилища не с одного из краев ряда, а в средней ямке - между двумя мужскими с одной стороны и женским с другой. Такое его расположение говорит о том, что изваяние 3 не было вставлено в яму позже остальных, не являлось своеобразным “подселением” к ранее установленным. Следовательно, напрашивается мысль, что в рамках одной небольшой группы кочевников в какой-то промежуток времени сосуществовали, как минимум, два типа скульптуры, в частности, оба способа демонстрации
тыльной стороны изваяний - плоской спины (не считая свисающих с головного убора лопастей) без изображения рук и изваяний с объемными со всех сторон руками. Однако одинаковый уровень помещения в яму-котлован всех четырех изваяний, как факт синхронного или относительно синхронного установления, как минимум, трех (не считая крайнего мужского изваяния 1) изваяний, вовсе не означает, что они были изготовлены в какой-то очень ограниченный период времени. Изваяние 3 было изготовлено относительно позже остальных, хотя вряд ли промежуток времени между ними превышал интервал жизни одного мастера, иначе попадание всех четырех изваяний в один комплекс было бы маловероятным.
Мы предполагаем, что самым поздним в яму-котлован было установлено северо-западное мужское изваяние 1, которое находилось в одной ямке с другим мужским изваянием 2, практически вплотную друг к другу. Крайнее изваяние 1 не стоит на дне ямы, а находится чуть выше остальных, т.е. на небольшом слое грунта, и наклонено в сторону рядом стоящего изваяния 2, по сути, завалено на него (рис.3,2)7. Поэтому нетрудно догадаться, что если и происходила не синхронная, а последовательная установка изваяний в яму-котлован, то это, скорее всего, осуществлялось в северо-западном направлении. Но последовательной установке остальных трех изваяний (2-4) в святилище противоречит, как было указано выше, абсолютно одинаковая (-0,45 м) глубина ямок для постаментов. Настораживают только предельно аккуратные и ровно наведенные на чертеже дно и стенки ямок и до сантиметра одинаковая их глубина, что, возможно, так и было в реальности. Значит, логично предположить, что изваяния 2-4, очевидно, установлены единоразово или почти одновременно.
Однако нельзя полностью исключать и несколько иной сценарий очередности установки изваяний, иную направленность, то есть с северо-запада на юго-восток. Так, первым изваянием, помещенным в яму-котлован, могло быть мужское изваяние 2, затем поставили женское изваяние 3, позже - женское изваяние 4 и, наконец, когда потребовалось найти место мужскому изваянию 1, то определение стороны размещения изваяний в силу тех или иных
7 Для половецких святилищ это первый зафиксированный случай нахождения в одной ямке двух изваяний.
132


причин изменилась, и было принято решение (вероятно, спешное) установить его в одну яму с мужским изваянием 2.
Опираясь на характер помещения новоалександровских изваяний (как и во многих аналогичных случаях) в сооружении и исследования (Ермоленко Л.Н., 1994; 2004; Гуркин С.В., 1989, с.40; 1991, с. 107, ПО; Евглевский А.В., 1996, с.221) можно считать, что данный тип святилищ, устроенных на курганах в глубоких ямах-котло- ванах, являлся кратковременным (одноразовым) культовым объектом. В противном случае, как объяснить факт установки изваяний настолько глубоко, что даже их головы находились ниже насыпи кургана, следовательно, не были обозримы за ее пределами?
В свете изложенных нами мыслей относительно временного интервала формирования святилища, логично предположить, что изваяния какое-то время находились вне святилища, выполняя присущие им функции в рамках культа предков, и лишь в силу наступления “момента необходимости” устроители обряда перевезли их на курган и поставили вместе. При этом не следует понимать, что ко времени устройства святилища изваяния свозились из разных мест. Они могли стоять вместе, или недалеко друг от друга в специально отведенных местах.
Что касается абсолютной датировки памятника, то пока по этому поводу можно высказаться только в самых общих чертах, опираясь не столько на изученность половецких святилищ, их конструктивные особенности и характер функ¬
ционирования (опубликована примерно десятая их часть), сколько на относительную датировку типов изваяний, разработанную исследователями (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 166-186; Плетнева С.А., 1974; Гераськова Л.С., 1991). С учетом наших поправок, абрис, объемность, поза и иконография новоалександровских изваяний позволяют отнести их ко 2-й пол.XII в., а время завершения функционирования комплекса ко 2-й пол.ХН - нач.ХШ века. С приходом монголов кочевники прекращают (как обычно считают исследователи, хотя это, на наш взгляд, и не бесспорно) сооружать святилища. Произошло ли сокрытие (“захоронение”) изваяний в связи с приходом монголов, или же это было сделано до того, но после окончания функционирования объекта верхние части изваяний были отбиты и повалены, а яма плотно забита камнями и грунтом.
Новоалександровский комплекс, как и аналогичный ему по конструкции и количеству изваяний астаховский, можно отнести к одному из поздних разновидностей подобных культовых памятников поздних кочевников. На поздний период их сооружения указывает такой косвенный признак, как наличие четырех изваяний. В святилищах обычно устанавливалось по одному, реже - два изваяния и лишь в двух известных нам случаях (Новоселовка, к.2 и Новое, к.З) по три8. Правда, тенденция увеличения с течением времени количества устанавливаемых изваяний в святилищах на европейском массиве хотя и прослеживается, тем не менее, это не выглядит обязательным условием.
Литература и архивные материалы
Гераськова Л.С., 1991. Скульптура середньовічних кочовиків степів Східної Європи. К.
Гугуев Ю.К., 2001. Половецкое святилище необычной конструкции на Северском Донце// Донская археология. №№ 3-4. Ростов-на-Дону.
Гуркин С.В., 1989. К вопросу о семантике половецких святилищ// Историко-археологические исследования в г.Азове и на Нижнем Дону в 1988 году. Тезисы докладов к семинару. Азов. Гуркин С.В., 1991. Святилище половецкого времени с каменным изваянием на Нижнем Дону// Историко-археологические исследования в г.Азове и на Нижнем Дону в 1990 году. Вып.Ю. Азов.
Евглевский А.В., 1996. Культовое захоронение половецких каменных изваяний в святилище на Мечетном поле в Донбассе// Древние культуры Восточной Украины. Луганск.
8 В кургане 2 из Новоселовки третье изваяние было в отдалении от двух первых, что можно объяснить как факт “подзахоронения” или подбрасывания изваяний. А в кургане 3 из Нового изваяния обнаружены во рву.
133


Евглевский А.В., 1998. Семантика распрямленных гривен в контексте погребального обряда кочевников Восточной Европы XII-XIV вв.// Археологический альманах. № 7. Донецк.
Евдокимов Г., 1990. Отчет Краснознаменской экспедиции 1990 г.// НА ИА НАН Украины, ф.е. 1990/12.
Евдокимов Г.Л., Симоненко А.В., Загребельный А.Н., 1975. Отчет о раскопках курганов у с.Астахово Свердловского района Ворошиловградской области в 1975 г.// НА ИА НАН Украины, ф.е. 1975/50.
Євдокимов Г.Л., Купрій Н.М., 1991. Нові половецькі святилища Північного Причорномор’я ХІ-ХІІІ ст.// Золото степу. Київ; Шлезвіг.
Ермоленко Л.Н., 1994. О семантике средневековых кочевнических святилищ со скрытыми в насыпях изваяниями// Этнокультурные процессы в Южной Сибири и Центральной Азии в І-ІІ тысячелетии н.э. Кемерово.
Ермоленко Л.Н., 2004. Средневековые каменные изваяния казахстанских стезей (типология, семантика в аспекте военной идеологии и традиционного мировоззрения). Новосибирск.
Комар А.В., 2009. Курганы VIII в. у села Астахово// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.7. Хазарское время. Донецк.
Кондаков Н.П., 1892. История и памятники византийской эмали. СПб.
Кореневский С.Н., Андреева М.В., Ульянова О.А., 1988. Раскопки Ставропольской экспедиции// АО-1986.
Кубарев В.Д., 1984. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
Пустовалов С.Ж., 2012. Половецкое святилище у села Выводово// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.10. Половецкое время. Донецк.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Швецов МЛ., 1979. Половецкие святилища// СА. № 1.
Summary
A.V.Yevglevsky, N.M.Danilko (Donetsk, Kiev, Ukraine)
CULT COMPLEX OF POLOVTSIAN TIME ON RIGHT BANK OF DNIEPER RIVER
The paper presents a cult complex of the late nomads excavated in 1990 in a barrow on the right bank of the Kakhovka water basin in the Lower Dnieper reaches near Novoaleksandrovka village.
The monument is a square (3.9><3.9 m) pit dug out in the barrow top, in which two male and two female sculptures facing the NE were set up vertically along the NW-SE line. After the object stopped functioning, the upper parts of the sculptures were broken off and tumbled down, and the pit was tightly tamped with stones and ground.
The monument is unique since it is only the second occasion when four sculptures were discovered in a sanctuary of the Polovtsian time, and the only one when all of them have been preserved relatively well. This permits not only to definitely attribute them to a certain type of Turkic sculpture, but also to trace the details of their iconography, the typology of inventory objects. On the basis of the outline, relief, posture, iconography represented on the sculptures, and also the peculiarities of the complex layout, the date of making the sculptures (the 2nd half of the 12th century) and the time of “burying” the complex (the 2nd half of the 12th - the early 13th century) have been proposed.
Статья поступила в редакцию в декабре 2011 г
134


А.В.Евглевский, Д.В.Пилипенко
ТЮРКСКИЕ ИЗВАЯНИЯ “ПОГРУДНОГО” ТИПА: ПРИМЕР ПРАКТИЧЕСКОЙ АТРИБУЦИИ
В селе Придорожное Старобешевского р-на Донецкой обл. стоит тюркское изваяние так называемого “погрудного” типа1. Около 30 лет назад оно было перевезено во двор школы с окраины села краеведом, учителем истории, ныне заведующим местным школьным музеем, В.Ф.Моженко. История же первоначальной находки изваяния уходит к 1840 гг, когда выходец из зажиточного рода пан Редькин купил у царского генерала около 700 десятин земли в излучине р.Кальмиус (Северо-Восточное Приазовье). Поставив затем несколько крестьянских хат, конюшни и собственное подворье, он, таким образом, основал свое имение. Как свидетельствует местная легенда, у въезда в село с запада новоявленный помещик решил поставить каменную бабу, обнаруженную на одном из близлежащих полей.
Нельзя с уверенностью сказать чем руководствовался помещик, устанавливая изваяние именно к западу от села: на заход солнца или потому, что оно просто было обнаружено у западной околицы усадьбы, а может, по какому- нибудь иному мотиву. Согласно версии, высказанной В.Ф.Моженко, пан Редькин установил изваяние на западной окраине села по причине того, что именно с этой стороны шло заселение приазовских земель крепостными, выходцами из Полтавской губернии. В пользу этой версии вроде бы говорит и тот факт, что пан Редькин, по данным истории села, и сам был уроженцем Полтавщины (с.Санжаровка). Если принять такое объяснение, то изваянию, возможно, отводилась роль не только своеобразного межевого камня, но и оберега, защитника села.
В свете такой интерпретации установки изваяния важно отметить, что Полтавская
губерния находилась в лесостепной зоне, занятой славянским населением, где в эпоху развитого средневековья не было постоянных веж тюркских кочевников. Следовательно, их монументальной скульптуры, за исключением самых южных районов (согласно истории находок из Полтавского областного музея), там не было. Более того, изваяния, найденные на юге области, возможно, были привозными из соседних юго-восточных районов. Поэтому удивительно, что на новой родине православный помещик, по-видимому, никогда не “имевший дела” с изваяниями, не только не уничтожил языческого идола, а наоборот, постарался привлечь его сакральную силу. Очевидно, здесь немаловажную роль сыграл очень интересный универсальный культурный феномен, когда чуждые культовые вещи, объекты или образы на подсознательном уровне приобретали для индивидуума или коллектива особую ценность (Байбурин А.К., 1989, с.69). Так или иначе, но сельское население, очевидно, во многих случаях не только беспричинно не уничтожало каменных языческих идолов степняков, но даже относилось к ним довольно бережно. Их массово свозили с полей и устанавливали у своих дворов, о чем свидетельствуют находки новых, неизвестных науке изваяний, которые исследователи обнаруживают не столько на полях, сколько в селах. Впрочем, и такие находки становятся редкостью.
Изваяниям, стоящим в селах, периодически подносили еду, их чистили и покрывали краской, при этом подчеркивая на них жизненноважные органы. Это делалось для того, чтобы отвести от общины возможные несчастья (природные катаклизмы, болезни и пр.).
1 	Благодарим А.В.Колесника за сообщение о местоположении изваяния и возможность его опубликовать.


Однако от заботы и почитания до ненависти и варварского отношения к ним был лишь один шаг. Стоило в семье, роду или селе случиться какой-то беде, причину нередко находили именно в идолах, которые могли навести на человека порчу или вызвать неурожай. Тогда изваяние могли разбить на мелкие части, закопать или же, чтобы не осквернять землю, попросту утопить в реке. Примеров подобного проявления гнева и жестокости людей к каменным бабам известно немало.
Но все же чаще сельское население более “взвешенно” подходило к оценке причины неожиданной “враждебности” идола, как правило, находя объяснение в недостаточном внимании к последнему. В таких случаях к нему начинали проявлять “сверхзаботу”, что выражалось, например, в его побелке. Как бы там ни было, но изваяние в селе Придорожное не было разбито и пущено, скажем, на устройство мощеной дорожки в каком-нибудь крестьянском дворе, а простояло в целости и сохранности до наших дней. Накануне празднования начала III тысячелетия жители села побелили изваяние, в чем также можно усмотреть желание обезопасить себя от каких-либо потрясений, которые обычно ожидаются на рубеже эпох. Правда, нам неизвестно, белили ли его и раньше, но, по крайней мере, этого нельзя исключать.
Описание изваяния
Изваяние осмотрено, описано и сфотографировано в июне 2008 года. Скульптура изготовлена из местного плотного темножелтого мелкозернистого песчаника, многочисленные обнажения которого находятся на левом берегу Кальмиуса; очень массивное. По сообщению В.Ф.Моженко, вкопано в землю не менее чем на 0,7 м; видимая высота - 1,16 м, наибольшая ширина (на уровне плеч) - 0,65 м, наибольшая толщина (на уровне головы) - 0,44 м. Передняя сторона обработана минимально, были всего лишь убраны неровности. Тыльная и боковые стороны вовсе не подверглись обработке, тем не менее, они довольно ровные и плоские. Очевидно, монолит для изготовления скульптуры был подобран достаточно удачно. Техника проработки
передней поверхности изваяния, похоже, точечная, но это просматривается только на голове (рис.1). В 2000-2001 гг изваяние, как уже говорилось, было побелено школьниками известью, до настоящего времени практически не смытой дождями. Правая сторона затылка слегка стесана. Подбородок и часть левой скулы отбиты. С большой долей уверенности можно сказать, что изваяние изображает женщину, о чем свидетельствуют как женские черты лица, так и характерное изображение грудей.
Изваяние стеловидное, почти квадратное в сечении. Плечи едва намечены и практически сразу переходят в голову, шея отсутствует; таким образом, голова не выделена из монолита. В фас она абсолютно круглая (не считая отмеченных выше небольших повреждений позднего происхождения). Интересной особенностью головы является диспропорция верхней и нижней частей лица, т.е. лоб слишком высокий, что не исключает версии о наличии головного убора (возможно, круглой шапочки), хотя из-за побелки установить или опровергнуть это сейчас невозможно. Брови короткие, дуговидные, образуют с носом (стесанным в нижней части) Т-образную фигуру, глаза овальные, рельефно выделенные, рот небольшой. Отчетливо показаны уши (к сожалению, почти не заметные на фото), посаженные мастером не на анатомически нужном месте, а чуть ниже - на уровне щек. Груди довольно массивные, округлые, нерельефные. Какие-либо другие изображения отсутствуют, о чем можно говорить достаточно уверенно, поскольку сохранность изваяния, в целом, удовлетворительная (рис.1).
О 	месте изваяния в типологохронологической системе тюркской скульптуры
Абрис и иконография придорожненского изваяния, на первый взгляд, позволяют отнести его к массиву раннетюркских каменных изваяний, однако попытки найти близкие аналогии и дать однозначное типологохронологическое определение оказалось делом довольно затруднительным. Рассмотрим доступный материал.
136


Рис. 1. Изваяние из с.Придорожное.
Fig. 1. The statue from Pridorozhnoie village
137


Территория распространения изваяний раннетюркского типа2 (далее ИРТТ) исследователями обычно определяется исключительно широким, но практически лишь азиатским поясом степей - от Монголии до Южного При- уралья (Шер Я.А., 1966, с.20 и др.), поэтому углубленный анализ нашего изваяния - находки, значительно удаленной от основных регионов распространения ИРТТ, для специалистов, несомненно, будет представлять определенный интерес.
Прежде всего, отметим, что среди ИРТТ женских значительно меньше, чем мужских. Женские ИРТТ, как известно, практически не характерны для Южной Сибири и Монголии; не так много их в Киргизии, а также в Семиречье и других районах Казахстана. Западнее, т.е. ближе к Уралу и далее к Волге количество находок женских изваяний значительно возрастает. А уже на Правобережье Волги женские и мужские ИРТТ встречаются примерно в равной пропорции, хотя к западу от Урала тех и других ИРТТ, по сравнению с Востоком, намного меньше.
На сегодняшний день типология средневековых тюркских изваяний, включая и ИРТТ, в целом, представляет собой довольно условную схему, в которой выделяется 4 “больших” типа: 1) контурные (слаборельефные) изображения на передней поверхности удлиненных, прямоугольных или квадратных в сечении камней; 2) стеловидные изваяния, сочетающие плоскостную проработку головы, еще не выделенной из монолита, но уже с намеченной объемностью; 3) изваяния, выполненные в высоком рельефе, но не полностью объемные; 4) в высоком рельефе, целиком объемные изваяния. Конечно же, с течением времени эта универсальная (пригодная для разных локаль¬
ных зон и культур), но во многом шаткая схема претерпевала некоторые изменения, развивалась и усложнялась, однако, повторимся, в целом, она и сегодня служит в качестве типологического “хребта”, в основу которого положена, прежде всего, идея эволюции абриса и объемности изваяния. В то же время, хорошо известны группы изваяний, которым присущи признаки двух и даже нескольких типов в разных сочетаниях. Есть и типы изваяний с необычными чертами, в определенном смысле также противоречащими установившемуся в литературе общему эволюционно-хронологическому строю. Таковыми являются, например, так называемые “позднейшие” (кон. XII - XIII в.) стеловидные изваяния, которые чаще всего встречаются в Среднем Поволжье (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, рис.27, 5; 28, 2; 29, 7; Плетнева С.А., 1974, табл.73, 1250, 1252-1257). Их происхождение исследователи связывают с деэволюцией скульптурного ваяния (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 185) или с “логическим завершением эволюционного ряда” (Плетнева С.А., 1974, с.65). Следует отметить, что интересующее нас изваяние из Придорожного имеет ряд черт, характерных для разных типов или находящихся на “стыках” между ними.
Поиск аналогий привел нас к обнаружению нескольких изваяний лишь близкого облика, но не более того. То есть, ни у одного из них мы не нашли полного набора признаков, позволяющих поставить его в строгий типологический ряд с придорожненским. При этом, разумеется, мы не рассчитывали найти между сравниваемыми скульптурами полное сходство, тем более портретное, поскольку каждое средневековое каменное изваяние (даже в случаях, когда лицо непроработано), в отличие,
2 	Мы умышленно избежали употребления термина “древнетюркские изваяния”, поскольку, во-первых, хронологические границы древнетюркского времени в литературе еще окончательно не определены (см., например, полемику по этому вопросу в работах А.Д.Грача (1961, 1966) и Л.Р.Кызласова (1979)). Причем Л.Р.Кызласов, критикуя А.Д.Грача, высказался, на наш взгляд, слишком категорично. Ученый пишет, что “методологически неверно называть (точнее, использовать) термин «древнетюркское время»” (Кызласов Л.Р., 1979, с. 141). Кроме того, мы столкнулись с немалыми затруднениями в установлении не то что узкой даты изваяния из с.Придорожное, но даже более широких хронологических границ в рамках (пусть и “плавающих”) древнетюркского времени. А термин “изваяния раннетюркского типа” может характеризовать скульптуру, подобную придорожненской, гораздо шире и нейтральнее, одновременно условно выступая как хронологическим, так и типологическим определителем в общем массиве тюркских средневековых изваяний.
138


например, от обобщенного или, точнее, размытого образа скифской каменной пластики, изображает конкретного умершего. Вместе с тем, наш расчет строился на том, что мастер, несмотря на индивидуальность черт умершего и собственный почерк (технику и стиль), все же реализовывал коллективное традиционное понимание облика умершего, следуя некой норме. Поэтому понятно, что определенная степень стандартизации и схематизации изображения была неизбежной. Если же к последнему моменту добавить внешнее сходство по таким признакам как пол, близкий возраст и этническое родство, то, на первый взгляд, обнаружить два (или группу) типологически близких изваяний не должно представлять большого труда. Но лишь на первый взгляд. На практике все оказалось гораздо сложнее, причем схожих между собой изваяний в числе поздних неожиданно выявилось несравнимо больше, чем среди ранних. Впрочем, объяснение этого кажущегося парадокса лежит не столь уж глубоко, если попытаться отклониться от упомянутой выше прямой эволюционной концепции развития изваяний. Такое отклонение в рамках массива известных нам ИРТТ позволило выделить в их типологическом ряду новое звено, хотя и на самом нижнем таксономическом уровне.
К первому и основному типообразующему признаку в предлагаемой нами иерархии признаков стеловидных изваяний (к которому относится и придорожненское) мы отнесли невыде- ленность головы из монолита, исключив, таким образом, из сопоставления огромный массив изваяний, у которых голова в той или иной мере была выделена из монолита. Второй признак - пол изваяния. Третий - оформление (форма) головы, т.е. особенности ее “посадки” относительно прямоугольного монолита. Четвертый, по сути, целый комплекс локальных признаков, традиционно рассматривающихся по отдельности, - это характер изображения деталей лица (брови, глаза, нос, рот и уши) и их взаиморасположение друг относительно друга. Пятый - форма грудей.
Прежде всего, рассмотрим признак “форма и посадка головы”. Эти две составные части (форма и посадка головы) одного признака, “работая” в совокупности (!), как правило, оказываются определяющими при разграничении стеловидных ИРТТ.
Особенности проработки головы у придо- рожненского изваяния свидетельствуют о том, что ваятель не ставил себе целью выделить ее из монолита камня, хотя материал (песчаник), в отличие от гранита3, позволял это сделать без
Рис. 2. Искажения в изображении лиц на изваяниях погрудного типа (по: Чариков А.А., 1986, с.95, рис.4, 6, 12, 13, 14).
Fig. 2. Distortions in imaging of faces of statues of breast type (by Чариков A. A., 1986, p.95, Fig.4, 6, 12, 13, 14)
3 	Из гранита изготовлено подавляющее большинство ИРТТ, причем много их даже в тех районах евразийской степи, где песчаника имелось в избытке. Здесь налицо следование традиции в выборе материала, сложившейся в восточных регионах, изобилующих гранитом. Для других же областей это было в большей степени вынужденной практикой.
139


сверхусилий. Очевидно, ваятелю по традиции, базирующейся на коллективном опыте и исторической памяти рода, этноса, требовалось лишь убрать часть породы на верхушке подпрямоугольного в сечении камня, превратив его в круглую голову, не выделяя при этом шеи4. Мастеру, изготовившему придорожненское изваяние, также пришлось убрать у каменной глыбы излишек породы под подбородком (если, конечно, этот подбородок не являлся просто природной формой, удачно выбранной для изваяния), что в совокупности с почти идеальной в плане отмеченной округлостью головы придало последней известную степень объемности. У всех известных нам ИРТТ с объемной или относительно объемной головой (а не с проработкой головы или лица на плоскости монолита) подбородок в той или иной мере сужается книзу, чего нельзя сказать о нашем изваянии, у которого лицо совершенно круглое. Попытка найти точно такую же манеру передачи головы на всем евразийском пространстве оказалась безуспешной. Данный признак в совокупности с остальными в известной степени свидетельствует об уникальности изваяния из Придорожного.
Лицо, при условии, что на скульптуре нет головного убора, расположено непропорционально низко относительно лба. Это очень интересная индивидуальная черта придорожненско-
го изваяния, являющаяся одним из показателей (хотя и не всегда обязательным для азиатских регионов) того, что изваяние относится к числу ранних погруцных стеловидных скульптур, а не к так называемым погрудным позднейшего типа, о которых речь пойдет ниже. Характеризуя особенности ранних погруцных изваяний, А.А.Чариков пишет, что даже в тех случаях, когда исключительно все элементы лица исполнены в традиционной манере, стиль изваяния стеловидного типа проявляется по другим показателям: нарушением пропорций и схематичностью форм (рис.2, 7), смещением в какую- либо сторону вертикальной оси лица (рис.2, 3) или наклоном ее по отношению к продольной оси туловища (рис.2, 1, 2, 4\ асимметричностью отдельных деталей (рис.2, 7, 4) (Чариков А.А., 1986, с.94-95, рис.4, 6, 12, 13, 14). Эти наблюдения А.А.Чарикова исключительно важны для разделения массива погруцных изваяний на группы.
В качестве аналогий из всего известного нам массива ИРТТ было отобрано 5 скульптур, у которых отдельные черты оказались не идентичны, а лишь схожи с деталями изваяния из Придорожного. Рассмотрим их по порядку, но не по степени сходства (что сделать очень непросто), а по географическому принципу, т.е. с востока на запад.
4 	Мы совершенно не согласны с суждением А.А.Чарикова, который подчеркивает, “что различия в манере изображения нельзя ставить в зависимость от материала, поскольку практически все исследуемые статуи были изготовлены из одинаково твердых пород камня местного происхождения: крупнозернистого гранита, реже песчаника, кремнистого сланца” [подчеркнуто нами - А.Е., Д.П.] (Чариков А.А., 1986, с.88). Полагаем, что нет смысла давать расширенную критику этого тезиса исследователя, так же как и приводить аргументы в пользу того, что именно повсеместные выходы на поверхность обнажений песчаника в восточноевропейских степях явились одним из условий стремительного расцвета у тюркских кочевников искусства каменной пластики во 2-й пол.ХН - нач.ХШ в., повлияв и на стиль, и на манеру изображения. Ясно, что гранит и песчаник нельзя ставить в один ряд. Песчаник - мягкий камень, и он (особенно мелкозернистый) позволял мастеру прорабатывать изображения гораздо более выразительно (“тонко”). Другое дело, что такой всплеск мастерства в различных проявлениях объемного ваяния в северопричерноморских степях, был, очевидно, связан с одной из волн кочевников. Правда, мы не можем пока соотнести изваяние из Придорожного с определенным этносом. Очевидно лишь, что мастер при изготовлении изваяния исходил не только из возможностей камня, но и стремился соблюсти определенные нормы, сложившиеся в культуре. Эволюционное развитие изваяний, на наш взгляд, происходило не однолинейно, а многолинейно и с различной интенсивностью в разных этнических группах и локальных областях.
Что касается твердости гранита, то он, так же как и песчаник, неоднороден. Его многочисленные виды отличаются структурой и имеют разную степень плотности. Возможно, в том числе и из-за этого мы видим различия не только в качестве и характере изображений, но и в степени насыщенности деталями. Впрочем, дальше в упомянутой статье А.А.Чариков все же указывает на значимость породы камня. Исследователь пишет, что своеобразие средневековой пластики (невысокий рельеф плотно прижатых к туловищу рук, уплощенные лица, слабая моделировка силуэта) в значительной степени обусловлено спецификой материала (гранит) (Чариков А.А., 1986, с. 101).
140


Рис. 3. Изваяния погрудного типа, близкие по абрису изваянию из с.Придорожное: 1 - с.Придорожное; 2 - Мерке, Чуйская долина (Шер Я.А., 1966, с. 118, табл.ХХУ 123); 3 - Кегеты, Чуйская долина (Шер Я.А., 1966, с. 108, табл.ХІХ, 86); 4 - Саратовское Поволжье (Зайковский Б.В., 1908, рис.4); 5 -Азовский историко-краеведческий музей (Плетнева С.А., 1974, табл.53, 928); 6-Бешеный (хутор, Луганская обл., нижнее течение р. Северский Донец).
Fig. 3. Statues of breast type similar by their contour to the statue from Pridorozhnoie village: 1 - Pridorozhnoie village; 2 - Merke, Chui valley (Шер Я.А., 1966, c.118, табл.ХХУ, 123); 3 - Kegety, Chui valley (Шер Я.A., 1966, c.108, табл.ХІХ, 86); 4 - the Volga reaches near Saratov. (Зайковский Б.В., 1908, puc.4); 5 -Azov Museum of Local History. (Плетнева C.A., 1974, табл.53, 928); 6 - Beshenyi (steading, Lugansk province, lower reach ofSeverskii Donets river)
1. Мерке (Чуйская долина). Лицо женское, физический тип неясен. Голова смоделирована объемно, показаны плечи. Рельефными кружками изображена женская (?) грудь. Рук не видно. Нижняя часть, видимо, обломана (Шер Я.А., 1966, с. 118, табл.ХХУ, 123). От придорожненского это изваяние отличают 3 нюанса: характер изображения грудей - в виде дуг (очевидно, нечетко выбитых типичных небольших кружков), длинный нос и макушка
головы - несколько вытянутая кверху. Более точное сравнение этого изваяния с нашим невозможно из-за схематичности рисунка изваяния из Мерке, к тому же выполненного с небольшим разворотом (рис.З, 2).
2. 	Кегеты (Чуйская долина). Я.А.Шер пишет, что лицо у изваяния монголоидное, а пол с уверенностью определить нельзя, однако ввиду отсутствия усов, приходит к выводу, что оно, вероятно, женское. Голова выделена из
141


монолита, шея и плечи показаны схематично. Техника проработки поверхности точечная; все детали рельефны. Размеры не установлены (Шер Я.А., 1966, с. 108, табл.XIX, 86). От при- дорожненского отличается отсутствием изображения грудей и вытянутым, более крупным носом, подтреугольным подбородком, большей выделенностью головы из монолита и, следовательно, большей объемностью (рис.З, 5).
3. Саратовское Поволжье. Сегодняшнее местонахождение изваяния нам не известно. Детали изваяния, опубликованного Б.В.Зайковским, из-за некачественного фото просматриваются нечетко (Зайковский Б.В., 1908, рис.4). С исследуемым изваянием его сближает округлая (несколько “растянутая” по горизонтали) голова, относительно короткий нос. Отличается же гораздо большей объемностью головы (рис.З, 4).
4. Азовский историко-краеведческий музей. Изготовлено из ракушечника, врыто в землю по грудь; плечи отчетливо выражены, однако шея абсолютно не выделена. Голова представляет собой овал, подбородок массивный, четко выделен (Плетнева С.А., 1974, табл.53, 928). Несмотря на сохранившееся изображение одной груди, полной уверенности в том, что изваяние женское нет. По моделировке груди весьма схоже с изваянием из Придорожного, хотя она и значительно меньше (рис.З, 5).
5. Бешеный (хутор, Луганская обл., нижнее течение р.Северский Донец). Голова изваяния несколько объемнее, чем у придорожнен- ского: макушка выразительно вытянута вверх; затылок плавно выделен из монолита; плечи отчетливо выражены. Несмотря на общую схожесть, отличаются все детали лица: прямой вытянутый нос, высоко поднятые над глазами брови, оформленный в виде сердечка рот, довольно большие уши, расположенные, в отличие от нашего, анатомически на своем месте. Черты лица монголоидные (рис.З, 6). По наличию признака “груди” это изваяние довольно близкое придорожненскому, но груди расположены неанатомически высоко. К тому же, они значительно меньше и подтреугольной формы. Кроме того, данное изваяние разительно отличается исключительно реалистичным по исполнению изображением витой гривны. Впрочем, данная особенность не относится к типообразующим признакам изваяния в используе¬
мой нами минитаксономической структуре, но зато указывает на его позднюю (относительно других рассматриваемых здесь изваяний) дату. Крученые гривны, которые С.А.Плетнева называет “ложновитыми”, бытовали в ХП-ХШ вв. (Плетнева С.А., 1981, с.217).
Еще два интересных и очень схожих между собой изваяния есть на Алтае (Талдура-1, оградки 1, 2), и если бы они не изображали мужчин, то по общему абрису их можно было бы считать исключительно близкими аналогиями придорожненскому (Могильников В.А., Елин В.Н., 1983, рис.11; 15).
Итак, все приведенные аналогии по- своему довольно информативны, но, тем не менее, не дают нам однозначного и четкого представления о месте нашего изваяния в типологическом ряду тюркской скульптуры. А что касается географии обнаруженных аналогий, она оказалась довольно широкой. Если рассматривать их по направлению миграции средневековых тюркских кочевников с востока на запад, мы имеем две находки в Чуй- ской долине (Южный Казахстан), одну в Саратовском Поволжье, по одной в устье Дона и нижнем течении Северского Донца. Такая картография изваяний (очевидно, неполная), свидетельствующая о находках в различных природно-климатических областях, а также изготовление их из различных пород камня и, наконец, разные стили мастеров, отдаляющие все изваяния друг от друга, все-таки дают возможность предполагать у данной группы изваяний если и не этническое родство, то, по крайней мере, общие культурные истоки, поскольку, в целом, они довольно близки по своему облику. Во всяком случае, признаки, объединяющие их в одну группу, на наш взгляд, более весомы, чем те, что их отличают. Однако все приведенные сравнения - это лишь косвенные факты. Необходим дальнейший углубленный анализ материала, чтобы доказать существование хронологически разобщенных вариантов в рамках массива погрудных ИРТТ, либо же, наоборот, доказать их относительную синхронность при существовании вполне естественных вариантов, обусловленных, возможно, не только разной территорией и временем, но и разной этнокультурной средой.
Впрочем, уже сейчас единый абрис рассмотренных изваяний позволяет допустить их
142


близкую датировку. Однако это вовсе не означает, что хронологический отрезок будет относительно узким, в первую очередь, по отношению к изваянию из Придорожного. Из-за отсутствия на нем и на подавляющем большинстве приведенных аналогий изображений вещей, рук и ног, их датировку приходится устанавливать исключительно путем сравнения с изваяниями, имеющими близкий абрис, на которых изображены вещи, получившие в литературе узкие или относительно узкие даты (Евтюхова Л.А., 1952; Грач А.Д., 1961; Федоров-Давыдов Г.А., 1966; Плетнева С.А., 1974 и др.). Разработанные исследователями хронологические колонки, на наш взгляд, во многом еще остаются противоречивыми. Впрочем, сопоставлять их между собой в нашу задачу не входит. Отметим лишь, что изваяния, подобные при- дорожненскому, традиционно связываются с культурой древних тюрков5. Под культурой древних тюрков обычно подразумевается комплекс памятников, включающих оградки, изваяния, балбалы, погребения с конем и характерные типы инвентаря (поясные наборы, стремена, наконечники стрел и др.), датирующиеся VII-X веками. Правда, есть мнение, что первое появление изваяний древнетюркского (раннетюркского) типа в Центральной Азии относится к VI в. (например, Шер Я.А., 1966, с.39). Однако, насколько нам известно, на сегодняшний день, по крайней мере, к западу от Алтая с уверенностью не выявлено погребально-поминальных комплексов этого времени. А памятников культуры древних тюрков, датирующихся VII в., очень мало. Следовательно, лишь VII в. можно де-факто считать нижней границей и для ИРТТ, ранние группы которых входят в культуру древних тюрков.
Определение верхней даты ИРТТ еще более проблематично, поскольку данные, которыми приходится пользоваться археологам, преимущественно косвенные. Так, известно, что в X в. все шире распространяющийся в Средней и Центральной Азии ислам заметно
изменил в кочевой степи проявление прежних культурных традиций. Именно в период смены религии в кризисном состоянии оказывается культовая сфера, тесно переплетенная с искусством, в том числе каменная скульптура. В связи с этим, позднейшей датой изготовления изваяний древнетюркского типа в Семиречье и на Тянь-Шане некоторые исследователи считают XI в., а для более северных территорий, где ислам распространялся не так интенсивно и жестко - XII в. (Шер Я.А., 1966, с.39-40). Исходя из этого, логично предположить, что для территорий, лежащих северо-западнее центральноазиатских и среднеазиатских областей, верхняя дата ИРТТ может быть еще более поздней. Во всяком случае, для Урала, Поволжья, Подонья, Северного Кавказа и Северного Причерноморья датировка ИРТТ XII и даже XIII в. вполне реальна. До начала распространения ислама в Золотой Орде при хане Узбеке, культурно-религиозная обстановка для кочевников, отправлявших ритуалы, посвященные культу предков (включая ваяние каменных статуй), в этих отдаленных от исламских центров степных районах была более чем благоприятной. Есть основания считать, что такая обстановка коренным образом не изменилась и после введения ислама в Золотой Орде; имеется в виду, на ранней его стадии.
Таким образом, если согласиться с тем, что изваяние из Придорожного - это памятник раннетюркского типа (вариант “погруд- ное” без изображений вещей), а ИРТТ - это не хронологический тип, а всего лишь культурный типаж (образ), то датировать такой пласт, исходя из вышесказанного, следует не уже VIII-XIII веков. Однако с учетом региона находки и отмеченных иконографических особенностей придорожненского изваяния - лица, посадки головы, типа груди, которые по всем этим признакам отличаются от относительно хорошо изученных классических древнетюркских изваяний, хронологические рамки изваяния из Придорожного логично
5 	Следует оговориться, что термин “культура древних тюрков”, который включает и ранние ИРТТ, используется нами не столько в этнокультурном, сколько в археологическом смысле. Такое понимание культуры древних тюрков и ИРТТ будет, на наш взгляд, лучше отражать специфику археологического исследования, где материал диктует нам этнокультурную оценку, а не наоборот. То есть термин “культура древних тюрков” гораздо шире тех компонентов культуры, которые традиционно и уверенно связываются с собственно этническими тюрками.
143


сузить до XI-XIII веков. При этом наиболее вероятной датой можно считать XI-XII вв.
В то же время, как уже было сказано, у нас нет полной уверенности в принадлежности нашего изваяния раннетюркскому типу (ИРТТ) по причине возможного сокрытия под известью некоторых нерельефных изображений и прежде всего, головного убора. Поэтому нельзя исключать и совершенно иную, более позднюю датировку. Речь идет о том, что изваянию присущи такие черты, которые могут свидетельствовать об упоминаемом выше позднейшем (также погрудном) типе тюркской каменной скульптуры, датируемом исследователями XIII в. (Плетнева С.А., 1974, с.70) или уже - 1-й пол.ХШ в. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.168).
Погрудные изваяния, т.е. с изображением одной лишь головы или лица, по классификации Я.А.Шера, относятся к так называемой “особой”, третьей группе (Шер Я.А., 1966, с.26). Такое неакадемическое определение этой группы в какой-то степени оправдано и не является случайностью. Но, к сожалению, в книге исследователя, по сей день остающейся одной из лучших по тюркской каменной пластике, нет развернутого объяснения того почему он данную группу сближал с 1, 2 и 4 группами древнетюркских изваяний, т.е. с теми, у которых лишь одна правая рука держит сосуд (группы 1 и 2) или птицу (группа 4), а не с группами 5 и 6, где сосуд удерживается двумя руками6. Не оспаривая такого условного объединения типов, но и не имея пока убедительных аргументов для выдвижения противоположной версии (т.е. объединения с группами 5 и 6), допустим
хронологическую близость 3-й (“особой” по Я.А.Шеру) группы обеим “большим” (объединенным) группам, т.е. ко всем шести группам древнетюркских изваяний. Дело в том, что в эту 3-ю группу изваяний Я.А.Шером непреднамеренно могли быть включены как ранние экземпляры, так и поздние, причем, как одной эволюционной линем, так и другой, или даже нескольких. Его классификация, принятая другими исследователями, в целом, просуществовала до сегодняшнего дня. Но поскольку после выхода книги Я.А.Шера источниковая база значительно расширилась, пришло время внести в эту эволюционно-типологическую схему определенные изменения, что, впрочем, сделать не так просто и ставить в этой статье такую задачу мы не стали.
Сейчас нас интересует более частный вопрос - найти изваянию из Придорожного если и не строгое место в типологической системе тюркской скульптуры, то хотя бы типологические аналогии. Для этого пришлось включить в поиск не только изваяния из Северо- Восточного Причерноморья, но обратиться ко всему ареалу распространения средневековых тюркских изваяний.
В пользу версии о позднейшей дате одной из групп ИРТТ свидетельствуют изваяния погрудного (упрощенного7) типа, выделенные Г.А.Федоровым-Давыдовым на поволжском материале (1966)8. Позже (в 1974 г) позицию Г.А.Федорова-Давыдова поддержала С.А.Плетнева, расширив эту группу новыми экземплярами. Общим периодом в датировке изваяний у исследователей оказался узкий отрезок - нач.ХШ в. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966,
6 Напомним, что типы 1, 2 и 4, по Я.А.Шеру, более ранние, чем типы 5 и 6.
7 Термин “упрощенный”, хотя и дает нам общее понимание типологического облика изваяний, тем не менее, представляется не совсем удачным, поскольку у средневекового мастера, очевидно, стояла задача не простого (немотивированного) упрощения существующего канона (традиции), а следование тем обстоятельствам, которые вынуждали его так поступать. Если бы один и тот же мастер делал одновременно полнофигурные изваяния и упрощенные, тогда последний термин был бы более обоснованным. Но было ли так на самом деле? Вряд ли. Кстати, самые ранние антропоморфные (без какой-либо особой обработки и тем более изображения) изваяния эпох энеолита и бронзы нельзя назвать упрощенными, поскольку до появления этих типов не было образцов более совершенных. Не идеален и используемый нами термин “погрудное изваяние”, но зато он нейтральнее, как минимум, в отношении семантики изваяний. Поэтому в тех случаях, когда без термина “упрощенный” не обойтись, мы, в отличие от коллег, используем его в переносном смысле и берем в кавычки.
8 Книги Я.А.Шера и Г.А.Федорова-Давыдова вышли в одном (1966) году, но ученые, очевидно, не успели использовать результаты исследований друг друга. Во всяком случае, ссылок друг на друга в этих работах нет.
144


с. 168; Плетнева С.А., 1974, с.70). Г.А.Федоров- Давыдов объясняет появление подобных изваяний деэволюционным процессом ваяния каменной пластики кочевников и дает им следующую характеристику: “.. .без изображения рук и ног. Тело трактовано как прямоугольная в сечении стела. Объемно дана только голова. Это статуи особого [выделено нами - А.Е., Д.П.], сильно упрощенного стиля, в котором скульптор пренебрег даже такими важными деталями, как руки, ограничиваясь передачей объема головы и оставляя туловище в виде прямоугольного в сечении каменного столба” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.168)9. С этим положением исследователя трудно не согласиться, поскольку аргументы в поддержку своей версии им были приведены довольно убедительные. Но вопрос этим не исчерпывается.
Сравнивая наше изваяние с позднейшими, по Г.А.Федорову-Давыдову, типами изваяний и особенно с группой изваяний из Саратовского Поволжья (Плетнева С.А., 1974, табл.73, 1250, 1252-1254), мы легко устанавливаем между ними общее сходство. Но это сходство сводится лишь к общетипологическому признаку “по- грудность”, который мы рассматриваем лишь как формальное сходство. Анализ деталей абриса, пусть и скромной иконографии, а также сочетание значений этих признаков говорят о принципиальных различиях, которые выявляются только при внимательном сравнении.
Объясняя происхождение изваяний позднейшего типа на восточноевропейском материале, Г.А.Федоров-Давыдов далее пишет: “Упрощенная форма III типа [к которому по формальному сходству можно отнести и при- дорожненское изваяние - А.Е., Д.П.] может быть объяснена тем, что эти статуи были или ранними вариантами типа I [стоячие, полнофигурные - А.Е., Д.П.], или поздними упрощенными его вариантами, в которых реалистические черты в передаче объемов были утрачены. Второе предположение подтверждается наблюдением над некоторыми деталями статуй типа III, которые можно понять только как рудименты (например, изображение сосуда, бессмысленное само по себе без изображений рук, медальона без ремня” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, рис.28, 2, с. 185).
Не оспаривая даты изваяний, которые Г.А.Федоров-Давыдов считал позднейшими, а вещи на них рудиментами, А.А.Чариков дает им иную трактовку: “Выделенные подтипы являются, вероятно, переходными, ибо композиционно они еще сохраняют традиции предшествующего типа, хотя приобрели некоторые черты, характерные для последующего. Их промежуточное положение подтверждается и формой обозначенных предметов” (Чариков А.А., 1986, с.88). Далее он констатирует: “отдельные элементы, присущие только стеловидным памятникам (уши, рот, таза - в виде ямок), ни разу не встретились на «древнетюркских» статуях. При этом набор изобразительных средств для I типа [древнетюркские изваяния - А.Е., Д.П.] ограничен их строго определенной совокупностью, тогда как для II типа [половецко- кыпчакского облика - А.Е., Д.П.] и особенно для III типа [стеловидные (погрудные) - А.Е., Д.П.] он гораздо шире. Создается впечатление, что в работе над каменными изваяниями применялись все хорошо освоенные на определенном этапе изобразительные средства, круг которых затем постепенно расширялся” (Чариков А.А., 1986, с.97). Из этого исследователь делает заключение, что каменные изваяния III (стеловидного) типа позднее I и II типов (Чариков А.А., 1986, с.97).
Если доводы Г.А.Федорова-Давыдова и А.А.Чарикова признать верными, то датировать придорожненское изваяние действительно следует позднейшим периодом восточноевропейской скульптуры, т.е. XIII в. (Федоров- Давыдов Г.А., 1966, с. 186). Вместе с тем вряд ли стоит отбрасывать XI и XII вв. как время их первого возможного появления, поскольку даже в период наивысшего расцвета ваяния каменной тюркской скульптуры Восточной Европы наряду с совершенными (полнофигурными) образцами могло существовать не только деэволюционное, но и старое традиционное направление, которое мы назвали поздними погрудными ИРТТ. Такое параллельное с деэволюционным направлением ваяние могло сохраниться у одной или нескольких групп кочевников и могло объясняться некими культурномировоззренческими причинами, связанными с устойчивой этнической традицией.
9 	Всего исследователю было известно 13 женских и 7 мужских изваяний данного типа.
145


Не ставя себе целью углубляться в эти причины и не пытаясь выяснить конкретный этнический носитель такой возможной консервативной традиции, отметим, что в немногочисленном массиве погрудных (“упрощенных”, “особых”) изваяний есть смысл попытаться выделить как минимум три не связанные между собой группы. Возможно, две или все группы окажутся даже синхронными на определенном отрезке времени (скорее, это будет XII в.). Другое дело, будут ли эти группы разниться мотивами, которыми руководствовался мастер при воссоздании такого образа предка. Если, например, одна группа изваяний “погрудного” типа могла быть результатом деэволюционного процесса, то другая, возможно, представляет собой ранние типы тюркской каменной пластики. Если первые, очевидно, датируются в рамках 2-й пол.ХН - ХШ в., то вторые - ХІ-ХІІ вв., т.е. будут относительно более ранними, чем объемная развитая скульптура ХІІ-ХПІ веков. Третья - консервативная группа - также могла сосуществовать с развитой объемной скульптурой. Нельзя исключать даже четвертую группу и т.д., выделение которых, возможно, лишь дело времени.
Таким образом, мы не склонны присоединяться к мнению А.А.Чарикова, который считал “погрудные” (“упрощенные”) типы изваяний (включая консервативные) “самостоятельной традицией” (Чариков А. А., 1987; 1991 и др.), прошедшей через века - от VII-VIII до XIII века. Эта “самостоятельная традиция”, на наш взгляд, не была единой и этнически однородной.
Столь строгая хронологическая колонка, где все изваяния III типа (по Г.А.Федорову- Давыдову) позднее любого изваяния двух первых типов, выглядит излишне прямолинейной. Как уже было сказано, постановка вопроса о разделении стеловидных изваяний как минимум на 3 группы, разнящиеся не только и не столько хронологически, сколько своим происхождением, и его решение - это задача отдельного исследования, которое, полагаем, рано или поздно будет осуществлено коллегами. Сейчас же лишь отметим, что если А.АЛариков относит появление стеловидных изваяний (включая погрудные) в Казахстане ко времени не ранее 2-й пол.ХН в. (Чариков А.А., 1986, с. 101), то для Северо-Восточного Причерноморья
появление этого типа Г.А.Федоров-Давыдов определяет XII - нач.ХШ в. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 186). Обозначив такую абсолютную датировку для изваяний стеловидного типа, Г.А.Федоров-Давыдов указал еще, что они относительно более поздние, чем изваяния I типа (стоящие), и синхронны II типу (сидящие) (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 185). Логика размышлений ученого подводит к тому, что все неполнофигурные изваяния Восточной Европы - это позднейшие типы, хотя такой окончательный вывод он так и не сделал. Так или иначе, мы против такого заключения, поскольку в этом случае теряется звено между изваяниями кыпчакского облика (включая и позднейшие, по А.А.Чарикову, стеловидные 2-й пол.ХН - нач.ХШ в.) и объемными и по- луобъемными изваяниями ХП - нач.ХШ в. половецкого облика, по Г.А.Федорову-Давыдову (1966, с. 186). Могло ли так случиться, что в европейских степях объемная/полуобъемная скульптура половецкого облика появилась вдруг и сразу, минуя традиции изготовления изваяний кыпчакского облика? Вряд ли. В то же время, нельзя считать, что ученый мог проигнорировать это звено, но мы вынуждены повториться: судя по той схеме, которая была им выстроена, получается так, что изваяния в Восточной Европе не ставили в XI веке. А между тем это было время появления здесь многочисленных кочевых орд и стремительного формирования половецких объединений. Нельзя, по нашему мнению, исключать датировку отдельных изваяний “погрудного” типа и более ранним периодом, т.е. X в.
В условиях далеко не полной изученности “погрудных” изваяний этническую атрибуцию изваяния из Придорожного можно пока обозначить как неполовепкую. Такая осторожность необходима, поскольку зачастую даже скульптуры с “богатой” и выраженной иконографией не дают нам однозначных этнических привязок. Мы согласны с мнением тех исследователей, которые не спешат весь массив тюркских изваяний связывать лишь с двумя-тремя кочевыми этносами. В частности, Л.Н.Ермоленко, несмотря на углубленные поиски этнических привязок, думает примерно так же: “пока не представляется возможным убедительно соотнести изваяния с конкретными племенами, известными по письменным
146


источникам, поэтому определения «древнетюркский» и «кыпчакский» в значительной мере условны” (Ермоленко Л.Н., 2004, с.69). Так что периодически присваиваемые иссле¬
дователями публикуемым изваяниям однозначные этнические привязки (включая этнонимы “печенеги”, “огузы”, “половцы” и др.), на наш взгляд, - весьма рискованная практика.
Литература и архивные материалы
Байбурин А.К., 1989. Семиотические аспекты функционирования вещей// Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.
Грач А.Д., 1961. Древнетюркские изваяния Тувы. М.
Грач А.Д., 1966. Хронологические и этнокультурные границы древнетюркского времени// Тюркологический сборник. М.
Евтюхова Л.А., 1952. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии// МИА. № 24.
Ермоленко Л.Н., 2004. Средневековые каменные изваяния казахстанских степей
(типология, семантика в аспекте военной идеологии и традиционного мировоззрения). Новосибирск.
Зайковский Б.В., 1908. Каменные бабы в Саратовском Поволжье// Труды Саратовской Ученой Архивной Комиссии. Bbin.XXIV. Саратов.
Кызласов Л.Р., 1979. Древняя Тува. М.
Могильников В.А., Елин В.Н., 1983. Курганы Талдура. Горно-Алтайск.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
Плетнева С.А., 1981. Печенеги, торки, половцы// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Чариков А.А., 1986. Изобразительные особенности каменных изваяний Казахстана// СА. № 1.
Чариков А.А., 1987. К эволюции стеловидных статуй средневековья// Ранний железный век и средневековье Урало-Иртышского междуречья. Челябинск.
Чариков А.А., 1991. Группа стеловидных статуй из Семиречья и Прииртышья// Проблемы средневековой археологии Южной Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск.
Шер Я.А., 1966. Каменные изваяния Семиречья. М.; Л.
Summary
A.V.Yevglevsky, D.V.Pilipenko (Donetsk, Ukraine)
TURKIC STATUES OF “BREAST” KIND:
EXAMPLE OF PRACTICAL ATTRIBUTION
The paper attempts to define a type and dating of an Old Turkic statue which is located in Pridorozhnoie village, Starobeshevo region, Donetsk province, in a bend of Kalmius river (the Northeastern Azov reaches). The statue is presented to the learned society for the first time. It is stela- like, very massive, made of local sandstone; its height is 1.16 m over a ground level. It may be referred to a “breast” kind according to the traditional typology.
The analysis of the statue has prompted us to term it and a group of similar statues as “a statue of the Early Turkic type”, which implies not only a specific cultural and chronological type but also the appearance.
147


On the basis of the contour, the iconographic features of the face, the form and attachment of the head, as well as other attributes of the statue, it can be dated to the period of the 11th- 13th centuries, most probably the 11th century. However, there is no certainty in this dating since some flat images, first of all a headdress, may be concealed under a layer of lime. Therefore, we cannot rule out later dating. This implies that the peculiarities of the statue may testify to the so-called “latest” type of the Turkic stone sculpture dated back by researchers to the 13th c. or, more precisely, to the 1st half of the 13th century. Our experience of the analysis of the statue shows that the corpus of Turkic statues of the “breast” type requires further research to single out typological groups and to make their chronology more precise.
Статья поступила в редакцию в декабре 2008 г
148


Н.В.Панасюк, А.Н.Усачук
НАХОДКИ ПОЛОВЕЦКИХ КАМЕННЫХ ИЗВАЯНИЙ В СЕВЕРНОЙ ЧАСТИ ЕРГЕНЕЙ
Летом 2005 г отдельным отрядом (начальник Н.В.Панасюк) Степной археологической экспедиции ГИМ (начальник Н.И.Шишлина) проводились разведки на территории Ремонт- ненского р-на Ростовской обл. (Россия). В ходе разведок были осмотрены курганные группы и отдельные насыпи в районе балки Темрта, а также берега р.Джурак-Сал в месте впадения в нее вышеуказанной балки (Панасюк Н.В., 2006, с.3-11). В ходе проведения работ от местных жителей была получена информация о наличии в балке Рассыпной “каменных баб”.
Балка Рассыпная находится недалеко от дороги с.Ремонтное - с.Киевка - п.Курганный, в 6 км к западу-юго-западу от Киевки. Географическая точка привязки: СШ - 46°32'40,9", ВД - 42°58'04,3". Балка перегорожена плотиной, в результате чего образовался обширный пруд. На берегу у воды было обнаружено изваяние 1. Обломки еще двух изваяний найдены на дне пруда недалеко от берега (рис.1). Всего из воды было извлечено четыре крупных обломка и один мелкий. Осмотр прилегающей местности с целью поиска других частей изваяний результатов не дал.
На высоком берегу балки недалеко от места находки обнаружен ряд небольших всхолмлений, оказавшихся остатками построек хутора (рис.1). По свидетельству местных жителей, хутор Рассыпной существовал здесь с 90 гг XIX в. до конца Великой Отечественной войны. Два каменных изваяния были вытащены из воды бреднем в начале 90 гг XX века. Уже тогда они были фрагментированы и не имели голов. Эти изваяния были брошены рыбаками на берегу, затем вновь оказались в воде. Сам водоем существует со второй половины 80 гг XX в., когда была построена плотина в балке
Рассыпной. Найденные изваяния значительно отличаются друг от друга как по породе камня, так и по манере изготовления.
Изваяние 1 (рис.2, З)1. Изготовлено из светло-серого с желтым вкраплением песчаника. Поверхность сильно выветрена. Обломок представляет собой центральную часть торса с правым бедром. Левое бедро сохранилось частично, как и руки, держащие сосуд. Фрагментарность находки не позволяет выяснить пол. Однако в любом случае оно относится к типу II, по Г.А.Федорову-Давыдову, - “сидящие” ... с соединенными на животе руками. В руках - сосуд” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 168); по С.А.Плетневой - к V типу: мужская сидящая круглая объемная скульптура (Плетнева С.А., 1974, с.61) или женская круглая объемная скульптура, подтип б - полусидящие статуи (Плетнева С.А., 1974, с.65). Обратим внимание на то, что угол изгиба между почти вертикальным туловищем и ногами чуть более 120°, что свойственно типу четвертому, по К.И.Красильникову, - круглым, объемным, полусидящим мужским и женским статуям (Красильников К.И., 1999, с.23). По Л.С.Гераськовой, подобные изваяния относятся к массиву В (Гераськова Л.С., 1991, с.82). Туловище изваяния расположено вертикально, спина плоская. На правом бедре, возможно, сохранился участок диагонального ремня поножей. Руки, держащие сосуд, выполнены высоким рельефом. Кисти рук изображены с переплетенными пальцами. Большие пальцы отставлены. Немного отставлен и мизинец левой руки. Сосуд цилиндрической формы (ср. Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 177) с выделенным в виде валика донцем (не ясно, был ли такой валик в районе венчика) относится,
1 Рисунки всех изваяний выполнены художником Степной археологической экспедиции ГИМ А.И.Мищенко.


Рис. 1. Местоположение находок каменных изваяний. Fig. 1. Location of stone statues finds
по С.А.Плетневой, к III типу (Плетнева C.A., 1974, c.52). Размеры изваяния: ширина - 42 см, в самой узкой части (верх) - 30 см, высота сохранившегося обломка - 62 см, толщина - 24 см.
Изваяние 2 (рис.4, 5). Состоит из двух фрагментов. Изготовлено из серо-желтого пористого песчаника. Представляет собой нижнюю часть объемной фигуры на довольно массивном постаменте. Книзу постамент сужается и имеет подтреугольный торец. На правой стороне постамента сохранился длинный диагональный след глубиной до 0,3-0,4 см, шириной 3,1-3,2 см. Скорее всего, этот след оставлен при менее тщательной обработке постамента по сравнению со статуей (ср. Красильников К.И., 1999, с.47). Судя по реконструкциям инструментов для изготовления каменных изваяний (Красильников К.И., 1999, с.46, рис.), ширина рабочего лезвия зубила в рамках 3,1- 3,2 см вполне приемлема. Выше пояса фигура утрачена, но по технике исполнения почти
необработанной задней стороны изваяния становится ясно, что спина была плоской. Часть левого бедра откололась и была найдена отдельно, как и фрагмент левой ноги (впоследствии эти части были соединены и посажены на клей). Характерно, что все отколовшиеся фрагменты имеют следы относительно свежих сломов и находились в непосредственной близости от крупных фрагментов. Ноги изваяния ниже бедер выполнены приемом высокого рельефа, выступающие носки ступней утрачены. Угол изгиба ног по отношению к туловищу около 110°. По С.А.Плетневой, это изваяние относится к IV типу (Плетнева С.А., 1974, с.61, 65) независимо от того, представлена женская или мужская фигура. По К.И.Красильникову, изваяние относится к типу пятому - явно сидящим мужским или женским круглым изображениям (Красильников К.И., 1999, с.23). По Л.С.Гераськовой, скульптура относится к изображению с фоном (Гераськова Л.С., 1991, с.38) одного из типов статуй массива В (Ге-
150


раськова Л.С., 1991, с.82). Размеры сохранившейся части изваяния: ширина - 48 см, высота -105 см, толщина - 16 см.
Изваяние 3 (рис.6). Представляет собой часть торса (грудь, живот), вырезанную из пористого желтого песчаника. Сильно выщерблена. Фрагмент имеет вид плоской прямоугольной плиты, на передней части которой подтреугольный торс обозначен вырезанными по бокам длинными широкими углублениями. Сбоку эти углубления идентифицируются как фрагменты рук (плечи и предплечья), согнутые немного в локтях. Спина плоская. Плечи, судя по широкому участку слома верхнего торца, были покатые. На задней части изваяния вверху просматривается вырезанный невысоким рельефом конец небольшой косы (длина сохранившегося участка 12 см). Интересно, что для данного фрагмента статуи невозможно точно определить тип ни в лаконичной классификации Г.А.Федорова-Давыдова, ни в рамках довольно подробной классификации Л.С.Гераськовой. Сильная фрагментация изваяния не позволяет отнести его однозначно к какому-либо типу и в рамках классификаций С.А.Плетневой и К.И.Красильникова. По К.И.Красильникову, изваяние может принадлежать к типам третьему-пятому (Красильников К.И., 1999, с.23, 29-31, рис.5-7). По С.А.Плетневой, разброс шире: типы II-V (Плетнева С.А., 1974, с.61). Однако наличие косы позволяет почти безошибочно отнести фрагмент к мужским статуям (и заодно практически исключить принадлежность изваяния ко II типу, где коса встречается очень редко (Плетнева С.А., 1974, с.71)). На женских статуях, как правило, косы сочетаются с деталями головных уборов - лопастями (Плетнева С.А., 1974, с.38). Правда, известно женское изваяние с одной косой (Плетнева С.А., 1974, с.38, 194, табл.78, 1285), однако это единичный случай, в то время как наличие кос на мужских изваяниях значительно преобладает (Плетнева С.А., 1974, с.51, рис.24). В нашем случае на изваянии отсутствуют косы I типа - три косы (Плетнева С.А., 1974, с.ЗО, рис.9, 36-39, с.ЗЗ). Но, судя по сколам в районе верхнего торца сохранившейся косы, мы можем предполагать либо II тип кос - “...две на висках, одна в середине затылка соединялись на шее или немного ниже в одну” (Плетнева С.А., 1974, с.ЗЗ), либо, что более ве¬
роятно, III тип - “...одна длинная коса” (Плетнева С.А., 1974, с.ЗЗ). Размеры фрагмента: ширина - 38 см, высота - 60 см, толщина - 20 см.
Хронологические рамки всех трех изваяний более или менее совпадают. Г.А.Федоров- Давыдов датирует каменные изваяния суммарно в рамках XII - нач.ХШ в. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 186), указывая на то, что сидящие статуи более поздние по сравнению со стоящими (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 184). Идею более позднего распространения в степи сидящих статуй поддерживает и С.А.Плетнева (1974, с.60, 63). Судя по ее хронологическим выкладкам, изваяние 2 может быть немного более ранним по сравнению с изваяниями 1 и 3, в рамках XII в. (Плетнева С.А., 1974, с.61-71). Л.С.Гераськова не считает сидящий тип изваяний более поздним по отношению к стоящим (Гераськова Л.С., 1991, с.53), а в целом относит статуи массива В к половецким в рамках XI-XIII вв. с расцветом в XII в. (Гераськова Л.С., 1991, с.81-82). К.И.Красильников изваяния типа 4 относит ко 2-й пол.ХП в., а типа 5 - к кон.ХП - нач.ХШ в. (Красильников К.И., 1999, с.25).
Скорее всего, наличие трех разнотипных изваяний в балке Рассыпной связано с тем, что в свое время они были смещены со своих мест и свезены на хутор. В таком случае мы фиксируем факт вторичного использования каменных баб, что не раз отмечалось исследователями (Протокол десятого заседания..., 1902, с.152; Известия.., 1908, с.62; Плетнева С.А., 1974, с.5, 6, 10; Топорков А.Л., 1995, с.219; Гераськова Л.С., 1991, с.22, 26; Красильников К.И., 1999, с.56, 57 и др.). Ввиду того, что изваяния, пусть и фрагментарно, но сохранились, можно утверждать, что они были привезены на хутор не в качестве строительного материала. Наличие трех изваяний в одном месте позволяет исключить и варианты использования “каменных баб” в качестве дорожных знаков (Плетнева С.А., 1974, с.5; Красильников К.И., 1999, с.57), а также межевых столбов (Граб B.I., 2001, с. 109; Красильников К.И., 1999, с.57) (разве что в последнем случае границы участков были очень небольшими - в рамках земельных участков соседей). Скорее всего, изваяния могли использовать в качестве “каменных сторожей” во дворах (Красильников К.И., 1999, с.57), в хозяйственных нуждах (подпорка стен и заборов, противовес) (Красильников К.И., 1999,
151


с.57), а также как столбы у ворот или на углах оформляющихся улиц хутора (ср. Дело ИИМК о раскопках..., 1889; Федоровский А.С., 1923, с.17, рис.13; Плетнева С.А., 1974, с.10; Цими- данов В.В., 2006, с. 102 и др.). В свою очередь, стоящие на улицах каменные статуи могли восприниматься в качестве своеобразных божеств плодородия (ср. Плетнева С.А., 1974, с.6, 73; Известия..., 1908, с.62; Граб B.I., 2001, с. 109; Топорков А.Л., 1995, с.219). Подобное отношение к каменным бабам существовало довольно долго2 и вполне могло практиковаться жителями хутора Рассыпной как на стыке XIX-XX вв., так и в 1-й пол.XX в. (ср. Федоровский А.С., 1923, с.26). “Каменные бабы” на хуторе могли выполнять роль и карающего божества, в частности, по отношению к конокрадам (Плетнева С.А., 1974, с.6). По сведениям Д.И.Багалея, в некоторых местах пойманных конокрадов привязывали к изваяниям, зимой поливали при
этом водой (Протокол десятого заседания..., 1902, с. 152).
Так или иначе, какое-то время (очевидно, несколько десятилетий) статуи использовались жителями хутора. Затем, к определенному моменту (к концу существования хутора?) отношение к каменным изваяниям изменилось, и они были удалены (и разбиты?) с жилой территории, оказавшись за границей хутора в глубокой балке.
Силами Степной археологической экспедиции ГИМ изваяния были отреставрированы и помещены на поддерживающие деревянные щиты (рис.З, 5). За разнообразную помощь в работе авторы благодарят Н.И.Шишлину, А.В.Евглевского и Ю.Б.Полидовича.
Рис. 2. Изваяние 1. Fig. 2. Statue 1
Рис. 3. Изваяние 1 (фото). Fig. 3. Statue 1 (photo)
2 Во время раскопок осенью 1979 г кургана возле с.Васильевка Старобешевского р-на Донецкой обл. один из авторов видел на перекрестке улиц села вкопанное побеленное каменное изваяние. Расспросив местных жителей по поводу побелки изваяния, удалось выяснить, что делалось это каждый год в начале лета (на Ивана Купалу (?), к сожалению, эти подробности во время расспросов не выяснялись). Кроме побелки, возле изваяния иногда оставляли немного хлеба, печенья или несколько конфет (ср. Плетнева С.А., 1974, с.73). Осенью 2003 г была предпринята попытка отыскать это изваяние, однако в Васильевке его уже не было, и судьбу его выяснить не удалось.
152


Рис. 4. Изваяние 2. Fig. 4. Statue 2
Рис. 5. Изваяние 2 (фото). Fig. 5. Statue 2 (photo)
Рис. 6. Изваяние 3. Fig. 6. Statue 3
153


Литература и архивные материалы
Гераськова Л.С., 1991. Скульптура середньовічних кочовиків степів Східної Європи. К.
Граб B.L, 2001. Кам’яна баба за описом археолога В.Грінченка. До 100-річчя від дня
народження В.А.Грінченка// Археологічний літопис Лівобережної України. № 1. Полтава.
Дело ИИМК о раскопках художника Д.М.Струкова в губерниях: Московской, Владимирской, Смоленской, Ярославской, Тульской, Калужской и Кубанской области// НА ИИМК РАН. № 87/1889.
Известия Императорской Археологической Комиссии. Прибавление к выпуску 27-му. (Хроника и библиография, вып. 14), 1908. СПб.
Красильников К.И., 1999. Древнее камнерезное искусство Луганщины. Луганск.
Панасюк Н.В., 2006. Отчет о проведении археологических разведок в Ремонтненском районе Ростовской области в 2005 году// НА ИА РАН.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
Протокол десятого заседания предварительного комитета по устройству XII археологического съезда в Харькове, 5 февраля 1901 года, 1902// Труды Харьковского предварительного комитета по устройству XII Археологического съезда. Т.І. Харьков.
Топорков А.Л., 1995. Камень// Славянская мифология. М.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. М.
Федоровский А.С., 1923. Инструкции и программы для археологических разведок и сбора
археологических материалов// Труды экспедиции для изучения Изюмского края. Вып.1. Изюм.
Цимиданов В.В., 2006. Особенности областной этнографии// Літопис Донбасу. № 14. Донецьк.
Summary
N.V.Panasiuk, A.N.Usachuk (Moscow, Russia; Donetsk, Ukraine)
FINDS OF POLOVTSIAN STONE STATUES IN NORTHERN PART OF YERGENI
In summer 2005 during prospecting along the Juraq-Sal river bank the workers of the Steppe archaeological expedition of the State Historical Museum found the fragments of 3 statues near Rassypnaia gully. It is notable that the fragments of two statues were found at the bottom of a pond.
All the statues are made of different kinds of local sandstone. Statue 1 belongs to type V (by Pletniova S.A., 1974). The sex and type (sitting or semi-sitting) of the statue cannot be indicated definitely since it is fragmented. Statue 2, by S.A.Pletniova, belongs to type IV. Statue 3, despite a small size of the fragment preserved, can be obviously recognized as a male image.
All the three statues more or less coincide chronologically. However, statue 2 may be a little earlier than statues 1 and 3, and date back to the 12th century. G.A.Fiodorov-Davydov dates the Eastern European stone statues totally within the limits of the 12th - the early 13th centuries. L.S.Geraskova does not consider statues of the sitting type as later in relation to the standing ones, and generally attributes the statues of В array to the Polovtsy monuments within the limits of the 11th-13th centuries, with the period of nourishment in the 12th century.
Most likely the presence of three different-type statues in Rassypnaia gully can be explained by the supposition that formerly they had been displaced and moved to a steading. In this case the fact of the secondary use of the statues is recorded. They might be used in a village (in court yards) as “stone watchmen” or for some household needs (as props of walls and fences, counterbalances, etc.). However, after a while the statues were removed from the inhabited territory and completely neglected.
Статья поступила в редакцию в феврале 2009 г
154


И.Р.Гусач
ПОЛОВЕЦКИЕ КАМЕННЫЕ ИЗВАЯНИЯ ИЗ ФОНДОВ АЗОВСКОГО МУЗЕЯ-ЗАПОВЕДНИКА
Особое место среди памятников материальной культуры, оставленных древними тюркоязычными степными народами, занимают каменные изваяния, изображающие людей. Обычай воздвигать статуи, связанный с особым культом почитания предков, возник в VI-VII вв. в тюркской среде в Монголии и на Алтае. Этот обряд, в котором статуи и оградки служили лишь необходимым атрибутом для поминания предков и не были непосредственно связаны с их погребениями, заимствовался восточнокипчакскими племенами и в дальнейшем трансформировался половцами в культ вождей-по- кровителей орды, племени, рода (Евтюхова Л.А., 1952, с. 114; Кызласов Л.Р., 1964, с.39; Швецов М.Л., 1979, с.208).
Постепенно половецкие каменные изваяния распространились далеко на запад, в южнорусские степи. Разбросанные в большом количестве по степным европейским просторам, они издавна привлекали к себе внимание путешественников и ученых. Первые упоминания о них мы находим у Низами и Рубрука (Низами, 1968, с.657; Рубрук Г., 1957, с. 102). Позже, спустя несколько веков, “Половецкая земля” стала “Диким полем”, а имя половцев забылось. Каменные “бабы” стали приписываться племенам эпохи бронзы, скифам, сарматам, гуннам и другим народам. Лишь в конце XIX столетия во многом благодаря деятельности Императорской археологической комиссии
“начался сбор сведений о степных изваяниях и формирование музейных коллекций” (Зеленский Ю.В., 2001, с.32). В начале XX в. было доказано, что каменные “бабы” принадлежат половцам (Веселовский Н.И., 1915).
Современные исследователи считают, что половецкие каменные статуи (впрочем, как и одновременные, и равнозначные им деревянные статуи) предназначались для замены погребенного на его поминках и служили временным вместилищем одной из душ умершего1, которая принимала участие в поминальном пиршестве (Гумилев Л.Н., 1959, с. 114; Плетнева С.А., 1974, с.72-76; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.95-96, 201-202; Кубарев В.Д., 1984, с.76; Гуркин С.В., 1987, с.108; 1989, с.39-42; 1991, с.110; 1998, с.35; 2005, с.49). Недаром у изваяний изображался в руках сосуд, необходимый для того, чтобы умерший человек во время совершения поминок сам в виде статуи как бы “присутствовал”, “ел” и “выпивал” вместе со всеми, пришедшими его помянуть. При этом присутствующие обращались к нему и “разговаривали” с ним, принося ему жертвы, чтобы умилостивить его “злую” душу (Кызласов Л.R, 1964, с.36).
По мнению С.В.Гуркина, изначально все изваяния (как каменные, так и деревянные) устанавливались в святилищах на вершинах курганов (половецкие святилища типа I, по классификации ученого) (Гуркин С.В., 1987,
1 Все тюркоязычные и монголоязычные народы считают, что у человека имеется не одна, а несколько душ. В представлениях бурятов, например, человек обладает тремя душами: “душой дыханием” (превращается после смерти в ветер и вихрь); “душой-судьбой” (после смерти воплощается в какой- нибудь материальный объект) и “душой-тенью” (после смерти уходящей в мир мертвых). Согласно шорским легендам, у каждого человека четыре души. Среди них есть такая, которая после смерти ее обладателя должна отправиться в царство мертвых. Но она не желает расставаться с телом, хочет остаться на земле, и шаману приходится ее уговаривать уйти в подземный мир. Душа уходит, но часто возвращается. Окончательно она уходит после похорон на 7 или 9 день. У тюркоязычного населения Минусинского края бытует представление, что одна из душ в течение года обитает на земле, а потом переселяется в страну мертвых (Гуркин С.В., 1989, с.41; Дьяконова В.П., 1975, с.46-47).


с.107-108; 1989, с.40; 1990, с.98; 1991, с.109; 1993, с.138) и находились там до совершения обряда последних (прощальных) поминок, после чего душа покойного навсегда отправлялась в загробный мир. Обычно прощальные поминки справляли по нескольким умершим. Во время этого обряда шаманы переправляли души умерших (часто с их вместилищами) в потусторонний мир. При этом для высвобождения душ изваяния могли специально сломать, сжечь (если они были деревянными) или закопать в землю. Примером тому служит ряд находок как каменных, так и деревянных “баб”, установленных в ямах и перекрытых насыпями курганов (половецкие святилища типа II, по С.В.Гуркину) (1983, с.12; 1987, с.107-108; 1989, с.40; 1991, сЛ 10; 1993, с.138; 1998, с.32; 2005, с.49).
Целью всех этих действий являлся окончательный разрыв связи умершего с коллективом родственников, обитающих в этом мире. Поэтому “святилища с каменными и деревянными статуями, сооруженные в ямах и перекрытые насыпями курганов, и часть святилищ, устроенных на вершинах курганов и специально подвергшихся разрушению в половецкое время, логично связать с заключительным актом кипчакского поминального обряда. Статуи, оставшиеся стоять в святилищах на вершинах курганов, возможно, являлись вместилищем душ выдающихся людей, их жен, глав могущественных родов, верховных шаманов и великих воинов, которые после смерти обожествлялись и должны были оказывать своим потомкам действенную помощь” (Гуркин С.В., 1991, с.110; 1998, с.36; 2005, с.50).
Коллекция каменных половецких “баб” Азовского музея-заповедника насчитывает 15 экземпляров. Из них 6 изваяний мужских: 3 - “сидящих”, 2-е неопределимой позой (закопаны в землю по грудь) и 1, очевидно, стеловидное; 6 изваяний женских: 3 - “стоящих”, 2 - предположительно “сидящих”, 1 - полуфабрикат (заготовка). Половую принадлежность еще 3 фрагментов точно определить невозможно. Сохранность статуй разная: 10 сравнительно целых, 2 - без головы, от двух осталась лишь нижняя часть, 1 - во фрагментах. Изваяния изготовлены из ракушечника, песчаника и
известняка. Основная их часть экспонируется во дворике “Порохового погреба” - филиале Азовского музея-заповедника. Два экземпляра выставлены в экспозиционных залах музея. Фрагменты еще одного изваяния хранятся в фондах археологии АМЗ.
Формирование музейного собрания каменных половецких статуй началось в 1959 г, когда отделом культуры Новочеркасского горисполкома Азовскому музею были переданы в дар две половецкие “бабы”, которые установили на искусственной насыпи, имитирующей курган, во дворе “Порохового погреба”. Там они находятся и сейчас.
Изваяние 1. Представляет собой полуфабрикат (заготовку) женской (по-видимому, “сидящей”) статуи (каталог, № 1, рис.1). Как полуфабрикат ее определила С.А.Плетнева, посетившая Азовский музей в нач.70 гг XX в., работая над своей книгой “Половецкие каменные изваяния” (1974). В этой работе в числе остальных были опубликованы 4 каменных изваяния, имевшихся на тот момент в АМЗ, и среди них - описываемая нами статуя-полуфабрикат женской фигуры (третья стадия обработки, по С.А.Плетневой) (Плетнева С.А., 1974, с.11, 54, 98, 99, табл.53, 925, 928). Статуя изготовлена из серо-белого ракушечника рыхлой структуры, сильно выветрена, вкопана в землю по бедра. Массивная, объемная (рельефная), абрис фигуры II (Плетнева С.А., 1974, с.55, рис.23,2). Высота от уровня вкопа - 1,64 м, ширина2 (шах) - 0,8 м, толщина - 0,55 м.
Голова изваяния - круглая в плане и квадратная в поперечном сечении (несколько уплощена спереди и сзади), необработанная. На месте лица, очевидно, намечены места проработки глаз и рта (невыразительные углубления). Имеется слабовыраженная, широкая, короткая шея подцилиндрической в плане и округлой в поперечном сечении формы. Плечи - длинные, прямые, под прямым углом переходят в руки. Руки прижаты к корпусу удлиненно-прямоугольной формы, плохо проработаны, согнуты в локтях и сомкнуты спереди, ниже живота, в позе удержания ритуального сосуда. Сосуд отсутствует (сколот ?). На его месте - небольшое углубление. Груди намечены, но не проработаны, массивные, удлиненно-
2 Здесь и далее даются максимальные ширина и толщина изваяний.
156


подовальные, с сосками в виде полуовальных выступов. Спина - плоская, ровная. Нижняя часть изваяния (ниже пояса) имеет округлые очертания, не проработана.
Подобные азовской, половецкие статуи- полуфабрикаты на разных степенях их готовности имеются так же в фондах других музеев России и Украины: Таганрогском (Плетнева С.А., 1974, с.99, 170, табл.54, 946, 947), Краснодарском (Плетнева С.А., 1974, с.54, 174, табл.58,1122), Донецком (Плетнева С.А., 1974, с.54, 145, табл.29, 258). Встречены они и в Северном Причерноморье. Причем, на одном изваянии из Северного Причерноморья (абрис фигуры I) (Плетнева С.А., 1974, с.55) так же как и на статуе из Азова имеются намеченные углубления для проработки глаз и рта (Кузык Б.Н., Яковец Ю.В., 2008, с.664). Данные полуфабрикаты ярко свидетельствуют о наиболее распространенном способе изготовления каменных половецких изваяний: сначала в общих чертах выполнялась фигура, а затем уже приступали к отделке деталей, причем, не обязательно начинали с головы. После окончания работы поверхность каждой статуи, особенно сделанной из мягкого камня (ракушечника, песчаника), тщательно шлифовалась и полировалась (Плетнева С.А., 1974, с.54, 55). Датировка полуфабрикатов изваяний всегда затруднительна. Каменная заготовка женской фигуры из Азова относится предположительно к XII в. Никаких данных о месте ее находки не имеется.
Изваяние 2. Попало в Азовский музей из Новочеркасска (каталог, № 2, рис.2), представляет собой мужскую “сидящую” статую (тип IV) (Плетнева С.А., 1974, с.61). Изготовлено из желто-серого мелкозернистого песчаника. Сильно выветрено, рельефные изображения местами полностью стерты, утрачены части левой ноги и левой руки, а также обе ступни. На поверхностях имеются следы работы заостренным орудием (долотцем). Статуя объемная вверху и выполнена горельефом (высоким рельефом) внизу. Основание статуи вкопано в землю до ног. Высота изваяния (до земли) - 1,63 м, ширина - 0,55 м, толщина - 0,37 м.
Изображает воина (абрис фигуры II) (Плетнева С.А., 1974, с.55). На голове - шлем сфероконической формы, гладкий, с ободком по краю (тип 1, подтип 2) (Плетнева С.А.,
1974, с.25, 26, рис.6). Подбородок округлый, несколько выступает вперед, расположен на уровне плеч. Черты (детали) лица не сохранились (выветрились). Прослеживаются слабо- выраженные рельефные изображения ушей. Шея - массивная, широкая, подцилиндрическая, сливается с головой (со стороны спины). Плечи - короткие, покатые, плавно переходят в длинные руки, плотно прижатые к корпусу, согнутые в локтях, сомкнутые спереди внизу в позе удержания ритуального сосуда. Сосуд баночной формы, слегка расширяющийся кверху, с плоским дном (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.50-53, рис.23, 6). На груди прослеживаются следы нагрудных ремней, переходящих на предплечья (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.26, 27, рис.6, 11). Живот выпукло-округлый, слегка нависающий над сосудом. Спина ровная, плоская, сливается с “пьедесталом”, на котором “сидит” воин. На затылке и спине имеется объемное изображение прически из трех длинных кос, соединяющихся между собой в нижней части. Центральная коса длиннее боковых. Косы “свисают” вниз из-под шлема (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.ЗЗ, рис.9, 38). Ноги статуи в “сидящей” позе: укорочены, согнуты в коленях. Прослеживается рельефное изображение пояса. Справа к поясу “крепился”, очевидно, колчан удлиненно-прямо- угольной формы, слева - сабля (прорисованы у С.А.Плетневой) (1974, с. 169, табл.53, 925), которые в настоящее время не видны (выветрились). Кисти рук отсутствуют (стерлись).
Место находки статуи не известно. Изваяние датируется кон.ХІ - XII в. Экспонируется во дворике “Порохового погреба”. Было опубликовано С.А.Плетневой (1974, с.98, 169, табл.53, 925).
Происхождение еще 8 половецких изваяний, выставленных в “Пороховом погребе” АМЗ (каталог, № 3-10, рис.3-10), не известно. Удалось выяснить только то, что они поступали сюда на хранение в 80 гг XX в. с территории Ростовской области (дары частных лиц и случайные находки исследователей и населения). Одна из “баб” (предположительно, каталог, № 5, рис.5) была привезена в музей в 1982-1983 гг из Каменского района Ростовской области.
Изваяние 3 (каталог, № 3, рис.З). Изготовлено из серого мелкозернистого песчаника. Сильно выветрено (многие рельефные изобра¬
157


жения стерлись), с многочисленными сколами на поверхностях (утрачена верхняя часть рук). Представляет собой женское “стоящее” каменное изваяние в головном уборе (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.65). Сделано в технике круглой скульптуры (верхняя часть) и барельефа (нижняя часть). Основание статуи зарыто в землю. Высота (до земли) - 1,69 м, ширина - 0,50 м, толщина - 0,34 м, высота головного убора - 0,61 м.
На голове - высокая конусовидная шляпа с валщсом: спереди - слегка опущенным на лоб, сзади - сильно поднятым на затылке (тип IV) (Плетнева С.А., 1974, с.38, 39, рис. 14, 9). Из-под шляпы на спину спускаются лопасть (украшение половецкого женского головного убора) и, по-видимому, две косы в футлярах. Лопасть - широкая (закрывает затылок и всю спину), длинная (ниже уровня пояса), полуовальной формы, обозначена тонкой врезной дуговидной линией. Косы в футлярах плохо проработаны (либо стерлись), обозначены двумя тонкими врезными линиями, диагонально расходящимися от центра влево и вправо (тип III, подтип 2) (Плетнева С.А., 1974, с.38). Возможно, на изваянии были изображены так называемые “рога” (украшение головного убора в виде рубчатых валикообразных полукругов, загнутых от шляпы к плечам и обрамлявших лицо) (Плетнева С.А., 1974, с.41-42).
Лицо статуи правильной овальной формы, с приостренным подбородком. Черты лица плохо просматриваются (выветрились). Глаза, очевидно, были большие, миндалевидные. Нос - узкий, прямой. Рот и нижняя часть носа отсутствуют (стерлись). Имеется рельефное изображение ушей (валикообразные дуги) с большими кольчатыми серьгами (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.38, 44, рис.14, 13). Шея не проработана, сливается с плечами (абрис фигуры I) (Плетнева С.А., 1974, с.55, рис.26, 1). Руки - длинные, прижаты к корпусу, согнуты в локтях, сомкнуты спереди внизу в позе удержания ритуального сосуда. Прослеживается изображение кистей рук с пятью пальцами на каждой: 4 пальца обеих рук расположены горизонтально, навстречу друг другу, большие пальцы направлены под углом вверх (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.50. рис.23, 12, 13). Сосуд - высокий, цилиндрический, плоскодонный (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.50-52,
рис.23,12, 13). Груди и живот сколоты. По-видимому, в древности в районе шеи было ожерелье либо гривна (сохранилось плохо читаемое изображение). Статуя, вероятно, в кафтане с длинными сомкнутыми полами. Спина - ровная, плоская. Датируется ориентировочно кон. XI - XII в. Место находки не известно.
Изваяние 4 (каталог, № 4, рис.4). Изготовлено из мелкозернистого песчаника бежево-желтого цвета с рыжими включениями. Сильно выветренное (рельефные изображения местами полностью стерты), пострадавшее от рук вандалов (лицо раскрашено несмываю- щейся черной краской). Представляет собой мужскую “сидящую” статую (тип IV) (Плетнева С.А., 1974, с.65), которая выполнена в технике объемной скульптуры (верх) и барельефа (низ). Вкопана в землю до уровня середины бедер. Высота статуи (до земли) - 1,20 м, ширина - 0,47 м, толщина - 0,30 м.
Изваяние изображает воина. На голове - шлем полусферической формы, гладкий, по- видимому, без ободка (тип II, подтип 2) (Плетнева С.А., 1974, с.25, 26, рис.6, 5). Подбородок подтрапециевидный, расположен ниже уровня плеч, шеи нет (абрис фигуры I) (Плетнева С.А., 1974, с.55, рис.26, 1). Плечи - короткие, прямые. Черты лица не сохранились (выветрены). Изображение ушей не прослеживается. Руки прижаты к корпусу, непропорциональны: вверху - длинные, в нижней части - короткие; согнуты в локтях спереди у пояса в позе удержания ритуального сосуда. Сосуд баночной формы, слегка расширяется вверху и внизу, плоскодонный (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.50-52, рис.23, 6). Кисти рук не были изображены либо стерлись. Живот - низкорельефный, прямоугольных очертаний. Спина - ровная, плоская. На спине прослеживается плохо сохранившееся рельефное изображение прически из кос (очевидно, из трех) (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.30, 33, рис.9, 36-39). Ноги статуи в “сидящем” положении (видна верхняя часть ног), без поножей. Датируется, очевидно, кон.ХІ - XII в. Данных о месте ее находки не имеется.
Изваяние 5 (каталог, № 5, рис.5). Сделано из серо-бежевого ракушечника рыхлой структуры (пористого) со слюдой и кварцитом. Весьма плохой сохранности: сильно выветрено (все рельефные изображения стерты), соб¬
158


рано из нескольких частей (скреплено цементным раствором), имеет многочисленные сколы (особенно много в районе спины), левое плечо утрачено. Представляет собой мужское “сидящее” каменное изваяние (тип IV) (Плетнева С.А., 1974, с.65). Объемное вверху и выполненное в технике барельефа внизу. Вкопано в землю до голеней. Высота статуи (до земли) - 1,44 м, ширина - 0,65 м, толщина - 0,38 м.
Является, очевидно, изображением воина. Голова - округлая, плоская, с приостренным подбородком. В древности, по-видимому, в верхней части имелось изображение шлема, которое не сохранилось до наших дней. Черты лица и уши не прослеживаются (выветрились). Подбородок, вероятно, располагался ниже уровня плеч (подобно абрису фигуры I) (Плетнева С.А., 1974, с.55, рис.26, 7). Плечи предположительно были широкие, прямые. Руки плохо проработаны, прижаты к корпусу, согнуты в локтях и сомкнуты спереди у пояса в позе удержания ритуального сосуда. Между руками и корпусом - глубокая прорезь. Сосуд баночной формы, плоскодонный, слегка расширяющийся кверху (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.50-52, рис.23, 7-3). Ноги выполнены в технике барельефа в сидящей позе. Видна только верхняя часть ног. Сзади воина - “пьедестал” прямоугольной формы, на котором он “сидит”. Спина - плоская, ровная.
Статуя датируется предположительно кон. XI - XII в. По неуточненным данным, была привезена в начале 80 гг XX в. в Азовский музей из Каменского района Ростовской области сотрудниками музея И.В.Белинским и Ю.М.Тишковым.
Изваяние 6 (каталог, № 6, рис.6). Без головы. Изготовлено из желтого мелкозернистого песчаника волокнистой структуры, довольно сильно выветрено (многие рельефные изображения стерлись), с многочисленными сколами в районе спины. Представляет собой женскую “стоящую” статую (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.65). Плоская, выполнена в технике барельефа. Вкопана в землю по бедра. Высота видимой части изваяния - 0,55 м, ширина - 0,35 м, толщина - 0,18 м.
Голова отсутствует (отбита). Плечи-узкие, плавно переходят в руки (полностью сохранилось правое плечо). Руки плохо проработаны, прижаты к корпусу, согнуты в локтях, сомкну¬
ты у пояса в позе удержания ритуального сосуда. Кисти рук не изображены (выветрились ?). Сосуд - высокий, подцилиндрический, слегка расширяющийся вверху и внизу, плоскодонный (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.50-52, рис.23, 6). Груди - небольшие, слабовыражен- ные, плохо проработаны. Изображение живота не прослеживается. Спина - прямая, плоская. На ней имеются следы работы орудием (долотцем ?). Фигура на уровне пояса имеет слегка намеченную талию. Вероятно, ниже пояса был изображен кафтан.
Судя по тому, что данное изваяние опубликовано С.А.Плетневой (1974, с.98, 99, 169, табл.53, 926), в музей оно попало в 60-70 гг XX века. Точное место находки не известно. Датируется, по-видимому, XI-XII вв.
Изваяние 7 (каталог, № 7, рис.7). Сохранилась лишь нижняя часть с горельефным изображением длинных пол кафтана (ниже колен) и ног на фоне узкой, сравнительно толстой, прямоугольной плиты (“пьедестала”), слегка сужающейся книзу. Статуя изготовлена из светло-серого ракушечника рыхлой структуры (пористого). Помимо верхней части, утрачены ступни ног. Разбитое основание статуи скреплено цементным раствором из двух частей. Основание изваяния вкопано в землю. Его сохранившаяся высота (до земли) - 0,82 м, ширина - 0,57 м, толщина - 0,30 м.
В древности статуя в верхней своей части, очевидно, была объемная, нижняя часть (подол кафтана и ноги) выполнена в технике высокого рельефа (горельефа), “стоящая” (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.55, 61). Половая принадлежность изваяния по имеющимся в наличии признакам не определяется. Сохранившееся изображение нижней части кафтана свидетельствует о том, что он был длиннополым. Подол кафтана - сплошной, без разреза (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.35, 36, рис.12, 18). Можно предположить, что у изваяния изображен подол не кафтана, а длинной (ниже колен) исподней рубахи (судя по отсутствию разреза). Ноги прямые, короткие, ориентированные ступнями вниз (ступни, к сожалению, утрачены). Изображение сапог на ногах не прослеживается. Возможно, статуя была “одета” в длинные кожаные чулки, подобно изваянию из “Потайного-П” (каталог, № 11, рис. 11). Место находки не известно. Датируется XI-XII вв.
159


Изваяние 8. В дворике “Порохового погреба” экспонируется плохо сохранившееся, сильно выветренное, по-видимому, стеловидное (круглая скульптура без рук и ног) каменное изваяние (тип VII (?), по С.А.Плетневой) (1974, с.61), изготовленное из желто-бежевого песчаника волокнистой структуры (каталог, № 8, рис.8). Изваяние вкопано в землю приблизительно до уровня бедер. От головы статуи осталась лишь часть выступающего, скругленного подбородка, опущенного ниже уровня плеч (абрис фигуры I, по С.А.Плетневой) (1974, с.55, рис.26, 7). Туловище выполнено в виде антропоморфной плиты (“антропоидного” столба, по С.А.Плетневой) (1974, с.61): лишено рук (имеется правое скругленное плечо, часть туловища с левым плечом утрачены) и, очевидно, ног (на видимой, наземной, части статуи их изображение не прослеживается). Грудь и живот “бабы” слабо профилированы, плохо “читаемы”, повреждены крупными и мелкими сколами. Изображение ритуального сосуда, по-видимому, отсутствует. Спина, вероятно, была прямая, плоская (сильно повреждена многочисленными сколами). Самый крупный скол удлиненно-треугольной формы расположен на нижней части спины. Определение пола изваяния затруднительно. Предположительно, это мужская статуя (похожие изваяния см.: Плетнева С.А., 1974, с. 189, табл.73, 1252-1254). Точных данных о месте ее находки нет. Датируется ориентировочно XIII в.
Две следующие половецкие “бабы” также выставлены в филиале АМЗ “Пороховой погреб” и представляют собой верхние части (ориентировочно, по пояс) каменных мужских изваяний, изображающих воинов. Судя по тому, что статуи закопаны в землю по грудь, по всей видимости, их нижние части (туловище, ноги и основание) не сохранились. В связи с этим определение типа данных статуй представляет собой некоторые трудности.
Изваяние 9 (каталог, № 9, рис.9) изготовлено из серо-белого ракушечника рыхлой (пористой) структуры. Сохранность фигуры воина плохая: голова с шеей “посажены” на туловище при помощи цементного раствора (реставрация), подбородок частично отбит, сколы, почти вся поверхность повреждена лишайником. Высота отреставрированной статуи
(до земли) - 0,70 м, ширина - 0,63 м, толщина - 0,32 м.
По причине того, что реставрация статуи была проведена не совсем удачно (голова и шея “посажены” не точно на свое место), мы не можем однозначно говорить о типе абриса данной фигуры воина. На наш взгляд (судя по наличию шеи), она относится ко II типу (с подбородком, расположенным на уровне плеч, по С.А.Плетневой) (1974, с.55, рис.26, 2).
Изваяние выполнено в технике барельефа. Голова округлая. На голове - шлем полусферической формы, гладкий, с ободком по краю (тип II, подтип 2 по С.А.Плетневой) (1974, с.25-26, рис.6, 6). Подбородок округлый. Черты лица (детали) отсутствуют (выветрены). Имеется рельефное изображение ушей в виде валикообразных дуг. Шея - массивная, подцилиндрическая. Плечи - широкие, слегка скошены вниз. Прослеживается слабопрофилированная грудь и невыразительные выемки между руками и грудной клеткой. Сзади шея сливается с прямой плоской спиной.
Плохо сохранившаяся верхняя и отсутствующая нижняя часть данного изваяния дают нам почву для сомнений при определении его типа. С одинаковой долей вероятности оно может быть отнесено как к мужским “стоящим” изваяниям (тип III, подтип б (?), по С.А.Плетневой) (1974, с.61; подобное изваяние, например, см.: с. 162, табл.46, 689), так и к мужским “сидящим” изваяниям (тип V, подтип б (?), по С.А.Плетневой) (1974, с.61; подобное изваяние, например, см.: с. 145, табл.29, 258). Точное место находки “бабы” не известно. Датируется она ориентировочно кон.ХП - нач. XIII в.
Изваяние 10 (каталог № 10, рис. 10) изготовлено из мелкозернистого песчаника бежевого цвета в технике барельефа. Имеет плохую сохранность: сильно выветрено, с многочисленными сколами, задняя часть головы и спина утрачены (выкрошились). Статуя вкопана в землю по грудь, что свидетельствует (как уже отмечалось выше) об отсутствии ее нижней части. Высота статуи (до земли) - 0,45 м, ширина - 0,45 м, толщина - 0,16 м.
Изваяние выполнено в виде фигуры воина. Голова округлая. На голове - шлем полусферической формы, гладкий, с ободком по краю (тип II, подтип 2, по С.А.Плетневой) (1974, с.25-26,
160


рис.6, б). Подбородок приострен, подтрапециевидной формы, расположен ниже уровня плеч (абрис фигуры I, по С.А.Плетневой) (1974, с.55, рис.26, 1). На лице сохранилась верхняя часть рельефного изображения носа. Остальные детали лица утрачены (стерлись). Имеется рельефное изображение ушей (валикообразные дуги). Шея не выражена. Плечи - узкие, покатые.
Подобно изваянию 9, данная половецкая “баба” может быть отнесена как к мужским “стоящим” изваяниям (тип III, подтип а (?), по С.А.Плетневой) (1974, с.61; подобное изваяние, например, см.: с. 162, табл.46, 691), так и к мужским “сидящим” изваяниям (тип V, подтип а (?), по С.А.Плетневой) (1974, с.61; подобное изваяние, например, см.: с.163, табл.47, 798), а также, возможно, и к стеловидным изваяниям (тип VII, по С.А.Плетневой) (1974, с.61; подобное изваяние, например, см.: с. 152, табл.36, 299). Никаких данных о месте находки “бабы” нет. Датируется она предположительно XIII в.
Изваяние 11. Две половецкие каменные “бабы” (одна - практически целая, другая - в виде фрагмента нижней части) выставлены в экспозиционных залах Азовского музея- заповедника. Первая из них (каталог, №11, рис. 11) происходит из раскопок Цимлянского отряда археологической экспедиции Ростовского государственного университета (руководитель раскопок В.П.Копылов) летом 1980 г кургана 5 курганного могильника “По- тайной-Н”, расположенного на землях совхоза “Добровольский” Цимлянского (ныне Волгодонского) района Ростовской области, в 3,7 км к С от хут.Семенкин (Копылов В.П., 1981, с. 105). В этом кургане (самом юго-восточном в исследуемой группе) было обнаружено святилище половецкого времени с ка¬
менным изваянием. Насыпь кургана высотой 0,43 м и диаметром 23 м имела правильную сегментовидную форму с плоской вершиной в центре. Статуя стояла вертикально в яме овальной в плане формы (1,3><1,1 м; глубина - 1,52 м), расположенной в северо-восточном секторе кургана. В западной части ровного дна ямы было вырыто прямоугольное в плане углубление (0,50x0,20x0,50 м) для основания статуи (Гуркин С.В., 1991, с. 103, 104). Изваяние было обращено лицом на восток и перекрывалось насыпью кургана (Копылов В.П., 1981, с.105).
Данное святилище относится к типу II, по классификации С.В.Гуркина: “святили- ща-ямы, оборудованные обычно в центральном или северо-восточном секторах насыпей древних курганов. Изваяния каменные (а чаще деревянные) в таких святилищах устанавливались в ямах вертикально, лицом к востоку, северо-востоку. Часто в ямах встречаются остатки жертвоприношений, в том числе и человеческих. Статуи недоступны для обзора. Характер сооружения святилищ подобного типа, по-видимому, свидетельствует о кратковременном сроке их действия” (Гуркин С.В., 1987, с. 107, 108; 1989, с.40; 1991, с.107, 110; 1993, с. 138; 1998, с.32)3.
Каменная “баба” из “Потайного-П” изготовлена из ракушечника светло-серого цвета в технике круглой (объемной) скульптуры. Представляет собой женское “стоящее” изваяние с хорошо проработанными деталями (тип Ша) (Плетнева С.А., 1974, с.65). Статуя отреставрирована (склеена из нескольких фрагментов: голова была отбита и повреждена при распашке кургана плантажным плугом). Ее размеры с основанием: 1,67x0,40x0,20 м. Приземистая, с низко опущенным на грудь подбородком и приподнятыми плечами (абрис фигуры I) (Плетне¬
3 	Половецкие святилища типа II с каменными и деревянными статуями встречены археологами при раскопках в Октябрьском районе Волгоградской области: к. 12 и к.23 Новоаксайского курганного могильника (раскопки Шилова В.П.); к. 11 Дорофеевского могильника (раскопки Шилова В.П. и Лагоцкого К.С.) (Гуркин С.В., 1998, с.29, 32), а также на территории Ростовской области: к. 10 могильника у хут.Семенкин Волгодонского района (Гуркин С.В., 1998, с.32); к.7 Сагванского I могильника в Семикаракорском районе (Гуркин С.В., 1987, с. 103, рис.З, 2; Зельдина В.Я., Каменецкий И.С., 1979, с. 126); к.1 могильника Москва I в Веселовском районе (Гугуев Ю.К., 1998, с.38); курган в деревне Жуковка Дубовского района (Гуркин С.В., 1987, с. 100; 1998, с.32); к.7 и к.27 у хут.Тузлуки Багаевского района (Беспалый Е.И., 1981, с.31, 32, 131); в Ставропольском крае: к.2 у с.Бешпагир Грачевского района (Мирошина Т.В., 1985, с. 126); к.4 могильника “Чограй IX” в Арзгирском районе (Кореневский С.Н. и др., 1988, с. 131) и т.д.
161


ва С.А., 1974, с.55; 1981, с.220). Головной убор утрачен (отбит). Лицо изваяния с монголоидными признаками и, по мнению С.В.Гуркина, имеет явно портретные черты: “широкоскулое, округлой формы, толстощекое, с двойным подбородком, без бровей, с глазными впадинами, подчеркнутыми лишь надбровными дугами лба и прямым, с легкой горбинкой носом без ноздрей. Глаза - большие, миндалевидные, выпуклые, с веками и зрачками. Рот двугубый, овальный, “бантиком”, с небольшой выемкой посередине ” (Гуркин С.В., 1991, с.105). Вся поверхность лица статуи (за исключением глаз и губ) в момент находки была покрыта белой краской. На правой щеке прослеживаются следы раскраски красной краской (небольшое пятно красного цвета)4.
В небольших рельефных ушах статуи изображены кольчатые, по-видимому, несомкнутые серьги с напускной шаровидной бусиной (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.44), хорошо известные у поздних кочевников южнорусских степей (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.39; Плетнева С.А., 1958, с. 158, рис.4, 2; 1963, с.224, 225, рис.26, 3). Из нагрудных украшений выделяются ожерелье из 12 одинаковых крупных бусин удлиненно-треугольной формы (тип, близкий к I и II) (Плетнева С.А., 1974, с.45) и две массивные витые гривны (тип II, по С.А.Плетневой) (1974, с.45, рис.20, 13), изредка встречающиеся в погребениях средневековых степных кочевников (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.37; Плетнева С.А., 1958, с. 168, 169, 178; 1974, с.70, 71). Ниже шейных
украшений рельефно изображена (с небольшим смещением влево) небольшая обнаженная грудь с намеченными сосками.
Живот - выпуклый, округлой формы, слабопрофилированный. Руки - массивные в верхней части, слегка согнутые в локтях, удерживающие под животом ритуальный сосуд. Между руками и туловищем имеются широкие, глубокие прорези. Пальцы рук хорошо проработаны: большие пальцы расположены параллельно венчику удерживаемого сосуда, остальные пальцы направлены наклонно вниз (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.50, 58, рис.23, 14-16). На запястьях статуи изображены две пары рельефных, витых, сравнительно широких браслетов, встречающихся в погребениях кочевников кон.ХІ - XII в. (Плетнева С.А., 1958, с.158, рис.4, 2; 1974, с.51; 1981, с.217; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.41-42).
В руках изваяния - ритуальный сосуд цилиндрической формы (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.50-52, рис.23, 7). Валики на венчике и донце сосуда украшены косыми насечками. Половецкая “баба”, судя по отсутствию пол кафтана, его обшивок и обозначения ворота, изображена, очевидно, в легкой исподней рубахе по колено, одеваемой под кафтан, сквозь которую “просвечивает” обнаженная грудь. Ноги - короткие, объемные, по-видимому, в длинных чулках из кожи (Плетнева С.А., 1974, с. 36, 37; Гуркин С.В., 1991, с.105, 106). Нижняя часть туловища изваяния (от пояса) изготовлена в технике горельефа на “фоне” узкой плиты. Тыльная сторона - плоская, без изоб-
4 	Этнографические исследования показали, что у многих современных тюркоязычных народов (в частности, у казахов) существовал обычай заменять покойника на поминках деревянной куклой, наряженной в одежду умершего. “Куклу сажали между гостями, угощали едой и питьем. Не исключено, что этот обряд был унаследован казахами от кимаков и кипчаков, совершавших, по всей вероятности, аналогичные действия во время тризны. Только место покойного у кимаков занимала не “деревянная кукла”, а каменное изваяние [впрочем, судя по археологическим находкам последних лет, и деревянная тоже - И.Г.], исполненное, кстати сказать, с чашей в руках” (Арсланова Ф.Х., Чариков А.А., 1974, с.234). Свои обряды половцы совершали в святилищах на курганах. На сохранившихся деревянных половецких статуях и их фрагментах встречаются остатки тканей (часто орнаментированных) (Беспалый Е.И., 1981, с.32, табл.ХП, рис.5), обрывки тонкой золотой фольги, относящейся к убранству скульптуры (Гугуев Ю.К., 1998, с.40), серебряные пластинки на ногтях пальцев рук (Гуркин С.В., 1998, с.36) и т.д. Каменные “бабы”, как мы видим, могли иногда раскрашиваться. “Нарисованные” каменные фигуры, изображавшие умерших воинов, надо заметить, встречаются и в более ранних поминальных комплексах древнетюркских племен (VI-VIII вв). Облик покойного “рисовался” на установленном в поминальной оградке с восточной стороны камне, который “ хорошие мастера превращали даже в скульптуру, иногда превосходной работы ...” (Кызласов Л.Р., 1964, с.29). Перед такой фигурой часто в ряд устанавливались каменные столбики- “балбалы”, символизирующие собой убитых воином врагов.
162


ражений. Это, впрочем, как и отсутствие деталей кафтана и вещей на поясе, сближает ее с II типом статуй, по С.А.Плетневой (1974, с.55). Каменное изваяние из “Потайного-П” датируется XII в. (Гуркин С.В., 1991, с.107).
Изваяние 12. Еще один экспонат из музейных залов - фрагмент нижней части изваяния (каталог, № 12, рис. 12), происходящий из раскопок Приморского отряда Азовского музея (руководитель раскопок Е.И.Беспалый) в 1983 г кургана 3 курганного могильника “Колдыри”, расположенного на полях совхоза “Красное знамя” Багаевского р-на Ростовской обл. (Беспалый Е.И., 1983, с.9; 1984, с.17-18, рис.52). Фрагмент был обнаружен в 12 м к востоку от репера на глубине 1,75 м. По мнению автора отчета, он является частью каменного половецкого изваяния, разбитого и сброшенного с вершины кургана грабителями. Позже оно было засыпано землей при смыве грунта с грабительского отвала (Беспалый Е.И., 1984, с. 17, 18). От статуи сохранились лишь довольно длинные ноги, выполненные в технике горельефа на “фоне” массивной плиты. Ноги (с широкими бедрами и узкими голенями) изображены в высоких сапогах с заостренными наколенниками, верхний край которых украшен “тесьмой” - широким, высоким валиком; носки отбиты. Утрачено и основание изваяния. О половой принадлежности изображения судить трудно (с подобранными полами кафтана и “оголенными” бедрами изображались как мужские, так и женские изваяния) (Плетнева С.А., 1974, с.25). Общие размеры фрагмента: 0,65x0,55x0,26 м.
Рядом с ногами “бабы”, на “фоновой” плите (“пьедестале”), имеются два небольших изображения, выполненных в технике барельефа. Изображение справа от правой ноги статуи представляет собой человеческую фигурку (предположительно, женскую) (Беспалый Е.И., 1984, с.17) с подогнутыми в коленях удлиненными ногами. Стопы ног сколоты. Туловище - длинное, с выделенным животом, нижняя часть которого показана, как и ноги, в профиль, а верхняя развернута в фас. Шея отсутствует. Голова человека имеет не округлую, а ромбовидную форму. Руки подняты вверх и согнуты в локтях, “держат” над головой, возможно, ребенка, голова которого тоже имеет ромбовидную форму. Похожие изображения
людей, по сведениям С.А.Плетневой, встречаются редко и, как правило, сопровождают мужские изваяния. Известны, как минимум, две человеческие фигурки, помещенные на “пьедесталах” статуй сзади, изображающие пляшущих людей (ритуальные пляски) (Плетнева С.А., 1974, с.37). Судя по сохранившейся прорисовке, головы этих человечков также имеют ромбовидную форму (Плетнева С.А., 1974, с.32, рис. 10, 49, 50).
Изображение слева от левой ноги статуи является, по версии некоторых исследователей, предположительно, тамгой (знаком собственности). Однако С.А.Плетнева похожее изображение отнесла к разряду “непонятных предметов”, обычно встречаемых на поясе женских статуй. По ее мнению, эти предметы могли изображать музыкальные инструменты (Плетнева С.А., 1974, с.46, 49, рис.20, 20). Предмет выполнен в виде соединенных между собой геометрических фигур: ромба (вверху) и удлиненной трапеции (внизу). В центре трапеции имеется небольшой, узкий, удлиненнопрямоугольный выступ, расположенный вертикально. Нижняя часть трапеции сколота. Чуть выше скола прослеживаются две удлиненнотреугольные прорези, возможно, возникшие в результате разрушения статуи. Тыльная сторона “бабы”, по-видимому, не имела изображений, плоская.
Изваяние изготовлено из ракушечника серо-коричневого цвета. По сохранившемуся фрагменту сложно судить о том, “сидящая” это статуя или “стоящая”. Она может быть отнесена либо ко II, либо к IV типу (Плетнева С.А., 1974, с.61, 63). Датируется предположительно КОН.ХІ-ХІІ в.
В начале XXI в. коллекция половецких статуй АМЗ пополнилась тремя новыми экземплярами, два из которых заслуживают особого внимания исследователей, т.к. являются настоящими произведениями средневековой культовой скульптуры. Каменное изваяние (каталог, № 13, рис. 13) и фрагменты изваяния (каталог, № 14, рис. 14) происходят из спасательных раскопок ЗАО “НПО «Наследие Дона»” 2008 г кургана 2 курганного могильника “Новосоколовский-IV”, расположенного на правом берегу р.Кундрючья, на землях г.Новошахтинска Ростовской обл., в 0,4 км к востоку от северо-восточной окраины пос.
163


Новая Соколовка ив 12 км к ЮЮЗ от п. Со- колово-Кундрюченский (Хахонина Т.Е., 2008, с Л 0, рис.9). Они были обнаружены на вершине кургана (высота кургана - 1,0 м, размеры: 20,0x30,0 м), в центре половецкого святилища, представляющего собой неглубокий котлован (культовую площадку) прямоугольных очертаний, окруженный по периметру каменной вымосткой, ориентированной углами по сторонам света. Вымостка была сложена из плоских необработанных камней песчаника разного размера, лежащих не очень плотно друг к другу, в один-два ряда, местами с некоторым интервалом. Судя по сохранившимся участку, ширина вымостки составляла от 0,6 до 1,0 м. Длина дошедшего до наших дней фрагмента северо-восточной “стены” равна 6,5 м, юго- восточной - 6,0 м.
Статуи были установлены в центре огороженной камнями прямоугольной площадки и располагались по линии ССВ - ЮЮЗ. Непосредственно на месте установки сохранились лишь их основания. Сами же изваяния были повержены. Основание северной статуи было сильно наклонено к востоку и с трех сторон окружено плотной каменной забутовкой. С четвертой (восточной) стороны у подножия основания лежала верхняя часть каменного изваяния, обращенная головой к востоку, лещом вниз (Хахонина Т.Е., 2008, с. 15,16, рис.21, 30- 35), благодаря чему его лицевая часть хорошо сохранилась (в отличие от сильно поврежденной тыльной стороны).
Изваяние 13 (каталог № 13, рис.13) изготовлено из плотного, серовато-коричневого песчаника средней зернистости. Его высота (без учета основания) составляет 1,75 м, ширина
- 0,50 м, толщина - 0,35 м. Высота основания
- 0,92 м, ширина - 0,43 м, толщина - 0,35 м. Общая реконструируемая высота - около 2,4 м. Статуя изображает “сидящую” женскую фигуру (тип V, подтип а) (Плетнева С.А., 1974, с.65). Выполнена в виде объемной круглой скульптуры (вверху) и барельефа (внизу).
Хорошо проработана верхняя часть изваяния. На голове - высокая конусовидная шляпа с широким валиком по краю, слегка опущенным спереди на лоб и сильно поднятым на затылке (тип IV) (Плетнева С.А., 1974, с.38, 39, рис. 14, 9). Со шляпы на затылок и спину спускалась лопасть, от которой сохранились лишь боковые
стороны до уровня плеч. Лицо статуи обрамляют “рога”, изогнутые от полей шляпы к плечам и затылку. Шея не прослеживается. Плечи - короткие, прямые, сливаются с головным убором. Нижняя часть лица (подбородок) опущена ниже уровня плеч (абрис фигуры I) (Плетнева С.А., 1974, с.55). Лицо - вытянутое, с острым, слегка выдающимся вперед подбородком. Черты лица тщательно проработаны: удлиненноовальные глаза, нос - прямой, сравнительно длинный, с двумя поперечными насечками (более позднее повреждение ?) и ноздрями. Брови - узкие, прямые, близко расположены к носу (Т-образная фигура). Рот - маленький, в виде рельефного овала с выемкой посередине. Имеется изображение ушей (валикообразные дуги). В ушах простые кольчатые серьги (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.39,44, рис. 14,13).
Из нагрудных украшений на статуе изображены четыре (!) хорошо проработанные гривны (обычно встречаются 1-2 гривны, максимум - 3): витые, рельефные (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.45, 46, рис.20,12-14). Большое количество гривен, очевидно, свидетельствует об очень высоком статусе, который занимала при жизни умершая женщина. В районе шеи, под подбородком изваяния, прослеживается изображение еще одного нагрудного украшения, определение которого затруднительно из-за сильной затертости поверхностей (либо плохой проработки ?). Возможно, это ожерелье из крупных бусин, довольно часто встречаемое у половецких “баб”.
Изображение обнаженных грудей очень реалистичное (небольшие, с выделенными сосками). Живот - выпуклый, округлой формы. Руки - тонкие, прижаты к торсу, согнуты в локтях, сомкнуты спереди ниже живота. Кисти хорошо проработаны: по 4 пальца расположены горизонтально, навстречу друг другу, большие пальцы загнуты вверх (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.50, рис.23, 12, 13). В руках - ритуальный сосуд баночной формы, слегка расширяющийся кверху, плоскодонный (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.50, рис.23, 3). На запястьях имеются изображения широких обшлагов одежды.
Ноги - в сидящей позе, в обтягивающих брюках, без поножей. Верхняя часть сапог изображена в виде выступающих, заостренных, фигурно вырезанных наколенников,
164


очевидно, обшитых по краю декоративной лентой. Спина - плоская, ровная, плохой сохранности (с многочисленными сколами), возможно, имевшая в древности какие-либо изображения, которые не сохранились до наших дней. В момент находки изваяния зафиксировано сильно фрагментированное, массивное основание удлиненно-прямоугольной формы с небольшой ступенькой для ног, которое не удалось сохранить. В июле 2009 г изваяние 13 было отреставрировано и установлено для экспонирования в дворике “Порохового погреба” (рис. 13а).
Изваяние 14. В 1,6 м к ЮЮЗ от основания северного изваяния располагалось кубовидное (0,4x0,45x0,45 м) основание еще одного каменного изваяния (каталог, № 14, рис. 14). Статуя была изготовлена из мягкого белого известняка, к сожалению, оказалась разбитой на отдельные мелкие куски, не поддающиеся реконструкции и классификации (определению пола, позы, размеров). Сохранившаяся средняя часть изваяния находилась к востоку от основания, частично перекрытая камнями песчаника, была ориентирована на восток (лицевой стороной вниз) (Хахонина Т.Е., 2008, с. 17, 18, рис.21, 30, 31, 35, 50, 51). Из немногочисленных собранных фрагментов со следами обработки поверхностей можно выделить семь (наиболее крупных).
Фрагмент № 1 представляет собой изображение кистей, держащих ритуальный сосуд баночной формы. Лучше сохранилось изображение левой кисти: 4 пальца, расположенные горизонтально, и большой палец, загнутый вверх (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.50, рис.23, 12, 13). Сосуд - подцилиндрический, слегка расширяющийся кверху, плоскодонный (тип III) (Плетнева С.А., 1974, с.50, рис.23, 6, 7). Фрагмент № 2 - изображение борта и подола кафтана, украшенных орнаментом в виде прямых, коротких насечек (подол) и “елочного” рисунка (борт). По-видимому, был изображен разрезной подол кафтана (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.35, 36, рис. 12, 16). Фрагмент № 3 - изображение, скорее всего, поперечной
нашивки на предплечье, украшенной “елочным” орнаментом. Фрагмент № 4 - изображение, очевидно, бедра в обтягивающих брюках. Фрагменты № 5 и № 6 - голени ног. Фрагмент № 7 - изображение отделки борта кафтана в виде “елочного” орнамента.
Автор раскопок считает, что установка вышеописанных каменных статуй на кургане была не синхронной, а последовательной. Приход в негодность в процессе выветривания изваяния, изготовленного из мягкого известняка, вызвал необходимость возведения другого изваяния, изготовленного из более прочного материала - песчаника. Время функционирования святилища определено в рамках кон. XII - нач.ХШ в. (Хахонина Т.Е., 2008, с.25). По классификации С.В.Гуркина, данное святилище с каменными “бабами” можно отнести к типу I половецких святилищ: “со статуей (статуями), устроенных на вершинах курганов эпохи бронзы или раннежелезного времени, на выровненных для этих целей площадках, иногда выложенных камнем. Культовые пространства часто ограничены прямоугольными, квадратными или трапециевидными в плане каменными выкладками-оградками. Каменные изваяния установлены в них вертикально, чаще всего лицом к востоку или северо-востоку. Эти статуи видны издалека и со всех сторон легко доступны” (Гуркин С.В., 1987, с. 107, 108; 1989, с.40; 1991, с.109; 1993, с.138)5.
Изваяние 15. Происходит из раскопок ЗАО “НПО «Наследие Дона»” (руководитель раскопок С.А.Пантелеев) кургана 1 курганного могильника “Волчье Логово-1” в Мясниковском районе Ростовской области в 2008 году. Могильник расположен в 2,75 км на ССЗ от с.Султан-Салы, на высокой пойменной террасе правого берега р.Тузлов, между рекой и балкой Волчье Логово. Каменная “баба” (каталог, № 15, рис. 15) обнаружена в 7Д м на ССВ от Ro, лежащей на левом боку, головой на ЮВ. Никаких сведений об остатках половецкого святилища в отчете нет. Правая сторона статуи сильно повреждена (стесана по всей длине плугами) (Пантелеев С.А., 2009, с.2, 10). Изготовлена из
5 	Половецкие святилища типа I с каменными и деревянными изваяниями обнаружены в Ростовской области на курганных могильниках: “Ливенцовский-VII” на СЗ окраине г.Ростова-на-Дону (Гугуев Ю.К., Гуркин С.В., 1992, с.124), “Донской” в Семикаракорском районе (Ильюков Л.С., 1993, с.22); а также в г.Донецке на могильнике “Текстильщик” (Швецов М.Л., 1979, с.207, 209) и т.д.
165


желто-серого ракушечника рыхлой (пористой) структуры. Склеена из нескольких фрагментов (особенно пострадало основание). Представляет собой женское “сидящее” каменное изваяние в головном уборе (тип V, подтип б) (Плетнева С.А., 1974, с.65). Выполнено в технике круглой объемной скульптуры (верхняя часть) и горельефа (нижняя часть), хорошо проработано и детализировано. Сохранившаяся высота
- 1,45 м, высота реконструируемая - 1,93 м, ширина - 0,33 м, толщина - 0,30 м. Относится к так называемым полусидящим статуям (не сидящим на “пьедестале”, а как бы “прислонившимся” к нему) (вышеуказанный подтип “б” типа V, по С.А.Плетневой). К.И.Красильников и Л.И.Тельнова похожие изваяния (см., например, изваяние 17) в своей классификации половецких каменных “баб” Среднего Подон- цовья относят к III типу “стоящих, круглых” (Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000, с.229, 235-236, табл.У).
На голове изваяния - шляпа с резко выделенными, толстыми, широкими полями и довольно высокой, подцилиндрической тульей, верхняя часть которой отбита (тип I) (Плетнева С.А., 1974, С.38, 39, рис. 14, 1). Спереди на полях шляпы (сверху) имеется небольшой, рельефный, удлиненно-прямоугольный выступ, а на средней части тульи - горизонтальная врезная линия, передающие ее украшения и отделку. Передняя часть полей отбита. Под шляпой изображена, по-видимому, дополнительная шапочка, плотно прилегающая к голове и надевавшаяся под высокую шляпу для тепла в холодное время года. Ниже этой шапочки, на лбу, имеется два низкорельефных полукруга, изображающих либо налобные ленты, либо выбившиеся из-под головных уборов волосы, разделенные посередине пробором. От передних полей шляпы к плечам изогнуты “рога” в виде рубчатых полукругов (один “рог” утрачен). Лицо статуи - круглое, плоское, со скругленным, несколько отбитым подбородком, опущенным ниже плеч (абрис фигуры I) (Плетнева С.А., 1974, с.55, рис.26, 1). По краям лицо обрамляют два узких, рельефных шнура (или тонкие цепочки), крепящихся вверху к головному убору, внизу
- к серьгам на ушах. Надбровные дуги соединяются с длинным прямым носом. Глаза
- миндалевидные, с изображением век. Рот
- небольшой, удлиненно-овальной формы, с рельефными губами и выпуклостью в центре. Щеки выделены низким рельефом, округлые. Сохранилось лишь левое ухо, выполненное в виде дуговидного валика. В ухе - кольчатая серьга с напускной округлой бусиной (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.39, рис.14,14).
Из нашейных украшений имеются изображение ожерелья с подвесками ромбовидной формы (тип I, по С.А.Плетневой) (1974, с.45, 46, рис.20, 1) и две витые гривны (тип II) (Плетнева С.А., 1974, с.45, 46, рис.20, 13). К нижней гривне в средней части крепится рельефная подвеска удлиненно-треугольной формы (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.42, 47, рис. 16, 21), свисающая между грудями статуи. Груди - “обнаженные”, с выделенными сосками. Чуть ниже грудей низким рельефом обозначены два полукружия, возможно, подчеркивающие грудную клетку изваяния, либо какие-то детали одежды. Живот - выпуклый, подтрапециевидной формы, со скругленными углами. Сохранившаяся левая рука - массивная вверху, согнута в локте в позе удержания ритуального сосуда. Между рукой и животом имеется глубокая прорезь. На руке изображен узкий витой браслет (либо оформленный тесьмой обшлаг рукава кафтана). Кисть статуи хорошо проработана: большой палец “смотрит” вверх, остальные пальцы расположены горизонтально (тип I) (Плетнева С.А., 1974, с.50, рис. 23, 12, 13). В руках изваяния ритуальный сосуд - массивный, цилиндрический, украшенный валиками с косыми насечками на венчике и донце (тип III) (Плетнева С. А., 1974, с.50, рис.23, 7).
Нижняя часть тулова статуи выполнена в технике горельефа на “фоне” сравнительно толстой, по-видимому, прямоугольной плиты, на которую как бы “опирается” женщина. От ног сохранилось лишь левое бедро с простыми рельефными поножами, орнаментированными “елочным” узором, и верхней частью сапога с заостренным наколенником, орнаментированным вертикальными и диагональными врезными линиями, а также фрагмент голени в сапоге, оформленном декоративной лентой (две вертикальные врезные линии по центру). “Спина” изваяния - плоская, ровная с частично сохранившимся изображением задней части головного убора: очевидно, двух кос в фут¬
166


лярах и лопасти (?) (тип II или III) (Плетнева С.А., 1974, с.38, 42, рис. 16, 2, 5). Основание статуи сильно фрагментировано (разрушено), поэтому не воспроизведено.
Интересно то, что данная каменная “баба” была основательно раскрашена белой и красной красками. Следы белой краски прослеживаются на шляпе, лице, груди, животе и ногах, красной краски - на выступающих частях украшений: “рогах”, “цепочках” (шнурах), а также на ухе, щеках, пальцах и сосуде. Автор отчета, ссылаясь на С.А.Плетневу (1974, с. 10; 1981, с.219, 220, 264), датирует половецкое изваяние 1-й четв.ХП в. (Пантелеев С.А., 2009, с.9, 10). Летом 2009 г статуя 15 была отреставрирована (с некоторыми элементами реконструкции) и установлена для экспонирования в филиале АМЗ “Пороховой погреб” (рис. 15а).
В заключение хотелось бы отметить следующее. Среди исследователей каменных изваяний, оставленных древними тюркоязычными степными народами, бытует мнение, что они изображали не абстрактных, а конкретных умерших людей. Об этом свидетельствует, как считает Л.А.Евтюхова, “ясно обнаруживаемое стремление к передаче индивидуальных портретных черт лица - его овала, формы усов и бороды, особенностей украшений, изображенных на изваянии, различных форм сосудов в
руках...” (Евтюхова Л.А., 1952, с. 116). Данное мнение, на наш взгляд, как нельзя лучше подтверждается даже такой небольшой выборкой половецких “баб”, которой располагает в настоящее время Азовский музей-заповедник. Как видим, у той части статуй, что хорошо сохранились до наших дней (это в основном поздние каменные изваяния, датирующиеся XII - нач.ХШ в.), все детали лица (глаза, нос, рот, брови, щеки) наряду с украшениями и одеждой очень тщательно проработаны, по-видимому, действительно с целью достижения большего портретного сходства с внешностью человека. И, в первую очередь, это относится к женским изваяниям. Половецкие “бабы” из “Потайно- го-П”, “Новосоколовского-IV”, “Волчьего Логова-1” и др. имеют некоторые отличительные особенности, делающие их черты лица индивидуальными: острый или скругленный подбородок, широкие или узкие скулы, длинный или короткий нос, прямые или дуговидные брови, разрез глаз, форма рта и т.д. Миндалевидные глаза придают внешности изображенных женщин восточный вид. У статуи из “По- тайного-П”, очевидно, для большей схожести с “оригиналом” проработаны веки и зрачки глаз (рис. 11). Об очень высоком статусе женщины, изображенной на изваянии из “Новосоколовского-IV”, свидетельствует украшение из четырех витых гривен (рис. 13).
Каталог
каменных половецких изваяний из фондов Азовского музея-заповедника
№ 1 (рис.1). Женское “сидящее” (?) изваяние-полуфабрикат (заготовка). Третья стадия обработки (по С.А.Плетневой).
Размеры: высота (до земли) - 1,64 м, ширина - 0,8 м, толщина - 0,55 м.
Материал, датировка: ракушечник, XII в. (?).
Учетные обозначения: АМЗ КП-1198 А1-31.
Происхождение: дар Новочеркасского горисполкома.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
Публикации: Плетнева С.А., 1974, с. 11, 54, 98, 99, табл.53, 927.
№ 2 (рис.2). Мужское “сидящее” изваяние (тип IV по С.А.Плетневой). Изображение воина в шлеме (тип I, подтип 2). Прическа из трех кос (тип I). Сосуд (тип III).
Размеры: высота (до земли) - 1,63 м, ширина - 0,55 м; толщина - 0,37 м.
Материал, датировка: песчаник, кон.ХІ - XII в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-1199 А1-32.
Происхождение: дар Новочеркасского горисполкома.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
Публикации: Плетнева С.А., 1974, с. 169, табл.53, 925.
№ 3 (рис.З). Женское “стоящее” изваяние (тип II) в головном уборе (тип IV) с “рогами”,
167


лопастью (тип Ш, подтип 2) и косами в футлярах (тип Ш, подтип 2). Серьги (тип I). Сосуд (тип Ш). Размеры: высота (до земли) - 1,69 м, ширина - 0,50 м, толщина - 0,34 м.
Материал, датировка: песчаник, кон.ХІ - XII в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-30054 А1-740/1.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
№ 4 (рис.4). Мужское “сидящее” изваяние (тип IV). Изображение воина в шлеме (тип II, подтип 2). Сосуд (тип III).
Размеры: высота (до земли) - 1,20 м, ширина - 0,47 м, толщина - 0,30 м.
Материал, датировка: песчаник, кон.ХІ - XII в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-30054 А1-740/2.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
№ 5 (рис.5). Мужское “сидящее” изваяние (тип IV). Изображение воина в шлеме (?). Сосуд (тип I). Размеры: высота (до земли) - 1,44 м, ширина - 0,65 м, толщина - 0,38 м.
Материал, датировка: ракушечник, кон.ХІ - XII в.
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13593/1.
Место находки: предположительно Каменский р-н Ростовской обл.
№ 6 (рис.6). Женское “стоящее” изваяние (тип I). Без головы.
Размеры: высота сохр. (до земли) - 0,55 м, ширина - 0,35 м, толщина - 0,18 м.
Материал, датировка: песчаник, ХІ-ХІІ вв.
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13593/3.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
Публикации: Плетнева С.А., 1974, с.98, 99, 169, табл.53, 926.
№ 7 (рис.7). Нижняя часть “стоящего” изваяния (тип II) в кафтане (тип III).
Размеры: высота сохр. (до земли) - 0,82 м, ширина - 0,57 м, толщина - 0,30 м.
Материал, датировка: ракушечник, ХІ-ХІІ вв.
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13593/4.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
№ 8 (рис.8). Мужское (?) стеловидное (?) изваяние (тип VII - ?) без головы.
Размеры: высота сохр. (до земли) - 0,70 м, ширина - 0,40 м, толщина - 0,28 м.
Материал, датировка: песчаник, XIII в. (?).
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13593/2.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
№ 9 (рис.9). Мужское изваяние (тип Шб либо V6 - ?). Изображение воина в шлеме (тип И, подтип 2).
Размеры: высота (до земли) - 0,70 м, ширина - 0,63 м, толщина - 0,32 м.
Материал, датировка: ракушечник, кон.ХП - нач.ХІІІ в.
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13593/5.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
№ 10 (рис. 10). Мужское изваяние (тип Ша либо Va, либо VII - ?). Изображение воина в шлеме (тип II, подтип 2).
Размеры: высота (до земли) - 0,45 м, ширина - 0,45 м, толщина - 0,16 м.
Материал, датировка: песчаник, кон.ХП - нач.ХШ в.
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13593/6.
Место находки: Ростовская обл. (более точных данных нет).
168


№ 11 (рис.11). Женское “стоящее” изваяние (тип Ша) с отбитым головным убором. Серьги (тип И). Ожерелье из лазурита (тип I-II ?). Две гривны (тип II). Сосуд (тип III). Следы раскраски белой и красной (?) краской.
Размеры: высота - 1,67 м, ширина - 0,40 м, толщина - 0,20 м.
Материал, датировка: ракушечник, XII в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-17656 А1-168.
Место находки: Ростовская обл., Цимлянский (Волгодонский) р-н, курганный могильник “Потайной-Н”, к.5, половецкое святилище (тип II по С.В.Гуркину).
Раскопки: Цимлянский отряд археологической экспедиции РГУ, 1980 г. Руководитель раскопок Копылов В.П.
Публикации: Копылов В.П., 1981; Гуркин С.В., 1991.
№ 12 (рис. 12). Фрагмент нижней части изваяния (тип II или IV) с двумя барельефными изображениями на “пьедестале”.
Размеры: 0,65x0,55x0,26 м.
Материал, датировка: ракушечник, кон.ХІ - нач.ХП в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-20198 А1-237/23.
Место находки: Ростовская область, Багаевский район, курганный могильник “Колдыри”, к.З. Раскопки: Приморский отряд археологической экспедиции Азовского музея, 1983 г. Руководитель раскопок Е.И.Беспалый.
№ 13 (рис. 13, 13а). Женское “сидящее” изваяние (тип V, подтип а) в головном уборе (тип IV) с “рогами”. Серьги (тип I). Четыре гривны (тип II). Сосуд (тип I).
Размеры: высота (без основания) - 1,75 м, высота реконструируемая - 2,4 м, ширина - 0,50 м; толщина - 0,35 м.
Материал, датировка: песчаник, кон.ХП - нач.ХШ в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-30056 А1-741/5.
Место находки: Ростовская область, г. Новошахтинск, курганный могильник “Новосоколовский-IV”, к.2, половецкое святилище (тип I по С.В.Гуркину).
Раскопки: ЗАО “НПО «Наследие Дона»”, 2008 г. Руководитель раскопок Т.Е.Хахонина.
№ 14 (рис. 14). Фрагменты половецкого изваяния в кафтане (тип I). Сосуд (тип III).
Размеры основания: 0,40x0,45x0,45 м.
Материал, датировка: известняк, кон.ХП - нач.ХШ в.
Учетные обозначения: АМЗ КВФ-13599/4.
Место находки: Ростовская обл., г.Новошахтинск, курганный могильник “Новосоколовский- IV”, к.2, половецкое святилище (тип I по С.В.Гуркину).
Раскопки: ЗАО “НПО «Наследие Дона»”, 2008 год. Руководитель раскопок Т.Е.Хахонина.
№ 15 (рис. 15, 15а). Женское “сидящее” изваяние (тип V, подтип б) в головном уборе (тип I) с “рогами”, двумя косами в футлярах и лопастью (?) (тип II или III). Серьги (тип И). Ожерелье из лазурита (тип I). Две гривны (тип II). Подвеска (тип I, подтип 1). Браслет витой. Сосуд (тип III). Раскрашена белой и красной краской.
Размеры: высота (без основания) - 1,45 м, реконструируемая высота - 1,93 м, ширина - 0,33 м, толщина - 0,30 м.
Материал, датировка: ракушечник, 1-я четв.ХП в.
Учетные обозначения: АМЗ КП-20179/1.
Место находки: Ростовская обл., Мясниковский р-н, курганный могильник “Волчье Логово -I”, к.1.
Раскопки: ЗАО “НПО «Наследие Дона»”, 2008 г. Руководитель раскопок С.А.Пантелеев.
169


Рис. 1. Женское “сидящее” (?) изваяние-полуфабрикат (заготовка). Третья стадия обработки (по С.А.Плетневой). Ракушечник, XII в. (?).
Fig. 1. A female “sitting (?)” half-finished statue. The third stage of processing (by S.A.Pletniova). Shell rock, the 12th century (?)
170


Рис. 2. Мужское “сидящее” изваяние (тип IV, по С.А.Плетневой). Песчаник, кон.ХІ - XII в.
Fig. 2. A male “sitting” statue (type IV, by S.A.Pletniova). Sandstone, the late 11th - 12th century
171


Рис. 3. Женское “стоящее” изваяние (тип II, по С.А.Плетневой) в головном уборе. Песчаник, кон.ХІ - XII в.
Fig. 3. A female “standing” statue (type II, by S.A.Pletniova) in a headdress. Sandstone, the late 11th- 12th century
172


Рис. 4. Мужское “сидящее” изваяние (тип IV, по С.А.Плетневой). Песчаник, кон.ХІ - XII в.
Fig. 4. A male “sitting” statue (type IV, by S.A.Pletniova). Sandstone, the late 11th - 12th century
173


Рис. 5. Мужское “сидящее” изваяние (тип IV, по СА.Плетневой). Ракушечник, кон.ХІ - XII в.
Fig. 5. A male “sitting” statue (type IV, by S.A.Pletniova). Shell rock, the late 11th - 12th century
174


0 10 см
1  I
Рис. 6. Женское “стоящее” изваяние (тип I, по СА.Плетневой) без головы. Песчаник, ХІ-ХІІ вв. Fig. 6. A female “standing” headless statue (type I, by S.A.Pletniova). Sandstone, the 11th-12th centuries
175


0 10 см
1  I
Рис. 7. Нижняя часть “стоящего” изваяния (тип II, по С.А.Плетневой) в кафтане. Ракушечник, ХІ-ХІІ вв.
Fig. 7. The bottom part of a “standing” statue (type II, by S.A.Pletniova) in a caftan. Shell rock, the 11th-12th centuries
176


0 10 см
1  I
Рис. 8. Мужское (?) стеловидное (?) изваяние (тип VI, по С.А.Плетневой) без головы. Песчаник, XIII в. (?).
Fig. 8. A male (?) stela-like (?) headless statue (type VI, by S.A.Pletniova). Sandstone, the 13th century (?)
177


О 10 см
Рис. 9. Мужское изваяние (тип VI, по С.А.Плетневой). Ракушечник, кон.ХП - нач.ХШ в. Fig. 9. A male statue (type VI, by S.A.Pletniova). Shell rock, the late 12th - early 13th century
178


0 10 см
1  I
Рис. 10. Мужское изваяние (тип VI, по С.А.Плетневой). Песчаник, кон.ХП - нач.ХШ в. Fig. 10. A male statue (type VI, by S.A.Pletniova). Sandstone, the late 12th - early 13th century
179


Рис. 11. Женское “стоящее” изваяние (тип Ша, по С.А.Плетневой). Ракушечник, XII в. Fig. 11. A female “standing” statue (type Ilia, by S.A.Pletniova). Shell rock, the 12th century
180


Рис. 12. Фрагмент нижней части изваяния (тип IV или V, по С.А.Плетневой). Ракушечник, кон.ХІ - XII в.
Fig. 12. A fragment of the bottom part of a statue (type IV or V, by S.A.Pletniova). Shell rock, the late 11th - 12th century
181


Рис. 13. Женское “сидящее” изваяние (тип Va, по С.А.Плетневой) в головном уборе (до реставрации). Песчаник, кон.ХП - нач.ХШ в.
Fig. 13. A female “sitting” statue (type Va, by S.A.Pletniova) in a headdress (before the restoration). Sandstone, the late 12th - early 13th century
182


Рис. 13а. Женское “сидящее” изваяние (тип Va, по С.А.Плетневой) в головном уборе (после реставрации). Песчаник, кон.ХИ - нач.ХШ в.
Fig. 13а. A female “sitting” statue (type Va, by S.A.Pletniova) in a headdress (after the restoration). Sandstone, the late 12th - early 13th century
183


Рис. 14. Фрагменты изваяния (тип I, по С.А.Плетневой) в кафтане. Известняк, кон.ХП - нач. XIII в.
Fig. 14. Fragments of a statue (type I, by S.A.Pletniova) in a caftan. Limestone, the late 12th - early 13th century
184


Рис. 15. Женское “сидящее” изваяние (тип V6, по С.А.Плетневой) в головном уборе (до реставрации). Ракушечник, 1-я четв.ХП в.
Fig. 15. A female “sitting” statue (type V6, by S.A.Pletniova) in a headdress (before the restoration). Shell rock, the 1st quarter of the 12th century
185


Рис. 15а. Женское “сидящее” изваяние (тип V6, по С.А.Плетневой) в головном уборе (после реставрации). Ракушечник, 1-я четв.ХП в.
Fig. 15а. A female “sitting” statue (type V6, by S.A.Pletniova) in a headdress (after the restoration). Shell rock, the 1st quarter of the 12th century
186


Литература и архивные материалы
Арсланова Ф.Х., Чариков А.А., 1974. Каменные изваяния Верхнего Прииртышья// СА. № 3.
Беспалый Е.И., 1981. Отчет об исследовании курганов в зоне строительства орошаемого участка в совхозе “Орошаемый” у х.Тузлуков за 1980 год// Архив АМЗ.
Беспалый Е.И., 1983. Работы Приморского отряда № 1// Исследования Донской археологической экспедиции в 1983 году. Азов.
Беспалый Е.И., 1984. Отчет о работах Приморского археологического отряда Азовского музея в 1983 году// Архив АМЗ.
Веселовский Н.И., 1915. Современное состояние вопроса о “каменных бабах” или “балбалах”// ЗООИД. T.XXXII. Одесса.
Гугуев Ю.К., 1998. Половецкий поминальник с деревянной статуей на Левобережье р. Маныч// ДА. № 1. Ростов-на-Дону.
Гугуев Ю.К., Гуркин С.В., 1992. Половецкое святилище сер.ХІ - нач.ХШ вв. на правобережье Нижнего Дона (опыт исследования семантики культового комплекса)// Донские древности. Вып.1. Азов.
Гумилев Л.Н., 1959. Алтайская ветвь тюрок-тугю// СА. № 1.
Гуркин С.В., 1983. Границы распространения половецких святилищ с деревянными
изваяниями на Нижнем Дону// Исследования Азово-Донецкой археологической экспедиции в 1983 году. Азов.
Гуркин С.В., 1987. Половецкие святилища с деревянными изваяниями на Нижнем Дону// СА. №4.
Гуркин С.В., 1989. К вопросу о семантике половецких святилищ// ИАИАНД. Азов.
Гуркин С.В., 1990. Половецкий поминальный комплекс из Северо-Восточного Приазовья// ИАИАНД. Вып.9. Азов.
Гуркин С.В., 1991. Святилище половецкого времени с каменным изваянием на Нижнем Дону// ИАИАНД. Вып.10. Азов.
Гуркин С.В., 1993. Еще раз о святилищах половецкого времени// ИАИАНД. Вып.11. Азов.
Гуркин С.В., 1998. Святилища половецкого времени с деревянными изваяниями из раскопок Волго-Донской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР// ДА. № 1. Ростов-на-Дону
Гуркин С.В., 2005. К вопросу о семантике святилищ-поминальников с каменными изваяниями скифского времени в степях Северного Причерноморья// Археологические записки ДАО. Вып.4. Ростов-на-Дону.
Дьяконова B.IL, 1975. Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник. Л.
Евтюхова Л.А., 1952. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии// МИА. № 24.
Зеленский Ю.В., 2001. Формирование коллекции половецких каменных изваяний Краснодарского историко-археологического музея-заповедника// Музейный вестник. Краснодар.
Зельдина В.Я., Каменецкий И.С., 1979. Сагванский I могильник// АО 1978 года.
Ильюков Л.С., 1993. Археологические исследования на правобережье р. Сал в 1991 г// ИАИАНД. Вып.11. Азов.
Копылов В.П., 1981. Раскопки курганов в Цимлянском районе// АО 1980 года.
Кореневский С.Н., Андреева М.В., Ульянова О.А., 1988. Раскопки Ставропольской экспедиции// АО 1986 года.
Красильников К.И., Тельнова Л.И., 2000. Половецкие изваяния Среднего Подонцовья: типология, эволюция, хронология (по материалам коллекций Луганской области)// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.1. Донецк.
Кубарев В.Д., 1984. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск.
Кузык Б.Н., Яковец Ю.В., 2008. Цивилизации: теория, история, диалог, будущее. ТЛИ. М.
Кызласов Л.Р., 1964. О назначении древнетюркских каменных изваяний, изображающих людей// СА. № 2.
187


Мирошина Т.В., 1985. Раскопки курганов у с.Бешпагир// АО 1983 года.
Низами, 1968. Пять поэм. Искандер-намэ. М.
Пантелеев С.А., 2009. Отчет о раскопках курганного могильника “Волчье логово-1” в Мясниковском районе Ростовской области в 2008 году. Ростов-на-Дону// Архив АМЗ.
Плетнева С.А., 1958. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях// МИА. № 62.
Плетнева С.А., 1963. Кочевнический могильник близ Саркела - Белой Вежи// МИА. № 109.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е 4-2.
Плетнева С.А., 1981. Печенеги, торки, половцы// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Рубрук Г., 1957. Путешествие в восточные страны// Путешествия в восточные страны. М.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Хахонина Т.Е., 2008. Отчет об археологических раскопках кургана 2 курганного могильника “Новосоколовский IV” в г.Новошахтинске и курганов 8, 10 курганного могильника “Бессергеновка III” (“Бессергеновка II”) в Неклиновском районе Ростовской области в 2008 году. Ростов-на-Дону// Архив АМЗ.
Швецов М.Л., 1979. Половецкие святилища// СА. № 1.
Summary
I.R.Gusach (Azov, Russia)
POLOVTSIAN STONE STATUES FROM COLLECTION OF AZOV CULTURE PRESERVE
15 stone Polovtsian statues are stored in the collection of the Azov culture preserve. 9 of them are early monuments dating back to the 11th-12th centuries, 6 are later finds dating to the late 12th - early 13th century. There are 6 male (3 “sitting”, 2 with uncertain posture (dug in the ground by the breast level) and 1 probably stela-like) and 6 female statues (3 “standing”, 2 probably “sitting” and 1 half- finished). A sex of the other 2 statues is uncertain because of their bad (fragmented) condition. The statues are made of soft rock: shell rock (7 pieces), sandstone (7 pieces) and limestone (1 piece).
All Polovtsian “babas” come from the territory of Rostov province. More exact location of the finds of 9 statues exhibited in the court yard of the “Powder cellar” (a branch of the Azov culture preserve) is unknown (they were given to the preserve by local inhabitants as well as researchers in 1960s-80s). Two stone “babas” (from the “Novosokolovskii-IV” and “Potainoi-II” barrow burial grounds) were found in the Polovtsian sanctuaries of different types: the first one at the top of a barrow in a foundation pit on a platform paved with stone, the second - in an oval pit in NE sector of a barrow covered by a mound. These sanctuaries with stone statues are dated back to the 12th - early 13th centuries.
Статья поступила в редакцию в июне 2009 г
188


А.В.Евглевский, Д.В.Пилипенко
УНИКАЛЬНОЕ СТЕЛОВИДНОЕ ТЮРКСКОЕ ИЗВАЯНИЕ ИЗ ВАСИЛЬЕВКИ (СЕВЕРНОЕ ПРИАЗОВЬЕ)
Изваяние обнаружено в 1972 г в окрестностях с.Васильевка Старобешевского р-на Донецкой обл. работавшим там Азовским отрядом Северско-Донецкой экспедиции (Михлин Б.Ю., Швецов М.Л., 1979, с. 14). В 1979 г изваяние было перевезено в расположенное рядом с.Раздольное и поставлено на хранение у музея истории села. В 2006 г в связи со сбором материалов по средневековым тюркским изваяниям и мерами по обеспечению сохранности этой категории памятников культурного наследия экспонат (при официальном согласовании с управлением культуры при облгосадминистрации Донецкой обл. и заведующим музеем села Заходенко Надеждой Григорьевной) был перевезен в музей каменных изваяний Донецкого национального университета.
Описание изваяния
Монолит для изготовления изваяния вырублен из гранита серо-оранжевого цвета. Тыльная, боковые и нижняя лицевая части изваяния обильно покрыты светло-зеленым лишайником. Верхняя часть лицевой стороны покрыта им в гораздо меньшей степени, имеет выцветшую поверхность. Складывается впечатление, что верхняя лицевая часть изваяния относительно недавно была очищена от лишайника каким-то моющим средством или, возможно, была покрыта известкой, которую впоследствии смыло атмосферными осадками. Так или иначе, но естественная патина камня в верхней части изваяния оказалась уничтоженной. В самом низу, на левой боковой грани изваяния, наметились длинные трещины, очевидно, вызванные сезонными перепадами температур и общим загрязнением атмосферы (рис.1).
В процессе перевозки изваяния из Васи- льевки в Раздольное, а затем в Донецк были
произведены замеры по всей его длине: общая длина - 1,87 м, длина верхней (проработанной мастером) части - 1,0 м, длина нижней (необработанной) - 0,87 м; максимальная ширина у основания - 0,55 м, ширина на границе двух частей - 0,4 м, ширина на вершине изваяния - 0,3 м; максимальная толщина проработанной верхней части - 0,37 м, на границе частей - 0,31 м, в нижней части (у основания) - 0,25 м (рис.2, 3). Таким образом, изваяние представляет собой прямоугольную в сечении стелу, расширяющуюся и утончающуюся книзу. Но, будучи вкопанным в землю, оно в своей верхней части выглядит как квадратный в сечении столб.
Очевидно, природно обусловленные метрические характеристики монолита, практически разделенного на две примерно равные части, - квадратную в сечении верхнюю часть и прямоугольную - нижнюю (что особенно хорошо видно в профиль), в определенной степени были использованы мастером. В частности, своеобразная граница на плоскости монолита проходит примерно в том месте, где по антропометрическим признакам должен оканчиваться живот человека (в случае, если бы он был проработан). Практически нет сомнения в том, что мастер таким способом определил уровень вкопа изваяния.
Изваяние женское, исполнено в технике относительно низкого рельефа и, за исключением лицевой стороны, не подверглось какой-либо обработке. Голова изображена на плоскости монолита значительно ниже его вершины. Головной убор выглядит наиболее рельефно, показан в виде легкой шапочки изящной формы с коническим верхом и выразительно выступающим надо лбом подтреугольным мысиком. Лицо округлое, с хорошо выделенными очертаниями, со слегка выраженным подбородком, проработано в низком рельефе, хотя, возможно, это является следствием естественной эрозии камня. Брови


Рис. 1. Изваяние из с.Васильевка. Fig. 1. A statue from Vasilievka village
190


Рис. 2. Изваяние из с.Васильевка (Раздольное, Донецк). Рисунок сотрудников экспедиции Б.Ю.Михлина (1972 г).
Fig. 2. A statue from Vasilievka village (Razdolnoie, Donetsk). Drawing of workers of B.Yu.Mikhlin’s expedition (1972)
просматриваются крайне слабо. Овальные глаза и относительно широкий короткий нос образуют единую композицию. Практически не заметное углубление под носом, вероятно, передает миниатюрный рот; золи также едва намечены, но все же лучше просматриваются, чем рот. Грудь выглядит еще менее объемно, чем голова, показана в виде практически плоских треугольников. Отчетливо видны две гладкие шейные гривны; верхняя гривна ощутимо тоньше, чем нижняя.
Рис. 3. Изваяние из с.Васильевка (Раздольное, Донецк). Рисунок из архива
B. 	К.Гриба (1979 г).
Fig. 3. A statue from Vasilievka village (Razdolnoie, Donetsk). Drawing from V.K.Grib’s archive (1979)
Иконография
Поиск аналогий изваянию как цельному образу не дал результата, причем полной аналогии не удалось обнаружить во всей Евразийской степи. Поэтому его атрибуция была нами проведена по линии отдельных признаков иконографии (учитывая также манеру передачи образа, стеловидность и породу камня), относительно близкие соответствия которым найдены на незначительной группе изваяний, происходящих из отдаленных друг от друга регионов степи и, как выяснилось, не связанных между собой ни единой датировкой, ни убедительными этническими привязками.
Упомянутый выше состав признаков иконографии при отсутствии изображений рук, ног, пояса, деталей одежды, сосуда и других вещей, а также стеловидность или неполная округлость соответствующих изваяний позволили Г.А.Федорову-Давыдову (1966) и
C. 	А.Плетневой (1974) обратить внимание на группу изваяний, которую они атрибутировали как наиболее позднюю в массиве европейской половецкой скульптуры. Этой группе, кроме неверной датировки, было дано и не совсем
191


Рис. 4. Изваяния, по абрису и моделировке головы (лица) напоминающие Васильевское: 1 - пос.Должанский (Луганская обл., бассейн Северского Донца); 2 - станция Уьи- биик (Северо-Восточный Казахстан).
Fig. 4. Statues which resemble the Vasiliev- ka one by their outline and head (face) modelling: 1 - Dolzhanskii settlement (Lugansk province, Severskii Donets reaches); 2 - Ush-biik station (North-Western Kazakhstan)
удачное определение: “изваяния особого сильно упрощенного стиля” или, кратко, “упрощенные” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 168). Другие термины, принятые в литературе относительно такого рода сравнительно поздних изваяний, - “погрудные” и “поясные”, на наш взгляд, также не совсем удачны, поскольку есть экземпляры, на которых проработана только голова. К числу последних относятся, например, изваяния из Ставропольского и Краснодарского историкокраеведческих музеев (Плетнева С.А., 1974, табл.56, 1068; табл.58, 1094). Более удачное (нейтральное) определение этим изваяниям дала Л.С.Гераськова - “частичное изображение человека” (Гераськова Л.С., 1991, с.65, 91). На наш взгляд, наиболее приемлемыми терминами для этих скульптур могут быть “неполнофигурная стеловидная скульптура” и “неполнофигурное стеловидное изваяние”, но и они не отражают всех нюансов многих разновидностей изваяний, которые исследователями включаются в данный, неоправданно объединенный круг памятников.
В типологии, предложенной Г. А.Федоровым- Давыдовым, все “упрощенные” (“погрудные”) изваяния отнесены к типу III (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 168, 185), по С.А.Плетневой, это - типы VI (ранние женские) и VII (поздние
женские) (Плетнева С.А., 1974, с.65, рис.35), а по Л.С.Гераськовой, - массивы Ае и С (Гераськова Л.С., 1991, с.50, 51; рис.7).
Для удобства анализа иконографию образа логично разделить на четыре составляющие: лицо, головной убор, гривны и грудь. Каждый из этих элементов (признаков) выражен в значениях (вариантах его передачи), которые, в свою очередь, образуют отдельные композиции. Именно определенное сочетание этих признаков и их композиционное построение несут, как мы вкратце покажем ниже, основную для исследователя информационную нагрузку.
Абрис. Если попытаться использовать типологию абрисов изваяний, предложенную в качестве своеобразной эволюционной схемы развития (Плетнева С.А., 1974, рис.26), то получается, что Васильевское изваяние не вписывается в нее. Ведь голова у изваяния не изображена на вершине монолита, как на всех трех показанных исследовательницей типах абрисов, а посажена гораздо ниже ее - на плоскости камня. Учитывая тенденцию развития изваяний во времени к большей объемности и выдвижению головы из монолита, а также зная эволюционное развитие азиатского массива скульптуры, Васильевское изваяние, на первый взгляд, логично было бы рассматривать как одно из наиболее ранних европейских типов (X-XI вв.). Во всяком случае, оно должно стоять на позиции, предшествующей типам абрисов, предложенным С.А.Плетневой. Но как тогда быть с поздними признаками на изваянии: гривнами и моделировкой груди? Очевидно, здесь мы имеем дело с одним из переходных типов от стеловидной к округлой скульптуре (не путать с объемной скульптурой). Об этом переходе и о более точном месте Васильевского изваяния, собственно, и пойдет речь далее.
Выясняя абрис и, шире, типохронологическое место Васильевского изваяния, может быть, есть смысл обратиться к стеловидным изваяниям с изображением одного лишь лица на плоскости монолита, над которым возвышается заостренная часть камня, напоминающая высокий головной убор. Это, например, изваяния из пос.Должанский (бассейн Северского Донца) (Гераськова Л.С., 1991, рис. 12, 31) (рис.4, 1) и территориально отдаленное изваяние из станции Уш-биик (Северо-Восточный Казахстан) (Чариков А.А., 1987, с.91) (рис.4, 2).
192


Рис. 5. Изваяния с головным убором, напоминающим убор Васильевского изваяния: 1 - пос. Шипшово (Луганская обл.); 2 - Бердянский историко-краеведческий музей; 3 - с.Прелестное (Донецкая обл., среднее течение Северского Донца).
Fig. 5. Statues with a headdress which resembles that of the Vasilievka one: 1 - Shipilovo settlement (Lugansk province); 2 — Berdiansk Muzeum of Local History; 3 - Prelestnoie village (Donetsk province, medium reaches of Severskii Donets)
Порода камня как датирующий признак. Кроме указанного выше архаизма в абрисе Васильевского изваяния, есть еще один неизобразительный архаизм - использование твердого камня (гранита). Выбор мастером гранита, материала малопригодного для ваяния, в то время как песчаник в Северо-Восточном Приазовье есть повсеместно, свидетельствует о следовании этнокультурной группой (к которой принадлежал мастер) традиции использования именно твердого камня. Из гранита и других твердых пород были изготовлены все ранние (до X в. включительно) изваяния Азии и Европы, причем это касается даже тех районов, где есть выходы на поверхность песчаников и других мягких или относительно мягких пород. Это второй после раннего типа абриса аргумент в пользу того, что место Васильевского изваяния необходимо искать среди относительно ранних вариантов стеловидной европейской скульптуры, но с учетом указанных выше поздних признаков. Во всяком случае, принять точку зрения Г.А.Федорова-Давыдова о наиболее поздней датировке европейских погрудных изваяний сер.ХШ в. нельзя. Ведь вряд ли логично будет считать, что в период расцвета ваяния объемной скульптуры в 1-й пол.XIII в. мастера вдруг решили в отдельных случаях отказаться от мягких пород (песчаника) и значительно усложнили себе работу, пытаясь высечь образ умершего из гранита.
Головной убор. В своде каменных изваяний С.А.Плетневой мы находим всего четыре изваяния с головными уборами, в разной степени схожими с изображенным на Васильевском изваянии (но ни одной точной аналогии)гТакой головной убор она, кстати, называет то капюшонообразной шапочкой, то башлыком, то просто шляпой (Плетнева С.А., 1974, с.38, 85). Это женские изваяния из пос.Шипилово (Луганская обл.) (Красильников К.И., 1999, табл. 16,1) (рис.5, 7), Бердянского историко-краеведческого музея (Плетнева С.А., 1974, табл.22, 143) (рис.5, 2), Краснодарского историко-краеведческого музея (Плетнева С.А., 1974, табл.58,1102) (рис.6, 2), а также мужское изваяние из с.Прелестное (Донецкая обл.) (Плетнева С.А., 1974, табл.31, 276) (рис.5, 3). Что касается головного убора на изваянии из Прелестного, то мы прекрасно понимаем, что сопоставлять головные уборы на женских и мужских изваяниях по всем существующим методикам неверно, но мы и не планируем делать какие-либо этносоциальные или другие выводы, а только лишь констатируем факт, анализ которого, со временем, возможно, даст какие-то плоды.
Рисунок головного убора, сходного с Васильевским, приведен в типологической таблице С.А.Плетневой (1974, с.38, рис. 14,12). Правда, сопоставлять данный тип головного убора с конкретными примерами из свода изваяний исследовательницы не так просто, поскольку она
193


Рис. 6. Изваяние из Краснодарского историко-краеведческого музея: 1 - по: Федоров- Давыдов Г,А,, 1966; 2 - по: Плетнева С.А., 1974,
Fig. 6. Statues from Krasnodar Local History Muzeum: 1 - by: Федоров-Давыдов ГА,, 1966; 2 - by: Плетнева C.A., 1974
не внесла в статистическую табл.6 (“распространение различных головных уборов в Половецкой степи”) сноски на изваяния №№ 143,276,1102, на которых изображены головные уборы, близкие Васильевскому. Нет сносок и в комментариях к рис. 14 и табл.6. Зато в табл.6 под типом VI указывается на капюшонообразный головной убор, якобы изображенный на изваянии № 930, хранящемся в Танаисском (Недвиговском) музее Ростовской обл. (Плетнева С.А., 1974, табл.6, с.40). Однако этот экземпляр мы не находим в ее сводном каталоге изваяний. К сожалению, нам пока не представилась возможность познакомиться непосредственно с коллекцией Танаисского музея, поэтому судить о степени схожести головных уборов на Васильевском и танаисском изваяниях затруднительно. Следует также добавить, что С.А.Плетнева ошибочно отнесла головной убор, изображенный на изваянии № 143 (Бердянский историко-краеведческий музей) (рис.5, 2), к V типу, хотя он относится к интересующему нас типу VIі.
Лицо. Давать характеристику лица Васильевского изваяния, учитывая его слабую рельефность, непросто. В то же время в каждом новом аналитическом исследовании тюркских изваяний специалисты все больше и больше внимания уделяют лицу как комплексному (композиционному) набору признаков, дающих в определенных сочетаниях разные этнохро- нологические значения. Этот набор признаков Л.Н.Ермоленко посчитала настолько важным, что в основу иконографической классификации казахстанских тюркских изваяний она положила прием изображения черт лица, точнее, сочетание того или иного способа воспроизведения глаз с инвариантной манерой изображения прочих деталей лица. Все типы лиц были разделены ею на две большие группы: древнетюркского и кыпчакского облика, где объединительными признаками выступили именно варианты глаз, включающие форму, рельефность, размеры и т.д. (Ермоленко Л.Н., 2004, с.17-22).
Безусловно, такая “глазная” классификация довольно информативна и перспективна, причем не только для изучения иконографии изваяний Казахстана, но и других регионов Евразии. Однако пока приходится констатировать, что на европейском материале эту методику применить значительно сложнее, поскольку, в отличие от казахстанских или, шире, азиатских изваяний, здесь нет такого разнообразия видов глаз, варианты которых спутать невозможно, и отсутствует весьма специфическая (древнетюркская) манера их изображения. Впрочем, этот тезис вполне приложим и к другим деталям лица - бровям, носу и рту.
Относительно лица Васильевского изваяния (широкие овальные глаза, составляющие с коротким носом единую композицию, небольшие дуговидные брови и миниатюрный овальный рот) можно сказать, что оно представляет собой довольно распространенный композиционный вариант, свойственный разным типам стеловидных и объемных европейских скульптур.
1 С подобными несоответствиями текстовой и иллюстративной информации пришлось столкнуться в книге исследовательницы еще не раз, а потому анализировать головные уборы в контексте типов изваяний при такой запутанной ссылочной системе оказалось довольно проблематично. А между тем, проведение углубленного анализа типов головных уборов на изваяниях исключительно важно и перспективно, учитывая то, какую роль несет в себе этот элемент костюма как этнический источник. Исследователям порой удается провести линию бытования сходных типов головных уборов в одном этнокультурном пространстве от этнографического времени до глубины веков. Перспективно это сделать и относительно Васильевского изваяния, но это вопрос отдельного исследования.
194


Следовательно, в решении этнических и типохронологических привязок нашего изваяния лицо не выступает в необходимой степени уточняющим аргументом.
Гривны. Наличие гривен на Васильевском изваянии важно, прежде всего, для датировки и социокультурных выводов. Дело в том, что если в монгольское время половецкая аристократия, как считает большинство исследователей, была практически истреблена, а оставшаяся часть, в целом, политически подавлена, то почему тогда на позднейших изваяниях (по Г.А.Федорову-Давыдову и С.А.Плетневой) раннезолотоордынского времени из Нижнего Поволжья шейные гривны (как социальный знак знати) продолжали изображать? Нижнее Поволжье - столичный, центральный регион Золотой Орды, и такое проявление культа предков кочевников-язычников, подвластных монголам, невдалеке от городов вряд ли было бы позволено. И это даже несмотря на известную веротерпимость правителей Золотой Орды. С другой стороны, у нас нет доказательств, опровергающих факт изготовления изваяний в ордынское время.
Что касается распределения гладких и витых гривен по типам изваяний, то строгой закономерности здесь не обнаруживается (Плетнева С.А., 1974, с.47). Те и другие распространены во всех группах примерно одинаково, что может быть одним из свидетельств сосуществования разных типов изваяний в определенные периоды времени. Изображенные на поволжских изваяниях гладкие гривны, судя по хорошо датирующимся погребениям, относительно более ранние, чем витые. Но это косвенный аргумент.
Показательно и то, что в Нижнем Поволжье нет позднекочевнических погребений с гривнами золотоордынского, как, впрочем, и половецкого времени. Наконец, все известные изваяния в Нижнем Поволжье мужские, а это явление характерно для раннего этапа развития восточноевропейской тюркской скульптуры. Можно ли считать, что из Поросья в Поволжье было переселено (как пишет Г.А.Федоров-Давыдов, 1966, с.238) только мужское население? Вряд ли. Да и потом, в Поросье черноклобуцкое население не ставило изваяний, очевидно потому, что его этнические традиции или социополитические причины не давали повода для отправления такого культа.
Грудь. Анализировать этот признак довольно сложно, поскольку закономерность ее изображения на различных типах изваяний еще не изучена. Более того, женская грудь показана и на многих мужских изваяниях. Этот вопрос требует еще не только корреляционного анализа с другими компонентами иконографии стеловидных изваяний, но и объяснения с точки зрения семантики. Отметим лишь, что изображение женской груди как на женских, так и на мужских изваяниях - явление, проявившееся в восточноевропейских степях, очевидно, не ранее середины XI в. (судя по изображению датирующих вещей на изваяниях).
Место изваяния на типохронологической шкале тюркской скульптуры
Уникальность Васильевского изваяния, а значит, и особые трудности в его атрибутировании потребовали углубиться в существующие в литературе объяснительные типохронологические модели стеловидных тюркских изваяний. Речь идет об упомянутых концепциях Г. А.Федорова- Давыдова и С.А.Плетневой, неоднократно подвергнутых критике со стороны Л.С.Гераськовой, с отдельными выводами которой мы, в целом, согласны.
Г.А.Федоров-Давыдов, предложивший трехступенчатую типохронологию восточноевропейских изваяний (в отличие от семиступенчатой у С.А.Плетневой), пишет: “упрощенная форма III [стеловидные изваяния - А.Е., Д.П.] типа может быть объяснена тем, что эти статуи были или ранними вариантами типа I [стоящие - А.Е., Д.П.], или поздними упрощенными его вариантами, в которых реалистические черты в передаче объемов были утрачены. Второе предположение подтверждается наблюдением над некоторыми деталями статуй типа III, которые можно понять только как рудименты (например, изображение сосуда, бессмысленное само по себе без изображений рук (рис.28,2), медальона без ремня)” (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 185). Мысль ученого, на первый взгляд, выглядит логичной. Однако критический анализ его доказательной базы, т.е. проверка деталей иконографии изваяний Ш типа, показала, что эта концепция крайне шаткая, поскольку в ключевых местах построена на использовании ошибочно интерпретирован¬
195


ных или вовсе отсутствующих изображений. Кроме того, Г. А.Федоров-Давыдов неоправданно объединил в один - III- тип все изваяния с неполнофигурными изображениями. В частности, помимо собственно стеловидных изваяний, он включил в этот тип и округлые неполнофигурные изваяния, что является существенной ошибкой.
На краснодарском изваянии (рис.6,1) показан предмет, действительно похожий на сосуд, при этом нет изображения рук, которые по канонической изобразительной традиции тюркской иконографии изваяний должны его держать. Такой способ демонстрации на изваянии сосуда - явление крайне редкое для всей Евразийской степи. Нам известно всего три таких случая. Все изваяния хранятся в Одесском археологическом музее и опубликованы в своде С.А.Плетневой под №№ 1173-1175. Но Г.А.Федоров-Давыдов решился выделить позднейший (“упрощенный”) Ш тип изваяний лишь на основе анализа одного экземпляра. Остальные 19 изваяний этого типа, известные исследователю на тот момент (но без изображения сосуда и других каких-либо рудиментов) (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 168), были механически объединены им с изваянием из Краснодарского историко-краеведческого музея в одну группу. А между тем, даже беглого взгляда на эти изваяния достаточно, чтобы увидеть различия в абрисе, стиле, иконографии и других компонентах.
Изображение изваяния из Краснодарского музея есть не только в книге Г.А.Федорова-Давыдова (1966, рис.28,2) (рис.6, 7), но и в своде “Половецкие каменные изваяния” (Плетнева С.А., 1974, табл.58, 1102) (рис.6, 2). Первый же взгляд на эти два рисунка одного и того же изваяния дал понимание их существенного различия в изображенных деталях. При сопоставлении рисунков главной проблемой является атрибуция предмета, изображенного на уровне живота. Амулет это или сосуд? Критический анализ изваяния показал, что необходимо доверять рисунку С.А.Плетневой, отличающемуся от рисунка Г. А.Федорова-Давыдова значительно более детальными прорисовками и изящным стилем исполнения.
Так или иначе, вся парадоксальность ситуации состоит в том, что в типохронологиях изваяний “упрощенного” типа (как в целом, так и раздельно одна от другой), предложенных указанными исследователями, практически не
остается изваяний, которые можно было бы отнести к ранним типам, предшествующим полуобъемной и объемной скульптуре. Мы считаем, что краснодарское изваяние не находится на завершающем этапе развития европейской тюркской средневековой скульптуры, а стоит между ранними стеловидными изваяниями и объемной скульптурой, что убедительно доказала Л.С.Гераськова (1991, с.99). Другое дело, что мы не совсем согласны с датировкой Л.С.Гераськовой, которая относит подобные сте- ловидно-округлые поясные изваяния к X-XI вв.
Вернемся к Васильевскому изваянию, которое относится к стеловидной группе изваяний. Дата Васильевского изваяния, как мы указывали выше, определяется двумя группами признаков - ранними и поздними. Стеловидность и низко размещенная относительно вершины монолита голова являются ранними, причем второй признак особенно архаичный, и его доживание до XII в. (время, определяемое относительно поздними признаками - головным убором, специфической моделировкой груди и наличием шейных гривен) уже само по себе представляет интересный для исследования феномен. Этот феномен можно определить как своеобразную компрессию, т.е. сжатый состав компонентов разного времени, их переплетенность (Клейн Л.С., 2010, с.227), произошедшую в силу внутренних и внешних обстоятельств функционирования культуры. Такое сочетание ранних и поздних признаков (с учетом модификации их значений) дает нам основание отнести изваяние ко времени не ранее XI в. и не ПОЗДНее 1-Й ПОЛ.ХІІ в.
Можно предположить, что схожие по головному убору изваяния из Васильевки, Должан- ского, Уш-биика, Краснодара, Бердянска и Шипилово представляют собой если и не одну этнокультурную линию развития, то хотя бы некую эволюционную линию. Тогда изваяние из Васильевки занимает промежуточное место между изваяниями из Должанского и Уш-биика, с одной стороны, и изваяниями из Шипилово, Бердянска, Краснодара, с другой. Сказанное, в свою очередь, означает, что дату Васильевского изваяния можно сузить до рубежа ХЗ-ХП вв. и увязать с переходным периодом от стеловидных изваяний к округлым (полуобъемным). Это было время наиболее массового продвижения кыпча- ков в Восточную Европу, а также вовлеченных в этот процесс других тюркских этносов. Но
196


это вовсе не значит, что мы склонны связывать Васильевское изваяние с кыпчаками (половцами). Вопрос пока ставится лишь о времени, когда сложилась такая иконография изваяния.
Учитывая многочисленность тюркских племен, пришедших в восточноевропейские степи, не стоит исключать и отдельную линию развития каменной пластики - стеловидной. Эта линия совсем не обязательно могла быть связана с каким-то одним этносом. Сложно сказать, у каких племен в докыпчакское или половецкое время мог произойти процесс трансформирования стеловидной скульптуры в округлую и далее в объемную, а у каких нет. Однако группа изваяний с головными уборами, близкими Васильевскому изваянию и не известными на поздней объемной скульптуре, дает основание считать, что эта линия (как, очевидно, и какие-то другие) оказалась тупиковой или завершающей, что не одно и то же. Причиной таких существенных различий в трансформации каменной пластики мог стать обрыв преемственности, выраженный в недостаточной повторяемости соответствующей традиции (передачи культурной информации) у мастеров ваяния, который мог произойти ввиду какого-то стремительного процесса, например, связанного с политическим покорением населения.
Важно отметить и то, что отдельные компоненты (техника и стиль) ваяния могли развиваться, а другие прекратить свое развитие. Очевидно, именно поэтому мы и наблюдаем на Васильевском изваянии одновременно не просто архаические
и поздние черты, а ощутимо отстоящие друг от друга во времени, причем эти черты могли быть и разноэтнического происхождения. Уже одного этого вполне допустимого предположения достаточно для того, чтобы присоединиться к Л.С.Гераськовой, которая считает, что не весь массив тюркской скульптуры принадлежал половецкому кругу племен (Гераськова Л.С., 1991, с.93). Возможно, традиция ваяния была распространена и у печенегов, торков, а также других тюркских этносов. Не потому ли у стеловидных европейских изваяний нет, как пишет Л.С.Гераськова, четко выраженных правил в построении формы (Гераськова Л.С., 1991, с.93). Ярким примером в этом плане является Васильевское изваяние. Но мы, в отличие от Г.А.Федорова-Давыдова, С.А.Плетневой, Л.С.Гераськовой, Л.Н.Ермоленко и других исследователей, целенаправленно предлагающих этническую привязку изучаемым ими изваяниям, считаем, что у нас пока слишком мало данных, чтобы отнести Васильевское изваяние, как и все другие стеловидные изваяния европейского массива, к определенным этносам. Зато вряд ли стоит сомневаться, что данное изваяние могло быть синхронным каким-то округлым или даже более поздним полуобъемным типам скульптуры (по Г.А.Федорову-Давыдову это типы I и II; по С.А.Плетневой - типы Ша, Шб, IV, Va, V6; по Л.С.Гераськовой - массив С и В). Но прояснение вопроса о синкретичносте архаичных и поздних признаков на стеловидных изваяниях логично ожидать после новых находок изваяний, схожих с Васильевским.
Литература и архивные материалы
Гераськова Л.С., 1991. Скульптура середньовічних кочовиків Східної Європи. К.
Ермоленко Л.Н., 2004. Средневековые каменные изваяния казахстанских степей. Новосибирск. Клейн Л.С., 2010. Трудно быть Клейном: Автобиография в монологах и диалогах. СПб. Красильников К.И., 1999. Древнее камнерезное искусство Луганщины. Луганск.
Михлин Б.Ю., Швецов MJL, 1979. Отчет о доследовании кургана I у с.Васильевка Старобешевского района Донецкой области в 1979 г.// Архив ИА НАНУ. Ф.е. 1979/15а. Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Чариков А.А., 1987. К эволюции стеловидных статуй средневековья// Ранний железный век и средневековье Урало-Ишимского междуречья. Челябинск.
197


Summary
A.V.Yevglevsky, D.V.Pilipenko (Donetsk, Ukraine)
UNIQUE STELA-LIKE TURKIC STATUE FROM VASILIEVKA (NORTHERN AZOV SEA LITTORAL)
The statue was found in 1972 near Vasilievka village of Starobeshevo region of Donetsk province by the Azov group of Severskiy Donets expedition. Now this statue is kept at Donetsk National University.
The analysis of this statue permitted to date it back to the turn of the 11th-12th centuries and link it to the time of mass migration of the Kypchaks from Asia to Europe. Originality of the Vasilievka statue is in the fact that its head is not sculptured from the monolith but cut on its plane much lower than its top. This feature is very archaic, and the fact that it was preserved till the beginning of the 12th century is an interesting phenomenon, especially if we consider its combination with late signs (a characteristic form of the breast and the presence of two neck grivnas). This set of features can be logically tied with the transition from the stela-like statues to the voluminous ones.
Статья поступила в редакцию в декабре 2011 г
198


Ю.Б.Полидович, А.Н.Усачук
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КАМЕННЫХ ИЗВАЯНИЙ
Попадается на пути молчаливый старик курган или каменная баба, поставленная бог ведает кем и когда,.. .и мало-помалу на память приходят степные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки...
А.П.Чехов. Степь. История одной поездки
Одним из ярких проявлений культуры средневековых кочевников являются каменные изваяния - изображения людей, ставившихся в древности на возвышенностях и, прежде всего, на курганах от Северного Причерноморья до Нижнего Поволжья и дальше на восток. Изваяния устанавливались вплоть до эпохи поздних кочевников, т.е. до XIII-XIV вв. С проникновением в Степь мировых религий каменные статуи перестали быть фактом живой культуры. В XV-XVIII вв. в степой зоне Юго-Восточной Европы происходят значительные сдвиги, связанные не только с изменением религии, но и со сменой этнической и общекультурной ситуации.
С XVIII в. начинается массовое заселение Степи славянским населением. Поселенцы осваивают новую географическую среду и новые экологические реалии, приспосабливают к ним свою культуру, традиции и фольклор.
Каменные изваяния, стоявшие на курганах, неизбежно попали в сферу интересов новых поселенцев. Столь своеобразные изделия прошлой эпохи обратили на себя внимание, заставили о себе говорить. Вокруг этих изваяний сложился свой комплекс представлений, к ним выработалось определенное отношение, которое затем передавалось из поколения в поколение и во многом живо и в настоящее время. Фактически каменные изваяния снова стали реальностью, но теперь уже - новой культуры.
Задача настоящей статьи - обобщить достаточно разрозненные факты, связанные с тем местом, которое заняли средневековые (а
отчасти и более ранние) каменные изваяния в жизни степного населения за последние 300 лет. Для этого были использованы самые различные источники, в т.ч. и информация, некогда услышанная авторами, однако, чаще всего не зафиксированная по всем правилам сбора устного фольклора.
Варианты народных названий каменных изваяний
Еще в “Книге Большому Чертежу” XVII в. при указании границ и дорог в качестве знаков или примет упоминаются изваяния, названные “девкой каменной ” или “каменным человеком” (Книга Большому чертежу, 1950, с.64,65,68). В русском сказании, датированном 1677 г, изваяния описываются “...яко человеки по древнему обычаю от каменя соделаныя...” (цит. по: Захаров А.А., 1928, с. 11).
Позже самым распространенным названием изваяний становится каменная баба. Подобное наименование достаточно старое - встречается уже в конце XIV в., - но активно начало использоваться не ранее XVIII в. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 166, прим.1). Позднее оно используется в дневниковых записях 1-й пол.70 гг XVIII в. И.А.Гильденштедта (Шугу- ров М., 1879, с.205-206), в материалах 1-й пол. XIX в. (Спасский Г.И., 1844, с.593; Каменные бабы, 1844, с.596-597; О курганах..., 1908, с.38; Репников Н., 1908), в “Толковом словаре живого великорусского языка”, изданном в 1863-1866 гг (Даль В., 1978, с.32), в много¬


численных фольклорных записях. Во 2-й пол. XVIII - 1-й пол.XIX в. использовались термины “каменный болван ”, “девка каменна ”, “человеки каменны”, “истуканы” (О курганах. 1908, с.38-40; Спасский Г.И., 1844, с.594; Зай- ковский Б.В., 1909) или более пространное: “высеченные из камня виды человека ” (Сапожников И.В., 2004, с.231), а среди украинского населения также бытовало выражение “баба- кам'яниця” (Вирган І.О., Пилинська М.М., 1959, с.6). Термин “каменная баба” лишь постепенно, но довольно успешно вытеснял их. Правда, еще в начале XX в. Н.И.Веселовский призывал отказаться от неудачного, на его взгляд, названия “каменные бабы ” и вернуться к наименованию “балбал ” (Веселовский Н., 1911, с.27).
Появление определения “каменная баба” достаточно очевидно - ведь определенная часть изваяний действительно изображает женщин, т.е. в просторечии баб. Тем более, для достаточно пуританского христианского населения должны были быть шокирующими достаточно откровенные изображения обнаженных женских фигур. Однако не менее впечатляющими являются и мужские изображения. Несоответствие названия и изображаемых персонажей вызывало удивление уже в начале исследования каменной скульптуры: “...представляют больше изображения мужчин, нежели женщин, между тем, как здесь бывает это наоборот, отчего и сами истуканы получили название «каменных баб»” (Спасский Г.И., 1844, с.593).
Появление столь однозначного определения, как правило, связывают с происхождением от тюркского слова baba - “отец, дед” - уважительное обращение к почтенному человеку, к старику, встречающееся во многих тюркских языках (Фасмер М., 1964, с. 100; Плетнева С.А., 1974, с.6). Подобное объяснение было нами встречено в 1993 г на юге Донецкой области в с.Орлинское Великоновоселковского р-на. На вопрос: “Встречались ли вам где-нибудь каменные изваяния?”, одна женщина ответила, что в местных краях их нет, а вот у нее на родине в Запорожской области на кургане стоит большое каменное изваяние - баба. Ударение на последний слог женщина объяснила тем, что так по-татарски будет дед, ведь изваяние мужское. Такой вариант названия изваяний
бытует и среди жителей Харьковской области (Логвиненко Л., 2006) (ср. с редко, но встречающимся названием изваяний “каменный дед ” (Сибилев Н.В., 1928, с. 13) или “Белый Дед” (Плетнева С.А., 1974, с.94, кат.777)).
Высказывалось также предположение, что наименование баба происходит из персидского pahlaban (узбекское - палван) - богатырь, атлет, которое употреблялось на Руси еще с XII в. в огласовке болван (Плетнева С.А., 1974, с.6). Споры относительно происхождения и первоначального значения слова болван велись между крупнейшими тюркологами-лингвиста- ми России еще с нач.ХХ века. Предполагалось его происхождение от орхоно-тюркского balbal, якобы обозначавшего “статуя ” или “камень с надписью ”, что в 1960 гг было полностью опровергнуто Л.Р.Кызласовым (см. историографию вопроса: Плетнева С.А., 1974, с.6).
Объяснение появления названия баба может быть также связано с тем, что и у русских, и у украинцев так называли самые различные объекты и приспособления: “Баба - разсоха, столб, пень, стояк, одинокая стойка с проушиной, напр. у колодца, под очеп, журавль, журавец. Копер, весь снаряд для бойки свай или одна копровая гиря из кованого железа ... Трамбовка; чурбан с рукоятями, для убой- ки щебня, мостовой; кий, пест, чекуша, балда, чекмарь палицею либо колотушкою, для земляных работ, для битья глиняной печи и пр.” (Даль В., 1978, с.32).
В последние десятилетия, когда интерес к изваяниям снова возрос, их стали называть скифскими бабами. В настоящее время это одно из самых распространенных названий, своеобразный штамп, который можно встретить в различных СМИ, особенно в Интернете, услышать от людей разного возраста и уровня образования. Показательными в этом отношении являются линогравюры донецкого художника
В.С.Шенделя из цикла “Да, скифы мы”, на которых в обстановке реконструируемого скифского быта в некоторых случаях изображены именно половецкие изваяния (Шендель В.С., 2006). В близкой ситуации оказался и донецкий художник и архитектор О.Абрамович. В подаренной одному из авторов в 1979 г акварели “Каменная баба” изображены скифы, сидящие вокруг костра, который освещает типично половецкое изваяние (рис.1). В 1999 г Гос. комитет связи
200


Украины выпустил в свет конверты первого дня “Золото скіфів” (дизайнер А.Ф.Калмыков). В оформлении рисунков на фоне пекторали из Толстой Могилы использованы фотографии двух половецких изваяний (рис.2). “Скифская баба” называется реклама коньяка “Таврия”, созданная в 2003 г (авторы идеи ИДемидова и Б.Кравченко) и получившая награду на Пятом Киевском Международном фестивале рекламы в 2004 г. Для создания этой рекламы взято изображение типичного половецкого изваяния (Пятый Киевский..., 2004). В декабре 2005 г Национальный банк Украины выпустил юбилейную монету “500 років козацьким поселенням. Кальміуська паланка” номиналом 5 гривен (дизайнер и скульптор С.Иваненко). В описании монеты сказано, что на реверсе изображена группа казаков во главе со старшиною, а слева от них - половецкая каменная баба (Банкноти.., 2006, с.47). На самом деле - изваяние типично скифское, с гривной на шее, ритоном в правой руке и положением рук - вариант 2 скифских изваяний по В.С.Ольховскому и ГЛ.Евдокимову (1994, с.58).
В названии “скифская баба” все каменные изваяния соотнесены с легендарным народом древности - скифами, которые действительно
изготавливали каменные изваяния (Ольховский В.С., Евдокимов Г.Л., 1994). Однако доля скифских изваяний среди всех известных каменных статуй очень мала. Появление подобного термина можно объяснить только современным историческим мифотворчеством1.
Рис. 1. “Каменная баба”, О.Абрамович, 1979 г.
Fig. 1. “Stone baba”, O.Abramovich, 1979
Рис. 2. Конверт первого дня из серии “Золото скіфів”. Fig. 2. The first day envelope of “The Scythian Gold” series
1 Аналогичным образом скифскими начали называть и курганы. Это, например, Скифская Могила, раскопанная в Черкасской обл. (Скорый С.А., Хохоровский Я., 2005-2009, с.234), название которой вряд ли могло возникнуть в традиционной среде, где курганы обычно считают татарскими, турецкими, казацкими.
201


По свидетельству информантов, заполнявших опросные листы, которые были посвящены “каменным бабам” и разосланы Московским археологическим обществом по губерниям, уездам и волостям России в начале XX в.2, в ряде местностей степной Украины каменные изваяния именовались маржитаг или Марь Этаж (Плетнева С.А., 1974, с.6). По совершенно справедливому предположению
С.А.Плетневой, подобное название могло возникнуть из тюркского mard + tas - каменный мужчина, что соответствует выражению “человек камен” в “Книге Большому чертежу”. Однако интересна и трактовка, данная такому названию самими информантами, - Марьин камень. Такое необычное определение согласуется с тем, что в ряде случаев украинцы называли изваяния марами (Терещенко А., 1866,
с. 	36) или маняками (Словарь..., 1908, с.405),
т. 	е. привидениями3, нечистой силой. Мара - широко известный образ в славянской мифологии (Українська минувщина, 1994, с.223; Иванов В.В., Топоров В.Н., 1995а, с.253; Ску- ратівський В., 1996, с.124-125). Это злой дух, первоначально воплощение смерти, мора, откуда варианты его имени -мора, маруха, кикимора, также соотносимый с образом древней богини Марены {Мараны, Морены). Мареной или Марой (более поздние варианты - Марина, Маринка, иногда даже Ульяна и Катерина) называли также антропоморфное чучело или украшенную ветку дерева, которые были задействованы в обрядах на праздник Ивана Купала (25 июня по старому стилю) (Соколова В.К., 1979, с.231; Климець Ю.Д., 1990, с.52-63; Воропай О, 1993, с.411-422; др.). В связи с этим Марья (украинская версия также - Маруся, Марина), упоминаемая в купальских песнях-легендах, считается этнографами трансформированным образом Мары (Иванов
В.В., Топоров В.Н., 1995а, с.253) или Марены (Иванов В.В., Топоров В.Н., 19956, с.253). Оба имени сочетает в себе главная героиня русской волшебной сказки Марья Моревна, где она изображена грозной женщиной-воительницей,
на брак с которой претендует не только Иван- царевич, но и Кощей Бессмертный.
Еще в XIX в. среди украинцев бытовало и иное название - мамай (мн.ч. - мамаї) (Словарь..., 1908, с.403; Федоровский А.С., 1923, с.26; Вирган І.О., Пилинська М.М., 1959, с.6; Савур-Могила, 1990, с.22; Новицкий Я.П., 1990, с.69; Новицкий Я., 1997, с. 17). Это имя известного татарского военачальника XIV в. стало среди украинцев нарицательным (Рах- но К.Ю., 2002, с. 19). Мамаем назвали легендарного казака, образ которого часто воспроизводился в народной живописи: это портрет, каким он сложился в народном воображении. Казака Мамая на таких картинах всегда рисовали с конем, бандурой в руках и возле дуба. Часто встречаются изображения копья с флажком, подвешенного на ветвях оружия, штофа и рюмки. Такие картины рисовали, как правило, на полотне, реже - на стенах домов, сундуках и даже на дверях (Білецький О.П., 1960; 1969; Жолтовський П.М., 1978, с.291; Рахно К.Ю., 2002, с. 18-19; Козак Мамай..., 2008). Символ был настолько популярным среди народа, что позиционировался в украинском доме часто наравне с иконами. Хотя среди около сотни известных на сегодняшний день подобных картин только на нескольких изображенного казака названо именем Мамай - “Козак Мамай”, “Мамай - сильний козак”, “Мамай із Жалкого ” (Бушак С.М., 2002, с.77). Это все поздние картины, уже 2-й пол.ХУІІІ в., времени Гайдаматчины, когда в действительности появилось несколько гайдамацких предводителей, назвавших себя этим именем (Білецький О.П., 1960, с.5; Бушак С.М., 2002, с.77-78), что, не исключено, могло быть вторичным по отношению к бытовавшему легендарному образу. Подобные картины оставались популярными на значительной территории украинских земель и в XIX в. Тогда же они привлекли внимание и собирателей украинских древностей, таких как, например,
В.В.Тарновский и Д.И.Яворницкий, благодаря которым термин “Казак Мамай” стал
2 Ныне опросные листы хранятся в архиве II археологического отдела ГИМ (г.Москва), д.47,48 (Плетнева С.А., 1974, с.5).
3 Ср. впечатление о “каменных бабах” И.Родожицкого, путешествовавшего в 1820 гг по украинским степям: “Все они во время ночи при лунном свете кажутся страшными приведениями, наводят ужас на путешественников” (Родожицкий И., 1824).
202


обобщающим названием определенного типа народной картины (Бушак С.М., 2002, с.78).
Одноименность легендарного казака и каменных изваяний (прежде всего, мужских), вероятно, не случайна. В обоих случаях эти образы связаны со степью, с воинской доблестью, с защитой и охраной родной земли. И тогда мешай - имя собственное, ставшее нарицательным, обозначает просто степной житель (Бушак С.М., 2002, с.77), по типу - мазепинец (мазепа), петлюровец (петлюра) и т.п.
Характерным также является название одного из курганов у с.Староласпа Тельмановского р-на Донецкой обл. - “Мамаева Могила”. Исследователь топонимики Е.С.Отин не исключает, что Мамай в данном случае - не исторический, а этнографический антропоним (Отин Е.С., 2000, с.88). Однако, скорее всего, данный топоним следует рассматривать в ряду других “татарских” антропонимов, распространенных, к примеру, на Донетчине - типа “Бееева Могила ” (у пгт Пантелеймоновка), “Мурза-оба” (пгт Великая Новоселка) или “Асланова Могила” (несколько высоких курганов, расположенных в Приазовье). Данные названия вполне соответствуют народным представлениям о том, что курганы являются “татарскими” или “турецкими” могилами, о чем, в частности, свидетельствует такой топоним как “Могилы Татарские ” (у с.Васильевка Старобешевского р-на Донецкой обл.) (Усачук А.Н. и др., 2004, с.24). Подобные антропонимы, в частности, Мамаева Могила, Мамай-Го- ра встречаются и в других регионах степной Украины (Репников Н., 1908, с.49; Андрух
С.И., Тощев Г.Н., 1999, с.З) и Поволжья (Не- дашковский Л.Ф., 2004, с. 144-147).
Легенды о происхождении каменных изваяний
Довольно часто появление каменных изваяний украинцы связывали с татарами:
“Колись у степу було більше могил, і стояли на них мамаї. ...А мамаїв на могилах понастановляли татари. Вони всі стояли обличчям на схід сонця. Це були їх боги або сторожі. Стояли мамаї тільки на великих могилах. Воно, може, коли й на всіх стояли, та знято і позакопувано в землю. Я ще зазнаю, було, там
де нема мамая поверх могили, то викопують або виорюють його в землі. їх неглибоко закопано” [от Д.Бута, с.Маркусово Александровского уезда Екатеринославской губернии, кон. XIX в.] (Савур-Могила, 1990, с.22).
“Колись на великих могилах стояли мамаї, лицем на восток. їх ставляли татари, бо вони і обличчям похожі на їх і шапки їхні” [от И. Г.Гричишенко, с. Цареконстантиновка Александровский уезд, 1879 г] (Новицкий Я.П., 1990, с.69).
По словам А.В.Терещенко, запорожские казаки называли изваяния Бесерменскими (т.е. татарскими) и погаными (т.е. языческими), “это имя осталось и поныне в простонародье Малороссийском” (Терещенко А., 1866, с.36). Иногда схожее определение встречается и в научной литературе начала XX в.: “в имении Елены Ивановны Шуваловой, была найдена, на подобие столба, каменная баба, изображающая мужчину-татарина” (Зайковский Б.В., 1909).
Бытовали также рассказы об окаменевших людях, наказанных за какой-то неблаговидный поступок. Чаще всего за то, что плевали на солнце:
“То були колись живі жінки, і жали вони літом в степу хліб та якраз у той день мінилось сонце. І дуже довго мінилось; перебило жінкам роботу - показалось уже перед самим вечором. Побачили його жінки та й давай на нього плювати та лаяти його: «А щоб тобі і таке, і сяке! Через тебе ми втеряли часу!» От за те вони й скам’яніли й посліпли” [записал Д.И.Яворницкий в с.Лычково Новомосковского уезда Екатеринославской губернии] (Легенди ..., 1985, с.154; Савур-Могила, 1990, с.23).
Как вариант: это были люди-великаны, жившие еще до сотворения солнца, “а як воно з’явилося, то вони почали на нього плювати, за що й були наказані” (Новицкий Я.П., 1990, с. 17; Савур-Могила, 1990, с.23). Подобные рассказы бытовали и в Поднепровье, и в Подо- нье (Плетнева С.А., 1974, с.5).
Ходило также поверье, что “в скам’янілих людей, кажуть, є надія знову перетворитися, зробитися такими ж живими, якими їх Бог створив” (Савур-Могила, 1990, с.23).
В одном из рассказов этот момент даже детализируется:
“Давно колись обабіч проїжджої дороги, на могилах стояли кам’яні баби. Трапилося
203


одному чоловікові проїздити верхом повз ці могили і застав його дощ. З’їхав він на могилу, зняв із коня сідло, накрив половиною його бабу, а під другу половину сам сховався. Дивиться - з сусідньої могили йде баба... Підійшла і говорить сусідці:
- У тебе, сестро, і гість є?
Тоді обидві баби почали розпитувать чоловіка, як і що робиться на світі: чи носять на різдвяні свята вечерю? Чи ходять у гості кум до кума і кума до куми, брат до брата і сестра до сестри? Чи співають півні?
- Все це є, - відповів чоловік.
Тоді та баба, що надійшла, й каже:
- Довго, довго нам, сестро, ще доведеться стояти... - Сказала це і пішла на свою могилу” (Савур-Могила, 1990, с.22).
Таким образом, возрождение древних людей, их оживление (“зійдуть з могил ”) напрямую связывалось украинцами с забвением традиций и концом христианства {“чи співають півніЛ”).
Один из рассказов напоминает народные христианские рассказы о разных святых, жизнь которых проходила не в далеких странах, а где-то по-соседству: “На могилі пасла баба овець. Недалеко жиди мучили Варвару. Вона вирвалась і сховалася між вівцями. Стали жиди питать бабу, а вона і показала пальцем. З того часу окам’яніла вона і вівці” [с.Крестовка Мариупольского уезда, 1905 г] (Новицкий Я.П., 1990, с. 17).
В этом рассказе баба, предавшая христианскую мученицу, отнесена к числу чужих- нехристиан, каковыми являлись и татары, после которых якобы и остались каменные изваяния людей. О превращении человека в камень в наказание за какие-то грехи, злой нрав, лень и т.д. - сюжет достаточно распространенный в фольклоре разных народов (см., например, соответствующую легенду греков Приазовья (Тимофеев П.Т., Пуды И.В., 2005, с.35), белорусов (Дучыц Л.У., 1993, с. 17-18), жителей Смоленщины (Грачев В.И., 1908, с. 10-13), Ярославского Поволжья (Киселев А.В., 2005) и др.). В немецких легендах о камне lungferstein рассказывается, что в камень превратилась девушка, которая не посещала в воскресенье церковь (Темченко A.I., 2005).  4Б.В.Зайковский приводит следующий рассказ старика-татарина, уроженца д.Новый Выселок Сызранского уезда Симбирской губернии: “Некогда, очень давно, в нашей деревне был такой случай: в ветхой избушке, на краю деревни, жила одинокая старуха, у которой был сын, необыкновенной силы богатырь, красавец собою, но человек злой, который занимался разбоем. Однажды, после долгих скитаний по большим дорогам, он, темной ночью, спасаясь от преследования, стал стучаться к матери. Когда последняя начала его укорять и отказала в приюте, озлобленный сын силою ворвался в дом матери и уже занес нож над ней; но мать успела вымолвить ужасное проклятие и несчастный юноша, провалившись по грудь в землю, обратился в камень. С тех пор... матери приводят к тому «проклятому человеку» непослушных ребят и тут же секут их, приговаривая: «слушайтесь, слушайтесь, а не то и с вами то же случится!»” (Зайковский Б.В., 1908, с.31).
Возможно, подобные легенды были своеобразной изоглоссой на известный библейский сюжет о жене Лота, превратившейся в наказание за ослушание в соляной (= каменный) столб. Таким образом, изваяния воспринимались новым степным населением как часть не- своего, нехристианского мира, что во многом и определило дальнейшую судьбу статуй.
Каменные изваяния довольно часто наделяли функцией стражей сокровищ, спрятанных в курганах (детальнее об этом см.: Усачук А.Н. и др., 2004, с.48):
“Ота могила, що за старим садом над Благовіщенською дорогою, здавна зветься Розкопаною. А зветься вона так тому, що колись, - іще за панщини, - розкопав її буцімто больбатівський силач Грицько Пампура. Гри- цько Пампура, кажуть, тільки те й робив, що ходив ночами по степу та могили розкопував. Усе золота шукав. Одного разу рився Пампура на могилі. А ніч місячна-місячна, і ніде нічого не шерхне! Коли це раптом чує копач: «Доброго здоров’я, Грицьку!» - Пампура так і отетерів! Розігнувся, дивиться, коли недалечко, на дорозі, стоїть старезний-престарезний дідок. Увесь у білому й на костур спирається. На голові оселедець, як у запорожця, а вуса
4 	О поющем петухе как символе торжества христианства см.: Лихачев Д.С. и др., 1984, с.201-202.
204


- аж до пояса. «Здоров діду, - пробелькотів Грицько. - А звідки ти мене знаєш?» - «Та я все знаю... І те знаю, що ти золото шукаєш. Але скільки б не рився, то його не дістанеш, поки отого сторожа не прибереш.» - «Якого сторожа?» - питає Пампура. - «А отого. Що на животі руки склав», - каже дідок і показує костуром на кам’яну бабу, яка тут же таки, на могилі, стояла. - «Куди ж її прибрати?..» - «Треба аж за три річки знести, отоді й золото візьмеш», - сказав старий і мов крізь землю провалився. Грицько насилу отямився від такого дива, а тоді заховав у бур’яні лопату, підняв бабу на плечі й почалапов униз до плавні. Минув прихожанку, перебрів Під- пільню та Сомик і вже наближався по болоту до Кінської. Та так йому стало трудно нести ідоляку, що він кректав-кректав, а тоді візьми та й скажи: «Ну й важка ж нечиста сила, щоб тебе чорти взяли!» - «Хе-хе-хе... Та мене чи візьмуть, а тебе таки візьмуть», - обзивається кам’яна баба. Як почув це Пампура, так і присів. А присідаючи, не втримав бабу, то вона тільки плюх! - і зарилась в грязюку по коліна. Перелякався силач та навтіки! Біг-біг, добіг до озерця, перечепився через якусь дровиняку, впав і втопивсь на мілкому. Дуже захекався, тому й захлинувся... Треба було, кажуть, Пампурі не згадувать чортів, коли таскав бабу. Якби він був переніс її ще й через Кінську, то все б добре закінчилося, і золото б на могилі йому віддалося...” (Савур-Могила, 1990, с.202-203).
В с.Белицком Бердянского уезда Таврической губернии в 80 гг XIX в. бытовал рассказ о том, что “крестьянин, некто Андрейченко, вырыл каменную статую из могилы... под которой, статуей, по разсказам стариков, нашел значительное количество золота и серебра... Сам же Андрейченко о своей находке упорно молчит...” (Иванов А., 1888, с.133).
По замечанию В.А.Городцова, “каменные бабы служили сигналами для ориентировки преступной деятельности, и многие курганы, где сохранились остатки каменных баб, или память о нахождении на них последних, оказались разрытыми” (Городцов В.А., 1907а, с.252). Существовали также представления,
что ценности скрыты в самих изваяниях, из-за чего последние разбивали на куски (Городцов
В.А., 1907а, с.252).
В одном случае В.Н.Ястребову при описании древностей в Александрийском уезде Херсонской губернии удалось зафиксировать следующее объяснение того, зачем было разбито изваяние: “Лет десять назад кладоискатель Ба- лашев нашел в овраге разбитую каменную статую, по его словам, - очень красивую, и, опасаясь, что ему запретят продолжать раскопки, ломом уничтожил ее, о чем сам и рассказывал нам” (Ястребов В., 1894). Близкая ситуация была зафиксирована в 1925 г и в отношении изваяния, стоявшего на кургане недалеко от Полтавы: “баба, сама стояла, як кажуть місцеві старі селяне, на середині...; років же приблизно 15-18 скотарі почали її оббивати, підкопувати і невідомо уже хто її відкотив уже праворуч дороги ... років 15-17 тому назад вона іще стояла, в неї була голова...” (Граб В.І., 2001, с.109).
Возле г.Балашова Саратовской обл. в кон. XIX в. было известно каменное изваяние, которое “стояло, вероятно, на кургане, возле которого и находится в настоящее время; курган несколько разрыт, но кем и найдено ли что - неизвестно”5 (Зайковский Б.В., 1908, с.22). Возле Ситниковых хуторов в Камышинском уезде Саратовской губернии еще в кон. XVIII в. И.И.Лепехин обнаружил “каменного болвана”. По словам рабочих людей, этот “болван” “взят с меловой горы, на которой находится разрытый курган, в котором, как сказывают, много найдено было сокровищ” (цит. по: Зайковский Б.В., 1908, с.23).
Представления о связи изваяний с кладом живы и поныне. В 2008 г одним из авторов во время работы Степной археологической экспедиции ГИМ (рук. Н.И.Шишлина) был зафиксирован рассказ жительницы пгт Ремонтное Ростовской обл. Т.В.Калининой (1957 г.р.). В 1963-1965 гг ее отец В.Т.Жилин несколько раз привозил камень для строительства дома. Вместе с камнем он привез и каменное изваяние, которое хотели разбить для забутовки фундамента, однако, оставили, увидев изображение человека. Несколько десятилетий изва¬
5 	В нач.ХХ в. это изваяние на средства торгового дома Бр.Арзамасцевых было перевезено в г.Саратов и передано в Архивную Комиссию (Зайковский Б.В., 1908, с.28).
205


яние пролежало возле забора в огороде. Дети, обнаружив “бабу”, пытались копать под ней, предположив, что под изваянием обязательно должен быть зарыт клад.
В с.Суботов Черкасской области появление местного каменного изваяния связывают с Богданом Хмельницким, который в свою бытность владел этим селом:
“Більше як триста років поставив її (кам’яну бабу) там Богдан Хмельницький на лихо і страх панам-гнобителям. Колись там була велика площа; на тій площі Б.Х. з козаками судили пійманих панів і де кам’яна баба - відрубали їм голови. Ворогів же і гнобителів у трудящих завжди було дуже багато, тому і панської крові пролилося там чимало. Але пани, як той бур’ян, множилися і росли на людське лихо. Хмельницькому не вдалося дотла викорчувати це отруйне зілля. Тому він і поставив кам’яну бабу на страх панам. Незвичайність цієї баби полягає в тому, що вона на протязі віків виділяла з себе пролиту панську кров... Перед смертю Хмельницький наказував людям берегти кам’яну бабу, щоб коли знову появляться якісь недруги нашого народу, то щоб і їм повідрубали голови. Особливо помітна була панська кров на кам’яній бабі в старі часи... Зараз замість крові там залишилися червонуваті плями, подібні до ржавчини. Так і простояла вона протягом довгих віків як грізне застереження гнобителям. Під час війни фашистські окупанти боялися цієї баби і наказали поліцаям закопати її. А коли прогнали фашистів, то люди знову відкопали цю стареньку бабусю і поставили на те саме місце, де її колись поставив своїми руками Богдан Хмельницький” [с.Субботов Чигиринского р-на Черкасской обл., 1953 г] (Легенди..., 1985, с. 119).
Подобная легенда была записана и в другом украинском селе:
“Усякої розказують про цю могилку, що коло неї камінна баба стоїть, де оце тепер дяк живе у старих попівських хатах, коло дерев’яної церкви. Та й про саму бабу усякої почути можна. На оцю кучугурку Микита Бевзишин-Кужівнин ... каже «голгова». А москаль Кабачишин зве сю могилку «їшафотом», тобто шибеницею, чи що. Мабуть, через те вони на неї так кажуть, що чутка ходить: либонь то за часів Хмельницького прилюдно тут наглою смертю карали винуватців
великих, найпаче зрадників усяких. ... Либонь тут, як розкопували місце, - то під хати, то під церкву землю звідси навозили, - то знаходили в одній стороні самі голови чоловічі, поскидані в кучу, а в другій - самі туловища, жужмом лежачі, без голов уже. Та й про бабу саму кажуть, що се навмисне колись з камінюки зроблена була баба така, як і людина наче. Кажуть, що в неї плече одно було багато більше од другого. До цього б то плеча й голови одтинали зрадникам та всяким винуватцям проти українського гетьмана та старшини тодішньої. За спиною у цеї баби був великий ярок - теж би то на те, щоб сокира, чи шабля, чи чим там тоді голови одру- бували, гаразд одцюкувала голову, як рубнуть по в’язах. Ще недавно вона стояла на самій могилці над шляхом, неподалік од повітки дякової. ...” [КОН.ХІХ - нач.ХХ в., без места] (Легенди ..., 1985, с. 119-120).
А в с.Гранитное Тельмановского р-на Донецкой обл. старожилы-чабаны объясняли наличие каменных статуй тем, что “раньше в Степи водились «змии». Они нападали на путников, убивали их хвостами. Потому люди начали ставить «каменных людей», змии не разобрались в чем дело, ударяли их, хвосты «полопались», змии погибли” (Кравец Д.П., 1998, с.28).
Прагматичное отношение к каменным изваяниям
С появлением в XVIII в. в степях Северного Причерноморья украинских и русских переселенцев изваяния начали постепенно исчезать с курганов. Еще в кон.ХУШ в. академики В.Ф.Зуев и П.-С.Паллас во время своих путешествий по Новороссии отмечали, что на пространстве от Кубани до Днепра каменных баб “находится множество” (цит. по: Шоков
А.Ф., 1964, с. 133). Но уже спустя полстолетия А.И.Пискарев заметил, что половина изваяний была уничтожена местными жителями, которые “не заботятся сохранить памятники древности: они снимают эти болваны с могильных насыпей и употребляют на свои надобности, то положат их в основание ветряных мельниц, плотин и гатей, то привешивают для отягчения гнетов в маслобойнях, то расставляя по полям вместо межевых знаков, или при воротах и ка¬
206


литках своих домов вместо статуй, и в садах вместо пугал” (Пискарев А.И., 1851, с.207). Крестьяне перевозили стащенные с курганов изваяния в строящиеся села, где использовали, прежде всего, как строительный камень - клали в фундамент домов и сараев, разбивали на куски для необходимого щебня или ставили в качестве столбов-опор на воротах и в оградах, употребляли вместо свай и опор мостов, строили из них плотины и гати на речках (Ружиц- кий А.И., 1906, с.ИЗ; Красильников К.И., 1999, с.57; Савенко Е.А., Савенко С.Н., 2009, с. 102).
О масштабах подобных действий свидетельствовали уже в cep.XIX в.: “К сожалению, многие истуканы сняты уже с курганов и получили другое назначение. Одни закла- дены в стены домов, другие употребляемы на столбы к воротам или поставлены в садах...” (Спасский Г.И., 1844, с.594).
В мае 1844 г исправник Днепровского уезда Таврической губернии докладывал, что "... оные бабы в 1840 г сняты... с курганов... мно- гия бабы, отысканныя при разрытии курганов ... употреблены на подвалины под строения вместо обыкновеннаго камня” (Стевен А., 1891, с.85).
В с.Новопавловка Межевского р-на Днепропетровской обл. было много изваяний, но “все побиты для фундаментов” (Плетнева
С.А., 1974, с.81, кат.99).
Тогда же первые исследователи были вынуждены констатировать: “Изучением
«баб» надлежало-бы заняться тем скорее, что из огромного числа их, существовавшего прежде, теперь только весьма немногие остаются на курганах; большинство снято со своих мест, и частью истреблены вовсе” (Каменные бабы, 1844, с.596-597). Также и в кон.ХГХ в.: “из [каменных баб] множество уже разломано, пошло в качестве строительного материала на здания, ограды и т.п.” (Анучин Д.Н., 1895, с. 160). Тогда же были записаны характерные свидетельства степных жителей: “Літ 50-60 назад на могилах було багато баб, а потім як почали селитися люди - стало тісно і бабам. їх звезли в слободи і повкопували біля воріт” (Новицкий Я.П., 1990, с.14); “3 могил мамаїв порозбирали пани й мужики. У нас в слободі досі стоять два мамаї: в Макара Бабака й Микити Логвиненка. Тут по слободах їх мало, а туди, до моря, є допропасти” [от
Д.Бута, с.Маркусово Александровского уезда Екатеринославской губернии, конец XIX в.] (Савур-Могила, 1990, с.22).
Ситуация с каменными изваяниями нашла отражение и в художественной литературе. В рассказе “Медведь” (1883 г.) В.Гаршин отмечал: “...да кое-где виднеется небольшим возвышением старый, распаханный и вросший в землю курган, уже без каменной бабы, которая, может быть, украшает... двор Харьковского университета, а, может быть, увезена каким-нибудь мужиком и заложена в стенку загона для скотины”.
О разрушении каменных изваяний в пределах Изюмского уезда Харьковской губернии в начале 20 гг прошлого века писал Н.В.Сибилев: “Каменных баб в 1901 г насчитывалось 66, но с тех пор количество их должно было сильно уменьшиться, так как одни из них испорчены, а другие вовсе уничтожены, напр.: у х.Синичина... Наполовину уничтоженные есть к югу от Гончаровки, одна в самом Изюме (бывшая усадьба Беловицкого) и одна на шляху из Изюма в В.-Камышеваху” (Сибилев Н.В., 1923, с.31). В конце 20 гт XX в. это констатировал А.А.Захаров: “В настоящее время уже мало этих баб осталось в степях Украины, но в былое время они имелись там в громадном количестве и поражали своим видом...” (Захаров А.А., 1928, с.11).
Подобное зафиксировал В.М.Евсеев в 1932 г: “В селе Чистяково было 3 бабы. При прокладке шоссе одну каменную бабу разбили и использовали как строительный материал для шоссе” (Евсеев В.М., 1932; Усачук А.Н., 1994, с. 101). В послевоенный период из-за дефицита строительного материала скульптуры продолжали исчезать как и сто лет назад (Красильников К.И., 1999, с.58). Обратим внимание на информацию, датированную 50 гт XX в.: “підлітком я бачив декілька степових курганів за лісом між Савелівкою і Ольховаткою, вершини яких вінчали кам’яні ідоли” (Чубенко В., 2008, с.104). Уже в 70 гт XX в. в этих местах (земли Енакиевского горсовета Донецкой обл.) по данным енакиевского археолога В.Ф.Клименко и отдела охраны памятников археологии Донецкого областного краеведческого музея на курганах не было ни одного каменного изваяния. В с.Красная Поляна Донецкой обл. уже в наше время несколько каменных изваяний было по¬
207


ложено в фундамент летней кухни (Хоба Ю., 2004). После 1969 г в с.Белоцерковка Белоцерковского р-на Запорожской обл. одно каменное изваяние уложили в фундамент жилого дома, другое использовали для забутовки порога (То- щев Г.Н. Шевчук С.П., 1994, с.8). Кроме этого, в куче строительного камня на ул. Мира этого же села были обнаружены головы двух изваяний (Тощев Г.Н. Шевчук С.П., 1994, с.8). Одно из каменных изваяний, ныне хранящихся в Мариупольском краеведческом музее, происходит из пгт Мангуша, где долгое время “подпирало” стену старого дома (Скорик Л., 2009). В качестве порога колхозного склада несколько десятилетий использовалось скифское изваяние в с.Шевченко Тельмановского р-на Донецкой обл. (Удовиченко O.I., 2002-2003, с.81).
С.А.Плетнева в начале 1970 гг констатировала: “Очень редко находят целые статуи, еще реже удается переправить эти находки в музеи. Чаще их разбивают на месте и используют, как и сто лет назад, для хозяйственных нужд. Впрочем, не только вновь открытые статуи подвергаются уничтожению. ... В 30 годах великолепную статую, стоявшую у входа в Пятигорский музей, свалили, разбили на щебень, которым засыпали яму на площади. В Краснодарском крае найденную в 60 гг прошлого века в насыпи кургана половецкую статую положили в фундамент Дома культуры станицы Бузиновской (Цокур И.В., 2008, с.712). В Таганрогском музее за последние 25 лет из коллекции исчезло пять изваяний: очевидно, их также разбили строители во время многолетнего ремонта, происходившего в музее” (Плетнева С.А., 1974, с.8-9). К примеру, в наше время ситуацию с каменными изваяниями на территории Харьковской обл. исследователи оценивают как “сложную” (Колода В.В., 2008, с.92).
В июле 2009 г в Донецкий областной краеведческий музей приезжали жители с.Луганское Марьинского р-на, которые обнаружили голову от мужского изваяния в стене сарая. Почти целые, но сильно оббитые изваяния были обнаружены в стене или фундаменте домов в селах Александро-Калиново и Бе- локузьминовка (рис.З; 4) Константиновского р-на и пос.Железное (часть пгт Новгородское) Дзержинского горсовета Донецкой обл. По сообщению жителя с.Нововасильевка Красноар¬
мейского р-на Донецкой обл. Д.Пилипенко, в середине 1990 гг при строительстве одного из домов в фундамент было забутовано около 8 кусков изваяний. В сентябре 1988 г в пгт Першотрав- невое (ныне Мангуш) Донецкой обл. археологической экспедицией областного краеведческого музея было зафиксировано, что стенку старого дома И.И.Афендикова подпирало изваяние без головы. По информации сотрудницы Луганского областного краеведческого музея И.Н.Ключневой, в пгт Бирюково Свердловского р-на Луганской обл. известно изваяние среди кладки стены дома.
Использование изваяний в качестве строительного материала порой принимало анекдотичный характер. Так Д.И.Яворницкий описал, как один расторопный исправник Новомосковского уезда Екатеринославской губернии, задумав построить каменный погреб, решил использовать для этой цели “каменных баб”. Чтобы собрать побольше, исправник, воспользовавшись правительственными распоряжениями, разослал якобы полученный из столицы приказ, согласно которому все жители, у кого найдутся “каменные бабы”, должны незамедлительно отправить их в Петербург. Естественно, крестьяне взмолились и послали исправнику не только прошение, но и ассигнации, чтобы их благородие упросил высшее начальство об отмене распоряжения везти “баб” “в такую даль - аж в столицу”. Исправник “внял” мольбам просителей и великодушно позволил везти “каменных баб” не в Петербург, а к себе в хозяйство (Эварницкий Д.И., 1890, с. 193-194; Красильников К.И., 1999, с.58).
Часто исследователям приходилось сталкиваться с ситуацией, когда изваяние буквально недавно было снято с кургана и перевезено в село:
“я направился в станицу Верхне- Кундрюченскую, на р.Кундрючке, где ожидал еще найти курган с каменной бабой. Курган этот... я нашел уже кем-то разрытым, и стоявшая на нем баба увезена на соседний Голубинской хутор” (Бранденбург Н.Е., 1896, с.33);
“на курганах баб нет, но есть снятые с курганов, обнаружившиеся, в основном, при распашке”, - пишет в Рапорте № 828 от 14 мая 1891 г Окружной начальник Ростовского округа (Дело ИАК..., 1891);
208


Рис. 3. Село Белокузьминовка Донецкой обл.: руины дома, в фундаменте которого были найдены фрагменты изваяния, фото 2008 г. А - место находки изваяния.
Fig. 3. Belokuzminovka village of Donetsk province: ruins of the house in whose basement fragments of a statue have been found, photo of 2008. A - a place where the statue was found
“д.Майнова (Ново-Георгиевка) на балке Майновой, Ананьевский уезд. Л.В.Падалка сообщал нам, что здесь в насыпи кургана выкопали каменную бабу, которая перевезена в село” (Ястребов В., 1894) и т.д.
Судя по сообщениям середины XIX в. А.В.Терещенко, большинство каменных изваяний было снято с курганов еще в кон.ХУШ - в самом нач.ХІХ в., т.е. во время заселения степи новыми поселенцами: “когда же я спрашивал у крестьян о времени их снятия с могил, то отвечали: «Еще при наших дедах, около ста лет тому назад»” (Терещенко А., 1866, с. 19) (ср. с выводами Г.А.Федорова-Давыдова, указываю-
Рис. 4. Село Белокузьминовка Донецкой обл.: фрагменты изваяния из фундамента, фото 2008 г.
Fig. 4. Belokuzminovka village of Donetsk province: fragments of the statue from the basement, photo of 2008
щего на 2-ю пол.ХІХ в., как на время наиболее интенсивного перемещения изваяний) (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 186-187).
Среди самых различных фактов использования изваяний один из самых типичных - в качестве опорного столба на воротах или в заборе (Иванов А., 1888, с.132-133; Плетнева С.А., 1974, с.10):
“В выселках Крутеньки, в 2 вер. от Чумаков [Екатеринославского у.], стоит у ворот, вместо притворного столба, каменная баба” (Терещенко А., 1866, с.5);
“В с.Белицком (Юрковке), Таврической губернии, Бердянского уезда, лежащем на бе¬
209


регу р.Конки... находится очень много каменных баб, которыя можно видеть у ворот всех почти старых сельских домов” (Иванов А., 1888, с.132);
“На курганах каменных баб мне не пришлось встретить... всего чаще встречаются каменные бабы в селах на выставке у ворот с веревкой на шее или продетой под мышку, безропотно исполняющими свою новую роль” (Ружицкий А.И., 1906, с. 113);
“Село Артемовка Чистяковского района Донецкой обл. Баба сильно оббита, деталей на ней не сохранилось. Служит столбом для ворот” (Евсеев В.М., 1932; Усачук А.Н., 1994, с.101);
“В одном только пос.Макеевка [ныне Донецкой области] выявлено таких «баб» до 15 штук. ...каменные «бабы» ставили вместо столбов, поддерживающих дворовые ворота. Для этого в них проделывали отверстия для крепления” (Шевченко И.П., 2006, с. 102);
“Розкажу вам про одну кам’яну бабу, яку я добув в одного селянина з Підгорного. Поїхав я туди, розшукував того селянина і бачу: стоїть біля двору кам’яна баба, але вже пошкоджена. Вона правила за стовп у тинку. З обох боків цієї баби господар видовбав дірки, в які вставив лаги (из рассказа Д.И.Яворницкого)” (Шаповал I., 1983, с. 145, фото на с. 146; Шаповал И., 1989, с.193).
Подобные отверстия существуют у нескольких изваяний из коллекции Донецкого областного краеведческого музея. Изваяния с отверстиями для лаги есть в собрании Национального заповедника “Хортица” в Запорожье (Половецька скульптура, 2003, с. 16, 21, 25; Герман А., 2006, с.20, 21, фото 2, рис.1). Половецкие статуи с подобными отверстиями описывает в своем своде С.А.Плетнева - из Александровского уезда, из Днепропетровского музея, из с.Никольского Васильевского р-на Днепропетровской обл. (Плетнева С.А., 1974, с.77, кат.1; 78, кат. 16; 79, кат.49; 80, кат.50). Известны они также в музее Харьковского национального университета, в г.Дзержинск Донецкой обл., в собрании заповедника “Каменные Могилы” (по данным картотеки А.В.Евглевского), в заповеднике “Каменная Могила” у г.Мелитополя Запо¬
рожской обл. (рис.5) и в музее в пгт Володар- ское Донецкой обл. (рис.6), в бывшем имении Шидловских в с.Старый Мерчик в Харьковской обл. (рис.7).
Во время разведки 1969 г С.А.Плетневой было отмечены изваяния, стоявшие в качестве столбов в воротах или на углах каменных заборов в с.Темрюк (ныне - Старченково Володарского р-на Донецкой обл.) (Плетнева С.А., 1974, с. 10, 86, кат.307). Аналогичная ситуация - в сс.Осипенко и Нововасильевка Бердянского р-на Запорожской обл. (Плетнева С.А., 1974, с.83, кат. 161, 163), в с.Благодатное Амвросиевского р-на Донецкой обл. (информация жителя г.Енакиево В.И.Мартыненко, 2005 г), в с.Федоровка Великоновоселковско- го р-на Донецкой обл., куда была привезена со ст.Просяная (информация А.В.Евглевского). В 1960 гг два изваяния стояли по обе стороны въезда в усадьбу в пос.Авдотьино (ныне часть г.Донецка) (рис.8-10). В 1973 г школь- никами-участниками краеведческого кружка С.Дегерменджи и А.Колесником в г.Новоазовск Донецкой обл. изваяние, служившее опорным столбом в заборе, было выменяно на обычный бетонный столб и перевезено в школьный музей6. Каменное изваяние было установлено еще около 100 лет назад в воротах в усадьбе П.И.Сагирова, жителя с.Старогнатовка (на момент осмотра одним из авторов в 1998 г изваяние оказалось “вросшим” в землю после выравнивания близлежащей дороги).
Т.А.Шаповалов в 1975 г зафиксировал в с.Фенино (ныне - Александровка) Старобе- шевского р-на Донецкой обл. каменное изваяние “у ворот дома бабы Параньки. Дом пустует. Статуя сильно забелена известью. Для определения типа нужно вытащить ее из каменного забора, частью которого она является” (Архив отдела охраны памятников археологии Донецкого обл. краеведческого музея). В 1971 г
В.Ф.Клименко обнаружил в с.Берестовое (ныне часть пгт Корсунь) Енакиевского горсовета Донецкой обл. женское изваяние в каменной ограде (рис. 11) (Цымбал В.И., 2010, с.29, фото 32), которое позже было перевезено в Горлов- ский исторический музей (Клименко В., 2009, с.29). В с.Старомихайловка Марьинского р-на Донецкой обл. в 1982 г В.В.Цимидановым был
6 	Сообщение сотрудника Донецкого областного краеведческого музея С.М.Дегерменджи.
210


Рис. 5. Изваяние из заповедника “Каменная Могила” Запорожской обл., фото 2009 г.
Fig. 5. A statue from “Kamennaia Mogila” reserve of Zaporozhie province, photo of2009
Рис. 6. Изваяние из краеведческого музея Володарского района Донецкой обл., фото 2009 г.
Fig. 6. A statue from the Museum of Local History of Volodarskii region of Donetsk province, photo of 2009
обнаружен крупный фрагмент изваяния, который ранее находился в ограде.
Г.М.Буровым было обнаружено несколько изваяний в заборах усадеб жителей г.Гуляйполе Запорожской обл., а в одном случае - два фрагмента изваяний в ограде колхозного сада (Буров Г.М., 1993, с.247). В 2007 г один из авторов осматривал каменное изваяние в воротах усадьбы И.И.Колодкина на х.Богураев Белока- литвенского р-на Ростовской обл. (рис. 17,2)7.
Рис. 7. Изваяние из бывшего имения Шидловских в с.Старый Мерчик Харьковской обл., фото из Интернета.
Fig. 7. A statue from the former Shidlovsky’s manor in Staryi Merchik village of Kharkov province, a photo from the Internet
7 	По словам директора Белокалитвенского районного краеведческого музея Л.Н.Сафоновой, это изваяние первоначально стояло на возвышенности у х.Крутенький возле Белой Калитвы (беседа 22.09.2007 г).
211


Рис. 8. Изваяния у входа в усадьбу в пос.Авдотьино (г.Донецк) (вид сбоку), фото 1960 гг (из архива
А.В.Колесника).
Fig. 8. Statues at the entrance to a manor in Avdotyino village (Donetsk) (side view), photo of 1960s (from A. V.Kolesnik’s archive)
Рис. 9. Изваяние у входа в усадьбу в пос. Авдотьино (г.Донецк) (слева от ворот), фото 1960 гг (из архива А.В.Колесника).
Fig. 9. A statue at the entrance to a manor in Avdotyino village (Donetsk) (to the left of the gate), photo of 1960s (from A.V.Kolesnik’s archive)
Рис. 10. Изваяние у входа в усадьбу в пос. Авдотьино (г.Донецк) (справа от ворот), фото 1960 гг (из архива А.В.Колесника).
Fig. 10. A statue at the entrance to a manor in Avdotyino village (Donetsk) (to the right of the gate), photo of 1960s (from A. V.Kolesnik’s archive)
212


Рис. 11. Изваяние в ограде в с.Берестовое (пгт Корсунь) Донецкой обл., фото 1971 г (из архива В.Ф.Клименко).
Fig. 11. A statue in a fence in Berestovoie village (Korsun urban village) Donetsk province, photo of 1971 (from V.F.Klimenko’s archive)
Подобным образом изваяния использовали не только в селах, но и в городах, например, в Мариуполе. Так, Д.М.Струков при описании путешествия в 1885 г отмечал, что в Мариуполе нарисовал одну каменную бабу, “каковых в городе видел 9, а есть, говорят, более, жаль, что их употребляют как тумбы на углах улиц и вероятно в недалеком будущем исчезнут” (Дело ИАК..., 1889)8. Многие из них, действительно, были повреждены и утрачены при сооружении зданий. Одну из таких фигур
недавно случайно откопали строители в центре города, неподалеку от драмтеатра (Скорик Л., 2009). В Полтаве во 2-й пол.ХІХ в. долго стояло половецкое изваяние около Панянс- кого спуска (Супруненко О.Б., 1997, с.89, 95, рис.92). С.А.Плетнева упоминает изваяние, стоящие на улице в г.Лубны Полтавской обл. (Плетнева С.А., 1974, с. 12). В Харькове каменную бабу, подаренную известному общественному деятелю XIX в. Б.Г.Филонову, установили в нише одного из пилонов ворот на въезде в его усадьбу (Соколенко М., 2007).
В местечке Тягинка Херсонского уезда в середине XIX в. каменные бабы были зафиксированы “по углам церковной ограды и у господского дома”, с уточнением, что “стоявшие по углам церковной ограды четыре бабы вырыты из кургана на земле г.Журавского” (Каменные бабы, 1844, с.597; Ястребов В., 1894). А.В.Терещенко сообщает, что в с.Васюковка Павлоградского уезда каменное изваяние находилось перед воротами дома священника (Терещенко А., 1866, с. 17). В с.Кумачово Ста- робешевского р-на Донецкой обл. каменное изваяние стояло до Великой Отечественной войны около церкви9. Каменное изваяние находится у церкви в с.Старый Мерчик в Харьковской обл. (Зайцев Б.П., Парамонов А.Ф., 2004). Подобные факты выглядят довольно странно, если учесть, что православная церковь в целом очень негативно относилась и относится к каменным “идолам”.
Иногда каменные изваяния использовали как скамейки. О таком случае Д.И.Яворницкий рассказывает относительно изваяния в с.Лоц- манская Каменка на Днепропетровщине: “Дивлюсь, а біля одного двору сидять діди на кам’яній бабі і попихкують люльками. Я підійшов, привітався з ними та й питаю: «Діди, а що це за каменюка під вами лежить?» - «Та це ми з могили привезли, звалили біля двору, нехай собі лежить, може, коли пригодиться в ділі»” (Шаповал І., 1983, с.145; Шаповал И., 1989, с. 194). В газете “Донбасе” появилось сообщение об использовании в с.Красная Поляна Донецкой обл. изваяний в качестве основы для
8 Интересно, что в вышедшем почти через 90 лет исследовании, посвященном средневековым каменным изваяниям, говорится, что на улицах Мариуполя (тогда Жданова) зафиксировано 3 изваяния (Плетнева С.А., 1974, с. 10, с.87, кат.357).
9 Информация местной жительницы В.И.Просандеевой (беседа 14.11.2003 г).
213


лавочки (Хоба Ю., 2004). В с.Макеевка (ныне г.Макеевка Донецкой обл.) в нач.ХХ в. “некоторых «баб» крестьяне клали на улице, возле двора, лицом вниз и садились на них во время гулянья” (Шевченко И.П., 2006, с. 102). Подобная ситуация встречена в 2000 гг А.В.Евглевским в с.Грузско-Зорянское возле той же Макеевки, а также отмечена в г.Мариуполе (Плетнева
С.А., 1974, с.87, кат.358). Использовавшееся таким же образом каменное изваяние было обнаружено в конце 1980 гг в с.Антоновка Марьинского р-на Донецкой области10. “Каменные бабы” в качестве скамеек фиксировались в начале XX в. в Таврической губернии (Ружицкий
A. 	И., 1906, с. 113).
В нескольких случаях С.А.Плетнева обратила внимание на использование статуй в качестве точила (прежде всего, это касается участка спины изваяния). Это “бабы” из Александровского уезда, Днепропетровского музея, с.Вербовка Павлоградского уезда, из с.Авдеевка (ныне г.Авдеевка Донецкой обл.) (Плетнева С.А., 1974, с.77, кат.1, 3; 79, кат.35; 80, кат.51; 84, кат.253). Может быть, с точением связана округлая выемка в боку изваяния из Донецкой обл., ныне находящегося возле кафе “Ё-моё” в пДонецке.
Известны случаи использования изваяний в качестве заготовки для корыта-кормушки для скота, а в поле - в качестве наковальни для выбивки и заточки кос (Ружицкий А.И., 1906, с.113; Красильников К.И., 1999, с.57; Чхаидзе
B. 	Н., 2008, с. 186). В 1949 г проводивший разведки в Нижнем Поднепровье археологический отряд, котрым руководил Б.Н.Граков, в одном из сел обнаружили несколько “каменных баб”, которые использовались как подставки под деревянные желоба для свиных кормушек. Как вспоминает участник событий, ныне известный археолог В.Л.Янин, “собрали по карманам почти все деньги, какие нашлись, заплатили за изъятие из колхозного инвентаря и погрузку в экспедиционный грузовик этих баб, и я был
отправлен Б.Н.Граковым с оставшимися копейками послать в Москву телеграмму его жене Ольге Александровне с таким текстом: «Истратился на баб, срочно вышли двести рублей»”11 (О тех, кого помню..., 2002, с.479).
Кроме того, изваяния использовали как межевые камни на поле: “говорили йще старі люде, либонь ця баба [на кургані «Кам’яна баба» поблизу Полтави - Ю.П., А.У.] поставлена поміщицею Волковою на границі своєї землі і поміщиці Пестової” (Граб В.І., 2001, с.109); “близ селения Авдеевки [Бахмутско- го у. Екатеринославской губ.] стоят 4 бабы на месте между землею того селения и помещика Кн.Ливена, поставленные здесь бывшим владельцем Шидловским” (Терещенко А., 1866, с.25). В судебном разбирательстве в кон.ХІХ в. находилось “...дело помещика Сатина со своими соседями, кажется с однодворцами, о том, что Сатин перевез самовольно с общего рубежа к себе в сад каменную бабу и тем расстроил живые признаки границы между соседством” (Макаров М.Н., 2009). В Безсоновской волости Белгородского уезда Курской губернии каменное изваяние служило “как-бы межевым знаком между владениями Лужиных и крестьян с.Араповки” (Златоверховников Н.И., 1902). По рассказам местных жителей, каменная баба некогда стояла на меже суботовских земель (ныне Чигиринский р-н Черкасской обл.) и была перевезена в село во время эпидемии (Кукса Ю. и Н., б/г).
Б.В.Зайковский описывает изваяние (“или по местному «болван»”), находящееся на левом берегу р.Волги, на заливных лугах, на меже земли, принадлежащей городу Вольску, с одной стороны, и крестьянам с.Маяньги, с другой; “каменная баба раньше стояла на кургане, на возвышенности, но потом была перенесена на грань, вместо межевого знака”12 (Зайковский Б.В., 1908, с.27).
Как дорожные знаки-указатели изваяния начали широко использоваться во 2-й пол.
10 Сообщение сотрудника Донецкого областного краеведческого музея В.А.Подобеда.
11 По поводу телеграммы В.Л.Янин далее заметил: “Впрочем, это, кажется, был незлостный плагиат Гракова у кого-то из предшественников, оказавшихся в подобной ситуации” (О тех, кого помню..., 2002, с.479).
12 Необычная деталь: “все изваяние сильно обезображено огнем, от разводимых у него пастухами костров” (Зайковский Б.В., 1908, с.27).
214


XVIII в. еще при Екатерине II13 (Плетнева
С.А., 1974, с.5; Красильников К.И., 1999, с.57), хотя еще раньше в XVI-XVII вв. стоящие на курганах изваяния воспринимались в качестве дорожных примет (Плетнева С.А., 1974, с.5). В роли таковых их упоминает А.В.Терещенко при описании статуй Бахмутского уезда Ека- теринославской губернии (Терещенко А., 1866, с.20, 21). В местечке Тягинка Херсонского уезда две “каменные бабы с ожерельями” стояли “по сторонам въезда в местечко” (Ястребов В., 1894). На перекрестках улиц еще в 1960 гг стояли изваяния в с.Темрюк (ныне - Старченково) Володарского р-на Донецкой обл., в пгт Васильковка и с.Ново-Григорьев- ка Васильковского р-на Днепропетровской обл. (Плетнева С.А., 1974, с. 10, 80, кат.61, 65). Стоящая каменная баба находилась у разветвления дорог недалеко от пешеходного моста через р.Гайчур в г.Гуляйполе, а также при въезде в с.Доброполье из Варваровки Гуляй- польского р-на Запорожской обл. (Буров Г.М., 1993, с.247).
А в рапорте Таганрогского Окружного начальника от 20 мая 1891 г, № 1330 отмечалось, что “на курганах баб нет, а есть: каменные бабы, поставленные помещиком Кирсановым для обозначения линии для скачки” (Дело ИАК..., 1891).
Все эти примеры говорят о довольно обыденном и рациональном отношении к изваяниям. Поскольку они были предметами другого народа и другой культуры, то для новых поселенцев не представляли никакой ритуальной, художественной или иной ценности. Большинство крестьян видело в них только источник ценного сырья - массивные каменные глыбы, которые шли на различные строительные и хозяйственные нужды. А.И.Ружицкий писал по этому поводу: “Не могу не отметить прежде всего равнодушного отношения населения к остаткам старины. Мой приезд в село и поиски каменных баб вызывали забавные толки или снисходительную улыбку к прихотям праздного человека, или же недоумение: «на що здалися ті каміння?»” (Ружицкий А.И., 1906, с.111).
В ХЕХ в. подобное экстенсивное использование каменного сырья было нормой - это было и дешевле и быстрее, чем добывать камень в каменоломнях, которые к тому же могли быть далеко не в каждом регионе. Аналогичным образом поступали и с курганами с каменными насыпями. Так, при строительстве г.Александрия “огромная могила, носившая имя основателя города, Уса, в 1842 г срыта и застроена жильем; выбранный из нее камень употреблен при постройке церкви” (Ястребов В., 1894). В 1869 г на
р. 	Калитве в Донецком округе Войска Донского крестьянином Карпом Шацким “при добыче камня в степи” был раскопан курган, в котором были найдены уникальные находки раннескифского времени (Манцевич А.П., 1959, с.57). В 1920 гг П.М.Пиневич отмечал по поводу кургана “Цыганка” у с.Чермалык (ныне в Тельмановском р-не Донецкой обл.): “Свое название «Цыганка» курган получил уже после перехода села на новое место, когда на освободившихся местах раскинули свои шатры вольные сыны вечно движущегося цыганского народа, посещающего
с. 	Чермалык в дни осенних ярмарок. ... По рассказам курган охранялся и не раскапывался, но сверху его было взято огромное количество «дикаря» на постройку жилищ и много земли обрезано с боков” (Пиневич П.М., 1927, л.2(об), 3). Исследователь XIX в. А.И.Сеницкий писал, что подобная участь постигла даже знаменитые укрепления Перекопа: “Северная сторона вала, ров и крепость были обложены тесаным дикар- ным камнем. Теперь камня и следов не осталось: все разобрано жителями Перекопа на строения” (Сеницкий А.И., 1893, с. 102). Причем, на постройки шли камни даже с христианской символикой: “одна из этих плит, с изображением креста, вделана у него в стену коровника” (Сеницкий А.И., 1893, с.102-103).
В качестве опорных столбов использовали изваяния, на наш взгляд, более художественные натуры. Украшение опорных столбов или ворот различными изображениями широко использовалось и в XX в., в том числе в 1970-1980 гг, но опять же только отдельными жителями сел и еще реже частных секторов в городах.
13 	В 1988 г сотрудниками Слободзейской археологической экспедиции в с.Лучинское Раздельнянского р-на Одесской обл. было обнаружено каменное изваяние эпохи бронзы, на лицевой поверхности которого была вырезана цифра 18. По словам местных жителей, стела находилась у дороги Великая Михайловка- Раздельная. Цифра соответствует расстоянию в верстах от с.Лучинское до узловой ж/д станции Раздельная (Агульников С., Попович С., 2008, с.34-35).
215


В отдельных случаях даже сохранилась информация о переделке средневековых изваяний в надмогильные памятники. Так, в начале XX в. житель г.Саратова Москвитин снял “каменную бабу” с кургана близ д.Елшанки Саратовского уезда и привез в город, рассчитывая сделать из нее надмогильный камень (Зай- ковский Б.В., 1908, с.22, 27). Б.В.Зайковский также обратил внимание на упоминаемое А.А.Спицыным изваяние, находившееся “на кладбище с.Завьяловки, среди могил”; об этом изваянии позже ему сообщил чаганакский учитель Васильев: “камень этот когда-то, давно, стоял на крутом берегу Хопра, близ церкви; когда же имение перешло от Нарышкина к гр.Шувалову, то камень перенесли в усадьбу и поставили на могиле любимой собаки” (Зай- ковский Б.В., 1908, с.29).
С распространением огнестрельного оружия, особенно в годы гражданской и отечественной войн, изваяния были превращены в стрелковые мишени. На некоторых из них видны выбоины от ударов пуль (Плетнева С.А., 1974, с.8, 10; Красильников К.И., 1999, с.58).
На рубеже XX-XXI вв. к каменным изваяниям снова появилось достаточно рациональное отношение, но только уже как к товару, который можно продать:
“Як показують окремі випадки, досить прибутковим є «бізнес» з продажу кам’яних скульптур, так званих «баб». Скупка кам’яних баб відбувається здебільше у сільській місцевості. Колись тисячі баб стояли на воротях сільських обійсть - позначали в’їзд. Зараз немає жодної. Ті рештки, що збереглись у музеях, теж у небезпеці - районні музеї час від часу «приторговують» кам’яними бабами, щоб поліпшити матеріальне становище закладу. Ті одиниці скульптур, що ще зрідка трапляються - миттєво скуповуються у «власника» та вивозяться за кордон. Просто їде у село мікроавто¬
бус та пикаті хлопці пропонують пенсіонеру, в якого під будинком лежить половецька баба: «Діду, продайте бабу!» Дідусь цікавиться ціною, а почувши... суму в доларах, питає: «А ви її зараз заберете чи як?!» І їде вона невідомо куди. Остання, можливо, не лише у селі, а й у районі...” (Живослав, 2007);
“Безгосподарність, халатне ставлення до древніх кам’яних витворів в області призводять до викрадань. Про крадіжку в Краснокутсько- му районі ваша газета писала. Дві скульптури, що знаходилися в прекрасному стані, були вивезені. Безперечно, це сталося серед білого дня, бо використовувався кран, автомобілі. І не знайдеш винного... Менше 300 кілограмів така скульптура не важить. Місцеві люди знають, хто, що і куди віз, але ідолів ставлять переважно на садибах і дачах людей, котрі мають гроші і владу” (Логвиненко Л., 2006);
“Двух каменных баб правоохранители до сих пор не нашли. Каменные бабы сегодня стали очень популярны, говорят историки. Если тридцать лет назад на территории Харькова и области их было около семидесяти, то сейчас два - три десятка максимум” (На Харьковщине ..., 2005) (о ситуации с каменными изваяниями в Харьковской обл. см.: Колода В.В., 2008, с.92);
“Каменные бабы, которых в народе называют по-разному: и скифскими, и половецкими, - стали очень популярны. Если 30 лет назад в Харькове и области их было около семидесяти, то сейчас - в два раза меньше. Растащили по частным домам и усадьбам” (Оноприенко И., 2005)14.
Негативное отношение к каменным изваяниям
Часто исследователи и многие ценители древностей фиксировали достаточно негатив¬
14 	Сравним с отношением к каменным изваяниям, зафиксированном в 80 гг XIX в.: “При всем моем желании приобрести ту или иную каменную фигуру, мне не удалось, так как владельцы таковых решительно отказываются продать или отдать какую либо из них, приобретенную с таким трудом и составляющую украшения их ворот и тем более - память от предков (вырывших статуи)” (Иванов А., 1888, с. 133). Впрочем, известна и история приобретения изваяний Саратовской Архивной Комиссией у жителя слоб.Покровской И.Т.Пшеничного, который в 1903 г готов был продать две “бабы”, но запросил огромную сумму - 100 руб. Через 5 лет Пшеничный под давлением земского начальника г-на Лисовского уступил Комиссии изваяния, но попросил “выдать ему за это «золотую грамоту» в золотой раме, т.е. благодарность, напечатанную золотыми буквами и вставленную в золоченую багетную раму” (Зайковский Б.В., 1908, с.29-30).
216


ное отношение к средневековым каменным изваяниям. Это, прежде всего, выражалось в том, что изваяния просто-напросто разбивали на куски15.
Так, Н.Е.Бранденбург во время обследования Донской обл. в 1891 г отмечал: “В Николаева, верстах в 3 за ней - группа 11 курганов (урочище Золотой Рудник). На одном из курганов - остатки трех разбитых баб (типа сидящих). ...разбитая баба на кургане у дер. Ореховой и 3 разбитых бабы на урочище Синяя Гора...” (Дело ИАК..., 1891, л.40). И далее исследователь констатировал: “Вообще, повсеместное варварское обращение с этими поныне еще загадочными памятниками, просто поразительно, - необходимо спешить с их исследованием, изданием и описанием, пока они не исчезли вовсе!” (Дело ИАК..., 1891, л.40 об.). Призывом изучать каменные изваяния, пока их не уничтожили, исследователь заканчивает и одну из своих работ (Бранденбург Н.Е., 1896, с.35). Довольно пессимистически был настроен и Б.В.Зайковский: “да и теперь археологу-любителю есть еще над чем поработать; нужно только поторопиться с этим делом, так как близок день, когда от каменных баб останется одно лишь предание” (Зайков- ский Б.В., 1908, с.22). Даже авторы сер. XIX в. отмечали, что “любитель древности едва ли найдет теперь статую на своем месте” (Фло- ренсов Я., 1850, с.320), что “теперь почти все истреблено невежеством, предрассудками, и, наконец, употреблением их в дело” (Терещенко А., 1866, с.37).
По свидетельству А.В.Терещенко, “около 30 лет назад [т.е. в 1820-1830 гг - Ю.П., А.У.] снимались бабы с дорог, по распоряжению Начальства, и с тех пор начинается собственно уничтожение их” (Терещенко А., 1866, с.37). Аналогично писал и В.А.Городцов: “Эта позорная деятельность [т.е. уничтожение изва¬
яний], к стыду старой русской цивилизации одно время имела даже правительственную санкцию” (Городцов В.А., 1907а, с.213). Что это было за распоряжение, и чем оно было вызвано, теперь уже установить достаточно сложно16. Не исключено, что оно было вызвано повсеместным поклонением каменным “истуканам”, что, например, было зафиксировано в Нижнем Поднепровье: “На земле г-жи Неклю- евой есть большой курган, на котором стояла «баба». Т.к. крестьяне вздумали оказывать ей род поклонения, управляющий приказал ее опрокинуть, но в продолжение голодного 1833-4 года они опять поставили ее на место, утверждая, что она способствует им иметь дождь и урожай, и начали поклоняться ей усерднее прежнего. Тогда управляющий распорядился чтоб «бабе» этой отсекли голову, которая и до сих пор лежит у ног истукана” (Каменные бабы, 1844, с.597). В конце XIX в. в имении помещицы Шидловской в Харьковской губернии было уничтожено почти 30 “каменных баб” (Красильников К.И., 1999, с.56).
Довольно часто изваяния не разбивали полностью, а только отбивали им голову. Например, такие изваяния упоминает А.В.Терещенко на вершине кургана (могила “товстая”) в 12 вер. от Чертомлыка, в с.Новопавловка Павлоградского уезда (“десять баб ... и почти все с отбитыми головами”), в с.Гришино Бахмутского уезда (Терещенко А., 1866, с.6, 19, 26). Близ пос.Новая Одесса на р.Буг “и недалеко от столбовой дороги в Ели- саветград известен был курган с каменной бабой на нем, из известняка, без головы” (Ястребов В., 1894). Н.Е.Бранденбург отмечал, что по дороге из Бахмута на Луганск “у самой дороги стоит врытая на ровном месте каменная баба..., но так же испорченная (голова и руки отбиты)...” (Бранденбург Н.Е., 1896, с.35). В Приазовье в 1889 г между с.Покровским и
15 К.И.Красильников предположил, что подобное отношение к тюркским изваяниям в северопричерноморских степях началось еще раньше - со сменой этнического состава населения и, особенно, с проникновением сюда ислама (Красильников К.И., 1999, с.55, 56).
16 В декабре 1843 г в Императорскую Академию наук было подано прошение по сохранению каменных статуй. Министр внутренних дел Л.А.Перовский по материалам академической докладной записки составил циркуляр губернаторам, предписывая объявить баб неприкасаемыми и провести их перепись. Но это привело к тому, что “в некоторых местах низшие чиновники прямо указывали уничтожать изваяния, чтобы донести начальству, что в их районе подобных статуй не имеется” (Веселовский Н.И., 1915, с.419,421; Плетнева С.А., 1974, с.7; Красильников К.И., 1999, с.58).
217


с.Темрюком (ныне Володарский р-н Донецкой обл.) Н.Е.Бранденбург исследовал курган 205 (Усачук А.Н. и др., 2004, с.38-39), на вершине которого была вкопана “баба” “...из красноватого гранита, обращенная лицом и наклоненная на Восток. Голова уже в давнее время отбита...” (Журнал раскопок..., 1908, с. 187). В.А.Городцов в своих альбомах дает зарисовки изваяний без головы (слобода Закопное, Изюмский уезд Харьковской губернии) (ГИМ ОПИ, ф.431, ед.хр. 53, л. 18), без головы и части рук (слобода Белянская у Краматоровки, ныне г.Краматорск Донецкой обл.) (ГИМ ОПИ, ф.431, ед. хр.53, л.46 (об)) или же отбитую голову каменного изваяния, найденную на одном из раскопанных курганов из группы Близнята возле ст. Рудничная (ныне территория г.Донецка) (ГИМ ОПИ, ф.431, ед. хр.53, л.92 (об)). На кургане к югу от г.Дебальцево Донецкой обл. на землях Енакиевского горсовета авторы во время разведок в 2005 г зафиксировали поваленное изваяние без головы. В с.Кумачово Старобешевского р-на Донецкой обл. один из авторов видел в 1990 г неплохо сохранившееся каменное изваяние без головы и с оббитыми ногами. В пгт Старомихайловка Марьинского р-на Донецкой обл. в 1-й пол.80 гг прошлого столетия на ул.Первомайской были зафиксированы три каменных изваяния без голов. Подобных примеров, по всей видимости, было немало, судя по тому, что многие известные ныне изваяния из разных районов Степи лишены голов, что, в частности, получило отражение в своде каменных изваяний С.А.Плетневой (Плетнева С.А., 1974, с.88-92).
В некоторых случаях исследователи отмечали, что “статуя вся изуродованная” или “обезображенная” (Терещенко А., 1866, с.5, 15, 17, 19), “сильно оббита” (Евсеев В.М., 1932; Усачук А.Н., 1994, с. 101), “голова и сосуд сбиты” (Плетнева С.А., 1974, с.90), “полголовы и лицо отбиты” (Плетнева С.А., 1974, с.92), иногда по¬
чему-то с “отбитыми руками” (Терещенко А., 1866, с.15; Бранденбург Н.Е., 1896, с.35)17. По поводу обезглавленное™ статуи, стоявшей на кургане Чертомлык, А.В.Терещенко приводит следующую местную легенду: “Об отбитой и валяющейся голове рассказывают, что когда здесь происходила битва двух злых духов, тогда один из них, побежденный, скрылся внутри статуи, но мгновенно грянул гром и поразил черта, который, вместе с головой, покатился вниз. Ее не смеют тронуть и, обходя, читают молитву” (Терещенко А., 1866, с.7)18. Кроме того, в своде изваяний С.А. Плетневой достаточно часто упоминаются изваяния со стертыми лицами, что также является следствием отношения к ним.
Конечно же, каменные изваяния, связанные с языческими верованиями прошлых веков, должны были вызывать отрицательные чувства у христианского населения, а то и “суеверный страх” (Зайковский Б.В., 1908, с.30). Не случайно запорожские казаки, согласно А.В.Терещенко, называли изваяния бесермен- скими, т.е. татарскими, и погаными, т.е. языческими (Терещенко А., 1866, с.36). Отношение же ко всему татарскому/турецкому у украинского и русского (прежде всего южнорусского) населения было отрицательное19, свидетельствами чего являются, например, заговор от червей, где упоминается “татарин, злодейской породы, урод из уродов” (Дынин В.И., 1999, с. 184), стойкая вера крестьян с.Соколовка Ана- нинского уезда Херсонской губернии в том, что наибольшее количество несчастных случаев происходит в том месте с южной стороны села, где в старину “...над кручею балки... були турецькі стайні й тут є закопана турецька зброя” (Харлампович П.В., 1930, с.81) или употребление в русском обществе 1-й пол.XIX в. глагола “отатарился” в смысле отсутствия или утраты всяческой дисциплины (Давыдов М., 2005, с.93). Каменных баб называли “погаными идолами ” (Ружицкий А.И., 1906, с. 111). В
17 В некоторых случаях было понятно, почему утрачены руки: “...руки отделены от туловища, вследствие чего и оказались отбитыми” (Веселовский Н., 1911, с.29).
18 Хотя на момент раскопок кургана И.Е.Забелиным в 1862 г изваяние было восстановлено. По словам автора раскопок, это была “каменная баба с отшибленною и снова приставленною головою, лицом к востоку” (Древности..., 1872, с.75).
19 См., например, украинскую думу о невольниках: “Ти земле Турецькая, віро бусурманськая, Ти єсь наполнена сребром, златом і дорогими напитками... Ой земле, земле, Ти справді ж проклятая! Тілько турчину-кам’янчину На сребро на злато весьма богатая!” (Ерофеев И., 1908, с.81).
218


ряде случаев украинское население напрямую причисляло их к нечистой силе, считая мара- ми (Терещенко А., 1866, с.36) или маняками (Словарь..., 1908, с.405), т.е. привидениями. В связи с этим активными противниками изваяний выступали, прежде всего, руководители различных рангов и духовенство.
У народа распространились взгляды на статуи как на образ “греховников”, превращенных в камень, “которые не почитали Бога”, поэтому “нужно было каменных истуканов громить”20, что и делалось повсеместно. В противоположных случаях, когда местные жители “одаривали каменных баб уважением” и относились к ним с суеверным страхом, “чтобы предупредить идолопоклонство”, их порой уничтожали по указанию церковного руководства (Красильников К.И., 1999, с.56, 57). Крестьяне, хранившие у себя изваяния, часто опасались, что за это могут быть наказаны: “Некоторые тревожились, не будут ли их «штрафовать» за преступное хранение у себя «поганых идолов»” (Ружицкий А.И., 1906, с.111)21.
В Полтавской обл., например, зафиксирован случай, когда на лицевой части стоящего на кургане возле с.Еристовки изваяния были выбиты два креста, а лицо статуи изувечено (рис. 12). Очевидно, это сделано с целью “... «призупинення» дії сил «істукана» місцевим священником” (Маєвська С.В., Удовиченко О.І., 2004, с.З обл.). Подобное изваяние зафиксировано и в Подонье (Шоков А.Ф., 1964, рис.5).
Однако с конца 30 гг XIX в. (т.е. времени, когда большинство изваяний уже было снято) и по сегодняшний день исследователи отмечают, что изваяния все же продолжали стоять на курганах. Об этом пишет П.И.Кеппен (Репников Н., 1908, с.42,44,45, 51, 53; О курганах..., 1908, с. 22) и, в частности, упоминает Д.Н.Анучин в энциклопедической статье, посвященной “камен¬
ным бабам”: “некоторые бабы стоят (или стояли) на курганах” (Анучин Д.Н., 1895, с. 160). Ряд подобных случаев приводит В.Н.Ястребов относительно Херсонской, а А.В.Терещенко относительно Екатеринославской губерний:
- “пригород Калиновский на Ингу- ле Херсонский уезд. Верстах в 5 к св. курган с каменной бабой. О нем пишет свящ. Б.Н.Никифоров. Вероятно, об этом кургане пишет А.Я.Михкин, что он находится близ дер.Бабенки; деревни с таким точно названием в уезде нам неизвестно; на трехверстной карте нанесена на Ингуле дер. Бабы (Ларьевка), а к ю. от нее верстах в четырех - могила Камено- Баба. Об этой последней пишет Н.Н.Аркас: курган на земле г.Тулубьева, в 7 саж. высоты, с каменной бабой на вершине, называется Бабы”;
- “с.Нечаянно (Козлово) Одесский уезд на Березани. В 5 в. к юв. отсюда (в 15 в. от Николаева, по дороге в Одессу) Н.И.Надеждин видел довольно высокий курган с каменной бабой наверху” (Ястребов В., 1894);
- “не доезжая 4 версты до Богуслава и двух смежных с ним селений, Богдановки и Тернов- ки [Павлоградского у.], находятся большие могилы, из коих около Богдановки доселе стоит на могиле статуя, изображающая женщину. В Терновке... находилось их много, но они все сняты” (Терещенко А., 1866, с. 16);
- “не доезжая селения Корсунь [Бахмут- ского у.] за 6 верст в степи 1 баба” (Терещенко А., 1866, с.24).
Для 40 гг XIX в. имеются сведения по Таврической губ., по которым видно, что некоторые изваяния оставались стоять на курганах (Стевен А., 1891, с.85). О стоящих на курганах изваяниях сообщают также Н.Е.Бранденбург (Журнал раскопок ..., 1908, с. 187; Дело ИАК ..., 1891, л.40), В.А.Городцов (ТИМ ОПИ, ф.431, ед. хр.53, л.40, 46) и В.А.Гринченко (Граб В.І., 2001, с.109).
20 “Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом; И разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнем рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того” (Втор 12:2-3). “Когда введет тебя Господь... и изгонит от лица твоего многочисленные народы... тогда предай их заклятию, не вступай с ними в союз и не щади их; ... Но поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнем” (Втор 7:1-5).
21 Ситуация изменилась только в начале XX в., когда в некоторых регионах даже начали взыскивать штраф в 100 руб. за разрушение каменных изваяний (Плетнева С.А., 1974, с.8).
219


Рис. 12. Изваяние из с.Еристовка Полтавской обл. (по: Маевська С.В., Удовиченко О.І., 2004). Fig. 12. A statue from Yeristovka village of Poltava province (by: Маевська C.B., Удовиченко O.I., 2004)
А.И.Пискарев упоминает о ряде изваяний, стоящих на курганах в Воронежской области в сер. XIX в.: “В Новохоперском уезде. На степи, принадлежащей графине Апраксиной, на древней могиле. В дачах помещицы Раевской, близ Калиновского леса и большой Тамбовской дороги, также на древней могиле. ... В юрту Верхне-Кундрюченской станицы, на кургане, 2. ... В Донском округе. В Гундоровской станице. При пограничной меже этой станицы, на курганах, называемых «бабы», 2. ... При дорогах, на безыменных курганах, 2” (Пискарев А.И., 1851, с.216-217).
По сообщению земского начальника П.П.Минха, “в дачах дер.Ключи Аткарского уезда [Саратовской губ. - Ю.П., А.У.], существует до сих пор (1895 г), стоящая на довольно высоком кургане, каменная баба грубой работы” (Зайковский Б.В., 1908, с.21).
Е.А.Трефильевым и В.А.Городцовым в начале XX в. были предприняты раскопки курганов, на которых сохранились изваяния (Трефи- льев Е.П., 1905; Плетнева С.А., 1974, с.7; ГИМ ОПИ, ф.431, ед. хр.53, л. 18,40, 46).
В своде С.А.Плетневой приведен целый ряд изваяний, зафиксированных в прошлом
стоящими на курганах: у с.Самойловка Пав- лоградского уезда Екатеринославской губернии, у с.Ново-Николаевка Никопольского р-на Запорожской обл., у ж/д станции Бунав- ка Харьковской обл., у с.Великая Камышева- ха Барвинковского р-на Харьковской обл., у с.Можняково Старобельского р-на Харьковской обл., у станицы Константиновская (совр. Ростовкая обл.) в 1891 г (Плетнева С.А., 1974, с.81, кат.85, 110; 93, кат.740; 94, кат.749; 97, кат.871; 101, кат.1032). Еще в начале 1960 гг в Калачеевском р-не Воронежской обл. было зафиксировано каменное изваяние, все еще стоявшее на кургане (Шоков А.Ф., 1964, с. 139).
Было известно достаточно много и курганов с названием “Могила Баба ”, что зафиксировала, например, “карта-трехверстовка”, составленная в 1869-1890 гг (Усачук А.Н. и др., 2004, с.26; Полякова О.О., 2009, с. 174). Подобное их название, по всей видимости, было связано с тем, что на них действительно стояли каменные изваяния: “далее в степь два небольших кургана, под названием баби н ы х, на коих стояли каменные бабы” (Терещенко А., 1866, с. 17), “с могилы при Кодем- ском хуторе, называемой «три бабы», ибо на
220


ней было три истукана” (Терещенко А., 1866, с.21). Около Полтавы зафиксировано название кургана “Каменная баба ” (Граб B.I., 2001, с Л 09; Полякова О.О., 2009, с. 175). П.И.Кеппен в 30 гг XIX в. фиксировал в разных местностях названия курганов, на которых стояли изваяния: “Баба”, “Бабины могилы”, “Курганы Бабувиты ”22, “Бабьи курганы ” (Репников Н., 1908, с.42; О курганах ..., 1908, с.22; Полякова О.О., 2009, с. 175). С.А.Плетнева в своем своде упоминает изваяния на кургане “Баба” у с.Рождественское Банковского р-на Харьковской обл., обломки статуи на кургане “Бабий курган ” у г.Боровая Харьковской обл. (Плетнева С.А., 1974, с.94, кат.783, 793). В.А.Городцов в 1901 г раскапывал курган “Баба” в Изюм- ском уезде Харьковской губернии (ГИМ ОПИ, ф.431, ед. хр.53, л.40). В Шахтерском р-не Донецкой обл. между селами Орлово-Ивановка и Михайловка находится местность “Семиба- ба ”, названная так потому, что вплоть до 60 гг XX в. там стояли семь каменных баб (Горба- ньова Л., 2009, с.85). К сожалению, из публикации не ясно, связаны ли стоящие каменные изваяния с курганами.
Известны курганы и с названием “Дед”, что, по всей видимости, связано с нахождением на них мужских изваяний (Полякова О.О., 2009, с. 176). В частности, подобная статуя, снятая с кургана “Дед”, хранилась в ст.Белокалитвенской Ростовской обл. (Плетнева С.А., 1974, с.101, кат.1028). Впрочем, на этом же кургане, расположенном у хут.Ме- четного Белокалитвенского р-на, стояла еще и женская статуя (Плетнева С.А., 1974, с.101, кат. 1029). Большой курган, известный под названием “Дед”, находится и в г.Мариуполе, однако, известий о каменных изваяниях, с ним связанных, не сохранилось.
О причине того, что на кургане у Чертом- лыка стоит изваяние, А.В.Терещенко привел следующую легенду: “В народе носятся про эту бабу суеверные слухи. Говорят, что первый владелец этих степей, помещик Неплюев, пожелав снять ее с вершины кургана, чтобы поставить на своем дворе, велел стащить. При больших усилиях ее стащили и оставили у
подошвы могилы до другого дня, не успев перевезти. На утро прибывшие люди увидели, к их изумлению, что она стоит на верху, на прежнем своем месте. Приписывая такое действие нечистой силе, они, помолясь Богу, принялись снова тащить: стащили и начали было тянуть далее от могилы, но катившаяся статуя приподнялась, пошла вверх и стала крепче прежнего на своем месте. Удивленный народ крестился и бежал, произнося: «Нечистая сила! Нечистая сила!» С тех пор она стоит неподвижно, и никто не отваживается беспокоить ее” (Терещенко
A. 	, 1866, с.7).
Подобный случай приводит и
B. 	Н.Ястребов: “у с.Белоусовка на р.Буге, Ели- саветградский уезд, ...огромный курган близ станции Бабы, с каменной бабой на нем; баба представляет женскую фигуру, имеет 21/2арш. высоты, вырублена из местного известняка; голова отбита. Крестьянин Белоусовки Прокоп Майбурн выкопал бабу и свез к воротам своего дома, но так как она начала являться к нему по ночам, он нашел себя вынужденным отвезти ее обратно. Бывший Елисаветградский исправник Д.А.Андреев подтвердил нам этот разсказ; по его словам, голову отбил у бабы тот самый крестьянин, приспособляя последнюю для хозяйственного употребления, но потом закопал ее в том же кургане” (Ястребов В., 1894).
В период подготовки XII Археологического съезда в Харькове профессор университета, историк Д.И.Багалей, обратился к уездным властям с просьбой сообщить о каменных статуях, которые имеются на территории уезда. Такие сведения были получены, и по согласованию с местными властями статуи на средства Предварительного Комитета были доставлены в Харьков. Правда, не все землевладельцы и сельские общества были согласны продать “каменных баб” (продавали их за 15-50 рублей с условием, что доставляют их только до ближайшей ж.д. станции). К примеру, в слоб. Савинцы (ныне Балаклейский р-н) отказались продать свою “каменную бабу” по причине боязни местных жителей перед возможными бедами, которые может вызвать ее отсутствие. В Савинцах уже был случай, когда после пере¬
22 	О тех же курганах пишет исправник Днепровского уезда Таврической губернии в мае 1844 г, указывая, что каменное изваяние было “...при курганах Бабу витых в вершине Павловой балки” (Стевен А., 1891, с.85).
221


воза ее в село, якобы начались неурожайные годы, голод, болезни; “бабу” пришлось вернуть на место (Зайцев Б.П., Парамонов А.Ф., 2004).
Аналогичные представления продолжают бытовать и в наше время. Например, главврач Харьковского областного туберкулезного санатория “Владимирский” С.Карпусь отметил в интервью по поводу пропажи двух изваяний с территории санатория: “Вважається, що це не приносить добра, якщо чіпати такі скульптури. Кому може бути це вигідно - важко сказати, можливо, хтось так зацікавився, не зовсім розуміючи, що, як то кажуть, узято в руки” (Зі старовинної садиби..., 2005).
Нередко можно встретить и противоположное мнение: “Но сейчас уже никто не боится каменных баб, их гнева. Сами они нуждаются в защите. Потому что, в лучшем случае, их сняли со своих мест и развезли по всему миру - по музеям и частным коллекциям, а в худшем - современные вандалы используют идолов как строительный материал. Они же из камня. Говорят, какой-то новый хозяин поставил такую бабу на собственном подворье - пусть охраняет” (Бондаренко В., 2006).
Однако в газетах время от времени встречаются сообщения совершенно иного плана:
“Давно-давно, еще до событий 1917-го года, в Чубаревке (Пологовский район Запорожской области) [тогда село Федоровка] объявился богатый пан по фамилии Бондаренко. Купил себе землицы, обзавелся хозяйством. Со временем построил добротный дом и капитальный амбар. После революции пролетарской, однако, хозяйство его прахом пошло, а дом и амбар местный народ разобрал на кирпичи [сам пан за границу сбег] - до фундаментов. По прошествии еще многих десятилетий кто-то из стариков припомнил вдруг, что хозяин снесенных с лица земли построек, для их надежности, закладывал будто бы в фундаменты большие деньги. Припомнили старожилы дальше, что денежка немалая именно в фундамент амбара была заложена. Ну и вызвались два местных жителя проверить, так ли это. Долго-предолго пришлось долбить им на совесть сложенный фундамент. Увы, богатств припрятанных в нем не нашлось. Зато обнаружилась каменная баба, замурованная под одним из углов бывшего амбара. Для чего - загадка. Чтобы баба не нарушала клад¬
ки, строивший амбар пан взял да и обрубил ей лицо и частично - туловище: подровнял, иными словами, древнюю скульптуру. И она отомстила за такое надругательство: ни амбара ведь давно в Чубаревке нет, ни пана хозяйственного...” (ШакВ., 2006).
“Несколько лет назад в Пологовском музее появилась миниатюрная степная каменная баба, доставленная однажды рано утром местным бизнесменом. Скульптуру древнюю он обнаружил случайно в лесополосе. И, не поверив сведущим людям, категорически не советовавшим связываться с ней [магической силой, мол, баба обладает, отомстить за неволю может], привез ее домой. И тут началось! Смерть близких людей пережил бизнесмен, дело его наперекосяк вдруг пошло-поехало ... Вот и решил он избавиться от опасной находки, сдав ее музейщикам” (Шак В., 2006).
“Років десять тому кам’яну скульптуру [которая возвышалась на одном из курганов Шевченковского р-на Харьковской обл. - Ю.П., А.У.] вирішив поставити в себе місцевий «крутько». Та двоповерховий особняк, де посеред двору на п’єдесталі встановили бабу, безпричинно згорів... У цьому побачили зловісний символ і повернули ідола на курган...” (Логвиненко Л., 2006).
В интервью сотрудник Харьковского научно-методического центра охраны культурного наследия А.Зинухов отметил: “Таким забудовникам я кажу: ідол у фундаменті - це на нещастя. Я перевіряв неодноразово, як живеться людям у таких будинках? ... Коли я виступав по телебаченню з цього питання, прийшло повідомлення, що є скіфський ідол, який стоїть на кургані... Справді, на кургані бронзового віку стоїть кам’яна баба. Кажуть, стояла вона в парі. Можливо, й до сьогодні збереглися б древні витвори, якби їх не взялися рятувати. Приїхали самоскидом, повезли їх у район, бо була мода ставити ідолів у райцентрах. Почали вивантажувати, а там - голови відбиті. Піщаник - крихкий матеріал. Привезли назад. Словом, з двох баб склали одну - низ жіночий, верх чоловічий. А за голову служить шматок бетону... А ті останки (це мені розповідала вчителька місцевої школи) водій забетонував у фундаменті хати. Усе спочатку було добре. Дружина з дитиною переїхали в хату... А потім той чоловік прибігає: мовляв, мені важ-
222


ко там жити - щоночі хтось плаче під підлогою ... Це не поодинокі випадки. Щось у цьому є. Десятки випадків зафіксовано, що відбувається «щось». Вважаю, кристали піщаника - це природні зберігані пам’яті, як комп’ютер. Якимось чином інформаційне поле ідолів впливає на людей” (Логвиненко Л., 2006).
Житель пос.Новгородское Донецкой обл. В.И.Штец, обнаружив, что каменное изваяние подпирает заваливающийся сарай односельчанина, решил немедленно спасать реликвию: “Виктор Иванович, прежний хозяин не возражал, когда вы забирали пригодившегося в хозяйстве идола?” - “Что вы! Наоборот, ему стало легче. Каменная баба - своего рода древний оберег. Если к ней невнимательно относиться, она приносит несчастье. Сосед этого не знал - и что в результате? Детей нет, проблемы со здоровьем, жену избили хулиганы, и она умерла. Новую также постигло несчастье: она теперь передвигается на костылях. Мать парализовало. Несколько лет назад он даже пытался свести счеты с жизнью”. - “Полагаете, дело в каменной бабе?” - “Точно утверждать, конечно, нельзя. Но как только я забрал реликвию, жизнь у соседа стала спокойнее” (Мармазов R, Коник А., 2005).
По рассказам корреспондентки газеты “Акцент” Е.Мартыновой, она знает частную дачу на юге Донецкой обл., где в саду стоит несколько каменных изваяний. С определенного времени люди, там живущие, начали ощущать ухудшение самочувствия и здоровья (Мартынова Е., 2003). А один из ее знакомых без видимых причин упал в обморок и пришел в себя только тогда, когда его отнесли достаточно далеко от изваяний.
Легенда о том, что члены семьи стали умирать после того, как в фундаменте дома замуровали каменную бабу, бытовала в с.Старая Криуша Петропавловского р-на Воронежской обл. Когда изваяние вернули на курган, в доме стало спокойно (Тельпис Т., 2003).
Возможно, по этой причине люди со временем старались избавиться от каменных изваяний, установленных у них во дворе. О подобных случаях в сер.ХІХ в. упоминает А.В.Терещенко, правда, оставляя сообщения без особых комментариев:
“во дворах крестьян Васюковских [Пав- лоградского уезда - Ю.П., А.У.] было их очень
много, которые теперь то разбиты, то изуродованы” (Терещенко А., 1866, с. 17);
“в самом местечке [Петропавловке Павлодарского уезда - Ю.П., А.У.], близ Сельской Расправы, вкопано в землю шесть каменных баб, которые стоят здесь 14 лет. Около 60 лет назад, они были стащены с окрестных могил и находились первоначально у крестьянских изб” (Терещенко А., 1866, с. 18), аналогичная ситуация - в с.Новопавловке (Терещенко А., 1866, с. 19).
Б.В.Зайковский, совершивший в 1908 г поездку в с.Елань-Аткарскую Саратовской губернии, записал подобную историю: “...дед Иван, старик 70-ти лет, рассказал мне следующее: ... Было это давно, до турецкой войны... Каменная баба стояла на высоком бугре, вблизи впадения р.Терсы в р.Елань. В народе ее называли каменной девкой... За несколько лет до войны... богатый хохол построил себе новую хату и, для украшения ее, задумал поставить под передний угол эту каменную бабу. Но, лишь только хозяева перешли в новый дом, как, к ужасу своему, заметили, что каждую ночь баба издавала жалобные стоны. Решили посоветоваться с батюшкой, который будто бы сказал, что этот каменный болван был встарь языческим идолом - и поэтому от него хорошего ждать нельзя. Тогда хозяин извлек идола из-под своего дома и, взвалив его на телегу, отвез на мост и свалил в реку Елань” (Зайковский Б.В., 1909).
Еще И.И.Лепехин в кон.ХУШ в. писал, что ему рассказывали “одну басенку о дмитровском (камышинском) купце, который из любопытства перевез сей болван на свои хутора, и как скоро он перевезен был, любопытный купец впал в тяжкую болезнь и был ею одержим до тех пор, пока не вспомнил о болване и не приказал его отвезти на прежнее место. Сие случайное с купцом приключение возбудило в жителях страх, так что ныне никто до него прикоснуться не смеет” (цит. по: Зайковский Б.В., 1908, с.ЗО).
В музей-заповедник “Танаис” в 2003- 2004 гг были переданы 2 каменные статуи, которые до этого находились у Андрея Голубова. К А.Голубову они попали вместе со строительным камнем, но он их не стал разбивать, а установил возле дома. С того момента, как утверждал А.Голубов, жизнь его заметно переменилась не в лучшую сторону. Знакомые свя-
223


зали это с каменными “бабами”, и А.Голубов со временем с радостью передал их в музей.
Авторам рассказывала жительница с.Искра Великоновоселковского р-на Донецкой обл. о том, что у них в усадьбе стояла каменная “баба”. Спустя время в семье все начали болеть, происходили различные неприятности. Кто-то из родственников связал это с пагубным влиянием статуи, и та была выкопана и стащена к реке. Характерно, что многие изваяния в практике авторов также были найдены в оврагах и даже на мусорниках, несколько раз приходилось слышать информацию об изваяниях в речках (см. также: Таракановский
В., 2001; Мармазов R, Коник А., 2005). Возможно, это также является следствием того, что от изваяний “избавлялись”, чтоб прекратить их воздействие. О подобном отношении упоминает Б.В.Зайковский: “[камень был] взят землемером (а ныне советником) г.Грузиновым [близ с.Яблоновки Хвалынского у.]; его везли в Саратов, но крестьяне, с которыми он (болван) был отправлен, по суеверию, при переправе через Терешку, сбросили его в воду, сказав, что «он сам выпрыгнул из телеги»”23 (Зайковский Б.В., 1908, с.25, 30). Об изваянии, сброшенном в 1963 г с кургана в Днепр, рассказывает житель о.Хортицы (г.Запорожье) Н.Кученко (В Днепре нашли бабу..., 2008).
В 2002 г в Донецкий областной краеведческий музей обратился руководитель Донецкого регионального центра земельного кадастра И.С.Фролов с просьбой передать центру на временное хранение каменное изваяние для организации исторического уголка - кургана с “бабой” на его вершине. Музей пошел навстречу просьбе руководителя (согласно Акта выдачи № 4 от 28.02.2002 г), такой уголок действительно был создан (рис. 13; 14). Однако спустя некоторое время И.С.Фролов ушел из центра, за последующие год-два сменилось еще несколько руководителей, а среди сотрудников неожиданно умерло несколько человек. Заподозрив неладное, сотрудники центра пригласили православного священника для проведения ритуала освящения. Священник приехал, однако, зайдя на двор центра и увидев курган с двумя изваяниями, тут же раз¬
вернулся и сказал, что вернется только тогда, когда идолов уберут с территории центра и вернут их снова в музей. Подобная ситуация возникла и с двумя небольшими изваяниями, аналогичным образом “экспонировавшихся” в бизнес-центре г.Донецка. А в 1990 гг городской голова г.Енакиево Донецкой обл. вызвал к себе директора местного музея и серьезно повел речь об уничтожении средневековых статуй, находящихся возле музея, по причине, что они могут отрицательно повлиять на благополучие горожан и лично на него. Даже один из проректоров Донецкого национального университета заявил по поводу организации музея каменных изваянияй в университетском дворе: “Что вы здесь кладбище устраиваете!”.
В начале октября 2009 г в Донецкий областной краеведческий музей обратилась жительница г.Тореза Т.Н.Щеблыкина с просьбой забрать изваяние. Хозяева купили дом, во дворе которого среди строительного материала была найденная мужская статуя (рис. 15). Ее уста- новли во дворе в качестве “охранника”. После недавно проведенного ремонта был приглашен местный священник для освящения дома, но, увидев “идола”, отказался проводить обряд. Хозяйка обратилась к священнослужителю более высокого ранга, тот также посоветовал убрать изваяние со двора, но не ломать его.
В заповеднике Аскания-Нова (Херсонская обл.) хранится коллекция из 14 изваяний. Считается, что если “пытаться потревожить каменные статуи, ...передвигать с места на место, то лиха не миновать... Вот почему в прошлом году в Аскания-Нова был большой пожар... Чем-то не угодил им тамошний народ. Лучше, конечно, эти статуи стороной обходить...” (Павлова С., 2008).
Согласно народным представлениям, человек мог пострадать даже от того, что непочтительно высказывался о “каменной бабе”. Подобную историю упоминает А.В.Терещенко относительно изваяния, стоящего на кургане у Чертомлыка: “Кто же посмеется над нею, горе тому! Несколько духовных лиц, собравшись посмотреть на нее, смеялись над ее уродливостью и бесчувственностью и один из них, осуждавший более всех, плюнул еще в лицо.
23 	Утопление каменных “идолов” в реке могло иметь и религиозное значение, связанное с идеей крещения. Ср. с судьбой идола Перуна, сброшенного в воды Днепра по приказу князя Владимира.
224


Рис. 13. Участок с изваяниями на территории Донецкого земельного кадастрового центра, фото 2004 г (из архива А.В.Колесника).
Fig. 13. A site with statues on the territory of the Donetsk land cadastral center, photo of 2004 (from A.V.Kolesnik’s archive)
Рис. 14. Изваяния на территории Донецкого земельного кадастрового центра, общий вид, фото 2004 г (из архива А.В.Колесника).
Fig. 14. Statues on the territory of the Donetsk land cadastral center, a general view, photo of 2004 (from A.V.Kolesnik’s archive)
Похохотав вдоволь над бабой, они спокойно ли, чем и как помочь несчастному. Однако же начали сходить с вершины могилы, но вскоре придумали: взяли товарища и повели на верх; увидели, что издевавшийся не шел, а катился тот упал к ногам бабы и два часа умолял ее со
кубарем и ослеп. Все ужаснулись и не зна- слезами, чтобы она простила его, и она лишь
225


Рис. 15. Изваяние во дворе Т.Н.Щеблыкиной, г.Торез Донецкой обл., фото 2009 г.
Fig. 15. A statue in T.N.Shcheblykina’s court yard, Torez town of Donetsk province, photo of 2009
тогда смилосердилась над ним, когда все товарищи стали плакать, поклялись за него и за себя, что впредь никогда не будут издеваться над нею” (Терещенко А., 1866, с.7-8).
В с.Сторожевом Великоновоселковского р-на Донецкой обл. в 2009 г рассказывали историю о том, как местная “скифская каменная баба”, установленная на кургане, достаточно жестоко “отомстила” мальчишкам, которые кидали в нее камни и разрисовывали угольками: спустя некоторое время кто-то из них упал с велосипеда и сломал ногу, кто-то сильно болел, несколько были тяжело избиты в драке (Косякова В., 2009).
Подобное отрицательное отношение к каменным изваяниям, представление о том, что они являются носителями отрицательной энергии или силы в разные времена объясняли по-разному. В XDC в. местное население склонно было считать статуи вместилищем нечистой силы (Терещенко А., 1866, с.7). В наше время изваяния иногда напрямую связывают с курганами-кладбищами и их отрицательным воздействием (Хоба Ю., 2004; Малахов Г.П., 2001).
В 2001-2002 гг в Донецкий областной краеведческий музей несколько раз заходил мужчина по имени Миша, который позиционировал себя как экстрасенс, “работающий” с различными историческими предметами, прежде всего, железными. Используя древние мечи или наконечники копий, он пытался рассказать об их владельцах, о битвах и т.п. Каменные изваяния он однозначно считал носителями от¬
рицательной энергии, которая пагубно влияет на людей. Кроме того, Миша “боролся” с половецкими духами. По его словам, половецкие шаманы для защиты кочевий “вызывали” всевозможных духов, которых различными заклятиями привязывали к той или иной местности. С того времени половцы канули в прошлое, а духи остались. И сейчас люди, ничего не подозревающие об их существовании, селятся рядом с такими духами, а те начинают вредить людям. И вот Миша занимался тем, что выезжал по просьбе жителей Донецкой обл. на место и изгонял таких духов (пару своих приездов в музей Миша сопровождал достаточно эмоциональным замечанием: “Вчера такого духа победил!”).
Отрицательное отношение к изваяниям выразилось и в том, что их иногда использовали как “позорные столбы”, к которым привязывали воров и конокрадов (Плетнева С.А., 1974, с.6; Красильников К.И., 1999, с.57). Согласно сведениям, приведенным Д.И.Багалеем, зимой привязанных к каменным “бабам” конокрадов поливали водой (Протокол десятого заседания..., 1902, с.152).
Отношение к древним каменным изваяниям как к источникам несчастий существует не только в степной Украине, но и в Западной. Так, в с.Звенигород Львовской обл. бытует такая легенда: “По суті, Звенигород стояв на острові серед величезного болота. ... I Батий ніколи б не взяв його у 1241 році, якби не зрада «окаянної баби». Ця жінка провела його через болота з півдня..., але на користь їй це не піш-
226


ло. Коли зрадниця почала вимагати грошей, монгол сказав, що, зрадивши своїх, вона зрадить і його, та наказав втопити її у болоті. Свого часу Звенигородщину досліджував Михайло Грушевський. За три кілометри від міста він знайшов кам’яну бабу, - по дорозі на Підбаб’є. Люди вірять, що ця скульптура пов’язана з тою жінкою і вважають це місце проклятим. Там постійно трапляються нещастя. Наприклад, перевертаються машини” (Лань О., 2006).
Характерно подобное отношение к изваяниям и для средней полосы России. Легенду о вредоносной силе каменной бабы приводит писатель Н.Бирюков в романе “Чайка” (1945 г). Это было даже не собственно изваяние, а “... позеленевший от плесени белый камень. ... при дневном свете в верхней его части, среди старых трещин и зеленых наростов, можно разглядеть глубокие лунки глаз, выпуклость носа и кривую линию рта”. На березе, росшей у этого камня, повесилась девушка Глаша. После этого дерево спилили. “Хотели разрушить и бабу, но у мужика, пытавшегося это сделать, выскользнул из рук топор и рассек ему ногу. Тогда старики окончательно решили, что это место колдовское, и оставили камень в покое. Вот с той поры и стали называть поляну одни - «Нечистой», другие - «Глашкиной», а за камнем прочно укоренилось прозвище «Чортова баба». Взрослые пугали ею непослушных детей, да и сами, если случалось кому ненароком обмолвиться о ней в поздний час, крестились или сплевывали и долго после этого ждали какого-нибудь несчастья”.
Негативный образ каменной бабы вошел и в творчество русских поэтов и писателей.
Для И.Бунина (стихотворение “Каменная Баба”) каменное изваяние - чужое, непонятное и враждебное создание:
От зноя травы сухи и мертвы.
Степь - без границ, но даль синеет слабо.
Вот остов лошадиной головы.
Вот снова - Каменная Баба.
Как сонны эти плоские черты!
Как первобытно-грубо это тело!
Но я стою, боюсь тебя ...А ты
Мне улыбаешься несмело.
О дикое исчадье древней тьмы!
Не ты ль когда-то было громовержцем?
- Не Бог, не Бог нас создал. Это мы
Богов творили рабским сердцем.
Для В.Хлебникова в поэме “Каменная баба” изваяние, “дева каменная ”, - часть мира, образ, который позволяет осмыслить прошлое и настоящее. Но в поэме “Ночь в окопе” возникает совершенно иной образ каменной бабы
- бабы, стоящей среди степей в качестве предвестника новых тяжелых испытаний, надвигающегося несчастья, горя, смерти:
Тупо животное лицо
Степной богини...
- Скажи, суровый известняк,
На смену кто войне придет?
- Сыпняк!..
Объявилась эта тетя,
Завтра мертвых не сочтете ...
Слияние образа каменной бабы с кровавой стихией гражданской войны проступает в произведении Б.Лавренева “Ветер (Повесть о днях Василия Гулявина)”: “...ледяными пронзительными ветрами продувается степь... Воют ветры над сухими ковылями, над жнитвом, над приземистыми плоскими курганами. И на курганах стоят, сложив руки-обрубки на отвислых животах раскосые, туполицые, жадные к человеческой крови каменные бабы. И по ночам приходят на курганы выть степные волки, и зеленые горящие волчьи зрачки упираются в раскосые глаза статуй”. Волки боятся смотреть в эти “раскосые пустые глаза”. Писатель говорит об оцепеневшей в страшном холоде разрушенной стране, в которой бушует война, а над всем: “...сквозь ветры, ярость и жуть смотрят угрюмо и спокойно пустые глаза с древней тайной”.
Не столь ужасно, но достаточно неприятно воспринимается каменная баба героем рассказа В.Вересаева “В степи”. Заметим, что на бабу смотрит уставший, голодный путник, которого мучает боль в ноге. Кажется, что состояние человека отражает каменное изваяние: “...Около дороги, на рубеже, стояла каменная баба. Косарь сел к ее подножию. ... Вокруг было просторно и пусто.... Каменная баба в колпаке
- серая, поросшая зеленоватым мохом, - сгорбившись, смотрела в степь с злым, как будто живым лицом; нижняя часть лица была пухлая и обрюзгшая, руками она держалась за живот, и казалось, что она кисло морщится от боли в пустом желудке. Косарь охватил руками колени и застыл, глядя вдаль воспаленными, красными глазами”.
227


Образ каменных “баб” с оттенком нелепости и карикатурности использовался, например, во время споров о феминизме в России в кон.ХІХ - нач.ХХ в.: “...Я никогда не была феминисткой, как некоторые женщины из моего круга. Феминизм внушал мне чувство отвращения. В древности скифские племена сооружали около дороги изваяния - высеченные из каменных глыб человеческие фигуры; они состояли из туловища и головы, но рук и лица у них не было. Нельзя было разобрать, мужчина это или женщина; их называли «каменные бабы». Феминизм представлялся мне производством каменных баб. Женщины... превращались в какие-то грубые, бесформенные существа. Теряя женскую красоту... они ... казались мне предательницами женского достоинства, какими-то живыми карикатурами” (Архимандрит Рафаил (Карелин), 2004, с.64-65).
Археолог Е.Е.Люценко в своеобразной поэме, сочиненной в 1870 г, назвал “каменных баб” “мифологическими уродами” (Археологическая ода..., 1910, с.71).
Даже один из первых исследователей каменных изваяний А.В.Терещенко временами писал о них с достаточно негативным эмоциональным отношением: “На наших Новороссийских землях до ныне торчат мрачные бабы, кои соответствуют степной и местами угрюмой местности” (Терещенко А., 1866, с.31).
Уже в наше время каменное изваяние стало символом бездушности и непробиваемости чиновников. Это звучит, в частности, в студенческой песенке, бытовавшей в 1970-1980 гг на историческом факультете Донецкого университета: “А наш декан как баба скифская, И не умеет понимать!...”. Известный кинорежиссер В.М.Алеников так отзывался о чиновнике очень высокого ранга - зам. председателя Гостелерадио СССР С.И.Ждановой: “Я прозвал ее про себя «каменная баба» после того, как несколько раз наблюдал, с каким каменным лицом она шествовала по коридорам студии” (Алеников В., б/г). На телеканале “Украина” в новостях 27.04.2005 г был показан сюжет об утверждении в Запорожье ежегодной премии “Лучшему бюрократу”. Согласно опросов журналистов, самому бездушному бюрократу, “который так же непробиваем и равнодушен, как и скифская баба”, должна вручаться стату¬
этка каменной бабы. Впрочем, сопоставление чиновников с бездушностью каменных изваяний не является достоянием нашего времени. Так, в повести “Уездное” (1913 г) Е.Замятина говорится об уряднике Барыбе: “Будто и не человек шел, а старая воскресшая курганная баба, нелепая русская каменная баба”.
Позитивное отношение
к каменным изваяниям
У другой части нового населения восточноевропейских степей сложилось достаточно позитивное и уважительное отношение к средневековым каменным изваяниям. Местные жители часто относились к изваяниям с набожностью, всячески их задабривали - чистили и подбеливали. Это, в частности, зафиксировала
С.А.Плетнева во время полевых исследований: “До сих пор в некоторых украинских селах нам рассказывали, что каменных баб, стоящих у хат и ворот, моют, белят и украшают перед каждым летним церковным праздником. При этом владельцы баб просят их о помощи в делах и на поле” (Плетнева С.А., 1974, с.6). Аналогично описывает отношение местных жителей Украины и южных регионов европейской части России к средневековым изваяниям и археолог Г.Б.Федоров, поддержавший идею родственников В.Хлебникова установить на новой могиле поэта в Москве настоящее каменное изваяние: “Что же, ведь немало «каменных баб» еще и до сих пор высятся на вершинах курганов. Провели разведку, обнаружили целый ряд таких изваяний, относящихся к самым различным эпохам и расположенных в разных местностях. Казалось бы, чего уж лучше! Выбирай, какая понравится, и перевози ее в Москву. Вдруг выявилось совершенно неожиданное обстоятельство. Все «каменные бабы», стоящие на вершинах курганов, пользуются у местных жителей большой популярностью и находятся под их охраной. Их даже перед праздниками частенько моют и белят. Более того, до недавнего времени эти «бабы» были предметом поклонения. Они считались божествами плодородия. Им молились, прося о хорошем урожае, верили, что «бабы» могут покарать за непочтение к ним или за конокрадство и другие преступления перед обще¬
228


ством. Им приносили жертвы. Так, у подножия некоторых статуй были найдены кости животных, множество монет XVIII и XIX веков24” (Федоров Г, 1977, с. 194).
Интересно замечание Н.Д.Борисяка, относящееся к 1870 гг: “В степях Екатеринослав- ских мне случалось быть свидетелем религиозного поклонения бабам и выслушать толкование о них от плащеватых цыган” (Борисяк Н.Д., 1878, с.209)25. Б.В.Зайковский замечает: “Болваны были окружены суеверным почитанием и поклонением” (Зайковский Б.В., 1908, с.25).
На восточной окраине с.Еристовка Кременчугского р-на Полтавской обл. до 1890 гг стояло на кургане изваяние, которому поклонялись жители села (Маєвська С.В. Удовиченко О.І., 2004, с.З обл.). Уже упоминавшееся изваяние, находившееся на кургане Чертом- лык, было, в конце концов, свалено во время раскопок И.Е.Забелиным (1862 г), что вызвало резкое осуждение местных жителей (Древности..., 1872, с.78). Однако изваяние больше не восстанавливали, и дальнейшая его судьба не известна (Алексеев А.Ю. и др., 1991, с.26, 27, рис.6).
Подобные взгляды на каменных “идолов” были характерны и для крестьян средней полосы России. Так, “недалеко от села Харико- ва, в Радичской волости, Рославльского уезда [Смоленской губ. - Ю.П., А.У.] среди коноп- лянников крестьян деревни Болваны, находится идол, от времени обратившийся в нечто бесформенное, но у него все-таки можно заметить голову, распростертые руки и туловище. ... Но крестьяне больше называют истукан этот «бабушкой» и верят в какую-то особенную силу ее: она защищает, по их мнению, посевы от градобития, гроз, неурожаев, от эпидемических болезней и других несчастий и считается покровительницею конопли” (Грачев В.И., 1908, с. 10-13).
Одним из самых распространенных представлений было связано с тем, что каменные
изваяния каким-то образом влияют на дождь. Уважительное отношение или задабривание изваяния приводит к тому, что идет дождь, напротив, последствием неуважения к “бабе” может стать засуха:
“Ще недавно вона стояла на самій могилці над шляхом, неподалік од повітки дякової. Та шляхом з гори вода все під весну та під дощі великі бігла дуже, та й підмивала край могилки, а баби наші набачили браву глину та й собі почали підкопуватися, поки дійшло до того, що камінюка не вдержалася та й скотилася на шлях. Лежала вона довгенько, поки аж бог посухи не послав на хліб святий. Люди думали, що то й дощу через те не було, що баба занехаїна, та й винесли знову її на скелю, трохи далі од першого місця, ближче до повітки...” [запись кон. XIX - нач.ХХ в., без места] (Легенди..., 1985, с. 119-120).
“На земле г-жи Неклюевой есть большой курган, на котором стояла «баба». Т.к. крестьяне вздумали оказывать ей род поклонения, управляющий приказал ее опрокинуть, но в продолжение голодного 1833-4 года они опять поставили ее на место, утверждая, что она способствует им иметь дождь и урожай, и начали поклоняться ей усерднее прежнего” (Каменные бабы, 1844, с.597).
В середине XIX в. в Екатеринославской губернии во время засухи или эпидемии {лихорадки) шли к каменной бабе, в частности, стоявшей на кургане у Чертомлыка, молились ей и приносили жертву: клали ей ломоть хлеба на плечо, давали монеты {грош), рассыпали у ног зерна и, кланяясь в ноги, говорили: “Помилуй нас, бабо, бабусенко, бабусю. Будем кланяться еще ниже, только помоги нам и спаси от беды!” (Терещенко А., 1866, с.7; Топорков А.Л., 1995, с.219).
Историк А.Зинухов рассказал следующее об изваянии, находящемся на одном из курганов в Шевченковском р-не на Харьковщине: “Мешканці тамтешніх сіл Семенівка й Бого- дарівка, де немає церкви, ще й досі ходять до
24 В итоге на могиле В.Хлебникова было установлено средневековое каменное изваяние, привезенное из Средней Азии (Федоров Г., 1977, с. 194).
25 Обратим внимание, что рассказы о каменных изваяниях исследователь слышал от весьма специфической группы населения, склонной, на наш взгляд, к мифотворчеству. “Плащеватые цыгане (от плащ? площина?) юж. поколение нищих, полунагих и вечно бродячих цыган в Новороссии, Малороссии” (Даль В., 1980, с. 122).
229


нього просити дощу або гожої днини. На дощ його валяють додолу, а на сонце - знову ставлять... Кажуть, що ні разу так не траплялося, щоб баба не відгукнулася на прохання” (Логвиненко Л., 2006).
С каменным изваянием из с.Старые Кри- уши, о котором речь шла выше в связи с закладкой статуи в фундамент дома, уже в наши дни произошла целая цепь событий: в 1994 г каменную бабу перевезли в г.Калач, после чего здесь начались то засуха, то град, то неурожай или пожары. Изваяние вернули в Старую Кри- ушу, в которой до этого тоже не было дождей. И дождь буквально хлынул на высохшую землю26. Корреспондентка, описавшая этот случай, заметила, что после того, как в селе пошли дожди, кто-то поставил к подножию изваяния свечи (Тельпис Т., 2003).
В августе 2009 г авторы столкнулись с аналогичной ситуацией в с.Мичурино Тельмановского р-на Донецкой обл. На одном из курганов в окрестностях села еще в 1980 гг во время распашки выпахали нижнюю часть каменного изваяния, которое оттащили за несколько сот метров и оставили в посадке. Но в ходе засушливого лета 2009 г изваяние вернули на курган, который к тому времени уже несколько лет как не распахивали. Говорят, что дождь вскоре действительно пошел. В легенде, приведенной выше, изваяния оживают во время дождя и разговаривают между собой (Савур-Могила, 1990, с.22).
Жители с.Триполье Артемовского р-на Донецкой обл. считали, что статуи (каменные “дед” и “баба”) охраняют благосостояние села: “Когда одну из статуй по неосторожности завалили, из-под нее якобы начала сильно бить вода, начался потоп ... Только когда изваяние
поставили назад, потоп прекратился” (Кравец Д.П., 1998, с.27).
В степной Украине, прежде всего, страдающей от недостатка дождей, существуют представления о связи с небесной водой и других необычных камней. К примеру, в Тельмановском р-не Донецкой обл. уже какое-то время был известен камень с углублением, напоминающем след ноги человека (так называемый камень-следовик27). Долгое время он находился в с.Петровском. Однако оттуда его забрали в церковь в с.Коньково, где сделали местной святыней. После этого жители Петровского начали жаловаться, что весной и летом дожди начали обходить стороной их местность, связав это с тем, что вывезли “святой камень” (наблюдения одного из авторов 2007-2009 гг).
Возможно, к тому же кругу представлений относится и обычай устанавливать каменные изваяния возле родников, зафиксированный в Нижнем Поволжье в одном из опросных листов, разосланных в 1888 г Московским Археологическим обществом: “на 14-й версте от Камышина есть родник, до сих пор называемый «Бабою». Лет около 30 тому назад, около него стояли каменные истуканы, которых теперь нет и неизвестно, кто и когда их снес. В 13 верстах от Камышина есть урочище «Болваны», в казачьих дачах Астраханского войска, где тоже, около родника, стояли два каменных истукана; куда они теперь девались - неизвестно” (Зайковский Б.В., 1908, с.21). В конце 90 гг прошлого столетия рассказ о каменном изваянии, установленном у родника на околице с.Староласпа Тельмановского р-на Донецкой обл., слышал один из авторов, причем местные жители подчеркивали, что “баба” была поставлена специально, чтобы было видно,
26 Необычен комментарий к статье Т.Тельпис, данный Н.Садовским, заведующим отделом культуры горадминистрации Калача: “Если рассуждать здраво, то, конечно, камень не может делать погоду и все это мистика. Но ведь эти изваяния - культовые, над ними читались какие-то языческие заклинания, молитвы - такие тонкости познать просто невозможно. А что касается дождей, которые пошли в Калаче после возвращения «бабы» на историческую родину, то это явление можно связать и с Крестным ходом - в те дни процессия верующих пересекала наш город. Говорят, наслышанные о засухе, они перед вступлением в Калач 250 раз прочитали молитву Илье Пророку. Вот и решай после этого, откуда взялись дожди...” (Тельпис Т., 2003).
27 “Следовики” - это камни с отпечатками следов ног, рук или копыт, известные, как правило, на территории Русской равнины - от Карелии до верховьев Дона (Топорков А.Л., 1995; Непомнящий Н.Н., Кривцов Н.В., 2004, с.228-258; Мельников И.В., Маслов В.В., 1992; Дучыц А.У., 1993, с.16-17; Киселев А.В., 2005; др.). Известны подобные камни в Причерноморье, где их связывали с кладами (Харлампович П.В., 1930, с. 73,80), а также в различных регионах Азии (Вамбери А., 2003, с.215-216).
230


где находится родник. Об этом изваянии пишет Н.Е.Миненкова (Мінєнкова Н.Є., 2006, с.140-142).
В слободе Покровской Самарской губернии сохранилось несколько изваяний, из которых два в начале XX в. были пожертвованы крестьянином И.Т.Пшеничным в музей Архивной комиссии. Около ста лет тому назад перед этим изваяния были доставлены в слободу дедом Пшеничного, который рассказывал, что в былое время около этих истуканов в день Ивана Купала (24-го июня по старому стилю) собирались девушки, обряжали их цветами, водили перед ними хороводы, пели, гадали и пр. (Известия..., 1908, с.62; Зайковский Б.В., 1908, с.ЗО).
Судя по тому, что каменные изваяния в некоторых местностях Центральной и Степной Украины назывались Мара, т.е. так же, как и купальское антропоморфное чучело (об этом речь шла выше), не исключено, что и украинцы использовали их в купальской обрядности. Например, по воспоминаниям, записанным в 1925 г археологом В.А.Гринченко, бабу, стоявшую на землях помещицы Пестовой на Полтавщине, в старые времена регулярно обряжали в одежды: “бували випадки, коли поміщиця Пестова її убирала, привозила одежу, надівала на неї шляпу, спідницю, словом все ... Так вона одягнена стояла кілька день, потім розбирали хто хотів”. Но с чем это было связано, того уже никто не помнил, хотя не исключено, что это происходило именно в день Ивана Купала (Граб В.І., 2001, с. 109). Сопоставление между купальскими “идолами” и каменными изваяниями прослеживается в целом ряде обрядовых деталей: и те, и другие изображали как женский, так и мужской персонажи; “наряд” женских персонажей полностью сопоставим; место установки (высокие места/могилы, возле села, возле двора28); связь с идеей плодородия; открытая сексуальная направленность ар¬
хаичных купальских обрядов и обнаженность некоторой части женских изваяний; связь с дождем29 и т.д. И хотя ни в одном описании купальских обрядов (см. последние сводки: Соколова В.К., 1979, с.228-252; Климець Ю.Д., 1990; Воропай О., 1993, с.411-422; др.) не фигурируют каменные изваяния, их связь в более отдаленном прошлом (кон.ХУШ - 1-я пол.XIX в.) можно вполне предполагать. Об обрядах, проводимых в отношении каменной бабы в начале лета в с.Васильевка Старобешевского р-на Донецкой обл., см. подробнее в статье Н.В.Панасюк, А.Н.Усачука в этом томе.
Одним из поразительных примеров поклонения каменному изваянию известен в Са- гайской степи в Аскизском р-не Хакасии, где стоит местная святыня - трехметровое каменное изваяние окуневской культуры Хуртуйах тас (Улуг Хуртуях Тас) (.Великая каменная старуха, Мать-Богородица, Камень в виде большой старухи) (Кобец Е., 2003; Колесов А., 2003; Рак Л., 2006; Тарасов А., 2003; Мылты- гашева Л.П., 2009, с.203-205). Этому изваянию поклонялись издавна и язычники, и православные, и мусульмане, но особенно - бесплодные женщины. Считалось, что священный камень исцеляет и дарует беременность. “Женщины, хватаясь за соломинку, едут к ней в надежде родить долгожданного ребенка. И чудо происходит: рассказывают, после визита к божеству некоторые бесплодные паломницы родили первенцев” (Тарасов А., 2003). Считается, чтобы забеременеть, надо обойти Хуртуях Тас три раза по солнцу, разбрызгать на четыре стороны света что-нибудь молочное, а затем поставить перед ней еду и обратиться с просьбой. Кроме того, женщины оставляют каменной бабе свои украшения, которые заряжаются ее силой, а затем забирают их и носят. Говорят, помогает (Рак Л., 2006).
В 1954 г Хакасский обком КПСС санкционировал перенос языческой Богородицы к
28 Летом 1769 г священник из г.Ахтырки (ныне Сумская обл.) Михаил Зинысивский подал в Ахтырское духовное правление такое заявление: “Прихожане мои, войсковой обыватель Иван Шейка и сын його Иван з товарищи учинили на улице у ворот того Шейки июня 24 дня богопротивные действа и поставили некоторого идола, называемого купала или марина, одеянного в женское одеяние и украшенного на голове цветами и от древ ветвями, пред ним поставлен был стол, а на том столе стояла неведомо с каким напитком стекляница; и перед оным идолом собраны были девки и пели богомерзкие песни” (Сумцов М.Ф., 2002, с.239). Ср. с изваяниями, устанавливавшимися возле ворот и усадеб.
29 “На Івана дівчата ставлять Маринку. Щоб дощ був, кажуть” (Климець Ю.Д., 1990, с.62).
231


стенам областного музея в Абакан, где поклонение святыне продолжалось (Мылтыгашева Л.П., 2009, с.203-204). В 1990 гг, уже в крытом помещении, куда поместили Хуртуях Тас, женщины (причем не только хакасские) часто прижимались к каменному идолу и “кормили” его. Именно в Абакане почему-то изваянию начали мазать сметаной губы. В память от “городской жизни” на камне так и остались жирные пятна (Рак Л., 2006). К тому же Хуртуях стремительно теряла свое “живительное тепло”. Сейчас, когда она вернулась в родные места, это тепло опять от нее исходит (корреспондентка Л.Рак даже эмоционально добавила в репортаже: “Клянусь, истинная правда - собственной рукой проверяла”). Жители Аскизского р-на говорят, что давно не испытывали такого потрясения: даже за несколько метров от вкопанной бабы люди ощущают небывалый прилив сил. Существует объяснение, что подобное воздействие изваяния связано с энергией земли, идущей через геологический разлом в данном месте.
Несколько десятилетий хакасы тщетно просили вернуть Хуртуях Тас на родину, в Ас- кизский район. Им отвечали, что это памятник истории и культуры и его место - в музее. Только в 2003 г по указанию Председателя Правительства республики А.И.Лебедя стела была перенесена на исконное место. В первый год ее укрывали наспех сколоченным навесом из досок, а затем построили специальную стеклянную юрту.
Сразу же к месту, где вкопали изваяние, устремились паломники. Шаманы устроили обряд камлания, а женщины сшили для Хуртуях Тас огромное платье, на голову ей надели расшитый платок. У ног Хуртуях Тас всегда лежат подношения: молочные продукты, детские игрушки, косметика, бусы, кольца, заколки для волос. Вокруг изваяния стали праздновать свадьбы (Мылтыгашева Л.П., 2009, с.205). Местные политики даже подали инициативу учредить в Хакасии новый ежегодный праздник - День возвращения Хуртуях Тас.
Представления о связи каменных изваяний с идеей плодородия и, в частности, благополучной беременностью существовало и
у жителей юга Восточной Европы (Плетнева С.А., 1974, с.6, 73; Граб В.І., 2001, с.109). В селах Великоновоселковского р-на Донецкой обл. уже длительное время бытует традиция: в день свадьбы молодожены приезжают к каменному изваянию, установленному на одном из курганов группы “Сторожевые Могилы” у с.Нескучное30.
Трансформацией подобных взглядов, на наш взгляд, можно считать поверье, распространенное в одном из санаториев: “В санатории, помимо прочих хворей, лечатся и мужские недуги. Путёвки дорогие, но среди них есть и профсоюзные (в 10 раз дешевле). Чтобы путёвка «не сгорела», мужчина должен удовлетворить живую женщину! За всем этим делом следит каменная баба и тех, кто нарушает этот закон, она наказывает - он больше никогда не приедет в эти места. Те, кому не удалось удовлетворить живую женщину, должны задобрить каменную бабу - поцеловать её, попросить прощение, сделать подарок, например, поднести цветы. Спаривающиеся пары тоже дарят друг другу подарки - какие-нибудь безделушки. В этом сезоне [2009 г - Ю.П., А.У.] популярны зелёные петушки в разных вариантах” (Базыма Б., 2009). Самое необычное, что “каменной бабой” в данном случае назвали современную скульптуру девушки в легком платье!
Лечебные свойства каменному изваянию приписывали в XIX в. и крестьяне Тамбовской губ.: “баба ... возвышалась на небольшом кур- ганчике, а по грубой отделке ее почти невозможно было угадывать, точно ли она изображала женщину. Крестьяне и крестьянки, страдающие головной болью, ходили на поклон к этой бабе” (Макаров М.Н., 2009).
В полесских заговорах от зубной боли фигурирует образ “каменной бабы”: “Каменная баба стояла, рабобожьей (имя) зуби замоуляла”, к которой могли прикладывать больные части тела, чтобы “не щеміли і не боліли” (Темчен- ко А.І., 2005). По информации Н.Ф.Сумцова, на Харьковщине к каменной бабе приносили больных детей (Темченко А.І., 2005).
В с.Паньковцы Бродовского р-на Львовской обл. до XIX в. стояла каменная фигура “...
30 	Сообщение сотрудника Донецкого областного краеведческого музея И.А.Скоробогатого.
232


ніби дівчини в кожушку, з виступаючими персами, в ярмулці чи чепцю на голові і звисаючими руками31. ... Болван на грудях мав вижолоблену дірку, яка, як переказували, походила з того, що давніше молодь з навколишніх сіл, аби розпалити в собі ще більшу любовну жагу, вишкрябувала в середині болвана. Те, що зішкробували, вживали також при різних недугах як цілющі ліки” (цит. по: Бандрівський М., 1992, с.85).
Свидетельницей подобного отношения к изваянию стала и директор Днепропетровского исторического музея Н.Капустина: “Я наблюдала, как к одному из таких изваяний подошла женщина, помолилась по христианскому обряду, а перед бабой положила дары - продукты... И, представьте, к этому же изваянию она прикладывала своего ребенка. Известно, что вокруг половецких статуй положительное энергетическое поле. В нашем музее даже говорят: «Если у тебя болит голова, подойди обними бабу - и все пройдет»” (Константинова Е., 2009).
Знаменитая суботовская “баба”, которую легенды связывают с Богданом Хмельницким, по рассказам местных жителей, некогда стояла на меже суботовских земель и была перевезена в село во время эпидемии. Люди верили, что изваяние поможет спасти их от болезни. Потом изваяние так и осталось стоять в центре села. Несколько раз под воздействием талой воды и эрозии грунта “баба” падала. Местные жители видели в этом плохой знак и укрепляли ее (Кукса Ю. и Н., б/г). Похожие представления были характерны и для украинцев, переселившихся в Саратовское Поволжье: “ключевская каменная баба, в Аткарском уезде... тоже играет роль предвестника разных бед - «баба стоит прямо - будет хорошо, баба повихнулась - будет плохо», говорят хохлы. Рассказывают, что раньше, когда им приходилось чумачить и ходить на Камышин и область Войска Донского, они, проходя, мимо «бабы», подчивали ее водкой, конечно, не забывая и себя” (Зай- ковский Б.В., 1908, с.30-31).
Легенды о якобы благотворном влиянии каменных баб на человека начинают созда¬
ваться в заповеднике “Каменные Могилы”, расположенном на границе Донецкой и Запорожской обл.:
“Чтобы объяснить причину тяги к каменным творениям, заведующий заповедником Виктор Сиренко даже обратился к ученым ... Последние сослались на геофизику, согласно которой существуют энергетические зоны, которые оказывают позитивное влияние на человека. В заповеднике, судя по всему, они тоже есть. К тому же каменные идолы «намолены», а значит, благотворно влияют на самочувствие.
- А как сказывается соседство скифских и половецких фигур на вас? - интересуюсь у Виктора Александровича.
- Отлично, - говорит он. - Только не пишите в «Донбассе», что каменные бабы лечат, а то штат заповедника небольшой, боюсь, не справимся с потоком посетителей...
По признанию заведующего заповедником, в конце рабочего дня он испытывает чувство удовлетворения и, как правило, пребывает в хорошем расположении духа. Неудивительно, что свои лучшие картины художники пишут именно здесь. Нередко от них приходится слышать, что атмосфера Каменных Могил вдохновляет и раскрывает творческий потенциал” (Пилипенко Н., 2006).
Подобное говорят и об изваяниях, собранных в пределах мемориально-туристического комплекса “Скифский стан” на о.Хортица (г.Запорожье): “3 огляду на енергетику острова та експонатів доречною є табличка з написом: «Увага! Торкатися руками не тільки можна, а й бажано!»” (Багнюк А., 2006).
В Тростянецком гидропарке в Черниговской обл. существует поверье, что нужно “загадать желание, присев на волшебную лавочку и для исполнения прошептать его на ухо древней половецкой каменной бабе” (Кириченко С., б/г). Подобная традиция якобы бытует и в г.Луганске: “На территории Луганского национального университета расположен «Парк камней». Здесь стоят величественные скифские бабы. Их в разное время привезли из археологических поездок студенты историческо¬
31 	Согласно предположения Н.С.Бандривского, описание изваяния дает все основания видеть в нем каменную скульптуру половецкого типа (Бандрівський М., 1992, с.85). Оно было перевезено из соседнего с.Подкамень, где, судя по всему, находилось половецкое святилище (Бандрівський М., 1992, с.81-86).
233


го факультета. У студентов вуза есть примета: если положить руки на грудь древней скульптуры, закрыть глаза, сосредоточиться и загадать желание, оно обязательно сбудется. Какие только желания ни доверяли учащиеся этим каменным идолам: от удачной сдачи сессии до скорой свадьбы...” (Максимец Н., 2008).
Известны примеры и индивидуального поклонения женским изваяниям. Так, житель пос. Новгородское В.И.Штец (о нем выше уже шла речь) перевез в свой двор изваяние, обнаруженное у односельчанина, которому это изваяние якобы принесло много бед (Кшеминский Д., 2005). Корреспонденты поинтересовались: “А вам самому не страшно?” - “Мне переживать нечего. Я знаю, как обращаться с изваянием. Оно у меня стоит на почетном месте и в цветах. Каждый день я кладу для него какой-нибудь маленький подарок: цветочки, фрукты и т.п. Она - мой талисман” (Мармазов R, Коник А., 2005). “[Когда привезли изваяние] жена... завыла на всю улицу. Говорила: неужели и нам теперь беда будет. Успокоил ее, объяснил, что знаю, как себя вести, чтоб баба добро приносила, а не беду. Сделал ей пьедестал и ухаживаю каждый день. Утром здороваюсь сначала с ней, а уже потом - с женой. И верите, с тех пор как привез бабу, и жена добрее стала. Племянница удачно замуж вышла ... Деньги у меня завелись. А урожай какой” (Козловський I., 2005) (рис. 16)32.
Об аналогичном поклонении каменному изваянию жителя г. Донецка в середине 1990 гг рассказывал авторам В.Верховский, в то время корреспондент “Комсомольской правды”. Однако данная история чуть не закончилась достаточно печально для семьи - жена, поначалу относившаяся к пристрастию мужа как к обычному чудачеству, со временем по-настоящему приревновала к “каменной женщине”, регулярно устраивала скандалы и, в конце концов, заговорила о разводе.
При описании 1322 каменных статуй С.А.Плетнева в одном случае особо упомянула, что хозяйка усадьбы Е.И.Степаненко (с.Белоцерковка Куйбышевского р-на Запорожской обл.) “тщательно ухаживает за своей бабой, перед праздником моет ее. Считает, что она как-то влияет на урожай” (Плетнева С.А., 1974, с.83, кат. 155).
Необычная ситуация была зафиксирована в Луганске: “Странную, очень странную картину наблюдала. По территории парка Луганского национального университета (там, где стоят каменные бабы) ходила женщина, подходила по очереди к каждому идолу, говорила какие- то слова и гладила нежно так, как человека ... Возле одной из баб оставила булку. Жертвоприношение, что ли? К булке подлетели два голубя и быстро стали склевывать” (Ярощук Я., 2009).
Харьковский историк А.Зинухов считает, что счастье изваяния принесут только в том случае, если новому владельцу бабу подарили (На Харьковщине..., 2005). Самый поразительный пример такого подарка встречен авторами в пгт Старомихайловка Марьинского р-на Донецкой обл. В 1920 гг родственники подарили молодоженам на свадьбу женское каменное изваяние, которое было специально привезено за несколько десятков километров откуда-то из-под Авдеевки (по информации хозяйки М.И.Ткаченко). Статуя была установлена на улице возле двора, за ней ухаживали, регулярно белили и красили.
Достаточно часто изваяния ставили возле домов, относясь к ним, скорее, как к произведениям искусства, курьезным изображениям людей, оценивая их однозначно положительно: “подробное ее описание дед Иван выразил следующими словами: «гарненька була та каменюка: с очима, с ушима; по над титьками намысто, а бусыны, як орехы»” (Зайковский Б.В., 1909).
А.В.Терещенко в сер. XIX в. фиксировал, что “в селениях государственных крестьян: Орловщине, Знаменке и Каменке [Павлоград- скош уезда - Ю.П., А.У.], стоят во дворах шестнадцать каменных баб, большею частью обезображенных и с отбитыми руками. Они свезены с могил, около 60 лет назад” (Терещенко А., 1866, с. 15), “в Зайцевом или Никитовке [Бахмутского уезда - Ю.П., А.У.] находятся во дворах крестьянских 11” (Терещенко А., 1866, с.20), “в хуторах Кодемских [Бахмутского уезда - Ю.П., А.У.] стоит во дворе крестьянина две бабы, которые были перевезены в 1800 г. крестьянином Литовченком с могилы при Ко- демском хуторе” (Терещенко А., 1866, с.21),
32 	Данное изваяние позже было перевезено в музей Донецкого национального университета.
234


Рис. 16. В.И.Штец и его изваяние, пгт Новгородское Донецкой обл., фото 2005 г.
Fig. 16. V.I.Shtets and his statue, Novgorodskoie urban village of Donetsk province, photo of 2005
“в селении Скотоватом [Бахмутсткого уезда - Ю.П., А.У.] стоят, на дворах крестьянских, тридцать баб, в числе коих одна была снята крестьянином Ермолаем Бычковым, в 1828 году, с небольшой могилы близ вершины балки Калиновой” (Терещенко А., 1866, с.23) и т.д.
П.И.Кеппен в 1836 г сообщает, что “самый северный из каменных болванов... я имел случай видеть... в Курской-же губернии, между Белгородом и Борисовкою (селом Хотмыж- ского уезда), близ постоялого двора; но около 1820 года этот болван исчез, и неизвестно, куда девался” (О курганах..., 1908, с.39). Он же пишет: “Совершенная могила, на даче дер. Се- меновки, что на правом берегу р.Молочной... Находившаяся на этой могиле каменная баба
перевезена в с.Терпение и поставлена у ворот поселянина Жихарева” (О курганах..., 1908, с.51), “Четыре кургана, в 5 верстах от Токмак- Могилы. Снятая с этих курганов каменная баба, колоссальной величины, ныне находится у ворот одного крестьянского дома в с.Конские Раздоры...” (О курганах..., 1908, с.54), “Вов- чья могилка, курган в Днепровском уезде Таврической губернии, с которого каменная баба снята (прежде 1847 года) крестьянином селения Верхнего Рогачика Николаем Данченко, который во дворе своем имел три каменных бабы” (Репников Н., 1908, с.44).
В центре с.Шедиево Полтавской обл. на краю мыса правого берега р.Орель с 1-й пол.ХІХ в. до середины 60 гг XX в. стояли
235


два каменных изваяния (Бовкун I.B., Суп- руненко О.Б., 1992, с. 123). По сообщению П.В.Харламповича, до конца 20 гг XX в. скифское изваяние стояло вкопанным возле ворот дома крестьянина Матвея Дуникова (Дуни- ка) в г.Первомайске (Ольвиополь) на Южном Буге, причем, как рассказывал дед Дуник: “Ще до війни цю бабу хтіли забрати 1-й пристав і земський начальник давали п’ять карбованців, але я ... баби не віддав. Нехай стоїть...” (Хар- лампович П.В., 1930, с.65-66).
В 1970 гг каменные изваяния были зафиксированы возле усадеб в с.Андреевка Велико- новоселковского р-на (рис. 17, 7)33 и с.Казацкое Новоазовского р-на (рис. 18) Донецкой обл. В пос.Савелевка Углегорского горсовета Донецкой обл. в 50 гг XX в. каменное изваяние стояло “...вкопаним біля німецького бараку, через дорогу від того місця, де за мого дитинства знаходилася кузня” (Чубенко В., 2008, с.104).
Б.В.Зайковский осенью 1892 г обнаружил небольшое изваяние на отмели р.Царицы (ныне возле г.Волгограда), однако, “...весною 1893 года баба эта исчезла; говорили, ее увез какой- то немец-колонист, у которого на хуторе был уже экземпляр подобной бабы” (Зайковский Б.В., 1908, с.25). В центре волжской немецкой колонии Цюрих (ныне Зоркино Марксовского р-на Саратовской обл.), на углу церковной площади, около здания училища, находилась врытая в землю “громадная каменная баба”, пред- ставлющая собой погрудное женское изваяние с обезображенной головой, названная местным крестьянином “очень страшным каменным болваном” (Зайковский Б.В., 1908, с.28).
В имении Хорошево барона Франка в Павлоградском уезде на Екатеринославщине в саду стояло четыре каменные бабы, “которые были им сняты с окрестных курганов”; “они расставлены в саду около дорожек, между кустами деревьев” (Терещенко А., 1866, с.15). В саду соседнего имения помещика Левина находилось три изваяния (Плетнева С.А., 1974, с.80, кат.69-71). В 1844 г исправник Днепровского уезда Таврической губернии сообщал, что “в Рогачике, помещика Штиглица три [бабы] ... в имении помещика VII класса Малюты - три, из коих две целыя, а одна испорчена; откуда сии статуи сняты, открыть нельзя” (Стевен
А., 1891, с.85). В той же Таврической губернии в нач.ХХ в. изваяния стояли в имениях графа И.В.Канкрина в с.Веселянке, Ю.В.Попова в Васильевке, М.М.Иваненко в Благовещенке Мелитопольского уезда, “...где каменные бабы размещены по аллеям в парках, у ворот, у подъездов домов и своей строгомерностью... и мертвенным спокойствием живо напомнили мне колоссальные изваяния египетских храмов ...” (Ружицкий А.И., 1906, с.113). Каменное изваяние стояло в парке имения Гоголей-Яновских в с.Васильевке на Полтавщине (Половецька стела..., 2008, с.4 обл.). У их дальнего родственника, Д.П.Трощинского, министра уделов и министра юстиции в царствование Александра I в парке имения в с.Кибенцы Миргородского уезда Полтавской губернии стояли четыре изваяния, привезенные около 1810 г из Ворскло-Пселского междуречья и левобережья Днепра (Супруненко О.Б., 2000а, с.236, фото, 272, 293). В 90 гг XIX в. две “каменные бабы” украшали парк князя М.А.Еристова в с.Болыпие Будища возле Диканьки Полтавской губернии (Маєвська С.В. Удовиченко О.І., 2004, с.З обл.). Пять статуй находилось в усадьбах помещиков Торско-Алексеевской волости Бахмутского уезда Екатеринославской губернии (ныне окрестности пгт Алексеево- Дружковка Донецкой обл.) (Плетнева С.А., 1974, с.87, кат.440-444), еще три - в различных помещичьих усадьбах на территории современного Бериславского р-на Херсонской обл. (Плетнева С.А., 1974, с.98, кат. 1227). В Днепропетровском историческом музее хранится изваяние, привезенное из имения Тихомирова Александровского уезда (р-н г.Запорожья) (Плетнева С.А., 1974, с.78, кат.30).
Уже упоминавшийся выше помещик Сатин поставил каменную бабу в саду у себя в поместье (Макаров М.Н., 2009). Скорее всего, стараниями местного помещика попала в с.Ландари Диканьского р-на Полтавской обл. голова половецкого изваяния (Супруненко А.Б., 1989, с.269).
В имении Натальевка в с.Владимировка Харьковской губернии у П.И.Харитоненко, сына крупнейшего сахарозаводчика, два каменных изваяния были установлены в 1902 г у въездных ворот (рис. 19). Их подарили хозяину
33 	Данное изваяние позже было перевезено в Донецкий областной краеведческий музей.
236


1
2
Рис. 17. Изваяния: 1 - с.Андреевка Великоновоселковского р-на Донецкой обл., фото 1970 гг (из архива А.В.Колесника); 2 - усадьба И.И.Колодкина, х.Богураев Белокалитвенского р-на Ростовской обл., фото А.Н.Усачука 2009 г.
Fig. 17. The statues: 1 - Andreievka village of Velikonovoselkovskii region of Donetsk province, photo of 1970s (from A.V.Kolesnik’s archive); 2 - I.I.Kolodkin’s estate, Boguraiev khutor of Belokalitvinskii region of Rostov province, A.N.Usachuk’s photo of 2009
Рис. 18. Изваяние в с.Казацкое Новоазовского р-на Донецкой обл., фото 1970 гг (из архива
А.В.Колесника).
Fig. 18. A statue in Kazatskoie village of Novoazovskii region of Donetsk province, photo of 1970s (from A.V.Kolesnik’s archive)
археологи в благодарность за то, что промыш- продолжали стоять там вплоть до настояще- ленник “спонсировал” XII Археологический го времени, пока несколько лет назад не были съезд, который прошел в Харькове. Изваяния украдены34 (Дикань Ф., б/г).
34 	Судя по всему, они были перевезены в известный дендропарк у пгт Краснокутск Харьковской обл. (venividi.ru/node/5501).
237


Рис. 19. Изваяния у остатков ворот в бывшем имении в с.Натальевка Харьковской обл., фото из Интернета.
Fig. 19. Statues at the remains of a gate in the former manor in Natalievka village of Kharkov province, a photo from the Internet
У г.Брянка на Луганщине в усадьбе Криворожье вокруг искусственного озера по велению хозяина усадьбы было установлено 15 статуй. По преданиям, они и по сей день лежат в иловых отложениях теперь уже высохшего озера. Одна из них была вынута и теперь хранится в парке-музее в Луганске (Красильников К.И., 1999, с.56). Каменные бабы украшали помещичий двор в с.Веселая Гора, в пос.Бирюково (в прошлом - слобода Петрово-Кундрючья), двор конезавода в с.Даниловка. Для этих целей изваяния специально свозили с разных мест, в том числе из-под Лугани (Красильников К.И., 1999, с.56; Ключнева И.Н., 2005, с.95).
В 1870 гг в имении Голуба около Бахму- та (ныне г.Артемовск Донецкой обл.) была собрана коллекция каменных изваяний, которую современники находили как “значительную и замечательную” (Борисяк Н.Д., 1878, с.209). В.А.Городцов в 1903 г, проводя раскопки так называемых Больших курганов у д.Новоалександровка в Бахмутском уезде Екате- ринославской губернии (Городцов, 19076, с.323-
325) (ныне часть с.Резниковка Артемовского р-на Донецкой обл.) отмечал, что “всего на Больших курганах имения г.Рубашкина находилось 6 каменных баб, из них одна взята в сад, а остальные лежат на разрушенных насыпях курганов” (ТИМ ОПИ, ф.431, ед.хр.431, л.74об.). Достаточно большая коллекция изваяний была собрана в помещичьей усадьбе в с.Чистяково (ныне г.Торез Донецкой обл.) (Евсеев В.М., 1932).
Два каменных изваяния находились в слободе Марьевке в саду помещицы Щербатовой; в 1926 г они, вместе с другими, были привезены в Воронеж, где и по настоящее время сохраняются в музее (Шоков А.Ф., 1964, с. 136). Еще пять статуй находились в саду местного землевладельца в слободе Нижние Лубянки Бирюческо- го уезда Воронежской губернии (ныне - Красногвардейский р-н Белгородской обл.); они также были привезены в Воронеж, но только одна из них попала в музей (Шоков А.Ф., 1964, с. 136). По сведениям А.А.Иессена, в 1905 г он видел “каменую бабу”, стоящую в саду имения Раевских в Новохоперском уезде Воронежской губернии (Шоков А.Ф., 1964, с. 139).
238


Ряд изваяний, находившихся в имениях в XIX - нач.ХХ в. в пределах Саратовской губернии, упоминает Б.В.Зайковский:
- в имении “Павловка”, некогда принадлежавшем князьям Волконским, в Балашовском уезде в 90 гг XIX в. “в особом сарае хранились собранные княгинею памятники древности. Здесь было, между прочим, несколько каменных баб, различной величины и формы” (Зай- ковский Б.В., 1908, с.22);
- в Вольском уезде “около 30 лет назад во время раскопки горы для отыскания камня на фундамент барского дома в имении графини Елены Ивановны Шуваловой, была найдена на подобие столба каменная баба, изображающая мужчину-татарина, у которого рук и ног нет. ... Столб этот находится в саду при означенном имении” (Зайковский Б.В., 1908, с.26);
- в Саратовском уезде “на архиерейской даче, в лесу, под горою, на берегу бассейна ныне высохшего пруда, находится довольно обширный грот, сооруженный из местного камня-дикаря. У входа, по обеим сторонам, стоят, глубоко врытые в землю, две каменные бабы довольно грубой работы35” (Зайковский Б.В., 1908, с.26);
-в г.Сарепта(ныне в пределахг.Волгограда) в саду г.Глича находились два изваяния, которые “служат украшением его цветника” (Зайковский Б.В., 1908, с.27).
Около двух десятков каменных “баб” было собрано во 2-й пол.ХІХ в. В.Е. фон Граффом, основателем Великоанадольского леса в Приазовье (Редько Г.И., 1994, с.235), которые и по сегодняшний день находятся там (Плетнева С.А., 1974, с. 10, 85-86). Коллекция каменных изваяний находилась в конце XIX в. у Ф.Э.Фальц-Фейна в Аскания-Нова (ныне Херсонская обл.). Два изваяния установлены у входа в пещеру в Краснокутском (Каразин- ском) дендропарке в Харьковской обл. (рис.20), основанном как Акклиматизационный сад
В.Н.Каразиным в 1-й пол. XIX в.
Каменные изваяния (не менее двух) издавна находятся в саду Воронцовского дворца в Алупке в Крыму. Согласно данных А.И.Пискарева, “в городе Новочеркасске, в
Александровском саду, 10, и при домах тамошних жителей, 3” (Пискарев А.И., 1851, с.217), хотя С.А.Плетнева в городском саду упоминает уже только пять статуй (Плетнева С.А., 1974, с. 10, 98, кат.918-922).
В известной подмосковной усадьбе Абрамцево (ныне это музей-усадьба “Абрамцево”) еще в кон.ХІХ в. было установлено три изваяния (Плетнева С.А., 1974, с. 11): два слева от входа в усадьбу и одно возле так называемой “избушки на курьих ножках”, детской беседки, построенной в 1883 г по проекту В.М.Васнецова (рис.21). Изваяния были найдены при постройке железной дороги в Харьковской губернии и привезены в усадьбу
С.И.Мамонтовым.
Фрагментированное каменное изваяние находилось в XIX в. в саду графа Строганова, расположенном между Малой Невкой и Черной речкой в Санкт-Петербурге (Терещенко А., 1866, с.28). Еще одно изваяние хотел перевезти в Санкт-Петербург граф А.А.Перовский, однако его смерть помешала осуществить задуманное (Терещенко А., 1866, с.27-28). Известны каменные изваяния в подмосковных имениях - Нарышкиных у Кунцева и графа С.П.Румянцева (брата государственного канцлера) в Зенино (Формозов А.А., 2007, с.50).
В имении Д.П.Алферова (слобода Лазарев- ка, Нечаевская волость Курской губернии) “на взгорье” находилось каменное изваяние, которое еще в 1810 г было вывезено из Екатери- нославской губернии купцом Б.А.Морозовым и стояло сначала в г.Короче на ул.Мещанской возле дома краеведа В.В.Ширяева (Златовер- ховников Н.И., 1902). В Безсоновской волости Белгородского уезда Курской губернии управляющий А.А.Ершов в 80 гг XIX в. перенес изваяние в сад имения г-жи Иост (Златоверхов- ников Н.И., 1902). “...B имении Вонлярове, в 25 верстах от г. Смоленска, по железной дороге, к Бресту, до 1890 года хранилось в саду, как украшение, вкопанное по пояс в земле изваяние из камня, так называемая «каменная баба»” (Грачев В.И., 1908, с. 10).
Вероятно, подобные коллекции были достаточно распространены по всей европей-
35 	“Когда и кем сооружен этот грот - достоверно неизвестно; но по одному преданию, епископом- археологом - преосвящ. Иаковом, по другому - преосв. Иоанникием II, который, как говорят, любил проводить здесь в уединении часы досуга” (Зайковский Б.В., 1908, с.25).
239


Рис. 20. Изваяния у входа в пещеру в Краснокутском дендропарке в Харьковской обл., фото из Интернета.
Fig. 20. Statues at the entrance to a cave in Krasnokutsk arboretum in Kharkov province, a photo from the Internet
ской степной части Российской империи (ср.: Супруненко А.Б., 1989, с.267), что позволило Г.И.Спасскому упомянуть их среди основных способов использования изваяний в середине XIX в.: “одни закладены в стены домов, другие употреблены на столбы к воротам или поставлены в садах” (Спасский Г.И., 1844, с.594), аналогичное замечание принадлежит и Н.И.Веселовскому: “их беспрепятственно свозили или для хозяйственных надобностей, или для украшения помещичьих садов и усадеб” (Веселовский Н.И., 1915, с. 15). А Б.В.Зайковский рассказывает об одном из изваяний, хранящихся в музее Архивной комиссии в г.Саратове, которое “очень долго странствовало по Балашовскому уезду”, переходя от одного дворянина-владельца к другому (Зайковский Б.В., 1908, с.29).
Рис. 21. Изваяние в музее-усадьбе Абрамцево, Подмосковье, фото из Интернета.
Fig. 21. A statue in Abramtzevo Memorial Estate, Moscow suburbs, a photo from the Internet
240


В связи большим интересом, проявленным помещиками к “каменным бабам” якобы еще в XIX в., стали появляться поддельные изваяния. Крестьяне вырубали их из камня, затем вымачивали в воде и выдавали своим помещикам за подлинные (по информации П.А.Овечко, директора регионального ландшафтного парка “Донецкий кряж”: Постнова В., 2002). О подделке каменных изваяний упоминает А.И.Ружицкий, который, впрочем, в изваянии “новейшей формации” увидел “лишь слабую попытку нашего современника перенести архаическое искусство на родную почву” (Ружицкий А.И., 1906, с. 112). С.А.Плетнева в одном из описываемых в своде изваянии из Днепропетровской обл. видит возможную подделку, в частности потому, что на ней сохранились остатки каких- то надписей и дата - 1820 (Плетнева С.А., 1974, с.79, кат.36). Великолепно выполненное современным скульптором каменное изваяние находится на вершине смоделированного кургана, расположенного у профилактория Запорожского национального университета на юге о.Хортица (г.Запорожье) (рис.22). Осенью 2008 г в Запорожский областной краеведческий музей поступило изваяние, поднятое со дна Днепра (рис.23), которое оказалось современным творением скульптора С.Канищева, а за древнюю ее старался выдать хозяин местной базы отдыха А.Перекупенко (В Днепре нашли бабу..., 2008).
В настоящее время также есть любители ставить изваяния у себя на дачах или усадьбах в саду. Такая информация известна, в частности, в отношении жителей с.Николаевка Тельмановского р-на (Удовиченко O.I., 2002, с.93), пгт Мангуш (Хоба Ю., 2004), пгт Ялта и с.Парасковеевка (частная информация) Донецкой обл.
Те же жители с.Чубаревка Запорожской обл., нашедшие изваяние в фундаменте старого панского дома, находку свою не бросили, а, прикатив ломами, установили возле дома (Шак
В., 2006). Г.М.Буровым был обнаружен целый
ряд изваяний в усадьбах жителей пгт Гуляй- Поле Запорожской обл. и в близлежащих селах (Буров Г.М., 1993, с.244, 247).
Ставили изваяния на подворье и в качестве охранников (Бондаренко В., 2006), своеобразных “каменных сторожей” (Красильников К.И., 1999, с.57). Хранительницей дома называет М.Соколенко упомянутую выше статую, поставленную в воротах усадьбы Б.Г.Филонова в Харькове (Соколенко М., 2007). Жительница г.Тореза Донецкой обл. Т.Н.Щеблыкина, которая нашла во дворе купленного дома “каменную бабу”, считала ее покровителем и охранником дома (информация записана 13.10.2009). Одним из журналистких штампов уже давно стало упоминание об изваяниях, стоящих “как стражи” возле входа в музеи, или в ином варианте - “каменные стражи степей ” (например: www.museum.dp.ua/affiliate/hmuseum/ idols.html; photo.unian.net/rus/detail/124248. html и др.).
Подобное отношение к изваяниям можно отметить не только у отдельных жителей, но и у местных властей. Исправник Днепровского уезда Таврической губернии сообщал, что “в сел. Кайрах при сельском управлении шесть [изваяний]36, ...в сел. Горностаевке... пять [изваяний], собранных в 1837 году от жителей - при сельском управлении” (Стевен А., 1891, с.85). В 30 гг XIX в. П.И.Кеппен видел “ ... величайшего из известных мне болванов, который ныне поставлен перед сборною избою в Павлограде (Екатеринославской губернии)” (О курганах..., 1908, с.40). Еще в кон.ХІХ в. подобные изваяния, выкопанные из курганов, стояли в Донской области возле волостного правления в селе Троицком (Дело ИАК..., 1891), в Верхне-Кундрюченской станице “против станичного правления” (Дело ИАК..., 1891, л.39). Аналогично, в Павлоградском уезде Екатеринославской губернии по несколько изваяний стояло у “Сельской Расправы” в с.Васюковка и Новопавловка (Терещенко А., 1866, с. 17, 19), а в с.Луганском Бахмутского уезда две бабы стояли “около общественного
36 	О трех из этих изваяний упоминает П.И. Кеппен: “Близнецовые курганы, Таврической губернии, Днепровского уезда, в округе селения Кайры. С них снята одна каменная баба и поставлена в селе у сельского управления... Долгий курган... в округе селения Кайры. Подле него стояли две каменные бабы, которые до 1847 г. отвезены были в селение Кайры, где находились при сельском управлении” (Репников Н., 1908, с.43,45).
241


Рис. 22. Изваяние-новодел на о.Хортица в г.Запорожье, фото 2009 г.
Fig. 22. A newly-made statue on Hortitsa island in Zaporozhie, a photo of 2009
магазина” (Терещенко A., 1866, c.21). Каменное изваяние в нач.ХХ в. (в 1908 г - ?) было установлено у бокового входа в здание Полтавского губернского земства (это связано было с тем, что в 1908-1912 гг в мансарде здания находилась экспозиция “Музея Е.Н.Скаржинской”) (Супруненко О.Б., 2000а, с. 193, фото). В 1905 г в Таврической губернии каменные изваяния стояли: “1) в Мелитополе во дворе Уездной Земской Управы; 2) в с.Девненском, Бердян- ского уезда, Покровской волости... на месте у сельского правления” (Ружицкий А.И., 1906, с.114).
П.М.Пиневич, проводя разведки в 1929 г, отметил каменное изваяние, установленное в с.Ялта (ныне Першотравневый р-н Донецкой обл.) “у сельбуда” (рис.24) (Пиневич П.М., 1929, л.32). По воспоминаниям жителей с.Кумачево Донецкой обл., “каменная баба” в 1920-1930 гг стояла в центре возле церкви (записано в 1992 г со слов сельского головы В.Д.Воронова).
В 1932 г в с.Чистяково (ныне г.Торез Донецкой обл.) каменное изваяние, “сильно оббитое”, стояло возле здания райисполкома (Евсеев В.М., 1932; Усачук А.Н., 1994, с.101). В 1934 г во время археологических разведок в Подонье, возглавлявшихся Б.Б.Пиотровским, была встречена “каменная баба”, находившаяся на площади у школы станицы Вешенской (Пиотровский Б.Б. и др., 1941, с.174). Два изваяния в конце 1960 гг стояли у правления совхоза “Авангард” в с.Вербово Васильковского р-на Днепропетровской обл. (Плетнева
С.А., 1974, с.80, кат.63, 64), а одно изваяние - возле правления колхоза им А.В.Суворова в Гуляйпольском р-не Запорожской обл. (Буров Г.М., 1993, с.247).
Два изваяния, также снятые с курганов, в настоящее время установлены возле сельского совета в с.Красновка Донецкой обл. (информация 2008 г). Достаточно трепетно относится руководство карьероуправления ВАТ “Тельманов-
242


Рис. 23. Изваяние-новодел из г.Запорожье, фото из Интернета.
Fig. 23. A newly-made statue from Zaporozhye, a photo from the Internet
ский карьер” к каменному изваянию, вкопанному на обочине дороги в Тельмановском р-не Донецкой обл. (Удовиченко O.I., 2002, с.93), считая его важной местной достопримечательностью. Аналогично в 1989 г одним из авторов было зафиксировано крупное изваяние с отбитой головой возле обочины дороги между селами Федо- ровка и Зеленый Яр в Володарском р-не Донецкой обл., которое было привезено, поставлено и побелено сотрудниками расположенной рядом тракторной бригады (рис.25). У дороги между селами Юрьевка и Каменка в Добропольском р-не Донецкой обл. сооружена невысокая насыпь, на которой установлено каменное изваяние, ранее находившееся на кургане37.
В 2001-2002 гг в местной прессе достаточно нашумела история о “похищении” ка¬
менных изваяний в селах Гусарка и Елисеев- ка Запорожской области, связанная с их перевозом в Бердянский краеведческий музей, что возмутило местное руководство (Аннинская И., 2002). В близкой ситуации, когда “каменная баба” по указанию районных властей была перевезена из с.Юрьевка в районный центр г.Доброполье Донецкой обл. и вкопана в центральном парке, спустя несколько лет изваяние было возвращено в село и установлено возле сельсовета.
Об отношении жителей к своим “святыням” - местным каменным изваяниям - уже неоднократно упоминалось выше. Еще один поразительный эпизод был описан В.И.Грачевым относительно крестьян с.Болваны Смоленской губернии:“Помещик, г. Пенский, хотел купить у крестьян... идола; но крестьяне и слышать не хотели об этом. Тогда он тайно увез «бабушку» ночью, а место, где она стояла, посыпал пеплом. Вероятно, г. Пенский полагал, что крестьяне, заметив пепел, подумают, что «бабушка» их улетела на небо. Но крестьяне не поверили такой нехитрой выдумке и после долгих розысков узнали о месте пребывания своей «бабушки», отправились к г. Пенскому миром и силою отобрали у него идола. Так дорожат этим идолом соседние крестьяне. В 1890 г., заведующий Смоленским историческим музеем С.П.Писарев, узнав о существовании этого каменного изваяния, обратился к начальнику губернии с просьбою, в которой, указав на то, что крестьяне деревни Болваны благоговейно чтут идола, что в христианском мире не может быть терпимо, как культ языческого бога; сохранить же изваяние это следует на память последующим поколениям, как остаток глубокой языческой старины, - ходатайствовал об оказании содействия относительно доставки этого изваяния в музей, где ему рациональнее находиться, чем на поле, близ невежественной толпы поселян, традиционно придающих ему значение, не соответственное просвещенному нынешнему веку. В том же году последовал на ходатайство заведующего ответ, в котором, между прочим, сказано, что Рославльский исправник, которому было поручено это дело, донес, что каменное изваяние это имеет вид человеческого туловища, грубо высеченного
37 	Сообщение сотрудника Донецкого областного краеведческого музея Э.Е.Кравченко.
243


Рис. 24. Изваяние из с.Ялта Першотравневого р-на Донецкой обл., рис. П.М.Пиневича, 1929 г.
Fig. 24. A statue from Yalta village of Pershotravnevyi region of Donetsk province, P.M.Pinevich’s drawing, 1929
из сероватого камня, представляющего в своем основании пирамиду, обращенную вершиною вниз, глубоко входящую, по словам крестьян, в землю. Указав затем на неудавшуюся попытку г. Пенского завладеть этим идолом, исправник присовокупил что, по мнению станового пристава, весьма возможно ожидать со стороны крестьян деревни Болваны сопротивления и даже насилия полицейскому чиновнику, в случае отобрания у них этого идола, так как даже духовенство не может оказать никакого влияния на ослабление их суеверия. В виду этого обстоятельства начальником губернии предложено было Рославльскому исправнику приостановиться принятием каких-либо мер к доставлению этого изваяния в исторический
Рис. 25. Изваяние у дороги Федоровка - Зеленый Яр в Володарском р-не Донецкой обл., фото 1988 г.
Fig. 25. A statue at Fiodorovka - Zelenyi Yar road in Volodarskii region of Donetsk province, a photo of 1988
музей без добровольного согласия на это со стороны крестьян деревни Болваны” (Грачев В.И., 1908, с. 12-13).
В 1990 гг в Донецкой области стало популярным возле различных организаций делать небольшую насыпь и ставить на них каменные изваяния. Это уже упоминавшиеся случаи с бизнес-центром в Донецке, Донецким региональным центром земельного кадастра, а также рядом с кафе “Ё-моё” в Донецке
244


(Мартынова Е., 2003), кафе в Красноармейске и Горловке (там изваяния удалось перевезти в местные музеи) и пгт Ялта. Половецкие каменные изваяния, называемые скифскими, стоят в г.Новочеркасске Ростовской обл. возле ресторана “Сармат” (!) (Скифские каменные изваяния, 2009).
Восприятие изваяний как обычное, а подчас карикатурное изображение людей приводило иногда к тому, что им дорисовывали черты лица, если оно было совсем стертое (например, “каменная баба” из с.Еристовка, хранящаяся в Кременчугском краеведческом музее: рис. 12), изваяния, хранящиеся в Донецком областном краеведческом музее и парке-музее г.Луганска (Красильников К.И., 1999, с.57, 75) и многие др.). Если лицо было оббитым, его могли восстановить с помощью цемента (изваяние из Запорожского обл. краеведческого музея - рис.26); у “каменной бабы”, долгое время стоявшей на одном из курганов группы “Сторожевые Могилы” у с.Нескучное Донецкой обл., а затем разбитой, восстановили голову38; статуя из с.Никольское Васильевского р-на Запорожской обл. была переделана в кон.ХІХ в. (Плетнева С.А., 1974, с.80, кат.54).
Молодежь иногда дорисовывала женские изваяния, акцентируя половые признаки (например, изваяния из г.Доброполья и г.Волноваха Донецкой обл., г.Изюма Харьковской обл. - наблюдения авторов). А.В.Терещенко еще в сер.ХІХ в. зафиксировал женскую статую, которая была полностью разрисована разноцветными красками: “кто- то выдумал и окрасил всю фигуру: шапку покрыл темно-кирпичным и желтоватым цветами, монисто красною, синею и бледно-желтою красками, тело красноватым цветом, нос, глаза и губы угольно-масляной краскою, на ногах выведены черные башмаки” (Терещенко А., 1866, с. 17). Б.В.Зайковский упоминает, что, “по сведениям учителя... г. Головцова, с западной стороны Балашова [Саратовской губ.] ...во владении В.П.Туркина находится не местный камень с грубым изображением высеченной на нем человеческой головы монгольского типа; нос и нижняя часть лица попорчены; голова, глаза и уши выкрашены
кем-то, в позднейшее время, желтой краской” (Зайковский Б.В., 1908, с.21).
При осмотре изваяний А.В.Евглевским были зафиксированы нарисованные или выбитые лица на средневековых скульптурах из г.Волноваха и Дзержинска, из г.Запорожья, Бердянска и Покровска Запорожской обл., г.Изюма Харьковской обл. Два таких изваяния находятся возле дорог в Тельмановском р-не Донецкой обл. (рис.27). На одной из “баб” с отбитой головой, находящейся возле Бердянского музея, лицо изображено на округлом животе. Аналогично у одного из изваяний с отбитыми головой и руками из коллекции Донецкого областного краеведческого музея туловище было округлено и фактически приобрело форму головы (рис.28).
Многие люди любят фотографироваться рядом с изваяниями (например: “Сегодня” от 05.02.2005; 19.03.2005; Цымбал В.И., 2010, с. 19, 21, 42) (рис.29-32, 34, 35), часто “осовременивая” их, одевая какие-то одежды, головные уборы, украшения и т.д. Достаточно типичным является фотоснимок, когда фотографирующийся, позируя, отбитую голову каменной бабы “заменяет” своей (рис.25; 33).
Неоднократно изваяния вдохновляли художников и скульпторов. К примеру, скульптор Вадим Сидур, уроженец Днепропетровска, отмечая могучее воздействие каменных изваяний на свое творчество, писал: “Самым первым и незабываемым впечатлением от архаичной скульптуры было детское изумление от огромных идолов, высеченных из серого гранита скифами и установленных на курганах в украинской степи. Несколько таких изваяний стояло перед Историческим музеем в Днепропетровске. Я подолгу рассматривал этих скифских баб, как их называют в Украине, поражаясь их грандиозности и спокойствию, рассчитанному на вечность” (Платонов В., 2005). Великолепные рисунки каменных изваяний, сделанные в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии, принадлежат известному русскому художнику С.В.Иванову (хранятся в фондах РЕАЛИ). В 1845 г “Пейзаж с каменными бабами” нарисовал Т.Г.Шевченко, изобразив два изваяния, стоявшие в центре с.Шедиево (ныне
38 	Информация А.С.Бугаева, заведующего Мемориальным музеем-усадьбой В.И.Немировича- Данченко.
245


Рис. 26. Изваяние у Запорожского областного краеведческого музея, фото 2009 г.
Fig. 26. A statue near the Zaporozhye Regional Museum of Local History, a photo of 2009
Новосанжарский р-н Полтавской обл.) на Оре- ли (Бовкун I.B., Супруненко О.Б., 1992, с. 123- 125; Супруненко О.Б., 20006, с.94). Несколько рисунков половецких каменных изваяний (в частности, из собрания современного Днепропетровского исторического музея) принадлежат Н.К.Рериху (Маточкин Е.П., Мельников В.Л., 2000). В Сумском художественном музее хранится рисунок Н.Х.Онацкого “Курган с каменной бабой”, датированный 1923 г (Онаць- кий Н., 2001, с.107; Граб B.I., 2001, с.109)39.
Образ “каменной бабы” постоянно присутствует в художественной литературе, особенно
Рис. 27. Изваяние у трассы Тельманово - Новоазовск Донецкой обл., фото 1976 г.
Fig. 27. A statue by the Telmanovo - Novoazovsk highway in Donetsk province, a photo of 1976
в поэзии. Выше говорилось о негативном восприятии подобного образа в литературе. Конечно, негативное отношение к каменным изваяниям в какой-то мере сохранилось и по сей день (“Каменная баба” А.Туголукова, “Словно часовой на страже штаба” Ю.Лопарева), однако подобная трактовка далеко не исчерпывает отношения к образу “каменной бабы” у писателей и поэтов на протяжении XIX-XX вв. Напомним, что у того же В.Хлебникова каменная баба не только предвестник несчастья (“Ночь в окопе”), но и глубоко поэтичный образ “девы степей ” (“Каменная баба”).
39 	В более ранней публикации (Супруненко О.Б., 1998, с.95,рис.93) указана другая дата создания рисунка - 1927 г.
246


Рис. 28. Изваяние у Донецкого областного краеведческого музея, фото 2009 г.
Fig. 28. A statue near the Donetsk Regional Museum of Local History, a photo of 2009
Как правило, в литературных произведениях каменные изваяния воспринимаются как что-то древнее, незыблемое, чуть ли не вечное. И на фоне этой вечности еще более видится быстротечность нашего бытия. Подобная трактовка образа “каменной бабы” находит отражение в стихотворении К.Случевского “Каменные бабы”, в рассказе Г.Данилевского “Слободка”, несколько позже - у поэтов “серебряного века”. С.Бобров (“Каменная баба”) представляет изваяние в степи чем-то застывшим в сравнении с быстро проносящейся жизнью:
В степи седеющий курган Ты издали заметишь темный,
На нем - горбатый истукан,
Он серожелтый и огромный.
Рис. 29. Фото с изваянием, у трассы Тельманово - Новоазовск Донецкой обл., 1950 гг (из архива А.В.Колесника).
Fig. 29. A photo with a statue, by the Telmanovo - Novoazovsk highway in Donetsk province, 1950s (from A.V.Kolesnik’s archive)
М.Волошин (“Дикое поле ”) вплетает образ стоящих на курганах изваяний в общую картину бесконечного течения времени в степи:
Только ветр закаспийских угорий Мутит воды степных лукоморий, Плещет, рыщет -развалист и хляб - По оврагам, увалам, излогам,
По немереным скифским дорогам Меж курганов и каменных баб.
У известного драматурга и театрального деятеля В.И.Немировича-Данченко в рукописном варианте известна пьеса “Курган”, действие которой происходит на фоне неизменно спокойной древней “каменной бабы” (Соловьева И.Н., 1979, с. 155).
247


Рис. ЗО. Фото с изваянием, Великоана- дольское лесничество (Донецкая обл.), 2006 г.
Fig. ЗО. A photo with a statue, the Velikaia Anadol forestry (Donetsk province), 2006
Позже мотив быстротекущего времени, кипящей истории и незыблемости, иногда чуть ли не безразличия каменных баб сквозит в повести Ч.Айтматова “Верблюжий глаз”, в романе П.Проскурина “Имя твое”, в чарующих строках А.Тарковского (“Где целовали степь курганы”), в стихах многих поэтов последних десятилетий, когда образ “каменной бабы” снова стал достаточно популярным40, в поэмах А.Сутулы “У каменной бабы” и Э.Леончик “Каменная баба”, и даже в хайку А.Кудряшова:
Пыльная степь В зеркале заднего вида Отраженья каменных баб.
Современный писатель С.Бронин свою довольно грустную и правдивую повесть о врачах в глубокой провинции назвал “Каменная баба”. Встреча читателя (и главной героини) с изваянием происходит в начале повести, когда героине приходится свернуть с улицы в степь, причем, “.. .две'случайные свидетельницы этого необдуманного рывка в сторону усмотрели в нем нечто невиданное и отнеслись к нему с очевидным изумлением”. Каменная баба, как и положено, стоит за границей села вне обжитого пространства, как бы наблюдая за жизнью людей - писатель специально подчеркивает это: “в стороне осталось вытянутое как по веревке Петровское, которое отсюда было видно на большом протяжении: так надо отойти в сторону, чтобы разглядеть отрезок жизни; рядом стояла каменная баба: безликая и безгласная участница истории”. В последних строках повести, после многих событий своеобразной и неоднозначной жизни в Петровском и около, С.Бронин снова возвращается к изваянию: “Что еще?.. Каменная баба, ровесница времени и свидетельница истории, врытая по колена в землю, стоит в одиночестве среди степи, терпит жар, холод и прочие лишения, и смотрит на нас сочувственными, пустыми, выплаканными глазницами”.
Отметим новые грани осмысления феномена каменных изваяний. В написанном сразу после Победы в 1945 г стихотворении Д.Кедрина “Месяц однорогий выплыл, за- туманясь...” стоящая на кургане каменная баба полностью введена в систему “своих”, потому что несет ночью смерть пришедшему в наши степи захватчику-“германцу’41. Б.Мозолевский ведет речь от имени каменного изваяния (“Ідол”): люди столетиями видят в Идоле жестокое божество и ((боятъся тем-
40 В.Маурин “К каменной бабе”, С.Кутолин “Каменные бабы”, Л.Козлова “Метель я слушаю опять”, Н.Чайковский “Три каменных бабы”, С.Овчаренко “Я мысленно вхожу в Керкинитиду...”, А.Ивантер “Каменная баба”, С.Грущанский “Каменные бабы Алтая”, В.Пахомов “Половецкая баба”, А.Туголуков “Каменная баба”, Л.Некрасовская “Густо кровью пропитано время”, Е.Коробкова “Немые каменные бабы”, Л.Смирнов “Баллада о каменных бабах” и др.
41 Вспомним, что в повести “Уездное” Е.Замятин, обличая российскую власть и сравнивая ее носителя с каменной бабой, использовал исторически бессмысленное, но художественно очень сильное: “Будто и не человек шел, а старая воскресшая курганная баба, нелепая русская каменная баба” (выделено нами - Ю.П., А.У.).
248


Рис. 31. Фото с изваянием, пос.Зайцево в г.Горловка Донецкой обл., 1999 г.
Fig. 31. A photo with a statue, Zaitsevo settlement in Gorlovka town of Donetsk province, 1999
ні очі підвести ”, хотя сам Идол пытается достучаться до людских душ: “я тільки камінь, грубий сірий камінь! У барикаду покладіть мене ”.
Появились произведения, где на каменные изваяния смотрят, как на почти живых, когда вывезенные из степи в музей, они становятся уязвимыми. Грустит о былом поставленое у входа в музей “изделье половецких мастеров ” в стихотворении В.Ковенацкого “Каменная баба”, когда “и день осенний монотонно сер ”, а у А.Третьякова (“Каменные бабы”):
...И во дворе музейном бабы плачут.
Нет ковылей, наездников лихих - И дождь идет. И бабы слез не прячут. Они из камня, что нам слезы их!
В большом произведении Д.Ковригина “Каменная баба на Ветру Вечности” изваяние вообще уничтожили:
...Ломовую телегу пригнали И в уездный трактирный двор На потеху стащили Бабу Но и там недолго стояла...
Кто-то умный “ненужным ” гранитом Замостил вечно грязную площадь... Постепенно поэты и писатели стали воспринимать изваяния как женщин, хоть и каменных. Вероятно, столь привычное наименование скульптур “каменная баба” постепенно сформировало и подобное отношение к ним.
“Каменная баба - это символ женщины, а... женщина придает смысл всей нашей жизни... даже если это каменная баба”, - восклицает известный писатель-фантаст В.Головачев (Сид И., 2004). Иногда поэтессы отождествляют себя с изваяниями как с женщинами, окаменевшими в ожидании любви: Г.Улынина “Каменная баба”, В.Дмитриева “Каменная баба (грустная история любви)”.
Кроме того, образ “каменной бабы” стал соотноситься с будущей матерью. Матушка Природа, прародительница всего живого в современной сказке Н.Степанова “Каменная баба” предстает как “огромная Каменная Баба, возвышающаяся над всеми горами”. У А.Сутулы “она всем мадоннам праматерь ” (“У каменной бабы”). В.Косарев видит само каменное изваяние беременным и, задавая себе вопрос, кто он, сумевший заставить зачать даже камень, отвечает, очевидно, Бог: ”... в степи стоит баба. Над нею - Бог ” (“Дух”). О.Юровская замечает: “И каменная баба сложит руки, Как будущая мать на животе ” (“У каменной бабы”). Особенно пронзительное в этом отношении, на наш взгляд, стихотворение А.Вознесенского:
Сидишь беременная, бледная.
Как ты переменилась, бедная.
Сидишь, одергивая платьице
И плачется тебе, и плачется...
249


Рис. 32. Фото с изваянием из раскопок к.З у с.Новониколаевка Славянского р-на Донецкой обл., Новостроечная археологическая экспедиция Донецкого государственного университета, 1983 г (из архива Т.М.Потемкиной).
Fig. 32. A photo with a statue from excavations of barrow 3 near Novonikolaievka village of Slaviansk region of Donetsk, Novostroiechnaia archaeological expedition of Donetsk State University, 1983 (from T.M.Potyomkina’s archive)
За что нас только бабы балуют И губы, падая, дают,
И выбегают за шлагбаумы,
И от вагонов отстают?
Как ты бежала за вагонами,
Глядела в полосы оконные ...
Стучат почтовые, курьерские, Хабаровские, люберецкие ...
И от Москвы до Ашхабада,
Остолбенев от немоты,
Стоят, как каменные бабы,
Луне подставив животы.
И поворачиваясь к свету В ночном быту необжитом
Рис. 33. Фото с изваянием, Хортицкий национальный заповедник, г.Запорожье, из Интернета.
Fig. 33. A photo with a statue, Khortitsa National Reserve, Zaporozhie, from the Internet
Как понимает их планета Своим огромным животом.
В отождествлении каменной бабы с женщиной интересна также параллель с иным подобным образом - снежной бабой (М.Шехтман “Разговор каменной бабы со снежной”):
Одной - жара и жажда.
Той - холод нипочём.
Но вот сошлись однажды И говорят...
О чём?
...О том, что время свищет И облака бегут,
Что счастья, как ни ищут,
Доселе не найдут,
Что ни дитя, ни хаты
250


Рис. 34. Фото с изваянием, Донецкий ботанический сад НАН Украины, 1997 г.
Fig. 34. A photo with a statue, Donetsk Botanical Garden of National Academy of Sciences of Ukraine, 1997
Рис. 35. Фото с изваянием, Донецкий национальный университет, 2010 г. Fig. 35. A photo with a statue, Donetsk National University, 2010
251


Не дадено судьбой,
Никто не виноватый,
А ты хоть волком вой, Что вороньё, да ветер,
Да горестные сны...
Той жить - тысячелетья, А этой - до весны.
Заключение
Каменные антропоморфные изваяния, оставленные в большом количестве на курганах средневековыми тюркскими народами, в условиях колонизации и плотного заселения Степи оседлым населением обрели новую, фактически вторую жизнь. Пришлое население первоначально воспринимало их настороженно, пытаясь определить свое отношение к необычным изображениям людей, преимущественно называемых “каменными бабами”. Были сложены многочисленные легенды, объяснявшие откуда появились “окаменевшие” люди в степи.
Однако по мере роста населения степного края крепло и более прагматичное отношение к каменным изваяниям - в них, прежде всего, видели камень, являвшийся ценным сырьем для строительства и различных хозяйственных целей. В 1-й пол.XIX в. изваяния начали массово снимать с курганов и по-разному использовать. По всей видимости, их значительная часть в то время ушла на строительные нужды.
К сохранившимся изваяниям выработалось двоякое отношение - они вызывали как суеверный страх, так и надежду на защиту и помощь в различных жизненных обстоятельствах. Прежде всего, христианское население достаточно негативно отнеслось к языческим идолам, сам факт существования которых противоречил одной из заповедей (“Не делай себе кумира и никакого изображения... Не поклоняйся им и не служи им...” Исх. 20: 4-5). Поэтому те изваяния, которые не были использованы в хозяйстве как обычный камень, как правило, разбивали на куски, им отбивали головы и руки, стирали лицо, сбрасывали с курганов, а иногда оттаскивали в овраги или топили в реках. Правда, наряду с этим бытовал и страх перед местью “каменных баб”, которых сняли с их привычного места. Во всех регионах Укра¬
ины и европейской части России, где встречаются каменные изваяния, до сегодняшнего дня бытуют рассказы о болезнях и несчастьях, как индивидуальных, так и массовых, которые “насылают” потревоженные “бабы”, перенесенные с курганов в села и частные усадьбы. Именно поэтому каменные средневековые изваяния достаточно долго продолжали стоять на некоторых степных курганах.
С другой стороны, “каменные бабы” были восприняты относительно позитивно новым населением. Мистически настроенная его часть считала, что если к статуе относиться уважительно, то она станет защитницей. С “бабами”, в первую очередь, были связаны надежды степного населения на дождь, столь необходимый в условиях засушливого климата. Важным также стало “участие” изваяний в различных лечебных процедурах, ниспослании беременности и всяческого благополучия (ср.: отношение к “шаманским” камням в Средней Азии и Сибири (Дмитриев С.В., 2001)). “Каменные бабы” стали частью различных обрядов, в частности, купальской обрядности, что, конечно же, вызывало негодование православных священнослужителей и местной администрации. Между тем, большинство населения с течением времени все больше воспринимало изваяния как важную составную часть степного мира, ставшего своим. “Бабы” вошли в круг “своего” мира, и с “чужих” могил-курганов их теперь свозили в села, украшая изваяниями улицы, заборы и ворота, дворы усадеб. В этих действиях в кон.ХІХ - нач.ХХ в. были единодушны предствители различных социальных слоев - и крестьяне, и дворяне, и даже отдельные священнослужители.
В XX в., в советское время, изваяния почти ушли из жизни степного населения. Это было время еще более прагматичное и рациональное, с новыми кумирами и новой историей, в которой древности осталось не так уж много места. “Каменные бабы” почти исчезли из крестьянских усадеб, снова став банальным строительным материалом. Часть изваяний усилиями археологов, краеведов и других энтузиастов, конечно же, была спасена благодаря созданию многочисленных музейных коллекций.
Однако в последние два десятилетия с возрождением интереса к истории значительно возросло внимание и к средневековым из¬
252


ваяниям, которых начали массово именовать “скифскими бабами”. Снова появились частные коллекции изваяний, а газеты стали пестреть рассказами о случаях их мистического воздействия на людей как отрицательного, так и положительного.
К началу XXI в. “каменные бабы” прочно вошли в художественную культуру народов Украины и России. Причем, если в кон.ХІХ - нач.ХХ в. отношение к изваяниям в литературе было преимущественно настороженным и негативным, то через столетие оно сменилось почти полностью позитивным. Изваяния стали, с одной стороны, символами вечности и природной мудрости, а, с другой, - символами непростой женской доли. Грозные “каменные стражи Степи” теперь сами стали нуждаться в человеческом сочувствии и участии. Апофеозом таких настроений, на наш взгляд, является эпизод из рассказа украинского писателя В.Чемериса “Дике поле”:
“Тільки тут хлопець відчув, що йде дощ і козаки та коні вже давно їдуть мокрі. Гнатко звів голову й здригнувся: вони проїжджали повз кам’яну бабу. Вона сирітливо гнулася на дощі та вітрі й дивилася на Гнатка мокрими порожніми очима, немов прохаючи порятунку, а по її надутих щоках котилися краплі... «Кам’яна баба плаче, - жахнувся Гнатко, - у мене хоч дядько Микита є, а в неї ж нікого... Одна-однісінька на все Дике Поле».
- Стійте! - раптом крикнув Гнатко і, зсунувшись з кінського крупа, чимдуж залопотів по мокрій траві до кам’яної баби...
- Що це коїться з хлопцем? - пробурмотів Микита, кусаючи мокрий вус. І враз замовк, широко відкривши очі. Гнатко зняв з себе сіря¬
чину й накинув її на плечі кам’яній бабі, постояв так якусь хвилю на дощі, а потім рвучко припав до баби, і його плечі здригнулися... І здалося Микиті, що кам’яна баба ворухнулася, звела важку кам’яну руку і легенько погладила Гнатка по плечу, немов благословляючи його на тернисту дорогу лицарства й звитяги, а потім зазирнула йому у вічі і щось зашепотіла... Микита протер очі й похитнувся у сідлі... А коли знову розплющив очі, кам’яна баба, як і раніше, непорушно стояла з Гнатковою сірячиною на плечах... «Здалося, - сумно подумав Микита. - У Дикому Полі й не таке приверзеться». Щем здавив серце, ніби взяв у лещата. «Ех, Насте, полтавський мій соловейку, не знайшов я тебе за десять років та, мабуть, уже й не знайду. А може, то не кам’яна баба, а чиясь Настя закам’яніла від горя та сліз, від болю й наруги і віками виглядає з шляху свого коханого козака?.. А може, то вся Україна стоїть на сторожі, оберігаючи вічний сон своїх братів, батьків, синів?.. О вкраїнська мати! Бережи вічний сон синів своїх звитяжних!.. Буде колись Дике Поле нивою родючою!..»
...Мить - і троє вершників вже мчали напереріз вітрові. Гнатко востаннє оглянувся: кам’яна баба благально простягла до нього руки та й зігнулася під дощем навіки...”
Благодарности
Авторы искренне признательны А.В.Евглевскому, А.В.Колеснику и В.Ф.Кли- менко за возможность использовать материалы из их архивов, а также Т.М.Потемкиной, О.А.Поляковой и О.В.Харлан за помощь в подготовке статьи.
Литература и архивные материалы
Агульников С., Попович С., 2008. Новые находки антропоморфных стел в Пруто-
Днестровском междуречье (Памяти Е.Ю. Новицкого посвящается)// Музейний вісник. Вип.8. Запоріжжя.
Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., Ролле Р., 1991. Чертомлык. Скифский царский курган IV в. до н.э. К. Алеников В., б/г. Правила игры. Записки кинематографиста...// vasechkin.ru/index.php.
Андрух С.И., Тощев Г.Н., 1999. Могильник Мамай-Гора. Кн. I. Запорожье.
Аннинская И., 2002. Правда и вымысел о “похищении” каменных “баб”// Бердянск деловой.
№ 8 (385), 21 февраля/ www.delovoy.berdyansk.net/n385/7.html.
Анучин Д.Н., 1895. Каменные бабы// Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. Т. XIV. Калака - Кардам. СПб.
253


Археологическая ода, сочиненная Е.Е.Люценко, 1910// ИТУАК. № 44.
Архимандрит Рафаил (Карелин), 2004. В поисках истины. Беседы о духовной жизни. Саратов.
Багнюк А., 2006. Директор Хортиці та його баби// Україна молода. № 149, 16 серпня. К.
Базыма Б., 2009. Каменная баба. Легенда (из жизни отдыхающих)// Стихи.ру/ www.stihi. ru/2009/04/08/3192.
Бандрівський М., 1992. Сварожі лики. Археологічно-релігієзнавчі нариси з історії Західної України. Львів.
Банкноти і монети України. Інформаційно-довідковий журнал. Додаток до журналу “Вісник Національного банку України”. 2006. Вип.Ю. К.
Білецький О.П., 1960. “Козак Мамай” - українська народна картина. Львів.
Білецький О.П., 1969. Український портретний живопис XVII-XVIII ст. Проблеми становлення і розвитку. К.
Бовкун І.В., Супруненко О.Б., 1992. Половецька “кам’яна баба” з Шедієвого в Пооріллі// Археологічний збірник Полтавського краєзнавчого музею. Вип.1. Полтава.
Бондаренко В., 2006. Дайте бабам собственную хату! Уникальное музейное собрание нуждается в помощи// День, 8 сентября. К.
Борисяк Н.Д., 1878. Несколько слов о новейших археологических находках в Харьковской и Екатеринославской губерниях// Труды III АС. Т.Н. Приложения. К.
Бранденбург Н.Е., 1896. Из поездки 1891 г. в Донскую область и Бахмутский уезд// ЗРАО. T.VIII. Вып. Первый и второй. Новая серия. СПб.
Буров Г.М., 1993. Археологические памятники в бассейне р.Волчьей (по данным 1952-1955 гг.)// Древности степного Причерноморья и Крыма. T.IV. Запорожье.
Бушак С.М., 2002. Сміхова культура українського народу у творах “Козак Мамай” та “Запорожцях” Іллі Рєпіна// Скарбниця української культури. Вип.З. Чернігів.
В Днепре нашли бабу с косой Тимошенко, 2008// ForUa. Новости Украины, 8 декабря/ for-ua. com/ukraine/2008/12/08/114419.html.
Вамбери А., 2003. Путешествие по Средней Азии. М.
Веселовский Н., 1911. Статуи воинов из категории “каменных баб”// ИТУАК. № 45.
Веселовский Н.И., 1915. Современное состояние вопроса о каменных бабах// ЗООИД.
T.XXXII. Одесса.
Вирган I.O., Пилинська М.М., 1959. Російсько-український словник сталих виразів. К.
Воропай О., 1993. Звичаї нашого народу. Етнографічний нарис. К.
Герман А., 2006. Каменные изваяния из фондов музея “Новой археологической школы”// Збірка наукових праць Першої відкритої конференції молодих вчених з археології, етнографії та мистецтвознавства. К.
Горбаньова Л., 2009. Історія села Орлово-Іванівка в топонімах// Південно-Східна Україна: зі стародавності у XXI сторіччя. П’ята Всеукраїнська краєзнавча конференція учнівської молоді. Донецьк.
Городцов В.А., 1907а. Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде, Екатеринославской губернии, 1903 года// Тр. XIII АС в г.Екатеринославе, 1905 г. Т.І. М.
Городцов В.А., 19076. Дневник археологических исследований в Бахмутском уезде, Екатеринославской губ., 1903 года// Тр. XIII АС в г.Екатеринославе, 1905 г. Т.І. М.
Граб В.І., 2001. Кам’яна баба за описом археолога В.Грінченка. До 100-річчя від дня
народження В.А.Грінченка// Археологічний літопис Лівобережної України. № 1. Полтава.
Грачев В.И., 1908. Иллюстрированный путеводитель по г.Смоленску. Смоленск.
Давыдов М., 2005. Оппозиция его Величества. М.
Даль В., 1978. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I (А - 3). М.
Даль В., 1980. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. III (П). М.
Дело ИАК о раскопках художника Д.М.Струкова в губерниях: Московской, Владимирской,
Смоленской, Ярославской, Тульской, Калужской и Кубанской области, 1889// Архив ИИМК РАН. № 87/1889.
254


Дело ИАК об археологических розысканиях Н.Е.Бранденбурга в Донской области [и в Киевской губ.],1891// Архив ИИМК РАН. № 17/1891.
Дикань Ф., б/г. Шерше ля баб// MediaPost/ gazeta.mediaport.info/pages.php.
Дмитриев С.В., 2001. Некоторые культурные параллели к “камню Тамерлана” в Самарканде// Археология в пути или путь археолога. Часть 2. Археология в пути ... СПб.
Древности Геродотовой Скифии, 1872. Вып.2. СПб.
Дучыц Л.У., 1993. Археалагічньїя помнікі у назвах, вераваннях і паданнях беларусау. Мінск.
Дынин В.И., 1999. Когда расцветает папоротник... Народные верования и обряды южнорусского крестьянства ХІХ-ХХ веков. Воронеж.
Евсеев В.М., 1932. Отчет о поездке по Макеевскому и Чистяковскому районам Донецкой области в 1932 г. В.М.Евсеева// Личный архив А.В.Колесника (г.Донецк).
Ерофеев И., 1908. Крым в малорусской народной поэзии XVI-XVII вв., преимущественно в думах (памяти профессора В.Б. Антоновича)// ИТУАК. № 42.
Живослав, 2007. Куди прямує наша духовність? або “Діду, продайте бабу!”// ХайВей, 12 апреля// http://li.ua/story/37786.
Жолтовський П.М., 1978. Український живопис XVTI-XVIII ст. К.
Журнал раскопок Н.Е.Бранденбурга 1888-1902 гг., 1908. СПб.
Зайковский Б.В., 1908. Каменные бабы в Саратовском Поволжьи// Труды СУАК. Саратов.
Зайковский Б.В., 1909. Впечатления из поездки в Елань-Аткарскую. Саратов, (www.elan-volga. net/elan-atkarsk.htm)
Зайцев Б Л., Парамонов А.Ф., 2004. “Каменные бабы” - следы далекой истории нашего края// Харьковский исторический альманах. Весна - лето.
Захаров А.А., 1928. Каменные бабы// Старовинності Ізюмщини. Вип.Ш. Ізюм.
Зі старовинної садиби зникли кам’яні баби, 2005// Вета-Оглядач, 5 листопада/ oglyadach.com/ news/2005/l 1/15/37852.htm
Златоверховников Н.И., 1902. Памятники старины и нового времени и другие
достопримечательности Курской губернии. Курск, (www.old.kurskcity.ru/book/zlat/index.html)
Иванов А., 1888. К вопросу о каменных бабах// ИТУАК. № 6. Симферополь.
Иванов В.В., Топоров В.Н., 1995а. Мара// Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.
Иванов В.В., Топоров В.Н., 19956. Марена// Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.
Известия Императорской Археологической Комиссии. Прибавление к выпуску 27-му. (Хроника и библиография, вып.14), 1908. СПб.
Каменные бабы, 1844// Записки Одесского Общества истории и древностей. Т. первый. Одесса.
Кириченко С., б/г. Скромное обаяние туриндустрии// Соколиний хутір/ hutir.net/cgi-bin/view. cgi?page=articles/obayanie&lang=ua.
Киселев А.В., 2005. Деревенские святыни южных регионов Ярославского Поволжья в ХІХ- ХХ вв.// История и культура Ростовской земли. Материалы конференции 2004 г. Ростов.
Клименко В., 2009. Досліджує “Евріка”. Єнакієве.
Климець Ю.Д., 1990. Купальська обрядовість на Україні. К.
Ключнева И.Н., 2005. Исследования памятников археологии на территории Свердловского района// Матеріали наукової конференції археологів і краєзнавців, присвяченої 75-річчю від дня народження Леонарда Веніаміновича Бєдіна. Луганськ.
Книга Большому чертежу, 1950/ Под ред. К.Н.Сербиной. М.; Л.
Кобец Е., 2003. Возвращение Каменной Матери// Красноярский рабочий, 5 сентября. Красноярск.
Козак Мамай: феномен одного образу та спроба прочитання його культурного
“ідентифікаційного” коду, 2008. //Бушак С.: дослідження, Сахарук В. та I.: каталог. К.
Козловський I., 2005. Баба Віктора Штеця// Gazeta.ua. № 16, 18 листопада/ http://gazeta.ua/ index.php?id=l 02297&eid=l 6
255


Колесов А., 2003. Хакасская Богородица вернулась на исконное место// Эксперт-Сибирь. № 9/ www.expert-sibir.ru/joumal/read/181/
Колода В.В., 2008. Захоронение каменной бабы на Харьковщине (к вопросу о малоизученном аспекте погребальной обрядности половцев)// Харьковский археологический сборник.
Вып.З. Харьков.
Константинова Е., 2009. Каменная душа в Украинском доме - “Большой скульптурный салон - 2009”// Зеркало недели. №8 (736), 7-13 марта. К.
Косякова В., 2009. Каменный идол мстит обидчикам// Донбасс. № 110 (21929), 17 сентября. Донецк.
Кравец Д.П., 1998. Золотой шлем (Скифы и Донбасс). Артемовск.
Красильников К.И., 1999. Древнее камнерезное искусство Луганщины. По материалам
археологических коллекций антропоморфных стел и половецких каменных изваяний парка- музея Луганского пединститута и музеев Луганской области. Луганск.
Кукса Ю. и Н., б/г. Чигиринський заповідник. Археологічні знахідки: кам’яна баба// 1 чудес Черкащини/ 7chudes.ck.ua/index.php?pret=chigirin
Кшеминский Д., 2005. Экспонат, достойный Лувра, оберегает семью ...новгородцев// Дзержинский шахтер, 9 сентября. Дзержинск.
Лань О., 2006. Місто-острів серед болота// Високий Замок - інтернет версія, 26 січня/ www. wz.lviv.ua
Легенди та перекази (Українська народна творчість), 1985/ упоряд. А.Л. Іоаніді. К.
Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В., 1984. Смех в древней Руси. Л.
Логвиненко Л., 2006. Ставити ідолів на дачах небезпечно// Слобідський край, 11 лютого. Харків.
Маєвська С.В., Удовиченко О.І., 2004. Половецька стела з с.Єристівка поблизу Комсомольска// Археологічний літопис Лівобережної України. №1-2. Полтава.
Макаров М.Н., 2009. Каменная баба в Тамбовской губернии, 1838-1840// Макаров М.Н.
Русские предания. М. (по: www.proza.ru/2009/04/16/355).
Максимец Н., 2008. Земля моя - судьба моя!// Рабочая газета. № 170, 17 сентября. Луганск.
Малахов Г.П., 2001. Жизнь без паразитов. М.
Манцевич А.П., 1959. Золотой венец из кургана на р.Калитве (к вопросу об агафирсах)// Известия на Археологическия институт. Кн.ХХП. София.
Мармазов Р., Коник А., 2005. Владелец каменной бабы каждый день дарит ей подарки// Комсомольская правда, 22 сентября. Москва; Донецк.
Мартынова Е., 2003. А место ль “бабам” в кабаке?// Акцент. № 158 (15078), 23 октября. Донецк.
Маточкин Е.П., Мельников В JL, 2000. Идолы в произведениях Н.К. Рериха// Рериховские Чтения. 1997. Материалы конференции. Новосибирск.
Мельников И.В., Маслов В.В., 1992. Обряды и верования народов Карелии. Петрозаводск.
Мінєнкова Н.Є., 2006. Середньовічні кам’яні скульптури з території Приазов’я// Донецкий археологический сборник. Вып.12. Донецк.
Мылтыгашева Л.П., 2009. Возрождение старой святыни. Изваяние Улуг Хуртуях Тас// Древности Сибири и Центральной Азии. № 1-2 (13-14). Горно-Алтайск.
На Харьковщине стало модным воровать каменных баб - “на счастье”, 2005// Обком. Общественная коммуникация, 23 ноября 2005/ http://obkom.net.ua/news/2005-ll-23/1025. shtml
Недашковский Л.Ф., 2004. Золотоордынские археологические памятники центральных районов Саратовской области в исторической памяти русского крестьянства XIX - начале XX века// Материалы краеведческих чтений, посвященных 135-летию Общества естествоиспытателей при ЮГУ, 110-летию со дня рождения М.Г.Худякова. Казань.
Непомнящий Н.Н., Кривцов Н.В., 2004. Доисторическая Европа. М.
Новицкий Я.П., 1990. Народная память о запорожцах. Предания и рассказы, собранные в Екатеринославщине: 1875-1905 г. Рига.
256


Новицкий Я., 1997. Остров Хортица на Днепре, его природа, история, древности// Старожитності Південної України. Вип.1. Запоріжжя.
О курганах. Предварительное разыскание Петра Кеппена. (1836 г.), 1908// ИТУАК. № 42. Симферополь.
Ольховский В.С., Евдокимов Г.Л., 1994. Скифские изваяния VII-III вв. до н.э. М.
Онацький Н., 2001. Курган з “кам’яною бабою”// Археологічний літопис Лівобережної України. № 1. Полтава.
Оноприенко И., 2005. Скифских баб развозят по дачам// Сегодня, 26 февраля. Донецк.
О тех, кого помню, - с улыбкой, 2002. Из коллекции академика В.Л. Янина// Вестник РАН.
Т.72. № 5.
Отин Е.С., 2000. Топонимия приазовских греков (историко-этимологический словарь географических названий). Донецк; Мариуполь.
Павлова С., 2008. В Аскания-Нова скифские бабы пугают зверей и людей// Добрый вечер, 3 июня. Одесса.
Пилипенко Н., 2006. Каменные бабы вдохновляют и лечат?// Донбасс, 28 сентября. Донецк.
Пиневич П.М., 1927. Археологические раскопки в Мариупольском округе 1927 года// НА ИА НАНУ. Фонд ВУАК. № 116/39.
Пиневич П.М., 1929. Дневник археологических работ на Мариуполыцине за 1929 год// НА ИА НАНУ. Фонд ВУАК. № 546.
Пиотровский Б.Б., Подгаецкий Г.В., Миллер М.А., 1941. Дон, 1934 г.// Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг. Краткие отчеты и сведения. М.; Л.
Пискарев А.И., 1851.0 местонахождении каменных баб в России// Записки Императорского археологического общества. Т.З. СПб.
Платонов В., 2005. Важко бути богом в Україні// Дзеркало тижня. № 27 (555), 16-29 липня. К.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е 4-2.
Половецька скульптура, 2003. Каталог музейної збірки Національного заповідника “Хортиця”. К.
Половецька стела з парку маєтку Гоголів-Яновських у Василівці, 2008// Археологічний літопис Лівобережної України. №1-2. Полтава.
Полякова О.О., 2009. Топоніми с основою “Баба” і “Дід”// Сучасні тенденції наукової парадигми географічної освіти України. Донецьк.
Постнова В., 2002. Ландшафтный парк начался... с блошки//Донбасе, 7 февраля. Донецк.
Протокол десятого заседания предварительного комитета по устройству XII археологического съезда в Харькове, 5 февраля 1901 года, 1902// Труды Харьковского предварительного комитета по устройству ХП Археологического съезда. Т. I. Харьков.
Пятый Киевский Международный Фестиваль рекламы, 2004// 2004.adfestival.com.ua/2004/ rus/ winners/1/506
Рак Л., 2006. Сила каменной бабы// Труд. № 142, 5 августа. М.
Рахно К.Ю., 2002. Картини типу “Козак Мамай” у зібранні старожитностей
К.М.Скаржинської// Археологічний літопис Лівобережної України. №1. Полтава.
Редько Г.И., 1994. Полковник корпуса лесничих. К.
Репников Н., 1908. Список курганов составленный академиком П.И.Кеппеном// ИТУАК. № 42. Симферополь.
Родожицкий И., 1824. Нечто о курганах// Сын Отечества. Число 97. СПб.
Ружицкий А.И., 1906. Краткое сообщение о каменных бабах в Таврической губернии// ИТУАК. № 39. Симферополь.
Савенко Е.А., Савенко С.Н., 2009. Изваяния северо-западного пограничья половецкой земли и их южные аналогии// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.Ю. Армавир.
Савур-Могила, 1990. Легенди та перекази Нижньої Наддніпрянщини/ Упоряд. В.А.Чабаненко. К.
Сапожников И.В., 2004. Факты из истории описания и изучения курганов Северного
Причерноморья// Старожитності степового Причорномор’я і Криму. Т.ХІ. Запоріжжя.
257


Сеницкий А.И., 1893. Поездка в Перекоп и его окрестности (с рисунком)// ИТУАК. № 19. Симферополь.
Сибилев Н.В., 1923. Городища, майданы, валы, каменные бабы и доисторические стоянки в пределах Изюмского уезда// Труды экспедиции для изучения Изюмского края. Вып.1. Изюм.
Сибилев Н.В., 1928. Примечание// Старовинності Ізюмщини. Вип.Ш. Ізюм.
Сид И., 2004. “Людей объединяет творческая радиация”. Писатель-фантаст Василий Головачев о поисках истоков, о предсказательной роли фантастики, о готовящемся Футурологическом конгрессе в Днепропетровске// www. liter, net /=Sid/conversations/sid_golovachev_sept 2004.htm
Скифские каменные изваяния, 2009// Новочеркасск.пеї. Фотографии города/ novocherkassk.net/ gallery/photo/468.
Скорик Л., 2009. Каменные бабы “теряют лицо”// Мариупольское время. № 17, 23 апреля. Мариуполь.
Скорый С.А., Хохоровский Я., 2005-2009. Аристократический курган Скифская Могила
вблизи Мотронинского городища (Украинская Правобережная лесостепь)// Stratum plus. № 3. Санкт-Петербург; Кишинев; Одесса; Бухарест.
Скуратівський В., 1996. Русалії. К.
Словарь української мови, 1908. Упорядник Б.Д. Грінченко. Т. II (3-Н). К.
Соловьева И.Н., 1979. Немирович-Данченко. М.
Соколенко М., 2007. Мистический страж дворянской усадьбы// Вечерний Харьков. 6 сентября (vechemiy.kharkov.ua/news/15265). Харьков.
Соколова В.К., 1979. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белоруссов. XIX-начало XX в. М.
Спасский Г.И., 1844. Днепровские курганы// ЗООИД. Т. первый. Одесса.
Стевен А., 1891. Дела архива Таврического Губернского Правления, относящиеся до разыскания, описания и сохранения памятников старины в пределах Таврической губернии// ИТУАК. № 14. Симферополь.
Сумцов М.Ф., 2002. Слобожане. Історико-етнографічна розвідка. Харків.
Супруненко А.Б., 1989. Голова половецкого изваяния// СА. №4.
Супруненко О.Б., 1998. На землі Полтавській: Пам’ятки археології Полтави та околиць. Полтава.
Супруненко О.Б., 2000а. Археологія в діяльності першого приватного музею України. Лубенський музей К.М.Скаржинської. Київ; Полтава.
Супруненко О.Б., 20006. Археологічні студії Тараса Шевченка на Полтавщині// Археологічний літопис Лівобережної України. №1-2. Полтава.
Таракановский В., 2001. Алексеевко-Орловка, или На чем стоит Шахтерск// Знамя победы. № 82 (8686), 17 октября. Шахтерск.
Тарасов А., 2003. Каменную бабу вернули в хакасские степи// Московские новости, 17 октября. М.
Тимофеев П.Т., Пуды И.В., 2005. Старая Ласпа: поэтические традиции народной культуры греков-урумов. Донецк.
Тельпис Т., 2003. Языческий идол управляет погодой?// Правда, 6 октября. М. (www.pravda.ru/ society/family/life/38760-1/).
Темченко АЛ., 2005. Семантика гори як священного простору// Лабіринти еволюції:
становлення людини та людства. Тези конференції/ Новий Акрополь/ www.newacropolis.org. ua/ua/ study/ conference/?thesis=4877
Терещенко А., 1866. О могильных насыпях и каменных бабах в Екатеринославской и Таврической губерниях// Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. № 4. М.
Топорков А.Л., 1995. Камень// Славянская мифология. М.
Тощев Г.Н., Шевчук С.П., 1994. Археологические памятники Куйбышевского и Розовского районов Запорожской области (материалы к Своду археологических памятников). Запорожье.
258


Трефильев Е.П., 1905. Курганы с каменными бабами Купянского у. Харьковской губ.// Тр. XII АС. Т. I. М.
Удовиченко O.I., 2002. Скульптури з Приазов’я// Археологічний літопис Лівобережної України. №1. Полтава.
Удовиченко О.І., 2002-2003. Нова стела скіфського часу з багатою іконографією// Археологічний літопис Лівобережної України. №2/2002 - №1/2003. Полтава.
Українська минувщина, 1994. Ілюстрований етнографічний довідник. К.
Усачук А.Н., 1994. Исследования В.М. Евсеева в восточных районах Донецкой области// ДАС. Вып.5. Донецк.
Усачук А.Н., Полидович Ю.Б., Колесник А.В., 2004. Курганы Донбасса в народном
восприятии и научной практике (до начала XX века): мифы и реальность// Археологический альманах. № 14. Донецк.
Фасмер М., 1964. Этимологический словарь русского языка. Т. I (А-Д). М.
Федоровский А.С., 1923. Инструкции и программы для археологических разведок и сбора археологических материалов// Труды экспедиции для изучения Изюмского края. Вып.1. Изюм.
Федоров Г., 1977. Дневная поверхность. М.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. М.
Флоренсов Я., 1850. О каменных бабах// ЗООИД. Т.П. Отд.2-3. Одесса.
Формозов А.А., 2007. Исследователи древностей Москвы и Подмосковья. М.
Харлампович П.В., 1930. Матеріяли з археології та історії Первомайщини// Вісник Одеської комісії краєзнавства. Ч. 4-5. Секція археологічна. Одеса.
Хоба Ю., 2004. Каждой бабе - по мягкому месту?// Донбасе. № 129 (20748), 16 июля. Донецк.
Цокур И.В., 2008. Новые материалы из курганов Прикубанья// Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып.УШ. Крупновские чтения 1971- 2006. М.
Цымбал В.И., 2010. Исследователь археологических памятников Восточной Украины В.Ф.Клименко. Донецк.
Чубенко В., 2008. Сонце в капкані. Єнакієве; Донецьк.
Чхаидзе В.Н., 2008. Тюркское изваяние из Дагестана (Терско-Сулакская низменность)// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.9 Армавир.
Шак В., 2006. Искали деньги, а нашли... замурованную бабу// МИГ, 6 декабря/ www.mig.com. ua/events.php?eventID=l 8244.
Шаповал L, 1983. У пошуках скарбів. Документальні оповідання. К.
Шаповал И., 1989. В поисках сокровищ. Документальные рассказы. М.
Шевченко И.П., 2006. Из жизни крестьян Макеевки (Историко-этнографический очерк)// Літопис Донбасу. № 14. Донецьк.
Шендель В.С., 2006. “Да скифы мы!”. Альбом. Донецк.
Шоков А.Ф., 1964. Половецкие памятники Подонья// Известия Воронежского гос. пед. института. Т. 45. Воронеж.
Шугуров М., 1879. Дневник путешествия в южную Россию академика С.-Петербургской Академии Наук Гильденпггедта в 1773-1774 г.// ЗООИД. Т. одиннадцатый. Одесса.
Эварницкий Д.И., 1890. Каменные бабы// Исторический вестник. Т.ХІ. СПб.
Ярощук Я., 2009. Жертвоприношение?// yanayaroshuk.hiblogger.net/346481.html
Ястребов В., 1894. Опыт топографического обозрения древностей Херсонской губернии// ЗООИД. T.XVII. Одесса.
259


Summary
Yu.B.Polidovich, A.N.Usachuk (Donetsk, Ukraine)
SECOND LIFE OF MEDIEVAL STONE STATUES
Various Turkic peoples who lived on the territory of Eastern European steppes in the Middle Ages made stone anthropomorphous statues and established them on barrows.
In the conditions of colonization and dense settlement of the Steppe by sedentary population during the last 300 years, these statues have obtained a new, in fact the second life. At first, the alien population perceived them watchfully, trying to define their attitude to unusual images of people commonly called “stone babas”. Numerous legends cropped up, explaining whence such “petrified” people had appeared in steppe.
However, as the population of the steppe territory increased, the attitude to stone statues became more pragmatic, i.e. they came to be considered first of all as stone, i.e. valuable raw material for construction and other utility purposes. In the 1st half of the 19th century people started to remove statues from barrows and utilize them in different ways. Most likely, the main part of them was used as building material at that time.
To those statues which escaped destruction an ambiguous attitude was formed: they caused both superstitious fear, and hope for protection and assistance in various circumstances of life. The Christian population of the steppe regarded the statues rather negatively looking at them as pagan idols. On the other hand, “stone babas” were apprehended relatively positively by a part of new population. Primarily, the steppe population believed that “babas” were able to induce rain, which is vital in the conditions of arid climate. “Participation” of the statues in various medical procedures, their alleged ability to send down pregnancy and prosperity were equally important. Gradually the “babas” came to be perceived as a part of the “own” world, and the statues were taken from the “alien” tombs-barrows to villages to be used as decorations in streets, fences and gates, court yards of manors. This behavior was common for various social layers, i.e. peasants, noblemen and even some clerics in the 19th and the early 20th century.
With a revival of interest in history within the latest two decades, the attention to medieval statues, which have come to be commonly called “Scythian babas”, has considerably increased.
Private collections of statues were formed, and newspapers published stories about mystical influence of “stone babas”, both negative, and positive, on people. Individual cases of religious worship of the stone statues were noted.
Medieval statues have taken their solid place in the art culture of peoples of Ukraine and Russia by the beginning of the 21st century. The statues have become symbols of eternity and natural wisdom, as well as heavy burden of women.
Статья поступила в редакцию в марте 2010 г
260


В.А.Исаев, И.В.Исаева, О.А.Полякова
ИЗДЕЛИЯ ИЗ БИОМИНЕРАЛЬНЫХ, МИНЕРАЛЬНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ И ГОРНЫХ ПОРОД В ПОГРЕБЕНИЯХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ
ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Изделия из камня сопровождают человека много тысячелетий. Это, прежде всего, украшения, реже - бытовые и культово-бытовые изделия. Цель данной работы - определить, какие породы камня использовались средневековыми кочевниками европейской степи, и какие изделия из них изготавливали.
В выборку включено 141 кочевническое погребение (табл. 1)‘. С разной степенью детальности описано 492 изделия, которые изготовлены из биоминеральных образований, минералов и горных пород (табл.2).
Биоминеральные образования
Янтарь. Среди биоминеральных образований наибольшей популярностью у средневековых кочевников пользовался янтарь (табл.2), что не удивительно, учитывая широкое распространение его на территории Евразии. Самое известное месторождение этого минерала на побережье Балтийского моря в районе современного г.Калининград. Проявления янтаря зафиксированы от Балтийского до Черного моря и Урала, в том числе и на территории современной Украины (Клесовское месторождение, Ровенская обл.). Из янтаря, в основном, изготавливали бусы, пронизи и подвески. Есть единичные интересные находки, среди которых ромбовидный кулон из погребения Ро- машкино 1/1, перстень, зооморфная фигурка и орнаментированный предмет (?) из погребения Новопавловск 1/13.
Жемчуг. Вторым материалом, который использовали для изготовления украшений, являлся жемчуг, причем нередко археологи, проводившие исследование захоронений, от¬
мечают его речной генезис. Учитывая широкое распространение Margaritana margaritifera (моллюска-жемчугоноса) в реках Европы, этот результат не является неожиданным. Но применение тропических моллюсков каури в качестве украшений позволяет предполагать, с одной стороны, наличие, если не прямых, то опосредованных связей между евразийскими степными районами и тропическими областями земного шара, а с другой - высокую вероятность присутствия среди жемчуга неясного генезиса океанической разновидности этого биогенного образования. Кроме того, присутствие ракушек каури, а также кораллов говорит в пользу широко развитых трансконтинентальных связей в средневековом обществе в направлении юг - север. Жемчуг преимущественно использовался для изготовления бус и бисера, встречаются просто жемчужины, в погребении Русский Колодец-VII, 11/2 жемчуг использовался как вставка в серебряное украшение.
Перламутр. В пользу указанного выше предположения свидетельствует и достаточно широкое распространение в изученных захоронениях украшений из перламутра, которые, вероятнее всего, изготавливались из морских и океанических моллюсков тропической и субтропической зон. Речные моллюски, растущие в более спокойных динамических условиях водной среды по сравнению с морскими и океанскими, имеют значительно менее массивную раковину и, соответственно, более тонкий перламутровый слой. Поэтому, вероятнее всего, для изготовления бус и бисера использовали перламутр именно из морских или океанических моллюсков, в одном случае, обнаружено интересное украшение в
1 Авторы благодарят А.В.Евглевского за возможность использованя материалов из его личного архива.


виде “бабочки” в комплексе Каменка-П, 1/1. Раковины могли использовать для изготовления бытовых изделий, например, из них делали ложки или черпаки - Давыдовка 1/11 и Березовка 1/1, найдены створки раковин без обработки, которые могли служить денежными единицами.
Коралл. На третьем месте по степени использования у средневековых кочевников находился коралл. С одной стороны, этот факт не вызывает удивления, учитывая легкость изготовления украшений из этого материала и достаточно высокие его декоративные свойства. С другой стороны, широкое распространение украшений из коралла в степных районах Евразии свидетельствует об активных (вероятно, не прямых) связях с тропическими районами. Коралл использовали для изготовления бусин, подвесок. Веточки могли служить амулетами.
Минералы
Лазурит (ляпис-лазурь2). Среди минералов в качестве материала для украшений преобладал лазурит или ляпис-лазурь (табл.2). Учитывая, что наиболее известные месторождения этого поделочного камня с древнейших времен разрабатываются в Бадахшане (Афганистан), на Памире, в Южном Прибайкалье, можно утверждать, что, кроме связей в направлении юг - север, хорошо были освоены и субширотные внутриконтинентальные связи. Хотя, исходя из близости геологических условий Украинского кристаллического щита (УКЩ) и Байкальской складчатой области, а также присутствия в обоих структурах высо- кометаморфизованных мраморо-гнейсовых комплексов, нельзя исключать, что на УКЩ могут находиться небольшие проявления этого минерала, разрабатывавшиеся в древности или средневековье, но неизвестные или отработанные к настоящему времени. Из лазурита изготовлено большое количество подвесок и несколько бусин.
Сердолик. Вторым по применению минералом являлся сердолик, что объясняется его достаточно широким распространением
в природе, высокими декоративными качествами и высокой износоустойчивостью. Если учесть близкие к нему по составу, но отличающиеся более низкими художественными свойствами агат и халцедон, то распространение минералов группы кварца становится еще более впечатляющим. Сердолик использовался для изготовления бусин, подвесок и вставок в перстни.
Из горных пород и минералов с яркой окраской, к которым относятся лазурит и сердолик, часто делали талисманы и обереги (Мар- ковин В.И., 1965, с.270, 273). Кроме того, еще с древних времен считалось, что эти минералы обладают лечебными свойствами.
Горный хрусталь. Обращает на себя внимание довольно широкое использование в качестве поделочного камня горного хрусталя, представленного 16 изделиями. Чаще всего из этого минерала изготавливались бусы, как округлые, так и граненые, что свидетельствует о появлении в этот период примитивных форм фасетной огранки, хотя в ряде источников появление такой огранки относится ко 2-й пол.XVI в. (Шуман В., 1986, с.62). Определенный интерес вызывают находки в захоронениях этого минерала, обработанного в виде кабошонов. В такой форме горный хрусталь мог являться как украшением (или вставкой в украшение), так и иметь прикладное значение, выполняя роль зажигательной линзы для получения огня.
Киноварь. Интересна находка киновари в качестве краски (?) для кожи из Быково-Ш, 15/1 Ахтубинского Заволжья, тем более, что в Заволжье неизвестны рудопроявления этого минерала. Но, учитывая глобальные коммуникации Средневековья, в том числе показанные на анализируемом в данной статье материале, в качестве прямого поискового признака находки киновари рассматривать не следует.
Горные породы
Известняк. Нечастое употребление горных пород, скорее всего, обусловлено (за редкими исключениями) их малой эстетической
2Ляпис-лазурью назывались только плотные и однородно окрашенные темно-синие разновидности лазурита.
262


привлекательностью. Среди горных пород преобладает известняк (табл.2). Эта порода широко распространена в естественных обнажениях и легко обрабатывается в силу своей невысокой твердости. В нашем случае речь идет о необработанных кусках горной породы, и лишь в двух погребениях обнаружены амулет с отверстием (Кут 27/4) и изделие подтреугольной формы (Балабино 1/1).
Обсидиан. Особое внимание среди горных пород обращает на себя обсидиан. В женском захоронении из комплекса Пелиховщина 1/1 этот минерал использовали для изготовления вставки в перстень. Ближайшие проявления такого материала известны на Кавказе, и появление изделия с обсидианом на Левобережье Днепра свидетельствует о связях этих двух регионов, хотя связь могла быть не прямой, а опосредованной.
* * *
Таким образом, чаще всего для изготовления украшений, бытовых и культово-бытовых предметов, обнаруженных в захоронениях кочевников, использовались биоминеральные образования (267 изделий - 54,3%), затем - минералы (206 - 41,9%) и минимально применялись горные породы (19 - 3,8%) (табл.2).
Кроме общего распространения изделий из каменных образований нами изучены поло- и возрастные предпочтения кочевниками био- минеральных образований, минералов и горных пород в качестве украшений (табл.З).
Анализируя материалы, прежде всего, необходимо отметить широкое использование каменных украшений женщинами при значительно меньшем распространении камней в мужских и детских погребениях, что специально объяснять нет необходимости. Сердолик, янтарь и халцедон характерны для украшений всех кочевников независимо от пола и возраста. В общем, каменные образования распределились таким образом:
- в женских погребениях резко преобладают украшения, изготовленные из лазурита (30 - 22,2%) и сердолика (29 - 21,5%), затем следуют янтарь (22 - 16,3%), коралл (15 - 11,1%), жемчуг (10 - 7,4%) и раковины (10 -7,4%);
- в мужских преимущественно использовались янтарь (18 - 40%) и сердолик (8 - 17,8%), реже встречаются лазурит (2 - 4,4%), раковины (4 - 8,9%), коралл (2 - 4,4%), жемчуг (2 - 4,4%), горный хрусталь (2 - 4,4%), агат (2 - 4,4%), халцедон (2 - 4,4%);
- в детских захоронениях наиболее распространены изделия из янтаря (4 - 36,4%) и раковин (3 - 27,3%);
- в парных погребениях: мужчина и женщина - сердолик (2 - 40%); в погребениях женщина с ребенком - жемчуг (2 - 33,3%).
Крайне редкое использование жемчуга мужчинами при очень широком распространении его в украшениях женщин и отсутствие его в детских погребениях, по-видимому, свидетельствует о том, что в эпоху средневековья жемчуг являлся достаточно дорогим и престижным камнем, доступным лишь богатым или знатным кочевникам, но не популярным у мужчин. Кроме того, детских погребений в выборке мало.
С определенной долей вероятности можно предположить, что такую же роль, как жемчуг, играли коралловые украшения.
Украшения из раковин в силу, вероятно, меньшей своей ценности достаточно часто использовались в качестве украшений у детей.
Характеристика технологических особенностей изделий из минералов и пород
Из минеральных образований и горных пород изготавливливались как целые изделия, так и составные части предметов. Изделия, обнаруженные в погребениях, составляют следующие категории: 1) бусы и пронизи; 2) подвески; 3) вставки в браслеты; 4) вставки в перстни; 4) вставки в другие украшения; 5) кулоны; 6) печати-привески; 7) перстни; 8) ко- бошоны (линзы); 9) необработанные породы (это веточки коралла, створки ракушек, жемчужины, необработанные куски таких минералов и горных пород, как халцедон, известняк и руда); 10) другие изделия (табл.2).
По степени обработки камни и биоминеральные образования с некоторой долей условности можно разделить на следующие группы:
263


1. Необработанные, естественной формы, часто с отверстием для пришивания, нанизывания на нить или проволоку. Чаще всего в необработанном виде выступают раковины, жемчужины, коралловые веточки, известняк; единичные находки: кристалл гипса и кусок халцедона.
2. Примитивно обработанные, чаще всего, вероятно, естественной формы, лишь с закругленными ребрами и вершинами. Такие изделия обычно достаточно крупные и использовались в качестве подвесок, амулетов, реже - бус. Материалом для изготовления этих изделий служили янтарь, сланец, сердолик, лазурит.
3. Уплощенные геометрической формы: треугольник (сердолик, нефрит, лазурит), ромб (лазурит, янтарь), квадрат (лазурит, гематит), прямоугольник (перламутр, лазурит), реже в виде трапеции (лазурит). Для перламутра характерны округлые, овальные уплощенные изделия, реже такая форма придавалась янтарю и лазуриту.
К этой же группе следует, по-видимому, отнести сердцевидные перламутровую и янтарную подвески. Изделия из этой группы достаточно крупные и обычно квалифицируются как подвески, детали серег, реже - бусы и вставки.
4. Кабошоны. Кабошон - это способ обработки, при котором камень приобретает гладкую выпуклую полированную поверхность, а также обработанный таким образом камень. Обычно кабошон в плане имеет овальную или округлую форму, плоский с одной стороны. Обработанные таким образом камни используются в качестве вставок в перстни (бирюза, сердолик, обсидиан), бус (янтарь), могли применяться в качестве зажигательных линз или амулетов (горный хрусталь) (Новоивановка; Русский Колодец, VII, 11/2). Размеры от 1x2,5 до 2,5x3 см.
5. Конической и биконической формы с усеченными вершинами. Обработанные таким образом камни (янтарь, сердолик, агат, халцедон), использовались как бусы. Размеры подобных украшений чаще мелкие, реже средние.
6. Относительно правильной шарообразной, эллипсоидальной (сердолик, янтарь, горный хрусталь, агат-оникс, лазурит, сери- цитовый сланец, красная яшма или порфи¬
рит, лигнит), реже кольцевидной (сердолик), цилиндрической (перламутр, сердолик, халцедон), каплевидной (бирюза, лазурит) формы. Чаще всего такие камни использовались как бусы, иногда как вставки в украшения, возможно, в качестве амулетов или талисманов (гранитные шары). Преобладают камни мелких размеров, но встречаются до 1,7Х392 см.
Форма изделиям придавалась целенаправленно или использовалась естественная закругленная форма минерала, подвергшегося небольшой обработке (гранат).
7. С фасетной огранкой, когда на изделие нанесены плоские грани, чаще огранка примитивная, иногда грани едва намечены. Встречаются камни с 6-16 гранями, в одном случае найдена сердоликовая бусина с 23 гранями (Вербовый Jlor-VIII, 3/1). Форма изделия может быть разная: изометричного многогранника, пирамидальная и бипирамидальная, призматическая. Камни с такой обработкой использовались в качестве бус. Размеры их различные: от 0,5x0,5 см до 1,9x2,9 см (сердолик, янтарь, горный хрусталь, прозрачный халцедон).
8. С художественной резьбой. Достаточно широко распространены подвески из лазурита с орнаментом в виде парных бороздок или треугольников на одной или обеих сторонах
К этому же типу надо отнести камни с мелким рельефом, в виде рифления, врезанных (гравированных) прямолинейных, треугольных, кольцевых элементов (горный хрусталь, лазурит), волнистых линий (коралл). Изредка врезанные углубления заполнялись белой пастой (бусина из сердолика - Богачевка 5/4). Размеры от 1,2x1,7 до 3,1x3,8 см.
9. Применение минералов как минеральных красок (фрагмент кожаной сумки со следами киновари) (Быково- III, 15/1).
По сложности ювелирного исполнения все изделия с использованием каменного материала и биоминеральных образований можно разделить на две группы:
1. Простые украшения, когда камни и минералы биогенного происхождения используются самостоятельно (подвески, бусы, пронизи).
2. Сложно-составные, в которых каменный материал используется в сочетании:
• с металлом - золотые серьги с жемчужинами или жемчужными бусинами (Вербо¬
264


вый Лог-VIII; Новый, 5/1; Верхнее-Рубеж- ный-П, 1/1; Русский Колодец, VII, 11/2); золотые серьги со вставками из лазурита (Ясино- ватая); серебрянные серьги с жемчужинами и бусинами из жемчуна (Русский Колодец, VII, 11/2; Белужино-Колдаиров 5/1); серебряная серьга с перламутровой бусиной (Богоявленная гр., 3/1); медная серьга с жемчужиной (Вузовка, к. 1); серьги, украшенные альмандинами (Уроч. Кара-Агач); серебряный перстень с овальной вставкой из сердолика (Калииовка, 12/19); серебряное кольцо с сердоликовым камнем (Булгаково, 7/1); перстень с сердоликовой вставкой (Кривая Лука-XV, 8/1); два бронзовых перстня со вставками из прозрачного белого камня (кварц) (Русский Колодец- VII, 11/2); пятиконечная ажурная нашивная бляшка, с сердоликовой вставкой в центре, в лепестках - четыре жемчужины, украшения, в виде звездочек, инкрустированные жемчугом и сердоликом (Новый, 5/1); две ажурные золотые пятиконечные бляшки, в центре и лучах которых остатки жемчужин (Молчановка-Ш, 3/1), два витых бронзовых предмета с каплевидными бирюзовыми вставками (Киляковка, 4/1); серебряное украшение в виде диска с лепестками украшенными сканью, центр каждого лепестка украшали жемчужные бусины (Ботиево 5/1); серебряное с позолотой украшение в виде пластинки, украшенное жемчужинами (Русский Колодец-VII, 11/2);
• с металлом и кожей - бронзовая пластина, обшитая кожей, к которой прикреплены подвески из лазурита и веточки коралла (Каменка-И, 1/1);
• с металлом и стеклом - сканный аграф в виде четырехлепесткового цветка, со стеклянной вставкой в центре, по лепесткам - четыре жемчужины (Крыныча Балка, к.6.); серьга со стеклянной бусиной и жемчужиной (Абгане- рово-Ш, 7/1); ожерелье из бусин янтарной и полупрозрачного камня, обломка бронзового зеркала (Хут. Долгий, 7/1);
• тканью - бусины из янтаря нашиты на одежду (Высокая Гора, 3/2); две стеклянные и одна хрустальная бусины украшали (?) мешочек, в котором находились зеркало и шиферное пряслице (Петропавловка-5, 1/2).
Путем сочетания разных материалов чаще изготавливались украшения, бытовые (черпак или ложка из раковин комплексов Березовка, 1/1 и Давыдовка 1/11) или ритуальные предметы делались из одного минерала или каменного образования.
Итак, в захоронениях средневековых кочевников, обнаруженных в степных районах Евразии, часто встречаются украшения, культово-бытовые и бытовые изделия, для изготовления которых использовались горные породы, минералы и биоминеральные образования. Наиболее часто для изготовления изделий использованы биоминеральные образования, затем - минералы и в наименьших количествах встречаются изделия из горных пород:
- среди биоминеральных образований наибольшим распространением пользовались коралл, жемчуг и янтарь;
- среди минералов наиболее широко распространены лазурит (ляпис-лазурь), сердолик и другие минералы группы кварца;
- среди горных пород преобладает известняк.
Минеральные образования и горные породы применялись как самостоятельно, так и в сочетании с металлом, кожей, стеклом, тканью.
Примитивная фасетная огранка применяется для обработки камней, начиная, по крайней мере, со Средних веков.
В Средние века существовали обширные трансконтинентальные евразийские связи, скорее всего опосредованные, нашедшие отражение в появлении ракушек каури, морских или океанических молюсков, кораллов и обсидиана в удалении от мест их широкого распространения.
265


Табл. 1. Список учтенных в статье погребений, распределенных по регионам
№
п/п
Памятник
Датировка комплекса3
Пол и возраст
Материал4
1
2
3
4
5
Междуречье Прута и Южного Буга
і
Булгакове 7/1
х-хп
(XII - Шапошникова О.Г., 1971)
М(?)
Сердолик
2
Новоселица 3/1
X-XTV
(позднекочевническое - Субботин Л.В. и др., 1995)
М (?) (по инв.)
Коралл
3
Павловские курганы 2/2
X-XIV
Ж (по инв.)
Янтарь
Поросье
4
Бурты, к.258
2-я пол.ХШ
Ж(?)
Янтарь,
известняк,
сердолик
5
Бурты, к.272
2-я ПОЛ.ХІІІ
ж
Янтарь, мел
6
Гороховатка 284/1
ХП-ХШ
Ж(?)
Каури
7
Драчи
ХИ-ХШ
(1-я пол.XIII - Спицын А. А., 1905)
Ж (по инв.)
Сердолик, халцедон, ляпис- лазурь, коралл
8
Емчиха, к.354
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Янтарь
9
Емчиха, к.355
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Лазурит
10
Зеленки, к.297
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Лазурит
11
Зеленки, к.299
XIII
Ж (по инв.)
Сердолик
12
Зеленки, к.317
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Лазурит, коралл
13
Зеленки, к.365
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Лазурит
14
Карапыши, к.392
X-XTV
Ж (по инв.)
Коралл
15
Краснополка, к.270
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Лазурит
Леводнепровская лесостепь
16
Пелиховщина 1/1
X-XI
(X - 1-я ПОЛ.ХІ - Лугова Л.М., 1998)
ж
Обсидиан
Левый берег Днепра
17
Ново-Троицкое 1/4-а
ХП-ХШ
(позднесредневековое - Кубышев А.И. и др., 1976)
Ж (по инв.)
Коралл, сердолик, янтарь, лазурит
3 Комплексы продотированы А.В.Евглевским (в скобках дана дата из отчета или публикации).
4 Названия горных пород, минералов и биоминеральных образований взяты из отчетов и публикаций, что не исключает ошибок. Собственных определений авторы данной статьи не делали из-за невозможности посетить многочисленные фонды, где хранятся коллекции вещей.
266


1 2
3
4
5
Степное междуречье Днепра и Южного Буга
18
Круглая Могила 13/1
2-я пол.ХІІІ - 1-я пол.Х1У
Ж (35)
Янтарь
19
Кут 27/4
ХІІ-ХІІІ
Ж (по инв.)
Известняк
20
Новая Одесса-IV, 2/4
XII-XIV
(средневек. кочевническое - Шапошникова О.Г. и др., 1974)
р
Янтарь
Междуречье Днепра и Молочной
21
Белорецкое 2/1
2-я пол.ХИ - XIII
ж
Каури, перламутр, РУДД (?)
22
Белорецкое 3/1
раннезолотоордынское (половецкое - Отрощенко В.В. и др., 1980)
м
Агат (оникс)
23
Благовещенка 1/1
хп-хш
(Попандопуло З.Х., 1988)
Ж (по инв.)
Лазурит
24
Бол. Белозерка 28/4
XIII
(позднекочевническое - Отрощенко В.В. и др., 1978)
Ж (по инв.)
Гранит
25
Бол. Белозерка 32/4
XIII
(кочевническое - Отрощенко В.В. и др., 1978)
Ж (по инв.)
Янтарь, известняк
26
Волчанск-1, 5/1
2-я пол.ХІІІ -1-я пол. XIV
М (по инв.)
Минерал (?)
27
Волчанск-1, 17/1
2-я пол.ХПІ
ж
Сердолик
28
Волчанск, 11/1
2-я пол. XIII-XIV
ж
Раковины унии, мел
29
Волчанок, 18/1
2-я пол. XIII-XIV
ж
Янтарь
30
Волчанск-П, 2/4
XIII-XIV
ж
Сердолик, янтарь, лазурит
31
Высокое 2/3
ХШ
(половецкое - Рассамакин Ю.Я. и др., 1989)
Ж (по инв.)
Сердолик, перламутр, каури
32
Давыдовка 1/11
XI-XIV
(половецкое - Кубышев А.И. и др., 1986)
М (по инв.)
Раковина (?)5
33
Давыдовка 15/1
ХП-ХШ
(половецкое - Кубышев А.И. и др., 1986)
ж
(пожилая)
Коралл, лазурит, агат, перламутр, сердолик, янтарь
34
Ефремовка 9/1
2-я пол.XIII - 1-я пол.XIV (половецкое - Кубышев А.И. и др., 1984)
М (по инв.)
Янтарь
35
Каменка 1/2
XIII-XIV
Ж (40-50)
Коралл
36
Малая Терновка 2/4
XIII-XIV
(половецкое - Кубышев А.И. и др., 1981)
м
Янтарь
5 Название вида неизвестно.
267


1
2
3
4
5
37
Малая Терновка 11/1
2-я ПОЛ.ХП-XIII (половецкое - Кубышев А.И. и др., 1981)
Ж (по инв.)
Сердолик
38
Малая Терновка 22 /2
2-я ПОЛ.ХП-XIII (половецкое - Кубышев А.И. и др., 1982)
Ж (по инв.)
Лазурит, коралл
39
Мамай-Гора 43/2
(ХІІ-ХПІ вв. Каприцын И.И., 1993)
ж
Сланец
40
Новокаменка 2/1
XIII
(половецкое - Кубышев А.И. и др., 1974)
Ж (по инв.)
Лазурит, коралл
41
Новоукраинка 1/1
XIII
Ж (по инв.)
Перламутр,
сланец
42
Первомаевка-1, 5/9
XIII-XIV
Ж (18-20)
Сердолик
43
Припшб-1, 5/7
2-я пол.ХП - XIII
М (по инв.)
Коралл, створки раковин (?)
44
Родионовна 1/2
золотоордынское
(половецкое - Кубышев А.И. и др., 1982)
Ж (по инв.)
Агат (оникс)
45
Шелюги 6/1
ХІІ-ХІП
(XI-XIII - Кубышев А.И., 1988)
Ж(?)
Лазурит
Крым
46
Ак-Таш, 63/2
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Коралл, азурит (?)
47
Березовка 1/1
2-я пол.ХП - 1-я пол.XIII (1143-1180 гг. - Колотухин В.А., 1988)
М (по инв.)
Сердолик, раковина (?)
48
Богачевка 9/4
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Сердолик,
перламутр
49
Ромашкино 1/1
ХП-ХШ
Ж+Р (по инв.)
Жемчуг речной, коралл, перламутр, лазурит, янтарь,
Северное Приазовье
50
Балабино 1/1
XIII-XIV
ж
Сердолик,
известняк
51
Ботиево 5/1
2-я пол-ХШ
(половецкое - Болтрик Ю.В., Фиалко Е.Е., 1994)
ж (65)
Жемчуг
52
Высокая могила 9/2
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Лазурит, коралл
53
Двугорбая Могила
раннезолотоордынское (позднекочевническое - Привалова О .Я. и др., 1982)
ж
Лазурит
54
Жовтневе-Ш, 11/5
X-XIV
(раннесредневековое - Отрощенко В.В. и др., 1981)
ж
Сердолик,
раковина
перловицы
268


1
2
3
4
5
55
Каменка-П, 1/1
XII-XIII
(кон.Х1 - нач.ХП - Косиков В. А., Гриб В.К., 1985)
Ж (по инв.)
Лазурит, коралл, янтарь, перламутр
56
Крыныча Балка, к. 6
XIII-XIV
ж
Каури, жемчуг
57
Курахово 1/1
XIII-XIV
р
Сердолик
58
Новоивановка
XIII-XIV
(кон.ХП - нач.ХШ - Швецов М.Л., 1974)
ж
Горный хрусталь
59
Новопилиповка-1, 5/9 (Аккермень)
XII-XIV
(позднесредневековое - Вязьмітіна М.І. та ін., 1960)
Ж (по инв.)
Янтарь
60
Новопилиповка-1, 16/1 (Аккермень)
XIII
(позднекочевническое - Вязьмітіна М.І. та ін., 1960)
Ж (30-35)
Лазурит (?), агат, сердолик
61
Новопилиповка-1, 17/6 (Аккермень)
ХІІ-ХІП
(позднекочевническое - Вязьмітіна М.І. та ін., 1960)
Ж (по инв.)
Лазурит (?)
62
Соколово-IV, 3/11
XIII-XIV
ж
Янтарь, коралл
63
Сухоивановское 1/1
2-я ПОЛ.ХШ
(XIII-XIV вв. - Тихомолова И.Р., Плешивенко А.Г., 1984)
М+Ж (по инв.)
Речной жемчуг, янтарь, сердолик, гранат
64
Таврия-1, 2/5
2-я ПОЛ.ХІІ-XIII (ХП-ХШ - Ларенок П.А., 1998)
Ж (30)
Янтарь, мел
65
Ясиноватое-Ш, 15/3
XIII
М (по ИНВ.)
Агат
Междуречье Северского Донца и Миуса-Крынки
66
Аглос 2/1
XIII-XIV
ж
Сердолик,
гематит
67
Бирюково 3/1
XIII-XIV
М (по инв.)
Янтарь
68
Вишневый Дол 7/1
2-я пол.ХШ - XIV
Ж (по инв.)
Лазурит (?)
69
Горняк 5/1
ХП-ХШ
(кочевническое - Пиоро И.С. и др., 1985)
Ж (по инв.)
Лазурит
70
Колузаево 10/4
2-я ПОЛ.ХП-XIII
Ж (по инв.)
Сердолик, хрусталь, ляпис- лазурь, слюда
71
Колузаево 10/5
XIII-XIV
Р (подр.)
Хрусталь
72
Мехзавод 13/1
XIV
(XIV-Казакова Л.М., 1973)
М (по инв.)
Сердолик
73
Приволье VI/1
ХП-ХШ
(средневековое - Писларий И.А. и др., 1975)
Ж (по инв.)
Лазурит (?)
74
Пришиб 1/8
ХП-ХШ
Ж (по инв.)
Ляпис-лазурь
269


1
2
3
4
5
75
Пришиб 2/5
XIII-XTV
Ж (по инв.)
Коралл
76
Пришиб 2/13
ХШ - 1-я пол. XIV
Ж (по инв.)
Ляпис-лазурь
77
Пришиб 3/2
XIII-XIV
М (по инв.)
Янтарь
78
Провалье 4/1
XIII-XTV
Ж(?)
Перламутр
79
Провалье 6/1
XIII- 1-я пол-XrV
Ж (по инв.)
Янтарь
80
Русский Колодец- VII, 5/2
XIII-XIV
Ж (по инв.)
Жемчуг
81
Русский Колодец- VII, 11/2
XIII-XIV
Ж (по инв.)
Хрусталь, жемчуг, кварц (?)
82
Ясиноватая
XIII-XTV
(XII-XIII-Привалова О.Я., 1998)
Ж (по инв.)
Лазурит
Междуречье Дона и Маныча
83
Вербовый ЛогЛ/Ш, 3/1
2-я пол.ХШ - XIV (сер.ХШ - 1-я треть XIV - Науменко С.А., 1990)
Ж (30-35)
Жемчуг, хрусталь, сердолик
84
Вербовый Лог-Х, 3/2
ХП-ХШ
(XII-Науменко С. А., 1989)
Ж (20-25)
Сердолик, мел
85
Верхне-Рубежный-П,
1/1
2-я пол.ХШ - XIV (позднекочевническое - Гуренко Л.В. и др„ 1994)
Ж (по инв.)
Жемчуг речной, сердолик
86
Долгий 7/1
ХП-ХШ
Ж (старше 30)
Янтарь
87
Колпачки
XII-XTV
Ж (по инв.)
Сердолик
88
Новый 5/1
сер.ХШ - XTV
(золотоордынское - Ильюков Л.С., 1982)
ж
Каури, жемчуг, сердолик, коралл
89
Саркел - Белая Вежа (шчев. мог-к), 19/1, п.15
KOH.IX - XI
м
Янтарь, лазурит
Левобережье Маныча
90
Высочино-П, 8/1
2-я пол.ХШ - XIV (железный век - Лукьяшко С.И., 1976)
Ж (по инв.)
Янтарь, горный
хрусталь,
сердолик
91
Золотаревка-УП, 1/3
ХШ
М (45-55)
Сердолик
Правобережье Нижнего Дона
92
Богоявленная гр., 3/1
ХПІ-XIV (скорее XIII) (кочевническое - Савченко Е.И., 1970)
р
Перламутр
93
Кастырский-П, 6/1
XIII-XTV
(XII - Житников В.Г., 1990)
Ж (30-40)
Сердолик
94
Кастырский-У, 11/1
кон.ІХ-ХІ
(IX-X - Житников В.Г., 1986)
Ж (по инв.)
Янтарь
270


1
2
3
4
5
95
Сладковский 32/1
XIII-XTV
(нач.П тыс. - Максименко В.Е. и др., 1983)
Ж (20-25)
Сердолик
Прикубанье
96
Малаи 3/1
2-я пол.ХШ - XIV (1-я ПОЛ.ХШ - Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В., 2002; 2-я пол.ХШ - XIV - Горелик М.В., 2008)
М
Халцедон
97
Новониколаевская-П,
55/1
ХП-ХШ
(XTV - Дружинина И.А. и др., 2011)
Ж (по инв.)
Лазурит
98
Новотитаровская 6/3
XII-XIV
(XII - 1-я ПОЛ.ХШ - Пьянков А.В., Хачатурова Е.А., 1995; золотоордынское - Нарожный Е.И., 2008)
Ж (по инв.)
Лазурит
Закубанье
99
Анапа, к.1 (воет, пола)
xii-xrv
Ж (по инв.), 2 скелета
Сердолик
100
Ахтырский лиман-1, п.ЗЗ
XII-XV
(XIII - нач.ХІУ - Армарчук Е.А., Сорокина И.А., 2001)
М (по инв.)
Горный хрусталь
101
Байтал-Чапкан 11/1
XII-XV
р
Халцедон
102
Кужорская, к.5
X-XIV
М (по инв.)
Янтарь
103
Мингрельский-П,
16/12
Х-ХПІ
(Х-ХП - Савченко Е.И., 1985)
Ж (20-35)
Янтарь
104
Мингрельский-И,
16/14
Х-ХІП
(Х-ХП - Савченко Е.И., 1985)
Р (4±12 мес.)
Янтарь
105
Мингрельский-П,
17/10
Х-ХШ
(Х-ХП - Савченко Е.И., 1985)
р
Янтарь
106
Мингрельский-П,
17/12
Х-ХШ
(Х-ХП - Савченко Е.И., 1985)
Ж (20-35) (по инв.)
Янтарь
107
у Раевского городища 1/3
XIII
(ХП-ХШ - Дмитриев А.В., 1985)
Р (млад.)
Раковина (?)
108
у Раевского городища 1/5
X-XIV
(ХП-ХШ - Дмитриев А.В., 1985)
Р (млад.)
Раковина (?)
109
у Раевского городища 1/6
X-XIV
(ХП-ХШ - Дмитриев А.В., 1985)
Р (млад.)
Раковина (?)
Междуречье Северского Донца и Дона
110
Высокая Гора 3/2
1-я пол. XIV
(КОН.ХПІ - нач-XIV - Кравец В.В., 2005)
Ж (20-25)
Янтарь
пі
Петровка-1, 2/2
ХП-ХШ
Р (10-12)
Янтарь
271


1
2
3
4
5
Междуречье Дона и Волги
112
Абганерово-П, 14/1
XIV
Ж
(20-25)
Бирюза, жемчуг
ИЗ
Абганерово-Ш, 7/1
2-я ПОЛ.ХІІІ - XIV (средневековое - Дьяченко А.Н. и др., 1995)
Ж (по инв.)
Жемчуг
Калмыцкая степь
114
Барановка 26/1
cep.XIII - XIV
(средневековое - Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1989)
Ж(?)
Каури
115
прав. бер.
Восточного Маныча 19/1
XIII
(XIII-XIV - Синицын И.В., 1978)
М (по инв.)
Ляпис-лазурь
116
уроч.Кара-Агач
X-XIV
ж
Альмандин
117
Кривая Лука-V, 5/11
х-хш
(позднекочевническое - Дворниченко В.В. и др., 1977)
м
Янтарь
118
Кривая Лука-XV, 8/1
2-я пол.ХШ - XTV (позднекочевническое - Дворниченко В.В. и др., 1977)
Ж (по инв.)
Сердолик
119
Кривая Лука-XXV, 1/1
2-я пол.ХШ - XIV (XIV - Дворниченко В.В. и др., 1977)
Ж (по инв.)
Каури, мел
120
Энчин-Толга (Лолинский мог.)-П, 8/3
хп-хш
м
Горный хрусталь, сердолик
Бассейе р.Сал
121
Дубенцовский-1, 2/2
хп-хш
(XI - нач.ХП - Казакова Л.М., 1972)
ж
Сердолик
122
Овцевод 4/1
2-я пол.ХШ - XTV
М (по инв.)
Халцедон
123
Семенкин 40/1
2-я пол.ХШ - XIV
Ж (18-20)
Коралл, жемчуг
Северный Кавказ
124
Новопавловск 1/13
2-я ПОЛ.ХШ - XIV
(XIV - Нарожный Е.И., Охонько Н.А., 2007)
ж
Лазурит, янтарь
Северо-Восточное Предкавказье
125
Новоселицкое 1/1
XIII
(сер.ХІ - сер.ХП - Кореняко В.А., Атавин А.Г., 1986)
м
Сердолик
126
Новоселицкое 1/3
XII-XIV
(половецкое - Кореняко В.А., Атавин А.Г., 1986)
М (по инв.)
Сердолик
272


1
2
3 4
5
Междуречье Волги и Медведицы
127
Белужино- Колдаиров 5/1
сер.ХШ - XIV (XIV - Назаров А.А., 2002)
Ж (20-22) + Р
(новорожд.)
Жемчуг речной
Нижнее междуречье Волги и Урала
128
Молчановка-Ш, 3/1
2-я XIII-XIV (XIV - Синицын И.В., 1960)
ж
Каури
129
Мокринский I, 31/5
2-я пол.ХІУ (золотоордынское - Марыксин Д.В., 2011)
Ж
Лазурит
Камско-Уральское Заволжье
130
Зауморье 7/1
2-я пол.ХГ/
(XIII-XIV- Ляхов С.В., 1992)
М(?)
Сердолик, жемчуг
Ахтубинское Заволжье
131
Быково-Ш, 15/1
2-я пол.XIII - XIV (позднекочевническое- Мамонтов В.И., Ситников А.В., 1994)
М (по инв.)
Следы киновари
132
Калиновка 12/19
X-XI
ж
Сердолик
133
Киляковка 4/1
X-XI
Ж (18-20)
Бирюза (?)
Бассейн Орели и Самары
134
Богдановка-Ш, 10/1
XIII-XIV
М (по инв.)
Гипс
135
Бузовка, к.1
cep.XIII - XIV
М (по инв.)
Жемчуг
136
Дубовики-1, 1/3
XIII-XIV
(ХШ - Шалобудов В.Н., 1990)
м
Янтарь
137
Миновка-XVII, 3/2
XIV
(сер.бО-х XIV - Шалобудов В.Н., Кудрявцева И.В., 1980)
м
Каури
138
Павлоград-1, 4/1
XIII-XIV
Ж (по инв.)
Ляпис-лазурь
139
Павлоград-1, 10/4
XIII-XIV
Ж (по инв.)
Сердолик
140
Петропавловка-5,
1/2
XIII-XIV
(XII-XIII - Шалобудов B.H., 1990)
ж
Хрусталь
141
Птичье 1/1
ХШ
(2-я пол.Х1 - нач.ХШ - Моруженко А.А., Евглевский А.В., 1993)
ж
Сердолик
273


Табл. 2. Использование горных пород, минералов и биоминеральных образований по категориям изделий
№
п/п
Материал
изделий
Бусы,
пронизи
Подвески
Вставки в боаслеты
Вставки в пеостни
Вставки в др. укоашения
Кулоны
Печати-
поивески
Перстни
Кобошоны
(линзы)
Необрабо¬
танные
Другие
изделия
Итого
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
Биоминеральные образования
і
Янтарь
66
5
1
і
1Ч16  7
75
2
Жемчуг неясного генезиса
53
2
11
66
3
Коралл
14
17
1
21
53
4
Жемчуг речной
25
25
5
Перламутр
14
4
28
20
6
Раковины океанические (каури и др.?)
1
6
7
I9  1015
7
Раковины неясного генезиса
3
3
1“
7
8
Раковины речные (унии, перловицы И др.?)
5
I11
6
Всего изделий
176
31
2
1
1
і
48
7
267
6 Орнаментированный предмет (Новопавловка п.13).
7 Зооморфная резная фигурка (Новопавловка п.13).
8 Украшение в виде “бабочки” (Каменка-Н, 1/1).
9 Ложка или черпак (Давыдовка 1/11).
10 Черпак (Березовка 1/1).
11 Стенка раковины в составе бус (Жовтневе-Ш, 11/5).
274


1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
Минералы
9
Лазурит (ляпис- лазурь)
5
76
81
10
Сердолик
75
1
3
79
11
Горный хрусталь
14
2
16
12
Халцедон
6
1
7
13
Агат (оникс)
4/
4
14
Бирюза
"""
2
1
3
15
Гранат
7
7
16
Кварц (?)
2
2
17
Альмандин
2
2
18
Гипс
I12
1
19
Киноварь
I13  141
20
Гематит
1
1
21
Слюда
1
1
22
Минерал (?)
1
1
Всего
111
78
2
6
3
2
2
2
206
Горные породы
23
Известняк
4
1
6
1.4
12
24
Сланец
3
I15
4
25
Гранит
I16
1
26
Обсидиан
1
1
27
Руда
1
1
Всего
4
4
1
7
3
19
Итого
291
113
2
7
5
1
1
1
2
57
12
492
12 Природный кристал, т.н. “ласточкин хвост”, использован как амулет (Богдановка-Ш, 10/1).
13 Следы на кожаной сумке (Быково-Ш, 15/1).
14 Амулет с отверстием (Кут 27/4).
15 Амулет (Новоукраинка 1/1).
16 Шар (Бол.Белозерка 28/4).
275


Табл. 3. Распределение минералов, биоминеральных образований и горных пород по полу и возрасту погребенных
№№
п/п
Материал изделий
Пол и возраст погребенных
Всего
Одиночные погребения
Парные
погребения
Женщина
Мужчина
Ребенок
Мужчина
и
женщина
Женщина
и
ребенок
1
Сердолик
29
8
1
2
40
2
Янтарь
22
18
4
1
і
46
3
Лазурит (ляпис-лазурь)
30
2
і
33
4
Коралл
15
2
і
18
5
Жемчуг неясного генезиса
9
2
И
6
Жемчуг речной
1
1
2
4
7
Раковины неясного генезиса
3
3
6
8
Раковины океанические (каури и др.?)
8
1
9
9
Раковины речные (унии, перловицы и др.?)
2
2
10
Хрусталь горный
2
1
3
11
Перламутр
1
1
2
12
Агат (оникс)
3
2
5
13
Халцедон
1
2
1
4
14
Известняк
4
4
15
Бирюза
2
2
16
Альмандин
1
1
17
Гематит
1
1
18
Гипс
1
1
19
Гранат
1
1
20
Гранит
1
1
21
Кварц(?)
1
1
22
Киноварь (следы)
1
1
23
Обсидиан
1
1
24
Руда (кусок)
1
1
25
Сланец
2
2
26
Слюда
1
1
27
Минерал (?)
1
1
Итого
135
45
11
5
6
202
276


Литература и архивные материалы
Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В., 2002. Половецкие погребения из Восточного Приазовья// Историко-археологический альманах. Вып.8. Армавир. Москва.
Армарчук Е.А., Сорокина И.А., 2001. Богатое средневековое погребение воина-всадника в Западном Закубанье// Археология восточноевропейской лесостепи. Средневековые древности евразийских степей. Вып.15. Воронеж.
Болтрик Ю.В., Фиалко Е.Е., 1994. Отчет о работе Приазовского отряда экспедиции “Сула” в 1993 г.// НА ИА НАН Украины, № 93/149.
Вязьмітіна МЛ., Іллінська В. А., Покровська С.Ф., Тереножкін О Л., Ковпаненко Г.Т., 1961. Кургани біля с.Новопилипівки і радгоспу “Аккермень’7/ АП УРСР. Т.8. К.
Горелик М.В., 2008. Золотоордынские латники Прикубанья// МИА Северного Кавказа. Вып.9.
Гуренко Л.В., Ситников А.В., Скворцов Н.Б., Сурков А.Г., 1994. Раскопки курганов у пос. Верхне-Рубежный// Древности Волго-Донских степей. Вып.4. Волгоград.
Дворниченко В.В., Малиновская Н.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1977. Раскопки курганов в урочище Кривая Лука, в 1973 г.// Древности Астраханского края. М.
Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1989. Раскопки курганов в зоне строительства Калмыцко-Астраханской и Никольской рисовой оросительных систем// Сокровища сарматских вождей и древние города Поволжья. М.
Дмитриев А.В., 1985. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне
сооружения оросительных систем с-за “Раевский” близ Новороссийска в 1985 году// Архив РАН. Р-1, № 10757.
Дружинина И.А., Чхаидзе В.Н., Нарожный Е.И., 2011. Средневековые кочевники в Восточном Приазовье. Армавир; Москва.
Дьяченко А.Н., Блохин В.Г., Шинкарь О.А., 1995. Археологические исследования у с.Абганерово Октябрьского района Волгоградской области// Археолого-этнографические исследования в Волгоградской области. Волгоград.
Житников В.Г., 1986. Отчет о работе Константиновского отряда Ростовского гос. ун-та в зоне строительства Константиновской оросительной системы в 1986 г.// Архив ИА РАН. Р-1, № 11373.
Житников В.Г., 1990. Отчет о работе Константиновского отряда Ростовского госуниверситета в зоне строительства Константиновской оросительной системы в 1989 г.// Архив ИА РАН. Р-1, № 14252.
Ильюков Л.С., 1982. Отчет об исследовании курганного могильника у х.Нового
Мартыновского района Ростовской области в 1982 году// Архив ИА РАН. Р-1, № 9256.
Казакова Л.М., 1972. Об исследованиях разрушаемых археологических памятников в зонах строительства рисовых совхозов “Болыиовский” и “Дубенцовский” в 1972 г. (Цимлянский р-н, Рост, обл.)// Архив ИА РАН. Р-1, № 4980.
Казакова Л.М., 1973. Отчет о спасательных работах в зоне строительства Новоростовской ТЭЦ-2 и Механического завода в 1972-1973 гг.// Архив ИА РАН. Р-1, № 6380.
Каприцын И.И., 1993. Средневековые погребения из кургана 43 могильника Мамай-Гора// Древности степного Причерноморья и Крыма. T.IV. Запорожье.
Колотухин В.А., 1988. Отчет о работах Северо-Крымской экспедиции в 1988 г.// НА ИА НАН Украины, № 1988/27.
Кореняко В.А., Атавин А.Г., 1986. Позднекочевнические погребения в курганах у с.Новоселицкое (Ставропольский край)// КСИА. № 183.
Косиков В,А., Гриб В.К., 1985. Парное кочевническое погребение из кургана у села Каменка в Донецкой области// СА. № 2.
Кравец В.В., 2005. Кочевники Среднего Дона в эпоху Золотой Орды. Воронеж.
Кубышев А.И., 1988. Новые погребения средневековых кочевников ХІ-ХІП вв. в степном
Прииртышье// Международные связи в средневековой Европе. Тезисы докладов и сообщений. Запорожье.
Кубышев А.И., Болтрик Ю.В., Симоненко А.В., Фиалко Е.Е., Куприй С.А., Ковалев Н.В., Лысенко Г.И., 1986. Отчет о работах Херсонской археологической экспедиции в зоне
277


строительства Каховской оросительной системы в Херсонской, Запорожской обл. УССР в 1986 г.// НА ИА НАН Украины, № 1986/13.
Кубышев А.И., Дорофеев В.В.9 Евдокимов ГЛ.9 Николова А.В., Полин С.В., Симоненко
A. 	В., Чеканова Г.И., Ядвичук В.И.9 1976. Отчет о работах Херсонской археологической экспедиции в 1976. Раскопки курганов в зоне строительства Каховской оросительной системы в Херсонской области// НА ИА НАН Украины, № 1976/11.
Кубышев А.И., Дорофеев В.В.9 Нечитайло АЛ., Симоненко А.В., Шилов Ю.А., Куприй С.А., Ковалев Н.В., Амирханов А.Ш., Боталов С.Г., Лысенко Г.И., Толкачев К.И.,
Ян С.А., 1984. Отчет о раскопках Херсонской археологической экспедиции Института археологии АН УССР в зоне строительства Каховской оросительной системы в 1984 году в Херсонской и Запорожской областях// НА ИА НАН Украины, № 1984/11.
Кубышев А.И., Дорофеев В.В.9 Шилов Ю.А., Куприй С.А., Полин С.В., Николова А.В., Нечитайло АЛ.9 Шевченко Н.П.9 Шилова Т.П., 1982. Отчет об исследованиях Херсонской археологической экспедиции в 1982 г.// НА ИА НАН Украины, № 1982/4.
Кубышев А.И.9 Дорофеев В.В.9 Шилов Ю.А.9 Полин С.В.9 Черняков И.Т.9 Битковский О.В.9 Сердюков В.В.9 Солтис О.Б., Шевченко Н.П.91981. Отчет о работах Херсонской экспедиции Института археологии АН УССР у пгт Великая Александровка, с.Староселье Великоалександровского р-на, с.Солёное / Атманой-П, Генидимировка, Юрьевка, Малая Терновка, Волчанск Акимовского р-на Запорожской обл.// НА ИА НАН Украины, № 1981/19.
Кубышев А.И.9 Шилов Ю.А., Чекаманова Г.И., Николова А.В.9 Симоненко А.В.9 Зубарь
B. 	М., Рябова В.А.9 1974. Отчет о работах археологической экспедиции в 1974 году (раскопки курганов в зоне строительства Каховской оросительной системы)// НА ИА НАН Украины, № 1974/8.
Ларенок П.А., 1998. Курганные могильники “Таврия”-1-Ш// Материалы и исследования
Таганрогской археологической экспедиции. Вып.Ш. Курганы Северо-Восточного Приазовья (Неклиновский и Матвеево-Курганский р-ны Ростовской обл.). Ростов-на-Дону.
Лугова Л.М.9 1998. Нові поховання пізніх кочівників із середньодніпровського лівобережжя// Археологічний літопис Лівобережної України. №№ 1-2. Полтава.
Лукьяшко С.И.9 1976. Отчет о работе Приморской археологической экспедиции// Архив ИА РАН. Р-1, № 7322.
Ляхов С.В., 1992. Новые золотоордынские погребения Саратовского Заволжья// Археология Восточно-Европейской степи. Вып.З. Саратов.
Максименко В.Е., Безуглов С.И.9 Захаров А.В., 1983. Отчет о раскопках курганов в Тацинском р-не Ростовской обл. в 1983 г.// Архив ИА РАН. Р-1, № 9880.
Мамонтов В.И., Ситников А.В., 1994. Средневековые погребения курганного могильника Быково III// Древности Волго-Донских степей. Вып.4. Волгоград.
Марковин В.И., 1965. Сердолик - “камень счастья”// Новое в советской археологии. М.
Моруженко А.А., Евглевский А.В., 1993. Исследование кургана у с.Птичье в бассейне р.Волчья// Донецкий археологический сборник. Вып.З. Донецк.
Марыксин Д.В.9 2011. Кем оставлен комплекс Мокринский I?// Вопросы истории и археологии средневековых кочевников и Золотой Орды: сборник научных статей памяти В.П. Костюкова. Астрахань.
Назаров А.А.9 2002. Отчет о проведении археологических исследований в 2001 г. Археологической экспедицией ОНПЦ. Волгоград// Архив Волгоградского краеведческого музея, № 185.
Нарожный Е.И., 2008. О датировке и этнокультурной атрибуции некоторых средневековых кочевнических комплексрв// МИАСК. Вып.9. Армавир.
Нарожный Е.И., Охонько Н.А., 2007. Новопавловский могильник XIV в. в системе евразийских древностей// МИАСК. Вып.7. Армавир; Ставрополь.
Науменко С.А., 1989. Отчет об исследованиях в зоне строительства Цимлянской оросительной системы в 1989 году. Ростов-на-Дону// Архив лаборатории РГУ, ф. 12; д.5.
Науменко С.А.9 1990. Отчет о работе Цимлянского отряда Ростовского госуниверситета в зоне строительства Цимлянской ОС в с-зе “Дубовский” Дубовского р-на Ростовской обл. в 1990 г.//
278


Архив ИА РАН. Р-1, № 15000.
Отрощенко В.В., Болдин Я.И., Белов А.Ф., Ляшко С.Н., Пустовалов С.Ж., Рассамакин Ю.Я., Савовский И.П., Тихомолова И.Р., 1978. Отчет о раскопках Запорожской Новостроечной экспедиции в 1978 году// НА ИА НАН Украины, № 1978/3
Отрощенко В.В., Болдин Я.Н., Гошко Т.Ю., Ляшко С.Н., Ковалёв Н.В., Кравченко С.Н., Пустовалов С.Ж., Рассамакин Ю.Я., Салий Н.Г., Савовский И.П., 1981. Отчет о раскопках Запорожской экспедиции в 1981 г.// НА ИА НАН Украины, № 1981/10.
Отрощенко В.В., Ковалёв Н.В., Пустовалов С.Ж., Рассамакин Ю.Я., Салий Н.Г., Голышкина В.И., Дорофеев В.В., Полин С.В., 1980. Отчет о раскопках Запорожской экспедиции в 1980 году (Северо-Рогачикская оросительная система)// НА ИА НАН Украины, № 1980/5.
Пиоро И.С., Самойленко Л.Г., Склярский А.Б., 1985. Отчет о работе хоздоговорной
археологической экспедиции Киевского госуниверситета в Ворошиловградской обл. в 1984 году// ИА НАН Украины, № 1984/107.
Писларий И.А., Братченко С.Н.9 Кротова А.А., Неприна В.И.9 Шарафутдинова Э.С.9 1975. Отчет об исследованиях у г.Приволье, Безгиново, Новоселовка, Песчаное в 1975 году// НА ИА НАН Украины, № 1975/1.
Попандопуло З.Х.9 1988. Погребение с оружием и женскими украшениями// Международные связи в средневековой Европе. Тез. докл. и сообщ. Запорожье.
Привалова О.Я., 1998. Богатые кочевнические погребения из Донбасса// Археологический альманах. № 7. Донецк.
Привалова О.Я.9 Зарайская Н.П., Привалов А.И.9 1982. Двугорбая Могила// Древности степной Скифии. К.
Пьянков А.В., Хачатурова Е.А., 1995. Погребение половчанки из степного Прикубанья// Историко-археологический альманах. Вып.1. Армавир; Москва.
Рассамакин Ю.Я.9 Колосов Ю.Г.9 Сердюкова И.Л., Черных Л.А., 1989. Отчет о работе Запорожской археологической экспедиции в 1989 году// НА ИА НАН Украины, № 1989/23.
Савченко Е.И., 1970. Отчет о работе Богоявленской новостроечной археологической экспедиции Новочеркасского музея истории Донского казачества// Архив ИА РАН. Р-1, № 1640.
Савченко Е.И., 1985. Отчет о работе Мингрельского отряда Северо-Кавказской экспедиции в 1985 г. (раскопки курганов 2, 3, 4, 6, 11, 13, 15 Общественного I могильника и курганов 2, 7, 8, 16, 17 Мингрельского II могильника у станицы Мингрельской Абинского района)// Архив ИА РАН, 3-І, № 13686.
Синицын И.В., 1960. Древние памятники в низовьях Еруслана// МИА. № 78.
Синицын И.В.9 1978. Древние памятники Восточного Маныча. Саратов.
Спицын А.А., 1905. Заметки о некоторых киевских древностях// Записки отделения русской и славянской археологии Императорского русского археологического общества. T.VII. СПб.
Субботин Л.В.9 Островерхое А.С., Дзиговский А.Н., 1995. Археологические древности Буджака. Курганы восточного побережья озера Сасык. Одесса.
Тихомолова И.Р.9 Плешивенко А.Г., 1984. Отчет о раскопках и разведках в Васильевском, Запорожском и Ореховском районах Запорожской области в 1984 году по открытому листу № 125/29// НА ИА НАН Украины, № 1984/.
Шалобудов В.Н., 1990. Еще раз о находках распрямленных гривен в половецких погребениях// Исследования по археологии Поднепровья. Днепропетровск.
Шалобудов В.Н., Кудрявцева И.В., 1980. Кочевнические погребения Среднего Приобья// Курганы степного Поднепровья. Днепропетровск.
Шапошникова О.Г., 1971. Отчет Ингульской экспедиции ИА АН УССР// НА ИА НАН Украины, № 1971/28.
Шапошникова О.Г.9 Фоменко В.Н.9 Бочкарев В.С.9 Балушкин А.М., Гребенников Ю.С.9 Клюшинцев В.Н.9 Ребедайло Г.П., Рычков Н.А., 1974. Отчет о работе Ингульской экспедиции за 1974 год// НА ИА НАН Украины, № 1974/12.
Швецов МЛ.9 1974. Богате кочівницьке поховання з Донбасу// Археологія, № 13.
Шуман В.9 1986. Мир камня. В 2-х т. Т.1. Горные породы и минералы. М.
279


Summary
V.A.Isaiev, LV.Isaieva, O.A.Poliakova (Donetsk, Ukraine)
PRODUCTS MADE OF BIOMINERAL, MINERAL FORMATIONS AND ROCKS IN BURIALS OF MEDIEVAL NOMADS OF EASTERN EUROPE
Jewelry, cult-household and household products made of biomineral formations, minerals and rocks are encountered in burials of medieval nomads of Eastern Europe. These products were most frequently made of biomineral formations, minerals were less frequent and rocks were very rare. Among biomineral formations coral, pearls and amber seem to have been in greatest demand. Among minerals decorations made of lazurite (lapis lazuli), rock crystal and minerals of quartz group (cornelian, chalcedony, agate) prevail. The most popular rock was limestone.
In the Middle Ages there were extensive transcontinental links, which is corroborated by the appearance of kauri shells and obsidian far from places of their widespread occurrence and stone deposits.
Статья поступила в редакцию в октябре 2011 г
280


О.А.Полякова
ЛАЗУРИТОВЫЕ ПОДВЕСКИ ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ КОЧЕВНИКОВ ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ XI-XIII ВВ.
У каждого народа с древних времен существует определенная гамма почитаемых цветов. Это объясняется его характером, традициями, природными условиями. Для кочевников Средневековья синий цвет был неотъемлемой частью их жизни, так как это цвет неба, который, в частности, символизировал безграничные дали. Отражением древнего культа неба являются широко распространенные у тюрков апотропеи синего цвета. Поэтому неудивительно, что среди различных поделок, найденных в кочевнических погребениях, преобладают подвески из лазурита (Исаев В.А. и др., 2012, с251). О необыкновенной популярности лазуритовых подвесок у средневековых номадов свидетельствуют каменные изваяния, на которых есть изображения похожих украшений в составе ожерелий, а также неоднократные находки в погребениях их имитаций.
На данный момент специальных работ, посвященных лазуритовым подвескам, существует всего две. Это статьи Т.И.Макаровой “Украшения и амулеты из лазурита у кочевников X-XI вв.” (1962) и О.И.Давидан “Скарабей из Старой Ладоги” (1988). В них подробно проанализированы подвески из лазурита, известные на время написания статьи по находкам в кочевнических погребениях и в культурных слоях некоторых древнерусских городов. Еще одна исследовательница - М.Д.Полубояринова - в работе, посвященной украшениям из цветных камней Болгара и Золотой Орды, рассматривает и подвески из лазурита (Полубояринова М.Д., 1991). Остальные упоминания о подвесках из лазурита находим в публикациях отдельных погребальных комплексов кочевников.
Характеристика источника и типология
На сегодняшний день мы располагаем данными о 76 лазуритовых подвесках из 30 погребений кочевников XI-XIII вв. Юго- Восточной Европы1 (рис.1). Это изделия треугольной, каплевидной или ромбической формы, имеющие в сужающейся вершине боковое отверстие для подвешивания. На части из них есть орнамент в виде парных бороздок на одной или обеих сторонах. Но, главное, многие из них имеют зооморфную форму, на подавляющем большинстве в той или иной степени выделена головка.
Наибольшее количество лазуритовых подвесок в составе одного комплекса обнаружено в погребении у х.Колузаево. Здесь найдено 7 целых экземпляров из лазурита и 2 фрагмента (три изделия орнаментированы). Вместе с лазуритовыми подвесками в этом комплексе были украшения из сердолика, хрусталя, слюды, красного и черного минералов, а также кости и бронзы.
По 3-5 подвесок найдено в погребениях Зеленки к.297, Зеленки к.317, Драчи, Давы- довка 15/1, Новокаменка 2/1, Ромашкино 1/1, Высокая Могила 9/2, Двугорбая Могила, Ка- менка-П, 1/1, Пришиб 2/13, Ново-Троевка.
Нами выделены три основных типа лазуритовых подвесок (табл.1), где в качестве типообразующего признака выступает форма изделий - подтреугольная, каплевидная и ромбовидная. Каждый тип, исходя из имеющегося дополнительного декора, логично разделить на 2 подтипа - геометризированные и зооморфные. К зооморфным подвескам мы отнесли такие, на которых четко выделена головка на-
1 Автор благодарит А.В.Евглевского за предоставленные материалы из его личного архива и некоторые рекомендации при подготовке статьи.


◄ *
282
Условные обозначения
треугольные ф — каплевидные ф — ромбические О “ неопределенные типы
зооморфно-треугольные ф — зооморфно-каплевидные ф — зооморфно-ромбические ** ч, — граница степи


Рис. 1. Карта-схема распространения лазуритовых подвесок в погребениях кочевников ХІ-ХІІІ вв. Юго-Восточной Европы: 1 - Краснополка, к.270; 2 - Зеленки, к.365; 3 - Зеленки, к.317; 4-Зеленки, к.297; 5-Драчи; 6 - Высокая Могила, к.9, п.2; 7 - Благовещенка, к.1, п.1;
8-Новокаменка, к.2, п.1; 9-Ромашкино, к.1, п.1; 10- Ак-Таш, к.63, п.2; 11 - Ново-Троицкое, к.1, п.4а; 12 - Волчанск-П, к.2, п.4; 13-Шелюги, к.6, п.1; 14 - Давыдовка, к.15, п.1; 15-Малая Терновка, к.22, п.2; 16 - Павлоград-I, к.4, п.1; 17 - Пришиб, к.2, п.13; 18-Пришиб, к.1, п.8; 19- Вишневый Дол, к.7, п.1; 20 - Горняк, к.5, п.1; 21 - х.Колузаево, к.10, п.4; 22 - Каменка-П, к.1, п.1; 23 -Двугорбая Могила; 24 - Новониколаевская, к.5 5, п.1; 25 - Новотатаровская, к.6, п.З; 26- Новопавловка, п.13; 27 - Восточный Маныч, к.19, п.1; 28 - Саркел - Белая Вежа, нас.19/1, п.15; 29 - Мокринский-1, к.31, п.5; 30 - Ново-Троевка.
Fig. 1. А шар-scheme of distribution of lazurite pendants in burials of South-Eastern European nomads of the 11th-13th centuries: 1 - Krasnopolka, barrow 270; 2 - Zelenki, barrow 365; 3 - Zelenki, barrow 317; 4- Zelenki, barrow 297; 5 - Drachi; 6 - Vysokaia Mogila, barrow 9, burial 2;
7 - Blagoveshchenka, barrow 1, burial 1; 8 - Novokamenka, barrow 2, burial 1; 9 - Romashkino, barrow 1, burial 1; 10 - Ak-Tash, barrow 63, burial 2; 11 - Novo-Troitskoie, barrow 1, burial 4a; 12- Volchansk-II, barrow 2, burial 4; 13 — Shelugi, barrow 6, burial 1; 14 -Davydovka, barrow 15, burial 1; 15 - Malaia Ternovka, barrow 22, burial 2; 16- Pavlograd-I, barrow 4, burial 1; 17 - Prishib, barrow 2, burial 13; 18 — Prishib, barrow 1, burial 8; 19 - Vishnevyi Dol, barrow 7, burial 1; 20 - Gorniak, barrow 5, burial 1; 21 - Koluzaievo, barrow 10, burial 4; 22 - Kamenka-II, barrow 1, burial 1; 23- Dvugorbaia Mogila; 24 - Novonikolaievskaia, barrow 55, burial 1; 25 - Novotitarovskaia, barrow 6, burial 3; 26 - Novopavlovka, burial 13; 27 - Vostochnyi Manych, barrow 19, burial 1; 28 - Sarkel - Belaia Vezha, mound 19/1, burial 15; 29 - Mokrinskii-I, barrow 31, burial 5; 30 - Novo- Troievka
секомого, или она отделена горизонтальными линиями (рис.2). Таких подвесок оказалось около половины (35 изделий - 46%). Кроме того, есть фрагментированные подвески, не поддающиеся однозначной типологизации, и несколько подвесок других форм, менее выраженных геометрически. Несколько изделий, использованных в нашей выборке, упоминаются в отчетах или публикациях без указания их формы и орнамента.
Наибольшее количество подвесок имеет ромбовидную форму (28 экз. - 36,8%), меньше каплевидных (15 - 19,7%) и подтреугольных (13 - 17,1%). Почти все они имеют боковое отверстие для подвешивания. Размеры подвесок колеблются от 1,7x1,3 см до 4x2,2 см. Орнаментировано 26 изделий.
В 9 комплексах вместе с лазуритовыми подвесками найдены их имитации (Благовещенка 1/1, Мамай-Гора 43/2, Новая Маячка 3/1, Наташино 18/8, Ак-Таш 63/2, Удачное 7/2, Приволье VI/1, Алитуб 10/6, Кастырский-VI, 2/2). Имитации изготавливали из различных минералов, стекла и материалов органического происхождения. Они повторяли форму подвесок из лазурита, также имели боковое отверстие, на некоторые из них наносился та¬
кой же орнамент в виде бороздок, и, что очень важно, их изготавливали из материалов синего цвета или окрашенных в синий цвет. Наиболее показательной в этом отношении является находка из погребения Благовещенка 1/1. Здесь вместе с двумя неорнаментированными подвесками из лазурита найден фрагмент искусно изготовленной подвески из синего стекла с рисунком, характерным для орнаментированных лазуритовых подвесок.
Находкам лазуритовых подвесок в погребениях средневековых кочевников Восточной Европы обычно сопутствовало немало различных украшений, в том числе из других пород камня, стекла и материалов органического происхождения. Это цветные коралловые подвески (красные, белые, светло-розовые), многочисленные бусины и бисер из сердолика, халцедона, янтаря, агата, хрусталя, перламутра, коралла, а также керамики, кости, стекла. В одном из погребений обнаружен янтарный кулон (Ромашкино 1/1), янтарный резной перстень, орнаментированный предмет (?) и резная фигурка в виде скульптуры морского котика (?) из янтаря (Новопавловск 1/13).
Кроме изделий из биоминеральных образований, минералов и горных пород, в погре-
283


Рис. 2. Предположительная деэволюция зооморфности лазуритовых подвесок: 1 - Шелюги, к.6, п.1; 2-Малая Терновка, к.22, п.2; 3-5 - Ново-Троевка; 6 - Ново-Троицкое, к.1, пЛа;
7-Драчи; 8-9 - Двугорбая Могила; 10 - Новокаменка, к.2, п.1; 11 - Краснополка, к.270; 12
- Зеленки, к.297; 13 - Пришиб, к.1, п.8; 14 - Краснополка, к.270; 15 - Саркел - Белая Вежа, нас. 19/1; п.15; 16 - Колузаево, к. 10, п.4; 17 - Ромашкино, к.1, п.1; 18 -Новокаменка, к.2, п.1; 19 -Двугорбая Могила; 20 -Драчи; 21-22 - Колузаево; 23 - Мокринский-1, к.31, п.5; 24 - Высокая Могила, к.9, п.2; 25 - Колузаево, к.10, п.4; 26 - Зеленки, к.317.
Fig. 2. Hypothetical de-evolution of zoomorphic shape of lazurite pendants: 1 - Shelugi, barrow 6, burial 1; 2 - Malaia Ternovka, barrow 22, burial 2; 3-5 - Novo-Troievka; 6 - Novo-Troitskoie, barrow 1, burial 4a; 7-Drachi; 8-9 - Dvugorbaia Mogila; 10 - Novokamenka, barrow 2, burial 1; 11 - Krasnopolka, barrow 270; 12 - Zelenki, barrow 297; 13 - Prishib, barrow 1, burial 8; 14
- Krasnopolka, barrow 270; 15 - Sarkel - Belaia Vezha, mound 19/1; burial 15; 16- Koluzaievo, barrow 10, burial 4; 17 - Romashkino, barrow 1, burial 1; 18 - Novokamenka, barrow 2, burial 1; 19
- Dvugorbaia Mogila; 20 - Drachi; 21-22 - Koluzaievo; 23 - Mokrinskii-I, barrow 31, burial 5; 24 - Vysokaia Mogila, barrow 9, burial 2; 25 - Koluzaievo, barrow 10, burial 4; 26 - Zelenki, barrow 317
бениях с лазуритовыми подвесками найдены украшения из золота, серебра, меди и бронзы. Это подвески, височные кольца, серьги, браслеты, бубенчики, пуговицы и т.д.
Символика лазуритовых подвесок и эволюция их формы
По мнению Т.И.Макаровой, разделившей лазуритовые подвески на две группы - ромбические и треугольные, - ромб соответствует мужской фигуре, а треугольник - женской.
Верхние горизонтальные насечки орнамента, как полагает исследовательница, отделяют голову, а косые изображают руки. Тем самым форма и орнамент подвесок в совокупности придавали изделиям антропоморфные черты, которые, в свою очередь, были обусловлены культом онго- нов (Макарова Т.И., 1962, с. 130, 133). Эту идею поддержал и ряд других исследователей, в частности, О.А.Артамонова (1963, с.92).
О.И.Давидан подвергла обстоятельной критике позицию Т.И.Макаровой. Все подвески с орнаментом исследовательница трактует как изображение жуков-скарабеев (Да-
284


видан О.И., 1988, с. 114). В качестве примера она приводит подвески из кочевнических могильников “Саркел”, “Зеленки”, а также из культурного слоя городища “Саркел”, которые сравнивает с очень реалистичными сердоликовыми скарабеями, происходящими из Швеции, Старой Ладоги и Дагестана (Да- видан О.И., 1988, с. 114). По мнению исследовательницы, “на некоторых подвесках отчетливо улавливаются общие очертания жука: крылья намечены двумя дуговидными или прямыми бороздками, внизу имеется вырез, обозначающий хвостовую часть. Эта же схема остается и на сильно геометризированных подвесках, со временем трансфомировавших- ся в треугольные с округлым или прямым основанием. На ромбических подвесках парные бороздки, обозначающие крылья, расположены иначе: они идут от «шейки» вдоль боков” (Давидан О.И., 1988, с. 115).
Отдельную группу составляют подвески без орнамента, которые исследовательница считает заключительной фазой схематизации жуков-скарабеев (Давидан О.И., 1988, с. 114).
Д.Г.Савинов, А.В.Новиков, С.Г.Росляков, изучая подобные изделия на памятниках ба- сандайской культуры в Верхнем Приобье, усомнились в такой схеме развития образа скарабея (Савинов Д.Г. и др., 2008, с.28). В то же время исследователи согласились, что отмеченное О.И.Давидан сходство между скарабеями Старой Ладоги, Швеции и Кавказа, “особенно подвески из Агач-Калы, действительно наводит на мысль о каких-то общих глубинных истоках, если не происхождения, то, во всяком случае, декорировки подобного рода предметов” (Савинов Д.Г. и др., 2008, с.28).
Учитывая, что большинство находок лазуритовых подвесок связано с ожерельями, можно предположить, что их символика в той или иной степени имеет отношение к семантике нагрудных украшений. Наличие подвесок из лазурита в составе ожерелья и их количество могли свидетельствовать и об определенном социальном статусе женщины. Известно, что до недавнего времени у многих тюркских народов количество украшений и их пышность напрямую зависели от возрастного и социального статусов женщины. Девушка надевала первые украшения в период достижения репродуктивного возраста. Правила но¬
шения украшений (равно как прическа, головные уборы и т.д.) кардинально меняются после замужества и рождения детей. Считалось, что женщина, особенно кормящая мать, должна непременно носить кольца, серьги, бусы, чтобы дети не умирали, а были “при себе”. Именно поэтому набор украшений замужней женщины отличался особой изысканностью, сложностью исполнения и обилием (Традиционное мировоззрение..., 1988, с.174, 175).
Видимо, было очень важно, прежде всего, закрыть грудь и шею, поэтому у многих народов были распространены шейно-нагрудные украшения. Таким было, например, женское нагрудное украшение селтэр у башкир, а у хакасов было популярно украшение пого, которое оберегало женщин от злых духов и защищало их души (Тудоякова Э.К., 2008). У казанских татар бытовало украшение тамакса (Суслова С.В., 1980, с.43).
Анализ зооморфных и декорированных подвесок и их вариантов из кочевнических погребений (рис.2) убеждает нас в том, что орнаментированные лазуритовые подвески в той или иной степени действительно передают образ жуков-скарабеев. В пользу данной версии говорит и тот факт, что в древности и Средневековье эти насекомые водились в степной полосе Северного Причерноморья, причем, в гораздо большем количестве, чем в наше время (Жизнь животных, 1984, с.262-263). Для этих жуков характерен необычный синий отлив хитинового покрова, в связи с чем можно предположить, что кочевники, используя камень синего цвета при изготовлении подвесок, пытались передать цвет покрова жука, совпадающий с цветом неба, так почитаемого ими. К тому же, изготавливая подвески, они, возможно, ориентировались и на размеры насекомого. Скарабей - это довольно большой жук, длиной 25-37 мм (Жизнь животных, 1984, с.32), что, в целом, соответствует размерам подвесок - до 40 мм.
Вообще, жук-скарабей был одним из наиболее популярных объектов живой природы, образ которого использовался для амулетов с давних времен. Особенно почитался он в Древнем Египте, где считался священным, являясь символом вечного движения Солнца или вечной жизни. Такие амулеты сопровождали египтян на протяжении всей жизни, даже пос¬
285


ле смерти их помещали в гробницы, поскольку в загробном мире они были призваны защищать человека. На египетских амулетах, в том числе и скарабеях, писали магические формулы - слова власти, что усиливало их защитные свойства (Бадж У, 1996, с. 191). Первые изделия в виде скарабеев изготавливались из так называемого “египетского” фаянса (Алексеева Е.М., 1978, с.25; Пиотровский Б.Б., 1958, с.27). Из Египта амулеты-скарабеи еще в VTII-VII вв. до н.э. распространились по Западной Азии и Средиземноморью, а в античную эпоху они были широко популярны уже и в Восточной Европе (Триколенко О., 2002, с.ЗЗ).
Учитывая зооморфную символику подвесок и основываясь на предложенной О.И.Давидан схеме стилизации их формы и декора (Давидан О.И., 1988, с. 114), можно предположить основные этапы их видоизменения (рис.2), которые при дальнейшем исследовании, не исключено, могут вывести нас на относительную хронологию типов. Пока же работа с собранной нами базой погребений кочевников с лазуритовыми подвесками продолжается, а потому относительно широкие датировки не позволяют выстроить подвески в строгом хронологическом порядке. Следовательно, любая схема видоизменения декора подвесок носит пока характер версионной реконструкции, включая нашу.
Мы полагаем, что самыми ранними являются зооморфные, тщательно изготовленные подвески (рис 2,1-18), а затем на них последовательно или параллельно стали исчезать косые насечки, обозначающие крылья (рис.2,19- 21) и горизонтальные бороздки, отделяющие головку (рис.2, 22, 23). В итоге этого процесса стилизации орнамент исчез совсем (рис.2, 24-26). Данная версия подкрепляется тем, что подвески из относительно поздних погребений являются неорнаментированными и представлены различными геометризирован- ными формами. Это комплексы: Волчанск-П, 2/4 (XIII-XIV вв.), Павлоград I, 4/1 (XIII-XIV вв.), Вишневый Дол 7/1 (2-я пол.ХШ - XIV в.), Пришиб 2/13 (XIII - 1-я пол.XIV в.), Новотатаровская 6/3 (XII-XIV вв.), Новопавловск 1/13 (2-я пол.ХШ - XIV в.), Мокринский 1,31/5 (2-я
пол.ХГУ в.)2, Новониколаевская-П, 55/1 (XIV в. - по: Дружинина И.А. и др., 2011).
Подвески с выделенными головками, по мнению Д.Г.Савинова, А.В.Новикова, С.Г.Рослякова, “вероятно, являются одним из специфических признаков подобного рода изделий западного ареала” (Савинов Д.Г. и др., 2008, с.28), т.е. Восточной Европы. С этой точкой зрения вряд ли можно согласиться, так как практически все лазуритовые подвески из сибирских памятников, например, из Осинков- ского и Санаторного могильников (оба из При- обья), опубликованных авторами, в той или иной степени имеют выделенную головку (Савинов Д.Г. и др., 2008, рис. 11). На наш взгляд, зооморфность здесь даже более реалистична, чем на рассмотренных европейских образцах. Поэтому логично предположить, что развитие зооморфной формы подвесок на территории Восточной Европы не началось, а продолжилось, и здесь, очевидно, произошло завершение эволюции, и, наконец, их полное исчезновение.
Угасающий зооморфизм, конечно же, не мог не влиять и на форму лазуритовых подвесок. В то же время взаимовстречаемость различных типов и вариантов подвесок свидетельствует о том, что наряду с относительно реалистичными зооморфными изделиями, воплощающими образ жука-скарабея, едва ли не на самых ранних этапах бытовали и несколько упрощенные образцы. Появляются и постепенно начинают превалировать схематичные подтреугольные (рис.2, 3-6), каплевидные (рис.2, 7, 8), позже ромбовидные (рис.2, 9-18) подвески. При этом последние составили большинство.
Общей тенденции схематизации лазуритовых подвесок, в частности, преобладание на поздних этапах ромбовидной формы, возможно, сопутствовало и переосмысление (или стирание) кочевниками Евразии XI-XIII вв. изначальной скарабеоидной формы и вложение в них нового содержания. Определенное (а в некоторых регионах и определяющее) влияние на форму подвесок могли оказать и сырьевые характеристики минерала, так как лазурит достаточно хрупок, и возможности его технологической обработки ограничены.
2 	Погребения с подвесками, используемые в этой статье, продатированы А.В.Евглевским в статье: Исаев В.А. и др., 2012, с.248-255.
286


Местоположение подвесок в погребениях
Подавляющее большинство погребений с лазуритовыми подвесками - женские, два мужских, три парных (1 - женщина + мужчина, 2 - женщина + ребенок)3. К сожалению, антропологические данные практически отсутствуют, поэтому возраст погребенных определяется лишь в отдельных случаях.
По местоположению лазуритовых подвесок попытаемся смоделировать украшения из них на костюме. Однако эта задача осложняется тем, что, чаще всего, точно сказать, где находилась подвеска в момент захоронения невозможно, так как она могла сдвинуться в результате процесса разложения погребенного, костяк мог быть потревожен землеройными животными или при ограблении. Кроме того, на перемещение предметов могли влиять объем и заполнение пространства погребения (Бо- родовский А.П., Глушков И.Г., 1991, с. 17). Поэтому местоположение подвесок достоверно определяется лишь в 25 погребениях (рис.З).
Логично предположить, что подвески, обнаруженные у черепа, могли украшать головные уборы (рис.З, 1-6). Так, в погребении Новониколаевская 55/1 подвеска лежала у правого виска, здесь же найдены остатки головного убора. В погребении Пришиб 2/13 три подвески находились на затылке. В погребении Благовещенка 1/1 подвески, обнаруженные справа и слева от черепа, так же, скорее всего, были украшениями головного убора или прически.
Больше всего лазуритовых подвесок найдено в районе шейно-грудного отдела (рис.З, 7-11, 14,17-20). Это, безусловно, является свидетельством того, что они либо входили в лазурито- вое ожерелье, либо составляли часть ожерелья в сочетании с бусинами, бисером из различных минералов, веточками кораллов, подвесками из слюды (Зеленки, к.297, Зеленки, к.317, Колу- заево 10/4, Давыдовка 15/1, Новокаменка 3/22, Восточный Маныч 19/1). В комплексе Зеленки, к.317 на погребенной было найдено два ожерелья, в состав которых входили лазуритовые подвески. Уникальное шейно-нагрудное украшение обнаружено в комплексе Каменка-П, 1/1.
Здесь в области шейных позвонков женского костяка сохранилась овальная бронзовая пластина, обшитая с двух сторон кожей, к которой были прикреплены две подтреугольные (по нашей типологии) и две каплевидные подвески из синего лазурита, чередующиеся с веточками кораллов. По краям кожаной основы изделия были нашиты две перламутровые пластинки в виде “бабочки” (Косиков В.А., Гриб В.К., 1985, с.258). Одну подвеску могли носить на шее на шнурке (Пришиб 1/8).
В погребении Малая Терновка 22/2 подвески найдены в области таза вместе с коралловыми веточками (рис.З, 23), в погребении Новотатаровская 6/3 - под левой бедренной костью (рис.З, 24). Это могли быть украшения поясов или обереги, которые носили в мешочке, прикрепленном к поясу. На некоторых половецких каменных изваяниях изображены подобные мешочки или кошельки, в которых, кроме украшений, могли носить кресала, монеты, амулеты (Плетнева С.А., 1974, с.49).
В комплексах Зеленки к.365, Двугорбая Могила, Высокая Могила 9/2, Новокаменка 2/1, Малая Терновка 22/2, Пришиб 1/8 и Вишневый Дол 7/1 подвески найдены у плеч, крестца, на ребрах (рис.З, 13-16, 21-23). В этих случаях говорить о точном способе их подвешивания сложно.
Очень интересная находка была обнаружена в комплексе Волчанск-П, 2/4 (рис.З, 25), где в ногах умершей найден деревянный сундучок (фрагменты), окрашенный в розовый цвет. “В сундучке, очевидно, лежали предметы, найденные у стоп погребенной: ожерелье из янтарных и сердоликовых бус с лазуритовой подвеской, 2 медные шаровидные пуговицы, медная пластинка, штампованная медная позолоченная бляшка, шило, гребень, астрагал, кусочек элекгровой цепочки с серебряной петелькой” (Кубышев А.И. и др., 1981).
Таким образом, исходя из 25 комплексов, где местоположение подвесок фиксируется, можно утверждать, что наиболее распространенным способом ношения подвесок из лазурита было включение их в состав ожерелий. Это находки в области груди и шеи - 12 случаев4 - 48%; реже - как украшение головного
3 Определение пола в большинстве погребений установлено по вещевому набору.
4 Здесь мы учли два комплекса, в которых подвески находились ниже груди, на ребрах - Пришиб 1/8 и Вишневый Дол 7/1.
287


*0
о
Q
•о
•о
Ї
1
2
3
4
5
Новониколаевская 55/1
Шелюги 6/1
Благовещенка 1/1
Ак-Таш 63/2 Пришиб 2/13
Мокринский I, 31/5
0
7
8
9
10
Зеленки к.297
Зеленки к.317
Давыдовка 15/1
Каменка-П 1/1
11
Новопавловск
п.13
О
О
13
Зеленки к.365
14
Двугорбая
Могила
О
до
15
Высокая Могила 9/2
о
16
Новокаменка 2/1
0
0
0
0
•
<
5
і
T
17
18
19
Горняк 5/1
Павлоград I, 4/1
Восточный Маныч 19/1
20
х.Колуза- ево 10/4
$
0
0
0
i
0
•
ill
21
22
23
24
Л '
Пришиб 1/8
Вишневый Дол 7/1
Малая
Терновка 22/2
Новотатаровская 6/3
25
Волчанск II, 2/4
Условные обозначения
• — подвески из лазурита;
о - подвески из лазурита, расположенные под человеком; ▲ - имитации подвесок из лазурита.
Рис. 3. Расположение лазуритовых подвесок и их имитаций в кочевнических погребениях. Fig. 3. Position of lazurite pendants and their imitations in nomadic burials
288


убора (находки в районе головы), в единичных случаях - в качестве украшений одежды и пояса (находки у плеч, таза и т.д.).
Пути проникновения идеи изготовления орнаментированных подвесок на территорию Юго-Восточной Европы
Опыт изучения культурных традиций показывает, что идеи и технические знания передаются от одних индивидов к другим с помощью разных и, нередко, сложных механизмов межкультурных контактов. Идея изготовления орнаментированных подвесок, схематично передающих образ жука-скарабея, могла попасть к восточноевропейским кочевникам разными путями. Один из теоретически возможных вариантов - Скандинавия. Но, говоря об общей схожести кочевнических подвесок со скандинавскими, следует иметь в виду, что заимствование кочевниками образа скарабея из этого региона практически невозможно, так как между этими двумя значительно территориально удаленными группами подвесок отсутствуют переходные формы, которые свидетельствовали бы о прямой преемственности стилизованных кочевнических подвесок от довольно реалистичных североевропейских. Даже если это допустить, то трудно себе представить механизм подобного заимствования.
Ясно и то, что появление у кочевников (так же как и у скандинавов) образа скарабея - это не прямой повтор древнеегипетских или античных образцов путем копирования случайно найденных экземпляров, и не только потому, что эти культурные эпохи разделяют много веков и даже тысячелетий. Практически не вызывает сомнений, что идея изображения скарабея у кочевников и североевропейцев появилась конвергентно и реализовывалась в различных этнокультурных условиях по-разному. В культурах с более развитым ремеслом (Египет, Скандинавия, Северная Русь и др. европейские регионы) художественные изделия естественно изготавливались более искусно, а, значит, и интересующий нас образ скарабея оказывался довольно реалистичным, в отличие от кочевой средневековой среды, где при отсутствии стойкой и профессиональной традиции мелкой камнерезной пластики утвердилось лишь схе¬
матическое изображение скарабеев. На этом фоне можно выделить несколько экземпляров подвесок из позднекочевнических погребений, выполненных очень искусно. Это, например, подвески из Ново-Троевки (рис.2, 3-5) и Двугорбой Могилы (рис.2, 8, 9, 19).
Конечно, кочевнические весьма стилизованные зооморфные подвески отличаются по форме, орнаменту и другим признакам от древнеегипетских, античных и североевропейских скарабеев, но все же, на наш взгляд, их можно назвать скарабеоидными.
По мнению О.И.Давидан, на территорию Северной Европы, включая Скандинавию, идея изображения жука пришла вместе с украшениями, изготовленными из ряда полудрагоценных камней (прежде всего сердолика), и арабским серебром из Средней Азии и Кавказа (Давидан О.И., 1988, с.114). Возможно, эта идея могла попасть тем же путем и на территорию Степной Европы.
Д.Г.Савинов, А.В.Новиков, С.Г.Росляков предлагают искать источник распространения лазуритовых подвесок на довольно широком пространстве - между Саркелом и Северным Алтаем. Исследователи обосновывают свою мысль на фоне изложения общей этнополитической ситуации в приалтайских степях в 1-й пол.XI в. и дальнейшего развития в этом обширном поясе исторических событий. В частности, они пишут, что после “распада ки- мако-кыпчакского объединения, сопровождавшегося четко выраженными центростремительными тендециями, освободившиеся территории могли быть заняты новыми группами населения с культурой осинкинского типа, этническая атрибуция которой пока остается неизвестной (или у нас нет достаточных оснований для ее идентификации). Какая-то часть этого населения еще раньше могла оказаться в районе г.Саркела (быть призванной охранять хазарскую крепость...), а несколько позже с территории Северного Алтая переселиться в Новосибирское и Томское Приобъе. Место исхода этого населения, судя по характеру распространения лазуритовых подвесок, могло находиться восточнее Саркела и западнее Алтая, в непосредственной близости от торговых путей. На северном Алтае это население контактировало с поздними сросткинца- ми, просуществовало до начала XIII в. и было
289


сменено кыпчаками. Проникновение его на территорию Томского Приобья, наряду с распространившимися сюда ранее сросткинцами, привело к образованию здесь басандайской культуры” (Савинов Д.Г. и др., 2008, с.36), в материалах которой и обнаружен на сегодняшний день наиболее значительный пласт лазу- ритовых подвесок.
Ю.С.Худяков в отличие от вышеуказанных авторов опирается на транснациональную торговлю, считая, что на Алтай и в Приобье лазу- ритовые подвески могли попасть в результате торговли. Он пишет, что из Семиречья в Прииртышье и Приобье проходил меридиональный торговый путь, связывающий Западную Сибирь и Алтай со Средней Азией и трансконтинентальной системой караванной торговли «Великим Шелковым путем» (Худяков Ю.С., 1992). Обобщая это, мы можем достаточно уверенно говорить, что именно кыпчаки принесли в Европу традицию изготовления ла- зуритовых подвесок (или сами подвески) из Приобья.
Правда, в Приобье комплексов с интересующими нас подвесками не так много (Басандайка, Осинки, Ташара-Карьер, Санаторный, Бичикту-Бом), но в каждом из погребений этих могильников они более многочисленны, чем в погребениях на европейской территории. В отдельных могильниках они представлены в большом количестве: в урочище Басандайка - 46 экз., в могильниках Ташара-Карьер - 10 экз., Санаторный-1 - 56 экз., Осинки - 14 экз., Бичикту-Бом - 21 экз. Более половины всех этих находок орнаментированы.
Можно было бы предположить, что идея изготовления орнаментированных зооморфных подвесок из лазурита принадлежала кочевникам, проживавшим на территории Приобья, но у них не было сырья для изготовления этих
изделий. Самое ближайшее к Приобью месторождение лазурита - это Мало-Быстринское (находится в 6 км выше слияния рек Лазурной и Малой Быстрой), которое было открыто только в 1851 году. Вероятно, проникновение идеи как-то связано с источником поставки лазурита. Поэтому нужно рассматривать вариант изготовления подвесок из привозного сырья, скорее всего, из Бадахшанского месторождения (Афганистан)5. Первое письменное упоминание об афганском лазурите относится к XIII в. и принадлежит Марко Поло, который писал, что лазурит добывался в Бадахшане с древнейших времен (Поло М., 1999, с.28-29). Использование коралла, янтаря и лазурита кочевниками говорит об их обширных трансконтинентальных связях.
* * *
Итак, вернемся к европейским кочевникам. Самое большое количество захоронений с лазуритовыми подвесками на территории Юго-Восточной Европы найдено в Поросье и в регионах, прилегающих к Азовскому морю (в междуречье Днепра и Миуса - Крынки) (рис.1). Подвески имели большое значение в жизни кочевников. Они, на наш взгляд, представляли собой стилизованный образ скарабеев и функционировали одновременно как амулеты и украшения. В основном, их носили женщины в районе шеи и груди в составе ожерелий. Самые многочисленные подвески ромбовидной формы. Идея изготовления таких амулетов-украшений на территорию Юго-Восточной Европы проникла или из Афганистана через Среднюю Азию и Кавказ, или вместе с волнами кочевников томского Приобья, куда, в свою очередь, эта традиция попала благодаря торговым путям.
5 	Конечно, правильнее было бы сделать лабораторный анализ подвесок и определить происхождение лазурита, но выполнить это очень сложно из-за разбросанности изделий по многочисленным музейным коллекциям.
290


Табл. 1. Характеристика лазуритовых подвесок из погребений тюркских кочевников Степной Европы ХИ-ХШ вв.
I
291
7 Возможно подвески из разных погребений.


292


293


294


295


296


Литература и архивные материалы
Алексеева Е.М., 1978. Античные бусы Северного Причерноморья// САИ. Вып.Г1-12.
Артамонова О.А., 1963. Могильник Саркела - Белой Вежи// МИА. № 109.
Бадж У., 1996. Египетская религия. Египетская магия. М.
Бородовский А.П., Глушков И.Г., 1991. Экспериментальное исследование погребальной обрядности// Экспериментальная археология. Вып.1. Тобольск.
Давидан О.И., 1988. Скарабей из Старой Ладоги// АСГЭ. № 29. Л.
Дружинина И.А., Чхаидзе В.Н., Нарожный Е.И., 2011. Средневековые кочевники в Восточном Приазовье. Армавир; Москва.
Жизнь животных, 1984. Т.З. Членистоногие. М.
Исаев В.А., Исаева И.В., Полякова О.А., 2012. Изделия из биоминеральных, минеральных образований и горных пород в погребениях средневековых кочевников Восточной Европы// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.10. Половецкое время. Донецк.
Ключников Р.М., Сташенков Д.А., 1996. Ново-Троевское погребение (о кыпчакском компоненте в Среднем Поволжье// Краеведческие записки. Вып.УШ. Самара.
Косиков В.А., Гриб В.К., 1985. Парное кочевническое погребение из кургана у села Каменка Донецкой области// СА. № 2.
Кубышев А.И., 1988. Новые погребения средневековых кочевников XI-XIII вв. в степном Присивашье// Международные связи в средневековой Европе. Тезисы докладов и сообщений. Запорожье.
Кубышев А.И., Болтрик Ю.В., Симоненко А.В., Фиалко Е.Е., Куприй С.А., Ковалев Н.В., Лысенко Г.И., 1986. Отчет о работах Херсонской археологической экспедиции в зоне строительства Каховской оросительной системы в Херсонской, Запорожской обл. УССР в 1986 г.// НА ИА НАН Украины, № 1986/13.
Кубышев А.И., Дорофеев В.В., Евдокимов Г.Л., Николова А.В., Полин С.В., Симоненко А.В., Чеканова Г.И., Ядвичук В.И., 1976. Отчет о работах Херсонской археологической экспедиции в 1976. Раскопки курганов в зоне строительства Каховской оросительной системы в Херсонской области// НА ИА НАН Украины, № 1976/11.
Кубышев А.И., Дорофеев В.В., Шилов Ю.А., Полин С.В., Черняков И.Т., Битковский О.В., Сердюков В.В., Солтис О.Б., Шевченко Н.П., 1981. Отчет о работах Херсонской экспедиции Института археологии АН УССР у п.г.т.Великая Александровка, с.Староселье Великоалександровского р-на, с.Соленое/Атманой-Н, Генидимировка, Юрьевка, Малая Терновка, Волчанск Акимовского р-на Запорожской обл.// НА ИА НАН Украины, № 1981/19.
Кубышев А.И., Шилов Ю.А., Чекаманова Г.И., Николова А.В., Симоненко А.В., Зубарь В.М., Рябова В.А., 1974. Отчет о работах археологической экспедиции в 1974 году (раскопки курганов в зоне строительства Каховской оросительной системы)// НА ИА НАН Украины, № 1974/8.
Макарова Т.И., 1962. Украшения и амулеты из лазурита у кочевников Х-ХІ вв.// АСГЭ. Вып.4. Л.
Марыксин Д.В., 2011. Кем оставлен комплекс Мокринский I?// Вопросы истории и археологии
средневековых кочевников и Золотой Орды. Сборник научных статей памяти В.П.Костюкова. Астрахань.
Нарожный Е.И., Охонько Н.А., 2007. Новопавловский могильник XIV в. в системе евразийских древностей// МИАСК. Вып.7. Армавир; Ставрополь.
Ольховский В.С., 1982. Отчет о работе Крымской степной экспедиции Института археологии АН СССР в 1982 г.// НА ИА НАН Украины, № 1982/73.
Пиоро И.С., Самойленко Л.Г., Склярский А.Б., 1985. Отчет о работе хоздоговорной
археологической экспедиции Киевского госуниверситета в Ворошиловградской обл. в 1984 году// НА ИА НАН Украины, № 1984/107.
Пиотровский Б.Б., 1958. Древнеегипетские предметы, найденные на территории СССР// СА. № 1.
Плетнева С.А., 1963. Кочевнический могильник близ Саркела - Белой Вежи// МИА. № 109.
Плетнева С.А., 1973. Древности Черных Клобуков// САИ. Вып.Е1-19.
Плетнева С.А., 1974. Половецкие каменные изваяния// САИ. Вып.Е4-2.
297


Плешивенко А.Г., 1996. Курганы села Малокатериновка. Запорожье.
Плешивенко А.Г., Папандопуло З.Х., 1986. Отчет о раскопках курганов в Запорожской
области на территории Каменско-Днепровского, Приморского, Вольнянского и Запорожского районов в 1986 году// НА ИА НАН Украины, № 1986/42.
Поло М., 1999. Книга о разнообразии мира. М.
Полубояринова М.Д., 1991. Украшения из цветных камней Болгара и Золотой Орды. М.
Привалова О.Я., Зарайская Н.П., Привалов А.И., 1982. Двугорбая Могила// Древности Степной Скифии. К.
Пьянков А.В., Хачатурова Е.А., 1995. Погребение половчанки из степного Прикубанья// Историко-археологический альманах. Вып.1. Армавир; Москва.
Савинов Д.Г., Новиков А.В., Росляков С.Г., 2008. Верхнее Приобье на рубеже эпох (басандайская культура). Новосибирск.
Синицын И.В., 1978. Древние памятники Восточного Маныча. Саратов.
Спицын А.А., 1905. Заметки о некоторых киевских древностях// Записки отделения русской и славянской археологии Императорского русского археологического общества. T.VII. СПб.
Суслова С.В., 1980. Женские украшения казанских татар середины XIX - начала XX вв. М.
Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Пространство и время. Вещный мир, 1988. Новосибирск.
Триколенко О., 2002. Скіфські золоті прикраси зі скарабеями// Музейне читання. К.
Тудоякова Э.К., 2008. Пого - женское нагрудное украшение хакасов /http ://festival. 1 September. ru/articles/514548/
Худяков Ю.С., 1992. Украшения из лазурита в памятниках кочевников начала II тыс. н.э. в Восточной Европе и Западной Сибири// Степи Восточной Европы во взаимосвязи Востока и Запада в средневековье. Тезисы докладов. Международный научный семинар. Донецк.
Summary
O.A.Poliakova (Donetsk, Ukraine)
LAZURITE PENDANTS FROM BURIALS OF NOMADS OF SOUTH-EASTERN EUROPE OF 11TH-13TH CENTURIES
Among the female ornaments found in burials of 11th-13th centuries nomads of South-Eastern Europe there is very interesting category, i.e. pendants-amulets made of lazurite. These products were commonly used as parts of necklaces, less frequently as ornaments of dress and belt fittings and apparently served as pendants-amulets. The author considers the semantics of these products and points out the stages of development for the forms and ornaments in their interrelation. The issues concerning the deposits of lazurite and ways of its penetration into the territory of nomads of South- Eastern Europe have also been discussed.
Статья поступила в редакцию в январе 2012 г
298


T.HJCpyna
ПАРЧА ПОЛОВЕЦКОГО ВРЕМЕНИ ИЗ КУРГАНА “ВЕСЕЛАЯ МОГИЛА” НА ХАРЬКОВЩИНЕ
В 1972 г в Близнюковском р-не Харьковской обл. тракторист из местного колхоза в с.Бе- рестовое произвел умышленное разрушение высокого (4 м) кургана “Веселая могила”. Он заложил две траншеи. Информация об этом поступила в Харьковское областное общество охраны памятников.
Реакция специалистов была быстрой: Б.А.Шрамко1, производивший в те годы археологические разведки по области, и двое его коллег В.К.Михеев и А.К.Дегтярь совместно с председателем местного райисполкома выехали на место. Именно тогда и удалось спасти часть вещей из двух погребений половецкого кургана XII в. (Крупа Т.Н., 2007, с.70-75).
Планировалось раскопать этот курган (вернее, то, что от него осталось) в следующем 1973 г и включить находки 1972 г в будущий отчет. Однако этого не произошло из- за отсутствия полноценного финансирования экспедиции. Именно поэтому материалы этого уникального памятника остались невведенны- ми в научный оборот, а сам курган и сегодня недоисследован.
Спустя тридцать лет в фондах Музея археологии и этнографии Слободской Украины ХНУ им. В.Н.Каразина во время плановых инвентаризационных работ были обнаружены спасенные археологами находки.
Не взирая на разрушение самого памятника, погребение 2 сохранило целостность комплекса, что и позволило специалистам-ар- хеологам определить точную датировку: XII в. Основанием для датировки стал анализ погребального инвентаря: наконечников стрел, стремян и костяной ворварки (Крупа Т.Н., Скирда В.В., 2008, с.67-77).
Но особое место среди сохранившегося
материала этого уникального для Харьковщины памятника занимает хорошо сохранившийся текстиль из погребения 2: 7 фрагментов ткани, имеющей обильные гумусовые загрязнения (рис. 10). Эти фрагменты дают шесть завершенных образцов текстиля XII в.:
- аппликация, состоящая из двух фрагментов. Размеры: 16,5x7,3 см (рис.21);
- фрагмент золотной вышивки. Размеры: 9,5x3,5 см (рис.22);
- фрагмент золотной вышивки с обработанным срезом. Размеры: 14,0x1,5 см (рис.23);
- фрагмент золотной вышивки. Размеры: 7,2x5,0 см (рис.24);
- фрагмент золотной вышивки. Размеры: 6,0x3,7 см (рис.25);
- фрагмент основного полотнища рубашки (?). Размеры: 13,0x3,0 см (рис.26).
Крайняя редкость обнаружения текстиля в археологических памятниках уже сама по себе является серьезнейшим поводом для полноценного его изучения. В нашем же случае речь с самого начала шла не о рядовой ткани, а о вышитой парче, так как даже загрязнения не скрывали этого факта (рис.28).
В связи с этим мы были вынуждены заняться поисками методики очистки и консервации уникального обнаруженного материала (рис. 11).
Методика консервации текстиля XII в. из раскопок “Веселой могилы”
Вопрос консервации археологической органики - один из актуальнейших вопросов мировой реставрационной практики. Особняком в этом большом направлении стоит древний
1 	Мы выражаем большую признательность доктору исторических наук, профессору Б.А.Шрамко за возможность работы с материалами его личного научного архива.


текстиль: материал уникальный и раритетный не только по регулярности встречаемости в археологических комплексах, но, особенно, по степени информативности.
Критерии, по которым мы проводили свой поиск методики очистки, - это щадящее взаимодействие с объектом работы и безвредность препарата для человека и окружающей среды.
В результате поиска мы пришли к выводу о возможности использования бытового препарата “L.O.C.” производства фирмы “AMWAY”. Отметим, что препараты этого производителя уже известны реставраторам и используются для работы с различными видами исторических объектов (Ляшенко М.М., 1999, с. 127- 129). На базе рекомендаций производителей по использованию препарата и имеющегося опыта работы с текстилем, мы разработали свою методику очистки.
Первоначально методика была тестирована нами на предмет стандартных загрязнений, сопровождающих древнюю органику (текстиль, дерево, кожу). В качестве подопытных образцов брались мелкие фрагменты органики, переданные нам для исследования (с применением разрушающих методов) коллега- ми-археологами.
После того как мы получили удовлетворительный результат, мы применили наш очистительный раствор для текстиля из Веселой могилы. Учитывая хорошую сохранность текстиля, для его очистки мы подобрали оптимальный процентный состав водно-спиртового раствора “L.O.C.”. Конгломерат ткани и земли был помещен в раствор для очистки на подложке из реставрационного газа (рис.20). Время первого экспонирования - 12 часов. Дальше была произведена промывка ткани, и сменен раствор для второго экспонирования (12 часов). Последующая промывка, механическая очистка и распрямление текстиля. Естественная сушка. После высыхания шелк приобрел блеск, пластичность, в отдельных местах проявились остатки красного красителя. Хорошо стало различаться наличие золот- ных нитей в составе текстиля.
Производители утверждают, что их препарат имеет бактерицидные свойства. Учитывая необходимость стабилизации грибков при работе с археологической органикой (как хорошо известно, в имеющихся методиках для это¬
го применяются тимол, нипагин и проч.), мы решили исследовать микрофлору до и после очистки. Полученные результаты нас полностью удовлетворили: препарат “L.O.C.” достаточно сильно угнетает развитие грибков. Поэтому в последующей работе с текстилем мы отказались от использования канцерогенов в своей работе. Подобные результаты также являются серьезным положительным моментом для сохранения здоровья реставратора (Астахова Е.В., 2005, с. 10-11).
Для полной пластификации шелка мы применили чистый “L.O.C.”. Отметим, что по прошествии почти 5 лет, как свидетельствуют наблюдения, деструктивных процессов в текстиле не наблюдается. Эта же методика очистки шелка применялась нами и на других объектах с тем же положительным результатом (Крупа Т.Н., 2008, с.215-216). Ее можно рекомендовать как метод очистки и пластификации для древнего текстиля (особенно шелка) хорошей и удовлетворительной сохранности.
Уже при проведении нами превентивных консервационных мероприятий (Крупа Т.Н., 2005а, с. 165-168) было установлено, что обнаруженный текстиль - это вышитая шелковая парча. К настоящему моменту проведена серия оптико-физических исследований и химико-технологических определений, которые дали следующие результаты.
Химико-технологические исследования сырья. Все имеющиеся образцы - культурный шелк.
Оптико-физические исследования.
Ткань имеет естественный блеск, светло-коричневого цвета. На отдельных участках сохранились следы красного красителя (рис.5, 13).
Золотные нити имеют следы существенной деструкции (присутствуют обильные продукты коррозии меди). Однако сохранился и первоначальный вид золотных нитей - золотистый (рис. 12).
Ткацкие характеристики
Плотность ткани - основы шитья (рис. 12, 14): 11 нит./см2, что позволяет отнести ткань к 4 сорту, по классификации О.И.Давидан (1981,
300


с. 100-113). Ткань представляет собой полотно саржевого переплетения.
Плотность ткани - основы полотна одежды (рубашки): 10 нит./см2, что позволяет отнести ткань к 4 сорту (по классификации О.И.Давидан). Ткань (рис.7, 16) представляет собой полотно комбинированного переплетения нитей основы и утка (сатиновое или атласное - определить направление нитей основы или утка не представляется возможным из-за отсутствия кромок - и простое).
Прядильные характеристики
Все нити основы и утка - нити первого порядка и 1-кручения (т.е. не имеют кручения).
Разница в метрических показателях нитей (их тонине). Линейные размеры нитей были сняты при помощи ПО и цифровой видеокамеры к микроскопу МБС-10 “Moticam-1000”. В работе был использован электронный микроскоп Jeol 8402. Линейные размеры измеряемого камерой объекта даются по системе СИ в микрометрах (um), что равно: 1 микрометр - 1 микрон (10‘3 мм).
Основа полотна одежды (рубашки). Как
показывают исследования, ткань рубашки состояла из 2 групп нитей: более толстых (группа 1) и более тонких (группа 2) (после вычитания разницы между работой камеры и увеличением микроскопа).
Группа 1: линейные размеры от 6,0875 um до 9,225 шп.
Группа 2: линейные размеры от 4,2 um до 6,175 um.
Заметим, что показатели варьируются в зависимости от степени деструкции текстиля - особо важную роль играет степень физического воздействия (давления) на нить (рис.7).
Нити основы шитья. Линейные размеры нитей ткани (рис. 17) - основы шитья: 4,1125 um - 4,5375 um - 5,8625 um. Таким образом, нити и основы, и утка фактически однородные.
Нити золотного шитья. Нити (рис.3,4, 6, 8, 9, 12, 13, 14, 17) золотного шитья состоят из шелковой основы и фольги, навитой на эту основу (пряденое золото). Нить имеет S-кру- чение с углом кручения 46,3-42,7°.
Тонина золотной нити: 7,05 шп. Ширина металлической фольги: 5,45 шп - 5,8125 шп - 8,2875 шп - 8,1 шп - 4,996875 um. Условно средняя ширина - 6,529375 шп. Линейные размеры зависят от степени сохранности металла (рис.6).
Отметим, что золотные нити имеют высокую степень деструкции металла, которую хорошо отмечает растровая электронная микроскопия (рис.4, 19). Это может уже свидетельствовать о низкопробности золотого сплава. Данные же микроскопии в отраженном свете (рис.6) хорошо показывают основные характеристики такого сплава: большое наличие продуктов коррозии. Нами был применен метод рентгеновской спектрометрии для определения состава металла исследуемых золотных нитей. В результате было установлено, что металлическая часть нитей состоит из сплава серебра (39,66%) и золота (60,34%). По современной системе определения качества золота3, наш сплав (603,4) можно отнести примерно к 15-каратному золоту (625,0).
Нити прикрепы золотного шитья. Все нити прикрепы - нити первого порядка и I-кручения (т.е. не имеют кручения). Тонина нитей: 9,690625 um - 16,440625 um - 14,61875 um - 13,2375 шп, условно средняя тонина - 13,496875 um. Линейные размеры зависят от степени сохранности нити, в особенности от оказанного механического воздействия на нить (рис. 18).
Особенности золотного шитья
Отдельно следует остановиться на особенностях золотного шитья. Техника исполнения: шитье “в прикреп” (рис. 12, 14). Декор шитья
2 Хочу выразить особую признательность своему коллеге А.П.Крышталю (старшему научному сотруднику кафедры физических технологий физико-технического факультета ХНУ им. В.Н.Каразина) за помощь в проведении электронной микроскопии и рентгеновской спектометрии. Последняя была выполнена в рамках научного проекта №13-09 “Исследование золотных нитей археологического текстиля из раскопок в Украине” Фонда фундаментальных исследований ХНУ имени В.Н.Каразина.
3 По современной классификации содержание золота исчисляется в весовых частях на 1000 (промиле).
301


сформирован за счет узорной укладки нитей пряденого золота и фиксации его нитями прикрепи. Шитье выполнено очень тщательно и аккуратно.
Тип декора: геометрически-эклектиче-
ский (рис. 12, 14). Нам удалось полностью воссоздать один раппорт шитья, в результате чего был атрибутирован восточный орнамент. Элементы декора: ромбы, квадраты (рис.8), §-образные символы (рис. 14), растительные элементы. Остановимся на характеристиках некоторых, наиболее показательных, элементов шитья.
“Змейка” (рис.9). Формирует основные разделительные линии, разбивающие шитье на ромбы. Сформирована одновременным шитьем двумя золотными нитями и одной ниткой прикрепы. Ширина нити-дублеты: 8,675 urn. Ширина “змейки”: 86,8625 urn.
“Квадрат, застланный ровницей” (рис.8). Из золотых нитей исполнен контур квадрата. Внутреннее поле квадрата (в качестве примера приводим характеристики одного квадрата) зашито шелковыми нитями, не имеющими кручения, по характеристикам, близким к нитям прикрепы. Квадрат имеет неправильную форму: один из углов - 104,6°. Размеры квадрата (по внутреннему полю) - около 86,2625 шп><58,025 um. Таким образом, мы имеем дело с неправильным четырехугольником.
Внутренний четырехугольник ^образного символа (в качестве примера приводим характеристики одного квадрата). §-образный символ сформирован одновременным шитьем двумя золотными нитями и одной ниткой прикрепы. Ширина контура: 53,7875 urn. Размеры: 31,75 um><64,9 um. Один из углов четырехугольника (рис.1) - 108,5° (Крупа Т.Н., 20056, с. 168-171; Krupa Т., 2005, р.15-18).
Текстильный краситель. По нашим предположениям, шелк был окрашен в темно-красный цвет красителем животного происхождения (пурпур). Не имея возможности повторить полностью красильные технологии экспериментальным путем, мы решили ограничиться визуализацией изначального вида парчи графическими методами. Для этого мы внимательно изучили нити с сохранившимся цветом. Еще раз обращаем внимание на сохранившиеся участки крашения текстиля на рис. 5 и 13. Дополнительно отметим, что нам
удалось внимательно исследовать несколько участков сохранившегося крашения ткани (рис.29, 30,31).
Проанализированные фрагменты цвета основного поля парчи относят его к группе цветов (по принятой международной маркировке) №№ 922D57-B52360 (рис.32). Используя возможности современного программного обеспечения по работе с графическими объектами, мы произвели наложение выделенного цвета на реальный фрагмент текстиля, использовав для этого цвет № В52360 как наименее деструктивный (рис.27).
Швы. К сожалению, до настоящего времени не сохранились швы, соединявшие шелковые детали костюма с основным полотнищем одежды. Однако мы можем реконструировать их на основан™ тех или иных характерных черт, дошедших до нашего времени.
На полотне рубашки (?) (рис.26) хорошо виден подрубочный шов с закрытым срезом общей шириной подворота около 1,6 см. Подрубочный шов применяется для подшивания подогнутого края изделия. Существует несколько видов подрубочных швов. Перед началом работы дважды подгибают срез в сторону изнанки. Ширина подгибов зависит от изделия. Далее все зависит от того, какую функцию выполняет шов, и должен ли он быть заметен по правой стороне готового изделия. Внимательно изучив ткань, мы склоняемся, что этот подрубочный шов можно отнести к разряду потайных - невидимых по правой стороне готового изделия. Стежки потайного подрубочного шва выполняются в направлении справа налево по схеме, представленной на рис.33. Думаем, что подобный шов был использован для обработки низа рубашки или среза рукава. Так как только эти детали в готовом изделии могли быть выполнены по долевой или поперечной нити ткани (кромки ткани не сохранились) и требовали (учитывая дорогой и качественный пурпурно-золотой декор) тщательности исполнения.
На рис.21 представлен полный фрагмент парчовой аппликации. Отметим, что аппликация была подвернута по периметру (ширина подворота: 0,5-0,7 см). К сожалению, мы не можем полноценно судить о разновидности самого шва - шов не сохранился. Мы можем лишь констатировать (учитывая богатый вы¬
302


шитый золотой декор), что этот шов, по-види- мому, был из разновидности потайных швов. К вышеописанной разновидности швов принадлежал и шов с подворотом (ширина: 0,5-0,5 см), представленный на рис.25.
Часто фрагменты древних тканей могут поведать исследователю не только о своих технологических особенностях или модных веяниях тех далеких времен. Иногда одна незначительная деталь способна пролить свет на достаточно щепетильные сферы жизни ушедших эпох. В нашем случае (рис.23) один из сохранившихся фрагментов дает информацию не только о шве “через край” (шаг шва: около 0,2 см) (рис. 13, нижняя часть фрагмента), который закреплял край среза парчи. Шов “через край” необходим для соединения деталей через край и предохранения ткани от осыпания. Такой шов можно проложить только по краю изделия. Для выполнения шва иглу постоянно вводят с изнаночной стороны на лицевую, перекидывая нить через край. Сам факт такого тщательного заделывания среза маленькой полоски ткани (размеры фрагмента: 14,0x1,5 см) свидетельствуют о большой ценности такой парчи.
Некоторые аспекты половецкого костюма
Говоря об исследовании такого уникального артефакта как шелковая парча, нельзя не уделить внимания особенностям половецкой одежды. К глубокому сожалению, сведения о костюме древних половцев мы можем черпать преимущественно по данным иконографических источников. Ярким примером таких источников является половецкая скульптура - “половецкие бабы” (рис.2).
Существуют единичные экземпляры хорошо сохранившихся костюмов половецкого времени. Ярчайшим примером, обнаруженным на территории Украины, является костюм половецкого хана из Чингульского кургана (с.Заможное Запорожской обл.), раскопанного в 1981 г (Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1986, с. 14-36; 1991, с.269-271).
При анализе комплекса текстиля из Чингульского кургана А.К.Елкина отмечает византийскую работу и китайское сырье одежды чингульского хана (Elkina А.К., 1991, с.274-
275). Мы также можем утверждать, что весь шелк был изготовлен по китайской технологии.
По визуальным наблюдениям, изучаемые образцы текстиля - фрагменты основного полотна одежды (рубашки) и вышитых в технике золотного шитья “вприкреп” декоративных нашивных лент. Судя по имеющимся данным, эти нашивные ленты были весьма богатым декором: ведь хорошо известно, что сочетание золота и красной основы - это наиболее выигрышное и роскошное сочетание, применяемое человечеством с древнейших времен.
Сравнивая реальный костюм чингульского хана (рис. 15), который, по мнению историков, может быть известным половецким ханом Ти- гаком - родственником хана Котяна и сватом Данилы Галицкого (Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1991, с.271), и скульптурные изображения, можно увидеть определенные закономерности размещения таких декоративных аппликаций. Последние в одинаковой мере представляют такие декоративные аппликации как на мужских, так и на женских статуях.
Проанализировав эти данные, можно прийти к выводу, что наши декоративные шелковые аппликации, украшенные искусным зо- лотным шитьем, скорее всего, являются элементами декора рукавов мужской рубашки. Именно об этом свидетельствуют сохранившиеся подгибы и швы.
Остается открытым вопрос самой вышивки. По мнению исследователей, византийская золотная нить имеет S-кручение и прядется по слишком тесной спирали (Elkina А. К., 1991, с.274-275).
Вот как описывает Ипатьевская летопись события 1252 г: “У ті ж роки прислав король угорський [Бела] до Данила [посла], прохаючи його [прийти] на поміч, на бій, - бо він мав війну з німцями. [Данило] рушив йому на поміч і прийшов до [города] Пожга.
Та прийшли були посли німецькі до нього, [Бели], - бо цесар [Фрідріх] держав був Відень, землю Рагузьку і Штірську, тому що герцог [Фрідріх] уже вбитий був, - а імена послів були: [герцог Оттон], воєвода цесарів, і [Філіпп], біскуп зальцбурзький, тобто соль- ський, і Генріх Бруннський, і Отто Гардек Пет- тауський. І виїхав король із ними назустріч же Данилу-князю, і Данило прибув до нього, спорядивши всіх людей своїх.
303


Німці тим часом дивувалися оружжю татарському: бо коні були в личинах і в попонах шкіряних, а люди - в латах, і велике було сяйво полків його од оружжя, що виблискувало. Сам же [Данило] їхав обіч короля, за звичаєм руським, а кінь під ним був диву подобен і сідло позолочене, і стріли і шабля золотом [були] оздоблені та іншими прикрасами, що аж дивно, а жупан із золототканого єдвабу грецького і широким золотим мереживом обшитий, і чоботи зелені козлові, обшиті золотом” (Літопис руський, 1989, 408-409).
По мнению исследователей Чингульского кургана, аналогичный костюм у погребеного хана (Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1991, с.271). Мода украшательства золотом - характерная черта, которая нашла свое отражение и в нашем случае. Думаем, что и золотые нити из исследуемого погребения также византийского производства, т.к. спрядены по тесной спирали и имеют S-кручение.
Не будем утверждать однозначно, но позволим себе предположить, что создавали столь великолепный узор с мотивами, характерными для моды того времени, византийские вышивальщицы. Скорее всего, из Византии эти дорогие ткани попали к кочевникам, обитавшим на просторах Восточной Европы.
Тем интересней такое предположение: ведь торговля этой группой товара у византийцев была строго регламентирована. Например, в знаменитой “Книге эпарха” в разделе IV “О вестиопратах” говорится:
§ 1. Вестиопраты имеют право покупать шелковые одежды, но никакой иной товар, за исключением того, что предназначено для их личного употребления и что они не имеют права перепродавать другому. Не разрешается передавать пришлым извне что-либо из запретных товаров: фиолетовых шелковых (тканей) или же шерстяных, окрашенных в пурпур, высокосортных, чтобы те не переправили эти товары иностранцам. Кто нарушит эти правила, будет подвергнут телесному наказанию и конфискации.
§ 4. Кто не представит эпарху для привешивания таможенных пломб товар, предназначенный для пересылки иностранцам, будет наказан.
§ 8. Надлежит строго соблюдать, чтобы приезжие, пребывающие в столице и живущие в гостиницах, не покупали ни запретные ткани, ни несшитые гиматии сверх того, что им потребуется для собственного одеяния, притом при условии, чтобы эта одежда была сшита в самой столице. Об иногородних должно быть сообщено перед их отъездом эпарху, чтобы тот знал, какой товар они закупили. Тот, который укрывает их, будет подвергнут телесному наказанию и конфискации (Византийская книга эпарха, 1962).
Как видим, обнаруженная в кургане “Веселая могила” шелковая парча в Византии имела статус дорогого (элитного) изделия. Поэтому она не мота быть продана за пределы империи без важной надобности. Скорее всего, ткань попала в наши края как дар половецкой верхушке от самого василевса. В этом отношении очень интересен факт бережного использования одного из фрагментов: хотя тесьма и была разрезана, то ее остаток не выбросили, а подшили и использовали в костюме (рис. 12, 13, 23). Это также подтверждает наш тезис об элитной ткани, которую просто так выбросить было нельзя.
Таким образом, перед нами материалы погребения, вне всякого сомнения, знатного и богатого умершего. Подводя итог выше сказанному, отметим, что имеющийся в фондах Музея археологии и этнографии Слободской Украины ХНУ имени В.Н.Каразина текстильный материал кургана “Веселая могила” (рис.21-26) значительно расширяет представления исследователей о культурно-политической истории Харьковщины в XII веке. С момента начала исследования области и до настоящего времени мы имеем не так много памятников этого периода, к тому же с таким ярким и неординарным материалом как пурпурная вышитая золотая парча. Надеемся, что в будущем мы сможем расширить наши представления о текстиле XII в. за счет изучения новых находок этого времени.
304


Рис. 1. Внутренний четырехугольник §-образного символа: особенности вышивки (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 8 раз).
Fig. 1. An internal quadrangle of a §-shaped symbol: peculiarities of the embroidery (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 8-times zoom)
Рис. 2. Элементы декора половецкого костюма на половецкой скульптуре (гора Кремянец, Изюм, Харьковская обл.).
Fig. 2. Elements of decoration of a Polovtsian costume on a Polovtsian sculpture (Kremianets mountain, Izum, Kharkov province)
Рис. 3. Золотная нить с парчи XII в. под электронным микроскопом (увеличение в 15 раз).
Fig. 3. A gold-plated thread from the 12th c. brocade under an electronic microscope (15-times zoom)
Рис. 4. Золотная нить с парчи XII в. под электронным микроскопом (увеличение в 200 раз).
Fig. 4. A gold-plated thread from the 12th c. brocade under an electronic microscope (200-times zoom)
305


Рис. 5. Шелковая парча со следами красного красителя под микроскопом (микроскоп МБС- 10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 8 раз).
Fig. 5. Silk brocade with traces of red dye under a microscope (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 8-times zoom)
Рис. 6. Золотное шитье под микроскопом (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 32 раза).
Fig. 6. Gold-plated embroidery under a microscope (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 32-times zoom)
Рис. 7. Шелковая ткань рубахи под микроскопом (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 8 раз).
Fig. 7. Silk fabric of a shirt under a microscope (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 8-times zoom)
Рис. 8. Фрагмент золотной вышивки (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 8 раз).
Fig. 8. A fragment of gold-plated embroidery (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 8-times zoom)
306


Рис. 9. Фрагмент золотной вышивки (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 8 раз).
Fig. 9. A fragment of gold-plated embroidery (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 8-times zoom)
Рис. 10. Вид шелковой парчи XII в. на момент обнаружения ее в фондах Музея археологии и этнографии Слободской Украины.
Fig. 10. The look of the 12th c. silk brocade at the moment of its rediscovery in the collection of the Museum of Archaeology and Ethnography of Slobodskaia Ukraine
Рис. 11. Вид шелковой парчи XII в. на момент обнаружения ее в фондах Музея археологии и этнографии Слободской Украины.
Fig. 11. The look of the 12th c. silk brocade at the moment of its rediscovery in the collection of the Museum of Archaeology and Ethnography of Slobodskaia Ukraine
Рис. 12. Фрагмент парчи после очистки и пластификации.
Fig. 12. A fragment of the brocade after cleaning and plasticization
307


Рис. 13. Левая сторона златошитой парчи со следами красного красителя.
Fig. 13. The left side of the gold embroidered brocade with traces of red dye
Рис. 14. Фрагмент раппорта вышивки золотными нитями.
Fig. 14. A fragment of a motif of embroidery with gold-plated threads
Рис. 15. Реконструкция одежды из чингульского погребения с расположением сохранившихся частей (по А.К.Елкиной).
Fig. 15. Reconstruction of clothes from the Chingul burial with an arrangement of preserved parts (by A.K. Yolkina)
Рис. 16. Фрагмент шелковой ткани рубашки.
Fig. 16. A fragment of silk fabric of a shirt
308


Рис. 17. Нити основы шитья (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 56 раз).
Fig. 17. Threads of the warp of embroidery (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 56-times zoom)
Рис. 18. Нити прикрепы золотного шитья (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-1000”, увеличение в 16 раз).
Fig. 18. Threads of the attached edge of gold-plated embroidery (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 16-times zoom)
Рис. 19. Золотная нить с парчи XII в. под электронным микроскопом (увеличение в 3000 раз).
Fig. 19. A gold-plated thread from the 12th c. brocade under an electronic microscope (3000 times zoom)
Рис. 20. Начало очистки текстиля в растворе “L.O.C.”.
Fig. 20. The beginning of cleaning of textiles in a “L.O.C.” solution
309


Рис. 21. Аппликация, состоящая из двух фрагментов.
Fig. 21. An application consisting of two fragments
Рис. 22. Фрагмент золотной вышивки.
Fig. 22. A fragment of gold-plated embroidery
Рис. 23. Фрагмент золотной вышивки с обработанным срезом.
Fig. 23. A fragment of gold-plated embroidery with a whip stitched cut
Рис. 24. Фрагмент золотной вышивки.
Fig. 24. A fragment of gold-plated embroidery
Рис. 25. Фрагмент золотной вышивки.
Fig. 25. A fragment of gold-plated embroidery
Рис. 26. Фрагмент основного полотнища рубашки (?).
Fig. 26. A fragment of basic cloth of a shirt (?)
310


Рис. 27. Графическая реконструкция парчи.
Fig. 27. Graphic reconstruction of the brocade
Рис. 28. Фрагмент ткани до очистки: хорошо видны морфологические признаки вышитой парчи. Fig. 28. A fragment of the fabric before cleaning: morphological attributes of the embroidered brocade are well visible
Рис. 29. Фрагменты парчи, сохранившие текстильное крашение.
Fig. 29. Fragments of the brocade with textile dyeing preserved
Рис. 30. Фрагменты парчи, сохранившие текстильное крашение (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-ЮОО”, увеличение в 8 раз).
Fig. 30. Fragments of the brocade with textile dyeing preserved (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 8-times zoom)
311


Рис. 31. Фрагмента парчи, сохранившие текстильное крашение (микроскоп МБС-10, цифровая камера “Moticam-ЮОО”, увеличение в 16 раз).
Fig. 31. Fragments of the brocade with textile dyeing preserved (а МБС-10 microscope, a “Moticam-1000” digital camera, 16-times zoom)
Рис. 32. Шкала сохранившегося цвета красителя.
Fig. 32. A scale of the preserved color of the dye
Рис. 33. Схема выполнения потайного подрубочного шва с закрытым срезом. Fig. 33. A scheme of making a secret hem seam with a covered cut
312


Литература и архивные материалы
Астахова Е.В., 2005. Микробиологическая экспертиза археологического текстиля XII в. из раскопок “Веселой могилы” (фонды Музея археологии и этнографии Слободской Украины ХНУ им. В.Н.Каразина)// Тези доповідей V Міжнародної науково-практичної конференції “Проблеми збереження, консервації, реставрації та експертизи музейних пам’яток”. К.
Византийская книга эпарха, 1962/ Пер. М.Я.Сюзюмова. М.
Давидан О.И., 1981. Ткани Старой Ладоги// АСГЭ. Вып.22.
Крупа Т.Н., 2005а. Методика консервации археологического текстиля XII в. из раскопок “Веселой могилы” (фонды Музея археологии и этнографии Слободской Украины ХНУ им. В.Н.Каразина) с применением препарата “L.O.C.” производства фирмы “AMWAY”//
Тези доповідей V Міжнародної науково-практичної конференції “Проблеми збереження, консервації, реставрації та експертизи музейних пам’яток”. К.
Крупа Т.Н., 20056. Научно-исследовательская экспертиза археологического текстиля XII в. из раскопок “Веселой могилы” (фонды Музея археологии и этнографии Слободской Украины ХНУ им. В.Н.Каразина)// Тези доповідей V Міжнародної науково-практичної конференції “Проблеми збереження, консервації, реставрації та експертизи музейних пам’яток”. К.
Крупа Т.Н., 2007. Веселая могила// В мире науки. № 10.
Крупа Т.Н., 2008. Исследование костюма золотоордынского времени из кургана 2 группы Токовские могилы// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.6. Золотоордынское время. Донецк.
Крупа Т.Н., Скирда В.В., 2008. Курган “Веселая могила”: погребальный комплекс половецкого времени на Харьковщине// “Слово о полку Ігоревім” та його епоха (Словознавство. Вип.2). Матеріали ХПІ Міжнародної наукової конференції (Суми-Путивль, 7-9 червня 2007 р.). Київ; Суми; Путивль.
Ляшенко М.М., 1999. Пошуки нешкідливих для фарбового шару та здоров’я матеріалів, які використовуються у реставрації станкового, темперного та олійного живопису. “ZOOM”, як новий розчинник у реставрації// Тези доповідей II Міжнародної науково-практичної конференції “Проблеми збереження, консервації, реставрації та експертизи музейних пам’яток”. К.
Літопис руський, 1989/ Пер. Л.Є.Махновця. К.
Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1986. Половецький комплекс Чингульського кургану// Археологія. Вип.53.
Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я., 1991. Половецький хан з Чингульського кургану// Золото степу. Археологія України. Київ; Шлезвіг.
Elkina А. К., 1991. Seidene Kafiane und Goldstickereien aus Byzanz// Золото степу. Археологія України. Київ; Шлезвіг.
Krupa Т., 2005. Research examination of archeologic textiles XII century A.D. from excavation of “the Cheerful tomb” (Ukraine)//A Testimony of Life - a Tribute to Death. 3-th EXAR-conference in Bozen, Italy, October 20-23th.
Summary
T.N. Krupa (Kharkov, Ukraine)
BROCADE OF POLOVTSIAN PERIOD FROM “VESIOLAIA MOGILA” BARROW, KHARKOV PROVINCE
The paper presents the results of examination of silk textiles occasionally found in a destroyed barrow of “Vesiolaia Mogila” in Blizniuki region of Kharkov province in 1972. Seven fragments of
313


fabric dated back to the 12th century A.D. by the accompanying grave goods were found in burial 2.
The author worked out a technique for cleaning and plasticization of this archaeological find and conducted chemical-technological and optical-physical studies.
The examined textile is silk fabric decorated with embroidery of metallized thread. The silk was dyed dark red using a dye of animal origin (a purple).
The silk brocade found in the burial was embroidered in Byzantium and had the status of an elite luxury product there. Therefore, it could not be sold outside the Empire without a good reason. Most likely this fabric got to the territory of modem Ukraine as a gift to the Polovtsian leaders.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2008 г
314


М.В.Кривошеев, В.Г.Блохин
СРЕДНЕВЕКОВОЕ ПОГРЕБЕНИЕ ИЗ ОДИНОЧНОГО КУРГАНА В КОТЕЛЬНИКОВСКОМ РАЙОНЕ ВОЛГОГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ
В октябре 2006 г совместной экспедицией Волгоградского государственного университета и Областного научно-производственного центра охраны памятников истории и культуры Волгоградской области проводились спасательные раскопки одиночного кургана у пос. им.Ленина Котельниковского района Волгоградской области (Кривошеев М.В., 2006).
Курган располагался на левом берегу Курмоярского Аксая (рисЛ). Диаметр кургана - 27 м, высота - 0,45 м. Насыпь сложена из однородного светло-коричневого легкого суглинка. Мощность насыпи - до 0,45 м. Под насыпью, в юго-западном секторе кургана, была расчищена каменная кольцевая оградка, сооруженная в эпоху бронзы (рис.2). В насыпи кургана, среди камней оградки, зафиксированы фрагменты лепной керамики эпохи бронзы и мелкие фрагменты костей животных.
В кургане вскрыто десять погребений различного времени, от эпохи ранней бронзы до периода средневековья. Также в кургане обнаружены 2 погребения первой половины XX в. Собственно к эпохе средневековья относится впускное погребение № 6.
Могильная яма прямоугольной формы со скругленными углами зафиксирована на уровне материка на расстоянии 2,5 м к ВЮВ от репера (рис.2, 3). Северо-восточный угол ямы был сильно скошен и частично разрушен погребением XX в. Могильная яма ориентирована длинной осью по линии 3-В. Длина могильной ямы - 2,2 м, ширина в западной и центральной части - 1,7 м, в восточной - 1,5 м. Вдоль северной стенки ямы зафиксирована продольная ступенька шириной до 0,45 м, высотой до 0,38 м. Дно ступеньки отмечено на глубине 1,16 м от репера1, дно могильной ямы - на глубине 1,54 м.
В заполнении могильной ямы, в северной части над ступенькой, обнаружены кости лошади - череп, передние и задние конечности, шейный и хвостовой позвонки2 (рис.З). Череп молодого жеребца располагался в западной части могильной ямы, покоился на правом виске. В 30 см к ССВ от затылочной кости, у северной стенки могильной ямы, обнаружен фрагмент третьего шейного позвонка лошади. Под черепом, к западу и востоку от него на глубине 1,12-1,35 м находился полный набор костей обеих передних конечностей, за исключением лопаток и плечевых костей. В северо- восточной части могильной ямы на глубине 0,96-1,22 м обнаружены задние конечности лошади, лежащие в сочленении. Отсутствовали правая большая берцовая кость, правая пяточная и таранная, а также заплюсневые кости правой ноги. К востоку от задних конечностей обнаружен хвостовой позвонок лошади.
В заполнении ямы, над скоплением задних ног лошади (рис.З), на глубине 0,9 м найден фрагмент бедренной кости КРС (медиальный мыщелок).
В заполнении ямы, между передними и задними конечностями лошади, на краю ступеньки, на дне ямы у ступеньки в средней части и у задних конечностей лошади обнаружены штампованные бляшки, изготовленные из тонких бронзовых пластин с загнутыми краями (рис.З; 4,1). Бляшки, скорее всего, украшали кожаные ремни сбруи, которые не сохранились. Положение бляшек повторяет расположение ремней.
Бляшки представлены двумя типами. Первый тип - прямоугольные, длиной 2,15 см, шириной 1,7 см (рис.4,1 д-к). Их щиток украшен неглубокими параллельными продольными бороздками, расположенными вдоль длинных
1 Все глубины даны от репера (0).
2 Археозоологические определения выполнены к.и.н. Л.В.Яворской.


Рис. 1. Карта-схема расположения памятника. Fig. 1. A map-scheme of the site location
сторон. Крепились бляшки на ремне продольно, с помощью скобы, изготовленной из проволочки диаметром 0,1 см, припаянной продольно с внутренней стороны. Концы проволочки загнуты в петельки, которые, вероятно, загибались на обратной стороне ремня. Края бляшек загнуты вниз. На четырех бляшках на торцевых краях отмечены отверстия, которые использовались для крепления к ремню после разрушения скоб. Собрано целыми и во фрагментах не менее 50 экземпляров.
Второй тип - округлые бляшки диаметром 3 см (рис. 4,1 а-г). Эти бляшки крепились тем же способом, что и прямоугольные, но при помощи двух перекрещивающихся скоб, концы которых загнуты в петельки. Скобы припаивались с внутренней стороны бляшек. В месте перекрещивания проволочек они были расплющены. Края бляшек загнуты, внешняя поверхность щитка украшена круговой бороздкой. Всего собрано целыми и во фрагментах 7 бляшек.
Прямоугольные бляшки крепились на длинных ремнях сбруи, а округлые - в месте перекрещивания ремней. Под некоторыми бляхами обнаружены отдельные фрагменты истлевшей ткани.
У передних конечностей лошади, на глубине 1,25 м, обнаружены разрозненные фрагментированные детали костяной пластины толщиной 0,1 см, поверхность которой укра¬
шена циркульным орнаментом (рис.4, 4). Два наиболее крупных фрагмента представляли собой пластины с дуговидными вырезами и отверстиями в нижней части. У одного фрагмента треугольной формы имелись отверстия на вершинах углов. Пластины, вероятно, украшали лицевую сторону передней луки седла.
На глубине 1,05 м, в 0,26 м к Ю от северной стенки, обнаружено железное арочное стремя (№ 1) размерами 14,8х 13,3 см с несколько прогнутой, линзовидной в плане узкой подножкой. Ширина подножки - 4,5 см (рис.5, 1). В верхней части стремени прорезано узкое отверстие для путлища. Размеры отверстия - 2,3 *0,3 см. Второе стремя округлое (№ 2), располагалось в 0,35 м к ЮВ от первого, на глубине 1,22 м. Его размеры: 13,8x12,8 см (рис.5, 2). Подножка узкая шириной 3 см. Нижняя часть подножки оформлена продольным ребром жесткости. В верхней части стремени прорезано узкое отверстие для путлища. Размеры отверстия: 1,8x0,4 см.
В восточной части ямы, у задних конечностей лошади, на глубине 1,21 м обнаружена круглая железная пряжка с подвижным язычком диаметром 5,6 см (рис. 4, 2). Пряжка согнута из округлого в сечении железного прута диаметром 0,7 см. Плавно изогнутый, подвижный язычок длиной 5,6 см изготовлен из прямоугольного в сечении прута размерами 0,65x0,5 см.
316


Рис. 2. План кургана и профили бровки.
Fig. 2. The layout of the barrow and sections of the edges
Под резцовой частью нижней челюсти лошади на глубине 1,35 м находились железные двусоставные кольчатые удила (рис.4, 3). Длина каждого звена - 9,9 см. Кольца согнуты из раскованных концов грызел. На одном из внешних колец удил сохранилось фрагментированное железное поводное кольцо диаметром 4,4 см, изготовленное из округлого в сечении стержня диаметром до 0,6 см.
Вдоль южной стенки на дне ямы, на глубине 1,54 м, обнаружен скелет пожилой женщины 55-60 лет3, уложенной вытянуто на спи¬
не, ориентированной на восток (рис.З). Череп погребенной со следами непреднамеренной деформации бешикового типа лежал на основании с небольшим разворотом влево, лицом на ЮЗ. Руки вытянуты вдоль туловища. Правая рука немного отведена вправо и слегка согнута в локте. Кости левой кисти отсутствовали. Ноги вытянуты, слегка согнуты в коленных суставах, разведены в коленях и сведены в стопах пяточными костями. Вокруг погребенной, в заполнении и на дне ямы, встречались мелкие вкрапления древесного угля.
3 	Антропологические определения выполнены к.и.н. Е.В.Перервой.
317


Рис. 3. План и разрез погребения 6.
Fig. 3. The layout and section of burial 6
Слева от черепа, на дне обнаружены крестец и поясничные позвонки МРС в сочленении (рис.З). Справа от черепа, на дне обнаружены 2 серебряные височные подвески (рис.5, 3). Они представляют собой кольца с несомкнутыми концами из округлой в сечении проволоки толщиной до 0,5 см. Диаметр колец - 6,3 см. На кольца надеты полые, биконические украшения, половинки которых свернуты из тонких
серебряных листов. Наибольший диаметр нанизок - 3,2 см. На украшения были напаяны по 8 конусовидных шипов, симметрично, по 4 на каждой половинке. Сохранились не все шипы. На вершине каждого целого шипа напаян серебряный шарик диаметром 0,35 см. Высота шипов - 1,7 см, диаметр у основания - 1,2 см, у вершины, где припаян шарик, - 0,3 см. На противоположных концах украшений, в месте
318


Рис. 4. Инвентарь из погребения 6.
Fig. 4. Grave goods from burial 6
319


Рис. 5. Инвентарь из погребения 6.
Fig. 5. Grave goods from burial 6
крепления их на кольцах, напаяна оплетка в 7 оборотов из серебряной тонкой крученой проволочки в виде “веревочки”, которая и удерживала украшения на кольцах неподвижно. По месту соединения двух половинок-конусов была напаяна такая же проволочка, с помощью которой крепились половинки украшений между собой. У основания и на концах шипов также располагались проволочные пояски.
На левом крыле таза погребенной обнаружен кусок светло-серого минерала подпрямоугольной формы размерами 5><6,5 см и толщиной 2 см (рис.4, 5).
Бронзовые сбруйные бляшки не находят точных аналогий в литературе. Специфичен способ крепления бляшек к ремню. Г.А.Федоров-Давыдов и А.Н.Кирпичников указывают на то, что металлические детали сбруи крепились к ременной основе преимущественно штифтами (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.50, рис.8; Кирпичников А.Н., 1973,
с.21). В нашем случае крепление блях с основой осуществлялось с помощью проволочных скоб, припаянных к внутренней стороне щитков. В качестве ближайшей параллели подобного украшения сбруи можно привести находку остатков упряжи в погребении № 125 из могильника Малополовецкое-3 в Поросье. Здесь кожаные ремни упряжи были украшены тонкими серебряными круглыми бляхами диаметром 25 и 40 мм, прикрепленными бронзовыми скобами (Квитницкий М.В. и др., 2004, с.148-149). Датируется этот черноклобуцкий комплекс 2-й пол.ХИ в.
Костяные лицевые накладки, украшенные регулярным циркульным орнаментом, крепились, по всей вероятности, на переднюю луку седла, повторяя ее очертания. Седла с высокой передней лукой являются типичными конструкциями X-XIV вв. в евразийском ареале (Федоров-Давыдов Г. А., 1966, с.21; Кирпичников А.Н., 1973, с.40).
320


Комплект стремян представлен различными по форме экземплярами. Арочное стремя (№ 1) относится к наиболее распространенному и популярному типу VII (по типологии А.Н.Кирпичникова), бытовавшему на евразийских просторах в XI-XIV вв. и в более позднее время (Кирпичников А.Н., 1973, с.50-51, рис.29). Другое стремя (№ 2) округлой формы относится к менее распространенному типу 1Ха (по типологии А.Н.Кирпичникова) или типу Д III (по типологии Г.А.Федорова-Давыдова). Г.А.Федоров-Давыдов датировал подобный тіш стремян кон.ХІІ - нач.ХШ в. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 12-13, 115, рис.1). А.Н.Кирпичниковым даны чуть более широкие хронологические рамки в пределах XII- XIII вв., но не позже середины XIII в. (Кирпичников А.Н., 1973, с.52-53, рис.29). Стремя аналогичного типа обнаружено также в слое золотоордынского Укека, а это позволяет расширить хронологический диапазон бытования типа 1Ха до XIII-XIV в. (Недашковский Л.Ф., 2000, с.76, рис. 15,1).
По наблюдению А.Н.Кирпичникова, в погребальных комплексах Руси IX-XIII вв. стремена в комплектах, обычно, соответствовали друг другу по форме и размерам. Лишь семь комплектов X-XIII вв. имели стремена различной формы. Несоответствие типов стремян в комплекте А.Н.Кирпичников объяснял индивидуальными особенностями владельцев этих изделий (Кирпичников А.Н., 1973, с.44). Следует отметить, что набор комплекта, состоящего из арочного и округлого экземпляра, носил не случайный характер. Скорее всего, этот факт проявляет не индивидуальные особенности владельца, а имеет более глубокие причины. Дело в том, что при анализе средневековых комплексов создается впечатление устойчивой серии комплекта из стремян арочной и округлой формы. Подобные наборы обнаружены, например, в погребении кургана 303 (могильник Зеленки в Поросье), в разрушенном погребении у с.Александровка в Саратовской области (Плетнева С.А., 1973, с.35, табл.6; Гарустович Г.Н. и др., 1998, с.115, табл. VIII, 14, 15). В случае, если подобное сочетание действительно носит серийный характер, возникает несколько вопросов. Является ли такой признак хронологическим индикатором и (или) этническим показателем? Отражает ли
он реальную этническую специфику функционального использования, или же это обрядоворитуальная особенность? Ответ на эти вопросы возможен после более глубокого и детального анализа.
Круглые крупные пряжки довольно широко распространены в среде восточноевропейских кочевников и достаточно нейтральны в хронологическом плане.
Удила относятся к наиболее распространенному и универсальному типу П (по Г.А.Федорову-Давыдову) или типу IV (по А.Н.Кирпичникову). Бытование этого типа отличается широким хронологическим диапазоном от IX до XIV вв. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 18, 20, рис.2; Кирпичников А.Н., 1973, с. 16-19, рис.4).
В настоящее время на территории Нижнего Поволжья исследован ряд комплексов, в погребальном инвентаре которых присутствуют височные кольца с биконической нанизкой и коническими шипами. Подобные комплексы, хотя и не многочисленны, но хорошо известны, помимо Поросья, в Поднестровье, Подонье и на Северном Кавказе. Этнокультурная трактовка и хронологические определения погребений с височными подвесками весьма неоднозначны.
Еще в 1958 г С.А.Плетнева отнесла подобные украшения к торко-печенежским и черно- клобуцким (Плетнева С. А., 1958, с. 170, рис. 10, 2). Однако она подчеркивала, что подобные украшения характерны и для половецкой группы погребений (IV группа по классификации исследовательницы). С.А.Плетнева полагала, что эти подвески являлись проявлением своеобразной “моды”, употреблялись всеми кочевниками и не были принадлежностью какого- то определенного народа (Плетнева С.А., 1958, с.173, 179, рис.14, 2). Комплексы с такими височными подвесками включены ею в состав черноклобуцких погребений Поросья (Плетнева С.А., 1973). В работе 1981 г данный тип височных подвесок перечислен С. А.Плетневой в ряду инвентаря, характеризующего половецкую группу погребений (Плетнева С.А., 1981, с.218, рис.84). В учебном пособии 2003 г исследовательница также включила подвески в состав типичного набора половецкой эпохи, но при этом отмечала, что этот набор “широко использовался и в среде Черных клобуков...”
321


(Плетнева С.А., 2003, с.165, рис.60). Таким образом, С.А.Плетнева всегда подчеркивала интернациональный характер подобных украшений. Датировались погребальные комплексы с подобными подвесками С.А.Плетневой XII в. или же XII - нач.ХШ в.
В 1966 г Г.А.Федоров-Давыдов, анализируя материалы средневековых кочевников, выделил два типа подобных височных колец: тип IV - с биконической гладкой нанизкой и тип V - с биконической нанизкой и коническими шипами (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с.39-40, рис.6, IV, V). При этом исследователь отмечал, что нет каких-либо оснований, соотносить данные типы подвесок с половцами. А вот принадлежность их черным клобукам обосновывается, во-первых, распространенностью колец в домонгольское время в узко очерченном ареале - в Поросье и на Киевщине. Во-вторых, как отмечал исследователь, подвески встречаются в основном в погребальных комплексах, типологически характерных для черноклобуцкого Поросья (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 153). В монографии Г.А.Федорова-Давыдова была актуализирована еще одна важная мысль: встречаемость комплексов с подвесками в Поднестровье, Поволжье, Северном Кавказе маркирует перемещение, передвижение поросских племен в обозначенные районы в IV (золотоордынский) период.
В 1970-2000 гг при публикации позднекочевнических материалов с территории Северного Причерноморья, Кубани и Предкавказья комплексы с височными кольцами указанных типов авторы чаще всего атрибутировали как половецкие и датировали обычно достаточно узко, в рамках XII - нач.ХШ в. (Кравченко А.А., 1978; Бессонова С.С. и др., 1984; Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В., 2002).
Наконец, в 2000 гг вышло несколько работ Е.И.Нарожного, посвященных пребыванию на Северном Кавказе черных клобуков, условиям, времени их перемещения из Поднестро- вья и Побужья. Определяющее значение в его обосновании миграций черных клобуков на
Кавказ имеют как раз комплексы с височными подвесками IV, V типов (Нарожный Е.И., 2000; 2003). По мнению исследователя, какая- то часть черноклобуцкого населения на рубеже XIII-XIV вв. была перемещена в Поволжье и на территорию Калмыкии, с чем связано появление здесь комплексов с “черноклобуцки- ми украшениями и их позднейших дериватов” (Нарожный Е.И., 2000, с. 145).
Ленинский комплекс относится к типу ГШ (по типологии Г.А.Федорова-Давыдова) с восточной ориентировкой погребенного и противоположной ориентировкой костей коня (череп и ноги), разложенных на северном уступе ямы (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 126). Восточную ориентировку, захоронение шкуры лошади с ногами, отчлененными у верхних суставов, традиционно считают характерными признаками половецких погребений. Но последний признак отнюдь не безусловен, что отмечал и сам автор, выделивший его (Атавин А.Г., 1984, с. 139). Допуская половецкую атрибуцию комплекса, следует обратить внимание на его несомненную связь с поросскими погребениями. Примечателен в этом отношении могильник Зеленки, в котором сосредоточены захоронения с восточной ориентировкой погребенных (Плетнева С.А., 1973, с.35-37). В связи с этим С.А.Плетнева и Г.А.Федоров-Давыдов высказывали предположение о том, что в черноклобуцкий союз входили какие-то орды половцев (Плетнева С.А., 1973, с.22; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 147). Сложный, пестрый этнический состав могильников черноклобуцкого круга в Поросье отмечают украинские исследователи (Моця О.П., 1993, с. 124-130; Квитницкий М.В. и др., 2004, с.151). Ленинский комплекс очень близок зеленковским и по погребальному обряду (курганы 303, 304, 366, 367), и по составу сопроводительного инвентаря (курган 303). Таким образом, наблюдения Г.А.Федорова-Давыдова о перемещении в золотоордынский период поросских кочевников в Поволжье находят еще одно подтверждение.
322


Литература и архивные материалы
Анфимов И.Н., Зеленский Ю.В.9 2002. К вопросу о датировке предметов из разрушенного позднекочевнического погребения из станицы Староминской// Материалы и исследования по археологии Кубани. Вып.2. Краснодар.
Атавин А.Г., 1984. Некоторые особенности захоронений чучел коней в кочевнических погребениях X-XIV вв.// СА. № 1.
Бессонова С.С., Черных Л.А., Куприй С.А., 1984. Курганы у с.Филатовка// Курганы степного Крыма. К.
Гарустович Г.Н., Ракушин А.И., Яминов А.Ф., 1998. Средневековые кочевники Поволжья (конца IX-XV века). Уфа.
Квитницкий М.В., Лысенко С.Д., Лысенко С.С., 2004. Погребения кочевой знати в могильнике Малополовецкое 3// Археологічні відкриття в Україні 2002-2003 рр. К.
Кирпичников А.Н., 1973. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси ІХ-ХІІІв.// САИ. Е1-36.
Кравченко А.А., 1978. Кочевническое погребение XII в. у с.Флориновское// Археологические исследования Северо-Западного Причерноморья. К.
Кривошеев М.В., 2006. Отчет о проведении археологических разведок в зоне строительства волоконно-оптических линий передач в Камышинском, Дубовском, Среднеахтубинском, Быковском, Николаевском районах и спасательных раскопках одиночного кургана в Котельниковском районе Волгоградской области в 2006 году// Архив НИС ВолГУ. Волгоград.
Моця О.П., 1993. Населення Південноруських земель ІХ-ХІІІ ст. К.
Нарожный Е.И., 2000. Черные клобуки на Северном Кавказе. О времени и условиях
переселения// Археология восточноевропейской лесостепи. Вып.14. Евразийская степь и лесостепь в эпоху раннего средневековья. Воронеж.
Нарожный Е.И., 2003. Половцы или черные клобуки? (По поводу критических заметок И.Н.Анфимова и Ю.В.Зеленского)// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.2. Армавир.
Недашковский Л.Ф., 2000. Золотоордынский город Укек и его округа. М.
Плетнева С.А., 1958. Печенеги, торки, половцы в южнорусских степях// МИА. № 62.
Плетнева С.А., 1973. Древности Черных Клобуков// САИ. Е1-19.
Плетнева С.А., 1981. Кочевники восточноевропейских степей в Х-ХІІІ вв. Печенеги, торки, половцы// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 2003. Кочевники южнорусских степей в эпоху средневековья. IV-XIII века. Воронеж.
Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.
Summary
M.V.Krivosheiev, V.G.Blokhin (Volgograd, Russia)
MEDIEVAL BURIAL FROM SINGLE BARROW IN KOTELNIKOVSKII REGION OF VOLGOGRAD PROVINCE
The paper describes an inlet burial from a single barrow near Lenin settlement of Kotelnikovskii
region in Volgograd province. Among the grave goods of the burial there is a temporal pendant
with a biconical bead thread and conic thorns. In historiography, burials with similar pendants were
323


ambiguously dated back from the 12th to 14th century and attributed to the ethnoses of the Chiomyie Klobuki, the Polovtsy, and “Saksins”. The author substantiates the connection between the Lower Volga complex and burials of the Ros river area, which gives grounds to assume probable migration of the nomads, who were included in the Chiomyie Klobuki union, to the territory of the Volga region in the Golden Horde time.
Статья поступила в редакцию в сентябре 2010 г
324


Я.В.Пилипчук
ПЕРВОЕ ВТОРЖЕНИЕ МОНГОЛОВ В ВОСТОЧНУЮ ЕВРОПУ (1222 Г)
Одним из наиболее значимых событий эпохи средневековья были монгольские завоевания. Традиционными темами мировой историографии является монгольское завоевание Китая, Центральной Азии, Руси, но пока исследователям остается практически неизвестной борьба кыпчаков против завоевателей. Цель данной статьи - освещение первого монгольского вторжения на Северный Кавказ и в Восточную Европу. В центре внимания находится противостояние монголов с кыпчаками. Хотя этот аспект упоминался практически во всех работах, посвященных монгольским завоеваниям и Чингисхану, но почти нигде не был рассмотрен детально. Только некоторые исследователи пробовали реконструировать маршрут монгольского вторжения на Северный Кавказ (Гадло А.В., 1994, с. 147; Гмыря Л., 2009, с.165-169).
Тумены Субэдэя и Джэбэ были известны арабам как “западный отряд” (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.540-541). Их вторжение на Северный Кавказ было продолжением похода, который начался еще в Хорасане. После того, как монголы одержали победы над хорезмийцами и грузинами, они достигли Кавказских гор. На их пути находился город-крепость Дербент. По сведениям авторов китайской хроники “Юань-ши”, “[Субетай] повел войска кругом Каспийского моря, окольными путями дошел до перевала Тайхэ, пробивал камень, открывая дорогу, и вышел там, где его не ожидали” (цит. по: Храпачевский Р.П., 2004, с.500). Ибн ал-Асир и Рашид ад-Дин сообщают, что монголы встретили на Северном Кавказе противодействие со стороны кыпчаков и аланов. Но кыпчаки прельстились обещаниями монголов и изменили аланам, оставив их один на один с монголами (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.25-26; 1941, с.32; Рашид ад-Дин, 1952, с.229). Некоторые исследователи считали, что, кроме аланов, на стороне кыпчаков выступили еще чер¬
кесы и лезгины (Bretschneider Е., 1910, р.295; D’Ohsson А.С., 1852, р.337). Но насколько эти сведения отвечают историческим реалиям?
Кроме известий Ибн ал-Асира и Рашид ад-Дина об этих событиях, есть и другие сведения. Ан-Насави утверждал, что монголы прошли через Баб ал-Абваб (Дербент) (Ши- хаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.20). Грузинский хронист сообщал, что дарубандцы не могли противостоять татарам (монголам) (Цулая Г.В., 1981). Рашид ад-Дин указывал, что монголы взяли заложников из числа дер- бентцев (Рашид ад-Дин, 1952, с.228-229). Абу-л-Гази повторил его сведения (Абу-л-Га- зи, 1768, с.387-388). Киракос Гандзакеци и Себастаци сообщали, что войска монголов не прошли через Дербент (Киракос Гандзакеци, 1976, гл.11; Армянские источники о монголах, 1962, с.23). Арабский автор Ибн ал-Асир указывал, что монголы не взяли город и обходили его через горы (Тизенгаузен В. Г., 1884, с.25). Ибн Хал дун утверждал, что монголы не смогли пройти через Дербентский перевал, поскольку там находилось 50 тыс. кыпчаков (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1973, с.394; Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.77, прим. 17).
По нашему мнению, нужно конкретизировать, через земли каких народов и через какие поселения прошли монголы. Ибн ал-Асир указывал, что они воевали против лезгин (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.25). Если монголы проходили териториями лезгин, то данный факт должен был отразиться в эпиграфических памятниках Дагестана. Однако сведения о монголах относятся только ко времени “Великого Западного похода”. Упоминания о пребывании монгольских войск сохранились лишь в двух надписях в Рича, которые датированы 1239-1240 гг (Шихсаидов А.Р., 1969, с. 15-26; 1984, с.42-45). Грузинский летописец, армянские хронисты, составители “Юань-ши”, ан-Насави, Рашид


ад-Дин и Йакут не сообщали о столкновении с лезгинами. Похоже, что лезгинами (лакзами) Ибн ал-Асир назвал все горские народы Дагестана. Вряд ли он знал о всех народах этого региона и потому назвал наиболее известный арабам горский народ. Монголы должны были обойти Дербент через горы, но не воевали с местными жителями. Местные горцы были проинформированы о приближении монголов, когда те еще находились в Ширване. В условиях, когда противостоять превосходящим силам врага было невозможно, они отходили в горы. С другой стороны, перед Субэдэем-багатуром и Джэбэ-нойоном не стояла задача завоевать Дагестан. Они должны были пройти через этот регион быстро и с минимальными потерями. Скорее всего, Ибн ал-Асир описал пребывание монголов в землях лезгин по шаблону, характерному для Мавераннахра, Ирана и Южного Кавказа, что, однако, не преуменьшает значения хроники Ибн ал-Асира как источника по истории монгольских завоеваний.
Немногие исследователи осмелились предположить, каким именно путем монголы попали в кыпчакские степи. А.В.Гадло считает, что монголы, перед тем как атаковать аланов и кыпчаков, прошли вдоль реки Гюльгери- чай по маршруту Касумкент - Кумух - Хунзах, откуда они вышли в низовья Сунджи или к Акташу (Гадло А.В., 1994, с. 147). Г.Х.Ичалов предложил иной вариант маршрута, а именно: Касумкент - Магу-дере - Хив - Хунзах - Бот- лих и через Анди в Чечню (Ичалов Г.Х., 1988, с.43). Л.Б.Гмыря считает, что монголы прошли в прикаспийские степи через внутренний горный Дагестан. Основные трудности были связаны с обходом длинных стен Дербента (Гмы- ря Л., 2009, с.166-167).
Интересен вопрос о вождестве “дербентских кыпчаков”. Рядом с кыпчаками Отрока грузинские летописцы упоминают “дербентских кыпчаков” (Анчабадзе З.В., 1960, с. 118). По сведениям “Жития царя царей Давида”, грузины и кыпчаки Атрака воевали против “дербентских кыпчаков” и леков (Гадло А.В., 1994, с. 144, 147; Анчабадзе З.В., 1960, с. 118). Впервые о них было упомянуто в 1123 г или в 1124 г (Анчабадзе З.В., 1960, с. 116; Gokbel
А., 2002, р.650). То, что их упомянули рядом с леками (лакзами), говорит о том, что они находились в тесном взаимодействии с гор¬
цами. Такую их активность обусловила миграция кыпчаков Атрака, которые потеснили “дербентских кыпчаков” в 1-й четв.ХП века. Первое их нападение на территорию Южного Кавказа датируется второй половиной этого века. Ширваншах Ахситан (шарванша Ахсар- тан грузинского источника) просил помощи у грузинов против дербентских “хазаров” (кыпчаков). Царь Гиорги III взял город Шабуран и освободил земли маскутов и Шарабама (Гадло А.В., 1994, с. 122; История и восхваление венценосцев, 1954, гл.УПІ). В связи с этим можно предположить, что “дербентские кыпчаки” имели союзников (дербентского эмира и ата- бека Азербайджана), поскольку без их помощи кыпчаки не взяли бы крепостей и не перешли бы через Дербентский перевал. Кроме того, Гиорги III исполнял долг сюзерена. Он и его дочь Тамар титуловали себя правителями земель от Абхазии до Каспийского моря (История и восхваление венценосцев, 1954, гл.УШ, XVI). Ширванский поэт Хакани называет противниками ширваншаха русов, аланов и “хазаров”. Но ширваншах победил хазаров, а потом аланов. При этом панегирист не упомянул о роли грузинов в отражении этого вторжения (Гадло А.В., 1994, с. 122). Поскольку “дербентские кыпчаки” кочевали вблизи владений Ах- ситана, они и были “хазарами” Хакани. Против Ахситана вместе с ними воевали восточные аланы.
Следующее напоминание о кыпчаках датировано 1222 годом. Себастаци сообщает, что жители Гандзака попросили помощи против грузинов у кыпчаков (Армянские источники о монголах, 1962, с.23). Вардан датировал эти события 671 г армянской эры (1222 г) (Вардан Великий, 1861). Киракос Гандзакеци и много других хронистов указывали, что Дербент было сложно взять штурмом (Киракос Гандзакеци, 1976, гл.11; Армянские источники о монголах, 1962, с.23). Учитвая, что кыпчаки прибыли на Южный Кавказ по приглашению эмира Гянджи, то логично предположить, что раньше их пропустил через перевал эмир Дербента. Вторжение кыпчаков и действия гянд- жийцев вызвали поход грузинского войска в Ширван. В битве, которая состоялась в этой стране, грузины потерпели поражение (Армянские источники о монголах, 1962, с.23). Гиорги IV “Лаша” снова собрал войско и в
326


1223 г на полях Варданашата победил кып- чаков (Киракос Гандзакеци, 1976, гл.12; Вардан Великий, 1861). Ибн ал-Асир указывал, что против кыпчаков объединили свои силы грузины, лакзы и мусульмане (Материалы по истории Азербайджана..., 1940, кн.12). Указание на то, что мусульмане выступили вместе с грузинами, свидетельствует о том, что шир- ванские эмиры были заинтересованы, чтобы кыпчаки как можно скорее покинули их земли.
При освещении первого вторжения монголов на Северный Кавказ хронисты сфокусировали внимание на кыпчакской проблематике. Ибн ал-Асир изображал кыпчаков просто наивными людьми, которых убедили апелляции к родству и подарки монголов. Известно, что племена Дешт-и-Кыпчак не были особо дружны между собой. Ан-Нувайри сообщал, что враждовали племена дурут и токсоба (Тизен- гаузен В.Г., 1884, с.541), а ан-Насави указывал, что враждовали между собой канглы и йемеки (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.18; 1973, с.85). Если кыпчаки не были дружны между собой, то как они могли доверять монголам? При этом они не могли не знать о судьбе канглов, которые сдались монголам в Маверан- нахре. Многие из сдавшихся погибли от рук монгольских палачей (Рашид ад-Дин, 1952, с. 199-208). Но несмотря на это, сведения Ибн ал-Асира повторил Рашид ад-Дин (1952, с.229; Тизенгаузен В.Г., 1941, с.32-33). Историографы Хулагуидов вообще неприязненно относились к кыпчакам. Чего только стоит характеристика Вассафом армии Узбека как “бесовского войска” (Тизенгаузен В.Г., 1941, с.86-87)!
При описании битвы хорезмийцев с грузинами Рашид ад-Дин указывал, что Джелал ад-Дин послал эмисаров к кыпчакам, которые воевали на стороне грузинов. По его сведениям, кыпчаки изменили союзникам (Рашид ад-Дин, 1960, с.27-28). В том, что персидский хронист сообщил информацию, которая не соответствовала действительности, мы можем удостовериться, сопоставив ее с данными анонимного грузинского хронографа XIV в. относительно вторжения войск Джалал ад-Дина в Грузию: “Султан оставил Азербайджан во второй раз и второй раз пошёл на Тифлис. Когда об этом узнала царица Русудана, она призвала войско восточное и западное, Шанше-мандатурту- хуцеса, Авага-амирспасалара, Варама-мсахур-
тухуцеси, херов, кахов, армян, джавахов, мес- хов, таойцев, дадиани, абхазов, джикиев, открыла двери Дарьяльские и впустила туда осетинов, дурзукиев и всех горцев” (цит. по: Шихаб ад- Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, т.80, прим.28; Цулая Г.В., 1981). Грузинам не было никакой надобности выгораживать кыпчаков. Интересно, что грузинские источники вообще никогда не называли аланов союзниками кыпчаков. Аланы были вынуждены пропустить кыпчаков через свои земли в 1118 г (Жития царя царей Давида, 1998). Их к этому принудил грузинский царь Давид IV Строитель. Матфей Эдесский (Мат- теос Урхаэци), описывая битву при Дидгори, упоминал, что грузины, албанцы (?), кыпчаки и крестоносцы-франки противостояли туркам (Armenia and the Crusades..., 1993, 84).
Ан-Насави, описывая эти события, указывал, что хорезмийцы воевали против грузинов. Союзниками Багратидов были названы сваны, аланы и лакзы. При этом Ан-Насави, как придворный Джелал ад-Дина, должен был знать о кыпчаках и канглах, которые составляли ядро войска хорезмийцев (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1973, с.220, 224-225; 1996, гл.48-49, 77). Причиной того, что Рашид ад-Дин принял без критики сведения о кыпчаках Ибн ал-Асира, были данные Джу- вейни. Описывая события войны грузинов с хорезмийцами, он сообщал, что кыпчаки перебежали к Джелал ад-Дину (Рашид ад-Дин, 1960, с.28; Джувейни Ала ад-Дин Ата-мелик, 2004, с.310-311). Ибн ал-Асир также сообщал о возможности перехода кыпчаков на сторону мусульман в Дидгорской битве (Материалы по истории Азербайджана..., 1940, кн.9-11). Но в грузинских источниках нет указания на подобные намерения кыпчаков. Кроме того, персы указывали на присутствие среди союзников грузинов сарирцев. Сарир, помимо хроник Рашид ад-Дина и Джувейни, практически не упоминался в исторических документах XIII в. (Рашид ад-Дин, 1960, с.28; Джувейни Ала ад-Дин Ата-мелик, 2004, с.310-311). При этом необходимо учитывать, что на персидских хронистов, в свою очередь, влияли сведения иных арабских историков и географов. В “Тарих Баб ал-Абваб” (“Дербент-наме”) сказано, что в 1032 г аланы и сарирцы напали на Дербент (Алемань А., 2003, с.357). Ал-Мар- вази сообщал, что Руму принадлежат страны
327


курджей (Грузия), ал-Арман, ал-Лан (алан) и “люди Трона” (ахль ал-Сарир) (Алемань А., 2003, с.345). Причиной этого утверждения могла быть активная деятельность грузинской православной церкви в Аварии (Тахнаева П.И., 2010). Рядом с аланами размещали Сарир Ибн Рустэ и Абу Хамид ал-Гарнати (Алемань А., 2003, с.329, 342). Сарир со времен существования Хазарского каганата упоминался как враг мусульман, и персы могли вписать его в список врагов Джелал ад-Дина и считать всех горцев, не принявших ислам, врагами (Рашид ад-Дин, 1960, с.28; Джувейни Ала ад-Дин Ата- мелик, 2004, с.310-311). Вблизи от реки Терек находилась ставка кыпчакского властителя. Сын Андрея Боголюбского Юрий укрывался в ней от своего дяди Всеволода (Савалата грузинских источников) “Большое Гнездо” и от царицы Тамар. Город получил название по имени хана Севинча (История и восхваление венценосцев, 1954, гл.ХУІІ; Осіпян О., 2005, с. 14). Похожим на это имя было и название реки (Севенц), которая впадала в Терек. О реке с подобным названием упоминал также Йаз- ди (Гаглойти Ю.С., 1966, с. 193). По мнению Ю.С.Гаглойти, это тюркское или персидское название реки Сунджи. Для того, чтобы занять этот город, кыпчаки должны были вытеснить из прилегающих к нему местностей аланов.
Анализируя сведения Ибн ал-Асира, необходимо также понимать политическую ко- нъюктуру эпохи, в которую написаны его сочинения. Хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммед
б. 	Текеш был врагом Аббасидов, и попытка овладения Багдадом казалась арабам святотатством. Даже ан-Насави считал, что Мухаммед б. Текеш согрешил, атаковав земли Аббасидов (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.10). Ибн ал-Асир же открыто злорадствовал по поводу смерти Джелал ад-Дина (Тизенгау- зен В.Г., 1884, с.40). Но восточноевропейские и северокавказские кыпчаки для него были еще хуже, чем хорезмийцы, поскольку помогали грузинам и армянам воевать против мусульман в XII в. (Материалы по истории Азербайджана..., 1940, кн.9-11).
Для того, чтобы объективно оценить данные Ибн ал-Асира, необходимо сопоставить их с данными других источников. Автор анонимного грузинского хронографа XIV в. указывал, что монголы вступили в страну кивча-
ков (кыпчаков) и во многих битвах победили их (Цулая Г.В., 1981). Составители “Юань-ши” описывали войну против кыпчаков отдельно от кампании на Кавказе (Храпачевский Р.П., 2004, с.499-500, 513, 522). Даже персидский хронист Джувейни, рассказывая о монгольском завоевании Дешт-и-Кыпчак, не упоминал о совместных действиях аланов и кыпчаков (Тизенгаузен В.Г., 1941, с.23). Ан-Насави, который имел другие источники информации, говорил только о вторжении монголов в землю кыпчаков (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Наса- ви, 1996, гл.20). О столкновении между монголами и аланами не упоминали Ибн Халдун и ан-Нувайри (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.540- 542). Только ал-Айни под влиянием хроник Ибн ал-Асира и Рашид ад-Дина утверждал, что монголы победили на Северном Кавказе не только кыпчаков, но и аланов (Тизенгаузен
В.Г., 1884, с.502). Полностью отрицать нападение монголов на аланов не стоит, но эта операция была осуществлена отдельно от войны с кыпчаками. М.К.Джиоев и В.А.Кузнецов предполагают, что Алания в предмонгольское время делилась на две части - западную и восточную (Джиоев М.К., 1982, с. 11; Кузнецов В.А., 1990, с.111-113). Столкновение монголов с аланами произошло в Восточной Алании (Бубенок О.Б., 2004, с. 16).
Сразу после монгольского вторжения 1222 г кыпчаки двинулись с севера на Южный Кавказ и просили защиты у Георгия “Лаши”. Они сделали это после того, как подошли к Гяндже (Гандзаку) (Армянские источники о монголах, 1962, с.23; Киракос Гандзакеци, 1976, гл.12). Эти кыпчаки были не дальними предкавказ- скими, а более близкими к Азербайджану “дербентскими кыпчаками”. Нежелание Ги- орги “Лаши” помочь кыпчакам может быть объяснено позицией аланских аристократов, которые со времен царя Гиорги III и царицы Тамар занимали высокое положение при дворе Багратидов. Все вышеописаные факты свидетельствуют о том, что отношения аланов с кыпчаками были далеки от союзных.
Субэдэй и Джэбэ после победы над “дербентскими кыпчаками” продолжили войну с кыпчаками. В биографии Субэдэя в “Юань- ши” после описания перехода через перевал Тайхе имеется описание битвы с Юйлицзы, которого вполне можно отождествить с Юри¬
328


ем Кончаковичем (Храпачевский Р.П., 2004, с.500). Указание греческого источника на тот факт, что монголы дошли до Судака, свиде- тельстует о том, что часть их войск действовала в Крыму (Секиринский С.А., 1955, с. 19). Для этого было необходимо форсировать Керченский пролив. Поскольку нам неизвестно об использовании каких-либо суден во время этой кампании, то, скорее всего, монголы перешли Керченский пролив зимой 1222/1223 гг, когда он покрылся льдом. Позднеантичные и раннесредневековые латинские и греческие хронисты указывали, что гунны попали в Крым, перейдя по льду “Боспор Киммерийский” (Пиоро И.С., 1990, с.44-45). Эвлия Че- леби сообщал, что крымские татары попадали из Крыма на Таманский полуостров, проходя по льду пролив (Бубенок О.Б., 2004, с.24). Не исключено, что тумэн Джэбэ после победы над северокавказскими кыпчаками и аланами вышел на Таманский полуостров, откуда и перешел в Крым.
Венгерский миссионер Рихард упоминал, что во время своего путешествия в “Великую Венгрию” пребывал в городе Матрика (Матар- ха, то есть Тмутаракань), который находился в стране Сихия (Зихия) (Аннинский С.А., 1940, с.78). По сведениям автора Лаврентьевской летописи, татары (монголы) “многы страны поплениша Ясы, Обезы, Косагы” (Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962, стб.446). Но правители Северо-Восточной Руси не имели тесных связей с Северным Кавказом. Как тогда информация о событиях на Северном Кавказе оказалась в летописи владимиро-суздальских князей? Ал-Идриси сообщал о существовании города Русия в Крыму (Бейліс В., 1996, с.90, 97). Возможно, это поселение славянских колонистов, которое существовало в регионе со времен Тмутараканского княжества, поддерживало связь с Русью, и его обитатели донесли до Владимира и Суздаля информацию о событиях на Кавказе. К этому необходимо прибавить, что среди народов, до которых дошел Субэдэй, монгольский летописец называл народ серкесут (Сокровенное сказание монголов, 2002, с. 141, 146). Именно этим этнонимом (серкесут, черкес) монголы и тюрки называли племена адыге (Христианский мир..., 2002, с.329). Вполне возможно, что корпус Джэбэ, перед тем как пересечь Кер¬
ченский пролив в Восточной Алании и атаковать Судак, отделился от Субэдэя и, опустошая земли Центрального Кавказа, вышел в бассейн Кубани, где и столкнулся с адыге. При этом необходимо понимать, что под этнонимами ка- сог и зих могли скрываться разные этнические группы адыгов. Константин Багрянородный упоминал о том, что, кроме зихов, на северо- восточном побережье Черного моря жили ка- сахи (Константин Багрянородный, 1991, гл.42). Последних возможно отождествить с касогами славянских источников и кашаками арабских хроник (Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962, стб.446; Алемань А., 2003, с.350).
В связи с этим можно предположить, что они жили около Тмутаракани (Матархи). Граница между Матархой и Джикети, описанная у Константина Багрянородного, должна была соответствовать границе между касогами и зихами, которая проходила по Кубани. Среди местных православных епископий упоминались матархская и никопсийская епископии. Никопсия находилась в стране Джикети, около Абхазии, в стране черкесов, которых не покорили монголы (Константин Багрянородный, 1991, гл.42). С адыге-зихами можно сопоставить народ туэргэ, упомянутый в “Мэнуэр- шицзи” (Кадырбаев А., 2009, с.486). Покорены монголами были только те адыге, которые жили около Матархи. Вождь зихов, упомянутый Рихардом, на самом деле был касогом (Аннинский С.А., 1940, с.78). Именно его Рашид ад-Дин назвал вождем черкесов Тукара (Тукбашем) (Тизенгаузен В.Г., 1941, с.36-37). Зихи же никогда не были покорены монголами.
В то время как одна часть монголов воевала на Северном Кавказе, другая часть монголов вышла на Дон и Северский Донец, где находился центр владений наиболее могущественной конфедерации восточноевропейских кыпчаков. Среди племен Дешт-и-Кыпчак достаточно часто упоминалось племя токсо- ба. Ибн Халдун и ан-Нувайри указывали его первым среди кыпчакских племен. Также о нем упоминали Ибн Дукмак и Абу Хайан (Ку- меков Б.Е., 1990, с. 118-130). П.Голден считает его главным племенем конфедерации “донецких кыпчаков” (Golden Р.В., 1979/1980, р.305- 307). Б.Е.Кумеков полагает, что токсоба кочевали как в восточной, так и в западной части
329


Дешт-и-Кыпчак, но доминировали только на западе (Кумеков Б.Е., 1990, с. 127). Галицко-во- лынский летописец сообщал, что “В лето 6731 приде неслыханая рать, безбожные Моави- тяне рекомые Татарове. Приидоша на землю Половецькоую. Половцем же старшим Юрь- гии Кончакович бе большие всих половець не може стати противоу лицю их и бегающи же емоу и мнози избиени быша до реки Днепра” (Ипатьевская летопись, 1962, стб.740). Об этих событиях упоминали и китайские источники. По данным китайского хрониста, противниками монгольского полководца были вожди Юй- лицзы и Татахаер. Кыпчаки были побеждены в битве на реке Буцзу, а сын Юйлицзы, которого ранили в битве, был выдан рабами кыпчаков (Храпачевский Р.П., 2004, с.500). Юлиан не упоминал об этих событиях, но указывал, что вождь куманов Гурег владел землями на реке Буз (Бухс) (Аннинский С.А., 1940, с.84-85). Также необходимо напомнить, что славянские летописцы XIII - нач.ХІУ в. упоминали имя Юрий в архаической форме Юргии или Гюр- гю, то есть Гурега возможно отождествить с Юрием Кончаковичем (Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962, стб.446). Монгольскими войсками во время битвы с кыпчаками управлял именно Субэдэй (Храпачевский Р.П., 2004, с.499-500).
Ан-Насави указывал, что после битвы под Исфаханом Джал ал ад-Дин отправил посольство к кыпчакам. Помощь предоставил хан Гюрге (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Наса- ви, 1996, гл.77; 1973, с.220-221; Маркварт И., 2002). В связи с этим логично сопоставить с данными ан-Насави сведения Юлиана. При описании событий в Кумании он упоминал, что в ней правили два правителя: Гурег (Gureg, Urech) и Витут (Vituth, Euthet). Они враждовали, и проигравший в войне Витут вместе с сыновьями обратился за помощью к султану Ор- наха (Аннинский С.А., 1940, с.84-85). Название Орнах в средневековой европейской литературе ассоциировалось с Хорезмом (Христианский мир..., 2002, с.270-273). По сведениям Юлиана, султан (хорезмшах) казнил Витута, а его сыновья бежали назад в Куманию. Старшего сына Витута казнил Гурег. Младший же обратился за помощью к татарскому правителю Гургуте, который победил персов (хорезмийцев) (Аннинский С.А., 1940, с.85).
Описывая монгольское вторжение в Поволжье (1236-1237 гг), Юлиан указывал, что монголами во время его путешествия правил не Гургута, а Хан (Chayn), который жил в городе Орнах (Аннинский С.А., 1940, с.86; Dorrie Н., 1956, S.174). Этого правителя можно отождествить с Бату, который унаследовал от Джучи свой улус. Загадочный Гургута мог быть или Джучи, или Чингиз-ханом. Юлиан указывал, что Гургута завоевал Куманию, а потом напал на “Великую Венгрию”. Абу-л-Гази приписывал Джучи поход против кыпчаков, который он осуществил после завоевания Ургенча (Абу-л-Гази, 1958, с.44). Бенедикт Поляк и Джиованни дель Плано Карпини приписывали поход против куманов Тоссук-хану, которого возможно идентифицировать с Джучи. Францисканцы указывали, что перед этим он завоевал земли теркемен (туркмен) и кангитов (канглов) (Путешествия..., 1957, с.41; Христианский мир..., 2002, с. 108). Куманы, которых победил Гургута, кочевали в восточной части Дашт-и-Кыпчак. Необходимо также обратить внимание на то, что венгерский доминиканец, описывая современные ему события, указывал на то, что одна часть войск пребывала в заморских землях, вторая направилась в земли куманов около моря, а третья осадила земли русов. Земли куманов, которые еще не были покорены, находились вблизи Черного моря (Аннинский С.А., 1940, с.87; Dorrie Н., 1956, s.175). П.В.Голубовский еще в 80 гг XIX в. предположил, что Гурег - это вариант имени Юрий, а Гурег, упомянутый в хронике Юлиана, это Юрий Кончакович (Голубовский П.В., 1884, с.231). Мы можем предположить, что Юрий Кончакович спасся во время монгольского нашествия и уцелел в Калкской битве. После того как монголы оставили степи Восточной Европы, он вернулся в свои владения и даже принял участие в событиях на Кавказе (Маркварт И., 2002; Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1973, с.220; 1996, гл.77).
Немецкий хронист указывал, что какой-то неизвестный народ уничтожил народ куманов (Христианский мир..., 2002, с.ЗЗ). Альберик де Труа Фонтене приписывал вторжение в земли куманов и русов мифическому царю Давиду или его сыну. В хронике этого латиноязычного автора действия таинственных народов были направлены против некатоликов. Они рассмат¬
330


ривались как естественные союзники Запада в войнах против православных (рутенов), язычников (пруссов и куманов), мусульман (хорезмийцев) (Юрченко А.Г., 2006, с.28; Послания из вымышленного царства, 2004, с. 166-167). В Европе уже в 20 гг XIII в. знали об успешных походах неизвестного восточного народа. Их ассоциировали с мифическим “христианским царем Индии пресвитером Иоанном” и его сыном Давидом. Еще Жак Витри в своем письме в Европу указывал, что царь Давид идет на помощь крестоносцам, и что он уже победил хорезмшаха (Послания из вымышленного царства, 2004, с. 142-158). Эти сведения наложили отпечаток на дальнейшее развитие европейской исторической мысли. Альберик де Труа Фонтене, Карпини, Рубрук не сомневались в историчности никогда не существовавших пресвитера Иоанна и царя Давида.
То, что большинство европейских хронистов упоминали о куманах перед описанием завоевания земель Мавераннахра, не свидетельствует о недостоверности их хроник. Необходимо понимать, что они пользовались услугами информаторов, которые не были профессиональными историками и не хотели освещать историю монгольских завоеваний во всех деталях. Описывая действия Чингизидов в Иране и Центральной Азии, они должны были узнать о сопротивлении завоевателям со стороны хорезмийцев, последним правителем которых был Джалал ад-Дин. Европейцы знали его как “Альтисолдана”, а монгольский летописец называл его “Халибосалтаном” (Христианский мир..., 2002, с. 111; Сокровенное сказание монголов, 2002, с. 145). О Мухаммеде б. Текеше францисканцы вообще не знали и считали, что монголы воевали лишь против одного, а не двух хорезмшахов. Тогда становится понятно, почему описание войны против куманов размещено перед рассказом о покорении Мавераннахра. Только Юлиан, который был в Поволжье, хронологически правильно, но недостаточно детально воспроизвел последовательность событий. Этот монах лишь интепретировал сведения, полученные во время своего путешествия. Ан-Насави не указывал, что Джалал ад-Дин вмешивался в дела кыпчаков, и потому казнь Витута случилась во время вмешательства последнего хорезмшаха в дела Дешт-и-Кыпчак, т.е. в период
правления хорезмшаха Мухаммеда б. Текеша. При этом нужно понимать, что для описания событий в Дешт-и-Кыпчак были использованы имена правителей восточноевропейских, а не центральноазиатских степей. Витут (Евтут, Ельтут) и Гурег (Юрий Кончакович) почти не имели отношения к событиям, участие в которых им приписал Юлиан. Фактически их имена заместили в контексте рассказа венгерского доминиканца имена действительных участников событий. Согласно данным персидских и арабских хроник, единственным из кочевых правителей, кто отважился противостоять хорезмийцам, был Кадыр Буку (варианты: Кайр- Буку, Катыр-Буку, Акран, Кыран) (Ахинжанов
С.М., 1989, с.210). В таком случае противником этого хана был Алп-Дэрэк Инал, известный ан-Насави как Инал-хан, а Рашид ад-Дину как Гайр-Таку-хан (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.14; Рашид ад-Дин, 1952, с. 137). Возможно, что Юлиан в своем рассказе обобщил данные о войнах между кыпчаками и подал их в форме повествования о Витуте и Гурега.
Одной из нерешенных задач куманологии является идентификация персоналии, известной, по сведениям “Юань-ши”, как Татахаер. Из контекста рассказа китайского хрониста о битве с кыпчаками на реке Буцзу возможно предположить, что Татахаер был сыном Юрия Кончаковича, поскольку это имя упомянуто только один раз, а потом несколько раз упоминается сын Юйлицзы (то есть Юрия Кончаковича) (Храпачевский Р.П., 2004, с.500). Й.Маркварт предположил, что это был аланский князь Багатур (Маркварт И., 2002). Более вероятной является гипотеза о том, что Татахаер это китайский вариант имени Тото- ур. Подобное имя было у кыпчакского вождя XII в. Мы же предполагаем, что Тотоур, который жил в нач.ХШ в., был сыном Юрия Кончаковича. После побед в донецких степях корпус Субэдэя-багатура и Джэбэ-нойона продолжал развивать успех и вошел в приазовские степи. Галицко-волынский летописец сообщал, что “побегоша до реки Днепра безбожний Полов- ци, а иных загна по Дону и в Лукоморья, и тамо измроша” (Ипатьевская летопись, 1962, стб.740-741).
Относительно датирования начала первого монгольского похода в восточноевропей¬
331


ские степи нет общепринятого мнения. Р.Груссе утверждал, чтоо монголы вторглись в западно- кыпчакские степи осенью 1221 г (Груссе R, 2003, с.217). Л. де Хартог датирует кампанию монголов на Северном Кавказе и в Восточной Европе 1222 г (де Хартог Л., 2007, с. 163). Д.Синор сделал похожее предположение (Си- нор Д., 2008, с.363). В.В.Каргалов указывал, что монголы победили кыпчаков и аланов на Северном Кавказе в 1222 г (Каргалов В.В., 1967, с.64). Р.П.Храпачевский считает, что монголы пересекли Кавказские горы весной 1222 г (Храпачевский Р.П., 2004, с.329). Т.И.Султанов предполагает другую дату - осень 1222 г (Султанов Т.И., 2006, с.203; Кляшторный С.Г., Султанов Т.И., 2004, с.203). Л.Б.Гмыря придерживается мнения о том, что аланы и кыпчаки были разбиты в 1222 г (Гмыря Л., 2009, с.166).
Летописцы Северо-Восточной Руси датируют монгольское вторжение 1223 г (Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962, стб.445-446, 503-509). Но галицко-волынский летописец относил Калкскую битву и события, которые ей предшествовали, к 1224 г (Ипатьевская летопись, 1962, стб.740-746). Такая же датировка встречается в Первой Новгородской летописи (Новгородская первая..., 1950, с.61- 63, 265-267). Хронология составителей Гус- тинской летописи смещена на один год вперед по отношению к Ипатьевской летописи. По их логике вторжение монголов в кыпчакские земли произошло в 1224 г, а Калкская битва - в 1225 г (Густинская летопись, 1843, с.334-335). Польские хронисты Ян Длугош, Марцин Кромер и Мацей Меховский вообще называли датой битвы 1211 г (Dhigosz J., 1868, s.182-183; Меховский М., 2009, с.47-49).
Джувейни лишь коротко описывал события на Кавказе (Тизенгаузен В.Г., 1941, с.21). Рашид ад-Дин не указывал даты событий в Восточной Европе (Тизенгаузен В.Г., 1941, с.32-33). Ибн ал-Асир сообщал, что монголы атаковали страну русов в 620 год хиджры, а перед этим последняя дата - это рамадан 618 года хиджры (октябрь - ноябрь 1221 г) (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.23, 26-27). Йакут утверждал, что монголы завоевали хорезмийский султанат и Восточную Европу в 617-618 гг хиджры (Маркварт И., 2002). Не удивительно, что ал-Айни записал поход монголов в Дашт- и-Кыпчак под 617 годом хиджры (Тизенгаузен
В.Г., 1884, с.502). Другие арабские хронисты сообщали об этих событиях приблизительно под той же датой, после 616 года хиджры (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.540). Альберик де Труа Фонтене указывал, что царь Давид атаковал земли русов и куманов в 1221 г (Юрченко А.Г., 2006, с.28). Рикардо Сен-Жермано утверждал, что это событие произошло в 1223 г (Послания из вымышленного царства, 2004, с. 122). Генрих Латвийский датировал столкновение русов и куманов с монголами 1222 г (Генрих Латвийский, 2009, с.210; 1938, гл.ХХУІ; Юрченко А.Г., 2003, с.389; 2006, с.179-180). В Нейбургской хронике сообщение о Калкской битве датировано 1223 г (Голубовский П.В., 1884, с.23). Составители “Юань-ши” также сообщали о походе Субэдэя и Джэбэ в Восточную Европу. В биографии Хесымайли автор не датирует войну против аланов, кыпчаков и русов, но следующей после этого датой называет год жень-чень (1232-1233 гг) (Храпачевский Р.П., 2004, с.522-523). По данным первой биографии Субэдэя, монголы воевали в Восточной Европе в год гуй-вей (2 февраля 1223 - 21 марта 1224 гг) (Храпачевский Р.П., 2004, с.499-500).
Выяснить хронологию первого монгольского похода на Северный Кавказ и в Восточную Европу позволяет запись в греческом синаксаре города Судак. Монголы вошли в этот город в январе 1223 г (Секиринский С.А., 1955, с. 19). Эти данные согласуются с информацией Ибн ал-Асира о том, что монголы на зиму остановились в кыпчакской степи около моря (Тизенгаузен В.Г., 1884, с.26). Войну монголов против кыпчаков можно датировать весной-осенью 1222 года. К ноябрю этого года активная фаза кыпчакской кампании должна была быть завершена, а в декабре этого же года отряд монгольських войск вошел в Крым.
Галицко-волынский и суздальский летописцы сообщали, что монголы преследовали кыпчаков до Днепра (Ипатьевская летопись, 1962, стб.740; Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962, с.504). Автор Новгородской первой летописи указывал, что: “прибегоша оканьныи Половци, идете зовется вал Поло- вечьскый избиеных остаток, Котян с иными князьями” (Новгородская первая..., 1950, с.62). “Валом Половечським” были названы фортификации по Роси, то есть територии “Черных
332


Клобуков”. Кипчакские ханы просили русов не выдавать их монголов и победить в войне с ними. В Ипатьевской летописи указано, что: “Прибегошем же половцем в Рускую землю, глаголящем руским князем... аще не поможете нам, мы ныне иссечени быхом, а вы наутрее иссечени будете” (Ипатьевская летопись, 1962, стб.741). Как известно из славянских источников, Рюриковичи не только предоставили убежище кыпчакам, но и оказали им помощь, что, в свою очередь, привело к Калкской битве.
Монголы не прошли через Дербентский перевал, а были вынуждены его преодолевать через Кавказские горы в районе современного Дагестана. Не встретив решительного сопротивления горцев, они вышли на реку Терек, где столкнулись с “дербентскими кып- чаками”. Столицей этой конфедерации был город Севинч на реке Сунджа. “Дербентские кыпчаки” не изменяли аланам, поскольку в 1222 г не были их союзниками. В грузинских источниках вообще нет упоминаний о союзе между аланами и кыпчаками. Впервые такая информация появилась в хронике Ибн ал-Аси- ра, а потом была повторена Рашид ад-Дином. Также следует признать недостоверными известия персидских хронистов Джувейни и Рашид ад-Дина, что Сарир помогал грузинам в отражении агрессии Джелал ад-Дина. После победы над “дербентскими кыпчаками” мон¬
голы атаковали восточных аланов. Рассказ об альянсе кыпчаков и аланов был вставкой хронистов, которые считали этот союз естественным, имея в виду участие кыпчаков и аланов в войнах Грузинского Царства с мусульманами. Кыпчакские племена не ладили между собой, а отношения с кавказскими аланами у них были напряженными. Мир между ними поддерживался лишь тогда, когда это было выгодно грузинским царям. В отличие от царя Давида и царицы Тамар царь Гиорги IV “Лаша” и царица Русудан не нуждались в кыпчакской помощи, а, следовательно, и не поддерживали мир между аланами и кыпчаками. После победы над “дербентскими кыпчаками” монголы атаковали восточных аланов. После этой победы их силы разделились. Тумэн Субэдэя- багатура через сальские степи вышел на Дон, где победил войско Юрия Кончаковича. Сам Юрий Кончакович выжил и просил поддержки у русов. Тумэн Субэдэя-багатура, преследуя Шаруканидов, вышел к Днепру. Тумэн Джэбэ- нойона продолжал воевать на Северном Кавказе. Через долины Терека и Кубани он вышел к Матархе, где нанес поражение местным адыге, которые были известны славянам как касоги. Зимой 1222/1223 г тумэн Джэбэ-нойона перешел Керченский пролив по льду и вышел к Судаку. После взятия Судака монгольские тумэ- ны вновь соединились в приазовских степях.
Литература и архивные материалы
Абу-л-Гази, 1768. Родословная история о татарах переведенная на французский язык с рукописная татарской книги, сочинения Абулгачи Баядур-хана и дополненная великим числом примечаний достоверных и любопытственных о прямом нынешнем состоянии Северныя Азии с потребными географическими ландкартами, а францусскаго на российский в Академии наук. Т. 1. СПб.
Абу-л-Гази, 1958// Кононов А.Н. Родословная туркмен: Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.; Л.
Алемань А., 2003. Аланы в древних и средневековых письменних источниках. М.
Аннинский С.А., 1940. Известия венгерских миссионеров XIII и XIV вв. о татарах и Восточной Европе// Исторический архив. Т.Ш. М.
Анчабадзе З.В., 1960. Кыпчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей XI-XIV веков// Материалы сессии по проблеме происходжения балкарского и карачаевского народов. Нальчик.
Армянские источники о монголах, 1962. Извлечения из рукописей XIII-XIV вв./ Пер. с древнеарм., предисл. и примеч. А.Г.Галстян. М.
Ахинжанов С.М., 1989. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма-Ата.
Бей ліс В., 1996. Країна ал-Куманія у “Географічному творі” ал-Ідрісі та Половецька земля
333


Іпатіївського літопису// Марра Mundi. Збірник наукових праць на пошану Ярослава Дашкевича з нагоди його 70-річчя. Львів; Київ; Нью-Йорк.
Бубенок О.Б., 2004. Аланы-асы в Золотой Орде (XIII-XIV вв.).
Вардан Великий, 1861. Всеобщая история/ Пер. с древнеарм. Н.М.Эмин. Эл. ресурс: http:// www.vostlit.info/Texts/rus 1 l/Vardan/frametext4.htm
Гаглойти Ю.С., 1966. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси.
Гадло А.В., 1994. Этническая история Северного Кавказа X-XIII вв. СПб.
Генрих Латвийский, 1938. Хроника Ливонии/ Пред. В.А.Быстрянского. М.; Л. Эл. ресурс: http ://www.castle.lv/hroniki/genrih-latvii skv.html
Генрих Латвийский, 2009. Хроника Ливонии/ Подгот. к изд. А.И.Цепкова. Рязань.
Гмыря Л., 2009. Завоевание Северного Кавказа и Дагестана в 1220-1240-е гг.// История татар. Т.З. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII - середина XV в. Казань.
Голубовский П.В., 1884. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. К.
Греков Б.Д., Якубовский А.Ю., 1950. Золотая Орда и ее падение. М.; Л.
Груссе Р., 2003. Чингисхан. Покоритель вселенной. М.
Густинская летопись, 1843// ПСРЛ. Т.2. СПб.
Джиоев М.К., 1982. Алания в XIII-XIV вв. Автореф. дис.... канд. ист. наук. М.
Джувейни Ала ад-Дин Ата-мелик, 2004. Чингисхан. История завоевания мира/ Пер. с англ. Е.Е.Харитоновой. М.
Жития царя царей Давида, 1998// Символ. № 40. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/ Dokumentv/Kavkaz/XI/1080-1100/David/ff ametext 1 .htm
Ипатьевская летопись, 1962// ПСРЛ. Т.2. М.
История и восхваление венценосцев, 1954/ Пер. и ред. К.С.Кекелидзе. Тбилиси. Эл. ресурс: http://www:vostlit.info/Texts/rus 15/Istor vencenoscev/ffametext 1 .htm
Иналов Г.Х., 1988. В глубь столетий. Народы Дагестана в боробе за независимость в XIII-XV вв. Махачкала.
Кадырбаев А., 2009. Северо-Западный и Центральный Кавказ в эпоху Золотой Орды// История татар. Т.З. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII - середина XV в. Казань.
Каргалов В.В., 1967. Внешнеполитические факторы развития Федальной Руси. Феодальная Русь и кочевники. М.
Киракос Гандзакеци, 1976. История Армении/ Пер. с древнеарм., пред, и прим. А.Л.Ханларян. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Gandzakeci/frametext3.htm
Константин Багрянородный, 1991. Об управлении империей/ Пер. под ред. Г.ГЛитаврина, А.П.Новосельцева. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rusll/Konst_Bagr_2/index. phtml?id=6412
Кляшторный С.Г., Султанов Т.И., 2004. Государства и народы евразийских степей. Древность и средневековье. СПб.
Кузнецов В.А., 1990. Реком, Нузал и Царазонта. Владикавказ.
Кумеков Б. Е., 1990. Об этническом составе кыпчаков XI - нач.ХШ вв. по арабским источникам// Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана. Вып.2. М.
Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962// ПСРЛ. Т.1. М.
Маркварт И., 2002. О происхождении народа куманов/ Пер. А.Немировой. Эл. ресурс: http:// steppe-arch.konvent.ru/books/markvart 1 -OO.shtml
Материалы по истории Азербайджана из Тарих-ал-камиль (полного свода истории) Ибн-ал- Асира, 1940. Баку. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus/Athir 2/text5.phtml?id=7970 http://www.vostlit.info/Texts/rus/Athir_2/text6.phtml?id=7971
Меховский М., 2009. Трактат о двух Сарматиях. Сокровенное сказание монголов/ Подгот. к изд. А.И.Цепкова. Рязань.
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, 1950/ Под ред. и пред. А.Н.Насонова. М.
334


Осіпян О., 2005. Поширення християнства серед половців XI-XV ст.// Київська старовина. № 1. К.
Пиоро И.С., 1990. Крымская Готия. К.
Послания из вымышленного царства, 2004/ Пер. с др.-греч., ст.-фр.; лат., сост., вступ, ст. Н.Горелова. СПб.
Путешествия в восточные страны, 1957/ Пер. с лат. А.И.Малеина. М.
Рашид ад-Дин, 1952. Сборник летописей. Т.1. Кн.2/ Пер. с перс. О.И. Смирнова. М.; Л.
Рашид ад-Дин, 1960. Сборник летописей. Т.2/ Пер. с перс. Ю.П.Верховского. М.; Л.
Секиринский С.А., 1955. Очерки истории Сурожа IX-XV веков. Симферополь.
Синор Д., 2008. Монголы на Западе// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.6. Золотоордынское время. Донецк.
Сокровенное сказание монголов, 2002/ Пер. С.А.Козина. М.
Султанов Т.И., 2006. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. М.
Тахнаева П.И., 2010. Деятельность Грузинской церкви в Аварии VHI-XVI вв. Эл. ресурс: http:// www.central-eurasia.com/index/3/?uid=143
Тизенгаузен В.Г., 1884. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. T.I: Извлечения из сочинений арабских. СПб.
Тизенгаузен В.Г., 1941. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды.
Т.П: Извлечения из персидских сочинений, собранных В.Г.Тизенгаузеном и обработ. А.А.Ромаскевичем и СЛ.Волиным. М.; Л.
де Хартог Л., 2007. Чингисхан. Завоеватель мира. М.
Храпачевский Р.П., 2004. Военная держава Чингисхана. М.
Христианский мир и Великая Монгольская империя. Материалы францисканской миссии 1245 года, 2002. СПб.
Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1973. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны/ Пер. с араб., пред., коммент., прим, и указ. З.М.Буниятова. Баку.
Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996. Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны (Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны)/ Изд. критич. текста, пер. с араб, пред., коммент., прим, и указ.З.М.Буниятова. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/ rus8/Nasawi/ffametextl .htm. http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/frametext2.htm.http:// www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/frametext3.htm.http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/ frametext4.htm. http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/frametext5.htm
Шихсаидов А.Р., 1969. Надписи рассказывают. Махачкала.
Шихсаидов А.Р., 1984. Эпиграфические памятники Дагестана X-XVII вв. как исторический источник. М.
Цулая Г.В., 1981. Джелал ад-Дин в оценке грузинской летописной традиции// Летописи и хроники. 1980. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rusl3/Chronograf_14v/frametextl. htm
Юрченко А.Г., 2003. Русские и половцы перед лицом монгольского вызова (1223)// Тюркологический сборник: 2002: Россия и тюркский мир. М.
Юрченко А.Г., 2006. Историческая география политического мифа. Образ Чингис-хана в мировой литературе XIII-XV вв. СПб.
Armenia and the Crusades, tenth to twelfth centuries: the Chronicle of Matthew of Edessa,
1993. Lanham, New York, London. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus3/Matfei_II/ frametext32.htm
Bretschneider E., 1910. Medieval Researches from Eastern Asiatic Sources. Fragments towards the knowledge of the Geography and History of Central and Western Asia from the 13th to 17th century. Vol.l. London
Dlugosz J., 1868. Jana Dlugosza Kanonika Krakowskiego Dziejov Polskih Ksiag Dwanascie. T.II. Ks. V-VIII. Krakow. Эл. ресурс: http://www.pbi.edu.pl/show.php?pub=44323&page=l
Dorrie H., 1956. Drei Texte zur Geschichte der Ungam und Mongolen: Die Missionreisen des fr. Julianus O.P. ins Uralgebeit (1234/1235) und nach RuBland (1237) und der Bericht des Erzbischofs
335


Peter tiber Tataren// Nachrichten der Akademie der Wissenschaflen in Gottingen. I. Philologisch- historische klasse. № 6. Gottingen.
D’Ohsson A.C., 1852. Histoire des Mongols, depuis Tchinguiz-khan jusqu'a Timour bey ou Tamerlan. T.I. Amsterdam.
Gokbel A., 2002. Kipchaks and Kumans// The Turks. Vol.l. Ankara.
Golden P.B., 1979/1980. The Polovci Dikii// Harvard Ukrainian Studies. Vol.HI-IV (1979/1980). Cambridge.
Summary
Ya.V.Pilipchuk (Kiev, Ukraine)
FIRST MONGOLIAN INVASION OF EASTERN EUROPE (1222)
This paper is devoted to the debatable issues of the history of the Mongolian invasion of the North Caucasus and Eastern European steppes. The Mongols failed to pass through the Derbent pass and had to surmount the Caucasian mountains in the area of modem Dagestan. On the Terek river they came up against the “Derbent Kypchaks” who did not betray the Alans since they were not their allies in 1222. The tidings of the Persian chroniclers Juvaini and Rashid al-Din about Sarir helping the Georgians to repel Jelal ad-Din’s aggression should be regarded as unreliable. After their victory over the “Derbent Kypchaks” the Mongols attacked the eastern Alans. Then the Mongols’ forces were divided. Subed- ei-bagatur’s tumen passed through the Sal steppes and reached the Don where it defeated Yuriy Kon- chakovich’s army. Yuriy Konchakovich himself survived and asked the Ruses for support. Pursuing the Sharukanids, Subedei-bagatur’s tumen reached the Dnieper. Jebe-noion’s tumen continued warfare in the North Caucasus. Through the Terek and the Kuban valleys it reached Matarkha where it defeated the local Adyge, who were known to the Slavs as the Kasogs. In winter of 1222/1223 Jebe-noion’s tumen crossed the Kerch Strait over ice and reached Sudak. After Sudak was captured the Mongolian tumens united again in the steppes of the Azov Sea littoral.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2011 г
336


Я.В.Пилипчук
КЫПЧАКСКИЕ НАЕМНИКИ НА СЛУЖБЕ У ПРАВИТЕЛЕЙ ЕВРАЗИИ
Военное дело кыпчаков было предметом многих исследований. Но до сих пор истории кыпчакских наемников не было посвящено ни одной статьи. Нельзя сказать, что в этом направлении вообще ничего не было сделано. П.В.Голубовский (1884), О.Прицак (Пріцак О., 2008) и С.А.Плетнева (1990) в контексте своих исследований по истории восточноевропейских кыпчаков затрагивали вопрос об участии кыпчакских наемных контингентов в усобицах на Руси. В работе М.В.Бибикова был рассмотрен вопрос о прониарах кыпчакского происхождения в Могленах (Бибиков М.В., 1981). О кыпчакских наемниках и вспомогательных отрядах на Балканах писал И.Вашари (Vasary I., 2005). Проблема присутствия кыпчаков среди войск правителей Ближнего Востока и Священной Римской Империи затрагивалась А.Н.Куратом (Kurat A.N., 1972) и А.Гёкбелем (Gokbel А., 2002). Но до сих пор не существует исследования, где эти данные были бы сведены в одно целое и обобщены.
Кыпчаки нанимались в войска правителей соседних держав. Асадук и Саук помогли Олегу Святославичу вернуть его отчину (Черни- гово-Северское княжество). О.Прицак считал, что именно етебичи (ит-оглы) участвовали в походах против династии Всеслава Полоцкого в 1077 и 1083 годах. Также они воевали против Бориса Вячеславича в 1078 и 1095-1096 годах. В 1078 г союзниками Олега Святославича были Белкетегин, Асадук и Саук (Пріцак О., 2008, с.ЗЗ). В 1092 г кыпчаки нанялись к Васильку Ростиславичу и вместе с его дружиной участвовали в походе на Польшу (Ипатьевская летопись, 1962, стб.206; Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.215). В 1097 г Боняк и Алтунопа помогли русам отбить нападение венгров. Битва под Перемышлем стала одной из наиболее знаменитых битв с использованием кыпчакских наемников. Кыпчаки вместе с Рюриковичами одержали убедитель¬
ную победу над венграми. В битве они использовали классический кочевнический прием притворного отступления, дабы заманить противника в засаду (Ипатьевская летопись, 1962, стб.245-246; Плетнева С.А., 1990, с.53; Kurat A.N., 1972, s.81; Gokbel А., 2002, р.652; Spinei V., 2009, р. 123-124; Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.270-271; Кушкум- баев А.К., 2009, с.69-70). Ольгович Всеволод в 1127 г, воюя против Ярослава, нанял кыпчаков ханов Оселука и Таша (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.296-297; Ипатьевская летопись, 1962, стб.290-291). В 1135 и 1136 гг кыпчакские наемники воевали вместе с Ольговичами против Мономаховичей (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.303-304; Ипатьевская летопись, 1962, стб.295-299; Новгородская первая летопись..., 1950, с.208). В 1138 г кыпчаки воевали против князя Андрея и взяли город Прилук (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.305-306).
В 1144 г Изяслав Давидович вместе с кып- чаками совершил поход против князя Владимирка (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.311-312). В 1146 г союзное войско из черниговцев, рязанцев и кыпчаков воевало против Изяслава Давидовича Муромского. В том же году наемники из кыпчаков были зафиксированы и около Галича (Ипатьевская летопись, 1962, стб.319,328,335). В 1146 г сын Юрия Долгорукого от брака с кыпчакской аристократкой обратился за помощью к кып- чакам-ельтукове (Ипатьевская летопись, 1962, стб.339). В 1147 г Святослав Ольгович при помощи кыпчаков взял несколько городов (Ипатьевская летопись, 1962, стб.341-342). В 1149 г Ростислав и Юрий Долгорукий, воюя против великого князя Изяслава, наняли кыпчаков (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.321; Ипатьевская летопись, 1962, стб.377). В 1150 г кыпчаки пришли на помощь


Юрию Долгорукому (Ипатьевская летопись, 1962, стб.404). В 1151 г кыпчаки участвовали в усобице между Юрием Долгоруким и Изясла- вом Мстиславичем. При этом было упомянуто, что кыпчаки находились около реки и были в кольчугах (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.330-334; Ипатьевская летопись, 1962, стб.421, 423-426, 431-432, 435- 438, 440-441, 443). В составе войск Изяслава Давидовича кыпчаки в 1159 г воевали в Черниговской и Смоленской землях (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.349- 350; Ипатьевская летопись, 1962, стб.505-508). В сер.ХП в. славянские источники сообщали о присутствии в Приднестровье кыпчакского вождя Башкорда. Его воинов нанял Иван Бер- ладник для осуществления набега на Понизье. Воинов Башкорда нанимал и другой князь (Плетнева С.А., 1990, с.103-105; Ипатьевская летопись, 1962, стб.497-502). Кыпчаки-ельту- кове принимали участие в усобицах в Северо- Восточной Руси. В 1177 г Всеволод “Великое Гнездо”, воюя против рязанского князя Глеба, на Колокше столкнулся с кыпчаками (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.383-385). В 1181 г коалиционные войска (из новгородцев, северян и кыпчаков) атаковали Владимиро-Суздальськое княжество, но были остановлены на р.Влене (Лаврентьевская и Суздальская летопись, 1962, стб.388). В 1180 г Кончак вместе с Кобяком и Игорем Святославичем воевал против Ростиславичей. На Чорторые они столкнулись с войском Рюрика и были разгромлены (Ипатьевская летопись, 1962, стб.621-624; Плетнева С.А., 1990, с. 158). Даже такое отдаленное от степей княжество как Владимиро-Суздальское использовало кыпчакских наемников. Токсоба и отпер- люеве воевали в союзе с Юрием Долгоруким против великого князя Изяслава (Golden Р.В., 1979-1980, р.ЗОО; Ипатьевская летопись, 1962, стб.455). В 1184 г кыпчаки-йемеки участвовали в походе русов на Булгар. Они были союзниками владимиро-суздальского князя (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.389-390; Ипатьевская летопись, 1962, стб.625-626).
В 1202 г (или 1203 г) кыпчакские отряды вместе с Ольговичами и Ростиславичами взяли Киев (Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.418; Новгородская пер¬
вая летопись..., 1950, с.45, 240). В 1205-1206 гг кочевники поддержали Рюрика в борьбе за галицкий престол. Их вождями были Котян и Сомогур (Плетнева С.А., 1990, с. 168-169; Голубовский П.В., 1884, с. 168; Головко О.Б., 2006, с.259; Лаврентьевская и Суздальская летопись..., 1962, стб.426-427). В 1211 г кыпчаки поддержали северских Игоревичей против Романовичей и венгров. Но в битве около Звенигорода они потерпели поражение (Головко О.Б., 2006, с.272). В 1229 г Котян уже вместе с волынскими Романовичами отбили Галич у принца Коломана и короля Эндрэ (Андраша) И. На стороне венгров воевали кыпчаки Бейбар- са (Бортца), а на стороне Даниила Романовича - кыпчаки Котяна (Головко О.Б., 2006, с.302; Ипатьевская летопись, 1962, стб.761). В 1232 г Даниил Романович в союзе с кыпчаками снова победил венгров (Головко О.Б., 2006, с.302-303; Ипатьевская летопись, 1962, стб.770-771). В 1235 г Котян воевал сначала против, а потом на стороне Даниила Романовича (Плетнева С.А., 1990, с.169; Головко О.Б., 2006, с.303; Ипатьевская летопись, 1962, стб.775-778; Новгородская первая летопись..., 1950, с.73-74). В 1245,1251 и 1252 гг вспомогательные отряды из кыпчаков помогли Романовичам одержать победы над венграми, ятвягами и литовцами (Грушев- ський М.С., 1992, с.547; Ипатьевская летопись, 1962, стб.802, 811, 816-818). Вождем этих кыпчаков, как предполагают В.В.Отрощенко и Ю.Я.Рассамакин, был Тигак (Отрощенко В.В., Рассамакин Ю.Я., 1988, с.40).
Кыпчаки нанимались на службу к самым разным правителям Европы. В 1132 г их нанял чешский король Вацлав. Венгерский король Бела II отправил на помощь королю Лотарю отряды кыпчаков. В 1203 г кыпчакские наемники кайзера воевали в Тюрингии (Gokbel А., 2002, р.652; Kurat A.N., 1972, s.85; Spinei V., 2008, р.416). Матфей Парижский и Роджэр Бэкон писали о высоких боевых качествах кыпчаков, хотя и указывали, что венгерские кыпчаки отказывались воевать против монголов (Матузо- ва В.И., 1979). Сам факт присутствия кыпчаков в войсках таких далеких друг от друга стран свидетельствует о спросе на их воинскую силу и об их высокой репутации как воинов.
В 1078 г, по сведениям Георгия Скили- цы-Кедрина, Михаила Глики и Михаила Атта- лиоты, Никифор Василаки нанял кыпчаков и
338


печенегов для того, чтобы захватить престол (Пріцак О., 2008, с.34; Spinei V., 2009, р.116; 1986, р.93; Berend N., 2001, р.69; Uydu Yticel М., 2002, р.636; Diaconu R, 1970, р.110-111; Гръцки извори..., 1965, с. 192-194, 338-339; 1980, с.122). В 1088 г уже для другой цели кыпчаков нанял Татуш (правитель одного из придунайских городов) (Пріцак О., 2008, с.35; Kurat A.N., 1972, s.169-175; Tryjarski Е., 1975, s.518; Diaconu R, 1978, p.37; Curta F., 2006,
р. 	301; Uydu Yticel M., 2002, p.638). Привлекали кыпчакских наемников к своим кампаниям и печенеги. Причиной конфликта печенегов с кыпчаками было то, что печенеги не поделились с ними добычей. В битве около Узолимны кыпчаки победили печенегов (Анна Комнина, 1965, кн.7, параграфы 1-5). В 1091 г Боняк вместе с Тогортаком (Тугорканом, Тогри-Тар- ханом) откликнулся на предложение Алексея Комнина. Они нанялись на службу к ромеям и участвовали в битве под Левунионом на стороне ромеев (Пріцак О., 2008, с.35, 244-245; Stoyanow V., 2002, р.681; Kurat A.N., 1937, s.214-227; 1972, s.98; Tryjarski Е., 1975, s.519; Gokbel A., 2002, p.649; Curta F., 2006, p.301; Spinei V., 2009, p.121; 1986, p.94; Diaconu P., 1970, p.133; Pritsak O., 1976, p.25; Анна Комнина, 1965, кн.8, параграфы 4-6). Ощущая слабость ромеев, кыпчаки поддержали 65шт псевдо-Романа Диогена. По явно преувеличенным данным византийских источников, в битве вблизи от Таврокомиса в 1095 г погибло 70 тысяч кыпчаков (Анна Комнина, 1965, кн.Ю, параграфы 2-4; Spinei V., 2003, р.250; 2009, р.121; Stoyanow V., 2002, р.682; Ипатьевская летопись, 1962, стб.217; Пріцак О., 2008,
с. 	35-36; Плетнева С.А., 1990, с.49-50; Diaconu R, 1978, р.47-50, 58). Кыпчакские наемники и после этого случая служили в войсках ромеев. В 1147 г кыпчаки противостояли крестоносцам в битве около Пикридиона (Гръцки извори..., 1968, с.217-226; 1972, с.224-226). Кыпчаки приняли участие в походах Мануила Комнина против сельджукских (румских) турок в 1160 и 1175 годах. В 1162-1167 гг кыпчаки воевали на стороне василевса ромеев во время венгерских кампаний (Бибиков М.В., 1981, с.122).
На территории византийского Нижнего Подунавья кыпчаки стали византийскими прониарами. Они служили династии Комни- нов. Некоторые кыпчаки получили владения
в Могленах (Бибиков М.В., 1981, с.130-133; Павлов П., 2009, с.389). Земли кыпчакских воинов византийского императора также находились вблизи от Ниша, Шумена и на Беломорье (Павлов П., 2009, с.396). Петр владел землями в Северо-Восточной Болгарии и Добрудже (Stoyanow V., 2002, р.683). С воцарением в Византийской империи династии Ангелов, Петр и Асень не считали себя обязанными ей. К тому же, новая династия была слабой.
Асени провозгласили себя болгарскими царями и подняли на борьбу против Византийской империи болгар и валахов (Иречек К.И., 1878, с.298-302; Никита Хониат, 1862, с. 18-24; Vasary I., 2005, р.42; Успенский Ф.И., 1879, с.132-134; Diaconu R, 1978, р.114-116; Ли- таврин Г.Г., 1960, с.434-436). Чтобы подавить восстание болгар, Исаак Ангел отправил на север войска (Литаврин Г.Г., 1960, с.434-436, 448, 452). Петр начал переговоры с ромеями, а Асень удалился на север от Дуная (Литаврин Г.Г., 1960, с.451-455). По предположению Д.Расовского, Петр просто тянул время, поскольку кыпчаки не могли прийти на помощь раньше октября 1186 г (Литаврин Г.Г., 1960, с.455). Собрав силы “северных народов”, среди которых были скифы (кыпчаки), валахи и тавроскифы из Вордоны (бродники), Асень вернулся на территорию Нижнего Подунавья. Исаак Ангел организовал новый поход против восставших. Кыпчаки дошли до Агафополя, но под давлением имперских войск отступили к Вастернам и Лардее. В местности между Вастернами и Верроей произойшла битва, в которой удача улыбнулась Асеням и их союзникам. Они завладели всей Мизией, то есть территориями между Дунаем и Родопскими горами (Бибиков М.В., 1981, с.124; Никита Хониат, 1862, с.26-27, 55-57; Литаврин Г.Г., 1960, с.437-439, 446-448, 455-459). Третий поход василевса не привел к успехам. Ромеи не продвинулись дальше Ловеча. К моменту появления на Балканах Фридриха Барбаросы, кыпчаки помогли болгарам восстановить государственность (Бибиков М.В., 1981, с. 125; Vasary I., 2005, р.44; Иречек К.И., 1878, с.303- 304; Успенский Ф.И., 1879, с. 149-152; Никита Хониат, 1862, с.58).
В 1191 г кыпчаки, влахи и болгары одержали над ромеями победу под Лардеей (Бибиков М.В., 1981, с. 125; Никита Хониат, 1862,
339


с.107-112, 127-130; Иречек К.И., 1878, с.304- 310; Stoyanow V, 2002, р.684; Vasary L, 2005,
р. 	44-46; Успенский Ф.И., 1879, с.165-171; Diaconu R, 1978, р. 117-118/ Литаврин Г.Г., 1960, с.449-450). Самым грандиозным было вторжение кыпчаков, болгар и валахов в 1199- 1200 гг (Vasary L, 2005, р.48-49; Иречек К.И., 1878, с.ЗЮ; Успенский Ф.И., 1879, с.207-209; Diaconu R, 1978, р.130; Spinei V, 1986, р.47; Никита Хониат, 1862, с.212-214). Они заняли Фракию, и под их контролем находились местности от Месины до Чорлу (Бибиков М.В., 1981, с. 126).
Четвертый крестовый поход и активность Романа Мстиславича внесли паузу в византийско-болгарское противостояние. Но Латинская империя унаследовала от ромеев имперские амбиции. Крестоносцы вторглись в Болгарию. Событием мирового значения была битва при Адрианополе (1205 г). Об этих событиях с разной степенью детализации сообщали хроники Робера де Клари (1986, гл.СХІІ), Жоффруа де Виллардуэна (1993, гл.354-361), Никиты Хо- ниата (1862, с.378-381), Никифора Григора (1862, с. 19-20), Георгия Акрополита (Летопись великого логофета..., 1863, с.26). Бой начался атакой кыпчакской конницы, которая заманила крестоносцев в засаду. Союзное болгарско-ва- лашско-кыпчакское войско одержало блистательную победу (Vasary I., 2005, р.50; Успенский Ф.И., 1879, с.247-249; Иречек К.И., 1878,
с. 	320; Diaconu R, 1978, р. 131-132). Развивая успех, болгары, валахи и кыпчаки победили войска Бонифация Монферратского в битве под Серрами (Никита Хониат, 1862, с.382-384; Бибиков М.В., 1981, с. 127). Союзники взяли города Верроя, Рузия, Апрос, Перинф, Даония, Аркадиополь, Месина, Чорлу, Афира (Никита Хониат, 1862, с.388-404; Бибиков М.В., 1981, с. 127). Кыпчаки были союзниками болгар во время походов во Фракию и Македонию в 1205-1207 гг (Клари Робер де, 1986, ra.CXVI; Виллардуэн Жоффруа де, 1993, гл.386-389, 399, 404-410, 417-421, 461-475; Никита Хониат, 1862, с.388-409; Vasary I., 2005, р.51-53; Успенский Ф.И., 1879, с.254-255; Иречек К.И., 1878, с.323-325; Stoyanow V, 2002, р.684; Diaconu R, 1978, р. 133). Также они участвовали в Клокотницкой битве (1230 г) (Георгия Пахимера..., 1862, с.74; Летопись великого логофета..., 1863, с.49-50; Vasary I., 2005, с.62;
Иречек К.И., 1878, с.336; Stoyanow V, 2002, р.684). Кыпчаки помогали болгарам во время осады Чорлу (Летопись великого логофета..., 1863, с.60-61; Vasary I., 2005, р.63).
В результате успешного восстания Асе- ни расширили свои владения на Балканах. В 1202 г вблизи от Белграда и Браничево войско венгерского короля Имрэ (Эмериха) II столкнулось с отрядами хана Губана (Кобана Урусо- бича), который был союзником болгар (Павлов П., 2000; Димитров Хр., 1998, с. 117). Кыпчак Манастрас служил в придворной гвардии царя Калояна (Павлов П., 2000). По мнению П.Павлова, Манастрас возглавлял авангард болгарского войска во время осады Фессало- ник в 1207 г (Павлов П., 2009, с.397). Болгары нанимали кыпчаков на службу (Павлов П., 2000). Три кыпчакских вождя воевали против войска комита Йоахима в 1211 или 1213 гг около Видина (Vasary I., 2005, с.58-60; Павлов П., 2009, с.397). Их могли призвать болгары, недовольные властью Борила. Вторжением монголов в Болгарию можно объяснить то, что часть кыпчаков перешла на службу к Ласкарисам в 40 гг XIII века. Некоторые из их потомков занимали высокое положение при дворе византийских императоров. Сиргиан некоторые время был правителем Фессалоник. Он принимал активное участие в гражданской войне между Андроником II и Андроником III (Осіпян О., 2005, с.8; Павлов П., 2009, с.392-393). По предположению И.Вашари, до того, как перейти к никейцам, кыпчаки Шир Янни служили императорам Латинской империи (Vasary I., 2005,
р. 	67-68).
Перешедших к никейцам Иоанн Дука Ва- тац поселил в долине Меандра. Их поселения находились около городов Филадельфия, Сарды, Смирна (Измир) и вдоль р.Сангариос. Поселенцы рассматривались как буфер против турок (Никифор Григора, 1862, с.35; Гу- гуев Ю.К., 2007, с.370; Юрченко А.Г., 2003,
с. 	398-399; Павлов П., 2009, с.390). Один из кыпчаков управлял островом Скопел (Павлов П., 2009, с.391). Кыпчаки принимали участие в осаде Фессалоник (1242 г), Пелагонийской битве (1259 г) и отвоевании Константинополя (1261 г) (Летопись великого логофета..., 1863, с.77, 197-198; Vasary I., 2005, р.114-116; Павлов П., 2009, с.390-391). В 1247 г болгары и ромеи вместе с кыпчаками воевали против
340


латинян. Иногда получалось так, что кыпчаки служили в войсках обеих враждующих сторон. В 1256 г Клеопа (предводитель кыпчаков на службе у ромеев) воевал против болгарских кыпчаков. П.Павлов считает, что вождем болгарских кыпчаков тогда был Тигак (Павлов П., 2009, с.391). В 1273 г кыпчаки приняли участие в кампании ромеев, которая завершилась битвой под Костуром (Павлов П., 2009, с.392). В 1270 г кыпчаки принимали участие в осаде Монемвасии, а в 1272-1273 гг воевали против фессалийского правителя севастократора Иоанна (Павлов П., 2009, с.391). Несмотря на то, что Клеопа верно служил ромеям, император считал нормальным осмеивать кыпчакское происхождение своего слуги (Павлов П., 2009, с.392). Наверное, недаром Котаниц Торник в 1280 г бежал в Сербию. Позже на службе у ромеев находились Лев Котаниц и Мануил Лас- карис Котаниц (Павлов П., 2009, с.392). В 1332 г к сербам бежал Сиргиан (Павлов П., 2009, с.393-394). Количество кыпчакских мигрантов в Сербии было настолько велико, что Стефан II Милутин отправил на помошь Андронику II две тысячи воинов-кыпчаков. Кыпчаки на службе у Андроника II получили владения во Фракии. В 1327 г их переселили на острова Лемнос, Фасос, Митилини (Лесбос) (Павлов П., 2009, с.394).
Венгры также использовали кыпчаков в качестве вспомогательных конных отрядов. Еще в сер.ХН в., по сведениям Иоанна Кинна- ма, скифы (кыпчаки) приняли участие в обороне Зевгмина от ромеев (Бибиков М.В., 1981, с. 122). Кыпчаки, которых укрыл у себя Бела IV, совершали набеги на Чехию в сер.ХШ в. (Simonis de Keza, 1883, s.90-91). Во время одного из них погибло несколько тысяч христиан в Моравии (Annales Bohemiae..., 1874, s.282- 303; Fontes Rerum Bohemicarum, 1874, s.290- 291). Кыпчаки в 1260 г приняли участие в битве под Крессенбруном (Annales Ottakariani, 1874, s.308-305; Fontes Rerum Bohemicarum, 1874, s.310-316). В 1271 г кыпчаки вместе с венграми напали на Австрию (Малышев А.Б., 2004, с.24-30). В 1278 г кыпчакские отряды в составе венгерского войска сражались в битве при Moravmeszo (Добром Поле) (Zimonyi I., 2007; Fontes Rerum Bohemicarum, 1874, s.330). При описании событий 1325 г упоминался ко- мес Иштван (сын кыпчака Парабуга). Кыпча¬
ки окончательно растворились среди венгров только через несколько веков (Голубовский П.В., 1889, с.27; Vasary I., 2005, р.153). В документах упомянут Кейран из племени Борчол (Mandoky-Kongur I., 1976; Baski I., 2006, р.44). В 1344 г в венгерских войсках служил командир из племени Олас (Mandoky-Kongur I., 1976; Baski I., 2006, р.46-47). Некоторые кыпчакские командиры служили в венгерских войсках при Карле Робрете и Людовике I (Лайо- ше Великом). Это были Бутемер из Илунчук (илончук, ельтукове), Деметрий из Борчол (бурдж-оглы), Деметрий из Олас (улаш-оглы) (Mandoky-Kongur I., 1972; 1976). Некоторые исследователи считают, что правящая валашская династия Басарабов была кыпчакской по происхождению (Lazarescu-Zobian М., 1984, р.267; Павлов П., 2009, с.400).
Кыпчакские наемники присутствовали и в Грузии. В 1118 г Отрок, сын Шарукана, прибыл в Грузию. Его пригласил к себе на службу царь Давид IV “Агмашенебели” (Жития царя царей Давида, 1998). В 1121 г кыпчаки приняли участие в Дидгорской битве, а потом вместе с грузинами взяли Тбилиси (1122 г). В 1123 г кыпчаки Отрока воевали против ширваншаха, “дербентских кыпчаков” и народов Дагестана (Анчабадзе Г.З., 1980, с.342; Анчабадзе З.В., 1960, с. И 8). Наиболее известными из монаспа (кыпчакских гвардейцев) были Кубасар и Кут- лу Арслан (Golden Р.В., 1979-1980, р.305, п.53). Это были так называемые “бывшие кыпчаки”, которые приняли христианство и перешли на грузинский язык (Голден П.Б., 2008, с.326). При царе Гиорги III Кубасар занял должность амирспасалара (военного министра). Грузинский царь назначил его на эту должность благодаря тому, что он подавил мятеж царевича Деметре (Golden Р.В., 1984, р.78). Во время правления царицы Тамар “бывшие кыпчаки” поддержали бунт мужа царицы Тамар - Юрия Андреевича. Этот бунт был подавлен, а на смену “бывшим кыпчакам” пришли “новые кыпчаки” из “дербентских кыпчаков”. Брат Севинча Салават принимал участие в Шам- хорской битве в 1195 г (Golden Р.В., 1984, р.64, 82-83; Анчабадзе З.В., 1960, с. 122-124; Анчабадзе Г.З., 1980, с.343). По предположению А.Гёкбеля, кыпчаки помогали грузинам во время кампании, которая увенчалась взятием Ахлата и Эрзерума в 1207 г (Gokbel А., 2002,
341


р. 	650). Маттеос Урхаэци упоминал о 15 тысячах кыпчаков в составе грузинского войска во время Дидгорской битвы. Скорее всего, 15 тысяч кыпчакских воинов было во всей Грузии (Golden Р.В., 1984, р.73). 5 тысяч воинов уже были мощной силой и могли подавить любой бунт в стране (Golden Р.В., 1984, р.59-61). В источниках также есть упоминание о том, что в Грузию переселилось 40 тысяч кыпчаков. Но, скорее всего, 40 тысяч - это трафарет античной и средневековой традиции, который просто обозначал большое количество “варваров”. Так объясняет Н.Беренд упоминание о 40 тысячах кыпчаков, которые мигрировали в Венгрию во время монгольских завоеваний (Анчабадзе З.В., 1960, с. 119; Анчабадзе Г.З., 1980, с.342; BerendN., 2001, р.71).
Себастаци сообщает, что жители Гандзака попросили помощи против грузин у кыпчаков (Армянские источники о монголах..., 1962,
с. 	23). Вардан датировал эти события 671 г армянской эры (1222 г) (Вардан Великий, 1861). Киракос Ганзакеци и много других хронистов указывали, что Дербент было сложно взять штурмом (Киракос Гандзакеци, 1976, гл.11; Армянские источники о монголах..., 1962, с.23). Учитывая, что кыпчаки прибыли на Южный Кавказ по приглашению эмира Гянджи, то логично предположить, что раньше их пропустил через перевал эмир Дербента. Вторжение кыпчаков и действия гянджийцев вызвали поход грузинского войска в Ширван. В столкновении с кыпчаками грузины потерпели поражение (Армянские источники о монголах..., 1962, с.23). Гиорги IV “Лаша” снова собрал войско и в 1223 г на полях Варданашата победил кыпчаков (Киракос Гандзакеци, 1976, гл.12; Вардан Великий, 1861). Ибн ал-Асир указывал, что против кыпчаков объединили свои силы грузины, лакзы и мусульмане (Материалы по истории Азербайджана..., 1940, кн.12). Указание на то, что мусульмане выступили вместе с грузинами, свидетельствует о том, что ширванские эмиры были заинтересованы, чтобы кыпчаки как можно скорее покинули их земли. Этот поход имел для “дербентских кыпчаков” катастрофические последствия. Ан- Насави упоминал, что в 1227 г эмиру Джелал ад-Дину удалось договориться с ханом Гюрге (Маркварт И., 2002; Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.77). Последнего можно
отождествить с Гюргю Кончаковичем (Юрием Кончаковичем) (Ипатьевская летопись, 1962, стб.740-741). “Дербентские кыпчаки” попали под власть конфедерации “донецких кыпчаков”. Юрий Кончакович вместе с Джелал ад- Дином с двух сторон штурмовали Дербент, но так и не смогли взять город (Маркварт И., 2002; Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996, гл.77).
Регулярно кыпчаки воевали в составе хо- резмийских войск. Ан-Насави указывал, что в войсках хорезмшаха доминировали кыпчаки. Благодаря кыпчакам хорезмийцы вели успешные войны против каракитаев, туркмен, Гури- дов и атабеков Азербайджана (Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1973,с.220; 1996, гл.77). Восточнотуркестанские канглы, как и карлу- ки, были поддаными Караханидов и служили в их войсках. Позже они перешли на службу к Елюю Даши (Ахинжанов С.М., 1989, с.234). Китайский хронист сообщал, что в войске кереитского Он-хана (Тоорила) служил Хай- ланьбо (Кайран-бай) (Кадырбаев А.Ш., 2004, с.23; 2003, с.99-100; 1990, с.35-36; Golden Р.В., 2000, р.28-29). Кайран-бай был дедом канглы Бухуму (Pu-hi-mu), который служил уже монгольской династии Юань в Китае (Golden Р.В., 2000, р.29; Кадырбаев А.Ш., 2004, с.23). Один из вождей канглы был правителем Майафари- кина (Gokbel А., 2002, р.651). Гулям из кыпчаков Йемек-чор был правителем Дамаска. В “Ляо-шу” упомянут какой-то Yeh-mi-chih, который захотел установить отношения с ки- данями (Golden Р.В., 2002, р.661-665). Шаме ад-Дин Ильдениз (Ильдегиз) был правителем государства атабеков Азербайджана. Он сделал головокружительную карьеру. Подобно Бейбарсу, он начал карьеру простым гулямом, а закончил правителем государства (Гусейнов Р.А., 1980, с.348-352).
Подводя итоги, можно констатировать, что контингенты кыпчаков использовались и за границей Дешт и-Кыпчак. Наиболее часто кыпчаки упоминаются при описании усобиц между Рюриковичами в XII веке. Наемники из кыпчаков продолжали участвовать в кампаниях Рюриковичей и в XIII веке. Кыпчаки часто заключали альянсы с одними Рюриковичами против других Рюриковичей. Иногда кыпчаки принимали участие в усобицах целыми племенами. Они также привлекались в качестве со¬
342


юзников в случае войны с третьей стороной. Наиболее известные случаи: битва под Пере- мышлем и поход на Волжскую Булгарию. Репутация кыпчаков как воинов была настолько высокой, что их нанимали чешские короли и кайзеры Священной Римской Империи. Отдавая должное высоким боевым качествам кып- чакской легкой конницы, их на военную службу нанимали Багратиды. Из кыпчакских гулямов состояла придворная гвардия - монаспа. Вплоть до правления царицы Тамар кыпчак- ские аристократы играли значительную роль в войске Грузинского царства. Кыпчаков как воинов нанимали и болгары. Правящие династии Второго Болгарского царства были кыпчак- скими по происхождению. Взаимоотношения между кыпчаками и болгарами в целом можно охарактеризовать как союзнические. Кыпчаки принимали участие в почти всех военных экспедициях Асеней. Некоторая часть кыпчаков
состояла на службе у Византийской империи. Кыпчакская конница использовалась ромеями в качестве вспомогательных отрядов во время столкновений с крестоносцами, турками и болгарами. Некоторые кыпчаки за военную службу получали во владение земли. Кыпчаки в Венгрии играли подобную роль. Если до монгольських завоеваний роль кыпчаков в венгерских войсках была незначительной, то после миграции части кыпчаков в Венгрию она резко возросла. Венгры использовали кыпчаков как вспомогательные отряды легкой конницы, которые совершали набеги на чешские и австрийские земли. Массово привлекали кыпчаков в состав своих войск хорезмшахи. На Ближнем Востоке и в Азербайджане гулямы из кыпчаков занимали высокие должности. Впомогательные отряды из канглы использовались правителями государств Караханидов, Каракитаев и кереитов.
Литература и архивные материалы
Анна Комнина, 1965. Алексиада/ Пер., вступ, статья, комм. Я.Н.Любарского. М. Эл. ресурс: http ://www.alanica.ru/librarv/Komn/text.htm
Анчабадзе Г.З., 1980. Кыпчаки в Грузии// Проблемы современной тюркологии. Алма-Ата.
Анчабадзе З.В., 1960. Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей XI-XTV веков// Материалы сессии по проблеме происходжения балкарского и карачаевского народов. Нальчик.
Армянские источники о монголах, 1962. Извлечения из рукописей XIII-XIV вв./ Пер. с древнеарм., пред, и прим. А.Г.Галстян. М.
Ахинжанов С.М., 1989. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма-Ата.
Бибиков М.В.,1981. Византийские источники по истории Руси, народов Северного
Причерноморья и Северного Кавказа (ХП-ХШ вв.)// Древнейшие государства на территории СССР: 1980. М.
Вардан Великий, 1861. Всеобщая история/ Пер. с древнеарм. Н.Эмин. М. Эл. ресурс: http:// www.vostlit.info/Texts/rus 1 l/Vardan/frametext4.htm.
Виллардуэн Жоффруа де, 1993. Завоевание Константинополя/ Пер., статья и коммент. М.А.Заборова. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus7/Villarduen/frametext4.htm, http://www.vostlit.info/Texts/rus7/Villarduen/frametext5.htm.
Георгия Пахимера История о Михаиле и Андронике Палеологах. Тринадцать книг, 1862/ Под ред. В.Н. Карпова. Т.1. СПб.
Голден П.Б., 2008. Религия кыпчаков средневековой Евразии// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.6. Золотоордынское время. Донецк.
Головко О.Б., 2006. Корона Данила Галицького. Волинь і Галичина в державно-політичному розвитку Центрально-Східної Європи раннього та класичного середньовіччя. К.
Голубовский П.В., 1884. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. К.
Голубовский П.В., 1889. Половцы в Венгрии. К.
Грушевський М.С., 1992. Історія України-Русі: В 11 т., 12 кн. Т. 2. К.
343


Гръцки извори за българската история, 1965.T.VI. София.
Гръцки извори за българската история, 1968. T.VII. София.
Гръцки извори за българската история, 1972. T.VIII. София.
Гръцки извори за българската история, 1980. Т.Х. София.
Гугуев Ю.К., 2007. Половецкий пассаж Жана де Жуанвиля// Жан де Жуанвиль. Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика. СПб.
Гусейнов Р.А., 1980. Огузы, кыпчаки и Азербайджан ХІ-ХІІ вв.// Проблемы современной тюркологии. Алма-Ата.
Димитров X., 1998. Българско-унгарски отношения през средновековието. София.
Жития царя царей Давида, 1998// Символ. № 40. Париж. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/ Texts/Dokumentv/Kavkaz/ХД/1080-1100/David/frametext 1 .htm
Иречек К.И., 1878. История болгар. Одесса.
Ипатьевская летопись, 1962. Полное собрание русских летописей/ Воспроизведение текста издания 1908 г. Т.2. М.
Кадырбаев А.Ш., 1990. Тюрки и иранцы в Китае и Центральной Азии X3II-XIV вв. Алма-Ата.
Кадырбаев А.Ш., 2003. О миграциях и расселении кыпчакских племён в степях Евразии до эпохи Чингис-хана//Altaica. VIII. М.
Кадырбаев А.Ш., 2004. Персидские и китайские источники о переселении кипчакских племен в Дапгг-и Кипчак (в XI - начале XIII в.)// Историко-культурные взаимосвязи Ирана и Дашт-и Кипчака в XIII-XVIII вв. Материалы международного круглого стола. Алматы.
Киракос Гандзакеци, 1976. История Армении/ Пер. с древнеарм., пред, и прим. А.Л.Ханларян. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Gandzakeci/ffametext3.htm
Клари Робер де, 1986. Завоевание Константинополя/ Пер., статья и коммент. М.А.Заборова. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rusAGari/frameKlari3.htm, http://www.vostlit.info/Texts/ ms^ari/frameKlari4.htm.
Кушкумбаев А.К., 2009. Институт облавных охот и военное дело кочевников Центральной Азии. Сравнительно-историческое исследование. Кокшетау.
Лаврентьевская и Суздальская летопись по Академическому списку, 1962/ Под. ред. акад. Е.Ф.Карского. Воспроизведение текста изд. 1926-1928 гг.// Полное собрание русских летописей. Т.1. М.
Летопись великого логофета Георгия Акрополита, 1863/ Под ред. И.Троицкого. СПб.
Литаврин Г.Г.,1960. Болгария и Византия в ХІ-ХІІ вв. М.
Малышев А.Б., 2004. Половцы в Венгрии и Золотая Орда// Дешт-и-Кипчак и Золотая Орда в становлении культуры евразийских народов. Материалы международной конференции. М.
Маркварт И., 2002. О происхождении народа куманов/ Пер. А.Немировой. Эл. ресурс: http:// steppe-arch.konvent.ru/books/markvart 1 -OO.shtml.
Матузова В.И., 1979. Английские средневековые источники IX-XIII вв.: Тексты, пер., коммент. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus/Matthew Par/frametextl.htm http://www.vostlit. info/Texts/rus 15/Bacon_Roger/fr ametext 1 .htm.
Материалы по истории Азербайджана из Тарих-ал-камиль (полного свода истории) Ибн-ал- Асира, 1940. Баку. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/rus/Athir_2/text5.phtml?id=7970 http://www.vostlit.info/Texts/rus/Athir_2/text6.phtml?id=7971
Никита Хониат, 1862. История со времения царствования Иоанна Комнина/ Пер. под ред. Н.В.Чельцова. Т.2. (1186-1206). СПб. Эл. ресурс: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/Xoniat/index. html.
Никифор Григора, 1862. Римская история, начинающаяся со взятия Константинополя латинянами/ Под ред. П.Шалфеева Т.1. (1204-1341). СПб.
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, 1950/ Ред. и пред.
А.Н.Насонова. М.
Осіпян О., 2005. Поширення християнства серед половців в XI-XIV ст.// Київська старовина.
№ 2. К.
344


Отрощенко В.В., Рассамакин Ю.Я., 1988. Взаимоотношения Руси с половцами в период формирования Золотой Орды// Международные связи в средневековой Европе. Тезисы научных докладов и сообщений областного научно-практического сименара (16-18 октября 1988 г.). Запорожье.
Павлов П., 2000. Бунтари и авантюриста в средневековна България. Велико Търново. Эл. ресурс: http://litemet.bg/publish 13/p pavlov/buntari/.
Павлов П., 2009. Половцы во внутриполитической жизни Византии и Болгарии ХПІ-XIV вв.// Stratum Plus. № 6. 2005-2009. СПб.; Кишинев; Одесса; Бухарест.
Плетнева С.А., 1990. Половцы. М.
Пріцак О., 2008. Коли і ким було написано “Слово о полку Ігоревім”. К.
Успенский Ф.И., 1879. Образование Второго Болгарского царства. Одесса.
Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави9 1973. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны/ Пер. с арабского, пред., коммент., прим, и указ. З.М.Буниятова. Баку.
Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави, 1996. Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны (Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны)/ Крит, текст, пер. с арабского, пред., коммент., прим, и указ. З.М.Буниятова. М. Эл. ресурс: http://www.vostlit.info/Texts/ ms8/Nasawi/frametextl .htm. http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/frametext2.htm.http:// www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/frametext3 .htm.http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/ frametext4.htm.http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi/frametext5.htm.
Юрченко А.Г., 2003. Русские и половцы перед лицом монгольского вызова (1223)// Тюркологический сборник: 2002: Россия и тюркский мир. М.
Annales Bohemiae 1196-1278, 1874// Fontes rerum Bohemicarum. T.II/1. Pragae. Эл. ресурс: http:// www.clavmon.cz/clavis/FRRB/chronica/ANNALES%20BQHEMIAE%201196.htm.
Annales Ottakariani, 1874// Fontes rerum Bohemicarum. T.II/1. Pragae. Эл. ресурс: http://www. clavmon.cz/clavis/FRRB/chronica/ANNALES%20QTTAKARIANI.htm.
Baski I.9 2006. On the ethnic names of the Cumans of Hungary// Kinship in the Altaic World. Proceedings of the 48th PIAC. Wiesbaden.
Berend N., 2001. At the gate of Christedom: Jews, Muslims and Pagans in Medieval Hungary. Cambridge.
Curta E, 2006. South-Eastern Europe in the Middle Ages, 500-1250. Cambridge.
Diaconu P.9 1970. Les Petchenegues au Bas-Danube. Bucharest.
Diaconu P.9 1978. Les coumans au Bas-Danube aux ХГ et ХІГ siecles. Bucure§ti.
Fontes Rerum Bohemicarum, 1874. T.II. Cosmae Chronicon Boemorum cum continuatoribus/ Prameny dejin ceskych. Dil II. vydavane z nadani Palackeho/ Kosmuv letopis cesky s pokracovateli. Praha. Эл. ресурс: http://147.231.53.91/src/index.php?s=v&cat=ll&bookid=169
Golden P.B., 1979-1980. The Polovci Dikii// Harvard Ukrainian Studies. Vol.III-IV. Cambridge Mass.
Golden P.B., 1984. Cumanica I:The Qipcaqs in Georgia//Archiwum Eurasiae Medii Aevi. Vol.IV. Wiesbaden.
Golden P.B., 2000. “I will give the people unto thee”. The Chinggisid Conquests and their aftermath in the Turkic World// Journal of the Royal Asiatic Society. Third Series. Vol.10. Part 1. Cambridge.
Golden P.B., 2002. Notes on the Qipcaq Tribes: Kimeks and Yemek// The Turks. Vol.I. Ankara.
Gokbel A., 2002. Kipchaks and Kumans// The Turks. Vol.I. Ankara.
Kurat A. N., 1937. Pegenek tarihi. Istanbul.
Kurat A.N., 1972. IV-XVIII. Yuzyillarda Karadenizin Turk Kavimleri ve Devletleri. Ankara.
Lazarescu-Zobian M., 1984. Cumania as the name of thirteenth century Moldavia and Eastern Wallachia: some aspects of Kipchak-Rumanian relations// Turks, Hungarians and Kipchaks. A Ferschrift in Honor of Tibor Halasi-Кші/ Journal of Turkish Studies. Vol.8. Harvard.
Mandoky-Kongur I., 1972. A hantos-szeki kunok// Szekesfeh6rvar evszazadai 2. Кбгёрког. Szekesfehervar. Эл. ресурс: http://www.terebess.hu/keletkultinfo/kunhantos.html.
Mandoky-Kongur I., 1976. A kunok ulas torzse 6s toroksegi kapcsoltai// Jaszkunsag. XXII. 1-2. Szolnok. Эл. ресурс: http://www.terebess.hu/keletkultinfo/kunulas.html.
345


Pritsak О., 1976. The Pechenegs. A case of Social and Economic Transformation// Archiwum Eurasiae Medii Aevi. 1975. Vol.l. Lisse.
Simonis de Keza, 1883. Gesta Hungarorum// Historiae Hungaricae fontes domestici. Pars prima. Scriptores. 2. Lipsiae.
Spinei V., 1986. Moldavia in the 11th-14th Centuries. Bucure§ti.
Spinei V., 2003. The Great Migrations in the East and South East of Europe from the Ninth to the Thirteenth Century. Cluj-Napoca.
Spinei V., 2008. The Cumanic Bishopric: genesis and evolution: Genesis and Evolution// The Other Europe in the Middle Ages. Avars, Bulgars, Khazars, and Cumans. Leiden; Boston.
Spinei V., 2009. The Romanians and the Turkic nomads North of Danube Delta from tenth to the Mid- Thirteenth Century. Leiden; Boston.
Stoyanow V., 2002. Kumans in Bulgarian history// The Turks. Vol.l. Ankara.
Tryjarski E., 1975. Pieczingowie// Dabrowski K., Nagrodzka-Majchrzyk T, Tryjarski E. Hunowie Europejsci, Protobulgarzy, Chazarowie, Pieczyngowie. Wroclaw.
Uydu Yiicel M., 2002. Pechenegs on the Balkans// The Turks. Vol.l. Ankara.
Vasary I., 2005. Cumans and Tatars.Oriental Military in the Pre-Ottoman Balkans, 1185-1365. Cambridge.
Zimonyi I., 2007. History of the Turkic speaking peoples in Europe before Ottomans. Эл. ресурс: http:// www.Lingfil.uu.se/afro/turkiskasprak/ip2007/ Zimonvi I.P. pdf
Summary
Ya.V.Pilipchuk (Kiev, Ukraine)
KYPCHAK MERCENARIES AT SERVICE OF GOVERNORS OF EURASIA
This paper considers a history of the Kypchaks as mercenaries. The troops of the Kypchak soldiers were widely used outside the steppe area. Most often the Kypchaks have been mentioned in the descriptions of intestine wars between Rurik lineages in the 12th century, and less often in Rurik dynasty campaigns and in the chronicles of the 13th century. The best known cases are the fight under Peremyshl and the campaign against Volga Bulgharia. The reputation of the Kypchaks as soldiers was so high that they were employed by the Czech kings and Kaisers of the Holy Roman Empire. Bagratids hired the Kypchaks for military service due to the high fighting qualities of their light cavalry. The Kypchak ghilmen formed the court guards - monaspa. The noble Kypchaks played a considerable role in the army of the Georgian kingdom right until Tsarina Tamara’s reign. The Kypchaks were also employed as soldiers by the Bulgarians. The Kypchaks took part in almost all military expeditions of Asen dynasty. Some of the Kypchaks served for the Byzantine Empire. The Kypchak cavalry was used by Roman emperors as auxiliary units in armed conflicts with crusaders, Turks and Bulgarians. Some Kypchaks received lands in possession for their military service. The Kypchaks played a similar role in Hungary. Whereas the Kypchaks played an insignificant role in the Hungarian army before the Mongolian conquest, their participation became more important after migration of a part of the Kypchaks to Hungary. The Hungarians used the Kypchaks as auxiliary units of a light cavalry which made raids on the Czech and Austrian lands. Khwarazm Shahs involved great numbers of the Kypchaks into their armies.
Статья поступила в редакцию в апреле 2012 г
346


СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
А1
АМЗ
АО
АС
АСГЭ
ВМУ
вх
Г.Х.
ГАИМК
ГИМ
ДА
ДАО
дд
ДОКМ
ЗООИД
ЗРАО
ИАИАНД
ИГИиПМНС СО РАН ИИАЭАН Каз. ССР ИТУАК КВФ
КП
КСИИМК
МИА
МИАСК
МНК
НА ИА
НАНУ
ПАЭ
ПСРЛ
РА
РГБ
РГУ
СА
САИ
СУАК
СЭ
Тр. АС Тр. ИМАО
Инвентарная книга фонда археологии Азовского музея-заповедника Азовский музей-заповедник Археологические открытия. М.
Антропологический сборник. М.
Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л.
- Вестник Московского университета. М.
- Книга поступлений коллекций на временное хранение в фонды Азовского музея-заповедника
- год хиджры
- Государственная Академия истории материальной культуры
- Государственный Исторический музей
- Донская археология. Ростов-на-Дону
- Донское археологическое общество
- Донские древности. Ростов-на-Дону
- Донецкий областной краеведческий музей
- Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса
- Записки Русского археологического общества. СПб.(Л.)
- Историко-археологические исследования в г.Азове и на Нижнем Дону. Азов
- Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН
- Институт истории, археологии и этнографии Академии наук Казахской ССР
- Известие Таврической ученой архивной комиссии
- Книга поступлений научно-вспомогательного фонда Азовского музея- заповедника
- Книга поступлений основного фонда Азовского музея-заповедника Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР. М.
- Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л.
- Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа
- Международная нумизматическая конференция
- Научный архив Института археологии Национальной Академии наук Украины
- Поволжская археологическая экспедиция
- Полное собрание русских летописей. Л.; М.
- Российская археология. М.
- Российская государственная библиотека
- Ростовский государственный университет
- Советская археология. М.
- Свод археологических источников. М.; Л.
- Саратовская ученая архивная комиссия
- Советская этнография. М.
- Труды Археологического съезда
- Труды Императорского Московского археологического общества. М.
347


КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Блохин Василий Геннадьевич
Гугуев Юрий Константинович
Гусач Ирина Рудольфовна
Данилко Наталья Михайловна
Дубинец Олег Владимирович
Евглевский Александр Викторович
Исаев Владимир Алексеевич
Исаева Ирина Валентиновна
Кривошеев Михаил Васильевич
Крупа Татьяна Николаевна
Панасюк Наталья Викторовна
Пилипенко Дмитрий Валентинович
Пилипчук Ярослав Валентинович
Россия. Волгоград. Государственный университет, доцент кафедры археологии и зарубежной истории, кандидат исторических наук
Россия. Ростов-на-Дону. Археологическое научно- исследовательское бюро при Ростовском областном совете Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, научный сотрудник
Россия. Азов Ростовской обл. Историко-археологический и палеонтологический музей-заповедник, старший научный сотрудник отдела фондов
Украина. Киев. Институт археологии НАНУ, младший научный сотрудник отдела археологии энеолита и бронзового века
Украина. Донецк. Национальный университет, младший научный сотрудник археологической научно- исследовательской группы исторического факультета
Украина. Донецк. Национальный университет, старший научный сотрудник археологической научно- исследовательской группы исторического факультета
Украина. Донецк. Украинский государственный научно- исследовательский и проектно-конструкторский институт горной геологии, геомеханики и маркшейдерского дела, сотрудник отдела защиты пластов и управления состоянием горного массива, кандидат геолого-минералогических наук
Украина. Донецк. Институт социального образования, старший преподаватель кафедры географии
Россия. Волгоград. Государственный университет, старший научный сотрудник кафедры археологии и зарубежной истории, кандидат исторических наук
Украина. Харьков. Музей археологии и этнографии Слободской Украины Харьковского национального университета им.В.Н.Каразина, научный сотрудник
Россия. Москва. Российский университет дружбы народов, старший преподаватель кафедры всеобщей истории факультета гуманитарных и социальных наук
Украина. Донецк. Национальный университет, младший научный сотрудник археологической научно- исследовательской группы исторического факультета
Украина. Киев. Институт востоковедения им. А.Е.Крымского НАН Украины, младший научный сотрудник отделения Евразийской степи, кандидат исторический наук
348


Полидович Юрий Богданович
Полякова Ольга Александровна
Потемкина Татьяна Михайловна
Прокофьев Роман Викторович
Прокофьева Татьяна Евгеньевна
Пустовалов Сергей Жанович
Усачук Анатолий Николаевич
Ушницкий Василий Васильевич
Украина. Донецк. Областной краеведческий музей, ведущий научный сотрудник, кандидат исторических наук
Украина. Донецк. Национальный университет, научный сотрудник археологической научно-исследовательской группы исторического факультета
Украина. Донецк. Национальный университет, старший научный сотрудник археологической научно- исследовательской группы исторического факультета
Россия. Ростов-на-Дону. Региональная общественная организация “Донское археологическое общество”, научный сотрудник
Россия. Ростов-на-Дону. Региональная общественная организация “Донское археологическое общество”, научный сотрудник
Украина. Киев. Институт археологии НАН Украины, ведущий научный сотрудник, кандидат исторических наук
Украина. Донецк. Областной краеведческий музей, старший научный сотрудник, кандидат исторических наук
Россия. Якутск. Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН, научный сотрудник сектора этнографии, кандидат исторических наук
349


CONTRIBUTING AUTHORS
Vasiliy G. Blokhin
Yuriy K. Guguiev
Irina R. Gusach
Natalia M. Danilko
Oleg V. Dubinets Alexander V. Yevglevsky Vladimir A. Isaiev
Irina V Isaieva Mikhail V Krivosheiev
Tatiana N. Krupa
Natalia V Panasiuk
Dmitry V Pilipenko Yaroslav V Pilipchuk
Yuriy B. Polidovich Olga A. Poliakova Tatiana M. Potyomkina
Russia. Volgograd. Volgograd State University, Associate Professor at Dept, of Archaeology and Foreign History, Ph.D. of History
Russia. Rostov-on-Don. Archaeological Research Office at Rostov Regional Council of All-Russian Society for Protection of Monuments of History and Culture, Researcher
Russia. Azov, Rostov province. Azov Historical- Archaeological and Paleontological Museum-Reserve, Senior Researcher at Collection Department
Ukraine. Kiev. Institute of Archaeology of Ukraine’s National Academy of Sciences, Department of Eneolith and Bronze Age Archaeology, Junior Researcher
Ukraine. Donetsk. Donetsk National University, Archaeological Research Group at Faculty of History, Junior Researcher
Ukraine. Donetsk. Donetsk National University, Archaeological Research Group at Faculty of History, Senior Researcher
Ukraine. Donetsk. Ukrainian State Research and Design Institute of Mountain Geology, Geomechanics and Mine Survey, worker of Dept, of Protection of Layers and Management of Rock Condition, Ph.D. of Geology and Mineralogy
Ukraine. Donetsk. Donetsk Institute of Social Education,
Senior Lecturer at Dept, of Geography
Russia. Volgograd. Volgograd State University, Senior Researcher at Dept, of Archaeology and Foreign History, Ph.D. of History
Ukraine. Kharkov. Museum of Archaeology and Ethnography of Slobodskaia Ukraine at V.N.Karazin Kharkov National University, Researcher
Russia. Moscow. Peoples’ Friendship University of Russia, Senior Lecturer at Dept, of Universal History at Faculty of Humanitarian and Social sciences
Ukraine. Donetsk. Donetsk National University, Archaeological Research Group at Faculty of History, Junior Researcher
Ukraine. Kiev. A.Krymskiy Institute of Oriental Studies of Ukraine’s National Academy of Sciences, Junior Researcher at Dept, of Eurasian steppe, Ph.D. of History
Ukraine. Donetsk. Donetsk Regional Museum of Local History, Chief Researcher, Ph.D. of History
Ukraine. Donetsk. Donetsk National University, Archaeological Research Group at Faculty of History, Researcher
Ukraine. Donetsk. Donetsk National University, Archaeological Research Group at Faculty of History, Senior Researcher
350


Roman V. Prokofiev Tatiana Ye. Prokofieva Sergey Zh. Pustovalov Anatoliy N. Usachuk Vasiliy V. Uslmitsky
Russia. Rostov-on-Don. Rostov Regional Public Organization “Don Archaeological Society”, Researcher
Russia. Rostov-on-Don. Rostov Regional Public Organization “Don Archaeological Society”, Researcher
Ukraine. Kiev. Institute of Archaeology of Ukraine’s National Academy of Sciences, Chief Researcher, Ph.D. of History
Ukraine. Donetsk. Donetsk Regional Museum of Local History, Senior Researcher, Ph.D. of History
Russia. Yakutsk. Institute of Humanities and Indigenous Peoples of the North of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Researcher at Sector of Ethnography, Ph.D. of History
351


СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие .......... 5
Потемкина Т.М. (Украина. Донецк)
Иерархия половецкой знати (по погребениям со статусными предметами) 7
Дубинец О.В. (Украина. Донецк)
Методические проблемы исследования средневековых стремян . 37
Ушницкий В.В. (Россия. Якутск)
Восточные корни кыпчаков: Этнокультурные параллели с народами Сибири . . 53
Гугуев Ю.К. (Россия. Ростов-на-Дону)
Половецкое святилище на Северском Донце (проблема реконструкции
первоначального вида культового комплекса) ...... 65
Пустовалов С.Ж. (Украина. Киев)
Половецкое святилище у села Выводово . . . . . 85
Прокофьев P.S., Прокофьева Т.Е. (Россия. Ростов-на-Дону)
Два комплекса с половецкими статуями на реке Кундрючьей .... 95
Евглевский А.В., Данилко Н.М. (Украина. Донецк, Киев)
Культовый комплекс половецкого времени на Правобережье Днепра . 117
Евглевский А.В., Пилипенко Д.В. (Украина. Донецк)
Тюркские изваяния “погрудного” типа: Пример практической атрибуции . . 135
Панасюк Н.В., Усачук А.Н. (Россия. Москва; Украина. Донецк)
Находки половецких каменных изваяний в северной части Ергеней . . 149
Гусач И.Р. (Россия. Азов)
Половецкие каменные изваяния из фондов Азовского музея-заповедника . . 155
Евглевский А.В., Пилипенко Д.В. (Украина. Донецк)
Уникальное стеловидное тюркское изваяние из Васильевки
(Северное Приазовье) . . . . . . 189
Полидович Ю.Б., Усачук А.Н. (Украина. Донецк)
Вторая жизнь средневековых каменных изваяний . . . . . 199
Исаев В.А., Исаева И.В., Полякова О.А. (Украина. Донецк)
Изделия из биоминеральных, минеральных образований и горных
пород в погребениях средневековых кочевников Восточной Европы . 261
Полякова О.А. (Украина. Донецк)
Лазуритовые подвески из погребений кочевников
Юго-Восточной Европы ХІ-ХІІІ вв. . . 281
Крупа Т.П. (Украина. Харьков)
Парча половецкого времени из кургана “Веселая могила” на Харьковщине . 299
Кривошеев М.В., Блохин В.Г. (Россия. Волгоград)
Средневековое погребение из одиночного кургана
в Котельниковском районе Волгоградской области . . . 315
Пилипчук Я.В. (Украина. Киев)
Первое вторжение монголов в Восточную Европу (1222 г) .... 325
Пилипчук Я.В. (Украина. Киев)
Кыпчакские наемники на службе у правителей Евразии . . . 337
Список сокращений ......... 347
Краткие сведения об авторах ........ 348
352


INDEX
Preface........... 5
Potyomkina T.M. (Ukraine. Donetsk)
Hierarchy ofPolovtsian nobility (based on burials with status objects) ... 7
Dubinets O.V. (Ukraine. Donetsk)
Methodical problems of study of medieval stirrups . . . . 37
Ushnitsky V.V. (Russia. Yakutsk)
Kypchaks’ eastern roots: ethnocultural similarities with peoples of Siberia . . 53
Guguiev Yu.K. (Russia. Rostov-upon-Don)
Polovtsian sanctuary on Severskii Donets river (problem of reconstruction
of initial view of cult complex) ........ 65
Pustovalov S.Zh. (Ukraine. Kiev)
Polovtsian sanctuary near Vyvodovo village ...... 85
Prokofiev R.V., Prokofieva T.Ye. (Russia. Rostov-upon-Don)
Two complexes with Polovtsian statues on Kundriuchia river ... 95
Yevglevsky A.V., Danilko N.M. (Ukraine. Donetsk, Kiev)
Cult complex of Polovtsian time on right bank of Dnieper river . . 117
Yevglevsky A.V., Pilipenko D.V. (Ukraine. Donetsk)
Turkic statues of “breast” kind: example of practical attribution . . . . 135
Panasiuk N.V., Usachuk A.N. (Moscow. Russia; Ukraine. Donetsk)
Finds of Polovtsian stone statues in northern part of Yergeni . . . 149
Gusach I.R. (Russia. Azov)
Polovtsian stone statues from collection of Azov culture preserve . . 155
Yevglevsky A.V., Pilipenko D.V. (Ukraine. Donetsk)
Unique stela-like Turkic statue from Vasilievka
(Northern Azov Sea Littoral) . . . . . . . 189
Polidovich Yu.B., Usachuk A.N. (Ukraine. Donetsk)
Second life of medieval stone statues . . . . 199
Isaiev V.A., Isaieva I.V., Poliakova O.A. (Ukraine. Donetsk)
Products made of biomineral, mineral formations and rocks in burials
of medieval nomads of Eastern Europe . . . . . 261
Poliakova O.A. (Ukraine. Donetsk)
Lazurite pendants from burials of nomads of South-Eastern Europe
of 11th-13 th centuries ......... 281
Krupa T.N. (Ukraine. Kharkov)
Brocade ofPolovtsian period from “Vesiolaia Mogila” barrow, Kharkov province. . 299
Krivosheiev M.V., Blokhin V.G. (Russia. Volgograd)
Medieval burial from single barrow in Kotelnikovskii region of Volgograd province . 315
Pilipchuk Ya.V. (Ukraine. Kiev)
First Mongolian invasion of Eastern Europe (1222) ..... 325
Pilipchuk Ya.V. (Ukraine. Kiev)
Kypchak mercenaries at service of governors of Eurasia ..... 337
Indications . . . . . . . ... . 347
List of Authors .......... 348
353


Труды по археологии
СТЕПИ ЕВРОПЫ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Том 10
Половецкое время
(на русском и английском языках)
Ответственный секретарь Потемкина Т.М. Технический редактор Полякова О.А.
Дизайн: Евгпевский А.В., Полякова О.А., Дубинец О.В. Корректоры: Потемкина Т.М., Полякова О.А., Пилипенко Д.В., Усачук А.Н., Полидович Ю.Б.
Компьютерный набор: Полякова О.А., Глушич Е.С. Компьютерная верстка: Полякова О.А., Пилипенко Д.В.
Адрес редакции: Украина 83001, г.Донецк, уп.Университетская, 24, исторический факультет ДонНУ, археологическая научно-исследовательская группа
Тел. редакции: 0(62)302-92-65 Главный редактор: 0(62)302-07-19 E-mail: o.evglevskiy@donnu.edu.ua (Евглевский А.В.) http://www.domm.edu.ua/hist/archgroup/
Подписано в печать 06.06.2012 Бумага офсетная
Объем 40,5 уел. печ. л. Тираж 300 экз.
Формат 70x100/16 Заказ №387/3
Издательство Донецкого национального университета Адрес издательства: Украина 83001, г.Донецк, ул.Университетская, 24