СЕРИЯ
«ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ -XXI ВЕК»
Редакционная коллегия:
В.А. Лекторский (Россия) — председатель.
А. Мегилл (США) - со-председатель
Ю.В. Божко (ученый секретарь),
А. Джагоз (Новая Зеландия), АЛ. Круглое,
М.А. Кукарцева (заместитель председателя),
АЛ. Никифоров, Л.П. Репина, В.А. Подорога,
В. В. Савчук (Санкт-Петербург).
Р. Фельски (США).

! РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Институт философии
I
Н. В. МОТРОШИЛОВА
ЦИВИЛИЗАЦИЯ
И ВАРВАРСТВО
В ЭПОХУ ГЛОБАЛЬНЫХ
КРИЗИСОВ
{2-е, расширенное и исправленное
издание книги «Цивилизация и варварство
в современную эпоху»)
МОСКВА
КАН^Н+
2010

Мотрошилова H. В.
M 856 Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов: 2-е,
расширенное и исправленное издание книги «Цивилизация и варварство
в современную эпоху» [Текст]. В авторской редакции / Н. В.
Мотрошилова; Рос. акад. наук, Ин-т философии. — М.: ИФРАН, «Канон+»
РООИ «Реабилитация», 2010. — 480 с.
ISBN 978-5-88373-159-7.
В книге дается философско-категориальный анализ понятий «цивилизация» и
«варварство»— с опорой как на историю философской мысли, на социальную философию,
так и на осмысление литературы из других общественных паук. Эти теоретические
понятия призваны помочь вскрыть существенные черты мировой цивилизации как
таковой, не упуская из виду специфику ее разнообразных форм, особенностей региональных
цивилизаций и цивилизационных особенностей отдельных стран. Понятия
«цивилизация» и «культура» при этом не отождествляются друг с другом, а применяются в их
различии и взаимосвязи. Исследованы те надбиологические программы
индивидуальной жизнедеятельности, а также внеиндивидуальные бытийные формы, механизмы,
благодаря которым цивилизация выполняет свои главные функции - сохранение,
преемственность, развитие человеческого рода. Вместе с тем выявлены коренные
противоречия цивилизации, в том числе и порождающие мощные выбросы варварства в сё
истории. Варварство рассмотрено как «наследственный код» (относительно) молодой
человеческой цивилизации, а в особенности - как оборотная сторона современной
цивилизации. Специальные главы посвящены исследованию состояния современной
России в свете проблем цивилизации и варварства, в аспекте цивилизационпого
отставания России. Показано, что ряд сложных проблем отечественного развития порожден
общими кризисными явлениями современной цивилизации.
Один из разделов книги привлекает внимание к глобализациоппым тенденциям
современной цивилизации, к их противоречивому развертыванию, а также к
философским, в частности ценностным аспектам и дискуссиям вокруг проблем единства
Европы. Особый акцент сделан на прояснение понятия и создание современной концепции
гражданского общества, в частности и в особенности - на его применение к
сегодняшнему развитию России. Осуществлено понятийное исследование проблем гражданского
общества, методы которого применены к анализу реалий современной России.
УДК 338.24
ББК 87.3
ISBN 978-5-88373-159-7 © Мотрошилова Н. В., 2010
© Издательство «Канон +»
РООИ «Реабилитация», 2010

ПРЕДИСЛОВИЕ
К довольно скорому опубликованию второго - существенно
расширенного и доработанного - варианта книги «Цивилизация и
варварство в современную эпоху» (М., ИФРАН, 2007) меня
побуждал ряд обстоятельств.
Во-первых, её (относительно) малотиражное издание было
(в соответствии с правилами нашего институтского издательства)
также и ограниченным по объему. Поэтому мне пришлось просто
изъять из подготовленной книги раздел III, который был посвящен
темам глобализации, в частности, проблематике единства Европы
и трансформации общецивилизационных характеристик
современности под влиянием глобализирующих факторов. А последние
ведь и являются одним из важнейших, притом именно
современных проявлений объединяющих цивилизационных тенденций
социально-исторического развития человечества, которые, как и
раньше, соотносятся, а порой и конфликтно сталкиваются с факторами
многообразия, уникальности отдельных (единичных) и особых
(локальных) цивилизационных образований. В данную книгу этот
раздел включен в расширенном и исправленном виде.
Во-вторых, глобализирующее цивилизационное развитие
именно в наши дни и как раз на европейском континенте
поставило своеобразный исторический эксперимент. Динамика
европейского объединения оказалась столь стремительной и
противоречивой, что каждый год, а порой и каждый месяц приносят с собой
новые острые практические проблемы, а соответственно и
актуальные теоретические дискуссии. В этой книге я постаралась
учесть те новейшие предложения и размежевания, которые, с
одной стороны, порождались вполне конкретными обстоятельствами,
событиями вокруг практической жизни Европейского Союза в
самом конце XX и в XXI вв., его отношений с остальным миром, а с
другой стороны, затрагивали те коренные социально-философские
вопросы, в постановке и осмыслении которых именно философия
обнаружила удивительную прогностическую силу. Кроме прочего,
это позволило на достаточно ярком и убедительном материале
продемонстрировать неувядающую значимость постоянно
актуализирующихся идей, теорий философии прошлого и,
соответственно, качественного «осовременивающего воспоминания о наших
философских праотцах» (Гуссерль), т.е. профессиональной исто-
5

Предисловие
рии философии. (Это считаю уместным именно сегодня, когда
иные отечественные околофилософские Геростраты вздумали если
не поджечь здания философии прошлого, что, разумеется,
невозможно, то во всяком случае попытаться бросить в огонь
современное историко-философское исследование).
Так вот, в данную книгу включены самые новые материалы,
относящиеся к моим (воспроизводимым здесь же) работам 2005 г.,
в которых обращение современных социальных философов к
темам единства Европы поставлено в неразрывную связь с
коренными для философии уже с момента её возникновения
устремлениями - а это были осознание единства мира, непременно взятого во
всем его многообразии, а также вновь и вновь возобновляющиеся
попытки привести к единству свой народ и другие народы,
локальные цивилизации и общечеловеческую цивилизацию.
Таким образом, книга, в-третьих, не только пополнилась новым
обширным разделом, но по существу соединила общефилософский
интерес к понятийно-категориальному определению, к анализу
цивилизации с осмыслением противоречивого опыта современности,
впервые в истории человечества практически выявившего всю
глубину, сущностное значение, действенность, но и
противоречивость центростремительных, общечеловеческих тенденций
цивилизации, которые раньше не были такими явными и
настоятельными.
В-четвертых, я сочла необходимым и возможным более
конкретно включиться в дискуссии по некоторым специальным
проблемам цивилизованного социального взаимодействия, которые
философия в лице её виднейших представителей давно уже
поставила в повестку дня философско-теоретического осмысления, но
которые в наше время из «чистых» объектов теории превратились
в структуры, а то и в институты практического социально-
исторического опыта, в одних условиях уже этаблированные, а в
других- требуемые, желаемые, включаемые в актуальные планы,
проекты тех или иных стран и социальных сил. К их числу
относится, например, проблематика гражданского общества как
важнейшей структуры цивилизации, созданной и опробованной в
различных странах и актуально затребованной также и в России
последних десятилетий.
В-пятых, применительно к анализу того, что происходит в
нашей стране, я тоже считала возможным внести некоторые
дополнения. С точки зрения концепции цивилизации, которая развита
в данной книге и в моих предшествующих публикациях, именно за
б

Предисловие
самые последние годы произошли некоторые обнадеживающие
сдвиги, не признавать, не фиксировать которые было бы
необъективно и недобросовестно. Однако я, как и прежде, убеждена:
масштабные и неотложные задачи цивгишзования России до сих пор
не только не поставлены глубоко и системно, но и не осознаны -
и в практическом, и в теоретическом плане - в их цивилизацион-
пой специфике. Потому я по-прежнему вижу свою задачу в
подкреплении теоретических постулатов и практических выводов
развитой в данной книге философской теории цивилизации новыми
аргументами, в более конкретном высвечивании отдельных, самых
животрепещущих аспектов цивилизации современной России.
В согласии с целым рядом авторов, отечественных и зарубежных,
присоединяясь к сути плана «обустройства» России,
разработанному недавно ушедшим из жизни выдающимся российским
писателем Александром Солженицыным, я вижу главный проблемно-
теоретический, а одновременно практический узел процессов ци-
вилизования России (и не только ее) в превращении дикой,
анархической, плохо управляемой, подчас криминальной и даже
самоубийственной свободы в свободу цивилизованную, тесно
сопряженную с ответственностью, долгом, разумом и другими
действенными социальными, в том числе нравственными (нем. Sittlichkeit -
от Sitten, нравы) и моральными (нем. Moralität- от Moral, мораль)
ценностями. Эти акценты усилены в новых материалах книги.
В-шестых, включаемый в данную книгу более ранний цикл
работ, посвященный проблематике ценностей, в частности и
особенности поискам ценностей, которые - как верно предполагается -
при всей их кажущейся абстрактности в самом деле цементируют
«европейскую идентичность» и на уровне духа в целом, и даже на
уровне сознания индивида, - этот раздел дополнился актуальными
идеями, замечаниями, предложениями. Они стимулировались
различными потоками событий и идейных дискуссий.
Прежде всего тем, что в самые последние пару лет
Европейский Союз переживал и сейчас переживает очень трудный, если не
кризисный период своего развития. И в частности, во многих
идейно-теоретических звеньях европейского объединения, которые
еще недавно казались прочным оплотом и предпосылкой
солидарности объединившихся и все еще объединяющихся стран,
обнаружились основательные бреши, пробелы, противоречия. Поскольку
видные философы современного мира на рубеже веков и в нашем
столетии шли в фарватере идейного обеспечения европейского
объединения, постольку они в числе первых и загодя стали пуб-
7

Предисловие
лично говорить обо всех этих разломах, а потом и активно
участвовать в осмыслении кризисных тенденций и моментов. (В книгу
включены мои написанные ранее тексты - например, об идеях
Ю.Хабермаса; они дополнены самими последними, 2008 г.,
материалами, обращенными к новым исследованиям этого автора
и дискуссиям вокруг них.)
Хочу особо подчеркнуть: тенденции разлада, непрочности,
хрупкости ЕС пришли изнутри Союза, но в еще большей мере
извне, из областей деятельности, где европейские ценности могли
служить мостом для взаимодействия с остальными цивилизацион-
ными мирами- США, мусульманскими странами, Китаем,
Россией, новыми независимыми государствами, некогда входившими в
социалистический блок. Объективно все это означало, что в
повестку дня исторического развития конкретно и реально встал вопрос
об общемировых, общецивилизационных социальных тенденциях
и ценностях. Но одно дело объективные тенденции, другое дело -
их функционирование и осмысление. И хотя в наше время только
ленивые не говорят и не пишут о глобализации, но достаточно
четкого осознания особого характера настоящего момента и вызовов,
заставляющих во всем единичном и особом цивилизационого
развития видеть, теоретически и практически учитывать всеобще-
цивилизационные тенденции, пока, увы, не произошло.
Правда, в поле дискурса и дискуссий
(практически-политических; идейных, духовных, в том числе ценностных, научно-
теоретических) общецивилизационные вызовы иногда
улавливаются. Так, страноведческая, регионоведческая литература,
отечественная и зарубежная, пусть и обращенная к вполне важным
аспектам своеобразия, неповторимости цивилизаций, сегодня уже в
значительной мере повернута к темам мирного взаимодействия,
диалога, альянса цивилизаций .
Однако философу, естественно интересующемуся понятийным
арсеналом таких цивилизационных исследований и особо
озабоченному понятием мировой цивилизации как таковой (я проясняю
его в первом разделе моей книги), бросается в глаза: такое понятие
в контексте страноведческих исследований либо отсутствует, (что
иногда даже сопровождается утверждением о невозможности или
1 Это подтверждается, например, новыми публикациями Института Европы
РАН, собирающими под одной обложкой не только работы о Европе, по и
анализы развития других цивилизационных единств. Работы эти будут цитироваться
в моей книге.
8

Предисловие
сомнительности существования «новой общечеловеческой
цивилизации»), либо имеет место его номинальное, чисто отсылочное
употребление, вряд ли наполняемое каким-то «работающим»
содержанием. В целом, как показано в книге, тенденции различий,
размежеваний, конфликтов пока и на практике и в теории
одерживают верх над тенденциями единства, поскольку речь идёт обо
всем мире. Но это с одной стороны. Ибо, с другой стороны,
«всеобщая взаимозависимость» индивидов, стран, народов,
цивилизаций, «всемирно-гражданский» план истории, о которых
прозорливо говорили Кант и Гегель, как раз на рубеже XX и XXI вв.
реально, фактически сделались фактами бытия, объектами
практической деятельности человечества. В этом справедливо
усматривать самую суть, а потому историческую перспективность
глобализации, в частности, единства Европы.
На уровне же осознания сути, глубинных тенденций
цивилизации как единого, целостного, общемирового процесса проявляются
многие трудности. Они концентрируются в двух, по крайней мере,
пробелах осознания, равно имеющихся и в жизненном мире, в
донаучном мире повседневности, и в науках об обществе. Первый из
них проявляется в господствующем пока что рассмотрении
труднейших цивилизационных проблем своей страны, региона или
других стран исключительно как «своих» или «их» проблем, а не как
общих существенных трудностей всей мировой цивилизации на
данном этапе её истории. (В моей книге и в других публикациях
это показано на примере демократии: современная демократия в
целом находится, по моему, и не только моему, мнению, в кризисе
и требует серьезных общецивилизационных, объединяющих
народы и страны преобразований. Между тем очень часто она
обсуждается как вопрос о применении якобы эталонных американских,
европейских моделей, которые-де надо просто утвердить в других
странах). Второй пробел: поле общецивилизационной общности
конкретные специалисты и философы подчас не обнаруживают
даже и там, где - при всем отстаивании реальной специфики
цивилизаций, при остроте цивилизационных споров - такое поле уже
фактически, реально имеется. Очень важно, например, принимать
в расчет, что при победе тенденций диалога, взаимодействия не
только проявляется добрая воля представителей отдельных
своеобразных цивилизаций (она тоже существенна и нужна), но и
активно, по-новому работают уже с древности начавшие свое
объективное действие коренные, надличностные, интерсубъективные
механизмы цивилизации как обеспечения также и единства чело-
9

Предисловие
веческого рода, его выживания. Вот почему по крайней мере на
теоретическом уровне настоятельно необходимо превратить
также и всеобщее понятие, понятие общемировой цивилизации в
работающую категорию. А в практике социальной жизни
ориентация на это понятие особенно нужна в современных условиях.
И сейчас особенно плодотворна. Если в прежней истории
ознакомление с достижениями цивилизации, переработка их (индивидами,
народами, странами) применительно к своему цивилизационному
опыту занимала длительное время, подчас целые века, то в наши
дни такие трансформации могут осуществляться в считанные
десятилетия.
В соревновании стран, континентов, механизмов управления
ими, вперед выходят те страны, которые (при прагматичном
отстаивании своих национальных интересов, особенностей,
традиций) умеют особенно точно и эффективно ориентироваться на
всеобщие достижения мировой цивилизации. В этом, в частности,
я вижу истоки несомненного и быстрого успеха Японии (и
некоторых других стран), значение их цивилизационного примера,
показывающего всю уместность сначала широкого заимствования,
переработки, а потом самостоятельного изобретения именно цивили-
зационных образцов - от высоких, самых продвинутых техник и
технологий до пока уникальной японской практики рационального
решения бытовых проблем (например, использования отходов).
Дополнения, о которых ранее шла речь, образуют как новый
раздел, новые главы и параграфы книги, так и post scriptum'bi 2007
и 2008 гг., то краткие, то более объемные. Так я пыталась
отреагировать на актуальные события, новейшие разработки и дискуссии,
что ведь принципиально необходимо в случае сознательного
включения философии и философов в осмысление, обсуждение
животрепещущей социальной проблематики, на глазах
трансформирующейся и задающей новые задачи.
10

ВВЕДЕНИЕ
В этой книге я решаюсь предложить вниманию благосклонных
и заинтересованных читателей, во-первых, свои написанные в
последнее время, но до сих пор не печататавшиеся работы, которые
посвящены глубоко волнующим меня темам цивилизации,
варварства, глобализации, а во-вторых, также и некоторые ранее
опубликованные тексты по тем же темам, в том числе и созданные более
пятнадцати лет назад.
Что касается последних, то интерес к появившимся еще в
советское время работам может быть и системно-теоретическим, и
историко-философским. В системно-теоретическом отношении
речь идет об идеях, формулировках, концептуальных построениях,
которых я придерживаюсь и сегодня, ибо думаю, что они
выдержали испытание нашим временем, когда и в России, и во всем
мире произошли кардинальные социально-исторические изменения.
Более того: сказанное в них о сути, судьбах цивилизации, как мне
представляется, не только подтвердилось - актуальность цивили-
зационных тем, сюжетов, поворотов, которые исследовались
прежде, неизмеримо возросла. Правда, к написанным ранее
(опубликованным, но ставшим библиографической редкостью, и
неопубликованным) текстам у меня именно сегодня есть дополнения и
уточнения, и в каждом таком случае в книге будет также представлен тот
или иной post scriptum самого последнего времени.
Историко-философский интерес, вместе с тем побуждающий
опубликовать без особых изменений как более ранние тексты, так
и то, что было написано на рубеже веков и в XXI веке, состоит в
следующем. Для истории отечественной философии
первостепенно важным оказалось то обстоятельство, что в 80-х годах XX века
целая группа наших исследователей (я была в их числе) обратилась
к цивилизационной проблематике, которая до той поры пребывала
где-то на краю, на обочине социальной философии, находившейся
под крылом, то бишь под надзором официального марксизма. В его
социальной философии доминировал не цивилизационный, а фор-
мационный подход. Что не случайно: этот подход (и главный
акцент в нем: социализм против капитализма) обосновывал
стратегию и тактику смертельного размежевания, борьбы на
уничтожение одного класса другим, т.е. одной части населения страны и
мира другой его частью, тогда как цивилизационный подход призван
был выдвинуть на передний план принцип единства, целостности
человечества и мирного разрешения любых социальных
конфликтов. Вместе с обострением во второй половине XX века смертель-
11

Введение
ных опасностей, угрожающих всему человечеству, а затем и в
контексте ускорившейся глобализации, цивилизационные аспекты
объективно доказали свою первостепенную значимость. Но чтобы
осознать и выразить это в нашей стране еще в 70-80-х годах
прошлого века, требовались и социальное чутье, и определенная
теоретическая смелость: ведь надо было двигаться против основного
потока официальной и официозной литературы, идеологически
настроенной на волну революций, конфликтов, на борьбу социальных систем,
а не на цивилизованное сотрудничество индивидов, стран, народов и
на преемственность деятельности, целостность человечества.
На эту волну, кстати, были активно, порой агрессивно
настроены и те западные авторы, которые не просто приветствовали, а со
своей стороны идеологически обосновывали, разжигали холодную
войну. Из-за последней было сделано много исторических ошибок,
осложнивших развитие мировой цивилизации и до сих пор
полностью не преодоленных. Еще и сегодня продолжает действовать ан-
тицивилизационная, конфронтационная сторона исторического
развития, которая, увы, всегда присутствовала в антиномиях
цивилизации. А это только повышает современную значимость цивили-
зационного подхода как в теории, так и в социальной практике.
Что касается, в частности, судеб отечественной философии, то
в ней упомянутый поворот к цивилизационной проблематике
сыграл большую роль, ибо он на деле был одним из рычагов
становления в нашей стране социальной философии, философии культуры
нового, исследовательского (а не идеологизированного) типа; он
способствовал преодолению многих теоретических и
идеологических стереотипов, которые сдерживали использование и
дальнейшее развитие исследовательского потенциала, постепенно
накапливавшегося и в этой (самой, пожалуй, идеологизированной)
области отечественной философии начиная с 50-60-х годов XX века.
К слову, отнюдь не случайно, что два материала, публикуемых
в этой книге, были напечатаны в коллективных трудах, выпущенных
к юбилеям B.C. Степина: в теоретическом становлении этого ученого
мирового класса можно без труда проследить путь (парадигмальный
и для мировой философской мысли), приведший его от специальных
раскладок философии науки - через разработку цивилизационных
проблем, проблем философии истории - к новой концепции науки
в контексте исторического развития цивилизации и культуры.
Постоянный интерес к социологии познания, в том числе к
социологии философского познания, подсказывал, что поворот
философии к цивилизационной проблематике определялся как самим
социальным развитием, его тенденциями, противоречиями,
опасностями, так и внутренними линиями развития философии на ру-
12

Введение
беже XX и XXI веков. С углублением центростремительных
исторических тенденций, в последние десятилетия получивших свое
воплощение в начавшейся глобализации, это становилось все более
ясным и явным. Поэтому не только ученые-гуманитарии (среди
них - историки, социологи, политологи и, конечно, философы), но
и политики, общественные деятели, журналисты, литераторы,
словом, люди различных профессий и занятий, в наши дни все чаще
говорят и пишут о цивилизации и цивилизованности. Однако
бросается в глаза и другое примечательное явление, и оно-то меня
особенно беспокоит. Я имею в виду то, что в оживленном и в
целом плодотворном, сегодня довольно богатом конструктивными
идеями отечественном и мировом социально-политическом дискурсе
цивилизационная проблематика и программа тика все лее оттеснена
на задний план. Правда, слово «цивилизация» нередко употребляется,
но содержательные теоретические предпосылки и следствия цивили-
зационного подхода остаются непродуманными и, следовательно, не
примененными. А это представляется неверным как с теоретико-
стратегической, так и с политико-тактической точек зрения.
С точки зрения теоретически обоснованной стратегии
развития России и всего мира чрезвычайно важно осмысливать и решать
коренные, в том числе и вполне конкретные, злободневные
проблемы как общие вопросы современной цивилизации в целом и как
особые, но именно цивилизационные проблемы той или иной
страны. Приведу один пример. В изображении ряда влиятельных
теоретиков и в практической деятельности немалого числа
европейских институций современные проблемы демократии выглядят
так: есть-де центры современной демократии, где демократические
процедуры и ценности имеют характер уже полностью
определенных, ясных образцов, парадигм, которые лишь требуют
перенесения в другие, пока еще не демократизированные страны; миссия
«цивилизованных» стран, их правящих кругов, соответствующих
международных инстанций - просто внедрять эти образцы.
(Излишне доказывать, что эта позиция - сугубо идеологическая,
упрямо и не всегда ловко защищающая интересы, взгляды, подходы
совершенно определенных «центров силы» и влияния, а на деле -
даже не тех или иных стран, а конкретных правящих групп.) Не
говоря уже о том, что средства, методы, пути «внедрения»,
распространения демократии на практике оказываются далекими от
демократических и цивилизованных, в свете цивилизационного
подхода все дело выглядит иначе. Ибо и в специальной литературе, и в
действительно демократическом дискурсе уже признано:
демократические практики, формы, процедуры переживают сегодня,
причем везде, в том числе в так называемых цивилизованных стра-
13

Введение
нах, глубокий, и именно цивилизационный кризис. Это, в частности,
значит, что современная цивилизация уже не смиряется с простым
следованием формализмам демократии, с весьма распространенным и
достаточно легким выхолащиванием демократических форм, а часто
с их превращением в прикрытие, в парадную вывеску для
антидемократической реальности. (Этому вопросу посвящен материал в ряде
разделов данной книги).
Сказанное, разумеется, не предполагает отказа от лучших
традиций и от самих форм, процедур демократии, а лишь то, что в
повестку дня современного развития встает вопрос об общем для всей
цивилизации существенном, парадигмалъном преобразовании
демократии, ее процессов, процедур, ее ценностей, - и
соответственно об усовершенствовании, в соответствии с современными
запросами и требованиями, теории демократии, включая ее
общефилософские предпосылки.
Или другой пример - уже из отечественной социальной
практики. Когда в нашей стране формулируются и решаются
стратегические или тактические, общие или конкретные, злободневные
проблемы и задачи, то их понимание и решение почти никогда не
переводится в плоскость цивилизационных подходов. А неудачи,
так часто постигающие при их практическом решении и
проистекающие именно из цивилизационной отсталости страны, почти
никогда не осмысливаются, не оцениваются в этой плоскости, тем
более не обрисовываются в их системности и целостности. Между
тем в случае выдвижения любой серьезной общероссийской или
региональной программы следовало бы загодя просчитывать
некоторые «цивилизационные коэффициенты», как способствующие,
так и препятствующие проведению в жизнь, исполнению
намеченных программ (в целом по стране, в отдельных регионах или на
местном уровне). Ибо ведь сумма цивилизационных предпосылок
и факторов должна быть определена, «просчитана» даже в первую
очередь. Почему, поясню с помощью очень простого и понятного
примера. Можно - и очень нужно! - поставить на село или в малые
города новые машины скорой помощи, как это, слава богу,
наконец, делается в соответствии с национальной программой
здравоохранения. Но если новым машинам не проехать по сельскому
бездорожью, если они то и дело ломаются из-за ухабов на
типичных улицах российских малых городов, если их будут
обслуживают полупьяные водители или если их будут вызывают, в основном,
к пациентам, отравившимся паленой водкой, то так нужная
программа не достигнет своих важных целей. В предлагаемой книге
конкретнее рассмотрены те стороны ж из неустроения, быта,
сознания людей, которые, по моему мнению, должны
14

Введение
входить в понятие «цивилизационного коэффициента», причем речь
идет как о главных, стержневых его составляющих, так и о «мелочах
цивилизации», которые на деле - совсем не мелочи, ибо от них часто
зависит самое главное. На них - например, на плохих дорогах,
(зачастую в буквальном смысле) глохнет мотор самых существенных,
выстраданных государственных реформ и преобразований.
В начале данной книги будет представлена моя попытка дать
основные характеристики понятия цивилизации. Речь пойдет о
том, что определяет (конечно, по моему мнению и разумению)
исторический смысл цивилизации, то есть саму необходимость,
неизбежность ее возникновения в седой древности человеческого рода.
В этом (но только в этом, а не в каком-то провиденциальном,
религиозно-телеологическом) смысле можно условно говорить о циви-
лизационном «замысле», «телосе» истории, то есть именно о том,
какие центральные общеисторические задачи, функции должна
была и - несмотря на все громадные издержки, откаты,
противоречия, на гибель отдельных локальных цивилизационных
образований - до сих пор все же выполняла человеческая цивилизация.
Ясно, что главные ее цели - выживание человеческого рода,
непрерывность человеческой истории. Имеются и более конкретные
цели, функции, а также средства цивилизации, о которых достаточно
подробно, особенно в их применении к современной цивилизаци-
онной стадии, повествуется в предлагаемой книге. Иными
словами, понятийно-теоретическое осмысление цивилизации входило в
число моих основных, исходных авторских замыслов. Есть
некоторая удовлетворенность тем, что найденные достаточно рано (около
двадцати лет назад) формулировки не приходится менять сколько-
нибудь существенно. Нужны, разве, некоторые уточнения. (При
сравнении с теоретическими формулами, которые предлагают
уважаемые коллеги и которые мною постоянно принимаются во
внимание, я нахожу, что мне, пожалуй, удалось представить более
полный набор и разбор признаков цивилизации.)
По мере развертывания и углубления сформулированной мною
уже к началу 90-х годов (и воспроизводимой в первых разделах
этой книги) концепции цивилизации само время все больше
подталкивало к постановке таких острых вопросов: почему «замысел»,
«телос», т.е. собственно социально-историческое предназначение,
главные ценности цивилизации, реализовались столь
противоречиво, неполно? Наконец, в цивилизационной истории чем дальше тем
больше обострялись главные ее противоречия и возникал вопрос:
почему же человечество, накапливая несомненные достижения,
постепенно решая некоторые на протяжении прежних веков еще не
решенные цивилизационные задачи, в XX столетии пришло, при-
15

Введение
чем впервые в истории, к реальной возможности гибели,
самоуничтожения уникальной цивилизации? Ответы на эти и другие
тревожные вопросы я ищу, как свидетельствуют главы второго
раздела данной книги, в ходе развернутого философского анализа
варварства как оборотной стороны всей, в частности и
особенности, современной цивилизации. Сейчас эта тематика, сколько я
могу судить, достаточно широко признана в ее актуальности. Но
когда сравнительно недавно, в 2005 году, на Всероссийском
философском конгрессе, я сделала пленарный доклад на эту тему, мне
показалось, что многие слушатели так и не взяли в толк: зачем
философам нужно обращаться к этому сюжету, который долгое время
отдавался на откуп исключительно историкам седой древности. Но
время всё расставляет по своим местам. (Например, один из
коллег, выразивший тогда сомнения по поводу акцентирования темы
варварства, недавно сказал мне: его «убедили» современная
работорговля и в особенности бесчинства пиратов у берегов Сомали.)
Особый блок проблем, разбираемых здесь в контексте
проблематики цивилизации и варварства, образуют специфически-
российские сюжеты. Ибо я полагаю, что теоретически верно,
практически важно и ответственно с гражданской точки зрения четко
обозначить, конкретно, нелицеприятно выявить те формы,
следствия веками существовавшей и сегодня все еще сохраняющейся
цивилизационной отсталости России, из-за которых так
затруднено наше движение вперед и без долгосрочной деятельности по
смягчению которых останутся, увы, мало эффективными самые
лучшие, самые благородные программы.
К вопросу о мерах и государственных программах,
реализуемых в нашей стране в самое последнее время. Я впервые публикую
здесь некоторые тексты, написанные мною пару лет назад
{выполнены они были в рамках Программы Отделения общественных
наук РАН). Я еще и потому публикую их без существенных
изменений (добавляя лишь один-другой post scriptum двух последних
лет), что выявляется примечательный факт: предложенные
многими учеными, политиками, публицистами (и сформулированные
также и в моих текстах) общие и более конкретные предложения,
программы именно в последние пару лет стали активно реализовы-
ваться в практической экономической и политической жизни
нашей страны. Что недобросовестно было бы не признать, не
отметить - при обязательном фиксировании нерешенных проблем,
трудностей, противоречий, неудач. И снова же: связь между последними и
именно цивилизационным фоном несомненна - как очевидно и
далеко недостаточное внимание к цивилизационным аспектам решаемых
и еще требующих решения задач дальнейшего развития России в ци-
вилизационном контексте мирового исторического процесса.
1б

Введение
Основные понятия, понятийные каркасы, темы, о которых
последовательно идет речь в данной книге - цивилизация,
варварство, глобализация, ценности цивилизации и их обновление, -
неразрывно связаны друг с другом. Работа над ними, начатая, как
сказано, достаточно давно, продолжается. Продолжается потому, что
она порождена, стимулирована самой жизнью, развитием
современных социальных систем и ныне живущих индивидов, как раз и
составляющих реально существующее, сейчас наличное
человечество. Цивилизация же - именно тот исторический процесс, который,
при всех его противоречиях и издержках, делает важным и тоже
реальным понятие человечества как исторической целостности.
В заключение этого Введения хотела бы отметить, что
предлагаемое в книге исследование принимает в расчет не только ту
литературу, которая в ней непосредственно цитируется. В подпочве,
конечно, залегает моя полувековая работа над историей
философии, особенно над идеями, сочинениями тех авторов, которые в
книге "Рождение и развитие философских идей" (M., 1991)
названы «мыслящими и тревожащимися о цивилизации» (с. II), о ее
проблемах и противоречиях, пусть они еще не употребляли это
относительно поздно появившееся понятие. А ведь тут целая
плеяда великих философов - Платон, Аристотель, Кант, Гегель,
В. Соловьев, Гуссерль и многие другие, кому я посвятила свои
специальные исследования, книги, очерки, статьи. Нельзя не
упомянуть и тех коллег, чьи работы (их темой были проблемы
цивилизации, цивилизованности, ценностных универсалий, культуры,
морали) на протяжении целых десятилетий были и сегодня
остаются объектами моих интересов и внимания. Это О. Дробницкий,
М. Мамардашвили, Ю. Замошкин, Б. Ерасов, А. Ахиезер, М. Барг,
Н. Бромлей, А. Панарин, Н. Моисеев, С. Аверинцев, В. Степин,
А. Гусейнов, В. Толстых, В. Шохин, В. Межуев, В. Кантор, В.
Федотова, В. Терин, Ю. Яковец и др.
Если резюмировать теперь главные интенции и пафос той
работы, которая предпринята в объединенных в этой книге сочинениях,
то в голову не приходит ничего лучшего, чем процитировать не
только не устаревшие, как я думаю, но еще более актуальные слова
из моей книги 1991 года «Рождение и развитие философских идей»
(с. 11): «Противоречия современной цивилизации - ее взлеты и
откаты, ее стремительный бег, невиданное ускорение и вдруг
душные времена, мертвящие зоны застоя, наконец, самый страшный
парадокс: угроза уничтожения цивилизации, и не какой-то
внешней силой, а творениями самой цивилизации и самими людьми
цивилизации, - вот что в конечном счете заставляет в начале нового
столетия и нового тысячелетия высветить именно цивилизацион-
ные[ДЗЙШГ1''ОЦ^е'^Ц^ги бы ГияГ7>7~1
17

РАЗДЕЛ I
ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
Слово «цивилизация», которое сравнительно недавно
встречалось преимущественно в работах философов, историков,
исследователей культуры, сегодня прочно и широко вошло в лексикон
политики, обыденной жизни людей. Когда мы его слышим или
произносим сами, то, конечно, интуитивно подразумеваем какое-то
смысловое содержание. Однако при том поистине
фундаментальном значении, которое оно приобрело в нынешней жизни челове- ./
чества, смутной интуиции недостаточно. Надо идти дальше - к бо- :
лее четкому современному осмыслению цивилизации, выведению
ее «понятия», то есть к выяснению ее существенных черт, проблем
и противоречий, чем мы теперь и займемся. Многое, правда, тут
уже проговорено, пережито, осмыслено. На исходе XX века и в
начале второго тысячелетия во всем мире, в том числе в нашей
стране, споры о цивилизации и цивилизованности порою
выдвигаются в центр широких политических обсуждений. Любопытно,
что подобный же всплеск бурных дискуссий о судьбах и самом
понятии цивилизации произошел на рубеже XIX и XX столетий.
Кстати, именно с XIX века в научно-понятийный аппарат вошло
слово «цивилизация» (его образовали от латинского «civitas» -
община, город-государство). Правда, европейцы стали
спорадически употреблять его еще в XVIII веке.
Однако не стану утруждать читателей информацией о
небезынтересных, но далеких от сегодняшней жизни понятийных,
теоретических спорах о цивилизации, которые велись в истории
человеческой мысли. Ведь ныне, когда развитие цивилизации обернулось
роковым скатыванием к пропасти небытия, философско-теоретиче-
ские размышления о цивилизации уже никак нельзя отделить от
выработки отношения к ней, причем отношения действенного,
помогающего активному усвоению и преобразованию цивилизаци-
онного опыта человечества и цивилизованию нашей собственной
страны. (Эта тематика подробно разбирается во II разделе данной
книги.)
Кажущаяся нам весьма длительной история цивилизации
в сравнении с вечностью космоса и с уходящей в глубь многих
тысячелетий историей становления биологического рода Homo
19

РАЗДЕЛ 1. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
sapiens - лишь краткий миг. Человечество только учится быть
цивилизованным. Относительно кратковременный специфически
человеческий, то есть собственно цивилизационный, эксперимент
пока выглядит уникальным и в ближайшем к нам космосе.
Человечеству не на что опереться, кроме собственного опыта, однако
извлекать из него уроки люди, увы, еще не умеют. Над человеческим
родом тяготеет, часто не пускает его двигаться вперед цепкое
наследие предцивилизационного состояния, которое историки
(используя древнегреческое понятие, служившее для обозначения
негреческого мира, но толкуя его по-иному) назвали «варварством».
(Следуя традициям исторической науки и противополагая здесь
цивилизацию варварству, не стану, однако, вдаваться в такие
тонкости, как весьма условная, подвижная грань между поздними
ступенями варварства - а в Европе это гомеровские времена - и
первыми стадиями цивилизации.) Как в уме и делах отдельного
индивида склонности варвара-«недочеловека» могут побеждать
задатки, формы жизни цивилизованного индивида, так и в истории
целых стран и народов - даже при наличии каких-то высоких циви-
лизационных, культурных достижений- возможны массовые
рецидивы варварства, возможна отсталость, стоящая на грани
одичания, запустения, деградации, обесчеловечения и бездуховности
жизни. Да и в опыте высокоцивилизованных стран, народов,
наций - и как раз в периоды взлета цивилизации - могут длительное
время существовать и даже нарастать варварские, то есть
разрушительные, негуманные, иррациональные тенденции. Это, например,
и случилось, когда технически развитые, цивилизованные страны
не избежали проявления современного варварства - создания и
накопления смертоносного оружия или когда безудержными и
бездумными техногенными воздействиями на природу был
спровоцирован невиданный прежде экологический кризис.
Впоследствии будет подробно показано, что в истории
человечества по крайней мере последних двух тысячелетий, не говоря
уже о «современности» (новом времени, modernity, или о нашей
эпохе), наследственные для цивилизации остатки, рецидивы,
прорывы древнейшего варварства уже не являются самодовлеющими,
а всегда опосредуются механизмами исторически нового
варварства как оборотной стороны цивилизации.
Но если цивилизация столь противоречива, хрупка, столь
обременена рецидивами прежнего и чертами нового варварства, то
стоит ли она того, чтобы ее сохранять и совершенствовать? Не в том
ли судьба человеческого рода, чтобы из-за всех грехов созданной
им самим цивилизации погибнуть на пепелище последнего «страш-
20

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
ного суда» истории вместе с самой историей, словом, исчезнуть в
костре ядерного самосожжения? Вопросы весьма непростые, и
отвечать на них в духе бодряческого оптимизма не пристало.
Однако, что бы там ни говорили апокалипсически настроенные
«провидцы» и непримиримые противники цивилизации (а их было
немало в прошлом, есть они и сегодня), именно ее развитие и
совершенствование внушает надежды. Ведь несмотря на пробы,
ошибки, зигзаги, даже на гибель отдельных (локальных) цивилиза-
ционных образований, развитие цивилизации в целом было и
остается процессом поступательным, кумулятивным, то есть
собирающим, накапливающим, обогащающим человеческий опыт. Оно
было и остается развитием новаторским. И что особенно важно,
развитием пока еще непрерывным. Угроза же самоуничтожения,
нависшая над цивилизацией, проистекает не из-за чрезмерной
цивилизованности, а именно из-за неравномерности, неполноты,
незрелости цивилизационного развития человечества. Надеяться на то,
что это развитие может протекать без противоречий и издержек,
что где-то за ближним или дальним историческим горизонтом
людей ожидают безмятежное «светлое будущее» и только «светлый
путь» цивилизации, - по меньшей мере наивная, а по своим
последствиям и вредная иллюзия. Но не менее опасная иллюзия -
призыв отказаться от цивилизации, вернувшись к некоему
простому, «естественному» состоянию человечества, романтически
наделяемому только привлекательными чертами. Оно, конечно же,
совершенно невозможно. А вот что возможно и необходимо, так это
сделать попытку вывести опыт цивилизации на более высокий, чем
сегодня, более сознательный, рациональный, гуманный уровень.
Такая миссия ложится на плечи сегодняшних и завтрашних
поколений, то есть, собственно, на нас с вами и на потомков людей,
которые сегодня живут на Земле. Для ее выполнения очень нужно
возвращаться мыслью, воображением, переживанием к истокам и
последующим видоизменениям, к самой сути человеческого
цивилизационного опыта. Надобна, следовательно, развитая и
ответственная историческая рефлексия.
Совершая свои деяния в настоящем, сохраняя, реставрируя,
надстраивая и перестраивая дом цивилизации, люди должны
хорошо представлять себе, каковы его фундамент, несущие балки,
устойчивы ли нижние, прежде возведенные этажи. Цивилизацион-
ную работу человечества, используя другой образ, можно
уподобить также и пестованию, взращиванию огромного древа - древа
опыта, познания, деятельности, словом, древа человеческой жизни,
на мощных исторических корнях и стволе которого вырастают
21

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
старые и новые ветви, вызревают разнообразные и все более
обильные плоды. Но случается, что некоторые ветви болеют и
отмирают. А бывают и времена, когда болезни и даже гибель грозят
всему древу человеческой жизни. И все же оно, древо
цивилизации, до сих пор было способно к мощному росту и цветению.
Конечно, не само по себе, а благодаря неустанным творческим
усилиям индивидов, стран, народов. Когда я думаю о человеческой
цивилизации, всегда вспоминаю о созданном скульптором и
мыслителем Эрнстом Неизвестным грандиозном проекте, который и
называется «Древо жизни».
Поразмыслим над тем, какие основные характеристики, черты
присущи человеческой цивилизации, т.е., выражаясь философским
языком, каково ее «понятие».
Цивилизация и цивилизованность
Цивилизация, как уже говорилось,- это прежде всего общее
название специфически человеческого эксперимента, то есть
исторического развития рода Homo sapiens после многовекового
переходного этапа, именуемого историками варварством. При
варварстве человечество уже создает первые социальные (родоплемен-
ные) объединения, но долгое время развивается под
преимущественным влиянием внешних и внутренних (для человека) природно-
биологических детерминант. Цивилизация же означает
усложняющееся взаимодействие не прекращающих своего влияния при-
родно-биологических факторов с социально-историческими регу-
лятивами, возрастающее значение последних в развитии
человеческого рода. Это общее определение нуждается в уточнениях,
которые целесообразно сделать как раз через выведение решающих
признаков цивилизации и цивилизованности.
Прежде чем осуществить это выведение, необходимо сделать
важные предуведомления.
• Те черты цивилизации, которые далее выделяются и
разъясняются, появляются в цивилизованном развитии не сразу и не
одновременно в различных регионах, странах мира. Чаще всего
история как бы вводит и испытывает их на отдельных «площадках»
своего опыта и начиная с какого-либо (длящегося) времени, чтобы
затем вписать в фонд непреходящих структур, особенностей,
достижений, форм цивилизации. Некоторые черты цивилизации -
самые древние, другие - более поздние, и формируются они на
основе самых древних. Но, раз возникнув, и эти вторые становятся
фундаментальными основаниями цивилизации.
22

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
• Поскольку выявляться будут сущностные черты,
характеристики самого понятия цивилизации, следует иметь в виду сложное
отношение всех сущностно-понятийных структур к их
действительным проявлениям и воплощениям в реальной исторической
действительности. Взятые вместе, сущностно-понятийные черты
цивилизации выявляют ее «телос», то есть ее историческое
значение, ее функции в человеческой истории, причины ее
возникновения, развития, длительного существования. Это предполагает,
конечно, что историческое развитие, взятое в целом и на отдельных
этапах, так или иначе воплощает, «реализует» сущностное
определение цивилизации. Но отнюдь не предполагается, что какой-то
отдельно взятый отрезок истории и отдельное формообразование
цивилизации может демонстрировать «чистое», полное, тем более
совершенное воплощение всех данных признаков. Как и все на
свете, цивилизация развивается через отступления, откаты,
противоречия, причем на более поздних этапах истории — вопреки
историческому прогрессизму - противоречий становится не меньше,
а больше, и сами противоречия, коллизии приводят к невиданным
прежде, поистине смертельным опасностям.
Прошу читателей с самого начала учесть, что в моей концепции
понятия «цивилизация» и «культура» и различены, и увязаны друг
с другом. Как именно это делается, будет подробнее сказано
в дальнейшем. Пока же хотелось бы предостеречь против того,
чтобы под цивилизацией понималось, как это нередко делается, все
самое худшее, а под культурой — все лучшее в деятельности
человечества.
Итак, какие сущностные черты исторического развития
целесообразно включать в понятие цивилизации?
1. Цивилизация знаменует ( спорадически начавшееся еще в
условиях позднего варварства) все большее, в тенденции
повсеместное, в тенденции не только на земле, но и в ближайшем космосе,
преобразование материала не тронутой когда-то природы в
предметы и процессы, которые К. Маркс, опираясь на
предшествующую традицию, назвал «второй природой». Человечество,
действительно, как бы удваивает природу, постепенно расширяя свою
преобразующую деятельность. Вторая природа и становится
своего рода визитной карточкой цивилизации как таковой. Но
цивилизация на каждом этапе своего развития к унаследованному от
прошлого и преобразованному предметному богатству прибавляет
нечто совершенно новое, невиданное, так что ее исторические
эпохи также имеют свои особенные опознавательные знаки.
Воплощаются же они в специфике орудий, приспособлений, инженер-
23

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
ных сооружений, средств передвижения, строительства,
архитектуры, искусства, да и вообще в конкретных приметах жизни, быта,
в одежде, облике людей и т. д.
Человечество создает множество неповторимо прекрасных,
уникальных или стандартных, но удобных и нужных предметов,
способных удовлетворять все более разнообразные потребности
индивидов и их сообществ. Однако из горнила человеческой
деятельности появляется и немало дисфункциональных, уродливых,
засоряющих Землю и близлежащий космос, а то и просто вредных
предметов и веществ. Здесь заключена одна из первых
фундаментальных проблем-антиномий цивилизации. Вряд ли можно
надеяться на то, что эта проблема когда-нибудь будет окончательно
решена. Скорее ее можно считать неустранимой, неснимаемой ци-
вилизационной антиномией. Но вот что реально и необходимо, так
это максимально следовать одному из категорических
императивов цивилизации, которые сегодня отстаиваются многими людьми:
при расширении, видоизменении второй природы необходимо
заботиться о достойном человека функциональном, а также
отвечающем критериям красоты цивилизационном предметном
богатстве; человечеству надо учиться предотвращать безудержный рост
во имя роста, двигаясь к малоотходным циклам производства и
повседневной жизни. Иными словами, надо идти вперед, учитывая
исторически изменчивые, но в принципе определимые цивилиза-
ционные критерии разумной достаточности, пользы, красоты и
имея в виду относительную самостоятельность и ценность первой
природы - природы вне человека и в нем самом.
2. Вместе с тем надеяться на то, что человечество с сегодня на
завтра перестанет вмешиваться в природные процессы, было бы
наивной иллюзией. Ибо возрастающее, в тенденции -
глобализирующееся, т.е. охватывающее всю Землю и, по сути,
противоречивое вмешательство человека и человечества в природные
процессы является неотъемлемой чертой цивилизации. В новое время
великие мыслители, такие, как Декарт, с гордостью именовали
человека «Хозяином и Покорителем природы». Сегодня
человечество (но, к сожалению, пока на уровне ценностей, а не в
повседневной практике) отказывается от «господского» отношения к
природе, от ориентации на безудержный рост предметов, материалов
второй природы, изготовляемых из во многом не восполняемых
ресурсов первой природы. Экологические катастрофы, которые мы
зачастую рассматриваем как сугубо современные явления, в менее
угрожающей - неуниверсальной, локальной - форме возникали и в
предшествующей истории человечества. Они были, есть и будут
24

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
тяжкой платой - но вот за что, надо уточнить. Некоторые
полагают, что именно за развитие цивилизации.
Вспоминаю одну из съемок нашего телевидения. Охотник-
эвенк, с горечью оглядывая искореженную, захламленную тундру,
приговаривал: «Это все цивилизация!» И так у Нас думает немало
людей, в том числе и философов. Тут есть своя правда. Однако
правда далеко не вся. Ведь уродует Землю, так сказать, «недоциви-
лизованная цивилизация», оборачивающаяся к природе и к людям
не достоинствами, а тяжкими издержками, элементами варварства
внутри цивилизационного процесса. Цивилизованный же труд -
при его высших взлетах - способен, напротив, украсить и
облагородить Землю. Ведь превратили же крестьяне Голландии,
Швейцарии, ФРГ, Австрии, Канады, США, Японии возделываемые ими
поля в плодородные и цветущие земли. Немало таких
цивилизованных или цивилизующихся мест жизнедеятельности есть и в
нашей стране. В цивилизованных странах прекрасны многие
большие и малые города. Конечно, и в этих странах накопились свои
экологические и другие цивилизационные проблемы. Однако
современный опыт говорит о реальности достижения разумного
баланса между бурным научно-техническим прогрессом и
цивилизованностью жизни. Во всяком случае, он показывает: путь если не
полного устранения (что невозможно), то существенного
смягчения издержек роста и расширения цивилизации пролегает не где-
нибудь, а именно на тщательно проложенной, ухоженной
столбовой дороге самой цивилизации. И уж, конечно, не на ухабах
одичания и запустения.
Становление человеческого рода уже и десятки тысяч лет назад
было связано с использованием и обработкой «даров природы»,
с формированием второй природы. Обмен такими предметами -
тоже древнейшее достояние жизни Homo sapiens. Но только с
определенного времени (на рубеже II и I тысячелетий до н.э.)
совершается переход к особым формам производства товаров, услуг и
обмена ими. Этот переход к достаточно развитому товарному
производству и обмену одновременно и есть переход к новым стадиям
цивилизации.
3. Человеческая цивилизация в прошлом, настоящем и
обозримом будущем имела и будет иметь вид усложняющихся
разделения и интеграции труда, совокупного материального и духовного
производства, направленного на создание, сохранение,
транспортировку, обмен, потребление товаров и услуг, которые и
предназначены удовлетворять растущие потребности индивидов и их
сообществ. Иными словами, развитие цивилизации на долгие века
25

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
становится также и синонимом пусть противоречивого, но в целом
поступательного развития товарных производства и обмена.
Уже в Древней Греции совершается цивилизование
товаропроизводства и товарообмена - древнейших сфер человеческой
жизнедеятельности. Складываются и особые области разделения
труда, и специфические типы социальных отношений,
взаимодействий индивидов, профессиональных и имущественных групп, стран
и народов по поводу создания и обмена товаров. Отношения
между производителями различных видов товаров и внутри одного
производства; связи производителей и покупателей;
производителей услуг и клиентов; управляемых, организуемых и управленцев,
организаторов; производителей, потребителей и посредников
между ними - все эти и подобные отношения, строго взаимные,
развиваются и совершенствуются. А вместе с ними возникают,
видоизменяются изобретенные именно цивилизацией институциональные
и неинституциональные формы, благодаря которым только и
возможно функционирование товарных производств и обмена. Среди
них достаточно упомянуть мастерские, потом заводы, фабрики,
фирмы, товарный рынок, финансово-кредитные, хозяйственно-
юридические службы и т.д.
Товарные производство и обмен, как и все изобретения
цивилизации, носят в себе противоречия, антиномии. Производство
товаров для продажи, обмен ими, особенно после изобретения и
внедрения всеобщего эквивалента, порождают, конечно, культ
прибыли и денег, что обусловливает жесткость, а порой и безжалостность
конкуренции. Но цивилизационные товарно-денежные отношения
заключают в себе и стимулы для плодотворного взаимодействия
людей, для добротного высококвалифицированного труда, для
повышения его эффективности, качества, для развертывания
инициативы, творчества, состязательности людей. И для того, что
Аристотель назвал «пропорциональной», то есть соответствующей
количеству и качеству вложенного труда, справедливостью.
Непреходящий вклад в цивилизование товарных отношений внесла
Древняя Греция. Несколько иной вид товарное хозяйство, рынок имели
в древних восточных цивилизациях, но и там они возникали,
совершенствовались именно как цивилизационные изобретения.
И нельзя забывать, что историческое изменение в европейском
регионе - «греческое чудо» - было в значительной степени
подготовлено существованием развитого товарного рынка в
восточных странах Средиземноморья и интенсивной торговлей между
ними.
Чем дальше, тем больше внимания человеческое общество уде-
26

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
ляет усовершенствованию высших для каждого этапа истории
образцов товарных производства и обмена при непременной критике
издержек товарно-денежных отношений. Не случайно европейцы -
вслед за древними греками и их агорой (рыночной площадью) -
использовали удобно и красиво обустроенные центральные
площади своих городов как Площади Рынка: туда они привозили для
продажи и обмена лучшие, красивейшие свои товары; там
обменивались и производственным опытом, и политическими новостями.
По соседству - опять-таки по примеру греков и их народных
собраний - строили здания ратуш, судов и других политических
институтов государственного и городского управления. Таковы были
исторические корни, которые в наиболее развитых современных
странах сохраняются до сих пор и на которых проращиваются
сегодняшние формы цивилизованного рынка.
Были такие корни и в нашей стране: вспомните хотя бы
знаменитые российские ярмарки, эти своеобразные демонстрации
мастерства производителей и торговцев. Конечно, тут, как и на всяком
рынке, встречались обманщики, жулики, норовящие подсунуть что
похуже и продать как можно дороже. Но ценность добротного
труда, значение хороших, как дорогих, так и недорогих, товаров знали
и у нас. Стоит, правда, предостеречь против слащавой и
необъективной идеализации прошлой истории, и нашей, и европейской. Во
всяком случае оказалась исторически бесперспективной, а потому
потерпела крах господствовавшая в советское время идеология
наступления на товарно-денежные, рыночные отношения - с
попыткой либо насильственно искоренить их, либо подвергнуть
такому преобразованию, которое, как оказалось, противоречит их
сущности, а потому губительно деформирует их.
В нашей стране была сделана попытка, диктуемая
марксистской теорией, устранить то, что я лично считаю первоосновой
развитых товарного производства и обмена, важнейшим из
изобретений цивилизации,- частную собственность. Делалось это на
резонных, казалось бы, основаниях: считалось, что общественная
собственность, еще более древняя, чем частная, и так или иначе
сохранившаяся рядом с частной, должна стать не просто высшей,
предпочтительной, но единственной формой собственности,
особенно на стадии интенсивного, поистине революционного
развития науки и техники. Возникновение и существование частной
собственности в марксистской традиции всегда ставилось в связь
преимущественно с негативными сторонами исторического опыта
человечества - прежде всего с эксплуатацией, господством одних
индивидов, групп, классов над другими. И такой подход, разумеет-
27

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
ся, имеет свои основания. Однако марксизм не учитывал
непреходящее значение частной собственности как формы владения
и формы деятельности, органично связанной со многими
специфическими сторонами товарных производства и обмена, а также с тем
неустранимым для человеческой истории фактом, что реальными
субъектами истории, действительными производителями и
потребителями являются индивиды с их всегда конкретными частной
жизнью и частными интересами. Могут возразить: частная
собственность и в истории цивилизации появилась не сразу; в
некоторых уже достаточно развитых древних цивилизациях она долгое
время не имела ни четких форм, ни первостепенного значения. Эти
уточнения важны. Однако они, по моему мнению, не отменяют тот
бесспорный факт, что частная собственность принадлежит
к числу тех «изобретений» цивилизации, которые (несмотря на
более позднее появление и неравномерность распространения,
использования в тех или иных странах) со временем расширяют,
раскрывают свое именно цивилизационное значение. Тем более что
она - не единственная, а одна из различных форм собственности,
«предлагаемых» развитием цивилизации.
Забегая вперед, скажу: товарные производство и обмен,
частную собственность вполне можно анализировать, что часто и
делается, безотносительно к проблематике цивилизации. Однако есть
существенные резоны в конце концов не только связывать то
и другое, но и трактовать товарные производство/обмен именно
и прежде всего как цивилизационные характеристики. Ибо в этом
случае вскрываются некоторые неотъемлемые черты
цивилизации - в её отличии от доцивилизационных или цивилизационно-
отсталых состояний. Тем самым понятие цивилизации наполняется
проясняющим содержанием. Далее, обнаруживается, что при
применении, скажем, формационного, а не цивилизационного подхода
к товарному производству когда-нибудь да возникает искушение
«отменить» коренные структуры социального развития. И
наоборот: при понимании их как коренных общецивилизационных
признаков можно было бы заведомо осознать, что они, как и другие
общецивилизационные черты и характеристики, неотменимы,
неустранимы. Почему и попытки их
насильственно-волюнтаристского устранения и безнадежны, и очень болезненны для
индивидов, стран, для всего человечества.
4. Изобретя и общественную, и частную формы собственности,
человечество на протяжении истории значительно усложняет,
варьирует и обе эти формы, и их отношения друг к другу. Это
взаимодействие, как и его отлаживание, становится одним из су-
28

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
щественных признаков цивилизации и цивилизованности. И вовсе
не случайно многие сегодня видят выход в плюрализме форм
собственности, в том числе в легализации частной собственности.
Ведь частная собственность была изобретена человечеством
именно при переходе от варварства к цивилизации. И для всего
последующего развития истории, включая современность, она оказалась
весьма эффективной предпосылкой стимулирования энергии,
самостоятельности, предприимчивости, ответственности выбора
и решения, здравого смысла и смекалки, словом, индивидуальной
свободы и разумности человека в производстве, обмене, в
повседневном быту. Она стала естественной, самоорганизующейся
формой обеспечения добротного труда, повышения его
производительности, обеспечения нужного количества и качества
создаваемых товаров и услуг, их сохранности и наиболее успешного
движения к потребителю.
Рожденная цивилизацией, частная собственность на
протяжении дальнейшей истории подвергалась непрерывным
преобразованиям, в том числе и в смысле ее цивилизования, увязывания с
другими формами собственности (общинной, государственной,
кооперативной, общественной), в смысле внутреннего дисциплинирова-
ния, самоналадки. И что очень важно, в смысле ее встраивания в
совместную жизнь людей, приспособления индивидуальных,
частных жизни и интереса к групповым, общенародным,
общегосударственным и международным делам, к иным формам организации
труда и собственности.
Вместе с тем критика неизбежных противоречий, издержек
частной собственности была и остается важным историческим
фактором. Социалистическая идея, даже когда она становилась просто
идеей-отрицанием, играла и играет свою
критически-предупреждающую роль в трансформации частнособственнических
отношений, что убедительно показывает пример некоторых
современных государств, где частная собственность, оставаясь
фундаментом производства и обмена, находится под постоянным вниманием
критически настроенных, в том числе и разделяющих
социалистические убеждения, членов общества. Другое дело история стран,
где, как у нас, социалистическая, коммунистическая идеология
стала мощным оправданием, стимулом для попыток насильственно
упразднить частную собственность и утвердить лишь
собственность общественную (или по видимости кооперативную, которая,
однако, оказалась разновидностью общественно-ничейной
собственности). Эти попытки могли привести лишь к катастрофическим
29

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
результатам. Ведь удар наносился по цивилизационным
первоосновам. А такого история не прощает.
Насильственная отмена частной собственности, стремление
заменить во многом стихийные, но ведь и самоналаживающиеся
механизмы товарных производства и обмена, механизмы свободного
рынка и свободной конкуренции командно-распределительными
регулятивами - вот что, по разделяемому мною мнению многих
отечественных и зарубежных специалистов, стало (не могло не
стать) источником бедственного состояния нашей экономики, тех
ее болезней, которые так или иначе были свойственны ей на
протяжении всех семи с лишним десятилетий советского режима
и которые затем, осложнившись и распространившись по всему
хозяйственному организму, привели к тяжелейшему кризису.
Правда, полностью уничтожить товарно-денежные отношения,
рынок, частную собственность все равно не удалось. Но они были
невероятно, порою абсурдно деформированы, что сегодня нам
хорошо известно. Мы все еще живем и, боюсь, долго будем жить в
условиях диктата производителей над потребителями, сферы
обслуживания - над клиентами. Торговля, хранение, распределение
товаров в советское время превратились у нас в сферы, где
обеспечивались привилегии начальства и где утвердились мафиозный
грабеж, спекуляция и издевательское пренебрежение интересами
покупателей. Рынок существовал у нас, в основном, в виде рынка
«черного» или нецивилизованного, антисанитарного базара, где
спрос всегда опережал предложение, где взвинчивались цены
и где, как и в госторговле, не было и речи о честном и бережливом
отношении к покупателям.
Удивительно ли, что необходимость перехода к рынку
население связало именно с нашими уродливыми реалиями. Оно ожидало
и ожидает - и не без оснований - появления рынка, кооперации,
частной собственности в уродливых же формах, при которых
самое худшее в них (высокие цены, эксплуатация, коррупция) вполне
может, особенно на первых порах, блокировать то, ради чего
рынок и различные формы собственности исторически формируются
и у нас сегодня вводятся. Но ведь у нас нет другого пути, кроме
пусть трудного, но необходимого возвращения на дорогу мировой
цивилизации. Возвращения, конечно, самостоятельного, ибо за нас
наш путь не проделает никто. Что нам способно серьезно помочь
(наряду с прямой материальной и моральной поддержкой других
стран), так это мудрое, лишенное гордыни и спеси изучение опыта
мировой цивилизации, использование ее несомненных достижений,
изобретений, традиций, новшеств. Для нас это означает также труд-
30

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
ное восстановление того лучшего в хозяйственной, политической и
культурной жизни, чем по праву гордилась дореволюционная Россия.
Возвращение на путь мировой цивилизации для нашей страны
есть также движение от тоталитаризма к правам и свободам
человека, к правовому государству, движение к демократии.
Post scriptum 2008 года
В условиях разразившегося в последнее время, но давно
предсказываемого честными и прозорливыми специалистами мирового
экономического, в основном финансового, кризиса неизбежны
атаки на само понятие «рынка» и крушение веры в его регулирующие
механизмы. Между тем, как представляется, сегодня выявились,
во-первых, тяжелые последствия неоправданной веры во всесилие
этих механизмов и их «самостийность», самостоятельность, а во-
вторых - при всех разговорах на эту тему, - отсутствие
эффективной системы регулирования рынка как современного, глобального
или глобализирующегося, т.е. именно общецивилизационного
явления, и в-третьих, вторжение варварских (коррупционных,
мошеннических, спекулятивных) тенденций в рыночные отношения,
что опять-таки взывает к многополярному взаимодействию стран
всего мира, именно интернациональным, в тенденции глобальным
общецивилизационным системным догляду и контролю.
5. Коренная функция человеческой цивилизации состоит в
обеспечении все более свободных, закрепляемых и юридическими,
и нравственными нормами форм совместного бытия людей и в
предоставлении (в тенденции - всеобщих) прав, свобод, гарантий,
возможностей участвовать в решении своих судеб и судеб нации,
страны, мира. Если само по себе «изобретение» норм морали и
права относится к древним временам цивилизационного развития,
то даже и требование всеобщности прав и свобод человека -
сравнительно недавнее достояние человеческой истории. Но с тех пор
как эти принципы бывают приняты, так или иначе, в том или ином
месте реализованы хотя бы частью человечества, они становятся
перспективными структурами всей цивилизации. Высокая
цивилизованность или, напротив, крайняя отсталость страны измеряется
также и тем, сколь широко, прочно укоренены - или, наоборот,
насколько попраны, урезаны, стеснены - такие свободы во всех
сферах человеческой жизни.
Принципы и практика наибольшей свободы для наибольшего
числа людей издавна связаны с демократией. Демократическое
31

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
взаимодействие людей - относительно давнее изобретение
цивилизации. И хотя некоторые предпосылки демократии в виде
различных форм обсуждения людьми проблем их совместного бытия
рождались в древнейшие времена в разных регионах мира, именно
древние греки создали развитую, по меркам их времени уже в
известной степени цивилизованную демократию, причем не только
в политике, но и в экономической и культурной
жизнедеятельности. Вместе с демократией возникли, разумеется, и весьма трудные
проблемы, которые варьируются от века к веку, затрудняют
демократическое развитие, а в некоторые эпохи делают
демократические формы правления исключительной редкостью. Наряду с
демократией человеческая цивилизация рождает также целый набор
иных разнообразных форм, принципов совместного бытия людей,
государственного и общественного управления. Однако сегодня
можно с уверенностью говорить о том, что в процессе изменения
цивилизации развитая и прочная демократия уже выигрывает
историческое соревнование с другими социально-экономическими,
политическими порядками. Другие же формы правления -
недемократические, тем более антидемократические, тоталитарные,
деспотические - подвергнуты строгому суду и осуждению самой
историей. Теснейшая связь цивилизации, цивилизованности и
ненасильственной, все более широкой и необратимой демократии -
тенденция современной истории. Она же подтверждается яркими
страницами истории прежней - например, расцветом полисной
демократии и одновременным цивилизованием всей жизни Древней
Греции.
Однако как раз потому, что путь к демократии, сама
демократическая дорога чрезвычайно трудны и совсем не усыпаны розами,
необычайно важным всегда было и остается сегодня цивилизование
самой демократии. Нам сейчас отчетливо видны опасности, так
сказать, «варварской демократии», через которые народы мира в
своей истории проходили не один раз и которые в нашей стране
тоже всплыли на поверхность в пору в целом плодотворного
процесса демократизации. И все же к концу XX столетия и первого
тысячелетия новой эры человечество накопило, с одной стороны,
столь огромный опыт цивилизованной демократии, что не
воспользоваться им было бы непростительной ошибкой. С другой стороны,
именно в наше время, как я полагаю (в согласии со многими
авторами), в XXI веке обострились проблемы и вызовы, касающиеся
демократии. (Об этом в книге будет говориться специально.)
Цивилизование демократии - лишь часть цивилизационного
усовершенствования межиндивидуальных, межгрупповых, между-
32

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
народных человеческих отношений. И это тоже чрезвычайно
трудная, но и первостепенная задача.
6. Коренная функция человеческой цивилизации состоит в
обеспечении все более свободных, ненасильственных,
добровольных форм совместного бытия индивидов и их свободно же
формирующихся объединений. Тенденции этого воплотились в том, что
даже при самых кризисных состояниях, при самых острых
противоборствах люди учились жить и действовать совместно. Никогда
не исчезавшие из жизни человечества, до сих пор ведущиеся
кровопролитные войны тем более взывают к мирным, то есть более
цивилизованным, отношениям людей. Идеал, норма
цивилизованности - отсутствие войн. Но реальная история не совпадает с
идеалом. Человечество в XX веке прошло через две мировые войны,
истребительные революции, локальные войны, через геноцид и
даже «самогеноцид» целых народов, через атомные
бомбардировки. Окончательно не устранена еще угроза атомного
самоуничтожения. И люди, ужаснувшись современному варварству, начинают
понимать всю настоятельность цивилизованного миролюбия,
высокую ценность прочных, взаимовыгодных мирных соглашений
и договоров, неизбежность взаимодействия и взаимопомощи,
неплодотворность практики обманов, подсиживаний, двойных
стандартов в отношениях как между индивидами, так и между
народами. Цивилизованность, таким образом, чем дальше, тем больше
предполагает необходимость самыми мирными из возможных в
каждый данный момент способами общаться,
взаимодействовать с другими индивидами и народами, разрешать возникшие и
упреждать возможные конфликты.
Развитая цивилизация, обладая перечисленными признаками,
в целостном виде воплощается в способах жизни и поведения, в
повседневном бытии и быте людей, вполне ясно, наглядно
отличаясь от нецивилизованности, разрухи, запустения.
7. Важнейшей особенностью цивилизации и признаком
цивилизованности жизни является то, что индивиды, народы, страны,
неустанно стремясь к удовлетворению растущих потребностей
(потребностей и тела, и духа), делают свою повседневную жизнь
все более обеспеченной необходимыми для их удовлетворения
благами, все более обустроенной, удобной, красивой, комфортной и в
этом (хотя не только в этом) смысле все более достойной человека.
Историческая тенденция состоит не просто в увеличении
средств и возможностей такого цивилизационного благоустроения
и комфорта, а в предоставлении их максимально большему числу
людей.
2 Зак. 2409
33

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
Комфорт - это человечные условия труда, удобные,
оснащенные современной техникой, красивые жилища, широкий выбор
нужных товаров, безупречный сервис, прекрасные дороги,
налаженные средства связи, да и многое другое. И если в ряде стран
Запада и Востока такой комфорт стал или быстро становится
чертой повседневной жизни не только богатых и избранных, а
большинства населения, то российская повседневная жизнь не просто
бескомфортна - миллионы людей лишены элементарных цивили-
зационных удобств. И беда в том, что многие из нас примирились с
этим, не прилагают никаких усилий, чтобы выйти из тупика
запустения. Более того, у нас вольготно чувствуют себя идеологи,
которые, пусть даже проповедуя действительно благородные духовные
ценности, пытаются внушить самим себе, своим читателям,
слушателям, будто духовность нашего народа в том и состоит, что он
способен, даже предназначен терпеть всяческие жизненные
неудобства и лишения.
До боли сочувствуя народу, переживая вместе с ним
унизительные невзгоды антицивилизованной неустроенности и
дискомфортности, хочу, однако, сказать: пока мы в повседневной жизни
терпим все это, пока каждый день трудимся и живем в условиях,
которые наиболее развитые современные нации сочли бы для себя
невозможными, недостойными - до тех пор страна наша, несмотря
на творческие потенции и одаренность ее народов, так и остается
«недоцивилизованной».
И особенно горько то, что за последние десятилетия, когда
деревни, малые и большие города разных регионов и континентов, в
том числе и разрушенных войной стран Европы и Азии, стали
превращаться в ухоженную, в буквальном и переносном смысле
цветущую землю, мы повергли свои огромный край в состояние
повсеместного одичания и запустения. Всюду разрослись свалки -
вокруг предприятий, возле магазинов и частных домов, во дворах
административных и жилых зданий, на окраинах городов и сел,
вдоль железных и автомобильных дорог. Ранней весной, когда
сходит снег и обнажается израненная, испоганенная нами - а кем
же еще? - земля, сердце сжимается от боли1.
1 Я с горечью и болью писала эти строки более пятнадцати лет назад.
Конечно, за прошедшее с тех пор время, особенно в XXI веке, многое изменилось: нет
дефицита товаров, строятся новые, более комфортные жилища; чистыми стали
какие-то улицы городов; появились цветники; ухожены парки и т.д. Но осталось -
а где-то и разрослось - многое из того, о чем в этом тексте говорилось и что еще
более разительно контрастирует с новой роскошью; свалки, нищета, запустение,
одичание целых поселений, ужасающее состояние подъездов наших домов...
В дальнейшем анализе в данной книге вопрос о живучести варварства и его
нетерпимости в современной России будет рассматриваться детальнее.
34

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
Конечно, бурьяны, чертополох на «ничейной», захламленной
свалками земле корнями уходят в саму социальную систему.
И многие из нас поняли, что перво-наперво надо преобразовывать
именно ее. Но тут есть своего рода замкнутый круг, и его надо
разрывать: нам надо перестать превращать родную землю, о любви к
которой произносилось и произносится так много слов, в
огромную помойку. Здесь - задача для всех и каждого: для граждан,
которых у нас, согласно укоренившимся
командно-административным, военно-коммунистическим привычкам, называют
«рядовыми»,- стать нетерпимыми к свалкам, чертополоху,
бесхозяйственности, словом, нецивилизованности вокруг самих себя; для вновь
избранных органов местного самоуправления и
общегосударственного управления - в ближайшее время разработать и
законодательно внедрить такие формы повседневных жизни, быта, отдыха,
при которых цивилизованность, следовательно, обустроенность,
чистота, красота, комфорт были бы нужными, экономически
выгодными, морально престижными, а нецивилизованность стала
бы невыгодной, юридически наказуемой и нравственно
недопустимой. Но, конечно, решающее значение для присущего цивилизации
обустройства жизни имеют те уже названные фундаментальные
признаки цивилизации и цивилизованности, которые связаны с
целостной системой созидательной деятельности людей.
Какого же человека можно назвать цивилизованным в
противоположность нецивилизованным существам, варварам?
Цивилизованный человек - обязательно труженик и созидатель.
Варвар же не просто пренебрегает созидательным трудом, но в
любой момент готов разрушить, испоганить то, что создано
природой и накоплено историей. Цивилизованный человек стремится
овладеть новейшими средствами, достижениями труда, его
организации, наиболее эффективными трудовыми навыками и знаниями,
перенимая, таким образом, опыт других людей. Он обдумывает,
проектирует, прогнозирует, критически осмысливает и постоянно
совершенствует свою деятельность. Пусть он и не владеет
собственно научными и высшими техническими знаниями, но
испытывает к ним интерес и уважение. Варвар ко всему этому по меньшей
мере равнодушен: если он и работает, то по старинке, на уровне
сохи и кувалды. Итак, добротный, эффективный, созидательный,
умный, квалифицированный труд, уважение к труду и гордое
самоуважение к себе как труженику, собственнику - первая группа
признаков, отличающих цивилизованного индивида. Такой
индивид не может позволить себе, пренебрегая первоосновой
цивилизованности, производить никому не нужные или вредные товары;
35

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
не может, органически не способен разбазаривать, пускать на ветер
то, что создано не только его собственным трудом, но и усилиями
других людей. Ибо он уважает, бережет чужой труд и чужую
собственность не менее, чем плоды своего труда и свое достояние.
О второй группе признаков: цивилизованность жизни,
поведения как отдельных индивидов, так и общественных групп
непременно подразумевает уважение к праву, нравственности (нем.
Sittlichkeit - Sitten, нравы) как сумме проверенных веками и потому
закрепившихся регулятивных обычаев, к морали как совокупности
норм долга, ответственности. Словом, цивилизованный человек
и сам право- и законно- послушен, правовменяем, правоответстве-
нен - и ожидает, требует от других людей тех же качеств. Тем
более если другие люди по роду своей деятельности призваны
охранять право, закон, а в случае необходимости на основе Закона
принуждать к их соблюдению. Действительно цивилизованный
человек не станет ввязываться в криминальные дела, вступать в
противозаконные сообщества по доброй воле и предпримет все от него
зависящее, чтобы не сделать этого под влиянием насилия,
принуждения или со ссылкой на правонарушения других людей.
Цивилизованный человек, далее, обходителен, вежлив, готов
оказать посильную помощь тем, кто в ней в тот или иной момент
нуждается.
Ряд отличий цивилизованного человека от варвара связаны с
отношением к свободе, достоинству, ответственности - как своих
собственных, так и других индивидов, стран, народов. Человек-
собственник - понятие, которое долгое время употреблялось с
негативным оттенком. Но тот же опыт истории учит, что
цивилизованный человек - это собственник, наделенный свободой, здравым
смыслом, способностью принимать решения и отвечать за них.
Цивилизованный индивид, особенно в современных условиях,
далее, тяготеет к тому, чтобы быть демократическим индивидом и
членом демократического, гражданского общества, ибо его
гражданская активность есть органическое продолжение, а также
предпосылка свободной и инициативной трудовой деятельности.
Цивилизованному человеку свойственны естественная гордость
за свои нацию, народ, страну, стремление трудом и талантом
служить им. Вместе с тем подлинная цивилизованность несовместима
с некритическим отношением к их истории и современному
бытию, с унижением других наций, народов, с националистической
агрессивностью. Цивилизованный человек осторожно и
ответственно выбирает группы, ассоциации, объединения, в которые
вступает; он категорически и решительно противостоит кровопро-
36

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
литиям, насилию, разрушительным конфликтам. Варвар же вполне
терпимо относится к тому, что у него самого и других людей
отняты собственность, свобода, ответственность. Он испытывает
постоянное желание отобрать что-либо у других индивидов, групп,
народов - для того лишь, чтобы отнятое проесть, разбазарить,
разрушить; он охотно вливается в агрессивную толпу, готов к
кровопролитию; на варваров опираются диктаторские, тоталитарные
режимы, националистические черносотенные движения.
Третья группа признаков, отличающих цивилизованного
человека, может быть отнесена к условиям, в которых он трудится и
отдыхает, общается с другими людьми, а также к стилю его
поведения. Его отличает от варвара, в том числе и от погрязшего в
дикости современного варвара, также стремление и умение
обустроить свою повседневную жизнь: чистота, удобства, комфорт
повседневной жизни нужны ему, как воздух. Конечно,
цивилизованный индивид - человек, и ничто человеческое ему не чуждо,
в том числе и страсти, устремления, которые обладают не только
созидательной, но и деструктивной силой. Но он учится, умеет
сдерживать, «окультуривать» свои нужды и эмоции. Не случайно
еще древние греки так возвеличивали ценность умеренности
потребностей и мудрости поведения; «мера во всем превосходна»,
говорилось в «Золотых стихах» пифагорейцев. Тут своего рода
парадокс. Потребности цивилизованного человека развиты, богаты,
тонки, разнообразны. Но он по крайней мере стремится умерять
их, делать разумно достаточными. У варвара же, напротив,
ограниченные и грубые потребности. Но, представься ему возможность
удовлетворять их, он не знает никакой меры.
Разумеется, нарисовав здесь крупными мазками
типологический портрет цивилизованного человека, я не претендую на
исчерпывающую полноту характеристик. И не претендую на то, что это
портрет, полностью совпадающий с какими-либо реальными
прообразами. (Правда, немало людей в своей жизнедеятельности то
более сознательно, то стихийно руководствуются критериями
цивилизованности.) Хотелось бы подчеркнуть, что только вместе,
в единстве, названные группы признаков отличают и формируют
цивилизованного человека. Ибо, например, добротный труд и
благоустроенность жизни, но без демократичности, свободолюбия
могут уживаться с варварством. Убедительный пример - те
«цивилизованные варвары», на которых опирался фашизм. Свободолюбие
без умения трудиться и благоустраивать жизнь еще не формирует
цивилизованного человека. Кстати, цивилизованные люди живут,
действуют, сохраняют себя также и в странах, которые нельзя от-
37

РАЗДЕЛ 1. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
нести к достигшим высокого уровня цивилизации. А в странах
в целом цивилизованных вполне можно встретить современных
варваров. К тому же процесс формирования, воспитания и
самовоспитания цивилизованного человека, хотя он несколько облегчен
в цивилизованных и сильно осложнен в условиях отсталости,
в обоих случаях весьма непрост. Побеждать в себе варвара
приходится, о чем уже упоминалось, и цивилизованному человеку.
А теперь соберите негативные признаки (употребив те же или
сходные слова с частицей «не»), и получится обобщенный портрет
нецивилизованного человека, который в его крайнем,
экстремальном выражении представит нам варвара, в том числе
современного. Это противопоставление в самом кратком виде уже имеется
в предшествующем тексте; добавить к нему всем нам знакомые
черты и краски не представит никакого труда. Ибо если «варваров»
(в старом терминологическом смысле, означающем анклавы
отставших в своем развитии людей) на Земле, в сущности, уже не
осталось, то современных варваров полно, в том числе в
цивилизованных странах, в самых процветающих городах и поселениях.
Нецивилизованные инстинкты - склонность к разрушению,
агрессии, попранию закона и норм морали - то и дело вырываются на
поверхность социальной жизни, доказывая хрупкость, уязвимость
цивилизационных устоев. А порой целые страны проходят через
периоды болезненных трансформаций, которые способствуют
вынесению на поверхность бытия и даже превращению в своего рода
«нормы» поведения всего спектра антицивилизационных
явлений - криминала, насилия, хамства, бескультурия, аморализма,
пошлости, нагло и откровенно выставляемых напоказ. Как это
бывает, хорошо знаем мы, россияне.
Однако внешняя цивилизованность поведения - при всей ее
желательности - тоже может таить в себе немало внутренних
изъянов. Здесь скрывается существенная проблема.
Цивилизованность индивида, страны, народа, не тождественны
ни высокой нравственности, ни высокой художественной, научной
культуре. Не могу не согласиться поэтому с теми критиками
цивилизации (пример - Ж.Ж. Руссо), которые указали на возможный
разрыв между расширением, усвоением цивилизационных
навыков, знаний и прогрессом нравственности. Индивиды, живущие
в условиях цивилизационного комфорта, совсем не всегда
становятся высоконравственными и высококультурными людьми. И
наоборот, нравственные добродетели каких-то индивидов,
талантливость народа, высота духа и культуры в принципе совместимы с
убожеством, нищетой жизни, с цивилизационной отсталостью
38

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
страны. Отсюда, разумеется, не следует, что высокая духовность
требует примирения с отсталостью. Напротив - чем дальше, тем
больше проявляется и такая закономерность: по мере усложнения
человеческой духовной жизни, все более тесного взаимодействия
различных ее сфер друг с другом и с экономикой, политикой
страны, в связи с необходимостью огромных затрат на прогресс
образования, науки и культуры (а также под влиянием других
факторов) цивилизационная развитость все более становится по крайней
мере предпосылкой, а нередко и мощным стимулом для
укрепления гуманистических тенденций, для создания более человечных,
нравственных форм общения, для расцвета науки и культуры.
Верно и обратное: антицивилизационное запустение тесно сплетается
с пренебрежением к культурному наследию, с падением уровня
образования, отставанием науки, с «остаточными принципами»
финансирования культуры - словом, с тем, что нам знакомо так же
хорошо, как наши материальные неурядицы или антидороги.
8. Культурная, духовно-нравственная компонента
цивилизации - это деятельность по созданию всеобщих идеальных образцов
(по-гречески - парадигм) предметной деятельности и норм,
принципов человеческого общежития и общения.
Такие парадигмы прежде всего вплетены в любую предметную
деятельность и в ней составляют найденные цивилизацией
(транслируемые от поколения к поколению, видоизменяемые или
изобретаемые вновь), доступные всеобщему использованию проекты,
принципы, навыки, знания, которые позволяют наиболее
рационально, эффективно, оптимально (для данного момента времени)
совершать действия во имя достижения какого-либо результата.
Платон приводит такой пример: допустим, что испортятся или
исчезнут все ткацкие челноки. Но люди их способны восстановить,
потому что владеют идеей челнока - знают целевые функции,
технику и технологию его изготовления. Это касается не только
предметных, но и коммуникативных действий, то есть тех, которые
направлены на общение людей. В них также вплетены порожденные
цивилизацией и ею совершенствуемые правила, регулятивы,
нормы разной общности - обычаи, традиции, разрешения и запреты,
нравственные и юридические нормы. С определенного
исторического момента, как раз и совпадающего с зарождением,
оформлением цивилизации, люди обретают способность мысленно,
идеально отделять обще- и всеобщезначимые цели, принципы, нормы,
правила, навыки, смыслы деятельности от ее конкретных
единичных и особенных контекстов, подвергая общее и всеобщее
специальному изучению, видоизменению и совершенствованию. Так
39

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
и зарождается еще в глубокой древности культура как специальная
работа с идеальными, духовно-нравственными смыслами, которая
ведется в предметном материале (глина, мрамор, камень, холст,
краска, бумага, звуки и музыкальные инструменты и т.д.) на
основе изобретенных людьми знаков и форм, выражающих общее и
всеобщее какого-либо вида (языковые, математические, нотные
знаки, символы и т.д.). Иными словами, культурные элементы,
всегда заключенные внутри цивилизационной деятельности,
постепенно дают начало формированию особых сфер культуры как
специализированной деятельности. А она и имеет своей
преимущественной целью работу с идеальным, духовным, в частности
с нормами нравственности и принципами красоты, с этическими
и художественно-эстетическими идеями.
Идеи, ценности, смыслы начинают вести относительно
самостоятельную жизнь - и никакой тут нет идеалистической мистики.
Сфера такого их бытия есть культура.
Конечно, употребление терминов «цивилизация» и «культура»
весьма многообразно. И если кому-то очень хочется, можно
назвать культурой то, что я именую цивилизацией. Случается, что
слово «культура» употребляется в предельно широком смысле.
Тогда, как правило, говорят о «материальной», «духовной»
культуре - а в тенденции, о «культуре» различных сфер, срезов, аспектов
человеческой деятельности. Разговор идет о культуре
производства, общения, правовой культуре и т.д. (В таких случаях
упоминается, обсуждается и многое из того, что у нас рассматривалось под
«зонтиком» понятия цивилизации.)
Цель такого словоупотребления - показать, что деятельность
людей в тех или иных сферах ведется не стихийно, а опирается на
накапливаемые веками и порою обновляемые знания,
рациональные приемы, навыки, осуществляется добросовестно, добротно,
качественно. При этом к культуре в специальном и узком смысле
этого слова такие способы деятельности могут иметь лишь
косвенное и отдаленное отношение. Например, в европейских языках
земледелие нередко называют «агрикультурой»; да и вообще слово
«культура», сходно звучащее во многих языках, историко-гене-
тически выросло как раз из практики обработки земли. (Не будем
здесь вдаваться в интересный вопрос о том, что в данном случае
зафиксирован факт связи цивилизации и культуры через практику
изменения материала первой природы.) Однако крестьяне, так или
иначе владеющие «культурой» земледелия, могут быть достаточно
далеки от культуры в собственном и особом смысле.
40

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
Разобраться в запутанном вопросе о понятийном различении и
увязывании цивилизации и культуры не просто (и здесь я не буду
подвергать его особому анализу).
Различия же в понятийных трактовках не только
многоаспектны, но и по существу непреодолимы. С ними просто следует
считаться. В принципе нетрудно, да и полезно соотносить собственное
словоупотребление с теми, с которыми приходится сталкиваться
в тех или иных работах, дискуссиях. Достаточно учитывать те
резоны, которые приводят определенных авторов именно к их
понятийным определениям. Я кратко упоминаю здесь о своих
резонах различения, и увязывания понятий «цивилизация» и
«культура».
Ранее уже перечислены основные признаки, которые я сочла
необходимым включить в самое общее (в этом смысле
философское) понятие цивилизации; (в дальнейшем, впрочем, в него будут
вноситься новые аспекты и нюансы). Если кто-то обозначит
воспроизведенные мною и названные «цивилизацией» срезы,
измерения совокупной трансисторической реальности человеческой
деятельности словом-понятием «культура», я вполне пойму подобное
словоупотребление. Тем более что его приходится принимать к
сведению как факт, как одно из множества толкований (уже
сведенных специалистами в некоторые типы). Но принять подобное
отождествляющее словоупотребление в свою концепцию я не
могу, и вот по каким соображениям.
Требуется (как это кратко сделано в предшествующем тексте)
различать идеальные компоненты, парадигмы
предметно-практической деятельности человека, человечества и идеальные
объекты, поскольку они становятся целями, формами, результатами
особых типов деятельности. В первом случае считаю
целесообразным говорить о духовно-нравственных, идеальных
компонентах деятельности в контексте цивилизации, во втором -
о культуре в собственном и специфическом смысле.
Такое различение позволяет, во-первых, увязать воедино
цивилизацию и культуру, вывести их из единого исторического корня.
Во-вторых, при таком подходе можно в ходе конкретного анализа
истории демонстрировать взаимовлияние цивилизационных и
собственно культурных факторов в процессах реального развития
человечества. В-третьих, в случаях более позднего появления в
истории каких-то феноменов, областей культуры можно выяснить, на
каких предпосылках, корнях цивилизации, когда и как именно они
вырастали. (Подобное конкретное историко-философское
исследование я провела применительно к древнегреческой философии -
41

РАЗДЕЛ 1. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
сначала оно было опубликовано в 1991 г. в книге «Рождение и
развитие философских идей», а затем, в полном виде, в 2005 г. в книге
«Работы разных лет».)
Полагаю, что слово «культура» - в случае теоретической
заботы о понятийных прояснениях, а не чисто беллетристического
отношения к делу- целесообразно зарезервировать именно за
указанной специальной работой над целями, ценностями,
сущностями, нормами, смыслами (религиозными, нравственными,
правовыми, художественными, научными, философскими и т.д.).
Теперь хочу вернуться к проблеме, о которой раньше было
бегло упомянуто: отождествление цивилизации со всем только
дурным, злобным, пагубным, а культуры - лишь со светлым, высоким
в развитии человечества, не может быть принято на сколько-
нибудь строгом теоретико-понятийном уровне.
И цивилизация, и культура- как и все явления, формы,
результаты, деятельности человечества в его истории - равно пронизаны
противоречиями. Из фиксирования признаков цивилизации ясно,
что речь, с одной стороны, идёт о явлениях, результатах, которые
должны позитивно служить и часто служат целостности,
непрерывности истории, сохранению человеческого рода, а также иным
усовершенствованиям бытия отдельных людей и их различных
объединений. С другой стороны, приходится говорить и о
негативном - о неснимаемых противоречиях цивилизации, которые я
называю её антиномиями, и о таких цивилизационных язвах,
конфликтах, которые с ходом исторического времени уходят в
прошлое или значительно смягчаются. Приходится также иметь в виду
новые, чисто современные цивилизационные угрозы и кризисы
(например, сегодня - впервые в истории - реальную угрозу
тотального самоуничтожения человечества и его цивилизации, о чем
будет говориться в последующих разделах).
Что же касается культуры (если под нею понимать не нечто
абстрактно-идеальное, а действительные сферы реальной
деятельности индивидов и особых групп населения земли), то и её - при
всей бесспорной значимости для человечества высоких
результатов - нельзя однозначно объявлять позитивной областью,
сосредоточием лишь красоты, добра, человечности. И культура, подобно
цивилизации, отнюдь не всесильна- в том, например, смысле, что
не спасает приобщенных к ней индивидов, как не уберегает страны
с высокой и древней культурой от всплесков варварства, от
угнетения и диктатуры, от бедности, отсталости и других социальных
бедствий. Тем более уязвимы и противоречивы «сферы культуры»,
т.е. области, в которых в принципе должны создаваться и часто
42

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
в самом деле создаются высокие достижения, ценности культуры
(религия, искусство, наука и т.д.). Но ведь в них же могут
гнездиться зло, нравственная порча, корысть, пошлость, подделки,
прямая бесчеловечность и т.д. И в этих сферах могут рождаться
средства и цели, угрожающие и цивилизации, и самой культуре.
Наука - это важнейшая область культуры; но именно в ней
родились не только важные идеи, методы, приемы цивилизования
человеческой жизни (продления жизни человека и его здоровья,
парадигмы новейших средств коммуникации, нужной человеку
техники и т.д.) но и созданы идеи, которые способствовали созданию
вооружений, угрожающих самому существованию человечества.
Итак, из-за всего сказанного, а также из-за отмеченного ранее
возможного несовпадения, порою и противостояния
цивилизованности и культуры, предпочтительнее не сливать, а различать оба .-.'
понятия, в то же время не отрывая их друг от друга.
Теперь о главной цивилизационной функции философии.
Человечество проходит довольно длительный путь развития
цивилизации и культуры, прежде чем возникает настоятельная потребность
в вычленении всеобщего как такового, в специальной работе с ним.
На нее и отвечает рождающаяся философия - специфическое
ответвление культуры, сравнительно поздно появляющееся
благодаря корням, стволу человеческой цивилизации и уже довольно
мощным ветвям более древних форм культуры (искусства,
религии, мифологии, литературы). Процесс выделения и обработки
всеобщего для цивилизации также всеобщ: недаром же он -
синхронно или последовательно - происходит в разных регионах
мира. Происходит всякий раз в специфической форме, но и
подчиняясь некоторой необходимой и всеобщей логике. Как именно
вычленяется всеобщее в различных областях духа и какое отношение
к этому имеет философия, можно видеть на примере анализа
древнегреческой философии, когда, например, прочерчивается путь
древнегреческой мысли от отдельных областей прикладной
математики через складывание математически-всеобщего к проблеме
числа, количества, пространства и времени или происходит
движение от повседневной речевой практики греков через специальные
области ораторской, речевой культуры, литературы к проблеме
Логоса как Слова, к философским риторике, поэтике, логике,
к первоначальной философии языка.
Работа над общим и всеобщим - величайшее достояние
цивилизации, а одновременно и форма существования и развития
культуры. В цивилизационном взаимодействии важны все области
труда. Вместе с тем есть основания подчеркнуть непреходящее и воз-
43

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
растающее значение идеального. По форме идеальные результаты
и виды деятельности также исторически единичны, конкретны, ибо
создают их индивиды, неповторимые личности, и рождаются такие
результаты в контексте жизни каких-то стран, наций, в
специфические исторические эпохи. Но по своей сути идеальные, духовно-
нравственные продукты цивилизации и культуры свободны
становиться внутренним достоянием любого индивида и любого народа,
которые пожелают их освоить, осмыслить, использовать,
преобразовать для дальнейших предметных действий или для
нравственного обогащения, художественного наслаждения. Парадигмы,
образцы цивилизации и культуры еще и в том смысле бесценные
всеобщие сокровища, что, будучи однажды добытыми,
изобретенными, они дают любому индивиду и народу как бы спрессованный,
освобожденный от проб и ошибок опыт человечества. И благодаря
этому они обеспечивают цивилизации невиданные по сравнению
с варварством темпы, динамику преобразований, создают
возможность согласовывать и увязывать в общечеловеческое целое
развитие индивидов, поколений, народов.
Умение каких-либо людей, групп, народов, стран, регионов
взять за основу парадигмы цивилизации и культуры, в частности ее
духовно-нравственные образцы; способность отделить то, что в
предшествующем опыте цивилизации создано добротно, прочно,
на века и потому должно быть заботливо сохранено, - это имеет
прямое отношение к сути цивилизации и цивилизованности.
Таковы, например, «вечные» заповеди нравственности, религии (они
относятся, скорее, к культуре), как и формы необходимых людям
предметов - стола, стула, бытовой утвари, крестьянского дома и
усадьбы; формы жизни, быта, одежды и т. д. (они тоже -
достижения цивилизации), от того, что нуждается в коренном
преобразовании. Стремление быстро и без ложной гордыни брать все ценное
в цивилизационном творчестве других народов, не повторяя их
уже обнаруженные, тем более исправленные ошибки; готовность
специально отбирать, обучать, высоко ценить тех людей, которые
наилучшим образом изобретают, преобразуют общее и всеобщее,
то есть особо беречь выдающиеся умы нации и ярчайших
носителей ее совести, - все это тоже относится к критериям
цивилизованности отдельных людей и целых народов. Неспособность же ко
всему этому, напротив, тесно переплетена с цивилизационной
отсталостью. И вот тут опять всем нам есть над чем задуматься, есть
что менять коренным образом, преодолевая зазнайство, спесь,
уверенность в исключительности судеб, миссии, путей развития
страны и нации. Нам дорого обошлись и обходятся антиинтел-
44

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
лектуализм, неумение ценить людей выдающегося ума,
таланта, высочайшей нравственности. У нас, увы, частенько начинают
их «любить» после того, как надругаются над ними, над их
правами и достоинством, доведут до тюрьмы и сумы, высылки,
смерти...
9. Теперь, как бы суммируя сказанное, можно выделить такую
черту цивилизации, которая состоит во всемирно-историческом,
общечеловеческом характере и значении ее опыта.
Процесс развития цивилизации до сих пор был непрерывным.
Цивилизационный опыт человечества в каждый момент
существования может быть уподоблен мощному потоку, в который уже
влились, вливаются и будут вливаться, пока существует
человечество, живительные источники, питаемые деятельностью индивидов
разных эпох и стран. Цивилизаг\ия человечества всеобща в смысле
всемирно-исторического континуума и непременной (хотя и
неравномерной, в разное время неодинаковой) причастности всех
стран, народов, эпох к формированию ее результатов, форм,
словом, к возникновению и обогащению цивнлизационного опыта.
Правда, очаги локальных цивилизаций, в какие-то времена
разгоревшись особенно сильно, потом могли или вовсе исчезнуть, или
ослабеть (впрочем, еще неизвестно, не разгорятся ли эти на время
ослабевшие очаги с новой яркостью). Но никогда еще не затухал
«общий очаг» мировой цивилизации: сохранялось, множилось,
обновлялось предметное, духовно-нравственное ее богатство.
«Общий очаг» (Hestia koine) -понятие, которое древние греки
распространяли на полисную и общегреческую общность,
современное человечество имеет все основания применить к мировой
цивилизации как таковой. Отсюда следует, что исконный
исторический интерес всех народов требует сохранения нашего общего
очага - мировой цивилизации на планете Земля. Но, конечно,
отсюда никак не вытекает, что, скажем, экспроприация чьей-то
частной собственности, грабеж других народов есть возвращение
«своего» или дележ «общего». Ведь исторически, цивилизационно-
всеобщее не может порождаться и существовать иначе, нежели
в единичных и особенных формах - в виде частного, совместно-
группового, общегосударственного, национального,
общенародного достояния. Факты «отчуждения» такого достояния от
деятельности и собственности причастных к их созданию индивидов,
стран, народов - путем насилия, завоевания, противозаконных
изъятий и т.д. - в истории нередко встречались, но они вовсе не
случайно оборачивались социальными катастрофами, состояниями
несвободы, разрухи, застоя.
45

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
Таковы, в моем понимании, основные черты цивилизации и
цивилизованности.
**) В свете споров о глобализации надо ввести ещё одну
проблему . Сегодня в литературе нередко говорится о том, что лишь
вместе с глобализацией впервые возникает- да и то только
формируется - общемировая цивилизация (в других случаях говорится
о возникновении в самое последнее время «мирового социума»).
Перед лицом этой реальной проблемы следует, как я думаю,
при работе над понятием цивилизации сделать дополнительные
уточнения и разъяснения.
Из всего сказанного мною ранее вытекает: внутренняя
тенденция к общемировому единству человеческой истории возникла,
притом объективно и с необходимостью, по крайней мере вместе с
начавшимся формированием цивилизации. Ведь слово
«цивилизация» целесообразно употреблять, как было показано ранее, для
общего обозначения такой несомненно пробившейся тенденции
(отвлечемся от того, какими другими словами и понятиями она
маркировалась до того, как в обиход науки, культуры,
повседневности жизненного мира вошло довольно поздно образовавшееся
слово «цивилизация»). У такого теоретического
словоупотребления есть своя историко-бытийная основа или, выражаясь
философским языком, своя онтология.
Почему обоснованно утверждать, что тенденция всемирности
существовала с самого начала (по крайней мере) специфически-
человеческого развития истории? И что перспектива составить
единый земной мир (при относительной ограниченности
жизненного пространства на планете Земля) была для человечества
объективно-неизбежной, как бы запрограммированной? На эти вопросы
фактически отвечает вся наша книга - также и в той части, где
исследуется (в её противоречивости) индивидуальная программа
человеческой деятельности, начиная с глубокой древности
использовавшая постоянно обогащающиеся всеобщие образцы действия и
мысли.
Здесь можно сформулировать проблемы всеобщности
человеческого опыта лишь максимально кратко. Части человеческого
** Здесь и далее двумя звездочками будут обозначаться более объемные
вставки - post scriptum'bi 2007 и 2008 гг.
46

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
г
рода, постепенно расселяясь по земному пространству, до поры до
времени не знавшие друг друга, не общавшиеся друг с другом, тем
не менее развивались настолько парадигмалыю-сходно, что при
появлении контактов легко перенимали полезное,
функциональное, а потому парадигмальное (впрочем, порою также вредное,
дурное, дисфункциональное). И они вряд ли задумывались над тем,
что практически доказывают и подкрепляют идею «всеобщей
связи» людей, всеобщности форм их деятельности и сознания.
Скажем, начиная с глубокой древности люди, жившие в
приморских поселениях и странах, строили корабли - отчасти по-
разному, но со всей несомненностью учитывая
кораблестроительный опыт других народов. То же наблюдалось при создании всего
мира «второй природы» - в строительстве домов, изготовлении
инструментов, приспособлений, домашней утвари и т.д.
Своеобразие отдельных экземпляров этого предметного богатства
цивилизации в разных частях земли бросается в глаза. Типичный
традиционный дом российской деревни, конечно, отличается от
крестьянского дома других европейских, но ещё больше - азиатских
стран. Такие отличия О. Шпенглер называл «орнаментом»,
справедливо подчеркивая: несмотря на местные различия
«орнаментов», парадигмальный тип крестьянского дома все же сохранялся
по всему миру. Ибо он порождался общей для крестьянского труда
функцией земледельческой, скотоводческой и т.д. работы, а также
складывался под влиянием совместной жизни, общения индивидов
и народов. При всем том, что объективная тенденция всемирности
(в земном смысле - глобальности) человеческой истории
существовала и пробивала себе дорогу объективно, в каких-то формах
предчувствовалась, а затем и рационально осознавалась людьми с
глубокой древности, - при всем этом осознание шло лишь
постепенно, весьма трудно и зависело от множества обстоятельств
общего или конкретного характера. Так, для осознания единства
земного пространства, целостности человечества надо было оставить
позади такие стадии развития, на которых люди ещё не знали, что
Земля- шар, что Европа или Азия, Америка- континенты одной
Земли и т.д. Правда, в составе человеческой культуры как бы
загодя рождались идеи такого «глобального» единства- в чем, как
будет показано впоследствии, особенно преуспела философия, с
самого начала нацеленная на поиск единства всего бесконечного
мира природы, а уже на заре нового времени - на поиск единства
человечества.
47

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
Человечеству ещё предстоит осмыслить всю значимость того,
что человеческая культура вообще, философия в частности и
особенности, на целые века, если не на целые тысячелетия, идейно
опередили современные процессы глобализации или европейского
объединения благодаря хотя бы частичному осознанию и
стимулированию «всеобщей мировой связи» (Гегель) и территорий Земли,
и населяющих их народов, сцепления и парадигмального родства
их дел, всеобщности понятий, категорий, способов мышления и
сознания. Что, с моей точки зрения, подтверждает теоретическую,
в частности, прогностическую эффективность работы с
центральными понятиями всеобщности, всемирности, отнесенными и к
родовому развитию человечества.
Тем не менее в каждую крупную эпоху, например, в Новое
время в обсуждаемых процессах постоянно происходили
качественные изменения.
Что именно изменилось в современную эпоху? Население
многих стран, регионов земли поставлено в ситуацию, когда оно в
массовом масштабе, притом несравненно более сознательно и
целенаправленно, чем когда-либо в истории, и именно в
практическом плане, должно работать (и отчасти уже работает) как
объединенное человечество. Но даже и сегодня осознание этого факта и
признание мирового характера человеческой цивилизации
развертываются лишь постепенно, чрезвычайно трудно, наталкиваясь на
многие препятствия и противодействия. Поскольку история
обретения мирового единства неизменно была конфликтной,
милитаризованной, связанной с многоплановыми различиями, дифферен-
циями, постольку достаточно рано возникшие идеи целостности
человечества пробивали себе дорогу с неимоверным трудом. Что
мы видим даже и сегодня, когда единение человечества в виде
процессов глобализации, единение или сближение стран Европы,
Евразии и т.д. становятся, как сказано, факторами повседневной
жизни, но когда, однако, на первый план куда чаще выдвигаются
(причем также и в теории, в общественных науках) именно
особенности, расхождения, противоборство цивилизаций. Тем не менее
многими данными подтверждается вся справедливость обобщения
Н.П.Шмелёва: «Возникла качественно новая ситуация: начался
процесс формирования мирового социума. Цивилизации стали
превращаться в его составные части, крепко связанные глобальными
культурно-информационными и финансово-экономическими потоками»1.
Шмелев МП. Введение / Россия в многообразии цивилизаций. М., 2007.
С. 10-11.
48

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
Заключая этот предварительный теоретический разговор, не
могу не обратить внимание на одно принципиально важное
обстоятельство. В дискуссиях, связанных с кратко изложенной здесь
концепцией, в советское время не раз приходилось слышать
следующее возражение. Зачем, дескать, нужно выдвигать в центр
социальной философии, философии истории понятие цивилизации,
когда марксизм-ленинизм, говоря о тех же исторических
процессах, явлениях, формах (разделении труда, собственности, товарном
производстве, взаимодействии и взаимозависимости людей,
нормах нравственности и т.д.), в основном обходится без понятия
«цивилизация» или употребляет его весьма редко. Согласна, понятие
цивилизации долгое время было, так сказать, на обочине
марксистско-ленинской теории.
Здесь не место вдаваться в вопрос о значении и судьбах
марксизма, его достоинствах и ошибках . Тем более что это никогда не
было объектом моей профессиональной работы. Воздавая должное
Марксу, вполне правомерно ссылаться на его идеи и
высказывания, ибо Маркс не только марксистами признан одним из
крупнейших мыслителей прошлого. Однако в том, что понятие
цивилизации никогда не было в центре ортодоксальной марксистско-
ленинской философии истории, я как раз и вижу ее изъян. И изъян
не чисто теоретический, а чреватый далеко идущими
практическими и идейно-психологическими последствиями. В центр внимания
марксизм-ленинизм всегда помещал и ценностно, этически
приподнимал, возвеличивал понятия и принципы, которые фиксируют
прерывность исторического процесса (понятие общественно-
исторической формации), резкие, конфликтные, кровавые
социальные взрывы (понятие социальных революций как локомотивов
истории), непримиримую борьбу общественных групп, партий
(понятие классов и классовой борьбы как движущей силы истории),
насилие одного класса над другим (диктатура господствующего
класса), непримиримое противостояние различных социальных
образований, идей, идеалов и принципов (борьба социальных систем,
Этот и последующий (до стр.51) критический в отношении марксизма
текст, опубликованный в книге «Рождение и развитие философских идей», в
основном (за исключением дополнений и post scriptum'oe) был написан еще в конце
80-х годов. При прохождении его в издательстве (тогдашний Политиздат) были
трудности: один из влиятельных редакторов категорически потребовал снять его
как «выпад против марксизма». Я столь же категорически отказалась.
Философская редакция (во главе с В. Кураевым) поддержала меня, а не своего начальника,
и текст был напечатан.
49

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
обостряющаяся идеологическая борьба и т.д.). Никак нельзя
утверждать, что противоположные особенности истории - те,
которые обеспечивали ее непрерывность, единство, всеобщность - не
привлекали никакого внимания марксизма. Но в понимании всей
предшествовавшей истории, объявленной «предысторией», они
отодвигались на задний план, считались подчиненными
«историческим закономерностям», диктующим непримиримую борьбу
классов, а с середины XIX века - борьбу пролетариата, трудящихся
до «победного конца». И только в «подлинной» истории, при
коммунизме, во имя которого, как утверждалось, такую борьбу,
неизбежно оплачиваемую многими жертвами, и нужно вести,
воцаряется, дескать, мир и единство между индивидами и народами. Это и
будет, согласно Марксу, «царство свободы» - взамен прежнего
«царства необходимости».
Мне, конечно, известны прежние и современные трактовки,
авторы которых (как правило, способные и совестливые люди)
стремятся всячески приглушить формационно-революционные идеи
классического марксизма, отвергнуть вульгарные «учебниковые»
варианты советского периода и выдвинуть на первый план крити-
ко-гуманистические идеалы, в которых у Маркса тоже не было
недостатка. (Готова согласиться, так называемый творческий
марксизм, двигаясь именно по такому пути, достигнет обновления.)
Однако со стороны этих авторов было бы недобросовестно не
признать, что философия истории марксизма-ленинизма, в известной
мере реалистично обрисовывая конфликтность истории, различия
и противостояния индивидов, социальных групп, наций, народов,
стран, социальных систем, не по недоразумению, а в силу
определенной и хорошо продуманной идейной направленности меньше
внимания уделяла столь важным сегодня реальным механизмам
непрерывности, единства исторического процесса, возможности
согласовывать интересы людей. А без этого, как я полагаю,
невозможны теоретическое исследование и практическое утверждение
механизмов и перспектив цивилизованного, свободного
взаимодействия людей в прошлой, настоящей и будущей истории.
Именно истории, а не «предыстории», вся роль которой, по Марксу,
в том и состоит, чтобы вымостить дорогу к райским вершинам
«подлинной истории». И совсем не случайно то, что на этой
дороге остались миллионы жертв и искореженные судьбы народов,
а «сверкающие высоты» так и не были достигнуты. Связь между
ориентированной на конфликты философией истории марксизма-
50

Глава первая. ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ
ленинизма, трагически противоречащей некоторым
гуманистическим идеям самого Маркса, и подобными практическими
результатами кажется мне несомненной.
Постепенное осознание столь трагической связи, стремление
найти иной, отвечающий общечеловеческим ценностям подход
к истории привели меня лично (особенно на рубеже 70-80-х годов)
к философско-исторической, социально-философской концепции,
которая основана на понятии цивилизации. Не отодвигая в сторону
реальную конфликтность истории, эта концепция позволяет понять
ее реальную же и исключительно важную непрерывность,
раскрыть механизмы взаимодействия людей, истоки и смысл
общечеловеческих ценностей. Нравственные преимущества такого фило-
софско-исторического поворота тоже представляются
очевидными: в отличие от столь знакомого упоения разрушением, борьбой,
диктаторским насилием (кровавые последствия такого рода
идеологии и психологии преследуют нас и сегодня), цивилизационная
теория естественно стимулирует практику, идеи, настроения
мирно-цивилизованного взаимодействия людей, открывая тем самым
больший простор созидательным тенденциям истории.
Завершая предварительный теоретический разговор о
цивилизации и цивилизованности, оставляю за собой право подкрепить
его в процессе раскрытия основной (заявленной в заглавии) темы
книги интереснейшим, поучительным и сегодня конкретно-
историческим материалом.
Все основные признаки цивилизации и цивилизованности,
выделенные на теоретико-логическом уровне, могут быть
обнаружены и при историческом анализе развития общества, начиная уже
с древнегреческого общества (IX—VIII века до н.э.), но особенно,
конечно, с периода наибольшего расцвета Эллады (VI- IV столетия
до н.э.). Отнюдь не случайно в ту же эпоху возникает (VII век до н.
э.) и расцветает (V-IV века до н.э.) философская мысль древних
греков: любовь к мудрости, которая и раньше отличала этот народ,
постепенно становится особым, весьма разносторонним знанием
и познанием, становится новой формой культуры.
51

ГЛАВА ВТОРАЯ
И СНОВА О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»
И ЗНАЧИМОСТИ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО
ПОДХОДА
(Post scriptum 2007 года)
Предшествующий текст (в основном написанный в конце
80-х годов и напечатанный в 1991 г.), в котором
расшифровывается содержание философского понятия «цивилизация»,
опубликован здесь (с некоторыми дополнениями и post scriptum'aMH) не
только из историко-философских соображений. Правда, и они
важны, так как представляют возможность документировать факт
оформления столь важного сегодня исследовательского цивилиза-
ционного подхода в отечественной философии советского времени
(это тем более существенно, что такие «нюансы» не принимаются
во внимание людьми, склонными малевать одной черной краской
исторический опыт нашей философии того периода). Но главное
для меня - в другом: представленные выше понятийные
определения и примыкающий к ним цивилизационный анализ и сегодня
образуют фундамент моей концепции цивилизации, в том числе и
той ее части, которая последовательно разрабатывалась позже и
презентирована во всех других разделах этой книги. И у меня, как
кажется, есть основания посетовать на то, что даже в философской
литературе, обращенной к теме цивилизации, эта концептуальная
линия, основной смысл которой - прежде всего раскрыть смысл,
сущность, противоречия человеческой цивилизаг/ии как таковой,
т.е. расшифровать именно ее «понятие», не была принята во
внимание. (Возможно, потому, что книга «Рождение и развитие
философских идей» получила определенную известность, скорее, среди
историков философии, чем среди тех, кто, как и я, выстраивал
философскую теорию цивилизации.)
Нижеследующие дополнения и заметки нацелены на то, чтобы
выявить господствующие в литературе (как в философской, так и в
литературе других специальностей) подходы к понятийному
определению цивилизации, а также зафиксировать, обосновать мою
неудовлетворенность положением дел, сложившимся в этой
важнейшей теоретической области.
В общем и целом из изучения литературы напрашивается
суммарный вывод (его я в дальнейшем подкреплю примерами и дока-
52

Глава вторая. И СНОВА- О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
зательствами): понятийное определение цивилизации до сих пор
имеет своим фундаментом и фоном две главные линии
преимущественного интереса: 1) оппозицию древнейшего варварства и
цивилизации, возникшей на исторической почве варварства и из него
(это традиционная область исторического анализа отдаленнейшего
прошлого); 2) исследование конкретных цивилизационных
образований - локальных, региональных цивилизаций (в работах истори-
ков-страноведов, историков-культурологов, а также, скажем,
философов-востоковедов и т.д.). Вторая линия, как мы увидим,
наиболее репрезентативна для научной литературы XX и XXI веков.
Сегодня она особенно популярна в страноведческих и
посвященных проблемам отдельных регионов экономических, политических
и т.д. дискуссиях, которые стали особенно острыми и
интенсивными в контексте процессов глобализации и их осмысления.
Говоря о первой линии, нужно добавить, что во второй
половине XX века исторический интерес к поискам стадий и форм
перехода от варварства к цивилизации уже не был господствующим и
частично уступил место статическим (структурным)
исследованиям. Причина более или менее понятна: эти стадии и формы имели
место в столь глубокой древности, что (все более редкие)
археологические находки позволяли разве лишь строить неверифицируе-
мые гипотезы, а не высказываться об оппозиции «варварство-
цивилизация» со «строгой научностью», которую XX столетие все
больше требовало и от гуманитарных дисциплин. Интерес
исследователей еще и в XIX, но особенно в прошлом столетии все более
перемещался к непосредственному изучению чудом
сохранившихся остатков, анклавов так называемых примитивных обществ.
Этнология, этнография, структурная антропология (как и другие
научные области, включая фольклорно-лингвистическое изучение
таких анклавов) тяготели к превращению в богатые материалом,
доступные для внедрения современных количественных и
структурных методов области «конкретного обществознания».
Характерный образец - идеи, концепции, работы Клода Леви-Стросса и
его последователей. Их я и избираю в качестве примера,
позволяющего показать, как и почему в целых областях по видимости
лишь конкретно-этнографического, антропологического (а по сути
своей цивилизационного) интереса ученые весьма часто избегали
употреблять и прояснять понятие «цивилизация».
Если сам Леви-Стросс хоть редко, но использовал это понятие
(впрочем, не проясняя его и по существу отождествляя цивилиза-
1 См. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1983. С. 10, 230. Далее
страницы по этому изданию указываются в тексте.
53

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
цию и культуру), то последователи и толкователи от него начисто
избавились. (Это видно, скажем, в блистательных статьях наших
выдающихся авторов Вяч. Вс. Иванова или Е.М. Мелетинского,
давших отличный частно-профессиональный комментарий к
русскому переводу «Структурной антропологии».) Фактически и по
существу этнологические, «антропологические» (в смысле Леви-
Стросса) исследования все же имеют отношение к темам
цивилизации в ее различных аспектах - генетическом (ибо на наглядных
для современности примерах могут быть высвечены и те
исторические структуры, которые способствовали переходу от варварства к
цивилизации, и те, которые цивилизация в себя не приняла и не
могла принять), сравнительном (сопоставление конкретных циви-
лизационных образований и обнаружение - в их зародыше,
генезисе - общецивилизационных парадигм), собственно структурном
(структуры цивилизации, в том числе надбиологические
программы индивидов, в их противоречивом генезисе) и многое, многое
другое. Но если все это имеется, как сказано, по сути, фактически,
то сознательно и целенаправленно Леви-Стросс не только не
движется (в известных мне работах) в сторону цивилизационого
исследования, но и активно отталкивается от такого, вообще-то
возможного, исследовательского поворота. Для чего у него есть
достаточно веские причины.
Во-первых, в его произведениях и в рамках интересовавших его
дисциплин исследуются такие общественные состояния, такие
(«примитивные») социально-исторические целостности, в которых
еще нет заметной грани между цивилизацией и культурой в
собственном и узком смысле. Да и сам переход от того, что именуется
«примитивным обществом», даже к первоначальной цивилизации в
них не всегда уже совершен. И Леви-Стросс предпочитает везде
употреблять понятие «культура» (соответственно - «культурная
антропология»), толкуя его в упомянутом ранее широком, даже
расширительном смысле, да и здесь не особенно вдаваясь в
категориально-понятийные размышления и разъяснения. Исследованию
Леви-Стросса - конкретному, дробно-структурному - это, по сути
дела, не мешает. Он и его последователи имели бы определенное
право сказать, что в «гипотезах цивилизации» (выстраивание
которых отняло бы немало сил) они не нуждаются и оттого таковых
«не измышляют».
Во-вторых, преимущественный интерес и акцент всего
исследовательского поиска данного направления состоит, как это четко
формулирует сам Леви-Стросс (указ. соч., с. 20), в поиске
особенностей, самых тонких и мелких различий между описываемыми
образцами, формами сохранившихся остатков примитивных об-
54

Глава вторая. И СНОВА - О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
ществ - с вполне понятной целью: не упустить ни одной частной
детали, - пока они вообще доступны наблюдению и описанию,
пока обступившая эти анклавы более развитая цивилизация не
испортит, не замутит чистоту уникального, самой историей создано-
го исследовательского «эксперимента». Леви-Стросс отмечал, что
«... мы присутствуем при весьма любопытном явлении:
антропология развивается одновременно с тенденцией этих обществ к
исчезновению или по крайней мере к утрате своих отличительных
признаков» (указ. соч., с. 306). И ведь в самом деле надо было
торопиться, описывая именно эти «отличительные признаки»; надо
было оперативно сравнивать оставшиеся примитивные общества
между собой; пока можно было не концентрироваться на их
сопоставлении с развитыми цивилизациями или с цивилизацией в целом.
В-третьих, поиск и изучение различий, дифференциаций, более
чем понятные и оправданные в описываемых случаях, хорошо
интегрировались в одну из главных идейных тенденций XX века, в
его установки, умонастроения, порожденных эпохой войн,
столкновения социальных систем; такая направленность была глубоко
укоренена также и в культуре и поддерживалась пафосом борьбы,
стремлением акцентировать не общее, а особое, различное, не то,
что объединяет, а то, что разъединяет людей разных эпох, стран,
регионов.
В-четвертых, Леви-Стросс, отнюдь не отказываясь от
выявления в ходе своих исследований «общих свойств социальной
жизни» (там же), подобно многим своим современникам, опасался
запутаться в сопутствующей теоретическим генерализациям
«упрощенной» «социальной метафизике» (с. 92), в «тупиках»
отвлеченной философии (с. 93), в лабиринте «широких обобщений» и
«общих мест» (с. 20). Надо думать, создание концепции цивилизации
как таковой представлялось ему движением в подобные тупики.
И все же я хотела бы вернуться к тезису, согласно которому
исследования Леви-Стросса и других социальных антропологов-
структуралистов по крайней мере по сути релевантны цивилизаци-
онному анализу. Кроме того, хоть и редко, сам Леви-Стросс
предполагал возможность такого пути. Проблема естественным
образом возникала, когда исследователь наталкивался на относительно
устойчивые, так или иначе транслируемые структуры жизни, быта,
устроения общих дел в изучаемых целостностях, а также на
некоторые родственные парадигмы культуры. И тогда для их
объяснения все же требовались общетеоретические гипотезы. Так, в весьма
конкретной работе «Симметрично развернутые изображения в
искусстве Азии и Америки» (1944-1945 гг.), зафиксировав
удивительное родство ряда «формальных», непривычных приемов в ис-
55

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
кусстве разных континентов, Леви-Стросс задается вопросом: «Как
объяснить это сходство столь неестественных приемов
изображения в культурах, разделенных пространством и временем?». И дает
такой примечательный и важный для нас ответ: «Наиболее простой
гипотезой является исторический контакт или независимые пути
развития на основе общей цивилизации. Но даже если эта гипотеза
опровергается фактами или если (что вероятнее) она не
располагает достаточным количеством доказательств, то это не должно быть
причиной отказа от нее» (указ соч., с. 230. Курсив мой. - КМ.).
Понятию цивилизации, впрочем, содержательно не повезло не
только в конкретных исследовательских областях, подобных той,
которая только что была рассмотрена, но даже в широкого плана
философско-исторических концепциях XX века, в которых о
цивилизации прямо и по крайней мере формально шла речь. В качестве
примера можно сослаться на учение О. Шпенглера.
Не вдаваясь здесь в обсуждение очень сложных и
многомерных, причем несходных культурологических концепций О.
Шпенглера или А. Тойнби, можно в общей форме констатировать: их
Преимущественный и реальный интерес к изображению цивилиза-
ционных и культурных различий хотя и позволял объединять в
некоторые целостности исторические, территориальные
(региональные) и относительно самостоятельные образования совместного
бытия людей, но не выводил авторов к столь же обстоятельному
исследованию единой общечеловеческой цивилизации. И дело не
только в этом. В работах О. Шпенглера, например, бросается в
глаза не просто разрыв, а - скажу резче - пропасть между
обстоятельностью анализа различных (правда, не всех) типов цивилизации
и легковесным «идеологически-пропагандистским», что ли,
отношением к цивилизации как таковой, даже к самому понятию
цивилизации. Не менее характерно оказавшееся заразительным шпенг-
леровское противопоставление цивилизации и культуры, а если и
их сближение, то только на «смертной линии» («цивилизация» -
это, по Шпенглеру, обозначение вырождения, смертного часа той
или иной культуры). Это не только совершенно особое, полностью
произвольное словоупотребление, но и знак, символ отчаяния,
горького разочарования в западноевропейской цивилизации,
лучше всего выраженное знаковым же смыслом самого заглавия
главного шпенглеровского труда («Закат Европы»); это оправдавшееся
предчувствие близких глобальных бед и последующих катастроф
XX века. Шпенглеровская «парадигма» весьма типична для
литературы XX века, и зарубежной, и отечественной. Энергия критики
и протеста, порожденная вполне реальными и все более опасными
изъянами, противоречиями цивилизации вообще, западной циви-
56

Глава вторая. И СНОВА - О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
лизации эпохи «модерна», т.е. нового времени, в частности и
особенности, в конце концов обратилась против самого исследования
цивилизации и цивилизаций, спутав все карты и сбив все ориентиры
уже и в деле разъяснения исходных понятий, категорий цивилиза-
ционного дискурса. (Подобный ход мысли без труда
прослеживается во многих работах, но уже лишенных шпенглеровских таланта
и энергии). Не говоря уже об «онтологическом» пренебрежении
(на грани ненависти) к самой пусть и противоречивой, но ведь
и единственно данной всему человечеству цивилизации, Шпенглер
буквально заразил гуманитарный дискурс весьма опасной для
теории подменой: вполне оправданная, имеющая давние традиции
и сегодня особенно нужная критика цивилизации (в частности,
европейской) заполнила собой все то поле, где вместе с нею (а в
логико-теоретическом отношении еще прежде нее) должно было
вестись исследование цивилизации как таковой — ее сути, ее
противоречий, перспектив развития. И, конечно же, где надо было и нужно
сегодня вести понятийную, категориальную работу.
Неправильно было бы утверждать, что Шпенглер такую работу вовсе не вел.
Но по сути дела она сводилась к еще одной подмене: понятие
культуры фактически заслонило понятие цивилизации (что
неудивительно при сугубой ценностной идеологизации последнего).
Между тем и противопоставление цивилизации и культуры, и их
отождествление (что имеет место довольно часто, особенно у
культурологов, и что, казалось бы, естественно для их занятий) -
равно ошибочные, по моему мнению, теоретически-объяснительные
шаги.
Поскольку ни в книге в целом, ни в этом постскриптуме не
ставится цель последовательно выписывать этапы и отдельные
образцы спора вокруг понятия цивилизации и ее теоретического
определения, позволю себе от упоминания о Шпенглере сразу
перешагнуть к современному дискурсу. Здесь тоже обнаруживается
характерное противоречие, касающееся именно интересующего нас
здесь понятия цивилизации и цивилизационного подхода.
Литература, к которой я далее (бегло) обращусь, интересует меня не только в
данной конкретной связи. Речь в ней идет о широких дискуссиях
вокруг проблем глобализации (разбираемых в III части данной книги),
причем не собственно в философии, а в других дисциплинах -
экономических науках, истории, страноведении и т.п.
* * *
Я постоянно интересуюсь работами авторов самых различных
специализаций, которые так или иначе выходят к цивилизацион-
ной проблематике, что в последние два десятилетия стимулирова-
57

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
лось поворотом к темам глобализации. Не будучи специалистом,
скажем, в экономике и экономических науках, международной
политике и политологии, страноведении (но с благодарностью
используя профессиональные исследования), я все же вижу,
насколько повысился теоретический уровень отечественных работ и в
перечисленных, и в других специальных областях: он вполне
сопоставим с тем, что имеется в мировой мысли, кстати, постоянно и
оперативно включаемой в контекст российского
исследовательского дискурса. Сошлюсь для примера на книгу «Глобализация и
крупные полупериферийные страны» (М., 2003). По своему
непосредственному, как бы частному предмету она посвящена
современным проблемам стран, которые было принято называть
развивающимися (отвлекаюсь от разъяснения понятия
«полупериферийных» стран, которое - под влиянием школы И. Валлерстайна' -
с 70-80-х годов распространилось в соответствующей литературе).
Среди анализируемых в книге вопросов как будто доминируют
проблемы экономические (большинство авторов - экономисты,
в частности, экономисты-страноведы). Однако на деле,
фактически - и это считаю в высшей степени плодотворным - видна
главенствующая тенденция, заключающаяся в стремлении
экономистов, историков, страноведов построить более общие
теоретические модели, касающиеся глобализации, ее хода, противоречий и
перспектив. Имея в виду отмеченный факт превалирования
экономистов, особенно существенно акцентировать реальную
нацеленность всей работы на преодоление «экономизма» и на включение
в орбиту внимания исторических, социо-культурных,
политических и других измерений и факторов. В своей книге я еще буду
ссылаться на данную работу и другие произведения ее авторов.
Тематике и направленности моих исследований по проблемам
цивилизации и варварства, вместе с тем, особенно релевантен
парадокс, который трудно не заметить (в том числе и в названной
книге). С одной стороны, характерно стремление авторов
противостоять не только «экономизму», но и всякому другому
теоретическому «партикуляризму» в смысле абсолютизации того или иного
узко-профессионального подхода. И здесь попытки
междисциплинарного синтеза особенно ценны. Пример - концептуальные
поиски М.А. Чешкова (автора, которого я уже цитировала в своих
работах), в частности, его попытки построить системное «знание о
развивающемся мире» (сокращенно ЗРМ), используя и синтезируя
См. Уоллерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном
мире. СПб., 2001. Его же. После либерализма. М., 2003. (Имя автора у нас в разных
источниках пишут по-разному.)
58

Глава вторая. И СНОВА - О ПОНЯТИИ .ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
такие научные области, как востоковедение, страноведение,
глобалистика, культурология, наука о развитии, экология, наука о
международных отношениях и т.д. Трудности на этом пути очевидны.
М.А. Чешков прав, когда говорит: «Целостное видение
человечества не может пока опереться и на адекватный ему метод» (указ.
соч., с. 89).
С другой стороны, бросается в глаза, что упоминаемые этим
ученым «цивилизационные исследования» (а они могли бы в
принципе помочь такому «целостному видению человечества»)
берутся и даже мыслятся исключительно в виде «частнонаучных
дисциплин» (там же) - в соответствии с общераспространенными,
к сожалению, употреблением и расшифровкой понятия
«цивилизация» во множественном числе и с направленностью анализа
(исключительно) на различие типов, или, как выражается В.М. Ме-
жуев, «веера» цивилизаций. Без того, кстати, чтобы на понятийном
уровне сначала выяснить суть, характерные отличия, противоречия
и т.д. цивилизации как таковой - соответственно создавая (и
используя) современную целостную теорию цивилизации. В этой
теории, разумеется, должна найти свое место к настоящему
времени разработанная концепция разнообразия, типов цивилизаций,
специфики тех или иных относительно самостоятельных цивили-
зационных образований, целостностей. Но ведь с
логико-теоретической точки зрения разделение (чего-либо, в частности,
цивилизации) на «веер» форм, типов - дело вторичное, возможное лишь
после того, как хотя бы на интуитивном уровне будет определено,
что такое «сама по себе», «по своей природе» цивилизация в
целом. В историческом же движении исследований интересующей
нас проблемы дело обстояло так, что подобной платформой,
точкой отсчета могла стать и фактически стала лишь самая общая
оппозиция «цивилизация-варварство». (Почему некоторые авторы и
сегодня о цивилизации как таковой говорят не больше, чем просто
ссылаясь на такую оппозицию.) А в центре внимания сегодня, как
и раньше, по большей части остаются только различные формы,
типы цивилизации.
Характер такого движения, как бы обратного теоретической
логике (сначала или в основном - типы, дифференция), как нельзя
более отвечает тому, о чем раньше уже шла речь - динамике и
направленности до сих пор протекшей мировой истории, в которой
борьба, рознь, разъединения как бы господствовали над тоже
существовавшими, но всегда пребывавшими на заднем плане
тенденциями объединения, сближения, согласованности интересов,
воль, устремлений отдельных индивидов, социальных групп,
стран, народов, до сих пор если и объединявшихся, то в противо-
59

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
стоящие блоки, которые разрешали свои разногласия посредством
войн и других форм насилия. Эти тенденции, конечно, не только
не исчезли и сегодня, но в чем-то усилились. Как раз в эпоху
глобализации страны, народы, да и целые континенты (пример -
Латинская Америка) в ответ на еще и сегодня господствующие
формы если и не прямо колониального, то все же насильственного
объединения («цивилизования») с особой - вполне понятной,
одной стороной объективного цивилизационного развития
обусловленной - настойчивостью борются за сохранение и даже
приумножение своего цивилизационно-культурного своеобразия. Борются
против всяческой - экономической, политической, культурной -
экспансии, то есть против некоего уравнительного, усредняющего
начала. (Какие в этой борьбе избираются формы, какие, в
частности, идеологии агрессивного религиозного фундаментализма,
крайнего национализма и шовинизма вырастают на поле этого
неизбежного сопротивления - другой вопрос.) Но ведь вторая
сторона объективного исторического развития со всей несомненностью
заключается в возрастающей значимости и все более динамичной
трансляции общецивилизационных структур, в сближении стран,
народов, континентов, в их неизмеримо возросшей
взаимозависимости, в чем, собственно и состоит глобализирующая тенденция
современной мировой цивилизации. Эта тенденция, а также новые
вызовы и угрозы (о них подробно говорится в моей книге) ставят в
повестку дня как вопрос о системном, все цивилизационные
образования затрагивающем кризисе, так и о новых формах, методах,
темпах интеграции человеческой цивилизации. В этих условиях
сосредоточение теоретической мысли, обращенной к темам
цивилизации, преимущественно или исключительно на дифференциях,
дроблениях (как бы они ни были реальны и важны) становится по
меньшей мере односторонним, не отвечающим совокупным
запросам именно современной практики социального развития.
Выразительные примеры оттеснения на задний план (или даже
отрицания) самой возможности употреблять понятие «единой
общемировой цивилизации» дают работы тех авторов, которые особо
акцентируют и, по-моему, абсолютизируют раскол современного
мира, взаимоотчуждение Севера и Юга, развитых и отставших
в своем развитии стран и считают дальнейшую «регионализацию»
главной или чуть ли не единственной тенденцией будущего
развития. Так, СИ. Лунев, специалист по проблемам Индии и других
стран Азии, делает поистине обескураживающий вывод: «Эти
процессы ставят под сомнение перспективы формирования новой
общечеловеческой цивилизации с точки зрения
социально-экономических измерений. К XXI веку также стало все более понятным, что
60

Глава вторая. И СНОВА - О ПОНЯТИИ .ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
биополярный и однополюсный мир не соответствует также и куль-
турно-цивилизационным реалиям и отличиям стран мира. В
последнее время на Юге отчетливо прослеживается тенденция к
отчужденности от многих ценностей европейской цивилизации.
Культурологические факторы, наряду с экономическими и
политическими, определяют регионализацию как ведущую тенденцию
мирового развития, и наиболее вероятен переход мировой системы
именно к многополярному и многоцивилизационному миру, с
усилением интеграции внутри регионов и проявлением противоречий
между регионами - цивилизационными, экономическими,
политическими и иными» .
В этом тексте многое вызывает недоумения. Разве
«регионализация» - это совсем уж новое явление, новая тенденция?
Человеческая цивилизация всегда была «регионализирована». И чем дальше
мы продвигаемся в глубь истории, тем большую степень
«регионализации», даже изолированности, самодостаточности регионов
Земли мы обнаруживаем. Поэтому, когда СИ. Лунев говорит о
регионализации как «ведущей тенденции мирового развития», то это
верно , если иметь в виду всю, а не только современную мировую
историю. Но, во-первых, это одна из двух антиномичных
тенденций - наряду со все большей интеграцией регионов по мере
исторического развития (доказательства чего вряд ли требуются). А во-
вторых, из-за этого-то и остается неясным, почему регионализация
(повторяю, всегда бывшая неотъемлемой чертой развития мировой
цивилизации), какой бы вид она ни приобрела в ближайшем
будущем, должна «поставить под сомнение перспективы формирования
новой общечеловеческой цивилизации».
Возможно, в подпочве рассуждений СИ. Лунева залегает
какое-то иное, мне не известное, определение «общечеловеческой»
цивилизации - такое, в соответствии с которым в ней не должно,
не может быть ни регионализации, ни цивилизационных
отчуждений и конфликтов, ни духовных, идейных, культурных
расхождений, например, острых диалогов о ценностях. Но такой
цивилизации никогда не было и не будет. В само понятие цивилизации
принципиально необходимо включать - в соответствии с реальной
«онтологией» человеческой истории - разнообразие, порой
обособление и даже противостояние цивилизационных
формообразований, целостностей, типов. В этом отношении «многоцивилиза-
ционность» (которую СИ. Лунев почему-то относит к будущему
времени) - сущностное отличие всей истории человеческой циви-
Лунев СИ. Индия в глобализирующемся мире // Глобализация и крупные
полупериферийные страны. С. 172-173. (Курсив мой. - Н.М.).
61

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
лизации, а не только требование (впрочем, несомненное, остро
обозначаемое и переживаемое) нашего времени.
Однако, что уже подчеркивалось, столь же «сущностным»,
определяющим - как для понятия человеческой цивилизации, так и
для ее сугубо современных тенденций - являются упомянутые
процессы растущей интеграции, единства, целостности. Ведь
«цивилизация» как понятие - это, по существу, синоним до сих пор
сохраняющихся единства, целостности, непрерывности
человеческого рода. И сохраняющегося как благодаря разнообразию,
дифференциации (здесь: и регионализации) цивилизационных форм,
так и вопреки конфликтам, борьбе, даже гибели отдельных
локальных цивилизаций. Более того, отдельная, «частная» цивилизация в
каком-либо регионе (скажем, цивилизация майя) могла погибнуть,
но «регион» как крупная цивилизационная единица (например,
латино-американская цивилизация, культура) неизменно сохранялся
(если речь идет об известной нам цивилизационной истории).
Другое дело, что описываемые СИ. Луневым противоречивые
явления (отчужденность, недовольство, попытки тех или иных
кругов каких-то стран создать некий подвластный им однополяр-
ный мир), действительно, имеют место и в принципе будут
существовать и далее. Однако такие попытки сегодня не только не
увенчиваются успехом, но и встречают растущее сопротивление.
Главное, что сопротивление имеет место именно благодаря
объективному характеру мировой цивилизации {единство только при
разнообразии) и благодаря тому, что эта суть цивилизации сегодня все
более осознается нашими современниками в разных частях света.
Я бы хотела обратить внимание на то, сколь интересно и четко
именно сопряжение - трудное, противоречивое - общецивилиза-
ционных и специфических (для страны, региона) тенденций
современного развития демонстрируется, прочерчивается в
рассматриваемой книге на примере Китая (в статьях А.И. Салицкого,
В.В. Михеева, В.Г. Гельбраса; см., например, в статье В.В. Михе-
ева анализ нового «компромиссного мышления» как теоретически
и практически принимающего в расчет обе отмеченные тенденции,
компоненты цивилизации -указ. соч., с. 211).
**) Итак, понимая всю историческую обусловленность
акцентирования в страноведческих анализах не просто различия,
своеобразия отдельных цивилизационных образований, но и их
противостояния (иногда- остро конфликтного), я хочу снова обратиться
к понятийным аспектам. И при этом сначала опять буду опираться
на специальную (страноведческую, регионоведческую)
литературу, чтобы затем перейти к литературе философской.
62

Глава вторая. И СНОВА - О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
А. Хочу поставить вот какой вопрос: когда в этих сочинениях
проводится различение цивилизаций и говорится об их
противостоянии, то внутри чего или на основе чего это делается? Ответы
словесно разные, но по существу и обязательно, пусть не
актуально, а потенциально имеет место или должно иметь место указание
на некоторую - пусть не всегда актуально, а потенциально
обретаемую общность - притом всемирного характера. Так, известный
современный автор И. Валлерстайн (не раз упоминаемый в моей
книге), анализирует, подобно многим другим., конфликт «Севера и
Юга» в рамках «современной миросистемы» . В подобных
попытках бросается в глаза теоретическая двойственность. С одной
стороны, соотнесение отдельных, специфических цивилизаций с чем-
то целостным, все их охватывающим, - совершенно необходимый
и теоретический, и практический момент. Когда мы говорим,
думаем о той или иной стране, её культуре или цивилизации как
особой, своеобразной, то (актуально или потенциально) не можем не
иметь в виду иные подобные же, а значит тоже относящиеся к
некоторому целому образования. С другой стороны, восхождение
мысли к целому в какие-то «моменты» анализа может иметь чисто
«отсылочный» характер: отсылают к чему-то всемирному, далее не
определяемому специально. Кроме того, некоторым
промежуточным звеном и суррогатом (в объяснительном отношении) всеобщей
целостности могут служить не всеобщие, а тоже особые (но более
общего, уже конгломеративного характера) понятийные
образования. Это, например, имеющие геополитическую окраску, но по
природе своей уже полисодержательные единства: «Запад»,
«Европа», «Север» и «Юг», «Евразия», по существу или фактически, в
прямом определении воспринимаемые как конгломеративные ци-
вилизационные образования («евроатлантическая цивилизация» -
Валлерстайн, op. cit., С. 93; «макроцивилизации» - Анвар Абедель-
Малик2).
Наиболее точной как с теоретической, так и с практико-
исторической точек зрения- коль скоро речь идёт о
взаимодействии цивилизаций, о «межцивилизационном диалоге»- является,
конечно, отсылка к единой, глобальной для планеты Земля
общечеловеческой цивилизации. Так, М. Титаренко в статье «Россия
и Китай: роль в межцивилизационном диалоге» справедливо
отмечает: «Все цивилизации включают некоторые общие компоненты и
нормы, которые обеспечивают выживание человеческого рода.
Валлерстайн И. Геополитические размежевания в XXI столетии // Альманах
«Вызовы XXI века». Вып. II. М., 2006. С. 136.
2 См.: Тимофеев Т.Т. Цивилизации и мировое развитие // Россия в
многообразии цивилизаций. Ч. 1. М., 2007. С. 30.
63

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
Вместе с тем, каждая цивилизация и каждый этнос вкладывают в
свою цивилизацию свои особенности, которые наиболее
оптимально позволяют адаптироваться к естественноисторическим
условиям развития, местоположению и окружению того или иного
социума. С этой точки зрения многообразие систем культурных
ценностей является условием выживания и развития
общечеловеческой цивилизации» . Так вроде бы, «по идее», должно быть.
А как обстоит дело на самом деле?
Внимательно изучение материалов частно-научного и
междисциплинарного поиска в свете употребления в нем понятия
«цивилизация» приводит к следующим выводам.
Чаще всего и плодотворнее всего это понятие употребляется
вместе с каким-либо локализирующим прилагательным
(«европейская», «китайская» и т.д. цивилизации), т.е. имеются в виду
разные цивилизации, взятые в единственном или во множественном
числе. Правда, и к этому спектру понятийного использования
можно сделать критические ремарки. Например, о том, что в таких
случаях понятия «цивилизация» и «культура» становятся почти
неотличимыми друг от друга. До поры до времени это не беда, ибо
оба понятия достаточно хорошо работают там, где цивилизацион-
ные и собственно культурные сферы мало отличаются друг от
друга - когда они вырастают из единого корня, (пока) мало
дифференцируются или, наоборот, столь развиты, что тесно
взаимодействуют друг с другом. Хотя различение двух аспектов, а не только их
объединение равно необходимы, всё-таки и при недостаточной
различенности «цивилизация» - в данной плоскости
словоупотребления - является понятием, довольно эффективно работающим.
В силу сказанного, философам весьма полезно опираться на
специальную литературу именно для осмысления специфики того или
иного цивилизационного образования: здесь именно
специализация способствует глубокому содержательному наполнению
тезисов о непреходящем значении особых, даже уникальных,
складывавших тысячелетиями цивилизационно-культурных отличий этих
историко-социальных общностей.
Б. Но когда и если предпринимаются попытки (а их в наши дни
приходится делать все чаще) осуществить сравнение,
сопоставление именно «по оси» цивтизациоппых характеристик, дело
обстоит куда хуже.
Хуже потому, что, во-первых, речь опять чаще всего заходит об
особенностях культуры, тогда как важные цивипизационные харак-
Титаренко М. Россия и Китай: роль в межцивилизационном диалоге /
Альманах «Вызовы XXI века». М., 2006. С. 111. См.: там же. С. 116.
64

Глава вторая. И СНОВА - О ПОНЯТИИ -ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
теристики остаются в тени. Во-вторых, при таком подходе
выделенные как будто бы цивжизационные особенности (одной или
двух цивилизаций) именно специфическими особенностями-то не
являются и вполне могут быть приписаны другим (отдельным или
региональным) цивилизациям. Так, когда М.Титаренко в
процитированной ранее очень интересной статье выделяет- в качестве
родственных особенностей китайской и российской цивилизаций -
масштабность или многоликость, то ведь те же черты, скорее
всего, можно обнаружить во многих цивилизациях, возникших на
территориях больших стран (скажем, Индии и других крупных
стран Азии, США и др.). Правда, добавляются и другие
характеристики интересующих его двух цивилизаций - Такие как
самодостаточность, готовность к взаимодействию, диалогу между собой и с
другими цивилизациями. Но «самодостаточность» всегда была
весьма относительной, а интерес к диалогу Китая с другими
культурами сам же М. Титаренко обсуждает с упоминанием о
«тысячелетиях китаецентризма». И в российском опыте то и дело вступали
в действие тенденции закрытости, а то и изоляционизма. Те черты,
которые причислены к особенностям российской цивилизации -
геополитическая распростертость по широкому пространству, кон-
тинентальность, размещенность на евразийском субконтиненте, -
действительно существуют. Но они тоже не такие уж «особенные».
Главное, другие социальные общности со сходными
географическими, климатическими условиями порождают, как известно,
другие устойчивые цивилизационные характеристики.
А вот когда М. Титаренко пишет о российской цивилизации
так: «геополитическая распростертость по широкому пространству
с суровым климатом, земледелие в экстремальных условиях
цивилизации, неблагоприятные, порой экстремальные погодные
условия для земледелия, где обеспечение комфорта и процессы
урбанизации требуют колоссальных усилий и затрат»', - то это уже
начало цивилизационного разговора. Однако только начало, потому что
здесь пока сказано лишь об особой сложности природных условий.
Китайцы, впрочем, тоже осваивали и осваивают «распростертые по
широкому пространству территории» с отнюдь не райским
климатом... Но вот как в Китае или России складывались и сегодня
формируются формы цивилизования страны? Ответы на эти вопросы,
требующие держать в памяти и сопрягать историю и
современность, показывают, как я думаю, важные специфические
особенности - именно особенности - той и другой цивилизаций. Например,
в Китае это (весьма не сходный с российским) высокий трудовой
1 Титаренко M. Op. cit. С. 114.
3 Зак. 2409
65

РАЗДЕЛ [. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
этос основной массы населения: существенно различно у нас и у
них отношение к дисциплине труда и государственной жизни;
различны действенные, работающие традиции и многое другое, что
мы хорошо чувствуем, когда сегодня осмысливаем экономический
взлет ещё недавно нищего Китая и понимаем, что при
возможности экономического подъема России реалистично задействовать не
«китайские», а наши цивилизационные возможности, и
нивелировать то, что китайской цивилизации (именно цивилизации, а не
культуре) почти не свойственно.
А если и когда обнаруживаются черты общности- например,
многотрудность крестьянской жизни, историческое отставание в
деле «обустройства» деревни и т.д., то это говорит об общности
глубинных цивилизационных корней и судеб больших
человеческих единств. Все это, конечно, отдельные ремарки как
приглашение к более основательному разговору и о цивилизационных
особенностях, и о цивилизационной общности стран, народов,
регионов. Среди цивилизационных черт должны, разумеется,
фигурировать и те, которые касаются упоминаемого у М. Титаренко и
действительно цивилизационного качества— расположенности,
открытости (или, наоборот, закрытости) для диалога с другими
цивилизации. Вот только однозначное выделение в китайском,
соответственно — в российском, цивилизационном опыте (даже и
сегодняшнем) исключительно моментов готовности, открытости к
международному диалогу представляется, увы, большим
преувеличением...
В. С теоретико-методологической точки зрения трудности, по-
моему, снова же вырастают из того постоянно акцентируемого
в моей книге факта, что и в философской, и в специальной
литературе проявляется отмеченное мною ранее сугубое невнимание
к работе над понятием мировой цивилизации как таковой. Правда,
человеческое познание (что показал уже Кант) работает так, что
при освоении тех или иных «спецификаций» общее родовое
понятие как бы присутствует, все же функционирует, - по крайней мере
интуитивно, по крайней мере в виде образа (или «схемы» - в кан-
товском понимании). Мы умеем обращаться с конкретными
предметами или существами (стульями, столами, домами, людьми,
кошками, собаками и т.д.) именно благодаря тому, что нечто знаем
об этом роде предметов или существ, т.е. на каком-то уровне или в
какой-то форме пользуемся общим понятием. Любое суждение
предполагает этот процесс. Мы видим издали движущийся
предмет и при его приближении говорим, что это автомобиль, т.е.
относим предмет к классу автомобилей как таковых, имея о последних
какое-то представление. (Строгие определения, уточнения общего
66

Глава вторая. И СНОВА- О ПОНЯТИИ .ЦИВИЛИЗАЦИЯ....
понятия в большинстве случаев практической жизни и даже теории
не так уж и обязательны.)
Подобным образом обстоит дело даже и в теоретических
разговорах о цивилизациях. Говоря о специфике цивилизаций, мы
работаем в поле особенностей, в поле более конкретного, имея какие-
то (проясняемые или не проясняемые) представления о мировой
цивилизации как таковой. Даже и непроясненность до поры до
времени может не препятствовать выявлению особенного. Однако
ситуация, сложившаяся именно в конце XX-XXI вв., имеет
коренные отличия. Тенденции глобализации как раз и означают, что
начинается практическая (и настоятельно требуется теоретическая)
работа также и при работе над всеобщим, даже преимущественно
над всеобщим, причем как в «поле» реальных цивилизационных
процессов, так и на плоскости общих понятийных проблем
цивилизации. Уже говорилось о том, что всеобщее понятие
цивилизации, редко встречающееся не только в специальной, но и в
философской литературе, по большей части остается почти не
работающим понятием - отсылкой, понятием-«отговоркой». Это
отнюдь не случайно и имеет свои последствия.
Г. Одним из довольно распространенных последствий является
инерционное акцентирование различий даже там, где по
содержанию уже довольно массовидно отстаиваются общецивилизацион-
ные требования. Один пример: в современной литературе (которую
я, в отличие от философской, называю специальной) часто говорят
о конфликтном противостоянии (цивилизаций, культур,
ценностей), символизируемом форумами в Давосе и Порту-Алегри.
Риторика противостояний и различий, через которое пробивается
несовпадение интересов отдельных стран, их хозяйственно-
политических элит, действительно, налицо. Однако в цивилизаци-
онно-ценностном отношении - т.е. с точки зрения
принципиальных требований, критериев, ответственно формулируемых
социальных задач, критических суждений - обнаруживается немало
общего. Но искать его в броской риторике наиболее воинственных
ораторов обоих форумов почти безнадежно. Другое дело - та
сторона документов, речей, «манифестов», где формулируются цен-
ностно-цивилизационные вызовы эпохи. Ибо даже и
воинствующие критические экстремы, которые считаются выражением
ценностей «Юга», подчас находят активную поддержку в
цивилизациях «Севера». Против чего, например, борются в Порту-Алегру?
Там оппонируют претензиям США на однополюсно
«империалистическое» доминирование, критикуют современный мировой
капитализм и коренные издержки глобализации и т.д. Но разве не
о том же (пусть на более сдержанном, взвешенном языке) говорят
67

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
в своих резко критических выступлениях защитники европейского
единства, глашатаи европейских ценностей? (В соответствующих
главах данной книги этот спектр критики будет проанализирован
подробнее.) То же можно сказать о критике - и в Порту-Алегру,
и в европейских дискуссиях - неолиберализма, секуляризма.
Считаю, что эти и подобные критические инвективы вообще неверно
считать проявлением исключительно межцивилизационного
размежевания. На деле здесь скорее находит выражение внутрициви-
лизационная критика и самокритика- и не столько
самокритика духовного багажа западной цивилизации, сколько стремление
преодолеть кризисные издержки развития мировой цивилизации
как таковой, которые имеют место и в цивилизационной практике,
и в областях духа (в частности, в сферах ценностного
самоосмысления).
Если подойти к делу именно так, то понятие мировой
цивилизации будет наполняться содержанием и станет работать более
активно.
Не менее, а возможно, и более важно то, что в таких случаях
можно эффективно противостоять опасным играм с
риторическими формулами вроде «конфликта» или даже «войны цивилизаций».
Ибо в общепонятийном, теоретическом смысле понятие «войны
цивилизаций» по крайней мере противоречиво, если не
бессмысленно. Ибо к сути, «телосу» цивилизации принадлежит, что ранее
подробно обосновывалось и выписывалось, сохранение
человеческого рода и постепенное расширение его единства. Могут
спросить: а как быть с войнами, которые (о чем тоже говорилось и
будет говориться) до сих пор были неотделимы от развития
цивилизации, а в XX в., т.е., казалось бы, на пике этого развития,
превратились в мировые войны? На этот вопрос в данном контексте я
ответила бы так: надо прежде всего (на основе ответственного
анализа) показать, что они никогда не были и по самому существу не
могли, не могут быть, в том числе и сегодня, «войнами между
цивилизациями».
Далее, из анализа самого существа понятия мировой
цивилизации вытекает: хотя войны до сих пор сопровождали цивилизаци-
онное развитие, они были и часто верно осознавались,
определялись как антицивилизационные явления, как наиболее явные,
массированные выбросы варварства. И когда в прошлой или
современной истории война принимала внешнюю форму «расчетов»
между особыми цивилизационными образованиями (что, кстати,
стрясалось не так часто: две мировые войны были, в основном,
европейскими), то ведь реально «воевали» между собой не
цивилизации и не страны, а достаточно конкретные социальные силы.
68

Глава вторая. И СНОВА- О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
Скажем, в борьбе колоний за свое освобождение шла война между
какой-либо колониальной державой и какой-либо территорией,
имевшими, правда, свою цивилизационную специфику. Однако со
всей четкостью то была борьба вокруг конкретного пересмотра
отношений господства-подчинения тех или иных стран, а не
вокруг проблемы различия цивилизаций. Более того, фоном для
такой борьбы становились уже осуществившиеся процессы усвоения
опыта другой цивилизации, а также опыта пусть противоречивого,
болезненного, однако реального взаимодействия цивилизаций
(европейских и азиатских, европейских и африканских,
европейских и латиноамериканских и т.д.). И, в сущности, идеологии
освобождения (что может быть показано на конкретных примерах)
включали в себя не только акценты борьбы той или иной
цивилизации за свою специфику, но и апелляции к достоинству, ко
всеобщим свободам, нравам индивидов и стран, т.е. апелляции к об-
щецивтизационнымустоям и ценностям.
Да и вообще в наше время важно делать практические выводы
из реального и очень простого, можно сказать, банального факта:
такие целостности, которые имеют в человеческом сознании чисто
объединительный характер (страна, союз стран, континент,
цивилизация и т.д.) и привычно наделяются способностями как бы
реально действовать, на самом деле, что вполне понятно, фактически
действовать никак не могут. Это относится и к определению сил,
которые действительно ведут войны. Когда говорят: «война между
такими-то и такими-то странами, блоками, союзами», то имеется в
виду, что в определенные исторические периоды совершенно
конкретные социальные силы, инстанции, а реально - определенные
индивиды, инициировали, развязали (или не смогли предотвратить)
войну, в которую (чаще всего отнюдь не по своей воле) пришлось
включиться, причем в качестве реальных, а не виртуальных жертв,
достаточно большим массам населения. Так, не США как страна,
как народ в целом ведут сегодняшнюю войну в Ираке. Её
развязали определенные социальные круги и индивиды. Кстати, в
современных условиях подчеркнутый неопределенный термин
«определенные» может быть очень конкретно, «авторски» расшифрован,
как могут быть по именам названы те, кому пришлось стать
пушечным мясом в этой бессмысленной войне. Протесты больших
масс населения, как и поддержка войны все еще немалым, но
естественно уменьшающимся, по мере накопления потерь и проблем,
числом американцев свидетельствуют по крайней мере о расколе
народа в отношении к войне. И конечно, отнюдь не западная
(христианская) цивилизация, к которой обычно причисляются США,
69

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
воюет в Ираке с мусульманской цивилизацией, как утверждают -
неверно и безответственно - иные авторы.
Всего выгоднее это, кстати, идеологам войны: они привычно
апеллируют или только к «западным», или лишь к мусульманским
ценностям. То же можно сказать о терроризме, сегодня
идеологически опирающемся на риторику о специфике «мусульманского
мира», его верований и обычаев. Нетрудно показать (что вполне
профессионально делается в литературе): и в США не вся страна,
а определенные, во всяком случае без большого труда
определимые, силы для оправдания военных действий неизбежно наносят
удар по «западным», а лучше сказать, общецивилизационным
ценностям, принципам, конкретным устоям современного
международного права (правда, умеют громко, на весь мир к ним
апеллировать, когда это им выгодно). И в противоположном военном лагере
акцентируются, а то и просто приписываются исламу те черты,
которые противоречат общецивилизационным его акцентам,
несомненно присущим ему как одной из мировых религий.
Характерно, что термины, подобные «войне цивилизаций», по
большей части вбрасываются в массовое сознание из
идеологических споров и концепций, а распространяются средствами
массовой информации. Иной раз их «предлагают», как само собой
разумеющиеся, ученые из тех или иных дисциплин, например,
политологи или социологи1.
Исходя из социально-профилактических, по сути цивилизаци-
онных целей, я бы предложила наложить мораторий на броские,
актуально и потенциально опасные формулы типа «войны
цивилизаций», ибо под их барабанный бой каким-то реальным силам,
группам очень удобно развязывать не символические, а реальные,
кровавые войны, объявляя себя уже не просто «воинами» ислама,
но и героями целой «цивилизации», альтернативной-де «Западу»
или «Северу».
Подобное же соотношение противоположных, но строго
взаимосвязанных тенденций цивилизации фактически обсуждается
в российских и зарубежных дискуссиях о России - правда, часто
без всякого понимания или объективирования того, что перед нами
Например, в интересном социологическом опросе, в котором респондентам
предлагалось задуматься ни много ни мало как о причинах терроризма, в качестве
одного из вариантов ответа фигурировала «война между христианской и
мусульманской цивилизациями». И хотя опрошенные достаточно зрело поставили на
четыре первых места новый передел ресурсов и т.д., немалое число опрошенных
(30% респондентов и 27% экспертов) поддержали предложенный тезис о «войне
между христианской и мусульманской цивилизациями». (См.: Левашов В.К.
Op. cit. С. 341.)
70

Глава вторая. И СНОВА- О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
обострившаяся сегодня коренная проблема всей цивилизации, а не
одной России. Ибо и тематика соотношения общецивилизационно-
го и специфического, особого для той или иной страны, в свою
очередь, имеющая общецивилизационные характер и значимость,
и постановка, переживание всех связанных с этим проблем именно
сегодня обусловлены, в конечном счете, единой динамикой
современной цивилизации. Между тем эти проблемы очень часто
ставятся и «читаются» как исключительно российские, что приводит к
немалому числу теоретических заблуждений и практических
ошибок. Подробно проблемы России как проблемы цивилизационные
обсуждаются в 5 и 6 главах II раздела, а также в III разделе.
Теперь о философском материале.
В связи с проблемами и дискуссиями, возникающими при
применении цивилизационного подхода к истории и современному
состоянию России, хотелось бы обратить внимание читателей на
недавнюю глубокую, интересную книгу известного отечественного
исследователя В.М. Межуева «Идея культуры» (М., 2006). Я
отсылаю читателей к этой книге еще и потому, что согласна со многими
тезисами автора, касающимися и истории усвоения,
распространения в России термина «цивилизации» (соответственно —
цивилизационного подхода к российской истории; см. с. 324 и далее), и
(критически оцениваемых) попыток через это понятие отстоять
идею совершенно особой, ни с чем не сопоставимой «российской
цивилизации», и с общим резюме автора: «Вопреки мнению, что
Россия уже сложилась как особая цивилизация, напрашивается
другой вывод: она и сегодня находится в поиске своей цивилиза-
ционной идентичности, своего места в мировой истории» (с. 327).
Все мое предлагаемое здесь исследование (в том числе и работы,
ранее опубликованные, но по сложившимся у нас обычаям,
конечно же, не упоминаемые) — подтверждает тезис В.М. Межуева о
том, что Россия - страна еще не сложившейся, а лишь
становящейся современной цивилизации (с. 333-334).
У меня, однако, есть существенное замечание - возражение, но
оно относится, скорее, не к обсуждению российской
проблематики, а к непосредственно интересующей нас здесь понятийно-
терминологической стороне дела. В книге В.М. Межуева, прекрасно
освещающей тематику культуры, философии культуры и ее
истории, при обращении к проблеме цивилизации, ее понятийному
определению снова имеет место типичное для многих подобных
попыток стремление сразу говорить о «цивилизациях» во
множественном числе (о типах, разнообразии, или «веере» цивилизаций
71

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
и т.п.) - без того, чтобы с самого начала глубоко и обстоятельно
разобраться в том, каковы характерные черты, противоречия
цивилизации как таковой. Предельно общее упоминание о том, что
«цивилизация возникает в оппозиции к варварству» - не в счет,
потому что это пока лишь начало, первый шаг, и затем, конечно,
требуется раскрытие того, в чем именно состоит «оппозиция». Я не
вдаюсь здесь в вопрос о том, что в более конкретном анализе
В.М. Межуева неопределенность общего, единящего понятия
«цивилизация» и употребление его скорее во множественном числе
(при подчеркивании лишь различий, дифференциированности ци-
вилизационных образований) становится причиной еще одного
смешения: при разговоре о цивилизации речь фактически идет
о культуре - например, о религии, (хотя об ошибочности
отождествления цивилизации и культуры и о том, что оно «вообще
характерно для всей англо-американской научной культуры - указ. соч.,
с. 327-328)-тоже говорится.
Хочу быть правильно понятой: я не только не считаю
исследование цивилизаций («во множественном числе») чем-то
посторонним, второстепенным для построения общей философской теории
цивилизаций, но вижу в уже наработанных традициях и
возможных в будущем специфицированных описаниях, осмыслениях
отдельных разновидностей цивилизации, имевших место в истории
или сугубо современных («единичное» цивилизации), в
объединении их в типы («особенное» цивилизации) неотъемлемую
интегральную часть и совершенно необходимую предпосылку искомой
общей философской теории цивилизации, выполненной на уровне
современных теоретико-методологических требований.
С этой точки зрения философские обобщения, ставящие во
главу угла именно дифференциации, различия и больше обращенные
к «единичному» и «особенному» цивилизации, считаю вполне
важными и ценными, поскольку без учета единичного и
особенного, без их специального, тщательного изучения нет и не может
быть плодотворного определения и осмысление цивилизационно-
всеобщего. В данном случае я (с благодарностью) опираюсь,
скажем, на соответствующие статьи (философских книг в данной
области почти нет) известных авторов, в том числе статьи
энциклопедические1. Тем более в случаях, когда речь непосредственно
идет о философском осмыслении единичного и особенного
аспектов цивилизации2. И принципиально важно подчеркнуть: в моих
1 См. Толстых В.И. Статья «Цивилизация» // Новая философская
энциклопедия. Т. IV. M, 2001. С. 332-335.
2 См. Стёпин B.C. Статья «Цивилизационного развития типы» // Новая
философская энциклопедия. Т. IV. М., 2001. С. 330-332; см. также: Сравнительное
изучение цивилизаций. Хрестоматия. М., 1998.
72

Глава вторая. И СНОВА- О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
попытках понятийного анализа цивилизации, что легко заметит
осведомленный читатель, я вынуждена чаще всего отвлекаться от
двух вообще-то очень важных аспектов. Первое отвлечение - от
чисто исторического аспекта, связанного с исследованием
возникновения самых древних форм цивилизации из того состояния,
которое именуется варварством. Второе отвлечение - от
специального разбора разграничений и исследований исторических типов
цивилизации (у Тойнби, например, имеется описание более 20
типов цивилизаций). Обе темы - сугубо специальные, требующие
огромных познаний в конкретных областях истории как науки.
Давать поверхностный, дилетантский пересказ специального
материала, как это делается в ряде источников, считаю бессмысленным.
Что же касается философско-теоретической стороны дела, и в
частности понятийного определения цивилизации, то упомянутые
выше отвлечения (подчеркну: отвлечения, тем не менее
обязательно предполагающие определенный уровень знания и освоения
соответствующей литературы) здесь возможны и оправданы, ибо, как
уже отмечалось, разграничению типов цивилизации должно
теоретически и логически предшествовать определение ее существа,
выявление ее основных характеристик, которые, понятное дело, в
принципе, так или иначе, с теми или иными уточнениями, должны
относиться к любому типу цивилизации. Мои же усилия
(некоторые результаты которых представлены в этой книге) вот уже
двадцать лет нацелены на создание общефилософской теории
цивилизации и варварства (как ее оборотной стороны, неизменной и
неизбежной спутницы). Иными словами, и при обязательном учете
дифференциаций, разнообразия типов и форм цивилизации,
философский интерес (по самой его природе) сконцентрирован на
определении, выведении всеобщих аспектов, измерений цивилизации,
иными словами, измерений общечеловеческих, то есть
протянувшихся через всю историю и так или иначе затрагивающих все
регионы Земли, все страны и народы. Отдаю себе отчет в том, что
такой интерес подстегнут, стимулирован затронувшим весь
современный мир осознанием того, что человеческая цивилизация - при
всем своеобразии ее образований, исторических стадий - по сути
своей универсальна, глобальна. Но и пониманием того, что
противоречия цивилизации, всего страшнее и нагляднее воплощающиеся
в выбросах, вспышках современного варварства, сегодня угрожают
гибелью всему миру современного человечества и даже грозящих
разрушениями другой обнимающей его «глобальности»,
ближайшему космосу. Центростремительные и центробежные
(относительно сути, ядра, единства цивилизации) тенденции всегда были в
истории. Но сегодня их противоборства в самой исторической
реальности и дихотомия, разрыв, противопоставление их друг другу
73

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
в умах, душах людей, а также на уровне абстрактных теорий,
опасно, как никогда в истории.
В последующих разделах книги, при разборе более конкретных
проблем цивилизации и варварства, будут делаться ссылки на
самую разную, не обязательно философскую литературу. В
частности, на журналы, альманахи, в которых достаточно глубоко и живо
анализируются самые различные актуальные проблемы
современности. Я провела своего рода «контент-исследование» довольно
значительного массива публикаций с точки зрения того,
употребляется ли и в каком смысле применяется понятие цивилизации,
есть ли в них признаки цивилизационного анализа. (Конечно, мое
исследование не было ни строгосоциологическим, ни
репрезентативным.) Результат вкратце таков: во-первых, слово
«цивилизация» в единственном числе и в единящем смысле употребляется
весьма редко; во-вторых, если оно употребляется, то усилия
понятийного прояснения с ним редко связаны; в третьих, при
теоретическом осмыслении или практическом решении актуальных проблем
тем более не осуществляется сколько-нибудь связный, теоретически
обоснованный системный цивилизационный анализ. (В последующих
разделах и главах это будет конкретно продемонстрировано.)
* * *
В связи с предложенным в тексте 1991 года определением
основных характеристик цивилизации как таковой
(цивилизационного «всеобщего») и с развернутыми в дальнейших главах книги
исследованиями цивилизации хочу сделать и такое существенное
уточнение. Дело в том, что выделенные черты и характеристики
давно фигурируют и исследуются в социальной философии, а
также в других гуманитарных дисциплинах, причем очень часто
безотносительно к понятию и концепции цивилизации. Так, о
воздействии на природу и экологических кризисах, о разделении труда, о
товарном производстве и обмене и других характеристиках
социального действия и взаимодействия написаны горы книг, сказаны
миллионы слов. Зачем же, спросят, еще раз повторять их - теперь
«под зонтиком» понятия «цивилизация»? Мой ответ на подобные,
вполне резонные сомнения, недоумения, возражения вкратце таков.
1. Отмеченные черты, характеристики
социально-исторического бытия, развития истории отличаются именно тем, что,
начиная с определенного периода (после переходных стадий,
оставшихся в очень давней истории), они становятся универсальными
структурами жизнедеятельности людей. Универсальными в том
смысле, что они (в то или иное время истории, с той или иной
последовательностью, в том или ином «объеме», с теми или иными
противоречиями, трудностями, даже откатами) имеют тенденцию
74

Глава вторая. И СНОВА- О ПОНЯТИИ -ЦИВИЛИЗАЦИЯ»...
стать трансрегиональными, т.е. захватывать все страны, регионы
мира и оставаться, по крайней мере, на «обозримое» время, также
и трансисторическими формами жизнеустроения человечества.
Как раз для общего обозначения трансисторической и
трансрегиональной универсальности таких форм и придуманы слова
«человеческая цивилизация», или просто «цивилизация». И если в
принципе можно (до поры до времени) описывать, изучать их,
не прибегая к этому понятию, то на какой-то стадии развития
социальной философии становится необходимым обратиться к
понятию цивилизации как к универсальной социально-философской
категории.
2. Напомню также о том, сколько вреда уже принесло
«отвлечение» от реально-исторической и понятийно-теоретической связи
упомянутых явлений, характеристик именно с цивилизацией. Так,
кардинальная ошибка, сделанная и в утопических теориях, и в
длительной - вспомним: сугубо насильственной и потерпевшей крах -
практике «отмены» частной собственности коренилась в том, что
этот социальный «институт» не осмысливался как
неотъемлемая - с «определенного» времени — структура всей человеческой
цивилизации, приспособленная к жизни, устремлениям реального
действующего лица истории, индивида. А значит, как структура,
которую не просто ошибочно, но поистине губительно «отменять»,
ибо целиком «отменить» ее можно только вместе с гибелью
цивилизации. Более того, все теории и практики, нацеленные на такое
антицивилизационное насилие, имели своей обязательной
предпосылкой, идейной, социально-психологической, административно-
управленческой почвой перевод «стрелок» социального развития
с общецивилизационной столбовой дороги в тупик чисто форма-
ционных идеологических «экспериментов», которые пришлось
дорого оплачивать соответствующим странам и народам. Причем
оплачивать не только в сам период осуществления такого рода
тупиковых экспериментов, но и тогда, когда - по неотменимым и
именно цивилизационным законам - возвращение на столбовую
дорогу все же происходит, но неизменно оказывается болезненным
и уродливым. Россия и другие страны, в которых как раз и
пытались «победить» законы цивилизации, узнала все это на своем
очень горьком опыте - опыте прошлого и настоящего.
Примерно то же можно сказать о других в концентрированной
(типологической) форме выраженных чертах цивилизации. И их
еще и сегодня воспринимают, трактуют в неких частных, а не все-
обще-цивилизационных формах. О том, как это ошибочно и сколь
опасно, повествует вся данная книга. Так, типичная идейная
платформа для дискуссии между «Востоком» и «Западом», «Севером»
и «Югом» сегодня выглядит так, будто есть продвинутые страны,
75

РАЗДЕЛ I. ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
от которых должны исходить поучающие, а если надо - и
карающие действия, и страны, долженствующие стать покорными
учениками во всех социальных делах. Противоположная идеология не
менее наступательна и агрессивна: «мы», т.е. страны и народы,
ввергнутые в нищету, отомстим за нее и покараем «Запад»,
«США» и т.д. И хотя в таких столкновениях и спорах нередко
упоминаются слова «цивилизация», «цивилизованные»
(соответственно - «нецивилизованные») страны, здесь нет и следа
действительно цивилизационного подхода и грамотного оперирования
понятием цивилизации. Ибо кризисная ситуация современности -
сторона общецивилизационного кризиса, находящего не только
разные, но и в принципе сходные проявления в отдельных странах и
регионах. И выходить из кризиса сегодня надо на путях
согласованной, именно общецивилизациопной работы. Однако проблемы
далеко не всегда осмысливаются, формулируются, решаются
именно в терминах и в рамках цивилизационного подхода.
В этой книге читатель найдет самый разнообразный материал,
с разных сторон иллюстрирующий следующий общефилософский
тезис: в силу нерасторжимой связи единичного - особенного -
всеобщего (здесь: в ее отнесении к историческому опыту отдельных
стран и народов, регионов и опыту всего человечества) забвение,
подавление не только особенного, но и всеобщего, чрезвычайно
опасно. А сегодня - даже смертельно опасно для человечества.
И дело ведь не только в опасностях. Цивилизационный
теоретический анализ и умение практиков, политиков мыслить и
действовать в его терминах дают именно сегодня особые преимущества.
Я бы сказала резче: будущее - за теми странами, регионами
(соответственно - социальными группами, партиями, их лидерами),
которые научатся формулировать, решать свои, в том числе самые
конкретные (единичные, особые), проблемы в принципиальной
увязке с актуальными запросами всей человеческой цивилизации -
то есть, говоря философски, с учетом всеобщего, именно
цивилизационного измерения. А также и с учетом тех отклонений от
смысла, «телоса» цивилизации, которые теоретически суммируются
в проблематике варварства как оборотной стороны цивилизации.
(О более конкретном, российском звучании этой же темы см. разделы
этой книги, специально посвященные России.) Отсюда -
дополнительный акцент: из всех частей человеческой культуры философия
всего больше приспособлена к «творению», осмыслению и
преобразованию всеобщих смыслов, парадигм - в данном случае парадигм
цивилизации. Значит, именно сегодня снова бьет час философии.
Насколько философы сумеют ответить на этот вызов истории и
насколько общество, в частности в России, сумеет к ним
прислушаться, - вопрос столь же открытый, сколь и тревожный.
76

РАЗДЕЛ II
ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ
ЦИВИЛИЗАЦИИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ
ПРЕДПОСЫЛКА И СПУТНИК
ЦИВИЛИЗАЦИИ*
Отечественная и зарубежная литература по проблемам
современной цивилизации - это своеобразная арена острых дискуссий и
разногласий, касающихся определения цивилизации, ее сути,
противоречий и перспектив развития. Но есть по крайней мере один
общий тезис, под которым готовы подписаться многие историки,
социологи, философы, работающие ныне над цивилизационными
проблемами. Он носит характер своего рода приговора: в
протекшей до сих пор истории то, что именуется варварством, было не
только исторически начальным, оставленным далеко позади
состоянием человеческого общества. И после возникновения
цивилизации, гласит этот приговор, варварство неизменно оставалось
спутником, оборотной стороной цивилизации, означая ее
«саморазрушение»'; даже и в новое время, эпоху «модерна» (Modernität,
modernity), историческое развитие «неминуемо порождало ...
новое, более рафинированное варварство» . Более того, риск
варварства, его наиболее бурные всплески пришлись на недавно
закончившийся XX век с его самыми массовыми в истории
уничтожениями миллионов людей, с двумя мировыми войнами. Рецидивы
варварства, как полагают исследователи, не исключены и в
будущем, если до сих пор сохраняющаяся, при всех изменениях,
«программа модерна» не будет подвергнута человечеством коренному
изменению. Забегая вперед, скажу, что я в принципе согласна с
этим тезисом-приговором. Отмечу также, что в ряде своих работ
последнего времени я пыталась встроить тему варварства в
разработанную мною ранее концепцию цивилизации3.
Здесь представлены доработанный текст пленарного доклада, сделанного на
Всероссийском философском конгрессе 2005 года, а также вопросы слушателей и
ответы на них.
1 Offe С. Moderne «Barbarei»: Der Naturzustand im Kleinformat // Modernität und
Barbarei. Soziologische Zeitdiagnose am Ende des 20. Jahrhunderts. Frankfurt am
Main, 1996. S. 263
2 Ciesen B. Die Struktur des Barbarischen // Modernität und Barbarei. S. 118.
3 См. Мотрошилова HB. Цивилизация и цивилизованность // Мотрошило-
ва HB. Рождение и развитие философских идей. М., 1991. С. 18-39; она же. Вар-
78

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
Но просто утвердить, так сказать, застолбить, общий тезис для
философа далеко недостаточно. И для теории, и особенно для
практики в высшей степени важно раскрыть и доказать его, что я и
попытаюсь (по необходимости кратко) сделать в этом докладе.
Сначала о понятийной стороне дела.
О сути варварства - в связи
с понятием цивилизации
Известно, что в большинстве концепций цивилизации,
разрабатываемых историками, философами, социологами, понятия
«цивилизация» и «варварство» употребляются и как соотносительные,
зависящие друг от друга, но и как противополагаемые друг другу.
Для этого есть все основания. Исторически новое и в масштабах
истории относительно «молодое» состояние общества, обобщенно
именуемое цивилизацией, в трудах и муках рождалось из тех куда
более длительных, уходящих в бесконечные дали истории
процессов становления рода Homo sapiens, которые получили, прежде
всего у историков, обобщенное название «варварства». При
исторической изменчивости, неоднозначности употребления этих
понятий (при том, например, что слово «цивилизация»,
употреблявшееся с XVIII столетия, вошло в широкий обиход гуманитарной
культуры только в XIX веке, хотя сам феномен цивилизованности
в противостоянии варварству под другими названиями осмыслялся
уже в глубокой древности), - при всем том представляется
оправданным и сегодня положить в основу исходного понятийного
различения, сопоставления, но также и связывания цивилизации и
варварства некоторые основные признаки - критерии. Главное я
вижу в следующем. «Варварством», во-первых, целесообразно
именовать уже обозначенные ранее поистине бесконечные по
своей длительности процессы исторического становления человека и
человечества, в ходе которых природно-биологические
предпосылки, механизмы, стимулы, следствия жизнедеятельности рода
Homo sapiens были - сначала - единственными, а потом не edwi-
варство как оборотная сторона цивилизации // Наука. Культура. Цивилизация.
М., 1999. С. 256-269.; она .же. И снова о варварстве как оборотной стороне
цивилизации - применительно к России / Человек. Наука. Цивилизация. М., 2004.
С. 764-777. Применение концепции цивилизации к анализу античной философии
и культуры см. Мотрошилова Н.В. Работы разных лет. Избранные статьи и эссе.
М., 2005. С. 72-138. К слову: меня очень огорчает то, сколь медленно
отечественные философы, в том числе и специалисты по социальной философии,
откликаются (если вообще откликаются) на эту важную и актуальную тематику, весьма
популярную в зарубежной мысли.
79

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ственными, но все же господствующими. «Цивилизация» -
понятие, (с XIX века и по сегодняшний день) принятое для обозначения
того значительно более краткого, чем варварство, последующего
этапа человеческой истории, когда постепенно возникают, а затем
становятся в принципе (но только в принципе!) превалирующими
механизмы, которые B.C. Стёпин кратко называет «надбиологиче-
скими программами человеческой деятельности». Но весь
драматизм, вся непредсказуемость человеческой истории состоит в том,
что и после возникновения, многотысячелетнего
функционирования таких программ характерные для эпохи варварства механизмы
детерминации и поведения человека не исчезают полностью ни из
жизни индивидов, ни из исторической практики человеческого
общества. Они сохраняются в виде некоторого «наследственного
кода», который и на уровне индивида, и на уровне общественных
систем проявляет свое действие, причем нередко становится
исходной причиной взрывов, всплесков варварства - и не только, так
сказать, на обочине, но и на самой «столбовой дороге», в центре
цивилизации. Вот почему, как я думаю, в случае таких всплесков
можно и даже нужно вести речь именно о рецидивах варварства,
т.е. о «наследственных болезнях» индивидов, обществ, самой
истории, которые пока что не в силах преодолеть, предотвратить,
а может только смягчить еще относительно молодая (в масштабах
мирового времени) и, как видно, уникальная, не опирающаяся ни
на какой другой опыт человеческая цивилизация.
Одновременно, во-вторых, варварством целесообразно
именовать также и совокупность существующих на зрелых стадиях
развития самой цивилизации явлений, форм, способов
жизнедеятельности людей, которые разительно отличаются от
тенденций, сущностных признаков (если хотите, «телоса»)
цивилизации и цивилизованности. И отличаются особенно грубым
насилием, крайней жестокостью, катастрофически
разрушительными историческими последствиями, беззастенчивым попранием
уже хорошо известных индивидам и человечеству цивилизацион-
пых принципов и норм, недостойным человека одичанием,
скотством, да и другими чертами, свидетельствующими об откате к
варварству. И таких откатов в истории цивилизации - великое
множество.
Отсюда вытекает несостоятельность контрадикторного
противопоставления и прославления цивилизации как некоего при всех
условиях более «прогрессивного» исторического восхождения
общества или, наоборот, приукрашивания доцивилизационного,
«естественного» состояния как якобы «простой гармонии» человека и
природы, к которой следовало бы вернуться человечеству.
80

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
Далее я попытаюсь конкретнее расшифровать и
противостояние, и - увы! - неразрывность цивилизации и варварства, имея в
виду лишь отдельные, но, по моему мнению, коренные их
признаки, которые мы можем обнаружить уже в зрелой человеческой
цивилизации, включая ее современное состояние. На первый план
выходит тема отношения человека к природе.
Отношение человека к природе с точки зрения
проблемы цивилизации и варварства
Чисто животное, а потом уже и примитивно-человеческое,
варварское отношение к природе означает ничем не сдерживаемое
потребление ее даров и хищническое использование ее условий,
крайним следствием чего становится некомпенсируемое
расхищение природных богатств, накапливаемых тысячелетиями и
столетиями, насилие над окружающей средой, в конце концов делающие
ее непригодной для обитания как человека, так и других живых
существ. Цивилизация означает возникновение такого
исторического способа жизнедеятельности, при котором практически
внедряются и отчасти соблюдаются хотя бы элементарные нормы
восстановления, сохранения, обогащения даров природы и
облагораживания природной среды человеческого обитания. Переход к
такому состоянию в отдаленнейшей истории означал спасение
человеческого рода от гибели, которая, скорее всего, неминуемо
ожидала бы его при безраздельном господстве регулятивов варварства.
Благодаря переходу к цивилизации, т.е., собственно, хотя бы к
элементарным надбиологическим программам деятельности, возникло
определенное сдерживание напора чисто биологических
механизмов расхитительского потребления природных даров. И возникло,
если хотите, перемирие, возник баланс в прежде крайне
воинственных, сиюминутно-ориентированных агрессивных отношениях
человека к природе, переплетенных, кстати, с огромным страхом
перед нею. Но в том-то и дело, что конкретно-исторические формы
поддержания такого баланса отражали постоянное противоборство
только возникших, слабых механизмов цивилизации и совсем не
исчезнувших, в чем-то более «удобных» для человека регулятивов
варварства в отношениях с природой. Подчас думают, что
экологические кризисы - сугубо современное явление. Но на деле
движение цивилизации через перманентное порождение
экологических кризисов - характерная ее черта. Не о таком ли древнейшем
экологическом кризисе говорится в поэме Тита Лукреция Кара
«О природе вещей»:
81

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
«Да, сокрушился наш век, и земля до того
истощилась,
Что производит едва лишь мелких животных,
а прежде
Всяких давала она и зверей порождала огромных...
Да и хлебов наливных, виноградников тучных она же
Много сама по себе сотворила вначале для смертных,
, Сладкие также плоды им давая и тучные пастьбы, -
Все, что теперь лишь едва вырастает при нашей
работе:
Мы изнуряем волов, надрываем и пахарей силы,
Тупим железо, и все ж не дает урожая нам поле, -
Так оно скупо плоды производит и множит работу».
Временные исторические перемирия в отношениях с природой
то и дело сменялись экологическими войнами, которые
периодически развязывало человечество, - и оно делало это тем упорнее и
интенсивнее, чем больших научно-технических успехов ему
удавалось достигнуть. Но в эпохи перемирий механизмы
цивилизованности все-таки толкали к тому, что в наиболее богатых,
благополучных странах природная среда облагораживалась,
обогащалась, благоустраивалась. Как это сделали еще древние греки,
превратившие свой прежде дикий, засушливый край в цветущую
землю с прекрасными городами, гаванями, поселениями, или как это
происходило в новое время или происходит в нашу эпоху в
европейских, а теперь и в азиатских странах, превративших и
превращающих свои регионы в достойную человека среду обитания.
Однако и в них мощное освоение природы с помощью техники и
науки именно сейчас обернулось невиданным по своим масштабам и
к тому же - впервые в истории - глобальным экологическим
кризисом. Наша прекрасная планета покрылась язвами экологического
варварства. Надо четко сказать: таково неизбежное и страшное
следствие экологических войн, которые столетиями вела и еще и
сегодня ведет человеческая цивилизация. Это также следствие
идеологии господства человека над природой, к выработке и
утверждению которой, увы, причастна и философия. Ведь это Декарт
говорил, что люди «должны сделаться хозяевами и господами при-
роды»\ Конечно, такая идеология могла возникнуть только в
эпоху относительно зрелой цивилизации с ее невиданными при
варварстве возможностями воздействия на природу. Но ее сближало и
сближает с варварством насилие над природой, бездумное, даже
1 Декарт Р. Избранные произведения. М, 1950. С. 305 (курсив мой. -Н.М.)
82

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
самоубийственное пренебрежение последствиями такого насилия.
Именно принцип покорения природы, господства над нею,
явочным порядком принятый во всей истории цивилизации, сегодня со
всей очевидностью обнаруживает свою историческую
несостоятельность.
Казалось бы, сказанное очевидно, многократно признано и
повторено. В самом деле, об экологическом кризисе и других
глобальных проблемах в отношении природы не говорит только
ленивый. Однако фактическое состояние дела вызывает крайнее
беспокойство. Ведь за дымовой завесой болтовни об ухудшающемся
состоянии экологии бал в современном обществе правит, если можно
так выразиться, коллективный и в то же время
индивидуализированный сатана экологического варварства. Идет чреватое гибелью
человечества опасное «соревнование» пока мощного
экологического варварства и еще слабых ростков, механизмов нового
экологического сознания, требующего не только выработки, но и
массового соблюдения принципов экологической цивилизованности
в каждом шаге человеческой жизнедеятельности. Необходимо
также со всей определенностью подчеркнуть: экологические войны
только по форме суть враждебно-господские отношения человека
к природе. По содержанию же это поистине самоубийственные,
варварские «военные действия» человеческих индивидов и
общностей против самих себя, а также против будущих поколений, т.е.,
собственно, против своих же детей, внуков, отдаленных потомков.
А здесь - в отношении человека к другому человеку, к самому
себе - и пролегает главный водораздел между цивилизованностью
и варварством.
Отношение человека к человеку
в свете проблемы цивилизации и варварства
Цивилизованные сознание, действие, взаимодействие
индивидов и социальных общностей, если они в самом деле имеют место,
отличаются от варварских целым рядом черт и признаков, о которых
теперь и пойдет речь. И снова скажу о том, что считаю главным.
Формы, парадигмы и результаты цивилизованного действия,
в принципе, по сути, объективно имеют созидательный,
конструктивно-творческий характер. Даже независимо от того, насколько
сам отдельный индивид осознает это, он, будучи включенным
в цивилизованные системы и программы, создает, продуцирует
нечто, что доступно продуктивному использованию, обогащению,
преобразованию со стороны современников и потомков. И что, как
83

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
правило, поступает в оборот совокупного действия человечества,
перешагивая границы стран, регионов, исторических эпох.
Результаты и достояния цивилизованного действия - это вещи,
предметные ценности вместе с воплощенными в них приемами освоения,
сами идеи, нормы, принципы общения. Они имеют - в принципе и
тенденции - общечеловеческий характер (особенно тогда, когда
направлены на поддержание и обогащение мирной человеческой
жизни, а не на ее уничтожение). В общей форме можно
утверждать: созидательность, добровольность, сознательность,
конструктивность, продуктивность, историческая перспективность -
вот зримые опознавательные знаки среза цивилизованности в
мирной жизнедеятельности индивида, социальных общностей,
стран. В процессе формирования, поддержания и развития
цивилизации должны были возникнуть такие механизмы и принципы
взаимообмена деятельностью, о которых писал еще великий
Аристотель: «общественные отношения, имеющие дело с обменом,
поддерживаются именно этим видом справедливости, воздаянием
равным, которая имеет в виду пропорциональность, но не
равенство, ибо каждому воздается пропорционально его деятельности ...
а государство именно и держится такими взаимными услугами ...
в том и состоит специальное устройство благодарности, чтобы
получивший одолжение не только отвечал услугой, но и сам начинал
с одолжения» . В этом замечательном тексте хорошо описанный,
хотя и выражаемый в иных понятиях механизм цивилизованности,
т.е. социальной взаимности действия, тесно объединен с
этическими аспектами. И в самом деле, цивилизация в принципе
нацелена на создание объективных механизмов человечности, о
которых со своей, уже субъективно-нравственной стороны, с
древнейших времен заботится этика. Благодаря достаточно длительной
работе таких механизмов индивиды, их сообщества, целые страны
вырабатывают исторические привычки цивилизовашюго действия.
Ибо они убеждаются: практически выгодно и одновременно
нравственно, благородно не посягать на жизнь, здоровье, человеческое
достоинство других людей, не замышлять против них враждебных,
бесчеловечных, немилосердных действий. Более того, практически
выгодно (для себя, своей общины, своей страны, т.е. для себя и
своих ближних) оказывать услуги «дальним», добросовестно,
сознательно, без принуждения выполнять свои социально значимые
функции и обязательства, в чем бы они ни состояли. Они ожидают
того же и от других людей, - и чем цивилизованнее страна, тем
больше их ожидания оправдываются.
1 Этика Аристотеля. Спб., 1908. С. 91.
84

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
Особо отмечу: именно благодаря таким внутрииндивидуаль-
ным механизмам, а также (в меньшей степени) под влиянием
общесоциального контроля в цивилизованных странах создается
возможность (конечно, никак не стопроцентная) предотвращения
самых крайних разрушительно-насильственных действий и их
результатов, угрожающих жизни, здоровью, достоинству,
собственности, правам и свободам людей. И это видно, что называется,
невооруженным глазом: ухоженные, красивые жилища, поселения;
(относительная) безопасность повседневной жизни; все более
массовое использование научно-технических достижений
цивилизации и высокий престиж знания, науки, рациональности, здравого
смысла; превалирование порядка, организованности, закона, пра-
воохранения в совместной, в том числе государственной,
жизнедеятельности людей; высокий трудовой этос, гарантированное
качество продукции и многое, многое другое.
Цивилизация и цивилизованность в моем понимании, как уже
отмечалось, не тождественны культуре в узком значении этого
термина - как сфере созидания идеальных смыслов. Но она тесно
соединена с культурой в широком смысле — как высоким качеством
жизни, труда, общения, как высокой эффективностью и глубокой
интериоризацией ценностей, норм совместного бытия людей.
Итак, ключевые слова, характеризующие цивилизацию: равная
мера свободы и ответственности, социальный контроль, порядок,
безопасность во всех сферах деятельности и повседневного бытия;
действенные закон, право и правохранение; сознательность,
конструктивность, эффективность деятельности индивидов, их
ориентация и на индивидуальный интерес, и на общие цели; высокое
качество форм, средств коммуникации - дорог, транспорта, связи;
достойная повседневная жизнь согласно критериям комфорта,
чистоты, благоустроенности, красоты; забота о здоровьи, о детях, о
старых и слабых и многое, многое другое. Все это всегда бывает
помножено на коэффициент длительного исторического времени, ибо
нигде и никогда не возникает в одночасье, как бы по мгновению
волшебной палочки, а образуется в результате сложения усилий
многих поколений людей.
Теперь возьмите эти черты, признаки, особенности с
отрицательным знаком - и вы получите обобщенные характеристики
форм варварства как оборотной стороны цивилизации. В ряде
стран и сегодня царят такие зримые признаки варварства, как
разруха - дома, целые поселения без воды, отопления, электричества,
доведенные до антисанитарии, варварства, немыслимых для
современного мира; это подделки товаров, и часто очень опасные для
жизни (скажем, массовая подделка лекарств или деталей для само-
85

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
летов, или алкоголя в сильно пьющей стране); это грандиозные
обманы, аферы, мошенничество в массовых масштабах на фоне
удивительного легковерия населения и полной безнаказанности
мошенников и аферистов; это общий разгул преступности с
чудовищными по своему цинизму преступлениями; это культ
бандитского образа жизни, его языка и символов; это массовая коррупция
правоохранительных органов; это издевательское, наплевательское
отношение к людям знания, науки и подлинной культуры - вместе
с культом подделок под искусство, пошлость, наглость в средствах
массовой информации; это миллионы беспризорных детей при
живых родителях, и опять-таки - очень, очень многое другое, чего
просто нельзя не заметить. В таких странах неизбежно и такое ци-
вилизационное следствие: когда после столетий несвободы и
десятилетий тоталитарной власти завоевывается свобода от
непосредственного насилия и принуждения, то она почти неизбежно
используется именно варварски, приводя к еще большим контрастам
богатства (как правило, нажитого неправыми и неправовыми
путями) и унизительной нецивилизованной нищеты, к особенно
оголтелой коррупции, к беззастенчивому попранию закона и права,
к поистине варварскому выхолащиванию всех формальных циви-
лизационных механизмов. Примеры — рынок, который далек от
цивилизованности и превращается в криминальный сговор
сильных и наглых или демократия, механизмы которой также
наполняются нецивилизованно-криминальным, по сути своей
антидемократическим содержанием. И еще одно важное обстоятельство.
В цивилизованных странах - несмотря на многовековое
функционирование государственных структур - отношения между этими
структурами и гражданами государства отнюдь не безоблачны.
Однако их взаимодействия постоянно совершенствуются и
находятся под контролем гражданского общества. Что касается
отношений государства и граждан в нецивилизованных странах, то тут
впору вспомнить о временах варварства: государство в лице его
коррумпированных чиновников, неповоротливых институтов,
буквально воюет против своих граждан, обирая, унижая, притесняя их,
предельно бюрократизируя необходимые процедуры и изобретая
ненужные препоны. Неудивительно, что граждане отвечают
государству, властям тотальным недоверием, враждой, обходя, где
только можно, установления и препоны, в том числе разумные и
необходимые. Граждане, рядовые и не рядовые, тоже, увы,
используют любую возможность ограбить государство, не подчиниться
законам, подкупить чиновников и т.д.
Хочу особо сказать о языке. Язык вообще, национальные языки
в частности и особенности - такие средства цивилизации и циви-
86

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
лизования, средства объединения народов и регионов в единую,
именно цивилизационную целостность, историческая значимость
которых вполне очевидна. По причинам, вникать в которые здесь
не место, но которые, безусловно, являются
объективно-историческими, в разные исторические эпохи те или иные языки
выполняют роль языка (языков) международного общения. Так было
с греческим и латынью в эпохи древности и средневековья.
Подобным образом обстоит дело в наши дни с английским и русским
языками. С английским языком дело кажется вполне ясным: на
многих уровнях, в том числе и на техническом, к нему прибегают
сейчас сотни миллионов людей. Но ведь для многих стран и
народов и русский язык - язык великой культуры - к XXI веку стал
языком общения, причем не только с русскими (что уже
немаловажно), но и между другими народами. Так сложилось, что на
русском языке ныне могут общаться между собой казахи, узбеки,
таджики, латыши, литовцы, украинцы и другие народы бывшего
СССР. А потому обусловленная неумной, мягко говоря, политикой
борьба против русского языка в некоторых частях постсоветского
пространства - это пусть и понятная в своих истоках, но по сути
антицивилизационная агрессия против ни в чем не виноватого
духовного средства. Ведь знание языка великой культуры - особая
историческая удача, пренебрежение которой противоречит
здравому смыслу.
Рецидивы варварства в условиях зрелой (в масштабах истории)
цивилизации означают, что упомянутые ранее механизмы, формы
и принципы в той или иной стране, в тот или иной период истории
либо не стали действенными, массовыми, либо под влиянием
целого комплекса причин оказались вытесненными на перифирию
социального действия. Нельзя также забывать, что в случае
цивилизации речь идет, о чем справедливо писал Кант, только о
социальных, правовых, нравственных формах действия, правда,
первостепенно важных, но способных наполняться самым различным
и часто противоречивым конкретно-историческим содержанием.
В эти формы вполне могут вселяться варварские цели,
побуждения, идеи, привычки. И тогда на общество обрушиваются стихия,
анархия, насилие, вражда - и разражается, как писал М. Ма-
мардашвили, «партизанская война всех против всех», от которой
рукой подать до революций, гражданских и мировых войн. Особая
опасность такого «цивилизованного варварства» в том, что
варварство лицемерно, но подчас очень ловко рядится под
цивилизованность, использует цивилизационную терминологию, прикрывается
формами права, демократии, свободы.
87

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Было бы совершенно неправильно трактовать ранее сказанное о
преимуществах цивилизации и цивилизованности в том духе,
будто есть некие первоклассные и безупречные центры
цивилизованности, демократии, страны или группы стран, которые должны
якобы поучать нецивилизованные или недостаточно
цивилизованные страны и, если понадобится, применять против них
вооруженное насилие. В подобной идеологии, которая вот уже целые века
«обслуживала» и обслуживает колониалистскую, имперскую,
милитаристскую политику, политику борющихся блоков, заключено
разительное внутреннее противоречие: ведь (по видимости) циви-
лизационные, цивилизаторские цели предполагалось и
предполагается осуществлять посредством самого крайнего военного насилия,
т.е. именно варварскими методами. Противоречие, о котором идет
речь, отнюдь не случайно - оно заключено в самом основании
человеческой цивилизации в том ее виде, в каком она реально
развивалась и развивается вплоть до настоящего времени.
Дело в том решающем обстоятельстве, что вся до сих пор
протекшая человеческая история (и варварства, и цивилизации)
неизменно развивалась под одной общей рамкой, или всеобщей пока
что формой господства - подчинения, которую Гегель в
«Феноменологии духа» гениально описал в качестве обобщенно понятых
отношений Господина и Раба. Вряд ли требуется специально
доказывать, что ни одна локальная цивилизация, ни одна эпоха в циви-
лизационном развитии, ни один социальный строй и порядок не
были исключением из этого печального исторического правила.
Правда, за последнее столетие (при всем его неблагополучии) по
крайней мере одно цивилизационное завоевание имело место:
контраст крайнего богатства и бедности, о котором как об общей черте
истории писал Гегель в «Философии права», во второй половине
XX века в ряде стран (но, увы, не во всем мире) был смягчен
благодаря существенному улучшению жизненного уровня все более
массовых средних слоев. Но даже в наиболее благополучных
странах, не говоря уже о бедных государствах, упомянутый контраст
не преодолен. А вот в бедных странах, вступивших на путь
капитализации, контраст неправедного, кичливого, наглого богатства
и крайней нищеты выглядит особенно варварским. И ведь есть еще
обостряющаяся проблема цивилизационного раскола крайне
богатых и крайне бедных стран, усугубленная противостоянием
культур, вероисповеданий, ценностей. В ближайшей исторической
перспективе вряд ли возможно надеяться на устранение всех этих
расколов и возникновение другого типа цивилизации. Однако по
крайней мере одно можно констатировать: тип цивилизации, не
способный устранить крайние милитаристские, террористические,
88

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
криминальные и другие насильственные формы господства и
подчинения, исторически изживает себя. Это происходит по той
простой причине, что в современном мире (а он, как известно, начинен
оружием массового уничтожения, охвачен постоянными
техногенными катастрофами, экологическим кризисом, национальными,
конфессиональными столкновениями) господство и подчинение,
грубое насилие впервые в истории создают вполне реальную
опасность гибели человечества, планеты Земля, т.е. гибели самой
цивилизации. А ведь суть и замысел цивилизации состояли именно
в выживании человеческого рода, в сохранении целостности и
непрерывности его истории.
К сожалению, в истории цивилизации как в прошлом, так и в
настоящем, доминировал еще один механизм, только сегодня
обнаруживший смертельную опасность для человечества. И
механизм, тоже коренящийся в варварстве. Это преимущественная
ориентация конкретных индивидов, стран, их объединений на
собственные и ближайшие интересы и (при всех разговорах о целях,
интересах человечества, которые стали особенно громкими в эпоху
глобализации и создания Европейского союза) как раз
пренебрежение долгосрочными перспективами, интересами
общечеловеческого бытия, цивилизации в целом. Индивиды, группы, страны,
действительно определяющие сегодня мировую политику и как
будто бы опирающиеся на демократический мандат доверия в
своих странах и международных союзах, продолжают действовать с
позиции силы и насилия, сколачивают военные блоки,
поддерживают выгодные им режимы в других странах, способствуют гонке
вооружений и невиданным прежде масштабам продажи оружия.
Одним словом, дело защиты и сохранения цивилизации в
современном мире ведется при фактическом пренебрежении (со
стороны наиболее активных, влиятельных индивидов)
беспрецедентными опасностями, ведущими к полной и безвозвратной гибели
цивилизации, к уничтожению человеческого рода. Я убеждена, что
современное человечество пока в полной мере не осознало и не
признало, что история господства - подчинения, несмотря на
огромные цивилизационные достижения, находится в самом опасном
из всех своих исторических кризисов. Единственную надежду на
будущее я вижу, пожалуй, в том, что эта цивилизация и раньше
двигалась через перманентные и очень глубокие кризисы, и
жертвуя, полностью или частично, какими-то локальными цивилизаци-
онными образованиями, все-таки умудрялась сохранять
историческую целостность человечества.
89

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Post scriptum 2007 года
В сжатом тексте представленного доклада было невозможно
дать подробное обоснование и разъяснение представленных идей,
тезисов, формулировок. Это обоснование читатель найдет в
последующих главах и разделах.
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ
Вопрос Среди специалистов в области антропосоциогенеза
общепризнано, что постановка биологических детерминант
поведения под социокультурный контроль - сущность и основное
содержание антропосоциогенеза. Вы оспариваете этот тезис? Или Вы
распространяете антропосоциогенез и на эпоху варварства?
С уважением - Б. С.Шалютин
Ответ'. Благодарю за вопрос. К сожалению, в моем кратком
докладе я была вынуждена полностью исключить этот, в принципе
очень важный, но весьма специальный аспект темы.
Что касается сформулированного Вами тезиса, то в целом и в
принципе я его не оспариваю. Однако вношу в него по крайней
мере два существенных уточнения.
1. Исторически эпоха древнего варварства и та, которую
(условно) именуют антропосоциогенезом, не отделены друг от друга
резкой гранью (как это иногда получается в исторических и
философских сочинениях), а связаны весьма длительными переходными
этапами. И уже в эпоху «позднего» варварства появляются зачатки
надбиологических регуляций, которые при варварстве по
понятным причинам еще не могут стать господствующими.
2. Как видно из моего доклада, меня особо интересует
варварство как оборотная сторона цивилизации, т.е. его всплески в эпоху
(относительного) господства надбиологических программ в
деятельности индивидов рода Homo sapiens. Иными словами, и здесь я
не провожу резких разграничительных линий между цивилизацией (в
том числе стадией антропосоциогенеза) и варварством - и не делаю
этого прежде всего потому, что они (к сожалению!) переплетены во
всей до сих пор протекшей реальной истории человечества.
3. Отсюда очень интересный и мало исследованный
философский вопрос: как в сознании и деятельности отдельных индивидов
(соответственно, в структурах группового сознания, в «духе
народов», Volksgeist, в культуре различных локальных цивилизаций)
бывают переплетены мотивы, стимулы, ценности цивилизации,
цивилизованности, с одной стороны, и варварские по своей сути (хотя и
испытавшие влияние цивилизации) регулятивы, с другой стороны.
Еще раз благодарю за интересный и важный вопрос.
90

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
Вопрос: Что более, на Ваш взгляд, угрожает современному
человечеству: экоспазм или кризис системы ценностей,
антропологическая катастрофа? Ведь писал же с грустью О. Мандельштам:
«Были мы люди, а стали людье...».
Л.Н. Краснопольская. Пущино.
Ответ: Я не стала бы «взвешивать» перечисленные Вами
глубоко кризисные явления современной цивилизации на неких весах
сравнительной опасности. Тем более, что и они, и другие подобные
феномены - тесно взаимосвязанные стороны общего цивилизаци-
онного кризиса, как раз и находящего свое наиболее страшное
выражение во всплесках варварства последнего (по крайней мере)
столетия. Ведь кризис системы ценностей - это также
интегральная сторона экологического кризиса. Как и наоборот: существование,
масштабы, упорная непреодоленность (несмотря на «экологическую
болтовню») экологического кризиса - доказательство существенного
неблагополучия в ценностном балансе современного человечества, в
экологическом сознании и поведении отдельных людей.
А «антропологическая катастрофа»? Разве не означает она,
в частности, деградацию сознания, ценностного мира индивидов -
посреди повального ценностного, морального, идейного,
политического и всякого иного социального лицемерия? Понятие
«антропологическая катастрофа», кстати, весьма многозначно и часто
остается неопределенным. Я толкую его в смысле М. Мамар-
дашвили, который еще в 70-80-х гг. XX века с энергией и болью
предупреждал о глубине и масштабах этого неизбежного
проявления и следствия варваризации жизни и жизнеустроения в
современном обществе (См. Мамардашвили М. Как я понимаю
философию. М., 1990. С. 107).
Например, если в нашей стране ежегодно сотни тысяч людей
гибнут от алкоголизма или отравляют ядом алкогольной
наследственности, уродуют своих детей, если приползла к нам почти без
препятствий, в считанные десятилетия (как из «стран
нецивилизованных», так и от преступных синдикатов так называемых
цивилизованных стран) гидра наркомании, если коренное население
страны вымирает, -то это зримые черты именно антропологической
катастрофы. И, пожалуй, самое страшное, о чем я уже упоминала:
миллионы брошенных детей при живых родителях! Ведь это -
деградация даже не на уровне рода человеческого, айв отношении
инстинктов, «правил» жизни животного мира. Ибо даже животные, как
правило, не бросают своих детенышей на произвол судьбы... Снова же:
ценностные аспекты из антропологической катастрофы невычитаемы.
Может быть, на фоне сказанного это прозвучит парадоксом,
но - при всем моем уважении к Мандельштаму (и при учете
контекста процитированного Вами его стихотворения) - я склонна
91

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
подчеркнуть: многие, многие в России и в других странах не стали
«людьем», а сохранились в своих ценнейших человеческих,
личностных, т.е. именно «людских» качествах. Миллионы матерей и
отцов выполняют свой человеческий долг перед детьми. Несть числа
людям честным, ответственным, благородным. Целые «армии»
учителей, врачей, спасателей и представителей других профессий
повседневно выполняют свой долг вполне ответственно и
профессионально. Вряд ли заслуживают упрека ученые, работники
музеев, библиотек и т.д., которых наша страна поставила в
унизительное материальное положение, лишила социального престижа, но не
отвратила от ценностей знания, морали, религии.
Но очень страшно то, что на поверхности российской
социальной жизни (например, в деятельности государства, в политике, в
средствах массовой информации) не они реально находятся в
центре внимания и интереса, не они, увы, представлены как образцы
для молодых поколений. Деньги, власть, обман, аферы, нажива,
кровь, насилие, наглость, пошлость, «пир во время чумы»
охамевшего богатства - вот что преподносится населению ежедневно и
ежечасно, как основа, стиль, подлинная реальность нашей жизни.
И создается ложное, очень опасное впечатление, что народ России
целиком состоит из «людья»...
Вопрос: Если я правильно понял, фамилия «Сатаны
экологического варварства» - «КАПИТАЛИЗМ»?
Валерий Суханов (МИЭТ).
Ответ: Вы поняли меня неправильно.
Во-первых, как я пыталась показать, экологические кризисы -
перманентная черта человеческой истории с тех отдаленнейших
времен, когда люди стали оказывать сколько-нибудь заметное
воздействие на природную среду. И когда капитализма еще не было.
Во-вторых, в XX веке, в эпоху совсем не мирного
«соревнования» социалистических и капиталистических систем первая внесла
в «копилку» экологического варварства никак не меньший, а
может быть и больший вклад, чем вторая. Во всяком случае
сравнение достигнутых «результатов» убеждает: ни одна страна
капитализма не довела среду обитания своего населения до такого
безмерного запустения, одичания, как огромная Россия - и уже в эру
реального социализма. Вспомните о безнадежно отравленных
реках и водоемах, о безнаказанных стоках больших и малых
предприятий, о «складах» заржавевшей техники на всей нашей земле,
о Чернобыле и многом, многом другом. Поймите меня правильно:
я не идеализирую экологическую ситуацию в капиталистических
странах и (вместе со многими исследователями) считаю
современный экологический кризис именно глобальным. (Существует,
конечно, вопрос о том, как и почему «капитализм» как особая эконо-
92

Глава первая. ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА...
мическая система способствовал и способствует экологическому
кризису.) Но повторю, что социализм в экологической
безответственности не только не отстал о капитализма, но и по многим
параметрам «опередил» его. Отсюда, как я думаю, вытекает
теоретическое следствие: глубинные причины и проявления экологического
варварства - скорее, не формационные, а общецивилизационные,
в частности, связанные с неразрывным (пока) переплетением
цивилизации и варварства.
В-третьих, я хотела бы подчеркнуть моменты вполне
конкретной личностной, индивидуальной (соответственно, групповой)
ответственности за экологическое варварство в условиях (в
принципе) развитой цивилизации. Ведь у любой большой или малой
экологической катастрофы всегда есть, хотела бы это особо
подчеркнуть, совершенно конкретные авторы. Беда в том, что в
современных условиях (и опять-таки больше у нас, чем «у них») нет
действенных механизмов обнаружения такого «авторства», придания его
гласности и неотвратимости наказания. Сказанное, впрочем,
относится если не ко всем, то к очень многим катастрофам, происходят
ли они в армии или на гражданке, в воздухе, на море или на суше,
случаются ли они в метро, на дорогах, на предприятиях - да где
угодно. С террором и террористами всё ясно, хотя их «авторство»
куда как часто остается неустановленным и безнаказанным (что в
ряде случаев также предполагает «авторство» силовых,
правоохранительных структур и их конкретных представителей). Но
страшный парадокс, по крайней мере российской жизни заключен в том,
что, с одной стороны, во всех случаях катастроф вполне молено и
очень, очень нужно пройти по цепочке вполне конкретной
ответственности и контроля, а с другой стороны - то, что с ужасающим
постоянством это почти никогда не увенчивается
соответствующим наказанием, даже если «авторы» так или иначе установлены.
Невероятная ловкость, наглость регулярно уходящих от
ответственности вполне конкретных особо крупных расхитителей,
злостных отравителей среды, виновников замерзания целых поселков,
бездарных хозяйственников, мэров городов - это тоже вполне
авторская вещь. Авторы — это опять же вполне конкретные в каждый
данный момент вышестоящие начальники, прокуроры, судьи,
правительственные чиновники, президентская администрация, у
которых ведь тоже есть всегда зафиксированные сферы и зоны
ответственности. Но я уверена, что не менее достойны «авторской
известности» матери и отцы, бросающие детей; или злоумышленники, на
продажу срезающие провода в собственном поселке; или люди,
бросающие со своих балконов горящие сигареты и приводящие
дело к пожару и т.д.
93

РАЗДЕЛ 11. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Мне могут возразить: это опустившиеся, спившиеся люди; что
им какие-то известность и осуждение. Отвечу: не всем это
безразлично. И российская извечная снисходительность (снисходительность
соседей, родных, коллег) к «дну», и даже традиционное оправдание
людей каторги, пьяниц, родителей брошенных детей со ссылкой на
«объективные условия» - одна из главных причин их одичания.
Вот почему в плане воспитания общественного и
индивидуального сознания считаю первостепенно важным настойчиво
укоренять в сознании, в образе жизни нашего населения, высказанную
здесь идею конкретной индивидуальной и групповой
ответственности (материальной, моральной, правовой) за любое
преступление, закрепить ее законодательно и срочно создавать,
совершенствовать систему государственного, а также гражданского
социального контроля за всем, о чем ранее говорилось - за
установлением «авторства», за применением закона, за приданием гласности
всякого «авторства» в любом варварском деянии, наносящем вред
и тем более приводящем к человеческим жертвам. Когда, скажем, в
детском доме для глухонемых детей из-за неисправной проводки
страшно, по-варварски горят дети, то настоятельно надо найти
конкретного, индивидуального и коллективного «сатану» -
вышестоящего чиновника (чиновников), руководителей самого этого
дома вплоть до нерадивого электрика. И назвать «авторов», и
сообщить о наказании перед лицом всей страны. Иначе мы, чем
дальше, тем больше, будем погрязать в катастрофах, в варварстве,
губительных для страны, для всех и каждого.
Но ведь варварство - это не только поведение, образ жизни
опустившихся нищих, социального дна. Есть еще варварство
самых богатых с их глупой надеждой на то, что за высокими
заборами и будками охраны они уберегутся от варваризации страны.
(Отъезд за рубеж - не выход, ибо там им, скорее всего, придется-
таки отвечать за неправедно нажитое богатство).
Поэтому - резюмирую - «коллективный и
индивидуализированный сатана» экологического (и всякого иного варварства) - это
вполне конкретные и подлежащие установлению, наказанию
индивиды, учреждения, группы. И в данном случае обобщенные
ссылки на что-то другое (на социальную систему, «объективные
обстоятельства» и т.д. - в теории они необходимы) потому
несостоятельны, что на практике они позволяют вывести из-под удара
вполне определенных преступников и даже убийц. Ведь не делаем
же мы подобного в случае других преступлений: в принципе
общество ищет, а найдя, наказывает конкретных преступников.
Освобождать же от наказания «авторов» особенно социально опасных и
масштабных катастроф-преступлений - безнравственно для
общества, для индивидов же - просто самоубийственно.
94

ГЛАВА ВТОРАЯ
ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА
ЦИВИЛИЗАЦИИ*
Будущий историк отечественной мысли 70-80-х гг. XX в. не
пройдет, надо надеяться, мимо примечательного факта: немало
авторов, подвизавшихся в самых различных областях философского
и социологического исследования, именно в это время обратились
к проблемам цивилизации. Конечно, эти авторы как-то влияли друг
на друга в своем проблемном интересе, который для тогдашней
марксистской мысли был и неожиданным, и неортодоксальным.
И все же они скорее спонтанно сошлись на этом общем
теоретическом перекрестке, ведомые не заданным планом-маршрутом,
а внутренней логикой собственных изысканий, которая
причудливо переплелась с траекториями их трудной личностной
трансформации в социальных, культурных, идеологических условиях,
предшествовавших периоду перестройки.
Выяснение конкретных истоков, причин, деталей этого
процесса не входит в мою задачу. Я хочу лишь подчеркнуть, что в число
авторов, в те годы активно отозвавшихся на проблематику
цивилизации, входил и Вячеслав Семенович Стёпин. В становлении и
развитии этого исследователя отчетливо запечатлелись некоторые
вполне интерсубъективные линии и пересечения, благодаря
которым можно реконструировать внутреннюю
теоретико-методологическую графику философских изысканий - и не только
отечественных, и не только относящихся к теории, истории и методологии
науки.
Кстати, особая чувствительность B.C. Стёпина к логике и
методологии всякого научного поиска и, возможно, исполненный
открытости и искренности рефлексивный темперамент этого ученого
привели к тому, что он был среди немногих, кто в своих работах
(80-90-х гг.) дал достаточно подробный «мета-отчет» о
теоретических, идейных, практических мотивах, побудивших его уже с
начала 70-х не ограничиваться специальной философией
естествознания и осваивать новые для нее области исследования и анализа.
В чем же состояла здесь новизна? Не в самом по себе обращении
специалиста по философии, истории, методологии науки к соци-
Этот текст был первоначально опубликован в книге: «Философия. Наука.
Цивилизация» (М., 1999. С. 256-269), посвященной 65-летию B.C. Стенина.
95

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
альным и культурным факторам, ибо после социологии познания и
науки, а также на фоне экстерналистской истории науки (которые
к концу 60-х - началу 70-х гг. уже добились заметных результатов
и оказались довольно основательно проработанными в нашей
стране) такое обращение не могло считаться особым новшеством.
Да ведь и традиции марксизма, влияния которых в нашей стране
вряд ли можно было избежать, делали внимание к «социальной
детерминации познания» чуть ли не обязательным идеологическим
требованием, исходящим от марксистской социальной философии.
Оригинальность и неортодоксальность работы B.C. Стёпина
состояли в другом.
Траектории самостоятельного движения его мысли
определялись, насколько я понимаю, следующими основными
соображениями. 1. В процессе поиска наиболее релевантных для философии
естествознания социальных, культурных, мировоззренческих
оснований В. С. Стёпин уже в начале 70-х гг. пришел к
необходимости выявить «семиотические системы, выступающие в функции
хранителя, транслятора и генератора социально-исторического
опыта» [10, с. 6]. 2. И вот тут он должен был столкнуться с одним
из «ключевых изъянов» (термин самого Стёпина) классической и
современной марксистской философии: «в ней не были выявлены
функции культуры как способа передачи накопленного социально
исторического опыта (надбиологических программ человеческой
деятельности), ее роль в организации социальной жизни, в ее
изменениях и порождении различных видов общества» [там же, с.
74]. По контрасту интерес B.C. Стёпина привлекли те блоки мысли
XX в., где разносторонне исследовались проблемы культуры и где,
как в новейших теориях информации, систем, семиотики,
изучались специфические формализмы культуры. Особо важным звеном
в этой цепи размышлений В. С. Стёпина оказалось внимание к
неевропейским культурам и их универсальным категориям, к поиску
различий и связей между традиционными и нетрадиционными
культурами. 3. Интерес к теории культур, к изучению специфики
различных культур, к выявлению прогностических функций
философского знания в развитии культур, к подытоживанию
мировоззренческого, культурологического значения категориальной
работы философии - все это в свою очередь потянуло за собой и
переосмысление некоторых философско-исторических парадигм
марксизма. На этом пуги В. С. Стёпин логически строгим образом
должен был если не открыто пересмотреть формационный подход
марксизма (что до перестройки было бы весьма рискованным
шагом), то во всяком случае для себя, для своих исследований
подвергнуть его своеобразной редукции. А на первый план была вы-
96

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
двинута иная философско-историческая парадигма. Ею и стала
(всегда бывшая для марксизма маргинальной) концепция
цивилизации - с акцентом на различия традиционного и техногенного
типов цивилизации, которую B.C. Стёпин разрабатывает в течение
последних десятилетий. 4. Впоследствии, уже в период
перестройки, когда мы, к счастью, обрели возможность открыто и свободно
обсуждать не только достоинства и преимущества, но и «ключевые
изъяны» марксизма, B.C. Стёпин оригинально и интересно связал
последние с зацикленностью на «приоритетах» и проблемах
техногенной цивилизации, ее развития и предыстории [10, с. 82].
5. Подробная (и, по моему мнению, теоретически насыщенная,
а потому и имеющая богатые перспективы) разработка проблем
прошлого, настоящего и будущего техногенной цивилизации
(в немалой степени также и тревога за постоянные «выбросы»
варварства) привели B.C. Стёпина к выработке «стратегии
ненасилия», которая - в качестве заметного вклада отечественной
философии - может подключиться к аналогичным программам, в ходе
последних десятилетий предложенным в различных странах мира.
Весьма показательно то, что интересовавший нас здесь поворот
отечественной философии к проблематике цивилизации и
варварства оказался синхронным с процессами, происходившими в
западной философии и социологии. В основной части этого
параграфа я и обращусь к некоторым западным разработкам проблем
современной цивилизации, с самого начала акцентируя тему
варварства как ее оборотной стороны.
Споры вокруг определения варварства
в западной литературе последнего десятилетия
Мы заговорили о временной синхронности новых западных и
отечественных исследований интересующей нас темы. Особой
интенсивности они достигли сначала на рубеже 80-90-х гг. и на
рубеже XX и XXI вв. Согласно описаниям некоторых специалистов,
«великое повествование» эпохи модерна (термин Ф. Леотара), т.е.,
собственно, нового времени, было отмечено решительным
противопоставлением цивилизации модерна варварству как ее антиподу.
Правда, эти специалисты не отрицают, что дихотомия цивилизации
модерна и варварства нередко взрывалась и теориями, возникшими
в саму эпоху модерна. Ибо противоречия цивилизации последних
веков были столь очевидными, что мимо них не могли пройти
и авторы прогрессистских концепций, не говоря уже о критиках
цивилизации, в которых в новое время не было недостатка. И все-
4 Зак. 2409
97

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
таки только в XX в. в философии и социологии нашел общее
признание следующий тезис: варварство является не чем-то внешним
по отношению к цивилизации, а оборотной ее стороной,
неустранимым полюсом многих ее противоречий. Впрочем,
доказательство и расшифровка этого тезиса зависят от того, как толкуется
понятие «варварство», что в свою очередь обусловлено толкованием
понятия «цивилизация». И вот к концу XX в., подводя итог как
будто бы постоянным и оживленным дискуссиям вокруг этих
понятий, специалисты с удивлением обнаруживают, что сами
понятия остаются смутными и недостаточно проясненными. Так,
углубившись в историю понятий «варварство» и «варвары», немецкий
философ и социолог Клаус Оффе, по его собственному признанию,
натолкнулся, во-первых, на тот факт, что в специальных
лексиконах и словарях эти понятия зачастую отсутствуют, а, во-вторых, и
на то, что достаточно редкие объяснения отличаются нечеткостью
и двусмысленностью. Тем не менее К. Оффе - в работе
«Современное «варварство»: естественное состояние малого формата?» -
суммировал ряд подходов к определению интересующих нас здесь
понятий. «В начале их употребления у греков, у Гомера и
Геродота, варварами именуются люди иного языка - языковые чужаки, с
которыми мы не можем найти понимания ни на их, ни на нашем
языке. При этом греки имели в виду обитателей Малой Азии, и
прежде всего персов. И поначалу чуждость языка и религиозного
культа, этих характеристик образа жизни варваров, не означали
чего-то уничижительного - у Гомера и Геродота порой даже
можно обнаружить, как установили филологи, своего рода склонность
к идеализации варваров» [6, s. 258]. Однозначно негативную
окраску слово «варвары» получает во времена Ксеркса и в ходе
военной конфронтации греков и персов. С IV в. до н.э. со словами
«варварство» и «варвары» начинают прочно ассоциироваться такие
определения, как дикость, бескультурье, невежество, жестокость,
бесчеловечность. Похожее значение этому понятию придавали
римляне, добавив еще один важный для них оттенок: варварами
именовали жителей провинций Римской империи. Как полагает
К. Оффе, в новое время осуществилось лишь «новое открытие»
этих древних понятий и понятийных толкований; наиболее
интенсивно они использовались во французской
социально-философской и политической литературе. Несмотря на столь древние
традиции употребления данного понятия, в него до сих пор
вкладывают самые различные смыслы.
Проанализировав способы употребления понятий «варварство»,
«варварский» в 540 книгах, появившихся на различных
европейских языках в XIX и XX вв., Оффе обнаружил, что эти понятия
98

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
равно применяются по отношению к эпохам, феноменам,
состояниям, действиям, поведению, стилю жизни и т.д. Многозначность
в том и проявлялась, что «варварскими» именовались и целые
эпохи (ранняя история человечества, рабство), и сложные,
комплексные явления более поздней истории (такие как колониализм,
милитаризм, мировая и гражданская войны, военная диктатура, фашизм,
расизм, большевизм, тоталитаризм и т. п.), и отдельные действия
государства, общества, социальных групп и индивидов (смертная
казнь, полигамия, викторианская сексуальная мораль,
дискриминация гомосексуалистов и т.д.). Поэтому К. Оффе высказывает
сомнение: «Варварство - не некое [строго] введенное
социологическое понятие; и перед лицом этого множества его употреблений
возникает вопрос, стоит ли вообще прилагать какие-либо усилия,
чтобы возвышать его до уровня социологического понятия» [6,
s. 262]. Однако сомнение разрешается в пользу дальнейших усилий
по прояснению разбираемого понятия. Чтобы добиться большей
ясности, надо, согласно К. Оффе, разделить феномены,
причисляемые к варварству, на две группы - существовавшие до
[возникновения] цивилизации и после ее возникновения. В первом случае
«варварство» - чаще всего исторический и географический
феномен: оно относится к отдаленнейшим периодам истории или (реже)
к некоторым территориям, которые и на более поздних
исторических этапах «выпадали» из развития цивилизации. Во втором
смысле понятие «варварство» означает «саморазрушение
цивилизованности», внезапное нарушение правил и принципов ее
функционирования [ibid., s. 263]. В этих случаях нередко говорят о
«новом» или «современном варварстве». В итоге своего анализа
К. Оффе склоняется к такому определению варварства: «Его
результатом является тяжелейшее нарушение символической или
физической интегрированности индивидуумов и групп личностей;
и мотивация действия проистекает (в негативном смысле) из того,
что действующие лица освобождают самих себя от возложенного
на них долга оправдывать или объяснять свое поведение, причем
они претендуют на «право сильного», которое есть полюс,
противоположный праву. Эта претензия на применение или
претерпевание разрушительного насилия и будет называться «варварской»
(независимо от того, кто первым прибег к таковому разрушению и
каковы его масштабы)» [ibid., s. 268].
Присоединяясь к определению К. Оффе, Ларе Клаузен
(профессор социологии и руководитель группы по исследованию
социальных катастроф Кильского университета) делает такое уточнение:
«Варварство - особая форма ликвидации ценностей всего
общества, возникающая вследствие основополагающего дезавуирования
99

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
всех этих ценностей из-за радикального и быстрого социального
изменения - в условиях крайней эскалации всех действий,
направленных против тела и жизни [человека] и перед этим негативно
санкционированных» [ibid., s. 130].
К.-З. Реберг, обсуждая терминологические изыскания К. Оффе,
справедливо отмечает, что термин «после-цивилизационное
варварство» выбран неудачно и что правильнее говорить о «внутри-
цивилизационном» варварстве. Реберг напоминает также об
известных авторах, говоривших и писавших о таком «втором
варварстве» - о Максе Вебере или о (другом, чуждом Максу Веберу,
авторе) Освальде Шпенглере, о Т. Адорно и М. Хоркхаймере (с
позицией последних Реберг и сближает подход Оффе). «Именно
потому что общество модерна делает акцент на процессе цивилизо-
вания, потому, что в нем (после вытеснения варварства, имевшего
место до модерна) его рациональность понималась как господство
над миром, как инструментальный разум, - именно поэтому
общество модерна не имеет иммунитета против негуманности и
варварства. Надломы цивилизации с самого начала в качестве
возможностей заложены в процессах рационализации и бюрократизации
эпохи модерна» [4, s. 16], - пишут немецкие социологи Макс
Миллер и Ганс-Георг Зеффнер, резюмируя идеи многих своих коллег.
Понятие варварства становится, таким образом, своего рода
символом и интегратором самокритической рефлексии современного
общества: в отличие от древних обществ, для которых варвары
были «дикими чужаками», с жестокими нравами и обычаями, люди
современного общества сталкиваются с тем фактом, что
«варварами становимся мы сами...», что «варвары - это отколовшаяся часть
нашего коллективного Я...» [4, s. 264]. «Сильный тезис», согласно
К. Оффе, звучал бы так: наступление цивилизации против самой
себя, именуемое варварством, есть процесс,
запрограммированный в самой цивилизации [курсив мой - Н.М.; ibid., s. 268-269].
«Варварские» вкрапления в цивилизацию -те ее свойства, которые
являются ее конструктивными ошибками, причем возникающими
с неизбежностью.
Теперь я выскажу свою точку зрения на итоги и предмет спора.
Хотя в результате различных дискуссий, на что не раз сетовали их
участники, не удалось добиться вполне ясных, приемлемых для
большинства дефиниций, в понятийной реконструкции
тревожащего нас всех феномена современного варварства были нащупаны
некоторые существенные моменты. Они будут использованы в
дальнейшем рассуждении. Общим недостатком, однако, было то,
что, во-первых, в известных мне спорах недостаточно учитывалась
коррелятивность понятий «варварство-цивилизация» (и, стало
100

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
быть, взаимозависимость дефинитивного прояснения обоих
понятий); а во-вторых, что произошло отождествление варварства с
наиболее впечатляющими актами насилия, разрушения,
жестокости. Между тем и само варварство, и противопоставление цивили-
зационного и варварского измерений внутри современной
цивилизации - явления многомерные, многоликие. Имеет смысл
суммировать хотя бы главные черты и особенности этого
противостояния. Я возьму за основу ту концепцию цивилизации, которая была
кратко представлена мною в книге «Рождение и развитие
философских идей» (1991) и применена там к анализу древнегреческой
цивилизации [8, с. 22-39]. В данной книге это I раздел.
1. Цивилизация - тот изменившийся тип отношения человека к
природе, замысел и суть которого, в противовес (доцивилизаци-
онному) варварству, заключается не в уничтожении, расхищении
материала природы, а в его использовании, преобразовании и в
известном смысле приумножении. Цивилизация потому и сменила
варварство, которое долгие тысячелетия было, вероятно,
единственным (или главным) способом бытия древнего человечества, что
хищническое, захватническое, опустошающее воздействие на
освоенные тогда людьми части континента грозило гибелью еще
очень слабому человеческому роду. Возникающая цивилизация
стала тогда способом его спасения. Но по мере дальнейшего
развития цивилизации стало очевидно, что цивилизационный «замысел
природы» (или замысел Бога?) в отношении человеческого рода
реализовался не через исключение варварского (разрушительного
и саморазрушительного) начала, а лишь через некоторое его
сдерживание. Не удивительно, что ускорение и расширение
воздействия на природу, характерное для современной цивилизации,
привело и к особенно масштабным варварским, т.е. неразумным и
разрушительным последствиям - к экологическому кризису. Таким
образом, одна из главнейших ипостасей современного варварства-
те действия отдельных индивидов, институтов, государств,
которые из-за насилия над природой имеют своим следствием
природные катастрофы, жестоко «наказывающие» все человечество, а не
только непосредственно виновных (которых, кстати, почти всегда
можно найти). И если в древности, опустошив прежде не тронутые
участки природы, люди спасались тем, что перекочевывали в
новые регионы, то теперь у человечества нет такого выхода; к тому
же и сами катастрофы часто становятся глобальными.
Об экологическом кризисе очень много говорится. Но факт
остается фактом: к концу XX в. человечество пока еще не нашло
эффективные средства экологического сдерживания и, пожалуй,
несмотря на все самые громкие разговоры, даже не осознало в пол-
101

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ной мере, что экологическая угроза, экологическое варварство
сродни ядерной угрозе. И что именно из-за них может погибнуть
или выродиться во что-то иное человеческая цивилизация как
таковая.
2. Если цивилизация (согласно ее замыслу и принципу) есть
развивающаяся, усложняющаяся система разделения труда,
в принципе направленного на сбалансированное создание,
хранение, транспортировку, обмен, потребление товаров и услуг и
предназначенного для удовлетворения растущих потребностей
индивидов и их сообществ, то рецидивы и всплески варварства
заключаются в деформированиях стимулов, форм, результатов этого
процесса. Еще недавно в нашей стране господствовал дефицит товаров
и услуг, что резко контрастировало с практикой цивилизованных
стран, т. е. с реальными достижениями цивилизационного
процесса. Теперь, слава богу, нет дефицита, к которому успели
привыкнуть несколько поколений соотечественников. Но отсталость,
слабость отечественной промышленности, хаотический,
спекулятивный, криминальный рынок товаров и услуг - другая деформация,
еще одно из проявлений «недоцивилизованной цивилизации» или
прямого варварства.
3. Множество проблем накопилось в той сфере цивилизацион-
ных взаимодействий, которые связаны с отношениями
собственности. Опять-таки, в принципе и по замыслу, частная собственность
появилась в качестве противопоставляемого неприкаянности,
незаинтересованности, бесхозяйственности варвара и естественного
для развития человеческих индивидуумов способа поддержания их
жизни и жизни их близких, стимулирования труда,
ответственности, рациональности, инициативы и т.д. Цивилизация искала и
находила возможности сочетать, комбинировать наиболее
оптимальным образом частную и общественную формы собственности.
Между тем древний варварский способ захвата, уничтожения,
разрушения, передела, а потом проматывания чужой собственности не
только не исчез из исторической памяти человечества, но на
протяжении всей цивилизационной истории воспроизводил себя,
вторгаясь в жизнь людей мощными «выбросами» самого жестокого,
именно варварского, передела имущества, собственности,
богатства, власти, государственных границ и т.д.
Передел собственности в нашей стране в XX в. происходил не
раз - и почти всегда он осуществлялся варварскими способами
грубого, бесцеремонного, криминального захвата, передела и
беспредела. К сожалению, варварский цикл не закончился...
4. Если коренная функция (замысел, принцип) цивилизации
состоит в обеспечении все более свободных, закрепляемых и юриди-
J02

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
ческими, и нравственными нормами форм совместного бытия
людей, в предоставлении индивидам всеобщих прав, свобод,
гарантий, возможностей участия в решении своих судеб и судеб нации,
страны, мира, то варварская сторона противоречия цивилизации
заключается в ущемлении, деформировании или полном
подавлении этих прав, свобод, гарантий и т.д. «Варварской» ее правомерно
назвать потому, что в исторический период варварства люди еще
не знали или, будучи именно варварами, не принимали, не считали
для себя обязательными уже существующие или возникающие
нормы общежития, сдерживающие произвол и насилие в
отношении других индивидов и их общностей. Драматизм современной
истории состоит в том, что, во-первых, нередко варварски
попираются законы, нормы, о которых нарушающие их индивиды
достаточно хорошо осведомлены; и, во-вторых, их нарушение в
отношении тех или иных людей часто оправдывается как раз
стремлением «восстановить справедливость», свергнуть диктатуру и
диктатора, «отстоять свободу и независимость» нации и т.д. Тем не
менее вряд ли можно отрицать, что насильственное попрание прав
и свобод людей, включая прежде всего их право на жизнь, - под
какими бы предлогами оно ни осуществлялось - противоречит
сути цивилизации и ее завоевания, демократии, и является одним из
проявлений рецидивов варварства, так и не преодоленного
цивилизацией.
Цивилизование сферы политики, самой демократии,
преодоление потенциала варварства, так или иначе прорывающегося из
самих демократических структур, особенно в нецивилизованных
странах, не имевших опыта демократии - вот одна из
актуальнейших проблем, с которыми мы в нашей стране столкнулись весьма
трагическим образом. Но и в странах, уже накопивших на
протяжении веков или десятилетий ценный опыт демократических
преобразований, к концу XX в. остро стоит новая задача. Эти страны
объединяются; возникают новые союзы и противостояния
государств. И вот когда вдруг возникает соблазн навязать - «с высоты
цивилизации» и во имя демократии - свою волю другим странам и
государствам, то не подвергается ли испытанию действительная
приверженность цивилизованным отношениям и методам
деятельности? Ведь если варварское насилие (скажем, геноцид целых
народов, попрание прав и свобод тем или иным диктатором и его
режимом) хотят устранить военными действиями, бомбардировками,
т. е. насилием, кровью, разрушениями (кстати, реально
наносящими ущерб не самим диктаторам, а простым людям), то здесь
варварству в действительности противостоит не цивилизация, а
другое варварство, пусть и подкрепленное «коллективной волей»,
юз

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
поддержанное новейшей техникой, хорошо спланированное и к
тому же использующее самые новейшие, рафинированные техники
«легитимизации».
5. Если функция цивилизации состоит в обеспечении все более
свободных, ненасильственных, добровольных форм совместного
бытия индивидов, их свободно формирующихся объединений и
союзов, то варварство - как ее неустранимый спутник -
проявляется в разрушительных войнах, мировых, региональных, локальных,
а также в неумении или нежелании преодолевать или смягчать
неизбежно возникающие конфликты мирными, а не военными
средствами. «Варварские» группы, объединения, союзы основываются
на насилии, захвате, разрушении, принуждении, терроре; и при
этом не имеет значения, во имя каких целей все эти истинно
варварские средства применяются. «Современные варвары» - те, кто
ратует за войну, кто ведет ее, имея в виду интересы выгоды,
завоевания или удержания власти, соображения «чистоты расы» и т.п.,
но также и те, кто развязывает войну во имя самых благородных
целей. Долгое время считалось, что «дело прочно, когда под ним
струится кровь», что есть «высшие» цели и соображения, ради
которых можно жертвовать жизнями других людей. Не настало ли
время твердо заявить, что нет и не может быть никаких,
решительно никаких идей и целей, которые оправдывали бы инициирование
действий, неизбежно приводящих к войне, кровопролитиям (все
равно, небольшим или массовым), разрушениям? И что нет и не
может быть никого, решительно никого, кому вверена чуть ли не
трансцендентная миссия судить и наказывать целые народы «от
имени» цивилизации.
6. Если специфическая черта цивилизации заключается в том,
что индивиды, народы, страны, стремясь к удовлетворению
растущих потребностей (причем потребностей и тела, и духа), делают
свою повседневную жизнь все более обеспеченной необходимыми
для этого благами, все более обустроенной, удобной, комфортной
и в этом смысле все более достойной человека, то не искорененное
варварство проявляется в запустении, неустроенности, одичании,
скотстве привычек и образа жизни, в антисанитарии, допотопной
медицине, бездорожьи, в отсутствии самых элементарных бытовых
удобств, умирании целых районов, городов, сел и во многих
прочих чертах жизни, так знакомых именно россиянам.
7. Если культурная, духовно-нравственная компонента
цивилизации - это деятельность по созданию и применению идеальных
образцов предметной деятельности и норм, принципов
человеческого общежития и общения, то варварство (на что справедливо
обратили внимание упомянутые выше авторы) выражается и в на-
104

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
сильственном нарушении правовых, социальных, нравственных
норм, и в сугубом пренебрежении к многовековой работе
человечества по их формированию и поддержанию. Поэтому
цивилизация, отличаясь от культуры как специальной деятельности по
созданию и трансляции идеальных смыслов самого различного типа,
в целом, по своим принципам не только не враждебна культуре, но
создает для нее фундамент и основу, в свою очередь, нуждаясь
в культуре. И напротив, «варварство» есть обозначение тех
противоречивых сторон и состояний цивилизации, которые или наносят
прямой ущерб культуре или по крайней мере равнодушны к ее
потребностям. Правильно отмечено, что любые акты варварства
опираются на варварское отношение к гуманистическим нормам
и принципам.
8. Если цивилизация как таковая есть общее обозначение
непрерывности истории человечества (при всей прерывности жизни
отдельных цивилизационных образований), есть кумулятивный
общечеловеческий опыт, то понятие варварства как бы
суммирует такие угрозы (типа экологической или ядерной катастрофы),
которые способны прекратить существование человечества как
целого.
Подведем итог. «Внутрицивилизационное варварство» - это
понятие, с помощью которого целесообразно обозначить и
суммировать те стороны многообразных противоречий цивилизации, от
которых исходят: намеренное или непреднамеренное насилие
в отношении природы, приводящее к экологическим катастрофам
{«экологическое варварство»); ущемление прав, свобод,
социальных норм в политической деятельности, насилие, терроризм в
государственной сфере и сфере гражданского общества - все равно,
осуществляются ли они государством, союзом государств,
партиями, группами, отдельными индивидами, преследуют ли они
низменные или высокие цели; пренебрежение цивилизационными
нормами политической деятельности, демократического процесса
{«политическое варварство»); нарушение нравственных норм
и пренебрежение гуманистическими ценностями, выработанными
в светской и религиозной сферах {варварство попрания ценностей,
варварство безнравственности); предпочтение военных целей
и средств мирным способам разрешения конфликтов
{«милитаристское варварство»); «мерзость запустения» в повседневной
жизни, быту, недостойное человека существование {«бытовое
варварство»). Могут спросить: а зачем нужны термины «варварство»,
«варварский», если речь идет о противоречиях, заключенных
внутри цивилизации? Но в том-то и дело, что историко-генетические
корни цивилизационных процессов все еще глубоко уходят в поч-
105

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ву доцивилизационного, а потом и внутрицивилизационного
варварства. Нет ничего удивительного в том, что на этих корнях то
и дело вырастают чертополохи варварства.
Это были общие соображения, касающиеся цивилизации и
варварства в целом - еще до деления на типы цивилизации (скажем,
на традиционную и техногенную цивилизацию). А теперь вернемся
к западным дискуссиям - и именно к более конкретным
соображениям и исследованиям, касающимся проявлений варварства на
самых поздних, сегодняшних этапах истории.
Некоторые механизмы
современного варварства
Одна из наиболее характерных тенденций современной
социальной философии и социологии в вопросе о причинах
современного варварства — поиск глубоких и долговременных, именно ци-
вилизационных истоков тех «нашествий», всплесков варварства,
т.е. насилия, жестокости, по разрушительной силе и масштабности
которых драматическое XX столетие, как кажется, превосходит
даже самые кровавые столетия прежней истории. В последние
десятилетия поиск этот все чаще упирался в анализ внутренних
противоречий и напряжений эпохи «модерна» (die Moderne, the
modernity), или нововременной истории человечества, которая (условно
говоря) во второй половине XX века стала преобразовываться —
притом не плавно, а конфликтно - в новую историческую эру,
получившую (вряд ли удачное) название «пост-модерна». Споры
о модерне и пост-модерне оставим в стороне . Здесь же
существенны два момента. Во-первых, это анализ источников варварства,
заключенных в цивилизации нового времени, которая, несомненно,
в своих весьма важных формах продолжает свою жизнь и сегодня.
Во-вторых, это размышления о том, что произошло с данными
формами к концу XX столетия и какие из них, в частности, дали
особенно интенсивный толчок тем взрывам варварства, которые
своим зловещим отсветом провожают только что ушедшие
столетие и тысячелетие. Присмотримся к тому, как отвечают на эти
вопросы некоторые западные социологи и философы, признанные
специалисты по проблемам цивилизации.
Ш. Айзенштадт, профессор Иерусалимского университета
(автор книг «Порядок и трансценденция: роль утопии в динамике
цивилизации», 1988; «Антиномии модерна», 1996; «Культуры осево-
' См. написанный мною краткий раздел об этих дискуссиях в [7J.
106

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
го времени», I, II, 1987, 1992) предлагает развернутую концепцию
противоборства цивилизации и варварства в эпоху модерна, суть
которой можно вкратце передать следующим образом. Потенциал
варварства - в далеко идущей трансформации «программатики
модерна», как она откристаллизовалась в истории Просвещения и
эпохи Великих революций, в тех утопических проекциях, которые
господствовали в европейских цивилизациях целых столетий.
Конкретнее говоря, исток и «потенциал» варварства Ш. Айзенштадт
усматривает в том, что главные измерения человеческого
совокупного опыта, которые существуют лишь в единстве, были
«идеологически» отделены от этого опыта, противопоставлены друг другу
и абсолютизированы. Были воздвигнуты границы между
рассудком и чувствами, воплотившиеся в не просто различные, но и
борющиеся друг с другом «легитимации», т.е. оправдания,
рационализации социального порядка. Среди таких легитимации главными
были те, которые апеллировали к «примордиальному», граждан-
ско-цивильному и духовному порядкам [3, s. 97]. Слово «примор-
диальный» для отечественного читателя, возможно, требует
разъяснений. Оно (как и понятие «жизненный мир») вошло в общее
употребление в западной литературе второй половины XX в.,
будучи взятым из лексикона гуссерлевской феноменологии, в
которой primordial (иногда primordinal) означает все относящееся к
миру «первого порядка», т.е. к миру частного, индивидуального Я как
«монады», сначала рассмотренной в (условной и никогда
полностью не реализуемой) абстракции от интерсубъективного, т. е.
социального и исторического мира. В частности, акцент на «примор-
диальное» означает близость к человеческому телу, его
потребностям и реакциям, к миру чувств, к биолого-этническим
характеристикам человеческого Я и т.п. И вот «программатика» модерна
была связана, согласно Айзенштадту, с тем, что примордиальное как
бы «заключалось в скобки», отодвигалось на задний план
социальными, коллективно-гражданскими, духовно-теоретическими
формами и констелляциями человеческого опыта, которые выступили
(разумеется, при посредстве соответствующих идеологов,
теоретиков, политиков, религиозных деятелей и т.д.) с
широковещательными, абсолютизированными, даже универсалистскими
претензиями. При этом возникло также и огромное напряжение между
носителями «гражданских» (секуляризированных) и
«трансцендентных» (религиозных, идеологизированных, часто утопических)
программ, каждая из которых также не преминула выдвинуть
универсалистские претензии. «Примордиальное», будучи оттесненным
на периферию значений и смыслов социальной жизни, не исчезло
и даже не смирилось со своей второстепенной ролью.
107

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
За фасадом сугубо временных побед отдельных
универсалистских программ продолжалась напряженная борьба упомянутых
(абсолютизируемых) элементов человеческого опыта - с перевесом
на отдельных этапах таких элементов примордиального, как
«национальное», или таких элементов «гражданского», как «всеобщий
интерес», «права человека», или таких элементов духовного, как
религиозно-конфессиональная идентификация. При этом в каждом
из абсолютизируемых измерений возникали и обострялись свои
напряжения. Так, в гражданско-цивильной сфере нарастало
доминирование политики, т. е. происходила политизация жизни, а в
политике, в свою очередь, имело место противоборство между
«революционными», «якобинскими» (тоталитарно-насильственными)
и «процедуральными», «рутинно-прагматическими»,
реформистскими тенденциями. При существовании напряжения между
означенными общими линиями-тенденциями европейской цивилизации
эпоха модерна отмечена и многими более конкретными
размежеваниями в силовых полях реальной истории: например, между
свободой и равенством; между представлением об индивиде как
автономном, суверенном существе и его пониманием как
несамостоятельного звена социального порядка; между ссылками на закон,
правовое поле, «всеобщую волю» и апелляциями к
непосредственным потребностям, интересам индивидов и т.д. Философы
склонны видеть в этих констелляциях прежде всего борющиеся идеи.
Социологи с полным правом подчеркивают: (почти) каждый
«чисто» идейный оттенок представляет какую-либо реальную силу и,
соответственно, свидетельствует о напряжении сил в конкретном
социально-историческом опыте.
Всплески варварства, неизбежные как для настоящего, так и
для будущего цивилизации, означают, согласно Айзенштадту, что
обществу не удается «инкорпорировать» различные идеи
культурной программы модерна и преодолеть всегда сильные тенденции
каких-либо элементов к их самоабсолютизации, их претензии на
исключительность и господство. Другая причина - неспособность
общества, неспособность современной цивилизации создать новые
рамки социальной интеграции и если не преодоления, то
смягчения конфликтов, которые обусловлены трансформациями и
вызовами новейших стадий цивилизационного развития.
О каких же новейших трансформациях и вызовах идет речь?
И как встречает их современное человечество? Разумеется, они
столь многочисленны, что вникнуть в целостную картину в
небольшом разделе не представляется возможным. Упомяну о тех
аспектах, которые, на мой взгляд, интересно и глубоко раскрыты
современным социологом Зигмундом Бауманом. Одна из тенден-
108

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
ций современного общества и его теоретических осмыслений как
будто и заключается в осуждении насилия, его наиболее жестоких,
т.е. именно варварских форм. 3. Бауман считает, что на
современном этапе правомерно говорить о варварстве и насилии как
синонимах. Напротив, цивилизация, точнее, высокий уровень
цивилизованности, часто мыслится в тесном единстве, почти тождестве с
ненасильственными формами управления обществом и разрешения
конфликтов. Простую и четкую формулировку этой тенденции я
вижу, в частности, в следующих словах B.C. Стёпина:
«Ненасилие - важнейший и безошибочный показатель уровня
нравственного развития человека и общества. Вместе с тем оно является
прагматическим императивом нашего времени. Вся логика развития
современной цивилизации приводит к пониманию ненасилия как
важнейшего условия дальнейшего прогресса и процветания
человечества» [10, с. 29]. Вряд ли можно оспаривать, что на исходе
XX в. все чаще формулируется и является реальным вызовом
именно такой императив.
Однако 3. Баумана (и признаюсь, меня тоже) настораживает
другая, не менее явная тенденция, а именно то, что насилие -
притом в его крайних, варварских формах - не только не исчезает из
жизни человечества, но даже расширяет поле своего действия.
Наиболее впечатляющая, шокирующая сторона этой тенденции:
к крайнему насилию прибегают не только экстремистские
элементы, вроде террористических групп; насилие все более охотно берут
на вооружение те, кто объявляет себя борцами против насилия,
геноцида, попрания прав человека. 3. Бауман полагает, что все это
совершенно не случайно. Более того, и сам факт непроясненности
понятия варварства (читай: насилия) требует объяснения.
«Насилие должно заключать в себе нечто такое, что позволяет ему
проскользнуть сквозь все понятийные сети, как бы тщательно они ни
были сплетены. И это «нечто» существует фактически. Речь идет
ни о чем ином, как о той нашей амбивалентности, с которой мы
встречаем власть, принуждение и насилие» [1, s. 36]. Суть дела для
Баумана в том, что и следует признать со всей ясностью и
искренностью: «Эпоха модерна так же не может существовать без
принуждения, как рыба без воды» [ibid., s. 36-37]. В современном
мире, продолжает Бауман, накапливается особенно большой
потенциал энергии, производящей власть и силу, а стало быть,
постоянно и неизбежно чреватой принуждением и насилием.
«Современное сознание неискренне и не может быть искренним в вопросе
о применении принуждения и насилия» [s. 38].
Правда, эпоха модерна в явной форме легитимизирует, т.е.
оправдывает и рационализирует самое себя как «процесс цивилизо-
109

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
вания», или как такую линию развития, при которой смягчается
грубое, облагораживается жестокое, вместо стихийного поведения
утверждается нравственное регулирование. Но эта
рационализация, согласно Бауману, есть не более чем пропаганда. «В процессе
цивилизации речь идет не о том, чтобы устранить насилие, а о том,
чтобы устроить его новое перераспределение» [ibid.]. В отличие от
раннего периода эпохи нового времени, когда сосредотачивались
на противоположности разума, рационального и аффекта,
«центральным дуализмом» более позднего модерна стало различие и
противостояние упорядоченного и неупорядоченного,
контролируемого и неконтролируемого, предсказуемого и непредсказуемого
(в данном случае — насилия). И вот именно в пограничье между
этими дихотомиями цивилизация попыталась перенести границу
между «цивилизованностью» (Zivilität) и варварством. Тогда
контролируемое, предсказуемое насилие представало как некоторая
«осознанная необходимость» цивилизации, а варварство — как
нечто диффузное, неупорядоченное, спонтанное. 3. Бауман
использует выразительную метафору Ю. Лотмана: упорядоченное,
предсказуемое, легитимизированное насилие подобно мощному потоку
реки, которая все смывает на своем пути, но (обычно) движется по
прочному, известному руслу; насилие неупорядоченное подобно
минному полю, движение по которому чревато взрывами, о коих
никто не знает, где они произойдут.
Претензиям некоторых идеологов на то, что современный мир
будто бы разделен на две части - так называемые цивилизованные
страны и остальной мир, 3. Бауман противопоставляет формулу:
«На протяжении всей истории [эпохи] модерна разделительная
линия между цивилизацией и варварством никогда не была
идентична границам между национальными государствами; еще меньше
общего имела она с границами "цивилизованной части мира"»
[1, s. 42]. Хиросима, Освенцим, ГУЛАГ - убедительные и
страшные доказательства этого. Итак, вывод 3. Баумана состоит в том,
что эпоха модерна «интернализирует» варварство. Теперь
варварство находится не где-то за «воротами» цивилизации, как думали
в эпоху Римской империи. Вся человеческая история, а особенно
в эпоху модерна, может быть рассмотрена как история постоянной,
«хронической» борьбы цивилизации против варварства внутри
самой себя. Эта борьба ведется все более утонченными,
рафинированными средствами, причем каждый человек в ней
парадоксальным образом есть и солдат цивилизации, и ее противник, и боец,
и поле боя... К этим общим размышлениям 3. Бауман присоединяет
и более конкретный анализ тех изменений, которые произошли
в самое последнее время и способствовали новым непредвиденным
взрывам варварства. Их социолог называет «неотрибализмом»,
по

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
имея в виду возникновение новых групповых образований - tribus
(вырастающих как бы снизу, от самых корней социального бытия)
и фиксируя вот какие действительно важные проблемы
современности, носящие поистине глобальный характер. Речь идет о
повсеместном, весьма болезненном для конкретных индивидов (и в
разных странах принимающем относительно различные формы)
крушении прежних исторических и социальных форм
самоидентификации индивидов. Неважно, испытывали или не испытывали
индивиды доверие к этим, когда-то весьма мощным формам
коллективной и индивидуальной идентификации, но их утрата обернулась
болезненным вакуумом. Позволю себе заметить, что для нашей
страны это утверждение Баумана более чем очевидно: распались
многие, если не все, общности, разрушились рамки,
обеспечивавшие - по большей части несвободным образом - отнесение
индивидом самого себя к большому и, казалось, мощному государству,
к «нерушимому» союзу народов, к (единственной) партии и
другим «централизованным рамкам» (термин 3. Баумана). Главное же,
от этих рамок исходило, ими контролировалось и исправно
«легитимировалось» государственное насилие. Тем самым
сдерживалось, и притом довольно жестко, спонтанное, неорганизованное
насилие. Как в нашей стране сдерживалось это стихийное
варварство и развязывалось варварство ГУЛАГа- особый вопрос.
Что произошло, когда прежние рамки вдруг оказались пустыми
и бессильными? Опустевшие институциональные и не
институциональные формы сразу постарались «приватизировать» ad hoc,
случайно и быстро оформившиеся группы; некоторые из них
имели характер мафиозных объединений, сразу же вступивших
в борьбу за власть и влияние. История очередной раз доказала:
1) если насилие сдерживается лишь другим насилием, то при
устранении последнего оно вырывается наружу, сметая - всегда
хрупкие! - цивилизационные преграды; 2) непрочные, сверху
насаждаемые, а не выстраданные, не интериоризированные мораль и
право очень быстро уступают место правовому и нравственному
беспределу. В этих условиях бунт индивида, а также
заинтересованных в реванше социальных групп и партий в который раз в
истории может оказаться страшным, непредсказуемым, именно
варварским. Через него может вырваться наружу нестерпимая боль
выбитых из колеи, обездоленных людей. И, возможно, не
материальные лишения, а именно утрата упомянутых «центров
идентификации» ощущается этими людьми наиболее болезненно.
Но, может быть, тезисы Баумана о разрушении
централизованных рамок относятся лишь к таким странам, как наша, -
испытавшим мощный социальный «обвал», подобный землетрясениям
и другим тектоническим сдвигам в природе? Мнение Баумана та-
1П

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ково: сходные процессы происходили внутри всех, притом весьма
различных цивилизационных организмов, которые во второй
половине XX в., а особенно в последние три десятилетия оказались
втянутыми в сложные и противоречивые процессы развития
«модернизирующейся» цивилизации [9; ]]]. Идет ли речь о Европе
или Азии, о Северной или Южной Америке, о России и других
восточно-европейских государствах - всюду, хоть и по-разному,
происходит демонтирование прежних «центров» влияния и силы,
рамок идентификации и заполнение вакуума частными, во многом
случайными и стихийными формами. Последние нередко
выступают, как это вообще принято в культуре Европы, с
универсалистскими претензиями, маскируясь в том числе и под
«общечеловеческие» или «общенациональные» ценности. Замечено, что как раз
«примордиальные» формы, оправившись от многовековых
идеологических репрессий, прорвались к центру исторических
подмостков и не без успеха ведут на них свою шумную,
претенциозную игру.
Социологи иногда называют такие констелляции и частные
центры идентификации «Möchtegern-Gemeinschaften», что,
собственно, означает: сообщества, которые соответствуют «моим»
сугубо индивидуальным склонностям и хотениям. Говоря о «неотриба-
лизме», Бауман утверждает, что для современности стали весьма
характерными (по крайней мере) четыре человеческих типа:
Flaneur, фланирующий человек; бродяга, который нигде не
имеет дома; турист и игрок. Они как нельзя лучше выражают
прерывность, неустойчивость существования в эпоху постмодерна.
Они сформировались через протест против всех господствовавших
структур модерна, которые были нацелены на формирование
человека-производителя, человека-потребителя, человека-солдата (т.е.
послушного, дисциплинированного исполнителя заданных ролей),
человека-винтика (или человека-детали, подобного отдельным
конструкциям детской игры «лего»). Поскольку эти типы
привычно воспринимались как носители европейской цивилизованности,
то «протестная» типология должна была ассоциироваться с новым
вторжением варварского начала. Она принадлежит к числу
(многих) признаков, свидетельствующих о разрушении привычного
«порядка» и эскалации стихийного, неконтролируемого насилия,
причем часто в его варварских формах. В наши дни, подчеркивает
Бауман, притупилась чувствительность к боли, к насилию,
разрушениям, то есть как раз к проявлениям варварства. Более того,
люди и группы, прибегающие к самому жестокому насилию, могут
предстать в ореоле мучеников, борцов за справедливость и даже
героев. Эта типология должна подчеркнуть фрагментарность,
нестабильность жизни и поведения людей в эпоху пост-модерна,
112

Глава вторая. ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЦИВИЛИЗАЦИИ
оторванность от корней прошлого и неозабоченность будущим, их
внимание скорее к художественно-экзистенциальной, чем к
нравственной стороне повседневного бытия. Итак, в современной
жизни, согласно Бауману, насилие, нецивилизованность становятся
более чем обычным явлением, а эпатирующее нарушение всех
установленных границ и рамок - своего рода (анти-) нормой.
Критики возражают: названные Бауманом (кстати, не такие уж новые)
типы все же маргинальны; и если их и их «субкультуру» заметили
и отчасти признали, то это значит, что на смену узости взглядов
пришла широта и терпимость в оценке способов жизни и поведения.
Социологи, вступившие в спор с Бауманом, расценили его
концепцию как пессимистическую и особенно решительно
опровергали главный тезис о том, что прежние нормы-рамки (например,
государство или права человека, нормы гуманистической морали)
потеряли для самоидентификации индивида всякое регулирующее
значение и что формы варварства, насилия проистекают теперь
преимущественно или исключительно из приватизации,
разрегулирования и децентрализации процессов индивидуальной
идентификации. Во-первых, возражают критики, сомнительно
утверждение, согласно которому мера варварства, насилия в
последние десятилетия существенно возросла по сравнению с прошлым.
Просто сегодня мы быстро узнаем обо всех актах крайних насилия
и жестокости и остро реагируем на них. Средства массовой
информации, информируя читателей и слушателей, создают
впечатление, будто терроризм и повседневное бытовое насилие
становятся чуть ли не главными факторами сегодняшней истории.
Кровавые криминальные истории, растиражированные в миллионах
экземпляров или постоянно показываемые миллиардам телезрителей,
подкрепляют и усиливают это впечатление. Во-вторых, и
государство, и права человека, и нормы морали по-прежнему
сохраняют свое регулирующее значение для индивида. Изменение состоит
скорее в том, что расширилась мера свободы в приспособлении
индивида к этим рамкам, что в процессах социализации и
интегрированное™ индивидов гораздо большее значение имеет выбор
между разными интегрирующими вариантами [2; 5, s. 68-80, 81-95].
Со вторым замечанием можно согласиться. Рано еще хоронить
выстраданные человечеством демократические правила
общежития, гуманистические ценности, правовые и моральные нормы.
Они ведь продолжают и, надо надеяться, и в будущем продолжат
служить общими рамками социализации, все-таки способными
поддерживать цивилизованное равновесие. Однако трудно не
согласиться с 3. Бауманом в том, что последнее десятилетие XX в.
скорее колеблет благодушный оптимизм, чем способствует его
сохранению.
пз

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Один из первых выводов, который можно сделать, имея в виду
кратко представленную в этой части книги дискуссию западных
авторов, касается именно последнего десятилетия XX века.
Социологи и философы обратили особое внимание на поворотное
значение событий конца 80-х - начала 90-х гг. (таких, как война в
Персидском заливе или боснийский кризис в Югославии) [2, s. 68].
И если тогда еще не было очевидным, что речь идет о событиях
повторяющихся, о кризисе чуть ли не перманентном, то теперь -
после новых бомбардировок, т.е. возобновлении войны в тех же
или новых точках планеты - сомнения рассеялись. Главное в этих
событиях - с точки зрения темы цивилизации и варварства -
состояло, по-видимому, в следующем. Несомненно, имели место
всплески варварства в самых разных странах мира, выразившихся
в грубом тоталитаристском попрании прав и свобод индивидов и
даже целых народов. Однако «цивилизованные» страны не смогли
предложить никакого другого ответа, кроме военного -
варварского - вмешательства.
Итак, если оставить в стороне всю «легитимационную»
риторику, современное варварство, и в его грубых, и в его
замаскированных формах, вновь мощно заявило о себе. Философы и даже
социологи не могут предложить конкретных рецептов
преодоления или предупреждения варварства. Но осмысливать «технологии»
цивилизации и варварства, способствовать ясному формулированию
цивилизационных императивов, направленных против различных
видов варварства, - их компетенция, равно как и их задача.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ваитап Z. Gewalt-modern und Post-modern // Modenität und Barbarei.
Soziologische Zeitdiagnose am Ende des 20 Jahrhunderts. Frankfurt am Main, 1996.
S. 36-67.
2. Bon I. W. Gewalt als gesellschaftliches Problem // Modenität und Barbarei.
S. 68-95.
3. Eisenstadt S. N. Barbarei und Moderne // Modenität und Barbarei. S. 96-117.
4. Miller M. und Soeffner H.-G. Modenität und Barbarei. Einleitung // Modernität
und Barbarei. S. 12-27.
5. Nunner-Winkier G. Gewalt - ein Spezifikum der Moderne // Modernität und
Barbarei. S. 81-95.
6. Offe С Moderne «Barbarei»: Der Naturzustand im Kleinformat // Modernität
und Barbarei. S. 258-289.
7. История философии: Запад-Россия-Восток: Учебник. T. IV. M., 1999.
8. Мотрошилоеа H. В. Цивилизация и цивилизованность // Рождение и
развитие философских идей. М., 1991.
9. Поляков Л. Путь России в современность: модернизация как деархаизация.
М„ 1998.
10. СтёпинВ. С. Эпоха перемен и сценарии будущего. М., 1996.
11. Федотова В. Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1997.
114

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ -
ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
Мои нижеследующие рассуждения тесно связаны с
предыдущей главой, опираются на представленные там исходные
определения и констатации. Написанная еще в прошлом веке, она была
проникнута тревожными настроениями, предчувствиями новых
цивилизационных катастроф, часть из которых, увы, стала
удручающей реальностью наступившего XXI столетия. Размышления о
судьбах, разломах, грозных противоречиях цивилизации и взрывах
варварства остаются как никогда актуальными. Свой «вклад» в
актуализацию темы варварства в последние годы внесли те страны,
которые не только объявляют себя наиболее цивилизованными,
демократичными, правопослушными, но еще и берут на себя
цивилизующую миссию по отношению к остальному миру, хотя
средства выполнения этой миссии нередко далеки от цивилизованных.
Сколь бы насущной ни была в наши дни вся эта проблематика,
в данной главе я хочу привлечь внимание к тому, что тема
«цивилизация и варварство» является животрепещущей для понимания
сложнейших, болезненных и во многом непредсказуемых
процессов и изменений, которые в последние десятилетия происходят
в нашей собственной стране.
Возможность свободно и открыто выражать критические идеи
и умонастроения в нашем обществе появилась сравнительно
недавно, но она используется так широко и привычно, как будто мы
всю жизнь только и делали, что публично разносили высшие,
средние и низшие органы власти, чиновников, господствующие
порядки и установления. Поэтому составить себе представление о
том, чем недовольно большинство народа, совсем нетрудно. О
грабительской приватизации, расхищении богатств страны, вывозе
капитала, произволе и коррумпированности чиновников всех
уровней, о разгуле и безнаказанности преступных организаций, их
сращении с властью, о разрыве между доходами, уровнем жизни
горстки чудовищно богатых и основной массы населения, о
бедственном положении науки, образования, медицины, да и всей
бюджетной сферы, о крахе жилищно-коммунального хозяйства, о ци-
115

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ничном попрании элементарных социальных и нравственных
норм - обо всем этом говорят и пишут при первой
предоставившейся возможности. О левой оппозиции, быстро научившейся
кричать высшим властям не «ура!», а «долой!», нечего и говорить.
Но и те люди, которые левых не поддерживают и которые вовсе не
рвутся обратно в «светлое прошлое», нередко настроены не менее
критически. Их не просто беспокоит, а обескураживает то, сколь
стремительно наш и ранее требовавший кардинального лечения
социальный организм оказался пораженным новыми и весьма
опасными социальными недугами.
Конечно, перемены к лучшему в стране произошли; я отнюдь
не принадлежу к тем людям, которые склонны не замечать или
перечеркивать их. Но нам не уйти от болезненного вопроса: почему
оказалась такой высокой плата за необходимые перемены? А ее
ведь переложили на широкие слои населения, тогда как
преимущества и дивиденды достались узким группам тех, кто ловко, быстро
и нагло захватил ключевые позиции в экономике, политике, в
других областях жизни и использовал их не на благо страны, а в целях
личного обогащения и возвышения. Приходят новые политики, на
два срока выбирают нового энергичного, деятельного президента,
и он намерен отдать, отдает все свои силы делу процветания
России. Однако же препятствующие этому структуры, опутавшие
социальное тело России, уже сложились... Что же с нами
происходит? Вроде бы - если использовать крылатую фразу известного
политика - хотели и хотим как лучше, а получается как всегда...
Так в чем причины всего этого? Подобные вопросы задаются
весьма часто. И на них предложено множество ответов, которые
все же (если они имеют идеологически или теоретически
артикулированную форму), можно объединить в некоторые типы. Весьма
распространенный тип ответа на вопрос о причинах названных
ранее негативных феноменов - снова перечисление... тех же
феноменов. Почему бедствуют такие значительные слои населения?
Потому что бюрократизирована, коррумпирована власть, потому
что ключевые посты в экономике занимают олигархи и т.д. Всё
вроде бы верно. Однако суть дела заключается в причинном
объяснении также и этих якобы объясняющих феноменов. А при таком
подходе они как бы становятся... причиной самих себя, что еще можно
простить обычному человеку, но не теоретику-философу.
Между тем - и это мой исходный тезис - все перечисленные
(и аналогичные) негативные феномены порождены глубинными,
фундаментальными историческими причинами, причем решающее
значение в их порождении я приписываю тем основаниям бытия
пб

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
нашего государства и его народов, которые связаны с всегда
болезненной для России проблемой взаимопереплетения
цивилизации и варварства.
* * *
Рекомендуя читателю свою упомянутую выше работу
«Варварство как оборотная сторона цивилизации», а также раздел
«Цивилизация как таковая» в моей книге «Рождение и развитие
философских идей» (М, 1991. С. 18-39), я позволю себе не
воспроизводить весь свой конкретный анализ понятий «цивилизация» и
«варварство». Развивая и дополняя здесь этот анализ, я коснусь тех
сущностных черт и тех, возможно, второстепенных моментов
(«мелочей») цивилизации, деформирование которых (иногда до
уровня варварства) решающим образом характеризует
историческое развитие и современное бытие людей, причем, разумеется, не
только в России. Поскольку же мы здесь говорим именно о нашей
стране, то поистине варварское деформирование этих сущностных,
а также второстепенных, но важных черт цивилизации, я считаю
фундаментальными, относительно долгосрочными причинами и
старых, и новых болезней общества в нашей многострадальной
стране. Поясню подробнее, что я имею в виду.
I. Главная историческая потребность, породившая цивилизацию
как форму, которая приходит на смену безраздельному и
чрезвычайно долгому господству варварства, состояла в преодолении
опасности вымирания человеческого рода из-за целого ряда
причин, и прежде всего - из-за истощения средств к существованию
в тогдашней ограниченной среде обитания (это был, вероятно,
древнейший «экологический кризис»), из-за полной зависимости
человечества от даров природы, ее стихий, от
биологически-животных, по преимуществу, регуляторов человеческой жизни, из-за
стадной конкуренции первых человеческих общностей.
Историческое предназначение, своего рода «телос» цивилизации как раз
и состояли в том, чтобы человечество сохранялось, даже
возрастало в своей численности, и все более широко осваивало прекрасную
планету, доставшуюся ему в качестве среды обитания. Коротко
говоря, вместо варварства должны были возникнуть способы
жизни, способные противопоставить началам вымирания, разрушения,
стадно-животной жизни, войне всех против всех иные начала,
принципы социально-исторического бытия - принцип сохранения
человечеством самого себя, начала созидания, регулируемого,
предсказуемого общения. Одним словом, должны были возникнуть
и развиться цивилизованные основы социальной и индивидуаль-
В данной книге - глава первая I раздела.
П7

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ной жизни. И это удалось - несмотря на весьма многочисленные
бедствия, кризисы, природные катаклизмы и социальные
потрясения, гибель некоторых локальных цивилизаций, пока эта
внутренняя «цель» цивилизации реализовывалась. Средства реализации
этой фундаментальной цели весьма многочисленны (как раз они и
суть черты, инструменты цивилизации, о которых подробно
говорится в предшествующих главах).
Однако же цивилизация не только не смогла полностью
преодолеть, изжить древнейшее варварство, но и порождала на
каждой ступени своего развития - наряду с новыми средствами
цивилизации - и «новое варварство», т.е. новые, все более мощные
и опасные способы разрушения, которые в нашу эпоху впервые
обернулись реальной угрозой самоубийства человечества и
тотального уничтожения планеты Земля.
Главные причины «прорастания» и даже разрастания опухолей
варварства в организме цивилизации были 1) историко-генетически-
ми (рождение цивилизации на почве, основе варварства); 2)
объяснялись относительно краткой истории цивилизации в сравнении с
неисчислимо долгой только животной, а потом только варварской
историей рода Homo sapiens; 3) были связаны с вытекающим отсюда
противоборством, в том числе в бытии каждого человека, сущностных черт,
регулятивов поведения индивидов и социальных общностей,
соответственно восходящих и к варварству, и к цивилизации.
Таким образом, анализ современного состояния дел в мире в
целом и в какой-либо стране в отдельности с цивилизационной
точки зрения означает, что в расчет принимается весьма
длительная история и что в кадр рассмотрения попадает история
человеческого рода в целом, а не только ситуация, состояние страны как
отдельной человеческой общности. В практическом плане цивили-
зационный подход означает, что отыскиваются общие -
исторические и глобальные - причины и истоки тех или иных негативных
явлений, которые в настоящее время в той или иной стране
являются предметом особого беспокойства. С этой точки зрения,
противостояние богатства и бедности, коррупция, преступность и
т.д. - социальные феномены, характерные для всей истории
цивилизации и до сих пор имеющие место во всех странах и регионах.
Речь, собственно, и идет о конкретных линиях противостояния
варварства и цивилизации, о противоречиях цивилизации, которые
сейчас или в ближайшие века (если человечество не покончит
свою жизнь самоубийством) очевидно неустранимы, поскольку
они коренятся в самой сути человека, человечества и созданной
ими цивилизации.
Давайте честно скажем самим себе, о чем идет речь, за что
ведется и может вестись борьба. Речь идет об относительном смяг-
118

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
чении, цивилизовании всех этих противоречий, а также о том,
чтобы наша страна по некоторым важным, уже реализованным
историей показателям приблизилась к более высокому цивилизацион-
ному уровню, уже достигнутому другими странами, и при этом не
повторила их ошибок. Это проблема цивилизационного
отставания России и преодоления тех состояний варварства, относительно
которого опыт других стран доказал: преодолевать их на
нынешней стадии цивилизации возможно и необходимо.
* * *
Далее мы и будем говорить о тех чертах современной жизни
нашей страны, которые отвечают скорее принципам варварства,
нежели принципам цивилизации (еще раз подчеркну, что такие
черты есть и в других странах - в том числе цивилизованных; но
в странах с высоким цивилизационным уровнем они в
значительной мере смягчены).
I. Отношение к среде обитания (степень обострения
экологического кризиса). Вряд ли требуется специально доказывать, что
в России это отношение куда ближе к варварству, чем к
цивилизации. Варварство - это, в частности, хищническое разрушение,
загаживание среды обитания. Мы, россияне, занимаемся этим в
таких масштабах, так стремительно, так безоглядно и
безответственно, с таким ограниченным участием цивилизующих
сдерживающих факторов, что щедро дарованная нам - не иначе, как самим
Господом Богом - прекрасная часть Земли с огромной скоростью
деградирует из-за невиданного по своим масштабам взрыва
экологического варварства. Главные причины этого именно у нас:
а) уровень экологического сознания и усвоенности индивидами
эко-нравственных норм - наверное, принадлежащий к самым
низким в мире; б) уровень экологической и техногенной
ответственности - тоже, возможно, рекордно низкий; в) вековые привычки
жизни посреди «мерзости запустения»; г) хищнический характер
нашего молодого капитализма.
В этом отношении отличие нашей страны от других стран
(особенно стран Европы, США, ряда развитых азиатских стран) весьма
существенно. Хотя, как известно, экологический, техногенный
кризис и их бедствия - явление глобальное, мало где в мире
население способно так самоубийственно, с таким ущербом для своего
потомства, как это делается в России, губить все вокруг себя -
землю, воду, воздух, ресурсы, словом, все, чем живет сегодня и
должна жить в будущем наша страна. По разным причинам и мотивам,
часто сегодняшним, сиюминутным (жажда наживы, коррупция,
беззаконие, безответственность, головотяпство, нечистоплотность,
лень, алкоголизм, одичание) не только не сдерживается, но все бо-
119

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
лее мощным потоком течет по нашей земле «экологическое
варварство». Это понятие я употребляю в широком смысле, имея
в виду под средой обитания и природу в собственном и узком
смысле, и среду, созданную самим человеком. Можно с
уверенностью утверждать, что к началу XXI века скорость созидания,
улучшения, иными словами, цивилизования среды в нашей стране
значительно отстает от скорости ее «варваризации», т.е.
разрушения, испоганивания, захламления, появления вреднейших для
природы и человека техногенных процессов. В то же время в странах,
потому и заслуживающих названия цивилизованных, соотношение
(несмотря на наличие глобального экологического кризиса) все же
обратное. Я думаю, что в значительной мере поэтому многие
европейцы сомневаются, что Россию можно относить к более
цивилизованной Европе, где почти уже не встречаются типичные для нас
формы жизни, столь универсально лишенные опознавательных
знаков цивилизации: одичавшее, пьяное сельское население, а
вокруг - постыдные для XX и XXI веков поселения и строения,
окруженные всяческим хламом; варварские дороги, допотопный
транспорт и т.д.; города с более или менее ухоженным центром
и запущенными окраинами; зловонные полигоны гниющего
мусора вокруг городов, стоки вредных промышленных отходов,
безнаказанно и беззастенчиво направляемые в реки и водоемы;
чудовищные по масштабам лесные пожары и т.д.
Всё это хорошо известно; каждый день население страны видит
или непосредственно переживает очередную природную или
«рукотворную» катастрофу. Значительная доля вины лежит, конечно,
на правящих кругах, на тех законодателях, которые принимают
неэффективные природоохранные законы, и тех чиновниках,
которые не соблюдают даже,их. Но я хочу утвердить тезис, который
касается нашего отечественного варварства - и не только по
отношению к среде обитания: причина всех причин (в том числе
и неэффективной, а то и преступной политики властей) - в
отсутствии у большой массы российского народа, сверху до низу, циви-
лизационного сознания, цивилизационных мотивов и усваиваемых
с раннего детства цивилизационных правил поведения. Напротив,
если отвлечься от лозунгов и прокламируемых ценностей (редкая
местная, губернская администрация или политическая партия не
выписывает их на своих предвыборных знаменах) и перейти на
уровень повседневных и реальных максим поведения индивидов,
институтов, управленческих подразделений, то приходится
констатировать: в угрожающем большинстве случаев отдельные люди
и институции фактически руководствуются в своем отношении
к среде обитания антицивилизациопными, т.е. варварскими,
мотивами и правилами. И ведь в начале XXI в. они (по большей час-
120

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
ти) ведут себя варварски не потому, что не знают других, т.е.
цивилизованных принципов или не ведают, какие именно нормы
жизни они нарушают. Огромной важности обстоятельство
заключается в следующем: жители России (за редкими исключениями)
все-таки знают и с той или иной мерой ясности понимают, что
существует цивилизованное отношение к среде обитания и что их
собственное поведение не укладывается в рамки
цивилизованности. Случаи полного цивилизационного невежества тоже,
разумеется, существуют - и их, возможно, не так уж мало. Однако
господствуют все же не они. Господствует относительная
вменяемость - юридическая, психологическая и т.д. - частных индивидов
и ответственных лиц, социальных институтов применительно
к собственному варварскому испохабливанию среды обитания.
В том смысле, что в нашей стране большая часть людей (с
нормальной психикой) достаточно сознательно, так сказать
вменяемо, нарушает законы цивилизованности в отношении среды их
обитания. Более того, довольно значительная часть людей знает и
понимает, что нарушает какие-то законы государства и что
последствия их преступной небрежности, корысти и т.д. могут быть
поистине катастрофическими. И вот на этот момент я хотела бы
обратить особое внимание. Ни в одной из европейских стран, где мне
довелось побывать, я не сталкивалась со столь варварским
поведением людей в отношении своей страны, своего народа и даже
самих себя, своих близких, которое по типу и последствиям
равносильно поведению самоубийц, отце- и детоубийц.
Возьмем простые примеры. Если от плохо потушенных
костров, которые разожгли (скорее всего) жители данной местности,
разгораются гигантские пожары, от коих задыхаются, а то и гибнут
опять-таки жители данной местности, то как иначе назвать
подобный способ жизни и поведения, если не варварским и притом
самоубийственным? Если в городе, в котором живешь ты сам, живет
твоя семья, ты - из-за головотяпства, из-за низких экологических
штрафов и т.д. - пусть не преднамеренно, но с сознанием
возможности катастрофы, отравляешь воду, воздух, среду вредными
промышленными и бытовыми отходами, которые, возможно, отравят
и твой организм, сделают инвалидами детей (не исключено, что
и твоих), то что это, как не преступное, притом самоубийственное
и достаточно осознанное, вменяемое варварство!
Если в собственном доме, вокруг него, в подъезде ты создаешь
помойку, недостойные человека антисанитарные условия, то с
точки зрения требований цивилизации ты настоящий варвар - притом
ты ведь со всей очевидностью действуешь против самого себя,
своей семьи, своих детей. В европейских странах люди понять не
могут, как это мы, россияне, повседневно учиняем и терпим сви-
121

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
нарники в своих подъездах, дворах, поселках. В Германии,
например, лишь в виде исключения можно встретить подъезды, которые
для нас, наоборот, типичны. И европейцы находят единственное
объяснение: раз цивилизованность - это (в том числе) чистота,
порядок, гигиена, красота, то мы, очень многие россияне, чужды
повседневной цивилизованности. Убедить европейцев в обратном
вряд ли возможно. (Ведь так думают и те из них, которые
относятся к России не враждебно, а сочувственно и даже с любовью.)
2. Те же формы и образцы антицивилизационного поведения
индивидов и институций, о которых шла речь применительно к
среде обитания, имеют место и в сферах отношения человека к
человеку, т.е. в сферах социального взаимодействия. И здесь у нас,
увы, не цивилизованность потесняет варварство, а наоборот, все
шире и глубже «варваризируются» целые области социальной
жизни.
Хочу быть правильно понятой. Я не принадлежу к числу тех
людей, которые уверены, будто именно переход от советского
времени к постсоветскому принес с собой упомянутую
варваризацию. Напротив, я полагаю, что корни сегодняшней
нецивилизованности надо искать в истории страны, в том числе в истории
десятилетий советской власти. Ведь подлинно цивилизованное
поведение индивидов - это, прежде всего, свободная деятельность в
соответствии с сознательно принятыми нормами особого
общения, взаимодействия с другими людьми. В чем та главная
особенность, о которой идет речь? Лучше всего ее пояснить через
противопоставление варварству. Варварство - как человеческая (все же)
история - уже подразумевает и определенную степень свободы
индивида, и социальное взаимодействие индивидов и социальных
групп.
Но принципиальные отличия варваров от людей цивилизации -
опора на подчинение грубой силе, коварство в отношениях к
«близким» и «далеким», незнание правовых и нравственных норм
или, уже при их наличии, нежелание, неумение соблюдать их,
подчинение им не иначе как при постоянном сохранении силы,
насилия, надзора (без сознательной, постоянной и внутренней
потребности самостоятельно действовать в качестве правовых и
нравственных субъектов). Итак, сугубо относительная социальная,
правовая, нравственная вменяемость, дисциплинированность варваров
если и возможна, то исключительно при условии реального или
грозящего им насилия, наказания и т.д. Свободно, сознательно,
самостоятельно действует только человек цивилизации.
Контролирующие, наказующие, карающие установления и
инстанции в условиях цивилизованного общества тоже, разумеется,
существуют - из-за тех противоречий цивилизации, всегда воз-
122

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
можных рецидивов варварства, о которых уже шла речь. (Сами эти
инстанции тоже могут тяготеть, в зависимости от исторических
условий, то к полюсу цивилизованности, то к полюсу варварства.
Но это особая проблема, которой мы позже еще коснемся.) И вот
если с цивилизационной точки зрения вспомнить об истории
нашей страны даже в последние два- три столетия, то приходится
признать: свободная и сознательная деятельность индивидов,
направленная на цивилизование всей страны, в эти прошедшие века
не была фундаментальным фактом истории России. Тому было
немало исторических причин: постоянное наличие внешних угроз,
а потому преобладание мобилизационно-насильственных способов
управления страной; огромные не освоенные территории и соблазн
не осваивать их упорным трудом, а продвигаться на новые земли;
длительное господство крепостного права; отсутствие коренных и.
длительных духовно-цивилизующих преобразований
повседневной жизни, нравственных основ предприимчивости, достойного
труда и т.д. Конечно, и при этих тормозящих условиях страна
постепенно двигалась в том же направлении, что и вся мировая
цивилизация, но способы цивилизования в нашей истории - от Петра I
до большевистского режима - были, как правило,
насильственными, а то и просто кровавыми, значит, тоже во многом варварскими.
Мне могут возразить: а разве энтузиазм советского времени,
связанный с преодолением вековой отсталости страны, не был
такой свободной и сознательной деятельностью? Ни в коей мере не
желая бросить тень на самоотверженный и действительно
героический труд массы людей в советское время (т.е., собственно, труд
наших предков), приходится, однако, заключить: трудовой
энтузиазм в условиях тоталитаризма, правда, способен породить
некоторые нужные материальные, научно-технические результаты
(электростанции, гиганты индустрии, космическая и военная
техника); но с точки зрения воспитания привычек к свободному
цивилизованному труду он недолговременен, неэффективен, т.е.
исторически бесперспективен. Это, впрочем, доказывает история не
одной нашей страны. Поэтому задача цивилизования страны после
таких эпох энтузиазма в условиях несвободы остаются
нерешенными. И более того, есть еще одна историческая закономерность,
ясно и полно проявившаяся в истории последних десятилетий:
после падения режимов, покоящихся на экономической,
политической, нравственной несвободе, переход к цивилизованной
свободной деятельности индивидов и к правовому, цивилизованному
государству дается с огромным трудом и на переходный период
почти неизбежно сопровождается интенсивным всплеском
варварства, т.е. хаоса, насилия, разнузданности, беззакония, падения
нравственности и т.д. С точки зрения задач цивилизования повсе-
123

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
дневной жизни и выработки многих навыков цивилизации -
например, основы основ: привычки к сознательному,
доброкачественному труду, к надежному взаимодействию с другими людьми -
эпохи несвободы не просто неэффективны, но несут в себе своего
рода отрицательный заряд и как бы запрограммированное
отставание страны. Во-первых, из-за того, что определенное историческое
время для цивилизования страны оказывается, в сущности,
потерянным: цивилизационное отставание от других стран не
сокращается, а увеличивается. Во-вторых, поскольку человеческая история
так устроена, что нерешенные задачи цивилизации все равно
приходится решать, то выполнение этих старых задач переносится на
более поздние эпохи, когда уже во весь рост встают также и новые
цивилизационные цели. И тогда, как сказано, к обычным
трудностям цивилизования присоединяются еще и эксцессы переходного
времени.
Хотя разговор о проблемах цивилизования повседневной жизни
нашей страны как будто бы постоянно ведется (в том числе и в
философской литературе), мне кажется, что коренное значение
именно этих проблем в нашей стране не осознано ни правящими
кругами, лидерами страны, выразителями и «манипуляторами»
общественного мнения, ни теоретиками, ни основной массой населения.
Что касается населения, то оно, как правило, имеет тенденцию
усматривать чуть ли не единственную причину всех своих бед в
политике, в коррумпированности и неэффективности властных
структур и т.д., но весьма редко рефлектирует на свой образ
жизни, свое поведение, свое сознание, свои мотивы. И весьма редко
осознается как раз то, что я в этой работе выдвигаю в качестве
центрального тезиса и что я сформулирую повторно в других
словах: главнейшая причина внутренних проблем, бедствий, уже
выпавших на долю России и, увы, ожидающих ее в будущем (в том
числе причина коррумпированности и непрофессиональности),
коренится в нецивилизованности повседневной жизни, в
недооценке народом как целым неотложных исторических задач
цивилизования страны через цивилизование собственного сознания и
поведения.
Часто говорится, что советское время было эпохой
коллективизма и что в постсоветские времена коллективизм был разрушен,
а его место занял сугубый индивидуализм, грубый эгоизм.
Проблема имеет прямое отношение к теме цивилизации. Поясняя суть
того издревле занимавшего умы отношения людей друг к другу,
которое (относительно поздно) было маркировано понятием
«цивилизации», многие авторы подчеркивали: цивилизованный человек
в цивилизованном обществе действует на основе своих
неотъемлемых прав и свобод; но при этом он обязан и приучен уважать
124

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
права, свободы, достоинство других людей как свои собственные.
Суть цивилизованности во взаимоотношениях людей (и
социальных групп) - в собственном действенном благорасположении
к другим людям и в ожидании от них такого же отношения.
Хочу подчеркнуть: речь идет не о том, что реальная история
цивилизации всегда и везде демонстрирует это правило в действии;
скорее, это идеальное правило, принцип, высшее эталонное
требование цивилизации. Не станем затевать здесь спор о высших,
светлых идеалах, нормах, правилах и их нереализуемости в обычной
жизни. Достаточно осознать следующее: чем цивилизованнее
повседневная жизнь той или иной страны, тем в большей степени
этот принцип цивилизации проявляет свое действие. Значит,
принцип цивилизованности - не просто в ориентации индивида на
других людей, но и в большей или меньшей сознательности такой
ориентации, в индивидуальной свободе как непременной
предпосылке коммуникативного действия. Вот почему ни варварски-
стадная коллективность, ни чисто общинная спайка индивидов,
лишенных собственности, свободы и прав, ни показной,
прокламируемый и тоже основанный на несвободе, насилии,
самопожертвовании коллективизм советского времени не отвечают в сколько-
нибудь полной мере требованиям цивилизованной коллективности.
(Правда, любой, даже суррогатный коллективизм все же сохраняет
для индивидов свою притягательность - а в случае его разрушения
даже романтизируется - из-за того, что хоть отчасти восполняет
так нужное людям добровольное, сознательное, цивилизованное
взаимодействие.)
Люди издревле мечтали именно о лучшем в человеческих
отношениях, а потому в ряде четких формул (например, в Библии
или в кантовском категорическом императиве) воплотили
основные требования к цивилизованному взаимодействию индивидов и,
наоборот, создали обобщенные образы такого общения, которое
можно назвать антицивилизационным: например, это
«естественное состояние» как война всех против всех. И вовсе не случайно
упомянутые негативные образы четко ухватывали реальные черты
таких исторических состояний, когда периоды (относительного)
мира, стабильности сменялись мощными всплесками насилия,
хаоса, варварства (гражданские, мировые войны, кровавые
революции). Накопление и кристаллизация цивилизационных требований
осуществлялись в различных социальных, правовых документах
(Декларация прав и свобод человека, конституции государств),
а также в целых теоретических и прикладных дисциплинах
(юриспруденция, этика и т.д.)
С точки зрения совокупности этих требований, нынешнее
состояние социальных отношений и взаимодействий в России выгля-
125

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
дит весьма драматично, даже удручающе. Индивиды в принципе
получили ранее отнятые у них права и свободы. И какой бы
формальной ни была эта свобода, с какими бы издержками и
препятствиями она ни осуществлялась, сам по себе цивилизащопный сдвиг
в обретении и прокламировании индивидуальных прав и свобод
принципиально важен. Правда, все зависит от того, как и насколько
индивиды умеют пользоваться на практике формально
предоставленными им свободами. И если иметь в виду обсуждаемый нами
здесь аспект темы - зависит и от того, не используются ли права,
свободы одного человека или группы людей так, что одновременно
ущемляются (в том числе криминальным образом) права, свободы,
достоинство других индивидов и социальных групп. Здесь я вижу
основной, быть может, изъян сложившихся в нашей стране в
последние годы социальных порядков. (Называть ли их «диким
капитализмом» или гниющим постсоциализмом, вопрос другой.) В
наших современных условиях не только правящие круги, но и весьма
многие граждане, которых у нас часто называют «рядовыми»,
утратили в своем реальном сознании и поведении (непрочные, как
оказалось) ценности, мотивы коллективизма. Сложилась -
«вверху» и «внизу» - такая реальная модель повседневного
поведения очень многих людей, в рамках которой на деле считается не
только допустимыми, но даже эффективными,
целесообразными варварские действия. В частности, повсеместно имеет место
следующее:
а) применение к другому человеку насилия, в том числе в самых
грубых, варварских формах (убийство, похищение, другие
уголовно наказуемые или морально осуждаемые действия). Не только не
используется, но и постоянно, цинично нарушается ряд
элементарных норм, в том числе древнейшая, еще в Библии зафиксированная
и именно цивилизационная норма: не делай другому то, чего ты не
хочешь, чтобы это было сделано по отношению к тебе;
б) во имя наживы, власти или других целей многие считают
возможным идти на заведомый обман, подлог, вымогательство,
взяточничество и что-то подобное, что наносит очевидный ущерб
другим людям;
в) не делается элементарно необходимое в сферах, ситуациях,
случаях, когда для сохранения жизни и здоровья других людей
требуется тщательное соблюдение технических и т.д. правил,
инструкций. Опасные для общества, иногда и для собственной жизни
халатность, безответственность - типичные явления нашего
социального бытия. У всех нас перед глазами страшные факты: горят
школы, горят дети в поселке, где живут сами дети и их родители;
горят глухонемые дети в интернате; комбинат, соседствующий со
школой, отравляет вреднейшими выбросами детей; кишечные ин-
126

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
фекции возникают из-за лопнувших канализационных труб или
«сбагренных» детям просроченных продуктов и т.д.
Всякий раз виноваты, конечно, конкретные люди1, но их с
ужасающим постоянством никогда не находят и не наказывают;
инциденты, от которых холодеет кровь, становятся повседневными и
«нормальными»... Ну а родители, близкие детей, сгоревших в тех
школах? Их горе, понятное дело, невыразимо. Но почему они-то не
сделали всё, что было в их силах, чтобы предотвратить бедствие?
Вот это и есть поистине трагическое следствие
самоубийственной нецивилизованности нашего общества: очень многие люди
(и не только «наверху», но и «внизу» социальной лестницы) не
привыкли свободно, сознательно и неукоснительно соблюдать
элементарные правила труда и поведения, связанные с
предотвращением опасности для жизни других людей (а таких опасных
ситуаций в условиях современной технической цивилизации
становится все больше). Всё, решительно всё в нашем обществе - от
равнодушия исполнительной власти, бездействующих или
несовершенных законов до безответственной халатности слесаря,
электрика и т.п. и какого-то тупого равнодушия граждан к самим себе,
жизни и здоровью своих детей - внушает горькое предчувствие
того, что подобные катастрофы будут множиться и станут еще
более страшными;
г) в России в должной мере не используются средства
предотвращения подобных эксцессов, взрывов варварства, которые уже
выработала цивилизация. Речь идет, понятное дело, об
употреблении власти и закона на всех уровнях, прежде всего о
правоохранительных органах- ибо, как понятно из сказанного,
самоубийственная нецивилизованность прямо перелилась в открытый или
замаскированный криминал. Но у нас все, что могло бы препятствовать
криминалу, делается чрезвычайно плохо, неэффективно,
непоследовательно, противоречиво. В правоохранительных органах есть,
конечно, честные, отважные, высокопрофессиональные работники;
но система правоохранительной деятельности не убереглась и не
могла уберечься от тех же раковых опухолей нецивилизованности,
которые поразили все, в сущности, уровни деятельности власти
и о которых мы уже говорили;
д) отсюда еще одна специфическая черта нашей
нецивилизованности в социально-гражданской сфере. Я имею в виду
замкнутый круг, постоянное «расширенное воспроизводство»
упомянутой нецивилизованности. У нас часто говорят: рыба гниет с
головы; иными словами, все дело в нецивилизованности власти. И вся-
' О проблеме «авторства» и наказания - в случае антицивилизационных
деяний см. ранее и в последующих главах данной книги.
127

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
кий раз, когда совершается варварский, антицивилизационный
поступок, поведение тех, кто «наверху», становится как бы
оправданием для тех, кто нарушает закон «внизу». Воровство и коррупция
«по-мелкому» считаются чем-то невинным и вряд ли достойным
наказания, если на глазах нагло и безнаказанно расхищаются,
берутся в качестве взяток огромные суммы и неправедно
накапливаются несметные богатства. У нас действует своего рода
превратный «закол»: чем больше уворовано, присвоено и т.д., тем менее
вероятно или менее значительно наказание. И тогда ссылка на
«верхи» вполне понятна с психологической и этической точек
зрения. Но если так, то положение нашей страны поистине
безнадежно: цепную реакцию преступлений невозможно разорвать ни в
одном звене. Новоявленный олигарх, чиновник или простой
гражданин, нарушающие закон, если их застигнут на месте преступления,
могут «сослаться» на тех, кто до них совершил подобные деяния
(тем более, если уворовано куда больше)...
Между тем элементарное цивилизационное правило,
касающееся и сферы юридической, и области нравственной, гласит: ни одно
более раннее нарушение норм права или нравственности не
может служить оправданием для каких-либо других, последующих
противоправных или антинравственных деяний и поступков. Так
цивилизация защищает себя от порочного круга антицивилизаци-
онных действий, который иначе нельзя было бы разорвать. Но все
это, так сказать, теория. А на практике у нас сейчас господствует
прямо противоположное и антицивилизационное по своей природе
«правило»: в условиях разгула преступности каждое новое
преступление в глазах населения представляется по-своему оправданным.
И пока такая «норма» повседневно и повсеместно действует, наши
антицивилизационные беды будут нас захлестывать. И в лучшем
случае нас ожидают показушные кампании типа: «очистим наши
ряды от оборотней» и т.д.
Есть еще один тип чисто российских жалостливых оправданий
криминала: большинство антицивилизационных преступлений
творится-де от сугубой бедности, оттого, что нечем кормить детей
и т.д. Такие преступления, действительно, есть. Однако нельзя не
заметить, что основная масса криминала гнездится там, где
действуют совсем не бедные люди и где они нарушают закон не из-за
куска хлеба, а из-за больших или очень больших денег. Другое
дело, что за решетку, как правило, попадают люди, совершившие
мелкие преступления и не способные воспользоваться лазейками
правоохранительной коррупции. Полагаю, специфика сегодняшней
российской ситуации заключается в том, что многие действительно
бедные или малообеспеченные люди честно и в поте лица
трудятся, растят и учат своих детей, тогда как массовые магнитные по-
128

Глава третья. О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ - ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ
люсы преступлений - те же, что и полюсы нецивилизованности:
безоглядное «делание» больших денег на одном полюсе, а на
другом - одичание тех, кто из-за алкоголизма, наркомании,
распущенности, социальной безответственности ведет себя именно
варварски, т.е. самоубийственно. Тех, кто находится на этом втором
«полюсе» антицивилизованности, у нас гораздо больше, чем в других
странах (по разным подсчетам - от 15 до 20% населения).
Кричащий показатель дикости (и даже не животной, а человечески-
варварской, ибо даже животные не бросают своих детенышей) -
миллионы брошенных детей при живых родителях... Этого нет и
не может быть ни в одной мало-мальски цивилизованной стране
(хотя пьяницы, наркоманы, бомжи есть во всем мире).
Здесь я смогла лишь поставить тот вопрос, который, с моей
точки зрения, требует иного формулирования целого ряда
конкретных и общих проблем, ожидающих в нашей стране (да и во
всем мире) своего решения. Более подробный анализ, в том числе
и применительно к России, - в последующих главах. Всем нам
необходимо осознать: построить для себя, своей семьи большой и
красивый дом (что, судя по опросам, уже сделали, делают или о
чем мечтают большинство россиян), по возможности окружить его
забором, охраной и жить посреди экологического, цивилизацион-
ного запустения, нищеты и бедности, в условиях повсеместного
криминала, значит готовить себе, своим детям и внукам, всей
стране новые социальные катастрофы. Варварство - страшное,
заразное, самоубийственное для страны и любого индивида состояние.
Выход только один - заняться цивилизованием страны, что
невозможно без того, чтобы каждый человек, все еще зараженный
варварством, исцелял от него прежде всего самого себя.
Post scriptum 2007 года
Предшествующий текст, напечатанный в 2004 году в книге
«Человек. Наука. Цивилизация», я просила бы читателей
воспринимать вместе с более поздней работой - 5-ой главой этого
раздела, которая в данной книге публикуется впервые и в которой более
основательно, как я думаю, анализируются цивилизационные
проблемы современной России.
5 Зак. 2409
129

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
И ВАРВАРСТВО
КАК ЕЕ ОБОРОТНАЯ СТОРОНА
Общий смысл понятия варварства
как оборотной стороны цивилизации
Считаю необходимым прежде всего пояснить понятийную
сторону дела, задавшись вопросом: в чем смысл и преимущества
употребления именно в данном контексте - применительно к
современной цивилизации - понятия варварства?
Понятие «варварство», разумеется, по-прежнему задействовано
в специальной исторической литературе, посвященной
проблематике становления человеческого рода. В этой нашей работе,
обращенной преимущественно к современной истории (или,
ретроспективно, к истории уже сформировавшейся цивилизации
предшествующих эпох), приходится отвлечься от упомянутой
специфической проблематики и ее особого контекста, где варварством
именуются поистине бесконечные по длительности исторические
процессы, отмеченные сначала безраздельным, а потом
преимущественным господством природно-биологических предпосылок,
стимулов, следствий жизнедеятельности индивидов,
принадлежащих к роду Homo sapiens. «Цивилизация» - понятие, с XVIII века и
по сегодняшний день принятое для обозначения того значительно
более краткого, чем варварство, следующего за ним этапа
человеческой истории , когда постепенно возникают, а затем становятся
Я вынуждена отвлечься здесь от исторического контекста возникновения,
развития и соотнесения понятий «цивилизация» и «варларство» в философии,
истории, социологии и в других областях гуманитарной культуры. В общем и
целом можно очень кратко обозначить главные этапы этой истории:
• Первые обсуждения феномена цивилизованности и варварства - без
употребления этих понятий - еще в античной и средневековой мысли (см. в этой
нашей книге упоминания о Платоне и Аристотеле).
• Возникновение термина «цивилизация» во французской
просветительской литературе XVIII века - у Мирабо (работа «Друг женщин, или Трактат о
цивилизации» - где цивилизация отождествляется с вежливостью, учтивостью,
смягчением нравов и т.д.), в работах Руссо, Дидро, Тюрго и других авторов, где на
130

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
в принципе (но только в принципе!) превалирующими механизм и
стимулы, которые B.C. Стёпин называет «надбиологическими
программами человеческой деятельности» .
В контексте нашего понятийного анализа очень важно
предварительно подчеркнуть: полярное противопоставление варварства и
цивилизации вряд ли продуктивно и, скорее всего, уходит в
прошлое. Это верно даже для чисто исторической литературы. Ибо
цивилизация рождалась из варварства, на его основе; она
формировалась так долго и трудно, что было бы бессмысленно искать
где-то в истории резкие разграничительные линии, как это иногда
делают историки с их вообще-то понятным желанием найти в
седом прошлом некое явное и четкое «начало истории цивилизации»
и «конец варварства». Еще существеннее проявлять внимание к
процессам, механизмам и формам варварства, которые
оказывались внутренне имплантированными в многотысячелетнее
развитие самой цивилизации. Надо понять, почему и после появления,
а потом достаточно длительного функционирования цивилизаци-
первый план выдвигаются - и противопоставляются варварству -
просвещенность, утонченность, благоразумие, обходительность, тонкий вкус и т.д. «В
рассматриваемую эпоху "варварство" в основном используется: 1) для
характеристики восточных обществ...» (Терин Д.Ф. Цивилизации против «варварства»:'к
историографии идеи европейской уникальности / http: // knowledge, isras. ru /sj/ sjl -
03ter. html, стр. 3)
• Прогрессистские теории цивилизации (Ф. Гизо, П.Л. Лавров) - с резким
противопоставлением цивилизации и варварства, акцентированием особенностей
и преимуществ европейской цивилизации.
• Отход от однозначного противопоставления «варварства» - как якобы
ушедшего в прошлое состояния - и «цивилизации» как прогрессивного,
просвещенного современного этапа развития истории: критика современной, т.е.
нововременной цивилизации как содержащей в себе рецедивы варварства.
«В жизнедеятельности людей взаимодействуют программы двух типов:
биологические (инстинкты самосохранения, питания, половой инстинкт,
инстинктивная предрасположенность к общению, выработанная как результат
приспособления человеческих предков к стадному образу жизни и т.д.) и социальные, которые
как бы надстраивались над биологическими в процессе становления и развития
человечества (поэтому их можно назвать надбиологическими программами). Если
первые передаются через наследственный генетический код, то вторые хранятся и
передаются в обществе в качестве культурной традиции (Стёпин B.C. Эпоха
перемен и сценарии будущего. М., 1996. С. 9). О трех уровнях надбиологических
программ («реликтовые программы, осколки прежних культур, которые живут в
современном мире» - в их числе и реликтовые программы варварства;
программы, регулирующие сегодняшнее поведение; программы, обращенные в будущее)
см. Стёпин B.C. Статья «Культура» // Новая философская энциклопедия. Т.П.,
2001. С. 343.
131

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
онных, (в основном) надбиологических программ характерные для
очень далекой эпохи варварства детерминирующие механизмы
поведения отдельных людей и их объединений не исчезают
полностью ни из жизни индивидов, ни из исторической практики
человечества. Они, правда, видоизменяются соответственно новым
эпохам. Но вполне правомерно и продуктивно, как я думаю,
понимать и исследовать их - что делается во всей этой книге - как
«исторический наследственный код», который и на уровне
индивидуальных программ, и на уровне общественных систем проявляет
свое действие, порой обусловливая особенно сильные взрывы,
всплески варварства - причем зачастую не на обочинах, а, так
сказать, на столбовой дороге цивилизации. И по целому ряду причин,
что будет подробно показано в дальнейшем, настоятельно
необходимо вести речь не только о чисто современных проблемах и
противоречиях, а именно о рецидивах, всплесках варварства как
«наследственной болезни» всей цивилизации, т.е. индивидов,
общества, самой человеческой истории.
Необходимо исследовать, почему болезни варварства пока не
была в силах полностью предотвратить, преодолеть, а смогла
только смягчить еще относительно молодая (в масштабах мирового
времени) и, как видно, уникальная, не опирающаяся ни на какой
другой опыт человеческая цивилизация. Отнесение тех или иных
социальных и индивидуальных отклонений к варварству,
следовательно, не позволяет человечеству ограничиваться, тем более
обольщаться быстрым, поверхностным, прагматическим, местным
устранением больных побегов и гниющих плодов последнего
«урожая» цивилизации, а заставляет обращаться к посильному
лечению корневой системы, т.е. к выявлению причин и следствий,
факторов и структур длительного, преемственного, именно
исторического и притом универсально-исторического характера.
Итак, понятие варварства вполне уместно применять в частно-
историческом смысле, по отношению лишь к древнейшей истории,
но также и в смысле обще-историческом, имея в виду
совокупность существующих на зрелых стадиях развития цивилизации
явлений, форм, способов жизнедеятельности людей, которые
разительно отличаются от тенденций, сущностных признаков (если
хотите, «телоса») цивилизации и цивилизованности. И
отличаются особенно грубым насилием, крайней жестокостью,
катастрофически разрушительными историческими последствиями,
беззастенчивым попранием уже хорошо известных индивидам и
человечеству (и, как обнаруживается, весьма хрупких) цивилизационных
132

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
принципов и норм, недостойными человека агрессией, одичанием,
скотством, да и другими чертами, свидетельствующими о
несомненном откате к варварству. И таких откатов в истории
цивилизации, в том числе современной ,- великое множество.
Немецкий социолог К. Оффе кратко определяет современное варварство
как «применение и претерпевание разрушительного насилия» , как
нежелание отдельных действующих лиц и их групп оправдывать
или объяснять свое поведение, чего непременно требует
цивилизация.
Цивилизация и человек цивилизации - необратимая (пока)
историческая данность. И как все в истории, эта данность крайне
противоречива. По существу, через сопоставление с варварством
мы и обсуждаем как исторически унаследованные, так и
«благоприобретенные», т.е. порожденные самой цивилизацией ее
глубинные внутренние противоречия, надеяться на полное устранение
которых нереалистически и неразумно. Но вскрывать, обсуждать,
выносить их на суд человечества совершенно необходимо, чем
всегда занималась философия вместе со всей гуманитарной
культурой. Дело это, впрочем, совсем не безобидное. Люди
предпочитают слышать от философов или литераторов что-то вроде:
«Человек- это звучит гордо!» - причем даже в эпохи, когда поводов для
гордыни особенно мало... И все же человечество в целом,
отдельные индивиды и страны должны постоянно иметь в своем
распоряжении добросовестный, честный, нелицеприятный диагноз
чреватых варварством болезней общества, знать о степени их
распространения, обострения, о собственной причастности к ним в тот
или иной период истории. Быть может, кому-то покажется, что
сказанное элементарно и общепризнано. Но я убеждена, что это
совсем не так. А потому решаюсь выдвинуть и далее подтвердить
доказательствами следующий тезис: как осознание, признание
пронизанности современной цивилизации болезнью варварства,
так и бесстрашное, честное, строго научное исследование
характера, причин этой древнейшей и в то же время остро современной
болезни, тем более практически действенное понимание того, что к
середине XX века она впервые в истории приняла глобальный
характер и стала смертельно опасной для самой человеческой
цивилизации, для планеты Земля, для ближайшего космоса- все
это еще не состоялось в качестве значимого исторического факто-
1 Offe Claus. Moderne «Barbarei»: Der Nafurzustand im Kleinformat? //
Modernität und Barbarei. S. 268.
133

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ра, не оказало сколько-нибудь заметного влияния на реальную
надбиологическую программу жизнедеятельности рода Homo
sapiens. Трудно отрицать, что сегодня человечество, с одной
стороны, поставило свою цивилизацию на грань глобальной,
универсальной катастрофы, а с другой стороны, впало перед ее лицом в
«сон разума». Доказательств того и другого очень много.
Уникальность кризиса современной цивилизации
и проблема варварства
Мы уже упоминали и повторим еще раз: весьма
распространенным всегда был и сегодня остается такой исторически
недальновидный подход, при котором страны, регионы современного мира
просто подразделяются на цивилизованные и нецивилизованные,
варварские, причем первые однозначно присваивают самим себе
не только некие «эталонные» качества цивилизованности
(соответственно - демократичности и т.д.), но и перехватывают миссию
цивилизования вторых, предоставляя себе же право решать, какие
средства (вплоть до военного вмешательства) для этого
«целесообразно» применить. Подобная практика, примеры которой в
истории последних столетий и в современной истории весьма
многочисленны, была и остается чреватой самыми пагубными
последствиями (колониализм, империализм, мировые и локальные войны).
Более того, здесь коренится самая глубокая причина
нестабильности современного мира: в исторической памяти народов
сохраняются и постоянно прорастают вновь зерна вековой вражды. Ибо
если страны, считающие себя цивилизованными, идут на крайне
нецивилизованные меры - пусть даже, как они заявляют, «во имя»
цивилизации, демократии, - то кто же станет верить в такую
цивилизацию и бороться за ее спасение?
Перед лицом варварства, исходящего из «центров»
цивилизации, таяла вера в цивилизационный прогресс. Правда, отдельные
конфликты в ходе современной истории примирялись; дело
конкретного цивилизования повседневной жизни в каких-то областях
(например, научно-технической) тактически продвигалось вперед.
Пусть так, но из-за кардинальной ошибочности сложившейся ци-
вилизационной стратегии на следующем витке развития
цивилизации риски, опасности для отдельных людей, стран, всего
человечества непрерывно возрастали, пока не привели, как это случилось
в середине и особенно в конце XX века, к самой страшной угрозе-
134

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
к реальной опасности глобального уничтожения человечества
людьми же и их «творениями».
Почему здесь можно и нужно говорить именно о невиданном,
смертельно опасном выбросе варварства? Прежде всего потому,
что главными опознавательными знаками древнейшего варварства
были невосполнимые разрушения природной среды и, главное,
отсутствие всяких гарантий выживания человеческого рода. Тогда и
стал возникать «исторический проект» цивилизации, своего рода
телос которой в длительной исторической перспективе заключался
в том, чтобы жила, украшалась наша планета и чтобы появились
гарантии сохранения человечества. На многие тысячелетия этот
проект, при всех его издержках и при неизжитом варварстве,
«залезшем» под кожу цивилизации, все же оказался успешным с
точки зрения его основного предназначения - сохранения жизни
человеческого рода, непрерывности его истории.
Но если сам телос цивилизации сегодня под угрозой, то это
значит, что так и не исчезавшее варварство, став «цивилизованным
варварством», как будто бы неожиданно «накопило силы». И не
тогда - в древнейшей истории, когда цивилизация была очень
слаба, а как раз сегодня оно вступило в смертельную схватку со
зрелой цивилизацией. Я считаю, что именно так наиболее верно,
честно, ответственно формулировать самую главную и самую
неотложную проблему всей современной истории. Конечно, в
цивилизации наших дней есть немало частных противоречий, которые
не впрямую связаны с болезнями варварства, а скорее являются
болезнями «роста», трудностями совершенствования
цивилизации. Таковы, например, противоречия современной демократии
(и мы еще будем их обсуждать в связи с темой российского
варварства). Это, так сказать, противоречия между приемлемым
и лучшим. А вот противоречия, о которых идет речь при анализе
варварства, суть проявления самого худшего и самого опасного
в развитии современной цивилизации.
Между тем «разделение труда» в современной гуманитарной
литературе, в чем я согласна с некоторыми авторами, не отвечает
этой проблеме всех проблем и опасности всех опасностей.
Подавляющее большинство социальных философов, социологов,
политологов занято обсуждением, как правило прагматическим,
частных проблем, более или менее поддающихся «позитивному»
решению. И лишь немногие, связывая воедино прошлое, настоящее и
будущее человечества, считают настоятельно необходимым
предложить критический анализ особого рода - его немецкий социолог
135

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
К.-З. Реберг называет «Kassandra-Perspektive» ; замысел его -
обратить внимание людей на реальную возможность самого
тревожного сценария развития современного человечества . В данной
своей работе я как раз и предлагаю такой философский анализ,
специально и намеренно акцентируя тему и проблематику
варварства.
Такому анализу пока очень трудно пробиться к умам и сердцам
людей, особенно тех, которые стоят у руля современной мировой
политики. Чему есть немало объяснений, связанных с
особенностями тех или иных политических лидеров, социальных
институтов, групп экспертов и групп влияния, которые в наши дни
фактически готовят и принимают поистине судьбоносные для
человечества решения. Существует своего рода общая парадигма их
деятельности, резко противоречащая глобальному характеру
опасности варварства как возможного уничтожения человечества: их
мысли, ценности, предпринимаемые меры- как и вообще
объединяемые индивидуальной надбиологической программой
господствующие механизмы сознания и действия отдельных людей и
человеческих общностей в современном мире- фактически
направлены на реализацию целей единичных (индивидуальных) и
особых (отдельных общностей, стран, союзов), а не на решение
всеобщих, т.е. общецивилизационных, задач. Они направлены на
устранение более или менее конкретных опасностей для отдельных
стран и групп, а не на действительное преодоление тех поистине
смертельных системных угроз, которые нависли над
цивилизацией в целом.
Забота о всеобщем (о судьбе человечества, о будущем
цивилизации) если и появляется в такой системе ориентации и действий,
то на очень недолгое время и лишь в виде исключений. Спросим
себя: каков был способ действия людей и институтов, фактически
влиявших на судьбы истории во время Второй мировой войны, или
каковы действия наших современников перед лицом терроризма?
Конечно, каждая страна в 30-40-х годах XX века боролась против
нацизма, прежде всего отстаивая свои свободу и независимость,
соответственно готовилась к войне и участвовала в ней. Но ведь
совершенно ясно: нацизм, гитлеризм одерживал победу за
победой, пока страны с различными социальными системами и нацио-
1 Rehberg Karl-Siegbert. Ambivalente «Filter» / Modernität und Barbarei. S. 290.
См. по этому вопросу: Шмелёв H.П. Наше будущее: возможные сценарии //
Альманах «Вызовы XXI века». Вып. 2. М, 2006. С. 90-98. В статье построены два
сценария развития России во всемирном контексте - «пессимистический» и
«оптимистический».
136

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
нальными целями не осознали общую опасность и не объединили
в борьбе с нею свои усилия. А тем временем варварство
гитлеризма уже поглотило миллионы жизней, принесло неисчислимые
беды и разрушения на огромных территориях современного мира.
Несмотря на это, и после войны, как и в ходе ее, союзники
преследовали только свои особые цели; они снова стали враждовать и
сколачивать борющиеся военные блоки, что привело к новому
расколу мира, к невиданной, изматывающей цивилизацию гонке
вооружений, к непрерывному совершенствованию ядерного оружия,
ныне расползшемуся по всему миру. И все это, конечно,
сопровождалось и подогревалось острейшей «идеологической борьбой»,
перераставшей в масштабную «холодную войну».
В связи с недавно отмеченным 60-летним юбилеем победы над
гитлеризмом оживились дискуссии о том, какую политику в
отношении национал-социализма вели западные страны, а какую -
Советский Союз, кто больше виноват в том, что зараза нацистского
варварства чуть не поглотила Европу1. Сейчас уже звучит мотив,
который я лично считаю решающим: это была не только общая
беда, но и общая вина - и вина состояла в том, что всеобщие,
долговременные цели цивилизации как таковой не были
приоритетными, отступали на задний план, причем отступали очень далеко,
перед частными целями (и даже не отдельных стран, а правивших
тогда индивидов и социальных групп).
Было бы неверно списывать всю вину только на правящие
клики, кровавых диктаторов, непосредственно приказавших создать
Освенцим или ГУЛАГ, развязать уничтожение целых народов, и
наиболее видных идеологов - хотя вина их несомненна и
первостепенна. Надо, наконец, твердо и честно признать: варварство -
эти и подобные действия таких правителей, но также энтузиазм
населения, во всяком случае той его весьма многочисленной части,
чья деятельность наиболее активно и непосредственно связана с
беспрецедентным уничтожением людей, с выработкой и
исполнением бесчеловечных приказов, с разжиганием культа диктаторов и
их партий и т.д. И совершенно безразлично, идет ли речь о
неотесанных, грубых или об образованных, внешне цивилизованных
захватчиках, надсмотрщиках, идеологах, ибо суть, результаты их
деятельности нельзя не определить как чисто варварские.
См., например, материалы по темам «Война: прошлое и настоящее»;
«Память и политика» // «Россия в глобальной политике». Т. 3. № 3, май-июнь 2005.
С. 5-8, 38-140.
137

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Как же прав был А. Камю, который в конце войны
предупреждал: микробы чумы - чумы варварства, добавим мы, - лишь на
время затаились; «и, возможно, придет на горе и в поучение людям
такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на
улицы счастливого города» . Этот «день», к несчастью, уже
пришел: чума варварства вспыхнула вновь и все шире расползается по
миру вместе с современным терроризмом. «Крысы» околевают-
но ведь вместе с ними гибнут сотни тысяч невинных людей...
И как же ведут себя люди перед лицом чумы терроризма? Да
все так же... Много говорят о бесчеловечности терроризма, о его
международном характере, об исходящей от него глобальной
угрозе. Но дело в большинстве случаев ведется так, чтобы пресечь
отдельные террористические акты на территории своей страны. Что
касается терроризма, сеющего смерть и опустошения на чужих
территориях, то даже при формальных осуждениях умудряются
делать какие-то исключения, оправдывая убийц женщин и детей и
даже предоставляя им убежище, трибуну, переименовывая их в
«повстанцев»... Не принята в качестве руководства к действию
очень простая истина, высказанная кем-то из европейских
политических деятелей и в других словах защищаемая сегодня наиболее
дальновидными людьми планеты: терроризм должен быть
полностью и категорически отвергнут как таковой - без всяких «но» и
«если», иными словами, без всяких оговорок. И политика по
отношению к террористам и их пособникам должна быть совершенно
однозначной, общецивилизационной. Казалось бы, все это
многократно повторено и хорошо известно. Все, да не всё.
На этих примерах мы снова и снова убеждаемся в том, в чем я и
вижу главную проблему и одновременно главную беду
современного человечества: именно как человечество оно не спасется от
смертельной угрозы, от чумы варварства, если не выработает такие
механизмы индивидуального, а также общественного сознания и
действия, которые при решении каждой из жизненно важных
проблем цивилизации не на словах и лишь по форме, а реально и
содержательно поставят во главу угла в качестве главного
приоритета именно всеобщие интересы всех людей земли. Более того, эта
ориентация на всеобщее должна превратиться в обновленную
программу жизнедеятельности рода Homo sapiens. К
сожалению, признаков глубокого понимания и признания этого я не вижу
ни в деятельности большинства политиков, ни в умонастроениях,
установках тех людей, которые посредством выборов приводят
1 Камю А. Избранное. M, 1969. С. 378.
138

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
политиков к власти, ни в наиболее распространенных сегодня
теоретических концепциях социальных философов, социологов,
политологов.
Между тем такая программа в общем виде уже выдвинута и
защищена, но, как это ни парадоксально, не в современных
теориях, а в философии прошлого.
Вспомним знаменитую формулу категорического императива
Канта (§7 «Критики практического разума»): «Поступай так,
чтобы максима твоей воли во всякое время могла бы иметь также
и силу принципа всеобщего законодательства»1 (подчеркнуто
мною. - Н.М.). Вспомним, однако, и о том, что требования
категорического императива иными философствующими авторами
рассматривались как абстрактные, как формальные, далекие от
практики и по существу неисполнимые. И только через века становится
очевидным: Канту удалось в емкой формуле обратить к индивидам
и их объединениям такое требование, без превращения которого во
всеобщее правило, своего рода «программу», автоматизм
практического действия не спасется человеческая цивилизация.
(Здесь, кстати, высвечивается не только чисто этическое, но и ис-
торико-цивилизационное значение ряда ключевых размышлений
Канта и других великих философов, мудро и заблаговременно
ставших «глашатаями всеобщего» .)
По моему мнению, выполнение такого рода программы и было
бы основополагающим ответом на вызовы современной истории.
Дело это, что вполне понятно, неимоверно трудное и, скорее всего,
весьма длительное. Впрочем, и здесь есть уникальная особенность
именно нынешнего кризисного момента в развитии
цивилизации: ведь человечество сегодня и завтра как бы помещено на самое
острие соревнования с самим собой, вчерашним, и соревнование
с историческим временем. Сохранение человечества как рода
зависит от того, успеет ли оно (во всяком случае, успеет ли
«критическая масса» индивидов и стран) переналадить свою традиционную
цивилизационную программу, пока пронизанную
наследственными и благоприобретенными болезнями варварства- или еще
быстрее его погубит очередная антицивилизационная чума... Полагаю,
опасность убийства (фактически - самоубийства) человечества
вполне ясна: оно, не дай бог, может произойти из-за
проникновения террористов в центры управления ядерным или каким-либо
Кант И. Сочинения на немецком и русской языках. (Под редакцией
Б. Тушлинга и Н. Мотрошиловой) Т. 3. М., 1997. С. 349.
2 Подробнее об этом см. в этой книге главу: Идеи единой Европы:
философские традиции и современность.
139

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
другим смертоносным оружием; в принципе, возможен и роковой
технический сбой. К огромному сожалению, не исключена и
возможность взрывоопасного «суммирования» самых различных
эффектов варваризации в главных сферах человеческой
деятельности, что я в своих работах определила (и рассмотрела) как
экологическое, экономическое, техногенное, политическое,
милитаристское, правовое безнравственное, бытовое варварство, варварство
безнравственности . Теперь я бы также добавила, имея в виду
новейшие исторические тенденции, поистине варварские приемы,
применяемые в процессах глобализации, и глубинные
противоречия, проистекающие из-за отмеченной повсеместной и
повседневной неспособности людей, живущих в глобализирующемся мире,
руководствоваться всеобщими, именно глобальными целями,
и стремления ими неправедно спекулировать.
Возникает вопрос: если кризис, порожденный варваризацией
современной цивилизации, столь глубок, уникален и смертельно
опасен, то возможно ли в принципе выживание человеческого
рода? К несчастью для современного человечества и всех нас в
отдельности, вопрос остается открытым. Но на него, как я полагаю,
неверно было бы давать и однозначно отрицательный ответ. И вот
почему. Ведь и в прежней истории цивилизация не раз проходила
через тяжкие испытания из-за всплеска и нарастания варварства
того или иного вида. Цивилизация до сих пор сохраняла себя, (хотя
бы частично) разрешая (по крайней мере некоторые) неотложные
цивилизационные задачи и постепенно отвечая на наиболее
настоятельные вызовы той или иной эпохи. Подчеркнем, что
решение этих задач в истории неизменно и объективно было связано
если не с преодолением варварства как такового, то хотя бы с
освобождением от наиболее нетерпимых форм нецивилизованности
или прямого варварства (это были - в разные эпохи - каннибализм,
рабство, крепостное право, колониализм, массовые эпидемии,
крайние нищета и бесправие большинства населения и т.д.).
Можно выдвинуть и такое более конкретное соображение:
в борьбе с остатками и рецидивами варварства сменявшие друг
друга поколения людей сознательно или бессознательно опирались
на сильные стороны, преимущества цивилизации, на те механизмы
сознания и действия, которые хоть в какой-то мере заключали
в себе противоядия против уклонения в варварство. Да и сегодня
нет иного пути для спасения и обновления цивилизации. Но сейчас
путь этот нужно проходить и быстрее, чем когда-либо прежде,
См в данной книге вторую главу II раздела.
140

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
и с большей мерой сознательности, добровольности,
конструктивности со стороны всех и каждого. От теории же, в частности,
от философской теории, зависит так необходимое сегодня
тщательное осмысление достижений, преимуществ, потенциала,
движущих сил, форм бытия цивилизации; зависит и выяснение того,
почему в них все же оказалось имплантированным варварство
и как надо бы двигаться, чтобы этих «имплантантов» было все
меньше. К такому рассмотрению мы теперь и перейдем.
Объективные и субъективные
формы бытия цивилизации
Одно из преимуществ цивилизации, объясняющих ее
непрерывное (до сих пор) развитие, - несмотря на гибель локальных
цивилизаций, - состоит по-видимому в том, что на протяжении
истории формировались, передавались от поколения к поколению,
изменялись и совершенствовались жизненно важные, обретающие
особое объективное и субъективное бытие формы цивилизации.
Назовем их бытийными формами цивилизации. Кратко
рассмотрим главные из них.
• Это прежде всего те материально-предметные воплощения
деятельности людей, которые полностью не «угасают» в
отдельных актах использования и потребления (как съедаются продукты
питания, изнашивается одежда, устаревает утварь и т.д.), но
сохраняются на достаточно длительное время, служат целым
поколениям тех или иных народов, а порою и человечеству. Люди иногда
строят буквально «на века» - дома, дворцы, храмы, мосты,
ирригационные сооружения; они создают и совершенствуют орудия
деятельности, инструменты, приборы, средства передвижения; потом
появляются особая интеллектуальная технология,
информационные системы и т.д.
К преемственному бытию, т.е. к сохранению, развитию,
совершенствованию цивилизации, эти формы имеют непосредственное
отношение. Самые главные здесь моменты: деятельность по их
созданию, сохранению, видоизменению объективно имеет
конструктивный, а то и творческий, созидательный характер. От
каждого индивида, который, вступая в жизнь, к ним приобщается, тоже
требуются - и требуются объективно - самостоятельные, не
лишенные творчества трудовые усилия и требуется по меньшей мере
бережное отношение к цивилизационному достоянию. Тенденция
развития цивилизации состоит в том, что не только отдельные
141

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
люди, но и их объединения (семьи, общины, страны) постепенно
приучаются беречь и умножать унаследованные ими богатства
цивилизации. Если не всегда удается сохранить созданное отцами
и дедами, то во всяком случае забота об этом в цивилизованных
странах обязательно проявляется.
Не менее важно то, что человечество благодаря цивилизации и
в ходе ее развития научилось сохранять, использовать не только
отдельные сооружения, предметы, орудия, но и создавать, хранить,
преобразовывать интеллектуальные, идеальные образцы
(парадигмы) их создания и использования. Громадные преимущества
таких идеальных форм были осознаны в глубокой древности, на
относительно ранних стадиях развития цивилизации. Вот, к
примеру, одно из рассуждений великого Платона: могут вдруг
исчезнуть все ткацкие челноки; но пока люди помнят, хранят их «идею»,
они способны воссоздать их, что относится к любым предметам и
процессам. Очень важно, что упомянутые парадигмы деятельности
имеют именно всеобщий характер- притом без всяких заведомых
ограничений: при необходимости их способны использовать все
люди, независимо от цвета кожи, возраста, сословия и т.д.
• Объективные формы бытия цивилизации - это также
варьирующиеся в разных странах, изменяющиеся на различных
исторических этапах и в то же время относительно устойчивые (в том
числе институционализирующиеся) образования совместного
бытия (семья, государство и разнообразные институты
государственного управления, религиозные объединения, позднее -
гражданское общество). Путь цивилизации - изобретение, видоизменение,
совершенствование этих форм (например, древнейшей из них-
демократии). И хотя ни одна из них не свободна от имплантаций
варварства (например, государство может поистине варварски
подавлять свободу и жизнедеятельность своих граждан и вместе с
самими гражданами чуть ли не с энтузиазмом разрушать
цивилизованные навыки совместного бытия, накопленные веками - как
в случае Освенцима и ГУЛАГа), все же внутренний цивилиза-
ционпый потенциал государства, права, судебной системы,
демократических процедур и институтов в принципе не вызывает
сомнения.
• В процессе развития цивилизации формируются,
накапливаются, обрабатываются, видоизменяются нормы, требования,
разрешения и запреты самого различного вида (обычаи, нравы, нормы
морали, заповеди религий и их «священные» тексты, законы и
установления права, договоры и соглашения и т.д.). Общее между
ними состоит в том, что они приобретают объективное историче-
142

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
ское значение, влияют на сознание и действие сменяющих друг
друга поколений, получая закрепление в различных текстах,
документах; некоторые из них заключают в себе парадигмальные
смыслы как для локальных, исторически конкретных цивилизаций,
так и для преемственного развития человеческой цивилизации
в целом. Очень многие из этих норм, правил имеют именно
всеобщий характер и передаются из поколения в поколение,
транслируются от одной локальной цивилизации к другой. Ибо они являются
объективно необходимыми парадигмами деятельности -
например, предметной деятельности (их Кант называет «техническими
императивами»: для того чтобы смолоть муку, надо сделать
мельницу и т.д. - императивы эти, меняясь от эпохи к эпохе, в каждое
историческое время достаточно однородны) или совместной
социальной деятельности. Скажем, древнейшие правила, выраженные
в заповедях различных религий, были направлены на обеспечение
возможностей общежития, на сохранение всего человеческого
рода, а также и отдельных социальных общностей. Поэтому-то они и
сегодня остаются общецивилизационными правилами,
«заповедями», установлениями. История цивилизации знаменательна в том
числе и с точки зрения многотысячелетнего, постепенного
процесса создания, совершенствования, усвоения индивидами этой
совокупной нормативной культуры как интегральной части всего
культурного достояния, как идеального (в том числе и
теоретического, духовно-культурного) предвестника впоследствии широко
осознаваемого и реализуемого единства мировой цивилизации.
С чем тесно связаны те области гуманитарной культуры, в которых
процессы эти теоретически или практически осмысливаются
(философия, в частности, этика; религии и их тексты; право,
законодательство, юридические науки; литература различных стран и
народов). Цивилизующее значение идеальных норм и норм,
действительно воплощающихся в конкретных действиях, несомненно
и огромно, хотя и здесь, о чем будет сказано позже, тоже может
угнездиться варварство.
• Среди названных бытийных оснований цивилизации
(материально-предметных и идеальных) имеет смысл специально
выделить и рассмотреть те, которые складываются в сфере
повседневной жизни, быта, в непосредственной среде обитания реально
живущих в то или иное время миллионов конкретных людей,
всякий раз и составляющих актуально существующее человечество.
Это дома и домоводство, домохозяйство, технические средства
и устройства для облегчения быта, частные и общие дороги,
коммунальное хозяйство, порядок ведения общих дел как в малых
143

РАЗДЕЛ 11. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
селениях, так и больших городах и т.д. Эти цивилизационные формы
специально выделены нами потому, что они ближе всего стоят к
повседневной, конкретной жизни людей, самым непосредственным
образом влияют на нее, а потом передаются в фонд цивилизации в
целом. Но и наоборот: ранее перечисленные формы бытия
цивилизации влияют на быт и его формы, причем влияют весьма сильно.
Все вместе определяет облик страны как цивилизованной или не
цивилизованной. Например, в центрах страны можно для кого-то
создать самые комфортные условия повседневного быта. Но если
на большинстве территорий царят одичание, запустение, то эта страна
по строгим современным критериям не может считаться
цивилизованной (пусть даже это будет страна с высокой культурой').
Итак, объективные условия достойного людей быта,
обустроенного, комфортного, чистого, отвечающего санитарным нормам,
а также принципам красоты и вкуса, - важнейшее достояние
цивилизации, тоже передаваемое от поколения к поколению в
установках сознания, привычках, нравах и принципах действия людей. Без
этих объективных и субъективных признаков, которые, кстати,
сразу и первыми бросаются в глаза, едва вы знакомитесь с жизнью
населения той или иной страны (ибо они принадлежат к сфере
«Dasein», т.е. наличного здесь-и-вот-бытия людей), - без них нет
и не может быть цивилизованности.
. Объективные бытийные условия и основания цивилизации,
о которых только что шла речь, обязательно запечатлеваются
в субъективном «царстве» - в надбиологической,
социально-значимой программе жизнедеятельности конкретных индивидов,
т.е., собственно, в их интериоризированных установках,
принципах, стимулах, стереотипах сознания и действия, в эмоциях и
переживаниях - и таких, которые становятся своего рода
механизмами, автоматизмами, и тех, которые имеют вид рефлективных
мыслей, идей, идеалов, принципов. Собственно, все объективно-
бытийные формы «живы» и преемственны лишь благодаря тому,
что создаются, действуют, т.е. обретают свою специфическую бы-
тийственность (по крайней мере для «критической массы»
индивидов) такого рода индивидуально-субъективные программы.
Мы назвали лишь основные объективные и субъективные
бытийные формы цивилизации. Они, в самом деле, суть достояния
цивилизации, ее сильные стороны и преимущества, на которые
может и должно опираться человечество во имя спасения
цивилизации. Представленный здесь обобщенный анализ бытийных форм
'О нашем различении цивилизации и культуры см. главу I данной книги.
144

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
цивилизации можно дополнять, имея в виду различные измерения
социально-исторической жизнедеятельности людей. Сошлюсь на
одно из таких обобщений, предложенное немецким социологом
и политологом Дитером Зенгхаасом, специалистом по проблемам
цивилизованного разрешения конфликтов. Он построил «цивили-
зационный шестигранник»', который выглядит так:
Государственная монополия
на использование силы
Правовое
государство
Демократическое
участие
Взаимозависимость и
контроль за аффектами
Социальная
справедливость
Культура разрешения конфликтов
Принципиальное значение названных здесь цивилизующих
факторов (и по отдельности, и особенно в их взаимодействии)
вполне ясно и вряд ли нуждается в особых комментариях.
Одновременно Д. Зенгхаас справедливо подчеркнул, что эти
цивилизаторские тенденции - в высшей степени «хрупкие искусственно
созданные формы». Действительно, они способны превращаться
в нечто прямо противоположное своему «телосу», или, выражаясь
гегелевским языком, своему понятию. Так, монополия государства
на применение силы и насилия может вырождаться в полицейское,
даже в тоталитарное государство. «Правовая государственность
и демократические процессы могут иметь вид чистейшего фасада
и тем самым терять свою легитимность»2. Контроль над
аффектами (который, добавим мы, издавна волновал философов,
моралистов, литераторов и по сути был направлен на постепенное и
посильное цивилизование человека и его природы), может уступить
1 См.: Senghaas Dieter. Worin driftet die Welt? Über die Zukunft friedlicher Ko-
exisfenz. Frankfurt am Main, 1994. S. 17-49.
2 Senghaas, Dieter. Auswege aus der Barbarei // Modernität und Barbarei.
Frankfurt am Main, 1996. S. 310.
145

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
место всплеску самых варварских и разрушительных страстей -
ненависти, злобы, агрессии. Автор делает вполне оправданный
вывод, что перечисленные им цивилизующие формы не даны
готовыми раз и навсегда- их все время надо воссоздавать,
поддерживать, обновлять, упрочивать. Сказанное относится и ко всем
рассмотренным объективным и субъективным формам бытия
цивилизации (которые в дальнейшем анализе еще будут с разных сторон
конкретизированы). Поэтому надо со всей ответственностью и
нелицеприятностью выявить, в чем именно состоят слабые стороны
этих форм цивилизации, не позволяющие каждой из них и всем им
в совокупности стать гарантами сохранения цивилизации в ее
противостоянии современному варварству.
Специально доказывать, что все эти формы чрезвычайно
хрупки и противоречивы, - значит ломиться в открытую дверь. То, что
мы знаем об истории человечества, заставляет удивляться не тому,
что в огне варварских войн и разрушений погибли локальные
цивилизации, были сметены с лица земли неисчислимые
материально-предметные шедевры человеческого творчества, - приходится
скорее изумляться тому, что пусть немногое, но все же
сохранилось. Что касается институциональных форм, то и они, в чем правы
многие исследователи, не обладают достаточной силой
противодействия по отношению к диктаторским, тоталитаристским
тенденциям, к коррупции, взяточничеству, неэффективности,
разгильдяйству, безответственности, которые во все времена поистине
варварским способом тянули назад цивилизацию. Сегодня они не
только не исчезли, а приняли невиданный размах, порой и
откровенно циничные формы, став глубинными пороками также и
современной цивилизации, которые, конечно, более зримы и
масштабны в цивилизационно отсталых странах, но в более
завуалированном виде встречаются и в практике социальных институтов
стран, которые кичатся своей цивилизованностью.
Нормативная культура человечества, которая сама по себе,
в своих указующих документах и текстах, чрезвычайно важна для
цивилизации, также не содержит гарантий безусловной
применимости к изменяющимся историческим эпохам, а также к
специфическим условиям той или иной страны. Тем более наивно
надеяться на то, что ценные и значимые нормативные установления
(скажем, права и морали) могут соблюдаться всеми людьми, причем
повседневно и повсеместно. Они, скорее, воспринимаются как
ориентиры и рамки - и одни индивиды, их объединения так или
иначе стараются им следовать (причем тоже следуют далеко не
всегда), тогда как другие их тайно или открыто нарушают.
146

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
Варварство как оборотная сторона цивилизации - это
обозначение таких состояний человеческого общества, при которых
наиболее болезненно и масштабно поражаются все перечисленные
объективные устои, нормы, принципы цивилизации, причем
касающиеся как окружающей природы (тогда возникают
экологические кризисы, каких в истории человечества было немало), так
и отношений человека к человеку. Экологического варварства мы
здесь касаться не будем , а специально сосредоточим внимание на
человеческих отношениях, более подробно раскрыв, каковы здесь
достижения цивилизации, а затем задавшись вопросом о том,
почему эти достижения все же не воспрепятствовали и не
препятствуют сегодня всплескам варварства в отношениях одного человека
к другому, одной страны к другой.
Цивилизованность и варварство
в человеческих отношениях
Цивилизация уже в древнейшие времена вызвала к жизни те
механизмы жизнедеятельности и общения людей, которые ранее
были названы «надбиологическими программами». Их суть
оправданно усматривать в том, что наряду с учетом собственных,
обусловленных природой потребностей и ответом на них индивиды
в ходе развития цивилизации приучаются ориентироваться также
на аналогичные интересы других индивидов. Более того, если
биология, физиология человека в ходе истории не преобразуется
кардинально, то способы удовлетворения (или сдерживания)
биологических потребностей существенно видоизменяются, приводятся
в зависимость от социальных форм и установлений, какими бы
«примитивными», в свете более поздних критериев, они ни
выглядели на ранних стадиях развития цивилизации. Постепенно, на
протяжении многих тысячелетий, формируется цивилизованное
отношение отдельного человека к другому человеку, одного
социального объединения к другому. Принцип, основа такого
отношения: индивид учится практически принимать в расчет «другое
индивидуальное», а также общее для него и других индивидов. Таким
способом формируется, а в определенной мере и воплощается
в действительность, принцип взаимности, взаимодействия
индивидов как одна из главных предпосылок и одно из
важнейших выражений цивилизованности. В этом процессе тоже были
1 См. по этому вопросу предшествующую главу.
147

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
и есть свои вполне объективные предпосылки. Среди них - ранее
упомянутые идеальные парадигмы (план, схема, проект действия),
которые изначально заключают в себе всеобщность как
возможность их использования в любом сходном или однопорядковом
действии с более или менее однородными целями. Вырабатывая
такие парадигмы или видоизменяя их, индивид, даже не
задумываясь над этим, «работает» на других людей, а в перспективе и на все
человечество.
Цивилизация начинается и достигает достаточно высокого
уровня там и тогда, где и когда люди совершают действия,
основанные на взаимности, не бессознательно, а с определенной мерой
сознательности, не принудительно, а с высокой степенью
добровольности. Поэтому-то возникшие надбиологические программы
индивидуального действия социально закрепляются (через обычаи,
привычки, нормы) и становятся практически эффективными. Та
или иная страна переходит к более или менее цивилизованному
способу своего бытия тогда и только тогда, когда набирается (что
происходит лишь постепенно) достаточная масса людей, которые в
процессе «обмена деятельностью» с другими индивидами уже
поступают в соответствии с принципами взаимности,
конструктивности, сознательности, даже доброжелательности и
предупредительности. И ведь происходит, это начиная с древности, почему мы с
полным правом можем говорить о древнекитайской,
древнеиндийской, древнегреческой цивилизациях и других ее типах. Общение
этих цивилизаций производит дополнительный - кумулятивный -
цивилизационный эффект.
Философия, а вместе с нею протоистория, литература, чутко и
определенно фиксируют, пусть и в других словах, результаты
такого всемирно-исторического цивилизационного поворота. (См. по
этому вопросу в предшествующем тексте страницы со ссылкой на
Аристотеля.)
Но если цивилизационные принципы взаимности,
конструктивности, добровольности в действиях и ориентациях индивидов так
очевидно эффективны для страны в целом, так выгодны для
индивидов и так одобряются, скажем, этикой и религией, то почему они
не одержали победы в современной истории? И главное: почему
в XX веке (когда, казалось бы, произошел мощный
научно-технический прорыв, когда в отдельных странах Европы и Азии удалось
сделать то, о чем только мечтали в прошлой истории - значительно
поднять уровень жизни большинства населения, обеспечив ему
достойные условия существования) имел место, как мы показали
ранее, и самый мощный за всю историю всплеск варварства?
148

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
В рамках того исследования, которое здесь предпринимается,
считаю необходимым искать ответ на эти и подобные тревожные
вопросы прежде всего в более обстоятельном анализе
противоречий, несовершенств индивидуальной программы цивилизацион-
ного действия. Этот ход анализа не вполне обычен для
современной социальной философии и для расхожего общественного
мнения. Основные причины цивилизационных неурядиц какой-то
страны и мира в целом обычно ищут «наверху» и «в стороне» -
в действиях правительств, институтов собственного государства,
происках враждебных государств и сил и т.д. Но ведь и в этих
инстанциях, которые рассматриваются безлично, практически
действуют вполне определенные индивиды (все равно, по своей воле
или чьему-то приказу). Позитивный цивилизационный эффект или,
напротив, цивилизационная неэффективность, о чем бегло
упоминалось ранее (и что будет подробно исследоваться применительно
к России), складываются тогда, когда слагаются вместе усилия
большой («критической») массы индивидов. Как
цивилизованность, так и нецивилизованностъ той или иной страны - плод
совместных и взаимных действий «верхов» и «низов», управителей
и основной массы населения. Значит, главный источник успехов
и поражений цивилизации следует искать в самом существе
программы деятельности человеческих индивидов, в ее
принципиальной направленности и в присущих ей противоречиях. К
специальному анализу данного вопроса мы и переходим далее.
Проблемы и противоречия индивидуальной
программы цивилизационного действия
Преимущества индивидуальной программы цивилизационного
действия, охарактеризованные ранее, не отменяют ее
противоречий, обострение которых как раз и ведет к антицивилизованным,
варварским устремлениям, деяниям, идеологии. Каким бы
длительным ни был исторический путь цивилизации, он оказался
слишком кратким для того, чтобы в живом, конкретном действии
индивида обязательно и непосредственно сложились гарантии не
только его объективной целерациональности (в смысле М. Вебера),
его эффективности, но и позитивного социального результата,
даже целесообразности, пользы, продуктивности для самого этого
индивида и его ближайшего окружения. К величайшему
сожалению, конкретный человек и в эпохи цивилизации- начиная с ее
древнейших этапов и до сегодняшнего дня - оказался неспособ-
149

РАЗДЕЛ 11. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ным преодолеть такую определяющую структуру сознания и
действия варвара, как нежелание, неумение ориентироваться на
интересы ближних и дальних, как совершение поступков,
разрушительных для сегодняшних и вчерашних поколений, для своей
страны и чужих стран, для всего человечества. А часто и действий,
самоубийственных для самого индивида, для его собственных детей.
За современными примерами не надо далеко ходить: так
поступают не только террористы, но и вообще убийцы и другие
преступники, например, наживающиеся на наркобизнесе, а также сами
наркоманы. Другой пример- правители, политики,
развязывающие кровопролитные войны и приносящие в жертву тысячи,
миллионы человеческих жизней, фанатики, готовые проливать кровь
и сеять разрушения во имя ложно понятых религиозных
ценностей. Но ведь и те люди, которые (в погоне за прибылью, из-за
разгильдяйства и в надеждах на то, что их не поймают за руку)
нередко приводят дело к жертвам, к невосполнимым разрушениям среды
и богатств цивилизации, действуют и мыслят похожим, т.е.
варварским, образом. Примерно то же можно сказать о миллионах
алкоголиков, о родителях, бросающих, продающих своих детей, о людях,
совершенно опустившихся, потерявших человеческий облик.
В плане обсуждаемой нами проблемы эти и подобные примеры
говорят об одном кардинальном историческом факторе- о
несовершенстве, противоречивости надбиологической программы
индивидуального человеческого действия: она, скажем еще раз, не
дает гарантии того, что любое конкретное действие определенного
человека будет протекать согласно принятым, понятным, в других
условиях исправно работающим механизмам цивилизации. Более
того, из-за такой негарантированности результатов действия
достижениям цивилизации, обретаемым в ходе вековой истории,
причем в трудах и борьбе, может быть в одночасье нанесен мощный
варварский урон - варварский именно из-за отказа от того, что,
казалось бы, превратилось в признанные нормы для отдельных
людей и для цивилизации в целом.
Кратко затрону в этой связи стародавнюю проблему
философии - вопрос о человеческой природе. Это понятие всегда
подразумевало концентрацию сущностных качеств отдельного человека.
Так получилось, что в понятие человеческой природы мыслители
включали по преимуществу те качества индивида, кои считались
достойными человека, который, как полагали многие, принадлежит
к роду, «венчающему» животный мир и представляющему собой
«высшее» творение Бога. При этом часто имелись в виду такие
признаки, которые выдвинула на первый план определенная эпоха.
150

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
Так, на заре нового времени в понятие человеческой природы
включались такие якобы прирожденные свойства человека, как
стремление к свободе, к сохранению жизни, здоровья,
собственности, как разумность, активность и самостоятельность действия1, -
а это были, несомненно, центральные принципы, ценности эпохи,
начавшейся относительно поздно, в XVI-XVII вв. Конечно,
определенное несовпадение деятельности, поведения конкретного
человека с идеальной схемой человеческой природы предполагалось,
но оно трактовалось как обычная нетождественность сущности
й ее проявлений.
«Сущностно» человек все же считался свободным, разумным,
самодеятельным существом. Иной подход мы находим у Канта.
Известен его тезис: из того «кривого дерева», из которого сделан
человек, и невозможно выточить ничего прямого. Как
представляется, Кант хотел сказать, что от реальных, конкретных людей и не
следует ждать очень многого, ибо то, из чего их «выточили»
природа и история (животные инстинкты, варварская предыстория), не
внушает надежд на легкую победу позитивных цивилизационных
начал. Но из этого для Канта отнюдь не следует, что теория
«практического разума» (т.е. этика, философия права и истории) в своих
принципах и требованиях должны приноравливаться к «кривому
дереву» человеческой природы и к наследственным болезням
истории. Человек может вести себя и часто ведет себя по-
варварски, но требования к нему от имени цивилизации
необходимо предъявлять самые высокие - и предъявлять совершенно
неуступчиво. Конкретных индивидов, справедливо полагает Кант,
обуревает их «паталогическая» природа, заставляющая
приспосабливаться к изменчивой, капризной индивидуальной «материи
желания». В социальном действии реально можно рассчитывать лишь
на «общительную необщительность», а не на некоторую
изначальную и прочную любовь индивида к человеческому роду. Однако
же, по Канту, как бы безотносительно к этому надо провозгласить
высший и чистый принцип долга и поставить во главу угла
категорический императив, жестко и однозначно ориентирующий
индивидов всех времен и любого времени (jederzeit) на следование
всеобщим принципам. Что касается, скажем, международных дел, то
подобным идеальным, чистым ориентиром для отдельных людей,
стран, их союзов, для всего человечества становится у Канта не
См.: Мотрошилова Н.В. Глава: Новый смысл концепции «человеческой
природы» (сущности человека) в философии XVII столетия // Философия эпохи
ранних буржуазных революций. М, 1983. С. 499-511.
151

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
менее чем «вечный», т.е. прочный, незыблемый мир между всеми
народами.
У Канта нечасто заходит речь о том, могут ли быть выполнены,
тем более в полной мере, такие высокие всеобщезначимые
требования, раз индивиды сделаны из «кривого дерева». Великий
философ чаще всего подвергает подобную тематику своего рода
редукции. Но когда она все же затрагивается, моделью для рассуждения
оказываются отнюдь не те очень немногие, по мнению Канта,
люди, которые способны достичь и достигают своего рода цивилиза-
ционной и нравственной высоты, тем более совершенства
«святости». Например, в делах «вечного мира» Кант возлагает надежду
скорее не на появление безусловно миролюбивых, умных, честных,
радеющих за все человечество правителей и политиков, хотя они,
что и говорить, были бы очень нужны для дела вечного мира. Но
дожидаться, пока подобные политики появятся, причем во всех
странах, - то же самое, что ждать у моря погоды. Кант надеется
(что может показаться парадоксальным) как раз на «кривое» в
человеческой природе: на эгоизм индивидов и народов, на очень
сильный страх, на простое, естественное желание отдельных
людей и целых стран выжить в самых опасных условиях'. Этот ход
мыслей мне представляется правильным, реалистичным и
перспективным, и он еще будет использован нами в последующем
рассуждении. Теперь продолжим анализ тех особенностей
индивидуальной программы (в принципе) цивилизованного человека, которые
очень часто не позволяют ему на деле оставаться в пределах
правил и механизмов цивилизованного действия, а в самых крайних и
опасных случаях даже повергают в варварство.
Самые главные изъяны в наших повседневных действиях очень
хорошо известны каждому из нас. Мы куда как часто следуем
желаниям, порывам, страстям, идеям, о которых весьма хорошо
знаем, что они приведут к вредным последствиям для нас самих, для
наших ближних, не говоря уже о «дальних». В этих случаях
непосредственные, сиюминутные устремления могут оттеснять на
задний план даже прагматические соображения и тем более заглушать
голос совести. Так устроен человек и, говоря реалистически,
нельзя надеяться, что это свойство человеческой природы в ближайшие
годы и даже века претерпит существенные изменения. Для
понимания причин прорыва в мир варварских действий и эмоций очень
важно честно признать, что в обсуждаемой сейчас индивидуальной
См.: Мотрошилова И.В. Идеи единой Европы: философские традиции и
современность // «Вопросы философии». 2004. № 11 (в данной книге - глава первая
III раздела).
152

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
программе - в качестве наследственного кода и далеких, в том
числе «животных» или варварских времен, и более близких эпох,
когда господствовали угнетение, голод, страх, - гнездятся
прикрытые тонким слоем цивилизования, но всегда готовые вырваться
наружу совсем не цивилизованные эмоции. Бывает, что идеология
того или иного рода, возможно из лучших побуждений, льстит
человеку («человек - это звучит гордо»; «человек человеку - друг,
товарищ и брат»; «человек - венец творения» и т.д.). А потом
оказывается, что под покровом лицемерия накапливаются и
обязательно прорываются наружу мощные, поистине варварские заряды
вражды, агрессии, злобы («ressentiment» в терминологии и
описании Ницше). Цивилизация может несколько смягчить ситуацию,
но она неспособна устранить сам факт - (пока) неснимаемую
укорененность уклона в варварство в индивидуальной программе
человека.
Отмеченный факт, как я полагаю, требует как от социальной
теории, так и от практически ориентированных областей
человеческого духа (а это литература, искусство, религия, политическая
идеология, средства массовой информации), серьезной
переориентации. Человека не следует унижать, его нужно подбадривать и
поддерживать в его цивилизационных устремлениях, в его благих
нравственных и социально ориентированных начинаниях. Однако
одновременно требуется историческая честность в разговоре и с
конкретными индивидами, и с большими массами людей. Люди
должны отчетливо понять, что история пока не дает роду Homo
sapiens веских поводов для какой бы то ни было гордыни. Сегодня
особенно нужны такие родовые и индивидуальные качества
человека, как скромность и ответственность. И вот что еще
принципиально важно: если мы, люди, хотим достойно, безопасно жить на
земле вообще, и в частности в своих странах, каждому надо
начинать с самого себя. Если мы требуем активной деятельности,
понимания, совести от других, то для начала надо подправить хотя
бы свой покосившийся забор или восстановить свое
«покосившееся», давшее трещины человеческое достоинство.
Между тем в духовных сферах современной жизни акценты
расставляются, о чем ранее упоминалось, совершенно иначе. По
причинам, которые подлежат выяснению (отчасти они связаны
с показным популизмом, порождаемым
демократически-выборными процедурами), от сфер духа исходят требования и обвинения
главным образом, если не исключительно, в адрес «властей»,
«верхов», «правительственных структур». Обвинения и требования, как
153

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
правило, вполне справедливы, но вот главная беда: они почти
всегда остаются общими, безличными, так что бюрократы, воры,
«правоохранительные» преступники в массе своей чувствуют себя
спокойно, а то и ведут себя просто нагло.
В теории и на практике, если осуществлены опасные,
преступные деяния, очень плохо действуют механизмы четкого
установления индивидуальной вины, оперативного определения
ответственности вполне конкретных лиц и групп, неотвратимости
наказания пропорционально нанесенному ущербу. Акцентируем в
данной связи три обстоятельства. Во-первых, в условиях современной
цивилизации, сосредоточившейся на проблеме прав и свобод
человека (впрочем, и они не решены сколько-нибудь
удовлетворительно), оказалось запущенным не менее важное для цивилизации
направление - борьба за ответственность индивидов (а также групп,
институтов, стран) в своих частных и общих делах, в том числе и
ответственности за цивилизованное использование
расширившихся свобод.
Во-вторых, цивилизация не сделала акцент на том, чтобы
разработать эффективные механизмы установления именно
индивидуального «авторства» тех или иных деяний. Это касается,
конечно, и самих благих, полезных для человечества дел,
изобретений, геройских поступков, а также пропорционального
вознаграждения за них, признания со стороны народов.
Но ведь и у любого опасного для отдельных людей и для всей
цивилизации действия есть вполне конкретные «авторы» -
исполнители, организаторы, а подчас и идейные вдохновители.
Неотложную задачу современной цивилизации нельзя не видеть в том,
чтобы с помощью целого комплекса новейших
научно-технических, информационных, административных, юридических,
судебных и т.д. мер и средств оперативно, справедливо определялись
как индивидуальные вклады в развитие, сохранение цивилизации
(с целью их пропорционального материального и
нравственного вознаграждения), так и особенно индивидуальное «авторство»
в случаях нанесения заметного, тем более очень большого ущерба
для людей, их жизни, здоровья, собственности (с целью
неотвратимого наказания и тем самым предотвращения подобных деяний).
В этом деле ясно проявляется отсталость, нерасторопность
всей современной цивилизации. Оно даже не определяется как
приоритетная задача. Между тем, как мне кажется, именно в
данном пункте возможно реальное и оперативное воздействие
общества на ту корректировку индивидуальной программы, о которой
154

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
как о неотложной задаче говорилось ранее. Это была бы
корректировка через максимально точное, а значит справедливое,
определение ответственности и необходимое наказание за особо вредные
действия. Противоречие, даже парадокс современной цивилизации
состоит в том, что впервые в истории в принципе и в подавляющем
большинстве случаев созданы технические,
социально-технологические возможности и предпосылки для достаточно точного
фиксирования вполне конкретной ответственности тех или иных
индивидов или инстанций (а в них - снова же определенных лиц) за
совершение любого действия, имеющего вредный или опасный для
общества, для человечества характер. (Другое дело, что
потенциальные и реальные преступники умеют «заметать следы», чему,
однако, тоже можно и нужно противодействовать и на
«техническом», и на управленческом уровнях.)
В-третьих, при всей необходимости обличения
обанкротившихся верхов, в любой стране, как я думаю, требуется то, что
особенно трудно осознается и признается в России: акцентирование не
только прав, свобод, но и ответственности каждого индивида
(конечно, физически, психически вменяемого) - принадлежит ли он
к правящим элитам или к «простому народу» - за то, что он делает
из своей собственной жизни и судьбы, как и определенной
(посильной и пропорциональной) ответственности за развитие своей
страны и человечества в целом. Признанию этого тезиса, хорошо
обоснованного в философских, этических теориях прошлого и
современности, в качестве нормы проникшего в сознание немалого
числа индивидов в цивилизованных странах, препятствует немало
доводов и соображений, вникать в которые мы пока не будем (этот
вопрос применительно к России отчасти уже рассматривался и еще
будет нами анализироваться специально). При этом факт особой
ответственности правящей элиты (и необходимость весьма
строго карать ее за безответственность, преступления, коррупцию,
причем не обличать всех сразу, а называть и наказывать
конкретных виновников) не должен снимать ответственность ни
с конкретного алкоголика, из-за которого, скажем, горит дом и
погибают люди, ни с пропойц-родителей, бросивших или даже
погубивших своих детей. В обсуждаемой проблеме недопустимы ни
пресмыкательства перед властями, ни дешевый популизм.
Простому народу тоже очень важно сказать правду о нем самом, как это
делали и в России, и в других странах великие литераторы,
мыслители, государственные деятели.
155

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Индивидуальная программа
и история господства-подчинения
При разборе особенностей, опасных противоречий
индивидуальной программы и акцентировании роли, ответственности
отдельного человека мы никак не можем упускать из виду, что сама
эта программа зависит от внеиндивидуальных социальных
обстоятельств, из которых мы здесь сначала кратко упомянем (в связи со
специальным интересом к теме варварства) о факторах очень
длительного исторического действия, а потом - о характерных
особенностях современной ситуации.
Принципиально важный в данном контексте исторический
факт, касающийся цивилизации в целом, состоит в следующем.
Цивилизационные правила и запреты родились уже после того, как
и варварство, и самая ранняя цивилизация породили отношения
господства и подчинения. И последующее развитие цивилизации
именно в такой форме образует едва ли не главный
«наследственный код» всей человеческой истории. А это, в свою очередь,
означает, что индивидуальная программа не могла не впитать начала и
принципы цивилизационного действия, главным образом, под
формой отношений господства и подчинения. Последние несколько
варьировались от эпохи к эпохе, но их принципиальная парадигма
сохранялась, что гениально выразил Гегель, запечатлев в
«Феноменологии духа» трансисторическую суть, подоплеку, следствия
отношений Господина и Раба. И в самом деле, человечество до сих
пор не просто и отнюдь не добровольно цивилизовало само себя -
его всегда «цивилизовали» какие-то определенные социальные
силы, властвующие инстанции или даже целые страны. Мы не будем
здесь подробно освещать актуальный вопрос, который заключается
в том, что такой характер цивилизования не ушел в прошлое, но
он, по всему видно, исторически изживает себя, ибо способствует
накоплению чрезвычайно опасного для человечества потенциала
варварства.
Разберем лишь те моменты, что относятся к индивидуальной
программе. Даже тогда, когда она способствует цивилизационному
эффекту действия, само действие организовано по особому типу:
преследуя свои индивидуальные цели, но будучи включенным
в отношения господства-подчинения, человек всегда был
вынужден сообразовываться не только и даже не столько с общецивили-
зационными требованиями, сколько с более или менее
конкретными «господскими» повелениями самого различного формата, что
156

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
вполне ясно и вряд ли требует специального доказательства.
А отсюда проистекали многие негативные влияния на
индивидуальную программу, объясняющие как раз интересующие нас
отклонения от принципиальных парадигм цивилизации. Общая схема
всем хорошо знакома: скажем, общество на словах провозглашает
правовые принципы; но в конкретных государственных
отношениях, где всегда имеет место подчинение индивида государству,
чиновная коррупция может и законопослушного человека, кровно
заинтересованного в решении конкретного вопроса, толкать к
противоправным действиям. Так формируется- на уровне общества-
своего рода замкнутый круг коррумпированности, нарушения
закона. И вновь входящие в жизнь поколения «впитывают» в свою
индивидуальную программу уже частично (или очень сильно)
искаженную цивилизационную схему. Так и получается, что на
протяжении веков складываются активно мешающие цивилизованию
исторические структуры, при конденсировании которых можно
вести речь об отсталости той или иной страны и даже о ее
варваризации.
Эффективность, действенность или, напротив,
заторможенность, противоречивость индивидуальной программы зависит
также от такого внеиндивидуального, исторически изменчивого
фактора, как роль, вес индивидуального начала в его соотношении
с объективными социальными формами, порядками, нормами. Что
касается древнего варварства, то компетентные исследователи
справедливо обращают внимание на очень малую меру
самостоятельности индивида. Это находит продолжение и в так называемых
традиционных обществах ранних стадий развития цивилизации, на
которых деятельность, поведение отдельных людей строго
детерминировались обычаями, установлениями и не менее жестко
контролировались. Даже в древнегреческом мире с уже достаточно
высоким статусом человеческой личности индивидуальное начало,
соответственно, свободы отдельных людей и их права, считались
чем-то второстепенным по сравнению с более важными и
значимыми потребностями, задачами полиса. Кстати, в глазах поздних
авторов эта особенность «естественной» жизни индивидов и, как
им казалось, простой, бесхитростной «гармонии» с природой, со
страной, своим народом даже стала весьма привлекательной и
вызвала к жизни произведения ностальгического жанра. Подоплекой
здесь было недовольство цивилизацией1 и, в частности, опасения
1 См. Дгугач Т.Б. Три портрета эпохи Просвещения. Монтескье. Вольтер.
Руссо. М, 2006. С. 176.
157

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
за возможный разгул индивидуализма, эгоизма, за рост гордыни
человека, мнящего себя «хозяином и покорителем» Вселенной.
И действительно, свершившийся в новое время цивилизационный
переворот, который выразился в том, что права, свободы индивида
стали центральными требованиями эпохи, принес с собой не
только раскрепощение отдельного человека, повышение его
активности, самостоятельности, предприимчивости, но и более мощное,
чем когда-либо, внедрение в индивидуальную программу таких
негативных качеств, устремлений, эмоций, как самонадеянность,
гордыня, тщеславие, высокомерие, наглость, хамство. И многое
здесь зависело от того, способны ли были (и способны ли сегодня)
окружающие индивида объективные социально-исторические
формы цивилизации (в мире в целом и в отдельных странах) если
не устранить, то обуздать, смягчить такие побуждения, порывы, не
позволяя им принять варварски-разрушительные формы.
Непрерывное сохранение каких-то превалирующих форм
господства-подчинения придавало и до сих пор придает цивилизаци-
онному процессу раскрепощения индивида специфическую
направленность. Например, как уже упоминалось, в наше время в
западных странах считается эталонным тот путь, по которому
пошла их цивилизация. Но с этим не согласны, и порой решительно,
в странах Востока, почему поиск общецивилизационных путей
согласия становится столь же трудной, сколь и неотложной задачей.
(В частности, в связи с обсуждаемой нами темой было бы весьма
существенно выяснить, как трактуются цивилизация и варварство
в восточных культурах, традиционных и современных.)
Заключение.
Угроза современного варварства
как вызов для социальной теории
Очень важной проблемой, обсуждаемой в философии,
социологии и иной литературе последних лет в связи с антитезой
варварства и цивилизации, является, в частности, вопрос о том, не остаются
ли цивилизационные требования всего лишь идеалами, нормами,
которые не только не соблюдаются индивидами в сколько-нибудь
полном, тем более совершенном виде, но и вообще мало
воздействуют и на действительность, которая в своем развитии
подчиняется совсем иным законам, и на индивидуальную программу. Этот
вопрос касается и цивилизации в целом, и таких ее важнейших
общих сторон, как демократия, правовое государство, ненасильст-
158

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
венное разрешение конфликтов или конкретных исторических
процессов типа объединения Европы, глобализации - поскольку
все это, конечно, имеет свою нормативно-ценностную сторону.
Из того, что было сказано раньше, совершенно ясно: оснований
для скепсиса в отношении действенности цивилизационных норм,
требований, вызовов вполне достаточно.
А как ведет себя перед лицом столь острой проблемы
современная социальная мысль (взятая в широком смысле этого слова)?
Имеют место две расходящиеся линии - как в социальной
теории, так и в общественно-политической практике. Сторонники
одной из них (о них часто уже заходила речь) представляют дело так,
будто нормы цивилизации (соответственно, демократии) вполне
эффективны и действенны, особенно в некоторых странах
современного мира, а другими странами они должны быть взяты за
образец. На основе такой предпосылки разработаны и, главное,
активно внедряются - причем с помощью или непосредственно
военного (Ирак), или пусть не военного, но все-таки давления,
принуждения, насилия («цветные революции» последнего времени) -
социальные программы прямого перенесения опыта отдельных
стран на существенно отличающуюся историческую почву жизни
других государств. Вполне можно согласиться с известным
немецким исследователем Гансом Иоасом, который следующим образом
обрисовывает отношение между типичными, скажем, для
современных либералов «мечтами о ненасильственном модерне» и
реальной исторической действительностью: «В качестве
либеральных концепций мира были сформулированы идеи свободной
торговли, гражданского согласия в вопросах внешней политики,
правового государства и договорности в межгосударственных
отношениях. Подобно тому как [согласно таким концепциям] из
области уголовной юстиции должны были бы исчезнуть пытки и
мучения, напоказ выставляемые перед публикой, так война и любое
иное насилие, направленное против личностей и их дел, должны
были бы исчезнуть из общества модерна, т.е. из гражданского
общества. Рука об руку с [простым] отклонением насилия в этом
воззрении шло забалтывание того факта, что насилие существует.
Взгляд, устремленный лишь вперед, оптимистический в
отношении будущего, рассматривает дурное, отмирающее насилие
прошлого с нетерпением и без подлинного интереса»1. Анализ сути,
особенностей и практики современного либерализма не входит
1 Joas Hans. Modernität und Krieg // Modernität und Barbarai. S. 350-351. См.
также: Joas Hans. Der Frage von der gewaltfreien Moderne, // Sinn und Form. № 46.
1994. S. 309-318.
159

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
здесь в мою задачу. Можно лишь, в согласии с Йоасом, отметить,
что отношение либералов наших дней к программам, идеям,
нормам, ценностям цивилизации как к уже воплощенной где-то
реальности, которую остается лишь скопировать, уже нанесло большой
вред либеральным идеям (и, к сожалению, скомпрометировало их
в таких странах, как Россия). В этом отношении традиционный
либерализм обладал немалыми преимуществами хотя бы потому,
что оставался долгосрочной и во многом абстрактно-нормативной
социально-политической программой, которая и не
рассматривалась как непосредственное и полное руководство к действию.
Вторая из упомянутых тенденций социальной теории состоит
в том, что подчеркивается именно нормативный, идеальный
характер требований, вызовов, установок, принципов цивилизации и
заранее, заведомо постулируется их сложное, противоречивое
отношение к многосторонней реальности цивилизационного
развития. К теме варварства это имеет непосредственное отношение.
Если в теориях, программах первого типа цивилизация
(соответственно: демократизация, модернизация и т.д.) рассматривается как
отделившая себя от варварства, то сторонники второго подхода не
считают себя вправе игнорировать всю совокупность (ранее
подробно рассмотренных нами) фактов, обстоятельств, механизмов
сознания и действия, свидетельствующих об имплантированности
варварства в жизненные механизмы современной цивилизации.
Примером здесь может служить концепция, которую
разработал известный немецкий социолог и социальный философ Ульрих
Бек. Красноречиво название его важнейшей книги «Общество
риска. На пути к иному модерну» {Веек Ulrich. Risikogesellschaft. Auf
dem Weg in eine andere Moderne. Frankfurt am Main 1986). В
следующей своей книге «Изобретение политического. К [построению]
теории рефлексивной модернизации» (Die Erfindung des Politischen.
Zu einer Theorie reflexiver Modernisierung, Frankfurt am Main 1993)
У. Бек, по справедливой оценке Г. Иоаса, «объявил все социально-
структурные и политические категории до смешного устаревшими
и потребовал, чтобы вся социология была изобретена вновь» и
чтобы она поставила под вопрос все, что «в условиях
западно-демократического капитализма считается само собой разумеющимся»'.
Я согласна с тем, что опасность варварства требует более
строгого критического отношения к унаследованным понятиям и
инструментарию социального знания. И этот тезис будет своего рода
заключением к данной части книги и переходом к ее второму
разделу.
1 Joas Hans. Op. cit. S. 344.
160

Глава четвертая. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО...
В частности, Бек высказал оправданное суждение о том, что
подлежит пересмотру гордое представление о «модерне» как
якобы гарантированном воплощении высших цивилизационно-
демократических ценностей и что в лучшем случае речь может
идти о «полумодерне» и, соответственно, о «полудемократии», т.е. о
«демократии, ополовиненной из-за милитаризма» («militärisch
halbierte Demokratie»). Впрочем, дело не только в несомненном
размахе, разрастании в условиях современной цивилизации «военно-
армейского» фактора и, возможно, наибольшем во всей истории
влиянии военных на судьбы мира. Из сказанного ранее, надеюсь,
стало ясно, что в современных условиях общая «сумма» насилия,
риска, опасности чрезвычайных ситуаций, нестабильности столь
велика, что с нею не сравнится никакой этап в прежней истории.
Риски природных и техногенных катастроф, массовых эпидемий
богато дополнены тем, что У. Бек удачно называет
«сфабрикованной нестабильностью», т.е. такой, которая вызывается скорее не
объективными природными и техническими факторами, а
грабительскими хозяйственно-экономическими мерами (скажем,
спекуляцией на бирже, сговором монополий, махинациями разного
рода), политической борьбой с намеренным использованием
нечестных средств, неправовых методов и т.д. Перед лицом всех таких
возрастающих рисков, опасностей как раз и возникает, что ясно из
ранее сказанного, необходимость использовать в социальной
теории понятие «варварство», причем использовать широко и на
хорошо разработанном теоретико-методологическом уровне. Об этом
верно говорит немецкий философ и социолог Клаус Оффе:
«Проблема, которой мы сегодня занимаемся, - это именно
социологическое объяснение эрозии, связанной с такими категориями
жизненного мира, как повседневные нравы, стиль, манеры, моральная
чувствительность, интернализированная дисциплина и
цивилизаторские тормоза, - поскольку эта эрозия вполне может развязать
"варварские" следствия. Речь идет, очевидно, о «прорывах»,
которые трудно прогнозировать и объяснять на уровне структурной
теории; они выступают как разрозненные, локальные, случайные и
быстро сменяют друг друга в зависимости от инициаторов,
адресатов и масштабности актов насилия»1. В своей более конкретной
«картографии» феноменов современного варварства К. Оффе
упоминает, к примеру, о «маргинализации» некоторых групп, их
исключении из «нормативного» развития цивилизации (образование
«новых низших классов»); о миграции больших групп населения,
проблеме национальных меньшинств; о внутренней эмиграции;
1 Offe Claus. Moderne «Barbarei»: Der Naturzustand im Kleinformat // Modernität
und Barbarei. S. 273.
6 Зак. 2409
161

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
о нарастании вражды и отчуждения между оформившимися
общественными системами и структурами, с одной стороны, и
«отколовшимися» индивидами, группами - с другой (экстремизм
разного рода, особенно правый экстремизм).
Историческое развитие, действительно, непрерывно
стимулирует новые процессы социальной дифференциации. Вновь
появившиеся слои и объединения должны приспосабливаться к
сложившимся социальным структурам и правилам. Это удается им
далеко не всегда. Стало быть, сама ускоренная цивилизационная
динамика становится мощным дестабилизирующим, даже деци-
вилизующим, «варваризирующим» фактором. Об этой тенденции
справедливо писал польско-английский социолог Зигмунд Бауман:
именно в процессе развития цивилизации происходят...
разрушение и делегитимизация цивилизационной мотивации социального
действия. «Процесс цивилизования, кроме всего прочего, есть
процесс освобождения- при использовании и распространении
насилия - от морального расчета и процесс эмансипации требований
рациональности от вмешательства этических норм и моральных
привычек» . От этого, в самом деле, рукой подать до всплесков
варварства в самих центрах современной цивилизации.
Вернемся теперь к теме, затронутой нами в начале этого
раздела. Если требования, нормы цивилизации не ведут к такой
реальности, которая воплощала бы их в полной и гармоничной форме,
то в чем вообще состоят их смысл и значение? И не являются ли
они, скорее, словесной, категориальной маскировкой, за фасадом
которой на самом деле лишь нарастают варварство и насилие?
Хотела бы подчеркнуть: осуществленная в этой работе критика
современной цивилизации не подразумевает ни в случае авторов,
к которым я примыкаю, ни в моем случае недооценку
исторической роли, действенности, значимости цивилизационных форм,
норм, принципов, механизмов. Если человечество и создало лишь
противоречивую, хрупкую, чреватую варварством цивилизацию,
то ее реальной альтернативой отнюдь не является ни какое-то
вымышленное идеальное состояние, ни скатывание к дикости
нецивилизованных обществ. У людей нет другого выхода кроме
бережного отношения к истории цивилизации, к ее. возможностям,
к ее пусть небольшим, достижениям, но при этом также и
постоянного внимания к ее упущениям и болезням. Вполне понятно,
что свою цивилизацию человечеству следует неустанно
совершенствовать, а сегодня и спасать от уничтожения. Полное же
скатывание к варварству означало бы, как было доказано ранее,
безвозвратную гибель человеческого рода.
1 Ваитап Zygmunt. Modernity and the Holokaust. Cambridge 1989, S. 28.
162

ГЛАВА ПЯТАЯ
ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ
И ПРОБЛЕМА ВАРВАРСТВА
(на примере России)
Пролог 2008 года
Сегодня 4 августа 2008 года. Вчера умер Александр Исаевич
Солженицын.
В сознании каждого, кто знает и ценит работу, жизненный
подвиг этого выдающегося сына России XX в., закрепилось, вероятно,
свое, особое отношение к тем или иным его мыслям, поступкам,
словам,сочинениям.
В мире моего труда и моих ценностей в последнее время на
первое место встал - что читатель уже увидел и увидит из
последующих глав данной книги - тот коренной вопрос жизни нашей
страны, который сформулировал этот отечественный, и мирового
класса писатель и философ: «Как нам обустроить Россию?».
Вряд ли можно считать, что Солженицын, остро его поставив и
предложив некоторые решения, нашел полные, исчерпывающие
ответы. Вопрос настоятельный, во многом срочный, неотложный,
но всё ещё открытый. Однако сама формулировка его как
центрального требования нынешнего этапа российской истории, не
случайно вынесенная в заголовок программной статьи
Солженицына, говорит о многом. Речь идёт о России, о её будущем, а
значит - о главном в бытии народов и индивидов, которые уже
сегодня живут и завтра будут жить в нашей стране.
Слова «нам» и «обустроить» считаю ключевыми в этой емкой
формуле. Ибо писатель и мыслитель прав: настоящее и будущее
России - при несомненном воздействии внешних факторов -
вверено «нам», россиянам, что реально означает, если использовать
другие слова Солженицына, «высокую ответственность на верхах
и большие усилия внизу». «Обустроить Россию» - это означает
многое; но, по моему мнению, всё должно быть направлено на
повседневную, может и рутинную, но никакими лозунгами,
призывами «любить Россию» не подменяемую труднейшую работу по
превращению- не кем-то ещё, а нами самими- нашей Родины,
любого её региона и уголка в достойное место жизни, обитания,
163

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
активности, творчества. То есть в место, достойное и России
(страны с древнейшими традициями, с высокой культурой), и её
народа, мужественного, талантливого — и многострадального.
А значит, речь прежде всего идет о неотложном, достаточно
быстром, настойчивом преодолении- опять-таки именно «нами»-
всех долго накапливавшихся «необустроенностей» нашего
повседневного бытия, проявляются ли они в экономической разрухе,
политическом неустройстве - на фоне шумной «псевдополитики»,
в пренебрежении к достояниям истории и культуры, в коррупции,
стяжательстве, в пьянстве, нищете, физическом и духовно-
нравственном вырождении немалого числа наших людей.
В моем понимании формула Солженицына (что соответствует и
его прямым пояснениям) подразумевает преодоление болезненного
и нетерпимого исторического противоречия, которое состоит в
следующем: по земле России, которая является одной из самых
ярких форм мировой цивилизации (таких, говорил Солженицын, в
мире найдется, возможно, не более десятка), широко расползлась
самая разная антицивилизационная необустроенность. В других
словах, в стране, в XX в. повергнутой в бедствия мировых войн,
иноземного нашествия, истощавшей себя в революциях,
гражданской войне, в самоубийстве ГУЛАГа, разрушительных
«реформах», - в этой стране неизбежным стало отставание от уровня
«обустроенности», т.е. цивилизованности, сегодня уже
достижимого и так или иначе достигнутого в разных странах мира. И
первостепенно важен тот факт, что Солженицын, через чью жизнь как
катком прошлись многие бедствия истории нашей страны, увязал
их именно с «необустроенностью» российской жизни, а выход из
кошмаров - с «обустройством» России.
На рубеже XX и XXI вв., в XXI столетии должна, кажется,
собраться воедино не разрушительная, а преобразующая
собственную страну воля российского народа. И вот выдающийся писатель-
философ Солженицын и вовремя и впрок поставил этот жгучий
вопрос: «Как нам обустроить Россию?».
По сути, с тем же вопросом связаны основные темы следующих
далее разделов моей книги, которые по частям писались в
последнее десятилетие и теперь дополнены актуальными материалами.
Общий вопрос дробится на подвопросы, которые примыкают к
основному — «солженицынскому», но волнующему всех нас — вопросу:
• в чем коренные и нетерпимые черты «необустроенности»,
т.е. цивилизационной отсталости России, традиционные и
современные?
• как и почему они возникли?
164

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
• что с этой точки зрения произошло с Россией в постсоветское
время?
• что надо сделать «нам», т.е. всему народу, чтобы преодолеть
эти, как я их называю, антицивилизационные - подчас и просто
варварские - явления?
Исхожу из того, что надо всем российским миром, шаг за
шагом, без ура-патриотических отклонений, а в духе действенного
патриотизма, с ответственностью и настойчивостью искать
теоретические и практические ответы на коренной, неотложный, как
сказано, и всё ещё открытый вопрос всех вопросов данного
исторического периода: «Как нам обустроить Россию?».
* * *
Вспышке гитлеровского варварства в 1933-1945 гг. было дано
множество общих и частных объяснений. А объяснять было что.
Германия - страна, расположенная в центре Европы, с
многовековыми традициями культуры, с высоким трудовым этосом
населения и привычкой к порядку, «вдруг» оказалась источником
коричневой чумы, которая очень дорого обошлась и немецкому народу,
и всему человечеству. Нельзя было уйти от вопроса, который
задавали и на который пытались ответить многие авторы во время и
после Второй мировой войны: почему чума варварства вспыхнула
именно в Германии? Была досконально изучена немецкая история
преднацистского и нацистского периодов, выявлены
экономические, политические, идеологические предпосылки этой тяжелой
болезни.
Из множества объяснений я хочу привлечь внимание к одному,
имеющему непосредственное отношение к нашей теме. Немецкий
социолог Хельмут Плеснер в книге «Запоздавшая нация» (Die
verspätete Nation) убедительно показал, что Германия, долгое время
бывшая раздробленной страной, лишь в начале XIX столетия
(однако на полвека раньше России) отменившей крепостное право, в
20-30-х гг. XX в., несмотря на промышленно-экономическое
движение вперед, все же во многих отношениях оставалась
«запаздывавшей нацией», отстававшей от наиболее развитых тогда стран и
сильно переживавшей свою отсталость. И вот Германия поверила
фюреру и его идеологам, пообещавших очень быстро, в один
мощный прыжок, не просто догнать и перегнать ушедшие вперед
страны, но и подчинить их немецкому господству. А для этого была
развязана мировая бойня, принесены в жертву огромные массы
людей, в том числе миллионы собственного населения, учинено
бепрецедентное насилие в Европе и Азии. Стало быть, цивилиза-
165

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ционную отсталость стали «лечить» с помощью... смерча
варварства, обрушившегося на весь мир. Что из этого вышло, знает
всякий.
Чума бушевала в Германии сравнительно недолго. Во второй
половине XX в. страна вышла на дорогу цивилизации, - но не
раньше, чем народ ее, осознав свою вину, покаялся перед всем
миром и самим собой и стал постепенно, благодаря труду,
ответственности, решимости, единой воле, выбираться из исторической
отсталости, изживая варварство в идеях, мыслях и действиях. Это
во многом удалось (сначала расколотому, а потом
объединившемуся) немецкому народу, притом в очень короткий исторический
срок.
Преодоление цивилизационной отсталости - вчерашняя,
сегодняшняя и завтрашняя задача весьма значительной части
современного мира. Вот почему осмысление и решение данной
проблемы так важно. Речь здесь идет об отсталости по сравнению с тем,
что в принципе уже достигнуто цивилизацией к началу XXI века.
В цивилизационном развитии есть своего рода закон:
кардинальные задачи, которые та или иная страна не решила в прошлой
истории, когда они остро стояли на повестке дня и разрешались на
переднем крае цивилизации, все же приходится выполнять и
отставшим странам. Но ведь позже во весь рост встают новые задачи,
проблемы и трудности. Цивилизационная отсталость, если она
остается непреодоленной, со временем только усиливается.
Приведу примеры. Еще в XIX веке мировой цивилизации были
свойственны такие коренные пороки, как поистине кричащие
контрасты богатства и бедности, как довольно низкий или весьма
низкий уровень жизни подавляющей части населения, что имело
место во всех странах мира. Преодоление этой социальной язвы, на
которую давно указывали философы, литераторы, политики и о
которой во второй половине XIX в. резко заявляли - как о
нетерпимой, поистине варварской - оппозиционные группы и партии,
превращалось в животрепещущую практическую проблему
переднего края цивилизации. Наряду с нею цивилизация уже к началу
XIX в. четко поставила проблемы прав и свобод человека,
создания правового государства и гражданского общества, обеспечения
демократических правил и процедур. Правда, теоретически эти
проблемы ставились уже начиная с XVII столетия - в том числе, и в
особенности в рамках философии. Но только со второй половины
XIX века данная проблематика стала переводиться в плоскость
практического действия, повседневного бытия цивилизации - что,
конечно, имело место не во всем мире, а в наиболее развитых странах.
166

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
В XX столетии две мировые войны сначала отодвинули
решение назревших цивилизационных задач. Все силы уходили на
подготовку к войнам, а потом - на преодоление их разрушительных
последствий. Отметим: цивилизация в своем продвижении вперед
натолкнулась, и не впервые, на варварство воинствующего
милитаризма. Но вот после неисчислимых бедствий мировых войн во
второй половине прошлого столетия человечество взялось за ум:
во всяком случае, в целом ряде стран весьма энергично - и за
очень короткий исторический срок - решили, хотя бы в принципе
и по существу, эти назревшие цивилизационные задачи. Результат
известен. В немалом числе стран (сначала в США, Европе, а потом
и в Азии) был достигнут достаточно высокий уровень жизни
основной массы населения; был смягчен контраст между большим
богатством и средним уровнем жизни, между условиями бытия
в городе и деревне, в центре и провинции. Это означало решение
(хотя бы частичное) ряда фундаментальных цивилизационных
задач. Ибо для большой массы населения этих стран были
обеспечены - и не «даром», а исключительно при условии трудолюбия,
законопослушания, т.е. соблюдения цивилизационных правил -
достойная жизнь, доступ к здравоохранению, образованию,
культуре. Сходные процессы затронули государственно-правовые
структуры, политику, практику парламентаризма, демократические
процедуры. Возникло гражданское общество, о котором еще в
XIX столетии говорили великие философы как о настоятельной
задаче будущей цивилизации.
Оговорюсь: я далека от того, чтобы приукрашивать, тем более
идеализировать состояние дел в более цивилизованных странах.
Во-первых, и там сегодня немало социальных язв - таких как,
безработица. Во-вторых, в этих странах появились новые
цивилизационные проблемы - скажем, проблема адаптации
многочисленных иммигрантов (привлеченных, кстати, именно достойным
образом жизни и либеральными иммиграционными законами).
В-третьих, за это время уже на фоне высокого жизненного уровня вновь
возрос уровень цивилизационных требований и ожиданий.
Колебание циклов социально-экономического развития приводит к
тому, что в ряде стран (скажем, в Германии) прежде очень объемные
социальные программы сейчас урезаются, что вызывает
недовольство населения. Поубавилось восторгов по поводу современного
состояния западной демократии, подвергаемой справедливой
критике. В-четвертых, и относительно благополучные страны не
убереглись от коренных опасностей современной цивилизации, о
которых речь шла в первом и этом разделе. Но все-таки отмеченные
167

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
цивилизационные достижения в них имеют место, являются
предметом законной гордости этих стран и зависти населения других
государств, которые заметно отстают в решении назревших задач
цивилизации.
Россия - страна не самая отстающая. Например, средний
уровень жизни в ней сейчас выше, чем в большинстве бывших
республик СССР, ставших самостоятельными государствами, почему
из них в более богатые российские города и регионы устремился
поток приезжих - либо на постоянное место жительства, либо на
заработок. Демократические процессы в России тоже
активизировались. Несомненны сдвиги в улучшении уровня жизни,
происшедшие в XXI веке. Но вызывает глубокое беспокойство тот факт,
что весьма значительный процент российского населения живет за
чертой бедности, что многие семьи и поселения в бескрайней
России повергнуты в состояние варварской нищеты и одичания, что
вся жизнь страны криминализирована. Ведь еще одна из частных
закономерностей развития цивилизации состоит в следующем:
население в своих ожиданиях и требованиях ориентируется не на
арьергард, а на авангард цивилизации. Люди в России думают
и спрашивают: если американцы, шведы, немцы, голландцы,
швейцарцы, финны, японцы, южные корейцы (этот перечень можно
продолжить) живут достойно, то почему мы, россияне - при наших
природных богатствах и бескрайних просторах - не живем так же
или еще лучше? А в самом деле, почему? Я думаю, что одно из
объяснений заключается в том, какие на этот вопрос даются
ответы. Типичнее всего такой ответ: в России плохая, т.е.
неэффективная и коррумпированная власть. Верно, вопрос о власти -
важнейший при оценке цивилизационного развития (и мы его далее
специально рассмотрим). Но ведь в таком случае возникает новый
вопрос: а почему у нас такая власть? Словом, вместо одного вопроса
и ответа на него - новая череда вопросов.
И вот еще что типично для России и россиян: ожидания,
требования в нашей стране таковы, что люди хотят и всерьез надеются
обрести высокий уровень жизни очень быстро, сразу для всех, -
и лучше, если благодаря какому-то чуду, без приложения труда,
как бы по мановению волшебной палочки.
Я же (вместе с целым рядом авторов)1 полагаю, что наша
страна даже и не начнет выбираться из своих многочисленных бед, ес-
' Среди этих авторов наибольшее влияние на меня оказали: В. Кантор
(особенно его книга «"...Есть европейская держава". Россия: трудный путь к
цивилизации». М., 1997), М. Мамардашвили, В.М. Межуев, И.Н. Сиземская, Л.И.
Новикова и др.
168

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
ли и пока «критическая масса» населения не поймет и на признает,
что Россия - по целому ряду параметров - была вчера и еще
сегодня остается циливизационно отсталой страной. И пока этот факт
не будет осмыслен во всей его глубине, многомерности и
значимости, пока отсюда не будут сделаны наиболее важные практические
выводы, - ситуация не изменится. Правда, в России и за ее
пределами об этом подчас говорят и пишут. Для осмысления проблемы
многое сделано в истории всегда опережавшей свое время
поистине выдающейся российской культуры. Но действенным фактором
современной жизни российского народа такие сознание и
признание еще не стали.
Вот почему в дальнейшем социально-философском анализе
я считаю совершенно необходимым снова и снова
сконцентрировать внимание на проблемах, которые обладают иллюзорным
статусом общеизвестных, но на самом деле не только не решаются,
а даже не осознаются правящими кругами и народом России в
качестве самых приоритетных, требующих самого срочного
решения - в силу их исключительной опасности для судеб страны и ее
отдельных граждан. Акцентированная в этой нашей работе тема
цивилизационной отсталости и варварства, следовательно,
помогает под особым углом зрения описать, диагностировать главные
социальные болезни современной России, вскрыть их коренные
причины и наметить возможный путь их лечения.
Речь пойдет об исследовании относительно долговременных
структур бытия, которые - при всех их изменениях,
преобразованиях - воспроизводятся, долго сохраняют свою силу. Эдмунд
Гуссерль употребил для их обозначения специальный термин:
«д priori жизненного мира». Он имел в виду то, что вновь
рождающиеся индивиды и поколения, едва вступая в жизнь,
изначально застают некоторые исторически устойчивые формы бытия
и повседневного быта страны, народа, всего мира, данные как бы
a priori, еще до самостоятельного опыта отдельных людей. С ними
приходится считаться как с объективными данностями. Это не
значит, что их нельзя или не нужно изменять. Но такое изменение,
даже если оно вполне назрело, - долгий, настойчивый, терпеливый
исторический труд всего народа, к которому у нас в России мало
кто склонен (и это тоже одно из a priori нашего жизненного мира).
Особый вопрос - такие феномены из a priori жизненного мира той
или иной страны, которые носят варварский характер и на
которых мы как раз и хотим далее остановить внимание читателей, взяв
в качестве примера исторический опыт России и просмотрев его
сквозь призму ее современного состояния. Эти болезненные фено-
169

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
мены антицивилизованности надо высветить, как прожектором,
и понять, какие из них надо вылечивать прежде других, очень
быстро и, что называется, всем миром. При этом я надеюсь показать,
что предлагаемая здесь концепция, основываясь на фактах,
которые кажутся общеизвестными, предлагает некоторые
первостепенно значимые подходы, решения и проекты, которые все же
несколько отличаются от предлагаемых официальными и
оппозиционными силами. И хотя все позитивные сдвиги, происшедшие в
последнее время благодаря общегосударственным программам, так
или иначе способствуют делу цивилизования страны, весьма
примечательно и печально, что сама такая задача не ставится, не
формулируется как первостепенная.
От вековой несвободы
к испытанию свободой
Долгие века Россия отставала от всего мира в деле завоевания
свободы как всеобщего права и достояния индивидов.
Исторические факты хорошо известны: поздняя отмена крепостного права,
причем без предоставления крестьянам собственности на землю;
самодержавие, которое утесняло все слои и сословия общества,
даже «высшие»; насилие самих «высших» сословий над
«низшими»; а затем, после свержения самодержавия, экспроприации,
уничтожения буржуазии и дворянства - быстрое утверждение
тоталитаризма, отсутствие сколько-нибудь длительного и
устойчивого опыта правового государства и гражданского общества;
неграмотность, бесправие, нищета очень широких слоев простого
народа и многое, многое другое. Гневное лермонтовское: «страна
рабов, страна господ...» было правдивым подытоживанием
фундаментального a priori российского жизненного мира (и не только,
впрочем,российского).
Но в целом Россия, как я полагаю, все же выдержала испытание
многих веков несвободы - в том, прежде всего смысле, что страна
в исключительно трудных внешних и внутренних условиях создала
и сохранила единую государственность, многонациональную
целостность, сформировала духовную, интеллектуальную культуру
всемирно-исторического значения, создала и обогатила великий
русский язык и способствовала сохранению многих национальных
языков, что лучшие люди России не смирялись с несвободой, не
утрачивали своего достоинства, мучительно искали выход из
исторических тупиков отсталости. А подчас Россия даже выполняла
170

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
функции цивилизования других стран и регионов мира, что
признают и западные авторы1. Но издержки вековой
нецивилизованности то и дело давали о себе знать - и более всего в том, на каких
путях и в каких формах происходило «освобождение». На смену
половинчатым мерам освобождения «сверху», не дававшим
быстрого эффекта и порождавшим новые несвободы, приходил
«русский бунт, бессмысленный и беспощадный» (А. Пушкин).
Стрясались революции, поистине разрушительные для страны и народа.
То, что вековое господство универсальных структур несвободы
порождало неадекватные задачам более поздних эпох
нецивилизованные формы освобождения, было - с точки зрения теории
цивилизации - вполне закономерным, неизбежным следствием.
Post scriptum 2007 года
Хотела бы в данной связи обратить внимание на прекрасное
исследование Л.И. Новиковой и И.Н. Сиземской «Три модели
развития России» (М, 2000). В нем убедительно раскрыты некоторые
важнейшие a priori жизненного мира России, запечатленные также
и в оформившихся теориях, утопиях, осмыслениях российского
развития. Речь в названной книге вообще-то идет о
самодержавной, социалистическо-утопической, либеральной моделях
отечественного социального развития. Вместе с тем интерес представляют
подробно описываемые в работе некоторые устойчивые для
России, транслируемые через ее историю (и обсуждаемые нами)
характерные черты действий, ценностей, переживаний тех или иных
влиятельных групп, слоев общества.
Один пример, показательный в плоскости затронутой
проблематики, - отношение к реформам в российской истории. Так, более
чем назревшие и достаточно масштабные реформы 60-70-х годов
XIX века, совершенные в царствование Александра II, были, по
оценке историка В.О. Ключевского, великими, но все же запозда-
«Несмотря на темные стороны развития, русский народ сумел проявить свое
историческое величие: это народ многочисленных талантов, способный внести
значительный вклад - духовный, интеллектуальный, эстетический — в развитие
мировой цивилизации. В прошлом он неоднократно выступал с цивилизационной
миссией и обладает достаточным потенциалом, чтобы и впредь - в более светлой
перспективе - вносить столь же достойный вклад. Уважать и лелеять этот свой
потенциал — в первую очередь забота и обязанность самого русского народа»
(Кеннан Дж. Из статьи «Коммунизм в истории России» // «Россия в глобальной
политике». Т. 3. № 2, март-апрель 2005. С. 73).
171

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
лыми реформами. «Великими» потому, что это были проведенные
за пятнадцать лет многосторонние и фундаментальные
преобразования: крестьянская реформа, реформаторские меры в области
народного образования, земская реформа, а также реформирование
судебного дела, печати и цензуры, городская и военная реформы
(См. указ соч., с. 71). А «запоздалыми» потому, что в более
цивилизованных странах подобные преобразования осуществлялись
значительно - иногда веками - раньше. Кроме того, Россия столь
страдала от цивилизационной отсталости, от прямого варварства
(это хорошо показано в рассматриваемой книге), что большинство
населения так или иначе ожидало, даже требовало давно
назревших преобразований. Но когда их, наконец, стали проводить, им
было оказано огромное сопротивление со стороны разных слоев
народа. И понятно почему: реформы неизменно вызывают
множество болезненных изменений в жизни большинства населения.
Если в других странах реформы, тем не менее, пробуждали и
ответственное, продуктивное встречное движение тех, кто трудился
в поле, в промышленном производстве, в системе управления
государством, а также и тех, кто творил «идеальные смыслы» (и
потому длительные, трудные процессы реформирования в конце
концов приводили к цивилизационному успеху), -то в жизненном
мире России сложились и господствовали характерные, еще и сегодня
имеющиеся типы чисто негативного отношения к социальным
реформам. Один из этих типов, описанных в книге Л. Новиковой
и И. Сиземской, резюмируется в следующих словах того же
В.О. Ключевского: «Отвращение к труду, воспитанное крепостным
правом в дворянстве и в крестьянстве, надобно поставить в ряду
важнейших факторов нашей новейшей истории. Торжеством этой
настойчивой работы старины над новой жизнью было внесение
в нравственный состав нашего общежития нового элемента -
недовольства, и притом неискреннего недовольства, в котором
недовольный винил в своем настроении всех, кого угодно, кроме
самого себя, сливал грех своего уныния с больной головы на
здоровую» .
Это замечательно правильные слова: «отвращение к труду»,
«недовольство», при котором винят «всех, кого угодно, кроме
самого себя». Сказанное полностью относится и к нашему времени -
при том, что реформы 90-х годов XX века, как и прежде, были
более чем назревшими и в то же время «запоздалыми», что они
проводились и проводятся совершенно неоптимально и что реформа-
1 Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 183, 184.
172

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
торы бывают плохо подготовлены к своему делу (в высшей
степени ответственному).
Другие типично российские типы реакции на реформы, точно и
тщательно выписанные в том же исследовании, выражаются в
поддержке, даже жажде контрреформ и - что особенно опасно -
в ожидании радикально-революционного контрреформаторского
сопротивления результатам уже проведенных и необходимых в
дальнейшем постепенных преобразований. «Общественная
реформа в России - это Революция» - таковы программные слова из
документа Исполнительного комитета террористической
«Народной воли» (цитир. соч., с.73), еще и сегодня опасно популярные в
России, несмотря на более чем трагическую историю страны как
раз в эпоху революций.
Крайнее озлобление после периода реформ - тоже типичная
черта российской жизни, на новом историческом витке
проявившаяся и в наши дни. Как будто бы с нашей сегодняшней жизни
списано то, о чем в 1888 году говорил К.Д.Кавелин: «После
радужного настроения, светлых надежд и кипучей деятельности,
наполнивших собой эпоху реформ, наступили годы полного и
глубокого разочарования, и было от чего: светлые надежды не сбылись,
победное шествие реформ остановилось, отчасти попятилось
назад. Радужное настроение превратилось в мрачное, ироническое,
дошедшее в некоторых до отчаяния и крайнего озлобления» .
Поразительный этот факт - применимость и сегодня
социальных характеристик, которые лучшие отечественные умы давали
российской жизни в прежние века - объясняется такой
исторической устойчивостью форм жизни, общежития, быта,
умонастроений российского народа, которой не знают другие европейские
народы, хотя они тоже имеют свои, выражаясь словами Э.
Гуссерля, исторические «a priori жизненного мира».
Вот почему столь тревожные чувства вызывают другие
возможные аналогии: войны и революционные взрывы после
исторических периодов плодотворных для России стабилизации. Так,
Л. Новикова и И. Сиземская правильно пишут о времени
царствования Николая II со дня образования Думы до империалистической
войны, что оно «было одним из самых преуспевающих в истории
России» - эпохой развития промышленности, в том числе
тяжелой, строительства железных дорог, не говоря уже о том, что
это был «серебряный век» для русской литературы, философии, да
и для всей культуры. Два крупнейших политика - СЮ. Витте
' Кавелин К.Д. Наш умственный строй. М, 1991. С. 489.
173

РАЗДЕЛ 11. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
и П.А. Столыпин - действовали в это время и посредством реформ
прокладывали путь возможному будущему благосостоянию
государства и его населения. «Но первого, - замечают Л. Новикова
и И. Сиземская, - Николай уволил с должности, хотя и в
дальнейшем часто обращался к его услугам. Второго «позволил убить» у
себя на глазах своей охранке» (цитир. произв., с. 92). И опять: если
и появляются в России талантливые реформаторы, то во время
самих реформ их дружно ненавидят, оплевывают - даже убивают.
А через столетие - как сегодня - возвеличивают, проливают
совсем уж запоздалые слезы. В свете устойчивости российских
исторических аналогий вызывают страх, если не ужас, и закоренелое
неумение всех, по сути, слоев населения и активно действующих
политических сил ценить, хранить, закреплять с трудом
достигаемую, еще хрупкую стабильность, и неуемный социальный зуд
снова сорваться в пропасть революций, переделов, гражданской
бойни... (Об этом же подробнейшим образом рассказано в книге
В. Кантора «...Есть европейская держава. Россия: трудный путь к
цивилизации» - и что особенно ценно, уже с подробной опорой на
историко-цивилизационный анализ.)
Опасения вызывают и более конкретные структурные аналогии
с a priori жизненного мира прежней России. Это, например,
воспоминания о контрреформах 80-х годов XIX века - при Александре
III, о которых Л.Н. Толстой говорил как об эпохе, разрушившей
«все то доброе, что стало входить в жизнь при Александре II», и
пытавшейся «вернуть Россию к варварству времен начала
нынешнего столетия»1. И само убийство террористами «Народной воли»
«Царя-освободителя» - факт более чем показательный. Да, в
варварство российское общество готово впадать, что называется, не
глядя. (О чем подробнее далее - в данном разделе моей книги.)
Итак, есть все основания считать главнейшим объяснением
вчерашних и сегодняшних бед нашей страны следующее
обстоятельство: поскольку в цивилизационно отсталой России (как
показано в постскриптуме) постоянно отодвигали дело постепенных и
вместе с тем кардинальных, последовательно проводимых
всесторонних реформ, предпочитая долготерпение в условиях
мучительной несвободы терпению в условиях (всегда) болезненных
реформаторских преобразований; поскольку реформаторов
ненавидели и даже убивали, почему исторический запрос на их «выращи-
1 Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. 19. М., 1984. С. 392.
174

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
вание» был минимальным, - постольку свершались
разрушительные революции, которые чаще всего были имитацией
преобразований и уж во всяком случае не продвигали вперед, а задерживали
дело цивилизования страны. И тогда страна, сделав вперед шаг-
другой, снова делала много шагов назад, теряя исторический темп.
Значит, цивилизационная отсталость объяснялась не только и
не просто веками несвободы, не только долготерпением народа -
ведь через них прошли и другие народы, государства. Но в
решающие исторические моменты у них хватало разума, инстинкта,
здравого смысла, чтобы не отодвигать задачи освобождения
превращением своей страны в пепелище, перечеркиванием сильных
сторон прежней истории, новым озлоблением и натравливанием
одной части народа против другой. Лозунги революционного
прошлого - например «кто был ничем, тот станет всем», «и как один,
умрем в борьбе за это» - выдают разрушительный, антицивилиза-
ционный характер действий и умонастроений, отдаленный
исторический эффект которых ощущается и сегодня. Во всяком случае,
очень много шансов было потеряно Россией в XIX и XX веках,
когда на переднем крае цивилизации появились, как было отмечено,
несомненные достижения в деле завоевания прав и свобод
человека, создания правового государства, гражданского общества,
демократического порядка, в деле улучшения жизни населения. Вот
(вкратце) то, что относится к истории.
Нас особо интересует здесь вторая половина XX столетия
в жизни России. Освобождение, начавшееся в нашей стране вместе
с перестройкой, было в немалой степени подготовлено
подспудным и, боюсь, еще недооцененным освободительным движением
50-70-х гг. XX в. Если во второй половине 40-х и первой половине
50-х годов (вследствие победы СССР в войне, всплеска
патриотизма и укрепления культа Сталина) борьба с несвободой отступила
на задний план, то с 1956 г. в стране фактически шло не всегда
выступавшее в открытых, явных формах, но очень острое
противоборство тех, кто хотел сохранения сталинских порядков (и у кого
в руках была власть, хотя не тоталитарная, как при Сталине), и тех,
кому уже было дорого дело завоевания индивидуальных и
социальных свобод. А последних в стране было уже совсем немало;
хотя открытые диссиденты, решавшиеся на конфликт с властью,
потерявшей, впрочем, оскал тоталитаризма, были
немногочисленны, росли ряды людей, в своих конкретных делах отвоевывавших
хотя бы небольшую, относительную свободу, сохранявших
человеческое достоинство (о последних с уважением говорил А.
Солженицын в своей нобелевской речи).
175

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Пережившие те времена могут засвидетельствовать (и кто-то
уже сделал это в произведениях литературы, искусства,
философии, в мемуарах), сколь трудной и подчас горькой была эта борьба,
сколько жизней она отняла и сколько судеб исковеркала. Однако
недооценивать подвижки в сторону свободы могут только люди, не
понимающие, что цивилизационное движение вперед всегда и во
всех странах было медленным, противоречивым, половинчатым.
Вместе с тем, по темпам накопления в народе внутреннего
недовольства, устремлений к свободе 50-70-е гг. российского бытия
следует признать довольно динамичным и весьма значимым
периодом. Без укреплявшейся воли к свободе, без повышения в
сознании многих людей ценности прав и свобод человека, без
растущей привлекательности устоев и ценностей демократии не было
бы того достаточно интенсивно развернувшегося вместе с
перестройкой процесса освобождения от различных форм несвободы,
который не закончился еще и сегодня. Можно сказать, что наша
страна и ее народ в принципе выдержали и это историческое
испытание, порожденное мучительным противоречием между
фактической несвободой и волей к свободе, которая в послевоенный
период все более решительно пробивалась к жизни, несмотря на все
трудности, преграды, на постоянные реваншистские замыслы и
действия сталинистов. Выяснилось также, что внутреннее
устремление к свободе помогло сохранить, обогатить науку, культуру,
искусство России, создав в ней убедительный противовес
официозной культуре.
При этом отрицать глубинный, в чем-то и кардинальный
характер происшедшего именно в конце XX столетия освободительного
поворота было бы недобросовестно. Новым поколениям россиян
трудно представить себе, насколько прочно и многосторонне
жизнь их дедов и отцов была опутана различными бытийными
проявлениями несвободы. И некоторые из них в новую эпоху
попросту отпали вместе с отменой или исчезновением, что
называется явочным порядком, институтов, правил, законов, запретов,
документов, которые в течение десятилетий советской власти были
мощными и вездесущими.
В мою задачу не входит выписывание тех конкретных путей,
способов, результатов завоевания свободы, благодаря которым
Россия - если она приложит еще более активные и планомерные
усилия - сможет претендовать на то, чтобы войти в семью более
цивилизованных народов. Но об одном процессе хочу упомянуть
специально. Превращение бывших республик СССР в
самостоятельные государства (в то время не бесспорное даже для большин-
176

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
ства их населения и бесспорно неприемлемое для населения
России) произошло - за исключением нескольких эксцессов - почти
бескровно, во всяком случае без имперских и гражданских войн.
Это стало возможным главным образом потому, что в то время
в России были как никогда сильны свободолюбивые,
демократические настроения, а противоположные устремления тех, кто
выступал за применение военной силы для сохранения СССР, не делали
погоды. Чего, к сожалению, не сумели оценить в ряде новых
государств их сегодняшние правящие элиты (что не удивительно:
и населению, правящим кругам этих стран, а не только России, еще
надо учиться цивилизованности мыслей и действий во внешней
и внутренней политике).
Итак, подвижки в сторону свободы в России второй половины
XX в. были существенными. Но для нашей темы считаю
первостепенно важным следующий вывод-тезис, который далее постараюсь
подтвердить конкретными доказательствами: при всех
преимуществах более свободной жизни, которые появились к концу XX в.,
Россия - как страна, как народ, - пока не выдержала испытания
свободой, не использовала очередной исторический шанс своего
кардинального, глубокого цивилизования. Хочу при этом
подчеркнуть, что я не согласна с оценками западных и отечественных
критиков, согласно которым дело-де в нарастании неких авторитари-
стских поползновений, в ущемлении свободы сверху. Убеждена,
что и сегодняшние свободы (в том числе свобода слова) в России
не только весьма широкие, но порой даже (уж простите, господа)
слишком широкие, если учесть неспособность и неумение весьма
многих политиков, журналистов, предпринимателей, других слоев
населения пользоваться этими свободами сколько-нибудь
цивилизованно. Один из основных фактов современной российской
жизни - это, по моему мнению, разгул самой безответственной
«свободы», при которой огромное число, если не большинство лиц,
действующих наиболее активно, толкуют ее как
беспрепятственное исполнение любых своих устремлений и замыслов. Причем с
помощью каких угодно средств а, если понадобится - с
использованием крайнего насилия в отношении других людей, с
нарушением закона, правил и норм морали.
Что касается свободы слова, то здесь в последнее время в
оппозиционной и критической прессе обычно упирают на сужение
возможности выражать антиправительственные, в частности
направленные против Президента, идеи и оценки (которые эти авторы,
группы, тем не менее и слава Богу, успешно, подробно, методично
выражают и на ЦТ, и во многих центральных и «нецентральных»,
177

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
частных изданиях; последние, кстати, вполне процветают...). Это,
разумеется, их взгляд и их святое демократическое право. Однако
простое, однозначное противопоставление «авторитарных»
российских устремлений и того, что имеет место в «демократических»
странах, вряд ли правомерно. (Скажем, часто бывая в Германии
и хорошо зная практику телевидения, прессы, могу
засвидетельствовать: и государственные, и частные телевизионные каналы,
а также основные газеты этой страны достаточно лояльны, по
крайней мере уважительны и объективны по отношению к
Канцлеру, к высоким государственным чиновникам. Доступ же к
выражению критических мыслей на телевидении и в прессе регулируется,
особенно в государственных mass media). Иными словами, в этом
отношении мы имеем дело не с чисто российской, а с общей для
многих стран цивилизационной проблемой.
Мне представляется, что главных болевых точек, имеющих
прямое отношение к общей теме цивилизации и цивилизованности,
а конкретнее, к свободе слова, в России сейчас две. Первая - это
наплевательское, даже циничное, а иногда, и действительно
насильственно-авторитарное (особенно в регионах, на местах)
отношение как властных структур, так и реальных «точек силы», к
критическим сигналам свободной, независимой прессы. Вторая - это
«пожелтение», опошление самих mass media, утрата немалым
числом передач, программ и изданий элементарного
профессионализма, вкуса, этических принципов и правил. Иными словами, во
многих случаях здесь имеет место не ответственное использование
свободы слова, а безответственная, разнузданная и хамская, т.е.
нецивилизованная свобода.
Из ранее сказанного вполне ясно, что подобное понимание
свободы не только противоречит принципам цивилизации, но как раз
и означает пусть новое по форме, однако очень знакомое России
варварство. Отсюда некоторые наблюдатели даже делают вывод:
свобода вообще противопоказана России. С этим крайним
выводом, скажу заранее, я не согласна. Но - к очень большому
сожалению - он делается не без оснований.
При обсуждении проблем свободы и несвободы - в плоскости
противопоставления цивилизованности и варварства - на первый
план выходит вопрос о государственной власти. Ибо в периоды
возможного перехода от несвободы к большей свободе именно
государственная власть может и должна взять на себя
ответственность и инициативу. А что произошло в России?
178

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
Власть и народ:
парадигмы цивилизационной отсталости
Считается доказанным и является общим убеждением широких
слоев российского народа тезис о том, что власть в новой России в
решающий период была неэффективной в правильном
определении и исполнении основных задач, стоящих перед страной,
упустив шансы цивилизованного преобразования, так что сегодня она
оказалась насквозь коррумпированной; что главный интерес
подавляющего большинства российских чиновников состоит в
беспрепятственном личном обогащении, причем по возможности
«в особо крупных размерах». Изменения к лучшему, если и когда
они имеют место (а в последние годы они произошли хотя бы с
точки зрения энергии и эффективности власти), к сожалению, не
меняют общую оценку. Ибо коррупция российской власти уже к
началу XXI в. стала поистине универсальной. Сегодня аппетиты
тех чиновников, которые воруют государственные средства и
наживаются «в особо крупных размерах», выросли непомерно. Но и
самые мелкие чиновники, клерки, вымогают и берут у граждан
деньги за всякий документ, который они должны выдавать
бесплатно и без проволочки. Между властью и гражданами - отнюдь
не гражданское общество, как в других странах; здесь роятся
многочисленные посредники, ставшие передаточным звеном в
мздоимстве и взяточничестве. Правильно говорят, что сегодня в России
«надо платить каждому столу и за вход в любую дверь» в органах
центральной и местной власти. При этом в самые последние годы
власть в губерниях, на местах, в сущности, стала даже
превосходить центральную власть если не по размерам коррупции, то по ее
безнаказанности и беззастенчивости. Если раньше еще боялись
разоблачений, то теперь у чиновников (включая работающих
в правоохранительных органах) исчезли всякие робость,
нерешительность, стыд в деле вымогательства, коррупции и даже в наглом
выставлении напоказ богатства, несоизмеримого с официально
декларируемыми доходами. Взгляните на богатейшие виллы,
возникшие вокруг больших и малых городов, поселков - они по
большей части принадлежат вчерашним и сегодняшним
чиновникам, их чадам и домочадцам. А начните что-то выяснять, не
найдете концов, ибо технология сокрытия доходов, полученных от
воровства, взяточничества , мошенничества, за какие-то десять лет
была доведена до «совершенства». Вот такие энергию,
изобретательность обратить бы на ликвидацию нищеты, ветхого жилья,
179

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
разбитых дорог... Отсюда - массовое недоверие населения почти
ко всем чиновникам, к государственной власти как таковой.
Post scriptum 2007 года
Приведу данные социологических опросов 2006-2007 годов,
касающихся отношения населения России к коррупции.
«...Сравнивая по степени коррупционности различные органы власти,
участники опросов на первое место ставят «глав регионов» - их
считают самыми коррумпированными 42%, следом за ними
называются «высшие чины правоохранительных органов» - 41%...»
{Попов Н. Коррупция: кто кого // «Новое время», №47, 2006., с. 9).
Это данные ВЦИОМ конца 2006 года,. Сколько-нибудь заметного
прогресса в изменении этого уровня недоверия не наблюдалось, о
чем свидетельствуют данные Фонда ИНДЕМ за 2005 год: «67%
населения уверены: «большинство людей в высших органах власти
нечестны, корыстны, приходят во власть только для своего
обогащения», и еще 21% считает, что коррумпированных половина»
(там же). Не только высшие органы власти, но и чиновничество
в целом - согласно мнению большинства населения (71% по
данным ИНДЕМ, 64% по данным ФОМ) - «подвержено коррупции
и взяточничеству». Главную причину коррупции население видит
в «жадности и аморальности российских чиновников и
бизнесменов». Население, кстати, признает и факт своего участия в
поощрении взяточничества и коррупции. «Лично давали деньги или
подарки людям, от которых зависело решение каких-то проблем, 54%
населения (по данным опроса ВЦИОМ от ноября 2006 года)»
(там же).
От самого чиновничества народ не ожидал, что оно откажется
от коррупции и взяточничества. Надежды в то время возлагались
не на правоохранительные органы (в успех их работы верили лишь
12%) населения), не на суды (только 3% считали их деятельность
результативной), а на президента Путина. Показательны и
представления о распространенности коррупции в прежней истории.
Вот данные ИНДЕМ: «только 3% полагают, что больше всего
коррупция была распространена «до революции», 14% - что в
«советское время», 19% - что «в период М. Горбачева», 58%> - в «период
президентства Б. Ельцина» и 43% - «в нынешний период
президентства В. Путина». Прошлогоднее (от 2005 года - Н.М.)
международное исследование центра Гэллапа показало, что 38% жителей
России ожидают роста коррупции в ближайшие три года. Однако
180

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
в будущем коррупцию все же удастся победить - так думают
сегодня 48% россиян» (там же).
Одно ясно: недоверие большинства населения к чиновничеству,
особенно к высшим органам власти, чрезвычайно велико. И если
это мнение слишком сурово, если, например, есть не
коррумпированные главы регионов, то убедить в этом жителей России весьма
непросто.
Post scriptum 2008
С рассматриваемой точки зрения, представляют особый
интерес суммарные, основанные на социологическом мониторинге
данные, которые относятся к протекшим годам XXI в. Я буду
опираться далее на книгу В.К. Левашова- «Социополитическая
динамика российского общества (2000-2006)». М., 2007, во всяком
случае, на те данные, которые вызывают доверие и подтверждаются
в других источниках.
Социологические опросы, с одной стороны, фиксируют в мире
мнений и оценок, выражаемых простыми гражданами, некоторую
позитивную динамику. «Как видно из полученных в 2004 г.
данных, уровень положительного отношения граждан к курсу
проводимых реформ возрос по сравнению с 1995 г. почти в три раза,
с 11% до 30% у рядовых респондентов. У экспертов он равен 33%.
Уменьшилось на 10-15% число граждан, имевших негативное
суждение об экономических реформах, осталось на прежнем уровне
число безразличных граждан, уменьшилось число затруднившихся
ответить. В целом, основываясь на данных этого индикатора,
можно говорить об усилении позитивного отношения к реформам и
проводимой политике» (с. 356-357). Отмечается, впрочем, что
позитивные умонастроение такого рода не стали «возобладающими
в обществе». (Оставим в стороне вопрос о том, реально ли вообще
надеяться на такое «возобладание», когда появилось много
возможностей открыто высказывать резко критические мнения,
суждения, оценки.)
С другой стороны, в рассматриваемом здесь аспекте - общем
отношении российских граждан к государственной власти, к
правящей элите, к самой природе современной российской власти -
преобладание или массовость резко негативных суждений за
интересующий нас период отнюдь не устранено. «По мнению
половины опрошенных респондентов, в сегодняшней России реально
контролируют власть богатые люди. Несколько меньшее количество
181

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
респондентов (41%) считает, что источником и носителем власти
являются бюрократия, чиновники в центре и на местах, 37%
респондентов считают, что реально власть в стране принадлежит
Кремлю - Президенту и его доверенным людям, 29% - напрямую
связывают власть и персону Президента РФ, 17%- считают, что
Россией управляют из-за рубежа, 13% указали в своих ответах, что
власть в стране принадлежит Правительству, Парламенту
Российской Федерации» (там же, с. 492-493).
Опрошенных, правда, не озадачивали прямым вопросом,
осуществляется ли власть в России в интересах народа (что верно,
ибо в этом случае негативный ответ был бы предопределен, и не
только в России). Однако делается косвенный вывод: «По сути
дела практически все население нашей страны считает, что власть
в стране контролируется экономической и политической элитой
и не принадлежит народу, что противоречит духу и букве
Конституции РФ» (там же, с. 493, курсив мой- Н.М.). Мне здесь было
важно привести суждение социологов о спектре мнений россиян.
(Обсуждение вопроса о том, как выглядит и в условиях России,
и во всей современной цивилизации проблематика реальной
«принадлежности» власти народу, мы перенесем в другое место
книги.)
Социологи, презентирующие общественное мнение и его
динамику, редко когда анализируют имеющиеся в этой сфере
несоответствия, даже противоречия, которые гражданами, скорее всего,
даже не улавливаются. Так, граждане в России (как, впрочем, и во
всем мире) на протяжении последних десяти лет, естественно,
выражали обеспокоенность дороговизной и низким уровнем жизни,
проблемами безопасности и преступности (правда, как отмечается
в цитируемой работе, тревожность применительно к этим темам
«имеет в массовом сознании тенденцию к уменьшению, за
исключением тревог, связанных с проявлениями алкоголизма в
обществе»- там же. С. 465, 466). Но есть позитивное изменение
последних лет, которое суммируется так: «....большинство российских
граждан в целом удовлетворительно оценивают материальное
положение своей семьи, но лишь одна пятая часть граждан с
оптимизмом смотрят в будущее и считают, что их материальное
положение улучшится» (там же, с. 466). Если по крайней мере в сфере
мнений дело обстоит так, как описывается, то это сдвиг, притом
очень существенный (и «лишь» одна пятая оптимистов в
отношении будущего, скорее всего, соответствует среднестатистическому
европейскому индексу оптимистических ожиданий). Далее,
социологи отмечают и такой важный сдвиг: «В последние годы в стране
182

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
в 2-2,5 раза увеличилось число граждан, которые считают, что
каждый, кто может и хочет работать, способен обеспечить свое
материальное благополучие... Доля граждан, которые разделяют такие
взгляды, возросла до 40%» (там же, с. 485). Это данные середины
2006 г. Для сравнения: в 1994, 1995 гг. доля их составляла
соответственно 20% и 15% (там же, с. 486). Но вот одну из проблем,
а возможно и несоответствий, справедливо видеть в том, что
признаваемое большинством улучшение материального положения
и своей семьи и более благоприятные перспективы тех, кто «хочет
работать», это большинство, как видно, почти никак не связывает
с политикой государства и власти.
Ибо в динамике отношений населения к власти за те же годы
социологи не отмечают позитивных изменений. Напротив, мнение,
согласно которому противоречия и неприязнь между народом и
властью значительны, поддержали в 2005 г. 62%, а в 2006 - уже
69% опрошенных. Еще заметнее негативная динамика в
фиксировании населением противоречий между богатыми и бедными (72%
в 2005, 84% в середине 2006 г.). Все другие противоречия (между
начальниками и подчиненными, предпринимателями и
чиновниками, младшими и старшими поколениями, конфессиональные
различия) заметны (между 47% и 32%), но не идут в сравнение с
первыми двумя группами противоречий. Социологи делают общий
вывод, который представляется хорошо обоснованным многими
показателями, проявлениями российской жизни в XXI в.: «Судя по
полученным данным, подавляющая часть российского
гражданского общества отчуждена от власти и её механизмов» (там же,
с. 487 - оставим пока в стороне вопрос о том, что термин
«гражданское общество» употребляется неточно и просто
отождествляется с понятиями «население», «граждане страны» и т.д.).
Именно укоренившимся и даже возросшим в последнее время
отчуждением можно, как я полагаю, отчасти объяснить указанное
несоответствие: заслуги власти граждане не признают даже и в
последние годы, когда ими же отмечаются, признаются улучшение
материального положения, положительная социальная динамика
и т.д. Другая причина, видимо, кроется в том, что тревогу
вызывают не одни материальные факторы, тем более не только
собственное материальное положение, но и проблемы социальной
справедливости, все более разительные контрасты между богатством и
бедностью, коррупция и безнаказанность чиновников на разных
уровнях власти. Ибо ведь казнокрадство именно в XXI в. достигло
небывалых, раньше непредставимых размеров. А противодействие
183

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
им, исходящее от самой власти, справедливо расценивается как не
соответствующее этому масштабу.
* * *
В условиях всеобщего и по сути безнаказанного казнокрадства,
взяточничества выборочные наказания и показушные кампании не
приносят практического эффекта и почти не меняют резко
негативного отношения населения к властвующим инстанциям и
индивидам. Вопрос о том, остались ли во власти честные люди, в
масштабах страны как бы теряет практический смысл уже потому, что
население не верит власти и что честные люди в ней независимо от
своей воли все же оказываются вовлеченными в незаконные акции
своих учреждений. Еще один конкретный аспект: западные
либеральные догматики, средства массовой информации педалировали
тему отмены выборов губернаторов как удар по демократии.
Между тем фактически дело обстоит иначе. Коррумпированная власть
в губерниях и на местах так быстро «оседлала» механизм выборов,
так оперативно освоила все черные и серые технологии их
фальсификации, что выборный пост стал не бастионом и знаком
демократии, а своего рода средневековым «ярлыком» на несколько лет
безнаказанного, наглого ограбления целой сворой чиновников и
поддерживающим их криминалом соответствующего региона или
города. Не удивительно, что население проявило полное
равнодушие к отмене формы, на деле ставшей псевдодемократической,
сохраняя надежду на то, что контроль со стороны энергичного
Президента, возможность смещения им провинившегося
губернатора будет все же эффективнее, нежели упомянутый ярлык, «леги-
митизированный» нечестными выборами. А быстро обеспечить
«чистые» выборы на местах, чего с понятным гневом требуют
упомянутые либеральные критики, столь же нереально, как с
сегодня на завтра уничтожить коррупцию. Ведь по масштабам, по
беззастенчивости обогащения, взяточничества, мошенничества и
других преступных действий - то есть по уровню варваризации
власти - чиновничество современной России оставило далеко позади
не только аналогичные явления в других странах мира1, но и всё
то, что было в предшествующие периоды истории нашей страны.
Это подчеркивают отечественные и западные эксперты, сравнивая
коррупцию за рубежом и в России. Хотя коррупция растет во всем мире, в более
цивилизованных странах ее все-таки удается «локализовывать», как-то отслеживать и
наказывать. «В России дело обстоит совершенно иначе. Опыт коррупции тотален
и экзистенциален. Она охватывает все сферы хозяйства и жизни, не знает ни
начала ни конца» (Holm К. Das Korrupte Imperium. Ein russisches Panorama. München,
Wien, 2003. S. 17).
184

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
И все-таки обратиться к этой истории нужно, ибо она многое
объясняет.
Неэффективность, некомпетентность власти,
взяточничество, лихоимство чиновничества, его насилие над населением -
тоже одно из a priori жизненного мира России, и по сути на всем
протяжении ее государственной истории. Честные,
законопослушные люди в нашей стране всегда страдали от чиновного
варварства и насилия, а великие умы и таланты России с гневом,
удивительной силой запечатлели эту весьма устойчивую, чуть ли не
«вечную» структуру российской жизни (вспомним гоголевские
«Ревизор» и «Мертвые души», щедринскую «Историю одного
города» и многое другое). Казалось бы, широко известный факт. Но в
том-то и дело, что все силы противодействия в нашей стране -
и реформаторы, и народ - в периоды, переходные от одних
порядков к другим, когда надо бы кардинально менять положение дел,
неизменно ведут себя так, будто факта этого нет вовсе. И
только новые орды коррумпированных чиновников как бы носят его в
своем наследственном коде, по крайней мере инстинктивно верят в
укорененность, силу и безнаказанность коррупции. И потому, в
конечном счете, выигрывают свою битву с народом, тем более что
народ исправно платит взятки (а куда деваться, если тот или иной
жизненный вопрос надо решать - причем часто под давлением
карающих мер, исходящих от самой власти!)
Вот и в новейшей истории страны те люди, которые как будто
были заинтересованы в ее благополучии и от которых зависела
судьба народа, не сделали из упомянутого исторического факта
никаких практических выводов. Они не били в набат,
предупреждая страну, народ, весь мир: российские чиновники, старые и
новые, в условиях расширившейся свободы просто не могут не
устремиться на путь коррупции, если на этом их пути не будут
поставлены преграды, непреодолимые и опирающиеся на силу
закона.
Было также и конкретное обстоятельство, объясняющее,
почему нужный баланс свободы и ответственности не был достигнут.
Фактической властью в стране к началу 90-х гг. обладала
партийная и номенклатурная верхушка СССР. Надо было серьезно
опасаться того, что она - на время отступившая перед напором
молодой российской демократии, а отчасти и заразившаяся ее
умонастроениями - соберется с силами и снова устремится во власть,
в бизнес, в политику. Так и случилось. У народа не оказалось ни
руководителей из других слоев, ни, главное, социальной и
политической воли, ни организованности, ни способов давления на власть
185

РАЗДЕЛ 11. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
(а как они могли существовать при отсутствии гражданского
общества?), ни ясного понимания проблем, чтобы заставить принять
законы и провести в жизнь комплексную систему мер, которые бы
препятствовали новому приходу к экономической и политической
власти людей, усвоивших привычки управления в
недемократические периоды цивилизационной отсталости. Я не стану
дальше развивать эту тему - она ясна. Отмечу лишь, что достаточно
плавному врастанию партийно-государственной верхушки СССР
(в центре и на местах) в российскую власть и российский
капитализм способствовали по меньшей мере два обстоятельства. Под
тонкой оболочкой «партийной этики» у людей этого типа
скопилось столько безнравственных устремлений, вожделений, такая
воля к накоплению богатства любой ценой и к наслаждению
роскошью, что превращение бывших партийно-советских чиновников
(их чад и домочадцев) в крупных капиталистов совершилось
«сказочно» быстро и легко. Не надо забывать также, что именно они
загодя накопили (особенно в уже коррумпированную и
лицемерную брежневскую эпоху) основную массу первоначального
капитала, связи с криминалом в стране и за рубежом. И они пустили все
это «в дело», как только открылись первые возможности
экономической «свободы». Было также наглядно продемонстрировано:
приверженность этого слоя социализму и враждебность
капитализму оказались мифом. Как только представилась возможность,
последние представители партийной (очень важно - и
комсомольской) государственной верхушки, причем на всем постсоветском
пространстве, с огромной активностью и удивительной
предприимчивостью на глазах превращались в первых представителей
крупного российского капитала. А также в новых государственных
чиновников. Не успел народ опомниться, как на высших
государственных постах в центре и на местах увидел до боли знакомые
лица бывших обкомовских партийных (и комсомольских)
секретарей и их приспешников. Вспоминать же об идеалах социализма и
коммунизма они предоставили старикам и старушкам, которых
грабили в советские годы и которых особенно беззастенчиво
обирали в 90-е годы, причем при активном участии слоя бывшей
номенклатуры, сделавшегося правящим слоем и в «новой» России.
История, как известно, не развивается в сослагательном
наклонении. Что случилось, уже случилось. Но при отыскании главных
причин и извлечении выводов на будущее размышления о
неверных действиях, упущенных шансах, а также о нереальных
надеждах очень нужны и важны. Особенно если речь идет о цивилизаци-
онно отсталой стране. Ведь именно вековая цивилизационная от-
186

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
сталость и нецивилизованное правление советского периода,
угнетенное, подавленное состояние широких слоев народа- глубинный
исток неудач в завоевании свободы в последние пятнадцать лет,
«наследственный код», обусловивший то, что произошло не
излечение, а углубление тех заболеваний, которые традиционно и
системно поражали и теперь поражают российскую власть.
Отсюда понятно, почему горстка активных, ответственных политиков
во главе государства и в оппозиции (я оптимистически исхожу из
того, что они уже есть и еще будут приходить во власть) даже при
очень большом желании не может, тем более с сегодня на завтра,
исправить положение во властных структурах и слоях сколько-
нибудь существенно. Мне остается исходить из предположения,
что воля к изменению, возможно и к самореформированию власти
будет усиливаться и что она будет поддержана народом, причем
его цивилизованными, а не бунтарски-разрушительными
действиями (которые при дальнейшей безнаказанной коррумпированности
власти совсем не исключены).
Отговорить народ от мер «нового передела» собственности и
власти нецивилизованными революционными средствами сегодня
так же важно, как вскрыть перешедшую все границы
коррумпированность власти - главную причину недоверия к ней со стороны
народа. Имея в виду ранее сказанное, очень важно поставить
вопрос: что следует сделать весьма срочно, имея в виду антицивили-
зационные реалии нашей истории?
Прежде всего, надо (было и раньше, но неотложно нужно
сегодня) радикально, неуступчиво, постоянно и гласно, с большим
терпением утверждать, возводить в силу закона, исполнять, причем
под строжайшим контролем, основные утилизационные - именно
цивилизационные, опробованные в других государствах -
требования, касающиеся государственной власти. Это требования, на
первый взгляд хорошо известные, но у нас совершенно не
исполняемые. (И к 2008 году положение не изменилось в лучшую сторону).
Вот некоторые из них.
Первое. В России надо было бы раньше и очень надо с сегодня
на завтра - как раз во имя свободы - обратить первостепенное
внимание на ответственность, ограничения, запреты,
юридическую и моральную чистоту доступа к власти и самыми разными
законами, практическими мерами исключить проникновение в нее
всякого прежнего и нового чиновника, который (перед строгой и
тоже честной проверкой) не смог бы доказать свою
профессиональную подготовленность к исполнению тех или иных властных
функций, а также законность собственности, личной и семейной,
187

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
чистоту перед законом и правосудием. Нужно, чтобы и лица,
рекомендовавшие, приведшие с собой к власти того или иного
чиновника, подписавшие приказ о назначении, тоже становились
известными, несли ответственность (в случае коррупции или
должностного провала).
Второе - в том же духе и смысле: во имя свободы требовалось
бы любого функционирующего чиновника, проявившего
некомпетентность или разгильдяйство, впавшего в бюрократизм,
обнаружившего поползновения к взяточничеству, вступившего в связь с
криминалом, не просто снимать с поста, но строго и
неукоснительно - конечно же, только по закону - лишать возможности в
дальнейшем занимать государственные должности. (Таких законов,
строгих, но справедливых, законодатели, постоянно болтающие
о коррупции, к 2008 году так и не приняли.)
Третье. В случае выборности той или иной должности создать
такую систему законов и практических мер, сквозь сито которых
не мог бы проскочить непрофессиональный человек, тем более
с темным прошлым, с наклонностями к взяточничеству, воровству.
Разумеется, и сами выборы на государственные посты нужно
проводить иначе, нежели они проходят сейчас.
Перечень таких необходимых требований, предпосылок
исправления болезней власти можно продолжить. Я уже говорила:
в России они кажутся столь же очевидными, ясными, сколь и
нереализуемыми. Между тем в цивилизованных странах (пусть
случаи коррупции и неэффективности власти там тоже имеют место)
они так или иначе работают, над чем нам всем следует задуматься,
чему следует учиться и власти, и населению. Во всяком случае
нужна неустанная и активная духовная, нравственная работа
всех, кому дорога Россия, направленная на утверждение,
пропаганду как будто бы общеизвестных, но на деле повседневно
попираемых норм цивилизованного функционирования власти. (Чем я
и занимаюсь в данной части моей работы.)
В этом важном деле имеет место такое сложное переплетение
самых разных факторов, что моменты, внушающие оптимизм,
сталкиваются с моментами и аспектами, которые, к сожалению,
склоняют к пессимистическим прогнозам.
С одной стороны, очень высокая степень согласия народа
относительно нетерпимости коррупции и воровства внушает оптимизм.
И я не вижу ничего плохого в том, что враждующие партии
единодушно вписывают этот пункт в свои программы. С другой
стороны, согласие здесь показное. Ибо правящая партия, заявляя о
нетерпимости к коррупции, терпит ее во власти и сама в ней в какой-
188

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
то мере участвует. А партии, борющиеся за власть или утратившие
ее, обещают: вот мы придем к власти и быстро устраним
коррупцию. И эти обещания сомнительны или лживы.
Согласно предлагаемой в этой работе концепции, вопрос о
совершенно необходимом «очищении» насквозь коррумпированной
власти или, скорее, о быстрой замене (а часто и наказании -
обязательно по закону) массы нынешних чиновников новыми людьми в
силу всего ранее сказанного в России пока, к сожалению, не имеет
быстрого и кардинального цивилизованного решения.
(Высказывается небеспочвенное суждение о том, что только Президент России
с его широкой поддержкой со стороны населения, с весьма
большими властными полномочиями мог бы и должен был бы объявить
тотальную войну чиновничьей коррупции, чего пока не случилось.
В моем восприятии дело выглядит еще суровее: полагаю, что в
такой войне, будь она объявлена вчера или сегодня, победило бы
монолитное, растущее в своей численности корумпированное
российское чиновничество...)
Резерв свободы и добровольности, на рубеже XX и XXI
столетий самой историей отпущенный российским чиновникам, был
весьма значительным. И именно и прежде всего власть,
чиновничество страны в массе своей не выдержали испытания свободой,
использовав ее в корыстных целях, скомпрометировав сами
ценности свободы и демократизма, доказав, что сиюминутные
эгоистические соблазны в их умах и душах сильнее всех национально-
патриотических цивилизационных соображений, более того,
сильнее долгосрочных мотивов самосохранения, доброго имени семьи
и т.д. Кажется ясным, что этот слой, варварски нарушающий
законы страны и этические нормы, в своей массе пока вряд ли
способен к добровольному самоисправлению, хотя пусть
немногочисленные честные, ответственные чиновники должны стать
известными стране и высоко цениться ею. Поэтому долгосрочные
надежды надо, видимо, связывать с новыми поколениями, - и его
воспитание в духе цивилизационных ценностей есть первостепенная
задача.
Что же касается мер сегодняшнего дня, то я (в согласии с
немалым числом авторов) считала бы необходимым срочно, именно
с сегодня на завтра, создать два главных противоядия против
чиновной коррупции. Первое противоядие - скорейшее принятие
законов о неотвратимой сменяемости чиновников, об их
повсеместной перерегистрации, со строгим проведением в жизнь
тщательно разработанных антикоррупционных мер,
предотвращающих возможность любых лазеек, давления денег и власти и т.д.
189

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Такой закон (или сумму законов) надо ввести совершенно
срочно и провести в жизнь неукоснительно, несмотря на
неизбежное сопротивление чиновничества. Эту меру считаю реальной,
хотя и требующей самой тщательной подготовки, а также срочного
формирования хотя бы начальных структур гражданского
общества. Но отпущенный резерв времени уже исчерпан.
И это надо сделать - конечно, только по закону и согласно
праву, - также и с теми чиновниками, которые попали на свои
должности через выборы, т.е., казалось бы, благодаря демократии.
Заранее слышу возмущенные голоса зарубежных и отечественных
защитников демократии «во что бы то ни стало». Но, как уже
отмечалось, ни выборы, особенно в губерниях и местечках
современной России, не являются честными и чистыми (из-за
административного ресурса, из-за конкретных политических технологий,
господства криминала), ни выборная должность, согласно всем
законам демократии, не является индульгенцией, освобождающей
от ответственности, в том числе уголовной. Второе противоядие
связано, на мой взгляд, с разработкой и утверждением - опять-таки
по закону - системы не чисто разрешающей, а, скорее, контроли-
рующее-запрещающей социальной технологии, препятствующей
тому, что повсеместно и свободно происходит сегодня. Нужна
основанная на новейших научно-технических достижениях и
новейших же социальных технологиях общероссийская и срочно
выполняемая программа, которая была бы эффективным средством
борьбы против коррупции, криминала во власти и вне ее, а также
в бизнесе всех уровней. Поскольку о как будто бы сходных
программах много говорится и поскольку вроде бы существуют
специальные органы государства, чья функция - разрабатывать их и
проводить в жизнь, хочу с самого начала подчеркнуть: эти органы
и программы по разным причинам обнаружили несостоятельность
в смысле полной несоразмерности своих действий уровню,
размаху, изощренности коррупции во власти и злоупотреблений в
бизнесе. А потому, как я думаю, и программу надо формировать
заново, и состав людей, которые будут ее разрабатывать и реализовы-
вать, должен быть решительно обновлен. Однако, по моему
мнению, сейчас и реально и необходимо выделить и сделать
приоритетной программой № 1 всей политики России не просто борьбу
с коррупцией (в самом общем, а потому практически бесполезном
смысле), а нечто совершенно конкретное, частное, реализуемое.
Поскольку все вращается вокруг присвоения денег, недвижимости,
других материальных благ, необходимо (и, кстати, при достаточно изо-
190

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
щренных современных технологиях и анти-технологиях, практически
возможно):
• поставить иа строгий учет и сделать достоянием широкой
гласности собственность всех без исключения чиновников
России (особенно чиновников руководящего звена), включая их чад
и домочадцев, постоянно сопоставляя их официальные,
декларируемые доходы, легальный заработок и фактическое (не на
бумаге) состояние дел, удостоверяемое точно, объективно и,
разумеется, законно; в случаях, когда заметные расхождения имеют место, об
этом должны знать граждане соответствующих регионов и граждане
страны; соответственно срочно должны предприниматься меры,
предусмотренные законом; проверка счетов, собственности должна
осуществляться в стране и за рубежом - законы для этого имеются;
• подобные меры должны распространяться также на бывших
чиновников, затем плавно «превращающихся» в бизнесменов, -
в случае, если они сами добровольно не пожелают вернуть казне
и народу то, что у них «заимствовали» (т.е. разницу между тем, что
оказалось в их владении, и тем, что действительно законно
заработали, - эту разницу легко подсчитать);
• должна быть разработана упреждающая технология, не
позволяющая чиновникам (как сказано ранее) «технологично» жить
не по средствам, «забирать» деньги народа и государства и
направлять их - через подставные фирмы-однодневки - на свои счета и
счета ближайших родственников; для этого вся государственная
система отслеживания денежных потоков и контроля за ними
должна быть поднята на другой уровень.
Уверена, что в России должна появиться новая партия или, еще
лучше, действенная структура гражданского общества, которая
затребует такую программу и цивилизованными средствами
заставит ее выполнять. (О проблемах гражданского общества - в
последнем разделе этой книги.) Но пока такое не происходит,
надеяться на существенное преодоление цивилизационной отсталости
России не приходится. Это нужно понять самой власти. В
последние годы воля к преобразованию пробивается и в верховной
власти. Однако за предшествующие 10 лет - в силу упомянутой
цивилизационной отсталости - коррумпированность во власти как бы
зацементировалась. Задачи очень трудны и, в частности, из-за уже
сложившегося отношения народа к власти.
Мы уже показали: народ у нас устойчиво - в том числе и в
последние годы - не доверяет власти в центре и на местах, для чего
у него были и есть все основания, сегодня как никогда веские. Но и
власть у нас не доверяет народу - для чего у нее тоже, увы, есть
191

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
свои резоны. Если государство через власть, центральную и
местную, обворовывает и унижает народ, то ответное отношение
довольно значительной части населения страны к обязанностям
граждан государства далеки от добросовестности, законопослушания,
ответственности. Так формируется одно из самых характерных
отличий цивилизационной отсталости России (и не только ее):
отношения недоверия и даже вражды между государственной
властью, управляющими структурами в центре и на местах
и населением. Эти отношения имели место и в полуфеодальной
России, и при социализме, и в условиях современного дикого
(нецивилизованного) капитализма. Традиционно они дополнялись
страхом перед властью, верноподданническими чувствами. М.Е.
Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» говорил о «трепете,
исполненном доверия»', а Н. Бердяев писал об антиномии вражды
и верноподданничества, «сервильности» в отношении народа к
власти . А сегодня? Кто-то, возможно, еще трепещет, но доверие
совсем улетучилось...
Но наше население теперь особенно неоднородно, расколото.
Насквозь коррумпированная власть - первая из наследственных
болезней отсталости, варварства в России. Вторая болезнь - это
поистине варварский контраст между возникшим на глазах
огромным богатством и чудовищной бедностью, даже нищетой
значительной части населения.
Богатство в современной России
Часто говорят и пишут, ссылаясь на историков, экономистов,
философов, что первоначальное накопление капитала вписано в
историю, как образно выражался Маркс, «пламенеющим языком
огня и меча» и что крупнейшие состояния во всем мире
наживались, как правило, неправедным путем, за счет ограбления
населения, мошенничества, нарушения закона. Но в истории
человечества этот неправедный генезис капитала в ходе веков смягчался
особыми процессами цивилизации. Прежде всего, на заре нового
времени возникло мощное социально-нравственное движение,
противостоявшее всплескам варварства как в непосредственной сфере
накопления, приложения капитала, так и в его отношениях с обще-
1 Салтыков-Щедрин М.Е. История одного города. М., 2002. С. 28.
2 По этому вопросу см: Мотрошилова Н.В. Споры вокруг «русской идеи»
в российской философии XX в. // История философии: Запад - Россия - Восток.
Кн. З.М., 1998. С. 310.
192

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
ством. Об этой истории также много написано - в том числе с
точки зрения формирования норм цивилизованного
предпринимательства, его специфической, приемлемой для общества морали .
Подобно всем цивилизационным нормам и требованиям, те, что
утверждались в «деловых» сферах, не функционировали
автоматически и оставляли простор для нецивилизованных, даже варварских
действий. И все же в наиболее развитых странах возникали своего
рода цивилизованные правила игры, которых в определенных
рамках придерживались предприниматели-работодатели, владельцы
капитала, торговцы, их партнеры и потребители, наемные рабочие
и служащие, население в целом, государственные структуры в их
отношениях с бизнесом. Правда, отношения владельцев капитала,
особенно самых богатых, и их работников, как и населения в
целом, всегда были достаточно напряженными; они порою
перерастали - о чем очень хорошо известно - в революции, гражданские
войны. Но к началу XXI столетия, во-первых, устоялись
структуры, формы, институты, благодаря деятельности которых
оформляется, постоянно корректируется, контролируется общественный
договор и ведется острый, но цивилизованный диалог между
заинтересованными сторонами. Это не было бы возможно, если бы, во-
вторых, в цивилизованных странах не произошло то, о чем ранее
уже шла речь, - существенное повышение уровня жизни
большинства населения, формирование среднего класса, эффективного
мелкого и среднего бизнеса и тем самым смягчение характерного
для прежних веков поистине кричащего контраста между
доходами, способами жизни богатых людей и остальной части населения.
Опыт России был особым. Российский капитализм
просуществовал столь недолгое время, что он только начал формировать
практику и этику честного, ответственного предпринимательства и
так и не дожил, под корень подрезанный революцией, до
цивилизованных отношений с обществом. Что было в истории советского
периода, хорошо известно: равенства, конечно, не добились и не
могли добиться, но уровень жизни большинства населения был
весьма невысоким; начальство, более обеспеченное, все же не
решалось, особенно при Сталине, наживать и тем более нагло
демонстрировать большое богатство.
И вот прежняя система рухнула. На фоне не только весьма
низкого уровня жизни, но и его резкого ухудшения к началу 90-х гг.
См. по этому вопросу работы Э.Ю. Соловьёва, посвященные теме
«Европейская цивилизация: отношение к труду и предприлимательству», статью
Ю.А. Замошкина «Бизнес и мораль» // «Философские исследования». 1993. №2.
С. 103-118.
7 Зак. 2409
193

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
XX в. на Россию буквально «обрушился» капитализм, во всех его
характеристиках обусловленный попустительством и личной
заинтересованностью тогдашних «сраставшихся» с криминальным
бизнесом псевдолиберальных реформаторов, с невиданной
слабостью государства, незрелостью демократических сил, с
упомянутым разложением правящей верхушки, растерянностью населения
и многими другими обстоятельствами. Возникшие в рекордно
короткий срок баснословные состояния тех, кого у нас называют
олигархами, - не только следствия их предприимчивости, делового
чутья, энергии, но и беспрецедентного даже для жестокой истории
капитализма пренебрежения всеми возможными правилами,
принципами цивилизованного бизнеса и его этики, не говоря уже о
попрании той бессильной, беззубой «законности», которая еще
теплилась в криминальном беспределе 90-х годов.
Итак, новый российский капитал явился миру и стране в самом
варварском виде - явился тогда, когда в ряде стран мира, как
сказано, все-таки добились от владельцев капитала применения более
или менее цивилизованных правил социальной игры. (Правда,
страны Запада сильно подыграли российским владельцам весьма
сомнительных состояний, когда в видах собственных
экономических и политических дивидендов помогли им вывести из страны
и разместить в зарубежных банках огромные капиталы, закупить
в их странах виллы, яхты, самолеты, прочую недвижимость и
движимость и даже организовывать политические игры, когда в
России выдвигались законные претензии по поводу наворованных
у народа несметных богатств. Только сейчас приходит некоторое
отрезвление.)
Далее я поведу разговор об ошибках, совершенных новым
российским классом богатых. И сразу скажу, что речь пойдет об
ошибках, обусловленных сцеплением многих объективных
исторических обстоятельств, а не просто порожденных недоброй волей
разбогатевших людей, их личной бесчеловечностью, готовностью
переступить закон и т.д. Это имеют в виду российские богатые,
когда говорят, что наживали свои состояния, двигаясь в рамках
тогдашних законов. И что таковы были объективные условия, вся
практика и обстановка: все-де энергичные, деловые люди, действуя
в условиях всеобщего бардака, в том числе юридического, даже не
по своей воле оказывались в «серой» или «черной» зонах... Эти
разъяснения, оправдания отнюдь не беспочвенны, как по-своему
оправданы и ссылки на особое деловое чутье, энергию, таланты
в ведении бизнеса и т.д. (Тогда, кстати, оставшиеся без денег, не
нажившие состояний честные люди выглядят и подчас ощущают
194

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
себя чуть ли не растяпами и лодырями, не использовавшими
исторический шанс).
Но ко всему этому надо внести очень существенные уточнения.
Прежде всего, известно и во многих конкретных случаях при
желании может быть доказано, что при формировании состояний,
особенно крупных, в массовых масштабах нарушалась даже и
существовавшая в тот период беззубая законность; имело место не
отвечающее любым цивилизационным меркам разграбление
«плохо лежавших» богатств страны. Нарушались выработанные веками
элементарные правила поведения «деловых слоев» по отношению
к своим стране, народу, - не говоря уже о попрании вековых же
требований морали. И впоследствии, когда ситуация стала хоть
отчасти исправляться, когда еще можно было вернуться в поле
законности и цивилизованности, шанс был использован лишь
немногими. Итак, скажем здесь об исторических ошибках, которые сразу
натворили крупные собственники из «новых русских», движимые
гипертрофированным корыстным интересом и фактической
безнаказанностью. Хочу предупредить читателей, что о первой и
главной ошибке я по ряду причин скажу в конце этого подраздела.
Вторая же из них - почти полная дискредитация идеи
свободного цивилизованного рынка и ее применимости для России.
Сначала крупные состояния формировались под шумок и на фоне
нецивилизованного, поистине варварского базара с участием
мелких предпринимателей и сразу проявивших особую активность,
невиданно сплотившихся криминальных элементов. Здесь бы и
появиться в качестве противовеса - под покровительством
государственной власти, закона, правоохранительных органов - мелкому
и среднему капиталу, свободной конкуренции. Но не тут-то было:
к этому времени рынок уже был захвачен и - «свободно» для
немногих участников, однако несвободно для большинства
населения - поделен между теми, кто оказался ближе к разделочному
столу государственной (в то время будто бы общенародной)
собственности. Дальнейшая несвобода рынка была предопределена.
Как предопределена и «свобода» криминала, быстро проникшего
во все поры якобы свободной конкуренции.
Третья кардинальная ошибка крупного (и среднего)
российского бизнеса - изначальная повязанность с криминалом, с
нарушениями закона во власти и вне ее. (Что тут совершалось из-за
невиданной объективной криминализации всей жизни страны, а что
было «собственным вкладом» в такую криминализацию - вопрос
в каждом случае особый.) История развивается так, что тайное
хоть в чем-то становится явным. В том числе и якобы тайное
сотрудничество бизнеса с криминалом.
195

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Четвертая ошибка в том, что капитал в массе своей не
воспользовался неоднократными приглашениями власти впредь
исправно и честно платить налоги, вкладывать деньги в социальные
программы, а также предложениями экономической и правовой
амнистии в обмен хотя бы на частичное покрытие материальных и
всяких иных преимуществ, даром и за счет народа полученных в
ходе тоже варварской российской приватизации. Впрочем, и власть
не уделила проблемам такой амнистии необходимого внимания и,
по моему убеждению, должна это сделать в ближайшем будущем.
Пятая и очень существенная ошибка русских капиталистов -
это нетерпеливая и открытая демонстрация своего богатства перед
страной и всем миром, причем не только богатства, но и
исключительно дурного вкуса в его использовании. Факты, в том
числе и новейшие, здесь общеизвестны, и я не буду на них
останавливаться.
Шестая ошибка: очень богатые и просто богатые люди России,
сначала совершив всё то, что они совершили, создали для себя
особые - по сути нецивилизованные, а то и варварские - способы
бытия. Свои роскошные дома-дворцы в России (кстати, часто
весьма сомнительной архитектуры) им приходится скрывать за
уродливыми глухими заборами. Возникающие на глазах
«элитные», как у нас говорят, поселки и дома тоже отделены от страны
заборами, охраной, многочисленной челядью, «своими»
магазинами, салонами красоты, спортивными комплексами, клубами,
ресторанами, цены в которых повергают в изумление всю страну.
С этмм тесно связана и седьмая ошибка: богатые россияне
именно для себя и вокруг себя создали слой всяческой «обслуги»,
опять-таки сделав это по-варварски и часто на криминальном пути.
Правда, сначала они спасли от голода и нужды сотни тысяч, а по
всей стране, возможно, и пару миллионов людей, превратив их
в челядь, охрану, всяческую обслугу, часть из которой занята
в «спец-индустрии» развлечений, удовольствий, игорного бизнеса
и т.д. Но прикормив их, богатые люди сильно способствовали
развращению, проституированию, криминализации заметного числа
людей, главным образом молодых, здоровых, энергичных. (Особая
проблема России - очень сложная судьба молодых, как правило,
красивых и привлекательных женщин, которые могли бы иначе
построить свою жизнь...). Теперь этот социальный слой, тоже
устремившийся в погоню за сверхдоходами и лишенный каких бы то
ни было моральных принципов и законопослушания, обретает
самостоятельность. И еще предстоит понять последствия всего этого
для страны, в частности, для ее имиджа за рубежом.
196

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
Восьмая и тоже существенная ошибка российских богатых -
в том, что они позволили обстоятельствам закрепить в сознании
народа образ совершенно однородного класса, однозначно
повязанного с ограблением народа и использованием только в своих
интересах недр страны, скорее с беспрецедентным
мошенничеством, нежели с социально-производительной деятельностью, с
трудом и талантом. Между тем какая-то часть богатства создана в
России, в основном, трудом и талантом; оно все-таки
функционирует и создает рабочие места в промышленности,
строительстве, здравоохранении, образовании, участвует в социальных
программах и благотворительности. И вот этой части богатых, если
им дорога Россия и если они хотят жить и работать в своей стране,
не следует неразличимо сливаться с ценностями, образом жизни
печально знаменитых «новых русских».
Можно ли надеяться на то, что русские богатые как социальный
слой захотят и смогут осознать эти и другие свои исторические
ошибки? Должна признаться, что их сегодняшняя
жизнедеятельность не внушает большого оптимизма. Надежды этого слоя (или
класса), и даже тех его представителей, которые пока связывают
свою судьбу с Россией, больше ориентированы на сохранение
status quo, чем на действительное самоцивилизование и тем более
цивилизование нашей страны. Более того, для многих русских
богатых надежды состоят в другом: пока, де, используем все
возможности извлечения высоких доходов; а если в России «вдруг»
появятся законность и мораль, препятствующие баснословной и до
сих пор связанной с криминалом наживе, уедем на Запад или
Восток на заранее приготовленные (роскошные даже по западным
меркам) позиции, благо что дети еще раньше отправлены туда на
учебу, работу, место жительства...
А на что может надеяться Россия? Что будет происходить с
капитализмом, который вряд ли мог стать иным в стране, где были
вырублены и без того слабые корни цивилизованного
предпринимательства? Я лично питаю надежды, прежде всего, на ту
конкретную программу, о которой говорилось выше как программе о № 1
применительно к власти, но которая должна быть полностью
отнесена и к бизнесу. И в случае бизнеса можно и настоятельно
нужно поставить под строжайший контроль финансовые потоки,
источники доходов, налоги и т.д. Резервы свободы и доверия,
которые российскому капиталу предоставила история, были
огромными и до сих пор остаются значительными. Не использовав их
цивилизованно, представители крупного бизнеса (и их радетели за
рубежом) не должны сетовать на то, что теперь акцент придется
197

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
сделать на неукоснительную ответственность (конечно, по закону)
и на перераспределении арены их деятельности в пользу среднего
и мелкого бизнеса, тоже, конечно, вводимого в рамки
ответственности и законности.
И хотя пережитая нами история становления нового
российского богатства дает не так уж много оснований для надежд на
быстрое установление цивилизованных отношений между богатыми
(тем более сверх-богатыми) людьми и остальным населением, хотя
наиболее вероятен сценарий, в соответствии с которым
сильнейшее напряжение в этом поле будет сохраняться, а возможно и
нарастать, - соображения социального мира требуют от обоих
социальных полюсов сознательного (и цивилизованного)
сотрудничества как в интересах страны, так и в собственных индивидуально-
групповых интересах. О том, что слою богатых придется срочно
исправлять сделанные ошибки и вставать на путь самоцивилизова-
ния, ясно из всего сказанного, ясно из уроков истории различных
стран и времен. А вот если такое движение со стороны российских
богатых начнется, то и на другом социальном полюсе необходимы
поддержка, добрая воля, а главное, понимание того, что
озлобление, зависть, заведомое недоверие ко всем без исключения
богатым - плохие помощники в отношениях людей.
Главная же надежда - на приход в бизнес России молодых
поколений предпринимателей, изначально осознающих целерацио-
нальность и перспективность цивилизованных правил игры,
законности действий и ответственности своего слоя перед Россией.
Определенную роль должен также сыграть страх, да, именно страх
богатых и среднезажиточных людей России перед теми
проявлениями отсталости и варварства, с какими всегда была связана
и остается связанной сегодня российская нищета. И вот тут я
скажу, как и обещала, о первой и главной ошибке российских
бизнеса и власти.
Считаю тяжелейшей (быть может, уже и роковой) ошибкой и
новых властей, и крупного капитала то, что срочно, сразу же после
первых накоплений богатства, не была разработана и не начала
претворяться в жизнь совместная программа государства и
бизнеса, соответственно которой были бы учтены самые больные
«точки» крайней нищеты, разрухи, одичания в современной России,
и что в них без промедления, под строжайшим контролем
населения и власти, не были направлены весьма значительные средства.
Если бы, накопив (за счет народа) поистине огромные,
ошеломившие весь мир богатства, российский крупный капитал весьма
заметную часть их отдал, как честные люди отдают долг, для выпол-
198

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
нения такой программы, положение страны, престиж новой
буржуазии и само отношение к богатству были бы в России
существенно иными.
Ведь в России есть еще одна болезнь, особенно заметная в
сравнении с цивилизованными странами, в которых резко
отрицательно относятся к криминально нажитому богатству, но не к
богатству как таковому. В этих странах считается: богатые люди
нужны стране, ибо благодаря крупному и среднему капиталу
богатеет страна, создаются рабочие места, формируются
благотворительные фонды и программы, поддерживаются наука и культура.
Российский капитал в массе своей пока упустил историческую
возможность добиться подобного же отношения к богатым и к
богатству в нашей стране. Ибо значительная часть российского
крупного капитала, как известно, проистекала не из
производственных областей, а из сфер и действий, которые были построены
на грубых нарушениях закона, на беспрецедентном мошенничестве
- с массовым и безнаказанным обманом доверчивого населения, на
монополистском сговоре в повышении цен, на извлечении таких
прибылей, которые во всем капиталистическом мире изначально
считаются подозрительными и социально непристойными. Правда,
и российский бизнес подчас создает рабочие места, вкладывает
деньги в науку, культуру, спорт. Однако эти вложения весьма
малы и по сравнению с их доходами, и по сравнению с теми
средствами, которые укрыты от налогов. Капиталистические
пожертвования (относительно небольшие, но всегда оплакиваемые - госу-
дарство-де, не поощряет их соответствующими налоговыми
послаблениями) у нас в стране частенько перекочевывают в те
карманы, которые и так далеко не пусты.
Но ведь вопрос о российской нищете - совершенно особый. Он
касается не только капитала и власти, а всех нас. Это самая
глубокая, зримая и заразная из всех варварских болезней всей мировой
цивилизации. Россия болеет ею очень давно, но не лечит, а
воспроизводит, накапливает, усугубляет нищету. Рассмотрим проблему
специально.
Российская нищета (сверхбедность)
Сразу оговорюсь: употребляя в контексте данной работы слово
«нищета», я не обязательно имею в виду только тех, кто от нужды
просит милостыню, и тем более не тех, кто пользуется
жалостливостью россиян и за день собирает суммы, намного превосходящие
199

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
доходы поделившихся с ними граждан. Под нищетой, или
сверхбедностью, я здесь понимаю совершенно определенный
социальный феномен - жизнь, действия, сознание заметной части
российского населения, давно уже брошенного на произвол судьбы и
потерявшего волю, ответственность, способность самостоятельно
изменить свои бытие и быт. Эти люди с трудом влачат жалкое для
человека существование, едва сводят концы с концами, а чаще
вымирают, болеют, деградируют.
Мое определение поистине варварской «свербедности»,
«нищеты», перекликается с термином «обширное социальное дно», как
его употребляет Т.И. Заславская, авторитетный российский
социолог, в ее книге «Современное российское общество. Социальный
механизм трансформации» (М., 2004). Она прежде всего имеет в
виду нищих, алкоголиков, наркоманов (последних в России сейчас
примерно 3 млн. человек, и число их стремительно растет),
беспризорных детей (вероятно, около 2 млн.). Я их тоже (условно)
причисляю к тому - объективно варварскому - феномену, который
именую «сверхбедностью», или «нищетой». Это, действительно,
люди, которые - по разным объективным и субъективным
причинам - опустились на дно. К слою сверхбедных я вообще
причисляю всех, живущих в нищих, разрушенных, во всех
отношениях запущенных сельских поселках, небольших городах, в
развалюхах на окраинах больших городов. Их сверхбедность, нищету
признает и официальная статистика: так средний душевой доход
в сельском хозяйстве в 2003 году равнялся 2145,2 рубля и был
самым низким в шкале доходов занятого в экономике населения
(См. «Россия в цифрах. Официальное издание. М, 2004. С. 106).
В 2004 году (согласно сайту Госкомстата - WWW.gks.ru, doc/2006)
доходы ниже прожиточного минимума, к слову, сильно
заниженного по сравнению с реальным положением, имели 25,2 млн.
человек, или 17,6% населения. И хотя процент к предыдущему году
несколько снизился, «дефицит» денежного дохода
малоимущего населения оценивался в 2004 году в 225,6 млрд. рублей.
Данных за 2005 год - как сложилось в нашей государственной
статистике - нет еще и в начале 2007 года. (В отличие от схемы
Т.И. Заславской, у которой к «социальному дну» справедливо
отнесены воры, бандиты, рэкетиры, проститутки, я, конечно, никак
не могу причислить этих людей с шальными криминальными,
подчас весьма значительными, доходами к слою «сверхбедных»,
«нищих»).
В интересующем нас здесь и очень важном для нашей темы
слое сверхбедных людей есть свои (уже и у Гегеля описанные) со-
200

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
циальные, нравственные градации - например, между теми, кто
уже опустился на социальное дно, и теми, кто всеми силами,
несмотря на ужасающие условия жизни, удерживается на грани хотя
бы относительных выживания, самосохранения. Но
социально-историческая проблема варварства и его преодоления касается
данного слоя, взятого в целом. По разным оценкам, к нему могут быть
отнесены от 5 до 10% населения нашей страны. (Те аспекты,
которые касаются социального различения сверхбедности и просто
бедности, будут рассмотрены также и в последующих разделах.)
Лик российской нищеты поистине чудовищен. В невыносимом
состоянии пребывают целые деревни, малые города, окраины
больших городов. Аварийные дома, жить в которых опасно и
унизительно, надворные постройки, оскорбительные даже для скота;
непроезжие и непроходимые дороги, разрушенные мосты;
отсутствие или бедственное состояние школ, больниц; чудовищная грязь,
антисанитария; убожество убранства и утвари в домах;
допотопные общественные транспортные средства; а главное - население,
часто спившееся, обнищавшее до крайности, лишенное достойных
работы и заработка и часто уже неспособное к какому-либо труду,
дичающее, опускающееся ниже всякого предела; исключение
составляют терпеливые, рано стареющие женщины российской
глубинки, с неимоверными усилиями растящие детей и кормящие
вечно пьяных мужиков (и от отчаяния тоже спивающиеся), - все
это и многое другое суть леденящие душу приметы, бесспорно,
варварской российской нищеты.
И она появилась не вдруг, и она - наследственная болезнь,
перешедшая от эпох татарщины, крепостного права, разрушительных
войн, раскулачиваний, гонки вооружений. Но ведь и в прежней
истории других стран Европы и Азии нищета тоже была заметным
фактом жизни. Она гнездилась, что мы знаем из истории и
литературы, на окраинах Парижа, Лондона, Нью-Йорка. В сегодняшних
же цивилизованных странах она является, скорее, исключением
и редко имеет такой варварский облик, как в России. По характеру
нищеты Россия - страна богатая ресурсами и играющая в мире
достаточно важную роль - может сравниться разве с беднейшими
странами Африки, Азии, Латинской Америки. Терпеть ее дальше
совершенно невозможно и следует преодолевать всем
российским миром. Я глубоко убеждена, что это самая неотложная,
самая насущная проблема, нерешенность которой угрожает
России - и бунтами, бессмысленными и беспощадными, но уж точно
стремительным падением количества деятельного, активного
населения сегодня и завтра, повышением числа рождающихся неиспра-
201

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
вимо больных детей, а значит, падением качества генофонда
народа, утратой будущих поколений. Есть другие стороны опасности,
о которых я не говорю, ибо они ясны.
Но несмотря на все разговоры правящих сил и оппозиции
о проблемах нищеты и бедности, пока не сделано ничего столь
срочного, объемного и кардинального, чтобы оно отвечало всей
серьезности и опасности проблемы. Выделение некоторых сумм на
социальную помощь - в пересчете на душу нищенствующего
населения - оказывается мерой ничтожной; да и эти суммы в большой
их части разворовываются по дороге.
Против этой программы № 2, за которую я ратую (и которую
ставлю на второе место только потому, что без исправления
коррупции и грабежа во власти и бизнесе вообще ничего не может
быть осуществлено), могут быть сделаны совсем непраздные
возражения. Во-первых, в стране очень много задач как будто бы
равной приоритетности - требуются вложения в производство,
в науку, культуру, образование (тоже обездоленные), в создание
новых систем вооружений, в укрепление армии, в здравоохранение
и т.д. Во-вторых, может быть сказано, что нищета в немалой
степени зависит от самих опустившихся, обнищавших индивидов и
что помогать законченным алкоголикам, часто уже лишенным
человеческого облика, давно забывшим, что такое труд,
ответственность даже за себя и свою семью, - все равно что бросать средства
в бездонную бочку. И почему, могут сказать труженики, в поте
лица зарабатывающие на совсем небогатую жизнь своих семей, мы
должны выволакивать из нищеты тех, кто не хочет и не умеет
трудиться? Но есть еще один слой населения современной России,
который при всех условиях не может спастись собственными
усилиями, - это бездомные, брошенные дети.
Беспризорные дети
Именно в связи с темой сверхбедности, нищеты я хочу сказать
о Программе № 3, которую, несомненно, надо принимать и
проводить в жизнь неотложно, раньше всех других программ, причем
осуществлять ее надо последовательно и строго до тех пор, пока
социальный феномен не преодоленной и в последнее время
детской беспризорности и тесно связанного с нею стремительного,
ужасающего роста детской преступности перестанет быть такой
масштабной проблемой. Наряду с сверхбедностью, нищетой
брошенные дети (их, вероятно, около 2 миллионов) - самый яв-
202

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
ный и страшный признак варварства в новой России. Здесь не
нужно особых разъяснений: дело совершенно понятное и на словах
признанное. Но опять-таки ясно видно, что эффективные средства,
программы, институты, нацеленные на лечение этой поистине
варварской болезни, в России пока не существуют. Более того, при
всех гневных речах на эту тему ни власть, ни народ, как мне
кажется, не осознают, что нужны масштабные и сверхсрочные
действия. Сегодня решение проблемы огромной массы детей,
скитающихся по подвалам, помойкам бескрайней России,
спивающихся, криминализирующихся подростков и даже малышей,
поручено разве что детским комнатам милиции, да детским
приемникам, которые (при всех усилиях работающих в них благородных и
самоотверженных женщин) совершенно не в силах справиться
с задачами, сопоставимыми с важнейшими вопросами
национальной безопасности и будущего страны. Бесспорно также бессилие
политиков, которые «поручают» тему детства отдельным
женщинам из Думы или других учреждений, чьи встревоженные голоса
они к тому же не слушают.
Я думаю, что положение с детской Эеспризорностью
сопоставимо с той обстановкой, которая существовала в стране некоторое
время назад, когда мы столкнулись с лавинообразным нарастанием
количества чрезвычайных ситуаций и с отсутствием специальной
структуры, способной профессионально, оперативно, ответственно
на них реагировать. Тогда почти на пустом месте и в очень
короткий срок возникло Министерство чрезвычайных ситуаций (МЧС)
во главе с С. Шойгу, одним из самых эффективных чиновников
современной России. Подобная по качеству новая управленческая
структура с солидным (хорошо управляемым, прозрачным)
бюджетом и лидером, подобным Шойгу, требуется, и именно сегодня
(завтра будет поздно), для решения обсуждаемого вопроса - со
сроком действия, достаточным для его коренного решения. (И если
бы министерство Шойгу не было так загружено своей прямой
работой, я бы сказала: поручите проблему беспризорных детей
спасателям, ибо чрезвычайная необходимость спасения детей - самая
приоритетная задача.)
А поскольку беспризорными дети России в наше время
становятся, как правило, при живых родителях, то в рамках программы,
о которой я веду речь, настоятельно требуется высоко
«технологичная» (социально-технологичная) законодательная программа
и (обязательно) программа создания духовного, морального,
психологического климата, на всех возможных уровнях
препятствующая тому, чтобы родители безнаказанно бросали своих детей. Надо
203

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
сделать так, чтобы и эти родители, и население страны в целом
поняли и почувствовали: беспризорные дети - самый главный
позор современной России, по характеру и следствиям самое
опасное из наших социальных заболеваний, хотя и всеми нитями
связанное именно с обсуждавшейся ранее проблемой нищеты.
Такому осознанию препятствует, в частности, широко
распространенное в России суждение, согласно которому брошенные
дети и другие варварские проявления нищеты как социального
феномена однозначно связаны с бедностью. Связь тут существует, но
она далеко не однозначна. И доказательством может служить то,
что в России имеется социальный слой, еще более массовый, - это
очень небогатые или просто бедные люди, которые, однако, не
бросают своих детей и во многих других отношениях сохраняют
человеческое достоинство. Это заставляет нас присмотреться к
феномену бедности в современной России.
«Бедные люди»
Считаю необходимым проводить различие между
сверхбедностью (нищетой) и (просто) бедностью. Сделать это на строгом
количественном уровне непросто: понятия «богатство»,
«бедность», «нищета» — сугубо исторические, соотносительные,
зависящие от условий места, времени, умонастроений, ожиданий
и многого другого. Ясно, что содержание этих понятий в России
и в материально благополучных странах Европы и Азии
существенно различны. Да и вообще попытки определить какие-то
верхние и нижние границы доходов, перечни «критериальных»
предметов услуг и т.д., которые могут позволить себе приобрести
различные группы населения, сугубо условны. Поэтому здесь трудно
опереться на достоверные статистические данные. Официальная
статистика, конечно, указывает величину прожиточного минимума
(в 2003 году, IV квартал - сумма в среднем 2113 рублей на душу
населения; она, несомненно, занижена. См. «Россия в цифрах.
Официальное издание». М, 2004. С. 109). На сайте Госкомстата
(www.gks.ru, doc/2006) по прожиточному минимуму на 2004 год
указывается цифра в 2376 руб., считаю, существенно заниженная.
Подобные издания, приводящие цифры за 2005 год, выйдут
только в 2007 году. (Понятно, что для сегодняшнего дня цифра из-за
инфляции должна быть более высокой.) Указывается и число
людей, живущих ниже этого исключительно «скромного» уровня:
в 2004 году их было 30 миллионов; в 2005 году, согласно данным,
204

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
приведенным Президентом В.В. Путиным, - 25 миллионов, т.е.
около 17% населения России. Если прибавить значительное число
тех, кто живет чуть выше означенного уровня, то все равно
получится, вероятно, не менее 40-50 миллионов бедных или
сверхбедных. Иными словами, это почти треть населения страны. Из них, по
оценкам Т.И. Заславской, «социальное дно» составляет примерно
5% населения, т.е. около 6 миллионов (в моей терминологии -
сверхбедных) людей1.
Интересующее нас различение редко приводится и в
отечественных конкретных социологических исследованиях, даже
наиболее добротных. Примером может служить весьма ценный
аналитический доклад «Богатые и бедные в современной России
(М, 2003), подготовленный Институтом комплексных социальных
исследований РАН в сотрудничестве с Фондом им. Фридриха
Эберта. Вот какие критерии бедности были выделены: плохое
питание, дефицит одежды и обуви, плохие жилищные условия
(отсутствие своей квартиры (дома) или менее 10 кв.м. общей площади
на человека), отсутствие недвижимости (дачи, земли, гаража),
невозможность пользоваться платными услугами и т.д. «Как
оказалось, доля россиян, находящихся в подобных условиях, составляет
сегодня 23,4 %, т.е. практически четверть населения страны. Это и
есть по социологическим меркам настоящие бедные в современной
России. Причем только у половины их представителей уровень
доходов действительно не превышает 1500 руб, а у другой половины
душевые доходы составляют от 1500 до 3000 руб. В отдельных же
случаях (6,5 %) их среднедушевые ежемесячные доходы были
даже выше 3000 руб, но это не спасало их от реальной бедности»
(с. 9). Совершенно ясно, что к концу 2008 года даже эти
вариативные цифровые данные выглядели по-иному.
P.S. 2007 года. Уже отмечалось, что официальные данные
Госкомстата даже за 2005 год(!), не говоря уже о только что
закончившемся 2006 годе, недоступны широкой публике. Это тем более
досадно, что за 2005-2006 годы произошли, вероятно, заметные
сдвиги в улучшении уровня доходов жизни тех слоев населения,
Эти расчеты сугубо приблизительны - и потому, что они основываются на
официальной, нередко «лукавой» или неточной статистике, и потому, что наше
население имеет устойчивую тенденцию скрывать свои реальные доходы,
уходить от налогов и т.д., и потому, что грань между «бедностью» и «нищетой»
(социальным дном) в таких документах и подсчетах почти не принимается во
внимание.
205

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
которые у нас называют «бюджетниками». Властные структуры
неповоротливы даже в том, чтобы оперативно сообщить
населению о таких сдвигах и успехах.
* * *
Выделенные в вышеупомянутом докладе признаки,
положенные в основу опросов, имеют отношение к бедности как
экономическому состоянию и способу жизни. Но они как бы затушевывают
различие между двумя формами бедности с точки зрения
интересующего нас аспекта - наличия или отсутствия личной, семейной
и социальной ответственности, трудового этоса, образа жизни,
ценностей и интересов, как видно, не вытекающих прямо и
непосредственно именно из приведенных выше
материально-имущественных критериев. В двухкомнатной квартире может жить,
получая невысокий доход, семья, жизнь которой, отмеченная
настоящей бедностью, очень трудна, но достойна, семья заслуживающих
всяческого уважения российских граждан, которые и сами живут
благодаря своему труду, и своими налогами, своим трудовым
вкладом поддерживают государство. Но в таких же квартирах могут
жить и такие семьи, в которых один родитель или оба уже спились,
опустились, бросили или довели до варварского состояния своих
детей (хотя эти люди что-то и где-то зарабатывают или
уворовывают, чтобы сразу же заработанное пропить). Это явление я ранее
(условно, конечно) назвала сверхбедностью, нищетой; именно
с цивилизациогшой точки зрения считаю необходимым хотя бы
качественно отделить его от просто бедности. При этом можно
опереться на уже упоминавшуюся книгу Т.Н. Заславской
«Современное российское общество. Социальный механизм
трансформации» (М., 2004. С. 278-288), где есть очень важные для нашей
темы социологические выкладки относительно основных слоев
российского общества и их (приблизительного) процентного
соотношения в составе российского населения последнего десятилетия:
правящий (5%), верхний (11%), средний (49%), базовый (30%)
слои и «обширное социальное дно» (5%).
К «среднему слою» (не путать со средним классом) у
Заславской отнесены: представители среднего звена бюрократии, высшие
и средние офицеры, мелкие и средние предприниматели,
высококвалифицированные и востребованные группы профессионалов и
др. Для обсуждаемых здесь оттенков проблемы особое значение
имеет слой, который Т.Н. Заславская называет «базовым» и к
которому она относит «массовую социальную базу общества» -
рядовых специалистов массовых профессий: инженеров, врачей,
учителей, клерков, индустриальных рабочих, крестьян, работников тор-
206

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
говли и обслуживания и т.д. К ним относятся, согласно Т.И.
Заславской, 2/3 всех занятых в экономике россиян.
Я же выделяю из этого, действительно базового слоя (который
тоже внутренне дифференцирован), ту весьма обширную группу
населения, которую (условно) именую «бедными людьми», имея в
виду, что доходы, а главное, образ жизни, ценности, человеческий
облик этих наших соотечественников, ясно отличают их и от
первых трех (в классификации Заславской) - очень или довольно
состоятельных - слоев и в то же время от сверхбедного слоя, тем
более от обитателей «социального дна».
Провести на качественном уровне различие между «нищетой»,
сверхбедностью и «бедностью» и настоятельно необходимо, и
вполне возможно. Ибо бедные люди в России - традиционно
примечательный и социально важный слой. В особенности
надо выделить тех, очень небогатых людей, которые живут своим
трудом, соблюдают законы, регулярно платят за квартиру и
коммунальные услуги, исправно платят (вернее, у них вычитают)
налоги. Налоги в каждом случае как будто небольшие, но их общая
сумма, добровольно и исправно выплачиваемая очень небогатыми,
а то и просто бедными людьми России, составляет совсем немалую
часть в бюджете страны. Итак, заметим: очень небогатые и бедные
люди - это большая масса исправных налогоплательщиков,
которые и должны строго спрашивать с государства и чиновников за
то, как расходуются деньги, значимость которых в составе их
доходов куда большая, чем впечатляющие как будто бы налоговые
поступления олигархов - в составе их состояний.
Далее, русские бедные очень часто - гордые люди. Они не
только не демонстрируют свою бедность, но скрывают, маскируют
ее. Своих детей они кормят, одевают, учат; в своих крошечных
квартирах поддерживают порядок; на маленьких дачных участках
(которых не имеют спившиеся сверхбедные, но часто имеют
просто бедные) выращивают урожай; своими руками строят дома;
если у них есть (не новые и не шикарные) автомобили, то они служат
многие годы. Род занятий сегодняшних бедных людей весьма
различен, но тенденции показательны и печальны для страны.
Сегодня бедные люди обладают, вероятно, самым высоким
образовательным статусом во всей истории России. Это инженеры,
врачи (особенно тяжело им в глухой провинции), другие
работники медицинских учреждений, учителя, библиотекари, музейные
работники и работники других учреждений культуры, научные
сотрудники, (не берущие взятки) работники вузов, студенты и
аспиранты, не имеющие материальной поддержки от родителей, офи-
207

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
церы невысоких званий, да и вообще многие из тех, кого у нас
называют бюджетниками. В том, что они - живущие на зарплату
бедные люди, нет сомнения. Надо, правда, сделать оговорку, что и
в названных слоях и профессиях имеется заметное расслоение:
есть очень богатые и бедные врачи; работники преуспевающих
частных вузов зарабатывают существенно больше, чем работники
академических научных учреждений; руководящая верхушка
вузов - это довольно часто весьма богатые люди . Но общую картину
это не меняет, ибо именно сферы образования, науки, культуры,
здравоохранения варварски, позорным образом являются в
России такими социальными областями, где трудится — в
основном, честно, профессионально и достойно - основная масса
бедных людей страны.
Так, согласно справочнику «Россия в цифрах» (М., 2004.
С. 105-107) в этих сферах (а также в легкой промышленности,
розничной и оптовой торговле) - среднемесячная номинальная
заработная плата среди всех областей занятости была наименьшей
(около 3300 рублей). По науке приводится цифра 6933,2 руб. Но по
опыту могу сказать, что эта цифра применительно к периоду, к
которому ее относят, весьма лукавая, ибо «средние» расчеты
(включающие относительно небольшой процент - не более пяти - самых
высокооплачиваемых ученых и доходы коммерческих научных
организаций) маскируют неопровержимый факт: основная
зарплата подавляющего большинства ученых, включая кандидатов и
докторов наук, до 2006 года колебалась между 3 и 4 тысячами
рублей. Чтобы выжить, им приходилось и сегодня приходится
работать в двух-трех местах и, конечно, в ущерб здоровью. (К слову,
согласно справочнику 2004 года, в сфере управления, т.е. у
чиновников, средняя зарплата будто бы была даже несколько ниже, чем
у ученых - 6784,9 руб.!) И если среднемесячная начисленная
заработная плата в целом составляла в 2003 году 5509 руб. (180
долларов США) , то легко видеть: перечисленные категории населения в
массе своей получали существенно меньше этой небольшой, а по
понятиям благополучных стран (и на фоне установившихся у нас
«европейских» цен) просто мизерной суммы! Соответствующие
данные на первое полугодие 2005 г.: средняя зарплата по России
8464 руб., а у учителя в школе - 4808 рублей, т.е. почти в 2 раза
меньше; у воспитателя в детском саду - 3966 рублей, у
преподавателя в вузе - 8164 рубля. По нашим данным, в академических ин-
1 Post Scripium 2007 года. По данным сайта Госкомстата (www.gsk.ru,doc/
2006) в 2004 году она составляла 6739,5, а в 2005 году - 8550,2 руб.
208

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
статутах повышение зарплаты в 2004-2005 гг. по сравнению
с 2003 г. было незначительным. При этом рост зарплаты не
покрывал издержек инфляции. Это позволяло тогда, и в известной
степени и в 2007-2008 гг. отнести очень многих бюджетников к бедным
людям - и более бедных даже в сравнении, скажем, с основной
массой занятых в промышленности, строительстве, транспорте
(хотя и этих людей тоже трудно назвать богатыми). Положение
заметно изменилось в последние два года, о чем в следующей
главе пойдет речь в связи с национальными программами. Тем не
менее общая динамика роста была не в пользу людей знания, науки,
культуры.
Хочу особо подчеркнуть: тот факт, что страна, общество
допускали и все еще допускают массовую бедность своих
наиболее образованных или получающих высшее образование слоев,
бедность людей честного труда, исправных
налогоплательщиков - один из самых верных показателей цивилизованной
отсталости, переходящей в варварство. Одновременно это
обвинительный приговор в адрес российской власти, а также новых
российских богатых. Ведь они часто произносят правильные слова о
потребности общества в современных технологиях, в самых
передовых научных и технических знаниях, как бы «упуская из виду»,
что в России наших дней они все еще вверяют их разработку
бедным и очень бедным людям. Эти люди продолжают
трудиться в своих обнищавших лабораториях, вузах, библиотеках, музеях
и т.д., за гроши добывая, создавая, сохраняя высокопродуктивные
знания и технологии и обучая им.
Сколько этих людей - по общей численности и проценту в
составе населения, точно сказать трудно. Но приблизительные
цифры назвать можно. Согласно справочнику «Россия в цифрах» (2004
год), в сферах здравоохранения, образования, культуры, науки
трудилось примерно 20% населения (причем в экономике
специалистов с высшим образованием и высшей квалификацией
примерно 15 миллионов, со средним уровнем квалификации - примерно
10 миллионов, студентов вузов - 6,5 миллионов). Даже если
предполагать, что 2-3% из них - богатые или очень богатые люди, то
все равно получается многомиллионная армия тех образованных
людей, которые подведены к самой черте бедности или не очень
значительно над нею поднимаются. По терминологии Т.Н.
Заславской, они составляют значительную часть «базового слоя», т.е.
такого, на плечи которого фактически и ложатся основные
социальные функции - труд, здравоохранение, образование, культура.
209

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Соотнося это свое рассмотрение с объемом понятия «базового
слоя» у Т.И. Заславской, хочу сделать уточнения.
С одной стороны, несколько вперед массового слоя
интеллигенции в базовом слое по своим доходам и уровню жизни ушли
даже рядовые работники немалого числа (но, конечно, не всех)
предприятий промышленности. Относительно новое явление
состоит в том, что квалифицированные российские рабочие (не
гастарбайтеры) в промышленности, строительстве, торговле,
транспорте, не говоря уже о сырьевых отраслях, сочли бы для себя
тягчайшим оскорблением, если бы им предложили заработную
плату, сопоставимую с окладом научного работника высокой
квалификации - даже доктора наук, профессора, руководителя
подразделений. (Я при этом не имею в виду работников
разваливающихся, обанкротившихся, ограбляемых, плохо управляемых
промышленных предприятий - их в России тоже немало, и на них
тоже работают бедные люди) С другой стороны, еще ниже по
доходам и уровню жизни стоит основная масса крестьянства, где
гнездится даже не бедность, а поистине варварская
сверхбедность, настоящая нищета. Но вопрос о крестьянстве - особый,
и я не буду его здесь обсуждать. Что касается сельской
интеллигенции, то положение врачей и больниц, учителей и школ на селе -
особенно бедственное. Итак, получилось, что упомянутые
представители образованных слоев живут в сегодняшней России куда
хуже, чем люди, не получившие высшего и даже среднего
образования (но нередко приобретающие липовые дипломы вузов за
приемлемую плату). Прошу понять меня правильно: я не утверждаю
ни того, что все российские интеллигенты - обязательно бедные
люди, ни того, что все бедные люди - непременно представители
интеллигенции. Я утверждаю лишь, что среди российских бедных
очень заметную, если не решающую часть составляют люди
образованные, а часто - и представители российской интеллигенции
в традиционно высоком значении этого слова. Я также утверждаю,
что именно материальное положение интеллигенции сегодня,
пожалуй, наиболее тяжелое в российской истории.
Россия традиционно не только не умела достойно ценить,
вознаграждать и почитать честных, благородных образованных
людей, но и «изобретала» все новые способы наказать, унизить, а то
и просто уничтожить, носителей самых ярких умов и талантов,
которые всегда в изобилии рождались на бескрайней российской
земле. Итак, болезнь опять наследственная. Но то, что происходит
сегодня, снова же не имеет прецедентов. В старой России
образованные люди, люди интеллектуальных профессий редко были
210

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
очень богатыми (если не располагали унаследованным
богатством), но в массе своей они не были и бедняками. Престиж
инженера, врача, учителя, ученого, университетского профессора был
достаточно высоким. В советское время большинство представителей
интеллигенции жили не так, как до революции, - совсем скромно,
но ведь скромно жили и другие слои населения. А вот столь
бедными, по престижу и доходам стоящими в самом низу
социальной лестницы, они не были никогда.
В последнее время имеет место социальное изменение
катастрофического характера, сопоставимое с всплеском варварства,
который произошел в ходе и результате Октябрьской революции.
Это - угроза уничтожения российской интеллигенции как
уникального социального слоя и феномена, получившего высочайшее
мировое признание.
Всей современной цивилизации присуще, впрочем,
существенное смещение, выражающееся в том, что «звездам» политики,
спорта, шоу-бизнеса, средств массовой информации (таланты
которых порой весьма скромны, а то и просто сомнительны) эта
цивилизация позволяет получать многомиллионные вознаграждения,
не сопоставимые даже с нобелевскими премиями выдающимся
ученым. Поскольку все это происходит в эпоху, когда жизнь людей
решающим образом зависит от новых парадигмальных научно-
технических знаний, постольку здесь тоже можно видеть одио из
характерных заболеваний всей современной цивилизации. В России
же «явление миру» разбогатевшей, наглой, безвкусной «попсы»
выглядит просто по-варварски - на фоне нищеты населения, а в
особенности на фоне массовой бедности российской
интеллигенции. Вдумайтесь, за что чаще всего хвалят Россию за рубежом.
Именно за интеллектуальный и художественный вклад в
развитие мировой цивилизации, за безусловную «конвертируемость»
научных идей, литературно-художественных шедевров, за
гуманизм ценностей. Значит, как раз за то, что - несмотря на все
социальные, политические, идеологические препятствия - на
протяжении своей трудной истории создала российская интеллигенция.
Ее травили политическими преследованиями, несвободой. Теперь
ее удушают и унижают самой большой в стране бедностью.
За бедность и унижение интеллигенции и - шире -
образованного слоя России никто не понес и не несет никакой
ответственности. Более того, очень многие люди в России удивились бы, если
бы кто-то поставил сложившееся положение дел в вину не только
властям, но и народу в целом. Здесь тоже - одно из отличий
России от цивилизованных стран. Припоминаю, как в Мюнхене (это
211

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
было в конце 90-х годов) мне довелось разговориться с таксистом,
коренным жителем города, типичным баварцем. В разговоре он,
в частности, спросил меня, во сколько раз больше в России платят
профессору по сравнению с таксистом. Я ответила, что сам вопрос
поставлен неправильно: в России профессору платят в два-три раза
меньше. Тогда таксист спросил, протестуют ли против этого
российские таксисты(\). И доходчиво объяснил: если бы в его
государстве высокообразованные люди с профессорскими званиями
получали бы куда меньше таксистов, он, таксист, первым бы
вышел на улицу с протестом против такой несправедливости и
нелепости... Согласитесь, это многое объясняет; в нашей стране
подобное отношение к проблеме со стороны народа даже трудно
помыслить. Допущенная, «узаконенная» бедность интеллигенции,
т.е. людей, которые не только сами много учились, но и научились
учить других, выглядит особенно варварским парадоксом в
условиях, когда привлекательность высшего образования в глазах всех
слоев населения России не только не снизилась, но и неизмеримо
возросла.
Но я хотела бы снова и снова подчеркнуть: при всех выпавших
на его долю испытаниях слой российских бедных (в моем
понимании) в массе своей как раз всегда выдерживал и выдерживает эти
материальные и моральные испытания - в отличие от
представителей того слоя, которых я (условно) называю сверхбедными,
«нищими». Главное различие в свете нашей темы: сверхбедность,
нищета в России - прямое варварство, в которое впадают
захваченные ею, терпящие его отдельные люди, семьи, целые
поселения. Сколько здесь зависело и зависит от тяжелейших
объективных условий, а сколько - от собственной воли опустившихся
людей, вопрос особый. Но как раз пример бедных людей показывает,
что весьма многое упирается в характер личности каждого
человека. Ибо то, что я именую бедностью — с точки зрения сознания
и действий самих бедных российских людей, — ассоциаций с
варварством не вызывает. Социальная граница между нищетой и
бедностью очень подвижна, но она несомненно существует -
и прежде всего потому, что бедные люди в России активно не
хотят и очень боятся впасть в такую нищету, при которой им уже как
бы независимо от их воли грозит утрата самостоятельности,
человеческого достоинства, социальной роли. Правда, это порой
происходит, особенно со старыми, больными и одинокими людьми,
поистине нищенская пенсия которых как бы определяет их
незавидную судьбу. И все-таки даже обездоленные российские
пенсионеры (у которых к тому же к концу жизни вероломно отняли
212

Глава пятая. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА...
даже их скромные накопления) - тоже тот значительный по
количеству слой очень бедных людей, который достоин всяческого
уважения. Они берегут свою гордость, наши старички и старушки,
многие из них хотят по возможности играть активную социальную
роль. (Что, кстати, очень неглупо использовали коммунисты,
долгое время опиравшиеся на пенсионеров как на свой главный
электорат).
В России наших дней только очень ленивые политики не
говорят о борьбе с бедностью, о создании и выполнении
соответствующих социальных программ. Государственные чиновники, в
чью компетенцию входит борьба с бедностью, свою политику уже
определили: это распределение бюджетных денег, при котором
бедным даются небольшие, никак не решающие проблему
подаяния именно «на бедность», быстро съедаемые инфляцией. (Только
в самое последнее время государство, накопив солидные суммы
благодаря нефтедолларам, начало поднимать зарплату как раз тем
слоям работающего населения, о которых мы здесь ведем речь.
Остается надеяться, что планы эти будут осуществлены и что
новые выплаты не съест инфляция, вернее, массовые сговоры
монополистов, быстро повышающих цены соответственно любым
дополнительным выплатам населению) . В ответ на традиционный
русский вопрос «Что делать?» - в данном случае с бедностью -
я не предлагаю конкретной программы, аналогичной
программе № 2, направленной на ликвидацию сверхбедности, нищеты.
Я предлагаю нечто иное - скорее не то, что другие (например,
чиновники) будут делать с бедными и бедностью, а то, что нынешние
российские «бедные люди» (в моем понимании) должны будут
сделать со страной в целом, в том числе и со своими проблемами.
Объясню, что я имею в виду.
Из сказанного ранее вытекает: несмотря на свою бедность
рассматриваемый социальный слой обладает потенциалом,
несопоставимым с тем, каким располагают другие социальные слои
и группы (чиновники, богачи, сверхбедные). Этот совокупный
и уникальный потенциал качеств включает активность,
ответственность, честность, высокую образованность, интеллигентность,
патриотизм, законопослушание, терпеливость, умение
ориентироваться на других людей, на другие группы, обуздывать,
цивилизовать негативные эмоции и т.д. Иными словами, имеется в виду тот
1 Об этих новых программах и мерах - см. в конце данной главы Post scriptum
2007 года.
213

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
слой, на плечи которого обрушились самые негативные следствия
цивилизационной отсталости. Пусть он тоже неоднороден в своих
действиях, ориентациях1, но в целом живет и действует в
соответствии с ценностями и требованиями цивилизации. Самое
существенное, чего ему не хватает - это самостоятельной
политической активности, способности к самоорганизации. Слой этот, к
сожалению, пока пассивен и находится в растерянности. (К тому же
выживание отнимает много сил и времени.) Слой этот пока не
создал «свою», но и общенародную - объединенную с другими
слоями - партию, которая в принципе способна достойно
противостоять и сервилизму проправительственных партий, и показной, но
безвредной оппозиционности, а главное, интеллектуальной
импотенции типичных для сегодняшней России партийных программ.
(Наиболее активные в политике представители российской
интеллигенции некоторое время связывали свои надежды с
представителями так называемых правых партий, которые, увы, их надежд не
оправдали. Этот важный вопрос я здесь разбирать не могу.) Но
создавать такую партию, как и действительно независимые
институты гражданского общества, им придется. Вот тогда дело
преодоления как нищеты, так и бедности, может сдвинуться с мертвой
точки. И в деле честного, ответственного выполнения тех
конкретных срочных программ, которые я предложила в этой работе, надо
решительно опираться на народ и, в частности, на упомянутый
слой, представители которого не запятнали себя коррупцией,
устояли перед моральной деградацией и сохранили, как сказано,
очень высокий и пока мало востребованный интеллектуальный
потенциал.
1 Неоднородность подходов, реакций людей в ответ на нищету и бедность
(старую и новую) рассмотрела в цитированной книге Т.И. Заславская,
различившая различные «стратегии» поведения - от растерянности, отчуждения,
пассивности («регрессивная» поведенческая стратегия) до опаснейших для «общества»
агрессивно-разрушительных линий поведения «социального дна» (Цит. произв.
С. 252-253). Подобные реакции подчас характерны и для того специального слоя,
о котором я говорила. Но мне кажется, что никак нельзя недооценивать ту силу
сопротивления и самосохранения, которую и бедным людям сообщает
причастность к образованию, культуре, ценностям труда, цивилизованности, свободы,
достоинства человеческой личности.
214

ГЛАВА ШЕСТАЯ
О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ
ПРОГРАММАХ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ
И О НОВОЙ АКТУАЛЬНОСТИ
ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ПОДХОДА
Post scriptum 2007 года
Предшествующие главы (за исключением Post scriptum'oe)
были написаны в 2005-2006 годах, хотя до сих пор не публиковались.
Предложенные в них Программы не были чем-то совсем новым
и оригинальным. Сформулированные мною предложения были, по
существу, обобщением тех требований, которые дружно,
согласованно, энергично выдвигались на самых разных уровнях: и на
уровне теории, т.е. в научной литературе, и на уровне практики, в
социально-политических дискуссиях, в средствах массовой
информации, а главное - в процессах выражения самим населением
своих мнений, оценок и ожиданий. Но у народа сложилось
ощущение, что власть медлит и с разработкой, и с реализацией более чем
назревших социальных программ, которые привели бы к
реальному улучшению уровня, форм и условий жизни большинства
населения. И вот как раз в 2005-2006 годах дело, кажется, сдвинулось с
мертвой точки.
Мне лично было отрадно видеть, что основные предложения,
обозначенные в предшествующих текстах, по существу совпадают
с рядом конкретных Национальных программ и мер, более
энергично и эффективно предпринимавшихся Президентом Путиным и
правящими кругами России в последние годы. (Я, разумеется,
бесконечно далека от мысли, будто именно мой голос услышан, тем
более что основной и наиболее подробный текст на эти темы, как
сказано, до моей книги 2007 года не публиковался.) Какие сдвиги
произошли, каково именно влияние Национальных программ на
реальное улучшение уровня жизни большинства населения, сейчас
трудно оценить (ибо, как было отмечено, сколько-нибудь точные
результирующие данные пока не представлены широкой публике).
Но мы сами чувствуем определенные сдвиги, улучшения - и не
говорить о них было бы необъективно и совершенно
недобросовестно. Ругать власть мы очень хорошо научились (характерно, что
215

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
это произошло поистине стремительно - после десятилетий страха
и сервильности). Однако пока не научились объективно и
своевременно оценивать, поддерживать ее действительные позитивные
усилия и меры. Не научились и пониманию того, что сдвиги не
могут происходить сразу и на всех фронтах и что возможны,
успешны только постепенные и, вместе с тем, последовательные,
энергичные, хорошо продуманные шаги в этом направлении.
В свете исследуемых в этой книге цивилизационных проблем
хотела бы внести еще ряд предложений, которые в конечном счете
опираются на разрабатываемую здесь теорию цивилизации.
Я продолжаю думать, что, к сожалению, в политике
(внутренней и внешней), а особенно в масштабной, например в
общегосударственной программатике не осознана в достаточной мере
необходимость учета именно цивилизационных факторов, т.е. во всех
насущных делах по существу не применяется цивилизационный
подход. Между тем это, на мой взгляд, ошибочно как в
политико-тактическом, так и в социально-стратегическом отношениях.
Здесь внимание будет сосредоточено на социально-стратегических
аспектах.
Возьмем те же Национальные программы. Как сказано, точные
данные об уже достигнутых результатах, доступные широкой
публике, пока отсутствуют . Но можно не сомневаться: они, по
обычной схеме наших статистических отчетов, будут в основном (если
не исключительно) содержать данные «по валу» (скажем,
количество введенных в строй домов и квартир, израсходованных на те
или иные цели денег, новых машин «скорой помощи» или новых
компьютеров, поступивших в школы и т.д.). Нет никакого
сомнения в том, что все такие данные очень и очень важны - особенно
в объективном сопоставлении с прошлыми годами. Однако
представляется, что наряду с ними было бы очень важно определять то,
что я называю «цивилизационными коэффициентами». Поясню,
что имеется в виду.
В общей форме: это отношение чего-то вновь сделанного к
тому, что до этого (и увы, после этого) находилось и находится ниже
(хотя бы среднего) цивилизационного уровня. До сих пор,
насколько можно судить, из многих возможных показателей такого
рода официально определяется некий прожиточный минимум,
притом, как правило, слишком оптимистично: выживать еще
можно, a жить по меркам цивилизации - невозможно...
1 Это написано в 2007 году. Об изменениях см. в Post scriptum' 2008 года.
216

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
Цивилизационные коэффициенты, о которых далее будет
сказано более конкретно, необходимо (и вполне возможно, в том
числе на количественном уровне) определять и вычислять как при
подготовке, так и при учете результативности социальных
программ, - причем на общегосударственном, региональном, местном
(муниципальном) уровнях. Они важны и ценны тем, что, в
частности, способны показать, изменились ли реально и в чем именно
изменились основные конкретные факторы действительной жизни
населения. В этом, кстати, особая ценность анализа цивилизацион-
ных измерений - они близки к реальной, повседневной
жизни людей. (Что далеко не всегда фиксируют общие показатели
«по валу».)
К примеру, первостепенное значение приобретают - в свете ци-
вилизационного подхода- следующие коэффициенты.
На уровне материально-предметных показателей:
• процент цивилизованных, т.е. нормальных, всесезонных,
содержащихся в порядке (в наше время - неоднополосных) дорог -
по отношению к общему количеству и протяженности дорог и к
бездорожью1.
Вполне ясно, что здесь - одна из главных проблем цивилизова-
ния России.
По данным за 2008 г. (взятым из сайта национальных
программ) за последние 5 лет в России «планы по строительству дорог
не выполнялись ни разу. Нормативам не соответствуют 62% дорог.
А современных многополосных трасс всего 8%. 19% мостов на
федеральных трассах и 76% региональных дорог находятся в
неудовлетворительном состоянии. Более 50% дорог местного
значения сейчас лишены твердого покрытия. 40 тысяч деревень (в них
живет около 2 млн человек) вообще не имеют круглогодичных
дорог.
Размер этого антщивилизационного бедствия России хорошо
известен и властям, и тем более населению. Но известен по-
разному: большая и большая часть населения вынуждена двигаться
как раз по таким анти-дорогам, тогда как высшие чиновники, как
правило, перемещаются по правительственным трассам на
комфортных иномарках со спецсигналами. (Правда, даже им прихо-
1 В прекрасной статье М.Я. Блинкина и A.B. Сарычева, руководителей НИИ
транспорта и дорожного хозяйства, о нашей «дорожной статистике» сказано, что
она «и по сей день базируется на объемах перевозок грузов и пассажиров,
выполняемых статусными перевозчиками, и, в сущности, не касается «уровня
автомобилизации домохозяйств» (несмотря на то, что в 1991-2004 гг. этот уровень вырос
примерно в 3 раза и продолжает расти лавинообразно).
217

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
дится считаться с явлением, ставшим бичом всей современной
цивилизации - с многочасовыми пробками. На очереди, видно,
создание вертолетных или водных правительственных трасс.)
О дорогах как одном из главных (наряду с «дураками») российских
бедствий много говорят. Но даже к 2015 г. власть обещает, что
только 2,3 тыс. сел и деревень из 40 тысяч(!) получат дороги
с твердым покрытием. На дороги обещано потратить более
4 триллионов рублей (без упоминания, сколько из них съест
инфляция и, главное, сколько осядет в карманах расхитителей,
которые «на дорогах» грабят в особо крупных размерах и почти в
открытую...).
• процент четко функционирующих, современных средств
общественного транспорта в отношении к общему количеству
транспортных средств и к потребности в них;
• при подсчете недавно так радовавшего увеличения
количества автомобилей сейчас особенно важно оценивать
использованные и неиспользованные возможности справиться с
лавинообразно растущим потоком автотранспорта при соответствующем
состоянии дорог, состоятельность (сегодня - несостоятельность)
комплексных мер, направленных на решение этих трудностей;
• то же - об авиатранспорте...
То же - о проценте современных больниц, оснащенных новым
медицинским оборудованием и квалифицированным персоналом,
по отношению к общему числу «учреждений здоровья» и к циви-
лизационно отсталым медицинским учреждениям. То же — о
современных школах, техникумах, вузах в их соотношении с общим
числом таких учреждений и «средней цивилизационной
потребностью» в них. (И еще многое другое.)
На уровне показателей, характеризующих здоровье и
повседневную жизнь населения:
• «процент здоровья» - продолжительность жизни,
рождаемость, наиболее опасные заболевания (в пересчете на количество
населения, в сопоставлении с другими странами); такие данные
имеются и уже приводятся. Так, на сайте Национальной
программы «Современное здравоохранение» (16 марта 2006 года) сказано,
что в России — весьма низкие показатели, т.е. в нашей
терминологии - «цивилизационные коэффициенты здоровья»: низкий
уровень рождаемости (10,5 рождений на 1000 населения); высокий
уровень общей смертности (16 случаев на 1000 населения) -
особенно среди мужчин трудоспособного возраста; печальные
показатели по продолжительности жизни (по 2004 году: средний
показатель - 65,5 года, причем у мужчин - 59 лет, у женщин - 72 года).
218

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
Отмечено, что по продолжительности жизни мужчин Россия
занимает в мире 134-е место, по продолжительности жизни женщин -
100-е место в мире (www.rost.ru/projects/health/p01/pl 1 /all.shtml);
• процент, уровень, формы обеспеченности населения
качественными медикаментами и современным медицинским
оборудованием; возможности и пути подделки лекарств - и степень,
возможности предотвращения этого;
• процент «спортивной цивилизованности» (стадионы,
бассейны, спортивные площадки и школы - в пересчете на количество
населения, и особенно детей, молодежи);
• процент алкоголизации (причем речь должна идти о
реальном положении дел и действительной динамике, а не только
о тех людях, которые позволили поставить себя на официальный
учет). И опять-таки - еще многое другое.
На уровне непосредственной безопасности повседневной
жизни или, напротив, ее криминализации: здесь не только
должны учитываться подсчитываемые сегодня данные о числе
преступлений, о проценте раскрытых и нераскрытых преступлений, но
и должны проводиться постоянные мониторинги, опросы
населения (и разных его слоев), чтобы выявить, сколь цивилизованны
и нецивилизованны - с этой точки зрения - условия жизни, труда,
отдыха граждан в конкретных местах их проживания (в тех или
иных городах и селах, а также в отдельных их районах или даже на
определенных улицах, в конкретных домах).
Аналогичным образом необходимо вполне конкретно
определять цивилизационные коэффициенты на других уровнях. Это,
конечно же, экология, озеленение, цветы и т.д.; чистота, санитария,
комфортность жизни, как они проявляются в облике поселений,
в жилых домах, в их подъездах и в учреждениях, на производстве;
уборка и переработка отходов и т.д. Важнейший, просто-таки
первостепенно значимый уровень - количество, качество, формы
работы, финансирование учреждений культуры (музеи, библиотеки,
театры и т.д.).
Есть еще один важный уровень, на котором необходимо
посильно определять состояние, динамику психологических,
духовных, моральных, ценностных факторов реальной жизни людей -
в данном случае с точки зрения цивилизационных составляющих.
Например, это готовность населения, вернее его определенных
групп, к тем отношениям с другими людьми, которые могут
считаться цивилизованными, а соответственно - наличие ориентации
на согласованность, солидарность, взаимопомощь, вежливость,
предупредительность и т.д. в человеческих отношениях на разных
219

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
уровнях. Или, наоборот, нарастание тех чувств, которые Ницше
назвал «ressentiment» - злобы, зависти, мести, вражды, неприязни,
отчаяния и т.д. И которые могут быть индикаторами нарастания
опасных тенденций в социальных взаимодействиях.
Итак, при подготовке тех или иных важнейших проектов
представляется очень важным определять, прогнозировать уровень ци-
вилизационной готовности (или, напротив, неготовности)
населения к их выполнению, а при подведении итогов - наиболее точно
(в свете возможных сегодня методов) учитывать, как изменилась,
сколь цивилизовалась реальная жизнь населения благодаря новым
финансовым расходам, оргмерам и т.д.
Полагаю, «технические» проблемы, могущие возникнуть при
учете цивилизационных показателей, хоть и трудны, даже очень
трудны, но все-таки решаемы. (А в отдельных случаях речь идет
лишь об увязывании, сопоставлении данных, которые пока
существуют разрозненно.) Целесообразность же применения цивилиза-
ционного подхода тоже, полагаю, вполне ясна.
У него есть еще одна сторона, особенно существенная для
условий России. Речь идет о повсеместном сегодня объективном
(и субъективном) блокировании мер, необходимость которых
вполне ясна и признается самим населением - и блокировании как
раз из-за цивилизационной отсталости страны, точнее,
отсталости очень немалой, даже значительной части населения.
Европейская практика, скажем, такова, что вся социальная программа-
тика строится в расчете на некоего «среднестатистического»
гражданина (в частности, чиновника) — законопослушного,
рационального, сознающего собственную выгоду, реально способствующего
улучшению жизни своего государства, региона, города, своей
community и т.д. Эти расчеты более или менее оправдываются, ибо
такое население составляет большинство, почему, собственно,
страны становятся и остаются (относительно) цивилизованными.
Сегодня, впрочем, и в Европе (в связи с иммиграцией, с растущим
расслоением и т.д.) политикам, практикам приходится вносить
существенные поправки в расчете не только на «процент
цивилизованности», но и на «процент нецивилизованности» (а в отдельных
случаях - как это, скажем, случилось в последние годы на
окраинах Парижа и других городов - в расчете на возможность прямого
варварства). Люди, действующие и в России согласно
либеральным рецептам и рекомендациям, тоже принимали и принимают к
сведению и в расчет скорее воображаемых цивилизованных
граждан, готовых и даже жаждущих дружно идти по размеченной
дороге цивилизации, нежели тех, кто привык к разрухе, одичанию, не-
220

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
дисциплинированности, разгильдяйству и вряд ли отступит от этих
своих привычек даже в видах собственного благополучия. Но надо
хотя бы приблизительно прикинуть, каков процент таких граждан
в стране (конкретно - в том или ином регионе, городе, в той или
иной деревне) и, что первостепенно важно, определяют ли в
данный момент стиль жизни и поведения населения цивилизованные,
законопослушные граждане (пусть их в стране и большинство) или
господствуют способы действия и стиль жизни, нравы корумпи-
ровачного, криминализированного меньшинства, как это, увы,
случилось в России нашего времени. Сказанное ни в коей мере не
означает недоверия к народу в целом. Ранее я уже говорила о
достаточно цивилизованном поведении тех, кто были названы «бедными
людьми» России, которым современная история страны так и не
обеспечила достойных условий жизни. Однако совершенно
необходимо нелицеприятно определять и учитывать куда больший, чем
в цивилизованных странах, процент нецивилизованности условий
жизни, нецивилизованности поведения людей, а то и прямого
варварского одичания. А потому при разработке проектов,
мероприятий, прогнозировании и т.д. в нашей стране надо специально и
системно предусматривать меру, характер, формы возможного
нецивилизованного, а то и варварского сопротивления цивилизованию
страны - и столь же настойчиво, системно, конкретно, если не
полностью преодолевать (что еще долго будет невозможно), то
смягчать его. Это касается и разработки законов, при которой
именно в России надо системно обдумывать формы, способы их
возможного блокирования, нарушения, или контроля за
денежными потоками - в предвидении полной готовности воров,
коррупционеров, мошенников разграбить их. Иными словами,
необходимо специально продумывать такую сторону программ, как самое
конкретное техническое, социально-технологическое,
административное противодействие тому блокированию, которое исходит
от нецивилизованности и варварства.
Все это в немалой степени зависит от состояния
общественного, общенародного сознания, от акцентов, которые расставляют
средства массовой информации, влиятельные в стране люди
культуры, искусства, науки, религиозные деятели. Здесь, как я думаю,
ситуация - пока - довольно печальная, по крайней мере
двойственная. С одной стороны, часто приходится слышать голоса
мудрых и ответственных людей, обращающих внимание на проблемы
цивилизования страны и на нетерпимость одичания, отсталости,
варварства. И подчеркивающих: в цивилизовании нашей родины
не может быть надежды ни на чудо, ни на «доброго дядю». Только
221

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
упорные, долговременные усилия всего населения страны, и
верхов, и низов, способны заметно улучшить положение дел. Здесь
нет «мелочей».
С другой стороны, небескорыстное разжигание национальной
гордыни, дешевый и, как правило, политически выгодный кому-то
популизм, да и просто непонимание того, сколь нужен самим
нашим гражданам диагноз тех социальных заболеваний, которыми
болеет страна, т.е. (в известной степени и форме) сам народ - вот
духовно-нравственные причины того, почему осознание и решение
назревших цивилизационных проблем все время отодвигаются на
задний план. Во весь рост встает также вопрос об ответственности
индивидов за свою судьбу. К сожалению, эта принципиально
важная черта цивилизованности у нас не акцентируется и по существу
не воспитывается.
Один частный пример. Мошенничество, аферизм,
жульничество имели и имеют место во все времена и во всех странах. Мировая
литература или, скажем, кинематограф полны повествованиями
о мошенниках и аферистах, «симпатичных» и не очень. Однако
и здесь современная Россия бьет все рекорды. Размах,
беззастенчивость, безнаказанность мошенничества, его спаянность с
коридорами власти поражают воображение. В нашей стране особенно
нужно, чтобы, во-первых, на уровне
государственно-управленческом, юридическом и т.п. пресекались попытки
нецивилизованных, обманных действий, а во-вторых, чтобы население не
страдало легковерием, не надеялось на чудеса, не бросалось в объятья
тех, кто заманивает во всяческие «мышеловки» обещаниями чего-
то «бесплатного» или баснословно дешевого (домов, квартир,
«сказочных» путешествий и т.д.). А ведь это регулярно
происходит, причем в массовых масштабах. И тогда люди, пострадавшие
и от мошенников (поддержанных какими-то властными
структурами), и от собственного легковерия, опять требуют компенсаций,
забывая о собственной вине и фактически перелагая материальную
ответственность на законопослушных налогоплательщиков. Дело,
конечно, не только в мошенничестве, связанном с деньгами и
другими материальными благами. А легковерие в делах духовных,
нравственных? Несть числа расселившимся по бескрайним
просторам России «целителям», «ясновидящим», «пророкам» и
прочим шарлатанам, способным убедить целые толпы россиян
(конечно, при опустошении их карманов и «прихватывании» их
собственности) в самом невероятном - в воскрешении мертвых или
в том, что некий мошенник - чуть ли не Иисус Христос...
222

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
Снова хочу подчеркнуть, что дело цивилизования России -
столь же неотложное, сколь и первостепенно важное - может
выполнить только ее население, а не «пророки», «миссионеры»,
«учителя цивилизованности» из других стран. Может возникнуть
вопрос: но как же это возможно, если болезни цивилизационной
отсталости или прямого варварства, если язвы разрухи, одичания -
это реально и фактически болезни, которые поражают способы
действия, чувства, умонастроения, привычки разных слоев этого
самого населения? Здесь, несомненно, и заключена самая главная
трудность; тут коренится цивилизационный парадокс,
относящийся не только к России, но и к другим странам, коль скоро речь
идет об исторической динамике цивилизации. Но это трудное,
даже парадоксальное противоречие, которое в те или иные века
приходилось и приходится разрешать, если, конечно, население, его
наиболее активные слои обладают тем, что правомерно назвать
«волей к самоцивилизованию», т.е. ведущей к конкретным
действиям решимостью изменить сложившееся состояние дел. И, конечно,
двуединым пониманием того, что, с одной стороны, процесс само-
цивилизования в высшей степени труден и длителен, а с другой
стороны, что желание жить лучше, жить достойно, по-человечески,
не приведет к реальным результатам до тех пор, пока народ не
вступит на дорогу цивилизации, пока варварство в действиях и
привычках не будет преодолеваться последовательно, настойчиво
и в массовых масштабах. Но возможно ли это?
Исторический пример других стран показывает, что возможно.
Более того, он подтверждает: цивилизование страны - это и есть,
прежде всего и по преимуществу, самоцивилизование населения;
во всяком случае, без него не достигнут успеха никакие внешние
меры - распоряжения, установления, действия государства, его
законы, ибо и они реально суть действия какой-то части населения.
Например, мы справедливо требуем полностью цивилизованной,
законной практики от правоохранительных органов и инстанций.
Но в стране, где массово не закрепились общие принципы
цивилизованного взаимодействия людей, ожидать такое не реалистично.
Так и нарастает своего рода снежный ком нецивилизованности:
поразив одни структуры, она, подобно заразной болезни,
распространяется и на другие формы.
К счастью для человечества, цивилизованные формы жизни
и поведения, цивилизационные ориентации, привычки, тоже
обладают своей силой и относительной устойчивостью. И они, как уже
отмечалось, по-своему «заразительны» уже самим примером. Так
и расширялась, распространялась цивилизация. Люди делали ком-
223

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
фортными, чистыми одни дома, улицы или целые города, - и
беспорядок, антисанитария, грязь в других местах по контрасту
становились нетерпимыми. При относительно хороших дорогах в одной
части страны особенно ясно видно, сколь нетерпимо бездорожье.
Пока подавляющая часть нашего населения проживала в
коммунальных жилищах, благом могла казаться уже и тесная отдельная
квартирка. Сегодня такое жилье проходит по категории трущоб,
хотя у нас и оно все еще не стоит на последней ступеньке бытия
и быта, где находятся бараки, аварийные коммуналки, общежития.
Парадокс: строится и строится, дорожает «элитное жилье», сегодня
недоступное не только самым бедным, но и относительно
обеспеченным слоям населения России. Однако раз оно воздвигается,
наглядный эталон (более) цивилизованного жилья уже не даст
обществу примириться с тем уровнем, который еще недавно был
приемлемым и желаемым. И так - во многом другом, что
характеризует уровень цивилизации. В начале 90-х годов даже улицы столицы,
не говоря о других городах и весях, превратились в помойку.
Сегодня Москва - довольно чистый город. Но нас не удовлетворяет
достигнутое состояние - и именно в силу возросших цивилизацион-
ных критериев и ожиданий. А их возрастание по мере цивилизования
можно считать одной из частных закономерностей человеческой
цивилизации, что и позволяет говорить о ее «заразительности».
Некоторый оптимизм в отношении принципиальной
возможности цивилизования России, преодоления очагов одичания,
варварства может внушать и то, что в таком деле многое зависит и
многое может быть конкретно исправлено обычными индивидами
в реальном пространстве их повседневных действий.
Цивилизование России как предмет заботы
философии и рядовых граждан страны
Откуда такое сочетание: «заботы философии» (весьма
абстрактной области знаний) и заботы конкретных граждан?
Попытаюсь объяснить это.
Занимаясь, особенно в последние два десятилетия, построением
философской теории цивилизации и осознавая неизбежную
удаленность такой теории от практических областей, я полагала (как
оказалось, наивно), что практики различного рода уже занимаются
насущными и неотложными проблемами цивилизования страны.
И что сферы социального знания, наиболее близкие практике, уже
сформулировали и задачи, и пути такого цивилизования.
224

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
Под «практиками» в данном случае можно было подразумевать
прежде всего политиков всех уровней, от федерального до
местного. А их в сегодняшней России развелось, вероятно, рекордное
количество, если считать депутатов всяческих Дум и собраний,
верхушку и членов множества партий, штат всяческих пиарщиков,
придворных и «независимых» политологов с вверенными им
центрами и институтами и т.д. Одним словом, это многочисленная
«королевская (и не королевская) рать» тех, кто группируется
вокруг политики и политических процедур, кормится от них, и, как
видно, совсем неплохо.
Под «практиками» справедливо разуметь и целую армию
чиновников, постоянно растущую и все более влиятельную. А также
журналистов, публицистов, освещающих жизнь страны, желающих
и умеющих влиять на общественное мнение. Или (баснословно или
просто) богатых людей, которые продолжают жить, делать деньги
в России и которые (хотя бы в видах собственной выгоды) могли
бы задуматься о цивилизовании страны.
Так вот: все эти практические люди, люди дела, полагала я,
должны бы предпринять (согласно их функциям, интересам дела,
по соображениям выгоды, не говоря уже об «интересах страны»)
системные практические действия по цивилизованию России.
Например, открыто, гласно, перед лицом всей страны «поставить на
учет» те поселения и жилища, где царит варварство, немыслимое
в цивилизованных странах. Или нанести на «социальную карту»
страны те места, где зимой или в половодье ни пройти, ни
проехать. Или точно обозначить растущие «территории свалок». Или
пометить точки самых нетерпимых экологических катастроф.
И сделать все это, как и многое другое, гласно, чтобы принудить
государство приступить к немедленным действиям. Что касается
и этих «практиков», и работающих на них идеологов, теоретиков
самых различных конкретных специальностей, то (представлялось
мне) они давно уже должны были внести в программу реальной
деятельности государства, его регионов, городов и весей
следующий тезис: раз все формы и области деятельности в той или иной
стране опираются, что очевидно, на цивилизационный фундамент,
то в России невозможно, нереально ждать существенных
социально-исторических сдвигов до той поры, пока не будет решительно
и кардинально обновлен этот фундамент. А в качестве первой и
самой неотложной группы мер это обновление предполагает, что
надо в самое короткое время преодолеть (по крайней мере,
смягчить) самые неприглядные не- и антицивилизованные (т.е.
варварские) формы жизни и жизнеустроения.
8 Зак. 2409
225

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
(Хотела бы сразу оговорить: допускаю, что этот, отстаиваемый
во всей моей работе, тезис неверен. Тогда, возможно, не имеют
силы мои констатации, недовольства, предложения.
Утвердительная, возможно излишне категорическая, форма выражения не
содержит категорических претензий; ко всему, что читатель уже
прочитал и прочтет, можно было добавить: «я так думаю», «это
мое мнение» и т.д., что не делается лишь из стилистических
соображений. Продолжу.)
Я не практик и не знаю, сколько именно средств и времени
потребуется на «обновление цивилизационного фундамента», если
будет признана его настоятельная, первоочередная необходимость.
Но можно было бы ожидать, что «практики» заявят именно циви-
лизационную реформу в качестве первоочередной задачи,
определят, подсчитают, что для нее необходимо и какие именно
приоритетные шаги сегодня возможны. Так вот: за двадцатилетие реформ
пока ничего подобного не случилось. А что случилось, мы уже
описывали, да оно всем известно. Современная Россия (в чем она
всего разительнее отличается от цивилизованных стран) бьет все
«рекорды» по антицивилизационным социальным контрастам.
Каковы они, теперь знают и сами россияне, и остальной мир: на
одном социальном полюсе - роскошные дворцы, «элитные» поселки,
где (более или менее) честно, трудом и талантом заработанное
богатство в буквальном смысле соседствует с криминалом и
казнокрадством; а на другом же полюсе - леденящие душу нищета,
одичание, поистине нечеловеческие условия существования, жизне-
устроения, повседневных бытия и быта. Есть доля истины в том,
что в создании и, главное, тупом претерпевании такого образа
жизни есть и собственная вина людей, попавших на «дно жизни»
и уже не имеющих ни воли, ни способности из него выбраться. Как
бы то ни было, проблема преодоления цивилизационной
отсталости, в каких-то «точках» жизни и даже на целых территориях
страны уже переросших в прямое варварство и одичание, может
решаться только «всем миром». И - что я здесь снова настойчиво
подчеркиваю - решать ее по уже указанным причинам надо
срочно, в качестве первой и первостепенно значимой проблемы.
А что же сделали и делают наши «практики»? В этом
отношении - почти ничего, кроме произнесения общих слов, да и то
тонущих в потоке других слов и прожектов. Во всяком случае пока
не приходилось встретить ни одной заявленной государством,
партиями, в том числе «оппозиционными», вразумительной (и тем
более практически реализуемой) программы преодоления хотя бы
самых нетерпимых форм и проявлений цивилизационной отстало-
226

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
сти России, прежде всего - форм и проявлений одичания, прямого
варварства. Хочу также подчеркнуть: лишь в самое последнее
время осуществляемые программы (они имеют в виду отдельные,
правда очень важные, области нашей жизни), бесспорно,
способствуют цивилизованию страны, но не имеют это цивилизование
первой, прямой и системно осмысленной целью.
Словом, от «практиков» инициатива в этом деле пока не
исходит. Правда, В.В. Путин во время своего президентства вполне
верно высказывался в том смысле, что для страны недопустимо,
когда по какой-то специально обустроенной дороге двигаются
роскошные автомобили, а совсем недалеко в разваливающихся
бараках люди живут в ужасающих запустении и нищете... Впрочем,
социальная изоляция, на которую, видимо, надеется «высший
слой» богатых и властвующих и которую они отчасти себе уже
обеспечили, в полной мере невозможна. И невозможна опять-таки
из-за воздействия внутренних законов цивилизации - в данном
случае в силу закона растущей взаимозависимости всех звеньев
социально-цивилизационного организма. Можно «выгородить» себе
особые поселения с отличными от остальной страны формами
бытия и быта, но полностью укрыться в них нереально: ведь все же
приходится «окунаться» в обычную жизнь... Сейчас она уже
настойчиво напоминает о себе - часовыми пробками на
благоустроенных дорогах, забитых самыми «крутыми» иномарками,
невозможностью спасти жизни, свои и своих близких, от посягательств
криминала или другими вмешательствами окружающего мира. Но
самое страшное случится, если во весь рост поднимется так
знакомый России призрак очередного «черного передела» и сколько раз
сопутствовавшего ему физического уничтожения целых групп,
слоев населения, многих семейств. И, соответственно, чреватого
новым обвалом в варварство. Такой обвал никак не исключен -
и снова же потому, что существующее сейчас человеческое
общество (не только в России) нередко отвечает на язвы цивилизации,
что было ранее показано, мощными выбросами крайнего варварства.
А что же наши «практики»? - снова спросим мы. Да ничего;
они, как говорится, в ус не дуют, ибо заняты, как сами полагают,
самыми неотложными делами. Между тем более неотложного
дела, чем скорейшие цивилизационные реформы, у России сейчас
нет. Но пока отстаивание такого тезиса остается скорее делом
и уделом теории, да и то больше философской, чем конкретно-
социальной. Оно остается, как сказано в заголовке, «предметом
философской заботы». Как остается, к сожалению, заботой
философии (по преимуществу) даже и конкретный анализ существую-
227

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
щей в стране цивилизационной ситуации и возможных способов ее
реального изменения. Чтобы хотя бы в небольшой мере
способствовать этому, зададимся - в дополнение к проведенному ранее
более конкретному анализу - такими тремя взаимосвязанными
обобщающими вопросами: во-первых, в чем состоит то сущностное,
главное, чего не хватает нашей стране, чтобы стать подлинно
цивилизованной; во-вторых, на каком пути действительно
возможно преодолеть этот сущностный цивилизационный дефицит, и,
в-третьих, каковы те «мелочи» цивилизации, которыми мы то и
дело пренебрегаем, а вместе с этим отодвигаем в неопределенное
будущее реальное приобщение к преимуществам, благам
цивилизованности в нашей повседневной жизни? И раз спасение
утопающих в потоке цивилизационной отсталости остается пока что
делом самих утопающих, подумаем и попытаемся определить, что от
них зависит. Иными словами, займемся вопросом: что требуется от
населения в плане его самоцивилизования? Но прежде требуется
убеждать и убедить, наконец население, народ в том, что от
цивилизования, самоцивилизования в немалой степени зависит
конкретная и повседневная, а также историческая судьба отдельных
индивидов, семей и страны в целом. Сделать это непросто, потому
что в обыденном массовом сознании и действии господствуют
иные, в известном смысле противоположные, стереотипы,
привычки, обычаи.
Самоцивилизование российского народа
как его историческая задача
Нет ничего привычнее для нашего населения вот какого типа
мысли и действия. Мы недовольны условиями жизни, поступками,
действиями других людей. Например, сегодня имеет место
массовое недовольство богатеями, казнокрадами, бюрократами и т.д.
Впервые за многие десятилетия это оправданное недовольство
выражается открыто и гневно. Однако если этим же недовольным
людям предоставляется какая-то возможность нажиться на других,
дать или принять взятку, украсть, обмануть и т.д., то лишь
немногие от подобных действий воздерживаются. Если описать такую
парадигму сознания и действия в более общей форме, получится
вот что: в адрес других людей выдвигаются те строгие претензии
и требования, которые фактически не применяются индивидами
к самим себе. Более того: в действие вводятся многие оправдания
и объяснения (например, «все так делают», «что я могу сделать
228

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
один», «все воруют», или: «другие воруют в особо крупных
размерах и не несут никакого наказания» и т.д.). В коллективном
сознании подобные оправдания закрепились очень прочно и действуют
повсеместно. Так и нарастает снежный ком нецивилизованности,
антисоциальных действий, причем растопить его уже
представляется нереальным.
Спросим себя: а разве не столь же эгоистичны действия
индивидов в других странах, в том числе цивилизованных? Спора нет,
по причинам, которые коренятся в человеческой природе,
отдельные люди заботятся прежде всего о своих потребностях, о нуждах
своей семьи. И, кстати, когда они этого не делают, а ведут себя
поистине самоубийственно; и когда такое самоубийственное,
направленное и против своей семьи поведение становится сколько-
нибудь распространенным, то цивилизация в целом тоже страдает.
Однако века более цивилизованного существования сумели
убедить поколения за поколениями в том, что для них как для
отдельных индивидов полезны, выгодны, достойны цивилизованные
парадигмы действия, сознания, мысли. Поясню это на примере.
Однажды в прекрасном немецком городе Марбурге мне
пришлось видеть, как рабочие настилают асфальт. Разговорилась с
немолодым человеком, по-видимому их бригадиром, и спросила,
как им удается сделать ровное, без ям покрытие (а в Марбурге,
городе, где много слепых, самостоятельно двигающихся по улицам,
особо стоит вопрос об идеально ровных кромках тротуаров,
служащих подспорьем для незрячих и их палочек). Бригадир охотно
ответил, что, во-первых, у них в бригаде есть человек, специально
за это отвечающий, во-вторых, они «в компьютере», и всякий брак
будет записан за ними, что обязательно скажется на их зарплате
и рабочей судьбе. А то, о чем он сказал «в-третьих», и есть, по
моему мнению, «во-первых», т.е. главное во всякой цивилизации. Вот
какую он сформулировал мысль: если я плохо сделаю свое дело
здесь, на улицах, по которым, быть может, и не хожу, то так же
может поступить «герр Шмидт», который плохо сделает покрытие
возле моего дома и на моих улицах. И наоборот: я сделаю все
нормально - и так же поступит «герр Шмидт». Утверждаю: трудно
лучше, понятнее, доходчивее выразить самое фундаментальное
правило цивилизации - взаимность деятельности, даже
«взаимную предупредительность», о которой на философском языке
говорил еще великий Аристотель. Еще раз подчеркиваю, что
достаточно ясное осознание большинством населения подобных цивили-
зационных максим и деятельность (в основном) в согласии с
ними — фундамент и главное объяснение цивилизованности той или
229

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
иной страны. (Понятно, что потребовались века истории, прежде
чем такое состояние массовых сознания и действия стало
фундаментальным фактором развития тех или иных стран.)
Теперь задумаемся: есть ли в нашей стране люди, социальные
слои, дела, профессии, относительно которых можно утверждать
то же, что только что рассказано о типичных немецких работягах?
Несомненно, есть, но хотя бы приблизительно сказать о том,
сколько их, совершенно невозможно. (Уже и потому, что ни
опросы, насколько мне известно, ни другие выкладки выяснению этого
вопроса не посвящались.) Но на интуитивном уровне, а также на
основе повседневных наблюдений вырисовывается нечто
противоположное. А именно: в очень большом — «статистически» —
количестве случаев (и на уровне сознания, и на уровне действия) циви-
лизационные парадигмы в нашем отечестве почти не
задействованы. Не укоренилось понимание того, что допущенное тобою —
скажем, злоупотребление, головотяпство, халтура и т.д. в твоем
деле, пренебрежение интересами других людей - обязательно
вернутся к тебе антицивилизационным бумерангом и в общем, и в
конкретном смысле. Все как будто хотят жить лучше, но ни
улучшение, ни ухудшение условий своей жизни никак не связывают
с тем, соблюдаются ли (ими самими и окружающими их людьми)
или, напротив, нарушаются, притом повседневно и повсеместно,
обрисованные цивилизационные правила и установления
совместной жизни. В этих вопросах мы, во-первых, не умеем, да и не
хотим, обнаружить, ясно прочертить простейшие связи и
взаимозависимости. Во-вторых, у нас нет честности и искренности даже
в «разговоре» человека с самим собой, не говоря уже о «публичных»
высказываниях. Массовый случай: в очень частых разговорах о
«бардаке» в стране собеседники постоянно имеют в виду кого угодно,
кроме самих себя.
Так вот: если цивилизация и допускает возможность
неправедно нажитого богатства, преступлений без наказания, то она уж
точно не допускает обеспечения благосостояния большинства
населения страны в условиях массового разгула нецивилизованной,
а то и антицивилизованной, невзаимности действий и ориентации,
нетребовательности к себе, а то и безответственности индивидов
и сословий. И если эту частную закономерность цивилизации так
или иначе (иногда весьма внятно) осознают, принимают в расчет
даже и самые простые люди в цивилизованных странах, то в
России до сего дня подобное осознание не было и не является сколько-
нибудь заметным и тем более влиятельным историческим
фактором развития страны. Что относится у нас и к «рядовым» гра-
230

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
жданам, и к правящим кругам. Согласно концепции, которую
я здесь развиваю, именно здесь заключена одна из главных причин
многих социальных бед, просчетов, неудач.
Наши парадоксальные, а отчасти и просто убийственные
исторические парадигмы, или a priori, но не цивилизованности, а
антицивилизованности, достаточно известны и расхожи. Многие люди
практически и фактически исходят из таких, например, впрямую
антицивилизационных посылок:
• Государство, т.е. масса других людей и институций,
имеют передо мной множество обязанностей; но поскольку эти свои
обязанности оно исполняет далеко не идеально, я имею право,
когда за это не следует прямого наказания, пренебречь своим долгом,
своими обязанностями (при этом эффект замкнутого круга и
нарастания, в том числе по моей вине, меры социального зла мною
не принимаются в расчет и не осознаются как причина
собственных бед).
• Я вполне могу делать, а потому и делаю, в адрес других
людей то, относительно чего протестую, негодую, когда они точно
так же поступают по отношению ко мне; что это противоречит
древнейшему библейскому правилу (и одной из частных
формулировок общего правила цивилизованного отношения людей друг к
другу), как будто бы ясно; однако такая ясность не влияет на
повседневные практические парадигмы действия и сознания.
• Я, в частности, протестую, негодую против насилия,
нарушения закона, если это направлено против меня и моих
ближних; однако считаю возможным и даже не зазорным со своей
стороны обходить, нарушать закон и совершать насильственные,
неправовые действия против других людей (есть и типичные
оправдания: «верхи» сами безнаказанно нарушают закон; мои
незаконные и противозаконные действия - «мелочь» в море царящего
в стране беспредела и т.д.).
• То же - применительно к аморальным действиям: громко
и гневно осуждается «падение нравов», повсеместные аморализм,
цинизм, хамство, корыстолюбие и т.д.; но собственные действия,
мягко говоря, не совместимые с ценностями морали, так или иначе
оправдываются («я не мог поступить иначе»; «все так делают»
и т.д.); место пресловутой классовой морали, например, «морального
кодекса строителей коммунизма», фактически заняли неписанные
«кодексы» группового, кланового, тусовочного поведения и т.д.
• В отношении экологии, санитарии, комфорта и т.д.
повседневно и повсеместно господствуют правила наплевательства
и «отгораживания»: даже если приведены в порядок мои квартира,
231

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
дом, дача, если они отгорожены забором, я буду по-прежнему
гадить в подъезде, на улице, в общем, коммунальном пространстве;
уберу на своем балконе, а на другие балконы буду бросать окурки
и мусор; почищу свой участок, а мусорные отходы сброшу где
попало; искупаюсь в реке, озере, а пляж превращу в помойку; выпью
с друзьями, разожгу костер в лесу, а бутылки, мусор оставлю на
поляне; воспользуюсь лесом, а уходя, не загашу костер - гори оно
все огнем...
Это лишь отдельные примеры, хорошо всем нам известные.
Бесспорно, в них есть общесоциальные аспекты, которые должны
находиться, но не находятся под эффективным попечительством
государства, властных структур (например, это отсутствие строгих
и повсеместно действующих систем цивилизованной уборки
мусора, отходов, почему и у достаточно цивилизованных граждан
порой не остается другого выхода, как использовать стихийно
возникающие свалки и бросать окурки мимо всегда переполненных
мусорных урн). Однако признаемся честно: даже и зная цивилизаци-
онные правила, даже и понимая ущерб от их несоблюдения, мы, то
есть значительная часть населения страны, поступаем так, как
поступаем, иначе говоря, ведем себя нецивилизованно. И пока циви-
лизационные нормы не превратятся в интериоризнрованный
способ действия, положение не изменится.
Снова приведу в качестве примера Германию (у нее, конечно,
есть свои проблемы, особенно сегодня, вместе с притоком
иммигрантов из менее цивилизованных стран. Но и после этого - «нам
бы ваши проблемы»...) Мне неоднократно приходилось
наблюдать, как на пустых улицах немецких городов, когда есть все
возможности (и нет никакого риска) не соблюдать правила дорожного
движения, дисциплинированные немцы все равно подчиняются
указаниям светофора. Или как они по осознанной собственной
воле сортируют мусор и отвозят, относят его туда, и только туда,
где стоят аккуратные мусорные контейнеры. (У нас контейнеры,
конечно, поплоше - не для сортированного мусора. Но и страсть
нашего населения «бросать мимо» контейнеров и урн, и обычай
коммунальщиков не содержать их в должном порядке
«достойны» друг друга.) Моя немецкая подруга пришла в
неподдельные ужас и изумление, когда из окна увидела, как на мой
(полностью пустой балкон) с верхних балконов летели какие-то коробки
и окурки...
Нельзя не акцентировать еще одно обстоятельство,
свидетельствующее о том, что у нас отнюдь не цивилизованные,
законопослушные граждане задают тон в делах совместной жизни и соблю-
232

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИИСКИХ ПРОГРАММАХ...
дения ее необходимых правил. Напротив, как раз социальное дно,
нецивилизованность уже продиктовали, навязали многие свои
обычаи, привычки. Считается, и правильно, что пьянство,
алкоголизм - наследственный бич российской жизни. Но у нас есть и
нечто другое, вряд ли известное в других странах. А именно: одно из
a priori нашего жизненного мира состоит в более чем
снисходительном, даже сочувственном отношении к пьяным, к
алкоголикам, в готовности заслонить этих (подчас действительно
несчастных, больных) людей от любых наказаний, административных мер,
избавить от какого бы то ни было осуждения, неодобрения. У нас
более чем распространено такое объяснение- оправдание и пьяного
дебоша, и алкогольного разгильдяйства - даже в самых страшных
по своим последствиям случаях: а что с него возьмешь, если он
в стельку пьян... И даже если такой нелюдь по пьянке убьет своих
родителей, детей, подожжет соседние квартиры, подъезд или
взорвет целый дом, - понимающе разводят руками: что поделаешь,
напился...
В связи с только что сказанным такой способ жизни и
отношений можно описать и в более общей форме. Подобное
наплевательское, выразимся мягко, отношение к самой жизни, к
благополучию ближних и дальних, даже к собственной жизни, характерное
для представителей социального дна, заражает и людей, которые
вообще-то живут, трудятся по нормальным человеческим законам.
Заражает в том смысле, что не переступить грань, ведущую на
самое дно, оказывается делом трудным, а переступить - более чем
возможным. И хотя по всем подсчетам подавляющее большинство
населения нашей страны не скатывается на «социальное дно»,
умонастроения, способы жизни последнего (а это, как говорилось,
одичание, «пофигизм», фатализм, отсутствие всякой
ответственности, паразитический образ жизни, неуважение даже к своей жизни,
к собственному достоинству, принесение в жертву своей семьи,
собственных детей и многое другое) - все это непропорционально
влиятельно, оказывает сильное воздействие и на слои, не
относящиеся к социальному дну. Так и оказывается, что люди, которые
в принципе (по своим занятиям, доходам, способам жизни и т.д.)
могут и должны жить цивилизованно, в нашей стране тоже в той
или иной мере заражаются антицивилизационными болезнями.
Кого-то от них уберегают хорошее образование, семейное
воспитание, моральные устои. Но это происходит далеко не всегда. Тем
более в социальных ситуациях, в которых (как в последние
десятилетия) общие «обвалы» в неизвестность способствуют
произрастанию антицивилизационных тенденций - накоплению потенциа-
233

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ла агрессивности, злобы, аморализма, хамства. Из-за
нецивилизованности стиля жизни и поведения немалого числа
печально знаменитых богатых «новых русских» усиливается уверенность
в том, что именно такие качества разбогатевших индивидов и
социальных групп способствуют их успеху, богатству, карьерному
росту.
Одним словом, нецивилизованность именно в нашей стране
опасна тем, что она превращенным образом влияет даже и на тех
людей, на те слои (причем и на их действия, и на умонастроения,
«оптику» социального видения), которые по всем параметрам,
предпосылкам, по своему образованию и реальному социальному
положению, не должны были бы позволить агрессивному «дну»
влиять на их жизнь и их мысли.
Я сейчас оставляю в стороне обсуждение проблемы
преступности в современной России во всей ее сложности и многослойности.
Вот что ужасает: каждый пятый мужчина у нас в стране был (часто
не один раз) или пребывает, как принято говорить, «в местах не
столь отдаленных». А сколько наших сограждан состоят в
нелегальных или полулегальных криминальных группировках, иногда
явно мафиозного типа? Сколько чиновников или бизнесменов
сотрудничали и продолжают сотрудничать с криминалом? Не потому
ли нравы, образ жизни «братвы», блатной, тюремный жаргон так
распространились в обществе: «субкультура» зоны по многим
направлениям теснит цивилизационную культуру и высокое
искусство. Тот печальный факт, что непропорциональное воздействие
«стиля» социального дна или криминала поистине роковым
образом влияет на имидж России за рубежом, хорошо известен: из-за
этого при произнесении слова «Россия» у многих иностранцев
сегодня возникают ассоциации с мафией, криминалом, шальными
деньгами и тратами, покупками футбольных клубов или
миллиардной стоимости яхт, неприличными разгулами богатеев на
заграничных курортах. И многим другим, к чему многие миллионы,
т.е абсолютное большинство наших соотечественников, в поте
лица и честно зарабатывающих средства для более чем скромной
жизни, совершенно не причастны.
Над всем этим надо серьезно задуматься - и надо упорно,
последовательно решать проблемы цивилизования страны. Это я и
хотела доказать во всем втором разделе книги.
234

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
Как выполнялись и выполняются
национальные проекты?*
Заметные сдвиги и нерешенные проблемы
В последнее время на упомянутом сайте «Приоритетные
национальные проекты» (http://www.rost.ru - далее ссылки даются на
это электронное издание) опубликованы данные, в том числе и
количественные, свидетельствующие о сильно возросших объемах
расходов по различным статьям этих проектов и о том, в какие
результаты уже вылилось использование освоенных денежных средств.
В предшествующем разделе я писала о том, что обобщенных
статистических данных по стране (на уровне ранее цитированного
сборника «Россия в цифрах») за 2007 г. ещё нет. Поэтому на
многосторонние статистические характеристики уже имеющихся к
настоящему времени итогов осуществления национальных программ
России пока нельзя опереться. Вместе с тем на сайте
«Приоритетные национальные программы» (http:www.rost.ru/print/news/2007 -
на него мы далее и будем ссылаться) публикуются некоторые новые
данные. И они, и включенное наблюдение за происходящими в
стране процессами, уже обсужденные ранее мониторинги общественного
мнения позволяют говорить о заметных изменениях к лучшему на
ряде коренных направлений развития России, а также о том, что
властные структуры видят многие нерешенные проблемы и обращают
внимание на особенно запущенные сферы жизни страны.
Эти заметные социальные сдвиги зафиксированы
применительно ко всем, по сути дела, сферам, в которых приоритетные
национальные программы осуществляются.
Немаловажно и то, что внимание правительственных команд
приковано (если судить по материалам сайта) к самым конкретным
задачам, к «технологии» их исполнения, к нуждам отдельных
регионов и оценке оперативности, эффективности действия
региональных властей, а также ко многому другому, без чего
масштабные проекты могут остаться лишь широковещательными планами.
Например, в рамках проекта «Здоровье» это увеличение (на 8%
в 2007 г.) рождаемости, продолжительности жизни - пока ещё
небольшое, но после целого периода упадка или застоя
заслуживающее одобрения как обнадеживающая тенденция; это и внимание,
уделяемое - после длительного периода пагубного
пренебрежения - проблемам здоровой семьи, здоровья детей, поискам новых
Post scriptum 2008 года.
235

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
семей для брошенных детей и т.д. Есть несомненные позитивные
сдвиги в рамках проекта «Образование»: увеличение расходов из
федерального бюджета (в 2007 г. - на 15% больше, чем в 2006 г.);
получение лицензионного программного обеспечения для
школьных компьютеров более чем 55 тысячами общеобразовательных
учреждений; подключение более 95% образовательных
учреждений к Интернету; увеличение заработной платы для учителей;
поддержка инновационных образовательных программ в учреждениях
образования, в том числе начального и среднего образования1
и т.д. Существенно также и то, что на будущее запланированы не
менее масштабные расходы; предлагается приложить новые
усилия, направленные на дальнейшую реализацию национальных
программ. Что показывает: это не временная кампания, а
стратегическая для государства работа и забота. Так, выступая на заседании
Государственной думы 8 мая 2008 г., В. Путин сообщил, что
в 2010 г. расходы на образование вырастут по сравнению с 2004 г.
в 4 раза и достигнут почти 2 трлн. рублей; вложения в сферу
здравоохранения увеличатся в 4,5 раза и составят 2 трлн. рублей.
Конкретнее речь в первом случае шла, например, о создании
16-20 крупных федеральных университетских центров и о
выдвижении их в число мировых лидеров высшего образования и
научного исследования. (Конечно, общемировой финансовый кризис
сделает выполнение обещаний более трудной проблемой, но ценно
то, что правящая элита активно предпринимала и предпринимает
упреждающие меры.)
Вместе с тем высшая власть России, выступившая с
инициативой национальных проектов, постоянно подчеркивающая их
ценность и приоритетность, в своеобразных и готовых «отчетах»
2008 г. (в связи с вступлением в должность Президента РФ
Д.А. Медведева и утверждением В.В. Путина на пост Председателя
Правительства РФ) не могла и не хотела скрывать от населения
страны то, что национальные проекты пока не смогли устранить
существенные и системные недостатки в областях
жизнедеятельности, обновлению которых должны способствовать каждая
программа и вся их совокупность. Так В.В.Путин в своем
выступлении перед Государственной Думой 8 мая 2008 г. сказал о том,
что в стране ещё предстоит создать и развить «реально
работающую систему медицинского страхования». «Нас не может
устраивать сегодняшний уровень доступности и качества медицинской
помощи, а также сохраняющееся бесправное положение пациен-
' В 2008 г. данные говорят о продолжающейся позитивной динамике.
236

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
та»,- сказал тогда В.В. Путин (и затем, уже в качестве премьера,
повторил свои оценки и требования).
Что касается жилищной программы, то несмотря на заметный
рост- в 2 раза- жилищного строительства в России за семь
последних лет, эти темпы, по признанию и В.В. Путина, совершенно
недостаточны для удовлетворения постоянно растущих
потребностей граждан РФ.
Сходные оценки высказал третий Президент РФ Д.А. Медведев
(ранее, напомним, отвечавший именно за реализацию нацпроектов)
в связи со своим вступлением в должность. Он подчеркнул:
крупные национальные проекты в целом реализуются успешно; но при
масштабности, амбициозности их целей, при многообразии долгое
время только накапливавшихся, но не устраняемых трудностей,
многие существенные задачи все еще остаются не решенными.
Поэтому в дальнейшем следует сосредоточить внимание как раз на
системном подходе к продвижению данных проектов.
Это подтверждается, например, общей ситуацией, сложившейся
в жилищной сфере, т.е. в по-прежнему мучительном «квартирном
вопросе». И потому в системе национальных проектов одним из
самых важных был и остается тот, которому было дано
многообещающее, привлекательное название - «Доступное жилье». Подчас
мы слышим в телевизионных передачах о планах строительства
жилья для молодых семей или об их вселении в новые квартиры.
Есть регионы и города, в этом отношении более благополучные,
например Татарстан. Словом, продвижение вперед всё-таки есть.
Не стану приводить соответствующие цифры - и не потому, что
они не важны вообще. А потому, что к потребностям, нуждам
миллионов людей в нашей стране, остро нуждающихся в современном,
достойном человека жилье, эти очень скромные цифры по большей
части не имеют прямого отношения. Ибо первая сторона дела
(количественный рост) если не полностью перечеркивается, то сильно
умаляется другой, которая в данном случае и может служить
своего рода негативным цивилизационным коэффициентом: за
прошедшие годы цена за квадратный метр более или менее
достойного жилья росла так сильно, что оно стало практически
недоступным для подавляющего большинства населения России. И даже те
категории граждан, которые в последние годы стали достаточно
прилично зарабатывать (многие из них, кстати, относят себя к
среднему классу в российском понимании этого слова), лишены
возможности и распростились с мечтой вновь приобретать
квартиры или улучшать свои жилищные условия.
237

РАЗДЕЛ II. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Что ж говорить тогда о целой армии бедных людей, честных
тружеников, которые в поте лица работают, живут в недостойных
условиях, но и мечтать не могут о покупке цивилизованного
жилья... Расстроились планы многих из тех семей, которые вошли
в процесс получения жилищных кредитов, - из-за уже упомянутого
запредельного роста цен за квадратный метр жилья. (Что касается
заоблачно дорогого «элитного жилья», то оно, при постоянном
удорожании, хорошо раскупается; специалисты свидетельствуют: здесь
действуют законы не цивилизованного, а спекулятивного рынка жилья).
Итак, в России удалось построить немало жилья. Но если
в проекте «Доступное жилье» ударение делалось, и должно
делаться, на первом слове, то основная его задача (она же - важнейшая
цивилизационная задача), увы, не была выполнена.
Мои тревоги, ранее выраженные в этой книге и в связи с
национальными проектами, и с общей политикой государственных
органов, и с идейным «обеспечением» исторических сдвигов в
развитии России, увы, остаются в силе. Как и прежде, я не вижу
перемен в том вопросе, который считаю первостепенным: по-прежнему
пренебрегают системным подходом к цивилизационным аспектам
развития страны. Сказанное выше об отчетах во исполнение
национальных проектов главным образом, если не исключительно,
«по валу» - это полностью подтверждает. Нет спора,
соответствующие данные (во сколько раз увеличились ассигнования на
образование, здравоохранение и т.д., сколько построено новых
медицинских центров и т.д.) весьма важны. Но картина социальных
изменений в смысле ранее охарактеризованных «цивилизационных
коэффициентов», и главное, в свете пока не преодоленных
отставаний от цивилизационных критериев ни в планах, ни в отчетах
так и не проясняется. Правда, в общей форме говорится о том, что
для граждан нашей страны должны быть созданы полностью
«комфортные» условия жизни. Но что это конкретно означает
и как к этому приходят там, где положение действительно
меняется, - остается смутным, неясным.
Из анализируемых материалов нет возможности заключить,
удалось ли и в какой мере удалось при реализации национальных
проектов минимализировать главные беды современной России-
коррупцию, расхищение и разбазаривание средств.
В качестве конкретной иллюстрации и доказательства я кратко
разберу ту программу, важность и неотложность которой
очевидны, общепризнанны. Это федеральная целевая программа «Дети
России» на 2007-2010 гг. (на указанном выше сайте- Сообщение
для печати, Распоряжение от 26 января 2007, № 79-р). Концепция
была одобрена Правительством РФ.
238

Глава шестая. О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ...
Концепция программы прежде всего констатирует, что из
29 млн детей, проживающих в РФ, к «наиболее уязвимым
категориям» относятся дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения
родителей (731 тыс.), дети-инвалиды (587 тыс.), дети,
находящиеся в социально-опасном положении (676 тыс.). Иными словами,
даже официальная статистика год назад выделяла большую - а по
отношению к наименее защищенной части населения просто
огромную - армию в почти 2 млн в высшей степени неблагополучных
маленьких граждан страны. В моем понимании - это антицивили-
зационная язва (размеры которой официальная статистика, скорее
всего, преуменьшает).
Прогноз к тому же предсказывает общее сокращение (к 2010 г.)
численности детей - по сравнению с 2003 г. - почти на 4 млн.
человек. Отмечаются: «устойчивый рост» преступности
несовершеннолетних, серьезные проблемы со здоровьем детей, с детской
смертностью, «семейное неблагополучие, асоциальное поведение
родителей». Прогнозируется увеличение численности
детей-инвалидов, а меры помощи им и на будущее оцениваются как
недостаточные и т.д. Словом, констатируется, что при всем размахе
вложений и даже в случае успеха программы ещё и через несколько
лет останется многое из того, о чем в книге говорилось ранее как о
совершенно нетерпимом положении и, возможно, самом явном
факте, главном позоре, составляющем одно из просто-таки
кричащих доказательств цивилизационной отсталости современной
России. Анализируемая Концепция ничего из этого не маскирует (что
уже само по себе является положительным моментом), но и не
обещает принципиального решения очень больной проблемы к 2010 г.
Нельзя не отметить некоторые более конкретные позитивные
качества программы, из которых выделю:
• стремление решать проблему комплексно, если не системно,
то многосторонне, предметно, технологично, опираясь на
программно-целевой метод;
• набрасывание не одного, а различных вариантов решения
проблемы, «оценка преимуществ и рисков, возникающих при
различных вариантах решения проблемы»;
• попытки разработать «инновационные технологии»,
позволяющие осуществить прорыв в будущем;
• заметный (особенно в сравнении с прошлым) рост расходов на
выполнение программы «Дети России» (47845,9 млн руб, т.е. около
50 млрд, причем за счет федерального бюджета- около 10101,7,
а за счет субъектов федерации - 36315,1 млн);
• по каждой крупной статье расходов намечено достижение тех
или иных конкретных показателей (во всяком случае, есть количе-
239

РАЗДЕЛ 11. ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ственно-качественные критерии, параметры оценок эффективности
проекта).
Итак, если растущие ресурсы, выделяемые на эти и другие
цели, не будут разворовываться, «таять» по дороге, если общемирово-
вой финансовый кризис не станет губительным и для России, - есть
надежда на заметное улучшение всей ситуации, тем более что она
единодушно признана весьма тяжелой и недостойной нашей страны.
Однако вызывают досаду и недоумение (по крайней мере)
некоторые особенности предлагаемой концепции.
• В ней преимущественное внимание уделяется отстаиванию
самой необходимости Программы и перечислению общих и
конкретных целей и задач, что в определенной степени оправданно; но
вот вопрос о тех средствах и «технологиях», благодаря
применению которых можно надеяться на реализацию планов, остается
очень плохо проясненным.
. В частности и особенности: нет и следа осмысления и
разработки труднейших проблем российских детей как комплексных
социальных (социально-философских, экономических,
психологических и т.д.) проблем современной цивилизации, как цивилизаци-
онных проблем России XXI в. При этом неверно было бы
утверждать, что в соответствующих научных дисциплинах нет ни
разработок, ни специалистов по проблемам детства. Здесь, как и в других
случаях, снова имеет место досадная невостребованность научных
подходов со стороны государственных органов и инстанций,
занимающихся не просто формированием, реализацией общероссийских
и региональных программ, но и выработкой их концепций.
Между тем значение учета теоретических идей и разработок
как раз для нужд практики (в том числе практики
государственного управления) сегодня более очевидно, чем когда-либо прежде.
Возьмем, к примеру, такую составляющую российской проблемы
детства, как беспрецедентная - и для других стран, и для истории
самой России - безответственность родителей, бросающих
своих детей на произвол судьбы. Эта сторона дела требует: во-первых,
глубинных исследований, точно и конкретно отвечающих на
целый ряд вопросов экономического, социологического, социально-
психологического порядка и вскрывающих главные причины,
истоки сложившейся ситуации; во-вторых, разработки сложнейшей
и многоуровневой социальной технологии, позволяющей срочно,
оперативно переломить создавшуюся ситуацию; в-третьих,
проведения в жизнь специальной программы (в том числе деятельности
средств массовой информации), направленной на коренное же
изменение отношения российского общества к родителям,
бросающих своих детей, к родителям-пьяницам и насильникам и т.д.
240

РАЗДЕЛ III
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И
ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ:
ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ
И СОВРЕМЕННОСТЬ
Процессы глобализации вообще, европейского объединения
в частности, начавшиеся в последние десятилетия XX века и к
началу XXI столетия приобретшие особую интенсивность,
вылившиеся в достаточно отчетливые, иногда
институционализированные формы экономической, политической, культурной интеграции,
в наши дни обнаруживают и несомненные признаки кризисных
тенденций, глубинных противоречий. Этого не скрывают и
известные теоретики, идеологи-глобалисты, которые говорят -
применительно к глобализации - о «кризисе эффективности», «кризисе
легитимности международных институтов» и «кризисе
идентичности» (Мануэль Кастельс). Последнее нам особенно важно:
состояние сознания людей, вовлеченных в процессы глобализации,
таково, что, согласно достоверным опросам, лишь малая часть
населения интегрирующихся государств приемлет
«космополитические ценности», тогда как подавляющее большинство (более 85%)
идентифицирует себя с локально-региональными, национальными
ценностями и ориентирами. Такого рода противостояние назревало
давно - по существу, вместе с развертыванием процессов
глобализации. Но достаточно было появиться сильному негативному
катализатору, чтобы эти внутренние противоречия более четко
выявились и обострились. Таким катализатором стала война в Ираке.
В Европе она вызвала столь интенсивные протесты в разных
государствах (включая страны, поддержавшие американское нападение
на Ирак), что выдающийся философ современного мира Юрген
Хабермас, горячий сторонник и теоретик европейской интеграции,
назвал массовые антивоенные демонстрации 15 февраля 2003 года
в Лондоне и Риме, Мадриде и Барселоне, Берлине и Париже
историческим часом рождения «европейской общественности».
Хабермас был одним из плеяды самых авторитетных философов
современного мира, кто не только возвысил свой голос против войны
в Ираке, но и призвал к более глубокому и ответственному
осмыслению нашей исторической эпохи в свете проблем интеграции,
единства человечества. 31 мая 2003 года Хабермас выступил в га-
242

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
зете "Frankfurter Allgemeine Zeitung" с программной статьей,
своего рода манифестом «Наше обновление. Поле войны:
возрождение Европы». Весьма существенно, что эту статью Хабермаса счел
возможным подписать (несмотря на разногласия по отдельным
вопросам) известный французский философ Жак Деррида. В тот же
день еще один классик современной философии, американский
мыслитель Ричард Рорти, опубликовал статью «Унижение или
солидарность» с красноречивым подзаголовком «Для Америки было
бы трагедией, если бы Европа не стала утверждать себя в
противовес Вашингтону»'. В дискуссию, инициированную философами,
тогда же включились именитые писатели современности - Гюнтер
Грасс, Умберто Эко, Джанни Ваттимо.
Это современное событие (к которому мы впоследствии еще.
вернемся) правомерно расценивать как парадигмальный
прецедент, в единичной форме выражающий следующую общую
закономерность: на протяжении всей своей многовековой истории
мировая философия подготавливала, предвидела, критически
осмысливала важнейшие этапы, фазы, противоречия процесса единения
человечества, становления - выражаясь словами Канта - «истории
во всемирно-гражданском плане». Непосредственно составляя
часть философии истории, социальной философии, философии
права, размышления философов о единстве человечества (единстве
Европы, в частности), с одной стороны, объединялись с наиболее
абстрактными и, вместе с тем, основополагающими идеями
философии (единое и многое, всеобщее - особенное - единичное и т.д.),
а с другой стороны, восходили к конкретно-историческим формам,
событиям, трудностям интеграционных процессов цивилизации,
свидетелями, участниками и исследователями которых являлись те
или иные философы.
В этой главе, доказывая существование указанной
закономерности и раскрывая ее суть, мы остановимся на наиболее
существенных исторических формах, вехах и результатах участия
философии в процессах многовековой интеграции человечества
вообще, европейской интеграции в частности и особенности. И везде
будет протягиваться нить к современности. И наоборот: говоря
о современности, мы не сможем не вспомнить о философских
традициях.
1 В 2007 году Ж. Деррида и Р. Рорти не стало. Ю. Хабермас отозвался на их
кончину в своей книге «Ах, Европа» (Фрапкфурт-на-Майне, 2008), которой я
посвятила специальную главу данного раздела.
243

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
Как философия осмысливает
глобальную проблематику?
Главной формой участия философии и философов в любых
процессах человеческой деятельности является, понятное дело,
выработка идей и концепций; в интересующем нас случае это идеи
и концепции единства, целостности, интеграции, глобальности,
принадлежащие к самой сердцевине сколько-нибудь масштабных,
влиятельных философских учений и обнимающие идеи разной
степени общности и конкретности.
1. Взятая в широком смысле тема «глобализации», т.е.
единства, целостности планетарной жизни и жизни человечества, ближе
философии, чем какой-либо другой части гуманитарной
культуры, - за исключением того раздела естествознания, предмет
которого включает общий взгляд на космос и целостное восприятие
нашей планеты и как единого природного тела, и как «ноосферы»,
уже причастной к деятельности человечества. Поскольку такой
взгляд (сначала философии, а потом и естествознания) -
древнейший, то можно смело говорить: он выражает коренную духовную
потребность человека и его сознания, стало быть, потребность
культуры. Немецкий писатель и философ Р. Сафранский в книге
«Сколько глобализации может вынести человек?» (мы далее будем
на нее ссылаться) справедливо вводит термин «глобальное
самовосприятие человека» и говорит о нем как о важнейшей стороне
человеческого духа - собственно, как об одной из структур того,
что философы именовали «разумом». При этом с древнейших
времен, когда появились «глобальные» идеи и устремления
философов, пытавшихся найти единящие первоначала (как бы
сопрягающие Землю и весь космос, природу и человека, индивида и
общество, один народ и другие народы и т.д.), глобализирующие
философские категории - Единого, Целого, Космоса, Бытия (как
такового), тождества и т.д. - употреблялись и осмысливались в
диалектическом, противоречивом взаимодействии с явлениями,
резюмируемыми в категориях множества, части, единичного
существования, различия и т.д. Это соответствовало действительным
процессам развития, жизни, человеческого существования, и
философия в самой общей форме выражала постоянное напряжение
между «полюсами» единого-многого, целого-части, тождества-
различия и т.д., которое имеет место и в природе, и в обществе,
и в жизни отдельного человека.
244

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
2. Это соответствовало и постоянной черте социально-
исторического развития человека и человечества: со времен своего
становления в самой давней истории и до сего дня человечество
вынуждено решать и конкретные, и общие задачи достижения
единства при наличии и обострении многообразных различий.
В основании данной тенденции лежит следующий факт: суть и
замысел человеческой цивилизации как таковой состоит (о чем уже
не раз и с разных сторон повествовалось в этой книге) в
объединении отдельных стран, в тенденции - регионов, континентов в
совокупную, и именно глобальную всечеловеческую целостность, в
сохранении преемственности цивилизационного развития - и все
это, разумеется, при постоянном существовании
уникально-единичного, регионально-особенного, при непременном порождении
той же цивилизацией многообразных противоречащих друг другу
дифференций, различий, при их противостоянии и борьбе, в
которой гибли отдельные цивилизационные формы, но все-таки
выживала цивилизация в целом. В. Соловьёв выражает мысль о единстве
и целостности человечества так: «...естественное устроение дел
человеческих, благодаря которому частные устремления ведут к
общему успеху, выражает некоторое действительное единство
человечества». И добавляет: такое единство — как «солидарность
существ помимо их мысли и воли» - имеется уже в животном мире, и
требуется сознательная, внутренняя духовно-нравственная и
социальная организация, объединение в "собирательную"
всечеловеческую общность . Да и вообще в сочинениях философов, чьи идеи
выражены в сколько-нибудь связной, систематической форме,
можно без труда обнаружить связь между самыми абстрактными
(метафизическими) идеями единства-множества,
тождества-различия и т.д. и между конкретно-историческими задачами
объединения индивидов в государство, задачами преодоления
раздробленности одного государства, создания союзов народов и государств
во имя сохранения человечества.
3. Отмеченная тенденция по существу характерна для всей
мировой философии, притом на всех более или менее изученных
стадиях ее развития. Поскольку нас в данном случае особо интересует
идея единой Европы, имеет смысл сосредоточиться на европейской
философии. Наиболее влиятельные, глубокие, классические
концепции европейской философии - учения Платона, Аристотеля,
Плотина, Фомы Аквинского, великих мыслителей XVII века,
Канта, Гегеля, Фихте, Вл. Соловьёва - демонстрируют и сконцентри-
1 В. Соловьёв. Сочинения: В 2-х т. Т. 1. М„ 1988. С. 484, 485.
245

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
рованность вокруг темы единства и множества (чаще всего под
эгидой какого-либо всеобщего, бытийного, объединяющего
принципа), и озабоченность какой-либо группой проблем
интеграционного, «глобализирующего» плана (единство полиса, греческого или
римского мира; единство христианского мира; единство отдельных
государств и наций; единство человечества; история «во всемирно-
гражданском плане» и т.д.)
4. Если говорить, в частности, об идее единой Европы, то
приходится учитывать вот какой парадокс. С одной стороны, на долю
европейской философии объективно выпала задача активного
участия в консолидации стран европейского континента, в
выработке общеевропейских (чаще всего христианских) ценностей.
С другой стороны, субъективно и сознательно философы не всегда
концентрировались именно на идеях европейского единства. Тому
был целый ряд причин. Так, древние мыслители еще слабо
представляли себе, что такое европейский континент и сколько еще
других частей света имеется в мире. (Правда, хотя бы в виде
озадачивающего вопроса проблема существовала. Геродот писал:
«О Европе ни один человек не знает ни того, омывается ли она
морем, ни того, почему ее так назвали, ни того, кто именно дал ей
имя Европы». Поэтому-то идея именно европейской специфики
многие века еще не вставала в повестку дня. Исторический «час»
действительного рождения идей единой Европы, считает Ю. Ха-
бермас, пробил только в XIX веке). К тому же, как отмечает
Гегель, греческий мир «прекрасной нравственности» скорее слагался
под перекрестным влиянием неевропейских культур, порядков,
обычаев. Даже в те эпохи относительно слабых коммуникаций об
изоляционизме не могло быть и речи. И все-таки античная
философия, в далекой исторической перспективе вливаясь во все более
мощный поток европейской культуры, объективно подготавливала
для нее духовные, в том числе ценностно-нравственные единящие
принципы. При этом, что справедливо подчеркивал выдающийся
немецкий философ Эдмунд Гуссерль, сама более или менее
сознательная ориентированность человека и его деятельности на общие,
всеобщие нормы, принципы, парадигмы стала главной чертой
жизни «европейского человечества», ставшего синонимом
цивилизованной и далее цивилизующейся общечеловеческой общности.
В Новое время, в эпоху кругосветных путешествий, конкретно
доказавших глобальное устройство земного пространства, Европа
тем более воспринималась как интегральная часть планеты Земля.
И, например, в работах философов XVII века, в произведениях
Канта или Гегеля — когда речь заходила о единстве человечества —
246

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
на первый план выдвигались не чисто европейские, а «всемирно-
гражданские», мировые проблемы: единство государства,
всеобщие права и свободы человека, утверждение правового порядка,
формирование гражданского общества и т.д. Европейские
проблемы, разумеется, тоже имелись в виду, но в философии, нацеленной
на всеобщее как всемирное, они не выпячивались, тем более не
доминировали. Что соответствовало фундаментальному
ценностному принципу, который давно принят философией и который еще
должен быть усвоен людьми в ходе глобализации: единение
Европы (или какого-то другого континента, или какой-то группы стран)
должно служить интеграции всего человечества - в этом смысле
быть частью действительно глобального процесса.
Далее участие философии в осмыслении единения человечества
и, в частности, формировании идей единой Европы, будет
рассмотрено более конкретно.
5. Для философии было характерно опережающее,
предвосхищающее реальную историю осмысление интеграционных
процессов. Если в конкретной политике сталкивались и
изолированно защищались те интересы отдельных групп, стран, союзов
стран, партий, которые чаще всего попадали в «поле различий», то
философия и философы ( в ряде конкретных политических работ,
правда, оставаясь в том же поле) и в социально-политической
мысли по преимуществу оставались «адвокатами» всеобщего. А
развитие цивилизации весьма часто доказывало, что отстаивать
«интерес всеобщего» исторически перспективно и дальновидно.
Примерами для подтверждения этого тезиса нам далее послужат
некоторые интеграционные идеи великих мыслителей, сегодня не
только не устаревшие, но еще и ставшие более актуальными и
действенными. Более того: идеи, которые некоторым «прагматично»,
«реалистично» настроенным современникам казались
идеалистическими химерами, философскими фантазиями, в отдаленной от
них будущей истории как будто неожиданно воплощались в жизнь,
становились - хотя бы частично - «самой реальностью». При этом
имел и имеет место эффект кумуляции: такого рода
интегрирующие идеи , родившиеся в головах разных философов в разное
время, сами способны к интерференции - перекличке,
взаимодействию, взаимоусилению, когда их актуализирует более поздняя
история. Вот почему в дальнейшем рассмотрении мы сможем увидеть,
как увязываются, скажем, упомянутые ранее споры современных
философов, касающиеся нынешней интеграции Европы и всего
мира, с идеями философов XVII-XVIII веков, например, с
выдающимися трудами Иммануила Канта, в которых «всемирно-граж-
247

РАЗДЕЛ Ш. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
данские» тенденции были не просто прозорливо предсказаны и
объяснены, но и реалистически взяты во всей их сложности и
противоречивости.
Сделаем две оговорки. 1. В работе ограниченного объема
немыслимо развернуть всю историко-философскую панораму
становления идей единой Европы, формирования всех главных -
сегодня актуальных - общеевропейских ценностей, хотя значение
таких исследований и их количество непрерывно возрастают. И не
только в философии. Бросается в глаза активность историков,
юристов, культурологов, в работах которых акценты расставляются
иначе, чем прежде. Старшие поколения учили историю по книгам,
в которых больше всего освещались масштабные войны, деяния
полководцев и т.д. История договоренностей отступала на задний
план; более подробно ее изучали разве что дипломаты. А теперь
спешно пишется история, в которой акцент делается именно на то,
как Европа постепенно и неуклонно превращалась в единый
организм, проходя через исторические стадии еще непрочных
стабилизации и нарушаемых европейских договоренностей. И пусть в
таком подходе просматриваются элементы конъюнктурности, но
сама по себе попытка проследить ход исторического «эксперимента
единения Европы» плодотворна. (См. Книгу: Ein Kontinent macht
Geschichte. Experiment Europa. St./München, 2003 - мы еще будем
на нее ссылаться). Подробная же история идеи единой Европы,
судя по всему, пока остается делом будущего.
2. С исторической точки зрения было бы правильно обратиться
вначале к проблеме прав и свобод человека, ибо она являет один из
впечатляющих для эпохи «модерна», т.е. нового времени,
примеров прямого перерастания философских дискуссий в реальную
политическую практику. Но поскольку идея прав и свобод человека
сегодня вызывает очень много споров, мы перенесем ее
рассмотрение именно в контекст современных дискуссий об
объединяющих, интегрирующих ценностях, которые будут представлены
в заключительной части данной главы. А сейчас - о Канте.
И. Кант и идея «вечного мира»
Нет более распространенного во все времена упрека в адрес
философии и философов, чем тот, что философы-де витают в
дебрях абстракций, общих принципов и пожеланий, стало быть,
остаются далекими от реальности с ее сложнейшими переплетениями
событий, влияний, судеб, противоречий. Плодом именно таких
абстрактных и чисто императивных рассуждений современникам
248

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
казалось произведение И. Канта «К вечному миру» (1795),
написанное в эпоху войн и революций и однако провозглашавшее как
применительно к той эпохе, так и ко всей будущей истории
человечества следующий принцип: «...Раз более или менее тесное
общение между народами Земли развилось всюду настолько, что
нарушение права в одном месте Земли чувствуется во всех других,
идея права всемирного гражданства есть не фантастическое или
нелепое представление о праве, а необходимое дополнение непи-
санного кодекса государственного и международного права к
публичному праву вообще и потому к "вечному миру" . Во времена
Канта рассуждения этого философа о «правах всемирного
гражданства» и о том, что «единственное правовое состояние,
совместимое со свободой государств, - это их федерация, имеющая целью
устранение войны» (как и иные интеграционные идеи,
высказанные в этом и других кантовских сочинениях), могли казаться
нереалистическими, беспочвенными. А сегодня идеи Канта
участвуют в дискурсе о единой Европе и интегрирующейся планете не
просто наравне с предложениями, концепциями ныне живущих
авторов. Уже упоминавшийся немецкий писатель и философ
Рюдигер Сафранский справедливо отмечает, что «после кантовско-
го проекта мира для всего мира не было предложено ничего, что по
богатству мыслей и реализму (курсив мой - КМ.) можно было бы
поставить рядом с этим проектом Канта»2.
И когда лучших философов мира, поднявших голос против
американской войны в Ираке, снова стали упрекать в том, что
они-де не учитывают реалии современной истории и предаются
идеалистическим мечтаниям, злободневно звучали слова Канта,
которые он выделяет курсивом как некоторую «тайную»,
«негласную» статью договора о вечном мире: «государства,
вооружившиеся для войны, должны принять во внимание максимы
философов об условиях возможности всеобщего мира» . Кант делает
оговорку: философы в этих решениях о войне и мире не могут и не
должны заменять юристов, политиков и т.д. Но «философа, -
уверенно заявляет Кант, - следует выслушать» (Там же). Почему же?
Определено потому, что по логике Канта человек, сколько-нибудь
заслуживший право говорить от имени философии, во-первых,
Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Под редакцией
Б. Тушлинга и Н. Мотрошиловой. М, 1994. Т. I. С. 403. Далее работа Канта
цитируется по этому изданию (страницы приводятся в тексте).
2 Safranski R. Wieviel Globalisierung verträgt der Mensch? München. Wien. 2003.
S. 47.
3 И. Кант. Цитир. произв. С. 427.
249

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
станет отстаивать всеобщие, т.е. всемирно-гражданские
интересы и права. Во-вторых, такого философа надо выслушать, к нему
прислушаться еще и потому, что, скорее всего, он будет
неуступчив по отношению к любой попытке непосредственно выдать
частное, особое решение и предпочтение за всеобщее. «Идеализм»
философа, защита чистого принципа, критика разума- это суть его
дела, преимущество его теоретической позиции. А одновременно
и ценность для практики.
Выступая с такой позиции в конкретном споре, Р. Рорти в наши
дни как бы вторил великому немецкому мыслителю и призывал
европейцев, которые по существу уже начали претворять в жизнь
идеи таких философов, как Кант: «Если проекты нового
международного порядка, результаты соглашения правительств Европы,
должны принести какую-то пользу, то они должны быть отмечены
идеализмом, к которому прямолинейно действующая Америка
оказалась неспособной. ЕС должен дать миру видение будущего, на
которое Вашингтон будет реагировать с презрительной
насмешкой... ЕС должен предложить мечту, которая реальным политикам
кажется абсурдной. Но, как подчеркнули Хабермас и Деррида,
нечто из того, что недавно было мечтой Европы, стало
реальностью... Европейский Союз - такой, как он есть, даже до
ратификации общей конституции - это уже работа над тем, что реальные
политики принимали за досужую фантазию. Если сознание того,
что можно стать гражданином объединения государств, в первой
четверти XXI века имеет столь же глубокие корни, какие в первой
четверти XVIII века приобрела идея о возможности стать
гражданином Америки, то мир находится на добром пути к глобальной
федерации» .
Заметим: с того времени, как Кант предложил свой проект
федерации государств, прошло более 200 лет. Но не устарели ни
общая идея, ни многие обсуждавшиеся Кантом аргументы против
нее, ни философская теория, которая, как поначалу кажется,
анализирует проблему лишь в самом абстрактном плане2. Однако
отличие проекта Канта и одно из объяснений его актуальности
заключается, в чем прав Р. Сафранский, как раз в неожиданном как будто
реализме, пронизывающем всю кантовскую теорию-мечту о
вечном мире. Кант готов обсудить все правдоподобные и доказуемые
аргументы в пользу противоположных тезисов - о принципиаль-
1 R.Rorty. Demütigung oder Soliddarität// Süddeutsche Zeitung. 31.05.2003.
Подробнее по этому вопросу: H.В. Мотрошипова. Концепция «вечного
мира» и союза государств И. Канта: актуальное значение // Иммануил Кант:
наследие и проект. М., 2007. С. 406-427.
250

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
ной невозможности прочных межгосударственных союзов, о
нереализуемости идеи вечного мира и т.д. И обсудить все иные,
более общие или более конкретные ссылки - например, на
«злонамеренность» человеческой природы, на «гнусные дьявольские
приемы» (S. 367), «бесчестные военные хитрости» (S. 365), которые
государства пускают в ход в борьбе друг с другом.
Кант специально перечисляет «софистические положения»,
которые в практической политике встречаются сплошь да рядом: fac
et excusa (действуй и извиняйся); si fecisti, nega (если и сделал, то
отрицай); divida et impera (разделяй и властвуй). И хотя, добавляет
Кант, подобными вероломными политическими максимами теперь
никого не удивишь, ибо они общеизвестны, они не устранены как
из внутренней, так и из внешней политики государств. Все эти
приемы и максимы, добавим мы, не забыты и сегодня; к ним
присоединились новые (или, скорее, относительно новые), по
дьявольской природе не уступающие старым (пример - оправдание
терроризма). Их опасность в мире, начиненном смертоносным оружием,
неизмеримо возросла.
И пусть перечень вполне реальных препятствий на пути к
«всемирно-гражданскому» устройству, к вечному миру мог бы быть
бесконечным, Кант все же не отказался и от самой идеи, и от
мысли о ее реализуемости. Откуда же проистекала уверенность Канта?
Ведь история прошлого и современности не давала никаких
примеров уже реализовавшегося идеала. Парадоксально, но Кант
черпает уверенность в реализуемости своих интеграционных идей как
раз из анализа... негативных следствий дезинтеграционных
процессов, постоянно сопровождающих человеческую историю. Фи-
- лософ призывает «смело взглянуть в глаза гораздо более опасному,
лживому, предательскому, хотя и мудрствующему злому принципу
, в нас самих, оправдывающему все преступления ссылкой на слабо-
' сти человеческой природы... и победить коварство этого
принципа» (Ibid., S. 457). При таком подходе есть, по крайней мере три
залога того, что «коварство» и «злонамеренность» нашей
«природы», (а они так или иначе отпечатываются во внутри- и
межгосударственной политике), все же не воспрепятствуют в будущем
реальному союзу государств на началах федерализма и
установлению (в ещё более отдаленном будущем) прочного («вечного»)
мира. Первый залог - невыносимость жизни индивидов,
существования государств и мира в целом при неконтролируемом разгуле
этих «злых» саморазрушительных начал. Во всей до сих пор
существовавшей цивилизации, добавим мы, войны и кровавые
революции всегда были и до сих пор, увы, остаются, самым мощным
251

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
средством «выяснения отношений» людей внутри страны
(гражданская война) и между странами; и нельзя забывать, что в XX
веке отгремели две мировые войны и имело место множество
региональных военных конфликтов. Так не абсурдно ли говорить, что
таковая «злонамеренность» - залог мира? Ответ Канта: «Насилие,
которому подвергается народ со всех сторон, и проистекающие из
него бедствия заставляют его, в конце концов, прийти к решению
подчиниться тому принуждению, которое сам разум предписывает
ему как средство, а именно, подчиниться публичным законам и
перейти к государственно-гражданскому устройству; точно так же
бедствия, испытываемые от беспрестанных войн, в которых
государства стремятся притеснить или покорить друг друга, заставляют
в конце концов перейти, хотя бы и против своей воли, ко всемирно-
гражданскому устройству...» (Ibid. S. 343). Итак, как раз
страдания, бедствия войн, тяготы постоянной подготовки государств
к войне, если они перешагивают некоторый порог терпения
народов и часто повторяются, могут подтолкнуть, согласно Канту,
к интеграции государств и в дальнейшей перспективе - если не
буквально к вечному, то к прочному и долговременному миру.
Второй залог- огромная сила, которую в человеческой истории
уже набрали правовые, гражданские установления, нормы, права и
обязанности граждан, договорные отношения государств и т.д.
Согласно Канту, гражданско-правовое устройство - «в отношении
лиц, к нему причастных» - может быть разделено на три вида:
«1) устройство по праву государственного гражданства людей
в составе народа (ius civitas); 2) устройство по международному
праву государств в их отношении друг к другу (ius gentium); 3)
устройство по типу всемирного гражданства (ius cosmopoliticum),
поскольку люди и государства, находясь между собой во внешних
взаимоотношениях, должны рассматриваться как граждане
общечеловеческого государства. Это деление, - справедливо добавляет
Кант, - не произвольно, напротив, оно необходимо с точки зрения
идеи о вечном мире» (Ibid. S. 373). Ко времени Канта первые два
вида правового устройства уже были реальностью, и их традиции
уходили в глубь веков. А вот третий вид только в последнее время
отчасти стал реальностью в становлении (в виде правовой
структуры объединенной Европы), а отчасти - вопросом обозримого
будущего. Но очень важно, что третий пункт и логически и
исторически вытекает из первых двух: интеграция государств в более
тесные союзы (по типу федерации или иного устройства) -
результат многовекового развития гражданско-правовых форм во всех их
разновидностях (от процессов сознания, частных и конкретных
252

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
действий отдельных граждан, договоров государств, - до создания
пусть и распадающихся, но на какое-то время действенных
межгосударственных коалиций). Это находит отчетливое проявление
в наше время, когда объединенная Европа практически работает
в обширном интеграционном правовом, конституционном,
институциональном поле. Важно добавить, что в этом же поле работают
и современные философы. Так, немецкие философы Ю. Хабермас,
О. Хёффе и другие за десятилетия до актуальных процессов
объединения были среди активных участников дискуссий специалистов
и широкой общественности. И когда формирование единой
Европы началось, они смогли весьма оперативно предложить
общественности некоторые свои идеи как по общим проблемам философ-
ско-правового плана, так и по более конкретным вопросам (такие
идеи сконцентрированы, например, в сделанном 26 июня 2001 года
в Гамбурге докладе Хабермаса «Почему Европа нуждается в
конституции?»).
Но Кант не был бы философом, если бы он не принял в расчет
ещё более «глобальные» факторы, чем государство или право.
Отсюда третий залог интеграции и движения к миру, своего рода
гарантия, которую можно было бы назвать метафизико-телеоло-
гической. «Эту гарантию дает великая в своем искусстве природа,
в механическом процессе которой с очевидностью обнаруживается
целесообразность, состоящая в том, чтобы через разногласие
между людьми осуществить даже против их воли согласие между
ними...» ((Ibid. S. 405). (Несколько страниц трактата «К вечному
миру» посвящены доказательству этой мысли применительно к
древнейшей истории мира и в частности Европы.) Движущие силы,
побуждающие к правовому устройству, - это разум, всеобщая
воля, рассматриваемые почти «по-гегелевски», т.е. в виде
объективной закономерности развития, «превозмогающей»
дезинтегрирующие склонности индивидов и центробежные устремления
народов. «Так что с точки разума, - пишет Кант, - результат
получается такой, как если бы этих склонностей не было совсем, и
таким образом человек принуждается быть если не идеально
добрым человеком, то во всяком случае хорошим гражданином...
Итак, это значит: природа неодолимо хочет, чтобы право получило
в конце концов верховную власть. То, что в этом отношении не
сделано, совершится в конце концов само собой, хотя и с
большими трудностями» (Ibid. S. 419, 421).
«Природа хочет» - это выражение Кант применяет и к другой
социально-интеграционной проблеме, которая особенно остро
стоит сегодня. Это проблема противоречивого объединения всеобще-
253

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
го, общего и единичного при практическом формировании союзов
государств - или, конкретнее, вопрос о всемирно-гражданском,
общеевропейском и национальном аспектах интеграции. Решение
Канта может показаться неожиданным: «природа, с одной
стороны, мудро разделяет народы... с другой стороны, она соединяет
через взаимный корыстолюбивый интерес (курсив мой - Н.М.) те
народы, которых понятие права всемирного гражданства не
оградило бы от насилия и войны» (Ibid. S. 425). В этой связи Кант
говорит о «духе торговли», «силе денег», как о факторах, толкающих
к образованию союзов (это тоже оказалось реальным и
рациональным предвидением: известно, какую роль в объединении Европы
сыграли всемирные и общеевропейские торгово-финансовые
институты и процессы, подобные введению единой валюты).
Благодаря такого рода механизмам (опирающимся даже не на общий, а
именно на собственный, даже корыстный интерес индивидов и
отдельных стран) «природа гарантирует» интеграционное движение,
и цели единства становятся «не столь уж химерическими».
Отличие позиции Канта, стало быть, заключается в том, что, по его
мнению, даже те склонности и черты человеческой природы,
которые обычно считаются препятствиями на пути к единству, великий
философ ставит на службу целям объединения1.
Тенденции кантовской философии вообще, философии права, в
частности, были развиты и преобразованы в учении Гегеля. И
здесь анализ фундировался самыми общими идеями и
категориальными принципами, которые, однако, обнаруживали свой
реально-исторический смысл и потенциал. В качестве примера возьмем
концепцию всеобщего-особенного-единичного.
Актуальность философских идей
всеобщего-особенного-единичного.
Единящая ценность свободы
Философы, обращаясь к проблемам всеобщего, отношения
всеобщего (всеединого)-особенного-единично-индивидуального
(причем делая это как на самом абстракционном метафизическом, так
и на социально-философском уровнях), неизменно подчеркивали -
1 Наш разговор об интегративных социально-философских идеях Канта не
закончен. Мы обратимся к ним во второй главе - при разборе тех проблем и
трудностей, которые в последние годы накопились в теории и практике европейского
единения; в эти годы, как мы увидим, современные авторы снова дискутировали
об идеях Канта.
254

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
что особенно характерно для нового времени - философскую
значимость индивидуального в социальной философии: это права
и свободы отдельного человека. Но они всегда, тем не менее,
отстаивали первенство, главенство (Prädominanz) всеобщего. При
этом у «партии» Всеобщего, Всеединства во все времена были
особенно горячие защитники. В качестве примера возьмем двух
мыслителей - Гегеля и Вл. Соловьёва; мы коснемся не только и не
столько метафизического уровня их рассуждений, где различные
формы всеобщего (у Гегеля) или Всеединства (у Соловьёва)
поставлены во главу угла, сколько (строго вытекающие из этой
метафизики) исследований соотношения всеобщего-особенного-
единичного в сфере социального бытия, на арене мировой истории.
Речь идет об исследованиях, которые, как мы попытаемся
показать, и сегодня не утратили своей актуальности. Оба названных
мыслителя - вместе с другими выдающимися современниками
(политиками, философами, писателями, учеными, религиозными
деятелями) - сделали фундаментом своих рассуждений принцип
свободы как ценность, связав этот новаторский и кардинальный
в их эпоху шаг человеческой мысли с реальными социально-
историческими процессами освобождения людей и обретения
индивидами целой совокупности индивидуальных и групповых
гражданских прав и свобод, немыслимых для прежней истории.
Вместе с тем, философы нового времени включили в «проект
модерна», как его назвали в наши дни, ту мысль, которую Гегель
в краткой форме выразил так: вся мировая история есть «прогресс
в сознании свободы». А «свобода, - по словам Гегеля, - есть
единственно истинное духа» . В таких формулировках свобода
индивида со всей несомненностью выступает как ценность, притом как
одна из высших, именно общечеловеческих ценностей.
По Гегелю, дух с внутренне присущей ему свободой так или
иначе воплощается именно в мировой истории, но обязательно
ухваченной в ее интегрированности, в ее целостности. Дух -
«субстанциональное» в этой истории, ее цель, замысел, то есть
«внутреннее понятие» (der innere Begriff) (Ibid. S.62). Но реальное
протекание истории в каждый данный момент - сфера «являющегося»
(das Erscheinende) - обнаруживает скорее не разум, не всеобщее
в истории, а «непонимание» (Unverstand) индивидами ее смысла
и целей. Как же выбраться из этого противоречия? Да и имеет ли
какой-то смысл обсуждать его? Не лучше ли отбросить весь этот
гегельянский «идеалистический вздор», как сравнительно недавно
1 Hegel G.W.F. Philosophie der Geschichte. St., 1961. S. 58.
255

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
в марксизме оценивалась философия истории Гегеля, и отказаться
от всякой телеологии в понимании мировой истории? Думается,
что за гегелевской телеологией скрываются вполне реальные
проблемы, - и сегодня они как никогда актуальны.
История человечества, несомненно, заключает в себе
объективную тенденцию постепенного, противоречивого, трудного
движения к единению на основе свободы. Таково философско-метафи-
зическое предвосхищение и подкрепление идеи о неодолимости
тенденций глобализации и процессов объединения Европы. О
народах Европы Гегель говорил: «Европейские нации образуют одну
семью по всеобщему принципу их законодательства, их нравов, их
образования», но добавлял, что в реальной деятельности
государства «в остальном господствует взаимное стремление причинить
зло» и что в изменчивых отношениях одних государств к другим
нет претора; «высший претор - только всеобщий в себе и для себя
сущий дух, мировой дух» . Как бы абстрактно, сугубо
идеалистически для кого-то это ни звучало, здесь есть несомненный реализм:
всеобщее, т.е. объединяющее начало существует, и оно
обеспечивается «мировым духом», т.е. совокупной, объективно
протекающей «всемирной историей» в ее (пока) непрерывающейся
целостности. Но будучи объективной - в том смысле, что она далеко
выходит за рамки возможностей, устремлений, целей отдельных
людей, их объединений в конкретные государства, их жизни в
определенный период истории, - данная всеобщая,
всемирно-историческая или по-философски: субстанциональная тенденция
немыслима без всего этого царства субъективного, особенного,
единичного (являющегося). Несовпадение всеобщего, особенного,
единичного в истории постоянно, но столь же неизменно их
взаимодействие. Гегель прав и в том, что люди постепенно - и однако
постоянно! - расширяют, проясняют для себя возможности
индивидуальных прав и свобод, т.е. собственно и осуществляют
«прогресс в сознании свободы». Поэтому изображение движения
мировой истории с точки зрения развития «мирового духа» - своего
рода синонима совокупного, единящего духовного начала, как бы
обнимающего и объективно- и субъективно-духовные
исторические процессы - имеет свое практическое и теоретическое
оправдание. Гегель, впрочем, отнюдь не отрицает того, что воплощение
мыслей, намерений, идей в действительной истории зависит от
реальной и конкретной, т.е. индивидуальной и коллективной
человеческой деятельности. Он называет одним из основоположений дви-
' Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 369. (Курсив мой. - Н.М.)
256

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
жения истории «воздействие (Betätigung), осуществление, а его
принцип - это воля, деятельность человека вообще. И только
благодаря этой деятельности реализуются, превращаются в
действительность это понятие (понятие духа - Н.М.), а также его сущие
определения, ибо они не имеют значимости непосредственно
благодаря самим себе» (Ibid. S. 65). Но ведь деятельность человека,
поясняет Гегель, это «потребность, побуждение, склонность и
страсть», т.е. снова же субъективно-духовные моменты. «Это -
бесконечное царство субъекта, чтобы он находил себя
удовлетворенным в своих деятельности и труде» (Ibid.). Отсюда известное
гегелевское изречение о том, что ничто великое в мире не возникло
без страсти. Иными словами, без влияния интересов, побуждений,
страстей, целей, познаний, удовлетворения от достигнутых целей,
что, собственно, и составляет духовный мир индивидов,
невозможны ни их конкретная деятельность, ни совокупная история.
В этой части своей философии истории Гегель особо акцентирует
великую значимость - и для судьбы отдельных индивидов, и для
хода мировой истории «субъективного духа» - свободной
деятельности единичных агентов истории (и каждого в отдельности,
и всех их вместе) в поистине бесконечной преемственности
поколений, времен, эпох. С этой точки зрения избрание ценности
свободы как центральной и объединяющей для всей европейской
истории равно объясняется как ориентацией немецкой классической
философии на всеобщее, субстанциональное, так и ее стремлением
наиболее полно учесть «позицию» единичного, т.е. отдельного
индивида.
Правда, всю эту «бесконечную массу воль, интересов и дея-
тельностей» индивидов Гегель именует «инструментами и
средствами мирового духа», стремящегося к достижению своих
целей, чего никак не могли и не могут простить ему критики в XX
и XXI веках, усматривая в великом немецком философе чуть ли не
отца современного тоталитаризма. Между тем движение истории,
казалось бы изображенное Гегелем по абстрактной схеме
объективного идеализма, вполне соответствует реальности до сих пор
протекшей и на наших глазах совершающейся истории
человечества. Никакого принижения роли, прав, свободы индивида здесь
нет. Гегель, по нашему мнению, на идеалистическом языке
фиксирует действительный факт, относящийся к истории человечества
вообще: каждый отдельный человек, стремясь реализовать и реа-
лизовывая свои индивидуальные цели и интересы (даже достигая
некоторых запланированных результатов частного характера), как
в определении своей судьбы, так и особенно в попытках (если та-
9 Зак. 2409
257

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ковые вообще имеются) воздействовать на судьбу народа, на
характер эпохи, на движение истории, чаще всего, скорее всего
оказывается «средством», «инструментом», чем активным субъектом
мировой истории. То же можно сказать об общественных
институтах, образованиях (например, о государствах, о социальных
группах), которые в контексте данного рассмотрения играют роль
«особенного» (см. «Философия права». §§337, 340) - по
отношению к индивидуально-единичному и всеобщему, понимаемому
(здесь) как объективный совокупный результат и как тенденция
всемирной истории. (Гегель, правда, выделяет так называемых
«всемирноисторических индивидов», в частных целях и
деятельности которых в какой-то мере «содержится субстанциональное», т.е.
«воля всемирной истории». Эту проблему мы оставим в стороне,
ибо она не меняет общую картину.)
Применение принципов гегелевской философии истории к
интересующим нас здесь вопросам о единстве человечества, единстве
Европы в частности, дает следующую картину. Единство
человечества - это и есть одна из важнейших «внутренних целей», т.е.
объективных тенденций всемирной истории. С этим вполне можно
согласиться. Какой бы драматичной, конфликтной,
дезинтегрирующей ни была история человечества, моменты объединения,
интеграции в ней всегда были, а по мере исторического развития они
становятся всё активнее, интереснее, зримее. Да и сам тот факт,
что человечество - пока! - не истребило себя в кровопролитных
войнах, что цивилизация, несмотря на все, уцелела, служит
подтверждением действительности, действенности тенденции
единства, её трудной победы над тенденциями разобщения. Вот почему
борьба против единения Европы и глобализации как таковых, как
объективных исторических тенденций, бесперспективна,
безнадежна. Но столь же объективен и другой факт, хорошо
укладывающийся в гегелевский замысел философии истории: в конечном
счете реализуется тенденция лишь постепенно, благодаря
«мировому духу», объективно, последовательно и настойчиво прола-
гающему дорогу всемирно-историческому, т.е. всеобщему. Что
касается отдельных, единичных индивидов, а также особенных
социально-исторических образований, то в их повседневной
деятельности (и в их обыденном сознании) всеобщие цели истории, как
правило, не только отступают на задний план перед целями,
намерениями, страстями чисто партикулярного свойства. Нередко
сознательные цели, реализуемые индивидами, общественными
группами, государствами, вступают в резкое противоречие с целями
единства, т.е. (в данном контексте) с целями всеобщего.
258

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
Есть еще один момент реализма в гегелевской философско-
исторической концепции, который непосредственно касается
философии. Во все времена реализация целей и задач всеобщего, т.е.
единства, возможна не иначе как через формы индивидуально-
единичной и исторически особенной деятельности, в которой
переплетаются и моменты объединения с другими людьми, и
моменты разъединения - вплоть до войны, вражды и т.д. Объединение
Европы и в прошлом осуществлялось, и сегодня осуществляется,
вполне конкретными людьми, в условиях существования тех или
иных действительных государств и их специфических отношений.
Данный момент истории, а значит, состояние умов,
господствующие ценности, действительные институты и т.д. - это особенное
историческое состояние, которое сказывается на действительных
процессах объединения Европы и мира. Тогда, быть может,
разговор о всеобщем теряет всякий смысл? По нашему мнению, этот
разговор столь же нужен и реален, сколь реально столкновение
единичных и особых («партикулярных», на языке Гегеля) мнений,
подходов, ценностей, воль, действий и т.д. И отнюдь не случайно
эта сфера «партикулярного» (например, в процессах единения
Европы это деятельность вполне конкретных лиц, групп,
институтов) настойчиво хочет побрататься со всеобщим - со всеобщим,
понимаемым как царство «общечеловеческих» идеалов, целей,
задач, принципов, ценностей, - объявить именно свой проект
«воплощением» такого всеобщего. Иного, к сожалению, не дано.
И дальше единство Европы будут спонсировать, лоббировать,
определять носители каких-то особенных и единичных подходов,
интересов, ценностей. Однако «власть всеобщего» тоже
сохраняется: частные лица и особые институты не могут быть полностью
свободными от реалий истории, от критики, контроля со стороны
большинства населения, от коррекции в свете широко
понимаемых общеевропейских ценностей. В этом критико-корректи-
рующем процессе большую роль призвана играть и уже играет
философия.
Философия, как и во все времена, сегодня оказывается не
просто «частным», «особенным» занятием вполне конкретных людей
(со всеми специфическими чертами, присущими субъективно-
частному), но скорее духовной сферой, на почве которой и сегодня
наиболее сподручно вести исследование проблем интересующего
нас плана «с всемирно-гражданской», т.е. всеобщей точки зрения.
Вот почему в философских учениях, опирающихся на
метафизические принципы всеобщего, всеединства, а также единства
всеобщего-особенного-единичного, имеется немало чеканных формул,
259

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
актуальных и сегодня, в условиях развернувшейся глобализации.
Таковы, например, слова В.Соловьева из его выдающегося
произведения «Оправдание добра», исследующего предпосылки,
возможности, формы единства человечества: «Как единичный человек
имеет смысл своего личного существования только через семью,
через свою связь с предками и потомством, как семья имеет своё
пребывание только среди народа и народного предания - так точно
и народность живет, движется и существует, только носимая
средою сверхнародною и международною; как и в отдельном человеке
и через него живет весь род преемственных поколений, так в
совокупности этих рядов живет и через них действует единый народ,
так и в полноте народов живет и совершает свою историю единое
человечество» . И человечество в его целостности - возражает
Соловьев некоторым авторам - это не безжизненная абстракция,
а реальное единство множества поколений народов на арене
всемирной истории. В философии вполне уместна так необходимая
нынче «критика разума» - в данном случае того, который
непосредственно задействован в процессах интеграции Европы и всего
мира. Это совсем не значит, что такая критика должна
осуществляться лишь философами по профессии. Любой человек - будь он
политик, учитель, естествоиспытатель, рабочий, писатель,
крестьянин и т.д. - может принять участие в таком обсуждении проблем
«с позиций всеобщего». Но он должен отчетливо сознавать, что в
данном случае вступает на почву философии и философского
обсуждения задач и трудностей конкретного социального бытия
современности. А задачи и трудности выдвигаются самой же
современностью.
Мы еще продолжим наше рассуждение о традициях Локка,
Канта, Гегеля и других европейских мыслителей, о «европейском
наследии» в целом, обратившись к той громадной проблемной
трудности, которая в объединяющемся мире, и в Европе в
частности, живо обсуждается на всех уровнях дискурса и которую, по
нашему мнению, нельзя решить без обращения к философии. Это,
говоря кратко, вопрос о тех единящих ценностях, на основе
которых Европа движется к ещё более тесному, более рациональному и
конструктивному единству. Вопрос о ценностях, разумеется, тесно
связан с более общим анализом исторических истоков,
сегодняшних судеб и перспектив единой Европы.
1 Соловьев В. Цит. произв. С. 503-504.
260

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
Трудный поиск ценностных оснований
единства Европы и всего мира:
философские аспекты
Историю поиска идей и ценностей единой Европы нередко
излагают в приподнято-торжественных тонах. Что отвечает простому
факту: индивиды и народы вынашивали эти идеи в процессе
многовековой истории, а потому есть все основания аккумулировать и
представлять их в качестве важнейшей части, в определенном
смысле и фундамента, «общеевропейского наследия». Однако при
ближайшем рассмотрении ценностного дискурса обнаруживается
не только поле согласия; в споре о единой Европе и общих для неё
ценностях накопилось весьма много разногласий и болезненных
противоречий. Эти разногласия и их антиномичность далеко не
случайны. С одной стороны, нельзя забывать об исторических
традициях, связанных с поисками мирного единства Европы. В его
защиту звучали голоса многих видных европейцев, (конечно, не
только философов), и особую убедительность они приобретали
после разрушительных войн, революций, нашествий. Вот слова
Виктора Гюго, сказанные им на Конгрессе пацифистов в 1849
году: «Придет день, когда война между Парижем и Лондоном, между
Петербургом и Берлином, между Веной и Турином покажется
столь же абсурдной и невозможной, как между Амьеном и Руаном.
Наступит день, когда все вы - французы, русские, итальянцы,
англичане, немцы, все нации континента - будете спаяны в высшее
единство, не утрачивая своеобразия и прославленной
индивидуальности»1.
Обнадеживающие и даже радужные перспективы рисовал в
1946 году Уинстон Черчилль. По его словам, возможно и
необходимо создать «Соединенные Штаты Европы»: «Если Европа
отныне объединится на основе своего общего наследия, то не будет
никаких границ для счастья, благосостояния и славы 400 миллионов
её жителей» (Ibid. S.208). Список имен известных европейцев,
в XIX и XX веках ратовавших за единую Европу, а на ее основе
и за единое, глобальное, мировое государство, можно продолжить.
И в этом отношении все они продолжают «линию Канта».
С другой стороны, лозунги единства Европы использовались
и в человеконенавистнических целях. Так, гитлеровский идеолог
Риббентроп писал о развязанной нацистами Второй мировой вой-
1 Цит. по: Ein Kontinent macht Geschichte. S. 176.
261

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
не: «Современная война также является войной во имя единства и
свободы Европы. Ее цель: установление длительного прочного
мира для европейских стран. Это война против экономического
удушения и вмешательства чуждых Европе земель - Англии и США.
Европа - европейцам»1. Значит, дело не столько в самих лозунгах
и провозглашенных ценностях - реально объединяют, скорее, не
они, а во-первых, конкретные ценностные расшифровки,
исключающие любые оттенки расизма, национализма,
человеконенавистничества и т.д., и во-вторых, связанная с такой системой
ценностей система действительно мирных, объединяющих действий.
Правда, такие ценностные системы тоже сплачивают не всех, но
если они восприняты, то имеет место не аморфное, а более
прочное, долговременное, действительное объединение.
Итак, вопрос о духовно-ценностном наследии, питающем идею
единой Европы, на самом деле далек от однозначного решения.
Сегодня довольно часто его так и формулируют, прямо
предполагая, что ответы на него - даже у тех, кто приветствует нынешнее
объединение стран континента, - могут быть различными.
Предоставим слово одному из авторов популярного журнала «Шпигель»
Михаелю Шмидту-Клигенбергу: «Каково то общее наследие, к
которому могут взывать поборники идеи единой Европы? Является
ли им давно провозглашаемая церковью и консерваторами идея
христианской Европы, которая объединяющим образом
действовала то в борьбе против мусульман на испанском полуострове или
против турок около Вены, то в крестовом походе на Иерусалим
и в сжигании ведьм у себя дома? Не есть ли это Европа
Просвещения, которое проповедовало свободу, равенство и братство,
которое писало на своих знаменах [лозунги] демократии и прав
человека, но в безумии террора во благо (Tugend-Terror) исполняло свои
идеалы с помощью гильотины? Есть ли это культура научной
мысли европейских школ, которая вызвала к жизни почти все
новаторские изобретения нового времени - и с их помощью в эпоху
колониализма и империализма подчинила почти весь остальной
мир?»2
Совершенно верно, что и сама история Европы «полна
примеров нетерпимости, террора и культурной ограниченности»
(Ibid. S. 14). Известный автор, немецкий историк, политолог и
философ Карл Шлегель (кстати, превосходный знаток русской
культуры) с полным на то основанием подчеркивает: «Европу можно
1 Ein Kontinent macht Geschichte. S. 182.
2 Ibidem. S. 13.
262

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
определять разными способами: как счастливое место рождения
прав человека и эмансипации человека... как лабораторию
неутихающего любопытства и жажды знаний, которые не
останавливаются и перед саморазрушением. Но для XX века, бесспорно,
значимо и то, что Европа стала ареной самых больших войн и
массовых жертв, величайшего из всех насильственных попраний прав
человека и прав народов, которые мир знал до сих пор. И также, в
конце концов: она стала местом удивительного спасения». Или:
Европа от Дахау до Соловков покрыта метастазами лагерей
смерти» (Ibid. S. 165, 168) Эти горькие напоминания звучат как набат и
как предостережение: единение Европы предполагает не
бахвальство, не поучения в адрес остального мира, а прежде всего
покаяние и самокритику со стороны европейцев. (А послушать
некоторых сегодняшних европейских идеологов - получится, что в
прошлом были только Соловки... В будущем же - одни светлые
перспективы, конечно, для высокоцивилизованной Европы.)
Между тем в официальных документах ЕС, в выступлениях
ряда лидеров европейских стран, а также в средствах массовых
коммуникаций «еврократической» направленности
социально-исторические, в том числе духовные основания единства сегодняшней
Европы и благосостояния объединившихся стран выглядели чем-то
прочным, однозначным и монолитным. Вот, к примеру, один из
документов, выпущенных в Австрии Европейской комиссией, -
вступительная статья комиссара ЕС Франца Фишера. Её
«словарь»: «кардинальные изменения»; «свежий ветер подул в паруса
нашего хозяйства», «более высокий уровень роста экономики,
снижение инфляции, упрочение экономического статуса Австрии»;
«либерализация рынков энергии и телекоммуникаций»,
«соревнования вместо монополий», «сотрудничество вместо изоляции»,
«начало новой эры вместе с евро»; «расширение ЕС - это
выигрыш»; «наш великий шанс - участвовать в формировании
будущего Европы» и т.д. Правда, вскользь упоминается об «иррациональ-
ных(!) страхах» населения, - но лишь в том контексте, что
связанные с этим проблемы и необходимо, и возможно разрешить в
ближайшем будущем1.
Наверное, есть документы ЕС для «внутреннего пользования»,
где уясняется, что страхи граждан объединившихся и
объединяющихся стран отнюдь не «иррациональны», а вполне реальны
и обоснованы. Однако в писаниях и речах для публики долго
преобладал рекламно-парадный, агитационный тон. И даже дотошная
1 См.: Österreich in der EU. Bilanz und Ausblick. Wien, 2000. S. 6-11.
263

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
и вообще-то критичная европейская пресса на заре XXI века всё
более явно поддавалась еврократическим влияниям.
Возникает вопрос: возможно ли на фоне отнюдь не
благополучного прошлого, а также реальных и опасных центробежных
объективных тенденций, в том числе противоречий и конфликтов
ценностного характера - продолжать отстаивать, вслед за
великими умами прошлого, идеи и ценности единой Европы, т.е. (в
данном контексте) ценности всеобщего характера? Наш ответ: не
только возможно, но и необходимо; и прояснение ценностных
систем, их трансформирование, отвечающее задачам времени,
как и прежде, в значительной степени остается функцией
философии. Для её выполнения наиболее ответственно и продуктивно
делать то, чему учит пример Канта: бесстрашно анализировать
накопившиеся сегодня и неизбежные в будущем трудности.
Почему, например, война в Ираке стала для многих
европейцев шокирующим событием? Конечно, из-за антигуманных,
кровавых последствий, сколько бы слов ни было произнесено для
оправдания войны. Но дело не только в этом. Современные
философы, о которых ранее уже шла речь, обратили внимание на то, что
иракская война обнажила неэффективность только что
образовавшегося Европейского союза, его институтов. И что очень
важно: европейское единство, о котором так много говорили и к
которому так стремились, обернулось внутренним расколом перед
лицом решимости США - невзирая на отсутствие поддержки ООН,
на протест ряда крупных государств Европы и Азии -
«единолично» развязать эту войну. (Об этом подробнее - во второй главе
данного раздела). Стало вполне ясным то, о чем и раньше
предупреждали глубокие и добросовестные аналитики: институционали-
зирование интеграции Европы через соответствующие
учреждения, документы ЕС опередило вызревание действительного
единства сознания, единства ценностей и единства действий
европейцев. Согласно формулировкам Хабермаса, сейчас в центр
внимания со всей остротой выдвигается вопрос о «европейской
идентичности».
«Европейская идентичность»
и проблема ценностей
Это подлинно философская, по сути своей аксиологическая
проблема, которая издавна обсуждалась на теоретическом уровне,
а сегодня стала проблемой проблем самого конкретного социаль-

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
ного плана. Хабермас ставит её следующим образом: «Есть ли
исторические опыты, традиции и достижения, благодаря которым у
европейского гражданина пробуждается сознание совместно
выстраданной политической судьбы, подлежащей совместному же
формированию? Привлекательное, даже заразительное «видение»
будущей Европы не падает с неба. Сегодня оно может рождаться
только из тревожного ощущения растерянности (Ratlosigkeit) ...
Перед всеми нами маячит образ мирной, сотрудничающей Европы,
открытой другим культурам и способной к диалогу с ними» .
Хабермас справедливо предупреждает: нельзя представлять дело
таким образом, будто уже имеются некоторые якобы прямо
полученные от истории и «автоматически» объединяющие ценности.
Действительно, нет ничего более распространенного в
современных дискуссиях о европейском единстве, чем ссылки на
существование таких якобы уже заданных ценностей и их мощную интегри-
;фующую роль. Хабермас же указывает на целый ряд осложняющих
факторов.
Вокруг центральных ценностных понятий и факторов, о чем
мы уже говорили, на протяжении многовековой истории Европы
(и добавим, всего мира) шла ожесточенная борьба. Но если и есть
некоторая объединяющая ценность, то она, по Хабермасу, состоит
скорее не в усреднении ценностных подходов, а в том, чтобы не
поддаться разрушающему влиянию центробежных факторов, в
том, числе и ценностного характера. «Культура, которая на
протяжении многих веков более других культур раздиралась
конфликтами между городом и деревней, между светскими и религиозными
властями, конкуренцией между верой и знанием, борьбой между
политическим господством и антагонистическими классами, - эта
культура должна была, претерпевая боль, научиться тому, чтобы
различия могли коммуницировать друг с другом, чтобы
противоречия могли институционализироваться, а напряжения
стабилизироваться. И признание различий - признание других в их инаково-
сти - может быть причислено к признакам общей
идентичности» (Ibid. курсив мой. - Н.М.). Впечатляющий пример
«признания различий» Хабермас находит в проявленном европейскими
государствами умении хотя бы частично приспособить свой
суверенитет к общим делам Европейского союза. Необходимо
вспомнить, что затрагиваемая Хабермасом проблема «признания диффе-
ренций» (Annerkennung von Differenzen), признания Другого в его
«инаковости» в мировой философии тщательно разбиралась Геге-
1 FAZ. 3 I. Mai 2003. № I25/S. 33.
265

лем и последующими философами, а это находилось в
несомненной корреляции с процессами объединения Германии в XVIII-XIX
веках, теми противоречиями интеграции-дезинтеграции, которые
характеризовали тогдашнюю европейскую историю.
Хабермас справедливо указывает и на то обстоятельство, что
некоторые подходы, установившиеся в прежней истории и долго
воспринимавшиеся в качестве «естественных», претерпели
существенные изменения, причем как раз благодаря таким изменениям
они приобрели ценностно-интеграционное значение. Так,
характеризующее времена холодной войны и нередко воспринимавшееся
как нечто само собой разумеющееся доминирование сверхдержав
в сознании многих людей подверглось критическому отрицанию.
Война в Ираке ещё и потому повергла европейцев в настоящий
шок, что США выступили с позиции силы, с позиции
сверхдержавы, в духе старых ценностей навязывающей свою волю остальному
миру. Но ведь и европейцы в своей реакции на свершившиеся
события не были едины. «Противоположные позиции по отношению
к роли сверхдержавы, к будущему правовому мировому порядку,
к значимости права народов и к ООН позволили скрытым
противоречиям выйти на поверхность... Разрыв между
континентальными и англо-саксонскими странами, с одной стороны, и «старой
Европой» и странами средней Европы, кандидатами на
вступление в ЕС, с другой стороны, углубился», - констатирует Хабермас
(Ibid.).
И все-таки Хабермас (подобно другим авторам) постоянно
пытается суммировать некоторые заимствованные от традиций и
новые духовно-ценностные ориентации и подходы, которые (более
или менее согласованно) разделяют (или должны в будущем
поддержать) граждане сегодняшней Европы. Это - в его
изображении - такие ценности: секуляризация общественной жизни,
политики по отношению к религии; (можно добавить: веротерпимость);
доверие к деятельности национальных государств; скептицизм в
отношении якобы саморегулирующихся рыночных механизмов;
критическое отношение к «техницизму», к завышенным
ожиданиям относительно научно-технического прогресса; критическое
отношение ко всем формам насилия; ожидание, что государства и их
союзы обеспечат безопасность граждан; требование, чтобы
соблюдались права и свободы человека, нетерпимость к нарушению
этого требования; ненависть к тоталитарным режимам, к геноциду
народов, посягательству на жизнь человека (что выразилось в
отмене смертной казни); социальная справедливость; убеждение
в том, что объединение европейских народов невозможно без того,
266

чтобы часть суверенитета отдельных государств была свободно
и добровольно отдана в пользу межгосударственного союза и т.д.
Встречаются и несколько иные перечни ценностей, «идей
Европы». Вполне вероятны - даже нужны - дальнейшие
размышления, дополнения. Возможны, даже неизбежны, споры по
конкретным вопросам. И всё же в целом можно предполагать хотя бы
частичный консенсус по поводу общеевропейских ценностей - если
не с сегодня на завтра, то в перспективе, в тенденции. Но что также
кардинально важно, так это уточнение ценностных идей
применительно к современным условиям, когда идеи глобализации и
единства стали претворяться в жизнь. (Генерализация Хабермаса -
пример такого осовременивания.) Наступает время суровой и
нелицеприятной проверки ценностей и, если необходимо, их
переоценки. А в этом процессе, в конце концов захватывающем
человечество, инициатива всегда принадлежала философии. Она
ставила назревшие ценностные проблемы, отваживаясь или посягнуть
на общепринятое, традиционное понимание, или внести в него
существенные коррективы. Скажем, сегодня трудно возражать
против того, что идея прав и свобод человек - это фундаментальная
философская, социально-правовая ценность, выработанная именно
в Европе и предложенная остальному миру в качестве единящей
нормы, образца для сознания и деятельности. И однако даже этот
тезис, казалось бы общепринятый и незыблемый, предложенный
на все времена, категорический императив для социально-
правовой сферы - сегодня оспаривается. Присмотримся к
проблеме подробнее, связав историю и современность.
Права и свободы человека:
единящий принцип?
В истории философии, истории политических учений, в
сущности, нет разногласий по вопросу о значимости выработанных
в XVIII-XIX веках идей и учений, касающихся прав и свобод
человека. Среди этих идей и концепций, оцениваемых, как правило,
весьма высоко, выделяют учения Локка и Руссо (не только не
отрицая, но и обязательно предполагая и их опору на идеи
предшественников и современников, и полемику с ними).
Вопрос о становлении и сути политического либерализма, о его
противоречивой судьбе в условиях глобализации прямо не входит
в тематику данной главы. Нам важно - в контексте обсуждения
ценностной проблематики, связанной с идеями единой Европы
267

и единого ^ира, - затронуть лишь отдельные моменты,
касающиеся и историко-философского процесса, и современных
философских дискуссий.
1. Нет никакого сомнения в том, что концепция прав и
свобод человека родилась в горниле философских, политических
споров, тесно связанных с развитием реальной истории. Точно так же
несомненно, что общефилософские и, конкретнее,
социально-философские формулы, касающиеся прав и свобод индивида, оказали
громадное влияние на действия, сознание, программы множества
индивидов - как в истории нового времени, так и в условиях
современности. То обстоятельство, что вокруг либеральных идей не
прекращается полемика и настоящая борьба, - лишнее
свидетельство их трансисторической значимости, их постоянного влияния и
использования (даже теми, кто яростно против них воюет ...)
2. Центральную роль в становлении идей о правах и свободах
человека довелось сыграть Джону Локку. Один из лучших в нашей
стране исследователей затронутой проблемы Э.Ю. Соловьёв
расценивает политико-правовое учение Джона Локка как
«философское завершение генезиса прав человека»; «знаменитая формула»
Локка: свобода, жизнь, собственность «зафиксировала
простейшую совокупность неотчуждаемых прав личности». От философии
Локка через всю последующую историю тянется нить к
современности. «Три базисных права, обозначенных Локком, - это
первоначало концепции прав человека,, которая сегодня формирует единую
международную правовую культуру, а будучи включенной в
конституции национальных государств, становится нормативным
базисом их правовых систем и по типу «естественного права»
определяет степень цивилизованности действующих законов... В
риторике гуманитарно-правовых деклараций общий смысл прав
человека передается формулой «уважение к достоинству
человека». О влиянии и действенности концепции Локка говорят
исторические факты. «На тексты Локка (иногда не называя его имени)
прямо опираются отцы-основатели американской Конституции»
(Сам Локк, как известно, пробовал свои силы в составлении
правовых актов - речь идет о проекте Конституции для Северной
Каролины.) Учение Локка так или иначе учитывалось впоследствии,
когда было развито «более дифференцированное содержание прав
человека и гражданина».
Согласно формулировке Э.Ю. Соловьёва, «Локк оказался
великим разъяснителем нарождающегося правосознания: он сумел
зафиксировать и высказать такие его установки, которые не только
обнаруживали свою социальную действенность на протяжении
268

всего XVIII столетия, но в известном смысле вообще оказались
"навечными"»1.
3. Как документы Европейского Союза, так и формулировки
теоретиков единства неизменно включают в число исходных и
фундаментальных ценностей современного европейского
объединения то понимание прав и свобод человека, которое, по
единодушному признанию, восходит к формулировкам философов
нового времени и к социально-политическим документам этой эпохи
(Декларации прав и свобод человека, конституциям стран Европы
и США и т.д.). Это, бесспорно, снова доказывает опережающее
реальные процессы воздействие философских идей и исследований
на историю человечества. Снова подтверждается, что формулы,
обещания и надежды философов прошлого становятся
сегодняшней исторической реальностью.
И однако в сегодняшнем дискурсе дело обстоит не так просто.
Возникает вопрос: не является ли констатация, утешительная для
философов, поводом для беспокойств и раздумий как раз перед
лицом труднейших современных проблем интеграции? Ведь
вопрос можно повернуть и так: не становятся ли формулировки прав
и свобод человека, (относительно) функциональные в условиях
европейского объединения, дезинтегрирующим фактором в
отношениях Европы с остальным миром? И можно ли утверждать, что
в иных - неевропейских - культурах ценности свободы индивида,
его прав свободного гражданина столь же фундаментальны, что и в
европейском сознании? (Мы вынуждены здесь оставить в стороне
и лишь впоследствии затронем совсем не тривиальный вопрос
о том, как сами современные европейцы относятся к
относительной важности индивидуальных свобод по сравнению с другими
ценностями и действительно ли общие либеральные ценности
философского формата проникли в обыденное сознание жителей
Европы, а если проникли, то в каком виде).
Существует по крайней мере два существенно различных
ответа на поставленные вопросы.
Ответ первый: многие неевропейские культуры и в
исторической традиции, и в сегодняшних их формах основываются не на
признании индивидуальных прав и свобод, а на фундаменте
сверхиндивидуальных, главным образом религиозных ценностей.
Поэтому главные ценности Запада и Востока несовместимы. Давно-де
идет «война культур и ценностей», и она в значительной степени
1 См. Соловьев Э.Ю. Генезис прав человека и исторические истоки
толерантности // Толерантность. Екатеринбург, 2001. С. 33, 125, 126, 135.
269

объясняет кровавые конфликты, напряженность в отношениях
индивидов, стран, целых континентов. «Нет сомнения, - пишет
Р. Сафранский, - западная культура, основывающаяся на принципе
свободы и отделении религии от политики, - это "холодный"
проект. Мы на Западе вступили в эпоху секуляризированного
политеизма. В плюралистическом обществе много богов, много
ценностных ориентацией, много религиозных и полурелигиозных
смысловых определений... У сторонников "горячих" фундаменталисти-
ческих смыслоустремлений всё это может вызывать ненависть и
презрение. Зловещая война культур фактически уже разразилась -
и внутри западного мира, и за его пределами»'. Иногда эту «войну
культур» называют «войной цивилизаций». Итак, одна из главных
ценностей «европейского проекта» — веротерпимость —
конфликтно сталкивается с «веронетерпимостью» немалого числа
неевропейских «проектов», так называемая «секулярность» противостоит
религиозному фундаментализму.
Ответ второй: различия между культурно-ценностными
системами Востока и Запада, обобщенно выражаемыми европейскими
и неевропейскими философскими учениями, разумеется,
существуют. Но что касается таких понятий, как «свобода», «право»
(«права индивидов»), то эти различия не следует преувеличивать и
превращать в мнимое противостояние западной и восточной
ментальное™.
Во-первых, и в европейских учениях, глубоко повлиявших на
сознание, ценности людей, на культуру Европы, свобода вообще,
права и свободы индивидов в частности и особенности, не имеют
самодовлеющего значения, а предстают в многосторонней
системной связи с социальными обязанностями, моральным долгом,
исторической ответственностью отдельных людей, их общностей,
стран (а сегодня, в условиях объединения, - и целых континентов).
В истории мысли, простирающейся до современности, этика
свободы всё более выступает как этика ответственности . Это сущая
правда: учения великих философов Европы, настоящих глашатаев
свободы и права, применительно к единичной, отдельной
человеческой личности всегда включают оба названных элемента в их
тесной взаимосвязи. Но правда, увы, и в том, что в выполненных
на потребу дня «концепциях», и особенно в быстротечных
практических, политических делах «слишком философская» сложность
и многосторонность классического либерализма исчезают, уступая
1 Safranski R. Op.cit. S. 58-59.
2 См. по этому вопросу работы A.A. Гусейнова.
270

место одномерным, упрощенным подходам и проектам. И тогда
«либерализм» понимается как одностороннее и чрезмерное
акцентирование свободы.
Во-вторых, и в великих традиционных учениях восточной
мысли, а также в умеренных, неэкстремистских современных
разновидностях религии и философии Востока, ценности свободы и
права занимают достойное место; размышления о свободе, о
правовых аспектах, перерастают как и у западных мыслителей, в
широко разветвленные, тонкие теоретические концепции и
разносторонние практические рекомендации. Лауреат Нобелевской премии
мира 2000 года, южнокорейский президент Ким Дае Янг сказал:
«Задолго до Запада на Востоке в его мыслительных системах были
четко зафиксированы идеи уважения человеческого достоинства и
стали укореняться интеллектуальные традиции, на которые
опирается понятие "демоса"» .
Это, в принципе, может быть показано на целом ряде
репрезентативных примеров. А значит, при обращении к классическим
образцам восточной мысли, к ценностным системам, построенным на
основоположениях восточной мудрости (включая философию), их
неповторимое своеобразие, их отличия от системы принципов и
ценностей, положенных в фундамент современного европейского
единства, не выглядят такими, чтобы отсюда обязательно вытекали
«война культур», «война цивилизаций», тем более следовали
кровавые военные конфликты, борьба Запада и Востока (а также
Севера и Юга) «не на жизнь, а на смерть». Более того, при
внимательном рассмотрении обнаруживается прочная ценностная
почва для мирного взаимодействия и взаимообогащения всех культур.
Но это лишь при условиях, исключающих доминирование какой-
либо из культур (все равно, западной или восточной), притязаний
«своих» систем ценностей на более «высокий» статус и т.д., при
условиях, исключающих, далее, любой вид фундаментализма,
экстремизма, терроризма, которые прикрываются ценностными,
религиозно-идеологическими лозунгами или оправданиями.
Сказанное здесь о проблеме прав и свобод человека
показывает, сколь неоднозначна ситуация истории: «полю единства» здесь
противостоит «поле вражды и борьбы». А значит, даже
устоявшиеся, казалось бы «навечно данные» ценности и сегодня продолжают
свое драматическое становление и преобразование.
1 Цит по: Ein Kontinent macht Geschichte. S. 143.
271

Кардинальная переоценка ценностей:
современные ценностные антиномии
Теоретико-методологические разъяснения
о современном ценностном дискурсе
в философии и вне ее*
Написать это небольшое предуведомление к дальнейшему
анализу современной ценностной проблематики меня побудило
ознакомление с новой литературой, философской и
нефилософской, где все чаще происходит вообще-то отрадное обращение
к ценностным темам и аспектам. Правда, ситуация складывается
неоднозначная. При анализе этой литературы, как философской,
так и нефилософской, разделенной соответственно по областям
научного интереса - экономика, история, политология и т.д. или
изучаемым странам, регионам, бросается в глаза, с одной стороны,
возросший интерес философов и конкретных специалистов к
ценностным факторам, размежеваниям, дискуссиям, а с другой
стороны - не вполне продуманный подход к этой весьма специфической
проблематике человеческой деятельности, ныне осмысливаемой в
своеобразной области теоретического дискурса, а именно в
аксиологии как части философии. При этом, замечу, философско-
аксиологические разработки, отечественные и зарубежные, по
этим темам, как правило, не только специалистами конкретных
гуманитарных, общественных дисциплин, но и философами, почти
не принимаются во внимание, о чем остается лишь сожалеть.
Разумеется, вникать во все детали таких философских разработок,
имеющих весьма давние традиции, а в XX веке осуществляющихся
особенно интенсивно, ученые, специализирующиеся в своих
научных областях, вряд ли смогут.
1. Прежде всего, важны понятийные прояснения, касающиеся
самого понятия ценностей, фундаментального для философской
аксиологии.
Рассуждая о ценностях, авторы самых разных работ исходят
либо из того, что «ценности» - нечто само собой разумеющееся,
либо из того, что ценностями можно назвать любые феномены из
круга желаемого или предпочитаемого. Между тем после
длительных и острых дискуссий в аксиологии сложился определенный (не
устраняющий дальнейших споров и уточнений) консенсус относи-
Этот раздел - Post scriptum 2008 года.
272

тельно наиболее важных сторон ценностных феноменов, которые
и были ухвачены в генерализующих понятиях аксиологических
теорий.
Приведу некоторые определения. О.Г. Дробницкий: «Ценность -
философское и социологическое понятие, обозначающее,
во-первых, положительную или отрицательную значимость какого-либо
объекта, в отличие от его экзистенциальных и качественных
характеристик (предметные ценности), во-вторых, нормативную, пред-
писательно-одиночную сторону явлений общественного сознания
(субъектные ценности или ценности сознания)»1.
В своей книге «Философия ценностей и ранняя
аксиологическая мысль» (глубоко содержательной, хотя и очень трудной для
освоения не специалистами) В.К. Шохин предлагает - для
постепенного продвижения к теории и определения к теории ценностей -
исходить из существования двух онтологии, позиции, подходы
которых не сходны, если не противоположны.
В первом случае «сущее рассматривается безотносительно к
субъекту», во втором случае - «только соотносительно с ним» .
Соответственно, применительно к ценностям первая (внесубъек-
тивная) онтология трансформируется в учение о «значимости-в-
себе», или «объективных носителях-благах». «Если же ценности
рассматривать как глубинный уровень значимостей для кого-то, то
перед нами будет нормативная модель онтологии субъективной,
трансцендентальной. В определенном смысле для нас реальнее
всего то, что для нас наиболее значимо, а наиболее значимое
соответствует, согласно предложенной стратификации,
ценностному...» . Отмечу, что онтология - соответственно, подход к
ценностям первого типа - сейчас менее распространены, ибо чаще всего
связаны с идеалистическими, даже мифологическими онтологиза-
циями, «внедрением» ценностей в саму природу, само бытие.
Превалирует второй тип подхода.
Возможные возражения (такие определения даны-де какими-то
отдельными людьми и могут не приниматься другими учеными;
в определения постоянно вносятся уточнения и т.д.) вряд ли могут
подорвать значимость аксиологических разработок: ведь на
подобных основаниях можно отклонить любые
понятийно-теоретические, принятые путем консенсуса разъяснения любых дисциплин.
1 Дробницкий О.Г. Ценность // Философская энциклопедия. Т. 5. М., 1970.
С. 462.
Шохин В.К. Философия ценностей и ранняя аксиологическая мысль.
М., 2006. С. 83.
3 Там же. С. 85.
273

/
Соответственно основным сторонам, аспектам понятия
ценности могут быть выстроены различные взаимосвязанные уровни
анализа ценностей.
2. Это исследование мира устремлений, ожиданий,
предпочтений индивидов и их объединений, так или иначе запечатленных в
жизненном мире (тех или иных периодов истории, тех или иных
стран и народов) - с точки зрения переведения их в форму
обобщенных и объективированных принципов. Например, реальная и
всегда конкретная борьба за освобождение от феодальных форм
зависимости постепенно приводила к тому, что даже и самые
простые люди, далекие от науки, философии, начинали думать,
говорить о свободе также и вне зависимости от пестрой конкретики
такой борьбы - как о чем-то принципиально важном для них и для
других человеческих существ. Тогда в жизненном мире и
происходил (происходит и сейчас) переход на ценностный уровень
действия и сознания, что относится не только к свободе, но и к другим
понятиям, приобретающим ценностный оттенок. Исследования
такого рода процессов как применительно к истории, так и к
современной жизни, достаточно редки, но они существуют. Что
касается современности, то мы обладаем особым преимуществом
(которым, увы, не так часто пользуемся): перед нами «вживую»
проходят подобные дебаты, высвечивающие определенные
ценностные альтернативы. (Дальнейший мой анализ основных
ценностных размежеваний вокруг глобализации, единства Европы и т.д.
сообразован не только с литературой вопроса, но и с постоянным
наблюдением за тем, как простые люди моей страны и других
стран выражают свои мнения, когда и если их слова, мнения
бывают услышаны, зафиксированы и когда их суждения
действительно переходят на ценностный уровень).
3. Особую роль в выражении, защите, пересмотре ценностей
играет, понятное дело, совокупная сфера человеческой культуры.
Но и здесь не всякий разговор, в том числе с употреблением
понятия ценности (и других понятий «ценностного круга»), является
обсуждением, тем более анализом ценностей. Например, не всякие
рассуждения о свободе уже имеют характер ценностного анализа,
а только такие, в которых участники дискурса или дискуссий
исходят из необходимости возвести понятие свободы в ранг высоких,
значимых, признаваемых многими людьми принципов
жизнедеятельности людей (и принципов собственной жизни), а главное,
видят необходимость показать, доказать, развернуть содержание
принципа, основания выбора в его пользу сравнительную
значимость и связь с принципами того же рода, такого же уровня.
274

4. Ценности так или иначе отвечают на вопрос: ценное - для
кого? Для меня как отдельного человека? Для других людей? Для
моего народа или для человечества в целом? Для «нашего»
времени или для всех эпох? для «вечности»? Но ответы на такие
вопросы далеко не всегда даются адекватные, потому что люди чаще
всего не знают наперед (или не желают признать) исторических
ограничений, заключенных в их ценностях. К тому же ценностный
дискурс сам по себе и всегда предполагает переход на более общий
или всеобщий уровень. Ведь о «ценном» говорят как о нужном,
должном, а то и морально высоком - и не только для «меня», для
отдельных людей, народа, для человека и человечества как
таковых. Другое дело, что реальные формулировки ценностей, ценного
могут воплощать всего лишь конкретно-исторические реалии и
отражать исторические ограниченности сознания и действия
людей. Но они также вполне могут как бы загодя аккумулировать
черты, особенности ценностного мира, соотносимого и
действительно сообразуемого с общими или всеобщими, притом высокими
и возвышенными критериями - с понятиями человеческих
природы и предназначения, общечеловеческой и нерелятивизируемой
нравственности и т.д. Такого рода ценностный пласт можно
встретить и легко разглядеть в любой из мировых религий. (И в немалой
степени поэтому - из-за их всеобще-ценностного содержания и
претензий - их и именуют мировыми религиями.) А также,
конечно, в философии на любой стадии ее развития. В ценностную
«сферу» человеческого духа вносит свой вклад вся человеческая
культура, причем литература и искусство в отдельные периоды и в
некоторых их формах играют, что называется, первую скрипку.
Опора на аксиологию позволяет организовать более
конкретные анализы, описания, определения ценностных феноменов
вокруг действительно центральных и всеобщих, а не побочных и
частных характеристик. Между тем в специальной и даже
философской литературе, которую мы держим в поле зрения, авторы по
большей части избегают информировать своих читателей о том,
какого исходного понимания ценностей они придерживаются.
В теоретических областях, что хорошо известно, имеет место
если не преодоление, то минимизация произвола в толковании
и применении тех или иных, а особенно фундаментальных (для
данной дисциплины и группы дисциплин) понятий и методов.
Хотя каждый автор может, в принципе, претендовать на удобное ему
словоупотребление, подобный «либерализм» не в одних только
точных науках блокируется разумным требованием
придерживаться наработанных, для данного момента значимых исходных опре-
275

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
делений. Лишь когда они массированно пересматриваются,
наступает период «революционной» смены парадигм. Но и в периоды
«нормального» развития науки, и в эпохи смены фундаментальных
оснований работает достаточно рациональное правило либо
ссылаться на некоторые парадигмальные определения, толкования
(а они в соответствующей науке либо уже имеются, либо
находятся в процессе становления - последнее к современной аксиологии,
уже достаточно зрелой дисциплине, не относится), либо принимать
содержательное участие в их пересмотре.
Между тем немало специалистов как в философии, так и в
отдельных социальных, гуманитарных дисциплинах применительно
к ценностным феноменам практически действуют в духе чуть ли
не полного «либерализма»: они именуют ценностями всё то, что
им представляется необходимым и оправданным, не вдаваясь в
объяснение, оправдание своего выбора и тем более не соотнося его
с понятийным составом теоретического аксиологического знания.
5. Аксиология как специальная философская дисциплина,
аксиологическое знание и познание как ее орудия соотносятся с
двумя (по крайней мере) сферами, полями социального дискурса.
Первый - общетеоретический, и о нем мы кратко говорили выше.
Второй можно (условно) назвать практически-прикладным. Примеры
его различны, многообразны. Скажем, сегодня, что мы уже видели,
в центр внимания жизненного мира, социально-политического
дискурса и, соответственно, многих научных дисциплин
выдвинулся имеющий практическое значение вопрос о том, существуют
ли общеевропейские ценности, а если существуют, то как наиболее
рационально их сгруппировать, подытожить. Ныне в центре
дискурса - также и вопрос об общих ценностях, характерных для
других, неевропейских культур (цивилизаций). На самом «высоком»
этаже размышлений и дискуссий поднимается (особо
интересующая меня) проблема ценностей, общих, единых для всей
человеческой цивилизации.
Любопытная особенность современных прикладных дискуссий
состоит в том, что они, с одной стороны, приобретают ярко
выраженный практический характер (например, они вплетены в
реальные и вполне конкретные дела, документы ЕС). С другой стороны,
теоретическая культура человечества (философия, в частности
философия права и морали, исторические дисциплины, литература,
искусства) не только в последние столетия, но испокон веков
способствовала выделению, осмыслению таких ценностей. И сегодня
существуют разные линии упомянутого «прикладного»
ценностного дискурса. Одна из них (находящая проявление в областях, наи-
276

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
более близких указанным сферам теоретической культуры)
строится при учете вековых традиций и, как я думаю, в плодотворном
«диалоге» с ними со стороны современных авторов. Примеры -
аксиологические аспекты работ выдающихся мыслителей XX-XXI
веков Ю. Хабермаса, Ж. Деррида, Р. Рорти и др.
Вторая линия, как правило, имеет место как раз в сферах
специального социального знания, а еще больше - в рассуждениях
политиков, государственных деятелей, журналистов и т.д. Как
правило, здесь знания о ценностных традициях и их современном
освоении бывают самые поверхностные. Описания «ценностных
систем» (европейских, американских, российских, китайских и т.д.)
в этом поле весьма противоречивы: хотя нередко имеет место
блестящее знание специалистами реалий жизни соответствующих
стран, особенностей их культур, но общеценностные
классификации и характеристики могут быть случайными, произвольными,
взятыми из «вторых рук» и т.д.
6. Обращают на себя внимание весьма условные, спорные
генерализации. Один пример: есть такое (также и ценностное) понятие,
как «американская мечта». Независимо от того, как именно она
описывается, спорным, с моей точки зрения, является
отождествление ценностных аспектов «американской мечты» с общими
ценностями «американской цивилизации». Ибо идеологемы
«американской мечты», при их действительном влиянии на американцев
(и население других частей мира), принадлежат к числу
идеологически-пропагандистских продуктов, а их аксиология на многих
рациональных основаниях не рекомендует отождествлять с миром
ценностей, общих для той или иной культуры, цивилизации.
Можно сформулировать (пока без обоснования и вхождения в
детали) следующие постулаты, относящиеся к «универсалистским»
ценностным генерализациям. Во-первых, даже и в случаях
солидности, содержательности, основательности анализа факторов
ценностно-аксиологического характера современные исследования и
дискуссии имеют поисковый, во многом новаторский характер. Что
не должно означать ни их оторванности от сложившихся
мыслительных традиций (не случайно наиболее значимые, ставшие
предметами широкого обсуждения генерализации предложены все-
таки знатоками исторического, в частности
историко-философского, материала), ни безграничного простора для построения и
обнародования произвольных, плохо продуманных ценностных схем и
классификаций. Во-вторых, в силу уникального для развития
мировой цивилизации конкретно-практического значения
обсуждаемых ценностных генерализаций приходится максимально внима-
277

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
тельно и ответственно относиться к любым попыткам сочинять
подобные обобщающие схемы и тем более производить на их
основе далеко идущие сравнения ценностных оснований различных
цивилизаций или цивилизационных единств .
Полагаю, справедливо в общей форме утверждать: ценностные
генерализации, относящиеся как к различным цивилизациям, так и
к человеческой цивилизации в целом, принадлежат к устойчивым,
преемственным, но сегодня - как никогда в истории - к практиче-
скч-актуальным сторонам исторического опыта, а потому в них
особенно неуместны готовые, кем-то навязываемые схемы.
Поскольку сегодня предметом актуального опыта и отдельного
человека, и различных стран, их союзов и их «глобализирующихся»
объединений становятся именно ценностные аспекты, да еще
и взятые в той максимально обобщенной форме, в которой их
традиционно разбирала, осмысливала философия (вкупе с
философски ориентированными областями культуры, например
литературой), постольку конкретным специалистам, интересующимся
ценностной проблематикой, не обойтись без обращения к
философии, в том числе современной, если они хотят обсуждать
аксиологическую тематику сколько-нибудь серьезно.
7. Надо весьма осторожно относиться к броским, плотно
вошедшим в сознание ценностным идеям-лозунгам. Один пример:
знаменитый лозунг Французской революции «свобода, равенство,
братство», который иногда выдают за самое общее, лапидарное
выражение фундаментальных европейских ценностей. Подобно
немалому числу хорошо запоминающихся ценностных формул,
и эта уже в ходе Французской революции, но уж точно сразу после
нее стала подвергаться критическому пересмотру, сопоставляться
с практикой отнюдь не свободного и не братского размежевания
революционных сил, с якобинством и Термидором, с гильотиной и
т.д. (О чем Гегель писал в «Феноменологии духа».) Что касается
скорого, свершившегося в ту же эпоху пересмотра данной
лозунговой формулы, то немецкая классическая философия, поддержав
ценность свободы и четко связав ее с ответственностью, правом,
отвергла ценностную идею равенства как иллюзорную,
недостижимую (оставлено было, например, у Канта, требование равенства
всех перед законом), а к ценности «братства» по сходным резонам
отнеслась весьма сдержанно. Иными словами, в ценностном мире
к кратким, броским, по-своему захватывающим формулам история
А ведь иной раз на основе более чем спорных схем предпринимаются чуть
ли не «количественные» расчеты: сколько признаков (из этих схем) объединяют, а
сколько - разъединяют-де соответствующие цивилизации и т.д.
278

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
относится критически, а порой просто опровергает, отбрасывает их
как несбыточные или реализуемые, но вредные.
8. В данном пункте я сформулирую идею, центральную для
моего дальнейшего анализа практических и теоретических
аспектов ценностной проблематики. Я издавна занималась теориями
ценностей (и опубликовала по этим вопросам ряд текстов). О чем
упоминаю для того, чтобы показать: аксиологическая
составляющая истории философии, в частности классической и современной
западной философии, не была мною упущена из внимания. В
последнее десятилетие я специально анализирую ту социально-
практическую сторону ценностного дискурса, о которой выше
было упомянуто. Некоторые результаты этого анализа и будут
представлены в последующих главах.
Теоретико-методологическая идея, положенная в основу этого исследования, заключается
в отстаивании, доказательстве, демонстрировании аитииомич-
ного характера ценностных размышлений, дискуссий, обобщений,
проистекают ли они из практики или идут из глубин научно-
теоретической культуры.
Между тем ходячие обобщения, касающиеся ценностного
«поля» и аксиологических аспектов человеческой деятельности, как
правило, монологически схематизируют некоторый ряд ценностей.
За примерами не надо ходить далеко: когда уже упоминавшиеся
ценности «американской мечты» однозначно и непосредственно
выдаются за общие ценности всей американской цивилизации, то
из виду упускаются — в их заявленности и действенности — также и
ценности прямо противоположного характера. (Что проявляется,
например, в острой и меткой критике именно ценностных аспектов
«американской мечты» американскими же авторами ). Но, быть
может, антиномичное сталкивание общих ценностей, на котором я
настаиваю, характеризует лишь современный, резко конфликтный
этап истории? Полагаю, что как раз конкретные знатоки истории,
культуры отдельных стран, цивилизаций способны наилучшим
образом подтвердить антиномичную, а не монологическую структуру
формулирования, освоения, осмысления ценностей. И даже в
случаях преимущественного значения для истории той или иной
страны, того или иного периода какой-либо «господствующей»,
религиозной или секулярной системы идей, ценностей (христианство,
конфуцианство, буддизм и т.д.) и даже в те же «традиоционалист-
ские» периоды, а тем более в периоды последующие, - наряду
1 См. по этому вопросу работы Ю.А. Замошкина, в частности его книгу
«Вызовы цивилизации и опыт США».
279

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
с ними существуют и кем-то обязательно защищаются ценностные
альтернативы.
Последствия пренебрежения альтернативами продемонстрирую
на конкретном примере (который в одной из глав моей книги
разбирается подробнее). Как только в практике ЕС появились
влиятельные ценностные генерализации, а в них, в частности, -
включение ценности секуляризма, так сразу зазвучали альтернативные
голоса тех, кто не был готов, и сейчас не готов, принять эту
ценность для себя и для своего народа. Далее я покажу, что подобное
же столкновение альтернативных подходов имеет место и там, где
на поверхности наблюдается куда большее согласие. (А это, как
будет далее показано, пронизывает отношения к коренным
проблемам и ценностям - к национальному государству и к ценности
«государственности», к демократии и к ценности
«демократизма» и т.д.
* * *
Вернемся к нашей общей теме.
Сама эта тема обязывала нас, по крайней мере сначала,
проследить духовные корни нынешних общеевропейских ценностей,
образуемые традициями философии и всей культуры. Однако
процессы объединения, глобализации, являющиеся скорее не
причиной, а следствием и выражением глубинных исторических сдвигов,
бросают всем нам, включая философов, серьезный вызов: как
сказано, уже происходит и в еще более грандиозных масштабах
ожидается в будущем глубинная трансформация ценностей, включая
общеевропейские, - возможно, более кардинальная, чем на рубеже
XIX и XX веков. И она должна быть осмыслена философией.
По каким главным линиям идет переоценка ценностей на
рубеже XX и XXI столетий и в чем она находит выражение? Дискуссии
на эту тему особенно оживленно ведутся с 90-х годов прошлого
века; они захватывают научную литературу, средства массовой
информации; они так или иначе отражают процессы,
происходящие в жизненном мире. Далее будет сделана попытка
предложить основанное на большом материале
конкретно-историческое и в то же время социально-философское и философско-мета-
физическое обобщение по проблеме современной переоценки
ценностей.
Нередко авторы, особо увлеченные какой-либо стороной
процесса, выдвигают на первый план именно ее. И как бы забывают о
том, что прямо противоположная тенденция тоже имеет место.
Понимая ценностные тенденции как антиномии, противоположные
280

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
стороны которых, скорее всего, неснимаемы (по крайней мере для
обозримого этапа истории), хотя временное историческое
акцентирование то одной, то другой стороны антиномии вполне
возможно - так вот, в соответствии с таким пониманием мы будем сначала
формулировать ценностные «тезисы», выдвигаемые одной
«стороной», а затем предложим услышать и понять ценностные же
«антитезисы» другой «стороны» по тому же проблемному вопросу.
Понятие антиномий и методологию их анализа я в общем виде
беру у Канта, не ограничивая их значимость лишь кантовскими
антиномиями космологического познания. Следуя духу философии
Канта, ценностные антиномии также могут быть поняты как
столкновение противоположных утверждений - тезиса и
антитезиса, имеющих равное право на существование, учет и исследование.
В традициях Канта - не просто проявлять равное уважение к
тезису и антитезису, но даже содействовать их презентированию в
наиболее серьезном, аргументированном виде. Этот, выражаясь
словами Канта, «разлад разума с самим собой», притом имеющий
место применительно к глобальным ценностным вопросам, скорее
всего будет и дальше сопровождать человечество в его
глобализирующих устремлениях. Мы рассмотрим наиболее важные, на наш
взгляд, антиномии ценностей, резко выявляющиеся в процессах
глобализации, причем двигаться будем от более конкретных к
более общим социально-философским проблемам, а от них — к
некоторым всеобщим, метафизическим ценностям философии.
О сути, перспективах глобализации
и европейского объединения:
ценностные антиномии
Ценности политики и демократии
Самый общий ТЕЗИС адептов глобализма: глобализация -
процесс, который идет по всему миру, является мощным и
необратимым, потому что он опирается на сугубо современные научно-
технические, экономические, политические,
культурно-ценностные основания. Эта аргументация, ранее уже представленная
в данной книге, не нуждается в повторении. На
ценностно-аксиологическом уровне - и касательно, в частности, европейского
единства - защищается тезис о преимущественном влиянии
именно объединяющих, общеевропейских ценностей, перед которыми
отступают или к которым приспосабливаются потесненные и мо-
281

РАЗДЕЛ [П. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
дифицированные национально-региональные и индивидуальные
ценности. Иные адепты глобализма и европейского объединения
считают это положение не только нормальным, но и весьма
желаемым. Если послушать некоторых чиновников Европейского Союза,
то может создаться впечатление, будто общеевропейские, более
того - «космополитические», всемирные.(глобальные) ценности,
уже одержали или вот-вот одержат победу над ценностным
«местничеством», «провинциализмом» и т.д.
В частности, речь может идти о подходе тех сторонников
и глашатаев транснациональных ценностей «космополитизма»,
которые не только видят, но даже форсируют, обостряют их
противостояние по отношению к ценностям национального
(национального государства, национальной экономики, культуры и т.д.).
«"Что ваша нация может сделать для вас такого, чего не может
сделать хорошая кредитная карта?"» В такой, вовсе не ироничной,
форме культурный антрополог Ульф Ханнерц обобщено выразил
убеждение, характерное для современной глобализации, а именно
тезис, согласно которому «национальное» - перед лицом
транснационализации рынков товаров, финансов и культур - ... в
возрастающей степени утрачивает свое значение для конструкции
коллективных идентичностей и подчиняется (или даже уступает
место) тем формам идентичности, которые частично по-новому
определены с социально-пространственной точки зрения, частично
же являются полностью межтерриториальными». Немецкий
социолог X. Беркинг, которому принадлежит это описание,
ссылается в данной связи на работы таких теоретиков глобализма, как
А. Аппадюре (Appadurai), M. Кастельс (Castells), Р. Робертсон
(Robertson) - они, согласно Беркингу, согласны в том, что
национальные государства либо полностью, либо частично должны
уступать свой суверенитет транснациональным институтам,
тенденциям, ценностям1.
В этом отношении характерна уже цитировавшаяся ранее книга
«Континент делает историю. Эксперимент "Европа"» (2003г.). Она
инициирована немецким журналом «Шпигель», одним из самых
популярных в Европе. Её авторы - историки, социологи и сами
пишущие сотрудники журнала. Судя по всему, по крайней мере, в
Германии, журналистский корпус в своем большинстве уже
работает на пользу идеи и практики единой Европы. Что не
удивительно и естественно: как уже говорилось, эти идеи и практики, - здра-
1 Berking H. Kulturelle Identitäten und kulturelle Differenz in Kontext von
Globalisierung und Fragmentierung// Schattenseiten der Globalisierung. Fr.a/M, 2001. S. 91.
282

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
вые, принадлежащие к сердцевине европейского духовного
наследия и обладающие сегодня громадной преобразующей силой. Да и
статьи журналистов в упомянутой книге - обстоятельные, деловые,
богатые фактами, конкретным материалом, в том числе и тем,
который демонстрирует проблемы и трудности объединения. Но
общий тон публикаций по преимуществу сверхоптимистический.
Так, признается, что в вопросе о вступлении в ЕС новых членов
есть свои проблемы. Однако общий вывод - вполне позитивный,
если не парадный: различия невелики, трудности вполне
преодолимы, население стран Восточной Европы (за исключением
экстремистских групп) полно энтузиазма и т.д. (Ein Kontinent macht
Geschichte. S. 210 u. ff). А уж комиссары-функционеры из
Брюсселя, заботящиеся о расширении ЕС, поистине выглядят героями -
благородными и прозорливыми «архитекторами европейского
расширения на Восток» (S. 247 u f). Журналисты, как и сами
чиновники ЕС, признают: реформы нужны. Однако довольно часто
картина сегодняшнего дня и дня завтрашнего выходит у них
просто радужной.
Но очерченная ценностная тенденция, превалировавшая еще
несколько лет назад, - не единственная и сегодня, пожалуй, не
главная.
АНТИТЕЗИС противников и критиков глобализма включает в
себя как общие, так и более конкретные экономические,
политические, культурно-ценностные соображения.
Как отмечает профессор политических наук, содиректор
Центра европейской политики университета Бремена Михаель Цорн,
термин «глобализация» как бы камуфлирует то важное
обстоятельство, что процессы объединения, на которые обычно ссылаются её
идеологи и сторонники, пока охватывают не более 30% стран
мира, т.е. не являются истинно «глобальными». Некоторые авторы,
противники глобализации, на этом основании утверждают:
хваленая глобализация лишь на одну треть реальна, а на две трети она
есть виртуальное изобретение ее адептов и идеологов . Я не буду
задерживаться на фактическом материале и высказываниях,
наполняющих антитезис критиков глобализма вполне конкретным
содержанием, ибо в зарубежной и отечественной литературе все
это тщательно собрано и документировано. Подробно описан,
например, «альтернативный глобализм», т.е направление мысли и
действия, противостоящее не глобализму как таковому, а совре-
1 См. Максименко В. Происходит ли «глобализация»? // Pro et Contra. Осень
1999. С. 84-102.
283

РАЗДЕЛ Ш. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
менным методам его осуществления . Возникла и
соответствующая терминология: употребляются, кроме понятия
«альтернативный глобализм» (альтерглобализм), также термины «другая
глобализация», «антикапиталистическая глобализация» - и строятся
соответствующие концепции .
Итак, сторонники антитезиса не просто критикуют методы,
формы, тенденции глобализационных процессов. Некоторые из
них вообще высказывают сомнение в том, что
широковещательный термин «глобализация» неадекватно отражает действительно
происходящие процессы и реальные тенденции нынешней стадии
развития мира. Известный немецкий социолог Ральф Даррендорф
считает более правильным для сегодняшней ситуации говорить не
о глобализации, а об усиливающей интернационализации
хозяйства. И продолжает: глобализация ряда областей жизни, например
сферы обслуживания, вообще лишена смысла3.
Весьма негативным фактором, в определенной степени
обостренным процессами глобализации, является следующее:
объединение стран мира сопровождается «фрагментизацией» - накоплением
противоречий, различий внутри каждой из стран, следствием чего
является не укрепление, а размывание в этих странах внутреннего
единства и в целом - ослабление национальных государств. А еще
одним эффектом фрагментизации внутри национальных
государств становится то, что и объединенная Европа во многом еще
остается дезинтегрированной, ибо явные или скрытые признаки
разброда и разногласий не сглаживаются, а множатся, особенно в
последнее время.
Усиливается «этническая фрагментизация»: этнические группы
претендуют не просто на сохранение своей культуры, на
автономию, но и на отдельное существование от тех стран, с которыми
они долгие века были связаны тесными историческими,
экономическими и культурными узами; разжигается
национально-этническая рознь, часто перерастающая в военные конфликты и
длительные, чуть ли не перманентные, войны с применением экстремист-
ско-террористских методов. Р. Даррендорф говорит о всплеске
«нового регионализма» и «нового локализма», как, впрочем, и об
«интегризме» на новом уровне, несколько сглаживающем эти но-
См. Тимофеев Т.Т юец Ю.В. Глобализация: противоречивые тенденции
(интеграции, шансы, рь^и) // Россия в многообразии цивилизаций. М, 2007.
С. 84 и далее. Там же смотри хорошую библиографию по данным вопросам.
2 Там же. С. 83.
3 Darrendorf R. Arum ^ung zur Globalisierung // Globalisierung im Alltag. Fr.
a/M, 2002. S.16.
284

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
вые дихотомии и антиномии {Darrendorf R. Op. cit). После раздела
Югославии приводить доказательства в пользу таких оценок
излишне.
Если глобализация в хозяйственно-экономических делах
признается и поддерживается даже сторонниками антитезиса, то
процессы, происходящие в сфере культуры, вызывают поистине
всеобщую критику.
Хотя глобализация (во всяком случае, согласно рекламным
«роликам» ее идеологов) как будто бы должна служить
взаимодействию и обогащению национальных культур, на самом деле они
все потесняются консумеризмом, потребительством, массовой
культурой низкого пошиба. И чем интенсивнее глобализация, тем
реальнее эта опасность. Что, в свою очередь, питает
противодействия того типа, которые Фрейд назвал «нарциссизмом малых
культур», обостряет столь типичную для многих людей и даже стран
вражду к иностранцам, недоверие к любым формам
межгосударственных союзов.
На хозяйственно-экономическом уровне тенденция единства,
глобализации, как показано в других разделах этой нашей книги,
является объективной, достаточно прочной, расширяющей свое
воздействие. И все же нет сомнения: новый экономический
порядок, уже сегодня проступающий за процессами глобализации,
приносит не только определенные преимущества для отдельных стран,
широких слоев населения, но и значительные потери, а сегодня
и в тенденции — именно глобальные кризисы, когда экономические
провалы в одной стране или группе стран, как буря или чума,
распространяется по всему миру. Немало экспертов, теоретиков,
политиков, простых граждан солидаризируются с общим выводом:
в глобализации «побочные негативные последствия куда более
весомы, чем позитивные влияния» (Globalisierung im Alltag. S. 18).
Перечисление этих негативных следствий в сфере экономики,
труда заняло бы много страниц. Среди главных - сокращение
занятости; опасности для средних классов, неимущих и наоборот, рост
сверхдоходов; более 10% полностью обездоленных людей. Или,
как выразился Ральф Даррендорф, «мировой рынок "съедает" тех,
кто старается быть к нему причастным» (Ibid. S. 19). В
авторитетных международных документах начала XXI века с тревогой
говорилось о «глобальных дисбалансах» и новой нестабильности, в
немалой степени вызываемой именно глобализацией и чреватой
более масштабными кризисами. Кризис, ползущий из США и быстро
принявший «глобальные» масштабы, не заставил себя ждать.
285

раздел га. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
Отсюда понятно, почему в ценностном сознании европейцев
сегодняшнего дня на первый план выходят не усиленно
рекламируемые в концепциях идеологов достижения стран Европы в
области экономики, прав и свобод человека (хотя эти достижения
несомненны)» а как раз растущие нарушения этих прав, прежде
всего в экономической и социальной областях. Это
резюмируется в особом акцептировании ценностей социальной
(экономической, политической, культурной) справедливости, в
подчеркивании настоятельной необходимости строить «глобальную
справедливость» - на фоне всегда существовавшей, да еще и «новой»,
специфически «глобалистекой» несправедливости.
На политическом уровне глобализация, европейское
объединение тоже заострили многие старые и вызвали к жизни новые
антиномии и конфликты. Политическая реальность и недавно еще
господствовавшие главные политические идеологии (либерализм
в виде неолиберализма, консерватизм в виде неоконсерватизма,
идеологии центра, право- и лево-экстремистские идеи) не только
не приведены к единению, но сами привели европейцев к
политической дезинтеграции еще большего, возможно, масштаба, чем это
было до интенсификации интеграционных процессов. К тому же
действия самых различных сил в сфере политики часто куда более
грубы, циничны, вероломны, чем это допускается - в качестве
неизбежных «крайностей» — в политическом поле. В результате
в сфере сознания, ценностей имеет место кризис доверия населения
по отношению ко многим политическим силам, дискредитация
политики как таковой, резко критическое отношение даже
демократически настроенного населения к эксцессам современной
демократии. Что этим ловко пользуются экстремистские силы -
общее место. На ценностном уровне, как свидетельствуют опросы
населения, усиливается тоска по сильным лидерам если не
тоталитарного, то авторитарного типа. И, казалось бы, политически
опытное население европейских стран или США могло бы
разглядеть несоответствия между красивыми демократическими
лозунгами иных лидеров и их авторитарным, демагогическим
поведением. Но реальная политика сегодняшнего дня, в том числе и якобы
единая политика стран Европы, не внушает оптимизма очень
многим людям на самом континенте и за его пределами. В связи со
всем сказанным следует заметить, что экстравагантное,
эпатирующее по своей внешней форме движение антиглобалистов
объективно опирается на существенные недостатки фактически
проводимых в жизнь моделей антиглобализма и направлено против них.
«Социальные группы, породившие и поддерживающие это движе-
286

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
ние, сами органически связаны с глобализацией. Действительная
цель их атак - не глобализация, а ее нынешняя модель», -
справедливо отмечает Н.П. Шмелев1. (Остается сожалеть, что идеи и
ценности представителей антиглобалистского движения
современности не исследованы философами с теми же глубиной и
своевременностью, с какими в 1968 году анализировалась идеология
новых левых).
Вернувшись к проблематике ценностных размежеваний и взяв
конкретнее ценности демократии, сформулируем ТЕЗИС: немало
авторов, исследующих тенденции в переоценке ценностей,
отмечают растущий критицизм в адрес демократии западного
(европейского, американского) образца и усиливающееся недоверие
населения разных стран мира, включая страны Европы, к
либеральным ценностям и моделям демократического развития. Что
отражается в идеологии и политике. Так, Б. Барбер в известной
книге с красноречивым названием «Кока-кола и Священная война.
Как капитализм и фундаментализм ликвидировали демократию и
свободу» (1996) говорил о тенденции «удушения» демократии, о
сужении её базы. Конкретнее же в специальной литературе и
публичных дискуссиях имеются в виду следующие процессы:
• Недовольство широких слоев населения «опустошением»
демократии, ее ритуализацией, отсутствием контроля за
социальными процессами, в частности за глобализацией, со стороны
демократической общественности.
• Непригодность существующих, плохо выверенных
либеральных, а лучше сказать, псевдолиберальных политических и
социальных моделей для прямого применения в странах с
недемократическими, тоталитарными традициями.
• Слабость демократии перед лицом все более популярного
(в том числе и в Европе) фундаментализма разного толка, тем
более терроризма.
• Недостаточная стойкость демократии перед лицом
вытекающих из природы «нового капитализма» авторитарных
политических и ценностных предпочтений (Albert M. Kapitalismus contra
Kapitalismus. N.Y., 1992).
• Ошибки экономического и иного либерализма, которые
широко используются для критики либеральной демократии как
таковой (Н. Бирнбаум: где побеждает ортодоксия свободного рынка,
там умирает демократия).
Шмелев Н.П. Введение // Россия в многообразии цивилизаций. М., 2007.
С. 9.
287

РАЗДЕЛ Ш. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
• Бедствия, страхи широких слоев населения перед
конфликтами будущего умело канализируются правоэкстремистскими
силами в русло недовольства демократией.
Теперь обобщенно представим альтернативную платформу,
в данном случае - АНТИТЕЗИС, который поддерживает не менее
значительное число обычных граждан, а также исследователей;
пусть и признавая проблемы и трудности, требующие
существенного уточнения демократических моделей; они отмечают
следующие тенденции:
• Ценности демократии, в том числе и в их либеральном
варианте, столь глубоко укоренены в сознании и деятельности
европейцев, так переплетены с идеей единой Европы, что устранение
их («удушение»), какой бы вид ни принимали подобные попытки,
уже невозможно с исторической точки зрения.
• При всех трудностях, противоречиях, имитациях и прямых
провалах в развитии демократии в прежде тоталитарных странах -
и там население быстро приспосабливается к усвоению,
использованию демократических ценностей и готово бороться за них.
Соответственно, и самые консервативные, самые реакционные силы -
не говоря уже о демократически настроенных слоях и политиках -
оперативно реагируют на малейшие нарушения прав и свобод
человека (особенно если это касается их самих).
• При всей трудности осуществления, а порой и пустоте
некоторых демократических процедур (выборы, многопартийность и
т.д.), и в таких странах у населения возникает и сохраняется «вкус
к демократии».
• Принципы либеральной демократии стали своего рода
элементарной «социальной гигиеной», исполнению которой уже и не
придается чрезвычайное значение. Но без такой гигиены нет
цивилизованности.
Подробнее к данным вопросам мы обратимся далее - во второй
главе, посвященной новым работам Хабермаса, и в главе третьей,
посвященной проблемам демократии как общецивилизационной
структуры.
К этим темам в принципе примыкает специальный вопрос о
судьбе национальных государств и о дискуссиях на эти темы,
который мы не будем обсуждать специально. Подробнее он
рассматривается во 2-й и 3-й главах. Но не трудно показать, что и тут в
принципе имеет место ценностная антиномия. На одной стороне
(«тезис») - суждения тех адептов глобализма, которые всячески
обесценивают сегодняшнее и особенно завтрашнее значение
национальных государств - перед лицом потребностей в трансна-
288

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
циональном управлении и т.д. На другой стороне («антитезис») -
не менее энергичные утверждения сторонников идеи о
повышающейся роли и ценности национальных государств, о том, что за
сохранение этой ценности выступают широкие слои населения.
Реформы в этой сфере, конечно, нужны. «Необходимые реформы
государства благосостояния с высокой степенью вероятности
приведут к новому равновесию между собственным участием
индивидов и их обязанностями перед обществом. Но это не должно
разрушить социальное государство как средство социальной связи
между людьми» (Darren dorf R. Op. cit. S. 20).
Я тоже хочу определить свои позиции по крайней мере в
проблематике перспектив глобализации, чтобы было ясно, на какой
основе мною ставятся и решаются касающиеся ее ценностные
проблемы.
• Исходя из философских соображений, коренящихся в
разрабатываемой мной (и подробно изложенной в данной книге)
концепции цивилизации, опираясь также на специальную литературу
вопроса, я придерживаюсь тезисов, обосновываемых рядом
западных и российских авторов, в частности четко сформулированных
отечественным автором Маратом Мешковым: процесс
глобализации «не может себя исчерпать, ибо он императивен». Его
императивность - согласно тому, что мною было ранее сказано -
диктуется сутью, «телосом» цивилизации, состоящим в ее непрерывности
и всемирности; цивилизация в тенденции имеет своим субъектом
именно человечество в целом. Согласно Чешкову, «как
совокупный многомерный процесс» глобализация необратима; но хотя
глобализация безальтернативна, ее процессы вариабельны , и
можно добавить, они не прямолинейны, ибо предполагают
возможность откатов и кризисов.
• Исследования глобализации не дают, по-моему, оснований ни
для благодушного сверх-оптимизма, ни для ожиданий
непременного, уже разразившегося или надвигающегося апокалипсиса. И если
человечество упустит шанс сохранить себя, то не только и не
столько из-за сегодняшней глобализации, но также из-за
многовековой запущенности своих цивилизационных, т.е.
интегрирующих дел.
• Не кажутся оправданными одномерные концепции,
предполагающие какую-то одну линию развития конкретных процессов
вследствие глобализации - например, непременную гибель нацио-
Чешков М. Глобализация: сущность, нынешняя фаза, перспективы // Pro et
contra. Осень 1999. С. 125-126.
10 Зак. 2409
289

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
нальных государств или утрату национально-локальных
ценностей; и объективные и субъективные тенденции глобализации
носят, скорее, антиномичный характер.
• Хочу снова подчеркнуть: не следует ожидать, что в будущем,
особенно ближайшем, представленные ранее и представляемые
далее идейно-ценностные альтернативы снимутся. Скорее всего, в
той же или новой форме они будут сталкиваться на арене мировой
истории и, в частности, в сфере духа, т.е. в различных областях
общественных дискуссий и в социальных науках. Однако особую
значимость может приобрести способность максимально
объективного сопоставления аргументов обеих сторон. В этом смысле
я понимаю призыв Альвина Тоффлера возвратиться к
«крупномасштабному мышлению», к «обобщающей теории» - к «новому
синтезу», к идеям некоторой «третьей волны»1.
• Итак, не подтверждаются фактами и суждениями
объективных экспертов утверждения глобалистов, согласно которым на
уровне теорий и ценностей уже доминируют или вот-вот станут
господствующими только концепции про-глобалистского плана; на
деле картина здесь пестрая, неодномерная, антиномичная (что мы
попытаемся подтвердить также в ходе дальнейшего анализа
ценностных факторов и процессов).
Ценности знания и образования
ТЕЗИС: сторонники глобализации любят подчеркивать, что
современное общество - общество, не имеющее национальных
границ знания и информации, общество, в котором неизмеримо
возросло значение ценностей знания и образования. Примеры
излишни: мы слышим этих сторонников на каждом шагу. Их
определения глобализации, как правило, включают в себя
содержание данного тезиса.
АНТИТЕЗИС: знание и образование на самом деле не имеют
в условиях глобализации (т.е., собственно, на нынешнем витке
развития цивилизации) той всеобъемлющей и всепобеждающей
значимости, которую им часто приписывают. Это проявляется в таких
тенденциях:
• Поскольку в современном обществе все люди должны
выполнять свои обязанности, то, как выразился известный немецкий
философ Р. Шпееман, люди «образованные не более полезны, чем
' Тимофеев Т.Т., Яковец Ю.В. Op. cit. С. 86.
290

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
необразованные» . Вопреки ожиданиям, в современном обществе
требуются не только люди весьма продвинутого современного
знания, но и те специалисты, которые используют традиционные,
пусть и несколько обновленные, знания и инструменты. На
примере России можно видеть, что бездумное сокращение
образовательных профессиональных учреждений, готовящих рабочих,
техников, - на фоне искусственного раздувания сферы высшего
образования, - уже привело к кризисным явлениям в сфере производства
и может привести ее к коллапсу, если положение срочно не будет
исправлено.
• Хотя бум образования и тяга к нему во всем мире налицо,
люди не могут не замечать, что и сегодня нет прямой корреляции
между жизненным успехом, статусом, благосостоянием индивида и
его образованностью; образование - начитанность, знания - часто
воспринимаются как факторы, которые могут помочь в жизни, но
без которых, возможно, удастся обойтись.
• Весьма сомнителен также тезис о повышении качества и
доступности образования: часто, опираясь на факты, говорят о
снижении требований, об ухудшении знаний педагогического корпуса,
о коррупции в сфере образования, о падении интереса к науке
и культуре, об утрате молодым поколением вкуса к чтению, о
несравнимости качества образования в признанных университетских
центрах и в новых образовательных структурах; типичным стало
указание на связь этих негативных тенденций со
стандартизацией, навязываемой, скажем, общеевропейскими институциями,
документами и решениями (пример - так называемый болонский
процесс).
• Впечатляющей является та явная несправедливость, с которой
общество обходится с людьми знания и науки, причем во всем
мире: их вознаграждения за труд, премии за выдающиеся
достижения, известность, вынимание к ним mass media не идут ни в какое
сравнение с доходами и publicity спортсменов, актеров, даже
бандитов, террористов и т.д. Напрашивается вывод: хотя из знаний,
научных достижений, информации, действительно, извлекаются
колоссальные прибыли, в современном мире одним из самых
разительных и недостойных проявлений социальной несправедливости
является несправедливость в отношении людей знания и науки.
• Есть немало стран, в которых обыденное сознание
большинства граждан нисколько не обеспокоено подобным положением.
' Robert Speemarm. Wer ist ein gebildeter Mensch? // Scheidewege. Jahrgang 24,
1994/95. S. 34.
291

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
Так, в России, судя по всему, и правители, и простой народ
смирились с положением, при котором ученые (в том числе и
выдающиеся), врачи (в том числе знаменитые), учителя (в том числе
блестящие) и т.д. имеют куда меньший официальный заработок, чем
банковские клерки, представители других категорий занятости.
(Я, понятное дело, не против достойных доходов этих и других
групп населения, а против недостойного обращения нашего
общества с людьми знания и науки.)
• Значит, пока нельзя говорить о том, что ценность знания,
науки, информации имеют в современном обществе действительно
большой вес и что глобализация этот вес значительно повышает.
Некоторые исследователи приходят к выводу, что, возможно, в
прежней истории эти ценности имели более высокий статус и
привлекательность.
Всеобщие, особые или индивидуальные ценности?
Теперь мы возьмем проблему общеевропейских ценностей вот
в каком более общем аспекте: как они соотносятся с ценностным
сознанием, с предпочтениями конкретных индивидов? И в ответе
на этот вопрос антиномично сталкиваются противоположные
ценностные подходы. О позиции «тезиса» мы уже не раз упоминали в
других контекстах: сторонники глобализации верят в уже
осуществившее или близкое доминирование надиндивидуальных, в
тенденции - всеобщих или общеевропейских ценностей.
Но есть другая сторона (позиция антитезиса): на практике
универсализирующие общеевропейские (в данном контексте -
всеобщие) ценности не только не становятся в сознании европейцев
первостепенно-важными, но далеко отступают на задний план перед
национальными, местно-региональными (особенными) и
индивидуально-семейными (единичными в данном контексте)
ценностями, устремлениями и предпочтениями. Теоретики единства (тем
более официальные лица, выражающие идеологию ЕС),
достаточно часто акцентировавшие именно «всеобщие» для Европы
ценности, надеялись, что они либо бесконфликтно совпадают с
индивидуальными умонастроениями, либо последним хотя бы не
противоречат. Сложилась, впрочем, такая ситуация, при которой даже
говорить публично о преимущественном значении для индивидов
национального сознания по сравнению с «космополитическим»
считалось дурным тоном и проявлением национализма.
Обнаружилось также, что современные концепции, истолковывающие
(в Европе, в основном, в либеральном духе) соотношение нацио-
292

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
нального и наднационального (например, общеевропейского)
ценностного сознания, далеко отстоят от проблем, потребностей,
трудностей и конфликтов реальной практики, от реальных
умонастроений широких слоев населения. Что не в последнюю очередь
стало питательной почвой для различных крайне
националистических идей и умонастроений. Выяснилось, в частности, что пока в
разных странах Европы и на уровне ЕС не научились открыто и
грамотно обсуждать всегда чувствительные проблемы и ценности
национального самосознания.
Но ведь вполне возможен вопрос: а почему ценностные
предпочтения, оказываемые обычными людьми особенному и
единичному перед всеобщим (здесь - общеевропейским),
воспринимаются как опознавательный знак кризиса? Или знак национализма,
провинциализма? И не является ли такая ситуация, напротив,
вполне нормальной, а несбыточными остаются ожидания
теоретиков глобализма, чиновников ЕС (у которых «первым домом» стал
Брюссель), что свойственные индивиду конкретные, жизненные
предпочтения, оказываемые родному дому, семье, своей общине,
нации, наконец родной стране, вдруг уступят место абстрактным
для него ценностям глобализма, общеевропейским идеально-
нормативным принципам?
С философской точки зрения, можно высказать такое
рекомендательное суждение. Выступая за общее (в данном контексте - за
общеевропейское единство) или всеобщее (в данном случае - за
общецивилизационные ценности), становясь «партией»,
«глашатаями» этого всеобщего, ни в коей мере нельзя надеяться на
простое подчинение особенного (здесь - национально-регионального)
и единичного (здесь - индивидуального) всеобщему. Конкретнее
в случае ценностей: нереалистично и даже вредно полагать, что
общеевропейские ценности просто подчинят себе или вовсе
вытеснят индивидуальные (всегда конкретные) предпочтения. А вот
взаимодействие, взаимопереплетение всеобщего, особенного и
единичного - вполне возможно и ожидаемо. И, стало быть,
опросы, в которых ответы о ценностных предпочтениях, согласно
самому опроснику, должны строится по принципу «или - или», с
философской точки зрения задуманы неграмотно, а с практической
точки зрения провокационно и даже оскорбительно. Индивиды не
могут и не должны выбирать между всеобщим, особенным и
единичным; и если их поставят в ситуацию выбора, то они, без
всякого сомнения, выберут (если они не чиновники ЕС) своё - близкое,
родное, конкретное.
293

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
В контексте анализа соотношения индивидуального-всеобщего
(в применении к европейскому единству) обозначился еще один
философски важный аспект. Как следовало из общих деклараций,
объединение Европы должно было осуществиться на основе и во
имя свободы, активности, инициативы индивидов. Однако в
результате у очень многих таких индивидов в европейских странах,
пусть и поддерживающих объединение в целом, возникло обычное
чувство: даже те действия, меры и процедуры, которые
большинство индивидов и стран одобряет (например, введение «евро»),
осуществляются так, что от этого больше всего страдают простые
люди. В целом европейское объединение как бы реализуется неким
безличным «Man», за спиной вовлеченных в его индивидов. Или,
по словам Р. Сафранского, Сверх-Я, Super Ego, как его придумал
Фрейд, можно счесть безобидным по сравнению с тем Сверх-Я,
которое вовлечено в процессы глобализации (Safranski R, Op. cit.
S. 86). Это вообще-то верно, если речь идет о чувствах,
мироощущении простых людей. Но не менее справедлива и аргументация
популярной канадской журналистки Наоми Кляйн: за якобы
безразличным Сверх-Я процессов глобализации или европейского
единства просматриваются хорошо узнаваемые лица из кучки
«глобальных игроков», которые за кулисами правильных идей о
неизбежности глобализации или единения Европы осуществляют в
свою пользу раздел и передел мирового, в частности европейского
рынка. Ведется игра, в которой, о чем ясно говорит подзаголовок
книги-бестселлера Н. Кляйн («Борьба глобальных игроков за
мировой рынок. Игра со многими проигравшими и немногими
победителями»), очень многие действительно проигрывают, а в
безусловном выигрыше оказываются совсем немногие1. В сознании и
мироощущении европейцев снова нарастает - теперь уже
применительно к европейскому объединению - отчуждение от
обезличенного всеобщего, так хорошо знакомое нам по работам
философов XIX-XX веков, которые в этом отношении выразили и
предвосхитили реальное развитие человечества.
Но преодолимо ли такое отчуждение - в данном случае и на
уровне сознания, ценностей, и на уровне действий больших масс
людей? В полной мере - вряд ли. Однако остается болезненный
вопрос о том, что конкретные ценности тех людей, которые (в
административном, идеологическом плане) «оседлали» тенденцию
европейского объединения, во многом негативно повлияли на её
осуществление в истории конца XX и начала XXI века.
1 Klein Naomi. No Logo! Der Kampf der Global Players um Marktmacht. Ein Spiel
mit vielen Verlierern und Wenigen Gewinnern. München, 2000.
294

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
Но если в связи с глобализацией все еще говорят об
отчуждении, фрустрации индивидов, то быть может, единящие ценности,
ценности общего (европейского или мирового) дела вообще не
имеют шансов вступить в равновесие с ценностями всегда
уникальных, неповторимых индивидов? В ответах на этот вопрос мы
снова сталкиваемся с антиномичными подходами.
«ТЕЗИС»: Современные процессы повышают ценность прав,
свобод, уникальности, личной жизни индивида, его «малого» мира.
Вместе с распространяющейся индивидуализацией власть над
индивидом все более утрачивают прежние «универсалии» самого
разного рода - институты, организации, концепции, ценности.
Постмодернизм, как способ жизни, как система ценностей,
направленная против «общего», «целого», ориентированная не на центр, а
на «маргиналии», на «фрагменты» и «коллаж», сконцентрировал в
себе этот ценностный, смысложизненный сдвиг. Глобализация, как
представляется, не в силах устранить «постмодернистский» образ
жизни и образ мыслей, который к тому же растиражирован
средствами массовой информации и превращен ими в моду и норму. На
основании этих аргументов можно предположить, что какие-либо
ценности универсального характера будут мало тревожить «фраг-
ментаризировавшихся» индивидов.
«АНТИТЕЗИС»: Действительно, чем шире процессы
глобальной интеграции, тем больше девальвируются такие ценности
«общего дела» (Gemeinwesen), как единство народа, нации, этноса,
ценности внутригосударственного порядка. Причина совсем не в
полной утрате значения этих ценностей, в более придирчивом к
ним отношении: многие люди в Европе (и не в ней одной) уже
сейчас не примут «диктаторски» навязанные общие ценности, если
они подавляют свободу, права индивидов. Ценностный мир
индивида, действительно, для многих людей в разных странах,
приобрел огромную, подчас непререкаемую, значимость. Однако
параллельно ширится имеющее огромный исторический смысл
практическое и теоретическое осознание того, что индивидуальным
свободам и правам нельзя приписывать самодовлеющее значение -
когда и если одновременно, тоже теоретически и практически, не
формулируется и не формируется система не только прав, но и
обязанностей, долга, ответственности отдельных людей,
социальных групп, институтов, партий, система не только разрешений, но
и строго соблюдаемых разумно-необходимых запретов. Иными
словами, индивидуальное - на новом историческом, цивилизаци-
295

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
онном уровне - вновь должно быть вполне конкретно и строго
сообразовано с социальным, общим и всеобщим. Это, прежде всего,
нужно самим индивидам. Вот почему во всем мире ныне растет
привлекательность ценностей «социальной солидарности»,
взаимопомощи, обеспечения индивидуальной безопасности не силами
разрозненных индивидов (что сегодня просто невозможно), а
усилиями государств, местных communities, союзов государств и т.д.
В этих условиях естественно повышается и роль таких
«глобальных», именно общецивилизационных ценностей, как
международное сотрудничество, единство и сплоченность человечества. О них
мы говорили и еще будем говорить в данной книге.
Общефилософские аспекты проблемы
переоценки ценностей в эпоху глобализации
Перемещение спора о ценностях глобализации и
всеевропейского единства в общефилософскую плоскость констатируют не
только философы, но и специалисты по конкретным
интеграционным проблемам. При этом возникает несколько линий интереса,
«вдоль» которых социальная философия, аксиология приводят к
необходимости переоценки категориальных ценностей на
метафизическом уровне.
«ТЕЗИС»: Сегодня все чаще говорят о явлении, выраженном
немецким термином Entterritorialisierung: имеется в виду то, что
стабильная, закрепленная территория рождения и жизни
индивидов, территория государств перестает иметь то первостепенное
значение, какое она имела прежде. Наиболее резко (и однозначно,
одномерно) о явлениях Entterritoriesierung и Enttemporalisierung
говорят, естественно, теоретики глобализма. Так уже
упоминавшийся М. Кастельс, особенно в своих более ранних работах, писал
об этой проблеме просто и категорично: «Местности лишаются
своего культурного, исторического, географического значения и
реинтегрируются в функциональные сети и образные коллажи,
вызывая к жизни пространство потоков, заменяющих пространство
мест. Время стирается в новой коммуникационной системе:
прошлое, настоящее и будущее можно программировать так, чтобы
они взаимодействовали друг с другом в одном и том же
сообщении. Таким образом, материальным фундаментом новой
культуры становится "пространство потоков" и "вневременное время"» .
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура.
М., 2000. С. 351-353.
296

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
Действительно, в сравнительно недавнем прошлом жизнь не
только отдельных людей, но и целых поколений, существенным
образом определялась территорией - причем в различных смыслах:
государства стремились решать накопившиеся проблемы за счет
присоединения территорий; во имя расширения или сохранения
«жизненного пространства» государств и наций велись локальные,
а потом мировые войны; сменяющие друг друга поколения, в
основном, не покидали осваиваемых веками территорий; миграции
больших масс населения время от времени происходили, но они не
были явлением массовым; выезд в другие государства тоже был
огромной редкостью и т.д. Но вот сравнительно недавно (в
масштабах истории) во всех этих областях жизни осуществился - под
влиянием очень многих, в том числе интеграционных,
глобализирующих факторов - колоссальный цивилизационный сдвиг.
Некоторые теоретики, обобщая действие «де-территориальных» векторов
(Дж. Агнью, А. Аппадюре, упомянутый М. Кастельс и др.), вводят
новые термины: теперь, говорят они, более значимо не
«пространство закрепленного места», а как бы «текущее пространство»; все
больше людей живет в социальном пространстве, организованном
скорее не по национально-территориальному принципу, а по
принципу диаспоры. П. Щедровицкий говорит о «постнациональном
пространстве». Ю. Хабермас (ссылаясь на работы Канта) считает
наиболее реальными «космополитические факторы». Многое
подтверждает эти характеристики: потоки товаров, финансов,
информации, потоки людей часто уже не признают национально-
государственных закреплений и ограничений. Преобразуется сам
образ жизни. Немало людей (и не только, как было раньше, с
солидными средствами) меняют место жительства, причем не один
раз в жизни; дети не обязательно живут на той же территории, что
и их родители и предки. «Сегодня здесь - завтра там», «живу там,
где хочу» и т.д. - эти простые принципы исповедуют и реализуют
люди во всем свете.
Делается и более общий вывод об этом «эффекте
глобализации»: «в мировом масштабе пространство становится более
познаваемым и тесным; кажется, будто оно сжимается. С одной
стороны, технически его легче преодолеть. Средства транспорта и
доставки информации сокращают опыт восприятия пространства.
С другой - социальные и культурные различия не уменьшаются.
Поскольку они обнаруживаются (в том числе и по соседству)
быстрее и непосредственнее, чем когда бы то ни было, пространство
утрачивает свою прежнюю опосредующую роль»1.
' Зегберс К. Сшивая лоскутное одеяло... // Pro et contra. Осень 1999. С.70.
297

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
«АНТИТЕЗИС»: Но имеет место и нечто прямо
противоположное. А именно: ценности национальной государственности, силы,
мощи, влияния «своего» государства, своего территориального
пространства, ревальвируются, укрепляются; все более
привлекательным в сознании людей становятся национальные, этнические,
культурно-общинные характеристики; самоиндетификация
большинства индивидов современного мира не ограничивается, правда,
«территориальной идентичностью», но, как правило, ее никак не
исключает. Иногда же самоидентификация этнической общности
предполагает обострение многолетней борьбы за «свою»
территорию. Да и мощная, часто свободная миграция в пространстве не
отменяет постоянного факта: даже мигрирующий, постоянно
меняющий свое место на планете человек в каждый момент времени
находится в какой-то определенной части пространства или
перемещается в ней; подчас мигрирующие люди особенно хотят
закрепиться на благоприятной для жизни территории.
Аналогичные антиномии имеют место применительно к
категории времени.
«ТЕЗИС»: Акцентируются мощные сдвиги в восприятии и
осмыслении времени, которые предполагает глобализация. Каковы
эти сдвиги? Изменение ритма, темпа жизни (нем.: Temposchub) в
сторону его невиданного ускорения; самоувеличение скорости
почти во всех сферах труда и жизни; ускорение производства,
инновационное ускорение; быстрое добывание и устаревание знаний;
победы в конкурентной борьбе за счет «сжатия» времени и
пространства; поток новостей, их быстрая смена, жажда новой
информации, как бы преодолевающей пространственно-временные
границы ; люди пребывают в постоянной погоне за временем и
испытывают невиданный прежде дефицит времени; появляется чуть ли
не новая порода людей, которых можно назвать «игроками,
ориентирующимися на время» - равно на его длительность и на прерывность,
на начало, ход и конец процесса; создается своего рода «менеджмент
времени»: появляются специалисты, чей профиль - именно
использование факторов ускоряющегося времени, своего рода
«жонглирование временем», на чем делаются огромные деньги и т.д.2
Это составляет контраст по сравнению с прежней историей,
в ходе которой, как отмечает Алан Лайтман, неспешно ориентиро-
' Bernhard von Mutius. Geschwindigkeit und Flexibilität // Globalisierung im AI-
tag. Fr. a/M., 2002. S. 49 u f.f.;
2 Karl H Horning, Daniela Ahrens, Anette Gerard. F.igensinn der Zeit in der
hochtechnisierten Gesellschaft // Globalisierung im Altag. S. 58-62.
298

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
вались по чему-то устойчивому: по ночному небу или солнцу, по
временам года, сезонам и т.д., т.е. жили, принимая в расчет
главным образом ритмы самой природы и природных циклов
человеческой жизни'.
«АНТИТЕЗИС»: хотя конкретные изменения в использовании и
осмыслении времени, которые приносит с собой глобализация, да
и вообще современная цивилизация, несомненно имеются, - есть
все основания не преувеличивать их значение, ибо:
• Очень большая - большая - часть населения Земного шара
еще не захвачена современными скоростями и не участвует в
бешеной «погоне за временем».
• Занятия многих людей на земле (например, вовлеченных в
сельскохозяйственный труд) по-прежнему ориентированы на
природные ритмы и циклы, которые остаются неизменными.
• Да и жизнь тех, кто подчинился современным темпам и
ритмам, не может преодолеть влияние природных, житейских
ограничений и достаточно устойчивых ритмов социального бытия,
исторических традиций и т.д..
• Совсем не случайно жители больших городов так ценят время,
которое можно провести на природе: ценности тишины,
спокойствия, неспешного ритма повысились в своем значении.
• В жизни конечного индивида есть главный «ритм» -
проживание своей жизни от рождения до смерти; есть императивы
возраста - детства, юности, зрелости, старости, - которые не меняет
никакая глобализация.
Ответ на вопрос о том, на какой стороне правда истории -
такой же, как и в случае других ценностных антиномий. В
изображении противоположных тенденций, конфликтно сталкивающихся
друг с другом, по-своему правы и сторонники «тезиса», и
защитники «антитезиса». Но они же не правы, если исключают
противоположную тенденцию или пренебрегают ею, акцентируя и считая
реальной, принципиально важной лишь одну линию развития.
Скорее всего, и в данном случае в ближайшем и в более
отдаленном будущем обе тенденции сохранятся - и непременно в виде не-
снимаемой антиномии.
И еще один важный, именно общефилософский, вопрос:
влияют ли эти антиномии (относительно нового способа
пространственно-временного существования, предполагающего
глобализацию образа жизни, Entterritorialisierung, и изменение прежнего
пространственно и территориально стабильного способа бытия) на
1 См. Lightman А. Und immer wieder die Zeit. Hamburg, 1994.
299

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
переформулирование традиционных философских подходов,
касающихся пространства и времени? Вопрос чрезвычайно сложный.
А философия, увы, слабо подготовлена к его решению, причем по
разным причинам. В истории мысли было весьма мало
исследований, которые ставили в связь территориально-закрепленный образ
жизни человечества в прежние эпохи и научно-философские
концепции пространства и времени, потому что для этого нужно найти
пути органического объединения социологии, социальной
философии, гносеологии, метафизики; философы же (говорю это как
историк философии, давно и без большого успеха ратующий за
подобное объединение) не имеют к такому синтезу вкуса и теори-
ко-методологических навыков. И все же связь эта существует.
Возможно, только начиная с Канта философы стали более
отчетливо осознавать, что пространство и время, как их понимают люди,
всегда имеют субъективно-человеческие, а значит
социально-исторические, характеристики, - и иных характеристик иметь не могут.
Понимание Кантом пространства и времени как всеобщих форм
чувственного созерцания связано с тем, что отдельный человек все
же в каждый отдельный момент занимает прочное, определенное
(никак не «текущее») место, как бы «видит» умственным взором
раскинувшиеся над этой его «территорией» своего рода дугу
единых, целостных пространства и времени. И если предположить,
согласно Канту, что какое-то другое существо, не обладающее
человеческой чувственностью, будет осваивать этот мир, то вполне
возможно, что у него вообще не будет образов пространства и
времени, или оми окажутся совершенно иными, чем у нас. Кант, как
известно, затронул и вопрос о том, как и почему «человеческое,
слишком человеческое», понимание пространства и времени
объективируется (скажем, у Ньютона или Лейбница), выдается за
«сами», всей природе свойственные объективные пространство и
время.
Меняют ли что-либо в философской концепции
пространственно-временных характеристик изменения способа жизни, которые
особенно акцентированы «тезисом»? Вполне возможно. Образ
пространства, который ближе всего стоит к обыденной жизни,
к жизненному миру, весьма важен для сознания, мироощущения
отдельного человека. Например, для забитого человека в глухой
деревне или в джунглях с неспешным ритмом существования
глобальное пространство мира может быть враждебным,
беспощадным, непонятным, неопределенным. Совсем иное оно для человека
большого города, чья жизнь проходит в бешеном ритме, для тех
людей, которые привычно преодолевают расстояния, за один день
300

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
оказываются на различных территориях. Но в том-то и дело, что
отношение людей к пространству и времени в современном мире
далеко от каких-либо универсальных стандартов; оно весьма
разнородно; можно сказать, что «всеобщий субъект» «всеобщего» для
современного глобального образа пространства и времени, о
котором толкуют сторонники глобализации, в нашем мире является
абстракцией, особенно далеко отстоящей от повседневной жизни
реальных индивидов. Но все эти аспекты темы разработаны весьма слабо.
Есть много вопросов. Например: какие цели современный
человек считает наиболее близкими - краткосрочные или
долгосрочные? Как соотносятся личное и социальное время? Как
ускоряющиеся темпы жизни влияют на современное осознание времени
истории, ее хода, ее ритмов? И еще один существенный аспект.
Глобализация - и позиция «тезиса» - как бы навязывают индивиду
«мировые», глобальные точки отсчета в его ориентациях в
пространстве и времени. Но ведь чисто индивидуальные способы
восприятия пространства и времени никакая глобализация не в силах
отменить. «Под знаком глобальных коммуникаций, - пишет
Р. Сафранский, - мировое время вторгается в индивидуальное
время жизни. Дело выглядит так, как будто мировое время проглотило
это индивидуальное время жизни, будто последнее уже неважно.
Но оно - важно. В индивидуальное время жизни для индивида
решается все. Какой бы бессмыслицей это ни выглядело с точки
зрения геометрии, в практической жизни удается вписать
больший круг в меньший, не взорвав это последний». (Safranski R.
Op. cit. S. 117).
В подтверждение приводится рассказ И.П. Хебеля об одной
печальной жизненной истории. XVIII век. Молодая пара в шведском
фиорде. В день венчания рано утром жених уезжает по делам и не
возвращается. Невеста ждет его, ждет целых пятнадцать лет, пока
его останки не находят в купоросе в обвалившейся яме. «За это
время город Лиссабон в Португалии был разрушен
землетрясением; отгремела семилетняя война, был запрещен орден иезуитов;
была разделена Польша, умерла императрица Мария Терезия...
Америка стала свободной, а объединенные войска французов и
испанцев не смогли завоевать Гибралтар... Начались французская
революция и долгая война... Наполеон завоевал Пруссию...» Хе-
бель, казалось бы, повествует о чрезвычайном случае. Но не так ли
обстоит дело всегда? В последние десять-пятнадцать лет, когда
непосредственно развернулась глобализация, главным в жизни
очень многих людей всё равно были события, их непосредственно
затрагивающие: любовь и счастье, или, наоборот, ни с чем не срав-
301

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
нимая утрата близких, рождение детей или внуков; успехи в
любимом деле - или, наоборот, жизненные провалы...
Непосредственное, живое (потому что пережитое) время жизни отдельных
людей и целых стран сложным образом сопрягается с мировым,
глобальным временем как всемирной историей. Но центральными
«кругами» пространства и времени для всех конкретных
индивидов все же являются малые круги непосредственных пространств
рождения, а потом жизни и временем от рождения до смерти -
с временными провалами и пиками, совсем не обязательно
совпадающими с течением, ритмом «всемирного», общечеловеческого
времени. А значит, в любой период человеческой истории
реальные место и время жизни людей — в любой момент «Jetzt», теперь,
не может терять свою определенность и первостепенную
значимость. Каждый человек в здравом уме и при нормальной памяти
хранит в сознании образ своей «территории» и временной
длительности своей уже протекшей жизни. И для индивида
превращение потоков времени в безличные «образные коллажи», о чем
повествует М. Кастельс - скорее всего, поспешная фантазия рьяного
глобалиста... Ибо индивидуальное время - это реальный стержень
идентичности, целостного Я индивида. (При патологическом
нарушении таких пространственно-временных механизмов
самоидентификации личность, как правило, распадается). И никакая
глобализация не в силах изменить сей фундаментальный факт. Что не
означает, будто происшедшие вместе с глобализацией сдвиги в
пространственно-временной ориентации людей не следует принимать во
внимание.
Правда, философия в своих учениях о пространстве и времени
по большей части вела себя так, будто ее интересуют лишь
пространство и время природы, как таковой, космоса (так что даже
глобальный масштаб планеты Земля был для нее слишком мелок).
Но иногда в мир философии все же вторгались концепции,
исходившие из необходимости сообразовать пространственно-
временные определения с категориями жизни, в том числе
реальной жизни конечного, смертного индивида. Вот и сегодня
настоятельно требуется новая философия жизни, исследующая
пространство и время исходя из «целостного малого круга» простой
и обычной человеческой жизни. К сожалению, в истории
философской мысли - даже в прежних формах так называемой философии
жизни - есть очень мало подходов к данной проблематике. Есть
некоторые разработки в философии Lebenswelt, жизненного мира
Э. Гуссерля, а также в российских вариантах философии жизни
302

Глава первая. ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ...
(В. Соловьёв, Н. Бердяев, С. Франк, Н. Лосский). В целом же
работа над новой философией жизни остается делом будущего.
Но философствующие глобалисты, по-моему, ошибаются,
когда предлагают «сдать в архив» традиционные концепции
пространства и времени - по той-де причине, что глобальные время-
пространство в них не были приняты в расчет. Как раз наоборот:
с самых древних времен философия ориентировалась на мир в
целом, на беспредельное, на космос, на мировое пространство.
И пусть о земном глобализме долгие века не было конкретного и
точного знания, но философия его как бы предчувствовала,
предвосхищала, даже «планировала», ибо она, что уже было показано,
постоянно отправлялась - особенно в метафизике - от всеобщего
как бесконечного, всемирного, глобального, космического.
Нынче ставится и такой метафизический вопрос: не требует ли
глобализация скорректировать философские учения о бытии?
Вполне возможно. Однако и здесь есть основание сослаться на то,
что в философии бытия издавна существовала антиномия между
самым древним космически-глобальным подходом к бытию и
более «новым» толкованием бытия как Dasein, бытия-существования,
бытия-в-мире, сопоставимым не с космосом или земной
глобальной целостностью, а всегда с уникальным существованием
отдельного человека. Один полюс понимания: Парменид уподоблял
«бытие» массе шара с «центром внутри»; Пифагор тоже искал
бытийные характеристики в количественно правильных отдельных
образованиях, сохраняя форму шара именно для нашей Земли.
Другой полюс понимания: Хайдеггер связал философские
ценности бытия с «малым миром» экзистенции, даже с «путем вдоль
поля»... Эти ценностные и вместе с тем бытийные антиномии
сохраняются, работают и в наши дни. А потому глобализация не застает
философскую метафизику врасплох. Можно не сомневаться:
сегодняшняя и будущая история еще оживит те «эпизоды» даже самой
абстрактной философской мысли, которые кому-то казались
оторванными от жизни индивидов и реальной человеческой истории.
303

ГЛАВА ВТОРАЯ
ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,
ПРОТИВОРЕЧИЯ И РАЗОЧАРОВАНИЯ
(Работы Юргена Хабермаса XXI века)*
Вступление
Предшествующий раздел о философских идеях единой Европы,
их современном значении и звучании был впервые опубликован в
конце 2004 г. («Вопросы философии», № 11 и № 12); задуман и
написан он был двумя годами раньше.
В соответствии с разработанной мною концепцией социально-
исторической обусловленности и роли философии (она была
представлена и применена в книгах «Рождение и развитие
философских идей», М., 1991. «Социально-исторические корни немецкой
классической философии, М., 1990 и в других сочинениях)
проблемы взаимодействия философских идей и развития общества
анализировались мною в историко-философском ключе на трех
взаимосвязанных уровнях- цивилизационном, эпохальном и
ситуационном. В разделах данной книги, с которыми читатель уже
ознакомился, на первый план выдвинулись два первых уровня.
Было показано, как философия вообще, социальная философия в
частности, при постановке общецивилизационных проблем
акцентирует темы единства человечества, единства человеческой
истории - обязательно в их связи с противоречиями, разломами,
делающими обретение единства пусть и желаемой, но трудно
достижимой целью. Одновременно выявилось, что философия работает
на эпохальном уровне: она чутко реагирует на эпохальные же
вызовы, означающие, что глобальная взаимозависимость вообще,
европейское единение, в частности и особенности, теперь уже не
просто желаемые, однако, весьма далекие цели, а актуально
решаемые конкретные задачи и заботы современного человечества.
Не случайно наш анализ этого уровня сосредоточился также и на
тех философских, социально-философских размышлениях и
материалах, которые оказались наиболее релевантными, глубокими от-
* P.S. 2008 года.
304

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
кликами на глобализационные процессы и на практическое
движение стран и народов Европы в сторону единства континента.
Теперь я обращусь к вопросу о том, как философия в лице её
наиболее влиятельных фигур осмысливает конкретную ситуацию
европейского объединения, которая складывалась уже на рубеже
веков, но специфические черты которой с ясностью проступили
лишь в самые последние годы. (Анализ философией объективных
исторических ситуаций и исследование ситуационной
ангажированности, обусловленности философских идей играет в моей
концепции большую роль; в конкретном виде он эксплицирован
в упомянутой книге «Социально-исторические корни немецкой
классической философии». Там я разделила эпоху немецкой
классической философии на ряд более конкретных исторических
ситуаций, соотнесла с их проблемами специфические в каждом
случае идеи и сочинения великих и выдающихся мыслителей
Германии XVIII-XIX вв., а также попыталась артикулировать
методологию такого анализа.) Особенности современной, в узком смысле
этого слова, исторической ситуации применительно к
проблематике объединения Европы я намереваюсь рассмотреть далее сквозь
призму работ, опубликованных в самое последнее время Юргеном
Хабермасом, о котором в предшествующем тексте не раз заходила
речь. Надеюсь, что читатели понимают и ещё лучше поймут из
дальнейшего рассмотрения, почему избран и помещен в центр
анализа именно этот материал.
Уже и названия книг (а также статей, газетных и журнальных
интервью) Хабермаса, которые мы будем далее разбирать, говорят
о том, что в процессах объединения европейского континента на
смену сравнительно недавней «евроэйфории» пришли глубоко
критические умонастроения, не считаться с которыми невозможно.
Но обо всем по порядку.
Юрген Хабермас о «расколотом Западе»
Мы ранее уже говорили об активном участии ряда влиятельных
западных философов, и прежде всего Ю. Хабермаса, в осмыслении
и обсуждении глубинных проблем и противоречий современной
цивилизации, в частности тех, которые явно проявились и даже
обострились в ходе объединения Европы. Имеет смысл
продолжить и расширить этот разговор, обратившись к некоторым
опубликованным в XXI в. статьям, интервью выдающегося мыслителя
нашего времени немецкого философа Юргена Хабермаса, а также
305

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
к возникшим вокруг них дискуссиям. Место Хабермаса в
социальном, политическом, правовом дискурсе современности -
совершенно особое. Прошедший сложный путь становления и развития
в послевоенной Германии - сначала в рамках так называемой
франкфуртской школы, испытавший (и потом преодолевший)
заметное влияние марксизма, а вместе с тем и (оригинально
переработанных им) традиций философской социологии, почерпнувший
все ценное для себя в философских учениях феноменологии,
прагматизма, аналитической мысли, философии языка, Юрген Хабер-
мас в 60-80-х гг. прошлого века построил разветвленную,
многоуровневую, синтезирующую различные дисциплины концепцию
коммуникативного действия. И он успешно применил её к анализу
сложнейших, остро актуальных проблем и противоречий
общественного развития.
Одно предуведомление к дальнейшему анализу.
В связи с лекциями, которые Ю. Хабермас в 1989 г. прочитал в
Москве в Институте философии АН, была выпущена
подготовленная под моей редакцией небольшая книга- Хабермас Ю.
«Демократия. Разум. Нравственность. Лекции и интервью». Москва,
апрель 1989 г. М., 1992. Кстати, в то время это был один из очень
редких переводов работ немецкого философа на русский язык.
В книге была также помещена моя достаточно подробная статья
«О лекциях Ю. Хабермаса в Москве и об основных понятиях его
концепции». В этой статье освещался вопрос о становлении и
значении Ю. Хабермаса как философа, об историко-философских и
социологических истоках его теорий; были рассмотрены идеи и
сегодня не устаревшей, постоянно переиздаваемой ранней книги
этого мыслителя «Структурное изменение общественности» (1962)
и двухтомника «Теория коммуникативного действия» (1981).
Впоследствии - в IV томе учебника «История философии:
Запад-Россия-Восток» мною было проанализировано развитие идей
Хабермаса, как оно представало к моменту выхода в свет этого нашего
издания. В частности, были использованы его тогда ещё не
опубликованные работы, существовавшие в рукописях и любезно
предоставленные Хабермасом в мое распоряжение. (Даже при
придирчивом подходе я и сегодня не нахожу в своем анализе
философии Хабермаса таких оценок или изображений, от которых
хотелось бы отказаться.) Отсылая читателя к моим текстам , а также
1 Мотрошилова Н.В. О лекциях Ю. Хабермаса в Москве и об основных
понятиях его концепции H Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М, 1992.
С. 174 и далее.
306

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
другим исследованиям, к накопившимся в последние годы
российским переводам, суммарно очерчивающим вклад выдающегося
немецкого мыслителя в философию и политическую культуру
XX столетия, я в данной книге сосредоточусь на тех результатах
творческого, идейного развития Хабермаса уже в XXI в., которые
всего более примыкают к темам и сюжетам социальной философии
вообще, к проблематике глобализации в частности, к острым
дискуссиям о европейском объединении в особенности.
В заключение своего разбора идей Ю. Хабермаса, сделанного
в 1989 г., я писала о том, что (шестидесятилетний тогда) философ
находится в расцвете творческих сил. И «поскольку он постоянно
развивает, обогащает свои взгляды и идеи, постольку
последующие встречи с ним обещают быть не менее интересными и
плодотворными» . Мало сказать, что эти ожидания полностью
оправдались. В 90-х гг. XX века и в наступившем новом столетии Хабер-
мас работал в высшей степени интенсивно, был востребован на
широкой общественной арене еще больше, чем ранее; он получил
беспрецедентное для философа академическое и внеакадемическое
признание. Я затрудняюсь перечислить престижные (и
внушительные) премии, которые именно в нашем столетии были присуждены
Хабермасу. Пожалуй, сейчас он - один из самых известных, если
не самый известный, в мире философ. Истоки его известности и
востребованности, как я считаю, заключены в глубине,
плодотворности и прогностической силе разработанных им ранее
общефилософских и социально-философских, к слову, в высшей степени
сложных и разветвленных теоретических идей и концепций.
Именно предшествующая тщательная разработка теории
коммуникативного действия, а также глубокое исследование проблем
философии права обусловили многостороннее участие этого
талантливого философа в теоретических междисциплинарных
дискуссиях 90-х гг. XX и начала XXI вв. В других европейских
странах, не говоря уже о России, в сущности, ни один ученый-теоретик
не может сравниться с Хабермасом в его огромном влиянии также
на практические социальные дела, хотя социально-политическая
ангажированность характерна и для других известных западных
философов, например, для американца Р. Рорти, немца О. Хёффе.
Специфическую причину беспрецедентной влиятельности
Хабермаса я вижу также в генезисе его теории, которая изначально и
заведомо вырастает из чуткого отношения к практическим
проблемам, дискуссиям, пробивающимся из глубин Lebenswelt, жизнен-
1 Там же. С. 174.
307

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ного мира (это понятие, почерпнутое у Э. Гуссерля, Хабермас
применил и расширил в его актуальном смысле и значении) и которая
потом оказывается способной оказать заметное обратное
воздействие на социально-политическую практику. В частности, этот
выдающийся немецкий ученый профессионально владеет правовым,
политическим материалом, принимает активное участие в
дискурсе соответствующих специалистов. Хабермас часто выступал и
выступает в прессе; и не только философы, социологи, юристы, но и
представители властных структур, политики, с одной стороны, и
обычные граждане, с другой, прислушиваются к его мнению,
интересуются его идеями. В таком взаимодействии проявляется,
кстати, не только значительность философских достижений, мысли
Хабермаса, но и культура европейского, западного дискурса: там
традиционно чтят идеи философии и других областей
гуманитарной культуры, понимают их потенциальную и актуальную
практическую роль. В нашей стране традиции, увы, другие: у нас власть,
политики, читающая публика, и тоже традиционно, не доверяют
философам. Что было явлено уже в XIX веке (и отразилось,
например, на судьбе таких выдающихся социально ангажированных,
глубоко мысливших об обществе, эпохе, ее конкретных ситуациях
философов-теоретиков, как В. Соловьёв, Б. Чичерин, П.
Новгородцев и др.). О XX веке и его трагедиях уже сказано и
пересказано... Преследование лучших философских умов страны (вспомним
пресловутый «философский корабль», судьбу Шпета, Лосева, Ма-
мардашвили в советскую эпоху), а сегодня игнорирование
достаточно важных идей, наработанных в философии, - наша печальная
и устойчивая традиция. Вернемся, однако, к Хабермасу.
В центре интереса Хабермаса в последнее десятилетие, как уже
отмечалось, оказались проблемы европейского объединения,
глобализации в целом, а также животрепещущие события
международного развития. Что касается создания ЕС, то Ю. Хабермас здесь
не просто заинтересованный наблюдатель, а ангажированный
теоретик, который наиболее уверенно подводил теоретическую базу -
главным образом социально-философского, аксиологического, фи-
лософско-правового характера - как под общий процесс
формирования союза европейских государств, так и под более конкретные
дела, например, под разработку и принятие Конституции ЕС.
Сфера главного интереса Хабермаса, в которой он активно
выступал в связи с процессами европейского объединения, -
исследование ценностного «мира» современного человечества, с акцентом
на общие европейские ценности и поиск европейской
идентичности. (Об этом уже шла речь в предшествующем тексте и ещё будет
308

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
говориться далее.) Здесь голос Хабермаса для европейского
читателя звучит особенно авторитетно.
В связи с тревожными событиями XXI столетия - это,
например, всплеск терроризма, 11 сентября, война в Ираке - Хабермас
ещё более активизировал свою публицистическую деятельность.
Он печатался в газетах, с готовностью давал интервью, выступал
на конференциях, публиковал статьи по животрепещущим
проблемам войны и мира. Его выступления по этим вопросам первых
лет XXI в. были собраны в книге «Der gespaltene Westen. Kleine
politische Schriften» (Fr. a/M., 2003), которая недавно вышла в
русском переводе («Расколотый Запад», М., 2008). В самые последние
годы Хабермас опубликовал ещё две книги: «Между натурализмом
и религией», Франкфурт на Майне, 2005 г.; «Ах, Европа» (Ach,
Europa. Fr. a/M., 2008). Имея в виду эти теоретически глубокие и
остро актуальные книги, опираясь также на выступления Хабермаса
в печати самых последних лет (и на порожденные.ими дискуссии),
я попытаюсь далее представить и обсудить, в том числе и
критически, некоторые идеи выдающегося немецкого мыслителя, особо
интересные в свете тех проблем и противоречий современной
цивилизации, которые анализируются в моей книге.
Юрген Хабермас о кризисе цивилизации
Прежде всего, для меня существенно то, что понятие
«цивилизация» включено в рамки (анализируемого здесь и далее)
актуального дискурса мировой общественности, включая философское
сообщество. Так, в Предисловии к книге «Расколотый Запад»,
определяя центральные проблемы и конфликты современности,
Хабермас пишет: «Менталитеты разделились, дистанцию определяют
не различия в базовых политических целях, а отношения к
величественным усилиям человеческого рода достичь состояния
цивилизованности» . Я понимаю эти важнейшие слова Хабермаса так:
сегодняшние расхождения стран Запада - контрастно оттеняющие
развернувшиеся процессы интеграции, европейского объединения,
глобализации - болезненно затрагивают не только и не столько
частные задачи и цели, сколько всеобщую задачу всех
исторических задач, а именно продвижение всего человеческого рода к
такому «состоянию цивилизованности», которое отвечало бы
коренным целям и ценностям общечеловеческой цивилизации. Я нахожу
1 Хабермас Ю. Расколотый Запад. М., 2008. С. 7 (курсив мой. - U.M.). Далее
ссылки на страницы этой работы даются в тексте моей книги.
309

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
здесь подкрепление для отстаиваемых в моей книге мыслей о
призвании, «телосе» мировой цивилизации, а одновременно и о ее
современном кризисе. Хабермас возводит время кризисного
перелома к Первой мировой войне (что для меня важно, также фиксирует
нарастание варварства в тот период): «С началом Первой мировой
войны закончилось мирное, в известной степени беззаботное (как
видно теперь) время. Начался век тотальных войн, тоталитарного
угнетения, механизированного варварства и бюрократического
массового убийства. Но только в ретроспективе мы сможем узнать,
было ли символическое разрушение цитадели капитализма в
южном Манхеттене глубокой цезурой, или эта катастрофа всего лишь
подтвердила таким бесчеловечно-драматическим способом давно
уже осознанную уязвимость нашей сложной цивилизации» (Там
же. С. ] ]. Курсив мой - Н.М.). На других страницах упомянутой
книги Хабермас вполне справедливо говорит, с одной стороны, о
«цивилизующей роли», которую и страны Европы, и США, и
другие страны мира должны были бы играть и подчас играют сегодня
(в частности, речь идет о «цивилизующей силе международного
права», с. 55). С другой стороны, Хабермас с тревогой пишет о
разрушении «цивилизованных путей», в частности тех, которые
«Устав Объединенных наций определяет для достижения цели,
исходя из принципов блага мирового сообщества» (с. 31). Эта
последняя тревожная общая формула в книге «Расколотый Запад»
вполне конкретно расшифровывается на примере политики США
времени президентства Джорджа В. Буша.
Критика в адрес США
В тексте обсуждаемой книги Хабермаса (как и в упомянутых
ранее выступлениях видных мыслителей Д. Деррида, Р. Рорти
и др.) запечатлен знаменательный исторический факт: именитые
интеллектуалы современного мира не только подняли свой голос
против войны в Ираке, но с болью и тревогой осудили то, что я в
моей книге определяю как антицивилизационный сдвиг,
происшедший именно в XXI в. и еще раз фактически подтвердивший
разрастание современного кризиса мировой цивилизации.
Терроризм и его невиданная прежде масштабность - одно из звеньев,
проявлений этого кризиса. Другое звено, о чем я уже говорила, -
тот тоже антицивилизационный ответ, который на
террористические удары дали США и последовавшие за ними страны. В
изображении Хабермаса, который наиболее подробно и доказательно
310

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
запечатлел шаги и методы ответа Запада на террористические
вызовы, дело выглядит следующим образом.
Сначала, свидетельствует Хабермас, в ответ на страшную
реальность терроризма обозначились контуры антитеррористической
коалиции и необходимость нового правового обеспечения,
дальнейшего развития цивилизованного мироустройства. Были
проведены конференции и другие меры под эгидой ООН, причем
европейские государства активно поддерживали эти инициативы.
«Однако, - писал Хабермас уже в 2001 году, - европейские
правительства потерпели полную неудачу... Правительство Буша, по-
видимому, продолжает эгоцентрическую политику сверхдержавы
практически без изменения» (Там же. С. 11). Подтверждения
вынесенной оценки, по Хабермасу, вполне конкретны: выход США из
договора по ПРО и «абсурдная надежда» американских властей на
заградительный щит; выступления против международного
уголовного суда над террористами и т.д. Хабермас прозорливо писал
и о том, что Китай и наша страна (о которой он в 2001 году не без
оснований говорил так: «теряющая свое влияние Россия») «не
станут смиряться с образцом Pax Americana» (там же. С. 11). Добавим,
в согласии с Хабермасом: сегодняшняя Россия, усиливающая свое
влияние, тем более не станет мириться с подобным «образцом».
Впоследствии Хабермас (в связи и с разразившейся войной
в Ираке, и с другими конкретными событиями) последовательно
продолжал свою критику политики правительства Дж. Буша,
причем делал это на различных взаимосвязанных и весьма важных
уровнях. Коротко обозначу их.
. Мы уже упоминали о теме «разрушения цивилизованных
путей» и о «механизированном варварстве». Её обсуждение у Хабер-
маса продолжалось (что, еще раз подчеркну, для проблематики и
подходов моей книги чрезвычайно важно).
• Имел место, четко констатирует Хабермас, «разрыв с нормами
международного права» (с. 33), которое правительство Дж. Буша-
младшего осуществило (по мнению Хабермаса - внезапно) в
разрыве с прежней традицией верности США этим нормам и даже
с прежней ролью гаранта их соблюдения. Хабермас также
выписывает и оценивает эти действия подробно, доказательно, с
профессиональным знанием дела. «США, - писал Хабермас в 2003 году,
после развязанной войны в Ираке, - ...отказались от роли
державы-гаранта международного права; более того, своими
действиями, противоречащими международному праву, они подали
губительный пример будущим сверхдержавам. Не будем обманываться:
311

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
нормативный авторитет Америки разрушен» (там же. С. 32).
Доказательства сего конкретны и убедительны (показано, какие именно
нормативные акты ООН были нарушены правительством США -
там же).
• Для философов права, юристов и всех интересующихся
нормативно-правовыми проблемами представляет большой
интерес теоретико-методологическое опровержение Хабермасом той
доктрины, которая в США была предназначена для
«легитимизации» означенной - антицивилизационной, антиправовой -
политики правительства (и которая, как показывает Хабермас, была
разработана задолго до нападения на башни-близнецы).
• Особый аспект размышлений и предложений Хабермаса
касается и сохранения, и реформирования роли международных
организаций, прежде всего ООН, в современном мире, в условиях
нашей сложной, можно даже сказать, сверхсложной цивилизации.
Подвергая конкретной и хорошо обоснованной критике
политику правящих кругов и некоторых идеологов и политиков США,
Хабермас решительно предостерегает против того, чтобы кто-то
приписывал ему и вообще бросался разжигать «принципиальный
антиамериканизм». Я со своей стороны хочу акцентировать и
горячо поддержать это хабермасовское разъяснение, причем по
разным основаниям, из которых выделю главные. Во-первых,
Хабермас справедливо подчеркивает позитивную демократизирующую
историческую роль, которую США играли в прошлом и полностью
отказаться от которой сегодня или в будущем любому
американскому правительству будет непросто. Потому что, во-вторых,
в самой Америке противостояние иракской войне или обструкциям
по отношению к ООН довольно основательное, так что видеть
и поддерживать эти силы очень нужно (надо «стоять плечом к
плечу с внутриамериканской оппозицией», призывает Хабермас,
с. 100) - а это несовместимо с «принципиальным
антиамериканизмом». В-третьих, свойственное антиамериканистской ориентации
принципиальное же упрощение (удобное каким-то кругам,
идеологам в Европе, а также и в России) не позволит сегодня и в будущем
конструктивно решать ничем не снимаемую актуальную проблему
взаимодействия США, стран Европы и остального мира. Об этом
совсем недавно ясно и просто сказал наш Президент Дмитрий
Медведев: куда же мы ( надо понимать: США и Россия, Европа и
Россия, Европа и остальной мир) друг от друга денемся...
«Антиамериканизм, - резюмирует Хабермас, - опасен и для самой
Европы. В Германии он всегда связан с самыми реакционными движе-
312

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
ниями» («Расколотый Запад». С. 100. - Согласна и добавлю: не
только в Германии...).
Обсуждать подробно все эти специальные вопросы здесь не
представляется возможным. Я обращусь далее к аспектам,
имеющим социально-философский, аксиологический характер и
относящимся к тем темам, которые обсуждались ранее в связи с
проблематикой европейского единства в контексте поиска общих
ценностей (в моем толковании - ценностных антиномий).
Снова о «европейской идентичности»
Мы уже затрагивали в предшествующей главе тему
«европейской идентичности», во-первых, в её аксиологическом, историко-
философском развороте, а во-вторых, в контексте критической
реакции интеллектуалов Европы и Америки на войну в Ираке.
Материалы самого начала нашего века, которыми я раньше
пользовалась, Хабермас впоследствии тоже опубликовал в книге
«Расколотый Запад». Теперь можно внести некоторые дополнения и
уточнения в связи с более поздними публикациями философа. Как
упоминалось, в движении Европы к институционализируемому
единству (в виде Европейского союза, его специальных институтов
и нормативных документов) Хабермас сыграл очень важную роль.
Прежде всего, он работал и до сих пор работает над уточнением
понятий «общеевропейские ценности», «европейская
идентичность». Чеканные формулировки Хабермаса известны; часть их
процитирована и обсуждена ранее'. При обсуждении в
предшествующей главе современных дискуссий вокруг проблемы
«цивилизация и ее ценности» было показано, сколь неоднозначно, антино-
мично приходится понимать даже принципы и устои того
«ценностного мира», который, казалось бы, должен был достаточно
органично объединять, по крайней мере, европейцев. На деле даже
и в Европе, даже и в рамках так называемого Запада, в толковании,
принятии таких ценностей существуют серьезные проблемы.
И чем «ниже» мы спускаемся от самых общих ценностных
постулатов к их содержательному наполнению (например, от
широковещательных тезисов о значимости прав и свобод человека к
реальному толкованию, тем более соблюдению или несоблюдению
таких прав), тем менее прочным оказывается единство, скажем,
между субъектами и объектами правового регулирования, и тем
больше накапливается коренных разногласий между ними.
1 См. предшествующую главу в настоящей книге.
313

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
Нельзя сказать, чтобы Хабермас не учитывал противоречивости
и сложности ценностного контекста, всей проблематичности
перехода от самого «высокого» уровня формулирования, пропаганды
общих, якобы единящих ценностей к реальным процессам,
которые самим мыслителем броско очерчены как проявления
сегодняшнего, но вообще-то прогнозируемого «раскола Запада».
Однако в работах Хабермаса меня все же настораживает недостаточное
внимание вот к какому непростому вопросу: не вытекает ли
упомянутый раскол (в изображении которого, кстати, Хабермас
вычерчивает отнюдь не все существенные линии) как раз из того, что
в мире «европейских ценностей», «европейской идентичности» не
царит, как у нас говорят, тишь да гладь, да божья благодать, а
имеет место конфликтное противоборство, по крайней мере антино-
мичность пониманий, подходов, толкований? Ведь и ценностное
«поле» усеяно давно заложенными минами.
Создается впечатление, что Хабермас (для меня, как сказано,
выдающийся мыслитель) при формулировании ценностных
«универсалий» все-таки поддается, несмотря на все оговорки о
трудностях и противоречиях, некоторой исторической поспешности и
принимает что-то им (и многими людьми, включая теоретиков)
желаемое за действительное. Ибо ведь это желаемое не
принимается другими людьми (их число тоже весьма значительно) за
универсальные и единящие ценности. (Примером нам в дальнейшем
послужит тезис «о секуляризации государства и общества» как одной
из исходных и главных, по Хабермасу, ценностей современной
Европы.)
Подобное же впечатление создается у меня при осмыслении
рассуждений Хабермаса, касающихся теоретико-аксиологической,
а также практическо-политической приверженности людей идее
национального государства или, напротив, космополитическому
идеалу. Последний, как говорилось, заимствован у Канта, проект
которого очень дорог Хабермасу.
О «всемирно-гражданском»
проекте Канта:
превалирующее значение права
В интересе Хабермаса к названной только что теме сплелись
разные факторы - и его теоретические приоритеты (включая
следование специфическим образом истолкованному кантовскому
проекту), и уже упомянутая ангажированность в практические дела
314

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
институционализации европейского объединения (включая
приверженность делу создания и принятия общеевропейской
конституции).
Что касается общей оценки интересующей нас здесь стороны
проекта Канта, то ситуация определенна и проста. Хабермас
пишет: «Благодаря своему проекту "всемирно-гражданского
состояния" Кант сделал решающий шаг, позволивший выйти за границы
международного права, ориентированного исключительно на
государства» (там же, с. 103). Имеются в виду, несомненно, идеи
Канта, воплощенные в ряде его работ, - например, в сочинениях «Идея
истории во всемирно-гражданском плане», «О поговорке...» и
особенно в трактате «К вечному миру». Но, пожалуй, решающий для
Хабермаса момент заключается в том, что в направлении, которое
предначертано гениальным проектом Канта, в его время
казавшимся утопическим, в XX в. двинулось - так считают многие -
само историческое развитие. Хабермас отмечает: «Между тем
международное право стало чем-то большим, чем просто
юридической дисциплиной; после двух мировых войн конституционализи-
рование международного права реально продвигалось в
направлении всемирно-гражданского состояния, обозначенном Кантом,
и обрело институциональные формы в международных
конституциях, организациях и практиках» (там же). Что всемирное
историческое развитие в целом и в тенденции подтверждает жизненность
гениального проекта Канта, в том и у меня нет сомнения. (Здесь
я не просто соглашаюсь с целым рядом идей, оценок Хабермаса,
а также и тех авторов, с которыми в свою очередь
солидаризируется этот современный немецкий мыслитель, но и сама анализирую
соответствующие кантовские идеи и произведения , опираясь и на
западную литературу вопроса, и на отечественные разработки,
например на выдающиеся работы по этим темам Э.Ю. Соловьёва).
Однако и тут дело обстоит отнюдь не просто, если иметь в виду
многочисленные противоречия, трудности, на которые идея
«всемирной гражданственности» наталкивалась и наталкивается как в
реальной практике национальных государств, так и на
международном уровне. Разумеется, Хабермас не только знает о них, но и
не пренебрегает необходимостью прояснить, осмыслить
всевозможные затруднения, а также добросовестно разобрать аргументы
тех, кто- как и прежде- оспаривает кантовский «идеалистиче-
1 См.: Н.В. Мотроишлова. Концепция «вечного мира» и союза государств
И. Канта: актуальное значение // Иммануил Кант: наследие и проект. М., 2007.
С. 406-427.
315

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
ский» проект с позиций «реализма». Это одна сторона дела. Другая
состоит в том, что в важнейшем тексте, впервые опубликованном в
книге «Расколотый Запад» и носящем название «Кантовский
проект и расколотый Запад», Хабермас пытается внести
дополнительные краски в изображение (не раз предпринимавшееся им ранее)
разбираемой здесь концепции Канта. И инициированы дополнения
как раз новейшими дискуссиями и тревогами. Здесь историк
философии может видеть и новые аргументы в подтверждение идеи о
неувядающей теоретической актуальности наиболее важных идей
и концепций прошлого (вопреки заявлениям тех новоявленных
российских околофилософских Геростратов, кои твердят о вреде
истории философии, которая мешает-де осмысливать новые реалии
и создавать поистине новаторские концепции в философских
дисциплинах).
В этом плане в указанном разделе книги «Расколотый Запад»
есть немало очень ценных аналитических и в то же время
практически важных находок. Скажу здесь об одной из них. Она касается
вопроса о том, как Кант устанавливает специфический приоритет
права перед моралью в деле поддержания и отстаивания мира - в
ответ на все военные угрозы, на развязывание войн и попытки их
легитимизации. Из текста Хабермаса становится совершенно ясно,
почему его так волнует такой, на первый взгляд, чисто
теоретический поворот в кантовских рассуждениях. Дело ведь в том, что при
типичных попытках «легитимации» агрессивно-военной политики
правительства Дж. Буша, сопровождавшейся, как признано,
попранием международного права, на первый план выдвинулись и стали
одерживать верх над правом «моральные» соображения. Согласно
Хабермасу, такая ультрасовременная держава, как США, «в
вопросах международной справедливости заменяет позитивное право
моралью и этикой. С точки зрения Буша, «наши» ценности имеют
значение универсальных, действительных ценностей, которые
должны быть восприняты другими нациями ради их собственного
блага. Ложный универсализм - это расширенный до всеобщего
этноцентризм» (Там же. С. 94). С ходом мысли Хабермаса можно
согласиться, тем более что в его замыслы никак не входит
отрицание возможности и необходимости моральных подходов в строгом
смысле слова. И, например, при оценке жертв развязанной США
войны в Ираке Хабермас прямо говорит о «моральной
непристойности» сложившейся ситуации.
Против чего Хабермас решительно возражает, так это против
подмены средств, аргументов позитивного, т.е.(здесь)
конкретного и действенного права чисто моральными соображениями,
316

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
критериями. И тут автор «Раскола Запада» активно ссылается на
Канта, причем в данном случае вводит в действие соображения,
которые в теоретических дискуссиях нередко уходят в тень по
сравнению с вообще-то оправданным тезисом о
взаимодополнительности морали и права в кантовской философии. Хабермас
отстаивает здесь тонкую и специальную мысль: при обосновании
концепции «вечного» (читай: длительного и прочного) мира Кант
всё-таки отдает пальму первенства правовому принципу, хотя не
отрицает, что наряду с ним могут действовать и соображения
морали. Хабермас пишет: «Космополитическое расширение
правового состояния, которое изначально учреждалось как «состояние
внутри государства», желательно и значимо не только как
следствие стремления к вечному миру, но и как требование
практического разума. Поэтому поддержание мира в масштабах всего мира на
длительную перспективу представляет собой не отдельный
момент, а саму конечную цель учения о праве. Идея «мирной, хотя
ещё не дружественной общности всех народов» - это принцип
права, а не только требование морали. Всемирно-гражданское
состояние есть надолго установленное состояние мира. Идея
всемирно-гражданского устройства, гарантирующего «объединение
всех народов под эгидой публичных законов», обретает значение
«истинного», императивного, а не просто временного состояния
мира. Эта понятийная привязка телоса мира к правовому принципу
объясняет и «всемирно-гражданскую» цель философии истории...»
(Там же. С. 110-111 - в кавычках в цитате из Хабермаса
приведены слова самого Канта. -Н.М.).
С общими тезисами Хабермаса можно согласиться, тем более
что они фиксируют не более чем взаимосвязанные идеальные цели
некоего желаемого (и планируемого) состояния. Кто же стал бы
спорить с тем, что в гипотетическом случае достижения некоего
идеального «всемирно-гражданского» состояния (скорее всего)
был бы достигнут длительный мир? Ибо с чего «всемирным
гражданам» нужно было бы воевать и даже сильно конфликтовать друг
с другом? Да и то, что в установлении такой «всемирной» и
длительно-мирной общности можно видеть «конечную цель учения о
праве», вряд ли разумно оспаривать. Правда, при таком
мыслительном раскладе имеет место своего рода скрытая внутренняя
тавтология. Принцип предполагаемой гармонии тут как бы
расшифровывается и с философско-правовой, и с гуманистически-
нравственной точек зрения. Однако главный акцент у Хабермаса
всё-таки другой. Все лучшее, о чем мечтает и чего якобы требует
Кант, как бы стягивается у Хабермаса - как к магниту, как к цен-
317

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
тру - к исходному постулату «всемирного», или
«космополитического гражданства», притом, как оказывается, в таком его
толковании, при котором ему приходится поспорить... с самим Кантом.
Не удивительно также, что спор ведется в контексте
откровенного констатирующего рассказа о проблемах, расколах и
разочарованиях, которые Хабермасу довелось наблюдать и переживать в
самые последние годы. (Любопытно, однако, что Кант какие-то из
подобных проблем зафиксировал с поистине гениальной
прозорливостью.)
«Ах, Европа!» - новая книга Хабермаса
Книга Хабермаса с таким броским названием вышла в 2008 г.
Слова «Ах, Европа!» взяты, впрочем, из популярной в Европе
песни. Но если в песне выражалось радостное воодушевление по
поводу многоликости старого континента, то теперь, по
собственному признанию Хабермаса из предисловия к книге, слова «Ах,
Европа!» звучат как горестный вздох. Почему же? Эта книга, а также
хабермасовские статьи, выступления, интервью последних лет,
дают на поставленный вопрос достаточно ясные, важные и для нас
ответы.
Когда Хабермас, как говорилось, плотно включенный,
ангажированный в процессы европейского объединения, формулировал
общие европейские ценности, когда он выступал за создание и
принятие европейской конституции, то он, разумеется, заведомо
предполагал, что в реальной жизни многое отклоняет европейцев
от следования ценностным идеалам. Но он, пожалуй, не ожидал,
что уже и причисление им ряда ценностей к признакам
«европейской идентичности» вызовет столь яростное сопротивление. Под
особенно сильный обстрел попала, как бегло упоминалось,
ценность «секуляризации», т.е. независимости жизни граждан,
политики государства от религии, от церковных институтов и
установлений. (Проблемам религии, веры и их роли в современном мире
Хабермас посвятил книгу «Между натурализмом и религией»,
2005.)
Критика и сопротивление начались еще на рубеже XX и
XXI веков. Они исходили не только от политиков, граждан из
стран - тогдашних членов ЕС, но и от тех государств, которые,
подобно Польше, в то время выстроились в очередь для вступления
в Союз и, казалось бы, должны были вести себя покладисто. Но
выяснилось, что они не были готовы вступать туда на любых усло-
318

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
виях. В Польше, едва оправившейся от давления официальной
«секуляризированной» марксистской идеологии, не хотели признать
секуляризацию одной из фундаментальных ценностей
объединяющейся Европы. (Оказалось, впрочем, что Италия тоже не горит
желанием подписаться под ценностью секуляризма.)
И тогда расстроенный Хабермас предложил ещё один
теоретический ход, который, будь он принят, предполагал бы
специфическую политику и практику ЕС. То была идея о перенесении центра
тяжести европейского объединения на действия стран,
принадлежащих к «ядру Европы». Хабермас имел в виду Францию,
Германию и страны Бенилюкса, и только в перспективе - Италию и
Испанию. И пусть Хабермас, скорее, описывал реальное положение
вещей, т.е. опирался на инициативу отдельных государств-лидеров
в создании и укреплении ЕС, открытое фиксирование и тем более
акцентирование этой «ведущей роли» было совсем не в духе
политкорректное™. Надо ли говорить, что рискованная идея не
вызвала энтузиазма в странах, не удостоенных принадлежности к
упомянутому «ядру»... Бросалось в глаза то, что к нему не
причислялась... даже Великобритания! Хабермас разъяснял, что
возникновение ЕС «всегда было проблемой» для Великобритании и что
Тони Блэр хранил «нибелунгову верность Бушу», развязавшему
иракскую войну. Так или иначе, но идея «ядра» тоже не снискала
популярности; более того, она возмутила иных практиков и
теоретиков, особенно в «обиженных» странах. Хабермасу пришлось
снять этот непопулярный акцент, как и сдержать раздражение,
подчас прорывавшееся у него из-за строптивого поведения
представителей новых членов ЕС, прежде всего Польши. Хабермас не
уставал также разъяснять, что Европу нельзя представить себе
«без Праги, Будапешта и Варшавы» (а вот Москва тут как бы
исчезала из разговора, к чему еще надо будет возвратиться).
К спору о ценностях присоединились, как и следовало ожидать,
вопросы реальной политики и её приоритетов. Случились, вернее
стряслись, действительные события, продемонстрировавшие
глубину трудностей, противоречий, которые при первых шагах
достаточно быстрого объединения Европы как бы оставались в тени.
Умный и чуткий наблюдатель социально-политической динамики,
Хабермас и знал, и писал об этих разнообразных препятствиях
и трудностях. Но он, видимо, тоже не ожидал сопротивления, на
которое, например, натолкнулось принятие Договора о
конституции ЕС. Я не могу входить здесь в описание этапов, трудностей
и деталей этого процесса. Специалисты констатируют: «"Договор
о Европейской конституции" был подписан 29 октября 2004 года
319

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
в римском Капитолии и должен был вступить в силу 1 ноября 2006.
Из 27 государств - членов ЕС - до сих пор Конституцию
приняли 18 - в форме решения парламента или в форме референдума.
Частичная ратификация означает, что из 493 млн. граждан ЕС
более половины выразили свое согласие. После отклонения
Конституции со стороны Франции и Нидерландов в мае/июне 2005
процесс ратификации прекратился. Официально ЕС объявил паузу на
размышления, которой между делом пришел конец» .
Почему именно Хабермаса взволновало это сопротивление,
понять нетрудно. Всегда подчеркивавший приоритеты демократии,
роль широкой «общественности», философ не мог следовать
эталонам поведения и бодряческим оценкам чиновников ЕС.
Последние пытались сохранить лицо и подчеркивали: ведь более половины
населения высказалось «за»! А Хабермаса волновало вот что: было
около половины тех граждан, которые сказали, как он выразился,
«внушительное "нет"». Нельзя было замалчивать также тот факт,
что оказавшее поддержку большинство не выглядело
«внушительно». Главное же, одобрение было получено, в основном, «парла-
ментарно», т.е. не прямым голосованием населения, а голосами
тех немногих, кого народы избрали, но с кем в данном случае они
вполне могли не солидаризироваться. Вопрос пока открыт, но
ситуация более чем непростая. (И вот теперь новый удар -
неодобрение в июне 2008 года Договора о Конституции ЕС маленькой, но
упрямой Ирландией.) В случае же Хабермаса нам надо еще понять,
почему философ возлагал столь большие надежды на такие шаги,
процедуры, как одобрение Конституции ЕС.
Общеевропейское государство
или союз государств?
В ответе на этот вопрос Хабермас занял совершенно четкую и
однозначную позицию: в дополнение к валютному союзу, Общему
рынку и другим институционально-правовым инстанциям
европейцы должны, заявил он, создать «надстройку» государственно-
правового характера, а именно - общеевропейское государство,
располагающее своими институтами и своей конституцией,
которая должна быть добровольно одобрена входящими в это
государство народами. Хабермас был столь ангажированным защитни-
Шнайдер Эберхард. Будущее Конституции Европейского Союза // Вестник
аналитики. № 3 (29). 2007. С. 57-58.
320

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
ком идеи «наднационального» («супранационального», в другой
терминологии) государства, что решительно предпринял - и на
уровне теории, и реальных практико-политических дискуссий -
важный шаг.
Именно в данном пункте он поспорил... с самим Кантом, от
которого он ведь и заимствовал просто «сумасшедшую» для конца
XVIII в. идею объединения стран и государств. Дело в том, что
Кант, рождая и обосновывая «космополитическую» идею, не забыл
подчеркнуть: он считает возможным «союз народов, который,
однако, не должен быть государством народов»1.
Здесь - больная точка, развилка сегодняшних европейских
споров. Дискуссия Хабермаса с Кантом носит принципиальный
теоретический, а одновременно практически актуальный характер.
К этой больной точке мы сейчас ненадолго обратимся.
Хабермас, с одной стороны, отмечает, что Кант
«придерживался идеи об окончательной конституализации международного
права в форме [конституции] всемирной республики» («Расколотый
Запад». С. 114). С другой стороны, Хабермас ясно видит: Кант
«несмотря на это, вводит менее жесткую конструкцию союза пародов
и свои надежды возлагает на добровольную ассоциацию
государств, стремящихся к миру, но охраняющих собственный
суверенитет» (Там же. Курсив мой. - Н.М.). Здесь, кстати, весь
Хабермас: он не только не маскирует факт приверженности Канта
«менее жесткой конструкции союза народов» (а она не согласуется
с собственной хабермасовской «жесткой конструкцией»), но четко,
ясно выписывает свое несогласие с одним из центральных пунктов
столь высоко ценимого кантовского проекта! При этом философ
подробно и добросовестно излагает позицию Канта, его аргументы
в пользу избранной «менее жесткой» конструкции. Хабермас
цитирует - как он выражается - «пресловутое место» (из трактата
«К вечному миру»), где великий мыслитель в концентрированной
форме излагает свои взгляды на сей предмет. О чем же идет речь
в «пресловутом месте»? «Разум в отношениях государств», по
Канту, подсказывает им, что следует отречься, отказаться (как это
делают и отдельные люди) от «дикой (не основанной на законе)
свободы, приспособиться к публичным принудительным законам
и образовать... государство народов (civitas gentium), которое
Кант И. Соч. на немецком и русском языках. Под редакцией Н. Мот-
рошиловой и Б.Тушлинга. Т. 1. М., 1994. С. 385 (далее в случае цитирования
Канта ссылки на страницы этого издания даются в тексте моей книги).
11 Зак 2409
321

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
в конце концов охватило бы все народы земли» . Заметим:
Кант, во-первых, говорит здесь о «требовании разума», т. е. об
идеальном принципе, который (если учесть всю стилистику кан-
товской философии и ее императивов) не интерпретируется им как
конкретный план-проект для реальных действий, хотя бы и
исторически отдаленных, а потому формулируется как своего рода
«категорический императив» применительно к международным
делам. Во-вторых, как мы видим, он формулируется Кантом
«глобально», т.е. не для какой-то части мира, а для «всех народов
Земли».
А вот далее у Канта следует нечто практически-реалистичное и,
возможно, обескураживающее: народы эти, «исходя из своего
понятия международного права, ... решительно не хотят этого... Вот
почему не положительная идея мировой республики, а (чтобы не
все было потеряно) лишь негативный суррогат союза,
отвергающего войны, прочно существующего и постоянно
расширяющегося, может сдержать поток враждебных праву и человеку
склонностей при сохранении, однако, постоянной опасности их взрыва...»
(Там же). Осторожный, сдержанный, «менее жесткий» кантовский
проект пока, как представляется, больше отвечает по крайней мере
сегодняшнему (но, кажется, и завтрашнему) положению вещей,
состоянию умов и ценностей нынешней Европы, чем нетерпеливое
желание с сегодня на завтра учредить не «суррогат» союза, а
выполнить «позитивный», но жесткий проект единого супранацио-
нального государства.
Хабермас, горячо поддерживающий все «космополитические»,
всемирно-исторические обертоны кантовского общефилософского,
социально-философского проекта, в этом философско-правовом
развороте подходов и аргументов явно разочарован в кантовском
решении. Он задает прямой вопрос: почему возникла идея
«суррогата» - союза народов? Хабермас, правда, сначала пишет, что ему
«весьма непонятно», из-за чего, несмотря на блестящую
нормативную идею «мировой республики», самим Кантом признанную
«позитивной», великий мыслитель удовлетворился идеей союза
{добровольной ассоциации государств), о котором сам же и сказал: это
всего лишь «негативный суррогат»? Однако, несмотря на
риторическое «не понимаю», Хабермас все же попытался ответить на
поставленный им вопрос. В общем и целом в этой части своего ана-
Кант И. К вечному миру / Иммануил Кант. Сочинения на немецком и
русском языках. Под редакцией Н. Мотрошиловой и Б. Тушлинга. Т. 1. М., 1994. С. 395.
Далее цитаты из Канта даются по этому изданию; ссылки прямо в моем тексте.
322

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
лиза кантовского проекта Хабермас говорит о том, что считает его
слабостями, ограниченностями, возводя их как к особенностям
времени, так и к ошибкам специфической методологии. В первом
случае разбирается вопрос о привязанности Канта к особенностям
(якобы полностью преодоленной) исторической ситуации: Кант-де
«имел перед глазами образец централизованной Французской
республики, без всякой нужды испытывая понятийные затруднения
с догмой неделимости государственного суверенитета» (С. 117).
С «неделимым суверенитетом» не следовало затрудняться, как
думает Хабермас, имея в виду историческую перспективу - потому
что история впоследствии «разделила» его по многим плоскостям:
осуществилось разделение властей; многие союзы давали примеры
плодотворных уступок и разделений суверенитета в
международном масштабе. Во втором случае указывается на пороки методоло- л
гии: Кант-де воспринимал «тщательно обоснованную им идею ме- '
ждународного права... недостаточно абстрактно» (С. 116), иными
словами, неоправданно спустился с принципиальной,
императивной высоты в дебри всяческой конкретики...
И вот более общее критическое определение, фактически -
обвинение Хабермаса: «Кант тоже принадлежал своей эпохе,
следовательно, страдал определенным дальтонизмом» («Раскол Запада»,
с. 135). Дальше присоединяется даже и такая характеристика -
«провинциализм исторически обусловленного сознания,
присутствующий в кантовских размышлениях о будущем» (Там же. С. 136).
Эти критические определения расшифровываются: Канту-де «было
чуждо историческое сознание, которое стало господствующим
только к 1800 году»; Кант, верный духу Просвещения, «не осознал
взрывную силу национализма»; великий мыслитель был уверен
в «гуманистическом» превосходстве европейской цивилизации
и белой расы; он еще не осознал существовавшей тогда связи
между международным правом и (только) христианской культурой.
Вдаваться во все эти вопросы и оттенки, пусть и весьма
интересные, здесь не представляется возможным. Однако вызывает
сильные сомнения то, что опасения и решения Канта, заставившие его
реалистично выбрать не «позитивно» ценную единую республику,
а «суррогатную», «негативную» идею союза (национальных)
государств, можно списать на особую историческую ситуацию, на
«дальтонизм», «провинциализм» великого философа или на что-то
подобное.
Даже если кто-то и согласится с историческими замечаниями
и примечаниями Хабермаса, то все равно остаются трудные,
нерешенные проблемы, актуальные именно сегодня. Судя по всему,
323

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
сторонники сверхнационального, в кратчайшие сроки
формируемого и функционирующего государства, уже должны были
столкнуться с полнейшей сегодняшней актуальностью ранее
процитированной фразы Канта, сказанной (будто бы) о тогдашних народах:
«исходя из своего понимания международного права, они
решительно не хотят этого...». Действительно, не хотят. Почему же не
хотят? В частности, потому, что, по-видимому, пока не готовы
пожертвовать реальным суверенитетом своих государств. Можно,
конечно, обвинить сегодняшних противников в «дальтонизме»,
«провинциальности», недооценке опасности национализма и
других грехах. Но этим делу, скорее всего, не поможешь... Да ведь
Хабермас и не поступает так, причем по принципиальным
демократическим соображениям. Ведь сама идея о необходимости
жертвовать чем-то своим, близким, уже завоеванным, в XXI веке
(после стольких призывов к жертвам и после многомиллионных
жертв, принесенных к «алтарю» тех или иных, в том числе отнюдь
не высоких идей) по меньшей мере не популярна. И вот что еще
важно в конкретном случае ЕС: в пользу кого или чего следует
приносить в жертву с трудом налаженные после Второй мировой
войны порядки европейских государств? В пользу уже созданных
институций ЕС или возможных в будущем президентов,
министров, чиновников единого государства? Эта идея, что бы ни
говорили ее защитники, не близка умам и сердцам и простых европейцев,
и немалого числа политиков, а также и теоретиков . И пусть в
странах Европы люди критически относятся к реальным
внутригосударственным национальным институтам, лидерам, партиям и
т.д., у них никак не больше оснований доверять свою судьбу
реальным уже сегодня «супранациональным» инстанциям и
группировкам, - тем более тем, которые давно действуют за кулисами
европейских процессов.
Итак, от тонких моментов критики Хабермаса, обращенной
в адрес Канта, нам пришлось снова перейти к сегодняшним делам
Европы. Ибо ведь и Хабермас, как будто «разговаривая» с Кантом,
целит в современных «евроскептиков», точнее, в тех, кто
противится нивелированию, умалению роли национальных государств
В своей выразительной статье под заглавием «Почему я не "европеист"?»
Президент чешской республики Вацлав Клаус заявил, что ни в коей мере не
являясь националистом, он не может, тем не менее, примириться с доктринами и
практиками такого "европеизма", при котором имеет место "чрезмерная
европейская унификация", осуществляется и предполагается выработка законов и
нормативных документов "чисто экспертным путем, без демократического контроля"
(См. Вацлав Клаус. Почему я не "европеист" // «Логос». № 2 (42). 2001. С. 90.)
324

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
или считает полноценное общеевропейское, «космополитическое»
государство проектом нереализуемым, во всяком случае в близкой
перспективе. Главным объектом полемики Хабермаса последних
лет оказывается не население тех стран, которые проголосовали
против проекта Европейской конституции: для убежденного
демократа Хабермаса ясно выраженная (например, через референдумы)
воля народов - закон всех законов. Посему ответ на вопрос: кто
виноват? - вполне ясен Хабермасу и в общих, и в конкретных
случаях. Сначала- о случаях конкретных. В связи с неудачами,
постигшими проект Европейской конституции, Хабермас 6 июня
2005 г. дал интервью популярной немецкой газете «Süddeutsche
Zeitung»- под характерным и броским названием: «Европа
перебросила нас через голову». Пусть это было, говорил тогда
Хабермас, «великое несчастье», но сказанное при высокой явке
избирателей «внушительное демократическое «Нет!» в адрес
конституционного наброска свидетельствует об оправданном недовольстве
«неудобочитаемым» проектом, который не пробуждал
положительных чувств населения Европы, а многим голосовавшим был
вообще неизвестен. Общий обвинительный вердикт был
предъявлен Хабермасом политикам, чиновникам, словом, ответственным
лицам, которые и в своих странах, и на общеевропейском уровне
не ударили палец о палец для того, чтобы не просто уговаривать
население и давить на него, а внутренне вовлечь, ангажировать
простых европейцев в «общественные дискуссии о цели
европейского объединения». У Хабермаса обвинение сформулировано
предельно резко: теперь избиратели, сказал он (в очередной
благодарственной речи по поводу присуждения премии), бросили к
порогу политиков мусор (в оригинале сказано сильнее), который те
десятилетиями прятали «под ковер». Разочарования,
следовательно, вырастают из факта вполне понятного и именно в последнее
время сильно разочаровавшего Хабермаса.
Однако напрашивается вопрос: почему Хабермас так мало
принимал все это в расчет при прежнем обосновании тех или иных
конкретных проектов? Дело ведь в том, что за общеевропейским
проектом в целом, за его отдельными сторонами и разделами с
самого начала стояли достаточно конкретные, реальные силы,
группы, индивиды, чьи интересы и цели очень часто были не всеобще-
мировыми (действительно глобальными) и не общеевропейскими,
а сугубо частными. Следовало, вероятно, уделить больше
внимания тому, что европейское объединение - бесспорно, нужное,
назревшее, «в себе» ценное и, скорее всего, не имеющее
альтернативы, - возглавили, оседлали и придали ему особую направленность
325

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
эти частные силы, группировки, инстанции. И число евроскепти-
ков увеличилось в последние годы как раз благодаря наблюдениям
людей за реальным содержанием и реальными агентами, за
«игроками», свободно делавшими свои ставки - и получавшими
многомиллиардные евро-барыши - под зонтиком европейского
объединения. Во всяком случае, резко говоря теперь о расколе Запада,
Хабермас зафиксировал своё разочарование тем, что
достаточно давно критически фиксировали, выражали и отдельные люди,
и целые страны.
Теперь нам ясен ответ на вопрос, кому и чему именно в 2008 году
Хабермас адресовал горькое: «Ах, Европа». На этот вопрос
наиболее основательно отвечает, кстати, очень интересный раздел книги,
названный «Европейская политика в тупике». Он был написан в
связи с тем, что министр иностранных дел ФРГ Ф.-В. Штайнмайер
в конце ноября 2007 г. пригласил к дискуссии авторитетных
граждан ФРГ, также из мира философии и науки (опять-таки завидный,
надо сказать, опыт...). Из заголовка, содержания, сносок раздела
ясно, что горестную оценку- «европейская политика в тупике» -
с Хабермасом разделяют многие авторитетные авторы. Они
требуют и ожидают от «политических элит», чтобы была повышена
эффективность ЕС и чтобы были проведены серьёзные, глубинные
реформы Союза.
Итак, горестный вздох «Ах, Европа...» во многом обращен как
раз в адрес существующих политических элит европейских стран.
Констатация Хабермаса вполне справедлива: «Политический Союз
был сформирован через головы населения и до сего дня остается
проектом элит- и функционирует он в условиях демократического
дефицита, что объясняется из внутриправительственного, по
своему существу, и бюрократического характера законодательства»
(Habermas J. Ach, Europa. Fr. a. M., 2008. S. 98). Такое признание
дорогого стуит. И признаний подобного рода в вердикте
Хабермаса предостаточно. Хабермас к тому же упрекает правительства и
элиты европейских стран в том, что у них отсутствует желание
сколько-нибудь глубоко и последовательно осмысливать судьбы
ЕС, будущего Европы и всего мира. За ширмой официальной
политики, напоминает философ, «евроскептики» и сторонники
интеграции блокируют усилия друг друга. Не лучше обстоит дело,
полагает Хабермас, и с расхождениями, касающимися политики
новых членов ЕС.
Предупредим: из подробного и честного обсуждения многих
трудностей, которые уже встали и, несомненно, еще встанут на
пути европейского объединения и консолидации Европейского
326

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
Союза, для Хабермаса отнюдь не следует вывод о том, что сама
цель была выбрана неправильно и что предпринятые ранее усилия
были напрасными. Философ остается убежденным защитником
европейского единства, а в перспективе - создания эффективных
структур и институтов будущего общеевропейского государства.
Хабермас верит: большинство населения Европы (по опросам
начала 2007 г. - 66%) по-прежнему не только поддерживает
Европейский Союз, но и высказывается за принятие его конституции -
разумеется, при условии её демократического улучшения.
«Препятствия, - уверенно констатирует философ, - исходят от
правительств, а не от населения» (S. 124).
Однако о проблемах приходится говорить все более
обстоятельно - и разговор становится все более огорчительным.
Хабермас о конкретных проблемах
и трудностях европейского объединения
Прежде всего пришлось считаться с тем, что в Европе - это
ясно из сказанного - обострились споры и разногласия вокруг уже
кратко разобранной и принципиальной для Хабермаса как
теоретика, философа, политического мыслителя темы
«сверхнационального» - или национального - государства.
В произнесенной 7 ноября 2006 г. благодарственной речи в
связи с присуждением ему премии Земли Рейн-Вестфалия Хабермас
с нескрываемым огорчением и даже сарказмом сказал по этому
поводу: «Возвратному порыву к национальному государству во
многих странах Европы способствовало интровертивное
умонастроение: тема Европы утрачивает свою ценность; более охотно
занимаются национальными темами. У нас в Германии в
различных ток-шоу деды и внуки обнимаются, трогательно
объединенные взрывом новых патриотических чувств. Предполагается, что
прочность святых национальных корней должна сделать
население, которое изнежено государством благосостояния, способным к
участию в глобальной конкуренции относительно будущего». Ев-
роскептики, продолжает Хабермас, активно используют эти
умонастроения, считая, во-первых, что устремления к европейскому
объединению полностью удовлетворены уже имеющимися
экономическими институциями и процессами, и, во-вторых, что
накопившиеся за долгие века разногласия, даже вражда между
национальными государствами делают невозможными
политико-институциональные объединения, выходящие за рамки национальных
327

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
государств. Оба аргумента Хабермас считает целиком и полностью
ложными, решительно, подробно их опровергая, в том числе и в
последней книге.
Вместе с тем философ признает, что у описываемого процесса,
с горечью оцениваемого им как отступление и откат, есть
серьёзные причины. Они же - коренные проблемы ЕС. Каковы они?
Мнение Хабермаса о проблеме № 1 имеет характер жесткого
обвинительного приговора: «Европейские государства - члены ЕС -
в процессе демократического объединения утратили
демократическую субстанцию». Понимать это мудреное, чисто философское,
на первый взгляд, изречение надо в том вполне реальном и
конкретном смысле, что параллельно свершившимся процессам
объединения не произошло формирования соответствующей, а именно
общеевропейской общественности (Öffentlichkeit), т.е. активного
гражданского общества уже объединенной и все ещё
объединяющейся Европы. Хабермас и называет этот плачевный результат
«демократическим дефицитом». Полагаю, Хабермас чутко и
прозорливо затрагивает коренную проблему, неразрешенность
которой объясняет, в частности, верхушечность, бюрократическую
природу Европейского Союза в его теперешнем
институциональном виде и питает хорошо демонстрируемое, легитимизированное
самим философом глубокое недоверие рядовых граждан разных
стран к социальной политике ЕС. (Можно ожидать, что
стремительные развернувшиеся в 2008 г. кризисные мировые
экономические, в частности финансовые, инфляционные тенденции в
ближайшем будущем приведут к еще более активному и грозному
недовольству населения европейских стран политикой ЕС.)
Многое в этой политике, увы, оказалось уже упущенным.
Проблема № 2, по Хабермасу, такова: лишь солидарно
объединившиеся европейские страны могли бы и должны были бы, согласно
Хабермасу, противостоять Вашингтону, «отговорив» американское
правительство от войны в Ираке и тем самым продемонстрировав
свою способность совместно и мощно действовать «во-вне» ЕС.
Чего, как известно, не случилось. Более того, Европа явила миру
свой раскол в отношении к американской войне в Ираке. Раскол
европейских стран не снят с повестки дня и не ограничивается
только иракскими темами и реалиями.
Проблема № 3 - неспособность и сформулировать, и провести
в жизнь в пределах ЕС «достойные человека» (menschenwürdige)
социальные стандарты. В этих процессах ЕС должен был бы
показать другим странам и континентам пример в формировании и
продвижении вперед такой глобальной социально-экономической
328

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
политики, которая обеспечивала бы, как выражается Хабермас,
«справедливое равновесие между субъектами мировой
хозяйственной деятельности». Чего опять-таки не случилось.
Проблема № 4 - это, понятное дело, «фундаменталистское
обострение культурного плюрализма во внутренней жизни наших
обществ». Напоминание о парижских событиях или о том, что
происходило в иммигрантских кварталах европейских городов, лишь
свидетельствовало об остроте и долговременности обсуждаемой
проблемы.
Эти (и другие, непосредственно не перечисленные здесь)
проблемы , продолжает Хабермас, уже дали основания «евроскепти-
кам» с горячностью утверждать: что-то подобное Соединенным
Штатам Европы никогда не возникнет, ибо нет и никогда не может
быть одного «европейского народа».
Надо отдать должное Хабермасу: он не отодвигает в сторону,
не преуменьшает остроту и опасность проблем и трудностей, как
бы говорящих против по-прежнему защищаемого им проекта «суп-
ранационального» европейского государства (а не просто союза
национальных государств). Более того, подобные проблемы он
констатирует, описывает и обсуждает так добросовестно, остро и
полно, что с ним не могут в этом сравниться «еврокритики», «ев-
роскептики». Что же касается защиты его проекта, то Хабермасу
тоже есть на что опереться. Ведь успехи европейской интеграции,
несмотря ни на что, довольно внушительны. И граждане Европы,
действительно, уже вполне обвыклись и с идеей евроинтеграции,
и с какими-то частями и сторонами реальной практики,
приносящей им немалые преимущества. В том числе преимущества
повседневные, простые, житейские, а потому достаточно высоко
ценимых. Однако весь вопрос в том, как сложится и сложится ли
позитивным образом баланс преимуществ и издержек, в этом деле, как
и в любом другом, неизбежных.
Евросоюз начинался в более спокойные для него времена.
Выдержит ли он испытание экономическими и политическими
бурями, сгустившимися в наши дни? И, быть может, одна из главных
проблем выливается в непростой вопрос: являются ли успехи,
шаги вперед также и необратимыми? Не получится ли так, что
национальные государства Европы научатся, с одной стороны,
использовать к своей выгоде интернациональные европейские институты
и нормы, а с другой, в отдельных, но наиболее важных для них
1 При их презентировании я опираюсь на упомянутую благодарственную речь
Хабермаса от 7 ноября 2006 г.
329

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
случаях, не принимать или игнорировать невыгодные для себя
ценности и совместные решения? Ведь те же США в последние
годы «показали пример» в своем отношении к некогда созданной
по их инициативе и при их участии ООН. «Следуя примеру»,
новые члены ЕС демонстрируют «уютный» для них циничный
прагматизм применительно к будто бы обязательным для
объединившейся Европы, но ими подчас не соблюдаемым демократическим
требованиям и правилам жизни. Все это - тревожные признаки
того, как могут быть выхолощены и релятивизированы самые
добрые, справедливые ценности, нормы, принципы. Одним из
опасных свидетельств является «легализация» откровенно фашистских
или профашистских воинских соединений, персонажей из истории
Второй мировой войны в странах, уже принятых в ЕС или ждущих
своей очереди, - при необъяснимом из указанных принципов,
норм, документов равнодушии ЕС (если не сказать сильнее) ко
всем подобным процессам. (Удивительно, непонятно, но об этих
проблемах не распространяется, насколько я знаю, и Хабермас,
вообще-то известный своим непримиримым антифашизмом.) Из
той же «оперы» - благодушие институций ЕС и штатных
европейских правозащитников по отношению к грубым нарушениям в
этих государствах прав крупных (или небольших) национальных
единств, как и равнодушное отношение к мнению миллионов
людей относительно желательности или нежелательной
присоединения их стран к НАТО. Словом, проблемы, проблемы - и новые
проблемы... На них приходится реагировать. В качестве примера
обсуждения Хабермасом таких проблем можно взять также
осторожную, но решительную его полемику со сторонниками планов
быстрого расширения ЕС. Хабермас призывает не спешить,
справедливо напоминая: вместе с безоглядным расширением (ради
расширения или в соответствии с чьими-то особыми интересами)
растут риски, противоречия, расколы, опасности новых
конфликтов...
Но возникают и более общие вопросы. Что делать? На что
надеяться? Хабермас не уходит и от них. Философ (ещё недавно
проявлявший некоторые поспешность и нетерпение), во-первых,
призывает в делах ЕС двигаться медленнее, вдумчивее и осторожнее.
Одновременно он с огорчением констатирует, что принятые
Союзом проекты реформирования (например, договоренности,
заключенные в Лиссабоне) только «цементируют» сложившееся
недоверие между элитами и простыми гражданами и не пролагают
перспективный демократический путь для решения назревших
общеевропейских проблем.
330

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
Во-вторых, Хабермас предлагает тоже постепенно, но упорно
двигаться по пути формирования «интернациональной»,
«мировой» политической «общественности» - или международного, а не
только внутригосударственного, гражданского общества. И то и
другое направления определены, по-видимому, верно и
перспективно. О постепенности движения и говорить нечего - его требуют
как раз отмеченные ранее объективные и субъективные
противоречия, трудности, расколы, разочарования. Что касается второго
направления, то здесь Хабермас отводит решающую роль
средствам массовой информации, но - что весьма важно - не в их
сегодняшнем облике, а при условии кардинального их
реформирования. Ключевой момент - обретение действительной
свободы СМИ от давления денег, собственников, политиков, групп
и партий, а также от частных пристрастий, предрассудков, от
коррупционных устремлений тех или иных журналистов или целых
изданий.
Немало людей и в сфере создания научных теорий, и в мире
политики знают, как все «должно быть». (Кстати, нередко эти
принципы долженствования они обращают против тех стран и тех
лидеров, которые им лично несимпатичны, однако не готовы
судить свои или «союзные» им страны, удобных им лидеров в свете
тех же, как будто бы всеобщих, требований и принципов.) Но
очень мало кто способен, если вообще способен, предвидеть,
как именно человечество в целом, европейское человечество, в
частности, будет развиваться в отдаленном и даже ближайшем
будущем.
Философ Юрген Хабермас тоже не знает этого сколько-нибудь
точно, да и не претендует на подобное знание. Но он по крайней
мере видит свою задачу в том, чтобы бороться за принципы и
подходы, которые он - на основе глубоких честных, критических
и самокритических рассуждений - считает верными и
обоснованными. Некоторые читатели могут спросить: не свидетельствуют ли
разочарования, самокритичные корректировки и уточнения
подходов о том, что этот уважаемый (засыпанный премиями) философ
так и не смог дать в руки европейцам те «истинные»,
«безошибочные» ориентиры развития, в которых не пришлось бы
разочаровываться и которые не надо было бы серьёзно уточнять? На что я бы
ответила: никто в современном мире, в том числе и Хабермас, не
в состоянии поймать и дать в руки людям «синюю птицу»
безошибочных общих социально-исторических истин, теорий и
конкретно-однозначных практических ориентиров. В Европе это хорошо
понимает социально и политически активная общественность. Тем
331

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
более, что от имени философии - области знания, как бы по
определению далекой от непосредственного влияния на реальную
практику, - Хабермас и так неожиданно много сделал для
утверждения и соблюдения принципов, ориентированных именно на
человечество и человечность, на право и справедливость, мораль
и моральность, демократию и демократичность. Движение вперед,
что опять-таки верно определил Хабермас, возможно только через
горячо защищаемый этим философом дискурс заинтересованной,
сейчас находящейся в процессе становления мировой, европейской
и иной общественности, причем не только в странах ЕС, через
обсуждение и постоянное уточнение норм, ценностей, социально-
исторических ориентиров. И если кто-то из нас (например, я)
далеко не уверен в том, что в обозримое время супранациональное
государство может и должно оттеснить, заменить национальные
государства, то лучший вариант состоит в том, чтобы наши мнения и
мнение Хабермаса, его сторонников (по крайней мере антиномич-
но) соотносились друг с другом на арене искомого
международного диалога. Как видно из сказанного, немецкий мыслитель
противоположные мнения по обсуждаемому здесь вопросу имеет в виду,
полемизирует с ним.
Тема весьма трудного, но безусловно необходимого
формирования и глобального, и общеевропейского гражданского общества
(в терминологии Хабермаса- «общественности», Öffentlichkeit),
которую уже довольно подробно обсуждают авторы в Европе и
других странах, представляет несомненный интерес. Современные
информационные средства могут обеспечить здесь невиданные для
прошлого возможности вовлечения заинтересованных людей из
разных стран в обсуждение международных проблем и путей их
решения. Тем самым, предполагает Хабермас, можно хотя бы
начать восполнение того «демократического дефицита», который
отличает деятельность чиновно-бюрократических инстанций
международного уровня. Идея эта тем более важная и своевременная,
что уже морально невозможно, политически нечистоплотно не
замечать пороков «брюссельского» бюрократизма и игры частных,
особых интересов, преимущественного влияния предрассудков и
специфических политических ориентации «еэсовских»
чиновников, их группировок, на те или иные процессы, решения
Европейского Союза.
332

Глава вторая. ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ,..
Вместо заключения
Почему в дискурсе Хабермаса почти не присутствует Россия?
О России у Хабермаса (в известных мне многочисленных
публикациях последних лет) упоминается очень редко и бегло. Всего
пару слов, «на ходу» и стандартно - о Чечне. Хорошо уже то, что
одному из авторов (который в «модном» сегодня непристойном
политическом стиле пишет о Второй мировой войне так, будто
наша страна не имеет отношения к победе над фашизмом) Хабер-
мас напоминает о действительной роли и громадных потерях
Красной Армии («Расколотый Запад». С. 24 ). Ну а вообще-то
в контексте европейских сюжетов- умолчание о России... Оно
имело бы свое рациональное объяснение, когда бы Россия не
относилась к Европе и если бы она не устанавливала, несмотря на все
противоречия и трудности, отношений с ЕС. И если бы отношения
стран Европы, и состоящих и не состоящих в ЕС, с Россией не
имели бы столь серьезного значения. (Что они имеют-таки
принципиальное значение, кажется, все более осознается сегодня и
благодаря активной политике укрепившейся России, и в силу того, что
в ЕС, кажется, осознают: от критики и поучений в российский
адрес надо переходить к конструктивным отношениям, взаимную
критику, кстати, не отменяющим.) Зная работы Хабермаса,
историю становления и развития его идей, познакомившись с ним в
конце 80-х гг. XX в. и в последующие годы иногда общаясь с этим
высоко почитаемым мною философом, я могу строить какие-то
догадки по поводу его умолчания о России: его надежды на
перестройку в нашей стране были очень сильными, а испытанные им
затем разочарования - весьма глубокими. К тому же этот
мыслитель привык в своих суждениях основываться на солидном массиве
конкретных, убедительных знаний о социальных процессах, а
получить их без владения русским языком и прибегая лишь к
стереотипной и скудной информации западных mass media о России он,
разумеется, не может... Итак, достоверного, ясного и полного
ответа на поставленный выше вопрос я, говоря честно, сейчас не
знаю.
ззз

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ
ОБНОВЛЕНИЕ УНИВЕРСАЛЬНЫХ
ЦЕННОСТЕЙ РАЗУМА, ПРОСВЕЩЕНИЯ
И ОБЩЕСТВЕННОГО ДОГОВОРА
В предшествующих главах было показано, что ценности,
идеалы, нормы, принципы, так или иначе разделяемые индивидами и
их общностями, - это особый мир, в котором есть свои
исторические константы и в котором тем не менее происходят, особенно в
наше время, коренные и стремительные изменения. Сегодня под
вопрос ставятся подходы и убеждения, которые еще недавно
считались прочными и несомненными. Например, в социально-
политическом или аксиологическом лексиконе последних
десятилетий XX века не было ничего более привычного, нежели понятие
«общечеловеческие ценности». Казалось бы, недавно
развернувшиеся процессы глобализации должны были лишь акцентировать
их значение: разве глобализирующийся мир не должен опираться
на всеобщие, именно универсальные, т.е. общечеловеческие
ценности? Между тем ответ на этот насущный вопрос сегодня
представляется куда менее однозначным и очевидным, чем пару
десятилетий назад. Почему же?
Перемены, которые в нашем столетии затронули ценности
разума и просвещения, далее послужат нам материалом для
осмысления примет и причин труднейших, противоречивых процессов
современных ценностных трансформаций. Ценности разума,
просвещения, общественного договора и в философии, и в социально-
политическом дискурсе долгое время согласно причислялись к
миру центральных ценностей цивилизации и культуры, т. е. именно
к общечеловеческим ценностям. В последнее время положение
заметно изменилось, и как раз в рамках дискуссий о глобализации.
Во-первых, широко распространились сомнения (впрочем, совсем
не новые) в том, что эти ценности имеют общечеловеческий
характер, иными словами, что они уже разделяются или еще будут
приниматься в качестве высших ценностей в весьма различных
цивилизациях и культурах. Во-вторых, все настойчивее
указывается: выдвижение именно этих ценностей на первый план было и
остается типично европейским феноменом. В-третьих, справедливо
334

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
отмечается, что и в современной европейской культуре
интересующие нас «высшие ценности» попали под прицел жесткой,
радикальной критики. В результате высказывается такое убеждение:
ценности разума и просвещения, столь дорогие традиционной
европейской культуре и европейскому сознанию, не имеют
центрального значения даже для современной Европы, не говоря уже о
культурах, цивилизациях других (например, азиатских) регионов и
их ценностных иерархиях.
Скептическое отношение к претензии ценностей (в данном
случае - разума и просвещения) на некоторое универсальное значение
вписано в контекст еще более широкого, именно глобального
скепсиса: выражается сомнение в самом существовании не чего-
либо иного, а... человечества. «Мы говорим "Мы", - пишет
современный немецкий писатель Рюдигер Сафранский, - и разумеем все
человечество. Это чрезмерно расширенное "Мы" приобретает
значение коллективного субъекта, которому можно приписать
некоторое действие. Только в некотором сверх-видении имеется
способное к действию "человечество" в единственном числе.
Допущение, будто из огромной массы людей может выкристаллизоваться
"человечество" как действующий субъект, противоречит всей
целостности исторического опыта. Позади той силы, которая в
[реальном] действии играет роль человечества, всегда скрывается
частная сила, которая с помощью этого маневра пытается обеспечить
себе преимущества в конкуренции с другими силами. Карл Шмитт
был не так уж неправ в своем изречении: "Кто говорит
"человечество", тот лжет"»\
Все заявления такого рода не придуманы ради красного словца:
за ними скрываются весьма серьезные проблемы истории и
современности, связанные с объединением человечества, - сегодня во
многих измерениях своего бытия разобщенного, расколотого, -
в реальную и прочную целостность. И слава богу, в дискуссиях
последних десятилетий при всей разноречивости подходов все же
удалось добиться, - по крайней мере на уровне общих ценностных
признаний, что тоже немало, - согласия в ряде важных пунктов.
Я имею в виду идею неповторимости, уникальности,
самобытности всех единичных и особых социальных, культурных
образований. В метафизических концепциях (по крайней мере со времен
Лейбница) эта идея давно пустила глубокие корни. Но теперь и
практика истории сделала весьма популярной, если не очевидной и
общепризнанной, мысль о неповторимости, уникальности опыта,
1 Safranski R. Wieviel Globalisierung verfingt der Mensch? München, Wien. 2003.
S. 45.
335

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ценностей, традиций каждой страны, каждого региона, каждой
культуры, каждого индивида.
Да, мы живем в эпоху глобализации. (В ряде работ
современных исследователей, в том числе в предшествующей главе этой
книги, показано, что пока речь идет лишь о тенденции
глобализации, причем и это следует утверждать со множеством оговорок и
уточнений). Однако глобализация парадоксальным, на первый
взгляд, образом значительно повысила - в случае новых
объединений любого формата, любых новых общественных договоров -
именно ценности самобытности, специфики, неповторимости
каждой из объединяющихся «единиц». Вот почему теоретики и
идеологи, которые еще и сегодня с жаром отстаивают саму идею о не-
снимаемой самобытности путей развития и ценностей отдельных
стран, народов, регионов, культур, скорее всего, ломятся в
открытую дверь. (Я отвлекаюсь здесь от вопроса о том, что такие
признания самобытности могут противоречить действительной
экспансионистской экономической, политической, культурной
практике тех или иных стран, социальных сил.)
В силу сказанного выдвигаю следующий тезис, который кому-
то может показаться парадоксальным: в эпоху глобализации в
сфере идейных дискуссий (которые нас здесь и интересуют) под вопрос
неожиданно ставятся скорее не ценности индивидуального или
особенного, самобытного, а те духовные принципы, которые еще
недавно именовались общечеловеческими ценностями. И если к
концу XIX века наблюдателю духовной панорамы могло
показаться, что эти ценности, например ценности разума, одержали
убедительную и повсеместную победу, то на рубеже XX и XXI веков
в этой сфере утвердилась тенденция, которую вместе с Ю. Ха-
бермасом правомерно назвать «радикальной критикой разума».
Вместе с тем я сделаю попытку доказать, что упомянутая
критика разума и просвещения - не односторонне негативный
процесс, что он антиномично выражает назревшую потребность в
обновлении этих (и других) ценностных принципов культуры, а
также и в существенной трансформации сложившихся механизмов
универсализации ценностей. Прежде чем доказать эти тезисы и
положения, зададимся вот какими общими вопросами: какой
смысл в философии эпохи нового времени (в литературе ее часто
называют эпохой «модерна») приобрели идеи и ценности разума,
просвещения, общественного согласия, которые давно и широко
применяются и за пределами философии?
336

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
Смысл понятий и ценностей разума,
просвещения, общественного договора
и возможности их современной
универсализации
Если бросить обобщенный взгляд на историю философии от ее
истоков до современности, то можно увидеть, что тематика разума
и рациональности ветвится на следующие главные, связанные
между собой смысловые, проблемные сферы.
1. Нередко под «разумом» понимается законосообразный
порядок самого мира, природного и социально-исторического,
противостоящий изначальному мировому хаосу. «Разум», «разумность»
мыслились как некий гарант структурированности, многомерной
дифференцированное™ и в то же время единства универсуума, его
ratio essendi. По мере секуляризации культуры, философии в том
числе, эта внечеловеческая «разумность» универсума в
изображении философов, теологов разделялась на всевидящий, всезнающий
разум Бога и на разумность мира, которая - в отличие от
божественной разумности - уже не является всесильной, полностью
гармоничной; она непрерывно противоборствует с силами хаоса,
разрушения, слепой случайности и отнюдь не всегда одерживает над
ними победу. На все века существования философии и религии
вопрос о балансе этих двух форм (объективной, сверхчувственной)
разумности и об их противостоянии иррациональным силам хаоса
и «мирового зла» становится одной из центральных тем
философского и теологического размышления.
1а. Для философии эта тематика сразу превращается в поле
противостояния двух идейных тенденций. Согласно одной из них,
слово «разум» в данном контексте является всего лишь
метафизической метафорой. На деле же речь идет о природе самой по себе,
о природе как causa sui, причине самой по себя, о ее
закономерностях и структурах, полностью независимых от каких-либо форм
духовности, в том числе от разума и разумности. В свете другой
тенденции понятия «разум», «разумность» - в их отнесении к
природе, универсуму, к естественной истории человеческого рода -
метафорами не являются, ибо двигателем и истоком жизненности,
развития, законосообразности, относительной целесообразности,
красоты природы считается только духовное начало, а стало быть
особым образом понятая природная, космическая разумность.
Многие философы, спиритуализировавшие природу, ставившие ее
материально-вещественные силы в зависимость от духовно-
идеальных сущностей, и в философском воззрении на мир в целом
337

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
широко пользовались понятиями «разум», «дух», «идея», объявляя
их субстанциональными, первоосновными началами всего сущего.
(Этот аспект понятия разума подробно раскрывается в философии
Гегеля, подытожившего аналогичные тенденции античной и
средневековой философии.)
Несмотря на то что нашему времени больше отвечает
понимание, согласно которому субстанциалистская идея «разума»
природы и истории изжила себя, все же эта идея в той или иной форме
оживляется не только в философии, но и в науке.
16. Издавна в философии и науке ставился вопрос о том, как
«объективный разум» природы развивается, прогрессирует, чтобы
в конце концов дать толчок к возникновению специфической
разумности живых существ, в частности и в особенности - разума
человека, позволяющего определить человека как живое существо,
принадлежащее к роду Homo sapiens («человек разумный»). Этот
антропогенетический аспект исследования разумности на погра-
ничьи философии и естественнонаучной теории эволюции - тоже
на целые века вплоть до современности - становится частью
общей концепции разума.
2. И все-таки в наиболее полном и конкретном смысле понятие
разума употребляется в философии тогда, когда имеются в виду и
выделяются для исследования специфические особенности
жизнедеятельности человека, а именно:
. способность человека (опирающаяся на функционирование
его тела, в первую очередь мозга и нервной системы) ставить цели
действия и реализовывать их; обдумывать план действия,
корректировать или полностью менять его; соотносить свои цели и
средства для их достижения; выбирать среди средств те, что наиболее
эффективно ведут к избранным целям; осуществлять
количественные расчеты, измерения, калькуляции; увязывать причины своих
действий с самими действиями, с их последствиями; соотносить
свои действия, поступки, намерения с тем, что делают и думают
другие люди; способность аргументировать, доказывать или
опровергать мнения, верования, убеждения, отказываться от них, если
они не выдерживают испытания и т.д. Нетрудно видеть, что
здесь- применительно к индивидуальному действию- названы
лишь некоторые из операций ума, из рациональных операций,
которые принято называть мышлением. (В XX веке Макс Вебер
специально рассмотрит те моменты разума и рациональности,
которые касаются именно соотнесения целей и средств, и назовет их
совокупность «целерациональностью», увязав ее с социальным
действием.)
338

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
Эта рациональная деятельность, тесно вплетенная в
повседневную практику, как предполагалось, служит выработке всеобщих
парадигм, затем транслируемых от индивида к индивиду, от
страны к стране, от эпохи к эпохе. Так, при постановке одних и тех же
или сходных задач можно заимствовать, подтверждать,
видоизменять и тем самым универсализировать наиболее удачные способы
их решения. В повседневном быту, обиходе человечество
выработало множество таких эффективных решений, уже с древности
порождавших в разных регионах мира несколько варьирующиеся, но
парадигмально сходные, значимые для больших эпох технические
устройства (повозки, корабли, орудия для земледелия,
строительства домов, производства предметов и т.д.). Заметим, что «полем»
универсализации парадигм было не индивидуальное действие
в собственном смысле, а (в чем прав Ю.Хабермас) коммуникация,
взаимодействие индивидов и согласование их действий. В
результате разумность - в ее индивидуальной и коммуникативной
форме - воплощалась в «объективированном разуме» второй,
созданной человеком природы и в ее универсализируемых
интеллектуальных принципах-парадигмах. (Не случайно некоторые из них,
например, принципы изготовления ткацкого челнока, служили
Платону для пояснения понятия «идей».)
Другая весьма важная тенденция всей философии начиная с
древности - формализация наиболее общих норм, празил,
процессуальных процедур мысли, что выразилось в создании формальной
логики, отдельных формализованных научных дисциплин
(математика), гносеологических обобщений. Предпосылкой этой
грандиозной работы явилось то, что данные, весьма многообразные
правила и нормы имеют универсальный, подлинно всеобщий,
трансисторический («вечный») характер и что им подчиняются
мыслящие индивиды независимо от различий места и времени их
рождения, жизни, действия. Итак, исследования формализуемых
принципов, правил мышления и их универсализация всегда шли рука об
руку - и, заметим, это происходило не только в европейских, но и в
восточных философиях.
. Мыслительные операции такого рода философы отделяли
(в относительном и условном смысле) от способности
воспринимать внешние впечатления, которую издавна именовали
чувственностью и в которой, в свою очередь, выделяли для изучения
структурные элементы: ощущения, восприятия, представления. При
этом связь чувственности и рассудка (мышления) также
обязательно предполагалась и анализировалась. Вопрос о том, какая из этих
способностей важнее и фундаментальнее, также волновал
философию, причем не только европейскую; его противоположные реше-
339

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ния привели к противоборству эмпиризма и рационализма.
В данном аспекте понятие «рационализм» берется в узком
смысле - только в связи с проблемой первичности, фундаментальности
для познания способности разума в сравнении с чувственностью.
Но и представители эмпиризма, и сторонники рационализма (в
узком смысле) были защитниками рационализма в широком смысле,
господствовавшего в европейской философии в XVII-XIX веках:
они согласно понимали «разум» как единство чувственности и
рассудка и считали такую разумность фундаментальным свойством
человеческой природы.
. С давних времен способность разума, сначала взятая в общем,
суммарном смысле, далее дифференцировалась: ее разделяли на
рациональные операции и действия, тесно связанные с
чувственностью, опытом, направленные на их обработку и упорядочение, -
и на такую деятельность, которая имеет сверхчувственную
природу, далеко выходя за пределы всякого действительного или
возможного опыта. На этой теоретико-философской дифференциации
в принципе единой разумной способности человека покоится
целый ряд понятийных различений философии- рассудка и
собственно разума (нем. Verstand - Vernunft), априорного и
апостериорного и т.д. Главное же, для целей философского исследования
рациональной деятельности человека был выделен «разум» в еще
более узком, специальном смысле - как деятельность,
направленная на оперирование абстрактными понятиями, в частности и в
особенности - понятиями научной теории, на их обработку,
формализацию, систематизацию и т.д. И эта деятельность, поскольку
она приводила к доказуемым и проверяемым истинам, методам,
интеллектуальным технологиям, мыслилась как всеобщезначимая,
универсальная, в принципе транслируемая от индивида к
индивиду, от региона к региону, от эпохи к эпохе. Конечно, определенная
историческая релятивизация тоже предполагалась, но она
увязывалась не с индивидуальными различиями познающих индивидов
и даже не с различиями культур, а с этапами развития самих науки
и техники.
• За целые века развития европейского рационализма во всех
его перечисленных главных ипостасях сформировались его
ценностные составляющие: «разум» - в интерпретации многих великих
и выдающихся европейских философов - превратился в одну из
фундаментальных ценностей европейской цивилизации и
культуры. Что означает: с развитием, усовершенствованием,
применением, универсализацией разума (как суммы ранее рассмотренных
способностей, форм деятельности, результатов) связывали
надежды на прогрессирующее развитие человечества, на благополучие
340

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
индивидов и совершенствование общественных порядков,
избавление от бедствий, болезней, катастроф. Высказываний
философов, в которых фиксируются эти ценностные уверения и надежды,
более чем достаточно, и они хорошо известны. Ценности разума,
просвещения, общественного договора, как мы увидим далее, не
просто увязывались с другими высокочтимыми ценностями, но
и по существу расшифровывались через них: это были свобода,
активность, саморазвитие личности, соблюдение прав и свобод
человека. И центральной ценностью была сама человеческая жизнь:
разумным, рациональным считалось то, что служит сохранению
и продлению жизни человека; посягательство на жизнь других
людей и на собственную жизнь противоречило ценности разума. Так
классические ценности европейского сознания увязывались в
некоторую согласованную целостность; они как бы «ссылались» друг
на друга и поддерживали друг друга, в чем не без оснований
усматривали внутреннюю рациональность и прочность ценностной
системы.
• Одна из самых важных внутренних составляющих концепций
разума эпохи модерна - одновременно метафизико-онтологиче-
ских, гносеологических, этических, аксиологических -
заключается в его увязывании с проблемой и принципом субъективности,
с центрированием всей философии вокруг темы и ценности
субъекта, его сознания и самосознания, рефлексии, его свободного
действия. Выдающийся философ современности Ю. Хабермас
прекрасно подытожил смысл нововременной темы субъективности,
ссылаясь прежде всего на Гегеля: «Гегель считает, что для модерна
в целом характерна структура его отнесенности к самому себе,
которую он называет субъективностью: «Принцип нового мира есть
вообще свобода субъективности, требование, чтобы могли,
достигая своего права, развиваться все существенные стороны духовной
тотальности»1... В этой связи термин «субъективность»
обуславливает четыре коннотации: а) индивидуализм: в мире модерна
любое своеобразие, сколь бы особенным оно ни было, может
претендовать на признание; Ь) право на критику: принцип модерна
требует, чтобы обоснованность того, что должен признавать каждый,
была для него очевидной; с) автономию деятельности: времени
модерна присуще, чтобы мы добровольно принимали на себя
ответственность за то, что мы делаем; d) наконец, саму
идеалистическую философию - Гегель рассматривает в качестве деяния
модерна то, что философия постигает знающую себя идею»2. (Забегая
1 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М„ 1990. С. 314.
2 Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М., 2003. С. 17.
341

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
вперед, уместно заметить: как бы ни ополчались некоторые
современные критики на философию субъекта и субъективности, нельзя
не признать, что провозглашенные ею ценности индивидуальной
свободы, автономии деятельности, права на критику и т.д.
сохраняют свое значение и сегодня, причем отнюдь не только в
контексте европейской культуры.)
Нередко в литературе, особенно критической, даются такие
изображения идей и концепций разума эпохи модерна, которые
заметно сглаживают их неоднородность, существовавшие в них
напряжения, противостояния, прямые противоборства. И дело
здесь не только в дифференциациях гносеологического и
онтологического толка, которые всегда принимались во внимание. Ибо
почти всем таким философско-теоретическим дифференциациям
соответствовали социально-исторические, ценностные
противоречия и разломы, весьма важные для последующей, в том числе
современной, истории человечества. Это касается также ценностей
разума, просвещения, общественного договора.
Рационалистическую мысль Нового времени следует взять в ее исторической
динамике.
Историческая динамика
рационалистических ценностей
XVII веку, который по праву называют столетием гениев
рационалистической мысли, научного разума, принадлежит
историческая инициатива в обосновании и универсализации ценностей
разума. Во многом это была философская, научно-теоретическая,
ценностная экспансия, следствием которой явилась социально-
практическая секуляризация процессов (и сфер) познания,
образования, культуры в широком смысле этого слова. М. Вебер назвал
эти пути развития западных регионов мира «рационализацией»
и показал, как ценности разума, рациональной деятельности
универсализируются и утверждаются во всех, в сущности, областях
жизненной практики европейского человечества. «По Веберу, -
пишет Ю. Хабермас, - внутреннее (т.е. не только случайное)
отношение между модерном и тем, что он назвал западным
рационализмом, было само собой разумеющимся. В качестве
«рационального» он описывает процесс демифологизации, который в Европе
привел к высвобождению профанной [светской] культуры из
распадающихся религиозных картин мира. С эмпирическими науками
эпохи модерна, автономными искусствами, моральными и
правовыми теориями, основанными на определенных принципах, в Ев-
342

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
ропе сложились сферы культурных ценностей, которые и сделали
возможным формирование образовательных процессов в
соответствии с внутренними закономерностями теоретических,
эстетических или морально-практических проблем»1.
Если в XVII веке все эти ценности научно-теоретического
и морально-практического (соответственно - правового,
педагогического, эстетического и т.д.) разума только утверждались, то в
XVIII столетии процесс обоснования считался как бы
завершенным. И в повестку дня встал вопрос об их жизненной реализации и
универсализации, то есть прежде всего об их внедрении в сознание
максимального числа, в потенции - всех индивидов через
процессы образования и воспитания. Так XVIII столетие сделалось и
веком разума, и веком просвещения. Для реализации
просветительской программы потребовалось акцентировать и развить
некоторые оттенки высказанных в XVII веке рационалистических идей
и прежде всего - обоснованный еще Декартом тезис о том, что
способностью здравого смысла, common sens, все люди наделены
в равной мере. А потому надо посредством образования и
просвещения культивировать, огранять эту присущую и простолюдинам
и правителям способность рационально решать как простые, так и
сложные жизненные задачи, благодаря чему развивать свои
задатки, способности защищать личностное достоинство, опираться на
свои общечеловеческие права и выполнять свои обязанности. И не
в последнюю очередь - подниматься до высот общечеловеческого
Разума, достижения которого предполагалось необходимым и
возможным заботливо собрать, обобщить и представить для
использования индивидуальным разумом. Так программа Просвещения
объединилась с идеей энциклопедизма. Главнейшей сферой
применения здравого разума считалась общественная жизнь, где,
несмотря на все противоречия, раздоры, глубочайшие конфликты
считалось необходимым и возможным заключать и перезаключать
договоры о мире, согласии, взаимодействии с другими
индивидами, странами, народами. И следовательно, XVIII век тесно
объединил и передал будущему именно в их единстве идеи-ценности
Разума, Просвещения, Общественного договора. Поскольку это
ценностное единство вполне органично и - на уровне ценностных
идеалов- постоянно востребовано историей, включая
современность, то философия Просвещения, казалось бы, могла считаться
достойным развитием и достойным дальнейшего развития,
перспективным воплощением общей программы европейского
рационализма.
1 Хабермас Ю. Op. cit. С. 7.
343

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
В определенной мере она оказала влияние на последующее
развитие - и не только рационалистической философии, но и всей
культуры, а также реальной социальной практики. Достаточно
вчитаться в то, как высоко Гегель - а он, несомненно, корифей
рационализма- оценивает вклад Просвещения в развитие
человеческой культуры, показывая глубокую историческую
обусловленность просветительской критики всех сложившихся к новому
времени социальных порядков, способов деятельности, ценностей
и особенно - фальшивости, лицемерия, мифологичности
доставшейся от далекого прошлого религиозной идеологии .
Можно в общей форме утверждать: каждой эпохе, включая
современность, весьма нужна энергия, сравнимая с глубоким
критическим энтузиазмом французского просветительства, вдохнувшего
несравненный талант в философию и литературу и снискавшего
громадную, всенародную популярность. Наше время особенно
нуждается в критике неразумности, нелепости, противомысленно-
сти многих социальных порядков, устоев жизни, нравов больших
слоев населения и целых народов, да и человечества в целом. Но эта
критика, чтобы стать эффективной, должна быть столь же
искренней, талантливой, не щадящей признанных авторитетов, правящих
инстанций, кумиров и идолов публики, какой была критическая
борьба Дидро, Руссо, Вольтера и их сподвижников за разум и
здравый смысл.
Мыслители, поддержавшие исторический прорыв
Просвещения, нашли в нем и другие важнейшие оттенки, значимые не
только для XV111 в., но и для последующей истории. Это относится,
например, к Канту.
Заслуга Канта заключалась в том, что он понял Просвещение не
как некоторый исторически преходящий этап и процесс в развитии
человечества, а как перманентное выполнение важнейшей задачи,
раз и навсегда поставленной перед каждым человеком, перед всем
обществом и тесно связанной с проблематикой разума:
«Просвещение - это выход человека из состояния несовершеннолетия,
в котором он находится по своей собственной вине. Несовершен-
' См. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. XI. М., 1934. С. 385: «Французский атеизм,
материализм и натурализм разбили все предрассудки и одержали победу над
лишенными понятия предпосылками и признанными положениями положительно
существующего в области религии, находящегося в связи с привычками, нравами,
мнениями, правовыми и моральными определениями и гражданским устройством.
Пользуясь оружием здравого человеческого смысла и остроумной серьезности, а
не легковесными декламациями, он обратился против состояния мира в области
правопорядка, против государственного устройства, судопроизводства, способа
правления, политического ав-оритета, а также и против искусства».
344

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
полетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без
руководства со стороны кого-либо другого. Несовершеннолетие по
собственной вине - это такое, причина которого заключается не в
недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества
пользоваться им без руководства со стороны кого-либо другого. Sapere
aude! - Имей мужество пользоваться своим собственным
рассудком! Таков, следовательно, девиз Просвещения» . Особенность
кантовской позиции (впитывающей, конечно, традиции Руссо
и Вольтера, да и всего французского Просвещения) состоит также
и в том, что Кант осуществляет исторически перспективный
анализ связи «ленности и малодушия» рассудка (а значит, и разума)
с неминуемым господством каких-либо «попечителей»,
«опекунов» (Vormbnder) над ленными разумом согражданами. (Как это
бывает, хорошо известно нам, россиянам).
Если добросовестно, тщательно и непредвзято оценить
рассмотренные ранее более конкретные требования, аналитические
находки и универсализирующие претензии рационализма, в
частности, Просвещения, то нельзя не признать их вполне здравыми,
сохраняющими свое значение и сегодня, причем отнюдь не только
для жителей европейского континента. При всех оттенках различия
культур и исторических путей регионов, народов, индивидов
структуры мысли, сознания, самосознания, приемы научных и
вненаучных рационализации, пути универсализации знаний, их
усвоения в ходе образования и просвещения сохраняют свое
всеобщее значение и, можно быть уверенными, сохранят его в
обозримые века будущего. Ведь люди всех цивилизаций равно
используют законы, открытые естествознанием, приемы,
интеллектуальные технологии современной техники, законы формальной
и математической логики, достижения гуманитарных наук. Итак,
все это наследие рационалистической мысли постоянно
сохраняет свое общечеловеческое, универсальное значение.
Научно-технический рывок, совершенный некоторыми
азиатскими странами во второй половине XX века (якобы чисто
традиционалистская, весьма особая по своей культуре Япония- тому
убедительный пример), был бы совершенно немыслим без
содержательной опоры на общечеловеческие достижения и ценности
разума, без их верификации, использования, а значит- без их
дальнейшей универсализации.
Однако, несмотря на то что научно-техническая
рациональность, а также теоретические и практические исследования разума
Кант И. Сочинения на немецком и русском языках / Под ред. Н. Мот-
рошиловой и Б. Тушлинга. Т. I. М., 1994. С. 127,
345

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
в европейской философии нового времени и сегодня сохраняют
свое значение, связанный с ним более широкий ценностный образ
разума все более подвергается пересмотру. И началось это еще в
Новое время. Так, уже немецкая философия XV111-XIX веков, в
определенном смысле ставшая продолжением философии разума
эпохи Просвещения, в то же время выступила с глубокой,
основательной критикой просветительской рациональности в ее
конкретной исторической форме. Вспомним хотя бы о критико-сати-
рическом портрете французского Просвещения и о трагическом
изображении его обостренных Французской революцией
социальных, политических, нравственных последствий в «Феноменологии
духа» Гегеля. Принято упоминать о недовольстве со стороны
Гегеля антирелигиозным, атеистическим креном просветительской
философии. Но дело не только в этом. В просветительском
рационализме и его исторической судьбе Гегель прозорливо обнаруживает
отчуждение духа от самого себя, внутренний раскол, к которому
приводит рационалистическая субъективность, самоуверенно
диктующая миру свою волю, а затем с удивлением и негодованием
обнаруживающая, что упрямая историческая действительность не
желает следовать светлым идеалам и требованиям «чистого
разума». Характерно, что Гегель относит к понимаемому так
Просвещению также и философию Канта и Фихте, которые, с одной
стороны, заботливо и тщательно различили рассудок и разум,
исследовали их и отдельно друг от друга, и в их взаимодействии, а с
другой стороны, вслед за просветителями низвели «высший разум»
до уровня чисто рассудочной способности, растворили философию
разума в философии конечного индивидуального субъекта.
Философская мысль снова «унизилась», по Гегелю, до философии
конечного, т.е. до философии рассудка. Итак, еще с Гегеля
начинается та критика «саморазрушающегося» Просвещения - не только
как конкретной эпохи, но и как неотъемлемого элемента идеологии
европейского рационализма, - которая в XX столетии (под
немалым влиянием «Диалектики Просвещения» М. Хоркхаймера
и Т. Адорно) вылилась, уже вопреки Гегелю, в решительное
обличение разума, в дискредитацию его роли как высочайшей
ценности. Ю. Хабермас, наиболее основательно исследовавший судьбу
ценностей разума и рационализма, так подытожил эту типичную
для философии, да и для всей культуры XX века критическую
идейную тенденцию: «Разум сам разрушает человеческое,
гуманность (Humanität), которая возникает именно благодаря разуму...
процесс просвещения с самого начала обязан своими импульсами
инстинкту самосохранения, который калечит и деформирует
разум, потому что востребованным оказывается только разум, как он
346

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И KPHf ИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
существует в форме целерационального покорения и подчинения
природы и инстинктов, т.е. инструментального разума»1.
«Критика разума» и рационализма в XX веке
Суммируем взаимосвязанные аспекты той критики и того
«преодоления» нововременной ценности разума, которые в XX веке и в
нашем недавно начавшемся столетии не только в философии,
культуре, но и в повседневности жизненного мира, действительно,
стали фронтальными и радикальными.
• Об одном из аспектов уже говорилось: критики считают, что в
ходе исторического развития, особенно в индустриальных,
информационных обществах XX века, разум и просвещение были чаще
всего, если не исключительно, востребованы в их
инструментальных, целерационалъных, прагматических вариантах. Главный в
этой связи обвинительный приговор в адрес разума и
рациональности, в адрес науки в их типичных для нового времени и
современности формах примерно таков: на первый план выдвинулся
хотя и важный для человеческой жизни, для самосохранения
индивидов, но все же вспомогательный технико-инструментальный
вопрос об эффективном выборе средств для реализации каких-либо
целей. А последние могут быть благими (продление жизни,
благополучие индивидов) или нейтральными; но зачастую они реально
направлены на господство над природой и людьми, на их
уничтожение, получение частных выгод любой ценой и т.д. Господство
над объективированной внешней и задавленной внутренней
природой является постоянным признаком просвещения, - так Хабер-
мас резюмирует резко негативные оценки Хоркхаймером и Адор-
но, а в сущности и многими другими критиками антигуманной
тенденции нововременного просветительского рационализма.
. Под многими влияниями (концепции воли к власти Ф. Ницше,
учения К. Маркса об отчуждении и власти над людьми
превращенных форм бытия и сознания) сформировалась центральная для
XX века критическая парадигма, суть которой- неразрывное и
многоплановое увязывание разума, в основном инструментального,
специфических типов и путей рационализации, модернизации,
с одной стороны, а с другой стороны ~ обеспечения власти над
людьми. Причем власти, в тенденции все более тоталитарной,
насильственной, разрушительной и осуществляемой
экономическими, политическими, идеологическими институтами, а нередко -
тоталитарной власти диктаторов и диктатур, пагубные примеры
' Хабермас Ю. Op. cit. С. 121.
347

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
которых в изобилии предоставил XX век, кичившийся своими
демократическими достижениями.
. Постклассическая философия (конца XIX столетия и XX века)
во многих отношениях пересмотрела ту модель разума,
контролирующего чувства, аффекты, страсти, интуитивные нерефлективные
способности, которую предложила философская классика эпохи
модерна. Пересмотр опять-таки вылился в обличение «тоталита-
ристско-властпых» побуждений и притязаний разума,
представляющего собой (как подчеркивали критики) частную, особую
способность человека, но претендующего не менее чем на
универсальное господство над телом человека, над его действиями,
побуждениями и над всеми теми ориентациями в мире, которые на деле
отнюдь не могут сводиться к чисто рациональным и далеко не
всегда поддаются контролю со стороны разума.
Критиками двигало и движет стремление освободить,
легитимировать, ценностно возвысить телесные,
чувственно-аффективные, бессознательные стороны целостной человеческой
духовности, что (при всех издержках) можно считать позитивным вкладом
XX века в понимание человека, его жизнедеятельности, его
ценностей. Не надо только забывать, что эта тенденция начинается в
эпоху Возрождения и Нового времени и в принципе не
противоречит классическому образу рациональности.
• Но даже и тем современным философам, которые не склонны
полностью отвергать классические ценности разума,
сомнительным представляется характерное для эпохи модерна
максимальное сближение, а то и отождествление ценностей «высшего
разума» и во многих отношениях специфической научной
рациональности. Не только открытый антисциентизм, но и вполне
рационалистические по форме философские и идейные тенденции XX века
связаны с разносторонней критикой ограниченностей
нововременной научной рациональности и ее притязаний на роль всеобщей
модели «высшего разума». Аргументы критиков включают уже
знакомые нам обвинения в том, что научный разум, если речь идет
о его применении, по природе своей инструментален (и не только
в математических, естественных, технических, но и в
гуманитарных науках), что он вполне может служить целям жесткого
манипулирования людьми и обстоятельствами, а не целям сколько-
нибудь гуманного, именно разумного бытия индивидов и развития
общественных порядков. А значит, делают вывод такие критики,
стилизация многообразной, многосоставной, противоречивой
рациональности человеческого действия, поведения, познания под
некую «очищенную», «объективированную», «позитивную»
научную рациональность совершенно неправомерна.
348

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
• Другая мощная и репрезентативная линия критики
классических моделей рациональности выражается в концентрированной
атаке на философию субъекта, философию сознания и в
ниспровержении самой идеи центрирования философии вокруг модели
индивидуальной субъективности, которая играет значительную
роль не только в философии трансцендентализма (Декарт, Кант,
Гуссерль), но и в нововременных философских учениях
объективного идеализма (Гегель и его последователи).
В попытках преодолеть философию субъективности,
утвердившую мысль о центральной роли сознания, самосознания,
рефлексии, свободного индивидуального действия, объединились во
второй половине XX века мыслители самых различных идейных
ориентации. «В ходе дискурса о модерне, - пишет Ю. Хабермас, -
его обвинители выдвинули упрек, который, в сущности, остался
неизменным- от Гегеля и Маркса до Ницше и Хайдеггера, от Ба-
тая и Лакана до Фуко и Деррида. Критикуется разум, основа
которого - принцип субъективности; упрек сводится к следующему:
такой разум всего лишь доносит, рассказывает обо всех явных
формах угнетения и эксплуатации, унижения и отчуждения, чтобы
заменить их неоспоримым господством самой рациональности. Эта
власть, режим раздутой до ложных абсолютов субъективности
превращает средство осознания и эмансипации во все тот же
инструмент опредмечивания и контроля; в формах хорошо
замаскированного господства этот инструмент зловеще неприкосновенен» .
Некоторые из критиков, отвергнув философию субъекта и
сознания, философию индивидуального разума из-за ее
(предполагаемой) регрессии к философии инструментально-манипулятивного
господства, сосредоточили внимание на исследовании таких
объективированных кристаллизации духа, как язык и его структуры,
многообразные формы «текстов», других материализирующихся
«следов» культуры. (Правда, таким философам можно было бы
возразить: интерсубъективные объективированные формы
человеческой духовности все же не могут отменить реальную роль
индивидуальных субъектов; и не обладают ли данные формы не
меньшими потенциями власти, господства, чем те субъективные формы
и структуры, о которых говорит философия сознания?). Другие
мыслители (К.-О. Аппель, Ю. Хабермас) сделали центральной
парадигмой и отправной точкой философского исследования
коммуникативный разум, реальное функционирование которого
подразумевает взаимодействие индивидуальных субъектов, но уже не
сводится к субъект-объектной модели, а увязывает в единую цело-
1 Хабермас Ю. Op. cit. С. 63.
349

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ H ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
стность понимание мира и взаимопонимание индивидов в
процессах развертывания многообразных практик жизненного мира. При
этом Ю. Хабермас стал одним из тех выдающихся философов
современного мира, которые видят свою задачу в критическом
преодолении традиционной философии субъективности, а
одновременно в обновлении, спасении ценностей разума и рационализма.
Философские критики разума в XX в. использовали
возможность опереться на те резкие возражения в адрес классического
рационализма, которые делались ранее, - например, у
Шопенгауэра, Кьеркегора или Ницше.
Доводы Ницше против рационалистических
способов универсализации
Возражения против того пути универсализации, который
вверялся исключительно индивидуальному субъекту, достаточно
давно высказывались в философии и культуре. Речь шла об
универсализации в широком смысле- универсализации истин, ценностей,
идеалов, моральных суждений, «голоса совести» и т.д. Наиболее
язвительно - и, вместе с тем, убедительно - такого рода
возражения сформулировал Ф. Ницше, пользуясь как примером кантов-
ским категорическим императивом и всей логикой рассуждения
Канта, ведущей к утверждению категорического императива. Как
известно, при его обосновании Кант придает решающее значение
тому, чтобы следовать «голосу совести», «голосу долга» и
выносить собственное моральное суждение о том, может ли максима
(общее правило) «твоего», «моего» морального действия быть
рекомендована в качестве основы всеобщего (нравственного)
законодательства. В истории философии было сказано множество
одобрительных- и в принципе справедливых- слов о том, что это
означает высокую оценку свободного действия, мыслительных
возможностей и ответственности каждого индивида. (Парафразы
категорического императива, в том числе его применение к
правовому действию, вписывают индивидуальные поступки, деяния в
широкий контекст общесоциальной, а не только нравственной
деятельности человека.)
Для Ницше вся эта процедура, претендующая на моральный
(социально значимый) универсализм, на деле есть выражение
чудовищного субъективизма и себялюбия. Ницше рассуждает
следующим образом. Когда ты говоришь себе: «вот так будет
правильно» (и, добавим мы, так будет истинно, морально, человечно
и т.д.), то твоя (или моя) оценка «имеет предысторию в твоих вле-
350

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
чениях, склонностях, антипатиях, опытах и неискушенностях».
Кроме того, ведь ты «слепо принимал то, что с детских лет
внушалось тебе как правильное». И вот обличительная тирада Ницше в
адрес Канта, а заодно и всякого сторонника движения к
универсализации ценностей через индивидуальное суждение, мнение,
чувствование: «-Как? Ты любуешься категорическим императивом в
себе самом? Этой «твердостью» твоего так называемого
морального суждения? Этой «безусловностью» чувства: «все должны судить
здесь так, как я»? Удивляйся, скорее, здесь своему себялюбию\
и слепоте, ничтожности, невзыскательности твоего себялюбия!
Себялюбие есть это: ощущать свое суждение как всеобщий
закон, - и притом слепое, ничтожное и невзыскательное
себялюбие...»'. Если освободить это возражение от непочтительной,
резкой формы, столь характерной именно для «ниспровергателя»
Ницше, то саму по себе критическую аргументацию нельзя не
признать достаточно веской. И ведь дело здесь не только в Канте и
кантианстве. Куда более трудный и тревожный вопрос касается
самой сути процессов генерализации - идей, идеалов,
императивов, ценностей. Если они конституируются примерно так, как у
Канта, - а кантовская конструкция (свободный мыслящий индивид
должен стать первичной инстанцией всяких социально-значимых
генерализаций) сегодня расценивается как несущая духовно-
нравственная опора единства по крайней мере европейского
мира, - то вполне может возникнуть сомнение в непрочности самой
этой опоры. В самом деле, не вносит ли якобы свободный индивид
в сферу своих самых претензиозных генерализаций также и все
изъяны индивидуального бытия с его ограниченностями, частными
и общими (но отнюдь не всеобщими!) знаниями, ориентациями,
решениями, со всегда исторически обусловленными, значит,
совсем не универсальными смыслами, предпосылками,
возможностями? И вопрос всех вопросов: не становится ли тогда
совершенно неизбежным цивилизационный и культурный релятивизм? Ведь
я как индивид той или иной эпохи, культуры, страны, особой
среды сознательно или бессознательно опираюсь на те ценности,
суждения, подходы, которые почерпнуты мною из наиболее близких
мне цивилизационно-культурных констелляций. Не узаконены ли
тем самым в европейском сознании процедуры генерализации того
субъективно-ограниченного, что принадлежит миру отдельного
индивида и миру того общего, что всеобщим по определению не
является (а является, в лучшем случае, европейским)? И как долж-
1 Ницше Ф. Сочинения: В 2-х т. Т. I. М, 1990. С. 654-655; «Веселая наука».
№ 335.
351

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ H ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
ны складываться отношения европейцев с теми культурами, в
которых подобный закон генерализации (от
индивидуально-субъективного непосредственно к всеобщему) культурой оспаривается?
К этой линии критики вполне можно присоединить, скажем,
голоса тех сторонников славянофильства, которые еще до Ницше
воспротивились западноевропейским «генерализациям», их
автоматическому распространению на российской почве (причем
неприемлемые для России крайний рационализм, индивидуализм
и субъективизм фигурировали в числе главных антиценностей).
Впрочем, дело не только в славянофилах. Сходную
направленность критики социального развития и главных ценностей Запада
можно обнаружить во всей российской философии XIX-XX веков.
И она, что можно видеть на примере Ницше, в этом отношении
как бы образует единый фронт с самой западной «философией
кризиса».
Но хотя Ницше и другие критики правы в своих указаниях на
социально-историческую и личностно-индивидуальную
обусловленность позиции отдельного субъекта, на опасность
непосредственного принятия индивидуальных истин, позиций, ценностных
предпочтений за всеобщие принципы, истины, нормы,
императивы, - все-таки есть своя глубокая оправданность в якобы
индивидуалистической позиции Канта. Ибо другой «инстанции»
реального (в том числе коллективного, коммуникативного) действия кроме
индивида не существует, и отдельный человек не просто способен,
но принужден, обязан «примерять» свои общие понятия, принципы
не просто к ситуационным, «мгновенным» или исторически-
релятивным (эпохальным, местным и т.д.) рамкам и
обстоятельствам. Восхождение от индивидуального к всеобщему - неизбежная
структура человеческих действия и познания. Ведь я как индивид
получаю в свое распоряжение массу предпосылок, форм, структур
именно всеобщего характера. И я непременно участвую в передаче
всего этого богатства следующим поколениям. Каждое понятие
и суждение, которыми я повседневно пользуюсь, подразумевают
и включают в себя ежесекундное соотнесение сиюминутного
опыта с всеобщими понятиями. Так, опознавая в движущемся
предмете человека (и говоря: «идет человек»), я отношу данное существо
к человеческому роду, как правило не задумываясь над
исполнением и проверкой в моем действии, в моих высказываниях вековых
механизмов генерализации мышления и языка. Если вернуться
к кантовскому категорическому императиву, то великая
оправданность решения Канта проистекает из генерализаций, внутренне
присущих моральному действию, поступку как таковому. Ведь
само восхождение к моральному по своей природе (согласно его со-
352

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
циальному предназначению) есть ориентация на
интерсубъективные и вневременные, т.е. морально-всеобщие образцы, которые
именно поэтому именовались «божественными заповедями».
Природа морали, стало быть, такова, что уже попадая в эту сферу со
своим действием и суждением, человек не может не двигаться к
всеобщему. Релятивные влияния, исходящие от опыта индивида и
конкретного этапа истории, от специфической культуры, конечно,
неустранимы, и Ницше прав, когда требует их учитывать. Однако
прав и Кант: отдельный человек тогда и постольку разумен, когда
и поскольку он способен восходить к всеобщему, - в данном
случае к всеобщему нравственному законодательству. Возможно,
особая актуальность мысли Ницше в наше время состоит в
подчеркивании того, что особенному (как опосредующей культурной,
социально-исторической) инстанции между индивидуальным и
всеобщим следует уделить куда больше внимания, чем это делалось во
времена Канта.
В XX веке, главным образом в его второй половине, критика
рационализма часто велась на линии противопоставления
рационального и разумного. Рассмотрим эту проблему подробнее.
«Рациональное» - враг «разумного»?
Это различение между рациональным (нем. das Rationale) и
разумным (das Vernüftige) давно проводится и обсуждается в
литературе. Некоторое время казалось, что оно принадлежит к числу
понятийных философских тонкостей, до которых нет дела людям
практических или близких к практике занятий. Но теперь ясно, что
чисто теоретическое, казалось бы, разграничение затрагивает суть
происходящих на наших глазах социально-исторических
изменений и выявляет одно из глубочайших противоречий современного
развития. В качестве доказательства и конкретизации этой мысли
сошлюсь на идеи и высказывания известного современного
французского экономиста Сержа Латуша из его книги с выразительным
названием «Неразумие экономического разума». «Действительно
ли разумно (vernünftig) рациональное поведение современного
человека, когда он в погоне за максимальной прибылью безгранично
манипулирует природой, ставя ее на службу наибольшего счастья
всех»' - вот какой вопрос, повторяющийся у многих авторов,
вновь с большой остротой ставит ученый, и не философ по про-
1 Latouche S. Die Unfernunft der ökonomischen Vernunft. Zürich-Berlin, 2004.
S. 16.
12 3ак. 2409
353

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ H ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
фессии, а экономист, чья конкретная задача, казалось бы,
ограничивается как раз научными рекомендациями о рациональной
организации хозяйствования. Но его беспокоят именно разум и
мудрость. «Соответствует ли модели мудрости та система, которая
развивается под знаком западного разума, покоясь на безудержном
экономическом и техническом соревновании?» Ответ на эти
тревожные вопросы, которые уже давно волновали лучшие умы
человечества, а сегодня стали повседневными тревогами большинства,
теперь вполне очевидны. Люди разных поколений, занятий,
уровней образования согласны в том, что «рациональное» в его
нынешних исторических формах не только отпало от «разумного», но и
сделалось врагом последнего.
Этот путь был постепенным, и начался он еще тогда, когда не
знавший сомнений нововременной рационализм, инициированный
Декартом, до предела формализовал, упростил, но и сделал весьма
эффективным, универсальным, рассудочно-калькулирующее
познание и действие. Что же касается разума и разумности, то они и у
Декарта, но особенно у более поздних авторов, заботливо
отделены от рационального (рассудочного); разуму были вверены иные,
более «высокие» дела и заботы. «... Оппозиция разумного и
рационального - величина постоянная... Не она ли находит
проявление в кантовском дуализме чистого и практического разума, в
заимствованном у Канта гегелевском противопоставлении разума
и рассудка, ... в различении ценностной рациональности и целера-
циональности у Макса Вебера?» (Ibid. S. 70), - пишет Серж Латуш,
напоминая далее о многочисленных ипостасях, в которых
противопоставление рационального и разумного прошло через историю
нововременной мысли и сохранялось в XX в. Однако случалось
и другое: рациональное - как вычислимое, калькулируемое,
упорядочиваемое наукой, техникой, логикой и возводимое к высоко
продуктивным результатам - стало подменять собой разум и
разумное, претендовать на то, что не только в обращении с природой,
но и в овладении общественными процессами можно рассчитывать
чуть ли не на исчерпывающее целерациональное управление ими.
Экономист Серж Латуш справедливо констатирует, что со
временем произошло отождествление рациональности с экономическим
калькулированием (Ibid. S. 79), а последнее привело к тому
«империализму рационального», который в конце концов и позволяет
говорить о «неразумии экономического разума». Очень интересно
и важно, как именно расшифровывается эта неразумность - и еще
потому важно, что сказанное Латушем (а он опирается на сужде-
1 Ibidem.
354

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
ния многих известных авторов из различных областей знания)
относится не только к «экономической», но и ко всякой другой
особой рациональности (политической, правовой, культурной,
образовательной и т.д.). «По крайней мере пять оснований, - пишет Ла-
туш, - позволяют назвать экономический разум "неразумным"»:
- Он покоится на смешении цели и средства, а скорее -
подавляет всякую цель.
- Цели-ориентиры (Die Ziele), которые он себе ставит, равным
образом лишены целевого смысла (целесообразности - ohne Zweek
sind), а потому пусты.
- Он требует гомогенизации мира, что невозможно.
- В качестве носителя разума он постулирует такого субъекта,
существование которого полностью проблематично.
- И, наконец, он предполагает такую страсть (Leidenschaft),
которую нельзя обосновать из нее самой» (Ibid. S. 83).
Эти обвинения и разъяснения достаточно понятны; они часто
повторяются в литературе, хотя и выражаются с помощью
различной терминологии. Чаще всего говорится, как мы уже отмечали, об
«инструментализации», прагматизации разума и о
многочисленных конфликтах, проблемах, противоречиях, из-за которых многие
люди не разделяют завышенных ожиданий самоуверенного
инструментально-прагматического, сциентистского рассудка,
узурпировавшего права «высшего разума». И вот общий результат -
в правдивом описании С. Латуша, повторяющем сотни других
инвектив:
«... Инструментальный разум неизбежно приводит к
антиномиям. Рациональность всегда относится к средствам, ибо они и
являются по существу своему калькулируемыми. Ценности и цели
противятся квантификации и инструментализации. Если средства
превращаются в единственную цель, то они неизбежно пролагают
путь иррациональному, а часто и неразумному, ибо возникает
противоречие по отношению к простому здравому смыслу, чему
современные технократия и экономика дают так много примеров»
(Ibid. S. 100).
Существенным обстоятельством многие авторы считают то, что
рациональное (в разъясненном выше его понимании) вступает в
противоречие и даже в борьбу с той стороной человеческой
разумности, которая издавна именуется здравым смыслом, здравым
умом и для совокупного обозначения чего Серж Латуш
предпочитает использовать употреблявшееся еще Аристотелем понятие
«phronesis», с трудом поддающееся точному и однозначному
переводу. Однако понятно, что в данном случае имеется в виду:
реальные действия и взаимодействия людей в общем для них мире; учет
355

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ H ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
не только средств, но и целей; жизненная, опытная проверка чисто
теоретических рекомендаций экспертов, специалистов;
общественные диспуты и отстаивание плюральных, но общих интересов
и т.д. И особенно то, что С. Латуш считает главным для
современности принципом: великая осторожность во всех замыслах,
решениях, утверждениях, которые должны быть многократно
поверенными и взвешенными. Другое первостепенно важное
обстоятельство, которое вполне справедливо требует учитывать популярный
современный экономист, - это необходимость существенной
корректировки западного понимания рациональности и разумности
с помощью ценностных традиций других стран, народов,
континентов (сам Латуш уделяет особое внимание широко понимаемой
средиземноморской культуре), построение нового по типу
«солидарного», а значит более разумного, действия. И еще: экономист
говорит о несостоятельной необходимости освободиться от
всевластия экономики (читай: рыночной экономики; читай: власти
денег), утвердившегося в мыслях, деяниях и умах наших
современников. «Если мы действительно хотим избавиться от
"обманчивости экономизма", мы должны придерживаться диагноза Кас-
торадиса, [который говорит]: "Требуется новое, опирающееся на
силу воображения творение того, что является важным, -творение,
которое не имеет прецедента в прошлом. Оно поставило бы
в центр человеческой жизни нечто иное, нежели расширение
производства и потребления; оно утвердило бы другие жизненные
цели, ради которых человеческое существо согласно было бы
трудиться... Всё это чрезвычайно трудные задачи... Мы должны были
бы пожелать такого общества, в котором экономика уже не
занимала бы место центральной (или единственной) ценности и не
была бы последней стратегической целью... Это необходимо не
только для того, чтобы не была окончательно разрушена земная среда,
но также и прежде всего для того, чтобы вызволить современного
человека из физической и нравственной нищеты"» ' .
Как видим, акценты расставлены вполне четко.
Инструментальный разум осужден и приговорен. Одобрение этого
«общественного приговора» почти полное, и оно исходит не только от
ученых разных специальностей, но и от публицистов, политиков, от
представителей широких кругов населения. Попробуем
разобраться, насколько справедливы эти обвинения. Мое мнение: идейная
кампания против «инструментального разума» содержит в себе ряд
Corne/tus Castoradis. La montée de ('insignificance. Les carrefours du labirinte.
IV. Seuil, Paris, 1996. P. 96.
2 Ibid. S. 179-180/
356

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
вполне оправданных обвинений и предположений. И некоторые из
них были только что суммированы. Однако кое-что в антиинстру-
менталистской кампании, проводимой под флагом обновления
разума, вызывает настороженность. И прежде всего - то подчас
очень резкое противопоставление рассудка и разума,
рационального и разумного, которое, возможно, восходит к Гегелю (несколько
высокомерно относившегося к рассудку), но уж точно не отвечает
заботливому аналитическому стремлению Канта не просто
различить, но и увязать воедино способности чувственности, рассудка и
разума.
В защиту ценностей разума и просвещения
Такая защита в высшей степени необходима, актуальна и
касается она отнюдь не только философии, науки, культуры, но и
повседневной жизни современных людей в их многообразных
жизненных мирах. Сегодня вряд ли можно не замечать одного из
болезненных парадоксов современной цивилизации: чем более
ошеломляющие открытия делает наука, чем совершеннее и
изощреннее становятся технические средства, тем интенсивнее на рынке
знаний, наряду с содержательной информацией, подкрепляемой
убедительными аргументами и доказательствами, предлагаются,
распространяются, потребляются «знания» совсем иного рода-
знахарство, ведовство, колдовство, новые мифы, наскоро сбитые
«религии», мистика и т.д. Существенно, что у этой
псевдопродукции находятся не только потребители, но и радетели в средствах
массовой информации и даже в сфере самой науки. Интернет в
немалой своей части стал виртуальной свалкой продуктов
современного анти-разума.
Ситуация сложилась куда более серьезная, драматическая,
противоречивая, чем принято думать: ведь традиционные ценности
разума, просвещения попали, как мы видели, под огонь
жесточайшей критики; росткам обновленных рационалистических
ценностей приходится пробиваться на поле, где уже густо произрастает
чертополох анти-разума. Именно в таких ценностных условиях
и развертываются на рубеже XX и XXI веков европейское
объединение и мировая глобализация.
В этом процессе требуется, по-видимому, самым внимательным
образом разобраться в аргументах, доводах, выводах противников
традиционных ценностей, среди которых, чего нельзя забывать,
виднейшие мыслители XX века, в том числе наши современники.
Главнейший их аргумент, обращающий внимание на широчайшие
357

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ H ЕВРОПЕЙСКОЕ ВДИНСТВО
возможности (особенно для инструментального,
операционального) разума совершенствовать средства, равно служащие для
всяких, в том числе для самых пагубных целей, - все что угодно,
только не навет, не выдумка. Факт остается фактом: те богатейшие
рациональные средства интеллектуальной технологии, которые
находятся в распоряжении современного человечества, не только
не предотвратили самые крайние бедствия, опасности (войны,
гонка вооружений, экологическая катастрофа и т.д.), но прямо или
косвенно породили эти последствия. Поэтому вывод о том, что
разум (если под ним понимать сумму интеллектуальных действий,
сложившихся знаний, путей их использования, практически
значимых методологий) содержит в себе антигуманные начала и
последствия, к сожалению, находит практическое подтверждение.
И это не удивительно, если учесть, что он рождается в лоне еще
весьма «молодой» (в масштабах времени природы) человеческой
цивилизации, пока постоянно имевшей варварство своей
оборотной стороной. Надо сделать очень существенную поправку
к нововременным концепциям разума: защищаемый ими принцип
«чистого разума» - всего лишь конструкт теории, ценностный
идеал, а реальная человеческая деятельность, обобщенно и
изолированно суммируемая в философских понятиях разума и разумности,
приводит не только к истинам, но и к заблуждениям, не только
к плодотворным, но и к пагубным для человека и природы
результатам. Казалось бы, это хорошо понимали авторы классических
учений о здравом смысле, рассудке, разуме. Однако многие из них
считали, что истина - продукт именно разумного познания, а
заблуждения, ложь- плод невежества, злой воли, ленности.
И достаточно-де познать рациональные правила метода, раскрытые
мудрецами-философами (а предварительно- «отбросить твердым
и торжественным решением», как говорил Ф. Бэкон, призраки-
предрассудки), и дело разума будет сделано. А принципы,
достижения, словом, мир «чистого разума», обособленный от мира
заблуждения, - это данность раз и навсегда, на все времена. Такие
вневременные постулаты считалось необходимым распространить
и на теоретический (научный) разум, и на разум практический, т.е.
на сферы морали, права, социального взаимодействия,
просвещения и образования.
Казалось бы, признаний и разъяснений относительно того, что
«чистый разум» - создание философской теории, а не сама
противоречивая реальность рациональной деятельности и познания, в
современной философии, да и в философии нового времени было
предостаточно. Однако по мере развития философии, ее влияния
на культуру и жизненный мир случилось так, что философские
358

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
принципы, конструкты, идеалы стали восприниматься как
некоторая якобы самостоятельная реальность, пусть и вплетенная в
действительное развитие мира и человека. Что относится и к
понятию разума, и к философскому понятию субъекта: «разум»,
«рациональность» - эти конструкты, ценности, идеалы стали
восприниматься так, будто они обязательно должны и способны
подчинить себе конкретную жизнедеятельность, познание человека и
полностью воплотиться в них. А когда выяснилось, что такого
добиться невозможно, критики обрушились на сами ценности-
идеалы и, более того, приписали их действию поистине
разрушительные последствия.
Поэтому одной из основных предпосылок современного
обновления ценностей разума и просвещения должно стать уже
начавшееся в XX веке ниспровержение грандиозных
рационалистических утопий нового времени, согласно которым некий «чистый
разум» - причем разум всесильный, всепобеждающий и
универсальный, как бы сам по себе, уже благодаря ходу своего
прогрессирующего развития в истории - способен одержать победу над
силами анти-разума, невежества, зла, заблуждения.
Рационалистические утопии, объединенные с историцистским прогрессизмом,
внушали мысль о том, будто более позднее общественное
состояние - благодаря разуму истории - станет более разумным,
просвещенным, гармоничным. История убедительно продемонстрировала
несостоятельность субстанционалистского и истористского
рационалистического утопизма. Недавно закончившийся XX век- век
небывалого взлета достижений научно-технического разума-
оказался и столетием самых массовых безумств в виде мировых войн,
гонки вооружений, разрушительных революций, экологических и
иных катастроф. О «торжестве разума» в эту поистине
иррациональную эпоху говорить не приходится.
Не означает ли сказанное, что следует вообще распрощаться с
традиционными ценностями разума, просвещения, общественного
договора, что и предлагают наиболее радикальные современные
критики? По нашему мнению, отнюдь не означает. Отвергая
рационалистические утопии и внушаемые ими столь же
несбыточные, сколь и самоуверенные надежды на полное, скорое
господство над природой, вряд ли правильно было бы дать в легкую
обиду те исследования и те ценности, которые убедительно
продемонстрировали и далее стимулировали огромные возможности
человеческого рационального действия и в самом деле универсальную
значимость его методов, процедур, мотиваций, результатов,
познавательных (в том числе научных) практик. В то же время задача
современного рационализма- максимально учитывать, предви-
359

РАЗДЕЛ Ш. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
деть коварные противоречия, опасности, мощные побочные
эффекты, которые скрыты в деятельности и познании, вообще-то
протекающих по всеобщим законам человеческого разума.
Критики разума в XX веке достаточно справедливо указали на такого
рода опасности. Но указать на опасности, сопровождающие
возможное применение рациональных средств, - совсем не то же
самое, что дискредитировать разум. Ибо других, совсем безопасных
средств деятельности, творчества, созидания у человечества все
равно нет. Поэтому совершенно необходимая критика разума и его
ценностей должна быть предельно объективной, бережной,
осторожной. А весьма часто она таковой, увы, не является.
Возьмем - в качестве примера - те уже упоминавшиеся
аргументы, согласно которым все усилия и возможности разума
реально направлены на обслуживание власти и ее укрепление. Связь
рациональных средств, достижений и обеспечения тех или иных
властных функций настолько несомненна, что опровергать ее было бы
совершенно бесплодно. Тем не менее для критической теории,
максимально сближающей, если не отождествляющей разум и
власть, характерны некоторые как теоретические, так и практико-
политические смещения и подмены.
Во-первых, всякое решение какой-либо инструментальной
задачи (например, овладение теми или иными силами, законами
природы) у таких критиков непосредственно отождествляется с
огромной властью, почти безраздельным господством (скажем, над
той же природой). Между тем это не соответствует
действительности: даже сегодня, в эпоху мощных научно-технических средств,
природа- вовсе не покорная слуга человека. Она во многих
отношениях властвует и всегда будет властвовать над человеком и
обществом, так что они сегодня и завтра не в меньшей мере, чем
вчера, вынуждены приспосабливаться к природе, к ее законам и
стихиям. И в ценностном отношении куда вернее скромное бэконов-
ское «человек - слуга и истолкователь природы», нежели
высокомерная декартовская формула о «господстве» человека над
природой. Однако именно эта формула стала превалирующей в
идеологии постдекартовского рационализма.
Во-вторых, любое влияние рационального действия человека на
что-либо внешнее неправомерно отождествлять, как это делают
критики, с воздействием столь же насильственным, сколь и
универсальным (откуда, кстати, видно, что и сами критики подпадают
под влияние отвергаемого утопического представления об
универсальности и всесилии разума). Между тем реальное
сосуществование человека и природы, а также индивидов друг с другом,
постоянно ставит, притом повсеместно и вполне практически, серьезные
360

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
ограничения на пути насильственного действия, неограниченных и
произвольных притязаний индивидуальных субъектов и
человеческих общностей.
В-третьих, в критических концепциях понятие власти
чрезмерно расширяется и демонизируется: всякое рационально
осуществляемое воздействие (на предметы, процессы, обстоятельства)
непосредственно и неправомерно отождествляется с насильственным
и тоталитарным, именно властным подчинением одних людей
другими людьми. Анализируя понятие власти у Ницше, Хабермас
справедливо заметил, что оно не является социологическим.
У различных критиков разума также доминирует ложное,
расплывчато-метафизическое понимание власти. Этот упрек можно
отнести и к ряду авторов, которые, подобно Фуко, опирают свое
представление о власти на конкретные социально-исторические
примеры (скажем, Фуко анализирует власть в контексте
исправительных и лечебных практик нового времени; но он молчаливо и
некритически переносит конкретные коннотации в понятие власти
как таковой).
В-четвертых, демонизируется - посредством подведения его
под категории власти - так называемое инструментальное
действие. Под немалым влиянием Ницше (а он с нескрываемым
презрением высказывается о рациональности в ее форме умозаключений,
исчислений, комбинирования причин и следствий и т.д.) эти
неотъемлемые и сами по себе ценные элементы познания и действия,
предполагающие так нужные человеку расчет и контроль над
ситуациями жизни, познания и далеко не всегда имеющие отношение
к собственно властным процессам, просто-напросто
отождествляются с последними. В результате всех этих смещений из поля
зрения критиков выпадает всегда конкретный историко-социальный,
институциональный контекст, в котором нейтральные по
отношению к собственно властным функциям рациональное познание и
овладение предметами, событиями, обстоятельствами могут
послужить и действительно служат власти над людьми, их
подчинению, угнетению в собственном и прямом смысле. В результате
таких подмен на разум и рациональность как таковые как бы
возлагается вина и ответственность за функционирование и за
дисфункции власти, за противоречия и деформации тех или иных вполне
конкретных властных инстанций и действий властвующих групп и
индивидов. Отчетливо видно, что обобщенное (философией и
культурой) теоретическое, ценностное понятие разума
(соответственно, просвещения) как бы персонифицируется и поистине мис-
1 Ницше Ф. Сочинения: В 2-х т. Т. 2. М, 1990. С. 461.
361

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
тически наделяется способностью действовать, даже властвовать, -
подобно живым, конкретным, конечным индивидам и социальным
группам. А значит, классическая утопическая мифология разума
по существу сохраняет свое действие и в поле критики, как будто
бы направленной на ее преодоление.
На этом примере уясняется и уточняется необходимость строго
отделять реальный смысл рациональных аспектов действия,
познания и от сопутствующей утопической рационалистической
идеологии, от ее завышенных ценностных притязаний, и от негативист-
ских критических концепций, о которых можно снова же сказать
словами Хабермаса, отнесенными к Ницше, Хоркхаймеру и Адор-
но: для них характерна «беззаботность» в обращении с
достижениями западного рационализма . И эта хабермасовская оценка
представляется еще очень мягкой. Ведь из истории XX века нам
хорошо известно, что предвзятая и тем более агрессивная атака на
разум, ведущаяся, казалось бы, в чисто теоретических сферах,
имеет тенденцию быстро сращиваться с самыми реакционными анти-
интеллектуалистскими идеологиями и властвующими режимами.
Убедительный пример - история немецкого национал-социализма,
в котором самые низменные расистские идеологии вырастали на
идеях земли, почвы, крови, мифа, мистики и оккультизма. Стало
быть, главной питательной почвой диктаторской власти был
отнюдь не разум, а апти-разум, неразумие в самых различных
формах. Да и в более общем смысле социально-исторический анализ
показывает: одна из предпосылок диктаторской, тоталитаристской
власти - это как раз не культивирование здравого разума, не опора
на его универсальные ценности, не просвещение в глубоком и
широком смысле этого слова, не формирование рациональных
способностей индивида, а массовое оглупление, поощрение
различных форм социальной мифологии и демагогии, одним словом,
никак не избыток, а острый дефицит разума.
Терроризм и ценности разума
От этого вопроса сегодня никуда не уйти. С точки зрения
сознания европейского человека и ценностных европейских систем,
дело обстоит ясно и просто: терроризм попирает
общечеловеческие ценности, и прежде всего ценность человеческой жизни, ее
сохранения, грубо попирает права и свободы человека (в том числе
нарушает уже заключенные или подразумеваемые общественные
1 Хабермас Ю. Op. cit. С. 131.
362

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
договоры, нормы и принципы, регулирующие поведение воюющих
или враждующих стран в отношении мирного населения). В свете
такого подхода следование ценностям сохранения жизни (своей
собственной или чужой, все равно), ориентация на правовые
нормы - основополагающее свидетельство разумного поведения,
следования здравому смыслу. Миллионы людей на земле, наделенные
здравым моральным смыслом, содрогаются, когда узнают, что
жертвами террористов становятся сотни, а теперь и тысячи мирных
людей, когда видят, что террористы не делают исключения для
женщин и детей, что они вторгаются в больницы, родильные дома
и делают заложниками будущих матерей, пациентов больницы.
Страшное событие в Беслане - более тысячи людей, в большинстве
своем дети, в заложниках у террористов, многочисленные
жертвы - потрясло весь мир. Но мы не можем сбрасывать со счетов
того, что резко негативная реакция на такие, увы, все чаще
повторяющие чудовищные события, пусть она и была массовой, все же
не стала всеобщей. А это конкретно доказывает то, о чем мы
говорили раньше: имеются очень серьезные проблемы и трещины в той
системе ценностей, включая ценности разума и гуманизма,
которые традиционно предлагаются в качестве общечеловеческих.
Обозначим лишь некоторые из этих проблем, тесно связанных
с темой терроризма.
Когда после столетий господства ценностей средневекового
сознания, отнюдь не ставившего во главу угла ценность
конкретной человеческой жизни, на смену пришла система ценностей
нового времени (а в ней в центр была поставлена, например, у Локка,
Спинозы и других авторов, забота о сохранении каждым
индивидом своих жизни и здоровья), - то в сторону был отодвинут, как
непринципиальный, и вопрос об иных, иногда прямо
противоположных ценностно-культурных системах, и об особых ситуациях,
возможных в жизни каждого отдельного человека (когда он готов
или когда ему приходится жертвовать жизнями - своей и других
людей). Между тем сегодня нельзя не считаться с фактом, каким
бы он ни был прискорбным: для немалого числа сторонников ряда
массовых религий и культур ценность жизни, включая
собственную жизнь индивида, явно и фактически подчинена иным
ценностям, - например, так или иначе понимаемым ценностям
религиозного долга. Поэтому одним из центральных вопросов борьбы с
терроризмом может считаться тщательное научное и
просветительское выяснение того, действительно ли религии, во имя
которых действуют террористы (например, ислам), столь тотально
пренебрегают ценностью индивидуальной человеческой жизни -
своей и чужой. А также настойчивое, активное доказательство, и пре-
363

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
жде всего - наиболее авторитетными представителями самой этой
религии и соответствующей культуры, относительно того, что
ценности мировой религии, включая ислам, по определению не могут
быть жизнененавистническими. Эта мысль может показаться
банальной. Однако вся беда в том, что «банальная» как будто бы
идея пока никак не претворилась в рациональное действие и не
проникла в массовое сознание.
Стороннику европейских гуманистических ценностей действия
террористов представляются иррациональными, т.е.
противоречащими разуму и здравому смыслу. Между тем в этих деяниях
наличествуют все элементы целерационального действия: сообразова-
ние целей и средств; проработка планов, рациональный расчет,
увязывание причин и следствий и т.д. (И с этой точки зрения
террористы подчас действуют более «рационально», чем те люди и
инстанции, которые обязаны нарушать их
человеконенавистнические планы.) А это снова говорит о коренной опасности
приспособления целерационального действия и его формализмов к
любым целям. Впрочем, нет недостатка в «рационально-ценностных»
объяснениях и «оправданиях» самих целей террористов.
Характерно, что при всех оттенках культурных и религиозных различий
террористические цели «подкрепляются» такими европейскими,
мировыми ценностями, как свобода, независимость, любовь к
народу, как вера в Бога и т.д.
Итак, перед современным человечеством, перед всеми теми,
кто хотел бы обновления и универсализации ценностей разума,
стоят новые задачи, необходимость разрешения которых обострена
опаснейшей спецификой отягощенного терроризмом
исторического момента. Перечислю только некоторые из них.
Предстоит сложная идейная работа, в которой были бы
объединены представители всех культур, всех главных религиозных
конфессий, и целью которой стало бы современное доказательство
того, что сохранение жизни, право на ее сохранение и, наоборот,
отсутствие права лишать ее других людей - это по-прежнему
фундаментальная и именно общечеловеческая ценность. Из этого
принципа надо (как это было и раньше) сделать исключение в случаях
противодействия преступникам, которые на это исходное право
посягают , и в первую очередь для террористов. Надо также
принять в расчет и убедительно опровергнуть все виды доводов,
«доказательств», современных софизмов, которые под теми или
иными предлогами обесценивают человеческую жизнь.
' Впрочем, даже и в этих случаях (как показывает казнь Саддама Хусейна на
исходе 2006 года) необходим разумный, максимально продуманный подход.
364

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
Один из таких преступных софизмов, направленных на
поддержку современного терроризма, состоит в том, что террористы
прежде всего готовы пожертвовать собственной жизнью, а также
жизнью большого количества мирных жителей тоже во имя
ценностей, - тех, которые они считают более высокими, чем презренное
«выживание» (это, например, «воля аллаха» или свобода,
независимость своего народа). Не вдаваясь в оттенки идейно-ценностных
споров (а они в частных случаях вполне конкретны) можно в
общей форме выдвинуть простой и ясный тезис: нет и не может
быть ни одной религиозной, политической или иной ценности, нет
ни одной, решительно ни одной идеи, ради которой было бы
позволительно и оправданно, попирая международное право, отнять
жизнь у другого мирного человека, у множества других
индивидов.
Могут возразить, что такая максима не учитывает всю
сложность жизни. Например, не принимает в расчет того, что довод
многих террористов состоит в следующем: мы мстим за
погубленные жизни наших родных и близких и т.д. Не так ли думают и
говорят действительно несчастные «черные вдовы», молодые
женщины, готовые вместе со своей жизнью оборвать многие жизни ни
в чем не повинных людей, включая беззащитных стариков,
женщин и детей? Не такова ли логика средств массовой информации,
идеологов и теоретиков, которые так или иначе оправдывают,
а значит легитимизируют, террор? На это на общем ценностном
уровне можно ответить так: какими бы предшествующими
обстоятельствами ни был обусловлен террор, какая бы цепь
объясняющих причин ни тянулась к террористическим действиям, они
должны быть единодушно, безоговорочно и безотносительно к их
причинам признаны человечеством стоящими вне закона, вне
международного права и вне какого бы то ни было возможного
морального одобрения. Как верно сказал один западный политик
(Ксавьер Солано) после событий в Беслане: террор против мирных
жителей, особенно против детей, должен быть осужден без всяких
«но» и «если». Ибо если бы люди всегда поступали в соответствии
с противоположной логикой, то никогда бы не было конца ни
одной войне, ни одному конфликту. Например, по такой логике после
страшной мировой войны 1939-1945 гг. миллионы вдов мира
(и среди них - моя мать) должны были бы, воспользовавшись
свободами мирного времени, отправиться в Германию и там, жертвуя
собственной жизнью, принести в жертву также и многие сотни и
тысячи жизней. Тогда уж точно была бы неминуемой Третья
мировая война. Но человечество, к его чести, выработало и применило
своего рода «нулевой вариант» - наказание военных преступников
365

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
и установление мира между народами. Современный мир очень
хрупок, но Третью мировую войну пока удалось избежать. Если бы
логика терроризма стала не маргинальной, а общей, то она уже
давно стала бы реальностью.
Впрочем, в идейном арсенале тех, кто поддерживает
террористов, есть доводы, от которых никак нельзя отмахнуться. Речь идет
о противоречивости, непоследовательности, а иногда и о прямой
преступности действий индивидов, групп (и даже целых
государств), которые клянутся якобы всеобщими западными
ценностями свободы, гуманизма и демократии, а сами преследуют всегда
конкретные групповые цели. Надо честно признаться: картина
современного мира, в которой якобы цивилизованному Западу
(Северу) противостоит якобы воинственный Восток (или Юг),
принципиально неверна. Ведь в виде терроризма и неоднозначной
реакции на него мы имеем дело не с первым и, увы, не с последним
мощным выбросом варварства в мировую, в том числе и
европейскую, цивилизацию. Вся цивилизация и ее ценности стоят перед
вызовом: спасовать перед варварством, «оправдать» его отдельные
проявления, или не допустить его разрастания благодаря
единственному оружию, которое есть в распоряжении человечества -
максимально согласованным действиям по защите пусть хрупких,
пусть отмеченных противоречиями, но несомненных достижений
цивилизации. А среди них - обретенных с таким трудом ценностей
цивилизационного разума.
В ценностном отношении задача, видимо, состоит также в том,
к чему призывал Кант, и смысла, значимости чего так и не могут
понять прагматические теоретики и практики: ценности
человеческой жизни, гуманизма, разума, здравого смысла, права, свободы
должны отстаиваться в бескомпромиссной, именно всеобщей
форме, без всяких уступок релятивизирующим соображениям,
каковы бы они ни были (все равно, апеллируют ли здесь к
своеобразию религий, культур, исторических обстоятельств и т.д.).
Конечно, эти релятивизирующие соображения никуда не исчезнут и
будут фигурировать в идейных, политических дискуссиях
человечества. Например, наивно было бы ожидать, что в средствах
массовой информации в ближайшее время перестанут называть
террористов «повстанцами», «мятежниками» и т.д., хотя речь идет просто
о том, чтобы называть бесспорные вещи своими именами: ибо
террор ни с какими восстаниями и даже с обычными военными
действиями не спутаешь. А еще о том идет речь, чтобы осудить
террористов, их пособников, свободно разгуливающих по миру
эмиссаров, осудить независимо от своих «релятивизирующих» идейных
и политических антипатий к тем странам, в которых вершат свои
Збб

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
дела террористические группы. Это однозначное осуждение
террора в США, России безотносительно к устойчивым (для каких-то
индивидов, групп, организаций) синдромам антиамериканизма или
враждебности к России. Еще раз повторю: ценности разума,
свободы, гуманизма, ценность человеческой жизни, диктующие
непримиримость по отношению к терроризму, только тогда станут
общечеловеческими, когда они будут утверждены в
безотносительной к перипетиям истории - в этом смысле вечной - и к
своеобразию культур - в этом смысле общечеловеческой - форме. И дело
здесь обстоит совсем не так, будто миру навязываются только
европейские ценности. Ибо всеобщие ценности растут из многих
корней мировой цивилизации. Да и самой Европе еще только
предстоит в очередной раз осознать, признать и сделать
руководством к действию их всеобщий характер; одним из способов
этого, как уже отмечалось, должно стать не внешнее словесное
признание, а глубокое постижение специфики других культур и их
ценностного строя.
К тому же надо снова подчеркнуть: пока и если речь идет
именно о ценностях, причем о ценностных универсалиях наиболее
принципиальных, мы не только вправе, но и обязаны вести речь об
общенормативных, если хотите, о непреходящих смыслах - о
требованиях, разрешениях и запретах, которые не утрачивают свою
нормирующую, регулирующую силу от того, что соблюдаются не
всегда и отнюдь не в полной мере. Но выдвигать их в чистой
форме значит следовать заветам великого Канта, причем выдвигать их
надо неуступчиво по отношению к любым отклоняющим
релятивизациям. При этом новая универсализация ценностей
подразумевает не только позитивную их формулировку, но и
конкретизирующие запреты, если их формулирование имеет особенно
актуальный характер. Приведу пример.
Принятие ценности жизни и ее сохранения, понятное дело,
подразумевает запреты разного рода, о которых можно и нужно
было бы поговорить при более подробном обсуждении темы.
Вместе с тем, в сумму и систему запретов не входит, например, запрет
на разумное и оправданное жертвование собственной жизнью в
экстремальных ситуациях (мать, спасающая детей ценой жизни;
спасатели, бросающиеся в огонь или под выстрелы для спасения
жизней). Такие жертвенные поступки справедливо называют
героическими. Однако есть некоторые принципиальные ценностно-
моральные запреты: например, должно быть безусловно и
однозначно осуждено и ценностно запрещено, чтобы отцы, матери,
жены, сестры и т.д., даже если они мстят за своих близких,
жертвовали своей жизнью и тем более жизнями других людей во имя от-
367

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
мщения, религиозных убеждений или из каких-либо других
соображений. Их горю можно и нужно сочувствовать; надо выявлять
и наказывать совершенную против них несправедливость. Но
террористические деяния (при всех объясняющих условиях) должны
четко оцениваться как юридические и моральные преступления.
И это, на мой взгляд, должно быть разъяснено и в свете
религиозных ценностных систем, к требованиям которых как будто бы
восходят их поступки.
И еще одно: предстоит обновление ценностей общественного
договора в процессе мирного диалога сторонников различных
религий, представителей различных культур и ценностных систем.
Человечество выиграло бы, если бы в процессе такого диалога
сформировалось - по примеру гражданского общества отдельных
стран - мировое гражданское общество, если бы его
представители, носители заключили бы, закрепили бы и в юридических, и в
ценностно-моральных документах целую сумму общественных
договоров, обязывающих власти разных стран не только
провозглашать общечеловеческие ценности, а действительно
придерживаться их. Это и был бы разум человечества в действии, достойный
называться «мировым разумом».
Но не утопичны ли такие пожелания и предложения?
Возможно. Одно ясно: если что-то подобное в мире не свершится, мир
захлебнется в таких иррациональных катастрофах и бойнях, каких
еще не знала история.
Общий вывод
Механизмы складывания значимых сегодня и в потенции
универсализируемых ценностей разума, просвещения, общественного
согласия не выглядят так, будто Западная Европа, якобы уже
выработавшая согласованный и отвечающий ее традициям набор
таких ценностей, уверенно предлагает их остальному миру для
подчинения и ассимиляции на путях прогрессирующего глобализма.
Более реальными кажутся такие пути и механизмы, в соответствии
с которыми в процессе долговременного и достаточно
драматичного объединения самой Европы и остального мира каждая
страна, культура будет существенно уточнять и обновлять
традиционные ценности, в том числе ценности разума, просвещения,
нахождения общественного согласия.
Причем обновление равно исходит от современной критики
традиционных ценностей в иных цивилизационно-культурных
контекстах, от трудностей и проблем ассимиляции представителей
368

Глава третья. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ...
других культур в странах Европы. Но решающую роль в ходе
дальнейшей глобализации (если сегодня она не достигла, что
также можно предполагать, некоторой своей границы) должен
сыграть процесс острого, но равноправного диалога существенно
различных культурно-ценностных систем. Этот диалог может и
должен стать не только уяснением, принятием в расчет культурно-
ценностных различий, своеобразий (хотя они бросаются в глаза,
глубокое их постижение еще не состоялось), но и тщательным
выявлением схождений, общностей, точек согласия. На очереди -
и научное познание проблемы в ее отмеченном двуединстве, и
широкое, объективное, спокойное просвещение народов различных
стран в этих важных вопросах, и рациональная система
общественных договоров - в том числе и применительно к вступившим в
диалог сферам культуры, ценностям, образам жизни, религиозным
воззрениям и верованиям. А это еще раз подтверждает
актуальность нахождения - уже в новых исторических условиях -
общечеловеческих парадигм разума, просвещения, общественного
договора.
Однако процесс становления и осуществления такого рода
диалога, как ясно из сказанного, не может не быть исключительно
трудным и длительным. Завершится ли он, скажем, к концу
текущего века формированием действительно общечеловеческих
ценностей (в том числе ценностей разума и просвещения) или какие-
то иррациональные силы истории затянут его, а то и отбросят
далеко назад - вопрос открытый. Во всяком случае сегодня о
прочном существовании действительно общечеловеческих ценностей,
т.е. таких, которые разделяются по крайней мере большинством
человечества и могут служить его поистине глобальному
объединению, говорить преждевременно. Откуда следует, что
глобализация, если под нею подразумевать прочное и всестороннее (отнюдь
не только экономическое) единство стран, регионов, индивидов
всего мнра, - дело достаточно отдаленного будущего.
Пример необходимости уточнения, обновления рационально-
ценностных критериев - это дискуссии о демократии как
принципе, ценности и европейского, и общемирового рационализма,
а также о трудностях, противоречиях демократической практики.
К этому вопросу мы обратимся в следующей главе.
369

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ
ДЕМОКРАТИИ*
Предуведомление
Нижеследующий текст возник следующим образом. В июне
2007 г. на заседании Ученого Совета Института философии РАН
по инициативе В.Ю. Суркова состоялось обсуждение
представленного им текста на тему «Параграфы про суверенную демократию»,
ранее опубликованного. Достаточно скоро и текст, и материалы
обсуждения были опубликованы в небольшой книжке
«Демократия для России» (М., 2008). В ней была и запись моего
выступления. Впоследствии, когда поступило предложение главного
редактора американского журнала «Rassian Studies in Philosophy» проф.
М.Ф. Быковой опубликовать расширенные, дополненные, вновь
отредактированные материалы данного обсуждения в качестве
отдельного номера этого журнала, я воспользовалась поводом
основательнее представить, разъяснить свою концепцию демократии
как внутри- и обще-цивилизационной структуры, а также
подкрепить доказательствами свою идею о современном общем кризисе
демократии.
Для понимания высказанных далее идей и соображений
читателю полезно предварительно ознакомиться с документом, который
лег в основу нашего обсуждения (См. указ. соч. С. 71-86).
Что касается рассматриваемого документа, я сведу к минимуму
комплиментарно-одобряющие оценки. Скажу только, что перед
нами - яркая, энергичная, зрелая заявка. Согласна, что она имеет
больше идеологический, прокламационный, так сказать, характер,
но в этом-то и состояла, видимо, ее цель. Мне нравится, что в ней
выражено критическое отношение к прошлому и настоящему
страны, проявлена осторожность в отношении будущего, но в то
же время и вера в будущее. Мне по душе взвешенность акцентов,
направленность против экстремизма, против всякого разлада,
борьба за солидарность нации, за единство с Европой и остальным
миром, против изоляционизма, всяческой спеси и, наоборот, про-
* P. S. 2008 года.
370

Глава четвертая. НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ...
тив отчаяния, неверия в общецивилизационную судьбу и миссию
России. Здесь нет спеси, нет фанфаронства. Я рада тому, что есть
слово «скромность»; это очень уместно: ведь скромности нам
порою очень нехватает; даже скромная победа подчас склоняет нас к
большой похвальбе. Или, как говорил (вернее пел) Б. Окуджава:
«А все-таки жаль, что порой над победами нашими встают
пьедесталы, которые выше побед...». Наконец, нравится то, о чем уже
говорили мои коллеги,- ставка на интеллект. Но, к сожалению,
последнее остается чисто нормативным требованием и все еще не
согласуется с реальностью политики власти и реальностью нашей
жизни. Ибо пока во многих областях власть удовлетворяется
имитацией заботы об интеллекте нации. Отношение к науке - этой
сфере концентрации интеллекта - долгое время было ниже всякой
критики. Однако акцентировать значение интеллекта как главного
из всех инновационных ресурсов приходится, что делается в
обсуждаемом документе и подкрепляется некоторыми мерами,
процессами последнего времени. Взятая в целом, ситуация в стране с
интеллектом и культурой опасно противоречива. Из противоречия
надо выходить.
Теперь о проблеме «суверенной демократии». Меня
совершенно не пугает сам этот термин - по ряду простых причин. Как
историку философии, мне не раз приходилось прослеживать динамику
ценностей- гуманитарных, гуманистических, политических и т.д.
И все ценности всегда рассматривались и развивались так, что
сначала выдвигался общий и броский, яркий лозунг; потом
начиналось его интенсивное уточнение. Возьмите известный лозунг
«свобода, равенство, братство». Сразу после того, как он был
выдвинут, немецкая классическая философия стала уточнять ценность
свободы индивида, объединяя ее с ответственностью, согласовывая
со свободой других людей; была также подвергнута критике
ценность равенства. Есть только один принцип всеобщего равенства,
говорил Кант, - это равенство всех перед законом. Равенства,
утверждал Гегель в «Философии права», нет и быть не может.
С тех пор, как были произнесены слова о «демократии» и
демократическом строе в греческом мире (я не могу входить в
обсуждение ни философии Платона, ни учения Аристотеля), - так вот,
с тех пор, как вообще произошло оформление дискурса о
демократии, все время шло и до сих пор идет уточнение сути, принципов,
ценностей демократии, ее смысла, процедур, значимости.
Какое именно уточнение понятия и ценности демократии
происходит в современном мире? Я вижу в термине «суверенная
демократия» лишь одну из линий таких довольно многочисленных
уточнений. И думаю, что по крайней мере в трех отношениях дан-
371

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ное уточнение вполне обоснованно. Об одном говорил здесь
Э.Ю. Соловьёв — оно касается международного права и тех его
формулировок, которые так или иначе фиксируют суверенность
национального государства в пределах любых объединений,
союзов, что в высшей степени актуально именно сегодня. О втором
уточнении говорил Т.И. Ойзерман: о суверенной демократии не
только у нас спорят, фактически о ней идет речь в немалом числе
политических документов, исследований, в речах политиков.
Например, столь актуальные в нашем веке споры - а также
референдумы с четким «нет» - относительно конституции ЕС реально
и конкретно означают глубокую озабоченность государств и
народов как раз непростой проблемой сохранения своего
экономического, политического, культурного суверенитета в условиях очень
быстрого (некоторые обоснованно предполагают: в историческом
смысле слишком поспешного) объединения в наднациональный и
институционально, конституционно закрепленный союз. А третье
уточнение заключается в том, что и глобализация повысила
ценность суверенности государств. Это совершенно ясные
тенденции: страны мира об этом беспокоятся. В-четвертых, растет
озабоченность тем, чтобы прочно объединялись именно суверенитет и
демократия. Поскольку суверенитет это по существу и есть
самостоятельность, самоправомочность государств, а также
большинства населения, народа, то он напрямую касается именно самой
демократии. И потому нарушения суверенитета особенно
болезненно сказываются и переживаются в тех конкретных случаях,
когда «демократические» процедуры - в противоречии с сущностью
демократии - просто «импортируются» и насильственно, вопреки
демократической воле народа, насаждаются в качестве «готового»,
в других странах «испеченного» продукта. Нередко в результате
получается: сами по себе важные, ценные, как будто
стабилизационные демократические процедуры настолько извращаются,
выхолащиваются, что становятся (в странах, принявших демократию
извне, как ввозят товары импорта) источником хаоса,
последующей грызни «демократически» насаженных из-за рубежа
правительств, так или иначе подкормленной правящей верхушки,
а также непродуманных, будто бы «демократических» реформ, на
деле губительных для народа. Нет ничего удивительного в том,
' Многие западные авторы, пишущие о демократии, подтверждают это.
«... В отсутствие конституционного либерализма, - пишет, например, Фарид За-
кария, редактор журнала "Newsweek International", - введение демократии в
расколотых обществах в действительности спровоцировало возникновение
национализма, этнического конфликта и даже войны». Zakaria Fareed. «The Rise of
Illiberal Democracy» // Foreign Affaires. November/December 1997. P. 22-43.
372

Глава четвертая. НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ...
что итогом становится обидное и горькое недоверие больших
масс обманутого народа к демократии; это и в разных, и в
сходных формах происходило на наших глазах в странах бывшего
социалистического лагеря, отчасти и в России.
В этом смысле прав (но прав лишь отчасти) В.М. Межуев,
когда говорит, что добавление прилагательного «суверенный» к
термину «демократия» как бы излишне и ведет к тавтологии, ибо
подлинная демократия должна быть суверенной по определению.
Между демократией и суверенитетом как будто бы не должно быть
несоответствий, противоречий. Так-то оно так, однако на практике
ничего «истинного» не бывает, и «тавтология» часто исчезает.
И поэтому такие «кентавры», как «несуверенная демократия», на
практике (и даже в принципе) вполне возможны. Например, для
современной социальной практики даже достаточно типичны такие
особые формы-«кентавры», как уже упомянутая насаждаемая,
«импортируемая», т.е. не суверенная демократия или наличие
отдельных демократических форм в суверенных и, вместе с тем,
авторитарно управляемых государствах (последние некоторыми
авторами именуются «нелиберальными, illiberal, демократиями»).
Вот почему, если я правильно понимаю не только В.Ю. Суркова,
но и других авторов, из-за отмеченных болезненных процессов
потребовалось акцентировать именно такое качество - согласна,
внутреннее, сущностно и ценностно присущее демократии - как
суверенность государства и народа, в нелегкой борьбе с прошлым,
с остатками недемократических режимов вступающих на путь
демократии. И ведь его, этот путь, особенно трудно обрести народам
по собственной воле и благодаря собственным усилиям в условиях
исторических переломов, разрухи, распада, с одной стороны, и
отнюдь не демократических притязаний сложившихся центров силы
на мировое доминирование, с другой стороны. Отсюда - простой
и теоретически заведомо понятный, кажущийся чуть ли не
тавтологичным тезис, которому, увы, практика международных и
внутригосударственных отношений весьма часто противоречит:
демократия тогда и только тогда отвечает своей сути, когда она
формируется — пусть постепенно, трудно, с противоречиями — на
внутренних основаниях, благодаря воле и действиям (большинства)
народа в самостоятельном государстве и, конечно, с уважением к
мнениям, правам меньшинства. Иными словами, когда она
формируется и закрепляется благодаря прочному суверенитету, правам и
обязанностям народа и государства. Так я понимаю суть и пафос
идеи суверенной демократии. И, повторяю, какой бы элементарной
на уровне теории ни казалась эта констатация, на практике - как
было показано - многие болезненные проблемы кроются в факти-
373

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ческом распадении единства принципов суверенитета и
демократии. Вряд ли можно отрицать, что за таким распадением стоят
фундаментальные проблемы современного мира.
В.Ю. Сурков в своих комментариях к дискуссии, правда,
сказал, что сам термин «суверенная демократия» ему не так уж и
важен и что он «отчасти провокационен»... Пусть так, пусть суть
дела не в условном термине; но объективные процессы и идеалы-
ценности обретения и сохранения государством, народом, в
частности Россией, суверенитета, т.е. многосторонней
самостоятельности в процессе упрочения демократии, столь же важны, сколь и
драматичны. А уж какой термин лучше всего к ним приладится,
покажет будущее. Отсюда, кстати, видно, что забота об
органичном соединении суверенности и демократии - это не какая-нибудь
чисто российская (тем более российско-правительственная), а об-
щецивилизационная забота, причем, в сущности - забота и об
общечеловеческой демократии как таковой.
Отсюда мне сподручно перейти к тому, что представляется
существенным недостатком этого документа. И не только его, а
вообще очень многих рассуждений и разговоров о демократии - как
на политической арене, в практике, так и в литературе, в том числе
в литературе философской. С теоретико-методологической точки
зрения большое упущение, как я думаю, состоит в том, что
процессы демократизирования как бы распадаются на отдельные,
локальные, частные события и меры, а общие тенденции и противоречия
развития демократии, характерные для всей современной
цивилизации, почти не принимаются в расчет и, больше того, подчас
искусственно и намеренно маскируются.
Скажу о политической арене. Мы отбиваемся от упреков в том,
что у нас в стране нет настоящей, подлинной (имеется в виду-
эталонной) демократии. Недостатки, слабости, коллизии нашей
молодой демократии - неокрепшей, торпедируемой многими
центрами силы, скомпрометированной очевидными ошибками тех
политиков, которые всуе, неоправданно прозвали себя
«демократами», «либералами» и т.д. - всё это вещи вполне очевидные и,
кстати, достаточно свободно, подробно обсуждаемые и критикуемые
в нашей стране (в том числе и мною, в моей последней книге
«Цивилизация и варварство в современную эпоху». М., 2007). Думаю
даже, что в российской литературе наши больные проблемы,
включая проблемы демократии, обсуждаются острее, шире, ближе к
самой жизни, чем это делают западные критики, плохо знающие
нашу жизнь и зачастую просматривающие ее сквозь призму
распространенных стереотипов, а потому сводящие издержки
формирующейся российской демократии к тому, что для жизни нашего
374

Глава четвертая. НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ...
народа не имеет первостепенного значения. И наоборот: главное
в проблеме демократии России - потому что первостепенно
важное именно для народа, его жизни и активности, - через такую
призму не просматривается. Но сейчас я веду речь не об этом.
Считаю, что о демократии в современном мире надо вообще
говорить на другом языке; этот требуемый - по моему убеждению
общецивилизационпый - язык определяется важной в данном
аспекте антиномией всей современной цивилизации. Антиномия же
состоит в том, что ни в какую другую эпоху не говорилось так
много парадных слов о демократии, никогда так торжественно не
утверждалась всеобщность этой ценности. Ни в какую эпоху не
было так много претендентов учить демократии, причем,
претенденты - это и страны, и индивиды, и группы, и институты. Итак,
здесь одна сторона антиномии. Другая сторона: демократия ранее,
даже в эпоху ее утверждения, не была в таком всеобщем
системном кризисе, как сегодня. Я тем более хочу защитить свою идею о
кризисе современной демократии и сослаться на согласных с этой
идеей авторов, что В.Ю. Сурков в замечаниях по поводу нашей
дискуссии, кажется, эту идею мягко оспорил. Правда, я согласна с
ним в том, что демократия, как всякий живой процесс, по
выражению В.Ю. Суркова, всегда «находится более-менее в кризисе». Но
полагаю, что именно сегодня, когда, с одной стороны, как будто
бы наблюдается более широкое, чем когда бы то ни было,
движение стран мира к демократии1, произошло, с другой стороны, явное
и количественное, и качественное накопление трудностей,
противоречий, провалов в этом очень важном и, видимо, необратимом
процессе. Впрочем, я тоже не держусь именно за слово «кризис».
Можно применить какое-то другое, менее драматизирующее слово,
лишь бы мы не упустили из виду всю серьезность, в определенной
мере и беспрецендентность, упомянутого накопления глубоко
негативных сторон, аспектов, вызовов в функционировании и
развертывании современной демократии. (Не хотелось бы выполнять
роль Кассандры, однако опасаюсь, что о кризисах разного рода
придется говорить и в будущем. Ведь нарастающий сегодня и
точно идущий из США, распространяющийся по глобальному миру
экономический кризис весьма серьезен. Он свидетельствует, среди
прочего, об объективно слабом участии народов и стран мира
в определении своих судеб, т.е. по крайней мере о дефиците, если
1 Так, упомянутый Ф. Закария (еще в 1997 году) отмечал: «Сегодня 118 из 193
стран мира являются демократическими, охватывая большинство населения
Земли (54,8 %, если быть точным), значительный рост по сравнению даже с прошлым
Десятилетием» ( Zakaria F. Op. cit. P. 22).
375

РАЗДЕЛ 111. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
не впрямую о современном кризисе демократии как суверенной
власти народов.)
Поэтому в принципе имеет смысл хотя бы кратко резюмировать
горячо и широко обсуждаемые и в специальной литературе, и в
жизненном мире, вплоть до самых его корней (grass roots),
фундаментальные проблемы и противоречия именно современной
демократии. (Вообще-то очевидно, что это трудно сделать без
назревшего, и тоже именно современного, обсуждения сути демократии
как общецивилизационного процесса, без целостного ответа на
вопрос: что такое демократия «по понятию» — разумеется в
теоретическом, скажем гегелевском, значении слов, взятых в кавычки.
Такой дискурс в мире уже развернулся. Но в кратком тексте от
подробной экспликации современного понятия демократии
приходится, увы, отвлечься...)
Изучая литературу вопроса, которая растет лавинообразно,
можно выделить следующие приметы того, что я называю
современным кризисом демократии. Общую формулу всех этих
кризисных явлений можно обозначить заглавием опубликованной в США
книги Р. Энтмана: «Демократия без граждан» .
Прежде всего, обострилось характерное противоречие, которое
существовало и раньше, но, возможно, не было таким кричащим.
Когда принципы демократии только начали формироваться (в
Европе это время относят к XVII—XVIII векам), то отцы
демократических идей, в частности, отцы либерализма, не предполагали, что
«чистые» принципы-идеалы когда-то и где-то будут воплощены
в «чистом» же виде, хотя частичное воздействие идеалов,
принципов предполагалось и практиковалось (например, при составлении
различных нормативных документов - Декларации прав человека
и гражданина, а также при написании Конституций). В XX веке,
особенно в его второй половине, когда в прошлом остались
мировые войны (не войны вообще!), довольно стремительно сложилась
особая и очень опасная тенденция, при которой некоторые
государства - конечно, стараниями и устами вполне определенных
политиков и идеологов - объявили себя чуть ли не полномочными
представителями демократии как таковой. Они присвоили себе
(признанный также некоторыми политиками и идеологами других
стран) мандат на то, чтобы судить и осуждать другие страны,
а главное, внедрять доступными им, в том числе насильственными,
военными средствами, «стандарты», формы, процедуры
демократии в этих и других странах, правление в которых рассматрива-
1 Entman RM. Democracy without Citizens: Media and the Decay of American
Politics. N.Y., Oxford University Press, 1989.
376

Глава четвертая. НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ...
лось - иногда оправданно - как антидемократическое,
диктаторское, авторитарное. Итак, частное, особое, характерное для одной
страны или группы стран, и всегда, кстати, противоречивое
положение вещей, непосредственно и фактически выдавалось за
воплощение всеобщего (демократии как таковой), за его будто бы
реализованный «образец», «эталон». Это была и есть и
теоретическая, и практическая ошибка, которая уже принесла и еще
принесет много вреда для идей и процессов демократии. Все
произошло на фоне того, что именно в последнее время явственно
обнаружены и четко зафиксированы довольно многообразные и, увы,
устойчивые антидемократические тенденции. Скажу о наиболее
явных.
Антидемократические тенденции
внутри современной демократии
1. Доказано, что страны, объявляющие себя или объявленные
другими «эталонно-демократическими», страдают многими плохо
совместимыми с демократией и даже антидемократическими
пороками управления и политической жизни народа.
2.Участившиеся в XXI веке эксцессы насильственной, тем
более через военное вмешательство «учреждаемой» демократии
противоречат самой ее сути, что фиксируют специалисты-теоретики' и
совершенно точно отвергают народы «облагодетельствованных»
государств.
3. Реальная политика современных межгосударственных
союзов, на знаменах которых были написаны прежде всего лозунги
демократии, строится пока что на «отсутствии демократической
субстанции» и «дефиците демократии», - так сказал о политике ЕС
видный философ Ю. Хабермас, кстати, горячий защитник этого
Союза. Об этом же твердо говорят и другие авторы .
«Именно универсалистская сущность демократии и прав человека
запрещает насаждать их огнем и мечом», - пишет Ю. Хабермас (Расколотый Запад.
М., 2008. С. 37).
«... Европейский проект, стратегическая цель которого — унификация
европейского пространства на либеральных принципах, важнейшими из которых
являются демократия и гражданские свободы, по сути своей не слишком
демократичен» (Шимов Ярослав. Европейский проект и демократия // «Логос». № 2 (42),
2004. С. 83). Автор говорит также об «элитарности и технократизме европейского
проекта», идущих вразрез с демократическими декларациями лидеров ЕС (Там
же). Богата подобными аргументами опубликованная в том же номере «Логоса»
статья Президента Чешской республики Вацлава Клауса «Почему я не
"европеист"?».
377

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
4. Несмотря на то что именно в XX и XXI веках в отдельных
странах как будто сгладились характерные для прежних столетий
кричащие контрасты между богатством и бедностью, в «эпоху
демократии» снова в глобальном масштабе нарастают чрезвычайно
острые (чреватые грозными событиями) проблемы и противоречия
именно в области «экономической демократии», причем и в
относительно благополучных, а тем более в бедных странах.
Одновременно в эпоху глобализации растет, как известно, напряженность
в отношениях между бедными и богатыми странами - в
отношениях, которые во многих случаях трудно назвать соответствующими
принципам международного демократизма. Я полагаю, что весьма
немногочисленной, но в высшей степени влиятельной прослойке
современных богатеев разных стран очень требуется новый Лютер
и новая социально-нравственная реформация. Об этом же резко и
справедливо говорил выдающийся писатель и мыслитель
Александр Солженицын, призывавший богатеев из стран «золотого
миллиарда» - перед лицом нищеты, голода, бедности и всяких
иных антицивилизационных страданий остальных миллиардов
населения земли - умерить свои стяжательские, потребительские
и всякие иные притязания. В самом деле, миру требуется
универсальная и именно цивилюационная коррекция. Безоглядное
делание денег на одном полюсе и голод, страдания, болезни - на
другом, создают морально и нравственно непристойный контраст
прежде всего в странах массовой бедности, например в России
(разнузданное, кичливое, безвкусное поведение печально
знаменитых новых русских богатеев - это, конечно, их плевок прежде
всего в сторону собственного бедствующего народа). Но и накопление
основных баснословных богатств современного мира, кричащая,
почти «царская» роскошь жизни богатых именно в странах,
претендующих на «эталонный» демократизм и на его «внедрение»
в жизнь других народов, - одна из самых существенных черт кризиса
современной цивилизации, в частности и ее демократии, грозящая
глобальными взрывами, конфликтами, в том числе и военными.
5. В силу всего сказанного в широких слоях народа в разных
странах усилилось недоверие к демократии; все распространеннее
мнения, согласно которым в наше время демократия стала своего
рода ширмой, воздвигаемой и даже специально оплачиваемой для
того, чтобы за демократическими кулисами кучка баснословно
богатых по своей воле и по своим законам управляла, притом
глобально, современным миром.
6. И действительно, есть очень много примет и признаков,
свидетельствующих о выхолащивании демократических форм, так
сказать - о загрязнении демократии. Для всего мира это харак-
378

Глава четвертая. НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ...
терно: как только готовятся и происходят какие-либо выборы, как
только решается вопрос о власти, так сразу начинаются мощные
выбросы всего черного и серого, что связано не с «чистыми»
идеалами демократии, а с ее «нечистой» фактической реализацией.
Есть наиболее распространенные сегодня эксцессы, которые
сужают, компрометируют демократию. При этом ведь демократию
связывают как раз с выборными процессами главным образом и по
преимуществу, в чем я тоже вижу одно из проявлений ее кризиса.
Считается, что мы демократы уже тогда, когда организовали
выборы, провели их; уж как там они прошли, под чьим наблюдением, -
в зависимости от этого бывают разные оценки. Правда, контроль за
властью подразумевается - и со стороны гражданского общества
данной страны, и международных наблюдателей. Но каковы в той
или иной стране институты гражданского общества, - очень
большой и трудный вопрос. А наблюдатели от международных
организаций, как выясняется, - судьи отнюдь не беспристрастные. Еще
одно важное обстоятельство: все демократические выборно-
властные процессы и процедуры требуют сегодня очень больших,
постоянно растущих денежных масс, административных ресурсов ,
вмешательства групп давления, и, как сказано, обрастают черным
пиаром, а то и прямыми нарушениями закона, криминальными
разборками и т.д. Но ведь все чудовищные суммы тратятся отнюдь
не случайно (причем во многих конкретных случаях даже
известно, кем и зачем они инвестируются). И тут опять, простите, даже
не пахнет демократией в строгом смысле этого слова. Сути, телосу,
что ли, демократии такое ее вырождение, конечно, не
соответствует. Но ведь тенденция чуть ли не повсеместная, и наблюдается
она также и в демократических странах с давними традициями.
Например, в США избиратели хорошо знают, какими огромными
деньгами оплачивается сегодня их демократия, и оправданно
задают себе вопрос, совместимо ли все это с сутью демократии.
7. На мой взгляд, корни болезней современной демократии
связаны не только и даже не столько с выборами и другими
подобными процедурами, а с центральным вопросом: действительно ли за
демократическим фасадом власти индивиды из самых широких
слоев народа могут отстоять свои коренные права и свободы, свое
человеческое достоинство в реальном процессе жизни? С этой
точки зрения - бесспорно, главной, фундаментальной для демокра-
«С ростом цен на электоральную политику власть денег переходит в
политику таким образом, что начинается процесс разложения честной
демократической борьбы» (Ринген Стейн. Распределительная теория экономической
демократии // «Логос». № 2 (42). 2004. С. 131 (курсив мой. - Н.М.).
379

РАЗДЕЛ III. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕИСКОЕ ЕДИНСТВО
тии, - во многих странах есть дефицит демократии, т.е.
напомню, власти народа и его защищенности перед лицом всякой
другой власти. Вот где корениться главное проявление кризиса;
проблема подлинной, реальной демократии состоит ведь в том, что
большинство людей из народа имеет представление о ценности
демократии, хочет реализовать свои права, - и не может. Всё
буксует. Ибо коррупция, бюрократизм плохи не только сами по себе,
но и потому, что они блокируют реализацию и развертывание
демократии в самой гуще повседневной жизни. Власть «суверенна»,
т.е. мощна и правомочна в своих отношениях с широкими массами
народа, а народ не обладает «суверенностью» в своих отношениях
с властью. Напомню, что принцип суверенности народа еще со
времени Руссо был чуть ли не синонимом демократии. Это еще
один позитивный оттенок смысла суверенной демократии. И
нарушение суверенности народа характерно не только для России,
хотя для моей родины я вижу здесь проблему всех современных
проблем. Здесь - общее цивилизационное положение, относящееся
к повседневной, реальной, не к прокламируемой, а к фактической
демократии.
В силу сказанного, я вижу недостаток и этого документа, и
литературы, посвященной демократии, вот в чем: в них очень мало
задействованы цивилизационная тематика и программатика, не
говоря уже о теории цивилизации.
В процессах необходимых сейчас и в будущем уточнений,
корректировок как общей концепции демократии, демократических
ценностей, так и реальных процессов, процедур демократии
совершенно необходимо смело, решительно, последовательно
учитывать цивилизациопные измерения и аспекты. Это надо делать
из-за упомянутого кризиса демократии, который, несомненно,
имеет общецивилизационные причины. Суть и главный
исторический исток современного общецивилизационного кризиса
демократии я вижу в том, что возникшие в древности и до сих пор
«эксплуатируемые» формы выборно-представительной демократии
создавались для малых полисов и довольно плохо функционируют
в больших государствах современности, в условиях сложнейших
социальных процессов и форм. Дело в цивилизационной
обусловленности современного кризиса демократии - и выходы из него
следует искать именно в цивилизационных структурах, импульсах,
аспектах.
Почему «мы», т.е. человечество в целом, включая население
многих стран, все-таки не отказываемся от демократических форм?
380

Глава четвертая. НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ...
Потому что они себя исторически, цивилизационно оправдали. Но
человечество сегодня находится перед коренным историческим
вызовом. Знаменитое изречение Черчилля о том, что демократия,
конечно, имеет недостатки, но ничего лучшего люди пока не
придумали, звучит сейчас не как оправдание, а как обвинение. Если не
придумали - значит, плохо думаем и даже не хотим думать.
Нужно всем демократическим миром отлаживать уже
существующие и именно придумывать новые формы, процедуры демократии,
которые опираются на цивилизанионные механизмы и
упреждают механизмы, варваризирующие демократию. Здесь, в частности,
должны лежать новые критерии оценки всех проводимых в той или
иной стране реформ. Критерии же эти должны быть именно
демократическими, причем жизнетю-демократическими, а не только
программно-лозунговыми, реально-результативными, а не только
формально-процедурными. Например, новые российские
национальные проекты должны оцениваться уже не только так, как это
делалось и делается обычно (скажем, сколько было освоено денег,
сколько появилось компьютеров, хотя все это хорошо, важно и
правильно). Но стало ли людям этой или другой местности - т.е.
народу - жить лучше, и не только в отдаленном будущем, а с
сегодня на завтра? По каким дорогам они ездят; оберегают ли их
правоохранительные органы; могут ли родители что-то сделать для
своих детей; как лечат людей; как учат детей; есть ли у широких
слоев населения возможность реально участвовать в политической
жизни страны и мира - это все настоятельные вопросы
цивилизации и одновременно, как сказано, проблемы демократии, т.е.
реального участия широких слоев народа в определении собственной
жизни и судьбы.
Но в целом я хочу повторить: я с интересом прочитала этот
документ и, в общем, считаю его важным и положительным
явлением. Он раздвигает возможности нашего общего разговора. Это,
в частности, начало диалога власти и философов как
представителей гражданского общества, и хорошо, если это начало будет
иметь какое-то продолжение.
381

РАЗДЕЛ IV
ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО
КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ*
Раздел написан в 2008 году.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Постановка вопроса
С проблематикой гражданского общества дело обстоит
примерно так же, как и с темой цивилизации. Слова «гражданское
общество» употребляют даже много чаще, но что они должны
означать, как правило, не разъясняют. О создании и
совершенствовании гражданского общества много говорили и говорят, но для
этого и много делают на Западе. Что касается России, то в 90-х гг.
XX и в начале XXI вв. в литературе выработалось грустное клише:
справедливо отмечают, что о гражданском обществе у нас не
разглагольствовали «только совсем ленивые»- из целой армии
политиков и политологов, журналистов, вообще из тех, чьи громкие
призывные голоса приходится слышать то и дело, причем почти
одновременно на разных каналах телевидения. Они наперебой
убеждали и сейчас убеждают друг друга и население, сколь
важно, наконец, построить и в России гражданское общество,
дефицит которого, что признано, наблюдался у нас на протяжении
веков, в частности в советское время. Но сегодня для страны,
которая выстраивает демократические порядки в широком смысле
этого слова, отсутствие или крайняя слабость такой - самой
глубинной и самой широкой в современном значении - системной
демократической структуры, как гражданское общество, оправданно
считается нетерпимым. Соответственно и в теоретических
работах, подчас прямо посвященных теме гражданского общества,
часто упоминается о том, что его построение и
совершенствование в нашей стране- требование назревшее, а возможно и
перезревшее.
Но несмотря на всяческие шумы (а быть может, и «благодаря
им» - из-за забалтывания проблемы), гражданское общество в
глубоком, как мы увидим далее, специальном смысле этого слова
и в новой России не оформилось. Можно сказать и сильнее: в
нашей стране есть в этом отношении двуединый дефицит.
Во-первых, у нас еще нет гражданского общества в смысле
реально работающей, развитой, массовидной цивилизационной
383

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
структуры, вернее, системы особых структур. А есть лишь
отдельные, почти не связанные друг с другом маломощные
организации, многие из которых едва ли оказывают влияние на жизнь
страны и существуют как бы для самих себя и очень узкого круга
лиц. Другие же организации, в классических теориях относимые
к гражданскому обществу (скажем, профсоюзы или политические
партии), не только не избавились от государственной опеки,
типичной для советской эпохи, но и подверглись, в некоторых
случаях едва возникнув, новому «огосударствлению».
Во-вторых, и в теории пока нет систематических,
основательных, операциональных для практики исследований на эту
тему, в должной мере использующих достаточно богатый опыт
истории мысли и сегодняшние достижения мировой литературы
вопроса. Во всяком случае, мне не удалось обнаружить чего-то
относительно цельного ни в философии, ни в других социальных
и гуманитарных дисциплинах, хотя отдельные наработки и
разработки имеются и будут заботливо использованы в данном разделе.
Отсутствие системной современной теории гражданского
общества, скорее всего, факт не случайный и объясняется в первую
очередь отсутствием артикулированного социального спроса именно
на систематический, по необходимости сложный, многосторонний
анализ, не укладывающийся в пару хлестких фраз. Ибо на этапе,
на котором мы находимся, - когда это общество не строят, а
только взахлеб говорят о нем, вполне «достаточно» призывов,
всхлипов, вздохов, восклицаний...
Однако, вопреки расхожим представлениям, при
возникновении потребности в системных же действиях в данном
направлении теоретический дефицит даже более нетерпим, чем
практические просчеты. И понятно, почему: ведь ещё до действительных
практических усилий по построению чего бы то ни было
активным силам общества надо понимать, что же именно предстоит
построить. А значит, понятийные прояснения, лучше всего в их
добротной форме, следует предпослать практическим шагам по
построению гражданского общества в нашей стране. Философы,
конечно, не должны, в принципе, отрицать свою ответственность
за сложившееся положение дел, ибо само разделение труда в
сфере духа предполагает их работу над понятийной составляющей
столь важной проблематики социальной философии. И
расшифровка понятийных черт гражданского общества - одна из
актуальных функций философии (в её ипостасях социальной философии,
истории философской мысли). Если даже и признавать, что
отнюдь не все рассуждения, писания философов ex professo на
данную тему действительно способствуют такому понятийному про-
384

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
яснению, - то всё же был бы несправедлив упрёк в том, будто
мыслители прошлого и современные отечественные философы не
внесли серьёзного вклада в актуализацию и этого понятия, и
соответствующих концепций, принадлежащих (что я ещё попытаюсь
доказать) к числу давних, но в то же время достаточно зрелых
теоретических социально-философских проектов, оказавшихся
способными к практической реализации. Об истории философии,
т.е. о вкладе некоторых крупнейших мыслителей прошлого во
внедрение и разработку понятия гражданского общества, будет
идти речь в ходе дельнейшего изложения, более всего - при
раскрытии содержания этого понятия. Но были и достойные
внимания разработки в отечественной философской мысли последних
десятилетий: некоторые видные философы нашей страны (их
имена и ссылки на их работы тоже будут приводиться по мере
дальнейшего анализа проблемы) раньше политиков
почувствовали социально-исторический запрос на упомянутое прояснение и
загодя, впрок предложили соответствующие разработки1.
Предложить-то они предложили, но воспользоваться разработками -
при том, что, как сказано, о гражданском обществе
«сладкоголосые птицы» политики пели на каждом углу- оказалось
практически некому... То же, впрочем, имело место и в случае
понятийных, теоретических разработок других острых, практически
важных социальных проблем. (Это ведь наша давняя, очень
печальная традиция- неуважение «практиков» к философии и
философам).
До сих пор представители достаточно многочисленной армии
разглагольствующих о гражданском обществе так и не
удосуживаются поискать вразумительный ответ на изначальный вопрос,
который еще в 2002 г. остро поставил A.A. Гусейнов на
специальном заседании круглого стола журналов «Вопросы философии»
и «Государство и право», объединившего философов и юристов
и посвященного интересующей нас проблематике : «О чем мы
говорим, когда говорим о гражданском обществе?». Не устарел не
только сам вопрос, но и предположение Гусейнова о том, почему
в нашем обществе не торопятся получить на него достаточно
основательный понятийный ответ. Приведу красноречивую цитату
из его выступления: «О гражданском обществе как актуальной
1 Эти философы- B.C. Библер, В.В. Бибихин, М.К. Петров (об их идеях -
позже).
2 В этом обсуждении - продуктивном диалоге философов и юристов - был
предложен целый ряд продуктивных понятийных ходов и подходов, па которые
далее мы еще' будем ссылаться.
13 3ак. 2409
385

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
задаче мы начали говорить в связи с демократическими
преобразованиями в стране. Прошло более десяти лет, но ясности в этом
вопросе нет. Если понятие гражданского общества в том виде,
в каком оно фигурирует в современном российском общественно-
политическом дискурсе (в СМИ, речах идеологов реформ,
научной публицистике и тому подобных источниках), подвергнуть
элементарному логическому анализу, взяв за критерий хотя бы
простейшее требование однозначного употребления терминов, то
картина получится обескураживающей. В одном случае под
гражданским обществом понимается структурная единица (сфера)
общества, обозначающая зону между индивидом и государством;
в другом - общество в целом, рассматриваемое к тому же в
качестве цели, идеала («Мы строим гражданское общество» - одно из
привычных выражений реформаторской лексики); в третьем -
совокупность налогоплательщиков, которые, как считается,
нанимают государственных чиновников; в четвертом -
негосударственная сфера политической жизни, в качестве типичного
выражения которой фигурирует, в частности, многопартийность; в
пятом - неполитические формы общественной активности типа
гражданских инициатив; и т.п. Дотошный исследователь, думаю, мог
бы насчитать десятки, а то и сотни такого рода определений. Это
ускользающее мерцание смыслов нельзя считать просто
следствием интеллектуальной беспечности. Оно функционально и
функционально именно тем, что является ускользающим. Дело в том,
что понятие гражданского общества в российском общественном
сознании несет на себе по преимуществу идеологическую
нагрузку, призвано духовно-теоретически санкционировать
происходящие в стране преобразования. В обоснование этого утверждения
можно привести хотя бы следующее соображение: при всей
размытости, неопределенности фактического содержания понятие
гражданского общества во всех своих многообразных и
эклектично-противоречивых контекстах имеет тем не менее позитивный
ценностный смысл. Никто не может сказать толком, что такое
гражданское общество, но все знают, что это - хорошо. За
гражданское общество, как и за мораль, культуру, процветание России
и тому подобные высокие цели, стоят все от либералов-
западников до коммунистов. Понятия такого рода содержат
огромный демагогический потенциал и применительно к ним речь
следует вести не столько о том, что они выражают, сколько о том,
что они скрывают (прикрывают, искажают)»1. К сожалению, эта
тревожная констатация остается справедливой и сегодня.
' См.: «Вопросы философии». 2002. № 1. С. 30.
386

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Это верно зафиксировал В.М. Межуев в одной из самых
последних работ, специально посвященных тематике гражданского
общества: «Сегодня о желательности и необходимости
гражданского общества пишут и говорят многие, но не всегда ясно, что,
собственно, имеется в виду, какими критериями
гражданственности общества и населения руководствуются те, кто рассуждает на
эту тему»1. (Довольно часто, кстати, при попытках дать
определения опираются на интуитивную этимологию - что видно и в
процитированном отрывке: дело-де идет о «гражданственности»
общества и населения».) Правильнее, конечно, опираться на более
развернутые понятийные и продуманные формулировки
профессионалов, к числу которых я отношу следующее определение того
же В.М. Межуева: «Под гражданским обществом (или обществом
граждан) принято понимать совместные (коллективные) действия
людей в сфере не их приватной (частной), а публичной (или
общественной) жизни, причем в условиях, когда она перестает быть
монополией властных элит- как традиционных, так и
современных. Это именно сфера действий, поступков людей, которые
могут носить как стихийный, так и организованный характер,
получая в этом случае организационную форму неправительственных,
негосударственных объединений, союзов, ассоциаций,
функционирующих по принципам самоорганизации, самоуправления и,
как правило, самофинансирования. Непосредственно гражданское
общество предстает как сложившаяся независимо от властной
вертикали, существующая помимо нее система горизонтальных
связей и отношений, охватывающая собой значительную часть
населения. Не паспорт, а реальная включенность человека в эту
связь превращает его из гражданина de jure в гражданина de facto»
(Там же. С. 6. - курсивом я подчеркнула те узловые моменты
определения, о которых вразбивку упоминают и другие
специалисты). Для последующего разговора вполне можно (но чисто
предварительно) опираться как на это общее философское
определение, так и на разъяснение (цитируемого в статье Межуева)
английского социолога Э. Гидденса о том, что «ни рыночная
экономика, ни демократическое государство не могут эффективно
функционировать без цивилизующего влияния гражданских
ассоциаций». (Там же. С. 7.- курсив мой, Н.М.). (Однако и к этому
понятийному определению, лучшему из сейчас имеющихся, у
меня есть претензии. Как постараюсь показать далее, ещё предстоит
Межуев В.М. Гражданское общество и современная России // Человек и
культура в становлении гражданского общества в России. М, 2008. С. 3. Далее
Цитируется как «Гражданское общество...», 2008.
387

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
поработать над рядом коренных черт гражданского общества, не
нашедших отражения в этом и в других определениях). Итак,
предстоит работа, которую должны выполнить и по традиции
выполняют именно философы - ответить на вопрос: что такое
гражданское общество согласно его теоретическому понятию!
Дальнейший философский анализ понятия гражданского
общества будет строиться в этой главе следующим образом. Сначала
речь пойдет о типологических трудностях, уже обнаружившихся
в теоретическом дискурсе (не только философском) при
осмыслении данного понятия и состоящие - скажу, забегая вперед - в его
отождествлении с родственными, сопредельными понятиями
(общества, государства, правового государства, общественного
договора). А затем будет сделана попытка- разумеется, при опоре на
историко-философский и современный материал, на уже
имеющиеся, верные хотя бы в частностях понятийные разъяснения -
выстроить развернутое современное понятие гражданского
общества.
Трудности определения понятия
гражданского общества
Сначала скажу о наиболее типичных понятийных трудностях,
амбивалентностях, смешениях.
Они возникают прежде всего тогда, когда «гражданское
общество)), - а оно должно быть специальным понятием социальной
философии, других наук об обществе - неправомерно
отождествляется (прав А. Гусейнов) с обществом, социумом как таковым,
с деятельностью населения как таковой- на том реальном
основании, что любое общество с древних времен (после появления
государства) состояло и состоит из граждан данного
государства^. Соответственно подразумевается мобилизация ими такого
' Уже в древности, впрочем, реально появились (и обсуждались в теории)
«вычеты» из сообщества граждан и из понятия гражданственности. Например, в
рабовладельческом обществе древней Греции рабы, метеки, женщины были
полностью или частично лишены прав полноценных граждан государства (полиса).
В современном мире сей давно отживший, вместе с рабством, способ заведомого
лишения гражданских прав возродился в новых государствах Балтии, которые
ввели категорию «пе-граждан» для достаточно массовых групп населения,
неправовым образом «отчуждаемых» от сфер гражданственности по
национальным, этническим признакам. Какой-то части населения не только не вменяется,
но даже запрещается проявлять качества активной и самостоятельной
гражданственности: им не предоставляются многие права граждан, однако от них
ожидается поведение, ещё более строго увязываемое с обязанностями члена
государства, чем в случае полноправных граждан.
388

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
качества, как гражданственность. Конечно «гражданственность» -
как характеристика активных действий, поступков, сознания
отдельных людей и социальных групп главным образом в
политической, государственной сфере - имеет, как мы увидим далее,
отношение к гражданскому обществу. Но понятия
«гражданственность», «общество» и «гражданское общество» - отнюдь не
синонимы. Между тем в какой-то части литературы они именно так
воспринимаются и описываются .
Следствием является во многом неопределенное, даже
туманное, слишком общее содержание, вкладываемое в понятие
гражданского общества. Тогда, например, оказывается, что для
построения гражданского общества достаточно побуждать
индивидов, вместе образующих население страны, исправно и
сознательно выполнять их долг граждан государства, пользуясь
гражданскими правами, зафиксированными в Конституции. И пусть это
имеет отношение к теме гражданского общества (какое именно,
мы покажем впоследствии), здесь - всего лишь один момент,
причем не только не исчерпывающий, но, пожалуй, не коренной для
темы гражданского общества.
Ибо реальное гражданское общество как особая
социальная структура имеет своими специфическими задачами (не
исполняемыми непосредственно другими структурами, например
государством, и в их сфере) создание внутри того или иного
социума дополнительных (к уже существующим)
объединений, структур, полей действия, о чем подробнее речь пойдет
впоследствии.
Итак, говоря о трудностях на пути поисков содержательного
понятия гражданского общества, необходимо с самого начала
отметить и зафиксировать: хотя это понятие невозможно определить
без соотнесения с другими понятиями (в первую очередь, с
понятием государства- и не только с ним), теоретическое соотнесение
не должно превращаться в смешение, отождествление с этими
родственными понятиями.
В соотнесении понятий «государство» и «гражданское
общество» важно следующее. Некоторые признаки второго понятия
' Например, это гго существу делается в интересной работе В.К. Левашова
«Социополитическая динамика российского общества (2000-2006)». В обширной
восьмой части книги «Гражданское общество и демократическое государство»
под гражданским обществом (правда, без специальных оговорок и доказательств)
понимается все, что происходит с населением страны, в данном случае России,
и о чем граждане имеют те или иные изучаемые социологией мнения. В книге
«Человек и культура в становлении гражданского общества в России» не редким
оказывается подобное же отождествление и смешение.
389

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
определяются в связи с первым, - когда говорят, что гражданское
общество это сфера жизнедеятельности между семьей и
государством, имеющее целью контроль активной части населения за
функционированием органов государства, т.е. действий
чиновников. Но ведь одновременно следует подчеркивать: объединения,
формы, процессы деятельности гражданского общества имеют
негосударственную природу; они должны сохранять
максимальную независимость от государства. Более того, раз
противодействие «огосударствлению» - это modus vivendi гражданского
общества, то и в теории надо заботливо следить за тем, чтобы понятия
«государство», «граждане государства» и понятие «гражданское
общество» не сливались друг с другом.
Вот почему при всех разъяснениях относительно предпосылок,
которые должны создаваться в государстве для возникновения и
функционирования гражданского общества, надо понимать и
подчеркивать, что эти государственные формы, действия, даже
структуры и институты «содействия» непосредственно
гражданским обществом ещё не являются.
Сказанное относится и к соотнесению структур, форм,
принципов правового государства и гражданского общества. Конечно,
тесная связь между этими двумя понятиями, соответственно,
формами социальной деятельности, имеется, что и фиксируется на
уровне общих ценностных преамбул. Так, Т.Б. Длугач в своей
статье «Правовое государство без гражданского общества?» вполне
оправданно ставит вопрос об их неразрывной - на уровне
принципов -«одновременности», взаимосвязи: без гражданского
общества нет правового государства во всей полноте этого понятия;
в неправовом государстве гражданское общество как бы и не
может возникнуть. Однако ведь на уровне исторических реалий дело
нередко обстоит так, как в нашей стране: надо строить
гражданское общество в условиях, когда ещё нет правового государства
в строгом, полном смысле слова; одновременно нельзя
отказываться от борьбы хотя бы за некоторые устои правового
государства на том основании, что пока не построено гражданское
общество, достойное этого названия. Весьма нередко в истории
отдельные успехи в построении правового государства достигались
при относительно слабом гражданском обществе (так, в
частности, было в истории ряда стран, когда само государство могло
ставить и частично решать проблемы прав человека,
совершенствования правовой структуры и т.д.). И наоборот: если - в борьбе с
диктатурой - создавались более мощные структуры гражданского
общества, они могли стать мотором для построения правового
государства.
390

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Далее, Т.Б. Длугач пишет (опираясь на теоретические
раскладки крупного отечественного мыслителя B.C. Библера):
«гражданское общество это общественный договор всех членов общества
друг с другом относительно своих основных прав...»1. Согласна,
что соотнесение данных понятий важно и нужно. Здесь дело,
действительно, обстоит так, что понятия эти, выражаясь словами
Канта (сказанными в другой связи), «ссылаются» друг на друга.
Однако на уровне искомых понятийных определений нас вряд ли
выручит такой (и логически не одобряемый) ход, как дефинирова-
ние одного понятия через отсылку к другому, отнюдь не
очевидному в своем содержании («гражданское общество это
общественный договор...»). При этом происходящее на понятийном
уровне - запрет на отождествление - тесно связано с тем, что
имеет место в самой реальности. Возьмем пример из той же области,
о которой говорит Т.Б. Длугач. Если и когда в государстве идет
борьба вокруг прав и свобод человека, т.е. - фактически - борьба
за обретение правового государства, то отнюдь не все в этой
борьбе относится именно к деятельности гражданского общества
(если, конечно, не происходит уже упомянутое неправомерное
отождествление «гражданского общества» и социума, общества
как такового, - на том, например, основании, что общество это
и есть сфера деятельности граждан, населения государства).
Итак, в той концепции, которую я развиваю и здесь кратко
представляю, большое и в известном смысле исходное значение
отведено спецификации основных понятий, которые, как
отмечено, не могут не быть соотнесены друг с другом. Как
мыслится проводить такую спецификацию - покажу далее также и на
примере уже упоминавшихся понятий «общественный договор»
и «гражданское общество».
Понятия «общественный договор»
и «гражданское общество»
В данном случае существенны два момента.
1. Первое понятие, как известно, появилось раньше и ещё до
возникновения второго приобрело широкое распространение в
философской, социально-политической литературе. А второе
понятие лишь впоследствии и постепенно выделилось,
отпочковалось от целой семьи родственных понятий.
' См.: Длугач Т.Б. Правовое государство без гражданского общества? //
Вестник российского философского общества. 2007. № 4. С. 101.
391

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
Я не могу входить здесь в понятийно-теоретическую и
практическую проблематику общественного договора. Скажу лишь, что
это понятие, которым некоторое время пренебрегали как якобы
иллюзорным, далеким от реальностей общества и истории, в наши
дни обрело новую жизнь и практическую силу, ибо обнаружилось:
именно наша эпоха с её стремительными и повсеместными
трансформациями стала и эпохой реальных, массовых заключений и
перезаключений общественных договоров. В данной связи нам
важны линии, и связывающие эти (с определенного момента)
параллельно употребляющиеся понятия, и отличающие их друг
от друга, именно «специфицирующие» их по отношению друг к
другу.
2) При всей традиционной укорененности, а также новой
актуальности общественно-договорных связей и отношений есть все
основания не лишать понятие общественного договора (вообще
семью «контрактных» понятий) специфического смысла, но также
и не подменять им (ими) понятие гражданского общества. Ибо
у каждого из них имеются своя специфика, свой смысл и своя
«онтология» - как специфическое выражение ухватываемых ими
реальных социально-исторических явлений или измерений.
Конечно, договорные аспекты есть и в практической работе
гражданского общества, и они могут быть специально помечены,
исследованы в контексте развернутых понятийных расшифровок.
И наоборот: при построении современных концепций
общественного договора небезынтересно специально выявить, какой тип
договорных отношений и как именно складывается в специальных
сферах функционирования гражданского общества, а также в его
отношениях с государством.
Отечественные авторы (среди них - В. Библер, Э. Соловьев,
Т. Длугач, Т. Алексеева и другие) внесли заметный вклад в
осмысление исторических и актуальных аспектов проблематики
общественного договора.
Так, Э. Соловьев, ссылаясь на Канта, доходчиво и ярко
описывает механизмы общественного договора как «намордник для
Левиафана», сплетенный из ряда «правовых ремней»1. Что ещё
весьма ценно в контексте нашего исследования: хотя идеи и
концепции общественного договора описываются у Соловьева, что
исторически достоверно, вне инстанции и понятия гражданского
общества, последние в первых как бы исторически «интендирова-
ны», «положены» (gesetzt sind), если воспользоваться термином
1 Соловьев Э.Ю. Категорический императив нравственности и права. М.,
2005. С. 217.
392

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
немецкой классики. Ведь если постулирована необходимость
обуздать намордником грозного Левиафана- а она была доказана
философской, правовой, политической мыслью Европы (по
крайней мере) XVII-XVIII вв., - то нельзя не задуматься о «не-левиа-
фанной», даже «контр-левиафанной» совокупности социальных
сил, способных (благодаря договорам, правовым механизмам
и т.д.) надеть такой намордник, следить за тем, чтобы он не
спадал, крепко держался. Значит, гражданское общество - как
система свободных объединенных действий населения - было уже
«запланировано» теорией и потом предъявлена практике.
Весьма тонкую и оригинальную, я бы сказала красивую,
трактовку общественного договора как понятия и концепции дал
крупный отечественный философ B.C. Библер. Хочу подчеркнуть:
Библер с 1967г. вел «Заметки впрок»- и упомянутая концепция
была в числе таких заметок, которые уже имелись к тому
времени, когда теоретическими разработками столь же глубоких, как
он, философов, могли бы воспользоваться практики, вроде бы
твердившие о необходимости построения гражданского общества
в нашей стране. Могли бы- но, увы, не воспользовались...
В. Библер избрал подзаголовком своей работы 1991 г. «О
гражданском обществе и общественном договоре» слова
«Размышления после пяти перестроечных лет» - когда, полагаю, он убедился:
взыскуемого гражданского общества в России не собирается
строить ни одно сколько-нибудь активное и влиятельное политическое
сообщество. А ведь гражданское общество, справедливо отметил
Библер,- «один из самых страшных дефицитов, лежащий,
обобщенно говоря, - в основе даже дефицита мыла и сахара, хлеба и
(культурных) зрелищ»1. Можно добавить: и сегодня, когда дефицита
товаров в России нет, отсутствие гражданского общества по-
прежнему остается «одним из самых страшных дефицитов» России.
Я не могу входить здесь в подробности библеровской
концепции общественного договора и гражданского общества. Вместе
с тем, продолжая заочный диалог с Библером, отмечу следующее.
Понятие «общественный договор», уже после своих первых
предъявлений в истории мысли вызвавшее ожесточенны споры
(и сначала задуманное первыми его «авторами» в качестве
фиксирования будто бы имевших место в истории особенностей
древнейшего состояния человеческого рода), в дальнейшем сохранило
смысл и значение, скорее, в виде некоторого - в правильном
изображении В. Библера (там же. С. 363)- als ob понятия. Что это
значит? А то, что оно не фиксирует, вопреки идеям ряда его ран-
1 Библер B.C. На гранях логики культуры. М, 1997. С. 356.
393

РАЗДЕЛ iV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
них теоретиков, некоторую отдельную реальность истории
какого-то древнейшего времени. И тем не менее у него есть своя,
пусть необычная, «реальность». Эта причудливая реальность-
в том, что ему соответствует необходимое измерение («срез») ци-
вилизационных действий и взаимодействий индивидов,
социальных групп, больших и малых, начиная примерно с эпохи
промышленной цивилизации. Справедлива следующая библеровская
характеристика данного измерения (вернее сказать: совокупности
измерений): «В такой цивилизации общество, экономика,
государство, когда-то возникшие исторически стихийно и
необходимо, должны - чтобы нормально функционировать-
предположить некую таинственную точку, в которой всё возникает
впервые, сознательно и ответственно...» (Там же. С. 363). Конечно,
у этого измерения - как измерения мысли,
социально-исторического полагания - подчас имеются конкретные и наблюдаемые
«актовые» проявления: они, например, имеют место тогда, когда
какие-либо субъекты действия и права (индивиды, группы,
организации, целые страны) в каком-то месте и в какое-то время
действительно заключают или, напротив, разрывают вполне
определенные договоры. Но суть, специфический акцент разбираемого
понятия - не только, осмелюсь сказать, и не столько в этом,
а в упомянутом моменте als ob: и не заключая впрямую
договорных отношений de jure, отдельные люди и их объединения,
включаясь в любую деятельность de facto, сразу оказываются
вплетенными в систему норм, обязательств, прав. И они вынуждены
действовать так, как если бы (als ob) какие-то договоры они когда-то
заключали и подписывали. Здесь, кстати, вообще заключается
одна из важных особенностей мировой цивилизации и одна из скреп
цивилизованного взаимодействия (почему увязывание у В. Библе-
ра цивилизационного измерения и аспектов «общественного
договора» вполне оправдано и весьма ценно).
Вернемся к теме соотнесения понятий общественного
договора и гражданского общества. Второе понятие имеет, по моему
мнению, иную природу, иную специфику, нежели первое.
Понятие гражданского общества фиксирует особые, обязательно
доступные непосредственному наблюдению сферы, формы,
результаты действий и взаимодействий - а если их нельзя наблюдать,
фиксировать, то гражданского общества (в данной стране, в
данном регионе, в данном поселении) попросту нет.
Мне, в частности, представляется, что при систематической
разработке интересующего нас понятия никак нельзя
останавливаться на предварительной чисто ценностной стадии понятийной
работы, когда в понятие гражданского общества включаются во-
394

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
обще-то важные общие ценностные требования свободы,
активности индивидов, их групп и объединений.
Понятие гражданского общества с первых шагов его
теоретической расшифровки (например, у Гегеля, что будет подробно
показано далее) включало, конечно, и ценностные предпосылки,
требования, но одновременно имело то огромное преимущество,
что строилось как операциональное понятие социальной
философии, философии права, потому и позволяющее использовать его в
качестве практического ориентира. Для этого, в частности,
потребовалось специфицировать его содержание, в частности, отличив
его от близких, но отнюдь не тождественных понятий. Так было
уяснено, что гражданское общество - сфера и форма
деятельности граждан государства, но складывающаяся отдельно и отлично
от собственно государственных структур. В этой деятельности
есть, в частности, «общественно-договорные» аспекты (например,
независимые профсоюзы договариваются с государством, с
бизнесом). Но эти измерения не исчерпывают, даже не специфицируют
структур, конкретных действий гражданского общества. Как и
наоборот: договорные измерения гражданского общества не
исчерпывают и даже не определяют специфики структурных связей
и действий, относимых к категориям договора, к «контрактным»
аспектам, которые должны быть взяты во всем их многообразии.
К сожалению, эти и другие понятийные тонкости, различения
далеко не всегда принимаются в расчет при обсуждении понятия и
проблем гражданского общества.
Есть и другие понятийные трудности, - в частности,
терминологические.
Терминологическое разъяснение
При позитивном анализе и построении понятия гражданского
общества необходимо учитывать терминологические проблемы и
трудности. А для этого надо совершить небольшой философско-
лингвистический экскурс.
В немецкой классической литературе по философии права,
откуда часто и берут это понятие, фигурирует термин «bürgerliche
Gesellschaft». Во избежание недоразумений (о которых ещё будет
идти речь) следует с самого начала учесть следующее разъяснение
(я цитирую известного немецкого гегелеведа В. Иешке):
«Латинский аналог, "societas civilis"- это, правда, традиционный,
восходящий ещё к античности термин. В естественном праве раннего
нового времени, начиная с Гоббса, "гражданское (bürgerliche)
395

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
общество" является понятием, противопоставленным
"естественному состоянию": человек должен покинуть естественное
состояние (status naturalis) и основать гражданское общество (societas
или status civilis), или "государство". Гегель, напротив, применяет
термин не в таком узком смысле: "гражданское общество" у него
означает расположенное между уровнями семьи и
государственными институтами взаимосвязанное переплетение [действий]
индивидов, преследующих свои частные интересы»1.
Иными словами, в немецкоязычной (в частности, гегелевской
и гелелеведческой) традиции в данном контексте понятие
«bürgerliche Gesellschaft» равнозначно «societas civilis», что
переводится именно как «гражданское общество». Трудность в том, что
в некоторых других контекстах (например, в литературе ГДР) «die
bürgerliche Gesellschaft» понималось и понимается как
«буржуазное (т.е. капиталистическое) общество». Отсюда пошло странное
толкование, которое выразил, например, В. Межуев: «Идущая от
Гегеля и Маркса идея отождествления гражданского общества
с буржуазным...» (что верно, да и то лишь отчасти,
применительно к Марксу). Что касается Гегеля, то у него термин «die
bürgerliche Gesellschaft», как видно из сказанного крупнейшим
современным гегелеведом В. Иешке, равнозначен «societas civilis», что
переводится на современные языки так: civil society (англ.), société
civile (франц.), societa civile (итальянск.), a на русский,
естественно, словами «гражданское (а не буржуазное!) общество».
Хочу предупредить: мое дальнейшее рассуждение о чертах,
характеристиках понятия гражданского общества тесно
переплетено с теоретическим, историко-философским
«осовременивающим воспоминанием» о соответствующей концепции Гегеля,
изложенной в главе «Философии права», которая озаглавлена
«Гражданское общество». Его концепция - одна из самых сложных,
серьезных и зрелых не только в социально-философской, фило-
софско-политической традициях; эта концепция своей глубиной,
разносторонностью, богатством охватываемой проблематики
превосходит многие более поздние, в том числе современные,
разработки. Наконец - что я попытаюсь доказать и раскрыть в данном
проблемно-понятийном разделе (разумеется, кратко, ибо подробный
историко-философский анализ выходит за рамки темы; впрочем,
в гегелеведческой литературе, включая и мои работы, такой анализ
предпринимается), - гегелевская концепция в её основных подходах
и решениях не устарела, отличается ясной и яркой актуальностью.
1 Jaeschke W. Hegel. Handbuch. Leben-Werk-Wirkung. Stuttgart, Weimar. 2003,
S. 387.
396

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Но сначала надо отвести устаревшее идеологическое
определение гегелевского философско-правового учения (включая
теорию гражданского общества) как классово-буржуазного.
«Легенда» о Гегеле возникла достаточно просто. Назвав его -
в духе кондовой марксистско-ленинско-сталинской традиции -
«буржуазным философом», стали автоматически читать слово
«bürgerlich» в гегелевских работах (что в эпоху ГДР вообще было
распространено) как «буржуазный». Применительно к Гегелю
здесь заключалась, заключается тройная ошибка. Во-первых, не
учитывалась связь и размежевание его концепции с традициями
более ранней нововременной социально-политической
философии, в частности, с отходом от теорий естественного права, в
каковом контексте и фигурирует противопоставление status naturalis
и societas, или status, civilis. Во-вторых, как бы поддерживался
идеологический миф о Гегеле как философе, защитнике
буржуазного (капиталистического) общества. (В своей книге «Социально-
исторические корни немецкой классической философии». М.,
1990 г., я пыталась текстологически, документально доказать, что
Гегель не только не был, но и не мог быть идеологом буржуазного
класса). В-третьих, термин «bürgerliche Gesellschaft» в
интересовавшем нас контексте «Философии права» не тождествен форма-
ционным, классовым коннотациям; приписываемое Гегелю
отождествление в тексте найти невозможно.
А вот где неоднозначность историко-этимологического
аспекта разбираемого термина становится более интересной, так это
в прослеживании происхождения «bürgerlich» от слова Bürger,
которое имеет такой разброс значений (я цитирую немецкий
толковый словарь): «1)тот, кто имеет гражданство той или иной
страны, гражданин государства (Staatsbürger); 2) житель какого-либо
города или общины, член общества; 3) в историческом аспекте:
бюргер - тот, кто относится к высоким слоям общества, но не к
дворянству»1. (Как видно, ни о чем буржуазном как
«капиталистическом» не идет речь и в контексте словарных значений слова
«bürgerlich»).
Второй - историко-генетический - оттенок особенно
интересен и в том плане, что по определению И.И.Кравченко,
«гражданское общество возникает в городе, это общество горожан:
гражданин - это горожанин: civis (гражданин) связан с civitas (городом,
Langenscheidts Großwörterbuch. Deutsch als Fremdsprache. Brl. u. München,
1993. С 192.
397

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
это было и наименование Рима), это общество горожан (в его
первоначальном значении) и ещё точнее - обществе городских
буржуа (наиболее развитой и эволюционирующей части города)»
(В.Ф. 2002. № 1. С. 49). Хотела бы пояснить, что мое несогласие
признать, будто Гегель отождествлял гражданское общество с
буржуазным, не означает полного устранения темы «буржуа», уже
как капиталиста, из ракурса исследования. Ибо зарождающаяся и
развивавшаяся (в Германии - медленно, с запозданием) буржуазия
была одной из частей (причем активной частью) общества, так что
о «фабрикантах» и их роли именно в гражданском обществе
говорит и Гегель. Правда, он и здесь имеет в виду часть
«промышленного сословия», т.е. тех, кому всегда (а не только в условиях
капитализма) останется место, потому что индивиды всегда будут
испытывать потребность в соответствующих предметах, а
«промышленники» - именно как всегда необходимые члены
гражданского общества- будут участвовать в создании средств для
удовлетворения этих потребностей. (Но об упомянутом
отождествлении у Гегеля, повторяю, нет и речи; о Марксе же нужен особый
разговор, который выходит за рамки нашего анализа.)
В силу перечисленных языково-терминологических
трудностей (часто возникавших и возникающих в «пространстве»
немецкого языка, как он был вплетен в историю мысли, активно
разрабатывавшую интересующую нас проблематику), некоторые
авторитетные современные немецкие авторы (К. Оффе и др.)
употребляют - применительно именно к гражданскому обществу - более
ясный и точный термин «Zivilgesellschaft» (о чем говорится в
выдающемся произведении на эту тему, книге Юргена Хабермаса
«Strukturwandel der Öffentlichkeit». Fr. a. M., 1990. S. 45 -
«Структурные изменения общественности»).
В терминологическом аспекте для меня лично важен вот какой
акцент. «Гражданское общество» как эквивалент латинского «so-
cietas civilis» напоминает нам, что от слов «civitas», «civilis» ведет
свое происхождение и довольно поздно появившееся слово
«цивилизация», которым маркируется главная тема моей книги.
Терминологически-словесное родство выражает содержательную
близость, что будет подробно показано впоследствии. Ибо
гражданское общество (в моем понимании) никак нельзя определить
без отнесения к цивилизации; но и современная цивилизованность
страны непредставима без развитого гражданского общества.
398

i Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Основные содержательные характеристики
понятия «гражданское общество»
Задачи предлагаемого далее развернутого определения
проистекают из того соображения, что в теоретической литературе
(в философии, социологии, юриспруденции, политологии) пока не
предложен: 1) такой разбор понятия, при котором были бы
вычленены важнейшие оттенки смысла, причем не в догматично-
указующем, а в дискуссионном стиле, предполагающем
верификации, доказательства, тщательный отбор уже высказанных
понятийных идей; 2) не предприняты попытки построить
систематическое понимание, увязывающее воедино эти главные оттенки и
прочерчивающее (хотя бы относительный) консенсус в стихии
дискурса, взятого и в историческом, и в современном разворотах;
3) хотя речь не идёт об однозначных дефинициях (которые на
проверку часто оказываются односторонними или вообще спорными),
желательно предложить такие синтезирующие формулировки,
которые обладали бы достоинствами теоретической состоятельности
и в то же время могли бы служить ориентирами в реальных,
практических процессах построения и укрепления гражданского общества.
Далее я поделюсь основными итогами проведенного мною
понятийного исследования. Хочу оговорить, что при всей
разноголосице словоупотреблений, верно охарактеризованной и
оцененной A.A. Гусейновым и многими другими авторами, в литературе
все же накопились предпосылки, подходы к такому синтезу, на
которые я опиралась в своей синтезирующей работе. Я стану
двигаться по теоретическому пути, вычленяя, как сказано, главные
оттенки понятийного смысла; но этот путь будет отчасти, в самой
сжатой форме, фиксировать исторические этапы разработки
понятия, связанные с последовательностью решения человечеством
социально-исторических задач, которые формулировались «под
зонтиком» проблематики и программатики гражданского
общества. Но фиксировать не для того, чтобы законсервировать или,
наоборот, перечеркнуть эти исторические стадии, а чтобы раскрыть
те моменты, которые - через движение истории - вошли, должны
входить в понятие «гражданское общество».
1. В социально-историческом смысле, как это признано в
литературе, термин «гражданское общество» сначала подразумевает
набор ценностных, идейных требований переходных эпох, когда
человечество (на заре нового времени) начинает освобождаться от
заведомых, окостеневших сословных делений или когда какие-то
страны, народы начинают освобождаться от различных историче-
399

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
ски отживших форм несвободы (от крепостного права, от
диктатуры, тоталитаризма и других массовых форм угнетения). И вот
начиная с нового времени термин «гражданское общество»
нередко используется как синоним общества в его подобном
понимании. «...Гражданское общество мыслится как сообщество
граждан, равных в своем достоинстве; оно противостоит сословно-
разделенному обществу, связано с идеей самодержавности народа,
суверенности наций. В таком значении это понятие нам знакомо
по сочинениям Ж.-Ж. Руссо, входит в идеологию Великой
французской революции...» (A.A. Гусейнов. Op. cit. С. 31).
Общая формула такого ценностного подхода: гражданское
общество - это общество граждан (в смысле французского
«cityoen»). Это могло бы остаться простой тавтологией, если бы
не упомянутые оттенки, всякий раз добавляемые прямо, explicité
или примысливаемые implicite. В современной литературе такое
чисто ценностное определение стоит на первом месте, а часто и
вообще остается единственным, о чем приходится сожалеть.
Я выскажу здесь свое мнение: полагаю, подобная самая общая,
ценностная расшифровка термина, при всей её оправданности, все
же ещё не является искомым сколько-нибудь полным или даже
предварительным понятием гражданского общества. Ибо это
скорее термин-дезидерат, ценностный термин, привлекающий
внимание к тому, каким (тем или иным людям) хотелось бы видеть
общество как таковое. Но совсем не отвечающим на вопрос, что и
как для этого надо сделать. Между тем в исторически
наличествовавшей в социально-политической теории, а также в современном
дискурсе понятие гражданского общества должно было стать и в
определенной степени стало таким оперативным, важным и для
социальной практики, притом специфическим понятием.
(Поскольку дело осмысления проблем и понятия гражданского
общества остается лишь на сугубо предварительной ценностной
стадии, как раз и имеет место блестяще описанное A.A. Гусейновым
«мерцание» в виде благих пожеланий, призывов, демагогии,
сокрытия замыслов, столь характерное для отдельных сторон
российского дискурса.)
Итак, упомянутой формуле «гражданское общество - это
общество (свободных, полноправных) граждан» место скорее
в ценностной преамбуле, которая возможна, подчас желательна,
но которой никак нельзя ограничиваться. (Впрочем, даже в этом
качестве многое в ходячих толкованиях должно быть
пересмотрено.)
2. Цивжизационпый характер структур гражданского
общества и их историческая зависимость от особой стадии развития
400

Глава пег?эя. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
всей мировой цивилизации, как мне кажется, должны быть
зафиксированы в искомом понятии в первую очередь. Итак,
содержательный и конкретный понятийный разговор начинается тогда,
когда гражданское общество понимается и изначально
определяется как особая цивилизационная структура (вернее, совокупность
специфических структур), складывающаяся на этапе становления
и развития техногенной цивилизации. (Почему речь должна идти
о связи с этим типом цивилизации, отличаемом от традиционных
обществ, хорошо разъясняет в своей концепции В. Степин - см.
в частности, материалы упомянутого круглого стола, с. 23 и далее).
3. В искомом понятии далее должна быть разъяснена
особенность таких структур (по сравнению с другими структурами
техногенной цивилизации). Специфика «гражданского общества» как
совокупности реальных связей и процессов, а соответственно и
понятия, состоит, прежде всего, в том, что оно суацествует и,
соответственно, определяется в обязательном соотнесении с
государством. Данный момент четко зафиксирован как у классиков
концепции гражданского общества, так и у большинства
современных авторов. Вот знаменитая, классическая формула Гегеля:
«Гражданское общество есть дифференциация, которая выступает
между семьей и государством, хотя развитие гражданского
общества наступает позднее, чем развитие государства; ибо в качестве
дифференциации оно предполагает государство...»1.
Считаю удачным следующее разъяснение юриста Л.С.
Мамута, (тоже сделанное на заседании круглого стола- с. 27):
«Понятие "гражданское общество", как уже было подмечено, не дефи-
нируемо вне сопряжения с понятием "государство". Верна и
версия: понятие "государство" нельзя строго определить, не
сопоставив его с понятием "гражданское общество". Что делает такое
соотношение в принципе объективным и логически корректным?
Факт тождества, идентичности людского состава... и формата
обоих феноменов. Гражданское общество и государство (там, где
оба наличествуют) представляют собой разные типы
агрегирования одной и той оке человеческой коллективности, достигшей
стадии цивилизации» (курсив мой. - H. М.).
Зафиксировать в суммарном (относительно кратком)
понятийном определении и взаимосвязь, и специфические отличия
гражданского общества и государства - дело совсем непростое.
Обычно говорят (следуя Гегелю), что гражданское общество
«выступает», «складывается», «функционирует» между семьей и
государством. Что в принципе верно, однако ещё должно быть адекватно
' Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. §182. Прибавление. С. 228.
401

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
понято, расшифровано и истолковано. Ведь «вступая» в сферу
деятельности гражданского общества, индивиды, с одной
стороны, не только не утрачивают связи с семьей, а как раз самые
конкретные «семейные» чаяния, требования, опасения хотят и подчас
умеют донести до государства. Вместе с тем, действуя в
специфической «сфере» гражданского общества, индивиды не перестают
быть членами, гражданами государства. Верно отмечает Мамут:
ведь и там и здесь действуют одни и те же индивиды («людской
состав» идентичен). Но, с другой стороны, весь смысл
гражданского общества в том, чтобы люди - в качестве уже его и именно
его членов — выполняли вполне определенную деятельность,
функции и формы которой ясно отличаются от того, что они
делают, выполняют в качестве членов семьи или граждан
государства. Вот почему очень частое, как было показано, простое
отождествление этой деятельности, этих функций с выполнением роли
граждан государства, с «гражданственностью» грешит
перечеркиванием специфики гражданского общества, «ради» которой оно,
собственно, и возникает в истории.
4. Пусть у концепций гражданского общества, как правило,
бывает некая ценностная преамбула, в понятие гражданского
общества не должно, по моему мнению, входить заведомое
ценностное его маркирование как чего-то безусловно, однозначно
«хорошего» (или, наоборот, как только «плохого»). Ибо реальное
гражданское общество, как и все, что есть в человеческом обществе и
его истории, пронизано противоречиями. А потому всё более
конкретное и специфическое, что было и будет сказано о
гражданском обществе, повязано с противоречиями. Более того,
специфическая функция, если хотите, особый телос гражданского
общества в том и состоит, чтобы выявлять трудности, противоречия,
самым непосредственным образом переживаемые индивидами, их
семьями, через разные каналы сообщать о них государству и
контролировать действия последнего в направлении если не их
устранения (что далеко не всегда возможно), то хотя бы смягчения.
Большое достоинство концепции гражданского общества
Гегеля состояло как раз в том, что он уловил так или иначе
зафиксированные в его время (в философии, литературе, политическом
дискурсе) те главные противоречия и трудности развития
цивилизации, на выявление, смягчение которых искомые структуры,
объединения как раз и направлены. Гегель связывает функцию, телос
гражданского общества прежде всего с тем, что на первый план
исторического развития (в результате и ходе многовековых
изменений) выдвинулись не автоматическое подчинение индивида
некоему всеобщему (обществу, государству, церкви и т.д.), а права,
402

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
потребности, устремления переживания индивида как частного,
«конкретного лица» (см. Гегель. Там же. С. 227). Но при этом в те
же исторические периоды как никогда важной и ясной стала
«система всесторонней зависимости индивидов» (Там же. С. 228). По
выражению Гегеля, «несмотря на то, что в гражданском обществе
особенность и всеобщность распались, они всё-таки
взаимосвязаны и взаимообусловлены» (Там же. С. 229). Осознать,
зафиксировать это в виде приобретающих особую актуальность
специфических сфер, способов, механизмов деятельности и есть исходная
цель концепции, соответственно, понятия гражданского общества.
И никакого ценностного приукрашивания тут не должно быть:
гражданское общество - царство «нужды и рассудка» (с. 228),
почему одной из главных тем концепции гражданского общества
становится акцентирование контраста богатства и бедности
как коренного порока всей цивилизации, нетерпимость которого
стала особенно явной в последние века истории, в частности
в «наше время». И ясно, резко формулируется, причем на целые
века вперед, требование, чтобы тема самой конкретной «работы»
с теми, кто оказался в социальном «полюсе» нищеты, крайней
бедности, стала заботой гражданского общества. - и уже потому,
что с «высот» государственной власти проследить за этой (и иной)
негативной конкретикой невозможно даже при самой доброй воле
чиновников государства. Не говоря уже о том, что их «добрая
воля» - большая проблема, и добиться её далеко не всегда удается
«государству», т.е., собственно, другим чиновникам. И вот тут-
одновременно и функция, и «телос», и центральный пункт
деятельности гражданского общества: оно возникает и
функционирует как {дополнительная к структурам, механизмам самого
государства) социальная инстанция контроля населения над
деятельностью государства, нацеленная на реальное решение самых
конкретных проблем конкретных граждан, социальных групп,
общественных объединений.
Отсюда - центральные трудность и противоречие, постоянные
для практики гражданского общества, важные и для его теории:
индивиды заявляют в этой сфере свои конкретные, приватные,
частные (особые) интересы и потребности, но для этого выходят
из сугубо частной сферы (privacy) в область «публичности»
(Öffentlichkeit), совместного и открытого, гласного социального
действия и взаимодействия. Здесь не просто возможны, а
неизбежны коллизии, конфликты, напряжения. В том числе те,
которые возникают, когда в гражданском обществе - как в сфере, где
бывают заявлены, иногда реализованы и частно-индивидуальные,
и частно-групповые, частно-корпоративные интересы - наблюда-
403

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
ется «приватизация» какой-то области деятельности некоторыми
наиболее мощными силами гражданского общества, давление на
другие группы населения , групповое лоббирование и т.д.
Из всего контекста гегелевской философии права вытекает
верный, как я думаю, вывод о том, что в сфере нормально
функционирующего гражданского общества происходит не только
реализация свободы в деятельности индивидов, их объединений, но
и повседневное прилаживание, восхождение индивидуального,
особенного к «форме всеобщего» (Философия права, § 186). Это,
кстати, важнейшая сфера гражданского воспитания, движения
в сторону нравственности (Sittlichkeit) и моральности (Moralität)-
аспект, специально подчеркиваемый A.A. Гусейновым.
5. Идущее ещё от нововременной философии, в особенности
от Гегеля, соотнесение понятия гражданского общества с
системой потребностей и их удовлетворением почти не учитывается
в современных концепциях гражданского общества. Но мне
представляется, что этот аспект теории Гегеля заслуживает одобрения
и продолжения, конечно, если понимать правильно его смысл.
Я не могу (в данном контексте понятийного прояснения) во всех
подробностях разбирать подраздел «Система потребностей» из
раздела «Гражданское общество» гегелевской «Философии
права». Но в силу «нетрадиционности» данного пункта для
концепций гражданского общества, отечественных и зарубежных, на нем
всё-таки придется задержаться.
Хотя Гегель в этом разделе сначала апеллирует к
политэкономии как науке (упоминая Смита, Сэя, Рикардо), он всё-таки
считает необходимым разобрать проблему в философии права (читай:
социальной философии), и именно в разделе о гражданском
обществе. Почему же? И следующий вопрос: почему в этом же разделе
тема потребностей перерастает в проблемы труда, имущества и
сословий? Гегель дает свои ответы на эти сложные вопросы,
притом формулирует их на весьма специфическом языке своей
философии права. Я отвечу на них, опираясь на собственное понима-
Недавний пример из жизни Германии: организованные соответствующими
профсоюзами (а в немецком обществе это одна из самых сильных структур
гражданского общества) забастовки водителей локомотивов для повышения
зарплаты - забастовки, к которым население, с одной стороны, относилось с
пониманием, но которые, с другой стороны, на целые месяцы парализовали нормальное
движение по железной дороге; к тому же в стороне по существу оставались
другие категории железнодорожных служащих, никак не менее локомотивщиков
заинтересованные в повышении зарплаты. Это вызвало в гражданском обществе
Германии и других стран Европы целую волну практических и теоретических
дискуссий.
404

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
ние, опосредованное и исторической практикой, и последующими
теоретическими дискуссиями.
а) Рассуждение Гегеля ведется в эпоху, которая кладет начало
невиданному прежде разнообразию, обогащению потребностей и
по крайней мере ставит вопрос о реальном удовлетворении
максимального количества потребностей максимального количества
людей, что уже в наше время стало своего рода законом
социальной жизни во многих странах. В условиях социализма достичь
чего-то подобного не удавалось, поэтому исполнения данной цели
обещали добиться при коммунизме.
В условиях системы, которая по справедливости была названа
командно-административной, считалось, что дело удовлетворения
потребностей населения должно быть передано государству. Мы
знаем, чем это окончилось и в каких формах подобная практика у
нас частично «переселилась» в XXI в. Отвлечемся здесь от того
момента, что Гегель весьма критически относится к тенденции,
в сущности, бесконечного процесса разрастания,
«партикуляризации» «рафинирования» потребностей (§191), т.е. к возникновению
такого типа общества, которое в XX в. было названо
потребительским. Но, во-первых, в процессах удовлетворения потребностей
удостоверяется, по Гегелю, взаимозависимость людей,
общественный характер человеческой деятельности, сопряжение
частного с общественным. Во-вторых- и это существенно для темы
гражданского общества,- конкретность общественных
потребностей (§192) требует столь же конкретных средств реагирования
на них. Вот почему, считает Гегель, здесь должно «укореняться»
именно и скорее гражданское общество, а не только (и в
тенденции не столько) государство. Ибо реализовать весь конкретный
набор задач, целей, средств не под силу государству (особенно
распростертому, как Россия, на огромных территориях) - даже
если бы государство функционировало исправно, чего добиться
совсем не просто. И этот подход Гегеля считаю совершенно
правильным.
Приведу простой пример. В Германии (и других странах) на
каждой, в сущности, улице, если не на каждом углу, есть хоть и
маленькая, но прекрасная булочная (колбасная и т.д. лавочка).
Чаще всего эти способы, формы ответа на потребности в хлебе
насущном были и в прошлых веках. Почему? Да потому, что
пекарь, булочник - и их объединение, их «цех» - сами решали,
какой им печь хлеб, где лучше его продавать и т.д. А теперь
сопоставьте с тем, о чем в нашей книге шла и еще пойдет речь - что на
центральных улицах Москвы, скажем, негде купить хлеба, тем
более такого замечательно свежего и разнообразного, какой про-
405

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
дают в Германии. И ведь все это потому, что некий абстрактный
«государственный» или «муниципальный», но в обоих случаях
чиновный, «ум» у нас решает, где быть или не быть конкретной
булочной...
В концепции Гегеля эти «места» конкретных жизненных
решений, принимаемых и исполняемых (конечно, не бесконтрольно)
самим населением, и должны быть первостепенно важной, перво-
основной сферой гражданского общества. Куда государству нет
нужды и даже вредно вмешиваться, поскольку история испокон
веков создавала для каждой из целей, для каждой из групп
потребностей приспособленные для ответа именно на них коренные
виды занятий, относительно однородные, изменчивые, но в своей
сути и функциональной роли постоянные. Группы людей,
образующихся вокруг этих основных коренных и всегда
востребованных занятий, названы у Гегеля сословиями. Отвлекаясь от всего
контекста и терминологии гегелевской концепции сословий,
обращу внимание на то, что она тоже вплетена у Гегеля именно в
теорию гражданского общества. А важность этого шага состоит в
акцентировании того, что индивиды, принадлежащие к каждому
сословию, именно в процессе своего основного труда прежде
всего и выполняют свои функции членов гражданского общества.
Иными словами: крестьянин, врач, спасатель, учитель, строитель
и т.д. вправе рассчитывать на подобные же - цивилизованные по
своей сути- отклик, помощь других граждан тогда, когда он сам
честно, ответственно выполняет свой долг члена гражданского
общества. Приведу прекрасные слова Гегеля: «Нравственной
настроенностью в этой системе является поэтому
добропорядочность и сословная честь, требующие, чтобы данный индивид,
причем по собственному определению (это N.B. - Н.М.), сделался
посредством этой деятельности, своего прилежания и умения
членом одного из моментов гражданского общества и оставался
таковым, чтобы он заботился о себе только через это опосредование со
всеобщим, а также обретал этим признание в своем представлении
и в признании других» (Там же. §207. С. 245).
Могут спросить: возможно ли такое и как возможно в
современном сложном обществе, где подобные учет и отклик требуют
увязки поистине необозримого числа звеньев и факторов? Отвечу:
на уровне обсуждаемой здесь проблематики гражданского
общества дело обстоит достаточно просто и заключается, как и во
времена Гегеля, в «добропорядочности и честности» там, где каждый
из индивидов должен выполнять свои повседневные трудовые,
профессиональные обязанности и где тема гражданского
общества вносит хотя и дополнительные, но фундаментальные акценты.
406

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Ибо никакая активность граждан и их объединений, скажем, в
политической, культурной, спортивной и т.д. областях, не сможет
восполнить дефицита именно гражданско-общественной
ответственности всего населения, буквально каждого индивида в
основных, базовых сферах их труда. Прежде всего надо, чтобы в
достаточных количествах и нужного качества выращивался хлеб,
чтобы функционировала промышленность, вовремя и надежно
летали самолеты, ходили поезда и т.д. Конечно, все это в большой
мере зависит от управления государством, т.е. от его
управленческого, чиновного слоя. Но ведь и они, как люди особого труда,
выполняющего общесоциальную потребность, могут быть в
данной связи рассмотрены как (потенциальные или реальные) члены
гражданского общества, «добропорядочно» или совсем плохо
выполняющие этот свой общественно-гражданский долг, в
терминологии Гегеля - долг «всеобщего сословия». Но очень, очень
многое, что хорошо известно, зависит и от отношения к труду
отдельных, как принято говорить, «простых» граждан. Вот почему, как
я думаю вслед за Гегелем, включение данного аспекта в само
понятие гражданского общества- необходимая и понятийная,
и практическая предпосылка. Ведь нет и не может быть
взаимного, т.е. цивилизованного, гражданского общества без того, чтобы
конкретные индивиды рассматривали добротный,
квалифицированный, ответственный труд как особое обязательство именно
гражданско-общественного характера.
Всё сказанное здесь - не какие-то чисто теоретические детали
и тонкости, далёкие от практики. Ведь в зависимости от того,
выполняет ли большинство людей свой трудовой долг как
«добропорядочные», наделенные «сословной» (и внутрисословной) честью
(честью крестьянина, рабочего, инженера, менеджера и т.д.)
мастера своего дела или они делают это подневольно, лениво,
ненадежно как безымянные, безответственные винтики безличной
машины, - мы получаем два различных результата, два типа
общества. И не случайно только первый тип деятельности великий
Платон считал воплощением справедливости. В силу сказанного,
следуя Гегелю, я и включаю в понятие гражданского общества и
такой признак: быть членом гражданского общества для каждого
человека значит - в своей непосредственной деятельности, кроме
прочих целей, иметь в виду честное, добросовестное выполнение
взаимного долга членов гражданского общества, состоящего в
максимальном учете конкретных потребностей других его членов
и в обеспечении возможностей для их реализации. Снова
подчеркну: в этом государство (в лице чиновников) не может
сколько-нибудь эффективно подменить гражданское общество, но оно,
407

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
увы, своим бюрократизмом, коррупцией может сильно помешать
его функционированию, тогда как его функция и цель - помогать,
а по меньшей мере не вредить этому (например, не мешать тем же
пекарям, булочникам, которые захотят, следуя всем здравым и
законосообразным требованиям, продавать свежий хлеб на наших
с вами улицах).
6. В определениях гражданского общества правильно
подчеркнута противоречивая специфика его организованности. С одной
стороны, говорится об элементах спонтанности, самоорганизации:
смысл гражданского общества - в том, что его структуры,
организации свободно, добровольно возникают по воле конкретных
индивидов, групп населения (по преимуществу), а не «назначаются»,
этаблируются государством (хотя вообще-то исключения тут
возможны). С другой стороны, элементы всяческой
организованности, хоть само-, но управления организациями гражданского
общества, превращение некоторых из них в (относительно)
устойчивые, долговременные, институционализированные структуры, -
всё это признаки, которые тоже должны войти в понятие
гражданского общества, должны получить дополнительную
определенность. Например, верно замечание Л.С. Мамута о том, что и тут
необходимо сравнение с государством: если организованность
государства всегда, как бы по определению («по норме»),
иерархическая, асимметричная, то организации в гражданском
обществе, и тоже по определению, не могут быть вертикально-
соподчиненными. «Поэтому вся история гражданского общества и
государства есть (наряду с другими её аспектами) непрерывно
идущий и чрезвычайно трудный поиск оптимума во
взаимодействии систем горизонтальных и вертикальных отношений, вместе,
но по-разному интегрирующих цивилизованный социум и
обеспечивающих его бытие» (Op. cit. С. 28). Вот почему попытки тех
или иных госструктур контролировать, подчинять себе
деятельность «независимых» общественных организаций- искажение
самой сути гражданского общества.
6а. В литературе, как правило, говорят о «свободных»
ассоциациях как об организационных единицах, структурах
гражданского общества. (О них по существу говорил и Гегель, но
терминология, понятийный язык его анализа в чем-то устарели. В его
«Философии права» говорится о «корпорациях» - мы опустим
исторические разъяснения причин и смысла данного термина).
Исследование этой тематики в более конкретном плане не
входит в кадр нашего понятийного анализа. Об этой теме я скажу
лишь кратко, сославшись на Предисловие (1990 года) к уже
упоминавшейся замечательной книге Ю. Хабермаса «Структурное
408

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
изменение общественности» - в той части, которая относится к
теме «ассоциации гражданского общества». «Институциональное
ядро "гражданского общества" (Zivilgesellschaft) образуют
негосударственные и неэкономические объединения, возникшие на
добровольной основе, которые (если привести, без претензий на
систему, отдельные примеры) охватывают церковные, культурные
объединения, академии, включают независимые медийные
средства, ферейны спорта и свободного времени, дискуссионные
инициативы и простираются до профессиональных объединений,
политических партий, профсоюзов и альтернативных институтов».
Хабермас цитирует следующую формулу известного английского
специалиста по проблемам гражданского общества Дж. Кина
(J. Keane), который приписывает ассоциациям функцию
«поддерживать и переформулировать границы между гражданским
обществом и государством благодаря двум взаимосвязанным и
одновременно происходящим процессам - экспансии социального
равенства, свободы и реструктуированию и демократизации
государства»1. И далее Хабермас продолжает: «Речь идет, таким
образом, об ассоциациях, способствующих выработке мнений. Они не
принадлежат, подобно в высокой степени огосударствленным
политическим партиям, к административной системе, но нацелены
на политическое влияние - через публицистическое воздействие,
потому что они либо прямо участвуют в политической
коммуникации или, подобно альтернативным проектам, в силу
программного характера их деятельности и благодаря силе примера, вносят
имплицитный вклад в публичные дискуссии. Подобным образом
К. Оффе приписывает отношениям ассоциаций такую функцию -
образовывать пригодные контексты для политических
коммуникаций...»2. В западном обществе, продолжает Хабермас,
«свободные ассоциации образуются внутри институциональных рамок
демократического правового государства». И тут возникает
другой вопрос, на который, как говорит Хабермас, невозможно
ответить без солидных эмпирических исследований: дают ли массме-
диа - и если да, то в какой степени - носителям гражданского
общества шансы конкурировать с организованной «четвертой
властью».
Между прочим, в ответ на утверждения, будто электронные
средства предоставляют невиданные прежде средства
образовывать и консолидировать объединения гражданского общества, Ха-
' Keane J. Democracy and Civil Society. London, 1988. P. 14. См. также:
Keane J. Civil Society and the State. Lnd., 1988.
2 Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit. Fr. a/M., 1990. S. 46.
409

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
бермас, во-первых, цитирует Й. Мейровица (J. Meyrowitz),
который говорит, что вторжение в «мир информации» непредставимо
многих «пользователей» Интернета напоминает самые
примитивные формы и времена - нашествие кочевников, охотников и
собирателей, в сущности, не связанных друг с другом «смыслами» или
«территориями».
Но, во-вторых, Хабермас и здесь не закрывает дверь будущим
преобразованиям, считая важным объективирующийся в новых
средствах процесс «плюрализации жизненных форм и
индивидуализации жизненных проектов», хотя также определяет
«сегодняшние» процессы как по меньшей мере амбивалентные (Ibid.
S. 49). Есть, впрочем, опасения, что еще раньше чем через
Интернет станут собираться объединения гражданского общества, тем
более оппозиционные власти, последняя «засечет» их и
подвергнет своему контролю.
Итак, в ходе истории как бы формируется, а потом
объективируется, осознается и в конце концов реализуется потребность
в гражданском обществе. С точки зрения сугубого социального
утилитаризма такая потребность может казаться своего рода
роскошью, излишеством. Несколько заостряя, утрируя проблему,
Е.Ф. Сабуров записывает ее в виде вопроса: «Если человечество
придумало такую вещь, как государственное управление, если в
строительстве государства человечество пришло к демократии, то,
собственно говоря, зачем нужно гражданское общество? Ведь
путем демократического волеизъявления можно высказать свое мне- j
ние и выбрать тот режим благосостояния, который хочет
население. Достаточно громоздкое и достаточно странное строение гра- >
жданского общества по сравнению со строением государства
представляется с такой точки зрения излишним» . К этим
вопросам и сомнениям можно прибавить и другие, - например,
связанные с огромными трудностями формирования, сохранения,
совершенствования гражданского общества.
Если государственные структуры, институты, организации
всегда уже существуют, располагают кадрами, помещениями,
финансами, то структуры гражданского общества приходится
создавать без подобных предпосылок и гарантий, иногда буквально «на
пустом месте». Требуются огромные энергия, выдержка,
настойчивость, заинтересованность, организационные способности,
смелость инициаторов и многое другое, чтобы в «нужное время и в
нужном месте» создать соответствующие ассоциации и другие
' Сабуров Е.Ф. Гражданское общество и государство благосостояния //
«Человек и культура...». М, 2008. С. 55.
410

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
структуры гражданского общества. Нужны, стало быть, сильные,
постоянно возобновляющиеся мотивы, устремления, действия,
чтобы гражданское общество возникало, сохранялось, работало.
На уровне же сознания, в самом деле, требуются ответы на
вопросы и сомнения. Вот какой ответ на сформулированные им же
вопросы дает Е.Ф. Сабуров, опираясь на «теорему» К.Дж. Эрроу:
«Дело в том, что построить общую функцию благосостояния с
помощью коллективного выбора невозможно. Каким бы
демократическим ни был выбор, как бы ни были хорошо устроены
демократические процедуры, регламенты, но на основе
индивидуальных предпочтений невозможно осуществит коллективный выбор
и выработать общую функцию благосостояния» (там же). Как мы
видим, здесь потребность во-первых, сужена до целей «выбора
благосостояния», во-вторых, соотнесена с некоторой идеальной
моделью демократии, демократических процедур и регламентов.
С чем можно было бы серьёзно поспорить. Но можно и не
вдаваться в спор, в общем и целом согласившись с тем, что
потребность в гражданском обществе возникает вследствие
необходимости восполненить совершенно неизбежные ограниченности
демократических процедур перед лицом огромного, поистине
необозримого разброса и быстрой изменчивости индивидуальных
интересов, целей, ожиданий. Если же присоединить к этому
обсуждавшуюся в третьем разделе нашей книги проблему цивилизаци-
онного кризиса современной демократии, то потребность в
контроле со стороны гражданского общества - причем не из
соображений одного лишь экономического благосостояния, а из-за
политических, культурных вызовов и трудностей - становится
особенно настоятельной. Наконец, духовно-ценностные вызовы, среди
которых повышается значимость реализации индивидуальной и
групповой свободы, сохранения достоинства личности, реалии-
зация ее задатков, - все это в целом отвечает на вопросы-
сомнения относительно того, зачем еще - в дополнение к
государственному управлению, к демократическим институтам и
процедурам - становится востребованным, а потому и возникает в
человеческой цивилизации, строится и усовершенствуется
гражданское общество.
Необходимо, отвечая на все подобные вопросы и сомнения,
особо подчеркнуть: из всех ореалов индивидуального и
группового действия людей в социальном пространстве структуры,
деятельность гражданского общества, с одной стороны, - это самые
близкие к повседневной, конкретной индивидуальной жизни
«круги» жизнедеятельности, самые близкие к ней формы группового,
коллективного объединения. А с другой стороны, они имеют
411

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
своей высокой целью донести рождающиеся там интересы, цели,
недовольства, ожидания населения всегда так или иначе
отчужденным от индивидов органам государственной власти. Добавьте
сюда уже не объективно неизбежное отчуждение, а то, которое
складывается, если власть коррумпирована, мало эффективна,
погрязает в бюрократизме, если демократический контроль
превращен в плохо работающую форму, - и гражданское общество
превратится не просто в нужное, важное звено социальной жизни, но
чуть ли не в залог спасения страны, ее культуры, цивилизации.
Более конкретные проблемы российской практики,
касающиеся темы гражданского обществ, мы поднимем в следующей главе.
* * *
Теперь, после подробного разговора о главных содержательно-
проблемных аспектах понятия гражданского общества, я сделаю
попытку дать свое, включающее главные аспекты, определение
этого понятия. Но хочу предупредить: я могу сегодня дать не
более, чем основанное на всем предшествующем рассмотрении,
отсылающее к нему чисто рабочее (т.е. требующее дальнейших
доработок, дополнений, дискуссий) и все же достаточно подробное
определение. Свести его к двум-трем фразам, в принципе, можно.
Но на данной стадии, когда требуются именно специфические,
операциональные и систематизирующие расшифровки, считаю
нецелесообразным специально стремится к созданию краткой
дефиниции гражданского общества. И разумеется, я предлагаю для
обсуждения свое понимание, надеясь, что в предшествующем
рассмотрении оно было обосновано.
Гражданское общество (нем. Zivilgesellschaft, англ. civil
society, франц. société civile, итал. societa civile) - это исторически
возникающая на заре техногенной эпохи и далее через
противоречия развивающаяся совокупность цивилизационных структур,
воплощающихся в действиях индивидов, социальных групп,
ассоциаций, объединений, специфика которых состоит в том, чтобы,
«располагаясь» между институтом семьи и институтами
государства, со своей стороны способствовать выполнению следующих
социально-исторических задач:
а) в экономической, трудовой областях они способствуют
воспитанию, самовоспитанию индивидов, профессиональных групп
в духе высокого трудового этоса - добросовестного, честного
выполнения их функций в системе разделения труда как
основополагающего социально-гражданского долга; благодаря
деятельности собственных организаций (независимые профсоюзы, другие
412

Глава первая. О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
профессиональные объединения) на государственных и частных
предприятиях они осуществляют контроль за соблюдением
трудового права, осуществляют в трудовых коллективах социальную
защиту и поддержку; благодаря самостоятельности,
оперативности, индивидуальной и групповой профессиональной инициативе
они способствуют максимально конкретному ответу на самые
разнообразные базовые потребности членов общества;
б) в политической сфере они призваны осуществлять широкий,
именно демократический контроль за различными акциями,
процедурами, программами и т.п. государственных структур и
институтов и разносторонне, гласно артикулировать политические
мнения, чаяния, недовольства, предложения отдельных индивидов,
семей, действенно защищать политические права населения в
целом и его отдельных групп, для чего требуется создавать не
зависимые от государства и противящиеся огосударствлению
объединения именно политического характера (политические партии,
ассоциации, группы политических инициатив и т.п.);
в) в сферах повседневной жизни населения оформляется
специальное «социальное пространство» и также создаются особые
объединения, формальные и неформальные, долговременные и
краткосрочные, целью которых является максимальное
удовлетворение самых конкретных и разнообразных интересов,
потребностей членов общества: само население учреждает клубы,
ассоциации по интересам, организующие общение, занятия спортом,
проведение свободного времени, способствующие развитию и
применению способностей, талантов, приспособленные к
различным возрастным группам и т.д.;
г) в современных условиях возникает потребность в
формировании «международной общественности», т.е. в создании
структур, форм, возможностей, способствующих международному
диалогу во всех ранее перечисленных сферах, причем именно на
уровне спонтанных инициатив, объединений максимально
широких слоев населения земли.
В дальнейшем, подробнее и конкретнее обратившись к
российским реалиям именно в свете проблематики гражданского
общества, мы будем опираться на это понятийное определение и тем
самым расшифровывать его, демонстрировать его практический
смысл.
413

ГЛАВА ВТОРАЯ
РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ
В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Напомним: в согласии с целым рядом авторов мы
констатировали, что о необходимости и трудностях построения современного
гражданского общества много говорят и в нашей стране, и за
рубежом. И независимо от того, содержателен ли, предметен ли или
чисто декларативен такой разговор, уже и все более широкое и
пристальное внимание к проблеме является фактором в целом
позитивным. В принципе неплохо и то, что настоятельность
проблемы именно для России видит также и правящая элита
(правительство; их советники, официальные политологи, парламентарии,
правящие и оппозиционные партии), предпринимая некоторые
практические шаги для реального построения в нашей стране
гражданского общества. Вместе с тем на этом пути уже довольно явно
обнаружились немалые трудности и препятствия, унаследованные
и новые, общие для цивилизации и специфические для России.
Удачную суммарную характеристику российских трудностей
дает Н.И. Лапин. Группа сотрудников ИФРАН под его
руководством внесла заметный вклад в конкретно-социологическое и
общетеоретическое исследование гражданского общества в России
(мы далее ещё будем ссылаться на его результаты). «В настоящее
время, - пишет Н.И. Лапин, ~ процессы становления
гражданского общества в России испытывают противодействия с трех
сторон. С одной стороны, поскольку гражданское общество
сопряжено с развитием свободного предпринимательства, в сознании
широких слоев населения оно ассоциируется с диким капитализмом
1990-х гг. и отторгается как неприемлемое... С другой стороны,
столкнувшись с олигархическими попытками узурпировать
политическую власть, государство выстроило жесткую вертикаль
власти, которая стала сужать пространство свободы граждан, их
самостоятельности в решении своих жизненных проблем... Оба эти
противодействия легитимизированы сохранившейся этатистской
культурой части верхов и низов; иными словами, третье
противодействие исходит от традиционной культуры, сохраняющейся бла-
414

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
годаря смутным, не отрефлектированным представлениям
значительных слоев населения о базовых ценностях гражданского
общества и современного государства» .
В силу существования этих и подобных трудностей,
противодействий (подробнее о них- позже) многие авторы, пишущие о
проблемах гражданского общества в России, согласны друг с
другом в том, что гражданское общество в нашем отечестве — в
лучшем случае- только возникает и что для его реального развития
потребуется длительное время. Трудности справедливо
вскрываются и тогда, когда отмечаются сдвиги, происшедшие в самые
последние годы, в числе которых и отмеченное более явное внимание
верхов к обсуждаемой здесь проблематике. Правящая элита,
скажем, в XXI в. как будто бы озаботилась тем же требованием
времени, учредив такую- по замыслу- организацию именно
гражданского общества, как Общественная палата (правда, сведя здесь
свои действия главным образом к этаблированию оной и, видимо,
к тщательному отбору её членов).
Вникать в деятельность этого учреждения- не моя задача.
Немало людей заведомо скептически относятся к Палате на том
основании, что она была создана по инициативе властей. А потому
подчас считается, что её ждет судьба любой официальной
институции. (Отмечается также, что достаточно серьёзные права и
обязанности, явочным порядком вверенные Палате, не были, как то
требуется, прописаны в Конституции России.) Отчасти - но только
отчасти - соглашаясь с этими аргументами, я буду исходить здесь
из того, что в Общественную палату всё-таки включены (пусть не
избранные, а назначенные самой властью или под её присмотром)
авторитетные в стране люди, которые действительно радеют за
державу и способны так или иначе аккумулировать насущные
потребности населения, доводить до сведения правящих кругов
недовольства, разочарования, требования людей. Палату можно
считать одной из (наиболее близких к государственной власти)
структур только формирующегося гражданского общества.
Кстати, в деле доведения до властей острых проблем, требований и
недовольств населения - в создавшихся условиях отсутствия других
сколько-нибудь влиятельных негосударственных структур-
Палата, пожалуй, даже обладает некоторыми преимуществами. Главное
Лапин НИ. Ценностный дискурс как предпосылка гражданского общества
в России // Человек и культура в становлении гражданского общества в России.
М„ 2008. С. 16.
415

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
из них: учредившая её власть время от времени обращается к
Палате, а её члены сами (предположительно) имеют (имеют ли на
самом деле?) возможности обращаться к властным инстанциям, к
влиятельным государственным мужам. Что на фоне закрытости
власти, её коррумпированности, бюрократизма, реальной
недоступности для населения имеет свое значение, - разумеется, при
условии активности, компетентности, смелости, честности членов
Палаты.
Однако я полагаю: и сами уважаемые члены Общественной
палаты (кстати, в основном исполняющие свои функции в свободное
от основных занятий время) вряд ли будут претендовать на то, что
их институция способна стать главной, наиболее репрезентативной
именно для гражданского общества.
И вот теперь снова хочу зафиксировать и применить к опыту
России свои высказанные ранее тезисы о некоторых существенных
чертах гражданского общества, вытекающих из её «понятия»
(в гегелевском смысле этого слова).
• Гражданское общество, чтобы стать эффективной, реальной
(а не декоративной, показушной) инстанцией, должно быть, если
исходить из самого его определения, максимально широким по
охвату его активно действующих членов, а в тенденции - массовой
сетью самых разнообразных форм объединений граждан, как
возникающих ad hoc, в связи с самыми конкретными проблемами и
задачами, так и устойчивых, в том числе и
институционализирующихся, добровольных ассоциаций. Какой бы размах ни принимала
деятельность Общественной Палаты и её афилиированных
структур, она не может и даже не обязана стать такой массовой сетью.
Скорее, этот постоянно действующий гремиум уважаемых в
стране, компетентных в той или иной области граждан, способен (даже
в случае дружной, качественной работы всей команды) ставить,
решать разве что общие и лишь иногда конкретные вопросы, во
всяком случае, никак не охватывая ту поистине безграничную и
растущую сумму людей, организаций, действий, без которой нет и
не может быть реального гражданского общества в полном
смысле этого слова.
• Снова вернемся к прояснению важнейшей целевой,
функциональной роли гражданского общества. Оно призвано брать под
контроль «общественности» (в смысле «Öffentlichkeit» Хаберма-
са) решение самых конкретных, притом больных, тем более
чрезвычайных, проблем конкретных индивидов, их семей, групп самого
разного характера. Решение должно приниматься «на месте», т.е.
416

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
именно там, где такие вопросы реально возникают и где их только
и можно решать быстро и эффективно. И где контроль
гражданского общества, т.е. соответствующих организаций, более чем
уместен - и где у нас, тем не менее, его почти никогда не
бывает1... А то ведь у нас сложился обычай о таких назревших, очень
больных проблемах отдельных людей, отдельных семей,
отдельных поселений жаловаться непосредственно Президенту или
Премьеру страны во время пару раз в год организуемых
«электронных» сеансов общения с населением. Нет сомнения, в таких
случаях в порядке «ручного управления» лично со стороны главы
государства некоторое количество вопросов действительно
снимается - но снимается не в силу ясно осознанной и в принципе
непререкаемой необходимости для местных чиновников решать их,
а просто из страха перед сильным Президентом. Главное тут -
вынесение на высший уровень государственной власти таких тем, как
прокладывание газовой магистрали к деревне М. или грозящее
жизни граждан аварийное жилье на улице К. в городе Н.
свидетельствует по крайней мере о двух коренных неблагополучиях:
о неоперативности местной власти и пассивности самих жителей,
или иными словами - об отсутствии или крайне слабости в стране
' Вот свежий, очень печальный пример (2008 года). В аэропортах разных
городов России скопились сотни авиапассажиров, купивших билеты некоего, теперь
уже в бозе почившего, «воздушного альянса» компаний, - пассажиров, которые
семьями проводили свой отпуск и теперь возвращались по домам, желая поспеть
к учебному году. И вот они по нескольку дней «живут» с детьми в совершенно
неприспособленных для этого аэропортах (мест в гостиницах, естественно,
мизерно мало). А погрязший в долгах альянс, из-за этих долгов не получивший
топливо для самолетов, не в силах ни быстро исправить ситуацию, ни выплатить
компенсации, ни элементарно накормить пострадавших людей. Это был, как у нас
выражаются, бардак, позорный скандал. И опять всё разруливается «в ручном
режиме»: премьер В. Путин посылает в аэропорт Домодедово вице-премьера
С.Иванова; государство выделяет керосин из своих резервов... Провалившийся
(почему? когда началось? где был раньше государственный контроль? почему
перед народом не появились, не держали ответ владельцы?) альянс - во
избежание худшего и, конечно, за счет средств налогоплательщиков - выволокли из
ямы... Никак не лишено оснований предположение, что таким варварским,
антигражданским способом решался вопрос о перераспределении собственности. Что
важно для нашей темы и что характерно: полное отсутствие или бессилие
организаций гражданского общества перед лицом вопиющего нарушения прав большой
массы населения - скажем, отсутствие какой-нибудь влиятельной Ассоциации
защиты прав авиапассажиров; вырисовывается перспектива полного будущего
бесправия попавших в беду граждан, которые хотели бы подать на компанию
в суд. Это не стало «темой» для наших правозащитников - ведь ущемлены были
права обычных, законопослушных и лояльных граждан, не диссидентов...
14 Зак. 2409
417

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
гражданского общества. Ибо действенное гражданское общество,
повторю снова, имеет одной из главных особенностей - помимо
своей массовости, множества своих звеньев - как раз
конкретность, местный и, в идеале, повсеместный характер своего
воздействия. (Понятное дело, Общественная палата не в состоянии
подменить такие структуры, даже если работа центрального её
офиса будет подкреплена деятельностью небольших бюро в
регионах. Но вот осмысливать, формулировать проблемы на уровне
страны, поддерживать очаги гражданского общества на местах она
может и должна в первую очередь).
Далее я ещё специально разовью мысль о том, что лозунгом
системы гражданского общества (включающей и Общественную
палату) может стать тот, который давно используется в мире, когда
решаются аналогичные проблемы: мыслить глобально (здесь: в
масштабах страны и учитывая мировой опыт), действовать
локально, на местах (thinking globaly, acting localy), в обоснование и
развитие чего могла бы, по ряду причин, внести большой вклад как
раз нынешняя Общественная палата1.
Итак, формирование гражданского общества- именно в силу
его особых задач и ничем не подменяемых функций - не случайно
увязывается в разных странах с возникновением, деятельностью
некоторых ассоциаций, объединений небольших групп граждан,
какое-то, в том числе достаточно долгое время, преемственно
и активно ведущих свою работу по разрешению, как сказано,
конкретных задач. Пример таких ассоциаций - общество «Мемориал»
или российской Общество солдатских матерей. Скажу о второй
ассоциации. Что она возникла совсем «не от хорошей жизни»,
у нас знает всякий: печально знаменитая дедовщина и другие, к
слову, антицивилизованные, если не варварские, феномены в
повседневном существовании российской армии подвигли к
активной деятельности матерей, которых ведь больше всего и в бук-
Я имею в виду, в частности, наличие в её составе таких несравненных
знатоков жизненных проблем российской провинции, как В. Глазычев, как некоторые
энтузиасты из самой провинции, которые давно уже располагают зрелой
концепцией «локального действия» для России, в том числе программой формирования
гражданского общества на местах. (Обращу внимание читателей на подборку
материалов по вопросу о конкретных организациях гражданского общества.
России в журнале «Отечественные записки», № 6, 2005 г. - в статьях Д. Воробьева, Б.
Родомана, М. Тысячнюк, О. Паченкова и И. Олимпиевой, а также в работах ряда
зарубежных авторов о становлении гражданского общества в России (Б.Д. Тэй-
лор - В. Taylor, С. Хендерсон - S.L. Henderson и др.). На некоторых идеях и
предложениях Глазычева я остановлюсь позднее.
418

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
вальном смысле кровно волнует судьба, нередко и сохранение
жизни их сыновей - молодых людей, идущих в армию выполнять
как раз свой гражданский долг по защите отечества. (Сейчас мы
отвлечемся от того, что этаблированию, успешной работе, инсти-
туционализации сообществ даже с самыми благородными
задачами и целями могут угрожать обычные болезни всякой
институции - рутина, текучка, отсутствие нужных средств и кадров,
давление государственных органов и многое другое.)
Каждая такая ассоциация, организация - от местных обществ
по интересам, клубов, спортивных сообществ до ассоциаций, вне-
государственных структур, так или иначе охватывающих всю
страну, - возникает в какое-то время, по чьей-то инициативе и
поддерживает своё существование чьими-то усилиями.
Возникновение и расширение деятельности отдельных ассоциаций -
специальный вопрос, к анализу которого мы ещё будем возвращаться.
Но предварительно можно отметить, что и количество, и качество
объединений, ассоциаций гражданского общества (их у нас
привычно именуют «общественными организациями») в России
существенно отстают от мирового уровня. Здесь, кстати, один из
признаков, проявлений цивилизационного отставания страны.
«Большинство обществоведов, - пишут авторы из Тамбова В.Н. Окатов
и А.В.Окатов, - сходятся во мнении, что ключевым институтом
гражданского общества являются добровольные общественные
организации. В настоящее время в нашей стране насчитывается
более 600 тыс. общественных (некоммерческих) организаций, из
них активно действуют не менее 70 тыс. (для сравнения: в США -
1,2 млн. общественных объединений)»1.
Большое значение имеет тот факт, что структуры гражданского
общества во всем мире возникают спонтанно, добровольно - как
говорят в Америке, растут от «grass roots», от корней травы, т.е.
рождаются из гущи народной жизни. И у нас в стране такое
бывает, когда, например, на время сплачиваются обманутые вкладчики
или дольщики; правда, достигнув некоторых результатов или,
чаще, не достигнув их, эти группы распадаются - от отчаяния,
усталости, от безнадёги... Итак, отмеченные стихийностью
возникновения структуры гражданского общества отличаются хрупкостью,
непрочностью.
Окатов В.Н., Окатов A.B. Гражданское общество в региональном
измерении // Человек и культура в становлении гражданского общества в России. М.,
2008. С. 168.
419

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
Однако спонтанность - также и положительная, притом
специфическая особенность именно организаций гражданского
общества. Не государство (в большинстве случаев) должно создавать,
учреждать такие структуры, а само население. Тогда, и больше всего
тогда, они способны стать звеньями гражданского общества, а не
бессильным, декоративным придатком государственной власти.
Дело здесь скорее не в форме каких-то структур, общественных
организаций, а в содержании, направленности, масштабе их
работы. Примером может стать такая почти везде и давно имеющаяся
форма общественных организаций, как профсоюзы.
В советское время в нашей стране профсоюзы были
подконтрольными государству, коммунистической партии, и в этом
смысле не были полноценными звеньями гражданского общества.
В современной России профсоюзы также не стали не зависимыми
от государства. Но они, увы, утратили и ту немалую социальную
роль, которую играли при советской власти.
Каждый, кто объективно относится к фактам истории,
вынужден будет признать: конкретная и массовая поддержка населения,
особенно малоимущих слоев, в деятельности профсоюзов
советского времени существовала реально и постоянно, и она была
местной, в сущности, повсеместной, адресной (главным образом в
промышленности, бюджетной сфере, на государственных
предприятиях). Особо следует отметить роль «советских профсоюзов»
в организации летнего отдыха детей, отдыха трудящихся.
Недостатков в этих системах было немало, однако её полное,
стремительное разрушение - без какой-либо замены - является не
простым промахом, а скорее всего историческим преступлением.
В том числе по отношению к задачам построения гражданского
общества, ибо наделенные действительной самостоятельностью,
активные профсоюзы могли бы, в принципе, стать точкой роста
гражданского общества в новейшей российской истории. Мы,
вместе с тем, понимаем, почему это не случилось: разрушались
промышленность и предприятия, - и как было во время социального
цунами уцелеть профсоюзам? Но эти и другие структуры в системе
гражданского общества надо возрождать, вернее сказать, растить
вновь.
Мы уже говорили и ещё будем говорить о многочисленных
трудностях и препятствиях на пути формирования гражданского
общества в России. Всё это - не новость для тех, кто живет в
России или хорошо знает наши условия. Да и я сказанное здесь скорее
суммирую, обобщаю сказанное многими, опираясь на известные
420

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
мне источники и данные, а также на собственное «включенное
наблюдение». Хорошо обоснованным является и вывод о том, что в
деле построения гражданского общества нас постигла не просто
неудача, одна из частных в российском развитии. Здесь имел
место системный провал, который иной раз описывают известной
фразой российского политика: «хотели как лучше, а получилось
как всегда...». Но тут я снова спросила бы: действительно ли
хотели «как лучше»? Или: чего хотели и что действительно, реально
сделали наделенные властью, социально, политически активные
и влиятельные люди в России в последние два десятилетия?
Думаю, при честном отношении к делу на поставленные вопросы
придется дать такой ответ: построили то, чего действительно,
реально, а не на словах хотели эти конкретные группы, слои
населения, определявшие жизнь страны. В других словах, относящихся к
обсуждаемой проблеме, общий ответ состоит в том, что под шум
многословия на тему построения гражданского общества эти
влиятельные группы действительно хотели построить и построили
в России... выгодное им антигражданское общество.
Здесь, в таком ответе - тот новый шаг, который я делаю в
данном пункте концепции гражданского общества (тоже обобщая
вполне известное, даже слишком хорошо известное и
многократно с гневом описываемое). Ввести, отстоять, наполнить смыслом
понятие «антигражданское общество», особенно применительно
к российским условиям (а возможно, не только к ним), - этот
теоретический шаг представляется мне важным также и в
практическом отношении.
Что такое «антигражданское общество»?
О периоде 90-х гг. XX в. порою говорят как о времени
упущенных для построения гражданского общества возможностей.
Отчасти это справедливо, если брать на веру упомянутый
«информационный шум» - прямо-таки навязшую в зубах болтовню о его
расширении и усовершенствовании, как и вообще о внедрении
демократических порядков.
Правда, на волне перестройки в социальную жизнь страны на
какой-то период вошли индивиды, их объединения, печатные
издания, движимые искренними демократическими устремлениями.
Вспоминаю, превосходную публицистику газет, «толстых»
литературных журналов, сильную своей практической направленностью
421

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
и теоретической зрелостью, ряд влиятельных передач телевидения
или деятельность некоторых общественных групп с сильными и
честными лидерами. Но их, к сожалению, почти безвозвратно
поглотила история, вернее, их вытеснили с арены социального
действия другие индивиды, группы, объединения... Новые поколения
сегодняшнего дня чаще всего ничего о них не знают, хотя те люди
и их спонтанно возникшие ассоциации могли бы стать
опорами при укреплении гражданского общества демократической
России. Но они таковыми, увы, не стали и, в сущности, не
перебрались в XXI век - в силу целой совокупности объективных и
субъективных причин, выписывать которые сколько-нибудь
подробно здесь не входит в мои планы. Среди таких причин - то,
в чем реально, фактически, не на словах, была реальная «воля»
тогдашних как будто демократических, либеральных правителей
России, их партий и ассоциаций. Итоги постсоветского периода
в развитии страны (весьма краткого в масштабах истории и в
высшей степени стремительного, во многом стихийного и очень
болезненного): настоящей действенной воли строить гражданское
общество проявлено не было, - да и не тем упомянутые правители
были заняты.
Свою роль сыграла проявленная и в других случаях
теоретическая безграмотность наиболее активных, принимавших решения
индивидов и групп в отношении того, в чем состоят особые
функции и структуры гражданского общества, как их целесообразно
строить именно в России. (Как всегда, были оставлены без всякого
внимания и использования серьёзные, активизировавшиеся тогда
раздумья теоретиков, в частности философов, историков,
социологов, политологов1.)
Зато разрушительная работа приняла поистине массовые
масштабы. Например, о чем уже упоминалось, как бульдозером
прошлись по тем социальным структурам советского периода,
которые в отдельных аспектах были ценными и полезными. Однако на
месте таких структур (например, совсем неплохой системы
бесплатных для населения детских спортивных Школ, клубов,
кружков и т.д.) только сначала возникла социальная пустота. А потом?
Все бесплатное, например детский спорт или обучение одаренных
1 О том, что подобные разработки загодя, к началу 90-х гг. появились на
переднем крае философского, социального знания, - в частности, в работах
B.C. Библера, М.К. Петрова, В.В. Бибихина и др., - см.: Неретина С.С.
Гражданское общество или общества по интересам // Человек и культура в становлении
гражданского общества в России. М., 2008. С. 25.
422

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
детей началам искусства, быстро становилось платным - и очень
дорогим... Ушлые люди без принципов и с одной лишь страстью,
жаждой денег, быстро, по сути безвозмездно прибрали к рукам
принадлежащие государству, профсоюзам структуры - и вместе
с ними здания, стадионы, спортплощадки, катки и т.д. А
государство, конкретнее - чиновники? Они либо разводили руками от
бессилия, либо «сводили» их, получая на глазах растущие взятки.
Итак, «пустота» заполнялась...
Что же касается того «социального места», где могло бы
утвердиться гражданское общество как нечто совершенно новое,
неизвестное советской системе и имеющее функцией массовый
контроль населения, контроль граждан над государством и
обеспечение форм, условий реализации самых разнообразных интересов
основной массы населения страны,- то на этом месте лишь на
очень короткий миг образовался вакуум. И он стал очень
стремительно заполняться. Чем же? Парадоксально, но и понятно:
быстрее других в атмосфере бесконтрольной «свободы» - а вернее,
беззакония, хаоса, вольницы, разброда- собрались с духом...
криминальные элементы, спаянные еще тюрьмой, быстро сбившие свои
тусовки местного и «федерального» разлива.
При этом преступность, справедливо названная
«организованной», давала сто очков вперед и растерявшимся властям, и тем
более очень слабым объединениям граждан, своей спайкой,
обдуманностью, а потом и технической оснащенностью своих
действий, умением поставить себе на службу правоохранительные и
другие органы власти в центре и на местах.
Но скоро и немалое количество властных структур не просто
«легло» под криминал, что имело следствием невиданный разгул
уличной и другой преступности. Внутри власти выдвинулись или
пришли в неё вновь люди, которые вступали с преступниками
в прямой сговор. Образовались звенья и каналы сращения власти,
в том числе правоохранительной, с преступными сообществами.
Создались «подземные ходы», «черные» и «серые» каналы, по
которым бюджетные деньги, все более крупные, уходили в карманы
самых решительных, наглых, беззастенчивых членов этих
сообществ. По всей стране применялись и до сих пор применяются
методы «защиты» такими людьми своих индивидуальных и
групповых интересов и растущих аппетитов - методы, как правило,
криминальные и конкретно используемые высокооплачиваемыми
криминальными «специалистами» (убийства, похищения,
запугивания, шантаж и т.п.).
423

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
Движимые мотивами наживы, во власть беспрепятственно шли
и вольготно там себя чувствовали не чистые на руку люди, не
имевшие прочных моральных устоев и быстро терявшие остатки
совести. По стране потому и шествовала широким и уверенным
шагом коррупция, стремительно проникавшая, как сказано, также
и в правоохранительные, судебные органы, что у неё была не
только формально-государственная (в лице чиновников и институтов
их «службы»), но и «неформальная», внегосударствеюгая
социально-групповая и довольно хорошо организованная опора.
Между прочим, «местами» реального и повседневного
обсуждения, решения конкретных проблем, беспокоивших и
беспокоящих членов антигражданского общества, часто становились и
сегодня остаются скорее не официальные кабинеты чиновников
разного уровня, а некоторые- выросшие как грибы после дождя-
«учреждения» быта, отдыха, которые по мере возрастания
престижа чиновничьих кресел, личного богатства их обладателей, тоже
располагаются «по уровням» - от более скромных до самых
закрытых, «элитных». Как пишет, скажем, С. Кордонский, это
«домашнее и ресторанное застолье, баня с девочками и без, охота и
рыбалка, самодеятельные клубы, совместный отдых, дачные
сообщества» .
Возникавшие и существовавшие в таких условиях
предпринимательство, бизнес (вне зависимости от размаха деятельности и
величины доходов) вряд ли могли, а подчас и совсем не
стремились, уберечься от подобного же сращения с преступностью или от
контроля со стороны коррумпированной, уже уверенно
опиравшихся на криминал, на преступные сообщества структуры местной
и центральной государственной власти. Конечно, такие системы и
звенья отношений не могли существовать легально, открыто. Но
поскольку «узлы сращения» власти и криминала возникали в связи
с расхищением, использованием государственной собственности,
1 Кордонский С. Государство, гражданское общество и коррупция //
Отечественные записки. 2005. № 6(27). С. 25. С чем я, однако, решительно не согласна в
концепции процитированного автора: на том основании, что и обычные граждане
ходят в баню, на охоту, совместно отдыхают и т.д., он называет все такие формы
«неорганизованным гражданским^.) обществом», считая его специфически-
российским феноменом - там же, с. 24. Такой феномен, в самом деле,
существовал и существует - были же такой формой знаменитые общения на кухнях в
советское время... Но в случаях, о которых у нас здесь идет речь, сообщества, во-
первых, достаточно хорошо организованы, а, во-вторых, они - что я пытаюсь
доказать - по своим главным целям являются организациями антмгражданского
общества.
424

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
разворовыванием бюджетных денег, каналов и механизмов
власти, соответствующих связей, - постольку реальные отношения
в государстве приняли причудливый, а с точки зрения веками
вырабатывавшихся принципов государственного, социального
порядка, законности и права - не говоря уже о требованиях морали -
абсурдный, противоестественный вид. В свете тематики нашей книги
можно также снова сказать: здесь сложились поистине чудовищные
проявления цивилизационной отсталости и прямого варварства.
Я снова и снова говорю здесь обо всех этих хорошо известных,
и ранее, в других связях и аспектах анализировавшихся в моей
книге социальных приметах жизни новой России, имея в виду
главную в данном контексте цель: зафиксировать
кристаллизацию - вместо гражданского общества - прямо противоположных,
а именно антигражданских, структур. Как раз их совокупность -
представляющую достаточно сложную, структурированную
систему связей, «липовых» с точки зрения закона, но исправно
исполняющих свои функции полулегальных и просто нелегальных
организаций, объединенных групп - правомерно именовать
«антигражданским обществом».
Почему оправдано употреблять слова «шдаигражданское
общество»? 1. Данная система не только не служит подавляющему
большинству граждан России (к чему люди, по преимуществу
входящие в нее, вроде бы призваны своим социальным, служебным
статусом), а способствует систематическому и чудовищному по
своим масштабам ограблению, обворовыванию, угнетению,
унижению именно большинства населения, граждан России]
2. Антигражданской эта система является ещё и потому, что
формой и результатом её существования является наглое
(возможно, и исторически беспрецедентное) попрание всех норм права,
позитивных традиций и нравов народа, моральных устоев. Все это
деморализует общество, далеко отодвигает достижение таких
целей, как построение правового государства и воспитание право-
послушных граждан.
3. Нынешним результатом является отчуждение масс народа
от власти, тогда как одним из принципов работы гражданского
общества является цивилизованное взаимодействие населения с
государственной властью на началах взаимного доверия и
одновременно нелицеприятного контроля.
4. Антигражданской эта система связей и отношений является
ещё и потому, что - в силу специфических интересов ее членов -
она уже сейчас сопротивляется и будет далее отчаянно сопротив-
425

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
ляться построению нормального, т.е. массового и действенного,
гражданского общества. А в случае соответствующих требований
сверху или снизу будет маскировочно создавать разные имитации
и подделки, также и развращать, криминализировать уже
существующие «общественные организации», - словом, создавать и
поддерживать то, что Л. Кривых справедливо назвала
«псевдогражданским обществом»1.
На поверхности общественной жизни, разумеется,
существовала, существует, как-то функционирует видимая, официальная
система деятельности, отношений, выполняемых дел и
предпринимаемых мер. Но под её покровом были прорыты «крысиные ходы»,
где скрыто (порой, правда, уже и открыто) двигались деньги,
перераспределялась собственность, формировались новые
собственники и источники доходов и т.д. (Обо всем этом можно говорить
также в настоящем и будущем времени.) Скажем, мэр города
выполнял и должен был выполнять официально какие-то
обязанности. Но главные личные интересы (его и его семьи, друзей,
знакомых) реализовались через упомянутую систему «крысиных ходов».
Скоро, однако, и этого оказалось мало: официальная, столь нужная
именно для граждан работа власти с самими гражданами
выполнялась так плохо, неэффективно, бюрократически, что очень многих
граждан принудили - и они, увы, быстро «научились» - давать
взятки, платить (как я уже писала) каждому столу за работу,
которую чиновники всех звеньев должны выполнять бесплатно,
быстро, без бюрократических проволочек. (Вот почему весьма немало
бывших российских мэров сегодня находятся под судом или
следствием.) Население, попавшее «в осаду» таких действий, аппетитов
власти, наглости, повсеместности криминала, нечистоплотности
бизнеса и т.д., тоже прониклось подобными умонастроениями:
если от кого-то хоть что-то зависит, люди начинают действовать по
тем же «правилам» коррупции, вымогательства, головотяпства
и т.д., от которых сами же страдают.
Итак, отличия и болезненные парадоксы этой системы
антигражданского общества, за очень короткое время сложившейся и
закрепившейся в России, таковы:
• она пронизывает весь общественный организм, всю систему
отношений сверху донизу; более того, на местном уровне это
подчас единственная система «управления», в которую лишь споради-
' Кривых Л.В. Роль самоидентификации в построении гражданского
общества // Человек и культура в становлении гражданского общества в России. С. 225.
426

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
чески, «точечно», может вмешиваться высшая власть, - ей могут
быть подконтрольны, да и то далеко не полностью, только высшие
местные чины;
• система в принципе имела и имеет неофициальный,
нелегальный характер, но она никак не могла возникнуть и
функционировать без опоры на официальные структуры, без сращености с
ними;
. в масштабах огромной страны о системе антигражданского
общества можно говорить как о такой, которой (по крайней мере
на местах) сегодня все ещё реально принадлежит власть в России.
Вот почему все призывы и проекты ликвидации коррупции,
поскольку они исходят от достаточно сильного своими
возможностями центра, до сих пор были и остаются неэффективными, в
лучшем случае «точечными», выхватывающими,
ликвидирующими лишь пару отдельных звеньев и по сути дела оставляющими
неприкосновенной многочленную систему (более того: у
«дракона» антигражданского общества вместо отрубленной головы
вырастают новые и уже более «опытные» головы ...);
• система является предпосылкой, а также частью
фундамента массового обогащения чиновничества, власти; и степень
обогащения возрастает по мере продвижения вверх по лестнице
властной системы;
• она не сильно обогащает, но отчасти способствует выживанию
или относительному благополучию тех, кто «обслуживает»
систему, находясь ближе к её нижним ступеням;
• система к настоящему времени имеет уже достаточно прочные
структуры, формы функционирования, способы поддержания,
выживания и даже укрепления; сказанное относится к
сложившимся «сообществам», групповым связям и т.д.;
• внутри системы были быстро «освоены» антиправовые
методы обхода закона и ухода от наказаний, некоторой внешней
«легализации» - благодаря, в частности, целой армии
профессиональных юристов, которые за немалую мзду и, конечно, при забвении
профессионального долга и морали, способствовали и
способствуют «легализации» этих антиправовых и по своей сути
антигражданственных структур. «Правоохранительные» (по внешне
определенной функции, а не по сути своих действий) властные
структуры, включая законодательную власть, не противопоставили
подобным действиям никаких эффективных мер, структур и т.д.; так под
шумные разговоры о праве, его нарушениях, о необходимости
разрабатывать новые законы антигражданское общество ловко и no-
All

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
всеместно использовало для своего существования и укрепления
«личину» законности (почему бороться с «организованной
преступностью» антигражданского общества будет совсем непросто).
Обобщая сказанное, можно констатировать главное, наиболее
существенное: несмотря на участие в её функционировании не
только индивидов, структур, групп властной вертикали, но
немалого числа «рядовых» граждан, объективно система направлена
против граждан и зримо, явно - против их большинства. Вот
почему быстро возникшее, но уже довольно прочное
антигражданское общество справедливо считать одним из главных
объективных и субъективных препятствий на пути образования и
существования гражданского общества в России. Вот почему
коррумпированные властные структуры в центре и на местах, официально
призванные способствовать построению гражданского общества,
сейчас только имитируют последнее и в будущем, скорее всего,
станут делать то же самое.
Скажу об одном важном моменте, относящемся к бизнесу.
Когда в России возникали первые очаги (малого) бизнеса,
предпринимательства в среде рядовых граждан, то в стране, которая всегда
хвасталась своим коллективизмом, по существу, не появились
организованные и объединенные структуры законопослушных
граждан, альтернативные по отношению к криминалу, беззаконию.
Такие структуры, которые могли бы противостоять
криминальному «коллективизму». По идее инициативные граждане, например
первые предприниматели, или жители криминализирующих
местностей, или рабочие крупных предприятий, или все они вместе,
могли бы создать свои объединения, структуры - в противовес
рэкету, рейдерству, разгулу уличной преступности. Помочь
возникнуть таким структурам нарождающегося гражданского общества,
поддержать их могли и должны были бы местные и центральные
органы власти, прежде всего правоохранительные. Этого не
случилось; более того, в тот нужный, поистине судьбоносный для
страны момент вирусы наживы, страха, непрофессионализма поразили
власть, и она, как у нас говорят, «легла под криминал», причем
совсем не бескорыстно...
В XXI в. в стране произошли значительные изменения. Но
в том вопросе, о котором мы здесь толкуем, упомянутые
антигражданские структуры и правила игры если и модифицировались, то
лишь на поверхности. В глубине жизни страны антигражданские
зоны «спайки» с криминалом и «анти-правила» действий без
оглядки на закон, особенно на местах, сколько-нибудь кардинально
428

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
не изменились. Если где-то и существуют очаги гражданского
общества на местах (например, все чаще заявляющие о себе
экологические организации или протестная пресса1), то значительного, тем
более решающего, влияния на «локальную» жизнь и на
повседневное бытие в центре они не оказывают.
Зато антигражданское общество - всегда в действии, всегда на
страже. Как только открываются новые возможности урвать у
населения, у государства что-то существенное, его «летучие банды»
появляются молниеносно и действуют- с точки зрения своих
целей - весьма «грамотно», идет ли речь о якобы «точечной»
застройке в городе - на месте скверов, детских площадок, об отхва-
тывании (причем «себе» - за гроши) лакомых кусков
исключительно дорогой земли в парках, у водоемов, о строительстве целых
поселков на заповедных землях, об «участии» в строительстве
объектов для будущей олимпиады, вернее, в присвоении
колоссальных денежных средств или материальных ресурсов - и о многом,
многом другом, до боли знакомом. И никто, в сущности, не
наказан, никто не пострадал...
И снова, как и в случае других проблем, связанных с
преодолением форм цивилизационной отсталости России, возникает вопрос:
раз препятствия столь серьёзны, поистине универсальны, раз
антигражданское общество столь прочно зацементировалось, то
реально ли вообще надеяться на возникновение и построение в нашей
стране действительного гражданского общества (а не его
очередных псевдо-форм и имитаций)?
Предлагая свой ответ на совокупность подобных вопросов,
я буду опираться на ряд уже высказанных идей, теоретико-
методологических предпосылок (и соответственно, на
исследования авторов, которые их анализируют), а также обосновывать
выводы из своих более ранних разработок.
О возможных предпосыках,
путях и перспективах создания
гражданского общества в России
Первая предпосылка состоит в следующем.При всей
российской специфике, при особых современных трудностях формирова-
'06 эволюции и трудных проблемах российских экологических организаций
см.: Жуков Б. Расслоение. (Типология экологических организаций) //
Отечественные записки. 2005. № 6. С. 163-176.
429

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
ния гражданского общества в России в поисках выхода из
создавшегося положения полезно, как я думаю, напомнить о том, через
какие препятствия проходили и другие страны на пути к искомым
цивилизационным структурам, благодаря чему они достигли
несомненных успехов. Вторая предпосылка- использование тех
преимуществ и особенностей, которые создает относительно поздний
и более динамичный цивилизационный опыт, опора на какие-либо
новые и существенные моменты, способные в чем-то облегчить
построение гражданского общества в новой России и других
странах, отставших от темпов мировой цивилизации. Разумеется,
очень подробным наш анализ здесь быть не может; будут
отмечены лишь некоторые узловые аспекты проблемы.
Итак, прежде всего надо опереться на общецивилшационный
опыт построения гражданского общества. С самого начала
важно учесть, что при разрешении этого комплекса цивилизационных
проблем Россия не делает чего-то невиданного, совершенно
специфического. Главная общецивилизационная проблема,
одновременно имеющая вид своего рода исторического парадокса, и
притом очень трудного, состоит в следующем. Ведь гражданское
общество, как было ранее выяснено и показано, - это поле
деятельности, поле объединений индивидов, которые, с одной стороны,
являются гражданами государства, во многих отношениях
подконтрольными этому государству, но с другой стороны, именно
в этом специфическом поле стремятся осуществить - а в случае
успеха и реально осуществляют - контроль над тем же
государством на благо большинства населения.
История цивилизации в последние пару столетий, когда
реально формировалось гражданское общество, его институты,
показывает: при всей трудности разрешения такого парадокса должна
возникнуть (относительно) единая воля государства (т.е.
собственно власти) и {большинства) населения, народа. Ранее были
обрисованы проблемы и трудности с точки зрения все ещё
отсутствующей всеобщей воли: мы пока даже не «хотим как лучше», а-
«как всегда» - хотим жить лучше, не вырабатывая действенной
воли, не прилагая хорошо обдуманных усилий. Всё так. Но другие
страны и народы тоже не двигались к интересующей нас цели, т.е.
к гражданскому обществу, дружными, сплоченными рядами. И они
не обретали «единую волю» как бы по мановению волшебной
палочки. Объединяющее, сплачивающее умонастроение народа,
разумеется, весьма необходимо, причем не только в обсуждаемом
нами деле построения гражданского общества. Ибо это только не-
430

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
которые звенья в огромной цепи, которая должна возникнуть
благодаря решимости, воле, т.е. умонастроениям, ценностям,
эффективной мотивации объединяющегося народа.
С теоретико-методологической точки зрения хочу выделить
такую тему. Часто считается (в духе «классического», а скорее -
догматического марксизма), что сначала должны быть созданы
экономические предпосылки для решения тех или иных проблем -
здесь: для построения гражданского общества, - а уж потом
можно нацелиться на их решение. Между тем такое ранжирование
очередности процессов представляется неверным уже потому, что за
время, отведенное хотя бы на относительный экономический
подъем, препятствия - что фактически имело место в обсуждаемой
нами проблематике - могут, что называется, зацементироваться.
Кроме того, и в принципиальном теоретико-практическом смысле
в грамотно управляемом обществе никогда нельзя отрывать
социально-экономические процессы от аспектов воли, умонастроений,
психологии, ценностей населения в целом, его отдельных слоев и
групп, в частности, наиболее активных из них, в особенности.
А на отдельных исторических этапах именно последнее способно
стать реальным рычагом фундаментальных преобразований, в том
числе в экономике.
Другой узел, аспект вопросов, связанных и с гражданским
обществом, и с другими целями обновления, — это аспект,
касающийся беспрецедентных, казалось бы, темпов, скоростей социально-
исторического обновления. Обычно - более или менее
обоснованно - напоминают о том, что страны и народы, жизнь которых
называют цивилизованной, двигались к этой цели столетиями.
Однако опыт истории дает и иные уроки, раскрывает новые
возможности . Поскольку речь идет о единой воле, об особом умонастроении
народа, совершенно прав Н.П. Шмелев: «В перспективе по
меньшей мере двух ближайших поколений (а вероятно, и много
больше) спасительной может быть только одна, в высшей степени
простая идея, вернее, общее умонастроение, общая цель всего
российского общества: сохранение и благополучие народа, созидание,
строительство, дальнейшее освоение и обустройство страны;
достойная, падежная жизнь каждого человека и его близких...
1 В предположении таких возможностей и их содержательном раскрытии я
опираюсь на очень ценную работу Н.П. Шмелева «Наше будущее: возможные
сценарии» // Альманах «Вызовы XXI века». Вып. II. М., 2006. С. 90-110.
431

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
Для современного мира такой стремительный подъем за жизнь
одного-двух поколений вовсе не диковина: примеры известны -
Германия и Япония после поражения во Второй мировой войне,
«азиатские тигры», некоторые арабские страны, Бразилия, Индия
и, конечно, Китай. И нет никаких объективных оснований считать,
что российский человек в массе своей глупее, или ленивее, или
нравственно слабее кого бы то ни было ещё»1.
Итак, связывать возникновение и развитие гражданского
общества только, исключительно с многовековым развитием истории
в наше время было бы неправильно: именно современная
цивилизация знает, как показано, процессы стремительных цивилизаци-
онных преобразований. И ещё: в концепциях гражданского
общества нередко говорится (и мы ранее говорили) также о чистой
спонтанности, стихийности, добровольности возникновения как
характерных чертах его структур. Но и здесь, полагаю,
современная история вносит коррективы в том смысле, что построение
гражданского общества вполне может не протекать чисто
стихийно, а в какой-то своей части развиваться в соответствии с
планом, проектом его формирования, в том числе таким, к созданию и
осуществлению которого будет- но непременно вместе с
«общественностью» - причастно и государство.
Но реально ли это после всего ранее сказанного о российском
«антигражданском обществе», о характере власти, о пассивности -
в этом вопросе - государства? Думаю, что движение страны в
сторону цивилизованности, а значит в сторону создания гражданского
общества, возможно и даже вероятно, как возможны и вероятны
более широкие, основанные на систематической теории вопроса
инициативы государства именно на этом поле реализации
населением начал свободы и наиболее широкой демократии. Почему к
его формированию возможно (хотя и непросто) побудить
население, достаточно ясно. Ведь люди, за многие, в том числе за
последние годы накопившие претензии в адрес бесконтрольной
государственной власти, давно высказываются в пользу действенного
контроля над нею. Правда, контроль они нередко связывают тоже с
властью - например, властью обоих последних Президентов
(удивляясь: что же они, достаточно молодые, решительные,
энергичные, так и не положили и не положат конец тому, сему...) -
и вряд ли со своей собственной гражданской активностью.
'Шмелев Н.П. Там же. С. 99. (Слова, выделенные мною курсивом, можно
считать обозначением достижений и ценностей цивилизации, которые близки
устремлениям нормальных индивидов.)
432

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
А вот чиновники, бизнес, «деятели» теневой экономики - они-
то уступят ли свои власть, богатство, влияние, связанные с силой
уже наличного «антигражданского общества», пока ещё
проблематичному гражданскому обществу? Несмотря на мрачность
картины - на зацементировавшиеся теневые, криминальные,
антигражданские структуры -дело и здесь не безнадежно.
Во-первых, потому, что мировая цивилизация в своем
отстаивании механизмов свободы, добровольности никогда не
пренебрегала и не должна пренебрегать и средствами принуждения к
порядку, ответственности (например, - в описании Н.П.Шмелева-
это «принуждение к соблюдению бизнесом общепринятых норм
деловой этики») . И если какие-то силы во власти обретут
реальную волю к изменению и будут помогать формированию
гражданского общества, дело может сдвинуться с мертвой точки.
Во-вторых, наша надежда- на осознание более широкими
кругами чиновничества, бизнеса, другими слоями населения того
обстоятельства, что попадание в «круг» криминала, коррупции - при
некоторых временных выгодах в виде денег, собственности,
власти - несет в себе немалые опасности, риски, вплоть до
расставания с этими «выгодами», если не с самой жизнью.
В-третьих, может помочь понимание опасности нового
«черного передела» собственности, в России - чему учит её история -
грозящей общим обвалом страны в варварство, дикость, кровавые
революции. Есть и опасность возникновения самых разных
отдельных, местных «точек кипения», в которых будет стихийно и грозно
вырываться наружу гнев населения, обусловленный теми
непристойными для цивилизации социальными контрастами и теми
способами поведения богатых, властных, известных людей, из-за
которых в мире имидж России также связывают с антицивилизаци-
онными явлениями.
В-четвертых, помощь может оказать растущее осознание
населением других стран того факта, что во временно выгодном для
государств Европы и Азии процессе перетекания российского
капитала, богатства в их страны из-за многих обстоятельств накопились и
стали нетерпимыми криминальные, антицивилизованные явления,
почему надежд на беспрепятственное перемещение (криминальных,
коррупционных) денег в другие страны остается все меньше.
В-пятых, могут и должны вступить в силу такие соображения:
если моральные устои, законопослушание и т.д., как видно, отчас-
' Шмелев Н.П. Цитир. произвел. С. 107.
433

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
ти и на время утратили свою силу в действии и сознании многих
чиновников, бизнесменов России, то даже для них, их семей, их
близких не могут не быть привлекательными простые ценности
спокойствия, безопасности повседневной жизни. И они не могут не
понимать, что вступив на скользкий путь беззакония, они, скорее
всего, получат в качестве бумеранга криминал и
безнравственность, направленные против них самих и их близких.
Вот почему, как кажется, прав тот же Н.П.Шмелев, когда он
пишет, что «эпоха "баронов-разбойников" в силу естественных
причин приближается, кажется, к своему закономерному концу и
на смену им видится приход новых поколений деловых людей,
привыкших соблюдать общепринятые в мире "правила игры"»1,
например, следовать правилу работать из нормальных, а не из
«заоблачно высоких прибылей» и т.д. И ведь сказанное относится не
только к бизнесу. Но опять вопрос: станет ли само государство,
т.е., собственно многие его пока безоглядно обогащающиеся
представители, всерьёз учреждать в России цивилизованные «правила
игры»? На это тоже есть надежда.
Итак, и в принципе, «по идее», и в реальной жизни позитивные
изменения по крайней мере возможны - разумеется, при
некоторых непременных условиях, которые приведут к нарастанию
«количественных» изменений и их переходу в новое качество: если в
обществе накопится всё больше сфер жизнедеятельности, в
которых будет не только достойно в нравственном отношении, в
правовом смысле одобряемо и поддерживаемо, но и практически
выгодно, причем сегодня и завтра, не нарушать цивилизационные
нормы, а строго соблюдать их. (Мы уже говорили обо всем этом
применительно к проблеме цивилизования власти, цивилизования
жизни как таковой.) Потому и нельзя исключать, а можно даже
предполагать, что какая-то влиятельная часть чиновного, делового
класса сделает ставку именно на такой цивилизованный образ
жиз недеятел ьности.
А вот теперь - специально о гражданском обществе. Даже если
такие индивиды и слои уже имеются и если их «идеология»,
психология включит указанные мотивы, умонастроения, ценности, им
не обойтись без активной поддержки граждан, организуемых и
объединяемых в гражданское общество.
Но как подготовить, стимулировать самих граждан к такому
качественному скачку в их жизнедеятельности, если всё еще суще-
* Шмелев Н.П. Цитир. произвел. С. 107.
434

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
ствует сильное «антигражданское общество», если граждане по
существу не верят в способность власти к самопреобразованию и
если они в массе своей вообще слабо представляют, что такое
развитое гражданское общество?
В осмыслении огромных трудностей, препятствий на пути
построения гражданского общества, но и возможностей его создания,
как мне кажется, надо сделать два ключевых шага. И снова, как мы
увидим, приходится думать о теоретических основаниях
практических действий. Первый из шагов делается тогда, когда
понимают: скептический, негативный ответ на все вопросы и трудности
вписывается, в качестве стороны, элемента, лишь в один из
возможных общих сценариев развития страны - сценарий
пессимистический. Но ведь можно и нужно предположить, обосновать
также и возможность второго (хотя бы отчасти)
оптимистического сценария1. Понятно, почему в рассматриваемом нами аспекте
важен общий сценарий: гражданское общество, его построение,
совершенствование- лишь одна из важных сторон, тенденций
сегодняшнего и завтрашнего развития России. Здесь, разумеется,
имеет место взаимозависимость, ибо другие процессы (например,
экономические и политические преобразования) зависят от силы
или слабости гражданского общества; но и оно само зависит от
этих других процессов, тенденций. Значит, второй шаг-
составление такого сценария, который был бы также и достаточно
подробным планом, проектом деятельности (в данном случае - в аспекте
формирования гражданского общества).
Немного отвлекусь в сторону от российских проблем. Во
второй половине 70-х гг. XX в., занимаясь проблемами социальной
прогностики, я вникала в планы и прогнозы, которые глубоко и
ответственно составлялись в Японии. В первой половине 70-х гг.
в возможности мощного научно-технического, цивилизационного
рывка этой страны мало кто верил. Тем не менее рывок состоялся.
Одной из предпосылок успеха как раз и стали глубина,
профессионализм, многосторонность и конкретность таких прогнозов,
одновременно функционировавших в качестве оперативных планов-
программ развития Японии1. В подобных цивилизационных
планах-программах нуждаемся и мы сегодня, в том числе и примени-
'См. Шмелев Н.П. Цитир. произвед. С. 90-110. «Наше будущее: возможные
сценарии» // Альманах «Вызовы XXI века». Вып. П. М., 2006. С. 90-110.
2 См. Мотрошилова Н.В. Прогнозирование будущего под контролем
государства и бизнеса // Наука и будущее, борьба идей. М., 1990. С. 77 и далее.
435

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
тельно к построению развитого цивилизованного общества,
располагающего активным, действенным, хорошо структурированным
гражданским обществом. Составление таковых
прогнозов-программ - как в общем смысле, так и в отношении гражданского
общества- должно стать систематическим делом объединенных
групп специалистов (примерно так подобранных и
организованных, как это было в Японии и других странах, но с поправками на
современные знания, требования, возможности). Хочется верить,
что такие группы специалистов уже работают...
В «жизненном мире» и в социальных науках России уже
высказаны некоторые ценные и важные частные предложения, которые
могут способствовать более интенсивным процессам построения
гражданского общества в нашей стране. В дополнение к
сказанному ранее об общих тенденциях и возможностях, рассмотрю далее
ряд более конкретных задач построения гражданского общества
в России, опираясь на литературу вопроса и добавляя свои
предложения и идеи.
Итак, что не только нужно, но и (при определенных условиях)
можно сделать для возникновения и укрепления в России
гражданского общества?
1. Вполне справедлива постановка вопроса о том, что начинать
воспитание качеств членов гражданского общества надо «за
партами школ и на студенческих скамьях» (Межуев В.М. Цитир.
произвел. С. 11). Как именно это надо делать - вопрос особый и очень
трудный. Не только в опыте России, но и других стран мира
грамотное воспитание «гражданственности», (кстати, часто
расплывчато, широко понятой), тем более ясные, поучительные уроки
формирования и сохранения гражданского общества, его структур,
вряд ли являются чем-то хорошо оформившимся, тем более само
собой разумеющимся. Почему налаживание таких
образовательных и воспитательных процессов - именно применительно к
гражданскому обществу - можно считать одной из настоятельных, но
пока не решенных задач всей мировой цивилизации.
Нельзя, однако, забывать, что «гражданственности» как
качеству, необходимому для существования и развития гражданского
общества, вступающие в жизнь поколения лучше всего учатся от
поколений предшествующих, на их живом, прямом примере и
благодаря уже созданным предпосылкам, которые, кстати, в каких-то
зародышевых формах существовали и существуют в любой стране
436

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОЦЛЕМ...
и тогда, когда час развитого гражданского общества в их истории
ещё не пробил. Такими формами в истории России были, скажем,
деревенские общины, земские органы местной власти или
народные ополчения, стихийно собиравшиеся в опасные времена
слабости государственной власти, разброда, угрозы иноземного
нашествия . И средневековье, и раннее новое время в Европе тоже знали
свои всплески активности граждан - например, ими были
религиозные объединения, решавшие не много не мало как задачи
Реформации, т.е. обновления сознания, действия, ценностей
широких масс народа перед лицом требований новой эпохи. Кстати,
в этих процессах религиозные реформаторы не пренебрегали
никакими «мелочами» и старались равно повлиять и на богатых, и на
бедных.
Соответственно традиционно влиятельной была и сегодня
может быть роль религиозных общин, организаций в России; только в
многоконфессиональной стране очень нужен строгий баланс всех
акцентов, не нарушающий права и многомиллионных, и
малочисленных конфессий.
2. В современных условиях неверно было бы, как мне кажется,
заведомо противопоставлять одних людей, одни профессии или
дела, социальные процессы и обстоятельства, где якобы не
рождается, не может рождаться гражданское общество -
противопоставлять другим людям, делам, процессам, которым отводилась бы
привилегированная роль быть инициаторами, первопроходцами
в деле создания гражданственности и гражданского общества . Мы
О драматической истории «народоправства» в России, в том числе и о
случавшихся «оттепелях», см.: КуркинИ. Блеск и нищета отечественного
народоправства // Отечественные записки. 2005. № 6. С. 61-80.
2 В связи с чем выскажу одно свое возражение в адрес В.М. Межуева (на чьи
идеи я пока ссылалась с согласием и солидарностью). Когда он пишет о целях
воспитания «гражданственности», то почему-то делает такое противопоставление:
«Современное гражданское общество формируется не в частных лавочках и
мастерских, не на улице и в шуме толпы...» (Ibid.). Это решительное, категорическое
«не» - чисто российское. Современное гражданское общество в тех странах, где
оно относительно неплохо функционирует, охватывает также законопослушных,
ответственных, активных владельцев «частных лавочек и мастерских»; оно также
учит опыту цивилизованных уличных выступлений, где, кстати, без «толпы» и её
цивилизования никак не обойтись. И не потому ли в огромной России чего-то
подобного не возникло, что слова «частная лавочка» произносятся у нас не иначе,
чем пренебрежительно, — в отличие от цивилизованных стран Европы, где
«лавочника» (булочника, колбасника, торговца овощами и т.п.) воспринимают как
человека уважаемого, равного другим в том числе в его гражданских качествах?
Не потому ли и «лавочки» там - по больше части образцовые?
437

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
уже говорили о том, что гражданское общество - в чем его суть
и специфика- в принципе растет, как выражаются американцы
и европейцы, от «корней травы» (grass roots), от самых простых
жизненных процессов и потребностей. В современной России,
например, некоторые формы гражданской активности могут
рождаться, когда жильцов дома (домов), решивших отстоять детскую
площадку, памятники культуры и т.д. в своем дворе или вблизи от
него, объединятся, а затем сохранят свои гражданские группы для
других дел. То же можно сказать о разных объединениях людей,
протестующих против тех или иных афер, мошенничеств,
злоупотреблений. Остается сожалеть, что такие звенья гражданского
общества не появились там, где владельцы «частных лавочек» -
вместе с их покупателями - могли бы, в принципе, совместно бороться
против рэкета, рейдерства, милицейской коррупции.
3. Авторы, сегодня пишущие о гражданском обществе, часто
напоминают о нереализовавшейся надежде либералов-рыночников
на то, что переход к рынку как бы автоматически решит проблему
формирования гражданского общества, несбывшейся надежде,
которая вытекала из действительно неправомерного отождествления
рыночной свободы с любой другой, включая свободу гражданских
действий населения. (Говорить о том, что практика у нас опроверг-
ла-де эту ошибку, не вполне правильно, ибо настоящего
цивилизованного рынка и соответствующих отношений людей у нас пока
не возникло.) Однако при всей неправомерности упомянутого
отождествления объективная связь между свободой, активностью в
экономической (в том числе рыночной) сфере и гражданским
обществом все же существует. Традиционный российский снобизм
в отношении к этим сферам частично оправдан (опять-таки
особенно применительно к России), но в целом он не продуктивен.
Выигрывают сегодня те страны, в которых в общественном
сознании населения и обобщенных идеологемах устойчиво укрепляются
идеи, умонастроения, ценности, предполагающие возможность и
необходимость зрелой гражданской деятельности,
ответственности, цивилизованности также и в сдерживании «стихии» рынка,
в цивилизованном обустройстве также и рыночных сфер,
отношений.
За. Когда знакомишься с опросами общественного мнения,
бросается в глаза такая особенность, если дело касается сфер особого
беспокойства населения: при всем недовольстве коррупцией не её
(непосредственно и в целом) опрошенные ставят на первое место
среди своих недовольств и тревог. А первое место неизменно за-
438

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
нимают рост цен и инфляция. Это и понятно: люди сталкиваются
с коррупцией всё же в отдельных случаях (есть даже мнение:
чиновники-коррупционеры обирают, скорее, «своих же» - богачей,
бизнесменов, тоже наживших и наживающих свои состояния
неправедным путем, так что коррупция-де есть «разборка» между
богатыми... Что отчасти верно, но в целом ошибочно). А вот с
ростом цен население сталкивается ежедневно и повсеместно.
И задается самыми разными вопросами, в частности, такими:
почему страна, из недр которой (а они в принципе должны служить
гражданам) качаются и продаются по всему миру нефть, газ и т.д.,
учреждает для своих автовладельцев, для своей промышленности
самые высокие и стремительно растущие цены на
соответствующие материалы? Почему газопроводы протягиваются через города
и страны, но так и не добираются до «богом оставленных» углов
и уголков российской провинции? Почему при достаточно
хороших урожаях (нам все время говорят, что они в этом или том году,
например в 2008, «рекордные») так стремительно дорожают хлеб,
молочные продукты и т.д.?
Сама власть подчас дает ответы на подобные вопросы, говоря
о «сговоре монополистов». Впрочем, им и не надо специально
собираться на какие-то сходки и договариваться о ценах, которые у
нас растут как бы автоматически и лавинообразно. Выборочные
«выхватывания» каких-то отдельных персонажей (какого-то
олигарха, какой-то фирмы) для окрика и наказания, как правило
небольшого, справедливо воспринимается как временная кампания.
А цены снова взмывают вверх; заниженные официальные цифры
их роста не вызывают доверия. Хорошо уже то, что в последнее
время несколько растут и доходы населения. Впрочем, дополнения
ведь черпаются из бюджета, т.е. из налогов, выплачиваемых тем
же населением, а не идут из распухших карманов «сговорившихся
монополистов». Разорвать порочный круг, «урезонив» какими-то
сильными мерами тех, кто стоит у истоков всплеска цен,
государству, т.е. всем видам власти, не удается. (Снова, правда, возникает
вопрос: а есть ли воля это сделать?)
Пусть нам только не говорят, что цены, в том числе и их
быстрый рост, диктует-де «свободный рынок». Ибо «свободного»
рынка у нас, как показано, нет. Ведь такой рынок- в числе других
особенностей - предполагал бы настоятельную заботу
производителей, торговцев о потребителях, и не только в смысле высокого
качества вот сейчас проданного товара. На подлинно свободном,
439

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
конкурентном рынке заботятся и о том, чтобы потребитель этой
покупкой (покупками) не был разорен, обездолен и, значит, чтобы
он снова пришел за новыми товарами и услугами. Есть ли такая
забота в России? Отчасти да - у некоторых производителей и у
некоторых торговцев, устанавливающих все-таки доступные (для
немалого числа покупателей) цены (хотя и их манера сначала
«назначить» сверх-цены, а потом якобы решительно снижать их
всяческими скидками, давно разгадана покупателями).
Обратиться во всех этих случаях именно к представителям
российского бизнеса существенно ещё и потому, что
неправительственные, негосударственные сообщества, ассоциации, объединения
в данной сфере принадлежат к числу наиболее прочных,
организованных и в целом достаточно цивилизованных. Причины
понятны - немалые деньги, неизбежная ориентация, в видах контактов и
сотрудничества, на цивилизованные же зарубежные ассоциации
бизнеса, приход в эти объединения (в качестве руководителей)
авторитетных, профессиональных людей и многое другое. Особенно
интересны (хотя, к сожалению, недостаточно массовы и
эффективны) общественные организации малого бизнеса, пока ещё плохо
развитого в России, но востребованного и перспективного. Хотелось бы,
правда, чтобы подобные ассоциации не просто отстаивали интересы
членов своего сообщества, но и шире включались в процесс цивилиза-
ционного, гражданского, нравственного воспитания людей бизнеса,
чтобы, например, организации и деятели крупного бизнеса не
воспринимали малый бизнес только сквозь призму конкуренции.
Действительно серьёзная проблема, хорошо выраженная в
класс-сических концепциях либерализма, состояла и состоит в том,
что завоевание свободы в рамках цивилизационного рынка может
научить и реально учит отстаиванию гражданами и их
объединениями всех своих, а не только экономических прав и свобод, учит
гражданской активности, но также и гражданской
ответственности во всех других сферах социальной жизни. К сожалению,
опыт новой России в этой области оказался (о чем уже говорилось)
во многом негативным и искаженным. Но вот теперь, когда перед
бизнесом - и крупным, и средним, и мелким, во весь рост встают
цивилизационные задачи, от реформирования бизнес-сообществ
никуда не уйти.
Отсюда - две линии требуемого, желаемого и в принципе
возможного развития.
а) Производители, торговцы, крупные, средние и мелкие,
собственники, управители-менеджеры из мира бизнеса должны сами
440

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
конкретно и подробно разработать систему социальных норм,
в том числе моральных требований для своей сферы - пока не
произошло каких-то социальных катастроф. Это требование относится
также к теме гражданского общества- в том, например, смысле,
что имеющиеся в наличии и готовые возникнуть
неправительственные организации предпринимателей (промышленников,
торговцев, занятых в сферах услуг, транспорта и т.д.) в числе первых
своих дел должны числить формулирование «корпоративных»
(в смысле Гегеля) правил, норм, ценностей, т.е. нормативных
кодексов для своего слоя и, главное, предусматривать контроль за их
выполнением и очищение своих рядов от тех, кто эти кодексы
нарушает. Среди подобных правил, кстати, должны быть и такие,
которые даже предусматривают и «корпоративные», а не только
государственные кары, санкции для тех, кто устраивает
монополистический сговор и разрушает пространство действительно
свободного рынка. Пока же и о том, и о другом только говорят (да
и то не слишком громко и активно), но мало что делают...
б) И всё-таки в России (по разным, в том числе подробно
разобранным ранее причинам) спасение утопающих в море
несвободного, жесткого для них рынка остается, увы, делом самих
утопающих. А они барахтаются, тонут, всплывают, снова тонут -
и все поодиночке. Самосохранение отнимает все силы. Неимущие
слои населения в принципе «спасаются» рынками с низкими
ценами на продукты и промтовары, но и качество товаров и услуг там
тоже очень низкое.
Боюсь, что мы в ближайшее время не дождемся работы
«объективных», «саморегулирующих» механизмов свободного рынка и
доброй воли современных производителей и торговцев. Во всем
цивилизованном мире качество товаров регулируется;
произвольный и дружный всплеск цен пресекается массой специальных
механизмов, в том числе и работой государства, что считается не
ущемлением, нарушением рыночной свободы, а введением рынка,
в противном случае грозящего стать варварским, в
цивилизованные рамки. Ещё важнее то, о чем неоднократно говорилось, -
сознательность, цивилизованность действий самих производителей
и торговцев, в том числе механизмы внутренней, свободной,
добровольной ответственности, внедренные в мир их ценностей,
сознания, делового, профессионального этоса. Всего этого у нас пока
нет. Но принудить к этому производителей, торговцев, сферу
обслуживания надо. Сделать это должны сами потребители, они же -
клиенты.
441

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
И сделать это под силу лишь с участием организованных
потребителей - через особые, эффективные сообщества. В стране в
принципе имеются, но пока исключительно слабы общества, т.е. -
по замыслу- объединения потребителей. Отдельные задачи, в
основном, консультативные, они подчас решают, но пока
потребители не знают свои права или даже зная их, не умеют эффективно
бороться с теми, кто их нарушает. Такая борьба сейчас оказывается
уделом поистине героических одиночек, в деятельности которых
успех - исключительно редкое явление. Нас снова настигает одно
из a priori нашего жизненного мира, которое проявляло свое
действие в условиях тотального дефицита советского времени, но
сохраняется и сегодня, при наличии видимого изобилия, даже
переизбытка товаров, услуг, предприятий торговли и обслуживания.
Это опять же бесправие покупателей, а во многих случаях-
неуважение к ним. Конечно, уравнивать «светлое прошлое» и
настоящее с этой точки зрения мне (человеку, прожившему большую
часть жизни при том дефиците) не приходит в голову. Но и часть
новых явлений одобрить никак нельзя.
Подробно писать о них излишне. Лишь напомню о том, что
хорошо известно населению. На многих улицах даже таких городов,
как Москва, нельзя купить хлеба, овощей или иголки-нитки,
невозможно найти чистку, прачечную и т.д. Одновременно там
разместят (как, скажем, на моей улице на отрезке в 300 метров) пару
(всегда пустых) магазинов офисной мебели, три магазина обуви,
пару дорогущих бутиков (где один-два покупателя в день при
толпе бездельничающих продавцов и скоплении хорошо одетых
манекенов - большая удача), баснословно дорогую парикмахерскую,
салон пирсинга - и все это при отсутствии доступного
продуктового магазина, «нормальной» по ценам парикмахерской и т.д. Ещё
одно: в подземном переходе, ведущем к метро, вдруг воцарятся,
вытесняя что-то другое, например, продажу книг и газет,
многочисленные торговые «точки», продающие только мобильники
и аксессуары к ним, - а вокруг будет собираться агрессивная,
опасная, особенно в вечернее время, праздная толпа молодых людей
с плакатиками: «Куплю сотовый. Дорого». (Какие именно
«сотовые» тут покупаются, вот вопрос.) Время от времени безучастно
ходят милиционеры... Ощущается полное отсутствие контроля
местных властей (а скорее, напрашивается мысль о сговоре с
ними). Понятно, что отдельному недовольному гражданину,
спешащему по своим делам, что-то изменить не под силу; всякое
вмешательство чревато опасностью для жизни и здоровья. А контроля
обществ потребителей здесь нет и не предвидится.
442

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
Подобным образом обстоит дело и в других случаях, например,
в деле так, важного, такого запущенного контроля за качеством
и сроками годности товаров. Телевидение в своих тревожных
передачах время от времени фиксирует «издержки» подобной
ситуации - от пищевых отравлений, последствия которых как-то
превозмогаются, до угрожающе многочисленных смертельных
случаев. Нарушения необходимых требований качества и сроков
хранения товаров в России - массовые и повсеместные. И ведь очень
нередко это приводит к смертям, к отравлениям в школах, местах
летнего отдыха детей!
Ясно, что по сравнению с цивилизованными странами здесь
отсутствуют такие важнейшие звенья и механизмы контроля, как
собственные совесть и добросовестность, ответственность и
производителей, и торговцев, сознание которых воспитывались
веками и которые являются самыми действенными «контролерами».
4. Это подводит нас ещё к одной тревожной проблеме России,
которая относится к гражданскому обществу, хотя и не только к
нему. Мы уже говорили о ней раньше, а сейчас затронем её в
аспекте проблематики гражданского общества. Это вопрос о свободе
и ответственности в деятельности властей и широких слоев
населения. Особенность «момента», т.е. последнего десятилетия, в
истории России состоит в том, что люди из разных слоев научились,
кажется, ценить собственную свободу, хотя не научились ни
бороться за неё в правовом поле, ни объединяться там с другими
людьми, ни сочетать свои свободолюбивые ценности и усилия
с ответственностью, с уважением к свободе других индивидов,
с умением добиваться социальной согласованности, взаимности
действий и ценностей как раз в сферах реализации свободы. А из
всего контекста этой книги следует, что и навыки цивилизованной
реализации свободы у нас на родине не сложились, и
соответствующие ценностные нормы-рамки пока не стали внутренним
убеждением очень многих людей.
Гражданское общество и в обрисованном контексте
социальных требований и действий имеет особое значение. Ибо сфера его
действий, вернее действий индивидов, групп в рамках системы
гражданского общества, по определению является социальной
областью, сферой публичности, суть которой - в изначальном
объединении индивидуальной, групповой свободы, активности и
социальной ответственности каждого действующего лица, а также
каждого объединения и всех их вместе. На словах это кажется
вполне ясным и общепринятым, но на деле тут накопилось немало
443

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
трудностей и противоречий (например, есть немало претензий
к деятельности традиционных правозащитных организаций,
главные акценты которых- защита свободы представителей
маргинальных, малочисленных групп, что вполне оправданно; но
одновременно имеет место пренебрежение к правам, свободам, к
катастрофам в жизни большинства населения, что уже является
серьезным перекосом).
5. Хочу специально затронуть вопрос о политических аспектах
деятельности гражданского общества. Но начну я с выражения
несогласия с иными авторами работ на данную тему, где
«гражданственность» сводится к роли гражданина (ситуайена) как
избирателя, члена политических партий или иных политических
организаций. (О теоретических основаниях несогласия говорилось
ранее.)
Здесь нужно, как я думаю, иначе расставлять акценты. Да,
«гражданственность» в таком смысле очень важна. Банальная
истина: куда лучше функционируют те государства, граждане
которых политически активны. Но пока и поскольку они выполняют
установленные для них государством и в рамках государства
действующие политические правила, пока реализуют здесь свою
свободу и свою ответственность, речь о «гражданском обществе»
в специфическом смысле этих слов ещё не идёт. Напомним:
равным образом механизмы, формы демократии в пределах
функционирования государства не тождественны широкой демократии
гражданского общества. Последняя - специфическое и очень
существенное дополнение к политической демократии государства
(о связи и различии этих взаимодействующих, но различных сфер,
видов демократической активности говорилось ранее). И если
«гражданственность», «гражданское общество» сводят лишь к этим
внутригосударственным качествам, ролям и функциям, - значит,
и теоретики, и практики не раскрывают специфику гражданского
общества, в том числе и в политической сфере.
Политические стороны деятельности гражданского общества-
это снова контроль за деятельностью государства, в данном случае
в специфической сфере политики, прежде всего благодаря
соответствующим неправительственным организациям, ассоциациям
политической направленности. Когда избиратели просто идут (или не
идут) на выборы, они функционируют как граждане государства.
А когда они создают, скажем, независимые объединения
избирателей для контроля за «чистотой» выборов и для предотвращения
всех тех темных (от серой до черной) сторон процесса подготовки
444

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
и проведения выборов, то это уже деятельность гражданского
общества и его организаций. Могут существовать и объединения,
созданные, скажем, с целью контроля за другими политическими
процессами - за отношением государства к политическим партиям,
профсоюзам и т.д. Или объединения, ставящие конкретные
политические цели (подобные антивоенным, антифашистским и другим
организациям); или действительно неправительственные
организации, защищающие политические права отдельных категорий
населения (молодежи, женщин, пенсионеров и т.д.).
Эта деятельность в стране пока совсем не развита. Более
типичны случаи, когда организация числится неправительственной,
а на деле открыто, ясно ставит свою деятельность на службу
власти и правящей партии (таковы, скажем, молодежные
объединения, о которых власть с полным правом может сказать: «это -
Наши»; или женские организации, фактически являющиеся
придатками какой-то ветви власти, скажем законодательной; перечень
объединений этого «квази»- или «псевдо-гражданского» общества
можно продолжать). Противоположный случай- организации,
учреждаемые в России на деньги тех отнюдь не нейтральных в
политике зарубежных фондов, которые целенаправленно платят деньги
лишь тем, кто устраивает их по политическим ориентациям вполне
определенного года. Здесь вопрос, к слову, не в критических по
отношению к власти умонастроениях (ибо их в нашей стране,
слава Богу, открыто выражают очень и очень многие) а в устойчивой
и заведомой вражде к определенным правящим лицам. Словом,
речь идёт о «наших наоборот», о чьих-то еще «Наших»...
6. Точками роста гражданского общества могут стать
благотворительные, филантропические общества, фонды самого
разного типа и формата. В Европе и на других континентах, да и в
истории России, такие организации (как правило, возникавшие
вокруг накопленных, собранных или собираемых кем-то денег) были
заметными явлениями, проявлениями солидарности, гражданской
и просто человеческой, сострадания, гуманизма и т.д. Немалая
потребность в таких обществах и деятелях есть и в сегодняшней
России.
Я отвлекусь пока от многих сложностей теоретического
характера - например, от споров вокруг филантропизма с сильной его
критикой, скажем, со стороны Ницше, или от практических
осложнений, - от того, например, что именно в России последних
десятилетий некоторые «благотворительные» фонды оказывались или
оплотами мошенничества, или местами отмывания грязных денег,
445

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
шальных прибылей и т.д. Факты широко известны, и они говорят о
той же проблеме- о необходимости внесения правил
цивилизованности, открытости в деятельности подобных организаций, об
отлаживании стимулирующих законов и правил для тех, кто - по
примеру известных филантропов всего мира, включая Россию -
выделяет свои средства, тратит свои время, силы на благородную
помощь малым и старым, больным, слабым, кто строит больницы,
школы, храмы, отдает свои коллекции в музеи и т.д.
Здесь надо сказать о деятельности средств массовой
информации. Заметили ли Вы, что о добрых делах людей с известными
именами говорится как бы вскользь - например, так и не
удосужились рассказать о благородной деятельности выдающейся
российской актрисы Чулпан Хаматовой, которая постоянно организует
сбор средств для медицинской помощи тяжело больным детям.
Зато часами длятся морально, социально непристойные, развязные
(полностью лишенные вкуса, ставшие скорее образцами
«антивкуса») телепередачи о гламурной жизни «звезд», об их шальных
доходах и по всему миру закупленных виллах. При этом под
вывеской «Ты не поверишь!» (поверить, в самом деле, трудно) «на
глазах» у всей страны полощат «грязное белье» известных людей
(иногда и с их участием)... Наглые, намеренно хамоватые
ведущие- и мужчины, и особы женского пола- избираются для
подобных передач; некоторым из них даже доверяют не одну
программу. Об этом, впрочем, у нас уже заходила речь. В аспекте
обсуждаемой проблемы гражданского общества сказанное означает:
активно пропагандируется более чем сомнительный стиль жизни и
поведения, который становится «модным» как раз потому, что его
связывают с деятельностью людей, подчас имеющих в стране
известность, а чаще - известность скандальную. Так вот: вокруг
людей не со скандальной, а с заслуженной известностью
(выдающихся актеров, писателей, спортсменов, ученых, политиков с хорошей
репутацией и т.п.) могут и должны формироваться очаги
гражданского общества, а вместе с этим упрочиваться ценности труда,
достоинства личности, справедливости, честности, словом,
ценности цивилизации, ценности высокой морали и нравственности.
6а. Можно специально иметь в виду тех представителей нашего
населения, которые сейчас наделены преимуществами молодости,
силы, здоровья. (Характерно, что они нередко уже имеют свои
объединения на местах.)
Когда я вижу, скажем, как в день десантника, пограничника,
моряка и т.п. буйные группы накачанных молодых людей прояв-
446

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
ляют свою удаль в купаниях в фонтанах и в других как бы
невинных, «детских» шалостях, то готова понять и даже оправдать их,
как делает наше население: так они радуются редким встречам
своих сообществ. И ещё исхожу из того, что их организации
существуют и в остальное время в чем-то позитивном себя проявляют.
Но в принципе от спаянных прошлой службой здоровых, по всему
видно - способных к активным совместным действиям, уверена,
неглупых и болеющих за державу парней можно ожидать
постоянных, организованных социально-ориентированных действий.
Хотя бы в решении некоторых конкретных больных проблем,
характерных для всех, без исключения, городов, поселений, деревень
нашей страны. Перечислю некоторые из них.
. С ужасающим постоянством в России горят детские дома
и дома для престарелых - с человеческими жертвами, причем
главной причиной является неисправная электропроводка. Могут
сказать: держать её в исправности - обязанность определенных
людей из соответствующих служб; гасить пожары, спасать людей -
обязанность МЧС. Спасатели и делают это, часто рискуя
собственной жизнью. Но вот поставить под дополнительный контроль
каких-то общественных организаций эту деятельность, вернее -
бездеятельность, «издержками» которой являются жизнь и здоровье
беззащитных детей и стариков, вполне возможно. И это очень,
очень важно, весьма неотложно, достойно с моральной точки
зрения.
Электропроводка (и другие механизмы), вообще безопасность
в школах, больницах, словом, в социально существенных и
одновременно сильно уязвимых учреждениях- все это тоже может
и должно бы заинтересовать подобные организации молодых,
сильных, инициативных граждан нашей страны. Я не утверждаю,
что бывшие десантники и пограничники обязательно должны сами
чинить аварийную электропроводку (хотя если они это умеют на
профессиональном уровне, почему бы и нет?). Думаю, что их
организации или инициативные группы на местах могли бы иметь,
если они захотят, исчерпывающую информацию о самых
аварийных, опасных очагах и бескомпромиссно следить за тем, чтобы
соответствующие инстанции и лица исправляли положение.
• Настоящим бедствием России, как неоднократно
упоминалось, являются неблагополучные семьи, где родители оказались на
самом дне жизни и где малые дети брошены на произвол судьбы,
обречены на болезни, безграмотность, бродяжничество, криминал.
Проблема, конечно, системная, комплексная и очень тяжелая. Но
447

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
ведь одна из причин - в попустительской реакции, безразличии
окружающих. Сколько опустившихся пьяниц стали - и совсем
безнаказанно - причиной пожаров, газовых взрывов в квартирах,
подъездах, целых домах? Думаю, что конкретный учет таких
социально опасных семей и воздействие на них (разумеется,
исключительно в рамках закона) организаций гражданского общества,
объединяющих в прямом и переносном смысле сильных
индивидов, могли бы существенно помочь лечению этой язвы, едва ли не
главной в современной России.
• Нечто подобное можно было бы адресовать видным
спортсменам и вообще спортивным организациям. Сейчас наиболее
известные спортивные клубы, общества (и не только в России)
больше известны тем, что заняты распределением поистине
баснословных денег для (или от) «покупки-продажи» самых перспективных
спортсменов. (Я уже писала ранее, что считаю существенным
перекосом всей современной цивилизации факты такого рода:
хороший или даже средний футболист, теннисист и т.д. получает в год
на порядок больше, чем лауреат Нобелевской премии за труд всей
его жизни. И пусть не говорят, что благодаря выступающим
крупным спортсменам стадионы собирают десятки, сотни тысяч
зрителей и что расходы на спортивных звезд окупаются. Помимо
вопроса о том, «кому» идет эта «окупаемость», остается главное: знания,
воплощенные в идеях выдающихся ученых и примененные во
множестве открытий, объективно окупаются в значительно
большей степени; но на оплату труда даже выдающихся ученых это не
влияет...) Отвлекаясь от того, что выправить такой общецивилиза-
ционный перекос с сегодня на завтра вряд ли возможно1, все же
оправданно обратить внимание баснословно разбогатевших
спортивных звезд и наживающихся на них спортивных бонз, как раз и
заправляющих делами спортивных клубов, организаций: последние
тоже могут и должны стать очагами, ячейками гражданского
общества. И в разных направлениях возможной деятельности -
при восстановлении преступно разрушенной сети детских
спортивных школ, устройстве спортплощадок, развитии школьного
(в том числе детдомовского) спорта; при втягивании в спортивные
занятия и здоровый образ жизни десятков тысяч, если не
миллионов слоняющихся по дворам и подворотням подростков, которые
'Я никогда не слышала о том, чтобы о подобных перекосах цивилизации
(недовольство которыми, естественно, высказывают ученые и люди других, не менее
полезных профессий) упоминали закормленные и перекормленные «звезды»
спорта, шоу-бизнеса, криминального чтива и т.д.
448

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
спиваются или даже употребляют наркотики,
криминализируются и т.д.
К перечисленному можно было бы добавить многие другие
сферы, где возможно приложение сил для решения на местах
конкретных проблем повседневного бытия обычных, простых людей -
от экологии и вопиющих нарушений экологического баланса (при
постоянном уходе от наказания злостных «экопреступников»), до
захвата территорий дворов, спортплощадок, наглого и
безнаказанного промышленного рейдерства и т.д. На местах энергичным,
честным, умным молодым людям есть во что вмешаться - при том,
что злоупотребления совершаются, что называется, у них «на
глазах».
В заключение этой главы хочу остановиться на некоторых
ценностных проблемах, а также на тех, которые связаны с процессами,
происходящими в индивидуальном сознании людей и в групповом
сознании. По моему мнению, на них следует обратить особое
внимание, анализируя перспективы и возможности формирования,
развития гражданского общества в России. Эти аспекты можно
назвать психологическими, социально-психологическими, а можно
подобрать и какое-то другое обобщающее название.
Ценности, процессы сознания
и проблема гражданского общества в России
В этом под-разделе нет никакой претензии на систематическое
исследование (поистине необозримой, относящейся к разным
наукам) проблематики, тем более - на построение
междисциплинарной концепции. Скорее это (пока) фрагментарные наблюдения,
отдельные идеи и наброски подходов, отклики на разработки,
имеющиеся в литературе, которая взята мною из разных областей и
дисциплин.
Ценностные аспекты. Цитированная раньше работа Н.И.
Лапина презентирует ценностный дискурс в российском обществе,
вполне справедливо рассматривая его в качестве одной из
предпосылок создания и развития в России гражданского общества, его
структур и организаций. Группой Лапина анализировались
некоторые из базовых ценностей идеалов; в конкретном исследовании
определялось отношение к ним нашего населения.
Что особенно важно для нашей темы, исследования группы
Н.И. Лапина обнаружили: 1) становление и расширение «граждан-
is Зак. 2409
449

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
ского консенсуса», с чем справедливо увязываются духовные
предпосылки «желаемого соотношения гражданского общества и
государства»; 2) формирующуюся в последние годы «аксиологическую
толерантность» россиян, т.е. динамичный баланс «региональных»,
общегосударственных, общецивилизационных ценностей; 3)
согласно формулировке Н.И. Лапина (и, как я бы добавила, вопреки
расхожим представлениям), отмечается «медленный, но
неуклонный рост современных, либеральных ценностей в сознании
населения России». Нет нужды здесь входить в конкретику этих
важнейших исследований, уже получивших отражение в печати.
Отмечу лишь те моменты, которые - в моем представлении -
фиксируют ценностные изменения в процессах сознания людей, отчасти
облегчающие, но порой и затрудняющие дело построения
гражданского общества в России.
Поскольку, как мы отмечали, гражданское общество - та сфера
деятельности, где реально сопрягаются ценности свободы,
независимости и ответственности, постольку важно установить, как
россияне относятся к этим обеим группам ценностей. Результаты
проводимых на протяжении ряда лет опросов, и их динамика очень
интересны.
«В 1990-2002 гг.,- пишет Н.И. Лапин,- наблюдалась высокая
поддержка свободы как главной ценности, без которой жизнь
теряет смысл» (Лапин Н.И. Цитир. произв. С. 20). В исследовании
продемонстрировано, что ориентация на эту и сопредельные ценности
(образования, социальной мобильности) повышает общий тонус
жизни, самочувствие, удовлетворенность, активизирует
способности человека. «Приятным сюрпризом стало обнаружение в 2006 г.
ценностной позиции "свободное трудолюбие", в которой свобода
совмещается с содержательным трудом» (Там же). Я согласна с
Лапиным, что наличие такой ценности в сознании россиян
обнадеживает.
Вместе с тем опросы показали, что в последние годы «позиция
ценности свободы снизилась, вплотную приблизившись к
традиции. Одновременно снизилась и поддержка независимости
человека в решении своих жизненных проблем как ценности, которая вновь
стала уступать место государственному патернализму, решающему за
самого человека вопросы улучшения его жилища, медицинского
обслуживания, пенсионного обеспечения и др.» (Там же).
Этот относительно новый ценностный момент можно толковать
по-разному. В том числе и так: люди устали от бесконтрольной,
безответственной свободы и порождаемых ею нарушений общест-
450

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
венного порядка, их страшит социальная незащищенность- и не
потому, что все снова хотят упомянутого Н.И. Лапиным
«государственного патернализма» (хотя наиболее слабые, беззащитные,
бедные его действительно хотят). А одновременно, что
убедительно доказывает Н.И. Лапин, произошел «медленный, но
неуклонный рост влияния современных, либеральных ценностей в
сознании населения России. Так, с 1990-го по 2006 гг. средний уровень
поддержки традиционных ценностей (традиция, семья,
жертвенность, своевольность) снизился с 3,5 до 3,38 баллов (по
пятибалльной шкале), а уровень поддержки современных ценностей (жизнь,
свобода, независимость, инициативность) симметрично повысился
с 3,38 до 3,57 баллов. Высший балл поддержки (4,3^,35)
устойчиво получает общечеловеческая ценность порядка» (Op. cit. С. 22).
Вместе с тем, в рассматриваемых исследованиях обнаружилось,
что из людей, высоко ценящих, даже любящих власть и к ней
стремящихся, 54% составляют те, кто одновременно ценят...
вседозволенность. Или, как пишет Н.И. Лапин, они ценят власть как
самовластие, притом неограниченное. «Наиболее склонны к
совмещению власти и вседозволенности мужчины 25-34 лет со
средним специальным образованием, живущие в рабочих поселках,
притом относящие себя к среднему слою или выше среднего» (Ор.
cit. С. 22-23). Они же «ориентированы на богатство как главный
показатель успеха (85%) и на использование не одобряемых
средств (70%) для достижения своих целей» (Op. cit. С. 23).
Итак, ценностная картина складывается противоречивая,
пестрая - как противоречива вся наша жизнь. Но есть и некоторые
обнадеживающие черты того, что Н.И. Лапин называет «ценностным
дискурсом», который, как он правильно подчеркивает, ещё
требуется превратить в «конструктивный дискурс», «взыскующий
моральную точку зрения» (Там же). А все же люди постепенно
двигаются в цивилизованном направлении. Хотя и здесь люди,
жаждущие власти, фактически принимая власть имущих за «образец»,
реально ориентируются на антщивипшационное «сочетание»
свободы, конечно же для себя, вседозволенности - снова для себя же,
жаждут большого богатства и готовы сделать что угодно из
недозволенного для достижения своих целей. А ведь такие уже приходят
и дальше будут приходить во власть. Вот почему заглянуть во
внутренний - заранее скажем, весьма тревожный, расколотый мир,
мир сознания людей уже властвующих - очень важно и полезно.
Об одном типе властей предержащих. О двойственности,
расколотости, внутренней конфликтности сознания того весьма
451

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
большого слоя чиновников, одновременно (с нарушением законов
и правил) занимающихся и «службой», и бизнесом, много говорят
и пишут. Так, президент Фонда «Общественное мнение»
известный социолог А. Ослон, обозначая гибрид чиновника и
предпринимателя с помощью сокращения «ЧИП», следующим образом
характеризует этот социальный и психологический тип: «Как
бизнесмен ЧИП делает все возможное, чтобы способствовать
рыночному успеху причастных структур, в которых он явно или тайно
является либо совладельцем, либо одним из топ-менеджеров.
С одной стороны, благодаря чиновному рангу и статусу ЧИП
обладает уникальными возможностями содействовать (своему, —
Н.М.) бизнесу, лоббировать его интересы, обеспечивать защиту
как от конкурентов, так и от государственного и общественного
контроля. С другой стороны, ЧИП, как и всякий приверженец духа
денег нацелен на активное «делание денег» и получаемое
удовольствие от пользования деньгами»1. Кстати, на этом основании (биз-
нес-де развивается, что приносит пользу России) чиновники
нередко оправдывают свои действия, во всяком случае в собственном
сознании. За опровержениями таких «аргументов» не надо далеко
ходить: немалое число чиновников готово «вкладываться» в
мошеннические, в чисто криминальные, преступные виды «бизнеса»;
при этом аппетиты в делании больших, а потом баснословных
денег растут, расхождение с правом и законом увеличивается,
участие в насилии над конкурентами тоже переходит все границы
права и морали и т.д.
Но даже предположив, как это на минуточку делает Ослон,
некоего «честного», «добросовестного» ЧИПа (статья опубликована
в начале 2006 г. - тогда таковые, возможно, ещё водились), автор
справедливо говорит о внутреннем, на уровне сознания,
«конфликте интересов», всё равно - отрефлектированном или ещё не
отчетливо осознанном. В обоих случаях правдиво зарисована ситуация
разорванного сознания индивида, охваченного лихорадочным
стремлением здесь, сейчас отхватить как можно больший «куш» в
виде денег, собственности, связей и в то же время чувствующего
многие угрозы для себя, своей семьи, включая ощущаемый страх
«здесь и сейчас» лишиться жизни. «В такой ситуации, - пишет
А. Ослон,- дух денег (в европейском понимании этого термина-
Н.М.) мог бы инициировать в обществе поход за моральное очи-
' Ослон А. Дух денег в России: очерк становления и могущества //
«Социальная реальность», 2006. № 1. С. 62.
452

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
щение ЧИПов, за то, чтобы часть из них, особо преданная духу
денег, ушла бы в бизнес, оставшиеся (и вновь приходящие) -
избавились от бизнес-устремлений, а нежелающие преодолевать
«конфликт интересов» наказывались бы посредством общественного
или даже судебного осуждения» (Там же. С. 65).
И хотя А. Ослон, как видно, не очень-то верит в такие
перспективы, неверно сбрасывать со счетов возможность и желание для
какой-то части ЧИПов (и других противоправных «гибридов» с не
менее разорванным сознанием) обрести хотя бы равновесие,
безопасность, если не уважение граждан. Надо учесть ещё и то, что не
всякому индивиду, желающему стать «успешным», т.е. богатым
ЧИПом, это удается. Бывает, что жизнь сурово наказывает их за
участие в авантюрных, незаконных проектах- даже если этим
наказанием не является тюрьма. (А. Ослон пишет о таких людях, что
они «по-взрослому, хотели денег, но были по-детски наивны во
всем остальном, связанном с деньгами». - Там же. С. 76.) Если и не
продолжать более подробное обсуждение этой темы, в целом
можно сказать, что и здесь тоже может теплиться надежда на уход
какой-то части чиновников «из тени» экономических преступлений и
на выключение их из «антигражданского» общества.
Черты массовой психологии и перспективы
создания гражданского общества
Специально обсудить эту тему важно вот почему.
Членами гражданского общества как массовой цивилизацион-
ной структуры должны стать, понятное дело, сами граждане,
причем те, которые непосредственно не работают в органах
государственной власти. Таких в России очень много - их большинство,
их миллионы. Однако ведь мы говорили ранее, сколь многие в
нашей стране нарушают самые различные социальные правила, в том
числе самые элементарные, но такие, из-за нарушения которых
бывают жертвы, опасности, разные неудобства для жизни, в том
числе и жизни собственной. И ведь очень трудно представить себе,
что в деревнях, весях, где сейчас царят алкоголизм, дикость
существования, где разгулялась преступность, и все это затягивает
трудноспособных людей среднего и молодого возраста, - что там в
одночасье возникнут ячейки гражданского общества.
В ответ на такие сомнения я просила бы вспомнить тот раздел
данной книги, где говорилось: большинство населения страны -
453

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
это индивиды, занятые упорным трудом, и их семьи; это люди,
исправно выплачивающие налоги, достойно растящие своих детей;
это, как было показано, «бедные люди», вместе с тем
располагающие высоким образовательным уровнем. Считаю, что такие
индивиды, семьи, слои потенциально и суть массовые члены
гражданского общества. Им для этого не хватает только активности,
самостоятельности, инициативности, сильных лидеров, смелости,
настойчивости, а также специальных знаний (например,
юридической грамотности). А еще недостает существенного условия -
поддержки со стороны государства, стимулирования их инициатив.
Поэтому снова и снова встает первостепенный вопрос: что может
и непременно должно сделать российское государство, чтобы
сдвинуть с места буксующие процессы формирования
гражданского общества?
В ответ на этот вопрос я хотела бы с большим внутренним
согласием сослаться на некоторые идеи, предложения В.Л. Глазыче-
ва, председателя Комиссии Общественной палаты РФ по вопросам
регионального развития и местного самоуправления (материалы
я беру с его Сайта - http://www.glazychev.ru/publications/articles, -
но посетую на то, что сайт работает весьма «лениво»).
В. Глазычев, о чем уже говорилось, является несравненным
знатоком тех проблем, на решение которых нацелена руководимая им
комиссия, - в том числе проблем становления гражданского
общества «на местах», в российской глубинке, жизнь которой он самым
внимательным образом изучил. Этим темам он посвятил свою
книгу «Глубинная Россия». В дополнение к проблемам и
предложениям, высказанным мною ранее, - а точнее, к обсуждению
трудностей, повсеместно возникающих на пути создания гражданского
общества в нашей стране, - отмечу некоторые конкретные пункты
и аспекты, акцентированные В. Глазычевым.
1. Он, в частности, показывает, что на создание структур
гражданского общества и на обеспечение деятельности тех, которые
возникли стихийно, не предусмотрены и не выделяются, по сути,
никакие специальные средства (деньги, помещения, средства
информации и связи и т.д.). Местные власти не имеют такой статьи
расходов. Нет и соответствующих законов. Есть пустые призывы и
благие пожелания. Поэтому в современных условиях, когда на
всякую мало-мальски организованную деятельность требуются
немалые деньги и другие ресурсы, по меньшей мере нереалистично
надеяться, что очаги гражданского общества сами собой загорятся
или, загоревшись, что иногда бывает, тут же не затухнут. В одном
454

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
из недавних интервью В.Глазычев очень верно сказал по этому
поводу: «Мне приходится отвечать словами, которые формально
шаблонны. Это и есть наращивание ткани, костяка того, что
принято называть гражданским обществом. Но оно не может
окрепнуть, пока, во всяком случае, в той ситуации полубедности -
полунищеты, в котором пребывает подавляющая часть людей. Для того,
чтобы гражданское общество возникло, нужно изменить
законодательство, которое перераспределяло бы денежные средства в
пользу местного муниципального начала» (http:/gazetakifa.ru/content/
view/1186/65/)
2. Особое значение имеет поддержка, а еще раньше
выращивание тех лидеров общественности (не в советском смысле, а в
смысле хабермассовского Öffentlichkeit), которых В.Глазычев
называет «профессорами» - это люди особых ума, способов
действия, социально-критического темперамента, без которых ячейки
гражданского общества, как правило, не возникают. Понятное
дело, многие наши традиции - и прежде всего, страх перед властью,
которая имеет обыкновение регистрировать и преследовать
недовольных ею - противодействуют самому появлению таких
индивидов. (Есть и ещё одна распространенная тенденция, которую
обсуждает В. Глазычев: реальные или потенциальные лидеры
гражданского общества, будучи замеченными, часто поглощаются, а
тем самым приручаются властными структурами). Между тем
следует, согласно всей логике столь необходимого современного
диалога власти и населения, власти и гражданского общества, создать
такие условия, чтобы сама власть была заинтересована в
выявлении, поощрении, поддержке активных граждан, вокруг которых
может, выражаясь словами В. Глазычева, «наращиваться ткань»
гражданского общества. Согласитесь, что такие люди - активные,
неравнодушные, инициативные, обладающие авторитетом - есть, в
принципе, в каждом большом или малом поселении, в любом, в
сущности, коллективе или сообществе. Всё дело в том, чтобы
государство и общество были заинтересованы в их пробуждении к
реальным действиям в направлении формирования и укрепления
гражданского общества.
В других странах в этом отношении есть чему поучиться.
В.Глазычев рассказывает, в частности, о деятельности «соседских
согласовательных комиссий» в Вашингтоне. И верно, в США
(о чем я могу судить по собственному опыту знакомства с
Америкой) создалась многообразная сеть разных сообществ,
деятельность которых охватывает ареал конкретных потребностей, запро-
455

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
сов населения; она часто базируется именно на «соседских» (по
месту жительства) связях, а также, что очень важно, опирается на
«свой», пусть и небольшой, бюджет (а он суммируется из
муниципальных средств, пожертвований благосостоятельных граждан
и т.д.).
3. В концепции В. Глазычева внимание справедливо уделено
и тем индивидам (соответственно, социальным группам), которые
и благодаря своим профессиональным позициям, и, главное,
своему личному авторитету могли бы иметь особый вес в решении
общих дел тех или иных поселений, территорий, в контроле за
муниципальной властью различных уровней. Традиционно в России
авторитет и роль таких людей - учителей, врачей, приходских
священников, т.е. тех, кого по праву называли местной
интеллигенцией, - были достаточно высоки. Что происходит сейчас? По
разным причинам, которые хорошо известны (главная из них-
бедность, неустроенность, низкий социальный статус местной
интеллигенции, особенно в обнищавших или умирающих деревнях,
в малых и средних городах), об утрате прежней роли местной
интеллигенции приходится говорить с болью и сожалением.
Например, после того, что происходило в годы советской власти, с
остервенением разрушавшей церковно-религиозные сообщества,
понятна достаточно скромная (хотя и меняющаяся) роль, которую и
сейчас - в новых условиях, когда религии и их организации
развиваются более свободно - играют на местах служители церкви.
Отсюда понятно пожелание В. Глазычева, высказанное в интервью
религиозной газете «Кифа»: «Я-то убежден, что сегодня, когда
общество атомизировано беспредельно, когда знания о людских
проблемах не хватает у власти - по миллиону причин (это отдельная
тема, но дефицит знаний огромен), когда наука не дает ответа на
этот вопрос, потому что социологию заказывают только под
выборы, а всё остальное носит случайный, фрагментарный,
факультативный характер, - собственно говоря, приходский священник
является аккумулятором человеческой беды, надежды, боли, чего
угодно» (Цитир. интервью). Продолжая тему, В. Глазычев верно говорит о
своеобразном позитивном эффекте роста, на который можно
рассчитывать при создании гражданского общества: если вокруг
активных, располагающих авторитетом граждан, в том числе
учителей, врачей, священников и т.д., для решения тех или иных
больных вопросов соберется 3—4% граждан, то подтянутся еще
30 человек, - и так может вырасти достаточно серьёзные, свободно
и спонтанно поднимающиеся «от корней травы» объединения гра-
456

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
жданского общества. Но для их устойчивого существования
нужны, как отмечалось ранее, особые условия и механизмы
обеспечения и поддержки.
4. Из конкретных исследований В. Глазычева и
формирующихся вокруг них групп ad hoc, вовлеченных в какие-либо конкретные
же дела местного самоуправления, можно сделать
фундаментальный и весьма неутешительный вывод: и федеральные, и
муниципальные власти, подчас на словах твердившие о необходимости
гражданского общества, на деле и фактически пытались
представить себя самих, а также ручные «общественные» структуры,
организации, в качестве разрешителей основных, в том числе самых
больных, проблем, которые и должно было честно, глубоко
обсуждать и способствовать решению которых обязано было именно
гражданское общество. С точки зрения скрытых целей многих
индивидов из лагеря властей предержащих, это было неглупо, даже
эффективно. А с точки зрения целей формирования реального
гражданского общества всё выглядит системным провалом. Между
тем сохраняют свою актуальность слова, сказанные В.Глазычевым
несколько лет назад: «Россия состоит из районов, потому что
именно в районах проживают люди. Это до обидного просто.
А объемлющие рамки страны - это совсем другой горизонт, с
которого просматриваются межрегиональные связи, национальная
инфраструктура. На карте миллионной жизнь района и поселка не
понять. Мало сказать, что это необходимо понять, необходимо ещё
провести специальную работу по пониманию. И поверьте мне, это
работа не простая. В ней должны принимать участие обе стороны.
И тот, кто желает понять, и тот, кто желает быть понятым.
Существует огромное количество вопросов по жизни глубинки. Как
люди живут, сколько стоит хлеб, сколько стоит сходить на танцы, где
покупают ботинки, сколько новых крыш на домах, и множество
других вопросов об элементарной, обыденной жизни наших
граждан. Но именно из ответов на эти вопросы и состоит жизнь
простого человека» (http//www.glazychev.ru/projects/seminar/2001-09).
Подобные вопросы остаются, а ответов часто нет или они
неэффективны. «Пространство» работы и решений остается
незаполненным - но и это, что называется, в лучшем случае, ибо
суррогаты решений предлагаются в виде антигражданских манипуляций
коррупции и криминала. Требование создать в этом
«пространстве» подлинное, активное гражданское общество остается в его
полной силе.
457

РАЗДЕЛ IV. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО...
Дополняя исследования и предложения В. Глазычева, я хотела
бы снова вернуться к теме пробуждения активности граждан
непосредственно в местах их проживания и жизнедеятельности.
5. В последнее время в газете «Аргументы и факты» в рубрике
«Школа выживания» стали сообщать о процессах, происходящих в
отдельных селах и деревнях и отражающих новые умонастроения
жителей деревни. «Возрождать деревню своими силами», -
уверены жители сел и деревень Архангельской области» («Аргументы и
факты». № 47. 2008). Сообщается, например, что в деревне Берег
ее жительница Нина Берег и 10 других женщин распахали
зарастающие бурьяном поля, когда-то принадлежавшие колхозу,
засеяли гигантские грядки, получили вознаграждение, а на оставшиеся
средства «облагородили» деревню, уже приходившую в полное
запустение, отремонтировали клуб, построили детскую площадку.
Придумали даже, как использовать удачный рельеф деревни:
огромную гору оборудовали для катания на лыжах и санках . Что
очень важно, жители деревни создали TOC - территориальное
общественное самоуправление. Иными словами, возникла, почти в
буквальном смысле от «grass roots», корней травы, действенная
ячейка местного гражданского общества.
И в соседней деревне Семеновская местные энтузиасты
подняли жителей на строительство спортзала, для чего переоборудовали
помещение старой кочегарки. Потом создали Дом ремесел,
оборудовали пляж. Надо надеяться, что местные власти по крайней мере
не препятствовали таким инициативам. Но вообще-то власть
должна оказывать всемерную поддержку таким инициативам,
ячейкам «местного самоуправления», благоустройства, т.е.
собственно процессам цивилизования жизни российских деревень,
малых городов самими их жителями. Нужно, чтобы жители родных
мест и жители страны узнавали о таких успешных инициативах,
чтобы через какие-то государственные механизмы новым
инициативам оказывалась финансовая и организационная помощь. Можно
устраивать соответствующие конкурсы, поощряющие и
пропагандирующие движение населения к цивилизованию мест и образа
жизни конкретных людей, наших сограждан.
6. Однако вполне понятно, что при всех самых хороших
местных инициативах жителей сел, городков, поселков продвижение к
цивилизованию далеко не всегда в их силах. Цифры, свидетельст-
1 Грустно, но все делали, как сообщается в публикации, женщины. Чем в это
время занимались мужики, можно только догадываться...
458

Глава вторая. РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ...
вующие о приметах элементарной цивилизационной отсталости,
просто-таки удручают. Чего нет в российских домах (в процентах
от всего жилого фонда)? Вот ответы на этот вопрос (согласно
данным Федеральной службы госстатистики за 2006 г.): водопровод
отсутствует в 24% домов, отопление - в 19%, газ - в 30%, горячая
вода - в 34%, канализация - в 28% российских домов!
Это означает: примерно треть населения России пока обречена
на то, чтобы жить в нецивилизованных, даже амяшцивилизо-
ванных условиях. Весьма печально и то, что за последние 6 лет
(2000-2006 гг.) канализация появилась только в 3% квартир и
домов, а душ и ванна - в 2%. На конец 2006 года 55% сельских
населенных пунктов вообще не имели никаких телефонов, ни
стационарных, ни сотовых!1 Это особенно нетерпимо на фоне
баснословных доходов, накопленных 1-2% населения страны и
составляющих разительный контраст по отношению к обрисованной
антицивилизованной нищите. И начинать изменения надо с преодоления
именно такого отставания, позорного в сравнении с цивилизаци-
онным уровнем XXI века.
Мы, таким образом, вернулись к тому, с чего начали эту книгу
в ее части, относящейся к истории и жизни нашей страны. Вот
почему решить завещанную А. Солженицыным задачу «обустройства
России» невозможно без переустройства ее цивилизационного
фундамента, не удовлетворяющего современным критериям.
1 См. «Аргументы и факты». № 47. 2008. С. 15.
459

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 2009 года
МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ
ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ
СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Серьезный, критически-строгий, тревожный разговор о
состоянии современной цивилизации, о ее кризисном характере и
углубляющихся противоречиях (разговор, который я считала
необходимым повести в первом и во втором изданиях этой книги) вполне
оправдал себя, если учесть на наших глазах разразившийся
мировой кризис. Он основательно затронул различные континенты,
регионы, отдельные страны и их союзы. Хотя сходные кризисные
периоды бывали и раньше, хотя их обычно предсказывают
наиболее прозорливые, честные и ответственные специалисты, но
кризисы все равно наступают как бы внезапно, обнаруживая важность,
но и недостаточность превентивных мер и впрок заготовленных
«подушек безопасности». Впрочем, сроки наступления,
конкретный ход, длительность, размах кризиса с точностью предсказать
трудно, да и очень немногие берутся за это неблагодарное дело. Но
осведомленные, компетентные люди, обладающие достоверной и
целостной информацией, сходятся на том, что для всего мира это
будет труднейший и вряд ли краткий исторический период.
Главное же: для многих простых людей он будет наполнен
испытаниями, потерями, утратой надежд и срывом жизненных планов. Вряд
ли удастся избежать социальных взрывов, в том числе и в прежде
благополучных странах и в регионах.
Очень нужно и важно глубоко осмыслить причины, истоки
и последствия кризиса. Разумеется, это уже делается - чаще всего
в конкретной форме подсчетов, расчетов, финансовых и
организационных. Но в суете повседневности, захваченные потоком
безвозвратно убегающего времени, люди редко испытывают
необходимость задумываться о таких абстрактных и, казалось бы,
далеких от жизни общих философских «материях», которым посвящена
книга - задумываются о сущности и противоречиях цивилизации
и прорывах варварства. Но наступают исторические моменты,
подобные сегодняшнему, когда эти противоречия выливаются на по-
460

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
верхность социального бытия именно в форме универсальных
сбоев, т.е. охватывающих многие страны и, по сути, все области
жизни кризисов. И вот тогда наиболее активные, мыслящие
индивиды - а их в мире миллионы - вынуждены размышлять над
глубинными причинами кризисных процессов, возможностями
смягчения и преодоления кризисов.
Не преувеличение ли это - насчет миллионов? Однако вряд ли
можно сомневаться, что сегодня не только лидеры стран, не только
специалисты-управленцы, не только ученые-обществоведы, но и
самые простые люди - в США, странах Европы и Азии, в России,
в других государствах - задаются как раз такими вопросами,
которые принято считать отвлеченно-теоретическими. Но задавать себе
вопросы и грамотно, основательно отвечать на них - вещи разные.
Здесь я не могу не констатировать нечто огорчительное, хотя вряд
ли неожиданное: мысль не только этих простых людей, но и
хорошо образованных специалистов, политических лидеров и т.д. так и
не пробивается к главной причине кризисов, а именно к основному
противоречию современной цивилизации.
Состоит же оно (по моему мнению, в других словах подробно
обоснованному в данной книге) в следующем. Современная
цивилизация - что с очевидностью проявляется во многих тенденциях,
приведших к глобализации, - чем дальше, тем больше объективно
строится в соответствии с принципом «всеобщей
взаимозависимости» индивидов, стран, континентов Земли. Кстати, слова, взятые
в кавычки, принадлежат великому Гегелю. Еще на заре Нового
времени выдающиеся философы, которые были провозвестниками
будущего, предупреждали человечество о наступлении особой
стадии в развитии цивилизации. Суть этой стадии: «всеобщая
взаимозависимость» становится таким фундаментальным и даже
непосредственно проявляющим свою силу основанием цивилизации,
игнорирование которого оборачивается сегодня и будет
оборачиваться завтра разрушительными кризисами. Рассматриваемая
необратимая историческая тенденция ко второй половине XX века
приняла форму процессов глобализации. Итак, предсказанная
классиками человеческой мысли эра «всеобщей
взаимозависимости» реально наступила. Но, увы, преимущества такой «всеобщей
взаимозависимости» пока были освоены, осознаны, использованы
в очень малой степени. А вот издержки незамедлительно
выступили на передний план - в виде обостренных противоречий, т.е.,
особенно масштабных кризисов. Общая формула последних, по моему
мнению, подробно обоснованному в книге, такова: вместо соци-
461

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
альных отношений (соответственно - общих принципов и
конкретных мер, направленности действий), которые по всей логике
вещей отвечали бы такой «всеобщей взаимозависимости»
(индивидов и их объединений, стран и их союзов), пока господствуют
ориентации, способы поведения и его идеологического,
ценностного оправдания, выстроенные так, как будто этой
взаимозависимости просто не существует...
Конечно, совсем игнорировать эту объективную тенденцию
исторического развития, тенденцию глобализации уже невозможно.
Поэтому о глобализации так много говорят и пишут. Постоянно
заключаются новые и новые межгосударственные договоры; для
решения общих проблем созываются всяческие саммиты и т.д.
Значит, глубинная историческая тенденция цивилизации,
обозначившаяся (для самых великих умов человечества) уже на заре
нового времени, все-таки пробивает себе дорогу. Однако существуют
системные - как раз и ведущие к кризисам - провалы, пороки
именно в практическом осознании людьми требований,
вытекающих из объективного существования означенных тенденций.
В общей форме обозначу некоторые из них (в книге об этом
говорится подробнее.)
Вспоминаю меткую метафору американского ученого Нормана
Казенса: он уподобил современное общество динозавру с
огромным, сложноорганизованным (здесь - материально-техническим)
телом и крошечным, к тому же ленивым (социальным) мозгом.
Иными словами, пороком современной цивилизации является
коренное отставание социального познания и мышления - и даже
непонимание этого факта, отсутствие всякой заботы об адекватном
развитии социального разума. Дело не только и даже не столько
в оперативности и эффективности так называемых общественных
наук (хотя в них - тоже, о чем нужен особый разговор.) Ибо можно
констатировать: из всего корпуса действительных открытий,
беспокойств и предостережений теоретического и эмпирического
социального знания даже в предкризисные и кризисные времена
берется лишь очень малая его толика. Берется только то, что
непосредственно доступно и, главное, удобно, выгодно тем или иным
индивидам, группам, кругам, которым в данный исторический
момент удается «оседлать» социальное развитие, задать ему особые
направления, траектории, ритмы и темпы.
Так случилось, что в 90-е XX века и первое десятилетие XXI
столетия на поверхность используемого, на разных уровнях одобряемого
социального знания всплыло, было замечено и широко поддержано
462

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
в отдельных странах главным образом то, что отвечало ходячей
псевдолиберальной идеологии безграничной финансово-экономической
свободы (якобы «свободы рынка», а на деле бесконтрольного
подчинения рыночных процессов отдельным группам его участников).
Противоречие по отношению к тенденции «всеобщей
взаимозависимости» было здесь не столь явным, но при глубоком,
ответственном отношении к делу - коренным и зримым. Ведь
псевдолиберализм только на первый взгляд интересовался «социально-
всеобщим»-и лишь в том превратном смысле, что хотел
подчинить развитие всего мира своим специфическим моделям. В
сущности же и в принципе у создателей и протагонистов такой модели
не было никакого интереса к «всеобщей взаимозависимости»
различных стран и народов, а объективно было одно только
стремление насильственно применить ее к заведомо различным социально-
историческим условиям - в качестве якобы безусловно всеобщего
средства организации социально-экономической деятельности
людей. Теперь отчетливо видно, что широковещательная претензия
с треском провалилась - но, увы, не безболезненно, а с огромными
издержками для «облагодетельственного» мира. Провалилась,
в сущности, и в тех странах, в которых она первоначально
произрастала и применялась, затем расползаясь по всему миру.
Но в том-то и дело, что практика навязывания миру частных,
особых подходов, идей под видом всеобщих имела и имеет место
не только в хозяйственно-экономических делах, но и во всех
областях человеческой практики - в политике, образовании,
культуре... Притом это было именно навязывание, доминирование,
следование принципу господства - подчинения, а не
разрекламированным ценностям свободы, самостоятельности, суверенности
отдельных индивидов и целых стран.
Итак, по моему глубокому убеждению, современные кризисы
являются платой за невиданное в истории обострение
противоречия между объективной «всеобщей взаимозависимостью» и
насильственным попранием, забвением всеобщего во имя особых,
частных интересов, устремлений, принципов, идей. Почему можно
говорить о беспрецендентном для истории обострении
противоречия? Разве вся протекшая до сих пор и возможная в ближайшем
будущем история не была и не будет далее историей отношений
господства-подчинения (индивидов, групп, стран и народов?)
Суть в том, что в нашу эпоху в этом отношении возникло
совершенно новое качество истории. Если раньше «всеобщая
взаимозависимость» существовала, так сказать, в принципе, и открыва-
463

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
лась только выдающимся умам, то теперь - в эпоху глобализации -
она превратилась в такой фактор повседневного существования
людей на планете Земля, который заметен при любом
внимательном взгляде. Теперь поведение отдельных людей, стран, их союзов
в соответствии с принципом «всеобщей взаимозависимости» или,
наоборот, вразрез с ним становится непосредственно влиятельным
фактором, конкретно способствующим или, напротив, ощутимо
препятствующим нормальной жизни, поступательному развитию -
притом не только там, где такие действия реально предприняты, но
и в других точках планеты.
Прониклись ли современные индивиды - и даже те люди,
которые стоят у руля социальной жизни, - сознанием своей
глобальной, всеобщей ответственности? Многочисленные факты склоняют
к сугубо отрицательному ответу на поставленный вопрос.
Сказанное означает также, что и современные кризисы имеют
своим глубинным истоком процессы рокового по своим
последствиям общецивилизациопиого отставания сознания, разума людей,
взятых в виде совокупности ориентации, устремлений, мотивов,
ценностей, идей и т.д., от первостепенных задач, глубинных
объективных тенденций цивилизации. Что здесь исконная
философская проблема, доказывать излишне. Однако тут есть и
особенность цивилизационного момента: если в прежние эпохи истории
подобное отставание (подмеченное не только К. Марксом, но и его
предшественниками) непосредственно приводило скорее к
конкретным, «частным» последствиям, то теперь оно тоже стало поистине
глобальным фактором, повседневно воздействующим на судьбы
людей во всем мире. А значит, о нем должны думать не только
философы-теоретики, но и те, кто практически занимается регулированием
социальных процессов, в частности, те, кто ныне занимается
предвидением кризисов, их смягчением. Кстати, возникает социальная
необходимость в новой специализации, если не профессии: речь идет о
людях, профессионально занимающихся именно кризисами - их
(посильным) предсказанием, выработкой общих и конкретных, именно
антикризисных программ и посткризисных действий.
Но просто призвать к более глубокому и адекватному
осознанию того, о чем ранее шла речь, далеко недостаточно. Все дело
в том, что кроме сугубо личных причин, препятствующих
осознанию теми или иными индивидами истоков кризисных социальных
явлений (недостаточный уровень образования, индивидуальные
предпочтения, предрассудки, стереотипы, ленность, вялость,
поверхностность мысли и т.д.) всегда существуют также исторически
464

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
и социально влиятельные, общие для многих людей препятствия и
преграды на пути глубинного познания. Их совокупность К. Маркс
назвал «превращенными (verkehrte) формами сознания»,
основательно исследовав их, скажем, на примере классической
буржуазной политэкономии (в нашей стране глубоким исследователем
этой темы был М.К. Мамардашвили).
Среди современных превращенных форм сознания, которые не
только препятствуют научному осмыслению кризисов, но со своей
стороны даже способствуют их возникновению, привлекают особое
внимание те, которые можно назвать «современным экономизмом»
и к специальной характеристике которых мы Далее приступим.
Современный «экономизм» как господствующая
форма превращенного сознания
Обратим внимание хотя бы на то, как описывается,
определяется, оценивается разразившийся кризис. Уже здесь видны
существенные смещения, неизбежные в обществе, которое забывает о
содержании и значении социального разума и ограничивается его
чисто инструментальными, прагматическими аспектами и процедурами.
Кризис согласно именуют «экономическим», в чем содержится,
разумеется, своя правда. Но далеко не вся, даже не главная правда.
Очень плохо и чревато серьезными негативными
последствиями то, что в словах и делах мы повсеместно встречаемся с «эконо-
мизацией» кризиса, с соответствующим пониманием его причин,
возможностей и путей преодоления. Между тем сама такая «эко-
номизация», по моему глубокому убеждению, принадлежит к
числу способов жизни, поведения, сознания, мышления, которые
впрямую ответственны за нынешний кризис. «Экономику» мыслят
как нечто относительно самостоятельное, даже «первичное» и
исходное. Выражаясь философски, стороны, измерения,
несамостоятельные сферы действия люди как бы онтологизируют,
превращают чуть ли не в особые «существа», якобы продуцирующие все
остальные социальные процессы. Это напоминает марксизм, но
скорее не изощренную концепцию самого Маркса, а ее
примитизированные истматовские догматизации.
Вопреки такому упрощенному пониманию, согласно которому
всё начинается-де в экономике и уж потом передается всему
социальному организму, дело в истории общества, включая
современность, обстоит иначе. Ведь «экономика» в сколько-нибудь само-
465

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
стоятельном виде нигде и никогда не существует - даже в
министерствах экономики или в финансовых учреждениях. На деле
«экономический» кризис всегда является кризисом
общесоциальным, имеющим своими конкретно-историческими причинами и
предпосылками самые разные структуры
общественно-исторической реальности, совокупные, а отнюдь не (вымышленные)
«чисто экономические» действия, размежевания стран, институтов,
групп, партий, т.е. реально - конкретных индивидов.
С одной стороны, сказанное многим кажется понятным и даже
элементарным. С другой стороны, забвение этого факта весьма
характерно для современной цивилизации. Что наглядно
воплощается в отчетливом, отчасти стихийном, отчасти сознательном
«экономизме» практических управленческих действий, множества
краткосрочных и долгосрочных программ, которые господствуют
во всем, по сути дела, современном мире. «Экономизм» ~ это
также фактический, пусть не всегда пропагандируемый
открыто, символ веры мирового бизнеса и его менеджеризма. Для людей
этого склада «дело сделано», если просчитаны доходы - расходы
и тем более если получены максимальные, иногда социально-
непристойные, прибыли. Таков же крен тех обществоведческих
дисциплин, в которых господствует чисто прагматическая
«экономическая мысль», часто забывающая о своей роли и
ответственности в социуме. Она фактически, реально стимулирует безудержное
потребительство, бездумное получение кредитов и т.п. А ведь идеи
такого рода буквально доминируют в составе того современного
экономического знания, которое в последнее десятилетие
считалось «эффективным», «работающим», «продвинутым», а потому
было постоянно востребовано со стороны властей большинства
стран и международных финансово-экономических организаций.
Это положение дел влияет и на академическую сферу научного
труда - в его экономическом секторе. Правда, в нем работает
множество сильных, достойных ученых-экономистов, которые
«экономизму» не подвержены. Но формы оценки научного труда
(включая Нобелевские премии) также подчинены упомянутому
«экономизму», в соответствии с которым на вершины признания
возносятся теоретические и практические проекты по экономике,
ориентированные на односторонне понятую «эффективность», при
которой ни общесоциальная успешность, ни тем более социальная
справедливость достигнутых эффектов - или, напротив,
принесенный вред (даже глобального уровня) - по большей части не
принимаются в расчет.
466

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
То положение, о котором здесь идет речь, имеет место во
многих странах, особенно в тех, которые на рубеже веков и в первое
десятилетие XXI столетия задавали тон и уверенно «осуществляли
руководство» в делах современного мира. «Экономизм» - как
способ действия, символ веры и как набор «принципов», «правил»,
стереотипов - мощно влиял и до сих пор влияет на внутреннюю
и внешнюю политику стран с несходными историческими,
культурными традициями, с различным уровнем жизни. С теми только
особенностями, что в одних государствах в более сытые времена
неплохого роста и благоприятной конъюнктуры успели проявиться
хоть какие-то (как сегодня выяснилось, временные и нередко
чреватые обвалом) социальные подвижки, тогда как в других странах,
например, на постсоветском пространстве, произошли совсем
небольшие и непрочные изменения к лучшему. Кризис не просто
грозит смести их, но и сугубо ухудшить лишь частично
поправившуюся социальную ситуацию.
Мне могут возразить: не все ли равно, как называть кризис -
«экономическим», «общецивилизационным» или как-то иначе?
И разве именно экономическое измерение кризиса не является
главенствующим? Экономические, финансовые измерения и
составляющие, несомненно, присутствуют в жизни общества людей;
большую роль они играют в современную эпоху, в том числе во
времена кризисов. Но они - что теперь более ясно, чем прежде, -
суть именно измерения, стороны соответствующих совокупных
социальных процессов. То обстоятельство, что в системе
разделения труда их регулированием занимаются специалисты и
инстанции экономического, финансового профиля, не должны затенять
принципиальной зависимости данных измерений от
фундаментальных, принципиальных для общества, истории процессов и
структур. К тому же правильное, т.е. отвечающее сути дела
обозначение, собственно, определение сегодняшних и возможных
в дальнейшем кризисных обострений очень важно, ибо отсюда
вытекают различающиеся стратегии и тактики, практические
программы, связанные с упреждением, предотвращением,
прогнозированием кризисов или их смягчением, когда они уже разразились,
а также программы посткризисного поведения всего общества.
Я, разумеется, не отрицаю важности, неотложности (и в
предкризисных, и в посткризисных ситуациях) конкретных финансово-
экономических решений, подходов и мер. Особенно тех, которые
направлены на практическое сдерживание кризиса в конкретных
звеньях и смягчение его последствий для широких слоев населения
467

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
в самые трудные, острые времена. Но как фактически
разворачиваются и чем оборачиваются многие действия, как и прежде
продиктованные стереотипами «экономизма»? Сразу хватаются за
«государственный кошелек»: опять первым шагом становится
выделение и распределение денег, огромных ресурсов. И что же?
«Вдруг» оказывается, что выделенные деньги не «идут» или «идут
не туда», «по дороге» пропадают в многочисленных «черных
дырах» нашего хозяйственного организма. А это ведь означает:
первыми шагами власти, особенно в кризисных условиях (еще до
выделения денег), должно было бы стать обеспечение большей
социальной надежности и ответственности во всех главнейших
цепочках и звеньях управления, хозяйствования, правоохранения
и т.д. Что, согласитесь, существенно отличается от сложившихся
подходов в духе «экономизма», «монетаризма». Такие подходы
пагубны и потому, что охарактеризованное в последних главах
моей книги антигражданское общество умеет хорошо использовать
типичные просчеты официальных управленческих структур для
беспардонного обогащения и ограбления бюджета, т.е. населения.
Кризис, по моему мнению, подчеркивает, акцентирует
неотложность многих решений и мер, суть которых - в глубоком
системном обновлении и социальных структур, и институтов, и
духовно-нравственных идеальных факторов поведения людей. При
этом главным сейчас и именно цивилизационно-историческим
звеном назревших преобразований я считаю решительное изменение
в сложившихся толкованиях и практических «реализациях»
соотношения свободы и ответственности как на уровне
жизнедеятельности отдельных индивидов, так и в практике
функционирования институтов, якобы безличных государственных и деловых
организаций, управленческих звеньев. Этот общий тезис в моей
книге расшифровывается более конкретно, применительно к
различным сферам жизни как в нашей стране, так и за ее пределами. Из
него вытекают некоторые тезисы и предложения, которые я далее
снова суммирую и уточню применительно к проблемам кризиса.
Что надо сделать перед лицом
глобальных кризисов?
Откликаясь на главные проблемы и трудности кризиса, я -
в качестве философа - хотела бы снова акцентировать ряд
конкретных идей и предложений, которые были запечатлены в этой
468

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
книге и Lo многом были продиктованы оправдавшимся
предощущением неизбежности конкретных кризисов, вытекающих из
общего кризиса всей современной человеческой цивилизации.
1. Неизбежным оказался не только наступивший кризис. В
условиях «всеобщей взаимозависимости» неизбежно и движение
человечества к переналадке, «перезагрузке» программатики всей
человеческой цивилизации - в направлении адекватного
приспособления конкретных действий, поведения индивидов, идей,
ценностей, программ, международных акций, программных документов
и т.д. к этой ясно проступившей сути цивилизационного
сосуществования людей, т.е. их действительно взаимной нужды друг
в друге. Есть признаки того, что некоторые ответственные по
своим постам руководители, политики в разных странах в какой-то
мере понимают это. Ибо они требуют, например, формирования
новой системы международных отношений - с учетом таких
общесоциальных ценностей, как «справедливость»,
взаимоответственность и т.д. Настоятельно нужны и новые международные
документы, фиксирующие ценности и реалии эпохи глобализации,
учитывающие и по возможности предотвращающие цивилизацион-
ные противоречия, сбои и срывы, закрепляющие и акцентирующие
в прежних документах те ценностные, правовые, моральные устои, от
которых цивилизация не может, не имеет права отказываться. Кризис
доказал и то, о чем в мире говорилось и раньше: необходимо
коренное обновление принципов, условий, форм деятельности
международных институтов, том числе финансово-экономических.
1а. Необходимы на интернациональном уровне и новые формы
общественных договоров, направленных на предотвращение самых
опасных, поистине варварских явлений современности
(терроризма, рецидивов рабства, пиратства и т.д.) благодаря именно
взаимодействию стран современного мира. А также нацеленных, скажем,
на совместное согласованное предотвращение «экономических»,
финансовых кризисов. Для этого, о чем уже четко говорят
российские лидеры, также нужна новая система институтов, звеньев,
договоров, социальных технологий - и, конечно, система четко
оформленных ценностных, моральных требований и
соответствующих кодексов.
В самом деле: диву даешься, наблюдая за тем, как
«объединенные нации» - со всем их современным вооружением, со всеми
разведками, оснащенными новейшей техникой - обнаруживают
полное бессилие, пасуют перед горсткой обнаглевших сомалийских
пиратов. А ведь примерно то же самое случилось несколько рань-
469

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ше, когда вспыхнула и до сих пор осталась неизлеченной поистине
варварская чума современного терроризма... Считаю, кстати, что
принятое в моей книге обозначение подобных явлений именно как
варварских (с подробным обоснованием теоретической уместности
данного термина) оправдало себя и практически: люди
современной цивилизации должны ведь, наконец, осознать, сколь дикими,
нетерпимыми, недостойными цивилизационных ценностей
человечества, являются «вдруг» ревальвированные рабство, пиратство,
терроризм, эпидемии, голод целых континентов и т.д. Борьбе с
«новым варварством» мешала и до сих пор мешает древняя, но
сегодня ставшая особенно острой и опасной болезнь цивилизации -
продолжающаяся борьба одних государств, их союзов и блоков с
другими за мировое господство, попытки других стран, народов
противостоять этому. Недоверие стран, правительств, иногда и
народов друг к другу, непрекращающиеся распри, вражда, борьба,
жестокая конкуренция - те вековые характеристики отношений на
международной арене, которые именно сегодня (что я подробно
показываю в этой книге) приводят к глубинному и самому опасному в
истории кризисному сбою, к необходимости фундаментальной
переналадки, «перезагрузки» во всей системе человеческих отношений и на
всех их уровнях, включая отношения между странами и народами.
2. Возможно, именно в период кризисов всего правильнее и в
России создать систему реально заключаемых «общественных
договоров» между основными коллективными агентами социального
взаимодействия (между государством и бизнесом, между трудом и
капиталом, между профсоюзами и государством, бизнесом, между
властью и населением, с помощью и с участием гражданского
общества), а также сформировать внутрисословные кодексы
ответственных действий, поведения. Это, например, кодексы честного,
социально ангажированного бизнеса; или ответственного,
квалифицированного труда и поведения чиновников; или кодексы чести
и морали работников массовых коммуникаций и т.д. Разумеется,
никакие правила и кодексы подобного рода не спасают от
безответственного поведения отдельных людей. Но они по крайней мере
привлекают внимание к проблеме ответственности, а в случае
нарушений предполагают такие «корпоративные» (в смысле Гегеля)
санкции в отношении нарушителей принципов и норм, которые
могут оказаться и вполне эффективными.
В частности, я думаю, что подобные «общественные договоры»
(с «именными» подписями конкретных руководителей главных
звеньев той или иной деловой, финансовой, управленческой цепи)
470

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
в периоды принятия срочных, дорогостоящих кризисных мер
нужно было срочно принять, обеспечить еще до выделения и отправки
на места колоссальных денег. Но и сейчас, а также в будущем это
совершенно необходимо делать - и обязательно предусматривать
строжайшие меры ответственности для тех руководителей и
институтов, которые заключенные договоры нарушают (все равно, из
корысти или из-за отсутствия профессионализма.)
3. Снова хочу подчеркнуть тот момент, который особо
акцентирован и в моей книге: это тема «авторства», т.е. вопрос об
основанном на современных социальных технологиях учете
конкретного позитивного вклада, но особенно негативной по своим
социальным последствиям деятельности совершенно определенных лиц
и привлечения их к неотвратимой ответственности - правовой,
административной, моральной.
В условиях кризиса такой учет совершенно необходим; он
должен воплощаться в реальной системе социальных, нравственных
подходов, мер, в системе наказаний. Кстати, надо действовать
согласованно и внутри страны, и на международном уровне: в
частности, сбежавшие из одной страны наглые, баснословно
обогатившиеся люди не должны вольготно чувствовать себя в других
странах, как это происходит сегодня.
4. Считаю оправданным еще и тот сегодня проявившийся
акцент на ответственность и контроль, который особенно необходим
в периоды кризисов, но в России очень нужен и в более спокойные
времена - ибо, как показано в книге, нам, россиянам, еще нужно
привыкать к свободе, соединенной с ответственным, социально-
зрелым, цивилизованным действием и поведением. Что, впрочем,
вполне отвечает наиболее глубоким концепциям свобод и прав
человека, выработанных человечеством.
5. Кризис еще более заостряет историческую потребность в
построении подлинно гражданского общества, теоретическим и
практическим (в том числе специфически российским) проблемам которого
посвящена новая, последняя часть книги, предлагаемой читателю.
Хотела бы, имея в виду нынешний кризис, подчеркнуть: в такие
времена поистине неоценима общинная, дружественная,
коллегиальная помощь, тем, кого кризис выбил из привычной колеи -
взаимопомощь в поисках работы, в уходе за детьми, стариками
и т.д. Очень хорошо, что в последнее время возникли подобные
интернет-сообщества (например, сообщество родителей, чьи дети
ходят в детские сады или ждут, ищут места в них), или сообщества
тех, кто предлагает нуждающимся людям вполне качественную
471

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
бытовую технику, одежду и т.д.). Весьма ценно, что одновременно
вырабатываются здравые, в том числе чисто моральные правила
общения в интернете заинтересованных лиц.
6. Пожалуй, именно кризис подчеркивает необходимость
преемственности социальных подходов. Напряженные «точки», где
сконцентрируются болезненные процессы и последствия кризиса -
те же, что и места наибольшей концентрации противоречий
современной цивилизации. Понятно, что в нашей стране будут особенно
бедствовать пенсионеры, малоимущие, население глухих местечек,
полуразрушенных и забытых городов, будут бедствовать старые
и слабые, будут страдать дети... А значит (что, видимо, понимают
и наши высшие руководители), в периоды кризиса их надо иметь
в виду даже больше, чем в спокойные времена.
Нужны специальные программы - и не только экономические,
но, например, психологические; требуется продуманная програм-
матика работы средств массовой информации. (Во всяком случае,
некоторые наглые показы по телевидению роскошной жизни
«российского гламура» особенно несвоевременны, ибо они могут стать
запалами социальных взрывов.)
7. Хочу также подчеркнуть, что кризис парадоксальным
образом не только выявляет, но отчасти и маскирует те негативные
тенденции развития современной цивилизации, которые уже
выявились в более спокойные времена и которые будут существовать
также и после того, как жизнь современного мира снова войдет в
более привычную колею. На примере России я далее поясню то,
что имею здесь в виду.
Особенность российского момента: разнузданная
«свобода» вместе с безответственностью
Коренной порок всей современной цивилизации состоит, как
было показано в моей книге и вновь акцентировано в этом
Заключении, в отсутствии рационального баланса между расширившейся
свободой в деятельности индивидов, социальных групп,
институтов и их социально-исторической ответственностью. Для
характеристики стиля, типа деятельности и сознания индивидов (как
занимающих видные посты, позиции, так и сколько-нибудь
причастных к каким-либо решениям, разрешениям, запретам) более всго
подходят, особенно в России, слова с префиксом «без (бес)»:
безответственность, безнаказанность, беззастенчивость, бессове-
472

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
стность, беспардонность, бесчестность, бесчеловечность. Эти
качества - антщивилизационные, антигражданские, аморальные -
были «воспитаны» и закреплены всем прошлым и нынешним
социально-историческим развитием страны и мира.
Кризис может как бы «отодвигать» в тень все эти коренные,
фундаментальные проблемы и их истоки. Ведь надо срочно
спасать людей, потерявших работу, помогать моногородам и
важнейшим для страны производствам и т.д. Всё верно. Но если
присмотреться к этим конкретным проблемам, то выявятся те же антици-
вилизационные корни и истоки. Так, выясняется: крупные
производства или моногорода пострадали даже не собственно от
кризиса, а от той же ужасающей социальной безответственности, от
пороков социальной системы. Все это надо было и можно было
лечить правоохранительными методами. Но почти всегда
оказывается «уже поздно»: безответственные собственники куда-то
улетучились; процесс принял как бы безличный характер...
Страшные примеры перед глазами. Это, например,
Черкизовский рынок, чей бывший владелец (с помощью известных в России
и в мире чиновников, актеров) открывает в Турции
многомиллиардной стоимости отель и собственный дом-замок, тогда как в
Москве на этом рынке гниют контейнеры - тоже миллиардной
стоимости - контрафактной, «миновавшей» таможню продукции. А для
властей, в том числе правоохранительных, это опять «сюрприз»!
А ведь «Черкизон» создавался годами на их глазах...
Напрашивается очевидный для всего населения социальный
вывод: прежде всего нам нужна срочная и кардинальная реформа
всей правоохранительной, судебной, юридической системы
России. И снова: требуется упорное, последовательное и планомерное
цивилизование всей нашей жизни. Между тем она на глазах -
безнаказанно, беспардонно - варваризируется. Снова же приведу
известные примеры. Перестраивается гостиница «Москва».
Грандиозный проект - с разрушениями и преобразованиями в центре
Москвы, аккурат напротив здания Государственной думы. И снова
«сюрприз»: бесследно (пока) исчезла солидная часть огромных
ассигнований, равных бюджетам иных регионов. В. Глазычев
(член Общественной палаты, специалист по архитектуре) со
знанием дела отметил, что сейчас для беспардонного и масштабного
воровства, рейдерства и т.д. особенно «удобна» гигантомания, т.е.
широкомасштабные, баснословно дорогие проекты. Ибо для них
государство, что называется, и «не жалеет денег», и очень-очень
плохо контролирует законность и целесообразность расходов.
473

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Совсем свежий пример - реконструкция Большого театра.
В стране и мире с нетерпением ждут его открытия. Но теперь -
снова же «вдруг» - оказывается: за занавесочкой, скрывающей от
глаз публики предполагаемую неустанную работу, как и в других
случаях, таяли несметные деньги и средства... А после их
расхищения надо начинать дело чуть ли не с самого начала!
Но почему, собственно, такое происходит? Отчего разгораются
страсти, скажем, вокруг замечательного музейного комплекса
«Пушкинские горы» - с унижением тех, кто им ответственно и
эффективно руководит? Поводы, конечно, выбираются - и как бы «на
основе закона». Но причина прозрачна, ясна всем: кому-то хочется
(а кому именно в данный момент, установить можно и нужно)
отхватить лакомые кусочки заповедных земель, на которых, кстати,
уже «стихийно» и нагло возникли частные постройки. Или другой
пример. Отчего, скажем, уже хорошо обеспеченному
помещениями почтенному, известному в мире музею (но не Эрмитажу, не
Русскому музею, не Третьяковке, тем более не сотням
бедствующих провинциальных музеев) следует разрастаться в помпезный
комплекс? Да оттого, как полагают многие, что на земли и здания,
подлежащие «присоединению» (а на деле плохо прикрытому
«законными» постановлениями захвату), уже положили свой хищный
глаз как будто анонимные (но могущие быть установленными)
индивиды и группы, умеющие «осваивать», а вернее, присваивать
немерянные суммы денег и средств. (В «сценарий» таких захватов
входит, конечно, использование людей, в стране известных и
почитаемых; они-то, хочется верить, пекутся об интересах своего
действительно святого дела...)
Беспардонное обогащение наиболее наглых, безответственных
лиц, мошенничество, рейдерство семимильными шагами шествуют
по нашей земле. Их на своей судьбе ощутили десятки тысяч, если
не миллионы людей - рабочих, инженеров, других работников
«вдруг» прогорающих крупнейших предприятий с бесследно
исчезающими собственниками; участники возникающих, а потом тоже
«вдруг» рушащихся пирамид, лживых фондов, в том числе
пристроившихся к государственным структурам и фондам; жители тех
старых домов, скажем, в Москве, земля под которыми и
возможность строить на них что-то доходное стала «основанием»
стремительного и безнаказанного разрушения, изменения исторического
облика столицы и выселения этих самых жителей на окраины;
ученые, исследователи, практики лечебных, научных учреждений,
в том числе институтов Российской академии наук, - обладающих
474

МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ...
зданиями и вожделенной землей в больших городах; дачники давно
возникших поселков и кооперативов, чью землю теперь хотят
продавать, отдавать за взятки чиновники на местах и т.д.
«Технология» таких посягательств и захватов неплохо
отработана, хотя она до ужаса примитивна и даже аляповата: сбиваются
группы из «денежных мешков», соответствующих чиновников
(первые держатся в тени, вторые порой «засвечиваются») и
обязательно ловких «юристов», придающих гигантским аферам
видимость законности; тщательно обдумываются прикрытия и
предлоги; быстро, нагло, «технологично» принимаются соответствующие
административные решения; обязательно действуют черные и
серые схемы движения, а главное, расхищения денег и средств и т.д.
(Вот по всем таким «технологическим звеньям» и пройтись бы
приставленным к этим делам органам и институциям...) Главный
расчет на наглость, стремительность, безнаказанность,
юридическое и административное прикрытие - и он в России наших дней
пока в подавляющем большинстве случаев исправно срабатывает.
Понятно, что главные опоры «успеха» гигантских проектов - это
всеобщая, в частности и в особенности правоохранительная,
коррупция, повсеместность, массовость подобных действий. Нельзя
исключить из этой общей картины те «без (бес)» и «а-», «анти-»,
которые относятся к нравственным проблемам и сюжетам:
бессовестность, аморализм, попрание элементарных норм социальной
жизни, совместного бытия людей. Мы тем самым возвратились
к общим первопричинам - к тому, что я исследовала и
акцентировала в этой книге: к нарушениям, подчас варварским,
утилизационных правил и принципов в сфере взаимодействия людей,
которые существовали и на прежних этапах истории, но которые
в XX и XXI вв. - вопреки надеждам прогрессистов - невиданно,
неожиданно, опасно усилились, сконцентрировались,
зацементировались. И пока люди в мире - и, конечно, в нашей стране - не
осознают, не преодолеют коренные и типичные антицивилизаци-
онные тенденции, их ждут новые кризисы, которые, увы, обещают
быть и более глубокими, и действительно глобальными.
475

ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 5
ВВЕДЕНИЕ 11
РАЗДЕЛ I
ЧТО ТАКОЕ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ТАКОВАЯ 19
• Цивилизация и цивилизованность 22
• Post scriptum 2008 года 31
ГЛАВА ВТОРАЯ
И СНОВА О ПОНЯТИИ «ЦИВИЛИЗАЦИЯ»
И О ЗНАЧИМОСТИ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ПОДХОДА
(Post scriptum 2007 года) 52
РАЗДЕЛ II
ВАРВАРСТВО В УСЛОВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВАРВАРСТВО - ОБЩЕИСТОРИЧЕСКАЯ
ПРЕДПОСЫЛКА И СПУТНИК ЦИВИЛИЗАЦИИ 78
• О сути варварства - в связи с понятием цивилизации 79
• Отношение человека к природе с точки зрения проблемы
цивилизации и варварства 81
• Отношение человека к человеку в свете проблемы цивилизации
и варварства 83
• Post scriptum 2007 года и ответы на вопросы 90
ГЛАВА ВТОРАЯ
ВАРВАРСТВО - ОБОРОТНАЯ СТОРОНА
ЦИВИЛИЗАЦИИ 95
• Споры вокруг определения варварства в западной литературе
последнего десятилетия 97
• Некоторые механизмы современного варварства 106
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О ВАРВАРСТВЕ И ЦИВИЛИЗАЦИИ
ПРИМЕНИТЕЛЬНО К РОССИИ 115
• Post scriptum 2007 года 129
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО
КАК ЕЕ ОБОРОТНАЯ СТОРОНА 130
• Общий смысл понятия варварства как оборотной стороны
цивилизации 130
• Уникальность кризиса современной цивилизации и проблема
варварства 134
• Объективные и субъективные формы бытия цивилизации 141
476

• Цивилизованность и варварство в человеческих отношениях ... 147
• Проблемы и противоречия индивидуальной программы цивили-
зационного действия 149
• Индивидуальная программа и история господства-подчинения . 156
• Заключение. Угроза современного варварства как вызов для
социальной теории 158
ГЛАВА ПЯТАЯ
ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОТСТАЛОСТЬ И ПРОБЛЕМА
ВАРВАРСТВА (на примере России) 163
• Пролог 2008 года 163
• От вековой несвободы к испытанию свободой 170
Post scriptum 2007 года 171
• Власть и народ: парадигмы цивилизационной отсталости 179
Post scriptum 2007 года 180
Post scriptum 2008 года 181
• Богатство в современной России 192
• Российская нищета (сверхбедность) 199
• Беспризорные дети 202
• «Бедные люди» 204
ГЛАВА ШЕСТАЯ
О НАЦИОНАЛЬНЫХ РОССИЙСКИХ ПРОГРАММАХ
ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ И О НОВОЙ АКТУАЛЬНОСТИ
ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ПОДХОДА 215
• Post scriptum 2007 года 215
• Цивилизование России как предмет заботы философии и
рядовых граждан страны 224
• Самоцивилизование российского народа как его историческая
задача 228
• Как выполнялись и выполняются национальные проекты?
Заметные сдвиги и нерешенные проблемы 235
РАЗДЕЛ III
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКОЕ ЕДИНСТВО
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ: ФИЛОСОФСКИЕ ТРАДИЦИИ
И СОВРЕМЕННОСТЬ 242
• Как философия осмысливает глобальную проблематику? 244
• И. Кант и идея «вечного мира» 248
• Актуальность философских идей
всеобщего-особенного-единичного. Единящая ценность свободы 254
• Трудный поиск ценностных оснований единства Европы и всего
мира: философские аспекты 261
• «Европейская идентичность» и проблема ценностей 264
• Права и свободы человека: единящий принцип? 267
477

• Кардинальная переоценка ценностей: современные ценностные
антиномии 272
Теоретико-методологические разъяснения о современном
ценностном дискурсе в философии и вне ее 272
• О сути, перспективах глобализации и европейского
объединения: ценностные антиномии 281
Ценности политики и демократии 281
Ценности знания и образования 290
, Всеобщие, особые или индивидуальные ценности? 292
• Общефилософские аспекты проблемы переоценки ценностей
в эпоху глобализации 296
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЕДИНСТВО ЕВРОПЫ: ТРУДНОСТИ, ПРОТИВОРЕЧИЯ
И РАЗОЧАРОВАНИЯ (работы Юргена Хабермаса XXI века).... 304
• Вступление 304
• Юрген Хабермас о «расколотом Западе» 305
• Юрген Хабермас о кризисе цивилизации 309
• Критика в адрес США 310
• Снова о европейской идентичности 313
• О «всемирно-гражданском» проекте Канта: превалирующее
значение права 314
• «Ах, Европа!» - новая книга Хабермаса 318
• Общеевропейское государство или союз государств? 327
• Хабермас о конкретных проблемах и трудностях европейского
объединения 320
• Вместо заключения 333
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КРИТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ
УНИВЕРСАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ РАЗУМА,
ПРОСВЕЩЕНИЯ И ОБЩЕСТВЕННОГО ДОГОВОРА 334
• Смысл понятий и ценностей разума, просвещения и
общественного договора и возможности их современной универсализации 337
• Историческая динамика рационалистических ценностей 342
• «Критика разума» и рационализма в XX веке 347
• Доводы Ницше против рационалистических способов
универсализации 350
• «Рациональное» - враг «разумного»? 353
• В защиту ценностей разума и просвещения 357
• Терроризм и ценности разума 362
• Общий вывод 368
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
НУЖНО СМЕЛЕЕ ОСМЫСЛИВАТЬ
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ ДЕМОКРАТИИ 370
• Предуведомление 370
• Антидемократические тенденции внутри современной
демократии 377
478

/ РАЗДЕЛ IV
' ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО
КАК СТРУКТУРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О СОВРЕМЕННОМ ПОНЯТИИ
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА 383
• Постановка вопроса 383
• Трудности определения понятия гражданского общества 388
• Понятия «общественный договор» и «гражданское общество» . 391
• Терминологическое разъяснение 395
• Основные содержательные характеристики понятия
«Гражданское общество» 399
ГЛАВА ВТОРАЯ
РОССИЙСКИЕ РЕАЛИИ И ДИСКУССИИ
В СВЕТЕ ПРОБЛЕМ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА 414
• Что такое «антигражданское общество»? 421
• О возможных предпосылках, путях и перспективах создания
гражданского общества в России 429
• Ценности, процессы сознания и проблема гражданского
общества в России 449
• Черты массовой психологии и перспективы создания
гражданского общества 453
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
МИРОВОЙ КРИЗИС КАК ВЫРАЖЕНИЕ ГЛУБИННЫХ
ПРОТИВОРЕЧИЙ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ 460
• Современный «экономизм» как господствующая форма
превращенного сознания 465
• Что надо сделать перед лицом глобальных кризисов? 468
• Особенность российского момента: разнузданная «свобода»
вместе с безответственностью 472
479

МОТРОШИЛОВА
Нелли Васильевна
ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО
В ЭПОХУ ГЛОБАЛЬНЫХ КРИЗИСОВ
(2-е, расширенное и исправленное издание книги
«Цивилизация и варварство в современную эпоху»)

Автор этой книги Нелли Васильевна
Мотрошилова — доктор философских
наук, профессор, заведует отделом истории
философии Института философии РАН.
Автор многих книг и статей, посвященных
истории философии Запада и России; ее
монографии, вышедшие в последние годы:
««Идеи I» Эдмунда Гуссерля как введение
в феноменологию», М., 2003; «Работы
разных лет. Избранные статьи и эссе», М.,
/005; «Мыслители России и философия
Запада», М., 2006. Ответственный
редактор и автор многих разделов
четырехтомного учебника «История философии:
Запад-Россия-Восток». Вместе с
профессором Б. Тушлингом (Марбург) — эдитор
двуязычного немецко-русского издания
основных Сочинений Иммануила Канта в
четырех томах.
Ответственный редактор «Историко-
философского ежегодника». Член
редколлегии журналов «Вопросы философии» и
международных редколлегий "Deutsche
Zeitschrift fur Philosophie", "Studia
Spinoza па".
В книге прежде всего дзетет философско-категориальный анализ понятий «циви-
л 1зация» и «варварство» — с опорой как на историю философской мысли, на соци-
а пьную философию, та* и нф осмысление литературы из других общественных наук. Эти
теоретические понятия призваны помочь вскрыть существенные черты мировой
цивилизации как таковой, не упуская из виду специфику её разнообразных форм,
например, особенность региональных цивилизаций и цивилизационные особенности
отдельных стран. Понятия «цивилизация» и «культура» при этом не отождествляются
друг с другом, а применяются в их различии и взаимосвязи. Исследованы те надби-
опгические программы индивидуальной жизнедеятельности, а также внеинди-
видуальные бытийные формы, механизмы, благодаря которым цивилизация выполняет
свои главные функции — сохранение, преемственность, развитие человеческого рода.
Вместе с тем, выявлены коренные противоречия цивилизации, в том числе и
порождающие мощные выбросы варварства в ее истории. Варварство рассмотрено как
«наследственный код» (относительно) молодой человеческой цивилизации, а в особенности
как оборотная сторона современной цивилизации. Специальные главы посвящены
исследованию состояния современной России в свете проблем цивилизации и
варварства, в аспекте цивилизационного отставания России. Вместе с тем, показано, что
ряд сложных проблем отечественного развития порожден общими кризисными
явлениями современной цивилизации.
Один из разделов книги привлекает внимание к глобализационным тенденциям
современной цивилизации, к их противоречивому развертыванию, а также к философским, в
частности, ценностным аспектам и дискуссиям вокруг проблем единства Европы.
Особый акцент книги — понятие и концепция гражданского общества, в частности и в
особенности в их применении к сегоднешнему развитию России.