ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ
Степи Европы в эпоху средневековья
4
том
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ НАН УКРАИНЫ
ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ
СТЕПИ ЕВРОПЫ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Том 4
Хазарское время
Сборник научных работ
ДОНЕЦК 2005
The European Steppes in the Middle Ages. V. 4. Khazarian times. Book of Collected Works/ E<L-in-Chief A.VTYevglevsky; Institute of Archaeology of the National Academy of Science of Ukraine; Donetsk National University.-V.4.-Donetsk: Donetsk National University, 2005. - 441 pp. (Proceedings in Archaeology).
Aperiodical edition of scholarly publications in archaeology of the European steppe area in the Middle Ages.
The book is intended for specialists in archaeology, ethnology, history, anthropology, numismatics, and local lore, for students of history and all those who are interested in ancient history.
Recommended for publishing by the Academic Council of the Faculty of History of Donetsk National University
Approved by the Academic Council of the Institute of Archaeology of Ukraine’s National Academy of Sciences
Editor-in-chief: A.V.Yevglevsky, Donetsk National University
Editorial Board:	Academician of Ukraine’s National Academy of Science Tolochko P.P.
(Kyiv, Institute of Archaeology)
Doctor of History N.Ye.Bespalov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History P.V.Dobrov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History G.P.Yerkhov (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History A. VKrapivin (Donetsk, Donetsk National University)
Associate Member of Ukraine’s National Academy of Science A.P.Motsya
(Kyiv, Institute of Archaeology)
Doctor of History VN.Nikolsky (Donetsk, Donetsk National University)
Doctor of History S.A.Pletneva (Moscow, Institute of Archaeology)
Doctor of History A. V.Komar (Kyiv, Institute of Archaeology)
Executive secretary, senior research worker T.M. Potyomkina (Donetsk, Donetsk
National University)
This edition is prepared by archaeological research group of the chair of History of Ukraine at the Faculty of History of Donetsk National University within the framework of the University Research Program 03-1 bb/3 (under the guidance of Professor P.V.Dobrov, Doctor of History, Academician of Ukraine’s Academy of History, Honoured Worker of Education of Ukraine) financed by the Ministry of Education and Science of Ukraine.
The series was launched in 2000
© Donetsk N ational University, 2005
© Author of project A. V. Yevglevsky, 2005
© Aksionov V.S., Balabanova M.A., Davydenko VV., Fliorov V.S., Galanov V.I., Kravchenko E.Ye., Krasilnikov K.I., Krasilnikova L.I., Kruglov Ye.V, Lebedev V.P., Lifanov N. A., Lvova Z. A., Miroshnichenko V.V., Petrenko A.N., Poliakova O. A., Tortika A. A., Vinnichek V. A., Yefimova S.G., 2005
© Translation: T. Ya. Volkova, D.VPilipenko, 2005
© Giver: a golden jug (the middle of the 9,h centory AD) from a hoard found near Nagyszentmiklos, 2005
ПРЕДИСЛОВИЕ
Четвертый том “Степей”, несмотря на широкий выбор тем, связанных с этнокультурными периодами кочевников эпохи Средневековья, включающих гуннов, аваров, аланов, венгров, печенегов, огузов, половцев, монголов и др„ вновь, как и 4 года назад (т.2), посвящен хазарскому времени. В этом нет ничего удивительного, поскольку данная проблематика сегодня, безусловно, переживает период своего небывалого подъема, что подтверждаетсв, в частности, появлением новых изданий сугубо хазарской направленности. Так, успешно развивается организованный в Харькове проект “Хазарский альманах”, под эгидой которого уже вышло три тома (2002, 2004, 2005 гг) и планируются к изданию четвертый и пятый. Недавно увидел свет сборник материалов Второго Международного коллоквиума по хазарам, прошедшего в 2002 г. Готовится сборник в Ростове-на-Дону. Кроме того, прошли конференции и семинары в Москве, Иерусалиме, Харькове. Это все не может не радовать, так как теперь исследования хазароведов не будут растворяться в огромной массе археологических изданий. Такое заметное улучшение организации дел в хазароведении должно способствовать дальнейшему наращиванию знания о Хазарском каганате и салтово-маяцкой культуре, которые, на наш взгляд, территориально не отождествимы.
Сборник собрал в себе разноплановый материал, который условно можно разделить как минимум на 4 блока: публикации новых источников, проблема распространения иудаизма и ислама, социально-политическое устройство Хазарии и нумизматические находки. Однако представлять их последовательно довольно сложно, поскольку указанные материалы во многих случаях пересекается между собой в одной работе.
Открывает сборник аналитическая статья А. А.Тортики о месте Северо-Западной Хазарии в политической системе Хазарского каганата. Кроме многих важных положений работы, последняя будет интересна специалистам н с точки зрения наметившегося в последнее время расширения ареалов отдельных культурно-типологических групп памятников, которые в совокупности с новыми раскопками в перспективе могут дать основания как для выделения новых локальных вариантов в салтово-маяцкой культуре, так и для постановки вопроса о сосуществовании хотя н родственных, но самостоятельных культурных пластов, т.с. разных культур.
К числу так называемых аналитических публикаций относится работа К.И. и Л.И. Красильниковых “Могильник у села Лысогоровка - новый источник по зтноисторнн степей Подонцовья раннего средневековья”, на материалах которой делается очередная в хазароведении попытка соотнесения определенных этносов с типами погребальных сооружений. Такая задача нам видится как исключительно сложная. Углубленного изучения, несмотря на ряд выдвинутых авторами весомых аргументов, требует и проблема истоков исламизации населения в Подонцовьс. По версии исследователей ислам постепенно проникал на данную территорию в процессе этнических миграций. Здесь важным представляется то, насколько ортодоксальным был источник ислама, н каков был характер его проникновения. Наконец, важно и то, какие местные условия ожидали переселенцев на новой территории.
Практически той же проблематике, что и упомянутая выше статья, посвящена работа Э.Е. Кравченко, г го вопрос распространения ислама среди населения среднего течения Северского Донца здесь уже рассматривается более глубоко и, главное, расширен до масштабов Восточной Европы. Правда, стоило ли развивать данную проблему до такого размаха? Даже сам автор пишет, что могильники у сея Сидорово, Маяки и ряд других являются крайними западными точками, на которых распространение ислама в IX-X вв. зафиксировано археологически. Если такие могильники пока не исследованы ни к западу, нн к северу от Северского Донца, то можно ли говорить обо всей Восточной Европе?! Ведь и среднее течение Северского Донца, и Волжская Булгария занимают на карте Европы лишь небольшие участки.
В то время как проблема мусульманского населения в раннесредневековых памятниках Восточной Европы приобрела уже характер целенаправлешгого изучения, где объекты анализа четко определены, археологические памятники, связанные с иудаизмом, здесь еще не открыты. Однако дискуссии на эту тему в последнее время заметно активизировались. В связи с этим невольно вспоминается одновременно методологический и иронический вопрос В.С.Флёрова “Иудаизм в археологии Хазарии: где и что искать?”. Вполне уместный вопрос. Совершенно прав наш коллега и когда сетует, что “архсологи-пеевреи вообще имеют поверхностные знания об иудаизме” (2002, с.93). К этому можно еще добавить и отсутствие у нас данных о самом распространении иудаизма средн народных масс каганата. В этих условиях, очевидно, нужно просто продолжать источниковедческое изучение уже добытого материала, а проступят ли конкретные свидетельства иудаизма в Хазарском каганате или пет — покажет время. Дел у хазароведов, как нам представляется, н без того хват ает.
5
Самое непосредственное отношение к упомянутой выше проблеме имеет статья З.А.Львовой “К вопросу о становлении иудаизма в Хазарском каганате. Инкубационный период”. Источником анализа здесь выступают данные булгарской летописи XIII в. Гази-Барадж тарихы, на базе которой автор ведет тщательнейший поименный разбор всех правителей, причастных к появлению иудаизма в Хазарском каганате.
Крайне важное значение имеет введение в научный оборот одного из погребений Царевского могильника в Поволжье. Особое внимание здесь привлекает зеркало с изображением невооруженного всадника, перед которым находится растение. Автор статьи “О культурно-хронологической атрибуции кургана 27 Царевского могильника” - Е.В .Круглов полагает, что данная сюжетная композиция может трактоваться как образ хазарского кагана или бека (шада) во время ритуального обрядового иудейского празднества - зажигания культовой свечи Ханукии.
Ярким феноменам Хазарского каганата: соотношению социальных статусов беков и каганов, а также политической борьбе двух каганских родов, представлявших разные религиозные силы - исповедовавшего иудаизм рода Калги и тенгрианского - Кабана, посвящена другая статья 3.А.Львовой “Кем были царь Иосиф и его предки — беками или каганами?”.
В поиске этнических хазар невозможно переоценить значение сведений антропологии, поэтому выводы авторов статей: С.Г.Ефимовой “Влияние миграционных процессов на формирование антропологического состава средневекового населения юга Восточной Европы” и М.А.Балабановой “Антропология населения Нижнего Поволжья (koh.V - 1-й пол.1Х в.)” давно ожидаемы не только археологами, но и представителями других исторических дисциплин.
Существенный вклад в исследование военного дела средневековых кочевников внес Е.В.Круглов в фундаментальной статье “Сложносоставные луки Восточной Европы раннего средневековья”. Одна из ее главных особенностей состоит в том, что основным критерием типологического разделения луков автор предлагает считать не общепринятый до сих пор принцип “количества роговых накладок”, а их специфические особенности изготовления и крепления к кибити.
Исключительно интересны публикации материалов как недавно раскопанных, так и давно уже хранящихся в фондах. Это две статьи В.С.Аксенова: о комплексах конского снаряжения салтовского времени с начельниками и о новых поминальных комплексах воинов-всадников салтовского времени; большая работа Э.Е. Кравченко с соавторами об исследованиях в 2001-2003 гг археологического комплекса у с.Сидорово на Северском Донце; статья О.А.Поляковой о двух курганах хазарского времени с подквадратными ровиками из Северо-Западного Приазовья.
Выяснению этнокультурных связей огромного массива памятников хазарского времени немало способствует выявление их относительных хронологических позиций. Об этом идет речь в статье Н.А.Лифанова “К вопросам периодизации и хронологии памятников новинковского типа”.
В очередной раз к теме обезвреживания погребенных обратился В.С.Флёров. Новая его работа “Обряд обезвреживания погребенных Хазарии на археологическом фоне Восточной Европы I тыс. н.э.”, кроме, собственно, анализа “новых” источников, на наш взгляд, подводит некоторый итог его многолетним педантичным исследованиям. Один из его главных выводов - стадиальность данного явления - приоткрывает ученым огромное поле деятельности. К этому весьма важному и перспективному исследовательскому полю, мы надеемся, подключатся психологи, экологи и другие ученые. Тогда станет понятнее то, как законы стадиального развития коллективного мышления проявлялись в разных культурах по-разному, порой разительно.
Две статьи сборника (В.П.Лебедева, В.А.Винничека и В.ПЛебедева, В.И.Галанова) посвящены нумизматическому материалу, точнее, куфическим монетам VIII-XIII вв. Эти работы проливают свет на некоторые вопросы культурно-политической жизни регионов в соответствующие периоды истории.
Таким образом, с удовлетворением можно отметить, что генеральная нацеленность нашей серии на междисциплинарность исследований средневековой археологии Степной Европы успешно продолжается.
А.В.Евглевский
Коллектив археологической научно-исследовательской группы, осуществившей непосредственную подготовку сборника, и редколлегия тома выражают искреннюю признательность всем тем, кто так или иначе содействовал его выходу, но особые слова благодарности мы адресуем двум деканам: филологического факультета - Евгению Степановичу Отину и факультета иностранных языков - Владимиру Дмитриевичу Калиущенко за их всесторонние внимание и поддержку.
6
А. А. Тортика
СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ ХАЗАРИЯ В ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ХАЗАРСКОГО КАГАНАТА: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
Границы региона, получившего в специальной литературе условное название “Северо-Западная Хазария”, были определены в результате археологического изучения памятников лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры (Афанасьев Г.Е., 1993, с.6; Михеев В.К., 1985; Плетнева С.А., 1989, с.7; Плетнева С.А., 1999, с.24-26 и тд.). Учитывая наличие различных точек зрения по поводу конкретной локализации этих гранил, следует отметить, что, пожалуй, нн у кого не вызывает сомнений правомерность выделения достаточно компактной, культурно и хронологически однородной группы памятников СМК (салтово-маяцкая культура), расположенной в бассейне среднего и верхнего течения Северского Донца, Оскола н Тихой Сосны. Это ряд городищ-крепостей, протянувшихся цепочкой вдоль течения названных рек, связанные с ними посады илн находящиеся неподалеку селища, а также оставленные жителями данных поселений могильники. Наличие подобной группы памятников традиционно трактуется археологами как результат существования определенной этно-социальной общности у оставившего их населения. Не вызывает сомнений н факт вхождения этой группы населения в состав Хазарского каганата, подчинение ее центральной хазарской власти.
Обособленность н основные характеристики региона
В то же время эта группа памятников стоит достаточно обособленно в рамках территории Хазарского государства. Между ней и столицей Хазарин - Итилем находилось малозаселенное пространство сухих степей Волго-Донского междуречья, протянувшееся с северо-запада на юго-восток иа несколько сотен километров. По всей видимости, и сам Дон служил естественной границей, отделявшей обозначенный регион от кочевых хазар Волго-Донского междуречья и Северо-Западного Прикаспия.
С другой стороны, важность и обособленное положение отмеченного региона объясняются той военио-политнческой ролью, которую выполняло его население на границе с восточнославянскими племенами, а с koh.IX в. и с Древней Русью. Большое количество городищ-крепостей, высокий уровень вооруженности1 жителей соседних селищ неоднократно отмечались в специальной литературе и привлекали внимание исследователей.
В третьих, к настоящему времени неплохо изучен этнический состав населения Северо-Западной Хазарин. Его основу составляли переселившиеся в с ер. VIII в. с Северного Кавказа аланские родоплеменные группы, которые н локализуются возле отдельных городищ-крепостей. Их размеры и численность были не одинаковы, различаются и масштабы археологических комплексов, возникших в результате их жизни (например, крупного Верхнесалтов-ского и относительно небольшого Дмитриевского). Также, как известно, в состав этого населения входили довольно большие, зачастую военизированные (большинство погребенных мужчин на могильниках - это хорошо вооруженные вонны-всадники) кочевые или полукочевые протоболгарские группы (Нетайловка, Красная Горка н т.д.) разного этнического происхождения (иранского, угорского, тюркского) (Аксенов В.С., Тортнка А.А., 2001, с. 191-218).
Очевидно, что для осколков целого ряда этнических групп, традиционно воспринимаемых исследователями под собирательным именем протоболгар, такая общность культуры первоначально была вынужденной и обусловливалась военным поражением н подчинением хазарам. Но со временем возникает явная тенденция к культурному и социальному сближению разноязыких салтовских групп, созданию имн совместных территориальных объединений, полиэтничных общин (о чем свидетельствуют бнритуальные могильники Подоиья-Придо-
1В отличие от соседних славян, о которых Ибн-Русте пишет:"... Вооружение их состоит из дротиков, щитов и копий; другою оружия не имеют” (Известия о хазарах, буртасах, болгарах ..., 1869, с.31).
нечья). Вероятно, появляются предпосылки для сложения синтетической раннефеодальной народности - алано-болгар. Аналогичная ситуация развивается в Южном Крыму, на территории Крымской Готин, где подобным же образом формируется достаточно компактное алано-готское нас еден не, просуществовавшее как этническая целостность до cep.XVIII в. (Айбабин А.И., 1999, с.229-230). В то же время письменные источники свидетельствуют о том, что сами хазары в лесостепном Подонье-Придояечье, скорее всего, никогда не селились и не кочевали. Нет и археологических памятников, которые бы позволяли с уверенностью говорить о присутствии здесь сколько-нибудь значительных массивов хазарского населения.
Наконец, следует отметить, что Северский Донец и Дон в IX в. входили в систему речных путей, связывавших бассейн Балтийского и Черного морей, а Волго-Донская переволока соединяла Черное н Каспийское моря (Коновалова И.Г., 2000, с. 126-133). Эта пути использовались для транзитной торговли (Калинина Т.М., 2000, с. 106-119). Нередкие находки дирхемов, в основном на территории могильников, свидетельствуют об участии населения лесостепного региона (видимо, все же, пассивпом) в какой-то части этого товарооборота. По рекам Восточной Европы проходили маршруты масштабных военно-грабительских экспедиций (например, поход русов на Бердаа). По всей видимости, речные пути были открыты н для региональных торговых операций, связывавших Северо-Западную Хазарню с территорией Крыма или Таманского полуострова. Многочисленные амфоры (Айбабнн А.И., 1999. с.205; Якобсон А.Л., 1973. с.44-47), баклаги, ойнохон, стеклянные и сердоликовые бусы, обнаруженные археологами на поселениях и могильниках региона, являются надежным доказательством существования такой торговли.
По мнению А.В.Назаренко, в IX-X вв. через Восточную Европу проходил и сухопутный торговый путь “из немец в хазары” (Назаренко А.В., 2001, с.98-101), впрочем, восточная его часть, от Киева до Итиля, не поддается реконструкции в силу отсутствия данных источников. Если же исходить из информации, содержащейся в письме Хасдая ибн Шафрута царю хазар Иосифу, этот путь вел из Киева в Булгар и только потом - из Булгара в Итиль. Хасдай следующим образом описывает этот маршрут: "... прибыли посланцы царя Г-б-лим’ов и
вместе с ними два человека из израильтян.... Когда они услыхали о моем беспокойстве, они утешали меня, и сказали мне: “Дай нам твои письма, н мы доставим их царю Г-б-лим’ов (Чехия - А.Т.), а он, ради оказания тебе почета, пошлет твое письмо к израильтянам, живущим в стране Х-н-г-рнн (Венгрия — А.Т.), Точно также (хе) перешлют его в страну Рус (Киевская Русь—А.Т.) и оттуда в (страну) Б-л-гар (Волжская Болгария - А.Т.), пока не придет твое письмо, согласно твоему желанию, в то место, куда ты желаешь (т.е. в Хазарию, в столицу хазар-Итиль - А.Т.)” (Коковцов П.К., 1932, с.65-66). Однако при таком описании маршрута, это — уже не сухопутный, на чем настаивает А.В.Назаренко, а традиционный речной путь, проходивший через переволоки между речными системами Днепра, Дона (или Оки) и Волги.
Краткая характеристика письменных источников
Следует отметить, что прямых сведений письменных источников о Северо-Западной Хазарии практически нет. Ряд сообщений средневековых авторов лишь косвенно затрагивает интересующий нас регион Это — достаточно смутные и неопределенные данные арабо-персидских авторов: нбн-Русте (Известия о хазарах, буртасах. болгарах 1869), ибн-Хордадбеха (Ибн Хордадбсх, 1986), ал-Масуди (Гаркавн А.Я., 1870)2. нбн-Фадлана (Ковалевский А.П.,1956), ал-Идриси (Коновалова И.Г.. 1999, с.84,105) и пр.
В какой-то степени может быть связан с территорией между Доном н Днепром не менее туманный рассказ “Кембриджского анонима” о передвижениях “царя русов” Хельгу (Голб Н., Прицак О., 1997, с,138-142). Достаточно давно обсуждается в специальной литературе приведенный в письме хазарского царя Иосифа кордовскому сановнику Хасдаю ибн Шафруту список племен и народов, когда-либо входивших в состав Хазарского кагапата. Пространная редакция письма Иосифа дает следующий список народов, родственных хазарам по происхождению: “... у Тогармы было десять сыновей; вот их имена: первенец - Авийор; второй - Турне, третий - Аваз, четвертый — Угуз, пятый — Бнз-л, шестой - Т-р-на, седьмой - Хазар, восьмой -Янур, девятый — Б-лг-р, десятый — Савир” (Коковцов П.К., 1932, с.91-92). Далее Иосиф перечисляет восточно-европейские народы, подчи-
2 Например. ал-Масуди (30-50 гг X в.) пишет: “Между большими и известными реками, изливающимися в море Понтус, находится одна, называемая Танаис, которая приходит с севера. Берега ее обитаемы многочисленным народом славянским и другими народами, углубленными в северных краях ...” (Гаркавн А.Я., 1870, с. 140).
8
ненные хазарам: “Я тебе сообщаю, что я живу у реки, по имени Итиль, в конце реки Г-р-гана. Начало (этой) реки обращено к востоку на протяжении 4 месяцев пути. У (этой) реки расположены многочисленные народы в селах и городах, некоторые в открытых местностях, а другие в укрепленных городах. Вот их имена: Бур-т-с, Бул-г-р, С-вар, Арису, Ц-р-мис, В-н-н-тит, С-в-р, С-л-виюн. Каждый народ не поддается точному расследованию и им нет числа. Все они мне служат и платят дань” (Коковцов П.К., 1932, с.98-99).
Списку Иосифа частично соответствует, а частично дополняет его небольшой фрагмент (Таблица народов) из книги “Иоссипон”: “... Тогарма составляют десять родов, от них Козар, Пецинак, Алан, Кабнина, Турк, Буз, Занук, Угр, Талмац. Все они живут на севере, и имена стран их - по именам их, и они живут по реке Итиль. Только Угр и Булгар и Пецинак живут на реке великой, называемой Да-нуби, то есть Дунай .... Тирас - это Руси .... Руси живут на реке Киева, впадающей в море Гурган...” (Петрухин В.Я., 1995, с.36-40).
Среди этнонимов, названных в обоих документах, по всей видимости, нет имени жителей Северо-Западной Хазарии. В то же время идентификация и локализация всех обозначенных в данных перечнях народов позволяют лучше представить этногеографию Восточной Европы в хазарское время. Особого внимания заслуживает сообщение Константина Багрянородного о строительстве Саркела и о неких “девяти климатах”, из которых хазары получают все средства к жизни (Константин Багрянородный, 1991, с.53, 171-177), атакже сведения ПВЛ, связанные с походом (или походами) Святослава на Итиль, ясов и касогов (Повесть временных лет, 1999, с. 168). Реконструировать существовавшее положение дел можно также, используя знания об общем внутриполитическом устройстве Хазарского каганата, полученные из трудов мусульманских авторов.
Критический анализ основных гипотез и методов исследования
Необходимо напомнить, что в специальной литературе уже неоднократно высказывались определенные точки зрения на место населения Донского региона в политической системе Хазарского каганата. Во многом взгляды авторов на эту проблему зависели от того, как они, во-первых, решали вопрос о причинах переселения алан с Северного Кавказа в лесостепное Подонье; во-вторых, от того, как они оценивали степень развития социально-экономических отношений в
Хазарском каганате в целом; в-третьих, от определения степени развития и формы государственного устройства, существовавшего в Хазарии.
Специалистам известны основные гипотезы, объясняющие переселение части северо-кавказских алан в бассейн среднего Дона и Северского Донца. Они высказывались практически всеми ведущими исследователями хазарской истории. Так, по мнению И.И.Ляпуш-кина, аланы бежали от хазар, проводивших агрессивную политику в Северном Предкавказье (Ляпушкин И.И.,1958). С.А.Плетнева предполагала, что они ушли из родных мест, спасаясь от угрозы арабских нападений, разорения и дани (Плетнева С.А., 1967, с.91, 183). В.А.Кузнецов (Кузнецов В.А., 1964, с.34-39) и В.Б.Ковалевская (Ковалевская В.Б., 1984, с.168-174) считали, что аланы были вытеснены из Кисловодской котловины болгарами. А.В.Гадло (Гадло А.В., 1984, с.26) и В.К.Михеев (Михеев В.К., 1985, с.97) писали о том, что они были переселены хазарами специально для несения пограничной службы на границе со славянами. Г. Е.Афанасьев (Афанасьев Г.Е., 1981) настаивал на том, что переселение произошло в результате внутренних процессов развития аланского общества, но не без участия хазар, которые контролировали военно-политическую ситуацию в регионе. А.П.Рунич (Рунич А.П.. 1974, с.44-46) выдвинула оригинальную гипотезу демографического характера и предположила, что часть населения Северокавказской Алании, происходившая, вероятно, из Кисловодской котловины, ушла, спасаясь от эпидемии чумы и т.д.
В то же время, сравнивая аргументацию названных авторов, необходимо напомнить, что к сер. VIII в. активные набеги арабов на Северный Кавказ уже закончились, к тому же они не привели к установлению прочного господства Халифата в этом регионе. Аланы продолжали оставаться здесь наиболее крупным объединением и основной военной силой как в течение всего хазарского периода, так и после падения Хазарского каганата. В этой связи достаточно сомнительным выглядит и предположение об их вытеснении болгарами. Гипотеза об эпидемии чумы, как причине переселения алан, не нашла подтверждений в исторических источниках и не разделяется большинством специалистов. По всей видимости, наиболее правомерна точка зрения В.К.Михеева (близкую позицию занимали А.В.Гадло и А.П.Новосельцев), настаивавшего на целенаправленном переселении алан с Северного Кавказа в Подонье, осуществленном центральной хазарской властью.
9
Эта акция решала сразу две политические проблемы. С одной стороны, несколько ослаблялась лишенная части людских ресурсов Северокавказская Алания - важный стратегический союзник и потенциальный противник хазар. С другой стороны, переселенцы могли быть привлечены для выполнения военно-погра-ннчных функций в регионе, где сами хазары не жили, и, видимо, не хотели жить. Вероятно, хазар, как кочевников, вполне устраивали степи Прнкаспия н Волго-Донья (Михеев В.К., Тортика А. А., 2001). В то же время в районе Подонья они имели стратегические интересы, связанные с контролем над речными торговыми путями (по Дону н Северскому Донцу, а, возможно, н по Днепру) и данничеством славянских племен (вятнчей, сеаеряи, радимичей, полян) (Тортика А.А., 2002, с. 146-147). И, наконец, в-третьнх, как считает В.К.Михеев, хазары, переселяя в По-донье хорошо знакомых с навыками пашенного земледелия алан, таким образом расширяли свою земледельческую базу на вновь приобретенных территориях Восточной Европы (Михеев В.К.. 1991. с.46).
О том, насколько эти расчеты хазарских каганов были верны н дальновидны в VIII в., свидетельствует ситуация, описанная Константином Багрянородным: “[Знай], что девять Климатов Хазарин прилегают к Аланин, н может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и причинять всликнн ущерб н бедствия хазарам, поскольку из этих девяти Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарин. ...Экскурснократор Алании не живет в мире с хазарами... он может сильно вредить им, н подстерегая на путях, и нападая на идущих без охраны к Саркелу, к Климатам и к Херсонесу” (Константин Багрянородный, 1991, с.53). В X в. северокавказские алапы усилились, приобрели самостоятельность и могли “воевать Хазарню и климаты” н тем самым приносить сильный вред хазарам.
Что касается уровня развития социальных отношений у населения лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры в VII1-X вв., то, как отмечал В.С.Флёров (Флёров В.С., 1990), использование термина “феодальные отношения” для населения Хазарского каганата явно преждевременно. В источниках нет оснований для разговора о феоде, нет четко выраженных феодалов. Даже хазарская аристократия, проживающая зимой в экономически н социально развитом Итнле, кочует “родами”, хотя земельные владения этих родов и являются наследственными. Иосиф по этому поводу пишет следующее: “Каждый из наших родов имеет еще наследственное владение, полученное от своих
предков, место, где они располагаются; онн отправляются туда, н располагаются в его пределах ...” (Коковцов П.К., 1932, с.102).
Тем не менее, археологически все же наблюдается определенная социальная стратификация н имущественная дифференциация алано-болгарского населения лесостепного Подонья. Еще М.И.Артамонов квалифицировал эти отношения как племенной строй с элементами формирования раннеклассовых отношений “это было общество примитивного феодализма, сложившееся на местной варварской основе и не прошедшее рабовладельческой стадии” (Артамонов М.И., 1962, с.37-38).
Близкую точку зрения высказал и А.П.Новосельцев, считавший, что “сохранение реликтов родовой органнзацнн, свободы основным населением и в то же время выделение особого сословия знати (тарханов) свидетельствует о том, что Хазария может рассматриваться как раннеклассовое общество, где социальная дифференциация не достигла большой глубины, хотя и проявлялась в специфической форме” (Новосельцев А.П., 1990, с. 119).
Г.Е.Афанасьев на основе изучения материалов катакомбных могильников выделяет два общественных ранга в среде носителей лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры, которые определяет, используя традиционную для алан Северного Кавказа терминологию, как алдар (князья) и асфад (войско). В то же время, по его мнению, иет никаких оснований видеть в ннх сформировавшиеся классы феодалов и зависимых крестьян (Афанасьев Г.Е., 1993, с. 152). Передача функций военачальника еще не была наследственной, я это деление на две группы не носило классового характера, а соответствовало тому уровню развития общественных отношений, который квалифицируется как племенной строй.
Видимо, прав был и В.К.Мнхеев, писавший о том, что налогообложение (дань) для племен, входивших в состав Хазарского каганата, вероятно, было не индивидуальным или семейным, а имело форму коллективной ответственности, т.е. палогн (по всей видимости, в натуральной форме) взыскивались с определенных родоплеменных единиц (Михеев В.К., 1991, с.49). В то же время известно, что дань с населения, не входившего в состав каганата, в частности, со славянских племен, была в большей степени индивидуализирована. Поляне, по крайней мере, по версии древнерусского летописца, в легендарной форме отражающей какне-то реальные события и взаимоотношения, заплатили единоразовую дань - контрибуцию “от дыма по мечу” (Повесть временных лет, 1999, с. 148). Ра-
10
димичи, северяне и вятичи “платили по вервице с дыма” (Повесть временных лет, 1999, с. 150) и “по шелягу с сохи” (Повесть временных лет, 1999, с. 168). Так же и “царь булгар”, по данным ибн-Фадлана, “платит дань царю хазар: от каждого дома в его государстве - шкуру соболя” (Ковалевский А.П., 1956).
Возможно, что именно военно-пограничные функции алано-болгар Подонья и были той формой подчинения и своеобразным натуральным налогом (во всяком случае, если не единственным, то основным), который удовлетворял центральное хазарское правительство. Вероятно, также, что именно этим можно объяснить столь бурный расцвет экономики региона, высокий уровень производства, богатство его жителей, зафиксированное археологами по материалам могильников. Следует отметить, что для лесостепного региона распространения СМК это актуально как для катакомбных, так и для ямных могильников, т.е. как для собственно алан, так и для тех родоплеменных групп, которые традиционно воспринимаются археологами как протоболгары.
По всей видимости, термин “конфедерация”, применявшийся отдельными исследователями для определения внутреннего устройства Хазарии, не совсем соответствует исторической действительности VIII-X вв. и несколько модернизирует реальную ситуацию. Конфедерация предполагает добровольный принцип вхождения в нее всех ее участников, в случае же с Хазарским каганатом наблюдается обратное явление. Хазары тем или иным способом подчинили себе все входившие в их объединение народы, а потом различными средствами принуждения добивались их покорности: “И был ужас [божий на народах, которые] кругом нас, так что они не приходили (войною) на казарское царство” (Коковцов П.К., 1932, с. 116). Как только возможности для применения этих средств принуждения иссякли, Хазарский каганат прекратил свое существование. Хазарское государство называли также раннеклассовым или раннефеодальным, но эти дефиниции, помимо того, что они, по всей видимости, не совсем соответствуют действительности, на что обратил внимание В.С.Флёров еще в 1990 г, носят слишком обобщенный характер и плохо отражают систему управления, сложившуюся в каганате.
Нужно признать, что наиболее точным оказалось определение П.Б.Голдена, который сравнивал политическое устройство Хазарско
го каганата с Тюркским каганатом и находил между ними большое сходство3. Тюркская система государственного управления предполагала единовластие кагана, в рамках самого тюркского этноса это была взаимосвязанная система: каган (верховный правитель) - беги (аристократия) -будун (народ) (Бернштам А.П., 1946, с.98-105). Но и подчиненные племена имели своих бегов и свой будун. Аристократия, складывавшаяся в сложную государственную систему, носила название эля. У покоренных племен мог сохраняться собственный эль - т.е. система внутреннего управления и организации жизни, своего рода политическая организация, развивавшаяся пока еще в рамках племенного строя.
Историческая реконструкция
Можно предположить, что алано-болгары Подонья в известной степени сохранили свой эль, т.е. свою племенную организацию, существование которой облегчало для хазар, с одной стороны, управление этой группой населения и ее использование в военно-пограничных целях. Это сохранение племенной организации и правящей верхушки покоренного населения было принципом внешней и внутренней политики хазар, осуществлявшимся практически без исключений в течение всей истории Хазарского каганата, начиная с момента его образования и заканчивая 1-й пол.Х в.
Хазары, как сообщают Феофан и Никифор, еще в последней четверти VII в. приняли покорность хана приазовских болгар-утигуров Батбая (Батбаяна), сделали его своим данником и в полном составе подчинили его орду: “.. .[Этот народ -А.Т. - хазары], сделав своим данником первого брата, Батбаяна, властителя первой Булгарии, получает с него дань и поныне” (Чичуров И.С., 1980, с.61).
Так называемый “правитель” Готии после антихазарского восстания Иоанна Готского, произошедшего в 786 или 787 г, был помилован хазарами, и, по всей видимости, оставлен у власти. В то же время известно, что рядовые восставшие — “семнадцать рабов” - были казнены (Айбабин А.И., 1999, с.208-209; Васильевский В.Г., 1912, с.396-400).
Леведия, предводитель венгров в период их полного подчинения хазарам (вероятно, в 1-й пол.1Х в.), получил в жены хазарскую принцессу. Константин Багрянородный пишет об этом следующее: “... Они (венгры - А.Т.) жили вместе с
3 По этому поводу П.Б.Голден отмечал, “что Хазарский каганат являлся государством, привнесенным в Западную Евразию извне. Его формы управления, иерархию, должности следует искать в институтах тюркского каганата, с историей которого его образование тесно переплеталось” (Голден П.Б., 1993, с.211-233).
11
хазарами в течение трех лет, воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах. Хаган, архонт Хазарии, благодаря мужеству турок и их воинской помощи, дал в жены первому воеводе турок, называемому Леведией, благородную хазарку из-за славы о его доблести и знаменитости его рода, чтобы она родила от него” (Константин Багрянородный, 1991, с.159).
По данным Кембриджского Анонима, “царь” алан после попытки напасть на хазар, закончившейся для него поражением, был также прощен, а его дочь стала женой сына хазарского царя - Иосифа (это произошло, скорее всего, в 20-30-е гг X в.). Кембриджский Аноним так повествует об этих событиях: “... в дни Аарона царя царь алан воевал против казар ... алан пал перед Аароном, и (последний) захватил его в плен живым; но [царь] оказал [ему ве]ликий почет и взял его дочь в жены своему сыну, Иоси-фу. Царь алан поклялся ему в верности, и царь Аарон отпустил его в его [з]емлю” (Голб Н., ПрицакО., 1997, с.141; Коковцов П.К., 1932, с.117).
С другой стороны, эти элементы внутренней самостоятельности и сохранение традиционного способа политической организации, социальной структуры, военной системы, присущих тем или иным покоренным племенам, в том числе и аланам лесостепного Подонья-Придонечья, обеспечивали не только удобство управления для хазар, но и внутреннюю консолидацию данного населения. Все это давало возможность для сохранения достаточно самостоятельной и многочисленной племенной и военной аристократии, имевшей полную свободу во внутренних делах. Таким образом, постоянно существовала потенциальная возможность для приобретения независимости тем или иным народом.
Как известно, власть хазар над подчиненными народами держалась на военной силе и институте заложничества. Роль своеобразных заложников выполняли, как правило, многочисленные жены кагана - дочери вождей покоренных племен и народов. Ибн-Фадлан пишет об этом следующее: “... У царя хазар двадцать пять жен, причем каждая из них - дочь какого-либо царя соседних земель. Он берет их себе волей или неволей”. У него же находим и такую информацию: “Сын царя булгар находится заложником у царя хазар” (Ковалевский А.П., 1956). Известно, что в 30-40-е гг VIII в. заложником хазарского кагана в течение семи лет был один из грузинских князей, брат правителя Картли — Джуаншер. Следовательно,
подобная ситуация была традиционной для политической практики Хазарского каганата на протяжении всей его истории (Тортика А. А., 2004, с.2-4).
В случае, если хазары не в состоянии были самостоятельно справиться с восставшим народом, они искусно использовали вражду между покоренными народами и их соседями, привлекали к военным действиям союзников. Например, Кембриджский Аноним сообщает, что: “... в дни Вениамина царя, возмутились все народы против [казар], и они обложили и[х с помощью] царя Македона. Пошли воевать царь ‘SY’, и TWRQ[Y’...], и ‘ВМ, и PYYNYL, и Македон; только царь алан поддержал [народ казар].... Эти цари, [кто] воевал против Казарии; но царь алан пошел на их землю и разгромил ее...” (Голб Н., Прицак О., 1997, с. 140). В большинстве случаев эта политика оправдывала себя и привела к неудаче только в случае с печенегами, бежавшими от гузов на территорию самой Хазарии и занявшими степи Днепро-Донского междуречья, Северного Приазовья и Крыма.
Возможно также, что для алано-болгар Подонья союз с хазарами был длительное время объективно выгоден, и они сохраняли его по собственной инициативе уже тогда, когда Хазарское государство ослабло. Из требовательных владетелей хазары могли со временем превратиться в естественных союзников в борьбе со славянами, варягами-русами, печенегами, гузами. Относительно небольшие и, по всей видимости, не имевшие общего для всего лесостепного региона самоуправления родоплеменные группировки алан в районе Северского Донца, Оскола, Тихой Сосны не могли самостоятельно противостоять возникавшим в Восточной Европе крупным племенным союзам (например, печенегам) и раннегосударственным образованиям (Древняя Русь). Логика исторического процесса была такова, что, выйдя на историческую арену вместе с хазарами, в результате претворения в жизнь политики центрального хазарского правительства они и в конце хазарской эпохи не потеряли военнополитической, а, возможно, и династической связи с каганатом. Не зря Святослав после разгрома хазар под Итилем совершил поход на касогов и ясов (под последними некоторые исследователи понимают именно Донских алан4).
Вероятно, место Северо-Западной Хазарии в военно-политической системе каганата пережило
4 Например, А.П.Новосельцев считает, что “... аланы жили и в Подонье, где ясское население известно и позже, и где оии обитали вместе с оседавшими на землю булгарами. Киевский князь Святослав именно там воевал с яссами в 965 г.” (Новосельцев А.П., 1990, с. 105).
12
определенную эволюцию от практически полного подчинения центральной власти в момент переселения алан с Северного Кавказа в Подонье во 2-й пол.VIII в. до формирования относительно самостоятельной военно-племенной структуры к сер.-кон.1Х в. Степень самостоятельности региона и его обособленности от хазарской власти, вероятно, колебалась в зависимости от усиления или ослабления центрального правительства. Можно попытаться определить степень этой зависимости по косвенным признакам. К их числу можно отнести: во-первых, способ формирования и характер хазарской армии; во-вторых, ключевые внешнеполитические события хазарской истории.
Известно, что первоначально армия Хазарского каганата складывалась из ополчения всех подчиненных племен, в том числе и самих кочевых хазар. Именно такой характер хазарской армии зафиксирован во время набегов хазар на Закавказье в кон. VII - нач. VIII в., а также во время арабо-хазарских войн. Не зря Мерван в 737 г настиг хазарского кагана на берегу “реки славян”, где последний пытался собрать силы (ополчение подвластных и союзных хазарам племен) для отпора арабам (Артамонов М.И., 1962, с.218-220). Интересно, что это решение каган принимает не единолично, а посоветовавшись со “своими”, вероятно, старейшинами. Ибн-ал-Асир так пишет об этом: “... Царь хазар обратился за советом к своим и те сказали ему:... Если ты останешься (здесь) пока не соберешь (войска), то не скоро они соберутся у тебя;... Царь одобрил их мнение, и выступил туда, куда ему посоветовали...” (Ибн-ал-Асир, 1940, с.31).
Затем племенное ополчение приобретает форму раннеклассового, когда главы родов и объединений сами выставляют те или иные воинские контингенты под знамя хазарского кагана. Об этом прямо сообщает Ибн Русте: “Царь их (хазар) Иша, возложил на зажиточных и богатых из них обязанность поставлять всадников, сколько могут они по количеству имущества своего и по успешности промыслов своих”, - и далее. “Конное царское войско состоит из 10000 всадников, как обязанных постоянною службою, находящихся на жаловании у царя, так выставляемых (как сказано) людьми богатыми в виде повинности” (Известия о хазарах, буртасах, болгарах ..., 1869, с. 18). Этот факт свидетельствует об их большой внутренней самостоятельности, о начале формирования военного сословия в лице упомянутых арабскими авторами “тарханов” и “детей тарханов”.
Социальная стратификация салтовского населения Подонья, исследованная С.А.Плетневой, В.К.Михеевым, Г.Е.Афанасьевым, В.С.Флёровым, свидетельствует о том, что и здесь, в лесостепи,
происходили те же процессы. Далее, к нач.Х в. основной военной силой в Хазарском каганате становится наемная гвардия (притом, что для внешнеполитических акций могут привлекаться союзники, например, гузы или северокавказские аланы). В то же время степень вооруженности населения Подонья не уменьшается, а среди погребенных в катакомбных и ямных могильниках региона, по-прежнему, наблюдается высокий процент военачальников. Это может свидетельствовать только об усилении степени самостоятельности региона, наличии у его населения собственных вооруженных сил и своего командного состава, а, соответственно, и определенной независимости в политике.
Если обратить внимание на ключевые внешнеполитические события хазарской истории, то после обоснования алан в Подонье в сер.VIII в. первым внешнеполитическим катаклизмом для населения юга Восточной Европы становится переселение венгров в Леведию, точное расположение которой не известно, но, скорее всего, связано с междуречьем Дона и Днепра. К.Цукерман, в отличие от М.И.Артамонова и А.П.Новосельцева, склонен преувеличивать значение этого факта (Цукерман К., 2001, с.313) и пишет о том, что после 830 гг хазары потеряли свое влияние в Крыму и на правобережье Дона. Он же считает, что Саркел был построен на левобережье Дона именно для защиты от венгров (Цукерман К., 1998).
Трудно согласится с этой точкой зрения. Благодаря Константину Багрянородному известно, что вплоть до появления печенегов в междуречье Дона и Днепра, венгры сохраняли союзнические отношения с хазарами. Византийский император отнюдь не благоволит хазарам, повсюду ищет их врагов, оценивает те или иные народы Восточной Европы с точки зрения их способности вести войну с хазарами. Его труд во многом носит злободневный политический характер, и призван научить его сына Романа управлению империей, в частности, правильному поведению с соседними “варварскими” народами. Его задача — показать реальную расстановку сил, назвать вероятных союзников и противников Византии. В этой связи трудно заподозрить, что Константин стал бы приписывать хазарам излишнее влияние и рассматривать в качестве их союзников тот народ, который уже практически сто лет (если следовать выводам К.Цукермана) враждовал с ними.
Даже после того, как венгры были изгнаны печенегами из Леведии в Ателькузу (вероятно, междуречье Днепра и Серета), они сохраняют, по крайней мере, номинально подчиненное по
13
ложение по отношению к хазарам. Судя по сообщению Константина Багрянородного, венгерские вожди, хотя и не выполняют буквально предписаний хазар по поводу выборов верховного владетеля и не утверждают предложенную хазарами кандидатуру, все же ведут переговоры очень лояльно и уважительно. В результате этих переговоров хазарские представители признают избрание Арпада (т.е. декларируют легитимность его власти с точки зрения правительства Хазарского каганата) “по обычаю “закану” хазар, подняв его на щите” (Константин Багрянородный, 1991, с. 159-163). Если бы венгры к этому времени уже враждовали с хазарами и даже вытеснили их из Днепро-Донского междуречья, на чем настаивает К.Цукерман, вряд ли такая ситуация была бы возможна.
Географическое расположение Саркела также противоречит идее о том, что он был построен для защиты от венгров, печенегов или каких-то иных кочевников (Флёров В.С., 2002, с. 151-168). Через Дон можно было переправиться и в другом месте, ниже или выше по течению. Для нападения на центральные хазарские владения или их столицу - Итиль кочевникам не нужно было делать такой крюк и отправляться на Волго-Донскую переволоку, которую и прикрывал Саркел. Собственно, как совершенно верно отметил В.С.Флёров, никакая крепость в степи не может быть помехой для противника, если она не защищается достаточно сильной и мобильной полевой армией (Флёров В.С., 2002, с. 156).
Сомнительно, чтобы Саркел был построен для защиты от Древнерусского государства. Во-первых, ко времени создания крепости, т.е. в 30 гг IX в. оно еще не оформилось как некая целостная политическая сила и территориальная единица с какими-то явно выраженными завоевательными устремлениями. Во-вторых, как уже отмечалось
выше, Саркел с его немногочисленным гарнизоном, состоявшим из “трехсот таксеотов” (Константин Багрянородный, 1991, с. 171), не был помехой на сухопутном пути с запада на восток, его легко было обойти с севера или с юга, что и доказал поход Святослава.
Очевидно, что Дон, как главная водная артерия региона, и Волго-Донская переволока были нужны тому противнику хазар, который передвигался по рекам, а именно, речным кочевникам (по выражению О.Й.Прицака) - варяго-ру-сам. Не случайно время постройки Саркела (между 829 и 842 гг) практически совпадает с сообщением Вертинских анналов (839 г) о проявлении политической активности народа рос в Восточной и Центральной Европе. Донской и Волго-Донской пути уже использовались в это время варяго-русами5. представлявшими опасность, как для населения каганата, так и для международной торговли, проходившей по его территории (Кембриджский аноним живописно рассказывает о борьбе с этой опасностью, которую вел хазарский полководец Песах). В таких условиях пограничная роль, а соответственно и степень самостоятельности алано-болгарского военизированного населения лесостепного Подонья только повышалась.
Одновременно быстрое развитие экономики региона, постепенная этнокультурная консолидация входивших в него разнородных групп населения, происходившая на фоне ослабления влияния Хазарского каганата в Восточной Европе, свидетельствуют о появлении возможностей для оформления в лесостепном Подонье-Придонечье независимого от Хазарии этнополитического образования. В силу внешних военно-политических причин тенденция эта не была реализована, и Северо-Западная Хазария прекращает свое существование.
5Ибн-Хордадбех сообщает: “Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей славян. Онн доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисип и мечи из самых отдаленных [окраин] страны славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума взимает с иих десятину. Если они отправляются по Танаису — реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу ... Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах ...’’(ИбнХордадбех, 1986, с. 124).
Эта же информация, но с дополнительными подробностями воспроизводится в “Книге стран” Ибн-ал-Факиха (X в.): “Что касается славянских купцов, то они возят меха лисиц и меха выдр из дальнейшего конца Славонии, для чего они отправляются к Румскому морю, где владетель Рума берет с них десятину; затем идут по морю к Самкушу-Еврею (Тмутаракань), после чего оии обращаются к Славонии. Потом они берут путь от Славянского моря, пока не приходят к Хазарскому рукаву, где владетель Хазарии берет с них десятину; затем они идут к Хазарскому морю по той реке которую называют Славянскою рекою. Часто же оии выходят в Джурджан, где продают все, что у иих есть, и все это попадает в Райю ...” (Гаркави А.Я., 1870, с.251).
Таким образом, в приведенных цитатах, как представляется, описан не одни, а два маршрута: 1) Днепр -Константинополь - проливы ?; 2) Днепр — Черное море - Крым - Керченский пролив и Тмутаракань — Дон -излучина Дона - Переволока - Волга — Каспийское море.
14
Дискуссионные моменты
Вопрос о том, каковы были эти военно-политические причины, пока не может быть решен однозначно. Высказывавшееся неоднократно мнение о том, что упадок Северо-Западной Хазарии необходимо связывать с нашествием печенегов, не находит убедительных подтверждений. Следы погромов, обнаруженные в Саркеле и на Правобережном Цимлянском городище, свидетельствуют о чьем-то нападении, но совсем не обязательно печенежском (скорее всего, древнерусском - Святослава). На собственно лесостепных памятниках в большинстве случаев таких погромов не было, и население покинуло их самостоятельно, по-видимому, в достаточно спокойных условиях. Это подтверждают опубликованные материалы, как Дмитриевского, так и
Маяцкого археологических комплексов (Плетнева С.А., 1989; Маяцкое городище, 1984; Афанасьев Г.Е., 1987ит.д.).
Не все ясно и с датой этого переселения. Хронология салтовских древностей пока не дает возможности точно ответить на этот вопрос. Вполне вероятно, что на части салтовских поселений жизнь сохранялась на протяжении всей 1-й пол.Х в., т.е. в условиях пребывания печенегов в междуречье Дона и Днепра. Выселение алано-болгар с территории Подонья следует связывать, скорее, с политической активностью древнерусских князей, на что, впрочем, неоднократно обращали внимание различные авторы, в частности, М.И.Артамонов, А.П.Новосельцев, Г.Е.Афанасьев и другие. Но эта проблема так же, как и поиски мест их дальнейшего пребывания, уже выходят за рамки настоящей работы.
Литература и архивные материалы
Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь.
Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001. Протоболгарские племена Подонья и Придонечья VIII-X вв.: Проблема поливариантности обряда и этноисторической интерпретации// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Афанасьев Г.Е., 1981. К вопросу о происхождении аланского варианта салтово-маяцкой культуры// Античные государства и варварский мир. Орджоникидзе.
Афанасьев Г.Е., 1987. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в VIII-X вв.// Археологические открытия на новостройках. Вып.2. М.
Афанасьев Г.Е., 1993. Донские аланы. М.
Бернштам А.П., 1946. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII вв. Л.
Васильевский В.Г., 1912. Житие Иоанна Готского// Труды. Т.2. Вып.2. СПб.
Гадло А.В., 1984. Северный Кавказ в IV-X вв.: проблемы этнической истории. Автореф. дис.... докт. ист. наук. М.
Гаркави А.Я., 1870. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб.
Голб Н., Прнцак О., 1997. Хазаро-еврейские документы X в. Москва; Иерусалим.
Голден П.Б., 1993. Государство и государственность у хазар: Власть хазарских каганов// Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти. М.
Ибн-ал-Асир, 1940. Тарих-ал-Камиль. Баку.
Ибн Хордадбех, 1986. Книга путей и стран/ Пер. с арабского Н.Велихановой. Баку.
Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русах Абу-Али Ахмеда Бен Омара ибн-Даста, 1869. СПб.
Калинина Т.М., 2000. Заметки о торговле в Восточной Европе по данным арабских ученых IX-X вв.// Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М.
Ковалевская В.Б., 1984. Кавказ и аланы. М.
Ковалевский А.П., 1956. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу. Харьков.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка. Л.
Коновалова И.Г., 1999. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М.
Коновалова И.Г., 2000. Пути сообщения в Восточной Европе по данным средневековых арабоперсидских авторов// Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М.
Константин Багрянородный, 1991. Об управлении империей. М.
Кузнецов В.А., 1964. Глиняные котлы Северного Кавказа// КСИА. Вып.99.
Ляпушкнн И.И., 1958. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне Дона// МИА. № 62.
Маяцкое городище, 1984. М.
15
Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков.
Михеев В.К., 1991.0 социальных отношениях у населения салтово-маяцкой культуры Подонья-Приазовья в VIII-X вв.// Археология славянского Юго-Востока. Воронеж.
Михеев В.К., Тортика А.А., 2001. Историческая география Хазарского каганата и экологически возможная численность кочевых хазар// Вестник Международного Соломонова университета. Сер: Иудаика. № 3. К.
Назаренко А.В., 2001. Древняя Русь на международных торговых путях. М.
Новосельцев А.П., 1990. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М.
Петрухин В.Я., 1995. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI вв. Смоленск.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам: салтово-маяцкая культура. М.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье: Дмитриевский археологический комплекс. М.
Плетнева С.А., 1999. Очерки хазарской археологии. Москва; Иерусалим.
Повесть временных лет, 1999/ Пер. Д.С.Лихачева; под ред. В.П.Адриановой-Перетц. СПб.
Рунич А.П., 1974. Новые данные по раннему средневековью Северного Кавказа// IV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Орджоникидзе.
Тортика А.А., 2002. Восточнославянские племена Днепровского Левобережья, Подонья-Придонечья в контексте хазарской истории: этнополитическая модель взаимоотношений// Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Тортика А.А., 2004. Династические браки как элемент внешней и внутренней политики Хазарского государства// Одиннадцатая ежегодная международная конференция по иудаике 3-5 февраля 2004 г. Иудеи и хазары. Археология. Тезисы докладов. М.
Флёров В.С., 1990. К вопросу о социальной дифференциации в Хазарском каганате// Вопросы этнической истории Волго-Донья в эпоху средневековья и проблема буртасов. Пенза.
Флёров В.С., 2002. Крепости Хазарии в долине нижнего Дона (этюд к теме фортификации)//Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Цукерман К., 1998. Венгры в стране Леведия: новая держава на границах Византии и Хазарии около 836-889 гг.// МАИЭТ. Вып.6.
Цукерман К. 2001. Хазары и Византия: первые контакты// МАИЭТ. Выл. 8.
Чнчуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения: Хронография Феофана, Бревиарий Никифора. М.
Якобсон А.Л., 1973. Крым в средние века. М.
Summary
A. A.Tortika (Kharkov, Ukraine)
NORTH-WESTERN KHAZARIA IN ARMY-POLITICAL SYSTEM OF KHAZAR CHAGANATE: ON STATEMENT OF PROBLEM
The place of north-Western Khazaria in the army-political system of the chaganate had been modifying from virtually complete subordinacy to the central power at the time of migration of the Alans from Northern Caucasus to the Don reaches in the 2nd half of the VIII c., till the formation of the relatively independent army-tribal structure by the middle-end of the IXth c. The degree of regional self-sufficiency and its independence on the power of the Khazars varied depending on the strengthening or weakening of the central government.
It can be assumed that the Alans-Bulgars living in the Don areas to a certain extent retained their tribal organization which facilitated governing this group of population and its use as frontier guards for the Khazars. On the other hand, those elements of inner self-sufficiency combined with the traditional method of political organization ensured the inner integrity of that population.
Rapid development of the regional economy, the ethno-cultural consolidation of its inhabitants occurring against a background of weakening the influence of Khazar chaganate in Eastern Europe is indicative of the emergence of the opportunities for the establishment of an independent ethno-political entity. However, this tendency was not actualized due to outer army-political reasons.
Статья поступила в редакцию в феврале 2004 г
16
ЗЛЛьвова
КЕМ БЫЛИ ЦАРЬ ИОСИФ И ЕГО ПРЕДКИ - БЕКАМИ ИЛИ КАГАНАМИ?
Посвящаю светлой памяти М.И.Артамонова и
О.А.Артамоновой-Полтавцевой
Интерес к проблеме о социальном статусе хазарского царя Иосифа и его предков возник у автора после знакомства с русским переводом булгарской летописи XIII в. Гази-Барадж тарихы, где даны жизнеописания хазарских каганов и беков - как тенгрианцев, так и иудаистов. В течение VIII-X вв. государством правили 14 каганов. Из беков названы только пять, бывших у власти в течение IX-X вв. (Бахши И., 1993, с.22-33,42-49,53-58,98,99; Львова З.А., 2001, с.40).
Встал вопрос о том, с кем их можно было бы сопоставить, и единственным интересным в этом отношении источником оказалось ответное письмо царя Иосифа еврейскому сановнику из Кордовы, потомку иерусалимской диаспоры в Испании, Хасдаю Ибн-Шафруту. В краткой редакции письма Иосифа перечислено 13, в пространной - 14 хазарских царей, правивших в течение IX-X вв. (Коковцов П.К., 1932, с.80,81,97,98). Но названные Иосифом хазарские цари с еврейскими именами и хазарские каганы и беки Гази-Барадж с тюркскими именами в большинстве случаев не сопоставимы. Однако сравнение этих двух источников все же возможно при условии, если мы будем знать, кем были царь Иосиф и его предки - каганами или беками.
Как известно, в Хазарском каганате было двоевластие. Глава государства - каган — со временем полностью утратил свою власть, которая перешла к лицу, занимавшему ранее второе место в государстве. Арабские авторы называли его Иша, Илк, Бак или Бек, византийцы - Пех (Хвольсон Д.А., 1869, с.16,55,56).
Согласно данным Ал-Истахрия, царь хазар (которого хазары называют “бек”) обладал неограниченной властью. Его свита достигала 4000 человек, он стоял во главе войска, составлявшего 12000 воинов. При царе было 7 судий. Источником доходов царя было взимание пошлины “на заставах на
сухих, морских и речных путях”. Обитатели городских кварталов и окрестностей доставляли ему необходимый провиант. И, наконец, как уже говорилось, Ал-Истахрий называет противостоящего кагану правителя хазар царем, и это соответствует (в русском переводе) тому титулу, которым величает царя Иосифа Хасдай Ибн-Шафрут (Караулов Н.А., 1901, с.43,44).
Все эти, а, возможно, и многие другие данные стали основанием для версии о том, что именно таким полновластным царем и был царь Иосиф. Его предки были беками. Но, согласно предлагаемой версии, они захватили власть в государстве, оттеснив кагана на задний план и закрепив за своими потомками право на ее наследование, стали называться не беками, а царями (Артамонов М.И., 1962, с.275,276,280). Но так ли это? Кем был в действительности царь Иосиф — беком или каганом?
Против того, что захвативших власть в государстве беков хазары стали со временем называть царями свидетельствуют, прежде всего, тексты Ибн-Даста и Ал-Истахрия, действительно называющих хазарского бека царем, но только от своего имени, подчеркивая при этом, что сами хазары называют этих правителей иша (Хвольсон Д.А., 1869, с. 16) или беками (Караулов Н.А., 1901, с.41).
Кроме того, переводимые на русский язык одним и тем же словом “царь” арабское слово Ал-Истахрия (малек?) и еврейское (хамелех1), с которым обращается к Иосифу сановник из Кордовы, должны были иметь разный смысл. И их перевод одним и тем же словом “царь” еще не дает права сопоставлять Иосифа с одним из всесильных беков, о которых пишут Ал-Истахрия и Ибн-Даста, называя их царями.
Еврейское слово “хамелех”, которым величает Иосифа Хасдай Ибн-Шафрут, означает знатное лицо очень высокого ранга, царь в полном смысле
1 Консультация была получена в Еврейском общинном центре Санкт-Петербурга, которому автор выражает свою благодарность. Слово “царь” русского перевода Ответного письма хазарского царя Иосифа в Пространной редакции (Коковцов П.К., 1932, с.89) было прочтено с иврита (Коковцов П.К., 1932, с.26) как “хамелех”.
этого слова. Этим словом называли царей Израиля и тех, кто в полной мере мог быть их продолжателями. Как видно из письма Хасдая Ибн-Шафрута, это - не официальный титул, с которым обращались к Иосифу хазары, а личное обращение (“мой царь”, “мой господин”) потомка угнетенной на чужбине еврейской диаспоры к знатному и почитаемому лицу Хазарского каганата, в котором иудаизм был господствующей религией.
“От меня, Хасдая, сына Исаака, сына Эзры, из потомков иерусалимской диаспоры в Сефараде (Испании), раба моего господина, царя, падающего ниц перед ним и склоняющегося из далекой страны по направлению к его высокому местопребыванию, радующегося его безопасности, радующегося его величию и покою, простирающего руки к небесам (в молитве), чтобы он долго жил и царствовал в Израиле. Кто я и что моя жизнь, чтобы я мог собрать силы начертать письмо к моему господину, царю, и обратиться к его почету и великолепию ...” (Коковцов П.К., 1932, с.54).
Хасдай Ибн-Шафрут жил в Кордове при халифе Абд-ал-Рахмане III (912-961), занимая в Халифате достаточно высокое положение. Через его руки проходила вся торговля страны, дары халифу от других государей и его ответные дары. Однако в чем-то самом важном он был постоянно ущемлен, сравнивая свое высокое положение с неволей, а себя - с рабом, у которого пробито ухо (Коковцов П.К., 1932, с.26,58-63). Поэтому Ибн-Шафрут был готов бросить все, что имел, пренебречь своим почетом, отказаться от своего сана и оставить свою семью, чтобы только прибыть к тому месту, где находится его господин, его царь (Иосиф), чтобы повидать его величие, его славу и высокое положение, чтобы найти место на земле, где никто не господствует над израильской диаспорой и не управляет ею (Коковцов П.К., 1932, с.66).
О какой неволе и о каком господстве над собою мог писать Иосифу всесильный и богатый сановник из Кордовы? Вероятно, имелось в виду ущемление не в силе и богатстве, а в знатности. В средневековом мусульманском государстве член еврейской диаспоры, даже всесильный и богатый, никогда не мог стать знатным - всеми почитаемым представителем своих предков и своей религии. Знатность, а не сила и богатство, была горькой и недосягаемой мечтой средневековой еврейской диаспоры. И царь Иосиф был для сановника из Кордовы олицетворением этой мечты.
Но некоторые данные позволяют думать, что такой фигурой, как царь Иосиф, в каганате был не всесильный бек, а каган. Прежде всего, бек и его дом не были опорой иудаизма. По свидетельству Гази-Барадж, бек был вынужден в своем сложном многонациональном государстве опираться то на
иудаистов, то на мусульман, то на язычников, смотря по обстоятельствам (Бахши И., 1993, с.49). Опорой еврейской диаспоры мог быть только полностью освобожденный от государственных дел каган. И именно каган, а не бек пользовался в государстве наивысшим почетом. В этом (и только в этом) отношении он был выше бека.
По данным Ал-Истахрия, бек (которого он называет царем) входил к кагану только в случае важного события и при входе к нему падал ниц на землю, и кланялся, а потом становился вдали, пока не разрешит каган ему приблизиться. И золотой трон, и балдахин были только у кагана, а его шатер и жилище были выше шатра и жилища бека. И выход кагана перед врагами, которые в ужасе перед его величием тотчас же обращались в бегство, и почитание его могилы говорят о том же (Караулов Н.А., 1901, с.53).
Другие данные также свидетельствуют о том, что царь Иосиф был не беком, а каганом. Прежде всего это касается того, как приходили к власти эти правители. Ал-Истахрия приводит на этот счет противоречивые данные. Он говорит о том, что кагана садит на престол бек, но в то же время подчеркивает, что каганом мог стать только человек очень знатного рода независимо от его материального положения. Приводится слышанный им рассказ о юноше, продававшем хлеб на рынке, который был единственным в государстве лицом, имевшим право наследовать власть кагана в случае его смерти, при условии, однако, если этот наследник исповедовал иудейскую религию (Караулов Н.А., 1901,с.53).
Булгарская летопись Гази-Барадж это противоречие разрешает. Согласно ее данным, власть хазарских каганов передавалась по наследству от отца к сыну на протяжении VIII-X вв. Но беки, действительно, низвергали с престола (и убивали) неугодных им каганов, однако, путем сложных интриг и не своими руками, сажая при этом на трон их сыновей, по-видимому, в чем-то для них более удобных. Так, летопись сообщает о том, что всесильный бек Ильяс убивает неугодного ему кагана Манаса, ставя вместо него его сына Исхака. Позднее и Исхак также был убит по инициативе другого бека - Арслана, посадившего на престол вместо него его сына Бакчуара (Бахши И., 1993, с.35, 49). А относительно того, что также по наследству стало передаваться и место узурпировавших государственную власть беков, не сообщает ни один из известных нам письменных источников, в том числе и Гази-Барадж. Приходящие к власти новые беки не называются ею сыновьями предыдущих беков. Так, в 870 г после смерти всесильного бека Ильяса к власти приходит Арслан, который назван сыном не Ильяса, а Чинавыза. А
18
сам Ильяс назван сыном Бураша, а не предыдущего бека Бургаса. Единственным беком, пришедшим к власти после своего отца, летопись называет сына Арслана Моджара (Бахши И., 1993, с.58). А относительно Арслана сказано также, что он “подобрался к каганскому престолу под маской друга кагана” (Бахши И., 1993, с.40,41,45). По-видимому, по закону беков действительно назначал на должность каган, как об этом сообщает Ибн-Хаукаль (Караулов Н.А., 1901, с.72). Однако, вероятно, это далеко не всегда соответствовало собственному желанию кагана.
Соответственно и сообщение царя Иосифа о передаче его предками власти по наследству свидетельствует о том, что он был не беком, а каганом, сохранившим при всем своем бесправии и наследственную власть, и почести. Более того, пространная редакция письма свидетельствует о том, что обычай передачи власти от отца к сыну существовал у предков Иосифа изначально (Коковцов П.К., 1932, с.98). А у всесильных беков, согласно рассматриваемой версии, наследственная власть должна была бы появиться сравнительно поздно (Артамонов М.И., 1962, с.275,276,280).
О том, что царь Иосиф был каганом, говорят и другие данные, в частности, описание его резиденции. Арабские писатели Ал-Истахрий, Эль-Балхи, Ибн-Фадлан, Ибн-Хаукаль свидетельствуют о том, что хазарский Итиль располагался на западном и восточном берегах реки (Караулов Н.А., 1901, с.41,45; Хвольсон Д.А., 1869, с.59, 60). Ал-Истахрий пишет, что в западной части города был дворец бека, и эта часть была полностью предоставлена и ему, и его войску, и истым хазарам. Судя по его описанию, эта часть города была достаточно большой - здесь размещались, кроме того, около 10 тысяч мусульман, 30 мечетей, базары, бани. Остальную часть города населяли иудеи. Восточная часть Итиля была предоставлена торговцам (Караулов Н.А., 1901, с.41,45).
По данным царя Иосифа, Итиль состоял не из двух, а из трех частей. Две из них были достаточно велики (50x50 и 8x8 фарсахов) и, вероятно, соответствовали описанным выше. Однако он сам со своими князьями, рабами, служителями и приближенными виночерпиями жил в третьей, меньшей части города. Здесь же размещались его поля, виноградники и все нужное для него. Эта часть была невелика - 3x3 фарсаха - и находилась на островке (Коковцов П.К., 1932, с. 102, 103). О трех частях Итиля пишет также и Масуди (Хвольсон Д.А., 1869, с.60). И описание этой третьей части города, занимающей островок, разительно отличается от описания западной части Итиля, где жил бек со свитой, охраной и войском.
И, наконец, в § 15 Книги о временах Иехуды Бен-Барзиллая рубежа XI-XII вв. царь Иосиф сын Аарона уже прямым текстом назван хазарским каганом (Коковцов П.К., 1932, с. 129).
Итак, приведенные данные говорят о том, что написавший ответное письмо сановнику из Кордовы Хасдаю Ибн-Шафруту царь Иосиф был не всесильным беком, которого хазары со временем стали называть царем, а каганом. А это дает возможность сопоставить и самого царя Иосифа, и перечисленных им царей с хазарскими каганами IX-X вв. (табл.1), о которых пишет булгарская летопись XIII в. (1229-1246) Гази-Барадж тарихы (Бахши И., 1993).
Летопись Гази-Барадж входит в состав свода, составленного в 1680 г по повелению сеида Джаг-фара секретарем его канцелярии Бахши Иманом. По данным последнего владельца русского перевода свода Джагфара Ф.Г.-Х.Нурутдинова, он был написан на булгарском тюрки арабским шрифтом, но пропал в 30 гг XX в. во время кампании по переводу мусульманских народов на кириллический алфавит. Нам известно, что она сопровождалась изъятием текстов, написанных этим шрифтом, и репрессиями их владельцев. Однако в кон.ЗО гг дяде Ф.Г.-Х.Нурутдинова И.М.-К.Нигматуллину удалось перевести на русский язык и тем самым спасти несколько древних текстов, в том числе и свод Джагфара. Ав 1993 гФ.Г.-Х.Нурутди-нов смог опубликовать сохранившуюся часть русского перевода свода Джагфара в Оренбурге и Казани (Бахши И., 1993, с.5,6).
Кульминацией темы является то, что в текстах летописи Гази-Барадж автор вычленила и суммировала данные о жизни и правлении хазарского царя Иосифа - известного адресата Хасдая Ибн-Шафрута. Однако это удалось далеко не сразу, так как данные о жизни и правлении кагана Юсуфа, который отождествляется с Иосифом, отрывочны и немногочисленны и перемежаются в тексте с описанием других событий. Поэтому в первой публикации автора, где перечислены хазарские каганы VIII-X вв., Юсуф не указан. Назван только его брат-близнец Алан (925-944 гг) (Львова З.А., 2001, с.40), хотя на троне в это время правили попеременно и Алан (ок.918-925,943 гг) и Юсуф (925-943,944 гг).
О возможности отождествления с царем Иосифом кагана Юсуфа говорит не только его имя - Юсуф-Иосиф, но и даты его правления. В тексте Кембриджского документа сообщается о том, что Иосиф царствовал во времена императора Романа в период преследования им евреев (Коковцов П.К., 1932, с. 117, 118). А этот период принято датировать 932-941 гг (Артамонов М.И., 1962, с.472). Основываясь на этих данных, О.При-
19
Табл.1. Хазарские цари, беки и каганы по письменным источникам
Ответное письмо царя Иосифа. Краткая редакция	Ответное письмо царя Иосифа. Пространная редакция	Летопись Гази-Барадж тарихы			
Хазарские цари	Хазарские цари	Хазарские каганы из рода Калги		Хазарские каганы из рода Кабана	Хазарские беки
		Калга - сын Алып-Бия (третья четверть VII в. -погиб не позднее 668 г)			
				Кабан - сын Уруса (со времени после 668 г до смерти, после 690 г)	
		Айбат, его сын (со времени после 690 года до 730/31 г)			
				Кук-Куян, его сын (732/33 г - до смерти, после 745 г)	
		Барджиль, его сын, был усыновлен убийцей отца Кук-Куяном (после 745 - 759 гг)			
Булан	Булан	Булан, его сын (761-806 гг)			
Обадья, из сыновей его сыновей	Обадья, из сыновей его сыновей	Бен Амин, СЫН Булана	Братья (806 - до начала 30-х ГОДОВ IX в.		
Изекия, его сын	Изекия, его сын				
Манассия, его сын	Манассия, его сын				
Ханукка, брат Обадьи	Ханукка, брат Обадьи	Карак, сын Булана			
Исаак, его сын	Исаак, его сын			У рус, правнук Кук-Куяна (нач.30-х гг -840 г)	
Завулон, его сын	Завулон, его сын				
Манассия, его сын	Моисей, его сын	Манас, его сын (840-858 гг)			(840-870 гг) иудаисты Буртас, Ильяс, сын Бураша
Нисси, его сын	Нисси, его сын				
	Аарон, его сын	Исхак, его сын (858-880 гг)			
Менахем, его сын	Менахем, его сын	Бакчуар, его сын (880гг-ок.918 г)			(870-921 гг) Арслан, сын Чинавыза из рода Кабана
Вениамин, его сын	Вениамин, его сын				
Аарон, его сын	Аарон, его сын	Алан, сын Бакчуара (918-925 гг, 943 г)	Братья-близнецы		(921-943 гг) Моджар, сын Арслана из рода Кабана
Иосиф, его сын	Иосиф, его сын	Юсуф, сын Бакчуара(925-943 гг, 944 г)			
				Угез-бек, сын бека Моджара и дочери хана туркменского Курука (944-966 гг)	(944-966 гг) Кубар, внук туркменского хана Курука и двоюродный брат Угез-бека, сына Моджара
20
цак датирует царствование Иосифа 920-960 гг (Голб Н., Прицак О., 1997, с. 163). Однако годы правления Юсуфа совпадают с годами реформ Романа значительно точнее (925-943,944 гг).
По данным Гази-Барадж, Юсуф был праправнуком кагана Карака из рода Калги, правнуком его сына Манаса (840-858 гг), внуком Исхака (858-880 гг) и сыном Бакчуара (880 гг - ок.918 г). Однако он был не единственным наследником Бакчуара, так как у Юсуфа был брат-близнец Алан (Бахши И., 1993, с.22-90; Львова З.А., 2001, с.39-40). Братья были наследниками, а потом каганами Хазарии в период правления всесильного бека Арслана (870-921 гг) и его сына бека Моджара (921 -943 гг) - единственного названного в летописи бека, оказавшегося у власти после смерти своего отца, однако, не по законному праву, а по стечению обстоятельств (Бахши И., 1993, с.584; Львова З.А., 2001, с.40).
Первое упоминание об Юсуфе относится ко времени, когда братья были еще наследниками. Арслан призвал их к себе и заявил: “Вы - братья-близнецы, и я могу незаметно для всех заменять Вас на престоле и вообще делать с вами все, что захочу. Так что служите мне верно, иначе в лучшем случае сгниете заживо в зиндане” (Бахши И., 1993, с.56).
Второе упоминание об Юсуфе также относится ко времени, когда он был еще наследником. Около 912 г были военные столкновения хазар и их союзников с булгарами. Наследнику Юсуфу было поручено охранять пленных — дочь и сына хана Кара-Булгара Алмьппа в Поднепровье - Зухру и Мала. Во время боя Юсуф бежал с пленными в Итиль. Другой наследник - Алан — попытался оказать сопротивление врагам, но попал в плен (Бахши И., 1993, с.48,53,54). Однако в 918 г бек Арслан произвел обмен пленных, и Алан был освобожден (Бахши И., 1993, с.56).
Можно думать, что примерно в это же время он был посажен Арсланом на каганский престол. Но в 921 г бургасское и куманское войско Хазарии восстало и свергло Арслана, поставив на место бека его сына Моджара. Потеряв власть, Арслан бежал в Семендер к бурджанам, но город был взят, и Арслан убит (Бахши И., 1993, с.58). Вскоре после этого -после похода Хума в 925 г - Алан был низвергнут с каганского престола и с сыном-мусульманином Даудом бежал в Булгар в Банджу, а каганским троном с помощью Кара-Булгар Поднепровья завла
дел Юсуф (Бахши И., 1993, с.83). Но в 943 г под ударами Хума пал Итиль, был убит бек Моджар, и Юсуф бежал к куманам, а Алан с помощью итильских баджанаков снова воссел на каганский трон (Бахши И., 1993, с.62). Однако ненадолго — в 944 г троном снова завладел Юсуф. Боясь нового переворота, Юсуф с помощью куманов стал убивать всех возможных претендентов на каганский престол. Тогда же был убит и знатный мусульманин Мухтасар - сын бека Моджара и побратим Алана, а Юсуф завладел его женой и дочерью (Бахши И., 1993, с.86, 93). Это вызвало негодование хазарских буртасов и бурджан2. И тогда Саманиды, опасаясь присоединения Хазарии к Булгарии, в 944 г сделали каганом своего ставленника - сына Моджара Угез-бека (переводчик Гази-Барадж считает возможным в дальнейшем называть его Узбеком) (Бахши И., 1993, с.86).
Непрерывное правление от отца к сыну потомков Булана, которых перечисляет царь Иосиф, то есть каганов из рода Калги, о которых пишет Гази-Барадж, прервалось. Вступивший на престол в 944 г и бежавший под натиском Святослава в 965 г вначале в Хорасан, а потом в Бухару Угез-бек принадлежал ко второму претендовавшему на престол каганскому роду - к роду Кабана. Юсуф же с остававшимся в Итиле князем Малом бежал на Днепр в Кара-Булгар, в Хорысдан. В Хорысдане, где утвердился Мал, у него произошли столкновения с Угырем, требовавшим с него тройной дани, из-за чего он и был убит. Овдовевшая Ульджай двинулась с войском на Хорысдан, и Мал с Юсуфом были взяты в плен и привезены в Баппу (Киев), где их постигла, однако, разная судьба. Юсуф был посажен в темницу, а эмира Мала с челядью разместили во Дворе его отца Алмыша и велели быть истопником в бане Ульджай .... После этого Ульджай сделала его первым урусским беком и окружила величайшим почетом (Бахши И., 1993, с.86,87). То, что события, связанные с жизнью Юсуфа в Поднепровье уже после 944 г, перекликаются с сообщениями Повести временных лет 945 г, касающимися Игоря, Ольги и Мала (Повесть временных лет, 1950, с.39,40), так же, как и то, что годы правления Юсуфа (925-943, 944 гг) почти совпадают с годами реформ Романа (932-941 гг), косвенно подтверждают достоверность Гази-Барадж, по крайней мере, в той ее части, которая касается правления кагана Юсуфа - предполагаемого царя Иосифа. Таким образом, текст Гази-
2 Согласно текстам Гази-Барадж, по существовавшим обычаям дети убитого становились детьми и наследниками убийцы. Так каган Кук-Куян, убив кагана Айбата, усыновил его сына Барджиля, и в 745 г Барджиль восходит иа каганский престол как его сыи (Бахши И., 1993, с.23,25). Однако, Юсуф стал преследовать дочь убитого им “хакан-муслима” Мухтасара красавицу Айсылу, и это вызвало особый гнев его противников, так как после убийства ее отца она механически стала дочерью Юсуфа.
21
Барадж изобилует данными о полной взлетов и падений жизни Юсуфа (Иосифа), начиная с того времени, когда он был еще наследником, и кончая его смертью на чужбине в темнице.
В тексте летописи описаны не только исторические события, но и личная жизнь и Юсуфа, и его близких, и дальнейшая судьба Мала при дворе Ульджай, и жизнь дочери убитого Юсуфом “хакан-муслима” Мухтасара — Айсылу, и то, как Юсуф проиграл ее в шахматы, и ее счастливое замужество (Бахши И., 1993, с.87,88,92-94). Однако особый интерес представляют не живые эпические повествования, а отдельные отрывочные данные, говорящие о политической ситуации в каганате в сер.Х в. и о постепенном распространении в государстве новой религии. Если переписка Иосифа с Хасдаем Ибн-Шафрутом рисует славу и могущество Иосифа и позволяет думать, что на период его правления падает самый пик господства в каганате иудаизма, то данные Гази-Барадж рисуют начавшийся в это время незаметный инкубационный период распространения мусульманства. Также описано в более ранних главах летописи и становление иудаизма, у которого тоже был ранний, инкубационный период. Проследить эти глобальные процессы замены одной религии другою в значительной степени помогает подробное изложение событий, сопровождаемое подчас казалось бы излишними нагромождениями и отдельных имен, и целых родословных, и названий многочисленных племен.
Однако эти данные дают представление о политической ситуации в Хазарском каганате сер.Х в., по-видимому, во многом зависящей от вероисповедания и целых племен, и правящих родов, и отдельных правителей. Так, во время захвата власти разными правителями их поддерживали разные народы: Юсуфа - буртасы и куманы, Арслана и Алана - те же буртасы, а также бурджане и баджанаки. Особый интерес в этом отношении представляет правивший в тот период, когда Юсуф и Алан были еще наследниками, и поставивший на каганский престол Алана всесильный бек Арслан (870-921 гг). В отличие от Юсуфа и Алана, Арслан принадлежал ко второму каган-скому роду, к роду Кабана, в котором никогда не было иудаистов, и который всегда защищал мусульман (Бахши И., 1993, с.58). К этому же роду принадлежал и прорвавшийся к власти в самый разгар гражданской войны в Хазарии каган Урус, известный своим противостоянием иудаизму и постройкой в 834 г крепости Саркел (Бахши И., 1993, с.27-33; ЛьвоваЗ.А.,2001,с.37-41).
Характерным для политики Арслана было то, что он признал себя вассалом Саманидов (Бахши И., 1993, с.55, 56) и вызволил из плена, и продвинул на каганский престол Алана, которого всегда предпочитал “коварному и ненадежному” Юсуфу. Характерно и то, что свергнутый своим сыном Моджаром в 921 г, Арслан бежал к мусульманам в Семендер, где временно нашел надежное укрытие. А бежавший в тот же Семендер в нач.1Х в. каган Карак из рода Калги вместе с сыновьями-иудаистами был изрублен на куски (спасти удалось только малолетнего Манаса) (Бахши И., 1993, с.32).
Ставленник Арслана и брат Юсуфа Алан также придерживался мусульманской ориентации. Сам принять мусульманство он, по-видимому, не мог, иначе он бы потерял право наследовать каганский престол. Но он был побратимом мусульманина Мухтасара, а его сын Дауд сам был мусульманином (Бахши И., 1993, с.83, 86).
Существенно и то, что низвергнутый с престола Алан бежал к мусульманам на Волгу, в Булгар (Бахши И., 1993, с.83).
Интересно и другое. Придя к власти в 944 г, Юсуф расправляется с возможными претендентами на каганский престол, и среди них оказывается мусульманин^) Мухтасар, которого его дочь называет “хакан-муслим”, что, вероятно, означает его право на каганский престол. Писавший около 930 г Ал-Истахрий сообщает, что наследовать каганский престол имел право только знатный иудаист (Караулов Н.А., 1901, с.53). Как же должна была измениться политическая ситуация, если уже в 944 г претендентом на престол назван мусульманин!
И, наконец, сменивший на престоле Юсуфа в 944 г ставленник Саманидов Угез-бек оказывается братом убитого Юсуфом “хакан-муслим” Мухтасара и, как и он, сыном Моджара из рода Кабана.
Таким образом, на всем протяжении VIII-X вв. шла непрерывная борьба за власть двух каган-ских родов3 - исповедовавшего иудаизм рода Калги и тенгрианского рода Кабана. И ставленником Саманидов оказывается не случайное лицо, а наследник каганского престола из рода Кабана, придерживавшийся мусульманской ориентации Угез-бек.
Итак, исламизация Хазарского каганата началась задолго до официального принятия мусульманства и завоевания Хазарии Хорезмом в кон.Х в. (Артамонов М.И., 1962, с.433-435). Каган Юсуф (Иосиф) был последним каганом-иудаи
3 Вероятно, род Кабана принадлежал легендарному тюркскому роду Ашина (Артамонов М.И., 1962, с.103, 104, 170, 171; Гумилев Л.Н., 1967, с.22, 24, 66).
22
стом, уже не игравшим в своем государстве значительной роли, но, судя по его переписке с сановником из Кордовы Хасдаем Ибн-Шафрутом, бывший опорой и поддержкой еврейской диаспоры в других государствах. В отличие от своих мусульманских соперников в борьбе за трон Юсуф опирался не на Саманидов и не на Булгары, а на язычников Поднепровья, вероятно, рассчитывая со временем распространить здесь религию своих предков. А данные летописи Гази-Барадж позволяют воссоздать ту непростую политическую обстановку, в которой он правил, и делают понятной одну из фраз его ответного письма Хасдаю Ибн-Шафруту, видимо, написанного в период временного затишья в государстве: “Я живу внутри островка. Мои поля и виноградники и все нужное мне находится на островке. С помощью Бога всемогущего, я живу спокойно ...” (Коковцов П.К., 1932, с. 103).
Что касается попыток отождествления других названных Иосифом хазарских царей с другими каганами Гази-Барадж, то это представляет
известные трудности. Количество правивших от Булана до Иосифа (Юсуфа) каганов в текстах письма царя Иосифа и летописи Гази-Барадж не совпадает. Кроме того, как уже упоминалось, Иосиф называет еврейские, а Гази-Барадж — тюркские имена правителей. Сопоставить можно только двух лиц, которых оба текста называют братьями. Это — Обадья и его брат Ханукка из письма царя Иосифа и Бен-Амина и его брат Карак, которых называет Гази-Барадж.
Интересно, что согласно тексту письма царя Иосифа, его предки и он сам восходят к роду не реформатора Обадьи, а его брата Ханукки (Коковцов П.К., 1932, с.80, 97). А по данным Гази-Барад, отождествляемый с Иосифом Юсуф и его предки восходят к роду Карака. Соответственно с “укрепившим царство и поправившим веру” Обадьей можно было бы сопоставить брата Карака—убитого им кагана Бен-Амина (Бахши И., 1993, с.28,32) (см. табл. 1). Однако данная тема выходит за рамки статьи и будет рассмотрена в других работах.
Литература и архивные материалы
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Бахши И., 1993. Джагфар тарихы. Том I. Свод булгарских летописей 1680 г./ Под ред Ф.Г.-Х.Нурутдинова.
Русский перевод И.М.-К.Нигматуллина. Оренбург.
Голб Н., Прицак О., 1997. Хазарско-еврейские документы X в./ Науч, ред., послесловие и комментарии В.Я.Петрухина. Москва; Иерусалим.
Гумилев Л.Н., 1967. Древние тюрки. М.
Караулов Н.А., 1901. Сведения арабских географов IX и X веков по Р.Хр. о Кавказе, Армении и
Азербайджане. 1. Ал-Истахрий. Тифлис.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л.
Львова З.А., 2001. К вопросу о возможных причинах постройки крепости Саркел// Отделу археологии Восточной Европы и Сибири 70 лет. Тез. науч. конф. СПб.
Повесть временных лет, 1950.4.1. Подготовка текста Д.С.Лихачева. Перевод: Д.С.Лихачев, Б.А.Романов. Редактор В.П.Адрианова-Перетц. М.; Л.
Хвольсон Д.А., 1869. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда Бен Омар Ибн-Даста. СПб.
Summaiy
Z.A.Lvova (St.Petersburg, Russia)
WHO WERE TSAR JOSEPH AND HIS ANCESTORS - BEGS OR CHAGANS?
The paper raises a question as to who was the Khazar tsar Joseph ruling in the period of prosecution of the Jews in Byzantia (932-941) and known for his correspondence with a dignitary from Cordoba whose name was Khasdai Ibn-Shafrut. The given data indicate that Joseph was not a mighty beg, as has been so far believed, but a chagan. This assumption permitted Joseph’s comparison with one of 14 Khazar chagans described in the Bulgar chronicle “Gazi-Baradj Tarihy” (XIII c.) yielding the evidence of his life and ruling
23
that was unknown earlier. Joseph is identified as chagan Yusuf who ruled within the period of 925-943,944. In 944 he was dethroned by Ugez-beg, the placeman of the Samanids, and fled to the Dnieper where he was imprisoned.
Статья поступила в редакцию в феврале 2004 г
1А
НАЛифанов
К ВОПРОСАМ ПЕРИОДИЗАЦИИ И ХРОНОЛОГИИ ПАМЯТНИКОВ НОВИНКОВСКОГО ТИПА
Археологические памятники Самарской Луки эпохи раннего средневековья, известные под общим наименованием “памятников новин-ковского типа”, представляют собой курганногрунтовые могильники, локализованные на сравнительно небольшой территории у южной подошвы Жигулевских гор.
Исследования новинковских памятников, начатые Г.И.Матвеевой в 1970 гг, были продолжены многими ее учениками и стали одним из приоритетных направлений в средневековой археологии Самарского Поволжья. Вышедшие за прошедшие годы монографии Г.И.Матвеевой (Матвеева Г.И., 1997), Р.С.Багаутдинова, А.В.Бо-гачева, С.Э.Зубова (Багаутдинов Р.С. и др., 1998), А.В.Богачева (Богачев А.В., 1998), а также публиковавшиеся ранее статьи этих и иных авторов (Багаутдинов Р.С., 1995; Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993; Богачев А.В., Мышкин В.Н., 1995; Богачев А.В. и др., 1996; Бражник О.И. и др., 2000; Васильев И.Б., Матвеева Г.И., 1986; Матвеева Г.И., 1975; 1995а; 19956; Рутто Н.Г., 1975; Седова М.С., 1995; Сташен-ковД.А., 1995а; 19956; 2001) содержат исчерпывающую информацию по материалам полевых исследований подавляющего большинства новинковских памятников.
Хронологическая проблематика является одной из наиболее активно разрабатываемых тем в изучении могильников новинковского типа. Г.И.Матвеева и А.В.Богачев, посвятившие ей специальные экскурсы в своих монографиях, опирались при этом, главным образом, на детали поясной гарнитуры. Оба исследователя выделили три этапа существования новинковских памятников, не совпадающих друг с другом содержательно.
Так, по Г.И.Матвеевой, к первой хронологи
ческой группе новинковских погребений относятся комплексы с деталями “геральдических” поясов, датируемые ею кон. 2-й пол.VII в. Вторая хронологическая группа объединяет комплексы 1-й пол.УШ в. с поясными наборами “неволинского” типа. Погребения третьей группы, судя по умолчанию автора, не отличаются своеобразием поясных гарнитур и отделяются от второй наличием гончарных салтовских кувшинов, датируясь по этому признаку 2-й пол.УШ в. (Матвеева Г.И., 1997, с.85-88).
А.В.Богачевым ранние новинковские комплексы разнесены по двум хронологическим этапам: по его терминологии, “Зиновьевекому” и “перещепинско-шиловскому”. При этом погребения обоих этапов оказываются синхронными (2-я пол.УП в.) (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 153, 162), и, более того, одни и те же комплексы -Брусяны II2/11 и Брусяны IV 2/1 - причисляются то к одному (с. 151), то к другому (с. 156) этапу. “Зиновьевский” и “шиловский” хронологические этапы в новинковских материалах фактически неразделимы1 2.
Следующий за “шиловским” “брусянский” этап в ранней работе А.В.Богачева датируется кон.УП- 1-й пол.УШ в. (Богачев А.В., 1992, с. 156, 159,160), в более поздней - растягивается на весь VIII в. (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 162-164). При этом автор указывает на серьезные изменения в культуре новинковского населения, произошедшие в середине этого столетия (с. 165).
К раннему этапу существования новинковских могильников, вслед за Г.И.Матвеевой и А.В.Бо-гачевым, следует отнести детали поясов из Новинок II 7/1 (рис.1, //, 12), Брусян II 2/1 (рис.1, 8-10), Брусян IV 2/1 (рис.1, 1-7)3. Также к этому этапу,
1 Арабские цифры, разделенные косой чертой, означают номера курганов/погребений.
2 Выделение А.В.Богачевым особого хронологического “горизонта Перещепина-Шиловка” уже вызвало критику (Гавритухин И.О., 2000, с.28-31; Комар А.В., 20016, с.22-23, 28; Флёрова В.Е., 2001, с.171).
’ Помимо них, в первую хронологическую группу Г.И.Матвеева включила погребение Новинки II 4/2, в инвентарь которого входила калачиковидная серьга, датируемая временем не позднее VII в. (Богачев А.В.. 1996, с.101, 104; Матвеева Г.И., 1997, с.85; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.166). Данное захоронение, однако, являлось впускным (Матвеева Г.И., 1997, с. 16), что однозначно свидетельствует о его достаточно поздней хронологической позиции. Ныне допускается возможность бытования подобных серег и в VIII в. (История ..., 2000, с.204).
очевидно, относится и пряжка из Шелехмети П 11/44 (рис. 1,13). Однако предлагаемая исследователями датировка данных комплексов сер. - 2-я пол.VII в. выглядит излишне заниженной.
Так, наконечники поясов из Брусян II2/1 близки по форме находкам с территории Карпатской котловины не только среднеаварского, на что указывал А.В.Богачев (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 152), но и позднеаварского периодов (Балинт Ч., 1995, табл.З, 10, 11). Цветочный орнамент этих наконечников, а также четырехлепестковые бляшки из Брусян IV 2/1 имеют аналогии в Вознесенке (Амброз А.К., 1981, рис.4а, 34-3 7) и п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 12-14). Наиболее вероятной датой для последних комплексов представляется кон.VII - 1-я пол.VIII в. (Амброз А.К., 1981, с.19-20; Абрамова М.П., 1982, с.145).
Золотая серьга из п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 2) является ближайшей аналогией серьгам из Шелехмети II 11/4 (Лифанов Н.А., 2001, с.166-167, рис. 1,2). Серьга с пирамидкой из шариков из Брусян II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬ, 24), судя по аналогиям из могильников Крыма и Северо-Восточного Причерноморья (Айбабин А.И., 2003, табл.39, 9, 12, 13; Гавритухин И.О., Пьянков А.В., 2003, табл.73, 16), может быть датирована кон.VII - 1-й пол .VIII в.
Вещи “агафоновского” облика, которые можно было бы отнести к VII в., в новинковских материалах представлены лишь в двух комплексах: Брусяны IV 2/1 и Новинки II7/1. При этом в первом из них подобная пряжка входила в набор с уже упомянутыми “Вознесенскими” четырехлепестковыми накладками. Наконечники же из Новинок II 7/1 вряд ли могут служить решающим аргументом для удревнения новинковских могильников, тем более, что в качестве верхней даты “геральдического” периода для региона Поволжья и Приуралья допускается рубеж VII-VIII вв. и даже 1-я пол.VIII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.89). Именно этим периодом, на наш взгляд, резонно датировать ранние новинков-ские комплексы.
Ко второй и третьей хронологическим группам, по Г.И.Матвеевой (“брусянскому” этапу, по А.В.Богачеву), относятся погребения с пояса
ми из Брусян П 6/1 (рис.1,44), 13/1 (рис. 1,49), 14/4 (рис. 1, 78, 79), 22/4 (рис. 1,20-24), 34/2 (рис. 1,96-100); Брусян II одиночный курган/2 (рис.1, 51-55); Брусян III 1/1 (рис.1,83, 84); Малой Рязани I 5/3 (рис.1, 74-77); Новинок II 8/5 (рис.1,27-31), 8/6 (рис.1, 46-48), 13/2 (рис.1,32-36), 14/3 (рис. 1,17-19); Осиновки III 7/1 (рис.1,82). Сюда же, судя по характерным для данных гарнитур формам и декору, следует также причислить детали поясов из Брусян II 7/2 (рис.1,45)5; Новинки 17/1 (рис.1, 40-42), 7/“жертвенник” (рис.1, 37-39), он эволюционировал: появлялись новые детали, изменялись отдельные элементы существующих. К периодизации внутри “брусянского” этапа вплотную подошел А.В.Богачев, ограничившись, впрочем, датировкой отдельных комплексов.
Среди “брусянских” поясных наборов выделяются три группы, различающиеся особенностями конструкции и декора составляющих их деталей. Первая из них - так называемые “нево-линские” (“демёнковские”) пояса, включающие шарнирные пряжки, накладки и наконечники ремней, декорированные растительным (реже -зооморфным) орнаментом. В рассматриваемых материалах данная группа является наиболее многочисленной, в ней выделяются как минимум три подгруппы.
Подгруппу а) “неволинских” поясов составляют наборы из Новинок II 14/3 (рис.1, 17-19) и Брусян II22/4 (рис.1, 20-24), характеризующиеся декором в виде пальметты и шарнирными овальнорамчатыми пряжками. В подгруппе б) данные признаки дополняются новыми орнаментальными мотивами: сердцевидными и асимметричными завитками и изображениями животных, а также шарнирными накладками и наконечником ремня, пряжкой с трапециевидной рамкой - Новинки 17/“жертвенник” (рис.1,37-39); Новинки II 8/5 (рис.1, 27-31), 13/2 (рис.1, 32-36); Брусяны II 7/2 (рис.1, 45). “Неволинская” подгруппа в) отличается от предыдущей не шарнирными, а цельнолитыми пряжками, пальметтообразный орнамент в ней стилизован — Брусяны II14/4 (рис. 1, 78, 79); Малая Рязань 15/3 (рис. 1, 74-77).
Начальной датой “неволинских” поясов в Восточной Европе считается кон.VII - нач.УШ в.
4 Датировка шелехметского комплекса проведена по содержавшимся в нем деталям конской упряжи и серьгам (Бражник О.И. и др., 2000. с.192-193; Лифанов Н.А., 2001, с.166-167).
5 Данная находка входила в состав ожерелья, положенного в могилу девочки-подростка (Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993, с.28; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 195), и была интерпретирована авторами публикации как подвеска-амулет (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.98). Однако использование ее в этом качестве было, очевидно, вторичным: детали поясов подобной формы встречены в комплексах VIH в. самых различных регионов (Мажитов Н.А., 1977, табл.1,226; Ковалевская В.Б., 1990, рис.З, 54, 61; ГолдинаРД., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХУ, 26-29,31-32; Комар А.В., 20016, рис.1, 46).
26
очевидно, относится и пряжка из Шелехмети П 11/44 (рис. 1,13). Однако предлагаемая исследователями датировка данных комплексов сер. - 2-я пол.VII в. выглядит излишне заниженной.
Так, наконечники поясов из Брусян II2/1 близки по форме находкам с территории Карпатской котловины не только среднеаварского, на что указывал А.В.Богачев (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 152), но и позднеаварского периодов (Балинт Ч., 1995, табл.З, 10, 11). Цветочный орнамент этих наконечников, а также четырехлепестковые бляшки из Брусян IV 2/1 имеют аналогии в Вознесенке (Амброз А.К., 1981, рис.4а, 34-3 7) и п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 12-14). Наиболее вероятной датой для последних комплексов представляется кон.VII - 1-я пол.VIII в. (Амброз А.К., 1981, с.19-20; Абрамова М.П., 1982, с.145).
Золотая серьга из п.5 Директорской Горки (Абрамова М.П., 1982, рис.З, 2) является ближайшей аналогией серьгам из Шелехмети II 11/4 (Лифанов Н.А., 2001, с.166-167, рис. 1,2). Серьга с пирамидкой из шариков из Брусян II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬ, 24), судя по аналогиям из могильников Крыма и Северо-Восточного Причерноморья (Айбабин А.И., 2003, табл.39, 9, 12, 13; Гавритухин И.О., Пьянков А.В., 2003, табл.73, 16), может быть датирована кон.VII - 1-й пол .VIII в.
Вещи “агафоновского” облика, которые можно было бы отнести к VII в., в новинковских материалах представлены лишь в двух комплексах: Брусяны IV 2/1 и Новинки II7/1. При этом в первом из них подобная пряжка входила в набор с уже упомянутыми “Вознесенскими” четырехлепестковыми накладками. Наконечники же из Новинок II 7/1 вряд ли могут служить решающим аргументом для удревнения новинковских могильников, тем более, что в качестве верхней даты “геральдического” периода для региона Поволжья и Приуралья допускается рубеж VII-VIII вв. и даже 1-я пол.VIII в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.89). Именно этим периодом, на наш взгляд, резонно датировать ранние новинков-ские комплексы.
Ко второй и третьей хронологическим группам, по Г.И.Матвеевой (“брусянскому” этапу, по А.В.Богачеву), относятся погребения с пояса
ми из Брусян П 6/1 (рис.1,44), 13/1 (рис. 1,49), 14/4 (рис. 1, 78, 79), 22/4 (рис. 1,20-24), 34/2 (рис. 1,96-100); Брусян II одиночный курган/2 (рис.1, 51-55); Брусян III 1/1 (рис.1,83, 84); Малой Рязани I 5/3 (рис.1, 74-77); Новинок II 8/5 (рис.1,27-31), 8/6 (рис.1, 46-48), 13/2 (рис.1,32-36), 14/3 (рис. 1,17-19); Осиновки III 7/1 (рис.1,82). Сюда же, судя по характерным для данных гарнитур формам и декору, следует также причислить детали поясов из Брусян II 7/2 (рис.1,45)5; Новинки 17/1 (рис.1, 40-42), 7/“жертвенник” (рис.1, 37-39), он эволюционировал: появлялись новые детали, изменялись отдельные элементы существующих. К периодизации внутри “брусянского” этапа вплотную подошел А.В.Богачев, ограничившись, впрочем, датировкой отдельных комплексов.
Среди “брусянских” поясных наборов выделяются три группы, различающиеся особенностями конструкции и декора составляющих их деталей. Первая из них - так называемые “нево-линские” (“демёнковские”) пояса, включающие шарнирные пряжки, накладки и наконечники ремней, декорированные растительным (реже -зооморфным) орнаментом. В рассматриваемых материалах данная группа является наиболее многочисленной, в ней выделяются как минимум три подгруппы.
Подгруппу а) “неволинских” поясов составляют наборы из Новинок II 14/3 (рис.1, 17-19) и Брусян II22/4 (рис.1, 20-24), характеризующиеся декором в виде пальметты и шарнирными овальнорамчатыми пряжками. В подгруппе б) данные признаки дополняются новыми орнаментальными мотивами: сердцевидными и асимметричными завитками и изображениями животных, а также шарнирными накладками и наконечником ремня, пряжкой с трапециевидной рамкой - Новинки 17/“жертвенник” (рис.1,37-39); Новинки II 8/5 (рис.1, 27-31), 13/2 (рис.1, 32-36); Брусяны II 7/2 (рис.1, 45). “Неволинская” подгруппа в) отличается от предыдущей не шарнирными, а цельнолитыми пряжками, пальметтообразный орнамент в ней стилизован — Брусяны II14/4 (рис. 1, 78, 79); Малая Рязань 15/3 (рис. 1, 74-77).
Начальной датой “неволинских” поясов в Восточной Европе считается кон.VII - нач.УШ в.
4 Датировка шелехметского комплекса проведена по содержавшимся в нем деталям конской упряжи и серьгам (Бражник О.И. и др., 2000. с.192-193; Лифанов Н.А., 2001, с.166-167).
5 Данная находка входила в состав ожерелья, положенного в могилу девочки-подростка (Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993, с.28; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 195), и была интерпретирована авторами публикации как подвеска-амулет (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.98). Однако использование ее в этом качестве было, очевидно, вторичным: детали поясов подобной формы встречены в комплексах VIH в. самых различных регионов (Мажитов Н.А., 1977, табл.1,226; Ковалевская В.Б., 1990, рис.З, 54, 61; ГолдинаРД., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХУ, 26-29,31-32; Комар А.В., 20016, рис.1, 46).
26
(Амброз А.К., 1973, с.297-298; Голдина Р.Д., 1979, с.83, рис.1, 129, 137, 138, 174', Голдина Р.Д., Во-долагоН.В., 1990, табл.LXVIII; Богачев А.В., 1992, рис.29; Голдина Р.Д., 1995, рис.5; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 162-163; Иванов А.А., 2001, с. 119-122; Иванов Б., Пелевина О., 2001, с.93; Айбабин А.И., 2003, с.60, 61). При этом аналогии наборам, объединенным нами в подгруппу а), тяготеют к 1-й пол.УШ в., а подгруппы б) и в) - ко второй (Айбабин А.И., 2003, табл.37).
Действительно, орнаментальный мотив в виде сердцевидных завитков виноградной лозы, крымско-византийский по происхождению (Комар А.В., 20016, с. 111), широко распространяется, начиная с сер.УШ в. (Комар А.В., 1999, с.126-127, табл.З, 101-105, 108-111, 115). Этим временем датируется пряжка из северокавказского могильника Верхняя Рутха (Ковалевская В.Б., 1981, рис.60, 83), декор щитка которой идентичен накладке из Брусян II7/2 (рис. 1,45).
Асимметричный растительный орнамент на щитке пряжки из “жертвенника” в к.7 Новинок I (рис.1, 37) весьма напоминает по композиции декор наконечников ремней из п.2 к.1 Садовского I могильника (Иванов А.А., 2001, с.121, рис.3,5), катакомбы 22 Старого Салтова (Комар А.В., 1999, с. 127, табл.З, 118), склепа 402 Скалистого (Айбабин А.И., 2003, табл.37,31). Все приведенные аналогии датируются временем не ранее сер.УШ в. (Генинг В.Ф., 1962, с.41; Иванов А.А., 2001, с.1216 7; Айбабин А.И., 2003, табл.37,35). Тогда же появляются и двусоставные шарнирные наконечники ремней, подобные найденному в Новинках II 8/5 (рис.1, 31) (История ..., 2000, с.169; Комар А.В., 1999, с.127,129,132).
Аналогии пряжке с гофрированной рамкой из Новинок II 8/5 (рис.1, 27) обнаруживаются в
п.60 Верх-Саинского (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.XXVI, 32)\ п.З уч.Т Неволинского (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХУ1,15) и п.24 Поломского I (Иванов А.Г., 1998, рис.49,2) могильников, содержавших инвентарь 2-й пол.VIII в.8.
Накладка с нейтральной прорезью из п.2 одиночного кургана Брусяны II (рис.1, 52) не имеет полных аналогий, кроме п.60 Верх-Саи и недокументированной находки из Бродовского могильника (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХ1,58). Однако по оформлению углов она идентична “пышным” раннесалтовским накладкам из п.2 к. 1 Садовского I, п. 1 к.6 Веселовского I могильников (Иванов А.А., 2001, рис.3,11-13, рис.4, 2-3), п.1 к.2 могильника Обозное (Комар А.В., 20016, рис.2,24,25,27), а также из п.81 Бродовского могильника (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХ, 75)9. Орнамент накладки из “лесного кургана” Новинковского I могильника (рис. 1, 92) сходен с деталями поясов из Дмитриевского и Старокорсунского могильников (см.: Комар А.В., 1999, табл.З, 16-17,33). Псевдошарнирные пряжки наборов из Малой Рязани I 5/3 (рис.1,74) и Брусян II 14/4 (рис.1, 78), отнесенных нами к “неволин-ской” подгруппе в), также датируются не ранее сер.VIII в. (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 162).
Следующая группа деталей “брусянских” поясов — цельнолитые неорнаментированные пряжки с овальными рамками и короткими полуовальными щитками10 11, представленные в Новинках17/1 (рис. 1,40) и Брусянах II6/1 (рис.1, 44), - появляется в сер.УШ в.11 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.162-163; Комар А.В., 1999,с.124,129,132; Иванов,2001, с.123-124).
Наконец, ряд деталей новинковских поясных наборов имеет аналогии в материалах IX в. и, очевидно, близок к ним хронологически. К тако-
6 Позволим себе не согласиться с высказанным А.А.Ивановым мнением по поводу датировки наборов выделенной им первой стилистической группы исключительно 1-й пол.УШ в. Косвенно это признает и он сам, приводя некоторым из них аналогии из Старокорсунского и Нетайловского могильников (Иванов А.А., 2001, с.121). В составе инвентаря упомянутого выше погребения из могильника Садовский I имеется пряжка с рамчагым щитком и подтреугольной рамкой (Иванов А.А., 2001, рис.3,10).
7 Щиток пряжки из п.60 Верх-Саинского могильника декорирован сценой охоты кошачьего хищника на оленя, идентичной сцене на щитке пряжки из Новинок II13/2 (рис.1,32). Помимо данной пряжки, набор из Верх-Саи включал также накладку и шарнирный наконечник (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, табл.ХХХ!, 54, табл.ХХХУ, 22), аналогичные находкам из Брусян II одиноч. курган/2 (рис.1,52) и Новинок II8/5 (рис.1, 37).
8 Щитки пряжек из Неволинского и Поломского могильников сходны с находкой из насыпн к.10 Малой Рязани I (рис.1,50). Помимо них, аналогию мотиву “проросшего креста” составляют пряжка и наконечник из упомянутого выше п.2 к.1 могильника Саловский I (Иванов А. А., 2001, рис.3,1), а также наконечники из п.52 могильника Мыдлань-Шай (Генинг В.Ф., 1962, табл.ТУ, 27) и пп. 134 и 1646 Нетайловки (Комар А.В., 1999, с.127, 129, 132, табл.З, 124-126).
9 Более поздней (IX в.) аналогией является накладка из п. 1 к.З Хусаиновского могильника на Южном Урале (Мажитов Н.А., 1981, рис.20, 21).
10 Так называемый вариант 1атипа “Старокорсунская”, по терминологии А.В.Комара (Комар А.В., 1999, с.125).
11В Центральной Азии такие пряжки появляются еще на рубеже VII-VIII вв. - к.5 могильника Катанда II (Гаврилова А.А., 1965, с.61-63; Могильников В.А., 1981, рис.19, 78).
27
28
Рис. 1. Погребальный инвентарь могильников новинковского типа, датирующие материалы: 1-7 -Брусяны IV2/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ЬХХ, 1-4, 8, 9, 11); 8-10 — Брусяны II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬ, 18-22, 25); 11-12 — Новинки 11 7/1 (Матвеева Г.И., 1997, рис.35, 4, 5); 13-15 — Шелехметь II11/4 (Бражник О.И. и др., 2000, рис.4, 23); 16 — Рождествено III 1 /насыпь (Рутто Н.Г., 1975, рис. 6, 3); 17-19-Новинки II14/3 (Матвеева Г.И., 1997, рис.69, 11-13); 20-24 - Брусяны II22/4 (Багаутдинов Р. С. и др., 1998, табл.ХЬ, 1-9, 11-17); 25-26 - Новинки II14/4 (Матвеева Г.И., 1997, рис.74, 5, 6); 27-31, 63, 71 - Новинки II8/5 (Матвеева Г.И., 1997, рис.46, 1-4, рис.47, рис.51, 4, рис.122, 23); 32-36, 61, 62 — Новинки II13/2 (Матвеева Г.И., 1997, рис.59, рис.60, 3); 37-39 - Новинки I //“жертвенник ” (Сташенков Д.А., 2001, рис.8); 40-42, 67 - Новинки 1 7/1 (Сташенков Д.А., 2001, рис.6, 2, рис. 7, 1-3); 43, 64, 65 — Новинки II8/8 (Матвеева Г.И., 1997, рис.48, 1, 10, 11); 44, 69 — Брусяны II6/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХХХЬХ, 13, табл.ЫР, 2); 45 -Брусяны II 7/2 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХХХ1Х, 3); 46-48 — Новинки II8/6 (Матвеева Г.И., 1997, рис.45, 12, 13, 15); 49-Брусяны И13/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫП, 2); 50, 56, 57 — Малая Рязань 110/2 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ЬХУ!, 1, 4, 5); 51-55, 58, 59 - Брусяны II одиночный курган/2 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬХХШ, 1, 2, табл.ЬХХГУ, 1, 3, 5, 7, 9, 10); 60, 70 - Выползово 11/2 (Богачёв А.В. и др., 1996, рис.З, 1, 5); 66 - Брусяны II 6/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЫУ, 5); 68 - Брусяны IIодиночный курган/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬУ!, 12); 72 - Новинки II 24/насыпь (Матвеева Г.И., 1997, рис.107, 1); 73-Новинки II11/2 (Матвеева Г.И., 1997, рис.55, 4); 74-77, 106- Малая Рязань 15/3 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл-LXIV, 1-4, табл.ЬУП, 1); 78-79 — Брусяны 1114/4 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫУ, 6, 7); 80 - Брусяны II 14/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫ11, 11); 81, 82, 105 — Осиновка III 7/1 (Богачёв А.В., Мышкин В.Н., 1995, рис.2, 2, рис.4, 11, 12); 83-91, 102, 111 - Брусяны III 1/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ХУП, 3-5, табл.ХУП!, б, табл.XIX, 1-6, 8-10); 92 — Новинки I “лесной курган " (Матвеева Г.И., 1997, рис.129, 7); 93-95, ПО - Малая Рязань 110/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬУП, 4, табл.ЬХУ, 15-17); 96-100, 109 — Брусяны 1134/2 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.Ь, LV, 13); 101 - Брусяны II 18/насыпь (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЫИ, 12); 103, 104, 107, 108 — Брусяны II23/6 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ХЬУ!, 1, 4, табл.ЬУ, 7, 8).
Fig. 1. The funeral inventory of Novinka-type burial grounds, dating materials: 1-7-Brusyany IV2/1 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table LXX, 1-4, 8, 9, 11); 8-10 — Brusyany II2/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table XL, 18-22, 25); 11-12 - Novinki II 7/1 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.35, 4, 5); 13-15 -Shelekhmet II11/4 (Бражник О.И. и др., 2000, Fig.4. 23); 16 — Rozhdestveno III 1/mound (Рутто Н.Г., 1975, Fig.6, 3); 17-19 — Novinki II 14/3 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.69, 11-13); 20-24 - Brusyany II22/4 (Багаутдинов PC. и dp. 1998, Table XL, 1-9, 11-17); 25-26 - Novinki II14/4 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.74, 5. 6); 27-31. 63, 71 — Novinki II8/5 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.46, 1-4. Fig.47, Fig.51, 4, Fig. 122, 23); 32-36, 61, 62 — Novinki II13/2 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.59, Fig.60, 3); 37-39 — Novinki I 7/“altar" (Сташенков Д.А., 2001, Fig.8); 40-42, 67 - Novinki I 7/1 (Сташенков Д.А., 2001, Fig.6, 2, Fig. 7, 1-3); 43, 64, 65 — Novinki II 8/8 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.48, 1, 10, 11); 44, 69 — Brusyany II 6/1 (Багаутдинов Р.С, и др, 1998, Table XXXIX, 13, Table ЫУ, 2); 45 - Brusyany II 7/2 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table XXXIX, 3); 46-48 - Novinki II8/6 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.45, 12, 13, 15); 49 -Brusyany II13/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table ХЫП, 2); 50, 56, 57 - Malaia Ryazan 110/2 (Багаутдинов PC. и др, 1998, Table LXV1, 1, 4, 5); 51-55, 58, 59 — Brusyany IIsingle barrow/2 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table LXXIII, 1, 2, Table LXXIV, 1, 3, 5, 7, 9, 10); 60, 70 - Vypolzovo 11/2 (Богачёв А.В. и dp., 1996, Fig.3, 1, 5); 66 — Brusyany II 6/mound (Багаутдинов Р.С. и dp, 1998, Table LIV, 5); 68 — Brusyany Пsingle barrow/mound(Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table LVI, 12); 72-Novinki II24/mound (Матвеева Г.И., 1997, Fig.107, I); 73 — Novinki II11/2 (Матвеева Г.И., 1997, Fig.55, 4); 74-77, 106 —Malaia Ryazan 15/3 (Багаутдинов Р.С. и dp, 1998, TableLXIV, 1-4, Table LVII, 1); 78-79 — Brusyany II14/4 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table ХЫУ, 6, 7); 80 — Brusyany II 14/ mound (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table ХЫП, 11); 81, 82, 105 — Osinovka III 7/1 (Богачёв А.В., Мышкин B.FL, 1995, Fig.2, 2, Fig.4, 11, 12); 83-91, 102, 111 — Brusyany III 1/1 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, TableXVII, 3-5, Table XVIII, 6, Table XIX, 1-6, 8-10); 92 — Novinki I “forest barrow” (Матвеева Г.И., 1997, Fig.129, 7); 93-95, 110 - Malaia Ryazan 110/1 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table LVII, 4, Table LXV, 15-17); 96-100, 109 - Brusyany II34/2 (Багаутдинов PC. и dp, 1998, Table L, LV, 13); 101 -Brusyany II 18/mound(Багаутдинов Р.С. и др, 1998, Table ХЫП, 12); 103, 104, 107, 108 — Brusyany II 23/6 (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, TableXLV1, 1, 4, Table LV, 7, 8).
29
вым относятся набор из Брусян II 34/2 (рис.1, 96-100) (Степи Евразии 1981, рис.37, 163; Уманский А.П., Неверов С.В., 1982, с.178-179,187; Плетнева С.А., 1989, рис. 86, 87; Голдина Р.Д., Во-долаго Н.В., 1990, табл-LXIX, 23; Голдина Р.Д., 1995, рис.6, 24-25) и двойная “коньковая” накладка из насыпи к. 14 Брусян II (рис.1, 80) (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.164; Комар А.В., 1999, с. 125, 129, 132). Комплекс Брусяны III 1/1 включал миниатюрную пряжку с подтреугольной рамкой и коротким язычком (рис.1, S3), а также детали узды в форме бутонов лотоса (рис.1, 90) и бляху, украшенную характерным для салтовской культуры мотивом трилистника (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, рис.ХУП, 2).
Уточнить хронологические позиции различных групп и подгрупп “брусянских” поясов представится возможным после их корреляции с иными категориями инвентаря.
К таковым, прежде всего, относится керамика. Не претендуя на детальный анализ керамических форм, основной массив посуды из новинковских могильников можно распределить по пяти группам12. Первая включает в себя невысокие грубые лепные горшки, орнаментированные защипами по венчику, характерные, главным образом, для захоронений детей. Впрочем, их, как правило, не удается привлечь к анализу, так как обрядность детских погребений упрощена по сравнению со взрослыми, сопровождающий инвентарь значительно беднее, а положение костяка зачастую не может быть зафиксировано достоверно, в силу чего хронологическую позицию данной группы сосудов установить сложно. Возможно, поскольку данная керамика встречена исключительно в погребениях с восточной ориентировкой (см. ниже), она появляется ранее других групп.
Вторая и третья группы форм новинковских сосудов - это лепные горшки и кувшины высоких пропорций (рис.1, 64-71). Четвертая группа -приземистые гончарные кувшины салтовского облика (рис.1, 105-108). Пятая группа включает гончарные амфоры: одну целую из к. 1 Брусян III (рис.1,111) и фрагменты из Рождествено III 6/8 и насыпи к.8 Брусян II.
Сосуды второй и третьей групп весьма близки между собой по форме13 и технологии изго
товления, встречаются в одних курганах (кувшин и горшок в Брусянах IV 1/1, горшки в насыпи и п.5 к.8 Новинок II (рис.1, 71) и кувшины в пп. 7 и 8 этого кургана (рис.1, 64, 65), кувшин в насыпи и горшок в п.1 к.6 Брусян II (рис.1, 66, 69)), что позволяет рассматривать их совместно.
Случаи совстречаемости сосудов других групп единичны - в п.4 к.23 Брусян II горшок группы I соседствовал с приземистым гончарным кувшином, а в к. 14 того же могильника “высокий” горшок содержался в п.1, салтовский кувшин - в насыпи.
Интересно отметить влияние сосудов второй и третьей групп на горшки группы I. Оно отразилось в появлении среди последней подражаний в форме (Новинки II 8/1, Брусяны II 37/4, Малая Рязань 14/3 - ср. Новинки III1/1) (Матвеева Г.И., 1997,рис.45,2; Багаутдинов Р.С. идр., 1998, табл. LVI, 8, табл-LVII, 8; Багаутдинов Р.С., 1995, рис.5, 1), носиков-сливов (Брусяны II 37/насыпь) и их имитаций - шишечек на венчике (Малая Рязань I 2/1, Шелехметь II 11/114 — ср. Выползово I 1/2) (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЬУП, 10; Бражник О.И. и др., 2000, рис.5,12; Богачев А.В. и др., 1996, рис.З, 1). Пример обратного влияния -орнаментированный венчик сосуда группы II из Брусян II 13/1 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.ЫУ, 16).
Г.И.Матвеева, исходя из общих соображений культурно-хронологического характера, предположила позднее появление погребений, содержащих керамику четвертой группы, относительно комплексов с сосудами второй и третьей групп (Матвеева Г.И., 1997, с.87-88). Действительно, если сосуды групп II и III обнаруживаются только в подкурганных новинковских захоронениях15, то салтовская керамика широко представлена также и в грунтовых, что, как будет показано ниже, свидетельствует об отличиях в их хронологии.
Это подтверждают и находки лепных кувшинов, подражающих по форме салтовским образцам: Брусяны II 34/2, Малая Рязань I 10/1 (рис.1, 109, ПО) и 1/516(Багаутдинов Р.С. идр., 1998, с. 143, рис.38,5-6, табл.ЬУП, 4-5), и “высокого” кувшина из Малой Рязани I 1/1, изготовленного уже на гончарном круге (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 139, рис.39,1, табл.ЕУП, 2).
12 Категории “кружки” и “миски”, присутствующие в классификации С.Э.Зубова (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 146), здесь не рассматриваются ввиду единичности подобных находок.
13 А.В.Богачев объединяет данные горшки и кувшины в одну группу лепных кувшинов, подразделяя их на кувшины с ручками и без ручек (История ..., 2000. с. 167).
14 Рядом с этим погребением был также найден фрагмент салтовского кувшина (Бражник О.И. идр., 2000, с. 189).
15 Единственное исключение - располагавшееся вне курганной насыпи п. 1 к.6 Брусян II.
16 П.5 к.1 Малой Рязани 1 является парным и синхронным п.6 того же кургана, сопровождавшемуся гончарным салтовским кувшином.
30
Показательно соотнесение групп керамических сосудов с группами новинковских поясных наборов. Так, не содержит керамики ни одно из погребений с поясами “геральдической” группы и “неволинской” подгруппы а) (Брусяны II 2/1, Брусяны IV 2/1,1, Шелехметь II11/4, Брусяны II 22/4, Новинки II 14/3). Набор “неволинской” подгруппы б) и пряжки типа “Старокорсунская” (Брусяны II 6/1, Новинки 17/1, Новинки II 8/5) находятся в одних комплексах с “высокими” сосудами групп II и III. Элементы наиболее поздних новинковских поясных гарнитур и “неволинской” подгруппы в) встречены только с посудой группы IV (Брусяны II к. 14, 34/2; Малая Рязань I 5/3) и с гончарной амфорой (Брусяны III1/1).
Намеченная взаимосвязь позволяет распределить большинство новинковских поясных гарнитур по хронологическим группам. В первую из них входят “геральдические” пояса из Новинок II7/1, Брусян II2/1, Брусян IV 2/1, Шелехмети II 11/4 (рис.1, 1-13). Хронологическая группа II — “неволинские” пояса подгруппы а) из Брусян II 22/4 и Новинок II 14/3 (рис.1, 17-24). К III хронологической группе относятся пряжки типа “Старокор-сунская” и сопутствующие им гарнитуры (Брусяны II 6/1 и Новинки I 7/1) и подгруппа б) “неволинских” наборов (Новинки I 7/“жертвенник”; Новинки II 8/5,13/2; Брусяны II 7/2 - рис.1, 27-42, 45), а также накладка из Новинок II 8/8 (рис. 1, 43У и щиток от пряжки из Брусян II13/1 (рис.1,49), сопровождавшиеся “высокими” кувшинами. К этой же хронологической группе, очевидно, принадлежит и пояс из Брусян II одиночный курган/2 (рис.1, 57-55), где такие сосуды находились в насыпи кургана и в п.1, парном рассматриваемому. В IV хронологическую группу включены, помимо гарнитур из Брусян II 14/насыпь, 34/2; Брусян III 1/1 (рис. 1, 80, 96-100, 83-91), пояса “неволинской” подгруппы в) из Малой Рязани I 5/3, Брусян II 14/4 и наконечник ремня из Осиновки III 7/117 18 (рис.1, 74-79, 82), датируемые салтовскими кувшинами.
К ней же, очевидно, следует причислить и железные детали пояса (рис. 1,93-95) из п. 1 к. 10 Малой Рязани I, где находился лепной кувшин — подражание салтовскому (рис. 1, ПО).
Еще одним хронологическим индикатором служит конская упряжь. Так, удила с псалиями из кости (рис.1,14), входившие в состав комплекса Шелехметь II11/4 совместно с пряжкой хронологической группы I, являются, очевидно, ранней формой19. Удила из Новинок II 14/420 (рис.1, 25) весьма сходны с ними, но несут в себе и более поздний признак - трензельные кольца. На основании расположения погребений 3 и 4 к. 14 могильника Новинки II рядом (в паре) данная форма удил синхронизирована нами с поясом II хронологической группы. Удила с S-видными дротовыми псалиями содержались в захоронениях Брусяны II одиночный курган/2 и Новинки II 13/2 (рис.1, 58, 61) в комплекте с поясными наборами III хронологической группы. Удила со стержневидными псалиями в Брусянах III 1/1 (рис.1, 102) встречены совместно с гончарной амфорой и пряжкой IV хронологической группы. С ними, очевидно, синхронны и удила с S-видными плоскими псалиями: в Брусянах II 23/6 они находились совместно с салтовскими кувшинами (рис.1,103,107,108), а в Малой Рязани I залегали в насыпи кургана, содержавшего погребение с гончарным сосудом (п.1, к. 1). Удила без псалиев в силу примитивности конструкции не являются показательными в хронологическом отношении, а удила с гвоздевидными псалиями (рис. 1, 56) по щитку от пряжки из разрушенного комплекса Малая Рязань 110/2 (см. выше) датируются в пределах 2-й пол.УШ в.
Ранней формой стремян в новинковских комплексах является округлая 8-образная (Шелехметь II11/4, Рождествено III 1 /насыпь)21 (рис. 1, 15, 16). Стремена с петельчатым ушком, но уже арочной формы из Новинок II 14/4 (рис.1,26), как и удила из этого же комплекса (см. выше), синхронизируются с поясом II хронологической
17 Идентична накладкам, составлявшим набор из Новинок II13/2 (рис.1,35).
18 В осиновском погребении находилась также своеобразная прямоугольная “двурамчагая” сбруйная пряжка (рис. 1,81). Аналогичные по конструкции пряжки содержались в Новинках II11/2 (рис. 1, 73) и насыпи к.24 того же могильника (рис.1, 72), несколько иная - в комплексе Брусяны Ш 1/1 (рис.1,88); в Восточной Европе они распространяются, начиная с сер.УШ в. (Генинг В.Ф., 1979, с.102; Комар А.В., 2001а, с.32).
’’Удила аналогичной конструкции происходят из к.5 могильника Катанда II (Гаврилова А.А., 1965, рис.8,10; Могильников В.А., 1981, рис. 19,69), гдеони, каки в Шелехмети 11/4, находились совместно с округлыми стременами.
“Г.И.Матвеева и С.Э.Зубов (Матвеева Г.И., 1997, с.66; Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.124) не отмечают на удилах из Новинок II14/4 наличия псалиев, хотя на это указывают скобы для их крепления.
21 А.В.Комар считает таковой также стремена с петельчатым ушком и прямой подножкой из насыпи к. 1 Шелехмети II и Брусян II12/4 (Комар А.В., 2001а, с.32). Такое же стремя было найдено над п.4 к. 11 Шелехмети II (Бражник О.И. и др, 2000, рис.5,3). Во всех случаях они отличались миниатюрными размерами, очевидно, являясь нефункциональными (вотивными?) (Багаутдинов Р.С., 1995, с.85; Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.121), и, следовательно, нх синхронизация с иными категориями инвентаря затруднительна.
31
группы. Существуют они и во 2-й non.VIII в. (Брусяны одиночный курган/2, 23/6 - рис .1, 59, 104) наряду с новой формой - стременами с пластинчатым ушком (Новинки II 13/2, 8/5; Малая Рязань 110/2 — рис. 1,57, 62, 63).
Трензели, подобные обнаруженным в Вы-ползово 11/2 (рис. 1, 60), встречаются в захоронениях салтовского времени (Плетнева С.А., 1981, рис.52,104; Дмитриев А.В., 2003, табл.88, 79).
Изменялся со временем и набор новинков-ского вооружения. Сабли и их фрагменты были обнаружены совместно с поясами хронологических групп I (Шелехметь П11/4 и Брусяны IV 2/1), II (Новинки II14/3) и III (Новинки II13/2)22, а также с керамикой второй и третьей групп (Брусяны IV1/1).
Наконечники копий достоверно синхронизируются с поясами как группы III (Новинки 17/1), так и группы IV (Брусяны III 1/1) и керамикой групп II (Выползово 11/2) и IV (Брусяны II 10/1 и 23/623). Появление этого оружия у новинковско-го населения нельзя относить к периоду ранее сер.VIII в.24. Аналогичное наблюдение предположительно (в силу их малой численности) касается кистеней (Брусяны III1/1; Малая Рязань I 10/2) и топоров (Новинки 17/1; Новинки II8/525).
Синхронизация с иными категориями материала встречающихся в новинковских могилах частей сложных луков оказалось невозможной из-за отсутствия их строгой типологии, сопряженной с реконструкцией. Наиболее перспективными на сегодняшний день являются ведущиеся в этом направлении разработки Е.В.Круглова (Круглов Е.В., 2003; 2004). Вероятно, выделению в новинковских материалах “тюркохазарских” и “хазарских” (по его терминологии) луков должна быть посвящена специальная работа. Массив новинковских наконечников стрел достаточно однороден: подавляющее их большинство - трехлопастные, различающиеся размерами и, видимо, назначением. Остальные типы представлены единичными экземплярами (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 116-120). Хронологической корреляции форм и размеров наконечников с иными категориями инвентаря не наблюдается.
Инвентарь женских захоронений сложнее отнести к определенному периоду в силу недостаточного для проведения статистического анализа количества обнаруживаемых в них серег и бус, а также типологической однородности первых26 и разнообразия вторых (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 102-104). Общие же их подразделения (“глазчатые”, “бородавчатые”, “полосатые” бусы) дают слишком широкие даты. Вероятно, они сосуществуют на разных этапах, но материал не позволяет проследить динамику статистических изменений.
Вышеизложенное позволяет наметить четыре этапа существования памятников новинков-ского типа, характеризующихся особенностями инвентаря захоронений (табл.1). Выделенные этапы не разграничиваются жестко: переходы от одного к другому маркируются комплексами, несущими как ранние, так и поздние признаки. Так, захоронения Новинки II 13/2 и Брусяны II одиночный курган/2 не содержали керамики, но детали поясных наборов и упряжи позволяют отнести их уже к этапу III. К тому же этапу, судя по наличию сосудов групп II и III, принадлежат и погребения Выползово I 1/2, Новинки I 7/1 и Брусяны II 6/1, однако, западная ориентировка первого из них и грунтовой характер последнего (см. далее), а также наличие в составе инвентаря наконечников копий свойственны также последующему, четвертому, этапу.
Ряд захоронений, не содержавших инвентаря, можно датировать на основании их расположения под насыпью кургана. Так, к этапу IV относятся погребения Брусяны II 23/1-5, Малая Рязань I 1/3-4 и Рождествено III 6/1, являясь периферийными по отношению к центральным захоронениям данных курганов (Брусяны II23/6, Малая Рязань 11/1, Рождествено III6/8), они не могли быть совершены раньше (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.ХХХШ, /,табл.ЬМШ, ДМагвееваГ.И., 19956, рис.2,1).
В исследованиях Г.И.Матвеевой и А.В.Богачева особое внимание уделяется новинковской погребальной обрядности. Оба автора подразделяют новинковские захоронения на несколько
22 Интересно отметить на последних двух саблях наличие елмани (Матвеева Г.И., 1997, рис.73) - детали, отсутствующей у ранних сабель из Шелехмети II (Бражник О.И. и др., 2000, рис.4,15) и Брусян IV (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, таблХХХ1, 4).
23 Сюда же следует причислить и копье из погребения Брусян II23/1, периферийного по отношению к п.6 этого кургана.
24 В насыпи к.4 Новинок II копье было обнаружено в том же секторе, что и впускные пп. 1 и 2, характеризующиеся западной ориентировкой костяков (см. ниже).
25 Впрочем, топор из Новинок II 8/5, является, видимо, не боевым, а рабочим (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 115).
26 “Хазарские” серьги, по терминологии Д.А.Сташенкова (Сташенков Д.А., 1998, с.221; 2001, с. 144).
32
Комплекс
Этап I Этап II	Этап III	Этап IV
Малая Рязань I 1/1 Брусяны II 16/5 Брусяны II 15/1 Брусяны II 23/4 Рождествено 111 6/8 Брусяны II 8/1 Осиповка 111 7/1 Брусяны 11 34/2 Брусяны 11 14/4 Малая Рязань 1 5/3 Малая Рязань I 10/1 Малая Рязань 1 I /5 Малая Рязань 1 1/6 Новинки I р.2 п.2 Шелехметь II I 1/1 Шелехметь II п. 15 Брусяны III 1/1 Брусяны 11 18/1 Шелехметь II п.4 Брусяны 11 23/6 Брусяны II 10/1 Брусяны 11 23/1 Выползово I 1/2 Новинки 1 7/1 Брусяны II 6/1 Новинки 111 1/2 Новинки 111 1/1 Брусяны II 12/4 Брусяны 11 12/3 Брусяны II 12/2 Брусяны 11 20/1 Брусяны II 24/3 Брусяны 11 31/1 Брусяны 11 37/4
Брусяны II о.к./1 Малая Рязань 1 4/3 Брусяны IV 1/1 Брусяны 11 13/1 Новинки II 8/8 Новинки 11 8/5
Брусяны 11 о.к./2 Новинки II 13/2 Брусяны II 22/4 Новинки II 14/3 Новинки 11 14/4 Шелехметь II 11/4 Брусяны IV 2/1 Брусяны II 2/1 Новинки II 7/1
Табл. 1. Периодизация погребений новинковского типа: корреляция датирующих материалов.
Table 1. Periodization of Novinka-type interments: correlation of date materials.
33
обрядовых групп, располагаемых ими в хронологической последовательности. Показателями эволюции от одной группы к другой, по Г.И.Матвеевой, служат степень ритуального разрушения костяка и мощность надмогильного каменного панциря: в наибольшей степени они проявляются в ранней (первой) группе, менее - в более поздних второй и третьей (Матвеева Г.И., 1997, с.59-60,86-88).
С выводом Г.И.Матвеевой относительно эволюции надмогильных каменных панцирей можно полностью согласиться. Ранние новинковские захоронения совершены под панцирями из плотно уложенных камней - эта черта характерна для всех погребений этапа 1. На этапе II каменные панцири располагаются уже непосредственно над погребениями и между ними. Панцири курганов, содержащих захоронения этапов 111 и IV, часто имеют вид “закладок" над отдельными могилами и разреженных "набросок" (одиночный курган Брусяны II; кк.15, 23, 28, 34 Брусян II; к.5 Малой Рязани I; к.8 Новинок II; Шелехметь II п.4, п. 15). Многие погребения этих этапов вовсе не были перекрыты камнями (Брусяны II 6/1, 23/1-5, 28/1-4, 6, 7; Брусяны 111 1/1; Малая Рязань I 5/3, 10/1).
Напротив, предположение об эволюции обряда ритуального разрушения костяков не подтверждается: костяк в раннем комплексе Шелехметь II 11/4 разрушен не был, в погребениях последующих этапов фиксируется как полное, так и частичное разрушение. Применение того или иного варианта данного обряда зависело не от хронологической позиции захоронения, а от социального положения погребенного (Лифанов Н.А., в печати). Вторым фактором, определявшим степень разрушения костяка, являлся возраст погребенного: полное разрушение чаще фиксируется в могилах молодых людей, частичное характерно для среднего возраста, стариков не разрушали вовсе27 * (табл.2).
Основными чертами, демонстрирующими эволюцию новинковской погребальной обрядности, по А.В.Богачеву, являются: ориентировка погребенных, изменяющаяся от восточной в сер.VIII в. ксеверной/северо-западной и позже- к западной; глубина могильной ямы, умень
шающаяся со временем (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.64-71, 165; Богачев А.В., 1998, с.52). Последний параметр, даже если он и отражает общую тенденцию, сложно применять в большинстве конкретных случаев: замеры глубины ямы производятся от уровня ее фиксации, как правило, - материковой поверхности (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.63), а значит и не всегда отражают ее истинную величину.
В соответствии с нашей систематикой но-винковских захоронений ориентировка погребенных является основанием для разделения их на две обрядовые группы: А (погребения, ориентированные на восток/северо-восток) и Б (погребения, ориентированные на запад и северо-запад). Различие между ними определялось традицией положения покойного лицом к солнечному закату (группа А) или на восходящее солнце (группа Б) (Лифанов Н.А., 2004, с. 103-105).
Действительно, все известные новинковские комплексы lull этапов принадлежат к обрядовой группе А, напротив, погребения группы Б датируются не ранее этапа III. Тем не менее, вводить для них жесткое хронологическое разграничение (первые-досер-VIII в., вторые-после) нет никаких оснований: на этапах III и IV они сосуществуют (табл. 1).
Поздняя позиция “западных" погребений группы Б относительно “северных” подтверждается периферийным положением пп.З, 4, 6, 7 к пп. 1,2, 5, 8 к.28 Брусян II (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, табл.XXXV, /) и впускным характером пп. I и 2 к.4 Новинок II по отношению к пп.З и 4 (Матвеева Г.И., 1997, рис.15). Однако выделение их в особый этап (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 165-166; Богачев А.В., 1998, с.52,78-79,89; История ..., 2000, с.203-204) безосновательно. Единственное датированное “западное” захоронение (Выползово I 1/2) характеризуется признаками этапов III и IV.
На основании единства категорий инвентаря подкурганных и грунтовых21* новинковских погребений Г.И.Матвеевой была показана их синхронность, а отсутствие над могилами курганных насыпей объяснялось социальным расслоением в новинковской среде (Матвеева Г.И., 1997, с.62). Новые данные показывают несколько бо-
27 Сведения о возрасте погребенных - см. Богачев А.В. и др. 1996. с.87-88; Газимзянов И.Р.. 1995. с.95-96. 104. 108; а также неопубликованные данные И.Р.Газимзянова по могильникам Новинки I (принош) благодарность Д.А.Сташенкову за ознакомление с ними) и Шелехметь П. Зависимость степени разрушения от пола погребенною не прослеживается.
2“ 11а наш взгляд, к грунтовым захоронениям, помимо зафиксированных как таковые, также след) ет относит ь погребения, расположенные на периферии курганов у самых границ насыпей. “Подкурганными" они стали лишь в результате расползания насыпи или “привязки" их к курганам при раскопках межкурганною пространства (см., например: Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл-LXI, 1).
34
Возраст погребенных
□ - не разрушено □ - частичное разрушение  - полное разрушение
Табл. 2. Соотношение степени разрушения костяка и возраста погребенных в могильниках новинковского типа.
Table 2. Correlation between degree of breakdown of skeleton and age of deceased buried in Novinka-type necropolises.
лее сложную картину. Грунтовые захоронения I и II этапов отсутствуют, но имеются комплексы этапов III (Брусяны II 6/1) и IV (Новинки I п.2 в раскопе 2; Шелехметь II п. 15, 11/1; Малая Рязань 11/5,1/6, 5/3, 10/1), принадлежащие как к группе А, так и к группе Б.
Похожая ситуация и с применением огня в погребальном ритуале. Если в могилах группы А присутствуют, как правило, лишь отдельные угли, то населению группы Б на этапе III свойственны совершенно иные действия с огнем: сожжение над могилой деревянных конструкций (Брусяны II 20/1; Новинки III1/1, 1/2) и обожжение останков покойного (Брусяны II12/2, одиночный курган/1). На этапе IV эти обряды сохраняются (Брусяны II 23/1, Малая Рязань I 5/3), но появляются и погребения с полностью кремированными костяками (Брусяны II 10/1, 23/6)29. Единично новые черты заимствуются и населением группы А: в погребениях Брусяны II 9/4 и 37/4 костяки были обожжены, в грунтовом п.4 Шелехмети II -кремирован.
Этапом IV датируются новинковские погребения, совершенные в скорченной позе. Одно, “западное”, (Брусяны II 23/2), занимало периферийное положение по отношению к п.6 данного кургана, датированного этим этапом; два дру
гих, ориентированных на север (Новинки I п.1) и северо-восток (Шелехметь II п.2), являлись грунтовыми. Скорченные захоронения на новинковских памятниках связываются с аналогичными салтовскими (Сташенков Д. А., 19956, с.З 8).
Можно констатировать на протяжении 2-й пол.VIII в. на Самарской Луке взаимодействие различных погребальных обрядов, в результате которого они обогащались новыми деталями. Новинковская погребальная обрядность развивалась не в направлении упрощения, как предположил А.В.Богачев (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 67, 71), а, наоборот, от простого - к сложному.
С выделенными этапами можно связать периоды функционирования отдельных новинковских могильников. Часть из них возникла уже на первом этапе: II и IV Брусянские, II Новинковский и II Шелехметский, но захоронения на них совершались и во 2-й пол.VIII в. В Новинках II комплексы этапа IV находились лишь в двух расположенных рядом курганах №№ 4 и 24. При этом “западные” погребения №№ 1 н 2 в к.4 являлись впускными, а№ 8 в к.24 - периферийным. Вероятно, на позднем этапе сооружение новых курганов на могильнике постепенно прекращается. Другая группа могильников возникает не ранее 2-й пол. VIII в. К ней следует отнести Новинки I и
29 Возможно, что данный обряд (или его имитация?) проявился в комплексах Брусяны II 9/5 и Новинки II4/3: их могильные ямы, ориентированные на СЗ, при отсутствии костяков и инвентаря содержали следы сильного горения.
35
Ш, Малую Рязань I и Брусяны Ш, где не зафиксированы комплексы этапов I и И. То же, очевидно, следует предположить и для грунтовой части Шелехмети II.
Мнение Д.А.Сташенкова о прекращении существования всех или большей части новинковских могильников в cep.VIII в., излагаемое им в ряде публикаций (Сташенков Д.А., Турецкий М.А., 1999, с.297; Сташенков Д. А., 2001, с.149; 2003, с.338-339), аргументировано крайне слабо. Фактически аргумент всего один - отсутствие в данных комплексах литых салтовских серег (Сташенков Д.А., 2001, с. 145). Едва ли он является решающим, а гипотеза об исчезновении новинковских памятников в результате разгрома в 737 г хазарского кагана армией Марвана бен-Мухаммада выглядит очень красиво, но не подтверждается археологическим материалом.
Приблизительно можно определить абсолютные даты выделенных в новинковских материалах хронологических этапов. Если в качестве начальной даты этапа I существования новинковских памятников мы предполагаем рубеж VII-VIII вв., то для этапа III - это 40 гг. VIII в., время становления салтовской культуры. Рубеж (вероятно, “размытый”) между этапами I и II следует, по-видимому, относить к 20 гг. этого столетия. Этап IV, очевидно, соответствует последней четв. VIII в., возможно, включая и нач.1Х в. Этот период соотносится с этапом 2 горизонта Столбище-Ста-рокорсунская, горизонтом I/П и началом горизонта II салтовской культуры, по А.В.Комару (Комар А.В., 1999, с. 132), сухоложской стадии неволинской культуры (Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990, с.94), мыдланьшайской - поломской культуры (Голдина Р.Д., 1995, с.28-29), урьинской — ломо-ватовской культуры (ГолдинаР.Д., 1985, с. 132-133).
Корреляция классификации и хронологии новинковских погребально-поминальных комплексов позволяет прийти к некоторым выводам культурно-исторического характера относительно хода освоения территорий лесостепного Поволжья раннесредневековыми кочевниками.
Так, первым в Среднее Поволжье начинает проникать кочевое население, характеризующееся погребальной обрядностью группы А. Помимо новинковских комплексов I и II этапов, ему принадлежит п. 1 второго Березовского кургана (Скар-бовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с. 166-171, рис.3, 5) и Шиловский могильник (Багаутдинов
Р.С. идр, 1998, с.183-190, табл. V-XIII, табл.XFV, 11, 13,14). Датировка последнего памятника является предметом дискуссии со значительным разбросом точек зрения. Так, Д.Г.Савинов синхронизирует шиловские курганы с эпохой I Тюркского каганата — не позднее сер.VII в. (Савинов Д.Г., 2002, с.204), А.В.Богачев относит их появление ко 2-йnon.VIIв. (БагаутдиновР.С. идр, 1998, с. 154), И.О.Гавритухин - ко времени не ранее конца этого столетия (Гавритухин И.О., 2000, с.ЗО), А.В.Комар -к 1-й четв.VIII в. (Комар А.В., 2001а, с.ЗО). Основное погребение Березовского кургана Д.А.Ста-шенковым датируется в пределах 3-й четв.VII в. (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с. 178), однако, его материалы вполне могут быть отнесены к кон. VII - Han.VIII в. (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с.173-177)30. Резонной, на наш взгляд, будет синхронизация данных памятников с этапом I новинковских могильников31. В этот период вполне укладываются и материалы кочевнического захоронения на III Полянском селище и так называемого “Коминтерновского кургана” (“Бураковского погребения”) с территории Татарстана (Казаков Е.П., 1986,с.121, 125; Мухаметшина А.С., 1999, с.21-24). Этап II новинковских памятников выглядит прямым продолжением предыдущего, отличаясь лишь некоторым усовершенствованием конской упряжи и распространением моды на “неволин-ские” поясные наборы.
На этапе III на Самарской Луке расселяются новые пришельцы, оставившие новинковские погребения группы Б с северной/северо-западной ориентировкой. Новоприбывшее население практиковало иной, по сравнению с предшественниками, погребальный обряд (что, несомненно, связано с религиозными воззрениями), было иначе вооружено (Лифанов Н.А., в печати). С его приходом возникает традиция установки в могилы взрослых людей сосудов II и III групп, конструктивно и орнаментально модернизируются пояса “неволинской” группы, а также распространяются принципиально новые типы пряжек, удил и стремян.
Этап IV характеризуется дальнейшей эволюцией этих процессов, что связано со становлением салтовской культуры. Характерная для нее гончарная керамика, по всей видимости, быстро вытесняет “высокую” лепную. На правобережье Волги, помимо новинковских, к этому этапу
30 Обоюдоострые клинки (мечи), подобные березовскому (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, с. 170, рис.5, 21), отнюдь не исчезают в VII в., обнаруживаясь и в раннесалтовских захоронениях (Плетнева С.А., 1989, рис.34).
31 В Шиловке 1/2 и 2/2 находились гончарные сосуды, но они не имеют ничего общего с салтовской керамикой (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.189-190, табл.ХГ, 6, табд.ХТУ 11, 13, 14).
36
относятся пп.2 и 3 Березовского кургана (Скар-бовенко В. А., Сташенков Д.А., 2000, с. 171-173, рис.4, 6), характеризующиеся западной ориентировкой. В п.2 находился приземистый кувшинчик, подправленный на гончарном круге, а в п.З — прясло, изготовленное из стенки гончарного сосуда.
Если погребения предыдущих этапов обнаружены главным образом на Правобережье Волги32, то данный этап характеризуется появлением многочисленных комплексов на левом берегу Волги. В Симбирском Заволжье - это могильники Кайбельский (Сташенков Д.А., 2003), Урень II и Сгаромайнский I (Багаутдинов Р.С., Набоков А.В., 1993; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 180-183, табл.1-111, табл.ГУ, 5, табл.ХГУ, 1-10,12,15), в Самарском - п.2 к.6 Бобровки I (Скарбовенко В. А., 2001, с. 197-198), п.1 Екатериновки VI33 (Крамарев А.И., 1993, с. 133-134), раннесредневековые погребения из Золотой Нивы и Хрящевки (Васильев И.Б., Матвеева Г.И., 1986, с. 164; Мерперт Н.Я., 1954, с. 100, 126-129)34. Интересно отметить появление на этом этапе значительного количества впускных и грунтовых захоронений.
Вероятно, с этого времени начинается процесс седентаризации средневолжских кочевников: фрагменты сосудов, близких к новинков-ской группе I, были обнаружены на Гундоров-ском поселении на р.Сок (Матвеева Г.И., 1997, с.99, рис. 128), салтовская керамика присутствует в культурном слое Севрюкаевского селища на Самарской Луке, связываемого с новинковским населением (Матвеева Г.И., 2003, с.122-124), на Абрамовском селище и городище Чертов Городок в Симбирском Заволжье (Семыкин Ю.А., 1996, с.67, 69,71,73-74).
Если на пространстве Заволжской лесостепи различные в культурном и этническом отношении группы скотоводческого населения существовали относительно обособленно, то Самарская Лука во 2-й пол.VIII в. являлась микрорайоном активного взаимодействия их между собой. Результатом этого процесса вполне могло бы стать формирование особой культурной группы внутри салтовской общности, однако, предположительно в кон. VIII — нач.1Х в. новинковские памятники прекращают свое существование.
Литература и архивные материалы
Абрамова М.П., 1982. Новые материалы раннесредневековых могильников Северного Кавказа// СА. № 2.
Айбабин А.И., 2003. Степь и Юго-Западный Крым// Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М.
Амброз А.К., 1973. [Рец. на кн.] Erdclyi I., Ojtozi Е., Gening W.F. Das Graberfeld von Nevolino// CA. № 2.
Амброз A.K., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V - первой половины VIII в.//
Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Багаутдинов Р.С., 1995. Новые раннеболгарские курганы Самарской Луки// Средневековые памятники
Поволжья. Самара.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге. У истоков истории татар
Волго-Камья. Самара.
Багаутдинов Р.С., Набоков А.В., 1993. Новые материалы о погребальном обряде ранних болгар на Волге// Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.
Балинт Ч., 1995. Введение в археологию авар// Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы. Ижевск.
32 За исключением упомянутых выше Полянского погребения и “Коминтерновского кургана”. Территориальная обособленность последнего от иных памятников предсалтовского круга вкупе с обилием предметов из драгоценных металлов вызывает аналогии с Перещепинским комплексом.
33 Оно абсолютно идентично грунтовым новинковским погребениям группы А.
34 Вероятно, с этапами III и IV следует соотнести предметы из так называемой коллекции Н.Ф.Высоцкого, хранящейся в фондах Государственного объединенного музея Республики Татарстан. Данные материалы имеют значительное сходство с новинковскими. Автор публикации определяет их дату как koh.VII - VIII в. (Бражник О.И., 2001, с.39), однако, на наш взгляд, датирующие вещи указывают, главным образом, на 2-ю пол.VIII века. Таковы наконечник ремня с асимметричным растительным орнаментом из “кургана I”, пряжка с прямоугольной рамкой и двойные “коньковые” накладки из “кургана V” (Бражник О.И., 2001, с.33-34, рис. 1,3, 5-8). Уточнить даты отдельных комплексов, входящих в коллекцию, помогла бы ее полная публикация. Ко 2-й пол. VIII в. следует отнести и недавно обнаруженные в Симбирском Заволжье находки у оз.Яик (Губайдуллов Р.З., 2004, с.54-56). Входящие в данный комплекс пряжка и накладка имеют сходство с новинковскими этапа III, а топор, копье и сосуд сближают его с материалами этапа IV.
37
Богачев А.В., 1992. Процедурно-методические аспекты археологического датирования. Самара.
Богачев А.В., 1996. К эволюции калачиковидных серег IV-VII вв. в Волго-Камье// Культуры Евразийских степей II половины I тысячелетия н.э. Самара.
Богачев А.В., 1998. Кочевники лесостепного Поволжья V-VHI вв. Учебное пособие к спецкурсу. Самара.
Богачев АЛ., Ермаков С.Ф., Хохлов А.А., 1996. Выползовский I курганный могильник ранних болгар на Самарской Луке// Культуры Евразийских степей II половины I тысячелетия н.э. Самара.
Богачев А.В., Зубов С.Э., 1993. Брусянский II могильник ранних болгар (раскопки 1988-89 гг)// Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.
Богачев А.В., Мышкин В.Н., 1995. Раннеболгарский курган у с.Осиновка// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Бражник О.И., 2001. Коллекция Н.Ф.Высоцкого из фондов ГОМ РТ (об одной малоизвестной коллекции раннеболгарского времени)// Проблемы культурогенеза народов Волго-Уральского региона. Уфа.
Бражник О.И., Кирсанов Р.С., Лифанов Н.А., 2000. Исследование Шелехметского II курганно-грунтового могильника в 1999 г.//Краеведческие записки. Вып.1Х. Самара.
Васильев И.Б., Матвеева Г.И., 1986. У истоков истории Самарского Поволжья. Самара.
Гавритухин И.О., 2000. К дискуссии о хронологии раннесредневековых древностей Поволжья// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Тезисы докладов III Международной археологической конференции 14-18 марта 2000 г. Самара.
Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М.
Гавритухин И.О., Пьянков А.В., 2003. Древности и памятники VIII-IX веков// Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М.
Гаврилова А.А., 1965. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л.
Газимзянов И.Р., 1995. Новые данные по антропологии населения Самарского Поволжья в эпоху раннего средневековья// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Генииг В.Ф., 1962. Мыдлань-Шай -удмуртский могильник VII1-IX вв.// ВАУ. Вып.З. Свердловск.
Геиинг В.Ф., 1979. Хронология поясной гарнитуры I тысячелетия н.э. (по материалам могильников Прикамья)// КСИА. Вып. 158.
Голдииа Р.Д., 1979. Хронология погребальных комплексов раннего средневековья в Верхнем Прикамье// КСИА.Вып.158.
Голдина Р.Д., 1985. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск.
Голдииа Р.Д., 1995.0 датировке поломской культуры// Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы. Ижевск.
Голдииа Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. Могильники неволинской культуры в Приуралье. Иркутск.
Губайдуллов Р.З., 2004. Находки VII-VIII вв. у озера Лик// Древность и средневековье Волго-Камья. Материалы Третьих Халиковских чтений 27-30 мая 2004 г. Казань; Болгар.
Дмитриев А.В., 2003. Могильник Дюрсо—эталонный памятник древностей V-IX веков// Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М.
Иванов А.А., 2001. Находки поясных наборов из курганов хазарского времени Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Иванов А.Г., 1998. Этнокультурные и экономические связи населения бассейна р.Чепцы в эпоху средневековья. Ижевск.
Иванов Б., Пелевина О., 2001. Детали литых наборных поясов предсалтовского времени с “перевязанной” пальметтой из Болгарии// РА. № 3.
История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. Ранний железный век и средневековье, 2000. М.
Казаков Е.П., 1986. Новые материалы П-Ш четверти I тысячелетия новой эры в Закамье// Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев.
Ковалевская В.Б., 1981. Центральное Предкавказье// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Ковалевская В.Б., 1990. Традиции прорезных поясов в памятниках Кудыргинского типа// КСИА.
Вып. 199.
Комар А.В., 1999. Предсалтовские и раннесалтовский горизонты Восточной Европы (вопросы хронологии)// Vita Antiqua. № 2.
Комар А.В., 2001а. К вопросу о дате и этнокультурной принадлежности шиловских курганов// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
38
Комар А.В., 20016. Происхождение поясных наборов раннесалтовского типа// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Крамарев А.И., 1993. Новые погребения раннесредневековых кочевников Самарского Заволжья// Новое в средневековой археологии Евразии. Самара.
Круглов Е.В., 2003. Сложные луки Восточной Европы раннего средневековья// Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. Тезисы конференции. Ч.П. М.
Круглов Е.В., 2004. “Тюрко-хазарский” сложносоставной лук// Проблемы археологии Нижнего Поволжья. 1 Международная Нижневолжская археологическая конференция. Тезисы докладов. Волгоград.
Лифанов Н.А., 2001. Новые формы украшений новинковского населения// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Лифанов Н.А., 2004. Традиции ориентировки погребений раннесредневековых кочевников лесостепного Поволжья// Древность и средневековье Волго-Камья. Материалы Третьих Халиковских чтений 27-30 мая 2004 г. Казань; Болгар.
Лифанов Н.А., в печати. Систематика погребально-поминальной обрядности новинковского населения.
Мажитов Н.А., 1977. Южный Урал в VII-XIV вв. М.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала УШ-ХП вв. М.
Матвеева Г.И., 1975. Памятники именьковской культуры на Самарской Луке// Краеведческие записки Куйбышевского областного музея краеведения. Вып.Ш. Куйбышев.
Матвеева Г.И., 1995а. Грунтовые погребения новинковского типа на Самарской Луке// Краеведческие записки. Вып.УП. Самара.
Матвеева Г.И., 19956. Результаты новых исследований Рождественского Ш курганного могильника// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара.
Матвеева Г.И., 2003. Поселение ранних болгар в Среднем Поволжье//Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. Тезисы конференции. Ч.П. М.
Мерперт Н Л., 1954. Материалы по археологии Среднего Заволжья// МИД. № 42.
Могильников В.А., 1981. Тюрки// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Мухаметшина А.С., 1999. Коминтерновский курган. Проблемы атрибуции// Болгар и проблемы изучения древностей Урало-Поволжья. 100-летие А.П.Смирнова. Болгар.
Плетнева С.А., 1981. Ранние болгары на Волге// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Рутто Н.Г., 1975. Рождественский III курганный могильник// Самарская Лука в древности. Куйбышев.
Савинов Д.Г., 2002. “Энциклопедия” тюркского мира// Лев Николаевич Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. T.I. СПб.
Седова М.С., 1995. Исследование Шелехметского II курганно-грунтового могильника// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Семыкин Ю.А, 1996. К вопросу о поселениях ранних болгар в Среднем Поволжье// Культуры Евразийских степей II половины I тысячелетия н.э. Самара.
Скарбовенко В.А., 2001. Погребение кочевника салтовского времени в долине р.Самары// Самарский край в истории России. Материалы юбилейной научной конференции 6-7 февраля 2001 г. Самара.
Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000. Березовский курган и его место в системе раннесредневековых древностей Самарского Поволжья// Краеведческие записки. Вып.1Х. Самара.
Сташенков Д.А., 1995а. Археологические исследования у с.Новинки в 1992 г.// Краеведческие записки. Вып.УП. Самара.
Сташенков Д.А., 19956. Новые детали погребального обряда памятников раннеболгарского времени в Самарском Поволжье// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Сташенков Д.А., 1998. Евразийская мода в эпоху раннего средневековья (к постановке проблемы)// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара.
Сташенков Д.А., 2001. Половозрастная стратификация новинковского населения (по материалам украшений костюма)// Культуры Евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т.2. Самара.
Сташенков ДА., 2003. Раскопки Кайбельского средневекового могильника в 1953-1954 годах// ВАЛ. Вып.З.
Самара.
39
Сташенков Д.А., Турецкий М.А., 1999. Погребение эпохи раннего средневековья у хутора Лебяжинка (к вопросу об этнокультурной ситуации в Самарском Поволжье в IX в.)// ВАЛ. Вып. 1. Самара.
Уманский А.П., Неверов С.В., 1982. Находки из погребений IX-X вв. в долине р.Алея на Алтае// СА. № 2.
Флёрова В.Е., 2001. Подкурганные погребения восточноевропейских степей и пути сложения культуры Хазарии// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Summary
N.A.Lifanov (Samara, Russia)
ON PERIODIZATION AND CHRONOLOGICAL ATTRIBUTION OF NOVINКА-TYPE MONUMENTS
The ground burials known under the general name of “Novinka-type monuments” are located on a comparatively small area of the southern part of Samarskaia Luka. The present paper offers synchronization of different categories of the inventory ofNovinka interments and their distribution into four chronological stages. The 1SI stage (the 1 s‘ quarter of the VIirh c.) includes complexes containing details of the belt outfit of Agafonov’s and Voznesensky’s appearances, rounded 8-shaped stirrups and bits with cheek-pieces made of bone. The 2nd stage (the 2nd quarter of the VIII**1 c.) is distinguished by belts having a decor in the form of a palmette, stirrups that acquired the arched form and bridle bits. Skeleton heads in the interments of these stages are orientated towards the east/north-east. The 3rd stage (the 3rd quarter of the VIII"1 c.) is associated with the interments orientated towards the north-west, and later towards the west, high moulded pots and jugs; new belting detail types and ornamental design motives, bits with S-shaped lance cheek-pieces, stirrups with lamellar rings, spear tips, axes and bludgeons appear. These innovations are linked to the inflow of a new wave of cattle-breeding population. The 4,h stage (the last quarter of the УШ* - the beginning of the IX*11 c.) is marked by Saltovo belts and earthenware, bits with S-shaped flat and rod-shaped cheek-pieces, spread of ground interments and cremations. Interments with different skeleton orientations coexist at the 3rd and 4*11 stages. The Is* stage should be synchronized with Kominternovskii, Berezovskii (the main burial) and Shilovskii barrows, the 4*11 stage - with Kaibelskii, Urenskii, Staromainskii burial grounds, Bobrovka, Khriashchovka and Zolotaia Niva intake interments. It is probably at this time that the process of sedentarization of the Medium Volga nomads started.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2004 г
40
С. I.Ефимова
ВЛИЯНИЕ МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ НА ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА СРЕДНЕВЕКОВОГО НАСЕЛЕНИЯ ЮГА ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Среди наук, занимающихся исследованием проблем этногенеза и этнической истории народов, важное значение имеет антропология, данные которой становятся самостоятельным историческим источником, позволяющим реконструировать этапы формирования населения - “демоса”, используя при этом биологические системы признаков и методы естественных наук. Современная антропология изучает широкий спектр различных систем признаков, сочетая при их разработке традиционные направления с новыми достижениями биологии человека, генетики популяций, экологии, математической статистики и многих других дисциплин.
Большое значение имеют антропологические исследования в изучении миграций древности. Направление и интенсивность миграционных процессов, характер взаимодействия новых и автохтонных групп невозможно рассматривать только на основе историко-археологических, лингвистических или этнографических данных. Население Европы после эпохи “Великого переселения народов” в значительной степени формировалось под влиянием таких миграционных процессов, изменивших не только политическую и этнокультурную карту Европы, но и ее антропологический состав.
Накопленный отечественной наукой огромный материал, характеризующий морфологические особенности черепа древних и современных групп Восточной Европы, позволяет рассмотреть изменчивость краниологических комплексов населения этого макрорегиона в диа-хронном аспекте с помощью картографирования антропологических комплексов. Построив карты распределения краниологических комплексов населения в различные хронологические интервалы, мы можем проводить их анализ не только в ракурсе исторической антропологии, но и в плане трансэпохальных сопоставлений уже не по отдельным признакам, а по их определенным сочетаниям.
Проанализировать антропологическое многообразие раннесредневекового населения Восточной Европы помогают методы многомерной
статистики, которые широко применяются в современной антропологии при обработке больших массивов измерительных данных. Статистическим приемом, на основе которого проводилось картографирование, был выбран канонический анализ (Дерябин В.Е., 1983, с. 136) - метод, позволяю-щий выявить градиенты межгрупповой краниологической изменчивости по комплексам измерительных признаков черепа. Информацию об этих комплексах несут значения канонических переменных, представляющие новые некоррелированные признаки, которые можно картографировать.
Для проведения первого этапа анализа нами использовался массив краниологических данных, включающий 61 серию черепов из раннесредневековых памятников Восточной Европы. На рис.1 представлены результаты картографирования 1 канонической переменной, которая описывает 41% общей изменчивости комплекса 12 основных краниометрических признаков раннесредневековых серий Восточной Европы и выделяет варианты по общим пропорциям мозгового черепа и лицевого отдела. Таким образом, карта, построенная по значениям 1 канонической переменной (рис.1), показывает территориальное распространение антропологических комплексов среди населения, обитавшего на территории Восточной Европы в V-IX вв. Разумеется, анализ антропологической карты в значительной степени должен проводиться с учетом данных истории и археологии, но, в свою очередь, и сама эта карта является ценным историческим источником, особенно при изучении миграций древнего населения.
Далеко не все миграционные потоки отражены на антропологической карте V-IX вв. (рис.1). Ареал расселения славянских племен на этой карте не показан ввиду отсутствия антропологических материалов, но представлены многие группы, с которыми взаимодействовали ранние славяне, это балтские племена земгалов, латгалов, жемайтов и аукштайтов, а также местные Поволжья и Приуралья. Отражена миграция ранних болгар на территорию Среднего Поволжья и имеется возможность рас-
Рис. I. Карта краниологических комплексов населения Восточной Европы и Кавкаia в \ I-IX вв.
[ ралапии <наченпй I канонической переменной, определяющие краниологические комплексы: 2.9 а; 3.0-3.9-б;4.0-4.9-в; 5.0-5.9-д; 6.0 i. 1-62-сравнительные краниологические материалы. Ipj шя: /
Те.ювани (II -/A вв.Л 2 (амтавро (П-1.\'вв). 3 t/пкии (II -/А вв). 4 Жнивам </Г-/А вв). 5 ( иоии (I II-Vвв ). 6 К'вабеби (П-1.\вв). 7 Аджария (II -1.\ вв ), 8 Карсниекеви (1Г-1\ вв ). 9 Маршам (П -1\ вв ), 10 Маграиепш (П '-1.\ вв.) Сев. Кавка и// сборная серия Черкесам (Адшох и др. I Ш-ХН вв.). 12 Гамовекое\ще1ье (l-l II вв ). 13 Мощевая 1млка (I III-IXвв.). 14 Ба/абанка (111-1 III вв.). 15 Верхний Чир-Юрт (1-ГПвв ). 16 Ьба-Юрт (1.\-.\ вв ). /"’ - Деева (I ///-/А вв.). IB Гоцаппь (ГП1-.\ вв.). 19 Баннова / (1'11-1.\ вв ). Подонье: 20 Маяцкий (I ///-/Л вв ). 21 Маяцкое се UMfe (I ///-/А вв ), 22 Лчитриевскип (l 'lll-l.\ вв ). 23 Верхне-( 'апновский (I П1-1Х вв ). 24 i 1ивкиискпй (I И1-1\ вв.). 25 Волоконовский (Г1И-1\ вв ), 26 Пижие- Чубяиский (I ///-/А вв.). 2" Ютановский (I ///-/А в< ) 28
Саркел, Правобережное городище (VIII-IX вв.). Крым: 29 Скалистое (IV-IX вв.), 30 Баштановский (77-17/ вв.),31 Суук-Су (V-VH вв.), 32 Инкерман, "Сахарная головка"(\'-\'11 вв), 33 Чуфут-Казе (VI-I 7/ вв.), 34 Гончарное (I 1П-1Хвв.), 35 -Херсонес, "Западные стены ” (IV-IXвв.). Среднее Поволжье и Приуралье: 36 Поломский (III-IX вв.), 37 Варнинский (V-Xвв.), 38 Бирский, поздняя группа погребений (11-111 вв.), 39 Куишаренковский (III-VIIвв.), 40 Манякский (VII-VIIIвв.), 41 Митинский (IV-Vee). 42 Деменковский (VI-VIIIвв.), 43 Мыдлань-Шай (VIII-IXвв.), 44 Суммарная серия из I (нинских могильников (VIII-IX вв.). 45 Болыие-Тарханский (\1П-1Хвв.), 46 Болыие-Тиганский (VIII-IX вв.), 47 Танкеевский (VIII-IXвв.), 48 Кайбельский (VIII-IXвв.), 49 Новинковский (VII-VIII вв.), 50 курганы Самарской Луки (111-1 111 вв.), 51 Старо-Хачшовский (IX-X вв.). 52 кочевники Южного Ураза (Бекешевские курганы, Каранаевский, 1Х-Хвв ). Прибалтика: 53 Одукалнс (VIII-XI вв); 54 Кисти (VII-XIIвв.), 55 Леясбитени (111-Хвв), 56 Диктарай (V-VI вв.), 57 Обялай (V-VI вв.), 58 сборная серия: Гринюиай, Кремаза, Гелува, Патушввие и op. (V-VIII вв.), 59 Плинкайгачис (7-17 вв.), 60 Пагрибис (V-VI вв), 61 Мауджиорай (VIII-IX вв.), 62 сборная серия: Мяльдиняй, Паистричай. Линксмучай (V-VI вв.).
Fig. I.	The map of craniological complexes of Eastern European and Caucasian population in the VI-IX cc. Values I of canonical variable gradations defining craniological complexes: 2.9 a; 3.0-3.9 - 6; 4.0-4.9 -в; 5.0-5.9 r; 6.0 д. 1-62 comparative craniological materials. Georgia: / Telovani (IV-IXcc.), 2 Samtavro (IV-IXcc.), 3 Armazi (IV-IXcc.), 4 Zhimali (IV-IXcc.), 5 Sioni (VH-Xcc). 6 Kvabebi (IV-IX cc.). " Adzhariia (IV-IX cc.), 8 Karsniskevi (IV-IX cc ), 9 Martazi (IV-IX cc.). 10 Magraneti (IV-IX cc.). The North Caucasus: // Circassian combined series (Adiiuh and others, VUI-XII cc ). 12 Gamovskoe gorge (V-VIIcc.). 13 Moschevaya Balka (Vlll-IX cc.), 14 Balabanka (VII-VIIIcc.), 15 ( pper Chir-Yurt (V-VII cc.). 16 Duba-Yurt (IX-Xcc.), Degva (VIII-IXcc), 18 Gotsatli (VIH-Xcc ), 19 Kazazovo I (Vll-IX cc ). Don reaches: 20 Mayatskii (VIII-IX cc), 21 Mayatskoe village (VIII-IXcc.), 22 Dmitrievskii (VIII-IXcc.). 23 Cpper-Saltovskii (VIll-lX cc.). 24 /Jivkinskii (VIII-IXcc.), 25 Volokonovskii (VIII-IX cc ), 26 Lower-I.ubyanskii (VIII-IX cc). 2" Yutanovskii (VIII-IX cc), 28 Sarkel, Right-bank hillfort (17//-l.\cc). Crimea: 29 Skalistoye (IV-IX cc.). 30 Bashtanovskii (VI-VIIcc), 31 Suuk-Su (V-VII cc ), 32 Inkerman, "Sugar-loaf" (V-VIIcc), 33 Chufut-Kale (VI-VIIcc.), 34 Goncharoye (VIII-IX cc.), 35 Khersones, ll'est walls (IV-IXcc.). Medium Volga and Ural reaches: 36 Polomskii (III-IX cc.), 3~ Varninskii (V-X co. 38 Birskii, late group of burials (VI-VII cc.), 39 Kushnarenkovskii (lll-VII cc), 40 Manakskii (VII-VIII cc). 41 Mitinskii (IV-Vcc.). 42 Demenkovskii (Vl-VHlcc.), 43 Mydlani-Shay (VIII-IX cc). 44 Total series of Tsninskii burial grounds (VIII-IX cc.), 45 Bolshe-Tarhanskii (VIII-IX ее.), 46 Bolshe -liganskii (VIII-IX cc). 4" Tankeievskii (Vlll-lXcc.), 48 Kaibelskii (VIII-IXcc.), 49 Xovinkovskii (VII-VIII cc), 50 Samarskaia Luka barrows (VII-VII1 cc.), 51 Staro-Halilovskii (IX-X cc.), 52 nomadsofthe South I ral (Bekeshevskie barrows, Karanaevskii, IX-X cc.). Baltic states: 53 Odukalns (VHl-XI cc.); 54 Kivti (VII-XII cc ), 55 Leiasbiteni (VH-Xcc.), 56 Diktaray (V-VIcc.), 57 Obialay (V-11 cc.), 58 combined series: Grinyunay. Kremala, Geluva, Pashushvvis and others (V-VIII cc.), 59 Plinkaygalis (V-VI cc.), 60 Pagribis (V-VI cc). 61 Maudzhioray (VIII-IX cc.), 62 combined series: Myalidinyay. Paistrichay, l.inksmuehay (V-VI cc.).
смотреть сложный состав населения, объединенного под властью Хазарского каганата (территория Подонья, Северного Кавказа и Крыма). Это разноплеменное население Восточной Европы было неоднородным и по своему антропологическому составу. Преобладал европеоидный комплекс признаков, хотя имелось несколько вариантов различного происхождения. Большое значение для выделения антропологических компонентов раннесредневекового населения имеет черепной указатель, размеры орбит, ширина лица и степень его уплощенности, угол выступания носа.
Территории, прилегающие с востока к Балтийскому морю, в основном были заняты населением с массивной длинной головой, низкими глазницами,
узким или среднешироким, невысоким лицом (минимальные значения 1 канонической переменной). Этот морфологический вариант (типы “а” и “б” на рис. 1) компактно локализуется на территории расселения аукштайтов и жемайтов, проявляется в материалах средневековых латгалов. В Поволжско-Приуральском регионе долихокран-ный узколицый комплекс отмечен в материалах из финских могильников бассейна р.Цны.
Необходимо подчеркнуть, что сходство основных пропорций черепа, определяемых значениями первой переменной, имеет исключительно морфологический характер, не обязательно связанный с общим происхождением. Хотя в ряде случаев можно указать на распространение сходных антро-
43
оологических особенностей в близкой этнокультурной среде. Одним из таких консолидированных в антропологическом отношении массивов этого времени были аланы, которые вместе с болгарскими племенами составляли два основных компонента населения Хазарского каганата VIII-IX вв. (ПлетневаС.A., I981.C.64). Долихокефальные аланы с узким и высоким липом, сильно выступающим носом, оставившие катакомбные могильники в верховьях Северского Донца. Оскола и Дона, были сходны со средневековыми группами Северного Кавказа, что наглядно демонстрирует преобладание средних значений канонической переменной (тип "в”) на этих территориях.
Широколицые, с небольшой уплощенностью в области скул и глазниц, с более коротким и широким черепом ранние болгары, обитавшие на территории Подонья, обладали антропологическим сходством со своими соплеменниками, продвинувшимися в VIII-IX вв. в регион Среднего Поволжья. Надо сказать, что кочевые группы этого времени во многом сохранили особенности физического типа европеоидного степного населения сарматского времени, а монголоидные черты проявляются в виде небольшой упло-щенности лица или несильно выступающем носе. Именно такой комплекс (тип “г” на рис.|) отмечен в материалах из болгарских могильников с разных территорий распространения салтово-маяцкой культуры, а также в ранневенгерском Больше-Тиганском могильнике с территории Прикамья и ряде материалов, характеризующих кочевые группы Южного Урала.
Максимальными значениями 1 канонической переменной характеризуются резко брахи-кранные, широколицые, с высокими орбитами и в ряде случаев с небольшой уплощенностью лица серии (комплекс “д” на рис. I), среди которых, пожалуй, только материалы из Правобережного Цимлянского городища, имеют выраженную уплощенность лица. Для населения Крыма этого времени был характерен, в основном, брахи-кранный вариант, с широким и низким лицом и величинами углов горизонтальной профилировки в пределах европеоидных значений. Для ряда групп отмечен обычай искусственной деформации головы. Антропологические материалы с территории Поволжья и Приуралья показывают, что, начиная с V-VII вв., здесь фиксируется проникновение групп, чей антропологический облик отличался от предшествующего населения. Этим объясняется распространение обычая кольцевой деформации и увеличение ширины лица в материалах Верхнего и Среднего Прикамья. Однако основу населения региона в это время составляло местное население (Акимова М.С., 1968, с.47), и
только к кон.1 тыс. н.э. произошли существенные изменения антропологического состава, связанные с миграцией ранних болгар и продвижением значительных массивов кочевого населения на Южный Урал(Ефимова С.Г., 1990, с.98-106).
Вопрос о соотношении антропологических и этнокультурных границ при исследовании древнего населения решается в каждом конкретном случае по-разному. Никакой причинно-следственной связи между антропологическим типом и этносом быть не может: это явления разного порядка (биологическое и социальное). Если консолидация языка и культуры сопровождается установлением брачных связей между группами, близкими по своему происхождению и территории обитания, то возникающая этническая общность по антропологическим особенностям остается в пределах изменчивости, характерной для данной территории. Затем в процессе расселения какое-то время могут действовать изолирующие барьеры (географические, социальные, этнические, религиозные) между местными и мигрантными группами или, если местное население значительно уступает по численности пришельцам, - длительное время может сохраняться их антропологическое своеобразие (Ефимова С. Г., 2002, с. 157-173).
Анализируя антропологическую карту раннего средневековья, мы фиксируем многие группы в тот период, когда они сравнительно недавно покинули территорию, на которой сформировались и какое-то время сохраняли антропологический комплекс, характерный для исходной территории. В связи с этим усиливается роль данных антропологии в разработке исторических проблем раннесредневековых государственных объединений, формировавшихся на многокомпонентной основе.
В исторической летописи Хазарского каганата, объединившего и подчинившего народы различного происхождения, остается еще немало дискуссионных вопросов, ответить на которые помогают выводы антропологов. Наиболее полно антропологическими материалами представлена территория бассейна Дона. Как упоминалось выше, в составе этого населения в хазарское время выделяется два основных антропологических типа. Первый долихокранный, с узким, высоким, резко профилированным лицом и сильно выступающим носом был впервые выявлен на материалах Верхне-Салтовского могильника, изучением которых занимались Г.Ф.Дебец (1948, с.251-254) и В.П.Алексеев (1962, с.48-87). В дальнейшем было показано, что этот тип является основным не только для верхнесалтовского, но и для населения, оставившего такие могильники лесостепно
44
го Подонья, как Дмитриевский и Маяцкий (Кон-дукторова Т.С., 1984, с.199-236; Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1990, с.94-105). В антропологической литературе не раз указывалось на антропологическое сходство этого комплекса со средневековыми аланскими группами Северного Кавказа (Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993, с.75), что явилось дополнительным аргументом для обоснования исторической концепции о переселении этой группы с территории Северного Кавказа (Плетнева С.А., 1981, с.70).
Однако антропологи никогда не связывали отмеченный морфологический вариант исключительно с аланским населением. Еще Г.Ф.Де-бец (1948, с.252) отмечал аналогии “верхне-салтовскому” варианту в эпоху железа (среди скифских и Черняховских серий) и рассматривал его формирование на основе расогенетического процесса, общего для многих групп юга Восточной Европы. В эпоху средних веков идентичный краниологический комплекс отмечен также в серии из Кушнаренковского могильника с территории Южного Урала (Акимова М.С., 1968, с.71), которая принадлежала населению караякупов-ского этнокультурного круга. А в современном населении влияние этого краниологического комплекса прослеживается в так называемом понтийском типе, широко распространенном не только на Северном Кавказе, но и среди украинского, южнорусского населения, и среди поволжских татар, например. Поэтому вряд ли правомочно краниологические признаки (форму черепа) включать, наряду с археологическими, для выделения территориальных вариантов салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 2000, с. 13).
Действительно, по имеющимся антропологическим данным в лесостепном населении Подонья наблюдается преобладание узколицего долихо-мезокранного компонента, хотя брахи-кранные варианты черепов в небольшом проценте выделяются на внутригрупповом уровне (в Верхне-Салтовском, Волоконовском, Нижне-Лубянском могильниках). Несмотря на некоторые следы начала метисации, все-таки данные антропологии свидетельствуют о существовании брачной изоляции лесостепного и степного населения Дона. Как писал Г.Ф.Дебец (1948, с.255), “тип зливкинских черепов, будучи также вполне европеоидным, существенно отличается от салтовских. Они короче и шире”.
Неоднократно изучавшаяся серия из Злив-кинского могильника стала своего рода эталоном для характеристики ранних болгарских племен. Действительно, наблюдается определенное антропологическое сходство брахикранных, среднешироколицых зливкинских черепов с серия
ми из Кайбельского и Больше-Тарханского могильников, принадлежавших продвинувшимся в регион Среднего Поволжья ранним болгарам. Однако при общем сходстве морфологического типа, отдельные группы ранних болгар имели некоторые краниологические различия. Этот факт во многом обусловил антропологическую дифференциацию отдельных групп городского населения Болгарского государства на Волге в последующее время (Ефимова С.Г., 1991 б, с. 129).
Необходимо отметить, что выводы о физическом типе населения Волжской Болгарии существенно корректировались по мере накопления антропологических материалов. После публикации Т.А.Трофимовой (1956) серии из могильника на Бабьем бугре в г.Болгаре, считалось, что долихокранный узколицый, с высоким переносьем и выступающим носом краниологический компонент был основным в составе волжских болгар. Однако проведенное впоследствии изучение значительного массива раннеболгарских и новых серий, характеризующих городское и сельское население Волжской Болгарии в Х-ХШ вв. (Постникова-Рудь Н.М., 1978, 1987; Ефимова С.Г., 1991а, 19916), показало, что наиболее распространенным был мезоморфный, брахикранный, с небольшой монголоидной примесью метисный комплекс, в формировании которого проявился и автохтонный поволжско-приуральский пласт, и компонент, связанный с ранними блгарами. Преобладание этого морфологического типа в домонгольское время свидетельствует о том, что миграция раннеболгарских племен на Среднюю Волгу была масштабной по численности. И напротив, группа, оставившая могильник на Бабьем бугре в г.Болгары, по своим антропологическим особенностям не находит аналогий на территории Волжской Болгарии домонгольского времени и, возможно, связана с миграцией населения, близкого к аланским группам верховьев Дона.
Таким образом, изучая антропологический состав более позднего населения, мы можем восстановить особенности облика предшествующих групп. Изображенная на рис.2 известная скульптурная реконструкция М.М.Герасимова по черепу из могильника на Бабьем бугре в г.Болгаре иллюстрирует то, что узколицый долихокранный комплекс в целом сохранился среди этой группы горожан Х-ХШ вв., но приобрел небольшую уплощенность в области орбит под влиянием метисации.
Большое количество антропологических материалов домонгольского времени, полученных при археологических раскопках двух столиц Волжской Болгарии (г.Болгара и г.Биляра) и много-
45
Рис. 2. Антропологическая реконструкция по черепу из г.Болгары, Бабий бугор, Х-ХШ вв. Автор - М.М.Герасимов (фонд МА МГУ, A-VIII-453).
Fig. 2.	Anthropological reconstruction by cranium from Bolgary town, Babii bugor, X-XIII cc. Made by M.M.Gerasimov (depository of Museum of Archaeology of Moscow State University, A-VIII-453). численных сельских могильников, отражены на карте X-XIII вв. (рис.3, 4). Рассмотрение этих материалов позволяет определить, из каких компонентов происходило формирование населения Болгарского государства на Волге. Выделяются группы, связанные с ранними болгарами, однако, как уже отмечалось, и среди них имелись некоторые антропологические отличия, вероятно, обусловленные их племенной дифференциацией. Особенно неоднороден был состав горожан, значительная часть которых по особенностям фи
зического облика была сходна с местными жителями Поволжья и Приуралья, в черте городов существовали также отдельные купеческие колонии. Необходимо подчеркнуть, что в изучении средневековых государств антропологические исследования играют заметную роль, помогая не только выделить отдельные группы горожан, оценить их социальное положение (по уровню продолжительности жизни), но также рассмотреть соотношение городского и сельского населения.
Необычайная миграционная активность раннесредневекового населения приводила к пере-комбинации антропологических комплексов разного происхождения и образованию зон активной метисации на Северном Кавказе, в Подонье, Среднем Поволжье и Приуралье. Но в этот период еще не было массового продвижения на территорию Европы групп монголоидного облика: в расообразовательных процессах участвуют в основном различные варианты европеоидного типа. Напротив, в последующее время доля населения с монголоидными чертами усиливается, что хорошо видно на антропологической карте (рис.4), построенной по тому же методу, что и карта (рис. 1). В каноническом анализе использовалось 163 краниологических серии1, относящиеся к периоду X-XIII вв., локализация которых представлена на рис.3.
Огромный ареал расселения восточных славян представлен на карте Х-ХШ вв. значительным количеством краниологических выборок, характеризующих городское и сельское население. С территории, занятой балтским населением, получены антропологические материалы, в основном, из могильников латгалов, земгалов и селов; имеется также ряд серий черепов литовских племен. Краниологические материалы по средневековым финно-уграм принадлежат эстам и ливам в Прибалтике и древним мари и удмуртам в Поволжье и Среднем Прикамье1 2. Несмотря на большое количество раскопанных кочевнических курганов, антропологических материалов домонгольского времени не так много, зачастую это единичные погребения, которые не всегда можно точно отнести к той или иной группе степняков. Этнически разнородное население Хазарского каганата представлено не всегда хорошо датированными сериями из могильников Крыма и материалами из некрополей Саркела Х-Х1 вв. В картографирование были также включены позднеаланские группы Северного Кавказа и серии среднефеодального периода Центрального Кавказа.
1 Более подробная информация по материалам, использованным для построения карт (рис.1,3,4), дана нами в публикации (Ефимова С.Г., 1999, с. 187-189, 192-196).
2 По северо-западным группам финского населения имеется ряд серий более позднего времени, которые не были включены в рассмотрение.
46
Рис. 3. Локализация антропологических материалов на территории Восточной Европы и Кавказа в X-XIII вв. Закавказье и Центральный Кавказ (среднефеодальный период): 1 -Гарни, 2—Мингечаур (христианские погр.), 3 - Сагварили, 4 - Авенизи, 5 - Эдиси, 6 - Дзвели, 7 —Дманиси, 8 — Пшави, 9 -Сиони, 10-Жинвали, 11 - Матани, 12 - Квемо Бодбе, 13 — Банис Квабеби. Северный Кавказ: 14 -Змейская (Х-ХПвв.), 15 — Узунтала (IX-XI вв.), 16—Миатли (ХП-ХШвв.), 17-Харх(Х-ХП1вв.), 18 — Казазово II (X-XIII вв.), 19—Нижний Архыз (IX-XII вв.), 20 — Ильичевское городище (XII-XIII вв.). Подонье: 21 - Зливкинский (христианские погр., Х-ХП1вв.), 22 — Саркел, насыпь 19/1 (X-XI вв.), 23 - Саркел, насыпь 25/1 (X-XI вв.), 24 - Саркел, насыпь 24/6 (X-XI вв.), 25 — Саркел, насыпь 17/10 (X-XI вв.), 26 - Саркел, могильник у юго-западной стены (X-XI вв.), 27 — Саркел, могильнику сев.-восточной стены (X-XI вв.), 28 — Саркел (кочевники, X-XI вв.). Южно-Русские степи: 29 — Калиновский (Х-ХП вв.), 30- сборная серия (печенеги, XI в. ?), 31 - сборная серия (половцы, Херсонская обл,.ХП1 в. ?), 32 - сборная серия (половцы. Запорожская обл.ХПв.?), 33 — Благовещенка (грунтовой м-к, ХП-ХШ вв.), 34 — сборная серия (кочевники Днепропетровской и Харьковской обл., Х-ХП вв.), 35 - Каирский (XI-XII вв.). Крым: 36— Судак и Коктебель; 37 - Херсонес, могильнику западных стен (ХП-ХШ вв.), 38 —Херсонес, “Храм с ковчегом ” (X-
47
XI вв.), 39—Херсонес, “Северный берег ” (XT-XIII вв.), 40 - Заречинский (Х-ХП вв.), 41- Эски-Кермен (XII-XIII вв.). Поднестровье: 42 —Бранешты (X-XI вв.), 43 - Василев (XII вв.). Среднее Поднепровье: 44 -киевские кладбища (IX-XIII вв.), 45 -хут.Половецкий (XI-XII вв.), 46 - Николаевка (XI-XII вв.), 47— Княжья Гора, Сагуновка (XI-XI1 вв.), 48 — Монастырей (Х-ХН вв.); 49 - Чернигов и Конотпоп (городские кладбища, X-XIII вв.), 50— Чернигов (Троицкий монастырь, Х-ХШ вв.), 51 — Гущина (X-XI вв.), 52 -Шестовицы (X-XI вв.), 53 — сборная серия Подесенья (Влазов, Меринка, Стольное, Кошары, 1Х-ХП1вв.), 54 - Липовое (Х-ХШ вв.), 55- окрестности Переяславля (Х-ХШ вв.), 56—хут.Ламанный и Леплява (Х-ХШ вв.), 57 — Медвежье (Х-ХШ вв.), 58 - Белгородка-Николаевка (Х-ХШ вв.), 59 — Гочево (Х-ХШ вв.), 60 — сборная серия Верхнего Сейма (Х-ХШ вв.), 61 — Зеленый Гай (XI-XII вв.), 62 — Каменное (IX-XII вв.), 63 — Любеч (XI-XIII вв.), 64 - Витачев (XI вв.), 65—Ягнятин (Х-ХШ вв.), 66 - бассейн р. Уж: Речица, Яжбердень, Норинск (Х-ХШвв.), 67 — сборная серия (бассейнр.Убороть: Олевск, Зубковичи, Андреевичи Х-ХШ вв.), 68 — левобережье р. Стырь (Вечулки, Усичи, Х-ХШ вв.), 69- междуречье р.Горыни и р. Стыри (Теремно, Поддубицы, Белев, Кладенка, Ст.Жуков, Пересопница Х-ХШ вв.), 70—Ровно (Х-ХШ вв.), 71 — сборная серия Волыни (Х-ХШ вв.), 72 - Новоселки (Х-ХШ вв.), 73 — сборная серия (Звенигород, Збуж, Ив-Злоте, Х-ХШ вв.), 74 — Зимно (Х-ХШ вв.). Верхний Днепр: 75—междуречье В.Днепра и Березины: Курганье, Гадзиловичи (Х-ХШ вв.), 76 —бассейн р.Сож (Х-ХП вв.), 77 — бассейн р. Снова и Ипути (Х-ХП вв.), 78 — сборная серия (Орша, Сенно, Х-ХП вв.), 79 — западная группа дреговичей (Х-ХШ вв.), 80 — юго-восточная группа дреговичей (Х-ХШ вв.), 81 — Гневково (IX-XHI вв.), 82 — Новогрудок (грунтовой могильник, XI-XII вв.), 83 - Новогрудок (курганная группа, Х-ХШ вв.), 84 — сборная из курганов Брестской области (Х-ХШ вв.), 85 — Вензовщина (Х-ХШ вв.), 86— сборная серия полоцких кривичей (Х-ХШ вв.), 87 — междуречье р.В. Сож и р.В.Десна (Х-ХШ вв.), 88 — сборная серия (Волочек, Березовка, Х-ХШ вв.), 89 -сборная серия Верхней Десны (Х-ХШ вв.), 90 —междуречье ЗапДвины и В.Днепра (Х-ХШ вв.), 91 — Гнездовский (XI в.), 92 — Смоленск (ХП-ХШ вв.). Верхнее Поволжье и бассейн р.Москвы: 93—Ржевское течение Верхней Волги (Х-ХШвв.), 94- бассейн р.Истры ир.Рузы (Х-ХШ вв.), 95 - Клинско-Дмитровская гряда (Х-ХШ вв.), 96 — Тверское течение Верхней Волги (Х-ХШ вв.), 97 - озеро Илово (Х-ХШ вв. ?), 98 — бассейн Истры и Рузы (Х-ХШ вв.), 99 — верхнее течениер.Москвы (ХП-ХШ вв.), 100 - среднее течение р.Москвы (ХП-ХШвв.), 101 - северо-восточная группа вятичей (ХП-ХШвв.), 102-нижнее течение р.Москвы (ХП-ХШ вв.), 103 — Старая Рязань (Х-ХП вв.), 104 — Слободка (Х-ХШ вв.), 105 - Исаковские Выселки (Х-ХШ вв.), 106 —Костромская группа кривичей (Х-ХП вв.), 107—Ярославская группа кривичей (Х-ХП вв.), 108 — Владимиро-Рязанская группа кривичей (Х-ХП вв.). Северо-Запад: 109 - курганы Вологодской обл. (Х-ХШ вв.), ПО - Никольский могильник (XI в.), Ill - Нефедьево-Шуйгино (XI-XII вв.), 112- Псков (XII в.), 113 — Н.Заречье (Х1-ХП вв.), II4 - сборная (Борницы и др., Х1-ХШ вв.), 115 — Ретенское озеро (XI-XIII вв.), 116 — сборная (Калитино, Таровицы ХП-ХШ вв.), 117 — Беседа (XI-XIII вв.), 118-Мокредь (XI-XIII вв.), 119 — Загривье (XI-XIII вв.), 120-Ольгин Крест (XI-XIII вв.), 121 - Юго-Восточное Приладожье (XI-XIII вв.), 122 - Которск (XI-XIII вв.), 123 -Хрепле (XI-XII вв.), 124 - курганы Верхней Луги (Х-ХШ вв.), 125 — курганы Вышневолоцкого и Весьегонского у. (ХП-ХШ вв.), 126 - жальники Приладожья (ХП-ХШвв.), 127—Новинки (XI-XIIIвв.). 128-Володино (Х1-ХШвв.), 129- жальники Шелонской пятины (ХП-ХШ вв.), 130 - Старая Ладога, Земляное городище (XI-XII вв.). Прибалтика: 131 - сборная серия (Лудза, Цибла, Рикополе, IX-XII вв.), 132 - Нукшинский (Х-Х1 вв.), 133- Кристапини (X-ХШ вв.), 134 - Идени (Х-ХШ вв.), 135 - сборная серия (ливы даугавские, Х-ХШ вв.), 136- сборная серия Правобережья Даугавы (Х-ХШ вв.), 137 - Каугуру-Бейтес (Х-ХШ вв.), 138 — Леясдопелес (XI-XII вв.), 139- Чунканы Дреньгери (Х-ХШ вв.), 140 — пограничье земгалов и селов (Яунейкяй, Жяймялис, Палигикяй и др., VIII-XI вв.), 141 — пограничье земгалов, куршей и жемайтов (Павирвите-Гудай, X-XI вв.), 142 -сборная серия Западной Эстонии (Кюти, Хаймере, Ыиви, Лахепера, ХТ-ХШ вв.), 143 — Карья (XIII в.), 144— Таммику (ХП-ХШ вв.). Среднее Поволжье и Приуралье: 145 -Дубовский (ХП-ХШвв.), 146— Качкашурский (IX-XIII вв.), 147 - сборная серия (Мрясимовский, Муракаевский XI-XII вв.), 148 — Руткинский (ХП-ХШвв.), 149—Кайбельский (X-XI вв.), 150—Воровский Враг (X-XI вв.), 151 —I Старо-Куйбышевский (Х-ХП вв.), 152 -Измерский (Х-ХШ вв.), 153 - II Семеновский (ХП-ХШ вв.), 154-Биляр, I могильник (XI-XIII вв.), 155-Биляр, Пмогильник (Х-ХП вв.), 156 — Биляр, IIIмогильник (1236 г.), 157 — Биляр, IVмогильник (Х-ХШвв.?), 158—Болгары, “Четырехугольник” (Х-ХШ вв.), 159—Болгары, “Бабий бугор" (Х-ХШвв.), 160 — Болгары, Братская могила (X-XVвв.), 161 — Старый Венец (Х-ХШвв.), 162 — Тетюшский (Х-ХП вв.), 163-Б.Тояба (XIIв.).
Fig. 3.	Localization of anthropological materials on the territoiy of Eastern Europe and Caucasus in X-XIII cc. Transcaucasia and Central Caucasus (Middle feudal period): / — Garni, 2 — Mingechaur (Christian burials), 3 -Sagvarili, 4-Avenizi, 5 -Edisi, 6 — Dzveli, 7-Dmanisi, 8 — Pshavi, 9 — Sioni, 10-Zhinvali, 11 — Matani, 12 - Kvemo Bodbe, 13 - Van is Kvabebi. The North Caucasus: 14 - Zmeiskaya (X-XII cc.), 15 -
48
Uzuntala (IX-XI cc), I6-Miatli (XII-XIIIcc.), I7-Kharkh (Х-ХШсс), 18-Kazazovo II (X-XIII cc.), 19-Nizhniy Arhyz (IX-XII cc.), 20 — Ilyichevskoie hillfort (XII-XIII cc.). Don reaches: 21 -Zlivkinskii (Christian burials, X-XIII cc.), 22 - Sarkel, mound 19/1 (X-XI cc.), 23 — Sarkel, mound 25/1 (X-XI cc.), 24 — Sarkel, mound 24/6 (X-XI cc.), 25 - Sarkel, mound 17/10 (X-XI cc.), 26 - Sarkel, burial ground beside south-west wall (X-XI cc.), 27 — Sarkel, burial ground beside north-east wall (X-XI cc.), 28 - Sarkel (nomads, X-XI cc.). South-Russian steppes: 29 - Kalinovskii (X-XII cc.), 30- combined series (Pechenegs, XI c.?), 31 — combined series (Polovtsy, Kherson region, XIII c. ?), 32 — combined series (Polovtsy, Zaporozhie region. XII c. ?), 33 -Blagoveschenka (burial ground, XII-XIII cc.), 34 — combined series (nomads of Dnepropetrovsk and Kharkov regions, X-XII cc.), 35 — Kairskii (XI-XII cc.). Crimea: 36 - Sudak and Koktebel; 37 — Khersones, burial ground beside west walls (XII-XIII cc.), 38 — Khersones, “Temple with ark” (X-XI cc.), 39 — Khersones, “Northern coast” (XI-XHIcc.), 40 — Zarechinskii (X-XIIcc.), 41 -Eski-Kermen (XII-XIIIcc.). Dniestr reaches: 42 - Braneshty (X-XI cc.), 43 - Vasilev (XII cc.). Medium Dnieper reaches: 44 - Kiev cemeteries (IX-XIII cc.), 45 — Polovetskii village (XI-XII cc.), 46 — Nikolaievka (XI-XII cc.), 47 — Knyazhia Gora, Sagunovka (XI-XII cc.), 48 — Monastyrek (X-XII cc.); 49 — Chernigov andKonotop (town cemeteries, X-XIII cc.), 50 — Chernigov (Troitskii monastery, X-XIII cc.), 51 - Guschino (X-XI cc.), 52 - Shestovitsy (X-XI cc.), 53 — combined series of Desna reaches (Vlazov, Merinka, Stolnoie, Koshary, IX-XIII cc.), 54 — Lipovoie (X-XIII cc.), 55 — Pereyaslavl vicinities (X-XIII cc.), 56 — Lamannyi and Lepliava villages (X-XIIIcc.), 57 - Medvezhie (X-XIII cc.), 58 - Belgorodka-Nikolaievka (X-XIII cc.), 59 - Gochevo (X-XIII cc.), 60 -combined series of Upper Seym (X-XIII cc.), 61 - Zeleny Gai (XI-XII cc.), 62 - Kamennoie (IX-XII cc.), 63 — Lyubech (XI-XIII cc.), 64 - Vitachev (XI cc.), 65 - Yagnyatin (X-XIII cc.), 66 - Uzh river basin: Rechitsa, Yazhberden, Norinsk (X-XIII cc.), 67 — combined series (Uborot river basin: Olevsk, Zubkovichi, Andreievichi X-XIII cc.), 68 — Styr river right-bank (Vechulki,Usichi, X-XIII cc.), 69- interfluve of Goryn and Styr rivers (Teremno, Poddubiysy, Belev, Kladenka, St.Zhukov, Peresopnitsa X-XIII cc.), 70 — Rovno (X-XIII cc.), 71 — combined series of Volhynia (X-XIII cc.), 72 — Novoselki (X-XIII cc.), 73 — combined series (Zvenigorod, Zbuzh, Iv-Zlote, X-XIII cc.), 74—Zimno (X-XIIIcc.). Upper Dnieper: 75— interfluveof Upper Dnieper and Berezina rivers: Kurganie, Gadzilovichi (X-XIII cc.), 76 — Sozh river basin (X-XII cc.), 77 — Snova and Iput rivers basin (X-XII cc.), 78 - combined series (Orsha, Senno, X-XII cc.), 79— the west group of Dregovichi (X-XIII cc.), 80 -south-east group of Dregovichi (X-XIII cc.), 81 - Gnevkovo (IX-XIII cc.), 82 - Novogrudok (burial ground, XI-XII cc.), 83 - Novogrudok (barrow group, X-XIII cc.), 84 - combined of Brest region barrows (X-XIII cc.), 85 -Venzovschina (X-XIII cc.), 86 - combined series of Polotsk Krivichi (X-XIII cc.), 87 — interfluve of Upper Sozh and Upper Desna rivers (X-XIII cc.), 88 — combined series (Volochek, Berezovka, X-XIII cc.), 89 — combined series of Upper Desna (X-XIII cc.), 90 interfluve of West Dvina and Upper Dnieper rivers (X-XIII cc.), 91 -Gnezdovskii (XI v.). 92-Smolensk (XII-XIII cc.). Upper Volga reaches and Moscow river basin: 93—Rzhevsk stream of Upper Volga (X-XIII cc.), 94 — Istra and Ruza rivers basin (X-XIII cc.), 95 — Klinsko-Dmitrovsk range (X-XIII cc.), 96 - Tver stream of Upper Volga (X-XIII cc.), 97 — Ilovo lake (X-XIII cc. ?), 98 — Istra and Ruza rivers basin (X-XIII cc.), 99 — upper stream of Moscow river (XII-XIII cc.), 100- medium stream of Moscow river (XII-XIII cc.), 101 - north-eastern group of Viatichi (XII-XIII cc.), 102 - lower stream of Moscow river (XII-XIII cc.), 103 — Staraia Ryazan (X-XII cc.), 104 — Slobodka (X-XIII cc.), 105 — Isakovskie Vyselki (X-XIII cc.), 106 — Kostroma group of Krivichi (X-XII cc.), 107 — Yaroslavskaya group of Krivichi (X-XII cc.), 108- Vladimiro-Ryazan group of Krivichi (X-XII cc.). The Northwest: 109- barrows of Vologda region (X-XIII cc.), 110 - Nikoliskii burial ground (XI c), Ill — Nefedievo-Shuigino (XI-XII cc.), 112 - Pskov (XII v.), 113 — Nizhneie Zarechie (XI-XII cc.), 114 - combined (Bomitsy and others, XI-XIII cc.), 115 — Retenskoe lake (XI-XIII cc.), 116 — combined (Kalitino, Tarovitsy XII-XIII cc.), 117 - Beseda (XI-XIII cc.), 118-Mokred (XI-XIII cc), 119 - Zagrivie (XI-XIII cc), 120 - Olgin Krest (XI-XIII cc), 121 - south-east Ladoga reaches (XI-XIII cc), 122 — Kotorsk (XI-XIII cc), 123 - Khreple (XI-XII cc), 124 - Upper Luga barrows (X-XIII cc), 125 — Vyshnii Volochek and Vesiegonsk regions barrows (XII-XIII cc), 126 — zhalniki of Ladoga region (XII-XIIIcc), 127-Novinki (XI-XIIIcc), 128— Volodino (XI-XIIIcc), 129-zhalniki of Shelonskaia piatina (XII-XIII cc), 130 — Staraia Ladoga, earthen hillfort (XI-XII cc). Baltic states: 131 -combined series (Ludza, Tsibla, Rikopole, IX-XII cc), 132 — Nukshinskii (X-XI cc), 133 — Kristapini (X-XIII cc), 134 — Ideni (X-XIII cc), 135 — combined series (Daugava livy, X-XIII cc), 136—combined series of Daugava right-bank (X-XIII cc), 137 — Kauguru-Beytes (X-XIII cc), 138 — Leyasdopeles (XI-XII cc), 139-Chunkany Drenigeri (X-XIII cc), 140 - border ofZemgaly and Sely (Yauneikyay, Zhyaymyalis, Palishkyay and others, VIII-XI cc), 141 - border of Zemgaly, Kurshy and Zhemaity (Pavirvite-Guday, X-XI cc.), 142 combined series of the West Estonia (Kyuti, Haymere, Yivi, Lahepera, XI-XIII cc), 143 - Karya (XIII vj, 144 - Tammiku (XII-XIII cc). Medium Volga and Ural reaches: 145- Dubovskii (XII-XIII cc), 146-Kachkashurskii (IX-XIII cc), 147 - combined series (Mryasimovskii, Murakaievskii XI-XII cc), 148 —
49
Rutkinskii (XII-XIII cc.), 149 — Kaibelskii (X-XI cc.), 150 — Vorovskii Vrag (X-XI cc.), 151 — Staro-Kuibyshevskii I (X-XII cc.), 152 — Izmerskii (X-XIII cc.), 153 — Semenovskii II (XII-XIII cc.), 154—Bilyar, burial ground I (XI-XIII cc.), 155 - Bilyar, burial ground II (X-XII cc.), 156-Bilyar, burial ground III (1236), 157 — Bilyar, burial groundIV(X-XIII cc.?), 158 — Bulgary, “Quadrangle” (X-XIIIcc.), 159 — Bolgary, “Babii bugor” (X-XIIIcc.), 160 —Bolgary, Common grave (X-XVcc.), 161 —Staryi Venets (X-XIIIcc.), 162-Tetyushskii (X-XII cc.), 163 - Bolshaia Toyaba (XII c.).
В X-XIII вв. на антропологической карте Восточной Европы так же, как и в предыдущий период, преобладали европеоидные комплексы признаков, основные морфологические особенности которых описывают малые и средние значения первой канонической переменной. Соотношение таксономически ценных признаков почти такое же, как и в раннем средневековье, но произошел сдвиг в распределении антропологических типов: больше не встречается ультра-долихокранный узколицый вариант (рис.1, тип “а”) и произошло увеличение доли брахикранных, относительно широколицых вариантов (рис.4, типы “г”, “д”).
Распределение значений 1-й канонической переменной (рис.4) показывает, что славянское население Х-ХШ вв. характеризовалось, в основном, долихокранным узко- или среднешироколицым комплексом (типы “а” и “б”), с тенденцией к брахиморфии (тип “в”) на западе и северо-западе ареала. На карте видны зоны активной метисации антропологически разнородных групп: территория Волжской Болгарии, южнорусские степи, Крым и Кавказ. Среди населения этих регионов преобладали мезобрахикранные широколицые антропологические компоненты различного происхождения (максимальные значения I канонической переменной - типы “г” и “д”). В материалах Центрального Кавказа в этот период усилилось, по сравнению с ранним средневековьем, присутствие брахикранного широколицего европеоидного варианта - так называемого кавкасионского типа. В то же время, в западной части Северного Кавказа у позднеаланского населения сохранялся долихокран-ный узколицый комплекс.
Наши возможности в определении антропологического своеобразия отдельных групп кочевников южно-русских степей в домонгольское время ограничены небольшим количеством выборок, так как основной массив материалов степного населения относится к золотоордынскому периоду. В результате постоянных передвижений в степи сложился смешанный обряд погребения, в котором отражены черты обрядов трех основных народов домонгольской степи: печенегов,
торков (гузов) и половцев (Плетнева, 1981, с.219). Поэтому отнесение имеющихся краниологических материалов к конкретной группе кочевого населения не всегда возможно. Антропологические материалы также не позволяют выделить характерные особенности степных народов. Например, по тем данным, которыми мы располагаем, среди некоторых печенегов был представлен почти европеоидный комплекс признаков3, в то время как другие имели значительную монголоидную примесь (серия из кочевнического могильника у стен Саркела).
Антропологические данные свидетельствуют, что территория Подонья после взятия Саркела Святославом в 965 г осваивалась славянским населением. Наиболее наглядно эти изменения в антропологическом составе демонстрируют материалы Х-ХШ вв. из Зливкинского могильника (Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993, с.67). Массивный долихокранный низколицый европеоидный комплекс этой серии не имеет преемственности с предшествующими материалами, но вполне сопоставим с кругом восточнославянских серий. Среди жителей Саркела X-XI вв. типологически также выделяется сходный компонент в серии из кургана 17/1 (Гинзбург ВВ., 1963, с.260-307). Представление об этом морфологическом типе, скорее всего, связанного со славянами, дает скульптурная реконструкция на рис.5 (ГерасимовМ.М, 1949, с.135-137).
Однако в смешанном составе жителей Саркела X-XI вв. преобладали особенности двух основных европеоидных комплексов предшествующего времени: узколицего долихокранного, так называемого “верхне-салтовского” (насыпи 24/6, 25/1, 19/1 и могильник у юго-западной стены), и брахикранного широколицего “зливкинского” (насыпь 17/1 и могильник у северо-восточной стены). Монголоидные черты, как уже говорилось, отмечены в серии из кочевнического могильника (Вуич Л.Г., 1963, с.420-450) и на отдельных черепах городских некрополей. Именно такой метисный морфологический вариант изображен в скульптурной реконструкции на рис.6.
Вообще, судьбу населения территории Подонья в период после падения Хазарского кага-
3 Данные по ряду групп кочевников южно-русских степей (С.И.Круц, 2003, с.230).
50
Рис. 4. Карта краниологических комплексов населения Восточной Европы и Кавказа в Х-ХШ вв. 1-163 -сравнительные материалы (расшифровку см. рис.3). Градации значений I канонической переменной, определяющие краниологические комплексы: 10.9-а; 11.0-11.9-6; 12.0-12.9 - в; 13.0-13.9 - г; 14.0 д.
Fig. 4. The map ofcraniological complexes of Eastern European and Caucasian population in the X-XI II cc. 1-163 comparative materials (for expansion see Fig. 3). Values I of canonical variable gradations defining cranio logic al complexes: 10.9 a; 11.0-11.9-6; 12.0-12.9 в; 13.0-13.9-г; 14.0-д.
SI
Рис. 6. Антропологическая реконструкция по черепу из г.Саркела, насыпь 17/10, X-XI вв. (раскопки 1934-36 гг.). Автор-М.М.Герасимов (Герасимов М.М., 1949, с. 135-137).
Fig. 6. Anthropological reconstruction by cranium from Sarkel town, mound 17/10, X-XI cc. (excavations in 1934-1936). Made by M.M.Gerasimov (Герасимов M.M., 1949, pp. 135-137).
Рис. 5. Антропологическая реконструкция по черепу из 1.Саркела, насыпь 17/10, X-XI вв. (раскопки 1934-36 гг.). Автор-М.М.Герасимов (Герасимов М.М., 1949, с. 135-137).
Fig. 5. Anthropological reconstruction by cranium from Sarkel town, mound 17/10, X-XI cc. (excavations in 1934-1936). Made by M.M.Gerasimov (Герасимов M.M., 1949, pp. 135-137).
ната, отчасти, можно восстановить и по антропологическим данным. Значительная часть болгарского населения составила, вероятно, вторую волну переселенцев на территорию Волжской Болгарии, где в предмонгольское время наблюдается преобладание в городских и сельских группах антропологического компонента так называемого "зливкинского" типа. Отдельные групп-этого населения еще долго кочевали в южно-русских степях, о чем свидетельствуют материалы из Каменского могильника XII-X1V вв. (Кондукто-роваТ.С, 1957, с.55-59) и могильника Лимбарь того же времени (Великанова М.С., 1975, с. 114-138).
Возможно, с потоком переселенцев с территории Подонья во 2-й пол.Х в. связано и появле
ние в составе жителей г.Болгара долихокранно-го относительно узколицего населения, известного по материалам из могильника на Бабьем Бугре, о котором говорилось выше. С этим населением, оставившим катакомбные могильники в VII1-IX вв. в верховьях Северского Донца и Дона, происходила метисация и на границе славянского ареала, о чем свидетельствует антропологическое своеобразие ряда серий Х-ХШ вв. с территории расселения северян (материалы бассейна р.Псел).
В антропологической литературе почти не затрагивался вопрос о том, какую краниологическую характеристику можно дать той группе, которая представляла этнических хазар. Это
52
связано с тем, что “памятники, которые можно бы было безусловно связать с хазарским этносом, т.е. считать, что они принадлежали именно хазарам, единичны” (Плетнева С.А., 2000, с.4). Однако, по нашему мнению, косвенные данные для восстановления антропологических особенностей хазар имеются. Уже упоминался своеобразный широкоголовый, резкобрахикранный, с широким и низким уплощенным лицом краниологический вариант, представленный в серии из Правобережного Цимлянского городища VIII-IX вв. Этот комплекс больше на территории Подонья не встречается, возможно, поэтому дальнейшая его судьба как бы выпала из поля зрения антропологов. Но следует обратить внимание на факт появления в Крыму, по крайней мере, с рубежа IX-X вв., значительных групп населения с аналогичными особенностями черепа. Этот резкобрахикранный, с широким, низким и уплощенным лицом антропологический тип представлен и в сериях из средневековых могильников: Гончарное, Пампук-Кая (Беневоленская Ю.Д., 1970, с.196-201), Заречинского (Зиневич Г.П., 1973, с.61-79) и среди групп городского населения Крыма: в Херсонесе (“Храм с ковчегом”), Эски-Кер-мене и Мангупском городище (Зиневич Г.П., 1973, с. 192-209), а затем в позднесредневековых материалах из Шулдана, Кыз-Куля и Чилтера (Дебец Г.Ф., 1949). Имеющиеся данные не позволяют
рассматривать формирование этого антропологического пласта на основе предшествующего населения, скорее всего, это был миграционный массив, связанный с историей Хазарии. По мнению В.П.Алексеева (1989, с.349), этот морфологический комплекс находит аналогии в краниологических материалах из поздних караимских кладбищ Крыма. Систематизация крымских антропологических материалов, в связи с пересмотром их датировок, сделает возможным в дальнейшем более определенное отнесение начала этой мощной миграции либо к хазарскому времени, либо уже к периоду распада Хазарской державы.
Итак, картографирование морфологических комплексов средневекового населения Восточной Европы, столь разнообразного по своему происхождению и антропологическому облику, дает общее представление о распределении материалов по территориям и выявляет основные направления расообразовательных процессов в средние века. Конечно, в том размахе изменчивости, который задает антропологическая карта Восточной Европы, локальные особенности отдельных групп в какой-то степени нивелируются, но она выявляет основные тенденции формирования антропологического состава под влиянием миграционных процессов на юге в средние века и позволяет более полно использовать антропологический материал, как исторический источник.
Литература и архивные материалы
Акимова М.С., 1968. Антропология древнего населения Приуралья. М.
Алексеев В. П., 1962. Антрополопя СалПвського могильника// Матер1али з антропологи УкраТни.
Вип.2. К.
Алексеев В. П., 1989. Историческая антропология и этногенез. М.
Беневоленская Ю.Д., 1970. Антропологические материалы из средневековых могильников юго-западного Крыма// МИА. № 168.
Великанова М.С., 1975. Палеоантропология Прутско-Днепровского междуречья. М.
ВуичЛ.Г., 1963. Черепа из кочевнического могильника возле Саркела-Белой Вежи//МИА. № 109.
Герасимов М.М., 1949. Основы восстановления лица по черепу. М.
Гинзбург В.В., 1963. Антропологический состав населения Саркела - Белой Вежи и его происхождение//МИА. № 109.
Дебец Г.Ф., 1948. Палеоантропология СССР// Тр. ИЭ АН СССР. Новая серия. T.IV. М.
Дебец Г.Ф., 1949. Антропологический состав населения средневековых городов Крыма// Сб. МАЭ. Т. 12.
Дерябнн В.Е., 1983. Многомерная биометрия для антропологов. М.
Ефимова С.Г., 1990. Средневековые кочевники Южного Урала по данным антропологии//
Сравнительная антропология башкирского народа. Уфа.
Ефимова С.Г., 1991а. Палеоантропология Поволжья и Приуралья. М.
Ефимова С.Г., 19916. Формирование антропологического состава населения Биляра// Биляр - столица домонгольской Булгарии. Казань.
Ефимова С.Г., 1999. Восточнославянский ареал на антропологической карте средневековой Европы// Восточные славяне. Антропология и этническая история. М.
Ефимова С.Г., 2002. Население средневековой Европы: соотношение антропологических и этнокультурных общностей// На путях биологической истории человечества. T.I. М.
53
Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993. Болгарский компонент в антропологическом составе населения салтово-маяцкой культуры Подонья// Вопросы антропологии. Вып.87.
Зиневич Г. IL, 1973. Антропологические материалы средневековых могильников юго-западного Крыма. К.
Кондукторова Т.С., 1957. Палеоантропологические материалы из средневекового Каменского могильника// Советская антропология. № 2.
Кондукторова Т.С., 1984. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могильника// Маяцкое городище. М.
Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1990. Краниологическая и одонтологическая характеристика людей салтово-маяцкой культуры из села Дмитровское// Вопросы антропологии. Вып.84.
КруцС.И., 2003. Антропологическая характеристика ногайцев XVI-XVIII вв.// Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып.4. Антропология ногайцев. М.
Плетнева С. А, 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С. А, 1981. Печенеги, торки, половцы// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 2000. Очерки хазарской археологии. М.-Иерусалим.
Постникова-Рудь Н.М., 1978. К антропологии сельского населения Волжской Булгарии// Вопросы антропологии. Вып.58.
Постникова-Рудь Н.М., 1987. Антропологические данные к вопросу об этнических взаимоотношениях на Средней Волге в X-XIV вв.// Герасимова М.М., Постникова-Рудь Н.М., Яблонский Л.Т.
Антропология античного и средневекового населения Восточной Европы. М.
Трофимова Т.А., 1956. Антропологический состав населения г.Болгары в X-XV вв.// Тр. ИЭ АН СССР. Т.ЗЗ.
Summary
S.G.Yefimova (Moscow, Russia)
INFLUENCE OF MIGRATORY PROCESSES ON FORMATION OF ANTHROPOLOGICAL COMPOSITION OF MEDIEVAL POPULATION IN SOUTH OF EASTERN EUROPE
The results of statistical processing (using the canonical analysis) of the craniological data base of the medieval population of Eastern Europe are presented in the form of maps. The mapping of craniological complexes permitted to display variability of anthropological composition of East European population during V-XIII cc. and to mark out active metization zones. Special emphasis is made on the consideration of complicated migratory processes related with the history of Khazarian chaganat in the context of anthropological conclusions.
Статья поступила в редакцию в феврале 2004 г
54
М.А.Балабанова
АНТРОПОЛОГИЯ НАСЕЛЕНИЯ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ (KOH.V - 1-Я ПОЛ.1Х В.)1
Некоторые общие данные об этнических и расовых особенностях населения степей Восточной Европы раннего средневековья содержатся в письменных источниках, в основном, относящихся к хазарскому времени. С одной стороны, они характеризуют население степей как монголоидов, с другой - как европеоидов.
Чаще всего монголоидные качества хазар подчеркивают кавказские хроники (Моисей Калан-катуйский, 1984, XI и др.). Арабские авторы, наоборот, определяют хазар как носителей светло-пигментированных европеоидных типов (Путешествие Ибн-Фадлана .а, 1939).
Арабский автор Истархи, чье сочинение является одним из наиболее важных источников по нашей теме, пишет о многокомпонентности хазар. “Хазары не походят на тюрок, они черноволосы, разделяются на два разряда, один называется кара-хазар, они смуглы так сильно, что их смуглота отдает в чернь. Другой разряд - белые, красивые и совершенные по внешнему виду” (Заходер Б.Н., 1962, с.137).
Из еврейско-хазарской переписки в ее пространной редакции можно извлечь информацию о том, что сами хазары считают себя родственными по происхождению с уграми, аварами, гузами, барсилами, оногурами, болгарами и савирами (Коковцов П.К., 1932; Кёстлер А., 2001, с.227).
Отраженная в письменных источниках неоднородность этнического и расового состава населения восточноевропейских степей дополняется археологическими и антропологическими данными. В частности, давно доказана поливариантность погребальных обрядов носителей традиций салтово-маяцкой культуры (далее -СМК). Практически всеми как устоявшийся постулат отмечается существование двух вариантов этой культуры: степной, зливкинский, локализуемый в низовьях Дона, и лесостепной, собственно салтовский, в районах верховьев Дона и Северного Донца (Плетнева С. А., 1981, с.64). Первому приписывается болгарское происхождение, а второму - аланское. Однако сейчас исключительно болгарская принадлежность памятников
зливкинского типа СМК оспаривается (Афанасьев Г.Е., Лопан О.В., 1996, с. 18-20).
В 60-90 гг XX в. на территории Нижнего Дона и в Волго-Донском междуречье было исследовано значительное количество подкурганных кочевнических захоронений хазарского времени в ямах с подбоем или с заплечиками, зачастую окруженных квадратными в плане ровиками с перемычками по углам. Исследователи отмечают, что материальная культура, представленная в этих захоронениях, в целом, имеет предсалтовский или раннесалтовский облик. При этнокультурной интерпретации данных памятников исследователям наиболее вероятной представляется хазарская атрибуция (Семенов А.И., 1978, с.78; Плетнева С.А., 1981, с.71-75; 1986, с.45; Круглов Е.В., 1989, с. 164-165; 1990а, с. 159-171; Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990,с.149-150).
Изучение костных остатков населения восточноевропейских степей раннего средневековья в разное время проводилось Д.Н.Анучиным, Г.И.Чучукало, Т.А.Трофимовой, Г.Ф.Дебецом, К.Н.Наджимовым, В.В.Гинзбургом, Л.Г.Вуич, Б.В.Фирштейн, В.П.Алексеевым, Т.С.Кондукто-ровой, С.Г.Ефимовой, Д.Г.Рохлиным, А.П.Бу-жиловой и др.
Первый антропологический материал хазарского времени был получен из Зливкинского могильника. Он послужил источником работ Д.Н.Анучина, Т.А.Трофимовой, Г.Ф.Дебеца, К.Н.На-джимова, С.Г.Ефимовой и Т.С.Кондукторовой. Основываясь на результатах анализа особенностей черепов этого могильника, проведенного Т.А.Трофимовой, Г.Ф.Дебец (1948, с.252) определил расовый тип зливкинцев как брахикранный европеоидный. Вопрос о монголоидной примеси у зливкинцев специально выяснял К.Н.Наджи-мов. В проведенный им анализ были включены признаки горизонтальной профилировки лица. Кроме монголоидного компонента, был выявлен и брахикранный европеоидный компонент (Над-жимов К.Н., 1955, с. 74). В результате, брахикранный компонент с монголоидной примесью у населения СМК стали связывать с этническими болгарами.
1 Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ № 03-06-80007.
Наличию собственно болгарского компонента у зливкинцев посвящено исследование С.Г.Ефи-мовой и Т.С.Кондукторовой (1993). Резюмируя межгрупповые сопоставления с выявленным болгарским компонентом зливкинцев, авторы данного исследования пришли к следующим выводам: болгарский компонент в Подонье не был доминирующим; болгарские племена Восточной Европы, расселившиеся на различных территориях, обладали общими чертами антропологического облика; основу формирования физического типа ранних болгар составил антропологический пласт, представленный материалами эпохи железа с территории юго-востока Западной Сибири, Казахстана и Алтая.
Другое сочетание признаков, без каких-либо следов монголоидной примеси, было выявлено на черепах Салтовского могильника. Морфологической доминантой данной группы признан длинноголовый европеоидный тип близкий типу средневековых алан, поэтому его и связали с аланами (Чучукало Г.И., 1926; Алексеев В.П., 1962).
Краниологические и одонтологические особенности Дмитриевского и Маяцкого аланских катакомбных могильников изучены Т.С.Кондукторовой и С.П.Сегедой (Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1987; 1992; Кондукторова Т.С., 1984). Согласно их данным, население, оставившее эти могильники, обладало долихокранной мозговой коробкой со средним продольным и малым поперечным диаметрами; высота свода средняя, а ее соотношение с поперечным диаметром указывает на большую величину; рельеф черепа развит средне. Лицевой скелет имеет малую ширину и среднюю высоту, профилировка его как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях резкая; глубина клыковой ямки средняя; орбиты и нос мезоморфного строения; переносье и носовые кости высокие и резко выводят нос к линии профиля. Размеры нижней челюсти средние.
Основой для этнического состава Дмитриевского и Маяцкого комплексов, по мнению авторов, послужила, по всей видимости, аланская группа населения (Кондукторова Т.С., Сегеда С.П., 1987, с.80; Кондукторова Т.С., 1984, с.236). Для маяцкой выборки характерны более высокие значения коэффициентов полового диморфизма по сравнению с Дмитриевской. Такое распределение полового диморфизма можно объяснить, вероятно, тем, что смешение людей из Маяцкого проходило в исторически более позднее время, чем у “дмитриевцев”.
Патологические изменения на костях и демографию населения лесостепного варианта СМК изучала А.П.Бужилова (1995; 2005). Средний возраст смерти у населения, оставившего
Дмитриевский и Маяцкий могильники колеблется около 3 8 лет. Этот показатель несколько выше в Дмитриевской серии и различается по полу. Женщины обеих палеопопуляций в среднем жили на 5 лет меньше, чем мужчины. Детская смертность в могильниках колеблется в пределах 21-34%. По системе патологических признаков все группы населения лесостепных районов Хазарского каганата демонстрируют много общих черт, которые указывают на единство культурных и хозяйственных традиций. Отличия наблюдаются лишь в социальных группах, в более привилегированных группах уровень адаптации выше (Бужилова А.П., 1995, с.68-75; 2005, с.156-169).
Антропология археологических комплексов из южных районов Хазарского каганата до недавнего времени была малоизученной. Полученный Волго-Донской археологической экспедицией при раскопках Саркела - Белой Вежи материал показал, что собственно к хазарскому времени относится лишь небольшая часть погребений в круглых ямах со скелетами, лежащими в согнутом положении, безынвентарных и этнокультурно мало выразительных. По О.А.Артамо-новой, ранние саркельские погребения оставлены беднейшей частью населения, вероятно рабочими, занятыми при сооружении крепости (Артамонова О.А., 1963). К раннему периоду существования Саркела отнесены также два погребения в подбое землянки гончара и в материковом слое вблизи крепостной стены. По Л.Г.Вуич, это были мужчины возмужалого возраста, обладающие некоторым сходством друг с другом. При этом один из них диагностируется типом среднеазиатского междуречья, другой переднеазиатским (Вуич Л.Г., 1963, с.294).
Немногочисленный антропологический материал из ранних погребений Саркела показал, что наряду с брахикранным европеоидным типом встречаются монголоидные варианты (Вуич Л.Г., 1963, с.282-294). По своим морфологическим особенностям к данной краниологической выборке оказалась близка серия черепов из Правобережного Цимлянского городища, разрушенного уже в нач.1Х века. Материал оттуда был собран из завалов жилищ, расположенных на территории городища, причем положение скелетов указывает, что трупы не были захоронены, а оставались на месте гибели. Антропологический материал из Правобережного городища показал, что жившее здесь население принадлежало преимущественно к короткоголовому европеоидному расовому типу, в котором сочетаются признаки типов среднеазиатского междуречья и переднеазиатского, с явной примесью монголоидной расы (Гинзбург В.В.,
56
1963а, с.295-307). Население Правобережного города очень сходно с населением, оставившим Зливкинский могильник (Гинзбург В.В., 1963а, с.262). Только, по мнению В.В.Гинзбурга, монголоидная примесь в Зливкинском могильнике растворена в европеоидной расе, отражая несколько более раннее смешение по сравнению с более поздней примесью у населения Правобережного городища.
В 2003-2005 гг группа антропологов, в том числе и автор данной статьи, работала по проекту РФФИ № 03-06-80007 “Антропология археологических комплексов хазарского времени”2.
Наиболее полное исследование антропологических материалов из грунтовых и курганных могильников Нижнего Дона проведено Е.Ф.Ба-тиевой. Ею изучена половозрастная структура могильников, уровень травматизма и краниологические особенности (Батиева Е.Ф., 2002; 2004).
В выборке из грунтовых погребений Нижнего Дона наблюдается высокий процент детских погребений, от 33,3% до 60%. Соотношение по полу близко к норме (1:1). Для курганных могильников характерно незначительное количество детских и женских погребений. Их гораздо меньше, чем мужских. Такая демографическая ситуация больше присуща курганам с ровиками. В курганах без ровиков соотношение по полу близко к норме, и несколько выше процент детей. Средний возраст умерших в разнополых выборках одинаков и равен 35 годам (Батнева Е.Ф., 20 023, с.73-82).
Несмотря на то, что уровень травматизма для сборной выборки из грунтовых могильников весьма высок как для мужской, так и для женской части, в погребениях из курганов с ровиками частота встречаемости травм вдвое выше и чаще. Это множественные раны, которые нанесены, видимо, оружием. Так лицевые травмы составляют 35%, а травмы мозгового отдела черепа - 19,4%. Травмы посткраниального скелета - это, в основном, переломы, рубленные травмы, нанесенные оружием. У четырех мужчин наблюдались одновременные травмы черепа и костей скелета.
В мужской группе из курганов без ровиков травм черепа мало, и они составляют 13,3% на мозговом отделе и 11,1% на лицевом отделе. Из повреждений посткраниального скелета зафиксированы переломы костей голени и ключицы, весьма характерные для кочевников травмы (Батиева Е.Ф., 2002, с.82-87).
В морфологическом облике нижнедонского населения хазарского времени отмечена бешико-вая (колыбельная) деформация - этнографический признак восточных азиатских народов. Распространение обычая содержать детей в колыбели типа “бешика”, видимо, связано с тем, что основной этнический компонент населения, оставившего исследуемые могильники, составляли азиатские мигранты.
На всех уровнях изучения материала была зафиксирована расовая и антропологическая неоднородность населения хазарского времени. В целом на черепах преобладает монголоидный расовый комплекс. По суммарной серии около 70% черепов в той или иной степени имеют примесь центрально-азиатских монголоидов. В грунтовых могильниках черепов с монголоидной примесью несколько больше половины, а в группах из курганных насыпей - более 77%. Половой диморфизм в группах направлен на усиление монголоидных качеств у женской части населения, по сравнению с мужской. Так, на 80% женских черепов из грунтовых могильников фиксируются монголоидные признаки, и они же имеются практически на всех черепах из курганных захоронений. В мужских группах в грунтовых могильниках преобладают черепа с европеоидными качествами, а в курганах с ровиками - с монголоидными (Батиева Е.Ф., 2002, с.87-99).
В целом, антропологическая выборка из погребений в курганах с ровиками отличается от всего остального материала рядом особенностей, указывающих на военную специализацию погребенных.
В рамках указанного проекта была изучена также патология нижневолжского населения хазарского времени (Перерва Е.В., 2003). Результаты анализа позволили предположить, что по своей структуре оно было разнородным, хотя не исключались и близкородственные связи. Погребенные в курганах по маркерам механического стресса определяются как кочевники, проводящие большую часть времени верхом на коне. Образ жизни (нередкие периоды голодания, характерные для скотоводов-кочевников) накладывал свой отпечаток и на процесс адаптации населения к постоянно меняющимся условиям окружающей среды, что отразилось и на палеоантропологическом материале. Кроме того, нижневолжское население часто подвергались воздействию различных паразитарных и неспе
2 По завершении темы планируется выпуск коллективной монографии.
1 Выпуск “Донской археологии”, где опубликована статья, запаздывает на 3 года.
57
цифических инфекций. Из травматических повреждений, предположительно военного характера, зафиксирован всего лишь один костный дефект (Перерва Е.В., 2003, с. 184).
Таким образом, данные антропологии дают следующую картину распределения антропологических типов у населения Хазарского каганата.
1.	Сравнительный анализ и оценка основных параметров серий памятников СМК указывает на наличие двух основных компонентов: длинноголового европеоидного, названного аланским (верхнесалтовским) антропологическим типом, а также степного брахикранного, традиционно называемого болгарским (зливкин-ским), имеющего монголоидные черты.
2.	Наблюдается большое сходство лесостепных серий СМК с сериями аланских памятников Северного Кавказа. Полной аналогии, однако, нет; видимо, аланские племена при передвижении с Северного Кавказа претерпели влияние степного населения.
3.	В особую группу выделяется материал из курганных насыпей Нижнего Дона с ровиками. Видимо, это привилегированная часть населения Хазарского каганата, специализирующаяся на военном деле.
4.	Несмотря на присутствие длинноголового европеоидного компонента в грунтовых и курганных могильниках Нижнего Дона и Поволжья, в целом преобладают черты центральноазиатских монголоидов.
Для настоящего исследования использован костный материал из нижневолжских раннесредневековых погребений, зачастую уже опубликованный, но по ряду причин ранее не отождествлявшийся как таковой, а также результаты раскопок последних лет (табл.1).
Так, череп из Калиновского могильника был описан В.В.Гинзбургом, а его измерения использованы им в цифровых подсчетах средних величин деформированной группы позднесарматского времени (Гинзбург В.В., 1959, с.563). Два других опубликованных деформированных черепа из Иловаткн и Политотдельского также рассматривались Н.М.Глазковой и В.П.Чтецо-вым (1960, с.288-290) как позднесарматские. В настоящее время данные комплексы атрибутируются как раннесредневековые (Круглов Е.В., 19906).
Имеющийся антропологический материал делится на две группы: раннюю (кон. V-cep.VII в.) и позднюю (2-я пол.VII- 1-я пол.IX в.).
Сначала рассмотрим несколько черепов, относящихся к раннему хронологическому пласту.
Известно, что в раннем средневековье изменение политической ситуации Восточной Европы
было связано с очередной волной азиатских мигрантов. Для того, чтобы проследить расовые и типологические изменения в морфологическом облике населения юга Восточной Европы, связанные с гуннским, а затем и тюркским нашествием, следует вспомнить антропологический тип поздних сарматов. По комплексу краниологических признаков тип населения завершающего этапа сарматской эпохи определяется как длинноголовый европеоидный (Гинзбург В.В., 1959, с.571; Фирштейн Б.В., 1970, с.95; Балабанова М.А., 2000, с. 125; 2001, с. 111, табл.2, с.115,110. Монголоидная примесь в позднесарматском материале незначительна и встречается, в основном, лишь на женском материале. Большая часть позднесарматских черепов носит следы преднамеренной искусственной деформации (70%).
В исследуемой серии четыре черепа имеют следы искусственной деформации (табл.1). Тип деформации определяется как смешанный лобно-затылочный кольцевой (черепа из Иловатки, Политотдельского и Хошеутово); лобно-теменной (череп из Калиновкого) (Глазкова Н.М., Чтецов В.П., 1960, с.288; Гинзбург В.В., 1959, с.263). Ширина пояса давления деформирующей ленты Н.М.Глазковой и В.П.Чтецовым определяется в 2-3 см. По рентгенологическому снимку черепа из Хошеутово пояс давления определяется шире, в 4,5-5 см. В деформирующей конструкции этого черепа предполагается наличие дощечек (рис. 1). Кроме преднамеренной искусственной деформации, наблюдается уплощение затылочной области по типу бешика (рис.2).
Для четырех черепов ранней группы приведем индивидуальную характеристику.
Хошеутово, погребение 11. Череп молодого мужчины хорошей сохранности носит следы высокой кольцевой деформации (рис.1; табл.2). Мозговая коробка визуально некрупная. Череп в проекции norma verticalis овоидной формы, характеризуется малыми размерами длины и ширины, очень высоким сводом, по форме череп доли-хокранный. Усиленный макрорельеф наблюдается в области выйной линии затылочной кости. Наружный затылочный бугор выражен выше среднего. Основание черепа длинное и широкое. Лобная кость узкая по линии ft-ft, слегка уплощенная в горизонтальной плоскости и покатая в вертикальной плоскости. Затылочно-теменной индекс находится в рамках монголоидных вариантов (Беневоленская Ю.Д., 1980). У лобной кости и верхней чешуи затылочной кости под давлением деформирующей конструкции снижена кривизна. Лицо крупное, широкое и высокое, с резкой профилировкой горизонтальных структур на уровне на-зомаля^ных точек и умеренной на уровне зиго-
58
Рис. 1. Рентгенограмма и фотография мужского черепа со следами искусственной деформации i( •< ) из погребения 11 могильника Хошеутово.
Fig. 1. The roentgenogram and photo of a male skull with markings of artificial deformation 1 —) from burial 11 ofKhosheutovo burial ground.
максилярных точек. Hoc высокий, широкий, ме-зоринный. Наружный край грушевидного отверстия по форме - предносовые ямки. Глазницы очень крупные, широкие и высокие. Переносье узкое и высокое, носовые кости тоже узкие, но средневысокие и нос к линии профиля выводят умеренно. Клыковая ямка среднеуглубленная. На черепе наблюдается несоответствие сроков облитерации швов. Несмотря на молодой возраст, все черепные швы заросли, кроме височных. Зубы слабо стерты, степень стертости определяется в 2-3 бала. Резцы лопатообразной формы. Таким образом, несмотря на преобладание европеоидных черт, по некоторым признакам наблюдается расовая дисгармония.
Царев, курган 66, погребение 2 (табл.2). Череп очень плохой сохранности принадлежал молодой женщине 18-20 лет. Удалось отреставрировать
лобную область и лицевой скелет. В целом черепная коробка широкая, как и лобная кость, которая резко профилирована по поперечной линии, основание черепа очень широкое. Ширину затылочной кости не удалось измерить, так как с обеих сторон были зафиксированы дополнительные косточки - Os asterion. Многочисленные дополнительные косточки локализуются и по лямбдовидному шву. Лицо крупных размеров, высокое и широкое на обоих уровнях, горизонтальная его профилировка резкая на уровне на-зомалярных точек и плоская на уровне зиго-максилярных точек. Нос высокий и широкий, по указателю платиринный с энтропийным краем грушевидного отверстия. Глазницы тоже крупные широкие и высокие. Переносье средней ширины и высокое, а носовые кости узкие и высокие, но выводят нос к линии профиля слабо.
59
Рис.2. Ьеншковый inn (еформации на мужском черепе ит погребения 6 Во тянскою горо пина и на женском черепе и т1101 ребення I куpi ana 27 moi нльника Ьарановка I.
Iig.2 Beshik type of deformation on a male skull from burial 6 of Vodyanskoie hillfort and on a female skull from burial I of barrow 27 of Baranov ka I burial ground.
II нннинка. курган 3. погребение 2 Платкова II.M.. Чтецов В.П.. I960, iao.t.4. e.288-290). Черен co e.ie uimii иску eci венной теформаиии Ирина i 1ежа i мужчине. 1ак как программа и тмере-1111 я Kpaiiiiovie । рическнх при таков очень ко-poi кая. ю описание ею кранио! ина cooibcicibvci \apaKicpiieiiiKe. laimoii авюрами публикации. Мотювая коробка средних ратмеров. по инне и ширине с очень высоких) сводом, у ikhm лбом и широким липом, нос широкий и высокий. I.UIT-ннны крупные, переносье высокое. Но данным литров, нес 1едовавшнх >101 черен, он ". .. несет па себе ясные черты монголов iiioeni: дово тыю широкое и высокое лицо, плоский нос. большой у 10.1 юрн тонталыюй профилировки lima, высокие орои 1ы. сглаженный нижний край (рушевид-HOI о о| перс Гия. слабое ратвнше клыковой ямки".
Ih> miiiomiie /некое. курган I. погребение I (I нвкова 1I.M.. Членов B.l I.. I960.1абл.4.c.288-290). И11 tiiBii tya 1ьная xapaKiepiieuiKa ириво пися но опубликованным данным. Черен был. ви шмо. и loxoii сохранности, ia 11 iipoipaxixia итмерення не ио тая. Черен со с letuiMii искусственной деформации принадлежа i юноше 16-18 лет. средней 1.111НЫ. у ткий. с высоких) сводом, по форме меюкраиный: лоб и пню у ткие: i.iammibi высокие: нос высокий и сре шеширокий. но ука-taie.iio мсюрннный. В целом черен онре (еляется как евронеон шый. "не имеет хюнюлон дных черг".
1аким обратом. ин диви шальная пшоло1ня черепов евн leie.ibciByei о гом. чю. но крайней мере, на ipex черепах iioci ty ннскою ранне корк
скою (нредха lapcKoio) времени пару шеи расовый комплекс (Хошеугово. Царев и И ювижа). Краниотип их определяется как смешанный моню лоидно-европеои шый. Степень выраженности монголоидных черт ратная. Она сн u.iiee всею на черепе ит И юваткн. Усиление монюло-II шой примеси можно святагь с ирихо iovi ми- рантов нт I (енгра.1ыкй| \ ши.
Рассмотрим краниоиш [сформированной час in цшной выборки, не включенной в суммарную. Черепове искусственной (еформанней че-1ыре. и все они идентифицируются как мужские (табл.З). Данная группа черепов сочетает ши среднед шнный yiKiiii высокосво tnai ын. ю.ш-хомеюкранный с длинных) и очень широким основанием:лоб у них у ткий.покатый и у мереино профилированный на уровне поперечной ш-iiiui; taibuioK у гкий: кривишалобной и татыдоч-нон кос in. видимо, пол ив iciiiicM [сформирующей консгрукцин снижена. Лицевой ot тел ха-рактернтуется средней шириной и большой высотой с орто|наглой вер।икальной и умеренной । ори тонтальной нрофнлпровкамн: нос широкий и высокий, аорбшы и переносье сре [неширокие и высокие: носовые кости у ткие и ниткне. выво-1ят нос к шнии профиля умеренно. Общий iiiii (сформированных черепов, несмотря на ю. чю для некоторых in них О1раннчены игмеревня. дает представление о том. что чае>ь при таков искажена под влиянием (сформируlouteii кои-cipyKiuni. При сравнении нссле |уемой i руины с пот 1иесарма1скимн выборками 1еформиро-
«)
ванных черепов выявляется как сходство, так и различие по некоторым признакам. У сарматов слабая монголоидная примесь, и на уровне суммарных выборок она совсем незаметна. Тенденция изменчивости признаков под давлением деформирующей конструкции та же. что и у сарма гов.
I lepexo зим к характеристике серий ха зарско-IO времени.
Мужская группа черепов характеризуется средне i.iiiiiiioil очень широкой мозговой коробкой с низким сводом, коротким и очень широким основанием; форма черепа брахикранная; лобная кость сре (неширокая п юская и прямая; за- ы.ючиая коегь широкая. Линевой скеле! широкий. сре (невысокий. в гори зон 1алыюй плоско-С1П слабо профи шрованный. а в вертикальной opioiiiaiiibiii; пос широкий, по указателю пла-।прпппый; । шииты широкие и сре {невысокие; переносье сре (Неширокое и высокое, носовые кот и у зкие и сре (невысокие. слабо выеду и а ют к iiiiiiiii профиля (габ 1.3).
Женская серия ио своей усредненной ха-paKiepiiciiiKe по многим признакам повторяет му жску ю (лабл.З). Половой диморфизм направ-leii па иезпачи1е 1ьпые изменения некоторых при знаков. В О1лпчпе од краппогипа мужчин у женшип черепная коробка короткая, сво i сре i-певысокпй. а юб п лицо широкие. Кроме этого
лицо еше и высокое, а в горизонтальной плоскости умеренно профилированное; нос и глазницы широкие и высокие. Область переносья устроена также как у мужчин и гак же слабо выво ни пос к шнин профиля.
Таким образом, можно выделить некоюрые качества, определяемые как морфологические доминанты данной |руппы. )го сильное проявление монголоидных черт и широкое i ру шеви июе отверстие.
Несмотря на то. чю разнополые выборки также крайне малочисленны. все же aociaioniio отчетливо проявляется виу i pin ру пповой полиморфизм. Из-за ма ючпе leimocTii выборки п плохой сохранности пеко|орых черепов imyipii- рупповая структура опре шлялась нпзуа 1ыю. По cipoenino меновой коробки в i руине iimcioi-ся длинноголовый п широко! о.юный варианты. Длинноголовый тип uiai нос1ируе1ся на тух мужских черепах: зрелою мужчины из ши ребенка 2. кургана II могильника \6iaiicpoBo-lll (рис.З); пожилого мужчины из iioi рсбеппя 3 moiильинка Пльевка (рис.З). Остальные черепа брахпкрапные и большая их часы. по iлипе укладывается в сре шпе или малые мировые величины. Поперечный niaMeip. шже у i.ihii-ноюловых. очень большой. 5 мужчин он варьирует в пределах 141-163 мм.ау женишн 129-151. В серии деформированных черепов поперечный
Рис.З. Мужской череп TjIIHIHoi олово! о европеон тою типа из iioi ребепия 2 ку pi ana 11 moi и кишка \6i aiiepoBO-lll
I ig.3. \ male skull of the long-headed luropeoid ty pe from burial 2 of barrows 11 of Xbganeroco -III burial ground.
61
диаметр колеблется в пределах 122-145 мм. 5 женщин лишь череп из погребения кургана 27 могильника Барановка-1 по абсолютным размерам узкий, но черепной указатель находится в рамках брахикранных форм, остальные все черепа широкие. По высоте свода также выделяются два варианта: с высоким сводом и очень низким сводом. 11о строению лицевого скелета все черепа мало отличаются друг от дру га. Лицо чаше широкое и плоское с у меренно или слабо высту лающим носом к линии профиля. Единственный череп с резкой горизонтальной профилировкой при-на iлежал женщине из погребения I кургана 111 moi и.1ып1ка Ьережповка-П (Фпрштейи Б.В.. 1970. иол.26. е. 168-177).
Из вышесказанного можно сделать следующий. пока пре шаригельный. вывод, что население хазарскою времени Нижнего Поволжья по своему происхождению было крайне сложным п формировалось из носиiелей моиюло-и (пых пшов и. возможно, остаточного поздне-сарма1ского населения. \О1Я позтиесармагскнй ii.iaci в данный момент очень трудно вычленить из-за iieiipeieinaoeibiiocTii выборки. На некоторых черепах просыпают черты мозаичного на-еле юваипя пита ыинпоголовых высокосволча-। ых евронеоп юв и мош олои юв.
Складывается впечатление, что монголоидная примесь у населения хазарского времени даже сильнее, чем в золотоордынскую эпоху, по крайней мере, в сравнении с городским населением Золотой Орды. Монголоидная примесь отмечается как у населения из грхнтовых могильников. так и у погребенных в курганах (рис. I. 3,4). Особенно отчетливо она проявляется на женском черепе из погребения 3 могильника Верхняя Бу зиповка (рис.5). В суммарной выборке монголокдность сильнее проявляется в мужской группе (табл.3).
Для определения места исследуемых серий на фоне относительно синхронною населения проводился межарупповой анализе 29 iруппамп средневекового населения Хазарскою каганат и сопредельных территорий (табл.4, рпс.6. 7).
Межт рупповой анализ проводи>ся каноническим методом. Согласно резу пялам апапна первый канонический вектор (далее КВ) является разграничителем расовых типов. В разнополых выборках наблюдаются одинаковые теп leuiuiii. На полюсах изменчивости I КВ .чока иную гея. с одной сюропы. серии с монюлоп шоп примесью, с дру гой длинноголовые евронеоп шые серии с резкими чертами лицевого скелета. На положительном полюсе, а значит, с наибольшей монголоидной примесью оказались c ie lytoiiiiie i руины и иж не волжская серия хазарскою времени, ранняя серия из Саркела. выборка из Правобережного городища, серия из первою иша noiрсбений1
Рис. 4. Мужской череп с моию юн пюй примесью из noi ребеппя 3 И 1ьевскою moi и пятка.
rig. 4. A male skull with amongoloid admixture from burial 3 ol'lliexsk burial ground.
11 1ервый inn hoi рсбений upe ici:m leu комн |ексами шна Co ко ювекой ба ikii: шорой йог ребепнями i пни "поз шей СиванюнктС. Ку.илу pin -архео ioi ичсское к хроно ни ичсское обоснование тиною распре ie 1сния нами I ников х i lapcKoio времени Дока и Нижней Во к и ioiobiiich к из uiiihio I .В. Кру i юным.
62
Рис.5. Женский череп с монголоидными чертами из погребения 3 грунтовою moi ильника Верхняя Ьу зиповка.
Fig.5. Л female skull with Mongoloid features from burial 3 off pper Biizinovka earth burial ground.
xatapcKoio времени могильников Нижнего Дона. С меньшей монголоидной примесью оказались черепа болгарской выборки из могильника Четырех} гольник. злпвкипская серия и др. Все они сочетают широкую черепную коробку с узким лбом, широким лицом и слабо выступающим носом (рис.6. 7). Сопоставление женских групп отчнчается от мужских лишь тем. что на черепах и з второй гру ппы погребений могильников 11пжнего Дона такое же преобладание монголоидных черт, как и в серии черепов из первой группы погребений. Группировка серий при ранжировании по I КВ и при кластеризации расстояний Махаланобиса сохраняется, видимо, из-за того, что на I КВ приходится более 50% межгрупповой изменчивости. Таким образом, и мужская, и женская группы хазарского времени из moiилышков Нижнего Поволжья и первая группа погребений, а женщины и второй группы из могильников Нижнего Дона обнаруживают наибольшее сходство с ранним хронологическим пластом Саркела и Правобережного Цимлянского городища.
Па основе индивидуалыюй типологии и распределения меж>рупповой изменчивости раннесредневекового населения Хазарского каганата
можно сделать следующее предварительное заключение. которое со временем может быть скорректировано по мере накопления палеоантропологического материала.
I.	Черепа из курганных и грунтовых захоронений Нижнего Поволжья морфологически сходны.
2.	У населения фиксируется смешанный европеопдно-монголой лный тип.
3.	На отдельных черепах монголои дные черты проступают более отчетливо, чем европеоидные.
4.	Наибольшее сходство исследованная выборка обнаруживает с ранними погребениями Саркела и населением Правобережного Цимлянского городища, а также с первой группой однокультурных им погребений Нижнего Дона. К выборкам из Саркела. Правобережного городища и исследуемым группам примыкают материалы зливкинской серии. Сходство последних с саркель-ской и правобережной уже отмечалось (Вуич Л.Г.. 1963; Гинзбург В.В.. 1963а; 11а гжимов К.Н.. 1955).
5.	Длинноголовый морфологический тип и практика деформации некоторых черепов, возможно. отражают сохранение традиций поздне-сарматского населения.
63
О - a; • - б; О - в;  - г; • - д;
О - а;>- б;О - в;Я - г; 4* - д;
“хазары” Н.Поволжье
“хазары” Н.Дон**
“хазары” Н.Дон*
Зливкинский
Правобережное городише
Саркел ранний
Кайбелы
Чир Юрт
Старокуйбышевский
Волоконовка
Новинки
Мингечаур
Дуба Юрт
Измери
Гамовское ущелье
Нижний Архыз
Горькая балка
Змейский
Адиюх
Черкессия сум.
Маяцкий
Верхнесалтовский
Ютановка
Дегва
Узунтапа
о
О о о е о о
“хазары” Н.Поволжье О Правобережное городище О
“хазары" Н.Дон О
Четырехугольник ф
Зливкинский О
Гоцатль Я
Харх Я
Кайбелы Ф
Мингечаур Я
Новинки 4*
Старокуйбышевский ф
Гарни Я
Горькая балка Я
“хазары” Н.Дон** О
Змейский Я
Чир Юрт Я
Черкессия сум. Я
Гамовское ущелье Я Нижнелубянский О
Адиюх Я
Нижний Архыз Я
Верхнесалтовский Q
Мощевая Балка Я
Дегва Я
Дмитриевский Q
Маяцкий Я
Дуба Юрт Я
Ютановка Q
Узунтала Я
О
Рис. 6. Ранжирование мужских средневековых групп по значениям I канонического вектора (I КВ). * 1-я группа погребений Нижний Дон; ** - 2-я группа погребений Нижний Дон: а группы хазарского времени; б болгарские группы; в - сазтово-маяцкие группы; г - кавказские группы: д серия из могильника Куйбышевской области.
Fig. 6. Ranking of male medieval groups by values I of the canonical vector (I CV). * the I" group of burials, the Lower Don; ** the 2"J group of burials, the Lower Don: a groups of Khazarian time:6 the Bulgarian groups: в - the Saltovo-Mayaki groups; г - the Caucasian groups: d a series from burial ground of Kuibyshev province.
Рис. 7. Ранжирование женских средневековых групп по значениям I КВ (обозначения на рисунках 6 и 7 совпадают).
Fig. 7. Ranking of female medieval groups by values I CV (inscriptions to Figures 6 and 7 are the same).
Табл.1. Перечень и происхождение использованного в работе антропологического материала хазарского времени из могильников Нижнего Поволжья
№	Могильник / курган / погребение	Место хранения и инв. №	Пол	Возраст (годы)	Дата (века)5 6	Расовый тип
1	Абганерово-Ш, 1/2	ВолГУ: 30-32	М	35-40	2-я пол.УП- VIII	Е.Д.
2	Абганерово-V, 1/1	ВолГУ: 30-76**	рб	3-4	KOH.V-VII	*
3	Барановка-1,13/1	ВолГУ: 2-8	М	30-35	2-я пол.УП!	Е.-М.
4	Барановка-1, 27/1	ВолГУ: 2-28	Ж	25-35	VIII	М.
5	Бережновка-П, 111/1	МАЭ: 6169-148	Ж	25-35	2-я пол.УП	Е-Д.
6	Верхняя Бузиновка -/2	ВолГУ: 13-4	Ж	25-30	2-я пол.УП! - 1-я пол.1Х	М.-Е.
7	Верхняя Бузиновка -/3	ВолГУ: 13-1	Ж	18-20	2-я пол.УП! - 1-я пол.1Х	М.
8	Вербовский-1, 9/1	ВолГУ: 50-33	М	45-55	1-я треть VIII	М.-Е.
9	Верхнепогромное-1,1/12	МАЭ: 6169-148	М	35-45	2-я пол.УП	М.
10	Водянское городище -/6	ВолГУ: 22-7**	М	35-45	2-я пол.УП! — 1-я пол.IX	
11	Зергента-П, 4/1	КНИИИМК	М	50-60	VIII	М.
12	Ильевка -/3	ВолГУ: 38-2	м	45-55	2-я пол.УП - VHI	М.
13	Иловатка 3/2	МА МГУ	м	35-45	1-я пол.УП	М.*
14	Калиновский 11/2	МАЭ: 6118-53	м	40-50	2-я пол.УП	Е.*
15	Нагавский-П, 13/1	ВолГУ: 39-16**	м	35-40	сер. УШ	
16	Ольховка-1, 9/1	ВолГУ: 132-3	м	25-35	2-я пол.УП! - 1-я пол.1Х	М.
17	Политотдельское-П, 1/1	МА МГУ	м	16-18	кон.У - VII	Е.*
18	Царев 66/2	ВолГУ: 18-41	ж	18-20	кон.У - сер. VI	М.-Е.
19	Хошеутово -/11	ВолГУ: 25-1	м	25-35	кон.У - сер. VI	Е.-М.Д.*
*	- черепа с искусственной деформацией;
*	*	— расовый тип не определен из-за плохой сохранности черепа;
Е.Д.	- европеоидный тип, длинноголовый;
Е.-М.	—	европеоидно-монголоидный метис (европеоидные черты преобладают);
Е.-М.Д.	-	европеоидно-монголоидный метис, длинноголовый;
М.	-	монголоидный тип;
М.-Е.	—	монголоидно-европеоидный метис (монголоидные черты преобладают).
5 Атрибуция погребений в качестве ранне средневековых и предлагаемые датировки Е.В.Круглова.
6 Фрагменты черепа ребенка без лобной и лицевой частей. В теменно-затылочной области фиксируются следы искусственной деформации.
65
Табл.2. Индивидуальные измерения черепов из погребений V-VI вв.
Могильник № кургана и погребения Пол Возраст № по Мартину и др. / № п/п	Хошеутово Погр. 11* Муж. 25-30 лет 1	Царев Кург. 66, погр. 2 Жен. 18-20 лет 3
1. Продольный диаметр	175	-
8. Поперечный диаметр	122	159
17. Высотный диаметр	144	— !
5. Длина основания черепа	107	—
20. Ушная высота (ро-ро)	120	— !
9. Наименьшая ширина лба	88	101
УПИЛ. Угол поперечного изг. лба	137,8	133.9
11. Ширина основания черепа	134	143
45. Скуловой диаметр	137	—
43. Верхняя ширина лица	105	108
46. Средняя ширина лица	101	109
40. Длина основания лица	100	—
48. Верхняя высота лица	74	72
55. Высота носа	59	53
54. Ширина носа	28	27,5
51. Ширина глазницы	45	42,5
52. Высота глазницы	37	35
МС. Максилофронтальная ширина	16,8	19,2
MS. Максилофронтальная высота	6,9	8,0
DC. Дакриальная ширина	18,2	—
DS. Дакриальная высота	12,8	—
SC. Симотическая ширина	4,5	7,5
SS. Симотическая высота	3,6	5
FC. Глубина клыковой ямки	6,0	з,о
77. Назомалярный угол	138,6	137,8
<zm. Зигомаксилярный угол	133,5	140,8
32. Угол профиля лба (nas.-met.)	69	—
72. Общий лицевой угол	88	—
74. Угол альвеолярной части лица	79	—
75-1. Угол высот, носа к линии проф.	26	18?
Надпереносье	3	2
Надбровные дуги	2	1
Нижний край груш, отверстия	Fossa ргаеп.	Anthropina
Переденосовая ость	2	3
Наружный затыл. бугор (по Брока)	3	2
Сосцевидный отросток	2	2
66
Табл.З. Средние значения и указатели краниологических серий хазарского времени Нижнего Поволжья
№№ по Мартину и др.	Мужчины										Женщины				
	Недеформированная группа					Деформированная группа					Недеформированная группа				
	п	X	S	min	max	п	X	S	min	max	п	X	S	min	max
1. Продольный диаметр	9	182.4	8.5	165	193	4	181.1	5.9	175	189	4	168.5	7.2	160	177
8. Поперечный диаметр	8	150.8	7.1	141	163	4	136	10.0	122	145	5	142.6	9.3	129	151
8:1. Черепной указатель	8	83.0	7.4	74	99	4	75.0	3.6	69.7	77.7	4	83.65	5.0	80.1	90.9
17. Высотный диаметр (ba-br)	5	127.2	8.8	116	138	4	143.2	5.1	136	148	4	128.0	6.1	122	135
17:1. Высотно-продольный диаметр	5	70.5	5.5	62.6	78	4	79.2	5.0	72	82.7	4	75.9	1.8	73.4	77.5
17:8. Высотно-поперечный диаметр	5	83.1	8.2	71.1	92.6	4	105.8	10.2	93.8	118	4	91.0	7.2	80.7	96.1
ОРВ. Обшеростовая величина	5	269.2	6.0	259.3	275.4	4	268.2	7.5	257.4	274.1	4	254.4	11.0	240	266.8
М2. Условное трансверсальное сечение	8	274.6	13.3	256.6	292.3	4	246.7	25.5	213.5	274.1	4	237.9	23.6	206.4	260.2
М3. Условный трансверсальный объем	5	1758. 6	124.4	1560.0	1885.3	4	1764.4	153.9	1537.2	1863.5	4	1525	194.6	1280. 0	1756.3
5. Длина основания черепа	5	93.8	12.3	72	101	4	107.2	6.3	101	116	4	92.25	3.0	93	100
20. Ушная высота	8	111.5	6.9	96	117	4	123.8	5.0	120	131	4	107.0	6.6	101	116
9. Наименьшая ширина лба УПИЛ. Угол поперечного изгиба лба	8 7	95.2 140.1	3.0 4.0	90 132.7	100 143.8	4 1	93.0 137.8	8.5	86	105	5 4	95.8 139.3	4.8 7.1	91 132.5	101 146.4
9:8.Лобно-поперечный указатель	7	63.3	3.8	57.7	67.6	4	68.4	4.6	63.2	72.4	5	67.3	3.8	61.6	72.1
9:10.Широтный лобный указатель	8	80.8	2.3	77.5	83.5	2	84.9		80.0	89.7	4	81.1	1.5	79.5	83
10. Наибольшая ширина лба	9	117.3	4.7	112	126	2	113.5		ПО	117	5	116.5	5.4	112	124
11. Ширина основания черепа	8	136.8	9.7	124	154	2	134.5		134	135	3	133	9.1	118	143
12. Ширина затылка	8	115.1	3.8	НО	120	2	105		101	109	4	113.7	7.6	105	119
26.Лобная дута	9	127.7	5.6	116	136	3	133.3	4.0	129	137	4	124.6	12.1	113	144
27. Теменная дуга	8	123.8	6.7	115	132	3	115	3.0	112	118	5	119.5	7.6	112	130
28. Затылочная дуга	6	118.2	6.5	ПО	125	3	128.7	6.5	122	135	5	106	7.2	95	113
29.Лобная хорда	9	112.2	4.5	102	116	3	125.0	3.5	121	127	5	110.4	13.0	102	133
30. Теменная хорда	8	109.8	5.4	103	118	3	97.3	2.5	95	100	4	105	7.4	98	115
31. Затылочная хорда	6	95	5.8	88	105	3	112.3	11.7	99	121	5	90	6.3	83	99
29:26. Указатель кривизны лобной кости	9	87.9	2.0	83.8	90.6	3	95.1	2.6	92.7	97.8	5	88.5	2.9	85.8	92.4
30:27. Указатель кривизны теменной кости	8	88.7	3.0	83.3	93	3	84.7	2.4	82.2	87	4	87.85	1.2	86.3	89.1
31:28. Указатель кривизны затылочной кости	6	80.4	2.8	76.9	84	3	87.1	5.2	81.1	90.7	5	85	3.5	80.5	89.2
28:27. Затылочно-теменной указатель	6	94.0	8.8	83.3	106.8	3	112.0	7.6	106.1	120.5	4	92.25	3.0	93	100
Табл.З (продолжение)
Указатель изгиба лобной кости	9	22.6	2.5	17.4	26	1	16.6				4	24.2	1.8	21.7	25.9
Указатель изгиба затылочной кости	6	30.0	3.3	27.3	33.0	1	23.4				4	26.4	3.9	21.8	31.3
Угол изгиба лобной кости	8	132.0	5.0	125.1	141.6	1	140.3				4	128.4	3.4	125.2	133.1
Угол изгиба затылочной кости	5	118.4	4.3	113.1	122.7	1	129.8				4	124.6	6.9	115.9	132.9
45. Скуловой диаметр	5	141.0	4.8	134	147	4	135.6	5.4	129	142	3	129.7	6.8	122	135
45:8. Поперечный фацио-	5	94.7	3.9	90.5	100.7	4	101.7	7.7	94.5	112.3	3	89.4	0.4	89	89.7
церебральный указатель 40. Длина основания лица	3	95.3	2.1	93	97	4	98.5	4.4	92	102	4	95.5	7.85	86	105
40:5.Указатель выступания лица	3	95.6	1.2	94.8	97	4	92.2	9.2	79.3	101	4	98.1	6.3	92.4	107
48. Верхняя высота лица	6	71.8	2.7	67	74.5	2	73.5		73	74	5	71	3.2	66	74.5
48:17. Вертикальный фацио-	3	53.8	3.7	49.6	56.4	2	51.4		51.4	51.4	4	55.4	5	50.4	60
церебральный указатель 48:45. Верхний лицевой указатель	4	51.4	1.6	50	53.6	2	53.8		53.7	54	3	53.6	0.6	53	54.1
43. Верхняя ширина лица	8	107.5	1.6	103	НО	3	102.3	3.8	98	105	5	105.5	3.0	102	109
46. Средняя ширина лица	4	100.5	5.4	94	107	4	100.5	4.5	94	104	4	99	8.3	90	109
55. Высота носа	6	51.6	2.2	48	54	4	55.5	2.6	53	59	5	52.2	3.3	49	57.5
54. Ширина носа	6	27.6	2.6	23	30	4	27.8	1.3	26	29	5	26.9	0.9	26	28
54:55. Носовой указатель	6	53.6	5.7	43	58.6	4	50.1	3.3	47.5	54.7	5	51.6	1.7	48.6	53.1
51. Ширина орбиты (от mf)	6	43.0	1.8	41	46	4	42.8	1.7	41	45	5	42.1	1.2	40	43
52. Высота глазницы	6	33.3	2.9	29	37	4	35.8	1.5	34	37	5	35	1.2	33	36
51:51. Орбитный указатель	5	77.8	9.5	63	90	4	83.6	3.0	81.4	88.1	5	83.1	0.6	82.4	83.7
МС. Максилофрональная ширина	8	18.9	2.0	16	21.4	4	21.7	3.5	16.8	25	5	18.6	1.0	17.3	20
MS. Максилофронтальная высота	7	6.2	1.7	4.1	8.6	2	7.2		6.9	7.5	5	7.1	0.7	6.1	8
MS:MC. Максилофронтальный ук-	7	32.8	6.6	24.7	42	2	36.85		32.6	41.1	5	38.2	4	32.7	42.1
ЛЬ															
DC. Дакриальная ширина	5	21.4	2.1	19	24.6	2	21.5		18.6	24.8	3	20.6	0.7	20	21.4
DS. Дакриальная высота	5	11.0	1.6	8	12.2	2	12.8		12.8	12.8	3	11.7	1.4	10.3	13
DS:DC. Дакриальный указатель	5	51.4	6.6	42	58	2	61.0		51.6	70.3	3	56.9	7.5	50.2	65
SC. Симотическая ширина	7	7.8	1.95	5.2	10.4	2	6.2		4.5	7.9	4	8.1	1.3	6.7	9.5
SS. Симотическая высота	7	3.4	0.9	1.7	4.6	2	3.2		3	3.4	4	4.2	1.2	2.5	5
SS:SC. Симотический указатель	7	44.4	12.1	27.9	60.7	2	55.2		43.6	66.7	4	51.0	13.3	37.3	66.7
FC. Глубина клыковой ямки	3	4.4	1.25	3	5.3	1	6				5	3.0	1.5	0.8	4.9
77. Назомалярный угол	7	148.5	4.5	142.2	154.2	2	142.5		138.6	146.4	5	142.2	6.0	137.8	150.4
<zm. Зигомаксилярный угол	4	139.2	3.8	134.8	144.1	2	133.25		133	133.5	4	133.1	5.6	127.6	140.8
32. Угол профиля лба от назиона	4	83.0	2.9	80	86	2	76		69	83	3	86.3	7.0	79	93
72. Общий лицевой угол	4	98.0	4.1	83	92	2	88		88	88	3	85	5.0	80	90
74. Угол альвеолярной части лица	4	80.5	7.2	72	87	2	83		79	87	3	72.3	2.9	69	74
75-1. Угол выступания носа	3	21.7	2.5	19	24	2	28.5		26	31	4	19.5	9.6	11	33
Табл.4. Краниологические серии, использованные в межгрупповом анализе
№	Краниологические серии	Дата	Автор и год публикации
1	Адиюх	IX-XII	Алексеев В.П., 1974
2	Болгары, Кайбелы ран.	Х-ХП	Герасимова М.М., 1956
3	Болгары, Старокуйбышевский	Х-ХП	Рудь Н.М., 1987
4	Болгары, Измери	XI-XIII	Постникова Н.М., 1978, Рудь Н.М., 1987
5	Болгары, Четырехугольник	Х-ХШ	Рудь Н.М., 1987
6	Гамовское и близкие ущелья	v-vn	Алексеев В.П., 1963; 1974
7	Гарни	ni-vni	Алексеев В.П., 1974
8	Горькая балка	VIII-IX	Балабанова М.А., 2004
9	Гоцатль	VIII-X	Миклашевская Н.Н., 1960
10	Дегва	VIII-X	Миклашевская Н.Н., 1960
11	Дуба Юрт	IX-X	ДебецГ.Ф., 1948; Алексеев В.П., 1963; 1974
12	Змейский могильник	X-XII	Алексеев В.П., 1974; Шевченко А.В., 1986
13	Мингечаур	VII-IX	Касимова Р.М., 1960
14	Мощевая балка	Vl-VIII	Дебец Г.Ф., 1948; Алексеев В.П., 1974; Герасимова М.М., 1986
15	Нижний Архыз	IX-XII	Алексеев В.П., 1980
16	Новинки	VIII	Рудь Н.М., 1987
17	СМК, Маяцкий могильник	Vin-IX	Кондукторова Т.С., 1984; Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1987
18	СМК, Нижнелубянский могильник	VIII-IX	Кондукторова Т.С., 1984
19	СМК, Верхнесалтовский могильник	VIII-IX	Алексеев В.П., 1962
20	СМК Волоконовка	VIII-IX	Кондукторова Т.С., 1984
21	СМК, Дмитриевский могильник	VIII-IX	Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1992
22	СМК, Зливкинский могильник	VIII-IX	Дебец Г.Ф., 1948, Наджимов К.Н., 1953; Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993
23	СМК, Ютановка	VIII-IX	Кондукторова Т. С., 1984
24	Саркел, ранний горизонт	IX	Гинзбург В.В., 1946; 1963а; Вуич Л.Г., 1963
25	Правобережное городище	IX	Гинзбург В.В., 19636
26	Узунтала	IX-XI	Гаджиев А.Г., 1962, 1975
27	Харх	Х-ХП1	ДебецГ.Ф., 1948, Алексеев В.П., 1974
28	Черкесия сумм.	Vin-XII	Алексеев В.П., 1963; 1974
29	Чир Юрт, грунтовой могильник	V-VII	Кондукторова Т.С., 1967
69
Литература и архивные материалы
Алексеев В.П., 1962. Антропология Салтовского могильника// Матер1али з антропологи Украши. К.
Алексеев В.П., 1963. Антропологические данные к проблеме происхождения населения центральных предгорий Кавказского хребта// АС. Bbin.IV. ТИЭ АН СССР. Т.82. М.
Алексеев В.П., 1974. Происхождение народов Кавказа. М.
Алексеев В.П., 1980. К палеоантропологии Кабардино-Балкарии эпохи позднего средневековья// Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии. Нальчик. Вып. 1.
Артамонова О. А., 1963. Могильник Саркела - Белой Вежи// МИ А. № 109. Т.Ш.
Афанасьев Г.Е., Лопан О.В., 1996. Об одном исследовательском парадоксе в поисках этномаркирующих признаков протоболгар// Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа. XIX-е “Крупновские” чтения по археологии Северного Кавказа. М.
Балабанова М.А., 2000. Антропология древнего населения Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. Ранний железный век. М.
Балабанова М.А., 2001. Обычай искусственной деформации головы у поздних сарматов: проблемы, исследования, результаты и суждения// Нижневолжский археологический сборник. Вып.4. Волгоград.
Балабанова М.А., 2004. Краниологическая характеристика раннесредневекового населения Северного Кавказа (по материалам могильников Горькая Балка 1 и 2)// Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып.4. Армавир.
Батиева Е.Ф., 2002. Антропология населения Нижнего Подонья в хазарское время// Донская археология.
Вып.3-4. Ростов-на-Дону.
Батиева Е.Ф., 2004. Антропологические особенности населения Нижнего Подонья в хазарское время// VI Донские археологические чтения. Ростов-на-Дону.
Беневоленская Ю.Д., 1980. Мировое распределение затылочно-теменного указателя//Современные проблемы и новые методы в антропологии. Л.
Бужилова А.П., 1995. Палеопатологический анализ населения Маяцкого археологического комплекса (социально-экологические аспекты исследования)//РА. № 4.
Бужилова А.П., 2005. Homo sapiens: История болезни. М.
Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990. Раннесредневековые курганы с ровиками в междуречье Сала и Маныча// СА. № 1.
Вуич Л.Г., 1963. Антропологическая характеристика черепов из ранних погребений Саркела// МИ А. № 109. Т.Ш.
Гаджиев А.Г., 1962. Данные по палеоантропологии Дагестана// Уч. зап. ИИЯЛДФ АН СССР. Т.Х.
Гаджиев А.Г., 1975. Древнее население Дагестана по данным краниологии. Махачкала.
Герасимова М.М., 1956. Скелеты древних болгар из раскопок у с.Кайбелы// АС. Вып. 1. ТИЭ. Новая серия.
Т.ХХХШ.
Герасимова М.М., 1986. Краниология могильника Мощевая Балка// Археологические открытия на новостройках. Вып. 1. М.
Гинзбург В.В., 1946. Антропологические данные к этногенезу хазар// СЭ. № 2.
Гинзбург В.В., 1959. Этногенетические связи древнего населения Сталинградского Заволжья. (По антропологическим материалам Калиновского могильника)// МИА. № 60.
Гинзбург В.В., 1963а. Антропологический состав населения Саркела - Белой Вежи и его происхождение//
МИА. № 109. Т.Ш.
Гинзбург В.В., 19636. Краниологические материалы из Правобережного Цимлянского городища// МИА. № 109. Т.Ш.
Глазкова Н.М., Чтецов В.П., 1960. Палеоантропологические материалы Нижневолжского отряда Сталинградской экспедиции// МИА. № 78.
Дебец Г.Ф., 1948. Палеоантропология СССР. М.; Л.
Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1993. Болгарский компонент в антропологическом составе населения салтово-маяцкой культуры Подонья// ВА. Вып.87.
Заходер Б.Н., 1962. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье. М.
Касимова Р.М., 1960. Антропологическое исследование черепов Мингечаура (В связи с изучением этногенеза азербайджанского народа). Баку.
Кёстлер А., 2001. Тринадцатое колено. СПб.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л.
70
Кондукторова Т.С., 1967. Антропологическая характеристика черепов из Верхнего Чир-Юртовского могильника в Дагестане//ВА. Вып.25.
Кондукторова Т.С., 1984. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могильника// Маяцкое городище. М.
Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1987. Краниологическая и одонтологическая характеристика людей из Маяцкого VIII-IX вв. н.э.// ВА. Вып.78.
Кондукторова Т.С., Сегеда П.С., 1992. Краниологическая и одонтологическая характеристика людей салтово-маяцкой культуры из села Дмитровское// ВА. Вып.84.
Круглов Е.В., 1989. К вопросу об этнокультурной характеристике подкурганных погребений салтово-маяцкой культуры (по материалам восточной группы памятников)// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тезисы докладов научно-практического семинара. Донецк.
Круглов Е.В., 1990а. О подкурганных захоронениях Калмыцко-Астраханских степей хазарского времени// Вопросы археологии юга Восточной Европы. Элиста.
Круглов Е.В., 19906. Памятники авиловского типа и проблема их этнокультурной атрибуции// Вопросы этнической истории Волге-Донья в эпоху средневековья и проблема буртасов. ТДК. Пенза.
Миклашевская Н.Н., 1960. Антропологический состав населения Дагестана в алано-хазарское время// ВА. Вып.5.
Моисей Каланкатуйский, 1984. История страны Алуанк. Ереван.
Наджимов К.Н., 1955.0 черепах Зливкинского могильника// КСИЭ АН СССР. Вып.ХХГ/.
Перерва Е.В., 2003. Палеопатологические особенности хазар из погребений Нижнего Поволжья// Нижневолжский археологический вестник. Волгоград. Вып.6.
Плетнева С.А., 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1986. Хазары. М.
Постникова Н.М., 1978. К антропологии сельского населения Волжской Болгарии (по материалам раскопок 1872 г. Измерского могильника Х-ХШ вв. Куйбышевского района ТАССР)// ВА. Вып.58.
Путешествие Ибн Фадлана на Волгу в 921-922/ Перевод и комментарии академика И.Ю.Крачковского. 1939. М.;Л.
Рудь Н.М., 1987. Антропологические данные к вопросу об этнических взаимоотношениях на Средней Волге в X-XV вв.// Герасимова М.М., Рудь Н.М., Яблонский Л.Т. Антропология античного и средневекового населения Восточной Европы. М.
Рудь Н.М., 1987а. Антропологические исследования средневекового населения из Новинковского курганного могильника Археологические исследования в Среднем Поволжье// Археологические исследования в Среднем Пвоволжье. Куйбышев.
Семенов А.И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени на Дону// Проблемы археологии. Вып.2. Л.
Фирштейн Б.В., 1970. Сарматы Нижнего Поволжья в антропологическом освещении// Антропологические данные к вопросу о великом переселении народов. Авары и сарматы. Л.
Чучукало Г.И., 1926. Черепа из Верхнее-Салтовского могильника//Материалы по антропологии Украины. № 2. Харьков.
Шевченко А.В., 1986. К краниологии Предкавказской Алании Х-ХП вв. н.э. (по материалам раскопок Змейского могильника 1981-1983гг.)//Этнокультурные проблемы бронзового века Северного Кавказа. Орджоникидзе.
Summary
М. A.Balabanova (Volgograd, Russia)
ANTHROPOLOGY OF POPULATION OF LOWER VOLGA REACHES (END OF V - FIRST HALF OF IX CC)
The craniological analysis has shown that the population of the Khazarian time of the lower Volga reaches turned out non-uniform in its intragroup structure. Their anthropological composition formed on the basis of intermixture of the representatives of two race types: the newcomers, the carriers of the mongoloid types and
71
probably the remaining groups of the Late Sarmatian population, carriers of the long-headed Europeoid variant. Mongoloid-Europeoid intermixture is of the mosaic nature. On most skulls the half-breed Europeoid-mongoloid type is found, but on some skulls the mongoloid features appear more distinctly than the Europeoid ones. Apparently, both the long-headed Europeoid type, and the custom of artificial deformation are rooted in the Late Sarmatian antiquities. This is justified by the fact that the traces of artificial deformation are most often observed on dolichocranic skulls.
A search for ethnogenetic relationships has indicated that the examined samples displays the greatest resemblance with the early burials of Sarkel and with the population of the Right-bank Tsimlyansk hillfort, as well as with the first group of burials of the Lower Don that belongs to the same culture. Among the anthropological groups of Saltovo-Mayaki monuments only Zlivki series adjoin to the above listed groups which was pointed out earlier.
Статья поступила в редакцию в сентябре 2005 г
72
Е.В.Круглов
СЛОЖНОСОСТАВНЫЕ ЛУКИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
А.ИСеменову посвящается
Во 2-й пол.90 гт. XX в. на одно из первых мест по степени своей актуальности вышли проблемы хронологии и этнокультурной атрибуции археологических памятников степных кочевников Восточной Европы эпохи раннего средневековья (Ата-вин А.Г., 1996; Матвеева Г.И., 1997; Семенов А.И., 1997; Иванов А.А., 1997,1999,2000,2002а, б; Багаутдинов Р.С. и др, 1998; Плетнева С.А., 1998, 1999, 2003; Рашев Р., 1998, 2000, 2002; 2004; Айбабин А.И., 1999, 2002; Бражник О.И., 1999; Комар А.В., 1999,2000, 2001, 2004; Комар О.В., 2000; 2001; То-лочко П.П., 1999; Тортпса О.О., 1999; Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001; Афанасьев Г.Е., 2001; Афанасьев Г.Е., Атавин А.Г., 2002; Флёрова В.Е., 2001а, 22016; 2002а, 20026,2002в; Гавритухин И.О., 2002; Круглов Е.В., 2002а, 20026).
Разработка тем этого направления во многом тормозится недостаточно активной степенью ввода в научный оборот археологических источников. Например, из более чем 350 исследованных к настоящему времени курганных захоронений хазарского времени Северного Причерноморья, Дона, Нижней Волги и Прикубанья к настоящему времени полноценно изданы материалы всего лишь нескольких десятков комплексов. В результате дискуссия о характере и конкретных особенностях болгарского и хазарского погребально-поминального обряда во многом идет по неопубликованным памятникам, в полном объеме не известных ни одному из специалистов. Показательно, что до сих пор полноценно не изданы материалы п.2 из к.З у с.Сивашовка (Орлов Р.С., 1985) и погребение из к. 11 у Соколовской балки (Клейн Л.С. и др, 1972), давно уже успевших стать эпонимами больших групп археологических памятников Восточной Европы раннехазарского времени.
Для эпохи раннего средневековья одним из важнейших исторических источников являются сложносоставные луки, общее число находок которых только на территории степей Восточной Европы в настоящее время уже превысило 150 экземпляров (рис.1). Этого количества вполне достаточно для детального описания всех основных конструктивно-технологических особенностей дан
ного вида оружия, в силу специфики сохранности материала представленного лишь в виде остатков - роговых рефлексирующих накладок. Подобная работа началась в самом кон.80 - нач.90 гг (Кры-ганов А.В., 1988; Семенов А.И., 1988), но все еще остается далекой от своего завершения.
Придерживаясь традиционных принципов классификации сложно со ставных луков — по количеству сохранившихся накладок, можно выделить несколько вариантов данного оружия: со срединными и концевыми накладками, только со срединными или только с концевыми. Однако надежные и убедительные гарантии того, что остатки луков к моменту раскопок сохраняют первоначальный состав использованных при их изготовлении роговых накладок, отсутствуют. Некоторые памятники представлены разного рода нарушенными комплексами или случайными находками. Но даже и в непотревоженных, на первый взгляд, комплексах луки уже изначально могли быть сломанными или неполными. При этом следует понимать, что обычно мы имеем дело лишь с жесткими роговыми оленьими накладками, в то время как пластины из эластичного бычьего рога в земле практически никогда вообще не сохраняются. Но и более-менее сохраняющиеся жесткие роговые накладки почти всегда требуют специальной химической обработки и тщательной консервации. Их изучение обнаруживает многочисленные следы свежих сломов - сами археологи оказываются не всегда подготовленными к обнаружению и последущему ответственному хранению подобного материала. Следовательно, число накладок - признак, зависимый от слишком большого количества случайных условий самого разного характера, всю степень воздействия которых на сохранность оружия учесть практически невозможно. По существу, такой признак может учитываться для понимания общего устройства лишь тех конструкций, археологическая или этнографическая сохранность которых может быть не просто констатирована, а доказана чертежами, полевыми фотографиями и подробным описанием всех стадий процесса исследования того или иного конкретного памятника. Поскольку подобные случаи в
реальной практике единичны, основываясь только на фактах наличия произвольно сохраняющегося количества накладок, говорить о реальном существовании в древности тех или иных типов оружия дальнего боя можно лишь в качестве информации предварительного и самого общего характера.
Принципиально иной подход к изучению остатков раннесредневековых сложносоставных луков на материалах Центральной Европы pt работал венгерский этнограф К.Шебештьен (S Testyen К., 1930). Основные различия этого оружия он определял не по количеству произвольно сохранявшихся роговых накладок, а по специфическим особенностям их изготовления и крепления к ки-бити. В наше время использование именно этой методики позволило А.М.Савину и А.И.Семенову обосновать объективное существование в степях Восточной Европы нескольких конструктивно-технологических вариантов сложносоставных луков (рис.1-2) (Савин А.М, Семенов А.И., 1989; 1990; 1991; 1992а, 19926, 1992в; 1995; 1997; 1998; 1999; Семенов А.И., 1996).
Хотя после исчезновения в 1999 г А.И.Семе-нова дальнейшая разработка указанного вопроса приостановилась, преобладающая ныне в историографии этнокультурная оценка археологических памятников степных кочевников VII-VHI вв. Восточной Европы во многом базируется на выводах, сформулированных А.М.Савиным и А.И.Семе-новым. Исследователи заявили о существовании принципиальных технологических различий между двумя основными вариантами оружия этого времени - “гунно-болгарским” (“тюрко-хазарским”) и “хазарским” типами сложно составных луков и отсутствии между ними эволюционно-генетической взаимосвязи. Именно на основе этого представления А.И.Семенов сформулировал вывод и о том, что “гунно-болгарский” (“тюрко-хазарский”) лук был связан исключительно только лишь с памятниками типа Сивашовки, определенными им болгарскими, а “хазарский” - только лишь с памятниками типа Соколовской балки, атрибутированными тюркюто-хазарскими (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с. 104-107; 1991, с.6-7; 1992в, с.201-205; 1998, с.290-295; 1999, с.27-28).
При этом, как ни странно, А.М.Савин и А.И.Семенов даже не попытались хоть как-то обосновать столь категорично высказанные предположения, предложив их научной общественности в качестве якобы уже доказанной самим материалом научной аксиомы. Со временем они стали восприниматься в качестве таковых не только самими А.М.Савиным и А.И.Семеновым, но и многими другими исследователями. Между тем, некоторые из высказанных предположений уже изначально были не только сомнительными, но и бездоказательными. Возможно,
интуитивное понимание именно этого обстоятельства и стало причиной того, что, за исключением многочисленных тезисов, какой-либо иной работы по раннесредневековым восточноевропейским сложносоставным лукам А.М.Савиным и А.И.Семеновым представлено не было. Поэтому этнические наименования, которые получили выделенные исследователями конструкции, - “аварская”, “гунно-болгарская” (“тюрко-хазарская”, по моей терминологии), “хазарская”, “салтовская”, “венгерская”, “позднеаланская”, “печенежская” пока следует рассматривать лишь как указание на потенциально возможную взаимосвязь данных разновидностей оружия с теми историческими эпохами, в которые те или иные из указанных этносов доминировали или могли доминировать.
Луки “тюрко-хазарской” технологии: общая характеристика, типология и хронология
Деревянная кибить луков “тюрко-хазарской” технологии (“гунно-болгарской”, по терминологии А.М.Савина и А.И.Семенова) укреплялась комплектом из девяти жестких роговых пластин, включавших две боковые и одну тыльную срединные, четыре боковые и две тыльные концевые накладки. Случаи использования еще двух пластин - передних фронтальных, срединной и краевой известны, но они не свойственны для оружия этого типа. Для всех накладок характерна специфическая система нанесения на лицевые края и боковые грани тонких сетчатых насечек, способствовавших лучшей фиксации сухожильной обмотки. Срединные боковые пластины рукоятей имели ярко выраженные трапециевидные формы. Размеры этих накладок 20-35x2,6-3,2 см. Насечки покрывали не только фронтальные торцевые грани, но и обращенные к плечам края, на 0,1-0,2 см возвышавшиеся над средними частями. Тыльные срединные пластины рукоятей, имевшие полуовальные поперечные сечения, накладывались на торцевые стороны боковых и деревянную кибить. Размеры этих пластин 10-21-х 1,1-1,4 см. Края оружия были асимметричными и укреплялись разновеликими парами накладок. Концевые боковые имели размеры 21-30x1,8-2,4 см и были плавно изогнуты в нижней трети своей длины. Внешний край этих пластин округлый, без расширения. Расстояние от края до выреза для тетивы не превышало наибольшей ширины накладок. Насечки покрывали не только фронтальные торцевые грани сторон данных пластин, но и обращенные к плечам, приподнятые на 0,1-0,2 см, края-площадки. Концевые тыльные клиновидные пластины имели размеры 8-28x0,2-2,7 см. Функция этих специфических накладок заключалась в усилении рефлексии
74
плеч и создании мощного силового противодействия натянутой тетиве.
“Тюрко-хазарские” луки, имеющие разную фактическую степень комплектности используемых роговых накладок, в степях Северного Причерноморья обнаружены в п.12 к. 13 у п.Рисовое (Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с.218, рис.83, 8-1Г, Рашев Р., 2000, с.138, табл.32, 14-17', 2004, с.268, табл.33,14-17), п.12 к.7 у п.Христофо-ровка (Орлов Р.С., 1985, с. 102, рис. 18,26; Рашев Р., 2000, с.145, табл.39, 2-3; 2004, с.278, табл.43, 4-5, 12-13, с.279, табл.44, 2-3), во впускных погребениях из к.5 и к.35 у п.Виноградное (Орлов Р.С., Рас-самакин Ю.Я., 1996, с.112, рис.7, с.114, рис.8, 8-9; Рашев Р., 2000, с.126, табл.20, 1-8, с.127, табл.21, 8-9; 2004, с.256, табл.21, 1-8, с.257, табл.22, 8-9; Плетнева С.А., 2003, с. 184, рис.8, 1). По информации А.М. Савина и А.И.Семенова, луки этого типа в Северном Причерноморье были также обнаружены в п.2 к.З у п.Сивашовки, п. 1 к.2 у п.Сивашского, в п.1 к.19 и п.З к.24 у с.Малой Терновки и в п.5 к. 12 у п.Портовое (Айбабин А.И., 1985, с.200; Орлов Р.С., 1985, с.100, табл.2; Савин А.М., Семенов А.И., 1998, с.294, карта, № 82-96), но все указанные находки не опубликованы. На Среднем Дону остатки аналогичного оружия зафиксированы в п.2 Таганского грунтового могильника (Матвеев Ю.П., 1995, с.7, рис. 11; Матвеев Ю.П., Цыбин М.В., 2004, с.8-9, 46-48, рис.6-8). На Нижнем Дону они были обнаружены в заполнении оборонительного рва позднего Танаиса (Шелов Д.Б., 1972, с.323-324), в п.2 к. 14 могильника Красногоровка-Ш (Бабешко И.Г., 1988, с.31, рис. 144), в п. 12 могильника Матюхин Бугор на острове Перечный (Смоляк А.Р., 1995, с.57, 77-78, рис.249-254). На Кубани остатки оружия этого типа были встречены в заполнении мусорной свалки Ильичевского городища (Николаева Э.Я., 1986, с.1-84, рис.1, 11, с.187), в п.11 грунтового могильника поселения Мешоко (Дитлер П.А., 1995, с. 153, 185-186,216, табл.ХУШ, 233-234, табл.ХХХУ, XXXVI), в п. 1 к.5 могильника Лебеди-IV (Скарбовенко В.А., 1980, с.75-77, рис.34, 10-15), п.12 к.1 могильника Восточномалайский-П (Лимберис Н.Ю., 1986, с.22-23, рис.54, 7-10), п.З к.30 у ст.Калининская (Атавин А.Г., 1996, с.252, табл.15,1-3; Рашев Р., 2000, с.131, табл.25, 2, 7, 8; 2004, с.262, табл.27, 2, 7, 8), а также в погребениях могильников у п.Восточная ветвь, Малаи, Павловград и г.Темрюк (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с.105; 1998, с.294, карта, № 99-109), материалы которых не опубликованы. На Центральном Кавказе и в Дагестане эти луки обнаружены в катакомбе 29 могильника Клин-Яр III (Флёров В.С., 2000, с. 138, рис.37,4-10, 12-15; Флёрова В.Е., 2000, с. 158-159), в погребении из разрушенного кургана у п.Манас (Медведев А.Ф., 1966, с.35, приложение, № 13, с. 118, табл.2, 3) и в п. 19 грунтового могиль
ника Чирюрта (Путинцева Н. Д., 1957, с.31 -32, табл. XXVI, 13; Семенов А.И., 1996, с. 130). В Нижнем Поволжье остатки накладок луков этой технологии выявлены в захоронении коня из к.6 у х.Жирнокле-евский (Пиотровский Б.Б. и др., 1941, с.182-184; Круглов Е.В., 2005), в к.1 могильника Авиловский-I у х.Авилов (Синицын И.В., 1954, с.232-233, рис.2, 2а; Максимов Е.К., 1956, с.72, рис.44, 1; Медведев А.Ф., 1966, с.36, № 21; Хазанов А.М., 1971, с. 119, № 15; Рашев Р., 2000, с. 117, табл. 11, ба-г; 2004, с.247, табл. 12, 1-6), п.12 к.1 у с.Верхнепогромное (Медведев А.Ф., 1966, с.38, № 88; Шилов В.П., 1975, с.46, рис.35, 2-5), в к.34 у с.Сидоры (Мамонтов В.И., 1972, с.18, рис.31,5-7; Круглов Е.В., 2004а, с.293-302), в п.8 к.7 у с.Старица (Шилов В.П., 1960, с.48), п.12 грунтового могильника у п.Комсомоль-ский (Плахов В.В., 1988, с. 13, 56-57, рис.26, 1-4). На Средней Волге они зафиксированы в к. 17 могильника Новинки-П (Матвеева Г.И., 1997, с. 187, 210, рис.89, 4-5, рис.115, 11-13; Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.117, рис.25, 1). На Южном Урале - в яме-тайнике погребения Ново-Биккинского кургана (Мажитов Н.А., 1981, с.17, рис.8, 30-32, 34-35), п.1 грунтового могильника Манякский-I (Мажитов Н.А., 1981, с.17, рис.8, 30-32, 34-35), в инвентаре разрушенных погребений могильника у г.Уфы (Медведев А.Ф., 1966, с. 120, табл.2, 7, 11-12; Ахмеров Р.Б., 1970, с. 172-173, рис.2; Рашев Р., 2000, с. 136, табл.30,17-21; 2004, с.316, табл.81,17-21).
Отказ от традиционного принципа классификации сложносоставных луков, подсчета количества произвольно сохранявшихся роговых пластин заставил искать иные пути типологизации остатков стрелкового оружия даже одной технологии изготовления. Наиболее приемлемыми для этого оказались обычные метрические характеристики роговых накладок луков, такие как длина, ширина и толщина. Самой существенной оказалась информация о размерах пластин рукоятей, прежде всего, данные об их длине. К сожалению, вследствие плохой сохранности материала, истинные размеры накладок фиксировались далеко не всегда, довольно часто их приходилось произвольно реконструировать. Однако во многих случаях метрические характеристики накладок удавалось довольно точно восстановить по соотношению противолежащих друг другу пластин или по углам взаимных наклонов боковых граней и краев. В результате были выявлены две основные группы луков “тюрко-хазарской” технологии и несколько частных вариантов.
Группа А.
I. Луки, обладающие более-менее полным набором конструктивных признаков технологии (эталонные). Размеры накладок рукоятей - срединных боковых: 30-35x2,6-3,2 см, тыльных фронтальных: 19-21x1-1,4 см.
75
1.	Полнокомплектные1: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми.
а.	С четырьмя накладками рукояти (Лебеди-IV).
б.	С тремя накладками рукояти (Матюхин Бугор; Ново-Биккино; Сивашовка; Таганский; Тана-ис; Христофоровка).
2.	Частичнокомплектные:
а.	Со срединными и концевыми боковыми и одной срединной тыльной пластиной (Восточнома-лайский-П; Комсомольский; Рисовое).
б.	Со срединными и концевыми боковыми (Старица).
в.	Со срединными боковыми и тыльной накладками (Виноградное, к.35; Красногоровка-Ш).
II. Луки с более менее полным набором конструктивных признаков технологии. Размеры накладок рукоятей - срединных боковых: 23-27x2,8-3,0 см, тыльных фронтальных: 13-19x1-1,4 см.
1. Полнокомплектные: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми (Авиловский; Мешоко).
III. Луки с более менее полным набором конструктивных признаков технологии. Размеры накладок рукоятей не установлены.
1.	Полнокомплектные: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми (Виноградное, к.5).
2.	Частичнокомплектные:
а.	Со срединными и концевыми боковыми (Верхнепогромное-1).
б.	С концевыми боковыми (Ильичевское; Калининская; Манас; Чирюрт).
Группа Б.
I. Луки, имеющие отдельные конструктивные признаки технологии (модифицированные). Размеры накладок рукоятей - срединных боковых: 19-21x2,6-3 см, тыльных фронтальных: 10-14x1-1,4 см.
1.	Полнокомплектные: со срединными и концевыми боковыми, тыльными срединными и концевыми (Клин-Яр III; Манякский-1).
2.	Частичнокомплектные:
а.	Со срединными боковыми, концевыми тыльными и передними (Сидоры).
б.	С боковыми и фронтальной срединными (Жирноклеевский).
в.	С боковыми срединными (Новинки-П).
Период использования восточноевропейских луков “тюрко-хазарского” типа в целом совпадает с финальной стадией бытования наборных поясов с пряжками и накладками т.н. геральдического стиля. В самых общих чертах это время может быть определено 2-й пол.УП — самым нач.УП! в. и связываться с перещепинским хронологическим горизонтом степных древностей Восточной Европы (Комар А.В., 1999). Определение более узких дат бытования изучаемого оружия в настоящее время возможно лишь для конструкций, происходящих из уже опубликованных памятников* 2, в частности, для лука из катакомбы 29 могильника Клин-Яр-Ш. В.Ю.Малашев по керамике датировал памятник 2-й пол.УП в. (Малашев В.Ю., 2000, с.25). А.В.Комар по факту наличия в комплексе пряжки с вытянутыми губами отнес его к горизонту Вознесенки — 1-й четв.УП! в. (Комар А.В., 1999, с. И 7). Последнее - ошибка, т.к. точно такие же пряжки из Келегеев и Кунбабоня самим же А.В.Комаром связывались также и с последней четв.УП в. (Комар А.В., 1999, с.113). Наиболее убедительная дата предложена автором раскопок, В.С.Флёровым, связавшим исследованный им памятник с рубежом VII-VIII вв. В ее основе лежит определение периода бытования серег с перевернутыми пирамидами из полых шариков зерни (Флёров В.С., 2000, с.45). Действительно, бытование поясных прямоугольно-рамочных накладок с прорезями по центру, коробчатых наконечников, штампованных блях, декорированных круглыми выпуклостями, брошей со стеклянными вставками, восьмеркообразных горизонтальноарочных стремян, обнаруженных в этой катакомбе (рис.25), относится, скорее, к финалу перещепин-ского горизонта, нежели к эпохе Вознесенки. Поскольку оружие из Клин-Яра оказалось в самом конце типологического ряда сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии, установление относительно точной абсолютной даты для этого опорного памятника получает принципиальное значение.
Луки “тюрко-хазарской” технологии и оружие дальнего боя У-У1 вв.
Предложение А.М.Савина и А.И.Семенова именовать луки “тюрко-хазарской” технологии “гунно-болгарскими” отражало взгляды А.М.Ха
’Деление сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии на полно- и частичнокомплектные во многом условно, т.к. оно в большей мере отражает не реальные особенности этого оружия, а, скорее всего, различные специфические условия обнаружения его остатков или даже состояние археологических памятников на момент раскопок.
2 Обсуждение хронологии нескольких памятников с остатками “тюрко-хазарских” сложносоставных луков предполагается в отдельных работах.
76
занова, полагавшего, что дистанционное оружие кочевников Восточной Европы хазарского времени в своей основе восходит к оружию I в. до н.э. - IV в. н.э. (Хазанов А.М., 1966, с.38). Действительно, в известном смысле любой сложносоставной лук 1 тыс. н.э., укрепленный жесткими рефлексирующими роговыми накладками, может считаться луком “гуннского” типа. Данный конструктивно-технологический прием был единственным признаком, общим для всех сложносоставных луков эпохи раннего средневековья. Но при этом применяемые для укрепления кибити роговые накладки изготавливались и крепились к ней в разное время совершенно по-разному. Уже сам А.М.Хазанов заметил это обстоятельство и указывал в своих работах не только на непостоянство количества, устройства и месторасположения использовавшихся накладок, но и на вытекающую отсюда конструктивно-технологическую вариабельность оружия дальнего боя I тыс. н.э. Исследователь отмечал, что термин “гуннский” лук можно употреблять лишь условно н в самом общем виде (Хазанов А.М., 1966, с.40-41; 1971, с.32-33).
К началу 90-х годов сложносоставные луки гуннского времени на территории степей Восточной Европы были представлены остатками роговых накладок из кострищ к. 17 и 18 у г.Покровска и к.Д-42 из под г.Ровное (Засецкая И.П., 1994, табл.29, 4, табл.31, 4, 9-10, 12-14, табл.36, 2-11, табл.47, 11), случайной находкой из Тиритаки (Медведев А.Ф., 1966, с. 119, рис.2, 8). На этом фоне существенно выделялись конструкции из Вены (Alfoldi А., 1932, S.19, Abb.l), Кубея (Субботин Л.В.. Дзиговский А.Н., 1990, с.42, рис. 18,2-3) и пещеры Кызыл-Адыр (Засецкая И.П., 1982, с. 154, рис.4). Из числа новейших находок сложносоставных луков гуннского и огуро-савирского времени к данному списку можно добавить оружие из п.2 к.66 у п.Царев (рис.4, 1-16), ошибочно введенного в научный оборот в качестве захоронения IX-X1 вв. (Мыськов Е.П., 1993, с.82, рис.5,2-3), погребения из к. 19 Западных могил (Скворцов И.Б., 1999, с.27-28, рис.246-247)3, погребения из раскопа на валу Булганакского городища (Храпунов И.И., 1991, с.22, 219, рис.37, 1-3, 5-6), впускного захоронения из склепа 635 Усть-Альминского могильника (Пуздровский А.Е. и др., 1999, с.200, рис. 15), а также из катакомбы, исследованной в 2001 г В.В.Дворниченко на бэровском бугре у п.Хошеутово4.
Кибить восточноевропейских луков гуннского времени укреплялась семью роговыми наклад
ками - двумя парами асимметричных друг другу концевых боковых и тремя срединными, двумя боковыми и одной тыльной. Концевые тыльные не применялись. Все концевые боковые пластины по форме были более-менее одинаковыми - массивными (толщина около 0,4 см), прямыми или слегка дуговидными. Характерным для них является наличие специфического трапециевидного внешнего края зауженного центра и довольно сильно расширенного плечевого края. Вырез для тетивы располагался на расстоянии, стабильно равном ширине пластин. Передние боковые грани покрывались крупными редкими насечками-зазубринами. Мелкие фрагменты концевых боковых накладок зафиксированы в Кызыл-Адыре (рис.З, 2-10), По-кровске (рис.З, 11-16), Цареве (рис.4, 10-11. 14-16) и в Тиритаке (рис.З, 19). В Западных могилах, во впускном погребении кочевника из Усть-Альмин-ского могильника и на Булганакском городище сохранились довольно значительные фрагменты краевых пластин (рис.5, 1-2, 6-7, 9. 12-13). Накладки из Западных могил имели размеры 22,5х 1,6-2,1 см, Усть-Альмы - 34х 1,8-2,3 см, Булганакского городища - 37x1,8-2,5 см, но при этом все они также были обломаны. В Вене, Кубее и Хошеутово накладки этого типа сохранились полностью. Пластины из Вены опубликованы без масштаба, размеры пары накладок одного края из Кубея - 39x1,8-2,2 см (рис.З, 20-21). В Хошеутово сохранились накладки обоих краев, асимметричные друг другу. Их размеры - 40x1,0-1,7-2,5 и 25,5x1,0-1,6-2,5 см.
В отличие от краев, рукояти луков гуннского времени укреплялись сравнительно тонкими пластинами. Выделяются две функциональные разновидности накладок этого типа. Боковая подовальная пластина рукояти первого типа лучше всего сохранилась в погребении из пещеры Кызыл-Адыр (рис.З, 1). Размеры ее 24x1,7-2,4x0,15-0,2 см. Менее выразительные фрагменты накладок этого же типа обнаружены в к. 18 Покровска (рис.З, / 7) и в Цареве (рис.4, 12-13). Большая часть лицевой поверхности пластин, в том числе и их узкие края, покрывалась мелкими хаотичными нарезками. Использование срединных тыльных пластин для рукоятей этого типа достоверно не установлено. Набор накладок данного облика близок к остаткам сложных луков из хуннских и сарматских погребений, хотя и не во всем аналогичен им (Хазанов А.М., 1966, с.37; 1971, с.28-35). Для оружия этого типа предлагается сохранить название “гунно-сарматское” (Круглов Е.В., 2003).
! Комплекс готовится к печати. Выражаю признательность Н.Б.Скворцову за возможность использования еще неопубликованных материалов.
4 Информация о материалах погребения у п.Хошеутово получена от начальника Поволжской археологической экспедиции ИА РАН В.В.Дворниченко.
77
Рукояти луков второго типа представлены накладками из Вены, Западных могил, Булганакского городища, Усть-Альмы и Хошеутово. От рукоятей первого типа они отличаются более значительными размерами и строго трапециевидной формой боковых пластин и наличием тыльных (25x1,4 см). В Западных могилах сохранились два фрагмента боковых накладок (рис.5, 10-11). Размеры большего обломка - 21,5x3,4x0,2 см, общая длина рукояти превышает 26 см. В Усть-Альме боковые накладки сохранились практически полностью, слегка обломаны лишь их края (рис.5, 3, 5). Размеры накладок 30x3 см. Насечки покрывают боковые грани пластин. Длина лука из Усть-Альмы, согласно информации авторов раскопок, составляет 1,1м, но, скорее всего, эти данные не учитывают существования М-образно изогнутых плеч. Для луков этого типа предлагается рабочее название - “огуро-савир-ские” (Круглов Е.В., 2003). Наиболее близкие аналогии им обнаруживаются среди находок остатков дистанционного оружия джетыасарской культуры (рис.7) (Левина Л.М., 1996, с.282, 284, рис.87, 89) и в катакомбе 10 Кенкольского могильника (Берн-штам А.Я., 1940, с. 12, табл.ХХУП-ХХУШ).
Сходство “гунно-сарматских” и “тюрко-хазарских” луков исчерпывается самым общим признаком оружия “гуннского” типа - наличием роговых накладок. Сами накладки при этом принципиально разные как по форме, так и по технологии изготовления. Прежде всего, они различны по размерам. Наибольшие отличия выявляются у пластин рукояти. Срединные боковые накладки луков “тюркохазарской” технологии шире, длиннее, мощнее и гораздо совершеннее аналогичных пластин луков “гунно-сарматского” типа. Качественно различаются системы нанесения насечек на поверхность накладок. На узких плечевых краях “гунно-сарматских” луков площадки для насечек отсутствуют, а сами края совершенно не отделялись от центра. Насечки покрывали только часть поверхности пластин, примыкавшую к их боковым граням. Хотя расстояние от внешнего края до места выреза для тетивы у всех концевых боковых накладок было примерно одинаковое —1:1, внешние края этих пластин оформлены по-разному. Наконец, все “гунносарматские” луки не имели тыльных фронтальных концевых накладок.
Переходными между оружием дальнего боя V-VI вв. и оружием 2-й пол.VII VIII в., возможно, являются луки “огуро-савирского” типа. Такие особенности как использование широких трапециевидных срединных боковых накладок, наличие тыльной срединной пластины внешнего наложения, специфический изгиб корпуса в нижней трети длины концевых боковых - признаки, характерные для технологии оружия тюрко-хазарского време
ни. Полного сходства, однако, не наблюдается и между этими конструкциями. Срединные боковые накладки рукоятей данных луков различаются как функционально - по толщине пластин (мощности), так и по способу нанесения насечек на поверхность пластин (технологии). У “огуро-савирских” луков, так же как и у “гунно-сарматских”, отсутствуют тыльные концевые клиновидные накладки.
Достаточно уверенно можно говорить о самостоятельных, качественно различающихся технологиях изготовления “гунно-сарматских”, “огуро-савирских” и “тюрко-хазарских” сложносоставных луков. Появление каждой такой формы в Восточной Европе носило характер распространения новации. Между ними всеми достаточно четко фиксируется конструктивный, а по отношению “гунно-сарматских” и “огуро-савирских” луков к “тюрко-хазарскому” также и довольно значительный хронологический вакуум, не позволяющий говорить о каком-либо непрерывном и поступательном развитии оружия. Именно это обстоятельство не дает использовать для именования восточноевропейского оружия 2-й пол.УП в. термин, предложенный А.М.Савиным и А.И.Семеновым, - “гунно-болгарский” лук. Понятно, что прямой связи с “гуннами” и гуннским временем это оружие не имело. Но и именование его “болгарским” также совершенно неприемлемо. “Болгарское”, понимаемое А.И.Семеновым как наследие “гуннского”, оказывается в данном случае не просто сужением понятийного термина, с чем еще можно было бы примириться, а глубоко ошибочным, по своей сути, представлением. Дело не только в том, что ареал распространения археологических памятников с этим типом оружия существенно выходит за пределы Восточного Приазовья, области расселения пра-болгар. Дело в том, что оружие этой технологии аккумулировало в себе практически весь известный к сер.VII в. общеевразийский опыт изготовления сложносоставных луков. Их рукояти поразительно близки оружию оседло-скотоводческого населения кокэльской культуры I-V вв. Тувы (Худяков Ю.С., 1986, с.64-68, 85, рис.22-24, 34). Концевые боковые пластины копируют накладки луков кенкольской культуры Тянь-Шаня, Ферганы и юго-восточного Казахстана V-VII вв. (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, с.78-79, рис.1,1-6, 8, II, 2, 2-8), а также джетыасарской культуры Восточного Приаралья (Левина Л.М., 1996, с. 197, с.282-286, рис.87-91). Возникает вопрос: когда, где и в какой этно-поли-тической среде могло появиться подобное оружие?
Такой средой мог быть лишь Древнетюркский каганат. Как уже отмечалось, использование концевых тыльных фронтальных пластин является одной из самых важных и принципиальных технологических особенностей изучаемого оружия, но
78
именно это считается характерной чертой и наиболее ранних форм центральноазиатских луков “тюркского” типа (Худяков Ю.С., 1986, с. 139-143). Учитывая данное обстоятельство, представляется, что становление “тюрко-хазарской” технологии шло не в Восточной Европе, а в глубинных районах Центральной Азии, очевидно, во 2-й пол.VI - 1-й пол.УП в. В настоящее время из первоначального региона-очага формирования оружия этого типа можно уверенно исключить лишь Алтай и Туву. По сведениям Б.Б.Овчинниковой, в этих районах не зафиксировано находок срединных боковых пластин, имевших длину 30-35 см (Овчинникова Б.Б., 1990, с. 164-166, табл. 13). Отсутствуют роговые пластины таких размеров и на территории болотистых равнин Западной Сибири (Соловьев А.И., 1987). Некоторый интерес вызывает Восточное Приара-лье - область распространения памятников джеты-асарской культуры. Здесь, в культурных слоях городищ и в инвентаре 37(!) подкурганных погребений, были обнаружены остатки самых разнообразных сложносоставных луков и. что особенно важно, их многочисленных заготовок. Однако вырванные из конкретных археологических комплексов и детально практически неописанные джетыасарские сложносоставные луки, к сожалению, пока доступны для конструктивно-технологического исследования лишь по рисункам Л.М.Левиной. Большинство из них имели по две пары асимметричных друг другу разновеликих концевых пластин и по три срединных роговых накладки, близких оружию “огуро-савирского” типа. Совпадают размеры пластин и способы оформления их поверхностей. Но у многих приаральских луков при этом фиксировалась и исключительно редкая для Восточной Европы четвертая срединная накладка передняя фронтальная. Некоторая часть джетыасарских луков имела тыльные концевые накладки и отделенные от гладкой части, и выделенные насечками края срединных и концевых боковых пластин - особенности, свойственные восточноевропейским лукам “тюрко-хазарского” типа. Судя по всему, остатки именно таких луков были обнаружены в к. 165. 190, 256, 261, 488 могильников Алтынасар 4д, 4ж, 4м, 4т (Левина Л.М., 1996, с.197, 282-286, рис.87-91). Однако Л.М.Левина особенности погребального обряда и могильного инвентаря именно этих захоронений находит нехарактерными для джетыа-сарской культуры, а сами памятники считает инородными по отношению к ней (Левина Л.М., 1996, с.66, 200). Действительно, в указанных комплексах вместе с луками были обнаружены остатки деревянных седел, восьмеркообразные железные стремена, роговые подпружные пряжки, блоки-чумбу-ры и многие другие предметы, крайне редкие для Восточного Приаралья, но столь обычные для ко
чевнических погребений VII-VI1I вв. евразийской степи. Поэтому, возможно, что область формирования сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии изготовления следует искать в каких-то иных районах Средней или Центральной Азии, например, в умеренно холодных высокогорных долинах Тянь-Шаня, но оружие из археологических памятников этого региона для изучения доступно в еще меньшей степени.
Луки “хазарской” технологии
Края и передние грани лицевых сторон срединных боковых, а также плечевые края и острые передние грани концевых боковых накладок луков технологии “хазарского” типа также покрывались мелкой сетчатой насечкой. Ио при этом краевые площадки лицевых сторон этих накладок углублялись относительно своих центральных частей, отделяясь от них прорезными уступами. Это способствовало не только более жесткой фиксации жильной обмотки, но и позволяло избегать ее выступания над поверхностью. Срединные боковые пластины были более дуговидны и имели размеры 12-20x2,2-3 см (рис.32, 4-5; 33; 34, 2-3, 6, 10-11, 14-15). Срединные тыльные накладки для луков этой технологии не характерны. В отличие от луков “тюрко-хазарской” технологии, редкие пластины этого типа “хазарской” технологии не накладывались, а вставлялись между оборотными сторонами боковых, соответственно этому они имели грани, покрываемые сплошными косыми насечками (рис.32, 6-7). Концевые боковые имели изгиб в верхней трети своей длины. Вырез для тетивы располагался на расстоянии, в два и более раза превышавшем ширину самих пластин (рис.34, 4-5, 8, 13). Размеры этих накладок полностью соответствуют стандартным размерам аналогичных накладок луков “тюркохазарского” типа. В конструкции использовались два вида концевых фронтальных пластин: асимметричные тыльные клиновидные (длина - 8-29 см) и передние накладки-челноки (длина последних - 4-24 см), снабжавшихся поперечными вырезами для крепления тетивы. Концевые боковые использовались только вместе с концевыми тыльными (собственно “хазарский” вариант крепления; рис.34,8-13), а последние могли сочетаться также и с концевыми передними челноками (“салтовский” вариант; рис.34, 14-17). Во втором случае концевые боковые пластины уже не применялись. Концевые тыльные пластины этих двух вариантов крепления между собой несколько различаются.
Остатки сложносоставных луков, имеющие признаки оружия “хазарской” технологии, обнаружены на значительной территории сте
79
пей Восточной Европы. Укажем лишь некоторые опубликованные памятники. В Нижнем Подонье - Веселовский-I, к.6 (Мошкова М.Г., Максименко Б.Е., 1974, с.79, табл.ХХ1Х, 13-14); Дружба, к.З (Па-русимов И.Н., 1998, с. 109, рис.56, 4, 9); Житков-П, к.4 (Семенов А.И., 1988, с. 108, рис.8); Керчик, к.27 (Парусимов И.Н., 1999, с.24; Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27-29, рис.52); Западный, к.4 (Круглов Е.В., 1992д, с. 150, рис.2, /2); Кировский-V, к.2 и к.З (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990, с. 145, рис.5, I-2, 12-14. /9); Красноармейский-IV, п. 13 к.2 (Ильюков Л.С., Кляшторный С.Г., 1993, с.155, 261, рис.2, 20-2/); Новоаксайский, к. 13, к.25 и к.28 (Круглов Е.В., 1992д, с. 150, рис.2, 4-5, 7, 14-24)', Новосад-ковскпй, к.8, к. 16 и к.27 (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990, с.139, рис.2, 10, 12-13, с.143, рис.З, 9, с. 144, рис.4, /6-/7); Саловский-IV, п. 1 к.2 (Парусимов И.Н., 1998, с.74, рис.21, 8, 10); Соколовский, к.8 (Каталог ..., 1985, с.81, табл.40, /); Танаис, п. 1999 г. (Arseniewa Т., Piasecki К., Scholl Т., 2002, с.29); Чиков, п.1 к.27 (Круглов Е.В., 1992д, с. 150, рис.2,8-9). На Средней Волге Брусяны-11, п.6 к. 16 и Осиновка-1П, к.7 (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.117, рис.25, 2, с.257, табл.ХЕУ, 8-10); Новинки-11, п.5 к. 14 (Матвеева Г.И., 1997, с. 173, рис.75, 2). В Нижнем Поволжье Кривая Лука-1Х, к. 12 и Кривая Лука-XXVll, к.5 (Федоров-Давыдов Г.А., 1984, с.84, рис.4, 2-3, с.90, рис.8, 5); Купцын Толга, к. 14 (Шнайдштейн Е.В., 1981, с.85-86, табл.4, 2); Пе-трунино-П, к.7 (Круглов Е.В., 1992г, с. 178, рис.2, 4); Три Брата-1, к. 18 (Медведев А.Ф., 1966, с.35, № 5; Хазанов А.М., 1966, с.41, рис.8). В Подонцовье Обозное, к.2 (Комар О.В., niopo В.1., 1999, с.157, рис.2, 1-9). На Ставрополье Типки, к. 1 (Ляхов С.В., 2005). На Кубани помещение VIII Ильичев-ского городища (Николаева Э.Я., 1986, с. 187). На Северном Кавказе Верхний Чирюрт, к.5 и к.20 (Магомедов М.Г., 1981, с.111, рис.2, 11, 19, 20-25, 29, с.112, рис.З, 22-23, 29; Семенов А.И., 1996, с.1-37-140). В Лесостепном Подонье - кат.5, 106, 140, 143, 169, 173 Дмитриевского могильника (Плетнева С.А., 1989, с.70, рис.32); кат.18, 28 и 30 Маяцкого селища (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, с.51, рис.22, /, 3-7, с.63, рис.30, 5, 33, 8-12); кат. 12 Старосалтовского могильника (Аксенов В.С., 1999, с. 143, рис.2, 21-24); Сухая Гомолыиа (Михеев В.К., 1985, с. 139, рис.30,1-2). В Южном Приуралье - Та-мар-Уткуль, к.З (Иванов В.А., 2001, с.157, рис.2,2). В Крыму - Скалистое, склеп 575 (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, с. 134, рис.98, 1-6). На Нижнем Дунае п.ЗЗ могильника Нови Пазар (Станчев (Ваклинов) Ст., Иванов Ст., 1958, с.98, табл.Х!, 4, с. 104, табл.XXXI, 2-3; Йотов В., 2004, каталог, табл. I, 1-2).
Своеобразие сложносоставных луков “хазарской’" технологии ждет отдельного исследования. Придерживаясь предложенных выше принципов типологизации, группы этого оружия также выделяются по размерам накладок рукоятей, варианты - по взаимосочетаниям накладок краев.
Группа А. Со срединными боковыми пластинами (размеры 16-21x2,6-3 см).
1.	Со срединными боковыми пластинами:
а.	Со срединными боковыми и тыльной (Керчик)
б.	Только со срединными боковыми (Брусяны-11; Кривая Лука-IX; Новинки-Н, п.5 к. 14; Новосад-ковский, к.27; Чиков).
2.	Со срединными боковыми и концевыми фронтальными:
а.	Со срединными боковыми и концевыми тыльными (Купцын Толга; Саловский-IV; Танаис, и. 1999 г.; Верхний Чирюрт, к.5, к.20).
б.	Со срединными боковыми, концевыми тыльными и передними (Дмитриевский, кат. 106; 11ово-садковский, к.8; Типки).
в.	Со срединными боковыми и концевыми передними (Осиновка-Ш).
3.	Со срединными и концевыми боковыми (Скалистое; Три Брата-1).
Группа Б. Со срединными боковыми пластинами с размерами 12-18x2,3-2,6 см.
1.	Полнокомплектные:
1.	Только со срединными боковыми пластинами (Нови Пазар).
2.	Со срединными боковыми и концевыми тыльными (Дружба).
3.	Со срединными и концевыми боковыми (Веселовский-1; Ильичевское; Кривая Лука-XXVll; Новоаксайский, к.28).
4.	Со срединными боковыми, концевыми боковыми и тыльными фронтальными (Житков-П; Кировский-V; Новоаксайский, к. 13; Обозное; Соколовский; Тамар-Уткуль).
II.	Луки без срединных боковых накладок рукоятей:
I. Только с концевыми боковыми (Западный; Петрунин о-П).
2. С концевыми боковыми и тыльными (Высо-чино-VII, к.25; Кьюин Толга, п.2 к.6)’.
Погребения с луками “хазарской” технологии довольно часто сопровождаются находками византийских и арабских монет 674-757 гг (полностью опубликованные комплексы - Петрунино-П, к.7; Саловский-IV, п. 1 к.2; частично или совсем не опубликованные - Вербовый Лог-IX, к.З; Житков-11, к.4; Карповка, к.5; Нагавский-П, к.З; Ордынский Бугор, к.4; Подгорненский-lV, к.2 и 14; Романов-
' Данные памятники не опубликованы.
80
ская-I, к.1; Саловский, п.2 к.1; Соколовский, к. 11), что позволяет датировать появление оружия данной технологии не ранее самого нач.УШ в., а его бытование связывать со всем VIII в.
Определенное своеобразие имеют “салтов-ские” луки (Савин А.М., Семенов А.И., 1990, с. 169-171), выделяемые по факту использования крайне специфических концевых передних накладок-челноков (Дмитриевский, кат.5, 106, 140, 143, 169, 173; Золотая Нива, п.1 и 2 к.1; Кировский-V, к.2; Красноармейский-IV, п.13 к.2; Маяцкое, кат. 18, 28 и 30; Старосалтовский, кат. 12; Сухая Го-мольша). Хронология и характер использования этих специфических исключительно только для Восточной Европы накладок пока не совсем ясны и требуют более глубокой проработки. Основание для отнесения некоторых из них к оружию “хазарской” технологии дали конструкции из Новосад-ковского, к.8, Осиновки-Ш и Типков, сочетавших практику использования накладок-челноков с конструктивными особенностями луков именно этой технологии. Однако такую же накладку имела и конструкция оружия “тюрко-хазарской” технологии из Сидор (см. далее), датируемая рубежом VII-V111 вв. Кроме того, некоторые, вероятно, наиболее поздние луки с накладками-челноками вообще не обладали признаками каких-либо технологий. Отметив как тенденцию возможность увеличения с течением времени длины накладок-челноков, А.М.Савин и А.И.Семенов не исключали при этом вероятности общей дегенерации данной разновидности оружия (Савин А.М., Семенов А.И., 1991, с.7).
Индивидуальные особенности некоторых луков “тюрко-хазарской” технологии
Конструктивно-технологические различия основных вариантов сложносоставных луков “тюркохазарской” и "хазарской” технологий изготовления очевидны и достаточно велики. По мнению А.М.Савина и А.И.Семенова, не может быть и речи о какой-либо генетической связи между данными конструкциями. Допуская возможность эволюции лишь для оружия “хазарской” технологии, исследователи отрицали возможность подобного для “тюрко-хазарских” луков. Стадиальная относительная хронология памятников с этими вариантами оружия и наличие некоторого количества модифицированных конструкций обоих типов вынудили провести экспертизу данного положения, позволившую его
отвергнуть (Круглов Е.В., 2003, с. 117-120). Рассмотрим конкретные конструкции.
От лука из Верхнепогромного (рис.21,5-8), по В.П.Шилову, сохранились обломки четырех концевых боковых пластин. Однако, по А.Ф.Медведеву, в погребении находился и обломок боковой срединной накладки рукояти (Медведев А.Ф., 1966, с.38, № 88; Шилов В.П., 1975, с.46, рис.35, 2-5; ГЭ, инв. № 1953/62). Одна пара концевых пластин была обнаружена в засыпи захоронения среди остатков разрушенной надмогильной каменной выкладки. Вторая пара была найдена на дне ямы у черепа погребенного, оказавшегося совершенно непотревоженным (рис.21, 1). Видимо, мы имеем здесь дело с вертикально поставленным сложным луком, целостность остатков которого крайне проблематична. Не ясны конструкции сложносоставных луков, обнаруженных в заполнении мусорной свалки Ильичевского городища (две концевые боковые) (рис.20,2-3), в кургане у п.Манас (рис.21,20) и п. 19 грунтового могильника Чир-Юрта (по одной концевой боковой), У ст.Калининской (одна концевая боковая и две тыльные треугольно-клиновидные концевые) (рис.22, 20-22) (Николаева Э.Я., 1986, с.184, рис.1, 11, с.187; Медведев А.Ф., 1966, с.35, № 13, с. 118, табл.2, 3; Семенов А.И., 1996, с. 130; Атавин А.Г., 1996, с.252, табл.15, 1-3). Крайне неудачно опубликован лук из Христофоровки (рис.20, 4-6) - на представленной реконструкции оружия Р.С.Орлов отметил наличие срединных боковых пластин, но фактически издал лишь только одну пару концевых боковых (Орлов Р.С., 1985, с. 102, рис. 18, 25-26). Переизданные П.П.Толочко (Толоч-ко П.П., 1999, с. 16, рис.6,1-2) прорисовки накладок этого лука отличаются от рисунков Р.С.Орлова, что, вероятно, отражает современное состояние остатков этого оружия. Отсутствие информации о пластинах рукояти перечисленных луков не позволяет четко их типологизировать. Тем не менее, принадлежность их всех к кругу оружия “тюрко-хазарской” технологии сомнений не вызывает.
Обнаруженные в 1964 г в Танаисе на проложенной через оборонительный городской ров дороге накладки сложносоставного лука (четыре концевые боковые пластины и три срединных; ГАМЗ “Танаис”, hhb.VI-64-32, 2101) сохранились практически полностью (рис.20, 7-11). К сожалению, они были изданы без масштаба и крайне необходимого описания условий их обнаружения (Шелов Д.Б., 1972, с.323-324).
Остатки сложносоставного лука из Матюхина бугра наиболее уникальны6. От этого оружия in situ
'’Комплексы из Восточномалайского-П, Комсомольского, .Лебедей-IV, Матюхина бугра и Таганского в настоящее время готовятся к печати. Выражаю признательность Н.Ю.Лимберис, В.В.Плахову, В.А.Скарбовенко, А.Р.Смоляку и М.В.Цыбину за возможность использования еще неопубликованных материалов.
81
сохранился полный комплект роговых накладок - три срединные и шесть концевых пластин, что особенно важно - без каких-либо дефектов и утрат (Смоляк А.Р., 1995, с.57, 77-78, рис.249-254). Местоположение каждой пластины тщательно зафиксировано автором раскопок. После публикации всех материалов указанного комплекса остатки именно этого оружия могут быть признаны эталонными. Длина лука по прямой - 1,32 м. Изгиб его М-об-разных плеч, не укрепленных накладками, незначителен. Размеры боковых накладок рукояти - 34,5x3 см, тыльной срединной пластины 21,3x1,1 см. Размеры боковых накладок асимметричных краев - 24,5х 1,1 -2,3 и 29,9х 1,1 -2,4 см, тыльных концевых пластин - 16,2x0,2-1,2 и 19,7x0,2-1,7 см.
От обнаруженного в погребении у п.Комсомольский (рис.8) сложносоставного лука сохранились две боковые срединные и один фрагмент тыльной7 накладки рукояти, а также две боковые и одна тыльная концевые (Плахов В.В., 1988, с. 13, 56-57, рис.26,1-4). Все три концевые пластины располагались на краю одного плеча, длина которого без учета легкого изгиба кибити составляла 0,55 м. Общая длина оружия, видимо, не превышала 1,2-1,3 м. Концевые накладки второго плеча отсутствовали, вероятно, в могиле находилась лишь часть сложносоставного лука. Срединные боковые пластины имели ширину 3,1 -3,2 см, в длину они сохранились на 30,7 и 26,4 см и были симметрично обломаны на одном из своих узких краев (рис.9). Длина рукояти реконструируется в 34-35 см, что соответствует размерам срединных боковых накладок рукояти оружия из Матюхина бугра. Расположенные близ обломанной стороны этих пластин хаотичные насечки, вероятнее всего, вторично нанесены взамен насечек утраченной краевой части. Возможно, данный лук подвергался ремонту, на что косвенно указывает фрагментарность остатков срединной тыльной пластины. Пользоваться таким оружием стало невозможно, и оно было использовано в погребальном обряде.
Лук из могильника Лебеди-IV (Скарбовенко В.А., 1980, с.75-77, рис.34, 10-15) представлен набором из девяти роговых пластин, также, как и на Матюхином бугре, сохранивших на момент исследования памятника расположение in situ. Плечи лука были асимметричны, длина оружия по прямой составляла 1,36 см. В отличие от всех остальных сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии оружие из Лебедей-IV имеет в составе своей * 11
конструкции крайне редкую переднюю (фронтальную) накладку, наличие которой было особо отмечено еще А.М.Савиным и А.И.Семеновым (Савин А.М., Семенов А.И., 1992, с.204). Соответственно сечение его рукояти, со всех четырех сторон закрытой жесткими роговыми пластинами, реконструируется как квадратное. Размеры боковых накладок рукояти - 32,3x2,75-2,85 см, тыльной - 22,4х 1,5-1,8 см, фронтальной - 21,2x1,3-1,45 см. Указанные особенности требуют объективной индивидуальной оценки материалов данного памятника.
Сложносоставной лук из Ново-Биккинского кургана, исследованного в глубинном лесостепном районе Башкирии (рис. 10, 28-35), представлен двумя боковыми и одной тыльной срединными, тремя боковыми (изданы только две) и двумя тыльными1* концевыми накладками (Мажитов П.А., 1981, с. 17, рис.8, 30-32, 34-35). Обнаруженный в небольшой яме-тайнике, размеры которой 1,1x0,8x1 м, расположенной близ могилы с ритуально разрушенными останками погребенного9, Ново-Биккинский лук мог находиться там только сложенным или сломанным. Отсутствие планов с указанием конкретного местонахождения накладок не позволяет оценить условия обнаружения этого оружия. Срединные боковые пластины имели размеры 32x2,6 см, а длина тыльной, составленной из двух отдельных, частично накладывавшихся друг на друга пластин, определяется в 21 см. Помимо значительной территориальной удаленности от расположения погребальных памятников типа Сивашовки, комплекс вещевых находок из Ново-Биккинского кургана включает два оригинально орнаментированных сосуда кушнаренковского облика, имеющих западносибирское, предположительно, угорское происхождение (Мажитов Н.К., 1977, с.60, 69, 219-220, табл. XVI, 2, 4).
Оружие из Рисового представлено двумя боковыми и одной тыльной срединными, двумя боковыми концевыми накладками одного из краев (рис. 11, 6-10). Размеры боковых пластин рукояти 32x2,6 см, тыльной - 21,2x1,5 см. Отсутствие насечек на лицевой поверхности узких краев срединных боковых пластин сближает это оружие с “огуро-савирски-ми” и некоторыми луками из погребений джетыасарской культуры. Однако краевые площадки накладок из Рисового были отделены от центральной части пластин глубоко прорезанными бороздами, что позволяет различать данные конструкции. Отсутствие концевых тыльных клиновидно-треуголь
7 Требуется подт верждение данного определения.
11 Требуется подтверждение данного определения.
4 Человеческие кост и в могиле лежали разбросанно, но положение костяка, выгянугого на слипе, ориент ированного головой на север, тем не менее оказалось зафиксировано. Сохранились и ост ат ки довольно богатого и разнообразного погребального инвентаря, среди которых находились и украшения (Мажитов Н.К., 1981, с. 18). Как еще по-иному можно интерпретировать особенности обряда этого крайне интересного комплекса?
82
ных накладок не может быть принято во внимание, так как они могли быть утрачены или остаться неопределенными. В авторском описании памятника есть указание на местоположение всего лишь двух накладок из пяти. Расположенная близ бедренной кости левой ноги погребенного концевая боковая пластина явно смещена. Узкой плечевой стороной она обращена к стенке могильной ямы, широкой внешней — к центру ямы (рис. 11,1), а не наоборот, как должно было быть при положении накладок in situ (Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с.2-18, рис.83,4). Следовательно, лук из Рисового либо также был сломан еще до помещения в могилу, или же его остатки оказались потревожены непосредственно уже в самой яме. Действительно, хотя скелет погребенного видимых разрушений не имеет, в заполнении могилы были обнаружены череп барана, а также кости еще одного скелета человека и фрагменты лепного горшка, якобы происходящие из близко расположенного захоронения 11 эпохи ранней бронзы, основного в данном кургане. Но насколько разрушение п.11 было связано с сооружением п.12, как предположили авторы раскопок? Наклонная линия дна и округлая форма могильной ямы п. 12 (рис. 11,2) недвусмысленно говорят о первоначально существовавшей ступеньке и том, что разрушение обоих захоронений произошло одновременно и в гораздо более позднее время.
Остатки оружия из Старицы (рис.21, 10-11) представлены срединной боковой накладкой и обломком концевой боковой (Шилов В.П., 1960, с.48, пл.7). Высказанное ранее мной предположение (Круглов Е.В., 2005) о наличии в указанном комплексе тыльной срединной накладки не подтвердилось. Размеры срединной боковой накладки — 32,8x3,2 см. Хотя данное погребение не было разрушено (рис.21, 9), комплектность накладок и степень их реальной сохранности не позволяют говорить о целостности оружия и в этом комплексе.
Остатки оружия из Виноградного, к.35 (рис.21, 12-13) и Красногоровки-П1 представлены фрагментами боковой и тыльной срединными накладками рукояти. Размеры обломков срединных боковых пластин из Виноградного (23,5x3,5 см) и Красного-ровки-Ш (13,5x3,2 см) позволяют считать оружие из этих погребений более-менее аналогичным друг другу. Но обе конструкции, к сожалению, должны быть признаны заведомо неполными, так как сами памятники оказались практически полностью разрушены еще в глубокой древности (Орлов Р.С., Рас-самакин Ю.Я., 1996, с. 114, рис.8, 8-9; Бабешко И.Г., 1988, с.30-31, рис. 142).
Лук “тюрко-хазарского” типа из погребения могильника Восточномалайский-П сохранился в составе двух боковых и одной тыльной срединных накладок и одной пары концевых боковых. Также,
как и в Комсомольском, срединные пластины были симметрично обломаны близ одного из краев рукояти (Лимберис Н.Ю., 1986, рис.54, 7, 8, 8а, 86, 9, 10). Отнесение к конструкции длинной тонкой накладки (Лимберис Н.Ю., 1986, рис.54, 7а) требует дополнительной проверки. Данная пластина, хотя и повторяет изгиб концевых боковых, но значительно превышает их по длине и более похожа на накладку боковой грани полки седла, а не на тыльную краевую пластину сложносоставного лука. Это подтверждается указанием автора раскопок на отдельное от краевых боковых накладок местоположение фрагментов данной пластины. По отчетной фотографии обломки боковых накладок рукояти сохранились в размерах 26x3 см, тыльная срединная 20x1,2 см, что соответствует размерам накладок оружия из Комсомольского. Особо следует отметить упоминание автора раскопок о характере обнаружения остатков данного лука - “в сломанном виде, брошенным в заполнение входной ямы вперемешку с останками коня”, а также о сложном характере земляной засыпи данного захоронения (Лимберис Н.Ю., 1986, с.22). Достоверно зафиксированные факты отсутствия вторых пар концевых боковых накладок некоторых сложносоставных луков могут считаться указанием на одну из характерных и важных особенностей использования данного оружия.
Остатки сложносоставного лука из Таганского грунтового могильника сохранились в наборе из восьми роговых накладок - трех срединных и пяти концевых, четырех боковых и одной тыльной. Авторы раскопок установили, что лук был сломан в месте перехода от рукояти к одному из плеч еще до помещения оружия в могилу — накладки лежали на дне могильной ямы двумя отдельными группами (Матвеев Ю.П., 1995, с.7, рис.11; Матвеев Ю.П., Цыбин М.В., 2004, с.8-9,46-48, рис.6-8). Часть концевых пластин в момент раскопок были покрыты мощным слоем наслоений окаменелого ила и лишь недавно они были отреставрированы научным сотрудником ВОКМ А.Г.Черемушниковым (рис. 15-18). Срединные боковые трапециевидные пластины сохранились в длину на 25,5 и 28,9 см (рис. 12, 1, 3). Их узкие края были лишь незначительно обломаны, при этом следы сколов оказались свежие. Реконструируемая длина пластин рукояти приблизительно равна 30,0 см. Ширина пластин по центру - 2,9 и 3 см, толщина - 0,3 и 0,35 см, толщина дуги - 0,45 см. Фронтальные боковые грани пластин приострены и покрыты крупными косыми насечками-бороздами, тыльные грани, также покрытые косыми продольными нарезками, - прямые. Центральная часть лицевых сторон тщательно заполирована и сохраняет отпечатки черного цвета от клея или бересты. На лицевой стороне одной из пластин
83
— полоса из неглубоких, слабо выраженных, нарезок. Узкие края накладок покрыты мелкими косыми перпендикулярными друг другу насечками. Края пластин приподняты относительно гладкой центральной части на 0,1 см. Соединение с сухожилиями или с не сохранявшимися мягкими бычьими накладками - “внахлест”. Тыльная срединная накладка прямоугольная, слегка изогнута, в сечении овальная, без граней (рис. 12, 2). Длина пластины — 19,3 см, ширина по центру - 1,5 см, по краям — 1,6-1,7 см, толщина — 0,5 см. Ее узкие боковые края косо срезаны и покрыты насечками. Пластина накладывалась на торцевые грани срединных боковых и деревянную кибить. Сечение рукояти лука реконструируется как подтреугольное. Концевые боковые накладки различаются по взаимной состы-кованности пластин (рис. 13). Накладки противоположных сторон асимметричны. Длина одной пары пластин - 24,2 см. Одну накладку из этой пары удалось почти полностью отреставрировать (рис. 13, 2). Противолежащая ей пластина сохранилась в длину на 19,5 см, плечевой край этой накладки был обломан еще в древности. На расстоянии 1,3 см от внешнего края имеется округлый вырез для тетивы (рис. 13, 7). Ширина пластин по внешнему краю близ прорези для тетивы — 1,8-1,85 см, у плечевого края -0,7 см. Толщина накладок-0,5-0,55 см. Длина обломков второй пары краевых накладок - 22,5 и 23 см (рис. 13, 4-5). Общая длина пластин этой пары не установлена, но она значительно больше размеров первой пары накладок. Ширина пластин — 1,6-1,9 см и 1,4-1,7 см соответственно. Толщина — 0,4 и 0,6 см. На плечевых краях накладок - следы старых сломов, на внешнем краю - свежих. Все краевые боковые пластины имеют легкий изгиб в нижней части своей длины. Их фронтальные грани заострены и покрыты мелкими косыми насечками, у одной пары пластин начинающихся непосредственно ниже выреза для тетивы, у другой — примерно посередине ее длины. Плечевые края-площадки всех концевых накладок приподняты на 0,05 см и также покрыты мелкими косыми насечками. Центральные части лицевых сторон гладкие. Сечение пластин дуговидно. Сохранилась также одна концевая тыльная клиновидная пластина, широкой стороной обращенная к плечам, узкой - к внешнему краю (рис. 13,6, 18а). Сохранившаяся длина ее - 11 см. Острый край был обломан в древности. Общая длина накладки реконструируется в пределах 12 см. Ширина - 0,4-1,3 см, толщина на широком конце — 0,2 см, в центре и на узком - 0,3 см. Пластина имела выраженные грани, покрытые мелкими вза-имопересеченными насечками. Лицевая сторона близ широкого плечевого края имеет площадку, покрытую насечками, заглубленными относительно гладкой поверхности остальной части. Последнее
обстоятельство крайне примечательно, так как оно указывает, что данная пластина, в отличие от всех других, была изготовлена по технологии “хазарского”, а не “тюрко-хазарского” типа. К сожалению, информации о характере изготовления и системе крепления с кибитью концевых тыльных треугольно-клиновидных накладок других луков “тюркохазарского” типа в настоящее время у меня нет. Соответственно не ясно, имело ли данное явление всеобщий характер или было специфической особенностью исключительно только лишь оружия из Таганского погребения. Но в любом случае выявление даже на одном типичном “тюрко-хазарском” сложносоставном луке конструктивно-технологического приема, определяемого А.М.Савиным и А.И.Семеновым характерным исключительно только лишь для луков “хазарского” типа, имеет принципиальный характер и свидетельствует о невозможности слишком жесткого противопоставления друг другу указанных технологий.
Самым известным луком “тюрко-хазарской” технологии является оружие из погребения к. 1 могильника Авиловский-I, обнаруженное И.В.Сини-цыным еще в 1939 году (Синицын И.В., 1954, с.2-32-233, рис.2,2а; Максимов Е.К., 1956, с.72, рис.44, 1; Медведев А.Ф., 1966, с.36, № 21; Хазанов А.М., 1971, с.119, № 15; Рашев Р., 2000, с. 117, табл. 11,6а-г; 2004, с.247, табл. 12, 1-6). Исследователем был найден набор из девяти роговых накладок (рис. 19, 1-9). Фиксация концевых боковых пластин вырезом для тетивы, обратным “боевому” расположению рукояти (рис. 19, 14), однозначно говорит в пользу того, что лук и здесь в момент раскопок находился не в “рабочем” состоянии. Это объясняет наличие у обеих срединных боковых пластин общего слома одного из их краев, а также отмеченный автором раскопок на плане захоронения неестественный изгиб верхней части отпечатка деревянной киби-ти и совершенно уж ничем другим необъяснимое отсутствие асимметрии плеч данного оружия (!). Насколько тогда реальной действительности соответствует информация о длине авиловского лука — 1,65 м, указанная И.В.Синицыным и вот уже 50 лет неоправданно цитируемая в научной литературе? На плане по прямой длина остатков этого оружия не превышает 1,42 м. С учетом некоторого изгиба центра она близка к 1,5 м. Но дело в том, что средние размеры “тюрко-хазарских” луков не превышали показателя 1,24-1,36 м. Полагаю, что деревянная кибить лука из Авиловского в древности была сломана в месте, совпадавшем с внешним краем срединной тыльной пластины, а само оружие помещено в могилу двумя отдельными частями, прямого соприкосновения между которыми не было. К сожалению, одним только этим дело не исчерпывается.
84
На опубликованных И.В.Синицыным рисунке и фотографии роговые накладки изучаемого лука не соответствуют друг другу. Полагаю, более реальной следует считать выполненную в масштабе 1:2 фотографию (Синицын И.В., 1954, с.233, рис.2а), на которой, однако, изображены не все пластины. По авторскому тексту, длина срединных боковых накладок рукояти составляет 27,5 и 30 см. Разные размеры, видимо, означают, что был обломан край лишь одной из накладок. Но на рисунке (Синицын И.В., 1954, с.232, рис.2) симметрично обломан один край у обеих пластин, а их размеры примерно соответствуют друг другу. По рисунку и фотографии сохранившаяся длина пластин определяется равной не более чем 22,8 см. Даже с учетом добавления размеров обломанных краев первоначальная длина средних боковых накладок рукояти не могла превышать 26-27 см. Между тем, сложносоставных луков “тюрко-хазарского” типа с указанной длиной срединных боковых пластин на территории степей Восточной Европы не известно. Поскольку все накладки авиловского лука оказались утрачены в годы Великой Отечественной войны, вопрос о его общей длине и фактических размерах накладок рукояти, видимо, пока следует считать открытым.
В этой связи важное значение приобретает лук из п.11 раннесредневекового могильника, исследованного в 1964-1965 гг А.Д.Столяром в предгорных районах Адыгеи на территории энеолитического поселения Мешоко (Каминский В.Н., 1991, приложение, рис.23; Дитлер П.А., 1995, с.153, 185-186, 216, табл.XVIII, с.233-234, табл.ХХХУ, XXXVI)10. Остатки данного лука сохранили в погребении расположение in situ (рис. 19а). Длина его составляла 1,45 м. По форме и общему количеству реально сохранившихся обкладок, три на рукояти и по четыре на обоих концах, всего - одиннадцать, лук из Мешоко для Восточной Европы уникален. Он близок к распространенному на территории Центральной Европы “аварскому” луку (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с. 106). Срединные боковые накладки его рукояти имели размеры 23x2,8 см; тыльная - 12,2 (ее первоначальная длина составляла -13,3 см) х 1-1,7 см. Покрытые мелкой сетчатой насечкой края пластин были приподняты относительно поверхности гладких центральных частей. Тыльная срединная пластина, полуовальная в сечении, накладывалась на торцевые стороны боковых и деревянную кибить. Края лука из Мешоко обкладывались четырьмя пластинами - двумя боковыми, фронтальной и тыльной концевыми. Парные концевые боковые накладки имели плавный изгиб в нижней трети своей длины. Их размеры - 27x2 см. Покрытые насечками плечевые края этих пластин,
согласно технологии “тюрко-хазарского” типа, были приподняты относительно гладкого центра. Однако расстояние от внешнего края до выреза для тетивы у краевых боковых накладок находилось в соотношении 1,8:1, что было более характерно уже для луков “хазарского” типа Кроме этого, краевые фронтальные накладки не накладывались, а, согласно “хазарской” технологии, вставлялись между концевыми боковыми. Характерные особенности оружия из Мешоко указывают нам общее направление модификации сложносоставных луков “тюрко-хазарской” технологии - уменьшение длины их рукоятей. При этом характерно, что при несколько уменьшенных размерах рукояти оружие с подобными характеристиками все еще сохраняло основные признаки “тюрко-хазарской” технологии. В то же время конструктивные особенности краевых накладок ясно свидетельствуют о невозможности слишком жесткого противопоставления друг другу “тюрко-хазарской” и “хазарской” технологий изготовления оружия.
Модифицированные (экспериментальные) луки “тюрко-хазарской” технологии и эволюционный переход к технологии “хазарского” типа
Отрицая возможность эволюции луков технологии “тюрко-хазарского” типа, А.М.Савин и А.И.Семенов представили их как законченную и консервативную конструкцию, чрезвычайно специфичную и достаточно однообразную. Изначально технология допускала лишь малозначительные колебания длины роговых накладок рукоятей между 30 и 35 см и ширины между 2,6 и 3,2 см, вероятно, зависящие от особенностей сырьевых заготовок, а также отказ от использования передней срединной фронтальной пластины. Однако существование луков группы “Б” с нестандартной длиной накладок рукояти (19-21 см) отражает не что иное, как прямой эволюционный переход от “тюрко-хазарской” технологии изготовления сложносоставных луков к использованию технологии “хазарского” типа. Очевидно, что смена одной технологии другой в реальной действительности не была резкой, как представляли себе этот процесс А.М.Савин и А.И.Семенов, а отличалась существованием целого ряда переходных конструкций.
От лука из Виноградного, к.5 сохранились две боковые и одна тыльная срединные, четыре боковые и одна тыльная концевые пластины (рис.23,40-48). Принадлежность его к оружию “тюрко-хазарской” технологии несомненна. Ширина срединных
10 За указание о существовании этого памятника признателен А.В.Пьянкову и И.В.Цокур.
85
боковых накладок (2,6 см) совпадает с шириной аналогичных пластин из Ново-Биккинского. Но в Виноградном, к.5 эти пластины сохранились в длину лишь на 16,5 см, а тыльная срединная - на 13,3 см, что не дает возможности достоверно установить первоначальную длину его рукояти. Соответственно, точное определение его остатков (типичный или модифицированный вариант) затруднительно. Общая длина оружия составляет 1,27м. Несомненно, что оно было сломано, а в могиле, скорее всего, находились лишь отдельные его части. При этом, могли быть сломаны как края лука, так и его рукоять. Последняя, скорее всего, была сломана в месте перехода к покрываемым насечками приподнятым краевым площадкам (Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996, с. 112, рис.7). Тогда ее длина реконструируется в пределах 19-21 см, хотя это предположение и не является абсолютно бесспорным. Следует также отметить, что погребение из Виноградного, к.5, несмотря на впускной характер комплекса и предельно раннее время его сооружения (перещепинский хронологический горизонт), имеет обрядовые признаки, в большей мере свойственные не для синхронных ему захоронений круга Сивашовки, а для захоронений типа Соколовской балки (западная ориентировка, сооружение подбоя с южной стороны входной ямы, сопровождение умершего останками целого коня и барана).
В п.1 Манякского могильника, исследованного на территории лесостепной Башкирии, было выявлено пять роговых пластин — две срединные боковые и одна тыльная, а также две концевые боковые (Мажитов Н.А., 1981, с.17, рис.8, 30-32, 34-35). Характер насечек на пластинах рукояти и система их крепления к кибити по материалам публикации не определимы. С “тюрко-хазарской” технологией это оружие связывают строго трапециевидная форма срединной боковой накладки и наличие тыльной срединной пластины. Однако срединные боковые накладки этого лука имели размеры 20x2,2 см, а тыльная - 14x1,2 см (рис.24, 3-4), что не соответствует размерам “тюрко-хазарского” оружия. Кроме этого, концевые боковые имели вырез для тетивы, расположенный от края в соотношении 2:1 длины к ширине (рис.24, 1-2), что было более характерно для луков “хазарской” технологии. В то же время эти пластины имели обычный для “тюрко-хазарского” оружия изгиб, совершенно не свойственный лукам “хазарской” технологии. Эти особенности позволяют определять манякские накладки в качестве модифицированного оружия “тюрко-хазарского” типа. Предположение автора раскопок о сохранении ими своего первоначаль
ного расположения в могиле (Мажитов Н.А., 1981, с.5) не убедительно. Во-первых, местоположение тыльной срединной пластины не было зафиксировано. Во-вторых, концевая боковая своим внешним краем была обращена к срединной боковой пластине рукояти, а не наоборот, как должно было быть при положении in situ (Мажитов Н.А., 1981, с.7, рис.2, /). В-третьих, останки умершего имеют явные признаки постпогребальных обрядовых действий - при наличии нестандартного и довольно разнообразного инвентаря у скелета погребенного отсутствуют кости грудной клетки, рук и таза (рис.24, 21). Связывать это с неудачной попыткой ограбления или жизнедеятельностью землеройных животных нет ни малейших оснований. Указанные обстоятельства позволяет ставить вопрос о степени сохранности остатков сложносоставного лука, обнаруженного в данном комплексе. Это оружие было сломано или до помещения его в могилу, или же его остатки оказались потревожены уже в самой яме, что и объясняет некомплектность сохранившихся накладок. В заключение следует снова отметить значительную территориальную удаленность Манякского 1-го могильника от памятников типа Сивашовки и наличие среди погребальных вещей этого комплекса двух специфических сосудов куш-наренковского типа (Мажитов Н.К., 1977, с.60, 69, с.222, табл.ХУП, 5, с.226, табл.ХХ, 1), аналогичных посуде из Ново-Биккинского кургана.
В ритуально потревоженной еще в древности катакомбе 29 аланского могильника Клин-Яр III, сохранились шесть концевых и три срединных роговых пластины сложносоставного лука (Флёров В.С., 2000, с. 138, рис.37, 4-10, 12-15). Сопоставив их с накладками лука из погребения кургана у п.Авиловского, воспроизведенных Е.К.Максимо-вым без использования масштаба (Максимов Е.К., 1956, с.72, рис.44, 1), В.Е.Флёрова посчитала оружие из этих памятников аналогичным друг другу (Флёрова В.Е., 2000, с. 156-157). Однако подобная аналогия является не совсем корректной. Исследовательница не обратила внимание на ряд деталей, позволяющих уверенно различать данное оружие. Кавказские срединные боковые пластины имели размеры, нехарактерные для эталонных луков “тюрко-хазарской” технологии, - 16-17x2,5 см, а тыльная срединная - 13,2x1,4 см (рис.26). Даже с учетом обломанных краев общая длина накладок рукояти этого лука не могла превышать 20 см. Тыльная срединная пластина и система ее крепления с кибитью - “тюрко-хазарского” типа. Между тем, срединные боковые накладки изготовлены по “хазарской” технологии11. По своему внешнему виду
11 Признателен за помощь в определении типа лука из Клин-Яра Л.М.Носковой (Государственный музей искусств народов Востока, г.Москва).
86
они, скорее, дуговидны, чем трапециевидны, а покрытые сетчатой насечкой края пластин были углублены относительно своего гладкого центра. Концевые боковые накладки так же, как и в Мешоко, и в Манякском, при характерном “тюрко-хазарском” внешнем виде имели вырез для тетивы, расположенный от внешнего края в “хазарском” соотношении 2:1 длины к ширине. Максимальная их ширина (2,8 см) существенно больше соответствующих параметров аналогичных пластин других луков, как “тюрко-хазарских”, так и “хазарских” (1,8-2,4 см). Все это говорит об экспериментальном характере данного оружия. Совмещая признаки сразу двух технологий, лук из Клин-Яра гибриден. Своим существованием он завершает процесс технологической эволюции “тюрко-хазарского” оружия и обозначает начало перехода к использованию технологии “хазарского” типа.
Вторая линия развития “пормэ-хазарсмэй” технологии изготовления сложносоставных луков представлена конструкцией, обнаруженной в погребении к.34 у с.Сидоры (Мамонтов В.И., 1972, с. 18, рис.31, 5-7; Круглов Е.В., 2004а, с.293-302). В частично потревоженном еще в древности захоронении (рис.27, 1-2) сохранились две срединные боковые, две концевые тыльные и одна концевая передняя накладка-челнок (рис.28,29,1-5). Первые четыре пластины изготовлены в стиле, обычном для оружия “тюрко-хазарской” технологии. Срединные боковые накладки представлены обломками (их размеры 10,1x3,1x0,3 и 11,8x3,2x0,3 см), по которым длину рукояти установить не удается. Из двух жестких и почти прямых массивных концевых тыльных клиновидных пластин лишь одна сохранилась полностью. На лицевой поверхности этой накладки вырезано граффити (рис.28, 29, 30, б). Размер этой пластины - 28,3x0,9-2,3 см, что несколько необычно в сравнении со стандартными размерами соответствующих накладок “тюрко-хазарской технологии”. Подобные размеры более характерны для “хазарских” луков. На переходность и экспериментальность данной конструкции указывают и два сквозных отверстия, расположенных близ узкого края этой пластины. Они не являются следами ремонта, а связаны с процессом изготовления самого оружия. Отказавшись от концевых боковых накладок, мастера, видимо, просто не были уверены в “жизнеспособности” изготовленного ими лука и дополнительно скрепили накладку с кибитью двумя штырями. Подобный конструктивно-технологический прием был зафиксирован на накладках лука одного из раннетюркских погребений могильника Узунтал на Алтае (Савинов Д.Г., 1981, с.152-153, рис.3). Но предположение о принадлежности к сложносоставному луку накладок со сквозными отверстиями из погребения к.2 мо
гильника Брусяны-IV (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.116-117, рис.25, 4) совершенно не обосновано. Средневолжские накладки тоньше узунтальских и сидорских и, скорее всего, являются обкладками не лука, а седла. Для оружия из Сидор примечательно также сочетание жестких роговых пластин “тюркохазарской” технологии с накладкой типа “челнок”, по А.М.Савину и А.И.Семенову, специфической для “салтовского” варианта лука “хазарского” типа. Это свидетельствует о том, что формирование этого лука началось на рубеже VII-VIII вв. и также было связано с процессом эволюции оружия “тюрко-хазарской” технологии.
Третья линия технологической эволюции “тюрко-хазарских” луков выделяется на материалах конструкций, характеризующихся отсутствием жестких концевых обкладок. Существование таких форм, по А.М.Савину и А.И.Семенову, было характерно для наиболее ранних форм оружия “хазарской” технологии (Савин А.М., Семенов А.И., 1992в, с.204).
Погребение из к. 17 могильника Новинки-П было также разрушено еще в древности (рис.30, 14). Прекрасно изданная пара срединных боковых пластин из этого комплекса (Матвеева Г.И., 1997, с.187, 210, рис.89, 4-5, с.П5, 11-13', Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с. 117, рис.25,1) выявляет все основные характерные особенности оружия “тюрко-хазарской” технологии. Имея размеры 9,7x3 и 13,4x3 см, данные накладки являлись преднамеренно укороченными, очевидно, еще на стадии изготовления самого оружия. Общая длина рукояти уверенно реконструируется в пределах 19-21 см, по-видимому, стандартном размере рукоятей модифицированных луков “тюрко-хазарской” технологии (рис.30, 11-13). Для этого оружия примечательно отсутствие тыльной срединной накладки, конструктивно совершенно уже не нужной.
Останки коня из к. 6 у х.Жирноклеевский, возможно, являлись кенотафом. Могильный инвентарь этого комплекса в процессе раскопок оказался смешан с материалами близко расположенного от него погребения раннего железного века. Наличие в обоих памятниках функционально близких наборов костяных и роговых деталей конской узды надолго осложнило процесс первичного распознавания находок. На существование не одного, а двух разновременных археологических памятников впервые указал А.А.Иессен (Иессен А.А., 1953, с.91). Выделение погребального комплекса VIII-VII вв. до н.э. обосновал К.Ф.Смирнов (Смирнов К.Ф., 1961, с.66). В раннесредневековом захоронении вместе с останками коня (рис.31) были обнаружены предметы сбруи и роговые накладки сложносоставного лука — две срединные боковые и одна тыльная (Миллер М.А., 1934; Пиотровский Б.Б. и др., 1941, с. 182-183; Круглов Е.В., 2005). Оба края
87
одной пластины и один конец второй были обломаны. Передние грани выгнуты, задние имеют вырез для тыльной пластины. Размеры накладок — 11,2x3 и 16,5x3 см, тыльной — 10x1,1 см. Реконструируемая длина рукояти соответствует размерам модифицированных луков “тюрко-хазарской” технологии - 20 см. Края накладок покрыты тонкой сетчатой насечкой, приподнятой относительно полированной поверхности центральной части. Тыльная срединная пластина овальна в сечении (рис.31,11-13).
До появления такой формы технологическое развитие луков “тюрко-хазарского” типа шло как бы в рамках прочно устоявшихся традиций, несомненно оказывавших сильнейшее тормозящее влияние на весь процесс изготовления оружия. Появление формы типа жирноклеевской показало, что единственная возможность дальнейшей модификации сложносоставных луков могла предполагать только кардинально резкое изменение самой технологии их изготовления. Иными словами, постепенное накапливание количественных изменений подготовило появление совершенно нового качества. Наиболее наглядно это иллюстрирует конструкция оружия из к.27 могильника Керчик — стандартного погребального комплекса Соколовского типа, окруженного подквадрагным ровиком (Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27-29, рис.52). Любопытно, что и этот памятник, так же как и большинство остальных, в древности был разрушен (рис.32, 1-2). Обнаруженные здесь остатки сложносоставного лука внешне абсолютно тождественны жирноклеевскому оружию. Конструкция из Керчика также состояла из двух срединных боковых и одной тыльной накладок рукояти. Но вот изготовлена и собрана она уже по принципам оружия “хазарской” технологии. Узкие края срединных боковых пластин оказались углублены на 0,2 см относительно полированной центральной части, отделяясь от нее резким горизонтальным уступом. Размеры сохранившихся обломков боковых - 12,4x2,9 и 14x2,9 см. Реконструируемая длина рукояти - 17,6 см. Тыльная накладка имела размеры 6,4x0,8 см. Обладающая покрытыми насечками гранями она плотно зажималась оборотными сторонами боковых пластин, что, по А.И.Семенову, соответствовало технологии сборки лука “хазарского” типа. Достаточно очевидно, что сохранение подобных вставок являлось не более чем постепенно вырождающимся рудиментом прежней технологии, технологическим действием “по привычке”. Подобное могло быть свойственно исключительно только лишь экспериментальному оружию, что позволяет считать луки из Жирно-клеевского и Керчика ближайшими друг к другу звеньями прямой эволюционной трансформации
“тюрко-хазарских” луков в “хазарские”. При своих, типологически зеркально различающихся характеристиках указанные конструкции технологически стоят гораздо ближе именно друг к другу, чем к любым иным вариантам оружия своих типов.
До настоящего времени переходными формами могли считаться лишь остатки накладок луков из к. 17 Новинок-П, к.1 Шиловки и п.6 к. 16 Брусян-II, выявленные самими А.М.Савиным и А.И.Семе-новым. Исследователи отмечали, что остатки этих луков сочетают в себе признаки как “гунно-болгарской” (“тюрко-хазарской” по моей терминологии), так и “хазарской” технологий. Отсутствие на гранях боковых срединных обкладок срезов для накладывания тыльных пластин сближает их с “хазарским” типом, а сохранение на краях боковых срединных накладок приподнятых рифленых площадок является переживанием “болгарской” (“тюрко-хазарской”) традиции (Савин А.М., Семенов А.И., 1995, с.76). При всем этом, А.М.Савин и А.И.Семенов, даже признав, что им не удалось классифицировать данные находки столь определенно, как значительно более многочисленные и обладающие полным набором устойчивых признаков остатки луков из впускных погребений сивашовского типа Подне-провья и основных курганов Дона и Нижней Волги Соколовского типа (там же, с.76), переходными их все же не посчитали. Несколько позже, они более определенно отнесли обкладки из Шиловки, к. 1 к наиболее ранним лукам “хазарской” технологической традиции (Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27), что вступило в несомненное противоречие с праболгарской этнокультурной интерпретацией, предложенной для данного памятника авторами раскопок (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 169). Поэтому совершенно справедливо на весь этот клубок явных противоречий концепции А.И.Семенова и его последователей не так давно обратил внимание А.В.Комар - если подобное состояние конкретных находок не есть отражение прямой эволюции, то что это? (Комар А.В., 2001, с.25). Действительно, чем это может быть еще?!
Остатки оружия из Новинок-П, к. 17 отнесены мной к группе модифицированных (переходных, экспериментальных) луков, сохраняющих отдельные особенности “тюрко-хазарской” технологии, но уже имеющих и некоторые, пока еще только намечающиеся, конструктивные признаки технологии “хазарского” типа. Три срединные боковые накладки из п.6 к. 16 Брусян-П (два лука, ?, см.: Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.201, с.257, табл. XLV, 8-10), упоминание о наличии которых почему-то выпало из дневникового описания при публикации материалов этого комплекса, отнесены мной к оружию “хазарской” технологии - соот
88
ветствуют размеры пластин и имеется некоторая зауженностъ боковых краев, отмечаемая на сечениях, впрочем, все же требующая дополнительной проверки. Остатки лука из к. 1 Шиловки (Багаутдинов Р.С. и др, 1998, с.222-223, табл.Х, 5, XI, 1-4), к величайшему сожалению, уже утраченные, были изданы авторами раскопок без необходимых для их более достоверного распознавания продольно-поперечных сечений и прорисовок боковых граней. Приписанные к этому оружию несколько обломков слишком тонких и очень широких накладок (там же, с.223, табл.Х1,5), скорее всего, являются нераспознанными обкладками передней луки седла, а не лука. Обломок тыльной срединной пластины имеет характерные особенности “хазарской” технологии - ярко выраженные боковые грани. Уменьшенные размеры рукояти (16,2x2,2 см, если, конечно, это - не ошибка художника в масштабе при прорисовке срединной боковой пластины) также могут быть сопоставлены только лишь с оружием “хазарской” технологии. Примечательно отсутствие в составе конструкции концевых боковых накладок и наличие двух довольно крупных асимметричных концевых тыльных пластин (размеры: 21,3x0,7-1,8 и 24x0,4-1,9 см), близких по размерам накладке из Сидор, что, в целом, также было свойственно наиболее ранним вариантам оружия “хазарской” технологии. Отсутствие концевого фронтального челнока не позволяет связывать данный лук со второй линией эволюции “тюрко-хазарской” технологии (типа лука из Сидор), но то, что он близок именно ей, несомненно. Так как погребальный памятник из Шиловки в древности, как и большинство других, был ритуально потревожен, данная накладка могла быть просто утрачена или остаться неопознанной.
В заключении раздела вынужден заметить, что полноценное изучение остатков сложносоставных луков гуннского, постгуннского, огуро-тюркского и особенно тюрко-хазарского периодов в настоящее время возможно только для оружия, показываемого на иллюстрациях в отчетах или публикациях максимально приближенным к своей натуральной величине, с предельно возможным числом продольных и поперечных сечений и профилей, с подробной текстуальной и графической характеристикой особенностей тыльных сторон, боковых граней и краев пластин, при точном воспроизведении способов нанесения на их поверхность краевых и боковых насечек (Савин А.М., Семенов А.И., 1995, с.74, 77). Вышеуказанное пожелание становится особенно важным именно для переходного оружия, так как при отсутствии в том или ином комплекте концевых накладок и наличии только лишь срединных боковых пластин по нечетким и мелким иллюстрациям уверенно различать модифицированные формы “тюрко-хазарской” или ран
ние варианты “хазарской” технологических конструкций без личного ознакомления бывает, порой, просто невозможно. В свете положений методики, разработанной А.М.Савиным и А.И.Семеновым, в настоящее время наиболее неопределенными оказываются остатки южносибирских, средне- и центральноазиатских сложносоставных луков. Но есть уверенность, что разработки и рекомендации этих исследователей носят универсальный общеевразийский характер и могут быть успешно применены при типологизации и изучении оружия и из этих областей. Пока же отсутствие прорисовок сечений краев и боковых граней накладок делает технологически не определимым абсолютное большинство хорошо известных по публикациям находок оружия дальнего боя азиатского региона. Между тем без их изучения не ясен характер генезиса оружия “тюрко-хазарского” типа в период, предшествующий его появлению в Восточной Европе. Но эти же проблемы в полной мере касаются и памятников самой Восточной Европы. Через руки А.И.Семенова прошла большая часть остатков сложносоставных луков этого региона, многие из которых он видел еще в полевых условиях или в период подготовки научных отчетов. Однако далеко не все из них, к сожалению, к настоящему времени сохранились в музеях и хранилищах в своем первоначальном состоянии, некоторые оказались уже полностью утрачены или недоступными для изучения. Повторить ту работу, которую почти 25 лет с фанатическим упорством делал А.И.Семенов, во многом невозможно уже чисто технически. Приходится только сожалеть, что богатейший архив этого исследователя после его трагического исчезновения может еще довольно долго оставаться недоступным для изучения. Именно эти обстоятельства и вынуждают меня говорить о поднимаемых проблемах лишь в рамках общей постановки вопроса, к обсуждению которого несомненно придется еще не раз возвращаться.
О причинах эволюции “тюрко-хазарских” луков
Естественная объективность процесса прямого эволюционного перехода от использования одной технологии изготовления сложно со ставных луков к другой, выявленная на материалах некоторых вполне конкретных находок, достаточно понятна. Надо полагать, что количество переходных конструктивно-технологических модификаций оружия в реальной действительности могло быть более значительным, чем это представляется сейчас. Поэтому до полного их выявления говорить о том, какие конструкции и в какой форме получили свое дальнейшее развитие, пока довольно сложно. Это
89
тема отдельного исследования и, вероятно, даже не одного. Пока же наиболее важным представляется изучение объективных причин, способствовавших такой эволюции.
Хорошо известно, что оружие для кочевника являлось одним из важнейших и основных средств производства (Плетнева С.А., 1967, с. 156; 1989, с.69). Однако, как было выше показано, большинство сложносоставных луков “тюрко-хазарского” типа были найдены сломанными или с заведомо неполным количеством роговых накладок. Лишь в некоторых случаях это отражало обстоятельства, связанные с состоянием археологических памятников, в частности, с их разрушением при ограблении или при некачественном исследовании. В других -это могло быть следствием широко распространенных в древности обычаев преднамеренной порчи оружия перед его непосредственным помещением в могилы или в ходе проведения постпогребальных обрядовых и ритуальных действий. Все это, несомненно, имело место в обычной практике. Но не менее логичным может быть и предположение о существовании проблемы относительной технологической неустойчивости самой конструкции. Дело в том, что наиболее часто надлом срединных боковых накладок рукоятей фиксируется в месте перехода от их центра к приподнятым краям-площадкам, покрытых насечками. Достаточно очевидно, что это место являлось своеобразным слабым звеном оружия данной технологии. Гладкая центральная часть рукоятей “тюрко-хазарских” луков обклеивалась берестой и дополнительно усиливалась. Соприкасавшиеся с вибрировавшими при стрельбе плечами края рукоятей оставались открытыми н незащищенными. При возникновении силового напряжения, создаваемого натягиваемой тетивой, пластины теряли свою гибкость и ломались по краям. Возможно, этому способствовала необычайно большая длина рукоятей (30-35 см) “тюрко-хазарских” луков, значительно превышавшая размеры человеческой ладони. Объективная необходимость устранения данной технологической проблемы, а отсюда и неизбежность общей модификации (эволюции) всего оружия становится понятной. Но изготовление сложносоставных луков являлось результатом апробации многолетнего исторического опыта и боевой практики многих поколений. Хорошо известны многочисленные сведения об исключительной ценности, значимости, сложности и длительности процесса изготовления этого оружия (Медведев А.Ф., 1966, с. 13). “Тюрко-хазарский” лук не мог быть результатом тиражирования заведомого и явного брака. Появление непрактичной конструкции в эпоху раннего средневековья вообще было исключено. От применения оружия зависела жизнь и благосостояние людей. Почему же
тогда столь неустойчивое оружие все-таки появилось и получило такое широкое территориальное распространение?
Согласно сведениям А.Ф.Медведева, в древности при изготовлении луков учитывались не только индивидуальные особенности лучников, но и климатические условия района использования оружия. В регионах с постоянно умеренным климатом использовались луки с узкими плечами, покрываемые роговыми накладками и большим количеством сухожилий. Для районов с широкой температурной амплитудой (крайне жарких, крайне холодных или очень сырых) наиболее подходящими считались цельнодеревянные конструкции с широкими плечами (Медведев А.Ф., 1966, с. 13-14). Луки “тюрко-хазарской” технологии крайне специфичны. Узкие плечи, широкая и длинная рукоять, покрытие жесткими роговыми накладками примерно 75% поверхности боковых сторон позволяют определять данное оружие изначально приспособленным для преимущественного пользования в открытых безлесных пространствах с постоянно умеренно холодным климатом и низкой амплитудой температурных колебаний. Поскольку соответствующие экологические условия в Восточной Европе в обозримый исторический период полностью отсутствовали, остается предположить, что “тюрко-хазарский” лук, не имеющий каких-либо устойчивых восточноевропейских технологических корней, изначально и не был приспособлен для климата данного региона.
Период VII — нач.УШ в. (598-722 гг) в степях Восточной Европы отличался резкоконтинентальным климатом с пониженной степенью влажности (коэффициент увлажнения 0,88 от современного) и необычайно резкой температурной амплитудой, суровыми и продолжительными, но малоснежными зимами и крайне жарким и сухим летом. Как известно, длительные сухие периоды, превышавшие 11-летний срок, вызывали гибель и оскудение пастбищ, резкий и быстрый рост пустынь. Уже к сер.VII в. степи Северного Причерноморья по своим экологическим характеристикам приближались к условиям наиболее аридных зон Евразии (Комар А.В., 2001, с.34; 2004, с. 194-200; здесь указана основная литература по данному вопросу). Кратковременное улучшение климата имело место лишь в 677-687 и 692-695 гг и быстро сменилось возвратом к жаркому состоянию.
Именно на это указывают хронология и топография археологических памятников — многократное превышение числа комплексов 2-й пол. VII - нач.УШ в. над памятниками кон.VI - 1 -й пол. VII в. Наиболее показательными для понимания глубинной сущности сложившейся экстремальной экологической ситуации являются комплексы 2-й
90
пол.VII в. Могильник у п.Комсомольский открыт на одном из бэровских бугров близ дельты р.Вол-га. Погребение на Матюхином бугре обнаружено на острове Перечный, в отдельные годы полностью заливаемым весенними разливами р.Дон. Таганский грунтовой могильник исследован в пойме р.Битюг (левый приток р.Дон), на небольшом дюнном возвышении, окруженном заболоченной местностью. Эти территории могли быть населены степными кочевниками лишь в условиях длительно сухого климата, близкого к экстремальному, и становились совершенно непроходимыми в периоды повышенной влажности. С точки зрения экологии сегодняшнего дня, данные захоронения можно считать классическими речными погребениями, существование которых признано характерным для 1-й стадии кочевания (Плетнева С.А., 1982, с. 13-35; 2003, с. 11-13). К трем вышеназванным погребальным комплексам примыкает Ново-Биккинский курган, расположенный на краю высокого оврага, в отдаленном северном районе современной лесостепной Башкирии. Примечательно, что остатки сложносоставных луков из вышеуказанных комплексов находятся в самом начале эволюционного ряда оружия “тюрко-хазарской” технологии.
Остальные археологические памятники со сложносоставными луками “тюрко-хазарского” типа Волго-Донского бассейна обнаружены в могильниках, расположенных на самых краях береговых надпойменных террас, т.е. и они были привязаны к естественным водным артериям, хотя и в несколько меньшей степени. Среди них: Авилов-ский могильник (терраса над поймой р.Иловля), Старицкий и Верхнепогромненский (края надпойменных террас правого и левого берегов р.Волга), Сидорский (край надпойменной террасы р.Тишан-ка, притока р.Медведица), Жирноклеевский (край террасы р.Россошки, притока р.Дон), Красного-ровский (левый берег р.Дон к югу от его дельты). Ситуация подтверждается изучением топографии расположения и других погребальных памятников этого времени. В Волго-Донском бассейне вообще не оказалось ни одного комплекса 2-й пол. VII в., который был бы исследован в могильнике, расположенном в глубинном районе открытой степи или на водоразделе рек. Наиболее значительная концентрация памятников этого времени оказалась связана с долиной р.Волга и пойменными районами р.Дон, которые были единственно пригодными для проживания в экстремальных экологических условиях.
Уместным будет напоминание о топографическом месторасположении и некоторых хорошо известных памятников этого времени из Северного Причерноморья. Богатейший комплекс из Переще-пины, в качестве одной из версий рассматриваемый
как классическое речное захоронение, был обнаружен в изолированном месте на песчаных дюнах среди низменных болот левой стороны р.Воркслы (Залесская В.Н. и др., 1997, с.88, 102). Точно такую же ситуацию - изолированность, близость воды и наличие песчаных дюн исследователи отмечают относительно условий обнаружения элитного комплекса из Глодос (Амброз А.К., 1982, с.217, 220), а также богатых погребений из Белозерки и Келе-гейских хуторов (Айбабин А.И., 1985, с. 197). Захоронения из Богачевкп и Рисового исследованы в курганах, расположенных вблизи многочисленных мелких озер Присивашья (Генинг В.В., Корпусова В.П., 1989, с.4; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 113). Вряд ли все это было случайным.
Помимо всего прочего, археологические памятники 2-й пол.VII в. отражают и необычайно интенсивный, повсеместный и практически одновременный процесс смещения кочевого населения из степи на север в современную лесостепь. Это не только уже упоминаемые погребения Маняк-ского грунтового могильника и Ново-Биккинского кургана (Мажитов И.А., 1981, с.5-18), но и такие комплексы как: Арцыбашеве (Монгайт А.Л., 1951, с. 124-130), Журавлиха (Crpixap М.М., 1992, с. 196-197), Зиновьевка (Рыков П.С., 1929), Новоселки (Богачев А.В., 1990, с.15-19), Осиповка (Беляев О.С., Молодчикова 1.О., 1978, с.87, 89), Препо-ловенка (Багаутдинов Р.С., Пятых Г.Г., 1987, с.58-59), Рябовка (Обломский А.М., Терпиловский Р.В., 2001, с.11, 15), Саратов (Гарустович Г.К. и др., 1998, с. 164), Терешковский Вал (Синюк А.Т, Кравец В.В., 1999, с.141-144) и т.д.
Потребность в адаптации пришлого центральноазиатского населения к суровым реалиям климата восточноевропейского региона VII в. могла оказаться основной причиной модификации оружия, используемого этим населением. Луки “тюрко-хазарской” технологии оказались совершенно не пригодными для длительного и непрерывного использования. Набухающие зимой и пересыхающие летом роговые накладки быстро теряли элементарную упругость и ломались. Кратковременные периоды улучшения климата лишь оттягивали необходимость кардинальной смены технологии изготовления используемого оружия. Его эволюция была неизбежной и привела к появлению луков “хазарской” технологии. Поиск экологически более оптимальных форм оружия дальнего боя диктовался и необходимостью изменения дистанции стрельбы и общим повышением роли лука в борьбе с противником, защищенным панцирем, - арабами, обострение отношений с которыми приходится на кон. VII в.
Основной тенденцией развития восточноевропейских сложносоставных луков на рубеже VII-
91
VIII вв. становится увеличение длины их плеч за счет уменьшения длины рукояти с 30-35 см до 19-21 см. Общая длина оружия при этом практически не изменилась (1,2-1,35 м). Сохранение мощности рукояти технологически можно было обеспечить или увеличением ширины срединных боковых роговых пластин, или усилением их толщины. Первый путь маловероятен, так как практически был не осуществим в связи с почти полным отсутствием соответствующего исходного сырья. Известны остатки лишь одного лука из п.5 к. 13 могильника Новинки-11, ширина срединных боковых накладок которого (3,4 см) заметно превышала соответствующие параметры рукоятей луков обеих технологий (Матвеева Г.И., 1997, с.27, с. 162, рис.64, 3), в связи с чем данное оружие можно признать локальным тупиковым ответвлением общего эволюционного процесса. Второй путь - увеличение толщины накладок оказался более простым и продуктивным, так как фактически именно он обозначил и обеспечил все необходимые условия перехода от “тюрко-хазарской” технологии к “хазарской”, для которой как раз и являлась характерной относительно большая толщина центра пластин, а не их краев. Этой же необходимостью диктовался и переход от сборки отдельных конструктивных деталей луков методом “внахлест” к технологии “встык”, исследованный А.М.Савиным и А.И.Семеновым. Но последнее было лишь малой составной частью комплексных изменений оружия дальнего боя кон. VII - нач-VIII в.
Поскольку в момент натягивания тетивы при общем уменьшении длины рукояти происходит естественное резкое увеличение силы натяжения на края, это требовало существенной реконструкции и их. Необходимо было сохранить мощность краев и одновременно увеличить их сопротивляемость усилившемуся натяжению более гибких и эластичных плеч. Результат можно было получить тремя путями: увеличением ширины концевых боковых накладок с 2,2 до 2,8 см (оружие из Клин-Яра), заменой концевых боковых системой из концевых тыльных и фронтальных (оружие из Сидор), полным отказом от использования жестких концевых пластин (оружие из Жирноклеевского, Брусян-II, Керчика и Новинок-Н, к. 17).
Вполне возможно, что сложносоставные луки с жесткими роговыми боковыми концевыми накладками, как в Мешоко, Манякском и Клин-Яре, смогли сохраниться лишь на окраинах степи или в лесостепи, в степных памятниках 1-й пол. VIII в. они не известны. Процесс технологической эволюции оружия “хазарской” технологии в степи шел в направлении полного отказа от использования жестких концевых боковых накладок и рудимен-тальных срединных тыльных фронтальных вста
вок-вкладышей (типа оружия из Керчика) (Савин А.М., Семенов А.И., 1999, с.27). В 1-й пол.VIII в. в степи значительное распространение получили луки с одними срединными боковыми накладками. Именно такое оружие лучше всего подходило к условиям аридного климата Восточной Европы кон.VII - 1-й четв-VIII в. Другой распространенной конструкцией сложносоставных луков 1-й пол. VIII в. было оружие со срединными боковыми и краевыми тыльными клиновидными пластинами. Только лишь к сер.VIII в. сформировалась еще одна принципиально новая форма оружия “хазарской” технологии, сочетавшая использование срединных боковых с концевыми тыльными и боковыми накладками. Еще одним вариантом оружия “хазарской” технологии являлись хорошо известные луки “салтовского” типа - с характерными для них передними краевыми накладками-челноками. Эволюция всех этих форм оружия проявлялась в непрерывном уменьшении длины срединных боковых накладок рукояти с 20 до 12-13 см.
О некоторых проблемах археологии раннехазарского времени
Как уже отмечалось, болгарская этнокультурная оценка археологических памятников степных кочевников VII-V111 вв. Восточной Европы во многом базируется на высказанных А.М.Савиным и А.И.Семеновым предположениях о существовании принципиальных технологических различий между “гунно-болгарским” (“тюрко-хазарским”) и “хазарским” типами сложносоставных луков и отсутствии между ними эволюционно-генетической взаимосвязи. А.М.Савин и А.И.Семенов также полагали, что “тюрко-хазарский” лук был связан исключительно только лишь с памятниками типа Сивашовки, а “хазарский” только лишь с памятниками типа Соколовской балки. Первые они связывали с населением Великой Болгарии, вторые - с центральноазиатскими тюркютами и хазарами. По их мнению, смена одного оружия другим произошла на рубеже VII-VIII вв. и в своей основе отражала не столько смену указанных выше археологических памятников, сколько стоявших за ними этнических групп, т.е. болгар хазарами (Савин А.М., Семенов А.И., 1989, с.104-107; 1991, с.6-7; 1992, с.201-205; 1998, с.290-295; 1999, с.27-28).
Между тем, во-первых, предположение А.М.Са-вина и А.И.Семенова об отсутствии эволюционной связи между “тюрко-хазарским” и “хазарским” сложносоставными луками следует считать ошибочным. Во-вторых, ареал распространения луков обеих технологий де-факто значительно шире районов обнаружения памятников типа Сивашовки
92
или Соколовской балки, и их якобы исключительная взаимосвязь между собой также совершенно декларативна. В-третьих, о какой Великой Болгарии и о какой смене населения в Хазарском каганате вообще может идти речь применимо к рубежу VII-VIII вв.?
Историческая концепция А.И.Семенова, как известно, формировалась под влиянием работ Й.Вер-нера по хронологии и культурной интерпретации наиболее элитного раннесредневекового археологического комплекса Восточной Европы из Пере-щепины. К сожалению, российская историография лишь к 70-80 гг XX в. подошла к объективному пониманию материалов этого уникального памятника. По мнению М.И. Артамонова, комплекс из Перещепины явился тайным кремированным захоронением правителя Хазарского каганата тюркского происхождения koh.VII в., не имеющего каких-либо специфических узкохазарских или узкоболгарских этнических признаков (Артамонов М.И., 1962, с. 175; 1970, с. 17-20; 1990, с.276). В археолого-хронологической системе А.К.Амброза этот памятник был отнесен к 80 гг VII в., что также позволяло связывать его с периодом наиболее ранней истории Хазарского каганата (Амброз А.К., 1971, с.98, рис.1, 2, 12, 3, 11, 118-120, 122; 1973, с.295, 297; 1981, с.11, 21; 1982, с.220). Однако в интерпретации немецкого ученого этот комплекс был датирован “около 650 г” и определен как погребение хана Кубрата, правителя Великой Болгарии (Вернер Й., 1988, с.35-36, 39-41). Тем самым памятник был отнесен к дохазарскому времени. На запаздывание обнаруженных в нем золотых византийских монет Й.Вернер отвел всего лишь 4 года, что совершено нереально даже по отношению к памятнику столь высокого социального уровня. Фактически время его выпадения было определено непосредственно по выпуску в обращение содержащихся в нем монет, что для условий VII в. является фантастическим и методически неверным предположением. Очевидно, что при этом Й.Вернер был не вполне свободен в своих выводах, т.к. сознательно исходил из заранее заданной им же самим великоболгарской атрибуции данного памятника, основанной на прочтении монограмм владельца перстней-печатей из Перещепины как личное имя “Кубрат”.
Несмотря на то, что предложенная Й.Вернером для Перещепины абсолютная дата уже изначально была не реальна, а спорность предложенной им конкретной персонификации комплекса была вполне очевидна, почти все погребения рядовых кочевников 2-й пол.VII в. после этого в той или иной форме стали отождествлять почти исключительно только лишь с протоболгарами эпохи Кубрата (Орлов Р.С., 1985; Орлов Р.С., Смиленко А.Т., 1986; Семенов А.И., 1988, 1997; Атавин А.Г., 1996; Мат
веева Г.И., 1997; Багаутдинов Р.С. и др, 1998; Торжка О.О., 1999; Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001; Рашев Р., 2000,2004). Во внимание не принималось даже то обстоятельство, что порой эти памятники имели или совершенно иную хронологию, или находились на значительном удалении от Восточного Приазовья, единственно достоверно известной нам области расселения северочерноморских праболгар. В итоге, роль и реальное историческое значение Великой Болгарии оказались раздуты до совершенно невероятной степени. В конце концов научная общественность получила закономерный итог - литературный пересказ “собственных” “летописей” праболгар, абсолютно недоступных для какой-либо серьезной научной палеографической, лингвистической и исторической критики (Бахши Иман ..., 1993), подсчеты возможного количества кочевого населения этого оказавшегося поистине безграничным политического объединения (Topri-ка О.О., 1999) и, наконец, вольные литературно-художественные произведения (Богачев А.В., 2003).
Получается, что праболгары эпохи Кубрата за десять лет существования своего независимого предгосударственного образования в условиях более чем экстремальной экологической обстановки, соответствующей 1-й стадии кочевания, смогли оставить в истории след более значительный, чем хазары за более чем трехсотлетннй период своего абсолютного политического господства практически на всей территории степей Восточной Европы. Подобное понимание сущности жизнедеятельности отдельно взятого кочевнического общества противоречит известному общеисторическому опыту, принижает и даже извращает его.
Существование в Восточном Приазовье прото-болгарского этнического субстрата, альтернативного Доно-Волжскому хазаро-тюркскому субстрату, отрицать нет необходимости, это реально зафиксированный исторический факт. Как известно, тюрко-хазарское посольство отправилось в Византию к Ираклию в 626 г не прямиком через удобные гавани Боспора, а через подконтрольные персам районы Закавказья, рискуя быть захваченными там своим вероятным противником. Причина этого связана с реальным присутствием праболгар в Восточном Приазовье и их враждебным отношением к тюрко-хазарам. Кратковременное возвышение Великой Болгарии пришлось на период политического кризиса в Западнотюркском каганате, имевшего место после 629 г, и действительно было связано с деятельностью хана Кубрата. По рассказу Никифора, между 634 и 640 гг Кубрат восстал против авар и изгнал их из своих земель, заключив мир с Византией (Чичуров И.С., 1980, с.153,161). Но уже после смерти этого предводителя, наступившей в 642 г (Артамонов М.И., 1962, с.163; Шабашов А.В.,
93
Шабашова М.Н., 2004, с.380), последовал быстрый распад Великой Болгарии, что показывает эфемерность и непрочность этого политического образования. Существование Великой Болгарии оказалось настолько кратковременным, что объединение кочевых племен, прижатых к плавням Восточного Приазовья, не могло изменить образ жизни восточноевропейских кочевников настолько, чтобы те в кратчайшие сроки смогли оставить после себя какие-либо реальные и улавливаемые археологические следы на всей территории региона.
Сейчас установлено, что предложенное Й.Вер-нером “удревнение” Перещепины было основано не столько на твердо доказанных фактах и достоверных датах, сколько на нескольких гипотетических и чисто интуитивных предположениях. Во-первых, перевод греческих монограмм, обнаруженных на перстнях-печатях из Перещепины, как “Кубрат” в действительности является лишь одним из нескольких возможных прочтений (Комар О.В., 2001, с.125-133). Уже это снимает основные инсинуации, накопившиеся в данном вопросе, т.к. значительно снижает шансы того, что в материалах этого комплекса мы действительно имеем дело с погребением болгарского хана Кубрата. Поэтому следует безоговорочно согласиться с заключениями А.И.Айбабина и С.А.Плетневой о том, что в материалах Перещепины в самом лучшем случае мы имеем дело лишь с потенциально возможным наследием хана Кубрата, попавшим к первым хазарским каганам, но не захоронение его самого (Айбабин А.И., 1999, с.181; Плетнева С.А., 2003, с.36). Во-вторых, если Перещепина была погребением, а не случайно зарытым кладом, то для определения абсолютной хронологии данного памятника необходимо обязательно учитывать гораздо большее время запаздывания наиболее младших из попавших в его состав золотых византийских монет, чем срок, отведенный на это И.Вернером (Круглов Е.В., 2002, с.80-84). Время обязательных (минимальных) поправок на запаздывание монет Фоки, Ираклия и Константа II Г.Е. Афанасьев предложил определять равным 28, 26 и 27 годам соответственно (Афанасьев Г.Е., 1979, с.47). Денежное обращение Византии в сер.2-й пол.VII в. находилось в состоянии настолько глубокого кризиса, что перестали функционировать большинство монетных дворов. Поэтому каких-либо веских оснований пересматривать величины предложенных Г.Е.Афанасьевым хронологических поправок в науке не появилось. Но дело еще и в том, что в настоящее время самыми младшими византийскими монетами в памятниках хронологического горизонта Перещепина - Сива-шовка уже следует считать даже не солиды Константа II выпуска 642-646 гг из Келегеев, Новых Сенжар и Перещепины, а солид того же императора
выпуска 646-651 гг из Журавлихи (Crpixap М.М., 1992, с. 197). С учетом добавления обязательных хронологических поправок Г.Е.Афанасьева, это обстоятельство подтверждает предположение, что Перещепина являлась захоронением не Кубрата, а одного из первых хазарских каганов, умершего не ранее 2-й пол.70 гг VII в. Вероятно не случайно, что предполагаемая дата выпадения этого комплекса, определенная по монетным находкам, поразительным образом совпадает с периодом 677-687 гг — временем улучшения экологической обстановки в Северном Причерноморье. Следует понимать, что активные военные действия и миграции в степи были возможными только лишь тогда, когда кони степных кочевников получали устойчивый корм и воду (Комар А.В., 2004, с. 199).
Наиболее объективно и полно исторические и экологические условия, существовавшие в степях Восточной Европы во 2-й пол.VII в., учитывает концепция А.В.Комара (1999; 2000; 2001; 2004; Комар О.В., 2000; 2001). Излишний скепсис в оценке взглядов этого исследователя как “кабинетного эксперимента” (Флёрова В.Е, 20026, с.97) совершенно неправомерен. А.В.Комар, по существу, всего лишь реанимировал взгляды, изложенные в свое время М.И.Артамоновым и А.К.Амброзом.
Для темы нашего исследования принципиально важно, насколько обладающие наборными геральдическими поясами и сложносоставными луками “тюрко-хазарского” типа степные захоронения рядовых кочевников Северного Причерноморья круга Сивашовки и близкие им памятники других регионов однокультурны друг другу и хронологически соотносимы с элитным комплексом из Перещепины? А.В.Комар попытался обосновать полное хронологическое и культурное соответствие Перещепины с погребениями рядовых кочевников круга Сивашовки. По его мнению, отличительные знаки рядовых воинов не использовались в одежде высших вождей и наоборот, но совпадали между собой в погребениях предводителей среднего ранга. В результате, по А.В.Комару, хронология большей части памятников рядовых кочевников круга Сивашовки замкнулась на абсолютных датах наиболее элитных комплексов, прежде всего, на погребении из Перещепины, а общекулыурная атрибуция социально-престижных памятников стала возможной через анализ погребального обряда обычных рядовых комплексов (Комар А.В., 1999, с.112-132). Таким образом, большинство археологических памятников степных кочевников VII в. были прочно связаны с эпохой Хазарского каганата, хотя вопрос о степени их узкой этнической однородности, в принципе, все еще остается открытым.
Предпринятая А.В.Комаром попытка “омоложения” времени существования памятников пере-
94
щепинского хронологического горизонта, имеющего абсолютные даты 670-705 гг для Северного Кавказа и 680-705 гг для Северного Причерноморья, синхронизация рядовых (Сивашовка) и элитных (Перещепина) комплексов, заключение об их археологической однокулыурности пока убедительны не для всех (Гавритухин И.О., 2001, с .45-46, 63; Флёрова В.Е., 2001а, с.170-171). Расхождение в 20-30 лет в вопросах абсолютной датировки указанных групп памятников, которое дает основание для появления абсолютно взаимоисключающих друг друга этнокультурных оценок, продолжает сохраняться. Конечно, можно полагать, что при неравномерном развитии отдельных территорий Восточной Европы одни и те же предметы в разных регионах могут иметь разную абсолютную хронологию (Флёрова В.Е., 2001а, с.175), но после выхода в свет работ А.К.Амброза подобная постановка вопроса, как аргумент разрешения возникшего спора, совершенно не приемлема. Практика показывает, что отклонения относительной хронологии отдельных регионов от общей системы не могут быть слишком значительными, скорее всего, региональные системы (“дунайская”, “лесоднепровская”, “степная”, “крымская" и целый ряд ’’кавказских”) не всегда корректно состыковываются исследователями между собой. Представляется, что любые попытки использования материалов степных кочевников в общей археологической и хронологической системе без учета свойственных им специфических историко-политических, экономических и экологических условий жизнедеятельности будут обречены на провал. Дело в том, что период всеобщей политической нестабильности в степи в основном соответствует таборной или 1-й стадии кочевания, от которой практически никогда не остается ярко выраженных остатков человеческой жизнедеятельности. Лишь установление относительно длительных периодов стабильности начинает способствовать выпадению в степи археологических памятников (Плетнева С.А., 1982; 2003). Начало такой эпохи в Подунавье И.О.Гав-ритухин, основной оппонент А.В.Комара, традиционно связывает с периодом, наступившим после разрешения там острейшего политического кризиса 620-630 гг (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.71). Почему же тогда объективные исторические условия, учитываемые этим и другими исследователями при изучении материалов аварского общества, не принимаются во внимание при изучении древностей восточноевропейского степного населения?
Письменные источники не дают нам практически никакой информации о наличии постоянного и активного населения в глубинных районах северочерноморских степей в 1-й пол.VII в., что пре
красно согласуется с данными археологии - крайней малочисленностью памятников этого времени. Вероятнее всего численность и военно-политическая активность кочевого населения восточноевропейских степей в это время была минимальной и полностью адекватной экологической ситуации.
Кризис власти, разразившийся в 629 г. в Западнотюркском каганате, в Восточной Европе был преодолен только после образования здесь в сер. VII в. Хазарского каганата, во главе которого оказались представители наиболее знатного тюркского рода Ашина. Вряд ли эти политические события, характер которых еще только предстоит выяснить, сопровождались приливом в Восточную Европу больших групп центральноазиатских кочевников, а тем более какой-либо кардинально резкой сменой этнического состава всего населения этого региона. В условиях крайне неблагоприятной экологической обстановки речь может идти только о централизованном переселении вместе с каганом лишь его немногочисленной военной дружины, с наследием которой мы, впрочем, можем связывать распространение в Восточной Европе сложносоставных луков “тюрко-хазарского” типа.
Так или иначе, но процесс образования Хазарского каганата, начавшийся со 2-й пол.640 гг и сопровождавшийся вливанием центральноазиатского этнокультурного импульса, способствовал усилению культурно-физической тюркизации хазар, наиболее кочевой части ирано-угорского восточноевропейского населения, и привел к довольно быстрому их возвышению. Источники сообщают о нескольких столкновениях арабов и хазар на Северном Кавказе, имевших место уже во времена правления халифа Османа (644-656 гг) (Артамонов М.И., 1962, с. 179). Вести длительные войны с арабами без угрозы получения удара в свой тыл от болгар было невозможно. В результате начинаются хазаро-болгарские войны, окончание которых М.И.Артамонов относил к 660 г, а К.Цукерман к 660-665 гг (Артамонов М.И., 1962, с. 174; Цукерман К., 2001, с.330-332). Разгром праболгар открыл хазарам дорогу на Боспор и в Северное Причерноморье. Установление хазарского господства в Керчи зафиксировано пожаром, датированным двумя медными византийскими монетами, выпущенными в период между 654-659 и 686-687 гг (Айбабин А.И., 1999, с.185-187). Неподчинившиеся хазарам праболгары Аспаруха ушли на Дунай и еще долгое время оставались там на таборной стадии кочевания. Но по оценке Р.Рашева, для погребального обряда дунайских праболгар не был характерен культ коня. Кочевой тюркский компонент в этой культуре связывается исключительно лишь с высшей аристократией и ближайшим ханским окружением (Рашев Р., 1993, с.250; 2002, с.86-87). Оставшиеся
95
в Приазовье праболгары Бат-Баяна полностью подчинились хазарам, были включены в структуру Хазарского каганата и надолго стали второстепенным фактором степной политики.
Лишь удачное для хазар окончание хазаро-болгарских войн, способствовавшее установлению на всей гигантской территории восточноевропейской степи юрисдикции Хазарского каганата, привело к установлению состояния общей политической и экономической стабильности. Очевидно, что именно с этим периодом истории и могло быть связано появление в степях Восточной Европы погребений сивашовского круга. Они были обнаружены на Южном Урале, Волге, Кубани, в Северном Причерноморье, на Кавказе и даже в Закавказье. Ареал распространения этих памятников маркирует территорию влияния Хазарского каганата и его наиболее ранние границы. Причем только лишь сами тюрко-хазары, являясь господствующей этносоциальной прослойкой, могли выполнять военно-административные функции одновременно на всей этой территории. Потребности верхушки Хазарского каганата в пышных погребально-поминальных церемониях привели к формированию традиции подчеркивания особого социального статуса при похоронах и способствовали появлению в степи элитных памятников типа Перещепины, Глодос и Вознесенки. Все это, впрочем, совершенно не исключает праболгар Бат-Баяна из процесса раннего культурогенеза Хазарского каганата. Но для данной конкретной ситуации важно то, что праболгар Бат-Баяна следует искать как бы в тюрко-хазарах, а не наоборот, как это делается сейчас. При этом совершенно нельзя исключать возможности присутствия в степях Восточной Европы также и угорского этнического компонента.
Нельзя сказать, что исследователи не предпринимали попыток поиска и выделения археологических памятников этнических хазар. Атрибуция экспедицией Л.С.Клейна материалов погребения, исследованного в к. 11 у Соколовской балки (Клейн Л.С. и др., 1972), в качестве памятника салтово-маяцкой культуры открыла новое направление в археологии хазарского времени. Успехи в разработке именно этого направления достаточно очевидны и, пожалуй, наиболее показательны.
Первая научная характеристика погребального обряда комплексов типа Соколовской балки - “подкурганные ямные захоронения, преимущественно в подбойных могилах, окруженных квадратными ровиками”, - была разработана С.А.Плетневой. Опираясь на поступающую непосредственно от полевых археологов информацию, она выделила данные памятники в третий тип погребений салтово-маяцкой культуры. Исследовательница безоговорочно указала на их связь именно с хазарами,
отметив, что обнаружение этих памятников — самое крупное открытие современного хазароведения, по своему значению сравнимое лишь с результатами работ Волго-Донской экспедиции 1948-1951 гг (Плетнева С.А., 1981, с.71; 1986, с.45; 1990, с.82).
Приоритет в изучении курганных захоронений хазарского времени, аналогичных исследованному Л.С.Клейном у Соколовской балки, и самая первая их сводка принадлежат перу А.И.Се-менова. В работах исследователя изучение этих памятников шло по линии выделения признаков, способных доказать центральноазиатское происхождение культуры данной группы степных кочевников. Таковыми А.И.Семенов считал: сооружение вокруг погребений ровиков-оград, существование поминальных курганов и устройство жертвенников, обычай труположения человека вместе с конем в могилах, использование камня в обрядности, нанесение насечек и инкрустаций золотом по металлу на предметах инвентаря, использование особых разновидностей сложносоставных луков и специфическую технологию их изготовления, знакомство с руническим письмом. Вывод, какие именно признаки погребального обряда и в каком конкретном сочетании могут считаться специфическими именно для памятников данного типа, а какие — нет, исследователь, однако, так и не сформулировал. Более того, он считал, что до выделения в степях Восточной Европы захоронений центральноазиатских тюркютов и богатых курганных погребений праболгар говорить об исключительно только хазарской атрибуции памятников типа Соколовской балки будет преждевременно (Семенов А.И., 1978; 1982; 1983; 1985; 1987; 1988). К сожалению, эта ценная мысль не была развита ни им самим, ни другими исследователями. В результате, опираясь на характеристику С.А.Плетневой, с хазарами стали связывать почти исключительно только погребения из т.н. “курганов с ровиками”, как в последнее время все чаще и чаще, крайне упрощенно стали называть памятники типа Соколовской балки.
Характеристика погребального обряда некоторой части захоронений этого круга предлагалась и мной (Круглов Е.В., 1989; 1990; 1992г; 1992д; 20026). Было отмечено, что окружение могил квадратными ровиками-оградами можно считать характерным почти исключительно только лишь для районов Нижнего Дона.
Определенным шагом в понимании особенностей этих памятников стала кандидатская диссертация и ряд статей А.А.Иванова (Иванов А.А., 1997; 1999; 2000; Иванов А.А. и др, 2000; Иванов А.А., Копылов В.П., 2005). К сожалению, крайне ограниченная источниковая база указанного исследования - 120 комплексов - является не более чем
96
случайной и достаточно произвольной выборкой12. Общее количество памятников этого типа, разбросанных на широкой территории степей юга Южно-русской равнины, в настоящее время представлено примерно 310 погребально-поминальными комплексами (Афанасьев Г.Е., Атавин А.Г., 2002, с.15). Не более чем третья часть из них имеет такой обрядовый признак, как ровик-ограда. Соответственно, термин “курганы с ровиками” значительно уже понятия “памятники типа Соколовской балки”.
Уже А.И.Семенов впервые отметил, что группа “курганов с ровиками” характеризует собой не весь, а лишь особый досалтовский период хазарской истории и считал их отличными от классических древностей салтово-маяцкой культуры. Исследователь допускал возможность лишь кратковременного сосуществования их с собственно салтовскими древностями (Семенов А.И., 1985, с.97). На несоответствие времени бытования “курганов с ровиками” со временем существования памятников салтово-маяцкой культуры обращала свое внимание и С.А.Плетнева (Плетнева С.А., 1990, с.82). Но сейчас одна из основных проблем раннехазарской археологии заключается в том, что, если понимать “курганы с ровиками” как некоторую часть захоронений Соколовского типа, то их нельзя датировать ранее нач.УШ в. Хронология “курганов с ровиками” не дает права считать именно их “соответствующими наиболее ранней истории Хазарского каганата” (Иванов А.А., 2002а, с.36-38). Из числа уже опубликованных “курганов с ровиками” самым ранним памятником может считаться погребение из к.1 Шиловского могильника, связываемого с памятниками новинковского типа. Праболгарская этнокультурная атрибуция этого комплекса, предложенная авторами раскопок (Багаутдинов Р.С. и др., 1998), а также его связь с памятниками новинковского типа совершенно справедливо были подвергнуты сомнению целым рядом исследователей (Бражник О.И., 1999, с.76; Плетнева С.А., 1999, с.202-203; Комар А.В., 2001, с.32-40). Наиболее реальная дата комплекса из Шиповки — 1-я четв.VIII в., а его несомненная связь с памятниками Соколовского типа была обоснована А.В.Комаром (Комар А.В., 2001, с.ЗО). Между тем, образование Хазарского каганата произошло не на рубеже VII-VIII вв., а в сер. VII в. Это означает, что в хазарской археологии вольно или невольно был искусственно сконструирован почти 50-летний хронологический период “отсутствия” памятников самих хазар. В результате, мы получили парадоксальную ситуацию, когда народ, давший свое имя государству, отстоявший его независимость в борь
бе с внутренним и еще более грозным внешним противником, подчинивший себе почти четверть территории Восточной Европы, постоянно упоминаемый во всех хрониках и летописях, в начальный период своей истории, во 2-й non.VII в., остается вне археологических реалий.
Абсурдность подобной ситуации в какой-то мере учитывает лишь мнение А.И. Айбабина о принципиальной возможности выделения памятников этнических хазар в археологических материалах уже 2-й пол.VII в. (Айбабин А.И., 1985; 1991; 1999, с.171-185; 2002), с которым полностью согласен и автор этих строк (Круглов Е.В., 1991; 1992а; 19926; 1992в; 2002а). В последнее время эту точку зрения активно поддержала С.А.Плетнева (Плетнева С.А., 2003, с.29-34), а наиболее плодотворно данное направление разрабатывает А.В.Комар (Комар А.В., 1999; 2000; 2001; 2004; Комар О.В., 2000, 2001).
Если признавать погребения из “курганов с ровиками” захоронениями этнических хазар, волей-неволей нам остается предположить, что во 2-й полЛШ в. последние практиковали погребальные традиции, отличные от классического обряда Соколовского типа. Но единственными захоронениями, предшествующими памятникам типа Соколовской балки, являются погребения сивашовского круга перещепинского хронологического горизонта, датируемые 2-й non.VII в., или, по А.В.Комару, еще уже — 670-705 годами. Они довольно многочисленны, представлены захоронениями как рядовых, так и знатных номадов, мужчин, женщин и даже детей, отличаются ярко выраженным культом коня и скотоводства и, на мой взгляд, достаточно отчетливо отражают состояние общественных отношений, свойственных переходу ко 2-й стадии кочевания. Имеющиеся антропологические определения указывают на повышенную степень монголоидности оставившего их населения (Балабанова М. А., 2005; Батиева Е.Ф., 2005).
Хотя памятники рядовых кочевников круга Сивашовки достаточно однообразны, среди них уверенно выделяются несколько разноуровневых обрядовых групп (Круглов Е.В., 19926, с.ЗЗ; 1992в, с.13):
I.	Погребения без останков сопровождающих жертвенных животных;
II.	Захоронения с останками жертвенных животных, расположенных на некотором удалении от человеческих скелетов в виде поминальных тризн и ситуаций;
III.	Погребения с ритуальными жертвенными животными, конем и бараном, помещенными непосредственно в могилах. По способам их взаимо
12По совершенно непонятным причинам А.А.Ивановым не были учтены даже материалы эпонимного памятника данной группы - к. 11 Соколовского могильника, исследованного экспедицией Л.С.Клейна.
97
расположения выделяются две подгруппы. Одна характеризуется положением останков животных над погребенными, вторая - положением останков животных рядом с умершими или на невысоких ступеньках. Первые обнаруживаются только в Северном Причерноморье и Крыму, вторые встречаются практически на всей территории степи;
IV.	Захоронения коня без останков человека, кенотафы.
Захоронения I-й, П-й и Ш-й групп, скорее всего, отражают особенности социальной стратификации кочевого общества 2-й пол.VII — нач.УТП в. Однако две подгруппы, выделяемые в составе Ш-й группы, вполне могут отражать и этнические различия населения, возможно, деление на праболгар и хазар или же на протоугров и хазар.
Следуя логике А.И.Семенова, мы должны были бы полагать, что погребения типа Соколовской балки (в целом — аналогичные захоронениям из “курганов с ровиками”), наиболее вероятные археологические памятники этнических хазар, не могут быть синхронными захоронениям сива-шовского круга, определяемым преимущественно болгарскими, и наоборот. Но в действительности какого-либо четкого хронологического, территориального и археолого-культурного распределения погребальных памятников степных кочевников Восточной Европы 2-й пол.VII - VIII в. не существует. Вероятно, именно поэтому до сих пор так и не сложилось четкого определения того, что же мы можем считать специфическими признаками вышеназванных археологических групп.
Если в качестве основного различия между сивашовскими и Соколовскими памятниками признавать хронологический аспект; то мы можем говорить минимум о двух последовательных стадиях развития одной культуры кочевого населения Хазарского каганата и об ее эволюционной трансформации примерно на рубеже VII-VIII вв.
Если в качестве основного различия между памятниками признавать территориальный аспект, то мы можем говорить о существовании нескольких разновременных политических центров Хазарского каганата, существование которых могло быть связано с той или иной конкретной военно-политической или экономической ситуацией, и не всегда совпадающих друг с другом - волго-донском, приазовском, днепровском, дагестанском и нижнедонском.
Если в основу различия археологических памятников восточноевропейских степей 2-й пол.VII - VIII в. класть этнокультный аспект, понимая под этим строго определенные системы устойчивых элементов погребального обряда, то в этом случае мы действительно можем говорить об обитании на территории региона двух близкородственных и
тесно сосуществующих все это время групп кочевого населения. Иными словами, с одной стороны, захоронения с явно формирующимися элементами Соколовской (по общему мнению - хазарской) погребальной обрядности (подбой к югу от входной ямы, западная ориентировка умершего, наличие в могилах останков сразу двух жертвенных животных, шкур или целых остовов коня и барана) начинают выявляться уже на стадии перещепинского хронологического горизонта (Бережновка, к.1 и 111; Виноградное, к.5; Дорофеевский, к.13; Комсомольский; Наташино, к.17; Портовое, к.12 п.5; Таганское). С другой — захоронения с элементами си-вашовской (праболгарской или протоугорской — ?) обрядности (могилы со ступеньками вдоль обеих длинных стен, подбои-ниши в коротких стенках), явно преобладающие на стадии перещепинского хронологического горизонта, не исчезают на рубеже VII-VIII вв., а продолжают встречаться на протяжении практически всего VIII в. Количественно не господствуя, они довольно часто обнаруживаются в общих с захоронениями Соколовского типа могильниках (Ближнеро ссошинский-1, к. 13; Вертячий, к. 1; Кастырский-VI, п.6 к.2 и п.5 к.З; Кировский-V, к.9; Красноармейский-IV, п.11 к.2 и п. 13 к.2; Криволи-манский-IV, к.5; Куцый-ХП, к.8; Новосадковский, к. 12; Потайной-П, к.1; Романовская-I, к.1 и 4; Тер-новский-П, к. 12; Центральный-IV, к.6; Центральный-VI, к. 19), что пока не дает нам возможности какого-либо их обособленного изучения.
Формирование традиции сооружения основных захоронений, изменение основного направления ориентировок погребаемых с восточного сектора на западный объясняются не сменой этнического состава населения в Хазарском каганате, а переходом в нач. VIII в. от первой и второй стадий кочевания к третьей, возникновением общеродовых территорий. Военные победы Хазарского каганата способствовали возвеличиванию правящих каганов и привели к усилению культурно-идеологической тюркизации всего населения. Отражением этого стало формирование общегосударственной идеологии в форме почитания тюркского божества Тенгри-хана, нашедшей свое яркое отражение в широком распространении культово-поминальных площадок, окруженных ровиками-оградами. Трансформация погребального обряда происходила на фоне общего улучшения экологической обстановки. К сер.VIII в. восточноевропейская степь стала влажной настолько, что впервые после I1-IV вв. оказались пригодными для обитания не только долины крупных рек и их притоков, но и открытые степные водоразделы. Большая часть памятников Соколовского типа выявлена именно на водоразделах рек. У значительной их части, особенно у имеющих внутрикурганные квадратные ровики-ограды,
98
на контактной границе насыпей и древних погребенных почв фиксируются пачкающиеся прослойки земли пепельно-зольного цвета. Они являются не остатками кострищ и ритуальных действий, а представляют собой результат активной естественной трансформации органики, а именно - минерализации или углефикации существовавшего в тот момент мощного дернового растительного покрова (Губин С.В., 1984).
Заключение
Возвращаясь к сложносоставным лукам, следует лишь повторить, что оружие “тюрко-хазарской” технологии, а не производное от него “хазарское” в основе своей было связано с прямым переселением в Восточную Европу в cep.VII в. какой-то небольшой группы центральноазиатских кочевников. Исходный район их обитания и роль в процессе образования Хазарского каганата еще предстоит выявить. Но даже изначально использование данного оружия не ограничивалось узкими рамками только этой группы, а имело широкое территориально-этническое распространение. Оружие, по описанию близкое к “тюрко-хазарскому” луку модифицированного переходного типа, найдено на территории Средней Азии в погребении близ г.Алма-Аты (Курманкулов Ж., 1980, с.191-197, рис.2). Луки из Ново-Биккин-ского кургана и п. I Манякского могильника сопровождались крайне специфической керамикой кушнаренковского типа, имеющей западносибирское угорское, а не центральноазиатское тюркское происхождение (Мажитов Н.А., 1977, табл.XVI, 2, 4, XVII, 5, XX, 1). Оружие из Клин-Яра и Мешоко обнаружено вообще вне степи, первое - в типично аланской катакомбе. Наконец, вспомним луки джетыасарской культуры.
Следует признать, что привнесенное в Восточную Европу оружие “тюрко-хазарской” технологии какого-либо исключительного отношения к праболгарам не имело. В число пользовавшихся этим оружием могут быть включены лишь с наименьшей долей вероятности. Авиловское, таган
ское, комсомольское, уфимские погребения, расположенные на столь значительном территориальном удалении от Восточного Приазовья, что никоим образом не могут быть идентифицированы в качестве праболгарских. Включение орды Бат-Баяна в состав Хазарской конфедерации могло привести эту ветвь праболгар к знакомству с данным оружием, но ушедшие на Дунай праболгары Аспаруха им однозначно не обладали. За исключением одной краевой боковой накладки из Сердики (Станчева М., 1981, с. 188, обр.2; Савин А.М., Семенов А.И., 1991, с.6), на территории всей Дунайской Болгарии не сделано ни одной другой более достоверной находки каких-либо остатков подобного оружия (Йотов В., 2004, табл.1-111). При этом следует иметь ввиду, что краевые боковые пластины “тюрко-хазарской” технологии достаточно легко можно спутать с соответствующими накладками луков V-VI вв., в то время как полное отсутствие специфичных и легко определимых пластин рукоятей, а также краевых фронтальных накладок ничем иным объясняться просто уже не может.
Такое же широкое распространение имели луки и “хазарской” технологии. Они встречаются не только в погребениях соколовского типа, но и в классических салтовских алано-болгарских могильниках. Одна из форм этого оружия обнаружена в захоронении позднекочевнического облика из к.З Тамар-Уткуля на Южном Урале (Иванов В.А., 2001, с. 157, рис.2, 2) и, что особенно интересно, в п.ЗЗ могильника Нови Пазар Дунайской Болгарии (Станчев (Ваклинов) Ст., Иванов Ст., 1958, с.98, табл.Х!, 4, с. 104, XXXI, 2-3).
Прямая генетическая взаимосвязь “тюрко-хазарского” и “хазарского” типов луков предполагает развитие их обоих в одной культурно-исторической и государственно-политической среде. В Восточной Европе такой средой мог быть только Хазарский каганат. Эволюция “тюрко-хазарского” сложносоставного лука и появление на его основе “хазарского” (рис.35) объясняются не субъективными изменениями этнической структуры населения этого государства, а объективными причинами экологического и военно-политического характера кон.VII - нач.УШ в.
99
Рис. 1. Раннесредневековые сложносоставные луки Восточной Европы (Савин А.М., Семенов А.И., 1998, рис. на с.294). Границы ареалов луков: 1(ГБ) - “гунно-болгарский ” ("тюрко-хазарский ’’) тип; 11(C) - “салтовский” тип; III(X) — “хазарский ” тип. Типология обкладок: 1 - фронтальная концевая; 2, 7, 9, 15, 1 б — концевые боковые; 3, 8, 12 — тыльные концевые; 4 - фронтальная рукояти; 5, 10, 14 — боковые рукояти; б, 11 - тыльные рукояти; 13 — фронтальная концевая (“челнок ”). А — "аварские ”; 15 -“венгерские”; 16- “позднеаланские”.
Fig. 1. The early mediaeval compound-complex bows of Eastern Europe (Savin A.M., Semenov A.I., 1998, Fig. on p.294). Borders of bow areas: I (ГБ) — “Hun-Bulgarian" (“Turki-Khazar") type; II (C) - “Saltovo” type; HI (X) - “Khazar” type. Facing typology: 1 -frontal of end-of-bow; 2, 7, 9, 15, 16 — lateral of end-of-bow; 3, 8, 12 - rear of end-of-bow; 4 -frontal of handle; 5, 10, 14 — lateral of handle; 6, 11 - rear of handle; 13 - frontal of end-of-bow ("shuttle”). A — “Avarian”; 15 — “Hungarian ”; 16- “Late Alanian ”.
Рис. 2. Две технологические линии развития раннесредневековых сложносоставных луков Восточной Европы (Савин А.М., Семенов А.И., 1997, с.42, рис.3). I— “гунно-болгаро-аварская ” (“тюрко-хазароаварская ”) линия. Способы и схемы сборки: А - “аварский” тип; ГБ — “гунно-болгарский ” (“тюркохазарский ”) тип. II - “хазаро-салтово-венгерская ” линия. Способы и схемы сборки: X- “хазарский ” тип; С — “салтовский ” тип; В - “венгерский " тип, варианты 1 и 2; БТ-лук из Боротала; МТ—лук из Монгун- Тайги.
100
Fig. 2. Two technological lines of development of the early mediaeval compound-complex bows of Eastern Europe (Savin A.M., Semenov A.I., 1997, p.42, Fig.3). I- a “Hun-Bulgarian-Avarian ” (“Turki-Khazar-Avarian ") line. Methods and configurations of assembly: A - an “Avarian " type; ГБ - a “Hun-Bulgarian ” (“Turki-Khazar”) type. II- a “Khazar-Saltovo-Hungarian” line. Methods and configurations of assembly: X - a “Khazar" type; C — a “Saltovo ” type; В — a “Hungarian ” type, the Iя and 2nd variants; БТ- a bow from Borotal; MT- a bow from Mongun-Taiga.
101
Рис. 3. Накладки сложносоставных луков гуннского времени Восточной Европы. 1-10—Кызыл-Адыр (Засецкая И.П., 1994, табл.36); 11 - Энгельс (Покровск), к.17 (СОКМ, инв.21247, 706/4-5); 12-18 -Покровск, к. 18 (СОКМ, инв.21237, 705/3); 19 - Тиритака (Медведев А.Ф., 1966, с.119, табл.2, 8); 20-21-Кубей, к.8п.2 (СубботинЛ.В., Дзиговский А.Н., 1990, с.42,рис.18, 2-3).
Fig. 3. Overlays of compound-complex bows of the Hun time of Eastern Europe. 1-10—Kyzyl-Adyr (Zasetskaia I.P., 1994, Tab.36); 11 - Engels (Pokrovsk), barrow 17 (Saratov museum of regional, ##21247, 706/4-5); 12-18 — Pokrovsk, barrow 18 (Saratov museum of regional, ##21237, 705/3); 19 — Tiritaka (Medvedev A.F., 1966, p.119, Tab.2, 8); 20-21 — Kubei, barrow 8 burial 2 (Subbotin L. V., Dzigovskij A.N., 1990, p. 42, Fig.18, 2-3).
102
Рис. 4. Царев, к.66 п.2 (1-9-МыськовЕ.П., 1993, с.77, рис.4,3, с.82, рис.5,7-9; 10-16-ВОКМ, инв.7621/ 52; 10-16 —прорисовки автора). 1 — план погребения: а —череп и конечности коня, б —кости барана, I -дерево, цифры 2-16 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 2-16 — инвентарь погребения. 2-6 - бронза; 7-9 — железо, 10-16—рог.
Fig. 4. Tsarev, barrow 66, burial 2 (1-9-Myskov Ye.P., 1993, p.77, Fig.4,3, p.82, Fig.5,1-9; 10-16-Volgograd museum of regional, ##7621/52; 10-16 - drawings made by the author). 1 - the burial layout: a-a horse skull and limbs, 6-the ram bones, I— wood, numbers 2-16 correspond to burial inventory drawing numbers; 2-16 - a burial inventory. 2-6 - bronze; 7-9 - iron, 10-16 - horn.
103
Рис. 5. Накладки сложносоставных луков гуннского времени. 1-8— Усть-Альминский могильник, впускное погребение кочевника из склепа 635 (Пуздровский А.Е. и др., 1999, с.200, рис.5, 15); 9-13 — Западные могилы, к. 19 (Скворцов Н.Б., 1999; Николаевский КМ, инв.416/21; 9-13 — прорисовки автора).
Fig. 5. Overlays of a compound-complex bows of the Hun time. 1-8 — Ust-Alminskiy burial ground, an intake burial of the nomadfrom a crypt 635 (Puzdrovskii A. Ye., et al.., 1999, p.200, Fig.5, 15); 9-13 — the Western tombs, barrow 19 (Skvortsov N.B., 1999; Nikolaiev museum of regional, ##416/21; 9-13 — drawings made by the author).
104
Рис. 6. Западные могилы, к. 19. Накладки сложносоставного лука.
Fig. 6. The Western tombs, barrow 19. Overlays ofacompound-complexbow.
105
Рис. 7. Накладки сложносоставных луков из погребений джетыасарской культуры, выборка (Левина Л.М., 1996, с.284-286, рис.89-91). 1-7 Алтынасар4ж, к. 165; 8-14 - Алтынасар 4м, к.261; 15-21 Алтынасар 4м, к. 256; 22-28 - Алтынасар 4д, к. 190; 29-39 - Алтынасар 4т. к. 488 (30-31 - изменены автором настоящей статьи).
Fig. 7. Overlays of a compound-complex bows from burials of Jetyasar Culture, extracts (Levina L.M., 1996, pp.284-286, Fig.89-91). 1-7 - Altynasar 4ж, barrow 165; 8-14 - Altynasar 4м. barrow 261; 15-21 -Altynasar 4м. barrow 256; 22-28 - Altynasar 4d, barrow 190; 29-39 - Altynasar 4m. barrow 488 (30-31 - were changed by the author of the present paper).
106
Рис. 8. Комсомольский грунтовой могильник, п.12 (Плахов В.В., 1988, с. 13,56-57, илл.21-22). 1 -план погребения: а — череп и конечности коня, б — череп и конечность барана, в — роговые накладки лука, цифры 2-8 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 2-8 - инвентарь погребения. 2 -бронза; 3-4, 6-8 — железо; 5 - рог.
Fig. 8. Komsomolsk burial ground, burial 12 (Plakhov V.V., 1988, p. 13,56-57, ill.21 -22). 1 - the burial layout: a - a horse skull and limbs, 6 - a ram skull and limb, в - horn overlays of a bow, numbers 2-8 correspond to burial inventory drawing numbers; 2-8 - a burial inventory. 2 - bronze; 3-4, 6-8 - iron; 5 - horn.
107
Рис. 9. Комсомольский грунтовой могильник, п. 12. Накладки сложносоставного лука.
Fig. 9. Komsomolsk burial ground, burial 12. Overlays of a compound-complex bow.
108
Рис. 10. Ново-Биккинский курган (1-35 - Мажитов Н.А., 1981, с. 17, рис.8,1-35; 36-37 - Мажитов Н.А., 1977, с.219-220, табл.ХУ!, 2,4). 1-37- инвентарь комплекса. 1-19-серебро; 20-21 - бронза; 22-35-кость, рог; 36-37 — глина.
Fig. 10.Novo-Bikkinskiybarrow(l-35—MazhitovN.A., 1981,p,17,Fig.8, 7-35; 36-37-MazhitovN.A., 1977, pp.219-220, Tab.XVI, 2, 4). 1-37 - the inventory of a burial complex. 1-19- silver; 20-21 - bronze; 22-35 - bone, horn; 36-37 - clay.
109
Рис. 11. 1-10 —Рисовое, к.13 п.11-12 (1-2, 6-10 - Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с.218, рис.83, 4, 8-11; 3-5 — Баранов И.А., 1990, с.20, рис.6, 2, 6-7); 11-17—Таганский грунтовой могильник, п.2 (МатвеевЮ.П., 1995, с.7,puc.W; МатвеевЮ.П., Цыбин М.В., 2004, рис.6-1). 1-2,11 —планы погребений: а - череп и кости ног коня, б - накладки лука, в-удила(?), цифры 3-10 и 12-17 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 3-10, 12-17 - инвентарь из погребений. 3-5 — бронза; 6-10, 12, 14, 17—рог, кость; 13-кремень; 15-16 —железо.
Fig. 11. 1-10 - Risovoie, barrow 13 burials 11-12 (1-2, 6-10 - Shchepinskii A. A., Cherepanova E.N., 1969, p. 218, Fig.83, 4, 8-11; 3-5 — Baranov LA., 1990, p.20, Fig.6, 2, 6-7).; 11-17-Taganskiy burial ground, burial 2 (Matveiev Yu.P., 1995, p. 7, Fig. 11; Matveiev Yu.R, Tsybin M. V., 2004, Fig.6-1). 1-2; 11 - the layouts of burials: a — the horse skull and leg bones, 6 — the overlays of a bow, в — bits (?), numbers 3-10 and 12-17 correspond to burial inventory drawing numbers; 3-10, 12-17 - a burial inventory. 3-5 - bronze; 6-10, 12, 14, 17 — horn, bone; 13 —flint; 15-16 — iron.
110
Рис. 12. Таганский грунтовой могильник, п.2 (музей кабинета археологии ВГУ). Накладки рукояти лука: 1,3 — боковые, 2 - тыльная (прорисовки автора).
Fig. 12. Taganskiy burial ground, burial 2 (Museum of Archeology, Voronezh State University). Overlays of a bow handle: 1,3- the lateral ones, 2 — the rear ones (drawings made by the author).
Ill
Рис. 13. Таганский грунтовой могильник, п.2 (музей кабинета археологии ВГУ). Накладки краев и реконструкция внешнего вида лука (прорисовки автора).
Fig. 13. Taganskiy burial ground, burial 2 (Museum of Archeology, Voronezh State University). Overlays of ends-of-bow and reconstruction of a bow appearance (drawings made by the author).
112
Рис.
Fig.
14. Tai анский грунтовой могильник, н.2. Накладки рукояти лука.
14. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays of a bow handle.
113
Рис. 15. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лукадо реставрации, лицевая сторона.
Fig. 15. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow before restoration, the front side.
114
Рис. 16. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лука до реставрации, оборотная сторона.
Fig. 16. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow before restoration, the back side.
115
Рис. 17. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лука после реставрации, лицевая сторона.
Fig. 17. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow after restoration, the front side.
116
Рис. 18. Таганский грунтовой могильник, п.2. Накладки краев лука после реставрации, оборотная сторона.
Fig. 18. Taganskiy burial ground, burial 2. Overlays ofends-of-bow after restoration, the back side.
117
Рис. 18а. Таганский грунтовой могильник, п.2. 1 - тыльная краевая накладка лука, лицевая сторона; 2 - тыльная краевая накладка лука, оборотная сторона. Фото М. В. Цыбина.
Fig. 18 а. Taganskiy burial ground, burial 2. / - the rear edge overlay of a bow, the front side; 2 the rear edge overlay of a bow, the backside. Л/. V.Tsibin s photo.
118
Рис. 19. Авиловский-1,к. 1 (Синицын И.В., 1954, с.231-234, рис. 1Л): 1-13,15-Г7-инвентаръ погребения; 14-тан погребения: а-кости коня, цифры 1-13, 15-17 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря. 1-9, 13-рог, кость; 10-12 - бронза; 15-17 -железо. 10-13, 15-17-без масштаба.
Fig. 19. Avilovskiy-I, barrow 1 (Sinitsynl.V., 1954,pp.231-234,Fig. 1Л): 1-13,15-17-the burial inventory; 14-the burial layout: a-horse bones, numbers 1-13, 14-17 correspond to burial inventory drawing numbers. 1-9, 13-horn, bone; 10-12- bronze; 15-17-iron. 10-13, 15-17-unsealed.
119
Рис. 19а. Грунтовой могильник Мешоко, п.11 (1-5,8-19-ДитлерП.А., 1995, с.216,224,228-229,232-235, табл.ХХУ1, S,XXX,24,XXXI, 7-8,XXXIV, 2-6,XXXV-XXXVII; 6,7-КаминскийВ.Н., 1991,рис.23; 5-11,19-прорисовки накладок, реконструкции колчана и лука А.М.Савина и А.И.Семенова). 1-17,19 - инвентарь погребения; 18 - план погребения: а — накладки лука, б — колчан со стрелами; в - пряжки; г — нож; д -кочедык; е — кувшин; ж - стремя; з — кость животного. 1-4, 15 — железо; 5 - железо, дерево, кость; 6-11, 16—рог, кость; 12, 14 — серебро; 13 —железо, серебро; 17 — глина; 19 - дерево, рог, кость, сухожилия.
Fig. 19а. Meshokoburial ground, burial 11 (1-5,8-19-DitlerP.A., 1995, pp.216,224,228-229,232-235, TabXXVI, 8, XXX, 24, XXXI, 7-8, XXXIV, 2-6, XXXV-XXXVII; 6,7-Kaminskii VN„ 1991, Fig.23; 5-11,19-drawings of overlays, reconstructions of a quiver and bow by A.M.Savin and A.I.Semenov). 1-17, 19 - the burial inventory; 18 - the burial layout: a — overlays of a bow, 6 —a quiver with arrows; в - buckles; г- a knife; d — a kochedyk; e- a jug; ж —a stirrup; з-ап animal bone. 1-4, 15 - iron; 5 - iron, wood, bone; 6-11, 16- horn, bone; 12, 14 - silver; 13 — iron, silver; 17 — clay; 19 — wood, horn, bone, sinews.
120
Рис. 20. 1-5,7-11 - накладки сложносоставных луков; 6,12 - реконструкции луков. 1 -Новиковка (Медведев А.Ф., 1966. с. 119, табл.2, 7); 2-3 — Илъичевское городище (Николаева Э.Я., 1986, с.184, рисА, 11); 4-6 - Христофоровна, к. 7 п. 12 (Орлов Р.С., 1985, с.102, рис. 18, 25-26); 7-12- Танаис (7-8 - ГАМЗ “Танаис", инв. V1-64-32, 2101; прорисовки А.И.Семенова; 9-12-Шелов Д.Б., 1972, рис. на с.324).
Fig. 20. 1-5, 7-11 - overlays of compound-complex bows; 6, 12-reconstructions of bows. 1 - Novikovka (Medvedev A. F., 1966,p.119, Tab.2, 7); 2-3 — Iliichevskhillfort (Nikolaieva E.Ya., 1986, p.184, Fig. 1, 11); 4-6 - Khristoforovka, barrow 7 burial 12 (Orlov R.S., 1985, p. 102, Fig. 18, 25-26); 7-12 - Tanais (7-8 - State archaeological museum-reserve “Tanais", ##VI-64-32, 2101; drawings made by A.I.Semenov; 9-12 - Shelov D.B., 1972, Fig. on p.324).
121
Рис. 21. 1-8 — Верхнепогромное, к.1 п. 12 (Шилов В.П., 1975, с.42, рис.32, 10, с.46, рис.35; 5-8-ГЭ, инв.1953/62); 9-11 — Старица, к.7 п.8 (Шилов В.П., I960, рис.б/н); 12-16 — Виноградное, к.35 (Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996, с.114, рисЛ); 17-20 — Манас (17-19 - Магомедов М.Г., 1981, с.122, рис.11; 20 — Медведев А. Ф., 1966, с. 118, табл.2, 3). 1, 9 — планы погребений: а —кости черепа и конечностей коня, б — камни; 2-8, 10-20 — инвентарь погребений. 2, 14-15, 17 — бронза; 3, 16 — железо; 4-8, 10-13, 18-20-рог, кость.
Fig. 21. 1-8 — Verkhnepogromnoie, barrow 1 burial 12 (Shilov V.P., 1975, p.42, Fig.32, 10. p.46, Fig.35; 5-8 - the Hermitage, ##1953/62); 9-11 — Staritsa, barrow 7 burial 8 (Shilov V.P., 1960. Fig. without number): 12-16 — Vinogradnoie, barrow 35 (Orlov R.S., Rassamakin Yu.Ya., 1996, p.114, Fig.%); 17-20 - Manas (17-19 — Magomedov M.G., 1981, p.122, Fig.ll; 20 — Medvedev A.F., 1966, p.118, Tab.2, 3). 1,9 — the burial layouts: a — bones of a horse skull and limbs, 6 - stones; 2-8, 10-20 — burials inventory. 2, 14-15, 17 — bronze; 3, 16 — iron; 4-8, 10-13, 18-20—horn, bone.
122
Рис. 22. Калининская, к.ЗО п.З (Атавин А.Г., 1996, с.249-252, табл. 12-15): 1-29 пиан и инвентарь погребения. 2, 18-22, 28 -кость, рог: 3-17 - бронза, серебро; 23-27, 29 - железо.
Fig. 22. Kalininskaya, barrow 30 burial 3 (Atavin A.G., 1996, pp.249-252, Tab. 12-15): 1-29 the buriallayou and inventory. 2, 18-22, 28 bone, horn; 3-17 bronze, silver; 23-27, 29 iron.
123
Рис. 23. Виноградное, к.5 (Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996, с. 104,106,109, 113, рис.1,3.5,7): 1а. б. в планы погребения; 2-48 инвентарь комплекса. 2. 40-48 - кость, рог; 3. 34 железо: 4-19. 21-27 цветной металл (золото, биллон, серебро, бронза); 20, 28-33 цветной металл и стекло; 35-39 бронза и дерево.
Fig. 23. Vinogradnoie, barrow 5 (Orlov R.S., Rassamakin Yu.Ya., 1996, pp.104,106,109,113, Fig. 1.3.5.7): la, б, в the burial layouts; 2-48 the inventory of a complex. 2, 40-48 bone, horn; 3, 34 iron; 4-19. 21-27 nonferrous metal (gold, billon, silver, bronze); 20, 28-33 nonferrous metal and glass; 35-39 bronze and wood.
124
Рис. 24. Манякский-I грунтовой могильник, и. 1 (1 -18,21 -22 - Мажитов Н.А., 1981, с.7, рис.2,1, с.8, рис.З, 1-19; 19-20-МажитовН.А., 1977,с.222,табл.ХУП, 5, с.226,табл.XX, /): 1-20-инвентарькомплекса; 21-22 — планы погребения: а — кости коня, цифры 1-20 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря. 1-4 - рог; 5, 16-18 — железо; 6-15 — серебро; 19-20 - глина.
Fig. 24. Manakskiy-I burial ground, burial 1 (1-18,21-22-MazhitovN.A., 1981, p.7, Fig.2,7, p.8, Fig.3,1-19; 19-20 — Mazhitov N. A., 1977, p.222, Tab.XVII, 5, p.226, Tab.XX, /): 1-20—the inventory of a complex; 21-22 — the burial layouts: a — horse bones, numbers 1-20 correspond to burial inventory drawing numbers. 1-4 -horn; 5, 16-18 - iron; 6-15 - silver; 19-20 - clay.
125
Рис. 25. Клин-Яр III, катакомба 29 (Флёров В.С., 2000, с. 138-140, рис.37-39): 1-28-инвентарь погребения. 1-2, 8-9, 13-19, 28 —бронза; 3-7, 12, 21-23, 27-28 — железо; 10 — белый сплав; 11, 14, 17 — золото, позолота; 20 — янтарь; 24-26 — глина.
Fig. 25. Klin-Yar III, catacomb 29 (Fliorov V.S., 2000, pp. 138-140, Fig.37-39): 1-28 - the burial inventory. 1-2, 8-9, 13-19, 28 — bronze; 3-7, 12, 21-23, 27-28 — iron; 10 — a white alloy; 11, 14, 17 - gold, gilding; 20 — amber; 24-26 — clay.
126
Рис. 26. Клин-Яр III, катакомба 29. Накладки сложносоставного лука (1-9 - Флёров В.С., 2000, с. 138, рис.37, 4-10, 12-15', прорисовка взаиморасположения накладок рукояти автора).
Fig. 26. Klin-Yar III, catacomb 29. Overlays of a compound-complex bow (1-9 - Fliorov V.S., 2000, p.138, Fig. 37, 4-10, 12-15; the author’s drawing of handle overlays interposition).
127
Рис. 27. Сидоры, к.34 (Мамонтов В.И., 1972; Круглов Е.В., 2004а): I-план кургана; 2 — план погребения: а — кости животного, б — накладки лука, цифры 3-8 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря; 3-8 — инвентарь погребения. 3 — рог, 4-7 — железо, 8 — глина.
Fig. 27. Sidoiy, barrow 34 (Mamontov V.L, 1972; Kruglov Ye. V., 2004a): 1-the barrow layout; 2-the burial layout: a - animal bones, 6 — overlays of a bow, numbers 3-8 correspond to burial inventory drawing numbers; 3-8 - a burial inventory. 3 — horn; 4-7 — iron; 8 — clay.
128
Рис. 29. Сидоры, к.34. Тамгообразный знак на тыльной концевой накладке сложносоставного лука.
Fig. 29. Sidory, barrow 34. A tamga-like sign on the rear end-of-bow overlay of a compound-complex bow.
Рис. 28. Сидоры, к.34. Накладки лука.
Fig. 28. Sidory, barrow 34. Overlays ofabow.
129
Рис. 30. 1-6 Сидоры, к.34 (Мамонтов В.11., 1972; Круглов ЕВ., 2004а; ВОК'М, инв. 12264; 1-6 прорисовки автора); 7-14 Новинки-11, к. 17 (Матвеева ГН., 1997, с. 184-187, 210, рис. 86-89, 115, 11-13; Багаутдинов Р.С'. идр., 1998, с.117, рис.25. 1; 11-12 прорисовки А. 11.Семенова). 1-5, 8-13 инвентаре из погребений; 6 прорисовка знака на накладке лука; 7а. б планы кургана; 14 план погребения; цифры 8-12 соответствуют номерам прорисовок предметов инвентаря. 1-5, 8-9, 11-13 рог; 10 железо
Fig. 30. 1-6 Sidory, barrow 34 (Mamontov 17., 1972; Kruglov Ye. I', 2004a; Volgograd museum of regional, 12264; 1-6 the author's drawings); 7-14 Novinki-Il, barrow 17 (Matveieva Ci.I., 1997, pp.184-187, 210, /7g 86-89, 115, 11-13; Bagautdinov R.S., etal., 1998, p.117, Fig.25, 1; 11-12 drawings made by Л.I.Semenov) 1-5,8-13 the burials inventory; 6 the drawing of a sign on a bow overlay; 7a. 6 the barrow layouts; 14 the burial layout; numbers 8-12 correspond to burial inventory drawing numbers. 1-5, 8-9, 11-13 horn; 10 iron.
130
Рис. 31. Жирноклеевский (Карповка), к.6, захоронение коня (Миллер М.А., 1934; Круглов Е.В., 2005; ГЭ,инв.1113/65-679; 1-8,10-прорисовки М.А.Миллера; 9,11-14-прорисовки А. И. Семенова/: 1-план захоронения, без масштаба; 2-14 - инвентарь комплекса. 2-3, 10, 14- железо; 4 — бронза; 5-9, 11-13 -рог, кость.
Fig. 31. Zhimokleievskiy (Karpovka), barrow 6, a horse burial (Miller M.A., 1934; Kruglov Ye.V., 2005; the Hermitage, ##1113/65-679; 1-8,10-drawingsmadebyM.A.Miller; 9,11-14-drawingsmadebyA.I.Semenov): 1 - the burial layout, unsealed; 2-14 - the inventory of a complex. 2-3, 10, 14 - iron; 4 — bronze; 5-9, 11-13 — horn, bone.
131
Рис. 32. Керчик (Гать-Ш), к.27 (1-3 - Парусимов И.Н., 1999, рис.51, 7-9; 4-7 - Савин А.М., Семенов А.И., 1999, рис.52): I - план кургана; 2-7 - план и инвентарь погребения. 2 - глина, 4-7-рог.
Fig. 32. Kerchik (Gat-III), barrow 27 (1 -3 - Parusimov I.N., 1999, Fig.51, 7-9; 4-7 - Savin A.M., Semenov A.I., 1999, Fig.52): I - the barrow layout; 2-7 - the burial layout and inventory. 2 - clay, 4-7-horn.
132
Рис. 33. Котельниково-П, к. 10 (Круглов Е.В., 20046; ВОКМ, инв.29016/39,40). Накладки рукояти сложносоставного лука “хазарской” технологии.
Fig. 33. Kotelnikovo-II, barrow 10 (Kruglov Ye.V, 20046; Volgograd museum ofregional, ##29016/39,40). Handle overlays of the “Khazaf”-made compound-complex bow.
133
Рис. 34. Роговые накладки сложносоставных луков “хазарской” технологии: 1-5 - Новоаксайский, к.28; 6-7 — Саловский-IV, к.2; 8-13 —Новоаксайский, к.13; 14-17 —Дмитриевский, катакомба 106 (1-5, 8-13 - Круглов Е.В., 19920, с.150, рис.2, 14-24; 6-7-ПарусимовИ.Н., 1998, рис.21, 8, 10; 14-17-Плетнева С.А., 1989, с. 70, рис.32).
Fig. 34. Hom overlays of the “Khazar”-made compound-complex bows: 1-5 - Novoaksaiskiy, barrow 28; 6-7 — Salovskiy-IV, barrow 2; 8-13 — Novoaksaiskiy, barrow 13; 14-17 - Dmitrievskiy, catacomb 106 (1-5, 8-13 — Kruglov Ye. V., 19920, p.l50, Fig.2, 14-24; 6-7 — Parusimov I.N., 1998, Fig.21, 8, 10; 14-17 — Pletneva S.A., 1989, p. 70, Fig. 32).
134
Рис. 35. Эволюция роговых накладок сложносоставных луков степей Восточной Европы раннехазарского времени (2-я пол.VII - нач.1Х в).
Fig. 35. Evolution of horn overlays of compound-complex bows: Eastern Europe steppes, the Early-Khazar time (the 2nd half of the VII - early IX c).
135
Литература и архивные материалы
Айбабин А.И., 1985. Погребение хазарского воина// СА. № 3.
Айбабин А.И., 1991. Келегейское погребение военного вождя// Проблеми на прабългарската история и культура. Т.2. София.
Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь.
Айбабин А.И., 2002. Археологическая культура хазар в Северном Причерноморье// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Аксенов В.С., 1999. Старосалтовский катакомбный могильник// Vita antiqua. Т.2. К.
Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001. Протоболгарские погребения Подонья и Придонечья V111-X вв.: Проблема поливариантности обряда и этноисторической интерпретации// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Амброз А.К., 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы, ч.1// СА. № 2.
Амброз А.К., 1973. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (1V-V11 вв.)// СА.№4.
Амброз А.К., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V-первой половины VIII в.// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Амброз А.К., 1982.0 Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре вопрос интерпретации//Древности эпохи великого переселения народов V-VI11 веков. М.
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Артамонов М.И., 1970. Болгарские культуры Северного и Западного Причерноморья// ДГО.
Вып.15. Л.
Артамонов М.И., 1990. Первые страницы русской истории в археологическом освещении// СА. № 3.
Атавнн А.Г., 1996. Погребения VII начала VI11 вв. из Восточного Приазовья//Культура Евразийских степей второй половины 1 тысячелетия н.э. Самара.
Афанасьев Г.Е., 1979. Хронология могильника Мокрая Балка// КСИА. Вып. 158.
Афанасьев Г.Е., 2001. Где же археологические свидетельства существования Хазарского государства?// РА. №2.
Афанасьев Г.Е., Атавнн А.Г., 2002. Что же такое хазарский погребальный обряд? (Проблемы материала, археологического анализа и интерпретации)// Хазары. Второй Международный коллоквиум.М.
Ахмеров Р.Б., 1970. Уфимские погребения IV-VII вв. и их место в древней истории Башкирии//Древности Башкирии. М.
Бабешко И.Г., 1988. Отчет об археологических раскопках курганной группы Красногоровка-111 в г.Азове на территории дачного кооператива “Искра” в 1988 г.//Архив ИА РАН. Р-1. Д.№ 14211,14212; Архив АИАПМЗ. Д.№11177/1,2.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге. Самара.
Багаутдинов Р.С., Пятых Г.Г., 1987.1 курганная группа у с.Преполовенка// Археологические исследования в Среднем Поволжье. Куйбышев.
Балабанова М.А., 2005. Краниологические варианты и происхождение населения Нижнего Поволжья раннего средневековья// ДА. В печати.
Батнева Е.Ф., 2005. К вопросу об антропологических особенностях населения Нижнего Подонья в хазарское время// ДА. 2002. Вып.3-4.
Бахшн ИманДжагфартарихы, 1993. Свод булгарских летописей. Оренбург.
Бернштам А.Я., 1940. Кенкольский могильник. Л.
Беляев О.С., Молодчикова I.O., 1978. Поховання коч!вник!в на р.Орель// Археолопя. Вип.28.
Богачев А.В., 1990. Погребение VI века на юго-западе Татарии// Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Богачев А.В., 2003. Сокровища великого хана. Самара.
Бражник О.И., 1999. К вопросу об этнокультурной ситуации в лесостепном Поволжье в раннесредневековое время// Историко-археологические изыскания. Т.З. Самара.
Веймарн Е.В., Айбабнн А.И., 1993. Скалистинский могильник. К.
Вернер И., 1988. Погребалната находка от Малая Перещепина и Кубрат-хан на българите. София.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые комплексы Маяцкого селища. Воронеж.
Власкин М.В., Ильюков Л .С., 1990. Раннесредневековые курганы с ровиками в междуречье С ала и Маныча//СА.№ 1.
136
Гавритухин И.О., 2001. Хронология “среднеаварского” периода// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Гавритухин И.О., 2002. Проблемы хронологии “раннехазарской” археологии// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Гаврнтухнн И.О., Обломскнй А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М.
Гарустович Г.К., Ракушнн А.И., Яминов А.Ф., 1998. Средневековые кочевники Поволжья (конца IX -начала XV века). Уфа.
Генинг В.В., Корпусова В.Н., 1989. Археологические памятники Крымского Присивашья. Курганы у с.Богачевка. К.
Губин С.В., 1984. Диагенез почв зоны сухих степей, погребенных под искусственными насыпями// Почвоведение. № 6.
Днтлер П.А., 1995. Раннесредневековый могильник Мешоко// Археология Адыгеи. Майкоп.
Залесская В.Н., Львова З.А., Маршак Б. И., Соколова И.В., Фонякова Н.А., 1997. Сокровища хана Кубрата. Перещепинский клад. СПб.
Засецкая И.П., 1982. Погребение у села Кызыл-Адыр Оренбургской области (к вопросу о гунно-хуннских связях)//Древние памятники культуры на территории СССР. Л.
Засецкая И.П., 1994. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец 1V-V вв.). СПб.
Иванов А. А., 1997.0 поминальных курганах хазарского времени на Нижнем Дону// Проблемы истории и археологии Украины. Харьков.
Иванов А.А., 1999. Подкурганные конструкции в погребальном обряде кочевников хазарского времени Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Научные школы ВолГУ. Археология Волго-Уральского региона в эпоху раннего железного века и средневековья. Волгоград.
Иванов А.А., 2000. Раннесредневековые подкурганные кочевнические захоронения второй половины VII -первой половины IX вв. Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья. Автореф. дис.... канд. ист. наук. Волгоград.
Иванов А.А., 2002а. К вопросу об этнокультурной характеристике захоронений в “курганах с ровиками” Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Иванов А.А., 20026. К реконструкции этнополитической ситуации на Нижнем Дону и в Волго-Донском междуречье во второй половине VII начале IX вв.// Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века. Ростов-на-Дону.
Иванов А.А., Копылов В.П., Науменко С. А., 2000. Поясные наборы из курганов хазарского времени междуречья Дона и Сала// ДА. № 1.
Иванов А. А., Копылов В.П., 2005. Бронзовые зеркала из раннесредневековых подкурганных погребений Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// ДА. 2002. № 3-4.
Иванов В.А., 2001. Средневековые погребения могильника Тамар-Уткуль на Илеке// Археологические памятники Оренбуржья. Вып. V. Оренбург.
Иессен А.А., 1953. К вопросу о памятниках V111-V11 вв. до н.э. на юге Европейской части СССР// СА. №XV111.
Ильюков Л.С., Кляшторный С.Г., 1993. Руническое граффито из раннесредневекового кочевнического погребения в долине р.Сал// Ономастика и эпиграфика средневековой Восточной Европы и Византии. М.
Йотов В., 2004. Въоръжението и снаряжението от българското средновековие (V11-X1 век). Варна; Велико Търново.
Каминский В.Н., 1991. Вооружение племен аланской культуры Северного Кавказа I-XI11 вв. Дис.... канд. ист. наук. Владикавказ.
Каталог археологических коллекций (Соколовский курганный могильник), 1985. Новочеркасск.
Клейн Л.С., Раев Б. А., Семенов А.И., Субботин А.В., 1972. Катакомба скифского времени и салтовский курган на Дону// АО 1971 года.
Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987. Комплекс вооружения кенкольского воина// Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск.
Комар А.В., 1999. Предсалтовские и раннесалтовский горизонты Восточной Европы (вопросы хронологии)// Vita Antiqua. Т.2. К.
КомарО.В., Iliopo B.I., 1999. Кургани хозарського часу наЛуганщиш// Vita Antiqua. Т.2. К.
КомарО.В., 2000. Ранн! хозари у П!вшчному ПричорноморТ// Археолопя.№ 1.
Комар А.В., 2000. Горизонт Столбище-Старокорсунская и некоторые проблемы возникновения салтовской культуры// Finno-Ugrica. Вып. 1 (4). Казань.
137
Комар А.В., 2001. К вопросу о дате и этнокультурной принадлежности шиловских курганов// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Комар О.В., 2001. “Кубрат” i “Велика Bynrapia”: проблеми джерелознавчого анал’|зу// Сходознавство.
Вип.13-14. К.
Комар А.В., 2004. Кутригуры и утигуры в Северном Причерноморье//Сугдейский сборник. Киев; Судак.
Круглов Е.В., 1989. К вопросу об этнокультурной характеристике подкурганных погребений салтово-маяцкой культуры (по материалам восточной группы памятников)// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Донецк.
Круглов Е.В., 1990.0 подкурганных захоронениях калмыцко-астраханских степей хазарского времени// Вопросы археологии юга Восточной Европы. Элиста.
Круглов Е.В., 1991. К проблеме выделения раннехазарских памятников// VI 11-я конференция профессорско-преподавательского состава ВолГУ. Волгоград.
Круглов Е.В., 1992а. К проблеме выделения и этнокультурной атрибуции раннехазарских археологических памятников// Востоковедение в Башкортостане; история, культура. Т.2. Уфа.
Круглов Е.В., 19926. К проблеме формирования хазарской этносоциальной общности// Вопросы этнической истории Волга-Донья. Пенза.
Круглов Е.В., 1992в. К проблеме формирования хазарской этносоциальной общности// Межрегиональная конференция “Средневековые кочевники и городская культура Золотой Орды”. Волгоград.
Круглов Е.В., 1992г. Хазарские погребения в бассейне реки Иловли// СА. № 3.
Круглов Е.В., 1992д. Хазарские погребения на реке Аксай// ДВДС. Вып.2.
Круглов Е.В., 2002а. Хазары — история только начинается// Хазары. Второй Международный коллоквиум.М.
Круглов Е.В., 20026. Некоторые проблемы анализа особенностей обращения византийских монет V1-V111 вв. в восточноевропейских степях// Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Круглов Е.В., 2003. Сложные луки Восточной Европы раннего средневековья// Чтения, посвященные 100-летию деятельности Василия Алексеевича Городцова в Государственном Историческом музее. 4.11. М.
Круглов Е.В., 2004а. Погребение раннехазарского времени у с.Сидоры// Вопросы археологии Урала и Поволжья. Вып.2. Самара.
Круглов Е.В., 20046. Раскопки курганного могильника Котельниково-11. Отчет о раскопках// Архив ВОКМ. б/н.
Круглов Е.В., 2005. “Захоронение коня” из Волго-Донского междуречья// Материалы и исследования по археологии Дона. Т.2. Москва; Ростов-на-Дону. В печати.
Крыганов А.И., 1988. Вооружение и конское снаряжение кочевников юга Восточной Европы V1I-X вв. Автореф. дис.... канд. ист. наук. К.
Курманкулов Ж., 1980. Погребение воина раннетюркского времени// Археологические исследования древнего и средневекового Казахстана. Алма-Ата.
Левина Л.М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья. М.
Лимберис Н.Ю., 1986. Отчет Краснодарской археологической экспедиции о раскопках курганов в зоне строительства Понуро-Калининской оросительной системы, П-й очереди (Калининский район Краснодарского края) за 1986 год//Архив ИА РАН. Р-1.Д. № 12828, 12829.
Ляхов С.В., 2005. Раннесредневековый курган с ровиком из Северного Ставрополья// Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Ставрополь. В печати.
Магомедов М.Г., 1981. Население Приморского Дагестана в VII-VIII вв.// Плиска-Преслав. Т.2. София.
Мажитов Н.А., 1977. Южный Урал в X1I-XIV вв. М.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала VII1-XII вв. М.
Максимов Е.К., 1956. Позднейшие сармато-аланские погребения V-V111 вв. на территории Нижнего Поволжья// Археологический сборник. Труды СОМК. Вып.1. Саратов.
Малашев В.Ю., 2000. Раннесредневековая керамика могильника Клин-Яр 111. Вопросы хронологии. М.
Мамонтов В.И., 1972. Отчет о работе Приволжского отряда Волго-Донской археологической экспедиции ЛОНА АН СССР в Михайловском, Калачевском, Кумылженском районах Волгоградской области в 1972 г.// Архив ИА РАН. Р-1. Д. № 4905, а; Архив ВОКМ. Д. № 31.
Матвеев Ю.П., 1995. Отчет о раскопках грунтового могильника у с.Лосево Павловского района Воронежской области в 1995 г.// Архив НИС ВГУ.
Матвеев Ю.П., Цыбни М.В., 2004. Таганский грунтовой могильник. Археологические памятники Донского бассейна. Вып.6. Воронеж.
138
Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской луке. Самара.
Медведев А.Ф., 1966. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы. Самострел// САИ. Вып. Е1-36.
Миллер М.А., 1934. Отчет о работах Ш-го отряда Волго-Донской экспедиции. Полевой дневник кургана № 6, опись находок// Архив ИИМК РАН. Ф.2, оп.1. Д. № 189/1934 г.
Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков.
Монгайт АЛ., 1951. Археологические заметки. Могила всадника у с.Арцибашево// КСИИМК. Вып.ХП.
Мошкова М.Г., Максименко Б.Е., 1974. Работы Багаевской экспедиции в 1971 гЛ Археологические памятники Нижнего Подонья. Т.2. М.
Мыськов Е.П., 1993. Погребения кочевников IX-X1 вв. на Ахтубе//ДВДС. Вып.З.
Николаева Э.Я., 1986. Находки оружия на Ильичевском городище// Проблемы античной культуры. М.
Обломский А.М., Терпнловскнй Р.В., 2001. Славянское поселение и кочевнический могильник V-VI11 вв наВорксле// Археолопчний лпопис Л|вобережноТУкраТни. № 1. Полтава.
Овчинникова Б.Б., 1990. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI-X веках. Свердловск.
Орлов Р.С., 1985. Культура кочевников IV-VI11 вв.// Этнокультурная карта территории Украинской ССР в 1 тыс. н.э. К.
Орлов Р.С., Рассамакнн Ю.Я., 1996. Новые памятники V1-VH вв. из Приазовья// Материалы 1 тыс. н.э. по археологии и истории Украины и Венгрии. К.
Орлов Р.С., Смиленко А.Т., 1986. Погребения кочевников и клады эпохи раннего средневековья// Археология Украинской ССР. Т.З. К.
Парусимов И.Н., 1998. Раскопки курганов в Зимовниковском районе// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.З. Новочеркасск.
Парусимов И.Н., 1999. Археологические исследования у х.Озерки в 1988-89 гг.// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.4. Азов.
Пиотровский Б.Б., Подгаецкнй Г.В., Миллер М.А., 1941. Сталинградская область. Дон// Археологические исследования в РСФСР 1934-1936 гг. М.; Л.
Плахов В.В., 1988. Отчет о раскопках грунтового могильника у п.Комсомольский Астраханской области в 1988 г.// Архив ИА РАН. Р-1. Д.№ 14329, 14330; Архив АКМЗ,б/н.
Плетнева С. А., 1967. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. М.
Плетнева С.А., 1981. Салтово-маяцкая культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1982. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М.
Плетнева С.А., 1986. Хазары. 2-е изд. М.
Плетнева С. А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Плетнева С. А., 1990. Хазарские проблемы в археологии// СА. № 2.
Плетнева С. А., 1998. Древние болгары в восточноевропейских степях// ТА. Вып. 1. Казань.
Плетнева С.А., 1999. Очерки хазарской археологии. 1-е изд. Москва; Иерусалим.
Плетнева С. А., 2003. Кочевники южнорусских степей в эпоху средневековья. Воронеж.
Пуздровский А.Е., Зайцев Ю.П., Неневоля И.И., 1999. Погребение воина гуннского времени на Усть-Альминском могильнике// Херсонесский сборник. Вып.Х. Севастополь.
Путинцева Н.Д., 1957. Отчет об археологических исследованиях в зоне строительства Чирюртовской ГЭС в 1957 году// АИА РАН. Р-1. Д№ 1513,а.
Рашев Р,, 1993. К вопросу о происхождении праболгар//МАИЭТ. Вып.Ш. Симферополь.
Рашев Р., 1998.0 возможности выделения самых ранних археологических памятников праболгар в степях Восточной Европы// ТА. Вып.2 (3). Казань.
Рашев Р., 2000. Прабългарите през V-V1I век. 1-е изд. Велико Търново.
Рашев Р., 2002. Множественность этнонимов и однообразие погребального обряда в степях Восточной Европы в VI-VII вв.// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Рашев Р., 2004. Прабългарите през V-VII век. 2-е изд. София.
Рыков П.С., 1929. Позднесарматское погребение в кургане близ с.Зиновьевки Саратовской губернии. Петровск.
Савин А.М., Семенов А.И., 1989. К типологии раннесредневековых луков Прикубанья// 1-я Кубанская археологическая конференция. Краснодар.
Савин А.М., Семенов А.И., 1990. К реконструкции лука хазарского времени// Проблемы исследования памятников археологии Северского Донца. Луганск.
Савин А.М., Семенов А.И., 1991. Две обкладки луков раннеболгарского периода// Болгаристика в системе общественных наук. Харьков.
139
Савин А.М., Семенов А.И., 1992а. Кудыргинские лучники// Проблемы сохранения, изучения и использования памятников археологии. Материалы конференции. Горно-Алтайск.
Савин А.М., Семенов А.И., 19926. Реконструкция Шестовицкого лука// Архпектурн! та археолопчш старожитност! Чершпвщини. Чершпв.
Савин А.М., Семенов А.И., 1992в. Средневековый лук из находки на р.Гогопс (по материалам архива М.П.Грязнова)// Северная Евразия от древности до средневековья: “К 90-летию со дня рождения Михаила Петровича Грязнова”. СПб.
Савин А.М., Семенов А.И., 1995. К методике изучения и публикации средневековых кочевнических луков// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара.
Савин А.М., Семенов А.И., 1997. Забытые, неопознанные и незамеченные луки гунно-болгарского типа// Проблемы истории и археологии Украины. Харьков.
Савин А.М., Семенов А.И., 1998.0 центральноазиатских истоках лука хазарского типа// Военная археология. Оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе. СПб.
Савин А.М., Семенов А.И., 1999. Лук хазарского времени из могильника Керчик, курган 27// Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Вып.4. Азов.
Савннов Д.Г., 1981. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири// Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск.
Семенов А.И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени на Дону//Проблемы археологии. Вып.II. Л.
Семенов А.И., 1982. Центральноазиатские параллели погребальному обряду населения Хазарского каганата// Х11-е Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. М.
Семенов А.И., 1983. Романовское погребение и донские памятники предсалтовской культуры хазарского времени// Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. Ростов-на-Дону.
Семенов А.И., 1985. Художественный металл Романовского погребения на Дону// Художественные памятники и проблемы культуры Востока. М.
Семенов А.И., 1987. К культурной атрибуции раннесредневекового погребения из Уч-Тепе// КСИА.
Вып. 192.
Семенов А.И., 1988. К выявлению центральноазиатских элементов в культуре раннесредневековых кочевников Восточной Европы// АСГЭ. Вып.29.
Семенов А.И., 1996. Луки Верхнего Чирюрта: проблемы культурной атрибуции// Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа(XIX-е Крупновские чтения). М.
Семенов А.И., 1997. К оценке различий погребального обряда курганных захоронений типа Сивашовки и типаСоколовской балки//Древности Кубани. Материалы семинара, посвященного 85-летию Н.В.Анфимова. Краснодар.
Синицын И.В., 1954. Археологические памятники в низовьях реки Иловли// Ученые записки СГУ. T.XXXIX. Вып. исторический. Саратов.
Синюк А.Т., Кравец В.В., 1999. Гуннское погребение на юге Воронежской области// Археология Центрального Черноземья и сопредельных территорий. Липецк.
Скарбовенко В.А., 1980. Отчет о раскопках курганных могильников в зоне строительства Понуро-Калининской оросительной системы на землях колхоза Заря в Калининском районе Краснодарского края (1980 г.)// Архив ИА РАН. Р-1. Д. № 8744, а, б.
Скворцов Н.Б., 1999. Отчет об охранных археологических раскопках в Николаевском и Урюпинском районах Волгоградской области в 1999 г.// Архив ВОКМ. Д. № 149.
Смирнов К.Ф., 1961. Археологические данные о древних всадниках Поволжско-Уральских степей// СА.№ 1.
Смоляк А.Р., 1995. Отчет об археологических исследованиях в 1993 г. на острове Поречный Усть-Донецкого района Ростовской области// Архив археологической лаборатории РГПУ.
Соловьев А.И., 1987. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья.
Новосибирск.
Станчев (Ваклииов) Ст., Иванов Ст., 1958. Некрополътдо Нови Пазар. София.
Станчева М., 1981. Сердика и прабългарите// Плиска-Преслав. Т.2. София.
Crpixap М.М., 1992. Коч!вницьке поховання 61ля с.Журавлиха на КиТвщин!//История и археология Слободской Украины. Харьков.
Субботин Л.В., Дзиговский А.Н., 1990. Сарматские древности Днестро-Дунайского междуречья. 4.111: Курганные могильники Васильевский и Кубей. К.
Толочко П.П., 1999. Кочевые народы степей и Киевская Русь. К.
140
Тортпса О.О., 1999.1сторична географ!я та населения Велико!' Болгарн (630-660 рр. н.е.): Методика дослщження кочових сусшльств середньов!ччя. Автореф. дне.... канд. icr. наук. Харюв.
Федоров-Давыдов Г.А., 1984. Погребения хазарского времени из кургана “Кривая Лука” в Нижнем Поволжье// Проблемы хронологии степей Евразии. Кемерово.
Флёров В.С., 2000. Аланы Центрального Предкавказья V-VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М.
Флёрова В.Е., 2000. Лук из катакомбы № 29 могильника Клин-Яр III// Флёров В.С., 2000. Аланы Центрального Предкавказья V-VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М.
Флёрова В.Е., 2001а. Подкурганные погребения восточноевропейских степей и пути сложения культуры Хазарии// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Флёрова В.Е., 20016. Хазарские курганы с ровиками: Центральная Азия или Восточная Европа?// РА. № 2.
Флёрова В.Е., 2002а. Болгары и археологическое районирование донских степей// Сучасш проблеми археолога. К.
Флёрова В.Е., 20026. Подкурганные захоронения и ранняя история Хазарии. Негативные вопросы историографии// Хазары. Второй Международный коллоквиум. М.
Флёрова В.Е., 2002в. Проблемы исследования ямных и курганных могильников хазарского времени на Нижнем Дону// Хазарский альманах. Т. 1. Харьков.
Хазанов А.М., 1966. Сложные луки евразийских степей и Ирана в скифо-сарматскую эпоху// Материальная культура народов Средней Азии и Казахстана. М.
Хазанов А.М., 1971. Очерки военного дела сарматов. М.
Храпунов И.Н., 1991. Булганакское позднескифское городище (по раскопкам 1981-1989 гг.)// МАИЭТ.
Вып.П. Симферополь.
Худяков Ю.С., 1986. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск.
Цукерман К., 2001. Хазары и Византия: первые контакты// МАИЭТ. ВыпЛТП. Симферополь.
Чичуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения: “Хронография” Феофана, “Бревиарий” Никифора. Тексты, перевод, комментарии. М.
Шабашов А.В., Шабапюва М.Н., 2004. Этнонимия и антропонимия праболгар как источник реконструкции их ранней истории (к постановке проблемы)// Сугдейский сборник. Киев; Судак.
Шелов Д.Б., 1972. Танаис и Нижний Дон в первые века нашей эры. М.
Шилов В.П., 1960. Отчет о раскопках Астраханской экспедиции в 1960 г.//Архив ИА РАН. Р-1. Д.№2155,а;
Архив ВОКМ. Д. № 10.
Шилов В.П., 1975. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья. Л.
Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969. Северное Присивашье в V-1 тысячелетиях до нашей эры. Симферополь.
Шнайдштейн Е.В., 1981. Раскопки курганной группы Купцын Толга// Археологические памятники Калмыкии эпохи бронзы и средневековья. Элиста.
Alfoldi А., 1932. Funde aus der Hunnenzeit und ihre ethnische sonderung// Archaeologia Hungarica. B.IX. Budapest.
Arseniewa T., Piasecki K., Scholl T., 2002. Zelazny wojownik// Archeologia zywa. Warchava.
Sebestyen K., 1930. Rejetelyes csontok nepvandorlaskori sirokban// Dolgozgatok a M. Kir Ferenz Jozsef Tudomanyegetem Archeologiai Intezetebol. Szeged.
Summaiy
Ye.V.Kruglov (Volgograd, Russia)
COMPOUND-COMPLEX BOWS OF EARLY MEDIAEVAL
EASTERN EUROPE
The paper considers the remnants of compound-complex bows, one of the major type of weapons of the steppe nomads in Eastern Europe at the time of Early Middle Ages. Using the technique applied by AM.Savin and A.I.Semionov, the author defines the principal constructive-technological distinctive features of this type of weapon of long-range combat not by the number of arbitrarily retained hom plates, but by the peculiar features
141
of their manufacture and fastening to the wooden bow. The general characteristics and a preliminary classification of two major designs of compound-complex bows of Eastern Europe in the Early Middle Ages pointed out by A.M.Savin and A.I.Semionov, i.e. the “Turkic-Khazarian” (or the “Hunnic-Bulgarian”, according to A.M.Savin and A.I.Semionov’s terminology) design and the “Khazarian” design, are given. A.I.Savin and A.I.Semionov’s assumption about the exceptional use of the “Turkic-Bulgarian” bow only by the ProtoBulgarians of Eastern Azov Sea areas is criticized. A general conclusion about the Central Asian and ancient Turkic origin of the “Turkic-Khazarian” type of bow has been made. The appearance of this weapon on the territory of Eastern Europe in the middle of the VIP c. is connected with the formation of Khazar chaganate headed by representatives of the ftlite Turkic Ashin’s clan and their nearest milieu. The author highlights inadaptability of the “Turkic-Khazarian” type of bow to the ecology and climate of Eastern Europe of the VIIth c., indicating the objective inevitability of the evolutional modification of this weapon. Amechanism of direct constructive-technological development of the “Turkic-Khazarian” type of weapon into a “Khazar” type of weapon has been exemplified.
Статья поступила в редакцию в мае 2005 г
142
З.АЛьвова
К ВОПРОСУ О СТАНОВЛЕНИИ ИУДАИЗМА В ХАЗАРСКОМ КАГАНАТЕ. ИНКУБАЦИОННЫЙ ПЕРИОД
Главным источником данных об иудаизме в Хазарском каганате в советское время была и остается в настоящее время известная монография П.К.Коковцова “Еврейско-хазарская переписка в X в.” (Коковцов П.К., 1932). В книге дается публикация нескольких средневековых текстов на иврите, комментарии к их возможным прочтениям, анализ текста и перевод.
Первая из публикуемых рукописей принадлежит писателю XVI в. Исааку Акриша и названа П.К.Коковцовым “Вступление Исаака Акриша к еврейско-хазарской переписке” (Коковцов П.К., 1932, с.3-7,39-51). Далее идет письмо еврейского сановника из Кордовы Хасдая Ибн-Ша-фрута хазарскому царю Иосифу (Коковцов П.К., 1932, с.7-19, 51-71), дошедшее до нас не только в сочинении Акриша, но и в так называемой Оксфордской рукописи (Коковцов П.К., 1932, с.XI-XIII), и ответное письмо царя Иосифа, согласно краткой редакции (Коковцов П.К., 1932, с.19-26, 72-89).
Публикуемое П.К.Коковцовым ответное письмо царя Иосифа, согласно пространной редакции (Коковцов П.К., 1932, с.26-33, 89-112), известно из II Собрания рукописей караима Авраама Фир-ковича, приобретенного у него в 1876 г Государственной Публичной библиотекой (Российская национальная библиотека) (Коковцов П.К., 1932, с.ХШ).
Еще одним публикуемым документом является открытая в нач.ХХ в. в фондах Кембриджского университета рукопись, получившая название “Кембриджский документ” и представляющая собой отрывок из письма неизвестного хазарского еврея X в., во многом повторяющего письмо царя Иосифа (Коковцов П.К., 1932, с.33-36, 113-123). Автором Кембриджского документа П.К.Коковцов считает византийского еврея ХП-ХШ вв., безусловно, знакомого с перепиской Хасдая Ибн-Шафрута с царем Иосифом, но не только с этими текстами, но и с литературными произведениями своего времени, которые оказали на него влияние (Коковцов П.К., 1932, c.XXVIII-XXXVI).
Посвящаю светлой памяти М.И.Артамонова и О.А.Артамоновой-Полтавцевой
Кроме перечисленных текстов, в труде П.К.Коковцова даны тексты и русские переводы отрывка из “Книги о временах” Иехуды-бен-Барзиллая (кон.Х1 в.); двух отрывков из “Хазарской книги” Иехуды Галеви (нач.ХП в.) и отрывка из “Книги предания” Авраама Ибн-Д’ауда (умер в 1180 г) (Коковцов П.К., 1932, c.XXXVI, 127-134).
Исчерпывающий анализ русского перевода опубликованных П.К.Коковцовым текстов, в том числе и тех, которые касаются принятия хазарами иудаизма, имеется в книге М.И.Артамонова “История хазар” 1962 г (Артамонов М.И., 1962, с.262-282).
Следует назвать также монографию Нормана Голба и Омельяна Прицака “Хазарско-еврейские документы X в.”, вышедшую из печати в 1997 г (Голб Н., Прицак О., 1997). В книге предлагаются вниманию тексты двух написанных на иврите документов: публикуемый впервые и открытый в 1962 г среди развалин каирской генизы текст рекомендательного письма, составленного членами еврейской общины в Киеве для попавшего в беду единоверца, — так называемое Киевское письмо — и текст, и новый перевод известного Кембриджского документа. К тексту приложены статьи и комментарии.
Всех названных древних текстов и переводов, и работ современных авторов, посвященных становлению иудаизма в Хазарском каганате, было бы достаточно, чтобы в ближайшее время не возвращаться к этой теме. Но в 1993 г в печати появился до этого времени неизвестный русский перевод Свода летописей Джагфара 1680 г (Бахши И., 1993, с.7-323). Поданным последнего владельца и издателя этих текстов Ф.Г.-Х.Нурутдинова, первоначально летописи свода были написаны на булгарском тюрки арабским шрифтом. Поводом для составления свода послужило башкирское восстание, перед которым надо было поднять дух повстанцев. Поэтому сеид Джагфар приказал секретарю своей канцелярии Бахши Иману составить свод летописей XIII -нач-XVI в. - так называемый свод Джагфара (Нурутдинов Ф.Г.-Х., 1993а, с.5-6).
Изданный небольшим тиражом (1300 экз.) и не попавший в библиотеки русский перевод свода Джагфара очень долго оставался неизвестным для большей части историков и археологов, и отклики на его издание появились сравнительно поздно. Но сразу же читавшие (и не читавшие) эти тексты специалисты разделились на две группы — принимающие свод Джагфара за подлинный перевод древних летописей и считающие его подделкой.
Такое разделение кажется не случайным. Скорее всего, оно вызвано разными оценками событий последнего столетия — всплеск национального самосознания народов России, который мы наблюдаем сегодня, и бесчеловечные акции интернационалистов в первые годы советской власти, когда проводилась политика глобального уничтожения национального наследия народов России: запрещение религии предков, национальных праздников, обычаев и обрядов. И не случайно (а, может быть, преднамеренно?) именно в эти годы проводился перевод мусульманских народов на кириллический алфавит, в процессе которого у населения конфисковывались и уничтожались все написанные арабским шрифтом тексты, а их собственники арестовывались.
По данным Ф.Г.-Х.Нурутдинова, перевод первоначально написанного на булгарском тюрки арабским шрифтом свода на русский язык был сделан его дядей И.М.-К.Нигматуллиным в целях спасения текстов именно в это время-в 1939 г, и это сообщение кажется вполне убедительным (Нурутдинов Ф.Г.-Х., 1993а, с.5-6). Среди татар в 30 гг еще сохранялась духовная элита, владевшая и булгарским тюрки, и арабским шрифтом и способная перевести свод на русский язык.
И обстоятельства гибели первоисточника, и удивительная информативность перевода, в котором зафиксировано до 500 совершенно неизвестных этнических и географических наименований (Нурутдинов Ф.Г.-Х., 19936, с.348-387), вызвали большой интерес к его текстам и доверие к его подлинности у ряда ученых специалистов. Первым обратил внимание на одну из летописей свода Джагфара - Гази Барадж тарихы -И.А.Баранов на Международной конференции “Византия и Крым” в Севастополе в 1997 г (Баранов И.А., 1998, с. 19-21). Ю.И.Бегунов готовит к изданию труд по фундаментальной обработке всех летописей свода Джагфара. Предварительное сообщение об этой работе было им сделано на Седьмых Державинских чтениях в 2002 г (Бегунов Ю.И., 2002, с. 19-20). И.Р.Мусина проделала поистине титаническую работу, составив по текстам летописей Джагфар тарихы родослов
ные и русских князей, и правителей Хазарского каганата, и Великой Булгарии Поднепровья, берущих начало от древнего булгарского рода Дуло (Мусина И.Р., 2003, с.391-414).
И в то же время отсутствие текста летописей свода Джагфара на булгарском тюрки, вольный стиль и современный язык перевода и то, что его появление в свет совпало с периодом подъема национализма и появлением в печати ненаучных и тенденциозных книг, также нельзя сбрасывать со счетов. И недоверие к своду Джагфара у ряда исследователей вызвано именно этой литературой. Его, не глядя, сбрасывают в одну кучу с подобного рода изданиями.
Этой же причиной вызвано и недоверие к своду Джагфара и А.В.Гадло, который связывал его появление с повсеместными попытками коренных народов России обосновать свою историю, найти своих предков, но только посредством плагиата и подделок, как будто и не было никогда и этой истории, и этих предков (Гадло А.В., 2002, с.24). Соответственно А.В.Гадло склонен рассматривать свод Джагфара как составленный сегодня “препарированный” источник, делая особый акцент на том, что он неслучайно появился в печати после выхода работы М.И.Артамонова “История хазар”. Однако свод Джагфара был опубликован тридцать лет спустя после появления в печати монографии М.И.Артамонова. Кроме того, даже беглое знакомство со сводом приводит к выводу, что ни одна из его летописей к книге М.И.Артамонова “История хазар” никакого отношения не имеет.
По мнению автора данной статьи, оценивать подлинность русского перевода свода Джагфара надо исходя из политической ситуации как 30, так и 90 гг прошлого века. В 30 гг, в период борьбы с пантюркизмом и переводом мусульманских народов на кириллический алфавит, действительно мог исчезнуть подлинник свода и не он один. Но нельзя забывать и о националистических тенденциях последних лет, и о возможности каких-то современных включений в летописи свода Джагфара.
Поэтому, обращаясь к русскому переводу одной из летописей свода — Гази-Барадж тарихы, автор делает это с большой осторожностью, сравнивая его, когда это бывает можно, с русскими переводами безупречных письменных источников и не исключая возможного присутствия в тексте поздних добавлений (Львова З.А., 2001а, с.105-110; 20016, с.46-49; 2001в, с.37-41; 2002, с.221-226; 2003, с.134-141).
Обращаясь к текстам одной из летописей свода Джагфара - Гази-Барадж тарихы (1229-1246 гг), которые касаются истории Хазарского
144
каганата, следует подчеркнуть их уникальность. Тексты мусульманина Гази-Бараджа, возможно, намеренно не касающиеся ни войны арабов с “нечестивым” каганом (Артамонов М.И., 1962, с.206), ни его “яхудской” “лжеверы” (Бахши И., 1993, с.27), в то же время содержат совершенно неизвестные данные о жизни и правлении четырнадцати хазарских каганов и пяти беков. И это позволило сопоставить родословные двух боровшихся за власть с сер.VII в. до сер.Х в. каган-ских родов - Кабана и Калги (см. приложение в статье Львовой З.А. “Кем были царь Иосиф ...” в настоящем сборнике). И в то же время некоторых из этих каганов можно сопоставить с царями и каганами арабских и еврейских письменных источников (царь Иосиф, Обадья, Ханукка, воевавшие с арабами безымянные каганы, военачальник Барджиль, царь Булан и другие). Это позволяет объединить воедино разрозненные и почти не совпадающие друг с другом данные об их жизни и правлении, составить их биографии.
Обращаясь к каганам одного из названных родов - рода Кабана, Гази-Барадж каждый раз подчеркивает принадлежность их к тенгриан-ству, к древней традиции условного удушения кагана перед вступлением во власть, во время которого он должен был назвать количество лет, в течение которых ему суждено было царствовать (Бахши И., 1993, с.22, 23). Каганы второго рода -рода Калги, - напротив, придерживались иудаизма.
Роды Кабана и Калги были родственны между собой. Кабан назван племянником правившего до него кагана, под которым можно подразумевать отца Айбата Калгу. А сын Кабана Кук-Куян был племянником Айбата. Соответственно Айбат и Кабан были братьями, но не родными, так как отцом Айбата был Калга, а Кабана - Урус (Бахши И., 1993, с. 18, 21, 23, 27). Можно думать, что это могло быть родство по матери, или же каганы были двоюродными, или троюродными братьями, или же кто-то из рода Калги был усыновлен кем-то из знатного тенгрианского рода Кабана.
Первым каганом, открыто приобщившимся к иудаизму, назван сын Калги Айбат, взявший в жены еврейку из Бухары (Бахши И., 1993, с.22) (приложение). Однако, как показывают тексты летописи, представители знатных тенгрианских родов должны были брать в жены таких же знатных женщин из таких же знатных родов.
Так, жена внука кагана Кук-Куяна Асанкула была дочерью правителя Кара-Булгар Поднеп-ровья Тат Утяка. А по матери и она, и ее сестра Арья Аслан принадлежали к древнему урус-скому роду Услан, который вел свое начало от
прародителя сакланов богатыря Таргиза (Бахши И., 1993, с.27,40).
Грубому нарушению этой традиции, когда женой кагана становится иноплеменная иноверка, должны были предшествовать достаточно серьезные события, укрепившие позиции иудаизма пока еще не во всем государстве, но в какой-то части его правящей верхушки. Лицом, приобщившимся к иудаизму еще до Айбата, видится его отец Калга.
Согласно тексту Гази-Барадж, сын балтавара Алып Бия Калга (Бахши И., 1993, с.18) был вождем хазар, возглавившим хазарское войско и погибшим в битве во время войны хазар с сыновьями кагана Великой Булгарии Поднепровья Куврата. А поскольку непосредственно после сообщения о смерти Калги говорится о приходе к власти племянника прежнего кагана — Кабана, то можно думать, что Калга также носил титул кагана (Бахши И., 1993, с.21, 22) (приложение). В то же время он был военачальником. И в этой связи можно было бы вспомнить некоторые данные Кембриджского документа. Его автор говорит о давнем присутствии евреев в Хазарии и о том, что они породнились с жителями этой страны и научились их делам. Они выходили вместе с хазарами на войну и стали одним с ними народом, за исключением того, что держали завет обрезания и соблюдали субботу (Коковцов П.К., 1932, с.114). Среди хазар якобы не было царя, но они ставили над собой военачальником того, кто одерживал победу.
Продолжалось это до тех пор, пока один из евреев не проявил отвагу на войне и не обратил в бегство врагов. И тогда “хазары поставили его над собой военачальником”. У ставшего военачальником еврея и жена Серах, и тесть также были евреями, и жена, и тесть направили его на путь истины (Коковцов П.К., 1932, с.114).
Если отождествить упоминавшегося в Кембриджском документе военачальника хазар с Калгой, о котором говорит Гази-Барадж, то становятся понятными и поступки его сына Айбата, взявшего в жены еврейку из Бухары. По-ви-димому, в семье каганов-евреев Калги и Айбата древние обычаи знатных тюркских родов не соблюдались. А что касается до мнения окружавших трон знатных семей, то с ним вряд ли считались, так как Айбат пришел к власти путем переворота, посадив в темницу сына предыдущего кагана Кабана Кук-Куяна (Бахши И., 1993, с.23) (приложение).
С приходом к власти Калги и Айбата иудаизм еще не становится государственной религией, и вряд ли можно и дальше, вслед за Кембриджским документом, говорить о религиозном дис
145
путе, который организовал хазарский военачальник. Но данные Кембриджского документа о том, что в Хазарию уже при нем стали стекаться иудеи из Багдада, Хорасана и греческой земли (Коковцов П.К., 1932, с. 114) кажутся вполне правдоподобными. Просвечивает это и в тексте Гази-Барадж в глухих упоминаниях о событиях 2-й пол.VII — нач.УШ в. Можно думать, что какое-то давление на знатные тенгрианские роды упоминавшиеся иноверцы стали оказывать еще в бытность военачальника Калги, так как каган Кабан называет его ненавистным и радуется его гибели в битве с Бат-Бояном, которого он, напротив, называет своим братом по вере и языку (Бахши И., 1993, с.21) (приложение). Возможно также, что появление в Хазарии евреев, бежавших сюда от преследования мусульман и христиан, отразилось и на характере войны с арабами в 1 -й пол.VII в., который видится в некоторых ее эпизодах, о которых говорится далее, и на притеснении коренных народов Хазарского каганата иудаистами в сер. и 2-й пол.УШ в. (Бахши И., 1993, с.25,27,28), но не в IX-X вв., когда после реформ Обадия, но по другим причинам, наступила большая веротерпимость.
Согласно данным Гази-Барадж, после гибели Калги каганом становится знатный тенгрианец Кабан, умерший вскоре после 690 г (Бахши И., 1993, с.22). А после смерти Кабана на престол садится пришедший к власти путем государственного переворота сын Калги “зловредный” Айбат, посадивший в темницу сына и наследника Кабана Кук-Куяна.
Кроме того, что женою Айбата была яхудка из Бухары, об его правлении из текстов Гази-Барадж известно очень мало (Бахши И., 1993, с.22, 23) (приложение). Но названные летописью имена и сына, и внука Айбата встречаются также и в других источниках, и это позволяет составить достаточно полное представление об его правлении.
Если принять во внимание, что смерть Айбата наступила не с приходом к власти его сына после 745 г, а значительно раньше, так как после него какое-то время правили другие лица (Бахши Иман, 1993, с.24, 25), то время его царствования падает на 1-ю треть VIII в., когда, по другим данным, хазарский каган вел на Кавказе войну с арабами. Как сообщают арабские авторы, во время этой войны в 721 и 730/31 г хазарское войско возглавлял сын безымянного кагана Барджиль (Артамонов М.И., 1962, с.206,211, 217). Этим же именем называет сына Айбата Гази-Барадж (Бахши И., 1993, с.25) (приложение).
Соответственно этим данным обретает имя (Айбат) и тот безымянный хазарский каган, который неоднократно упоминается в связи с
войной хазар и арабов на Кавказе в 20-30 гг VIII в. Исчерпывающие сведения о войне этих лет сосредоточены в книге М.И.Артамонова “История хазар” (Артамонов М.И., 1962, с.202-232).
Другие данные позволяют думать, что в войне с арабами на Кавказе, которую вел Айбат, принимал участие не только его сын Барджиль, но и внук Булан. Булан упоминается в письме царя Иосифа. Он же подразумевается и под тем царем, о котором пишет Иехуда Галеви в Хазарской книге, как о первом приобщившемся к иудаизму. И.Галеви относит это событие ко времени за 400 лет до своих дней (Коковцов П.К., 1932, с. 132), а М.И.Артамонов интерпретирует это время как 1-ю пол.VIII в. (Артамонов М.И., 1962, с.266).
В письме царя Иосифа говорится о хазарском царе Булане, к которому трижды являлся ангел, и который должен был для постройки храма во имя Господа добыть серебро и золото в Ар-д-вил’е, что он и сделал, опустошив этот город (Коковцов П.К., 1932, с.76, 77, 93, 94). П.К.Ко-ковцов (Коковцов П.К., 1932, с.77, примечание 3), а затем и М.И.Артамонов (Артамонов М.И., 1962, с.269) отождествляют Ар-д-вил с Арбеди-лем в Азербайджане, на который хазары произвели набег в 730/31 г (Артамонов М.И., 1962, с.217). Вероятно, в нем участвовал и Булан, еще не бывший в то время каганом (царем), а князем. Говорится в письме царя Иосифа и о том, что после того, как ангел явился во сне к Булану и еще одному князю, и тот рассказал об этом царю (Булану), царь собрал всех князей, рабов и весь народ, изложил им все это, и они приняли новую веру.
Если верить Гази-Барадж, попытки обращения народов Хазарии в иудаизм были предприняты только после смерти Айбата, в бытность каганами его сына Барджиля и внука Булана (Бахши И., 1993, с.25-28). Но обращение и самого Булана, и верных Айбату князей, и тем более рабов и домочадцев должно было произойти в период царствования Айбата.
Более того, если сын Айбата был во время войны с арабами военачальником, то впервые приобщившийся к вере своего отца, матери и предков Булан должен был в ознаменование этого выполнить другую миссию - на добытое на войне золото и серебро построить храм. Согласно письму царя Иосифа, Булан посвятил добытые сокровища Богу и выстроил шатер, ковчег, светильник, стол, жертвенники и священные сосуды (Коковцов П.К., 1932, с.77, 94). Но поскольку Иосиф называет Булана царем, можно думать, что он исполнил этот завет позднее - когда сам воссел на престол. Вероятно, это событие было
146
значительным и торжественным, потому оно и запомнилось как личная инициатива Булана, на самом деле приобщившегося к принятой в семье религии предков и укрепившего ее.
Согласно данным восточных авторов, которые приводит М.И.Артамонов, незадолго до 730/31 г воевавший с арабами безымянный хазарский каган, у которого был военачальником его сын Барджиль, умирает (Артамонов М.И., 1962, с.217). Соответственно этому можно думать, что в это время завершился период правления известного из Гази-Барадж и сопоставимого с этим каганом Айбата.
Период правления Айбата, но, возможно, также и Калги, и Кабана можно было бы назвать начальным, инкубационным периодом становления иудаизма в Хазарском каганате. Начавшийся, вероятно, еще в VII в. постепенный рост в государстве еврейской диаспоры создал ту базу, на которую смог опереться, завладев престолом, Айбат.
Каганом становится противостоящий знатному тенгрианскому роду Кабана и взявший в жены еврейку из Бухары иудаист, при котором даже война с арабами на Кавказе носит в чем-то религиозный характер. В ней участвуют и каган Айбат, и его сын - военачальник Барджиль, и внук Булан, на которого возлагается особая миссия - создание шатра, ковчега, стола, жертвенников, а также священных сосудов и светильника на средства, добытые именно в этой войне с иноверцами.
И все же это - еще инкубационый период становления иудаизма в каганате, так как новая вера коснулась пока только одного из борющихся за власть в государстве каганских родов.
Время правления Калги, Кабана и Айбата можно уточнить, так как оно падает на период междоусобной войны сыновей кагана Великой Булгарии после его смерти в 660 году. Согласно Гази-Барадж, после смерти Куврата на престоле воцаряется его старший сын Бат-Боян. Но по прошествии трех лет в борьбе за власть на него ополчается его брат Атилькэсэ (Аспарух) и дядя Шамбат. Борьба между ними длится пять лет, и в нее втягивается Хазарский каганат. Война заканчивается битвой на р.Алмыш, гибелью хазарского военачальника Калги и приходом к власти кагана - Кабана (Бахши И., 1993, с.21 -22) (приложение).
Эти данные подтверждаются Именником болгарских царей, который, однако, вносит в них некоторые коррективы (Львова З.А., 2003, с. 139, 140).
В Именнике Бат-Боян традиционно значится под именем Безмер. После имени идет цифра
“три”, которая может означать только годы правления. Затем следуют слова “шегор вечем”, которые, согласно расшифровке г.Микколы, означают “год вола третий месяц”. Однако первый год вола после кончины Куврата в 660 г падает не на 661, а на 665/66 г, а третий месяц этого года, когда Бат-Боян вступает во власть, - на период с 22 марта до 19 апреля 665 года. Значит, Бат-Боян становится каганом только через пять лет борьбы с родичами, а три года его правления падают на 665-668 гг (Львова З.А., 2003, с.139, 140). А поскольку битва Бат-Бояна и хазарского военачальника, и кагана Калги на р.Алмыш произошла еще в бытность Бат-Бояна каганом, то смерть Калги должна была наступить не позднее 668 года. Соответственно годы его правления падают на 3-ю четв.УП века.
Вступивший на престол после смерти Калги, после 668 г, хазарский каган Кабан заключает с Бат-Бояном мир, по которому Бат-Боян лишается титула кагана и становится данником и союзником Кабана. Кабан помогает ему в борьбе с братом Аспарухом и дядей Шамбатом. Последний оплот во владениях бывшей державы Куврата -крепость Башту на Днепре — Аспарух покидает в 679/80 г и, согласно Феофану Исповеднику и патриарху Никифору, уходит на Дунай (Чичу-ров И.С., 1980, с.60-62, 161, 162).
По данным Гази-Барадж, Бат-Боян умирает в 690 г в возрасте 65 лет. Вскоре после этого умирает Кабан (Бахши И., 1993, с.22) (приложение). Соответственно годы правления Калги падают на третью четв.УП в. и заканчиваются не позднее 668 г, годы Кабана — на период вскоре после 669 г до времени после 690 года. Время правления Айбата, как уже упоминалось, падает на период после 690 г до 730/31 года. Соответственно и инкубационный период становления иудаизма в Хазарском каганате можно отнести ко 2-й пол.УП - 1-й трети VIII в. (до 730/31 г).
По данным Гази-Барадж, правление Айбата заканчивается тем, что его убивает освободившийся из темницы и провозгласивший себя каганом сын Кабана Кук-Куян (Бахши И., 1993, с.23) (приложение). И это делает понятными данные арабских авторов о том, почему после смерти хазарского кагана незадолго до 730/31 г не приходит к власти его сын Барджиль. Неясным остается только одно - после смерти безымянного кагана (то есть Айбата) два года государством правит его мать Парсбит, и только потом приходит к власти другой каган. И это вызвало в свое время сомнение в том, что Барджиль был сыном кагана. Если сын кагана не вступил на престол сразу после смерти отца, значит, он был еще несовершеннолетним и не мог командовать
147
войском ни в 730/31, ни тем более в 721 г (Артамонов М.И., 1962, с.217).
Данные Гази-Барадж снимают сомнения в том, что Барджиль был сыном кагана, но не проясняют вопроса о том, кем была Парсбит. Матерью Айбата она быть не могла. Если в войне с арабами участвовали не только каган и его сын, но даже и внук, то какой же старой должна была быть его мать? Кроме того, если принять, что Айбат был сыном Калги, а Калга — тем военачальником, о котором говорится в Кембриджском документе, то мать Айбата носила имя Серах. Значит, Парсбит была матерью Кук-Куяна или Барджи-ля. Последнее кажется более вероятным. Возможно, что после убийства Айбата Кук-Куяну не сразу удалось сосредоточить в руках всю полноту власти и пришлось преодолеть некоторое противодействие семьи Айбата. И не исключено, что в этот период временно оказалась у власти жена Айбата и мать Барджиля - безымянная яхудка из Бухары (Парсбит?).
Если Айбат сопоставим с каганом, умершим незадолго до 730/31 г, то Кук-Куян отождествляется с хазарским каганом, взошедшим на престол в 732/33 г и продолжавшим войну с арабами (Артамонов М.И., 1962, с.217). Гази-Барадж сообщает об этой войне немногое (Бахши И., 1993,
с.24) (приложение). Однако, эти неполные данные легко восполняются достаточно подробными сведениями арабских писателей о войне с арабами этого кагана. Подробный анализ этих событий дается в книге М.И.Артамонова “История хазар” (Артамонов М.И., 1962, с.217-225).
В связи с правлением Кук-Куяна следует упомянуть еще одно событие. По данным Феофана Исповедника, в 732/33 г византийский император Лев III женит сына Константина на дочери кагана, обратив ее в христианство и назвав Ириной. Лев III, а позднее его сын Константин (Константин V Копроним (741-775 гг)) проводили политику иконоборчества. Но Ирина противостояла политике свекра и мужа, порицая их нечестие (Чичуров И.С., 1980, с.68, 142; Артамонов М.И., 1962, с.233).
Согласно данным Гази-Барадж, после царствования Кук-Куяна к власти снова приходит каган-иудаист-сын Айбата Барджиль (745-759 гг) (приложение), однако, не путем переворота, а как сын и наследник усыновившего его после убийства его отца Кук-Куяна. И с этого времени начинается новый этап становления иудаизма в Хазарском каганате - открытое и насильственное обращение в новую веру его народов (Львова 3. А., 2001а, с.39).
Приложение1
Гази-Барадж тарихы (летопись Гази-Бараджа). 1229-1246 годы
С. 20, 21.
[Глава 3]. Время булгарских балтаваров
... Пока был жив такой хакан, в стране было спокойно. Но едва в 660 году его постигла смерть, как Шамбат при поддержке Атилькэсэ ополчился на нового хакана Бат-Бояна с целью завладения троном. Оии позволили ему править более или менее спокойно только три года, после чего начали против него открытую войну. Так как Курбат перед смертью запретил булгарам сражаться друг против друга, то Шамбат напал на кана с ак-балынскими ульчийцами и сакланами-урусами, а Атилькэсэ - с мурдасами, масгутами, тюрками и наемным отрядом тюркмен...
Война шла несколько лет. Атилькэсэ удалось разбить сабанов Бат-Бояна, после чего он разгромил Ас-Банджу и вместе с Шамбатом осадил хакана в Джалде. При этом людьми бека, особен
но мурдасами, было убито и немало булгар кана. Это вызвало большое недружелюбие между черными булгарами и этим сакланским племенем. Хакан пожаловался Атилькэсэ на действия его людей, но тот издевательски ответил: “Мур-дасы не могли отличить твоих булгар от сабанов - ведь они говорят на сабанском языке...”
Пять лет Шамбат при поддержке Атилькэсэ осаждал Джалду и считался на остальной части Саклан-Булгарской державы хаканом.
В разгар этой осады вновь усилившиеся тюркские хаканы напали из-за Агидели на Саклан. Говорят, через реку из Тюркистана переправилось тогда 150 тысяч куманов, тюркмен-кук-огузов и кыргызов, объединенных именем основателя Тюркской держа-вы Хазара. Шамбат с Атилькэсэ бросились навстречу врагу, но были разбиты и бежали с частью своих в Башту.
Разгром этот произошел вследствие того, что во
1 Отрывки взяты из работы Бахши И., 1993, с.20-26. Жирным шрифтом выделены фразы автором данной статьи.
148
время битвы джурашские тюрки, мурдасы и утиги перешли на сторону хазар, а сербийцы бежали на север и укрылись в сурских лесах. Хазарам досталось большое количество пленных бурджанских булгар, которых они заставили воевать на своей стороне.
Джалдайские булгары были так обозлены на прочих, что хотели тут же добить разбитых соплеменников в Башту. Но благородный Бат-Боян не дал воли своим чувствам и повел кимерцев на хазар. Противники съехались на реку, которую наши называли Алмыш, а кыргызы - Кельмес, и хакан Бат-Боян предложил вождю хазар Калге вернуть незаконно взятую им территорию Сак-лана. В ответ Калга велел своим переправиться через речку, и вспыхнула ожесточенная битва. Тангра помог своим рабам и заставил вождя бурджан Хумыка присоединиться к своим соплеменникам, вследствие чего булгарам, при поддержке отчаянных храбрецов - анчийцев, удалось одержать полную победу. С обеих сторон пало 90 тысяч воинов, из которых 50 тысяч были хазарами, а Калга был зарублен Хумыком, и с той поры хазары называли речку Алмыш “Калга”.
С. 21, 22, 23, 24, 25, 26.
[Глава 4]. Правление кара-бупгарских беков
Хазары чуть отошли, а когда Бат-Боян подошел к ним снова, новый хакан Кабан — племянник старого — предложил ему мир на следующих условиях: хазары сохраняют за династией Бат-Бояна Кара-Булгарскую и Булярскую части Саклана, а за родом Хумыка - Бурджан, в ответ на что балтавары отказываются от титулов хакана и кана, уступают тюркам сакланские степи между Нижним Широм и Джаиком и дают на внешние войны хазарам часть своих воинов или откупную дань за неучастие в них. Хумык согласился и отъехал в свой Бурджан, а Бат-Боян решил подумать и заключил с хазарами лишь перемирие. Однако на обратном пути он узнал, что в его отсутствие Шамбат и Атилькэсэ заняли его Джалду и двигаются на него. Хакан пришел в неистовство, нехарактерное для него. Опьяненный этим чувством он отправился к Кабану и заключил с ним предложенный им мир. Когда грамоты были скреплены печатями, хазарский хакан обнял Бат-Бояна и растроганно сказал: “У нас один Бог - Таигра, один род и одни тюркский язык.... Поэтому я считаю тебя родственником и братом. Кроме этого, я чувствую себя твоим должником, ибо твои люди прикончили ненавистного мне Калгу. Поэтому я помогу тебе стать хозяином в твоих собственных владениях”.
Они вместе направляются в Кара-Булгар. Когда они были у аула Харька, Шамбат с Атилькэсэ вышли из Джалды из опасения оказаться запертыми там и устремились на союзников. Когда они сблизились, Бат-Боян предложил им без боя подчиниться ему. Те только посмеялись и бесшабашно поскакали в бой... Кабан не позволил балтавару вступить в сражение. Бросив навстречу мятежникам тюркмен, он с кыргызами обошел место их столкновения, ударил им в тыл и добился победы. Шамбат и Атилькэсэ вновь укрылись в Башту. Кабан попытался взять город с ходу, но булгары Шамбата под знаменем рода харька сделали вылазку и обратили хазар в паническое бегство. Тогда хакан удалился в Джу-раш и сказал балтавару: “Устраивай теперь свои дела сам - я тебе помог настолько, насколько был в состоянии”.
Бат-Боян вступил с осажденными в переговоры и договорился с ними о разделе Кара-Булгара. Правобережная часть бекства осталась под властью Шамбата и Атилькэсэ, а левобережная досталась балтавару .... Миролюбивый Бат-Боян не делал попыток выбить мятежников из Башту силой, ибо верно полагал, что если Тангра пожелает, то он добьется этого без единого выстрела. И, действительно, через два года Шамбат умер, и Атилькэсэ, не чувствуя достаточной поддержки сакланов и анчийцев, предпочел уйти с частью бурджан и тюркмен в Кашан. А это — чрезвычайо укрепленная область, с трех сторон окруженная реками Бурат, Сула и Аудан-су, а с четвертой - Улагскими горами ... . Атилькэсэ провел здесь - в качестве бека своих булгар, местных ульчийцев и улагцев - несколько лет в полной безопасности. Только враждебные действия против него авар и союзных с ними рум-цев заставили его покинуть эту область и уйти в Искандеровы горы. Там он образовал свое царство, которое назвал Бурджан - в память о своем прежнем владении. Его потомки, как писал сеид Якуб, приняли от тамошних ульчийцев христианство, а вместе с ним - и ульчийский язык. А это произошло вследствие того, что попы ульчийцев проповедовали на своем языке, и что булгары поселились в домах ульчийцев. Только бурджанские кук-огузы, не бросившие жизнь в поле, сохранили свой тюркменский язык.
Уход бурджан сделал Бат-Бояна полновластным балтаваром всего Кара-Булгара, столицей которого стал Башту ...
Умер Бат-Боян в 690 году в возрасте 65 лет, прожив на пять лет больше отца. Ему наследовал его сын Бат-Тимер или Бу-Тимер, по прозвищу Джураш. Менла Абдаллах рассказывает: “Хакан Кабан настолько любил Бат-Бояна, что при
149
гласил его и внука Бу-Юргаиа Хумыка присутствовать при затягивании веревки на своей шее во время обряда спрашивания Тангры о времени и характере его царствования. Когда из Башту пришла весть о кончине Бат-Бояна, Кабан сразу сник и вскоре умер от расстройства. К власти пришел зловредный сын Калги Айбат. Его женой была одна бухарская яхудка, но она была настоящим страшилищем, и поэтому он решил жениться на красивой дочери бека кашэков .... Бек, знакомый с булгарскими обычаями, предложил хакану побороться с ним за дочь. Злобный, но трусливый Айбат испугался и упросил Бу-Тимера схватиться с беком кашэков за него. Балтавар одержал верх в единоборстве с богатырем-беком, но дочь того после этого вдруг заявила: “Я выйду замуж за подлинного победителя”. Тогда Айбат велел привести ее к себе силой. Однако, когда слуги хакана явились за ней, она покончила с собой ...
Айбат вызвал тогда Бу-Тимера к себе и сказал ему: “Завоеванная тобой для меня невеста скончалась. Если ты человек чести, то привезешь мне гурджийскую княжну”. Балтавар, для которого честь была дороже жизни, поневоле отправился в Гурджу. Ему удалось при помощи тамошних ханов, живших в особом княжестве Хонджак, разбить гурджийского бека и захватить в плен его дочь. Но на обратном пути уже сын бека Джухман напал на булгар из засады, пытаясь отбить сестру. Ему удалось прорваться к повозке бики и увлечь ее за собой. Нашим, однако, удалось перебить гурджийцев и настигнуть беглецов. Тогда Джухман выхватил саблю и зарубил свою сестру, чтобы она избежала позора плена. Бу-Тимер захватил его и привез к хакану со словами: “Я сделал все, чтобы выполнить свое обещание, но вот ее брат помешал мне”. Айбат пришел в ярость и, возложив на балтавара вину за гибель принцессы, велел своим слугам убить балтавара прямо в своем шатре. В действительности же хакан убил Бу-Тимера в надежде захватить взятую им в Гурдже добычу и внезапно овладеть Кара-Булгаром. Толпа тюрков накинулась после этого злодеяния на кара-булгар, но наши были начеку и в ответ перевернули хаканскую ставку вверх дном. При этом из зиндана был освобожден сын Кабана Кук-Куян, который тут же провозгласил себя хаканом и прикончил дядю. Сын Бу-Тимера Сулаби, возглавивший кара-булгар, удостоился чести присутствовать при затягивании веревки на шее нового хакана и сообщил всем о разрешении
Тангры на его 45-летнее царствование. А Джухман в этой суматохе сбежал к сакланам, а от них пробрался в Гурджу ...
... Кук-Куяи был несказанно обрадован успехом балтавара и необычайно возгордился. Опьяненный славой, в общем-то незлобливый, хакан дерзнул даже поднять меч на воинов исламского султана. Но по воле Всевышнего, карающего за чрезмерную гордыню, был наголову разбит в 737 году. Опомнившийся Кук-Куян решил загладить свою вину и объявил газиям, что хочет примирения с султаном и разрешает поэтому своим подданным принимать истинную веру. Тогда приняла ислам часть бурджан, дабы воины султана не разоряли их во время своих походов на хазар, а вот кара-булгары воздерживались по причине нечаянного разграбления газиями их торгового каравана ...
В 745 году Авару представился случай применить оружие и внутри собственной страны против восставших балынцев ...
... В это время как раз умер Кук-Куяи, и хазарским хаканом стал сын Айбата и приемный сын Кук-Куяна Барджиль. Новый хакан весьма обрадовался смуте в Кара-Булгаре и не только не вернул беглецов, но и построил для них город Урус. Точно также и галиджийцы радушно встретили урусов и построили для них на своем озере другой город Урус. Разгневанный Авар послал своего старшего сына Тат-Утяка на север, и тот разрушил Галидж и Урус до основания. Испуганные мятежники бежали еще дальше на север, но спустя некоторое время вернулись и возобновили свои поселения ...
Одновременно с возвращением Тат-Утяка в Кара-Булгар прибыло большое количество са-баров или сабанов, беки которых оказались замешанными в попытке свергнуть Барджиля. Оказывается, он отказался сесть на трон по обычаю из-за боязни быть придушенным и объявил о принятии им веры яхудов ...
... В 759 году, однако, мирная жизнь Мардуана была нарушена. Барджиль, горя жаждой мщения, натравил на булярских бурджан башкортов, и те перешли Джаик ...
... Тат-Угек выехал навстречу башкортам и разбил их благодаря тому, что воины сильного башкортского племени эсегов, называемого нашими азна, атня или азнак, перешли на его сторону. Этим поражением башкортов воспользовался сын Барджиля Булан для объявления отца слабым и последующего свержения его. Захватив власть, Булан велел придушить отца веревкой.
150
Литература и архивные материалы
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Баранов И.А., 1998. Великая Болгария и Крым: итоги и проблемы изучения// Международная конференция “Византия и Крым”. Севастополь, 6-11 июня 1997 г. Тез. докл. Симферополь.
Бахши И., 1993. Джагфартарихы. Т.1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург.
Бегунов Ю.К., 2002. Ханы Кубрат и Аспарух в своде булгарских летописей XVII в.// Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 14. Седьмые Державинские чтения “Современные и исторические проблемы болгаристики и славистики”. 4.1. 11-16 марта 2002 г. СПб.
Гадло А.В., 2002. Проблемы Великой Болгарии// Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 14. Седьмые Державинские чтения “Современные и исторические проблемы болгаристики и славистики”. 4.1. 11-16 марта 2002 г. СПб.
Голб Н., Прицак О., 1997. Хазарско-еврейские документы X в. Москва; Иерусалим.
Коковцов П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л.
Львова З.А., 2001а. Летопись Гази-Барадж тарихы (1229-1246) и ее данные о древних булгарах// Археология восточноевропейской лесостепи. Вып. 15. Средневековые древности евразийских степей. Воронеж.
Львова З.А., 20016. Перещепинская находка в свете данных булгарской летописи XIII в. Гази-Барадж тарихы// Эрмитажные чтения памяти Б.Б.Пиотровского (14/П 1908 - 15/Х 1990). Тез. докл. СПб.
Львова З.А., 2001в. К вопросу о возможных причинах постройки крепости Саркел// Отделу археологии Восточной Европы и Сибири 70 лет. Тез. науч. конф. СПб.
Львова З.А., 2002. “Именник” болгарских царей и Куврат, каган Великой Булгарии// Лев Николаевич Гумилев. Теория Этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции. T.I. СПб.
Львова З.А., 2003. “Газн-Барадж тарихы”. Вопрос о подлинности летописи// АСГЭ. № 36.
Мусииа И.Р., 2003. Древняя Русь в булгарских летописях Бахши Имана “Джагфар Тарихы”// Табов. Йордан. Когда крестилась Киевская Русь. СПб.
Нурутдинов Ф.Г.Х., 1993а. Несколько слов о своде// Бахши Иман. Джагфар тарихы. Т. 1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург.
Нурутдииов Ф.Г.-Х., 19936. Краткий словарь средневековых булгарских географических названий и терминов, встречающихся в “Джагфар тарихы”. (Составлен на основе выписок из полного текста “Джагфар тарихы” и содержит известия утерянных частей свода)// Бахши Иман. Джагфартарихы. Т.1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург.
4ичуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения: “Хронография” Феофана, “Бревиарий” Никифора. Тексты, перевод, комментарии. М.
Summary
Z.A.Lvova (St.Petersburg, Russia)
ONPROBLEM OF SPREAD OF JUDAISM IN KHAZAR CHAGANATE. INCUBATION PERIOD
The paper considers the evidence of the Bulgar chronicle “Gazi-Baradj Tarihy” (XIII c.) that casts light on the initial, incubation period of the spread of Judaism in Khazar chaganate when the new religion had already penetrated the ruling elite, though it did not become national yet. The chagan-Judaists ruling at that time could in some cases be compared to tsars and chagans mentioned in the well-known Arabic and Jewish written sources which enabled us to compile their biographies.
The ruling of the chagan-Judaist Aibat (after 690 till 730/31) can be considered a pinnacle of the initial period of Judaism spread. Aibat came to power by means of a coup d’etat. Contrary to the existing tradition, his wife was
151
not a noble Tengrian, but an adherent of different faith, a Hebrew woman from Bukhara. In the 20s-30s of the VUIth c. Aibat waged war with the Arabs in the Caucasus, and his son Bardjil was his commander-in-chief. The chagan’s grandson Boulan carried out a special mission. He spent the treasure obtained in the war with believers of different faith on erection of a shrine, a marquee, a Tabernacle, a luminaire and sacred vessels.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2003 г
152
Э.Е.Кравченко
МУСУЛЬМАНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ СРЕДНЕГО ТЕЧЕНИЯ СЕВЕРСКОГО ДОНЦА И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИСЛАМА В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ
В ХАЗАРСКОЕ ВРЕМЯ
“Скажи: возьму ли я себе покровителем кого-либо другого, кроме Аллаха, создателя небес и земли, Того, кто всем дает пищу, но сам не имеет потребности в пище? Скажи: мне заповедано быть первым из тех, которые покорны Ему, а вам - не быть многобожниками”.
(Коран 6:14. Перевод Г.С.Саблукова)
В 1976, 1978 гг на могильнике, примыкающем к крупному средневековому городищу (Царино), расположенному у с.Маяки Славянского р-на Донецкой обл. (рис.1, 3), вела раскопки экспедиция Артемовского краеведческого музея под руководством С.И.Татаринова. Исследования 1976 н 1978 гт носили охранный характер, т.к. основной их задачей было изучение участка древнего кладбища, который шел под снос в результате сооружения фильтраторной станции и отстойников п/о “Укрпромводчермет”. К моменту начала раскопок значительная часть площади могильника была уже сильно повреждена (Копыл А.Г. и др., 1990, с.53). Земляными работами был уничтожен верхний слой грунта, в результате чего исследователи расчистили лишь нижние части ям - щелевидные камеры, в которых лежали кости погребенных (Копыл А.Г. и др., 1979). В целом, на участке, раскопанном в 1976 и 1978 гг, было исследовано 104 захоронения, средн которых выделялись 3 группы: “1 — погребения по классическому зливкинскому обряду с очень бедным инвентарем”, 2 - мусульманские погребения, 3 —“погребения жертв военного разгрома городища” (Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989, с.52). Авторы раскопок относили все эти группы к хазарскому времени. Мусульманские погребения они датировали сер.IX в. (Копыл А.Г. и др., 1979, с.346; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1979; Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989, с.53; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.57-58). Таким образом, впервые было заявлено о наличии в
среднем течении Северского Донца салтовских раннемусульманских кладбищ.
Вопрос о времени функционирования мусульманского могильника Царина городища поднимался неоднократно. Это вполне понятно, поскольку безынвентарные кладбища вообще с трудом поддаются датировке. Так, В.К.Михеев в своей книге считал, что мусульманский могильник 4 относится к позднему этапу существования Царина городища - к XIII-XIV вв. (Михеев В.К., 1985, с. 18). В дальнейшем он все же склоняется к датировке этого объекта хазарским временем (Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989, с.52-53).
В 1988-1989 гт под угрозой затопления оказался крупный участок могильника, расположенный к северу и западу от раскопов 1976, 1978 годов. Это дало основание к возобновлению исследований памятника, которые велись экспедицией под руководством М. Л.Швецова. Раскопками 1988-1989 гг была вскрыта площадь около 1,5 тыс. м2. На ней, кроме прочих, исследовано 47 мусульманских погребений. Абсолютное большинство могил на изучаемом участке не было повреждено, что позволило сделать ряд ценных стратиграфических наблюдений. Раскопки еще раз подтвердили точку зрения о наличии здесь нескольких могильников. Один из них был представлен безынвентарными салтовскими трупо-положениями, другой - салтовскими погребениями с кремацией, третий - мусульманскими могилами. Если считать неглубокие погребения с “фрагментированными скелетами” (у АТКопыла и
С.И.Татаринова — погребения 4 типа) (Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.55) отдельным кладбищем, то на этом участке находилось четыре кладбища.
Почти все мусульманские захоронения располагались компактной группой, рядами, вытянутыми вниз по склону отрога Ложникова Яра. Могильные ямы этой группы прорезали верхний слой, содержащий материалы салтово-маяцкой культуры. Зафиксировано два случая прямой стратиграфии, когда мусульманские погребения разрушили салтовские комплексы с кремацией. В заполнении двух могильных ям, наряду с обломками посуды и предметами хазарского времени, попавшими туда из верхнего слоя почвы (содержащего смытую с городища керамику, кости и предметы салтово-маяцкой культуры), встречены фрагмент золотоордынского красноглиняного керамического сосуда, покрытый прозрачной зеленой поливой, и фрагмент золотоордынского кирпича. В целом, кости мусульманских погребений имели лучшую сохранность, чем костные остатки в могилах, расположенных на этом же участке кладбищ хазарского времени (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а, с.23).
Отсутствие повреждений на исследуемом участке позволило проследить конфигурацию могильных ям. “Узких щелевидных ям”, описанных А.Г.Копылом и С.И.Татариновым (Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1979, с.268; 1990, с.53), обнаружить не удалось. Погребальные сооружения мусульманского кладбища были представлены ямами с прямыми стенками (ширина 50-70 см не позволяет назвать их “щелевидными”), ямами с заплечиками вдоль длинных сторон и подбойными могилами (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а, с.23; Ход-жайовТ.К., Швецов М.Л., 1992, с.75).
При этом следует обратить внимание на такие факты. На мусульманском могильнике Ца-рина городища количество погребений, имеющих отклонения от основных канонов мусульманской обрядности, достигает более 30% от общего числа могил. В основном они выражаются в повороте лицевой части черепа погребенного вверх или к северу. Довольно часто встречается расположение рук умерших в верхней части корпуса. Они сложены на груди, животе или помещаются в районе ключиц погребенного (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1989; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.60-63). Подобное положение рук также не является характерным для мусульманской обрядности. Отдельные ранние могильники, где руки в верхней части корпуса располагаются часто (например, на II Билярском некрополе) (Халикова Е.А., 1986, с.80), представляют, ско
рее, исключение, чем правило. Так, Е.А.Халико-ва, описывая группу погребений XII раскопа в Биляре, воспринимает подобное положение рук не иначе, как отклонение от мусульманской обрядности, вызванное “притоком в Биляр нового населения, у которого исламская обрядность еще не укоренилась окончательно” (Халикова Е.А., 1967, с. 148). Она же обращала внимание на нестабильное положение рук в ранней группе погребений Танкеевского могильника (Халикова Е.А., 1986, с.58). Могильник Бабий Бугор, на котором, наряду с прочими отклонениями, часто наблюдается размещение рук погребенных в верхней части корпуса, в том числе и на грудной клетке, Е.А.Халикова считала христианским (Халикова Е.А., 1978, с.211; сравните: Ефимова А.М., 1974, с.28; Газимзя-нов И.Р., 2002, с.132-136). В целом, такое расположение рук в самом деле характерно для кладбищ, на которых прослеживается влияние христианской погребальной обрядности. Так, руки в верхней части корпуса фиксируются в погребениях христианских могильников хазарского времени в Крыму (Баранов И.А., 1990, с.118-120; Майко В.В., 2003, с.96-97). Подобное положение рук часто наблюдается в погребениях древнерусского времени в Поднепровье (Максимов Е.В., Петрашенко В.А., 1988, с.59-62; Беляева С.О., Кубишев A.I., 1995, с.49-54; Довже-нок В.Й. и др., 1966, с.65-67). Встречается оно на христианском кладбище золотоордынского Бодянского городища (Полубояринова М.Д., 1978, с.76-77, рис. 15). Это явление известно и на могильниках, оставленных оседлым постсалтов-ским населением, проживавшим в степи в половецкое и золотоордынское время. Так, руки сложены в верхней части корпуса у значительного количества погребенных на кладбище Саркела - Белой Вежи, часть которых О.А.Артамонова связывала с притоком в город русского населения. В целом, она считала эти погребения могилами населения, находящегося под влиянием христианства (Артамонова О.А., 1963, с.42, 58, 59). Руки сложены в верхней части корпуса во многих погребениях могильника Мартышкина Балка, который содержал и явно христианское погребение (с крестиком) (Масловский А.Н., 1997, с.144; Дмитриенко М.В., 2000, с.220-225). Наблюдается подобное положение рук и на Новохарьковском могильнике, население которого, как нам представляется, могло находиться под влиянием христианства. По мнению авторов раскопок Новохарьковского могильника, материалы этого кладбища “отражают процесс зарождения новых явлений в идеологии, возможно, связанных с распространением ислама” (Винников А.З., Цы-
154
Рис. 1. Расположение городищ и раннемусульманских могильников в среднем течении Северского Донца. ЕЗ - городища: 1 - Райгородское; 2 - Осиянская Гора; 3 — Царино (Маяки); 4 - Сидорово; 5 -Татьяновское; 6 — Святогорское; 7 — Теплинское; 8 - Новоселовское; 9 - Кировское; 13 — Сухая Гомолыиа; 14 — Каменск-Шахтинский.	раннемусульманские могильники: 3 — Царино (Маяки); 4
- Сидорово; 10 — Новолимаревка; 11 — Лысогоровка; 12 — Платоновка.
Fig. 1. The location of hillforts and the early Muslim burial grounds at the Severskiy Donets medium reaches. О — hillforts: 1 - Raigorodskoie; 2 — Osiyanskaya Gora; 3 — Tsarino (Mayaki); 4 — Sidorovo; 5 — Tatiyanovskoie; 6 — Svyatogorskoie; 7 — Teplinskoie; 8 — Novoselovskoie; 9 — Kirovskoie; 13 — Sukhaya Gomolsha; 14 — Kamensk-Shahtinskiy. • — the early Muslim burial grounds: 3 - Tsarino (Mayaki); 4 -Sidorovo; 10 - Novolimarevka; 11 - Lysogorovka; 12 - Platonovka.
бин M.B., 2001, c.102-103). На поздней части могильника Зливки, который М.Л.Швецов считает христианским, руки погребенных также часто размещены в верхней части корпуса. Известны такие захоронения и на мусульманских кладбищах золотоордынских городов Поволжья, где, кстати, процент отклонений от погребальных канонов ислама довольно высокий (Герасимова М.М. и др., 1987, с. 152-153). В очень небольшом количестве подобные погребения встречены и на кладбищах золотоордынского Азака (Волков И.В., 1989, с.9-10; Гудименко И.В., Масловский А.Н., 1994, с.172-174).
Как видим, описанное выше положение рук на мусульманских кладбищах встречается нечасто. Этнографически оно зафиксировано у горных таджиков-нсмаилитов Каратегина и Дарваза (Писарчик А.К., 1976, с. 123), да и то наряду с другими положениями рук. Более характерно оно для христианских могильников или кладбищ,
оставленных населением, ранее исповедывав-шим христианство. Не удивляет, что могилы, в которых погребенные были уложены вытянуто на спине, лицом кверху, с руками, расположенными в верхней части корпуса или сложенными на животе, авторы публикации материалов мусульманского могильника Царина городища охарактеризовали как языческие (правда, со знаком вопроса) (Ходжайов Т.К., Швецов М.Л., 1992, с.77). По нашему мнению, такое определение представляется неверным.
Согласно исламским погребальным канонам, мусульманин не мог быть похоронен на немусульманском кладбище, равно как и не-мусульманин — на мусульманском (Хисматул-лин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.78, Положение 620; Китаб-аль-джанаиз, 1998, с. 18-19). На самых ранних этапах распространения ислама, когда число его приверженцев исчислялось едини
155
цами, погребение мусульманина рядом с иноверцами, по всей видимости, допускалось. Однако на этапе, когда появляются крупные могильники, насчитывающие многие десятки, сотни, а то и тысячи погребений (что, соответственно, предполагает наличие на населенных пунктах больших мусульманских общин), это вряд ли было вероятно. Совместное погребение мусульман и немусульман допускалось в случае массовой гибели людей в результате каких-либо экстремальных событий. Случай, когда в вавилонском городе Текрите (931 г), после погребения большого количества людей, погибших во время наводнения, не могли отличить, где похоронены мусульмане, а где иноверцы, А.Мец в приводит своей книге как исключительное явление, специально отмеченное источником (Мец А., 1996, с.53).
Отклонения от ортодоксальной погребальной обрядности, как правило, были обусловлены наличием пережитков более ранних верований. На Сидоровском могильнике 1, о котором будет рассказано ниже, это пережитки салтов-ской погребальной обрядности. На мусульманском же кладбище Маяки мы видим влияние обрядности, представленной на поселениях XI-XIII вв., оставленных постсалтовским населением степей. О присутствии этого населения на памятнике свидетельствует тот факт, что часть археологического комплекса у с.Маяки (поселение на берегу Северского Донца) активно функционировала в течение XI-XIV вв. (Кравченко Э.Е., 2000). Известны на золотоордынской части Царина городища и находки предметов христианского культа (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1995; Шамрай А.В., 1995). Часть этого населения могла в золотоордынское время принять ислам. Вполне возможно, что именно этой группе могут принадлежать могилы на мусульманском кладбище с не характерным для исламского обряда положением рук, а иногда и просто не отличающиеся по своему виду от современных им христианских захоронений.
Все это позволяет с большой степенью уверенности отнести погребения мусульманского кладбища Царина городища (могильник 4, по В.К.Михееву) к позднему этапу существования памятника - к золотоордынскому времени (Швецов М.Л., 19896, с. 55; Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а).
К сожалению, материалы раскопок кладбищ Царина городища (1988-1989 гг) нашли отражение только в докладах (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л.) и ряде публикаций тезисного характера (Швецов М.Л., 19896; Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а, 19906; Ходжайов Т.К.,
Швецов М.Л., 1992). Введение в научный оборот всего объема материалов исследований, вне сомнений, сняло бы многие вопросы, связанные с датировкой этого интересного комплекса.
В 1995 г в короткой заметке идея о наличии в среднем течении Северского Донца мусульманских могильников хазарского времени вновь была поставлена под сомнение (Швецов М.Л., Кравченко Е.С., 1995, с.503-504). Тем не менее, в это время на участке салтовского безынвентарного кладбища Царина городища уже были известны несомненно ранние комплексы. В 1988 г два ранних погребения (№ 5 и № 6), произведенные с соблюдением мусульманских канонов, были раскопаны на салтовском безынвентарном кладбище. Расположение их среди могил салтовского кладбища, отсутствие прямой стратиграфии, состояние костей погребенных, идентичное остеологическому материалу салтовского могильника, не оставляло сомнения в том, что указанные погребения относились к хазарскому времени (Швецов М.Л., 1989а, с.10-11). В 1989 г в 300 м к западу от рассматриваемого нами салтовского кладбища, на сильно поврежденном строительными работами останце плато (т.н. “Останец 2”), была расчищена еще рдна группа мусульманских захоронений (Швецов М.Л., Кравченко Э.Е., 1991, с.30-33, табл.46, погребения 1-14). Большинство их было произведено в ямах с заплечиками. Наиболее вероятно, что этот могильник также относился к раннему, салтовскому, периоду истории городища.
В 1994, 1996-1997 гг производились археологические исследования мусульманского кладбища, входящего в Сидоровский археологический комплекс, расположенный в 5 км выше по течению р.Северский Донец от с.Маяки (рис.1, 4). Кладбище примыкало к посадской части крупного городища, общая площадь которого вместе с посадом составляет не менее 120 га. Исследования были начаты археологической экспедицией Донецкого областного краеведческого музея под руководством А.В.Колесника. В 1994 г было расчищено 4 погребения. В дальнейшем раскопки велись отрядом этой же экспедиции под руководством автора данной статьи. Результаты исследований 1994, 1996-97 гг были опубликованы (Кравченко Э.Е., 1998; Кравченко Э.Е. и др., 1998). В 2003 г в связи с разрушением ряда участков данного кладбища исследования на нем возобновились. В целом за четыре сезона работ на могильнике № 1 Сидоровского археологического комплекса было вскрыто 204 погребения (рис.2).
Раскопки различных участков кладбища показали, что захоронения на нем располагались
156
рядами, вытянутыми вниз по склону (рис.2). Абсолютное большинство могил были ориентированы длинной осью по линии запад - восток с отклонением к северу, достигающем 30-35° (рис.2; 4; 6; 7). Реже могилы были ориентированы строго запад-восток или имели отклонение к югу (рис.6, 1). Известно, что в мусульманской обрядности большое внимание уделяется направлению лица погребенного на кыблу (Ислам, 1991, с.136-137). При этом очень важным представлялось точное вычисление направления на святыни ислама с различных участков обширных территорий, населенных мусульманами (Ислам, 1991, с.257). Так, уже в ранних мусульманских географических сочинениях специальные главы посвящены тому, где находится кыбла по отношению к той или иной территории (Ибн-Хордадбех, 1986, с.55-56). Для определения этого служили разнообразные приспособления, начиная от несовершенных приборов типа гномона (Искусство ислама, 1990, № 19) и заканчивая сложными астролябиями. На окраинных территориях исламского мира ориентировка могилы иногда определялась просто “на глаз” (Халикова Е.А., 1986, с.48, 63, 80). Общиной, которая оставила Сидоровский могильник, были допущены существенные отклонения от направления на кыблу. Учитывая факт, что угол ориентировки могильных ям близок сезонным отклонениям на могильниках с немусульманским обрядом погребения, можно предположить, что установление их ориентировки производилось по солнцу.
Несмотря на большое количество могил, сконцентрированных на относительно небольшой площади, случаи прямой стратиграфии на мусульманском кладбище единичны. Пока обнаружен лишь один участок (раскоп 11), на котором имеются стратифицированные комплексы. Он расположен на западной окраине могильника, где некрополь практически примыкает к жилой части памятника. Кроме всего прочего, в раскопе 11, как и в соседнем раскопе 2 (1997 г), наблюдается очень высокая густота погребений. Здесь могилы иногда располагались на расстоянии 0,1-0,5 м друг от друга. Наряду с вышесказанным, привлекает внимание еще одна деталь. В раскопе 11 детские захоронения составляют 70% от общего количества погребений. Большинство детских погребений (53%) было обнаружено и в раскопе 2.
Совершенно иная ситуация наблюдается в раскопе 1 (1996 г) и в погребениях, расчищенных на восточной, северной и южной окраинах кладбища. Если в раскопе 1 детских погребений относительно немного (27,6%), то на окраинах они во
обще единичны. Здесь основная часть представлена захоронениями взрослых. На восточной же окраине кладбища детские захоронения практически полностью отсутствуют. По нашему мнению, таким образом, фиксируются ранняя и поздняя части могильника. Наиболее вероятно, что некрополь рос с запада на восток, от жилой части поселения. Причем в первую очередь использовался западный склон холма. В дальнейшем же захоронения стали производить к югу, северу и востоку от указанного участка. В пользу такого предположения свидетельствует как высокая густота захоронений в западной и центральной частях кладбища, так и наличие здесь очень высокого процента детских погребений. Последнее говорит о нормальном функционировании памятника на том этапе его истории, когда хоронили на этой части могильника. Высокая смертность в раннем возрасте была в средние века обычным явлением, таким образом, большое количество детских могил не является свидетельством какой-то эпидемии, уничтожившей исключительно детей. По всей видимости, западная часть могильника являлась ранним участком, что и привело к очень высокой густоте погребений на нем. Подобную картину можно наблюдать и на современных сельских (да и не только сельских) кладбищах, имеющих очень высокую плотность захоронений в центральной своей части и значительно меньшую дальше от центра.
Показательно, что О.А.Артамонова, указывая на очень малый процент детских погребений на поздней части могильника Саркела - Белой Вежи, писала, что для захоронения детей, по всей видимости, использовался отдельный участок кладбища, который не был ею раскопан (Артамонова О.А., 1963, с.48, 50). Если предположение, высказанное О.А.Артамоновой, верно, то здесь основную роль играли соображения не конфессионального порядка, т.к. она указывала, что значительная часть погребений могильника Белой Вежи несет сильное влияние христианства. Вполне вероятно, что обычай отводить для детских погребений определенный участок на кладбище (если такой существовал) мог быть характерен для каких-то групп степного населения хазарского времени. В дальнейшем он мог быть воспринят в более поздний период их потомками — пестром в этническом плане населением Белой Вежи. Не исключено, что подобный участок, отведенный для захоронения детей, был исследован раскопами 2 и 11 на раннемусульманском могильнике 1 Сидоров-ского археологического комплекса.
Вполне вероятна и другая трактовка указанного явления. Известно, что раскопками была вскрыта далеко не вся площадь беловежского клад
157
бища. При этом О.А.Артамонова писала, что у очень большого процента погребенных фиксировались следы различных заболеваний. Мало того, многие иэ скелетов несли следы насильственной смерти. Вполне возможно, что малый процент детских погребений на раскопанном участке Белой Вежи объясняется очень низким жизненным уровнем ее жителей. В противном случае трудно понять, почему часть детских захоронений как Беловежского, так и Сидоровского могильников располагалась в общих рядах с погребениями взрослых. Вполне вероятно, что на Беловежском кладбище были раскопаны участки, где хоронили в те периоды, когда жизнь населения этого пункта отличалась нестабильностью.
Таким образом, большая густота и большое количество детских погребений на территории раскопов 2 и 11 Сидоровского раннемусульманского некрополя могут свидетельствовать в пользу того, что здесь находился один из самых ранних участков кладбища. Не удивительно, что случаи прямой стратиграфии зафиксированы именно на этой его части. Причем в одном случае погребение 194 (в котором скелет был уложен лицом вверх, что делает его практически неотличимым от безынвентарных салтовских погребений), было прорезано погребением 173, в котором ребенок был уложен с соблюдением всех канонов мусульманской погребальной обрядности. В другом же случае ямы двух мусульманских погребений 197 и 188 практически соприкасались углами.
Очень низкий процент детских захоронений на северной и южной частях кладбища, отсутствие их на восточной части могильника — все это вряд ли свидетельствует о повышении жизненного уровня на позднем этапе истории городища. По нашему мнению, напротив, этот факт говорит о процессе вымирания жителей населенного пункта, обусловленном, скорее всего, повышенной военной угрозой в последний период его истории. В пользу этого говорят следы смертельных травм на черепах некоторых погребенных на восточной части могильника 1, а также отдельные находки на территории собственно городища, о которых будет сообщено ниже.
Малое количество случаев прямой стратиграфии на могильниках Сидоровского археологического комплекса, по всей видимости, обусловлено тем, что на поверхности могилы как-то обозначались. В качестве таких отметок могли служить глинистые вымостки (рис.6, 2; 7, 2), зафиксированные над некоторыми погребениями (Кравченко Э.Е. и др., 1998, с. 118, рис.5, Г, 6,4; 7,1), или какие-либо иные знаки, которые, наиболее вероятно, были сделаны из дерева.
Обломков от надмогильных плит, обнаруженных на кладбище золотоордынского Азака (Волков И.В., 1989, с.7-11) или известных в находках золотоордынского времени на Северском Донце (Си-билев Н.В., 1926, с.10, табл.ХЬ, 3) и Приазовье (Миллер А.А., 1911), найдено не было. Собственно надмогильные плиты, по-видимому, не были характерны для раннемусульманских кладбищ Восточной Европы. Так, надгробий не обнаружено на раннемусульманских некрополях Волжской Болгарии (Халикова Е.А., 1986, с.97). В то же время они широко распространены на этой территории в XIII-XIV вв. (Хакимзянов Ф.С., 1978, с.25). Более ранним временем (XI в.) датируются каменные надгробия Дагестана. Вначале они появляются в р-не Дербента, откуда распространяются по территории Северного Кавказа. Тем не менее, даже самые ранние из дербентских надгробий относятся к более позднему периоду, чем раннемусульманские кладбища среднего течения Северского Донца (Шихсаидов А.Р., 1984, с.322-324).
Практически единственным видом погребального сооружения на могильнике № 1 Сидоровского археологического комплекса является яма с заплечиками (рис.З, а, в, г; 4; 6; 8; 9). Из 204 раскопанных на нем захоронений только 2 (погр.№ 71 и № 195) (оба детские) были произведены в ямах с подбоем (рис.З, б). Во всех случаях подбой производился в южной стенке погребальной камеры. Обращает внимание высокий процент погребений (90% от общего числа), совершенных с соблюдением основных норм мусульманского обряда. На уровне заплечиков камеры могил имели досчатое перекрытие. В абсолютном большинстве случаев оно продольное или поперечное (рис.З, д, е; 4, 2; 6, 2, 3; 7, 1, 2). Тем не менее, встречаются и более сложные типы. Так, изредка присутствует комбинированный вариант, когда на две поперечные лаги, лежащие на заплечиках, укладывались продольные доски (рис.З, ж). Для этого в заплечиках вырезались специальные пазы, в которые вставлялись лаги (рис.6, /). Благодаря этому доски лежали на одном уровне с заплечиками и плотно закрывали погребальную камеру, препятствуя попаданию в нее земли. В одном случае (погр.53) камера могилы имела двускатное перекрытие (рис.З, з; 7, 3), близкое по виду перекрытиям отдельных гробов на кладбище Саркела - Белой Вежи (Артамо-новаО.А., 1963,с.110,132,134,151,152,170,рис.32, 77). Отличием являлось то, что в этом погребении не было гробовища, роль которого выполняли стенки могильной камеры. В данном случае доски перекрытия нижним своим краем опирались о заплечики, а верхним о горизонталь
158
ный брус, вставленный в восточную и западную стенку могильной ямы. Остатки этой конструкции, просевшей в камеру, лежали на костях погребенного (рис.7, 5).
В погребальных камерах некоторых могил были установлены деревянные гробовища - рамы без дна (рис.З, и; 6, 2, 3; 9, 2). Подобные им встречены на могильниках хазарского времени, расположенных на Дону, Северском Донце и Осколе: Покровском (Плетнева С.А., 1967, с.92), Волоконовском (Плетнева С.А., Николаенко А.Г., 1976), Дмитриевском (Плетнева С.А., 1989, с.255, рис. 115, 1), Нетайловском (Жиронкина О.Ю., Цитковская Ю.И., 1996,с.354-355), Красногоров-ском, Червоная Гусаровка (Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001, с.2П, рис.З, 7; 7). Есть они и на кладбищах Крыма (Тепсень, Кордон-Оба) (Баранов И.А., 1990, с.74,81-82, табл.1-2, рис.З, 7), и в Поволжье (Болыпетарханский и Танкеев-ский могильники) (Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964).
Около 10% погребений имеют отклонения от норм мусульманской обрядности (рис.4; 9, 3, 4). Среди них - поворот лицевой части черепа погребенного вверх или к северу, следы разрушения скелетов. Погребения с нарушенными скелетами единичны. Поэтому определить, было ли нарушение анатомического положения костей скелета связано с какими-то обрядовыми процедурами, производившимися с останками умершего, на имеющемся в распоряжении материале затруднительно.
Интерес представляет наличие в отдельных могилах вещей. Они очень важны для датировки кладбища. Так, в заполнении ям двух погребений (45 и 135) (рис.5, 2, 3) были встречены фрагменты керамики салтово-маяцкой культуры. В погребении 28, которое, в целом, не отличалось от языческих захоронений могильников Зливкинского типа, слева от черепа умершего стояла чернолощеная кубышка (рис.4, /; 9, 4\ 5, 7). В погребении 190 в районе тазовых костей находился не бывший в использовании абразив (рис.4, 2; 5, 4). Особенно интересна находка в детском погребении 169. Предметы - черная пастовая бусина, инкрустированная желтыми глазками (рис.5, 6), крупный бубенчик (рис.5, 5) и три змеевидных подвески-амулета (рис.5, 7), вырезанных из тонкой медной пластины, находились за затылочной костью почти полностью разложившегося черепа ребенка, который, судя по положению зубов, был развернут лицевой частью к югу (рис.4, 3). Близкие аналоги подобным предметам (за исключением подвесок) присутствуют на памятниках салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А., 1989, с. 107, 111, рис.58). Фактически указанные
предметы представляют собой набор амулетов, близкие которым фиксируются и ныне у некоторых тюркоязычных народов. Так, у туркмен и других народов Средней Азии сильнейшим средством от сглаза считались черные бусы с белыми глазками; очень сильными амулетами являлись изображения змеи, которые делались из пестрой ленты, и бубенцы, звон которых должен был отгонять злых духов. Обычно подобные амулеты нашивались на головной убор ребенка (Васильева Г.П., 1986, с.184,190, рис.1). Трудно сказать, находились ли в нашем случае амулеты на головном уборе. Факт расположения их в районе затылочной части черепа погребенного ребенка может свидетельствовать и в пользу того, что они могли являться деталями накосника. Так или иначе, их смысловая нагрузка при этом не меняется.
Находки в погребениях отдельных вещей и деталей одежды известны на раннемусульманских могильниках (Халикова Е.А., 1986, с.58; Казаков Е.П., 1978, с.61). В этом отношении кладбище 1 Сидоровского археологического комплекса, в котором из 204 погребений встречено всего три могилы, содержащих вещи, является даже слишком ортодоксальным.
Не удивляет и наличие сосуда в погребении 28. Так, керамическая кружка встречена даже в одной из могил (погр.№ 4) на раннемусульманском кладбище Дербента, погребения которого, в общем, отличаются выполнением основных требований мусульманской погребальной обрядности (Кудрявцев А.А., 1985, с. 126).
Подобные отклонения, по всей видимости, связаны с пережитками языческих воззрений в среде населения недавно принявшего ислам. Употребляя выражение “пережитки языческих воззрений”, уместно коснуться точки зрения И.Л.Измайлова, по мнению которого отклонения от обрядности правильнее было бы назвать местной особенностью джаназы, т.е. мусульманского погребального обряда (Измайлов И.Л., 2002, с.64-65). В целом с тезисом И.Л.Измайлова, что отличия в мусульманской погребальной обрядности на различных территориях были связаны с обычаями, существовавшими на этих землях в домусульманский период (Измайлов И.Л., 2002, с.61), можно согласиться. При этом представляется, что в случае, когда ислам принимали язычники, характерные черты “местной особенности джаназы” вполне могут являться чертами именно языческой обрядности.
Обращает на себя внимание стабильное положение рук погребенных на Сидоровском могильнике 1. В подавляющем большинстве случаев они находятся в нижней части корпуса, что сближает
159
указанные погребения с могилами мусульманских некрополей Биляра (Халикова Е.А., 1967). Если же касаться захоронений, имеющих отклонения от исламского погребального обряда, то по положению погребенного они практически не отличаются от могил других безынвентарных (немусульманских) салтовских кладбищ. В публикации материалов могильника 1 эта группа погребений рассматривалась, как захоронения людей недавно принявших новую веру, которых родственники погребли как мусульман, на мусульманском кладбище, но с соблюдением отдельных элементов старых погребальных канонов (Кравченко Э.Е. и др., 1998, с. 133). Могильник 1 Сидоровского археологического комплекса был отнесен авторами публикации ко 2-й пол.1Х - X в. Однако для уточнения его датировки требовались раскопки самого памятника, жителями которого это кладбище было оставлено.
В 2000 г экспедицией под руководством автора данной статьи были начаты исследования Сидоровского городища. Раскопки, которые в течение полевых сезонов 2000-2003 гг производились как на территории городища, так и на прилегающем к нему участке посада, существенно дополнили данные о памятнике и позволили уточнить датировку его мусульманских кладбищ. Результаты исследований Сидоровского городища частично опубликованы (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001). Материалы раскопок 2001-2003 гг, публикуются в данном сборнике.
В 2000 г на склоне Среднего Яра, разделяющего территорию памятника на две части, производились исследования еще одного мусульманского кладбища - могильника 2. В связи с тем, что данный объект расположен на территории современного населенного пункта, раскопки его ограничились вскрытием небольшого участка. Тем не менее, многолетние наблюдения за склоном, на котором располагалось кладбище, позволяют сделать вывод, что могильник 2 по своим размерам не уступал могильнику 1. В 2000 г на нем было вскрыто 11 погребений. Как и на первом кладбище, могилы были вытянуты рядами вниз по склону. Все погребения произведены в ямах с заплечиками, со строгим соблюдением основных норм мусульманской погребальной обрядности. Особый интерес представляет тот факт, что ряды могил кладбища 2 подходили вплотную к хозяйственным сооружениям жилой части памятника. При этом не наблюдалось ни одного случая
прямой стратиграфии, а ряд могил, подошедший к хозяйственной яме, на ней оборвался. Вышесказанное свидетельствовало об одновременности хозяйственных сооружений и мусульманских погребений могильника 2, а соответственно, и близкого ему могильника 1.
Следует отметить, что во всех раскопах, которыми на Сидоровском городище была вскрыта площадь более 2500 м2, фиксировался тонкий культурный слой (до 25-30 см). Среди обнаруженных комплексов (11 котлованов построек, 55 хозяйственных ям, 2 гончарных горна) не было прослежено ни одного случая прямой стратиграфии. Исключение составляют лишь раскопы 9-10 (2003 г), разбитые на участке, расположенном на большом расстоянии от описываемых кладбищ, в пределах линии укреплений. Именно здесь были обнаружены ранние слои городища.
На крупном участке (общая площадь до 1500 м2), вскрытом практически сплошной площадью (расстояние между раскопами 2, 5, 7 не превышало 10 м), планиграфическое расположение комплексов свидетельствует, что исследованные здесь сооружения представляют единую группу построек и хозяйственных ям, существовавших на протяжении небольшого промежутка времени1. Наиболее вероятно, он не превышал длительность жизни одного поколения. В пользу этого говорит и археологический материал, содержащийся в заполнении котлованов помещений и хозяйственных сооружениях.
Во всех археологических комплексах, расчищенных на городище (кроме раскопов 9 и 10), находки близки и представлены в основном керамикой и иногда костяными и железными изделиями.
Монет обнаружено немного. Все они найдены в подъемном материале на южной части городища, в пределах линий укреплений. Среди них — солид Константина V (741-775 гг), идентичный солиду из Славянского клада на Кубани (Semenov A.L, 1994, р.83, fig.2, 2), две половинки табаристанских(?) драхм, 1 целый и 4 обломка аббасидских дирхемов (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.249-250, рис.35,1-7), фрагмент (1/4 часть) медной монеты (фельса) (передан для определения в 1999 г А.И.Семенову). Обломок дирхема был найден и при раскопках В.К.Ми-хеева в 1971 г (тоже в подъемном материале) (Михеев В.К., 1985, с. 19). Еще одна половинка дирхема была найдена, а затем утеряна местными крае
1 См. иллюстрации в данном сборнике в статье Э.Е.Кравченко, В.В.Мирошниченко, А.Н.Петренко, В.В.Давыденко. Исследования археологического комплекса у с.Сидорово (по материалам экспедиций 2001-2003 гг).
160
ведами. Все эти монеты относятся к раннему периоду истории городища, и могут свидетельствовать о функционировании во 2-й пол.УШ -IX в. в той части памятника, где они были найдены. На этом участке были заложены пять раскопов (раскопы 3,4,6,9-10 и 12). Ранние слои, и то с небольшим количеством материала, были прослежены лишь в раскопах 9 и 10.
Оба мусульманских кладбища прилегают к той части памятника, где монеты в подъемном материале не встречались. Керамика, происходящая из расчищенных здесь комплексов, представлена почти исключительно гончарной посудой. Из лепных сосудов часто попадаются лишь обломки груболепных пифосов и жаровень. Кроме них, найдено до 10 маленьких сосудиков, фрагменты 3 лепных горшков и 2-3 лепных котлов, один из которых имеет близкий аналог в Роганинском комплексе (Колода В.В., 2001, рис.4,9).
Основную часть керамики (более 50%) составляют фрагменты гончарных кухонных горшков. Среди них есть как маленькие сосудики, так и горшки средних и крупных размеров, вплоть до обломков корчаг. Орнаментация их однообразна - полосчатое рифление по корпусу, иногда дополненное поясом многорядной волнистой линии или косых оттисков гребенчатого штампа на плечиках. Довольно часто встречается зональное рифление корпуса. В качестве примесей в тесте основной части горшков применялся хорошо просеянный мелкозернистый песок. Вероятно, в связи с этим в происходящей с памятника коллекции имеются крупные сосуды с довольно тонкими стенками. Иногда в качестве отощающей добавки использовались мелкие кусочки мела. Примесь крупнозернистого песка фиксируется на единичных фрагментах. Горшки различаются между собой и по профилировке. Наряду с сосудами с яйцевидным корпусом, встречаются горшки, имеющие приземистые пропорции. Их большинство. Иногда венчик горшков имеет усложненную профилировку: его тонкий край слегка загнут внутрь. Гончарные клейма встречаются редко. Большинство их представлено одной разновидностью - крест, заключенный в двойной круг. Значительная часть этих клейм была обнаружена в заполнении котлована постройки гончарной мастерской, исследованной в раскопе 2 и в ямах прилегающих к ней горнов, что дало основание связать их с продукцией этой мастерской (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.236-237, рис.34, 4). Интерес представляет факт, что одно из таких клейм присутствует на донышке маленького лепного сосудика. Последнее свидетельствует, что и лепные сосудики, обнаруженные на памятнике, могли изготавливать
ся гончарами, а не являться продуктами домашнего производства. Прочие виды клейм представлены единичными экземплярами, обнаруженными в подъемном материале (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, рис.44). В хоз. яме 3 раскопа 1 (2000 г) найден горшок с клеймом, имеющим прямые аналоги на днищах сосудов из Роганинской мастерской (Колода В.В., 2001, рис.4, 6). Дно горшков часто имеет небольшой кольцевой валик по краю. Подобные клейма, равно как и усложненный профиль венчика, а также кольцевой выступ по краю дна горшка присутствуют на керамике Балкано-Дунайской культуры (Kozlov V.I., 1990, Taf. 1,4; 6, 8; 6, 4; 4, 2). В целом, описанная выше керамика в рамках салтово-маяцкой культуры имеет довольно поздний облик.
Лощеная керамика представлена фрагментами кружек, кувшинов, кубышек, шарообразных сосудов с петлевидной ручкой. На ручках некоторых небольших кувшинов имеется архаичная деталь - уплощенный налеп круглой формы (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.242, рис.21, 2). Наряду с ними в незначительном количестве встречены двуручные и трехручные кувшины и сероглинянные пифосы. В целом же, крупные сосуды единичны, в отличие от материалов раскопов 9-10, где в слое свалки, относящемся, судя по всему, к раннему периоду истории памятника, наряду с обломками керамических фляг крымского производства, было встречено довольно большое количество фрагментов серолощенных пифосов, корчаг и, возможно, двухтрехручных кувшинов.
В плане датировки обращает внимание наличие в керамическом комплексе Сидоровского городища гончарных и лепных крышек с высокими цилиндрическими ручками (рис. 12, 1-7). Иногда их внешняя поверхность имеет черный цвет за счет специального обжига, применяющегося при производстве лощеной керамики. В двух случаях (рис. 12, 6-7) ручки крышек орнаментированы полосчатым рифлением. Внешняя поверхность самих крышек украшена кольцевыми поясками параллельных линий, нанесенных гребенчатым штампом при вращении предмета, пальцевыми вдавлениями по краю, наклонными радиально расходящимися от центра насечками (рис. 12,1, 3, 4). Необожженные полуфабрикаты таких ручек с частями крышки были найдены в заполнении горна 2 в 2000 г (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, рис.21, 6). Подобные крышки редко встречаются на памятниках салтово-маяцкой культуры, где они представлены, в основном, другой разновидностью (Плетнева С.А., 1959, с.230,рис.14, 15-20). Тем не менее, согласно сообщению
161
Т.А.Хлебниковой, среди керамики Саркела ею была обнаружена ручка крышки рассматриваемого нами типа (Хлебникова Т.А., 1984, с.95). Этот тип хорошо представлен в керамике Волжской Болгарии, где он относится к нач.Х в. (Хлебникова Т.А., 1984, с.95, 98, рис.28, 9-11). Наличие крышек с высокой ручкой среди материалов салтовского памятника представляет существенный интерес. В целой, они не характерны для керамики салтово-маяцкой культуры. Находка только одного обломка ручки от крышки этого типа среди многочисленных материалов Саркела, по нашему мнению, только подтверждает этот вывод.
Исследователи древностей Волжской Болгарии рассматривали датировку и происхождение данной категории материала по-разному. А.Х.Ха-ликов связывал эти крышки, “не имеющие аналогов в салтово-маяцкой культуре”, со средневековой керамикой Хорезма (джетыасарская культура) и поселений городского типа Южного Казахстана (Халиков А.Х., 1976, с.45, рис.12). Т.А.Хлеб-никова, напротив, считала крышки с высокими вертикальными ручками формой, восходящей “к крышкам кочевнической группы керамики салтово-маяцкой культуры” (Хлебникова Т.А., 1984, с.95,98). В качестве аргумента она приводила вышеупомянутый факт наличия в Саркель-ских материалах обломка от такой крышки. В целом же, датировала она указанные крышки более широкими хронологическими рамками, чем А.Х.Халиков, считая, что они существовали в продолжение всего домонгольского и раннезолотоордынского времени (Хлебникова Т.А., 1988, с.95, 97, рис.71,21-24).
Компромиссной точки зрения придерживается Н.А.Кокорина. Она указывает, что уже во 2-й пол.Х! в. в керамике Биляра количество крышек с высокой ручкой уменьшается в 10 раз. Собственно и до этого времени рассматриваемые крышки составляли, по подсчетам А.Х.Халикова, очень небольшую в процентном отношении группу - всего 0,03% от общего количества посуды. К концу домонгольского времени, по мнению Н.А.Кокориной, данный вид крышек полностью исчезает (Кокорина Н.А., 2002, с.72-73).
Особый интерес представляет тарная керамика, составляющая до 35-40% от общего числа обнаруженных на памятнике фрагментов посуды. Абсолютное большинство ее представлено обломками так называемых причерноморских амфор, причем ряд экземпляров частично или полностью реконструируется (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.244-246, рис.24-26; 45, 2). Абсолютное большинство амфор - небольшие сосуды (высотой 45-48 см, при наибольшем диа
метре до 25 см) с узким невысоким горлышком. Венчик обычно завершается валикообразным утолщением, реже имеет фигурную профилировку. Овальные в плане ручки, с одним или двумя сглаженными ребрами, крепятся на горлышке сразу под венчиком, далее, изгибаясь под прямым углом, опускаются на плечики сосуда. Корпус амфор яйцеобразной, слегка вытянутой формы, покрыт желобчатым рифлением. Оно иногда четко выражено, иногда несколько сглажено, но, в абсолютном большинстве случаев, присутствует (рис. 10, 11). В целом указанный тип сосудов полностью соответствует II типу причерноморских амфор (Якобсон А.Л., 1951, с.332-334; 1979, с.30-32, рис.13, 1-3; Паршина Е.А. и др., 2001, с.76). Амфоры Сидоровского городища в основном отличаются между собой характером керамического теста. Значительная часть их имеет примесь крупнозернистого шамота. Наряду с ними довольно много обломков сосудов с примесью в тесте мелко толченой слюды, мелкозернистого песка или известняка. Стенки таких амфор обычно имеют меньшую толщину, что, однако, не является правилом. Реже встречаются фрагменты небольших тонкостенных амфор с желобчатым корпусом. Полностью удалось восстановить одну амфору этого типа (рис. 10,1). Цвет черепка таких амфор варьирует от серого или желтого цвета до оранжевого. В ряде случаев зафиксировано покрытие внешней поверхности белым или серым ангобом. От остальных амфор указанная группа отличается очень тонкими стенками и высоким качеством обработки поверхности. Обломки таких сосудов не составляют большинства, но в небольшом количестве встречены практически в заполнении всех комплексов, расчищенных на памятнике.
В заполнении помещения 3, наряду с прочими сосудами, найдены фрагменты толстостенной амфоры с песчанистыми примесями в тесте. Она имела вытянутоовальный, практически гладкий корпус (рис. 10, 5). Близкий ей аналог известен на территории Юго-Западного Крыма и отнесен автором раскопок к типу амфор, бытовавших в 1-й трети IX в. (37 класс?). При этом сам аналог был обнаружен в комплексе, датируемом XI в. (Яша-ева Т.Ю., 1999, рис.8,1, с.354).
Кроме описанных, обнаружена небольшая группа обломков толстостенных амфор, сделанных из хорошо отмученного теста без крупных примесей. По общему своему виду и пропорциям они незначительно отличаются от основной группы амфор, встреченных на памятнике. Массивные ручки, как правило, имеют на внешней поверхности двойной валик (рис. 11,5). Цвет этих сосудов колеблется от светло-розового до желтого. Общая вы
162
сота их не известна, т.к. ни одного полностью реконструирующегося экземпляра пока не обнаружено.
Еще одна амфора, отличающаяся от основной группы, была найдена в заполнении хозяйственной ямы 2, расчищенной на склоне городища. Это - тонкостенный сосуд с невысоким горлышком, имеющим валикообразное завершение венчика. Ручки крепятся под венчиком и на плечиках. Корпус укороченный, яйцевидный, гладкий, слега расширенный в верхней части (рис. 11, 6). Тесто, содержащее мелкие примеси, в том числе примесь мелких блесток слюды, имело коричневатый цвет.
Кроме амфор, в подъемном материале и заполнении хозяйственных ям встречены фрагменты высокогорлых кувшинов с плоскими ручками (рис. 11,12-13). Несмотря на то, что их обнаружено сравнительно немного, обломки сосудов этого типа, наряду с амфорами, присутствуют в большинстве археологических комплексов. По своим параметрам найденные на Сидоровском городище кувшины как-будто относятся к типу, датировка которого определяется И.А.Антоновой и группой авторов X-XI вв. (Антонова И.А. и др., 1971; рис.20, а)
В небольшом количестве были обнаружены обломки донышек привозных тонкостенных красноглиняных сосудов малых размеров. В хоз. яме 4 раскопа 2 найдены фрагменты небольшой красноглиняной ойнохои (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, рис.15,5).
Касаясь вопроса о датировке указанного комплекса хочется сразу указать на несколько существенных деталей. Во-первых, выше говорилось, что, несмотря на кажущееся разнообразие тарной посуды, абсолютное большинство ее представляют разновидности амфор т.н. II типа (Паршина Е.А. и др., 2001, с.76). Датировка указанных сосудов определялась авторами по-разному (Зинь-ко В.Н., Пономарев Л.Ю., 1999, с.199; Якобсон А.Л., 1951, с.332-334; 1979, с.30-31; Паршина Е.А. и др., 2001, с.77). Они четко фиксируются на памятниках Восточного Крыма с 1-й пол.IX в., однако, преобладают на них во 2-й пол.IX - 1-я пол.Х в. При этом обращает внимание факт полного отсутствия в заполнении археологических комплексов Сидорова амфор класса 24, датируемых 1-й пол.1Х в. (Романчук А.И. идр., 1995, с.50-52, табл.20-22) и класса 42, появляющихся во 2-й пол.Х в. (Романчук А.И. и др., 1995, с.66-68, табл.28, 33; Майко В.В., 2001, с.119-120). Не обнаружено и амфор с “воротничковым” венчиком, появление которых также относят ко 2-й пол.Х в. (Романчук А.И. и др., 1995, с.68-69, табл.34; Майко В.В., 2001, с. 118; Зеленко С.М., 2001, с.84). С этим
согласуется факт наличия в комплексах фрагментов кувшинов с плоскими ручками, нижняя дата которых, по мнению исследователей, колеблется от начала до последней трети IX в. (Романчук А.И. и др., 1995, с.63-64). Один из фрагментов имеет у основания ручки граффити из точек, близкое представленному на кувшинах, собранных на месте кораблекрушения у пгт.Новый Свет вместе в “воротничковыми амфорами” и амфорами класса 42 (Зеленко С.М., 2001, с.84, рис.6,1).
Как видим, в комплексе материалов Сидоровского городища полностью отсутствуют находки, относящиеся как к 1-й пол.1Х в., так и ко 2-й пол.Х в. При этом имеются материалы, которые могут относиться к нач.Х в. (крышки с высокими ручками). Вышесказанное, по нашему мнению, позволяет отнести комплексы, раскопанные на основной части Сидоровского городища к кон.ЕХ — 1 -й пол.Х в. С этим согласуется и вывод, сделанный В.К.Михеевым по отношению к расположенному в 5 км ниже по течению р.Северский Донец городищу у с.Маяки (Царину городищу). Согласно этому выводу, Царино городище в кон.IX в. было разгромлено и более, как крупный памятник, в хазарское время не существовало (Михеев В.К., 1985, с.23). По нашим данным, в это же время резко вырастает в размерах соседнее с ним Сидоровское городище, бывшее до этого небольшим укрепленным поселением. Вполне возможно, этим ростом оно было обязано переселению на него жителей соседнего населенного пункта. Именно к этому -второму - периоду истории Сидоровского археологического комплекса относятся его мусульманские кладбища. Крупные размеры могильников как будто не согласуются с непродолжительным периодом функционирования городища. Тем не менее, рост размеров кладбищ связан не только и не столько со временем существования могильника, а находится в прямой зависимости и от таких обстоятельств, как количество населения и его жизненный уровень.
Выше указывалось об очень малом проценте детских погребений на южной, северной и восточной окраинах могильника 1. Последнее объяснялось нарушением естественного течения жизни населения городища, которое могло быть обусловлено сложной политической обстановкой. Указанный процесс завершился гибелью населенного пункта, о чем свидетельствуют находки на его жилой части.
Они представлены погребениями, произведенными прямо в культурном слое поселения. О наличии на Сидоровском городище таких погребений сообщал еще В.К.Михеев, исследовавший указанный памятник в 1971 г (Михеев В.К., 1985, с.20).
163
В 2001 г одно такое погребение было расчищено в раскопе 5. Скелет взрослого человека лежал в верхнем слое (-47 см от уровня современной поверхности), который соответствовал культурному слою хазарского времени. Погребенный лежал вытянуто на спине, лицом вверх, головой на запад. Из вещей при нем присутствовала лишь круглая серьга, скрученная из серебряной пластины, которая находилась у левой височной кости. Скелет лежал в непосредственной близости от строений, прямо на жилой части. Обращает внимание характерное положение рук погребенного. Они были вытянуты вдоль туловища и слегка расставлены в стороны. Создается впечатление, что раздутый труп был уложен на жилой части поселения и слегка присыпан землей. Понятно, что это могло быть лишь в том случае, котда на указанном участке жить более не собирались.
Еще один случай зафиксирован в раскопе 13 на восточном склоне городища. На этом участке, расположенном вне линий укреплений, была расчищена врезанная в склон постройка (помещение 11). Столбовые ямы, расположенные посредине западной и восточной стен котлована свидетельствовали, что помещение имело двухскатную кровлю. В засыпке центральной его части и у западной стены на уровне 0,4-0,5 м выше дна встречались находки отдельных человеческих костей: фрагменты черепа, нижняя челюсть, лучевые кости рук, фрагменты костей ног. На дне котлована сохранилась непотревоженной центральная часть скелета (от шейных позвонков до костей таза). Не были сдвинуты с места и плечевые кости рук. Судя по всему, погребенный был уложен на дне помещения, головой на запад вдоль матицы, ногами ко входу и к печи, располагавшихся в восточной части котлована. По всей видимости, первоначально он опирался головой о западный столб постройки. В дальнейшем, вероятно, незасыпанный (или слегка присыпанный землей) покойник стал пищей зверей. Причем параллельно с этим шел процесс разрушения котлована и обвала его стен. О конфессиональной принадлежности этого погребенного судить трудно. Тем не менее, в мусульманской погребальной обрядности подобный случай специально оговаривается: “Если закопать покойника в землю не представляется возможным, можно вместо погребения положить его тело в какое-нибудь строение” (Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.77; Положение 614). Впрочем, подобный обычай существовал и у языческих народов Сибири (Косарев М.Ф., 2003, с. 192). Таким образом, в первой половине (или около середины) X в. Сидоровское городище было разгромлено, в результате чего жизнь на памятнике прекратилась.
Мусульманские могильники хазарского времени известны и ниже по течению р.Северский Донец от рассмотренного нами участка. Так, еще одно кладбище было обнаружено С.И.Татарино-вым у с.Платоновка Артемовского р-на Донецкой обл. (рис. 1, 12). К сожалению, на нем было раскопано всего несколько погребений, что не позволяет получить об этом могильнике какую-либо существенную информацию. Известно, что кладбище прилегает к крупному поселению салтово-маяцкой культуры (Татаринов С.И., Копыл А.Г., 1981).
Особенно интересным представляется факт обнаружения двух раннемусульманских кладбищ на территории нынешней Луганской области. Здесь, на левом притоке Северского Донца -р.Айдар — у с.Лысогоровка Новопсковского р-на (рис.1, 11) во время раскопок протоболгарского могильника К.И.Красильниковым была выделена группа мусульманских захоронений. По его же сведениям “признаки мусульманской обрядности, а также дирхемы” зафиксированы на Новолимаревском могильнике, расположенном на р.Деркул, в Беловодском р-не Луганской обл. (рис.1, 10) (Красильников К.И., 2001а, с.92; 20016, с.320).
Всего на Лысогоровском могильнике в 2001 г было раскопано 55 погребений и 5 кенотафов. Среди них выделялась компактная группа из 35 могил, в которых погребенные были уложены с соблюдением основных требований мусульманских погребальных канонов. Судя по публикациям (Красильников К.И., 2001а, с.91, 92; Красильников К.И., 20016, с.318-320, рис.11,1), по основным деталям обряда эти погребения не отличаются от сидоровских. Они лишены инвентаря. Часть ям имела заплечики, хотя автор публикации сообщает и о наличии ям иной конфигурации. Погребенный укладывался на спине либо с полуразворотом, или разворотом на правый бок. Наблюдается довольно стабильное положение рук, которые располагались в нижней части корпуса: “правая рука обычно вытянута, левая - накостях таза” (Красильников К.И., 20016, с.319). Подобное положение рук, абсолютно преобладающее на Сидоровском могильнике и раннемусульманских кладбищах Волжской Болгарии, вероятно, было связано с пеленанием покойника. В ряде могил имеются деревянные гробовища-рамы. К.И.Красильников применил для них термин “гробы-табуты-ящики”, с чем, по нашему мнению, нельзя согласиться. Судя по приведенному в статье чертежу одного из захоронений (Красильников К.И., 20016, с.319, рис.11,1), гробовища Лысогоровского могильника ничем не отличались от рам Сидоровского могильника 1 и идентичных им рам других салтовских кладбищ, в
164
том числе и языческих. О гробах “ящиках-табутах” пишет и Е.А.Халикова (Халикова Е.А., 1986, с.44). В данном случае имеются в виду гробовища с дном. Иногда термином “табут” обозначались носилки для переноски тела покойника к месту погребения (Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.66-67, 82-87). Такие носилки хранились на кладбище или в мечети, брались на время похорон, а затем возвращались обратно.
В целом же, гробовища в мусульманских погребениях являются скорее исключением, чем правилом. Их обычно применяли, когда яма рылась в неплотном грунте, который мог обрушиться. В результате этого могло быть нарушено одно из требований мусульманского обряда - земля не должна соприкасаться с тлеющим телом. Довольно часто гробовища встречаются на языческих и раннемусульманских кладбищах Волжской Булгарии (Халикова Е.А., 1986, с.40, 44, 56, 63, 64). Есть они и на мусульманских могильниках более позднего времени. При этом, чаще всего, эти гробовища не отличались от тех типов гробов, которые использовались в то или иное время на различных территориях (Халикова Е.А., 1967, с.142-145,рис.83-84; 1986,с.110-111,121, рис.15,17; Орлов Р.С. и др., 1985; Гудименко И.В., Масловский А.Н., 1994, с. 171; Винников А.З., Цыбин М.В., 2001, с.98). Во всех этих случаях, если в наличии гроба не было необходимости, связанной с сыпучестью грунта, в котором была вырыта могила, гробовища являлись местной чертой мусульманской погребальной обрядности, обусловленной влиянием домусульманских традиций.
Та же ситуация наблюдается и на Сидоров-ском могильнике 1. Абсолютное большинство его ям вырублены в твердом мелу — целике, и, тем не менее, в качестве погребального сооружения (в 202 случаях из 204) присутствует яма с заплечиками “шик”, которую рекомендуется применять там, где нет возможности сделать подбой “ляхд”, т.е. в неплотных почвах (Китаб-аль-джанаиз, 1998, с. 14). Мало этого, ряд погребений, наряду с ямами, вырубленными в мелу-целике, имеют гробовища-рамы, идентичные раме, изображенной на чертеже К.И.Красильникова. Таким образом, наличие гро-бовищ-рам, как и большое количество ям с заплечиками, наиболее вероятно являются местными особенностями джаназы. Собственно этот тип могилы имеет очень широкие территориальные и хронологические рамки. Ямы с заплечиками известны в подкурганных погребениях сарматского времени (Ильюков Л.С., 2000, с.101, 104, 105, рис. 11, 1-2). В качестве погребального сооружения они часто встречается в подкурганных захоронениях предсалтовского горизонта (так называемых погребениях с квадратными ровиками) (Флёро
ва В.Е., 2001, с.165; Круглов Е.В., 1992). Употреблялся этот вид погребального сооружения и на грунтовых языческих могильниках салтово-маяцкой культуры (Аксенов ВС., Тортика А. А., 2001, с.211, рис.З; Савченко Е.И., 1986, с.73, рис.3-5).
У народов, исповедующих ислам, яма с заплечиками известна уже в начальный период распространения этой религии. В более позднее время, наряду с ямами с подбоями-ляхдами и ямами с прямыми стенками, “шик” широко распространен на раннемусульманских некрополях Средней Азии и могильниках Золотой Орды. Известен он и по этнографическим материалам (Халикова Е.А., 1986, с.44-45; Хисматуллин А. А., Крюкова В.Ю., 1997, с.91; Китаб-аль-джанаиз, 1998, с. 14). По мнению Е.А.Халиковой, наличие на кладбищах этого типа ям не является свидетельством влияния домусульманских верований. Они могли распространиться и вместе с группами населения, исповедывавшего ислам (Халикова Е.А., 1986, с.45).
Что же касается рам, то присутствие их в раннемусульманских погребениях, по нашему мнению, связан^	’ием на местный мусульманский
погре(	ряд традиций салтовской языче-
ской обрядности, в которой подобный тип гробовища довольно широко представлен. Последнее, наряду с абсолютным преобладанием на мусульманских кладбищах Среднего Подонцовья ям с заплечиками (в которых не было надобности, т.к. могилы были вырыты в твердых грунтах), говорит в пользу того, что мусульманские могильники среднего течения Северского Донца оставлены не какими-то пришлыми группами, а местным населением, принявшим ислам.
Интересен факт находок в погребениях могильника Лысогоровка фрагментов тканей, не сохранившихся в могильниках Сидоровского археологического комплекса, а также остатков “войлочных шапочек-тюбетеек” (Красильников К.И., 20016, с.320). Последняя характеристика явно вызывает сомнения, т.к. наличие такого головного убора в погребении противоречит мусульманским канонам. Его снимали даже с шахидов, для которых были предусмотрены особые правила погребения (Китаб-аль-джанаиз, 1998, с.22-25,24). Исключение существовало лишь для лица, носившего при жизни чалму. По желанию ему могли сделать для погребения небольшую чалму в 2-3 оборота (Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.50). Шахида могли похоронить в одежде, заменявшей ему саван (Халикова Е.А., 1986, с.49; Хисматуллин А.А., Крюкова В.Ю., 1997; Измайлов И.Л., 2002, с.62). При этом с него снимали “украшения, головные уборы, оружие, огниво и трут” “потому, что они не являются частями савана” (Халикова Е.А., 1986, с.49;
165
Китаб-аль-джанаиз, 1998, с.22-25). Впрочем, в раннемусульманских могильниках подобные отклонения от обрядов известны (Измайлов И.Л., 2002, с.64-65). К сожалению, фотографий или рисунков указанных головных уборов в статье К.И.Красильникова нет. Вполне вероятно, войлочные “шапочки” могли быть остатками каких-либо подушек из войлока, положенных под головы покойников.
Для уточнения датировки погребений особенный интерес представляет факт наличия в двух захоронениях Лысогоровского могильника дирхемов 212 и 222 гг. X. (Красильников К.И., 2001а, 92; 20016, с.318). Одна из этих монет была обнаружена “в кисти правой руки” погребенного. Другая монета использовалась в качестве подвески (Красильников К.И., 20016, с.320). К.И.Красильников отнес время проникновения ислама в Среднее Подонцовье, а также Лысого-ровский мусульманский могильник к 1-й пол.IX в., возможно, основываясь на датах этих монет (Красильников К.И., 20016, с.320). Однако не стоит забывать, что бытование дирхемов Арабского Халифата на территории Восточной Европы обычно имеет широкие хронологические рамки. На различных территориях они могли находиться в обращении неодинаковое количество времени. Монеты с датами VIII в. иногда встречаются в археологических комплексах, содержащих предметы IX и даже нач.Х в. (Мажитов Н.А., 1981, с.124-126).
Куфическая монета воспринималась в Восточной Европе VIII-X вв. как серебро, о чем свидетельствует высокий процент обрезков монет в ранних кладах, обнаруженных на территории Северного Кавказа, Восточной Европы и Прибалтики (Янин В.Л., 1956, с.109; Виноградов В.Б. и др., 1991; Берга Т.М., 1988, с.27). В некоторых кладах, наряду с монетами, встречены серебряные кружочки или пластинки, по весу соответствующие дирхемам (Потин В.М., 1960). Обрезками представлено и абсолютное большинство монетных находок VIII-IX вв., происходящих с донецких городищ. Такая ситуация позволяла одновременно находиться в обороте разновременной монете, объединенной одной общей чертой, - металлом, из которого она была изготовлена. Наличие изображений на ней лишь удостоверяло качество этого металла. Благодаря этому в кладах, обнаруженных на территории Восточной Европы и Северного Кавказа, хронологический разброс между датами самой молодой и старой монет бывает довольно значительным (Кропоткин , 1971, с.78, 3,7; 79, 12, 20; 80,25, 31;Ь\, 34, 37; 82,48, 49, 50; 83,55, 56, 58; 85, 92; 88, 127; 90,146; 91,157). Та же ситуация наблюдается и в кладах Прибалтики (Берга Т.М.,
1988, с.27-29). Исключение как будто представляют находки золотых византийских солидов иконоборческого периода, которые, по мнению А.И.Се-менова, имеют узкие хронологические рамки обращения и являются прекрасным датирующим материалом (Семенов А.И., 1978, с.180-183; 1993, с.94-95; 1996, с.29-32). Тем не менее, изделия из этих солидов могут относиться уже к совершенно другому времени, и соответственно для датировки они мало пригодны (Schulze-Durrlamm М., 1999, S.271, Abb.4).
Рассматривая монеты на археологических памятниках Латвии как часть погребального инвентаря, Т.М.Берга разделила их на две группы: монеты-украшения и ритуальные монеты. По нашему мнению, эта классификация вполне может быть применена и к монетам из могильника Лысогоровка, несмотря на то, что он располагается в другом регионе. Монета, обнаруженная в кисти руки взрослого погребенного вполне подходит под определение “ритуальная монета”. При этом ее не обязательно определять как “обол Харона”. Наличие на монетах Халифата религиозных формул и цитат из Корана вполне могло привести к тому, что на далеких окраинах мусульманского мира подобную монету могли использовать для помещения в могилу в качестве сопроводительного текста. Эти тексты иногда вкладывались подмышку покойника (Хисматул-лин А.А., Крюкова В.Ю., 1997, с.86), что, впрочем, не всегда одобрялось (Китаб-аль-джанаиз, 1998, с.9).
Срок нахождения таких монет в обращении иногда мог быть и небольшим. Тем не менее, это не значит, что дата, стояшая на такой монете, обязательно должна быть датой погребения. По наблюдению В.М.Потина, время хождения восточных монет даже в период интенсивного обращения серебра могло составлять 30-40 лет (Потин В.М., 1981, с.87). К сожалению, в статье К.И.Красильникова не указывается степень потертости данной монеты, и отсутствует ее фотография.
Монета в детском погребении представляет собой монету-подвеску, срок ношения которой мог быть очень долгим. Так хронологический диапазон между датами выпуска 13 восточных монет-подвесок в погр.309 могильника Сала-спилс-Лауксколе составлял более 200 лет (Берга Т.М., 1988, с.62). В целом же, учитывая, что даты обеих монет, найденных в разных погребениях могильника, близки, время попадания их в могилы вполне могло произойти через 30-40, а то и 50 лет после даты выпуска в оборот дирхемов. По нашему мнению, Лысогоровский могильник вполне мог функционировать во 2-й пол.IX в. Скорее всего, он был одновременным раннемусуль
166
манским погребениям Царина городища, и, соответственно, относился к более раннему времени, чем мусульманские некрополи археологического комплекса у села Сидорово. В пользу этого может свидетельствовать факт присутствия на его территории языческих погребений (погребений с отклонениями от обрядности?), а так же то, что к нему непосредственно примыкает языческое кладбище.
Таким образом, мы видим, что во 2-й пол.1Х -1-й пол.Х в. в среднем течении Северского Донца существовало несколько мусульманских общин. Некоторые из них (община Сидоровского городища) отличались крупными размерами. Места проживания этого населения маркируются кладбищами с мусульманским обрядом погребения, вытянутыми цепью вдоль р.Северский Донец и его притоков. Подобное расположение поселений, на которых проживали мусульмане, вызывает вопрос: с чем было связано проникновение ислама на далекие западные окраины Хазарского каганата в столь раннее время. Собственно о времени распространения ислама на территории Хазарии среди ученых не существует единого мнения.
Так М.И.Артамонов считал, что толчок к распространению ислама в Хазарии был дан еще во время арабо-хазарских войн. По его мнению, вынужденное обращение кагана в ислам после поражения 737 г и дальнейшее его отречение от новой веры “не помешали мусульманству распространиться среди населения Хазарии” (Артамонов М.И., 1962, с.262). Основной территорией, из которой происходило распространение ислама на хазарские земли, он считал Среднюю Азию (М.И.Артамонов, 1962, с.226). О распространении ислама на территорию Поволжья именно из Средней Азии писала и Е.А.Халикова (Халикова Е.А., 1986, с.44).
К раннему времени относил распространение ислама в каганате А.А.Быков. Он считал, что сперва ислам на территорию Хазарии проник вместе со взятыми в плен арабами-мусульманами, но толчком к широкому распространению этой религии все же было поражение хазар от войск Марвана ибн Мухаммада в 737 г и принятие ислама каганом (Быков А.А., 1974, с.60). По его мнению, высокое положение мусульмане в хазарском обществе занимали задолго до частого упоминания о наличии мусульманских общин в документах. Торговля с Востоком большей частью была в руках мусульман, связанных с Халифатом, “с которым желательно было бы поддерживать дружеские отношения” (Быков А.А., 1974, с.62). “Сторонники ислама в VIII и нач.1Х в. являлись в Хазарии носителями наиболее передовой куль
туры, с которой приходилось сталкиваться хазарам, к тому же территориально она была более близкой, чем византийская” (Быков А.А., 1974, с.63). Тем не менее, он указывает на факт, приведенный ал-Балазури и другими средневековыми армянскими и грузинскими авторами, о том, что в 854-55 гг группа из 300 семей (до 1000 чел.) для того, чтобы принять ислам, вынуждена была покинуть территорию каганата и переселиться в Азербайджан (Быков А.А., 1974, с.63). Приводя датировку XII типов подражаний дирхемам Халифата, относимых им к хазарскому чекану, А.А.Быков указывает, что минимальные даты подражаний, найденных в одном Девицком кладе, колеблются от 754 до 811-812 годов. Монеты же с надписью “Ард-ал-хазар” датируются еще более поздним временем - не ранее 835 г (Быков А.А., 1974, с.67). Чеканку и тех, и других монет А.А.Быков связывал с наличием в городах каганата, в частности в его столице, мусульманского населения, знающего арабскую письменность. При этом следует указать, что отношение подражаний к хазарскому чекану - вопрос далеко не бесспорный (Новосельцев А.П., 1990, с.117; Семенов А.И., 1996, с.31), а сходство их с монетами тех или иных типов может свидетельствовать лишь о том, что они появились не ранее времени бытования самих этих типов.
О наличии значительной прослойки мусульман в хазарской столице в 1-й пол.IX в. пишет А.Ю.Якубовский. В источниках, восходящих, по его мнению, к первоисточнику 1-й пол.IX в. указывается, что в столице Хазарии было “много построек, связанных с мусульманской частью населения” (Якубовский А. Ю., 1948, с.57).
Ряд ученых относил время распространения ислама среди городского населения Хазарского каганата к более позднему периоду. Например, С.А.Плетнева указывала, что “религия основного врага и обидчика — халифата вряд ли имела шансы быть популярной в каганате ...” (Плетнева С.А., 1976, с.59-60,62,66,68,70). Таким образом, исследовательница, по всей видимости, относила большинство мусульман хазарских городов к пришлому населению. Позднее ею был сделан более категоричный вывод: “При этом следует полагать, что менее всего в Хазарии популярностью пользовался ислам ... Каган и его ближайшее окружение вынужденно приняли ислам, но как только арабы оставили степи, отказались от этой религии, и более нет сведений ни письменных, ни археологических о каких бы то ни было политических или религиозных связях каганата с мусульманским миром вплоть до середины X в., когда Хазария ослабела и превратилась из могучей державы в сравнительно
167
небольшое владение” (Плетнева С.А., 2000, с.214-215). Согласиться с этим нельзя. Выше указывалось, что исторические источники фиксируют в столичных городах Хазарского каганата мусульманское население с 1-й пол.IX в., не говоря уже о той роли, которую они отводят мусульманам в городских центрах Хазарии в более поздний период. Ныне имеются и археологические свидетельства наличия мусульманских общин, причем не только в центре, но и на окраинных территориях этого государства. Тем не менее, ссылаясь на ал-Мукаддаси, С.А.Плетнева упоминает о “смене религии” населением Итиля на ислам в кон.70 гг X в. По ее мнению, решающую роль в распространении ислама на территорию каганата играл Хорезм (Плетнева С.А., 1976, с.70).
Вопрос о времени распространения ислама в Хазарии рассматривался и А.П.Новосельцевым. По его мнению, в VIII в. на территории Хазарского государства условия для распространения ислама были неблагоприятными. “Халифат оставался главным противником хазар, хотя больших арабо-хазарских войн во 2-й пол.УП! в. не было” (Новосельцев А.П., 1990, с.151). При этом он указывает, что даже рассказ о принятии каганом ислама после поражения 737 г фигурирует далеко не у всех авторов. Его нет ни у ал-Йакуби, ни у ат-Табари, ни у Ибн-ал-Асира и ал-Мас’уди. “Кроме того, надо иметь в виду, что в Хазарии в эту пору мусульман не было, их мало было даже в Закавказье и Средней Азии, а хакан вряд ли мог пойти на принятие религии, которую в его государстве никто не исповедывал” (Новосельцев А.П., 1990, с. 148). ВIX-X вв. исторические источники фиксируют в хазарских городах мусульманские общины, а также наемников-мусульман - ал-арсийа. Появление наемного войска А.П.Новосельцев связывает с социальными изменениями в обществе и сравнивает с таким же процессом в Халифате, где в IX-X вв. племенные ополчения были заменены наемниками, под влияние которых попал и халиф (Новосельцев А.П., 1990, с. 121-122). Следует напомнить, что в хазарском наемном войске из 12000 наемников до 7000 составляли мусульмане - ал-арсийа.
Таким образом, распространение ислама в крупнейших центрах Хазарии различные авторы относят к разному времени. Нам представляется более верной точка зрения, высказанная А.П.Новосельцевым. В самом деле, в VIII в. и даже в нач.1Х в. память о поражении в арабо-хазарских войнах была еще свежа, а отношения с ближайшими мусульманскими соседями в Закавказье - натянутыми. О широком распространении в это время ислама в центральных городах государства, а тем более на его дальних окраинах,
по всей видимости, не могло быть и речи. Вряд ли о широком распространении ислама можно говорить даже в нач.1Х в. Обращение в иудаизм верхушки хазарского общества, религиозная реформа каана Обадии, малоизвестная по историческим материалам междоусобная борьба (“гражданская война”) вряд ли способствовали развитию нормальных взаимоотношений между представителями различных конфессий. Сообщения, которые А.Ю.Якубовский датировал 1-й пол.1Х в., могли свидетельствовать как о начавшемся распространении ислама, так и просто о наличии в столице государства мусульманских купцов и ремесленников. О нестабильности положения мусульманского населения Хазарии даже в сер.IX в. свидетельствует факт выселения за ее пределы лиц, желающих принять ислам. Обстановка в корне меняется в более позднее время с появлением наемного войска, в том числе и гвардии, в значительной своей части состоящей из хорезмийских ал-арсийа. Не исключено, что изменения в армии, выражающиеся в том, что основное влияние от традиционного ополчения переходит к наемному войску, могли быть как-то связаны с внутренней борьбой в каганате (“гражданской войной” у М.И.Артамонова). В это и следующее за ним время в Хазарию переселяются мусульмане из других территорий, “ввиду справедливости и безопасности, господствующих там” (Новосельцев А.П., 1990, с. 131). Интересным представляется факт, что со 2-й пол.IX в. на памятниках салтово-маяцкой культуры резко сокращается количество амулетов, которые затем почти полностью исчезают (Флёрова В.Е., 2001, с.21,23). То же наблюдается и в аланских древностях Северного Кавказа. Резкое сокращение количества и ассортимента языческих амулетов на памятниках Кавказской Алании З.Х.Албегова объясняет унификацией родовых верований, завершившейся принятием аланами в нач.Х в. христианства (Албегова З.Х., 2001, с.94). Тем не менее, даже после принятия монотеистических религий амулеты в ограниченном количестве продолжают использоваться вплоть до этнографической современности (Албегова З.Х., 2001, с.94-95). Особенно ярко это прослеживается у детей, представляющих категорию, наиболее подверженную действию вредоносных сил. Показательно, что набор амулетов, встреченный в погр. 169 могильника 1 Сидоровского комплекса, прекрасно расшифровывается на современных материалах этнографических исследований, производимых на территории Средней Азии (Васильева Г.П., 1986, с.184,190).
Связывать исчезновение амулетов на памятниках салтово-маяцкой культуры только с
168
исламизацией определенных слоев общества Хазарии нет смысла. Наиболее вероятно, что факт постепенного их исчезновения является свидетельством широкого распространения монотеистических религий среди жителей населенных пунктов каганата, в том числе и в крупных поселениях, расположенных на его окраинах.
Начиная со 2-й пол.ГХ в., имеются многочисленные сообщения современников, повествующие о наличии в крупнейших хазарских городах больших мусульманских общин с элементами самоуправления, мечетей, школ для изучения арабского языка и Корана (Якубовский А.Ю., 1948; Артамонов М.И., 1962; Быков А.А., 1974; Новосельцев А.П., 1990). В качестве примера, свидетельствующего о влиянии мусульман Итиля на хазарского владыку в нач.Х в., обычно приводят историю о походе русов на Каспий в 911-912 годах. Тем не менее, по мнению авторов, даже в это время “влияние мусульман не следует преувеличивать и решение хазарского царя встретить русов в устье Волги было в этой ситуации выгодным прежде всего хазарскому владыке, который опасался таких союзников, как русы, и счел возможным уничтожить их руками атильских мусульман” (Новосельцев А.П., 1990, с.215). О том, что и в это время политика хазарского царя иногда расходилась с интересами мусульманского населения Хазарии, может свидетельствовать факт разрушения в 923 г минарета мечети в Итиле и казнь муэдзинов. Официально это было местью за разрушение синагоги в Дар-ад-Бабунадже. Фактически же подобный поступок кагана являлся актом, направленным против мусульман Хазарии, выразивших солидарность с независимой политикой Волжской Булгарии, принявшей в качестве государственной религии ислам (Новосельцев А.П., 1990, с. 198; Артамонов М.И., 1962, с.373).
Таким образом, распространение ислама в центральных городах Хазарского каганата, по всей видимости, начинается со 2-й пол.ГХ в. Тогда же, в сер.IX в., появляются мусульманские общины и в Волжской Булгарии (Халикова Е.А., 1986, с. 137-152). Причем, согласно мнению большинства исследователей, на территорию Среднего Поволжья ислам распространяется из Средней Азии. В пользу этого говорит и сообщение Ибн-Фадлана о том, что в крупной мусульманской общине, которую он встретил на территории Волжской Болгарии, читали икаму дважды (Путешествие..., 1939, с.69-70). Последнее было характерно для мусульман Средней Азии, исповедующих ислам ханафитского толка (Халикова Е.А., 1986, с. 143). Благодаря терпимости, упрощающей возможность контактов с иноверцами, ислам ханафитского мазхаба
получил широкое распространение в более поздний период (после XI в.) на окраинных территориях мусульманского мира, в том числе и в Европе (Ислам, 1991, с.273). Как видим, начало его продвижения на Запад было положено в более раннее время.
С миграцией мусульман из Средней Азии связывали распространение ислама в Восточной Европе Б.Н.Заходер (Заходер Б.Н., 1962, с. 15,154, 156) и А.ЮЛкубовский (Якубовский А.Ю., 1948, с.261, 262, 270). О влиянии на культуру Хазарии иранской культуры, в частности, на преобладание в степных украшениях мотивов иранского происхождения, что, наиболее вероятно, также было связано со среднеазиатским влиянием, писали Д.Данлоп (Dunlop D.M., 1967, р.231) и М.И.Артамонов (Артамонов М.И., 1962, с.409).
Ранее было отмечено, что все пока известные поселения, рядом с которыми располагаются мусульманские кладбища, обнаружены близ Северского Донца и его притоков. Здесь в эпоху раннего средневековья пролегала ветка торгового пути. Он шел через территорию Северного Кавказа, далее поднимался по Дону и Северскому Донцу, направляясь в лесостепную полосу Восточной Европы (Кропоткин В.В., 1978, с. 111-117; Даркевич В.П., 1976, с. 144-147, табл.50). Оттуда ответвления этой магистрали вели на территорию, заселенную славянами, и в Скандинавию. По этому пути в эпоху раннего средневековья в страны Восточной Европы шел ряд товаров, причем по нему же поступала и восточная серебряная монета. О его оживленном функционировании свидетельствуют находки куфических дирхемов на донецких городищах и прилегающих к ним поселениях (Кравченко Э.Е. и др., 1998, с. 139), находка костей домашнего верблюда на поселении у с.Богородичное Славянского р-на Донецкой обл. (Обшьов М.В., 1950, с.102). Показательно, что на поселениях хазарского времени, расположенных на территории Луганской обл., наряду с находками арабских дирхемов и мусульманскими кладбищами известны печи - тандыры. Эти печи, характерные для стран Востока, пока фиксируются на памятниках среднего течения Северского Донца лишь в хазарское (Красильников К.И., 1986) и золотоордынское (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 19906; Кравченко Э.Е. 2000) время. И в первый, и во второй периоды появление их здесь, по всей видимости, свидетельствует о контактах населения этого региона со странами Средней Азии.
К числу восточных влияний можно отнести и наличие на Сидоровском городище характерных водосборных ям, стенки которых облицованы либо верхней частью крупного пифоса, поставленной на венчик, либо нижней частью та
169
кого же сосуда с выбитым дном. Подобные сосуды вставлялись в выкопанную яму, а затем вокруг (или в районе подхода к данной яме) делалась отмостка из фрагментов керамики. В целом, такие ямы напоминают санитарные сооружения “тош-на”, “тошнау”, широко распространенные на Востоке и известные в XII-XIII вв. на Нижней Волге, где они также, скорее всего, относятся к среднеазиатским влияниям (Васильев ДВ. и др, 2003).
Возможно, с Востока распространяются отдельные керамические формы, к числу которых относятся крышки с высокой ручкой. Появление их приблизительно в одно и то же время в двух регионах, разделенных большим расстоянием, может объясняться распространением этой керамической формы из одного центра, каковым могла являться территория Хорезма. В дальнейшем крышки указанного типа могли производиться на местах.
Путь, шедший с мусульманского Востока, являлся путем культурного диалога. Наряду с товарами и серебром по нему распространялись идеи. В населенных пунктах, расположенных на пути, обычно имелись прослойки людей, бывших выходцами из мира ислама. Постепенно вокруг них могли образоваться общины из новообращенных в эту веру местных жителей. Нам представляется, что указанный процесс шел в сер.IX в. Именно этим временем могут датироваться некрополи у Лысогоровки и на Царином городище, где мусульманские части могильников непосредственно граничат с языческими кладбищами. Могильники Сидоровского городища относятся к более позднему периоду-кон.1Х-1 -й пол.Х в. Ислам для общины этого населенного пункта не был новой верой, о чем говорит четкое выполнение погребальных канонов, фиксирующееся на кладбищах Сидоровского археологического комплекса.
Вне сомнений, на Сидоровском городище в последний этап его существования жили и представители других конфессий. Так, во время исследований памятника в 1971 г в подъемном материале был обнаружен железный крест (Михеев В.К., 1985, рис. 17, 14). При раскопках, произведенных в 2000-2002 гг на территории городища, были зафиксированы следы совершения какими-то группами его населения языческих обрядов (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.235-237, рис.5; Кравченко Э.Е., 2002, с.6). В целом же ситуация на памятнике, по всей видимости, была характерна для крупных населенных пунктов Хазарского каганата 2-й пол.1Х - X в. На одних и тех же населенных пунктах проживали представители различных племен и
народов, исповедовавших разные веры. Тем не менее, громадные размеры мусульманских кладбищ Сидоровского археологического комплекса свидетельствуют о том, что в koh.IX- 1-й пол.Х в. мусульманская община этого населенного пункта занимала доминирующее (по крайней мере, в численном отношении) положение.
Говоря о распространении ислама на запад, уместно добавить, что Среднее Подонцовье является пока самым западным пунктом, где существование раннемусульманских общин хазарского времени зафиксировано археологически. Судя же по отрывочным историческим свидетельствам, исламская проповедь велась в это время на территориях, отстоящих на тысячи километров на запад от рассматриваемого нами региона. Так, известно, что к моменту принятия христианства (60 гг IX в.), были предприняты попытки мусульманской проповеди в Дунайской Болгарии. Об отсутствии ее успеха свидетельствует тот факт, что к моменту христианизации, да и некоторое время спустя после крещения, абсолютное большинство протоболгар и славян на территории Первого Болгарского царства были язычниками (Литаврин Г.Г., 1988, с.30-37). Некоторое количество населения в Дунайской Болгарии приняло христианство раньше, в 30 гг IX в. (Литаврин ЕЕ, 1988, с.39-41). По всей видимости, мусульманская миссионерская деятельность на территории Первого Болгарского царства относится к периоду, непосредственно граничащему со временем принятия христианства в качестве государственной религии. Именно тогда с целью обратить князя Бориса и его народ в свою веру в Болгарию направилось большое количество проповедников. Среди них, наряду с христианскими миссионерами, были представители других конфессий, несовместимых с ортодоксальным христианством. В числе их следует назвать ислам, иудаизм, а также всевозможные еретические течения (Литаврин Г.Г., 1988, с.46). Скорее всего, именно в это время и попали в Болгарию “сарацинские книги”, о которых болгары спрашивали папу Николая, “как с ними поступить?” (Иловайский Д.М., 1996, с. 175-176).
Для нас особо интересным представляется факт, что по времени попытка мусульманской миссионерской деятельности в Болгарии совпадает с началом широкого распространения ислама на территориях Хазарии, Волжской Болгарии и в среднем течении Северского Донца. Не исключено, что в 60 гг IX в. на территорию Первого Болгарского царства мусульманские миссионеры направились из ближайших к нему земель, где в это время велась активная
170
успешная проповедь, - со Среднего Подонцовья. Немаловажную роль в этом мог играть и тот фактор, что обе эти области были заселены родственными по происхождению народами, а также то, что, по всей видимости, какие-то культурные контакты могли существовать между этими двумя регионами и в более раннее время. В пользу последнего может свидетельствовать факт значительного сходства балкано-дунайской и степного болгарского варианта салтово-маяцкой культур (Плетнева С.А., 1981, с.75).
Дальнейшая судьба первых мусульман среднего течения Северского Донца не ясна. Во 2-й пол.Х в. Хазария пала под ударами печенегов и Киевской Руси. Значительная часть поселений, расположенных в среднем течении Северского Донца, в том числе и Сидоровское городище, в это время прекратила сушествование. На берегах р.Северский Донец в последующий период известна серия небольших поселений, на которых вплоть до кон.XIV в. проживали потомки населения хазарского времени. В их материальной культуре отчетливо прослеживается влияние Киевской Руси и христианства (Кравченко Э.Е., 2000). Вполне возможно, что часть мусульманского населения мигрировала. Они могли переселиться на восток, в пределы Волжской Булгарии, где жило родственное по происхождению и вероисповеданию население.
По мнению И.Л.Кызласова, в пользу этого может свидетельствовать факт распространения на территории Волжской Булгарии кубанского рунического алфавита2. В своей книге он указывает, что рунические алфавиты евразийских степей не были связаны с какими-то конкретными этносами. В то же время подчеркивается их связь с раннесредневековыми степными государственными образованиями (Кызласов И.Л., 1994, с.213-214). Кубанское руническое письмо И.Л.Кызла-сов связывает с раннеболгарской государственностью (Кызласов И.Л., 1994, с.216). Обращает внимание факт, что один из образцов этого письма (К-9) обнаружен в непосредственной близости от Сидоровского археологического комплекса, на Царином городище (Маяки) в среднем
течении Северского Донца. Показательно, что самые поздние образцы встречены на территории Волжской Булгарии, где эта письменость существовала параллельно с арабским письмом вплоть до XII, если не до XIII в. (Кызласов И.Л., 1994, с.274-275). Ранним временем (VIII — нач.Х в.) датируются образцы кубанской и доно-кубан-ской письменности на Нижнем Дону (Житков, Кирово), Северном Кавказе (Хумаринское городище) и Северском Донце (Маяки-Царино) (Кызласов И.Л., 1994, с.265-274, 275-276). Самыми ранними, похоже, являются образцы с Нижнего Дона и, возможно, Северского Донца. Относительно ранние надписи из Удмуртии и Пермской обл. (Седьяр и Оношат), а также с верховьев Камы (Афанасьево) сделаны на престижных серебряных сосудах и, соответственно, могли попасть на эти земли с других территорий. И, наконец, вне сомнений, местной и самой поздней является надпись на ручке сосуда из Биляра. Тот факт, что она была прочерчена до обжига, свидетельствует, что руническим письмом, скорее всего, владел гончар, изготовивший этот сосуд. При любой датировке рассматриваемого образца, предлагаемой различными авторами, эта надпись, вне сомнения, является самой поздней (Кызласов И.Л., 1994, с.275).
Часть мусульманского населения могла покинуть среднее течение Северского Донца в более раннее время. Так, известно, что в 896 г вместе с венграми, пришедшими на Дунай с востока, в Карпатской низменности появились небольшие группы мусульман, которые присоединились к венграм где-то по пути на запад (Халикова Е.А., 1986, с. 141). Они могли присоединиться к ним на Северском Донце.
На постсалтовских поселениях XI-XIV вв., расположенных в среднем течении Северского Донца, следы влияния ислама как будто не фиксируются. Правда, следует указать, что раскопкам подвергался всего один могильник этого периода (поздняя часть Зливкинского могильника) (Швецов М., 1991). Новый же этап распространения ислама на Северском Донце приходится на золотоордынское время.
2 Это предположение было высказано И.Л.Кызласовым на заседании секции в Институте археологии РАН в начале 2004 года. Несмотря на то, что в то время памятники рунической письменности на Сидоровском археологическом комплексе не были обнаружены, оно представляло существенный интерес. Автор пользуется случаем поблагодарить И.Л.Кызласова за ценные советы и консультации.
Во время археологических исследований летом 2004 г., когда данная статья уже была отдана в редакцию, в заполнении одного из помещений на Сидоровском городище был обнаружен рог с рунической надписью.
171
I
1 4 4	\ /	kAp11 /	*СД(2003) /	P.2 (1997) J	ж 1	N&v I 1	2* S , 7	й	\ \ E3	? *M у//	(1997)7/	1 11 траншея		 -г	\ (	1	J	- {карьер J	/	« ca	 \ J	1 S		7“ / Х1^ г» / Т р-4 с1"7) / (1996) jy? / // к Уу/	к z * * 	— предположительные границы могильника „1 -J—1 - граница срезки грунта s|_ расчищенные погребения "2~~	“ дороги	।
Рис. 2. Общий план раннемусульманского могильника 1 археологического комплекса у с.Сидорово.
Fig. 2. The general layout of the early Muslim burial ground 1 of archaeological complex near Sidorovo village.
Рис. 3. Археологический комплекс у с. Сидорово. Погребальные сооружения. Виды перекрытий могильных ям: а, в, г - ямы с заплечиками; б - яма с подбоем; д — продольное перекрытие; е -поперечное перекрытие; ж — комбинированное перекрытие; з — двухскатное перекрытие; и — гробовигца-рамы в погребениях.
Fig. 3. The archaeological complex near Sidorovo village. The funeral constructions. The types of grave pits overlapping: а, в, г-pits with little steps; 6 —a pit with a niche; d - longitudinal overlapping; e -transverse overlapping; ж — combined overlapping; з — dual-slope overlapping; и - coffins-frames in burials.
173
Рис. 4. Могильник 1 археологического комплекса у с.Сидорово. Погребения с вещами: 1~погр.28;
2	4. Burial groTndfof archaeological complex near Sidorovo village. The burials with objects: I - burial
28; 2 - burial 190; 3 - burial 169.
174
I
Рис. 5. Могильник 1 археологического комплекса у с.Сидорово. Вещи из погребений: 1 - погр.28; 2 -погр. 135; 3 - погр.45; 4 — погр.190; 5-7- погр. 169.
Fig. 5. Burial ground 1 of archaeological complex near Sidorovo village. The objects from burials: 1 - burial 28; 2 - burial 135; 3 — burial 45; 4 - burial 190; 5-7 - burial 169.
175
Рис. 6. Могильник 1 археологического комплекса у с.Сидорово. Погребения: 1 - погр. 55 (с комбинированным перекрытием); 2-3 — погребения 31 и 47 с гробовищами-рамами.
Fig. 6. Burial ground 1 of archaeological complex near Sidorovo village. The burials: 1 - burial 55 (with combined overlapping); 2-3 — burials 31 and 47 with coffins-frames.

176

Рис. 7. Могильник 1 археологического комплексау с.Сидорово. Типы перекрытий на могильных ямах: / продольное (погр.68); 2 поперечное (погр 3); 3 - двухскатное (погр.53).
Fig. 7. Burial ground I of archaeological complex near Sidorovo village. The types of grave pits overlapping: / longitudinal overlapping (burial 68); 2 transverse one (burial 3): 3 dual-slope one (burial 53).
177
Рис. 8. Могильник I археологического комплекса у с.Сидорове Фотографии погребений: 1 -погр.10~; 2 - погр.ЗЗ; 3 - погр.106; 4 - погр.108.
Fig. 8. Burial ground 1 of archaeological complex near Sidorovo village. The photos ofthe burials: 1 - burial 107; 2 - burial 33; 3 - burial 106; 4 - burial 108.
Рис. 9. Могильник 1 археологического комплекса у с.Сидорове Фотографии погребений: 1 -погр. 112; 2 - погр.31; 3 - погр. 130; 4 - погр.28.
Fig. 9. Burial ground 1 of archaeological complex near Sidorovo village. The photos ofthe burials: 1 - burial 112; 2 - burial 31; 3 - burial 130; 4 - burial 28.
179
Рис. 10. Археологический комплексу с.Сидорово. Амфорная тара.
Fig. 10. The archaeological complex near Sidorovo village. Amphorae tare.
180
Рис. 11. Археологический комплекс у с.Сидорово. Амфорная тара.
Fig. 11. The archaeological complex near Sidorovo village. Amphorae tare.
181
Рис. 12. Археологический комплекс у с.Сидорово. Фрагменты крышек с высокими ручками.
Fig. 12. The archaeological complex near Sidorovo village. The fragments of high handles lids.
182
Литература и архивные материалы
Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001. Протоболгарские погребения Подонья и Придонечья VIII-X вв.: Проблема поливариантности обряда и этноисторической интерпретации// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Албегова З.Х., 2001. Палеосоциология аланской религии VII-IX вв. (по материалам амулетов из катакомбных погребений Северного Кавказа и Среднего Дона)// РА. № 2.
Антонова И.А., Даниленко В.Н., ИвашутаЛ.П., Кадеев В.И., Романчук А.И., 1971. Средневековые амфоры Херсонеса// Античная древность и средние века //http:archaeology.kiev.ua/byzantine/amphorae/ classify/khersones classify.htm
Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л.
Артамонова О.А., 1963. Могильник Саркела-Белой Вежи//МИА. № 109.
Баранов И.А., 1990. Население Крымской Хазарии (по материалам грунтовых могильников VII-X вв.)// Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Гудименко И.В., Масловский А.Н., 1994. Новые данные о мусульманских городских могильниках золотоордынского Азака// Историко-археологические исследования в г.Азове и на Нижнем Дону в 1992 г. Азов.
Даркевнч В.П., 1976. Художественный металл Востока. М.
Дмитриенко М.В., 2000. Христианское погребение домонгольского времени средневекового могильника Мартышкина Балка// Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1998 г. Вып. 16. Азов.
Довженок В.Й., Гончаров В.К., Юра P.O., 1966. Давньоруське Micro Вошь. К.
Ефимова А.М., 1974. Кладбище на окраине посада города Болгара// Города Поволжья в средние века. М.
Жиронкина О.Ю., Цитковская Ю.И., 1996. Новые данные о погребальном обряде Нетайловского могильника// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара.
Заходер Б.Н., 1962. Каспийский свод сведений о Восточной Европе М.
Зеленко С.М., 2001. Кораблекрушения IX-XI вв. в Судакской бухте// Морська торпвля у ГОвшчному Причорномор’1. К.
Зинько В.Н., Пономарев Л.Ю., 1999. Гончарная керамика VIII-X вв. с сельской округи Боспора// Археология и история Боспора. Т.Ш. Керчь.
Ибн-Хордадбех, 1986. Книга путей и стран. М.
Измайлов ИЛ., 2002. К вопросу о каноничности и языческих пережитках в мусульманском погребальном обряде волжских булгар// Вопросы древней истории Волго-Камья. Казань.
Иловайский Д.М., 1996. Разыскания о начале Руси. М.
Илыоков Л.С., 2000. Позднесарматские курганы левобережья реки Сал// Сарматы и их соседи на Дону.
МИАД. Вып. 1. Ростов-на-Дону.
Искусство ислама, 1990. Каталог выставки. Л.
Ислам, 1991. Энциклопедический словарь. М.
Казаков Е.П., 1978. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарии. М.
Китаб-аль-джанаиз, 1998. Казань.
Кокорина Н.А., 2002. Керамика Волжской Болгарии второй половины IX - начала XV вв. Казань.
Колода В.В., 2001. Салтовское гончарное производство (по материалам ремесленного центра в урочище Роганина)// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990. Мусульманские элементы в погребальном обряде праболгар Среднедонечья// Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Копыл А.Г, Татаринов С.И., 1979. Охранные раскопки городища Маяки на Северском Донце// СА. № 1.
Копыл А.Г., Шамрай А.В. Татаринов С.И., 1979. Раскопки раннесредневекового могильника у с.Маяки// АО 1978 года.
Косарев М.Ф., 2003. Основы языческого миропонимания. М.
Кравченко Э.Е., 1998. Ранние мусульмане Среднего Подонцовья// Проблемы археологии Юго-Восточной Европы. Тез. докл. VII Донской археологической конференции. Ростов-на-Дону.
Кравченко Э.Е., 2000. Памятники оседлого населения X1-XIV вв. в среднем течении Северского Донца// Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 1. Донецк.
Кравченко Э.Е., Гусев О.А., Давыденко В.В., 1998. Ранние мусульмане в среднем течении Северского Донца// Археологический альманах № 7. Донецк.
Кравченко Э.Е., 2002. Отчет о работах средневековой археологической экспедиции Донецкого
183
областного краеведческого музея на Сидоровском городище в полевой сезон 2002 г.// НА ИА НАНУ Ф.э. № 2002/165.
Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001. Сидоровское городище// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1990а. О могильниках золотоордынской эпохи в Подонцовье// Проблемы археологии Северного Причерноморья. Тез. докл. конференции. Ч.З. Херсон.
Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 19906.0 хронологии III этапа функционирования Царина городища// Проблемы исследования памятников археологии Северского Донца. Тез. докл. областной научно-практической конференции. Луганск.
Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1995. Новые данные о христианском населении края в XIII-XIV вв.// Материалы научно-практического семинара, посвященного 15-летию Славяногорского историкоархитектурного заповедника. Славяногорск.
Красильников К.И., 1986. Тандыры в салтовских жилищах Подонья// СА. № 2.
Красильников К.И., 2001а. Археологические свидетельства азиатского этноса в степном Подонцовье в раннем средневековье// V сходознавч! читання А.Кримського. Тези доповщей м1жнародно! науково! конференцй'. 10-12 жовтня 2001 р. К.
Красильников К.И., 20016. Новые данные об этническом составе населения Степного Подонцовья VIII -нач.Х вв.// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Кропоткин В.В., 1971. Новые находки сасанидских и куфических монет в Восточной Европе// НЭ. T.IX. М.
Кропоткин В.В., 1978.0 топографии кладов куфических монет IX в. в Восточной Европе// Древняя Русь и славяне. М..
Круглов Е.В., 1992. Хазарские погребения в бассейне реки Иловли// РА. № 4.
Кудрявцев АЛ., 1985. Дербентский могильник// Древние культуры Северо-Восточного Кавказа. Махачкала.
Кызласов ИЛ., 1994. Рунические письменности Евразийских степей. М.
Литаврин Г.Г., 1988. Принятие христианства в Болгарии (IX-X вв.)// Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение Руси. М.
Майко В.В., 2001. К вопросу о хронологии некоторых типов византийских амфор Юго-Восточного Крыма// Морськаторпвля у Швшчному Причорномор’Т. К.
Майко В.В., 2003. К вопросу о хронологии прихрамового некрополя городища на плато Тепсень в Юго-Восточном Крыму// Христианское наследие Византии и Руси. Симферополь.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала VII1-XII вв. М.
Максимов Е.В., Петрашенко В.А., 1988. Славянские памятники у с.Монастырек на Среднем Днепре. К.
Масловский А.Н., 1997. Грунтовый могильник “Мартышкина Балка” и его место среди памятников предмонгольского времени Нижнего Подонья (к постановке проблемы)// Историко-археологические исследования в г.Азове и на Нижнем Дону в 1994 г. Вып.14. Азов.
Мец А., 1996. Мусульманский Ренессанс. М.
Миллер А.А., 1911. Отчет об археологическом обследовании окрестностей пос.Гуселыциково близ Новониколаевской станицы Таганрогского округа//ГАРО Ф-55-0-1-9-543.
Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков.
Михеев В.К., Копыл А.Г., 1989. Средневековые поселения и могильники Подонцовья// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тез. докл. семинара. Донецк.
Новосельцев А.П., 1990. Хазарское государство и его роль в истории народов Восточной Европы и Северного Кавказа. М.
Орлов Р.С., Моця А.П., Покас П.М., 1985. Исследования летописного города Юрьева на Роси и его окрестностей// Земли Южной Руси в IX-XIV вв. К.
Паршина Е.А., Тесленко И.Б., Зеленко С.М., 2001. Гончарные центры Таврики VIII-X вв.// Морська торпвля у Швшчному Причорномор’Т. К.
Писарчик А.К., 1976. Смерть. Похороны// Таджики Каратегина и Дарваза. Вып.З. М.
Плетнева С.А., 1959. Керамика Саркела—Белой Вежи// МИА. № 75.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам. М.
Плетнева С.А., 1976. Хазары. М.
Плетнева С.А., Николаенко А.Г., 1976. Волоконовский древнеболгарский могильник// СА. № 3.
Плетнева С. А., 1981. Балкано-дунайская культура// Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Плетнева С.А., 2000. Очерки хазарской археологии. Москва; Иерусалим.
Полубояринова М.Д., 1978. Русские люди в Золотой Орде. М.
184
Потин В.М., 1960.0 серебряных монетовидных пластинках в кладах Х-Х [1 вв.// НЭ. Т.П. М.
Потин В.М., 1981. Нумизматическая хронология и дендрохронология (по материалам новгородских раскопок)// Тр. ГЭ. Вып.21.
Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу, 1939. М.; Л.
Романчук А.И., Сазанов А.В., Седикова Л.В., 1995. Амфоры из комплексов Византийского Херсона. Екатеринбург.
Савченко Е.И., 1986. Крымский могильник// Археологические открытия на новостройках. Вып. 1. М.
Семенов А.И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени на Дону// Проблемы археологии. Вып.11. Л.
Семенов А.И., 1993. О датирующих способностях византийских солидов VII-VIII вв.// Вторая кубанская археологическая конференция. Тез. докл. Краснодар.
Семенов А.И., 1996. “Варварские подражания” с территории Хазарского каганата// Четвертая всероссийская нумизматическая конференция. Тез. докл. М.
Сибилев Н.В., 1926. Древности Изюмщины. Вып.2. Изюм.
Обьльов М.В., 1950. Археолопчш пам’ятки на Дшщ у зв'язку з походами Володимира Мономаха та (горя С1верського// Археолопя. IV. К.
Татаринов С.И., Копыл А.Г., 1981. Дроновские древнеболгарские могильники на р.Северский Донец/7 СА. № 1.
Флёрова В.Е., 2001. Образы и сюжеты мифологии Хазарии. М.
Хакимзянов Ф.С., 1978. Язык эпитафий Волжских Булгар. М.
Халиков А.Х., 1976. История изучения Билярского городища и его историческая топография// Исследования Великого города. М.
Халикова Е.А., 1976. Билярские некрополи// Исследования Великого города. М.
Халикова Е.А., 1978. О могильнике Бабий Бугор в Болгарах// Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М.
Халикова Е.А., 1986. Мусульманские некрополи Волжской Булгарии Х-Х1Н вв. Казань.
Хисматуллнн А.А., Крюкова В.Ю., 1997. Смерть и похоронный обряд в исламе и зороастризме. СПб.
Хлебникова Т.А., 1984. Керамика памятников Волжской Болгарии М.
Хлебникова Т.А., 1988. Неполивная керамика Болгарского городища// Город Болгар: очерки ремесленной деятельности. М.
Ходжайов Т.К., Швецов М.Л., 1992. Археолого-антропологическое исследование Маяк X1II-X1V вв.// Степи Восточной Европы во взаимосвязи Востока и Запада в средневековье. Тез. докл. семинара. Донецк.
Шамрай А.В., 1995. Каменная иконка с Царина городища// Материалы научно-практического семинара, посвященного 15-летию Славяногорского историко-архитектурного заповедника. Славяногорск.
Швецов МЛ., 1989а. Отчет об археологическом исследовании памятников в зоне строительства объектов “Укрпромводчермета” у с.Маяки и пос.Донецкий Славянского района Донецкой области в 1988 г.// НА ИА НАНУ.
Швецов М.Л., 19896. Средневековые бескурганные могильники на территории Донбасса// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тез. докл. семинара. Донецк.
Швецов М., 1991. Могильник “Зливки’7/ Проблеми на прабьлгарската история и култура. Т.2. София.
Швецов М.Л., Кравченко Э.Е., 1991. Отчет об археологическом исследовании памятников в зоне строительства объектов “Укрпромводчермета” у с.Маяки и пос.Донецкий Славянского района Донецкой области в 1989-1990 гг.// Научный архив Святогорского историко-архитектурного заповедника. Ф.Ш, оп.6, дело 6; Ф.1П, оп.6, дело 5.
Швецов М.Л., Кравченко Е.С., 1995. Нов! матер!али до icTopii гсламу в УкраТш// 1стор!я penirii в УкраТш. Тези повщомлень. 4.5. Кшв; Льв!в.
Шихсаидов А.Р., 1984. Эпиграфические памятники Дагестана. М.
Якобсон А.Л., 1951. Средневековые амфоры Северного Причерноморья// СА. T.XV.
Якобсон А.Л., 1979. Керамика и керамическое производство средневековой Таврики. Л.
Якубовский А.Ю., 1948. К вопросу об исторической топографии Итиля и Болгар в IX и X вв.// СА. Т.Х.
Янин ВЛ., 1956. Денежно-весовые системы русского средневековья. М.
Яшаева Т.Ю., 1999. Раннесредневековые поселения предместья Херсона на Гераклейском полуострове// Херсонесский сборник. Вып.Х. Севастополь.
Dunlop D.M., 1967. The history of the Jewish khazars. New York.
Kozlov V.I., 1990. Die keramik der siedlungen der Balkan-Donau kultur im 8-10 Jh an der meerskuste des flussbinnenlandes Dnester-Donau// Die Keramik der Saltovo-Majaki Kultur und ihrer Varianten (Hg. Cs. Balint) Varia Archaeologica Hungarica. III.
185
Schulze-Dorrlamm M., 1999. Miinzfibeln der Karolingerzeit//Archaologiches korrespondenzblatt. heft 2. Mainz.
Semenov А.1., 1994. New evidence on the Slavyansk (Anastasiyevka) hoard of the century ad Byzantine and arab gold coins// New archaeological discoveries in Asiatic Russia and Central Asia. Sankt-Petersburg.
Summary
E. Ye.Kravchenko (Donetsk, Ukraine)
MUSLIM POPULATION OF SEVERSKY DONETS MEDIUM REACHES AND ISLAM SPREAD IN EASTERN EUROPE IN KHAZARIAN TIME
So far the problem of Islam propagation has been the object of purely historical discussions which can be accounted for by the lack of archaeological materials to support scarce evidence of the written sources. In the 80-90s of the XX11’ c. Muslim necropoles neighbouring the monuments of the Saltovo-Mayaki culture (the Khazar chaganate) were discovered in the medium reaches of the river Seversky Donets (i.e. the right tributary of the Don in the north-eastern Black Sea coast area). Those graveyards were found near the settlements of the villages of Mayaki and Sidorovo and unfortified settlements at the villages of Platonovka, Lysogorovka, Novolimarevka. So far the graveyard of the archaeological settlement situated near the village of Sidorovo in which 216 graves had been studied by the end of the 2003 season has been known best among them.
Most part (90%) of these interments was made strictly according to the Muslim funeral rite. The dominating type of grave at the cemeteries of the archaeological settlement near the village of Sidorovo is a pit with shoulders along its long walls. The funeral chambers were lined with plank laid on the shoulders along or across the grave pit. The buried were orientated towards the west/north-west. The skeletons are normally found lying on their backs or right sides. The bones position is indicative of the fact that the buried were shrouded. Sometimes wooden frameworks serving as coffins which have immediate analogs in pagan necropoles of the Saltovo-Mayaki culture are found in the graves.
Generally no accompanying equipment was found in the graves with the exception of interments 28, 169 and 190. There was a sulphur-polished vessel at the skull in interment 28. A whet stone located in the centre of the pelvis was found in the buried from interment 190. A group of objects found at the skull cervical bone of a child’s skeleton (interment 169), i.e. a little round silver bell, three serpentiform pendants cut out of a thin copper sheet, a black glass bead with inlaid yellow “eyes”, are of special interest. These objects functioned as a set of amulets attached to the band braided into the buried girl’s hair. The above objects have direct analogues in the antiquities of the Saltovo-Mayaki culture. These objects and the materials of the excavations of the neighbouring settlement permit dating the burial grounds under consideration back to the 2nd part of the IX-X c.
The analysis of the details of the rite indicates that Islam was not a new religion for the population of the settlement at the village of Sidorovo. The process of its propagation in the medium reaches of the Seversky Donets may have begun as early as in the middle of the IX"1 c. At that time the period of confrontation of Khazaria with Islamic states was over having given way to active trade contacts. The ties with the Islamic world including Middle Asia promoted penetration of cultural and ideological influence to Khazaria. Muslim missionaries were most likely to get to Nizhneie Povolzhye from the territory of Khorezm. Then the preachers moved further west by trade routes. It was at that time that Islam was disseminated in the medium reaches of the Seversky Donets along which there was an important trade route.
Muslim burial grounds of the medium reaches of the Seversky Donets so far have been the extreme western points where the process of Islam propagation in the IX-X c. was registered archeologically. However, the written sources are indicative of an attempt to disseminate Islam much further to the west, i.e. on the territory of Danube Bulgaria, in the 60s of the IX"1 c.
The destiny of the first Muslims living in the medium reaches of the Seversky Donets is quite obscure. In XI-X1V cc. there were a number of settlements in this area with descendants of the Khazar chaganate population living in them. In that period the influence of Kiev Rus and Christianity is clearly traced in their material culture. Another stage of wide-spread propagation of Islam on this territory falls on the XIV c.
Статья поступила в редакцию в январе 2004 г
186
К.И. Красильников, Л.И. Красильникова
МОГИЛЬНИК У СЕЛА ЛЫСОГОРОВКА - НОВЫЙ ИСТОЧНИК ПО ЭТНОИСТОРИИ СТЕПЕЙ ПОДОНЦОВЬЯ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
За последнее десятилетие представления по этноистории раннего средневековья в Подонцовье заметно продвинулись вперед. Свидетельством тому являются систематические публикации степных хазарских материалов, а также результатов раскопок, проводимых на уже известных и новых памятниках салтово-маяцкой культуры (Аксенов В.С., Тортика А.А., 2001, с.191-218; Кравченко Э.Е. и др., 1998; Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.233-302; Татаринов С.И., Федяев С.В., 2001, с.365-374; Крыганов А.В., 2001, с.347-358; Колода В.В., 1999, с. 15-20; 2000, с.40-54; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.52-72; Швецов М.Л. и др., 2001, с.333-346; Красильников К.И., Тельнова Л.И., 1997, с.67-80; Красильников К.И., 2001, с.303-322; идр.).
Опубликованные источники позволили прийти к вполне определенным выводам, что в среде населения степной и лесостепной зон бассейна Северского Донца, ядром которого были алано-болгары, находились как соседние народы восточноевропейской группы, так и переселенцы из значительно отдаленных территорий. (Плетнева С.А., 1962; 1972; Березовец Д.Т., 1965; См1ленко А.Т., 1975; Москаленко А.Н. и др., 1981).
Этническая неоднородность, а иногда и смешанность населения наблюдалась в VII I-Х вв. и в среднем Степном Подонцовье, занятом тогда племенами праболгар, другими этническими группами (Кравченко Э.Е. и др., 1998; Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990, с.56-58; Красильников К.И., 2001, с.320).
Продолжение этнической темы стало возможным благодаря раскопкам нового могильника, материалы которого до настоящего времени не были опубликованы. Однако, не ознакомившись с источником, не имея представления о самом предмете, некоторые исследователи уже дали оценку о “неубедительности” и “необъяснимости” предполагаемых этноконфессиональных вариантов, имевших место в степях Подонцовья в салтовское время (Швецов М.Л. и др., 2001, с.344).
Цель данной работы - публикация результатов работ на Лысогоровском могильнике в 2001-2003 гг, а также интерпретация материалов в со
ответствии с имеющимися аналогиями и информацией из близких к ним захоронений.
Анализ исследованных в Подонцовье сал-товских древностей (погребения, жилища, бытовые постройки и приспособления, керамика) неоднократно ориентировал взгляды в направлении поиска этнических истоков формирования степного варианта культуры. Погребениям в этом вопросе всегда уделялось особое внимание. Например, из 30 захоронений могильника у с.Желтое, два (27 и 28) произведены в катакомбах. Их камеры закрыты в одном случае мергельными плитами (27), во втором (28) плахами. По конструкции дромоса и устройству катакомб, оба захоронения, видимо, следует отнести к аланской группе погребений, известных на Маяцком могильнике (Флёров В.С., 1984, с. 148-154). С этой же этнической группой, вероятно, связаны материалы из Станицы Луганской (Красильников К.И., 1990, с.31).
На могильнике у с.Желтое расчищено погребение (1), могильная яма которого была обставлена плитами известняка. Погребения раннего средневековья, оформленные плитами, более всего известны в Южной Таврике, в Восточном и Степном Крыму, составляя там порой до 50% захоронений (Якобсон А.Л., 1964, с.42-43). Погребения в плитовых могилах, по мнению И.А. Баранова, совершены по христианскому обряду (Баранов И. А., 1990, с. 106).
На могильнике у с.Желтое в яме, оформленной таким же способом,находилось захоронение подростка, выполненное по языческому обряду с жертвенником у ног и амфорой в заполнении ямы. С погребениями крымского варианта его связывает не только конструкция могилы, но и амфора, относящаяся к типу крымских изделий VIII-IX вв. (Баранов И.А., 1990, с.26-27, рис.9, 3, 11). Такие же бороздчатые небольшие амфоры найдены в Подонцовье на Сидоровском городище и на некоторых других памятниках степного массива (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.244-245).
По материалам могильников Степного Подонцовья (регион Луганщины), вопросы этнической и отчасти конфессионной принадлеж
ности погребенных, пока что не выходили за рамки гипотез. К примеру, в Новолимаревке (пп.2, 5, 8) прослеживаются признаки мусульманской обрядности в виде направленных к югу лицевых отделов черепов, а в погребении 18 присутствуют атрибуты тюркского характера (Красильников К.И., 1990, с.32).
Близким к тюркским традициям было захоронение 19 на могильнике Новодачное. Все остальные погребения этого и других могильников обозначенного массива Степного Подонцовья мы связываем с праболгарами-язычниками.
В то же время могильники Среднего течения Северского Донца Маяки-3, Платоновка (Дронов-ка-2 и 3) и другие характеризуются более обоснованной этнической и, соответственно, конфессиональной поливариантностью, в частности, они имеют признаки ислама (Копыл А.Г. и др., 1998; Татаринов С.И., Федяев С.В., 2001).
О землях, далеких от мира ислама, которыми являлись степи Подонья, в трудах арабских ученых рубежа I и II тыс. н.э. практически ничего нельзя найти. Другие письменные источники о народах Юго-Восточной Европы отрывочны и хронологически размытые, они позволяют лишь в общих чертах представить ход этноисторических процессов, протекавших в причерноморских степях (Бейлис В.М., 1982, с.226). Конкретизация событий возможна лишь на основании археологических материалов. В этой связи особое значение приобретают вводимые в научный оборот захоронения VI 11-Х вв. "донского степного варианта салтово-маяцкой культуры” (Плетнева С.А., 1999, с.65-83).
В настоящее время в Степном Подонцовье известно около 40 ямных могильников, но раскопки проводились не более чем на 10 из них (Злив-ки, Маяки, Платоновка (Дроновка-1-3), Желтое, Новолимаревка (1-11), Сидорово, Новодачное, Серебря некое, Лысогоровка).
Лысогоровскнн могильник.
Обнаружение могильника, его топография, исследование
Периодически от жителей села Лысогоровка Новопсковского р-на Луганской обл. поступала информация о том, что в глинище, а затем в образовавшемся на месте разбитой грунтовой дороги овраге, на современном кладбище при рытье могил попадались кости скелетов давно погребенных людей. В осыпях глинища прослеживались ямы, заполненные темным грунтом, из них, якобы, доставали горшки, изделия из металлов и даже монеты. Визуальное знакомство с отдельными находками из этого места, а затем и
рекогносцировочные работы-разведки подтвердили наличие грунтового могильника салтово-маяцкой культуры. Археологические раскопки спасательного характера, начатые в 2001 г и продолженные в 2003 г, переросли в целенаправленные исследования, задачи которых определялись следующими направлениями: получить возможно полную информацию о захоронениях, выяснить границы могильника, раскрыть и понять признаки различных обрядоворитуальных проявлений, понять планиграфиче-ские особенности могил с учетом этнической и социальной ситуации, возникших к тому времени в салтовском обществе. В ходе работ наметились ориентиры изучения могильника на перспективу, однако, их реализации препятствует современное кладбище, занявшее, по нашим представлениям, немалую, если даже не центральную, часть памятника.
Топография могильника связана с высокой мысовидной террасой, образованной правым коренным берегом р.Айдар и выходом в пойму огромной балки Водяной Яр, в северо-западной части с.Лысогоровка. За счет выноса грунта из балки здесь образовалась обширная долина, “отодвинувшая” русло реки на 1,5 км к востоку от коренного берега. В северной части этой долины, в 200-400 м к востоку от могильника, у подножья коренного берега обнаружено поселение салтово-маяцкой культуры к которому, видимо, относится могильник (рис. 1). Вся площадь поселения, до 250 м вдоль долины и до 70 м вглубь ее, занята застройками и приусадебными огородами, поэтому кроме сборов материалов на его поверхности, никакой информации о слое памятника нет.
Терраса, на которой расположен могильник, поднята над горизонтом долины на высоту от 22 до 32 м, то есть ее рельеф из восточной части склона в западном направлении сначала интенсивно (около 26-28°), затем умеренно (8-6°) и дальше почти ровно (не более 2-3°) поднимается к водоразделу (рис.2). Через 90 м от начала террасы площадка почти выравнивается. Такой же изрезанной была линия рельефа в направлении север-юг.
Современная стратиграфическая ситуация почв могильника не одинаковая. В промежутке между глинищем и оврагом верхний гумусированный слой почвы почти смыт, и лишь в отдельных местах его величина не более 10-20 см, в остальном он составляет 40-45 см. Ниже повсюду читается горизонт светлого предматерика, его мощность около 20-25 см. Стерильный светлый лесс материка залегает с глубины 60-70 см. Во влажном состоянии лесс, в силу опесоченности, прокапывается без особых усилий, но при под
188
сушке даже зачистку его поверхности осуществить практически невозможно. В этой почве и были сооружены ямы захоронений, дно которых опускалось в лесс на глубину в среднем 80-100 см.
Пятна ям погребений обычно прослеживаются в горизонте предматерика, но в некоторых ситуациях даже в лессе их удавалось обнаружить лишь по плотности грунта. Вероятно, в таких случаях яму “забивали” влажным, предварительно отдельно “складированным” чистым лессом, вынутым при сооружении этой же ямы. Но в большинстве случаев ямы засыпаны грунтом смешанной консистенции. Тогда почвы выглядят более темными, гумусированными, они заметно мягче. Но и в этих ситуациях, несмотря на разноструктурность почвы, засыпки зачастую бывают очень уплотнены. Первоначально складывалось впечатление, что ямы, заполненные темным и рыхлым грунтом, могли быть вторично вскрытыми, но, как оказалось, ни в одном из захоронений нет с признаками преднамеренного, с целью “обезвреживания”, разрушенного скелета. Такая ситуация еще раз ставит дополнительные вопросы о правомерности существования в салтовской среде ритуала “обезвреживания”, либо об имевших здесь место этнических и религиозных особенностях населения, оставившего захоронения. К этим вопросам вернемся ниже, после описания всех исследованных могил.
Следует упомянуть о кенотафах, их 8 (8,8%), причем 6 ям-кенотафов не вызывают сомнений, в остальных двух, в основном в засыпке, попадались незначительные фрагменты костей скелета или очень мелкие фрагменты амфор и горшков. Вызывает интерес и тот факт, что все ямы-кенотафы стандартные, даже символические, так как их длина не более 100-110 см.
Скелеты неплохо сохранились, что позволит в перспективе провести полные краниометрические исследования значительной серии черепов, получить о них сведения различного направления, в том числе этноантропологическую информацию (Андреева И.В. и др., 2002, с.10-12). В настоящее время вся серия черепов передана в лабораторию анатомии и физиологии Луганского пед-университета и с ними проводят исследования комплексного характера.
Территория могильника задернована и никогда не подвергалась распашке, но в настоящее время юго-восточные склоны террасы интенсивно оплывают, здесь же возник овраг, что и побудило к проведению раскопок на этом участке.
За два сезона общая площадь раскопа составила 1725 м2, из них 825 м2 —в 2001 г и 900 м2-в 2003 г (Красильников К.И, 2002, с.155-156). Общее
число ям — 91, из них 82 - с захоронениями (60 ям вскрыто в2001ги31-в 2003 году. Раскоп и бровки были сориентированы по сторонам света, общее направление изучения площади могильника шло с восточной его окраины в западном направлении (рис.З). Снятие почвы осуществлялось вручную до горизонта светлого предматерика, так как только в нем удавалось фиксировать пятна заполнений ям. Уровень залегания горизонта предматерика от современной поверхности оказался неодинаковым и зависел от состояния эрозии почвы. Подгумусный суглинок находится на глубине от 20 до 60 см, в среднем -45-55 см.
В результате естественных разрушений погребальные ямы оказались на разных глубинах. В одних случаях дно ямы зафиксировано почти у поверхности (30-50 см), в других - на отметке 180 см. Глубина большинства могил составляет 120-160 см.
Учитывая сложный рельеф памятника, значительные смывы грунта, фиксация захоронений на местности осуществлялась от реперных отметок (Р1, Р2, Р3), а глубины ям—только по отношению к горизонту поверхности у их краев. В этой связи на чертежах в разрезах ям захоронений показаны два горизонта: справа—от современной поверхности (это их же реальная современная глубина), слева — от уровня фиксации ямы в пред-материке.
Описание погребений
Нумерация захоронений соответствует последовательности их обнаружения и расчистки (рис.З).
Погребение 1 (рис. 4,7).
Захоронение обнаружено в овраге, у дна прослеживались кости скелета. Зачистка показала, что нижняя половина скелета уже смыта, но остальные кости сохранились. Скелет подростка лежит на правом боку, голова на правом виске, поворот лица — к югу, ориентирован на 3 с отклонением к северу до 5°. Параметры и форма ямы определены частично, ее сохранившаяся длина -60 см, ширина - 30 см, глубина от дна оврага - 5-7 см. Инвентаря в захоронении не обнаружено, на черепе — фрагменты войлока.
Погребение! (рис.4,2).
Обнаружено на правом склоне оврага. Пятно прослеживалось на горизонте предматерика, так как верхние слои почвы смыты. Яма неправильной вытянуто-овальной формы была вырыта в материке, ее глубина - 70 см, ориентирована СЗЗ-ЮВВ (25°). Заполнение—плотный серый суглинок.
189
Размеры ямы: длина - 165 см, ширина в западной части - 45 см, в восточной — 32 см. Скелет взрослого человека лежал на спине, лицевым отделом черепа слегка повернут к северу, ориентирован на СЗЗ (22°). Левая рука прямая, вытянута вдоль туловища, правая согнута в локте под углом 140°, ее кисть — на костях таза. Нижняя часть ног со стопами отсутствует. Погребение безынвентар-ное.
Погребение 3 (рис.4,3).
Находилось в 1 м к востоку от погребения 2. Пятно прослеживалось в предматерике, было заполнено плотным грунтом серого оттенка. Максимальная глубина захоронения - 100 см от современной поверхности, из них 60 см — в материке. Яма в форме неправильного вытянутого овала, с искривленными длинными стенами, ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение от азимута В-3 составляет 26°. Размеры ямы: длина - 180 см, ширина в западной стороне - 55 см, в восточной — 35 см.
Умерший уложен на спину, головой к СЗЗ (25°), лицом кверху. Правая рука согнута в локте, образуя угол 150°, кисть - на тазе, левая прямая, кисть — у таза. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 4 (рис.4,4).
Пятно неправильной формы было зафиксировано по рыхлой серой почве в предматерике, дно ямы на отметке — 40 см. В общих контурах яма напоминает трапецию длиной до 70 см и шириной 35 см, но создается впечатление, что здесь была сооружена не яма для захоронения умершего, а яма для “складирования” костей скелета. Надо учесть, что кости скелета были уложены так, чтобы в некоторых признаках реконструировать анатомию. Например, череп по отношению к костям скелета уложили в западной части, конечности ног к востоку, остальные кости занимают серединное положение. Находок среди костей не обнаружено.
Погребение 5 (рис.5, /).
Обнаружено в овраге, поэтому часть костей смыта, да и сама яма частично разрушена. Сохранившиеся признаки захоронения позволяют констатировать, что оно было произведено в материке на глубине 60 см от современной поверхности. Яма, видимо, была вытянуто-овальной, вырыта по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к С и Ю до 15°. Скелет подростка лежал на спине, левая рука согнута в локте до 90°, правая прямая. Череп ориентирован к СЗЗ 15°, но его положение неестественное, он как бы “подставлен” к туловищу, при этом смещен в сторону и к тому же поставлен на “основание”. Остальные части скелета лежат в анатомическом порядке. Инвентарь отсутствует.
Погребение 6 (рис.5,2).
Обнаружено у глинища. Пятно с плотным заполнением серого цвета зафиксировано в предматерике на отметке — 75 см. Яма вытянутоовальной формы, ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к С и Ю до 20°. Размеры ямы: длина — 165 см, ширина - 40-45 см, глубина — 75 см от современной поверхности. Вдоль северной и южной сторон она облицована досками длиной около 145 см, шириной 20 см, толщиной до 3 см. Скелет взрослого человека уложен на правый бок, ориентирован к СЗЗ 20°, череп лежит на правом виске с поворотом лица к югу. Правая рука вытянута, левая согнута в локте под углом 110° так, что кисть левой руки находится рядом с кистью правой. Ноги уложены прямо, но стопы повернуты вправо. Инвентаря в захоронении не обнаружено, лишь на черепе - фрагменты войлочной шапочки.
Погребение 7 (рис.5,3).
Обнаружено между глинищем и оврагом. Пятно едва серого и в основном лессового плотного заполнения зафиксировано в предматерике, сама же яма находилась в материке, дно — на глубине 60 см от современной поверхности. Яма вытянуто-овальная, ориентированная по линии 3-В с отклонением 5° к С и Ю. Размеры ямы: длина -170 см, ширина —40-45 см, вдоль ее длинных сторон находились доски длиной 160 см, высотой 20 см, толщиной 3 см.
Скелет взрослого человека в анатомическом положении лежит на спине головой на 3 3° к С, кверху лицом. Руки слегка согнуты в локтях, кисти находятся на тазовых костях. Находок в захоронении нет.
Погребение 8 (рис.5,4).
Обнаружено в овраге в состоянии, когда кости скелета просматривались на поверхности его склона. Пятно ямы и ее заполнение не прослеживались, и лишь путем тщательной зачистки лесса удалось выявить контуры погребальной ямы. Форма ямы вытянуто-овальная. Размеры ямы: длина - 165 см, ширина - 40-45 см, наибольшая глубина от сохранившейся с южной стороны современной поверхности - 65 см, с северной только - 20 см. На дне ямы — следы подстилки (?).
Скелет в анатомическом положении, ориентирован головой на СЗЗ, 15° к северу, лежит на правом боку, лицом к югу, руки вытянуты, ноги в коленях слабо согнуты, берцовые кости левой ноги пересекают голень правой. Инвентарь в захоронении отсутствует, лишь у черепа - остатки войлока.
Погребение 9 (рис.6, 7).
Обнаружено на левом склоне оврага. Пятно читалось при зачистке предматерика, заполнено
190
серым плотным суглинком, дно погребения на отметке — 60 см. Яма вытянуто-овальной формы сооружена по линии В-3. Скелет взрослого человека лежал на спине, головой ориентирован на 3, лицом повернут к югу. Руки прямые, вытянуты вдоль туловища, кисть правой руки под тазом. Ноги вытянуты, обе стопы с разворотом к югу.
Особый интерес представляет череп, на котором видны две травмы: на теменной и затылочной костях. Одна полностью заросла, вторая — с частично приросшей костью с внутренней стороны черепа (?). Находок в захоронении не обнаружено.
Погребение 10 (рис.6,2).
Обнаружено в 1 м северней склона глинища. Пятно ямы было зафиксировано в предматери-ке, который начинался буквально с современного горизонта, сама же яма опускалась в материк (лесс) на глубину до 70 см. Заполнение ямы плотное, состоит из суглинка и серой гумусированной почвы.
Яма вытянуто-овальной формы, с ровными стенками. Сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу 15°. Ее размеры: длина - 155 см, ширина — 40 см. В нижней части стенки ямы были облицованы досками длиной 130 см, высотой 20-23 см, толщиной 3-3,5 см. На дне - следы подстилки.
Скелет взрослого человека лежал на спине, руки вытянуты вдоль туловища, кисти — у таза, ноги прямые. Ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу 15°. Лицо слегка наклонено к северу. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 11 (рис.6,3).
Находилось на склоне оврага, обнаружено при его зачистке. Пятно - в предматерике, заполнено рыхлой, серой почвой. На глубине около 60 см определились дополнительные четкие контуры ямы, а с 66-70 см уже прослеживались плахи, которыми яма облицована вдоль всех четырех сторон. Плахи толстые (до 10 см) длиной около ISO-185 см. На них были уложены пять поперечных коротких (40-45 см), но достаточно широких (ок.20 см) досок.
Яма подпрямоугольная: длина ее — 185 см, ширина в западной части - 60 см, в восточной — 40см. Северная стенка искривлена на высоту 25см. Яма вырыта строго по линии 3-В, ее дно — на отметке 100-105 см от современного горизонта.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, ориентирован на 3, лицом кверху, руки прямые вдоль туловища, кисти у таза. Ноги прямые. Никаких предметов из инвентаря не найдено.
Погребение 12 (рис.6,4).
Обнаружено на левом склоне оврага, часть ямы оказалась разрушенной. Пятно ямы чита
лось в предматерике сразу после его зачистки на глубину 20 см. Заполнение суглинистое, серое, плотное, дно - на глубине 55 см от современной поверхности. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу и югу до 10-12°. Ее размеры: длина— 175 см, ширина —от40 до 45 см, вдоль длинных сторон сохранились тонкие (4 см) доски, облицовывающие яму по длине 160 см на высоту до 20 см.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, головой на СЗЗ, отклонение к северу 10°, лицом кверху. Руки прямые, кисть левой руки -на тазе, кисть правой — под тазом. Ноги прямые, но их нижние части отсутствуют, разрушены оврагом. Инвентарь в захоронении не обнаружен.
Погребение 13 (рис.7,1).
Находилось у дна оврага, поэтому южная сторона ямы практически отсутствует, ноги до колен смыты. И все же контуры ямы зафиксированы. Она подпрямоугольная с закругленными углами ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу и югу до 7°. Сохранившаяся длина по линии СЗЗ-ЮВВ - 125 см, ширина -40-45 см, глубина - 50 см. Стенки ровные, с длинных сторон были оформлены тонкими (2-3 см) досками. Высота досок до 15 см. Скелет в анатомическом положении лежал на спине, головой на 3 с отклонением к северу 7-8°, лицом кверху. Руки вытянуты, кисть левой - на тазе, кисть правой под ним. Бедренные кости ног параллельны друг другу. Инвентаря в погребении нет.
Погребение 14 (рис.7,2).
Обнаружено в промежутке между оврагом и глинищем. Пятно прослеживалось под черноземом (20 см), в предматерике с глубины 30 см. Заполнение — серая плотная почва с суглинком, дно ямы - на глубине 80-85 см от современной поверхности, в горизонте чистого лесса.
Яма ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 5°. Форма ямы вытянуто-овальная, ширина восточной части 36 см, западной — 46 см, длина - 150 см. Стенки ямы на высоту до 20 см с длинных сторон были облицованы досками толщиной 3-4 см, длиной 130 см.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, ориентирован головой на 3, 5° к северу, лицом к югу. Руки вытянуты вдоль туловища, кисть правой руки — у таза, левой - на тазе. В погребении найден инвентарь: на запястье правой руки — бронзовый проволочный браслет с разомкнутыми заостренными краями (рис.7, 2а). В четырех местах вдоль левой части скелета обнаружены 6 бусин (рис.7, 26) н 1 подвеска (рис.7, 2в), прослежены также отпечатки ткани.
191
Погребение 15 (рис.7,3).
Обнаружено в обнажении северного склона глинища, зачистка показала наличие здесь ямы глубиной около 90 см, сооруженной в лессе. Заполнение рыхлое, серое, в нем находились фрагменты древесины. Форма ямы в виде неправильного прямоугольника с закругленными углами, удлинение по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение 15°, ее длина — 120 см, ширина — 50 см, восточная стенка закруглена. В яме признаков захоронения не обнаружено. Таким образом, либо это — кенотаф, либо скелет умышленно был полностью вынут из могилы.
Погребение 16 (рис.7,4).
Обнаружено на правом склоне оврага. Яма сооружена в материке, ее глубина 68 см. Форма вытянуто-овальная, ее длина — 180 см, ширина в западной части - 50 см, в восточной — 40 см.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, ориентирован по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу и югу 17-18°. Руки прямые, вытянутые вдоль туловища, кисти у костей таза, ноги прямые. Череп и левая верхняя часть скелета снесены размывом оврага. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 17 (рис.8, /).
Находилось у склона глинища. Пятно ямы зафиксировано при зачистке с глубины 30 см, в предматерике. Заполнение рыхлое, серый суглинок с вкраплениями древесины. На глубине 50 см были обнаружены доски, которые со всех четырех сторон оконтуривали яму прямоугольной формы.
Яма длиной 170 см, шириной 40 см и глубиной 70 см ориентирована на СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 20°. Скелет в анатомическом положении лежал с полуразворотом на правый бок. Правая рука прямая, левая слегка согнута в локте, кисть этой руки — на лобковой кости. Череп ориентирован на СЗЗ, повернут на правую сторону лицом к югу. Ноги прямые, стопы развернуты к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено, на черепе фрагмент войлока.
Погребение 18 (рис.8,2).
Практически смытое оврагом, обнаружено по фрагментам детского (до 5 лет) скелета. Зачистка не проявила четких контуров ямы, поэтому мы их обозначаем более-менее условно. Захоронение находилось в горизонте лесса 15 см от его верха. Сохранность костей очень плохая, но видно, что ребенок был уложен скорченно, с подогнутыми ногами, на правый бок лицевой частью черепа к югу. Скелет ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу и югу до 40°. У головы найдена большая стеклянная бусина со спиралевидным глазчатым орнаментом (рис.8, 2а), а у правого
плеча стоял небольшой кухонный горшок пра-болгарского типа. Его размеры: диаметр венчика 9,6 см, тудова 13 см, дна 7,5 см, высота 12 см. Поверхность горшка орнаментирована гребенкой (рис.8, 26).
Погребение 19 (рис.8,3).
Обнаружено в пространстве между оврагом и глинищем. Пятно читалось в предматерике с глубины 30 см, яма же опускалась в материк еще на - 80 см, таким образом, общая глубина захоронения — 110 см от современной поверхности. Заполнение рыхлое, состоящее из суглинка с гумусом. Яма прямоугольной формы ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 20°. Стенки с западной, северной и южной сторон облицованы толстыми (7-9 см) досками-плахами. Высота плах 25-27 см. Размеры ямы: длина 120 см, ширина 55 см, или 40-35 см внутри рамы.
Скелет в анатомическом порядке, лежал в деревянной раме на спине, головой на СЗЗ, с отклонением к северу 20°, лицом кверху, с некоторым наклоном к северу. Руки вытянуты вдоль туловища, ноги прямые, стопы — на правом боку. Инвентарь отсутствовал.
Погребение 20 (рис.9,1).
Находилось в промежутке между оврагом и глинищем, северная часть погребальной ямы смыта. Остатки заполнения свидетельствуют о том, что погребенный был засыпан рыхлым, темным с черноземом суглинком. Глубина ямы от современной поверхности составила 65 см. Форма ямы подпрямоугольная с закругленными торцевыми стенками. Она сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 15°. Размеры ямы: длина — 210 см, ширина в западной части - 70 см, в восточной - 50-55 см. Северная и южная стенки погребения облицованы досками-плахами длиной 200 см, шириной 25-27 см, толщиной до 6-7 см. Сверху скелет был плотно накрыт тремя досками-плахами. Доски уложены вдоль ямы на грунт, которым частично засыпан погребенный. В этом же грунте, в области грудины, прослеживались скопления древесного угля.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, под ним заметна подстилка из шкуры животного. Погребенный ориентирован к СЗЗ с отклонением к северу 15°. Лицо направлено кверху. Руки прямые, кисти — сбоку костей таза, ноги прямые. В захоронении найден инвентарь: на фаланге среднего пальца левой руки — бронзовый перстень со стеклянной жуковиной, закрепленной крестообразно четырьмя лапками (рис.9, Iа). На запястье правой руки — железный браслет (рис.9, 16), а в кисти этой же руки — серебряный
192
дирхем (рис.9, 7в). Сохранность монеты плохая, что-либо прочесть и определить очень сложно, обе стороны затерты.
Погребение 21 (рис.9,2).
Находилось на склоне оврага, часть почвы смыта, лишь по зачистке материка удалось зафиксировать серое заполнение. Глубина дна ямы по отношению к сохранившемуся горизонту — 65 см.
Яма подпрямоугольной формы сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу и югу до 5°. Ее размеры: длина — 205 см, ширина - 65-55 см. В нижней части на высоту 20-24 см длинные стенки оконтурены досками-плахами длиной до 190 см, шириной до 25 см и толщиной до 7-8 см. Такая же короткая плаха расчищена у западной стены. В яме находился скелет взрослого человека в анатомическом виде. Умерший был уложен на спину, головой на 3, череп - на правом виске, лицевой частью направлен к югу. Руки и ноги прямые. Инвентаря нет.
Погребение 22 (рис.9,3).
Обнаружено на склоне оврага, южная сторона ямы почти смыта и читается только с материка. Северная сторона читается с предматерика. Глубина дна ямы около 60 см. Заполнение — уплотненное, из серой суглинистой почвы. Яма вытянуто-овальной формы с неровными стенами и дном, была вырыта по направлению СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 15°. Конструкция ямы нестандартная: вдоль северной стенки — узкое заплечико-ступенька (шириной до 10 см), а вдоль южной - подбой глубиной до 5 см. Дно ямы - с наклоном к югу. Эта часть ямы разрушена оврагом.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на правом боку, головой на СЗЗ, череп - на правом виске, лицевой частью к югу. Правая рука прямая, левая согнута в локте под углом почти 90°. Инвентарь в захоронении не найден.
Погребение 23 (рис. 10, /).
Обнаружен на левом склоне оврага. Пятно ямы прослеживалось в предматерике с глубины 25 см, глубина ямы - 75 см от современной поверхности. Заполнение плотное — серый утрамбованный суглинок. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами, ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 20°. Ее длина - около 190 см, ширина по дну (с южной стороны) - 35-40 см, по заплечику — 50-52 см. Заплечики сооружены с южной и западной сторон ямы.
Скелет в анатомическом положении лежит на спине, позвоночник — с прижизненной деформацией, руки прямые вдоль туловища, кисти — у костей таза. Ориентирован на СЗЗ с отклонением
к северу до 20°, череп — со смещением вправо, лицевая часть направлена кверху. За черепом находился приземистый кувшин-кружка (рис.10, 1а). Размеры: диаметр горловины - 7,5 см, туло-ва - 13 см, дна - 10 см, высота горловины - 5 см, общая высота - 11 см.
Погребение 24 (рис. 10,2).
Пятно ямы зафиксировано с горизонта предматерика. Заполнение сравнительно рыхлое, почва серая суглинистая. Глубина ямы - 95 см от современной поверхности.
Яма вытянуто-ованой формы, ориентирована по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 25°, имела размеры: длина - 170 см, ширина в западной части - 50 см, в восточной - 35 см. На дне — следы подстилки.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на спине, головой на СЗЗ до 23° к северу, лицом кверху. Правая рука вытянута, кисть под тазом, левая согнута в локте под углом 120°. Одна из костей левого предплечья находилась на правой половине грудной клетки. Ноги прямые.
В захоронении обнаружены следующие вещи. На уровне пояса, слева сохранились остатки миниатюрной сумочки из грубой ткани (рис. 10, 2 а). В ней находились: две кремневые пластины — кресала (рис. 10, 26), бронзовые коготь-амулет (рис. 10, 2в), две призматические подставки-вор-ворки (рис. 10,2г), две “печати” (рис. 10,2д), поясной распределитель (рис. 10, 2е). У кисти правой руки найден бронзовый перстень (рис. 10, 2ж) со стеклянной жуковиной, закрепленной четырьмя лапками, железный нож (рис. 10, 2з), изделие из рога в виде “горловины бурдюка” с небольшими отверстиями. Все материалы соответствуют изделиям, встречаемым в могилах праболгар.
Погребение 25 (рис. 11, /).
Пятно зафиксировано в глинище в предматерике. Заполнение ямы рыхлое, глубина дна -70 см от современной поверхности. Яма вытянуто-овальной формы, сооружена по линии ЮВ-СЗ, ее длина - 180 см, ширина - 55 см в западной части и 35 см - в восточной. Стенки неровные.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, руки и ноги прямые. Локтевые кости левой руки - на крыле таза. Череп неестественно смещен к северу, но лицо направлено вверх. Нижние части ног со стопами и кисти рук отсутствовали. Инвентаря в захоронении не обнаружено.
Погребение 26 (рис. 11,2).
Находилось у склона глинища. Обнаружено по пятну в предматерике на глубине 20 см от современной поверхности. Заполнение ямы очень плотное - суглинок серого оттенка, в котором находились фрагменты древесины. На глубине
193
80 см от поверхности или 60 см от уровня впуска ямы прослежены доски, оконтуривающие яму с северной и южной сторон на высоту 25 см. Дно ямы - на глубине 100 см от современной поверхности.
Яма, в виде неправильного прямоугольника длиной и шириной 40-45 см, сооружена по линии СЗ-ЮВ, ее короткие стороны округлены.
Скелет ребенка в анатомическом порядке, но плохой сохранности ориентирован головой на СЗ на правом боку, голова склонена на грудь так, что поворот лица мог быть только к югу. Левая рука, слабо согнута в локте, правая, по-видимому, - прямая (локтевые кости не сохранились).
В захоронении найдено височное кольцо из тонкой серебряной проволоки сечением 1,5 мм (рис. 11, 2а), в кисти левой руки находился серебряный дирхем (рис. 11, 26), из-за затертости сторон которого точная датировка не определяется. Здесь же две пастовые (плоская и круглая) бусины (рис. 11,2в).
Погребение 27 (рис. 11,3).
Обнаружено на склоне оврага. Пятно ямы прослежено под зачисткой 10 см чернозема в суглинке предматерика. Заполнение очень плотное, суглинистое. На глубине 56 см находилось дно.
Яма подпрямоугольной формы с закруглениями торцевых сторон сооружена по направлению СЗ-ЮВ, ее длина - 67 см, ширина — 23-28 см. Ребенок до 2 лет, ориентирован на СЗ, по-видимому, лежал с полуразворотом на правый бок. Лицевая часть черепа повернута к югу. Сохранность скелета очень плохая: фрагментами представлены только руки и ноги. Инвентаря нет.
Погребение 28 (рис. 11,4).
Находилось на левом склоне оврага, пятно прослежено после снятия чернозема, в суглинке -с глубины 20 см от современной поверхности. Заполнение пятна рыхлое, в виде серого суглинка. Стенки ямы прямые, на глубине 95 см от поверхности почвы, или 70 см от уровня фиксации пятна в ней находились доски высотой 20 см, длиной 170 (у северной и южной стенок) и толщиной 5 см, которыми по всему периметру облицована яма в виде рамы.
Яма прямоугольная, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 7°. Длина ямы - 180 см, ширина - 40 см, глубина ямы - 115 см от современной поверхности. Длина торцевых плах — 30 см.
Скелет в анатомическом положении лежит на спине, ориентирован на СЗЗ, с отклонением к северу до 5°, лицом почти кверху, с небольшим разворотом к югу. Руки прямые, кисть левой руки под тазом, правой — у таза. Некоторые кости находятся не на месте: крестец — между коленями,
часть позвонков - на предплечье правой руки. На запястье - литой бронзовый браслет с разъемными утолщенными краями (рис.11, 4а).
Погребение 29 (рис. 12,1).
Находится на левом склоне оврага, пятно зафиксировано под горизонтом чернозема (25 см в предматерике). Заполнение пятна плотное, суглинистое, стенки ямы прямые, дно на глубине 110 см от современной поверхности. Форма ямы вытянуто-овальная, длиной 170 см, с неровными стенками. Ее ширина — 37 см в восточной стороне и 55 см - в западной. Сооружена яма по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 12-13°. Скелет в анатомическом положении лежит на спине, головой на СЗЗ, лицом кверху. Руки прямые, кисти справа и слева у таза, ноги прямые. Инвентарь отсутствует.
Погребение 30 (рис.12,2).
Найдено при зачистке предматерика под черноземом (25 см от современной поверхности). Заполнение плотное, серый суглинок утрамбован. Дно ямы на глубине 120 см от современной поверхности или 96 см от горизонта пятна.
Яма сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 15°. Форма ее подпрямоугольная с несколько неровными южной и северной сторонами и закругленными короткими. Длина ямы — 180 см, ширина - 45 см (по дну), но вдоль всей южной стороны сооружено высокое (48 см от дна ямы) заплечико-сту-пенька, увеличившее ширину ямы до 60 см. Признаков древесины на заплечике не обнаружено.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, ориентирован 15° к СЗЗ, череп — на правом виске, лицом к югу. Правая рука прямая, левая слегка согнута в локте, кисть - на лобковой кости. Ноги прямые, но стопы, направлены к югу. Инвентаря нет.
Погребение 31 (рис.12,3).
Обнаружено на левом склоне оврага по пятну, прослеженному под черноземом на глубине 25 см, на горизонте предматерика. Заполнение пятна рыхлое, гумусированное, почти темное. На глубине 70 см от современной поверхности были зафиксированы три поперечные к пятну ямы плахи длиной до 45 см, шириной 16-20 см, толщиной до 5 см. Они уложены на грунт выше погребения на 10-13 см и накрывали в основном область черепа, нижнюю часть туловища и бедренные кости. Яма подпрямоугольной формы с ровными и прямыми стенами опускалась на глубину 96 см от современной поверхности, т.е. была в лессе. Короткие стенки закруглены, длина ямы — 190 см, ширина — 50 см в западной стороне и 40 см
194
— в восточной. Сооружена яма по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 7°.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу до 7°, череп развернут вправо, лицо направлено к югу. Руки прямые, их кисти - у костей таза. На правой руке у запястья сохранились фрагменты тонкого, в сечении круглого, железного браслета. Других находок в погребении не обнаружено.
Погребение 32 (рис. 12,4).
Обнаружено на левом склоне оврага, верх почвы смыт, и поэтому чернозема здесь не было. Яма читалась с горизонта предматерика. Пятно заполнено очень плотной серой суглинистой почвой.
Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами. Длина ямы — 185 см, ее ширина в западной стороне - 46 см, в восточной - 35 см наибольшая глубина - 75 см от современной поверхности. Яма сооружена в лессе по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 10°.
Скелет в анатомическом положении лежал на правом боку, ориентирован на СЗЗ до 10°, правая рука вытянута, ее кисть — под тазом, левая слегка согнута в локте, ее кисть на тазе. Ноги согнуты в коленях под углом 130°. Берцовые кости левой ноги пересекают берцовые кости правой. Череп уложен на правый висок лицом к югу. Находок не обнаружено, но на черепе отчетливо сохранились фрагменты войлока шапочки.
Погребение 33 (рис. 13, 7).
Обнаружено в пространстве между глинищем и оврагом. Пятно ямы фиксируется под черноземом на глубине 25 см от современной поверхности, в предматерике. Заполнение пятна очень рыхлое и включает в себя почти чистую лессовую структуру.
Яма подовальной формы сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 10°. Длина ямы -130 см, ширина - 35-40 см, глубина от современной поверхности — ПО см, дно и стенки ямы ровные.
В яме признаков захоронения не обнаружено, нет никакого инвентаря, хотя замечены следы древесного тлена. Видимо, это — кенотаф.
Погребение 34 (рис. 13,2).
На склоне оврага пятно зафиксировано под черноземом в предматерике на глубине 30 см. Заполнение рыхлое темное состоит из гумусированного суглинка. Яма подовальной формы сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 15°. Ее длина — 120 см, ширина -около 35-37 см, глубина — 120 см от современной поверхности. В заполнении ямы и у дна никаких признаков костей скелета не обнаружено, видимо, и здесь можно говорить о кенотафе.
Погребение 35 (рис. 13,3).
Находилось на склоне оврага, пятно обнаружено после снятия слоя дерна (20 см), в горизонте предматерика. Погребение заполнено плотной, серой, суглинистой почвой. Дно - на глубине 90 см от современной поверхности, в лессе. Яма вытянуто-овальной формы сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 22°. Ее длина — 160 см, ширина - от 40 см в восточной, до 50 см — в западной части. Вдоль длинных сторон стенки оформлены досками длиной 130 см, высотой 23-25 см, толщина досок- 3 см. Скелет в анатомическом положении лежал на спине, руки и ноги прямые, ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 20°, лицом кверху. Находок в захоронении нет.
Погребение 36 (рис. 13,4).
Обнаружено по обнажению пятна на склоне оврага. Зачистка проявила пятно в предматерике, забитое суглинком, в котором изредка прослеживалась древесина. Яма неправильной подпрямоугольной формы с закругленными короткими сторонами. Ее параметры: длина - 100 см, ширина западной части - 50 см, восточной -40 см. Глубина ямы - ПО см от современной поверхности. Она сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 25°. В яме захоронения не обнаружено, инвентарь отсутствовал.
Погребение 37 (рис. 14,1).
Обнаружено на склоне оврага. Пятно зафиксировано после снятия гумуса, с глубины 20-25 см, в горизонте предматерика. Заполнение рыхлое, суглинистое, на глубине 90 см от поверхности или 70 см от уровня фиксации пятна прослежены четыре плахи-доски длиной 45-50 см, шириной 15-20 см, толщиной до 3-4 см, которые уложены поперек ямы. Один край досок опирается на заплечико-ступеньку, сооруженное вдоль северной стенки ямы, второй — как бы “висит” на засыпке. Уровень плах у южной стенки - 20 см от дна ямы.
Яма в виде неправильного прямоугольника сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 10°. Ее размеры: длина - 180 см, наибольшая глубина - ПО см от современной поверхности, ширина на уровне заплечика от 45 до 55 см, по дну-29-38 см. Ширина заплечика-около 16-17 см, высота - 32 см.
Яма у дна северной и южной стенок была облицована досками, поставленными на ребро. Высота досок - около 25 см, длина — 170 см, толщина — 3-3,5 см. На дне прослеживается подстилка.
Погребенный в анатомическом положении лежал с полуразворотом на правый бок, ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 8°, череп - на правом виске, лицом к югу. Правая ру
195
ка прямая, левая согнута в локте до 140°, кисть левой руки возле правой. Ноги слегка согнуты в коленях вправо, стопами повернуты к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено, на черепе -следы войлока.
Погребение 38 (рис. 14,2).
Обнаружено при зачистке левого склона оврага, пятно зафиксировано в предматерике. Заполнение серое, суглинистое, плотное. Прямоугольная яма сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 30°. Ее длина -175 см, ширина — 50-60 см, дно - на глубине около 80 см от современного горизонта. В нижней части ямы, на высоте около 26 см от дна, прослеживались четыре плахи-доски, которыми перекрыто захоронение. Длина плах - около 50 см, ширина - от 15 до 22 см, толщина — 3-4 см. Плахи, в основном, закрывали верхнюю часть скелета, и лишь одна - над бедренными костями ног. Плахи опираются на доски рамы-гроба, посредством которых со всех четырех сторон оконтурена яма.
Скелет лежал с полуразворотом на правый бок, ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу до 26°, с поворотом лица в южном направлении. Правая рука прямая, левая согнута в локте под углом около 130°, локтевые кости левой руки отделены от плечевой кости, кисть — между бедренными костями. Ноги прямые, стопы направлены к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено, но видны признаки войлока.
Погребение 39 (рис. 14,3).
Пятно зафиксировано на склоне оврага, на глубине около 20 см от современной поверхности, в предматерике. Погребение заполнено существенно гумусированным суглинком. Яма сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 10°. Форма ямы вытянуто-овальная, стенки прямые и ровные. Длина ямы — 140 см, ширина - 45-50 см, глубина - 100 см от современной поверхности, дно ровное. В яме нет никаких признаков захоронения. Видимо, это — кенотаф.
Погребение 40 (рис. 14,4).
Найдено при зачистке склона оврага, пятно зафиксировано под черноземом в суглинистом предматерике с глубины 15 см. Заполнение уплотненное, состоит из почвы, включающей в себя чернозем и суглинок. Дно находилось на глубине 115 см от современной поверхности.
Форма ямы, ее контуры в первозданном виде воссоздать невозможно, так как поздний перекоп разрушил всю восточную часть ямы. Сохранившаяся западная часть ямы может ориентировать на возможный вариант ее формы. Яма была сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 5°. Форма ее, вероятно, была пря
моугольной, западная стенка округлая, ширина здесь - около 60 см. В сохранившейся части ямы находился только детский череп, лежавший лицевыми костями вниз.
Погребение 41 (рис. 15,7).
На вершине склона оврага, пятно прослежено в суглинке, с глубины 40-45 см от поверхности (в предматерике). Дно ямы в лессе находилось на глубине около 136-137 см от современной поверхности.
Яма, неправильных пропорций и усложненной конструкции с неодинаковыми заплечиками вдоль южной и северной сторон, была сооружена по линии 3-В. Ее длина - 160 см, ширина в западной части - 54 см, по дну — 36 см, в восточной - соответственно 48 см и 26 см. Высота заплечиков с северной стороны - 18 см, с южной - 7 см, плах на заплечиках не замечено. Западная и восточная короткие стороны в углах закруглены.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине с легким разворотом вправо, ориентирован на 3, череп - на правом виске, лицом к югу. Правая рука прямая, левая согнута под углом 140°, ее кисть - на правой тазовой кости. Ноги прямые, стопы повернуты к югу. Локтевые кости левой руки отделены от плечевой кости. Верхняя половина позвоночного столба смещена и отделена от нижней. Инвентаря в захоронении не обнаружено, лишь на черепе видны остатки войлока — следы шапочки.
Погребение 42 (рис. 15,2).
Обнаружено между оврагом и глинищем в горизонте предматерика, который здесь находится почти на поверхности. Заполнение — серый плотный суглинок. На глубине 90 см от современной поверхности прослеживается слабый коричневый слой, структура которого напоминает камыш и кору дуба. Дно ямы - на глубине ПО см от современной поверхности.
Яма узкая, неправильной вытянуто-овальной формы, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 30°. Длинные стенки неровные, короткие закруглены.
Погребенный в анатомическом состоянии, ориентирован головой на СЗЗ с отклонением к северу до 26°. Череп лежит на правом виске, с поворотом лица к югу. Погребенный был уложен на правый бок, правая рука вытянута, кисть - под тазом, левая почти прямая, ее кисть — на лобковой кости. Ноги в разной позе: правая (внизу) согнута в колене под углом 170°, левая (сверху) вытянута и пересекает берцовыми костями берцовые кости правой ноги. Стопы направлены к югу. Инвентарь в захоронении отсутствовал, но зафиксирован войлок на черепе.
196
Погребение 43 (рис. 15,3).
Обнаружено в овраге, где в промоине уже при зачистке суглинка удалось зафиксировать узкое пятно, заполненное серым, плотным суглинком. На глубине около 60 см в заполнении прослеживался коричневый слой (мощностью около 2-3 см), сформированный из камыша и коры дуба, им перекрыт скелет. Дно ямы находилось на глубине 80 см от современного горизонта.
Яма — узкая подпрямоугольная с загнутыми углами, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 20°, ее длина - 166 см, ширина — 35-37 см. Скелет в анатомическом положении лежал на спине, головой на СЗЗ, отклонение к северу 18°, череп - на правом виске, лицо направлено к югу. Руки прямые, кисти — у таза. Ноги вытянуты, стопы с поворотом к югу. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 44 (рис.15,4).
Находилось в промоине оврага, пятно зафиксировано сразу же при зачистке материкового лесса. Заполнение состояло из серой, светлой почвы.
На глубине около 60 см от уровня фиксации в заполнении замечен коричневый тлен коры и растительности. Этот слой толщиной не более 1-1,5 см, а под ним, на 10 см ниже, на заплечиках расчищены тонкие плахи.
Яма сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу 10°. Форма ямы вытянуто-овальная, с заплечиками с северной и южной сторон. Ее длина - 210 см, ширина в средней части - 60 см, дну - 38-40 см. Ширина заплечиков до 10 см, высота - 25-26 см.
На заплечики поперек ямы были уложены пять плах длиной 50-60 см, шириной 12-20 см, толщиной 3-5 см. Плахи накрывали, в основном, верхнюю и среднюю части скелета.
Скелет в анатомическом состоянии лежал с полуразворотом на правый бок, ориентирован к СЗЗ, отклонение от западного азимута к северу 10°. Череп уложен на правый висок с поворотом лица к югу. Правая рука вытянута, кисть у тазовой кости, левая согнута в локте под углом почти 90° и, таким образом, обе кисти - рядом.
Ноги вытянуты, слегка согнуты в коленях вправо. Стопы ног направлены к юго-востоку. Инвентаря в захоронении не обнаружено, но на черепе сохранились следы тонкого войлока от шапочки.
Погребение 45 (рис. 16, /).
Обнаружено в верхней части склона оврага. Пятно прослежено в суглинистом предматерике. Погребение заполнено темной почвой, состоявшей, в основном, из гумуса и частично суглинка. Яма вытянуто-овальной формы с заплечиками
вдоль длинных сторон шириной 10 и 15 см, высотой - 20 см в южной части и 30 см - в северной, то есть заплечики находились на разных уровнях. Ширина ямы — 65 см, по дну - 40 см. Глубина ямы от современной поверхности составляет 120 см, ее длина — 180 см. На заплечики под наклоном были уложены пять досок-плах, прикрывающих скелет. Длина их —50-60 см, ширина - 17-23 см, толщина -до 5-6 см.
Под плахами на дне находился скелет в анатомическом положении, ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу 8°. Череп - на правом виске, и лицевыми костями - на юг. Скелет лежал на спине, правая рука прямая, левая слегка согнута в локте, кисть этой руки - на лобке. Ноги прямые, но стопы направлены к югу.
Инвентаря в захоронении не обнаружено, но на голове просматриваются следы тонкой войлочной шапочки, а на костях — фрагменты тканей.
Погребение 46 (рис. 16,2).
Обнаружено в верхней части склона оврага, пятно прослежено под слоем чернозема (10 см) в горизонте предматерика. Яма заполнена сильно гумусированным плотным суглинком, дно ее -на глубине ПО см от современной поверхности. Форма ямы вытянуто-овальная с заплечиком-ступенькой с южной стороны, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к югу и северу 15°. Ее длина — 120 см, ширина — 37 см, по дну — 30 см, ширина заплечика - 7 см, высота - 15 см. Никаких признаков дерева не прослежено.
Скелет ребенка до 3 лет лежал, вероятно, на правом боку, ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 15°. Череп - на правом виске, лицом к югу. Сохранность погребенного очень плохая: фрагменты черепа, несколько ребер и обломки бедренных (?) костей. Руки не сохранились, ноги, видимо, были уложены прямо (?). Находок в захоронении нет, но на черепе отчетливо видна войлочная шапочка.
Погребение 47 (рис. 16,3).
Обнаружено на склоне древнего задернованного оврага, где почва значительно смыта, и пятно появилось сразу после зачистки суглинка. Погребение заполнено плотным, суглинистым даже заизвесткованным грунтом, который заканчивается на глубине 40-45 см от современной поверхности.
Яма вытянуто-овальной формы сооружена по направлению СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу и югу до 10°, ее длина - 120 см, ширина - от 30 до 36 см.
Скелет плохой сохранности лежал на правом боку, правая рука прямая, левая согнута в локте до 90°, кисти рук, если бы сохранились, были бы почти соединены. Ноги прямые, по
197
гребенный ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 10°, череп лежал на правом виске, лицом к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено, только фрагменты войлока - на черепе.
Погребение 48 (рис. 16,4).
Находилось на склоне оврага. Пятно погребения зафиксировано при зачистке стенки оврага, а затем и в предматерике. Яма заполнена светлым, рыхлым суглинком. На глубине 75 см вдоль южной стороны ямы находилось заплечико-сту-пенька шириной 14-16 см, высотой 22 см. Признаков древесины в заполнении не прослежено.
Яма вытянуто-овальной формы длиной до 205 см, шириной - 65 см, по дну- 50 см, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 8°. Дно на глубине — 105 см.
Скелет в анатомическом положении лежал с полуразворотом на правый бок, правая рука прямая, кисть - у таза, левая слегка согнута в локте, кисть - на лобковых костях. Левая нога прямая, правая слегка согнута в колене, стопы обеих ног направлены к югу. Верхняя половина позвоночника сдвинута, ребра правой половины грудной клетки перекрывают плечевую кость.
Погребенный ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 7-8°, череп уложен на правый бок, лицом к югу. Захоронение безынвентарное.
Погребение 49 (рис. 17,7).
Обнаружено на краю склона оврага, верхний слой смыт, и пятно прослеживалось почти в лессе материка. Заполнение плотное, суглинистое. С южной стороны вдоль всей стенки сооружено за-плечико-ступенька. Его ширина его в западной части - 15-16 см, в восточной - не более 5-6 см, высота заплечика - 45 см. На заплечике и в заполнении погребения прослежены три пятна древесины от плах, которые располагались поперечно. Над плахами, на 5-7 см выше - небольшой (до 2-3 см) коричневый слой перетлевшей органики.
Дно ямы находилось на глубине 85-90 см от современной поверхности. Яма подпрямоугольная с закругленными углами, сооружена по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 3°. Размеры ямы: длина - 185 см, ширина - от 46 до 53 см, по дну - от 35 до 37 см.
Скелет в анатомическом виде лежал на спине, ориентирован на 3, череп — на правом виске, лицом повернут к югу, отделен от шейных позвонков. Правая рука прямая, левая согнута в локте под углом до 160°.
Правая нога слегка согнута, левая прямая, пересекает берцовыми костями берцовые кости правой ноги, стопы направлены к югу.
Инвентаря нет.
Погребение 50 (рис. 17,2).
Обнаружено в центре оврага, поэтому верхние почвы смыты и пятно прослеживалось в горизонте предматерика — начала материка. Здесь же проходила грунтовая дорога, видимо, поэтому заполнение погребения очень плотное. На глубине 50 см зафиксировано дно погребальной ямы. Она узкая, прямоугольная с закругленными углами, длиной 200 см, шириной всего 36 см, с ровными стенами, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 15°.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине, руки и ноги прямые, кисти рук - сбоку у костей таза. Ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 15°, уложен лицом кверху.
В захоронении в западной части ямы за головой, ближе к стене, стоял инвентарь: лепной горшочек и кружка. Размеры горшка: высота — 10,5 см, диаметр венчика — 9 см, горла - 8 см, ту-лова - 10,7 см, дна - 7,5 см. Изготовлен из грубой керамической массы. Обжиг темный, серый, местами черный (рис. 17, 2а).
Кружка покрыта лощением, ее высота - 9 см, диаметр венчика - 6,6 см, тулова - 9,5 см, дна - 7 см, на дне - клеймо. Ручка петлевидная, посажена на плечики и тулово (рис. 17, 26).
Справа от черепа находилось большое керамическое пряслице, выточенное из фрагмента толстостенного красноглиняного кувшина или амфоры. Диаметр пряслица - 4,8 см, толщина -1 см (рис. 17,2в).
На шее под подбородком обнаружено небольшое железное изделие, оно разрушено коррозией, поэтому его форму и назначение определить не удалось.
Погребение 51 (рис. 17,3).
Обнаружено в овраге, поэтому верхние горизонты почвы смыты, и пятно прослеживалось в материке. Заполнение темное, суглинистое. На глубине 55 см находились пять плах, уложенных поперечно на заплечики. Их длина - 60-70 см, ширина - 18-25 см, толщина - 4-5 см. Они с промежутками накрывали почти всю погребальную яму и скелет.
Погребальная яма усложненной конструкции, с заплечиками вдоль северной, западной и южной сторон. Ширина заплечиков от 8 до 17 см, высота - 34 см. Форма ямы подпрямоугольная, но стенки и углы неровные, в особенности в верхней ее части. Размеры ямы: длина - 170 см, ширина — 60-70 см, по дну — 38-43 см. Дно ямы — на глубине 100 см.
Сооружена погребение по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 7°. Скелет в анатомическом виде, ориентирован на СЗЗ, уложен на правый бок, череп — на правом виске, с по
198
воротом лица к югу. Правая рука вытянута, левая согнута в локте под углом 120°, кисть этой руки -рядом с кистью правой.
Ноги согнуты в тазовых и в коленных суставах, бедренная кость левой ноги пересекает бедренную правой, стопы направлены к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено, лишь на черепе фрагментарно просматривается шапочка из тонкого войлока.
Погребение 52 (рис. 18,1).
Находилось на верхней террасе склона оврага, поэтому стратиграфическая ситуация прослеживается наиболее полно. Пятно захоронения зафиксировано в верхнем слое предматерика на глубине 30 см. Погребение заполнено рыхлым, темным, суглинистым грунтом. Вдоль северной и южной сторон на глубине ПО см находились заплечики. Ширина заплечиков — от 10 до 15 см, высота - 37 см. На заплечиках слабо прослеживались следы древесины тонких, не толще 2 см, плах. Однако количество плах и их размеры установить не удалось. Возможно даже, что на этом горизонте находились прутья кустарника, камыша.
Яма подпрямоугольной формы с неровными стенками в верхней ее части и более ровными, по заплечикам, нижними сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 5°. Длина ямы— 190 см, ширина —55-66 см, по дну —37 см. Углы коротких сторон закруглены.
Скелет в анатомическом виде, с деформированным позвоночником, уложен с полуразворотом туловища на правый бок. Руки и ноги прямые, кисти рук - у костей таза, стопы ног с поворотом к югу. Погребенный ориентирован на 3, с отклонением к северу до 5°. Череп - на правом виске, лицом - к югу. Инвентарь в захоронении отсутствовал, но на черепе — следы войлока.
Погребение 53 (рис. 18,2).
Захоронение находилось в центре промоины-оврага, поэтому верхняя почва практически смыта. Пятно фиксировалось в предматерике, погребение заполнено темной гумусированной почвой. Дно находилось на глубине 72 см.
Яма узкая, вытянуто-овальной формы с прямыми вертикальными и несколько искривленными длинными сторонами. Погребение сооружено по линии 3-В, с отклонением к северу и югу до 10°. Длина ямы - 170 см, ширина - 32-35 см, на дне - следы подстилки.
Скелет в анатомическом виде лежал на правом боку, правая рука прямая, левая находилась под позвоночником. Она согнута в локте так, что кисть этой руки соединена с кистью правой руки. Ноги в тазобедренном суставе и коленях слабо изогнуты вправо. Стопы направлены к югу. По
гребенный ориентирован на 3, с направлением лица к югу. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 54 (рис. 18,3).
Обнаружено на склоне оврага. Пятно зафиксировано на глубине 35 см, в предматерике. Заполнение темное, гумусированное. Дно могилы на глубине 128 см. Яма подпрямоугольная с закругленными углами с прямыми, вертикальными стенками, сооружена по линии 3-В. Размеры ямы: длина- 160 см, ширина —около 35-36 см.
Скелет в анатомическом виде, уложен на правый бок, руки согнуты в локте под углом до 100°, кисти не сохранились. Отсутствуют также крылья таза. Ноги почти прямые слегка согнуты вправо, стопы повернуты к югу.
Погребенный ориентирован на 3, череп как бы приставлен к туловищу, уложен на правый бок с поворотом лица к югу. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 55 (рис. 18,4).
Находилось на склоне оврага. Пятно зафиксировано в суглинке предматерика. Яма до глубины ПО см (ее дно) заполнена гумусированным суглинком, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, с отклонением к северу и югу до 5°. Форма ямы подпрямоугольная с закругленными торцевыми стенками. Ее длина -170 см, ширина - 36-40 см.
Скелет в анатомическом виде лежал на спине, но череп - на правом боку, лицом - к югу, ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу до 5°. Правая рука прямая, левая согнута в локте до 160°. Ноги прямые, стопы направлены к югу. На черепе прослеживается войлок от шапочки, других находок не обнаружено.
Погребение 56 (рис. 19, /).
Обнаружено на склоне оврага. Пятно прослежено с горизонта суглинка, который здесь находился практически на поверхности. Заполнение темное, суглинок с гумусом. Дно ямы на глубине 60 см - на уровне начала материка. Яма в форме неправильного прямоугольника, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу и югу до 10°. Ее длина - 170 см, ширина в западной части — 52 см, в восточной — 40 см.
Скелет в анатомическом виде лежал на спине, ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу до 10°, череп - лицом кверху. Левая рука прямая, правая согнута в локте под углом 100°, ее кисть -под лучевой костью левой руки.
Ноги вытянуты прямо, находок в захоронении нет.
Погребение 57 (рис. 19,2).
На пологом склоне оврага. Пятно зафиксировано в суглинке на глубине 30-32 см по заполнению серой почвой, состоящей из гумусированного суглинка, в котором попадались
199
угольки. Глубина заполнения - 148 см от современной поверхности. Стенки ямы почти прямые, на уровне 130 см с трех сторон (северной, южной и восточной) находились заплечики. Их ширина-10-14 см, высота-17-18 см. Размеры ямы: длина - 170 см, ширина - 50 см, по дну, соответственно, 156 и 23 см. Очевидных признаков древесины на заплечиках не наблюдаем, лишь отдельные вкрапления древесного тлена, возможно, остатки коры, лозняка.
Скелет подростка в возрасте 12-15 лет в анатомическом виде лежал на правом боку, ориентирован на 3 с поворотом к северу на 5°, лицом к югу. Правая рука - под скелетом, левая согнута в локте под углом 80°.
Правая нога слегка согнута в тазобедренном и коленном суставах, левая вытянута, берцовыми костями пересекает берцовые кости правой ноги. Стопы ног направлены к юго-востоку. Инвентаря в захоронении не найдено, но на черепе отчетливо сохранились фрагменты войлочной шапочки.
Погребение 58 (рис. 19,3).
Обнаружено на высоком задернованном мысу, совершенно не затронутом ни оврагами, ни эрозией почвы. Здесь наиболее полно сохранилась естественная почвенная среда могильника.
Стратиграфическая ситуация выглядит следующим образом: горизонт чернозема - 30 см, горизонт предматерика - 40 см, с глубины 70 см залегает чистый лесс материка. Пятно погребальной ямы зафиксировано в суглинке предматерика на глубине 50 см по плотному темному заполнению почвы, состоящей из суглинка и гумуса. На глубине 135 см от современной поверхности зафиксированы плахи, лежавшие поперечно. Они плотно, почти сплошным горизонтом, перекрывали погребение. Плахи длиной 60-75 см, шириной 20-25 см и толщиной до 5-7 см были уложеныи на заплечики, оставленные в лессе с южной, северной и западной сторон ямы. Высота заплечиков - 40 см, ширина — 20-25 см.
Особенностью погребальной камеры является то, что в восточной стороне сооружен глубокий, более 40 см, подбой высотой до 40 см.
Форма ямы в плане овальная, длина - около 245 см, ширина—95 см, по дну ее длина — 230 см, ширина - 45 см в западной части и 40 см — в восточной. Северная и южная стенки от дна до уровня заплечиков облицованы досками-плахами длиной более 220 см, высотой 35 см, толщиной 5-6 см.
Дно погребальной ямы находилось на глубине 180 см. На нем вдоль лежали доски, сверху на них сохранились следы подстилки в виде шкуры крупного животного.
Яма была сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу 10°.
Скелет в анатомическом виде лежал на спине, ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу до 10°, лицом кверху, руки прямые, кисти - у костей таза, ноги прямые.
На площадке 40x40 см, оставленной в западной части ямы, за черепом находилась кружка. Ее пропорции приземисты: общая высота -10,5 см, высота венчика - 2,5 см, диаметры: венчика—9см, тулова - 13,5 см, дна - 9 см. Ручка в форме петли посажена на венчик и на плечико. Поверхность кружки залощена, этим же приемом по плечику нанесен орнамент (рис. 19, За). Рядом находилась жертвенная часть туши барана. В нее, видимо был вставлен железный однолезвийный черенковый нож (рис. 19, Зг). У правого плеча стояла лепная кружечка (высота - 7,2 см, диаметр венчика - 7,5 см, тулова - 9,2 см, дна - 6 см). Петлевидная ручка была посажена на венчик и на ту-лово (рис. 19,36).
Справа на уровне пояса найдена бронзовая литая пряжка (рис. 19, Зе), под кистью левой руки — железный кинжал. Длина его с черенком -23 см, ширина клинка - до 2 см, толщина в сечении — около 0,6 см. Сохранность металла плохая (рис. 19,3d).
По всем признакам погребение 58 следует отнести к наиболее классическим для степного Подонцовья захоронениям праболгар.
Погребение 59 (рис.20,1).
Обнаружено на склоне оврага. Забито серым суглинистым черноземом, зафиксировано в суглинке предматерика. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами, сравнительно узкая, шириной не больше 30 см, длиной около 160 см, глубина от современной поверхности — 55 см. Ориентирована яма по линии СЗЗ-ЮВВ.
Скелет лежал на правом боку, ориентирован на СЗЗ, отклонение к северу до 25°. Часть костей (череп, некоторые ребра, левая рука) сдвинуты и лежат неестественно. Правая рука прямая под тазом. Ноги прямые, с поворотом стоп к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено.
Погребение 60 (рис.20,2).
Находилось на площадке склона оврага, пятно зафиксировано на глубине 25 см от современной поверхности. Заполнение состояло из серой, плотной, суглинистой почвы. На глубине 100 см находились заплечики шириной 10 см с южной стороны и 20 см - с северной. Высота заплечиков 23-25 см. Дно ямы фиксируется на глубине 125 см от современной поверхности. Яма подовальной формы сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 10°. Ее размеры: длина - 170 см, ширина - 70 см, по дну она сужается до 45 см.
200
На заплечиках находились пять (?) тонких плах, уложенных над туловищем погребенного. Длина плах - 60-65 см, ширина - 18-23 см, толщина-3-4 см.
Скелет в анатомическом виде, но необычной согнутой позе лежал на правом боку. Ноги согнуты под тупым углом в тазобедренных и коленных суставах вправо, стопы направлены к югу.
Правая рука вытянута и находилась под скелетом, левая согнута в локте под углом 75°. Погребенный ориентирован на 3, череп лежал на правом виске, лицевыми костями к югу.
На костях скелета видны признаки тяжелого прижизненного недуга позвоночника, вызванного травмами, неправильно сросшийся перелом правой большой бедренной кости, значительные деформации костей таза и особенно позвоночника. Подробную клинику способны дать патологоанатомы. Инвентарь в захоронении отсутствует. На черепе - следы войлока.
Погребение 61 (рис.20,3).
Обнаружено в овраге при его размыве. Погребальная яма практически не прослеживается, так как основная ее часть, как и кости скелета, уже вынесены водой. Четно зафиксирована лишь южная стенка. Глубина залегания костей от поверхности — 45-55 см.
Яма была, по-видимому, прямоугольной формы с прямыми стенками. Она ориентирована по линии 3-В с отклонением к С и Ю до 7-8°. Ширина ямы - около 35 см, длина не более 140 см. От скелета подростка 10-12, который, по-видимому, лежал на спине, остались лишь отдельные кости. Условная ориентация — на СЗЗ, с отклонением 5-7°. Инвентаря нет.
Погребение 62 (рис.20,4).
Яма зафиксирована по пятну серого грунта рыхлой структуры на глубине 40 см. Погребение неправильной подпрямоугольной формы, длиной 140 см, шириной 60 см в восточной и 85 см - в западной части. Дно находилось на глубине 90 см от современной поверхности. Обшая ориентировка ямы по линии 3-В, отклонение к С и Ю до 5°. Внутри по всему ее периметру на разных уровнях, находились заплечики шириной 10-15 см. Высота южного заплечика - 40 см, северного - 15-17 см. Признаков древесины от плах не замечено.
Скелет находился на дне ямы, ориентирован на 3, поза - полуразворот на правый бок, правая рука вытянута вдоль туловища, плечевая кость левой явно сдвинута.
Ноги согнуты вправо под углом в тазобедренных и коленных суставах (около 100°). Инвентарь не обнаружен, на дне - подстилка коричневатого оттенка.
Погребение 63 (рис.20,5).
Зафиксировано в предматерике на глубине 37 см от современного горизонта. Заполнение состоит из светлого рыхлого суглинка. В засыпке найдены фрагменты красноглиняной амфоры. Глубина ямы - 135 см, она подпрямоугольной формы с закругленными углами. Длина ямы -180 см, ширина вверху - 56 см, по дну — до 45 см. Ориентация ямы по линии 3-В, с отклонением к северу и югу до 12°.
Скелет в анатомическом положении лежал на спине со слабым разворотом туловища на правый бок. Ориентирован на СЗЗ с отклонением к северу на 10°, лицом повернут к югу. Правая рука вытянута, левая слегка согнуто в локте, кисть-на лобковых костях, ноги уложены ровно, стопы ног — с поворотом на юго-восток. На голове прослеживаются остатки войлочной шапочки, инвентарь отсутствует.
Погребение 64 (рис.21,7).
Детское (6-7 лет), в яме подпрямоугольной формы длиной 110 см, шириной 45 см, глубиной -115 см от современной поверхности. Стенки ямы прямые, с северной и восточной сторон сооружены заплечики высотой 12 см, шириной 8-10 см. Яма ориентирована по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 10°. Скелет лежал с полуразворотом на правый бок, череп - на правом виске, лицевыми костями к югу. Правая рука вытянута, от левой сохранилась только плечавая кость, которая явно сдвинута. Ноги согнуты в коленях вправо под тупым углом. Инвентаря в захоронении не обнаружено.
Погребение 65 (рис.21,2).
Пятно погребальной ямы прослеживалось с глубины 50 см. Заполнение плотное - светлосерый суглинок. На глубине 80 см обнаружены 5 плах, уложеных поперечно на заплечики. Форма ямы подпрямоугольная с закругленными углами, сооружена по линии 3-В с отклонением к северу и югу 10-12°. Длина ямы-200 см, ширина - 70 см, по дну. длина - 180 см, ширина - 35 см. Заплечики шириной 10-15 см, высотой 26 см сооружены по всему периметру ямы.
Скелет в анатомическом положении лежал с полуразворотом на правый бок, ориентирован на СЗЗ - 13°, лицом повернут на юг, руки прямые, кисть левой руки — по центру таза. Правая нога прямая, левая согнута в тазобедренном и коленном суставах и коленом лежит на колене правой ноги. Кости позвоночника - с явными признаками сколиоза. Инвентаря в захоронении нет.
Погребение 66 (рис.21,3).
Пятно ямы зафиксировано на глубине 60 см от современной поверхности, на горизонте лесса, заполнение очень плотное.
201
На глубине 50 см от уровня фиксации пятна или 110 см от современной поверхности обнаружена плаха, уложенная продольно по всей длине ямы. Размеры плахи: ширина — 45 см, длина - 150 см. Она лежала на заплечиках, расположенных вдоль коротких сторон. Высота заплечиков - 25 см.
Погребальная яма прямоугольной формы с закругленными углами, ее длина - 196 см, ширина - 30-38 см, ориентирована по линии 3-В, отклонение к северу и югу до 5°.
Скелет в анатомическом положении лежал с полуразворотом на правый бок, ориентирован на 3, отклонение к северу 3°, лицом повернут на юг. Правая рука прямая, левая слегка согнута, кисть -по центру таза. Ноги прямые, стопы повернуты на юго-восток. В захоронении погребен взрослый человек, возрастом около 35 лет, но кости скелета - с явными признаками остеохондроза и последующей патологией позвоночника. Инвентарь отсутствует.
Погребение 67 (рис.21,4).
Серое пятно плотного суглинка прочитывалось на глубине 60 см от современной поверхности. Погребение сооружено по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением до 30°.
Параметры ямы: длина — 140 см, ширина — 55 см у западной и 50 см - у восточной. Форма ямы 125 см, ширина- 35 см, глубина ее -120 см, прямоугольная с закругленными углами. По периметру сооружены низкие заплечики (высота - 8-10 см). Вдоль длинных сторон (южной и северной) погребение облицовано двумя досками толщиной 3-4 см, шириной до 10 см и длиной до 120 см.
Скелет подростка в возрасте до 8 лет лежал на спине, головой к СЗЗ (27°), лицом к югу, правая рука подогнута в локте, кисть — на правом крыле таза, левая - прямая. Ноги прямые, стопами - к югу. Инвентаря в захоронении не обнаружено.
Погребение 68 (рис.21,5).
Подпрямоугольной формы с закругленными углами, сооружено по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением к северу и югу до 17°.
На глубине - 116 см по периметру вдоль трех сторон ямы (кроме западной) оставлены заплечики шириной до 15 см и высотой - 20 см. За счет них размеры ямы ко дну уменьшались до 170 см по длине и 35 см по ширине, признаки древесины на заплечиках не выявлены. Глубина ямы — 135 см.
Скелет в анатомическом положении, ориентирован на СЗЗ. Череп находился в неестественном положении, как бы запрокинут на затылок, но лицевой стороной повернут к югу. Погребенный лежал вытянутым на спине, правая рука прямая, левая согнута под углом 90°, кисть -на правом предплечье. Ноги вытянуты, сведены в
коленях и стопах, которые лежат прямо. На костях видны патологии типа остеохондроза. Замечены отдельные признаки сильно истлевшей древесины, возможно, коры, которой мог быть накрыт умерший в момент захоронения.
Погребение 69 (рис.21,6).
Пятно ямы зафиксировано в предматерике на глубине заполнения - 55-60 см, темная, рыхлая почва. Погребение сооружено по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 20°.
Погребальная яма подпрямоугольной формы с закругленными углами длиной 145 см, глубиной 125 см и шириной 35-37 см, сооружена в лессе. По периметру всей ямы оставлены заплечики шириной 5-10 см, высотой 15 см. Признаков древесины на заплечиках не обнаружено.
Скелет в анатомическом виде, ориентирован по линии В-3 с отклонением к северу и югу до 18°, на спине, лицо повернуто к югу. Правая рука вытянута вдоль туловища, левая согнута в локте под углом 160-165°. Ноги - прямые, в коленях плотно соединены. Возможно, ноги были спеленуты. Инвентарь не обнаружен.
Погребение 70 (рис.22,7).
Пятно зафиксировано в суглинке на глубине 65 см от современной поверхности. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами сооружена по линии 3-В, ее параметры: длина-180 см, ширина-до 35 см,глубина - 156 см. Стены ямы ровные, заполнение — плотный суглинок.
Погребенный лежал с полуразворотом на правый бок, лицевыми костями черепа на юг. Ориентирован на 3, с едва заметным отклонением от азимута (не более 3°) к северу. Руки в локтях одинаково согнуты, образуя угол до 170°, ноги прямые. Стопы ног направлены к югу. Находки в захоронении отсутствуют.
Погребение 71 (рис.22,2).
Пятно ямы обнаружено на глубине 80 см в виде темной гумусированной суглинистой почвы. Погребение ориентировано по направлению 3-В с отклонением до 10° к северу и югу.
Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами, дно — на глубине 160 см от современной поверхности. Длина могилы - 160 см, ширина по верху - 55 см, по дну - 35 см. Заплечики оставлены, вдоль северной и южной стенок. Их высота - 10 см, ширина — 8-10 см, но признаков древесины на заплечиках не выявлено.
Скелет в анатомическом положении находился на правом боку, ориентирован на 3 (5° к северу), лицо направлено к югу. Правая рука вытянута, левая слабо согнута в локте. Ноги прямые, стопы повернуты вправо. Инвентаря в захоронении не обнаружено, лишь на черепе - следы войлочной шапочки.
202
Погребение 72 (рис.22,3).
Пятно ямы захоронения удалось выявить под черноземом в суглинке на глубине 40-45 см от современной поверхности. Заполнение темное, гумусированное. Яма вытянуто-овальной формы, ее длина - 90 см, ширина - не более 27 см, глубина — 110 см. Погребение ориентировано по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 10°.
На дне ямы в западной части найден тлен детского черепа. Никаких других костей скелета проследить не удалось. Создается впечатление, что захоронен лишь череп. Нет в яме и инвентаря.
Погребение 73 (рис.22,4).
Пятно захоронения прослеживалось с глубины 55 см, заполнение плотное слабогумусированное. Форма ямы прямоугольная, длина -106 см, ширина - до 40 см (по дну, соответственно, 95 и 23-25 см), глубина - 128 см от современной поверхности. Погребение ориентировано по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 10°. На глубине 85 см находились заплечики, оконтуривающие яму по всему периметру. Высота заплечиков - около 40-45 см, ширина 8-10 см. Признаков древесины на заплечиках не обнаружено.
Скелет ребенка 5-6 лет частично разрушен, но основные признаки позы все же восстанавливаемы. Он лежал с полуразворотом на правый бок, лицевыми костями черепа - к югу, ориентирован на 3 с отклонением к северу до 5°. Правая рука прямая, левая согнута под углом 130°. Ноги прямые. Инвентарь отсутствует.
Погребение 74 (рис.22,5).
Обнаружено на поверхности в горизонте чернозема и начала предматерика. Форма ямы прямоугольная с закругленными углами, ориентирована по линии 3-В с отклонением от азимута к северу и югу до 30°, ее размеры: длина -150 см, ширина - 40 см, глубина - около 40 см, стенки прямые, вертикальные.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на спине, ориентирован на СЗЗ с отклонением до 28-30°, череп неестественно вывернут, разворот лица необычный, оно направлено к северу. Руки согнуты: левая - под углом 90°, кисть - на уровне пояса, правая - под углом 45°, кисть - на грудине. Левая нога вытянута, правая согнута в колене влево так, что берцовые кости обеих ног лежат вплотную друг к другу. Они выглядят невероятно короткими и со значительной искривленностью больших берцовых костей. Стопы отсутствуют. Инвентарь в захоронении не найден.
Погребение 75 (рис.22, б).
Пятно гумусированного рыхлого суглинка прочитывалось с глубины 50 см от современного горизонта. Яма вытянуто-овальной формы дли
ной 190 см, шириной около 60 см (по дну - 40 см), сооружена по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 10°. На глубине 110-115 см были обнаружены заплечики, оставленные в плотном лессе с южной и северной сторон, т.е. вдоль длинных сторон ямы. Ширина заплечиков — до 10 см, высота — 35-37 см. На заплечиках признаки древесины отсутствуют. Глубина погребения - 140 см.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на правом боку с завалом на живот, ориентирован на СЗЗ с отклонением, 10° к северу, с поворотом лица к югу.
Правая рука под скелетом уложена прямо, левая согнута в локте, под углом 120°. Правая нога выгнута, левая слегка согнута в колене и голеностопным суставом пересекает голеностопный сустав правой ноги. Создается впечатление, что ноги были связаны. Стопы ног направлены к югу. Инвентарь не обнаружен.
Погребение 76 (рис.23,7).
Захоронение прослежено по темному плотному пятну, обнаруженному при зачистке предматерика на горизонте - 60 см от современной поверхности. Погребение сооружено по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 15°.
Погребальная яма вытянуто-овальной формы узкая, шириной 45 см, длиной 195 см, ее стенки прямые, вертикальные, дно ровное на глубине 85 см от современной поверхности.
Скелет в анатомическим состоянии лежал на спине головой на СЗЗ, поворот лица к северу 13°. Руки прямые, правая под тазом, левая на тазе. Ноги вытянуты прямо.
В погребении на уровне пояса слева обнаружен железный нож (сохранность плохая), у малой берцовой кости слева — лепной кухонный горшочек малых размеров (рис.23, 1а). По имеющимся признакам захоронение можно отнести к числу погребений праболгар.
Погребение 77 (рис.23,2).
Обнаружено в верхнем горизонте предматерика на глубине 50 см от современной поверхности. Почва заполнения темная, почти чернозем. Погребение сооружено по линии СЗЗ-ЮВВ с отклонением до 25° к северу и югу.
Погребальная яма вытянуто-овальной формы, стенки прямые, вертикальные. Длина- 195 см, ширина — 50 см, глубина - 92 см от современной поверхности.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на спине, ориентирован на СЗЗ (20°), поворот лица к северу, руки вытянуты. Ноги прямые, стопы направлены на северо-восток. Перед лицом находилась лепная кружка с петельчатой ручкой древнеболгарского типа (рис.23, 2а). На дне ямы зафиксирован тлен коричневого цвета.
203
Погребение 78 (рис.23,3).
Пятно прослеживается с глубины 60 см от современной поверхности в предматерике. Заполнение - плотный темный гумусированно-суглинистый грунт.
Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами, сооружена по линии 3-В. Ее размеры: длина — 180 см, ширина - 70 см.
На глубине 90 см обнаружены заплечики. Они оставлены в лессе в виде уступов вдоль северной и южной сторон по всей длине ямы. Ширина заплечиков 5-10 см, высота - 30 см. В западной части ямы — небольшой подбой глубиной 6-7 см.
Скелет в анатомическом положении лежал с полуразворотом на правый бок, ориентирован на 3, лицом к югу. Правая рука прямая, левая слегка согнута в локте, ее кисть - на тазе. Ноги уложены почти прямо, правая слегка согнута в колене. Стопы ног направлены к югу. Находок в захоронении не обнаружено.
Погребение 79 (рис.23,4).
Пятно зафиксировано на глубине - 65 см в предматерике. Заполнение плотное, темный суглинок.
Яма прямоугольной формы с закругленными углами, сооружена по линии СЗЗ-ЮВВ, отклонение к северу составляет до 45°. Размеры ямы: длина - 190 см, ширина - 45 см, глубина - 80 см.
Скелет в анатомическом виде лежал на спине, головой на СЗЗ (40-43°), поворот лица к северу, возможно, это — естественное смещение черепа. Правая рука согнута в локте под углом 90°, кисть - на локте левой руки, левая рука в локте согнута так, что ее кисть - на костях левой ключицы. Ноги согнуты в коленях, образуя угол 130°.
Слева, у головы, находился круглобокий горшок с петельчатой ручкой, стенки кувшина покрыты серым лощением (рис.23, 4а).
Погребение 80 (рис.23,5).
Пятно обнаружено на глубине 40 см, при зачистке дна овражка. Заполнение — темный грунт. Форма ямы прямоугольная с закругленными углами. Ее длина - 135 см, ширина - 35 см, глубина - 125 см относительно современной поверхности. Стенки вертикальные, дно ровное. Ориентирована яма по линии 3-В с отклонением от этого азимута до 5°. Скелет человека не обнаружен. Яма, видимо, была кенотафом, сооруженным для ребенка. В заполнении попадались небольшие обломки бронзы, вид изделия установить нельзя.
Погребение 81 (рис.23, б).
Пятно зафиксировано в предматерике при зачистке дна овражка, под слоем чернозема на глубине 30 см от современной поверхности. За
полнение плотное темное. Погребение ориентировано по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 10°.
На глубине 80 см обнаружены заплечики, оставленные вдоль южной и северной сторон ямы. Ширина заплечиков 10-13 см, высота-40 см, на заплечиках древесины не обнаружено.
Форма ямы погребения - прямоугольная с закругленными углами. Ее параметры: длина -165 см, ширина — 35 см, глубина от современной поверхности - 120 см. Стенки ровные, вертикальные.
Скелет в анатомическом виде лежал на правом боку головой на 3 с отклонением к северу 10°, лицом - к югу. Правая рука прямая, левая согнута в локте под углом почти 90°. Ноги слегка согнуты в коленях и уложены параллельно. Стопы ног хотя и разрушены, но они, видимо, были ориентированы к югу. Инвентаря нет, но на голове, по всей видимости, была шапочка из войлока.
Погребение 82 (рис.24,1).
Пятно захоронения прослежено с отметки 45-50 см. Заполнение ямы выглядит светлым и плотным. Погребение ориентировано по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 3-5°. Погребальная яма сооружена в лессе, стенки прямые, ровные, дно — на глубине -130 см. Ее длина -175 см, ширина — 32-37 см.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на спине, лицом кверху, ориентирован на 3, руки и ноги прямые. На дне ямы сохранилась подстилка. Инвентаря нет.
Погребение 83 (рис.24,2).
Пятно захоронения удалось проследить только на горизонте предматерика на глубине 90 см от современного горизонта.
Дно ямы находилось на глубине 175 см от современной поверхности. На глубине 135 см были зафиксированы заплечики шириной 8-9 см, оставленные вдоль длинных сторон ямы. Высота заплечиков — 40 см. На заплечиках выявлены четыре плахи, которые лежали поперек ямы.
Погребальная яма подпрямоугольной формы с закругленными углами. Ее длина - 165 см, ширина — 30-33 см, ориентирована по линии 3-В. Скелет в анатомическом виде лежал на правом боку, головой на 3 (5-6° к северу), лицом - к югу. Правая рука прямая, левая в локте согнута под углом около 170°. Ноги в коленях согнуты, левая под углом 90°, Правая - под углом 120°, кости левой ноги — над костями правой. Стопы ног направлены к югу. Инвентаря нет, лишь на черепе видны следы войлочной шапочки.
Погребение 84 (рис.24,3).
Пятно ямы слабо просматривалось в суглинке, его удалось зафиксировать на глубине 70 см
204
от современной поверхности. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами. Ее параметры: длина - 165 см, ширина — 60-65 см, глубина дна - 135 см. Погребение сооружено по линии 3-В с незначительными отклонениями до 5° к северу и югу.
На глубине 98-100 см расположены заплечики. Заплечики шириной 10-15 см оставлены вдоль северной и южной сторон ямы, но признаков плах на них не прослеживается. По дну яма (за счет заплечиков) сузилась с 65 см до 40 см.
Скелет в анатомическом состоянии лежал с полуразворотом на правый бок, головой на 3, лицо повернуто к югу.
Правая рука прямая, левая согнута в локте под углом 90°.
Левая нога уложена прямо, правая согнута в колене под углом 170°, стопы ног направлены к югу. Погребальный инвентарь не обнаружен.
Погребение 85 (рис.24,4).
Пятно ямы просматривалось в предматерике на глубине 80 см от современной поверхности. Заполнение - серый суглинок. Форма ямы подпрямоугольная с закругленными углами. Ее параметры: длина - 240 см, ширина - около 100 см, глубина - 170 см. Погребение ориентировано по линии 3-В с отклонением до 7°.
На глубине 125 см зафиксированы заплечики шириной около 20-23 см. Они оконтуривали яму с северной, южной и восточной сторон.
На 20 см ниже, на глубине 145 см от современной поверхности, раскрыт еще один уровень заплечиков, которые были сооружены только с двух сторон - южной и северной. Их ширина 10-12 см, высота над уровнем 20-22 см. Размеры погребения по дну: длина - 226 см, ширина - не более 45 см.
Несмотря на двойной горизонт заплечиков, ни на одном из них нет признаков древесины.
Погребенный сохранился не в полном анатомическом состоянии. Скелет как бы “сдвинут” к западной половине ямы так, что череп буквально вплотную “прижат” к стенке. Костяк лежал на правом боку, ориентирован на 3 (5-6° к северу), лицо повернуто к югу. Правая рука прямая, левая согнута под углом 90°.
Ноги согнуты в тазобедренном и коленном суставах так, что берцовые кости левой ноги пересекают берцовые кости правой. Стопы отсутствуют. Около 80 см пространства восточной части погребения оказались совершенно свободными. Инвентаря нет.
Погребение 86 (рис.24,5).
Пятно обнаружено при зачистке лесса, на глубине 40 см. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами длиной 125 см, шири
ной до 25 см и глубиной 125 см от современной поверхности, сооружена по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 5-7°. Яма для захоронения при такой глубине очень узкая.
На дне сохранились фрагменты скелета ребенка 4-5 лет. Череп был найден в западной половине, лежал на правом виске, лицом направлен к югу, ноги, видимо, были вытянуты, остальные кости истлели. Инвентарь отсутствует.
Погребение 87 (рис.24, б).
Заполнение ямы - гумусированный суглинок — фиксировано на глубине 50 см от современной поверхности. Размеры ямы: длина - 200 см, ширина - от 60 см в восточной части и до 75 см — в западной. Погребение сооружено по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 8-10°. Форма ямы подпрямоугольная с закругленными углами и округлой восточной стенкой.
На глубине 80 см от современной поверхности с южной, северной, и восточной сторон, оставлены заплечики шириной от 10 до 20 см. Их высота — 60 см. По дну размеры ямы уменьшились: длина - 190 см, ширина-до 40 см. На заплечиках признаков древесины не обнаружено.
Скелет лежал на правом боку, головой на 3, лицо повернуто к югу, правая рука прямая, левая согнута в локте под углом в 150°, кисти рук соединены у костей таза справа.
Ноги прямые, однако, у голеностопных суставов левая пересекает правую, стопы развернуты к югу. Инвентарь в яме отсутствовал.
Погребение 88 (рис.25,1).
Пятно прочитывалось в предматерике с глубины 60 см. Заполнение светлое, серого оттенка, плотное. Параметры погребальной ямы: длина -205 см, ширина — 45 в восточной и 55 см - в западной половине, глубина - 155 см. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами. На глубине НО см от современной поверхности вдоль северной и южной сторон в погребении оставлены заплечики шириной 5-10 см, высотой 45 см. На заплечиках признаков древесины не прослежено.
Скелет в анатомическом виде лежал полуразворотом на правый бок, правая рука прямая, левая согнута в локте под углом 90°. Погребенный ориентирован на 3 с отклонением к северу до 10°, поворот лица - к югу.
Правая нога согнута в колене под тупым углом, левая вытянута и уложена на правую так, что пересекала ее берцовыми костями, образуя косой крест. Инвентарь в захоронении не обнаружен.
Погребение 89 (рис.25,2).
Захоронение ребенка в возрасте до 4 лет в яме, точные контуры которой установить сложно. Дно ямы - на глубине 85 см от современной
205
поверхности. В плане она подовальная, ее размеры: длина - 100 см, ширина-до 45 см. Общая ее ориентировка — по линии 3-В. В западной части ямы обнаружен череп, по которому можно понять, что лицевая сторона погребенного была направлена к югу. Остальные части скелета не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 90 (рис.25,3).
Пятно погребальной ямы читалось в предматерике на глубине 50 см от современной поверхности, заполнение состояло из плотного гумусированного суглинка. Погребение ориентировано по линии 3-В с отклонением к югу и северу до 3°. Форма ямы подпрямоугольная с закругленными углами, ее длина - 180 см, ширина в восточной части - 35 см, в западной—50 см, стенки неровные, но в разрезе вертикальные. Глубина ямы - 125 см, дно - ровное с коричневатым оттенком от перетлевшей подстилки.
Скелет в анатомическом состоянии лежал на спине лицом кверху, головой ориентирован на 3 с отклонением 3° к северу. Руки уложены прямо вдоль туловища.
Ноги вытянуты. За головой с правой и левой сторон находилась посуда - два небольших горшка (рис.25, За, б), на костях таза найден фрагмент железной пряжки. По обрядовым и вещественным признакам захоронение следует отнести к числу древнеболгарских.
Погребение 91 (рис.25,4; 26).
Обнаружено на верхней части террасы. Пятно ямы читалось в предматерике на глубине 45 см от современной поверхности, заполнение серый плотный суглинок. Яма подпрямоугольной формы с закругленными углами сооружена по линии 3-В с отклонением к северу и югу до 15°. Ее длина - 230 см, ширина - до 110 см. Погребение имело сложную конструкцию. На глубине 135 см находились заплечики, расположенные по всему периметру ямы. Ширина заплечиков 8-12 см, высота - 15 см.
Второй горизонт заплечиков отмечен на глубине 150 см, их ширина- 7-10 см, а высота -15 см. На них обнаружено шесть плах длиной 50-60 см и шириной от 12 до 20 см, перекрывающих поперечно погребальную камеру.
Размеры погребальной ямы по дну: длина -195 см, ширина - от 30 до 40 см, глубина - 166 см от современной поверхности. Ее стенки со всех сторон оконтурены досками высотой 15 см, установленными на ребро в виде ящика-гробовища, сверху накрытого плахами.
Скелет в анатомическом виде лежал на спине, на подстилке, лицом кверху, ориентирован на 3 с отклонением к северу до 10°. Руки и ноги уложены прямо.
В захоронении находился инвентарь: у головы справа небольшой кувшин-кружка, покрытый серым лощением. Ручка петельчатая (рис.25, 4а). Рядом с ним, возле правого плеча, обнаружено бронзовое зеркало (рис.26, а), с обеих сторон от черепа — серьги (рис.26, б), на груди — две шиповидные, глазчатые бусины (рис.26, в), на фаланге безымянного пальца - бронзовый щитковый перстень (рис.26, г). У ног - жертвенная пища - часть крупа барана, рядом - фрагмент ножа.
Возможные обобщения
Лысогоровский могильник является одним из наиболее изученных среди салтовских погребальных комплексов Среднего Подонцовья. В этой связи его материалы вправе внести дополнения в уже известные сведения о захоронениях праболгар, без претензий на какие-либо принципиально новые суждения. Задача состоит в дальнейшем накоплении источников, посредством которых в салтовской культуре можно продолжить этническую тему.
Перспективы в таком направлении вполне реальны, так как на могильнике выделилась значительная группа захоронений с обрядами, не характерными и до настоящего времени мало известными региону Луганщины.
В частности, среди погребений Лысогоров-ского могильника в обрядах выделились разные типы захоронений: одни из них как бы этнически “чистые”, другие — “смешанные”. Наметились также признаки, свидетельствующие о социальных, этнических, конфессиональных особенностях общества, из которого происходят погребенные. Объяснения и анализ выявленных признаков входят в содержание предлагаемых обобщений.
Прежде всего, необходимо принять во внимание то обстоятельство, что из 91 исследованного погребения в 74 (81,3%) находки (вещи) отсутствуют вообще, еще в 9 (9,9%) - их не более одной и только в 8 могилах (8,8%) с помощью инвентаря удается наметить и определить этнохронологиче-ские контуры. В такой ситуации в большинстве случаев этноисторическая характеристика реконструируется в основном с учетом внешних признаков погребального обряда. Эти и другие ситуации, естественно, могут порождать неоднозначные суждения о предлагаемых нами выводах.
Планиграфия погребений
Интерес представляет ситуация расположения погребений на местности (рис.З). С учетом это
206
го признака все захоронения, в том числе ямы-кенотафы, можно разделить на три группы (табл.1). Первая группа (44 могилы) расположена на южном склоне террасы. Им характерны в большинстве простые ямы и ограниченное число могил с инвентарем. Вторая группа (45 могил) находится на сравнительно ровной площадке западнее первой. Для нее характерны смешанные варианты погребальных ям и обрядов, но они все также мало инвентарны. Пространство, “соединяющее” две топографические ситуации, также заполнено погребениями, и здесь же раскрыты 5 ям-кенотафов. Третья группа (захоронения 58 и 91) “удалена” (?) от первой группы к северу на 15 м, она расположена на наиболее высокой мысовидной части террасы. Заметим, что в двух погребениях обнаружены комплексы вещей, с помощью которых воссоздается этнохронология определенной части захоронений могильника.
Террасы, занятые под могильник, заполнялись равномерно, причем это, видимо, осуществлялось в направлении из нижней, восточной части, к западу, где была более ровная и удобная площадка. Сами же захоронения из террас с наклоном или из равнины между собой существенно не отличаются, напротив, им нередко одинаково характерны смешанные типы конструкций могил и обрядов.
Возможности визуального анализа могильника не исчерпываются данными планиграфии, нельзя не обратить внимание на порядок расположения ям и их ориентацию (рис.З).
На общем плане могильника нетрудно заметить, что погребения удалены друг от друга на почти одинаковое расстояние, не превышающее 1-4 м. Нет ни одного случая, когда бы могилы перекрывали одна другую, хотя никаких внешних признаков, свидетельствующих о местонахождении захоронений, нигде не прослежено.
Общая картина планиграфии могильника свидетельствует о том, что могилы как бы “выстроены” рядами с общим направлением по линии 3-В с отклонением до 15° к северу по отношению к азимуту север-юг. Почти в таком же направлении расположены многие погребальные ямы, отклонение которых в пределах от 5 до 40° к северу от западного азимута. Ям, ориентированных к северу более 25°, в особенности 30-40°, - только 8, и они своей ориентировкой как бы “выпадают” из правила общей ориентировки могильника.
Типы погребальных ям
Классификация погребений могильника в зависимости от топографии - естественно только
первое звено работы с его материалами, основная информация, разумеется, - в самих захоронениях. В статистику включены 82 погребения из 91, то есть все те захоронения, в которых скелеты сохранили анатомическое состояние. В 8 ямах скелетов не обнаружено, в одной (4) скелет, видимо, преднамеренно был компактно сложен в кучку.
Рассмотрение погребальных обрядов начнем с описания ям. Типологию ям обычно осуществляют по внешним конструктивным признакам, или их параметрам (размерам). Все погребения выполнены в грунтовых ямах, впущенных в материк, лишь изредка дно могилы - в предматерике. В плане ямы прямоугольные, подпрямоугольные и вытянуто-овальные, длиной от 100 до 220 см, как правило, узкие, порой их ширина — не более 30-40 см. Длинные стороны ям относительно ровные, хотя нередки искривления, короткие стороны, в большинстве случаев, округленные или даже дуговидные.
Более подробно рассмотрим устройство ям. По конструкции их выделяется четыре типа (табл.П). Тип I — простые, с прямыми или почти прямыми вертикальными стенками (58 единиц - 63,8%). Ямы этого типа обычно глубокие и одновременно узкие, щелевидные. Они нередко у дна облицованы досками, видны и плахи.
Тип II - ямы с заплечиком-ступенькой вдоль одной из длинных сторон могилы (9 единиц — 9,8%). В них также наблюдается применение плах.
Тип III - ямы с заплечиками, оставленными с обеих длинных сторон, на которые нередко (в 10 случаях) уложены плахи и только в двух случаях - доски (22-24,2%).
Тип IV - сложные ямы с заплечиками в двух горизонтах, причем нижний ярус заплечиков оконтуривает яму по периметру (2-2,2%). В одной из таких ям в восточной стороне (у ног) был, к тому же, глубокий подбой.
Отдельно следует сказать о характере применения древесины в захоронениях. Данные из таблицы III свидетельствуют, что дерево присутствует в 38 могилах (41,6%), в виде плах - в 19 захоронениях (20,8%), удивительно, но столько же - в виде гробовищ, ящиков “табутов”, непосредственно оконтуривавших могилу.
Замечено, что тип ямы не влияет на характер приемов использования дерева (табл.III). В 9 могилах (15,5%), относящихся к ямам первого типа, стенки облицованы досками с двух сторон вдоль всей длины ямы, еще в 2 (3,4%) они же оконту-ривают ямы с трех сторон. Короткая доска обычно подставлена со стороны головы. В четырех случаях (6,9%) яма облицована досками по всему периметру в виде гроба, ящика-табута. В этих погребе
207
ниях ямы с гробовищами выглядят прямоугольниками с углами 90° и прямыми ровными стенками. Толщина досок - 3-6 см, ширина - 15-25 см, длина их различная, зависит от размеров ям и колеблется от 120 до 190 см. В ямах трех остальных типов гробовища представлены единичными примерами (табл.Ш).
Доски изготовлены их стволов дуба путем их рассечки на длинные (до 200 см) и короткие (40-60 см) плахи с последующей грубой подтеской поверхностей топором или теслом. Края досок обрезаны ровно, что явно было выполнено с помощью пилы. По такому же принципу обрабатывали короткие доски, применяемые зачастую и в качестве плах. Стыковка досок в углах упрощенная, без специальных столярно-плотницких приемов и дополнительных приспособлений типа гвоздей. Выявлены два метода их закрепления: на распор, когда короткие доски-плахи вставлены по краям внутрь длинных, и в накладку, как бы приставляя их же снаружи к торцам длинных досок.
В практике перекрытий погребенных плахами также наблюдаем варианты. Во-первых, количество плах в могилах неодинаковое от 4 до 8, во-вторых, плахи укладывали по-разному: на оба заплечика, что наиболее приемлемо для праболгар степного региона Подонцовья, или на одно из них, при этом второй край был уложен на грунт, которым уже при захоронении были частично заполнены ямы. Плахи применяли во всех типах могил, но более всего в ямах третьего типа, 9 из 22 (41%).
Выявлен еще один прием перекрытия могил тонкими, не более 2 см толщиной, короткими (40-50 см) досками. Их равномерно укладывали по всей яме на грунт, которым предварительно частично (25-30 см) заполняли могилу. В двух захоронениях (20 и 66) перекрытия могил выполнены с помощью длинных плотно составленных досок, уложенных продольно по всей длине ямы. В пяти захоронениях (20,37, 38,58,91), кстати, все они относятся к различным типам ям, обнаружены и гробовища, и плахи одновременно. Плахи укладывали на торцевые части досок, и тогда образовывалась полая погребальная камера, в которой находился погребенный. Плахи посередине со временем переломились, просели внутрь захоронения, при этом “накрыли” скелет. Видимо, в данном случае в момент захоронения камера непосредственно оставалась незаполненной грунтом. В отдельных случаях удалось проследить применение вместо досок растительности в виде тонких веток, камыша, травы. От них сохранились выразительные прослойки светлого или более темного тлена.
Погребальные обряды
Анализ обряда захоронений начнем с первого параметра - общего обзора погребальных ям, в которых они осуществлены (табл.II). Напомним, что простые узкие ямы (тип I) с вертикальными или едва наклонными стенками составляют 58 единиц (63,8%). Такие же ямы, но с заплечиком вдоль одной, обычно южной, стенки относим к типу II, 9 единиц (9,8%). Более усложненные конструкции ям с заплечиками вдоль обеих сторон определяем типом III, 22 единицы (24,2%). Ямы сложной формы с заплечиками по их периметру иногда с подбоем, ступенькой в виде высокого заплечика, 2 единицы (2,2%). Из приведенных данных нельзя не заметить, что в устройствах могил и кенотафов преобладают простые узкие ямы, в которые порой плотно были “втиснуты” умершие. Одни из них дополнительно обустроены досками или плахами, другие, обычно, засыпаны только грунтом. Аналогичные обрядовые ситуации наблюдаются по отношению ям второго и третьего типов (табл.Ш).
Следующая позиция обряда захоронений -второй параметр - связана с ориентировкой погребений.
Из таблицы IV можно понять, что погребений со строго западной ориентировкой только 8 (9,7%). Остальные ориентированы на СЗЗ с отклонениями: до 5° к северу - 16 погребений (19,5%), до 10° к северу число погребений возрастает до 24 (29%), начиная 15° к северу, их количество уменьшается вдвое и составляет уже только 12 (14,6%). В дальнейшем, по мере увеличения угла от западного азимута к северу, продолжается тенденция уменьшения количества погребений. Например, при 20° к северу их - 8 (9,7%), 25° к северу уже - 6 (7,3%), 30° к северу - только 4 (4,8%) и столько же с отклонением к северу до 40°. Итак, в отличие от всех других могильников из Луганского региона, в Лысогоровке, в ориентации погребенных преобладают СЗЗ направления (рис.27), (Красильников К.И., 1990, с.42, рис.2).
Аналогичный динамизм обряда наблюдается при рассмотрении поз умерших — третий параметр обряда (табл.1У). Ингумация была выполнена в трех позициях: на спине, на правом боку с полуразворотом на правый бок. Количественное соотношение каждой из трех поз различное, на спине — 34 скелета (41,5%), с полуразворотом на правый бок - 27 (33%), на правом боку - 20 (24,4%). Если же ситуации поз рассмотреть по другим критериям, например, по устройству ям, то, естественно, статистика окажется другой (табл.1, II). Поза умерших влияла на характер направления лицевых костей черепов.
208
Следует отметить, что 21 захоронение (61,8%) из 34 ингумированных на спине в ямах I-IV типов “лицом” направлены кверху, у 8 погребенных в этой же позе (23,5%) лицевые кости черепов ориентированы к югу, еще 5 (14,7%) — к северу. Известно, что ингумирование на спине лицом кверху - наиболее распространенная поза захоронений праболгар салтовской культуры (Плетнева С.А., 1967, с.91 и сл.), однако, в этой традиции наметились отклонения от языческого обряда. Они, как известно, в литературе не получили убедительного объяснения (Плетнева С. А., 1967, с. 98), поэтому новая информация в этом вопросе полезна.
Степень наклона на правую сторону не одинаковая, в 27 случаях умерших положили с полуразворотом, в 20 - полностью на правый бок (табл.IV). Таким образом, общее число ингумированных с разворотом на правую сторону составляет 47 погребений (57,3%). Однако и среди них с учетом ориентации на СЗЗ или типов могил существует различное количественное соотношение (табл.1, III).
Размещение умерших на правом боку особенно определяло ориентировку лицевой части черепа. 46 (97,8%) погребенных с данной позой направлены лицами к югу, лишь в одном случае (погребение 56) лицо повернуто кверху. Общее же число “югонаправленных лицом” на Лысого-ровском могильнике составило 53 (67%) из 79 погребенных, у которых определяется поза. Три захоронения (3,8%) не имеют на этот счет определенности.
Принимая во внимание то обстоятельство, что большинство (67%) захоронений исполнено с “югонаправленной” позицией лицевых костей, их безусловно можно отнести к устойчивым признакам, характерным для других, кроме праболгар, этносов.
Руки у большинства погребенных (в 42 случаях из 75 — 56%), уложены прямо, в 27 случаях (36%) правая — прямая, левая согнута и только в 3 случаях (4%) согнута правая, столько же примеров обеих согнутых рук (табл.П).
Позы ног варьируют в таких показателях: обе ноги прямые - в 60 могилах из 77 (78%), одна нога подогнута в 3 случаях (3,9%), в 9 случаях (11,7%) согнуты обе ноги, в 5 могилах (6,5%) ноги погребенных скрещены.
Наконец, еще один обобщающий для захоронений могильника показатель - направление стоп. Из 77 захоронений, в которых в той или иной степени сохранились стопы, в 36 могилах (49,4%) они направлены к югу и юго-востоку (табл.П).
Итак, по всему видно, что на могильнике имеют место смешанные синкретические обряды,
которые могли возникнуть в процессе длительного сосуществования разных этносов на одном общем для них пространстве или даже поселении.
Этнический и конфессиональный синкретизм можно наблюдать в I, II и III типах могил. Он проявлялся в устройстве погребальных ям, обрядов захоронений, в которых одновременно соблюдены традиции праболгар-язычников (заплечики, плахи, поза, инвентарь, жертвенная пища), но в то же время намечаются детали исламизации населения (узкие ямы, ингумация на правом боку, лица и стопы - к югу, безынвен-тарность). Лишь в погребениях четвертого типа наблюдается этническое (праболгарское) однообразие.
Остановимся на примерах проявления поливариантности относительно конкретных типов могил.
Обряды, выявленные в 58 погребениях первого типа, разнообразнее других и этим как бы выглядят наиболее “полиэтническими” (табл.П). Здесь, к примеру, в 20 ямах (42,5%) найдено строительное дерево (доски, плахи), в 47 захоронениях 28 скелетов (59,6%) - на спине, остальные 19 (40,6%) - с полуразворотом и полным разворотом на правый бок. Естественно по-разному направлены лицевые кости черепов. В 17 могилах (36,2%) - кверху, в 25 (53,2%) — к югу, в 5 (10,6%) - к северу.
Руки большинства погребенных (в 30 из 49 могил — 61,1 %); 9 ям - без скелетов уложены прямо вдоль туловища. Заметно меньше погребений с согнутой правой (левая прямая) рукой - 3 (6,1%) или согнутой левой (правая прямая) - 7 (14,3%) и только в трех погребениях согнуты были обе руки (6,1%).
Поза ног погребенных в ямах I типа более однообразная. В 41 захоронении (83,6%) ноги были вытянуты, в 3 могилах (6,1%) обе ноги согнуты, в одной они у стоп были скрещены. В 19 случаях (38,8%) стопы ног направлены к югу, в остальных могилах их позиции не определяются, либо они вообще “отсутствуют”.
Вариантность прослеживается в погребениях, выполненных в ямах второго типа, особенностью которых является заплечико. Однако из 9 захоронений ям этого типа только в одной скелет лежал на спине лицом вверх, в восьми — поза правосторонняя, лицом к югу. Руки в одинаковой степени прямые и согнутые, но чаще согнута левая рука, ноги уложены в трех позициях: прямо (6 скелетов), согнуты (1) и скрещены (1). В шести случаях стопы ног ориентированы к югу или юго-востоку.
Из 22 ям третьего типа 12 (54,5%) сооружены с использованием дерева: в 10 (45,4%) — плахи, в 2
209
могилах (9,1%) ямы дополнительно были оформлены досками. Вместе с тем в так называемой “болгарской” конструкции, с характерными для нее плахами (Желтое, Новодачное), “нарушена” обрядность. К примеру, в 19 могилах из 22 третьего типа (86,4%) умерших уложили на правый бок и только 3 (13,6%) - на спину. У всех уложенных на правый бок погребенных лицевые кости черепов направлены к югу. В целом, южное направление “лиц” среди более чем 100 ранее раскрытых ям-ных праболгарских захоронений могильников Луганского массива — совершенно новое явление. Оно имело место только в 3 могилах Новолимаревки.
В отношении рук в захоронениях ям третьего типа прослеживаются две тенденции: прямые руки - в 7 захоронениях (31,8%), согнутая левая и прямая правая рука — в 15 захоронениях (68,2%).
В этих же могилах ноги уложены по-разному: в 12 захоронениях из 22 (54,5%) они прямые, в 2 (9%) согнута одна из ног, в 5 (22,7%) согнуты обе ноги, наконец, в 3 (13,6%) берцовые кости лежали одна на другой, то есть при захоронении ноги у стоп уложены в скрещенном виде. В 11 случаях из 22 (50%) стопы ног направлены к югу или юго-востоку.
Итак, среди захоронений, выполненных в ямах I-Ш типов, в двух из них (тип I и тип III) обрядовая вариабельность наиболее очевидна, во втором типе обряд заметно однообразнее.
К захоронениям в ямах четвертого типа (58 и 91) можно было бы отнести и погребение 85, но обряд все же не языческий. Обе ямы сложной формы: с заплечиками в двух горизонтах (91) и с площадкой в западной части и подбоем в восточной (58). Стенки оформлены досками в виде гробовищ, сверху они накрыты плахами, опирающимися на заплечики и на гробовища. В этих двух погребениях скелеты лежат на спине, лицом вверх, руки и ноги уложены прямо. В захоронениях, составляющих около 3% от всех могил, находилось около 30% находок погребального инвентаря всего могильника, в том числе жертвенная пища. Сближают оба погребения не только общие для них конструкции могил, характер ингумации и инвентарь, свидетельствующие о языческой обрядности, но и топография. Захоронения находятся как бы в стороне от всех остальных и занимают наиболее высокую часть террасы. Правда соотношения с общей территорией могильника еще предстоит обозначить посредством изучения склона могильника.
Определенные наблюдения можно сделать и с учетом топографических ситуаций местонахождений погребений каждого типа (табл.1).
Наиболее характерные признаки могил, расположенных на склоне (группа I), - ямы
первого типа. Их 38 (86,3%) из 44 на этом пространстве, и только 6 (13,7%) - II типа. Ям III и IV типов здесь не найдено, напротив, большинство ям узкие с округлостью коротких сторон. В 27 погребениях прослеживается древесина, явные гробовища (доски с двух, трех и четырех сторон) — в 15 могилах и только в 4 — плахи. Могилы без инвентаря составляют 82%, или 36 из 44 захоронений и только в 8 (18%) были вещи - керамика, украшения, дирхемы, признаки головных уборов из фетро-войлока, причем 11 из всех 28 обнаруженных здесь предметов находились в погребении 24 (рис. 10, 2а-2з).
В 37 могилах с анатомически сохранившимися скелетами 22 (59,4%) - на спине, 5 (13,5%) — на правом боку, 10 (27%) — с полуразворотом на правый бок. С южной ориентацией лицевых костей -18 скелетов (48,6%), вверх -17 (46%), к северу -только 2 (5,4%).
Несколько другие характеристики захоронений из равнинной части террасы (группа II) (табл.1). Им свойственны: усложненная конструкция могил, заметное уменьшение числа ям обставленных досками, небольшое, число погребений (5-11%) с инвентарем.
Позы, придаваемые умершим при ингумации, как и в первом случае, различные. Из 42 погребенных на спине — 10 (23,8%), с полуразворотом на правый бок - 17 (40,5%), непосредственно на правом боку - 15 (35,7%). Практически соответственно с позами скелетов сориентированы лицевые кости черепов: 33 черепа из 42 (78,5%) -к югу, 5 (12%)-вверх, 3 (7,1 %)-ксеверу. В такой статистике нельзя не заметить появление смешанных погребально-обрядовых традиций, возникших в результате совместного проживания как минимум двух этносов с различными конфессиональными взглядами (системами).
Принципиально по-другому выглядят оба погребения, итсследованные на вершине террасы (группа III). Как уже отмечалось выше, им характерны: сложные формы ям, применение одновременно досок и плах, стандартные позы (на спине, ноги и руки прямые, липом вверх), наборы предметов инвентаря и жертвенная пиша. В данном случае следует говорить о чистых этнических признаках, имевших отношение к языческим захоронениям праболгар.
Анализ находок
В 82 захоронениях найдено только 55 предметов, которые классифицируются по нескольким видам изделий (табл.У). “Головные уборы”, сохранившиеся в виде тонких войлочных тюбе
210
теек в 24 захоронениях, в число инвентаря не включены. Также сюда не входят и фрагменты амфорной и кухонной керамики, обнаруженные в заполнении ям и случайно на территории могильника. В остальном предметы происходят из 16 захоронений всех типов ям, в 14 из них находились взрослые и только в 2 — дети (подростки) (табл.У).
Основная масса находок происходит из захоронений в ямах первого типа. Здесь в 12 могилах (10 взрослые и 2 подростка) обнаружено 33 предмета (60%) из 55. Меньше всего находок (7-12,7%) в ямах второго и третьего типов, наибольшее же их число в двух могилах четвертого типа — 15 из 55(27,3%). В целом, прослеживается тенденция, суть которой в том, что погребения с инвентарем, сопровождающим взрослых, как правило, с обрядами захоронений зливкинского типа.
Все 55 предметов можно разделить на семь групп: керамика - 13 единиц, орудия быта - 5, оружие - 2, печати — 2, монеты - 2, украшения (включая бусы) - 22, предметы туалета - 4 и одиночные вещи (амулет, детали амуниции одежды и другое - их около 5 единиц). Прорисовку вещей следует смотреть в рисунках соответствующих им погребений.
Основную часть находок составляют украшения, их более 20 предметов. К этой группе относим бусы, серьги, перстни, браслеты. Бусы составляют 12 единиц. Часть из них обычные, одноцветные из непрозрачного стекла, другие — пастовые, круглые, удлиненные, плоские, овальные, полихромные с орнаментальными мотивами в виде полосатых и мозаичных раскрасок.
Отдельную группу составляют “глазчатые” плоские и рельефные с выпуклостями бусы. Глазки бус оформлены полихромной раскраской. Бус в виде бисера здесь не обнаружено, и лишь одна крупная глазчатая бусина-амулет, видимо, используемая как подвеска, была в детском захоронении. В целом, следует отметить, что бусы отличают разнообразия форм и расцветок (рис.7, 26; 27, 1г).
Серьги - 2 экз., обе в погребении 91 (рис.26, 1в). Их отличают сравнительно большой размер, почти прямоугольная форма рамок, подвески оформлены орнаментированными шариками. Стержни тонкие, проволочные, удлиненные, с крючком для закрепления в ушах. На стерженьках- по три подвижных металлических миниатюрных, в виде бисера, бусины. Изготовлены серьги из латуни, покрытой позолотой.
Перстни - 3 экз.; в женском захоронении (91) щитковый, в мужских (20, 24) — с жуковинами. Щитковый перстень литой из бронзы без изображения (рис.26, 1д), два других (рис.9, 1а; 10, 2ж) из серебра, со вставками-жуковинами из
стекла темного цвета, закрепленными крестообразно расположенными “лапками”.
Браслеты — 4 экз., 2 экз.: разъемные бронзовые (рис.7, 2а; 11, 4а), 2 экз. железные (рис.9, 16). Сохранность последних плохая. Браслеты по характеру прута и технологии изготовления делятся на два вида. Один сделан из проволоки круглого сечения диаметром 4 мм. Края браслета тупые, расширяющиеся в виде “наверший”. Второй из проволоки с диаметром в сечении 2 мм, края немного заострены.
Заметную группу вещей (13 ед.) составляет керамика: кухонная — 4 экз., лощеная (столовая и ритуальная) - 9 экз. (см. в рисунках погребений).
Все кухонные горшки малых форм, лепной выделки с признаками подправки на ручном круге. Орнаментированы традиционным для салтово-маяцкой культуры гребенчатым расчесом. Сформована из грубой массы, поверхность бугристая.
Столовая, лощеная керамика по технологии изготовления и по функции применения подразделяется на кружки, кувшины, кубышки. Кружки - 5 экз. все разные, одни с резко расширяющимися в нижней части туловами, другие, наоборот, бочковидные. Петельчатые ручки посажены как на тулово, так и на горловину, на плечико и венчик.
Кувшинов найдено всего два. В одном случае сосуд приземистый, тулово опущено низко, хотя горловина высокая, у второго, форма тулова шаровидная. Стенки кувшинов покрыты лощением, с помощью которого выполнены и орнаменты. Иногда дополнительно украшены рядами “волн”, исполненными при помощи гребенки. Найдены две ритуальные кубышки с шаровидной и конусовидной формой тулов.
Орудия бытового назначения - кремневые пластины с забитостью краев из-за использования их в качестве кресал. Обнаружено одно пряслице из фрагмента толстостенного (13-14 мм) кувшина, два железных черенковых, листовидных ножа салтовского типа.
Оружие представлено двумя железными “кинжаловидными” (дл. 25 см) изделиями, оба из захоронений мужских особей. В одном из них (58) здесь же находилась небольшая бронзовая литая овальнорамочная пряжка поясного набора. Ее следует отнести к числу предметов амуниции воина, его одежде (рис. 19,36).
С одеждой, точнее амуницией, следует связывать “распределитель”, отлитый из бронзы. Он состоит из трех петель. Края изделия были оформлены профильными изображениями, с одной стороны стилизованный вид водоплавающей птицы, вероятно гуся, вторая сторона, к сожалению, обломана (рис. 10, 2е). К предметам одежды, видимо, следует отнести так называемые “вор-
211
варки” (Плетнева С.А., 1967,с.166; 1989, с.111), хотя о практике их применения однозначно говорить сложно. В захоронении “ворварки” находились у тазовых костей в миниатюрной тканевой сумочке с целым набором других предметов (рис. 10,2г).
К предметам туалета относим бронзовое литое круглое зеркало диаметром 57 мм. Его поверхность сильно корродирована, поэтому о возможном рисунке на одной из сторон можно только предполагать (рис.26,16). С этой же группой изделий связываем совершенно разрушившиеся от времени два предмета туалета: железную ногтечистку и костяную копоушку
Найден амулет-оберег в виде литого бронзового изогнутого когтя хищного животного (рис. 10,2 в). В противоположной от острия стороне проделано отверстие, с помощью которого оберег подвешивали на шнурке. По краям отверстия видны следы залощенности металла от длительного ношения амулета.
Сложно однозначно сказать о назначении двух бронзовых литых “печатей” (рис. 10,2д). На одной их них изображены две пересекающиеся под углом 90° линии в виде креста, на второй — из-за затертости едва просматриваемое зооморфное изображение. Оба изделия входили в атрибут амуниции и подвешивались посредством шнуров, продетых в специальные отверстия. Кстати, отверстия в них с заметной “выработкой” металла по краям.
Найдено изделие из рога, назначение, которого определить пока сложно (рис. 10,2з). По краям условно названной нами “горловины бурдюка” равномерно просверлены отверстия диаметром не более 2,5 мм. Само же изделие в сечении овальной формы.
Наконец, монеты - 2 дирхема из могил 20 и 26. К сожалению, степень изношенности (затертости) их такова, что детальная характеристика практически невозможна. Несомненно, лишь то, что, по определению арабистов, в частности Колесникова А.И., их можно отнести к аббаситским монетам около 212-234 гг Хиджры. Одна из монет с отверстием предназначалась для подвешивания, и она находилась рядом с двумя бусинами в погребении 26, вторая (п.20) находилась в кисти правой руки.
Кратко остановимся на войлочных шапочках, остатки которых найдены на костях 24 черепов из могил I-Ш типов. О головных уборах в салтовских погребениях никаких данных в литературе нами пока не найдено. По Лысогоровским захоронениям впервые удается воссоздать вид тонкой войлочной шапочки-тюбетейки коричневатосерого цвета, глубоко и плотно посаженной на
голову. В одном случае под войлочным покрытием сохранились фрагменты волоса. В данной ситуации, возможно, речь может идти о ритуальной одежде. Шапочки встречаются, в основном, в захоронениях взрослых (в 22 из 24), и только в двух могилах обнаружены на подростках. Больше других найдено шапочек в могилах первого типа (14 из 24), остальные 10 в могилах П-Ш типов, причем, как правило, в погребениях не языческого характера. Наконец, напомним, что только в двух могилах обнаружены остатки жертвенной пищи: в мужском погребении 58 у изголовья находился череп овцы, а в женском погребении 91 у ног - круп барана.
Хронология
Находок, посредством которых можно было бы определить конкретные хронологические параметры захоронений, кроме монет, к тому же достаточно точно не прочитываемых, у нас нет. К числу вещей, дающих возможность судить о общей хронологии могильника, следует отнести литую бронзовую пряжку (рис. 19). Детали поясного набора такого типа попадались в группе поздних катакомб Дмитриевского могильника, датируемых 1-йпол.-сер.1Хв. (Плетнева С.А., 1967, с.165. рис.45,4; 1989, с. 164, рис.86, кат.5,83, 88).
К 1-й пол.IX в., следует отнести две серьги (рис.26,2-3). Аналогии им известны в катакомбах 56,57,106, 125 упомянутого могильника (Плетнева С. А., 1989, с. 109, рис.57,4). Перстни из бронзы и серебра, со вставленными жуковинами, закрепленными четырьмя лапками, были распространены в кон.VIII - 1-й пол.1Х века. Щитковый перстень во времени мог быть синхронен с двумя предыдущими, но в целом же “его время” - сер.-2-я пол.1Х века.
Найденные дирхемы аббасидского времени свидетельствуют о том, что погребения, в которых они обнаружены, датируются не раньше сер. VIII в. (Валеев Р.М., 1981, с.91). Остальные вещи, как и керамика, имеют даты, соответствующие общей хронологии салтово-маяцкой культуры всего Подонцовья, но опорной для датировки все же является посуда из Дмитриевского катакомб-но-ямного могильника.
Заключение
В захоронениях Лысогоровского могильника нельзя не отметить различий, касающихся форм ям, обрядов захоронений, обеспечения его инвентарем, разнообразия поз умерших при их ингумации.
212
Эти и другие ситуации отображены в таблицах признаков, коррелирующих внешние (топография, ориентация, форма — тип ям) и внутренние (поза, поворот лица, положение рук, ног, инвентарь) параметры могильника и его захоронений.
В таблицах выявлены как совпадающие, так и противоположные ситуации, складывающиеся между внешними параметрами и внутренними признаками. В конечном итоге методом сопоставлений удалось определить две основные группы захоронений. Первая группа — частично инвентарные захоронения с ингумациями на спине, лицом вверх. Они присутствуют в погребениях всех четырех типов.
Вторая группа - практически пустые, безын-вентарные могилы с ингумацией на правом боку или с полуразворотом на правый бок, с обязательной направленностью “лиц” к югу, специфической позой рук и ног (стоп). Эта группа захоронений имеет отношение к ямам I-Ш типов.
Между двумя внешне противоположными группами выделяются погребения, одинаково включающие в себя признаки обеих групп. Их относим к числу смешанных захоронений, и они, возможно, явились результатом сравнительно длительного синойкизма как минимум двух этнически и конфессионально различных групп населения, оставивших здесь захоронения.
По каким признакам на могильнике просматриваются этноконфессиональные переплетения?
1.	Конструкции могил, среди которых одни узкие - с обычными грунтовыми стенками, другие — такие же внизу с досками-гробовищами, третьи — с плахами, четвертые — с досками и плахами одновременно. “Архитектурные” варианты наблюдаются в ямах всех четырех типов.
2.	Независимо от устройства и оформления погребений, скелеты в позах, направлениях лицевых костей и по другим признакам варьируются в различных сочетаниях. Подобное разнообразие прослежено на нескольких могильниках Северского Донца. Исследователи этих памятников убеждены в проникновении в салтов-ское время на Северский Донец мусульманского населения (Татаринов С.И. и др. 1986, с.209-220; Копыл А.Г., Татаринов С.И, 1990, с.52-58; Кравченко Э.Е. и др., 1998).
3.	Обнаружение и изучение мусульманских древностей в Степном Подонцовье насчитывают менее 20 лет. Например, в монографии С.А.Плетневой “От кочевий к городам” среди материалов, характеризующих грунтовые могильники салтово-маяцкой культуры, совершенно не значатся захоронения мусульманской группы (Плетнева С. А., 1967, с.91-100). Даже на могильни
ке Дмитриевского археологического комплекса из лесостепи, где раскопаны сотни могил, в том числе небольшая часть ямного типа, нет ни одной, в которой в той или другой степени прослеживались бы элементы обряда мусульман. Все погребения с труположением на правом боку с согнутыми ногами, по определению С.А.Плетневой, не более чем признаки, характерные для женских захоронений (Плетнева С.А., 1989, с.255).
Материалы Лысогоровского могильника подтверждают взгляды, высказанные С.И.Татариновым, А.Г.Копылом, Э.Е.Кравченко по вопросу полиэтнизма, и конкретизируют конфес-сиальную ситуацию, сложившуюся в степях По-донцовья, дополнительно обозначают признаки появления новой для этого массива религии — ислама.
Факты, свидетельствующие о проникновении азиатского исламинизированного населения в степи Восточной Европы, приведены выше. К числу явлений, связанных с последствием проникновения инородной для язычников обрядности, следует отнести постепенное исчезновение вещей из могил (Плетнева С.А., 1989, с.172; Красильников К.И., 1990, с.33-34) и обряд, связанный с “обезвреживанием” умерших.
4.	Тема “обезвреживания”, обозначенная Д.Т.Березовцом в 60 гг XX в. по раскопкам ямного могильника в Салтове (Березовец Д.Т., 1962, с.22), а также в публикациях последующих лет, в основном связанных с исследованиями катакомб Дмитриевского и Маяцкого могильников, в литературе утвердилась прочно (Плетнева С.А., 1967, с.80; Флёров В.С., 1984, с. 181 -187). Иногда это же явление называют “сдвинутостью скелетов” (Плетнева С. А., 1989, с.244-245). Однако В.С.Флёров в оценке неоднозначного обряда остается настойчив (Флёров В.С., 1989, с. 177-185; 2000). Взгляды С.А.Плетневой, В.С.Флёрова по этому вопросу некоторые исследователи переносят практически на все факты, связанные с нарушением скелетов (Круглов Е.В., 2001, с.405-417). Однако по этому вопросу одним из авторов высказывались альтернативные суждения, оказавшиеся “незамеченными” (Красильников К.И., 1991, с.79). Материалы Лысогоровского могильника, как впрочем и Новолимаревки (М1 и М2) (Красильников К.И., 1990, с.29-33), возвращают к теме вскрытых и ненарушенных могил, заставляют еще раз осмыслить содержание этого явления.
Из 82 погребений (кстати, столько же могил было вскрыто Д.Т.Березовцом в Салтове и из них 79 скелетов - не в анатомическом порядке), в Лысогоровке только в погребении 4 зафиксирована ситуация, при которой кости скелета аккуратно уложены в кучку. Во всех остальных
213
они в анатомическом порядке. Очевидно прежний обряд язычников, названный “обезвреживанием”, утрачивает смысл, напротив, утверждаются принципы ортодоксальной конфессии, запрещающей вторгаться в мир умерших.
5.	Одновременно прослеживается обязательный для мусульман обряд захоронений с западной ориентировкой, с направлением лиц покойников к Кыбле. Он как бы перекликается с языческой практикой ориентировки умерших, названной “сезонностью” захоронений. Отсюда возникает вопрос - соотношение внешне одинаковой практики, предусматривающей при захоронении ориентацию покойников на 3. Если учесть только фактор “сезонности”, и эту общепринятую идею, отображенную в таблице I, перенести на графический градусный вектор (рис.27), то окажется, что в промежутках между сентябрем и мартом, то есть осенним и весенним равноденствиями, захоронений не производили. В то же время, учитывая большой процент отклонения в ориентировке могил и скелетов в пределах 10-15° к северу, можно представить, что самыми “смертоносными” месяцами были апрель-май и сентябрь-октябрь, так как именно в эти месяцы года солнце находится северней азимута западного равноденствия от 5 до 15 градусов. По мере развития теплого времени года (июнь, июль) смертность к июню, июлю заметно уменьшалась, а к августу, особенно в сентябре, опять достигала пика. В зимний период, с учетом ориентиров солнца к югу, здесь якобы, в отличие от остальных могильников этой зоны Подонцовья, физиологический ритм жизни вообще не нарушался (Красильников К.И., 1990, с.29-42, рис.2).
Ясно, что подобное состояние невероятно, поэтому в данной ситуации, видимо, следует учитывать религиозно-конфессиональный мотив, привнесенный исламом с обязательными каноническими требованиями при погребениях. Понятно, что при соблюдении обряда, “сезонных отклонений”, далеко не всегда возможна ориентация лиц к святыням ислама, к тому же географическое положение Подонцовья по отношению к Передней Азии смещено к западу до 3°. Мекка и Медина - 40°, Среднее Подонцовье -37°. Следует также учитывать ошибки в определении направления к Мекке и Медине, что можно объяснить несовершенством приемов и знаний в определении необходимого азимута по отношению к сторонам света, в частности к югу (Халикова Е.А., 1986, с.47-48). Но все же видимо для того, чтобы, сохранив западную ориентацию, направить лица к югу в разные периоды солнцестояния, наметились как небольшие, так и зна
чительные отклонения ориентации в направлении к северу.
По нашим представлениям, погребенные, ориентированные строго на 3 или с отклонением 5-10° к северу, вероятно, умерли в период года с низким, зимним солнцестоянием (октябрь-март). По мере увеличения угла отклонения к северу, от 15° и больше, захоронения осуществлены в период при сравнительно высоком летнем солнцестоянии (апрель-сентябрь).
Следовательно, смертность людей в течение года была неодинаковой. Наибольшее число захоронений осуществлено в зимнее время, ранней весной и ранней осенью. Благоприятными для жизни здесь были летние месяцы.
6.	С.А.Плетнева, ссылаясь на широкий круг археологических источников, неоднократно подчеркивая наличие в салтовском обществе смешанных этнических групп, об этномусульманских признаках была вынуждена не упоминать. Попытки проследить азиатский зтнос в материалах степей Подонья еще 40 лет назад оказались безрезультатными (Плетнева С.А., 1967; 1989, с.268-269). В то же самое время известно, что в истории Хазарского каганата и соседних народов арабский мир далеко не эпизодичен (Плетнева С.А., 1967, с. 185; Халикова Е. А., 1986; Яблонский Л.Т., 1980, с.90-91,95). В этих работах приведены материалы, свидетельствующие о том, что в Восточной Европе ислам начал распространяться, прежде всего, в Поволжье. Среди многих его признаков (погребения, некрополи, архитектура, материальная культура и другое) значительное внимание уделялось торгово-денежным отношениям (Валеев Р.М., 1981, с.83-96). Аналогичные процессы вряд ли имели место на Северском Донце в отличие от торгово-стратегической артерии, какой была Волга, но восточные монеты все же проникали и сюда. Например, дирхемы из могил не следует относить к исключительно редким находкам, но и назвать их частыми нельзя. К примеру, среди огромного набора вещей Дмитриевского могильника нет ни одной восточной монеты раннего средневековья (Плетнева С.А., 1967, с. 140; 1989, с.146).
Аббасидские монеты, найденные на селищах и могильниках Степного Подонцовья, свидетельствуют о том, что элементы мусульманской культуры и обрядности проникают в эти степи не раньше последней четв.VIII века. Ясно, что дирхемы не были средством платежа в товарообмене и использовались не более как украшения, амулеты, нашивки на одежду, даже как антисептический хирургический инструментарий (Красильников К.И., Руженко А.А., 1981, с.285). Заметим, что оба дирхема из погребений Лысого-
214
ровки настолько долго применялись в быту, что обе стороны монет оказались почти вытертыми, а вес уменьшился до 1,7 г при сохранении стандартного диаметра монет около 23-25 мм. На селищах из нашего региона восточные монеты, датируемые около 155-167 гг Хиджры, представлены серией дирхемов высокой степени сохранности с весом от 2 до 2,2 г.
Признаки этноконфессионального синкретизма просматриваются в планиграфии могильника. Например, рядом с захоронениями с мусульманской обрядностью или с дирхемами раскрыто языческое погребение 24 с амулетом-оберегом в виде когтя хищного животного (рис. 10,3). Подобные амулеты найдены в Саркеле на сал-товском могильнике. Их форму почему-то называют “мощными клювами”, “изогнутыми клювами” хищных птиц (Плетнева С.А., 1967, с. 172, 173, рис.47, 10-12), но всегда связывают с погребениями язычников. Этот же порядок наблюдается на Лысогоровском могильнике, где в захоронении было найдено еще 10 предметов. Все же новые веяния, просматриваемые во многих захоронениях могильника, имели исламскую направленность: узкие ямы-щели или ямы с заплечиками-уступами, что также нередко для могил мусульманских кладбищ (Буниятов 3., 1965, с.89-90), использование досок-ящиков (табутов), укладка умершего (или его туловища) на правый бок и поворот лица к Кыбле, правая рука вытянута, левая чаще согнута, ноги прямые или почти выпрямлены, стопы направлены вправо. В этих могилах нет сопровождающего погребенного инвентаря, тем более языческих амулетов, жертвенной пищи.
7.	Ислам в Хазарии и ее периферии мог появиться в любом регионе, в том числе на территориях салтово-маяцкой культуры. Подтверждением являются несколько могильников на Северском Донце, на которых среди праболгар-ских языческих захоронений немало погребений, выполненных с обрядами, свойственными мусульманам. И это не удивительно, так как в Хазарии сосуществовали несколько религиозных конфессий. Вопрос в другом, как осуществлялось внедрение ислама в среду языческого населения степей Подонцовья: то ли экспансией с помощью религиозных миссионеров, которые должны были распространять новую религию, то ли он внедрялся постепенно в процессе этнических миграций, в ходе которых одновременно распространялись элементы быта, материальной культуры пришлого населения.
Например, в Волжской Булгарии ислам был принят сверху с целью консолидации сил и под
держки со стороны арабского мира перед набирающей силу Хазарией, стремящейся овладеть степными зонами Поволжья. Исламизация населения Булгарии была осуществлена в 1-й четв.ГХ в. (824-825 гг.). В степях Правобережного Подонья это же событие, вероятно, имело другое направление.
Подтверждением мирной этномиграции из Азии в Подонцовье являются распространившиеся в постройках IX в. печи-тандыры. Среди 37 печей, обнаруженных в 49 жилищах, 15 относятся к тандырам, еще 6 — в хозпостройках, всего — 21 тандыр. Нельзя еще раз не упомянуть о дирхемах раннего периода правления династии Аббасидов, наконец, сами погребения соответствуют мусульманской обрядности. Таким образом, данные свидетельствуют о том, что в этнической среде тюркских язычников праболгар находили место народы Азии, но искусственная исламизация населения, в отличие от Нижнего Поволжья, здесь не имела места (Яблонский Л. Т., 1987, с.138-139).
В число мусульманских погребений включаем 40 захоронений (48,8%), у которых прослежены соответствующие им обряды: погребения 1 (детское), 6, 8, 17,22,26 (детск.), 27 (детск.), 32,37,38,42,44,46 (детск.), 47 (детск.), 48,49,51,53, 54,57 (детск.), 59, 60,62 (детск.), 63,64 (детск.), 65, 66,70,71,73 (детск.), 75,78,81,83,84,85,86 (детск.), 87,88,89 (детск.)
Пока еще нет обоснованных данных о возрастном составе погребенных, но предварительные результаты 20 захоронений, касающиеся возраста до 40 лет, а также 11 могил с захоронениями детей и подростков свидетельствуют о большой смертности людей, погребенных с обрядом религиозной ортодоксии Востока. Первичное изучение костей, в особенности черепов, позволило определить преобладание среди погребенных брахицефалов, а также признаки патологий костных тканей, видимо, вызванные изменениями биосреды для этой категории населения.
На могильнике погребены не миссионеры, а обычные люди, которые жили с семьями. Захоронение детей по мусульманским обычаям -убедительный аргумент в направлении идеи этноконфессионального синойкизма.
13 (15,8%) захоронений: 9, 14, 18 (детск.), 21, 30,31,41,43,50,52, 55,67 (детск.), 69 совершено с обрядами, в элементах которых присутствуют и мусульманские и языческие признаки. В остальных 29 (35,4%) погребених: 2,3,5(детск.), 7,10,11, 12,13 (детск.), 16,19,20,23,24,25,28,29,35,45,56, 58,61 (детск.), 68, 74, 76,77,79,82,90,91 очевидна языческая обрядность зливкинских грунтовых могил праболгар.
215
Рис. 1. Ситуационный план расположения могильника у с Лысогоровка.
Fig. 1. Situation layout of burial ground near Lysogorovka village.
216
R3
С
ю
Рис. 2. Рельеф террасы могильника. Rl, R2, R3 - реперы.
Fig. 2. The relief of the burial ground terrace. Rl, R2, R3 - fixed datums.
Рис. 3. Генплан могильника.
Fig. 3. General layout of the burial ground.
217
Рис. 4.1 -4 - погребения 1,2,3,4.
Fig. 4.1-4-burials 1,2,3,4.
218
Рис. 5.1-4- погребения 5,6,7,8.
Fig. 5.1-4-burials 5,6,7,8.
219
Рис.6.1-4 — погребения 9,10,11,12.
Fig. 6.1-4—burials9,10,11,12.
220
Рис. 7.1-4—погребения 13,14,15,16.
Fig. 7.1-4—burials 13,14,15,16.
221
Рис, 8.1-3—погребения 17,18,19.
Fig. 8.1-3-burials 17,18,19.
222
Рис. 9.1-3 - погребения 20,21,22.
Fig. 9.1-3 - burials 20,21,22.
223
Рис. 10.1-2 —погребения 23,24.
Fig. 10.1-2 —burials 23,24.
224
Рис. 11.1-4-погребения 25,26,27,28.
Fig. 11. l-4-burials25,26,27,28.
225
Рис. 12.1-4—погребения 29,30,31,32.
Fig. 12.1-4—burials 29,30,31,32.
226
-по
Рис. 13.1-4-погребения 33, 34,35,36.
Fig. 13.1-4-burials33,34,35,36.
227
Рис. 14.1-4 — погребения 37,38,39,40.
Fig. 14.1-4—burials 37,38,39,40.
228
Рис. 15.1-4-погребения41,42,43,44.
Fig. 15.1-4-burials 41,42,43,44.
229
Рис. 16.1-4-погребения 45,46,47,48.
Fig. 16.1-4-burials 45,46,47,48.
230
Рис. 17.1-3-погребения 49,50,51.
Fig. 17.1-3-burials 49,50,51.
231
Рис. 18.1-4 —погребения 52,53,54,55.
Fig. 18.1-4—burials 52,53,54,55.
232
61
Рис. 19.1-3 - погребения 56,57,58.
Fig. 19.1-3 -burials 56,57,58.
233
Рис. 20.1-5 - погребения 59,60,61,62,63.
Fig. 20.1-5 -burials 59,60,61,62,63.
234
Рис. 21.1-6-погребения 64,65,66,67,68,69.
Fig. 21.1-6-burials 64,65,66,67,68,69.
235
236
Рис. 23.1 -6 - погребения 76,77,78,79,80,81.
Fig. 23.1 -6 - burials 76,77,78,79,80,81.
237
Рис. 24.1-6-погребения 82,83,84,85,86,87.
Fig. 24.1-6 -burials 82,83,84,85,86,87.
238
Рис. 25.1-4-погребения 88,89,90,91.
Fig. 25. 1 -4 - burials 88,89,90,91.
239
Рис. 26. а-г - вещи из погребения 91.
Fig. 26. а-г - objects from burial 91.
С
11
79 18,25,26 24,42,67,74
2,3,24,38,59,77
5,16,19,23,35,43,68,69 6,8,17,20,22,29,30,46,50,65,76,88
10,12,28,31,32,37,44,45,47,48,51,52,56,58,60,61,63,64,75,81,85,87,91 Jio 1,14,21,49,53,55,57,62,66,70,71,73,82,84,86,90 £s 3 _________________________________________7,9,11,13,41,54,78,89 |o
Ю
Рис. 27. Ориентация захоронений.
Fig. 27. Burials orientation.
240
Приложение
Участок могильника		Кол-во ям и погребений % ко всем	Тип ям		Возраст			Поза			Лицо			Инвентарь из всех ям
			Простая	Сложная	Взрослые	Дети	Кенотаф	На спине	С полуразворотом на правый бок	На правом боку	Вверх	К югу	К северу	
I	На склоне террасы	44-37 48,4-45%	38 86,3%	6 13,6%	30 68,2%	8 18%	5+1 13,6%	22 59,4%	10 27%	5 13,5%	17 46%	18 48,6%	2 5,4%	8 18%
II	На ровной площадке	45-42 49,5-51%	20 44,4%	25 55,5%	32 71,1%	9 20%	3 6,6%	10 23,8%	17 40,5%	15 35,7%	5 12%	33 78,5%	3 7,1%	5 11%
III	На вершине	2 2,1%		2	2			2			2			2
Всего		91	58	33	64	17	8+1	34	47		24	51	5	15
Таблица I. Погребальный обряд через призму топографии*.
Table I. The funeral rite through the prism of topography.
Типы погребальных конструкций	Тип	Кол-во и % по 91 яме	Плахи	Доски	Поза (по 82погр.)		Лицо (по 79 погр.)			Руки (по 75 погр.)				Ноги (по 77 погр.)				
					На спине	На правом боку	Вверх	е? 2	К северу	Прямо	Правая согнута	Ллевая согнута	Ообе согнуты	Ппрямо	Оодна согнута	Ообе согнуты	Скрещены	Стопы ног к югу
Простые с вертикальными стенками	I	58-63,8%	5	15	28	19	17	25	5	30	3	7	3	41	-	3	1	19
С одним заплечиком	II	9-9,8%	3	1	1	8	1	8	-	4	-	4	-	6	1	-	1	6
С двумя заплечиками	III	22-24,2%	10	2	3	19	2	19	-	7	-	15	-	12	2	5	3	11
Сложные ямы с подбоем у ног	IV	2-2,2%	1	1	1	1	1	1	-	1	-	1	-	1	-	1	-	
Всего		91-100%	19 20,8%	19 20,8%	34 41,5%	47 57,5%	21 26,6%	53 67%	5 6,4%	42 56%	3 4%	27 36%	3 4%	60 78%	3 3,9%	9 11,7%	5 6,5%	36 49,4%
Таблица И. Способы устройства погребальных ям и обрядов1 2. Table И. The ways of funeral pits and rites arrangement.
1 Статистика типов ям из расчета всех ям данной группы, остальные значения — из реального числа погребенных особей в каждой группе.
2 Элементы погребального обряда учтены в соответствии с количеством захоронений, в которых они сохранились.
Тип ямы погребения	Поперечные плахи в погребении	Продольные плахи в погребении	Облицовка ямы			Плахи И доски
			с 2-х сторон	с 3-х сторон	с 4-х сторон	
I	11,31,38, 42	20	6, 7,10, 12,13,14, 20,26, 35	19,21	11, 17, 28, 38	20, 38
II	37, 43, 49		37			37
III	44,45, 51, 52, 57, 58, 60, 65, 83	66	58,67			58
IV	91				91	91
Всего	17	2	12	2	5	5
Таблица Ш. Использование древесины в погребениях. Table III. Wood usage in burials.
Ориентация погребенных	Поза погребенного			Направление “лица”			Не определяется
	На спине	С полуразворотом на правый бок	На правом боку	Вверх	К югу	К северу	
Запад - 8-9,7%	4	1	2	3	5		№89
До 5° к С-16-19,5%	4	7	5	2	14		
До 10° к С-24-29%	7	10	7	6	17		№61
До 15° к С - 12-14,6%	6	4	2	4	7	1	
До 20° к С - 8-9,7%	6	2		3	3		№ 18,68
До 25° к С-6-7,3%	4	1	1	2	2	2	
До 30°к С-4-4,8%	1	2	1		3	1	
До 40° к С-4-4,8%	2		2	1	2	1	
Всего 82	34 41,5%	27 33%	20 24,5%	21 25,6%	53 64,6%	5 6,1%	4 4,8%
Таблица IV. Корреляция ориентации и позы погребенных.
Table IV. The relationship between the orientation and posture of the deceased.
Тип погребения	Возраст	Поза		Лицо			Инвентарь									
		На спине	На правом боку	Вверх	Юг	Север	Кухонная посуда	Столовая посуда	Орудия быта	Оружие	Монеты	Украшения	Предметы туалета	Жертв.	Головной убор	Амулеты
I	Взрослые	10		6	1	3	3	5	3	1	1	13	2		12	5
	Дети		2		2		1				1	4			2	
II	Взрослые	1		1				1							3	
III	Взрослые	1		1											7	
IV	Взрослые	2		2				3	2	1		5	2	2		
Всего		14	2	10	3	3	4	9	5	2	2	22	4	2	24	5
Таблица V. Корреляция типов ям, возраста погребенных, элементов обряда и погребального инвентаря.
Table V. The relationship between the pit types, the age of the deceased, the rite elements and funeral inventory.
Литература и архивные материалы
Аксенов В.С., Тортика А. А., 2001. Праболгарские погребения Подонья и Придонечья VIII-X вв. Проблема поливариантности обряда и этнической интерпретации// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Андреева И.В., Виноградов А. А., Красильников К Л., Худякова О.В., 2002. Сравнительная краниометрия чешуи лобной кости людей, живших в VIII и XX вв. на географической территории Луганской области// УМА. Т.5. № 1. Луганск.
Баранов И. А., 1990. Таврика в эпоху раннего средневековья. К.
Бейлис В.М., 1982. Ал-Идриси (XII) о восточном Причерноморье и юго-восточной окраине русских земель. М.
Березовец Д.Т., 1962. Раскопки в Верхнем Салтове в 1959-60 годах//КСИА.№ 12.
Березовец Д.Т., 1965. Слов’яний племена салттвсько!культури//Археологи. № 19.
Буниятов 3,, 1965. Азербайджан в VI-XI вв. Баку.
Валеев Р.М., 1981. К вопросу о товарно-денежных отношениях ранних Булгар (VIII-X вв.)// Из истории ранних Булгар. Казань.
Колода В.В., 1999. Слов’янське житло на Верхньому Салтов!// Науковий вюник ХДПУ 1стор. науки. Вип.2. Харгав.
Копыл А.Г., Татаринов С.И., 1990. Мусульманские элементы в погребальном обряде праболгар Среднедонечья//Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Кравченко Э.Е., Гусев О. А., Давыденко В.В., 1998. Ранние мусульмане в среднем течении Северского Донца (по археологическим источникам)//Археологический альманах. № 7. Донецк.
Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001. Сидоровское городище// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Красильников К.И., 1990.0 некоторых вопросах погребального обряда праболгар Среднедонечья// Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Красильников К.И., 1991. Могильник древних болгар у с. Желтое// Проблеми на прабьлгарската история и култура. 2. София.
Красильников К.И., 2001. Новые данные об этническом составе населения Степного Подонцовья VIII -нач.Х в.// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Красильников К.И., 2002. Могильник у с. Лысогоровка - новый источник этноистории Степного Подонцовья IX в.// АВУ. 2000-2001. К.
Красильников К.И., Красильникова Л.И., 2002. Результаты исследования на могильнике у пос.Новодачное// АВУ. 2000-2001. К.
Красильников К.И., Руженко А.А., 1981. Погребение хирурга на древнеболгарском могильнике у с.Желтое// СА. № 2.
Красильников К.И_, Тельнова Л.И., 1997. Грунтовый могильник у пос.Новодачное// Древности Подонцовья. Луганск.
Круглов Е.В., 2001. Погребальный обряд огузов Северного Прикаспия 2-й пол. IX - 1-й пол.Х! в.// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Крыганов А.В., 2001. Верхнесалтовский и Нетайловский археологические памятники салтовской культуры - остатки древнего хазарского города// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Москаленко А.Н., 1981. Славяне на Дону. Боршевская культура. Воронеж.
Плетнева С.А., 1962.0 связях алано-болгарских племен Подонья со славянами в VIII-IX вв.// СА. № 1.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам// МИА. № 142.
Плетнева С.А., 1972. Об этнической неоднородности населения северо-западного пограничья// Новое в археологии. М.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. М.
Плетнева С.А., 1999. Очерки хазарской археологии. Москва; Иерусалим.
Смыенко А.Т., 1975. Слов’яни та тх сусцш в Степовому Подншров’Т (II-ХШ ст.). К.
Татаринов С.И., Федяев С.В., 2001. Новые раннеболгарские погребения из могильника Дроновка-3 (Лиманское озеро) на Северском Донце// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Халикова Е.А., 1986. Мусульманские некрополи Волжской Булгарии X - нач.ХШ в. Казань.
Флёров В.С., 1984. Маяцкий могильник// Маяцкое городище. М.
243
Флёров В.С., 1989. Обряд обезвреживания погребенных у праболгар// Проблеми на прабьлгарската история и культура. София.
Флёров В.С., 2000. Розыскания по обряду обезвреживания погребенных в раннесредневековой Восточной Европе// Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 1. Донецк.
Швецов МЛ., Санжаров С.Н, Прынь А.В., 2001. Два новых сельских могильника в Подонцовье// Степи
Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Яблонский Л.Т., 1980. Мусульманский некрополь Бодянского городища// СА. № 1.
Яблонский Л.Т., 1987. Город Болгар. Очерки истории и культуры. М.
Якобсон АЛ., 1964. Средневековый Крым. М.; Л.
Summary
K.I.Krasilnikov, L.I.Krasilnikova (Lugansk, Ukraine)
BURIAL GROUND NEAR LYSOGOROVKA VILLAGE AS NEW SOURCE FOR ETHNOHISTORY OF STEPPES OF SEVERSKY DONETS REACHES IN EARLY MIDDLE AGES
The ethnic heterogeneity of the population of steppes in the Severski Donets basin in the early Middle Ages (the VIII-X centuries) was proved more than once by finds of settlements and burial grounds.
The paper is based on the materials referring to the ethnic relations (91 burials (pit graves) of the new monument of the Saltovo-Mayaki culture). According to pit typology the burials are divided into 4 kinds, i.e. simple narrow pits, pits with a step and with steps on two sides and complex form pits. Wood, boards and blocks were often used during their building.
Special attention is paid to the pagan (29-35.4%) and Moslem (40-48.8%) funeral rites. There are 13 burials (15.8%) with mixed rites. The proto-Bulgarian burials are usually provided with the inventory and offering. The burials with Islam attributes look differently, i.e. narrow pits, absence of inventory, the skeletons posture on the right side with their faces and feet turned southward and other attributes.
Статья поступила в редакцию в марте 2004 г
244
В.С.Аксенов
КОМПЛЕКСЫ КОНСКОГО СНАРЯЖЕНИЯ САЛТОВСКОГО ВРЕМЕНИ С НАЧЕЛЬНИКАМИ (по материалам Верхнесалтовского катакомбного могильника)
Исследования последних лет, проводимые на Верхнесалтовском катакомбном могильнике (Волчанский р-н Харьковской обл.) археологической экспедицией Харьковского исторического музея под руководством В.Г.Бородулина (1984-1992 гг), позволили открыть несколько интересных комплексов, содержащих наборы украшений конской сбруи, в состав которых входил конский начельник. Так, конские начельни-ки вместе с другими украшениями ремней сбруи были обнаружены в трех из четырех отдельных конских захоронений (№№ 1, 3, 4), погребенных при исследовании в 1984 и 1986 гг участка Верхнесалтовского 1 (основного) катакомбного могильника, расположенного на северо-западных склонах Капнносового оврага. Все три конских захоронения с начельниками располагались на свободном пространстве между катакомбами, и ни одно из них не представляется возможным связать с конкретным захоронением людей. При этом в их расположении наблюдается тяготение к границам исследованного участка могильника, они как бы маркируют собой северную (погребение 4), восточную (погребение 3) и южную (погребение 1) границы участка могильника.
Малочисленность такой категории находок как начельники позволяет видеть в них важный элемент для изучения социальной стратификации салтовского общества. Тот факт, что они, в основном, происходят из погребений мужчин, погребальный инвентарь которых содержит 3-4 вида вооружения, позволяет считать начельники атрибутом воинов, принадлежавших к воинской верхушке аланского компонента салтово-маяцкой культуры (Афанасьев Г.Е., 1993, с. 137). Поэтому наличие на участке могильника с 76 исследованными катакомбными захоронениями трех конских захоронений с начельником позволяет предположить нерядовой состав населения, его оставившего. Для сравнения: в 62 захоронених Верхнесалтовского IV катакомбного могильника нет ни одного конского захоронения и ни одного начельника. Показательно, что все обнаруженные в дореволюционные годы на Верхнесалтовском могильнике конские начельники происходят из
катакомб и захоронений отдельных коней, раскопанных также на участках основного некрополя, занимающих склоны Капнносового, Симо-ненкового и Замуловского оврагов (Zakharow А., ArendtW., 1935, с. 11-19; Покровский А.М., 1905,табл. ХХП, с.91-97).
При этом нельзя не считаться с тем фактом, что распространение по могильнику захоронений с конским начельником, возможно, как-то связано с временем возникновения и использования отдельных участков Верхнесалтовского катакомбного могильника (Иченская О.В., 1983, с. 146). В целом конские начельники, судя по материалам Верхнесалтовского катакомбного могильника, характерны для комплексов IX века. Однако оформление украшений ремней конской сбруи и самих начельников дает возможность разобраться во внутренней хронологии некоторых категорий салтовских древностей.
Захоронение коня № 1. Могильная яма име-ла в плане форму вытянутой трапеции с закругленными углами и была ориентирована по линии ССЗ-ЮЮВ. На уровне обнаружения могильная яма имела следующие размеры: длина -2,35 м, ширина — 0,45-0,55 м. Стенки могильной ямы наклонные, из-за чего размеры ямы у дна составляли 2,3x0,15-0,2 м. Глубина ямы — 0,9 м от современной поверхности почвы. В яме находился хорошо сохранившийся костяк коня, ориентированный на ССЗ (рис.1, 7).
Под черепом коня, который зафиксирован на глубине 0,35 м от современной поверхности, были обнаружены бронзовый начельник и крупная сердцевидной формы бронзовая бляшка. Начельник представлял собой большую выпуклую бляху овальной формы размером 11,5x8x2,7 см с резным, волнистым краем и полой трубочкой в виде усеченного конуса (рис.2, 1, 2). Сердцевидную бронзовую бляшку размером 8,2x7,5 см (рис.2, 14), по-видимому, следует считать налобным украшением коня (рис.7, 7).
Несколько ниже лежали железные удила с S-видными псалиями (рис.2. 3), мелкие штампованные бронзовые бляшки сердцевидной формы размером 1,7x1,5 см (4 экз.) и круглые диа
метром 1,6 см (4 экз.) (рис.2, 7-9), украшенные растительным орнаментом в виде цветков лотоса, два серебряных наконечника от ремней оголовья (рис.2, 10), крупный литой бронзовый бубенчик (рис.2, 4). Два бронзовых литых бубенчика, но меньших размеров (рис.2, 5), были найдены под шейными позвонками коня. Еще пять литых бронзовых бубенчиков (рис.2,5, 6) и две железные сбруйные пряжки (рис.2, 18, 19) лежали под ребрами коня. В засыпке могильной ямы, в ее юго-юго-восточном конце, на глубине 0,5 м от современной поверхности были обнаружены железные арковидные стремена с прямоугольной петлей (рис.2,12, 13). Ниже стремян лежали 3 круглые бронзовые бляшки диаметром 4,5 см (рис.2,16, 17), 4 бронзовые бляшки щитовидной формы размером 2,5x2,5 см (рис.2,17), 10 штампованных бронзовых сердцевидной формы бляшек размером 3,5x2,8 см, украшенных орнаментом в виде трех цветков лотоса (рис.2,20), 2 литые бронзовые прямоугольной формы пряжки-обоймы (рис.2,11) (Бородулин В.Г., 1984, с.2,3).
Захоронение коня № 3. Погребение было совершено в узкой прямоугольной яме, ориентированной по линии СЗ-ЮВ. Размеры могильной ямы на уровне обнаружения - 3,1x0,7 м. Стенки ямы наклонные, из-за чего размеры ямы у дна составляли 2,7x0,1 м. Глубина могильной ямы достигала 2,05 м от современной поверхности. В яме находился костяк коня, ориентированный храпом на северо-восток (рис.1, 2). Череп коня находился на глубине 1,2 м от современной поверхности, остальные кости залегали на глубине 1,6-2,05 м (Бородулин В.Г., 1986, с.47).
Под черепом коня на глубине 1,7-1,9 м найдены железные удила с гвоздевидными псалия-ми (рис.З, 24). На дне ямы, на расстоянии 0,7 м от северо-восточной стенки, лежал позолоченный бронзовый начельник, перевернутый трубочкой для султана ко дну. Начельник размерами 14,2x10,6x10,4 см представлял собой выпуклую бляху овальной формы с резным, волнистым краем и впаянной полой трубочкой с перехватами и раструбовидным окончанием (рис.З, 1). По выпуклой поверхности бляхи, обрамляя основание трубочки, резцом нанесен растительный орнамент в виде развернутой пальметки из девяти стилизованных бутонов цветов. В передней части бляхи между двумя отверстиями, предназначенными для крепления бляхи-налобника, вырезан нераскрывшийся цветок лотоса на небольшом гладком стебле, обращенный цветком к трубочке-султану. Бляха крепилась к ремням оголовья с помощью четырех шпеньков длиной до 5 мм, расположенных крестообразно с внутренней ее стороны.
В центральной части могильной ямы на глубине 1,8-1,95 м находились арковидные стремена с прямоугольной петлей (рис.З, 23), роговая коробочка (рис.З, 29), две литые бронзовые прямоугольные пряжки-обоймы (рис.З, 19). На этой же глубине, но ближе к северо-восточной стенке могильной ямы, найдены четыре литых бронзовых бубенчика (рис.З, 18), две железные подпружные пряжки (рис.З, 27, 28), два железных сбруйных кольца (рис.З, 25, 26). В 0,4 м от юго-западной стенки ямы, на ее дне, лежали украшения сбруйных ремней и ремней оголовья: бронзовые позолоченные бляшки диаметром 4,4 см (4 экз.), 7,6 см (10 экз.), 8,4 см (2 экз.) (рис.З, 4, 5); бронзовые позолоченные листовидные бляшки размерами 5,2x4,8 см (2 экз.) и 8x7,8 см (1 экз.) (рис.З, 3, 6); серебряные пряжки от ремней оголовья с щитком в виде вытянутой пятиугольной рамки (4 экз.) (рис.З, 15, 16); серебряные бляшки диаметром 2,5 см с орнаментом в виде цветка с шестью лепестками (2 экз.) (рис.З, 10,11); мелкие серебряные бляшки от ремней оголовья пятиугольной формы размером 1,5x1,3 см (10 экз.) (рис.З, 12); мелкие серебряные бляшки диаметром 1,5 см (10 экз.) (рис.З, 14); бронзовая пряжка с щитком в виде простой рамки (рис.З, 8); бронзовый чумбурный блок (рис.З, 9); серебряные наконечники ремней оголовья (4 экз.). Наконечники ремней оголовья размером 4x1,2 см прямоугольной формы с закругленным нижним краем и гладкой, неорнаментированной поверхностью свернуты из листа металла вокруг деревянной основы, края пластины в месте соединения спаяны (рис.З, 7). Наконечник крепился к ремню с помощью 1-2 заклепок.
Вместе с этими предметами находились литые бляшки сердцевидной формы размерами 4x3,5 см (8 экз.) (рис.З, 20) и 4,5x4 см (8 экз.) (рис.З, 21, 22) с двумя петельками на широкой стороне. Поле меньших по размеру бляшек украшено орнаментом в виде трех, а больших -шести цветков лотоса на гладких разновысоких стеблях, расположенных в виде пирамиды. Орнамент получен при отливке бляшек и уже после подправлен резцом. На обратной стороне у бляшек меньшего размера имеется по два, а у большего — по три шпенька длиной до 5 мм для крепления бляшек к ремням сбруи.
Среди этих предметов находилась и бронзовая позолоченная налобная бляха размером 9x9,2 см. Штампованная плоская бляха имела вид лунницы, у которой между направленными вниз рогами имеется фигурный выступ, стилизованный под сдвоенные птичьи головки, направленные клювами в противоположные стороны. В птичьих головках имеется по одному отверстию. На про-
246
тивоположиой от птичьих головок стороне бляхи имеются два отверстия (рис.3, 2), через которые пропускались ремешки, соединяющие бляху с начельником (рис.7, 2).
Захоронение коня № 4 совершено в узкой прямоугольной в плане яме с закругленными углами, ориентированной по линии СЗ-ЮВ. На уровне обнаружения размеры ямы составляли 2,3x0,55 м. Стенки могильной ямы наклонные, поэтому у дна она превращалась в узкую канавку размером 2x0,1 м. Дно могильной ямы фиксировалось на глубине 2,25 м от современной поверхности. В яме находился костяк коня, ориентированный головой на северо-запад (рис.1, 3). Кости коня начали фиксироваться с глубины 1,4 м от современной поверхности (Бородулин В.Г., 1986, с.50).
На дне могильной ямы, иа расстоянии 0,2 м от ее юго-восточной стенки, было вырыто углубление прямоугольной в плане формы длиной 0,45 м, шириной 0,15 м и глубиной 0,25 м. В этом углублении были сложены кучкой принадлежности конской сбруи.
Самое нижнее положение в кучке вещей занимали позолоченные бляшки диаметром 8 см (16 экз.) (рис.4, 9, 13) и одна бляшка листовидной формы размером 8,6x7 см (рис.4, 12). Над бляхами лежали позолоченный начельник (рис.4, 1), бронзовые литые бубенчики (6 экз.) (рис.4, 10), три железные подпружные пряжки (рис.4, 18, 19, 21), железное сбруйное кольцо диаметром 3,5 см (рис.4, 20), бляшки щитовидной формы размером 3x2,5 см (4 экз.) (рис .4, 6), две позолоченные бляшки листовидной формы размером 2,5x2,5 см (рис.4, 7). Из украшений ремней преобладали позолоченные гладкие бляшки сердцевидной формы размером 3x2,2 см с двумя полукруглыми выступами на широкой стороне (15 экз.) (рис.4, 22). Вперемешку с ними находились мелкие позолоченные бляшки круглой (10 экз.) и листовидной (14 экз.) формы (рис.4, 2, 3), бронзовые позолоченные пряжки (3 экз.) от ремней оголовья с щитком в виде вытянутой пятиугольной рамки (рис.4, 4, 5), восемь позолоченных листовидных бляшек размером 4,7x3,5 см (рис.4, 11), позолоченная прямоугольная в разрезе полая трубочка — ворварка для подбородочной кисти (рис.4, 14), позолоченные наконечники ремней оголовья (4 экз.) (рис.4, 8). Наконечники ремней оголовья по конструкции полностью аналогичны наконечникам ремней из конского захоронения 3. У северо-западного края углубления на дне могильной ямы находились железные удила с гвоздевидными псалиями (рис.4, 17). Еще дальше, почти по центру могильной ямы, лежали железные арковидные
стремена с полукруглой пластинчатой петлей (рис.4,16) и две литые бронзовые прямоугольные пряжки-обоймы (рис.4, 15).
В данном захоронении встречен довольно своеобразный начельник с налобной бляхой. Его собственные размеры 14x11,6x8,4 см, размеры бляхи-налобника - 17x9,4 см. Начельником является крупная, выпуклая бляха овальной в плане формы с резным, волнистым краем и впаянной гладкой, полой трубочкой с раструбовидным окончанием (рис.4, 1; 7, 3). По выпуклой поверхности бляхи резцом нанесен растительный орнамент. Орнамент представляет собой расходящиеся крестообразно от основания трубочки-султана нераскрывшиеся цветы лотоса на стеблях в обрамлении крупных листьев. Бляха крепилась к ремням оголовья с помощью четырех шпеньков длиной до 5 мм, расположенных крестообразно на ее внутренней стороне. К передней части начельника с помощью шарнирного соединения присоединена составная плоская неорнаментированная бляха-налобник. Бляха-налобник состоит из двух частей, соединенных между собой шарнирным соединением. Она включает две последовательно соединенные бляхи. Одна из них овальной формы, вторая своими контурами напоминает цветок лотоса на широком и длинном стебле.
Еще один конский начельник вместе с украшениями ремней конской сбруи был найден в катакомбе 25 Верхнесалтовского III катакомбного могильника, расположенного по склону безымянного оврага, ограничивающего с севера Верхнесалтовское городище (Иченская О.В., 1983, рис.1). Катакомба была исследована в 1992 г экспедицией Харьковского исторического музея под руководством В.Г.Бородулина (Бородулин В.Г., 1992). Погребальная камера содержала коллективное захоронение (мужчина, две женщины, ребенок). Мужчину сопровождали сабля, кинжал, поясной набор. У головы погребенного, уложенного по центру камеры, параллельно ее длинной оси, стоял кувшин с клеймом в виде фигуры мужчины в трехрогом головном уборе и с подчеркнутыми половыми признаками (Аксьо-нова Н.В., 1997, табл.ХЫ), рядом с ним лежали два топорика-чекана и арковидные стремена с прямоугольной пластинчатой петлей (рис.5,20).
В средней части погребальной камеры, на расстоянии 0,5 м от входа, между ногами мужчины в полу была сделана ямка-тайник, имевшая диаметр 0,15 м. Книзу стенки ямки-тайника расширялись. Размеры тайника у дна достигали 0,3 м. Глубина ямки-тайника составляла 0,25 м. В тайнике находились позолоченные украшения ремней конской сбруи.
247
На самом дне тайника лежали мелкие бляшки с остатками ремней оголовья: листовидные штампованные размером 1,6x1,6 см (8 экз.), листовидные размером 3,5x3 см с одним отверстием (14 экз.), круглые диаметром 2,5 см с двумя отверстиями (6 экз.), круглые диаметром 2,3 см (12 экз.) с тремя отверстиями, круглые диаметром 1,8 см с двумя отверстиями (11 экз.) (рис.5, 6-11, 17)-, железное сбруйное кольцо (рис.5, 22); две железные сбруйные пряжки (рис.5,21, 23); литые бронзовые бубенчики с остатками кожаных ремешков (4 экз.) (рис.5,14-16); бронзовые рамча-тые пряжки с щитком в виде вытянутой пятиугольной рамки (3 экз.) (рис.5,12,13). Выше их были уложены позолоченные бляшки диаметром 9,5 см (1 экз.), 10 см (3 экз.), 10,8 см (1 экз.) с пятью отверстиями; бляшки диаметром 8 см (5 экз.), 10,5 см (1 экз.) с двумя отверстиями или петельками; бляшка диаметром 10 см с двумя отверстиями и прямоугольным выступом в верхней части, листовидные бляшки размером 7,5x6 см с двумя отверстиями (2 экз.), листовидная бляшка размером 6x5,8 см с прямоугольным отверстием в верхней части и продетым в него кожаным ремешком (рис.5, 4, 5, 18, 19), бронзовый чумбур-ный блок (рис.5, 3). К ним прикипели железные удила с S-видными псалиями (рис.5, 24, 25). Все это сверху было прикрыто преднамеренно смятым в древности начельником с трубочкой для султана (рис.5, 1), который покоился на полуовальной прорезной налобной бляхе (рис.5,2), дополненной ском-канным в трубочку куском кожи.
Начельник размером 13,7x10,2x8,4 см представлял собой крупную выпуклую бляху овальной в плане формы с ровными краями и гладкой полой трубочкой для султана в центре. Трубочка соединена с бляхой при помощи четырех крестообразно расположенных заклепок. По краям бляхи имеется шесть отверстий, через которые она крепилась к ремням оголовья. В передней части бляхи расположены два отверстия с продетыми в них кожаными ремешками, к которым подвешивалась бляха-налобник.
Плоская бляха-налобник размером 10x14,8 см имела полуовальную форму с резным, волнистым нижним краем. В каждом из семи выступов нижнего края имелось по одному отверстию диаметром 1,5 мм для крепления бляхи к мягкой основе. К верхнему, закругленному краю бляхи прикреплены две пластинчатые петельки для ремешков, при помоши которых бляха крепилась к начельнику. Ровные края бляхи украшены орнаментом в виде обращенных вниз отдельных лепестков, пространство между которыми заполнено оттисками мелкой полой трубочки. Орнамент нанесен тонким, острым инструментом уже
после золочения бляхи. Центральное поле бляхи дополнительно украшено шестью прорезями Z-видной формы, расположенными в два ряда (по 3 в каждом), зеркально по отношения друг к другу.
После развертывания кусок кожи оказался составной частью налобника, присоединявшейся одним своим краем к волнистой части налобной бляхи, а вторым - к наносному ремню оголовья (рис.7, 4). Данный кусок кожи в плане имел форму трапеции размером 12,5-8,5x11,5 см. Все поле налобника покрыто сложным геометрическим орнаментом, изготовленным путем прорезания кожи (но не на всю ее толщину) острым тонким резцом (рис.6). Весь орнамент выполнен двойными линиями, отстоящими друг от друга на 2-3 мм. Верхний край кожаной части налобника украшен поясом, состоящим из пяти косых крестов, заключенных в прямоугольники. Боковые стороны налобника украшены орнаментом в виде лесенки. По центру налобника, на всю его высоту, изображен вытянутый равнобедренный треугольник, поле которого украшено орнаментом в виде елочки. Все свободное поле налобника заполнено беспорядочно расходящимися в разные стороны парами линий.
Состав выше описанных комплексов конского снаряжения позволяет реконструировать размещение всех элементов на ремнях конской сбруи (рис.8). Мелкие бляшки круглой, листовидной, сердцевидной и пятиугольной формы украшали ремни оголовья. К конскому оголовью относятся серебряные и бронзовые позолоченные пряжки с прямоугольным или пятиугольным рамчатым щитком. На нагрудный и под-хвостный ремни конской сбруи, ширина которых достигала 3,5-4 см, с помощью 2 или 3 шпеньков крепились соответствующие им по размерам бляшки круглой, щитовидной, сердцевидной формы. По нижнему краю те же ремни сбруи были украшены подвешенными к ним с помощью тонких кожаных ремешков крупными бляхами-фаларами круглой и листовидной формы, бронзовыми литыми бубенчиками. При этом разнообразие в оформлении начельников, состав и материал украшений ремней сбруи и оголовья позволяет утверждать, что данные наборы изготовлены ремесленниками по заказу определенных лиц и отражают их имущественное положение.
В целом инвентарь рассматриваемых комплексов полностью соответствует “классическим” салтово-маяцким древностям и датируется временем существования культуры - 2-й пол.VIII -1-й пол.Х века. Это касается удил, стремян, железных сбруйных колец и пряжек, бронзовых прямоугольных пряжек-обойм, бронзовых литых бу
248
бенчиков, бронзовых и серебряных пряжек стремней оголовья.
Однако показательно, что в захоронении коня № 1 и катакомбы 25 найдены удила с S-видными псалиями (рис.2, 3; 5, 25). Как показали исследования салтовских памятников бассейна Северского Донца, S-видные псалии в большей мере характерны для комплексов 2-й пол.УП! -1-й пол.1Х в. (Крыганов А.В., 1989а, с.100). К кон.ПСв. удила с S-видными псалиями полностью выходят из употребления, и их место окончательно занимают удила, снабженные псалиями гвоздевидного типа (Крыганов А.В., 19896, с.107; Плетнева С.А., 1967, с. 167), какие мы наблюдаем в конских захоронениях №№ 3 и 4 (рис.З, 24; 4,17).
В захоронении коня № 1 S-видные удила совмещались с грызлами, концы которых имеют петли для псалиев и петли для поводного ремня, размещенные в одной плоскости. Этот тип грызел характеризуется неравномерностью действия удил на углы губ коня, обеспечивает более худшее управление конем, чем при перпендикулярном размещении петель (Кирпичников А.Н., 1973, с. 14). Поэтому грызла с размещением петель в одной плоскости относятся исследователями к более раннему времени (Крыганов А.В., 1989а, с.99). Так, грызла с петлями, размещенными в одной плоскости, представлены в таких памятниках как Вознесенка (Гршченко В.А., 1950, табл.1), Арцибашево (Монгайт А.П., 1951, рис.43,17), датируемых кон. VII -1-й пол.УП! века. В салтовских древностях удила с грызлами, расположенными в одной плоскости, встречаются в комплексах 2-й пол.УП! к: Тополи, Новая Покровка, погр.№ 48/комплекс III могильника Сухая Гомольша (Кухаренко Ю.В., 1951, рис.32, 6; 34, 36; Аксьонов В.С., 1999, с.117, 120), а также в комплексах кон.У!П-нач.1Хв. - погр. №№ 75/к-4, 150/K-13, 189, 216/к-19, 254 могильника Красная Горка (Аксьонов В.С., 1999, с. 123). Грызла с перпендикулярным размещением петель для псалиев и поводного ремня превалируют в “классических” салтовских древностях (Генинг В.Ф., Халиков А.Х, 1964, табл.IX, 1, 3, 4, 6, 7, 9; Плетнева С.А., 1989, рис.38). Именно с таким расположением петель представлены грызла в захоронениях коней №№ 3 и 4. К сожалению, как располагались петли на концах грызел из тайника кат.№ 25 установить не представляется возможным (рис.5,24).
Учитывая это, можно предположить, что комплекты конского снаряжения из тайника кат.№ 25 и захоронения 1 датируются несколько более ранним времени, чем комплекты сбруи из конских захоронений 3 и 4. Детальное же рассмотрение элементов конского снаряжения и орнаментальных мотивов, представленных на начельниках и бляшках, украшавших ремни сбруи, по-нашему мне
нию, позволяет уточнить датировку данных комплексов.
Так, в захоронении коня № 1 бронзовые штампованные бляшки с тремя бутонами (рис.2, 20) выполнены в соответствии с мотивами характерными для этапа первичного освоения салтовскими ремесленниками “лотосовидного” орнамента (этап I, стадия 2) (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, 7). Первый этап в использовании “лотоса” в орнаменте металлических изделий салтовцами приходится, по мнению исследовательницы, на нач.ГХ в. (Фонякова Н.А., 1986, с.45). Щитовидной формы бляшки (рис.2,17) близки по форме и размерам к штампованным и литым бляшкам от ремней конской сбруи из погребений №№ 209/к-10, 265, 289/K-28 могильника Красная Горка, датируемых рубежом VIII-IX вв. (Аксьонов В.С., 1999, с.123).
Таким образом, конское захоронение № 1 Верх-несалтовского основного катакомбного могильника и происходящий из него комплект конского снаряжения следует датировать, по-видимому, кон.УШ - нач.1Х века.
Вероятно, этим же временем датируется комплекс конского снаряжения с начельником из катакомбы 25 Верхнесалтовского III могильника. На раннюю датировку комплекса указывает чум-бурный блок (рис.5,3). Чумбурные блоки этого типа встречаются, в основном, в комплексах 2-й пол. VIII - нач.ГХ в. (Каминский В.И., 1987, рис.З, 23). Известны они и в погребениях хазар (Комар О.В., Пюро B.I., 1999, рис.2, 3), где находятся вместе с литыми элементами поясной гарнитуры, представляющими собой своеобразный стиль поясных наборов, существовавший в период 2-й пол.УП -сер. УШ в. (Иванов А. А., идр., 2000, с. 89). В салтовских древностях верхнего течения Северского Донца чумбурные блоки этого типа найдены в воинских захоронения могильника Красная Горка (№№ 138, 262, 264/к-24, 289/к-28), Сухогомольшанского могильника (№ 54/VI), которые датируются 2-й пол.УШ - нач.ГХ в. (Аксьонов В.С., 1999, с.62).
Своеобразный “чешуйчатый” орнамент, покрывающий край налобной бляхи (рис.5,2), редко встречается в салтовских древностях. Нам известен только один случай, когда в подобном стиле было оформлено изделие из захоронения салтовского времени. Так, свободное поле бронзового позолоченного пинцета из катакомбы 1 Рубежанского могильника было украшено аналогичным “чешуйчатым” орнаментом. Основой орнамента на пинцете являлся образ мирового дерева, состоящего из цветков лотоса (АксеновВ.С., 2001, рис.4,17), выполненных в манере, характерной для кон. VIII - нач.ГХ в. (Фонякова Н.А., 1986, с.45, рис.4, 1, 5). Этим же временем датируются и исследованные катакомбы Рубежанского могильника (Аксенов В.С., 2001, с.76).
249
Все выше сказанное позволяет отнести конский набор с начельником из тайника катакомбы № 25 к кон. VIII - нач.1Х века.
Несмотря на наличие в захоронении коня № 3 аналогичных элементов от ремней конской сбруи, представленных в погребении 1 и тайнике кат.№ 25 (рис.3, 15-17, 20), данное захоронение следует датировать несколько более поздним временем, вероятнее всего, нач. — cep.IX века. На это указывает лотосовидный мотив, представленный на серебряных бляшках (рис.3,21,22), который характерен для вещей конца третьей стадии I этапа в развитии “лотосовидного” орнамента (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, 12). Косвенно такая датировка подтверждается наличием в комплексе чумбурного блока (рис.3, 9), представленного наиболее распространенным в “классических” салтовских древностях типом (Плетнева С.А., 1962, рис.2, 7; Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964, табл.XVII, 24; Винников А.3., Афанасьев Г.Е., 1991, рис.35,8).
Однако необходимо отметить присутствие в данном комплексе вещей, оформленных в стиле, характерном для несколько более раннего времени. Так, мотив лотосовидного орнамента, выгравированного на выпуклой поверхности начель-ника (рис.3, 1), свойственен для салтовских металлических изделий второй стадии I этапа развития растительного орнамента (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, б, 8). Оформление цветка в передней части начельника и бутонов на гладких извивающихся и переплетающихся стеблях, в целом, характерно для мотивов первой стадии этого же этапа (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, 5). Круглые штампованные серебряные бляшки с орнаментом в виде цветка с шестью лепестками (рис.3, 10, 11) стилистически близки к украшениям VIII — нач.IX века. Близкая по оформлению бляшка была найдена в культурном слое волынцевского поселения Вовки (Зенькоский р-н Полтавской обл.), где она датируется не позднее сер.VIII в. (Щеглова О.В., 1987, с.79, рис.2, 1). Бляшки, близкие по стилю и размерам, являются характерными украшениями сбруйных ремней из аварских захоронений VIII - нач.IX в. (Bonal., 1980,Abb.l6).
По-видимому, создание всего комплекта украшений ремней конской сбруи в данном случае не было единовременным актом. Комплекс украшений ремней сбруи создавался на протяжении относительно продолжительного времени, о чем свидетельствует присутствие в одном комплексе вещей, украшенных орнаментальными мотивами, характерными для разных стадий начального этапа освоения салтовскими мастерами лотосовидного орнамента.
Исходя из стилистических особенностей оформления бляшек из конского захоронения 4 (рис.4, б,
7, 22), данный комплекс во временном отношении, по-видимому, является самым поздним из всех рассматриваемых в данной работе. В данном случае наблюдается некоторое огрубление образов, отказ от изначальных орнаментальных мотивов. Так, щитовидные бляшки (рис.4, 6) уменьшаются в размерах, хотя своими очертаниями еще соответствуют бляшкам из конского захоронения 1 (рис.2, 17). Бляшки сердцевидной формы с двумя выступающими петлями по нижнему краю (рис.4, 22), хотя и повторяют очертания бляшек из захоронений коней №№ 1 и 3 (рис.2, 20; 3,17), но уже лишены лотосовидного орнамента, он только подразумевается. Гладкими, лишенными какого-либо орнамента изготовлены и сердцевидные бляшки с петлей по нижнему краю (рис.4, 7). Аналогичной формы бляшки с подвижной или неподвижной петелькой, украшенные лотосовидным орнаментом, хорошо известны в салтовских древностях нач. — cep.IX в. в качестве украшений поясных ремней (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, б, И).
В то же время орнамент начельника из данного комплекса (рис.4, 1) выполнен в стиле, характерном для самых ранних стадий салтовского “лотосовидного” орнамента. Оформление 3-лепестковых цветков и бутонов, изображенных на начельнике, характерно для первой стадии начального этапа освоения салтовскими мастерами “лотосовидного” орнамента (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, 5), а орнаментальные мотивы, представленные на нем, - для второй стадии того же этапа развития растительного орнамента (Фонякова Н.А., 1986, рис.4, 3). В данном случае повторяется та же ситуация, что была отмечена по поводу комплектования украшений ремней конской сбруи в захоронении коня № 3. Весь комплекс украшений конского снаряжения, по-видимому, формировался на протяжении жизни владельца коня.
Таким образом, по данным находкам можно предположить, что мода на конские начельники и крупные бляшки, подвешивающиеся на дополнительных коротких и узких ремешках к ремням сбруи, у населения верхнего течения Северского Донца появилась вместе с переселенными сюда хазарским правительством в сер.VIII в. аланскими племенами. Во 2-й non.VIII - IX в. мода на подобные украшения конской сбруи распространилась среди представителей других этносов, носителей салтово-маяцкой культуры в бассейне Северского Донца. Это подтверждается обнаружением аналогичных наборов украшений конской сбруи и начельников в погребениях по обряду трупосожжения могильников Красная Горка (погр.№№ 101, 216/K-19) и Сухая Гомольша (погр.175) (Аксенов В.С. и др., 1996, рис.4, 26, 27 \ Аксенов В.С., 1998, табл.II).
250
Рис. 1Конские захоронения Верхнесалтовского I катакомбного могильника. I - погребение коня 1; 2 -погребение коня 3; 3 - погребение коня 4.
Fig. 1. Horse burials ofVerkhne-Saltovo I catacomb burial ground. 1 - horse burial I; 2 - horse burial 3; 3 -horse burial 4.
1 Здесь и далее ответственности за качество рисунков редакция не несет.
251
Рис.2. Инвентарь захоронения коня 1. 1, 2, 4-11, 14-17, 20 - бронза; 3, 12, 13, 18, 19 - железо.
Fig. 2. The inventory of horse burial 1. 1, 2, 4-11, 14-17, 20 - bronze; 3, 12, 13, 18, 19 — iron.
252
Рис.3. Инвентарь захоронения коня 3.1-6, 8, 9, 18, 19-бронза; 7, 10-17, 20-22 - серебро; 23-28-железо; 29 - рог.
Fig. 3. The inventory of horse burial 3. 1-6, 8, 9, 18, 19-bronze; 7, 10-17, 20-22 - silver; 23-28- iron; 29 — horn.
253
Рис.4. Инвентарь захоронения коня 4.1-15, 22 - бронза; 16-21 — железо.
Fig. 4. The inventory of horse burial 4.1-15, 22 - bronze; 16-21 - iron.
254
Рис.5. Инвентарь из тайника катакомбы 25 Верхнесалтовского III могильника. 1-19 — бронза; 20-25 железо.
Fig. 5. The inventory from a hiding place of catacomb 25 of Verkhne-Saltovo burial ground III. 1-19 — bronze; 20-25 - iron.
255
Рис.6. Кожаный налобник из тайника катакомбы 25 Верхнесалтовского III могильника.
Fig. 6. Leather horse head brass from a hiding place of catacomb 25 of Verkhne-Saltovo burial ground Ш.
256
Рис.7. Реконструкция оголовий с начельниками из захоронений Верхнесалтовского могильника. 1 -конское захоронение 1; 2 - конское захоронение 3; 3 - конское захоронение 4; 4 - тайник катакомбы 25.
Fig. 7. The reconstruction of horse harness kits with horse head brasses from the burials of Verkhne-Saltovo burial ground. I — horse burial 1; 2 - horse burial 3; 3 - horse burial 4; 4 — hiding place of catacomb 25.
257
Рис.8. Реконструкция размещения украшений конской сбруи из захоронений Верхнесалтовского могильника. 1 - захоронение коня 3; 2 - захоронение коня 4: 3 - тайник катакомбы 25.
Fig. 8. The reconstruction of a placement of horse harness kit from the burials of Verkhne-Saltovo burial ground. I - horse burial 3; 2 — horse burial 4; 3 - a hiding place of catacomb 25.
258
Литература и архивные материалы
Аксенов В.С., 1998. К вопросу об уровне вооруженности населения салтовской культуры (по материалам погребений с сожжениями Сухогомольшанского и Красногорского могильников)// В1сник ХДУ. № 413.
Аксьонов В.С., 1999. Поховання з конем другоГ половини VIII-IX ст. верхньоГ течп р.Слверський Донець (за матер!алами салт!вських грунтових могильников). Дис.... канд. 1ст. наук. Харк1в.
Аксенов В.С., 2001. Рубежанский катакомбный могильник салтово-маяцкой культуры на Северском Донце//Донская археология. №№ 1-2.
Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996. Обряд погребения с конем у населения салтовской культуры (по материалам Красногорского могильника)// Материалы I тысячеления н.э. по археологии и истории Украины и Венгрии. К.
Аксьонова Н.В., 1997. Призначення та символ!ка середньов!чних гончарних клейм// V М1жнародна археолопчна конференшя студенйв та молодих вчених. 22-24 кв!тня 1997 року. Науков! матер!али. К.
Афанасьев Г.Е., 1993. Система социально-маркирующих предметов в мужских погребальных комплексах Донских алан// РА. № 4.
Бородулин В.Г., 1984. Отчет о раскопках Верхнесалтовского катакомбного могильника археологической экспедицией Харьковского исторического музея в 1984 году// Архив ХИМ.
Бородулин В.Г., 1986. Дневник раскопок Верхнесалтовского катакомбного могильника археологической экспедицией Харьковского исторического музея в 1986 году// Архив ХИМ.
Бородулин В.Г., 1992. Дневник раскопок Верхнесалтовского катакомбного могильника археологической экспедицией Харьковского исторического музея в 1992 году// Архив ХИМ.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые комплексы Маяцкого селища. Воронеж.
Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964. Ранние болгары на Волге: Болыпе-Тарханский могильник. М.
Гршченко В.А., 1950. Пам’ятка VIII ст. коло с.Вознесенки на Запор1жж1// Археолойя. Т.З.
Иванов А.А., Копылов В.П., Науменко С.А., 2000. Поясные наборы из курганов хазарского времени междуречья Дона и Сала// Донская археология. № 1.
Иченская О.В., 1983. Особенности погребального обряда и датировка некоторых участков Салтовского могильника// Материалы по хронологии археологических памятников Украины. К.
Каминский В.И., 1987. Алано-болгарский могильник близ станицы Старокорсунской на Кубани// СА. № 4.
Кирпичников А.Н., 1973. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX-XIII вв. Л.
Комар О.В., niopo B.I., 1999. Кургани хозарського часу на Луганщиш// Vita antiqua. № 2.
Крыганов А.В., 1989а. Восточноевропейские кочевнические удила VII-X вв.// Вестник ХГУ.
Вып.342.
Крыганов А.В., 19896. Вооружение и войско населения салтово-маяцкой культуры (по материалам могильников с обрядом трупосожжения)// Проблемы археологии Поднепровья. Днепропетровск.
Кухаренко Ю.В., 1951. О некоторых археологических находках на Харьковщине// КСИИМК. T.XLI.
Монгайт А.П., 1951. Могила всадника у с.Арцибашева// КСИИМК. Вып.41.
Плетнева С.А., 1962. Подгоровский могильник// СА. № 3.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам// МИА. № 146.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Покровский А.М., 1905. Верхне-Салтовский могильник// Тр. XII AC. T.I.
Фонякова Н.А., 1986. Лотос в растительном орнаменте металлических изделий салтово-маяцкой культуры VIII-IX вв.// СА. № 3.
Щеглова О.А., 1987. Салтовские вещи на памятниках волынцевского типа// Археологические памятники эпохи железа Восточноевропейской лесостепи. Воронеж.
Bona I., 1980. Studien zum fruhawarischen Reitergrab von Szegvar//AAH. № 3.
Zakharov A., Arendt W., 1935. Studia Levedica. Budapest.
259
Summary
V.S.Aksionov (Kharkov, Ukraine)
SALTOVO HORSE HARNESS KITS WITH HEAD BRASSES (on Materials of Verkhne-Saltovo Catacomb Burial Ground)
In 1984-1992 the archeological expedition of Kharkov Historical Museum led by V.G.Borodulin discovered three separate horse burials (## 1,3,4) containing a set of horse harness decorations completed with a horse brass provided with a plume tubule. Another horse harness kit and a horse head brass of a similar kind were taken out of a hiding place made in the floor of catacomb 25 of Verkhne-Saltovo burial ground III. The appearance of the horse brasses with a plume tubule and the plates decorating the harness belting permits dating horse burial 1 and the kit from the catacomb 25 hiding place from the end of the VHP c. - the beginning of the IX01 c., and horse burial 3 from the beginning or middle of the IX* c. The latest is a kit of decorations from horse burial 4 apparently dating from the 2nd half of the IXth c. Varied appearance of the horse brasses, the composition and material of the harness belting decorations permit a conclusion that these kits had been made by artisans to the order of certain people thus indicating their property status. The entire kit of the horse harness belting decorations was made not at once, but within a rather long period of time, which is testified by the use of the ornamental motifs characteristic of different stages of the initial period of mastering the lotus-like ornamental design by Saltovo artisans.
Статья поступила в марте 2004 г
260
Э.Е.Кравченко, В.В.Мирошниченко, А.Н.Петренко, В.В.Давыденко
ИССЛЕДОВАНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА У С.СИДОРОВО (МАТЕРИАЛЫ ЭКСПЕДИЦИЙ 2001-2003 ГГ)
В 2001 г вышла статья, в которой были обобщены имевшиеся на 2000 г результаты исследований археологического комплекса у с.Сидорово (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001). Несмотря на большой объем материала, очень многие вопросы, связанные с указанным памятником, остались неосвещенными. Последнее объясняется тем, что значительная часть опубликованных артефактов происходила из многолетних сборов, проводившихся на территории городища в течении длительного времени. Материалы же археологических исследований были представлены данными, полученными в процессе раскопок памятника в 2000 г, и отдельными разрушенными хозяйственными ямами, исследованными в 1998-2000 годах. Кроме этого, немалую роль играет такой фактор, как большие размеры Сидоровского археологического комплекса. По сравнению с ними площадь, изученная в 2000 г, представляется ничтожно малой. Таким образом, опубликованные ранее материалы давали лишь самое общее представление о памятнике, что было отмечено в статье (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.234).
С 2000 г исследования на Сидоровском городище велись ежегодно. В 2001-2003 гт раскопки производились как на собственно городище, так и на посадской его части (Кравченко Э.Е., 2001; 2002; 2003). В 2003 г в связи с разрушениями, вызванными хозяйственной деятельностью и природными факторами, были возобновлены работы на мусульманском могильнике 1. Регулярно производившийся осмотр памятника помог уточнить расположение древних дорог, идущих к городищу (рис.1; 2; 59; 60), а также отдельные вопросы, связанные с его фортификацией.
В результате исследований 2001-2003 гг был получен интересный материал, позволяющий существенно дополнить наши сведения об указанном памятнике. В этот период на археологическом комплексе было разбито 9 раскопов (Р.4-12) общей площадью около 1334 м2. Большинство их располагалось на территории городища. Лишь раскопы 8 и 12 находились на посадской его части (рис.1, 2).
РАСКОП4
Был заложен в 200 м. к югу от раскопа 2 (2000 г) в окаймляющей распаханный участок памятника посадке (рис.2). Он имел небольшую площадь - 16 м2, что было обусловлено наличием вокруг раскопа крупных деревьев. Стратиграфическая ситуация на рассматриваемом участке была следующая. Под лишенным находок слоем намыва (мощность до 0,3 м) шел слой гумуса, содержащий культурные остатки. В нем, на уровне -0,3-0,5 м, встречено небольшое количество фрагментов керамики салтово-маяцкой культуры и колотых костей животных. Ниже уровня -0,5 м находки не встречаются. С уровня -0,8 м гумус постепенно светлеет за счет увеличения в его составе частичек глины и на уровне -1 м от современной поверхности переходит в глинистый материк. На площади раскопа 4 было вскрыто две хозяйственных ямы.
Хозяйственная яма 1. Находилась в квадрате А-1-2. Яма имела овальную форму (1,3x1,5 м) и прямые стенки. Глубина ее составляла 1,11 м от современной поверхности (далее СП). На бровке она фиксировалась с уровня -0,45 м по заполнению, представлявшему собой гумус с угольками и кусочками печины, осветленный большой примесью золы. Контур ямы четко фиксировался на уровне предматерика. В заполнении комплекса встречены крупные куски печины, измельченные колотые кости животных и мелкие фрагменты керамики (стенки горшков с полосчатым рифлением, стенки амфор, груболепных пифосов). Среди керамических фрагментов присутствовало два мелких обломка стенок кувшинов с плоскими ручками.
Хозяйственная яма 2, Расчищена в квадратах А-Б-2. Яма имела круглую форму диаметром до 1 м. Фиксировалась на уровне глинисто-гумусного предматерика с уровня -0,8 м. Дно находилось на уровне - 1 м от СП. На бровках яма прослеживалась по заполнению с уровня -0,45 м. В заполнении присутствовали мелкие кусочки печины, фрагменты стенок гончарных горшков с полосчатым рифлением и амфор, а также измельченные кости животных. Среди керамики выделяется небольшой обломок кувшина с плоской ручкой.
Несмотря на то, что хозяйственные ямы раскопа 4 дали очень невыразительный материал, представленный мелкими фрагментами стенок сосудов, обращает внимание неглубокий уровень, с которого эти комплексы были впущены, а также то, что оба они среди прочего материала содержали обломки кувшинов с плоскими ручками. Наиболее вероятно, что датировка их определяется поздним периодом истории памятника — 2-й пол.1Х - X в.
РАСКОП 5
Был заложен в лесозащитной полосе, в 20 м к В/СВ от раскопа 2 (рис.2,3). Наличие вокруг исследуемой территории высоких деревьев ограничило возможность работ. В связи с этим на указанном раскопе в течение двух сезонов (2001-2002 гг) была вскрыта относительно небольшая площадь -106 м2 (рис.4, /).
Стратиграфия на площади раскопа 5 представлена следующими слоями. Под слоем гумуса, достигавшем мощности 0,4 м и содержавшем находки современного периода, шел гумус, осветленный золой. Мощность его достигала 0,2 м. На уровне -0,6-0,75 м он плавно переходил в предматерик - осветленный глиной гумус. На уровне -0,75-0,8 м этот слой подстилался лессовидным суглинком, не содержавшем находок.
На площади раскопа 5 культурные отложения средневекового времени в основном находились в золистом слое, расположенном ниже верхнего слоя гумуса. Таким образом, и на этом участке городища культурные напластования средневекового периода не превышали 0,2-0,25 м. В нижней части гумусного слоя, на его границе с предматериком и в предматерике встречены кремневые отщепы и орудия стоянки периода финального палеолита1.
Раскопом 5 было вскрыто одно помещение, 3 хозяйственных ямы и одно погребение.
Хозяйственная яма 1 располагалась в северной части раскопа. Ее слоистое заполнение было прослежено сразу под слоем гумуса, на глубине -0,4 м от СП. В плане яма имела форму неправильного круга с диаметром в верхней части 1,7-1,8 м (рис.14, 3). Книзу яма расширялась. Здесь ее размеры составляли 1,9x2,1 м. Дно находилось на уровне -1,35 м от СП. В заполнении центральной части ямы, выше ее дна (уровень -0,6-0,8 м) находились компактно лежащие обломки верхней части груболепного пифоса (рис.З 1,7; 67), фрагмент верхней части желтоглиняного двуручного кувшина (рис.З 1,2), крупный фраг
мент стенки красноглиняной амфоры, несколько мелких колотых костей животных. Судя по всему, первоначально указанная яма представляла собой обыкновенный хозяйственный комплекс (возможно, погреб), который был заброшен. После того, как его стенки обвалились, погреб использовали в качестве сбросной ямы.
Хозяйственная яма 2 располагалась в 1,4 м к югу от хозяйственной ямы 1. Она имела почти круглую форму и крупные размеры 2,1x1,9 м (рис.12, 5). В нижней части яма расширялась, и у дна ее размеры достигали 2,15x2,3 м. Как и яма 1, хозяйственная яма 2 была впущена из слоя осветленного золой гумуса, представляющего культурный слой хазарского времени. Дно ее находилось на уровне -1,5 м от СП. В заполнении ямы содержалось очень небольшое количество находок, представленных колотыми костями животных и мелкими фрагментами керамики салтово-маяцкой культуры. В отличие от хоз. ямы 1, этот комплекс не использовался для свалки мусора. Судя по всему, после обвала стенок яма долго стояла не засыпанной и постепенно заплыла землей.
Хозяйственная яма 3 была расчишена к югу от хоз. ямы 2 (рис.4). Яма ушла в западную бровку раскопа, прирезка к которой не производилась. Судя по расчищенной части, она имела круглую форму и небольшие размеры (диаметр до 1,3 м). Она была заполнена мешанным гумусированным грунтом, лишенным находок.
Погребение 1 было произведено в слое золистого гумуса на уровне его перехода в гумус, осветленный глиной (-0,47м от СП). Из-за малой глубины залегания, характер погребальной ямы не определен. Скелет лежал вытянуто на спине, головой на запад (рис.З; 4, 12; 65). Руки вытянуты вдоль туловища и слегка расставлены в стороны. Кости ног сближены в коленных суставах. Череп раздавлен, однако, судя по положению затылочной его части, нижней челюсти и прочих костей, можно установить, что покойник был уложен лицом вверх. У левой височной кости находилась серьга, сделанная из скрученной в трубочку тонкой серебряной пластины (рис.41, 11; 66). Прочего инвентаря не было.
Помещение 6. Котлован имел почти прямоугольную форму размерами 3x2,2 м и был ориентирован по сторонам света (рис. 10,2; 63). Его верхняя часть была заполнена чистым гумусом, практически не содержащим находок. Ниже уровня материка в засыпке котлована встречаются суглинистые линзы, часть которых вполне могла являться след
1 Определение дано с.н.с. отдела охраны памятников археологии Донецкого областного краеведческого музея Ю.Г.Ковалем. Авторы пользуются случаем поблагодарить его за консультацию. Материалы палеолитической стоянки в данной статье не публикуются.
262
ствием жизнедеятельности землеройных животных. Находки в нижней части котлована также немногочисленны. Они представлены несколькими мелкими фрагментами стенок причерноморских амфор и горшков с полосчатым рифлением. Дно ямы находилось на уровне -1,27 м от СП. Придонная часть была заполнена грунтом, имеющим большую примесь суглинка. Наиболее вероятно, что это заполнение образовалось в процессе замывания котлована после того, как помещение было оставлено.
Отопительным сооружением в постройке был открытый очаг, который располагался у восточной стенки. Он представлял собой скопление кусков печины, углистых и золистых пятен, линз золы и угля вперемешку с затечным грунтом, заполнявшим нижнюю часть котлована. На поверхности этого скопления встречен небольшой фрагмент стенки гончарного горшка салтово-маяцкой культуры, несколько мелких колотых костей животных и два астрагала. В нижней части скопления, практически на полу котлована, обнаружено пятно золы неправильной формы 0,5x0,4 м. По всей видимости, оно являлось остатками очага. Судя по всему, отопительное сооружение функционировало недолго. В пользу этого свидетельствует очень слабая степень прокаленности грунта под золистой линзой.
В полу котлована было прослежено три ямки. Одна из них располагалась в северо-западном углу. Она имела прямоугольную форму (0,18x0,15 м) и глубину до 0,2 м. Вторая ямка располагалась в юго-западном углу. Она имела овальную форму (0,14-х0,16 м) при глубине 0,2 м. Вне сомнений, эти две ямки относились к конструкции помещения: в них находились столбы, которые держали односкатную кровлю постройки.
Особый интерес представляет ямка 3. Она находилась у центральной части восточной стенки котлована и отличалась от прочих подтрапециевидной формой (0,2x0,3 м при глубине 0,25-0,27 м). В отличие от ямок 1 и 2, ямка 3, наиболее вероятно, носила иной характер, т.к. ее перекрывали остатки отопительного сооружения помещения 6. Объяснить это можно либо двумя этапами функционирования помещения: первоначально, как хозяйственной постройки, кровля которой крепилась на трех столбах, а затем - как жилого помещения с односкатной крышей, либо тем, что яма у отопительного сооружения, не являясь столбовой, имела иное предназначение. Обращает внимание факт, что эта ямка находится у очага. Вне сомнений, столб стоять в ней не мог. Каких-либо находок яма 3 также не содержала. Вряд ли она служила ямкой для рогача, на котором крепился котел, как ямки по сторонам очага в помещении 2 (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.235, рис.4, 7). Против этого говорят
как слишком большие ее размеры, так и отсутствие парной ямы у противоположной стороны отопительного сооружения.
По нашему мнению, ямка 3 имела отношение к обрядам, связанным с почитанием домашнего очага. Подобные ямки у очага или под очагом зафиксированы этнографически. Так, на Северо-Восточном Кавказе существовал обычай, согласно которому в ямке под очагом зарывался послед новорожденного (Кобычев В.П., 1982, с.131).
В целом, комплекс сооружений, обнаруженный в раскопе 5 в 2001-2002 гг, очень интересен. Так, из трех хозяйственных ям, расчищенных на его площади, две относятся к колоколовидным ямам. Хозяйственные ямы 2 и 3 не содержали материала. Крупная хозяйственная яма 2, без сомнений, представляла собой обвалившийся погреб. Судя по заполнявшему ее гумусно-глинистому замыву, яма долго стояла открытой, тем не менее, в качестве мусорной ее не использовали. Отсутствовали находки и в хоз. яме 3, а также в заполнении расположенного рядом с ней помещения 6. В хозяйственной же яме 1, которая ранее была также погребом, после того, как она обвалилась, устроили мусорную яму. В пользу этого четко свидетельствует характер ее заполнения (в нижней части — обвалившийся со стенок грунт без находок, а в верхней - насыщенное находками заполнение конической в поперечном сечении формы). Дополняет картину обнаруженное рядом с описанными жилыми и хозяйственными сооружениями погребение 1, совершенное на уровне -0,47 м от СП, в культурном слое хазарского времени. Ориентировка скелета по линии запад-восток, положение на спине, с вытянутыми вдоль тела руками свидетельствуют, что это преднамеренно совершенное захоронение, а не брошенный на поверхности земли труп. Тем не менее, малый уровень залегания скелета показывает, что подобное погребение вряд ли могло находиться рядом с жилыми постройками. К этому необходимо добавить характерное положение рук погребения 1. Подобное положение рук могло быть у раздутого трупа, который к моменту погребения уже начал разлагаться.
Вышесказанное свидетельствует в пользу того, что в раскопе 5 был расчищен комплекс сооружений, относящихся к последнему этапу жизни памятника. К ним относятся постройка (помещение 6), находящиеся рядом с ней хозяйственные сооружения: погреб (хоз. яма 2) и хоз. яма 3. Прекращение жизни на памятнике, наиболее вероятно, было вызвано разгромом населенного пункта. Вскоре после него рядом с постройкой было произведено погребение человека, уложенного по обряду, но не закопанного, а просто присыпанного землей. Жилые и хозяйственные сооружения постепенно заплыли грунтом. Именно этим
263
и может объясняться факт наличия в раскопах 2, 5, 7, наряду с доверху или частично засыпанными мусором хозяйственными ямами и котлованами помещений, ям и котлованов с явными следами замыва. При этом, в слое замыва, как правило, отсутствовали какие-либо находки. Вполне вероятно, указанные сооружения могут иметь отношение к самому позднему этапу истории Сидоровского городища.
РАСКОП 6
Общей площадью 180 м2 был разбит на ЮВ окраине городища у внутренней линии укреплений (рис.2; 5, 7). Этот участок в течении многих лет подвергался распашке, что отразилось на состоянии культурного слоя. Здесь он был полностью разрушен, о чем однозначно свидетельствуют данные стратиграфии. По всей видимости, это произошло вследствие нахождения данного участка на склоне, подверженном ежегодно разрушаемому воздействию сточных вод (рис.6, /). Завершила уничтожение тонкого культурного слоя регулярная распашка, производимая здесь в течении длительного времени.
На территории раскопа 6 верхние 0,25-0,3 м представляют собой пахотный слой, содержащий измельченные фрагменты керамики салтово-маяцкой культуры. Находок в нем обнаружено немного, а в восточной части раскопа они вовсе отсутствуют. В основном, какой-либо археологический материал встречен непосредственно над археологическими комплексами.
Ниже пахотного слоя находилась тонкая прослойка подпочвы - жирного гумусированного суглинка, постепенно переходящего в плотную материковую глину, в толще которой были вырублены нижние части хозяйственных ям и котлован помещения. Мощность слоя суглинка на различных участках раскопа не была однородной и колебалась в пределах 0,1 -0,2 м. Какого-либо археологического материала в нем обнаружено не было. Все археологические комплексы, исследованные на площади раскопа 6, были впущены с уровня пахотного слоя, который на этом участке городища представляет собой культурный слой средневекового памятника.
На площади раскопа 6 были вскрыты 4 хозяйственные ямы и одно помещение.
Хозяйственная яма 1 расчищена в южной части раскопа (рис.5, /). Заполнение ямы было зафиксировано в пахотном слое по торчащим вертикально костям животных и фрагментам керамики и большому количеству древесных угольков. В плане контур ямы фиксировался на уровне предматерика. Здесь яма имела овальную форму, конусообразно сужаясь ко дну. В северной ее части, на
уровне -0,47 м от СП, имелась широкая ступенька. Дно ямы находилось на уровне -0,98 м от СП.
Керамический материал из заполнения ямы представлен фрагментами амфор, гончарных горшков, лощеных сосудов. Обращают на себя внимание крупный обломок верхней части причерноморской амфоры (рис.37, 1), сероглиняная кружка с ручкой, которая реконструируется почти полностью (рис.31,3), фрагменты горлышка кувшина с ручкой (рис.26,10) и кубышки, орнаментированной проношенным рисунком (рис.26,11). Кухонная керамика представлена крупными фрагментами гончарных горшков, изготовленных из плотного теста с примесью мелкого песка, украшенных полосчатым рифлением, а на плечиках — волнистым орнаментом, прочерченным при помощи гребенчатого штампа (рис.25, 5, 7, 12). Два фрагмента днищ имеют клейма (крест, заключенный в двойной круг). Аналогичные им обнаружены в 2000 г при раскопках гончарной мастерской раскопа 2 (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.237, рис.34, 4). Из железных предметов в заполнении хозяйственной ямы 1 найден нож с прямой спинкой (рис.44, 8).
Хозяйственная яма 2 расчищена к западу от хозяйственной ямы 1 (рис.5, 1). Через нее прошла бровка квадратов, на которой яма фиксировалась благодаря черному заполнению, насыщенному угольками, мелкими кусочками печины и золистыми линзами. Четкий контур ямы проследить в плане не удалось, т.к. она имела небольшую глубину (-0,7 м от СП), а на данном участке раскопа слой пред-материкового суглинка был более мощным. Дно находилось на поверхности материковой глины. В целом, судя по прослеженным на бровках границам комплекса, хозяйственная яма имела овальную форму (1x1,5 м). Среди находок, содержащихся в ее заполнении, присутствовали фрагменты лепной крышки (обломки от которой зафиксированы в заполнении помещения 5), стенки амфор, кувшинов и колотые кости животных.
Хозяйственная яма 3 расчищена к югу от хозяйственной ямы 2 (рис.5, 1). Имела круглую форму, диаметром 1 м. В южной, западной и восточной частях она расширялась ко дну. Здесь ее размеры составляли 1,35x1,1 м. Черное заполнение ямы, с большой примесью мелких частичек печины и угольков, фиксировалось в нижней части пахотного слоя. Здесь над ямой был расчищен полностью раздробленный крупный кусок груболепного пифоса. В заполнении комплекса на разных уровнях встречены колотые кости животных и керамические фрагменты от амфор, горшков, кувшинов, корчаги. Кроме них, найден железный нож с прямой спинкой.
Хозяйственная яма 4 располагалась в ЮЗ части раскопа. Она имела круглую форму диаметром
264
до 1 м (рис.5, /). Через нее прошла бровка квадратов, на которой яма фиксировалась по своему характерному заполнению (верхняя часть ямы, сразу под пахотным слоем, была заполнена чистой шиной). В засыпке и на дне комплекса (-0,7 м от СП) никаких находок обнаружено не было.
В целом, хозяйственные комплексы раскопа 6 (кроме ямы 4) представляли собой небольшие мусорные ямы. Наличие в хоз. яме 2 фрагментов крышки, обломки которой были встречены в заполнении помещения 52, свидетельствует об одновременности функционирования этих двух комплексов. В заполнении хоз. ямы 3 был обнаружен фрагмент стенки кувшина с плоской ручкой. В заполнении хоз. ямы 1 находились обломки амфор, очень близких по размеру, фактуре черепка, характеру оформления внешней поверхности и цвету фрагментам амфор из заполнения помещения 5. Наиболее вероятно, что постройка и находящиеся вокруг нее хозяйственные ямы относились к одному времени. В пользу этого свидетельствует и их расположение по отношению к котловану постройки.
Помещение 5 представляло собой котлован крупной полуземлянки подквадратной формы (5,4x5,3 м), ориентированный стенами по сторонам света. Постройка располагалась прямо под внутренней линией укреплений городища (рис.2; 5,1). Черное слоистое заполнение котлована фиксировалось под пахотным слоем. В нем над котлованом довольно часто встречался археологический материал, представленный мелкими фрагментами керамики.
Заполнение котлована состояло из двух слоев (рис.6,7). Гумусное заполнение верхней его части в разрезе имело воронкообразную форму. Мощность его колебалась от 0,45-0,5 м (-0,75-0,8 м от СП) у стен котлована, до 0,7-0,75 м (-1-1,05 м от СП) в его центре. В нижней части этого слоя встречались линзы золы и обожженной глины. На уровне 0,8-1,1 м слой гумуса подстилался линзой (до 0,15 м) золистого светлого грунта, фактически, золы, отделяющей верхнюю часть заполнения от нижней. Гумусная часть заполнения насыщена находками (фрагментами керамики, колотыми костями животных, отдельными металлическими предметами). Основная часть их встречена на уровне -0,6-1 м. Ниже, в слое замыва (пятнистый гумусированный суглинок), идущем вплоть до дна котлована их нет. На дне находки встречаются снова. Дно котлована было ровным, однако, за счет естественного уклона почвы уровень залегания его в северной части составлял 1,4, а в южной 1,9 м.
В заполнении помещения 5 на уровне -0,75 м, чуть выше уровня залегания горелой линзы,
было обнаружено скопление коровьих астрагалов (рис.5, 2).
Астрагалы (15 ппук) залегали компактной кучкой на скоплении древесных угольков, представляющем остатки небольшого костра, горевшего в воронке, образовавшейся над засыпанным котлованом. Смысловая нагрузка, которую несет данный комплекс, не совсем ясна. Возможно, он, как и комплексы, расчищенные в 2000 г в помещениях 3 и 4 раскопа 2, был связан с какими-то обрядовыми действиями, производившимися в полузасыпанном котловане заброшенного помещения.
На полу котлована помещения 5 было расчищено 5 столбовых ям (рис. 10, 1). Одна из них располагалась у центральной части южной стены. Судя по ее профилировке, столб был вкопан под небольшим наклоном в сторону внутренней части помещения. У столба вдоль стенки котлована уровень пола несколько повышался, образуя покатую ступеньку. Небольшие уступы шириной от 0,1 до 0,3 м имелись вдоль восточной, западной и северной стенок котлована. В северо-восточном углу расчищено скопление горелых прутьев размером 1,1x2,2 м. Оно располагалось под наклоном к внутренней части помещения, в результате чего создается впечатление, что это - остатки упавшей внутрь сплетенной из прутьев конструкции (рис. 10, /). Еще четыре столбовые ямы были вытянуты в ряд вдоль восточной стены котлована. Судя по их конфигурации, стоявшие в них столбы, квадратные в поперечном сечении (0,2x0,2 м), были под одинаковым углом (около 80°) вбиты в край котлована. Глубина этих ям достигает 0,2-0,4 м. Это говорит о том, что столбы, стоявшие в них, были рассчитаны на большую нагрузку. Такую нагрузку могла дать наклонно стоявшая стена помещения. Кроме вышеописанных столбовых ям, уступов и неглубоких пазов в южной стене котлована, у его дна, каких-либо иных конструктивных деталей в помещении 5 обнаружено не было. Не найдено и следов отопительного сооружения. Судя по всему, постройка не имела очага и, соответственно, не была жилой.
В заполнении помещения 5 был обнаружен многочисленный археологический материал, представленный фрагментами керамики, костями животных, а также орудиями из металла и кости. Несмотря на то, что предметы были обнаружены на двух уровнях (-0,6-1 м и на дне котлована постройки), они имеют сходный облик. Так, в заполнении и на дне постройки встречены близкие виды амфор. В засыпке и близ дна были найдены фрагменты крышки с высокой ручкой. Супя по всему, хронологическая разница между находками, происходя
2 См. рис. в статье Э.Е.Кравченко в настоящем сборнике.
265
щими с обоих уровней заполнения помещения 5, была незначительной.
В слое заполнения были найдены фрагменты амфор (рис.37, 3, 4), обломки крупной амфоры с высоким узким горлом (рис.37, 5, б), фишка, выточенная из стенки сосуда (рис.41, 10), фрагменты горшков. Из железных предметов здесь были найдены нож (рис.44,10) и подвес от кистеня или боевого цепа (рис.44, б). В придонной части котлована находок меньше. Здесь встречены фрагменты амфор, гончарных горшков, железный ключ с бородкой (рис.44,9), близкий ключу, найденному в 1998 г в хоз. яме 1 (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.249, рис.39, 4). Кроме них, здесь были обнаружены костяные накладки на лук (рис.З 1,6, 7)3 и шило (рис.З 1, 8), а также обломок бронзового крючка-застежки (рис.41,13).
В целом, помещение 5 представляло собой большую полуземлянку. Конструкция стен ее не ясна. Вход в постройку, наиболее вероятно, находился в южной части. В пользу этого может свидетельствовать наличие здесь оплывших уступов, а также столбовой ямы, на столбе которой, кроме прочего, могла крепиться дверь. Особенно интересна восточная стена помещения, расположенная напротив восточного края городища. Если столбы, идущие вдоль нее, в самом деле являются опорой стены, то восточная стена помещения, в таком случае, имела наклон в 80°. Подобная конструктивная деталь была бы целесообразна, если бы в этой стене находились бойницы. О возможной связи указанной постройки с оборонительной системой памятника может свидетельствовать ее расположение у линии укреплений, отсутствие в котловане следов какого-либо отопительного сооружения, а также находки деталей вооружения внутри постройки (костяные накладки от лука и железный подвес от кистеня). Тем не менее, расположенное у линии укреплений помещение могло выполнять и другие функции.
РАСКОП 7
Располагался в лесозащитной полосе между раскопом 5 и раскопом 2. Общая его площадь составляла 136 м2 (рис.З; 7,1, 2). Участок, на котором находился раскоп 7, имел сходную стратиграфию с той, которая была прослежена на расположенном рядом раскопе 5. Верхний слой гумуса на глубину до 0,25-0,3 м был поврежден вспашкой, производившейся во время посадки деревьев в 50 гг XX в. Из прочих повреждений следует назвать окоп времен
Великой Отечественной войны, обнаруженный в квадратах Х-8-9, и несколько ям хозяйственного назначения, выкопанных жителями с.Сидорово в настоящее время. Окоп повредил площадку, вымощенную фрагментами керамической посуды, а одна из современных ям села на северную часть хозяйственной ямы 2 хазарского времени.
Культурные остатки средневекового периода залегали в гумусном слое на уровне -0,25-0,45 м. Ниже гумуса идет слой подпочвы (уровень -0,45-0,65-0,7 м) - гумус с суглинком. В нем было найдено абсолютное большинство отщепов и орудий каменного века. Слой подпочвы подстилается лессовидным суглинком без находок. Материалы представлены керамикой салтово-маяцкой культуры, а также кремневой индустрией, попавшей сюда из ниже лежаших слоев. Средневековая керамика располагалась в указанном слое неравномерно. В большинстве квадратов встречено небольшое количество фрагментов причерноморских амфор и гончарных горшков с полосчатым рифлением по корпусу. Тем не менее, в квадратах Х-8-9 и прилегающим к ним с востока А-8-9 (рис.7,1) и Б-11 на уровне -0,2-0,4 м зафиксированы в слое скопления керамических фрагментов. Одно из них представляет особый интерес.
Скопление 1. В квадратах А-8-9 был обнаружен развал поставленной вертикально нижней части крупного пифоса (рис.7, /; 15, 2; 71). В расположенных к западу от них квадратах Х-8-9 располагалось скопление керамики, в котором содержались обломки лепной жаровни, груболепного пифоса, крупные фрагменты амфор, фрагменты амфор с прочерченными граффити (рис.36, 5, 7), гончарных горшков. Все фрагменты находились на одном уровне, отбивавшем уровень древней дневной поверхности. Какой-либо ямы на этом участке зафиксировано не было. Это свидетельствовало, что указанное скопление представляло собой отмостку. Первоначально она, скорее всего, прилегала к описанной выше нижней части пифоса с выбитым дном, установленной вертикально в неглубокую яму. Подобная конструкция зафиксирована в раскопе 10.
В раскопе 7 было обнаружено 7 хозяйственных ям и одно помещение.
Хозяйственная яма 1. Имела почти круглую форму 1,8x1,65 м (рис.7; 11, 3). Глубина ее достигала 1,2 м. Яма прослеживалась из-под пахотного слоя по заполнению, содержащему большое количество суглинка и золы. В заполнении на разных уровнях яма содержала большое количество коло
3 Е.В.Круглов, осмотревший рисунки данных накладок, указал, что одна из них могла не быть накладкой лука. Что же касается другой, то она относится к довольно позднему периоду в рамках салтово-маяцкой культуры. Пользуемся случаем поблагодарить Е.В.Круглова за консультацию по указанному вопросу.
266
тых костей животных, фрагментов керамики и кусочков печины.
Керамика представлена, в основном, обломками амфор и гончарных горшков с полосчатым рифлением (рис.18, 1, 9; 22, 6; 23, 1, 6; 24, 7; 28, 7; 36, 1-3). Практически полностью реконструируется крупный горшкообразный сосуд — корчага, орнаментированный по корпусу полосами зонального рифления (рис. 18, Г). Лощеная посуда представлена обломками стенок сосудов (рис.36, 2, 3; 29, 7). Среди находок присутствуют фрагменты верхней части шарообразного сосудика с короткой вертикальной шейкой (рис.29,2). Близкие по виду, размеру и системе орнаментации сосудики шарообразной формы с петлевидной ручкой известны в материалах 2 раскопа 2000 г (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.242, рис.22,2).
Из прочих находок следует назвать обломок фишки, выточенной из стенки лощеного кувшина (рис.41, 5), морскую ракушку с отверстием (рис.45, 6), овечий астрагал с процарапанным на щитке знаком (рис.45, 5).
В нижней части (с уровня -1м) находки в заполнении ямы прекращаются. Здесь вплоть до дна идет мешаное суглинистое заполнение, без находок.
На поверхности этой прослойки было обнаружено погребение (рис.11,3; 64).
Скелет был уложен головой к югу, в сильно скорченном положении на левом боку с небольшим завалом на живот. Левая рука согнута в локте, кости кисти находятся ближе к лицевым костям. Правая - сильно согнута в локте. Кости кисти располагаются у кисти левой руки. Ноги соединены в коленях. Однако, правая неестественно вывернута в тазобедренном суставе и сильно согнута в колене так, что кости стопы упираются в позвонки чуть выше таза. Левая нога согнута под острым углом. В районе шеи группа позвонков смещена. Создается впечатление, что позвоночник был сломан. Череп раздавлен. Под скелетом прослежено несколько небольших пятен древесных углей. Одно из них имеется в районе фаланг пальцев рук. Угольки встречены в районе стоп и таза. Инвентарь при погребенном отсутствовал.
Судя по тому, что погребение расположено на подстилающем дно слое, лишенном находок, и перекрывается мусорным заполнением, отличающемся от суглинистой прослойки, как по цвету, так и по высокой концентрации в нем археологического материала, видно, что оно было произведено на подстилке, а затем засыпано мусором.
Хозяйственная яма 2 овальной формы (1,87-х1,70 м). Располагалась к северу от хозяйственной ямы 1 (рис.7, 1, 3). Заполнение фиксировалось сразу под пахотным слоем, имело мешаную фактуру
с сильной примесью золы и было густо насыщено фрагментами керамики и колотыми костями животных. В нижней части ямы, на дне, обнаружена почти целая амфора (рис.38,2). Среди находок в заполнении обнаружено 2 пряслица. Одно выточено из стенки керамического сосуда (рис.41, /), а второе (рис.41,2) - шиферное. Из прочих предметов в заполнении ямы была найдена железная пластина с ушком, которая, скорее всего, являлась деталью ключа (рис.42, 9). У дна ямы, в западной ее части, была обнаружена перержавевшая железная пластина.
Керамический материал представлен фрагментами причерноморских амфор, гончарных горшков с полосчатым рифлением и в небольшом количестве лощеных сосудов. Кроме них, был найден фрагмент венчика крупной горшкообразной корчаги, орнаментированный по краю пальцевыми вдавлениями. Плечики сосуда были покрыты полосчатым рифлением (рис. 19, 4). Амфоры, обнаруженные в заполнении хозяйственной ямы 2 (рис.38, 2, 9), относятся к т.н. II типу (Паршина Е.А. и др., 2001, с.76, 77), что свидетельствует об относительно поздней датировке этого комплекса в рамках салтово-маяцкой культуры.
Из горшков, украшенных полосчатым рифлением, один восстанавливается почти полностью (рис.22, 4); ряд сосудов графически реконструируется на 1/3-2/3 своей высоты (рис. 18, 2; 19, 4; 23, 5; 28, 5, 6).
Хозяйственная яма 3. Находилась к югу от ям 1 и 2 (рис.7; 11,4). Имела форму неправильного овала (1,5x1 м) и слегка расширялась кверху. Глубина ее достигала -1,1 м от СП. В верхней части заполнения ямы лежал развал крупного куска груболепного пифоса. Обломки сосуда выходили в пахотный слой и были несколько сдвинуты с места при распахивании участка. Ниже них при зачистке было прослежено пятно ямы. В бровке она фиксировалась сразу под пахотным слоем по золистому заполнению, содержащему колотые кости животных, фрагменты керамики, кусочки печины и угольки. В плане контур ямы был четко прослежен лишь на уровне материка. Находок в заполнении археологического комплекса обнаружено немного. Кроме описанных выше обломков пифоса, в засыпке ямы встречены фрагменты стенок причерноморских амфор, гончарных рифленых горшков, лощеных кувшинов. Нижняя часть заполнения хоз. ямы 3 (с уровня -0,5 м) была лишена находок.
Хозяйственная яма 4. Располагалась к северу от хозяйственной ямы 3 (рис.7). Мешаное гумусноглинистое заполнение комплекса фиксировалось на бровке сразу под пахотным слоем. В нем находилось большое количество золы, угольков, фрагментов керамики и колотых костей животных. В ниж
267
ней части заполнения имелись золистые линзы, как правило, содержавшие большое количество находок. Четкий контур ямы был зафиксирован на уровне материка. Яма имела овальную форму, 1,6x1,9 м и конически сужалась ко дну. В южной ее части, близ дна, лежала на боку раздавленная кубышка, украшенная пролощеным орнаментом (рис.29, 5). Здесь же находились три полностью перержавевшие пластины и фрагментированная пружина от замка.
Среди керамики в хоз. яме 4 присутствовали обломки причерноморских амфор, гончарных горшков, лощеных кувшинов, кубышек, крупных гончарных пифосов. Кроме этого, среди находок содержатся фрагменты стенок кувшина с плоской ручкой и венчик лепного сосудика (рис.36, 4).
Амфоры представлены разновидностями одного типа (рис.38,1, 4, 6, 8). В одном случае (рис.38,1) реконструируются практически 2/3 целой амфоры. Среди обломков амфор, встреченных в заполнении хоз. ямы 4, есть фрагменты сосудов, как с грубым тестом, так и с тестом розового цвета, имеющие примесь мелкозернистого песка и мелких частичек слюды. Один фрагмент амфоры у основания ручки имеет процарапанное граффити (рис.36, б).
Горшки (рис. 18, 7, 8; 20, б, 8; 22, 1, 2; 24,1, 2) представлены обломками сосудов как малых размеров, так и фрагментами крупных сосудов, орнаментированных сплошным или зональным рифлением по корпусу. Параллельно с рифлением встречается расположенная на плечиках орнаментальная полоса из косых оттисков гребенчатого штампа или наклонная многорядная волнистая линия, реже - орнамент из соединенных между собой дуг. Иногда косыми оттисками, нанесенными гребенчатым штампом, украшен внутренний край венчика горшков. На днищах горшков часто встречается невысокий кольцевой выступ, идущий по внешнему краю.
Лощеной керамики меньше. Она представлена крупными фрагментами небольших кувшинов, орнаментированных по корпусу комбинациями линий или сетчатым рисунком. Среди лощеной керамики выделяются фрагменты крупных гончарных сероглиняных пифосов. Судя по венчикам, в заполнении хоз. ямы 4 содержались обломки как минимум двух таких сосудов (рис.34, 7, 2). Один из них был украшен по корпусу пролощеными вертикальными линиями, прерывающимися в центральной части сосуда широким поясом из дуг, образующих горизонтальную многорядную волнистую линию (рис.34, 7). Кроме этих находок, есть фрагмент крышки с высокой ручкой.
В целом, комплекс находок хоз. ямы 4 раскопа 7 позволяет отнести ее к позднему этапу салтово-маяцкой культуры. В пользу этого свидетельству
ет характер амфорной тары, содержащейся в ее заполнении и представленной амфорами типа II, наличие обломка крышки, фрагментов кувшина с плоской ручкой, крупных тонкостенных гончарных горшков. Об этом говорит и сам тип горшков, имеющих на дне невысокий кольцевой валик-поддон, характерный профиль отдельных сосудов, близкий профилировке древнерусской керамики, практически полное отсутствие в заполнении хозяйственной ямы лепной посуды.
Хозяйственная яма 5. Обнаружена в северной части раскопа (рис.7, 7). Яма уходила в северную бровку квадрата и фиксировалась сразу под пахотным слоем по интенсивному золисто-гумусному заполнению. В нем содержалось большое количество колотых костей животных и фрагментов керамики. Среди последней - обломки амфор (рис.38, 3), горшков с полосчатым рифлением (рис.18, 4, 10; 20,1; 21, 2; 22, 5, 10; 23, 2, 4; 24, 8), лепного сосуда, орнаментированного по внешнему краю венчика ногтевыми вдавлениями (рис.28, 4), днище кувшина с плоской ручкой (рис.28, 3). У дна (уровень -1м) встречено несколько фрагментов горшков с полосчатым рифлением и кувшинов, которые не подвергались обжигу. Подобные фрагменты ранее были найдены в заполнении горна 2 раскопа 2 (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.236-237; рис.21, б). Здесь же была обнаружена часть донышка лепного горшочка с клеймом (крест в двойном круге), аналогичным клеймам на гончарных сосудах (рис.24, 8). Вторая половина этого донышка найдена в заполнении хозяйственной ямы 8.
В северо-восточной части ямы, на уровне -1,1 м от СП лежал на боку целый (с отбитой ручкой) кувшин, орнаментированный по корпусу проло-щенной косой сетчатой штриховкой (рис.29, 4). Обломки такого же кувшина ранее были найдены в 2000 г в хозяйственной яме 6 раскопа 1.
Ниже уровня -1,1м находки в яме отсутствовали. Вплоть до дна (-1,25 м от СП) шел слой чистой золы, практически лишенный археологического материала.
Хозяйственная яма 6. Располагалась в западной части раскопа (рис.7). Фиксировалась сразу под пахотным слоем по темному гумусно-золистому заполнению с примесью золы и мелких угольков. В нем содержалось небольшое количество мелких колотых костей животных и стенок сосудов. В плане яма была четко зафиксирована на уровне материка. Здесь она имела неправильную, почти круглую форму (1,3x1,4 м) и слегка сужалась ко дну (-0,95 м от СП).
Хозяйственная яма 8, Располагалась к югу от хозяйственной ямы 5 (рис.7; 10, 3). В плане четко оконтурена была на уровне материка, однако, ее ха
268
рактерное гумусно-глинистое заполнение с очень большой примесью золы, кусочков печины, мелких древесных угольков, колотых костей животных и фрагментов керамики фиксировалось сразу под пахотным слоем. На уровне материка яма имела форму неправильного овала, имевшего в верхней части размеры 1,4x1,75 м. Книзу яма расширялась. Здесь ее размеры составляли 1,8x2,1 м. В заполнении на разных глубинах встречено большое количество находок, представленных, в основном, керамикой. Среди них - фрагменты причерноморских амфор II типа. Одна из амфор (представлена верхняя часть сосуда) имеет широкий корпус, орнаментированный под ручками полосой из прочерченных прямых линий (рис.38, 10). Большинство керамики составляют фрагменты гончарных горшков с рифленым корпусом (рис.18, 5, б; 19, 1-3, 5, 6; 20, 2, 4; 21,1, 4-8, 10-12; 22, 3, 7-9; 23, 3; 24, 4, 6, 8; 28, 1, 2, 8, 9). Иногда на плечиках сосудов встречается пояс многорядной волнистой линии или косых оттисков гребенчатого штампа. Среди находок есть фрагмент донышка лепного горшочка с клеймом (крест, заключенный в двойной круг) (рис.24, 8). Обломок донышка этого же сосуда встречен в заполнении хоз. ямы 5. Среди находок есть и крупный фрагмент гончарного горшка с зональным расчесом и “волной” на плечиках. На донышке его имеется такое же клеймо (рис.20,4). Оба они идентичны клеймам, наибольшее количество которых было найдено в сооружениях гончарной мастерской, исследованной в соседнем раскопе 2. Наряду с гончарной керамикой в заполнении хозяйственной ямы были обнаружены фрагменты груболепных пифосов. Лощенная посуда представлена обломками кувшинов, кубышек, кружки (рис.29,1, б, 8, 9), венчиком крупного (двухручного ?) кувшина. Орнаментированы эти сосуды комбинациями про-лощенных линий. Особый интерес представляет крупный обломок двух или трехручного чернолощеного кувшина, украшенный поясом прочерченной многорядной волнистой линии на плечиках. Обломки этого же кувшина были найдены в заполнении хоз. ямы 1 раскопа 2 2000 г (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.242, рис.18, /). Все это, равно как и планиграфическое расположение ям, свидетельствует, что расчищенные в раскопе 7 хозяйственные сооружения входили в комплекс сооружений гончарной мастерской, исследования которой велись в 2000 г в раскопе 2.
Среди прочих находок привлекает внимание группа астрагалов, обнаруженная в юго-западном секторе ямы. Астрагалы (19 крупных копытных и 3 мелких копытных) лежали компактной кучкой практически у дна ямы. Несколько астрагалов лежало в восточном ее секторе. На трех астрагалах крупных копытных имеются изображения. На
одном — это тамгообразная фигура, вырезанная на щитке острым инструментом (рис.45,3). На другом - щиток пересекает продольная полоса “елочного” орнамента, заключенная между двумя линиями (рис.45, /). На боковой части третьего изображена прочерченная П-образная фигура (рис.45, 4). На щитке маленького астрагала процарапан крест (рис.45,2).
В восточной части ямы прослежена линза пережженной глины с горелыми костями и фрагментами керамики, несущими на себе следы действия огня. Дно комплекса находилось на уровне -1,9 м от СП.
В целом, изучение хозяйственных комплексов раскопа 7 показывает, что, скорее всего, они были одновременными. Близкий характер содержащегося в них материала, а также планиграфическое расположение этих ям свидетельствует в пользу того, что все сооружения, вскрытые в раскопе 7, представляли собой единый комплекс.
Помещение 8, Обнаружено в восточной части раскопа (рис.З; 7; 11, 2, 5; 69; 70). Равномерное гумусное заполнение котлована постройки было практически лишено находок. Все предметы, найденные в помещении, обнаружены в нижней его части у дна (уровень -1,2-1,35 м). Среди них фрагменты лощеного сосуда со слегка сужающимся кверху коротким прямым венчиком (рис.29, 3) и железный пластинчатый ключ (рис.42, б).
Котлован имел подквадратную форму (3,5x3,7 м) и был ориентирован по линии север-юг с небольшим отклонением к востоку. Вдоль его восточной стенки его шло небольшое повышение пола. Ближе к северо-восточному углу в полу есть небольшое углубление круглой формы. Южная сторона котлована имела в полу углубление 2,1x1,3 м. У дна в заполнении встречено небольшое количество мелких фрагментов керамики.
В центральной части северной стенки был сделан нишеобразный выступ, в котором находилась печь-каменка круглой формы, сложенная из кусков мелкозернистого песчаника (рис.11, 2; 69; 70). Под развалинами свода лежали обломки гончарного салтовского горшка и придонной части лощеного кувшина. К восток/юго-востоку от устья печи, выше уровня пола, с небольшим наклоном к печи лежала плоская плитка песчаника (рис.11, 5; 69). Устье печи было оформлено вертикально поставленными плитками, на которых сверху лежали такие же плоские плитки, при обвале свода просевшие внутрь. Среди камней свода встречены фрагменты обожженной обмазки (рис.70). Судя по всему, свод снаружи, а возможно, частично и внутри был обмазан глиной. На полу, в центральной части помещения, был найден язычок от крупной железной пряжки (рис.42,8).
269
РАСКОП 8
Располагался на территории посада, в верхней части склона левого берега Среднего Яра (южный фас), у места перехода его в плато (рис.2; 5; 11, 7; 73). У жителей с.Сидорово эта обширная площадка носит название Большое городище. Раскоп имел площадь до 30 м2. Здесь на территории усадьбы В.В.Давыденко во время проведения работ по строительству забора были зафиксированы котлован постройки и расположенная ниже по склону хозяйственная яма. К востоку от помещения 7 был обнаружен котлован еще одной постройки. Расчистка ее не производилась, в связи с тем, что практически весь котлован сооружения находился на территории частной усадьбы.
В связи с тем, что оба комплекса располагались на склоне, культурный слой на указанном участке практически отсутствовал. Верхние 20-30 см заполнения помещения представляли собой слой намыва. Он содержал фрагменты керамики салтово-маяцкой культуры, куски колючей проволоки, осколки и гильзы времен Великой Отечественной войны и культурные остатки современного периода. Ниже него шла чистая материковая глина без культурных остатков. В нее были углублены ямы средневековых сооружений.
Помещение 7. Находилось в верхней части склона у места перехода его в плато (рис.11, Г, 74). Котлован помещения 7 имел гумусное заполнение. Ниже слоя намытого грунта оно было практически полностью лишено находок. Материал, представленный фрагментами керамики салтово-маяцкой культуры и колотыми костями животных, начинал встречаться на уровне 0,2-0,3 м от дна. В южной части котлована, находившейся благодаря крутому склону почти на уровне современной дневной поверхности, заполнение помещения содержало археологические находки по всей своей толщине.
Котлован имел прямоугольную форму (3,6х 4,1 м) и был ориентирован своими сторонами вдоль линии яра (ЮЮВ-ССЗ). Пол его находился на уровне -1,5 м от СП в северной части сооружения и 0,1-0,15 м от СП в южной его части. Южный край котлована практически выходил на современную дневную поверхность. Постройка имела столбовую конструкцию, в пользу чего свидетельствовало наличие в полу котлована ям. У северо-западной его стенки находились остатки материкового выступа, сильно поврежденного в процессе разрушения постройки. Особый интерес представляет южная стена котлована. Здесь, вдоль края расположены четыре ямки (ямки 4-7). Судя по малому диаметру (0,1-0,14 м), в них находились жерди или колья, которые были употреблены в конструкции южной стены (рис.74). Наиболее вероятно, что в построй
ке, наряду со столбами, которые являлись основой стен врезанной в склон части сооружения, использовались жерди, употреблявшиеся для оформления не углубленного в землю фасада.
Отопительное сооружение представлено открытым, неуглубленным в пол очагом, расположенным в центральной части помещения. Это было обыкновенное кострище 1,3x1,3 м. Пол под ним имел слабую степень прокаленности — на 0,01 м. К юг/юго-востоку от очага находилась яма овальной формы, углубленная в пол на 0,4 м. В ее заполнении обнаружено несколько фрагментов керамики и железный нож (рис.42,5).
К югу от материкового уступа находилась яма с прокаленными стенками (комелек диаметром до 0,5 м), расширяющаяся в нижней части. В ее заполнении содержались угольки, зола и несколько мелких фрагментов керамики салтово-маяцкой культуры. Еще один комелек обнаружен у восточной стены. Он также представлял собой яму с обожженными стенками и углисто-золистым заполнением, имевшую диаметр 0,45 м в верхней и 0,75 м в нижней части.
Керамический комплекс из помещения 7 довольно однообразен. Это - фрагменты причерноморских амфор, гончарных горшков с полосчатым рифлением по корпусу, стенок лощеных кувшинов, сероглинянных корчаг или пифосов.
Амфорная тара представлена исключительно обломками амфор 2-го типа, идентичных большинству подобных сосудов, обнаруженных в сооружениях раскопов 1, 2, 5, 7. Среди кухонной керамики - обломки гончарных горшков с полосчатым рифлением по корпусу (рис.20, 3, 5; 21,3, 9; 24, 5). Некоторые из них имеют дополнительную орнаментацию в виде полосы многорядной “волны” на плечиках. Иногда встречается украшение края венчика или внутренней его стороны наколами, выполненными при помощи гребенчатого штампа.
Лощеных сосудов немного. Представлены они обломками стенок сероглиняных крупных корчаг или пифосов, украшенных вертикальными про-лощенными линиями, а также обломками стенок кувшинов. В целом комплекс имеет мало отличий от поздних материалов раскопов 2-7 и, наиболее вероятно, одновременен им.
Хозяйственная яма 1 находилась в 2,5 м к юг/ юго-востоку от южного края котлована помещения 7 (рис.8). Заполнение ямы было сильно повреждено современным столбом. Яма имела овальную форму (1,5x1,7 м) и была заполнена гумусом, содержащим в небольшом количестве мелкие фрагменты рифленых горшков, причерноморских амфор, а также колотых костей животных. Дно находилось на уровне -1 м от СП.
270
РАСКОПЫ 9-10
Были разбиты на восточной окраине памятника в пределах линии укреплений (рис.2; 9). Они располагались у края городища на ровной, слегка наклонной площадке, в 200 м к югу от яра, на котором обрывается эскарп. Площадка, где были разбиты раскопы, несколько возвышалась над окружающей местностью, и поэтому представляла собой интерес в плане постройки оборонительных сооружений. Благодаря этому ее поверхность была сильно повреждена окопами и оборонительными линиями, сооруженными во время Великой Отечественной войны.
Раскопами 9-10 был вскрыт, фактически сплошной площадью крупный участок (около 745 м2) (Р.9 — 520 м2 и Р.10 - 224 м2). На нем были расчищены котлованы двух построек (помещения 9 и 10), 10 хозяйственных ям и два скопления тарной керамики в слое.
Стратиграфическая ситуация на раскопах достаточно интересна, т.к. данный участок никогда не распахивался. Верхний слой представлен дерном, мощность которого не превышает 0,1 м. Ниже него идет слой гумусированной супеси толщиной 0,5-0,6 м. Над древними ямами, имеющими мешаное заполнение, этот слой разделяется на два горизонта. Верхняя его часть (мощностью до 0,2 м) перекрывает заполнение ям и содержит материалы времен Великой Отечественной войны.
Ниже уровня -0,25-0,3 м в слое гумуса встречаются находки. В абсолютном большинстве квадратов они немногочисленны и представлены единичными фрагментами керамики, колотыми костями животных и отдельными железными предметами. Иногда в этом слое, на уровне -0,25-0,4 м, наряду с материалами салтово-маяцкой культуры встречались фрагменты керамики эпохи поздней бронзы - раннего железа и кремневые отщепы неолитического времени, поднятые средневековыми перекопами из более ранних слоев.
В слое гумуса на территории раскопов 9-10 встречены материалы эпохи средневековья, отдельные находки сарматского времени и эпохи поздней бронзы. Находки сарматского времени и керамика бронзового века залегают практически на одной глубине (-0,45-0,5 м). Так, в квадрате И-9 на уровне -0,45-0,5 м от СП был обнаружен развал лепного горшка, который относился к эпохе поздней бронзы (рис.39, /). На этом же уровне встречены обломки лепных горшков с косыми вдавлениями или насечками по краю венчика (рис.40, 2, 3, 5). Близкая по составу теста, профилировке и орнаментации керамика широко представлена в материалах раскопок
Святогорского городища и на кочевом стойбище, остатки которого изучались на поселении Казачья Пристань (у пос.Райгородок Славянского р-на Донецкой обл.) (Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1995; Кравченко Э.Е. и др., 1999). Немногочисленность этих находок, отсутствие их скоплений на площади раскопа свидетельствуют в пользу того, что в эпоху поздней бронзы и сарматское время господствующая над поймой возвышенность использовалась в качестве кочевого стойбища.
В предматерике, подстилающем гумус, на уровне 60-70 см от СП встречены материалы неолитического времени4. Материк в южной и западной части раскопа представлен глиной желтого цвета (-0,75 м). В северо-восточной части материком является мел, залегающий сразу под тонким слоем глины.
В раскопе 9 расчищено 2 помещения (9 и 10), 7 хозяйственных ям (хоз. ямы 1-7), скопления астрагалов и тарной керамики хазарского времени.
Хозяйственная яма 1. Западная часть раскопа (рис.9; 13, 2). Яма фиксировалась на бровках раскопа по гумусному заполнению с включением линз глины. В плане контур ее был четко зафиксирован на уровне материка. Яма имела круглую форму (диаметр в верхней части - 2 м) и расширялась до 2,2 м книзу. Ее дно, вогнутое в центральной части, находилось на уровне -1,8 м от СП. Находки, встреченные в ее заполнении, немногочисленны и представлены колотыми костями животных и фрагментами керамики, датировка которых варьирует от неолитического периода до хазарского времени.
Хозяйственная яма 2, Располагалась в центральной части раскопа (рис.9; 13, 3). Яма в плане была цилиндрической. Верхняя часть ее заполнения (до уровня -0,8 м от СП) отличалась от нижней. Она была заполнена гумусом, осветленным примесью большого количества мелких кусочков мела. Этим же грунтом заполнялась верхняя часть расположенной рядом с комплексом хозяйственной ямы 4. Следует обратить внимание, что на разрезе, проходящем через эти два комплекса (рис. 13, 3), четко видно, что этим же грунтом заполнено и пространство между двумя указанными ямами, которое первоначально представляло собой какое-то углубление. Контуры этого углубления не читаются в плане, не удалось проследить его границы и на бровках раскопа. Судя по всему, грунт, заполнявший верхние части ям, был выброшен из котлована помещения 9, расположенного к северу от указанных комплексов. Нижняя часть хоз. ямы 2 имеет гумусное заполнение.
4 В данной работе не публикуются.
271
Хозяйственная яма 3, Располагалась в западной части раскопа (рис.9; 13, 7). По конфигурации и характеру заполнения она не отличалась от хозяйственной ямы 1. В плане и на бровках яма была четко зафиксирована на уровне предматерика, где ее диаметр достигал 2,1 м. У дна диаметр ямы составлял 2,4 м. Чуть вогнутое в центральной части дно находилось на уровне -1,95 м от СП. В ее заполнении на разных глубинах встречены немногочисленные находки: керамика от неолита до салтово-маяцкой культуры, колотые кости животных, кремневые опцепы.
Хозяйственная яма 4, Расположена к западу от хозяйственной ямы 2 (рис.9; 13, 3). Имела форму неправильного овала 2,2x2,6 м. Как и яма 2, хоз. яма 4 фиксировалась под верхним слоем тумуса по характерному заполнению верхней ее части (осветленный меловой крошкой гумус). Судя по неровным краям и характерному заполнению нижней части, яма неоднократно обваливалась. Первоначально она имела в плане овальную форму и колоколообразно расширялась книзу. Нижняя часть хоз. ямы 4 была врезана в меловой материк. Дно ее находилось на уровне -2,05 м от СП.
Стратиграфические наблюдения свидетельствуют, что хозяйственные ямы 2 и 4 существовали одновременно и, по всей видимости, одновременно были заброшены. Через некоторое время, когда эти ямы обвалились и частично заплыли землей, к северу от них был выкопан котлован помещения 9. При возведении постройки (которая тоже имела хозяйственное назначение) производилась планировка грунта вокруг нее. Причем для этого использовался смешанный с мелом грунт, вынутый при сооружении котлована. Таким образом, здесь мы имеем случай стратиграфии, свидетельствующий, что помещение 9 относится к более позднему периоду, чем хоз. ямы 2 и 4.
Хозяйственная яма 5. Располагалась в западной части раскопа (рис.9; 14, 7). Фиксировалась на уровне предматерика (0,6-0,7 м от СП) по черному заполнению. Яма имела в плане округлую форму. В поперечном сечении нижняя ее часть бьиа цилиндрической. Заполнение археологического комплекса почти полностью лишено находок: в нем найдено всего несколько фрагментов керамики. На уровне 0,1 м выше дна ямы лежал крупный фрагмент небольшой корчаги из красноватой глины (рис.30, 7).
Хозяйственная яма 6, скопление 1. Хозяйственная яма была обнаружена в квадрате А—9 (рис.9; 14, 2). В этом квадрате, как и в граничащих с ним, на уровне -0,2-0,3 м от СП находилось скопление обломков тарных сосудов (скопление 1). Отдельные фрагменты залегали глубже (до уровня -0,5 м), обозначая, таким образом, неровности древней дневной поверхности.
Среди фрагментов представлены обломки гончарных пифосов и двух красноглиняных фляг. Одна из них (рис.39, 5) (небольшая тонкостенная) сделана из плотной глины кирпично-красного цвета. Крышка ее, судя по остаткам, не имела каких-либо дополнительных украшений. На донышке имеются концентрические борозды, образовавшиеся при снятии предмета с круга при помощи шнура. Вторая фляга (рис.39, 6) изготовлена из теста светло-розового цвета с примесью песка. Она имела не столь качественный обжиг, в результате чего черепок на изломе двух- трехслойный. Крышка фляги орнаментирована концентрическими кругами. На дне также присутствуют следы, образовавшиеся при срезке ее с круга. По своим размерам указанная фляга была намного больше, чем первая. Судя по обломкам крышки, ее диаметр составлял не менее 29-30 см. Кроме фляг, в скоплении находились обломки нескольких гончарных пифосов, разбитых на мелкие фрагменты. Из них реконструируется один сосуд. Он представлял собой тонкостенный серолощеный пифос, украшенный в месте наибольшего расширения горизонтальным поясом волнистой линии, образованной при помощи дуг. Высота пифоса — 52 см, наибольший диаметр — 42 см (рис.33, 2). Еще два сосуда были украшены в месте наибольшего расширения горизонтальным поясом из косых оттисков гребенчатого штампа, образующих елочный орнамент (рис.27, 5; 32, 2). Фрагменты одного из них (чернолощеного) были найдены в заполнении хозяйственной ямы 6. Обломки другого, красноглиняного, просели в заполнение хоз. ямы 7 (рис.32, 2). Крупный сосуд, изготовленный из теста с большой примесью песка, декорирован в верхней части чередующимися полосами линейного и волнистого орнамента (рис.34, 3). Кроме указанных сосудов, среди обломков встречены фрагменты стенок, днищ и венчиков еще как минимум 2-3 гончарных серолощеных пифосов. Указанное скопление уходило в южную бровку раскопа. Скорее всего, оно представляло собой мощенную фрагментами керамики площадку, близкую к прилегающим ямам, в которых стояли верхние или нижние части пифосов.
Зачистка площадки квадрата вокруг описанного скопления сосудов дала аморфный контур пятна, имеющего диаметр около 1,95 м. Судя по всему, первоначально на этом участке находилась яма, имевшая диаметр около 2 м, которая была вырыта в верхнем гумусном слое. Она не была углублена в материк, в связи с чем контур ее ни в плане, ни в разрезах проследить не удалось. Когда яма осыпалась, на этот участок стали ссыпать мусор, представленный в основном обломками тарных сосудов. Часть этих обломков заполнила заплывшую яму.
272
Хозяйственная яма 7. Обнаружена в юго-западной части раскопа (рис.9; 16, 2). Южной своей частью она вышла за пределы раскопа и была оконтурена при помощи прирезки. С восточной стороны ямы зафиксировано несколько фрагментов красно-глиняной корчаги, располагавшихся на различных глубинах (рис. 16, 2; 32, 2). Они попали со слоя свалки в заполнение заплывшей ямы. Это хорошо видно по уровням залегания указанных фрагментов. Здесь же были встречены обломки полностью разложившегося красноглиняного сосуда. Контуры ямы хорошо читались на уровне супесчаного материка. Она имела форму неправильного овала размерами 2,55x1,65 м. Длинной осью яма бьиа вытянута по линии С-Ю. Заполнение комплекса имело черный цвет. На уровне -1,40 м от СП вдоль восточной стенки ямы находилась материковая ступенька. Находок в заполнении ямы немного. Они представлены всего несколькими фрагментами красноглиняных амфор. В нижней части заполнение ямы меняется. Особенно четко это прослежено у западной ее стенки. Здесь выше дна были встречены линзы древесного угля. У самого дна ямы, на уровне -1,9 м, был найден в разбитом виде большой фрагмент (2/3 целого сосуда) сероглиняного кувшина с цилиндрическим горлом (рис.30,2). Дно ямы находилось на уровне -2,16 м от СП.
Скопление астрагалов. Обнаружено в квадрате 0-1 раскопа 9. Группа астрагалов крупного рогатого скота в количестве не менее 6 штук залегала компактной кучкой в слое гумуса на уровне -30-50 см от СП (рис. 12, 4). Наиболее вероятно, они находились в неглубокой ямке. Так как на данном участке памятника залегающие в слое кости имели плохую сохранность, точно указать первоначальное количество астрагалов сложно. Некоторые из них полностью разложились.
Помещение 9. Расчищено в квадратах В-Г-Д-2-3. Котлован фиксировался сразу под верхней частью гумусного слоя по своему заполнению — гумусу, осветленному большим количеством кусочков мела. Контур помещения четко читался на уровне материка. Котлован, ориентированный по сторонам света, имел прямоугольную форму с закругленными углами (4x2,5 м) и бьи вытянут длинной своей осью по линии 3-В (рис.9; 12, /; 68). От южной стены котлована отходила материковая перемычка, которая как бы разделяла площадь постройки на две части. Вдоль противоположной стенки котлована шел невысокий уступ, обрывающийся напротив перемычки. Всю западную часть котлована постройки занимала большая круглая хозяйственная яма, колоколовидно расширяющаяся книзу (диаметр верхней части - 2,2 м; нижней - 2,4 м). Плоское ее дно было углублено в меловой материк и находилось на уровне - 1,9 м от СП. Пол в восточной
части помещения располагался на глубине -1,35 м от СП. Здесь, у южной стены, находилось 2 столбовых ямки (я-2 и я-3), которые, скорее всего, были связаны с конструкцией входа в помещение.
Находок в заполнении котлована очень немного. Они представлены фрагментами кухонных горшков с полосчатым рифлением, амфор и серолощеных крупных тарных сосудов. На полу помещения, у его северо-восточного угла, был найден железный нож с прямой спинкой (рис.43,12).
Помещение 10. Располагалось в квадратах Л-М-Н—1-3 (рис. 16, Г, 75). Представляло собой по-луземляночную постройку прямоугольной формы (3,2x1,85 м), ориентированную углами ВЮВ — ЗСЗ. В северном ее углу находилась хозяйственная яма круглой в плане формы с расширяющимися книзу стенками. На ее дне лежала вверх нерабочей частью зернотерка (рис. 16, 7; 40, 1). Собственно, обе ее поверхности могли использоваться. Верхняя и нижняя части зернотерки были вогнуты и имели покрытие точечной набивкой. Кроме зернотерки, на дне ямы и в ее заполнении каких-либо находок не было обнаружено. Мало было находок и в заполнении котлована помещения. Здесь в небольшом количестве были встречены колотые кости животных и фрагменты керамики салтово-маяцкой культуры. Основная часть обнаруженного материала была найдена на дне котлована помещения. Вдоль северной его стенки на полу была найдена группа железных гвоздей. Еще одна группа гвоздей находилась вдоль южной стенки котлована. Там же, несколько отступая от стен, вдоль северной и южной стенок котлована находились лежащие в ряд, параллельно друг другу, железные пластинки с двумя штырями-заклепками (рис.43, 6-8). Длина полностью сохранившихся заклепок составляла до 4 см, что, по всей видимости, равнялось толщине досок, которые этими пластинами скреплялись. Судя по всему, описанные выше предметы были деталями конструкции деревянного пола помещения.
В центральной части, на полу котлована и у входа в хозяйственную яму, были обнаружены вдавленные в пол фрагменты стеклянных сосудов (рис. 16, 7; 12, 2; 41, 7, 9). Среди них находилось горлышко флакона из белого тонкого стекла, ножка стопки из зеленого стекла, а также фрагменты стенок из белого и зеленого стекла, имеющие толщину до 1 мм.
В центре постройки, чуть ближе к северной стенке котлована, были найдены железная гирька (рис .43, 2), корродированный наконечник трехло-пастной стрелы (рис.43, 7), фрагмент стенки груболепного пифоса и согнутый пластинчатый ключ (рис.43, 4). Еще один ключ, также согнутый пополам (рис.43, 3), находился у южной стенки помещения. У восточной стены котлована было найдено
273
пряслице, выточенное из стенки сосуда (рис.41, 6) и железная пряжка (рис.43, 5). У западной стенки котлована лежало горлышко кувшина с плоской ручкой. Зачистка пола помещения показала, что постройка имела столбовую конструкцию стен. Столбовые ямы располагались следующим образом. Две глубоких столбовых ямки, слегка наклоненные внутрь помещения, находились друг напротив друга в восточных углах постройки. К западу от них, вдоль северной и южной стен, располагались две подрубки вытянуто-прямоугольной формы. В поперечном сечении они были подтреугольные. Западнее находились две ямы от столбов, расположенных друг напротив друга. Еще далее к западу располагались две неглубоких ямки, скорее всего, от столбов-упоров. В ЮЗ углу находилась еще одна столбовая яма, а в месте границы помещения и хоз. ямы располагалась прямоугольная подрубка. На фотоснимке помещения фиксируется еще одно пятно, которое в процессе зачистки зафиксировано не было. Причиной этого был темный цвет предматерика и материковой глины, на фоне которых небольшие пятна, если они не проходили через бровки, читались плохо. Вполне вероятно, что это пятно также представляло собой столбовую яму, расположенную к югу от хозяйственной ямы за пределами стенок котлована (рис.75).
РАСКОП 10
Располагался к востоку от раскопа 9, непосредственно прилегая к нему (рис.9). Раскоп имел прямоугольную форму и состоял из расположенных с запада на восток 7 линий квадратов (A-Ж) и 9 линий квадратов (1-9), расположенных с севера на юг. К северо-восточному углу раскопа был прирезан квадрат 2x2 м, с целью оконтурить скопление фрагментов керамики (т.н. скопление 1). В связи с тем, что к северной части раскопа прилегали повредивший площадку блиндаж и примыкающая к нему линия окопов времен Великой Отечественной войны, здесь были выбраны только квадраты Е-Ж—5-9. Таким образом, общая площадь раскопа составила 224 м2.
На этой площади были вскрыты 1 скопление фрагментов керамики (скопление 1), и 3 хозяйственных ямы. В верхнем слое раскопа (0-0,3 м от СП) был встречен ряд железных предметов (рис.35, 6; 42, 3, 4, 7).
Стратиграфическая ситуация мало отличалась от той, которую мы проследили на раскопе 9. Единственным отличием было то, что в восточной части раскопа (линии квадратов А-Г) сразу под слоем гумуса, достигавшем мощности до 0,5-0,6 м, находился меловой материк. Кроме этого, выкид
из хоз. ямы 1 лежал непосредственно на материке (рис. 15, 3). Все это свидетельствовало, что участок на краю городища подвергался планировке в хазарское время. В пользу этого говорит и тот факт, что в раскопе 10 все ранние материалы лежали в одном слое с материалами поздними. Так, в ряде квадратов были встречены фрагменты неолитической керамики, кремневые орудия и отщепы, которые лежали на одном уровне (-0,2-0,4 м) с находками хазарского времени.
На большей части раскопа гумус подстилался меловым материком. На западной и южной его частях местами присутствовал слой предматерика мощностью до 0,3 м. В южной части раскопа под слоем гумуса располагался предматерик - гумус, осветленный глиной. Он не содержал находок и подстилался материковым суглинком.
Как выше указывалось, в раскопе 10 было обнаружено небольшое количество археологических комплексов - 1 скопление материала и три хозяйственных ямы.
Скопление 1. Расчищено в квадрате А-1 (рис.9). Здесь на уровне -0,3 м от СП найдены фрагменты груболепного пифоса. Верхняя часть сосуда стояла горизонтально на венчике (рис. 14, 5; 72). Внутри пифоса и к югу от него лежали фрагменты стенок. Тем не менее, судя по сохранившимся фрагментам, все обломки, найденные на этом участке, представляли собой куски верхней трети сосуда. К востоку от пифоса лежали фрагменты большого красноглиняного кувшина крымского (?) производства. Кувшин имел широкое горло, конически расширяющееся книзу. Он был сделан из керамического теста розового цвета без грубых примесей. Цвет на изломе равномерный и лишь в наиболее толстых местах имеются серовато-желтые прослойки. В целом же, по качеству обжига, характеру теста и обработке поверхности указанный сосуд не отличается от привозной амфорной керамики. Венчик кувшина не сохранился в связи с чем его конфигурация, равно как и высота горла, не ясны. Корпус имеет яйцеобразную форму, наибольшее расширение, судя по всему, приходится на его среднюю часть или верхнюю половину. Дно плоское. От горлышка к плечикам сосуда отходят две широких массивных ручки, имеющие на верхней плоскости двойное ребро. Скорее всего, они крепились несколько ниже венчика (рис.32, 7). Обращает внимание характерный способ крепления ручек к сосуду. Они присоединены при помощи небольших керамических штырьков-соединителей, входящих одной стороной в ручку, а другой — в горлышко или стенку кувшина. Обломок ручки с подобным способом крепления встречен в слое раскопа 9.
Нижняя часть горлышка кувшина украшена зигзагом, нанесенным при помощи гребенчато
274
го штампа. Судя по имеющемуся среди обломков фрагменту корпуса сосуда, в месте наибольшего расширения он был орнаментирован горизонтальным поясом оттисков косо поставленного гребенчатого штампа, образующих елочную композицию.
Кроме указанного кувшина, в скоплении 1 раскопа 10 были найдены фрагменты стенки гончарного пифоса с ручкой (рис.27, 3) и обломок венчика гончарного горшка с полосчатым рифлением по корпусу.
Хозяйственная яма 1. Обнаружена в квадратах Б-В-5-6 (рис.9; 15,3). Яма была вырублена в меловом материке. Выкид из нее фиксировался на бровке и лежал прямо на материке. По всей видимости, яма носилась к раннему периоду истории городища. Расположенные в ряд с ней ямы 1-4 раскопа 9 свидетельствуют об их одновременности. Скорее всего, к раннему горизонту относились и хозяйственные ямы 6 и 7 раскопа 9.
В заполнении хозяйственной ямы 1 раскопа 10 и на ее дне находились фрагменты груболепного пифоса. Вместе с ним был обнаружен венчик неолитического сосуда. Стенки ямы были обвалены. Наиболее вероятно, первоначально яма имела круглую форму со стенками, которые колоколообразно расширялись книзу.
Хозяйственная яма 2, Располагалась к северу от хозяйственной ямы 1 в квадратах В-2-3. Нижняя часть ямы была углублена в меловой материк, на фоне которого четко прослеживался ее контур. Яма имела круглую в плане и цилиндрическую в поперечном сечении форму. Она была заполнена гумусом, осветленным мелом. В заполнении встречено небольшое количество находок, представленных колотыми костями животных и фрагментами керамики СМК. Через дно ямы проходила трещина в меловом материке.
Хозяйственная яма 3. Обнаружена в квадратах Е-Ж—4-5 (рис. 14, 4). Яма имела прямоугольную форму и была ориентировала длинной осью СВ-ЮЗ. Она была впущена из слоя гумуса и четко фиксировалась на уровне предматерика. Яма имела гумусное заполнение, в котором изредка встречались небольшие пятнышки меловой крошки. Находки в заполнении археологического комплекса отсутствовали. Практически все предметы, обнаруженные в яме, были найдены на дне или у дна. Среди них - колотые кости животных, фрагменты гончарных керамических сосудов и железное тес-ло-мотыжка. Среди керамики выделяется фрагмент дна крупного красноглиняного сосуда. Скорее всего, он является частью сосуда, близкого по виду амфоровидному кувшину, найденному в скоплении 1 раскопа 10. Кроме этого, в яме найдены обломки верхней части сероглиняного лощеного кувшина,
фрагменты двух горшков с полосчатым рифлением по корпусу. Один горшок (рис.27,1) реконструирован почти полностью.
Тесло-мотыжка имело несомкнутую втулку и желобчатое лезвие с загнутыми вверх краями (рис.35, 7). По форме лезвия оно более напоминает токарный резец, чем тесло. Подобной формы “тесла” известны среди материалов соседнего городища у с.Маяки. Есть они и на древнерусских памятниках, относящихся к более позднему времени.
Завершая описание материалов исследованного участка, на котором располагались раскопы 9-10, можно сказать следующее. Культурный слой хазарского времени отличается слабой насыщенностью. Здесь мало обнаружено как фрагментов керамики, так и костей животных. Железные предметы, напротив, встречаются относительно часто. Археологические комплексы, исследованные на данном участке, также содержат в заполнении очень мало материала. Мало находок встречено и в засыпке расположенного здесь помещения 9. По нашему мнению, все это свидетельствует о том, что на данной территории не жили. К этому необходимо добавить тот факт, что обе раскопанные здесь постройки представляют собой хозяйственные сооружения. Обращают внимание и значительные размеры расположенных в ряд хозяйственных ям.
Вне сомнений, расположенный рядом с линией укреплений участок, на котором располагались раскопы 9-10, являлся хозяйственным. В пользу этого свидетельствует керамический материал свалок, а также керамика, содержащаяся в заполнении отдельных хозяйственных комплексов. Абсолютное большинство ее представлено фрагментами крупных тарных сосудов: обломками груболепных пифосов, гончарных пифосов, корчаг и причерноморских амфор. Показательно присутствие среди материала свалок обломков керамических баклажек, что, впрочем, может объясняться наличием на этом участке памятника ранних его слоев.
Вышесказанное, равно как и близость линии укреплений, крупные размеры хозяйственных ям и расположение последних в ряд, может свидетельствовать в пользу того, что указанный хозяйственный комплекс представлял собой общественные хранилища, где сберегались продукты на случай осады.
К раннему горизонту на данном участке относилась группа хозяйственных ям, построенных, по всей видимости, сразу после сооружения линии укреплений. В пользу этого может говорить тот факт, что выкид одной из ям лежит непосредственно на материке. В дальнейшем, когда ямы осыпались, к северу от них было построено хозяйственное помешение 9. Часть наполовину заплывших ям была засыпана отвалами из котлована этого по-
275
метения. Часть же их почти полностью заплыла, а затем была перекрыта слоем свалки мусора, состоящего в основном из обломков тарных сосудов.
По всей видимости, самым поздним на этом участке являлось помещение 10. Этот комплекс, также хозяйственный, располагался в стороне от основной группы сооружений раскопа и содержал, кроме прочих находок, фрагменты стеклянной посуды и горлышко кувшина с плоской ручкой.
МОГИЛЬНИК 1
В 2003 г были возобновлены исследования могильника 1. Необходимость проведения этих работ была обусловлена сильными разрушениями, связанными с регулярной подчисткой бульдозером грунтовых дорог, проходящих через территорию могильника, и последующим разрушением этих участков сточными водами и прочими эрозийными процессами. Ситуация усложняется поисками “сокровищ” местными и приезжими “любителями старины”. Последними был полностью уничтожен ряд могил на северо-восточной части некрополя.
Погребения, расчищенные в 2003 г, располагались тремя группами. Одна из них, состоящая из 5 погребений (№№ 145-149), находилась на грунтовой дороге, идущей из с.Татьяновка в с.Сидорово. Эти погребения зафиксированы чуть ниже развилки дорог, идущих от хозяйственного двора филиала “Украина” на песчаный карьер с.Сидорово и из с.Сидорово в с.Татьяновку. Указанные погребения представляли собой единый ряд. Еще три погребения этого же ряда, расположенные к северу от указанной группы были уничтожены грабителями.
Вторая группа из двух могил (погр. 191-192) располагалась на развилке дорог, к северо-востоку от первой.
Обе эти группы были очень сильно повреждены. У могильных ям полностью срезаны заплечики, иногда повреждены и погребальные камеры. Кости погребенных обычно находятся в плохом состоянии и в различной степени повреждены. Как правило, особенно сильно пострадали черепа погребенных и кости ног. В одном случае (погр. 146) была полностью разрушена область таза. Третья, самая крупная группа могил, была расчищена в раскопе 11, расположенном на западной окраине могильника 1.
При описании погребений сохранена прежняя сквозная нумерация. Так как последнее погребение, расчищенное на могильнике 1 в 1997 г, имело № 144, первое погребение, раскопанное в 2003 г, имеет номер 145.
Погребение 145. Сохранилась погребальная камера, опущенная в грунт на уровень -0,23 м (рис.50). Первоначальная глубина погребения со
ставляла около 0,75 м. Из костей ребенка сохранились остатки черепа, плечевая кость руки, часть ребер и берцовые кости ног. Сильно разрушенный череп был развернут лицевой частью к югу и уложен на невысокую материковую “подушку” (высота до 0,08 м). Судя по остаткам скелета, погребенный лежал головой на запад, скорее всего, с разворотом на правый бок, лицом к югу. Инвентарь отсутствовал.
Погребение 146. Находилось в 1,25 м к северу от погребения 145 (рис.50). Сохранилась нижняя часть погребальной камеры, углубленной в дорогу на 0,20 м. Камера ориентирована своей длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ, и, вероятно, первоначально имела прямоугольную форму. Сохранились верхняя часть скелета и берцовые кости ног. Погребенный был уложен на спине, лицом вверх, с вытянутыми вдоль туловища руками и вытянутыми ногами. Инвентарь отсутствовал.
Погребение 147, Обнаружено в 1,75 м к северу от погребения 146. Сохранилась погребальная камера овальной формы, ориентированная ЗСЗ-ВЮВ, углубленная в дорогу на 0,25 м (рис.50). Кости скелета сохранились плохо. Судя по ним, погребенный лежал на правом боку лицом к югу со слегка подогнутыми в коленях ногами. Инвентарь отсутствовал.
Погребение 148. Находилось в 1,25 м к северу от погребения 147. Сохранилась прямоугольная погребальная камера, ориентированная длинной осью по линии СЗ-ЮВ, углубленная в дорогу на 0,32 м (рис.50). Погребенный был уложен головой на СЗ на правом боку и опирался спиной на северо-восточную стенку камеры. Судя по положению черепа, под ним была земляная подсыпка или подушка, имевшая высоту до 0,1 м. Правая рука скелета вытянута, кости предплечья - под спиной, кисть лежит за костями таза. Левая - также вытянута. Кости кисти лежали за левым крылом таза. Кости ног были несколько смещены, по-видимому, во время разрушения связок. Непотревоженными сохранились берцовые кости правой ноги. Кости левой ноги смещены. Бедренная перевернута, а берцовые лежат южнее соответствующих костей правой ноги, параллельно им. Судя по всему, бедренные кости первоначально пересекались в коленях, а берцовые лежали параллельно друг другу. Инвентаря нет.
Погребение 149. Обнаружено в 0,75 м к северу от погребения 148. Сохранилась погребальная камера прямоугольной формы, ориентированная длинной осью по линии 3-В с небольшим отклонением к Ю (рис.50). Западная ее стенка имеет неглубокий подбой (0,1-0,12 м). Могила бьиа перекрыта продольными досками, о чем свидетельствуют их остатки на дне ямы. Скелет лежал на правом боку. Череп развернут лицевой частью к югу. Левая рука
276
вытянута вдоль туловища, слегка согнута в локте, кости кисти - на тазе, в районе головки правой бедренной кости. Правая рука вытянута вдоль туловища и слегка согнута в локте. Кости кисти находятся под правым крылом таза. Ноги вытянуты: правая лежит прямо, левая завалена на правый бок. Кости стоп повернуты на правый бок. Инвентаря нет.
РАСКОП 11
Был разбит в западной части могильника, на дороге. Основной целью были охранные исследования поврежденных дорогой захоронений, в связи с чем участок, вскрытый раскопом, повторял трассу дороги и был ориентирован длинной своей осью, как и дорога, с отклонением от линии С-Ю. В целом, раскоп 11 имел общую площадь около ПО м2, на которой были вскрыты 54 погребения (рис.46). Из них 53 могилы были расчищены, а одна законсервирована.
Погребение 150, Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон и узкой ступенькой у восточной стенки (рис.57). Заплечико вдоль северной стены повреждено кротовинами и имеет неровную форму. Яма ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Погребенный бьи уложен с полуразворотом на правый бок на невысокой земляной подушке, поднятой над дном могилы на 0,15 м. Череп развернут лицевой частью к югу. Правая рука вытянута вдоль туловища. Кости левой - частично смещены. Ноги вытянуты, сближены в стопах, кости которых завалены назад и чуть вправо. Инвентаря нет.
Погребение 151, Находилось к югу от погребения 150. Яма прямоугольной формы была ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Могила имела неширокие заплечики вдоль четырех сторон (рис.47). Кости погребенного ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 152, Яма имела прямоугольную форму и была ориентирована по линии 3-В с небольшим отклонением к С. Вдоль трех стенок она, по-видимому, имела слабо выраженные, неширокие заплечики вдоль трех стен (рис.47). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 153. Расположено к югу от погребения 151. Заплечики срезаны (рис.47). Сохранилась погребальная камера подпрямоугольной формы, ориентированная длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Кости скелета имели плохую сохранность. Фрагментарно сохранился череп, уложенный на невысокую материковую подушку (высота - 0,13 м от пола), ребра, кости рук, ног и таза. Тем не менее, по сохранившимся костям видно, что по
гребенный лежал на правом боку. Правая рука была вытянута вдоль туловища. Левая согнута в локте под прямым углом. Кости запястья находились почти у локтя правой руки. Ноги завалены на правый бок и слегка согнуты в коленях. Инвентаря нет.
Погребение 154, Находилось к ЗСЗ от погребения 151. Восточная стенка могильной ямы погребения 154 почти примыкала (расстояние 0,08 м) к западной стенке погребения 151. Произведено в яме с заплечиками (рис.47), ориентированной длинной осью ЗСЗ-ВЮВ. Погребальная камера была перекрыта поперечными плашками, остатки которых зафиксированы в ее заполнении. Судя по остаткам костей скелета ребенка, погребенный лежал с полуразворотом на правый бок, лицом к югу. Инвентаря нет.
Погребение 155. Обнаружено в квадратах А-2-3. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон и узкой ступенькой у восточной стенки (рис.47). Камера имела слабо выраженные элементы подбоя вдоль длинных стен. Скелет ребенка уложен на правый бок с небольшим завалом на живот. Череп развернут лицевой частью к югу. Правая рука не сохранилась. Левая согнута в локте под прямым углом. Ноги слегка согнуты в коленях и лежат на правом боку вместе (левая на правой). Инвентаря нет.
Погребение 156. Сохранилась подпрямоугольная погребальная камера, ориентированная длинной осью СЗ-ЮВ (рис.46). Скелет имел плохое состояние. Череп погребенного стоял на основании, т.е. первоначально он, по-видимому, лежал на невысокой земляной подсыпке лицевой частью вверх. Частично сохранившиеся кости рук и ног, наряду с черепом, свидетельствуют, что скелет был уложен на спине лицом верх. Инвентаря нет.
Погребение 157. Сохранилась погребальная камера подпрямоугольной формы (рис.48), ориентированная длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Она была углублена в полотно дороги на 0,24 м. В засыпке ямы сохранились остатки продольной доски от перекрытия. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 158. Сохранилась погребальная камера подпрямоугольной формы, ориентированная длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ, углубленная в дорогу на 0,24 м (рис.48). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 159. Произведено в яме с заплечиками (вдоль длинных и западной сторон), ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Яма была перекрыта поперечными плашками, остатки которых зафиксированы в заполнении камеры, углубленной по отношению ко дну ямы на 0,53 м (рис.48). Кости погребенного не сохранились. Инвентаря нет.
277
Погребение 160. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон (рис.48). На бровке раскопа яма фиксировалась прямо из-под слоя дерна по черному заполнению с примесью меловой крошки. Широкие заплечики находились на уровне -0,65 м от СП. В нижней своей части на уровне заплечиков, яма вдоль трех стенок (западной, южной и северной) имела подрубки под доски перекрытия, углубленные в стену до 0,05 м. Камера была перекрыта поперечными плашками, остатки которых прослеживались на заплечиках. Она имела почти прямоугольную форму, неглубокие подрубки в западной и южной стенках и уступ-подушку высотой 0,1 м в западной части, на которой находился череп погребенного.
Скелет лежал вытянуто. Череп его был развернут лицевой частью к югу. Правая рука слегка согнута в локте и вытянута вдоль туловища. Кости кисти находятся вдоль южной стенки камеры. Левая рука согнута в локте под прямым углом, ее кисть неестественно согнута по отношению к костям предплечья под прямым углом и лежит вдоль южной стенки камеры. Таз опирался о северную стенку камеры и, по-видимому, слегка развернулся во время распада связок погребенного. Об этом же свидетельствует и положение костей ног. Правая нога лежит прямо, кости стопы завалены назад. Кости левой ноги развернуты на левый бок. Судя по всему, погребенный первоначально был развернут на правый бок или лежал на правом боку. Инвентаря нет.
Погребение 161. Находилось в квадратах А—3-4. Яма, ориентированная по линии ЗСЗ-ВЮВ, была впущена прямо из-под слоя дерна. Могила вырублена в меловом грунте, каковым на данном участке представлен материк. На уровне -0,45 м от СП вдоль длинных стен находились широкие заплечики (рис.49). Узкая ступенька располагалась вдоль западной стенки. В нижней части вдоль северной и западной стен имелись небольшие подрубки для досок перекрытия. В засыпке ямы на уровне -0,45 м от СП зафиксирован мелкий фрагмент горшка салтово-маяцкой культуры с полосчатым рифлением. Погребальная камера имела прямоугольную форму и бьиа ориентирована вдоль длинной оси ямы. Дно ее находилось на уровне -0,9 м от СП. Погребенный лежал на правом боку, опираясь спиной и головой на северную стенку камеры. Череп развернут на правый бок и слегка откинут назад, лицевой частью на ЮЗ. Руки вытянуты вдоль корпуса и согнуты в локтях под тупым углом. Кисти лежат друг возле друга к югу от головки правой бедренной кости. Стопы соединены вместе. Инвентаря нет.
Погребение 162. Обнаружено в квадратах А— 9-10. Зафиксирована нижняя часть ямы. Она имела прямоугольную форму и была ориентирована длин
ной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Яма имела широкие заплечики вдоль длинных сторон (рис.48). Прямоугольная погребальная камера была ориентирована своей длинной осью вдоль длинной оси ямы. Кости погребенного не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 163. Находилось в квадрате А—12. Произведено в яме прямоугольной формы, ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Сохранилась нижняя часть ямы, углубленная в дорогу на 0,35 м. Яма имела заплечики вдоль длинных сторон. Остатки ее поперечного перекрытия прослежены на заплечиках и в заполнении камеры. Камера неправильно прямоугольной формы была ориентирована длинной осью вдоль длинной оси погребальной ямы (рис.49). Кости ребенка сохранились плохо. Череп раздавлен. Частично сохранились ребра, кости рук и ног. Судя по остаткам костей, погребенный был уложен на правый бок, лицом к югу. Ноги его были слегка согнуты в коленях и лежали вместе. Одна из рук вытянута вдоль туловища. Инвентаря нет.
Погребение 164, Обнаружено в квадратах А— 11-12. Произведено в яме прямоугольной формы с заплечиками вдоль длинных сторон. Яма ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Углублена в дорогу на 0,4 м. На этом уровне зафиксированы широкие заплечики, идущие вдоль длинных стен (рис.49). Прямоугольная камера была ориентирована длинной осью вдоль длинной оси ямы. Глубина ее составляла 0,35 м. Таким образом, глубина сохранившейся части могилы составляла 0,75 м (первоначально была более 1 м).
Скелет лежал на правом боку. Череп сохранился плохо. Он был запрокинут назад и развернут лицевой частью к ЗЮЗ. Правая рука вытянута вдоль туловища. Кости кисти находятся у бедренной головки правой ноги. Левая рука также вытянута вдоль туловища и согнута в локте. Угол изгиба не ясен, т.к. кости предплечья смещены. Судя по положению костей кисти, находящихся у кисти правой руки, угол изгиба руки бьи очень небольшой, и первоначально ладони могли лежать вместе. Ноги вытянуты, лежат на правом боку. Инвентаря нет.
Погребение 165, Находилось в квадрате А—12. Сохранилась вытянутоовальная могильная камера, ориентированная длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ, углубленная в полотно дороги на 0,14 м (рис.49). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 166. Обнаружено в квадрате А—12. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон (рис.55). Внутри погребальной камеры вплотную к северной и южной стенкам находились остатки от вертикально стоящих продольных досок. Возможно, в камере стояло гробовище - рама. Кости ребенка сохранились плохо. Судя по ним,
278
ребенок был уложен на правый бок, лицом к югу. Инвентаря нет.
Погребение 167, Находилось в квадратах А—11-12. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон (рис.55). Сохранившаяся часть ямы была углублена в дорогу на 0,1 м. Глубина погребальной камеры 0,34 м. Вдоль северной стенки камеры зафиксированы остатки продольной доски от перекрытия. От скелета ребенка сохранились мелкие фрагменты черепа, свидетельствующие, что череп погребенного бьи развернут лицевой частью к югу. Инвентаря нет.
Погребение 168. Обнаружено в квадратах А-10-11. Сохранилась нижняя часть прямоугольной ямы, ориентированной по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.58). Погребальная камера была ориентирована под небольшим углом к длинной оси могильной ямы. Сохранившаяся часть могилы (с заплечиками вдоль длинных сторон) была углублена в дорогу на 0,35 м. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 169^. Находилось в квадрате А-10. Заплечики срезаны. Сохранилась нижняя часть прямоугольной погребальной камеры, ориентированная длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. В ее западной части находились кости черепа ребенка: ближе к южной стенке — верхние и нижние зубы, чуть к северу - фрагменты теменных костей, а ближе к северной стенке - фрагмент затылочной кости. За ней лежала черная ластовая бусина, инкрустированная желтыми глазками, серебряный бубенчик и три лежащие друг на друге змеевидные фигурки-амулеты, вырезанные из тонкой бронзовой пластины. Судя по положению костей черепа, ребенок был развернут лицом к югу. Основная часть предметов находит аналоги в древностях салтово-маяцкой культуры. Прямых аналогов амулетам не найдено. Группа предметов, представляющих набор амулетов, могла крепиться на шапочке ребенка, как это делают и ныне туркмены в Средней Азии (Васильева Г.П., 1986, с. 184,190, рис. 1), или быть прикрепленной к ленте, вплетенной в косу.
Погребение 170. Обнаружено в квадрате А-10. Прямоугольная могильная яма была ориентирована по линии 3-В, с небольшим отклонением к северу (рис.58). Она имела заплечики вдоль трех сторон - южной, северной и восточной. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 171. Находилось в квадратах А-3-4. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон, ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.58). На глубине - 0,6 м от уровня дороги (-0,9 м от СП) зафиксированы заплечики. На этом уровне вдоль северной и южной стенок
ямы имеются неглубокие подрубки под доски перекрытия. Погребальная камера, ориентированная длиной осью вдоль длинной оси ямы, имела в западной части меловую подсыпку (высотой до 0,1 м от дна), на которой лежал череп погребенного.
Скелет был уложен на правый бок. Череп развернут лицевой частью к югу. Правая рука вытянута вдоль корпуса. Кисть находилась у головки бедренной кости правой ноги. Левая согнута в локте под тупым углом. Кисть ее лежит рядом с кистью правой руки. Правая нога вытянута и лежит на правом боку. Левая согнута под тупым углом в коленном суставе. Берцовые кости ног сложены вместе и лежат на правом боку. Инвентаря нет.
Потребение 172, Обнаружено в квадрате А-2. Сохранилась погребальная камера, расширяющаяся в западной части и углубленная на 0,4 м в полотно дороги (рис.55). Яма имела заплечики, которые были срезаны. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 173. Обнаружено в прирезке к восточной стенке квадрата А-4. Погребение прорезало западный угол могильной ямы погребения 194 и, таким образом, является более поздним комплексом, чем погребение 194. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон (рис.55). Заплечики находились на уровне - 0,43 м от СП. Погребальная камера бьиа относительно широкой. Скелет ребенка лежал вытянуто на спине. Руки и ноги вытянуты. Череп погребенного развернут лицевой частью к югу. В районе затылка под голову был уложен небольшой кусок мела, по-видимому, чтобы череп не развернулся. Инвентаря нет.
Погребение 174, Находилось в квадрате А-9. Заплечики могилы срезаны. Сохранилась камера (заплечики были срезаны), углубленная в дорогу на 0,18 м (рис.55). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 175. Находилось в квадратах А-10-11. Произведено в яме прямоугольной формы с заплечиками вдоль длинных сторон, углубленной в дорогу на 0,14 м (-0,4 м от СП) (рис.55). На глубине - 0,62 м от СП сооружена камера трапециевидной формы. Кости погребенного ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 176. Находилось в квадрате А-11. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон. Заплечико лучше сохранилось вдоль северной стенки. Камера имела прямоугольную форму и была ориентирована вдоль длинной оси ямы (рис.51). В ее заполнении встречены остатки продольной доски. Дно находилось на уровне -0,75 м от СП. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
5 Чертеж погребения и рисунки вещей из этого комплекса см. в статье Э.Е.Кравченко в данном сборнике.
279
Погребение 177. Обнаружено в квадратах А-6-7. Сохранилась относительно широкая погребальная камера, ориентированная длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.57). От погребенного ребенка сохранились обломки черепа, развернутого лицевой частью к югу и плечевая кость руки. Глубина камеры: -0,85 м от СП. Инвентаря нет.
Погребение 178, Находилось в квадрате А-9. Яма имела широкие заплечики вдоль длинных стен и была ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.56). Погребальная камера имела почти прямоугольную форму. Дно находилось на уровне 0,9 м. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 179. Обнаружено в квадрате А-6. Произведено в яме с широкими заплечиками вдоль длинных сторон и узкой ступенькой вдоль западной стенки (рис.54). Яма была перекрыта продольными досками. Одна из них сохранилась в заполнении камеры. Она лежала на костях таза и ног скелета. Кости погребенного сохранились плохо. Череп поврежден местными жителями. Погребенный лежал с полуразворотом на правый бок. Череп его, развернутый лицевой частью к югу, покоился на расположенном в западной части камеры невысоком материковом уступе. Правая рука вытянута вдоль туловища. Левая согнута в локте под тупым углом. Кисти лежат вместе. Ноги согнуты в коленях под тупым утлом, левая лежит на правой. Инвентаря нет.
Погребение 180. Найдено в квадрате А-7. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон и узкой ступенькой вдоль западной стенки (рис.54,76). Заплечики находились на уровне - 0,52 м. На глубине -0,9 м расположена прямоугольная камера. В западной ее части находился невысокий материковый выступ (0,05 м выше дна), на который опиралась голова погребенного. Скелет лежал с полуразворотом на правый бок. Череп развернут лицевой частью к югу. Правая рука вытянута вдоль туловища. Левая согнута в локтевом суставе под тупым углом. Кисти лежат рядом, напротив головки бедренной кости правой ноги. Кости ног вытянуты и сведены вместе в районе стоп. Инвентаря нет.
Погребение 181, Находилось в квадрате А-12. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон, ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Яма прошла через западную бровку раскопа, на которой фиксировалась прямо из-под дернового слоя. На глубине -0,85 м зафиксированы заплечики. На этом же уровне в яме имелись подрубки под доски глубиной до 0,04-0,05 м. На заплечиках, у западной стенки, сохранились пятна от поперечных плашек. Камера имела прямоугольную форму (рис.51). Стенки ее расширялись книзу. Погребенный был уложен на правый бок. Голова
лежала на невысокой подсыпке и была развернута лицевой частью к югу, с небольшим завалом вниз. Права рука была вытянута вдоль туловища. Кости кисти находились у южной стенки погребальной камеры. Левая рука вместе с лопаткой сдвинулась во время распада связок, она согнута под острым утлом. Кисть левой руки лежит на головке правой тазовой кости. Ноги вытянуты. Кости левой ноги лежат на правом боку. Инвентаря нет. На стенках камеры зафиксированы следы, оставленные орудием с желобчатым лезвием, шириной до 0,04-0,05 м. Скорее всего, это орудие представляло собой разновидность заступа. Инвентаря нет.
Погребение 182, Расчищено в квадрате А—9. Представляет собой совсем маленькую ямку прямоугольной формы (0,35x0,15 м). Она входила в ряд могил и имела одинаковую с ними ориентировку. Ее характерное черное заполнение, идентично по фактуре заполнению большинства могильных ям. Расчистка показала, что ямка была углублена в полотно дороги на 0,09 м (от СП - 0,39 м) (рис.56). Каких-либо костных останков в ней не было зафиксировано. Возможно, это было захоронение выкидыша или какой-то части тела ребенка. Инвентаря нет.
Погребение 183. Находилось в квадрате А-1. Сохранилась камера овальной формы, ориентированная длинной осью по линии СЗ-ЮВ, углубленная в полотно дороги на 0,03 м (от СП - 0,18 м) (рис.51). Костные остатки не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 184, Находилось в квадрате А—1. Сохранилась нижняя часть погребальной камеры, ориентированная по линии СЗ-ЮВ и углубленная в полотно дороги на 0,25 м (от СП - 0,45 м) (рис.51). Кости погребенного не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 185. Расчищено в квадрате А-5. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных и северной стороны (рис.51). Камера была перекрыта продольной доской, остатки которой сохранились в ее заполнении у северной стенки. У восточной стены также находилась вертикально стоящая доска. Возможно, что она не имеет отношения к перекрытию, а является остатками гробовища. Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 186. Находилось в квадрате А-5. Произведено в яме с заплечиками вдоль четырех сторон, ориентированной длинной осью СЗ-ЮВ. Яма углублена в полотно дороги на 0,3 м (0,55 м от СП) (рис.51). Кости погребенного не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 187. Обнаружено в квадрате А-5. Заплечики срезаны. Сохранилась прямоугольная погребальная камера, углубленная в полотно дороги на 0,06 м (рис.58). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
280
Погребение 188. Находилось в квадрате А—4. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон. Яма имела прямоугольную форму и была ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.58). Углублена в полотно дороги на 0,45 м (от СП - 0,70 м). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 189. Находилась в квадрате А-2. Произведено в овальной яме с узкими заплечиками вдоль длинных сторон, ориентированной длинной осью по линии СЗ-ЮВ (рис.58). Камера имела вытянутоовальную форму. Кости ребенка сохранились плохо. Судя по положению остатков скелета видно, что погребенный лежал лицом к югу. Инвентаря нет.
Погребение 190. Обнаружено в квадратах А— 12-13. В яме прямоугольной формы с заплечиками вдоль длинных сторон. Широкая погребальная камера могилы была вытянута длинной осью вдоль длинной оси ямы. Она была перекрыта поперечными плашками, остатки которых сохранились на заплечиках. В западной части камера имела невысокий материковый уступ (0,04-0,05 м высотой). Дно находилось на уровне -1,2 м от СП.
Погребенный был уложен вытянуто на спине, головой на запад. Череп лежал лицевой частью вверх. Руки вытянуты вдоль туловища, кисти находятся под крыльями таза. Правая нога чуть согнута в коленном суставе и завалена на правый бок. Левая нога лежит прямо. Стопы сведены вместе. С правой стороны у нижних ребер на дне могилы лежал маленький обломок медного предмета. Между костей таза вертикально, с небольшим наклоном стоял оселок из зеленого камня6.
Погребение 191. Находилось на развилке дорог Сидорово - Татьяновка и дороги, идущей на песчаный карьер. Произведено, по всей видимости, в яме с заплечиками. Заплечики полностью срезаны. Сохранилась углубленная в полотно дороги на 0,18 м нижняя часть камеры с поврежденным скелетом погребенного. Узкая камера была ориентирована по линии 3-В (рис.58). Скелет, лежащий с разворотом на правый бок, сохранился плохо. Раздавленный череп развернут лицевой частью на юг. Руки вытянуты вдоль туловища. Кисть левой руки лежит на костях таза. Кисть правой не сохранилась. Ноги лежат на правом боку. Правая нога вытянута. Левая, чуть согнутая в коленном суставе, лежит на правой. Инвентаря нет.
Погребение 192, Располагалось к востоку от погребения 191 (рис.52). Яма срезана при подчистке дороги. Частично сохранилась погребальная камера, углубленная в полотно дороги на 0,15 м. Скелет, лежащий с разворотом на правый бок, сохранился
фрагментарно. Раздавленный череп развернут лицевой частью к югу. Руки погребенного были вытянуты вдоль корпуса. Ноги вытянуты и сведены вместе в коленных суставах. Инвентаря нет.
Погребение 193. В яме с узкими заплечиками вдоль четырех сторон, ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Углублена в полотно дороги на 0,24 м (глубина от СП -0,53 м) (рис.52). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 194, Располагалось в прирезке к восточной части квадрата А4. Прорезано погребением 173. В яме прямоугольной формы с заплечиками вдоль длинных сторон, ориентированной длинной осью по линии 3-В со слабым отклонением к югу (рис.52). Широкая камера была ориентирована вдоль длинной оси ямы. Дно могилы находилось на уровне -0,98 м от СП. Скелет лежал на спине вытянуто. Череп был уложен на невысокую подстилку (до 0,05 м высотой) лицевой частью вверх. Правая рука вытянута вдоль туловища. Кости кисти лежат на головке правой бедренной кости. Левая рука согнута в локте под тупым углом. Кости кисти находятся у кисти правой руки. Кости ног лежат вытянуто. Стопы сведены вместе. Инвентаря нет.
Погребение 195. Расчищено в квадрате А—11. Произведено в яме с подбоем. Данное погребение представляет собой вторую подбойную могилу среди исследованных погребений кладбища. Яма имела прямоугольную форму и была ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.56). Вдоль северной стенки на уровне -0,66 м от СП шла неширокая ступенька. Еще один узкий уступ (ширина до 0,03 м) находился на уровне -0,82 м внутри могильной ямы. Камера имела подпрямоугольную форму. Дно ее находилось на уровне -0,86 м от СП. В южной стенке камеры находился подбой глубиной до 0,10 м. От костей погребенного ребенка сохранились части черепа и два ребра. Положение остатков черепа и зубов свидетельствует, что голова погребенного была развернута лицом к югу. Инвентаря нет.
Погребение 196. Обнаружено в квадратах А-5-6. Произведено в яме с заплечиками вдоль четырех сторон, ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. Дно камеры находилось на уровне -0,90 м от СП (рис.52). Вдоль северной и южной стен камеры зафиксированы наклонно стоящие доски, которые, наиболее вероятно, представляли собой остатки одной доски, просевшей в нижнюю часть ямы. От скелета сохранились остатки полностью разложившегося черепа, развернутого лицевой частью к югу. Инвентаря нет.
Погребение 197. В прирезке к западной части квадратов А-4-5. Произведено в яме с заплечика
6 Чертеж погребения и рисунки вещей из него см. в статье Э.Е.Кравченко в данном сборнике.
281
ми вдоль длинных сторон. Яма имела подпрямоугольную форму с закругленными углами. Своим восточным краем яма погребения 197 почти соприкасалась с западным углом погребения 188. Таким образом, здесь мы фактически имеем прямую стратиграфию. Заплечики зафиксированы на уровне -0,35-0,37 м от СП (рис.53). Дно погребальной камеры расположено на глубине -0,70 м. В западной части камера имела материковый уступ высотой до 0,06 м, на который была уложена голова погребенного. Погребенный лежал на правом боку. Череп его был развернут лицевой частью к югу. Скелет имел патологию (горб), что хорошо было видно по его положению. Правая рука вытянута вдоль туловища. Кости кисти находятся у бедренной кости правой ноги. Левая рука была вытянута вдоль туловища, слегка согнута в локте. Кисть лежит рядом с кистью правой руки. Слегка согнутые в коленных суставах ноги были развернуты на правый бок. Инвентаря нет.
Погребение 198. Располагалось в квадратах А-11-12. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон. Яма имела прямоугольную форму и была ориентирована длинной осью по линии СЗ-ЮВ. В западной части яма имела небольшую подрубку на уровне заплечиков. Заплечики находились на глубине -0,64 м от СП. Погребальная камера была углублена до уровня -0,91 м от СП. Она имела прямоугольную форму и была ориентирована длинной своей осью вдоль длинной оси могильной ямы. В западной части камера имела материковый уступ, который возвышался над дном на 0,03 м. Погребенный был уложен со слабым разворотом на правый бок. Череп его повернут лицевой частью к югу. Руки вытянуты вдоль туловища. Ноги лежат прямо, вытянуты, сведены вместе в коленных суставах. Берцовые кости лежат параллельно. Инвентаря нет.
Погребение 199, Расположено в квадрате А-6. Произведено в яме неправильной формы с заплечиками вдоль длинных сторон, ориентированной ЗСЗ-ВЮВ. Погребальная камера была углублена до уровня -0,66 м от СП и имела форму, близкую к прямоугольной (рис.53). Кости ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 200. Обнаружено в прирезке к западной части квадратов А-13-14. В яме прямоугольной формы, ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ. На уровне заплечиков (-0,81 м от СП) яма имела по периметру подрубку под доски перекрытия, которая была углублена в стенки до 0,03-0,05 м. Погребальная камера была перекрыта поперечными досками, остатки которых прослежены на уровне заплечиков (рис. 56). Здесь хорошо фиксировались остатки 5-6 досок шириной до 0,2-0,25 м, при толщине до 0,04-0,05 м. Непосредствен
но под ними на заплечиках имелось пятно белого налета. Оно имело форму, практически отвечавшую размерам перекрытия. Вполне вероятно, что под досками находился еще какой-то органический материал (ткань ?). Скелет лежал на правом боку. Его череп опирался на материковую подушку высотой до 0,03-0,04 м. Лицевая часть его была развернута к югу. Руки вытянуты вдоль туловища. Кисть правой руки находилась у южной стенки камеры, напротив верхней части правой бедренной кости. Кисть левой руки лежала на костях таза и верхней части правой бедренной кости. Ноги лежат на правом боку, левая - на правой. Инвентаря нет.
Погребение 201, Находится в квадрате А-14. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон. Заплечики находились на уровне -0,65 м от СП. Погребальная камера имела прямоугольную форму с закругленными углами. Дно ее находилось на уровне -0,99 м от СП (рис.54,77). Скелет лежал с полуразворотом на правый бок. Череп его был развернут лицевой частью к югу. Руки вытянуты вдоль туловища. Кисть правой руки находилась у южной стенки камеры. Кисть левой лежала на костях таза. Ноги вытянуты, лежали прямо. Стопы завалены назад. Инвентаря нет.
Погребение 202, Обнаружено в квадрате А-15. Произведено в яме с заплечиками вдоль трех сторон: северной, южной и западной (рис.53). Скелет сохранился плохо. Частично сохранились полураз-ложившийся череп, развернутый лицевой частью вправо, и фрагменты ребер. Инвентаря нет.
Погребение 203. Находится в квадрате А-17. Произведено в яме с заплечиками вдоль четырех сторон ориентированной длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ (рис.52). Кости погребенного ребенка не сохранились. Инвентаря нет.
Погребение 204, Обнаружено в квадратах А-15-16. Произведено в яме с заплечиками вдоль длинных сторон. Яма была ориентирована длинной осью по линии ЗСЗ-ВЮВ и имела продольное перекрытие. Остатки его зафиксированы в головах погребенного. Погребальная камера имела прямоугольную форму с закругленными углами. В районе головы погребенного имелась невысокая меловая подсыпка (до 0,05 м). Дно могилы располагалось на уровне -1,06 м от СП (рис.57). Погребенный лежал на правом боку. Череп чуть завален лицевой частью вниз. Руки вытянуты вдоль туловища, согнуты в локтях под углом, чуть больше прямого. Кисти сложены вместе, лежат у южной стенки погребальной камеры, напротив тазовых костей погребенного. Ноги вытянуты и уложены вместе на правом боку. Инвентаря нет.
Раскопом 11 был вскрыт участок могильника, который, наряду с раскопом 2 (1997 г), с полным правом можно отнести к ранней его части. В поль
282
зу этого свидетельствует наличие случаев прямой стратиграфии на данном участке, большая густота погребений и наличие здесь двух могил, содержащих предметы. Таким образом, могильник рос от жилой части поселения с запада на восток. Наиболее вероятно, первоначально могилами “застраивался” высокий западный склон холма, идущий наклонно к жилой части. Именно здесь и наблюдается наибольшая густота погребений. В более позднее время хоронить стали на южной, северной и восточной окраинах кладбища.
РАСКОП 12
Был заложен на восточном склоне городища, в 30 м к северу от того места, где заканчивается ступенчатый эскарп (рис.2; 15, 7). Ранее на этом участке небольшим карьером, вырытым местными жителями с целью добычи глины, была вскрыта хозяйственная яма. (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001). Весной 2003 г на расстоянии 4 м к западу от остатков хозяйственной ямы 1э обнажился развал печи-каменки, которая являлась отопительным сооружением помещения 11. С целью доследования археологического комплекса к карьеру был прирезан небольшой раскоп 12, который представлял собой прирезку (3,5x3,5 м) к западной стенке карьера.
Стратиграфическая ситуация на данном участке была следующая. Верхние слои на 0,1 м представляли собой дерн. Ниже, до уровня -0,5-0,6 м, шел слой гумуса. На уровне -0,6 м он начинал светлеть за счет наличия в гумусе глины и на уровне -0,8 м плавно переходил в материковый суглинок.
Находки, представленные единичными фрагментами керамики, встречаются в слое гумуса, сразу под дерном. В заполнении постройки находки фиксировались и глубже. Заполнение (гумус, осветленный глиной) начиналось с уровня -0,3-0,4 м от СП. Находки в нем были представлены единичными фрагментами керамики и обломками колотых костей животных, которые, по-видимому, были смыты со склона. Ниже, с уровня -1-1,3 м, в слое заполнения попадались угольки и тонкие угольные линзы. В этом слое, наряду с прочим довольно многочисленным материалом, представленном, в основном, керамикой и колотыми костями животных, на различных глубинах были встречены кости человеческого скелета: нижняя челюсть, обломки черепной коробки, бедренные кости ног, лучевые кости рук, обломки крыльев таза. Дно постройки находилось на уровне, который в самой глубокой части составлял 1,65 м, а ниже по склону доходил до 0,8-0,9 м. Количество находок ближе ко дну увеличивалось, и на дне, особенно в районе развала
печи-каменки, их было довольно много (рис.78). У западной стенки постройки, на 0,25 м выше пола (-1,4 м от СП), был обнаружен кованый железный крюк (рис.43,3). У южной стены постройки, на 0,2 м выше дна, лежал развал почти целого лощеного кувшинчика (рис.35, 3). Среди прочих находок в заполнении постройки были найдены фрагменты амфоры (рис.39, 2), гончарных горшков с линейным рифлением по корпусу (рис. 17, 7, 2, 5-7; 27,2), лощеных сосудов (рис.30, 3, 5).
Котлован помещения 11 имел подпрямоугольную форму и был ориентирован своими стенами перпендикулярно направлению склона, т.е. ССВ-ЮЮЗ.
Остатки отопительного сооружения представлены развалом печи-каменки, которая находилась в СВ углу. В ее конструкции, наряду с кусками мелкозернистого песчаника, широко использовались фрагменты крупных сосудов. Так, примыкающая к стене котлована северная стенка печи была сложена из крупных обломков придонных частей двух больших груболепных пифосов. Среди обломков свода печи находилось довольно много фрагментов гончарного пифоса красного цвета, орнаментированного по месту наибольшего расширения корпуса поясом из нескольких прочерченных волнистых линий (рис. 33, 7). Судя по сохранившимся его частям, пифос имел яйцеобразный корпус с двумя петлевидными ручками, расположенными в месте его наибольшего расширения. Высота его составляла 50 см при наибольшем диаметре 38 см. Цвет сосуда, равно как и отсутствие на нем лощения, может объясняться вторичным его обжигом во время нахождения в конструкции печного свода. От большинства гончарных пифосов он отличается небольшим прямостоящим венчиком.
Между камней печи на полу постройки были обнаружены куски тонкостенного гончарного горшка (рис. 17, 4). Нижняя часть пода печи была обмазана глиной, прокаленной до 0,03-0,05 м.
Постройка имела двускатую кровлю. В пользу этого свидетельствуют две столбовые ямы, находящиеся посредине западной и восточной стен. Яма 1 находилась посредине западной стены котлована и частично уходила под нее. Эта яма имела круглую в плане форму (d = 0,3 м) и конически сужалась книзу (рис. 15, 7). Глубина ее от уровня пола достигала 0,6 м. Конфигурация ямы свидетельствует, что сначала была выкопана неглубокая яма, а затем туда был вбит столб. Напротив нее находилась яма 2. Она имела подтреугольную форму и, как и яма 1, конически сужалась книзу. Глубина ее от уровня пола достигает 0,68 м. Судя по всему, и здесь столб, представляющий собой тесаное бревно, треугольное в поперечном сечении, был вбит. Указанные два столба представляли собой основание, на
283
которое опиралась матица, держащая двускатную кровлю помещения. Вход в постройку находился с юга. Здесь в полу у южной стены есть еще одна столбовая яма (яма 3). Она имела диаметр 0,22 м при глубине от уровня пола - 0,45 м. На столб, который стоял в этой яме, наиболее вероятно, навешивалась дверь. В пользу этого свидетельствует и тот факт, что здесь за счет склона котлован имеет небольшую глубину.
Пол постройки представлял собой натоптанную площадку, покрытую слоем угольков и золы на толщину 0,5-1 см. За счет этого он прекрасно фиксировался. У столба 1 на полу постройки лежала центральная часть человеческого скелета (рис.78-79). Непотревоженными сохранились позвоночный столб, грудная клетка, плечевые кости рук с лопатками, ключицы. Собственно, не хватало тех костей, которые лежали чуть выше в заполнении над скелетом. Шейные позвонки погребенного находились на уровне восточного края столбовой ямы 1. Создается впечатление, что покойник был уложен вдоль матицы, опираясь о центральный столб постройки. В дальнейшем, когда котлован уже начал обваливаться, части тела человека был растащены землеройными животными. По всей видимости, указанное помещение относится к последнему этапу существования городища, связанному с разгромом и гибелью населенного пункта.
* * *
Исследования, проведенные на территории археологического комплекса у с.Сидорово в 2001-2003 гг, позволили прояснить некоторые вопросы, связанные с этим памятником. На его территории был зафиксирован ряд разновременных поселений, относящихся к более раннему периоду. Среди них -стоянки поздепалеолитического и неолитического времени, а также материалы эпохи поздней бронзы и раннего железа. Последние, наиболее вероятно, представляли собой остатки временных стойбищ, хотя есть все основания полагать, что на северной окраине раннесредневекового памятника могут быть обнаружены следы стационарного поселения эпохи бронзы.
Исследования позволили выяснить ряд вопросов собственно раннесредневекового объекта. Так, сейчас можно говорить, что значительная его часть была заселена в относительно позднее время (в рамках салтово-маяцкой культуры), не ранее 2-й пол./koh.IX в. На большей части городища присутствует довольно тонкий культурный средневековый слой, не превышающий 25-30 см. Исключение составляют участки, огражденные внутренней линией укреплений. Именно на них удалось проследить
ранние слои памятника салтово-маяцкой культуры. В этом плане особый интерес представляют материалы раскопов 9-10, на которых были зафиксированы случаи прямой стратиграфии. Несмотря на то, что в них обнаружено небольшое количество находок, указанные сооружения свидетельствуют о том, что раннее городище не представляло собой хаотическое скопление построек, а было подчинено определенной планировке, выяснение которой — дело исследований будущего.
Интерес представляют отмостки из керамических фрагментов, которые были расчищены в раскопах 7, 9,10. В двух случаях (раскопы 7 и 10) они прилегали к вкопанным в землю нижним или верхним частям пифосов. При этом, в нижней части было выбито дно, а верхняя поставлена на венчик. Данные сооружения напоминают своеобразные санузлы - “ташнау”, служившие для слива воды. Они широко были распространены на территории Средней Азии и на значительных пространствах Восточной Европы, где они фиксируются, начиная с позднекочевнического времени (Васильев Д.В. и др., 2003). Так как исследованные нами сооружения, скорее всего, располагались под открытым небом, отмостки в их районе, по всей видимости, служили для удобства подхода к ямам, стенки которых были облицованы нижними или верхними частями сосудов.
Интересны находки целых или почти целых сосудов в нижних частях хозяйственных ям. Такие предметы были обнаружены в хоз. ямах 2, 4, 8 раскопа 7. Ранее абсолютно целые сосудики встречены в раскопах 1 (хоз. яма 6) и 2 (хоз. яма 7, помещение 3) (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.240; рис. 11,3, 5, б). Во всех случаях целые сосуды залегали в придонной части археологических комплексов. С чем связано такое их расположение, трудно определить. Вполне вероятно, что выбрасывалась посуда, употреблявшаяся в ритуальных целях, либо положение целого сосуда на дно ямы само по себе было связано с каким-то обрядом.
Особый интерес представляет ряд комплексов, обнаруженных в процессе археологических исследований 2001-2003 годов. Среди них скопления астрагалов, обнаруженные в заполнении помещения 5, в хоз. яме 8 р.7 и в квадрате О-1 р.9. Обращает внимание, что все три скопления астрагалов залегали компактными кучками, причем, в двух случаях (помещение 5 и кв.О-1) они, наиболее вероятно, были помещены в неглубокие ямки. Вне сомнений, указанные группы астрагалов были уложены с определенным умыслом.
Интересно погребение, обнаруженное в хоз. яме 1 р.7. Это уже второй комплекс, найденный на данном памятнике. Первое погребение было расчищено в 2000 г в заполнении котлована помеще
284
ния 3 (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.2-37, рис.5, 7). Подобные комплексы исследовались на ряде памятников салтово-маяцкой культуры. Они встречены в Саркеле (Артамонов М.И., 1958, с.27, рис.15; Артамонова О.А., 1963, с.11-20), на Маяцком селище (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, с. 118-130), при раскопках посада (р.1П) расположенного в среднем течении Северского Донца, неподалеку от Сидоровского археологического комплекса, городища у с.Маяки (Царино городище) (Швецов М.Л., Кравченко Э.Е., 1990). О том, что погребенный был именно уложен, а не просто брошен в яму, свидетельствует ряд факторов. Так, в нижней части ямы имеется глинистая подсыпка, полностью лишенная каких-либо находок. Именно на ней и был уложен покойник. Обращает внимание тот факт, что большинство погребений в круглых ямах Саркела-Белой Вежи также имели подсыпку (Артамонова О.А., 1963, с.19). Тем не менее, поза, в которой лежал скелет в хоз. яме 1 р.7 (собственно, как и ряд скелетов в могильнике Саркела) свидетельствует, скорее всего, в пользу насильственной смерти погребенного. После яма была засыпана мусором, представляющим собой продукт деятельности очага (золистый грунт, насыщенный горелыми костями животных и фрагментами керамики, также побывавшими в огне).
С.А.Плетнева первоначально считала подобные погребения захоронениями беднейших слоев населения (Плетнева С.А., 1967, с.97). В более поздней работе, указывая на комплексы, опубликованные А.З.Винниковым и Г.Е.Афанасьевым (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, с.118-130), она связывает их с обрядовыми действиями, возможно, имевшими отношение к “огненному производству” (Плетнева С.А., 1996, с.85-86).
Не говоря обо всех погребениях в хозяйственных ямах, можно сказать, что в нашем случае мы имеем дело со следами каких-то обрядовых действий, которые проводились определенными группами населения на Сидоровском городище. Без сомнений, значительная часть населения этого памятника исповедывала ислам, о чем говорят материалы раскопок мусульманских некрополей археологического комплекса. Однако выше приведенные данные однозначно свидетельствуют, что наряду с мусульманами на городище проживали и какие-то группы язычников. Обращает внимание, что большинство комплексов со следами языческих обрядовых действий тяготеет к территории, на которой были раскопаны сооружения гончарной мастерской. В самом деле, пережитки языческих воззрений в среде носителей “огненных профессий” были
очень сильны, и поэтому наличие рядом с остатками гончарной мастерской комплексов, связанных с совершением языческих обрядов, не удивляет.
В 2003 г был выявлен ранний участок мусульманского могильника 1. Тем не менее, оконтурить границы этого кладбища четко не удалось. Пока остались неопределенными северная и частично западная границы некрополя. В любом случае, исследования 2003 г показали, что могильник 1 Сидоровского археологического комплекса имел большие размеры, чем это считалось раньше (Кравченко Э.Е. и др., 1998).
Раскопы 5 и 12 дали новые находки, свидетельствующие о том, что памятник прекратил существование в результате разгрома. Исследование второй постройки (первая - помещение 1 - была раскопана в 2000 г, см. Кравченко Э.Е., Цимида-нов В.В., 2000), расположенной на склоне вне линии укреплений, наряду с ранее изученными здесь хозяйственными ямами, еще раз говорит в пользу того, что склоны, на которых не было эскарпов, были застроены. Так, жилыми постройками была занята и верхняя часть склона Среднего Яра, расположенная напротив могильника 2, а, возможно, и противоположная к ней часть склона, находящаяся к западу от могильника. Таким образом, склоны холмов, за исключением эскарпированных участков, были застроены жилыми и хозяйственными сооружениями. Сколь густой была эта застройка, ныне определить трудно в связи со слабой исследованностью этой территории.
Абсолютно неразработанным остался один из основных вопросов — о системе укреплений памятника. Описание оборонительных линий, данное В.К.Михеевым (Михеев В.К., 1971; 1985), равно как и описание укреплений, предложенное авторами данной статьи (Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001, с.238-239), отличаются неполнотой и неточностью. Это связано с тем, что археологические исследования сложных фортификационных сооружений Сидоровского археологического комплекса пока ограничиваются двумя разрезами рвов и валов, произведенными В.К.Михеевым в 1971 году. Ситуация усложняется многолетней распашкой, из-за чего большая часть оборонительных линий либо вовсе не фиксируется, либо едва заметна. Точное их количество, место расположения и, наконец, время сооружения тех или иных участков ныне определить проблематично. Вопрос о датировке отдельных оборонительных узлов представляется очень актуальным, т.к. вполне может быть, что различные участки линии обороны могут относиться к разным периодам существования городища.
285
Границы современного населенного пункта
Предположительные кон
туры ныне не прослежива ющихся оборонительны; укреплений
участки
Распаханные визуально фиксирующиеся линии укреплений
' М1^*
Предположительные гра-
ницы могильника Ml
- -М2 '
Предположительные границы могильника М2
О	300 м
I_____।_____।_____I
Сохранившиеся линии укреплений городища
Эскарп ированные
Предположительные границы памятника
Рис. 1. Сидоровский археологический комплекс. Общий план.
Fig. 1. Sidorovo archeological complex. The general layout.
286
О	150м
I_______I_______>_______I
Рис. 2. Сидоровский археологический комплекс. Схема расположения раскопов 2001-2003 годов.
Fig. 2. Sidorovo archeological complex. The scheme of excavation sites (2001-2003).
287
Рис. 3. Сидоровский археологический комплекс. Ситуационный план расположения раскопов 2 (2000 г), 5 (2001-2002 гг), 7 (2002 г).
Fig. 3. Sidorovo archeological complex. The location plan of excavation sites 2 (2000), 5 (2001-2002), 7 (2002) positions.
Рис. 4. Сидоровское городище: 1 -раскоп 5, общий план; 2 -раскоп 7, хоз. яма 5; 3 -раскоп 7. хоз. яма 2.
Fig. 4. Sidorovo hillfort: 1 — excavation site 5, the general layout; 2 — excavation site 7, household pit 5; 3 - excavation site 7, household pit 2.
289
Рис. 5. Сидоровское городище. 1 - раскоп 6, общий план; 2-раскоп 6, скопление астрагалов в заполнении помещения 5.
Fig. 5. Sidorovo hillfort. 1 — excavation site 6, the general layout; 2 - excavation site 6, the congestion of astragaluses in the filling ofpremises 5.
290
2	0	4 м
।—।—।___।__।
Рис. 6. Сидоровское городище: 1 -раскоп б, разрезы; 2 - раскопы 9-10, разрез.
Fig. 6. Sidorovo hillfort: 1 - excavation site 6, sections; 2 - excavation sites 9-10, the section.
Рис. 7. Сидоровское городище. Раскоп 7. Общий план.
Fig. 7. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. The general layout.
292
Рис. 8. Сидоровский археологический комплекс. Посад. Раскоп 8.
Fig. 8. Sidorovo archeological complex. Dwellings outside the hillfort. Excavation site 8.
293
294
Рис. 9. Сидоровское городище. Раскоп 9-10. Общий план.
Fig. 9. Sidorovo hillfort. Excavation site 9-10. The general layout.
Рис. 10. Сидоровское городище: 1 — помещение 5; 2 — помещение 6; 3 —раскоп 7, хоз. яма 8.
Fig. 10. Sidorovo hillfort: 1 -premises 5; 2-premises 6; 3 — excavation site 7, household pit 8.
295
Рис. 11. Сидоровский археологический комплекс: 1 —раскоп 8, помещение 7; 2 -разрезы печи помещения 8; 3 - раскоп 7, хоз. яма Г, 4 —раскоп 7, хоз. яма 3. 5 -раскоп 7, помещение 8.
Fig. 11. Sidorovo archeological complex: 1 — excavation site 8, premises 7; 2 — sections of the furnace of premises 8; 3 — excavation site 7, household pit 1; 4 — excavation site 7, household pit 3.5 — excavation site 7, premises 8.
296
Рис. 12. Сидоровское городище: / -раскоп 9, помещение 9; 2 -раскоп 9, фрагменты стеклянной посуды на полу помещения 10; 3 —раскоп 5, помещение 1; 4 — скопление астрагалов в раскопе 9 (квадрат 0-1); 5 —раскоп 5, хозяйственная яма 2.
Fig. 12. Sidorovo hillfort: 1 - excavation site 9, premises 9; 2 — excavation site 9, fragments of glassware on the floor ofpremises 10; 3 - excavation site 5, premises 1; 4 - the congestion of astragaluses in excavation site 9 (square 0-1); 5 — excavation site 5, household pit 2.

297
298
Рис. 14. Сидоровское городище: 1 — раскоп 9, хоз. яма 5; 2-раскоп 9. хоз. яма 6; 3 —раскоп 5, хоз. яма 1; 4 - раскоп 10, хоз. яма 3; 5-раскоп 10, скопление 1.
Fig. 14. Sidorovo hillfort: 1 - excavation site 9, household pit 5: 2 - excavation site 9, household pit 6; 3 — excavation site 5, household pit 1; 4 - excavation site 10, household pit 3; 5 - excavation site 10, congestion 1.
О	40 см
I___.__I
299
Рис. 15. Сидоровский археологический комплекс: 1 -раскоп 12, помещение 11; 2-раскоп 7, развал нижней части пифоса в скоплении керамики; 3 —раскоп 10, хоз. яма 1.
Fig. 15. Sidorovo archeological complex: 1 — excavation site 12, premises 11; 2 — excavation site 7, the smashed bottom part of a pithois in a congestion of ceramics; 3 - excavation site 10, household pit 1.
300
301
Рис. 17. Сидоровское городище. Фрагменты горшков: 1, 2, 4-7-раскоп 12, помещение 11; 3 -раскоп 9, подъемный материал; 8-раскоп 10, квадрат АЗ-4.
Fig. 17. Sidorovo hillfort. Fragments of pots: 1, 2,4-7- excavation site 12, premises 11; 3 - excavation site 9, the lifted material; 8 - excavation site 10, square A3-4.
302
Рис. 18. Сидоровское городище. Раскоп 7. Фрагменты горшков: 1, 9 -хоз. яма 1; 2-3 -хоз. яма 2; 4, 10 — хоз. яма 5; 5-6—хоз. яма 8; 7-8 — хоз. яма 4.
Fig. 18. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Fragments of pots: 1,9- household pit 1; 2-3 - household pit 2; 4, 10- household pit 5; 5-6 - household pit 8; 7-8 - household pit 4.
303
Рис. 19. Сидоровское городище. Раскоп 7. Фрагменты горшков: 1-3, 5-6-хоз. яма 8; 4-хоз. яма 2.
Fig. 19. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Fragments of pots: 1-3, 5-6 - household pit 8; 4 - household pit 2.
304
Рис. 20. Сидоровское городище. Фрагменты горшков: 1 -раскоп 7, хоз. яма 5; 2, 4-раскоп 7, хоз. яма 8; 6-8 -раскоп 7, хоз. яма 4; 3, 5- помещение 7.
Fig. 20. Sidorovo hillfort. Fragments of pots: 1 - excavation site 7, household pit 5; 2,4- excavation site 7, household pit 8; 6-8 - excavation site 7, household pit 4; 3, 5 -premises 7.
305
Рис. 21. Сидоровское городище. Фрагменты горшков: 1, 4-8, 10-12 —раскоп 7, хоз. яма 8; 2 -раскоп 7, хоз. яма 5; 3 — раскоп 8, помещение 7.
Fig. 21. Sidorovo hillfort. Fragments of pots: 1, 4-8, 10-12 - excavation site 7, household pit 8; 2 -excavation site 7, household pit 5; 3 — excavation site 8, premises 7.

306
Рис. 22. Сидоровское городище. Раскоп 7. Горшки и их фрагменты: 1, 2-хоз. яма 4; 3, 7-9 —хоз. яма 8; 4 - хоз. яма 2; 5, 10- хоз. яма 5; 6 - хоз. яма I.
Fig. 22. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Pots and their fragments: 1,2- household pit 4; 3, 7-9 - household pit 8; 4 - household pit 2; 5, 10 - household pit 5; 6 — household pit 1.
307
Рис. 23. Сидоровское городище. Раскоп 7. Горшки и их фрагменты: /, б-хоз. яма Г. 2, 4-хоз. яма 5; 3 — хоз. яма 8; 5 — хоз. яма 2.
Fig. 23. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Pots and their fragments: 1, 6 - household pit I; 2,4-household pit 5; 3 - household pit 8; 5 - household pit 2.
308
Рис. 20. Сидоровское городище. Фрагменты горшков: 1 -раскоп 7, хоз. яма 5; 2, 4-раскоп 7, хоз. яма 8; 6-8 -раскоп 7, хоз. яма 4; 3, 5- помещение 7.
Fig. 20. Sidorovo hillfort. Fragments of pots: 1 - excavation site 7, household pit 5; 2,4- excavation site 7, household pit 8; 6-8 - excavation site 7, household pit 4; 3, 5 -premises 7.
305
Рис. 25. Сидоровское городище. Фрагменты горшков: 1-4, 8-11 -хоз. яма 1 на эскарпе памятника; 5, 7, 12— раскоп 6, хоз. яма 1; б, 13-15 — раскоп б, верхний слой.
Fig. 25. Sidorovo hillfort. Fragments of pots: 1-4, 8-11 - household pit I on a monument scarp; 5, 7, 12 - excavation site 6, household pit 1; 6, 13-15 - excavation site 6, the top layer.
310
Рис. 26. Сидоровское городище. Раскоп 6. Фрагменты горшков: 1, 4, 12 - пом. 5, дно; 2-3, 5-9, 13-16 - пом. 5; 10- слой; 11 - хоз. яма 1.
Fig. 26. Sidorovo hillfort. Excavation site 6. Fragments of pots: I, 4, 12 - premises 5, the bottom; 2-3, 5-9, 13-16 — premises 5; 10 — the layer; II — household pit 1.
311
Рис. 27. Сидоровское городище. Керамика: 1,7—раскоп 10, хоз. яма 3; 2 — раскоп 12, помещение 11; 3 - раскоп 10, скопление 1; 4-5 -раскоп 9, хоз. яма 6; 6 —раскоп 9, Б-7-8.
Fig. 27. Sidorovo hillfort. Ceramics: 1,7- excavation site 10, household pit 3; 2 - excavation site 12, premises 11; 3 - excavation site 10, congestion 1; 4-5 — excavation site 9, household pit 6; 6 - excavation site 9, Б-7-8.
312
Рис. 28. Сидоровское городище. Раскоп 7. Фрагменты сосудов: /, 2, 8, 9-хоз. яма 8- 3-4-хоз яма 5-5-6 - хоз. яма 2; 7 - хоз. яма 1.	>		,
. С 28,' Sldof°y° hlllfort- Excavation site 7. Fragments of vessels: 1, 2,8,9- household pit 8; 3-4 - household pit 5; 5-6 — household pit 2; 7 — household pit 1.
313
I_________I_________I_________I__________I
Рис. 29. Сидоровское городище. Раскоп 7. Лощеная посуда: 1, 6, 8, 9- хоз. яма 8; 2,7 - хоз. яма 1; 3 - помещение 8; 4 - хоз. яма 5; 5 - хоз. яма 4.
Fig. 29. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. The polished pottery: 1, 6,8,9- household pit 8; 2, 7 - household pit 1; 3 - premises 8; 4 - household pit 5; 5 - household pit 4.
314
Рис. 30. Сидоровский археологический комплекс. Лощенная посуда: 1 -раскоп 9, хоз. яма 5; 2 -раскоп 9, хоз. яма 7; 3, 5 -раскоп 12, помещение 11; 4 - раскоп 9, квадрат Л 6.
Fig. 30. Sidorovo archaeological complex. The polished pottery: 1 - excavation site 9, household pit 5; 2 - excavation site 9, household pit 7; 3, 5- excavation site 12, premises 11; 4 — excavation site 9, square Л 6.
315
Рис. 31. Сидоровское городище. Керамика (1-5) и костяные изделия (6-8): /. 2-раскоп 5, хоз. яма 1; 3 — раскоп 6, хоз. яма 1; 4-8— раскоп 6, помещение 5. дно.
Fig. 31. Sidorovo hillfort. Ceramics (1-5) and bone artefacts (6-8): 1.2- excavation site 5, household pit 1; 3 - excavation site 6, household pit I; 4-8 - excavation site 6, premises 5. a bottom.
316
Рис. 32. Сидоровское городище. Керамика: 1 -раскоп 10, скопление 1;. 2-раскоп 9, хоз. яма 6, скопление 1.
Fig. 32. Sidorovo hillfort. Ceramics: 1 - excavation site 10, congestion 1;. 2 - excavation site 9, household pit 6, congestion 1.
317
Рис. 33. Сидоровское городище. Фрагменты пифосов. 1 -раскоп 12, помещение 11; 2-раскоп 9, хоз. яма б, скопление 1.
Fig. 33. Sidorovo hillfort. Fragments of pithios. 1 — excavation site 12, premises 11; 2 — excavation site 9, household pit 6, congestion 1.
318
Рис. 34. Сидоровское городище. Фрагменты крупных сосудов: 1,2-раскоп 7, хоз. яма 4; 3 - раскоп 9, хоз. яма б, скопление 1.
Fig. 34. Sidorovo hillfort. Fragments of large vessels: 1,2- excavation site 7, household pit 4; 3 - excavation site 9, household pit 6, congestion 1.
3
319
Рис. 35. Сидоровское городище. Фрагменты керамики и железные изделия (6-7): 1 -раскоп 9, слой; 2-5 — подъемный материал; 3 — раскоп 12, помещение 11; 6—раскоп 10, верхний слой; 7 —раскоп 10, хоз. яма 3.
Fig. 35. Sidorovo hillfort. Fragments of ceramics and iron artefacts (6-7): 1 - excavation site 9, the layer; 2-5 — the lifted material; 3 - excavation site 12, premises 11; 6 —excavation site 10, the top layer; 7 — excavation site 10, household pit 3.
320
Рис. 36. Сидоровское городище. Раскоп 7. Фрагменты керамических сосудов: 1-3-хоз. яма 1; 4, 6 - хоз. яма 4; 5,7 - скопление в квадратах X 8-9.
Fig. 36. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Fragments of ceramic vessels: 1-3 — household pit 1; 4, 6 - household pit 4; 5, 7 — congestion in squares X 8-9.
321
Рис. 37. Сидоровское городище. Амфорная тара: 1 - раскоп 6, хоз. яма 1; 2 -хоз. яма 1 на эскарпе городища; 3-6 - помещение 5.
Fig. 37. Sidorovo hillfort. Amphora tare: 1 - excavation site 6, household pit 1; 2 — household pit 1 on the hillfort scarp; 3-6-premises 5.
322
Рис. 38. Сидоровское городище. Раскоп 7. Амфорная тара: 1, 4,6,8- хоз. яма 4; 2,9- хоз. яма 2; 3 — хоз. яма 5; 10 - хоз. яма 8; 7 — подъемный материал.
Fig. 38. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Amphora tare: 1, 4, 6, 8- household pit 4; 2,9- household pit 2; 3 — household pit 5; 10 — household pit 8; 7 — the lifted material.

323
Рис. 39. Сидоровское городище. Керамические изделия: 1 -раскоп 9, И-9; 2-4, раскоп 12, помещение 11; 5-6 - раскоп 9, скопление 1.
Fig. 39. Sidorovo hillfort. Ceramic artefacts: 1 - excavation site 9, И-9; 2-4, excavation site 12, premises 11; 5-6 - excavation site 9, congestion 1.
324
Рис. 40. Сидоровское городище. Раскопы 9-10. Каменная зернотерка (1), роговая заготовка (6) и фрагменты керамики: 1 -раскоп 9, помещение 10, яма; 2, 3, 5 - раскоп 9, слой; 4 - подъемный материал; 6 -раскоп 10, слой.
Fig. 40. Sidorovo hillfort. Excavation sites 9-10. Stone quern (1), horn half-finished product (6) and fragments of ceramics: 1 — excavation site 9, premises 10, the pit; 2, 3, 5 — excavation site 9, the layer; 4 - the lifted material; 6 — excavation site 10, the layer.
325
3
Рис. 41. Сидоровское городище. Керамические (1-6, 8,10), стеклянные (7, 9) предметы и изделия из цветных металлов (11-13): 1-2 —раскоп 7, хоз. яма 2; 3 - раскоп 7, хоз. яма 8; 4 —раскоп 9, А 7-8; 5 -раскоп 7, хоз. яма 1; 6—раскоп 9, помещение 10; 8—раскоп 9, квадратД9; 10, 13 -раскоп 6, помещение 5; 7,9 — раскоп 9, помещение 10, дно; 11 - раскоп 5, погребение 1; 12 - подъемный материал.
Fig. 41. Sidorovo hillfort. Ceramic (1-6, 8,10), glass (7, 9) and nonferrous metals (11-13) artefacts: 1-2
— excavation site 7, household pit 2; 3 — excavation site 7, household pit 8; 4 - excavation site 9, A 7-8; 5 — excavation site 7, household pit 1; 6 — excavation site 9, premises 10; 8 - excavation site 9, square Д 9; 10, 13 — excavation site 6, premises 5; 7,9 — excavation site 9, premises 10, the bottom; 11 — excavation site 5, interment 1; 12 - the lifted material.
326
Рис. 42. Сидоровский археологический комплекс. Железные предметы: 1 - Средний Яр, подъемный материал; 2-раскоп 9, квадрат Д5; 3 -раскоп 10, квадрат Е 7; 4 -раскоп 10, квадрат Е 8; 5 -помещение 7; 6, 8-раскоп 7, помещение 8; 7 — раскоп 10, верхний слой; 9—раскоп 7, хоз. яма 2.
Fig. 42. Sidorovo archaeological complex. Iron artefacts: 1 - Sredniy Yar, the lifted material; 2 - excavation site 9, square Д 5; 3 - excavation site 10, square E7; 4 — excavation site 10, square E 8; 5 - premises 7; 6. 8 — excavation site 7, premises 8; 7 — excavation site 10, the top layer; 9 - excavation site 7, household pit 2.
327
Рис. 43. Сидоровское городище. Железные предметы: 1-10-раскоп 9, помещение 10; 11 -раскоп 9, квадрат Л 6; 12 -раскоп 9, помещение 9.
Fig. 43. Sidorovo hillfort. Iron artefacts: 1-10 - excavation site 9, premises 10; 11 - excavation site 9, square Л 6; 12 - excavation site 9, premises 9.
328
Рис. 44. Сидоровское городище. Железные предметы. 1-2 - раскоп 9, квадрат И 4: 3- раскоп 12. помещение 11; 4 -раскоп 9, квадрат К-6; 5 — подъемный материал; 6. 9. 10 -раскоп 6. помещение 5: 7 —раскоп 9, квадрат М-6; 8 —раскоп 6, хоз. яма 1.
Fig. 44. Sidorovo hillfort. Iron artefects. 1-2 — excavation site 9, square И 4; 3 — excavation site 12, premises 11; 4 - excavation site 9, square K-6; 5 — the lifted material; 6, 9, 10 - excavation site 6, premises 5; 7 — excavation site 9, square M-6; 8 — excavation site 6, household pit 1.
329
Рис. 45. Сидоровское городище. Астрагалы со знаками и украшения: 1-5 — кость; б - раковина; 7-9, 11-12 — бронза; 10 — золото.
Fig. 45. Sidorovo hillfort. Astragaluses with signs and the ornaments: 7-5 - bone; 6 - shell; 7-9, 11-12 - bronze; 10 - gold.
330
Рис. 46. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Общий план.
Fig. 46. Sidorovo archaeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. The general layout.
3 м
J
331
Рис. 47. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 151, 152, 153, 154, 155.
Fig. 47. Sidorovo archaeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 151,152, 153, 154, 155.
332
Рис. 48. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 157,158,159, 160, 162.
Fig. 48. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 157,158,159, 160, 162.
333
Рис. 49. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 161, 163, 164, 165.
Fig. 49. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 161, 163, 164, 165.
334
Рис. 50. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Общий план участка на дороге, идущей из с.Татьяновка в с. Сидорово. Чертежи погребений №№ 145, 146,147,148,149.
Fig. 50. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. The general layout of a site on the road leading from Tatiyanovka village to Sidorovo village. Drawings of burials №№ 145, 146, 147, 148, 149.
335
Рис. 51. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 176, 183, 184, 185, 186.
Fig. 51. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 176,183, 184, 185, 186.
336
Рис. 52. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Чертеж погребения 192 (развилка дорог). Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 193,194, 196, 203.
Fig. 52. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. The drawing of burial 192 (roads fork). Excavation site 11. Drawings of burials №№ 193, 194, 196, 203.
337
Рис. 53. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 197, 199, 202.
Fig. 53. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 197, 199, 202.
338
Рис. 54. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 179, 180, 201.
Fig. 54. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 179, 180,201.
339
Рис. 55. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 174, 167, 172, 173, 175.
Fig. 55. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 174, 167, 172, 173, 175.
340
Рис. 56. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 182, 195, 198,200.
Fig. 56. Sidorovo archeological complex. The burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 182, 195, 198,200.
341
Рис. 57. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 150,204, 177.
Fig. 57. Sidorovo archeological complex. Burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 150, 204, 177.
342
Рис. 58. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Чертежи погребений №№ 168,170,171,187,188,189,191.
Fig. 58. Sidorovo archeological complex. Burial ground 1. Excavation site 11. Drawings of burials №№ 168, 170. 171, 187, 188, 189, 191.
343
Рис. 59. Сидоровское городище. Вид с юго-востока (с воздуха). Стрелкой показана врезанная в склон древняя дорога, идущая на памятник.
Fig. 59. Sidorovo hillfort. The southeast view (aerial photo) with the arrow indicating the ancient road leading to the monument.
Рис. 60. Вид с южной окраины городища на противоположный северный склон Сидоровского яра. Видна врезанная в склон древняя дорога.
Fig. 60. The view from the southern outskirts of the hillfort on the opposite northern slope of Sidorovo Yar. The ancient road in a slope can be seen.
344
Рис. 61. Вид на городище с востока из поймы. Стрелками показан эскарп.
Fig. 61. The east view to the hillfort from the flood-lands. The scarp is shown by the arrows.
Рис. 62. Могильник I. Вид на раскоп 11 с юга.
Fig. 62. Burial ground 1. The south view on excavation site 11.
345
Рис. 63. Сидоровское городище. Раскоп 5. Помещение 6.
Fig. 63. Sidorovo hillfort. Excavation site 5. Premises 6.
Рис. 64. Сидоровское городище. Раскоп 7. Хоз. яма 1. Погребение.
Fig. 64. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Household pit 1. Burial.
346
Рис. 65. Сидоровское городище. Раскоп 5. Погребение 1
Fig. 65. Sidorovo hillfort. Excavation site 5. Bnilal 1.
Рис. 66. Сидоровское городище. Раскоп 5. Погребение 1. Деталь.
Fig. 66. Sidorovo hillfort. Excavation site 5. Burial 1. A detail.
347
Рис. 67. Сидоровское городище. Раскоп 5. Хоз яма 1. Керамика в заполнении комплекса.
Fig. 67. Sidorovo hillfort. Excavation site 5. Household pit 1 Ceramics m the filling of the complex.
Рис. 68. Сидоровское городище. Помещение 9.
Fig. 68. Sidorovo hillfort. Premises 9.
348
Рис. 69. Сидоровское городище. Раскоп 7. Помещение 8. Печь.
Fig. 69. Sidorov о hillfort. Excavation site 7. Premises 8. The furnace.
Рис. 70. Сидоровское городище. Раскоп 7. Помещение 8. Печь.
Fig. 70. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Premises 8. The furnace.
349
Рис. 71. Сидоровское городище. Раскоп 7. Скопление керамики. Нижняя часть груболепного пифоса.
Fig. 71. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. The congestion of ceramics. The bottom part of the crudely hand-made pithios.
Рис. 72. Сидоровское городище. Раскоп 7. Скопление 1.
Fig. 72. Sidorovo hillfort. Excavation site 7. Congestion 1.
350
Рис. 73. Сидоровский археологический комплекс. Вид с раскопа I (2000 г) на противоположную сторону Среднего яра, где расположен раскоп 8.
Fig. 73. Sidorovo archeological complex. The view from excavation site 1 (2000) to the opposite side of Sredniy Yarwhere excavation site 8 is located.
Рис. 74. Сидоровский археологический комплекс. Южная часть помещения 7. Виден ряд ямок от жердевой конструкции южной стены.
Fig. 74. Sidorovo archeological complex. The southern part of premises 7. The line ofpits remained from the southern wall pole construction can be seen.
351
Рис. 75. Сидоровское городище. Раскоп 9. Помещение 10.
Fig. 75. Sidorovo hillfort. Excavation site 9. Premises 10.
352
Рис. 76. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Погребение 180.
Fig. 76. Sidorovo archeological complex. Burial ground 1. Excavation site 11. Burial 180.
Рис. 77. Сидоровский археологический комплекс. Могильник 1. Раскоп 11. Погребение 201.
Fig. 77. Sidorovo archeological complex. Burial ground 1. Excavation site 11. Burial 201.
353
Рис. 78. Сидоровский археологический комплекс. Раскоп 12. Помещение 11. Вид с севера.
Fig. 78. Sidorovo archeological complex. Excavation site 12. Premises 11. The north view.
Рис. 79. Сидоровский археологический комплекс. Раскоп 12. Помещение 11. Фрагментированный скелет человека на дне помещения.
Fig. 79. Sidorovo archeological complex. Excavation site 12. Premises 11. The fragmented human skeleton at the bottom of the premises.
354
Литература и архивные материалы
Артамонов М.И., 1958. Саркел — Белая Вежа// МИА. № 62. М.; Л.
Артамонова О.А., 1963. Могильник Саркела - Белой Вежи// МИА. № 109. М.; Л.
Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю., Зиливинская Э.Д., 2003. Городище Самосделка памятник домонгольского периода в Низовьях Волги// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.З. Половецко-золотоордынское время. Донецк.
Васильева Г.П., 1986. Магические функции детских украшений у туркмен// Древние обряды, верования и культы народов Средней Азии. М.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые комплексы Маяцкого селища. Воронеж.
Кобычев В.П., 1982. Поселение и жилище народов Северного Кавказа в XIX-XX вв. М.
Кравченко Э.Е., 2001. Отчет о работах на Сидоровском городище в полевой сезон 2001 г. археологической экспедицией ДОКМ. Донецк// НА ИА НАНУ.
Кравченко Э.Е., 2002. Отчет о работах средневековой археологической экспедиции Донецкого областного краеведческого музея в полевой сезон 2002 г. Донецк// НА ИА НАНУ. № 2002/165.
Кравченко Э.Е., 2003. Отчет о работах средневековой археологической экспедиции Донецкого Национального университета в 2003 г. Донецк// НА ИА НАНУ.
Кравченко Э.Е., Гусев О.А., Давыденко В.В., 1998. Ранние мусульмане Среднего Подонцовья// Археологический альманах № 7. Донецк.
Кравченко Э.Е., Давыденко В.В., 2001. Сидоровское городище// Степи Европы в эпоху средневековья.
Т.2. Хазарское время. Донецк.
Кравченко Э.Е., Цимиданов В.В., 2000. Отчет об археологических исследованиях средневековой экспедиции Донецкого областного краеведческого музея на городище у с.Сидорово Славянского р-на Донецкой обл. в 2000 г.// НА ИА НАНУ. № 2000/88.
Кравченко Э.Е., Цимиданов В.В., Кузин В.И., 1998. Отчет об археологических исследованиях в Славянском районе в 1989 г.// НА ИА НАНУ. № 1998/101.
Кравченко Э.Е., Швецов М.Л., 1995. Отчет об археологических исследованиях на Святогорском городище в 1995 г.Донецк// НА ИА НАНУ. № 1995/112.
Михеев В.К., 1971. Отчет о работе средневековой археологической экспедиции Харьковского госуниверситета в 1971 г.//НА ИА НАНУ. 1971/76.
Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков.
Паршина Е.А., Тесленко И.Б., Зеленко С.М., 2001. Гончарные центры Таврики VI1I-X вв.// Морська торпвля у П1вн1чному ПричорноморТ. К.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам. М.
Плетнева С.А., 1996. Саркел и Шелковый путь. Воронеж.
Романчук А.И., Сазанов Л., Седикова Л.В., 1995. Амфоры из комплексов Византийского Херсона. Екатеринбург.
Швецов М.Л., Кравченко Э.Е., 1990. Отчет об археологическом исследовании памятников в зоне строительства объектов “Укрпромводчермета” у с.Маяки и пос.Донецкий Славянского р-на Донецкой области в 1989-1990 гг.//Научный архив Святогорского историко-архитектурного заповедника. Ф.1И, оп.6, дело 6; Ф.1П, оп. 6, дело 5.
Summary
E.Ye.Kravchenko, V. V.Miroshnichenko, A.N.Petrenko, V. V.Davydenko (Donetsk, Dobropolie, Slaviansk, Ukraine)
STUDIES OF SIDOROVO ARCHAEOLOGICAL COMPLEX (ON MATERIALS OF 2001-2003 EXPEDITIONS)
The archaeological complex near Sidorovo village has been studied during three field seasons (2001-2003). Within this time 9 excavation sites were set up at the monument territory with the total area of more than 1300 square meters. Foundation pits of 7 premises, 27 household pits, and over 60 burials were uncovered. Apart from this a number of complexes which can be considered as the cult ones (congestions of astragaluses, burials in household pits) were cleared.
355
At the territory of Sidorovo archaeological complex a number of settlements of different times are found: a site of the Late Paleolithic time, a settlement of the Dnieper-Donetsk culture. Individual objects refer to the Bronze Age and Sarmatian time.
At the main territory of the medieval archaeological complex a relatively thin cultural layer has been found whose materials are dated by the end of the IX - the 1st half of the X c. It is next to this part of the monument that large Muslim cemeteries dated by the same time are located. Earlier materials (concerning the Saltovo-Mayaki Culture) are found so far on a very small site limited by the inner line of fortifications.
During 2001-2003 field research the early site of Muslim burial ground 1 was found. Nevertheless, the precise borders of that necropolis have not yet been determined. New evidence that the hillfort ceased to exist as a result of devastation that took place about the middle of the X c has been obtained. The materials of later time at the territory of the archaeological complex are represented only by individual finds which is indicative of the fact that after the middle of the X c. the life at the hillfort stopped.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2004 г
356
В.С.Аксенов
НОВЫЕ ПОМИНАЛЬНЫЕ КОМПЛЕКСЫ ВОИНОВ-ВСАДНИКОВ САЛТОВСКОГО ВРЕМЕНИ С ТЕРРИТОРИИ ВЕРХНЕГО ПОДОНЕЧЬЯ
В мае 2002 г при несанкционированных земляных работах на правом высоком берегу безымянного пересохшего правого притока р.Гомоль-ша (бассейн р.Северский Донец) были обнаружены три вещевых комплекса, попавшие в руки харьковского коллекционера А.В.Стяглика. Данные комплексы были найдены в 1 км к юго-западу от кремационного салтовского могильника Сухая Го-мольша, который исследовался во 2-й пол.70 гг XX в. Средневековой археологической экспедицией Харьковского госуниверситета под руководством В.К.Михеева, и где было открыто 17 подобных комплексов (Михеев В.К.. 1986). Это позволило предположить, что обнаружен еще один новый сал-товский могильник по обряду кремации.
Обследование места обнаружения комплексов экспедицией Харьковского исторического музея в августе 2002 г показало, что через территорию предполагаемого могильника еще в 60 гг XX в. были проложены две нити нефтепровода высокого давления Шебелинка - Москва. В результате чего могильник был, по-видимому, полностью разрушен. Упомянутые комплексы, вероятно, располагались на окраине предполагаемого могильника и поэтому чудом уцелели.
По свидетельству очевидцев, комплексы находились друг от друга на незначительном расстоянии. Так, комплекс 2 располагался на удалении до 50 м от комплекса 3. Место нахождения комплекса I нам установить не удалось. Глубина залегания комплексов составляла 0,35-0,45 м от современной поверхности. Незначительная глубина залегания комплексов объясняется не только спецификой салтовского кремационного обряда, но и тем фактом, что верхние слои грунта на территории предполагаемого могильника были сняты бульдозером. Комплексы 1 и 2 были обнаружены в круглых в плане ямах, диаметр которых не превышал 0,4-0,5 м. Вещи комплекса 3 находились в яме, прямоугольной в плане формы с закругленными углами размером 0,9-1,0x0,3-0,4 м, ориентированной своей длинной осью по линии север-юг. Пережженные человеческие кости, как сообщили очевидцы, среди вещей или рядом с ними отсутствовали, что позволяет отнести данные комплексы к разряду поминальных, так называемых "тайничкам”. Инвентарь комплек
сов указывает на их принадлежность воинам-всадникам.
В комплексе I были обнаружены пара стремян с прямоугольной петлей, удила с S-видными псалиями, наконечник пики бронебойного типа, согнутая пополам сабля с прямым перекрестием и нож (рис.1). Вещи прекрасно сохранились благодаря тому, что они побывали в огне погребального костра.
Вещи из комплекса 2 плохой сохранности, фрагментированы. Данный комплекс содержал пару стремян с прямоугольной петлей, удила с S-видными псалиями, топорик-чекан (рис.2). Плохая сохранность вещей комплекса обусловлена тем, что они, по-видимому, не пребывали в огне погребального костра.
Комплекс 3 содержал предварительно сломанный в древности железный клепаный котел, складной железный серп, два железных черешковых ножа, согнутую в виде буквы “S” саблю, соединитель ремней конской сбруи из четырех, соединенных между собой, железных колец разного диаметра, железное сбруйное кольцо, две прямоугольные сбруйные пряжки, две пары стремян с прямоугольной петлей, удила с S-видными псалиями, удила со стержневидными псалиями, два топорика-чекана с длинным трапециевидным лезвием и высоким прямоугольным в сечении обушком, топорик-чекан с высоким грибовидным обушком и с оттянутым в сторону держака лезвием, листовидный наконечник копья с узким овальным в сечении пером, наконечник копья с пером листовидной формы, в каждом крыле которого имелось по отверстию (рис.З, •/).
Стремена (рис.1, /, 2; 2, 2, 3; 3, /, Я), обнаруженные в комплексах, относятся к типу, наиболее характерному для памятников 2-й пол-Vlll 1-й пол.Х в.(ПлетневаС.А., 1967, с. 167). Они встречаются как в памятниках аланского, так и болгарского населения Подонцовья (Криганов А.В., 1993, рис.1, 17; Пархоменко О.В., 1983, рис.5, /; Татаринов С.И., Копыл А.Г., Шамрай А.В., 1986, рис.З, /•/). Обнаружены они в биритуальных и кремационных могильниках бассейна Северского Донца (Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996, рис.4, 1-7; ШрамкоБ.А., 1983, рис.11,12; КухаренкоЮ.В., 1951, рис.32,1-4; 34; 36; Крыганов А.В., 1989, рис.4,1-4).
Все найденные удила (рис. 1,5; 2,4; 3,2, 9) двучастные, асимметричные, двухкольчатые, изготовлены из круглого в сечении дрота. Петли грызел
всех удил расположены в перпендикулярных плоскостях. Трое удил снабжены S-видными псалиями. концы которых заканчиваются стилизованными лошадиными головками. Еще одни удила имели стержневидные псалии. Этот тип псалиев наиболее распространен в салтовских древностях. Удила с S-видными псалиями характерны для памятников VIII-IX вв. степной зоны Европы (Кирпичников А.Н., 1973, с. 13), хотя в Подонцовье они встречаются, главным образом, в комплексах 2-й пол.VIII - 1-й пол.IX в. (Крыганов А.В., 1989, с. 100), в основном в салтовских кремационных захоронениях и связанных с ними поминальных комплексах (Крыганов А.В., 1989, с.107). Так, удила с S-видными псалиями найдены в захоронениях и комплексах Новопокровского, Сухогомольшанского, Красногоровско-го могильников, в комплексе у с.Кочеток (Куха-ренко Ю.В., 1951, рис.34; 36; Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996, рис.4,/7; Дегтярь А.К., 1984, рис.2, 3). В кремационных захоронениях сер. - 3-й четв.1Х в. встречены только удила со стержневидными псалиями (Аксенов В.С., ВоловикС.И., 1999, рис.1,3; 2, •/; 4,2). За пределами Подонья удила с S-видными псалиями найдены в Хусаиновских курганах на Южном Урале (Мажитов Н.А., 1981, рис.22, 2, ”; 26, 27), в Закубанских могильниках (Псекупском 1, Молдовановском, Казазово, у хутора Хабль) (Тарабанов В.А., 1992, рис.1,6; Тарабанов В.А., 1999, рис.2,3; 3, /6; Пьянков А.В, 1998, рис.3,2).
Кольчатые соединители сбруйных ремней (рис.З, 3), такого же типа как обнаруженные в комплексе 3, в бассейне Северского Донца встречены только в захоронениях по обряду трупосожжения: Пятницкое, Сухая Гомольша (погребение 46/ком-плекс V, комплекс ХУ)(Шрамко Б.А, 1983, рис.11, //; Крыганов А.В, 1989, рис.2,21, 22). Подобные кольчатые соединители найдены и в кремационном Ка-зазовском могильнике, датируемом VIII-IX вв. (Тарабанов В. А, 1983, рис. 1,22), в комплексе 1-й пол.VIII в. у с.Вознесенка (Гршченко В.А, 1950, табл.П, 12).
Обе найденные сабли (рис.1, 4; 4, 6) типичны для салтовских древностей Подонья (Плетнева С.А, 1989, рис.39; Братченко С.Н, Швецов М.Л, 1984, рис.2, •/; Каминский В.Н., 1987, рис.З, 20). Длина клинков составляет 77 (сабля из комплекса 1) и 76 (сабля из комплекса 3) см. Ширина клинка у перекрестия 3,5 и 4,0 см соответственно. Острия обеих сабель на протяжении 13 см раскованы на два лезвия. Сабля из комплекса 1 снабжена перекрестием с расширением в средней части с подквадратной шишечкой, концы перекрестия заострены. Перекрестие сабли из комплекса 3 - брусковидное, массивное, с плавно сужающимися концами.
Подобные преднамеренно согнутые и сломанные сабли, происходят исключительно из кремационных захоронений Подонцовья (Тополи, Новая
Покровка, Пятницкое, Сухая Гомольша. Красная Горка, Лысый Горб) (Кухаренко. 1951. рис.30.4; 34, /; Шрамко, 1983, рис.11, 15; Крыганов, 1989, рис.2, 1-5; Аксенов, Воловик, 1999, рис.1, 6) и кремаций Северо-Западного Кавказа (Борисово, Казазово 2 и др.) (Саханев, 1914, с. 143; Пьянков, 1998, рис.2; Тарабанов, 1999, рис.1, 2; 3, 2). Принимая во внимание незначительные размеры клинков найденных сабель (77 и 76 см) и их слабую кривизну (максимальный изгиб не превышает0,9 см), их следует датировать 2-й пол.УШ - cep.lX в. (Измайлов, 1989, с. 109). Не противоречит такой датировке наших сабель наличие на них перекрестий (тип 2 по А.В.Крыганову) - с прямыми или слегка сужающимися концами (Крыганов, 1987, с.72, 108).
Наконечники пик, аналогичные происходящему из комплекса 1 (рис. 1,6), обычны для памятников салтовской культуры (Mixeee В.К., Степанська Р.Б., Фомш Л.Д., 1967, рис. 1,5-/2). Они встречаются как в ингумационных салтовских захоронениях (Кри-ганов А.В., 1993, рис.1, 6), так и в погребениях по обряду трупосожжения (Кухаренко Ю.В., 1951, рис.30, /; 36; Дегтярь А.К., 1984, рис.2, /; Крыганов А.В., 1989, рис.З, /, 2; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, рис.2, 8). Встречены аналогичные наконечники пик и в кремационных захоронениях Кубано-Черноморского региона (могильники Дюрсо, Псекуп-ский 1, Казазово 2) (Дмитриев А.В., 1979, рис.2, /).
Наконечник копья с пером листовидной формы и парой отверстий в лопастях (рис.4, /) представляет тот тип наконечников, который редко встречается в памятниках раннего средневековья и является для этого времени архаичным (Крыганов А.В., 1989, с. 103). Подобные наконечники копий с листовидным пером или пером пламевидной формы найдены в одном ингумационном (№ 150/к-13) и одном кремационном (№ 254) захоронениях биритуально-го могильника Красная Горка, в кремациях могильников Сухая Гомольша (№№ 175,252,286/комплекс XVI) и Лысый Горб (№ 1), в погребениях Нетайлов-ского могильника (Аксьонов В.С., 1999, с.79; Крыганов А.В., 1993, рис.33, //; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, рис.1, 9). Только наконечники, встреченные в захоронениях могильника Сухая Гомольша, имеют отверстия в лопастях пера (Михеев В.К., 1986, рис.7, 5-7). Показательно, что отверстия в лопастях наконечников копий отмечены только у авар и дунайских болгар (Бобчева Л., 1957, с.64, рис.VII, 12; VIII, 15).
Второй наконечник копья из этого же комплекса (рис.4, 2) также относится к редкому для салтовских древностей типу. Находки подобных наконечников на памятниках салтовского времени единичны. Так, один наконечник происходит из захоронения Верхнесалтовского катакомбного могильника (Криганов А.В., 1993, рис.1, 7), второй найден в ингумационном захоронении 100/к-8 могильника
358
Красная Горка (Аксьонов В.С., 1999, с.78, рис.26,2). Аналогичный нашему наконечник копья происходит из Элистанжинского могильника IX-X вв. на Северном Кавказе (Багаев М.Х., 1979, рис.2,20).
Три из четырех представленных в комплексах топориков-чеканов (рис.2, /; 4,3,4) относятся к типу 1, 1 (Плетнева С.А., 1989, рис.35). Топорики этого типа больше характерны для памятников аланского населения Подонья и Северного Кавказа (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, рис.6,10; 8, 2; Плетнева С.А., 1989, с.74, рис.35). Значительно реже подобные топорики-чеканы встречаются в болгарских захоронениях (№№45,159,171 Нетайловского могильника) (Пархоменко О.В., 1983, рис.4, 4; Аксьонов В.С., 1999, с.212-213) и в погребениях по обряду кремации (комплекс XVII) (Михеев В.К., 1986, рис. 7, 9). В Поволжье топорики этого типа встречаются только в материалах 2-й пол.VII - УШ в. (Свят-кин В.С., 1998, с.261), тогда как в Подонье они представлены в комплексах 2-й пол.УШ — IX в.
Еще один топорик-чекан из комплекса 3 (рис.4, 5) относится к типу П, 3 (Плетнева С.А., 1989, рис.35). Данный тип топориков является доминирующим в салтовских древностях. Топорики-чеканы этого типа найдены в погребения Сухогомолыпанского (3 экз.), Красногорского (4 экз.), Лысогорбского (2 экз.), Нетайловского (1 экз.) могильников (Аксьонов В.С., 1999, с.81; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, рис.2, 9; 4, 5), в комплексе у с.Тополи (Кухаренко Ю.В., 1951, рис.30,2). Такие топорики получили в VIII-XI вв. широкое распространение на всей территории Восточной Европы. Они встречаются на Северном Кавказе (Уварова П.С., 1900, табл.ЕХХ1У, 3; Тара-банов В.А., 1983, рис. 1,15), в Прикамье (Генинг В.Ф., Голдина Р.Д., 1970, табл.23, 11, 12; Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964, табл.90, 4-6), в Поволжье (Алихова А.Е., 1969, табл. 18, 19), в Подонье (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, рис.21, И; Савченко, 1986, рис.7,1; Криганов, 1993, рис.1, 8).
В целом в салтовских древностях боевые топорики-чеканы больше характерны для аланских погребальных комплексов (Плетнева С.А., 1967, с.168; Криганов А.В., 1993, с.56), тогда как в болгарских могильниках Подонья, Поволжья и Подунавья они встречаются значительно реже (Савченко Е.И., 1986, с.86; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с. 11, рис.24,6; Казаков Е.П., 1971, с. 104, табл. VH, 1-11).
В комплексе 3 находились остатки клепаного котла, представленные железными пластинами, фрагментами дуговидной ручки и петлей (рис.4, 8-10). Размеры дуговидной ручки показывают, что диаметр котла составлял около 40-45 см. По форме, размерам и технике изготовления данный котел подобен котлам, остатки которых были выявлены в кремационных захоронениях могильников Сухая Гомолыпа (№ 252, 214/комплекс X), Красная Горка
(№№ 101,108,162,254) (Аксьонов В.С., 1999, с.96). Хотя котлы из погребений 101,108,254 могильника Красная Горка имели дно, изготовленное из цельного бронзового листа. Металлические пластины, дуговидные ручки и петли от котлов достаточно часто встречаются на салтовских памятниках Подонья (Ляпушкин И.И., 1961, рис. 17; Плетнева С.А., 1967, рис.39, 15, 19). Два подобных котла были найдены на городище Битица волынцевской культуры (Славяне ..., 1990, рис.65,75,16). Аналогичные котлы хорошо представлены в кочевнических древностях XI-XIII вв. юга Восточной Европы (Швецов М. Л., 1980).
Ножи, складной серп, сбруйные пряжки, сбруйное кольцо, представленные в данных комплексах, имеют широкие аналогии в ранне-средневековых древностях Восточной Европы.
Инвентарь данных комплексов находит многочисленные аналогии в кремационных захоронениях 2-й пол.УШ - IX в. Подонцовья (Тополи, Кочеток, Новая Покровка, Сухая Гомолыпа, Красная Горка, Лысый Горб) и из Кубано-Черноморского района (Борисово, Дюрсо, Казазово-2, Псекупский-1). Присутствие в комплексе 3 удил, снабженных и S-видными, и стержневидными псалиями, наличие сабель с прямыми перекрестиями, архаичных для салтовских древностей типов наконечников копий, кольчатого соединителя ремней сбруи позволяют датировать найденные комплексы 2-й пол.УШ -cep.IX в.
Этническое родство населения, оставившего сожжения 2-й пол.УШ - 1 -й пол.Х в. из Подонцовья и Кубано-Черноморского региона, не вызывает сомнений (Пьянков А.В., Тарабанов В.А., 1996, с.61 -64). Поэтому интересен тот факт, что и в бассейне Северского Донца, и на Северном Кавказе носители кремационного погребального обряда занимали соседние районы с территорией, населенной аланами, которым свойственен катакомбный обряд захоронения, на границе зоны расселения болгарских племен.
Так, в Северо-Западном Предкавказье 17 могильников с погребениями по обряду кремации 2-й пол.VIII — IX в. концентрируются между р.Кубань на севере, северными склонами Кавказского хребта на юге, побережьем Черного моря на запале, р.Псе-купс на востоке, т.е. в районе, входившем в границы Великой Болгарии Кубрата, если исходить из расположения впускных погребений болгарского круга (Семенов А.И., 1988, с. 104, рис.4, а), а в верховьях Кубани локализуются памятники западной части аланского союза (Кузнецов В. А., 1973, с.63-64). Известны случаи открытия на могильниках с кремациями отдельных захоронений по обряду трупоположения, датируемые тем же временем, -погребение 28 Молдовановского могильника, два погребения (№№ 38, 40) могильника в пригороде
359
Новороссийска (Тарабанов В.А., 1997, с.24; Кононенко А.П., 1994, с.9-10). Некоторые исследователи склонны видеть в них захоронения болгар (оногур), обитавших среди угорской группы и похороненных на их кладбище (Тарабанов В.А., 1997, с.25).
В Подонцовье памятники с кремациями занимают юго-западное положение по отношению к массиву памятников аланского населения, располагаясь почти по границе степной и лесостепной зон. Памятники с кремациями в широтном отношении (Тополи - Кочеток—Новая Покровка - Сухая Гомоль-ша) как бы маркируют южную границу территории, занимаемой аланскими племенами на участке между Осколом и Северским Донцом. В степной зоне памятники с кремациями как бы вклиниваются в массив древностей, оставленных болгарским населением салтовской культуры. Самыми южными, известными на данный момент, расположенными в степной зоне кремационными захоронениями являются погребения, обнаруженные на Маяцком городище (Славянский р-н Донецкой обл.). По Северскому Донцу между Маяками и Красной Горкой пока известно только несколько кремационных захоронений в урочише Бондариха под Изюмом (Харьковская обл.), и исследовано три погребения на могильнике Лысый Горб под г.Балаклея (Харьковская обл.) (Плетнева С.А., 1967, с.100; Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999, с.34-40). Расположение в этой части степной зоны салтовских могильников свидетельствует о чересполосном проживании здесь болгарского населения и носителей кремационного погребального обряда. Так, возле Маяков находится Зливкинский грунтовой болгарский могильник (Швецов М.Л., 1991, с.109-123). Под Балаклеей на протяжении ряда лет Средневековой экспедицией Харьковского госуниверситета под руководством В.К.Михеева раскапывался могильник Червоная Гусаровка (Михеев В.К., 1994, с. 195-196). Погребальный обряд обоих некрополей (Зливкинского и Червоногусаровского) имеет много сходных черт, а именно: неглубокие могильные ямы, наличие ям с заплечиками, положение погребенных и их ориентировка головой на запад, бедность погребального инвентаря, представленного в большинстве случаев одним сосудом, и место расположение его в могильной яме - у головы погребенного.
В пределах границы степи и лесостепи можно говорить о наличии общин, представители которых применяли разные обряды захоронения сврих покойников на одном могильнике. Примером может служить биритуальный могильник Красная Горка, где исследовано 312 захоронений, из которых 121 произведено по обряду трупосожжения, и могильник у с.Пятницкое (Михеев В.К., 1990, с.45-52; Шрамко Б.А., 1983, с.48-50). На могильнике Красная Горка открыты семейные участки, содер
жащие одновременно и ингумационные, и кремационные захоронения. Ингумационные захоронения могильника по ряду черт погребального обряда отличаются от “классических” болгарских захоронений зливкинского типа. При этом кремационные захоронения часто были впущены в засыпку погребений по обряду трупоположения без нарушения целостности последних (Аксенов В.С., 1999, с. 139). Отмечены случаи, когда и основное, и впущенное в его засыпку захоронение, были совершены по одному обряду — трупоположению или трупосожжению. Это можно рассматривать как свидетельство существования у населения, оставившего данный могильник, двух разных комплексов воззрений на посмертную жизнь, обусловленных, по-видимому, временем, местом и обстоятельствами смерти. Состав погребального инвентаря ингу-мационных и кремационных захоронений могильника Красная Горка показывает близость носителей разных погребальных традиций в имущественном и социальном плане.
Обнаружение в двух захоронениях по обряду трупосожжения (№№ 101, 216/к-19) бронзовых конских начельников лишь косвенно можно расценивать как тот факт, что в воинской иерархии носители кремационного обряда, вероятно, занимали более высокое место по отношению к представителям общины, применявшим обряд трупоположения. Нам не известно ни одной находки конского начельника в болгарских захоронениях салтовской культуры. Хотя, возможно, что кремационные захоронения с конскими начельниками принадлежат военачальникам, погибшим в походах вдалеке от родных мест, останки которых в виде пережженных костей и снаряжения, были доставлены на родовой некрополь. Тогда трупоположения с конем и аналогичным по составу и разнообразию набором предметов вооружения и инвентаря того же могильника, но без конских начельников, могут принадлежать знатным воинам, умершим своей смертью на месте. В таком случае начельник, как показатель принадлежности к воинской верхушке общества (Афанасьев Г.Е., 1993а, с. 143), по-види-мому, можно рассматривать и как отличительный знак коня военачальника на период ведения военных действий или похода.
Учитывая время появления салтовских сожжений и аланских катакомбных захоронений в Подонцовье (2-я пол.УП! в.), можно предположить, что носители кремационного обряда в бассейне Северского Донца появились в результате тех же событий, что повлекли за собой переселение в данный регион аланских племен. По-видимому, носители кремационного погребального обряда, как и аланы, были переселены правительством Хазарского каганата в Подонцовье, на северо-западные окра
360
ины государства для несения пограничной службы и для проведения политики каганата среди покоренного местного населения. Подобная политика, проводимая по отношению к покоренным народам, проводилась и другими номадами при создании своих государственных образований, например, монголами в эпоху Чингисхана (Жуковская Н.Л., 1969, с. 123). В этом случае происходило дробление уже сложившихся этносов и расселение их по другим инородным объединениям. Представители переселившихся этносов в этом случае образовывали особую привилегированную прослойку в социальной структуре аборигенного населения. Данная социальная прослойка могла быть неоднородной и в этно-культурном плане, если переселению подверглись представители неродственных этносов. Такое положение дел, как нам представляется, и отражает концентрация кремаций и их инвентарь в верхнем течении Северского Донца.
Так, конские начельники в салтовских памятниках Подонцовья встречены только в аланских катакомбных захоронениях (Плетнева С.А., 1962, рис.4, 4; 1989, рис.41; 42; Покровский А.М., 1905, табл.XXII, 91) и в погребениях по обряду кремации могильников Красная Горка (Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996, рис.4, 26. 27) и Сухая Гомольша (погр.№ 175). Поэтому для Подонцовья, по-видимому, можно говорить о единой системе социальной маркировки представителей воинской верхушки (военачальников) у алан и носителей кремационного обряда. Такое положение дел обусловлено сближением данных народов в условиях славяно-хазарского пограничья, той задачей, которая встала перед ними при их переселении с территории северо-западного Предкавказья и Прикубанья в верховья Северского Донца.
Этническая принадлежность населения, оставившего салтовские погребения по обряду кремации, все еще вызывает споры. Отличие данного погребального обряда от погребального обряда хазар (захоронения в “курганах с ровиками” 2-й пол.VII—нач.1Х в.) не позволяет видеть в них собственно хазар (ка-бар), как это предлагает ряд исследователей (Комар О.В., 1999, с.167). По-видимому, корни этноса, оставившего салтовские кремационные захоронения, следует искать в среде раннесредневекового тюркоязычного населения степей Евразии или в среде адыго-абхазских племен Северного Кавказа. В последнее время особую популярность приобретает адыго-абхазская принадлежность носителей кремационной традиции в среде салтовского населения. Эту гипотезу недавно поддержал Г.Е. Афанасьев (Афанасьев ЕЕ., 2001, с.53), а А.В.Пьянков отождествил носителей кремационного обряда на Кубани, а, следовательно, и на Северском Донце с касогами письменных источников (Пьянков А.В., 2001, с.117-120).
А если это так, то, пожалуй, стоит еще раз вернуться к событиям 60 гг X в., а именно к восточному походу киевского князя Святослава и разгрому им Хазарского каганата. Комбинируя данные разнообразных письменных источников, исследователи в общих чертах реконструировали предполагаемый маршрут похода князя Святослава следующим образом: Киев — земля вятичей (Ока и верхняя Волга) -Волжская Булгария—Итиль (столица Хазарского каганата) - Самандар - Кавказская Алания - касоги - Тмутаракань - Саркел (Белая Вежа) на Нижнем Дону — Киев. С нашей точки зрения, вероятность такого маршрута похода славянского войска достаточно низкая.
Весомым аргументом против такого маршрута похода, как нам представляется, является его неимоверная длина и связанная с этим продолжительность во времени. Все известные походы славян IX - 1-й пол.Х в. мало чем отличались от обычных грабительских набегов, демонстрации военной мощи, предпринимаемых ради получения добычи в виде контрибуции или дани. Успех таких походов в значительной мере зависел от быстроты передвижения войска и неожиданности появления перед противником, что подтверждается в этом случае византийскими письменными источниками. Славяне начинали свои походы, например, на Константинополь весной, когда Днепр освобождался от льда, и старались закончить их не позднее поздней осени. Продолжительность такого похода не превышала одного навигационного сезона, и славяне старались избежать зимовки в чужих краях (Сахаров А.Н., 1980, с. 183). В известных нам случаях, когда славянское войско было все же вынуждено зимовать за пределами своей земли (поход на Бердаа 943/944 гт; возвращение Святослава из Дунайского похода в 972 г), оно сталкивалось со значительными трудностями — холодом, голодом, эпидемиями и в результате терпело поражение (Повесть временных лет, 1950, с.52-53,250). В то же время собственно Киевская земля при столь продолжительном по времени походе славянских дружин оставалась почти без защиты в случае нападения какого-либо врага. Пример тому— осада Киева печенегами в 968 г, имевшая место во время Дунайского похода князя Святослава (Повесть временных лет, 1950, с.47,244).
К тому же, Святослав мог совершить свой восточный поход, только имея достаточное количество челнов, чтобы спуститься ими по Волге до Итиля. Однако перетянуть уже готовые челны с Оки на Волгу черезвычайно трудно, а построить необходимое количество челнов в землях вятичей киевскому князю Святославу было достаточно проблематично, ибо вятичи все еще были подданными Хазарского каганата. Вятичи были покорены и обложены данью Святославом только в 966 г, т.е. после завершения им Восточного похода и разгрома Хазарского госу-
361
царства (Повесть временных лет, 1950, с.47,244). Да и вряд ли такие широкомасштабные приготовления на территории подвластного каганату населения, как постройка целой флотилии, ускользнули бы от внимания центрального хазарского правительства.
Выше указанный маршрут похода, в отличие от пути по Днепру, проходил через земли подвластных Хазарскому кагану народов - вятичей, волжских булгар, буртасов, алан, касогов, хазарских печенегов, которые вряд ли пропустили бы дружину Святослава без оказания военного сопротивления или без предварительной договоренности. И дело не только в том, что названные народы, хотя бы даже и номинально, входили в состав Хазарской державы и поэтому вынуждены были предоставлять кагану военную помощь по его требованию. На всем пути войско Святослава нуждалось бы в пополнении запасов продовольствия, а получить его можно было только у местного населения путем простого товарообмена или же грабежом. Первый путь отпадает, ибо воинам Святослава нечем было вести меновую торговлю, они выступили в поход с совершенно другими целями. Собственные продовольственные запасы славянского войска в походе были минимальными, на что указывает текст летописи: “В походах же не возил (Святослав) за собой ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, только нарезав конину или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.” (Повесть временных лет, 1950, с.46, 244). Славянским воинам остается только насильственный захват продовольствия и фуража у местного населения, что и делалось на территориях противника всеми армиями во всех войнах, вплоть до XX века. Исходя из этого, военные столкновения по маршруту следования войск, если главной целью Святослава была столица каганата - Итиль и разгром каганата, не должны были входить в планы киевского князя, ибо они ослабили бы славянское войско еще до встречи с основными силами хазар.
Еще один вероятный маршрут, которым мог двигаться князь Святослав, проходил по Дону или по Северскому Донцу, т.е. по “славянской” реке арабских географов Х-ХП вв. Однако на этом пути располагалась полоса крепостей, построенных, по мнению Г.Е.Афанасьева, византийскими инженерами по просьбе Хазарского правительства в нач.Х в. для защиты северных и северо-западных окраин каганата от нападений славян (Афанасьев Г.Е., 19936, с. 147, 148). Пройти этим маршрутом без военных столкновений войско Святослава могло также лишь при условии союзнических взаимоотношений между киевским князем и салтовцами Подонечья, или, по крайней мере, при нейтралитете последних. Это вполне допустимо, ибо на салтовских поселениях и городищах в бассейне Северского Донца и Дона не найдены следы каких-либо военных катаклизмов,
датируемых сер. - 2-й пол.Х века. При этом, однако, в “Повести временных лет” упоминается, что после взятия Саркела князь Святослав “... победил ясов и касогов” (Повесть временных лет, 1950, с.244), а именно с “ясами” исследователи отождествляют аланское население верховий Северского Донца и Дона, которым и принадлежали расположенные тут каменные крепости и катакомбные могильники (Новосельцев А.П., 1990, с.220-227). Упоминание в одном фрагменте летописи ясов вместе с касогами в этом случае вполне закономерно, если соотнести последних с носителями погребального обряда по обряду трупосожжения, оставившими свои могильники в бассейне Северского Донца в непосредственной близости от салтовских памятников, оставленных аланским (ясским) населением. Таким образом, вполне логично предположить, что после захвата Саркела войско Святослава столкнулось с донскими, а не с северокавказскими “ясами” и “касогами”, не оказавшими в силу каких-то обстоятельств помощь хазарскому правителю.
Данная версия уже нашла свое отражение в историографии. По этой версии, путь дружины во главе со Святославом проходил на челнах по Днепру, вокруг Крымского полуострова и вверх по Дону до Саркела. Этот маршрут был хорошо известен славянам, относительно безопасен и требовал меньших усилий чем выше упомянутые маршруты, ибо он шел в обход территорий, находившихся под контролем подчиненных хазарскому кагану народов. К тому же значительная часть данного маршрута незадолго до этого была опробована при походе 943/ 944 гт на Бердаа. Где-то возле Саркела, на границе домена хазарского кагана, и произошла битва между русами Святослава и хазарским войском, ибо каган знал о приближении русов и выступил им навстречу. Святослав, как указывает летописец, всегда предупреждал противника о своем выступлении (“Хочу на вас идти”), что он сделал и в .этот раз. В сражении войско Святослава одержало победу над хазарами, захватило Саркел, а уже потом разгромило ясов и касогов. Все эти события переданы в летописи как почти единовременные, что обусловлено, вероятно, близостью и ясов, и касогов (верховья Северского Донца) к месту, где развернулись основные события этого похода (Нижний Дон). В Киев Святослав, по-видимому, вернулся тем же путем, что и пришел к Саркелу: Доном до Азовского моря - вокруг Крыма - вверх по Днепру до Киева.
Окончательное решение вопроса этнической принадлежности салтовских захоронений по обряду кремации и связанного с этим ряда других проблем невозможно без привлечения широкого круга новых материалов, в том числе и таких, как случайная находка трех новых вещевых комплексов на территории современной Харьковщины.
362
Рис. 1. Комплекс № 1: 1, 2 — стремена; 3 — нож; 4 — сабля; 5 —удила; 6 — наконечник пики. 1-6 — железо.
Fig. 1. Complex № 1: 1,2- stirrups; 3 -a knife; 4-a sabre; 5-a horse-bit; б —a lance-head. 1-6— iron.
363
Рис. 2. Комплекс № 2:1 — топорик-чекан; 2, 3 — стремена; 4 —удила. 1-4 - железо.
Fig. 2. Complex № 2:1 - a hatchet-stamp; 2, 3 —stirrups; 4 —a horse-bit. 1-4 - iron.
364
Рис. 3. Комплекс № 3:1, 8- стремена; 2, 9—удила; 3 - кольчатый соединитель ремней конской сбруи; 4 - сбруйное кольцо; 5, 10- сбруйные пряжки; 6,7 - ножи. 1-10 — железо.
Fig. 3. Complex № 3: 1, 8 — stirrups; 2, 9 — a horse-bit; 3 -a ringed connector of horse harness belts; 4 — a horse harness ring; 5, 10—horse harness buckles; 6, 7 - knives. 1-10— iron.
365
Рис. 4. Комплекс № 3: 1, 2 — наконечники копий; 3, 4, 5 - топорики-чеканы; 6 — сабля; 7 - складной серп; 8 - пластины от котла; 9 — фрагмент дуговидной ручки котла; 10- петля от котла. 1-10 -железо.
Fig. 4. Complex № 3: 1, 2 — spear-heads; 3, 4, 5- hatchets-stamps; 6-a sabre; 7 -a folding sickle; 8 — plates of the caldron; 9 —a fragment of the caldron arcuate handle; 10- a loop of the caldron. I-10 — iron.
366
Литература и архивные материалы
Аксенов В.С., 1999. К вопросу об этнической принадлежности погребений по обряду кремации салтовской культуры// Матер1али М1жнародно1 археолопчно! конференц» “Еппчна icropix та культура населения степу та лгсостепу Свразп (вщ кам’яного внсу по ранне середньов1ччя)”. Дшпропетровськ.
Аксенов В.С., Воловик С.И., 1999. Новый салтовский могильник в верхнем Подонечье// Донская археология. № 3-4.
Аксенов В.С., Крыганов А.В., Михеев В.К., 1996. Обряд погребения с конем у населения салтовской культуры (по материалам Красногорского могильника)// Материалы I тысячелетия н.э. по археологии и истории Украины и Венгрии. К.
Аксьонов В.С., 1999. Поховання з конем друга! половини VIII-IX ст. верхньо! течп р.Слверський Донець (за матер!алами салт!вських грунтових могильниюв). Автореф. дис.... канд. icr. наук. Харюв.
Алихова А.Е., 1969. Материальная культура среднецнинской мордвы VIII-IX вв. Саранск.
Афанасьев Г.Е., 1993а. Система социально-маркирующих предметов в мужских погребальных комплексах донских алан// РА. № 4.
Афанасьев Г.Е., 19936. Донские аланы. Социальные структуры алано-ассо-буртасского населения бассейна Среднего Дона. М.
Афанасьев Г.Е., 2001. Где же археологические свидетельства суще ствования Хазарского государства// РА. № 2.
Багаев М.Х., 1979. Элистанжинский раннесредневековый могильник// Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге (у истоков истории татар Волго-Камья). Самара.
Бобчева Л., 1957. Въоружнеието на славени и първобългари// ВИС. № 3.
Братченко С.Н., Швецов М.Л., 1984. Средневековый могильник у станицы Басаевская// СА. № 3.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые селища Маяцкого селища. Воронеж.
Геиинг В.Ф., Голдина Р.Д., 1970. Позднеломоваговские могильники в Коми-Пермяцком округе// ВАУ Вып.9.
Генинг В.Ф., Халиков А.Х., 1964. Ранние болгары на Волге: Болыпе-Тарханский могильник. М.
Гршченко В.А., 1950. Пам’ятка VIII ст. коло с.Вознесенки на Запор1жж1// Археолопя. Т.З.
Дегтярь А.К., 1984. Комплекс из погребения воина у с.Кочеток на Северском Донце// СА. № 2.
Дмитриев А.В., 1979. Могильник эпохи переселения народов на реке Дюрсо// КСИА. Вып. 158.
Жуковская НЛ., 1969. Отражение социальной структуры общества в монгольских этнонимах// СЭ. № 4. Измайлов ИЛ., 1989. Оружие ближнего боя болгар VIII-X вв.// Ранние болгары в Восточной Европе. Казань.
Казаков Е.П., 1971. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника// Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань.
Каминский В.Н., 1987. Алано-болгарский могильник близ станицы Сгарокорсунской на Кубани// СА. № 4.
Кирпичников А.Н., 1973. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси DC-ХШ вв.// САИ. Вып.Е1-36.
Комар О.В., 1999. Коментар! до статтк Тахтай А.К. Погребальный комплекс хазарской эпохи из округи г.Чистяково Сталинской области//Vita antiqua. № 2.
Кононенко А.П., 1994. Отчет о работе Черноморского археологического центра в 1994 г.// НА ИА РАН, Ф.1, Р-1, №18813.
Крыганов А.В., 1987. Вооружение и конское снаряжение кочевников юга Восточной Европы DC-Х вв. Автореф. дис.... канд. ист. наук. Харьков.
Крыганов А.В., 1989. Вооружение и войско населения салтово-маяцкой культуры (по материалам могильников с обрядом труппосожжения)//Проблемы археологии Поднепровья. Днепропетровск.
Крыганов А.В., 1993. Нетайловский могильник// Археолопчт дослщження на Украпп 1992 року. К.
Криганов А.В., 1993. Вшськова справа ранньосередньов!чних алашв Подоння// Археолопя. № 2.
Кузнецов В.А., 1973. Аланская культура Центрального Кавказа и ее локальные варианты в V-XIII вв.// СА. № 2.
Кухаренко Ю.В., 1951. О некоторых археологических находках на Харьковщине// КСИИМК. T.XLI.
Ляпушкин И.И., 1961. Днепровское лесостепное Левобережье в эпоху железа// МИА. № 104.
Мажитов Н.А., 1981. Курганы Южного Урала VIII-ХШ вв. М.
Михеев В.К., 1986. Сухогомолыпанский могильник// СА. № 3.
Михеев В.К., 1990. Погребальный обряд Красногорского могильника салтово-маяцкой культуры// Ранние болгары и финно-угры в Восточной Европе. Казань.
Михеев В.К., 1994. Новый грунтовый могильник салтовской культуры в с.Червоная Гусаровка// Древности 1994. Харьков.
367
Mixece B.K., Степаиська Р.Б., Фомш Л.Д., 1967. Зброя салтзвсько! культури та н виробнигггво// Питания icropii нарсцпв СРСР. Вип.4. Харюв.
Новосельцев A.IL, 1990. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М. Пархоменко О.В., 1983. Поховальний швентар Нетаюнвського могильника VIII-IX ст.// Археолопя. № 43.
Плетнева С.А., 1962. Подгоровский могильник// СА. № 3.
Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура// МИА. № 146.
Плетнева С.А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М.
Повесть временных лет, 1950. Т.1. М.; Л.
Покровский А.М., 1905. Верхне-Салтовский могильник// Тр.ХП АС. Т.1.
Пьянков А.В., 1998. Раннесредневековые находки из разрушенного могильника у хутора Хабль
Абинского района Краснодарского края// Древности Кубани. Вып. 10. Краснодар.
Пьянков А.В., 2001. Касоги / касахи / кашаки письменных источников и археологические реалии Северо-Западного Кавказа// Северный Кавказ и кочевой мир степей Евразии: V “Минаевские чтения” по археологии, этнографии и краеведению Северного Кавказа. Тезисы докладов. Ставрополь.
Пьянков А.В., Тарабанов В.А., 1996. Кремационные погребения Кубани и Подонья салтовского времени: единство происхождения или случайное сходство// Проблемы археологии и истории Боспора. К 170-летию Керченского музея древностей. Керчь.
Савченко Е.И., 1986. Крымский могильник// АОН. Вып.1. М.
Саханев В.В., 1914. Раскопки на Северном Кавказе в 1911-1912 гг.// ИАК. Вып.56.
Сахаров А.Н., 1980. Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X вв. М.
Святкин С.В., 1998. Относительная хронология мордовских боевых топоров-чеканов VIII-XI вв.//
Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара.
Семенов А.И., 1988. К выявлению центральноазиатских элементов в культуре раннесредневековых кочевников Восточной Европы// АСГЭ. № 29.
Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период. 1990. К.
Тарабанов В.А., 1983. Средневековый могильник у аула Казазово// Проблемы археологии и этнографии.
Вып.П. Л.
Тарабанов В.А., 1992. Раскопки средневекового кремационного могильника у с.Молдовановское Крымского района в 1989 г.// Археологические раскопки на Кубани в 1989-1990 годах. Ейск.
Тарабанов В.А., 1997. Ингумационное погребение в Молдовановском кремационном могильнике (по раскопкам 1989 г.)// Древности Кубани. Материалы семинара, посвященного 85-летию Н.В.Анфимова. Краснодар.
Тарабанов В.А., 1999. Исследование раннесредневековых памятников в Адыгее в 1986 году// Древности
Кубани. Вып. 14. Краснодар.
Татаринов С.И., Копыл А.Г., Шамрай А.В., 1986. Два праболгарских могильника на Северском Донце//
СА. № 1.
Уварова П.С., 1900. Могильники Северного Кавказа// МАК. T.VIII.
Швецов М.Л., 1980. Котлы из погребений средневековых кочевников// СА. № 2.
Швецов МЛ., 1991. Могильник “Зливки’7/ Проблеми на прабългарската история и култура. Вип.2. София.
Шрамко Б.А., 1983. Погребения VIII-IX вв. у с.Пятницкое в Харьковской области// Древнерусское государство и славяне. Минск.
Summary
V.S.Aksionov (Kharkov, Ukraine)
NEW COMMEMORATED COMPLEXES OF WARRIORS-HORSEMEN OF SALTOVO TIME FROM UPPER DON REACHES
At the excavations close to the cremational burial ground of Saltov archaeological culture at Suha Gomolsha three ware complexes belonging to soldiers-horsemen have been found. The complexes consist of objects of arms (a sabre, spear-heads and fighting axes), horse equipment elements and objects of economic-household purpose. These complexes are dated the 2nd half of VIII - the 3rd quarter of IX cc AD.
Статья поступила в редакцию в феврале 2003 г
368
Е.В.Круглов
О КУЛЬТУРНО-ХРОНОЛОГИЧЕСКОИ АТРИБУЦИИ КУРГАНА 27 ЦАРЕВСКОГО МОГИЛЬНИКА
В 70-80 гг XX в. в окрестностях п.Царев Ленинского р-на Волгоградской обл. В.И.Мамон-товым и Е.П.Мыськовым были исследованы 84 насыпи Царевского курганного могильника (Мамонтов В.И., 1971; 1973; 1975; Мыськов Е.П., 1988; 1989; 1990). Большинство обнаруженных во время этих раскопок захоронений относились к XIV в. Несколько погребений были связаны с эпохой бронзы и раннего железного века. Одно захоронение датируется koh.V - нач.VI в. Два погребения относились к IX в. Особый интерес вызывают материалы кургана 27, несмотря на их публикацию, до сих пор не получившие однозначной культурно-хронологической оценки. Автор раскопок связывал памятник с XIV в. (Мамонтов В.И., 1975; Мамонтов В.И., Ситников А.В., 1993, с.203-206). Этой же точки зрения придерживается Л.В.Яворская, использовавшая материалы этого кургана при попытке разработки дробной хронологии эпохи Золотой Орды (Яворская Л .В., 2001, с.89, рис.2). Между тем, М.Л.Швецов (Швецов М.Л., 1985) и автор (Каталог. .., 2001, с.5, с. 12, II, с.24,9-10) относят памятник к хазарскому времени. Это вынуждает вновь обратиться к материалам раскопок кургана 27.
Курган располагался в восточной, наиболее древней, группе насыпей Царевского могильника (рис. 1). Его диаметр -8 м, высота - 0,8 м. Погребение основное, сооружено в простой прямоугольной яме. Ее размеры: 2,09x0,75x0,9 м. С западной, южной и восточной сторон могилу окружала прослойка материкового выкида. На западном краю ямы найдены останки полного скелета собаки. В могиле, в деревянном гробу, вытянуто на спине, черепом на запад-юго-запад покоились останки скелета взрослой женщины. Кости правой стороны грудной клетки погребенной были смещены, кости правой руки приближены к позвоночному столбу. Кисть правой руки находилась на тазе, кисть левой - под тазом. Пяточные кости ног были сближены (рис.2, 1, 7). За черепом погребенной обнаружен костяной амулет-оберег, вырезанный из двух скрепленных штифтом частей. Место скрепления закрыто серебряной трубочкой (рис.2, 3). Слева от черепа лежала перламутровая шестигранная бусина-разделитель с двумя отверстиями (рис.2, 4). Между костями левой руки и ребрами грудной клетки находилось зеркало (рис.2,
5). У стопы левой ноги найден железный нож (рис.2, б). Между стопами ног и восточной стенкой могильной ямы располагался свинцовый грузик-пломба (рис.2,2).
Простые прямоугольные ямы с лежащими в них вытянуто на спине останками погребенных имели широкое территориальное распространение от эпохи энеолита до современности. Этот обряд был знаком и многим средневековым народам. Однако обычай принесения в жертву собак в эту эпоху наибольшую известность получил лишь в хазарское и, отчасти, в предмонгольское время. Собаки являлись основным видом жертвенных животных раннего Саркела (Артамонова О.А., 1963, с. 17-19; Плетнева С.А., 1967, с.96-97). Останки этих животных многократно фиксировались в заполнениях дромосов аланских катакомб Дмитровского и Маяцкого могильников салтово-маяцкой культуры (Плетнева С.А, 1989, с.206, 244; Флёров В.С., 1990, с.153; Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991, с.67, 76). Собаки использовались и в поминальном ритуале некоторых подкурганных захоронений типа Соколовской балки, связываемых исследователями с хазарами: Большой Царын, 5/2, 4, 9 (Цуцкин Е.В., 1977, с.25-26); Дубовской-1, 5/2 (Яценко В.В., 1994, с.35); Дюкер, 27/2, 6 (Цуцкин Е.В., 1982, с. 108); Тер-новский-П, 12 (Науменко С.А., 1983, с.27-32); Тип-ки-1,1 (Ляхов С.В., 2005). Характерно, что во всех указанных случаях кости собак располагались отдельно от останков погребенных. Они фиксировались не на дне могил, а в их заполнениях или даже рядом с ними. Важное место культ собаки занимал и у населения Волжской Болгарии домонгольского времени (Федоров-Давыдов Г. А., 1962, с.86) и совершенно не практиковался кочевым и городским населением Восточной Европы в эпоху Золотой Орды.
Останки погребенной из кургана 27 были потревожены, возможно, преднамеренно. Подобные обычаи в эпоху раннего средневековья имели очень широкое распространение, но особенно - у населения Хазарского каганата (Флёров В.С., 1993; 2000).
Месяцевидный амулет-оберег крайне специфичен. Аналогии ему находим исключительно только в материалах салтово-маяцкой культуры, где наличие подобных изделий считается проявлением признаков шаманизма (Плетнева С.А., 1967,
Рис. 1. План восточной части Царевского курганного могильника (Мыськов Е.П., 1990/- а - курганы с древнейшими погребениями (дозолотоордынскими); б - курганы с погребениями XIV в.; в — нерас-копанные курганы.
Fig. 1. The layout of the eastern part of Tsarev barrow cemetery (Мыськов Е.П., 1990): a — barrows with the most ancient burials (pre-Golden Horde time); 6 — barrows with burials of the XIV с.; в — not-excavated barrows.
с.172). Этот предмет наиболее определенно указывает на вероятную дату сооружения изучаемого памятника: cep.IX - 1-я пол.Х в. Именно к этому времени в Хазарском каганате в обрядовой практике произошел переход от использования металлических амулетов к костяным, и началось распространение культовой графики (Плетнева С.А., 1967, с.140-141, рис.36,172-179; ФпёроваВ.Е., 2001, с.21,24).
Перламутровые изделия в эпоху средневековья встречаются сравнительно редко, но все же и они были довольно обычны для памятников хазарского времени (Плетнева С. А., 1967, с. 140; Флёров В.С., 1993, с.27). Перламутровые бусины встречались в погребениях Дмитровского, Салтовского, Маяцкого, Крымского могильников, а также в Мощевой Балке (Савченко Е.И., 1986, с.91). Кусочки рубленых перламутровых прямоугольников и квадратиков обнаружены в инвентаре погребений
Саркела - Белой Вежи (Артамонова О.А., 1963, с.61). Значительное количество таких бус было зафиксировано в мордовском могильнике VIII-IX вв. Мыдлань-Шай (Генинг В.Ф., 1962, с.50-51). В золотоордынское время доля перламутровых изделий не превышала 1,69% общего количества предметов из полудрагоценных камней и материалов органического происхождения (Полубоя-ринова М.Д., 1991, с.45, 77, 88, 98).
Свинцовые грузики-пломбы хорошо известны в материалах XIII-XIV вв., но они широко использовались населением Северного Прикаспия и в IX-XI вв. (Полякова Г.Ф., 1996, с.246-248, рис.76, 4-14\ Круглов Е.В., 2001, с.433, табл.З, 5). Согласно ал-Гарнати, подобные предметы в безмонетный период (Х-ХШ вв.) использовались населением в качестве менового эквивалента при торговых взаиморасчетах (Мухаммадиев А.Г., 1983, с.26). Хотя хронология
370
бытования грузиков-пломб изучена еще довольно слабо, ясно, что дисковидный грузик из царевского погребения является одним из самых ранних предметов этого круга. По своей форме он довольно
сильно отличается от грузиков домонгольского и золотоордынского времени. Предметы именно такого типа были обнаружены в катакомбе 118 Маяцкого могильника (Флёров В.С., 1993, с. 133, рнс.56,23) и
Рис. 2. Царев, курган 27. / - план кургана: I - материковый выкид: 2-6 погребальный инвентарь; 7 тан погребения: а - кости скелета собаки, б - амулет-оберег, в - бусина-разделитель, г зеркало, д нож, е грузик-пломба.
Fig. 2. Tsarev, barrow 27. / the layout of the barrow: 1 - subsoil outbreak; 2-6 - a funeral inventory; 7 the layout of the burial: a - bones of the dog skeleton, 6 - an amulet-" guard", в a bead-separator г a mirror, d a knife, e a plummet-lead.
371
1’iic. 3. Зеркало и з погребения ку pi ana 27
I [аревекою могильника.
1 ig. 3. A mirror from the burial of barrow 27 of Isarex cemetery.
hoi ребеннях 1анкесвскою моги i ыт 11 ка (Казаков Г .1 I.. 1971.с.106. габл.1\.с.П8).
Зеркало и i царевского noi ребеиия и зготовлено не nt обычной для золотоордыиских 1еркал темной бронзы. a in белого металла. Подобная технология считается более характерной для юмошольских намипшков и связывается с традициями населения хазарского времени (Полякова Г.Ф.. 1996. с.236-237). По краю диска проходит валнкообразный коль-иевп шый бортик, в центре имеется небольшой сферический выступ, сбоку петля-ручка, сломанная еще в древиост и. 11а одной из сторон изображение сидящею на коне невооруженного всадника. Подобный сюжет совершенно не характерен для хорошо изученною золотоордынского искусства. В то же время образ всадника, вписанного в кольцо, являлся одной нт основных и наиболее распространенных сюжетных линий искусства хазарскою времени. Сидящий на коне всадник был наиболее популярной фигурой в искусстве этого времени. Особенно широко этотoopai представлен в Meia.i.ioiiластике и графике садюво-маяцкой культуры. Всадники изображались нс только па мелких naipy дных аму егах-оберегах, но и на iopoi их золотых кувшин ix (11адьеенiмиклошский клад) и 1ажс высекались на скалах (Ма дары). В подавляющем большинстве подобных сюжетов современные
исследователи видят образ верховного тюркского небесного божества Теш ри-хана или же его наиболее удачливых земных воплощений — предводителей типа /\ciiapyxa или Крума. На территории Хазарского каганата культ ангропомор-физироваиного бога неба-солнца Тенгри-хана слился вое пню с культом кагана-вождя, наделенною ма< пиеской силой(Пледиева С.А., 1967.с. 176-179; Ала гжовЖ.. 1983. с.76-85: Ф icpoea B.F.. 2001. с.75-82).
Повышенный интерес вызывае) изображенное перед конем ранение. Чю это может означать. не вполне ясно, flpe.riai аем еле iy ту ю реконст ру кцию данного сюжета, основанную на евн 1сгельс1вах нескольких арабских историков \-\1 вв. Ибн Фа паи b922i в своем грудеопутсшес1В1ш на Волгу писал: "... И он (бек. шад Г.К.) в ходи i каж n.tii ient> к великому хакану смиренно.... (держа) в своей руке дрова, причем koi да приветствует ею. заляпает пере 1 ним эти дрова”(Пу 1сшествие.... 1939.С.84). Блиткие сведения шюттру 1ы Ион-Русте и I ар ш зп. 11ервый в 902 03 и в разделе о хазарах сообщил: "...Верховным царем является у них хазар-хакан. О шако он lOjibKo номинально пользуется власюю. Уирав-leiiuc делами находится во власю шиа. . Koi да иша выеду naei. то сопровож гавишй ею вса шик зержиз впереди ею солниеви дный шск. являющийся символом его власти” (Гол теп 11.Б.. I993.C.220). О гом же около 1052 53 и писал и Гардиш: ".. \ них есть царь, который НОСИ1 титул шпала: кроме юю. есть главный царь, которого называют хатар-хакаиом. \а tap-хакану нрина ьтежит только i и гул: у правление иахо инея в руках ишада: выше иша га не г никою ... Koi да хагарский царь садится верхом. ... авашар 1. который едет впереш войска, ноши пере t царем сделанные из воска свечи и светильники ...”(1 о г ten И.Б.. 1993, с.220). 11а основании указанных исторических свидетельств становится ясно, что изучаемая сюжоная композиция может изображать хазарского кагана или бека (шала) во время проведения ритуальною обрядового прагднесгва. О шако эти действия могли являться отражением соблюдения хазарской правящей верхушкой ну [ейских культовых iparimiiii и предписаний. I lo.iaiаю. чю во фра! менте из текста Ибн-Фа.ьгана речь может идти об обрядовом зажигании в личных покоях хазарского кагана не каких-то там абстрактных tpou.a вполне конкретной иу зейской культовой свечи Меноры. В сообщениях Иби-Русте и Гарди ш говори гея уже не о внутренних покоях хикама. а об огкрыюм прост ранет ве. ')то значи г. ч го здесь, скорее всего, у поминает ея дру । ая ра зновн дность иу .зейскою све) и льни-ка \ эну кия. Культовая су шность обоих свет ильни-ков заключалась в утолении жаж ды каждою ог тельного человека и всею земного мира свегом и рагу-мом. При эгом Менора является рнгуалыгым ку.гь-говым свеиглышком. зажигаемым самим ВеевыИ1-
372
ним внутри храма и непрерывно горящим семь дней. Ханукия, в противоположность Меноре, — светильник, зажигаемый самими людьми вне Храма только в темное время суток. Во время Ханукии верующие обязаны были оказывать друг другу духовную и материальную поддержку. Горящие свечи Ханукии были призваны освещать темноту реального земного мира светом, исходящим как бы от самих людей. Зажигая свечи, работая “внизу”, человек поднимался в собственной святости и притягивал свет Всевышнего в свой материальный мир. В различии этих обстоятельств и заключаются важнейшие особенности иудейского религиозного культа. Помимо этого, у храмовой Меноры тора регламентирует наличие семи ветвей, а у Ханукии их допускалось иметь восемь, а вместе с шамашем, центральной служебной свечей, их могло быть и девять.
Исходя из всего этого, полагаю, что во всаднике, изображенном на зеркале из царевского погребения, следует видеть хазарского бека (шада). Растение, изображенное перед ним, следует считать иудейской свечой Ханукией. Общее количество ветвей, отходящих от его центрального ствола, более семи, но не более девяти-десяти, при этом некоторые из
них раздваиваются. Не являясь специалистом в области культовой иудейской символики, искренне надеюсь, что экспертизу предлагаемой гипотезы более предметно проведут эксперты-искусствоведы. Тем не менее, полагаю, что обнаруженное волгоградскими археологами в нижневолжских степях в типично языческом погребении зеркало является реальным подтверждением прямого пересечения в далекой древности путей иудейства и тенгрианства. Возможно, хронология анализируемого захоронения из царевского кургана 27 в будущем еще потребует дополнительного обоснования. Но в любом случае уже сейчас следует признать, что ни погребальный обряд, ни могильный инвентарь данного археологического памятника достоверно и однозначно золотоордынскими не являются. Наиболее реальное время его совершения: cep.IX - 1-я пол.Х в. Поскольку Заволжье в указанный период в ареал распространения памятников салтово-маяцкой культуры, государственной культуры Хазарского каганата, не входило, ответить на вопрос об этнокультурной идентификации данного комплекса на основании имеющихся в нашем распоряжении материалов не представляется возможным.
Литература и архивные материалы
Аладжов Ж., 1983. За култа към Тангра в средновековна България// Археология. Кн. 1 -2. София.
Артамонова О. А., 1963. Могильник Саркела - Белой Вежи// МИА. Т. 109.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые комплексы Маяцкого селища. Воронеж.
Генииг В.Ф., 1962. Мыдлань-Шай - удмуртский могильник VIII-IX вв.// Вопросы археологии Урала. Вып. 3.
Свердловск.
Голден П.Б., 1993. Государство и государственность у хазар: власть хазарских каганов// Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти. М.
Казаков Е.П., 1971. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника// Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань.
Каталог выставки “Культура средневековых кочевников и городов Золотой Орды”, 2001. Волгоград.
Круглов Е.В., 2001. Погребальный обряд огузов Северного Прикаспия 2-й пол.1Х - 1 -й пол.Х! в.// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Ляхов С.В., 2005. Раннесредневековый курган с ровиком из Северного Ставрополья// Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып.4. Ставрополь. В печати.
Мамонтов В.И., 1971. Отчет о работе Приволжского отряда Волго-Донской экспедиции ЛОИА АН СССР в Кумылженском, Ленинском и Среднеахтубинском районах Волгоградской области в 1971 г.// АИА РАН. Р-1. Д. № 4456//Архив ВОКМ. Д. № 30.
Мамонтов В.И., 1973. Отчет о работе Приволжского отряда Волго-Донской экспедиции ЛОИА АН СССР в Ленинском и Калачевском районах Волгоградской области в 1973 г.// АИА РАН. Р-1. Д. № 5688; Архив ВОКМ. Д.№32.
Мамонтов В.И., 1975. Отчет о работе Приволжского отряда Волго-Донской экспедиции ЛОИА АН СССР и Волгоградского отделения ВООПИК в 1975 г.// Архив ВОКМ. Д. № 34,78.
Мамонтов В.И., Ситников А.В., 1993. Средневековые погребения Царевского курганного могильника// Древности Волго-Донских степей. Вып.З. Волгоград.
Мухаммаднев А.Г., 1983. Булгаро-татарская монетная система XH-XV вв. М.
Мыськов Е.П., 1988. Отчет о работе Волго-Ахтубинского отряда археологической экспедиции Волгоградского пединститута в Котельниковском и Ленинском районах Волгоградской области в 1988 т.П Архив ВОКМ. Д. № 60.
373
Мыськов E.IL, 1989. Отчет о раскопках могильника Царев, проведенных Волго-Ахтубинским отрядом археологической экспедиции Волгоградского пединститута в 1989 году// Архив ВОКМ. Д. № 62.
Мыськов Е.П., 1990. Отчет о раскопках могильника Царев, проведенных Волго-Ахтубинским отрядом археологической экспедиции Волгоградского пединститута в 1990 году// Архив ВОКМ. Д. № 68.
Науменко С А., 1983. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне строительства Донской оросительной системы в 1983 Г.//АИАРАН. Р-1. Д.№9876.
Плетнева С А., 1967. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. М.
Плетнева С А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М. Полубоярииова М.Д., 1991. Украшения из цветных камней Болгара и Золотой Орды. М.
Полякова Г.Ф., 1996. Изделия из цветных и драгоценных металлов// Город Болгар. Ремесло металлугов, кузнецов, литейщиков. Казань.
Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу, 1939. М.; Л.
Савченко Е.И., 1986. Крымский могильник// Археологические открытия на новостройках. Вып. 1. М. Федоров-Давыдов ГА., 1962. Тигашевское городище (археологические раскопки 1956,1958 и 1959тт.)// МИА. №111.
Флёров В.С., 1990. Маяцкий могильник (раскопки 1979 года)// Маяцкий археологический комплекс.
Материалы советско-болгаро-венгерской экспедиции. М.
Флёров В.С., 1993. Погребальные обряды на севере Хазарского каганата. Волгоград.
Флёров В.С., 2000. Розыскания по обряду обезвреживания погребенных в раннесредневековой Восточной
Европе// Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 1. Донецк.
Флёрова В.Е., 2001. Образы и сюжеты мифологии Хазарии. Москва; Иерусалим.
Швецов М.Л., 1985. Памятники кочевого населения степей Восточной Европы// Тез. обл. семинара “Археология и краеведение—школе”, 15-16 марта 1985 г. Донецк.
Цуцкин Е.В., 1977. Отчет о работе Сарпинской археологической экспедиции Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии, экономики и Калмыцкого государственного университета в 1977 г.//Архив КИТИ РАН. Ф.14, оп.2. Д. № 8.
Цуцкин Е.В., 1982. Отчет о работе археологической экспедиции Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии и экономики в 1982 г.// Архив КИТИ РАН. Ф. 14, оп.2. Д. № 29.
Яворская Л.В., 2001. Материалы к золотоордынской хронологии (по погребальным памятникам из окрестностей Царевского городища)// Материалы по археологии Волго-Донских степей. Вып. 1. Волгоград.
Яценко В.В., 1994. Отчете работе археологического научно-исследовательского бюро в Пролетарском и Дубовском районах Ростовской области в зоне строительства магистрального газопровода “Починки -Изобильное - Ставропольское ПХГ” в 1994 г.// Архив АНИБ г.Ростов-на-Дону.
Summary
Ye.V.Kruglov (Volgograd, Russia)
ON CULTURAL AND CHRONOLOGICAL ATTRIBUTION OF BARROW 27 IN TSARIOV BURIAL GROUND
The paper deals with the problem of the cultural and chronological attribution of the interment of barrow 27 in Tsariov burial ground. The complex was studied in 1975 on the site of Lenin district, Volgograd province by V.I.Mamontov, head of Privolzhsky team of the Volga-Don expedition of Leningrad Division of the Institute of Archeology in the Academy of Sciences of the USSR, and described in a publication of 1992 as the monument of the XIV*11 c. However, the author asserts that the funeral rite and the burial inventory of that complex cannot be reliably referred to the Golden Horde times. There is more evidence in favour of attributing the complex to the Khazar time. Thus, the new-moon-like amulet and the lead load-seal, in the author’s opinion, are indicative of the middle of the IXth c. - the 1st half of the Xth c. The author lays a special emphasis on the mirror from that interment. On one of its sides an unarmed mounted horseman is depicted with a plant in front of him. The author believes that this topical composition can be regarded as an image of a Khazar chagan or bek (shad) during the ritual of the ceremonial Judaic celebration, lighting the religious candle of Khanukia.
Статья поступила в редакцию в мае 2005 г
374
О.А.Полякова
ДВА КУРГАНА С ПОДКВАДРАТНЫМИ РОВИКАМИ ИЗ МОГИЛЬНИКА ВОЛЧАНОК НА ЗАПАДНОЙ ОКРАИНЕ ХАЗАРСКОГО КАГАНАТА И ИХ ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
Публикуемые здесь курганы с подквадратными ровиками (далее КПР), в отличие от весьма оригинального новониколаевского комплекса, относительно недавно исследованного в статье А.В.Евглевского и Ю.В.Кудлая (2001), ничем особо примечательным не выделяются, но заслуживают пристального внимания, прежде всего, потому, что расположены на западной окраине Хазарского каганата, где они до сих пор еще не встречались. Введение их в научный оборот, являющееся нашей главной целью, в известной степени, позволит получить новую информацию о культурно-политическом присутствии этого средневекового государства в Северо-Западном Приазовье.
Планиграфия могильника и результаты раскопок
Курганная группа Волчанск-I, раскопанная Херсонской археологической экспедицией в 1980 г1 (Кубышев А.И. и др., 1980), расположена в междуречье рр.Болыпого и Малого Утлюков, на расстоянии примерно 15 км от берегов Ут-люкского залива и 10 км от лимана р.Молочной у с.Волчанское Акимовского р-на Запорожской обл. (рис.1). Могильник вытянут на 800 м вдоль гребня надпойменной террасы правого берега р.Малый Утлюк и этим обусловлена его ориентировка по линии ЮЮЗ-ССВ. Пойма реки под крутым правым берегом могла служить удобным местом зимовок кочевников-скотоводов (Кубышев А.И. и др., 1980). К западу от группы I на гребне надпойменной террасы левого низкого берега р.Болыпой Утлюк находилась группа II, состоящая из 3 курганов (№№ 1 -3).
Могильник Волчанск I насчитывал 20 насыпей. Интересующие нас курганы хазарского времени (21 и 22) замыкали могильник с юго-юго-запада (рис.2). В эпоху Средневековья, но в гораздо более позднее время - в XIII - 1-й пол.Х1У в., в могильни *
ке были устроены еще 9 кочевнических комплексов. Все они, кроме одного, сосредоточены на противоположной от хазарских ровиков части могильника, т.е. завершали группу с ССВ, образуя своеобразный курганный массив округлых очертаний.
Несмотря на то, что мы считаем расположение волчанских КПР строго продуманным действием, тем не менее, устойчивой закономерности в планиграфии всех известных нам 23 КПР мы не обнаружили. Они занимали различное место в своих курганных группах, хотя в большинстве случаев предпочтение отдавалось восточным участкам могильников. Так, например, курган 5 могильника Терновский-П находился в восточной части группы; в расположении пяти курганов (4, 6, 11, 21 и 28) из группы Новосадковский трудно усмотреть какую-то закономерность, но то, что три из них (4, 6,28) находились в восточной части группы, видимо, не простое совпадение; курган 3 из могильника Романовский-П, хоть и не замыкал группу с востока или запада, зато располагался на некотором расстоянии к северу от курганной цепочки, т.е. несколько в стороне; оторван от основной группы и курган 9 из Кащеевки, находясь далеко к ЮЮВ от нее. Вряд ли это все случайно.
Убеждение относительно строгого выполнения установок на конкретное размещение КПР (несмотря на различия) усиливается тем, что не был использован курган 20 (скифский), который был ближе к одному из интересующих нас курганов - 22, замыкающему могильник с юга, чем к к.21 (рис.2). Значит, курган 20 не подходил руководителям обрядности по каким-то критериям. Возможно, на момент совершения ритуала их могла не устраивать точка пространства. Более конкретного объяснения у нас пока нет. Во всяком случае, разумная для нас логика сооружения “родственных” ровиков в рядом стоящих курганах здесь явно не работает. Оба хазарских ровика были впущены в такие же чужие (более ранние), как и курган 20, скифские насыпи.
‘Благодарю начальника отряда Херсонской экспедиции, автора раскопок - В.В.Дорофеева за разрешение опубликовать данные материалы его полевых исследований.
Рис. 1. Карта-схема месторасположения курганов с подквадратными ровиками без погребений:
1 - Волчанск-I, к.21; 2 — Волчанск-I, к.22; 3 — Новониколаевка-П, к.1; 4 — Малой-П, к.2; 5 — Кугейская Падъ-П, к.2; 6 - Кугейская Падъ-Ш, к. 7; 7-Надежовка-I, к.5; 8-Кащеевка, к.9; 9 -Ясиновский, к.З;
10 - Комаров-!!, к.14; И -Новосадковский, к. 4; 12 — Новосадковский, к. 6; 13 — Новосадковский, к.11; 14
-Новосадковский, к.21; 15 -Новосадковский, к.28; 16 — Романовский-!!, к.З; 17 — Терновский-П, к.5; 18 - Вербовый Лог-VIII, к.2; 19 - Вербовый Лог-VIII, к.6; 20 - Дружба, к.11; 21 - Нагавский-П, к. 9; 22 — Нагавский-П, к. 14; 23 - Нагавский-П, к. 15.
Fig. 1. Scheme map of location of barrows with subsquare small ditches without burials.
Примечательно еще и то, что все курганы обеих групп могильника Волчанск, за исключением одного, также имели ровики. При этом важно, что они принадлежали различным культурам: помимо хазар, еще и срубникам (курган 2), скифам (кк.4, 6, 9,15, 16,20,21,23), поздним кочевникам (кк.5,6 (2-й ров), 7, 10,11, 13, 14, 17, 18 - из I-й группы и кк.1, 2, 3 - из П-й группы). Перечисленные ровики, за исключением одного прямоугольного, относящегося к срубной культуре, были круглых или округлых очертаний. Заменой ровика можно считать кольцевую, довольно широкую выемку вокруг скифского кургана 8. Что касается кургана 19, сооруженного, скорее всего, в позднекочевническое время, и где
ровик не фиксировался, то он был полностью распахан. Учитывая, что в этом кургане было устроено детское погребение, ровик мог быть выкопан неглубоко (в погребенной почве) или не выкопан вообще ввиду вполне объяснимого невысокого социального статуса ребенка.
Приведенных выше данных достаточно для того, чтобы сделать предположение о некой особенности то ли данного участка водораздельного гребня, то ли шире — ландшафта местности. Возможно, что эти факторы, преломленные через какую-то очень важную универсальную мотивацию, присущую разным культурам, разделенным веками и даже тысячелетиями, в совокупности и привели
376
Рис. 2. План курганной группы Волчанск-1.
Fig. 2. Volchansk-I barrow group layout.
к появлению именно такого облика волчанского могильника. Какова была конкретная мотивация и ее глубинная содержательная сторона, сказать наверняка сегодня нельзя, но определенные наработки в этом вопросе в археологии уже имеются. Это, например, целый ряд статей Там.М.Потемкиной, давно уже развивающей археоастрономическое направление в археологии (Потемкина Там.М., 2002; 2005; Потемкина Т.М., Юревич В.А., 1998; и др.). Важна и работа М.П.Чернопицкого (Чернопицкий М.П., 1980), но особенно полезной нам оказалась упомянутая в преамбуле статья А.В.Евглевского и Ю.В.Кудлая (2001). Опираясь на данные исследования, можно заключить, что сооружение ровиков
в юго-юго-западной части волчанского могильника следует считать вполне продуманным действием, поскольку, очевидно, только в этом случае, по представлениям древних, могли реализоваться специфика и задачи ритуала. Следовательно, процедура выбора места для этих ровиков на ближайшей территории в целом, и в курганной группе в частности, была направлена на установление наиболее сакральных точек пространства. В каждом конкретном случае при определении “нужных точек” в курганных группах представителями различных культур выбирались соответствующие контексту места, которые, в свою очередь, очевидно, зависели как от времени года и движения солнца (Евглев-ский А.В., Кудлай Ю.В., 2001), так и от того или иного события в жизни коллектива. Одним словом, сложная система взаимосвязей ощущается здесь довольно явно.
Курган 21 находился в 15 м на северо-восток от кургана 20 (рис.2). Его светло-коричневая распаханная насыпь возвышалась над уровнем поля не более чем на 0,2 м. После ее снятия на уровне материка были выявлены два ровика и одно скифское погребение, совершенное в яме с подбоем (рис.З, У). Ровики имели различную форму и конструкцию. Один (скифского времени) - круглый, диаметром 12 м, шириной 0,3 м, имел разрывы в северо-западной и юго-восточной части. Ширина разрывов 0,7 м. Возле перемычек концы рва расширены. Прокопка рва в местах перемычек показала, что он заполнен плотным гумуссированным грунтом. Находки не обнаружены. В поперечном сечении ров трапециевидной формы, его глубина — 0,3-0,4 м.
Второй ровик (хазарского времени) отличается от первого как планировкой, так и формой разреза. Он оказался шире и глубже первого, в плане подквадратной формы и ориентирован своими сторонами по сторонам света. Имеет пять перемычек (4 - по углам, 1 — по центру западной стороны). По отношению к круглому ровику он на 1,5-2 м смещен к западу. Скифское погребение, расположенное в центре кургана, находилось так же и в центре площадки, окруженной круглым ровиком, следовательно и относительно этого погребения подквадратный ровик также смещен к западу. Что интересно, длина и ширина, взятая между его внутренними стенками, примерно соответствуют диаметру круглого ровика, т.е. размеры площадки колеблются в пределах 11-11,6 м. Ширина ровика — 0,8 м. Формы и размеры сегментов подквадратного ровика не одинаковы. Два западных сегмента изогнуты, а разрыв между ними имеет ширину 0,9 м. Южный конец меньшего сегмента резко заужен до 0,3-0,5 м. Северный и южный сегменты ровика немного изогнуты во внешние стороны, также как и западные сужаются в западных концах. Вос-
377
Рис. 3. Общие планы курганов Волчанск-I: 1 - курган 21; 2 — курган 22.
Fig. 3. General layouts of Volchansk-I barrows: 1 - barrow 21; 2 - barrow 22.
точный сегмент на две трети — почти прямой, его северный конец слегка загнут вовнутрь. Ширина перемычек от 0,2 до 0,8 м. В поперечном сечении ров имеет форму полуовала. Глубина рва в среднем - 0,5 м (рис.З, 7).
Кстати, вопрос о последовательности создания ровиков для авторов раскопок из-за весьма невыразительной стратиграфии остался тогда нерешенным. В ровиках, судя по отчету экспедиции, не зафиксировано абсолютно никаких находок, нет ясности в разрезах бровок и системе глубин. Однако по комплексу косвенных признаков, прежде всего, по отмеченному выше взаиморасположению ровиков относительно скифского погребения и их конструктивным аналогиям из других памятников, можно с уверенностью заключить, что круглый ровик более ранний и составляет единый ансамбль со скифским погребением. Описание скифских материалов мы опускаем, поскольку это выходит за рамки нашей публикации.
Курган 22 - крайний с ЮЮЗ курган группы; был полностью распахан и выделялся на пахоте пятном светлого грунта — распаханного выкида. Насыпь была окружена рвом (хазарского времени) подквадратной формы с сильно или едва заметно закругленными углами, размерами (по внутренним краям) по оси 3-В - 15,2 м, С-Ю - 14,2 м. Ров имел пять перемычек: 3 из них в СВ, ЮВ и ЮЗ углах; одну в западной стороне рва ближе к СЗ углу и одну в ССЗ стороне рва, также ближе к СЗ углу. Уровень ССЗ перемычки рва был ниже уровня материка на 0,1 м. Ров в сечении в одних местах подтрапецие
видной формы, в других - в виде полуовала (рис.З, 2). В кургане исследовано основное и единственное скифское погребение, описание которого мы опускаем, как и в случае с курганом 21.
Ареал распростраиеиия курганов с подквадратиыми ровиками без погребений и их функциональное назначение
Ареал КПР (в число которых входят и бес-погребальные комплексы) пока можно представить в самых общих чертах, поскольку границы их распространения, как в виду раскопок новых могильников, так и в результате ввода в научный оборот памятников из старых отчетов, продолжают расширяться. Данное положение, кстати, относится и ко всему остальному корпусу подкурганных комплексов хазарского времени. Вот как, например, характеризовал Е.В.Круглов географию этого пласта культуры Хазарского каганата. В 1992 г он абсолютно справедливо писал, что “ареал данных памятников намечается пока лишь в самых общих чертах” (Круглов Е.В., 1992а, с. 176). Однако в силу узкой направленности данной публикации нас интересует лишь ареал распространения КПР без погребений, которые в литературе получили терминологическое название — “курганы-кенотафы, окруженные квадратными ровиками”. Сравним их территориальное расположение с КПР, имеющими погребения. Рассмотрение их только на таком “ограниченном фоне” с точки зрения существую
378
щей концепции об этнокультурном единстве всех подкурганных комплексов хазарского времени, возможно, не совсем верно, но в любом случае мы не располагаем столь широким кругом источников. К тому же, в хазароведении нет единого мнения относительно того, считать ли КПР и другие курганы хазарского времени одним этнокультурным массивом.
Проанализируем КПР в связи с ареалом их распространения более конкретно. В статье, помещенной в данном сборнике, Е.В.Круглов, как и в предыдущие годы (Круглов Е.В., 1989; 1990; 1992а; 19926; 20026), указывает, что КПР распространены "... почти исключительно только лишь для районов Нижнего Дона” (Круглов Е.В., 2005, с.96). Так считает и С.А.Плетнева, указывающая, что скопление подкурганных захоронений хазарского времени находится вокруг Саркела (Плетнева С. А., 1998, с.95). Близок к таким определениям локализации КПР в своей диссертации и А.А.Иванов: “Важно также отметить, что подобные сооружения зафиксированы пока лишь на территории Нижнего Дона” (Иванов А.А., 2000, с. 19). Такова на сегодня, в целом, линия развития нашего знания об ареале распространения КПР хазарского времени.
Территориальное сужение данного круга памятников выглядит, на наш взгляд, упрощением ситуации, поскольку еще в 1980 и 1983 гг далеко за пределами Нижнего Дона, не считая “типичных” КПР2, было раскопано 7 КПР без погребений: Но-вониколаевка-П, к.1 - на северо-западе основного ареала их распространения; Малой-П, к.2 - на севере; Кащеевка, к.9, Надежовка-I, к.5 и Ясиновский, к.З — на северо-востоке и, наконец, Волчанск-1, кк.21, 22 - на западе. Отсутствие этих источников в работах исследователей предопределило то, что своеобразие различных типов КПР до сих пор, к сожалению, не привлекает должного внимания. А между тем приведенная нами карта-схема (рис.1) показывает, что КПР без погребений, расположенные на западной, северо-западной и северной окраинах степной зоны Хазарского каганата, образуют как бы своеобразную дугу из, в целом, типологически однородных памятников, традиционно именуемых в литературе как “курганы-кенотафы”. Такая их рассредоточенность предопределила появление у нас сомнений относительно терминологического соответствия этих комплексов. Собственно, кенотафы ли это? Ведь сооружение курганов с символическим захоронением умершего на чужбине сородича или без вести пропавшего, по идее, преимущественно должно осуществляться на территории ближе к основным районам расселения. Конечно, курганы-
кенотафы могли соорудить и на окраинах, где были кочевья, но в таком случае на нашей карте-схеме (рис.1) среди таких беспогребальных КПР логично было бы увидеть и КПР с погребениями.
Общая динамика периодически раскапывающихся КПР показывает, что их ареал расширяется в южном и особенно юго-восточном направлении. Так, в последние годы в Ставропольском крае, точнее в бассейнах рек Егорлыка и Калауса, были обнаружены 3 новых интересующих нас памятника: Успенский-2, к.2; Золотаревка-1, к.8; Советское Руно-1, к.2 (Ляхов С.В., 2005, с. 159). Все указанные комплексы - с погребениями, однако, не исключено, что через некоторое время и в этом регионе будут обнаружены беспогребальные КПР. Пока же южная граница распространения “курганов-кенотафов” остается еще не выявленной.
Остается сказать несколько слов и о восточной части ареала распространения КПР, граница которого на сегодня как бы очерчена устьями: р.Аксай Курмоярский, впадающей в р.Дон (точнее, в середину Цимлянского водохранилища со стороны его левого берега), и р.Болыпой Гашун, впадающей в среднее течение р.Сал. Определяют же такую своеобразную речную границу четыре “кургана-кенотафа”: Нагавский-П, кк.9, 14, 15, находящиеся недалеко от устья р.Аксай Курмоярский, и Дружба, к.11 - в устье р.Болыпой Гашун. Заметим, что три из них (Нагавский-П, кк.9, 14, 15) довольно близко примыкают к основному массиву, но, тем не менее, они здесь являются крайними, обозначая пока такую вот восточную границу. К ним добавим еще два, расположенные поблизости (к западу от них): Вербовый Лог-VIII, кк.2 и 6, входящие в состав большого разновременного могильника. В этом же могильнике, помимо двух упомянутых “кенотафов”, еше три кургана содержали подквадратные ровики, но с синхронными им погребениями. Следует, правда, оговориться, что самым восточным КПР является Кривая Лука-IX, к. 12 на правом берегу Нижней Волги. Но он там один, стоит обособленно, так же, как и КПР без погребений на юго-западном, западном, северо-западном, северном и северо-восточном рубежах их распространения, а это означает, что криволукский комплекс, в некотором смысле, может быть объединен с последними.
Кроме того, в самом эпицентре сосредоточения КПР (междуречье Дона и Сала) раскопаны “курганы-кенотафы” Романовский-П, к.2 и Терновский-II, к.5. Ниже по течению р.Сал, у его левого берега - еще 5 из могильника Новосадковский: кк.4, 6, 11, 21 и 28. И, наконец, ближе к устью Сала исследован один такой памятник - Комаров-!!, к. 14.
2Благодарю А.В.Евглевского за возможность воспользоваться его архивными материалами по данному кругу памятников.
379
Вольно или невольно, но создается впечатление, будто бы такие комплексы “удаленно расставлены” не на территории политического государства (Хазарский каганат) в определенный период его существования, не в пределах распространения археологической (салтово-маяцкой) культуры, а на своеобразных “окраинах” такого интересного явления культуры, каким, вне всякого сомнения, являются курганы хазарского времени с подквадратными рвами. Возможно, в данном случае мы имеем дело с методическими и целенаправленными актами фиксации определенных точек (рубежей) территории в связи с какими-то событиями. То есть время и место как бы пересеклись между собой, образовав тем самым некую, пусть и символическую, но границу своей территории. В качестве рабочей гипотезы сооружение таких “курганов-кенотафов”, где отсутствуют даже пустые могильные ямы и нет “захоронений” вещей, можно связать с первым появлением насельников на данной территории.
Если наша версия верна, то, надо полагать, эта процедура “освоения” была довольно сложным, многоступенчатым мероприятием, очевидно, требовавшим, по представлениям древних, обращения к небу, миру богов и, как следствие, астрономического визирования (Евглевский А.В., Куцлай Ю.В., 2001, с.387-389). В то же время обряд, возможно, не предполагал обязательного выставления на таких объектах каких-то материальных воплощений или неких знаков в широком смысле этого слова, хотя такие артефакты могли и не сохраниться до нашего времени. Но то, что своеобразная сакрально-символическая метка в результате всего комплекса действий пусть иллюзорно, но работала, на наш взгляд, - вполне допустимое предположение.
В связи со сказанным есть смысл в перспективе развить те немногочисленные исследования, которые в той или иной степени затрагивают проблемы эмоциональной стороны в освоении древними новой территории, ее маркировки, начала функционирования могильников и тому подобных, чрезвычайно важных, жизнеобеспечивающих для традиционных обществ действий. Примеры такого рода осмысления в археологии есть. Так Там.М.Потемкина, рассматривая систему организации сакрального пространства могильника степной бронзы из Средней Азии, пишет: “По всем имеющимся данным коллективное погребение 25 носит ритуальный характер и связано с началом функционирования могильника” (Потемкина Там.М., 2005, с. 119). В других случаях, но с тем же руководящим смыслом, мы полагаем, мог выбираться просто какой-то ландшафтный ориентир, или могли проводиться некие символические действия, археологически, разумеется, не фиксирующиеся.
Контекст ритуала волчанских КПР, очевидно, предполагал сооружение подквадратных с пятью перемычками рвов. Ровики, будучи во время действия ритуала открытыми, позже постепенно заполнялись землей, отчего, кстати, грунт в них авторы раскопок фиксировали как плотный (Кубышев А.И. и др., 1980). Можно предположить, что стоящие некоторое время открытыми волчанские ровики могли, по представлениям древних, символизировать наполнение его как бы сакральных сегментов уже “своей” землей. Окончание этого процесса, по всей видимости, означало завершение ритуала, после чего ровики перекрывались насыпью, не исключено, что и подквадратной в плане формы.
Нам сегодня трудно ответить на вопрос: для чего же нужно было сооружать на Волчанском могильнике непременно два практически одинаковых ровика? Не будучи оригинальными, можно предположить, что здесь, по-видимому, имеет место известная в традиционных культурах идея закрепления (усиления) сакрально-символического действия повторением (дублированием). Одним из главных постулатов значения понятия “повтор” есть простой повтор (симметрия элементов) как средство структурной организации обрядового текста. Такого рода повторами являются, например, геометрические орнаменты на лепной или расписной гончарной керамике. О несомненно большой значимости дублирования не только у древних, но и у представителей современной цивилизации свидетельствует специальная литература. Наиболее развернутые исследования в этом направлении проведены филологами (Корбут А.Ю., 1995, с.21; Ронен О., 1973; и др.).
Вводя в научный оборот любой археологический памятник, принято давать его датировку, пусть даже предварительную. По аналогии с конструктивными особенностями однокультурных им ровиков, где в середине образованных ими площадок были раскопаны погребения с датирующими вещами, волчанские КПР, несмотря на заметные успехи в хазарской хронологии, пока еще проблематично датировать каким-то узким промежутком времени. Они могли быть сооружены во 2-й пол.УП — нач. VIII в. (Иванов А.А., 2000, с.20); 2-й пол.УП - нач. IX в. (Иванов А.А., 2002, с.37); VII-VIII вв. (Флёрова В.Е., 2002, с.96); в последней трети VII - 1-ой пол.УП! в. (Айбабин А.И., 2002, с.8). Седьмой век, в отличие от других исследователей, исключается Е.В.Кругповым, который пишет, что кочевнические погребения с такой обрядностью приходятся “исключительно на VIII - может быть, на самое начало IX в.” (Круглов Е.В., 20026, с.65). Можно было бы найти в литературе и другие датировки, но и этого достаточно, чтобы понять — хронология этих памятников еще в процессе становления.
380
Некоторое расхождение в датировании объясняется не только опорой учеными на различные хронологические сетки, но и размытостью в понимании того, какие памятники следует включать в корпус собственно хазар. В одних случаях в этот этнокультурный пласт включаются только подкурганные погребения, в других к последним добавляются культовые комплексы и клады, в третьих - еще и грунтовые погребения. Группируются памятники и по другим критериям, отчего у исследователей формируется “своя” дата. Поэтому, когда Е.В.Круглов писал, что история изучения хазар только начинается (Круглов Е.В., 20026, с.61-66), он был не слишком резок. Так или иначе, но приведенные выше относительно широкие датировки уже не могут удовлетворять существующую динамику развития хазароведения. Другими словами, у этих памятников в историко-культурном пространстве Хазарского каганата пока нет четкого хронологического места.
Непонятно, возводились ли они на всем протяжении периода, когда сооружались КПР с погребениями, и если нет, то как это объяснить? Для ответа на эти вопросы мы не нашли убедительных аргументов, поэтому и была высказана лишь рабочая гипотеза. Правда, территориальная разбросанность КПР без погребений в отличие от КПР с погребениями может являться косвенным свидетельством того, что первые — хронологически относительно более ранние, чем вторые. Однако это нужно еще проверить. В случае с волчанскими КПР более определенно сказать нельзя еще и потому, что даты, установленные лишь по конструктивным аналогиям ровиков, могут быть только приблизительными. Кроме того, некоторые КПР с погребениями и вещами в них получают от исследователей несколько удревненную датировку, поскольку в таких комплексах встречаются так называемые “запоздавшие” - ранние вещи (Плетнева С.А., 1998, с.95).
Литература и архивные материалы
Айбабин А.И., 2002. Археологическая культура хазар в Северном Причерноморье// Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М.
Евглевский А.В., Кудл ай Ю.В., 2001. Культовый комплекс хазарского времени на р.Сухой Торец: Опыт междисциплинарного исследования// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Иванов А.А., 2000. Раннесредневековые подкурганные кочевнические захоронения второй половины VII - первой половины IX вв. Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья. Автореф. дис.... канд. ист. наук. Волгоград.
Иванов А.А., 2002. К вопросу об этнокультурной характеристике захоронений в “курганах с ровиками” Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М.
Корбут А.Ю., 1995. Повтор как средство структурной организации художественного прозаического текста (элементы симметрии). Автореф. дис. ... канд. фнл. наук. М.
Круглов Е.В., 1989. К вопросу об этнокультурной характеристике подкурганных погребений салтово-маяцкой культуры (по материалам восточной группы памятников)// Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тез. докл. Донецк.
Круглов Е.В., 1990. О подкурганных захоронениях калмыцко-астраханских степей хазарского времени// Вопросы археологии юга Восточной Европы. Элиста.
Круглов Е.В., 1992а. Хазарские погребения в бассейне реки Иловли// СА. № 4.
Круглов Е.В., 19926. Хазарские погребения на реке Аксай// ДВДС. Вып.2.
Круглов Е.В., 2002а. Некоторые проблемы анализа особенностей обращения византийских монет VI-VIII вв. в восточноевропейских степях// Хазарский альманах. Т.1. Харьков.
Круглов Е.В., 20026. Хазары - история только начинается// Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М.
Круглов Е.В., 2005. Сложносоставные луки Восточной Европы раннего средневековья// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.4. Хазарское время. Донецк.
Кубышев А.И., Дорофеев В.В., Шилов Ю.А., Полин С.В., Шевченко Н.П., Черных Л.А., Марченко И.Л., Солтыс О.Б., Сердюков В.В., Якунов С.А., 1980. Раскопки Херсонской археологической экспедиции в 1980 г. Отчет о работах ХАЭ ИА АН УССР у сс. Волчанск, Владимировка, Красное Акимовского р-на Запорожской и у сс. Громовка, Сивашовка Новотроицкого р-на Херсонской областей// НА ИА НАНУ, № 1980/15.
381
Ляхов С.В., 2005. Раннесредневековые подкурганные комплексы степей Егорлык-Калаусского междуречья (краткий обзор источников)// Проблеми дослгдження пам’яток археологи СхщноГ УкраТни: Матер1али П-i Лугансько! м1жнародно! гсторико-археолопчно! конференцп, присвячено! 85-р!ччю Луганського обласного краезнавчого музею. Луганськ.
Плетнева С.А., 1998. Проблемы хазарской археологии и Саркел — Белая Вежа// Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. Международная конф, памяти М.И.Артамонова. Тез. докладов. СПб.
Потемкина Там.М., 2002. Пространственно-временная организация погребального поля могильников эпохи бронзы по материалам археологических раскопок// Астрономия древних обществ. Материалы конференции Европейского общества астрономии в культуре (SEACIX) в рамках Объединенного Европейского и Национального астрономического съезда (JENAM). М.
Потемкина Там.М., 2005. Система организации сакрального пространства могильников степной бронзы (по материалам раскопок Дашти-Коэы в Средней Азии)// Структурно-семиотические исследования в археологии. Т.2. Донецк.
Потемкина Т.М., Юревич В.А., 1998. Из опыта археоастрономического исследования археологических памятников (методический аспект). М.
Ровен О., 1973. Лексический повтор, подтекст и смысл в поэтике Осипа Мандельштама// Slavic poetics. Essays in Honor of Kiril Taranovsky. The Hague; Paris.
Флёрова B.E., 2002. Подкурганные захоронения и ранняя история Хазарии. Негативные вопросы историографии// Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М.
Черновицкий MJL, 1980. Курганная группа как архитектурный ансамбль (Опыт композиционнохудожественного подхода)// Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Материалы I Всесоюзной археологической конференции. Кемерово.
Summary
O.A.Poliakova (Donetsk, Ukraine)
TWO BARROWS WITH SUBSQUARE SMALL DITCHES FROM VOLCHANSK BURIAL GROUND AT SOUTHWEST OUTSKIRTS OF KHAZARIAN CHAGANATE
AND THEIR FUNCTIONALITY
The Volchansk burial ground is located on the right coast of the Malyi Utliuk river that flows into the Azov Sea. The main purpose of this paper is to present two new complexes of the Khazarian time with subsquare small ditches. They are of interest to experts first of all by their extreme southwest position on the territory of Khazarian chaganate being as if it were cut off from the basic concentration of monuments of this circle localized in the area of the Don-Manych interfluve. Another peculiarity is the absence of burials and any other objects having a funeral-commemorated character there which permits to consider them primarily from the traditional point of view, i.e. as barrows-cenotaphs. Proceeding from a number of works, in particular A.V.Yevglevsky and Yu.V.Kudlay’s (2001) interdisciplinary research, it can be added that in spite of the external simplicity of the structural elements of the barrows in question, they may be considered as much more complicated archaeological objects from the functional point of view. Therefore, it is necessary to include the astronomical, mathematical, geographical, and others aspects in the long-term plan of their studying.
An important feature of the complexes under discussion is also the feet that, besides some unessential parameter characteristics, at the first sight (concerning the structural elements of the Khazarian time monuments) they look like barrows-”twins”, and this permits to relate them to the same nomadic group.
Статья поступила в редакцию в октябре 2005 г
382
В.С.Флёров
ОБРЯД ОБЕЗВРЕЖИВАНИЯ ПОГРЕБЕНННЫХ ХАЗАРИИ НА АРХЕОЛОГИЧЕСКОМ ФОНЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ ВI ТЫС. Н.Э.1
Начало раскопок в 1975 г Маяцкого могильника поставило во всей полноте проблему, которая ранее в археологии Хазарского каганата была только обозначена, но особого внимания не привлекала - обряд обезвреживания погребенных. Весьма показательно, что в итоге первого сезона раскопок обряд не удалось опознать. Нарушения катакомбных погребений и малое количество вещей в них традиционно признали результатом сплошного ограбления могильника (Плетнева С.А., 1976, с.81)1 2. Лишь позднее, в первую очередь благодаря “расшифровке” стратиграфии заполнения дромосов, стало ясно существо происходившего в древности в погребальных камерах (Флёров В.С., 1984, с. 180, 181; данная публикация имеет громадный недостаток - не опубликованы сами чертежи стратиграфии). Только с раскопками 1977 г появилась полная уверенность в том, что именно стратиграфия является главным признаком обрядовых действий в катакомбах. Даже в тех редких случаях, когда из-за относительно хорошего состояния скелета обряд мог быть не замечен, исключительно стратиграфия оказывалась решающим аргументом.
На основе опыта раскопок катакомбных погребений Маяцкого могильника удалось установить тот же обряд на ряде других ранее исследовавшихся могильников салтово-маяцкой культуры, в том числе ямных, включая могильник Саркела-Белой Вежн (Флёров В.С., 1989; 1993, с.53-55). Тогда же с использованием публикации С.А.Семенова-Зусера я поставил вопрос о существовании обряда обезвреживания на известном Верхне-Салтовском катакомбном могильнике, что впоследствии раскопками Салтовских могильников успешно подтвердил В.С.Аксенов (1999; 2002), проследив н особенности стратиграфии дромосов и камер.
Результаты наблюдений на Маяцком могильнике (Флёров В.С., 1993) нашли неожиданное подтверждение при раскопках на Северном Кавказе, в г.Кисловодске, катакомб V-VIII вв. могильника Клин-Яр III (1983-1986 гг). Схема стратиграфии в катакомбах обоих могильников оказалась идентичной. Раскопки в Клин-Яре, кроме того, подтвердили и правильность разработанной при исследовании Маяцкого могильника методики вскрытия заполнения дромосов и погребальных камер (Флёров В.С., 1992). Отмечу также, что на Маяцком могильнике удавалось выявлять дромосы значительно выше суглинка (обычно при поисках дромосов грунт на раскопе принято удалять до уровня суглинка, при этом сплошь и рядом уничтожается основной массив заполнения дромосов; поиск их пятен надо начинать непосредственно после снятия почвенного слоя).
Особый сюжет - это катакомбные погребения Маяцкого селища, исследованные А.3.Винниковым и затем опубликованные в описании Г.Е.Афанасьева (Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991). Большинство захоронений оказались с нарушенными скелетами. Например, из восьми катакомб с дромосами - с нарушенными скелетами семь (там же, табл.1, 2). Из десяти катакомб, устроенных в стенках хозяйственных ям, которые Г.Е.Афанасьев почему-то называет “колоколовидными шахтами”, — девять (там же, табл.1, 5). Та же ситуация и в камерах, устроенных в стенках жилищ. Публикатор собственного объяснения не предложил. В описании и списке признаков обряда погребений Маяцкого селища нет данных о стратиграфии и положении закладных плит (восстановлены на место или удалены), о заполненных и незаполненных камерах, об особенностях расположения костей нарушенных скелетов, о полноте или неполноте
1 Продолжение исследования темы “Розыскания по обряду обезвреживания погребенных”, начатого в первом томе серии “Степи Европы в эпоху средневековья”, Донецк, 2000, с.55-74.
2 В течение всех лет (1975, 1977-1982 гг) раскопок Маяцкого могильника я по этическим соображениям не брал Открытый лист. По этой причине по существовавшим тогда правилам моя фамилия не указывалась в Археологических открытиях и в Отчетах о раскопках.
состава костей и т.д. Другими словами, не учтены все важнейшие признаки, которые и характеризуют обряд3.
В целом обряды обезвреживания на Маяцком селище и на могильнике идентичны, за одним чрезвычайно важным отличием. Катакомбы селища отличаются несравнимо более полными наборами вещей. Но, подчеркиваю, речь может идти не об ином социальном составе погребенных на селище, а о других требованиях обряда, примененных к ним. Предложенный Г.Е.Афанасьевым сравнительный анализ погребений селища и могильника (там же, с.105-117) требует существенного пересмотра и дополнения. В частности, при сопоставлении параметров дромосов и особенно погребальных камер надо учитывать, что на могильнике катакомбы устраивались в весьма непрочном грунте, в то время как на поселении - в монолитном массиве известняка (близкого к писчему мелу). Соответственно различными были требования к высоте порогов и особенно высоте потолков камер. При описаниях могильников салтово-маяцкой культуры вообще не принято учитывать, что грунты оказывали существенное влияние на формы и глубину погребальных сооружений.
Библиография по обряду обезвреживания в грунтовых могильниках салтово-маяцкой культуры чрезвычайно обширна. Данные о постпогребальных обрядах в ямных и катакомбных могильниках Хазарского каганата представлены в публикациях и отчетах о полевых исследованиях В.С. Аксенова, И.А.Баранова, В.В.Колоды, К.И.Кра-сильникова, Е.В.Круглова, А.В.Крыганова, Э.Е.Кравченко, В.К.Михеева, С.А.Плетневой4 и ряда других авторов. К 90 гг прошлого века стало ясно, что в катакомбных и ямных могильниках салтово-маяцкой культуры обряд обезвреживания погребенных — обыденное явление. Об этом я неоднократно писал.
Менее ясна была до недавнего времени си
туация с подкурганными погребениями Хазарского каганата, в частности нижнего течения Дона и его притоков (рр.Сал, Маныч и др.). Причина вполне очевидна. Грунтовые могильники, как правило, исследуются специалистами по археологии каганата в ходе планируемых раскопок. Погребения же хазарского времени в курганах раскапывались в большинстве случаев представителями иных специальностей (“брон-зовики”, скифологи, сарматологи) преимущественно в ходе так называемых охранных раскопок (часто проведение раскопок вообще поручалось студентам или дилетантам). Работы часто проводились (и поныне проводятся) в авральном порядке, в ходе которых на “мелкие” детали внимание не обращалось. Но открытие в 1971 г экспедицией под руководством Л.С.Клейна известного погребения в Соколовском кургане показало, что обезвреживание применялось и в подкурганных захоронениях (Клейн Л.С. и др., 1972). Одно из последних наблюдений принадлежит профессору Ростовского-на-Дону университета В.Е.Максименко, исследовавшему в ходе раскопок Частых курганов IV в. до н.э. в нижнем междуречье рек Быстрая и Калит-ва три кургана хазарского времени, в том числе два - с квадратными ровиками, один - с деревянной оградой. “Все [три] могилы носили следы “странных” ограблений. При явном разрушении погребения часть костяка и инвентаря оставалась в могиле непотревоженной. Перед нами явно результат обряда “обезвреживания покойника”,столь распространенного в памятниках салтово-маяцкой культуры” (Максименко В.Е., 2002, с.40). Вывод чрезвычайно важен по той причине, что он объективен: сделан независимым экспертом, специалистом по скифо-сарматской археологии, который с ответственностью отнесся к захоронениям хазарского времени. К публикации В.Е.Максименко мы еще вернемся. Не менее примечательно и то,
3 Не исключаю, что это связано и с тем, что Г.Е.Афанасьев не принимал непосредственно участия в раскопках на селище, будучи занят раскопками городища. Что касается моей характеристики захоронений обряда на селище, то она исходит не только из анализа признаков, но и из непосредственного по приглашению А.З.Винникова участия в раскопках нескольких погребений селища, как в катакомбах с дромосами, так и в хозяйственных ямах. Что особенно важно для меня, я непосредственно сам расчищал захоронения. Такой опыт не может заменить никакое описание.
Попутно отмечу, что устройство погребальных камер в стенках жилищ и в стенках хозяйственных ям — это явления одного порядка. Г.Е.Афанасьев не обратил на это внимание, отсюда и появление термина “колоколовидные шахты”.
4 С.А.Плетнева, одна из первых обратившая внимание на обезвреживание погребенных, в конечном итоге не определила свое отношение к сути этого явления. В посвященной Дмитриевскому катакомбному могильнику книге не проведена четкая грань между обезвреживанием, ограблением, “частичным ограблением” (Плетнева С.А., 1989, с.189, 191, 199,202-211 и др.). Вероятно, отсюда появление определений “разореннные и полуразореннные” катакомбы. Вместе с этим подчеркну особую важность установленного С.А.Плетневой ритуального разрушения скелета коня (там же, с.229,230).
384
что и позволило археологу проследить признаки обряда и дать их трактовку - курганы “раскапывали очень тщательно, вручную, с послойным снятием всей насыпи и зачисткой пятен по уровням " (там же, с.41).
Итак, спустя тридцать лет после начала раскопок Маяцкого могильника, не без влияния их результатов, повсеместное и широкое распространения обряда обезвреживания погребенных на территории Хазарского каганата твердо установлено уже многими археологами. Есть вариации в трактовке содержания обряда, но не осталось сомнений в его существовании (об одном исключении я пишу в конце данной статьи).
Уже в самом процессе изучения обряда обезвреживания в Хазарском каганате встал вопрос: является ли этот обряд свойственным преимущественно населению каганата, либо это явление более широкое и более древнее. Рассмотрим некоторые данные по Восточной Европе, в основном для 1-X1V вв. Замечу, что всегда полезно посмотреть, что известно по тому или иному явлению у предшественников или соседей изучаемой культуры.
* * *
Ниже я даю небольшой обзор памятников, материалы которых, как мне представляется, должны быть в будущем учтены или пересмотрены на предмет присутствия или отсутствия в них признаков постпогребальных обрядов.
До последнего времени я пользовался только термином “обряд обезвреживания погребенных" Для погребений Хазарского каганата он вполне применим по существу содержания. Раскопки ямных и катакомбных захоронений I в. до н.э. - IV в. н.э. раннеаланского могильника Клин-Яр III привели к открытию следов иных действий по отношению к скелетам, помимо собственно разрушения или удаления части костей. Прежде всего, это - перенос отдельных костей из одного погребального сооружения в
другое. Это означает, что из одного погребального сооружения они удалялись, а в другом появлялись кости, ранее находившиеся в ином месте. Предположительно такие перемещения происходили в ходе обезвреживаний, но какое конкретно содержание вкладывали древние в такие перемещения? С достоверностью пока ответить я не берусь. Вариабельны и сами переносы костей. Иногда в Клин-Яре кости в двухкамерных катакомбах переносились из одной камеры в другую. Но переносы связаны и с однокамерными катакомбами. Ни разу не был зафиксирован перенос всех костей скелета. Происходило как бы его разделение. Отмечено отдельное захоронение трех черепов, изъятых из первоначальных мест погребения людей. Но не установлено, происходили они все из одной катакомбы или собраны из трех разных катакомб или ямных погребений.
В итоге, я пришел к выводу о необходимости введения более широкого понятия, которое охватывало бы не только уже знакомые следы явного обезвреживания, но и пока не находящие убедительных объяснений признаки действий, производившихся в ходе вскрытия погребальных сооружений после истлевания мягких тканей погребенных. В качестве такового предлагается термин постпогребальные обряды.
Предваряя обзор могильников, должен подчеркнуть два момента. Во-первых, при рассмотрении публикаций прошлых лет должно быть исключено излишне критическое (порицающее) отношение к их авторам, которые в свое время не обратили внимания на признаки постпогребальных обрядов или неверно их истолковали. Надо учитывать, что ранее задача изучения постпогребальных обрядов, включая обезвреживание погребенных, просто не ставилась.
Во-вторых, пересмотр материалов прежних раскопок желательно проводить не на основе публикаций и даже отчетов о полевых исследованиях, но с использованием оригиналов полевых чертежей’ . В данном же обзоре я вынужден пользовать
’ Вынужден сделать следующее пояснение. В полевых отчетах (не говоря о публикациях) чертежи предстают в уменьшенных масштабах, а главное, в переработанном виде, часто в ’’улучшенном”, в том числе преднамеренно. Не секрет, что при раскопках часто выполняются так называемые кроки, наброски, по которым уже в кабинетных условиях ’’воссоздаются” чертежи. Широкие возможности "улучшить” чертежи теперь дают компьютерные программы, при использовании которых вольно или невольно информация, заключенная в чертежах, искажав гея. Особенно это относится к воспроизведению стратиграфических разрезов.
К сожалению, архивы научных учреждений, в первую очередь Института археологии РАН. храня i копии, судьба же оригиналов нолевой документации предоставлена на волю случая. Хорошо, если они сохраняются непосредственно в учреждениях, которые проводили раскопки, либо в личных архивах авторов, переданных на хранение в институты или музеи. В целом же положение с полевой документацией находится вне всякого контроля. Не учитывается, что именно они после раскопок становятся первоисточниками всей информации.
385
ся только публикациями, качество и объемы которых в большинстве случаев от авторов не зависели.
Кисловодск
Обзор начнем с памятников Кисловодска и его окрестностей, в число которых и входит могильник Клин-Яр 111. Это район наиболее вероятного происхождения аланов Хазарского каганата.
Подкумский могильник. Обращение к этому кисловодскому памятнику, ближайшему к Клин-Ярскому 111 и наиболее полно и профессионально исследованному М.П.Абрамовой, неизбежно.
Признаки постпогребальных обрядов на Под-кумском могильнике, по моим наблюдениям, есть, и их систематизации должна быть посвящена отдельная работа. С определенным риском ошибиться приведу лишь некоторые примеры по итоговой публикации (Абрамова М.П., 1987; далее указываются только рисунки и страницы), но сразу укажу, что на опубликованных чертежах не изображена стратиграфия, это затрудняет определение постпогребальных проникновений, поскольку нет данных о возможных остатках первичного заполнения.
Катакомба 7 (рис.11). Возможно вторичное проникновение. Разрушенные скелеты. Концентрация черепов.
Катакомба 9 (рис. 11). Возможно вторичное проникновение. В тексте отмечены потревожен-ность женского и мужского скелетов (с.25, 26), но причины не указаны.
Катакомба 13 (рис. 18). Ситуация не совсем ясна, но скелет ребенка в камере 1 не потревожен, а скелеты в камере 2 разрушены. Вероятное отсутствие ряда костей.
Катакомба 15 (рис.23). Камни и плиты горизонтально лежат в камере над разрозненными костями взрослого и ребенка (с.40).
Катакомба 19 (рис.23). Часть костей -вгруде в центре камеры. Вызывает сомнение указание на ограбление катакомбы, так как признаки его не выделены, а инвентарь обычен для рядовой катакомбы могильника (рис.26).
Катакомба 20 (рис.27). Обращают внимание горизонтально лежащие в камере плиты и камни. Ограбление надо оставить под вопросом.
Катакомба 23 (рис.27). Ситуация очень интересна. В закрытой плитою камере 1 - два ненарушенных скелета, но без костей стоп. В открытой камере 2 - разрозненные кости трехчетырех человек, среди которых "преобладали детские, в том числе младенца здесь же - золотое
височное колечко в 1,5 оборота, массивный бронзовый браслет (с.52). Особо обратим внимание: во входной яме - фрагменты керамики и разбитый на месте кувшин (с.50).
Катакомба 24 (рис.27). К молодой женщине, чей скелет не имеет видимых на чертеже признаков нарушенности, подзахоронены длинные кости другого индивида, лежащие среди камней нарушенного заклада.
Катакомба 25 (рис.30). В закрытой кладкою и плитою камере I - ненарушенный скелет, но без кисти правой руки (то же см. в кат.28). Сложнее ситуация в камере 2. Нижний ярус это лежащие на полу разрозненные кости при трех черепах, в центре стоит кружка. Второй ярус ненарушенный скелет, но без правых предплечья и кисти, и без обеих стоп. После его захоронения камера плотно закрыта плитою. Наконец, выше располагалось погребение 26. М.П. Абрамова дает следующую реконструкцию: “Камера 2 этого погребения, содержавшая, возможно, богатые захоронения (найдена серебряная привеска в 1,5 оборота - В.Ф.), была разграблена еще в древности. Уже после этого в этой же камере было совершено новое захоронение (второй ярус)..." (с.58). У меня вызывает сомнение сама возможность подзахоронения в уже ограбленную, то есть оскверненную камеру. Вызывает сомнение и предполагаемое богатство, так как инвентарь катакомбы обычен для могильника.
Катакомба 28 (рис.30). Чрезвычайно интересна. В камере 1 ненарушенный скелет, но у правой руки нет кисти (в описании это не отмечено, с.59), а рядом с рукою - кувшин, лежащий на боку, - характерный признак обряда обезвреживания. Закладная плита лежит внутри камеры перед входом. В камере 2 у ненарушенного скелета нет обеих стоп (также не отмечено в тексте, с.59). Сама же камера закрыта. Итак, здесь мы видим выборочное отношение к закладам, лежащий кувшин, удаление кистей и стоп. И все это -при совершенно ненарушенных скелетах.
Ямное погребение 38 (рис.36). Разрозненные кости, большинство отсутствует.
Катакомба 39 (рис.36). Разрозненные кости взрослого и подростка. Указывается, что “погребение ограблено” (с.77), но я должен обратить внимание на то, что на публикуемом чертеже не просматриваются черепа. Причина в тексте не объясняется. Либо они были унесены из камеры, что при ограблениях совершенно не обязательно, либо распались (остались ли зубы?). Особых же причин для ограбления именно этой катакомбы я отметить не могу. Оставшийся инвентарь стандартен (рис.37), как стандартна по всем параметрам и сама катакомба.
386
Катакомба 41 (рис.40). Камера открыта. В ней - три кости конечностей и череп подростка. Камера признана ограбленной (с.77). Но стоит напомнить, что погребения детей и подростков обычно содержат весьма скромный инвентарь, непритягательный для грабителей.
Катакомбы 43 и 49 (рис.40,44). Заслуживают особого внимания, так как в них черепа из двух камер сконцентрированы в одной. В катакомбе 43 их - семь, в катакомбе 49 - восемь. По этому поводу М.П.Абрамова пишет: “В двух погребениях (43; 49) обе камеры были ограблены, и черепа из них попали после ограбления в одну камеру” (с. 120). Что же заставляло грабителей концентрировать черепа в одном месте? Вновь отмечу, что инвентарь в катакомбах стандартен, а в катакомбе 49 и достаточно многочислен, включая короткий меч с кольцевым навер-шием (рис.45). Стоит отметить, что катакомба 49 - одна из ранних на могильнике, I в. н.э. (с.91, рис.46).
Ямное погребение 47 (рис.44). Ненарушенные скелеты взрослого и подростка. Над ногами камни. У обоих нет стоп. “Череп взрослого не сохранился” (с.87). Вопрос: не сохранился или был удален? Ответить трудно, так как не указано, остались ли на месте зубы.
Многократные упоминания ограблений вновь заставляют ставить вопрос о необходимости изучения этого феномена на том же уровне, что и любой погребальный обряд (Флёров В.С., 1998, с.123; Зайцева О.В., 2000). Только это позволит в конечном итоге дифференцировать собственно ограбленные погребения и подвергшиеся постпогребальным нарушениям. Показательно, что на Подкумском могильнике количество “ограбленных” катакомб особенно велико в поздней группе захоронений: из двенадцати камер II-III вв. к полностью или частично ограбленным отнесены восемь (Абрамова М.П., 1982, с.67; 1987, с.168).
Прочие памятники Кисловодска, исключая Мокрую Балку, исследованы в меньшей степени, тем не менее, они содержат информацию, которая не может не привлечь внимание в связи с постпогребальными обрядами, хотя бы в качестве постановки вопроса. При этом надо иметь ввиду, что в публикациях многих необходимых данных нет, ибо, как уже сказано, эти обряды исследователям просто не были известны.
Буденновская слобода. На берегу Белой речки доследованы две катакомбы 2-й пол.Ш в. со значительным инвентарем, в том числе изделиями из серебра. В погребениях обнаружены два деформированных черепа без нижних челюстей. Причины отсутствия челюстей не указаны, но
автор обратил внимание на это обстоятельство (Кузнецов В. А., 1990).
Директорская горка. Ситуация также не ясна. Две исследованные А.П.Руничем катакомбы 2-й пол.Ш в. характеризуются как “полностью ограбленные” из-за разрушенного скелета и отсутствия большинства костей (Абрамова М.П., 1997, с.27), но это не совсем так. Найден ряд предметов, в том числе два сосуда, а скелет коня во второй камере совершенно цел (там же, с.31, рис. 16).
Замковый. Из двух опубликованных катакомб IV-Vbb. (раскопки А.П.Рунича) одна содержала совершенно ненарушенный скелет, в другой - скелеты полностью разрушены, нет большинства костей, но есть инвентарь, в том числе три сосуда, большая буса из халцедона (Абрамова М.П., 1997, с.32, рис. 17).
Лермонтовская скала № 2. Известная катакомба 10, датируемая V в. (Абрамова М.П., 1997, с.28). Опубликована А.П.Руничем, который “несовместимость” многочисленного инвентаря, включавшего и предметы из золота, меч, медный котел, большой набор сосудов, и нарушенности верхних отделов скелетов попытался объяснить тем, что “грабителям помешали”. Тем не менее, им не помешали “опять положить вещи в камеру, вход тщательно закрыть, а шахту засыпать” (Рунич А.П., 1976, с.263). Сегодня объяснение выглядит наивным.
Лермонтовская скала Ks 1. Публикация (Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 1970) планов шести катакомб V-VI вв. в очень мелком масштабе ограничивает возможности комментария. Стоит обратить внимание на то, что две из четырех камер содержали нарушенные скелеты, три — плотно закрыты плитами, а в одной плита возвращена в камеру. В них неполон состав костей, что для катакомбы 5 отметили и публикаторы, но в этой же катакомбе - два комплекта позолоченных калачевидных серег, что делает сомнительной версию ограбленности.
Острый мыс. У станции Подкумок близ Кисловодска. Раскопки А.П.Рунича. На чертеже катакомбы мужчины-воина с многочисленным инвентарем V-VI вв нет изображения скелета (см. далее: Острый мыс 2). В чем причина? Погребальная камера закрыта плитою с двумя подпирающими ее массивными камнями (Абрамова М.П., 1997, с.43, рис.28, 29).
Подобных “загадочных” публикаций в археологических изданиях множество. Не замечать их нельзя, но все они требуют перепроверки.
Острый мыс 2 (Рунич А.П., 1977). Опубликовав план катакомбы VII в. с каменной оградкой, автор не нанес на него ни кости че
387
ловека, ни вещи. Воспользуемся выводом А.П.Ру-нича: “Положение плиты на дне дромоса, разбросанные кости и остатки от инвентаря убедительно свидетельствовали об ограблении камеры через входное отверстие, хотя никаких внешних следов грабительского раскопа заметно уже не было” (с.255). Оценка более, чем противоречива, — в ограбленном захоронении нет следов ограбления! К богатым автор причислил ее из-за “ограбленности” (“богатая” — следовательно должны были ограбить). Не повторяя описание погребения (оно доступно), выделю следующие признаки постпогребального обряда обезвреживания:
а)	камера после нарушения скелетов закрыта плитою, дополнительно заклиненной по бокам небольшими камнями;
б)	разрушение костей рук и грудных клеток, удаление стоп;
в)	фрагменты керамики в заполнении, пять разбитых сосудов;
г)	наличие предметов из золота и серебра, что уже несовместимо с версией ограбления: украшения в золотой фольге, пряжки из золота и серебра, накладка седла серебряная с позолотой.
Луначарского пос. Могильник VII - нач. VIII в. Памятник известный, но остающийся неопубликованным, за исключение краткого описания нескольких погребений в сопровождении чертежей только двух, в том числе катакомбы 29 (Рунич А.П., 1968, с.209, рис.1). В ее закрытой плитою камере у задней стенки - целый скелет женщины, перед которой - только череп другого скелета. Как и во всех катакомбах могильника, здесь обнаружен значительный инвентарь, включавший два бронзовые браслета, перстень, зеркало. Показательно, что браслеты остались на костях предплечий женщины.
Что касается черепа, то он, судя по чертежу (камера овальная, соответствующая позе женщины), вероятнее всего был принесен со стороны. Другие кости автор не упоминает.
Катакомба 14 (чертеж не опубликован). Притом, что “грабители повредили” ее, при костях нарушенных скелетов мужчины и двух женщин сохранился значительный набор предметов. Среди них — золотая серьга и бронзовая фигурка всадника на коне. Повреждены и ряд других катакомб могильника, тем не менее, во всех есть различные предметы, в том числе амулеты-всадрикм, бронзовые и золотые серьги, керамика.
Катакомба 22 (чертеж не опубликован) — наиболее показательна. “Из инвентаря сохранились только(!) 11 золотых индикаций, одна литая бронзовая пуговица, нож и бусы”. Вероятно, именно из-за наличия индикаций, которые
не могли бы остаться незамеченными грабителями, А.П.Рунич отказался только в отношении этой катакомбы от упоминания ограбления, констатировав, что “остатки от костяка ... отброшены к восточной стенке [камеры]” (с.210).
Директорская горка. Катакомбы 2-й пол.VII -1-й пол.VIII в. (синхронны финалу Клин-Яра III), исследованные и опубликованные М.П.Абра-мовой (1982). “Все катакомбы были ограблены в древности” (с. 137). Отмечу детали, противоречащие этому или необъясняемые ограблением:
а)	в концах дромосов, противолежащих от входа, — разбитые глиняные сосуды (с.135, 138). Это — характерный признак обряда обезвреживания;
б)	наличие серебряных позолоченных бляшек (с. 138, 144, 145);
в)	почему кости коня в дромосе катакомбы 5 “только в пределах грабительской ямы”? (с. 138). Далее автор отмечает, что “близкие детали обряда (в тексте описаны) мы видим и в погребении коня, совершенном в отдельной яме” (с. 136, рис.1, 2; с.138);
г)	в камерах катакомб 3 и 5 ряд костей сложен в груды (судя по тем же миниатюрным изображениям, рис.1), а это — характернейший признак обезвреживания;
д) чрезвычайно важное наблюдение, вызвавшее, однако, некоторое затруднение в объяснении у автора раскопок: “Во всех катакомбах в засыпке входной ямы (дромоса — В.Ф.) и камеры встречались кусочки угля, однако, поскольку все могилы были ограблены в древности, угли могли быть оставлены и грабителями” (с. 138). Напомню, что угли, как и фрагменты керамики во вторичном заполнении (в “засыпке”, по выражению М.П.Абрамовой), являются одним из типичных признаков постпогребальных обрядов.
Все катакомбы были обозначены на поверхности каменными оградками — ограбления современниками явно не опасались. Наличие же углей в заполнении и разбитых сосудов в торцах дромосов заставляет думать, что ограбление в более поздние времена сомнительно. Эти признаки гораздо весомее, нежели наличие серебряных или золотых/позолоченных предметов в “ограбленных” захоронениях.
Мокрая Балка. Могильник 2-й пол.У -VIII в. Благодаря публикации Г.Е.Афанасьева, стали видны все недостатки проведенных А.П.Ру-ничем раскопок (Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 2001; далее указываются только рисунки и страницы), неполнота описания и, что особенно досадно, схематизм изображения костей скелетов на чертежах. Ущербность полевой документации существенно затрудняет интерпрета
388
цию обрядов. Мой некоторый опыт раскопок могильников подсказывает, что не все находившиеся в катакомбах кости изображены на чертежах. Только один из многих примеров — в описании катакомбы 44 (Дневник А.П.Рунича) сказано: “Почти в центре заполнения лежали череп и тазовая кость” (там же, с. 133). На чертеже (рис.61) их нет. Я укажу лишь на некоторые захоронения, в которых признаки постпогребальных обрядов, на мой взгляд, были.
Катакомба 2. Камера закрыта плитою, скелеты нарушены, особенно близлежащий ко входу (рис. 15). Действиями грызунов (с.55) это не может объясняться. Грызуны не могли в заполненном пространстве камеры не то что полностью разрушить скелеты, но и передвинуть даже одну кость (исключения чрезвычайно редки).
Катакомба 22 (рис.39). Сам А.П.Рунич невольно выделил два типичных признака: в южном углу камеры “кучка костей взрослого", рядом с которыми “на боку лежали два сосуда: кувшинчик со сливом и кружка” (с. 74). При этом два других скелета, детских, не нарушены. Со своей стороны укажу, что большая часть костей разрушенных скелетов из камеры явно унесена. Нет и черепов.
Катакомба 27 (рис.44). Картина еще более выразительная. Здесь сложенные в груду кости лежат в центре камеры, но сосуды стоят. Это последнее - еще одно подтверждение избирательности действий при обряде обезвреживания погребенных.
Катакомба 33 (рис.50). Два заметно нарушенных скелета, в изголовье которых (вновь избирательность) два сосуда лежат на боку, два стоят. На полу закрытой плитою камеры, непосредственно под лазом, стоял горловиною вниз кувшин. Переворачивание сосуда, как и положение его на боку, еще до публикации Г.Е. Афанасьева были выделены в качестве типичных признаков обращения с керамикой при обряде обезвреживания на могильнике Клин-Яр III в катакомбах, синхронных Мокрой Балке (Флёров В.С., 2000а, с.83, табл.Х).
Катакомба 44 (рис.61) дает еще один характерный пример обряда обезвреживания. У боковой стенки тщательно закрытой камеры (плита с двумя подпорными камнями) - груда костей и рядом два стоящих целых сосуда. Комплект костей неполон. Кроме того, в центре камеры находились упоминаемые в тексте, но не изображенные на чертеже череп и тазовая кость.
Катакомба 46 (рис.63). Ситуация почти аналогична. В закрытой плитою камере, но у задней стенки - груда костей, в центре которой — череп без нижней челюсти. Три стоящих в ряд сосуда. Перед
закладною плитою в дромосе—еще три сосуда. Все отмеченные признаки совершенно не вяжутся с ограблением, как это указано в Дневнике А.П.Рунича (Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 2001, с. 113).
Катакомба 66 (рис.80). Ситуация иная и редкая для Мокрой Балки. В закрытой плитою камере единственный скелет почти цел, но череп без нижней челюсти переотложен к "пояснице ". На чертеже не изображены нижняя челюсть и стопы обеих ног (они удалены, или опять небрежность раскопщика в фиксировании информации?; этот вопрос можно относить почти к каждой катакомбе).
Катакомба 93 (рис. 105). Заслуживает особого внимания. Камера тщательно закрыта плитою с шестью подпорными камнями. В ней - немногочисленные кости и пять (по тексту) черепов. Но камера шириною около 90 см могла вместить не более двух тел. Расположение костей и черепов, занимающих почти всю площадь камеры, явно показывает, что речь не может идти о простых подзахоронениях (например: катакомба 103, рис. 115), при которых кости первых погребенных сдвигаются к задней стенке, чтобы освободить место для последующих. Таким образом, для этой катакомбы можно ставить вопрос о переносе в нее минимум трех черепов из других катакомб, т.е. о постпогребальном обряде перезахоронения.
При общем “хаосе” в центре камеры - два сосуда стоят.
Катакомба 118 (рис. 135). Камера закрыта плитой с подпорными камнями. В изголовье двух нарушенных скелетов две кружки стоят, а два кувшина лежат горловинами к черепам. На предплечье наиболее нарушенного скелета - два браслета, бронзовый и серебряный. Найдена и золотая серьга.
Катакомба 119 (рис. 137). Ситуацию можно назвать классической для кисловодского обряда обезвреживания: у задней стенки — компактная груда костей, но деформированный череп без нижней челюсти — в самом центре камеры. Заклад восстановлен, но небрежно, символически, в дромосе — сосуды.
Для каждой из упомянутых катакомб я отметил результаты проведенных постпогребальных обрядов. Не менее важно и другое. Все перемещения в камерах могли производиться только в незаполненных камерах, которые до этого были закрыты. После вторичных проникновений камеры заполнялись грунтом, заклады восстанавливались, после этого дромосы засыпались вновь и окончательно.
Я перечислил лишь отдельные катакомбы могильника Мокрая Балка с наиболее заметными
389
признаками постпогребальных обрядов. Но они фиксируются едва ли не в большинстве исследованных погребений. В будущем они должны быть кем-то из исследователей тщательно систематизированы и описаны, что вполне возможно и при всех недостатках проведенных АЛ.Руничем раскопок. При проведении этой работы не должны быть проигнорированы даже незначительные признаки, появлению которых трудно найти объяснение. Так, обращаю внимание на два лежащих без нарушения положения основных (прочие, видимо, не прорисованы) костей скелета в закрытой плитою катакомбе 4-а/1973 г: у взрослого индивида нижняя челюсть боком надета на лицевой отдел черепа (рис. 144). Случайность ли?
* * *
Еще более кратко перечислю некоторые памятники Кавказа за пределами Кавказских Минеральных Вод: на Кубани, в Северо-Восточном Причерноморье, а также Дагестане. Делаю это, преимущественно, в качестве постановки вопроса, хотя отдельные случаи у меня сомнений не вызывают.
Кабардино-Балкария
Нижний Джулат. Один из немногих опорных памятников в археологии ранних алан. Изученный М.П.Абрамовой (1972) могильник, к сожалению (не вина автора), опубликован с предельно краткими описаниями и миниатюрными “нечитаемыми” чертежами, по которым количество и состав костей установить невозможно. Содержал захоронения I в. до н.э. - VII в. н.э. Обратим внимание на то, что “в отличие от ранних катакомб все катакомбы IV-VII вв. были ограблены”. Что означает этот рубеж? Действительно ли ограбления или же появление постпогребальных обрядов? Для последних, с большой долей риска, укажу на катакомбы 24, 63, 108 (Абрамова М.П., 1972, рис.11, с.108). Нельзя не обратить внимания и на раннюю, рубеж тысячелетий, катакомбу 44 с грудой костей не менее восьми скелетов и отсутствием хотя бы одного целого (там же, рис.5).
Чегемский курган-кладбище. Памятник II в. до н.э. - II в. н.э., известный по двум публикациям Б.А.Керефова (1985, 1988). Значительная часть захоронений могильника явно подверглась постпогребальным проникновениям. Сам исследователь не поднимает вопроса об их
обрядовом характере, тем не менее, многие его наблюдения симптоматичны. Так, в 16 из 65 катакомб отмечены “сдвинутые” скелеты (1985, с. 169). Число их нарастает во времени с 12,5% до 32,8%, что автор объясняет переходом от индивидуальных захоронений к коллективным (1985, с.176). Позднее выделен сам признак “сдвинутые человеческие кости”, который в плоскостной Кабардино-Балкарии зафиксирован в 53 катакомбах (1988, с.77, табл.У), но с тем же объяснением - освободить место для подзахоронений очередных умерших. Однако “сдвинутые кости” есть и в целом ряде одиночных, а также парных захоронений. Характерно, что по-тревоженность единственного скелета погребения 37 вызвала у автора традиционное предположение - “по-видимому, ограблена” (1985, с. 147). Можно назвать и другие нарушенные захоронения. № 9 - нарушены два скелета. № 17 — у женского одиночного скелета смещены кости ног, что объясняется публикатором деятельностью грызунов. № 94 - кости взрослого в груде. Я не рискую продолжать, так как схематизм чертежей в публикации делает невозможным пользование ими. Ясно одно - чегемская серия должна быть пересмотрена для дифференциации причин нарушенности большинства захоронений.
Зарагижский. Река Терек. Могильник IV-VI вв., преимущественно, катакомбный. Количество исследованных погребений исчисляется сотнями, но я располагаю только предварительными публикациями без чертежей (Атабиев Б.А., 1996а; 19966; 1998). Судить о памятнике можно лишь предположительно. Б.А.Атабиев однозначно определяет могильник как ограбленный. Не располагая должной информацией, спорить с этим утверждением трудно. Выскажу некоторые соображения, косвенно позволяющие в качестве обсуждения поставить вопрос о постпогребальных обрядах.
Прежде всего, отмечу, что “ограбление” могильника совершалось в древности, что уже не противоречит версии постпогребальных обрядов. Сам автор подчеркивает, что “несмотря на ограбленность, в целом вещевой материал довольно богат и разнообразен” (1996а). Должен уточнить - много богаче и разнообразнее, чем в синхронных погребениях Нижнего Джулата, Мокрой Балки, Клин-Яра III и других, включая Золотое кладбище, хотя часть зарагижских катакомб имели “довольно скромный состав инвентаря” (1998, с. 13). Представлены многочисленные изделия из золота и серебра, зеркала, фибулы, орудия труда и оружие, золотые и серебряные монеты. И это - при ограблениести “абсолютного
390
большинства погребений”. Так, в катакомбе 118 сохранились ножны меча, с лицевой стороны обтянутые золотой пластиной. Золотая пластина - и на ножнах ножа. Сами наконечники ножен -массивные с перегородчатой инкрустацией. Нельзя не обратить внимание, о чем уже говорилось выше, на преобладание одиночных и парных захоронений. Что касается положения скелетов, то “анатомический порядок прослежен в редких случаях” (19966). Зарагижский могильник автор раскопок предварительно связывает с “племенами сармато-аланскго этнического массива, испытавшего достаточно ощутимое влияние (вероятно, в материальной культуре? - В.Ф.) гуннских традиций” (1998, с. 15).
Северо-Восточное Причерноморье
Бжид. Туапсинский р-н Краснодарского края. Могильник с захоронениями IV в. Принципиально важно, что исследователь памятника сам выявил признаки постпогребального обряда в ходе анализа всей ситуации на могильном поле. “После изучения полученных материалов сделаны выводы, что 3 погребения не могли быть разрушены ни поздними перекопами, ни планта-жом, ни кладоискателями” (Пьянков А.В., 2002). Вот краткие извлечения из описания этих ямных погребений.
Погребение 145. Яма имела заплечики, обложенные камнями. Погребена женщина. Ноги и часть таза - на месте, но кости верхней части скелета перемешаны. Среди них: серебряные серьги, серебряные детали пояса и ряд других предметов.
Погребение 146. Яма имела заплечики. Мужчина. Полностью отсутствовали кости левой руки, позвоночник, ребра. Сохранилась серия предметов.
Погребение 168. Мужчина. Кости скелета выше таза, кроме правой руки, перемещены, поломаны, частью отсутствовали, но многие ценные предметы не затронуты.
Общий вывод исследователя: “мы имеем дело с особенностью погребального ритуала зи-хов Северо-Восточного берега Черного моря в эпоху великого переселения народов, которая зафиксирована впервые и суть которой не совсем ясна". Вывод корректен. Добавлю собственное предположение, касающееся заплечиков. Весьма вероятно, что на них лежало деревянное перекрытие, которое и позволило затем произвести вскрытие могил. Связь между заплечиками и нарушенными скелетами установила Г.Ф.Никитина на Черняховских могильниках, но дала это
му иное объяснение (Никитина Г.Ф., 1985, с.47-48). Полагаю, что и там заплечики несли перекрытия, обеспечивавшие доступ к скелетам.
Кубань
Мостовой. Раннеаланский могильник на р.Уруп, Отрадненский р-н Краснодарского края. Исследовал в 1981 г краснодарский археолог В.Н.Каминский (1957-1992). И тогда впервые в бассейне Кубани был зафиксирован обряд обезвреживания погребенных в катакомбах I-Ш вв. н.э. “Около 30% погребений на этом могильнике [Мостовом] специально вторично подвержено разрушению, причем инвентарь в большинстве случаев разбрасывался по дну катакомбы” (Каминский В.Н., 1987, с.202). В этой краткой информации важно указание на выборочность разрушаемых скелетов.
Старокорсунский. Краснодарское водохранилище (правый берег р.Кубани). Катакомбный, с немногими ямными погребениями, могильник 2-й пол.VIII - 1-й пол.IX в. Известен по публикации с достаточно полным описанием и хорошими чертежами (Каминский В.Н., 1987). Преобладают одиночные и парные захоронения, что особенно характерно для могильников с обрядом обезвреживания. Особенность старо-корсунского обряда - преобладание частичного нарушения скелетов и редкость полного.
Показательна эволюция взглядов В.Н.Каминского. Присутствие обряда обезвреживания на Старокорсунском могильнике было опознано им отнюдь не сразу. В предварительной публикации (Каминский В.Н., 1984) ряд погребений характеризуются как ограбленные. Но и тогда для некоторых погребений (например, № 10, 22) автор использует более осторожные определения - “частично потревожено в древности” или просто “костяк потревожен” (там же, с. 18). И только в итоговой статье 1987 г автор пришел к выводу о действительных причинах отмеченных им нарушений в положении скелетов и вещей.
В.Н.Каминского надо признать первооткрывателем обряда обезвреживания в раннеаланских могильниках Северного Кавказа и Кубани. Он же обратил внимание и на сходство в этом обряде с могильниками салтово-маяцкой культуры.
Северная Осетия
Виноградная. У названной станицы Моздокского района Северной Осетин-Алании
391
В.И.Ростунов в 1982 г исследовал пять курганов IV в., содержавших по одной катакомбе. Опубликованы Т.А.Габуевым (1985). Они включены в данный обзор по той причине, что дают возможность ставить вопрос о постпогребальных обрядах в подкурганных захоронениях. Кроме того, публикация Т.М.Габуева содержит наблюдения по стратиграфии заполнения дромосов, на что подавляющее большинство исследователей катакомбных захоронений внимания не обращает. Необходимо отметить, что сам исследователь в своих публикациях постпогребальные обряды не упоминает, а катакомбы у ст.Виноградной признаны им ограбленными. Тем не менее, некоторые признаки позволяют ставить вопрос о постпогребальных обрядах:
а)	проникновение в камеры производилось через дромосы и лазы (лаз/вход в терминологии Т.А.Габуева - “дромос”), т.е. без нарушения погребального сооружения. Подчеркну, что не нарушены контуры (изображены на рисунках) самих лазов, что облегчило бы процесс предположенного ограбления;
б)	особенность памятника — заклады не восстанавливались. В двух катакомбах плиты или плахи вообще удалены из дромосов (№ 2 и 4), а в одной заклад восстановлен символически (№ 5) и достаточно небрежно. Ненужность закладов можно объяснить только полным разрушением скелетов;
в)	стратиграфия дромосов. “Входные ямы (по терминологии автора) сверху заполнены землей серо-черного цвета, ближе ко дну серо-черное заполнение сменяется желтоватым материковым". Описано, вероятно, В.И.Ростуновым, типичнейшее сочетание останца первичного заполнения - материковая глина - и вторичного -серо-черная земля (к большому сожалению, стратиграфия не отражена на прилагаемых чертежах; чрезвычайно важно было бы знать, имели ли останцы первичного заполнения наклон в направлении к камерам и перекрывали ли они ступени в дромосах);
г)	все пять камер содержали одиночные захоронения (авторам, которые в коллективных захоронениях объясняют разрушение скелетов исключительно подзахоронениями, надо обратить на это внимание);
д)	скелеты разрушены. Собственно, надо обратить внимание не столько на очевидность этого, сколько на тщательность разрушения, что при ограблении не имело никакого смысла;
е)	судя по чертежам (рис. 1-5), значительная часть костей удалена из камер, едва ли не большинство;
ж)	еще один характерный признак обряда
обезвреживания — в катакомбе № 2 (рис.2) оставшиеся кости сложены в компактную груду;
з)	в катакомбе № 3 “в засыпке входной ямы ” -угольки и зола (с. 199).
Наборы вещей немногочисленны. Ни один из предметов или обломков не указывает на возможное “богатство” погребального инвентаря.
Итак, курганы у станицы Виноградная дали значительный набор признаков постпогребального обряда. Возможен вопрос: какой из них считать основным? Единственный ответ: сочетание всех и проистекающая отсюда возможность восстановить очередность всех действий в ходе обряда.
Октябрьский хут. и с.Братское, пограничье Северной Осетии и Ингушетии, правый берег р.Терек. На основе предложенной реконструкции обряда Виноградной может быть поставлен вопрос об обрядовых постпогребальных проникновениях в аналогичные катакомбы IV-V вв. из курганного могильника между названными пунктами (Абрамова М.П., 1975).
Распространение постпогребальных обрядов в Северной Осетии требует все-таки детального исследования, а не беглого обзора. Слишком важен этот регион в истории аланов. Наряду с подкурганными захоронениями в него должны быть включены и могильники типа у с.Брут (там же).
К перечисленному добавлю, что сведения об обрядах обезвреживания у ранних аланов Центрального Предкавказья постепенно входят в историческую литературу (Гутнов Ф.Х., 2001, с.159-161), используются в исследовании погребальных обрядов других регионов (Кутуков Д.В., 2001, с.72, 73).
Дагестан
Целенаправленный сбор информации по этому обширному и насыщенному могильниками региону я не проводил. Этому препятствует и почти полное отсутствие монографических описаний могильников. В качестве постановки вопроса отмечу лишь некоторые возможные признаки постпогребальных обрядов на памятниках преимущественно IV-V вв., информация о которых собрана в монографии Л.Б.Гмыри (1993; далее вновь указываются только страницы).
Яр	ык-су I. Курган 3. Нарушенное погребение с разрозненными костями скелета и обломками керамики (с.20).
Ма	нас. Группа I, курган 2. Плита не закрывала вход катакомбы, в которой находились разрозненные кости мужского скелета (с.25).
392
Ут	амыш. Курган 3. В катакомбе - разрозненные кости человека и серия предметов из серебра, а также золотая круглорамчатая пряжка, два золотых наконечника пояса (с.29).
Ма	най-Кутан. Курган 2. Катакомба с закладом из двух плит. В ней — разрозненные кости скелета. Около черепа лежал на боку кувшин (с.ЗО).
Мемед-кала. Катакомба в кургане. Я преднамеренно включаю в обзор и эту катакомбу, как пример зафиксированного ограбления: потолок пробит грабительским лазом (с.38). При постпогребальных обрядах проникновение происходило исключительно через лаз.
Перейдем к более исследованному могильнику Паласа-сырт.
Паласа-сырт. Памятник широко известен. Исследовался непосредственно Л.Б.Гмырей, чьи описания катакомб достаточно детальны и сопровождаются чертежами (Гмыря Л.Б., 1993). Наряду с совершенно целыми одиночными скелетами, обнаружены и нарушенные, совершение над которыми обряда обезвреживания весьма вероятно. В качестве примера укажу на катакомбы: кургана 35 - разрушена верхняя часть скелета (рис. 17); кургана 39 — разрушение такое же (рис.20). Считаю необходимым обратить внимание на корректность описаний Л.Б.Гмырей нарушенных погребений. В качестве примера -отрывок из описания парного захоронения мужчины и женщины из катакомбы кургана 43: “Скелет мужчины без анатомического порядка. Скелет женщины также находился в основном без анатомического порядка, и только часть его, засыпанная глыбами обвалившегося потолка, сохранилась в непотревоженном состоянии” (с.95, 96, рис.21). Последняя подробность чрез-вычайна важна. Она показывает, что к моменту проведения обряда камера оставалась незаполненной, соответственно, кости доступны для перемещения. Необходимость этого условия я неоднократно упоминал.
В могильниках Дагестана выявлены и многочисленные захоронения черепов (с. 146).
Подводя итог и адресуя читателя непосредственно к обзору Л.Б.Гмыри, обязан указать, что, по ее мнению, многие курганы Дагестана действительно были ограблены (с. 156, 187). Сомнений нет, но это делает еще более необходимым дифференциацию ограбленных погребений и погребений, подвергшихся постпогребальным обрядам.
Верхний Чир-Юрт. Курганный могильник VII-VIII вв. “Все погребения потревожены, положение скелетов не определялось” (Гмыря Л.Б., 1993, с.21). Последнее настораживает. Я отсылаю читателя непосредственно к публикации М.Г.Ма
гомедова (1977а), в которой, увы, нет чертежей ни одного погребения. Они, как и обычно, признаны ограбленными. Судить о том, так ли это, не представляется возможным без ознакомления с полевой документацией. Но не могу не обратить внимания на то, что на фотографиях представлены хорошо сохранившиеся заклады (там же, рис. 12). Попутно замечу, что мнение М.Г.Магомедова, исключающее “возможность отнесения Верхнечирюртовских катакомб к аланским” (Магомедов М.Г., 19776, с.51), требует обсуждения. Кроме того, я полностью согласен с Л.Б.Гмырей в том, что “воспринимать наличие курганов [Чир-Юрта] в качестве одного из признаков социальных различий членов общества, как это интерпретирует М.Г.Ма-гомедов, не представляется возможным” (Гмыря Л.Б., с.226).
Большой интерес для нашей темы представляли бы раскопки М.Г.Магомедова грунтового могильника Чир-Юрта, но они остаются неопубликованными.
Львовский Первый-2. Курганный могильник в междуречье Акташа и Сулака, III-IV вв. (Абрамова М.П. и др., 2000). Вопрос о постпогребальных обрядах, что показательно, поставлен самими участниками раскопок по материалам захоронений в ямах. “Среди погребенных этой группы могил, как и могил других групп ..., авторы раскопок отмечают случаи возможного обряда расчленения, основываясь при этом на наличии в погребениях перерубленных костей, отрубленных кистей или стоп и т. д.,... учитывая плохую сохранность костей,... можно сказать, что это заключение, хотя и допустимое, требует большей обоснованности. Допустимым это предположение можно считать потому, что обряд расчленения и вторичных захоронений известен в памятниках Дагестана как в эпоху бронзы, так и в первые века нашей эры” (с. 57). Осторожность авторов объяснима и необходима. Я же должен подчеркнуть, что столь четко о “расчленении” в погребениях III-IV вв. на территории Дагестана говорится едва ли не впервые.
Выделю вопрос о так называемых “вторичных погребениях”. Приведу почти полностью фрагмент, важный для понимания позиции авторов: “В могильнике Львовский Первый-2 к числу вторичных захоронений относят погребение в кургане 32. Могила представляла собой овальную яму, вытянутую ... (рис.23, б). При сравнительно небольших размерах (1,4x0,7 м ...) в ней найдено беспорядочное скопление костей, по-видимому, трех скелетов (среди них обнаружено три черепа), без сопутствующего инвентаря. Отсутствие инвентаря и нарушение
393
положения скелетов могло быть связано и с ограблением ... . В пользу вторичности захоронений как будто бы свидетельствуют размеры ямы, вроде бы не приспособленной для трех погребений, однако, такие же размеры имеют и те единичные погребения этого могильника, которые содержали по 2-4 скелета. Поэтому наличие на этом могильнике вторичных захоронений — факт, хотя и допустимый, но недостаточно достоверный. Поэтому данная черта обряда здесь учитываться не будет” (с. 5 7).
Два комментария. Первый - о термине “вторичные захоронения”. Я понимаю под ним пе-резахоронение/перенос всего скелета или части костей из одной могилы (место первоначального захоронения умершего) в другую. Если во второй могиле уже было собственное захоронение, то в отношении принесенных костей речь должна идти о подзахоронении. Вероятно, судя по описанию, в могиле кургана 32 имело место именно подзахоронение.
Мне кажется, отказываясь от учета признака “подзахоронение”, авторы смешали, с одной стороны, выявленность признака в ходе раскопок, реальное его существование, а с другой стороны - объяснение его происхождения, трактовку. Думаю, любой признак должен учитываться, независимо от отношения к нему того или иного исследователя. Приемлемые же трактовки могут быть найдены через многие годы.
И все-таки, приведенное описание, выполненное М.П.Абрамовой, я считаю на сегодня образцовым, поскольку в нем читатель находит все доводы и сомнения авторов (сравните с десятками встречающихся в изданиях безликими заключениями типа “погребение ограблено”).
Выше перечислены двадцать семь местонахождений II-VIII вв. Северо-Восточного Причерноморья, Кубани, Северного Кавказа и Дагестана, в которых бытование постпогребальных обрядов либо установлено, либо вероятно: Под-кумский, Буденновская слобода, Директорская горка, Замковый, Лермонтовская скала № 1, Лермонтовская скала № 2, Острый мыс, Острый мыс 2, Луначарский, Мокрая Балка, Нижний Джулат, Чегемский, Зарагижский, Бжид, Мостовой, Старокорсунский, Виноградная, Октябрь-ский-Братский, Брут, Ярык-су, Манас, Утамыш, Манай-Кутан, Мемед-кала, Паласа-сырт, Верхний Чир-Юрт, Львовский Первый-2. Со временем этот список расширится.
Нижний Дон
Постпогребальные обряды, включая обезвреживание погребенных, в памятниках средне- и поздне сарматского времени известны не только в перечисленных регионах, но и на Нижнем Дону, где целенаправленное изучение их еще не начато. Прежде всего, напомню Кобяковский грунтовый могильник (г.Ростов-на-Дону), в котором значительная часть погребений оказалась нарушенной при полном отсутствии признаков ограблений (Ефанов Ю.П., 1968, с. 139). С.И.Ка-пошина опубликовала характерное ямное захоронение со сложенными в груду костями разрушенного скелета со следующим описанием серии, к которой оно принадлежит: “Следующая группа — это те погребения, у которых прослеживаются четкие очертания6 неправильной овальной формы, но кости в них либо разбросаны, либо сложены в одну кучу, как, например, в погребении 22, открытом в 1958 г. (рис.4). Никаких следов ограблений этих могил не обнаружено. Большей частью они не содержат инвентаря. Но в некоторых из них встречаются отдельные украшения, иногда железные черешковые наконечники стрел. Пока эта группа погребений остается неясной” (Калошина С.И., 1962, с. 105). Фактически С.И.Калошину надо признать первооткрывателем постпогребальных обрядов в памятниках сарматского круга первых веков нашей эры в Восточной Европе. К сожалению, последующие раскопщики Кобяковского некрополя, включая и его курганы, оставили наблюдения С.И.Капошиной без внимания, как и статистические выкладки Ю.П.Ефанова.
Было бы чрезвычайно интересно, с учетом кобяковского опыта, пересмотреть погребения грунтового некрополя Танаиса, где некоторые погребения оказались нарушенными не только более поздними (например, п.228) (Арсеньева Т.М., 1977, с.78). Особенно показательно подбойное захоронение 260 (там же, табл.VII, с.78).
Не менее важно выявление постпогребальных обрядов в нижнедонских подкурганных захоронениях. Заслуживают внимания наблюдения И.Н.Парусимова в кургане 4 могильника Озерный III: “На следы ритуальных действий указывают разбитые и разбросанные по дну ямы курильница и отчлененная кисть левой руки. Последняя найдена слева у таза. Сама рука резко согнута в локте” (Парусимов И.Н., 1999).
6 Здесь и далее в цитате курсив автора данной статьи.
394
По некоторым изданиям нижнедонских курганов весьма сложно установить истину. К большому сожалению, совершенно невозможно что-либо определить по схематизированным изображениям массы погребений в их перво-издании, осуществленном Л.С.Ильюковым и М.В.Власкиным (1992). Как показывают упоминавшиеся предварительные выводы В.Е.Максименко, сделанные по данным “Частых курганов”, все нижнедонские грунтовые и курганные могильники IV в. до н.э. - IV в. н.э. нуждаются в экспертизе на предмет установления в них постпогребальных обрядов.
* * *
Постпогребальные обряды - феномен не только сарматских и собственно аланских племен. Они имели столь широкое распространение, что сегодня говорить об их хронологических рамках и перечислять народы, практиковавшие эти обряды, совершенно невозможно. Говорить пришлось бы обо всей Эйкумене в громадном хронологическом диапазоне.
Ниже я перечислю лишь некоторые взятые буквально на выбор примеры и только из Восточной Европы в пределах I - 1-й пол.II тыс. Основное внимание обратим на трактовки авторов.
Прежде всего, о культуре, в которой обряд обезвреживания погребенных известен давно и признан рядом исследователей.
Черняховская культура. Обряд обезвреживания в ее могильниках открыл и описал Э.А.Сымонович в известной статье (1963; замечу, что одновременно шли раскопки С.И.Калошиной на Кобяковском могильнике). Обезвреженные погребения нз могильников Чер-няховское и Раижевое опубликованы и в более поздних работах Э.А.Сымоновича (19676, рис.2 и 8; 1967а, рис. 13: 3, с.224, 234). Аналогичные обряды отражены и в сводном, совместном с Н.М.Кравченко, труде (Сымонович Э.А., Кравченко Н.М., 1983).
Определенно о ритуале постпогребального разрушения на могильнике Раковецкий писали И.С.Винокур и М.И.Островский, возражая двум другим исследователям: “[Д.Т.Березовец и В.П.Петров] беспорядочное расположение костей в таких захоронениях объясняют тем, что погребения вскоре после захоронения бывают ограблены (ссылка на: МИА, 1960, № 82, с.90). ... Точка зрения Э.А.Сымоновича нам кажется близкой к истине ... Культовый характер так называемых разрушенных или потревоженных
Черняховских захоронений несомненен и подтверждается массовыми археологическими материалами” (Винокур И.С., Островский М.И., 1967, с. 157). Отдельный вариант погребений “с разрушенными костяками и ритуальным инвентарем или без него” выделяет Н.М.Крав-ченко (1967, с.79).
Два исследователя из Петербурга проявляют колебания. Речь идет о погребении 5 могильника Могиляиы-Хмельник: “Могила могла быть разрушена как с целью ограбления, так и с ритуальными целями” (Каспарова К.В., Щукин М.Б., 1979, с. 157) . На мой взгляд, есть все данные в пользу последнего.
Канев. Черкасская область Украины, р.Днепр. Из 15 трупоположений в более чем половине — четкие следы вторичных проникновений с нарушениями скелетов. Инвентарь без значительных нарушений только в восьми могилах. Ограбления в описании могильника не упоминаются (Петраускас О.В., Петропавловский А.Б., 1993).
Я уже упоминал исследование Г.Ф.Никитиной. Установив связь ям с заплечиками, последние она трактует как следы “вторичного проникновения”, не конкретизируя это определение. Не говорится прямо и об ограблениях (1985, с.47). Но весьма важно, что в своей систематике она выделила могильники, в которых: 1) все погребения не нарушены, 2) нарушенные есть, но не преобладают, 3) разрушенные преобладают (1985, с. 166, табл. VI). Это и есть картина, отражающая степень распространенности обряда обезвреживания у Черняховского населения!
Особый интерес представляют Черняховские могильниками с сарматскими чертами. Упомяну только два.
Могильник у с.Боромля, Сумская обл., Украина, 1-я треть IV - нач.У в. В нем из 37 погребений — три с “ритуальными нарушениями скелетов” (Некрасова А.Н., 1990, таблЛХ, 32; XII, 21, 22). В одном разрушение полное (№ 2), а в двух (№ 12, 22) - только верхней части скелетов одиночных захоронений.
Петрешты. Молдавия. Могильник II-III вв. с захоронениями в ямах простых и с подбоями. Я располагаю только предварительной информацией, но весьма корректной. Автор, подчеркну, определил, что большинство погребений разрушено в древности, но при этом “ограбление” не упоминается (Яровой Е.В., 1988, с.434). Обратим внимание — речь идет о большинстве захоронений.
Надеюсь, что и перечисленного вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что в Черняховской проблематике постпогребальные
395
обряды занимают далеко не последнее место, чего нельзя сказать об иных культурах. И все же некоторая информация есть. Упорядочить ее трудно. По возможности буду придерживаться хронологического порядка.
* * *
Кипчаковский I. Башкирия. Могильник П-1 вв. до н.э. Пьяноборская культура, р.Сюнь. Информация предоставлена С.Э.Зубовым, за что я чрезвычайно ему признателен. В серии ямных погребений - скелеты со значительной и различной степенью нарушенное™. Есть случаи удаления костей. Показательно погребение 51, в котором череп без нижней челюсти перемещен в область живота. В Отчете за 1994 г (с. 10) С.Э.Зубов писал: “Следует отметить ряд погребений, в заполнении которых фиксировались линзы-вкопы черного цвета. Особенно в этом плане выделяется погребение 40. ... в центральной части могилы было выявлено более темное пятно с большим содержанием угля. Гумусно-угольная линза-вкоп располагалась над погребенным в районе живота, - того места, где отсутствовали кости рук и позвонки. Остальные кости скелета лежали in situ. Данное обстоятельство наводит на мысль, уже высказанную мною в Отчете за 1992 г, о ритуальном обряде разрушения могил ...”. Стратиграфические наблюдения С.Э.Зубова при тщательно проведенных раскопках в сочетании с состоянием скелетов делают его вывод обоснованным и убедительным.
Мокинский могильник с вещами харинских типов, koh.IV - нач-V в. Пермская обл., бассейн р.Камы. По данным Отчета о раскопках в 1990 г Н.В.Соболевой из 62 погребений лишь одно не потревожено. Высказано предположение о ритуальном перекапывании могил, при котором их контуры не нарушались. Скелеты полностью перемешаны, но вещи из могил не изымались. Приводятся сведения о заполнении могил.
Перекапывание могил, как способ обезвреживания погребенных, еще мало изучено. Так что наблюдения Н.В. Соболевой заслуживают особого внимания7 (см. ниже: Огурдинский могильник).
Салиховский могильник, IV-V вв. Башкирия. Серия ямных подкурганных погребений с различной степенью нарушенное™ скелетов, кости не
которых сложены в груду. Контуры могил не нарушены. Автор исследования трактует их как “ограбленнные” и “частично ограбленные” (Ва-сюткин С.М., 1986, с. 185, рис.3). Примечательная черта могильника — камни в насыпи. Этническое определение памя™ика расплывчато - смешение сарматских, финно-угорских и восточных (гуннских) компонентов (с. 194,195).
Бирский могильник, IV-VII вв. Башкирия. Памятник известен давно, но вопрос о постпогребальных обрядах на нем никто не поднимал, в том числе Н.А.Мажитов, публикацию которого я использовал (1968). Описания погребений очень неполны. Состояние многих погребений определено кратко и категорично — “ограблено”. Нет сомнений, в большинстве “ограбленных” в действительности надо видеть подвергшиеся обрядовым нарушениям.
Дежневский и Ново-Турбаслинский могильники V-VII вв. Башкирия. Погребения с явным обрядом разрушения скелетов, насколько об этом можно судить по публикации (Сунгатов Ф.А., 1995, с. 119, рис.1), трактуются как ограбленные.
Безводнинский могильник, VI-VIII вв. Горьковская обл., Поволжье. В специальном разделе посвященной ему монографии Ю.А.Крас-нов описал “вторичные захоронения” (1980, с.30-32). Исследование отличается меткостью наблюдений. Дан историко-археологический обзор обряда.
По характеру размещения останков погребенных, могилы с вторичными захоронениями разделены на три группы. Первая - кости неполного скелета разбросаны в беспорядке. Вторая — кости неполного скелета разложены в определенном порядке, но не анатомическом. Отмечу, что эта группа заслуживает особого внимания. Исследователи других памятников подобное не упоминают. Третья: в могильных ямах - только черепа без нижних челюстей. Есть захоронение черепа в круглой яме.
Принципиальное значение и не только для Безводнинского могильника имеет следующий тезис Ю.А.Краснова: “Погребения с вторичными захоронениями в целом количественно беднее вещами, чем погребения с трупоположениями (о них см. далее - В.Ф.) .... Однако это объясняется, вероятно, не тем, что по обряду вторичного захоронения погребали в основном малоимущих людей, а особенностями самого погребального обряда. В некоторых вторичных захоронениях,
’Приношу глубокие извинения Надежде Викторовне за использование Отчета без предварительного согласования. К сожалению, публикацию Мокинского могильника найти не удалось.
396
почти лишенных сопровождающего инвентаря, были встречены отдельные предметы, которые характерны лишь для самых богатых трупопо-ложений” (на это стоит обратить внимание сторонникам “ограблений” В.Ф.). Совершенно обоснованно, по типам встреченных вещей, Ю.А.Краснов отрицает возможность видеть во вторичных захоронениях представителей иной культурной группы населения.
С одним в выводах Ю.А.Краснова я не могу согласиться. Появление неполных скелетов он объясняет тем, что умершие первоначально располагались на открытом воздухе, и только позднее кости в неполном составе захоранивали. Предполагается, что часть костей успевали растащить звери и птицы (с. 11). Вот по этой причине Ю.А.Краснов вынужден различать “вторичные захоронения” и “трупоположения”, при которых умершие сразу погребались в земле. В своей реконструкции Ю.А.Краснов не одинок (см ниже: Огурдинский могильник). На ее формирование в немалой степени оказали влияние некоторые этнографически известные обряды населения лесной зоны. Археологически эта реконструкция никак не подтверждается. Для памятников степной зоны Восточной Европы она выдвигается редко.
В заключение своего очерка Ю.А.Краснов предлагает общий вывод: “Погребения с вторичными захоронениями - весьма интересная и своеобразная категория погребений - спорадически встречаются в памятниках Среднего Поволжья и Прикамья различных эпох”. Перечислена серия памятников с вторичными захоронениями от неолита до позднего средневековья, что избавляет меня от их перечисления здесь.
Рябовка. Украина, Сумская обл., р.Ворскла. Местонахождение в составе четырех ямных погребений 2-й пол.УП в. Скелеты в двух подверглись ритуальному разрушению (Обломский А.М., Терпиловский Р.В., 1993; признателен А.М.Облом-скому за дополнительную информацию о памятнике - В.Ф.).
* * *
Постпогребальные обряды, оставившие аналогичные салтово-маяцким и раннеаланским ярко выраженные признаки, продолжают бытовать вплоть до позднего средневековья, но не во всех случаях опознаны исследователями. Перечислю некоторые памятники от Урала и Поволжья до Подунавья.
Новинковского типа курганы, VII-VI1I вв. Саратовская обл., р.Волга. Едва ли не первое опи
сание обряда обезвреживания в них предложил Д.С.Сташенков (1995). Серию подкурганных захоронений, подвергшихся постпогребальному вскрытию, выявила Г.И.Матвеева (1997).
Противоречивы определения других авторов (Багаутдинов Р.С. и др., 1998). На стр.48 указано, что 67% погребений нарушено грабителями. Для обоснования точности проникновения “грабителей” в могилы выдвигается предположение: “первоначально над могилами устанавливались какие-то маркирующие знаки-обелиски”. Но никакие обелиски не найдены не только на Самарской Луке, но и в нижнедонских курганах. Вероятно, не будучи уверенными в ограбленности, соавторы возвращаются к вопросу о нарушенных погребениях на стр.52. Перечислив типичные признаки постпогребальных обрядов (кости в куче, выборочное™ нарушенных отделов скелета, отсутствие кистей рук), ничего не сказав о стратиграфии, они заключают: “Трудно однозначно судить -результат ли это каких-либо ритуальных разрушений, или это итог многовековой деятельности грызунов”. Мы видим, что исследователи были близки к решению проблемы. И все-таки, они упоминают обряд обезвреживания (с.53), но в связи с очень немногочисленными случаями связывания ног, выдвигают предположение о пеленании, воздействии огня. Что касается воздействия огня, этот признак нуждается в дополнительном обосновании и соотнесении с другими признаками. О пеленании: это - только предположение. Остается перевязывание ног, которое действительно встречается на скелетах, под-вергшихся нарушению, но более широко на сохранивших анатомический порядок. К сожалению, не рассмотрено положение вещей. Укажу, в частности, на перевернутый вверх дном кувшин в погребении кургана 20 Бруснянского II могильника (с.53). В целом же, самарские исследователи собрали большую информацию о постпогребальных обрядах. Она требует дальнейшего изучения.
Танкеевский могильник. Один из известных памятников Поволжья, IX-X вв. Даже беглое ознакомление с чертежами ряда погребений не оставляет сомнений в наличии постпогребальных обрядов (одно из лучших изданий: Les anciens ..., 1977). Я упомяну противоречие между версией Е.А.Халиковой (1972, с.146) об ограблении более 60% погребений и ею же отмеченном обстоятельством, что грабительские вкопы кладоискателей довольно точно совпадают с контурами могил, притом, что внешних признаков они не имеют. Ясно, что вскрытие захоронений с такой точностью могли произвести только те, кто сами же их выкапывали и знали расположение. С такой же
397
точностью вскрывались в древности и многие ямные погребения упоминаемого здесь Мокин-ского могильника, как и ряда других, не только в Поволжье.
Поломская культура, 1Х-Х вв. В связи с нею следует сказать о мнении А.Г.Иванова с еще одним предположением: вторичные - это захоронения неразложившихся трупов. Затруднение у исследователя вызвала необходимость объяснить, почему в анатомическом порядке сохраняются кости ног. Выход им был найден в другом предположении -ноги были “обуты в высокие сапоги" (1996. с.32-34). Оставлю без комментария.
Аверинский I могильник. Коми-пермяки, родановская культура. X1I-X1V вв. Из 19 могильных ям в 13 кости ног в анатомическом порядке, а верхние кости перемешаны, в шести могилах все кости перемешаны. Авторы снабженной чертежами публикации обоснованно видят в этом следствие “намеренного разрушения в период функционирования могильника, но не с целью ограбления ". После разрушения скелетов их присыпали землею и разводили над ними огонь, после чего могилу засыпали полностью (Голдина Р.Д., Кана-нинВ.А., 1989. с.38,39,60.61, 124, 125; рис.З 1,32). Монография Р.Д.Голдиной и В.А.Кананина содержит многие сведения о признаках постпогребальных обрядов и заслуживает более детального с нею ознакомления.
Огурдинский могильник, грунтовой. Пермская обл., родановская культура, Х-Х1 вв. Я включил его в обзор, в первую очередь, в связи с версией Н.В.Со-болевой. В могильнике разрозненные человеческие кости встречаются в верхней части заполнения, чаще - в слое дерна и под ним. Н.В.Соболева на этом основании предполагает: “Вероятно, это были наземные погребения, на помостах, под которыми выкапывались ямы, в которые по мере разрушения погребальной конструкции, сваливались вещи и кости умерших”. Кстати, инвентарь в могильнике “достаточно богат” (1994). Реконструкция Н.В.Соболевой весьма близка предположениям Ю.А.Краснова, но более сложна. Пока она может быть только “принята к сведению” в надежде на археологические подтверждения при новых раскопках, в ходе которых чрезвычайно необходимо предельно точное фиксирование положения в пространстве погребальной ямы буквально каждого предмета и кости, их обломков и тлена.
Гораздо далее в своих построениях пошел А.Х.Халиков в связи с раскопками Армиевского могильника.
Армиевский курганно-грунтовой могильник, IX-X вв., Пензенская обл. По А.Х.Халикову, “абсолютно господствовавшей формой был обряд двухактного или вторичного захоронения, сущ
ность которого ... в том, что первоначально остатки умершего находились вне соприкосновения с землей, скорее всего, в какой-то наземной камере, а затем по истечении положенного времени они перекрывались насыпью или сбрасывались в специально вырытую яму. Нередко ускорению этого процесса способствовал огонь”. А.Х.Халиков (со ссылкой на Г.Н.Снесарева) ставит вопрос о связи реконструируемого им обряда с зороастризмом (одна из безуспешных попыток найти зороастризм в Восточной Европе). По методу исключения Армиевский могильник исследователь приписал буртасам (Халиков А.Х., 1990).
Реконструкцию известного ученого приходится отнести к числу умозрительных. Она построена исключительно на предположениях, без использования археологически прослеженных признаков.
А.Х.Халиков приводит неприемлемые параллели с обрядами в могильниках венгров. В венгерских могильниках эпохи обретения родины представлены типичные обряды обезвреживания погребенных. Лишь один конкретный пример -Шабадкидьош, могильник 2-й трети X в. В нем -ряд скелетов с отрезанными стопами. Особо примечательно погребение 13. Ступни отрезаны и положены над головою, пяточные кости остались на месте. Рядом, у головы, лежал нож, обращенный острием в сторону глазниц. После того как могила была закопана, в сторону головы была выпущена стрела (Balint С., 1971, S.88).
Вымская культура перми вычегодской. Грунтовые могильники X-X1V вв. Многочисленные данные о “расчленененных трупоположениях” собрала Т.В.Истомина (1983; 1989). Особенно часто фиксируется отчленение черепов (1983, с.6). Привлечены данные этнографии о представлениях перми о вредоносности умерших. Как средство обезвредить их, перевести человека в иную ипостась -духа, предка - часто производили разрубание трупа. Особо отмечу предположение Т.В.Истоминой о кремации, как средстве, наряду с расчленением, перевести умершего в иное состояние, обезвредить (1983, с.13). Обращу внимание - пока это только предположение, как и все подобные о полном или частичном сожжении в постпогребальных обрядах.
Удмурты. Столь же интересны, как и данные о перми, многочисленные сведения о древних удмуртах, собранные и проанализированные Н.И.Шутовой (2000, с.201-214), использовавшей данные археологии и этнографии. Кладбиша удмуртов - это, по выражению исследовательницы, места с “негативной энергетикой” (2000. с. 17). Разрушение скелетов Н.И.Шутова объясняет, “скорее всего”, идеей передвижения в мир мертвых и вторичного рождения, которое могло реализовываться и в виде практики наме
398
ренного разрушения трупа, всего скелета или его верхней, или нижней части, частичного или полного сожжения умершего перед захоронением (2000, с.26). Аналогичные, упомянутые выше, предположения о смысле сожжений высказывала и Т.В.Истомина. Я не берусь их комментировать, но и оставить без внимания нельзя. Многочисленные сведения об отношение удмуртов к местам погребений и умершим собраны в монографии Н.И.Шутовой (1992).
Желни, могильник XII в. в низовьях р.Сулы на Украине. Относится к летописному древнерусскому городу Желни. Могильник уникален тем, что показывает сохранение языческих обрядов в Древней Руси, несмотря на более чем столетнюю христианизацию. Известно более 40 погребений в гробах. В анатомическом порядке оказались только кости нижних конечностей, верхние отделы скелетов, включая черепа, — в переотложенном состоянии. Над гробами встречались кости животных. Способы разрушения для меня не ясны, как и этническая принадлежность могильника. Л.М.Рут-ковская была склонна связывать его с остаточным болгарским населением (Рутювська Л.М., 1972, с.52). Точку зрения О.Б.Бубенка о принадлежности могильника ясам (1997, с. 120) я не разделяю. Она и возникла в связи с представленным на могильнике обрядом обезвреживания погребенных, но, как видно из проводимого обзора, он имел широчайшее распространение и никак не может служит этноопределителем8.
Мартышкина балка. Грунтовой могильник в низовьях р.Дон, XI-XIII вв. Среди вскрытых 247 погребений в отдельных случаях зафиксированы следы ритуального разрушения, в основном в районе средней части грудной клетки” (Гудименко И.В., 1998, с.61).
В завершение затянувшегося обзора упомяну еще два открытия, в которых авторы увидели признаки обряда обезвреживания погребенных, а не нечто другое. Первое сделано в ходе раскопок, второе - при тщательном анализе изданных и архивных материалов. Примечательно и то, что речь идет о совершенно разных типах памятников, относящихся к разным культурам и регионам.
Мангун, средневековые погребения около базилики. К сожалению, мы пока располагаем только предварительной публикацией, но в ней автор
раскопок Н.И.Бармина зафиксировала 18 способов обезвреживания (1997, с.53). Вероятно, подразумеваются различные сочетания нарушенных отделов скелетов и особенности расположения перемещенных костей. Возможно, удаление некоторых.
Н.И.Бармина вводит новое определение: ООТ - обряд обезвреживания трупов. Я не придаю значения терминологическим спорам, термины всегда имеют долю условности. И все-таки в данном случае не могу признать удачным нововведение, отнюдь не из-за неблагозвучности. Труп - нечто неживое, недвижимое, находящееся в процессе разложения, то есть неопасное само по себе. Опасались же ипостаси собственно человека, хотя и умершего, перешедшего в иное состояние, но способного воздействовать на живых.
Я использую термин “обезвреживание погребенных” как исключительно служебный, археологический, производный от “погребение”?. Впрочем, мое замечание ни в коей мере не умаляет значение самого открытия крымской исследовательницы в месте, где, казалось бы, обряд обезвреживания не мог практиковаться из-за близости христианского храма.
Огузы. Еще более неожиданными оказались результаты кабинетных исследований волгоградского археолога Е.В.Круглова, изложенные сначала в предварительной публикации (2001а), а затем в разделе обобщающей статьи, содержащей серию соответствующих чертежей (20016). “Изучение материала показало, что во многих случаях (свыше 70%) исследуемые захоронения [огузов] еще в древности были разрушены полностью, нарушены частично или хотя бы незначительно повреждены .... Только в 27 случаях разрушения скелетов погребенных могут быть связаны с ограблением могил”. И далее Е.В.Круглов дает характеристику процесса ограбления, вопрос об изучении которого ранее я поднимал уже неоднократно. “Действия грабителей во все времена носили чрезвычайно практичный характер. Проникая в могилы, они уничтожали все без разбора и вряд ли засыпали свои ямы ... . Кости и инвентарь ... разбросаны хаотично и бессистемно. Нарушение естественной целостности человеческих скелетов и сопровождающих их коней в остальных комплексах не может быть объяснено ограбления
8 Я, в целом, не разделяю тенденции в монографии О.Б.Бубенка обнаруживать аланов там, где их пребывание, влияние или наследие (включая украинские хаты) весьма сомнительны, и сожалею, что в книге приведены ссылки и на мои работы.
’ По этой же причине я не использую и выражение “обезвреживание покойника". Этнография знает меры по обезвреживанию или устрашению умершего, покойника, еще до захоронения. Археология же имеет дело исключительно с останками погребенных, мягкие ткани которых к моменту обезвреживания уже истлевали. Собственно и термин “труп” обычно применяется к телу непогребенному или с неистлевшими тканями.
399
ми, выступает в качестве своеобразного устойчивого признака погребального обряда и имеет ритуальный характер” (20016, с.405).
Е.В.Круглов, единственный из всех перечисленных выше авторов, ставит вопрос и о методике раскопок: “... необходимо изменить методику полевых исследований средневековых курганных захоронений, ввести подсчет сохранившихся наличных костей. Более надежной должна быть графическая документация. Необходимо шире практиковать методику послойных чертежей. Даже хаотическое, на первый взгляд, размещение отдельных костей заслуживает более тщательной фиксации”. И далее как итог: “многочисленные случаи разрушения скелетов ... в погребальной культуре огузов являются результатом деятельности не бугровщиков, грызунов или небрежности самих археологов при организации раскопок, а важным требованием погребального обряда” (там же, с.415).
Установленный Е.В.Кругловым обряд обезвреживания погребенных у огузов волго-донских степей вроде бы ставит под сомнение ранее выдвинутое мною предположение о распространении этого обряда преимущественно у оседлых народов (Флёров В.С., 20006, с.65). Отнюдь, это указывает на необходимость новых наблюдений, в том числе по образу жизни кочевников в конкретном регионе и в конкретное историческое время.
Перечислить в одной статье все сообщества, практиковавшие постпогребальные обряды, невозможно. Обзор завершим аварами, у которых обряд обезвреживания имел, кажется, не меньшее распространение, чем в Хазарском каганате. Попытка объяснить разрушение скелетов в хорошо сохранившихся могилах привела венгерского исследователя К.Бакаи к следующей оригинальной версии, изложенной в статье, специально освещающей и проблему объяснения причин разрушения погребений. Автор предполагает; что аварские могильники были “вскопаны” в сер.VII в. восставшими племенами (кроаты, булгары, гепи-ды и др.), которые обесчестили и разграбили могилы своих жестоких господ. При этом все могилы соответствующих могильников были разрушены. После же того, как авары все-таки подавили мятеж, могилы были приведены в порядок и могильники продолжили использовать непрерывно в дальнейшем (Вакау К., 1973, S.86).
Надуманная версия К.Бакаи появилась более тридцати лет назад, когда о постпогребальных обрядах было мало что известно. Ее не стоило бы упоминать, если бы не периодически появляющиеся попытки объяснить непонятное состояние могил массовым осквернением. Подчеркну, я не отрицаю возможности осквернения могил в древности, но
на признаки, маркирующие именно это явление, никто поныне не указал.
Что касается аваров, то серию погребений с характерными признаками обезвреживания, в том числе переносом черепа к ногам (пп.142, 224, 301, 385), можно увидеть в могильнике Vac-Kavicsbanya. Обращу особое внимание на то, что полное разрушение скелетов для этого могильника не характерно (Sarolta Т., 2000).
Здесь перечислены данные, преимущественно, I тыс. н.э. Одновременно я занимался сбором материалов и по памятникам более ранних эпох, предпочитая, однако, ожидать публикации мнений их непосредственных исследователей. Что же касается меня, то мой вывод — постпогребальные обряды, включая обезвреживание, появляются, по крайней мере, с эпохи неолита. Это не означает, что представления о посмертной судьбе и влиянии умерших родственников на живых оставалось неизменным на протяжении тысячелетий. Они менялись, усложнялись и имели разные варианты. Неизменным оставался страх перед феноменом смерти, особенно людей, имевших отклонения от принятых в данном обществе норм социального поведения, необычные способности и т.д. Но это -тема, требующая особого исследования.
Я приведу здесь несколько строк упоминавшегося В.Е.Максименко в связи с итогами раскопок кургана 3 группы Частых курганов (IV в. до н.э.), “который имел не только “странную” погребальную конструкцию, но и следы “странного” ограбления”. Что касается конструкции, то это - квадратная “яма” с коротким дромосом. В ней - останки человека около 20 лет. Удивительно то, что потревоженной оказалась лишь верхняя часть скелета погребенного. Отсутствовали и череп(\), и часть правого предплечья. Раздробленными были железное оружие и часть наконечников стрел. В.Е.Максименко делает осторожное, что вполне естественно для серьезного ученого, предположение: “Не имеем ли мы в этом случае тот же обряд “обезвреживания покойника”, который фиксируется в более поздних погребениях - сарматских и салтово-маяцких? Четких доказательств, что мы имеем в данном случае дело со следами обряда, у меня нет. Но многочисленные случаи “частичных ограблений” в савромато-сарматских погребениях на данной территории, с которыми нам приходилось сталкиваться, заставляют более внимательно относиться к разрушению погребений, относящихся ко времени их совершения” (Максименко В.Е., 2002, с.41-43). Сделано главное: поставлена задача для будущих полевых исследований.
Детально обряд обезвреживания рассматривает Е.В.Круглов в недавно появившемся исследовании (Круглов Е.В., 2003).
400
♦ ♦ ♦
Итак, на фоне широкого распространения постпогребальных обрядов на протяжении многих столетий в разных культурах и этносах Восточной Европы ситуация в могильниках Хазарского каганата не выглядит оригинальной. Я надеюсь, что перечисление более полусотни памятников в какой-то мере это продемонстрировало. Но оно же показало, что это явление только начинает изучаться (стоит обратить внимание и на годы перечисленных выше изданий в связи с трактовками авторов). Погребальная обрядность населявших каганат болгар, аланов и вероятно самих хазар (я не уверен, что среди погребавшихся в курганах были только хазары) развивалась в общем русле обрядности Восточной Европы. Да и не только этого обширного региона. Складываясь в отдаленные времена, она держалась у тюркских, иранских, финно-угорских общностей вплоть до распространения христианства и ислама, на ее рецидивы отмечаются повсеместно до XIX в.
Менее всего, повторяю, я склонен выдвигать на первый план трактовки постпогребальных обрядов. Типично на сегодня то, что (за редкими исключениями) предлагаемые версии строятся на “представлениях” и “предположениях”, оторванных от археологической основы, от признаков, выявляемых в ходе самих раскопок. Исследования, по моему глубокому убеждению, должны в первую очередь и на многие годы сосредоточиться на совершенствовании методики раскопок и выявлении признаков постпогребальных обрядов (как и ограблений, осквернений и прочего), равно и признаков их отсутствия в том или ином погребении. Отсутствие признака и непрослежен-ность (незамеченность при раскопках) - явления прямо противоположные, несравниваемые, разноуровневые. Самыми корректными для своего времени я назвал бы упомянутые наблюдения С.И.Капошиной при раскопках Кобяковского могильника, Л.С.Клейна по поводу едва ли не самого первого исследования подкурганнного захоронения эпохи Хазарского каганата с признаками обряда обезвреживания: “Все содержимое могилы сильно перемешано, однако погребение не подвергалось ограблению" (Клейн Л.С. и др., 1972), а также В.Е.Максименко в отношении погребений как скифо-сарматского, так и хазарского времени.
О признаках. Все внимание, как правило, сосредоточивается на нарушении положения костей скелета, полном или частичном его разрушении и отсутствии некоторых или большинства костей. Данные признаки самые заметные. Однако постпогребальный обряд может быть
установлен только при сопряжении данного признака с прочими, менее бросающимися в глаза. В первую очередь, это - стратиграфия заполнения и надмогильных слоев, включения в них керамики и углей, состояние контуров погребального сооружения, его перекрытий, закладов. Мало того, надо иметь ввиду, что разрушение скелета при постпогребальном вскрытии могло вообще не производиться или быть незначительным. Именно для таких памятников первостепенное значение имеет доказательство отсутствия признаков обезвреживания в конкретном погребении. По этой причине на могильниках, где постпогребальные проникновения отмечены только в некоторых погребениях, с особой тщательностью должны быть изучены все прочие. В них должно быть установлено значение “0” (ноль) для любого постпогребального признака из списка установленных на данном могильнике. Другими словами, необходима уверенность в так называемых отрицательных фактах, фактах отсутствия события.
В рамках археологического исследования археологические признаки должны быть самодостаточными для вывода о целенаправленных обрядовых действиях.
Особая тема — письменные источники. Их практически нет. И это понятно. Подавляющее большинство привлеченных памятников принадлежит бесписьменным народам или относится к бесписьменным эпохам их истории. Их обычаи практически не нашли отражения и в сведениях путешественников из “цивилизованных” стран, не проникавших в отдаленные от них области Восточной Европы. Ибн-Фадлан - исключение, причем для относительно позднего времени. Есть и более весомый фактор: похороны, а тем более последующие обряды всегда проходили внутри замкнутых сообществ (поселение, род, семья) с участием узкого круга людей. Присутствие посторонних они не предполагали, а иноплеменников-иноверцев, вероятно, и исключали. Сами допохоронные, похоронные и послепохоронные обряды проводились по неписаным, изустно передававшимся из поколения в поколение правилам. Собирание сведений о них началось поздно: сначала путешественниками нового времени и много позднее и уже целенаправленно этнографами. Время было упущено, тем не менее, этнография и поныне фиксирует многое из дохристианских или доисламских верований. Но речь в посвященных им трудах идет уже о трансформированных обрядах, происхождение которых не всегда могут объяснить сами исполнители. Все-таки этнография собрала многие поразительные сведения (Зеленин Д.К., 1916; Виноградова Л.Н., 1993).
401
Я вновь взял на себя “бремя доказывания”10 11 самого факта существования признаков постпогребальных обрядов, теперь с привлечением данных по памятникам многих культур. На их основе строятся вероятностные суждения и выводы. Эта вероятность возрастает благодаря аналогичным исследованиям других авторов. Их число постоянно увеличивается, что не снимает необходимости дальнейших исследований и обсуждений, которые переведут, в этом сомнений у меня нет, вероятность в доказанность.
На этом пути, однако, необходимо не только пополнять базу источников и список доказательств. Многим придется преодолевать традиционное неприятие возможности существования буквально тысяч погребений, вскрывавшихся не грабителями, но теми, кто их совершал11.
Завершу весьма интересным свидетельством отношений живых и беспокоящих их мертвых. Оно дошло из эпохи, которая была глубокой древностью уже во времена Хазарского каганата: “... мертвецы могли вредить живым, и офицер,
10 Сама проблема доказательства в археологии заслуживает разработки. Пока же я сошлюсь на поучительный очерк двух юристов (Эйсман А.А., Трусов А.И., 1985).
Пользуясь случаем, упомяну забавное выступление О.Ю.Жиронкиной (2002), в котором нарушены и правила оппонирования и правила доказывания. Вместо критического разбора моих и других исследователей археологических аргументов О.Ю.Жиронкина заводит разговор о влиянии зороастризма на погребальный обряд аланского варианта салтово-маяцкой культуры. Археологически прослеживаемых следов зороастризма в Хазарском каганате нет. Почему О.Ю.Жиронкина считает, что мировоззрение зороастрийцев могло оказать влияние на практику постпогребальной обрядности и на ее содержание? “Могло ” - это не аргумент.
Ограбление и осквернение — это не “анормальные”, как полагает автор, а вполне нормальные для ряда обществ действия. Так же и страх (ему автор уделяет особое внимание) - реакция на внешние факторы отнюдь не аффективная (ссылка на философский словарь - “аргумент” наивный), но защитная, необходимая до выяснения источника опасности. Автор не увидела главного в действиях афонских монахов: определение греховности человека по его костям - пережиток язычества. В заключение О.Ю.Жиронкина прибегает к ссылке на Ф.Арьеса о “спокойном” отношении в средневековье к останкам погребенных. Действительно, к человеческим останкам относились спокойно и в Хазарском каганате, без аффекта, осознанно принимая меры против вредоносного воздействия умершего сородича.
Такой археологический признак, как стратиграфия заполнения дромоса, - не свидетельство о страхе перед мертвыми, как и любых других чувствах. Изучение стратиграфии лишь устанавливает способ проникновения в погребальное пространство, не более.
Методическая ошибка О.Ю.Жиронкиной в том, что спор затеян по вторичной проблеме — трактовке явления, а начинать надо с первичного — с комплекса археологических признаков. С эмоциональным “концептом” О.Ю.Жиронкиной стоит ознакомиться каждому начинающему изучать постпогребальные обряды, чтобы подобных ошибок не допускать.
11 Феномен ограблений могил известен в истории человечества, но он никем не изучался и не систематизировался на массовых материалах применительно к определенным народам, культурам, эпохам. По моим наблюдениям, рядовые могилы никогда не были объектами повального ограбления в древние эпохи, когда существовали строгие и определенные нормы отношения к кладбищам, табу, страх реальной мести со стороны погребенных, в том числе врагов, или их духов.
Вообще же само существование в древние эпохи ограбления рядовых могил требует доказательств. Проблема не так проста, как кажется.
Иное явление - ограбление уникальных сокровищниц типа египетских пирамид. Но и оно требует специальных исследований (возможно, они уже есть в иностранной литературе). Иные цели преследовало вскрытие захоронений глиняных воинов из колоссального надгробного памятника Цинь Ши-хуана — извлекли пригодное для использования оружие.
Массовыми ограбления небогатых захоронений становятся в странах Востока с появлением европейпев, а с ними и появления рынка сбыта. Еще более стимулировало ограбление возникновение коллекционирования, позднее и музейного. Но и само коллекционирование - это все тот же рынок сбыта для местного населения. Таким образом, не следует путать древние предполагаемые ограбления, имевшие почти неизвестные нам цели, с поздними ограблениями, имевшими коммерческий характер. Кстати, скупка древностей русскими археологами XIX в. привела к превращению крестьян многих деревень в профессиональных грабителей древних могил. Более известны те же интересы наживы грабителей могильника Кобан.
Совсем иной характер имели ограбления могил русских солдат из колониальных войск на Кавказе. Участник кавказской войны А.П.Беляев писал после битвы у Валерика 11 июля 1840 года: “... когда мы в последнюю экспедицию проходили под Валериком, то увидели, что могилы наших убитых разрыты, и тела павших обнажены, ограблены ...” (Виноградов А.В., 1994, с.18). Вероятно, здесь действительно, помимо утилитарных интересов, проявлялся элемент мести. Но более чем вероятно, местное население уже имело более ранний опыт ограбления могил в междоусобных столкновениях. Как глубоко он уходил в древность? Неизвестно.
402
которого мучила его покойная жена, написал ей письмо с выговором, которое вложил в руку другого умершего, чтобы оно надлежащим образом было передано в потусторонний мир его жене” (Египет Расмсеса II (1292-1225 гг до н.э.)). Поразительное сочетание цивилизован
ного способа воздействия на умершую и почтовой оказии с непроницаемой архаичностью представлений о мироздании. К сожалению, я не успел разыскать публикацию этого документа, упомянутого в книге Д.Г.Брэстеда (1915, с.142).
Литература и архивные материалы
Абрамова М.П., 1972. Нижне-Джулатский могильник. Нальчик.
Абрамова М.П., 1975. Катакомбные погребения IV-V вв. н.э. из Северной Осетии// СА. № 1.
Абрамова М.П.,1982. Новые материалы раннесредневековых могильников Северного Кавказа// СА. №2.
Абрамова М.П., 1987. Подкумский могильник. М.
Абрамова М.П., 1997. Ранние аланы Северного Кавказа III-V вв. н.э. М.
Абрамова М.П., Красильников К.И., Пятых Г.Г., 2000. Курганы Нижнего Сулака: могильник Львовский Первый-2// Труды Дагестанской экспедиции. Т. 1. М.
Аксенов В.С., 1999. Старосалтовский катакомбный могильник// Vita Antiqua. № 2. К.
Аксенов В.С., 2002. Обряд обезвреживания погребенных в Верхне-Салтовском и Рубежанском катакомбных могильниках салтово-маяцкой культуры// РА. № 3.
Арсеньева Т.М., 1977. Некрополь Танаиса. М.
Атабиев Б.Х., 1996а Некоторые итоги раскопок Зарагижского второго катакомбного могильника// Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX “Крупновские чтения” по археологии Северного Кавказа). М.
Атабиев Б.Х., 19966. Раскопки у селения Зарагиж Кабардино-Балкарской республики// АО 1995 года.
Атабиев Б.Х., 1998. Зарагижский и Каштауский катакомбные могильники. Некоторые итоги исследований// XX юбилейные международные “Крупновские чтения” по археологии Северного Кавказа. Ставрополь.
Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 1970. Могильник № 1 у Лермонтовской скалы близ г.Кисловодска// СА. № 4.
Афанасьев Г.Е., Рунич А.П., 2001. Мокрая Балка. Вып.1. М.
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге. Самара.
Бармина Н.И., 1997. Раскопки мангупской базилики// Археологические исследования в Крыму 1994. Симферополь.
Брэстед Д.Г., 1915. История Египта с древнейших времен до персидского завоевания. Т.П. М.
Бубенок О.Б., 1997. Ясы и бродники в степях Восточной Европы (VI—начало ХП1 вв.). К.
Васюткин С.М., 1986. Салиховский курганный могильник конца IV - V вв. в Башкирии// СА. № 2.
Винников А.З., Афанасьев Г.Е., 1991. Культовые комплексы Маяцкого селища. Воронеж.
Виноградов А.В., 1994. Лермонтовский “Прочный окоп”// Прочноокопский историко-культурный многоугольник. Армавир.
Виноградова Л.Н., 1993. Чтобы покойник “не ходил”: комплекс мер в составе погребального обряда// Конференция “Истоки русской культуры”. М.
Винокур И.С., Островский М.И., 1967. Раковецкий могильник// История и археология юго-западных областей СССР начала н.э. М.
Габуев Т.А.,1985. Аланские погребения IV в.н.э. в Северной Осетии//СА. № 2.
Гмыря Л.Б., 1993. Прикаспийский Дагестан в эпоху Великого переселения народов. Махачкала.
Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989. Средневековые памятники верховьев Камы. Свердловск.
Гудименко И.В., 1998. Итоги археологических исследований отряда “Дельта” Азовского краеведческого музея в г. Азове и Азовском районе в 1995-1996 гг.// Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1995-1996 гг. Вып.15. Азов.
Гутнов Ф.Х., 2001. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории. Владикавказ.
Ефаиов Ю.П., 1968. Кобяковский грунтовый могильник и вопрос о его этнической принадлежности// Античная история и культура Средиземноморья и Причерноморья. Л.
Жнронкина О.Ю., 2002. Страх перед умершими: реальность хазарского времени или психологический анахронизм// Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М.
403
Зайцева О.В., 2000. Дифференцированный подход к ограбленным погребениям// Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии. Материалы 40-й региональной археологоэтнографической студенческой конференции. Т.1. Новосибирск.
Зеленин Д.К., 1916. Очерки русской мифологии. Умершие неестественной смертью и русалки. Пг.
Иванов А.Г., 1996.0 некоторых особенностях погребального обряда поломской культуры// Полевой симпозиум “Святилища и жертвенные места финно-угорского населения Евразии”. Пермь.
Ильюков Л.С., Власкин М.В., 1992. Сарматы междуречья Сала и Маныча. Ростов-на-Дону.
Истомина Т.В., 1983. Погребальный обряд перми вычегодской (X-XIV вв.). Автореф. дис.... канд. ист. наук. Л.
Истомина Т.В., 1989. Погребальный обряд перми вычегодской// Материалы VI международного конгресса финно-угроведов. T.I. М.
Каминский В.Н., 1984. Раннесредневековые аланские катакомбы на Средней Кубани// Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджоникидзе.
Каминский В.Н., 1987. Алано-болгарский могильник близ станицы Старокорсунской на Кубани// СА. № 4.
Капошина С.И., 1962. Раскопки Кобякова городища и его некрополя// Археологические раскопки на Дону. Ростов-на-Дону.
Каспарова К.В., Щукин М.Б., 1979. Могильник Могиляны-Хмельник в Ровенской области// Тр. Гос. Эрмитажа. XX. Л.
Керефов Б.А., 1985. Чегемский курган - кладбище сарматского времени// Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии. Т.2. Нальчик.
Керефов Б.А., 1988. Памятники сарматского времени Кабардино-Балкарии. Нальчик.
Клейн Л.С., Раев Б.А., Семенов А.И., Субботин А.В., 1972. Катакомба скифского времени и салтовский курган на Нижнем Дону// АО 1971 года. М.
Кравченко Н.М., 1967. Косановский могильник (по материалам раскопок В.П.Петрова и Н.М.Кравченко в 1961 -1964 гг.)// История и археология юго-западных областей СССР начала н.э. М.
Краснов Ю.А., 1980. Безводнинский могильник (К истории Горьковского Поволжья в эпоху раннего средневековья). М.
Круглов Е.В., 2001а. О некоторых особенностях погребального обряда огузов// Археология Нижнего Поволжья на рубеже тысячелетий. Астрахань.
Круглов Е.В., 20016. Погребальный обряд отузов Северного Прикаспия 2-й пол.ЕХ - 1-й пол.Х! в.// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк.
Круглов Е.В., 2003. Печенеги и огузы: некоторые проблемы археологических источников// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.З. Половецко-золотоордынское время. Донецк.
Кузнецов В.А., 1990. Погребения III в. из Кисловодска// СА. № 2.
Кутуков Д.В., 2001. Онекоторых особенностях погребального обряда нижневолжского населе-нияв золотоордынское время// Археология Нижнего Поволжья на рубеже тысячелетий. Астрахань.
Магомедов М.Г., 1977а. Верхнечирюртовский могильник// Археологические памятники раннесредневекового Дагестана. МАД. № 7. Махачкала.
Магомедов М.Г., 19776. К вопросу о происхождении культуры Верхнечирюртовского курганного могильника// Археологические памятники раннесредневекового Дагестана. МАД. № 7.
Махачкала.
Мажитов Н.А., 1968. Бахмутинская культура. М.
Максименко В.Е., 2002. Обряд “обезвреживания покойника” в погребениях могильника нижнедонские “Частые курганы”// Из истории народов Северного Кавказа. Юбилейный выпуск 5. Ставрополь.
Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара.
Некрасова А.Н., 1990. Могильник Черняховской культуры у с.Боромля на Сумщине// Питаня археологи Сумщини. Суми.
Никитина Г.Ф., 1985. Систематика погребального обряда племен черняховской культуры. М.
Обломский А.М., Терпиловский Р.В., 1993. Новые погребения раннесредневековых кочевников на Сумщине// Кочевники урало-казахских степей. Екатеринбург.
Парусимов И.Н., 1999. Раскопки в Ростовской области и Краснодарском крае// АО 1997 года.
Петраускас О.В., Петропавловский А.Б., 1993. Раскопки могильника черняховской культуры в г.Каневе// Археолопчш дослщження в Украпш 1991 року. Луцьк.
Плетнева С.А., 1976. Работы Советско-Венгерской экспедиции// АО 1976 года.
404
Плетнева С А, 1989. На славяно-хазарском пограничье. М.
Пьянков АЛ., 2002.0 некоторых чертах погребального обряда могильника Бжид 1// XII “Крупновские чтения” по археологии Северного Кавказа. Есентуки; Кисловодск.
Рунич А.П., 1968. Катакомбный могильник VII-VIII вв. около г.Кисловодска// СА. № 3.
Рунич А.П., 1976. Захоронение вождя эпохи раннего средневековья из Кисловодской котловины//
С А. № 3.
Рунич А.П., 1977. Два богатых раннесредневековых погребения из Кисловодской котловины// СА. № 1.
Рутювська Л.М., 1972. До питания про найдавншп болгарсью племена на територп Украши// Вюник АН
УРСР. № 10. К.
Соболева Н.В., 1994. Раскопки могильников на Камском водохранилище// АО 1993 года. М.
Сташенков Д.А., 1995. Новые детали погребального обряда памятников раннеболгарского времени в Самарском Поволжье// Средневековые памятники Поволжья. Самара.
Сунгатов ФА, 1995. Погребальные комплексы Дежневского и Ново-Турбаслинского могильников (по материалам раскопок 1989-1992 гг.)//Курганы кочевников Южного Урала. Уфа.
Сымонович Э.А., 1963. Магия и обряд погребения в Черняховскую эпоху//СА. № 1.
Сымонович Э.А., 1967а. Итоги исследования Черняховских памятников в Северном Причерноморье// История и археология юго-западных областей СССР начала н.э. М.
Сымонович Э.А., 19676. Новые работы в селе Черняховское// История и археология юго-западных областей СССР начала н.э. М.
Сымонович Э А., Кравченко Н.М., 1983. Погребальные обряды племен Черняховской культуры// САИ.
Вып. Д1-22.
Флёров В.С., 1984. Маяцкий могильник// Маяцкое городище. Труды Советско-Болгаро-Венгерской экспедиции. М.
Флёров В.С., 1989. Обряд обезвреживания погребенных у праболгар// Проблеми на прабългарската история и култура. София.
Флёров В.С., 1992.0 методике раскопок могильников с обрядом обезвреживания погребенных// Теория и методика исследования археологических памятников лесостепной зоны. Липецк.
Флёров В.С., 1993. Погребальные обряды на севере Хазарского каганата. Волгоград.
Флёров В.С., 1998. Проблемы стратиграфии раннесредневековых катакомб//XX юбилейные Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Ставрополь.
Флёров В.С., 2000а. Аланы Центрального Предкавказья V-VIII веков: обряд обезвреживания погребеннных. М.
Флёров В.С., 20006. Розыскания по обряду обезвреживания в раннесредневековой Восточной Европе// Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 1. Донецк.
Халиков АХ., 1990. Буртасы и их историко-археологическое определение// Вопросы этнической истории Волго-Донья в эпоху средневековья и проблема буртасов. Пенза.
Халикова Е.И., 1972. Погребальный обряд Танкеевского могильника и его венгерские параллели// Проблемы археологии и древней истории угров. М.
Шутова Н.И., 1992. Удмурты XVI-XIX в. Ижевск.
Шутова Н.И., 2000. Дохристианские культовые памятники в удмурдской религиозной традиции: опыт комплексного исследования. Автореф. дис.... докт. ист. наук. М.
Эйсман А А, Трусов А.И., 1985. Кто кому должен доказывать?// Наука и жизнь. № 10.
Яровой Е.В., 1988. Сармато-черняховский могильник у с.Петрешты// АО 1986 года.
Вакау К., 1973. Az awarkor idorendjerol. tljabb awar temetok a Balaton komjeken// Somogj i miizeumok kozlemenjei.
Kapssvar.
Bilint C., 1971. X. szazadi temeto a szabdkigyosi - palligeti tablaban//A Bekes Megyei Muzeumok
Kozlemenyei 1.
Les anciens Hongrois et les ethnies voisines a 1’Est, 1977// Studia archeologica. VI. Budapest.
Sarolta T., 2000. Das awarenzeitliche Graberfeld in Vac-Kavicsbanya// Monumenta Avarorum Archeologica. Vol.4. Budapest.
405
Summary
V.S.Fliorov (Moscow, Russia)
RITE OF RENDERING BURIED HARMLESS IN KHAZAR1A AGAINST ARCHEOLOGICAL BACKGROUND OF EASTERN EUROPE
OF I MILLENIUM AD
The author has been studying the rites of rendering the buried harmless on the burials of Khazar chaganate since 1975. However, these rites appear much earlier in Eastern Europe. In 1983-1986 their features were registered in Klin-Yar III burial (the Ist с. BC - the VIIIth c. AD) located in the Central CisCaucasian area. The rite of rendering the buried harmless is found in Podkumski interment (I-II c.) and others in Northern Caucasus and Kuban (Direktorskaia Gorka, Mokraia Balka, Nizhni Dzulat, Starokorsunski interments) till the VHTh-IXlh c. Rendering the buried harmless was practiced in the Sarmatian time in the lower reaches of the Don (Kobiakovo burial), in Chemiakhovskaia culture.
The author has found several dozens of burials with the rite of rendering the buried harmless dating from the last centuries BC till the XIVth c. from Bashkiria to Hungary. They belonged to Iranian, Turkic, Ugrian population. Rendering the buried harmless was widely spread in the Oguz. Interments with the traces of this rite were discovered in the Crimea, Mangup.
Finally, the author concludes that rendering the buried harmless was not a peculiar feature of Khazar chaganate as it was known to the peoples of not only Eastern Europe, but the whole populated area. This is a phasic phenomenon. The traces of the rites of rendering the buried harmless have been retained to this day.
The pivotal problem in studying this rite involves improvement of the methods of excavations. One of the major features concerns the peculiarities of the stratigraphy in the interments. In the course of excavations it is necessary to obtain both the evidence of the rite of rendering the buried harmless and complete preservation of the buried.
A great contribution into the study of the rites of rendering the buried harmless has been made by D.I.Dimitrov (Bulgaria), E.A.Symonovich, V.K.Kaminskij, Ye.V.Kruglov (Russia), V.S Aksionov (Ukraine).
Статья поступила в редакцию в мае 2004 г
406
В.П. Лебедев, В. А.Винничек
НУМИЗМАТИЧЕСКИЕ НАХОДКИ С ДОМОНГОЛЬСКИХ ПАМЯТНИКОВ ВЕРХНЕГО ПОСУРЬЯ
В опубликованных сводках восточных монет УШ-ХШ вв., обнаруженных на территории Восточной Европы (Федоров-Давыдов Г.А., 1985, с.44; 1988, с.44; 2001, с.89), не указываются находки с Верхнего Посурья. Однако наряде археологических памятников, сосредоточенных в верховьях реки Суры, во время археологических исследований найдена большая группа нумизматических предметов. В нее входят: 1 серебряная индийская монета (джиталь) IX в.; 4 целых и 5 фрагментов арабских дирхамов кон.IX - X в.; 4 серебряных подражания, 3 из которых - брактеаты; 6 целых и 4 фрагмента арабских фельсов X в.; 6 целых и 3 фрагмента монетовидных подвесок, а также оплавленный бесформенный кусок бронзы со следом от односторонней литейной формы, предназначенной для изготовления монетовидных подвесок. Перечисленные находки происходят с селищ: Васильевское (I), Золотаревское (II), Круталатка (III), Мордовско-Ишимское (IV), Чемодановское (V), Степановское I (VI), Усть-Узинское (VII), Садовское (VIII), Никольское (IX), а также из Армиевского курганногрунтового могильника (X). Указанные архео
логические памятники хронологически характеризуются следующим образом:
I.	Васильевское селище VIII - нач.XI в. (Винничек В.А., 2001а, с.97-100).
II.	Золотаревское поселение VIII - нач.ХШ в. (Белорыбкин Г.Н., 2001а, с.4-11).
III.	Селище Круталатка нач.Х! - нач.ХШ в. (Винничек В.А., 2001а, с. 105-НО).
IV.	Мордовско-Ишимское селище нач.Х! -нач.ХШ в. (Винничек В.А., 2002, с. 125-137).
V.	Чемодановское селище VIII - нач.ХШ в. (Винничек В.А., 2001а, с.100-105).
VI.	Степановское I селище нач.Х! - нач.ХШ в.
VII.	Усть-Узинское селище нач.Х! - XIII в.
VIII.	Садовское селище нач.Х! - нач.ХШ в.
(Винничек В. А., 20016, с.397-402).
IX.	Никольское селище X-XIV вв. (Винничек
В.А., Лебедев В.П., 2004, с. 119).
X.	Армиевский курганно-грунтовой могильник IX-XI вв. (Белорыбкин Г.Н., 2001 б, с.215).
В таблицах 1-3 приведены краткие характеристики всех публикуемых в работе находок.
Табл. 1. Серебряные монеты (джиталь, дирхамы и подражания им)
№	Правитель (и другие имена)	Халиф	Город	Годы Хиджры	Вес (гр-)	Кол-во отверстий	Целостность	Памятник
1	Спалапати Дева	—	Кабул	-	2,67	(2Г-	0,9	VII
2	Исмаил б. Ахмад	ал-Мутадид	Шаш	284	2,43	нет	1,0	III
3	Абдаллах б.Микаил	Ал-Мустакфи	Булгар	(34)4 ?	1,10	2	0,9	IV
4					1,20	2	0,9	IV
5	Нух I, Мансур I	ал-Мути	9	350-366	1,15	нет	0,5	I
6	Мансур I (+ Файк)	9	?	355-368	0,95	нет	0,25	II
7	Кабус б.Вашмагир	ат-Таи	Хамадан	3(8)8	3,77	нет	1,0	II
8	?	?	9	9	0,6	нет	1/8	I
9	?	9	?	?	0,2	нет	1/8	I
10	Подражание	ат-Таи	7	363-381	1,0	нет	1,0	VI
11	Подражание аббасидскому дирхаму	7	?	IX - нач. Хв.	1,33	1	0,5	II
12	Подражание-брактеат	Нечитаемое	—	—	-	нет	1,0	X
13	То же	То же	—	—	—	нет	1,0	X
14	То же	То же	-	—	-	2	1,0	X
1 Край .монеты с двумя отверстиями отломан.
Табл. 2. Медные монеты (фельсы)
№	Эмир	Другие имена	Город	Годы Хиджры	Вес (гр.)	Кол-во отверстий	Целостность	Памятник
1	Наср II б. Ахмад	—	Бухара	322	2,05	2+ I2	1,о	I
2	Нух II б. Мансур	—	Бухара	376	1,74	2	1,0	V
3	Нух П б. Мансур	Хасан б.Али	Герат	37(8)	2,14	2	1,0	I
4	Нух II б. Мансур	Сахль; Бектузун	Бухара	379	1,51	2	Уд	I
5	Нух II б. Мансур	—	?	366-387	1,23	2	1,0	п
6	(Нух) б. Мансур ?	—	?	?	1,06	—	0,5	V
7	Нух (I, П) ?	—	?	331-387	2,01	2	1,0	IV
8	Мансур (I, II) ?	—	?	350-389	0,86	—	0,5	I
9	?	?	Бухара	?	1,46	2	1,0	I
10	?	?	?	?	1,44	-	1/3	III
Табл. 3. Монетовидные подвески
№	Металл	Диаметр (мм)	Толщина (мм)	Плотность (г/см3 )	Вес (гр.)	Кол-во отверстий	Целостность	Памятник
1	Бронза	27,5-28,5	1,2	7,87	4,22	2	1,о	I
2	Бронза	32,5-33,5	1,2	8,34	4,41	2+ I3	1,0	III
3	Бронза	30,0-30,5	1,2	8,56	5,20	2	1,0	III
4	Pb-Sn	(~30)	1,0	10,30	1,76	—	1/4	III
5	Бронза	28,0-28,5	1,0	8,36	4,76	2	1,0	IV
6	Бронза	28,0-28,5	1,2	8,45	5,77	2	1,0	IV
7	Бронза	29,0-29,5	1,1	7,82	3,47	2	0,68	V
8	Бронза	31,5-32,0	1,2	8,30	6.98	2	1,0	VIII
9	Бронза	(~30)	0,8	8,10	1,79	2	1/2	IX
Описание нумизматических находок
Серебряные монеты
1. Индия, раджи Охинда. Спалапати Дева, г.Кабул (IX в.), 1 экз. (Туе R., Туе М., 1995, р.89№№ 5-6). У джиталя обломан край, где первоначально находилось 2 отверстия для подвешивания (рис.1).
Л.с. Лежащий бык-зебу, влево. Вверху - надпись санскритом.
О.с. Всадник вправо, с обеих его сторон -надпись санскритом.
2. Саманиды, Исмаил б.Ахмад, г.аш-Шаш, 284-897 гг (Тизенгаузен В.Г., 1855, с.94). Монета была согнута пополам, из ее центра утрачен небольшой фрагмент (рис.2,2).
3-4. Эмиры Волжской Булгарии, Абдаллах б.Мика[ил], г.Булгар, [34]4 ? г.Х. = 955/956? г (Янина С.А., 1962, с. 198, табл-IV) (рис.2, 3, 4).
Л.с. Негативная часть символа веры в 3 строки.
В 1-й круговой легенде: — jjI iJ— (TaK!)jlL*L jjJII-I* ujjJs JI I»—j В слове “Булгар” -один лишний алиф. От даты резчик штемпеля уместил только числительное единиц, которое читается неоднозначно. По нашему мнению, это “4”
Во внешней круговой легенде - Коран XXX-3(4)-4(5).
О.с. На поле в 5 строк: L5L-» Л Хх / JL <_уа^,Т...«II / JI J_»-o	/ J
То есть “Богу / Мухаммад / посланник Аллаха / ал-Мустакфи биллях / Абдаллах б. Мика[ил]”. Вокруг - Коран IX-33.
Халиф ал-Мустакфи правил всего два года (333/ 334 г.Х. = 944-946 гг), но булгарские эмиры, как и эмиры Саманидов, помещали на монетах его имя вплоть до 345 г.Х. = 956 г. Таким образом, дата выпуска этих дирхамов может быть 334 или 344 гг.Х. Оба дирхама, чеканенные одной парой штемпелей,
2 Третье отверстие случайного происхождения.
3 Третье отверстие обусловлено дефектом литейной формы.
408
I ________________I
Рис. 1. Серебряный джиталь индийских раджей Охинда. Спалапати Дева, г.Кабул (IX в.).
Fig. 1.	Silver jital of Ohind Indian rajahs. Spalapati Deva, Kabul (the IX c.).
отличаются от монет собрания ГИМ, изданных С.А.Яниной. На одном из дирхамов Абдаллаха коллекции ГИМ от даты сохранилось только числительное “шесть”. Недавно выявлен дирхам той же штемпельной пары с полной датой - 346 г.Х. (Калинин В.А., 2003, с.75). Следовательно, 344 г.Х. является более вероятной датой выпуска публикуемой пары дирхамов, чем 334 г.Х.
На обоих дирхамах по 2 отверстия диаметром от 2 до 2,5 мм, пробитые с л.с., размещенные на л.с. по часовому циферблату: № 2 у 2 и 3 ч., № 3 у 11,5 ч. и 12,5 ч.
5.	Саманиды, Мансур I б.Нух, город, год ? Полустертый обломок в ‘/г дирхама (рис.2,5).
Дирхам, по-видимому, чеканен штемпелями для разных монет: одна сторона старым штемпелем
Нуха I б. Насра (331-343 гг.Х. = 942-954 гг), другая -новым штемпелем монет его сына Ман(сура б.Нуха) (350-366 гг.Х. = 961-976 гг) с именем халифа ал-Му(ти) (334-363 гг.Х. = 946-974 гг). Так как имя халифа ал-Мути исчезло с монет также не в год его смерти, а много лет спустя - в 370 г.Х., то датировку дирхама следует определять только полным сроком правления Мансура - 350-366 гг.Х. = 961-976 гг.
6.	Саманиды, Мансур I б.Нух, город, год ? Обломок ~ в ‘А дирхама (рис.2,6).
На л.с. от легенды на поле сохранилось только имя влиятельного сановника Файка, помещавшееся на саманидских монетах в 354-374 гг.Х. = 965-984 гг. На круговой легенде читается лишь “Во имя Аллаха... и триста”.
В поле о.с. видно начало нижней строки “Ман(с)ур (б)ен:”, то есть Мансур I б.Нух, время правления которого (350-366 гг.Х.) соответствует периоду активности Файка.
7.	Зийариды, Кабус б.Вашмагир, г.Хамадан, 3(8?)8 г.Х. = 9(9)8 г (Fraehn Ch.M., 1855, р.258 № 1 без указания города и даты) (рис.2, 7).
Л.с. На поле в три строки символ веры, четвертая:	— Кабус б.Вашмагир. В
первой круговой легенде - выпускные данные:
I atl* .   J j	j I	j 11JlA	JI
= Во имя Аллаха чеканен этот дирхам в Хамадане году восемь и ... триста.
Внешняя круговая легенда не сохранилась.
О.с. На поле:
frLx-i jjI aUI rL“ _,/	/ J /
JI Jj—j Аал* / J = Богу, Мухаммад посол Аллаха. Ат-Таи лиллях (363-381 гг.Х.), Рука государства, Венец веры, Отец отваги. Снаружи - обрывок коранической легенды.
8-9. Два мелких неопределимых фрагмента дирхамов (рис.2, 8, 9).
10.	Подражание дирхаму с именем халифа ат-Таи (363-381 гг.Х.), биллон, диаметр 25,5 мм. Обе стороны чеканены разными лицевыми штемпелями (рис.2,10).
Л.с.1. На поле - в три строки символ веры, на четвертой - имя халифа : i gUall
Вместо круговой легенды - ободок из s-образных знаков. Слева у края — круглое углубление диаметром 1 мм.
Л.с.2. От легенды на поле сохранилась лишь левая половина, в которой узнается символ веры в три строки, на четвертой — окончание имени того же халифа, еще ниже - звездочка и еще что-то неясное. Снаружи сохранился нечитаемый небольшой фрагмент круговой легенды.
11.	Подражание аббасидскому дирхаму. Обрезок в "/г кружка диаметром 26 мм, плотность монетного сплава - 10,39 г/см3 (рис.2,11).
409
Рис. 2. Серебряные монеты с верхнесурских селищ: 2 - Исмаил б.Ахмад, г.аш-Шаш, 284 г.Х. = 897 г; 3, 4- Абдаллах б.Микаил, г.Булгар, 344(?) г.Х. = 95б(?) г; 5 - НухIб.Наср; Мансур Iб.Нух; б — Мансур I б.Нух; Файк; 7 — Кабус б.Ваишагир, г.Хамадан, 3(8?)8г.Х. — 9(9?)8 г; 8, 9—мелкие неопределимые фрагменты арабских дирхамов; 10- подражание с именем халифа ат-Таи; 11 - подражание аббасидскому дирхаму нач.Х в.
Fig. 2.	The silver coins of the Upper Sura villages: 2 — Ismail b. Ahmad, ash-Shash town, A.H. 284 - 897 A.D.; 3, 4- Abdallah b.Mikail, Bulgar town, A.H. 344(?) = 956(?) A.D.; 5 — Nuh I b.Nasr; Mansur I b.Nuh; 6 — Mansur I b.Nuh; Faik; 7 - Kabus b. Vashmagir, Hamadan town, A.H. 3(8?)8 = 9(9?)8 A.D.; 8,9- small indefinable fragments of Arabic dirkhams; 10 — an imitation with the name of caliph at-Thai; 11 — an imitation of Abbasids dirkham of the beginning of the X c.
JI.c. На поле в 3 строки - негативная часть символа веры, в 4 строке - какое-то имя, от которого видны лишь последние 2-3 неясные буквы.
Во внутренней круговой легенде с искажениями—неинформативная часть выпускных данных:...
(•fejjJIIJi* JI |»... Во внешней круговой легенде вместо коранической цитаты - нечитаемый набор
арабских букв.
О.с. На поле в 2 строках сохранилось начало позитивной части символа веры, искаженный
410
фрагмент - Коран IX-33. Из-за недостатка сведений оригинал для подражания установить не удалось. Следует отметить хорошее качество исполнения, нехарактерное для большинства подражаний Хв.
12-14. Подражания-брактеаты, серебро. Они отмечены в отчетах об археологических раскопках Армиевского курганно-грунтового могильника, атрибутированы нумизматом-ориенталистом ГИМ С. АЯниной (Халиков А.Х., 1983, погребение 4; Халиков А.Х., 1987, погребение 35). Ознакомиться с этими нумизматическими находками нам не удалось.
Медные монеты
1.	Саманиды, анонимный фельс времени Насра II бАхмада, г.Бухара, 322 г.Х. = 934 г (Трутовский В., 1886, № 411). В фельсе - 2 целевых отверстия диаметром 2,5 мм, размещенные на о.с. у 6 и 7 ч. в ~0,5 мм от края и 1 - случайного происхождения диаметром 1 мм у 9,5 ч. (рис.3,1).
Л.с. В поле - две круговые легенды. На внутренней - негативная часть символа веры, на внешней - выпускные данные:
< j L а 1 j j fj, j j	i. j I
Ij	11 Jut	i, I	= Во имя
Аллаха чеканен этот фельс в Бухаре году 322.
О.с. На поле - в три строки позитивная часть символа веры, вокруг — плохо различимая кораническая формула.
2.	Саманиды, Нух II б.Мансур, г.Бухара, 376 г.Х. = 986/87 г (Fraehn, 1826, р.115, № 336). В фельсе —2 отверстия диаметром 2,5 и 3 мм, пробиты с л.с. и размешены: на л.с. - 12 и 1 ч., на о.с. - 7 и 8 ч. (рис.3,2).
3.	Саманиды, Нух II б.Мансур, г.Герат, 378 г.Х. = 988/989 г (Тизенгаузен В.Г., 1855, с.231-232; Трутовский В., 1886, № 521) (рис.3,3).
На л.с. снаружи символа веры - имя вассала Саманидов, владельца Герата — Хасана б.Али, имя его сюзерена Нуха б.Мансура - в 3-й строке о.с.
Фельс дважды пробит с л.с., отверстия диаметром 2,5 и 3 мм расположены на л.с. - 3 и 4 ч., на о.с.-4и5ч.
4.	Саманиды, Нух II б.Мансур, г.Бухара, 379 г.Х. = 989/990 г. Описание этого варианта в литературе не найдено (рис.3,4).
Л.с. На поле - негативная часть символа веры, над ней - имя камергера Нуха II:
= Бектузун, внизу - еще одно имя -
= Сахль. В круговой легенде - выпускные данные: .. loJtb J	J ——2 АЦ"	••• = фулус
в Бухаре году трист(а) семьдесят девятом.
О.с. На поле - позитивная часть символа веры, вверху - “Богу”, внизу - “Нух”. Снаружи - неразборчивый фрагмент круговой легенды.
Фельс был согнут пополам, край обломан, дважды пробит с о.с. - 6 и 7 ч., на л.с. - 5 и 6 ч. Диаметр отверстий - по 2,5 мм.
5.	Саманиды, Нух б.Мансур, город, год ? (рис.3,5).
Очень плохая сохранность, видны следы соответствующих частей символа веры на обеих сторонах и внизу о.с. имя эмира — Нух б.Мансур. Это датирует фельс 366-387 гг.Х. = 976-997 гг.
У фельса - 2 отверстия диаметром 2,5 и 3,5 мм, которые расположены: 11 и 12 ч. — на л.с. и 3 и 4 ч. -на о.с.
6.	Саманиды, (Нух II) б.Мансур ?, город, год ? (рис.3, 6).
Половинный обломок фельса со следами серебрения на обеих сторонах. Из-за глубокой коррозии легенды почти не видны. Внизу на о.с. как будто читается	= бен Мансур. Если
это так, то это - фельс Нуха II б.Мансура (366-3 87 гг.Х.=976-997гг).
7.	Саманиды, Нух (I или II ?), город, год ? (рис.3, 7).
Очень плохая сохранность, на л.с. просматривается только символ веры и что-то неясное под ним. На о.с. на 3 и 4 строках читаются начальные буквы имен халифа и эмира: ...$>/ ... JaJI / = ат-Та[и]../Нух...
Сопоставление интервалов их правлений датирует фельс 366-381 гг.Х = 976-991 гг.
Монета дважды пробита с о.с., отверстия диаметром 3 и 4 мм расположены: 7 и 8 ч. - на о.с. и 5 и 6 ч. — на л.с.
8.	Саманиды, Мансур (I / II ?) б.Нух, город, год ? (рис.3,8).
Половинный обломок фельса. На л.с. читается символ веры и неинформативная часть выпускных данных - “Во имя Аллаха... и триста”. На о.с. в двух последних строках видно имя эмира—Мансур б.Нух. На фрагменте нет никаких свидетельств для выбора - какому из двух эмиров с этим именем принадлежит монета, поэтому датировать фельс можно двояко: или 350-366 гт.Х=961 -976 гг, или 387-389 г.Х = 997-999 гг.
9.	Саманиды, эмир ?, г.Бухара, год ? (рис.3, 9).
Обе стороны испещрены параллельными царапинами поперек строк надписей, поэтому легенды практически не видны. В различимых обрывках надписей ничего для датировки фельса нет. Монета дважды пробита с о.с., диаметр отверстий 2 и 3 мм, которые расположены: 8 и 10 ч,-на л.с. и 9 и 11 ч. - на о.с.
10.	Династия, правитель, город, год ? (рис.3,10). Обломок в ~ */з фельса с обрывками слов.
411
Рис. 3. Фельсы с верхнесурских селищ: 1 - Наср II б.Ахмад, г.Бухара, 322 г.Х. = 934 г; 2 - Нух II б.Мансур, г.Бухара, 376 г.Х. = 986г; 3 — он же, г.Герат, 378 г.Х = 988 г; 4 —он же, г.Бухара, 379 г.Х. = 989 г; 5-он же, город, год ?; 6 - (Нух) б.Мансур ?; 7 - Нух (I, II) ?; 8 — Мансур (I, II) ?; 9 - Эмир г.Бухара; 10 — Эмир, город, год ?
Fig. 3. Felses from the Upper Sura villages: 1 —Nasr II b.Ahmad, Buhara, A.H. 322 = 934A.D.; 2-NuhII b.Mansur, Buhara, A.H. 376 = 986A.D.; 3 - the same one, Gerat, A.H. 378 = 988 A.D.; 4 —the same one, Buhara, A.H. 379 = 989 A.D.; 5 - the same one, town, year ?; 6-(Nuh ) b.Mansur ?; 7-Nuh (I, II)?; 8-Mansur (I, II)?; 9 —Emir ? Buhara; 10 —Emir, town, year ?
8
Литые монетовидные подвески с подражаниями куфическим надписям
Все целые подвески исследуемого нумизматического комплекса с верхнесурских селищ представляют собой диски из металла темно
серого цвета диаметром 28-34 мм с двумя близко расположенными отверстиями у края кружка. Отверстия не пробиты, а сформованы при литье украшения. На одной или обеих сторонах помещены изображения, которые являются грубой нечитаемой имитацией арабских куфических надписей.
412
Расположение “надписей” в 3-4 “строки” в центральном круге и одной круговой снаружи сближает подвески по внешнему облику с куфическими монетами.
Вместо арабских букв, как правило, во всех “надписях” — произвольный набор палочковидных значков без попытки копирования каких-либо реальных монетных легенд. Изображения на обеих сторонах данных подвесок разные, хотя есть и довольно близкие. Отсутствуют критерии для выделения лицевой и оборотной сторон, и в последующем описании конкретных особенностей подвесок с разных селищ, сделанный выбор л.с. и о.с. совершенно произволен. На рисунке 3 изображены все 9 литых монетовидных подвесок, рассматриваемых в данной работе.
1.	Подвеска с Васильевского селища (рис.4, /).
Диаметр: 27,5-28,5 мм, толщина: 1,2 мм, вес: 4,22 г, плотность сплава: 7,87 г/см3. Отверстия диаметром 2 мм размещены по часовому циферблату: на одной стороне у 4 и 5 ч., на другой - у 1 и 2 ч.
На л.с. (условно) в центре - 4 строки, а на другой - 3. Круговая “надпись” на обеих сторонах разделена кружочками на 4 равные части.
Возможно, что данная подвеска отлита в той же литейной форме, что и найденная на булгарском Красносюндюковском I городище на р.Свияге (Кочкина А.Ф., СташенковД.А., 1993, с.215,рис.14,9).
2.	Первая подвеска с селища Круталатка (рис.4, 2). Диаметр: 32,5-33,5 мм, толщина: 1,2 мм, вес: 4,41 г, плотность сплава: 8,34 г/см3.
Два отверстия диаметром 3 мм размещены: на л.с. у 11,5 и 12,5 ч., на о.с. - у 5,5 и 6,5 ч. Рядом с двумя целевыми отверстиями, чуть дальше от края, имеется еще одно, диаметром 1,5 мм на л.с. и 3 мм на о.с., которое обусловлено дефектом литейной формы. Знаки “надписей” на этой подвеске наиболее близки к буквам куфического арабского шрифта, хотя совершенно не читаемы.
3.	Вторая подвеска с селища Круталатка (рис.4, 3). Диаметр: 30,0-30,5 мм, толщина: 1,2 мм, вес: 5,20 г, плотность сплава: 8,56 г/см3.
Размещение отверстий диаметром 3,3 мм на л.с.-у 1 и 2 ч., на о.с.-у 10 и 11 ч. У верхнего края л.с. (у 12-30 ч.)—наплыв металла.
4.	Третья подвеска с селища Круталатка (рис.4, 4). Односторонний обломок в ~ 'А кружка, отверстия для ношения на фрагменте не прослеживаются.
Исходный диаметр: около 30 мм, вес фрагмента: 1,76 г. Высокая плотность-10,30 г/см3указывает на большое содержание свинца в сплаве. В отличие от всех предыдущих подвесок эта - односторонняя.
Л.с. В центральном круге по диаметру — линия из крупных точек, над ней - 2 строки с палочкообразными знаками. Вместо круговой легенды —
круг из крупных точек, заключенный между двумя линейными ободками.
5.	Первая подвеска с Мордовско-Ишимского селища (рис.4,5). Диаметр: 28,0-28,5 мм, толщина: 1,0 мм, вес: 4,76 г, плотность сплава: 8,36 г/см3.
Отверстия диаметром 3 мм размещены: на л.с. - у 7,5 и 9 ч., на о.с. - у 3 и 4,5 ч. На таком же расстоянии от края у 6 и 4 ч. — две округлые выемки, образованные остатками шпеньков в литейной форме, которые призваны были формировать отверстия, но со временем сломались На л.с. круговая “надпись” едва просматривается, а на о.с. ее нет вовсе.
6.	Вторая подвеска с Мордовско-Ишимского селища (рис.4, б). Диаметр: 28,0-28,5 мм, толщина: 1,2 мм, вес: 5,77 г, плотность сплава: 8,45 г/см3.
Овальные отверстия 2x2,5 мм на л.с. у 7 и 8,5ч.,нао.с.-уЗ,5и5ч.Нал.с.-две округлые выемки тех же размеров и формы у 5,5 и 6,5 ч. У 11 ч. расположен, по-видимому, литник.
7.	Подвеска с Чемодановского селища (рис.4, 7). Подвеска фрагментирована, от диска диаметром 29,0-29,5 мм сохранилось ? (точнее 67,5%) его площади, толщина: 1,1 мм. Вес сохранившейся части: 3,47 г. Следовательно, вес целого изделия составлял около 5,15 г. Плотность сплава: 7,82 г/см3.
Два отверстия по 2,5 мм расположены у 5,5 ч и 6,5 ч на обеих сторонах - первый пример, когда оси изображений обеих сторон совпадают.
8.	Подвеска с Садовского селища (рис.4, 8). Диаметр: 31,5-32 мм, толщина: 1,2 мм, вес: 6,98 г, плотность: 8,30 г/см3. Два отверстия размером 2,5 и 3 мм размещены с одной стороны у 7,5 и 8,5 ч., а на другой — у 3,5 и 4,5 ч. относительно вертикальных осей изображений, оси которых на обеих сторонах также совпадают.
9.	Подвеска с Никольского селища (рис.4, 9). Одна из сторон сильно стерта и на рис. не представлена. Сохранился фрагмент подвески примерно половинной площади. Исходный диаметр -30 мм, толщина 0,8 мм, вес 1,79 г, плотность 8,10 г/см3. Два отверстия по 3 мм размещены на л.с. у 7,5 - 8,5 ч и 3,5 — 4,5 — на о.с. (точно так же, как у подвески с Садовского селища).
Рассмотрим состав металла, использованного для литья большинства представленных монетовидных украшений. В литературе при описании находок аналогичных литых монетовидных подвесок указывается, что они изготовлены из биллона, то есть низкопробного серебра, хотя не оговаривается, каким путем это было установлено. Известно, что плотность чистого серебра равна 10,5 г/см3, а любые лигатурные добавки из недрагоценных металлов ее снижают. Основной лигатурой в серебряных сплавах является медь, плотность которой 8,96 г/см3. Таким образом, плотность медно-
413
Рис. 4. Монетовидные подвески с верхнесурских селищ.
Fig. 4. Coin-like pendants from Upper Sura villages.
серебряных сплавов любой пробы должна находиться в интервале 9 - 10,5 г/см3. Показатели плотности 8 подвесок исследуемого комплекса находятся в пределах 7,82 - 8,56 г/см3, то есть вне интервала величин плотности медно-серебряных, в том числе и низкопробных серебросодержащих сплавов. Такую плотность обычно имеют бронзы различного состава.
Для установления элементного состава металла подвесок со среза фрагментированной подвески № 7 была взята проба для полуколичественного эмиссионного спектрального анализа. Результат анализа оказался следующим. Основу сплава составляют: Си, Sn,Zn в примерном соотношении: 5:3:1. Именно эти 3 металла представляли технологическую рецептуру сплава для процесса литья. Все
414
Рис. 5. Бракованная односторонняя литейная формация изготовления монетовидных подвесок.
Pig. 5. The defective one-sided casting mold for the manufacture of coin-like pendants.
остальные элементы, присутствующие в сплаве, являются естественной примесью, и наличие их определяется химическим составом использованною сырья, степенью его очистки, степенью непреднамеренного загрязнения и т.п. В частности, в исследованном сплаве оказалось на порядок меньше Pb:Fe Са: Si = 4:3:2:1 и еще в 10 раз меньше Al: Mg «2:1.1 (аконеи. всего 0.00001 долю составляет серебро.
Таким образом, подвеска с Чемодаповского селища была отлита из цинко-оловянистой бронзы, а гак как величины плотности 8 подвесок с верхнесурских селищ близки между собой, то. очевидно, они изготовлены из бронзы аналогичного состава. Как выше отмечалось, одна из верхнесурских подвесок оказалась идентичной изделию с булгарского селища поэтом) вполне ве-эоятно, что подвески, находимые в других регионах. тоже бронзовые, а не биллоиовые. Однако для проверки этого предположения необходимо троанализировать состав их металла.
Исключением является фраг мент третьей подвески с сели ша Кру гада гка( рис 3.7). для получения которой был использован свинцово-оловянный сплав. Следует также отметить, что совершенно аналогичная подвеска из свинцово-оловянного сплава (рис.З. 7*) была обнаружена во время археологических исследований Ольгинского селища XI —нач.ХШ в. (Вадинский круг домонгольских поселений с коричнево-красной гончарной посудой булгарского типа на территории Пензенской области).
Данные свинцово-оловянные подвески оригинальны по ряду признаков: а) изображ ине имеется только на одной стороне; б) характер изображения отличается от тех. которые имеются на подражаниях куфическим монетам, так какотсутст вуез круговая “легенда”; в) для ее изготовления использован дру гой металлический сплав. Если бы подвески характеризовались любым одним из перечисленных озличительных признаков, эго можно
415
было объяснить какими-то случайными обстоятельствами, но наличие у подвесок всего комплекса отличий указывает на закономерную причину их появления. Такой причиной могла быть либо другая география места изготовления подвесок, либо другое время. В данном случае более предпочтительным представляется второй вариант — подвески изготовлены в том же регионе, где и остальные, но не в 1-й пол.Х! в., а в XII - нач.ХШ в. В это время моделью для имитации могли послужить монеты постарабских восточных династий домонгольского периода, во многих случаях отошедшие в своем оформлении от куфического канона. За 100-150 лет могли появиться и какие-то новации в технологии литья металлов, обусловившие, в частности, использование сплавов другого состава. Логичен и отказ от нанесения изображений на обеих сторонах привески, так как при традиционном способе использования подвесок они крепились к каким-либо элементам одежды и обзору представлялась всегда одна ее сторона.
Описывая нумизматические находки с памятников домонгольского времени, Г.А.Федоров-Давыдов рекомендовал обращать внимание на то, с какой стороны пробито отверстие на монетах и подражаниях им (Федоров-Давыдов Г.А., 1984, с. 166). При этом он полагал, что люди, производившие пробивание монет, могли различать л.с. и о.с. монет, а для этого они должны были уметь читать монетные легенды, обладая знанием арабского языка. Все это могло в Поволжье только население мусульманской Волжской Булгарии. Не оспаривая полученный вывод, тем не менее, длинная цепочка сделанных допущений кажется очень зыбкой. Действительно, в качестве украшения л.с. и о.с. куфических монет совершенно равноценны. К тому же выбор - какая сторона на этих монетах лицевая, какая оборотная, сделан нумизматами XIX в., алюди X в. могли иметь другое мнение. На стороне, которую сейчас принято называть оборотной, на дирхамах X в. помещались имена багдадского халифа и правящего эмира. На стороне, считающейся лицевой, если какие-то имена и указывались, то чаще это были или вассалы саманидского эмира (фельс № 3) или крупные сановники из его окружения (дирхам №5, фельс №4).
Отличить же одну сторону куфических дирхамов и фельсов VI1I-X1 вв. от другой очень просто любому наблюдательному человеку, совершенно не знакомому с арабской графикой. Дело в том, что на одной из сторон дирхамов и фельсов в течение 5 веков неизменно помещалась негативная часть символа веры, первая строка которого содержит по краям 2 одинаковых слова, всегда изображавшихся в виде крупных косых крестов. На другой стороне таких изображений никогда не бывает.
Очень мала и статистика сделанных наблюдений (7 пробитых дирхамов), которую немного может увеличить рассматриваемый комплекс: 2 пробитых дирхама Волжской Булгарии (оба с л.с.) и 7 саманидских фельсов (4 пробиты с л.с. и 3 - с оборотной).
На вопрос, имело ли в Х-Х1 вв. какое-либо значение, как размещены надписи на куфических монетах при превращении их в украшения, возможно, дадут ответ наблюдения за тем, каким образом выбиралось место для пробивания отверстия. Для всех объектов данного комплекса положение отверстий определено по часовому циферблату с точностью до получаса. Для этого монета или подвеска поворачивались так, чтобы строчки в центральном поле были горизонтальны, при этом низ у нечитаемых “надписей” подвесок определялся сплошной горизонтальной линией, от которой вверх направлены палочки “текста". Заметим, что соотношение осей л.с. и о.с. как дирхамов, так и фельсов случайное, т.к. и те и другие чеканились не сопряженными штемпелями. Также не соотносятся по оси обе стороны литых монетовидных подвесок.
Дирхамов с отверстиями всего 2, из них один при подвешивании находился бы строго осью л.с. вертикально, а ось л.с. другого была бы наклонена почти на 90°. Если мы рассмотрим 7 пробитых дирхамов Дубовского могильника, которые исследовал Г.А.Федоров-Давыдов, то увидим, что во всех монетах отверстия пробиты в разном и случайном положении относительно вертикальных осей обеих сторон. Так же размещены отверстия на исследуемых нами 6 пробитых фельсах: лишь 2 из них (№ 2 и № 5) при подвешивании будут ориентированы л.с. почти вертикально, № 4 и № 7 окажутся перевернутыми, а № 3 и № 9 будут почти под углом 90° в разные стороны. По отношению к оси о.с. положение отверстий еще более хаотичное.
Если теперь обратиться к литым монетовидным подвескам, то сначала необходимо напомнить, что у них нет никаких критериев для распределения сторон на лицевую и оборотную, иногда они почти одинаковые (см. № 3 и № 6). Что касается их ориентации при подвешивании, то лишь одна - № 2, кстати, наименее схематичная, будет висеть почти строго вертикально с одной стороны и перевернуто - с другой. Все остальные будут находиться под разными углами, а № 6 относительно обеих сторон будет висеть перевернуто. Эта же картина наблюдается у 4 литых подвесок Дубовского могильника (Федоров-Давыдов Г.А., 1984, с. 172).
Следовательно, при использовании серебряных и медных куфических монет в качестве украшений не имело значения, где у них верх и низ,
416
лицевая сторона и оборотная. Это же безразличие к ориентации псевдокуфических “надписей” было перенесено и на процесс изготовления литых монетовидных украшений, у которых, к тому же, нет явных признаков для дифференцирования сторон на лицевые и оборотные.
Даты выпуска 6 определимых дирхамов охватывают период с 897 по 998 гг, хотя 4 из них укладываются в более узкий интервал с 946 по 978 год. Фельсы ~ на четверть века моложе: время их выпуска находится в интервале с 922 по 999 г, причем 5 из 8 датируемых монет выпущены между 976 и 997 годами. Следует еще учесть, что время доставки куфических монет в Восточную Европу, в среднем, составляло 15-35 лет (Кирпичников А.Н., 2002, с.205), и, по-видимому, не меньшее время они находились в обиходе перед тем, как попасть в землю. Поэтому период бытования куфических монет на верхнесурских поселениях приходится на всю 1-ю пол.XI в. При этом с последней четверти X в. сюда стали поступать дирхамы и лишь с нач.Х! в. -фельсы.
Таким образом, куфические дирхамы в Верхнее Посурье проникли на два века позже, чем на территорию Древней Руси, и через нее далее в Прибалтику и Скандинавию. В нач.Х! в. на Руси уже проходила смена восточных дирхамов на западноевропейские денарии.
Другой особенностью верхнесурского монетного комплекса является очень большая доля фель-сов - 43,5%. На 1301 монету из погребений Древней Руси (включая подражания) приходится всего 7 арабских фельсов, что составляет 0,54%, то есть в 80 раз меньше (Равдина Т.В., 1988, №№ 14,128,135). Причина такого значительного отличия понятна. Арабские серебряные дирхамы в Древней Руси с сер.VIII и до нач.Х! в. обеспечивали денежное обращение в стране, тогда как иноземные медные монеты, в том числе и арабские фельсы, для этой цели никогда не использовались.
На главную причину появления в Верхнем Посурье сначала дорогих дирхамов, а через четверть века значительно более дешевых фельсов указывает наличие двух отверстий на всех целых фельсах, на двух из пяти целых дирхамах и одном из трех подражаниях - куфические монеты использовались в качестве украшений. Серебряные монеты без отверстий - дирхамы 284 г.Х. = 897,388 г.Х. = 998 гг и 3 подражания (обломки без отверстий могли быть частью пробитых дирхамов) — использовались в качестве драгметалла. Во 2-й пол.Х в., как известно, в Волжской Булгарии и на Руси начинается весовой прием денег с использованием весов и гирек. В монетных кладах этого периода, кроме целых монет, содержится много обломков дирхамов различных по весу и величине (Фомин А.В., 1984, с. 133). В
этой связи следует отметить находку на Васильевском селище в 2002 г фрагмента бронзового коромысла складных весов, что является свидетельством появления в рассматриваемом регионе весовой метрологии не позднее нач.Х1 в.
Еще одной особенностью верхнесурского комплекса, по сравнению с древнерусским, является наличие в нем литых монетовидных бронзовых украшений, подражающих куфическим монетам. Здесь их найдено 6 целых экземпляров и 3 обломка на 23 монеты, а в погребениях Древней Руси их нет совсем.
Несколько другой результат мы получим при сравнении с более широкой территориально и по назначению сводкой находок восточных монет VIII-XIII вв. в Восточной Европе (Федоров-Давыдов Г. А., 1985, с.44-47; 1988, с.44-47; 2001, с.89-100)-всего 686 нумизматических находок. Здесь несколько выше, чем в древнерусских погребениях, доля фельсов - 1,5%, найденных в Среднем и Нижнем Поволжье, а также в Удмуртии. В то же время, наряду с большой долей серебряных подражаний дирхамам (9,8%), здесь оказалось 28 литых монетовидных подвесок (4,1%). Места их находок локализованы в Среднем Поволжье и Удмуртии. За распределением находок куфических фельсов и литых монетовидных украшений лучше проследить по карте (рис.6). Для ее составления использованы следующие источники: по находкам фельсов-Равдина Т.В., 1988,№№ 14,128,135;Федоров-ДавыдовГ.А., 1988,№№49,53;2001,№№ 13,16,24-26 и данная работа; по находкам литых монетовидных подвесок - Казаков Е.П., 1991, с.ЗО; Казаков Е.П. и др., 1993, с.64; Хузин Ф.Ш., 2001, с.420, № 9; Федоров-Давыдов Г.А., 1988, №№ 47,51; 2001, №№ 13, 16, 19, 23, 26 и данная работа. Из карты видно, что география находок фельсов очень широка - от истока Волги до ее устья, от Десны на западе и до истока Вятки на востоке, но с заметной концентрацией вокруг Булгара. Ареал распространения литых монетовидных подвесок обладает более узкими границами. С учетом верхнесурских находок он имеет форму вытянутого овала с осью от истока Суры на ЮЗ до истоков Вятки и Камы на СВ и серединой в районе Булгара.
География бытования литых монетовидных подвесок со всей очевидностью показывает определяющую роль Волжской Булгарии в создании такого вида украшений и распространении их на территориях государства и в зонах булгарской торговой деятельности.
Итак, население Верхнего Посурья было знакомо с куфическими дирхамами, но их чрезвычайная малочисленность означает отсутствие здесь монетного обращения в домонгольский период. Материалы, полученные в ходе археологических
417
исследований домонгольских памятников Верхнего Посурья и Примокшанья, указывают на то, что эквивалентом денег у местного населения могли служить слитки из бронзы, свинцово-оловянного сплава и серебра (Винничек В.А., 2001в, с.24-32). С помощью весов и гирек могли быть взвешены и использованы в качестве платежного средства любые украшения из этих металлов, в частности, и монеты,
и монетовидные подвески, поскольку цветные металлы здесь очень ценились из-за отсутствия месторождений руд. Дефицит монет и спрос на них среди финно-угорского населения Поволжья побуждал ремесленников Волжской Булгарии, в частности в Верхнем Посурье (бракованное изделие с селища Круталатка), изготавливать бронзовые монетовидные подвески.
Рис. 6. Места находок фельсов (обозначены треугольниками) и литых монетовидных подвесок (обозначены квадратами) на территории Восточной Европы.
Fig. 6. The sites where the felses (marked by triangles) and the cast coin-like pendants (marked by squares) were found in Eastern Europe.
418
Литература и архивные материалы
Белорыбкин Г.Н., 2001а. Золотаревское поселение. СПб.
Белорыбкин Г.Н., 20016. Мода на украшения на территории Верхнего Посурья в IX-XI вв.// Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Т. 1. Самара.
Винничек В.А., 2001а. Материалы памятников Верхнего Посурья и Примокшанья// Археология Поволжья. Пенза.
Винничек В.А., 20016. Новые археологические материалы с Садовского селища (X-XIII вв.)// Исторические записки. Вып.5. Пенза.
Винничек В.А., 2001в. Платежные знаки и торговый инструментарий с поселений Верхнего Посурья в Х-ХП1 вв.//1 Лебедевские чтения. Пенза.
Винничек В.А., 2002. Новые археологические материалы с Мордовско-Ишимского селища// Исторические записки. Вып.6. Пенза.
Винничек В.А., Лебедев В.П., 2004. Период экономической активности на Никольском селище по нумизматическим данным// Древности Поволжья и других регионов. Вып. V. Москва; Нижний Новгород.
Казаков Е.П., 1991. Булгарское село Х-ХП1 веков низовий Камы. Казань.
Казаков Е.П., Руденко К.А., Беговатов Е.А., 1993. Древние памятники Приустьевого Закамья. Казань.
Калинин В.А., 2003.0 монетах эмира Волжской Булгарии Абдаллаха б.Микаила// Тезисы докладов и сообщений XIВНК. СПб.
Кирпичников А.Н., 2002. Великий Волжский Путь и эпоха торговой революции// Великий Волжский Путь: история формирования и развития. Ч.П. Казань.
Кочкина А.Ф., Сташенков Д.А., 1993. Археологические исследования на I Красносюндюковском городище в 1991 году// Археологические исследования в Поволжье. Самара.
Равдина Т.В., 1988. Погребения X-XI вв. с монетами на территории Древней Руси. Каталог. М.
Тизенгаузен В.Г., 1855.0 саманидских монетах// ТВОРАО. 4.1. СПб.
Трутовский В., 1886. Каталог восточных монет Публичного и Румянцевского музея. М.
Федоров-Давыдов Г.А., 1984. Монеты из Дубовского могильника// Новые памятники археологии Волго-Камья (АЭМК.8). Йошкар-Ола.
Федоров-Давыдов ЕА., 1985. Новые находки восточных монет VHI-ХШ вв. в Восточной Европе// ЭВ. ХХШ.
Федоров-Давыдов Г.А., 1988. Находки восточных монет VIII-XIII вв. на территории Восточной Европы// ЭВ. XXIV.
Федоров-Давыдов ЕА., 2001. Новые находки монет домонгольского времени в Восточной Европе// Тр.ГИМ. Вып. 115. Нумизматический сборник. 4.XIV.
Фомин А.В., 1984. Обращение обломков куфических монет в Восточной Европе в X - начале XI в.// НЭ. T.XTV.
Халиков А.Х., 1983. Отчет о работах Армиевской экспедиции в 1982 г. Казань.
Халиков А.Х., 1987. Отчет о работах Армиевской экспедиции в 1986 г. Казань.
Хузин Ф.Ш., 2001. Булгарский город в X - начале XIII вв. Казань.
Янина С.А., 1962. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в.// МИА. № 111.
Fraehn Ch.M., 1826. Recensio Numorum Muhammedanorum. Petropoli.
Fraehn Ch.M., 1855. Nova Supplementa ad recensionem Numorum Muhammedanorum. Petropoli.
Tye R., Tye M., 1995. Jitals. Chippenham, Wiltshire.
Summaiy
V.P.Lebedev, V.A.Vinnichek (Dzerzhinsk of Nizhniy Novgorod province, Russia)
NUMISMATIC FINDS FROM PRE-MONGOLIAN MONUMENTS OF UPPER
SURA REACHES
In the published consolidated data of kufi coins of the VIII-XIII cc. found in Eastern Europe there is no information about numismatic materials from pre-Mongolian archaeological monuments of the Upper Sura reaches. This paper considers the numismatic finds discovered as a result of archaeological studies in the Upper
419
Sura settlements of the VIII-XI and XI-XIII cc. and burial ground with some barrows of the IX-XI cc.
The Upper Sura numismatic complex includes 14 silver - intact or fragmented - (1 Indian jital, 9 Arabian dirkhams and 4 imitations to them), 10 copper coins of different Oriental dynasties of the IX-X cc. and also 9 cast coin-like pendants made from non-precious alloys.
Among the identified coins the Samanids stamp prevails (3 dirkhams and 9 felses), though 2 Volga Bulgaria dirkhams, 1 Ziyarids dirkham and 1 India jital are also available.
Most numismatic finds have pair perforations (2 dirkhams, the jital and the imitation, 7 felses and all coinlike pendants except one). The perforations in coins were punched, apparently, by their owners, and in coin-like pendants they were formed during casting. No regularity was found in punching perforations with reference to legends and coin sides.
A much greater part of felses in the Upper Sura numismatic complex is its distinctive feature in comparison with the Ancient Rus’ complex (43.5% and 0.54% of the total number of coins, respectively). In Ancient Rus’ archaeological materials no cast coin-like pendants imitating the pattern of kufi coins have been found. The mapping of places where felses were found shows that their distribution all over Eastern Europe was even. The geographic range of cast pendants distribution represents the oblong ellipse whose larger axis extends from the Upper Vyatka reaches in the north-east to the Upper Sura in the south-west. The centre of this ellipse with the greatest number of cast coin-like pendants is located near Bulgar town where the majority of such ornaments were obviously produced.
Thus, the small number of coins in the pre-Mongolian archaeological monuments of the Upper Sura reaches, a high percentage of felses in the numismatic complex, the presence of pair perforations for hanging in most coins testify to the absence of the developed circulation of money in the region in the VIII-XI cc. The major part of silver and all the copper coins were used as ornaments. The shortage of coins was made up for by cast coin-like pendants which were made in trade and craft centres of Volga Bulgaria and, in particular, in the Upper Sura reaches. The silver coins without perforations could act as a currency only with the use of scales, as a precious metal.
Статья поступила в редакцию в июле 2003 г
420
В.П.Лебедев, В.И.Галанов
ДВА КЛАДА КУФИЧЕСКИХ ДИРХАМОВ
И ИХ ФРАГМЕНТОВ ИЗ-ПОД СМОЛЕНСКА
Необходимость максимально подробного описания условий обнаружения кладов восточных монет и их регистрации, наряду с полным описанием состава кладов, была осознана еще в нач.XIX в. основателем российской школы нумизматов-ориенталистов академиком Х.М.Фре-ном. С тех пор несколькими поколениями отечественных нумизматов было зарегистрировано более 1000 кладов куфических монет в Восточной Европе (Марков А.К., 1910; Фасмер Р.Р., 1933, с.473; Корзухина Г.Ф., 1954; Кропоткин В.В., 1971, с.76; Федоров-Давыдов Г.А., 1985, с.44). С конца 1990 гг в отделе нумизматики Государственного Эрмитажа ведется работа по обобщению всей накопленной к настоящему времени информации и созданию на этой базе новой топографии находок восточных монет, выполненной на современном научном и техническом уровне (Добровольский И.Г. и др., 2002, с. 141). Тем временем обнаружение кладов восточных монет на территории Восточной Европы продолжается, причем в последнее десятилетие частота их заметно увеличилась в связи с появлением эффективных металлодетекторов.
Целью данной работы является подробное описание двух кладов серебряных, в основном куфических, монет X в., найденных близ Смоленска в 1998 и 2002 годах. Смоленск, известный по летописному упоминанию с 863 г, располагался на месте разветвления на западную и северную ветви важнейшего средневекового торгового пути “из варяг в греки”. Здесь находится крупнейший Гнёздовский археологический комплекс, состоявший в свое время (в X нач.Х! в.) не менее чем из 5000 курганных насыпей (Дубов И.В., 1990, с.32). Одним из главных материальных свидетельств торговой активности в Смоленской земле этого времени являются находки монет и, в первую очередь, кладов 1Х-Х1 вв. Только при раскопках
Гнёздовских курганов найдено 5 кладов куфических монет1: в 1870 (Корзухина Г.Ф.. 1954, № 24), 1885, 1909, (Фомин А.В., 1996, с.202), 1966 (Кропоткин В.В., 1971, с.85), 1993 гг (Фомин А.В., 1996, с. 187). Кроме того, зафиксировано еще 6 кладов в других районах Смоленской обл. - в 1849 г близ д.Дубровники Смоленского уезда (Марков А.К., 1910, с.42, № 235), в 1949 г на р.Сож, в 1967 г на р.Кислая под Смоленском, в 1968 г на р.Вопь у г.Ярцево (Кропоткин В.В., 1971, с.85-86) и в кон. 1980 гг в самом Смоленске близ речки Рачёв-ка 12 кг - клад серебряного лома, украшений и более 4000 в основном западноевропейских монет XI в., с примесью арабских дирхамов и их фрагментов (Модестов Ф.Э., 1991, с.34)2. Примечательно, что время сокрытия смоленских кладов (с округлением до 10-летий) охватывает период почти в 2,5 века: 830-е, 920-е, 940-е, 950-е (2 клада), 960-е (2 клада), 1070-е годы. При этом явно просматривается тенденция концентрации времени тезаврации кладов к сер.Х в. (940-960-е гг). В этот же 20-летний интервал попадает и один из описываемых кладов (2002 г), с датой младшей монеты 341 г.Х. = 952/3 годов. Клад, найденный в 1998 г, зарыт почти на полвека позже, в кон.Х в., когда поток арабских серебряных монет с Востока уже иссякал.
Описание условий обнаружения и состав кладов начнем с клада 2002 г, состоящего из более старших монет.
Сожский клад куфических монет 2002 г
В марте 2002 г на одинаковом расстоянии от деревень Сож и Бобыри Смоленского района, в 50 м от уреза воды р.Сож, был найден клад серебряных арабских монет и их обломков. Первоначально было собрано 57 экз., из которых: 19 -
'Л.В.Алексеев называет 8-9 кладов восточных монет, найденных в Гнездове, никак их не конкретизируя (Алексеев Л.В., 1980. с. 137-138).
’ 11о уточненным данным, Раневский клад поступил в Смоленский музей-заповедник из Г'орфинотдела 3 августа 1988 к и зарегистрирован под № СМ3 ВР 594. В кладе более 5400 монет и их фрагментов, среди которых преобладают западноевропейские денарии XI в. Самые младшие из них - норвежские денарии Гарольда III (1047-1066) и датские Свена Эстридсена (1047-1075). Восточная часть клада представлена 6 обрезанными в крут дирхамами общим весом 11 г и многочисленными мелкими обломками весом 123,4 г.
целых монет, 6 - размером ~ ’’ 4, 27 - половинно-го размера, 4 ~ в 1 4 кружка и 1 фольгообразная односторонняя имитация дирхама, в нее были завернуты 2 из вышеперечисленных мелких обломка. Явных следов тары не было найдено, но все монеты покрыты налетом ржавчины. Через год на этом же месте было найдено еще 16 монет: 6 - целых, 1 - в2 1,8 - в1 1-' 2 и I - в1 s кружка. Таким образом, общий объем клада составил 73 монеты, из которых 47 (64,4% клада) составляли обломки размером - от 1 s до 5 j кружка5. С разной степенью полноты было атрибутировано 70 монет. Династийный состав клада включал в себя 1 дирхам Аббасидов, 1 обломок дирхама Бувейхидов, 66 целых и фрагментированных монет Сама-нидов и 2 подражания им. Старшей монетой, сохранившей дату выпуска, является аббасид-ский дирхам 296 г.Х. = 908/9 г, но все же самой старшей монетой следует считать недатированный обломок в ? саманидского дирхама Исмаила б.Ахмада (279-295 г.Х = 892-907 гг). Младшими монетами являются саманидский дирхам Нуха б.Насра 341 г.Х. = 952/3 г и обломок 34... г.Х. = 952-955 годов. Еще 7 обломков монет этого эмира дат не сохранили, но, очевидно, что они выпущены не позже даты его кончины в 343 г.Х. = 954/5 годах. На 3 обломках саманидских дирхамов аш-Шаша и Самарканда даты выпуска, имена эмира и халифа не сохранились, поэтому с хронологических позиций их следует причислить к упомянутым выше 3 неопределимым обломкам. Нет датирующих признаков и у двух нечитаемых подражаний. Таким образом, из 73 монет Сожского клада 2002 г хронологически определимы 65 монет или 89% клада, которые охватывают полувековой интервал от рубежа 1Х-Х вв. по 955 год.
Описание монет Сожского клада 2002 г* 4
Аббасиды
ал-Муктадир (295-320 г.Х. = 907-932 гг)
1.	Сук-ал-Ахваз, 296 г.Х., Вес5: 3,61 г.
Бувайхцды
2.	Правитель, город, год? На л.с. под символом веры tjji Обломок в 1 2; 1,78 г.
Саманиды
Исмаил б.Ахмад (279-295 г.Х. = 892-907 гг)
3.	аш-Шаш. 299 г.Х. Обл. 1 в; 0,48 г.
Ахмад б.Исмаил (295-301 г.Х. = 907-914 гг)
4.	Самарканд, 299 г.Х., ал-Муктадир. Обл. ' з; 1,82 г.
5.	аш-Шаш, 299 г.Х. Обл.1з; 1,62 г.
6.	Город ? Зхх” (300 или 301) г.Х. Обл.1 з: 2,03 г.
7.	Город, год ? ал-Муктадир. Обл.' з: 1,63 г.
Наср б.Ахмад (301 -331 г.Х. = 914-943 гг)
8.	Самарканд, 300 г.Х. (старый штемпель л.с.). ал-Муктадир. Обл.' з; 1,92 г.
9.	Нисабур, 302 г.Х., ал-Муктадир, 3,75 г.
10.	аш-Шаш, хх4 (304,314,324-?) г.Х. Обл.' з; 2,32 г.
11.	Балх, хх5 (315) г.Х. На л.с. под символом х.1 (мне достаточно Аллаха). На о.с. внизу [о]jjJI (слава). (Тиз., с. 165). Обл.1 ?, 1,48 г.
12.	Самарканд, (3)16 г.Х., ал-Муктадир. 2,84 г.
13.	Самарканд, год ? ал-Муктадир. Обл. ; >: 3,08 г.
14.	Город, год ? ал-Муктадир. Обл.' з; 1,69 г.
15.	Самарканд, 323 г.Х, ар-Ради. Обл. %; 1,58 г.
16.	аш-Шаш,хх4(324)г.Х.,ар-Ради. О&ь1 з; 1,70г.
17.	Город ? (искажен, поставлен после слова "год”), 324 г.Х., ар-Ради. 3,26 г.
18.	Нисабур, 325 г.Х., ар-Ради. 3,10 г.
19-20. аш-Шаш, 325 г.Х., ар-Ради. 3,68; 5,38 г.
21.	Город ? 327 г.Х. Пробит, 3,71 г.
22-23. аш-Шаш, 329 г.Х., ар-Ради. Целый и обл. ' з; 4,95 и 1,34 г.
24.	Самарканд, 329 г.Х., ар-Ради. На л.с. под символом ъъ (Тиз. с. 18). 3,84 г.
25.	ашТГ1аш, 32х (322-329) г.Х., ар-Ради. Обл.1 з; 1,45 г.
26.	Нисабур, хх9(309,319,329 ?) г.Х. Обз.1 i; 2,90 г.
’ Клад находится в частной коллекции в Смоленске.
4При описании монет приняты следующие сокращения: Тич. = Тизенгаузен В.А.. 1855: МВХ = Тизенгаузен В.. 1873: обл.1/п = обломок в - 1/п часть монетного кружка.
'Здесь и далее вес монет указывается в граммах. Слово "вес’" при описании следующих монет опускается.
' Здесь и далее в дате не сохранившиеся цифры заменяются буквой "х”.
422
27.	аш-Шаш, год ? (322-329 Г.Х.), ар-Ради. Обл. Уд; 3,80г.
28.	аш-Шаш, 330 Г.Х., ал-Муггаки. (Тиз., с. 183); 2,93 г.
29.	Самарканд. 330 Г.Х., ал-Муггаки. (Тиз., с. 184, № 3); 3,64 г.
30.	Амуль, 331 г.Х., ал-Муттаки; 3,17 г.
31.	аш-Шаш, год ? (329-331 Г.Х.), ал-Муггаки. Обл. Уд; 3,12 г.
32.	Самарканд, год, халиф ? На л.с. под символом
Обл. Уг; 1,86 г.
33-	34. аш-Шаш, год, халиф ? Обл. Уг; 1,95 г; обл. У8,0,48 г.
35-	36. Город, год, халиф ,? Обл. Уз, надрезан пополам, 2,53 г; обл. Уг, 1,96 г.
Нух I б.Наср (331-343 г.Х. = 942-954 гг)
37.	Самарканд, 329 г.Х. (старый штемпель л.с.), ал-Мустакфи; 3.23 г.
38.	Самарканд, 331 г.Х., ал-Муггаки; 3,37 г.
39.	аш-Шаш, 332 г.Х., халиф ? 3,09 г.
40.	Самарканд, (3)33 Г.Х., халиф ? (Тиз., с.187, № 1-2). Обл. Уг; 1,48 г.
41.	Город?,33x(331-333)r.X., ал-Мутгаки. Обл. Уд; 1,90 г.
42.	Самарканд, 334 г.Х., ал-Мустакфи; 3,90 г.
43.	Бухара, 335 г.Х., ал-Мустакфи; 3,45 г.
44.	Балх, 3(3)7 г.Х., халиф ? На л.с. под символом Ju» (Тиз., с. 196, Ji»>); 3,60 г.
45.	Бухара, 338 г.Х., ал-Мустакфи (Тиз., с. 198, № 2); 3,38 г.
46-49. Самарканд, 338 г.Х., ал-Мустакфи (Тиз., с. 197), 2 целых экз. 4,25 и 4,47 г.,2обл. Уг, 1,57 и2,01 г.
50-52. Самарканд, год ? ал-Мустакфи. (Тиз., с.199,№ 1). 1 целый 3,07 г, 2 обл. '/г, 1,27 и 1,48 г.
53-54. Бухара, 340 г.Х., ал-Мустакфи. 1 целый 3,87 г и обл. >/г, 1,42 г.
55.	аш-Шаш, 341 г.Х., ал-Мустакфи (Тиз., с.202, № 4-5, но на о.с. внизу якореобразный значок); 4,07 г.
56.	Городхалиф ?34х (341-343)гХ.Обл. Уд; 0,78 г.
57.	Бухара, год ? (334-343 гг.Х.), ал-Мустакфи. Обл. '/г; 1,51 г.
58-61. Самарканд, год ? (334-343 гг.Х.), ал-Мустак-фи. 4 половинных обломка 1,35; 1,73; 1,91; 1,97 г.
62-63. Город, год ? (334-343 гг.Х.), ал-Мустакфи. 2 обл. '/2,1,21; 1,66 г.
64.	Город, год ? Имя халифа опущено. (По Тизенгаузену, имя халифа при Нухе I не ставилось на дирхамах Бухары в 338-340 гг.Х.). Обл. Уд, 2,98 г.
65.	Город, год, халиф ? Обл. Уд, 1,31 г.
Имена Саманидского эмира и Багдадского халифа не сохранились
66-67. аш-Шаш, год ? 2 обл. '/г,1,01; 1,60 г.
68.	Самарканд, год ? Обл. >/2,1,56 г.
69-71. Город, год ? 2 обл. Уг, 1,48; 2,02 г; 1 обл. Уд, 0,97 г.
Подражания саманидским дирхамам
72. Нечитаемое подражание с двумя круговыми легендами на обеих сторонах. Обл. Уг, 1,44 г.
73. Односторонний оттиск на фольге л.с. нечитаемого подражания. Исходный диаметр — 34 мм, сохранился круг диаметром 27 мм и Уд от полного размера (рис.1, С 73; 4, С 73). Толщина - 0,10 мм, вес - 0,30 г.
Починковский клад 1998 г восточных и западноевропейских монет X в.
В 1998 г при вспашке поля у д.Барсуки По-чинковского р-на Смоленской обл. плугом был вскрыт клад серебряных монет и их обломков, которые были разбросаны им на нескольких квадратных метрах. Клад был найден жителем деревни М.Н.Сычевым, который отобрал из него примерно три десятка целых монет и продал коллекционерам Смоленска и Москвы. По горячим следам из них было разыскано и детально проанализировано 31 монета. Затем оставшиеся у находчика 21 целая монета и 175 обломков были выкуплены научным сотрудником Смоленского музея-заповедника В.И.Галановым и переданы в фонды музея (эта вторая часть Починковского клада сейчас находится в музейной экспозиции, но пока не инвентаризована). Тогда же краткая информация об этом кладе была доложена на IX Всероссийской нумизматической конференции в Великом Новгороде (Лебедев В.П. и др., 2001, с.63). Осенью следующего года на место находки клада выехала группа работников Смоленского музея во главе с тогдашним зав. отдела археологии музея Ф.Э.Модестовым. С помощью металлодетектора удалось разыскать еще 7 целых и 20 фрагментов дирхамов, которые 27.08.2000 были зарегистрированы в музее-СМ3 ВР 1547/1-27. Таким образом, общий собранный и изученный объем Починковского клада составил 254 монеты в виде целых экземпляров и их фрагментов.
В состав клада входили: 2 монеты Византии (1 целый милиарисий и его обломок в >/s кружка, обе 969-976 гг); 1 целый западноевропейский денарий (Чехия, 967-999 гг) и 3 обломка (Англия, 991-997 гг и Германия, гг - ?); 1 пустой нечеканенный кружок; 1 мелкий обломок ювелирного изделия и 246 куфических дирхамов и их обломков. Распределение их по династиям приведено в таблице 1.
423
Табл. 1. Династийный состав куфических дирхамов Починковского клада
Династия	Гг.Х.	Гг. н.э.	Целые	Обломки	Всего	Примечание
Аббасиды	333	944-945	1	—	1	
Бувайхиды	328-387	939-997	6	4	10	
Зийариды	357-366	968-977	7	7	14	
Бувайхиды, Зийариды (?)	335-385	946-996	—	2	2	
Хамданиды	342	953-954	1	—	1	
Саманиды (определимые)	289-387	901-997	34	74	108	3 пробиты
Саманиды (эмиры ?)	?	?	-	16	16	2 обрезаны в круг из них 1 с ушком
Эмиры Волжской Болгарии	338	949-950	1	—	1	
Подражания Саманидам	?	?	2	2	4	2 с двумя и тремя отверстиями
Неопределимые обломки	?	?	-	89	89	Средний вес обломков 0,32 г
Всего	289-387	901-997	52	194	246	
Как следует из представленных данных, 140 определимых куфических дирхамов и их фрагментов (55,2% от их числа в кладе) практически охватывают весь X в., не выходя за его пределы (901-997 гг). Чекан 4 из 6 монет христианского мира в кладе охватывает последнюю треть X в. - 969-999 годы. Оба этих временных интервала получены исходя из крайних дат правления эмитентов, так как византийские и западноевропейские монеты не датированы, а даты часто не видны на обломках куфических дирхамов, составляющих почти 2 3/з среди определимых монет. Таким образом, с точностью до 10-летия можно сказать, что данный клад зарыт в 990 годах.
Описание монет Починковского клада
Аббасиды
1. ал-Мустакфи, Мадинат ас-Салам, 333 г.Х. Под символом веры л.с. Ls^JI Ija li«II = ал-Муззафар Абу-л-Вафа - имя верховного эмира Тузуна (МВХ № 2461). Надломан, 3,60 г.
Бувайхиды
Абу-л-Хусайн и Абу Али (328-356 Г.х. = 939-967 гг)
2. Басра, 348 г.Х., 4,45 г.
3. Город, год ?, халиф ал-Мути, круглый обломок.
Абу Али Бувайх и Абу Шуджа (335-366 г.Х. = 946-977 гг)
4.	Джанаба, 356 г.Х., 2,85 г.
5.	Город ? 35х г.Х. Обл. 2/з, 2,98 г.
6.	Бердесир, 363 г.Х., 3,69 г.
Абу Али Бувайх и Абу Шуджа + Абу Мансур (356-372 г.Х. = 967-983 гг)
7.	Исфахан, год ? Обл. ‘/з, 1,18 г.
Абу Мансур и Тадж ал-Милла (356-373 г.Х. = 967-984 гг)
8.	Амуль, 371 г.Х., 3,10 г.
9.	Сарийа, 37х (370-373) г.Х., надломан, 3,64 г.
10.	Город, год ?, халиф ат-Таи, целый экз. (рис.2, П 10).
Фахр ад-Даула б.Рукн ад-Даула (364-387 г.Х. = 974-997 гг)
11.	Джурджан, 377 г.Х. (Фасмер Р.Р., 1914, № 27); 3,90 г.
Знйарнды
Бистун б.Вушмагир (357-366 г.Х. = 968-977 гт)
12-13. Джурджан, 358 г.Х., 2,75; 3,44 г.
14.	Город ? (3)60 г.Х. Обл. %; 0,69 г.
15.	Джурджан, 366 г.Х., 3,27 г.
16.	Джурджан, Збхг.Х, 3,75 г.
17.	Амуль, 366 г.Х., 5,45 г.
18.	Амуль, 36х г.Х., 3,00 г.
19.	Город ? Збх г.Х. Обл. 2/з; 2,07 г.
20.	Амуль, год ? Обл. 2/з; 2,23 г.
21-25. Город, год ? 1 целый, 3,02 г. и 4 обломка '/г, '/2, '/2 и 7з—2,42; 2,66; 1,37 г.
424
Бувайхиды или Зийарцды (335-385 г.Х.=946-995 гг)
26.	Адуд ад-(Даула) ?, город, год ? (335-373 гг.Х.). Обл. 1/з; 1,05 г.
27.	Правитель, город ? хх5 г.Х. Обл. ‘/is; 0,18 г.
Хамданиды
Сайф ад-Даула и Насир ад-Даула
28.	ал-Маусил, 342 г.Х., халиф ал-Мути. 3,76 г. Монета во всем, кроме даты, аналогична дирхаму этого города 338 г.Х., подробно изданного Р.Р.Фасмером, 1914,№48.
Саманиды
Исмаил б .Ахмад (279-295 г.Х. = 892-907 гг)
29.	Город, год ? (289-295 Г.Х.), ал-Муктафи. Обл. %; 1,66 г.
Наср б.Ахмад (301-331 г.Х. = 914-943 гг)
30.	аш-Шаш, 303 г.Х, ал-Муктадир, 2,90 г.
31.	Город, год ? На л.с. под символом Это имя помещалось на дирхамах г.Андераба в 303-307 гг.Х. (Тиз., с. 142-152). Обл. '/г, пробит, 1,91 г.
32.	Город, год ? ар-Ради. На л.с. под символом помещено также имя сына эмира Нух б.Наср, как на дирхамах Балха 323-324 гг.Х. (Тиз., с. 177-178). Обл. Уз; 1,11 г.
33.	Самарканд, 326 г.Х., ар-Ради, 3,25 г.
34.	аш-Шаш, 3x7 (317 или 327) г.Х, халиф ? Обл. ‘/в; 0,45 г.
35.	Город ? хх8 (328) г.Х., ар-Ради. Обл. Ул; 4,40 г.
36.	Самарканд, 32(7/9) г.Х., ар-Ради, целый экз.
37.	Самарканд, 32х (322-329) г.Х., ар-Ради, 3,78 г.
38.	Город ? 32х (322-329) г.Х., ар-Ради. Обл. Ул; 0,80 г.
39.	Самарканд, год ? (322-329 г.Х.), ар-Ради. Обл. Ут, 1,83 г.
40.	Город, халиф ? 330 г.Х. Обл. 2/з; 2,58 г.
41.	Самарканд, 331 г.Х., ал-Муттаки. (Тиз., с.185), целый экз. (рис.2, П 41).
42.	Самарканд, год ? (329-333 гг.Х), ал-Муттаки. Обл. Уз; 1,13 г.
43.	Самарканд, хх7 г.Х., халиф ? Обл. ‘/з; 1,08 г.
Нух б.Наср (331-343 г.Х. = 943-954 гг)
44.	аш-Шаш, год ? (331-333 гг.Х.), ал-Муттаки. Обл. ‘/в; 0,43 г.
45.	Город ? 337 г.Х., халиф ? Обл. Ул; 0,82 г.
46.	Самарканд, 338 г.Х., халиф ?
47-48. Самарканд, 339 г.Х., ал-Мустакфи. 1 целый, 3,28 г и обл. '/г; 1,35 г.
49.	Город, год ? ал-Мустакфи. Обл. ‘/в; 0,37 г.
50.	аш-Шаш, 343 г.Х. (Тиз., с.205), 394 г.
51-	53. Город, год ? (340-343 гг.Х.), ал-Мути. 1 обл. 2/з, 2,07 г и 2 обл. ‘/д, 0,82; 0,98 г.
54.	Самарканд, год, халиф ? Обл. ‘/в; 0,45 г.
55-56. Город, год, халиф ? Обл. Ул, Ув; 1,11; 0,42 г.
Наср б.Ахмад или Нух б.Наср (301-343 г.Х = 914-954 гг)
57.	Самарканд, год, халиф ? Обл. Уз; 0,75 г.
Абд ал-Малик б.Нух (343-350 г.Х = 954-962 гг)
58.	Самарканд, 344 г.Х, халиф ? 2,48 г.
59.	Город, халиф ? 345 г.Х. Обл. '/д; 0,97 г.
60.	Бухара, 346 г.Х, халиф ? Обл. '/л; 1,19г.
61.	Город, халиф ? 346 г.Х. Обл. 2/з; 1,98 г.
62.	аш-Шаш, 347 г.Х., халиф ? 3,47 г.
63.	Самарканд, 348 г.Х., ал-Мути, целый экз. (рис.2, П 63).
64.	Бухара, 349 г.Х, халиф ? Обл. '/г; 1,94 г.
65.	Бухара, год ? ал-Мути. Обл. Ув; 0,48 г.
66-	67. Город, год, халиф ? Обл. Уз и Ул; 1,32 и 1,05 г.
Мансур I б.Нух (350-366 г.Х=962-976 гг)
68.	Бухара, 34х г.Х. (старый штемпель л.с.), ал-Мути. Обл. ‘/з; 1,24 г.
69.	Самарканд, 353 г.Х., ал-Мути. На л.с. над символом	(Тиз., с.215, № 1). Надломан, 3,06 г.
70.	Бухара, 35х (351-353) г.Х. На л.с. над символом начало имени l[jju], под ним окончание <-£.,т.е. Бугра Бек, губернатор Бухары (Тиз., с.213-215); 3,30 г.
71-	73. Самарканд, 354 г.Х., ал-Мути. На л.с. над символом начало, а под ним окончание имени сановника Файка: / li (Тиз., с.217, №4), 2 целых экз., вес одного 4,37, второй пробит с о.с. и обл. '/г; 2,34 г. (рис.2, П 72).
74-	75. аш-Шаш, 354 г.Х., ал-Мути. Над символом^ (Тиз., с.217); 2,96; 3,25 г.
76.	Балх, 354 г.Х, ал-Мути; 4,70 г.
77-	79. Город ? 354 г.Х., ал-Мути. На одном из трех обломков над символом л.с. . Обл. ‘/з -1,37; 1,45; 1,49 г.
80.	аш-Шаш, год ? ал-Мути. Отсутствие на л.с. имени “Файк” указывет, что дирхам выпущен не позже 354 г.Х.
81.	Амуль, 355 г.Х., ал-Мути; 3,00 г.
425
82.	Бухара, х5х (355) г.Х., ал-Мути. На л.с. под символом Это удвоенное окончание имени губернатора Бухары Бугра Бека помещалось на бухарских дирхамах 355 г.Х. (Тиз., с.218). Обл. ‘/в; 0,42 г.
83.	Бухара, 356 г.Х. (Тиз., с.219). Пробит, 3,07 г.
84.	аш-Шаш, 356 г.Х., ал-Мути. Пробит, 3,26 г.
85.	Андераба, 35(6?) г.Х., ал-Мути. Над символом л.с. Файк; 2,88 г.
86.	Амуль, 357 г.Х.; 3,13 г.
87.	Балх, 357 г.Х. Пробит, 4,92 г.
88.	Самарканд, 358 г.Х. С омейядским символом веры (Коран, сура 112). (Тиз., с.220, № 1). Обл. 7; 1,10 г.
89.	Самарканд, 358 г.Х., обычный тип. Дважды пробит.
90.	Амуль, 35х г.Х. Обл. 'А; 0,32 г.
91.	Город ? 35х г.Х., ал-Мути. На л.с. над и под символом (?). Обл. 2/з; 2,95 г.
92-93. Город,халиф ?35хг.Х. Обл. */з; ‘/2-1,13; 1,70г.
94-96. Рашт, 364 г.Х., ал-Мути. На л.с. над символом (Jc , т.е. Али — имя наместника провинции Бадахшан, в которой находился г.Рашт (Тиз., с.226). Два целых и обл. 3А; 2,92; 3,45 и 2,32 г.
97.	аш-Шаш, 3(64?) Г.Х., ал-Мути; 2,96 г.
98.	Самарканд, 365 г.Х. со словом . Обл. 0,30 г.
99.	Рашт, 366 г.Х (Тиз., с.228).
100-102. Город ? 36х г.Х., ал-Мути. На двух монетах над символом л.с. помещено “Файк”. Обл. 7; Уг, Уб-1,56; 1,47; 0,44г.
103-104. аш-Шаш, год ? ал-Мути. На л.с. целой монеты имя Фанк, на обл. 2/з не видно; 3,17; 1,91г.
105. Самарканд, год ? ал-Мути. На л.с. под символом .clj*.... Обл. 7г; 1,64 г.
106. Город, год, халиф ? Над символом л.с. начало имени “Фа-” (его окончание “-ик”, под символом на отломанной части). Обл. 7з; 0,87 г.
107-109. Самарканд, год ? ал-Мути. Два целых и обл. 'А; 3,76; 0,66 г.
110. Город, год ? ал-Мути. Над символом л.с. < Обл. 7; 1,39 г.
111-112. Город, год ? ал-Мути. Над символом л.с. Jjx- = законный. Обл. Vs; Ve -0,75; 0,54 г.
113-118. Город, год ? ал-Мути. Обл. S ; три в ‘А, 1 дважды пробит; ‘А; ’/в- 1,83; 1,19; 1,13; 1,11; 0,62; 0,53 г.
Мансур I б.Нух или Нух II б.Мансур (350-387 г.Х. = 962-997 гг)
119.	Город, халиф ? 36х г.Х. Обл. ‘/в; 0,44 г.
120.	Самарканд, год, халиф ? Обл. ‘А; 0,52.
НухПб.Мансур (366-387 г.Х.=976-997 гг)
121.	Город, халиф ? 367 г.Х; 3,32 г.
122.	Город, год, халиф ? под символом <_^-». По Тиз., с.229, это слово помешено на Самаркандском дирхаме 367 г.Х. Обл. 'А; 0,82 г.
123.	аш-Шаш, 368 г.Х., халиф ? На л.с. под символом “Фа(ик)”. Обл. Vs; 0,63 г.
124.	Город, год ? ал-Мути. Над символом JАс (М.б. Самарканд 370 г.Х. - Тиз., с.229). Обл. 7з; 0,99 г.
125.	Город, халиф ? 37х г.Х. Над символом Jjic (М.б. Самарканд 370 г.Х. - Тиз., с.229). Обл. Уз; 0,95 г.
126.	Андераба, год ? ат-Таи. Под символом неясное слово j>. Обл. 2/з; 2,11 г. 370 г.Х.
127-130. Город, год ? ат-Таи. Обл. ‘А-0,57; 0,72 г.
Имя халифа ат-Таи, взошедшего на престол в Багдаде в 363 г.Х., на саманидских дирхамах стало помещаться лишь с 370 г.Х. и продолжалось, по крайней мере, до 385 г.Х. (Фасмер Р.Р., 1914, с.33-36). Таким образом, дирхамы №№ 118-120 могли чеканиться с 370 по 385 г.Х.
131-134.Город,год,халиф?Обл. 'А;'/«; 'Аг; Vis-0,74; 0,46; 0,27; 0,15 г.
Саманиды, эмир не ясен
135-136. Два обрезанных в круг сильно потертых дирхама, один из них диаметром 13 мм с приклепанным ушком; 0,77 г. Ушко изготовлено из гладкой серебряной полосы, слегка сужающейся к месту приклепывания, (рис.3, П 135, с ушком).
137-153. Мелкие фрагменты дирхамов с обрывками названий саманидских монетных дворов и различных имен. Средний вес обломка 0,5 г.
Подражания Саманидским дирхамам
154-155. Подражания дирхаму Насра б.Ахмада, город, год, халиф не читаются. Целый, дважды пробит, 2,22 г, р=10,39 г/см3; обл. 3А с 3-мя отверстиями, 2,88 г, р=10,24 г/см3 (рис.1, П 154; 5, П 154).
156. Подражание бухарскому дирхаму Насра б.Ахмада хх5 г.Х. Обл. Уз; 1,26 г.
157. Подражание-брактеат с нечитаемыми легендами, пробито. 0,82 г, р=10,28 г/см3 (рис.1, П 157; 5,П157).
426
С73
П157
Рис. 1. Реконструкции некоторых монет Сожского и Починковского кладов: С 73 фолъгообразный брактеат-подражание; П 154 - подражание дирхаму Насра б.Ахмада; П 157 - брактеат-подражание; П 158 Волжская Болгария, дирхам Талиба б.Ахмада. Сувар 338 г.Х.; П 160 Византия, милиарисий Иоанна Цимисхия, Константинополь; П 162 - Чехия, денарий Болеслава 11, Прага; П 163 Англия, обломок денария Этельреда 11, Лондон; П 164 Ггрмания (?), обломок денария.
Fig. 1. The reconstructions of some coins from Sozh and Pochinkovsk hoards: C 73 a foil-like bracteat-imitation; П 154 an imitation to Nasr b. Ahmad dirkham; П 157 a bracteat -imitation; П 158 I'olga Bulgaria, Talib b.Ahmad dirkham, Suvar A.H. 338; П 160 - Byzantium, Ioann Tsimiskhiy miliarisium, Constantinople; П 162 Czech, Boleslav 11 denarium, Prague; П 163 - England, fragment of Ethelred II denarium, London; П 164 Germany (?), a fragment of denarium.
427
Рис. 2. Компьютерные сканы некоторых монет обоих кладов. Починковский клад. Саманиды: П 41 Наср б.Ахмад, Самарканд. 331 гХ.: П 63 - Абд ал-Малик, Самарканд, 348 г.Х.; П ~2 - Мансур I б. Нух, аш-Шаш (354 гХ. ?); Бувайхиды: Н 10-Абу Мансур и Таож ал-Милла (город, год ?): Волжская Болгария: П 158 - Талиб б Ахмад, Сувар, 338 гХ; Сожский клад: С ~3 фолъгообразныи брактеат-пооражание саманидскаму оирхаму.
Fig. 2. Computer scans of certain coins from both hoards. Pochinkovsk hoard. Samanids: П 41 Nasr b.Ahmad, Samarkand, A.H. 331; П 63 - Abd al-Malik, Samarkand, A.H. 348; П 72 - Mansiir I b.Nuh, ash-Shash (A.H. 354?); Buvaihids: П 10 -Abu Mansur and Tadzh al-Milla (city-, year ?); Volga Bulgaria: П 158 - Talib b. Ahmad, Suvar, A.H. 338; Sozh hoard; C 73 -foil-like bracteat - imitation ofSamanids dirkham.
428
11 135
Рис. 3. Компьютерные сканы некоторых монет и обломка ювелирного изделия из Починковского клада. Подражания Самани дам: П 154 - подражание дирхаму Насра б. Ахмада; П 15~ брактеат по л.с. дирхама. Саманиды; П 135 - стертый, обрезанный в круг дирхам с приклепанным ушком. Западная Европа; П 164 - Германия^?); П 163 - Англия, Этелъред II, Лондон, 991-997 гг. П 167 - обломок ювелирного изделия.
Fig. 3. Computer scans of some coins and a fragment of the jewellery from the Pochinkovsk hoard. Imitations of Sam an ids: П 154 an imitation ofNasr b. Ahmad dirkham; П 157 - a bracteat by obverse of dirkham. Samanids; П 135 - erased, cut in the circle dirkham with a rivet lug. ffest Europe; П 164 - Germany!?); П 163 -England, Ethelred II, London, 991-7 A.D. П 167 afragment of the jewellery-.
429
Эмиры Волжской Болгарии
Талиб б.Ахмад
158.	Су вар, 338 г.Х., ал-Мустакфи (Янина С. А., 1962, с.204, № 24). 3,44 г, р= 10,30 г/см3 (рис.1, П 158; 4, П 158).
Неопределенная династия
159.	Целый дирхам со сбитыми именами.
Монеты христианского мира
Византия
Иоанн Цимисхий (969-976 гг)
160-161. Милиарисий и его обломок (Соколова И.В., 1961, с. 15, №2). Целый, 3,03 г (рис. 1,П 160; фото П 160); обл.'i,0,625r, р= 10,42 г/см3.
Чехия
Болеслав 11 (967-999 гг)
162.	“Мечевой” денарий (рис.1, П 162) (Nohejlova-Pratova Е., 1975, с.229, таб.Х1, фото 3).
Англия
Этельред II (978-1016 гг)
163.	Лондон, денарий, тип С: crux. 991-997 гг (Янин В.Л., Гайдуков П.Г., 1996, с. 155, №№ 3-4). Обл. 1 2.0,38 г, р=10,00 г/см3 (рис. 1,П 163; 5, П 163).
Германия (?)
164-165. Два обломка неясной атрибуции рубежа Х-Х1 вв. Обл. Ч, В=0,68 г, р=10,33 г/см3, (рис.1, П 164; 5, П 164); обл. Чо, 0,10 г, р=9,96 г/см3.
Разное
166.	Пустой нечеканенный кружок.
167.	Мелкий обломок ювелирного изделия неправильной 4-угольной формы площадью - 1 см2, толщиной 0,3 мм, В=0,37 г. На одной стороне -орнамент “волчий зуб”: в центре - 2 пилообразные линии, между зубьями с внешней стороны - по 3 точки, далее к краю — по 2 линии: одна точечная, другая сплошная. Очевидно, он выполнял функцию
денег наравне с обломками дирхамов и денариев (рис.3, П 167).
168-257. Очень мелкие обломки, в основном, куфических монет, весом от 0,1 до 0,6 г.
Обсуждение состава описываемых кладов. Хронологический состав
Время выпуска монет, входящих в состав кладов, наглядно характеризуют гистограммы, построенные в координатах: количество монет дата их выпуска. При этом монеты обычно группируются в 5-10-летние интервалы, т.к. далеко не на всех из них дата сохранилась, а наличие на них различных имен позволяет осуществить датировку многих монет с такой точностью. На рис.4 приведены гистограммы рассматриваемых кладов с 5-летним интервалом округления.
Так как в обоих кладах присутствуют как целые монеты, так и их обломки, то время попадания тех и других в состав клада при его формировании не всегда совпадает (Фомин В.А., 1984, с. 133-138). На гистограммах рис.4 данные для целых дирхамов, а также для экземпляров с небольшими надломами построены в виде черных столбцов, данные для обломков любого размера в виде белых.
Рассмотрим сначала данные по кладу 2002 г с р.Сож (рис.4, а). Как видно, распределение охватывает интервал в 60 лет, внутри которого наблюдается 2 максимума - небольшой в 296-305 г.Х. = 908-918 гг и основной в интервале с 320 по 345 г.Х. = 932-956 гг с пиком в 331-340 г.Х. = 942-952 годов. При этом не видно существенной разницы в датах целых дирхамов и их обломков, то есть те и другие попали в клад из денежного обращения одновременно. Бимодальность распределения обычно указывает на наличие двух различных процессов, описывающих данное явление. В данном случае это могло быть обусловлено не единовременным формированием клада, а в два приема - в нач.Х в. могла быть отложена небольшая сумма, затем через - 40 лет была доложена новая, более крупная сумма, и весь клад был сокрыт в земле. Однако против этого предположения говорит слишком большая доля обломков в первом раннем “взносе”. Анализ большого числа кладов показал (Фомин А.В., 1984, с. 134), что количество обломанных экземпляров в кладах куфических монет до нач.930 гг было незначительно. Лишь с этого времени доля обломков в кладах стала резко расти, достигнув 50% уже к 950 году. Если бы монеты 900 гг были изъяты из обращения в нач.Х в., а не перед их сокрытием в начале 2-й его половины, они были бы на 95% целыми. В нашем случае среди ранних монет клада преобладают обломанные экземпляры. Остается до-
430
Рис. 4. Хронологические гистограммы некоторых смоленских кладов X века: а - Сожский клад 2002 г (черные столбцы — целые монеты, белые столбцы - обломки); б — Починковский клад 1998 г, монеты династий персидского региона (обозначения столбцов те же); в — Починковский клад, монеты Саманидов (обозначения столбцов те же); г — Починковский клад, суммарная гистограмма для дирхамов всех династий и всех размеров. Горизонтальные ограниченные отрезки справа от гистограммы — интервалы чеканки немусульманских монет клада.
Fig. 4. Chronological histograms of some Smolensk hoards of the Xth c.: a - Sozh hoard 2002 (black column — intact coins, white column — fragments); 6 — Pochinkovsk hoard 1998, coins of Persian region dynasties (column indications are the same); в - Pochinkovsk hoard, Samanids coins (column indications are the same); г - Pochinkovsk hoard, total histogram for dirkhams of all dynasties and all sizes. Horizontal limited segments on the right side of histogram - intervals of the No Muslim coins mintage of the hoard.
431
экз
80
50
40
20
0
20
Ю
О
4
О
10
5
О
					г	974/5 г
						
						
		hr	•	•			
л						
					в	990гг
1.1	9 . IiYTiti	t tl	li jiiih			
	„л	ls.4it l	liilillti	Th 1	б	952/955 г
					a	950/1 г
			1 .			
	1			1	4, h i	mm!	ii »i-i-			II
1
4
5
6 вес,г
Рис. 5. Весовые гистограммы восточных монет кладов разного времени сокрытия: а—клад из Гнездова 1993 г; б — Сожский клад 2002 г; в - Починковский клад 1998 г; г-ННеревскийклад 1956 г (Новгород).
Fig. 5. Weight histograms of Oriental coins from hoards hidden in different time: a — hoardfrom Gnyozdovo 1993; б-Sozh hoard2002; в — Pochinkovsk hoard 1998; г -IINerevsk hoard 1956 (Novgorod).
пустить какую-то случайную причину, проявившую себя из-за относительно небольшого объема клада (24 целых и 36 обломанных определенных монет).
Как уже отмечалось, клады куфических монет, найденные в Смоленской земле, наиболее часто были сокрыты в 950 гг, к ним относится и рассматриваемый клад 2002 года. Интересно сравнить их
7 Термин “время сокрытия клада”, приравниваемый к дате его младшей монеты, конечно же носит условный характер. Дирхаму, чеканенному в Северном Иране или в Средней Азии, необходимо определенное время, чтобы достичь территории Восточной Европы и еще какое-то время поучаствовать в местном денежном обращении, а уже затем попасть в состав невостребованного клада. Ранние попытки умозрительной оценки этой разницы приводили к значениям в 50-100 лет. Лишь с развитием дендрохронологического метода абсолютной датировки археологических слоев было установлено, что разрыв между датой младшей монеты и временем сокрытия клада составляет около 15 лет, а иногда и меньше (Янина С.А., 1963, с.288).
432
Табл. 2. Сравнительный хронологический состав монет Смоленских кладов сер.Х в.
Хронология монет	Гнёздово 950/951 г (%)	Гнёздово 953/954 г (%)	Сож 952-955 гг (%)	Гнёздово 960/961 г (%)	Барсуки 990 гг (%)
890 гг	3,2	2,4	1,0	1,5	— :
900 гг	8,1	9,6	2,9	4,5	0,9
910 гг	19,3	13,9	13,0	3,0	2,0
920 тт	16,2	22,3	6,8	5,9	0,7
930 тт	17,7	31,3	25,4	19,4	5,9
940 тт	29,0	18,6	37,3	25,4	10,8
950 гг	6,5	1,9	13,6	38,8	13,0
960 гг		—	—	1,5	34,2
970 тт	—		—	—	23,7
980 гг	—	—	—	—	6,7
990 гг	—	—	—	—	2,1
Итого экз. (%)	62 (100%)	302 (100%)	61 (100%)	101 (100%)	119(100%)
составы между собой. Не все интересующие нас клады опубликованы с требуемой для этой цели подробностью, однако, для трех Гнёздовских 1885,1909и 1993 ггнедавно опубликован хронологический состав с округлением до 10-летий (Фомин А.В., 1996, с.203). Эти данные приведены в табл.2, в которой с таким же округлением помещены и данные Смоленского клада 2002 года.
Данные для 3 Гнёздовских и Сожского кладов, приведенные в первых 4 колонках таблицы, отличаются плавным увеличением времени сокрытия в пределах одного десятилетия с 950 по 960 годы7. Во всех 4 кладах старшие монеты чеканены в 890 тт, и их доля постепенно снижается с ростом даты сокрытия клада. За одним исключением, максимум распределения приходится на предшествующее сокрытию десятилетие, а доля монет двух предыдущих 10-летий во всех 4 кладах составляет -50-60%. Таким образом, новый Сожский клад органично вписался в группу Гнёздовских кладов-ровесников сер.Х века.
Обратимся вновь к рис.4 с хронологическими гистограммами второго клада. Если в Сожском кладе было всего 2 не саманидские монеты или 2,7%, то в мусульманской части Починковского клада нашлось уже 28 монет династий Передней Азии или 20% от числа определимых монет (в приводившемся в табл.2 Гнёздовском кладе 960 г сокрытия также всего 2,8% не саманидских монет, тогда как в цитировавшемся Переяславском кладе, сокрытом около 1000 г, их было уже 42%). Снижение доли саманидских монет в кладах 2-й пол.Х в., по сравнению с их подавляющим преобладанием в кладах 1-й пол. и сер.Х в., - не случайность, а закономерность. Государство Саманидов в поел. четв. X в. во всех сферах неуклонно приближалось к своей гибели. Прежде громадные эмиссии дирхамов стали резко сокращаться, так что дирхамы 371-
389 г.Х = 981-1000 гг стали нумизматическими редкостями.
Заметная доля монет других династий в По-чинковском кладе позволила построить гистограммы отдельно для саманидских монет (рис.4, б) и суммарно для монет всех переднеазиатских династий, для краткости условно иранских (рис.4, в). Обе гистограммы, кроме того, разбиты на две группы: целые монеты (черные столбцы) и обломанные (белые столбцы). Хронологические распределения обеих групп монет мономодальны с максимумом для саманидских дирхамов в 351 -355 г.Х. = 962-966 тт, а для иранских - в 356-360 г.Х. = 967-971 гг. Другими словами, дирхамы монетных дворов Ирана в кладе в среднем моложе монет среднеазиатских центров на 5 лет. При этом у обеих групп монет не видно разницы между данными для целых и обломанных экземпляров. Гистограмма 4, г иллюстрирует суммарное распределение всех мусульманских монет клада. Половина всех дирхамов и их фрагментов сосредоточена в интервале дат чеканки 351-360 г.Х. = 962-971 гг, а обрывается гистограмма на пятилетии 381 -385 г.Х. = 991-995 годов.
Хронологические гистограммы имеющихся в кладе монет христианского мира нельзя построить как из-за их крайней малочисленности, так и из-за их недатированности. Обе византийские монеты Ионна Цимисхия попадают в правую часть пика гистограммы 4, г, а возможный интервал чеканки чешского денария простирается от вершины гистограммы до самого кон.Х в. Более узкий интервал датировки английского денария попадает в последнее 5-летие гистограммы куфических дирхамов и следующее за ним 5-летие 995-999 годов. В целом можно сказать, что западно-европейские монеты в кладе в среднем несколько моложе восточных, а более вероятное время сокрытия клада -
433
период частичного (5-летнего) совпадения возможных дат чеканки восточных монет и английского денария, то есть 991-995 годы.
Метрологические характеристики монет Сожского и Починковского кладов
Оба клада содержат как целые дирхамы, так и их фрагменты разного размера и того же времени выпуска. Однако время сокрытия кладов отличается на 4 десятилетия, и метрология целых и обломанных монет может быть разной. Напомним, что в кладе 950 гт содержится 64,4% обломанных монет; а в кладе 990 гт их уже 79%.
Обратимся к весовым гистограммам рассматриваемых кладов, построенных с шагом в 0,1 г (рис.5, б, в). Весовое распределение Сожского клада (б) явно бимодальное. Пик в области 3-4 г с нечетко определяемой вершиной соответствует целым дирхамам, а в области 1,5-2 г и вершиной ок. 1,6-1,7 г — фрагментам. Очень похоже, что все фрагменты в это время могли рассматриваться как половинки целых монет, то есть как резаны. Из других смоленских кладов, близких Сожскому по времени сокрытия, весовые данные нам оказались доступны только Гнёздовского 1993 г, сокрытого примерно на 5 лет раньше Сожского (Фомин А.В., 1996, с. 193-198). Весовая гистограмма этого клада построена на рис.5, а. В этом кладе обломков всего 3 экз. (4,2%), поэтому распределение мономодальное, в том же интервале, что и для целых монет Сожского клада, но здесь с четкой вершиной при 3,4 г. Все 3 обломка по весу попадают в интервал для “резан” Сожского клада. Таким образом, весовые распределения монет двух смоленских кладов сер.Х в. позволяют полагать, что обращение куфических дирхамов здесь осуществлялось еше поштучно, а появившиеся в обращении обломанные экземпляры также принимались поштучно, но как половинный номинал или резаны. Конечно, наметившуюся на примере двух смоленских кладов картину денежного обращения обломков и целых дирхамов в сер.Х в. было бы интересно проверить и уточнить на других местных кладах 940-960 гг, однако, весовые данные их монет не опубликованы.
Гистограмма (рис.5, г) соответствует Почин-ковскому кладу, отстоящему по времени сокрытия от Сожского на 4 десятилетия, когда обращение обломков монет приближалось к своему апогею. Интервал веса целых дирхамов еще более расплывчат, без четко проявляемого максимума. Количественно явно преобладают обломки, число которых неуклонно растет с уменьшением их размеров и достигает максимума 0,3 г. Возможно,
имеется еще один максимум при 1,1г, если это -не случайность. Другие клады, близкие по времени сокрытия Починковскому, на Смоленщине пока еще не найдены. Поэтому для проверки того, случаен или типичен такой характер весового распределения для кладов поел, трети X в., на рис.5, г приведена весовая диаграмма П-Неревского клада, найденного в Новгороде в 1956 году. Младшая монета этого клада 364 г.Х. = 974-975 гг (Янина С.А., 1963, с.288, рис. 1). Как видно, весовое распределение монет клада из Новгорода во всем аналогично весовому распределению Починковского клада. Такой характер распределения означает, что в 970-980 гт монеты принимались только на вес как в Новгороде, так и в Смоленске.
Необычные монеты Сожского и Починковкого кладов
В типах дирхамов и их фрагментов заметных неожиданностей не обнаружилось - все они с разной степенью полноты описаны в нумизматической литературе. Обратим внимание на те из составляющих кладов, которые по тем или иным параметрам выпадают из стандартной картины.
В Сожском кладе таким нестандарным объектом является фольгообразное, толщиной 100 микрон, одностороннее подражание саманидскому дирхаму (рис.1, С 73; 4, С 73). Подражания-брактеаты не редки среди монетных находок на территории Восточной Европы, но, как правило, по толщине монетного кружка они заметно не отличаются от дирхамов, поэтому при их упоминании среди других монет, толщина обычно не оговаривается. Среди 44 серебряных подражаний-брактеатов, зафиксированных в погребениях на территории Древней Руси, лишь дважды подчеркнуто, что найденные брактеаты тонкие или очень тонкие (Равдина Т.В., 1988, с.90, № 143; с.92, № 149). К сожалению, абсолютные значения толщины не были измерены, а наличие на одном из них ушка с очень большой заклепкой не позволяет думать, что эти брактеаты были изготовлены из фольги. Нам удалось найти в литературе сведения лишь об одной находке “тончайшей серебряной индикации с лицевой стороны дирхама ...” в комплексе вещей Веселовского могильника в Нижегородской обл. (Янина С.А., 1962, с. 179). При этом автором публикации было подчеркнуто, что подобные типы в литературе никогда не были описаны. Очевидно, что односторонние тонкие копии дирхамов изначально предназначались не для денежного обращения, а являлись “оболами мертвых”, заменявшими очень дорогие полновесные серебряные монеты в погребальном обряде.
434
Рис. 6. П 160 - Византия, шииарисий Иоанна Цилшсхия.
Fig. 6. П 160 - Byzantium, Ioann Tsimiskhiy nriliarishtm.
Они и находятся, как правило, именно в погребениях. Тем более удивительно, что в данном случае фольгообразная односторонняя имитация дирхама оказалась в кладе, составленном из монет, находившихся в денежном обращении.
К нестандартным объектам Починковского клада можно отнести круглый нечеканенный кружок и небольшой обломок ювелирного изделия. В.М.Потин (I960, с.61-79) убедительно доказал, что монетовидные кружки без следов чекана равноценны чеканным монетам в кладах Х-ХП вв., а не являются монетными заготовками. Наиболее часто они встречаются в кладах Восточной и Северной Европы в период от времени уменьшения потока куфической монеты около 960 г и до полного преобладания в кладах западноевропейской монеты около 1025 года. В
середину этого периода и попадает Починковский клад. Нечеканенные монетные кружки были обнаружены и в других кладах Смоленщины. Так, например, в кладе, найденном в 1849 г у д. Дубровники Смоленской губернии, среди 200 дирхамов 872-961 гг. было7монетныхкружков(МарковА.К., 1910. с.42,№235).
В этот же период в условиях все уменьшающегося ввоза дирхамов, заметного снижения их пробы, массового разламывания и обращения монет не поштучно, а на вес в денежное обращение стали включаться и мелкие обломки серебряных изделий. Чаще они встречаются в кладах Западной Европы, поэтому можно полагать, что на Смоленщину обломок ювелирного изделия попал в клад вместе с обломками западноевропейских монет. На обломке виден орнамент типа "волчий зуб" (рис.3, П 167), широко распространенный на различных ювелирных изделиях, находимых в погребениях Восточной Европы (РавдинаТ.В., 1988,№№ 15,18,29,30,68,92,112,136,147,152,188,201,213).
Заключение
Итак изучение 2 кладов куфических монет X в., найденных в 1998 и 2002 гг близ Смоленска, показало, что один из них, Сожский, содержит 73 монеты всей 1-й пол.Х в., в основном среднеазиатской династии Саманидов. Самые младшие из монет датируются 952-955 годами. По династийному и хронологическому составу Сожский клад аналогичен нескольким ранее найденным кладам 950 гг в этом регионе (в основном в Гнездове).
Именно на это время приходится резкое увеличение содержания обломанных монет в кладах Восточной Европы, и данный клад в своем составе имеет их 64,4°о. Однако явление разламывания дирхамов при сокрытии Сожского клада находилось. очевидно, еще на начальной стадии. Весовая гистограмма монет клада имеет два отдельных максимума с положением вершин при 1,7 и 3,4 г. Из этого можно полагать, что в это время на Смоленщине целые дирхамы-ногаты продолжали еще обращаться поштучно, а их крупные обломки обращались также поштучно, но, по-видимому, как резаны.
Нумизматической "изюминкой" клада является фольгообразный оттиск л.с. подражания сама-нидскому дирхаму, предназначавшийся в качестве "обола мертвых", но попавший в клад монет из денежного обращения.
Починковский клад 1998 г содержит 254 монеты всего X в. и сокрыт не ранее нач. 990 годов. В кладе преобладают восточные монеты разных династий - Аббас иды (1), Бу в ай хи ды (10), Зийариды
435
(14), Бувайхиды или Зийариды (2), Саманиды (124), подражания Саманидам (4), Волжской Болгарии (1) и 94 очень мелких неопределимых обломка. Кроме того, в нем присутствует несколько монет христианского мира - Византия (2), Чехия (1), Германия (2), а также 1 нечеканенный кружок и небольшой обломок ювелирного изделия. Весовое распределение монет представляет собой непрерывный сложный график с основным пиком при 0,3 г и несколькими слабо выраженными мак
симумами в интервале от 1 до 4 г. Это однозначно указывает, что монеты в это время обращались не поштучно, а на вес. Резко сократившийся к кон.Х в. приток куфических дирхамов, массовое их разламывание до фрагментов любого размера и веса, допустило в денежное обращение нечеканенные монетные кружки и мелкие обломки серебряных ювелирных изделий. Починковский клад в этом отношении не является исключением и подтверждает наличие этих явлений и на Смоленской земле.
Литература и архивные материалы
Алексеев Л.В., 1980. Смоленская земля в 1Х-Х111 вв.// Очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии.М.
Добровольский И.Г., Шагурина Г.Б., Седых В.Н., 2002. О топографии находок восточных монет на территории России// Клады, состав, хронология, интерпретация. СПб.
Дубов И.В., 1990. Новые источники по истории Древней Руси. Л.
Корзухина Г.Ф., 1954. Русские клады 1Х-Х111 вв. М.; Л.
Кропоткин В.В., 1971. Новые находки сасанидских и куфических монет в Восточной Европе// НЭ. Т.1Х. М.
Лебедев В.П., Калинин В. А., Галанов В.И., 2001. Новый клад монет X в. из Смоленской области//
Тезисы докладов и сообщений IX Всероссийской нумизматической конференции. СПб.
Марков А.К., 1910. Топография кладов восточных монет. СПб.
Модестов Ф.Э., 1991. Рачевский клад// Край Смоленский. № 2.
Потин В.М., 1960. О серебряных монетовидных пластинках в кладах Х-ХП вв.// НЭ. Т.П. М.
Равдина Т.В., 1988. Погребения Х-Х1 вв. с монетами на территории Древней Руси. М.
Соколова И.В., 1961. Византийские монеты клада Велла// Тр.ГЭ. T.1V. Нумизматика. 2.
Тизенгаузен В. А., 1855.0 Саманидских монетах// Записки Императорского археологического общества.
T.V1.CH6.
Тизенгаузен В., 1873. Монеты Восточного Халифата. СПб.
Фасмер Р.Р., 1914. Куфические монеты Переяславского клада// ИАК. Вып.51.
Фасмер Р.Р., 1933. Об издании новой топографии находок куфических монет в Восточной Европе// Изв.
АН СССР. Отд. общественных наук. № 6-7.
Федоров-Давыдов Г.А., 1985. Новые находки восточных монет VI1I-XIII вв. на территории Восточной Европы// ЭВ. Вып.XXIII. Л.
Фомин А.В., 1984.Обращениеобломков куфических монет в Восточной ЕвропевХ начале XI в.//НЭ. T.XIV. М.
Фомин А.В., 1996. Куфические монеты Гнёздовского клада// ДГВЕ 1994 год. Новое в нумизматике. М.
Янин В.Л., Гайдуков П.Г., 1996. Новгородский клад западно-европейских и византийских монет конца
X - первой половины XI в.// ДГВЕ 1994 год. Новое в нумизматике. М.
Янина С. А., 1962. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в.// МИА. № 111.
Янина С.А., 1963. Второй Неревский клад куфических монет X в.// МИА. № 117.
Nohejlova-Pratova Е., 1975. Zaklady numismatiky. Academia. Praha.
Summary
V.P.Lebedev, V.LGalanov (Dzerzhinsk ofNizhniy Novgorod province, Smolensk, Russia)
TWO HOARDS OF KUFI DIRKHAMS
AND THEIR FRAGMENTS FOUND NEAR SMOLENSK
Two hoards of kufi coins of the Xth c. found in 1998 and 2002 near Smolensk have been thoroughly examined. One of them found on the Sozh riverbank near Sozh village contains 73 coins of the entire 1st half of the Xth c., mostly of the C entral Asian dynasty of the Samanids, with the earliest coins aged 952-5 years. By its
436
dynastic and chronological structure it is similar to several hoards of 950s found in this region (basically in Gnyozdovo) earlier.
The Sozh hoard consists of broken dirkhams by 64.4%, however, the pieces are not of the arbitrary size. The weight histogram of hoard coins has two distinct maxima with the position of vertices at 1.7 and 3.4. This permits an assumption that at this time in Smolensk region the entire, not broken dirkhams-nogats and also their fragments still circulated apiece but the latter, apparently, in the form of rezanys.
The numismatic "zest” of the hoard is a foil-like imprint of the obverse of the Samanidian dirkham imitation, originally intended as "the obol of the dead”, but apparently included into the coins hoard from money circulation.
The hoard of 1998 found near Barsuki village of Pochinkovsk region also contains 254 coins of the entire Xth c. It was hidden 4 decades later than the Sozh one, not earlier than the beginning of the 990s. In the hoard eastern coins of some dynasties-Abbasids (1), Buvaihids (10), Ziyarids (14), Buvaihids orZiyarids (2), Samanids (124), imitations to Samanids (4), Volga Bulgaria (1) prevail and there are 94 very small-sized indefinable fragments. Apart from this there are some coins of Christendom - Byzantium (2), Czech (I), Germany (2) and also I non-minted circle and a small fragment of a jeweller item in it. The weight distribution of the coins represents the continuous complicate graph with the main peak at 0.3 g and several feebly marked maxima within the interval from 1 to 4 g. This indicates unambiguously that at this time the coins in Smolensk region circulated no more apiece but by weight. The flow of kufi dirkhams decreased abruptly by the end of the X11’ c. and their joint circulation with the fragments of certain weight were the reasons why non-minted circles and fragments of jeweller items were involved in money circulation. Single specimens of these substitute coins were found in the Pochinkovsk hoard which confirms the presence of such phenomena in Smolensk region.
Two new Smolensk hoards clearly display the early and the late stages of broken kufi dirkhams circulation in the western region of Ancient Rus.
Статья поступила в редакцию в апреле 2004 г
437
	СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АВУ А КМ АИА11МЗ АКМЗ АО АОН АС лсгэ АЭМК ВЛ ВАН ВАУ ВГУ ВИС	Apxe‘o.nori4ni вщкриття на Укра'пп. К. - Азовский краеведческий музей Азовский историко-археологический и палеонтологический музей-заповедник - Астраханский краеведческий музей-заповедник - Археологические открытия. М. Археологические открытия на новостройках. М. -	Антропологический сборник. М. -	Археологический сборник Государственного Эрмитажа. СПб (Л.) -	Археология и этнография Марийского края. Йошкар-Ола -	Вопросы антропологии. М. Вопросы археологии Поволжья. Самара Вопросы археологии Урала. Свердловск -	Воронежский государственный университет —	Военно-исторический сборник. М.
ВПК ВолГУ ВОКМ ГАРО ГАМЗ "Танаис" ГИМ г.Х.. гг.Х. ДА двдс дгвг. ДГО ИАК ИА РАН ИИМКРАИ КЗ КСИА ЛОИА АН СССР КСИИМК Л.С. и о.с. МАИЭТ МАД МАК МГУ МИА НЭ Иг РА РГПУ СА САИ СГУ СОКМ СЭ ТА ТВОРАО ПЭ ТИЭ Гр. АС Уч. зап. ИИЯЛДФАН СССР УМА ХДПУ ЭВ	-	Всероссийская	нумизматическая конференция -	Волгоградский	государственный университет -	Волгоградский	областной краеведческий музей -	Государственный архив Ростовской области Государственный археологический музей-заповедник "Танане" Государственный исторический музей. М. год. годы Хиджры -	Донская археология. Ростов-на-Дону Древности Волго-Донских степей. Волгоград Древнейшие государства Восточной Европы. М. -	Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. СПб (Л.) -	Известия Императорской Археологической комиссии. СПб. Институт археологии Российской академии наук. М. Институт истории материальной культуры Российской Академии наук. СПб (Л.) -	Краеведческие записки. Самара -	Краткие сообщения Института археологии АН СССР. М. Ленинградское отделение Института археологии Академии неук СССР. СПб (Л.) Краткие сообщения Института истории материальной культуры. М. лицевая и оборотная стороны монет -	Материалы по археологии, истории, этнографии Таврии. Симферополь -	Материалы по археологии Дагестана. Махачкала -	Материалы по археологии Кавказа. М. -	Московский государственный университет Материалы и исследования по археологии СССР. М. -	Нумизматика и эпиграфика. М. Петроград Российская археология. М. Ростовский государственный педагогический университет -	Советская археология. М. Свод археологических источников. М. -	Саратовский государственный университет -	Саратовский областной краеведческий музей -	Советская этнография. М. -	Татарская археология. Казань Труды восточного отделения Российского археологического общества -	Труды Государственного Эрмитажа. СПб. (Л.) -	Труды института этнографии. М. -	Труды Археологического съезда Ученые записки Института истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН СССР -	УкраТнський медичний альманах. К. -	Харювський державний педагопчний ушверситет -	Эпиграфика Востока. Л.
438
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Аксенов Виктор Степанович
Балабанова Мария Афанасьевна
Винничек Владимир Альбертович
Галанов Владимир Ильич
Давыденко Владимир Викторович
Ефимова Светлана Григорьевна
Кравченко Эдуард Евгеньевич
Красильников Константин Иванович
Красильникова Людмила Ивановна
Круглов Евгений Викторович
Лебедев Валентин Петрович
Лифанов Николай Александрович
Львова Злата Александровна
Мирошниченко Вера Витальевна
Петренко Александр Николаевич
Полякова Ольга Александровна
Тортика Александр Александрович
Флёров Валерий Сергеевич
Украина. Харьков. Иторический музей, заведующий отделом археологии
Россия. Волгоград. Государственный университет, доцент кафедры археологии, древней и средневековой истории, заведующий Лабораторией палеоантропологических реконструкций при ВолГУ; кандидат исторических наук
Россия. Заречный, Пензенской обл. Музейно-выставочный центр, старший научный сотрудник
Россия. Смоленск. Музей-заповедник, научный сотрудник
Украина. Славянск, Донецкой обл. Исследователь средневековой археологии
Россия. Москва. НИИ и Музей антропологии МГУ, старший научный сотрудник; кандидат биологических наук
Украина. Донецк. Областной краеведческий музей, старший научный сотрудник
Украина. Луганск. Педагогический университет, доцент кафедры всемирной истории; кандидат исторических наук
Украина. Луганск. Педагогический университет; кандидат исторических наук
Россия. Волгоград. ООО “Хазар”, генеральный директор
Россия. Дзержинск, Нижегородской обл. Нумизмат-ориенталист, кандидат физико-математических наук
Россия. Самара. Государственная академия культуры и искусств, доцент кафедры культурологии, научный сотрудник научно-производственной фирмы “Гефест”; кандидат исторических наук
Россия. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж, старший научный сотрудник отдела археологии Восточной Европы и Сибири; кандидат исторических наук
Украина. Донецк. Областной краеведческий музей, сотрудник
Украина. Доброполье. Средняя школа, учитель истории, исследователь археологии средневекового времени
Украина. Донецк. Национальный университет, научный сотрудник, технический редактор серий “Степи Европы в эпоху средневековья” и “Структурно-семиотические исследования в археологии”
Украина. Харьков. Национальная академия культуры, доцент кафедры истории Украины и музееведения; кандидат исторических наук
Россия. Москва. Институт археологии РАН, старший научный сотрудник; кандидат исторических наук
439
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие............................................................................. 5
Тортика А.А. (Харьков, Украина)
Северо-Западная Хазария в военно-политической системе Хазарского каганата: К постановке проблемы................................................................... 7
Львова З.А. (Санкт-Петербург, Россия)
Кем были царь Иосиф и его предки — беками или каганами?.................................17
Лифанов Н.А. (Самара, Россия)
К вопросам периодизации и хронологии памятников новинковского типа......................25
Ефимова С.Г. (Москва, Россия)
Влияние миграционных процессов на формирование антропологического состава средневекового населения юга Восточной Европы...................................41
Балабанова М.А. (Волгоград, Россия)
Антропология населения Нижнего Поволжья (koh.V - 1-я пол.IX в.).........................55
Круглов Е.В. (Волгоград, Россия) Сложносоставные луки Восточной Европы раннего средневековья.............................73
Львова З.А. (Санкт-Петербург, Россия)
К вопросу о становлении иудаизма в Хазарском каганате. Инкубационный период...................................................................143
Кравченко Э.Е. (Донецк, Украина)
Мусульманское население среднего течения Северского Донца и распространение ислама в Восточной Европе в хазарское время............................................153
Красильников К.И., Красильникова Л.И. (Луганск, Украина)
Могильник у с.Лысогоровка - новый источник по этноистории степей Подонцовья раннего средневековья..................................................................187
Аксенов В.С. (Харьков, Украина)
Комплексы конского снаряжения салтовского времени с начельниками (по материалам Верхнесалтовского катакомбного могильника)..............................245
Кравченко Э.Е., Мирошниченко В.В., Петренко А.Н.,
Давыденко В.В. (Донецк, Доброполье, Славянск, Украина)
Исследования археологического комплекса у с.Сидорово (материалы экспедиции 2001-2003 тт.)...................................................261
Аксенов В.С. (Харьков, Украина)
Новые поминальные комплексы воинов-всадников салтовского времени с территории Верхнего Подонечья................................................357
Круглов Е.В. (Волгоград, Россия)
О культурно-хронологической атрибуции кургана 27 Царевского могильника.................369
Полякова О.А. (Донецк, Украина)
Два кургана с подквадратными ровиками из могильника Волчанск на западной окраине Хазарского каганата и их функциональное назначение.....................................375
Флёров В.С. (Москва, Россия)
Обряд обезвреживания погребенных Хазарии на археологическом фоне Восточной Европы I тыс. н.э............................................................383
Лебедев В.П., Винничек В.А. (Дзержинск Нижегородской обл.,
Заречный Пензенской обл., Россия)
Нумизматические находки с домонгольских памятников Верхнего Посурья....................407
Лебедев В.П., Галанов В.И. (Дзержинск Нижегородской обл., Смоленск, Россия)
Два клада куфических дирхамов и их фрагментов из-под Смоленска.........................421
Список сокращений......................................................................438
Краткие сведения об авторах............................................................439
440
INDEX
Preface........................................................................................... 5
Tortika A. A. (Kharkov, Ukraine)
North-western Khazaria in army-political system of Khazar kaganate: On statement of problem........................................................................... 7
Lvova Z.A. (St.Petersburg, Russia)
Who were tsar Joseph and his ancestors-beks or kagans?............................................17
Lifanov N.A. (Samara, Russia)
On periodization and chronological attribution of Novinka-type monuments..........................25
Yefimova S.G. (Moscow, Russia)
Migratory processes’ influence on shaping of anthropological composition of medieval population of south of Eastern Europe.................................................41
Balabanova M.A. (Volgograd, Russia)
Anthropology of population of lower Volga reaches (end of V-first half of IX cc)..................55
Kruglov Ye.V. (Volgograd, Russia) Compound-complex bows of early mediaeval Eastern Europe...........................................73
Lvova Z.A. (St.Petersburg, Russia)
On the problem of spread of Judaism in Khazar kaganate. Incubation period................................................................................143
Kravchenko E.Ye. (Donetsk, Ukraine)
Muslim population of Seversky Donets medium reaches and Islam spread in Eastern Europe in Khazarian time..............................................................153
Krasilnikov K.I., Krasilnikova L J. (Lugansk, Ukraine)
Burial ground near Lysogorovka village as new source for ethnohistory of Early Middle Ages steppes of Seversky Donets reaches..........................................187
Aksionov V.S. (Kharkov, Ukraine)
Saltovo horse harness kits with head brasses (on materials of
Verkhne-Saltovo catacomb burial ground)..........................................................245
Kravchenko E.Ye., Miroshnichenko V.V., Petrenko A.N.,
Davydenko V.V. (Donetsk, Dobropolie, Slaviansk, Ukraine)
Researches of archaeological complex near Sidorovo village (material of2001-2003 expeditions)...............................................................261
Aksionov V.S. (Kharkov, Ukraine)
New memorial complexes of warriors-horsemen of Saltovo time from Upper Don reaches...........................................................................357
Kruglov Ye.V. (Volgograd, Russia)
On cultural and chronological attribution of barrow 27 in Tsariov burial ground..................369
Poliakova O.A. (Donetsk, Ukraine)
Two barrows with subsquare small ditches from Volchansk burial ground at western outskirts of Khazarian chaganate and their functionality.........................................375
Fliorov V.S. (Moscow, Russia)
Rite of rendering buried harmless in Khazaria against archaeological background of Eastern Europe of I millennium AD.............................................................383
Lebedev V.P., Vinnichek V.A. (Dzerzhinsk of Nizhniy Novgorod province,
Zarechnyi of Penza province, Russia)
Numismatic finds from Pre-Mongolian monuments of upper Sura reaches..............................407
Lebedev V.P., Galanov V.I. (Dzerzhinsk of Nizhniy Novgorod province, Smolensk, Russia)
Two hoards of kufi dirkhams and their fragments found near Smolensk	....	.... 421
List of abbreviations............................................................................438
List of Authors..................................................................................439
441
Пращ з археологи
СТЕПИ СВРОПИ В ЕПОХУ СЕРЕДНБОВ1ЧЧЯ
Том 4
Хазарський час
(Росшською мовою)
Ейдповгдальний секретар Потьомкша Т.М.
Техтпчш редактори: Полякова О.О., Галайко К. О.
Дизайн: Свглевський О.В., Галайко К.О.
Коректори: Потьомкша Т.М., Пилипенко Д.В., Усачук А.М., Полякова О.О.
Комп’ютерний набтр: Пилипенко Д.В., Полякова 0.0.
Комп’ютерна верстка: Полякова О.О., Галайко К.О.
Адреса редакцп: Укратна 83055 м.Донецьк, вул.Ушверситетська, 24, юторичний факультет ДонНУ, археолопчна науково-дослщна група
Тел./факс редакцп: (062) 302-92-65
E-mail: evgl@dongu.donetsk.ua (Свглевський О.В.)
Подписано до друку 1.12.05
Ум. друк. арк. 57,4
Формат 70х 100/16
Патр Neusiedler. Тираж 300 прим. Замовлення № 325
Видавництво Донецького нацюнального ушверситету
Адреса видавництва: Украша 83055 м.Донецьк, вул.Ушверситетська, 24
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ГРУППА ТОМА
Волкова
Татьяна Яковлевна
Уеачук
Анатолий Нико шевич
Потемкина
Татьяна Михаиловна
Потякова
Олы а Александровна
Пилипенко
Дмитрий Валентинович
Галанко
Константин Александрович