ПИК

!• ()l 11	1,1II.111 .11 ИСТОК
I РОКОВ ВОЗВРАТА
' lull \ К >. |>1<ИЛ ВЫТЬ
Г.<• 'BPAIUI HA III' П03ЖГ-
,\ 1 ' ЛИПОЮ I'll Cl, срока
К up' д выдач

«3*
66 vv
t>-\X
ЗА СОВЕТСКИЙ
 книга
ДАЛЬНИЙ восток =
мест-
нного
ВЫПУСК 4 гото-
рхео-
осто-
оспо-
1иже-
ь Со-
ОЧЕРКИ и воспоминания
О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ <ется
НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
п	скую
ес к
Жи-
{ со-
елей
кого
I по-
1аль-
вар-
ысяч
чена
<тов,
'иче-
уве-
рес-
огие
элей
,аль-
упо-
оды
>еди
. М.
3
ББК 63.32
3—12
Редакционная коллегия:
А. П. Шитиков — председатель Дальневосточной секции ИЛО
НМЛ при ЦК КПСС
Г. И. Панкратов — ответственный редактор выпуска
А. И. Мельчин — кандидат исторических наук
А. И. Крушанов — академик, главный редактор серии
Научный редактор доктор исторических наук Б. И. Мухачев
Редактор Г. П. Малых
За советский Дальний Восток, выпуск 4. — Владивосток:
3—12 Дальневосточное книжное издательство, 1989.— 324 с.
На IV съезде Советов Дальнего Востока в апреле 1918 года
Л. М. Краснощеков, в то время председатель Далькрайисполкома, ска-
зал: «В будущей истории нашего края этот период будет известен как
период завоевания Дальнего Востока трудящимся народом». Об этих со-
бытиях рассказывают участники гражданской войны, историки, журна-
листы.
0505040000
3 142 01—89
ISBN 5—7440—0085—2
© Дальневосточное книжное издательство, 1989
ББК 63.32
ПРЕДИСЛОВИЕ
Итак, в свет вышла уже четвертая книга
серии «За советский Дальний Восток».
Инициатор издания — Дальневосточная сек-
ция историко-литературного объединения
Института марксизма-ленинизма при ЦК
КПСС (ИЛО), работающая в контакте с мест-
ными секциями ветеранов революционного
движения на Дальнем Востоке. Книги гото-
вятся совместно с Институтом истории, архео-
логии и этнографии народов Дальнего Восто-
ка ДВО АН СССР. Авторы сборников воспо-
минаний — ветераны революционного движе-
ния, активные участники борьбы за власть Со-
ветов на Дальнем Востоке. Частично в сбор-
ники включаются исторические очерки, напи-
санные историками и журналистами.
Большинство материалов публикуется
впервые, но есть и ранее публиковавшиеся,
представляющие сейчас библиографическую
редкость.
В настоящее время повысился интерес к
истории становления Советской власти. Жи-
вой рассказ участников революционных со-
бытий поможет широкому кругу читателей
лучше понять события не такого уж далекого
героического прошлого нашего края.
Многие представители того поколения по-
гибли в борьбе за власть Советов. На Даль-
нем Востоке и в Забайкалье от рук белогвар-
дейцев и интервентов погибло около 80 тысяч
советских людей. Память о них увековечена
в монументах, названиях населенных пунктов,
предприятий, пароходов, школ, в историче-
ской и художественной литературе.
Сейчас, когда принимаются меры по уве-
ковечению памяти жертв сталинских репрес-
сий, мы не можем не отметить, что многие
из видных деятелей тех лет — руководителей
и организаторов борьбы за Советы на Даль-
нем Востоке, о которых говорится или упо-
минается в настоящем сборнике, в 30-е годы
были необоснованно репрессированы. Среди
них — В. К. Блюхер, М. П. Вольский, А. М.
3
Краснощеков, И. Е. Ларин, М. И. Савченко, И. В. Слинкин, А. С. То-
порков (Олейник), И. П. Уборевич, Н. П. Фролов, Г. М. Шевченко
и другие. Многие расстреляны.
Одной из жертв беззаконий и клеветы, расстрелянных в
1937 году, стал Александр Михайлович Краснощеков. В годы граж-
данской войны Коммунистическая партия, В. И. Ленин доверяли
ему на Дальнем Востоке самые высшие партийные и государствен-
ные посты. Он был председателем Дальсовнаркома и правитель-
ства ДВР, фактическим руководителем Дальбюро ЦК РКП(б). «По-
казал себя умным председателем правительства в ДВР, где едва
ли не он же все и организовывал», — писал о нем В. И. Ленин
(Поли. собр. соч. Т. 54. С. 219).
В 1956 году его реабилитировали. Историки в основном суме-
ли преодолеть отрицательные наслоения в оценке его деятель-
ности, имевшиеся в исторической литературе со времен культа
личности Сталина. В очерке о Краснощекове, помещенном в сбор-
нике, эта работа продолжена.
Воспоминания — очень ценный исторический источник, позво-
ляющий воссоздать колорит эпохи, лучше понять чувства и мысли
советских людей в сложный период борьбы за власть Советов. Но
для этого жанра характерным бывает и некоторый субъективизм
в оценке событий. Да и память иногда подводит.
В какой-то мере не свободны от этого и публикуемые воспо-
минания. Для примера можно привести воспоминания Пак Чен
Лима, бывшего корейского партизана. В воспоминаниях приводят-
ся яркие факты участия корейцев в борьбе с японскими интервен-
тами. Верный правде истории, автор пишет, как с прибытием в Ану-
чино в декабре 1920 года местным командованием партизан корей-
цам было предложено уйти в другое место, чтобы избежать во-
енного конфликта с японцами. «Когда мы шли сюда, — пишет Пак
Чен Лим, — то мысленно обращались к русским партизанам как к
братьям по оружию перед лицом общего врага».
Сколько лет прошло с тех пор, а ведь запомнил товарищ Пак
Чен Лим тот неприятный осадок, который остался в результате
общения с анучинским командованием. Но такова была в то вре-
мя тактика борьбы с японскими интервентами. Директивы Цент-
ра не рекомендовали вступать в военный конфликт с японцами.
Не теряли надежды мирным, дипломатическим путем договорить-
ся с японским правительством о выводе его войск из Приморья.
В связи с этим нельзя согласиться с тем, что у руководства в Ану-
чино стояли «безответственные люди».
В этих воспоминаниях командир анучинских партизан Г. М. Шев-
ченко представлен как нерешительный военачальник. Но совре-
менникам он запомнился смелым, боевым командиром. Автор
воспоминаний создает впечатление, что во время наступления бе-
лых в ноябре—декабре 1921 года активно действовал только ко-
4
рейский отряд, совершивший налет на Иман.
Редколлегия и составители сборника не сочли, однако, воз-
можным вмешиваться в текст воспоминаний, оставив авторское
восприятие событий тех дней.
Авторское видение характера событий оставлено и в статьях
историков и журналистов. Так, в статье А. П. Шурыгина «Борьба
коммунистов против анархистов и эсеров-максималистов в низо-
вьях Амура» одним из обвинений против командира партизан
Тряпицына явилось его выступление против создания буферного
государства — Дальневосточной республики. Обвинение серьезное,
так оно и было. Но если обратиться к очерку о Краснощекове,
можно увидеть, что против буфера выступали даже многие члены
Дальбюро ЦК РКП(б). Трудно было понять тогда этот ленинский
замысел противостояния японской агрессии.
Доктор исторических наук, профессор Анатолий Петрович
Шурыгин до недавнего времени был председателем Дальневос-
точной секции ИЛО, в 1988 году его не стало. Хорошим памят-
ником ему будут многие его труды по истории гражданской вой-
ны и интервенции на Дальнем Востоке — монографии, статьи, ко-
торые он начал писать еще в 30-х годах. Активное участие он при-
нимал в подготовке серии книг сборника «За советский Дальний
Восток», в том числе и настоящей книги.
Составители сборника отказались от традиционного располо-
жения материала в хронологическом порядке. В основу положен
территориальный принцип. В результате читатель сможет получить
более подробные сведения о событиях на данной территории и
лучше понять их.
Сборник охватывает события на всей территории Дальнего Во-
стока и частично в Забайкалье. Большое внимание уделено При-
морью, так как здесь борьба с интервентами и белогвардейцами
была особенно трудной.
В книге не ставится задача полностью, всесторонне осветить
через судьбы людей историю борьбы за установление Советской
власти на Дальнем Востоке. Это задача всей серии. Издание ее и
дальше будет продолжено. Читатель получит интересный факти-
ческий материал о драматических перипетиях борьбы за совет-
ский Дальний Восток.
Д-р ист. наук. Б. И. МУХАЧЕВ.
Я. К. КОКУШКИН
ВОССТАНИЕ ПРОТИВ КОЛЧАКОВЦЕВ
В НИКОЛЬСКЕ-УССУРИЙСКОМ
В НОЧЬ на 26 января 1920 года
Выступление Кокушкина Я. К. на конференции историков
при Дальневосточном филиале Академии наук СССР
4 октября 1962 года
Успех этого восстания сыграл решающую роль в деле ликви-
дации колчаковщины на всем Дальнем Востоке.
Укрепив свое положение в Никольске-Уссурийском, революци-
онные войска, включившие в свои ряды уже значительное коли-
чество перешедших на их сторону колчаковцев, перешли в наступ-
ление на гарнизон в Раздольном. На третьи сутки было освобож-
дено и Раздольное. Солдаты перешли на сторону партизан, а Ом-
ское юнкерское артиллерийское училище ушло по льду Суйфуна
на Владивосток. Революционные войска заняли железнодорожный
путь до Кипарисовского тоннеля, оборонявшегося непосредствен-
но японцами.
Командование колчаковским гарнизоном Владивостока, на ко-
торый непосредственно нажимали силы партизан со стороны Су-
чана, признало бесперспективность дальнейшей борьбы. Сучанские
партизаны смогли с развернутыми знаменами войти в город
31 января 1920 года.
Я участвовал в подготовке и проведении этого восстания в ка-
честве уполномоченного Дальневосточного краевого комитета
РКП(б) в подпольном Никольск-Уссурийском военно-революцион-
ном комитете, объединенном (в составе его были эсеры и мень-
шевики). Последнее обстоятельство делало еще более сложным и
ответственным партийное руководство.
Расскажу о ходе событий и роли участвовавших в них, как
действительно то было, и не понаслышке, а как участник.
Бежал я из концлагеря интервентов на Первой Речке 13 ян-
варя 1920 года, увлек за собой Румянцева, Ковальчука, Уткина.
Первые два дня я скрывался на квартире Натальи Кузьминичны
Белоненко (Округиной), потом был переведен в Рабочую слобод-
ку. 16 января пришел тов. Лазо, который посвятил меня в план
подготовки «розового переворота».
Лазо говорил об особо сложном положении в районе Николь-
6
ска-Уссурийского. В колчаковском гарнизоне, очень значительном,
растет движение за уход в сопки, к партизанам. Так, уведена то-
варищем Огневым целая рота со всем вооружением, с двумя пу-
леметами. Это таит в себе опасность, так как деревня не сможет
прокормить и вообще принять большие массы войск. Это затруд-
нит их организацию для дальнейшей борьбы, а Никольск-Уссурий-
ский останется в руках наиболее реакционной части колчаковцев,
поддерживаемых японцами. Нужно одновременно с вводом пар-
тизан в город поднять восстание в гарнизоне и захватить город.
Лазо сказал, что есть мнение в Далькрайкомпарте послать ме-
ня своим представителем в Никольск-Уссурийский военно-револю-
ционный комитет. 17 января такое решение в моем присутствии
состоялось. Мне было поручено объединить партизанские отряды в
районе Никольска-Уссурийского под командованием тов. Андре-
ева и организовать их снабжение через Союз приамурских коопе-
ративов, с которым по этому вопросу достигнуто соглашение. Мне
была выдана паспортная книжка на имя Степана Ивановича Бы-
кова и мандат, отпечатанный на ленточке белого шелка.
18 января я был уже в Никольске-Уссурийском. Явка была в
доме Елизаветы Петровны Секретаревой (матери Зои) на площади
против вокзала, и меня быстро связали с председателем горкома
партии Тупицыным. Я быстро нашел с ним общий язык, так как мы
хорошо знали друг друга по заключению в концлагере интервен-
тов (он бежал весной 1919 года). Мне было дано убежище на
квартире Михайлова (Фильков), очень активного, преданного пар-
тии товарища. 19 и 20 января я уже полностью включился в ра-
боту военно-революционного комитета, написал листовку за
подписью «Никольск-Уссурийский комитет Российской коммунисти-
ческой партии», причем в спешке, не ознакомив Тупицына с ее со-
держанием, дал ей полный ход. В конторе кооператива я отпеча-
тал ее на пишущей машинке на восковке, а на квартире Михай-
лова размножил ее на мимеографе. Михайлов же организовал ее
распространение.
В военно-революционном комитете эта листовка вызвала бурю
возмущений со стороны эсеров и меньшевиков, причем именно
за ними и колеблющимися беспартийными было большинство.
Листовка была выдержана в сугубо большевистском духе. Хуже
было то, что в листовке я привел как факт слухи са/лые фантас-
тические, но очень для меня приятные. Особенно кричал на меня
Сентяпов, солдат 33-го Восточно-Сибирского (колчаковского) пол-
ка, правый из правых, типичный, по физиономии, кулак. Тупицын
тоже оказался в очень затруднительном положении: нам, боль-
шевикам, было предъявлено обвинение в нелояльности, в нару-
шении соглашения о единстве действий.
Совершенно неожиданно помощь мне пришла со стороны офи-
цера, штабс-ротмистра Булгакова (в подполье — Бельский). Он
7
пользовался большим авторитетом среди офицеров, как особо
отличившийся на фронтах империалистической войны. И внешность
его была внушительная: могучее телосложение, крупные черты
лица со следами оспы. Он, улыбаясь, начал совершенно спокойно:
— А вы знаете, какое смятение среди офицеров в гарнизоне
.вызвала эта листовка? Этим нужно пользоваться.
(Последовали затем выступления «умеренных». Грозин, эсер,
адвокат, признал как недостаток в работе самого военно-револю-
ционного комитета, что он сам пока что не обратился к войскам
и населению с воззванием. А теперь, после того как появилась
листовка большевиков, тем более необходимо разъяснение о ха-
рактере готовящегося переворота.
Составить текст и размножить воззвание было поручено Гро-
зину и мне.
Это поручение было выполнено быстро. Мы работали у Гро-
зина в его адвокатском кабинете. Вначале писал Грозин, но по
каждой фразе, даже слову, мы вступали в вежливый, но длитель-
ный спор. Ничего не получалось! Грозин заметно вымотался, но
мы не выработали и одного абзаца. Тогда я предложил работать
раздельно, чтобы потом увязать тексты. Я быстро написал. При-
меняя максимально демократическую фразеологию, я провел по-
следовательно большевистскую линию на «розовый переворот».
У Грозина же не клеилось. Это дело для адвоката оказалось не-
привычным. Я же не без основания был арестован и заключен в
концлагерь за то, что был редактором нелегального «Красного
знамени».
Грозин оказался довольно покладистым в конце концов. Мы
подписали: «Объединенный Никольск-Уссурийский военно-рево-
люционный комитет». Не знаю, сохранились ли эти воззвания —
они в огромном количестве были отпечатаны в кабинете же Гро-
зина на ротаторе фиолетовой краской в полные пол-листа. (Моя
листовка за подписью Ник.-Уссур. комитета РКП(б) была отпеча-
тана на четвертушках листа черной краской.) Солдат, член воен-
но-революционного комитета, большевик Князевский организовал
вынос и распространение воззваний.
Подготовка восстания развертывалась исключительно быстрь.
и успешно (в гарнизоне, в ротах и командах действовали хорошо
подготовленные группы). Я с первых же шагов в Никольске-Ус-
сурийском связался с Андреевым. Хотя он и участвовал в 1919 го-
ду в подпольной революционной организации, возглавляемой Че-
меркиным, но сам избежал участи последнего, убежав в сопки.
Некоторые командиры партизанских отрядов относились к Андре-
еву с недоверием, как к бывшему колчаковскому офицеру. Он
мне показался несколько нелюдимым и даже высокомерным. Но
в Далыфайкомпарте мне его рекомендовали как партийца и спе-
ца-военного.
8
Со мной у Андреева взаимоотношения установились сразу же
хорошие.
Через день или два после приезда из Владивостока я с Андре-
евым выехал (на крестьянских санях, как якобы возвращающиеся
с базара крестьяне) в село Раковку (или Глуховку — сейчас точно
не могу сказать). На совещании командиров партизанских отрядов
(Степаненко, Вольский, Дубровин, Топорков, Савельев) было об-
суждено предложение Далькрайкомпарта, и Андреев был признан
командующим объединением партизанских отрядов.
Чем ближе подготовка восстания подходила к моменту его
осуществления, тем, как бы само собой, оформлялось особо ак-
тивное ядро военно-революционного комитета с решительным
влиянием в нем большевиков. На заседаниях в глухую полночь,
каждый раз происходивших на разных квартирах (чаще в Желез-
нодорожной слободке), я уже не видел ни благообразного, с
гладко расчесанной бородкой кооператора Сентяпова, ни Ники-
форова — меньшевика из Благовещенска, колчаковского солдата,
ни двух молоденьких «мяконьких» офицериков, эсеров Николаева
и Попова, которые в комитете были вроде как для счета. Даже
Грозина больше не видел. Эсера Горшкова, который в 1917 году
был городским головой, т. е. председателем городской управы, и
которого мы должны были поставить вновь у власти, и вообще на
заседаниях военно-революционного комитета не видел. Он труса
праздновал.
Тех наших людей из военных, из боевых групп в ротах и коман-
дах гарнизона, которые действительно готовили восстание и рис-
ковали на каждом шагу, я знал только по лицам. У них даже кли-
чек не было. И жаль, что и я их не знал по фамилиям, и мало кто
остался в живых из участников. Мне, по крайней мере, они не из-
вестны, кроме Петренко из инженерного дивизиона, впоследствии
крупного военного работника в Народно-революционной армии
ДВР, ныне здравствующего, проживающего в Хабаровске. Как
хотелось бы мне знать фамилию юноши-артиллериста, которого
в момент восстания застрелил офицер. Юноша призывал солдат
к переходу на сторону восставших и пытался вынуть замок орудия.
Прекрасными организаторами и оперативными работниками
проявили себя товарищи Тупицын, Михайлов. Ядро военно-рево-
люционного комитета их стараниями быстро обрастало активом из
рабочих, большей частью железнодорожников, большевиков пар-
тийных и непартийных. Сколько лиц прошло передо мной в полу-
тьме, лица — приметы я уже забыл — все были как бы одинако-
выми, все говорили вполголоса. Вот 2—3 года назад я познако-
мился с Бочеком, и то только потому признал его за члена во-
енно-революционного комитета, переименованного уже в рев-
штаб, что он предъявил мне архивный документ — удостоверение
(мандат) на бланке ревштаба за моей подписью.
9
Из военных членов военно-революционного комитета вовсю
развернулся Булгаков-Бельский, и с ним неотлучно был я. Инте-
ресные у меня с ним установились взаимоотношения! Я доверился
ему после той его помощи в военно-революционно?л комитете,
когда он меня вывел из очень затруднительного положения и
когда, казалось, развал военно-революционного комитета неми-
нуем. Он питал ко мне какое-то интимное дружеское чувство
старшего брата или даже отца.
Я всегда был при нем, всегда прислушивался к тому, что он
говорит на совещаниях, в беседах один на один с членами воен-
но-революционного комитета, с командирами партизанских отря-
дов, все чаще наезжавшими в Никольск-Уссурийский. (Как-то само
собою получилось, что роль Андреева, как командующего, ото-
шла на второй план, он скорее выполнял указания Булгакова-
Бельского, чем командовал сам. Он считался с Булгаковым-Бель-
ским и как с превосходящим его в знании военного дела, и под-
чинялся обаянию личности последнего.)
Я никогда не вмешивался в разговоры, даже и не скрывал,
когда не понимал. Я и действительно многое не понимал и как
бы проходил ускоренный курс обучения, как проводить восста-
ния, и восхищался талантом, необыкновенной неутомимостью,
терпеливостью и бесстрашием учителя. Булгаков-Бельский, по-
видимому, это понимал и ценил. Вспоминаю: однажды, взяв себе
минутку отдыха, он как-то особенно задушевно сказал мне:
— Да. Я вижу. Только большевики могут спасти Родину.
Он был страстный русский националист (подозреваю, в неда-
леком прошлом — ярый монархист). И кого он абсолютно не мог
терпеть — японцев!
Булгаков-Бельский собирал, впитывал в себя как губка огром-
ное количество всевозможных сведений, напряженно работал над
диспозициями, планом вооруженного восстания. Обстановка не-
прерывно менялась, слава богу, говорил он, — в лучшую сторону,
и диспозиции, составленные вчера, сегодня уже не годились. Мо-
мент восстания надвигался сам, с неумолимой быстротой. Нель-
зя пропускать благоприятный момент, а он обещал быть благо-
приятным. Стояли страшные январские морозы, парализовавшие
японцев, а их целая дивизия (11-я ген. Одагири). А что если вдруг
оттепель? И другие непредвиденные, но возможные осложнения.
Особенно опасна затяжка в подготовке восстания — раскрытие
врагом его плана, гибель ядра, того же Булгакова-Бельского. Не
так уж много надо было для этого. Я лично был уже в лапах
контрразведки. Спасли меня мой прекрасный паспорт, моя внеш-
ность и бесподобно разыгранная роль дурачка. Собственно, контр-
разведка толком меня еще не знала, охотилась за Андреевым,
шедшим со мной, но ловко выскользнувшим почти из рук фельд-
фебеля и офицера в белой папахе.
10
Булгаков-Бельский был спокойно-тороплив, он поторапливал
всех, никому не давая пощады: и по военной линии — солдат и
партизан, и по гражданской — железнодорожников, рабочих. Все
нити были в его руках. В начало восстания должен был быть поло-
жен захват бронепоезда, который находился на станции Никольск-
Уссурийский. На бронепоезде хорошая группа. Она открывает
люк, впускает несколько отборных партизан, все вместе нападают
на офицеров и по возможности бесшумно обезоруживают их.
Бронепоезд наш.
Железнодорожники предварительно освобождают путь, и ма-
шинист выводит бронепоезд за станцию к Хениной сопке. Порав-
нявшись с ней, бронепоезд останавливается. Здесь он оседлал до-
рогу, господствует над обширными подходами к Никольску-Ус-
сурийскому со стороны Раздольного (там — Омское артиллерий-
ское училище с четырехдюймовыми гаубицами). Бронепоезд дает
выстрел из орудия. Это — сигнал к общему восстанию.
Караулы при входе в военный городок занимает в эту ночь
распропагандированная 11-я рота 33-го полка. Она впускает 400
партизан под командованием Вольского. Одновременно во всех
ротах и командах, где есть боевые группы, подается команда: «В
ружье!», «Арестовать офицеров!» — и город в руках партизан.
Если нужно стрелять — то стрелять.
Не мешкать, не тянуть.
Иначе скомкается где-нибудь, спутается, вмешаются японцы.
И гарнизон не шуточный: полк пехоты — 33-й, командир — извест-
ный каратель полковник Евецкий. Полк конно-егерский, наполови-
ну из добровольцев-белых. Командир — полковник Враштель, лю-
тый каратель. Артиллерия, инженерный дивизион, разные другие
мелкие формирования — всего не менее трех тысяч штыков и са-
бель!
В ночь на 26 января революционный штаб в полном составе
собрался на бойком месте — в доме Елизаветы Петровны Секре-
таревой. Подходы к нему довольно открытые — легче обнаружить
приближение вражеской группы войск. В небольшом количестве
враг не создаст помех. И все, кому нужно явиться, могут с мень-
шими подозрениями пробираться по дамбе с оживленным дви-
жением к вокзалу.
И здесь, в маленьком домике против вокзала, работа револю-
ционного штаба шла почти что в открытую. Непрерывно подходи-
ли люди, их выслушивали, давали инструкции, и они уходили в
темноту. И все тихо, как-то по особенному торжественно. Знают
товарищи, на какой они идут риск.
И вот, когда членам ревштаба пришло время расходиться по
своим местам, рядом с Булгаковым-Бельским появился не извест-
ный еще мне небольшой человек. Он начал длинно и путано го-
ворить. «Кто это?» — спросил я Тупицына.
11
Оказалось, это был присланный из Владивостока товарищ. Не
хочу сейчас называть его фамилии. Он делал хорошее ранее, де-
лал хорошее позднее. Недавно я обнаружил написанную им кни-
жечку (псевдоним: М. Я. Приморский), говорящую о его литера-
турном таланте. К тому же его и нет в живых. Тогда он был мо-
лод, самоуверен — прислан из Владивостока.
Булгаков-Бельский рядом с ним побледнел и окаменел. Гово-
рил человек, прямо скажу, нудно. Заикался и часто произносил
слова-паразиты: «Это самое, это самое». Звучали они в его речи
как: «Ит самэ, ит самэ».
— Говори, что хочешь сказать! — оборвал я его.
— Ит самэ, ит самэ, восстание надо... отложить. Оно неподго-
товлено. (В его книжечке, интересной, хорошей книжечке, ничего,
конечно, об этом нет. И в другом месте сказано: хорошо подго-
товлено.)
Я встал со своего места, подошел, отстранил его рукой и, то-
же волнуясь, заявил:
— Как уполномоченный Дальневосточного краевого комитета
партии, прекращаю разговоры. Предлагаю в точности следовать
разработанному плану.
Булгаков-Бельский отдал последние распоряжения. Комната
опустела. И наконец вышли мы: Андреев, Булгаков-Бельский, Ов-
чинников, офицер, друг Булгакова-Бельского, выполнявший лич-
ные его распоряжения (носил звучную нелегальную кличку — Се-
верянин). Внешним видом, манерами это был антипод Булгакова-
БельскогО: лощеный офицер, галантный кавалер. Мы пошли по
безлюдной уже дамбе от вокзала к городу, которая пересекала
застроенную теперь пойму речки Супутинки, в направлении к во-
енному городку через весь город. Это был, несомненно, риск.
Но нам непременно надо было быть вблизи от места, где через
два часа разыграются события, а иного пути, иного способа пере-
движения мы не имели.
В небольшой комнатке правления кооператива, в непосредст-
венной близости от казарм, мы намеренно не зажигали свет. Все
вокруг и в самой комнате как будто вымерло. К нам сюда долж-
ны были приходить связные. Но их не было, и делать нам было
нечего.
Время тянулось мучительно медленно. Чтобы убить время, я
проявил такую инициативу. Как писарь штаба 4-го Владивосток-
ского крепостного артиллерийского полка в прошлом, я предло-
жил Булгакову-Бельскому и Андрееву написать «Приказ № 1».
Это развеселило Булгакова-Бельского, который был не то что
печален, а просто страшно устал и предавался отдыху.
— Пиши!
Зажгли свечу, я взял лист бумаги, карандаш и по всей форме
набросал:
12
«Приказ № 1
по гарнизону революционных войск
Никольска-Уссурийского 26 января 1920 года
гор. Никольск-Уссурийский
§1
Объявляю себя командующим войсками Никольск-Уссурийско-
го военного района.
§2
Начальником штаба Никольск-Уссурийского военного района
назначаю тов. Булгакова-Бельского.
§3
Комендантом города назначаю тов. Овчинникова-Северянина.
Командующий войсками Андреев».
Для себя я должности не нашел.
Андреев, тоже улыбаясь, подписал. На память я, конечно, не
могу положиться. Думаю, что приказ был составлен пограмотнее,
но что он был лаконичен — за это ручаюсь. Никакой вводной час-
ти! И этот именно приказ вошел в силу, когда отгремели послед-
ние выстрелы, рассвело и мы, хотя тоже с опаской, вошли в двух-
этажное кирпичное здание бывшего белогвардейского штаба. Но
до этого, с момента подписания приказа, мы вдвойне были мучи-
мы ожиданием развязки. Особенно когда начался отсчет минут и
секунд от 3.00 26 января. И пушечный выстрел, чуть слышный, до-
несся до нас.
Связных не было. То-то опять тревоги! А дело объяснилось
просто. Все шло хорошо, точно по намеченному плану, мы и не
были нужны. Командиры, увлеченные боем, забыли о нас. Мы
лишь по вспыхивающей после шквального огня перестрелке то
там, то сям, по короткому татаканью пулемета, одного или двух,
определяли, что дело идет легко, и именно в нашу пользу. Не
могло быть так, чтобы наши легко отступили, даже тогда, если
бы выступили японцы. Но японцы, чего мы более всего боялись,
не выступили. Они были ошарашены внезапностью события, были
поставлены перед совершившимся фактом.
Организованное сопротивление пытался оказать командир кон-
но-егерского полка полковник Враштель. Но полк под ружейным
и пулеметным огнем партизан и восставших не смог развернуться.
Половина его перешла на сторону восставших, половина — добро-
вольцы белые с офицерским составом — двинулась в конном
строю к китайской границе с целью найти там убежище.
У станции Полтавка партизанский отряд из местных казаков
под командой братьев Кочевых разоружил и эту половину полка.
Арестованные Враштель и другие офицеры-каратели были пре-
13
провождены в Никольск-Уссурийский в распоряжение ревштаба
(после событий 4—5 апреля 1920 года, как и Евецкий вместе с
карателями из 33-го полка, погибли на Хору).
По Ильюхову же («Партизанское движение в Приморье»,,
с. 167) конно-егерский полк еще до восстания в Никольске-Уссу-
рийском в полном составе ушел к партизанам.
На странице 168 там же написано буквально следующее:
«26 января представители Никольск-Уссурийского городского
гарнизона явились к командирам партизанских отрядов Андрееву
и А. Степаненко и заявили, что солдаты решили перейти на сто-
рону партизан и признать Андреева командующим военным рай-
оном. После небольшой перестрелки с группой белых офицеров
партизаны с красными знаменами, восторженно встреченные на-
селением, вступили в город».
Но мною сказанное подтверждается участником событий
М. Огневым-Овчинниковым в его статье «Славная страница исто-
рии» к 42-летию освобождения Никольска-Уссурийского от бело-
гвардейцев, газета «Коммунар» (Уссурийск) за 26 января 1962 го-
да. Там же приведена телеграмма Никольск-Уссурийского штаба
революционной армии от 26 января 1920 года:
«Всем, всем, всем!
Никольск-Уссурийский взят восставшими революционными вой-
сками и партизанами. Сопротивление пытался оказать конно-егер-
ский полк, половина которого сдалась, половина ушла в сопки».
(Из сборника документов «Борьба за власть Советов в При-
морье (1917—1922 гг.)»).
Захватом города напряженность обстановки не была исчерпана.
Трое или четверо суток, подвергаясь реорганизации, революцион-
ные войска были в полной боевой готовности, занимая боевые по-
зиции. Японские вооруженные отряды в боевых порядках появля-
лись в самых неожиданных местах, провоцировали нас на столк-
новения. Вообще целая японская дивизия размещена была в ка-
зармах того же самого военного городка, в котором размещались
колчаковские части. Некоторые части, например инженерный ди-
визион, размещались в казармах лицом к лицу с японцами. Япон-
ское командование прекрасно понимало, какое важное значение
имеет Никольск-Уссурийский — крупный железнодорожный узел!
Рядовые бойцы, а особенно командный состав, не имели ни
сна, ни отдыха в эти трое—четверо суток. Булгаков-Бельский ра-
ботал буквально до упаду, и я как-то невольно включился в по-
мощь ему, вначале взявшись за налаживание работы аппарата
штаба из числа перешедших на нашу сторону, внушавших доверие,
колчаковцев. Потом уже, осмелев, решился (на короткое, правда,
время) стать и на место самого Булгакова-Бельского.
В третью или четвертую ночь Булгаков-Бельский был почему-
то один у своего десятка полевых телефонов. Он поминутно ме-
14
нял телефонные трубки и говорил, говорил охрипшим голосом, как
автомат. Я наблюдал и восхищался его неистощимой энергией, но
по слабевшему голосу, сбивчивости в приказаниях, а особенно по
мертвенной бледности заключил, что так, пожалуй, он доработа-
ется до обморока, совсем выбудет из строя. Это перепугало ме-
ня.
Я пригласил Булгакова-Бельского в соседнюю комнату, где я
только что немного соснул на мягком диване, и, указав на диван,
быстро удалился, замкнув дверь на ключ. Телефонные сообщение
я быстро записывал на листах бумаги, отвечал всем, что началь-
ник штаба придет через полчаса, сейчас особенно занят. Но теле-
фоны передавали страшные вещи: «Тов. Сурба, командир вновь
сформированного Никольск-Уссурийского полка, обморозил ноги.
Кому передать командование? Он — на Хениной сопке, и японцы
тут, что-то затевают. Японцы около станции. Японцы против ин-
женерного дивизиона выставили пулеметы. Японцы перебежками
движутся по самому военному городку, кажется, в направлении
штаба».
Я бросил телефон, спустился со второго этажа вниз, выбежал
в подъезд штаба. Тут, без телефонных вызовов, была мертвая ти-
шина, спокойны были два пулеметчика около станкового пулемета
«Гочкис», бойцы с винтовками. Мороз и меня немного охладил, но
воображение разыгралось. Я выбежал на улицу, и во мгле позем-
ки мне представились движущиеся ко мне японские цепи.
Я побежал наверх, щелкнул без всякой осторожности ключом
и быстро-быстро стал выпаливать фразы уже поднявшемуся на-
чальнику штаба:
— Товарищ Бельский! Японцы наступают... Окружают... Пока
они не ударили, надо ударить нам!
Булгаков-Бельский сладко потягивался всем телом, поднимая
вверх руки. Он, к моему крайнему удивлению, явно не спешил с
ответом.
— Товарищ Бельский, — зашептал я тревожным шепотом, —
товарищ Бельский!
— Эх, Яков! Как хорошо ты сделал...
— Товарищ Бельский! — уже кричал я. На его лице блаженная
улыбка как-то сразу уступила место искреннему удивлению, тре-
воге. Булгаков-Бельский как будто неожиданно сделал важное от-
крытие:
— Яков! И ты нервничаешь?
И опять гудели фоническим вызовом телефоны. Опять началь-
ник штаба говорил, говорил твердо, спокойно.
A. H. ГЕЛАСИМОВА
ВОЗВРАЩЕНИЕ УССУРИЙСКИХ
КАЗАКОВ С ФРОНТА
Октябрьская революция застала два полка уссурийских казаков
далеко от родного края. 1-й полк в период Октябрьской револю-
ции находился в Гатчине, куда был вместе с полками других ка-
зачьих войск приведен генералом Красновым, чтобы задушить ре-
волюцию. Во главе этого полка стоял избранный полком комитет,
председателем которого был Гавриил Матвеевич Шевченко. В Ус-
сурийском полку большим влиянием пользовались большевики.
В Гатчине, узнав причины сосредоточения здесь большого числа
казачьих полков, Шевченко и другие большевики развернули ра-
боту не только в своем полку, но и в соседних, агитируя против
участия в подавлении революции. В результате «гатчинская эпо-
пея» генерала Краснова кончилась неудачей: казаки отказались
участвовать в походе на Петроград. В Смольный послали делега-
цию во главе с Шевченко. Делегация на приеме у Ленина объяви-
ла, что казаки в борьбе с Советами участвовать не будут, и
просила разрешить казачьим полкам вернуться в родные края.
В январе 1918 года 1-й полк уссурийцев во главе с Шевченко
прибыл в Никольск-Уссурийский в полном составе. Казаки были
распущены по домам, а Г. М. Шевченко, как представитель Ус-
сурийского казачьего войска, был введен в краевой комитет Со-
ветов.
2-й полк находился в это время в Румынии и еще подчинялся
командованию Антанты. Сведения об Октябрьской революции
дошли туда не сразу, но, получив их, большевики полка разверну-
ли кампанию за возвращение казаков на родную землю и за от-
каз участвовать в войне против революционной России. Отказа-
лись участвовать в борьбе против нее и другие полки.
В конце февраля 1918 года казачьи полки организованно дви-
нулись в Россию. По приказу командования Антанты революцион-
но настроенные полки были окружены и задержаны румынскими
войсками. Казаки в Румынии были не только задержаны, но и ли-
шены продовольствия. Сведения о задержанных возвращающихся
домой казаках были получены в Кремле. В. И. Ленин принял жи-
вейшее участие в освобождении казаков по существу из плена.
Это усилило влияние большевиков в полку.
На Дону уссурийцев ждало требование калединцев и корни-
ловцев остаться и вступить в борьбу с большевиками. 2-й Уссу-
рийский казачий полк численностью около полутора тысяч и ди-
визион в семьсот человек категорически отказались выступать
16
против Советов. С большим трудом поезда с казаками-уссурийца-
ми прорвались на восток—на родину. Была сделана еще одна
неудачная попытка задержать казаков в Забайкалье со стороны'
семеновцев, которые вели ожесточенную борьбу против красных
полков под командованием Сергея Лазо.
Сведения о возвращении 2-го полка и дивизиона поступили в
Никольск-Уссурийский, куда стали съезжаться родные, а также
казаки 1-го полка, прибывшие на родину еще в январе. На встре-
чу с возвращающимися приехал и Г. М. Шевченко.
20 марта 1918 года в Никольск-Уссурийский, центр Уссурий-
ского казачьего войска, прибыло много нарядно одетых казачек,,
приехавших встречать женихов, мужей, сыновей и братьев. Здесь
были и вдовы погибших казаков, одетые в темное. У всех в руках
корзинки с шанежками, чтобы угостить приезжающих.
21 марта в Народном доме состоялась торжественная встреча
казаков 2-го полка, на которой было принято решение:
«Уссурийское казачество признает власть трудящихся в лице
Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов,,
считает необходимым распустить войсковое правление и создать
Совет депутатов уссурийского трудового казачества. Призываем
всех трудящихся к борьбе с народными врагами, изменниками и
предателями — семеновцами, калединцами и другими прислуж-
никами капиталистов».
Присутствовавшие в зале представители правых эсеров города
Никольска-Уссурийского выступили со своей резолюцией, отрица-
ющей признание Советской власти. Их встретили улюлюканьем и
потребовали покинуть собрание.
На торжественной встрече 2-го полка было решено распустить
правление Уссурийского казачьего войска и избрать исполком Со-
ветов казачьих депутатов.
Дивизион в составе 700 человек прибыл на родину на несколь-
ко дней позже. Ему была устроена торжественная встреча 25 мар-
та. Личный состав дивизиона присоединился к резолюции 2-го пол-
ка и дополнил ее решением: «...не считать казаками тех, кто за-
клейллил себя печатью предательства против Советской власти».
Дивизион принял постановление о выдаче оружия и обмунди-
рования всем демобилизованным казакам. Пытавшийся выступить
с контрреволюционной речью сотник Сковородин вызвал бурю
возмущения. Во время этой речи ему срезали на трибуне погоны.
Собрание избрало временный исполком Совета казачьих де-
путатов. Председателем исполкома единодушно избрали Гаврии-
ла Михайловича Шевченко. В исполком был избран также член
Союза учителей — большевик Иван Юдин. Заместителем Шев-
ченко был избран Коренев, член краевого исполкома рабочих,
крестьянских и солдатских депутатов, бывший учитель станины
...В поселке Нестеровском председателем поселкового Совета
был Федор Романович Мурзин, умный человек и рачительный
хозяин. Казаки-фронтовики часто заходили к нему, звали попразд-
новать, погулять с ними. Но ему мешало нездоровье: отравился
удушливыми газами на фронте.
Повсюду на полях уже сходил снег, и председатель поселково-
го Совета думал, что скоро нужно начинать посевную, а у многих
казаков, вернувшихся с фронта, особенно у бедноты, амбары бы-
ли пусты. Не каждый казак имел посевное зерно, да и муку в сво-
их кладовушках. В поселковом Совете лежало воззвание краево-
го комитета Советов и Комиссариата по земледелию, в котором
сообщалось, что правительство стран Антанты объявило блокаду
революционной России и Дальнему Востоку, запретило китайским
купцам ввозить на русский Дальний Восток зерно, муку и другое
продовольствие. Дальневосточный краевой комитет обратился к
населению с призывом весной 1918 года засеять все земельные
участки, чтобы иметь свое зерно, муку, картофель, кукурузу, ка-
пусту...
...Пришел апрель. Яркое солнце прогревало землю. Не стало
видно на улицах казаков в военной форме. Все превратились в
мужиков-земледельцев. Заработали кузницы. Во двор выволокли
проржавевшие плуги, бороны, телеги. Деловито все осматривали
и чинили — готовились к выходу в поле.
3 апреля Нестеровский поселковый Совет собрал казаков на
сход. Пришли на него многие казачки, те, кто потерял кормиль-
цев на фронте. Писарь исполкома Егор Попов зачитал на сходе
воззвание краевого комитета Советов, а Мурзин выступил с пред-
ложением: тем казакам, которые имеют зерно, поделиться с бед-
нотой.
Было много шума, чесали затылки, думали: а что их ждет
осенью, будет ли урожай, и отдадут ли им взятое на посев зерно?
Но долгие годы совместного существования еще на реке Уссури,
взаимная помощь и товарищество, которое зародилось между ка-
заками на фронте, сказались на решении казаков о помощи бед-
нейшим. И все же зерна не хватало на всю землю, которую мож-
но было вспахать и засеять. Не хватало картошки и огородных се-
мян. Решили обратиться к вышестоящим советским органам: Гро-
дековскому станичному Совету, Никольск-Уссурийскому уездно-
му Совету и, если понадобится, к краевому исполкому Советов в
Хабаровске.
В конце марта в Амурской области — житнице Дальнего Вос-
тока открылись два съезда: Казачий круг Амурского казачьего
войска и Пятый съезд Советов трудящихся Амурской области.
Председатель краевого комитета Советов А. М. Краснощеков и
член краевого комитета С. П. Щепетнов присутствовали на этих
съездах.
18
В Амурской области в первой половине марта 1918 года был
подавлен мятеж правого эсера атамана Гамова и его приспешни-
ков. Настроение у всех делегатов от этого было особенно припод-
нятое, революционное. Казачий круг постановил расказачиться и
создать Советы по образу крестьянских депутатов. Круг объеди-
нился со съездом Советов. Председатель областного исполкома
Советов Ф. Н. Мухин обещал в ближайшие дни организовать сбор
и покупку зерна для Приморья.
Во время посевной казаки узнали, что во Владивостоке 5 ап-
реля 1918 года высадился англо-японский десант интервентов, во
Владивостокском порту стоят английские, американские и япон-
ские военные суда.
Председатель краевого комитета Советов А. М. Краснощеков
и С. П. Щепетнов 5 апреля вернулись в Хабаровск. Необходимо
было принять соответствующие меры. 6-го был создан краевой
штаб Красной Армии, гвардии и флота в составе В. В. Саковича
(председатель), Л. Е. Герасимова, Д. А. Носка, Коковихина,
В. П. Шабадина и Г. Шевченко, которому была вверена военная
власть в крае. Краевой комитет Советов, областные комитеты,
собрания трудящихся выразили протест против высадки англо-
японского десанта.
10 апреля 1918 года из станицы Гродековской в Нестеровку
прискакал гонец. Станичный комитет писал о необходимости со-
зыва областного съезда Советов крестьян и казаков в Никольске-
Уссурийском в связи с высадкой англо-японского десанта во Вла-
дивостоке и предлагал всем местным исполкомам Советов Гроде-
ковского района направить своих представителей в Никольск-Ус-
сурийский, чтобы участвовать в работе съезда Советов крестьян и
казаков Приморья. Гонец из станицы привез краевые газеты
«Дальневосточные известия» и «Красное знамя», где сообщались
подробности высадки десанта.
На Четвертом краевом съезде Советов в полном составе при-
сутствовало исполбюро крестьянских депутатов Приморья. А в
Никольск-Уссурийский представители местных Советов начали
съезжаться стихийно. Таким было массовое возмущение населе-
ния Приморья высадкой десанта, наглыми посягательствами на
права русского народа.
С 10 апреля Никольск-Уссурийский начал заполняться приехав-
шими на областной съезд крестьянами и казаками. В основном
это были люди в солдатских шинелях без погон. Казаки приехали
верхом на своих (.. «роевых конях и тоже в военной форме без по-
гон. Перед исполкомом Никольск-Уссурийского Совета и его
председателем Александром Федоровичем Беликовым стала за-
дача организовать снабжение продовольствием приехавших лю-
дей, а лошадей — фуражом. С помещением для приезжих испол-
ком решил просто: они размещались в казачьих казармах.
19
В Никольск-Уссурийский прибыло исполбюро областных кре-
стьянских Советов и провело заседание фракции большевиков,
где представитель Владивостокской военной секции Совета
В. А. Бородавкин сообщил о письме В. И. Ленина от 7 апреля
1918 года по вопросу о высадке десанта. Владимир Ильич Ленин
писал: «Мы считаем положение весьма серьезным и самым ка-
тегорическим образом предупреждаем товарищей — не делать
себе иллюзий: японцы, наверное, будут наступать. Это неизбежно.
Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники. Поэтому надо
начинать готовиться без малейшего промедления, готовиться серь-
езно, готовиться изо всех сил...»
В связи с обострением международной обстановки съезд по-
становил создать повсюду в Дальневосточном крае: в городах,
волостях, станицах, на приисках, в угольных бассейнах, на желез-
нодорожных станциях — отряды Красной гвардии с подчинением
их вышестоящим военным организациям.
После контрреволюционного мятежа чехословацкого корпуса
в Приморье развернулась ожесточенная борьба рабочих и тру-
дящихся крестьян против интервентов и белогвардейцев. Кулацкая
верхушка уссурийского казачества во главе с атаманом Калмыко-
вым явилась опорой внутренней контрреволюции и японских ин-
тервентов в Приморье и Приамурье. Казачья беднота, а затем и
середняцкая часть казаков приняли активное участие в борьбе
за власть Советов.
В начале июня 1918 года при поддержке японских и китайских
милитаристов белогвардейцы сконцентрировали свои силы вблизи
станции Гродеково и совершали налеты на советское Приморье,
для их отражения был образован Гродековский фронт. На правом
фланге его отличился отряд Г. М. Шевченко, разбивший наголову
группу казачьих войск Калмыкова.
После оккупации Дальнего Востока японо-американскими и
англо-французскими империалистами развернулось мощное пар-
тизанское движение, в боях против интервентов и белогвардейцев
активно участвовали и уссурийские казаки.
Н. И. ЛЕОНОВ
ИХ ПОМНЯТ УССУРИЙЦЫ!
ЗАСАДА В БОГОЛЮБОВКЕ
Партизанский отряд Г. М. Шевченко, базировавшийся в Ану-
чино Никольск-Уссурийского уезда, нередко выходил на боевые
операции в таежные села на подступы к городу.
20
Однажды летом 1921 года отряд пришел в Боголюбовку. Лю-
ди устали, и командир отряда решил дать им здесь отдых. Пар-
тизаны расположились на ночь в домах на одной из улиц. Поздно
вечером он отдал приказ перейти в дома другой улицы.
Это было сделано очень предусмотрительно. Шевченко учел
то обстоятельство, что в соседнем селе Осиновке стоял большой
японский гарнизон и передвижение отряда не могло остаться не-
известным интервентам.
Глубокой ночью партизанский патруль услыхал разговор на
чужом языке. Это были японские солдаты. Начальник патруля по-
слал связного в штаб, а сам стал следить за перебежками врага.
Через несколько минут незаметно подошел взвод партизан. Едва
японцы с криками «банзай!» выскочили на улицу, как партизаны
открыли огонь и с дружным «ура!» бросились на японцев с тыла.
Удар был настолько сильным и неожиданным, что враг, несмот-
ря на численный перевес, был выбит из села, понеся большие
потери.
Нападение японцев показало, что кто-то донес. Подозрение
пало на одного кулака. Шевченко решил проверить его. На сле-
дующий день партизаны сказали крестьянам, что отряд остается
еще на сутки, и просили вытопить для них баню.
Вскоре партизанская засада увидела, как по дороге в Осинов-
ку помчалась двуколка, на которой сидел подозреваемый кулак.
Для отвода глаз он, возвращаясь час спустя, вез с собой покупки.
Перед рассветом японцы вновь появились в Боголюбовке, но
партизан в ней не обнаружили.
Когда же японцы покинули село, партизанский отряд вновь
вступил в Боголюбовку. Командир отряда с тремя партизанами на-
правился к дому предателя.
— Где хозяин? — спросил он жену кулака. Та молча возилась
у печки. Находившаяся с ней рядом невестка сказала:
— Ушел на пашню...
Но партизаны, наблюдавшие за цомом, знали, что тот никуда
не выходил. Решили обыскать дом. Внимательно осмотрели двор,
спустились в погреб, тщательно проверили огород. Предатель как
в воду канул.
Шевченко решил еще раз осмотреть погреб. Партизаны пере-
вернули все бочки, осветили стены. Нигде не было никакого лаза.
Озадаченный командир обратился к одному из партизан:
— Петро, разбросай-ка эту кучу тыкв.
Тот схватил одну из тыкв и отбросил ее к стене, а когда по-
тянул на себя другую, она чуть подалась, потом опять легла на
место. Партизан дернул ее сильней — тыква полетела в сторону,
а из-за нее показались рука и голова хозяина.
— Вот ты, оказывается, куда зарылся! — проговорил удивлен-
ный командир.
21
БОЙ С ХУНХУЗАМИ
В селе Кондратеновке отряд Г. М. Шевченко соединился с
двумя отрядами Никольск-Уссурийского военного партизанского
района. Дело было вечером, часов в семь. Партизаны сразу же
заметили, что жители села крайне встревожены. «Перед самым
вашим приходом от нас поспешно ушли хунхузы на Второй
Брод», — говорили крестьяне. Хунхузы наложили на них большую
контрибуцию и предложили внести ее к утру, угрожая, что в про-
тивном случае уничтожат дома и убьют всех жителей села.
Хунхузских отрядов в то время развелось в Приморье много.
Их организовывали из всякого сброда японцы, вооружавшие бан-
дитов винтовками и боеприпасами. Чтобы скрыть свою связь с
хунхузами, японское командование организовало даже неболь-
шую инсценировку.
На Рутковскую заимку (ныне село Баневурово), находившуюся
в двенадцати километрах от Никольска-Уссурийского, пришел
хунхузский отряд в две тысячи человек. Японцы распустили слух,
что хунхузы будут наступать на город. Это вызвало панику среди
жителей города. Японцы же под видом карательной экспедиции
направили к заимке роту солдат, которые медленно двигались по
дороге. Когда рота прибыла на заимку, там никаких хунхузов уже
не оказалось. Японцы поставили там два пулемета, немного пост-
реляли в сторону сопки Лохматой, а затем вернулись в Никольск-
Уссурийский.
На рассвете партизанские часовые задержали двух лазутчиков
из хунхузов, а через некоторое время к селу подошла вся их бан-
да, превосходящая своей численностью партизан. Партизаны за-
легли на окраине села около реки. Хунхузы же расположились
против партизанских цепей, на другом берегу.
Главарь банды предъявил ультиматум: освободить их развед-
чиков и не позже одиннадцати часов дня покинуть село.
Г. М. Шевченко вступил в переговоры, всячески оттягивая от-
вет, провел перегруппировку своих сил, расположив пулеметы
против флангов хунхузов.
Развернувшийся затем бой продолжался около двух часов. В
конечном счете хунхузская банда не выдержала и отступила, по-
теряв на поле боя более 120 человек убитыми и 300 ранеными.
ПОДПОЛЬНАЯ ЯВКА
Когда на Россию в 1914 году обрушилась первая мировая вой-
на, на станцию Никольск-Уссурийский прибыла многодетная семья
Железновых в поисках лучшей доли у берегов Тихого океана.
22
Мастеровой Сергей Павлович Железнов прослыл в Томске воль-
нодумцем, а для царских сатрапов — крамольником. Поэтому дру-
гого выхода у него не было, кроме перемены места жительства.
Приехали без всяких средств к существованию. Первое время
вынуждены были ютиться во времянке, а потом большой мастер
на все руки (столяр, плотник, кузнец), Сергей Павлович с помо-
щью старших сыновей Андрея и Ивана срубил небольшой дом.
Трудно было в то время устроиться на работу. Но кузнеца в
конце концов приняли в главные железнодорожные мастерские.
Едоков было десять (жена с семью детьми, престарелая мать,
глава семьи), а кормилец всего один. И все-таки Железнову уда-
лось купить лошаденку, и теперь он вечерами прирабатывал у
вокзала на подвозе.
Шли годы... Пришел Великий Октябрь, суля большие переме-
ны для рабочего люда. Советская власть утвердилась и в городе
Никольске-Уссурийском. Семья Железновых приняла революцию
всем сердцем, но недолго пришлось радоваться переменам. Соз-
данные в городе первые красногвардейские и красноармейские
отряды под напором белогвардейцев и интервентов вынуждены
были отступить к Спасску, а потом сдать и Хабаровск.
К осени 1918 года в округе Никольск-Уссурийского уезда по-
явились первые партизанские отряды. Сюда, в таежные села Ра-
сковку, Глуховку, Боголюбовку, Ивановку, Анучино, уходило немало
рабочих Железнодорожной слободки.
Ушел в партизанский отряд Степаненко и старший сын Желез-
новых — Андрей. Он нередко навещал родительский дом, то один,
то с товарищами-партизанами, то с подпольщиками, доставлявши-
ми сюда оружие и патроны для партизан. Постепенно дом Желез-
новых стал надежным пристанищем для партизанского подполья.
Сергей Павлович и его жена Евдокия Феофановна, их дети, в ос-
новном маленького возраста, бабушка Марфа Емельяновна, пом-
нившая жизнь еще при крепостном праве, стали умелыми конспи-
раторами. Месту подпольной явки во многом способствовало и
удачное расположение дома в Мещанской слободке, откуда мож-
но было скрытно пробраться через овраг к лесу.
Партизаны приходили в дом только ночью. В такое же время
внезапно делали облавы на дом Железновых милиция (полиция
в России была переименована в милицию еще при Временном
буржуазном правительстве) и белогвардейцы.
Однажды один из партизанских связных задержался у Желез-
новых больше обычного времени. И надо же такому случиться —
в дверь забили прикладами белогвардейцы.
Железнов-старший успел шепнуть партизану:
— Прячься быстрее на сеновале во дворе. — Другого места
для укрытия в ту ночь просто не было.
Не успел Железнов открыть дверь, как тут же в темноте был
23
сбит прикладом на пол. Хозяин застонал от резкой боли в боку.
Стоявший рядом унтер-офицер вновь ударил Железнова при-
кладом и закричал:
— Показывай, сволочь, где прячешь партизан!?
— Нет у нас никого. Дети спят на полу. Прятаться негде, —
тихо сказал хозяин.
— А ну, поднимайся, бесово отродье! — прокричал белогвар-
деец.
Дети встали, а самые маленькие заплакали. Унтер подошел к
ним и, показывая в руке наган, допытывался, запугивая детей:
— К вам приходят дяди? У них есть вот такие штучки? Отве-
чайте, иначе всех пустим в расход.
Белогвардейцы повели Железнова, подгоняемого прикладами,
на скотный двор. Осмотрели все углы и закоулки, разгребали ви-
лами навоз, поднялись на сеновал, несколько раз протыкали шты-
ками сено. И все же обнаружить партизана им не удалось. Ушли,
как говорится, несолоно хлебавши.
А глубокой осенью, когда надвигалась зима, партизаны с по-
мощью семьи Железновых провели успешную операцию по изъ-
ятию с пимокатной фабрики Пигарева нескольких сот фетровых
чесанок, которые большей частью отправлялись для выгодной
продажи за границей.
Семнадцатилетний Иван Железнов с двенадцатилетней сестрен-
кой Олей работали у Пигарева на фабрике, что располагалась
рядом с их домом. В семье была важна каждая копейка. Когда
в одну из ночей в доме появился брат Андрей, Ваня поведал ему,
что на складе фабрики скопилось много чесанок. Андрей сразу
же вернулся в отряд. А через сутки партизаны приехали на пяти
подводах и сумели темной ночью бесшумно проникнуть на фабри-
ку, погрузить большую партию чесанок и благополучно доставить
их в отряд. Партизаны были в восторге, ведь многие из них уже
при начавшихся морозах ходили в лаптях.
В конце января 1920 года для большинства жителей Никольска-
Уссурийского пришла счастливая пора: в город вошли партизанские
отряды. Почти весь белогвардейский гарнизон перешел на сторо-
ну революционной власти. Ваня Железнов вступил в партизанский
отряд и теперь в родных стенах появлялся нечасто.
Внезапно в ночь с 4-го на 5 апреля 1920 года с предательским
коварством выступили японцы, блокировав казармы революцион-
ных частей. Красные отряды были вынуждены уйти из города, по-
неся большие потери от регулярных японских частей.
Среди убитых был найден и Иван Железнов. Отец и сестренка
Оля нашли его у подножия Ильюшкиной сопки. Как выяснилось,
в ходе боя Ваня был ранен и не мог уйти с отступавшими парти-
занами. Японцы не щадили раненых. Они добили Ваню несколь-
кими ударами штыков.
24
В Никольске-Уссурийском, как и повсюду в Приморье, вновь
была восстановлена старая белогвардейская власть. В один из
дней японцы срочно мобилизовали группу уссурийских мужиков
с лошадьми для перевозки патронов и других боеприпасов в Шко-
тово. Обоз под охраной японских солдат медленно передвигался
по разбухшим весенним дорогам.
Среди ездовых в обозе был и Сергей Павлович Железнов.
Когда преодолевали болотистую местность, пришлось искать брод
через речку. Железнов, воспользовавшись представившейся воз-
можностью, утопил телегу с боеприпасами, пожертвовав своей
лошадью. Переправа действительно была тяжелой, поэтому япон-
цы ограничились лишь избиением Железнова. Зная, что он хо-
роший кузнец, заставили подковывать лошадей. Он и здесь стре-
мился вредить японцам. Если других мужиков из обоза сразу же
отпустили в обратный путь, то Железнову удалось вернуться до-
мой с большим трудом.
Пришел тяжелый двадцать первый год. Белогвардейцам и
японцам удалось нанести ощутимые удары по партизанским от-
рядам и загнать ряд из них в глубь тайги.
Теперь уж редко в дом Железновых приходили партизаны и
связные от них. Однако обстановка совершенно изменилась пос-
ле разгрома белогвардейских полчищ на станции Волочаевка и
освобождения Хабаровска.
Вновь оживили свою боевую деятельность партизаны Никольск-
Уссурийского уезда. Партизанский отряд под руководством Анто-
на Топоркова совершил дерзкий налет на предместье города, об-
стреляв из орудий казармы белогвардейцев. А когда Железновы
сообщили партизанам о прибытии на станцию эшелона с горючим,
партизаны ночью подобрались к поезду и слили со всех цистерн
бензин. Эта операция была проведена быстро и дерзко, ведь по-
близости стоял японский бронепоезд.
Отшумели многие десятилетия. Давно уже нет на своем месте
дома Железновых, не осталось в живых и его обитателей, за ис-
ключением дочери Железновых, восьмидесятилетней Ольги Сер-
геевны — свидетельницы того необычайно трудного, революцион-
ного времени. Она по-прежнему не покидает родную уссурийскую
землю.
ПАРТИЗАНСКАЯ СЕМЬЯ СЕМЕНОВЫХ
Километрах в двадцати пяти от Уссурийска, за таежным селом
Глуховкой, стоял в годы гражданской войны хутор Панихеза, во-
круг которого на десятки километров пролегала тайга. Жила здесь
когда-то большая семья лесника Семенова Семена Матвеевича,
25
состоявшая из жены, четверых сыновей, пяти дочерей и невестки.
В грозные 1918—1922 годы у хутора Панихеза сходились пар-
тизанские тропы. Здесь находилась одна из зон Никольск-Уссу-
рийского партизанского района, где базировались в разные годы
отряды Степаненко, Андреева-Копылова, Топоркова, Шевченко.
Дом лесника Семенова был з то время надежным пристанищем
партизан. В нем жили честные, заботливые, готовые прийти на по-
мощь люди. Один из сыновей Семенова — Иннокентий сражался
в партизанском отряде Антона Топоркова, в нем же партизанами-
разведчиками состояли его жена Софья и сестра Варвара. А сам
глава семьи, Семен Матвеевич, несмотря на семидесятилетний
возраст, был весьма подвижным человеком, отличным знатоком
окружающей тайги. Он был незаменимым партизанским проводни-
ком и связным. Семья Семеновых выпекала хлеб, стирала белье,
во всем старалась помочь партизанам. Семен Матвеевич с помо-
щью жены и детей добывал важные сведения о расположении
белогвардейцев и японцев, о готовящихся налетах на партизан,
укрывал их на хуторе и в таежных зимовьях.
Время от времени на Панихезу заглядывали белогвардейцы и
японцы, но и те и другие боялись партизан, базировавшихся не-
подалеку, в зимовьях, по таежным ключам.
Японцы в тайге нередко терялись, действовали неуверенно:
партизаны встречали их внезапно. Передовые наблюдательные пар-
тизанские посты пропускали японцев в глубь своей обороны, а
затем неожиданно открывали огонь по идущим последними. По-
пав в ловушку, враги в панике отступали на свои боевые порядки,
и здесь партизаны, как говорится, били их и в хвост и в гриву.
Однажды, когда в доме у Семеновых находился молодой пар-
тизан Павел Бойченко, по кличке Морозко, в хутор нагрянули
каппелевцы. Не успел он что-либо предпринять, как на крыльцо
дома уже поднимался белогвардейский офицер. Помогла наход-
чивость Прасковьи Филипповны. Она успела сесть за прялку и
спрятала низкорослого Бойченко под свою широкую, длинную до
пят юбку.
— А ну, показывайте, где прячете партизанских лазутчиков! —
крикнул сразу же с порога офицер. За спиной его маячили не-
сколько солдат.
— У нас никого нет, — сказал Семенов, входя вслед за бело-
гвардейцами.
— Показывай закутки! — раздраженно произнес офицер и,
резко повернувшись к леснику, наотмашь ударил его нагайкой по
спине.
Белогвардейцы, разыскивая партизан, обыскали и перевернули
все в доме: обшарили подполье, заглядывали в русскую печь,
осмотрели все углы и закоулки в чулане, на скотном дворе, но не
смогли найти партизана.
26
В те далекие годы отважно и умело действовали партизанки-
разведчицы Софья и Варвара Семеновы. В 1919—1920 годы они
находились при штабах партизанских отрядов Андреева-Копылова
и Степаненко, а на заключительном этапе гражданской войны в
Приморье, в 1921—1922 годы, в отряде Антона Топоркова.
Будучи разведчицей, Софья выполняла отдельные боевые по-
ручения: поставляла продовольствие, обмундирование, боеприпа-
сы. Ценные сведения она доставляла из Никольска-Уссурийского.
Данные о местах расположения и численности вражеских сил в
городе она добывала через знакомые бедняцкие семьи, живущие
вблизи казарм, через молочниц, детей-сирот и гарнизонную дет-
вору. Иногда ей поручали распространять листовки. Особенно от-
ветственными были задания по перевозке из города в партизан-
ский отряд боеприпасов и оружия. Несколько раз ей приходилось
их доставлять из своеобразного подпольного арсенала, каким яв-
лялся одно время подвал польского костела в городе. Делалось
это весьма продуманно. В зимнее время в санях-розвальнях обо-
рудовали два-три дна, сверху саней клали сено, как это было тог-
да заведено — для удобства седока и для кормления лошади.
Софья ехала в лес за дровами с порубочным билетом на руках,
благо в городском лесничестве были свои надежные люди.
Золовка Софьи Варвара нередко жила у старшей сестры Ма-
рии в Никольске-Уссурийском. По поручению партизанского шта-
ба Варвара заводила знакомства с белогвардейцами, чаще всего
в городском парке «Зеленый остров». Варвара ловко выведывала
у своих ухажеров расположение частей и подразделений бело-
гвардейцев и, что было особенно важно, о намеченных каратель-
ных операциях против партизан, через партизан, через партизан-
ское подполье в городе добывала у врага документы и оружие.
Широко известный партизанский командир Антон Савельевич
Топорков, возглавлявший в 1921—1922 годах Никольск-Уссурий-
ский военный район, писал: «По данным, доставленным в парти-
занский штаб Софьей, Иннокентием и Варварой Семеновыми, вес-
ной 1922 года на хуторе Панихеза партизанами было наголову
разбито подразделение каппелевцев».
В Глуховке временно расположился белогвардейский отряд
карателей. В целях разведки в тайгу, в сторону хутора Панихеза,
было послано одно из подразделений отряда во главе с поручи-
ком. Прибыв на хутор, белогвардейцы, почувствовав усталость,
сняли с себя оружие, снаряжение и даже сапоги.
Семеновы стали угощать их самогонкой. Беляки так наугоща-
лись, что их потянуло на веселье, тем более что из соседнего ху-
торского дома, оценив правильно обстановку, специально подо-
шла к веселившейся группе неутомимая плясунья Мария. Каппе-
левцы наперебой стали приглашать ее на пляски. Тем временем
Софья успела сообщить мужу Иннокентию, находившемуся в этот
27
день на хуторе, о приходе белогвардейцев. Тот не мешкая запряг
лошадь в телегу, а Варвара вынесла бутыль самогонки. Сев в те-
легу, они стали выезжать на дорогу, ведущую к партизанам. Тут
к ним вплотную подошли двое каппелевцев и остановили телегу.
Но, увидев в руках у Варвары бутыль, подобрели, мигом потяну-
лись за самогонкой. Отпив изрядные дозы, они возвращать бутыль
не собирались. Тогда Варвара протянула руку, будто хочет забрать
самогонку, и, притворно сердясь, сказала:
— Отдайте горилку, выпили и хватит, нам самим надо, в гости,
едем!
— Чего захотела! — осклабился чернобородый унтер и, выру-
гавшись, ударил лошадь прикладом.
Та, вздрогнув, быстро помчалась по дороге за косогор. С тру-
дом веря, что удалось так удачно вырваться из хутора, партизаны
спешили быстрее сообщить в штаб Топоркова о каппелевцах.
Отряд прибыл вовремя. Пьяное веселье продолжалось. Окру-
жив каппелевцев, партизаны открыли внезапный огонь. Ошелом-
ленные каратели метались в панике, не зная, что предпринять. Пы-
тались прорвать партизанскую цепь, но повсюду их настигали,
пули. Лишь нескольким солдатам удалось бежать в Глуховку.
Белогвардейский отряд был поднят по тревоге и выступил на
хутор Панихеза. Приблизившись к нему, каппелевцы открыли огонь
из пушек. Загорелась часть строений, но в хуторе партизан уже
не было. Взбешенные каппелевцы до полусмерти избили нагайка-
ми хозяина хутора.
Отшумели десятилетия. Давно нет хутора Панихезы. Еще в
1932 году умер глава партизанской семьи Семенов. Уже нет в жи-
вых его сыновей и дочерей. Но почти всю жизнь прожила в г. Ус-
сурийске невестка Семенова, партизанская разведчица Софья
Петровна Семенова — хранительница незабываемых героических
событий и славных дел семьи Семеновых. Несколько лет назад
она ушла из жизни. Ныне наследником партизанской семьи явля-
ется сын партизана Иннокентия — Виктор Иннокентьевич Семенов,
ныне работающий главным инженером Уссурийского кожевенного
комбината.
Несмотря на минувшие с тех пор почти семьдесят лет, не увя-
дает священная память о борцах за власть Советов. Павел Семе-
нович Бойченко в 70-е годы писал из города Фрунзе: «Семеновы
спасли мне жизнь. Если бы тогда меня обнаружили беляки, то
растерзали бы на кусочки...» Примечательно, что волей случая его
непосредственная спасительница Прасковья Филипповна Семенова
в последние годы своей жизни тоже проживала во Фрунзе. Впо-
следствии, узнав об этом, Бойченко побывал на ее могиле, низко
поклонился и сказал: «Спасибо, милая, еще раз за спасение мое».
Он поставил на могиле П. Ф. Семеновой памятник.
Бывший командир конной разведки партизанского отряда
28
А. С. Топоркова Евгений Иванович Шнейдер сообщал в те же годы
из г. Риги в уссурийскую партизанскую секцию: «В отношении ху-
тора Панихеза и его обитателей, преданных Родине, смелых лю-
дей— я не забываю. Готовлю фотомонтаж, есть у меня фото Се-
менова и его дочери — связной-разведчицы Варвары...»
Жители села Глуховки по-прежнему помнят о С. М. Семенове
и его семье. Одна из сельских улиц названа его именем.
ПОЕЗД ЛЕТИТ ПОД ОТКОС
Среди подрывников партизанского отряда А. С. Топоркова
большой славой пользовался Г. К. Воевода. Пришел он в отряд по
рекомендации командира отдельной минной подрывной роты
Н. И. Лунева и комиссара роты Ф. Н. Яранцева.
Дней десять спустя его вызвал в штаб командир отряда и пред-
ложил принять привезенный из Никольска-Уссурийского динамит.
В свое время этот динамит был доставлен американцами для
своих частей. После выступления японцев против революционных
сил Дальнего Востока 4—5 апреля 1920 года партизаны овладели
им и утопили его в реке Раковке недалеко от бывшей мельницы.
Часть его японцы сумели вытащить со дна реки, а остальной за-
несло песком и илом.
Комсомольцы города под разными предлогами привлекли
мальчишек к вылавливанию динамитных патронов и передавали их
партизанам.
Через некоторое время из города доставили и бикфордов
шнур. Он был тоже подмочен и весь изломан. Чтобы приготовить
одну зажигательную трубку, Воеводе пришлось сращивать ее из
нескольких кусков. А так как такие трубки не были надежны, при
подготовке взрыва подрывникам приходилось вместо одной труб-
ки закладывать для верности несколько.
Из бойцов отряда Воевода отобрал несколько человек и обу-
чил их основам подрывного дела. Ему удалось укомплектовать
хорошую подрывную команду, которая не отказывалась от самых
рискованных операций.
Однажды командир отряда А. С. Топорков вызвал в штаб
Г. К. Воеводу.
— Динамит есть? — спросил он командира подрывной группы.
— Да, есть немного.
— Хватит эшелон подорвать? — И, не получив еще утверди-
тельного ответа, повел разговор о намеченной операции: — Пора
от взрыва мостов перейти к подрыву поездов на железной доро-
ге, чтобы японцы и белогвардейцы боялись ездить в поездах не
только ночью, но и днем.
2Ч>
— Задача нам, подрывникам, ясна, — вступил в разговор Во-
евода, — но нет подрывной машинки и динамита мало.
— А что если использовать в качестве взрывателя гранату? —
спросил Топорков.
На этом варианте и остановились. Воевода укоротил рычаг, об-
резал чеку, смазал маслом гнезда и для большей гарантии взры-
ва телефонный провод прикрепил не к кольцу гранаты, а к чеке.
Достаточно было выдернуть чеку, чтобы взорвалась граната, а от
нее — заряд.
Командиром группы был назначен опытный партизан В. И. Мар-
келов.
По пути к месту операции группа зашла на пасеку к Ф. Томчу-
ку, что жил в пади Чертовка. Он был партизанским разведчиком.
От него партизаны узнали, что дорога охраняется японцами и бе-
логвардейцами и что местность возле полотна на ближайшем
участке открытая. Поэтому от взрывной волны можно укрыться
только за телеграфными столбами.
Имевшийся в распоряжении Воеводы телефонный провод ока-
зался коротким. Пришлось у Томчука и его соседа взять вожжи
с условием возвратить их не позднее завтрашнего утра, так как
они должны были ехать в Никольск-Уссурийский.
За ночь погода резко изменилась. Пошел мелкий, холодный
дождь, пронизывающий до костей. Японцы в дождливую погоду
отсиживались на разъезде Барановский.
Примерно за три часа до рассвета партизаны подошли к же-
лезной дороге, которая проходила вдоль реки Суйфун (ныне
Раздольная).
К месту закладки фугаса двинулись Воевода и Черкасов. В те-
чение трех минут они сумели заложить ящик с динамитом и при-
ладили к нему гранату.
Чтобы не вызвать подозрения часовых, бродивших вокруг не-
большой казармы и на мосту, Черкасов вернулся к основной груп-
пе партизан, а Воевода стал прохаживаться, помахивая уздечкой,
делая вид, что ищет лошадь. Укрыться было негде: ни ямки, ни
бугорка, ни кустика рядом. Оставалось действовать на авось, рас-
считывая, что взрывная волна не захватит и осколки пролетят ми-
мо.
Вдруг слева показался приближающийся поезд. Его шум нарас-
тал. Машинист, увидев человека вблизи дороги, как показалось
Воеводе, пытался остановить поезд. Но было уже поздно. До
взрыва оставались считанные секунды. Сильным рывком Воевода
дернул вожжи. Через мгновение раздался оглушительный взрыв.
Взрывная волна приподняла и отбросила подрывника к теле-
графным столбам. В воздухе просвистели куски железа, обломки
вагонов. Поднявшись с земли, Воевода увидел паровоз, свалив-
шийся под откос, и вагоны, подобно мехам гармони нагромоздив-
-30
шиеся друг на друга. Больше ему здесь делать было нечего. Взяв
уцелевшие вожжи и уздечку, он поспешил к партизанам, что жда-
ли его в лесу.
...Снег в ту зиму выпал ранний и глубокий. Сильные морозы
сопровождались метелями. Многие партизаны были плохо одеты и
обуты, не хватало продовольствия. Это заставило штаб партизан-
ских отрядов принять решение рассредоточиться. Несколько от-
рядов перешло к озеру Ханка, а в долине Раковки остался отряд
под командованием Топоркова.
Вскоре крестьяне сообщили, что стоявший в селе Раковке бе-
логвардейский отряд оставил его. А. Топорков решил взорвать
два рядом стоящих железнодорожных моста на 95-й версте. Они
находились недалеко от Никольска-Уссурийского и охранялись
одними японцами, все еще не привыкшими к морозным зимам.
На задание, как обычно, послали командира подрывной коман-
ды Воеводу, а его помощником стал разведчик Уралка, хорошо
знавший местность.
Погода благоприятствовала подрывникам. Был сильный снего-
пад, перешедший в настоящую метель. У мостов часовых не было.
Из будки, в которой они находились, вместе с дымом вылетали,
яркие искры.
Подрывники осторожно подъехали на лошадях под фермы од-
ного из мостов. Уралка остался при конях, а Воевода забрался
сначала на одну ферму, потом на другую, заложил динамит, при-
строил зажигательные трубки концом книзу, чтобы огонь от них
не был виден, и поджег. Затем они вместе с Уралкой поскакали
к своим, пробиваясь сквозь снежную бурю. Прошла минута, мо-
жет быть, две, и один за другим раздались два сильных взрыва.
Ветер донес до удаляющихся партизан отчаянные крики японских:
солдат, выбегавших из караульного помещения.
БОЙ У ПЬЯНКОВСКОГО ЗАВОДА
В июле 1922 года в селе Кондратеновке был назначен съезд
крестьянских Советов. Из разных деревень сюда шли делегаты.
Белогвардейцам стало известно о съезде, и они решили перело-
вить всех его участников. Нескольких делегатов им удалось арес-
товать, однако большинство кружными путями, через сопки до-
брались до Кондратеновки.
В это время белогвардейцы, получив от партизанских отрядов
ряд чувствительных ударов, почти не показывались в отдаленных
селах. Такая обстановка и дала возможность провести съезд кре-
стьянских делегатов в Кондратеновке.
3D
Как-то вечером в Кондратеновку из Анучино прибыл большой
партизанский отряд при двух орудиях и шести пулеметах.
Утром ожидалось наступление белых.
Партизанский штаб отрядов во главе с начальником военного
района А. С. Топорковым решил проучить белых так, чтобы они
навсегда забыли дорогу в эти места.
Головной (Первый) и Анучинский отряды заняли исходные по-
зиции для наступления в районе Пьянковского завода. Комсомоль-
ский отряд зашел в тыл белогвардейцев.
Не успели партизаны еще развернуться в боевой порядок, как
в стороне послышались крики «ура!». Это два взвода, не дождав-
шись общего начала атаки, самовольно бросились на врага и чуть
не сорвали всю операцию. Противник получил возможность за-
нять лучшие позиции для боя. Тем не менее час спустя он был вы-
бит из поселка завода и бежал в сторону города, где его изрядно
потрепал из надежной засады комсомольский отряд. Остатки бе-
лых бежали в город. Так позорно для них закончилась эта экспе-
диция.
Разгром крупной части серьезно встревожил командование бе-
логвардейцев и японцев. Японцы начали готовить новое наступле-
ние на партизан, причем для маскировки называли эту операцию
маневрами.
В ответ на это Анучинский отряд ночью продвинулся к городу
м перед рассветом обстрелял вокзал, стоявшие на путях броне-
поезд, воинские эшелоны и казармы.
Обстрел вызвал большую панику в Никольске-Уссурийском.
Многие белогвардейцы спешно выбирались за город. Японцы же
в то утро, чтобы уменьшить панику, выпустили листовки с сооб-
щением, что велась учебная стрельба и только случайно несколь-
ко снарядов залетело на вокзал.
К этому времени силы партизан расположились следующим
образом: Комсомольский отряд занимал завод, Первый — Кон-
дратеновку и анучинцы — Второй Брод.
В полдень стало известно, что из города по двум дорогам дви-
гаются большие колонны японских войск, чтобы разгромить пар-
тизанские отряды. Одна колонна шла на Пьянковский завод, дру-
гая— через Железнодорожную слободку и село Глуховку.
Утром следующего дня дозорные увидели на дороге, идущей
из Глуховки, несшуюся вскачь подводу и в ней девушку. Увидев
партизан, она резко остановила лошадь и крикнула:
— Японцы!..
— Где?
— Там! В Глуховке!..
Поднятые по тревоге партизаны быстро занимали боевые по-
зиции. Основная часть отряда расположилась на гребне сопки,
господствующей над долиной, невдалеке был и мост через реку.
32
Вскоре к мосту с двух разных сторон стали приближаться обе
японские колонны. Офицеры вошли на мост и, сойдясь, церемон-
но кланялись друг другу.
Прозвучала команда партизанских командиров, прогремели
первые выстрелы.
Японцы сначала не поняли, откуда летят пули. Потом, оценив
обстановку, с дикими криками «банзай!» устремились к склонам
сопки, на которой лежали партизанские цепи. Заработали пулеме-
ты партизан. Десятками укладывали японцев их очереди.
Убедившись, что сопку им не взять, японцы отошли к завод-
скому поселку. Там на беззащитных жителей они обрушили свою
злобу. В одном из домов они проткнули бедро четырнадцатилет-
нему мальчику и на штыке выволокли его во двор. В другом до-
ме японские солдаты ударом приклада винтовки убили старуху.
После этих зверств японские колонны, забрав убитых и ране-
ных, двинулись обратно к Никольску-Уссурийскому.
Японские «маневры» с треском провалились.
РАЗВЕДЧИК-ПАРТИЗАН ПИНЕГИН
В годы гражданской войны жила в селе Глуховке известная
семья Пинегиных. Большим авторитетом среди сверстников и
взрослых там пользовался один из братьев — Федор Пинегин. Это
был заводила сельской молодежи.
Подошел срок, и он был мобилизован в армию. Служба в ар-
мии помогла Федору Пинегину во многом разобраться, и он ре-
шил сбежать со службы в белогвардейской армии и уйти в пар-
тизаны.
В партизанский отряд Андреева (Копылова), что располагался
в то время в родном селе, его приняли, как говорится, с рас-
простертыми объятиями. Учитывая его связи в Никольске-Уссу-
рийском, партизаны направили его туда, чтобы он устроился на
работу в госпиталь и доставлял оттуда медикаменты. Это было
тогда крайне важным делом. Федор блестяще справлялся с зада-
нием, регулярно доставляя партизанам перевязочные материалы
и необходимые лекарства.
А когда белогвардейские ищейки напали на его след, опытный
конспиратор Пинегин исчез из госпиталя. В отряде Федор возгла-
вил разведку.
Пинегин установил связь с рабочими депо станции Никольск-
Уссурийский, которые изготовляли для отряда снаряжение, ору-
жие, взрывчатку. Все это доставлялось в дом Федора, в село
Глуховку, а оттуда — в партизанский отряд.
В местах размещения партизан большими отрядами рыскали
2 За советский ДВ	о о
белогвардейские каратели и интервенты. Но разведка опережала
и предупреждала о появлении противника, устраивала засады.
Гремели бои в таежных местах. Стычки проходили и в районе
Глуховки, Раковки, хутора Панихеза.
Однажды командир отряда Андреев-Копылов поручил группе
партизан под командованием А. Топоркова доставить в отряд ору-
жие из таежного тайника.
Под вечер партизаны покинули базу. Вот и Супутинка. Федор
определяет ее по своеобразному журчанию. Он останавливает
группу, а сам скрывается под обрывом. Его долго нет. Руками на
ощупь Пинегин ищет заветное место. Наконец оно найдено. Пар-
тизаны подходят к Федору и вместе с ним руками разгребают
сырую землю, извлекая из ямы винтовки и ящики с патронами.
Задание командования почти выполнено. Рядом родное село.
— Зайдем, Антон, домой ко мне, — предлагает Федор Топор-
кову. — Мы живем с самого краю. Нас никто не увидит.
Для предосторожности они устраиваются на ночлег в бане.
Глаза закрываются сами, Федор отгоняет сон.
— Вот покончим с контрой, — мечтательно говорит он, — оста-
вайся, Антон, жить в нашем селе. Женишься. А раздолье-то здесь
какое... Тайга...
— Федя, — тормошит сонного брата Лиза. — Федя! В деревне
колчаки!..
Схватив винтовки, партизаны бегут к лесу. За огородами сте-
ной стоит орешник. Между ними и тайгой — небольшая межа.
— Ложись здесь, Антон, может, не заметят!
И вдруг нога лошади опускается на Федора. Пинегин шараха-
ется в сторону, испуганная лошадь — в другую. Едва удержавшись
в седле, белогвардеец стреляет из карабина. Федор вскакивает
на ноги и бежит к лесу. Но добежать ему не удалось. Настигли
трое конных. Это помогло Антону Топоркову скрыться в лесу.
Пинегина пытали целый день. Но мужественный герой не выдал
своих товарищей, каратели не узнали о месте расположения пар-
тизанского отряда.
К вечеру Пинегина вывели за школу на расстрел. И под дула-
ми винтовок карателей он не дрогнул... Грянул залп...
Так погиб один из героев-партизан. Он был похоронен на
кладбище родного села.
С тех пор прошли многие десятилетия, но память о бесстраш-
ном партизане жива. Спустя сорок лет после гибели Ф. Пинегина
на его могиле побывал и отдал низкий поклон другу А. Топорков,
приезжавший в Уссурийск на праздник с Украины.
Не забыли о нем и уссурийцы. Одна из улиц города носит имя
мужественного партизана.
34
СУДЬБА ПАРТИЗАНСКОГО КОМАНДИРА
Среди командиров партизанских отрядов в годы гражданской
войны в Приморье видное место принадлежит Антону Савельеви-
чу Олейнику (Топоркову), слава о котором гремела по всему
Дальнему Востоку.
Он родился в 1894 году в многодетной крестьянской семье в
селе Хохотве на Украине. С раннего детства познал тяжелую нуж-
ду и голод. В поисках счастья в начале двадцатого века семья пе-
реселилась в далекую, загадочную Бразилию, но через три года,
вконец разорившаяся, терпя огромные лишения в пути, вернулась
в родную деревню, к разбитому корыту.
Подрастал старший сын Антон. Отцу удалось пристроить маль-
чишку подмастерьем к сапожнику в г. Богуслав. А в 1914 году в
селе появился вербовщик с Дальнего Востока. Уговорил он ряд
мужиков поехать на строительство Амурской железной дороги,
обещая богатые заработки. Отец решил послать с ними сына Ан-
тона.
Вербованные пробивали туннели рядом с будущей станцией
Облучье. Работа в «каменном мешке» подростку была не по си-
лам. Кирка и лом валились из рук, и решил Антон перебраться
к Тихому океану.
В Никольске-Уссурийском ему удалось определиться в сапож-
ную мастерскую. Хозяин вскоре мастером поставил и зарплату в
двенадцать рублей определил. По тем временам приличный зара-
боток. Радуется Антон: вот оно, наверное, счастье. Да недолгим
оно оказалось. Появился приказ о досрочной мобилизации в ар-
мию, и надели на Антона Олейника солдатскую шинель, посадили
новобранца на пароход и привезли на Камчатку — в край далекий,
необжитый.
Где-то там, далеко, война идет. А почему и за что воюют —
мало кому известно. Но даже в этой глухомани видно, что в Рос-
сии творится что-то неладное. Об этом Олейник лишь догадывал-
ся, но главного не знал.
В одно из воскресений команду, в которой служил Антон, от-
правили в церковь. Богослужение было недолгим. И после обедни
команду не увели в казарму, а построили на церковной площади.
Кругом стоит народ. Перед солдатским строем появился вице-
губернатор и сообщил невероятную новость:
— Телеграф сообщил из Петрограда, что император отрекся
от престола.
Сказав это, он сразу же ушел в сопровождении свиты. А на-
род и солдаты не расходятся, ошеломленные новостью.
— Пошли в Народный дом! — крикнул кто-то.
Люди устремились туда, а за ними потянулись солдаты. В На-
родном доме состоялся митинг, который затянулся. После вы-
2*	35
ступлений было решено создать комитет общественной безопас-
ности города.
Солдаты вернулись в казармы возбужденные, недовольные по-
рядками в команде. А. Олейник предложил провести солдатское
собрание. Люди поддержали. Собрались в назначенное время. За
председательским столом сам начальник команды.
— Ну, что хотите от меня? — спросил он недовольным тоном.
Солдаты молчали, не решаясь высказаться. Это грозило сры-
вом собрания. Тогда встал Антон Олейник и сказал о наболев-
шем: «Унтеры чинят произвол, каптенармусы обманывают, газет
не получаем...» Еще вчера офицер не стал бы слушать солдат. Но
теперь он даже не возражал против создания солдатского коми-
тета, лишь спросил, кого предлагается избрать председателем.
— Олейника! — раздались голоса. — Антона Олейника!
Так по воле событий Антон Олейник стал председателем сол-
датского комитета, влияние которого быстро вышло за пределы
команды. Однако его работа натолкнулась на противодействие
комитета общественного спасения, в котором господствовали
представители буржуазии и чиновничества. Члены этого комитета
погрязли в сделках с японцами и американцами.
С открытием навигации пришел пароход из Владивостока, до-
ставивший с почтой горы газет. Многие ночи провел Антон за их
чтением, стараясь докопаться до истины. На многое открыла гла-
за владивостокская газета «Красное знамя».
Потом пришло указание о направлении делегата на Второй
съезд Советов Дальнего Востока. Обсудили вопрос на солдатском
собрании. Было решено послать на съезд председателя солдатско-
го кол^итета Олейника. Для его поездки деньги собрали всклад-
чину: всем было приятно, что их представитель едет на дальнево-
сточный съезд в Хабаровск.
По приезде на место делегата с Камчатки кооптировали в со-
став краевого Совета. В ходе съезда Антон повстречался с боль-
шевиками из Владивостока Арнольдом Нейбутом и Константином
Сухановым. Их горячие, убедительные речи окончательно опре-
делили дальнейший путь Олейника. И когда его спросили, к какой
он фракции принадлежит, без колебания ответил:
— К большевикам.
Осенью 1917 года последним пароходом в Петропавловск-
Камчатский прибыла группа солдат для пополнения военной
команды. Среди новобранцев выделялся солдат Ларин. Он ока-
зался большевиком и был на одиннадцать лет старше Олейника.
Они познакомились и сразу подружились. Иван Емельянович Ла-
рин был направлен на Камчатку партийной организацией Влади-
востока. Немного позже вступил в члены РКП(б) и Антон Олейник.
Коммунистам удалось установить связь с рабочими порта и орга-
36
низовать там в январе 1918 года профсоюзную организацию. Не-
сколько раньше, в декабре 1917 года, благодаря организаторской
роли большевиков на совместном собрании портовых рабочих и
солдат был избран первый Петропавловский Совет рабочих и сол-
датских депутатов.
В первый день 1918 года в переполненном Народном доме
А. Олейник торжественно провозгласил Советскую власть в Пет-
ропавловске.
Большевики выиграли первое сражение. Но не дремали и вра-
ги Советской власти.
В середине марта 1918 года меньшевики и эсеры пошли на
авантюру. Созвали волостной съезд в Сероглазке, под Петропав-
ловском, где сосредоточили обманутых вооруженных охотников.
План был такой: обезглавить Петропавловский Совет, перебить
большевиков, разгромить солдатскую команду и объявить Кам-
чатку автономной, с отделением ее от Советской России.
К назначенному времени на съезд прибыл и приглашенный
председатель Петропавловского Совета рабочих и солдатских де-
путатов А. С. Олейник.
— Берегитесь, с вами хотят расправиться, — шепнул ему не-
знакомый охотник. Антон понял, что попал в западню. Нельзя бы-
ло медлить ни минуты. Он решительно направился к столу прези-
диума, снял шапку и шинель и, обращаясь к делегатам, сказал:
— Начнем, товарищи, наш съезд?..
В дверях появилась вооруженная группа, намеревавшаяся арес-
товать Олейника. Но подходящий момент для этого был упущен.
На правах председателя Антон Савельевич распоряжался в зале.
Он рассказал делегатам съезда о значении Октябрьской рево-
люции для каждого рабочего и крестьянина, о диктатуре проле-
тариата, о Советской власти.
Олейника с интересом слушали делегаты.
— Теперь о Камчатке, — сказал Антон Савельевич. — Камчат-
ка — земля русская, на ней должны быть такие же порядки, как
и во всей России. А кто теперь управляет Камчаткой? Купцы и чи-
новники. Нам не надо ни тех, ни других. Сами вы должны управ-
лять Камчаткой — никто другой. Так думают большевики, за это
они и борются.
— А зачем ограбили казначейство? — с издевкой спросил один
из охотников.
— Если я скажу, что это неправда, вы можете мне не пове-<
рить, — произнес Олейник — Поэтому предлагаю направить деле-
гацию в Петропавловск, и пусть люди сами убедятся.
Предложение было принято. Уполномоченная съездом деле-
гация, встав на лыжи, направилась в город.
Охотников встретили традиционным чаем. Тронутые внимани-
ем, посланцы из Сероглазки внимательно приглядывались к Пет-
37
ропавловску. В городе был полный порядок — работали магазины,
у складов стояла охрана.
Вечером в переполненном Народном доме состоялось собра-
ние городского Совета рабочих и солдат, которое подтвердило
Советскую власть на Камчатке. Вскоре и областной комитет об-
щественной безопасности был очищен от контрреволюционеров.
Летом 1918 года А. Олейник прибыл во Владивосток для по-
следующего следования поездом в Хабаровск на совещание пред-
седателей городских Советов Дальнего Востока.
Сойдя на пирс, он увидел много военных с винтовками напе-
ревес. Они плотными цепями окружали здания вокзала и штаба
крепости. Услышав нерусскую речь, Олейник повернул назад и
зашагал было к Светланской, но, почувствовав опасность, поспе-
шил на пароход.
— Быстрее уходите, — предупредил его сосед по каюте,
вас ищут.
Прислушавшись к голосам прохожих, Антон узнал, что в городе
восстали чехословаки.
— Антон Савельевич! — внезапно прозвучал женский голос. —
Какая встреча!
Перед ним стояла жена управляющего Петропавловского от-
деления фирмы Чурина. Ее сопровождал один из известных на
Камчатке пушных промышленников Нураев.
— Вот, господа, комиссар с Камчатки! — будто представляя
чехам Олейника, громко проговорил Нураев.
Антон попал в тюрьму. К счастью, он уничтожил документы,
выданные Советом, и ему удалось убедить офицера, что его
арестовали ошибочно — он солдат и никакого отношения к Сове-
там не имеет.
Через неделю его выпустили, и он уехал в Никольск-Уссурий-
ский. По старой памяти хозяин сапожной мастерской вновь принял
его на работу. Хозяин был доволен Антоном, который, как и
прежде, вел себя скромно и степенно.
С этих дней он ушел в подполье. Советы были разгромлены.
Повсюду свирепствовали белогвардейцы. Только при крайней не-
обходимости Антон выходил в город. Новостями с ним делились
два неразлучных дружка — сапожники Иванов и Березко. От них
он узнал о прибытии в Никольск пленных красноармейцев, парти-
зан, активистов Советов, которых привезли с Волги, из Сибири, с
Дальнего Востока. Оборванных, грязных и голодных, их провели
по городу в концлагерь для устрашения жителей.
Ранней весной 1919 года Никольск взбудоражил партизанский
отряд, промчавшийся галопом по окраинным улицам города. Об
этом необычном событии говорили повсюду: на базаре, в каба-
ках, в бане. Говорили, что отряд состоит из уссурийских казаков.
38
Все они хорошо вооружены. Командует отрядом известный мно-
гим никольцам Гавриил Шевченко, уже показавший смелость и
мужество в боях с чехословаками и белогвардейцами.
После смелого рейда отряда Г. Шевченко нарастали слухи о
партизанах, действовавших под Никольском. Называли фамилию
Кирилла Степаненко, учителя из села Раковки.
А. Олейник был уверен, что в Никольске должна быть под-
польная революционная организация. Скрываясь в сапожной мас-
терской, он настойчиво искал пути, чтобы связаться с большевист-
ским подпольем. Делал он это осторожно, но все же на его след
напала белогвардейская контрразведка...
Уходили из города втроем. Уходили днем. Ночью белогвар-
дейцы перекрывали все дороги. Так что рисковать было нельзя.
«Надо переменить фамилию, — решает Антон. — Олейника не
должно существовать, даже для самых близких людей».
Он шагает по проселочной дороге, внимательно вглядываясь
по сторонам, а мысли его уходят в недалекое прошлое. Вспоми-
нает Камчатку, Командорские острова, на одном из которых гнез-
дятся морские птицы — топорки...
Отныне он — Топорков, — решает Антон.
Судьба привела Антона Топоркова в партизанский отряд
А. Ф. Андреева-Копылова, который с конца лета 1919 года стал
командиром Никольск-Уссурийского боевого партизанского рай-
она.
Бывший командир Красной Армии Вольский, сбежавший из
«эшелона смерти» в 1918 году, создал и лично возглавил ударную
группу партизан. В нее вошел и Топорков.
В 1921 году Антон Савельевич Топорков стал командовать Ни-
кольск-Уссурийским военным районом. В знакомые близкие мес-
та— Глуховка, Раковка, Кондратеновка — он прибыл с двенадца-
тью партизанами, а к лету под его началом действовало уже не-
сколько отрядов. Все активнее расширялся район их действий.
Были восстановлены старые и налажены новые связи с революци-
онным подпольем Никольска-Уссурийского.
Топорков в последний раз был в нем памятной апрельской
ночью 1920 года, когда выступили японцы против красных частей.
Накануне в гостинице «Гранд-отель» японское командование да-
вало банкет, на который съехались командиры партизанских от-
рядов и революционных полков. Топорков не остался. Какое-то
недоброе предчувствие заставило его сесть в поезд и поспешить
в Раздольное, где стоял его полк.
Ординарец ждал с конем на станции. Топорков подскакал к
казарме, когда эскадроны уже стояли в строю. Стрельба япон-
цев усиливалась, и он, не мешкая, скомандовал:
39
— Полк, справа по три, за мной рысью, марш!..
При выезде из Раздольного интервенты успели сделать не-
сколько залпов по скачущим всадникам. Одна лошадь упала, но
полк он вывел, сумел сохранить.
Второй раз японцы напали уже на Красной Речке под Хабаров-
ском. Там было значительно труднее. Артиллерия ударила по же-
лезнодорожному эшелону. Разгружались под огнем, неся потери.
Потом полк совершил изнурительный марш под станицу Казаке-
вичи и здесь произвел переправу через Амур, еще покрытый
льдом. И тут А. Топорков спас свой полк.
Здесь, в Приамурье, приказом командующего Восточным
фронтом Серышева Топорков получил назначение на должность
члена штаба Седьмого Амурского полка, отправлявшегося в При-
морье. До Дальнереченска они добрались по железной дороге.
А демилитаризованную зону полк обходил через зимнюю тайгу,
по отрогам Сихотэ-Алиня. В мороз и вьюгу пробивались в Анучи-
IHO.
Затем, выполняя задание, Антон Савельевич побывал в Спас-
ске, а во второй половине мая приехал во Владивосток. Здесь он
остановился на квартире Н. Ильюхова, который возглавлял штаб
партизанских отрядов Приморья.
Как-то Топорков вышел из квартиры в гражданском костюме
в центр города. Творилось что-то неладное. Как выяснилось в
дальнейшем, был совершен очередной контрреволюционный пе-
реворот. На этот раз каппелевцами, которые установили открытую
военную диктатуру.
Топоркову чудом удалось избежать ареста. Его спасла девуш-
ка-связная. Она привела Антона Савельевича на подпольную
квартиру, куда теперь переместился партизанский штаб. Здесь
было решено вернуть его в Никольск-Уссурийский военный район.
С началом штурмовых дней Спасска партизанские отряды уча-
стили свои нападения на железную дорогу, подрывая мосты и
вражеские эшелоны. А после последнего победоносного сражения
с белогвардейцами в районе Монастырища и Ляличей партизан-
ские отряды Топоркова вместе с народоармейцами 15 октября
1922 года вступили в город Никольск-Уссурийский. Это была дол-
гожданная полная победа над врагами Советской власти.
Отгремели бои, кончились походы. Началась мирная жизнь. Но
в таежных районах, да и в городах осталось немало вражеских
элементов и их прихвостней. Партия направляет Антона Савелье-
вича Топоркова для работы в правоохранительные органы Даль-
него Востока.
С последней должности окружного прокурора в городе Сво-
бодный Амурской области он уехал в Москву, на учебу в инсти-
тут красной профессуры по советскому строительству и праву.
40
За несколько месяцев до окончания института в 1933 году Топор-
ков был мобилизован Центральным Комитетом партии и послан
в Винницкую область Украины — начальником политотдела МТС.
А через два года его избрали председателем райисполкома в од-
ном из пограничных районов Хмельницкой области, на Днестре.
В 1937 году Антона Савельевича арестовали, исключили из
партии, объявив врагом народа.
В тюрьме Топоркова били, истязали всячески, требуя, чтобы
признался в принадлежности к троцкистской организации и во
вредительстве. Пришлось вынести многие унижения. Но выдержал.
Антон Савельевич нелепых обвинений не признал. За отсутствием
показаний особое совещание в Москве, куда было направлено де-
ло, переправило его в Хмельницкий областной суд для рассмотре-
ния в судебном порядке.
Областной суд, хотя и отвел все обвинения контрреволюцион-
ного характера, за отсутствием каких бы то ни было доказательств
вины, все же признал его виновным в нарушении национальной
политики. Надуманной причиной для этого послужило то, что в
районе произошло объединение мощного украинского колхоза с
еврейским колхозом-карликом, находившимся у государства в
неоплатных долгах.
Никакие разумные доводы не могли тогда подействовать на
суд. А. С. Топоркова приговорили к двум годам тюрьмы за «пре-
вышение власти».
Затем тот же суд освободил Топоркова из тюрьмы условно-
досрочно, хотя он в тюрьме в общей сложности просидел год и
три месяца. В последующем Верховный суд пересмотрел дело и
приговор отменил за полным отсутствием вины Топоркова.
Придя из тюрьмы к семье, Антон Савельевич, измученный фи-
зически и морально, был на иждивении жены до начала войны.
С первых дней войны был мобилизован в армию и направлен на
фронт в звании старшины. Воевал до победы. Демобилизовался
в конце 1945 года из Праги. Сражался на фронте и его сын, кото-
рый был убит под Сталинградом.
В начале 1950 года Топорков пытался восстановить связь с
друзьями по партизанской борьбе, живущими в Москве. Разыскал
их адреса, написал им, но ответа не получил и был удручен еще
больше. Потом они ему писали, что писем его не получали. Но
дальневосточная общественность и товарищи его не забыли.
Первыми его «раскопали» киевский журналист Черкасский и даль-
невосточники историк Мухачев и журналист Шумский.
Прежде всего, журналисты подняли вопрос об улучшении ма-
териального положения Антона Савельевича, о квартире и пер-
сональной пенсии, а затем о реабилитации его перед судебными
органами.
На решительную защиту бывшего партизанского командира
41
поднялась старая партизанская гвардия: Приморская, Уссурий-
ская и Хабаровская секции ветеранов гражданской войны приня-
ли весьма близкое и теплое участие в судьбе старого товарища.
Десятки людей обратились в Центральный Комитет партии с нас-
тойчивой просьбой о восстановлении А. С. Топоркова в партии.
И в августе 1962 года решением Киевского обкома партии Топор-
ков был восстановлен в рядах ВКП(б) без перерыва партийного
стажа. Наконец-то справедливость восторжествовала. Он снова
стал членом великой партии коммунистов, чему был безмерно
рад.
Через несколько лет, в 1965 году камчатские товарищи при-
гласили Антона Савельевича на празднование 225-летия Петропав-
ловска-Камчатского: трудящиеся города единодушно избрали То-
поркова почетным гражданином Петропавловска. А в 1966 году
на правах почетного гражданина Антона Савельевича принимали
уссурийцы в связи со 100-летием города.
Нет ныне среди живых Топоркова, но память о партизанском
командире навсегда останется в памяти поколений.
ПЛАМЕННЫЙ большевик
Много героических борцов сражалось на приморской земле
за власть Советов в годы гражданской войны против интервентов
и белогвардейцев. Немало их отдало свою жизнь за свободу и
счастье трудящихся. Но одно имя уссурийцам особенно дорого —
это имя Андрея Кондратьевича Чумака, непосредственно прини-
мавшего участие в революционных событиях города Никольска-
Уссурийского.
А. К. Чумак родился в 1877 году в семье обедневших потом-
ков запорожских казаков, в местечке Сорочинское Миргородского
уезда Полтавской губернии.
В 13 лет Андрей Чумак окончил три класса церковно-приход-
ской школы, ушел учеником к кузнецу.
16-летним подростком он поступил в Макеевке на завод под-
ручным слесаря. Будучи уже помощником машиниста, в 1898 го-
ду перешел на Екатеринославскую железную дорогу, где в
1900 году вступил в кружок марксистов. Работая в 1903 году ма-
шинистом паровоза, вступил в РСДРП.
Имя Андрея Чумака впервые стало широко известно в годы
первой русской революции. 15 декабря 1905 года, как явствует
из обвинительного заключения прокуратуры Тифлисской судебной
палаты по обвинению двадцати двух социал-демократов в воору-
женном восстании и захвате Закавказской железной дороги, Анд-
42
рей Чумак был одним из ведущих организаторов декабрьской
стачки.
После подавления стачки по решению Тифлисского партийного
комитета Чумак с семьей бежал через Польшу во Францию, от-
куда в конце 1906 года переехал в Америку.
Неприветливо встретила американская земля русского поли-
тического эмигранта. Андрей Чумак стал работать в Пенсильвании
шахтером. Изнурительным был десятичасовой труд в шахте: по
колено в воде, без надлежащей вентиляции. Рабочие быстоо вы-
ходили из строя. Заболел туберкулезом и Чумак. Семья жила в
тяжелых материальных условиях. Подняться на ноги помогли рус-
ские колонисты-рабочие.
Как только до берегов Америки докатилась весть о февраль-
ской революции в России, А. Чумак с помощью товарищей, ока-
завших ему материальную помощь, с семьей через Японию вы-
ехал в Россию. Он пытался пробиться в центр России, но желез-
ная дорога белогвардейцами была перерезана, и ему пришлось
задержаться в Харбине.
Жандармерия по приказу генерала Хорвата ни на минуту не
спускала с него глаз. Его было решено убрать. Предупрежденный
об этом, А. К. Чумак был вывезен машинистом до станции Погра-
ничная, откуда в начале марта 1918 года добрался до города Ни-
кол ьска-Уссурийского.
В Никольске-Уссурийском Андрей Чумак стал во главе органи-
зации красногвардейских отрядов из железнодорожных рабочих.
При его активном участии были созданы красногвардейский от-
ряд железнодорожных мастерских (400 человек) и отряд паровоз-
ного депо (100 человек).
Летом 1918 года в Приморье сложилась очень тяжелая обста-
новка. Во Владивостоке высадились интервенты. Отряды белобан-
дитов, двигаясь на Гродеково с территории Маньчжурии, пытались
прорваться к Никольску-Уссурийскому.
На помощь небольшим отрядам из казачьей бедноты поспе-
шили никольск-уссурийские красногвардейские части.
Вскоре для молодой Советской власти на Дальнем Востоке
вновь наступили тяжелые дни. В конце июня 1918 года к Николь-
ску-Уссурийскому подошли интервенты.
На передовые позиции в числе других шли красногвардейские
отряды, сформированные Андреем Чумаком.
При его непосредственном участии в главных мастерских со-
оружались бронепоезда, одевались бронею паровозы, выводи-
лись из ворот мастерских — и прямо в бой. Команды бронепоез-
дов формировались непосредственно в мастерских. При отступ-
лении Красной гвардии из Никольска-Уссурийского военным со-
ветом фронта Чумаку была поручена эвакуация города. Его виде-
ли сидевшим на паровозе, выводившим за стрелки эшелоны, в ка-
43
бинете дежурного по станции, выдающим путевку очередному
эшелону. Он заражал своей неиссякаемой энергией всех.
Последним из Никольска-Уссурийского отступил на паровозе
сам Чумак.
После отступления он был назначен комиссаром передвижения
войск и членом военного совета Уссурийского фронта.
Красные части нанесли ряд ощутимых ударов по врагу. Но си-
лы были неравны. Под ударами многочисленных полчищ интер-
вентов и белогвардейцев пала на Дальнем Востоке власть Сове-
тов. Большевики ушли в подполье. А. К. Чумак стал работать в
Благовещенском подпольном комитете РКП(б). Здесь Чумак был
предательски схвачен и брошен в тюрьму.
26 марта 1919 года А. К. Чумак был расстрелян в ямах кирпич-
ного завода в Благовещенске в числе 16 амурских комиссаров.
Недолгим было участие Андрея Кондратьевича Чумака в борьбе
за Советы на Дальнем Востоке, но и за это время он оставил о
себе незабвенную память. В честь Чумака слагают стихи и песни
поэты, его образ воссоздают скульпторы, ему посвящены экспо-
зиции в музеях. Его имя навсегда останется в памяти народной.
ЧЕРЕЗ ВСЕ ИСПЫТАНИЯ
Однажды к станции Никольск-Уссурийский подошел состав с
американскими солдатами и офицерами. В этом же эшелоне нахо-
дился и белогвардейский атаман Калмыков, широко известный
своими зверствами. В городе начались аресты, пытки, издеватель-
ства, расстрелы без суда и следствия. Между Хабаровском и Вла-
дивостоком курсировал «поезд смерти». Его охраняли калмыков-
цы.
В одной из вооруженных стычек с партизанами американским
солдатам удалось захватить в плен тяжелораненого партизана-
комсомольца Семена Гончарука. Страшным пыткам подвергли его
палачи, но комсомолец держался стойко. Тогда озверевшие бан-
диты придумали ему чудовищную казнь. Они закопали Сеню жи-
вым в землю, оставив на поверхности одну голову, отрезали уши,
выкололи глаза и лишь после этого отрубили ему голову.
Партизана Александра Глушакова, который пришел в город
для связи с рабочими железнодорожных мастерских, схватили и
заточили в застенок интервенты. Палачи долго пытали партизана,
но не сломили его волю. Тогда интервенты привязали Александра
веревкой к хвосту лошади и пустили ее галопом. Через несколько
дней изуродованный труп был найден на склоне Хениной сопки.
Исключительной смелостью отличался Иван Дураков, любимец
никольск-уссурийской молодежи. До отчаянности отважный и
44
преданный Советской власти, И. Дураков выполнял всегда самые
сложные операции и задания. Он героически сражался на Гроде-
ковском фронте, защищал город Никольск-Уссурийский против
белочехов на Хениной сопке будучи пулеметчиком. В дальнейшем
сражался с врагами в партизанских отрядах Савельева, Степанен-
ко. Был хорошим разведчиком. Как-то возвращаясь из разведки,
И. Дураков пригнал в партизанский отряд табун лошадей, ко-
торых сумел увести из загона коннозаводчика Кузнецова. За этот
подвиг он был награжден часами.
В 1921 году Ваня участвовал в подпольной работе в железно-
дорожном клубе Никольска-Уссурийского. Подпольный ревком
поручил ему, как комсомольцу-разведчику, спрятать взрывчатку,
а потом переправить ее в партизанский отряд.
Ивана Дуракова выдал предатель. И враги выследили. Схвати-
ли в тот момент, когда он нес очередную порцию взрывчатки^
Ночью повели на допрос. Пытками белогвардейцы ничего не до-
бились от Вани. Он не сказал, кто ему поручил боевое задание и
где партизанский отряд, не выдал ни одной явочной квартиры,
ни одной фамилии и этим спас комсомольское подполье от раз-
грома.
Озверевшие белогвардейцы надели на голову Дуракова же-
лезный обруч, и офицер начал завинчивать болт обруча...
Комсомольцы отомстили за Ваню. Ночью они расстреляли ко-
менданта города, принимавшего участие в расправе, а на шею
ему прицепили доску с надписью: «Так будет с каждым, кто оба-
грит свои руки в крови трудового народа».
Как ни зверствовали белогвардейцы и интервенты, им все-таки
не удалось сломить боевой дух народа. Повсюду на борьбу с вра-
гами революции все активнее поднимались трудящиеся Приморья.
В Никольск-Уссурийских главных железнодорожных мастерских
работала подпольная группа, возглавляемая Кондратом Петрови-
чем Зинченко. Рабочие-железнодорожники выводили из строя
подвижной состав, буксы вагонов, затягивали ремонт паровозов,
совершали диверсии на железной дороге.
К. П. Зинченко, скрываясь от преследований, долгое время в
мастерских не работал. Но однажды пошел туда по заданию под-
польного ревкома. Узнав об этом, на завод пришли белогвардей-
ские жандармы.
Раненный в ногу Зинченко был арестован и доставлен в штаб
атамана Калмыкова. Жена Зинченко вместе со знакомым извоз-
чиком Иваном Перебейносом отправилась на поиски мужа. Но они
ни к чему не привели. Тогда Перебейнос предложил Дарье Ми-
хайловне обратиться в штаб Калмыкова.
После недолгого раздумья есаул Калмыков распорядился при-
вести Зинченко. Ввели мужа, он был весь в кровоподтеках, сса-
динах и синяках. «Мне отсюда уже не вырваться, — сказал он же-
45
не. — Береги детей. Товарищи тебя в беде не оставят».
Белогвардеец, стоявший рядом с Дарьей Михайловной, не го-
воря ни слова, ударил ее нагайкой. Остальные начали избивать
Кондрата Петровича. Дарья Михайловна выскочила на крыльцо к
на непослушных ногах едва добралась до извозчика.
Через несколько дней на рассвете шестерых арестованных,
среди которых был и Кондрат Петрович Зинченко, вывели во двор
и привязали к лошадям. Есаул дал команду, и лошади потянули
арестованных людей. Только лошадь, к которой был привязан
Зинченко, не могла тронуться с места: сильный, могучий Кондрат
Петрович уперся ногами в землю. Подъехал Калмыков и начал
бить его ногами, приговаривая:
— Ишь ты, какой дуб! Давайте сюда еще лошадь!
Только тогда, когда Зинченко привязали к двум лошадям,
страшная процессия двинулась к реке. Там есаул приказал развя-
зать Зинченко и колоть его штыками с разбега. Насытившись и
устав от издевательств над своими жертвами, белогвардейцы за-
кончили казнь расстрелом.
В железнодорожных мастерских в целях розыска К. П. Зинчен-
ко была создана комиссия. На берегу реки удалось обнаружить
пять трупов. Они вмерзли в землю и были настолько обезображе-
ны, что было трудно узнать кого-либо из них.
Белогвардейские власти принимали меры, чтобы не допустить
превращения похорон в мощную демонстрацию рабочих. Но из
этого ничего не вышло. Похороны были приурочены к обеденно-
му перерыву в мастерских.
Загудели гудки, рабочие вышли в спецовках на похороны сво-
его вожака. Казалось, весь город пришел на кладбище. В скорб-
ном молчании слушали выступающих товарищей, которые призыв
вали отомстить за смерть Кондрата Петровича Зинченко.
Беспокоясь за судьбу семьи Зинченко, его друзья позаботи-
лись, чтобы поскорей отправить Дарью Михайловну с тремя до-
черьми на Украину, к родителям. К слову скажу, что жена Зин-
ченко через 15 лет вновь вернулась в Уссурийск.
Дарья Михайловна стала работать в кузнечном цехе, где
раньше работал ее муж. Дочь Анна Кондратьевна после оконча-
ния педагогического института работала в 133-й школе, которая
носит имя К. П. Зинченко. Другая дочь, Надежда Кондратьевна,
выйдя замуж, живет в Хабаровске. Младшая, Ольга Кондратьевна,
долго жила с матерью, а потом уехала на Сахалин.
Высокую отвагу и мужество проявили в боях с белогвардей-
цами и интервентами рабочие главных железнодорожных мастер-
ских, воспитанные А. К. Чумаком и К. П. Зинченко.
На обелиске, установленном на проспекте Блюхера, близ локо-
мотиворемонтного завода, высечены фамилии героев революци-
онной поры. Среди них и имя Кондрата Петровича Зинченко.
46
РУКОВОДИТЕЛЬ ПОДПОЛЬНОЙ ГРУППЫ
Как известно, после чехословацкого мятежа, поддержанного
белогвардейцами, город Никольск-Уссурийский превратился в
крупный военный оплот сил контрреволюции.
Но в условиях кровавого террора и репрессий Никольск-Уссу-
рийская организация большевиков, ушедшая в подполье, вела
большую организационную работу по сплочению революционных
сил в городе и уезде.
Когда весной 1919 года была объявлена мобилизация в колча-
ковскую армию, подпольный комитет РКГ1(б) и командование пар-
тизанского отряда К. П. Степаненко воспользовались случаем и
направили к белым большевиков для подпольной работы в вой-
сках гарнизона.
Особенно активной и боевой была большевистская группа в
33-м стрелковом полку, организованная прапорщиком Филиппом
Яковлевичем Чемеркиным.
Родился он в 1888 году в селе Михайловке Никольск-Уссурий-
ского уезда в семье крестьянина. После окончания высшего на-
чального училища в Никольске-Уссурийском несколько лет ра-
ботал учителем в селе Тургенево Иманского уезда. Здесь женил-
ся на Марии Зиневич, которая не разделяла взглядов и убежде-
ний своего мужа.
С началом империалистической войны Филипп Яковлевич был
призван в царскую армию, после окончания Иркутского военного
училища в звании прапорщика отправлен на германский фронт.
Получив контузию, в конце 1917 года вернулся домой.
С декабря 1917-го по сентябрь 1918 года Чемеркин состоял
в Имано-Хабаровском союзе народных учителей, известном боль-
шевистскими настроениями.
После выступления против Советской власти летом 1918 года
атамана Калмыкова и белочехов Ф. Я. Чемеркин в рядах Красной
гвардии участвует в боях с врагами революции, командует ба-
тальоном на левом фланге Уссурийского фронта. Осенью этого
же года после временного поражения Красной гвардии и принято-
го в этих условиях решения о роспуске ее военных формирований
Ф. Я. Чемеркин возвращается в родное село. Но вскоре, скры-
ваясь от преследований, уезжает в Никольск-Уссурийский. Здесь
он установил тесную связь с подпольным комитетом РКП(б), кото-
рый в городе возглавляли Константин Логинов (подлинная фами-
лия — Карпов) и Николай Павлович Михайлов (Фильков).
К этому же времени произошло объединение городского ко-
митета партии с Приморским филиалом Дальневосточного коми-
тета РКП(б), во главе которого стояли Г. Артюшин, П. Тупицын и
другие большевики.
Был разработан план восстания.
47
За две недели до назначенного срока восстания Ф. Я. Чемер-
кин попросил у командования полка разрешение на отпуск, чтобы
навестить семью, находившуюся в селе Тургеневе. Кроме того,
Чемеркин хотел выяснить, смогут ли поддержать восставших кре-
стьяне продовольствием на случай, если часть их отойдет в Иман-
ский уезд.
В сумке Ф. Я. Чемеркина, к сожалению, оказалось важное пись-
мо, которое он не сумел вовремя переправить в партизанский
отряд. Жена Чемеркина, Мария Зиневич, обшарила сумку мужа,
нашла письмо и изъяла его. Обеспокоенный пропажей письма,
Филипп Яковлевич немедленно отправился пешком на станцию
Уссури, чтобы уехать в Никольск-Уссурийский. Но он еще не знал
самого страшного — жена пошла на прямое предательство. Она
ехала почти следом за ним на лошади с письмом, которое тут же
передала колчаковской контрразведке.
Чемеркин, возвратясь в город, успел встретиться с товарища-
ми и предупредить о случившемся. А затем пошел в штаб доло-
жить о своем приезде, надеясь этим отвести от себя подозрения.
Здесь его и арестовали. Сопротивляясь, успел ранить офицера,
бежал, но все-таки был схвачен. Были также арестованы и другие
руководители подпольной большевистской организации, действо-
вавшей в Никольск-Уссурийском гарнизоне: Д. Т. Устименко,
Д. А. Герасимчук, секретарь городской партийной организации
К. Логинов (Дядя Костя).
Руководителей большевистского подполья колчаковцы подверг-
ли нечеловеческим пыткам. К. Логинов во время допроса сумел
выбить окно и выпрыгнуть со второго этажа, но был убит. 17 июля
1919 года Ф. Я. Чемеркин, Д. Т. Устименко, Д. А. Герасимчук были
расстреляны за Солдатским озером, на гарнизонном стрельбище,
южнее Никольска-Уссурийского. Мария Зиневич была казнена
подпольщиками спустя неделю после расстрела преданных ею
товарищей.
Несмотря на тяжелый удар, постигший Никольск-Уссурийскую
партийную организацию в связи с арестом видных руководителей,
план восстания продолжал существовать. Один из руководителей
большевистского подполья Никольска-Уссурийского Н. П. Михай-
лов в своем выступлении на Дальневосточной конференции боль-
шевиков 16 марта 1920 года рассказал о той большой работе, ко-
торую проводила городская партийная организация в 1919 году в
борьбе с колчаковским режимом. Выход белогвардейской контр-
разведки на подпольную организацию в 33-м стрелковом полку
Михайлов назвал несчастной случайностью. План восстания под-
польной группы Чемеркина совместно с городским подпольным
комитетом и партизанскими отрядами Никольск-Уссурийского во-
енного района был осуществлен практически без изменений пол-
года спустя, в ночь на 26 января 1920 года.
48
Прошло семь десятилетий с тех пор, как погибли герои-под-
польщики. Но память о них жива. Их именами в Уссурийске назва-
ны улицы — Чемеркина, Устименко, Герасимчука.
Д. Г. ФЕДИЧКИН
ПАРТИЗАНСКАЯ РАЗВЕДКА
В 1918—1922 годах в условиях оккупации Дальнего Востока
интервентами и белогвардейской власти возникла необходимость
в организации специальной разведки. Она создавалась при ревко-
мах и партизанских штабах.
Разведку возглавляли коммунисты, имевшие большой опыт
подпольной борьбы с царизмом, знакомые с методами конспира-
ции и обеспечения безопасности нелегальной работы.
Моя разведывательная служба началась в далекие двадцатые
годы. Тогда мне еще не было полных двадцати лет.
Осенью 1917 года я и мой брат Иван стали учениками 1-го
класса четырехгодичной учительской семинарии, находившейся в
одном из дачных пригородов Владивостока — на станции Седан-
ка. В семинарии было сотни полторы учащихся во всех 4-х классах.
Зимой 1918—1919 годов нами был создан Союз семинаристов.
Мы решительно отвергли попытку педагогического совета поста-
вить во главе нашего Союза семинаристов одного из учителей,
которым оказался бывший колчаковский офицер, принимавший
участие в боях с Красной Армией где-то на Волге. Там он был
ранен, и по инвалидности его послали к нам учителем.
Мы собрали общее собрание учащихся и от имени нашего
Союза семинаристов постановили: предложить директору семи-
нарии уволить этого недобитого колчаковца. В этом постановлении
была и соответствующая мотивировка: «как не соответствующего
должности учителя».
В протоколе была подпись председателя нашего союза. Им
был мой брат Иван, а я подписал протокол как секретарь и приь
ложил соответствующую печать, которой мы не преминули обза-
вестись.
Директор семинарии отказался уволить этого учителя. Тогда
мы объявили общую забастовку. Занятия прекратились. Мы вы-
ставили к воротам и дверям семинарии свои посты, которые не
пускали никого: ни учителей, ни учеников.
Этот инцидент получил широкую огласку. О нас стали писать
во владивостокских белогвардейских газетах, где нашу семинарию
называли большевистским гнездом. Нас поддержали также неко-
торые другие училища.
49
Прямых репрессий белогвардейцы, видимо, не решились при-
менять. Они ограничились тем, что призвали нескольких велико-
возрастных семинаристов в армию. Часть из них ушла в партиза-
ны.
По-видимому, нами руководил кто-то из учителей. Едва ли мы
сами могли так организованно действовать.
Осенью к началу занятий (август 1919 года) семинаристы на-
чали съезжаться на учебу на Седанку. Кому-то из нас пришла в
голову мысль самим создать общежитие. Педагогический совет
пытался было дать нам заведующего общежитием в лице одного
из учителей (белогвардейца уже не было, его куда-то перевели).
Но мы сами взялись за это дело. Избрали руководство общежи-
тия. Его председателем был избран мой брат Иван, а секретарем-
казначеем — я. Печать союза была также при мне.
Частным путем мы подыскали годную для зимы большую дачу
(пять комнат) и наняли ее. Скромную мебель: кровати, матрацы и
столы с лавками (стульев не было) — мы взяли из складов семи-
нарии. Оттуда мы захватили и посуду (чугуны, кастрюли, тарел-
ки и т. д.).
Это была своеобразная трудовая коммуна. Мы сами убирали
помещение, готовили пищу, запасались дровами, топили печи и др.
по строгой очереди. Нас было 20 мальчишек и 15 девчонок. Воз-
раст разный: от 14 до 17 лет. Продукты в большей части все мы
привозили из дому (по железной дороге для большинства это бы-
ло недалеко — 30—40 верст).
Дрова мы заготавливали в ближайшем лесу, а вывозили их
на санях, куда запрягались сами. Осенью и весной ловили рыбу
в море. Ловили ее также, когда она шла метать икру, в верховьях
ручья. Осенью собирали грибы, орехи и ягоды.
Общественная дисциплина у нас была строгой. Одного семи-
нариста за невыполнение обязанностей дежурного мы исключили
из общежития.
Осенью 1919 года там же, на Седанке, у нас созрела наша бу-
дущая подпольная группа сочувствующих большевикам. Осенью
1920 года она была оформлена, когда нас перевели в другую се-
минарию, находившуюся в селе Шкотово.
В Шкотовской семинарии учительский состав был более демо-
кратичным. Среди них выделялся учитель Артемий Степанович
Кривенко. При царизме он был сослан на Дальний Восток как по-
литически неблагонадежный. Он знал о существовании в семина-
рии нашей группы сочувствующих и активно помогал нам в соз-
дании общежития. Однажды он, неожиданно для меня, подарил
мне небольшой револьвер, заметив при этом: «Он мне не нужен,
а вам, может быть, пригодится». Я промолчал и положил револь-
вер в карман.
Следует отметить, что учителя играли на Дальнем Востоке
50
активную роль в организации вооруженной борьбы против интер-
вентов и белогвардейцев.
Многие из учителей были руководящими деятелями партийно-
го подполья и командирами партизанских отрядов. Объяснялось
это тем, что среди них было много бывших политических ссыль-
ных и революционеров.
Нашей нелегальной группой (в 1920 году), тогда еще только
сочувствующей партии большевиков в Шкотово, руководил учи-
тель местного высшеначального училища Николай Александрович
Мальников. (В ПТУ № 15 в Шкотово сейчас имеется музей трудо-
вой и боевой‘славы. Там есть стенды, посвященные нашей ячейке,
и наши фотографии.)
Н. А. Мальников предложил мне и члену нашей группы Васи-
лию Панченко стать учителями русского языка у японских офице-
ров Шкотовского гарнизона.
«Нам, — говорил он, — нужно знать количество и род войск,,
вооружение, где и какие имеются в гарнизоне укрепления и какие
будут передвижения этих войск».
«Японские офицеры, — говорил он, — ищут учителей русского,
языка. Вы уже без пяти минут учителя (мы учились в последнем,,
выпускном классе) и вполне подойдете к этой роли».
«Вы получите вполне объяснимое право регулярно посещать
японский гарнизон, чтобы давать там уроки своим ученикам, —•-
подчеркивал он. — Эти посещения дадут вам возможность добы-
вать нужные сведения. Может быть, среди японских офицеров
найдутся и такие, которые не согласны с политикой своего коман-
дования».
Мы с готовностью приняли предложение Мельникова. Потом,
он уточнил наши задачи, сведя их к следующему:
а)	вести визуальную разведку. «Смотреть надо в оба», — ска-
зал он. Вместе с тем он предупреждал: «Не лезьте туда, где не бу-
дет объяснений причин вашего интереса. Иначе на вас обратят
внимание. У японцев есть своя контрразведка, и она активно раг
ботает»;
б)	изучать политические настроения наших учеников. Может
быть, потом можно будет попытаться влиять на них. Иначе ска-
зать— попытаться повлиять на них в политическом отношении;
в)	распространять, особенно среди солдат, революционные
листовки на японском языке. Делать это будете после того, как
изучите, какие практические возможности могут быть использо-
ваны. Можно оставлять листовки там, где бывают японские сол-
даты, или засовывать их в карманы шинелей (висящие на вешалке),
или оставлять в общественных местах (столовая, уборная, курил-
ка и т. д.).
Мальников посоветовал нам не спешить, а сначала изучить воз-
можности для выполнения этой задачи.
51
Легче всего, конечно, была визуальная разведка. Но и тут,
сказал он, надо быть тоже осмотрительным, чтобы не обратить
на себя внимания.
Что касается идейно-политического воздействия на японских
офицеров, то это оказалось невозможным. Мы не знали япон-
ского языка, а они русского.
Разбрасывать листовки тоже нужно было, соблюдая большую
осторожность и конспирацию. Как оказалось, именно на листов-
ках мы и просчитались. Получалось так: появляемся мы, появля-
ются и листовки. Японская контрразведка сделала из этого соот-
ветствующие выводы.
По-видимому, в конце марта 1921 года нас, при нашем воз-
вращении из японского гарнизона (меня и Панченко), перехватил
по дороге Н. А. Мальчиков. Буквально на ходу он сообщил нам,
что японская контрразведка выследила нас и сегодня ночью они
захватят нас в общежитии.
Он предложил нам немедленно уехать во Владивосток и даже
не заходить в общежитие, а уйти пешком на следующую станцию
и там сесть на поезд. В Шкотово на станции японцы могли увидеть
нас.
Он дал нам адрес нелегальной партийной школы во Владивос-
токе (она находилась в казармах военного флота возле Дальза-
вода), и мы туда благополучно доехали. Нам помогли в этом уче-
нические удостоверения.
А ночью японцы действительно пожаловали к нам в обще-
житие, но нас, к их разочарованию, они не нашли. Они даже зна-
ли, где стояли наши кровати. Видимо, кто-то их осведомлял о нас.
После этого все остальные члены нашей подпольной ячейки скрыт-
но покинули Шкотово и так же, как и мы с Панченко, стали слу-
шателями подпольной партийной школы во Владивостоке. В числе
их был и мой брат Иван. К месту сказать, что он в 1921—1922 го-
дах был комиссаром партизанского отряда на Сучане. Затем он
стал кадровым офицером Красной Армии.
Как мне стало известно спустя много лет, бывший подпольщик
в том же Шкотово тов. Сивков тоже имел отношение к распрост-
ранению листовок на японском языке. Эти листовки он получал
от учителя Шкотовского высшеначального училища Шунайлова и
передавал их Мальникову. Тов. Сивков также сообщал, что эти
листовки по ночам они оставляли на местах, посещаемых япон-
скими солдатами, и, в частности, разбрасывали их у колодца, где
японские солдаты поили лошадей. Безусловно были и другие то-
варищи и другие способы распространения листовок. Но мы об
этом ничего не знали. Так требовала конспирация подполья.
Эта работа подпольщиков по распространению листовок дава-
ла положительные результаты. Например, в 1920 году две роты
японских солдат, восставших в Шкотовском гарнизоне, прикрепи-
52
ли себе на грудь красные ленточки. Они были обезоружены, и
их, связанных попарно колючей проволокой, отправили в конц-
лагерь в Корею.
Очевидно, японское командование не случайно организовало
этот лагерь не на территории самой Японии, а подальше от нее'
опасаясь, чтобы «большевистская зараза» не распространялась у
них на островах. Известный японский революционер Сэн Катаяма
писал потом, что многие японские солдаты, побывавшие в интер-
венческих войсках на советском Дальнем Востоке, вернувшись на
родину, стали во главе революционного движения в Японии.
Вспомнился мне и другой эпизод, связанный с тем, что, посе-
щая японский гарнизон в Шкотово, в качестве учителя японских
офицеров, я, чтобы получить возможность добывания разведыва-
тельных данных, хотел познакомиться с одним из поваров, кото-
рый знал русский язык (он ранее долгое время был поваром в
каком-то ресторане во Владивостоке). Я рассчитывал на то, что,
посещая кухню, я буду запоминать цифровые иероглифы на раз-
вешанных на стенках кухни табельных досках, где указывалось,
сколько едоков было в этой части на каждый конкретный день
(солдат, унтер-офицеров, офицеров). Этого сделать мне тогда не
удалось, так как пришлось, во избежание ареста, бежать из Шко-
тово.
Однако позднее, во время разведывательной работы в бело-
гвардейском гарнизоне (в 1922 году) в селе Раздольном, я этим
средством воспользовался. Только такие записи были уже не на
табельных досках на стенах кухни, а в записной книге поставщика
овощей белогвардейскому гарнизону в селе Раздольном.
В последующем, работая в нашей контрразведке в двадцатых
годах (сразу после конца интервенции и белогвардейщины в При-
морье), мне пришлось иметь дело с архивами царской жандарме-
рии. Я был поражен тем, что вся так называемая «служба быта»
в царской армии фактически была в руках у японцев, а в ряде
случаев и через подставных лиц (русских и китайцев).
Они поставляли царской армии муку, крупы, фураж, вели во-
енное строительство, были владельцами часовых мастерских, ап-
тек и прачечных. Японцы были портными, парикмахерами, хозяе-
вами увеселительных заведений и публичных домов.
Меня удивляло какое-то, я бы сказал, безразличное отношение
к этому царской жандармерии. Все это использовалось японской
разведкой для получения информации о военных силах царской
России.
После свержения власти ДВР в Приморье (в мае 1921 года) я
был направлен, как и многие другие коммунисты, в поселок Ану-
чино, где был комиссаром китайской роты и комендантской, а за-
тем в сентябре 1921 года был переброшен в пос. Яковлевку в ка-
честве комиссара батареи.
53
В декабре 1921 года наш второй батальон был белогвардейца-
ми разгромлен в Иманской долине, я обморозился и попал в плен.
При отправке в лагерь смерти на Русском острове около Влади-
востока я бежал из эшелона и вскоре присоединился к действовав-
шему в Никольск-Уссурийском районе партизанскому отряду То-
поркова.
Штабом этого отряда я был направлен в тыл белогвардейцев
в село Раздольное, являвшееся тогда основной тыловой базой
белогвардейских войск. Более полугода я вел там разведыватель-
ную работу, создал группу разведчиков. Мы работали активно и
результативно.
О том, какие задачи стояли передо мной и как их выполнить,
со мной очень обстоятельно беседовали начальник штаба Ни-
кольск-Уссурийского партизанского района Степан Веселовский
(потом он был секретарем парткома в Уссурийске, а затем Спас-
ского райкома партии) и начальник разведки того же штаба Вла-
димир Михайлович Никольский (потом был начальником милиции
г. Уссурийска).
Оказалось, что они хорошо знали обо мне, по-видимому, че-
рез свои разведывательные связи по селу Раздольному.
Я обратил их внимание на то, что мне трудно будет скрывать-
ся в Раздольном, хотя это село довольно большое. Там, говорил я,
живут мои родственники (отец, брат, сестры). Там я вырос и учил-
ся в школе. «Это плохо, но и вместе с тем хорошо, — сказал Ни-
кольский. — Вас знают, но и вы многих знаете, среди них вы най-
дете себе помощников». В этом он был прав.
Они детально расспросили меня о моих связях в Раздольном,
с тем чтобы решить, кого из них можно использовать в разведы-
вательных целях. Мы в первую очередь остановились на моем
друге детства Тихоне Алексеевиче Гаврильцове. О нем я расска-
жу подробнее ниже. Мы ему дали мало удачный псевдоним Тиш-
ка (псевдоним совпадал с его именем).
Затем со мной разговаривал заместитель начальника разведки
штаба Василий Федорович Зубков (рабочий с Урала, красноар-
меец, был привезен в Приморье белогвардейцами в «эшелоне
смерти»).
С ним мы и наметили мои первые шаги по работе в Раздоль-
ном. Мне запомнился его совет не сводить вместе тех лиц, кото-1
рые будут использованы как разведчики в Раздольном. «Они не
должны знать друг друга, а также и о вас самом, и о том, у кого
вы найдете пристанище или будете ночевать. Мы их должны знать
всех, а они должны знать о вас как можно меньше». Эти советы
оказались очень полезными и благодаря им я не попал в руки бе-
логвардейской и японской контрразведки.
«Вы читали Пушкина?» — спросил меня Василий Федорович.
Я ответил утвердительно. Действительно, еще в подростковом
54
возрасте я и мой брат много читали. В одном из заброшенных
военных складов была свалена в кучу большая библиотека, поче-
му-то эвакуированная на Дальний Восток откуда-то из Централь-
ной России во время первой мировой войны.
«А вы помните, какую ошибку допустил Дубровский, а вернее
мальчишка, который должен был взять из дупла дерева кольцо
Маши. Это было сигналом, что Маше угрожает опасность (ее на-
сильно хотели выдать замуж)». Я не понимал, о какой ошибке идет
речь.
Василий Федорович объяснил мне, что мальчишка, являвшийся
связным Дубровского с Машей, должен был, увидев, что Маша
опустила кольцо в дупло дерева, не спешить его изымать, а по-
дождать. А мальчишка сразу бросился за кольцом и на этом по-
пался. В разведке такая поспешность будет провалом участников
операции.
Я было заступился за мальчишку, но Василий Федорович ска-
зал мне: «Будешь так необдуманно действовать, сразу засып-
лешься».
Это был предметный урок организации связи в разведке. Бо-
лее чем полугодовой период разведывательной работы в Раз-
дольном научил меня многому и пригодился мне в будущем.
Василий Федорович снабдил меня справкой земской управы
(местная власть) о том, что я по состоянию здоровья освобожден
от военной службы. На этой справке была печать японского ко-
менданта. Этот документ не раз выручал меня. По дорогам на
выезде из села Раздольного были белогвардейские, а в некото-
рых местах и японские заставы.
Надо было и самому смело и уверенно вести себя, и это мне
удавалось. Пытаться войти в село или выйти из него, минуя за-
ставы, было более опасным, чего я и избегал. Но раз поздней
ночью белогвардейская контрразведка все же застукала меня на
чердаке у Тишки. Спасла меня собака, начавшая лаять, когда
контрразведчики крадучись стали подходить к дому. Я бесшумно
слез с чердака и исчез в темноте.
Со временем, я бы сказал, у меня выработалось что-то вроде
звериного чувства осторожности. Летом я старался проводить
свободное время не в селе, а на лугах или на пашнях, ночуя там
в шалашах или в землянках. Свои действия я всегда обдумывал,
инициативу действия оставляя за собой. Никто, например, не знал,
где и когда я буду. Дважды в одном месте я стремился не бывать.
Японские и белогвардейские контрразведчики все же, как оказа-
лось, знали обо мне и принимали меры к тому, чтобы захватить
меня. Они совершали внезапные налеты на дом, где жил отец,'
устраивали засады на сенокосе и на поле. Но, видимо, и счастье
сопутствовало мне. А в доме отца я никогда не ночевал.
Как уже говорилось выше, Раздольное интересовало наш пар-
55
тизанский штаб и командование НРА потому, что здесь была ос-
новная тыловая база белогвардейских войск. Там сохранились ка-
зармы и другие военные объекты и склады еще с царских вре-
мен. Там же было два военных городка, где располагались япон-
ский и белогвардейский гарнизоны. Через Раздольное проходила
Уссурийская железная дорога, поэтому здесь формировались бе-
логвардейские военные части, отправлявшиеся на фронт, кроме
того, в поселке находились интендантские склады всех видов: во-
оружения, боеприпасов, продовольствия и технического снаря-
жения. Сюда же прибывали для пополнения и переформирования
белогвардейские части, потрепанные в боях с НРА и партизанами.
Что делается на этом железнодорожном узле — нам нужно было
знать, и это удалось сделать.
Основным вопросом, конечно, было проникновение в воен-
ные планы белогвардейцев против НРА и партизан. Шел апрель
месяц 1922 года. Белогвардейцы уже оправились после пораже-
ния под Волочаевкой, сорвавшего их план «похода на Москву».
Убравшись под защиту японских интервентов, они сконцентри-
ровались южнее Спасска.
Из моих связей, которые можно было использовать в целях
получения соответствующих разведывательных данных по бело-
гвардейскому гарнизону в Раздольном, было решено использо-
вать в первую очередь моего друга и товарища, упомянутого вы-
ше Тихона Алексеевича Гаврильцова. В свое время, в 1920 году,
он принимал активное участие вместе со мной в собирании оружия
и отправке его партизанам. Несколько слов о нем. Он и его сесть
ры остались сиротами. Их мать внезапно умерла, а отец был убит
при обстоятельствах, так и оставшихся невыясненными. В наслед-
ство от отца им осталось кустарное оборудование по производ-
ству фруктового кваса. С этого они и жили, плюс огород и не-
большая делянка сенокоса у реки. Квас они поставляли в бело-
гвардейский и японский гарнизоны. Занимался этим Тихон Алек-
сеевич. Ему было тогда уже немногим более 20 лет. Поставка
кваса служила вполне законным поводом для легального посеще-
ния белогвардейского и японского гарнизонов, что и было реше-
но использовать.
Кроме того, можно было воспользоваться и тем обстоятель-
ством, что его дом был рядом с военной веткой белогвардейского
гарнизона. Его сестры поддерживали дружеские отношения с се-
мьей стрелочника военной ветки Герасимова, что так же могло
дать возможность узнать, что делается на Сосновой ветке.
Позже выяснилось также, что Тихон Алексеевич был хорошо
знаком с заведующим офицерским собранием штабс-капитаном
Гудковым. Последнего он знал почти с детства. Гудков был вне-
брачным сыном царского генерала, командовавшего пехотным
полком царской армии в Раздольненском гарнизоне. А матерью
56
его была кухарка того же генерала. Генерал добился, чтобы «усы-
новленного» им сына приняли в кадетский корпус.
Кастовое офицерство насмехалось над «кухаркиным сыном»,
третировало его и не давало ему возможности сделать офицер-
скую карьеру. И заведующим офицерским собранием он оказался
по этой же причине. Гудков иногда, подвыпив, жаловался Тихону
Алексеевичу на свою судьбу.
Было принято решение, чтобы Тихон Алексеевич начал обра-
батывать Гудкова, разжигать в первую очередь у него ненависть
к кадровому офицерству, а дальше при удобном случае предло-
жить ему, совместно повысив цену на квас, делить заработок по-
полам.
Гудков пошел на это. Решено было сделать следующий шаг:
вовлечь Гудкова в заработки по продаже оружия.
Речь шла о револьверах, которые белое офицерство по пьян-
ке иногда оставляло в офицерском собрании. Сначала Тихон Алек-
сеевич купил один револьвер якобы для себя — дескать для то-
го, чтобы оградить себя от каких-либо неприятностей, поскольку
он имеет дело с деньгами. Затем, как-то вскользь, он спросил
Гудкова, зачем он хранит у себя забытое офицерством оружие,
все равно ведь никто не приходит за ним. Он предложил Гудко^
ву продать это оружие хунхузам. Гудков пошел и на это.	'
Попутно Тихон Алексеевич заводил разговоры с ним на воен-
ные темы. Подвыпив, Гудков иногда рассказывал о том, что офи-
церы такой-то части устраивали пьянку перед отправкой в анти-
партизанскую экспедицию.
Затем Тихон Алексеевич завел разговор о том, какие же пер-
спективы имеют белогвардейцы, если японцы уйдут (слухи об
этом уже были), и прямо сказал Гудкову, что им (Гудковым) ин-
тересуются партизаны. Тут же он добавил, что оружие, которое
он продал, пошло не хунхузам, а партизанам. Затем он предло-
жил Гудкову встречу с партизанским представителем.
Окончательный разговор с Гудковым было поручено провести
мне. Было договорено, что в один из ближайших дней я и Тихон
Алексеевич придем к Гудкову на квартиру. Там я и передам ему
официальное письмо нашего штаба с предложением перейти на
сторону партизан.
Долго уговаривать Гудкова не пришлось. Он уже был Тихоном
Алексеевичем подготовлен к этому разговору. Он согласился по-
ка остаться на своей службе в качестве заведующего офицер-
ским собранием и выполнять наши задания. Он и сам понимал,
что нам нужно от него, и работал активно, сообщая все, что ему.
удавалось узнавать самому и по нашим заданиям. ,
Командованию НРА нужны были более точные и подробные
данные о составе белогвардейских войск, их планах и действиях
и о спасских укреплениях.
57
В связи с этим партизанский штаб Никольск-Уссурийского рай-
она получил приказание добыть языка обязательно из Поволж-
ской группы, бывшей наиболее стойкой из белогвардейских час-
тей, которая готовилась к переброске к Спасску, и обязательно
офицера.
Мне было предложено подыскать такого кандидата в языки.
Для подкрепления были присланы еще двое разведчиков из шта-1
ба Никольск-Уссурийского партизанского района. Это были Иван
Мурзин и Ветров. Первый был участником первой мировой войны,
второй, кажется, был военным моряком из Владивостока. Это бы-
ли опытные и надежные разведчики.
Время не терпело. Нужно было действовать. А это не так
просто. Мурзин и Ветров временно должны были уйти в ближай-
шую к Раздольному деревню Алексеевку. В Раздольном приста-
нища у них не было.
Я узнал, что некая Одарка, одна из местных шинкарок, часто
привечает у себя на ночь белогвардейских офицеров и унтер-
офицеров. Живет она на отшибе и как раз невдалеке от казарм
Поволжской группы.
Решено было заняться этой шинкаркой. Я наблюдал за хатой
шинкарки издали из-за кустов. Вечером туда пришел какой-то во-
енный. Разобраться в темноте, кто он, я не смог. Похоже было,,
что это был фельдфебель или унтер-офицер.
Мы решили ждать утра. Свет в окнах у шинкарки вскоре потух.
Никто туда ночью не приходил и не уходил. Наконец часов в
10 утра из дверей кто-то вышел, и мы чуть не ахнули — самый на-
стоящий офицер. У нас заранее были распределены обязанности,
как мы будем его брать и где. От дверей хаты шла по кустам
прямая тропинка, и его появление было нам видно издалека.
По сценарию, который мы наметили, я, как самый молодой
(мог сойти за деревенского парня), должен был остановить офи-
цера и попросить у него закурить. Вести себя я должен был вы-
зывающе, чтобы затеять ссору, а Мурзин и Ветров, появившись из
кустов, заступятся за меня.
Издалека мы уже увидели, что нам крупно повезло: офицер
был в чине штабс-капитана, и на наше, видимо, счастье, оказалось
даже, что это был заместитель начальника контрразведки казачь-
его корпуса, входившего в Поволжскую группу.
Уговаривать штабс-капитана нам не пришлось. Два револьве-
ра, приставленные к его бокам, укротили его пыл, а ближайшие
кусты скрыли нас от каких-либо посторонних глаз.	'
Мурзин и Ветров увели его таежной тропой на нашу партизан-
скую базу. Я вернулся к своим обязанностям в Раздольное.
Тихон Алексеевич, а проще я его называл Тишка, тоже не дре-
мал. Он имел от нас задание по этой же Поволжской группе.
Мы рассчитывали, что офицеры этой группы обязательно перед
58
отправкой на фронт устроят кутеж в офицерском собрании. Так
и вышло. Офицерство порядочно выпило, и из разных реплик и
разговоров Гудков узнал много полезного для нас о Поволжской
группе.
Тогда же Гудков заметил, что у одного из офицеров в план-(
шете находится карта Спасского района с нанесенными на ней
данными о расположении спасских фортов и дислокации войск
обеих сторон.
Гудкову пришлось выпить с ним пару раз на брудершафт, и,
улучив момент, он срезал у него планшет.
Когда Тишка вручил мне планшет, я не поверил своим глазам.
Были приняты все меры, чтобы этот планшет с картой был с на-
рочным доставлен из нашего партизанского штаба в штаб НРА. •
Говоря о работе Тихона Алексеевича как разведчика и под-
польщика (он был беспартийным), следует сказать и о том, что
он также являлся связующим звеном в цепи, по которой из Вла-
дивостока от подпольного комитета партии пересылалась почта в
Дальбюро ЦК РКП(б) через Хабаровск. Эта почта доставлялась
из Владивостока машинистами паровозов. На ст. Раздольное она
передавалась багажному весовщику. Фамилия его была Гапон.
Я его лично не знал. От Гапона почта передавалась стрелочнику
военной ветки Герасимову. Он, в свою очередь, передавал ее
Тихону Алексеевичу, а от него уже эту почту получал я.
Сколько раз это было, я не помню, но, по-видимому, все же
были единичные случаи. Получалось так, что была целая цепь пе-
редатчиков, а это опасно. Связь должна быть гибкой и быстро-
действующей.
Эта почта заделывалась в прорезиненную оболочку (мешоч-
ки, используемые для индивидуальных пакетов, т. е. бинтов, ко-
торыми мы тогда снабжались с достатком — добывали у бело-
гвардейцев).
Мне было приказано по получении этой почты немедленно и
лично доставлять ее в штаб нашего партизанского района, нахо-
дившегося в таежном районе, в селе Кондратеновке.
Вместе с тем следует сказать и о том, что белогвардейская и
японская контрразведки все же были в какой-то мере в курсе
того, что Тихон Алексеевич связан с партизанами. Свидетельст-
вом этого является тот, упомянутый выше, факт, что однажды ме-
ня белогвардейская контрразведка застукала на чердаке его до-
ма. И только случайность (собака) спасла как меня, так и Тихона
Алексеевича.
Как-то Тихон Алексеевич (он умер в семидесятые годы на
Камчатке), вспоминая нашу разведывательную работу в Раздоль-
ном, писал мне об этом: «Я думаю, что мы все же были под на-
блюдением контрразведки».
59
Далее Тихон Алексеевич писал, как он был арестован япон-
ской контрразведкой:
«Я привез квас на станцию в железнодорожный буфет. Ко мне
подошел молодой человек и скомандовал: «Следовать за мной!»
Сзади подошли четыре японских солдата и повели меня в япон-
ский гарнизон, где посадили за решетку. Двое суток я сидел, и
никто ко мне не приходил. На третьи сутки пришел японец Нага-
та. Он до вступления японских войск на территорию Дальнего Во-
стока работал в Раздольном парикмахером. Мы ходили в школу
мимо его заведения. Затем пришли два японских часовых и вы-
вели меня к воротам. Там стояла моя сестра Мария. Японцы раз-
решили поговорить с ней несколько минут и увели меня опять в
подвал. Часа через два меня вызвал начальник разведки. Ты сам
знаешь, какие бывают «японские любезности»... Он посадил меня
на стул и предложил закурить, я отказался. Вскоре пришел Нага-
та. Он спросил о моем образовании. Я сказал, что учился в цер-
ковно-приходском училище.
Он спросил меня о партизанах. Я ответил, что ничего о них не
знаю и не связан с ними. После моего ответа они (начальник раз-
ведки и Нагата) заговорили по-японски. Вероятно, Нагата защи-
щал меня и говорил в мою пользу. Он, показывая в мою сторону,
говорил, что знал меня с детства. Нагата затем ушел...
...Переводчик сел на стул и спросил меня, с какого времени я
занимаюсь производством кваса. Я ответил, что это наследство от-
ца, и я занимаюсь этим с детства. Японец сказал, что он закончил
японскую православную семинарию. Учился на священника, а при-
шлось быть военным. Он предложил мне дать подписку, что я не
участвую ни в каких организациях против японских органов и им-
ператорских войск, которыми командует генерал Оой. «Вы ви-
дели декларацию — обращение генерала Оой к населению?» —
спросил он. Я согласился дать подписку о том, что я не участвую
ни в каких действиях против японских войск».
Летом 1922 года, незадолго до ухода японцев из советского
Приморья, они начали перебрасывать во Владивосток некоторую
часть своих войск. Я был тогда вызван в таежный штаб нашего
района. Там меня снабдили целой пачкой листовок на японском
языке и приказали распространить их среди японских солдат,
Особое внимание было предложено уделить японским солда-
там, возвращающимся в Японию. Эшелоны их шли каждый день
по железной дороге через станцию Раздольное.
Связав листовки в небольшие пакетики, я вышел недалеко от
станции Раздольное к железной дороге, рассчитывая забросить
листовки в открытые двери теплушек, или рассовать их в теплуш-
ках на самой станции, или оставить их в так называемых местах
общего пользования, где бывают и японские солдаты.
Но на этот раз мне не повезло. Когда я приблизился к желез-
60
ной дороге, вдалеке показался конный разъезд японских солдат.
Они ехали мне навстречу. Место было открытое, до лесу добе-
жать не успею, да и могут подстрелить.
Я решил продолжать идти им навстречу, а по пути освобо-
диться от листовок. Я заранее, на всякий случай, продумал, как
мне освободиться от листовок, если возникнет необходимость в
этом. Шел я в японскую зону, всякое могло случиться.
Пакетиков с листовками у меня было два. Я обернул их в про-
резиненную упаковку от широкого бинта. Если придется бросить
их в траву или в грязь, они не промокнут. Каждый из пакетиков я
привязал на бечевку, на конце которой сделал петлю. Затем про-
резал в карманах шинели дырочки, просунул туда петлю бечевы
с расчетолл надеть на палец эту петлю, держа руки в карманах.
Если нужно, я вынимаю пальцы из петли, пакет незаметно падает
на землю. Так я и сделал, когда увидел японский конный разъезд,
едущий мне навстречу. Я сошел немного с тропы, разжал паль-
цы, не вынимая рук из карманов. Пакеты упали в траву, а я спо-
койно пошел навстречу японцам.
Унтер-офицер жестом подозвал меня к себе. Я подошел, он
начал спрашивать меня, кто я такой и куда иду. Я сочинил, что
иду к больной родственнице в село Раздольное, и предъявил
удостоверение об освобождении меня от военной службы с пе-
чатью японского коменданта. Это удовлетворило унтер-офицера,
но он все же велел обыскать меня, а затем разрешил мне идти
дальше.
Когда разъезд скрылся за холмом, я вернулся к месту, где
лежали в траве пакеты с листовками, и подобрал их.
Затем я спустился к железной дороге и стал думать, как мне
забросить листовки в вагоны проходивших довольно часто япон-
ских эшелонов. Начало осени в том году было жаркое, и японские
солдаты ехали с раздвинутыми дверями теплушек.
Я выбрал место на крутом повороте, обращенном внешней
стороной дуги в мою сторону. Благодаря этому из других теплу-
шек солдаты не могли меня видеть.
Один из пакетов я вскрыл, вытащил из него листовки и свернул
по две-три штуки в тугие комки. Иначе они бы разлетелись при
попытке забросить их в открытые двери теплушек. Иногда я про-
пускал две-три теплушки, не забрасывая в них листовки. Это я де-
лал не случайно. Если бы в передних теплушках и разобрались бы,
что это за листочки, то они не смогли бы сообщить об этом в зад-
ние теплушки и не смогли бы обстрелять меня.
ЗОЛОТЫЕ ЖИЛЕТЫ
Начальник штаба Веселовский приказал нам хорошенько от-
дохнуть, а попозже вечерком зайти к нему. Разговор был весь-
ма короткий.
— Вот что, товарищи, — сказал он. — Вам двоим поручается
доставить ханкайскому отряду Евгения Лебедева десять тысяч
рублей. Золотых, — подчеркнул он.
— Как золотых?
— Золотых. Тысячу золотых десяток с портретом государя
императора Николашки Второго. Так что дня на три мы вас озо-
лотим...
Тут уместно, пожалуй, сделать небольшое отступление и ска-
зать несколько слов о деньгах.
В то время в ходу были главным образом иностранные зна-
ки— японские иены, американские доллары, английские фунты,
французские франки, германские марки. Правда, правительство
Дальневосточной республики, да и местные власти во Владивос-
токе выпускали и свои денежные знаки, но японцы всеми сред-
ствами старались обесценить деньги ДВР и выпущенные Влади-
востокским госбанком временные боны. В связи с этим на тер-
риториях, где хозяйничали японцы, деньги ДВР широкого хожде-
ния не имели. Принимали их неохотно, а чаще всего вообще от-
казывались принимать. Единственно надежной валютой были зо-
лотые пятерки и десятки царской чеканки. Ими-то по возможнос-
ти и снабжало правительство ДВР партизанские отряды, разбро-
санные в различных районах Приморья. Как потом стало извест-
но, совет министров ДВР еще в июне 1921 года ассигновал на
организацию партизанской борьбы в Приморской области пять-
сот тысяч золотых рублей.
Вспоминаю, когда я, после меркуловского переворота, при-
был из Владивостока в Анучино, меня зачислили в караульную
команду к денежному ящику, а вскоре я стал чуть ли не посто-
янным начальником караула. Я и не подозревал, какие сокрови-
ща мне были тогда доверены.
Лишь лет через сорок я узнал, что в этом неуклюжем на вид
железном ящике с громадным замком хранился первый золотой
вклад в партизанскую казну. Вызванные весной 1921 года в Во-
енный совет ДВР командующий партизанскими отрядами При-
морья Николай Ильюхов и комиссар Виктор Владивостоков при-
везли из столицы ДВР — Читы — щедрую помощь партизанам и
подпольщикам. Об этом рассказывал мне сам Ильюхов.
У читателя может возникнуть вполне законный вопрос: отку-
да у правительства ДВР были такие большие золотые запасы?
А вот откуда: в свое время Колчак захватил вывезенное из Мо-
<62
сквы в Казань почти все золото, доставшееся молодой Советской
Республике от царских времен. «Верховный правитель России»,
как называл себя Колчак, погрузил все это богатство в вагоны и
пытался вывезти за границу. К счастью, революционные войска и
рабочие дружины перехватили в пути золотой эшелон и вернули
его Советскому правительству. Часть этих запасов была выделе-
на правительству Дальневосточной республики.
Потом все было ясно и понятно. Но тогда, когда Веселовский
давал нам такое необычное поручение, оно казалось таинствен-
ным и сказочным.
— Сами понимаете, ответственная задача, — закончил он свою
беседу.
Да, пронести через шестидесятиверстную японо-белогвардей-
скую зону такое богатство и трудно и опасно. Кто может пору-
читься, что нас не захватят белые или японцы или просто не ог-
рабят и не убьют?
Партизанские умельцы сконструировали нам из толстого хол-
ста наглухо закрытые двухслойные жилеты, густо простроченные
сверху донизу. Образовались узкие длинные карманчики. В каж-
дом карманчике столбиком лежало несколько десятков монет»
Готов биться об заклад, что ни один король или император, ни
один даже самый богатый человек никогда не носил таких доро-
гих жилетов. Мы надели эти жилеты с пятью тысячами золотых
рублей каждый на голое тело, прикрыли их рубахами и в ту же
ночь тронулись в путь.
Расчет у нас был такой: к ночи обязательно добраться до
железной дороги и рано утром перейти ее. Сделать это было
крайне сложно: дорога тщательно охранялась казаками и япон-
цами. Когда взошло солнце и местные крестьяне стали перехо-
дить линию, чтобы попасть на свои делянки косить сено, мы то-
же оказались «косарями», предусмотрительно захватив с собой
из Кондратенкова вилы и косы. Никто нас не остановил. Но как
только мы свернули к заброшенной и поросшей высоким бурья-
ном железнодорожной ветке, по которой некогда возили из
карьера песок, из-за поворота выскочила ручная дрезина с каза-
ками. Уходить поздно: нас сразу заметили.
— Стой, подь сюда! — рявкнул басовитый голос.
Как дикие кошки, какими-то гигантскими прыжками бросились
мы в плавни, вблизи которых предусмотрительно держались во
время всего пути.
Все произошло столь внезапно, что казаки просто не сообра-
зили, куда мы девались. Когда они опомнились и стали стрелять,
мы уже успели забраться в камыши и беспорядочная стрельба
нам не была страшна.
63?
Э. Т. БОНДАРЕВА
ЕЩЕ ОДНА ВЕРСИЯ
О его жизни, такой короткой и такой долгой, написана книга,
поставлен кинофильм, изданы мемуары участников событий.
Реальность и вымысел в рассказах соратников Виталия Баневу-
ра причудливо переплелись буквально по следам событий. Разно-
речивы, например, сведения о семье Виталия. Пресса недавних лет
предпочитала брать интервью у тех, кто настаивал на пролетар-
ском происхождении будущего комсомольца. Принято считать,
что старшая сестра Виталия Баневура была коммунисткой и по-
гибла в 20-е годы, а сам он чуть ли не с детства не расставался с
книгой Кампанеллы «Город Солнца». Рядом с «пролетарской», од-
нако, существовала негласно «буржуазная» биография: отец —
ювелир, у матери — лавочка-аптека на Седанке, дети — Виталий и
Лидия — гимназисты. Как свидетельствует бывший партизан
А. В. Баянов, Виталий «выломился» из своего круга в юношеские
годы. Сначала негромко, исподволь, потом, став активистом, всту-
пил в комсомол, выдвинулся в вожаки. В период разгула белой
реакции во Владивостоке (1921—1922 годы) Баневур участвует в
нелегальной работе. В августе 1921 года на областном съезде
РКСМ его избирают в Приморский областной комитет и делегатом
на 4-й Всероссийский съезд комсомола.
Вскоре обком направляет в села и партизанские отряды груп-
пу активистов с заданием усилить воспитательную работу среди
молодежи. Из воспоминаний партизана А. Я. Соснина: «Я коман-
довал тогда третьим комсомольским отрядом имени Карла Либ-
кнехта, после того, как погиб в бою наш комсорг Рихард Дрегис,
мы выбрали на его место Виталия Баневура».
В краевом госархиве сохранилась часть донесения оператив-
ному штабу партизанских отрядов в Приморье, где рассказывается
о мученической смерти Виталия Баневура: «Информация. Срочно.
Начбоеучастка тов. Сидорову. По донесению из районов 17 сен-
тября отряд каппелевцев в деревне Кондратьевке (имеется в виду
Кондратеновка.— Э. Б.) арестовал инструктора по организации
РКСМ Баневура по дороге в город Никольск-Уссурийский. Баневур
был зверски замучен белыми, левая сторона грудной клетки вы-
рублена и вынуто сердце, на теле следы ударов приклада...»
На основании этого донесения возникла легенда о каннибализ-
ме белогвардейцев азиатского происхождения. Ее частично под-
тверждают ветераны В. А. Лымарь и А. П. Корнилов. Однако с
распространенной версией ареста «по дороге в город Никольск-
Уссурийский» Аркадий Петрович Корнилов не согласен, поскольку
был в группе партизан, окруженных под Кондратеновкой вместе с
•64
Виталием. Группа охраняла раненых, ее выдал предатель. Некий
фельдшер Кузнецов, прозванный за черную шляпу «вороньим
гнездом». Был внезапный налет карателей. Виталий помогал пря-
тать раненых. Потом и сам — огородами к лесу. А вслед выстре-
лы — заметили. Корнилову повезло: мимо него проскочили. Ви-
дел, как Баневур схватился с напавшими, но помочь не мог...
Партизан Иван Алексеевич Ковалев восстанавливает события по
рассказу взятого в плен вскоре после гибели комсомольского во-
жака контрразведчика Синицына: у Баневура кончились патроны,
каппелевцы накинулись на него, сбили с ног, поволокли. После
изуверских пыток Виталия расстреляли, пуля разорвалась в груди,
первые очевидцы сгоряча не учли силы разрыва и отправили в
штаб донесение, породившее многочисленные легенды.
Какая ж из них все-таки является былью? Навряд ли мы те-
перь, по прошествии стольких лет и событий, сможем достоверно
ответить на этот вопрос. Несомненно одно: сердце Виталия Бане-
вура было отдано за Советскую власть.
Е. Д. КОРФ-ГАРАН
В БОРЬБЕ ЗА РОДИНУ
Шел 1919 год. Для борьбы против интервентов и белогвардей-
цев стали организовываться партизанские отряды.
Крестьяне села Абражевки и других населенных пунктов Ива-
новского уезда создали свой партизанский отряд. В него вошли
и все мои братья. Их было трое: Степан Дмитриевич, Иван Дмит-
риевич, Михаил Дмитриевич по фамилии Корф.
Вооружившись, отряд занял село Лефинку. Степан был органи-
затором этой операции, Иван командовал отрядом. На Михаила
(он был председателем сельсовета) возложили обязанность снаб-
жать партизан продуктами и фуражом. Тем временем станцию
Ипполитовку занял отряд полковника Евецкого с пушками. Беля-
ки двинулись на Лефинку. Они шли через Абражевку, Ширяевку,
а партизаны пошли на Осиновку. И таким образом партизанский
отряд и белые разминулись. После этого партизанский отряд рас-
пустили, а командный состав спрятался по селам, по сопкам. Те,
кого белым удалось захватить, были расстреляны.
Брата Ивана белогвардейцы тоже пытались, и неоднократно,
захватить, но он всегда умел скрыться от них. Уходил он и от япон-
ских интервентов.
В 1919 году в наши места прибыл карательный отряд Корнева.
Вместе с другими они забрали брата Степана и отца моего Дмит-
3 За советский ДВ
65
рия Нестеровича, а имущество полностью конфисковали. Донес на
них предатель, наш односельчанин Вареник Григорий.
Под Гродеково каратели учинили смертельную расправу с те-
ми, кого они захватили у нас. Брата Степана с отцом они гнали
90 км, подгоняя их, как скот, плетками. В Гродеково каждое утро
отцу и брату «всыпали» по 75 плеток. Требовали сведений о пар-
тизанском отряде. Но Степан молчал. Их продержали под замком
полтора месяца. Потом отца отпустили, а Степана расстреляли.
Мы пытались найти тело Степана, для чего перекопали не один
десяток могил, но не нашли его. Возможно, что он был брошен в
колодец. Не стало Степана, но его братья продолжали борьбу.
Отряд Ивана Корфа прошел по всему Приморью. В одном из
сражений Иван был тяжело ранен в руку и вынужден был поки-
нуть отряд. Командиром отряда стал Борова.
В связи с отсутствием каких-либо медикаментов Ивана лечили
лекарством своего изобретения. Это была смесь меди, соскоблен-
ной с монет-пятаков, с касторкой. Заниматься его лечением при-
ходилось и мне. Я была связной — носила партизанам в тайгу
продукты и медикаменты, стирала и гладила им белье.
Потом партизаны перешли в Никольск-Уссурийский, а Ивана
пришлось положить в больницу. В это врелля белые подняли мя-
теж, искали Ивана, но найти его нигде не могли. В больнице в
каждой палате белые поставили японцев, чтобы они следили, нет
ли среди больных Ивана Корфа. В палате, где лежал Иван, лежали
десять офицеров. У японца спросили: «А что вы хотите Корфу
сделать?» Японец положил винтовку и разговорился: «Это самый
вредный большевик, мы его — тэнь! — и расстреляем!» А у Ивана
был именной наган, подаренный ему партизанами. Иван говорит
японцу: «Подойди ко мне». Он подошел. «А ты хочешь Корфа ви-
деть?» Тот помялся, видно, хотел взять винтовку, но Иван успел
убить его, а сам выпрыгнул из окна второго этажа. Медсестры
спрятали его в ледник. Там он просидел до вечера, когда сестры
прибежали и сказали: «Иди куда хочешь, иначе мы погибнем все.
Врача уже убили из-за тебя». Иван подался к реке Суйфун. Там
он нашел дырявую лодку, сел в нее, а доплыв до середины реки,
стал тонуть. И все-таки он выплыл, даже несмотря на то, что одна
рука была перевязана, и направился в Девичий монастырь. Был
холодный апрель месяц. Хотелось спать, но, если уснуть, можно
замерзнуть, и тогда конец. Дошел все-таки до монастыря, а там
оказались партизаны. Обрадовались ему: «Корф! Значит, ты жи-
вой! Ну тогда и мы живем».
Через некоторое время к отцу пришел человек с запиской, в
которой Иван просил дать коня. Почерк будто Ивана, но надо бы-
ло проверить. Коня отец дал, а меня направил в село Вассианов-
ку, где в это время должен был находиться Иван, скрываясь в до-
ме Шкраба. Со мной пошла жена Боровы — Евдокия, ей тоже хо-
66
телось узнать, где находится ее муж. Идем, а сами не знаем, ку-
да. Пошли по следу коня (а я этот след хорошо знала) и с трудом
к вечеру добрались до места. У двора нас встретил молодой муж-
чина. Это был сам Шкраб. Он меня знал, пригласил нас зайти в
дом. Иван был здесь с двумя партизанами. Он рассказал мне о
всех своих приключениях, и на следующий день я вернулась до-
мой. Через три дня мне нужно было идти в Каменку, нести парти-
занам продукты и деньги. Недалеко от Снегиревки я оглянулась —
сзади шел отряд японцев. Но у меня ведь продукты и одиннадцать
тысяч денег. Я взяла в руки раскисшие ботинки и пошла босиком
по болоту, а японцы пошли по дороге. Вышла я к речке, а она у
берегов растаяла и разлилась. Встал вопрос, как перебраться че-
рез нее. Побродив по берегу, наломала веток деревьев и по ним
перебралась на другой берег. Когда дошла до Каменки — опять
речка, широкая, бурливая, и рядом никого нет. А когда я шла по
сопке, то видела, что двое мужчин пилили лес, третий сидел око-
ло них на бревнах. Я поняла, что это партизаны. Надо перебрать-
ся через речку, но как? Нашла я два бревна, положила через реч-
ку. Привязала ношу за спину и по бревнам переползла. Нашла лю-
дей, которых видела с сопки. Один из них был Иван. И опять но-
вое задание. Всего не опишешь, где была. Куда пошлют, туда и
шла. Косы у меня были большие. Я ленту, бывало, в косы вплету
и иду к японцам. Они меня рисовой кашей угощают, песни рус-
ские поют, довольны, что гостья пришла. А я все узнаю, что надо,
и убегу. С белыми было как-то легче, они любили поболтать, а
мне того только и надо. Но в последнее время меня все-таки кто-
то выдал, и мне пришлось жить в поле с грудным ребенком (в
1921 году).
Мой брат Михаил был развитым, политически образованным
человеком. Он раньше учился в Пскове в политической школе.
Много он сделал для Советской власти. Снабжал партизан про-
дуктами, но, главное, пропагандировал Советскую власть, учил
партизан разбираться в политике, разучивал с ними революцион-
ные песни.
Работал он в губернском исполнительном комитете и учился на
горного инженера. За три месяца до окончания учебное заведе-
ние его почему-то закрыли. Это было во Владивостоке. А Михаил
был самоучка и дошел до инженера.
За партизанскую деятельность Михаила много раз арестовы-
вали. Бывало, японцы свяжут ему руки назад и держат так, но
развязывая несколько дней, требуя, чтобы он сказал, где находит-
ся Иван. А потом развяжут и скажут, чтобы шел и искал брата, а
если не найдет, то чтобы принес бумагу от сельсовета каждого се-
на, подтверждавшую, что он не видел брата.
Много сил души своей братья отдали в борьбе за Родину.
67
М. М. САЛЕНКО
ЭТО ЗАПОМНИЛОСЬ ВЕТЕРАНУ
На окраине города Артема в Приморье, в конце одной из ти-
хих улиц под сопкой стоит чистенький домик. Летом в его пали-
саднике красуются циннии, пламенеют георгины. Живет в этом до-
ме бывший красный партизан Степан Дмитриевич Гаврилюк.
После окончания гражданской войны в Приморье Степан Дмит-
риевич много лет работал председателем Кневичанского сельсо-
вета, организовал в селе коммуну имени Анисимова, по ночам со-
бирал чоновцев, вместе с чекистами преследовал в тайге кулацкую
банду, был председателем коммуны в селе Угловое.
Хоть не часто, я навещаю старика. Ему пошел уже девятый де-
сяток. Но Степан Дмитриевич хорошо помнит многое из своей бо-
гатой событиями жизни.
— Где и с кем, Степан Дмитриевич, пришлось биться в годы
гражданской войны?
— Врагов хватало. Как японские захватчики выступили 4—5 ап-
реля 1920 года, наш отряд (им командовал Андреев) двинулся к
Хабаровску. Отряд составляли рабочие Зыбунного рудника (ныне
город Артем) и крестьяне из сел Кневичи, Кролевцы, Угловое. На
станции Бикин мы встретились с отрядами И. П. Шевчука. Вместе
с ними громили японцев и белогвардейцев. Отбили сорок вагонов
боеприпасов и весь груз отправили по рекам Бикин и Уссури на
Амур, где создавалась Народно-революционная армия Дальнево-
сточной республики.
В конце лета нам было дано задание: всем партизанам из юж-
ного Приморья вернуться в свои села и действовать в тылу у бело-
гвардейцев и японцев.
Приказ есть приказ. Вместе со мной в село Кневичи вернулись
односельчане Моисей Кича, Антон Еремич, Ульян Левченко. Мы
создали подпольную партизанскую дружину. Избрали ревколл.
В дружину вошли также Василий Прудкогляд и Кирилл Шелемех.
Всей нашей работой руководил старый коммунист Федоров-Минак.
Действовать приходилось в трудных условиях, соблюдать кон-
спирацию. Неосторожность могла погубить все дело. По дорогам
рыскали белогвардейские каратели. В Зыбунах и на разъезде
Озерные Ключи стояли японцы. Они устроили полигон на кресть-
янских сенокосах. Там целый день гремела артиллерийская пальба.
А возле особняка управляющего Зыбунным рудником, на пло-
щади, обнесенной высокой металлической сеткой, с утра до вече-
ра раздавались яростные крики «банзай!». Это японские солдаты
проводили турниры штыкового и рукопашного боя.
На мне лежала доставка партизанам продовольствия и под-
68
держка с ними связи. Жил я в селе в своем доме. Как-то, погру-
зив на телегу продукты, я замаскировал их сеном, положил сверху
пилу и топор, посадил рядом жену, и мы поехали в лес. Все обо-
шлось благополучно. Нагрузив на повозку дрова, тронулись в об-
ратный путь. Подъехали к дому и видим: по двору прогуливаются
два белогвардейских офицера. Детей нигде не было видно. (По-
том мы нашли их: они под кровать забились от страха.)
Получилось, что, пока мы ездили в лес, село заняли каппелевцы.
От неожиданности я не успел ничего сказать жене. Но Дарья
сама догадалась, что надо делать. Подойдя к офицерам, сказала:
— Здравствуйте, господа офицеры. Что же вы стоите во дворе?
Заходите в дом, отдохните.
Услышав приветливое приглашение хозяйки, офицеры заулыба-
лись и пошли вслед за ней в хату.
Я же тем временем быстро распряг лошадь и повел ее в сарай.
Но там уже стояли лошади офицеров. Корова бродила по двору:
ее выгнали. Всюду валялось разбросанное сено. Его брали с чер-
дака для офицерских лошадей. У меня дрогнуто сердце: на чер-
даке, под сеном, спрятана моя винтовка! Неужели нашли?!
Поднялся на чердак. Из-под сена еле заметно выглядывал при-
клад. Ни в сарае, ни во дворе никого не было. Только на улице
около ворот стоял казак. Я схватил винтовку, завернул в попону и
зарыл поглубже в ясли — кормушку для лошадей. Сверху прикрыл
навозом и объедками.
«Лошади — не свиньи, рыться в навозе не станут», — подумал я.
А после, выбрав удобный момент, я перепрячу винтовку в более
надежное место. А в голове только и мысли: вдруг нашли, но не
подают вида, следят. Волновало и другое: в кладовке лежали меш-
ки с сухарями для партизан. Как их переправить? А вдруг обыск?
Офицеры поселились в доме. По утрам они уходили в штаб.
Около ворот дежурил казак. Он больше интересовался улицей.
Иногда дремал, сидя на скамейке. Этим я и решил воспользо-
ваться.
Погрузив на телегу мешки, закрыл их брезентом, завалил на-
возом и, посадив сверху детей, поехал со двора. Открывая воро-
та, сказал казаку:
— Вот почистил навоз после офицерских лошадей. Хочу вы-
везти на свое поле.
Казак сам должен был чистить навоз, но ленился. И поэтому
обрадовался:
— Во, паря! Ты, вижу, хозяин. Ить не пошел к красным, а де-
лом занимаешься. Это хорошо!
— А кто же мне будет кормить детей? — я постарался подде-
латься под тон казака.
— Так, паря, так. Поезжай!
Переехал я речку. Детей ссадил, завернул в лес. Подбежали
4 За советский ДВ
69
двое, помогли перевернуть телегу, забрали сухари.
А дня через два-три прибегает кролевецкий мальчишка. Весь
в пыли, вспотел, запыхался. Со мной говорить не стал, спросил
Дарью. Она была на огороде. Мальчуган поговорил с ней и ушел.
Офицер это видел, спрашивает жену:
— Что за пацан? О чем говорил?
У Дарьи лицо озабоченное, грустное.
— Это сын моей крестной. Заболела. Просит белье постирать.
— Ну и что же? Крестной надо помочь.
— Да вот и думаю, что надо. Да живет-то она в другом селе.
Как детишек на весь день бросить? Муж мой — плохая нянька.
Если мне поехать на подводе и взять их с собой, так лошадь дур-
ная, боюсь.
— Тогда поезжай с мужем.
Это было нам как раз на руку. Запряг я лошадь, бросил в рыд-
ван ворох сена, детей посадил, жену, и мы поехали.
Крестная, разумеется, ничем не болела. Там ждал меня комис-
сар Федоров-Минак. Я получил от него задание для дружины. К
вечеру мы вернулись домой.
— Ну как? — поинтересовался офицер. — Помогли крестной?
— Как же! Помогли. Я ведь сама кролевецкая. Покликала под-
руг. И наговорились, и дело сделали.
Офицер был доволен: ведь все было сделано по его совету.
Лето в том году стояло жаркое. Горячий ветер иссушил травы
на лугах. Надо было спешить с сенокосом. Да и овес уже созревал.
А каппелевцы все стояли в селе. Мешают работать. 400 человек
расквартировано в крестьянских избах. Пьяные казаки пристают к
женщинам, дебоширят на вечерках, разгоняют молодежь. По ули-
цам ходят часовые. Кругом заставы. От села до разъезда протянут
к японцам телефонный провод.
Как избавиться от нежданных гостей?
Комиссар Федоров-Минак поручил партизанскому отряду Ми-
хаила Анисимова выкурить белогвардейцев из села. Бой в селе за-
тевать нельзя: будут жертвы среди населения. Действовать надо
с хитростью.
В глухом месте, куда не заглядывала белая разведка, наша
дружина построила переправу через реку Батальянза.
Операция началась часа в четыре утра, когда еще предутрен-
ний туман прикрывал землю. Через реку переправилось около 50
кавалеристов из отряда Анисимова и 100 пеших партизан из отря-
да Феоктиста Жамского.
Вступив в село, партизаны открыли стрельбу поверх крыш. Это
был в то же время и сигнал для дружины. Телефонный провод,
соединявший с японцами, перерезали. Во всех концах села, в пе-
реулках и на огородах забухали берданы, раздались оглушитель-
ные взрывы самодельных гранат. Крики «ура!» сливались в общий
70
гул. А ложные команды производили впечатление, что на село на-
ступают многочисленные отряды партизан.
Психическая атака удалась. Сонных каппелевцев охватила па-
ника. Вскакивая с постелей, они метались, не зная, что делать.
Офицеры первые показали пример. Они бросились в сторону
разъезда (к японцам). За ними хлынуло беспорядочной толпой
остальное «воинство». Оружие, лошади, военное имущество — все
было брошено.
Впрочем, некоторые не успели выскочить на улицу и попрята-
лись в погребах и подвалах. Их крестьяне передали партизанам.
Впоследствии почти все пленные вступили в партизанский отряд.
Бежавшие из села беляки опомнились только тогда, когда над
сопками поднялось солнце. Из ольховых кустов со стороны разъ-
езда раздались по селу редкие винтовочные выстрелы.
А в это время партизаны, сделав свое дело, уходили в сопки.
На двадцати крестьянских подводах везли захваченные трофеи.
Вм.есте с отрядом шагали и пленные.
Белогвардейцы через несколько дней все же вернулись. Они
заняли окраину села со стороны разъезда. Окопались, огороди-
лись колючей проволокой. Но вскорости, боясь нового налета пар-
тизан, снялись и совсем ушли из села. Много было случаев в бое-
вой жизни, а этот вот запомнился.
В. С. ЧИБИЗОВ
ПАРТИЗАНЫ СУЧАНСКОЙ ДОЛИНЫ
В декабре 1917 года в г. Хабаровске собрался 3-й Дальневос-
точный съезд рабочих и солдатских депутатов, который утвердил
исторической важности политический документ — предложенную
большевистской фракцией декларацию, призывающую население
Дальнего Востока создавать Советы рабочих, солдатских и кресть-
янских депутатов.
Получив материалы съезда, исполком Сучанского рудничного
Совета рабочих депутатов принял решение провести соответству-
ющую разъяснительную работу среди рабочих-шахтеров и кресть-
ян Фроловской и Владимиро-Александровской волостей. Партий-
ная организация рудника выделила группу агитаторов-большеви-
ков. Первым из них в январе 1918 года прибыл в село Казанку
Г. С. Локтев. На собрании граждан села он подробно рассказал о
работе съезда Советов и призвал сельчан избрать сельский Совет
крестьянских депутатов.
Председательствующий, обращаясь к участникам собрания, ска-
зал:
4*	71
— Ну что же, граждане, вроде все ясно. Будем голосовать...
Но в этот момент поднялся местный кулак Симонов и заявил:
— Вот здесь говорили, надо избрать свою сельскую Советскую
власть. А какая она, эта власть? Кто ее знает? Мы кто? Мужики-
хлеборобы, землю обрабатываем. У нас и есть своя земская
власть. И выбирали мы гласных — мужиков почтенных, хозяйствен-
ных в волостное правление, в уездную земскую управу... Мне ду-
мается, неплохая власть, пусть она и останется...
По рядам сидящих пошло перешептывание. Тогда Г. С. Локтев,
не торопясь, достал из внутреннего кармана пиджака небольшую,
аккуратно сложенную бумагу, развернул ее и, обращаясь к соб-
ранию, зачитал решение Ольгинской уездной управы, которая
предлагала «населению избрать сельские и волостные Советы и
передать им власть, а также организовать крестьянскую Красную
гвардию для защиты Советов».
Это сообщение окончательно убедило сомневающихся серед-
няков в необходимости создать местный Совет.
Большинством голосов собрание решило избрать в Казанке
сельский Совет крестьянских депутатов на следующем собрании.
К выборам тщательно готовились, потому что когда еще в марте
1917 года в Казанке выбирали сельский Совет, то в его состав по-
пали кулаки и их подпевалы. Они всячески тормозили работу, про-
пускали только те решения, которые были на пользу сельским бо-
гатеям. Не решался такой важный для бедняков и середняков воп-
рос, как передел пахотной земли и лугов, с тем чтобы каждый жи-
тель села, независимо от возраста, получил равный надел.
Собрание граждан села Казанки по организации нового сель-
ского Совета и выборам депутатов было проведено в первых чис-
лах февраля 1918 года. Проходило оно бурно. За каждую из вы-
двинутых кандидатур шла упорная борьба.
Результаты голосования подтвердили: ни один кулак или под-
кулачник не прошел в Совет. Депутатами сельсовета были избра-
ны старожилы села, граждане уважаемые, трудолюбивые, не имев-
шие в своих хозяйствах батраков, активные общественники.
Хочется назвать их поименно. Это были Алексей Анисимович
Дунаев, Михаил Игнатьевич Баранов, Иван Иосифович Бензик, Кон-
стантин Миронович Казимиров, Ефим Артамонович Колесников,
Аким Иванович, Иван Миронович и Емельян Миронович Косницкие,
Анисим Моисеевич Мечик, Петр Дмитриевич Тринцуков.
На первом заседании Казанского Совета крестьянских депута-
тов председателем исполкома был избран Алексей Анисимович
Дунаев. Секретарем Совета стал Константин Петрович Тринцуков.
На этом заседании было принято два важных решения:
1. Провести передел всей пахотной земли и сенокосных угодий,
находящихся в личном пользовании граждан села. Передел про-
извести поровну на всех взрослых и детей независимо от пола.
72
2. Организовать Казанковскую волость.
Но не суждено было казанковцам осуществить эти решения.
Помешали враги Советской России.
В конце октября 1918 года в южном Приморье в деревне
Хмельницкое появился первый небольшой партизанский отряд под
названием «Комитет по подготовке революционного сопротивле-
ния контрреволюции и интервенции».
Председателем комитета был избран учитель Н. К. Ильюхов
(д. Хмельницкое), его заместителем — учитель Т. А. Мечик (д. Се-
ребряная).
На призыв комитета рабочие рудника, крестьяне в селах и де-
ревнях стали создавать боевые дружины самообороны. К началу
декабря в Сучанской долине их уже было десять. 15 декабря
1918 года в казанковской школе состоялось собрание. На этом со-
брании казанковцы организовали дружину в количестве 20 чело-
век.
21 февраля 1918 года комитет созвал в селе Фроловке съезд
представителей всех боевых дружин самообороны и партизанских
отрядов Сучанской долины, на котором был избран вместо коми-
тета Совет восстания.
Получив донесение об этом съезде, начальник колчаковской
милиции, находившийся на угольных шахтах, направил отряд с за-
данием захватить участников съезда.
Прибыв во Фроловку, белогвардейцы окружили здание во-
лостного Совета, но там никого уже не было. Участники съезда,
предупрежденные о готовящемся налете белогвардейской мили-
ции, своевременно перешли на окраину села и выставили надеж-
ную охрану. Каратели не стали задерживаться во Фроловке. Воз-
вращаясь на рудник, колчаковцы решили отдохнуть в Казанке.
Этим воспользовалась казанковская боевая дружина. Она захва-
тила весь отряд белогвардейской милиции, разоружила его, ото-
брала лошадей.
По случаю боевого успеха в Казанке состоялся митинг граждан
с участием членов Совета восстания, партизанских отрядов сел
Казанки и Фроловки. На митинге партизаны приняли присягу на
верность Советской власти. Этот день для партизан Казанки стал
началом боевых действий против белогвардейцев и интервентов.
В конце декабря 1918 года колчаковцы начали массированные
боевые действия против партизан в южном Приморье. В Сучан-
скую долину отправился карательный отряд генерала Смирнова.
Заняв Казанку, Смирнов приказал казакам согнать мужиков в шко-
лу. Он потребовал, чтобы они сдали оружие, выдали партизан и
указали их базу. Для устрашения собравшихся тут же в школе он
подверг пожилых крестьян избиению шомполами и нагайками. Но
никто из согнанных в школу крестьян не выдал ни одного парти-
зана и не указал, где и у кого находится оружие.
73
Взбешенный Смирнов приказал привести арестованного, кото-
рый находился в школьном сарае под усиленной охраной. Это был
Иван Никифорович Полунов, местный крестьянин. Возвращаясь с
охоты, он заметил белогвардейского конного разведчика и пы-
тался спрятать винтовку в придорожной копне соломы, но не ус-
пел. Белогвардеец настиг его и держал под прицелом до подхо-
да отряда белых. Как только Полунов приблизился к столу, гене-
рал набросился на него:	#
— Где взял винтовку?!
— Моя. Принес с фронта, — ответил Полунов.
— Куда ходил с винтовкой?
— На охоту ходил.
— Врешь! В партизанском отряде был! Где база отряда?!
— Не знаю, — спокойно ответил Полунов.
Ни крики, ни угрозы не помогли. Полунов стоял, как каменный,
и молчал.
— Расстрелять его, негодяя! А его отца выпороть нагайками! —
закричал генерал.
Белогвардейские казаки вывели И. Н. Полунова из школы и,
отведя метров на триста, расстреляли. А в это время в школе, на
виду у всех, пороли его отца — Никифора Прокофьевича Полуно-
ва. Это были первые жертвы колчаковского террора в Казанке.
Прошло полтора года, в бою с японскими интервентами в селе
Шкотово 5 апреля 1920 года погиб второй сын — Александр Ники-
форович, третий сын — Прокофий Никифорович — погиб вскоре
после окончания гражданской войны, во время восстановления
рудничного хозяйства.
В начале апреля 1919 года казанковцы пережили еще одно
большое горе. Трагически погибли при перестрелке с колчаков-
цами Т. А. Мечик и его адъютант В. А. Гульков. Их похоронили
вместе с И. Н. Полуновым. Так образовалась братская могила.
Провожая в последний путь дорогих товарищей, партизаны
клялись не выпускать из рук винтовки до полного изгнания интер-
вентов, разгрома белогвардейцев и восстановления Советской
власти в Приморье.
Весной 1919 года казанковская боевая дружина участвовала в
составе сводного Сучанского партизанского отряда под командо-
ванием Эмиля Либкнехта в бою за освобождение от белогвардей-
цев волостного села Владимиро-Александровского. Здесь парти-
заны потеряли боевого командира-интернационалиста. Похорони-
ли Эмиля Либкнехта в селе Казанке с воинскими почестями в брат-
ской могиле.
В конце мая 1919 года рабочие-шахтеры Сучанских угольных
копий объявили политическую забастовку, которая продолжалась
около двух месяцев.
В первые дни забастовки на совместном совещании рудничной
74
партийной организации и стачечного комитета с участием пред-
ставителя ревштаба Сучанской долины было принято решение
обратиться к крестьянам с призывом поддержать забастовку шах-
теров, оказать материальную помощь их семьям. Решено было
провести совместный митинг представителей крестьян Фроловской
волости и рабочих-шахтеров, участников забастовки. Местом соб-
рания избрали Казанку.
На митинге выступили представители ревштаба, стачечного ко-
митета, а от крестьян — коренной житель Казанки Петр Дмитрие-
вич Тринцуков. Обращаясь к участникам митинга, он сказал: «Това-
рищи шахтеры! Начинайте забастовку. Кончайте работу, не бойтесь,
что семьи ваши будут голодать. Наша хата — ваша хата. Ведите к
нам ваши семьи. Они будут у нас жить, пока не кончим Колчака
и не прогоним интервентов. Вот наше вам крестьянское слово».
На другой день с восходом солнца представители сел и дере-
вень Фроловской волости встречали гостей у околицы Казанки.
П. Д. Тринцуков, имея семью из 10 человек, первым принял к
себе шахтерскую семью — мать и троих детей. С этого дня дол-
го двигались подводы с семьями рабочих-шахтеров в Казанку,
Фроловку, Сергеевку, Хмельницкое, Серебряную и Гордеевку.
17 июня 1919 года в Казанке, в полевом штабе, разместившем-
ся в большом пятистенном доме сбежавшего из села кулака, ко-
мандующий партизанскими отрядами Приморья С. Г. Лазо провел
совещание командиров партизанских отрядов Ольгинского уезда.
На этом совещании командиры получили приказ о начале большо-
го наступления партизан.
3 ночь на 22 июня 1919 года партизаны под командованием
С. Г. Лазо разгромили гарнизоны американских, японских и китай-
ских интервентов, занимавших стокилометровую полосу вдоль
рудничной узкоколейной дороги от станции Фанза до станции
Озерные Ключи на Сучанской ветке Уссурийской железной доро-
ги. В разгроме интервентов на рудничной железной дороге при-
нимала участие и казанковская партизанская дружина в составе
сводного отряда под командованием Н. К. Ильюхова.
Прошло две недели. Американские и японские интервенты ре-
шили нанести ответный удар партизанам, прорваться через Казан-
ку в Сергеевку и захватить в плен С. Г. Лазо и делегатов прохо-
дившего там съезда трудящихся Ольгинского уезда.
Получив сообщение о движении американцев, партизанские
отряды Ф. А. Петрова-Тетерина, И. С. Лебедева-Коробкова и
В. П. Владивостокова, который командовал казанковским отрядом,
заняли подступы у села Казанки.
3 июля здесь развернулся упорный бой. Продвижение интер-
вентов было остановлено. На помощь американцам прибыли с
рудника японцы с артиллерией. Установив пушки на Казанковском
перевале, интервенты начали прямой наводкой расстреливать село.
75
После первых трех выстрелов загорелось большое красивое зда-
ние сельской школы, которую казанковцы построили на свои
средства и своими силами шесть лет тому назад.
Артобстрел продолжался, горели крестьянские дома и надвор-
ные постройки.
Н. К. Ильюхов, командовавший в этом бою сводным отрядом,
позднее вспоминал: «Густой дым окутал всю деревню. От летнего
зноя, дыма и огня пожаров партизаны буквально задыхались, но
продолжали отстреливаться, стойко удерживая деревню».
Однако силы были слишком неравные, и перед закатом солнца
партизаны оставили Казанку. Тогда американские интервенты с ди-
ким ревом ворвались в село. Они облили керосином не затрону-
тую днем часть школы, поджигали крестьянские дома. Схватив
слепого старика Иосифа Ерченко, бывшего лесничего, расстреляли
его. Таков был один из многих «подвигов» ^американских интервен-
тов в годы гражданской войны на советской земле. Долго стоял в
воздухе над Казанкой терпкий запах пожарища.
Летом 1919 года командование колчаковских войск решило изо-
лировать партизанские отряды от городов и крупных сельских на-
селенных пунктов, тем самым лишив их продовольственной базы.
Уже к сентябрю того же года почти во всех поселках Сучанской
долины были размещены колчаковские гарнизоны.
Партизаны развернули активную пропаганду среди колчаков-
ских солдат, привлекая их на свою сторону. В Казанке связными
между партизанами и колчаковцами стали местные крестьянки
Харитина Андреевна Дунаева (жена председателя сельсовета) и
ее замужняя дочь Клавдия Николаевна Гулькова.
Но нашелся предатель и выдал их.
Полковник, командовавший гарнизоном в селе Казанке, при-
казал арестовать группу солдат, намеревавшихся перейти к парти-
занам. Их пороли шомполами, жестоко пытали, затем — расстре-
ляли.
Мужественные женщины также были арестованы. Их подвергли
жестоким пыткам и допросам. Но они молчали. Тогда разъярен-
ные каратели-колчаковцы свалили полуживых мучениц на телегу,
увезли к морскому берегу и сбросили с высокой скалы на камни.
Все годы гражданской войны партизаны опирались на крепкий
тыл. В каждом селе или деревне крестьяне всегда старались на-
кормить партизан. Отсюда из деревень шло в отряды пополнение.
Связь с населением поддерживалась постоянно. Ревштаб, учиты-
вая заботу населения, направил осенью 1919 года небольшие груп-
пы партизан в помощь крестьянам для уборки хлеба. Одна из та-
ких групп работала на полях Казанки.
В ночь на 9 октября белогвардейский отряд под командованием
колчаковца Никиты Симонова, сбежавшего кулака из Казанки, за-
хватил юных партизан на хуторе, где они отдыхали после работы.
76
Утром следующего дня на глазах отцов, матерей и односельчан
все захваченные белогвардейцами были расстреляны из пулемета
за околицей села, у рудничной дороги.
После ухода карателей крестьяне похоронили в братской мо-
гиле своих земляков-партизан: М. И. Баранова, Д. И. Бензика,
Ф. С. Косницкого, П. Е. Косницкого, И. Е. Полунова и рабочих-шах-
теров: Г. М. Амбросимова, В. К. Бикинеева, братьев Е. Г. и
М. Г. Фурмановых.
Совершенные колчаковцами кровавые преступления не спасли
их от разгрома в Сучанской долине. Колчаковский гарнизон, нахо-
дившийся на угольном руднике, очень скоро узнал правду о кро-
вавых событиях в Казанке. Солдаты начали искать возможности
для установления связи с рабочими-шахтерами. Ревштаб создал
среди солдат гарнизона группу вожаков, способных возглавить
восстание.
В ночь на 2 декабря 1919 года восстал 33-й полк колчаковского
гарнизона на Приморских государственных угольных копях. На-
чальник гарнизона полковник Фролов и одиннадцать близких к
нему белогвардейских офицеров пытались подавить восстание, но
не успели. Пулеметчик, солдат Иван Федорович Передов, опере-
дил их. Когда белогвардейские офицеры приблизились к казарме
полка, Передов открыл по ним шквальный огонь из пулемета.
400 восставших солдат, вооруженных винтовками и пулеметами,
перешли на сторону партизан.
Через два дня в селе Фроловке был создан 1-й Дальневосточ-
ный Советский полк, объединивший партизан Улахинской и Сучан-
ской долин и бывших колчаковских солдат 33-го полка. Это было
отмечено большим митингом, в котором участвовали крестьяне
Фроловки, Казанки, Краснополья и Новицкого, а также перешед-
шие на сторону революции солдаты.
Представитель партизанского ревштаба первое слово предо-
ставил Алексею Анисимовичу Дунаеву, старому крестьянину де-
ревни Казанки, пользовавшемуся уважением всех граждан Фро-
ловской волости.
В борьбе с врагами народа Алексей Анисимович потерял сы-
на Петра, убитого американцами возле деревни Суражевки, зятя
Власа Гульнова, погибшего в бою у деревни Унаши, жену Харити-
ну Андреевну и дочь Клавдию. Старый патриот нашел в себе силы
и мужество выступить на митинге. Он взял в руки хлеб-соль и,
обращаясь к бывшим колчаковцам, сказал:
«Братья и товарищи! Крестьяне приветствуют своих вчерашних
врагов, а сегодня — революционных борцов за власть Советов!»
В январе 1920 года под напором мощного наступления парти-
занских отрядов и удара с тыла, нанесенного восставшими рабо-
чими и солдатами Владивостокского гарнизона, колчаковская
власть в Приморье рухнула.
77
Насильно мобилизованные в белую армию солдаты перешли на
сторону партизан. Уцелевшие белогвардейские офицеры, фельд-
фебели и унтер-офицерские недобитки из казачьих и деревенских
кулацких сынков бежали в Маньчжурию.
1-й Дальневосточный Советский полк вступил в Шкотово. К не-
му присоединился местный колчаковский гарнизон, перешедший
на сторону Советской власти.
Несмотря на присутствие в Дальневосточном крае японских
интервентов, в Приморье наступила мирная передышка. Сельские
большевики южного Приморья использовали ее прежде всего
для укрепления местных советских органов. На первом заседании
действовавшего легально Казанковского сельского Совета кресть-
янских депутатов был окончательно решен земельный вопрос, по-
становление по которому было принято еще в феврале 1918 года.
Земельные участки и угодья бежавших из села кулаков включа-
лись в общий земельный фонд села. Кулацкие усадьбы, дома и
надворные постройки поступили в фонд сельского Совета. Сель-
скохозяйственные машины и орудия были переданы вновь органи-
зуемому общественному машинопрокатному пункту.
Казанковцы дружно провели весеннюю посевную кампанию
1920 года. Все яснее становилась тяга крестьянства к коллективиз-
му, взаимопомощи в труде. Так, семьям партизан, пострадавшим
от белогвардейцев и иноземных интервентов, была оказана по-
мощь семенами, тягловой силой. Им помогли и рабочей силой:
на делянках работали десятки добровольных помощников.
Казанка и близлежащие села были выделены в Казанковскую
волость. Теперь село Казанка стало волостным административным
центром. Возвратившиеся домой молодые партизаны организовали
культурно-просветительный союз молодежи. Председателем его
избрали начальника волостной милиции, молодого коммуниста
Михаила Казимирова. Молодежь оборудовала в одном из домов
клуб, организовала драмкружок. Начала проводить трудовые вос-
кресники.
Мирная передышка продолжалась меньше четырех месяцев.
Японские интервенты нанесли вероломный удар по революцион-
ным войскам, находившимся в гарнизонах Приморья. В ночь на
5 апреля 1920 года интервенты открыли орудийный огонь по ка-
зармам Шкотовского гарнизона. За несколько часов было убито
и ранено более 400 красногвардейцев и красных партизан. Тех,
кто остался живым и не успел скрыться, интервенты захватили в
плен и несколько суток держали без пищи и воды.
6 апреля граждане села Шкотово похоронили убитых в брат-
ской могиле. Здесь навечно остались лежать партизаны села Ка-
занки Мирошниченко Василий Иванович и Полунов Александр
Никифорович.
Через год, в мае 1921 года, интервенты организовали во Вла-
78
дивостоке белогвардейский мятеж и привели к власти буржуаз-
ное «Временное приамурское правительство» во главе с капита-
листами братьями Меркуловыми.
По всему Приморью прокатилась волна протестов рабочих,
служащих и крестьян против интервентов и организованного ими
буржуазного правительства. Протестовали и крестьяне села Ка-
занки. 18 июня 1921 года во Владивостоке в газете «Рабочий» бы-
ло опубликовано решение общего собрания граждан Казанки:
«Село Казанка Ольгинского уезда. Требуем вывода каппелев-
цев и семеновцев из городов и восстановления власти Приморско-
го областного управления».
Съезд земских гласных Казанковской волости 25 июня в той же
газете опубликовал заявление:
«Обсудив сообщение о захвате Владивостока и его окрестнос-
тей изгнанными из Советской России паразитами трудовых масс и
предателями народной воли... съезд казанковских волостных зем-
ских гласных, верных неизменным стремлениям пролетарских масс
всего мира к торжеству власти труда и права трудящихся распо-
лагать своей судьбой, заявляем:
1. Для нас не существует власти Меркуловых и К0, наших ис-
конных врагов-угнетателей.
2. Съезд казанковских земских гласных признавал и признает
в Приморье только власть, созданную Народным собранием При-
морской области, — Областное управление ДВР, подчиненное
центральной власти, избранной Учредительным собранием Даль-
невосточной республики...»
Штаб партизанского военного района, находившийся в деревне
Мельники Казанковской волости, выполняя указание Приморской
большевистской организации, приступил к формированию парти-
занских отрядов и дружин.
Первым в июне был организован комсомольско-молодежный
диверсионный отряд «Железная рота». Комсомольская организа-
ция села Казанки направила своих членов в этот отряд. Секретаря
ячейки Мишу Казимирова партизанский штаб отозвал в деревню
Мельники для работы по разведке и связи с партийным подполь-
ем на угольных копях. Это он привел в Мельники в распоряжение
партизанского штаба распропагандированный рудничной партий-
ной организацией и перешедший на сторону партизан каппелевский
отряд конной разведки.
Сельские комсомолки по примеру казанковских героинь-парти-
занок Харитины Андреевны Дунаевой и ее дочери Клавдии вели
разведку и служили связными между партизанами и солдатами
белогвардейских гарнизонов. Особенно полезные данные о гарни-
зоне каппелевцев, размещенном в селе Казанке, собрали для пар-
тизан комсомолки во главе с секретарем ячейки Марией Мечик.
В канун 5-й годовщины Великой Октябрьской социалистической
79
революции объединенные силы Народно-революционной армии
ДВР и партизанских отрядов южного Приморья разгромили бело-
гвардейцев и изгнали интервентов с родной земли.
ВОЗМЕЗДИЯ НЕ ИЗБЕЖАЛ
Снабжение партизанских отрядов продовольствием зависело от
состояния экономики крестьянских хозяйств, количества посевных
площадей и полученного с них урожая.
Вот почему еще в феврале 1919 года Революционный штаб
партизанских отрядов Сучанской долины создал чрезвычайную
тройку по обеспечению весеннего сева. Ревштаб обратился к кре-
стьянам с призывом:
«Весна 1919 года — это первая весна нашего восстания за дело
Советов. Пусть эта весна будет и первой весной борьбы за парти-
занский хлеб. Засеем все поля. Создадим запасы хлеба в зоне
восстания».
Климатические условия в 1919 году в Сучанской долине в При-
морье благоприятствовали сельскому хозяйству. Несмотря на то,
что весна была ранняя, таяние снега в сопках прошло нормально.
Ночные заморозки сдерживали сток воды в долину. В результате
не было наводнения, часто случающегося весной в этих краях.
Летом дожди выпадали своевременно, что обещало хороший уро-
жай зерновых, овощей и картофеля.
Партизаны, у которых не оставалось дома мужчин, получали
временные отпуска для пахоты, сева и уборки урожая.
Из отрядов выделялись рабочие команды, которые направля-
лись в села и деревни для помощи крестьянам и уборки урожая
с кулацких полей, хозяева которых переметнулись на сторону вра-
гов революции.
Одна из рабочих команд в количестве 12 партизан была на-
правлена в село Казанку. Днем партизаны работали в поле, а на
ночь, в целях безопасности, уходили из Казанки на хутор — к ко-
рейцам, арендовавшим там участок земли.
В ночь на 9 октября 1919 года после ужина две группы парти-
зан, вооружившись палками с крючками, пошли багрить рыбу. В
эти октябрьские дни ежегодно кета поднимается вверх по горным
речкам на нерест.
Одна группа из трех партизан, которую возглавил И. И. Бара-
нов, направилась вверх по реке Сица в сторону деревни Хмель-
ницкое, а другую в составе пяти человек повел Д. И. Бензик вниз
по течению к устью, где Сица впадает в реку Сучан.
Видимо, получив от предателей точные данные о месте ночев-
80
ки партизан, убиравших хлеб в Казанке, начальник колчаковского
гарнизона на Сучанском руднике решил захватить всех их живыми.
Поздно ночью на правом берегу Сицы появился конный отряд
колчаковцев во главе с унтер-офицером Симоновым Никитой, ка-
занковским кулаком, присоединившимся к белогвардейцам.
Выйдя из Лохматого ключа, Симонов в целях маскировки по-
вел свой отряд против течения реки в сторону деревни Хмельниц-
кое. Но, пройдя версты три, повернул отряд в обратную сторону.
Там, перейдя на левый берег речки, направился на рысях к корей-
скому хутору, расположение которого он отлично знал с детства.
Не доехав до хутора, колчаковцы спешились с лошадей и ко-
роткими перебежками подступили к фанзе, где ночевали партиза-
ны, окружили ее и захватили спящими М. И. Баранова, П. Е. Кос-
ницкого, Ф. С. Косницкого и Е. И. Полунова.
В другой, соседней фанзе, находились без оружия казанковские
парни, принимавшие участие вместе с партизанами в уборке хлеба.
Симонов арестовал и их.
Только один выстрел успел произвести партизанский часовой.
Этот выстрел спас партизан, ловивших рыбу между хутором и де-
ревней Хмельницкое. «Услышав этот выстрел, — писал в своих вос-
поминаниях И. И. Баранов, — мы прекратили лов рыбы и, приняв
меры предосторожности, подошли по кустам к хутору. Заметив
белогвардейцев, решили не открывать огонь по ним, так как мог-
ли перебить своих».
Утром, как только рассвело, Симонов приказал связать руки
арестованным партизанам и, избивая их нагайками, погнал в Ка-
занку.
Как только ввели арестованных в село, крестьяне стали выхо-
дить из домов и толпой шли вслед к школе, куда прикладами бе-
ляки гнали партизан.
Тем временем, пока Симонов выводил свой отряд колчаковцев
из Лохматого ключа, по проселочной дороге от рудника к Казан-
ке двигался и другой отряд белогвардейцев. Командовал им Ко-
валев Григорий, тоже казанковский кулак, сбежавший вместе с Си-
моновым к колчаковцам.
Выехав на Казанковский перевал, Ковалев направил отряд к
речке Сучан. И здесь, у устья Сицы, захватил пятерых партизан:
Д. И. Бензика из Казанки и четырех рабочих-шахтеров с Сучанских
угольных копей: Г. М. Абросимова, М. Г. Фурманова, Г. М. Фурма-
нова и В. К. Бикенева.
Ковалев со своим отрядом белогвардейцев также привел арес-
тованных в Казанку. Партизаны шли в мокрой одежде: белогвар-
дейцы заставили их перейти речку вброд в одежде.
Увидев среди арестованных партизан Данилу Бензика, родите-
ли его послали ему с сестрой школьницей сухую одежду. Но кол-
чаковец из конвоя не разрешил ей подойти к берегу. «Все это, —
81
сказал он, — пригодится скоро, чтобы в гроб ему положить».
Оба белогвардейских отряда объединились. Прошло часа два-
три, арестованных вывели из школы, и окружив их, по команде
Симонова отряд двинулся к дороге на рудник, предварительно
пригрозив казанковцам: «Если пойдете дальше, будем стрелять».
Выйдя за околицу, в пятистах метрах от школы, где начинается
дорога на рудник, Симонов на глазах отцов, матерей и односель-
чан подверг жестокой порке партизан, а затем, построив их в ше-
ренгу на поляне, расстрелял из пулемета.
Но не все партизаны были сразу убиты пулеметной очередью.
Партизан Федор Косницкий, неожиданно сделав резкий рывок,
побежал и уже добежал до лесочка. Все думали, что он скроется
в зарослях у речки, но Симонов догнал его на коне и в упор за-
стрелил из нагана.
С горки у школы люди с ужасом смотрели, как расстреливали
молодых партизан.
От банды отделился белогвардеец и галопом поскакал к шко-
ле. Здесь, обращаясь к многочисленной толпе, сказал: «Не взду-
майте хоронить в братской могиле. Все равно разметаем ее во
все стороны!» — и поскакал обратно.
Как только колчаковский отряд скрылся за перевалом, огром-
ная толпа, стоявшая у школы, бегом направилась к месту расстре-
ла. Некоторые партизаны, еще теплые, лежали с раскрытыми гла-
зами. Вскоре подъехали подводы, и родители забрали тела своих
мертвых сыновей.
Через два дня состоялись похороны павших партизан. Хоронили
всех на казанковском кладбище в братской могиле, где уже поко-
ились герои-партизаны Т. А. Мечик, И. Н. Полунов, А. И. Дунаев и
Э. Либкнехт. Помня угрозу колчаковцев, могильный холмик сде-
лали небольшой. Чтобы не забыть святое место, во время похорон
одна из женщин скрутила в жгут две ветви молодой акации и ска-
зала: «Пусть останется память. Люди потом найдут по этой метке
братскую могилу». Вокруг подлинной могилы насыпали несколько
таких же могильных холмиков.
На похоронах расстрелянных партизан присутствовали прибыв-
шие члены революционного штаба партизанских отрядов долины,
был в полном составе Казанковский партизанский отряд с коман-
диром Н. К. Ильюховым, все жители села Казанки, родные парти-
зан-шахтеров, представители рабочих Сучанского рудника, сел и
деревень Фроловской волости.
Шли дни. Не ушел от народного гнева предатель и убийца, бе-
логвардеец Симонов. В ночь на 2 декабря 1919 года на Сучан-
ском руднике восстал весь белогвардейский гарнизон — 33-й кол-
чаковский полк, в котором служил Симонов. Восставшие солдаты
перебили всех офицеров гарнизона, а прапорщика Никиту Симоно-
ва арестовали и привели в партизанский штаб, в село Фроловку.
82
Весть о том, что каратель Симонов арестован, быстро облетела
Сучанскую долину.
Все знали, что готовится суд над этим палачом. Но народ рвал-
ся к расправе над ним. Потребовалось приложить большие усилия,
чтобы удержать крестьян от самосуда.
Революционный трибунал, созданный 4 декабря при 1-м Даль-
невосточном Советском полку, приговорил прапорщика Симонова
Никиту к расстрелу.
Крестьяне не разрешили хоронить его на своем сельском клад-
бище. Специально выделенная команда расстреляла колчаковско-
го карателя в тридцати верстах от Фроловки, в верховьях реки
Сучан в глухом лесу.
И. П. САМУСЕНКО
НАРОДНЫЙ УЧИТЕЛЬ
Родился он в селе Казанке 3 мая 1900 года в семье крестьяни-
на-середняка, окончил сельское двухклассное училище с похваль-
ной грамотой, с мечтой стать учителем и посвятить свою жизнь
благородному делу обучения и воспитания крестьянских детей. Но
на первой беседе директор семинарии не принял его заявление и
в приеме отказал из-за косноязычия, которым страдал Тимофей
Анисимович Мечик. По совету врачей систематически начал он из-
живать недостаток речи и одновременно готовиться к сдаче экза-
менов экстерном на звание учителя начальной школы.
Большую помощь оказали ему в этом учителя и особенно заве-
дующий Казанковским училищем Чередников Петр Матвеевич.
Упорный труд юноши увенчался успехом.
В 1919 году Мечик сдал экзамен за полный курс учительской
семинарии, ему вручили диплом учителя, а Ольгинский уездный
отдел народного образования назначил его в начальную школу
деревни Серебряная в самом верховье горной речки Сицы.
На первой сходке, где председатель сельского Совета пред-
ставил односельчанам нового учителя, крестьяне приветливо встре-
тили Тимофея Анисимовича. Большой лоб, красивое, открытое, во-
левое лицо и карие глаза с ласковой смешинкой делали его обая-
тельным.
Но недолго, только один учебный год проработал он в этой
школе.
Меньше года просуществовала Советская власть в Приморье,
но крестьяне оценили ее как подлинную народную власть, которая
защищала их интересы, давала возможность спокойно жить и тру-
диться.
83
Другой власти они не желали и стали выступать на защиту Со-
ветов. В селах и деревнях появились первые боевые дружины для
самозащиты.
26 октября 1918 года в деревне Хмельницкое был организован
первый партизанский отряд под названием «Комитет по подготов-
ке революционного сопротивления контрреволюции и интервен-
ции». Тимофей Мечик вошел в этот комитет заместителем предсе-
дателя.
Партизаны знали Мечика как человека безупречной честности,
отзывчивого, смелого и инициативного. Он выделялся последова-
тельной принципиальностью. И когда боевые дружины были объе-
динены в Сучанский партизанский отряд, Тимофея Мечика едино-
гласно избрали помощником командира отряда.
В конце марта 1919 года командование Сучанского партизан-
ского отряда начало подготовку к нанесению удара по колчаков-
скому гарнизону в селе Владимиро-Александровском, в низовьях
реки Сучан.
На помощь сучанцам шел Ольгинский партизанский отряд под
командованием Степана Федоровича Глазкова.
Для встречи с ним сучанские партизаны направили свою роту
во главе с Тимофеем Мечиком, который с двумя конными парти-
занами, разведав путь, проскочил вперед и расположился на ок-
раине деревни Унаши до подхода роты, которая, выйдя из дерев-
ни Перетино, неожиданно встретилась с конным разъездом колча-
ковцев и вступила с ними в бой.
В это время со стороны села Владимиро-Александровского в
Унаши вступил другой конный разъезд колчаковцев до 50 сабель.
Белогвардейцы обнаружили Мечика и его партизан и решили за-
хватить их живыми.
Но Тимофей Мечик и его конники, отстреливаясь, устремились
к перевалу, в направлении долины Вангоу. Колчаковцы настигали
наших партизан.
В это время на перевале появился Ольгинский партизанский от-
ряд. Заметив приближающийся кавалерийский разъезд и не по-
дозревая, что впереди скачущих находятся наши товарищи, парти-
заны открыли огонь...
Так, 2 апреля 1919 года, на девятнадцатом году жизни трагиче-
ски погиб Т. А. Мечик, заместитель командира Сучанского парти-
занского отряда.
Погиб человек, беспредельно преданный Советской власти. Ме-
чик обладал исключительными организаторскими способностями.
Он был пламенным оратором и бесстрашным бойцом. Его страст-
ные речи вызывали у слушателей ненависть к белогвардейцам и
интервентам.
Вместе с Т. А. Мечиком погиб и его друг, адъютант, односель-
чанин В. А. Гульков. Его обнаружили недалеко в лесу, куда увлек-
84
ла его лошадь, с простреленной грудью Гульков умер в седле.
Он был скромным человеком, честным, трудолюбивым, хоро-
шим семьянином и активным участником общественной жизни на
селе. После его гибели остались в Казанке жена и дочь.
Т. А. Мечика и В. А. Гулькова хоронили одновременно, обоих
положили в братскую могилу на Казанковском кладбище. В похо-
ронах приняли участие Сучанский партизанский отряд во главе с
командиром Н. К. Ильюховым, делегаты от Ольгинского партизан-
ского отряда и боевых дружин Сучанской долины, крестьяне
села Казанки, делегаты от рабочих-шахтеров с угольных шахт,
представители сел и деревень Фроловской волости.
Провожая в последний путь дорогих людей, верных сынов Со-
ветской власти, выступавшие один за другим клялись не выпускать
из рук оружия до полного восстановления Советской власти в
Приморье. Похороны Т. А. Мечика и В. А. Гулькова закончились
воинскими почестями.
Прошла неделя после похорон Мечика и Гулькова. Партизанам
представился случай нанести сокрушающий удар по белогвардей-
цам.
Колчаковцы, находившиеся во Владимиро-Александровском
гарнизоне, решили очистить от партизан Сучанскую долину. Вы-
ступив из Владимиро-Александровского и не встретив партизан,
белогвардейцы заняли первый населенный пункт — деревню Уна-
ши.
После небольшого отдыха колчаковцы двинулись дальше,
вверх по долине. Неожиданно у деревни Перетино их встретили
огнем объединенные силы Сучанского и Ольгинского партизанских
отрядов. После 10-часового боя с колчаковцами партизаны пере-
шли в наступление и, буквально наступая на пятки белых, заняли
с ходу село Владимиро-Александровское. Это была первая боль-
шая победа партизан над колчаковцами в Ольгинском уезде.
ЭМИЛЬ ЛИБКНЕХТ
Среди героев партизанской войны в Приморье интернациона-
лист Эмиль Либкнехт занимает особое место. В период первой им-
периалистической войны он был офицером германской армии. К
войне относился отрицательно. В беседах с партизанами говорил:
— Не было у меня причин для борьбы против солдат России.
Они такие же люди, как и я, как все трудовое население Земли.
Подобная оценка империалистической войны и привела Либ-
кнехта к добровольной сдаче в плен.
Великая Октябрьская социалистическая революция застала его
85
в Сибири, в лагерях для военнопленных и оказала решающее влия-
ние на всю последующую жизнь бывшего немецкого офицера.
С начала гражданской войны Либкнехт принял в ней активное
участие на стороне революции. В Иркутске был создан интернацио-
нальный отряд, и Эмиль Либкнехт возглавил его. В декабре
1917 года в городе произошел контрреволюционный мятеж юн-
керов. Он был подавлен Красной гвардией под командованием
Сергея Георгиевича Лазо. В составе действующих воинских сил был
и интернациональный отряд. Позже этому отряду вместе со всеми
другими советскими частями пришлось отступить с боями на вос-
ток нашей Родины.
Участник иркутских боев с юнкерами Андрей Герасимович Че-
баков, знавший Э. Либкнехта, рассказывал:
«На станции Невер Либкнехт расформировал свой отряд. Как
сейчас помню, он говорил бойцам о том, что роспуск не означает
конца борьбы с врагами и что борьба вступает в новый этап. В
конце марта 1919 года я встречал Либкнехта в качестве командира
повстанческого отряда партизан; он принимал участие в боевых
схватках с колчаковцами в низовье реки Сучан. В своей памяти
храню образ человека большой воли, дисциплины и обаятельного
собеседника».
В феврале 1919 года во Владивостоке появился Э. Либкнехт,
военнопленный офицер германской армии с документом Между-
народного Красного Креста с поручением проявлять заботу о не-
мецких военнопленных, находящихся в России. Он начал заводить
знакомства с находившимися во Владивостоке офицерами-интер-
вентами. С одним японским штабным офицером он настолько
сблизился, что часто вместе бывали повсюду и даже сфотографи-
ровались на память.
Так Эмиль Либкнехт обеспечил себе второе прикрытие. Одно-
временно стал часто посещать Владивостокский Красный Крест,
где он не только знакомился с работой Красного Креста, интере-
совался, нет ли среди арестованных немецких военнопленных, но
и оказывал помощь продуктами арестованным, находившимся в
специальном лагере и в местной тюрьме.
Здесь он познакомился с девушкой, скромной и активной обще-
ственницей Красного Креста. Это была подпольщица, коммунистка
с 1917 года Зоя Павловна Станкова. Убедившись, что она именно
тот человек, который ему нужен, он раскрыл ей себя и просил
указать ему пути перехода в партизанскую зону.
С помощью подпольной партийной организации 3. П. Станко-
ва обеспечила Эмилю Либкнехту выезд в Сучанскую долину, где
находился штаб партизанских отрядов.
Уезжая из Владивостока, на память о себе Э. Либкнехт подарил
3. П. Станковой фотокарточку, на которой он снят с японским офи-
цером.
86
В начале марта 1919 года из Владивостока Либкнехт прибыл в
село Фроловку, как тогда говорили, «партизанскую столицу» с за-
пиской от Саковича, бывшего командующего Спасским фронтом
в 1918 году.
В штаб был вызван командующий партизанскими отрядами Ни-
колай Кириллович Ильюхов. Председатель ревштаба Илья Василь-
евич Слинкин познакомил его с Либкнехтом, тут же показал за-
писку Саковича.
После заседания ревштаба состоялась беседа Ильюхова с Либ-
кнехтом в доме крестьянина Степана Напреевича Ошитка. В его
доме был телеграф, почтовое отделение, и здесь жили сотрудники
партизанского штаба и гости. Либкнехт охотно рассказывал о се-
бе. До мировой войны он работал в Китае в составе военного ат-
таше Германии. Человек с большим кругозором, он продолжал в
Китае пополнять свои знания, стремясь глубже познать историю,
культуру и язык китайского народа. Работник аппарата военного
атташе больше напоминал собою ученого китаеведа, чем офицера.
Он замечательно знал китайский язык. Часто декламировал китай-
ские стихи и охотно переводил содержание их на русский язык.
Высокие военные качества Либкнехта были известны членам
ревштаба Михаилу Титову (Гоголеву), Николаю Иванову и редак-
тору нашей партизанской газеты Клавдии Ивановне Жук-Макаро-
вой. Все трое были на Забайкальском фронте. «В борьбе с атама-
ном Семеновым, — говорили они, — Либкнехт — командир интер-
национального отряда — проявил себя с самой лучшей стороны».
Ревштаб назначил Э. Либкнехта командиром партизанского от-
ряда. Вместе с командующим Н. К. Ильюховым он направился в
деревню Екатериновку и там принял командование Сучанским пар-
тизанским отрядом. В отряде было 400 штыков и 20 сабель. Бок о
бок с отрядом Либкнехта находился 2-й Ольгинский партизанский
отряд под командованием Степана Глазкова.
С первых дней он почувствовал себя нужным, а бойцы видели
в нем авторитетного и достойного командира. Был Эмиль средне-
го роста, крепыш, очень подвижный и инициативный. В любой об-
становке он не забывал следить за собою — всегда был чисто вы-
брит. На военных совещаниях командного состава — подтянут. Как
командир воинского соединения строг к подчиненным в строю, от-
личался высокой дисциплиной и являл собой пример поведения
каждому бойцу. В минуты отдыха интересовался состоянием лич-
ного оружия, и беда тому, у кого в стволе винтовки грязь и нагар.
Такого бойца он умел «разделать» на людях. Белогвардейцы, ис-
пытавшие на своих спинах организованную силу трудящихся, заго-
ворили о том, что в руководстве партизанами находятся знающие
военные, а вскоре уже узнали имена партизанских командиров, и
среди них Эмиля Либкнехта.
Партизаны и сельские жители почувствовали в Либкнехте сво-
87
его человека. Строгий в военной обстановке, он в свободное вре-
мя совершенно преображался. Бывало, возьмет в руки гармонь,
вокруг него собираются бородатые партизаны, парни и девушки...
Пойдут песни, танцы, пляски...
Эмиль Либкнехт вообще был интересным, приятным собесед-
ником. Несмотря на сильный немецкий акцент, говорил он по-рус-
ски достаточно хорошо, чтобы его вполне понимали собеседники.
О России он всегда отзывался с уважением. Особенно отмечал ду-
шевность, простоту, гостеприимство нашего народа.
— У вас широкая натура, прямые вы люди, — говорил Эмиль.
Гордился он тем, что вместе с русскими рабочими и крестья-
нами борется под знаменами Октября за Советскую власть.
— Хорошо начали русские революцию, — говорил Эмиль, — у
нас, в Германии, будет то же!..
Партизанские отряды Ольгинского уезда блокировали бело-
гвардейский гарнизон генерала Волкова в селе Владимиро-Алек-
сандровском. Каких только каверз не устраивали белогвардейцам
Либкнехт и тогда же назначенный командиром одной из рот отря-
да Федя Тетерин-Петров, впоследствии герой Волочаевки. Сме-
лость, дерзость и остроумные боевые операции обоих восхищали
и изумляли партизан, разжигали их боевой пыл.
Но вот на море появились корабли интервентов, на них нахо-
дились колчаковцы-десантники. Партизаны вынуждены были снять
блокаду белогвардейского гарнизона и бросить свои силы к берегу
моря. Бой с десантниками длился почти трое суток. Силы были не-
равными. Партизанам пришлось отступить. В этом тяжелом бою
Эмиль Либкнехт проявил себя человеком исключительной храброс-
ти и распорядительности. В ходе боев в бухте Находка у сопок
Брат и Сестра партизаны под командой Либкнехта заняли село
Владимиро-Александровское. Здесь-то совершенно вне боевой об-
становки оборвалась жизнь партизанского командира. Было это
так. Два бойца, недавно принятые в ряды партизан, занялись ма-
родерством. С жалобой на них пришли к Либкнехту крестьяне. Во
время разбора недостойного поступка этих бойцов Либкнехт, че-
ловек горячий, стукнул прикладом японского карабина о пол. С
предохранителя соскочил затвор... произошел выстрел, пуля по-
пала в подбородок Либкнехта.
Трагическая смерть Эмиля Либкнехта болью отозвалась в
сердцах его боевых друзей и товарищей, всего населения солнеч-
ной Сучанской долины. В сопровождении почетного караула
тело Эмиля было отправлено в «партизанскую столицу» — село
Фроловку. Недолго он был в нашей долине, но и в это короткое
время успел снискать себе горячую любовь партизан, шахтеров,
крестьян. По предложению председателя ревштаба Ильи Василье-
вича Слинкина было принято решение похоронить Эмиля Либкнех-
та в деревне Казанке в братской могиле тоже трагически погибших
88
2 апреля 1919 года у деревни Золотая Долина одного из организа-
торов «Комитета по подготовке революционного сопротивления
контрреволюции и интервентам», бывшего помощника командира
партизанского отряда по политчасти, учителя Тимофея Анисимо-
вича Мечика и его адъютанта Власа Артемьевича Гулькова.
На проходивших в деревне Казанке со всеми воинскими по-
честями похоронах Эмиля Либкнехта редактор партизанской га-
зеты Клавдия Жук-Макарова вместо прощальной речи над могилой
прочла с большим чувством стихотворение партизана-поэта Кости
Рослого «Сражен ты ударом судьбы роковой...»
Ф. И. ЧУРАЕНКО
НЕ ТОЛЬКО ШТЫКАМИ
18 июня 1987 года Антону Никитичу Яременко (Ирину, Омель-
ченко...) исполнилось бы сто лет.
С четырех лет познав горечь полного сиротства, еще мальчиш-
кой пошел в батраки. Двухклассную железнодорожную школу
станции Фастов на Украине окончил только к пятнадцати годам.
Был под Киевом путевым обходчиком, конторщиком на железной
дороге, восемнадцатилетним парнем сдал экстерном за гимназию.
Подрабатывая уроками, к дню своего 25-летия получил диплом
об окончании Томского учительского института, сам напросился
преподавателем в городское училище Петропавловска-Камчат-
ского...
Летом 1905 года Антона вместе с другими путейцами позвали
на митинг. Там он услышал речь инженера Г. М. Кржижановского,
возглавлявшего Киевский стачечный комитет. Сердцем принял
правду, высказанную другом и соратником В. И. Ленина.
Участие в забастовке, лишь по вине соглашателей-меньшевиков
не переросшей в вооруженное восстание. Жандармские обыски,
аресты за распространение марксистской литературы, листовок.
Увольнение с железной дороги по известному «пункту № 3» («ра-
бота в том же ведомстве запрещается»). Угроза общего провала.
Товарищи советовали скрыться за границу или в Сибирь. Он вре-
менно затаился, уехав в Томск.
Каким учителем был Антон в Петропавловске, говорит одна де-
таль. Десятки лет царизм ссылал «смутьянов» на Камчатку. Яре-
менко же за революционную работу в канун мировой войны был
выслан губернатором в обратном направлении — с Камчатки. Не-
бывалый до того случай. Допек начальство!..
Еще черточка характера в биографии. Летом 1918 года бело-
5 За советский ДВ
89
чешские жандармы с хорватскими милиционерами, набранными из
кулаков и подкулачников, по приказу контрреволюции прочесыва-
ли сопки. Налетели на пасеку, рядом с которой Яременко и его
друзья накапливали оружие для будущих партизан. При обыске
нашли только охотничью берданку. Все-таки жандармы хотели
под конвоем увести вожака уездных большевиков в село Влади-
миро-Александровское, в свой штаб. Антон Никитич заверил их,
что сам туда явится следом за ними. Хорватовцы из местных под-
твердили, что знают учителя, слову его надо верить. Тут появились
у пасеки четверо незнакомцев. Жандармы ускакали. Передав тай-
ный склад оружия надежным людям, Яременко («Товарищи, я же
дал слово») пошел в уездный центр, где вместе с тремя другими
большевиками был арестован.
...Начало мая 1919 года. Позади долгие месяцы холодного и
голодного существования в камере Владивостокской тюрьмы. Пол-
года подпольной работы на Первой Речке под Владивостоком то-
же позади. За это время он с товарищами собрали и переправили
из города тайными тропами в восставшие села немало оружия,
медикаментов, проводили к партизанам тысячи рабочих бойцов.
Жена Яременко, Ираида Васильевна, бывшая в подполье одной
из связников, родила сына и надолго выбыла из числа ходоков в
таежную «глубинку».
...Разгулявшийся к вечеру шторм отогнал «Призрак», патруль-
ный катер колчаковцев, к Владивостоку, заставил ощеренную пу-
леметами посудину укрыться в бухте Золотой Рог.
Ночью шторм сменился крутой зыбью. А Яременко и другим
мореходам двух рыбацких шаланд позарез нужен был юго-запад-
ный ветер, нужны хорошо надутые паруса, чтобы успеть пересечь
Уссурийский залив до рассвета.
Высадились у заимки Сухановых. Здесь проводники уже не раз
пережидали светлое время суток. Уголок побережья, обжитый се-
мейством бывшего вице-губернатора, долго не вызывал у бело-
гвардейцев подозрений. Контрразведчики не знали, что после ги-
бели от рук интервентов младшего сына Кости, председателя Вла-
дивостокского Совдепа, Анна Васильевна Суханова считала своим
долгом давать пристанище и стол тем, в ком угадывала Костиных
товарищей по делу. Делу, не совсем ей понятному, но благород-
ному, иначе Костя за него не отдал бы жизнь.
Под вечер другие рыбаки переправили их через бухту к Пет-
ровке — большому селению Ольгинского уезда, где стоял парти-
занский отряд Сосиновича.
— Считайте, ребята, что мы дома. — Яременко с трудом под-
нял на плечи свою часть ноши — мешок английских гранат.
Если кто и был почти дома, так это Гринихи. Отец и мать их
переселились на юг Приморья еще в 80-е годы XIX века. Братья
родились в Ольгинском уезде.
90
...Владимиро-Александровское, куда они спешили, — центр гро-
мадного, до Императорской (сейчас Советская) Гавани Ольгинско-
го уезда. Нет в этих краях второго села, к какому Яременко так
привязался бы душой.
Дневник за май 1919 года сохранил признание: «Во Владимиро-
Александровском трудно работать: шпионаж, уголовщина, пьян-
ство». Уголовщина — еще мягко сказано. Бандитизм. О том, что
будет нелегко, они знали наперед, но для Гринихов эта земля —
колыбель, а для Яременко — долина позднего счастья. Здесь, в
28 лет, он женился на Ире Курдюмовой, ради него оставившей в
Киеве уютную городскую квартиру и родных. В здешнем высше-
начальном училище Антон Никитич преподавал русский язык, сло-
весность, географию, ремесленное дело. А учителей ничто так не
привораживает к земле, как сотни учеников, которыми можешь
гордиться: Саша Гриних — один из них.
Любимого своего Никитича ребята встретили с радостью. Мно-
го месяцев они возили учителю во Владивостокскую тюрьму пись-
ма-исповеди, продуктовые передачи, к праздникам — букеты цве-
тов от девчат. Самого же Яременко ученики не видали почти год,
соскучились. Он отмахиваться от вопросов не умел, старался отве-
тить.
— Помните, Антон Никитич, как вы в церковь пришли?
— Вот все ахнули! Не были, не были, и вдруг...
— Кто вам поручил туда сходить?
— Поручать, Паша, было некому. Сам понял: надо. И пошел.
Вспоминает Антон Петрович Нюнько, один из учеников
А. Н. Яременко по Владимиро-Александровскому:
— В начале марта 1917 года прихожане удивились крайне. Все
успели привыкнуть, что Антон Никитич в дни молебнов уходил в
школьные мастерские строгать, пилить, клеить — любил трудиться.
Столярничать умел, как сумеет мало кто из крестьян.
Однажды увидели-таки Яременко в церкви. Стоит у паствы на
виду, не молясь, оглядывается, словно кого-то ждет. Старший свя-
щенник Лапин тянул проповедь, косясь на новоявленного «прихо-
жанина». Они с Никитичем в некотором роде «коллеги»: поп в учи-
лище вел уроки закона божьего. Повадки друг друга знали.
Как только священник умолк, Яременко взошел на амвон.
Прихожане опешили. Лапин хотел было сдвинуть его с возвыше-
ния, да как это сделать? Не драться же. Учитель поднял над голо-
вой пачку каких-то бланков. Как и всюду, на почте работали быв-
шие ученики Яременко. Они, пожалуй, и раздобыли для него ко-
пии важных телеграмм.
— Раз батюшка свое закончил, скажу я. Два дня начальник
почты с начальником уезда скрывают от вас государственные те-
леграммы из Петрограда. Товарищи трудящиеся! Граждане! Знай-
те: тирания низвергнута! Деспотизм, душивший Россию, пал!
91
Медленно и погромче, чтобы глухие бабки слышали, начал
читать высочайший манифест об отречении. Бабуси запричитали:
— Господи, как же без царя? Такого еще не бывало...
Рассказ Нюнько дополнил другой ученик Яременко, тоже быв-
ший партизан, внук ссыльнопоселенца Ивана Криксы, старожил
Владимиро-Александровского Макар Антонович Крикса:
— На тот момент в церкви был подполковник Краснорепов,
начальник Ольгинского уезда, с несколькими помощниками. Услы-
шав голос Яременко, жандармы готовились учителя схватить. Ан-
том Никитич подал бумагу Краснорепову: мол, сам обнародуй.
Начальник глянул — телеграммы те вслух читать не стал, молча
вернул их Никитичу и, втянув голову в плечи, покинул храм.
Продолжает А. П. Нюнько:
— После обеда народ сошелся к волостному правлению: жда-
ли новостей. Пришли чины с начальником уезда. Митинг опять же
открыл Яременко. Понятно, и этого ему никто не поручал, сам
взялся. Сказал энергичную речь: наконец можно и нужно будет
народу добиться настоящих свобод, о которых мы все так долго
мечтали.
Крестьянин Горбачев прямо на митинге заставил Краснорепова
отвязать от мундира золотые погоны — в минуту подполковника
«разжаловали».
На второй день — новый сбор, уже во дворе высшеначаль-
ного училища, без бывших царских властей. Зато с участием ко-
рейских революционеров, скрывавшихся в Приморье. Кроме Яре-
менко выступило и несколько корейцев...
В 1917 году удивительно рано, к 10 марта, закончились за-
нятия в училище. Торопливо выдали аттестаты, испорченные Лапи-
ныаа — старший священник понаставил отличникам двоек по закону
божьему. Предав анафеме всех, кто повернулся спиной к престо-
лу, благочинный сбежал во Владивосток. Исчезли куда-то многие
учителя.
Почти все ученики класса, выпущенного в марте 1917 года, ста-
ли революционерами. Назовем лишь два имени из сорока двух.
Сын расстрелянного колчаковцами коммуниста, командир пар-
тизанского отряда Андрей Андреевич Крыжановский-младший.
Партизанский связист-разведчик, затем участник всех военных
действий, какие выпали на долю его поколения: отпор белокитай-
цам в 1929 году, Хасан, Халхин-Гол, Великая Отечественная война,
подполковник в отставке Антон Петрович Нюнько. (Кстати сказать,
именно через подразделение Нюнько московский Центр поддер-
живал связь с Рихардом Зорге, вплоть до завершающих радио-
грамм «Рамзая» о том, что на Дальнем Востоке Япония в 1941 го-
ду не выступит.)
Председателем исполкома Ольгинского уезда Антон Никитич
стал в 30 лет (июнь 1917 года). С того времени в исполкоме ор-
92
ганизаторско-воспитательная деятельность вышла на первый план.
Вот одна страничка из журнала протоколов:
«2 июля. Исполком утвердил порядок торговли частных заве-
дений: в будни — с 8 часов утра до 8 часов вечера с необязатель-
ным перерывом на обед; в праздники питейным не торговать] Пе-
ред тем несколько дней комиссия исполкома с представителями
солдат, матросов, потребительских обществ проверяли, сколько
муки, крупы, других продуктов спрятали в чуланах лавок богатые
торговцы. Мешки в ходе рейда опечатаны. Установлены твердые
цены. Спекулянты предупреждены, что попытки нажиться на обл\а-
не трудящихся будут немедленно пресечены...»
Работа в исполкоме, партийные и кооперативные дела отнимали
много времени. Но больше всего сил забирала школа.
Еще студентом в Томске в 1909—1912 годах, затем преподава-
телем словесности на Камчатке Яременко продумал введение сети
доступных народу трудовых школ. Летом 1917 года при Времен-
ном правительстве, когда его избрали председателем уездного
исполкома, показалось, что час школьной реформы настал. Он об-
народовал план превращения Владимиро-Александровского выс-
шеначального училища в школу нового типа — одну для зачина.
Ученикам опостылела система, построенная на зубрежке, они под-
держали перестройку школы. Поддержал и педсовет, в котором
наряду с учителями были посланцы крестьян. Состоял в нем и Бо-
рис Васильевич Туболов — глава родительского комитета.
Казалось бы, вопрос решен, переходи к делам. Однако учите-
лей старой школы новшества испугали. Прогрессивная молодежь
потребовала от Б. В. Туболова созвать общее собрание родителей.
Там отчаянно поспорили — дело-то новое. Неприятие перемен
учительница Михайлова откровенно объяснила так:
— Кому работать в новой школе? Нам. А из нас, кроме Яре-
менко, никто не знает ручного труда. Мне поздно переучиваться,
да и душа не лежит. Мужу моему — тем более.
Голосуя за новую школу, родители учеников советовали во-
влечь в преподавание таких мастеровых людей, как слесарь Го-
релов, кузнец Земцов, столяр Иванов. Лидер «консерваторов»
Дубков поставил вопрос ребром: «Яременко или мы». Созвали
высшую сельскую власть — сход. Общество выслушало обе сторо-
ны. Судя по протоколу, который велся тем же Б. В. Туболовым,
молодая учительница Анна Елисеевна Лукьяновская на сходе ска-
зала:
— Дубков не может мириться с новым, Яременко — со ста-
рым. Антон Никитич растит свободных учеников и никому не про-
щает грубого обращения с ними. На уроках Дубкова дисциплины
нет, на уроках Яременко она образцовая: он поддерживает поря-
док не принуждением, а убеждая каждого. Успеваемость и дис-
циплину на занятиях Антону Никитичу помогает обеспечивать са-
93
моуправление школьников... Словом, хотите иметь свободных
граждан с нужными для жизни и труда знаниями, хотите вырас-
тить своих детей умельцами с умными руками и чистой совес-
тью — держитесь за Яременко. Хотите получить из школы рабов,
бездарных чинуш с пустыми головами—держитесь за Дубкова...
В протоколе есть реплика Антона Никитича: «Борьба идет не
столько между старой и новой школой, сколько между старым
и новым устройством всей жизни». Селяне вспомнили эти слова,
когда из Петрограда пришла весть об Октябрьской революции.
И первая народная трудовая школа жила, учила по-новому! Ее
закрыли не раньше, чем учащиеся разъехались на каникулы, а весь
восток России охватило белым мятежом.
В начале февраля 1919 года владимиро-александровцы перевя-
зали колчаковских милиционеров, разоружили их, захватили
оружейный склад в уездном центре. Пустили в ход и винчестеры,
берданы, винтовки, схороненные неподалеку от пасеки еще до
ареста А. Н. Яременко.
Запас оружия позволил влить в дружину, которой командовал
А. А. Крыжановский, молодежные отряды из Екатериновки, Ми-
хайловки и Голубовки, приведенные дедом Гаврилой Пикой и учи-
телем Лукой Матвеевичем Репой.
Объединенный отряд в сотню ружей устроил засаду на доро-
ге Перетино — Унаши, по которой наступали из города Сучана ка-
ратели. Сто против двухсот штыков, против пулеметов, скоро-
стрельных пушек. Силы явно неравные, но партизанские залпы
грянули. Немало солдат упало, многие, бросая оружие, ударились
з панику.
Спас белых от разгрома командир карателей генерал Смир-
нов, легший к пулемету. Ему удалось переломить ход боя. От-
стреливаясь, партизаны отходили на сопку Роговую. Старый сол-
дат и охотник Пика под сильным пулеметным огнем похаживал
вдоль цепи новичков.
— Сынки, не пуляйте в небо, колчаки еще не там. Цельтесь
метче! — И ложился, показывая, как вернее бить врага.
Однако, как признается участник боя М. А. Крикса, необстре-
лянным ребятам было трудно выдержать первую в жизни орудий-
но-пулеметную канонаду. Часть юных бойцов погибла, часть рас-
сеялась по тайге, большинство отошло к Хмыловке. Оставшиеся
на месте боя, когда патроны иссякли, были схвачены.
Генерал приказал: после пыток всех «в расход». Палач из волж-
ских помещиков фон Тирбах пытал их огнем, вбивая гвозди в ру-
ки и ноги, посыпал раны солью. Но Гаврила Пика, Николай Моисе-
енко, Фрол Амяга, Лисица, Кулагин, председатель сельсовета Ва-
силий Грибовский и другие держались мужественно до смертного
конца.
Петра Сергеевича Горбачева схватили, когда потеплело. Схва-
94
тили по доносам попа Инина и училищного мастера Котляра.
Взбешенные хладнокровием крестьянина-большевика, колчаковцы
били Горбачева железным ломом по голове. Петр Сергеевич сло-
ва не проронил на допросах, не просил о пощаде, когда ему вы-
калывали глаза, рвали язык. Бездыханного его бросили в реку.
...Во Владимиро-Александровское вошел хорошо вооруженный
партизанский отряд Степана Федоровича Глазкова.
Гордость Степана Федоровича — взвод учителей. Бойцы взво-
да сражались наравне со всеми, а в часы затишья — на их плечах
политико-воспитательная и культурно-просветительная работа сре-
ди населения: беседы, читки, занятия, товарищеский суд, походные
уроки для неграмотных. Партизанская газета рождалась как руко-
писная: машинки не было, типографии тем паче. Способ размно-
жения простейший: диктовка большому числу писцов. Часа за три
редактор газеты Яременко набирал материала на 30—40 экземп-
ляров.
На освобожденной территории заканчивается подготовка к
I съезду трудящихся Ольгинского уезда.
Рядом со Степаном Федоровичем Глазковылл у коридорного
окна стоял Григорий Лобода из учительского взвода и Антон Яре-
менко.
— Пошли, сядем в свободной комнате, — предложил коман-
дир. — За день намотаешься, ноги гудят.
— А я по партам соскучился, — вздохнулось Лободе.
Степан Федорович передавал новости минуты две. Умеет го-
ворить сжато. Он подтянут, собран — Антону Никитичу такие по
душе.
— Вдоль побережья шныряют японские миноносцы. Колчаков-
ский «Призрак» обстреливает селения и тони рыбаков. На севере
уезда колчаковцы подошли на пароходе к Самарге, прикинулись,
будто муку выгружают. Население сошлось помогать. И тут уда-
рили пулеметы.
— Американские «демократы» ведут себя не лучше колчаков-
цев,— заговорил Григорий Лобода. — Арестовали казначея Фро-
ловского ревштаба Самусенко, отняли двадцать пять тысяч руб-
лей. Схватили старика, посланного партизанами в Народный дом
шахтеров за музыкальными инструментами. Посаженный в колча-
ковский застенок, дед, конечно, погиб.
— Рекламные демократы! — ругнулся Глазков. — Заигрывали
с населением, одежду раздавали, а теперь «угощают» из пулеме-
тов.
Яременко чувствовал: самую важную новость гости приберега-
ют. Когда Глазков умолк, он сказал:
— А теперь говорите прямо: с челл пришли?!
— Завтра после обеда уходим на Новицкое. Задача: обезопа-
сить подходы к месту проведения съезда. Пришли вот определить-
95
ся с Владимиро-Александровским ревштабом. Куда бы вас ук-
рыть?
— Останемся здесь до последнего. Дальние делегаты идут
сюда, многие не знают, что место сбора перенесено в Сергеевку.
Надо встретить, сопроводить. Останемся.
— Разведают белые, что мы снялись, ударят. Хотя бы взвод
учителей давай оставим. Вы с ним поладили, гляжу.
— Справимся сами. Но две просьбы. Уходите ночью, и тихо.
Дайте нам тридцать—сорок винтовок, патронов к ним. И к моему
«всблей-скотту», если найдутся.
— Дадим и револьверных.
— Тогда счастливого пути. Оружие примет Иван Гриних.
— Л вам, товарищ председатель ревштаба, счастливо оста-
ваться. Телефон и телеграф стараниями Антона Нюнько работают
по долине исправно. Есть связь до Петровки и до Ольги. Если
что, зовите, выручим.
Из «Партизанского дневника» за июнь 1919 года:
«Выпущено четыре номера газеты. Расклеенные по улицам лис-
ты крестьяне читали углубленно, обсуждая. Яременко послал к мо-
рю дозоры следить за кораблями белых. Однажды узнали, что у
гражданки Кожиховой ночевал капитан Мартенс. Этот разведчик
приходил, надо думать, неспроста. Следует укрепить позиции
внутри уездного центра, вылавливать агентуру врага, лезущую
отовсюду.
Яременко телефонировал в таежное сельцо учительнице
Лукьяновской. Анна Елисеевна прислала в распоряжение ревштаба
прекрасно вооруженных партизан-корейцев. Некоторые из них
недавно учились у Антона Никитича: Матвей Ким, будущий деле-
гат II конгресса Коминтерна Пак Чин Сун и другие. Подкрепление
помогло наладить круглосуточное патрулирование по Владимиро-
Александровскому и высылать разведгруппы в низовье реки Су-
чан. Американские лазутчики пытались нащупать подходы к уезд-
ному центру, но нарывались на дозоры далеко за околицей».
Между тем работа по созыву I съезда трудящихся Ольгинского
уезда заканчивалась. Подходивших делегатов и съездовское иму-
щество Яременко направлял вверх по реке. Из донесений развед-
ки ревштаб делал вывод: колчаковцы и интервенты знают о го-
товящемся съезде, так что жди от них сюрпризов. Обстрел побе-
режья уже усилился. Численность американских и японских войск
в Сучане выросла на несколько тысяч солдат.
Правда, делегаты прибывали с оружием и за себя могли по-
стоять. Антон Никитич собирал их в боеспособные группы, давал
провожатых и патроны. С последней группой углубились в Сихотэ-
Алинский хребет и члены штаба. Назавтра колчаковцы заняли Вла-
димиро-Александровское, согнали жителей рыть окопы, опутали
колючей проволокой сопку Спасательную в центре села. Боялись.
96
Съезд открылся 27 июня в школе села Сергеевки. Белогвардей-
ские газеты скрепя сердце признавали очевидное: «Крестьянский,
а в сущности же говоря, большевистский съезд. Председательст-
вовали руководители движения».
Председателем съезда избран бывший секретарь Дальсовнар-
кома, член Дальневосточного комитета РКП(б) М. И. Губельман.
Его заместителями — А. Н. Яременко и беспартийный глава Фро-
ловского ревштаба И. В. Слинкин. Назвали съезд уездным, решал
же он вопросы, имевшие значение для области. К примеру, это на
нем С. Г. Лазо утвержден партизанским главкомом Приморья.
Избрав уездный исполком, народный контроль, председателя
ревтрибунала, двух членов облревкома (в Анучино), делегаты после
кратких напутственных слов Губельмана, Яременко, Лазо, Слинкина
поздно вечером 3 июля стали собираться в дорогу.
Секретари съезда Григорий Лобода, Михаил Гоголев (Титов),
Александр Булыга (Фадеев) и Зозуля работали всю ночь. К утру
документы съезда были размножены. Делегаты, члены антипро-
пагандистских групп, получив копии протоколов, уходили по лес-
ным тропам в разные концы уезда. В основном через перевал, на
восток.
И. М. ПЕВЗНЕР
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
Стенограмма, записанная 22 января 1937 года
Когда к нам дошли слухи относительно восстаний, которые
происходят в Ольге, в Тетюхе и в Сучане, я очень хорошо полд-
ню, что Лазо высказывался за поддержку этого движения: «Нам
нужно стать во главе этого движения, руководить им, чтобы оно
шло организованным порядком». Я знал о том, что в партийном
комитете по этому вопросу существуют разногласия, причем пом-
ню, что Лазо мне говорил о том, что товарищ Никифоров не со-
глашался с ним. Он считал, что сейчас не время выступать и т. д.
Я сказал, что Никифоров сидит в тюрьме и не знает обстанов-
ки. Лазо ответил, что несомненно тюремная обстановка несколько
влияет на это дело. Сам я ни разу не присутствовал в партийном
комитете, когда эти вопросы обсуждались. В начале 1919 года, я
не помню точно когда, но это был второй день пасхи, когда я
впервые встретился с Губельманом. Вошел ко мне старик с котом-
кой за плечами, с большой бородой, с палкой в руках, похожей
на посох. О его посещении меня предупредили. Он назвал себя и
сказал, что, видимо, мне нужно будет вместе с рядом других то-
97
варищей покинуть Владивосток. Так как до прихода Губельмана у
меня по этому вопросу был разговор с Лазо, я не удивился. Раз-
говор шел о том, что движение надо поддержать, что сейчас во
Владивостоке много партийной силы, которой, по существу, там
делать нечего, и нужно идти туда. Лазо это поддержал. Помню,
когда Губельман зашел ко мне во второй раз, с ним был Миша
Попов. Мы вместе вышли из Владивостока, поселились километрах
з 20—25 от Владивостока, в тайге, на сопке. Жили там Лазо, Фе-
дор Шумятский, которого мы звали дядя Володя, и Миша Попов,
который потом погиб на фронте. Вышли мы поздно вечером, одну
или две остановки проехали каким-то пригородным поездом, а по-
том пошли пешком. По-моему, Шумятского мы застали там или
он пришел на второй день. Я тогда жил как рабочий-монтер, и в
костюме монтера пошел. У меня была солидная борода, которая
спасала меня во время обыска. Мне тогда было 24—25 лет, а пас-
порт был сорокалетнего, потому что когда Колчак объявил моби-
лизацию 25-летних, мы делали паспорта на 30-летних, когда же
объявили /лобилизацию 35-летнего возраста — мы делали паспор-
та на 40-летних, а человек оставался тот же...
Наш барак был где-то за Седанкой. Жили в этом бараке боль-
шой активной политической жизнью, споров было уйма. Особенно
часто происходили схватки между Губельманом и Шумятским.
Иногда по пустяковому вопросу часа два спорили. И когда страс-
ти накалялись, вмешивался спокойным голосом Лазо.
Были самые фантастические планы: организовать в этом бараке
типографию, печатать здесь листовки, воззвания, прокламации для
Владивостока. Был разговор, чтобы этот барак сделать генераль-
ным штабом для повстанческого движения. По очереди мы ходи-
ли во Владивосток за материалами, сведениями и провизией. Пом-
ню, когда очередь дошла до Лазо, мы категорически возразили
против того, чтобы он пошел в город. Он очень обиделся, возму-
щался, как Лазо вообще мог возмущаться, очень вежливо, мягко
и в то же время очень настойчиво. Помню, мы вынуждены были
его отпустить.
Он говорил, что не видит, почему он должен быть исключе-
нием. Жизнь каждого живущего в бараке одинаково дорога для
революции. Он не считал себя человеком, которого нужно осо-
бенно охранять... На меня тогда произвела большое впечатление
исключительная культурность Лазо. Был он сравнительно молод.
Чувствовалось, что он очень много читал. Он знал не только хо-
рошо Маркса, труды Ленина, но в целом ряде вопросов, которые
почему-либо обсуждались, мы чувствовали его превосходство над
нами. Одно время, не знаю даже почему, появилась мысль о том,
чтобы его из этого барака сплавить. Был разговор насчет того,
что ему нужно отправиться куда-то на пасеку под Никольск-Уссу-
рийский. Я очень хорошо помню, что он оказался превосходным
98
знатоком пчеловодства. Во время работы по устройству нашего
жилища он оказался самым лучшим плотником из всех нас, самым
лучшим столяром. Лазо тяготился своей вынужденной бездея-
тельностью и все время настаивал на том, что мы тут сидим на-
прасно, что нужно во что бы то ни стало двигаться к зародышам
отрядов, начать их организовывать и вести борьбу. Он придавал
очень большое значение разрушению колчаковского тыла. Очень
много говорил о том, что не может Колчак рассчитывать на ка-
кой бы то ни было успех, даже при поддержке интервентов, если
тыл не будет в его руках, если тыл будет все время пакостить ему.
Я сейчас не помню точно, как долго мы жили в этом бараке, но
однажды явился проводник.
...Я помню первую мою встречу с неприятелем. Когда я подо-
шел к селу, названия которого я не помню, там было человек
15—20 уже вооруженных людей, которые сидели дома и ждали,
когда их придут бить, для того чтобы защищаться. Так как у меня
был кое-какой опыт командования по 1917—1918 годам, я стал
командиром этого отряда. Первая наша встреча с неприятелем
была на второй-третий день. Разведка нам донесла, что наступают
американцы с одной из сопок. Как посмотрел я в бинокль, что их
было много, человек 150—200, а нас было сравнительно мало, я
решил не воевать, деревню эту не защищать, уйти из нее кило-
метров на 5—7, обогнуть ту самую сопку, с которой наступали аме-
риканцы, и начать их расстреливать с более высокой позиции. Это
было в мае 1919 года. Видимо, это был первый бой с совершенно
неосознанной, но правильной тактикой партизанской борьбы. Их
много — нас мало. Не принимать лобовых боев, не умирать по
глупому геройству, а принести им как можно больше неприятнос-
тей. Так действительно и получилось: мы заняли сопку, оказались
наверху, американцы недалеко от деревни. Стали обстреливать их,
убили человек 10 и потом ушли. Это было важно и в том отноше-
нии, что нам удалось крестьян, вооруженных жителей этой дерев-
ни, вывести из своей деревни и превратить их в постоянный от-
ряд, который не сидит в деревне. Начали присоединяться из ок-
рестных деревень небольшие, по 2—3 человека, вооруженные
группы. В отряде уже было 60—70 человек. Оставил своего по-
мощника при отряде, сам поехал в штаб центра, который органи-
зовался в Сучане. В штабе я застал Слинкина и других товарищей.
Они мне заявили, что по ту сторону Сихотэ-Алинского хребта, в
районе Анучино, Спасска есть отряды и нет совершенно руково-
дителей. Тогда я и несколько товарищей, фамилий не помню, пе-
ревалили через Сихотэ-Алинский хребет и прибыли в урочище
Анучино.
У нас была установка, что основной удар надо наносить по ли-
нии железной дороги, там проходят воинские эшелоны, воинские
грузы. Поэтому я с согласия товарищей из Анучинского штаба
99
двинулся к железной дороге. Прибыл в село Кронштадтку. Здесь
я застал небольшой отряд, которым командовал Андрей Баранов.
Мы с ним познакомились. Рассказали друг другу о себе, подружи-
лись. Вскоре я стал командиром этого отряда, а он моим помощ-
ником. Были в том отряде рабочие с лесозавода, были и крестьяне
из сел Кронштадтки, Белой Церкви и большого села Свиягино. На
второй-третий день после моего прибытия в Кронштадтку бело-
гвардейцы повели наступление на это село. Это было в июне
1919 года. Мы решили белогвардейский отряд пропустить в дерев-
ню, самим оттуда выйти, вернуться на зиновьевскую дорогу, за-
лечь та.м и, когда белогвардейцы будут возвращаться обратно,
уничтожить их. Операция удалась блестяще. Почти весь отряд бе-
лых был разгромлен. В результате наши партизаны смогли воору-
житься: мы получили японские винтовки и патроны. Кое-кто, осо-
бенно из рабочих, были очень плохо одеты и теперь имели воз-
можность приодеться.
Этот успех поднял наше настроение, и в наш отряд начало при-
бывать все больше и больше людей. Отряды, которые были рас-
положены в окрестных деревнях, приходили и вливались к нам.
Очень многие крестьяне работали в поле, но когда нужно было,
брали оружие и участвовали с нами в боях, что значительно уве-
личивало наши силы. Имея в так называемое «мирное время»
60—70 человек, мы во время боя могли иметь и 100, 150 и 200
человек, в зависимости от того, как быстро мы успевали преду-
предить людей. Нашей задачей было активно заботиться у линии
железной дороги: взрывать поезда, эшелоны, не давать проводить
мобилизацию и т. д.
Проводили и такую тактику. Уговаривали крестьянскую моло-
дежь, которая должна была призываться, самим являться добро-
вольцами в белую армию. Там их одевали, вооружали, и с этим
они возвращались к нам.
Мы наладили крепкую связь с Владивостокским партийным ко-
митетом и с соседними партизанскими отрядами. От партийного
комитета получили задание приступить к взрывам на железной до-
роге, но у нас не было динамита. Нельзя было рвать голыми ру-
ками. Мы знали, что за хребтом на Сучане и в Тетюхе динамит есть.
Мы дали знать туда. Какова была наша радость, когда Ширямов
и Сидоренко принесли на руках нам динамит. Это был исключи-
тельный подвиг. Нелегко было тащить на себе динамит такое рас-
стояние. Мы очень плохо знали, как обращаться с динамитом. Нам
сказали, что надо электромашинный индуктор, чтобы можно было
взрывать на расстоянии. Индуктора мы достать не смогли, решили
действовать без него. На лесопильном заводе мы заказали не-
сколько толстых дубовых ящиков, наполнили их динамитом, в од-
ном месте просверлили отверстие, положили детонаторы и при-
способили ствол берданки для того, чтобы воспламенить этот ди-
100
намит. Чтобы не погибнуть во время взрыва, мы решили использо-
вать телефонную проволоку в качестве «дергалки», как мы тогда
ее называли.
Из Владивостока в Хабаровск должен был как раз проехать
поезд японского командующего генерала Ооя. У нас было боль-
шое желание поймать его. Вышли мы на железную доро-
гу недалеко от разъезда Дроздов© часов в 12 ночи. На
железной дороге вырыли между шпалами глубокую яму. За-
тем заложили фугасы под шпалы, рассчитали так, чтобы расстоя-
ние между фугасами было равно примерно расстоянию между па-
ровозом и несколькими вагонами. Стали выжидать, когда генерал
Оой проедет. На одном фугасе стоял я, на другом Сидоренко.
Терпеливо ждали часов 12. Вдруг передовой кричит: «Едут!» Мы
приготовились рвать. Видим — мчится поезд, два паровоза. Впере-
ди паровоз украшен флажком с японским солнцем. «Ну, — дума-
ем,— будет ему сейчас конец». Дернули — никакого взрыва. Ока-
залось, мы второпях проволоку плохо привязали. Начали обвинять
друг друга, кто в этом деле виноват. Виновных не нашли, все ока-
зались правы, и поезд генерала Ооя проскочил. Не удалось. До-
садно! Решили фугас использовать обязательно. Стали ждать. Меч-
таем, хорошо бы взорвать поезд с оружием, заполучить в отряд
пулеметы. Ждем долго. Стало чуть-чуть зеленеть. Смотрим —
идет поезд с броневым вагоном. Решили рвать. Думаем: раз бро-
невой, значит, обязательно пулеметы. Получше завязали провод,
приготовились. Перед самым паровозом дернули — взрыв, велико-
лепный броневик перевернулся. Из вагонов выбежали солдаты,
растерялись, подняли руки. Проверили — все это была крестьян-
ская молодежь, насильно мобилизованная в колчаковскую армию.
Предложили им отдать нам оружие и отпустили их. В поезде мно-
го было всякого обмундирования. Японские винтовки, патроны, ме-
дикаменты, но пулеметов не было. После этого наш отряд приоб-
рел большую славу в округе. Весть о нас распространилась всюду:
«Броневик взяли». Оделись мы тогда хорошо. Но был все же не-
достаток в винтовках и патронах.
После того как был взорван броневик, мы решили уйти подаль-
ше. Отряд долго был в боях, надо было отдохнуть. Поселились
мы в тайге, недалеко от так называемых немецких хуторов. Борь-
бы не прекращали. Как только враг начинал двигаться к нам, мы
заходили ему в тыл, били его и возвращались обратно к немецким
хуторам. Однажды с небольшой частью отряда человек в 10 я по-
шел в разведку к Яковлевскому тракту. Ничего особенного мы не
обнаружили, вернулись в Кронштадтку, решили отдохнуть немного
и двинуть дальше. Я сидел в крестьянской избе, кушал. Вдруг вбе-
гает старик, хозяин дома, и говорит: «В село пришли американ-
цы — человек 1 2».
Решили установить связь с американцами. Я написал записку,
101
что командир такого-то сводного партизанского отряда хочет го-
ворить с командиром американского отряда. Старик (Рябец) по-
шел якобы искать лошадь. Когда он встретился с американцами,
то снял шапку, низко поклонился и вручил мою записку. Я не шиб-
ко доверял американцам, попросил своих людей, которые были со
мной, залечь в кусты на перекрестке одной улицы, а сам вышел
на середину и стал ждать, пока подойдут американцы. Смотрю,
идет наш старик, что-то объясняет, руками машет, а американцы,
которые до сих пор шли вразвалку, построились и маршем шага-
ют по направлению ко мне. Как только они поравнялись со мной —
сейчас же ружья с плеч и навели их на меня. Офицер их подошел,
сорвал с меня наган, бинокль, кричит что-то по-английски. Я ни-
чего не понимаю. У них оказался переводчик. Начали меня допра-
шивать. Произошел примерно такой диалог:
— Почему вы воюете против американцев?
— Мы же не приехали в Америку против вас воевать, мы же
на своей земле. Вы к нам приехали воевать!
— Это неправда, вы не знаете, чего вы хотите. Почему вы не
хотите установить такую власть, как у нас? У нас президент, а вот
вы не хотите президента. Вы большевики?..
Я этому задористому офицерику стал объяснять, что мы хо-
тим и что ему-то уж незачем вмешиваться в наши дела. Вокруг
нас собираются крестьяне, а десять вооруженных моих товарищей
сидели между тем в кустах и смотрели, что будет дальше. У мо-
его виска все время был кольт американского офицера.
Я обернулся, увидел — недалеко от меня стоит Кононов, моя
правая рука в отряде. Он переоделся в крестьянскую одежду,
стал около офицера, и вижу — держит руку в кармане. «Ну, —
думаю, — если меня убьет, Ефрем обязательно его уложит».
Офицер дернул меня за рукав и сказал своим солдатам: «Ай-
да!» Я тоже скомандовал, чтобы мой «народ» показался из кустов.
Как только партизаны показались с винтовками, американцы рас-
сыпались в цепь, защелкали затворами — приготовились к стрель-
бе.
На нашем правом фланге был Андриевский, очень способный
мальчонка лет 13—14, прекрасный разведчик. Он крутился все
время среди нас, слушал всегда наши планы, беседы и был поли-
тически довольно грамотным. Стрелять еще не начали, стояли
друг против друга с наведенными винтовками. Офицер увидел
мальчонку, очень возмутился.
— Я ведь говорил, что вы изверги, бандиты, заставляете детей
ходить с вами в отрядах!
— А вы попробуйте с этим ребенком поговорить, — посовето-
вал я ему. — Он вам ответит, за что он борется, почему хочет про-
гнать врагов со своей земли.
И вот офицер через переводчика стал задавать мальчонке во-
102
просы. Так как это было на расстоянии шагов 10—15, то он вынуж-
ден был задавать вопросы громко, и тот громко отвечал. Эту по-
литбеседу слушали все американцы. На их левом фланге, против
Андриевского, стоял высокий, здоровенный рыжий американец с
наведенным прямо на него дулом. Минут через пять после разго-
вора Андриевского с офицером вижу — рыжий американец опус-
кает винтовку к ноге, постепенно все солдаты убирают винтовки.
Я тогда скомандовал своим убрать оружие, началась мирная бе-
седа.
Крестьяне поняли, какой оборот приняло это дело, притащили
молоко, хлеб, коврижки всякие, мед. Начали угощать американ-
цев. Американские солдаты вытащили из своих сумок галеты, кон-
сервы. Мы подкатили бревна и, сидя на них, продолжали начатую
беседу. Американский офицер выходил из себя, но ничего не мог
сделать. У переводчика появились тут и земляки, такими друзья-
ми стали — не разольешь. Американцы в знак полного доверия к
нам, когда мы с ними распрощались, взяли винтовки уже не на
плечо, а за плечо и совершенно спокойно пошли.
Уже несколько позже, в августе, часть нашего отряда пошла
в Чугуевку. Когда мы прибыли туда, там были Губельман и не-
сколько командиров других отрядов. Мы устроили совещание. На
этом совещании Лазо не было. Он в это время, как мы узнали,
лежал очень больной в походном лазарете у доктора Сенкевича.
Наше совещание оформило так называемый информационный
штаб, который предполагал оставаться в Чугуевке и держать связь
со всеми отрядами.
Из Чугуевки наш отряд опять пошел к железной дороге и про-
должал свою работу по разрушению тыла.
УЧИТЕЛЬ-БОЛЬШЕВИК
И ПАРТИЗАНСКИЙ КОМАНДИР
Публикацию воспоминаний о В- П. Сосиновиче
подготовил А. Ф. Хортов
Л. В. ДЕМИДЕНКО
...ДОВЕРИЛИ ДЕТЕЙ, ДОВЕРЯЕМ И СЕБЯ
Еще в начале 1918 года в Приморье, зачастую явочным поряд-
ком, крестьяне проводили свои съезды, создавая Советы кресть-
янских, рабочих и солдатских депутатов.
103
Одним из первых в районе, в начале марта 1918 года, был со-
зван такой съезд в селе Петровке (это село являлось тогда во-
лостным центром).
На съезде делегаты от рабочих рыбных промыслов, батраки
бывшего владельца острова Путятина капиталиста Старцева, а
также крестьяне-бедняки избрали свой Совет и его исполком.
Председателем был избран учитель-фронтовик, житель села
Промысловки Николай Николаевич Дорош, секретарем — местный
крестьянин-батрак Дмитрий Архипович Гольцов. Был выбран и на-
чальник военного отдела исполкома, местный крестьянин, солдат-
фронтовик Кирилл Федосеевич Лемза, а руководителем отдела
народного просвещения стал учитель таежного села Моленный
Мыс Иван Иванович Глубков.
К тому времени в Приморье уже началась военная интервен-
ция, появились казачьи атаманы Калмыков и Семенов.
Исполком Петровского волостного Совета стал, как и другие
исполкомы, создавать волостные комиссии самообороны, задачей
которых было препятствовать сдаче колчаковским властям оружия
(многие фронтовики первой мировой войны привезли его с собой
домой), не допускать мобилизации молодежи в колчаковскую ар-
мию и в случае необходимости выступать с оружием в руках на
защиту своих сел от карательных отрядов белогвардейцев и ин-
тервентов.
Однако к началу 1919 года эти комиссии самообороны из-за их
малочисленности были не в состоянии выполнять поставленные пе-
ред ними задачи. Интервенты и белогвардейцы располагали боль-
шими силами и были хорошо вооружены. Кавалерия белых рас-
квартировалась в Шкотово. Они нападали на села, грабили кресть-
ян, забирали оружие и лошадей, принуждали молодежь идти в
колчаковскую армию.
Учитывая сложившуюся обстановку, исполком Петровского
волостного Совета решил объединить разрозненные сельские груп-
пы самообороны в единый партизанский отряд Покровской доли-
ны. Отряд состоял из двух рот. Командиром первой из них избра-
ли меня, а второй — Мочалова. Командовать отрядом поручили
Пашкову, крестьянину села Домашлино, бывшему фельдфебелю
царской армии. Однако он не только не справился с этой обязан-
ностью, но и оказался морально нечистоплотным.
В июне 1918 года мы собрались в селе Лукьяновке, чтобы об-
судить состояние наших дел и избрать нового командира отряда.
После всестороннего обсуждения пришли к выводу, что в отряде
нет таких, кто полностью соответствовал бы нашим требованиям.
Ведь кроме преданности делу, боевого опыта, высоких волевых
качеств командир отряда должен быть хорошо развитым, грамот-
ным человеком. А из нас большинство были тогда малограмотны
или вовсе неграмотны.
104
Мы приняли решение послать делегацию в село Фроловну,
чтобы посоветоваться с председателем революционного штаба
сопротивления интервентам и белогвардейцам Ильей Васильевичем
Слинкиным. Пусть штаб сам направит к нам командира отряда.
Горными тропами мы добрались до села Фроловки. Явились к
И. В. Слинкину и доложили о положении дел в нашем отряде. Он
внимательно выслушал нас и сказал: «Нет у нас готовых команди-
ров, не успели подготовить. Вот единственное, что я могу вам
предложить: в селе Бровничи (недалеко от Фроловки) работает
учителем Сосинович Василий Павлович. Идите к нему — если су-
меете убедить его стать вашим командиром, мы своим решением
его утвердим».
Возглавить группу, направленную к В. П. Сосиновичу, поручили
мне. В тот же день мы пришли в маленькую сельскую школу села
Бровничи и там встретились с ним.
Помня старые царские порядки о том, что мужику, прежде чем
обратиться к барину или чиновнику с просьбой, надо снять шап-
ку и преклонить перед ним колени, я попытался проделать эту
церемонию.
Василий Павлович, видно, рассердился на это. Он пожурил ме-
ня, разъяснив, что «от старых порядков надо отказываться и ак-
тивнее бороться за свои — новые».
Когда мы изложили ему нашу просьбу, он ответил: «Я офицер
царской армии, будете ли вы мне верить?» Вначале мы пришли в
замешательство: среди наших партизан бытовало мнение, что нель-
зя доверять «золотопогонникам». Но потом я опомнился и сказал
ему: «Раз мы доверяем вам учить наших детей, будем доверять и
командованию нами».
Мы рассказали ему, о чем думаем и чего хотим.
Угостил нас Василий Павлович чаем, устроил на ночлег. А на
следующий день вместе с нами отправился в Покровку.
Мы собрали там всех партизан. Василий Павлович рассказал о
себе, что он родом из Белоруссии. Родился в 1889 году в семье
крестьянина на хуторе Червона Поляна Игуменского уезда тог-
дашней Минской губернии. В 1908 году закончил высшеначальное
училище, затем — курсы народных учителей. До начала первой
мировой войны был учителем в селе Барановичи. В конце 1914 го-
да был призван в царскую армию, окончил там школу прапорщи-
ков. На германском фронте дослужился до чина штабс-капитана.
В 1916 году был ранен и отправлен на излечение на Дальний Вос-
ток.
После февральской революции отказался служить в армии,
явился в Приморский губернский отдел народного образования
во Владивостоке, где и получил назначение учительствовать в селе
Бровничи. Еще сказал, что верит в Революцию и будет защищать
ее до последней капли крови.
6 За советский ДВ
105
Все наши партизаны на этом собрании единогласно избрали
Василия Павловича своим командиром. И он безупречно командо-
вал нашим отрядом до конца 1919 года. Наш партизанский отряд
во главе с В. П. Сосиновичем успешно дрался против интервентов
и белогвардейцев.
Н. К. ИЛЬЮХОВ
...ЗНАЛ ЕГО КАК УЧИТЕЛЯ
И КАК КОМАНДИРА-КОММУНИСТА
Я знал Василия Павловича Сосиновича как учителя по совмест-
ной работе и как командира-коммуниста по революционной борь-
бе с 1917 года. Позже, в результате проведенной большевиками
работы по разложению колчаковских войск, два полка (из Суча-
на — 33-й полк и из Шкотово — 34-й) в декабре 1919 года перешли
на сторону партизан.
Из добровольцев этих полков и местных парней нами был
сформирован в Шкотово Первый Советский дальневосточный полк.
Командовать полком было поручено мне, а В. П. Сосинович
стал командиром одной из рот и моим заместителем по строевой
части.
В гарнизоне революционных войск в Шкотово была оформле-
на самостоятельная партийная организация. Я и товарищ Сосино-
вич в начале 1920 года стали членами партии большевиков.
Обстановка в гарнизоне Шкотово была довольно сложной. На-
пример, рядом с нами большую часть гарнизонных казарм Шко-
тово, прилегающих к железной дороге, занимали войска японских
интервентов (они потом и использовали это для внезапного напа-
дения на революционные войска).
Когда мы выявили, что подавляющее число бойцов нашего пол-
ка было неграмотным, мы подобрали из числа наших командиров
и политработников инструкторов по ликвидации неграмотности,
усадили всех неграмотных бойцов за парты и стали их учить. Тут
и пригодился наш учительский опыт, в том числе опыт В. П. Соси-
новича.
Одновременно мы занимались и чисто военной подготовкой,
но времени у нас оказалось мало. Интервенты действовали. Мы,
командиры, да и наши старшие руководители ошибочно считали,
что японцы не могут нарушить свои обещания о «нейтралитете».
Однако мы забывали о коварстве японских милитаристов. И они
воспользовались нашей доверчивостью. Они как воры напали на
нас в ночь с 4 на 5 апреля 1920 года.
В эту трагическую ночь меня в гарнизоне не было, я был на
съезде трудящихся в городе Никольске-Уссурийском.
106
Моим заместителем оставался начальник штаба Иванов. Япон-
цы ворвались к нему на квартиру и потребовали — отдать приказ
войскам гарнизона Шкотово сдаться в плен без сопротивления.
Выполнить это наглое требование Иванов отказался, и там же,
на своей квартире, он был ими убит.
В. П. Сосинович до конца, насколько позволяла обстановка, ру-
ководил сопротивлением, а затем организацией отступления наших
войск.
Пожалуй, единственной боевой частью в нашем полку, которая
организованно выступала против наступавших японских интервен-
тов, была интернациональная рота. Она состояла в большинстве
из мадьяр, хорошо подготовленных и обстрелянных солдат (это
были военнопленные первой мировой войны).
Эта рота своим решительным сопротивлением, мужеством и
героизмом задержала продвижение наступающих японских частей.
А когда настал критический момент, вся рота как один человек
поднялась в штыковую атаку. Интернационалисты нанесли значи-
тельный урон японцам. Своей кровью и жизнью они спасли жизнь
многим нашим бойцам.
Из всей интернациональной роты после боя остались живыми
только восемь человек. Но на участке, который они защищали,
интервенты не продвинулись ни на шаг.
В. П. Сосинович был одним из тех коммунистов-командиров,
которые, если возникали трудности, не бросали своих солдат на
произвол судьбы. Тогда обстоятельства сложились так, что значи-
тельная группа бойцов нашего гарнизона в Шкотово оказалась ок-
руженной превосходящими силами интервентов и попала в плен.
Вместе с солдатами был взят в плен и В. П. Сосинович. Никто
из наших бойцов не выдал его японцам. А военная форма тогда
у нас была одинаковая, что у солдат, то и у командиров.
Примерно через месяц наши военнопленные были освобожде-
ны в обмен на японских солдат, захваченных партизанами.
После возвращения из плена В. П. Сосинович продолжал зани-
мать командные должности в революционных войсках тогдашнего
Сучанского военного района. В этот же период он выполнял и спе-
циальные задания в партийном подполье на оккупированной япон-
цами территории района.
К. А. АДАМЧИК
ВЕРЬТЕ НАМ, ДЯДЕНЬКА!..
В 1918—1919 годах я жил с родителями в Сучане и учился в
школе на шахте № 2. Сучан тогда являлся центром революцион-
ных событий в Приморье.
6*
107
Как-то ранним утром я увидел большую группу людей, ожив-
ленно о чем-то говорящих. Оказывается, на телеграфном столбе
висело «Воззвание революционного комитета», извещавшего на-
селение о том, что в сторону Спасска движутся большие силы бе-
логвардейцев, и призывавшего население готовиться к вооружен-
ной борьбе с заклятым врагом трудового народа. Предлагалось
готовиться к созданию в тайге партизанских отрядов.
Здесь я встретился со своими четырьмя закадычными дружка-
ми, которые спешили на железнодорожную станцию для записи
в партизаны и получения винтовок. Примкнул к ним и я.
На станции мы увидели большую толпу людей, внимательно
слушающих высокого мужчину. Мы стали к нему пробираться, уме-
ло действуя локтями и пролезая между ног шахтеров.
Наконец мы оказались рядом с оратором и окружили его. Он
обратил на нас внимание и спросил:
— А вам чего здесь надо?
— В партизаны хотим! Выдайте нам винтовки! — дружно выпа-
лили мы.
В толпе раздался смех. Кто-то отпустил по нашему адресу ост-
роту, но высокий мужчина не смеялся, а спросил, сколько нам лет.
Помню, что я и каждый из моих товарищей, отвечая на этот
вопрос, прибавили себе по одному-два года. Спрашивающий не-
много помолчал, а затем сказал:
— Воевать вам, ребята, рановато, да и винтовок у нас пока —
в обрез...
— Тогда в разведчики нас определите, — набравшись смелос-
ти, произнес я.
— Хорошо, хорошо, считайте себя уже сейчас разведчиками,
а пока идите в школу и не мешайте мне беседовать со взрослы-
ми...
...Весной 1919 года родители отправили меня жить к деду з го-
род Спасск. Здесь уже вовсю свирепствовали белогвардейцы и ин-
тервенты. Они жестоко расправлялись со всеми, кого подозревали
в причастности к революции. На станции, недалеко от депо, стоял
поезд калмыковцев, в составе которого был «вагон смерти».
Мой дед, Илья Кузьмич Мищенко, жил в довольно просторном
доме, окруженном надворными постройками. По соседству с нами
был дом рабочего депо Василенко. Прошло совсем немного вре-
мени, и я узнал, что сын этого соседа, Константин Ананьевич Ва-
силенко, является большевиком. Он частенько, ночью или позд-
ним вечером, приходил к дедушке, и они о чем-то тихо разгова-
ривали. Здесь, в Спасске, моим дружком стал Петя Мищенко, мой
родственник. Мы с ним ни на минуту не разлучались. Спали мы с
Петром на чердаке одного из амбаров нашего дома.
Однажды дедушка наказал мне и Петру немедленно перебрать-
ся с чердака амбара на чердак сарая. Он тут же перевязал цепь
108
злющего пса по кличке Бокс к этому амбару. После этого он соб-
рал всех домашних в горнице и предупредил, что теперь на чер-
даке, где раньше спали мы с Петром, будет жить человек, о кото-
ром нельзя никому говорить. Дедушка сказал нам, что с незнаком-
цем будут встречаться только он и Настя — старшая дочь. Он пре-
дупредил нас также и о том, что если японцы или белогвардейцы
узнают, что у нас скрывается на чердаке человек, то они дом.
спалят, а нас всех расстреляют.
Доверие, которое проявил дедушка ко мне и Пете, его тре-
бование хранить тайну вселяло в наше сознание, что и мы с Пет-
ром участвуем в выполнении важного и секретного задания.
Как ни таилась Настя, но после наших настойчивых просьб, под
большим секретом сказала, что скрывающегося зовут Альфре-
дом. (Альфред Оттович Паспорнэ в 1919 году в Спасске руководил
подпольной организацией большевиков, был первым председате-
лем Спасского уездного ревкома.)
Стоит ли говорить о том, что наше желание хотя бы «одним
глазком» посмотреть на подпольщика было настолько велико, что
мы с другом только о нем и говорили. Но строгий запрет дедуш-
ки нарушить мы не могли.
Увидеть и даже поговорить со скрывающимся у нас человеком
помог случай. Как-то, пробираясь по кустам к любимому месту на>
речке, где всегда ловили рыбу и купались, мы услышали мужской
разговор. Подкравшись незаметно поближе к разговаривающим»
мы увидели трех человек. Одним из них был парень, проживаю-
щий недалеко от нашего дома, вторым — местный парикмахер, аз
вот третьего мы не знали.
Мы услышали, что парикмахер со своим напарником уговари-
вают парня из нашего переулка сообщить какие-то сведения для
контрразведки. При этом они обещали за услугу подарить ему
браунинг и золотые офицерские погоны.
Парень не соглашался стать доносчиком. Тогда ему стали пред-
лагать большую сумму денег и сослались на то, что другой парень
уже завербован и получил от контрразведки большое вознаграж-
дение. Вскорости тройка разговаривающих ушла в сторону речки,
а мы еще долго лежали, притаившись и обдумывая все услышан-
ное.
Несколько дней нас терзала мысль, как мы, «разведчики», дол-
жны поступить в данном случае. Ответ напрашивался сам — все
рассказать подпольщику Константину Ананьевичу Василенко. Но
он, как на грех, не стал приходить к дедушке. Не было его и дома.
И тогда у нас созрело решение — нарушить запрет деда.
Выбрав момент, когда во дворе никого не было, мы быстро
поднялись на чердак амбара.
На том месте, где раньше мы с Петром спали, лежал худоща-
вый, болезненного вида молодой мужчина. При нашем появлении
109
подпольщик проявил некоторое беспокойство, а затем, успоко-
ившись, как бы между прочим спросил:
— Что случилось, ребята? Вас дедушка послал?
— Не-е-т, мы сами по себе... — не очень уверенно промямлил
я и, набравшись храбрости, выпалил:
— Дяденька Альфред, мы «разведчики», вы нам верьте, у нас
очень важные новости.
— Ну, если важные, так давайте, говорите... Да вы садитесь,
садитесь рядышком и рассказывайте.
Довольные таким оборотом дела, мы уселись рядом с лежан-
кой подпольщика и стали ему рассказывать, что случайно услы-
шали у речки в кустах...
Вскоре человек, которого звали Альфредом, к большому на-
шему сожалению, перешел от нас жить в другое место.
Осталось в моей памяти и событие, относящееся к 5 апреля
1920 года. Утром этого дня мы услышали ружейные выстрелы, пу-
леметные очереди и орудийные залпы, доносившиеся со стороны
гарнизона. Вскоре мы узнали, что японцы ночью напали на парти-
зан, что на станции и в Железнодорожной слободке идут упор-
ные бои.
Мы с Петром решили пробраться в слободку и своими глазами
увидеть сражение партизан с японцами. В слободку вела наезжен-
ная дорога. Она шла вначале вдоль оврага, а затем спускалась к
речке, где был деревянный мост. Подойдя к речке, мы увидели,
что мост сожжен и перебраться на ту сторону, где около речки
находился дом моего дяди Мищенко, не на чем. Мы остановились
напротив усадьбы дяди и стали свистеть в расчете на то, что кто-
то из наших родственников подгонит за нами лодку. На берегу по-
казалась наша тетка и стала кричать, чтобы мы немедленно отправ-
лялись домой, так как нас могут убить японцы. Мы, конечно, ей не
поверили и не спеша отправились восвояси. Но стоило нам под-
няться на бугор, как вокруг засвистели пули. Не сговариваясь, мы
бросились в овраг и по нему стали пробираться в сторону нашего
дома. Мы поняли, что по нас стреляли и из винтовок, и из пулеме-
та. Овраг кончился, и нам пришлось бежать дальше, низко приги-
баясь к земле. Мы были так перепуганы, что пробежали мимо до-
ма, а сразу же забрались на чердак. Прошло добрых полчаса, по-
ка мы пришли в себя настолько, чтобы посмеиваться друг над дру-
гом по поводу того, как мы дружно «драпали» под свист пуль...
У моего дедушки появились материальные затруднения, вно-
сить плату за обучение в учительской семинарии было трудно, и
я решил продолжать учебу в Спасском ремесленном училище. Сю-
да же перешел учиться мой родич и задушевный друг Петр. Это
ремесленное училище считалось высшеначальным учебным заве-
дением. Размещалось оно в здании Народного дома, так как зда-
ние училища было занято японцами под казарму.
110
Мы с Петром быстро подружились с группой парней из учили-
ща. Особенно ребята стали нам доверять после нашего рассказа
о разведывательных операциях. Однажды новые друзья пригла-
сили нас с Петром на свое тайное собрание. Там нам было пред-
ложено участвовать в одной операции, а именно: проверить, что
находится в вагонах эшелона, загнанного японцами почему-то в
тупик.
Как мы и договорились, ранним утром группа собралась в кус-
тах, недалеко от тупика. Кусты были редкими, но они были все в
заросшем бурьяне, что обеспечивало нашу скрытность, и в то же
время был хороший обзор.
Тупик с эшелоном был криволинейным, с выпуклостью в нашу
сторону. Вдоль состава, с обеих его сторон, не спеша ходили из
конца в конец два японских солдата с винтовками на плече. Когда
они уходили в один конец эшелона, то по выпуклой стороне тупи-
ка можно было незамеченным подбежать к одному из вагонов.
Результаты нашей операции особенно нас не радовали. Что де-
лать с артиллерийскими снарядами, мы понятия не имели. Возник-
ло предложение: извлечь из снарядов порох для нашего самодель-
ного оружия. Так мы и сделали, но каково же было наше разоча-
рование, когда при проверке оказалось, что в снарядах не обыч-
ный, известный нам порох, а какие-то желтые пластинки, которые
горели от огня, но не взрывались. Тогда мы решили искать порох
в боевых головках снарядов, но для этого нужен был инструмент,
достать его взялся Стрижак.
На второй день после нашего уговора Стрижак сообщил, что
инструмент он достал, и предложил собраться сразу же после за-
нятий возле нашего тайника.
Мы с Петром немного задержались в училище, и когда уже бы-
ли в расположении Железнодорожной слободки, вдруг услышали
отдаленный сильный взрыв. Этим взрывом был убит Стрижак. Двое
его товарищей не пострадали, так как занимались перетаскивани-
ем других снарядов.
Прошло совсем немного времени, и все учащиеся училища бы-
ли взбудоражены новым событием.
В нашем классе учился паренек по фамилии Лысенко, а звалй
его Яковом. Парень он был боевой, энергичный, на язык бойкий,
всегда любил постоять за правду. По возрасту он был самый стар-
ший из нас.
Однажды в нашем классе появился новый учитель географии.
Одет он был в военную форму, на плечах погоны полковника.
Приход «беляка» в училище, да еще в наш класс, который мы
считали «красным», вызвал с нашей стороны бурную реакцию.
Мы, не сговариваясь, подняли невообразимый шум, стали хлопать
крышками парт, кое-кто из ребят стал свистеть.
Новоявленный учитель пытался восстановить тишину, повысил
111
голос и стал что-то кричать. Наконец он схватил кусок мела и стал
что-то писать на классной доске. В это время в него полетела
тряпка. Учитель географии заорал, что не потерпит бунта, и выле-
тел пулей из класса...
Воцарилась тревожная тишина...
Через некоторое время в классе появился директор училища в
сопровождении двух учителей.
Директор училища потребовал от Якова Лысенко подняться и
объяснить, чем было вызвано возмутительное поведение по отно-
шению к учителю географии.
Было видно, как Яков побледнел. Он поднялся и взволнован-
ным голосом стал объяснять, как получилось дело с тряпкой. Он
сказал, что совсем не собирался бросать тряпку в учителя... Он
бросил ее в сторону классной доски, но тут кто-то его подтолкнул
и тряпка угодила в учителя... После некоторого молчания Яков по-
просил учителя географии принять его искренние извинения, а ди-
ректора попросил наказать его, но только не отчислять из учили-
ща.
Всем нам было видно, что директор и учителя склонны были
ограничиться каким-то наказанием, но при этом оставить Якова в
училище. Но тут «полковник от географии» стал шуметь, что он
«так этого дела не оставит», и громко требовал немедленного уда-
ления Лысенко из учебного заведения.
Директор после некоторого раздумья заявил, что Лысенко дол-
жен покинуть училище.
Как только директор и его свита удалились, мы сгрудились во-
круг Якова и стали его всячески утешать. Лысенко сидел, уставив-
шись в одну точку, потом выхватил из кармана свой самодельный
пистолет и со словами:
— Сейчас я рассчитаюсь с кем следует! — бросился из класса.
Выстрелив три раза в дверь учительской, он выбежал на улицу.
Через неделю в училище стало известно, что наш одноклас-
сник добрался до партизан и в первом же бою был убит японца-
ми, где-то недалеко от села Белая Церковь.
Гроб с мертвым Лысенко его родными был доставлен в Спасск.
В похоронах Якова участвовали все учителя и учащиеся. Не было
только учителя географии. После похорон Лысенко «полковник
от географии» в училище не появлялся.
Японцы тем временем форсировали строительство вокруг
Спасска оборонительных сооружений, по-военному называемых
фортами. Один из таких объектов был на возвышенном месте. Он
был обнесен колючей проволокой в несколько рядов. По внутрен-
нему его периметру японцами был вырыт глубокий ров, а рядом
они возвели большую насыпь. Здесь ежедневно до позднего ве-
чера работало много японских солдат. Но наступало время, когда
они уходили в свои казармы на отдых. Вот тогда-то появлялись мы,
112
«разведчики», и заводили знакомство с охраной объекта. Япон-
ским офицерам мы старались на глаза не попадаться, зато с сол-
датами завязывали дружбу. Угощали их овощами, яйцами, хлебом.
Взамен они угощали нас сигаретами.
Своими наблюдениями мы делились с Константином Ананьеви-
чем Василенко, он поблагодарил за важные сообщения и попро-
сил снова побывать на строительстве и нарисовать на бумаге ка-
рандашо?л окопы и все остальное, особенно указав, где находятся
входы в подземные сооружения. Хотя задание было не из легких,
но мы с Петром выполнили его. Мой друг хорошо рисовал, ему не
стоило большого труда нанести увиденное на бумагу. У меня же
был неплохой глазомер. Мы довольно точно установили размеры
окопов и других сооружений.
Летом 1922 года японцы стали покидать Спасск. Вместо япон-
ских интервентов здесь стали накапливаться части белогвардейцев.
Но жители Спасска и окружающих его населенных пунктов уже
знали, что войска Народно-революционной армии ведут успешное
наступление и вот-вот появятся в наших краях.
Белогвардейцы, готовясь к боям, стали рыть на улицах окопы
и строить заграждения. По улицам протягивались телефонные
провода. Был проложен телефонный кабель в нашем Больничном
переулке. Нельзя было не заметить, как растет недовольство среди
белогвардейских солдат. Появилось массовое дезертирство. Сол-
даты продавали и меняли на продукты обмундирование, оружие,
даже лошадей.
Однажды на исходе дня со стороны гарнизона послышались
артиллерийские выстрелы, затакали пулеметы, стали слышны вин-
товочные залпы...
Люди начали прятаться в погреба и подполье. У нас погреба не
было, и вся дедушкина семья укрылась в тесном подполье. Ночью,
когда стрельба несколько утихла, мы с Петром выбрались из до-
ма и вышли на улицу, в разведку. На дне окопа, вблизи нашего до-
ма, мы обнаружили оставленные солдатами патроны. Мы с друж-
ком набрали их целую кучу и зарыли на своем огороде. За этой
работой нас застал сын нашего соседа Андрей Науменко. Он ска-
зал, что послан к нам отцом, приглашающим всю семью дедушки
разместиться у него в большом погребе. Дедушка предложение
принял, и мы перекочевали из подполья в погреб.
Ранним утром я и Андрей направились снова в разведку. В од-
ном из окопов, находящемся в конце нашего переулка, я увидел
брошенную кем-то винтовку.
— Чур, моя! — крикнул я своему спутнику и прыгнул в окоп.
Моей радости не было конца. Тщательно протерев тряпкой не-
сколько раз свою находку, я спрятал винтовку на нашем сеновале.
В начале дня появился второй наш сосед и сообщил замеча-
тельную новость: город Спасск очищен нашими частями от врага.
113
Прошло совсем немного времени, и мы с радостью встречали
бойцов Народно-революционной армии.
Как и на других улицах Спасска, в нашем квартале расквартиро-
вали на отдых кавалерийскую часть.
У нас в доме вместе с бойцами находился командир взвода.
Мы с ним быстро подружились. Вот ему-то я отдал патроны и та-
кую дорогую мне винтовку. Комвзвода тут же доложил комисса-
ру своей части о том, что мною ему передана исправная винтов-
ка и пять тысяч патронов.
Комиссар кавалерийской части товарищ Трегубенко распорядил-
ся винтовку вернуть мне обратно, а чтобы у меня ее не отобрали,
выдал удостоверение, в котором говорилось, что она является мо-
им личным оружием, добытым в бою.
С этой винтовкой я не расставался много лет. Она мне верно
послужила и тогда, когда я стал бойцом ЧОНа.
М. Ф. ЯКИМЕНКО
ШТУРМ СПАССКА
В первых числах октября 1922 года части нашей Народно-ре-
волюционной армии приблизились к Спасску.
4 октября авангард белогвардейской группы генерала Мол-
чанова вступил в бой с Троицкосавским полком, который прикры-
вал сосредоточение дивизии НРА в районе станции Шмаковка.
Молчанов хотел отбросить части, прикрывавшие дивизию, взорвать
Уссурийский железнодорожный мост, чтобы не дать броневикам
красных принять участие в боях южнее станции Никольск-Уссурий-
ский.
Белые не смогли осуществить эту задачу. Подошедшие части
2-й Приамурской дивизии отбросили белогвардейцев на юг, в рай-
он поселок Духовское — разъезд Краевский. Получив подкрепле-
ние из Владивостока, белые задержались на этих позициях, чтобы
выиграть время на сосредоточение главных сил Дитерихса в Спас-
ском укрепленном районе.
Для усиления войск на фронте генерал Молчанов перебросил
к 5 октября корниловское военное училище из Владивостока, а
также 9 орудий и до 5 батальонов пехоты из состава своей груп-
пы.
Получив таким образом подкрепление до 9 тысяч штыков и
сабель, белые упорно вели 5 и утром 6 октября бой. В пяти
километрах северо-восточнее станции Свиягино они перешли в
контрнаступление, кончившееся штыковым боем, но удержаться
114
не смогли. Решительной атакой 6-го Хабаровского и 5-го Амурско-
го стрелковых полков с фронта и правого фланга с одновремен-
ным фланговым наступлением, осуществленным Троицкосавским
кавалерийским полком, группа генерала Молчанова была опроки-
нута. В плен было захвачено нами 60 юнкеров, а также взяты два
орудия, 12 станковых пулеметов. Почти полностью уничтожено
корниловское военное училище.
В ночь с 6 на 7 октября белые поспешно отошли в Спасский ук-
репленный район.
Это была наша первая победа в операции под Спасском. Она
ободрила бойцов. Они активно вели преследование противника
вплоть до рубежа речки Буссевки, что севернее города Спасска.
Спасский укрепленный район, построенный японскими войска-
ми, представлял собой кольцо долговременных полевых укрепле-
ний вокруг Спасска. Семь капитально оборудованных редутов с
тремя—пятью рядами проволочных заграждений казались непри-
ступными. Наступление на Спасск затруднялось к тому же природ-
ными условиями — разливом рек Кулешовки и Спассовки.
В ночь на 8 октября 1922 года командующий ударной группой
товарищ Покус отдал приказ начать артиллерийскую подготовку к
штурму укрепрайона. В течение двух дней наша артиллерия почти
без перерыва била по укреплениям противника.
Штурм начался в 5 часов 30 минут. 6-й стрелковый полк и спе-
шенный дивизион кавбригады атаковали форт № 1. Второй и тре-
тий батальоны 6-го Хабаровского полка в 17 часов 30 минут заняли
с боем северо-западную окраину Спасска. Зажигательными снаря-
дами противнику удалось поджечь несколько построек. Пожары
продолжались всю ночь на 9 октября.
Попытки Троицкосавского полка преодолеть в конном строю
промежуток между вторым и третьим фортами оказались неудач-
ными. Неся потери, полк отошел южнее деревни Славинки и ук-
рылся в роще.
Успешно действовали подразделения 5-го Амурского стрелко-
вого полка и дивизионная школа НРА. После артподготовки они
атаковали в ночном бою форт № 3, овладели им и всей высотой,
которую он прикрывал. Всю ночь белые вели контратаки на этот
форт. Но с большими потерями были отбиты. Велики были также
потери нашей группы войск — убит комбат Волочаевского полка
товарищ Сергеев, ранен комполка 5.
Но несмотря на потери, форт № 3 и высота, весьма важные для
дальнейшего развития боя под Спасском, были заняты и удер-
жаны.
С рассветом 9 октября штурм Спасска продолжался. Подкреп-
ленный за ночь батальоном пехоты 4-го Волочаевского полка и
8-ю гаубицами, отряд под командованием С. С. Вострецова развил
наступление.	।
115
Троицкосавскому кавполку была поставлена задача нанести
удар по ближайшим тылам противника на железную дорогу.
Утром 9 октября началась одновременная атака по всему
фронту, а к вечеру 6-й Хабаровский полк занял форт № 1 и во-
рвался на улицы Спасска. В 9 часов 30 минут батальон Волочаев-
ского полка овладел фортом № 5, а 5-й Амурский полк — станци-
ей Евгеньевна и пристанционным поселком.
Результаты боев за Спасск вызывали удовлетворение. Красные
войска разгромили Спасскую группировку противника. Был захва-
чен штаб генерала Молчанова и знамя главкома белогвардейцев
генерала Каппеля. Число пленных офицеров и солдат превысило
280 человек.
Взятие Спасского укрепленного района открывало красным
войскам путь в равнинную часть Приморья.
Г. И. ВЫРЛАН
ПОМОЩЬ БОЛЬШЕВИСТСКОГО
ПОДПОЛЬЯ ВЛАДИВОСТОКА
ПАРТИЗАНАМ ПРИМОРЬЯ
Важной и сложной задачей для партийного подполья Владивос-
тока было снабжение оружием и боеприпасами партизанских от-
рядов Приморья.
Основным источником приобретения оружия являлись военные
склады Владивостокской крепости, которая находилась в руках ин-
тервентов и белогвардейцев.
Партийная организация портовых грузчиков сразу же после пе-
рехода на нелегальное положение в 1921 году создала из числа
коммунистов, комсомольцев и беспартийных активистов-боевиков
специальные группы по добыче и транспортировке оружия и бое-
припасов.
На Эгершельде в морском порту действовало несколько таких
подпольных групп, в числе которых была и наша, зашифрованная
как «группа Назара». В нее входили грузчики порта: Л. Я. Бурла-
ков, Федоров-Минак (настоящая его фамилия Мацак), А. А. Евда-
нов, Н. X. Денисенко, П. П. Крысанов, А. А. Гульбинович, М. Дем-
ченко, я и ряд других товарищей.
Основным организатором и главным добытчиком оружия был
Леонид Яковлевич Бурлаков. Он вел разведку, выясняя, где имеет-
ся оружие, и организовывал его транспортировку. Под его руко-
116
водством партизанам доставлялось морем не только оружие, но
и крупные партии продовольствия.
В первый период борьбы против интервентов коммунисты
Н. X. Денисенко и мой отец Иван Иванович Вырлан добывали вин-
товки и гранаты из вагонов, в которых ранее жили чехи, солдаты
чехословацкого корпуса. Выезжая на родину, они оставляли в теп-
лушках винтовки, патроны, гранаты, которые тут же подбирали на-
ши подпольщики. Это оружие затем пряталось за деревянной об-
шивкой рабочих бараков.
Наши комсомольцы П. Крысанов, М. Демченко, Ф. Русяева,
С. Сударчикова и многие другие добывали оружие из интендант-
ских складов. Им в этом большую помощь оказывал мальчуган
Саша Гейкалов. С ловкостью акробата он проникал через водо-
сливные трубы внутрь складов, пакгаузов, разведывал, где хранит-
ся оружие, взрывчатка.
Добытое оружие тайно переносили на Эгершельдское кладби-
ще и прятали под могильными плитами для последующей отправки
партизанам.
Хорошо и смело действовал по добыче оружия и боеприпасов
проживавший в деревне Теребиловке по подложному паспорту
коммунист-подпольщик Александр Андреевич Гульбинович, в не-
давнем прошлом боевой командир Красной гвардии. В 1921 году
он был оставлен облревкомом РКГ1(б) на подпольную работу во
Владивостоке. Партия поручила ему снабжение оружием партизан.
Гульбинович склонил японских солдат, несших охрану фортов
и складов в бухте Диомид, продать ему солидное количество
взрывчатых веществ. В назначенное Гульбиновичем время солда-
ты японского караульного батальона, вскрыв склады, перенесли
бочки с порохом и ящики динамита на берег бухты. Отсюда бес-
ценный для партизан груз был погружен портовиками-подпольщи-
ками на корейскую баржу и доставлен по назначению.
4 июля 1922 года, по данным, сообщенным А. А. Гульбинови-
чем; подпольщики совершили успешный налет на склад динамита
в бухте Улисс.
Это был последний подвиг коммуниста Гульбиновича. Японская
жандармерия сумела разоблачить его подпольную деятельность.
Он был арестован белогвардейской морской охранкой и отправлен
на канонерскую лодку «Манчжур» — плавучую тюрьму. Только
через три месяца после ареста выяснилась трагическая судьба
Александра Андреевича Гульбиновича. У понтона бухты Золотой
Рог всплыли два связанных между собой трупа. В одном опознали
Гульбиновича, а во втором — Башидзе, являвшегося заместителем
председателя правления Союза моряков Владивостока. Он также
был несколько месяцев назад схвачен японской охранкой.
Наша «группа Назара» продолжала активно действовать, изыс-
кивая малейшие возможности для добывания оружия.
117
По ночам грузчики собирались на Русском острове, к юго-за-
паду от казарм 6-го саперного полка. Здесь получали боевые за-
дания, сюда приносили добытое оружие, которое затем отправля-
лось к бухте Улисс, где его грузили на шаланды. Так, в июле
1922 года нашей группе удалось отправить партизанам 43 ящика
патронов для винтовок. Винтовки тоже добыли, но вышла задерж-
ка с подходом шаланд. Пришлось их временно спрятать на клад-
бище.
Перевозка оружия производилась на парусных шаландах № 261,
248, 437, 495. Шаланды сопровождали вооруженные грузчики, чле-
ны большевистских подпольных групп. Всеми нами руководил обл-
ревком РКП(б). Главными организаторами выступали В. П. Шиш-
кин, Л. Я. Бурлаков и Федоров-Минак.
В июле 1922 года на конспиративной квартире Марфы Росляко-
вой по улице Лейтенанта Шмидта, № 57, Бурлаков, который в то
время скрывался в подполье под фамилией Егоров и работал
грузчиком на Эгершельде, собрал грузчиков порта. На собрании
присутствовали Н. X. Денисенко, Н. У. Крамор-Пушкин, И. И. Выр-
лан, Г. Ветренко, Ф. Ф. Одинец, Г. И. Вырлан и другие, всего 12
подпольщиков. Комсомольцы Эгершельда несли охрану этого соб-
рания. Старшим по охране был Михайлов Мефодий.
Бурлаков сообщил, что по заданию облревкома нам необходи-
мо добыть из пакгаузов на берегу Амурского залива оружие и ин-
женерное имущество.
Пакгаузы прежде охранялись американскими интервентами, ко-
торые эвакуировались, их место заняли каппелевские солдаты.
Л. Я. Бурлаков показал товарищам, где расшиты гофрирован-
ные листы, покрывающие стенки пакгаузов, и все дружно присту-
пили к погрузке оружия в машины.
Скоро четыре автомашины были загружены. Федор Одинец
сел в первую машину, он знал, где у берега причалены баркасы.
Другие группы, составленные из моряков порта, также занима-
лись добычей для партизан оружия и боеприпасов, отвозя добы-
тое на катерах «Снаряд» и «Заря». Действовали они отдельно от
грузчиков.
Под руководством Л. Я. Бурлакова нами была доставлена боль-
шая партия муки на Сучан в партизанский отряд Анисимова. Ее
везли из Владивостока на шаландах и далее на подводах в Ново-
россию.
24 июля 1922 года Л. Я. Бурлаков вызвал меня, бывшего у него
связным., отозвал от людей подальше на понтон 1-го причала.
— Слушай внимательно. На берегу Амурского залива на яко-
ре стоит шаланда № 248. Хозяин ее — кореец Ким Афанасий. Ша-
ланда в ночь на 25-е уплывает в зону партизан. Ты лично отвеча-
ешь за доставку груза в бухту Кангауз. Это указание Володи Ма-
ленького (Шишкин В. П.).
118
В большой тревоге я забрался на шаланду. Заметил, что коре-
ец не торопится. Тревога усилилась, подумал, не провокация ли?
Туман стал густо застилать берег залива. Афанасий медленно
выбирал якорь. Я сильно нервничал в ожидании. Наконец трону-
лись. Туман затруднял ориентировку, вместе с тем обеспечивая не-
заметное продвижение мимо контрольного поста.
Вот уже позади морская белогвардейская брандвахта. Ветер
усиливался, Афанасий поднял выше паруса, волны быстро выкаты-
вали нас из Амурского залива. Путь к Кангаузу открыт. Было позд-
но, но спать не хотелось.
На сердце стало легче, я подсел к Афанасию. Кореец, видимо,
почувствовал мое волнение, заговорил со мною:
— Моя Леонидка давно знай, моя много винтовка партизанка
возила. Сегодня вози страшный груз. Ночью здесь ходи морской
катер белогвардейка. Нас лови. Ты далеко смотри. Наша меняй
направление, надо уходи от белогвардейка.
Менял ли кореец направление или нет, я не знаю, однако мы
благополучно пришвартовались в бухте Кангауз.
На берегу нас встретил Михайлов (его подлинная фамилия —
Фильков). Он в Ольгинском районе в зоне партизан был помощ-
ником уполномоченного Щелокова.
— Мы за вас очень волновались, — обратился он ко мне, —
но все обошлось.
Партизаны стали разгружать шаланду. Выгрузили муку, под-
солнечное масло, соль, обмундирование, телефонные аппараты.
Потом стали выкатывать бочки с порохом, винтовки, взрывмате-
риалы, кожу и многое другое.
Я тогда подумал: что могло бы стать с нами, если бы бело-
гвардейская охрана нас задержала!
Мои думы прервал Михайлов.
— Тебе, дорогой друг, возвращаться во Владивосток нельзя.
Давыдюк препроводит тебя в отряд к Анисимову.
Подошел Давыдюк, оказалось, что мы знаем друг друга, он к
грузчикам на Эгершельд приезжал из отряда за патронами и мы
его на время устраивали работать в одной из десяток грузчиком.
Так я и оказался в 6-м партизанском отряде, штаб которого
был в деревне Венедиктовке. Явился к начальнику штаба Бело-
усу, получил назначение в роту политработником. В это время в
штаб явился Балиновский, я его тоже знал, он приезжал во Влади-
восток за взрывчаткой. Василий Балиновский стал возражать про-
тив моего направления в роту, и я оказался в подрывной коман-
де Балиновского.
Подрывники в это время находились на рыбалке Щукина. Сюда
я и прибыл с помощником командира отряда по разведке Петром
Воробьевылл.
Через какое-то время неизвестно откуда прибыл катер «Со-
119
кол». Воробьев взял подрывников на катер и сказал:
— Идем на большую операцию.
Вскоре катер вошел в шкотовскую бухту. Здесь на якоре сто-
ял японский пароход «Танси-мару». Петр Воробьев сказал, что
необходимо освободить арестованных японцами граждан, кото-
рых увозят в Японию.
Мы стали подниматься по трапу, и вдруг по партизанам откры-
ли стрельбу. Как потом стало ясно, это стрелял из нагана управ-
ляющий Шкотовского таможенного поста А. Ф. Янош. Мы его
разоружили и водворили на катер.
Арестованных на японском пароходе не оказалось.
Янош А. Ф., который продался японской фирме «Якуро-Шо-
кай», грузил на пароход опиум. Изъяв с «Танси-мару» 7 мешков
опиума и погрузив Яноша на катер, мы легли на обратный курс,
на рыбалку. В пути Янош бросился в море, но меткая пуля пар-
тизана настигла белогвардейца.
Вскоре военком Сучанского военного района Александр Яков-
левич Яковлев получил приказ проверить боевую готовность под-
рывных отрядов, команд и групп, работающих в тылу у противни-
ка, побывать во всех подразделениях и оказать подрывникам не-
обходимую помощь.
Товарищ Яковлев, выполняя это указание, докладывал командо-
ванию партизанских отрядов 29 июля 1921 года:
«В тылу у белых наиболее организованно проводит работу под-
рывная команда 6-го партизанского отряда Василия Балиновского.
Команда укомплектована в основном рабочими, местными кресть-
янами, хорошо знающими местность. До 50% бойцов в совершен-
стве владеет подрывным делом. Балиновский смелый и опытный
командир. Имеет тесные связи с Владивостокским подпольем. В
морском порту грузчиками работают коммунисты, которые снаб-
жают партизан подрывными материалами. Под фамилией Егоров
в морском порту на выгрузке работает коммунист Бурлаков Лео-
нид Яковлевич, бывший начальник госполитохраны при земском
правительстве. Там же, в 35-м десятке на Эгершельде, грузчиком
работает Федоров-Минак, в 29-м десятке также работают комму-
нисты Вырлан Георгий Иванович, Михайлов Мефодий. Все они —
опытные подпольщики, которыми руководит Бурлаков, возглавля-
ющий подрывгруппу в Союзе грузчиков».
27 июля 1921 года руководитель Владивостокского облревко-
ма РКП(б) Владимир Петрович Шишкин сообщал партизанскому
командованию следующее:
«Вчера послал сведения о предполагаемом направлении бело-
гвардейского отряда милиции на Сучанский рудник, и сейчас же
мы сами приняли меры к недопущению туда белогвардейского
отряда. Уже выехал наш отряд на линию с необходимыми мате-
риалами. Сегодня будет заложен фугас в нескольких верстах от
120
станции Угольной. Мы всегда будем иметь возможность поднять
на воздух продвигающиеся по Сучанской ветке эшелоны. Володя».
Тяжелым ударом по большевистскому подполью явился про-
вал группы коммунистов, которые были направлены на работу по
разложению каппелевских частей и подготовке переворота во
Владивостоке. Деятельность этой группы прекратилась в связи с
арестами Ивана Васильевича Рукосуева-Ордынского, руководителя
группы, Павла Григорьевича Пынько, заместителя руководителя
группы, Василия Степановича Авраменко, Ивана Иванова,
Т. Т. Портных и Пашкова. Все они были арестованы 7—9 октября
1921 года, их выдал белогвардейской охранке провокатор
К. А. Пестиков, который проник в подполье.
17 октября 1921 года все коммунисты этой группы были звер-
ски убиты.
Провал группы коммунистов из военного подполья повлек за
собой многочисленные аресты коммунистов Владивостокской пар-
тийной организации. Начавшиеся в октябре 1921 года, они длились
до мая 1922 года.
В феврале 1922 года в Приморье прибыл товарищ Никитенко
с полномочиями Дальбюро ЦК РКП(б) — восстановить деятель-
ность партийной организации. В это время во Владивостокской
тюрьме находилось до 200 коммунистов. В городе была парализо-
вана почти вся подпольная работа.
При встрече с уполномоченным Дальбюро В. П. Шишкин доло-
жил, что в селе Угловом (пригород Владивостока) действует под-
польная дружина. Он также рассказал, что после провала военно-
го подполья в Союзе грузчиков уцелела от арестов небольшая
группа коммунистов-грузчиков, которая и стала основой для соз-
дания боевой дружины в селе Угловом.
В данной работе я принимал участие, поэтому и расскажу, как
создавалась дружина.
Грузчик Федоров-Минак (Мацак) работал в 35-м десятке на
Эгершельде. Бурлаков Л. Я. передал ему указание «Володи Ма-
ленького» (В. П. Шишкина) о создании дружины. Федоров-Минак
приступил к работе, выехал в село Угловое. Он был большевик с
дореволюционным стажем и большим опытом в формировании
подпольных организаций. В селе Угловом он встретился с мест-
ным жителем Федором Федосеевичем Липиным. С ним и разра-
ботал план создания дружины. К работе в подполье был привле-
чен также местный учитель Яков Григорьевич Кожжановский, жи-
тель села Покровки. Яков Григорьевич охотно согласился вести
подпольную работу и сообщать данные о движении эшелонов Ли-
пину. Далее эти сведения через подрывников команды Василия
Балиновского должны были поступать непосредственно к испол-
нителям.
В дружину вовлекли также Ефима Васильевича Садырева, ра-
121
ботавшего грузчиком в порту. По указанию Л. Я. Бурлакова он
прекратил работу и возвратился к себе на заимку (29-я верста),
где организовал склад хранения взрывматериалов.
В январе Бурлаков вызвал меня и сказал:
— Вот что, связной, тебе задание. Срочно повидайся с грузчи-
ком Георгием Бараником. Он живет в Корейской слободке, дом
Гайдая № 702. Он тебя знает. Передашь ему, чтобы он был в 12
часов на платформе Первая Речка. Там он должен встретиться с
«Чуркиным», принять у него фугас и доставить его на заимку Са-
дыреву.
Бараник Г. М. задание выполнил, и фугас был укрыт на заимке.
Подрывник команды Балиновского Харчук, из местных кресть-
ян, встретился с тем же «Чуркиным». Через несколько дней пос-
ледний передал для Садырева японский карабин с 15 патронами.
Тот же партизан Харчук сообщил Садыреву, что подрывная
команда Василия Балиновского прибыла и находится в доме лесни-
ка. Харчук передал для хранения Садыреву 4 фунта пироксилина,
20 капсулей и бикфордов шнур. Все это Садырев принял и укрыл
у себя на заимке, в дупле старой липы.
18 декабря 1921 года в 10 часов вечера на Сучанской ветке, в
полутора верстах от села Углового, были взорваны два железно-
дорожных моста. Движение эшелонов с белогвардейцами было
приостановлено.
В тот же день произошли взрывы угольной шахты Артца.
Но здесь интервенты действовали оперативно. Сразу после
взрывов японская жандармерия оцепила шахту. Обыскивали каж-
дого рабочего. В числе задержанных был шахтер Чередниченко
(подрывник 6-го партизанского отряда). После обыска японские
жандармы убили Чередниченко на месте. В его карманах они об-
наружили обертки из-под пачки динамита, бикфордов шнур и
спички.
Партизаны, участники большевистского подполья подготови-
лись к дальнейшим операциям. Наладили разведку в тылу у бело-
гвардейцев. Улучшилась связь грузчиков с отрядом Анисимова.
21 мая 1922 года на 53-й версте вторично выведен из строя
мост, на котором на днях был взорван бронепоезд.
26 мая в 7 часов вечера со станции Новонежино вышел броне-
состав, который в одной версте от станции взлетел на воздух.
Взрыв был огромной силы. Были совершенно уничтожены две бро-
нированные площадки, классный вагон, повреждены и другие ва-
гоны. Убиты командир бронепоезда Деларецкий, его помощник
Буров и семь офицеров. Многие белогвардейцы были ранены.
12 августа 1922 года из фортов Минного городка с помощью
подпольщика Кисина удалось добыть 12 пудов тротила, который
был затем погружен на баркас и увезен на остров Путятина. Дей-
ствовала «группа Назара», наша группа, грузчики Эгершельда.
122
В БОЕВОЙ КОМСОМОЛЬСКОЙ ПЯТЕРКЕ
Крысанов Петр Петрович, один из активных участников комсо-
мольского подполья Эгершельдской организации города Владиво-
стока, из крестьян, рождения 1902 года, учащийся Некрасовской
гимназии, в комсомол вступил весной 1920 года, до этого состоял
членом Союза молодежи Владивостока. Проживал в бараке Ше-
стаковской артели погрузочно-разгрузочных работ в морском
порту на Эгершельде.
После состоявшегося молодежного собрания в столовой Союза
грузчиков весной 1920 года на Эгершельде Петр Крысанов пер-
вым записался в комсомол и стал активно работать в молодеж-
ной организации.
В мае 1920 года во Владивостоке возникла инициативная ком-
сомольская группа: Михаил Яншин, Евданов, Монюшко и другие.
Эта группа в то время вела работу по объединению рабочих мо-
лодежных организаций Владивостока. Петр Крысанов был актив-
ным участником всех собраний, лекций, митингов.
Молодежь под руководством большевиков организовывалась,
в боевые группы, которые несли патрульную службу по охране-
партийных конференций, собраний, учреждений, банка, телеграфа.
Крысанов всегда назначался старшим по караулу. Вместе с моло-
дыми комсомольцами Эгершельда Евдановым Андреем, Михай-
ловым Мефодием, Вырланом Георгием, Гарбузовым Василием, Ру-
сяевой Фросей, Марченко Дмитрием Петр принимал участие в до-
быче из белогвардейских складов и фортов оружия, боеприпасов,
медикаментов и взрывматериалов и их транспортировке в парти-
занские отряды Приморья.
После белогвардейского переворота 26 мая 1921 года Крыса-
нов Петр с группой комсомольцев уходит в сопки, в Анучино и до
сентября 1921 года находится в комсомольском отряде имени
К. Либкнехта. По приказу командования этот отряд нелегально
прибывает во Владивосток, вливается в подпольную организацию
города. Крысанов назначается начальником боевой подпольной
комсомольской пятерки и работает под руководством начальника
подпольной комсомольской организации Эгершельдского района
Михайлова Мефодия.
Комсомольская пятерка Крысанова, в которую входили Судар-
чикова Соня, Пачевский Иван, Афанасьев Александр, Виговский и
Пушко Афанасий, расклеивала прокламации и листовки на япон-
ском языке в частях, где размещались японские войска.
В конце мая 1922 года в район в качестве руководителя комсо-
мольского подполья Эгершельда прибыл Свиньин Игорь, который
стал получать нелегальную литературу в том же порядке, как это
было и раньше, от «Федора» (Третьякова) и Бурлакова. К этому
123
времени на Эгершельде в комсомоле работало 4 подпольных пя-
терки. Начальниками пятерок работали: Крысанов, Демченко, Фа-
деев Володя (брат писателя) и Ситников (бывший командир взво-
да имени К. Либкнехта).
В июне 1922 года Игорь Свиньин направил в город Михаила
Демченко с запиской: «Представителю сего выдай летучки — Чуж-
бин». Под этим псевдонимом работал Свиньин. Эти летучки на
японском языке пятерка Крысанова распространила в военном
госпитале на Эгершельде.
Крысанову Петру в 1919 году было всего 16 лет, несмотря на
это, он серьезно интересовался политическими и экономическими
вопросами.
Крысанов Петр верил, что социализм и коммунизм будут по-
строены и что ради этого надо нам, молодым, бороться.
Подполье в Приморье вело работу среди белых частей, в япон-
ских, английских, американских, французских и китайских частях.
И когда на Первой Речке в японском гарнизоне восстала японская
рота, Крысанов с огромным восторгом воспринял это сообщение.
«На Первой Речке, — сообщала газета «Красное знамя», — япон-
ским командованием разоружена японская рота вместе с офице-
рами, солдаты из разоруженной роты группами по десять человек
со связанными на спине руками посажены на судно. Тяжелые ус-
ловия и незнание, за что проливается кровь в чужой стране, бро-
жение в самой Японии... изменило психологию японского солдата
и сделало его ум доступным критике. Эта рота не исполнила при-
казы, срезала погоны и надела красные банты».
Петр Крысанов передал это сообщение своим товарищам:
«Наше большевистское слово все преграды ломает!»
К. Н. СЕРОВ
ИЗ ИСТОРИИ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ
БОРЬБЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
В 1917-1922 гг.
В годы гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке
соотношение сил было неравным. На стороне интервентов и рус-
ских контрреволюционеров было подавляющее материальное
преимущество, преимущество в людской силе, оружии, снаряже-
нии, денежных средствах и в средствах идеологического воздейст-
вия. В их руках были первоклассные типографии, где печатались
газеты, журналы, книги, брошюрки.
124
На население Дальнего Востока с 1917 по 1922 год обрушива-
лись горы антисоветских «фактов», лавины слухов и сплетен, во-
допады грязных инсинуаций на большевиков и Советскую власть.
Пресса Владивостока представляла все оттенки политических
течений, возникших в России после революции.
Рабочие старались всячески саботировать печатание белогвар-
дейских газет: затягивали набор, путали шрифты, искажали текст.
Газеты иногда выходили с набором совершенно бессмысленных
слов и фраз.
Дело дошло до того, что генерал Хорват однажды обратился
с покорнейшей просьбой к настоятелю Шмаковского мужского
монастыря: «Ко мне обратилась редакция газеты «Приморская
жизнь», издающейся во Владивостоке. Прошу не отказать в Вашем
благословении отпустить в город для работы братьев наборщиков,
по возможности 14 человек; братья наборщики будут помещены
с удобствами и изолированы от мирских людей».
В 1917 году во Владивостоке появилась газета «Красное знамя».
Кроме нее издавались «Известия Совета рабочих и солдатских де-
путатов», «Известия Приморского областного Совета крестьянских
депутатов», которые заменила потом газета «Народное слово».
В 1918 году до чешского переворота выходили «Красное зна-
мя», «Крестьянин и рабочий» и «Народное слово».
После свержения Советской власти в 1918 году издавалась од-
на рабочая газета с предварительной чешской цензурой. Посколь-
ку газета закрывалась на втором или третьем номере, она печата-
лась под разными названиями: «Рабочий», «Труженик», «Рабочий
мир» и т. д.
Затем стала выходить подпольная газета «Коммунист». Она бы-
ла и в 1919 году. Вышла было газета Центрального бюро профсо-
юзов «Труженик», но она была сразу закрыта, также были немед-
ленно закрыты «Земские известия».
Вышел один номер журнала «Бирюч».
На работу в газеты Приморская парторганизация направляла
наиболее преданных, стойких, наиболее крепких большевиков, по-
литически грамотных.
Так, первым редактором газеты «Красное знамя» был руково-
дитель Владивостокской организации большевиков Арнольд Ней-
бут, примерно до конца 1917 года, до его отъезда в Петроград на
Учредительное собрание.
После него до чешского переворота редактором газеты был
Иордан. Это был тоже большевик с большим подпольным стажем,
высокой культуры человек, бывший политэмигрант в Австралии.
После чешского переворота была создана редакционная кол-
легия в составе Михаила Фельдмана («Мифа»), 3. Секретаревой и
Я. Кокушкина.
Поскольку редакторы газет нередко подвергались аресту, бы-
125
ли подобраны редакторы специально для ареста — зицредакторы
из рядовых коммунистов.
С ноября 1918 года стала издаваться в глубоком подполье га-
зета «Коммунист». Редактором ее был Василий Григорьевич Анто-
нов, талантливый журналист и человек высокой культуры. Напар-
ником его был Всеволод Михайлович Сибирцев.
В. Г. Антонов родился в 1882 году в семье фельдшера, член
КПСС с 1903 года. За активное участие в революции 1905 года на-
гражден в 1956 году орденом Ленина. С 1908 по 1917 год нахо-
дился в Италии как политэмигрант.
В 1920 и начале 1921 года, весь легальный период, редак-
тором газеты «Красное знамя» был талантливый журналист, пуб-
лицист и критик, большевик с 1904 года Николай Федорович Чу-
жак-Насимович.
В Ленинградском институте истории партии хранятся скупые ан-
кетные данные о Н. Ф. Чужаке. Он родился в 1876 году в Нижнем
Новгороде. Получил среднее образование, по профессии журна-
лист с 1896 года. В 1904 году вступил в члены РСДРП в Женевской
группе большевиков.
Острые полемические статьи Насимовича разили не в бровь, а
в глаз врагов революции, газетных прислужников интервентов.
В статье «Игоян-кампания» Н. Чужак-Насимович разоблачает
эсеровскую газету «Воля», ее реакционную сущность, уличает ее в
дружеском контакте с черносотенно-монархической газетой «Сло-
во» — они охотно цитировали друг друга. Чужак писал: «Не окон-
чательно потерявшие совесть эсеры из «Воли» и окончательно по-
терявшие ее черносотенцы из «Слова» работают в полном кон-
такте».
Газету «Военный набат» (стала «Набатом») редактировал Все-
волод Сибирцев, в качестве члена редколлегии с ним работала
3. Секретарева. После закрытия «Набата» В. Сибирцев остался ра-
ботать членом военного совета, а 3. Секретарева перешла в ре-
дакцию «Красного знамени» к Насимовичу.
Газету «Крестьянин и рабочий» редактировал Петр Уткин, быв-
ший политэмигрант в Австралии, погибший вскоре от руки бело-
бандитов.
В 1921 году при Меркуловых «Красное знамя» ушло в подполье.
Редактором газеты был назначен Федор Третьяков вместе с Гу-
щиным.
На Андрея Цапурина была возложена архиответственная и ар-
хиконспиративная задача организовать издание и печатание газеты
в подпольной типографии. И с этой задачей он справился. В печа-
тании и издании подпольной газеты принимал участие также Яков
Ковнер.
В 1917—1918 годах и в условиях подполья издание газет было
для большевиков делом чрезвычайно сложным. У них не было
126
средств для приобретения собственной типографии, не было при-
личной бумаги.
«В руках капиталистов деньги — продажные газеты, книги и т. д.
У трудового люда ничего этого нет — ни знаний, ни образования,
ни денег», — писала газета «Крестьянин и рабочий» (1918 г. № 2).
Торговцы бумагой саботировали и не продавали большевикам
типографской бумаги. Газеты печатались на оберточной бумаге.
Огромную помощь оказывали большевистской газете трудя-
щиеся Приморья. Они собирали деньги, выделяя крохи из своих
скудных средств. Сборы в области шли и среди крестьян, и в го-
родах среди рабочих. В условиях подполья рабочие доставали в
типографиях буржуазных газет шрифт, краску, бумагу и даже пе-
чатали в этих легальных типографиях большевистские бюллетени,
листовки. На Дальзаводе рабочие изготовляли детали для под-
польных печатных станков.
В «Красном знамени» и в других газетах сотрудничали круп-
ные талантливые публицисты, журналисты и писатели. Активное
участие принимали в большевистских газетах рабочие, крестьяне,
служащие.
Известные советские поэты Николай Асеев, Сергей Третьяков и
Сергей Алымов начинали свой творческий путь во владивостокских
советских газетах и журналах.
Одним из талантливейших журналистов в то время был Кон-
стантин Андреевич Харнский. Он выделялся среди газетных работ-
ников политической заостренностью своих статей, точностью фор-
мулировок, живым и образным языком. Ему удавалось помещать
свои статьи в легальных газетах при колчаковской власти и прово-
дить в них марксистские взгляды.
Интервенты совместно с белогвардейцами вели острую идео-
логическую борьбу против Коммунистической партии и Советской
Республики. Во Владивостоке было создано «Американское прави-
тельственное бюро печати», которое вело активную антикоммуни-
стическую и антисоветскую пропаганду. В 1918—1920 годах США
издавали во Владивостоке антисоветский журнал «Дружеское сло-
во» и газету «Новое русское слово». На русский Дальний Восток
заявились сотни американских проповедников. Они создали от-
деления «Христианского союза молодых людей», щедро субсиди-
ровали различные сектантские общины.
Большевики не оборонялись, а вели наступательную политику в
этой ожесточенной идеологической борьбе.
Через газеты, прокламации и путем устной пропаганды они
стремились разъяснить японским, американским и колчаковским
солдатам классовую сущность борьбы интервентов и белогвар-
дейцев против рабоче-крестьянского государства, раскрыть глаза
на захватнические цели империалистов, показать общность интере-
127
сов рабочих и крестьян независимо от их принадлежности к той
или иной нации.
В обращении к американским солдатам Далькрайком РКП(б)
призывал их бороться против общего смертельного врага трудя-
щихся— буржуазии... «Не будьте манекенами в руках буржуазии.
Соединитесь вместе и сбросьте диктатуру Колчака, Семенова и
других тиранов. Вперед вместе, долой капиталистов. Да здравству-
ет Красный интернационал и революционный мир трудящихся!»
Газета «Рабочий мир» писала: «... не было бы союзнической ин-
тервенции в России. Гражданская война давно уже закончилась бы.
Большинство трудового народа к этому времени укрепило бы тот
политический и экономический образ жизни, который он считает
более подходящим».
Большевики сразу поняли опасность идеологической диверсии
правительства США, насаждавшего на Дальнем Востоке отделения
«Союз христианских молодых людей», миссии Красного Креста,
создававшего клубы, организации бойскаутов и герльскаутов для
русских детей, устраивали лекции, беседы, вели активную пропа-
ганду американского образа жизни. Американцы учили русских
детей английскому языку, истории США, американским нравам и
обычаям и разучивали псалмы и американский гимн «О, наше
звездное знамя».
Через свои газеты большевики разъясняли трудящимся истин-
ный характер американского образа жизни и лжедемократизм
этой страны. Газета «Рабочий и крестьянин» обращалась к рабо-
чим: «Товарищи рабочие! Берегите своих детей. Будьте осторож-
ны, товарищи рабочие и работницы».
Рабочие, крестьяне и служащие правильно оценивали преда-
тельскую роль белогвардейских и эсеро-меньшевистских газет,
лживую провокационную пропаганду интервентской печати.
В 1921 году крестьянская фракция Народного собрания При-
морской области опубликовала резолюцию против белогвардей-
ской печати: «Мы, депутаты от сельского населения, до приезда
во Владивосток не могли даже представить себе, что здесь в та-
ком неприкрытом виде могла бы существовать черносотенная про-
паганда и погромная пресса... Считаем черносотенную пропаган-
ду и погромную литературу в виде газет «Слово», «Владиво-Нип-
по» и погромного листка «Блоха» отвратительным и грязным яв-
лением, растравляющим еще не зажившие раны всего населения».
Депутаты призвали население протестовать против черносотен-
ной пропаганды и погромной прессы и бойкотировать ее.
Большевистские газеты помогали трудящимся разбираться в
политическом смысле происходящих событий, боролись с расхля-
банностью в партизанских отрядах, разоблачали провокации ин-
тервентов и белогвардейцев, внушали трудящимся уверенность в
победе правого дела борьбы за Советы.
128
Р. С. ГОЛОМБИК
ИЗ ЗАПИСОК ЯКОВА ГОЛОМБИКА
«...Это была компания молодых людей незаурядных: не слу-
чайно из всех учащихся Владивостока именно она раньше всех
пришла к народу и вышла в революцию, а в 17—18—19 годах мы
из учащейся среды были в этом отношении единственными...»
А. Фадеев.
Как возникла коммуна коммерческого училища? Первый сиг-
нал к спору подала А. Ф. Колесникова, опубликовавшая письма
А. А. Фадеева об их общей юности.
..Я помню Сашу Фадеева еще девятилетним мальчиком... Од-
но время мы жили даже в одном дворе на Комаровской улице...»
(Юность. 1958. № 12.)
«...Когда мы подросли, — пишет Колесникова, — и уже учились
в школе (гимназии. — Р. Л.), я и мои две подруги — Нина Сухору-
кова и Лия Ланковская сдружились с группой Сашиных товарищей
по коммерческому училищу. Обычно нас бывало человек пять—
семь: Саша Фадеев, Гриша Билименко, Петя Нерезов (прообраз
Петра Суркова в романе Фадеева «Последний из удэге»), Саня
Бородкин, Паша Цой. Позднее к этой группе присоединились Же-
ня Хомяков, Ися Дольников, Яша Голомбик... Из этой группы юно-
шей и родилась вскоре боевая «коммуна», о которой пишет в
своих письмах Фадеев...»
А что пишет сам Фадеев по этому поводу?
«Из моих дружеских склонностей (до 17-го года) некоторые
были более или менее постоянными... Дружба с Исей Дольнико-
вым, Женей Хомяковым (сыном лесного ревизора, жившим на са-
мом верху Суйфунской улицы, на углу Последней) и с Гриней Би-
лименко... Я дружил с Гришей потому, что мы оба были «из де-
ревни» и вместе ездили со станции Евгеньевка во Владивосток и
обратно. С Женей потому, что много лет подряд мы сидели на
одной парте, жили близко друг от друга, с Исей потому, что он
так же, как я, любил читать книги, с детства, так же, как я, прояв-
лял склонность к писательству. У Гриши был свой друг (отдельно
от меня) Саня Бородкин, у Иси Лева Гринштейн... Когда мы под-
росли немножко, у меня появились некоторые общие интересы с
друзьями моих друзей — Саней и Левой — на почве спорта. Здесь
впервые появился в нашей орбите и Петя. Он был сильней нас и
«злой», и мы его побаивались, — и прекрасный футболист и хок-
кеист Паша Цой, с которым дружил Петя. Когда мы еще подросли,
129
стали ходить на вечера и танцевать, появились новые, более силь-
ные интересы — ухаживание за девочками. За это время намети-
лась уже целая компания друзей, опять-таки отдельная от меня,
Гриша, Саня и Петя, к которой примыкал и Паша Цой...
К концу 16/17, а особенно к началу 17/18 учебных годов как-то
само собой сложилось прочное ядро нашей «коммуны»: Петя —
Саня — Гриша — я. Почему именно так сложилось ядро — так ска-
зать, «душа коммуны»? Потому, что мы были самой демократиче-
ской, низовой, близкой к народу частью своих сверстников по учи-
лищу. Это мы своим влиянием втащили в «коммуну» каждый по
своей линии Дольникова, Гринштейна, Пашу Цоя. Для последних,
в смысле их левых, революционных настроений — имело также ог-
ромное значение, что они принадлежали к угнетенным националь-
ностям. Дуллаю, что это обстоятельство определило тогдашнее на-
строение Шуры Голомбика. Он тоже был принят в «коммуну...»
(А. Фадеев. Письма дальневосточникам. Примиздат, 1960).
Говорят, воспоминания—это не документы. Но письма Фаде-
ева вошли в Золотой фонд советской литературы. Надо было сна-
чала проверить «Письма о юности», а затем уже издавать. Самые
«демократические, низовые...», но отчим Пети был лавочником,
отец Сани — богатый купец, старообрядец, или, как у нас говори-
ли, старовер; Гришин — зажиточный крестьянин, Сашин отчим —
фельдшер, а были в училище и дети рабочих. Но не в этом дело.
О какой коммуне речь? Коммуны пока еще не видно. Занимались
спортом, танцевали, читали книжки... Преподаватели спортивного
общества «Сокол» Иван Иванович и Каролина Карловна Мойжиш
любили своих учеников и называли младшую группу соколятами, а
старшую — соколами. По воспоминаниям Кокушкина, со слов Зои
Секретаревой, это была организация бойскаутского типа, но это
неверно. Никаких целей, кроме физического воспитания, «Сокол»
перед собой не ставил. Но Зоя, зная о нем, видимо, только пона-
слышке, нарекла соколятами юных партизан — Фадеева, Билимен-
ко, Нерезова и Бородкина.
Теперь посмотрим, что пишет по этому поводу Яков Голомбик:
«...С приготовительного класса я подружился с Петей Черезо-
вым, с которым сидел за одной партой. Он был «недостаточным»
учеником, а моя мать, отправляя меня по утрам в училище, обыч-
но давала мне бутерброды с колбасой или сыром или деньги на
горячий завтрак. Разумеется, я делился с Петей. У него был това-
рищ Паша Цой, и мы втроем образовали общий котел и общую
кассу. Когда я, будучи в первом классе, познакомился в нашем
дворе с Сашей Фадеевым, он был в приготовительном. Ко мне
домой приходили Нерезов и Цой, а к Фадееву Гриня Билименко
и Саня Бородкин, у которого жил Гриня в учебное время. Во
дворе на Комаровской мы все перезнакомились и подружились.
130
Начались общие завтраки, создалась общая касса, было положено
основание будущей коммуне. В следующем году к нам пристали
первоклассник Ися Дольников и ученик третьего класса Лева
Гринштейн из Никольска, живший в учебное время у Дольнико-
ва. Мы проводили вместе все перемены в училище и все свобод-
ное время после уроков, играли в лапту, зоску...»
Стать членом комаровской компании значило пройти испыта-
ние боем — доказать бесстрашие, стойкость, честность, потому
что экзаменатора — Гартмана — никто победить не мог, а он по-
щады никому не давал. Сразиться вничью означало право на
членство в компании, ведь драться надо было до тех пор, пока
Вильчек не обойдет десять раз круг болельщиков, а их собира-
лось человек двадцать.
Крика не было, советы свои зрители давали спокойно и объ-
ективно. Бойцы не имели права хватать друг друга руками, ими
можно было только драться (а не ногами или головой). Нельзя
было зареветь или убежать с поля боя. Повторное «посвящение»
не практиковалось.
Проводилось это «посвящение» на площадке под Орлиным
Гнездом, которое комаровские ребята считали своим, а ребята с
Голубиной пади — своим. Мысль о том, что всех чужих ребят на-
до прогонять с сопки, подал комаровской компании Игорь Си-
бирцев, хранивший на Орлином Гнезде, в тайнике под большим
камнем революционную литературу. Наши ребята об этом не
знали, но выбивали «голубинцев» с сопки усердно. Вооруженные
фанерными щитами и сумками, полными камней, они производи-
ли довольно внушительное впечатление, когда гурьбой неслись
вверх по Комаровской на свои «передовые позиции».
«Дралась наша улица, — пишет Яков Голомбик, — но вместе с
Последней и против Первой Речки. Первореченские ребята, глав-
ным образом «городские», дрались жестоко. Здесь шел бой не
камнями, а «на кулачки». Петя как житель Первой Речки был сре-
ди наших противников, но мы с ним никогда не дрались, хотя и
не помогали друг другу в случае опасности. Изменять своей ули-
це было нельзя...»
Знает ли нынешняя молодежь, что такое кулачный бой деся-
тых годов? Попробовал бы кто-нибудь напасть вдвоем на одного!
Или зажать в кулаке камень, или пустить в ход кастет, или уда-
рить в солнечное сплетение! А удар ниже пояса был позором для
всего города или всего пригорода, — и горе тому, кто позволил
бы себе такой подлостью оскорбить честный кулачный бой. Бой-
кот, полный и вечный!
Да, драки. Не во Владивостоке они родились, пришли из За-
байкалья, Сибири, с Енисея и Волги... Но они воспитывали в дра-
чунах смелость, выносливость и своеобразные понятия о поря-
дочности.
131
...Во время работы на переписи летом 1917 года у меня уже
были определенные большевистские взгляды, укрепленные газетой
«Правда», которую старший брат присылал домой с фронта. Как
пришли к большевизму остальные члены коммуны, сказать труд-
но. Гринька называл себя эсером, т. к. считал, что эсеры — кре-
стьянская партия. Но это только теоретически. Практически он во
всех вопросах поддерживал большевиков. Сашка называл себя но-
вожизненцем, вероятно, под влиянием имени Горького. Но после
чехословацкого переворота он примкнул к коммунистической ор-
ганизации. Да и до этого в Союзе учащихся и в Союзе рабочей
молодежи у нас практически никаких разногласий не было. Петь-
ка, Санька, Женька, Пашка пришли в коммунистический мир уже
после чехословацкого переворота. Какими путями, сказать за-
трудняюсь. Петр вообще был молчаливым и довольно скрытным
даже со мной, в то время он, видимо, был самым близким моим
другом. Помню только, что однажды он сказал мне, что хотел
бы принять участие в революционной работе. Я, посоветовавшись
предварительно с Зоей Секретаревой, привел его к Сибирцевым,
и он быстро включился в работу. Кто привел Гриньку и Саньку,
я сейчас уже не помню, либо я, либо Сашка.
Иська Дольников и Левка Гринштейн вступили в партию рань-
ше всех, осенью 1917 года. Но они в это время учились в реаль-
ном училище в Никольске-Уссурийском. Левку, не помню за что,
исключили из коммерческого, а Иська ушел из солидарности.
В 1918 году Иська работал в подпольной партийной организации,
а Левка летом 1918 года уехал в Китай...
Перед первой мировой войной вся Россия увлекалась театром,
так же как весь мир увлекается сейчас футболом. Кончилось у
комаровских ребят увлечение драками, началось увлечение теат-
ром. Сцена — в сарае или на заднем дворе у забора, занавес —
две простыни, суфлерской будки не было, подсказывали друг
другу, что в голову придет. Авторство «пьес» было иногда кол-
лективное, а чаще всего — фадеевское. Он же при надобности
за/ленял суфлера. «Декорации» были скудные: черемуховые вет-
ки, пробивавшиеся через планки штакетника из соседнего двора,
иногда — горшок с фикусом — банановое дерево или пальма,
простыня на трех палках — палатка, наша китайская собачонка
Крошка и сибирцевская кошка — лев и тигр, засунутые в хворост
красные тряпки — костер. По ходу действия актеры разъясняют
зрителям, когда плывут на пироге, когда спускаются в подводной
лодке на дно моря. Это все было влияние Фенимора Купера и
Майн Рида.
Увлечение театром, так же как и кулачные бои, осталось в
прошлом. Во Владивостоке открылся цирк Изако, иллюзион Янд-
жогло, появились книжки о Шерлоке Холмсе и Нате Пинкертоне.
132
В 1912—1913 годах у Изако гастролировали корифеи французской
борьбы: Черная и Красная маски, Зимин, Поддубный... Сейчас же
чемпионат комаровской компании у нас в сарае. И это увлечение
прошло... Но навсегда осталась верность «Соколу» и — колонии
коммерческого училища. Для всех учеников здесь был доступный
летний отдых, одним — бесплатно, другим — за небольшую плату.
Расположена была колония в Уссурийском заливе, в десяти ки-
лометрах от станции Шкотово, недалеко от заимки Суханова и
от бухты Кангауз. Все будущие коммунары побывали в этой коло-
нии, кто чаще, кто реже. В архиве Матвеева-Бодрого я видела
групповой снимок и только одного узнала среди загорелых ре-
бят— сидящего на лошади Сашу Фадеева.
...Каждое утро мы по очереди ездили верхом за молоком на
заимку Суханова. Лошади были, конечно, смирные, ехали мы ша-
гом, чтобы не расплескать молоко, и хотя нужно было вставать
в четыре часа утра, для нас всех это было такое удовольствие,
что никто не пропускал свою очередь. За остальными продукта-
ми мы ездили на телеге в Шкотово. Два или три раза выезжали
на восьмивесельном вельботе к пароходу. В хорошую погоду он.
заходил в наш залив и останавливался напротив колонии. В пло-
хую погоду мы выезжали к заимке Суханова... На веслах исклю-
чительно ребятишки, за рулем наш воспитатель Павел Семено-
вич. Впоследствии его заменял Петя Нерезов, и мы с ним решили
махнуть в Японию. Однако нашлись благоразумные ребята, ис-
пугавшиеся такого путешествия, и оно не состоялось, о чем мы с.
Петей горько сожалели...
...О февральской революции мы узнали 3 марта (по старо-
му стилю), так как генерал-губернатор Гондатти на несколько
дней задержал телеграмму из Петрограда. Вечером 3 марта
мы с Петром сидели у нас и играли в шахматы. Сестру Мару-
сю— она была в восьмом классе — вызвали к телефону. Она:
взяла трубку и вдруг затанцевала на месте и запела на весь дом:
«Отречемся от старого мира...»
...Мы ей не поверили, но на другое утро, в училище, на мо-
литве, директор объявил нам о свержении царского правитель-
ства.
После уроков мой старший брат Гриша сказал мне, чтобы я
не уходил из училища. Когда все разошлись, он и его товарищ
кореец Николай Пак занялись изготовлением лозунгов: «Свобода,
равенство и братство!», «Да здравствует демократическая рево-
люция!», «Долой самодержавие!» и пр. Я деятельно помогал им.
Мы проработали всю ночь и рано утром развесили эти лозунги
по всему училищу. Однако директор сорвал их все и перед на-
чалом занятий произнес в актовом зале речь, суть которой за-
ключалась в том, что первый призыв Временного правительст-
ва
йа— сохранять спокойствие, а некоторые горячие головы не по-
нимают этого, нарушают спокойствие, вывешивают всякие лозун-
ги, что вовсе не требуется. Но мы не могли сохранять спокойст-
вие. Ученики старших классов проходили в это время военную
подготовку. Винтовки (берданки) хранились в подвале училища.
Утром 5 марта мы, группа учеников, спустились в подвал, взя-
ли винтовки, поднялись в актовый зал, сняли со стены все еще
висевший на месте портрет Николая II размером примерно 4X2
метра и на штыках снесли его в подвал. Действовали мы очень
решительно, и директор на этот раз промолчал, но нашлись уче-
ники, открыто начавшие возмущаться нашим поступком. Это бы-
ли будущие семеновцы и калмыковцы. В училище резко обозна-
чились две линии: «за» и «против» революции. В эти дни наша
компания объявила себя «коммуной».
В 1917 году летом была проведена Всероссийская сельскохо-
зяйственная перепись, в которой участвовали почти все члены на-
шей коммуны (за исключением, кажется, Хомякова и Цоя). Дела-
лось это без ведома наших родителей, считавших нас не настоль-
ко взрослыми, чтобы ездить по деревням.
Мы с Петром, как обычно, уехали на лето в колонию, но там
мы заявили начальству, что возвращаемся домой, а сами ушли в
Шкотово, где районным инструктором был Алексей Михайлович
(фамилию не помню).
Во избежание недоразумений я оставил в колонии с дюжину
открыток с одинаковым содержанием: «Дорогие родители! Я жив
и здоров, чего и вам желаю» и просил друзей-колонистов каж-
дую неделю отправлять по одной открытке. Но когда я вернулся
домой, открытки продолжали поступать. Так и открылся мой об-
ман, но работа уже была проведена.
Мы с Петром ходили и ездили по деревням, заполняя со слов
крестьян специальные бланки с рубриками: население, скот, по-
севы и т. д. В некоторых деревнях крестьяне относились к пере-
писи с большой осторожностью, недоверием, сообщали непра-
вильные сведения. Многие вообще отказывались давать их.
Недалеко от Шкотова было поместье Шевелева — деревня дво-
ров на пятьдесят — Шевелевка. Крестьяне конфисковали имение,
землю разделили и объявили свою Шевелевку самостоятельной
республикой. Конечно, избрали собственное правительство, кото-
рое категорически отказалось участвовать в переписи. Мне с
большим трудом удалось уговорить «президента» дать соответ-
ствующее распоряжение, чтобы крестьяне отвечали на вопросы
переписного листа. Президент сделал это только после моего
разъяснения, что участие в переписи ни в коей мере не умалит
прав и самостоятельности «республики».
В деревне Речице дело было хуже. Прежде чем говорить о
Я 34
переписи, крестьяне завели со мной разговор на политические
темы. Ссылаясь на свою малограмотность, они просили разъяс-
нить им, кто такие Выхристов и другие (кандидаты в Учредитель-
ное собрание от правых эсеров). Я позволил себе неуважительно
отозваться об этой компании, что не понравилось крестьянам, и
они отказались давать мне сведения для заполнения переписных
бланков. Кроме этого, попросили убраться поскорей из деревни,
причем отказались дать лошадей, которых обязаны были дать.
Мои протесты, уговоры и разъяснения не привели ни к чему.
Мне пришлось бы шагать двадцать верст пешком до волостного
центра, а главное — пришлось бы шагать босиком, так как по до-
роге в Речицу я потерял один ботинок, очевидно упавший с те-
леги. Только после вмешательства волостного комиссара мне
удалось проделать свою работу.
К концу переписи мы с Петром отправились на заимку Суха-
нова и в бухту Кангауз. Пошли мы пешком, так как получали по
пятьдесят копеек прогонных с версты даже в том случае, если не
нанимали лошадей. Прошли в оба конца верст пятьдесят и к ве-
черу второго дня подходили к Шкотову. Все это время погода
была дождливая и известные нам мелкие речушки растеклись.
В четырех-пяти верстах от Шкотова, уже в сумерки, мы подошли
к небольшой речушке, которая показалась нам неширокой. Петя
уверял, что ее можно перепрыгнуть. Передав на всякий случай
мне папку с переписными листами, он разбежался и угодил в са-
мую середину речки, искупавшись с головой. Я пошел искать
брод и перешел речку по грудь в воде, держа папку над голо-
вой, каждую секунду готовый поплыть «одной рукой». Но как бы
я поплыл в одежде? На наше счастье, этого делать не пришлось.
Мы так опасались замочить переписные листы, что во время
дождя снимали с себя чуть ли не все, что на нас было, и закуты-
вали папку. Наконец, совершенно мокрые и озябшие, мы добра-
лись до Шкотова. Алексей Михайлович, наш начальник, сходия
куда-то к знакомым и принес нам стакан коньяку (в то время-
свободной продажи спиртных напитков не было). Нам с Петькой
было по пятнадцать лет, и мы еще не пробовали спиртных на-
питков. Зная, что пьяницы всегда буянят, мы, прежде чем выпить
коньяк, приняли предупредительные меры: разделись, улеглись в
постель и потушили лампу, чтобы не наделать пожара. Выпив
коньяк, мы были несколько удивлены тем, что у нас нет никакого
желания буянить. Мы вообще не почувствовали какого-либо воз-
действия спиртного. Впоследствии оказалось, что Алексей Михай-
лович, учитывая нашу неопытность, сильно разбавил коньяк во-
дой.
...Итак, нас было девять. По социальному и имущественному
положению мы были неоднородны. Петя Нерезов — сын рабоче-
го. Мать его, овдовев, вышла замуж за мелкого торговца. Отчим
13S
Петю невзлюбил и о нем не заботился. Мне довелось прочитать
в статье, кажется, Беляева (или Романенко), что Петра Нерезова
попрекали бедностью другие ученики. Это неверно. Петя, благо-
даря своей смелости, ловкости и справедливому, прямому харак-
теру, пользовался большим уважением учеников, и ни он, ни мы,
его близкие товарищи, никогда бы не позволили никаких оскорб-
лений в его адрес. Только училищное начальство позволяло себе
это, что нас всегда глубоко возмущало.
Гриня Билименко — сын крестьянина-середняка. Саша Фадеев
происходил из среды сельской интеллигенции: мать его была аку-
шеркой, отчим—фельдшером. Отец Жени Хомякова служил лес-
ничим. Отец Паши Цоя был богатым купцом. Ися Дольников был
сыном владельца крохотного комиссионного магазина. Саня Бо-
родкин происходил из старообрядческой купеческой семьи. У Ле-
вы Гринштейна отца не было, мать его перебивалась в одиночку.
Таким образом, по рождению мы представляли собой чуть ли
не все слои населения: рабочий класс — Нерезов, крестьянство —
Билименко, трудовая интеллигенция — Фадеев, административно-
чиновничья прослойка — Хомяков, мелкая буржуазия — Дольни-
ков, средняя — Бородкин, крупная — Цой. О себе я бы сказал,
что происходил из семьи буржуазной интеллигенции...
Татьяна Цивилева рассказывала мне, кажется, со слов сестер
Павла Цоя, живущих в Риге, что отец Паши был крупным корей-
ским подпольщиком, издавна боровшимся за освобождение Ко-
реи. Он был кем-то предан, зверски замучен, изрублен на куски.
Вот тебе и «богатый корейский купец» из воспоминаний Якова
Толомбика.
...Мы любили литературу, много читали и очень уважали рус-
ский язык. Помню, что с Петей, если не проводили лето вместе,
писали друг другу длинные письма, стараясь писать выразитель-
но и грамотно. Саша Фадеев был редактором и активным со-
трудником рукописного журнала, выпускавшегося учениками
старших классов коммерческого училища. Из всех членов комму-
ны только один Дольников участвовал в этом журнале. У каждо-
го из нас был свой любимый писатель. Билименко и Фадеев ув-
лекались Л. Толстым, другие предпочитали Достоевского, Турге-
нева... Надо сказать, что популярные в ту пору Арцыбашев, Ам-
фитеатров, Л. Андреев и другие модные писатели не пользова-
лись особенным уважением коммуны.
До революции мы спорили только о героях литературных про-
изведений. После нее наши споры приняли другое направление.
У Грини проснулось национальное самосознание, он стал рато-
вать за самостийную Украину, не разрешал называть себя мало-
россом, а тем более хохлом, и, кажется, даже вступил в какой-
136
то украинский союз, уверяя, что украинская нация выше всех. Но
это увлечение у него скоро прошло.
Саша Фадеев проводил кампанию против антисемитизма. Со-
общал, что у него семнадцать процентов еврейской крови, а так
как его мать была обрусевшей немкой, то, по его мнению, рус-
ской крови в нем оставалось совсем мало.
Думаю, что Фадеев это делал для того, чтобы коммунары
«угнетенной» национальности не чувствовали себя неравноцен-
ными членами коммуны. То, что мама у него была немкой, все
знали, отец, судя по фотографиям, был настоящий бородатый
«русак». Откуда же у него могла взяться еврейская кровь?
...Не обошлось без юношеской влюбленности, — пишет брат.—
Лия «безумно» влюбилась в Петю, который не отвечал ей взаим-
ностью, только дружил с ней. «Несчастная любовь» Лии и была,
очевидно, причиной ее отъезда в Америку, к отцу, дореволюци-
онному эмигранту. Гриня ухаживал за Ниной, я дружил с Асей...
...Ася жила у Лии на Набережной, и мы трое бывали там ча-
ще других ребят. Реже всех бывал там Саша Фадеев, и нам в го-
лову не приходило, что он влюблен в Асю. Наоборот, мы дума-
ли, что он избегает девушек из-за антипатии к женскому полу.
О том, что Ася Колесникова была первой любовью Фадеева, я
с удивлением узнал только из опубликованных в журнале
«Юность» писем Фадеева к Асе. Думаю, не знала об этом и са-
ма Ася. В нашей компании Фадеев держал себя как отчаянный
женоненавистник, и никто из нас не мог предположить, что он
способен влюбиться. Всех «стрелявших» за гимназистками он ост-
роумно высмеивал. О том, что это — маска, что он так ведет
себя из-за неуверенности в себе, считая, что ни одна девушка не
может его полюбить, мы и не подозревали, и сейчас мне трудно
поверить в его страстную юношескую любовь, в которой он сам
признался через много лет.
Конечно, мы не только развлекались и испытывали нежные
чувства, а и решали мировые проблемы. Девушки не были чле-
нами нашей коммуны, о нашей вскоре начавшейся политической
работе они ничего не знали, и именно по этой причине мы в
1918 году разошлись. Нашими друзьями-девушками стали Зоя
Станкова и Таня Цивилева.
В эту чистую дружбу можно- поверить. Я как-то спросила Ци-
вилеву: «Почему ты за Шуру замуж не вышла?» Она ответила:
«С ума ты сошла? Это все равно, чтобы я за своего брата за-
муж вышла...»
...Вскоре после февральской революции организовался Союз
учащихся. Председатель — Ян Домбровский, зам — Фира Боро-
дина. Проводились лотереи-аллегри, для сбора средств, работал
кооператив, скупавший учебники и продававший их по той же це-
7 За советский ДВ	^37
не учащимся. Выходила газета — многотиражка «Вестник учащих-
ся», члены редколлегии — Ян Домбровский, Фира Бородина, Са-
ша Фадеев, Роман Ким и другие. К весне 1918 года руководство
в газете, так же как и в союзе, перешло в руки левого крыла,
стержнем которого была коммуна. Во время калмыковского на-
ступления на маньчжурской границе «Вестник учащихся» выки-
нул лозунг: «Учащиеся, все на защиту завоеваний революции!»
Такое направление газеты оттолкнуло от нас и от союза зна-
чительную часть учащихся, настроенных отнюдь не революцион-
но. В это время во Владивостоке действовали агенты белых ата-
манов, вербовали молодежь в белые отряды, и довольно успеш-
но, под гипнозом таких слов, как «верность Родине», «присяга» и
т. д. Но после контрреволюционного белочешского переворота
настроение начало меняться в нашу пользу, к нам примкнуло
много учащейся молодежи.
...Я жил в красноармейских казармах, в общежитии учащихся,
организованном союзом для иногородних учеников. Оказался я
там потому, что поссорился с отцом, сказавшим мне, что «яйца
кур учат». Я к этому времени перешел в восьмой класс, но, ко-
нечно, посещать училище аккуратно не мог, так как должен был
подумать о заработке. Я поступил репортером в газету «Кресть-
янин и рабочий», орган Совета рабочих и крестьянских депута-
тов. Сначала давал заметки в отдел хроники и происшествий,
затем — отчеты о всех собраниях, которые обычно кончались
поздно. К утру надо было уже сдать отчет в редакцию, так что
спать приходилось мало. Из этой газеты я перешел в другую,
«Известия Совета рабочих и крестьянских депутатов» (на Свет-
ланской, против сквера Завойко). Утром в день переворота по
дороге на работу я зашел к Дольникову, который жил на углу
Алеутской и Комаровской, не застал его дома и пошел по Але-
утской к центру, где и встретил Дольникова. Он мне рассказал
об аресте исполкома с. р. д. и руководящих партийных работ-
ников. На углу Алеутской и Светланской я сел на трамвай, но
доехал только до Суйфунской, дальше трамваи не ходили. По-
шел пешком. На улице начали попадаться чехословацкие и япон-
ские патрули. Около здания Совета, оцепленного чехословацки-
ми войсками, увидел большую толпу. В здание всех впускают
свободно, но обратно выпускают только женщин. Зоя Секрета-
рева входила и выходила несколько раз. В толпе я увидел Зою
Станкову, она в то время была секретарем городского комитета
партии, но секретари в то время не играли руководящую роль в
партийных организациях, — были председатели. В эту пору пред-
седателем горкома был Кушнарев. Горком помещался в здании
Морского штаба, рядом со сквером Завойко. Зоя сказала мне,
что у нее в столе лежат списки кандидатов в Совет, заготовлен-
ные к предстоящим выборам. По ее наблюдениям, в здание, где
138
находился горком, никакие военные отряды не входили. Мы под-
нялись на пятый этаж, Зоя взяла все нужные документы, и мы
благополучно спустились вниз. Едва мы успели это сделать, как
группа белогвардейцев во главе с офицером ворвалась в зда-
ние. Больше делать в Совете мне было нечего, я пошел вдоль
по Светланской. Встретил группу ребят из Союза молодежи
(Андрей и Григорий Цапурины, Федя К. и две девушки, набор-
щицы в типографии). Все они решили под видом драмкружка
пробраться в район Имана и поднять там восстание против ин-
тервентов. У них было с собой два револьвера, спрятанных за
пазухой у девушек. Я, естественно, присоединился к «боевому
отряду». Мы дошли до вокзала и благополучно сели в поезд,
наивно полагая, что поезда могут ходить нормально. Поезд пос-
ле проверки белогвардейским патрулем отошел от станции.
В патруле был офицер Козловский, бывший ученик коммерчес-
кого училища, который, конечно, меня знал, но или он меня не
заметил, или сделал вид, что не замечает. Однако поезд прошел
только до 8-й версты (между Первой и Второй Речкой), и было
объявлено, что дальше он не пойдет. Пришлось возвращаться в
город, пешком, разумеется. На Первой Речке около тюрьмы ус-
лышали частую пальбу и поспешили в город. На Китайской
встретили Марусю, которая рассказала, что грузчики порта, че-
ловек сорок, засели в штабе крепости (напротив вокзала) и не
хотят сдаваться. Когда мы подошли к вокзалу, бой был в самом
разгаре. Грузчики отстреливались и сдались лишь после того, как
на первом этаже, где была типография, начался пожар от бро-
шенной ручной гранаты. Надо сказать, что выступление это было
неорганизованно, т. к. исполком Совета учитывал подавляющее
большинство войск интервентов: чехов, японцев, американцев и
пр., а также военные корабли, стоявшие на рейде в бухте, и
приказывал не оказывать сопротивления, временно уйти в под-
полье. Через некоторое время мы наблюдали, как взятых в шта-
бе крепости вели по Алеутской, Светланской и Китайской в го-
родскую тюрьму. Озверевшие буржуйчики, особенно дамочки,
стремились прорваться через конвой и ткнуть пленных тростью,
зонтиком или еще чем-нибудь. Надо сказать, что конвой этому
не очень препятствовал.
После переворота партийная организация ушла в подполье.
Вскоре вступил в партию Игорь Сибирцев, затем, в середине ию-
ля, и я вступил в партию. Работал по-прежнему в газете. Газета
была полулегальная, официально считалась органом ЦК проф-
союзов, но она проходила через чехословацкую цензуру, кото-
рая вычеркивала целый ряд статей и заметок и выходила с бе-
лыми полосами на страницах. Кроме того, регулярно арестовы-
вали очередного редактора (подставного для отсидки). Тех, кто
распространял газету, избивали и арестовывали. Так что распро-
7*
139
странять газету должен был партактив. В газете работали Кокуш-
кин Яков, Фельдман (кто из них был редактор — не помню), Зоя
Секретарева — секретарь редакции, и я — репортер и коррек-
тор. Рабочий день у нас был ненормированным, часов по 18—20.
Всяческие собрания и заседания тогда происходили почти еже-
дневно. После собрания я приходил прямо в редакцию, до позд-
ней ночи обрабатывал отчет и затем тут же ложился спать прямо
на газетах. Хорошо, если удавалось поспать часов до 5—6. Час-
тенько нам прекращали подачу электроэнергии, и мы были вы-
нуждены вращать печатную машину вручную. Затем мы фальце-
вали газету и часов в 6—7 выходили, каждый с пачкой газет.
У каждого был свой район. Конечно, центр города мы не обслу-
живали, а только рабочие районы. Я был прикреплен к железно-
дорожным мастерским (на Первой Речке). Являлся я туда за
полчаса до начала работы, становился в укромном месте и очень
быстро распродавал свою пачку проходившим рабочим. За все
время я ни разу не попался, никто из рабочих меня не выдал, и
начальство никак не могло понять, откуда у рабочих появляются
большевистские газеты. Конечно, когда проходили «подозритель-
ные», на мой взгляд, субъекты, похожие на мастеров или началь-
ство, я прятал газеты и старался изобразить случайно остановив-
шегося рабочего...
И в полулегальной, и в подцензурной газетах Яков работал в
одно и то же время. Работал он и в газете «Известия рабочих
и крестьянских депутатов», но в какое время, не могу припом-
нить и разобраться в его записках. Главное — большевистская га-
зета и беззаветное служение ей.
Меня спрашивали наши дальневосточники о революционной
работе Игоря Сибирцева, но я знаю только об его очень умной
и задушевной статье, напечатанной 4 июня 1918 года, призываю-
щей учащуюся и рабочую молодежь к объединению: «...Братья
школяры! Вы мечтаете о постройке новой школы на основах про-
летарского коммунизма... Если искренно звучат ваши слова об
отречении от изжитых форм общественной жизни с ее бесконеч-
ным делением на милых и постылых, на умных и невежд, тогда
откажитесь от своей замкнутости, не создавайте обособленной
группы молодых интеллигентиков и откройте двери для настоя-
щей пролетарской молодости... Не общие ли задачи у вас, уча-
щейся молодежи с молодежью рабочей, которая хотя и не но-
сит меркурия на зеленой фуражке, но не меньше его хочет све-
та...»
...После чехословацкого переворота во Владивостоке высади-
лись дополнительно к японскому американский, английский,
французский, итальянский десанты, появились «цветные» колони-
альные войска, и хотя официально власть принадлежала бело-
140
зеленому флагу правительства «автономной Сибири», хозяевами
стали интервенты, прислужники которых, меньшевики и эсеры, в
августе 1918 года совершили вооруженный налет на подпольную
типографию и арестовали Кокушкина. Но «Красное знамя» про-
должало выходить.
В сентябре вернулись из Чугуевки Саша Фадеев и Гриня Би-
лименко, вскоре вступившие в партию. За ними — все остальные.
Мы перешли в 8-й класс и соединяли учебу с подпольно-рево-
люционной работой. Дольников, уже студент, был с нами, а
Гринштейн уехал в Китай и начал работать в Шанхае в газете со-
ветской ориентации...
Теперь я коротко расскажу о том, как мой брат расстался с
коммуной на три года, которые были высчитаны из его партий-
ного стажа. Новый партбилет он получил только в 1924 году, что
всю жизнь глубоко его огорчало.
Яков доучился в коммерческом училище до декабря 1918 го-
да. Восьмой класс, до студенческой фуражки осталось только
пять месяцев, коммуна вся как один вступит в жизнь... Нет, не
вышло. Директору не нравилось то, что Голомбик открыто вы-
сказывает свои большевистские взгляды. Он вызвал его к себе
и спросил в упор: «Ты что думаешь, что я дам коммунисту
окончить училище? Забирай бумаги!» Итак, за бортом! Он ре-
шил уехать в Советскую Россию.
Но как проехать через Сибирь — колчаковскую зону? Остава-
лось одно: ехать морем.
Яков уехал из Владивостока с разрешения подпольного обко-
ма партии и ничего предосудительного в его отъезде, так же
как и в отъезде Гриши, не было, но членство в партии за годы
своих скитаний он не сохранил.
...На пристани нас всех обокрали дочиста. Мы остались без ба-
гажа и без денег. Я растерялся, что мне делать, не знал и на
средства какой-то благотворительной организации добрался с
моими спутниками до Палестины. Здесь меня встретили такие
мытарства, о которых я не имел ни малейшего представления,
хотя опыт самостоятельной жизни у меня уже был. Со своими
спутниками (гимназисты Слуцкий, Лейбощец, Торокер, четвертого
не помню и доктор Стерлин. — Р. Л.) я сразу разошелся, цели
у нас были разные, и я оказался предоставленным самому себе.
Мне было 17 лет, и местное население относилось ко мне
неприязненно, оттого что я не знал еврейского языка. Работая
на каменоломнях, я переломал себе обе ноги, и рабочие отнесли
меня на квартиру к доктору Стерлину, который уже женился,
имел практику и стал видным человеком в Яффе (Тель-Авив в
ту пору был малонаселенным дачным местом). Но забыв госте-
141
приимство моей матери, когда он пять месяцев жил у нас в Ио-
когаме, простую человечность и свой врачебный долг, он не
оказал мне никакой помощи, и я лежал с перебитыми ногами у
него на полу.
...С большим трудом выбрался я из Палестины. Ее пески и
безжалостное, всегда казавшееся мне желтым небо навсегда ос-
тались в моей памяти как самое тягостное, самое трудное вос-
поминание.
Стремясь добраться до Советского Союза, я мытарствовал
от порта к порту, нанимался на иностранные пароходы то матро-
сом, то кочегаром, но всегда с обязательством вернуться в тот
порт, где я был взят на борт. Были случаи, что я бежал с паро-
хода и вплавь добирался до берега, — здесь мне помогало на-
ше владивостокское умение хорошо плавать. Иногда меня от-
пускали на берег по болезни.
Я рубил лес в Болгарии, продавал конфеты на улицах Кон-
стантинополя и прочее и прочее. Видел ужасающую нищету пор-
товых рабочих, бездушно высокомерных буржуев и все больше
убеждался в том, что, избрав в жизни путь большевика, я посту-
пил правильно. Везде, едва заучив несколько слов на чужом язы-
ке, я заводил разговоры о Советском Союзе и с радостью ви-
дел, что рабочие, как их ни провоцируют капиталисты, верят в
Советский Союз, надеются на него.
— И вот — Одесса! Город, в котором Яков родился и прожил
первые свои четыре года. Что же самое первое встретит его,
чем обрадует?
Встретило — ГПУ. Строгая, отчужденно глядящая девушка в
военной форме спросила: «Фамилия?»
Яков подал ей свой измятый, истрепанный в скитаниях пас-
порт на имя Мазурского и назвал себя: Голомбик.
Девушка молча сидела и разглядывала то паспорт, то стояв-
шего перед ней такого же истрепанного, как эта бумажка, измож-
денного до последней степени человека, которому на вид можно
было дать лет тридцать.
— Повторите! Откуда?
— Го-лом-бик!.. Яков... Из Владивостока...
— Шура? Это ты? — Девушка, словно пружина ее подброси-
ла, вскочила с места, кинулась к Якову и так обняла его, бес-
счетно целуя изо всех сил, что Шурка чуть не задохнулся. Это
была его двоюродная сестра Соня, к которой он так стремился.
В мае 1922 года мы с Марусей встречали брата на московском
вокзале. Он выбросил нам в окно вагона крохотный чемоданчик с
одиноко лежащим в нем полотенчиком и какой-то книжкой. Полу-
седая голова Якова нас испугала и расстроила. Первое, что он
сделал, когда приехал с нами на квартиру Кушнаревых в Хлеб-
142
ном переулке, — вынул сложенную в несколько раз фотографию
с крупной надписью: «Богу нашему от коммуны». Расправил
пальцами сгибы, положил фото под пресс, покушал, рассказал
нам о своих скитаниях и сразу же кинулся искать своих комму-
наров, узнав от сестры, что некоторые из них в Москве. Первым
отыскал Петю Нерезова, который жил вместе с Адольфом Крас-
тиным и его женой Таней Цивилевой. Петя приехал в Москву как
делегат XI партийного съезда и остался здесь учиться. У него
Яков встретился с Сашей Фадеевым, которого не сразу узнал.
Через несколько месяцев приехал Гриня Билименко, уже Суда-
ков, по-партизански. Гриня и Шура поступили в Ломоносовский
институт, Петя — в Плехановский институт народного хозяйства.
Жили все вместе в Козихинском переулке. Возобновилась комму-
на. Все было общее...
...Все наши доходы — стипендии, случайные заработки, помощь
дальневосточного землячества и пр. — шли в общую кассу, все
пайки — в общий котел. Я ведал снабжением (закупкой продук-
тов), Петя готовил, Гриша мыл посуду и прибирал комнату. Обе-
дали мы в институте, а вечером дома жарили картошку, если
она была и было на чем жарить. Когда удавалось заполучить
муку, Петя готовил свое коронное блюдо — оладьи. Но это слу-
чалось редко. Покупали обычно хлеб и папиросы. Я, хотя и при-
ехал в Москву с полуседой головой, но во время моих морских
скитаний настолько окреп и закалился, что чувствовал себя впол-
не здоровым...
А через пять лет Яков умирал в больнице от скоротечной ча-
хотки и, узнав от плачущей жены, что врачи только тремя дня-
ми определили срок его жизни, сказал: «Дураки! Пусть сами уми-
рают, если хотят, а я буду жить!» — и прожил до 72 лет.
...О Грише и Пете говорить нечего — это были здоровяки, за-
калившиеся в партизанской борьбе и злосчастной лебедевской
эпопее на Амуре. Мы были веселы, все часы и минуты ощущая
счастье — жить в Москве, наша жизнь была содержательна, увле-
кательна и полна, а на мелочи и лишения мы не обращали вни-
мания. К тому же с 1923 года наше материальное положение
улучшилось: увеличилась стипендия, появились твердые деньги,
возросли пайки.
Саша Фадеев учился тогда в Горной академии. В эти годы мы
часто встречались. Все мы принимали самое деятельное участие
в общественной жизни. Петя долгое время был членом бюро
ячейки своего института, Гриша — активнейшим работником в на-
шем институте — председателем профсоюзной организации, чле-
ном бюро, секретарем парторганизации и т. д. Я был членом и
143
руководителем многих студенческих организаций — старостой
курса, членом бюро ячейки комсомола, председателем физкуль-
турной организации, председателем профсоюзной организации.
К чести нашей надо сказать, что в период партийных дискуссий
ни один из нас не попался на «удочку» троцкистов, зиновьевцев
и пр. Все мы активно защищали партийную линию и вели самую
активную борьбу с так называемой оппозицией.
Саша Фадеев был частым гостем у нас на Козихе, где комму-
на существовала до тех пор, пока мы не переженились.
С учебой в академии у Фадеева не ладилось, конечно, не из-
за недостатка способностей или трудолюбия, а из-за того, что у
него очень много времени уходило на литературную и общест-
венную работу. В те годы он советовался с нами, не бросить ли
ему совсем учебу и полностью отдаться литературе? Его смущали
два обстоятельства: есть ли у него действительно такой талант,
чтобы посвятить свою жизнь этому делу, и, главным образом,—
дадут ли ему возможность по-настоящему, серьезно работать,
не загрузят ли его всякими общественными делами настолько,
что он не сможет всерьез заняться литературой. Но все-таки
решился и уехал в Ростов, где и начал свою литературную дея-
тельность...
Я не знаю, как реагировала коммуна на его первую повесть
«Разлив». Была в это время в Шанхае. Но когда приняли «Про-
тив течения», Саша пришел к Кушнаревым (они уже жили на Са-
довой-Черногрязской, рядом с НКПС) и начал, весь красный,
возбужденно и безостановочно ходить вокруг обеденного стола.
Он уже начал носить свою знаменитую «фадеевку», черную блу-
зу со стоячим воротником и множеством мелких пуговичек от
подбородка чуть ли не до колен. Щеки Фадеева пылали, глаза
сияли, сапоги поскрипывали. Он еще не говорил в ту пору, что
ему помогли выйти на литературную дорогу Либединский, Сей-
фуллина и Горький, и я думала, что Саше просто счастливый
жребий выпал.
Коммунары учились и работали в Москве, ездили в длитель-
ные командировки, возвращались доучиваться и к 1930 году все
прочно встали на ноги. Гриня блестяще окончил аспирантуру и
работал начальником производства автозавода имени Сталина
(теперь — Лихачева), Шура окончил институт, стал инженером-ме-
таллургом, начальником цеха горьковского ГАЗа, который он
строил вместе с другими молодыми инженерами, Гринштейн
сменил фамилию на Алин, окончил институт журналистики, Выс-
шую партшколу при ЦК партии, иначе говоря, стал красным про-
фессором, Паша Апанаш-Цой стал блестящим морским офице-
ром.
Дольников пытался пробиться в литературу, что-то написал из
144
партизанской жизни, но пробиться в печать не смог и уехал в
Читу, где стал главным редактором газеты «Забайкальский рабо-
чий».
В «Письмах о юности» Фадеев пишет Колесниковой, что Доль-
ников— это прообраз Мечика (Юность, 1960, № 12).
Как же отнеслась к этому коммуна?
...В нашей коммуне мы обсуждали все серьезные вопросы пар-
тийной жизни. У нас существовало нечто вроде «суда чести»,
иногда в присутствии обвиняемого, иногда без него.
Я не был с ребятами в течение трех лет, и, естественно, воз-
ник вопрос: как я жил в эти годы? Хотя у меня были рекоменда-
ции Раева, Губельмана, Кушнарева, Ольги Левич, Зои Станковой
и других, я все же считал для себя самым важным мнение ком-
мунаров.
Было созвано специальное совещание. Пришли все жившие в
то время в Москве коммунары: Петя, Гриша, Саша Фадеев. Я рас-
сказал подробно о своей жизни и работе за эти три года. Рас-
сказывал я два-три часа. Вопросов было мало, налицо были все
подробности. Ребята решили: объяснения считать вполне удовле-
творительными и отметить, что я ничем не уронил звания ком-
мунара и коммуниста.
Обсуждался и вопрос о Дольникове.
Работая над «Разгромом», Фадеев часто бывал у нас на Ко-
зихе, читал нам роман отдельными главами, по мере написания,
и внимательно выслушивал нашу критику. Мы и не подозревали,
что под видом Мечика он вывел Дольникова. Только Петя и Гри-
ша обратили внимание на то, что лошадь Мечика названа в ро-
мане так же, как лошадь Дольникова, но значения этому они не
придали.
После опубликования «Разгрома» мы жили летом на даче в
Салтыковке: Саша Фадеев с молодой женой Валерией Герасимо-
вой, Юрий Либединский с женой Мариной Герасимовой и мы с
Гриней. Мы и не подозревали, какую трагедию переживал в это
время Дольников, узнавший в образе Мечика какие-то свои
черты.
Осенью, когда мы вернулись в город, Дольников пришел к
нам, возмущенный тем, что Фадеев вывел его в «Разгроме» под
видом Мечика.
На нашем «суде чести» Фадеев объяснил, что писатель имеет
право изобразить человека так, как сам его видит, и что он
убежден: если бы Дольников попал в подобные обстоятельства,
он поступил бы так же, как Мечик...
Мы обсудили вопрос и нашли, что сравнение Дольникова с
Мечиком является следствием личной неприязни Сашки к Иське,
145
появившейся после их ссоры в отряде. Дольников протестовал
против того, что остальные коммунары ездят в разведку, участ-
вуют в стычках с японцами, а он оставлен при газете, в то вре-
мя как Фадеев и Билименко имеют больший газетный опыт. Ра-
ботать в газете никто не хотел, все стремились в бой, и Дольни-
ков был не более «писучий», чем все другие. А ведь газета бы-
ла важным участком партизанской борьбы. Когда Дольников все
же добился того, что его направили в действующий отряд, ком-
мунары «сцепились». Дольникова упрекали в недисциплинирован-
ности, а он, очень самолюбивый и вспыльчивый, напомнил Фа-
дееву о том, что он и Хомяков остались кончать училище, в то
время как Дольников, Билименко и Нерезов давно были в соп-
ках.
Жаль, очень жаль. Всей своей жизнью Дольников доказал
верность партии и никогда ни в чем дурном уличен не был. До
1941 года он был на ответственной работе. Инструктор ЦК, науч-
ный сотрудник РАНИОНа, партийный журналист... В 1941 году он
добровольно вступил в Московское ополчение и погиб на подсту-
пах к Москве. Время шло. Мы уже потеряли Бородкина, он по-
гиб в партизанском отряде, за ним ушел от нас Хомяков...
Уехал в Тарусу Петя Нерезов, стал работать секретарем рай-
кома. В 1937 году в «Правде» была напечатана статья «Разговор
по душам», в которой отдавалось должное секретарю райкома
Нерезову, поднявшему отсталый район на высоту. Я уехал в Горь-
кий, строить ГАЗ. Все время вспоминал Петю. Когда я серьезно
заболел (турберкулезом) и год пролежал в больнице, Петя на-
вещал меня чаще всех моих родных.
Все мы теперь жили врозь, но коммуна продолжала сущест-
вовать. Общей кассы уже не было, но в случае надобности каж-
дый из нас мог рассчитывать на заработок другого. Все тради-
ции морально-общественного порядка у нас сохранились. Мы
поддерживали тесную связь друг с другом.
Давно всем известно, что воспоминание — не документ. Но
все же мне кажется, как и Якову, что их надо проверять, не до-
жидаясь того времени, пока ни одного современника, свидетеля
событий на свете уже не будет.
О свидании с Адой Хомяковой в 1934 году в Хабаровске Фа-
деев писал: «Самое грустное впечатление на меня произвела
Ада Хомякова... Это было одинокое существо... Остановилась она
на квартире... бывшего ученика коммерческого училища... Б.
(забыл его имя, кажется, Борис; он и в детстве был... довольно
смазливый, сильно кудрявый — и очень «не мальчишка», такой
белоручка, «маменькин сынок»). Б. очень ко мне подлизывался,
жена у него была из тех не работающих и не имеющих детей
146
«светских» провинциальных дам, которые попадаются иногда сре-
ди жен ответственных работников».
Речь о Борисе Богданове. Он был в ту пору начальником
краевого ИНО НКВД и «подлизываться» к Фадееву ему было не-
зачем. Просто встретил его гостеприимно. Женился Борис на ту-
беркулезной больной, которая иметь детей не могла. Во многом
он ей помог, но жизнь открыл перед ней нелегкую. Во время
японской оккупации Северной Маньчжурии они жили в Хайларе.
Борис работал, насколько мне помнится, в Совторгфлоте, но при
этом проводил большую работу по охране наших границ от вся-
кого рода диверсий. Это нелегкий труд и для не «светских» дам.
А в Хабаровске его жена не работала, потому что ей это было
не положено. Бориса давно нет на свете, о жене его я ничего
сейчас не знаю, но сестра Зои, возможно, здравствует, имеет
детей, а то и внуков, и все они глубоко обижены той характе-
ристикой, которой Фадеев отплатил чете Богдановых за госте-
приимство.
То же получается и с Ариадной Хомяковой: «Ада почему-то
встретила меня подчеркнуто недоброжелательно. Я думаю, это
объяснялось тем, что я был невольным свидетелем ее жизненно-
го краха, одинокой и жестокой судьбы, а я, должно быть, казал-
ся ей очень «устроенным», «знаменитым», «счастливым», и гор-
дость ее выставляла как бы заградительные щиты, чтобы я вдруг
не стал ее «жалеть».
Здесь, что ни слово, то заблуждение. Ариадна Хомякова при-
ехала в Хабаровск к своему брату Сергею — начальнику обл-
ИНО НКВД и остановилась у его старшего товарища Богданова,
которого, так же как и я, знала с детства. Фадеева она встрети-
ла недоброжелательно не потому, что он был «свидетелем ее
жизненного краха» — она разошлась с мужем В. Вейсом, тоже
бывшим учеником коммерческого училища, а потому, что Фаде-
ев, не застав ее у Богдановых, «послал» Зою за ней, на квартиру
к Сергею Хомякову. Ада, услышав от Зои: «Фадеев тебя зовет»,
пришла в негодование. «Если хочет меня видеть, пусть сам при-
дет!» Вот и все. Она сочла его поступок нетактичным. Красавица
и гордячка, как все Хомяковы, она Фадеева выше себя не счита-
ла. Но у нее был сын, возможно, есть и внуки, и читать фадеев-
ские строки о маме-бабушке им, конечно, так же тяжело, как и
потомству Зои Богдановой. Значит ли все это и многое другое,
что Фадеев был плохим человеком? Нет. В 1938 году, когда мой
брат Яков, оклеветанный врагами народа, был приговорен' к выс-
шей мере без права апелляции, Фадеев по просьбе моей сестры
поехал с ней к прокурору и написал брату отличную характерис-
тику. Думаю, именно это спасло ему жизнь.
История с Дольниковым может быть отнюдь не следствием
147
затаенной неприязни Фадеева к Дольникову. Мне рассказывал
командир партизанского отряда Мелехин, что его бывшие пар-
тизаны явились к Фадееву, чтобы расправиться с ним за клеве-
ту на их товарища Мечика. Партизаны были настроены воинствен-
но, и Фадеев, чтобы успокоить их, сказал им, что разгромовский
Мечик — псевдоним Дольникова. Есть и доказательство: лошадь
Мечика названа так же, как лошадь Дольникова. Партизаны успо-
коились, но восстала коммуна, а за ней все ее друзья... Но са-
мое главное заключается в том, что ни одного предателя парти-
заны Приморья не знают. В «Огоньке» (1960, № 39), есть публи-
кация В. Апухтиной: «Письма А. Фадеева к И. Дольникову». Хоро-
шие дружеские письма, благодарность за присылаемые посылки
(«Продолжай в том же духе!»), а ведь Фадеев уже работал над
«Разгромом».
...Никого, кроме меня, в коммуне не осталось. В 1919 году в
партизанском отряде погиб Саня Бородкин. В 1932-м, затравлен-
ный троцкистом Богословским, будущим обвиняемым по процес-
су «троцкистского центра», застрелился Женя Хомяков. Погибли
на фронте Паша Цой и Лева Гринштейн. Погибли в 1937 году ок-
леветанные врагами народа Петя Нерезов и Гриша Билименко.
В 1956 году застрелился Фадеев.
Моя судьба была в течение многих лет трагической, но все же
волею судеб самой счастливой, потому что после всех бед я сно-
ва работаю на заводе по своей специальности — металлургом,
член партии, живу полной жизнью. Никому из членов коммуны
не выпал легкий удел. Наша жизнь прошла в труде и борьбе, ни-
кто из нас ни одного дня не жил бесполезно.
Когда я смотрю на надгробие А. А. Фадеева на Новодевичьем
кладбище, вижу его высеченную из гранита голову, мне неволь-
но вспоминается Фадеев-юноша, не знавший, какой ему вы-
брать путь жизни. Он стал писателем. И когда я вижу группу мо-
лодогвардейцев под его скульптурным портретом, они принима-
ют для меня образы молодых партизан — Бородкина, Фадеева,
Судакова (Билименко), Нерезова, Дольникова. И мне кажется,
что К. Зелинский прав, написав в «Литературном портрете
А. А. Фадеева», что он свое мироощущение вкладывал в героев
«Молодой гвардии».
Хотя я остался один, последний из коммуны, я не ощущаю,
что ее нет. Мне кажется, что она все еще существует, что мои
дорогие друзья — коммунары проверяют каждую мою мысль и
каждый мой шаг — не уронил ли я звания коммунара и комму-
ниста?
148
ИЗ ЗАПИСОК МАРИИ КУШНАРЕВОЙ
«Море, горы! Весь город в горах, весь город в море... Четыре
времени года, и не знаешь, какое лучше. Весна наступает сразу.
Тает снег, ветер сушит грязь. Сразу раскрываются почки на де-
ревьях. У нас экзамены — волнующая пора, но вслед за ней на-
чнется теннис, лодочный спорт, у ребят, кроме того, — футбол.
Летом коммуна на Океанской, плаванье, вечера на платформе,
пикники в лесу. Осенью начинаются вечера в прогимназии Си-
бирцевой, литературные диспуты — в гимназии, зимой коньки,
салазки, хоккей...
..Назывался наш кружок «Общество любителей драматиче-
ского искусства», организатор и режиссер — Михаил Яковлевич
Сибирцев. До революции (когда он стал директором мужской
гимназии) Михаил Яковлевич преподавал географию и природо-
ведение и был самым красивым из учителей всех среднеучебных
заведений города. Классные дамы по нем с ума сходили, но он
не обращал на них никакого внимания...»
Михаил Яковлевич Сибирцев был страстным театралом, что
было характерно не только для передового интеллигента, но для
всего грамотного населения России. Провинциальные труппы за-
частую имели успех не меньше столичных, а столичные считали
своим долгом гастролировать по самым отдаленным губерниям.
Повсюду в домах действовал свой домашний театр, объединяв-
ший старых и малых. Мы довольствовались своими собственными
режиссерами — ребятами, из которых вихрастый живчик Саша
Фадеев был самым предприимчивым на Комаровской, и его
труппа была сильнейшей. Малышня давала представления и в на-
шем дворе, и в доме Шаниных, рядом с домом нашего домо-
хозяина Жук-Жуковского, и в сарае Вильчеков, через дорогу.
Михаил Яковлевич повез однажды детвору на 19-ю версту, и мне
довелось играть пастушонка, который в каких-то черных отрепь-
ях то спал у костра, то произносил несколько слов...
«...Душой нашего кружка был Костя Суханов, большевик, пе-
тербургский студент. Ближе всех к нему был Всеволод Сибирцев,
учившийся вместе с ним в Питере, и оба они вместе с другими
столичными студентами, приезжавшими на каникулы во Влади-
восток, готовили из нас, оканчивавших гимназию, пополнение для
своих рядов...»
Отец Кости, Александр Васильевич, ревностный чиновник и
верный престолу монархист, был обласкан наследником Никола-
ем, побывавшим на нашей далекой окраине в 1901 году. Личная
149
благодарность за примерный порядок в округе и отличное со-
стояние дорог в уезде, а также золотые часы с инициалами це-
саревича и его портрет с собственноручной дарственной надпи-
сью— это относится к старшему советнику Приморского област-
ного правления, а последующие знаки внимания уже не цесаре-
вича, а государя — императора Николая II «за тридцать пять лет
безупречной государственной службы».
Сын же обласканного монархом сановника стал выдающимся,
умным и страстным революционером, готовым в любую минуту
отдать жизнь за идею, за счастье народа!
Всеволода я знала гораздо лучше, чем Костю. Ведь мы жили
в одном дворе. Он был крупный, с белым лицом, — не бледным,
как у Кости, а — белым, в очках, столь самоуглубленный, что ког-
да он проходил по двору, шепча что-то себе под нос —он был
поэт и философ, — мальчишки бежали за ним, дразнили его:
«Севка, Севка, правый башмак на левую ногу надел!» Всеволод
остановится, посмотрит, как надеты ботинки, и спокойно продол-
жает свой путь.
В архиве Н. Н. Матвеева-Бодрого сохранилась общая тетрадь,
стихов Всеволода Сибирцева, гимназиста пятого класса, и доста-
точно прочесть несколько его стихотворений, чтобы увидеть: он
был вовсе не таким рассеянным, каким все его считали, — все
видел, подмечал, критиковал и оценивал как взрослый.
«Общество любителей драматического искусства», о котором
пишет сестра, было создано не каким-то отборным порядком, а
просто дано наименование уже существовавшему кружку. В по-
ру моего детства не было принято, чтобы мальчики приходили в
гости к девочкам и наоборот. Ведь обучение было раздельное,
и привычки друг к другу не было. Но когда в семье были и
мальчики и девочки, когда к сестре приходили подруги, а к
брату товарищи, создавалась какая-то общность. У Сибирцевых
было два сына в том возрасте, когда уже начинают интересовать-
ся девочками, а Вероника — младшая Сибирцева — не могла
еще быть подругой старшеклассниц. У нас же старший брат и
сестра были погодки. Так и составилась компания, поначалу само-
стоятельно поставившая свой первый спектакль с дивертисмен-
том на квартире у Циммерманов на Пологой, впоследствии Бо-
родинской улице. Затем начались уже под руководством Михаи-
ла Яковлевича спектакли в старой прогимназии Сибирцевой и, на-
конец уже по всем правилам, постановки в новом здании.
«...Прогимназия М. В. Сибирцевой — двухэтажный кирпичный
дом на стыке двух улиц — Суйфунской и Последней, у подножия
Орлиной горы... Большие комнаты, классы, просторный зал. Часть
комнат занимала семья Сибирцевых. У них было много старых
ковров, вывезенных с Кавказа, которые заменяли нам мебель..
150
Никогда не забыть мне эти незаменимые вечера в прогимназии,
наши постановки: «Лес», «На бойком месте», «Без вины винова-
тые», «Дни нашей жизни» и много, много других... Сами артис-
ты, сами декораторы, костюмеры, — мы все делали своими рука-
ми. А в свободные вечера расстилали у печки большой ковер,
все усаживались у огня и пели.
...Михаил Яковлевич и Мария Владимировна Сибирцевы, оба
в прошлом революционеры, высланные царским правительст-
вом на Дальний Восток, сделали много добра молодежи. Миха-
ил Яковлевич увлек нас театром, не дал обмещаниться в услови-
ях далекой провинции, а Мария Владимировна была всегда с на-
ми, когда дело касалось большевистских идей. Чуткий, отзывчи-
вый человек, она обучала в своей прогимназии детей бедняков,
которым зачастую помогала и деньгами, хотя сама всегда в них
нуждалась. Учились в ее прогимназии и те, кому с трудом да-
валась учеба, и она терпеливо, напрягаясь изо всех сил, занима-
лась обучением неспособных, а то и просто ленивых. Доброты
она была — неисчерпаемой! Случится у нас горе какое-нибудь,
Мария Владимировна — первый наш утешитель.
...Игорь Сибирцев! Моя первая глубокая детская любовь лет
с тринадцати. Как-то незаметно наши ребяческие отношения пере-
шли с игры в казаки и разбойники в другие, в обожание с моей
стороны и резкие переходы настроения Игоря в ответ. То он был
милый и ласковый, то самоуверенный и деспотический. Ровесник
и самый близкий товарищ брата, он был старше меня на год.
Среднего роста, статный, красивый, спортсмен, один из лучших
футболистов и хоккеистов в городе. Если организатором нашего
кружка был Михаил Яковлевич, руководителями — Костя и Все-
волод, то душой и центром — Игорь. Кумир всех гимназисток!..
...Ежедневно утром, когда я иду на работу, на востоке подни-
мается солнышко. Я иду навстречу солнцу! Иду широкой весенней
степью, и встают и поднимаются воспоминания. Каждый день
встречаю я солнце, сейчас в поле, а тогда в море. Владивосток,
Океанская, коммуна. Рано утром в мое окно стучит Игорь: «Ма-
руся, выходи!» Я тихонько поднимаюсь, бесшумно одевшись, вы-
лезаю в окно. Мы бежим на берег. Там уже собрались ребята.
Курносый Петька Иогансон, его сестра Вера — мечтательная де-
вушка с огромными темными глазами, Мишка Балышев, мужепо-
добная Тамара, Петька Бандейкин...»
Кто ее не знал, нашу зеленую гимназистку Тамару Головнину,
цветущую, по-мальчишески подстриженную здоровячку, которую
я ни разу не видела в зимнем пальто. Всю зиму она ходила в
шерстяной фуфайке, надетой на зеленую форму, в маленькой
вязаной шапочке, не закрывавшей ушей. Зимой на катке она иг-»
рала в хоккей — лучшая в женской команде, а ее брат Водя, не
151
мальчишка, а просто ангел в штанах, выделывал на льду изящ-
ные пируэты и, прислушиваясь к музыке, моментально распозна-
вал, что именно играет духовой оркестр. Как будто брат и се-
стра поменялись ролями. У них была моложавая мама, легко бе-
гавшая на коньках в своей беличьей шубке. Такой я и запомни-
ла эту семью: моложавая мама, женоподобный сын, дочка — де-
вушка-парень! Надо сказать, что в своем драматическом кружке
Тамара всегда исполняла мужские роли.
И вот, после войны, поселившись в маленьком украинском го-
родке Краснограде, я получила письмо от Тамары Головниной.
Читала его и глазам своим не верила. Сколько воспоминаний, та-
ких женственных, с такой неувядающей девичьей свежестью в
каждом слове, с такими тонкими зарисовками впечатлений дет-
ства и юности, что меня оторопь взяла.
«...Спускаем парусную лодку. Из залива скорей в море, чтобы
встретить в открытом море восход солнца. Как хорошо на море,
какой простор, тишина... Восход близится. Мое место на носу.
Легкая парусная лодка мчится по волнам, я то опускаюсь, то
поднимаюсь... Мы все молчим, не поем, не спорим.
В своих записках сестра ничего не пишет о войне, а меж тем
она уже вырвала из кружка всех призванных после окончания
гимназии в армию. Они едва успели надеть студенческие фураж-
ки, как война разбросала их, кого куда, по социальному призна-
ку. Кого в привилегированные военные училища, кого — в солдат-
ские казармы. Я помню, как провожали брата: вчерашние одно-
кашники бежали рядом с поездом по перрону и кидали вверх
фуражки, как можно выше. Больше мы брата не видели. Пона-
чалу он, так же как и его друг Игорь Сибирцев, поверил крас-
нобайству Керенского, потом понял, что спасти Россию могут
только большевики, и оба отдали жизнь за эти прочные, поко-
рившие их навсегда убеждения.
«...Я была в последнем классе гимназии. Однажды утром дол-
го не начинались уроки. Все преподаватели и классные дамы со-
брались в учительской. Рядом была комната, где хранились вся-
кие географические карты, гипсовые бюсты для рисования, про-
чие учебные принадлежности. Забежав зачем-то туда, я услыша-
ла в учительской тревожный шум и поняла, что произошло не-
что необыкновенное. Прислушалась. Со вскриками, волнением,
успокоительными советами обсуждался вопрос, как сообщить
гимназисткам, что в Петрограде произошла революция. Сума-
сшедшая от счастья, я кинулась в класс, кричу: «Революция! Ца-
ря свергли с престола!..»
152
Что я сама помню? Демонстрация!.. Идем шеренгами, вплот-
ную друг к другу, ни спереди, ни сзади никому к нам не протол-
каться. Поем «Марсельезу», «Интернационал», все, что поет ко-
лонна, и где не знаем слов, не стесняемся просто выпевать мо-
тив: ля-ля-ля или там-там-там! А с балконов свисают ковры и
флаги, ковры и флаги... И на груди у нас красные банты, а в го-
лове счастливый сумбур...
Кокушкин описал все это прекрасно: и благодарственный мо-
лебен в соборе, и священнослужителей в рядах, и роту городо-
вых с красными бантами на шапках, отправлявшихся прямо с па-
рада на фронт.
И вот — самое главное: наш парень Костя Суханов — предсе-
датель Совдепа, наш парень Всеволод Сибирцев — секретарь
Совдепа! Питерские студенты, недавние гимназисты.
«...Как-то ночью раздался звонок. На вопрос: «Кто там?» по-
следовал ответ: «Откройте. С обыском». Последнее время во
Владивостоке были массовые случаи грабежей, причем они обыч-
но прикрывались обыском. Отец отказался впустить стучавших,
которые не стали ломать дверь, а вышли на улицу. С балкона я
увидела Крастина и Тупицына с двумя красногвардейцами и ска-
зала отцу, что это товарищи из Совета, я их знаю, можно впус-
тить. Войдя в квартиру, Адольф Крастин был изумлен: «Маруся,
как вы сюда попали?» И был озадачен, узнав, что я живу здесь.
Новый человек в организации, он не знал, что я — дочь кадета
Голомбика. Как потом рассказывали товарищи во время распре-
деления нарядов, поднялся вопрос о том, кому идти с обыском
к Голомбику. Все стали отказываться, о давнишних разногласиях
в нашей семье все знали... Было смеха и острот после этого
обыска».
Увы, первопричиной этого смеха и острот явилась... я. Мы с
Ничей Сибирцевой крепко дружили, но в гимназии были разлу-
чены. Я— в шестом, она — в пятом. В шестом я, между прочим,
добровольно осталась на второй год, чтобы соединиться с Нич-
кой. Пошла по стопам брата Шуры, оставшегося на второй год в
седьмом...
Что же я натворила? Когда Маруся выбежала на балкон погля-
деть, кто к нам стучался, ко мне, проснувшейся из-за шума, под-
бежал мой второй брат Гриша и сунул под меня, под тюфяк мо-
ей кровати большой черный револьвер, наган или браунинг, я в
этом еще не разбиралась. Я лежала на револьвере не шевелясь.
Вдруг в моей комнате появились красногвардейцы. Это было для
меня так неожиданно, что я замахала руками: «Уходите, убирай-
тесь вон!.. Мама, мама!..» Красногвардейцы повернулись ко мне
спиной и стали рыться в моем столике. Один из незваных гостей
153
/держал в руках маленький, в ладонь, листок бумажки, испещрен-
ный цифрами. Это был наш с Ничкой шифр. Самый простой: еди-
ница— «а», двойка — «б» и так далее. Мой шестой класс был на
первом этаже, а Ничин — пятый, кажется, на третьем. Нам очень
нравилось передавать друг другу или через кого-нибудь такие
шифрованные записки.
Обеспокоенные, вошли в мою комнату Тупицын и Крастин,
столик мой чуть не разломали, обыскивая, после чего отца поса-
дили на извозчика и увезли.
Мама позвонила в Совет.
— Сева, — сказала она Сибирцеву, — у нас были с обыском,
мужа увезли куда-то, с Раиного столика взяли какую-то бумаж-
ку, будто важный, уличающий в чем-то мужа документ. Простая
бумажка, оторвана от тетрадного листа.
— Где взяли, не имеет значения, — ответил Всеволод, — а что
за бумажка, мы выясним. Вы не волнуйтесь прежде времени, но
тут, возможно, что-то серьезное.
Я была как на иголках. Признаться, в чем дело, духа не хва-
тало. Стыд меня одолевал. На бумажке было написано: «Если не
будет Николая, пусть будет Алексей». Это были мальчики из на-
шей компании, речь шла о приглашении на ученический вечер.
Через шестьдесят пять лет я переписывалась с Ничей (В. М.
Шушариной-Сибирцевой), и она мне написала, что Всеволод был
раздосадован, заезжал домой расстроенный.
Я умирала со стыда, но во всем призналась. Гриша помчал-
ся в Совет, распахнул дверь кабинета и кинулся к отцу.
— Папа! Знаешь, чей это шифр? Райкин и Ничкин!..
Отец закричал Всеволоду: «Это Ничка писала, твоя Ничка!» —
«Райка ей писала!» — уточнил, хохоча, Гриша. Через минуту хохо-
тал весь Совдеп. История эта попала в газеты, которые Крастин
прочесть не мог. Он был малограмотным латышским стрелком.
Впоследствии — начальником Главсевморфлота, возглавлял экс-
педицию «Седова». В 1920 году он с женой Таней Цивилевой
уехал вместе с Кушнаревыми в Москву...
«Когда грянула революция, мы были уже к ней подготовле-
ны. События 1917 года, Брестский мир, Октябрьская революция...
Но она внесла некоторую сумятицу среди старших. Никто ничего
не понимал, — как это — две революции? Помню, как старая ре-
волюционерка спрашивала Костю Суханова: «Ну, объясни ты мне
ради бога, что такое происходит? Была я маленькая, говорили:
вот умная девочка, стала постарше, говорили — вот умная ба-
рышня! Потом говорили: умная женщина, умная бабушка. А вот
сейчас я чувствую себя круглой дурочкой, ничего не понимаю...»
В феврале 1917 года вернулись из эмиграции во Владивосток
154
Кушнарев и Алымов. Старые товарищи по брисбэйнской бойне
избрали себе теперь работу по душе: Кушнарев сразу же опре-
делился в железнодорожные мастерские, Алымов вернулся к по-
эзии. В подвальном этаже «Золотого Рога», где приютилась наша
владивостокская «Бродячая собака», названная тут «Балаганчи-
ком», моя сестра познакомилась с Алымовым. В конце лета на
митинге в Народном доме Кушнарев, выступая с горячей, за-
жигательной речью Брестского мира, увидел в зале рядом с Алы-
мовым молодую девушку, по расширенным, восторженным гла-
зам которой он понял, что она во всем с ним согласна.
...Народный дом! На взгорье Голубиной пади он представляет-
ся мне красной кирпичной крепостью — маяк революции! Наш На-
родный дом! Ну и кладка... Ни кусочка гладкой стены — всюду
колонны, пилястры...
...Когда-то здесь было «Общество народных чтений». Это был
дом съездов, митингов, любительских постановок, а во время
интервенции и белогвардейщины Народный дом был местом
встречи подпольщиков, тайным складом оружия, здесь хранился
революционный архив.
Очень точно выразилась о Народном доме бывшая актриса-
любительница его первой постоянной драматической труппы
А. Ф. Березина-Артюшенко, по сцене Алексарт: «Там была жизнь
на сцене и под сценой».
Жизнь под сценой: множество актерских уборных скрывали-
под гримом и без оного революционеров-подпольщиков, таили
под реквизитом оружие, коммунистическую литературу. Засев-
ший в суфлерской будке молодой Анатолий Тайное вышел из нее,,
чтобы уйти в партизанский отряд, где он сражался вместе с Иго-
рем Сибирцевым и Александром Фадеевым. Мать Анатолия
Клавдия Владимировна, член кружка, пешком ушла в отряд к сы-
ну и его друзьям и стала партизанской матерью всему отряду.
Революционеры-подпольщики выступали перед публикой как
актеры-любители, работали с молодежью как рабочие сцены,
скрывались под гримом в различных прозодеждах...
Условия работы в Народном доме были скверные. Зрители
сидели тепло одетые, не снимая шапок и валенок, но дрожали
от холода. В. А. Булашева в письме ко мне вспоминает, как на
спектакле «Семнадцатилетние» пришлось посреди акта дать за-
навес, у актеров зуб на зуб не попадал... «Обогрелись кипяточ-
ком и продолжили спектакль». По ее же воспоминаниям, во вре-
мя спектакля «Гибель «Надежды» в зал ворвался японский пат-
руль, согнал с мест зрителей первого ряда и сам уселся. Сиде-
ли эти незваные гости с ружьями наизготове, направленными на
сцену. По окончании спектакля зрителей из зала не выпускали.
Молодой суфлер, 18-летний Сережа Крымский все же ушел и
был застрелен за порогом Народного дома...
15S.
При Советской власти в Народном доме организовалась сту-
дия Пролеткульта, а драмкружок Эльстона-Петипа был переве-
ден в Пушкинский театр, превращенный в клуб Совторгфлота.
Пушкинский театр — такой же исток моей судьбы, как Народ-
ный дом. В 1920 году здесь было Народное собрание буфера
ДВР, и случилось так, что после одного из заседаний вышли из
-дверей этого дома бывший железнодорожный рабочий, теперь
уже министр путей сообщения и недавняя коричневая гимназист-
ка, томская «зубодерка» и перспективная ученица художествен-
ной школы профессора Зеленского Маруся Голомбик. Эта пара
зашла в первый попавшийся по дороге загс и крутанула невиди-
мый еще рычаг своей судьбы...
«...Первый переворот был устроен чехословаками, захватив-
шими город в свои руки и посадившими Тибер-Дерберовское,
меньшевистско-эсеровское правительство. Начались аресты. Все
наши товарищи были схвачены и посажены в тюрьму. Остальные
на вид держались крепко. Когда новое временное правительство
объявило выборы в городское самоуправление, оказалось, что в
список большевиков, шедший за № 17, вошли наши товарищи,
сидевшие в тюрьме, — руководители исполкома и других органи-
заций. И этот наш 17-й список получил большинство голосов.
Сконфуженное временное правительство стало перед необхо-
димостью передачи власти арестованному руководству. Для того
чтобы объявить выборы недействительными, временное прави-
тельство быстро покатилось по контрреволюционному пути. На-
чались расправы. Были ухудшены условия содержания в концла-
герях, лазаретах. Под предлогом попытки к бегству был застре-
лен руководитель владивостокских большевиков, председатель
Совета депутатов Костя Суханов. Рабочие хоронили Костю. Вы-
шли железнодорожные мастерские, завод, опора большевиков —
грузчики...»
Суханова все видели последний раз на митинге перед штабом
крепости на Алеутской улице, во время похорон жертв бело-
чешского переворота. Открытые гробы были установлены на вок-
зальной площади. Толпа требовала Суханова, и его привезли из
тюрьмы под честное слово. Его подняли на руки, и он сам под-
нялся еще выше, на ремонтную трамвайную вышку, и заплакал,
и заплакала вся толпа на площади, а потом слушала, не дыша,
его последнюю речь, не зная о том, что больше Костю своего
не увидит, Он говорил, что эсеры и меньшевики изменили рабо-
чему делу, они — прислужники интервентов, чьи броненосцы сто-
ят с направленными на город орудиями, но «мы не прекратим
борьбу, пока Советская власть не восторжествует. Мы клянемся
в этом перед прахом убитых товарищей!»
156
И вся толпа повторила вместе с ним его клятву.
А после все двинулись к зданию американского консульства,
чтобы заявить свой протест, ведь все знали, по чьей указке дей-
ствуют белочехи. Деньги, оружие, боеприпасы, экипировка с ног
до головы для каждого, кто готов сражаться с Советской Рос-
сией.
...Траурное шествие шло к Покровскому кладбищу. Я стояла
на балконе, дом наш на Комаровской был почти на углу Китай-
ской, и с ужасом смотрела на эти плывшие над толпой красные
гробы, — впереди каждого так вопиюще, трагически и неперено-
симо горестно плыла его крышка. Это похоронное шествие опи-
сал Фадеев в своем романе «Последний из удэге», хотя сам он
ничего этого не видел, во время июльских событий проводил ле-
то, как всегда, в Чугуевке.
А 17 ноября Суханов и Мельников были расстреляны «за по-
пытку к бегству». Очевидцы рассказывали, что ни тот, ни другой
бежать не пытались, их просто завели в какой-то садик на 6-й
версте и там в упор расстреляли. Они так были изуродованы,
что родные не могли их сразу узнать, и тела их до погребения
сторожили враги, родным не выдали.
Через тринадцать месяцев заключения семеро большевиков
во главе с Кушнаревым и Всеволодом Сибирцевым бежали из
лагеря, выбрав для этого бурную, непогодную ночь, когда охрана
тюрьмы не проявляла обычного рвения. За эти тринадцать меся-
цев ни Кушнарев, ни Маруся не изменились, он был такой же
лохматый, кряжистый, в поношенной одежде и высоких сапогах,
она — одета по последней моде, успела уже поработать в Рабо-
чем Красном Кресте, побывать в Японии, выполнить ряд поруче-
ний.
Избиения, голодовки, тюрьмы, обычный приговор — ссылка,
обычный побег, партийная работа, тюрьма... Сколько раз повто-
рялся этот круговорот жизни Иосифа Григорьевича Кушнарева,
прожившего всю свою жизнь с подпольной кличкой — Петр. Бьет-
ся парень за свободу для всей России — православной и ино-
верческой, русской и инородческой, не признает никакого деле-
ния на религии и расы, для него существуют только эксплуата-
торы и эксплуатируемые. Никаких у него личных увлечений, ни-
какой любви. Он знает о ней только из книг, почти не уделяя
внимания этим страницам. Он весь — в революционной борьбе.
Жизнь Кушнарева: нищее детство в Каховке, несбывшаяся
мечта об общеобразовательной школе, ремесленное училище,
где только ремеслу и учили...
Мальчишки с ранцами за спиной бегут в школу или закапан-
ными в чернилах пальцами играют в перышки, а юный Кушнарев
раздувает мехи и ворочает щипцами куски раскаленного железа
на наковальне маленькой кузницы ремесленного училища. Пят-
157
надцатилетнему, ему уже доверили кузнечный молот, началась
его настоящая рабочая жизнь.
Слесарный цех на заводе земледельческих орудий с мизер-
ной оплатой труда, штрафами, увольнениями, невозможность по-
могать семье стали пятнадцатилетнему парнишке первой школой
классовой борьбы. Поначалу это был только стихийный протест.
Возмущенный юноша вместе с себе подобными выражает его
так, как умеет: бьет стекла в окнах корыстных, бессовестных ма-
стеров, забрасывает через открытые окна тухлыми яйцами и гни-
лыми яблоками апартаменты хозяина завода, громко поносит
живодеров и скупцов и впервые узнает, сколько весит кулак го-
родового.
Из города в город, с завода на завод... Везде забастовки, де-
монстрации, полицейские участки... Это — юность. Кровавое вос-
кресенье 9 января на другой же день привело шестнадцатилет-
него Иосифа Кушнарева в РСДРП. С 1906 года — тюрьма за тюрь-
мой, ссылка за ссылкой, отовсюду он — «неистовый Петр» — бе-
жит, вновь включается в ту подпольную, опасную, жертвенную
работу, без которой уже жить не может. В Бакинской тюрьме он
сидит в одной камере со Сталиным, Роговым, Орджоникидзе, в
Екатеринбургской — со Свердловым, куда бы ни попал, везде с
ним старшие, опытные товарищи, рядом с которыми он растет и,
где бы ни был — в тюрьме, ссылке или на воле, — занимается са-
мообразованием, изо всех сил наверстывает упущенное и продол-
жает ощущать обиду за то, что не привелось ему, как мечталось
в детстве, посидеть за школьной партой.
...Подпольная работа в Екатеринодаре (Свердловске). Смелый
налет с группой товарищей на конвой, переводивший арестован-
ных революционеров из одной тюрьмы в другую, освобождение
заключенных! Вот оно — счастье Кушнарева. Налет на опечатан-
ную жандармерией конспиративную квартиру — место хранения
многих партийных документов. Нелегальная литература спрятана
в шкафу, между книг, переворачивать которые нет времени.
Шкаф на руках выносится из квартиры, грузится на телегу и до-
ставляется на другую конспиративную квартиру...
...Армавир, Грозный, Баку, Тюмень, Благовещенск... Везде од-
но и то же. Плутает он по незнакомым сопкам Дальневосточного
края, пешком переходит границу и из Харбина эмигрирует в Ав-
стралию, потому что новая тюрьма на родине грозит уже катор-
гой, может быть, и бессрочной, а каторга — это не ссылка и не
тюрьма. Прикуют цепями к тачке, как Дзержинского, что тут бу-
дешь делать? Не убежишь. Без денег, без знакомств, не зная еще
английского языка, попадает он в самый южный доминион Бри-
танского королевства, чье лейбористское правительство охваче-
но тем же военным безумием, что и правительство Николая II.
Полмиллиона австралийцев в британской армии, сотни миллионов
158
фунтов стерлингов брошены на военные нужды, рабочие ропщут,
лытаясь бороться, и Кушнарев сразу же — в своей стихии!
Драться за рабочее дело, мотаться по стране от Брисбэйна
до Перта и от Мельбурна до Дарвина, уходя от полиции, исхо-
дить, изъездить весь материк вдоль и поперек, корчевать тропи-
ческую тайгу, рубить сахарный тростник, грузить овечью шерсть
и бычьи туши и все время жить второй жизнью секретаря отдела
союза русских рабочих и Общества помощи ссыльным ка-
торжным в России — где тут уберечь силы, подточенные давней
сердечной болезнью — бичом всех заключенных в их мучитель-
ном существовании за решеткой. И все же сил у Кушнарева еще
было много, потому что была сила воли. Работая в Брисбэйне на
бойне, Кушнарев подружился с Алымовым, тоже эмигрантом-ре-
волюционером, и оба они — поэт и молотобоец — жили одной
мечтой — дожить до революции и вернуться в Россию. Мечта их
сбылась!
Мне доводилось слышать вопросы о том, что побудило мою
сестру — интересную, элегантную девушку, художницу, любими-
цу состоятельного отца, который ничего в жизни не пожалел бы,
чтобы предоставить ей все, что хотелось, — выйти замуж за гру-
боватого на вид, ничем, кроме редкой широкой улыбки, не при-
влекательного и лет на десять старше нее Кушнарева? Она отве-
чала одно: он — хороший. Отец всю жизнь мечтал о том, какую
он закатит свадьбу, выдавая замуж Марусю, и чуть не плакал,
узнав, что свадьба уже не понадобится, его старшая дочь заму-
жем и в вагоне. Маму беспокоило другое:
— Ты, Маруся, знаешь языки, рисуешь, начитанная, играешь
на пианино, любишь театр... Ну а что Кушнарев понимает во всем
этом?
— Он, мама, в революции понимает, — коротко ответила се-
стра.
Можно было задать вопрос, как это мог Кушнарев при всей
его ненависти к буржуазии жениться на девушке из буржуазной
семьи? Но вот что написала мне Н. С. Буторина в своем письме
от 14.V.1962 года: «Маруся делала много: дежурила на улицах
города, наблюдала за передвижениями войск, выполняла поруче-
ния по связи и посылалась туда, куда нельзя было пройти дру-
гим. Ведь Маруся была барышня, красивая, хорошо одетая, дочь
богатых родителей. Значит, ей можно было появляться где
угодно».
Надя Буторина была таежной медсестрой — она выходила Сер-
гея Лазо, когда он болел или был ранен, городской подпольщи-
цей, шифровальщицей и машинисткой подпольного облревкома,
на ней лежала ответственность за сохранность нашей квартиры.
Меня никто в курс дела не вводил, я должна была лишь охра-
нять машинку облревкома, стоявшую на моем столе.
159
Должна сказать, что я безропотно выполняла все, что нужно
было от меня Наде, а нужно ей было главным образом все бе-
лое, тонкое, шелковое. На шелковых лоскутках Она вела пере-
писку облревкома, печатала приказы по партизанским отрядам.
Мне хотелось бы добавить несколько строк о том, как Мару-
ся решила в 1920 году ехать в Казань. Собрала группу томских
студентов, и заявились они все в вагон к Кушнареву. Он уже
«взял Владивосток», как тогда говорили, потому что он был на-
чальником штаба восстания, точнее главным от лица партии, а
главным от революционных войск был Сергей Лазо, но первая
роль считалась Кушнарева. Владивосток был взят в январе 1920
года, и официально власть была объявлена земской, приходи-
лось считаться с интервентами. Вагон Кушнарева — министра пу-
тей сообщения земского правительства — стоял на запасных пу-
тях железной дороги. Студенты просили немногого: теплушку,
доехать до Казани. Кушнарев был раздосадован и дал совет:
— Подождите до весны, тогда поедете в классном вагоне.
Но уехала в классном вагоне одна студентка — Маруся Голом-
бик, носящая уже фамилию Кушнарева. Вот что написала мне по
этому поводу Татьяна Цивилева:
«...В Чите мы (Раев, Губельман, Соня и я) сели в вагон Куш-
нарева. Это был обыкновенный мягкий вагон 2-го класса, набитый
«своими людьми» до отказа. У Кушнаревых не было даже отдель-
ного купе, с ними ехал Раев на верхней полке. «Свои» люди —
это были все, кто сумел как-то выпросить у Петра позволения
ехать в его вагоне. А выпросить у него было не трудно. Нрав у
него был добродушный. Помню, как в поезде он напевал очень
музыкально: «травушка-муравушка моя». Очень внимательно,
нежно относился к Марусе. Ведь это было нечто вроде «свадеб-
ного путешествия». Несмотря на внешнее несходство Маруси и
Петра, они чем-то были похожи друг на друга. Может быть, ши-
ротой натуры?..»
Нет, думаю иначе: они оба были влюблены в революцию. По-
сле замужества сестры Игорь Сибирцев спросил ее:
— Ты за кого вышла замуж, за министра или за клепаль-
щика?
— За клепальщика! — не задумываясь, ответила Маруся, и я
ей верю.
«Кушнарев был мне очень симпатичен, — пишет Татьяна Ци-
вилева.— Один из тех, у кого я училась быть большевиком.
В 1917 году, когда я уже работала в Совете во Владивостоке, но
еще не вступила в партию, Кушнарев меня упрекал за нереши-
тельность, за то, что я слишком «по-интеллигентски» раздумываю
над этим шагом, зря читаю «Новую жизнь»... Но всегда он отно-
сился к младшим товарищам очень внимательно, заботливо...»
В 1922 году, когда Кушнарев был полпредом ДВР. в Москве,
160
Маруся взяла меня к себе и Кушнарев в первый день моего при-
езда обещал дать мне путевку в Лазаревский (Наримановский)
институт восточных языков. Так я и прожила с этой надеждой до
осени и с большим старанием принялась раскладывать газеты,
когда он попросил меня об этом. Газет он получал множество и
держал их в порядке. Я аккуратно разложила их по пачкам и
вдруг слышу от Кушнарева:
— Ну, Рая, ведь вы же газеты складывать не умеете, а в вуз
собрались. Нет, поработайте года два на фабрике, а потом и
пойдете в вуз.
Оказывается, приложение к «Гудку», «Коммунист на транспор-
те», надо было вложить в «Гудок», а не отдельной пачкой.
Вот тебе и «травушка-муравушка».
Доставив мне такое разочарование, он и не заметил этого.
— Вот вы, Рая, можете или нет себе представить? Я ни разу
в жизни за школьной партой не сидел. А как мечтал о ней! Все
на свете отдал бы, чтобы хоть разочек за партой посидеть! Ох,
школа! Книжки, тетрадки, учитель мелом на доске пишет... На-
верное, для того я и большевик с девятьсот пятого года, чтобы
все дети в школе учились.
Кушнарев еще со времени давних своих мучений в тюрьмах и
крепостях болел грудной жабой. Но никогда он в последующие
годы не лечился, некогда ему было. Ах, как хорошо я его пони-
маю, у меня тоже на лечение времени не хватает. А о здоровье
жены, дочерей он крепко заботился, на лето посылал их на ку-
рорты, которые больше всех были необходимы ему самому. Но
он их не ведал.
В 1943 году младшая дочь моей сестры Иночка (первая Или-
чана в нашей стране — сестра сама придумала это имя) окончила
спецшколу и как партизанка-радистка добровольно ушла на
фронт. Матери она написала: «Родная моя, я понимаю, что зна-
чило бы для тебя, если бы со мной что-то случилось, но в то же
время я страшно хочу на фронт. Больше всего меня пугает, что
я останусь здесь. Неужели ты была бы довольна, если бы твоя
дочь пряталась за другими? Быть впереди — это другое дело... Я
не могу, понимаешь ты, не могу поступить иначе. Ведь так воспи-
тала меня ты, и мне давно уже хочется поблагодарить тебя за то,
что я такая, как есть...»
Да, «девиз нашего кружка — быть впереди —и ее девиз»,—
писала в своих воспоминаниях Мария Кушнарева. Она и горди-
лась дочерью, и изнывала от беспокойства за нее.
Начальник прислал письмо: «Иночка сама вызвалась в опасное
задание... Иночка овеяла свой жизненный путь славой — погибла
смертью героя...»
Она выполнила задание в тылу врага. Вместе с нею было чет-
161
веро ее школьных друзей. Самая близкая подруга и три одно-
классника. На обратном пути, пересекая в самолете линию фрон-
та, они вихрем пламени упали в Белоруссии, около станции Рос-
сова, где сейчас стоит памятный обелиск.
Подошла третья годовщина гибели этой прекрасной во всех
отношениях девятнадцатилетней девушки, больше всего на свете
любившей книги и романтику нашей эпохи. Сестра работала в эту
пору на Углемаше, под Тулой, мы с ней жили на станции.
Рядом с Кушнаревым моя сестра жила умной, содержательной
жизнью. Училась в Строгановском училище, окончила институт
иностранных языков, приобрела специальность экономиста, рабо-
тала в плановом отделе Наркомтяжпрома, в секторе кадров Нар-
комвода, — уже вдова. В 1926 году Кушнарева не стало. Сестра
гостила у меня в Хайларе, рвалась домой, в Москву, и когда она
ночью садилась на извозчика, чтобы ехать на вокзал, вдруг за-
выли все псы на нашей улице, и это произвело на Марусю тяже-
лое впечатление. С ней была только старшая дочь Танюшка, а
маленькая Иночка осталась в Москве с отцом и няней. Когда мы
ждали от Маруси телеграмму о ее приезде домой, от нее при-
шла другая телеграмма, о смерти Петра. Сидел он, работал за
своим столом, успел только сказать: «Маруся, мне плохо!» — и
тут же его не стало. Приехавшая «скорая помощь» была уже не
нужна.
«Сколько меня носило и метало по океану жизни. С детских
лет я мечтала о том, чтобы увидеть весь мир, посмотреть на все
страны, и тогда, казалось мне, я смогу умереть спокойно. Все ин-
тересовало меня, все захватывало. Пока жила на Дальнем Восто-
ке, объехала всю Японию, была в Китае. Потом изъездила весь
Советский Союз...
Увлекалась книгами, собрала дивную библиотеку, одной ме-
муарной литературы у меня было около пятисот томов. Я читала
запоем. «Вот когда всю прочту, умру спокойно!..»
Я думала, что прекрасно знаю жизнь. Оказалось — вовсе не
знаю. В дореволюционное время подготавливала себя в родном
кружке стать борцом за правое дело. Кипела в наших спорах,
в поисках самого правильного пути. Участвовала в революцион-
ной борьбе. Опять кипела, горела...
Началась война. Я узнала жизнь с другой стороны. Узнала, что
такое борьба за существование. Своими глазами видела, как гиб-
нут слабые и выживают сильные. Сама чуть не погибла. Итак,
университет закончен. Можно начать жить сначала. Дальше моя
жизнь должна быть прекрасна! Я многому научилась, так много
узнала и испытала. В новой жизни буду знать, что главное — это
она сама, жизнь!»
162
Лаптево. Маруся замещала начальника Отдела снабжения,
съездила в этот день в колхоз, привезла машину картошки, раз-
дала рабочим и служащим завода. Был скверный осенний день —
мокрень, грязь, холод. В сумерки сестра пришла с завода уста-
лая, предельно опечаленная, а я, в ту пору еще не устоявшийся
инвалид после перелома бедра на целинной стройке, на далекие
расстояния была не ходок и волновалась, что не смогу пойти
проведать заболевшую малярией подругу моей сестры Таню Ци-
вилеву, с которой и я дружила. Таня работала на одном заводе
с сестрой и поначалу жила с нами в восьмиметровой комнатуш-
ке, а потом сняла себе комнату в селе, в трех километрах от
Лаптево. Была она очень щепетильна, ей казалось, что она нас
стесняет, а, может быть, самой было тесно. Сумерки сгустились,
идти нужно было по шпалам или по тропе рядом с ними, но мне
казалось, что Таня обидится, если никто ее не навестит, и я ска-
зала сестре:
— Будь у меня сапоги, я сама пошла бы проведать Таню.
Маруся, не говоря ни слова, надела свои сапоги — мне они
были малы — и ушла. Утром ее нашли под откосом, видимо,
сброшенную с железнодорожного пути. У Тани она уже побыва-
ла, шла домой, и несчастье случилось почти на самой станции
Лаптево. Никого не насторожило то, что размозженные ноги Ма-
руси (а по ней прошли два состава) были без сапог.
В ту пору в районе станции Лаптево было несколько подоб-
ных случаев, что объяснялось перегрузкой этого железнодорож-
ного узла. Спустя три года, уже на Украине, я прочла в газете
об осуждении двух бандитов, ранее действовавших на железнодо-
рожных путях под Тулой. Убивали ударом в затылок и бросали
под поезд.
Старшая дочь Кушнаревых Татьяна в двадцать три года одна
осталась в Москве. Закончила институт, существуя с ребенком
лишь на студенческую стипендию. Геолог нефтяного профиля,
она тридцать лет успешно проработала в Коми, и лишь выйдя
на пенсию, — общественница, кандидат геологических наук —
вернулась в Москву. Единственный сын Татьяны Кушнаревой Алек-
сей — научный работник. Есть у «неистового Петра» и правнук.
Род Кушнаревых не угас.
Б. И. МУХАЧЕВ
СУДЬБА ПРЕЗИДЕНТА
Это была первая политическая демонстрация рабочих и сту-
дентов Екатеринослава, организованная местным комитетом
РСДРП.
163
Стоял декабрь 1901 года. «В тот момент, когда хлынул
дождь, — писала ленинская газета «Искра», — толпа душ в 300—
400, преимущественно ремесленников, с криками «Да здравству-
ет политическая свобода!» быстро двинулась по бульвару. Было-
поднято красное знамя с надписями...»
Вперзые против войск и полиции здесь выступила рабочая
дружина. Парни были вооружены чем попало, но полиции не уда-
лось остановить демонстрантов. Отступить пришлось, лишь когда
против них были брошены воинская часть и казаки. Было аресто-
вано 63 человека. Один из дружинников, высокий стройный чер-
новолосый юноша, схваченный солдатами, закричал:
— Товарищи, спасайте!
Парням удалось отбить его, но вскоре жандармерия проню-
хала его местопребывание. Арест, тюрьма. Через несколько ме-
сяцев его сослали на родину, в поселок Чернобыль.
Для Александра Краснощекова (так звали юношу) это был не
первый арест.
В Чернобыле в семье приказчика Моисея Краснощека почти
все дети так или иначе включились в революционную борьбу с
царизмом. Сын Евгений был повешен, две дочери, Софья и По-
лина, сосланы в Сибирь.
В 1895 году пятнадцатилетний Авраам приехал в Киев под-
готовиться для поступления в университет. Его репетитором стал
известный в дальнейшем большевик Моисей Урицкий. Он и во-
влек А.враама в социал-демократическую организацию. В 1898
году первый арест, потом — ссылка, подпольная работа в Нико-
лаеве, Полтаве, снова в Киеве, где он организовал первомайскую
демонстрацию, и, наконец, в Екатеринославе, где Александр
Михайлович Краснощеков (так он видоизменил свои имя, отче-
ство и фамилию) стал членом комитета социал-демократов. Он
работал там вместе с такими видными революционерами-боль-
шевиками, как В. А. Шелгунов, В. К. Таратута, А. А. Костюшко-
Валюжанич и др. В. А. Шелгунов характеризовал Краснощекова
как «очень хорошего работника», а член комитета Е. Адамович
писала: «Особенно популярным среди рабочих был, кроме
В. А. Шелгунова, т. Краснощеков, сумевший ближе войти в гущу
рабочих» («История Екатеринославской с-д организации». Екате-
риносл., 1923. С. 234, 267).
Жандармерия уже так смогла присмотреться к молодому ре-
волюционеру, а бесконечные стычки с царскими церберами,
тюрьмы так подорвали его здоровье, что парторганизация посо-
ветовала ему эмигрировать.
В США Краснощеков активно включился в рабочее движение,
стал членом американской Социалистической партии (левого кры-
ла), профсоюза «Индустриальные рабочие мира», АФТ. Работал
портным, маляром. Без отрыва от производства закончил два от-
164
деления Чикагского университета—юридическое и экономиче-
ское, стал известным адвокатом по профсоюзным делам. Орга-
низовал рабочий университет, в котором эмигранты изучали
марксизм, историю, английский язык, другие необходимые дис-
циплины, готовились к революционной борьбе. В Америке он
женился на польской революционерке Гертруде Борисовне, при-
нявшей его новую фамилию Тобинсон. В 1910 году родилась
дочь Луэлла, а в 1914 году — сын Евгений, названный в честь по-
гибшего брата-революционера. После февральской революции
Тобинсоны выехали в Россию и остановились во Владивостоке.
Александр Михайлович снова стал Краснощековым.
Человек неукротимой энергии, преданный делу Коммунисти-
ческой партии и советского народа, в революционной борьбе он
знал радость побед, горечь поражений, были и ошибки. Кульми-
национным пунктом его деятельности было руководство работой
Дальбюро ЦК РКП(б) и правительством ДВР. После гражданской
войны — работа в ВСНХ, Наркомфине, Промбанке, Наркомземе.
В 1937 году он разделил скорбную и трагическую участь,
многих представителей ленинской гвардии, став жертвой безза-
коний и сталинских репрессий. Его расстреляли. Репрессия на
долгие годы бросила тень предвзятости и клеветы на его имя.
Нашло отражение это и в исторической литературе. В деятель-
ности Краснощекова отмечались в основном негативные моменты.
Лишь после XX съезда партии историки всерьез стали изучать
Краснощекова. В трудах Б. М. Шерешевского, Э. М. Щагина,
А. Н. Геласимовой, Т. Залуцкого и др. многие обвинения в адрес
этого большевика были отметены как необоснованные. После XX
съезда КПСС он был реабилитирован.
Но замалчивание имени Краснощекова в некоторых кругах
общественности продолжалось. Отчасти это было связано с тем,
что в 1924 году он был осужден за якобы имевшие место зло-
употребления во время его работы председателем Всероссий-
ского промбанка. Через несколько месяцев он был освобожден,,
а затем направлен на работу в главк Наркомзема, но эта часть
биографии остается неизвестной.
Один из руководителей борьбы за власть Советов на Даль-
нем Востоке, ветеран партии Т. Залуцкий подверг сомнению в пе-
чати обоснованность осуждения тогда Краснощекова. (См.: Дале-
ко у Тихого... Владивосток: Дальиздат, 1972.) За Краснощекова
выступила приморская секция ветеранов революционного движе-
ния на Дальнем Востоке. Ее председатель Герой Социалистиче-
ского труда А. С. Аллилуев, помнивший его по гражданской вой-
не, на 1-й сессии Дальневосточных исторических чтений в 1972 го-
ду говорил: «Я не могу согласиться с теми товарищами, кото-
рые пишут, что Краснощеков — троцкист, Краснощеков — такой-
сякой. Разве можно говорить так о товарище, который очень
16$
Одного сделал, и если он, будучи директором Промбанка, совер-
шил какое-то преступление, это не значит, что нужно смазывать
всю его революционную деятельность, умалять его заслуги» (из
-магнитофонной записи сессии исторических чтений).
Аллилуева поддержал член-корреспондент АН СССР (ныне
академик) А. И. Крушанов.
«Мне нравились в Краснощекове, — пишет Т. Залуцкий, — ши-
рота его натуры, дерзость и размах, полное пренебрежение ме-
лочами, на которые другие обращают слишком большое внима-
ние... Многие не любили Краснощекова, и о нем как-то сложи-
лось предвзятое мнение. Он был резок, насмешлив, прям и, что
самое главное, умнее и образованнее многих своих коллег. Чего
греха таить — ему нередко завидовали и не прощали слабостей,
которые простили бы другому» (Далеко у Тихого... С. 97, 100).
ТЕго раздражало нежелание и неумение работать. Тут он уже не
шел на компромиссы.
«Пора покончить с «хвостами» старых трактовок, бросающих
тень на соратников Ленина, честно работавших в Сибири и на
Дальнем Востоке», — пишет доктор исторических наук В. С. По-
знанский. (Сибирский красный генерал. Новосибирск, 1972. С. 151.)
Это безусловно имеет отношение и к личности Краснощекова.
Приезд видного революционера-ленинца Краснощекова во
Владивосток из США был кстати. Местная организация РСДРП(б)
нуждалась в хороших, энергичных организаторах масс в борьбе
за власть Советов. Руководитель ее А. Я. Нейбут сам реэмигри-
ровал из США, и понять Александра Михайловича ему было не-
трудно. Даже без должного оформления партийности Красноще-
ков был направлен на укрепление парторганизации Никольска-
Уссурийского. О том, как был встречен приезд его в этот город,
рассказывает Т. Залуцкий.
Это было приблизительно в сентябре 1917 года (события до
февраля 1918 года датируются по старому стилю). Местный пар-
тийный (большевистский) и профсоюзный активы готовились к
очередному общегородскому митингу. Нужно было дать бой
буржуазии и поддерживавшим ее меньшевикам и эсерам, пы-
тавшимся оправдать авантюру генерала Корнилова и выступав-
шим за введение смертной казни на фронте. Председатель парт-
кома большевик С. И. Гиллерсон был, по-видимому, в отъезде, и
активисты серьезно сомневались, удастся ли повести за собой
митинг. Кому поручить выступить от имени большевиков, чтобы
поставить реакционеров на место?
Залуцкий вспоминает, что во время подготовки к митингу кто-
то из присутствующих громко сказал: «Прошу слова!»
С места поднялся человек в клетчатом пиджаке иностранно-
го покроя с темным овальным воротником. Все с любопытством
обернулись в его сторону. Это был высокий горбоносый чело-
466
век лет 37. Смотрел он откровенно дерзко и чуть насмешливо.
— Разрешите мне выступить на митинге от имени большеви-
ков.
Человек назвал себя Краснощековым из профсоюза портных.
— Большевик? — спросил его председатель собрания П. И. Та-
лон.
— Нет, еще не оформился.
Это было самым интересным: беспартийный товарищ собира-
ется выступить от имени большевиков. Краснощеков представил-
ся, рассказал о своей работе в Америке, о своих политических
позициях. Откровенный рассказ «американца» невольно вызвал к
нему симпатию, уважение. И собрание решило: пусть выступит.
Выступление Краснощекова на митинге показало, что револю-
ционные рабочие и солдаты Никольска-Уссурийского получили
хорошее пополнение. У них появился лидер.
Местные «ораторы» из меньшевиков и эсеров во время ми-
тинга как-то сникли перед ним. «Говоривший сначала серьезно и
даже как будто с уважением к нашим врагам, — вспоминает
Т. Залуцкий, — он постепенно начал менять свой тон. Он стал
злым, едким, насмешливым... Высмеяв и обезоружив своих про-
тивников, он стал излагать взгляды большевиков на войну, на кор-
ниловщину, на смертную казнь. И когда в конце своего выступ-
ления он предложил нашу резолюцию, она была принята едино-
гласно» (Далеко у Тихого... Владивосток, 1972. С. 94).
Краснощеков активно включился в работу городской партор-
ганизации. Вместе с С. И. Гиллерсоном его избрали делегатом на
2-ю Дальневосточную краевую конференцию РСДРП(б), состояв-
шуюся 5—7 октября 1917 года, которая нацелила большевиков
Дальнего Востока в соответствии с решениями VI съезда партии
на подготовку к социалистической революции. С 15 октября
Александр Михайлович становится председателем Никольск-Ус-
сурийского горкома РСДРП(б). Дальневосточное краевое бюро
РСДРП(б) деятельность Никольск-Уссурийской парторганизации
оценивало высоко.
Краснощеков был избран членом местного Совета рабочих де-
путатов. Он и член городской управы: ее нужно было держать,
под контролем.
О победе Октябрьского вооруженного восстания в Петрогра-
де узнали не сразу: дезориентировали поступавшие из Центра
телеграммы контрреволюционного содержания, а телеграммы
нового, Советского правительства реакционно настроенными ра-
ботниками телеграфа задерживались. С возвращением делегатов
II съезда Советов краевое бюро РСДРП(б) 15 ноября 1917 года
приняло решение начать агитацию за установление Советской
власти на Дальнем Востоке. 16 ноября о провозглашении Совет-
ской власти заявил объединенный исполком Владивостокского-
16л>
Совета, Сучанский (Партизанский) Совет, а 21 ноября — Никольск-
Уссурийский. Краснощекова избрали председателем исполкома
Никольск-Уссурийского Совета рабочих и солдатских депутатов.
«Известия» Совета стали выходить под лозунгом: «Товарищи!
Не верьте буржуазной лжи! Полное доверие Совету Народных
Комиссаров!»
Следующий этап революционной деятельности Краснощекова
связан с Хабаровском.
На 12 декабря было намечено открытие 3-го Дальневосточно-
го краевого съезда Советов, который должен был рассмотреть
вопрос о провозглашении Советской власти на Дальнем Восто-
ке. Контрреволюционные элементы в лице представителей бур-
жуазных и мелкобуржуазных партий стремились не допустить
этого. В противовес съезду Советов 11 декабря в Хабаровске на-
чал свою работу краевой съезд земских и городских самоуправ-
лений, который объявил о взятии власти в свои руки. Александр
Михайлович, прибывший на этот съезд от Никольск-Уссурийской
городской управы, заявил земцам резкий протест. Краснощеков
потребовал от исполкома Хабаровского Совета ареста участни-
ков контрреволюционного сборища. Часть «делегатов» была арес-
тована, часть бежала в Благовещенск.
Бывший председатель краевого комитета Советов меньшевик
Вакулин на краевом съезде Советов пытался противостоять на-
тиску революции. «Повсюду мы видим одну разруху, — уныло ве-
щал он в своем докладе. — Русская революция зашла в тупик».
Он предлагал отказаться от «социалистических экспериментов» и
передать власть Учредительному собранию. Краснощеков на
хъезде зло и едко высмеял все убожество доклада Бакулина.
«Меньшевики утверждают, — говорил Александр Михайло-
вич,— что Совет Народных Комиссаров занимается социалистиче-
скими экспериментами. Разберем эти «ужасные социалистические
эксперименты», которых так боятся меньшевики.
Были изданы Декреты о мире, о земле, об уничтожении со-
словий... о рабочем контроле, о страховании рабочих, квартир-
ный закон, о работе милиции и т. д., и т. п. Вот эти декреты
меньшевики называют «социалистическими экспериментами».
Они предлагают нам отказаться от этих «экспериментов», и тог-
да они, меньшевики, пойдут с нами на соглашение. Мы можем
им ответить: «Большевики не боятся слов «социалистическая ре-
волюция», они к ней стремятся и готовы за нее отдать жизнь»
(Дальсовнарком: Сб. докл. Хабаровск, 1969. С. 125).
14 декабря 1917 года съезд единодушно принял декларацию,
в которой приветствовал решения Второго Всероссийского съезда
Советов, признавал единственной центральной властью Совнар-
ком, ответственный перед ВЦИК. Единственным представителем
центральной власти в крае объявлялся краевой комитет Советов.
Л 68
На местах соответственно — местные Советы. Так была провоз-
глашена Советская власть на Дальнем Востоке. Председателем
краевого комитета Советов избрали Краснощекова.
Сложным был вопрос об отношении к земству. Собравшихся
на съезд в Хабаровске представителей земства можно было ра-
зогнать, но это не решало проблемы, так как большинство кре-
стьянства края еще находилось во власти земских иллюзий. Неко-
торые историки обвиняют Краснощекова в том, что на съезде он
пошел на недозволенный контакт с земствами: в краевой коми-
тет Советов были введены их представители. Но, во-первых, это
было сделано не по его предложению. Настаивали на этом пред-
ставители краевого бюро РСДРП(б). А во-вторых, игнорировать
земские иллюзии крестьянства было нельзя, это не способство-
вало бы укреплению союза рабочего класса с крестьянством.
Сам Краснощеков рассматривал компромисс с земцами как
временную меру. Причем с контрреволюционными земцами
краевой комитет Советов в контакт не вступал. Это видно по
дальнейшим действиям Краснощекова, направленным на борьбу
с этими реакционерами.
Как советский руководитель Краснощеков не признавал каби-
нетного стиля руководства. Он лично выезжал в самые горячие
точки революционных событий и оперативно, на месте решал все
вопросы.
Такой горячей точкой стал Благовещенск, где контрреволюция
мешала установлению Советской власти, где «временное краевое
бюро» земств и городов попыталось вновь утвердить свою власть.
Для этого там был созван новый съезд земств и городов. Крае-
вой комитет Советов послал на этот съезд Краснощекова. Снача-
ла его отговаривали от поездки, даже голосовали против, но
Александр Михайлович настоял на том, чтобы послали его. Один
раз он уже помог разгону земского съезда. То же предстояло
сделать и теперь.
На съезде в Благовещенске Краснощеков выступил с большой
речью, в которой разоблачил контрреволюционное нутро «крае-
вого бюро». Он призвал распустить его и признать краевой вла-
стью краевой комитет Советов и самоуправлений. Съезд прого-
лосовал за предложенную резолюцию. Это была большая по-
беда.
Под руководством Краснощекова краевой комитет Советов
провел большую работу по организации советского строительст-
ва в крае, формированию отрядов Красной гвардии и Красной
Армии, развитию экономики и культуры, установлению рабочего
контроля на производстве, национализации капиталистических
предприятий.
В Амурской области последний, решающий удар по земству
был нанесен на 4-м областном крестьянском съезде, состоявшем-
8 За советский ДВ
ся в феврале 1918 года. Краснощеков принял участие в работе и
этого съезда. Съезд постановил: земство распустить, власть пере-
дать исполнительному комитету Совета. Александр Михайлович
помог благовещенским коммунистам в организации работы из-
бранного на съезде облисполкома.
Местная контрреволюция в лице руководства Амурского ка-
зачьего войска, буржуазии, однако, вновь предприняла попытку
свергнуть Советскую власть. Во время выступления белоказаков
члены Амурского облисполкома, а с ними и председатель крае-
вого комитета Советов были арестованы. Это было 6 марта 1918
года. Каждую минуту им угрожал расстрел. Но и тут местная ре-
акция не рассчитала свои силы. На помощь облисполкому при-
шли революционные отряды из области, из Хабаровска — от
краевого комитета Советов. Контрреволюционный мятеж был
подавлен.
21 марта Краснощеков принял участие в совещании предста-
вителей профсоюзов Амурской области, а 1 апреля выступил на
5-м Амурском областном съезде трудящихся, на котором осудил
выступление мятежников в Благовещенске и призвал трудящих-
ся сплотиться вокруг Советов.
В Приморье земство под влиянием контрреволюционных эле-
ментов качнулось вправо, но после Благовещенска с реакционе-
рами из приморского земства можно было не церемониться.
Краевой комитет Советов постановил ликвидировать земские уп-
равы.
5 апреля 1918 года международный империализм предпринял
первую попытку интервенции в Приморье. Во Владивостоке вы-
садились десанты японских и английских солдат. В. И. Ленин в
директиве Владивостокскому Совету предупреждал, что интер-
венция может усилиться и что нужно готовиться к эвакуации, к
обороне (см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 216). Краевой
комитет Советов призвал трудящихся Дальнего Востока органи-
зовывать революционные отряды для борьбы с интервентами,
хотя сам Краснощеков сначала сомневался, что интервенция по-
лучит дальнейшее развитие: преувеличивал значение межимпе-
риалистических противоречий.
Дальсовнарком (так стал называться краевой комитет Сове-
тов с 30 апреля 1918 года) послал революционные отряды на по-
мощь Центросибири для борьбы с белыми бандами Семенова в
Забайкалье. Но вскоре пришлось принимать меры для борьбы с
бандами Калмыкова и Орлова в Приморье. Александр Михайло-
вич лично выезжал на Гродековский фронт, изучал обстановку,
своевременно принимал меры для укрепления советских пози-
ций.
Обстановка на Дальнем Востоке еще более осложнилась с
прибытием во Владивосток чехословацких войск. 29 июня во Вла-
170
дивостоке произошел чехословацко-белогвардейский переворот,
Дальсовнарком призвал трудящихся к оружию. «Покажем на-
шим врагам, — говорилось в его воззвании, — что мы сумеем от-
стоять нашу свободу, наши завоевания». Когда образовался Ус-
сурийский фронт, Краснощеков лично выезжал на места боев.
В общей борьбе Советов Сибири против белых и интервентов
Дальсовнарком постановлением от 11 июля 1918 года определил
для себя’ роль защиты Сибири с Востока, на Уссурийском фрон-
те. Центросибирь требовала от Дальсовнаркома более активной
военной помощи, но дальневосточники уже были связаны на Ус-
сурийском фронте. От успеха борьбы с белогвардейцами и ин-
тервентами на этом фронте практически зависели успехи борьбы
и сибиряков. Несмотря на трудности Дальсовнарком оказывал
помощь центросибирцам оружием и боеприпасами.
В августе 1918 года на Дальнем Востоке началась объединен-
ная империалистическая интервенция США, Японии, Англии, Фран-
ции, Италии и других держав, противостоять которой было труд-
но. Дальсовнарком эвакуировался из Хабаровска в Зею. Было ре-
шено борьбу с врагом организованным фронтом временно пре-
кратить. Изучение обстановки заставило Краснощекова в это вре-
мя отказаться от развития партизанской борьбы. Середняк, про-
явивший колебания в защите Советской власти, должен был ис-
пытать прелести колчаковщины, чтобы потом снова выступить под
лозунгом восстановления Советской власти.
Работники Дальсовнаркома ушли в подполье. Краснощекова
хорошо знали на Дальнем Востоке, и он решил уйти в западные
районы Сибири. Белые за поимку его назначили крупную награ-
ду. Но найти его было трудно. Бывший председатель Дальсовнар-
кома отпустил бороду, был одет как лесоруб и постепенно, ми-
нуя посты белых, продвигался по Сибири в сторону Урала. До-
шел уже почти до Самары, но при переходе линии фронта был
схвачен белыми и, неопознанный, в «поезде смерти» вынужден
был возвращаться обратно на Восток. Заболел цингой, началась
гангрена пальцев ног. Заключенные лечили ноги кипятком, кото-
рый им давали пить.
В Иркутске его, все еще неузнанного, посадили в местную
тюрьму.
В связи с наступлением Красной Армии по Сибири подполь-
ный Иркутский губком в декабре 1919 года принял меры к орга-
низации вооруженного восстания в городе. Были созданы рабо-
че-крастьянские дружины, действовали партизанские отряды.
Меньшевики и эсеры попытались перехватить инициативу. В но-
ябре ими был организован Политцентр — орган, через который
планировалось удержать буржуазную власть, сменив только вы-
веску, создать на востоке страны буферное государство, превра-
тив его в плацдарм для дальнейшей борьбы против Советской
я*	171
власти. Интервенты поддерживали Политцентр, но революцион-
ные отряды были на стороне губкома. Наибольшую военную си-
лу составляли чехословацкие войска, гарнизон в городе был кол-
чаковский.
С вооруженным восстанием нужно было спешить. В Иркут-
ской тюрьме томились сотни политзаключенных, которых белые
пытались уничтожить. Восстание началось 26 декабря, длилось
оно 8 дней. Колчаковцы упорно сопротивлялись. Обстрел тюрь-
мы, в которой сидел Краснощеков, начался к вечеру 29 декабря
1919 года. Как вспоминает И. В. Сурнов, «снаряды трехдюймовки
били прямо в переднюю стену; стекла были выбиты, стена полу-
разрушена. Состояние заключенных было ужасное» (Как мы бо-
ролись за власть Советов в Иркутской губернии. Иркутск, 1957.
С. 430).
Губком принял меры к их освобождению. 30 декабря в тюрь-
му был послан революционный отряд, и своевременно, так как
обстрел тюрьмы усилился. И. В. Сурнов вспоминает: «Кругом
рвутся снаряды. Здание тюрьмы сотрясается от ударов, но тюрь-
ма держится». Заставили начальника тюрьмы открыть ворота.
Среди освобожденных был Краснощеков, который сразу же при-
нял участие в восстании. Его кооптировали в состав губкома.
4 января 1920 года город после упорных боев был взят. Кра-
снощекова можно было видеть в это время выступающим на ми-
тингах трудящихся. Он призывал к беспощадной мести белым за
пролитую кровь.
7 января состоялось заседание губкома. Краснощекова из-
брали членом губкома. Это свидетельствовало о его большом
авторитете у иркутских коммунистов. Его помнили как председа-
теля Дальсовнаркома.
Губком командировал Александра Михайловича в Томск сов-
местно с делегацией Политцентра. Ему были даны директивы уз-
нать, где находится сейчас Красная Армия, каковы намерения
Центра о продвижении на восток, установить контакт с Центром,
а главное — воспрепятствовать Политцентру в его намерении об-
разовать на Дальнем Востоке и части Восточной Сибири буфер-
ное государство, просить ускорить продвижение Красной Армии
к Иркутску (Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с
колчаковщиной. Иркутск, 1960. С. 435—436).
Приезд в Томск, более подробное ознакомление с военно-по-
литической обстановкой в стране, Сибири и на Дальнем Востоке,
с директивами Центра позволили Александру Михайловичу шире
взглянуть на проблему «буфера», понять необходимость ее ре-
шения.
Сибревком уже имел директиву от В. И. Ленина, в которой
говорилось: «Помните, что будет преступлением чрезмерно за-
рываться на Восток» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 92):
172
не был еще добит барон Врангель, существовала угроза войны с
белополяками. Одновременно вести бои на востоке и на западе
страны было трудно.
Меньшевистско-эсеровские деятели Политцентра решили ис-
пользовать эту обстановку, чтобы сформировать на востоке бу-
ферное государство на коалиционных началах с коммунистами.
Они ссылались на опасность войны с Японией, а в случае обра-
зования «буфера» обещали поддержку США. Необходимость в
создании «буфера» была, но так, как предлагали политцентров-
цы, строить его, всерьез и надолго, с организацией буржуазной
власти, не отвечало ленинской стратегии. Была опасность потери
революционных завоеваний.
На совещании с политцентровцами председатель Сибревкома
И. Н. Смирнов высказался за создание буферного государства,
но как временного образования с участием коммунистов. Мера
эта мыслилась как тактика в общей стратегии борьбы за власть
Советов.
Краснощекова многие историки обвиняли в том, что он ви-
дел в «буфере» самоцель, собирался строить его, подобно мень-
шевикам и эсерам, всерьез и надолго. Но его высказывания на
совещании в Томске 19 января 1920 года говорят об обратном:
«Нами мыслится «буфер», — говорил Александр Михайло-
вич,— как временное государственное образование, как дипло-
матическая ставка. Путем временного заслона в виде Политцент-
ра для прикрытия наступающей Красной Армии, заслона с не-
твердо очерченными границами эта цель (предотвращение войны
с Японией. — Б. М.) может быть достигнута. Если видимость
«буфера» нам необходима, давайте условимся сегодня вечером,
как это устроить, предварительно установив необходимые гаран-
тии против перманентного «буфера» (ЦПА НМЛ при ЦК КПСС.
Ф. 274. Оп. 1. Д. 8. Л. 46).
Представители Политцентра вынуждены были согласиться.
Совместное заседание приняло предложенное И. Н. Смирно-
вым решение: «Создание государства-буфера считается нужным.
Граница на востоке определяется по линии р. Оки» (т. е. с вклю-
чением в «буфер» наряду с Дальним Востоком части Иркутской
губернии. — Б. М.). Перед Политцентром ставилась задача борь-
бы дипломатическим и военным путем за освобождение Дальне-
го Востока от интервентов и белогвардейцев.
20 января 1920 года И. Н. Смирнов подробно проинформиро-
вал В. И. Ленина о результатах переговоров, попросив сообщить
его мнение «об этой игре с буфером» (Героические годы борьбы
и побед. М., 1968. С. 175—176), и Ленин поддержал Смирнова
(см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 51. С. 334). Создание буфер-
ного государства на востоке было тем выходом из положения,
который он искал. Необходимо было лишь, чтобы коммунисты
173
имели возможность использовать «буфер» в нужном направле-
нии.
Но истории было суждено допустить некоторое отклонение от
намеченного плана. 21 января по предложению Иркутского губ-
кома большевистской партии Политцентр вынужден был сложить
с себя власть.
Однако необходимость в создании «буфера» продолжала ос-
таваться, но уже с некоторыми коррективами относительно роли
в нем мелкобуржуазных партий территориальных рамок.
9 февраля 1920 года И. Н. Смирнов телеграфировал В. И. Ле-
нину: «Краснощекову даны большие полномочия как политичес-
кому представителю» (В. И. Ленин и социалистические преобра-
зования в Сибири. М., 1974. С. 149). А 24 февраля в Красноярске
на заседании представителей Коммунистической партии с пред-
ставителями меньшевиков и эсеров были уточнены принципы бу-
ферного строительства. Меньшевики и эсеры, как и прежде, ус-
ловием своего участия в буферном строительстве предлагали
включение в «буфер» части Иркутской губернии. Коммунисты от-
стаивали западную границу «буфера» от озера Байкал. «Байкал—-
граница завоевательных тенденций Японии, — говорил Красноще-
ков.— Зачем же нам создавать эту власть по эту сторону Бай-
кала?!» (Партархив Новосибирского обкома КПСС (ПАНО).
9 марта 1920 года В. И. Ленин в телеграмме И. Н. Смирнову
от 9 марта 1920 года потребовал: «Никаких условий с эсерами и
меньшевиками: либо подчиняются нам без всяких условий, либо
будут арестованы» (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 51. С. 156).
Это был камешек в сторону Краснощекова: нечего увлекаться
уговорами. Потом, на 1-й Дальневосточной партийной конферен-
ции Александр Михайлович объяснял это тем, что сначала пере-
говоры с меньшевиками и эсерами велись «как с предполагаемы-
ми «хозяевами» буфера, но затем, когда эсеры и меньшевики
отказались от участия в правительстве ДВР, коммунисты были
втянуты в строительство буфера» (партархив Читинского обкома
КПСС. Ф. 81. Оп. 1. Д. 3. Л. 52).
Таким образом, в начале 1920 года Краснощекову было пору-
чено задание чрезвычайной важности фактически быть персональ-
но ответственным за проведение ленинской тактики «буфера».
Ленину было подробно доложено, кто такой Краснощеков, и Ле-
нин счел возможным дать согласие на предоставление ему чрез-
вычайных полномочий на Дальнем Востоке. 19 марта 1920 года
И. Н. Смирнов телеграфировал Александру Михайловичу: «Сиб-
ревком по моему представлению утвердил Вас уполномоченным
на Дальнем Востоке по делам при буферном правительстве...»
В марте 1920 года по указанию ЦК Сиббюро организовало
Дальневосточное бюро РКП(б) для руководства буферным строи-
тельством. В Верхнеудинске (Улан-Удэ) должны были находиться
174
члены западной группы Дальбюро (А. М. Краснощеков, Н. К. Гон-
чаров, А. А. Ширямов), во Владивостоке — западной (П. М. Ни-
кифоров, И. Г. Кушнарев, С. Г. Лазо).
К этому времени колчаковщина была свергнута на всей тер-
ритории Дальнего Востока и Западного Забайкалья. Лишь в Вос-
точном Забайкалье власть находилась еще в руках белоказачье-
го атамана Семенова, которого поддерживала Япония. Это сре-
достение, названное в народе «Читинской пробкой», мешало свя-
зи областей Дальнего Востока и Прибайкалья, западной и восточ-
ных групп Дальбюро РКП(б), затрудняло строительство «буфера».
По замыслу Центра «буфер» мыслился как «переходное госу-
дарственное образование», близкое по социальной сущности к
революционно-демократической диктатуре пролетариата и кре-
стьянства. На Дальнем Востоке после свержения колчаковской
власти созданные революционные органы не были однотипными.
В Приморье была создана революционно-демократическая власть
в лице Приморской земской управы и ее органов на местах под
фактическим руководством коммунистов, в Амурской и Камчат-
ской областях были восстановлены Советы. Необходимо было
покончить с этой разнотипностью.
Рабочим и крестьянам Прибайкалья трудно было понять необ-
ходимость воздержаться от восстановления Советской власти, но
именно здесь планировалось создание первого центра «буфера».
Краснощекову как уполномоченному Сиббюро ЦК, ответствен-
ному за работу Дальбюро трудно было направлять его работу.
Члены Дальбюро Ширямов и Гончаров сомневались в необходи-
мости «буфера» и пытались самостийно проводить антибуферную
политику. Бывало так, что Александр Михайлович на собрании
трудящихся подробно объяснит необходимость буферного строи-
тельства, а Ширямов в другом коллективе (на профсоюзной кон-
ференции) говорит обратное, и конференция принимает реше-
ние, что должна быть «только власть трудящихся, власть Сове-
тов». Во Владивостоке против политики «буфера» первое время
выступал и член Дальбюро С. Г. Лазо. От имени Далькрайкома
партии было объявлено о переходе к советскому строительству.
Все это необходимо было направить в единое русло.
В середине марта 1920 года Сиббюро ЦК направило всем
парторганизациям Дальнего Востока циркуляр, в котором гово-
рилось: «В Верхнеудинске образуется буферное правительство,
при котором наш уполномоченный т. Краснощеков. Все дальне-
восточные правительства должны согласовываться с его дейст-
виями и складываться по типу Забайкальского» (Шерешев-
ский Б. М. Разгром семеновщины. Новосибирск, 1966. С. 72).
Но получить эту директиву во Владивостоке, например, из-за
«Читинской пробки» своевременно было трудно, и восточная
группа Дальбюро до середины 1920 года действовала фактичес-
175
ки самостоятельно, допустив в своей деятельности ряд ошибок.
28 марта — 8 апреля 1920 года состоялся съезд трудящихся
Прибайкалья, провозгласивший создание Дальневосточной Рес-
публики. Александр Михайлович в выступлениях на съезде разъ-
яснял необходимость буферного строительства. 6 апреля съезд
принял написанную им Декларацию независимости ДВР, избрал
правительство. Председателем Совета Министров и министром
иностранных дел ДВР стал Краснощеков. Согласно декларации
правительство ДВР распространяло свою власть на всю террито-
рию Дальнего Востока и Забайкалья. Но для фактического объ-
единения всех областей Дальнего Востока вокруг Верхнеудинско-
го правительства ДВР требовалась еще большая организационная
работа. Самой большой загвоздкой в решении этой задачи явля-
лось наличие «Читинской пробки».
Курс на строительство буферного государства на Дальнем
Востоке служил одним из формальных оснований требовать вы-
вода из региона войск интервентов.
В апреле 1920 года войска почти всех империалистических дер-
жав были выведены с территории Дальнего Востока. Остались
только японские интервенты. Необходимо было добиться пре-
кращения и японской интервенции.
Краснощеков был за сочетание дипломатической борьбы с
укреплением военного потенциала республики, ликвидацию недо-
битых белых банд. С разгромом остатков белогвардейцев япон-
ским интервентам не за кого было бы цепляться для продолже-
ния интервенции. В связи с этим Дальбюро РКП(б), лично Крас-
нощеков большое внимание уделяли строительству вооруженных
сил. Была создана Народно-революционная армия (НРА).
Сложные вопросы международной политики, тактики посто-
янно согласовывались с ЦК, Совнаркомом, Наркоминделом. Не-
посредственно с В. И. Лениным, с Сиббюро ЦК.
Предпринятое наступление войск НРА против семеновских
банд из-за противодействия японских интервентов не могло за-
кончиться успешно, но оно заставило японцев несколько изме-
нить свое отношение к ДВР, вступить с его правительством в
переговоры о «нейтральной зоне» в Забайкалье, о разграничении
таким образом сфер действия японской армии и НРА. Так назы-
ваемая «нейтральная зона» была нужна японцам для защиты
войск Семенова от НРА. Это осложняло борьбу ,с Семеновым,
но не исключало возможности борьбы с ним другими методами.
Главное — Япония соглашалась на дипломатические перего-
воры с правительством ДВР и считала возможным вывод «при
определенных условиях» своих войск из Забайкалья.
Краснощеков сумел увидеть в этой возможности главное зве-
но, ухватившись за которое можно было легче решить вопрос о
выводе японских войск.
176
Не так считали, однако, другие члены Дальбюро РКП(б) Ши-
рямов и Гончаров, они выступили против, считая, что принятие
предложения японцев о переговорах — ловушка, что это не даст
существенных результатов.
12 мая 1920 года Краснощеков направил телеграмму на имя
В. И. Ленина и Г. В. Чичерина, изложив в ней ноту главнокоман-
дующего японскими войсками на Дальнем Востоке генерала Ооя,
предлагавшего переговоры, и свои соображения. Ленин и Чиче-
рин поддержали Краснощекова.
Важное значение для проведения переговоров имело офици-
альное признание Советским правительством правительства ДВР.
14 мая 1920 года Краснощеков получил официальное уведомле-
ние об этом за подписью Г. В. Чичерина. «Доводя о сем до Ва-
шего сведения, господин министр иностранных дел, — телеграфи-
ровал Чичерин, — считаю долгом от имени РСФСР принести свои
пожелания преуспеяния Дальневосточной республики в мирном
сожительстве с соседними народами» (Документы внешней поли-
тики СССР. М., 1958. Т. 2. С. 514).
Сиббюро ЦК укрепило состав Дальбюро, отозвав из него Ши-
рямова. Вместо него был направлен коммунист В. И. Хотимский.
24 мая 1920 года начались переговоры с японцами на станции
Гонготта. ДВР представляла делегация во главе с Ф. Н, Петро-
вым.
Член Дальбюро Гончаров снова выступил против создания «бу-
фера». По требованию Краснощекова он был отозван. Вместо
него Сиббюро направило коммунистов В. Г. Бисярина и Б. 3. Шу-
мяцкого.
Мы далеки от мысли навешивать какие-то ярлыки на всех от-
ветственных коммунистов, выступавших против создания ДВР
или допускавших другие отклонения от политической линии пар-
тии. «Все эти товарищи, — пишет Б. М. Шерешевский, — были
субъективно абсолютно преданы делу революции, но объективно
их взгляды противоречили указаниям В. И. Ленина» (Шерешев-
ский Б. М. Разгром семеновщины. С. 20).
Тем более высокой является заслуга Краснощекова, который
благодаря ясному пониманию стоявших перед Дальбюро задач,
большой энергии сумел отстоять правильную политическую ли-
нию. В ЦК партии это не могло пройти незамеченным, и Алек-
сандр Михайлович пользовался все большим доверием.
С Шумяцким у Краснощекова была полемика относительно
методов осуществления буферной политики. Шумяцкий считал,
что председатель Совета Министров ДВР делает слишком боль-
шой акцент в своих выступлениях на независимости ДВР от
РСФСР. Краснощеков возражал, что он делает это только по
тактическим, дипломатическим соображениям.
177
Краснощекова обвиняли в том, что он нарушает в Дальбюро
принцип коллективности руководства, но при сложившихся усло-
виях, когда члены Дальбюро безответственно выступали против
ленинской политики «буфера», Краснощекову приходилось брать
ответственность на себя и диктовать то, что он считал нужным.
В июне 1920 года Краснощеков выехал в Омск, затем в Моск-
ву. В Москве он принял участие в работе 2-го конгресса Комин-
терна, где встретился с В. И. Лениным.
Подробная информация Краснощековым ЦК партии о положе-
нии ДВР способствовала тому, что в августе 1920 года были вы-
работаны специальные «Тезисы» ЦК о ДВР, в которых четко бы-
ли определены задачи «буфера», его характер. Дальбюро РКП(б)
было непосредственно подчинено Центральному Комитету РКП(б).
Политбюро ЦК утвердило новый состав Дальбюро из трех чело-
век: А. М. Краснощекова, А. А. Знаменского и одного члена по
согласованию с Сиббюро ЦК.
В начале сентября 1920 года Александр Михайлович прибыл в
Верхнеудинск, приступив к исполнению обязанностей председа-
теля Совета Министров и министра иностранных дел ДВР. Шумяц-
кий был отозван в Омск. Имея четкие директивы ЦК о «буфере»,
Краснощеков смог организовать работу Дальбюро ЦК и прави-
тельства на более высоком уровне.
К этому времени успешно завершились гонготтские перегово-
ры с японцами (15 июля), согласно которым Япония начала вы-
вод своих войск из Забайкалья. В то же время активизировались
действия амурской части войск НРА, объявленных «партизански-
ми», против Семенова. В ответ на протесты японской стороны
против «нарушения» Гонготтского соглашения Краснощеков за-
являл, что за действия партизан он не отвечает. Даже показывал
заявления партизанских командиров, что они ему не подчиняют-
ся. Японцы все понимали, но вынуждены были делать вид, что
удовлетворены ответом.
22 октября части партизан вошли в Читу. Банды Семенова в
основном были разгромлены, «Читинская пробка» ликвидирована.
25 октября правительство ДВР прибыло в Читу. Состоялся парад
войск НРА и партизан, перед которыми Краснощеков выступил с
приветственной речью.
Таким образом были созданы реальные условия для объеди-
нения всех областей Дальнего Востока в единую Дальневосточ-
ную республику.
В этот день начала свою работу в Чите объединительная кон-
ференция областей Дальнего Востока, принявшая соответствую-
щую декларацию. На начало 1921 года были назначены выборы
в Учредительное собрание ДВР — законодательный орган, кото-
рый должен был принять конституцию республики, избрать пра-
вительство.
178
22—28 ноября 1920 года состоялась 1-я Дальневосточная пар-
тийная конференция, на которой Краснощеков выступил с докла-
дом о работе Дальбюро ЦК и задачах парторганизации ДВР.
Конференция совершенно определенно высказалась за проведе-
ние директив ЦК о «буфере» на Дальнем Востоке. Были приняты
решения об укреплении госаппарата и армии, о завоевании масс
на свою сторону в предстоящей избирательной кампании по вы-
борам в Учредительное собрание ДВР.
«Наша задача в будущем... — говорил на конференции Крас-
нощеков,— не пустить в Учредительное собрание меньшевиков
и эсеров, которые не захотели с нами работать, не сумели вос-
пользоваться буфером как средством своей реабилитации и ко-
торые ведут сейчас определенную травлю против нас перед Япо-
нией...» (ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС. Ф. 372. Оп. 1. Д. 9. Л. 17, 23).
Несмотря на буржуазно-демократические формы ДВР, Крас-
нощеков предлагал крепить идейную связь с РСФСР.
После 1-й Дальневосточной партийной конференции в состав
Дальбюро ЦК входили: А. М. Краснощеков, А. А. Знаменский,
В. И. Хотимский, кандидатами — М. А. Трилиссер, М. Э. Дельвиг.
Краснощеков в декабре заболел, и в его отсутствие остальные
члены Дальбюро, несмотря на решение партконференции о вы-
полнении директивы ЦК о «буфере», на заседании 20 декабря
снова выступили за восстановление Советской власти. Решение
это было безответственным, без учета международной обстанов-
ки для Советской России.
По предложению В. И. Ленина, Пленум ЦК, состоявшийся 4
января 1921 года, постановил: «Признать советизацию Дальневос-
точной республики безусловно недопустимой в настоящее вре-
мя, равно как недопустимыми какие бы то ни было шаги, спо-
собные нарушить договор с Японией» (Никифоров П. М. Запис-
ки премьера ДВР. М., 1963. С. 236). Отношения Краснощекова с
частью членов Дальбюро ЦК обострились, несмотря на то, что
он был прав. Не улучшились они и после смены части членов
Дальбюро в феврале 1921 года, т. к. среди них были представи-
тели Приморья, от которых в свое время Краснощеков долго и
безуспешно требовал признания Верхнеудинского правительства,
«Показал себя умным председателем правительства в ДВР,
где едва ли не он же все и организовывал», — писал В. И. Ленин
о Краснощекове (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 219). Но
сложившиеся личные отношения с другими членами Дальбюро
ЦК не позволяли Александру Михайловичу плодотворно рабо-
тать здесь дальше. Его отозвали в Москву.
В сентябре 1921 года постановлением Политбюро ЦК РКП(б)
Краснощеков был назначен членом коллегии Наркомфина. Исхо-
дя из ленинской идеи введения нэпа «всерьез и надолго», он
«стоял за большую свободу торговли», был против бюрократиче-
179
ского централизма, пропагандировал демократический центра-
лизм в развитии экономики в его ленинском понимании (там же.
Т. 43. С. 329; Т. 54. С. 219; Краснощеков А. М. Современный аме-
риканский банк. М., 1926). Был вторым заместителем наркома
финансов. В. И. Ленин высоко ценил его как «...человека, кото-
рый, обладая солидным опытом по работе в Америке и ДВР,
подходит к финансовым вопросам со стороны практической».
«Двигайте Краснощекова: он, кажись, практик», — писал В. И. Ле-
нин (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 106, 133).
В Наркомфине Александр Михайлович не сработался с нар-
комом Г. Я. Сокольниковым. Ленин предложил «устроить его в
ВСНХ» (там же. С. 219). Краснощеков был назначен членом кол-
легии ВСНХ. В сентябре 1922 года ему было поручено организо-
вать Всероссийский торгово-промышленный банк (Промбанк), са-
мо название которого говорит о том, что банк создавался для
финансирования торговли и промышленности. Александр Михай-
лович оказался в центре кипучей работы, связанной с подготовкой
курса на индустриализацию страны, с товарно-денежными отно-
шениями. Банк приступил к работе в начале ноября 1922 года,
вовсю развернув свою деятельность в 1923 году. Краснощекова
назначили председателем правления банка. В отчетных материа-
лах за 1923 год говорится: «Основная сеть (отделений банка —
Б. М.), которая охватывает экономическую жизнь страны, в на-
стоящее время построена». «Работа банка для промышленности
выразилась в том, что он выдал ей около 57 млн. руб. и из них
получил 12 млн. руб. обратно. Через его пассивные счета прошло
около 1350 млн. руб. Эти цифры достаточно характеризуют ту
роль, которую Промбанк сыграл за это время как аккумулятор
средств, перемещающихся в каждый данный момент в нашей
промышленности».
В 1923 году Краснощековым была опубликована книга «Фи-
нансирование и кредитование промышленности». Постановка мно-
гих вопросов развития экономики страны в ней и сейчас звучит
злободневно. Резко выступая против командно-административных
методов управления, Александр Михайлович ратовал за демо-
кратический централизм, когда «главный центр разгружает себя
от всего второстепенного и отдает почти все местам, сохранив за
собой только мертвую хватку над кровеносной артерией и жизнен-
ными нервами». Он предлагал снять всю промышленность с бюд-
жета и перевести ее на хозрасчет, беспощадно закрывать нежиз-
ненные, не могущие работать предприятия, хотя и не исключал
возможности субсидирования предприятий, находящихся в стадии
становления. Большое значение придавал развитию арендного
подряда, концессий, акционированию промышленности, предла-
гал постепенно изживать денежное хозяйство путем развития че-
ковой системы.
180
НИ
Одновременно работал над книгой «Современный американ-
ский банк», которая вышла в Москве в 1926 году (около 15 ав-
торских листов).
Можно представить себе степень загруженности Краснощеко-
ва, который должен был руководить только что организованным
Промбанком.
На этой работе в сентябре 1923 года он был привлечен к су-
дебной ответственности за вскрытые ревизией факты нарушения
финансовой дисциплины, связанные с недостаточным контролем
за деятельностью сотрудников банка. Краснощекову были предъ-
явлены обвинения также в использовании банка для личного обо-
гащения его и брата Якова, организовавшего в Москве строи-
тельную артель и пользовавшегося кредитами Промбанка, в не-
скромности («широкий образ жизни» и пр.). Обвинения в обога-
щении и широком образе жизни Краснощеков не признавал.
Александр Михайлович, считавший работу Промбанка в целом
удовлетворительной, что не противоречило официальной ее
оценке, выдвинутые против него обвинения как юрист и эконо-
мист находил мелкими (организационный период). «Все мелкие
факты, все недостатки и недочеты аппарата, — говорил он, — все
упущения, допущения и неправильные действия подчиненных, за
которые в других обстоятельствах меня ни в коем случае не
держали бы ответственным, приписываются как сознательные
уголовные акты».
Суд приговорил Краснощекова к 6 годам лишения свободы,
но через полгода по состоянию здоровья его фактически осво-
бодили (лечение в кремлевской больнице), а в январе 1925 года
Президиум ВЦИК подтвердил это официально. Краснощеков был
направлен на лечение в Крым, где находился около полугода.
Осенью он вернулся в Москву, а с 1926 года стал работать в си-
стеме Наркомзема.
В 1937 году его не стало.
Хочется закончить свое повествование об этом человеке
ссылкой на высказывание хорошо знавшего его ветерана граж-
данской войны на Дальнем Востоке Т. Залуцкого. Он пишет: «Мо-
жет быть, я пристрастен к этому человеку? Но я никогда не был
ни его другом, ни его приятелем. Нас связывали чисто служеб-
ные отношения, и я не ллогу похвастаться, чтобы он держался со
мной по-иному, чем с другими своими сотрудниками или товари-
щами по партии.
Нет, дело тут не в пристрастии. Вспомните ленинскую оценку
деятельности Краснощекова. Уж Ленин-то был беспристрастен!
А многие ли дальневосточники упомянуты в его трудах? Судьба
Краснощекова интересовала Ленина. Почему же она не должна
интересовать всех нас» (Далеко у Тихого... С. 111—112).
181
ПАК ЧЕН ЛИМ
УЧАСТИЕ КОРЕЙСКИХ ПАРТИЗАН
В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
Мы, молодые изгнанники Кореи, преследуемые врагами, с та-
ким трудом добрались, наконец, в один из партизанских районов,
чтобы поступить в только что сформированный партизанский от-
ряд «Докипкун» («Армия освобождения»), который находился в
таежном местечке Дяпигоу — корейской деревне, Суйфунской во-
лости (ныне Октябрьский район). По прибытии мы доложили
штабу отряда, что были участниками Первомартовского нацио-
нального восстания против японских оккупантов на своей родной
земле. Начальство отряда зачислило нас добровольцами. С это-
го дня мы горячо взялись за военное обучение, памятуя, что мы
перед отъездом с родины дали клятву бороться против
ненавистных врагов, не щадя сил и собственной жизни. К слову,
вначале у нас не было настоящих винтовок, за исключением не-
скольких берданок выпуска 1868 года, поэтому во время строе-
вых и полевых учений пользовались деревянными. Наше началь-
ство твердо обещало бойцам, что вскоре все они будут вооруже-
ны новыми винтовками.
Тем временем по призыву штаба к нам прибывало большое
число добровольцев из местных корейских деревень. Многие из
них были русскими подданными, уже прошедшими военную служ-
бу в русской армии. Они пришли со своим оружием, а некото-
рые из них на лошадях. Еще замечательнее то, что родственни-
ки прибывших обеспечивали нас продуктами, обмундированием и
другим необходимым, тем самым оказывая большую помощь в
нашей нелегкой жизни.
К нам изредка поступала подпольная газета «Докипсинмун»
(«За независимость»), издаваемая на территории Китая. Она со-
общила, что после подавления Первомартовского восстания в Ко-
рее его участники развернули партизанское движение в широком
масштабе в самой Корее, в Кандо-Маньчжурии и на советском
Дальнем Востоке, в частности в Суйфунской волости. Здесь в та-
ких крупных селениях, как Пуциловка, Корсаковка, Синельнико-
во, Сарбакгван (Корфовка), Дяпигоу и других, базировались фор-
мирования нашего отряда. Выбор места, по мнению организато-
ров отряда, гарантировал нам безопасность, так как оно нахо-
дилось между скалистыми горами, покрытыми непроходимой тай-
гой. Куда ни кинь взгляд — везде естественная крепость.
182
В ту пору в Суйфуншине наш отряд был единственным и мало-
мощным, поэтому кулацкие элементы в окрестных деревнях не
поддерживали нас, считая, что партизаны — это дармоеды, без-
дельники; к японцам они относились с симпатией и приветство-
вали японские войска, когда они пришли в село Пуциловку и
расквартировались в нем. Именно отсюда начали набеги на пар-
тизан карательные экспедиции. Правда, не все русскоподданные
к нам относились так враждебно, среди них немало было актив-
но поддерживавших нас во всем. Они посылали своих сыновей
добровольцами в наш отряд и оказывали материальную помощь.
Часто приносили нам немаловажные сведения, которые мы с
большой пользой использовали в боях против японских карате-
лей.
Пока мы занялись укреплением лагеря, строительством глу-
бокой траншеи, постройкой полуземлянок, которые должны бы-
ли зимой сохранять нормальную температуру, а летом прохладу,
самурайские каратели не дремали, они «точили меч», готовили
нападение на нас из Пуциловки, находящейся в 10 километрах от
нашего лагеря.
В этой ситуации наше руководство энергично действовало.
Оно немедленно отправило своих людей в Новокорейскую сло-
бодку во Владивостоке для того, чтобы там найти надежного
посредника для покупки оружия у чехов. Мы нашли среди наших
сограждан тех, чьи сыновья были бойцами нашего отряда. Они
были готовы участвовать в нашем деле в качестве посредников.
Спустя некоторое время нам сообщили, что наши маклеры
договорились с чехами о том, что те продадут нам японские
винтовки последнего выпуска до 500 штук и к ним патронов до
30 тысяч, 4 станковых пулемета, 2000 ручных гранат, 600 пар сол-
датских ботинок, более 400 шинелей, около 100 револьверов раз-
ных марок и большое количество медикаментов. За все это они
требуют 100 тысяч иен.
В этой тайной операции нашими помощниками были четыре
надежных человека.
Двое из них прибыли с китайцем, который носил косу на за-
тылке, он собщил нам, что у него имеется новая шаланда, боль-
шая, и что он ищет заработок. Шаланда уже стоит на якорях на
явочном месте. Почти одновременно пришли двое других наших
маклеров с тремя чехами в гражданской одежде, но с военной
выправкой, говорящих по-русски с сильным акцентом. Мы с че-
хами дошли до того места, где качалась на волнах наша лодка и
рядом с ней ждала китайская шаланда. Чехи, убедившись, что
все в порядке, выполнили свое обещание очень точно. Грузы при-
бывали непрерывным потоком, и наши товарищи с трудом успе-
вали с перегрузкой. Наконец к полуночи мы закончили тяжелую
работу. Теперь предстояло скорее отплыть отсюда во избежание
183
опасности в сторону мыса Тавричанка и там произвести с чеха-
ми полный расчет. Поэтому все участники этой операции сели в
шаланду, подняли паруса и благодаря попутному ветру, который
дул с моря, через несколько часов прибыли в Тавричанку. Здесь
мы полностью рассчитались с чехами: 50 килограммов чистого
золота по эквиваленту, за 75 тысяч иен и в дополнение к сумме
в 100 тысяч еще 25 тысяч китайских серебряных даян (юаней).
Таким образом, мы с честью расплатились с ними и расстались
как добрые друзья.
Только к рассвету следующего дня люди, измученные бессон-
ницей, проголодавшись, все-таки сумели доставить бесценные
грузы в штаб. Участники операции крепким сном проспали почти
сутки. Когда я проснулся, мои товарищи показывают мне полу-
ченные вещи: новые винтовки, красивые как игрушки, и к ним по
200 патронов, крепкие солдатские ботинки, новые шинели, по две
ручные гранаты.
Мартовское освободительное движение 1919 года в Корее
против японской оккупации было по своему размаху и героизму
общенациональным — важным политическим событием для наше-
го народа. И где бы ни проживали участники этого движения, они
были горячими патриотами. Наши патриоты-золотодобытчики с
Охотского прииска произвели сбор золота для пожертвования в
национально-освободительное движение. Они собрали 50 кило-
граммов драгоценного металла.
Для передачи собранного золота борцам за свободу они на-
шли честного патриота среди горняков по имени Ли Чен Сен, ко-
торый с этим золотом отправился во Владивосток. Здесь он
встречается в Корейской слободке с политэмигрантами Ли Чен
Ламом и его товарищами Хан Ирде, Шин Енгор и другими. Ли
Чен Сен передал золото в штаб, а сам с товарищами вступил в
наш отряд.
Теперь мы, хорошо вооруженные, более 300 молодых бойцов,
сносно обученных, с сознательной дисциплиной представляли
внушительную силу. Мы поставили боевую учебу во главу угла,
в особенности стрельбу, добиваясь, чтобы каждый боец был
снайпером. Тем временем к нам поступает сообщение о том,
что в корейской деревне Мансекдон, расположенной около села
Жариково, произошла трагедия — погиб начальник партизанского
отряда, недавно прибывшего туда из южной Маньчжурии, това-
рищ Цой Ен Хо. Это был видный деятель партизанского движе-
ния. Свой отряд он организовал в Южном Гирине из числа мест-
ной молодежи. Сам он был старым воином, служившим в охра-
не королевского дворца до японской аннексии.
В бурном развитии партизанского движения среди корейских
патриотов Япония видела опасность для колониальной власти,
поэтому она развернула широкомасштабные карательные экспе-
134
диции. В этом смертельном вихре отряд товарища Цоя, как и все
другие отряды, действовавшие в Маньчжурии, вынужден был в
спешном порядке отступать в советское Приморье, в район Гро-
деково.
На чужбине, после долгих скитаний главной заботой было ско-
рее разместить людей, крайне уставших от невероятно тяжелого
перехода, дать им человеческий отдых. Цой Ен Хо с трудом по-
дыскал деревню, в которой он потом и принял смерть от рук
кулацких мятежников.
По приказу штаба мы, 30 кавалеристов, немедленно выступи-
ли с заданием усмирить кулацких мятежников, подло поднявших
руку на партизанского командира. Мы вышли на закате дня, че-
рез час переправились через реку Суйфун около села Синилов-
ки. У ст. Голенка пролегла линия КВЖД, где в то время постоян-
но шныряли самураи или беляки. В этом опасном месте нам при-
шлось разбиться на небольшие группы во избежание нежела-
тельной стычки с неприятелями. До Мансекдона нам пришлось
идти несколько часов.
Наконец отряд прибыл в эту деревню, где жизнь наших пар-
тизан висела на волоске. Мы быстро окружили дома кулаков,
связали преступников, мобилизовали транспорт, посадили спасен-
ных нами на телеги и с группой мятежников, окруженных кава-
леристами, стремглав помчались обратно. После полудня благо-
получно вернулись к себе. Преступников доставили в штаб, осво~.
божденных товарищей разместили по домам села Дяпигоу. Впо-.
следствии эти товарищи вошли в ядро нашего отряда.
Военно-полевой суд отряда приговорил двух из пяти мятеж-
ников к расстрелу. Трое из пяти были подкулачниками, но не
имели прямого отношения к убийству партизанского командира,
поэтому военно-полевой суд решил наложить на них штраф —
большую сумму, выселить из деревни Мансекдона с конфиска-
цией имущества в пользу бедных крестьян той же деревни.
В конце августа зной еще не совсем спал, но партизаны в
лесу на чистом воздухе под музыку птичьего гомона с задором
занимались спортом. В это время два наших разведчика, вернув-
шиеся из разведки, доложили штабу об отряде карателей, иду-
щем в нашу сторону. По приказу командования бойцы заняли
позицию, которая представляла собой глубокую траншею в фор-
ме подковы, и в ней свободно размещалось более 300 стрелков.
Два станковых пулемета были размещены по флангам, и два в
центре позиции так, чтобы огневая мощь их сосредоточилась как
луч прожектора в ночном бою. Перед нашей позицией протянул-
ся крутой склон длиной более 200 метров. Вдоль склона пролег-
ла проселочная дорога, ведущая к западу на границу между Ки-
таем и Приморьем. Далее, в горном ущелье, протекала речушка
под названием Дяпигоу.
185
В ожидании противника наши бойцы начали скучать от без-
делья, и как раз в это время головная колонна появляется на до-
роге под нашей траншеей. Наши командиры Ли Чен Лам и Хан
Ирде первыми увидели идущих самураев. Они почти одновремен-
но выстрелами из маузеров дали команду открыть огонь. Грянул
дружный залп из винтовок, и вся огневая мощь четырех пулеме-
тов и более 300 винтовок обрушилась на карабкающихся по кру-
тому склону самураев.
В результате короткого боя полегло больше половины саму-
раев. Японцы вынуждены были поспешно отступить и убраться
восвояси. Потерпев поражение, японцы угрозами принудили ко-
рейских крестьян подобрать трупы своих солдат и офицеров. На-
ши крестьяне приехали уже к вечеру на нескольких десятках те-
лег. Они издалека крикнули нам, чтобы им разрешили вывезти
трупы японцев, лежащих на поле боя. Этим кончилась первая на-
ша встреча с самурайскими карателями.
Нашей новой позицией была невысокая скалистая сопка, высо-
той метров 50, покрытая кустарником. С нее хорошо просматри-
валась проселочная дорога, по которой недавно к нам приходи-
ли каратели. И на этой сопке мы устроили пулеметные гнезда.
На самой макушке вырыли траншею двухметровой глубины, и по-
зиция представляла собой бастион.
Однажды, в начале ноября, наши лазутчики примчались к шта-
бу с тревожным сообщением, что в нашу сторону идет большой
отряд карателей с артиллерией. Это сообщение для нас не бы-
ло неожиданностью. Бойцы быстро заняли свои места, расстави-
ли пулеметы, замаскировали их хворостом. Предусмотрительно
была приготовлена даже питьевая вода. Осталось только принять
«гостей». Авангардная часть японцев — конница сабель в 20, за
ней пехотинцы — более одного батальона, затем артиллерия с
тремя пушками крупного калибра.
Японцы, очевидно, по старой памяти остановились там, где в
прошлый раз, офицеры о чем-то рассуждали минуты две, затем
артиллерия развернулась в боевой порядок, пушкари куда-то на-
вели орудия и начали палить. Снаряды падали в нашу старую
траншею, которая осталась совсем пустой. Так и начался «бой»
самурайских карателей. Зрелище было — смех и потеха. Наши то-
варищи говорили, мол, пусть они побольше палят по пустому
месту, желательно до последнего снаряда. Так они продолжали
«воевать» еще долгое время. Затем с самурайским боевым кли-
чем «банзай!» стремительной атакой «захватили» пустую тран-
шею, в которой дымились еще горячие снаряды. Обескуражен-
ные и разочарованные самурайские солдафоны метались по
склону сопки. Теперь наша очередь, этого мы и ждали. Особен-
186
но нетерпеливы были наши пулеметчики, они шквальным огнем
грянули по копошившимся карателям.
Остатки недобитых карателей отхлынули назад к ущелью под
обрывом скалистой сопки. Оттуда по проселочной дороге бежа-
ли в село Коровинку. Японцы, проходя это село, принудили кре-
стьян-корейцев собирать трупы, лежащие на поле боя.
После разгрома карателей мы сделали короткий привал, за-
тем пошли на сбор трофеев, которые являлись для нас законной-
добычей: более 300 винтовок, кроме оружия находили много иен
и других ценностей, которые мы сдавали в штаб.
Так закончилась вторая встреча с карателями, получившими
от нас достойный отпор в ноябре 1919 года в долине Суйфуна.
Пришла зима, нам необходимо было готовиться к зимовке. Ра-
боты уйма: утепление жилищ, заготовка дров, боевая учеба, охо-
та на зверей для мяса и другое. Нам нужно было, кроме того,
построить надворные помещения для лошадей, складские поме-
щения и многое другое. Вечерами чинили рваную одежду, сти-
рали белье — все это, казалось бы, мелочи, но в жизни парти-
зан эти мелочи необходимы, потому что личная жизнь партизан-
ского бойца полностью подчинена интересам всего боевого кол-
лектива в целом.
После изучения местности командование отряда решило за-
нять новую позицию на одном из отрогов горы, которая протя-
нулась рукавом от хребта до ущелья в 2 километрах сзади ко-
рейского села Коровинки. Через село проходила сельская доро-
га, и по этой дороге приходили к нам японские каратели. Мы на-
чали рыть окопы вдоль этого отрога так, чтобы перекрыть сель-
скую дорогу, по которой будут идти японцы. С этой позиции мы-
сможем диктовать врагу, если каратели развернут бои снизу
склона, совсем голого: тут нет ни одного куста и даже камня.
Лишь в июне 1920 года к нам поступают сведения о том, что
японцы, находящиеся в селе Пуциловке, тронулись с места и
двигаются в сторону партизанского лагеря. Эти сведения под-
твердились и другими сообщениями из села Корсаковки, где на-
ходились большевистские подпольщики, имевшие тесную связь с
нами.
Разбиты были японцы и в этот раз. Партизаны собрали боль-
шое количество трофеев: 5 станковых пулеметов, 300 винтовок,,
личные вещи японцев, 30 лошадей и повозок.
Тот, кто был партизаном времен гражданской войны на Даль-
нем Востоке, тот знает, что тайга этого края — надежная крепость
для партизан, а для самураев она — могила. Нам удалось разгро-
мить врагов три раза подряд в течение года, а что дальше? Об
этом нам нужно было крепко задуматься. Тут главная задача—<
знать, что думают наши враги? Для того, чтобы разузнать наме-
18?
рения противника, наше командование послало разведчиков из
самых сильных и храбрых, имеющих опыт в таком деле во главе
с героем нашего отряда Ким Ю Геном. Они отправились в город
Никольск-Уссурийский в начале октября 1920 года.
Расстояние от нас до города около 30 километров через па-
ромную переправу реки Суйфун возле села Борисовки. Когда
разведчики пришли в село Борисовку, они зашли в сельскую хар-
чевню, чтобы попить чаю с хлебом. В харчевне в этот ранний час
собрались любители похмелья. Это были пьяные дебоширы, ко-
торые при виде корейцев встретили их оскорбительными возгла-
сами. Наши товарищи были готовы отразить нападение, они вы-
теснили этих хулиганов в угол и заставили замолчать. После это-
го инцидента разведчики быстро прибыли в город, зашли в дом
знакомого, который был нашим связником, а его дом был явоч-
ной квартирой. Днем они отдохнули, а вечером, переодевшись
в чистое, вышли на улицу. На одной из улиц, поближе к казар-
ме японских солдат и офицеров увидели дом гейш, из которого
доносились песни и музыка. У наших хлопцев родился план взять
языка возле дома гейш.
Пленный офицер был в чине майора. На допросе он сооб-
щил, что нападение на партизан планируется на конец ноября,
что в операции будет участвовать до полка пехоты с артиллери-
ей и что получен приказ во что бы то ни стало освободить рай-
он Суйфуна от партизан. Для этого японское командование ре-
шило даже бомбить их лагерь с воздуха на аэроплане.
Командование отрядом срочно созвало общепартизанскую
сходку. На обсуждении стоял вопрос о перебазировании нашего
отряда в другой район. Однако большинство участников не же-
лали покинуть лагерь, предлагая продолжать борьбу с японцами
здесь в нашем таежном бастионе. Дискуссия затянулась. Тогда
начальство заверило бойцов и командиров, что перебазирование
будет произведено временно и что, прежде чем уйти в другой
район, по наступающему врагу отряд еще раз нанесет сокруши-
тельный удар.
После собрания командование пригласило старост окрестных
корейских деревень. В беседе с ними договорились, чтобы они
прислали нам своих кузнецов и плотников для производства те-
лег. Вскоре в лагере сельские умельцы сделали около 50 проч-
ных двухконных телег для транспортировки нашего хозяйства.
А мы между тем заняли новую позицию на вершине высоких
гор, протянувшихся вдоль ущелья, напротив нашего лагеря.
В это бездельное время, пока отряд готовился к перебази-
рованию, мы решили дать расчет японским карателям, расквар-
тированным в селе Пуциловке. В нашей большой группе, в состав
которой входили кавалеристы — 50 сабель — и взвод пехотинцев,
188
каждый из которых, кроме оружия, имел по 5 гранат, по две бу-
тылки с бензином, были два наших товарища в японских мунди-
рах, которые разыграли роль офицеров у сторожевой вышки и
бесшумно сняли часового. Остальные быстро окружили сельскую
школу, превращенную в казарму, и тотчас же облили бензином
стены деревянного здания. Более полтысячи гранат полетело в
окна школы.
В вихре огня мы только внимательно следили за тем, чтобы
никто не остался в живых. Долгое время бойцы стояли вокруг
осиного гнезда, пока здание полностью не догорело.
На другой день утром сдали в штаб несгораемый шкаф, кото-
рый подобрали на пожарище. Позвали кузнеца, он при помощи
зубила вскрыл шкаф, и оттуда высыпались пачки иен на общую
сумму около 50 тысяч. За эту операцию командование награди-
ло нас, участников операции, красными бантами.
Сообщение японского майора-пленника оказалось правдивым.
В конце ноября каратели вышли на усмирение партизан.
В это время двое наших товарищей, возвращаясь из развед-
ки, пришли прямо в лагерь, который уже был пуст, только бу-
рундуки в нем бегали. При виде такого печально-грустного зре-
лища наши мужественные воины Ким Ю Ген и его товарищ за-
плакали: «Мы построили этот прекрасный лагерь с таким трудом
и любовью, будто хотели жить в нем всю жизнь, а теперь оста-
вили его на произвол судьбы. Даже городища бохайцев не мог-
ли быть лучше нашего лагеря, который мы сейчас бросаем».
Насколько можно было глазомером определить, майор вер-
но назвал и число врагов. Японцы только что вышли из села Кор-
саковки, за которым начинается небольшой подъем, на вершине
которого находилась снегом покрытая пашня гектара в три. По-
средине ее проложена сельская дорога, и по ней сейчас прохо-
дили наши враги. Это для нас был драгоценный момент, и в ту
же минуту последовала команда: «Огонь!» Тотчас же начали
строчить 12 станковых пулеметов, еще ударили 500 винтовок, ко-
торые существенно усилили огневую мощь. Под сильным огнем
нашим самураи падали, как скошенная трава. Разумеется, они не
всё были убиты и ранены, но падали все — живые и мертвые
вместе. Это их обманный трюк. Мы видели такого рода трюки в
боях с ними и были начеку. Наши враги в это время заняли на-
шу заброшенную траншею и оттуда пытались обстреливать нас.
Однако скоро они убедились, что их стрельба нисколько не
действует на партизан. Тогда они приступили к обстрелу артил-
лерийскими снарядами нашей траншеи. Японцы на этот раз пра-
вильно поступили, но наше командование приказало снайперам
бить японских канониров, чтобы артиллерию противника пода-
вить. Японцы быстро подменяли убитых канониров солдатами, но
и этих постигла та же участь.
189
После неудачной попытки атаковать нас в лоб противник на-
чал маневрировать с целью обхода нашей позиции. Ежели бы
замысел врагов удался, то они, пользуясь своим численным пре-
восходством, могли навязать нам рукопашную схватку. План вра-
гов был очень опасен для нас. Осуществить этот план противник
мог только обойдя сзади село Коровнику, где начинается широ-
кое, открытое пространство Суйфунской низменности. Вскоре
японцы вышли на равнину и начали разворачивать фронт наступ-
ления на нашу позицию. Чтобы скорее покончить с ними, мы пус-
тили в ход нашу ударную группу лихих кавалеристов в 120 са-
бель под командованием Кан Филиппа (он был командиром эс-
кадрона кавалеристов в русской армии). Они налетали на врагов
как разъяренные тигры. Удары сабель по вражеским солдатам
были слышны как глухой звук прибоя. Вскоре разбитые остатки
самураев под командой своего полковника отступили на окраину
села Корсаковки.
После бегства самураев мы остались в окопах, чтобы тут пе-
реночевать. В конце ноября спать под звездным небом было хо-
лодно, но утром рано нужно было выйти на сбор трофеев, кото-
рые для нас являлись законной добычей и средством пополнить
наши запасы. Кроме того, нам предстояло проводить в послед-
ний путь наших боевых товарищей, павших в бою с японскими'
карателями 29 ноября 1920 года.
Наутро наши бойцы и командиры тела погибших товарищей
чисто помыли, переодели в новые мундиры, на грудь им при-
шили красные банты вместо ордена, на голову надели шлемы с
красными звездочками. К этому времени прибыли их родители
в сопровождении односельчан с гробами. Могильная яма была
готова, тела погибших положили в гробы, опустили в яму. Пер-
вую лопату с мерзлой землей бросили наши командиры. На брат-
ской могиле поставили деревянный памятник с надписью их имен
и даты смерти. Тринадцать мужественных воинов пали в борьбе
с японскими интервентами на приморской земле.
После похорон мы тронулись в путь. Нам предстояло преодо-
леть опасный участок дороги — линию КВЖД и Уссурийской же-
лезной дороги, на которых непрерывно шныряли японцы и бело-
гвардейцы. Нам нелегко было пройти быстро со своим большим
отрядом и с вереницей телег. В то же время необходимо было
избежать ненужных инцидентов. Для этого требовался человек,
хорошо знающий местность и умеющий вывести нас из этого
опасного места. Такой проводник оказался среди нас. Это был
командир нашего кавалерийского отряда Кан Филипп. Он родил-
ся в селе Синиловке и всю свою жизнь провел здесь. Со своими
кавалеристами в авангарде он повел нас по безопасной дороге,
и к рассвету мы прибыли в корейскую деревню Ляличи, распо-
190
ложенную на берегу реки Лефу. В Ляличах наши партизаны сыт-
но позавтракали. Во время стоянки наш часовой обнаружил япон-
цев, находящихся под мостом через реку Лефу. В домике около
моста укрылись 10 солдат-охранников.
Командир отряда, обращаясь к бойцам, сказал: «Все вы ви-
дите японских солдат под мостом. Кто из вас может доброволь-
но пойти и уничтожить эту кучку самураев?» Таких желающих бы-
ло очень много. Но делу требовалось лишь пять человек с пуле-
метом. Смельчаки пошли по берегу Лефу и, не доходя до япон-
цев одного километра, на бугре установили пулемет. Партизан-
ские пули сыпались на врагов, как зерно из руки сеятеля. Снача-
ла японцы активно огрызались, затем стрельба приутихла, нако-
нец совсем смолкла. Все мы с высоты видели действия наших то-
варищей: как они ворвались в самурайскую казарму, как доби-
вали еще недобитых, собрали оружие и благополучно вернулись,
успев поджечь самурайский домик.
Через некоторое время со стороны Никольска-Уссурийского
подошел бронепоезд, к которому было прицеплено несколько
пассажирских вагонов с солдатами. Он остановился около же-
лезнодорожного моста, где догорала казарма. Из вагонов бежа-
ли солдаты и офицеры, они со всех сторон окружили пожарище,
в котором с треском догорали трупы их соотечественников.
В этот момент наши 16 пулеметов (12 из них — трофеи, 4 пуле-
мета, приобретенных у чехов во Владивостоке летом 1919 года)
застрочили по большой толпе противника. Одновременно наши
снайперы, укрывшиеся за валунами, выбивали наводчиков бата-
реи на бронепоезде. Эта великолепная панорама разгрома про-
тивника развернулась вблизи берега реки Лефу 2 декабря 1920
года.
После победоносной операции отряд двинулся по направле-
нию к Анучино. К вечеру 2 декабря прибыли в село Лефу, ко-
торое стоит на берегу той же реки, но намного выше, километ-
ров 20 от деревни Ляличи. Местные жители, русскоподданные ко-
рейцы, встречали нас с радушием. Они впервые видели корей-
ских партизан. Староста этого села распорядился, чтобы одно-
сельчане приняли гостей.
Местные крестьяне нам сообщили, что недалеко отсюда на-
ходится большое русское село Ивановка, в котором расположен
большой белогвардейский отряд, а дорога к Анучино проходит
через это село.
Обходным путем, минуя Ивановку, 5 декабря наш отряд вы-
шел к берегу реки Даубихе. Отсюда прямая дорога вела к селу
Анучино, другая, через реку, — на левый берег, в корейскую де-
ревню Староверку. Жители деревни, как и везде, встречали нас
приветливо, как братьев.
В этом отдаленном месте отряд был намерен перезимовать,
191
а по весне следующего года мы рассчитывали вернуться в ла-
герь Суйфунской долины. Однако нам не суждено было остать-
ся тут на зиму. Через неделю после нашего прибытия нам было
официально предъявлено требование со стороны русских пар-
тизан немедленно покинуть район Анучино. Мотивировалось это
тем, что следом за корейскими партизанами придут японцы. От-
ряд русских партизан занимал село Анучино, и командовал им
Шевченко Гаврила.
Предъявленное нам требование мы широко обсуждали на об-
щем собрании наших бойцов, в результате чего пришли к выво-
ду, что лучше без конфликта с ними уйти отсюда в другое мес-
то. Между тем, когда мы шли сюда, то мысленно обращались к
русским партизанам, как к братьям по оружию перед лицом об-
щего врага, и в наше намерение входило прийти к обоюдному
соглашению создать партизанскую армию из двух наших круп-
ных отрядов.
В середине декабря отряд был в пути. Перед нами пролегла
дорога через Анучино в Чугуевку. Когда мы шли по главной ули-
це Анучино, сотни бойцов отряда Шевченко провожали нас доб-
рыми взглядами. Отряд перешел мост через реку Даубихе, и
перед нами открылась широкая долина, вдоль которой мы шли к
селу Семеновке. Здесь мы переночевали. На следующий день
отряд добрался до села Варфоломеевки, и лишь на третий день
мы подошли к берегам реки Улахе. Декабрьским морозом река
была скована толстым льдом, наши молодые бойцы катились по
нему, как конькобежцы. Следом за нами шел вереницей обоз и
отряд конницы. Здесь мы свернули на тракт, и к вечеру отряд
наш остановился на ночлег в староверческой деревне Новоми-
хайловке.
Уходя от староверов, мы уносили с собой сильное впечатле-
ние от этих обитателей отдаленного уголка края, которые храни-
ли свой ветхий обычай, несмотря на новые порядки на своей ро-
дине.
На другой день, 15 декабря 1920 года, партизаны с трудом
добрались до корейской деревни Третий Фудзин, расположенной
у подножия Сихотэ-Алиня. Сюда мы пришли на зимовку. Дерев-
ня эта была дворов около сотни, и запаса провианта должно бы-
ло хватить, чтобы прокормить наших людей, но разместить их
по дворам было сложно. Поэтому мы решили построить бараки
для казарм поближе к деревне по образцу нашего лагеря на
Суйфуне.
Вскоре началось строительство нескольких больших бараков,
чтобы свободно разместить весь отряд. Строили быстро и до-
бротно при помощи местных жителей, используя местный строи-
тельный материал и предусматривая все удобства для наших бой-
цов и командиров. В этом высокогорном крае зима была суро-
192
•вая, она длится до мая месяца, мороз бывает до 40 и ниже гра-
дусов. Несмотря на такую стужу, наши бойцы постоянно занима-
лись физкультурой, ходили на охоту. Вся наша боевая семья го-
рела желанием скорее возвратиться на юг Приморья, где можно
чаще встречать японских интервентов. Однако командир нашего
отряда товарищ Цой Ен был занят совершенно другим. Вскоре
после нашего прибытия в Третий Фудзин он выразил свое жела-
ние уехать в Иркутск, где в то время находились многочислен-
ные корейские партизанские отряды, эвакуированные из Маньч-
журии под натиском японских карателей.
Цой Ен был одним из крупных военачальников в нашем пар-
тизанском движении. Он окончил высшую военную школу в Нан-
кине при правительстве Сун Ятсена. Велико сожаление, что он от
нас уезжает, но мы можем только приветствовать его решение
и не можем его остановить.
Наш новый командир товарищ Ким Ын Чен родом из Сеула.
Он родился в 1883 году в семье обедневшего дворянина. После
аннексии нашей страны японскими империалистами в 1910 году
он уехал в Японию, как и многие из корейской молодежи, в на-
дежде на случайный заработок. Ким Ын Чен поступил в военную
школу, окончил ее с отличием и стал служить офицером в япон-
ской армии. К тому времени, когда он проходил военную служ-
бу, на его родине в 1919 году поднялось всенародное восстание
против своих угнетателей. Восстание не могло быть победонос
ним, потому что народ не был вооружен. Народное восстание
было подавлено японцами зверским образом, кровь нашего на-
рода лилась рекой. И тем не менее сопротивление не было
сломлено, его участники перешли к партизанской войне как на
самой родине, так и на территории Северо-Восточного -Китая.
Наш Ким и его единомышленники, услышав о национальном
восстании, не могли жить без борьбы за освобождение родины.
Ким Ын Чен, Ли Чен Чен, Лю Дон Чен и еще трое молодых офи-
церов бежали в Маньчжурию. Двое из этих офицеров успели
присоединиться к отступающим партизанам, а Ким Ын Чен от-
стал и чудом избежал смерти. Он бежал к устью реки Думанган.
Там он увидел парусную лодку, собирающуюся отплыть в При-
морье.
Беглец благополучно добрался к устью реки Сучан. Теперь
ему необходимо было в какое-нибудь корейское селение. Как
бывает в таких случаях, добрые люди указали ему дорогу в село
Таудими. Лишь к вечеру он усталый добрался до села. Добрые
хозяева устроили гостя поудобнее, видимо, догадывались, что
пришелец, скорее всего, политэмигрант, скрывающийся от пре-
следования колонизаторов. Узнав, что их гость бывший офицер,
193
хозяева предложили ему обучать бойцов отряда местной само-
обороны, который был здесь организован по инициативе комму-
нистов.
Пока Ким томился от безделья и обучал бойцов местной са-
мообороны, в наш штаб поступило сообщение о том, что в селе
Таудими в окрестностях Сучана находится эмигрант — бывший
офицер японской армии. Ли Чен Лам, организатор нашего отря-
да, съездил повидать Кима. Ким согласился .стать командиром на-
шего партизанского отряда. Он прибыл к нам в начале нового
1921 года. Товарищ Ким приложил много сил для воспитания бой-
цов и командиров подразделений. В зимнюю стужу, когда не бы-
ло возможности заниматься полевой учебой, он читал лекции по
военной науке в тепло натопленном клубе, знакомил нас с бое-
вым уставом пехоты. В то же время он обращал большое внима-
ние на физическую закалку партизан. Словом, наш новый коман-
дир отряда крепко стоял на своей командирской высоте, его лю-
били и уважали все наши бойцы и командиры.
После Нового года крестьяне из деревни Нотто, расположен-
ной в нижнем течении реки Улахе, обратились к нашему коман-
дованию за помощью в случае возможного рейда японо-бело-
гвардейских карателей, которые находились недалеко от Нотто
в селе Успенке. По просьбе ноттинских крестьян штаб приказал
откомандировать туда одну роту под командой Хэ Ён Хва.
На рассвете 1 марта 1921 года деревня Нотто была окружена
японо-белогвардейским отрядом, прибывшим сюда из Успенки,
что находится на линии железной дороги около Шмаковки. Про-
тивник застал нас врасплох. Пользуясь ночным мраком, они ус-
пели занять окраину деревни и стали поджигать крестьянские ха-
ты, постройки во дворах, убивать всех, кто попадал в их лапы.
Обороняющиеся партизаны и имеющие оружие крестьяне удер-
живали центр села. Неравный бой продолжался до вечера. К это-
му времени погибло более десяти наших товарищей, а крестьян
еще больше, было сожжено много домов.
Наконец к нам пришла подмога из Третьего Фудзина: еще
одна рота с пятью пулеметами и конница в 120 сабель. Подо-
спевшие товарищи открыли сильный огонь сзади вражеских ли-
ний, в то время как кавалеристы навалились на них с левого
фланга. Противник начал отступать к реке Улахе, где они оста-
вили лошадей с санями, однако мы перекрестным огнем не до-
пустили их к саням. Наши кавалеристы, вырвавшись на голый
лед, устроили им ледовое побоище. Японцам, носившим ботинки,
подкованные гвоздями, тут, на голом льду, — ни шагнуть, ни сто-
ять, а русским белогвардейцам в сапогах с протертыми подош-
вами— не лучше, чем японцам.
Кавалеристы Кан Филиппа и его помощника Ким Ю Гена вско-
ре полностью изрубили самураев и белых, не беря пленных. Ког-
194
да уже стрелять или рубить было некого, выдолбили лед на се-
редине реки и покидали трупы врагов в воду. Но в войне потери
несут обе стороны: и на нашей стороне убитыми и ранеными бы-
ло более 30 человек, да еще крестьян больше 10.
Сразу после боя командование отряда в торжественной об-
становке объявило о награждении участников разгрома японо-
белогвардейских карателей. Эскадрону кавалеристов и бойцам
четвертой роты за проявленное в боях мужество и отвагу были
вручены национальные флаги «Тай-Гык-Ки».
Командир нашей четвертой роты получил задание достойно
проводить в последний путь павших товарищей, на братской мо-
гиле установить памятник с именами погибших. Кроме того, по-
мочь ноттинским крестьянам в строительстве и в восстановлении
сожженных домов, а также помочь семьям погибших крестьян в
весенней посевной работе. Все это мы безупречно выполнили и
трудились до мая. Только после этого рота вернулась к своим.
Как-то, мне помнится, примерно в июле 1921 года один из на-
чальников нашего отряда Ли Чен Лам со свитой отправился в
Анучино для переговоров с начальником Приморского реввоен-
кома Вольским и Рубцовым по вопросу об объединении нас с
русским отрядом в Анучино. После возвращения нашей делега-
ции состоялось совещание командиров подразделения, чтобы до-
биться единого мнения об объединении нас с русскими. На сле-
дующий день на общем партизанском собрании выступил това-
рищ Ли Чен Лам. Он говорил об объединении нашего отряда с
Анучинским русским отрядом. Партизаны вспомнили о конфликте
в декабре прошлого года. На это товарищ Ли Чен Лам ответил,
что тогда во главе русского отряда стояли безответственные лю-
ди, которые строили недобрые отношения с нами, а сейчас мы
идем в Анучино по приказу Приморского реввоенкома, находя-
щегося в Анучино, и которому подчинены все приморские пар-
тизаны. Последним на собрании выступил Ким Ын Чен. Он сказал:
«Мы пришли в эту дружественную страну бороться с оружием в
руках против японских интервентов, наших непримиримых врагов,
во имя свободы и независимости своей Родины. Японцы пришли
на советский Дальний Восток с целью захвата этого обширного
края, как они захватили нашу страну, и нам придется начать борь-
бу против 100-тысячной армии японцев именно отсюда вместе с
русскими братьями».
Военком предложил нашему командованию выделить одну
роту из нашего отряда для откомандирования ее в бухту Ольги,
остальные соединились с отрядом Шевченко в Анучино. Разделе-
ние нашего отряда было заранее определено, оставалось лишь
безусловно выполнить это решение ревкома. Итак, нашей четвер-
той роте, которая была в бою у Нотто 1—3 марта 1921 года,
предстоял неведомый, дальний маршрут.
195
С нами идет русская рота из Анучино, так же, как и мы, от-
командированная в бухту Ольги для подкрепления отряда Наза-
ренко, охранявшего бухту. Середина августа, безоблачное небо,
приморская «золотая осень». Партизанам под палящим солнцем,,
идущим по пыльной дороге, было невероятно тяжело — пот льет
градом. За день мы преодолевали по 20 верст, не более. Про-
шли Достоевку, на следующий день были намерены прибыть в
Чугуевку. Однако намеченной цели мы не достигли, потому что
люди на себе несли слишкоал большой груз. Задыхаясь от жары,
мы вдруг увидели перед собой посреди густого леса горную ре-
чушку. В этом прохладном месте мы сделали привал, расставив
часовых на возвышении.
Через некоторое время часовой остановил и привел к коман-
диру всадника, который торопливо рассказал о том, что воору-
женная банда готовит нападение на Чугуевку. Хунхузы сейчас на-
ходятся недалеко от нас в местечке Табахеза в стойбище удэ-
гейцев, а всадник ехал к анучинским партизанам за помощью.
Когда мы пришли в местечко Табахеза, где укрылись банди-
ты, густой туман окутал берега реки Улахе, и вокруг стойбища
не видно было ни зги. Мы окружили стойбище с трех сторон, ос-
тавив впереди открытой береговую линию, и открыли пулемет-
ный огонь по окнам фанз. Хунхузы выскочили наружу. В огнен-
ном вихре пали почти все из четырех сотен бандитов, только не-
большая часть их проскочила к крутому берегу реки. Бойцы от-
ряда брали барахтающихся в воде в плен и этим закончили раз-
гром бандитов.
Когда мы собирали трофеи, увидели, что хунхузы были воору-
жены японскими винтовками. Неужели японцы продали им ору-
жие? Но винтовки бандитов были изношенными, поэтому мы брали
их мало, немного более 100, остальные собирали русские, но мы
старались побольше взять патронов. Под навесом мы забрали бо-
лее 50 лошадей, их тотчас же отправили нашим кавалеристам. А
собранные нами вещи оставили удэгейцам — они были слишком
плохо одеты, и мы решили им помочь.
В Чугуевке оставили пленных бандитов и вышли в путь, чтобы
наверстать потерянное время. На следующий день мы прибыли в
Третий Фудзин, где остались ждать прибытия наших товарищей,
ездивших в Анучино для передачи трофейных лошадей нашим кон-
никам. В это свободное время наш комроты Шин Ёнгор рассказал
нам о появлении в Приморье отрядов китайских вооруженных
бандитов. Он рассказал, что японцы организовывали отряды хун-
хузов в качестве своих сообщников в борьбе против красных пар-
тизан, в особенности против корейских партизан и корейских кре-
стьян. Наше трофейное оружие, более 100 винтовок с патронами,
передали крестьянам деревни Третий Фудзин.
После приятного отдыха отряды вышли в путь. В тот же день.
196
мы прибыли в село Кавалерово, которое находится на восточном
склоне Сихотэ-Алиня, а во второй половине августа 1921 года мы
прибыли в бухту Ольги.
После нашего прибытия на новое место к берегу лазурного
моря незаметно прошли теплые дни, приближалась мягкая мест-
ная зима. В беззаботном состоянии несем по очереди дозорную
службу в крепости, находящейся на скале у входа в залив, да еще
охраняем сейф батальона в штабе, по два бойца на ночь. Об этом
сейфе рассказывали люди из батальона Назаренко, что он напол-
нен японскими золотыми монетами, которыми японцы вносили
плату за лес, заготовляемый на севере района. Остальное время
мы занимались стрельбой, рытьем окопов вокруг казармы, кото-
рая стояла над пристанью у бухты. Отсюда хорошо были виднь^
стоящие на якорях катера, среди них особо выделялись два —
«Павел» и «Амур», которые сюда привел из Владивостокского
порта отряд охраны Совета управляющих ведомствами Примор-
ского областного правительства, которое в то время возглавлял
коммунист Антонов. Еще одно торговое судно небольшого тон-
нажа принадлежало владивостокскому торговому дому братьев
Меркуловых. Оно было взято партизанами в открытом море. Ка-
питаном судна был молодой кореец Ким из Посьетского района,,
его мы держали под стражей. Бухта Ольги надежно защищена с
трех сторон. При таком расположении она всегда тихая, без волн
и зыби. В бухте сохранились две крепости из прошлых времен,
которые стояли по обе стороны дельты. Они были построены на
скалистых сопках с южной и северной сторон. Однако батальон
Назаренко охранял только ту, что на северной стороне. Там стоя-
ла одна трехдюймовая пушка. Туда-то мы и ходили на дозорную
службу.
В полночь на 14 ноября 1921 года дозор нашей роты заметил
неизвестное судно, без огней шныряющее под самой крепостью.
Дозор сигнализировал неведомому судну — оно не отвечало. На-
ши товарищи сообщили по телефону в штаб батальона о появле-
нии у крепости неизвестного судна. К удивлению наших бойцов,
штаб батальона не разрешил дозору открыть огонь из пушки, ут-
верждая, что-де в это время должны приехать к ним японские
коммерсанты с сукном для обмундирования партизан Назаренко.
Тем временем противник, миновав опасное место, высадил де-
сант и к рассвету подтянул его вплотную к нашей казарме. Наша^
рота была начеку и занимала позицию в глубокой траншее возле
казармы, которую мы предусмотрительно вырыли.
Первая атака противника нами была отбита без особого уси-
лия. Около 10 часов ноябрьского утра военные корабли, стоящие
на рейде, начали обстрел из пушек крупного калибра отступаю-
щих партизан отряда Назаренко. Отряд успел скрыться в безопас-
197
чой зоне, но артиллерийская пальба продолжалась до вечера. Од-
новременно с кораблей вели огонь крупнокалиберные пулеметы
по нашей казарме. Пули, попадая в кирпичную стену казарм, от-
скакивали рикошетом в нашу траншею, причиняя легкие ранения.
После атаки каппелевцев прошло более часа, но они больше не
появляются. Над чем эти черти колдуют? Бойцы полезли на чер-
дак казармы и оттуда увидели, что белые собрались в кучу в глу-
бине балки и занялись трапезой с выпивкой. Очевидно, им выдали
спирт, чтобы одержимые пьяницы штурмовали нашу позицию.
В то же время наблюдатели обнаружили, что на одном из трех
кораблей каппелевцы готовят высадку подкрепления. Наши пу-
леметчики быстро переставили пулеметы в сторону десантников и
обрушили огненный смерч на сидящих в лодках. Перегруженные
лодки сильно качало, наконец они перевернулись и погрузились в
морскую пучину. Лишь человек двадцать добрались вплавь до бе-
рега и скрылись в дубняке.
Широким веером каппелевцы поднялись в атаку. Сраженные
нашими пулями передние ряды каппелевцев рушились, но их было
много, а боеприпасы у нас были на исходе. Настало время проры-
ва. Первым из окопов поднялся сам командир роты Шин Ёнгор.
Острый клинок шпаги в его сильной руке был настоящим смерто-
носным оружием. Через несколько минут он успел разрубить ту-
ловища шести каппелевцев. Вслед за командиром все бойцы пе-
решли в рукопашную схватку. Эти мужественные воины, воору-
женные одним кинжалом, как тигры налетели на врагов и рассек-
ли кольцо окружения. Не все герои вышли из окружения. 25 на-
ших боевых товарищей пали смертью героя. Тело нашего коман-
дира было пробито тремя пулями, и он пал на поле сражения. Ра-
неных товарищей несли в безопасное место здоровые бойцы, в
числе тяжелораненых был и я.
После тяжелого боя нам необходимо было разместиться в теп-
лом помещении. Наши командиры повели нас в корейскую дерев-
ню, расположенную недалеко от Ольги. Раненых несли по очереди
то на спине, то на руках. Крестьяне встретили нас как своих, и тут
мы отдыхали три дня. Утром 18 ноября наши разведчики сообщи-
ли, что каппелевцы отплыли из Ольги. В тот же день мы верну-
лись в свою казарму. Ольгинцы встречали нас с радостью, помо-
гали во всем. Уже без нас убрали трупы.
Многие ольгинцы страдали от грабежей каппелевских мароде-
ров. Каратели увезли с собой партизанские катера. Торговое суд-
но, стоявшее на рейде, капитан Ким увел во Владивосток. Уходя,
враги не забыли разгромить партизанские казармы и забрать весь
запас продовольствия.
Назаренко после возвращения в Ольгу (его батальон с нами
вместе находился в корейской деревне с вечера 15 и до утра 18
ноября), обеспокоенный последствиями налета каппелевцев на
398
Ольгу, дал телеграммы в партизанские районы Приморья. Полу-
ченные ответы гласили: так было везде.
Прочитав полученные ответы, комбат Назаренко совсем упал
духом. К тому же ольгинцы резко, но справедливо критиковали-
его за отступление без боя 15 ноября. Для восстановления прести-
жа комбат Назаренко предложил ольгинским партизанам проби-
ваться к Амуру. По его расчету, земляки из Тетюхе, хорошо зна-
ющие местность, проведут отряд по тайге до самого Амура.
Большая людская масса по 40-градусному морозу двигалась
медленно. Только до Тетюхе добрались через неделю. Земляки
встретили своего уважаемого односельчанина хлебом и солью.
Партизаны решили встретить новый 1922 год. Тетюхинцы устроили
большой новогодний праздник. В эти праздничные дни Назаренко
вел беседы со многими своими земляками в поисках проводника^
но никто не согласился. Таежники говорили Назаренко, что отсюда
до берега Амура больше 500 верст и что в такую даль по бездо-
рожью, глухой тайгой людям не пройти.
После новогоднего праздника Назаренко со своими боевыми
товарищами вернулся в Ольгу.
Как я уже сказал, в бухте Ольги я был тяжело ранен и поэтому
об участии корейских партизан в боевых событиях в Имане рас-
скажу со слов моих товарищей.
Вспоминает Пак Дин Шун, участник Второго конгресса
Коминтерна. На известной фотографии он сидит рядом с
Лениным. Старый коммунист. Впоследствии долгое время
Пак Дин Шун работал в Москве в Коммунистическом
университете трудящихся Востока
Вопреки соглашению о создании нейтральной зоны южнее го-
рода Имана на реке Уссури, в конце ноября 1921 года японский»
генерал Танака перебросил свои войска и корпус русских бело-
гвардейцев через эту зону. При этом самураи были переодеты в
белогвардейскую форму с целью захвата Хабаровска и Амурской
области. Наши красные части, не ожидавшие такого нападения, вы-
нуждены были отступать на запад. В неразберихе при эвакуации
небольшой корейский отряд, охранявший железнодорожную стан-
цию Иман, своевременно не получил приказ об отступлении. От-
ряд корейских партизан, численностью всего 51 человек, вступил
в борьбу с численно превосходящим противником. Командир от-
ряда Хан Унён обратился к бойцам с призывом: «Товарищи пар-
тизаны! Боевая обстановка сложилась не в нашу пользу. Красные
1.9*
партизаны скорее умрут в борьбе за власть Советов, чем сдадутся
врагам!»
Командир приказал стрелять только прицельно, ни одного пат-
рона на воздух. После начала боя прошло уже несколько часов,
и декабрьское солнце склонилось к закату. К этому времени у
партизан иссяк запас патронов. Тогда они перешли в рукопашную
схватку. В этой смертной схватке из отряда Хан Унёна в неравном
бою погибли 49 легендарных героев, пролетарских интернациона-
листов.
После разыгравшейся трагедии двое партизан чудом остались
живы. Подвиг отряда Хан Унёна отсрочил захват Хабаровска по
крайней мере на несколько дней. Герои истребили более баталь-
она врагов.
После боя японцы и белые убирали своих раненых и убитых и
добивали партизан. Перестали добивать лишь тогда, когда убеди-
лись, что на поле сражения не осталось в живых ни одного пар-
тизана.
На этом дымящем порохом поле бродили неведомые люди,
они с трудом пробирались среди безжизненных тел, которыми бы-
ло усеяно поле сражения. Среди этих людей оказались сочувству-
ющие Советской власти санитары во главе с сестрой милосердия.
В этот момент один из двух очнувшихся раненых тихо застонал.
Сестра милосердия быстро оказала ему первую медицинскую по-
мощь и передала его в надежные руки санитаров. Так сестра ми-
лосердия и санитар спасли жизнь героя по имени Ма Чунгор,
имевшего 16 штыковых ранений. После гражданской войны Ма
Чунгор поступил в Ленинградскую интернациональную военную
школу, по окончании ее он служил в рядах Красной Армии.
Павших же 49 корейских интернационалистов захоронили на
юго-западной окраине Имана. На этой братской могиле в 1950 го-
ду установлен памятник-обелиск.
Рассказ старого коммуниста Цой Хорима о боях под Иманом
•€ февраля 1922 года
После объединения нас с Анучинским отрядом Шевченко не-
сколько месяцев прошло в обстановке дружбы и взаимоуважения.
В это время руководство реввоенкома — товарищи Вольский и
Рубцов — предлагает нашему командованию съездить с ними в
Сучанскую долину для обследования небольших партизанских от-
рядов, разбросанных по тайге. Наше начальство согласилось. 20
ноября 1921 года, перейдя небольшой перевал, мы оказались в
селе Фроловке. В этом уютном селе ревком остановился на отдых,
а наш отряд чуть дальше, в корейском селе недалеко от Никола-
евки (корейцы свое село называли Синенгоу). Наши товарищи еще
200
не успели перекурить, как вдруг налетают врасплох белогвардей-
цы. Силы были почти равными, может быть, нас даже немного бы-
ло больше. Бой был недолгим. Остатки уцелевших белогвардей-
цев начали отступать в сторону Сучана, где в то время находились
японцы. Учитывая обстоятельства в этом районе, командир отря-
да Ким, посоветовавшись с товарищами Ли Чен Ламом и Хан Ир-
де, решил возвратиться в Анучино. В тот же день мы прибыли в
Молчановку, расположенную под перевалом. Местные жители рас-
сказали нам, что вчера в район прибыл крупный отряд белогвар-
дейцев, и отряд Шевченко без боя ушел в неизвестном направле-
нии. Вот какая неожиданная новость!
Вскоре товарищ Ким получил из ревкома от Леушина сообще-
ние, что все партотряды отступают к Амуру через Иман. Наш от-
ряд также немедленно выступил к Иману. Дорога туда была труд-
на: дремучая тайга, сопки, но у партизан проторенных дорог не
бывает, а идти необходимо. В тот же день 22 ноября отряд това-
рища Кима прибыл в село Яковлевку, где он застал батальон Паль-
цина и Кокушкина, который уже покидал село. На дороге из Ану-
чино встретили конный отряд под командой Полякова, сабель 50.
Они стали нашими попутчиками. По дороге Поляков рассказал,
что отряд Шевченко бежал, когда белые вошли в Анучино. Шев-
ченко в это время занимался боевой учебой со своими конниками
за мостом через реку Даубихе. Только благодаря своевременно-
му сообщению местных жителей он избежал опасности.
Когда отряд приблизился к Иману, у товарища Кима созрел
план наступления на город. В этом решении его поддержали По-
ляков со своими конниками и часть батальона Пальцина. Весь день
5 февраля 1922 года партизаны были в пути, к вечеру они пришли
в село Лукьяновку, здесь переночевали.
На рассвете 6 февраля 1922 года партизаны вышли на окраину
города. Тень от кустарников и заборов послужила маскировкой
для наступающих. Переправились через реку Кедровку — и вот
партизаны в черте города.
Противник все же узнал о наступлении партизан. Белые, нахо-
дившиеся в этой части города, хорошо укрепились. В первой же
стычке вражеская пуля пробила грудь Полякова. Снежный сугроб
обагрился алой кровью первой жертвы.
Кавалеристы, около 200 сабель (50 русских), во главе с нашим
героем Ким Ю Геном развернулись в наступление. Молниеносный
лихой удар кавалерии полностью расстроил боевые порядки бе-
лых. Противник был в панике и беспорядочно начал отступать в
открытом направлении.
На войне бывает драгоценная минута, от которой зависит побе-
да или поражение. В данном случае наступил именно такой реша-
ющий момент. И наши партизаны под командой Ким Ын Чена мас-
терски использовали эту драгоценную минуту, в которой ковалась
9 За советский ДВ	201
победа. В самый разгар боевой операции командир отряда при-
казал пулеметной команде открыть шквальный огонь. В этом ог-
ненном вихре большая группировка противника, около тысячи че-
ловек, нашла свою гибель в открытом поле.
Вскоре партизаны овладели городом. Почта, телеграф, желез-
нодорожная станция и банк были в наших руках. Партизаны раз-
громили штаб гарнизона и взяли законную добычу — трофеи.
В этом бою партизаны потеряли убитыми 12 товарищей и 13 бы-
ли ранены. Одержанная нами победа, хотя и была кратковремен-
ной ввиду малочисленности партизан, однако велико ее значение
как образца революционного героизма.
В заключение мы, участники гражданской войны на Дальнем
Востоке, должны подчеркнуть, что в ноябре 1921 года во всех
партизанских районах Приморья под напором белогвардейцев и
японцев партизанские отряды были охвачены безудержным отсту-
плением. Это подтверждает специальная комиссия, назначенная
для выяснения причин поражения главных сил партизан Приморья,
которая докладывала военному комитету следующее: «Общее чи-
сло войск партизанских районов и боеприпасов было вполне дос-
таточным для оказания сопротивления, если не в полной мере, то
до известной степени... Комиссия пришла к выводу, что ответст-
венность за события, повлекшие за собой разгром войск Приморья
и нанесение ущерба военному авторитету Народно-революцион-
ной армии, ложится главным образом на вышеуказанных лиц»
(ЦГА. Ф. 368. Д. 1, Л. 30, 32). А вот в своем докладе руководи-
тель военного совета Анучинского партизанского района Леушин,
который он послал вновь назначенным членам военсовета парти-
занских отрядов Приморья товарищам Флегонтову и Пшеницыну,
сообщал, что «всего в строю осталось около 500 человек, а бое-
способных из них не более 150 человек».
Продолжение воспоминаний бывшего командира взвода
корейского партизанского отряда под командованием
Ким Ын Чена ветерана партии Пак Чен Лима
В июле 1922 года отряд под командой Кима возвращается в
Анучино, чтобы участвовать в завершающей стадии гражданской
войны. По его возвращении Анучинский реввоенком назначил то-
варища Кима командующим всеми корейскими партизанскими
отрядами в Приморье с дислокацией в Посьетском районе. Ко-
миссаром был назначен Анатолий Шишкин, а начальником штаба
Станкова. В то же время военком Леушин разослал приказ ко всем
корейским партизанским отрядам Приморья о сосредоточении их
в Посьетском районе. Этот приказ мы получили в селе Коркамен-
ке Судзухинского района (ныне район Лазо).
202
От Коркаменки дорога пролегала через высокий перевал юж-
ного Сихотэ-Алиня в Сучанскую долину. По пути в район назначе-
ния мы остановились в нашем таежном лагере на Суйфуне в ожи-
дании подхода корейских отрядов из других районов Приморья и
Приамурья.
Перед нами стояла задача организовать здесь крупное парти-
занское соединение для борьбы против японских колонизаторов
в родной стране на прибрежной полосе. Во второй половине июля
1922 года приток добровольцев составил более трех тысяч чело-
век. Кроме того, из различных районов Приморья в Посьетский
район прибывали мелкие отряды корейских партизан по приказу
Анучинского реввоенкома.
В разгар нашего формирования и боевой учебы разведчики
донесли в штаб отряда, что японцы напали на коммунистический
отряд в селе Солбадгван. Когда мы подошли к уже догоравшему
селу, японцев там не было. Старики, укрывавшиеся в поле гаоля-
на, рассказали, что все партизаны и жители села еще до прихода
японцев ушли в тайгу.
Командование отряда выделило более 100 бойцов на лесоза-
готовки для восстановления сожженного села. В то же время ок-
рестные корейские села послали своих плотников на помощь кре-
стьянам Солбадгвана. Наш отряд только в конце сентября ушел из
Суйфунской долины, когда уже восстановили больше половины из
200 с лишком крестьянских домов.
На этот раз мы шли по горной тропе, которая вывела нас на
шоссе около села Нежино. Перед нами на расстоянии менее ки-
лометра шли части отступающих белогвардейцев. В Нежино мы
ожидали встретить передовые отряды НРА, которые должны были
преследовать белых. Подождав более часа и никого не встретив,
мы двинулись вслед за белыми на дистанции более 2 километров.
Так мы пришли в местечко Кедровая Падь и неожиданно наткну-
лись на сильное сопротивление белогвардейцев. Они, очевидно,
посчитали нас за своих преследователей.
Более 2000 белых заняли естественные защитные рубежи, и
партизанам невозможно было атаковать их с ходу. Отряд обошел
противника с запада и занял позицию выше белых. Отсюда хоро-
шо были видны засады врагов, но они не могли видеть нас, по-
тому что партизан скрывали скалы. Бой затянулся на несколько
часов. Наконец враги осознали, что они явно проигрывают бой, и
вынуждены были покинуть свои позиции, оставив трупы своих со-
братьев на поле боя.
Как уже говорилось, отступающих белогвардейцев должны бы-
ли преследовать части НРА, но их мы не видели и, по-видимому,
заняли в этом движении не свое место. Так нам пришлось понево-
ле идти за арьергардом белых. В селе Верхнее Сидеми беляки
рассыпались по домам корейских крестьян и занялись мародер-
9*
203
ством. Однако наши товарищи прогнали грабителей. За большим
оврагом километрах в двух от села белогвардейцы встретили нас
бешеным огнем. Попав в эту коварную ловушку, передовая часть
нашего отряда была полностью уничтожена. Мы потеряли больше
сотни наших товарищей. В этой опасной ситуации отряд под коман-
дованием товарища Кима штурмовал позиции белогвардейцев,
однако противник, покидая родную землю, ожесточенно отбивал-
ся от наседавших партизан. Лишь потеряв в этом бою убитыми
более 300 и сотни ранеными, уцелевшие белогвардейцы ушли за
своим авангардом.
Товарищ Ким с группой кавалеристов объезжал место боя. В
это время раненый белогвардейский офицер выстрелил в упор в
нашего командира. Пуля врага пробила грудь его скакуна, смер-
тельно раненная лошадь, падая на землю, придавила своей тяже-
стью товарища Кима. Бойцы быстро освободили командира из-под
лошади, но из его рта уже шла кровь, а на правой ноге ниже ко-
лена был открытый перелом. Товарищ Ли Чен Лам приказал не-
медленно отвезти раненого командира в Сидеми. Однако товарищ
Ким пожелал поехать в Таудими в Сучанскую долину. Начальник
Ли распорядился утром следующего дня отправить его в сопро-
вождении командира взвода и фельдшера на конных подводах
в Таудими.
2 ноября мы по-прежнему шли за арьергардом отступающих
белогвардейцев. К вечеру того дня белые подошли к границе с
Китаем. На вершине перевала они повернулись лицом на восток
к своей родной земле. Многие из них горько рыдали. В последний
момент белогвардейцы подняли оружие кверху, выстрелили один
заряд, как бы прощаясь, и затем по чьей-то команде побрели по
западному склону на китайскую землю.
Тем временем, пока мы планировали продолжение нашей ак-
тивной борьбы за освобождение родины, в начале декабря по-
ступил приказ главкома Уборевича И. П. о расформировании пар-
тизанских отрядов и возвращении по домам участников граждан-
ской войны.
Этим приказом наше четырехлетнее участие в борьбе за власть
Советов на Дальнем Востоке закончилось.
Наши боевые товарищи после расформирования отряда воз-
вращались по домам по приказу главкома НРА, а те, кто приехал
сюда, чтобы стать бойцом за свободу отчизны из Кореи и Китая,
готовились к организации новых баз в Маньчжурии и пока оста-
лись на зиму в посьетских селах. Таких было более 200 человек.
Наше начальство, которому мы по-прежнему подчинялись,
предложило нам организовать партизанскую коммуну. Многие од-
нополчане горячо приветствовали идею нашего начальства. У нас
оставалось более 50 казацких лошадей и приличная сумма япон-
204
ских иен и китайских серебряных юаней. Кроме этих главных цен-
ностей, было много одежды, тканей, швейных машин.
Землю нам выделили в селе Шкотово. В марте мы приступили
к строительству времянок, а в апреле уже переселились в них и
начали поднимать целину.
А. С. СУТУРИН
СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ
Экскурсанты, будущие офицеры милиции, переходили от стен-
да к стенду Хабаровского краевого управления внутренних дел.
Внимательно всматривались в документы, пожелтевшие от време-
ни газетные вырезки, с уважением разглядывали боевое оружие.
Экспонаты создавали волнующую картину борьбы за Советскую
власть на Дальнем Востоке, подвигов защитников революции, стра-
жей мирного труда.
Внимание посетителей привлекла витрина, показывающая жиз-
ненный и боевой путь ветерана ленинской партии, полковника го-
сударственной безопасности Федора Алексеевича Каткова. Вот он
на групповой фотографии вместе с другими членами подпольной
парторганизации. Снято в 1919 году в захваченном интервентами
и колчаковцами Владивостоке. Только молодостью подпольщиков
(вот, например, сам Катков, отпустивший небольшую бородку, все
равно ему не больше двадцати) можно объяснить их решение
сняться вместе и дать такую вескую улику контрразведчикам. А
рядом, на витрине, потемневший от времени пистолет, и на нем
выгравировано: «Ф. А. Каткову за беспощадную борьбу с контр-
революцией от коллегии ОГПУ. 1932 г.».
И вот мы встречаемся.
...Высокий, крепкого сложения человек. Держится свободно,
подтянут. Отличная память. Трудно предположить, что человеку
без малого девяносто лет. Прошу его рассказать о себе, о его то-
варищах.
Октябрьская революция застала рядового солдата Федора
Каткова во Владивостоке, в четвертом крепостном полку. Он дол-
го не раздумывал с кем идти. Для него было ясно: только с боль-
шевиками. Работать Катков стал с десяти лет: пас у кулаков скот,
ремонтировал железнодорожные пути, был мальчиком на побе-
гушках на пароходе Амурского акционерного общества. На себе
испытал гнет богатеев. Поэтому с первого дня Октября встал на
сторону рабочих, солдат и крестьян. Вместе с однополчанами и
восставшими матросами охранял город, грузы, участвовал в много-
людном митинге, который одобрил выступление Петроградского
пролетариата за переход всей власти в руки Советов.
205
После демобилизации в марте 1918 года Катков вернулся к
родителям в село Соколовку. Работал на морском промысле и
рассказывал молодежи о Владимире Ильиче Ленине, Советской
власти.
Когда враги трудового народа развязали гражданскую войну,
солдат с братьями Степаном, Семеном и Тихоном идет в парти-
занский отряд бывшего фронтовика Антона Момота. Против пар-
тизан бросили карательные отряды. На одном из хуторов из-за
случайной ошибки Катков попал в плен. Мужественно держался
молодой боец. Допрашивали его в доме лесничего в Соколовке.
Били насмерть. Два раза обливали водой, приводя в сознание,
и снова били. Белогвардейцы приходили в ярость от того, что не
удалось им узнать от него о партизанском отряде.
Пытку боец выдержал и остался в живых. Морем его с дру-
гими пленными увезли во Владивосток. Здесь он на третий день
сбежал и связался с подпольной большевистской организацией.
Скрывался Федор у бывшего своего сослуживца по четвертому
полку Сергея Мамрука. Именно по его рекомендации, в условиях
подполья в ноябре 1919 года Каткова приняли в ряды РКП(б) и да-
ли псевдоним Старик. Члены парторганизации числились в Союзе
грузчиков. Вместе с товарищами Федор охранял явочные кварти-
ры, ходил в разведку, добывал оружие, снаряжение, собирал день-
ги в помощь арестованным.
Александр Фадеев (Булыга) о таких беззаветно преданных пар-
тии молодых бойцах рассказывал: «В большевистском подполье
мы были молодыми, нас так и звали — «соколята». Соколята му-
жали и пополняли ряды большевиков, увлекая за собой лучших
представителей рабочих, солдат и матросов.
В те дни в городе свирепствовала колчаковская охранка и
жандармерия, а также охранки японских и американских интер-
вентов. Каратели бросали в застенки патриотов и чинили над ними
кровавую расправу. Расстрелами и пытками враги революции пы-
тались запугать и покорить рабочий класс города. Но получилось
наоборот. Такими действиями они только вызывали еще большую
ненависть к врагам, отвагу и решительность в борьбе с ними».
С другими подпольщиками Катков участвует в подготовке к
свержению контрреволюционного режима генерала Розанова, рас-
пространяет листовки с призывом к сплочению всех патриотиче-
ских сил для борьбы с врагами Советской власти. Он активно уча-
ствует в революционном перевороте 31 января 1920 года.
После падения белогвардейского режима Приморский обком
РКП(б) направил Федора Каткова, Василия Добролюбова и Гаври-
ила Краузе в Тетюхе. Задание имело особую важность. Группа
должна была на пароходе «Монгугай» доставить партизанскому
отряду, которым командовали В. Е. Сержант и П. И. Назаренко,
150 тысяч патронов, два пулемета, винтовки и другое снаряжение.
206
Путь предстоял нелегкий: по морю курсировали японские и аме-
риканские корабли. В целях безопасности все трое были зачисле-
ны в штат экипажа. Федор стал палубным матросом. Несмотря на
трудности, друзья выполнили задание обкома партии — оружие
доставили и сами остались в партизанском отряде.
Федор Алексеевич Катков принимал участие во многих боевых
операциях партизан отряда В. Е. Сержанта, а затем — отрядов,
сформированных из коммунистов Ольгинского района. Был стар-
шиной команды связи, заместителем начальника связи батальона.
Не раз по заданию революционного штаба выполнял поручения,
требовавшие особой секретности, смелости и находчивости. К та-
ким поручениям относится транспортирование крупных денежных
сумм в иностранной валюте из Тетюхе в Анучино для партотряда
под командованием Гавриила Матвеевича Шевченко. Деньги Кат-
ков доставлял лично на себе, без охраны, укладывая банкноты а
специально сшитый жилет.
Отгремели жестокие бои на Дальнем Востоке. 25 октября
1922 года интервенты покинули Владивосток. Вместе с ними бежа-
ли остатки белогвардейских войск. Трудящиеся Дальнего Востока
начали залечивать раны, нанесенные краю интервенцией и граждан-
ской войной. Но внешние и внутренние враги продолжали вредить
рабоче-крестьянской власти. Коммунист Катков, работая в вол-
ревкоме, состоял в частях особого назначения, участвовал в лик-
видации банды на территории Маргаритовской волости, в борьбе
с контрабандистами.
Работа в революционном подполье, борьба с врагами в парти-
занском отряде, служба в органах народовластия были как бы
подготовкой к делу, которому коммунист Катков отдал всего себя,
свой опыт, знания. Первый секретарь Далькрайкома партии
Н. А. Кубяк на приеме слушателей краевой совпартшколы, где
учился Катков, сказал:
— Товарищи коммунисты! Вам выпало счастье превратить наш
Дальний Восток в край развитой индустрии и культуры. На каком
бы участке вам ни пришлось работать, высоко несите звание члена
ленинской партии.
Когда становилось тяжело, а такие минуты в жизни Каткова
случались не раз, Федор Алексеевич вспоминал слова старого
большевика, соратника Ленина.
Далькрайком партии направил Каткова в Забайкалье, которое
тогда входило в Дальневосточный край. По путевке Сретенского
окружкома партии Федор Алексеевич пошел работать в органы
госбезопасности. Тридцать восемь лет отдал коммунист Катков че-
кистской работе. И во всем придерживался ленинского принципа:
бороться с неисправимыми врагами, поднявшими сознательно
злостную руку на пролетарскую революцию, и бережно, внима-
тельно относиться к тем, кто по темноте своей и недомыс-
207
лию оказался игрушкой в руках непримиримых врагов Советской
власти.
— В боевой работе всякое случалось, — вспоминает Федор
Алексеевич. — Я гонялся за бандами, выходившими с территории
Китая, и бандиты гонялись за мной... Особенно хлопотными оказа-
лись первые годы коллективизации, когда кулаки пытались вы-
ступить против Советской власти. В своей работе мы всегда опира-
лись на трудовые массы.
На территории, где Федор Алексеевич был уполномоченным
ОГПУ, до открытых выступлений не дошло: сказались большая
работа Каткова с людьми и отличное знание оперативной обста-
новки. Но участвовать в схватках с бандами Каткову довелось и
на территории других районов. За личную храбрость и мужество,
проявленные в те годы, ему было вручено именное оружие, ко-
торое хранится в музее.
До ухода на заслуженный отдых полковник Ф. А. Катков руко-
водил отделом Читинского КГБ—МВД. Выступая перед подчинен-
ными, молодыми чекистами, Федор Алексеевич напоминал слова
Владимира Ильича Ленина: «Хороший коммунист — это и хороший
чекист». Он требовал бережного отношения к людям.
— Чекист, — говорил он молодым коллегам, — представитель
Советской власти, и всякий окрик, грубость, нескромность, невеж-
ливость — пятно, которое ложится на эту власть.
Родина высоко оценила заслуги своего верного сына. Федор
Алексеевич Катков награжден орденом Ленина, двумя орденами
Красного Знамени, орденом Красной Звезды, многими медалями,
Почетной грамотой коллегии ОГПУ за борьбу с контрреволюци-
ей, другими знаками доблести и партийной чести.
Несмотря на преклонный возраст, коммунист Ф. А. Катков по-
прежнему в строю. Он ведет большую военно-патриотическую ра-
боту, часто встречается с молодежью Хабаровска.
Быть среди людей, делать им добро — иначе и не мыслит своей
жизни ветеран партии, солдат революции Федор Алексеевич Кат-
ков.
Н. X. МАЗУРЧУК
ПРЫЖОК
Наша семья жила постоянно на станции Вяземской недалеко
от Хабаровска. В гражданскую войну на станции действовала мо-
лодежная подпольная группа, руководимая партизанами.
Как-то осенью 1918 года родители дали мне задание собрать
и сжечь картофельную ботву на огороде. Рядом был двор соседа,
208
Свириденко Акима. Дочь его Поля, по возрасту ровесница мне,
подошла к забору и говорит:
— Слушай, Коля, ты помнишь дядьку из депо, Погорелова
Александра, его еще по батюшке так мудрено зовут, язык сло-
маешь... Евти-хи-евич...
— Это который на германском фронте был, потом в Красной
гвардии, а как беляки Вяземскую захватили, так в тайгу подался?..
Он, что ли?!
— Он самый. Не вопи и слушай. Он в партизанах сейчас. И дя-
дя Гриша велел тебе и твоим ребятам помочь ему в одном деле.
Понял?
— Чего не понять, раз дядя Гриша. А где его увидеть?
— Я вас сведу. Пока топай... Коля-Моля...
Погорелов мне и ребятам понравился. Боевой мужик. А вот
задание его показалось слишком сложным. Ему нужны были три-
четыре комплекта японского солдатского обмундирования и сна-
ряжения, с винтовками и патронташами...
— Вот это да! — вскрикнул Миша Савчук. — Что у нас, склады,
что ли?!
— Думайте, молодые товарищи, — тихо ответил Погорелов. —
Мне о вас хорошо отзывались. На то у нас и головы, чтобы ду-
мать...
И мы стали думать.
Прошло несколько дней, и снова позвал нас Погорелов в услов-
ленное место.
План у нас получился такой.
С обоих концов станции, за семафорами, имеются железнодо-
рожные переезды. К одному переезду подступает поселок, за дру-
гим начинается тайга. Второй переезд мы и облюбовали. На нем,
как и на первом, действует круглосуточный японский двухсменный
контрольно-пропускной пост. Солдаты дежурят по 12 часов. В каж-
дой смене 4 солдата. Из них один — постовой, а остальные обычно
отдыхают в землянке, где топится железная печь, от которой тру-
ба выведена наружу. Землянка глубокая, в нее ведет лаз с че-
тырьмя ступенями.
Когда темнеет, японцы зажигают фонари типа «летучая мышь»,
один — в землянке, а один — перед лазом.
Мы решили, что я, как знающий немного японскую разговор-
ную речь, познакомлюсь со всей четверкой солдат одной смены.
Пусть они запомнят меня в лицо.
Я уже бывал несколько раз у них на посту, приносил вязанки
дров, которые ребята заготавливали в тайге, и с разрешения сол-
дат оставлял их на сохранение возле поста. Потом часть давал им
на топку, а одну-две вязанки уносил домой. Японцы называли меня
Николай-сан, и мы дружески беседовали, насколько позволял мой
запас японских слов.
209
«Мы считаем, — сказал я Погорелову, — что сумеем подгото-
вить захват и увоз в тайгу к партизанам солдат этой смены. Про-
сим помочь».
Погорелов уточнил наш план и одобрил его.
В назначенное время, около девяти часов вечера, мы вдвоем
с пожилым рабочим (назвался Степаном, а фамилии не сказал), не
скрываясь, подошли к переезду. Было темно, и японец направил
в нашу сторону рефлектор своего фонаря.
— Даре дзо? (Кто идет?) — окликнул он.
— Никорай, котира ва тити десу маки (Николай, а со мной
отец, он пришел за дровами), — ответил я.
Степан подошел к сложенным у землянки вязанкам дров, под-
нял одну. Но часовой потребовал:
— Кудасай! (Дай!)
— Додзо (Пожалуйста), — ответил я, взял у Степана вязанку,
передал японцу. Он быстро развязал ее и начал подавать полено
за поленом в землянку своим напарникам. Для этого он присел
перед лазом на корточки, положив винтовку себе на колени.
Степан сильно ударил часового по голове гирей, которую дер-
жал наготове в кармане. Я закрыл шапкой дымовую трубу. Зем-
лянка быстро начала заполняться дымом. Я подал сигнал. Подбе-
жали прятавшиеся у переезда ребята. Подъехали подводы. Япон-
цы, задыхаясь и кашляя, по одному выходили с поднятыми рука-
ми на поверхность. Их связали и положили на подводы. Вынесли
их винтовки и боеприпасы. Пленных увезли.
Операция была проведена быстро, без выстрела.
Четыре комплекта зимнего японского обмундирования и четы-
ре винтовки с патронами перешли во владение красных партизан.
Позднее нам стало известно, что скрывающиеся от калмыков-
ской контрразведки в тайге и на заимках отдельные группы пат-
риотов по 2—3 человека, используя добытое с нашей помощью
обмундирование и боевое снаряжение японских солдат, органи-
зовали два небольших отряда, замаскированных под белогвардей-
ско-японские, В японское обмундирование одели корейцев. Воз-
главлял каждый отряд русский партизан, одетый в офицерское
обмундирование. Эти группы ходили по известным нам домам ан-
тисоветчиков, и «офицер» расспрашивал их с целью выявить ре-
волюционно настроенных односельчан, на которых эти антисовет-
чики охотно доносили, давая нужные нам сведения.
Подобная тактика была применена в ряде сел Вяземской во-
лости. В дальнейшем это сыграло большую роль в организации
партизанских боевых отрядов из надежных людей и в обезврежи-
вании всякой «контры».
Второе задание командира партизанского отряда Погорелова
наша группа выполнила под руководством старого большевика
Ивана Горбача, носившего в дни подпольной работы кличку Дед
210
Иван. Нам удалось изъять из отцепленного от поезда санитарного
вагона и передать для раненых и больных партизан значительное
количество медикаментов и перевязочных средств.
В мае 1919 года Поля сообщила мне, что дядя Гриша назначил
всем нам встречу в здании бездействующей водокачки.
Дядя Гриша поздравил нас с успехами в выполнении заданий,
потом, показывая на двух корейских пареньков, пришедших с ним,
спросил:
— Вы знакомы? Это Югай и Пак Чен.
Мы дружно ответили:
— Да, знаем их, ребята стоящие.
— Вот и хорошо. Принято решение усилить вашу группу этими
ребятами.
...Корейские ребята быстро освоились. Мы звали Югая Юрой,
а Пак Чена — Петей. Почти вся корейская молодежь училась в
русских школах и русским владела хорошо.
Долго сидеть без дела нам не пришлось. Нашей группе пору-
чили сжечь деревянный железнодорожный мост у села Отрадного.
Его охраняли японские солдаты. Партизаны уже дважды сжигали
этот мост. Японцы его восстанавливали и усиливали охрану.
Когда все подготовительные работы были завершены и воен-
ный груз прибыл на станцию Вяземская, поздним вечером участ-
ники этой операции заняли места в указанных вагонах, подготови-
лись к выполнению задания.
Как только первый вагон зашел на мост, на его настил полил-
ся керосин, а когда последний вагон покатился по мосту, из него
стали падать горящие факелы.
Мост запылал. Отойдя от моста примерно две версты, поезд
остановился. Мы выскочили из вагонов и первое что услышали —
это запоздалую и бессмысленную стрельбу, открытую японской
охраной. Зарево пылающего моста ярко освещало небо...
На следующую встречу с нашей молодежной подпольной груп-
пой Дед Иван пришел не один. Вместе с ним был другой подполь-
щик— Антон Васильевич Гулевич, наш новый руководитель.
Из Владивостока в нашем направлении движутся поезда с бое-
припасами. Они находятся под усиленной охраной врага. Задача —
уничтожить поезда. Подробнее о плане операции расскажет вам
Антон Васильевич.
— Нам с вами, молодые друзья, — начал разговор Антон Ва-
сильевич, — надо помочь нашим товарищам-железнодорожникам
уничтожить эти поезда на станционных путях. Перед нами постав-
лена очень важная задача — поджечь цистерны с горючим, чтобы
от их огня загорелись вагоны с боеприпасами...
Как и было задумано по плану, казачью охрану в момент про-
ведения операции разоружили и изолировали, что дало возмож-
ность взять из депо паровозы, подать на условленные места цис-
211
терны с горючим. По сигналу о начале операции подпольщики
открыли стрельбу на путях с тем, чтобы отвлечь охрану воинского
состава. Участникам боевой молодежной группы удалось открыть
спускные краны цистерн, и хлынувший из них керосин был тут
же подожжен. Забушевал огненный вал.
Вдруг я увидел бегущих ко мне японских солдат с винтовками.
Обернулся — они были и позади меня. Казалось, все кончено, но
в это время я увидел тормозную площадку незагоревшегося ва-
гона. На стойке площадки был массивный крюк для сигнального
фонаря. Я вскочил на площадку, затем на барьер, подтянулся за
крюк и забросил свое тело на крышу. Внизу кричали японские
солдаты и стреляли в меня. Пробежав по крыше вагона, я увидел
проходящий по соседнему пути поезд с порожними платформами.
В последнюю минуту я прыгнул на движущуюся платформу, при
падении ударился обо что-то и потерял сознание...
Очнулся я в окружении своего отца и бабушки. Как выясни-
лось, находился я без сознания семь суток. При неудачном прыж-
ке на платформу я сломал себе нижнюю челюсть и левую клю-
чицу, сильно искалечил лицо и левую руку. Родители и товарищи
спрятали меня на заимке, принадлежавшей нашему соседу, и дол-
го выхаживали народными средствами. Последствия этого ране-
ния остались у меня на всю жизнь. В больницу меня родителям
удалось определить лишь после того, как были изгнаны с Даль-
него Востока интервенты и белогвардейцы, в 1922 году.
Во время последней операции, с участием нашей молодежной
подпольной группы, погибли смертью героев мои боевые друзья
и среди них Пак Чен (Петя).
С. Г. ВЕЛЕЖЕВ
ИЗ ИСТОРИИ восточного
(ХАБАРОВСКОГО),
ВОСТОЧНО-ЗАБАЙКАЛЬСКОГО
И АМУРСКОГО ФРОНТОВ
ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В 1920 году
Данная справка С. Г. Вележева, бывшего начальника штаба
Восточного (Хабаровского) фронта и члена военного совета Амур-
ского фронта, была написана в 1964 году по просьбе Военно-исто-
рического общества при Музее Вооруженных Сил СССР. Состав-
212
ленная на основе архивных документов и личных воспоминаний
автора справка представляет научный интерес. В ней раскрывают-
ся трудности строительства вооруженных сил ДВР в начальный пе-
риод ее существования (от апреля по ноябрь 1920 года).
С. Г. Вележев приводит ценные сведения об образовании фрон-
тов, общей численности, вооружении и командном составе соеди-
нений и частей. Все эти сведения публикуются впервые.
Образовавшийся 6 апреля 1920 года на левом берегу Амура
фронт носил различные наименования: Левобережный фронт, Ха-
баровский фронт, Восточный фронт, Восточный фронт Амурской
области.
С образованием 1-й Амурской стрелковой дивизии приказы
подписывались начальником 1-й Амурской стр. дивизии — коман-
дующим Хабаровским направлением Амурского фронта.
В исторических работах и воспоминаниях участников этот
фронт обычно именуется Хабаровским или Восточным фронтом.
На левом берегу Амура была сформирована часть 1-й Амур-
ской стр. дивизии — полки 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й и 9-й, а также 1-й
Амурский кавалерийский полк (дивизионная конница). 1-й, 2-й,
3-й Амурские стр. полки были сформированы в Благовещенске из
частей Благовещенского гарнизона и войск, переотправленных
командованием Восточного фронта из Приморья.
Артиллерия состояла из 1-го и 2-го легких артиллерийских ди-
визионов (двухбатарейного состава) — 28 орудий (75 мм), отдель-
ного гаубичного взвода — 1 орудие (45 лин. арт. гаубицы) и кон-
ной батареи — 2 орудия (75 мм). Кроме того, в отдельных пунк-
тах побережья Амура были расставлены орудия образца 1877 го-
да. Бронепоездов было 2: «Коммунист» и «Красная Звезда», ко-
торые перешли из армии Колчака. Вооружены они были 5-ю ору-
диями и 6-ю пулеметами.
Пулеметов было около 40. Вооружение полков пулеметами ли-
митировалось недостатком 3-х линейных патронов.
Технические части: 1-й инжбат, 1-й желбат и саперная рота.
Кроме того, на фронте имелись части специального назначения
(миноподрывной отряд для устройства заграждений Амура, Куль-
дурский отряд, Коммунистическая рота) и части обслуживания ты-
ла.
Авиация — 3 самолета различных систем, перешедшие от Кол-
чака.
Общая численность войск (пехота, кавалерия, артиллерия, бро-
непоезда) за исключением частей, расквартированных в Благове-
щенске (по сведениям до переброски частей Восточного фронта
на Забайкальский фронт и относящимся к осени 1920 года), до-
стигала 5000 штыков, 500 сабель, 36 орудий и 46 пулеметов.
В архиве Советской Армии в Москве имеется справка началь-
213
ника штаба Восточного фронта от 18 апреля 1920 года, согласно
которой численность войск на фронте представляется в следую-
щем виде.
Списочный состав: пехота—командиров 277, рядовых 3502;
кавалерия — всадников 104, лошадей 117.
Боевой состав: пехота — командиров 277, рядовых 3153; ка-
валерия— всадников 104, лошадей 117 (ЦГАСА. Ф. 920. On. 1,
Ед. хр. 3).
Командующим Восточным фронтом до 20-х чисел апреля 1920
года был Булгаков-Бельский, перешедший из армии Колчака на на-
шу сторону в дни январских восстаний в южном Приморье и на-
значенный на должность командующего войсками Хабаровского
района военным советом Временного правительства Приморской
земской управы (фактическим руководителем военного совета
был С. Г. Лазо). После Булгакова-Бельского в командование всту-
пил С. М. Серышев, назначенный на эту должность Амурским рев-
комом. Булгаков-Бельский оставался командующим войсками,
находившимися на правом берегу Амура вдоль железной дороги
Хабаровск—Владивосток до перехода их на левый берег Амура и
поступления в подчинение командования Восточного фронта.
Комиссаром фронта (комиссары первое время существования
фронта именовались политическими уполномоченными) по указа-
нию военного совета был назначен П. П. Постышев, а начальни-
ком штаба фронта — С. Г. Вележев.
Здесь надо отметить, что первоначальное командование (6 ап-
реля) никем не было назначено, а сложилось на левом берегу,
так сказать, естественным путем: Булгаков-Бельский до отступле-
ния на левый берег был командующим войсками Хабаровского
района, П. П. Постышев — секретарем Хабаровского горкома
РКП(б), а С. Г. Вележев — членом коллегии военкомата Хабаров-
ского района.
С. М. Серышев прибыл на фронт 12 апреля. Он был известен
М. А. Трилиссеру, П. П. Постышеву и С. Г. Вележеву по совместной
работе в 1918 году в Иркутске и на Прибайкальском фронте и по-
тому был рекомендован партийному и советскому руководству
Амурской области на должность командующего фронтом вместо
Булгакова-Бельского.
В самом начале своего существования Восточный фронт под-
чинялся Приморскому правительству, так как войска Хабаровского
района, из которых он первоначально состоял, подчинялись воен-
ному совету во Владивостоке. Но после событий 4—5 апреля
1920 года войска фронта с согласия Амурского обкома РКП(б) и
ревкома перешли в подчинение правительства Амурской области.
Этого требовала обстановка: фронту был нужен тыл, а таким ты-
лом могла быть только Амурская область.
До августа 1920 года командующим фронтом был С. М. Серы-
214
шев. Приказом главкома ДВР от 8 августа (№ 356, пн. 1) он был
назначен врид командующего Амурским фронтом ввиду отъезда
командующего Амурским фронтом Д. С. Шилова в Верхнеудинск
с политическим поручением от Амурского правительства. С. М. Се-
рышев оставался командующим Амурским фронтом до конца 3-й
Читинской операции, т. е. до конца 1920 года.
Вместо С. М. Серышева начальником 1-й Амурской стр. диви-
зии и командующим Хабаровским направлением (Восточным фрон-
том) военсоветом Амурского фронта был назначен А. К. Флегон-
тов, бывший до того командиром 3-й бригады этой дивизии.
С. Г. Вележев был в июне 1920 года назначен членом военсо-
вета Амурского фронта, а вместо него начальником штаба был
назначен военный специалист Истомин, которого затем сменил
Хренов, бывший одно время адъютантом по оперативной части
штаба Востфронта.
Вот перечень соединений и частей Восточного фронта (Хаба-
ровского) и их командиров:
1-я Амурская стрелковая бригада. Командир — Фадеев И. Дис-
локация: Благовещенск и его район, затем Восточно-Забайкаль-
ский фронт;
1-й Амурский стр. полк. Командир — Бобылев. 2-й Амурский
стр. полк. Командир — Малахов. 3-й Амурский стр. полк. Коман-
дир — Аврелин;
2-я Амурская стрелковая бригада. Командир — Тетерин-Пет-
ров.
4-й стрелковый полк. Командир — Анаксагоров. 5-й стрелковый
полк. Командир — Филиппов Н. 6-й стрелковый полк. Командир —
Ярошенко Е. Дислокация полков: Восточный (Хабаровский) фронт,
затем Забайкальский фронт;
3-я Амурская стрелковая бригада. Командир — Шевчук И. П.;
7-й стрелковый полк. Командир — Ломовский. 8-й стрелковый
полк. Командир — Сурба Г. 9-й стрелковый полк. Командир —
Инглезин А. Дислокация полков: Восточный (Хабаровский) фронт.
(Сведения о командирах требуют уточнения, так как были пере-
мещения.);
1-й Амурский кавалерийский полк (дивизионная конница). Ко-
мандир — Артюховский. Дислокация: Восточный (Хабаровский)
фронт.
Большая часть командного состава и рядовых—это бывшие
партизаны Амурской области, Приамурья (Хабаровский район) и
Приморья, а некоторая доля из повстанческих частей Колчака.
Командование фронта на должность командиров бригад, час-
тей и подразделений, как правило, назначало соответствующих
этому командиров партизанских отрядов. Помощники команди-
ров по строевой части, как правило, назначались из военных спе-
циалистов.
215
На основании телеграммы С. М. Серышева Амурскому ревко-
му (ЦГАСА. Ф. 920. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 750) и статьи его в сборни-
ке «Революция на Дальнем Востоке» (вып. 1) общий ход боя на
Бешеной протоке представляется в следующем виде:
«В ночь на 17 мая японцы произвели десанты на остров у ле-
вого берега Амура. Попытки их навести понтон через Бешеную
протоку для высадки на левый берег ликвидировались нашим
огнем, а переправа на лодках через протоку потерпела неудачу,
т. к. десантники расстреливались в упор из пулеметов. Бой про-
должался трое суток (точнее, попытки противника переправиться
через протоку) или даже несколько более и закончился пораже-
нием японцев, несмотря на поддержку тяжелой артиллерии с ка-
нонерок и огнем легких батарей, расположенных на высотах пра-
вого берега. Японцы пытались высадить примерно полк, который
потерял, насколько можно было определить, треть своего сос-
тава».
В бою участвовал 2-й Советский стрелковый полк (впоследст-
вии переименованный в 5-й Амурский стрелковый полк, которым
командовал А. К. Флегонтов) и 1-й неотдельный батальон Казанки
(шло усиленным темпом формирование частей). Эти сведения
требуют уточнения, они основаны на приказе войскам Восточного
фронта Амурской области № 20 от 9 мая 1920 года, в пн. 1-м ко-
торого говорится о назначении начальником Покровского и Вла-
димирского боевых участков, где разыгрывался бой, командира
2-го Советского стрелкового полка, а его заместителем Казанжи,
командира 1-го неотдельного батальона. Назначения были произ-
ведены, когда уже шел бой. Операцией на месте руководил лич-
но С. М. Серышев.
Бой на Бешеной протоке (точнее, бои) сыграл огромную роль
в истории образования Восточного фронта: он поднял дух войск
фронта, которые до сего времени терпели поражение (4—5 ап-
реля, а затем 19 апреля под Красной Речкой, а также под Читой
в апреле—мае 1920 года).
После боя на Бешеной протоке японцы уже не пытались вы-
садиться на левый берег Амура, а 21 октября 1920 года перед
занятием войсками Амурского фронта Читы они эвакуировались из
Хабаровска и очистили от своих войск Северное Приморье вплоть
до ст. Иман включительно.
В октябре—ноябре 1920 года в 3-й Читинской операции в Вос-
точном Забайкалье в составе войск Амурского фронта HP А уча-
ствовали соединения и части, переброшенные из Амурской обла-
сти и с Восточного (Хабаровского) фронта. Из Амурской области
была переброшена 1-я Амурская бригада в составе 1-го, 2-го и
3-го Амурских стрелковых полков и 2-я отдельная кавалерийская
бригада в составе 7-го, 8-го и 9-го Амурских полков (командир
бригады Розов).
216
С Восточного (Хабаровского) фронта была переброшена 1-я
Амурская стрелковая бригада в составе 4-го, 5-го и 6-го Амурских,
стрелковых полков. 1-я Амурская стрелковая бригада прибыла
на фронт ранее 2-й Амурской стрелковой бригады и была раз-
вернута влево от частей 2-й Амурской стрелковой дивизии (Нач-
див В. Попов), расположенной вправо и влево от железной доро-
ги Нерчинск — Чита.
2-я Амурская стрелковая бригада по прибытии на фронт по-
ступила в резерв командования фронтом. Штаб 2-й бригады и.
4-й полк выступили из Благовещенска 14 октября.
Задача нанесения главного удара по противнику была возло-
жена на 2-ю Амурскую стрелковую дивизию в составе 5-й и 6-й
бригад (4-я бригада была расформирована), к которым была при-
дана 2-я отдельная кавалерийская бригада. В ходе операции 2-я
бригада (без одного полка) с приданным ей кавалерийским пол-
ком получила отдельное боевое задание для действий на правом
фланге противника.
Командиром 5-го Амурского стрелкового полка был Н. Филип-
пов. Этот полк только 25 октября выступил из Благовещенска^
(Это видно из оперативной сводки.)
В состав 1-й Амурской стрелковой бригады входили и примор-
цы. Например, 3-й Амурский стрелковый полк в своей значитель-
ной части состоял из приморцев. Приморцы имелись и в других
частях Восточно-Забайкальского фронта.
На правом берегу Амура после перехода на левый берег
приморских частей и части приамурских и приморских партизан-
ских отрядов, переформированных в полки, остались только пар-
тизанские отряды, находившиеся в подчинении Восточного фрон-
та, который поддерживал с ними связь через Д. И. Бойко-Павлова.
Мне известно, что по распоряжению Амурского областного
правительства были мобилизованы в Красную Армию два моло-
дых возраста. Была также мобилизация врачей и других специали-
стов; неудачной была мобилизация унтер-офицеров. Во всяком
случае армия того периода (1920 год) была добровольческой, и
мобилизация населения существенной роли не играла.
Трудно перечислить такие части, т. к. они были пестры и под-
вергались неоднократным переформированиям. Все такие части
за небольшим исключением вошли в состав Восточно-Забайкаль-
ского фронта, и один полк (1-й Амурский Советский, переимено-
ванный впоследствии в 9-й Амурский стрелковый полк) — в состав
Восточного фронта. 1-я Амурская стрелковая бригада формиро-
валась в Благовещенском районе, но в нее входил и полк, пере-
брошенный из Приморья. Амурская кавалерийская дивизия перво-
начально подчинялась командованию Амурской области, сформи-
рована она была также в Благовещенском районе, а в конце
концов была расформирована. Полки ее были обращены на фор-
217
мирование 2-й Амурской отдельной кавалерийской бригады, и от
нее остался лишь 3-й Амурский кавалерийский полк — отдельный
(командир Макаров-Зубарев).
Кавалерийская дивизия подчинялась Амурскому командова-
нию, а отдельная Амурская кавалерийская бригада вошла в со-
став Восточно-Забайкальского фронта.
5-я и 6-я стрелковые бригады состояли главным образом из
бойцов амурских партизанских отрядов, но в их состав входили и
приморцы, установить численность их трудно.
С образованием в начале июля военного совета Амурского
фронта все соединения и части Восточно-Забайкальского и Вос-
точного (Хабаровского) фронтов вошли в его подчинение. Деталь-
ный ответ на этот вопрос может быть получен только на основе
тщательного рассмотрения документов.
Фронт в Восточном Забайкалье после образования военного
совета Амурского фронта стал именоваться Восточно-Забайкаль-
ским. Он был образован в марте 1920 года, и в состав его перво-
начально входили местные партизаны и войска, посланные из
Амурской области местным областным командованием.
Впоследствии он был усилен переброской войск из области и
с Восточного (Хабаровского) фронта по распоряжению военного
совета Амурского фронта. Восточно-Забайкальский фронт был
расформирован.
7 октября 1920 года ввиду прибытия в Восточное Забайкалье
военного совета Амурского фронта командовали Восточно-За-
байкальским фронтом: Шилов Д. С. — с марта по июль 1920 года,
Лондо В.—с июля по 7 сентября 1920 года, Попов В. — с 7 сен-
тября по 7 октября 1920 года.
Как сказано выше, на 3-й Забайкальский фронт были пере-
брошены 1-я Амурская стрелковая бригада и 2-я отдельная ка-
валерийская бригада. Остальные, находившиеся на Восточно-За-
байкальском фронте соединения и части состояли как из местных
партизан (Забайкальская кавалерийская дивизия и некоторые пе-
хотные и кавалерийские части и отряды), так и из частей и отря-
дов, переброшенных на фронт из Амурской области. Установить
точно все переброшенные на фронт части и отряды без рассмот-
рения документов невозможно, так как отправки производились
нерегулярно, и они вливались в существовавшие на фронте части
и теряли свое происхождение.
Вот состав строевых частей (без детального распределения
артиллерии, технических войск (2-й Амурской стрелковой диви-
зии, 2-й отдельной кавалерийской бригады и Забайкальской кава-
лерийской дивизии) по состоянию на 24 октября 1920 года:
2-я Амурская стрелковая дивизия. Начдив — В. А. Попов.
5-я Амурская стрелковая бригада. Комбриг — Бондарев. 13-й
Амурский стрелковый полк. Командир — Захаров. 14-й Амурский
'218
стрелковый полк. Командир — Кулишев. 15-й Амурский стрелко-
вый полк. Командир — Якобсон.
6-я Амурская стрелковая бригада. Комбриг — Гусев. 16-й
Амурский стрелковый полк. Командир — Неволин. 17-й Амурский
стрелковый полк. Командир — Семенистый.
Кроме того, 2-й Амурский кавалерийский полк (дивизионная
конница). Командир — Семенов.
2-я отдельная кавалерийская бригада. Комбриг — Розов.
6-й Амурский кавалерийский полк. Командир — Коренев. 7-й
Амурский кавалерийский полк. Командир — Федоров. 8-й Амур-
ский кавалерийский полк. Командир — Бутрин (Старик).
Забайкальская кавалерийская дивизия. Начдив — А. Коротаев.
1-я Забайкальская кавалерийская бригада. Комбриг — М. Яки-
мов. 1-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — Димов.
2-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — Косякович.
3-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — ?
2-я Забайкальская кавалерийская бригада. Комбриг — Комо-
горцев. 4-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир—Тол-
стокулаков. 5-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир —
Золотухин. 6-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — ?
3-я Забайкальская кавалерийская бригада. Комбриг — Ведерни-
ков. 7-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — Гусев-
ский. 8-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — Марков
8-й Забайкальский кавалерийский полк. Командир — Епифанцев
1-й легкий артиллерийский дивизион.
1-я* батарея, 2-я батарея.
1-й Забайкальский артиллерийский дивизион.
1-я Забайкальская батарея при 3-й бригаде Забайкальской ка-
валерийской дивизии.
2-я Забайкальская батарея при 2-й Амурской стрелковой бри-
гаде.
3-я Забайкальская батарея при 1-й Забайкальской кавалерий-
ской дивизии.
На Восточно-Забайкальском фронте находились бронепоезда:
2-й («Борец за Свободу»), 3-й, 4-й («Революционер»).
Кроме того — 4 танка и 3 самолета.
Примечание: 4-я Амурская стрелковая бригада была расфор-
мирована, и личный состав был обращен на пополнение других
частей дивизии.
Имелись 4 оборонительных линии: 1-я — по берегу реки Амур
от железнодорожного моста через реку до деревни Владимиров-
ки. Влево от железнодорожного полотна по берегу реки укреп-
лений не было, так как местность была заболочена и прострели-
валась с бронепоездов.
2-я — Лумку-Корани, окопы протяженностью на полверсты,
профилированы лишь на 50 сажен на с. з.
219-
3-я — ст. Ин, окопы протяженностью до 1-й версты. Выдают
пулеметные гнезда и блиндажи.
4-я — ст. Тихонькая, окопы протяженностью 1,5 версты на с. з.
Инспектор артиллерии Амурского фронта осматривал укреп-
ления в сентябре 1920 года и нашел их в неудовлетворительном
состоянии: неполный профиль, недостаточная маскировка, не вы-
рублены кусты перед окопами, слишком близки к окопам прово-
лочные заграждения.
Данные об укреплениях (кроме возведенных на берегу Амура)
взяты у этого инспектора (Архив Советской Армии). Он прав в
оценке укреплений, которые он рассматривает не как укреплен-
ные позиции, а как опорные пункты. Командование фронта пре-
следовало цель создать на отдельных рубежах опорные пункты
для арьергардов.
В случае наступления японцев командование рассчитывало на
маневр и действия партизанских отрядов в тылу противника.
Все это было подчинено намеченной операции по ликвидации
читинской пробки и соединению областей Дальнего Востока (тер-
риториальному, а не политическому, пока существовала ДВР) с
Советской Россией. Оборонительная борьба у Хабаровска без
проведения этой операции имела лишь второстепенное значение,
так как Амурская область и Восточное Забайкалье, отрезанные
от Советской России, имели мало шансов (а то и никаких) выдер-
жать вооруженную борьбу один на один с японской армией. По-
этому на Восточном (Хабаровском) фронте оставлен был, лишь
незначительный заслон, а все силы, которыми располагал военный
совет Амурского фронта, были переброшены в Восточное Забай-
калье, на Восточно-Забайкальский фронт.
Схем укрепления по памяти дать не могу, кроме укреплений
линии по берегу Амура да, пожалуй, окопов у ст. Ин — остальные
роли не играли.
Военный совет Амурского фронта был сформирован 20 июня
1920 года. (См. приказ № 1 военного совета Амурского фронта.—
За власть Советов: Сб. документов. Чита. 1957. С. 338.) Ему были
подчинены Восточный (Хабаровский) и Восточно-Забайкальский
фронты, а также все войска, партизанские отряды, учреждения и
заведения, находившиеся на территории Амурской области и Вос-
точного Забайкалья. Кроме того, ему подчинялись партизанские
отряды Приамурья (Хабаровский район) и низовье Амура.
Командующими войсками Амурского фронта были:
Д. С. Шилов — с 10 июля по 8 августа 1920 года, С. М. Серы-
шев — с 8 августа до расформирования фронта в конце 1920 го-
да.
Членами военного совета были: Я. П. Жигалин, С. Г. Вележев —
с 10 июля 1920 года до расформирования фронта.
После назначения С. М. Серышева командующим Амурским
220
фронтом в должность командующего Восточным (Хабаровским)
•фронтом вступил А. К. Флегонтов, назначенный начдивом 1-й
Амурской стрелковой дивизии. До этого А. К. Флегонтов коман-
довал 3-й бригадой 1-й Амурской стрелковой дивизии.
Под его командованием на Восточном фронте находились: 7-й,
8-й и 9-й Амурские стрелковые полки, 1-й Амурский кавалерий-
ский полк, два бронепоезда и некоторые технические части и час-
ти специального назначения.
Восточный (Хабаровский) фронт был усилен переброшенным
из Благовещенска 3-м Амурским кавалерийским полком (коман-
довал полком Зубарев-Макаров).
Всего на Восточном (Хабаровском) фронте осталось примерно
около 4000 человек.
Как известно, японские войска 21 октября (т. е. накануне заня-
тия войсками Амурского фронта Читы) эвакуировались из Хаба-
ровска и из Северного Приморья до ст. Иман включительно, ко-
торые и были заняты войсками Восточного фронта.
В Забайкальской операции участвовали следующие соединения
войск Амурского фронта: 2-я Амурская стрелковая дивизия, 1-я
и 2-я стрелковые бригады 1-й Амурской стрелковой дивизии, За-
байкальская кавалерийская дивизия, 2-я отдельная кавалерийская
бригада.
Перечислю и некоторые (во всяком случае они составляют по-
давляющее большинство отрядов) партизанские отряды, действо-
вавшие в Восточном Забайкалье и находившиеся в подчинении
Амурского фронта: 1) Ульдургинский отряд Баранникова; 2) 4-й
Ингодинский отряд Пакулова; 3) отряд Соколова (Сокола); 4) от-
ряд им. Бухарина; 5) отряд Катерухина; 6) отряд Орехова; 7) от-
ряд Письменного и 8) 1-й Ингодинский отряд Филиппова.
Некоторые отряды то вливались в регулярные части, то, наобо-
рот, формировались из подразделений и бойцов регулярных час-
тей. 8-й кавалерийский полк Бутрина (Старика) был сформирован
из партизанского отряда, а когда этот полк получил задание за-
нять Читу, он был переименован в отряд Старика. После занятия
Читы он был снова переименован в 8-й полк и отправлен на фронт.
Численность партизанских отрядов в процентном отношении
к численности регулярных частей была весьма незначительна. От-
ряды выполняли отдельные задания (глубокая разведка в тыл
противника, налеты) и проявляли во время операций умение и
героизм. Подчиненность их была разнообразная. В одном из опе-
ративных приказов по Амурскому фронту партизанские отряды,
находившиеся к северу от железной дороги Урульга — Чита, были
подчинены начдиву-2 (командующему отдельной группой войск).
По политическим соображениям всем частям Амурского фрон-
та, действовавшим в Восточном Забайкалье, было приказано име-
новаться партотрядами, подчиненными несуществующему глав-
221
штабу Центрального Забайкалья (приказ войскам Амурского
фронта № 070/сп. от 22 октября 1920 года пн. 5), причем они дол-
жны называться по фамилиям своих командиров, например, пов-
станческая дивизия Попова.
Дело в том, что согласно договору правительства ДВР с япон-
ским командованием наши регулярные части, с одной стороны,
и части японской армии и белых,- с другой, не имели права пере-
ходить нейтральной зоны, установленной договорившимися сто-
ронами в Восточном Забайкалье между войсками обеих сторон.
«А партизаны-повстанцы, как утверждало правительство ДВР, ни-
кого не слушались!» (Это для японцев.)
Войска Амурского фронта, действовавшие в Читинской опера-
ции, в отношении подчиненности были разделены на две группы:
группа начдива-2, в которую входила 2-я Амурская стрелко-
вая дивизия и 2-я отдельная кавалерийская бригада;
остальные соединения войск фронта, т. е. 1-я и 2-я Амурские
стрелковые бригады и Забайкальская кавалерийская дивизия. Эти
соединения подчинялись непосредственно командованию фрон-
том.
Вторая группа в зависимости от оперативной обстановки и за-
даний в течение операции разделялась на подгруппы.
В начале операции группа Попова действовала на Читинском
направлении (на Запад), а остальные группы, расположенные к
югу от группы Попова, действовали во фланг и тыл противника,
расположенного вдоль железной дороги Чита — Маньчжурия, т. е.
в юго-западном направлении. После взятия Читы группа Попова
вела бои вдоль указанной железной дороги, т. е. на юго-восток,
а остальные группы продолжали действовать в прежнем направ-
лении.
Мне неизвестны документальные данные о потерях противни-
ка в Читинской операции. О них можно судить лишь суммарно и
косвенным путем. В Читинской операции участвовало примерно
20 тысяч бойцов противника. После сосредоточения их в Южном
Приморье и пополнения за счет мобилизаций и добровольцев ко-
мандование белых не могло ни в Волочаевской, ни в Спасско-
Приморской операциях выставить в поле и половины имевшихся
в его распоряжении в Забайкалье количества бойцов. Число бой-
цов белых в этих операциях достигало 8—9 тысяч в каждой. Из
этого следует, что белые потеряли в Читинской операции, вероят-
но, более половины своего состава (убитыми, ранеными, обморо-
женными и разбежавшимися, пленными и т. п.). Главком ДВР Эй-
хе Г. X. в своей телеграмме от 24 ноября 1920 года в Омск пом-
главкома В. И. Шорину и предсибревкома сообщал о количестве
белогвардейцев: «Остатки белогвардейцев, выброшенных в Мань-
чжурию после разгрома их в Забайкалье, достигают 6000 человек»
(Телеграмма, написанная главкомом, находится в ЦГАСА.) Здесь
222
надо отметить, что особенно большие потери понесли семеновцы:
часть их разбежалась по Забайкалью, часть осела в Маньчжу-
рии — в трехречье за рекой Аргунью.
Нет у меня сведений и о наших потерях. Скажу только, что
потерь от огня было относительно мало. Бои велись после корот-
кой огневой подготовки. Лимитировал недостаток 3-х линейных
патронов. Правда, артиллерийских снарядов было много, но ору-
дий не хватало. Артиллерийские снаряды достались НРА в на-
следство от Колчака, которого обильно снабжали англичане и
французы. Исход боя решал маневр и штыковая атака. Было мно-
го потерь от простудных заболеваний и от обморожений. Не на-
шел я сведений и о количестве взятых нами пленных и перешед-
ших на нашу сторону каппелевских солдат. Переход отдельных
частей на нашу сторону мне неизвестен, да их, наверное, и не бы-
ло. В этом отношении и семеновцы и каппелевцы проявляли боль-
шую стойкость. Главной причиной этого, по моему мнению, было
то обстоятельство, что основное ядро каппелевцев и семеновцев
имело в своих рядах много преступников, виновных в истязани-
ях, грабежах и убийствах мирного населения, большевиков и им
сочувствующих. Значительной частью белогвардейцев, участво-
вавших в Читинской операции, были войска эсэсовского типа, и их
личный состав боялся возмездия за свои преступления и потому
боялся плена и опасался перехода на нашу сторону.
О трофеях имеются суммарные сведения в книге полковника
С. Н. Шишкина (Шишкин С. Н. Гражданская война на Дальнем
Востоке. /Л., 1957. С. 175). По этим сведениям (источник которых
не указан), белые потеряли 16 бронепоездов, 37 орудий, около
150 пулеметов, 10 самолетов и огромное количество боеприпасов
и другого военного имущества. Сведения имеются и в приказе
войскам НРА № 20 от 22 октября 1921 года (юбилейном), подпи-
санном В. К. Блюхером, С. М. Серышевым и М. И. Губельманом.
Вот что там написано: «Во время боевых операций, продолжав-
шихся с 20 октября по 20 ноября 1920 года, окончившихся пол-
ным изгнанием врага из Забайкалья, нами было захвачено: 16
бронепоездов, десятки аэропланов и автомобилей, около 100 ору-
дий, много боеприпасов и снаряжения, масса железнодорожного
имущества, тысячи вагонов и прочее» (Блюхер В. К. Статьи и речи.
М., 1963. С. 208).
Те и другие сведения требуют проверки по документам.
Относительно их можно сделать следующие замечания:
1.	Сведения о количестве захваченных бронепоездов близки
к истине. По боевому расписанию войск противника, составленно-
му штабом Амурского фронта по состоянию на 20 октября
1920 года, у противника имелось 14 бронепоездов. (По сведени-
ям С. Н. Шишкина— 18 бронепоездов.)
Характер заключительных боев операции, происходивших на
223
железной дороге, приводит к заключению, что едва ли хоть од-
ному бронепоезду удалось пробиться в Маньчжурию, так как же-
лезная дорога прочно находилась в руках наших войск, кавалерия
наша неизменно действовала в тылу противника и портила же-
лезную дорогу.
2.	Число захваченных орудий более правильно показано у
С. Н. Шишкина. У противника никогда не было 100 орудий. По
боевому расписанию противник имел около 70 орудий, значи-
тельная часть которых (особенно на бронепоездах) была уничто-
жена в боях.
3.	Самолетов у противника по боевому расписанию было 7.
Можно допустить несколько большее количество и предполо-
жить, что некоторое число самолетов находилось в «сидячем по-
ложении» на аэродромах или в эшелонах. Но говорить о десятках
захваченных не приходится.
4.	Преувеличены у С. Н. Шишкина сведения об «огромном»
количестве захваченных боеприпасов и другого снаряжения. В
этом отношении слово блюхеровского приказа «много» более от-
вечает действительности. Если бы НРА захватила у противников
«огромное» количество указанного материала, то она не испы-
тывала бы в нем недостатка в 1921 году.
Из Амурской области весной (точнее, в первой половине апре-
ля 1920 года) прибыл на подкрепление под Хабаровск лишь
один 1-й Амурский Советский стрелковый полк в количестве 880
человек: 34 командира, 776 бойцов пехоты и 23 всадника. Справ-
ка начальника штаба Восточного фронта на 23 апреля 1920 года
(ЦГАСА. Ф. 920. Оп. 1. Ед. хр. 3).
Соединения и части Восточно-Забайкальского и Восточного
(Хабаровского) фронтов формировались как в Амурской области,
так и непосредственно на фронтах. Количество красногвардей-
ских, партизанских и повстанческих частей было столь велико, что
проследить ход формирования из них частей и соединений без
тщательного анализа документов не представляется возможным.
Более или менее точно установить, из каких частей формирова-
лись соединения, действовавшие на фронтах, можно лишь после
образования военного совета Амурского фронта, с оговоркой,
что эти соединения фактически существовали (кроме 2-й отдель-
ной кавалерийской бригады) до издания соответствующих прика-
зов войскам Амурского фронта и после издания этих приказов
лишь деформировались согласно штатным расписаниям.
Согласно этим приказам в июне 1920 года были проведены
следующие формирования:
1-я Амурская стрелковая дивизия.
1-я Амурская стрелковая бригада из войсковых частей, вхо-
дивших в 1-ю Амурскую пехотную (т. е. стрелковую) дивизию и
гарнизона Благовещенска.
224
2-я и 3-я стрелковые бригады и 1-й Амурский кавалерийский
полк — из войск Восточного (Хабаровского) фронта.
(Приказ войскам Амурского фронта № 8, датированный при-
мерно в половине июня 1920 года.)
2-я Амурская стрелковая дивизия.
4-я, 5-я и 8-я Амурские стрелковые бригады и 2-й Амурский
кавалерийский полк — из войск Восточно-Забайкальского фрон-
та, за исключением 18-го Амурского стрелкового полка, который
был сформирован из 7-го пехотного полка им. Ф. Н. Мухина
(Приказ войскам Амурского фронта № 24 от 17 июля 1920 года).
2-я отдельная кавалерийская бригада — из частей Восточно-
Забайкальского фронта и гарнизона Благовещенска (Приказ вой-
скам Амурского фронта № 51 от 27 июля 1920 года).
Забайкальская кавалерийская дивизия — из частей Восточно-
Забайкальского фронта (Приказ войскам Амурского фронта № 59
от 29 июля 1920 года). Приказы войскам Амурского фронта на-
ходятся в ЦГАСА, фонд 170, оп. 1.
Согласно приказу главкома всеми вооруженными силами ДВР
от 8 ноября 1920 года № 4 из всех частей войск: регулярных,
повстанческих, партизанских и перешедших к нам бывших каппе-
левцев — были сформированы четыре стрелковых и одна кавале-
рийская дивизии и две отдельных кавалерийских бригады, а имен-
но: 1-я Читинская стрелковая дивизия, 2-я Верхнеудинская, 3-я
А/лурская, 4-я Благовещенская, Забайкальская кавалерийская ди-
визия, 1-я отдельная Троицкосавская кавалерийская бригада и 2-я
отдельная Сретенская кавбригада.
Все полевые войска были разделены на две армии.
1-я Забайкальская, которая подчинялась непосредственно глав-
кому, а 2-й Амурской командовал С. Д. Павлов.
Во 2-ю Амурскую армию входила лишь одна 4-я Благовещен-
ская дивизия и отдельные части.
С. Д. Павлов вступил в командование 2-й Амурской армией
6 марта 1921 года. 30 мая 1921 года Павлова заменил С. М. Серы-
шев.
1-я и 2-я армии были расформированы в конце лета 1921 го-
да, и вместо них были образованы два военных округа: Забай-
кальский и Приамурский. В свою очередь эти округа были расфор-
мированы в 1922 году при третьей реорганизации НРА.
Амурского фронта, существовавшего при С. Павлове, не знаю.
Вероятно, это был тот же самый Восточный (Хабаровский) фронт.
Ведь образование 2-й армии ничего не изменило в стратеги-
ческом положении наших войск на Восточном фронте.
В составе войск Амурского фронта в 3-й Читинской операции
находились четыре танка (2 взвода). Два танка действовали в сос-
таве 5-й Амурской стрелковой бригады при наступлении на стан-
цию Карымскую.
225
Вот что пишет о действиях танков полковник С. Н. Шишкин:
«Успеху 5-й бригады в значительной степени способствовали тан-
ки, появление которых произвело на врага ошеломляющее впе-
чатление. К сожалению, недостаток горючего не позволил исполь-
зовать танки до конца боя» (С. Н. Шишкин. Указ. соч. С. 172).
Т. М. ГОЛОВНИНА
БОЕВЫЕ ГОДЫ
Осенью 1920 года мы втроем, Игорь Сибирцев, Саша Фадеев
и я, с разрешения Приморского обкома партии за подписью Гу-
бельмана М. И. выехали из Владивостока в Благовещенск, чтобы
вести политическую работу в рядах Народно-революционной ар-
мии. Разрешение на выезд было напечатано на лоскуте материи
и вшито в одежду на плече. Ехали мы с фальшивыми документами,
выданными «паспортным бюро» при Центральном бюро профсою-
зов. Организовала это «паспортное бюро» Зоя Секретарева, а по-
могали ей Зоя Станкова, Таня Цивилева и Михельсон. Игорь стал
Селезневым, Саша — Булыгой, Тамара Головнина превратилась в
латышку Амалию-Мальвину Нератник.
Соблюдая законы конспирации, ехали мы в разных плацкарт-
ных отделениях, хотя и в одном вагоне. На станции Гродеково
подверглись проверке документов белогвардейской контрольной
заставой. Все обошлось благополучно, и мы беспрепятственно до-
ехали до Харбина, а оттуда по Сунгари и Амуру доплыли до Бла-
говещенска.
Здесь мы участвовали на первом субботнике по выгрузке дров
с каравана барж на берег. На этом субботнике работали члены
штаба Амурского фронта: С. Серышев, С. Вележев, Б. Мельников
и М. Трилиссер. Амурский обком РКСМ направил Фадеева на вос-
становление комсомольских ячеек в районах, освобожденных от
белогвардейцев. Происходила реорганизация партизанских отря-
дов и бывших частей колчаковской армии в регулярные части
НРА, поэтому на комсомольские организации возлагались боль-
шие надежды, создавая из комсомольцев здоровое ядро бойцов,
вливающихся в НРА.
Выполнив задание обкома РКСМ, Фадеев перешел в Народно-
революционную армию Дальневосточной республики. Фадеева
направили в распоряжение штаба 2-й Амурской стрелковой диви-
зии, где я работала в политотделе заведующей культурным отде-
лом. И снова мы встречае/лся с Сашей. Комиссар дивизии И. М. Ло-
гинов назначил Фадеева инструктором политотдела, а позже ко-
226
миссаром бригады и через некоторое время перед большим боем
за станцию Борзя комиссаром полка.
Приезжая в политотдел для отчета о своей работе и за инст-
рукциями, Саша останавливался в комнате, где жили сотрудницы
политотдела. Устроившись на полу, он рассказывал нам о боевых
эпизодах, о настроении бойцов. Его приезд сопровождался весе-
льем, шутками. Однажды, придя к столу на завтрак, мы увидели,
что наши солдатские пайки хлеба превращены в фигурки: пушки,
лошадки и т. п. Это Саша, встав пораньше, налепил из плохо вы-
печенного хлеба все эти фигурки. Мы напали на него, а потом со
смехом съели все произведения художественной лепки.
В этот период шли ожесточенные бои НРА против остатков
колчаковской армии. Зилово, Сретенск, Оловянная, Борзя, Чита —
вот места, где Фадеев участвовал в освобождении дальневосточ-
ной земли от банд атамана Семенова. Основная задача состояла
в том, чтобы ликвидировать «Читинскую пробку». Трудность бое-
вых действий НРА отягощалась присутствием крупных частей
японской армии. Семенов при помощи японских интервентов меч-
тал оторвать Забайкалье от Москвы, от РСФСР и создать на Даль-
нем Востоке белогвардейское правительство.
Роль военного комиссара НРА высоко ценилась. Он должен
был быть для всех образцом революционной и боевой доблести,
дисциплинированности и верности военному долгу, первым в на-
ступлении и последним при отступлении. А. Фадеев отвечал этим
требованиям и поэтому пользовался большим авторитетом у бой-
цов и политического состава бригады и полка. Во время боя Фа-
деев был вместе с бойцами в передних цепях, деля вместе с ними
все трудности и опасности солдатского быта. После одного тако-
го боя за станцию Борзя Фадеев прибыл в политотдел штаба ди-
визии. Командир дивизии Владимир Анатольевич Попов вместе с
комиссаром Логиновым командировали меня и Фадеева в Нер-
чинск для организации политической работы в частях НРА и для
открытия там гарнизонного Дома культуры.
Выполняя задание комдива, мы национализировали пустовав-
шее здание бежавшего купца Бутова. Организовали там библио-
теку и провели широкое собрание, посвященное открытию Дома
культуры. В большом зале красовалось огромное зеркало, дости-
гая высокого потолка. Это зеркало Бутов приобрел в Париже и, не
считаясь с большими транспортными трудностями, доставил в Нер-
чинск. Оно подчеркивало мощь купеческой возможности.
В назначенный день зал наполнился народоармейцами и ко-
мандирами подразделения, а со сцены неслась вдохновенная, го-
рячая речь молодого политработника. Это А. Фадеев рисовал
два мира: мир созидателей материальных благ и мир паразитов,
поглощающих созданные блага. Первые создают хлеб, из под-
земных недр достают уголь, плавят сталь, воздвигают дворцы, а
227
сами живут в лачугах, в нищете, впроголодь, а вторые — в роско-
ши и довольстве; поднимая на пиршестве бокал с красным ви-
ном, они не знают, что пьют не вино, а кровь рабочего и земле-
дельца. В дверях появился боец, сменившийся с поста, и как был
в шинели и с винтовкой, застыл, прикованный словами комиссара
Фадеева.
Картина, созданная им, так ярко запечатлелась во мне, что я
ее запомнила на всю жизнь. И припомнилось мне еще два его
выступления. А. Фадеев, ученик коммерческого училища, на мо-
лодежной вечеринке произносит по-японски речь (в коммерче-
ском училище изучался японский язык). Речь была такой страст-
ной, что нам казалось, он призывает японский пролетариат к вос-
станию. Оказывается, это был отрывок из японской хресто-
матии, где говорилось о том, как лягушка прыгнула на камень, а
потом спрыгнула в воду, и пошли большие круги. Саша уже и тог-
да обладал даром оратора.
И вот другой случай. Осенью 1920 года политотдел стоял в
своем специальном железнодорожном составе на станции Зилово..
По перрону ходил юноша, на ногах обмотки и заношенные до
дыр ботинки, поверх рубашки тесная курточка, из-под коротких
рукавов которой высовываются покрасневшие от холода руки, на
голове поношенная кепка — вид довольно непрезентабельный.
Я узнала Сашу Фадеева и познакомила его с моей подругой по
совместной работе. Должен был начаться траурный митинг по
случаю похорон четырнадцати народоармейцев, которых нашли
убитыми в шурфе. На трибуну поднимается Фадеев и начинает
говорить. Все стоящие вокруг трибуны и мы с Соней в том числе
с удивлением замечаем, как преображается эта невзрачная фи-
гура. В Забайкалье Фадеев пробыл с сентября 1920 года по фев-
раль 1921 года.
Перед дивизией и ее политотделом стояла задача ликвидиро-
вать остатки белогвардейских банд, освободить Читу. В это время
происходила реорганизация партизанских отрядов в регулярные
части НРА. Требовалось укрепить воинскую дисциплину, бороться
с анархическими проявлениями, проводить политико-воспитатель-
ную работу.
Политотдел размещался в вагонах агитпоезда. Там для бойцов
и для населения проводились доклады, ставились спектакли, кон-
церты. Программа исполнялась группой артистов под руководст-
вом режиссера Заглобы. Мы не имели пьес, отвечающих интере-
сам сегодняшнего дня. Созданная народоармейцами пьеса «Чай-
ка» успешно принималась публикой. «Чайкой» была девушка-пар-
тизанка. Ее бесстрашие, совершенный подвиг и героическая гибель
импонировали аудитории. Театрализовали стихотворение «Узник».
На сцене тюремная стена, вверху зарешеченное окно, за окном
томится узник. Около стены ходит часовой. За сценой товарищ
228
Заглоба произносит текст стихотворения, а в соответствующих
местах слышится страстный голос узника, мечтающего о воле. Уз-
ник совершает побег, но пуля часового прерывает жизнь борца за
свободу. В концертах исполнялись номера танцоров, певцов и де-
кламаторов. Читали стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова и
Кольцова.
Дивизия двигалась на запад с боями, двигался с ней и агитпо-
езд, а для этого надо было топливо для паровоза. Топливо мы
добывали сами. Объявлялся субботник, и с пилами и топорами
весь состав политотдела входил в тайгу, окаймляющую железную
дорогу, и начиналась валка деревьев. Очищались стволы от вет-
вей, распиливались на «швырки». Часть из них укладывалась в
штабеля для других составов, остальное шло в тендер нашего
паровоза. Так двигались поезда с грузом и воинскими частями.
Во время работы играл наш духовой оркестр, и работа спорилась.
Временами велись сильные бои. Такой бой был при освобож-
дении станции Борзя. А. Фадеев вместе с бойцами 22 полка делил
все трудности и опасности боев.
Наконец 22 октября 1920 года Чита была освобождена, но еще
с месяц велись бои и закончились 20 ноября 1920 года разгромом
белогвардейцев и изгнанием их из Забайкалья. Семенов бежал в
Маньчжурию к своим японским покровителям.
Прибыв в Читу вместе с политотделом, я была направлена в
ПУА (политуправление армии), но вскоре, по просьбе Министерст-
ва иностранных дел ДВР, поступила в распоряжение этого минис-
терства, откуда меня направили в Москву дипкурьером. Прави-
тельственная почта отправлялась доверенными лицами, так как не
все работники связи относились к Советской власти положитель-
но, и доверять им секретную почту было рискованно. В Министер-
стве иностранных дел работали и наши приморцы, знавшие меня
по Владивостокскому подполью. С мешком за плечами, в солдат-
ской папахе, шубейке и в валенках я покинула Читу.
В феврале 1921 года на конференции военкомов, политработ-
ников и секретарей воинских комячеек Фадеева избирают, не-
смотря на молодость, делегатом на X партийный съезд РКП(б).
В числе делегатов-дальневосточников были товарищи М. И. Гу-
бельман, И. С. Конев — молодой комиссар, впоследствии маршал,.
И. М. Певзнер — бывший командир партизанского отряда.
Делегаты съезда жили в 3-м доме Советов, но каждый вечер
Саша приходил ко мне, чтобы повидаться с дальневосточниками.
Я жила в общежитии Коминтерна по Глазовскому переулку, дом 7
(район старого Арбата). Комната моя, лишенная мебели, казалась
очень просторной и никогда не пустовала. Никто не удивлялся,
когда по вечерам открывалась дверь и появлялась фигура кого-
либо из приморцев (иногда и незнакомого), и он говорил: «Я при-
ехал учиться, пока получу койку в общежитии, побуду у тебя».
229
Ему указывалось место на полу, и он, расстелив шинель и положив
иод голову сапоги, устраивался на ночлег. Утром расходились (ча-
ще всего на рабфак). По вечерам делились впечатлениями дня.
Каждый вечер приходил Саша. Он рассказывал, как проходит
съезд, как выступал В. И. Ленин и как однажды во время переры-
ва Ленин беседовал в кулуарах с делегатами, а Саша стоял непо-
далеку и, тихонько приближаясь к Владимиру Ильичу, подержал-
ся за его пиджак. Вечер обычно заканчивался тем, что все жители
комнаты ложились вокруг санок (единственный предмет мебели)
и, укрепив свечку на полозе, читали книгу искусствоведа Игоря
Грабаря, входя в таинственный мир живописи. Питались мы скуд-
но, но были счастливы тем, что входили в новую, еще не изведан-
ную жизнь.
Но вот однажды наступил вечер, а Саши нет. Не пришел он во
второй и в последующие вечера. Как потом оказалось, он с дру-
гими военными делегатами X съезда партии под командованием
К. Е. Ворошилова направился на подавление мятежа в Кронштадте.
На кронштадтском льду во время штурма Фадеев был вто-
рично ранен. Шесть месяцев пробыл он в военном госпитале в
Петрограде. Мы, приморцы, ездили к нему. Оправившись, Фаде-
ев, прихрамывая и опираясь на палку, вернулся в Москву и по-
селился в том же доме, где жила и я. Приходя к нему в комнату,
я видела, что пол был всегда вымыт, на Фадееве была аккуратно
пригнанная одежда, чистый подворотничок, сапоги вычищены, сам
он подтянут и опоясан солдатским ремнем. Я заставала его за
изучением философских работ В. И. Ленина, что недоступно было
-еш,е мне. Поступив в горную академию, Фадеев мечтал стать гор-
ным инженером, приехать в Приморье и раскрыть людям богат-
ства подземных кладовых, мечтал о том, как оживут глухие таеж-
ные места, как по стальным рельсам побегут поезда, соединяя
город с его родной Чугуевкой.
После года учебы его избирают секретарем парторганизации.
Одновременно он ведет большую политическую работу на заво-
де Замоскворецкого района под руководством секретаря райкома
партии старой большевички Р. Землячки. Тут же в 1922—1923 го-
дах пишет рассказ «Разлив» и автобиографическое произведение
«Против течения», посвятив его Игорю Сибирцеву. Но Фадееву не
удается закончить горную академию. ЦК партии направляет его
на Северный Кавказ для воспитания той части рабочих, которые
«ступили в партию после кончины В. И. Ленина.
Теперь, когда прошло много лет, проезжая знакомые станции,
51 не только вспоминаю события прошлого, но и рассказываю пас-
сажирам поезда из радиорубки о местах, где сражались Сергей
Лазо и Александр Фадеев, где оттачивалось у молодых коммуни-
стов большевистское сознание и преданность партии.
230
И. Е. ГАЙДАЙ
ОТ АМУРА ДО ЗАБАЙКАЛЬЯ
Летом 1918 года в село Новокрещенку, в котором в то время
я жил, неожиданно ворвался казачий карательный отряд, который
только одним своим видом вызывал страх и недоброе предчувст-
вие у населения.
Преследуя партизан, каратели арестовали в нашем селе кре-
стьянина Филиппова, работавшего батраком у местного богатея
Шипулина, по подозрению в связи с партизанами, хотя он никакой
связи с ними не имел.
Дело в том, что разъезжая по селам, казаки гоняли за собой
хорошо упитанных быков и всегда имели свежее мясо. На этот
раз, выезжая в погоню за партизанами, быков поручили стеречь
Филиппову, а партизаны тем временем выскочили из леса и угна-
ли этих быков к себе.
После возвращения из экспедиции каратели потребовали у Фи-
липпова вернуть быков, на что тот ответил, что быков нет, их уг-
нали партизаны. Озверевший командир отряда приказал наказать.
Филиппова 25 ударами плетки. Привели его на школьную площадь
и при стечении жителей всего села приказали ему ложиться. Он
отказывался, упирался, тогда двое верзил схватили его, положили
на землю, сорвали с него одежду, один сел на голову, второй на-
ноги, а третий стал наносить удары. Отсчитав 25 ударов, его осво-
бодили, но сам он встать не мог, ему помогли подняться. Уни-
женный и опозоренный понес он штаны на руках. Командир от-
ряда заявил собравшимся крестьянам, что так будет с каждым,
кто будет замечен в связи с партизанами.
Летом того же года вышел из тайги и появился в селе Ново-
крещенке небольшой партизанский отряд под командованием Ро-
щина. Жители села встретили партизан как дорогих гостей.
Вскоре после этого в село нагрянули казаки.
Прежде всего командир карателей приказал председателю
сельсовета объявить по дворам, чтобы их обеспечили питанием.
Крестьяне хлебосольства не проявляли, но еду несли, чтобы не на-
влечь беду. Но нашелся и такой мужик, как Лялька Трифон, ко-
торый не скрывал перед сельчанами своего радения, встретил ка-
рателей караваем, принес много сала и полное ведро воды.
Каратели преследовали отряд Рощина. Не имея достаточной-
силы, партизаны уклонялись от открытого боя, углубляясь в тай-
гу в верховьях Имена.
В одном из орочонских селений отряд остановился на ночлег,
где и был настигнут карателями.
Окружив фанзы, каратели захватили в плен командира отряда
231
Рощина и несколько партизан. Рядовые партизаны были расстре-
ляны на месте, а командира отряда привязали к лошади, 60 кило-
метров гнали босиком, всю дорогу глумились над ним, а когда
привели в село Картун, заставили выкопать себе могилу и на гла-
зах местных жителей расстреляли.
После расправы над Рощиным каратели приехали в село Но-
вокрещенку, где по приказанию командира отряда на сходку были
собраны все жители села.
Командир отряда с гордостью и злорадством рассказал кре-
стьянам, как удачно он завершил эту операцию. Этим хвастливым
сообщением он надеялся расположить крестьян, ведь белогвар-
дейцы-каратели рядились в друзей народа, всячески показывали,
что борются за правду мужика, но крестьяне стояли мрачные, с
опущенными головами, молчали.
В 1919 году в долине реки Иман был сформирован партизан-
ский отряд под командованием Г. Е. Ярошенко. Комитет обороны
отряда находился в селе Новопокровке, в охране которого в пер-
вое время находились я, Костя Кашевс’кий, впоследствии долгое
время работавший председателем Красноармейского райпотреб-
союза, и Семен Ганжа. У всех нас были берданы и к ним пять
патронов. Члены штаба обороны работали каждый день с утра до
позднего вечера. Где они ночевали, мы не знали.
Отряд состоял в основном из крестьян окрестных деревень.
‘Испытывался острый недостаток в винтовках и патронах, у немно-
гих были берданки с небольшим количеством патронов. Не менее
сложным было дело с теплой одеждой и обувью, люди мерзли.
Для того, чтобы обеспечить партизан обувью, давались зада-
ния на каждый крестьянский двор сплести для отряда 2-3 пары
лаптей, и, когда отряд выступал в поход, каждый партизан брал с
собой про запас пару лаптей.
Несколько легче было с питанием. При всей бедности того
времени, крестьяне делились всем, чем могли. О щедрости кре-
стьян мне напомнил хотя бы такой случай. Когда наш отряд на
рассвете вступил в село Вербовку и разместился по домам, один
крестьянин дал для отряда целую липовку меда. Командир отряда
Ярошенко сам взял топор и расколол им липовку. Партизаны под-
ходили и получали по куску отрубленного мороженого меда.
В то время в Имане находился военный гарнизон белых под
командованием полковника Ширяева, который неоднократно по-
сылал войска для уничтожения нашего отряда, но каждый раз по-
лучал решительный отпор.
В одном из боев в селе Звенигородке в декабре 1919 года,
ночью, захваченные врасплох спящими белые в панике бежали
раздетые и даже босиком по морозу в 30 градусов.
Было у белых одни 3-дюймовое орудие. Успели они заложить
в него две пары лошадей и уже выехали за село, но там их на-
232
стигли партизаны. Тогда они пристрелили передних лошадей, оста-
вили орудие и на коренных удрали. В этом бою на нашу сторону
перешло 25 колчаковских солдат. Все они были одеты в новень-
кое английское обмундирование. Перешедшие к нам солдаты де-
лились теплыми вещами с партизанами, которые были особенно
плохо одеты, делились они также и патронами.
В начале 1920 года отряды Ярошенко и Мелехина заняли Иман.
После пребывания в партизанском отряде Ярошенко, в марте
1920 года, я был призван в ряды Народно-революционной армии,
зачислен в шестой эскадрон в селе Раздольном.
К концу 1919 года обстановка на Дальнем Востоке складыва-
лась крайне сложно. После разгрома армии Колчака в Сибири
японское командование вынуждено было объявить о своем «ней-
тралитете». Это дало возможность партизанским отрядам выйти
из тайги и разместиться в гарнизонах городов Приморья.
Рядом с казармой нашей части в Раздольном располагались и
японские войска. На одной площади с нами занимались строевой
и тактической подготовкой и японские солдаты. Офицеры япон-
ские при встрече с нами на улице любезно раскланивались, все
это как бы говорило о добрых взаимоотношениях.
И в то же время чувствовалось, что японцы что-то затевают.
Это было видно из того, что они усиленно занимаются тактиче-
ской подготовкой, а вокруг своих казарм возводят проволочное
заграждение.
Нашим было дано строгое распоряжение не вступать с япон-
цами ни в какие конфликты, чтобы не дать им повода для прово-
кации.
В ночь с 4 на 5 апреля 1920 года часть, в которой я находился,
была приведена в боевую готовность. Шли разговоры о том, что
японцы в эту ночь могут выступить.
Бойцы, одетые в шинели, с винтовками в руках, находились
в казарме, но выходить из казармы не разрешалось.
Часа в два ночи бойцов стал морить сон, и они, одетые и с
винтовками, прилегли- на койки. В это время японские войска от-
крыли по окнам нашей казармы ружейный и пулеметный огонь.
Бойцы бросились к двери, и там образовалась пробка, а по двери
строчил японский пулемет. Тогда бойцы стали выбивать приклада-
ми винтовок двойные рамы окон и выпрыгивать на улицу. Много
наших бойцов было убито, а раненые попали в плен.
Командир нашей части Фролов, собрав остатки бойцов, раз-
вернул их в цепь, и завязалась перестрелка с японскими войсками.
Всю ночь в гарнизоне шла ружейно-пулеметная и артиллерийская
стрельба. Все смешалось, и где кто стрелял, понять было невоз-
можно.
К утру все наши части были выбиты из гарнизона и отошли в
лес.
Ю За советский ДВ
233
Позже нам стало известно о том, что японское командование
в ночь с 4 на 5 апреля пригласило к себе командиров частей раз-
дольненского гарнизона, якобы на переговоры, и там их всех пе-
рестреляли.
Не имея другого выхода, войска раздольненского гарнизона
направились пешим порядком, обходя окрестные села, в сторону
Никольска-Уссурийского. Город был занят японцами, и мы его
обошли стороной.
Питаться приходилось только тем, что могли дать крестьяне,
но так как войск было много, то крестьяне, несмотря на свою
щедрость, не в состоянии были всех накормить. Бойцы голодали.
В Осиновке, в доме, в который я зашел, было полно бойцов.
Топилась русская печь, в ней пеклась картошка, за которой вы-
строилась большая очередь бойцов, у печки стояла девочка лет
семи и выдавала бойцам по картошке. Один боец хотел схитрить,
чтобы получить еще одну картошку, стал второй раз в очередь,,
но девочка оказалась очень наблюдательной, погрозила ему паль-
чиком и сказала: «Вы, дяденька, получили уже одну картошку».
Был апрель месяц, наступила распутица, дорога превратилась
в сплошное месиво, и расстояние от Раздольного до станции Муч-
ной— 150 километров бойцы преодолели на пределе сил.
Дальше до Спасска ехали поездом, но так как Спасск и цем-
завод были заняты японцами, то пришлось обходить и его по ок-
рестным селам.
Преодолев всякого рода трудности, войска, отступавшие из
Приморья, наконец оказались под Хабаровском в районе Красной
Речки, где вступили в бой с японцами, но этот бой успеха не имел.
Наши войска находились под открытым небом — никакой базы
снабжения продовольствием, боеприпасами, обмундированием.
После проведенного совещания нашим командованием было
принято решение и объявлено всем бойцам: «Кто желает остаться
в Приморье, тот будет действовать в партизанских отрядах, осталь-
ные будут пробиваться в Забайкалье».
Несмотря на то, что я был местным жителем, видимо, по сво-
ей молодости и под воздействием романтики новых мест решил
отправиться вместе со своим командиром роты Фроловым на За-
байкальский фронт.
Группу войск, отправлявшихся на Забайкальский фронт, воз-
главлял старый большевик Андреев.
Поскольку Хабаровск был занят японскими войсками, приходи-
лось обходить его окольным путем с левой стороны под постоян-
ной угрозой нападения.
После переправы через реку Уссури предстоял переход до
реки Амур по китайской территории. По этому вопросу наше ко-
мандование вступило в переговоры с китайскими властями, в ре-
зультате чего была достигнута договоренность, что наши войска
234
могут пройти по китайской территории, но у них будет оставлен
под залог командующий армией Андреев. Его отпустят, если во
время перехода не будет допущено ни одного выстрела или дру-
гого чрезвычайного происшествия. Эти требования были выпол-
нены.
Очень трудной была переправа через Амур. Дело в том, что
река только недавно освободилась ото льда, а конницу нужно бы-
ло переправлять вплавь. Людей переправляли на лодках, а лоша-
дей на поводу за лодками. Более слабые лошади не выдержива-
ли ледяной воды: доплывет до половины реки и, смотришь, уже
тянется за лодкой вверх копытами. Таких лошадей добивали, и это
было единственное, чем можно было питаться, а хлеба не было
вообще.
После переправы вышли на станцию Волочаевку, где первый
раз за весь путь следования нам дали хлеба.
Здесь же был сформирован 1-й Советский полк под командо-
ванием Баранова, в составе которого я отправился на Забайкаль-
ский фронт.
Наш полк, следуя по железной дороге до Забайкалья, не имел
совершенно никакой базы снабжения. Люди голодали. В этих ус-
ловиях нужно было найти выход из создавшегося положения, по-
этому с молчаливого разрешения командира полка бойцы вынуж-
дены были идти на постыдную крайность.
При подходе поезда к тому или иному большому населенному
пункту бойцы, как по команде, выпрыгивали из вагона и рассы-
пались по домам в поисках чего-нибудь съестного. Неко'
торые более смелые возвращались с куском хлеба или с картош-
кой в карманах, а многие возвращались ни с чем.
Так продолжался длинный путь в Забайкалье до линии фрон-
та.
В пути следования, в Амурской области, японский самолет
дважды бомбил наш поезд, был разрушен путь, но состав не по-
страдал.
Наш 1-й Советский полк, в дальнейшем переименованный в 5-й,
а затем в 6-й Забайкальский стрелковый полк, прибыв на станцию
Пашино, впервые встретился с японцами, здесь начиналась линия
фронта.
После выгрузки из вагонов полк с ходу свернул в сторону
от железной дороги и развернулся в цепь по хребту сопки. До
нашего прибытия фронт держали забайкальские казаки и другие
части НРА, а также партизанские отряды.
Линию фронта между нами и японцами разделяло небольшое
озеро, которое находилось под нашим обстрелом, а японцы и их
лошади уже трое суток испытывали жажду.
Ю*	235
После усиленной артиллерийской и ружейной стрельбы япон-
цев наши части во избежание больших потерь отошли и заняли
оборону на хребте другой сопки.
Так началось боевое крещение нашего полка.
Стояло очень жаркое лето. Боевая обстановка складывалась
так, что нередко в течение одного дня приходилось по нескольку
раз менять позицию, то отступая, то наступая по крутым склонам
сопок, что крайне изматывало силы бойцов.
Однажды наш 6-й Забайкальский стрелковый полк с другими
пешими и конными частями НРА занимал линию фронта в распо-
ложении гористой местности станции Бушулей.
Атаман Семенов, сгруппировав большое количество своих
войск, при участии японцев повел наступление на наши позиции
с целью окружения и уничтожения наших войск. Завязался упор-
ный, кровопролитный бой. Не сдержав натиска превосходящих
сил противника, наши части станцию Бушулей оставили.
Через несколько дней командование фронта, перегруппировав
свои силы, поставило задачу перейти в наступление.
Перед рассветом конные части по горам пошли в обход с пра-
вого и левого флангов, а наш полк повел наступление на станцию
Бушулей по линии железной дороги.
Сняв передовые заставы, завязали бой с основными силами
противника на подступах к станции. Белые, почуяв опасность ок-
ружения, в панике стали отступать, оставив станцию Бушулей.
Когда мы вступили в этот населенный пункт, то местное насе-
ление рассказало, что из Читы приезжал сам атаман Семенов и
поздравлял свои войска с большой победой. Выступая перед вой-
сками, он сказал, что линия фронта прорвана и теперь открыт
путь в Советскую Россию, и тем, кто дойдет до Москвы и останет-
ся жив, он подарит по городу. Среди трофеев вызывали интерес
оставленные белыми газеты, которые писали, что Советская Рос-
сия до крайности обнищала и уже доживает последние дни, что
люди голодают, что нет не только хлеба, но и других самых не-
обходимых предметов первой необходимости, таких как керосин,
спички и т. д., что красноармейцы ходят полураздетыми, получают
в день до полфунта хлеба и по 'А фунта конины. Для нагляднос-
ти в газете была помещена карикатура. На березке изображен
Ленин, а под березкой сидит Троцкий с большой шевелюрой, без
шапки, в очках, в лаптях и усердно выбивает из камня кресалом
огонь, а внизу стишок: «Сидит Ленин на березке, держит серп и
молоток, а товарищ его Троцкий высекает огонек». Троцкий в то
время занимал высокий пост — был председателем Революцион-
ного Совета Республики.
К сожалению, нужно сказать, что в этой критике была большая
доля правды. Мы ощущали острый недостаток в патронах и дру-
236
гих боеприпасах, поэтому если приходилось стрелять, то с заднг-
чей — только наверняка. После каждого боя мы собирали гильзы,,
которые затем отправляли в Благовещенск, где было какое-то,
кустарное производство по заряжанию стреляных гильз, но каче-
ство патронов было очень низкое, иногда во время боя загонишь
такой патрон в канал ствола, а обратно не вытащишь, да и таких
патронов было крайне мало.
Обмундирование шло на полный износ, и никакого пополне-
ния не поступало. Многие бойцы обносились до того, что за не-
имением брюк ходили в одних кальсонах, но так как все время
приходилось таскаться по окопам, то они до того выласнивались
в грязи, что в какой-то мере сходили за брюки, и на это смотрели
как на вполне нормальное явление. Обмотки к ботинкам нам вы-
давали из какой-то редкой, непрочной упаковочной мешковины,
не было спичек, и если они у бойца откуда-то появлялись, та
умудрялись из одной делать две или даже четыре штуки.
В июле 1920 года наш 6-й Забайкальский стрелковый полк за-
нимал позиции в районе разъезда Улей, а японские войска нахо-
дились в семи километрах от нас на станции Пашино. В это время
японское командование объявило о своем желании вступить с на-
шим командованием в переговоры о прекращении боевых дейст-
вий.
С нашей стороны комиссию по переговорам возглавлял сорат-
ник С. Лазо командующий фронтом Дмитрий Семенович Шилов,
в нее также входил командир нашего полка Аврелин, сменивший
Баранова.
Процедура организации этих переговоров заслуживает особо-
го внимания. Дело в том, что выезд нашей делегации на перего-
воры с японцами должен был сопровождать взвод личной охра-
ны. Стало быть, нужно было показать японцам этих людей в луч-
шем виде, показать, что мы тоже не лыком шиты.
В группу личной охраны отобрали из полка самых рослых,
стройных, бравых парней, а чтобы их прилично одеть, пришлось
подобрать по ростам со всего полка у кого брюки, у кого френч,
сапоги, фуражку. Обвешали их гранатами, патронташами крест-
накрест, так что вид у них был довольно внушительный.
Для поездки делегации использовали старый паровозик «ку-
кушка», начищенный до блеска, к нему прицепили классный вагон,
так что и в этой части все выглядело солидно.
Переговоры продолжались целую неделю. Обычно делегация
уезжала на станцию Пашино к японцам утром и возвращалась к
исходу дня. И каждый раз командующий фронтом Шилов высту-
пал перед бойцами на разъезде Улей (здесь стояло два полка) и
рассказывал о ходе переговоров. В частности, он отметил, что
личная охрана нашей делегации своим внешним видом произвела
237
на японцев такое впечатление, что у них на лоб полезли глаза.
Это тоже была своего рода политика.
В результате переговоров было достигнуто соглашение о том,
что боевые действия могут продолжаться до 14 часов 22 июля
1920 года, после чего бои с обеих сторон прекращаются.
Ровно в 14 часов 22 июля по хребту сопки, где располагался
цепью наш полк, проехала верхами мирная делегация с красными
и белыми флагами и сразу, как по команде, стрельба прекрати-
лась с обеих сторон. Наступила непривычная для уха в этих усло-
виях тишина. Был яркий солнечный день, бойцы от усталости усну-
ли в окопах, а на деревьях были выставлены посты наблюдения.
Так наступил перерыв боевых действий с японцами.
К концу 1921 года в Приморье белоповстанческая армия гене-
рала Молчанова при помощи японского командования усиленно
готовилась к «походу на Москву» и 30 ноября, нарушив нейтраль-
ную зону, перешла в наступление против НРА. Это был период
реорганизации партизанских отрядов в регулярные части, чем и
воспользовался противник. Оказывая упорное сопротивление, на-
ши части не смогли сдержать натиска превосходящих сил белых
и сдавали станцию за станцией, а 22 декабря без боя сдали Ха-
баровск.
Оставляя город перед рассветом, наши части колоннами шли
по улицам города в направлении левого берега Амура. Несмотря
на ранний час, городская буржуазия не спала, она торжествовала
свою победу. В сильный мороз буржуи повыходили на балконы
своих роскошных домов и со злорадством посылали в наш адрес
разные оскорбительные реплики.
Бойцы шли хмурые и на реплики с балконов отвечали: «Не
радуйтесь, скоро мы вернемся».
На левый берег Амура переходили по льду. Гигант-красавец
мост через Амур был взорван. После выхода из Хабаровска на-
ши войска к утру дошли до села Покровки и были распущены по
домам на короткий обогрев.
После сдачи Хабаровска белым части НРА отошли до станции
Ин, что в 100 километрах от Хабаровска, и стали готовиться к от-
ражению противника.
Генерал Молчанов со своими войсками дошел до станции Во-
лочаезка и на пятый день перешел в наступление на станцию Ин.
6-й стрелковый полк под командованием Захарова, как и другие
части, был расквартирован по домам у местных жителей.
28 декабря перед рассветом полк был поднят по тревоге и по-
строен около перрона станции Ин. Стоял сильный мороз, бойцы
от холода постукивали ногами, ждали дальнейшего приказания.
Белые под покровом ночи и густого морозного тумана разверну-
тым строем подошли на близкое расстояние до станции и неожи-
238
данно открыли по нам ружейный и пулеметный огонь. В этот кри-
тический момент командир батальона Пономарев развернул бой-
цов в цепь вдоль линии железной дороги. Мы открыли ответный
огонь.
Белогвардейцы, получив отпор, прекратили продвижение впе-
ред, залегли, спрятав головы в снег, и продолжали стрелять. За-
тем поднялись и стали изо всех сил убегать по глубокому снегу..
Стреляя белым в спины, мы погнали их к разъезду Ольгохта.
Важную роль в разгроме врага сыграл бронепоезд, который бил
по противнику прямой наводкой.
Получив первый решительный отпор от НРА на станции Ин„
генерал Молчанов отвел свои основные силы к станции Волочаев-
ка и спешно приступил к укреплению позиций. Наступило время,
когда обе стороны усиленно стали готовиться к решительной
схватке, но это время не было периодом затишья.
На промежутках между станцией Ин, разъездом Ольгохта и
станцией Волочаевка почти каждые сутки днем и ночью происхо-
дили схватки передовых застав НРА с белыми. Глубокий в ту зиму
снег, насколько видит глаз вправо и влево от линии железной до-
роги, был утоптан, как на дороге: его утоптали боевые шеренги
войск той и другой стороны, то наступая, то отступая. Дежурстве»
на передовой заставе полки несли по очереди сутками.
Чтобы как-то согреться, бойцы двигались, толкали друг друга,
отбивали «чечетку», но голодный долго не попрыгаешь. От уста-
лости ложились в снежные окопы, многие обмораживали не толь-
ко пальцы на ногах, но и ступни ног, а иногда и ноги до колен.
В таких условиях мы находились с конца декабря 1921 года до
22 февраля 1922 года.
Зачастую бойцы по месяцу не имели возможности снять верх-
нюю одежду. Донимали вши, но бороться с ними не было усло-
вий. На станции Ин была небольшая баня, которая работала круг-
лосуточно. В порядке очереди нашей роте выпало время мыться
часа в три ночи, но когда бойцы туда пришли и разделись, то ока-
залось, что есть горячая вода, но нет холодной. Раздетые догола
бойцы с тазами выбегали на улицу за снегом, но его уже выбрали
на большом расстоянии ранее мывшиеся части. Пришлось ограни-
читься пропаркой белья и возвращаться немытыми.
В районе разъезда Ольгохта наша рота после проведенного
боя была отведена на отдых в единственную в этом месте по-
луказарму. Оказалось, что эта полуказарма уже занята людьми
другого подразделения. Бойцы спали на полу плотной массой,
свободного места не было, даже на контрамарке под потолком
один боец обвил своилл телом печь и каким-то чудом там дер-
жался. Бойцы нашей роты прошли по телам спящих товарищей и
улеглись вторым слоем. Лежавшие в нижнем ряду протестов не
239
выражали — перемерзшие и смертельно усталые, они спали не-
пробудным сном.
Вскоре командир взвода вызвал несколько бойцов в ночной
караул, назвал и мою фамилию. Стоять пришлось в лесу на неко-
тором расстоянии от полуказармы. Мороз был такой, что лопа-
лись деревья. В ботинках мерзли ноги, согреваться движениями
не было возможности, так как скрип снега в мороз слышен дале-
ко, а этим можно выдать себя противнику. Стояли посменно. Пос-
ле двух часов шли на отдых. «Караульное помещение» — дерево,
под которым разгребли снег до земли, двое ложились вниз, а
третий сверху и так грелись до очередного выхода на пост. Со
мной стоял в наряде один молоденький боец, очень плохо одетый,
так он до такой степени замерз, что не выдержал и в отчаянии
заплакал. Его можно было понять — это был предел человеческой
выносливости и всякого терпения.
В первых числах февраля 1922 года боевая обстановка под Во-
лочаевкой становилась с каждым днем все более напряженной.
Генерал Молчанов после инского боя, отступая к Волочаевке,
сжег за собой все железнодорожные мосты. Это дало возмож-
ность бронепоездам белых свободно маневрировать на опера-
тивном пространстве, не встречая сопротивления наших бронепо-
ездов, и в то же время затрудняло продвижение наших войск по
линии железной дороги.
В то время, пока наши войска вели бои на подступах к Воло-
чаевке, саперные части под этим прикрытием круглосуточно вели
восстановительные работы.
После восстановления мостов в один из февральских дней
(точно не помню) белогвардейцы повели наступление по линии
железной дороги против нашего стрелкового полка.
В разгар боя на линии появился бронепоезд. В открытой двери
его стоял В. К. Блюхер. Одетым в полушубок, в заячью шапку с
опущенными ушами, с давно не бритой бородой, что свидетельст-
вовало о его чрезвычайно напряженной работе, за которой не
было времени побриться, таким этого легендарного героя запом-
нил я на всю жизнь.
Бойцы сразу его узнали, и по развернутой цепи, ведущей бой
с противником, из конца в конец пронеслось радостное восклица-
ние: «Блюхер! Ура! Блюхер!»
Появление Блюхера на поле боя сразу вселило в бойцов уве-
ренность в своей победе. Как по команде, полк поднялся из сне-
га в рост и с красным знаменем, которое несли два бойца-вели-
кана, решительно пошел в наступление, расстреливая на ходу от-
ступающего противника.
Накануне решительного наступления наши войска сосредото-
чились в непосредственной близости от Волочаевки. В это время
можно было наблюдать, как вдоль линии железной дороги с пе-
240
редовой от Волочаевки беспрерывным потоком шли крестьянские
подводы, нагруженные ранеными и обмороженными.
В ночь на 10 февраля наш 6-й стрелковый полк занял позицию
на правом фланге по линии железной дороги. Был сильный мороз
с метелью. Бойцы лежали в снегу, ждали команды к наступлению.
На рассвете командир полка Захаров поднял полк на штурм
Волочаевки.
В ответ на наше наступление противник открыл сильный огонь
из всех видов оружия, и наше наступление не достигло цели. По-
теряв много убитыми и ранеными, полк отошел от проволоки и
залег в снегу в ожидании дальнейшей команды.
Так прошли и день и следующая ночь. В это время по распо-
ряжению командира роты мне пришлось разносить по цепи пат-
роны, и я еще больше убедился, в каком тяжелом состоянии на-
ходились бойцы. Пробыв более двух суток под открытым небом в
мороз до 40 градусов, плохо одетые и голодные, они до того пе-
ремерзли и устали, что многие находились на пределе человече-
ских возможностей.
На рассвете 12 февраля после сильной и продолжительной арт-
подготовки бойцы с криками «Ура! Даешь Волочаевку!» с ожесто-
чением бросились на укрепления противника.
Не имея никаких специальных средств для разрушения прово-
лочных заграждений, бойцы под ураганным огнем с остервенени-
ем прикладами сбивали с кольев проволоку, рвали руками, сбра-
сывали с себя полушубки, набрасывали на проволоку, по телам
убитых товарищей преодолевали преграды одну за другой и вор-
вались в окопы противника. Рукопашная схватка решила исход боя.
Большую помощь в разгроме врага оказал бронепоезд № 8,
который в открытом поединке заставил бронепоезда белых отсту-
пить и замолчать.
К тому времени одной из частей НРА в тылу врага был подож-
жен железнодорожный мост, и бронепоездам белых ничего не
оставалось, как оставить поле боя и в спешке удирать через го-
рящий мост.
Кроме того, в самый напряженный момент, когда решалась
судьба волочаевского сражения, партизанский отряд Бойко-Павло-
ва совершил дерзкий налет на Хабаровск и наделал много пере-
полоху в тылу врага.
17 февраля наши войска заняли Хабаровск.
После вступления в Хабаровск войскам был устроен торжест-
венный парад в честь победы.
На центральной улице выстроились в колонны все боевые ча-
сти во главе со своими командирами. В отдельную колонну были
построены бойцы, особо отличившиеся в штурме Волочаевки, ко-
торых насчитывалось около шестнадцати человек.
241
Стояли черные, обветренные, с обмороженными лицами, оде-
тые в шинели, полушубки, в пиджаки, в разных шапках, ботинках,
в ичигах. Я, будучи в то время в команде выздоравливающих пос-
ле обморожения, непосредственно в строю участвовать не смог,
поэтому стоял в стороне и с большим интересом наблюдал за хо-
дом парада.
Командир сводной бригады Я. 3. Покус лично вручал отличив-
шимся в боях награды: ордена Красного Знамени прикалывал к
груди, а некоторым вручал Почетные грамоты.
За беспримерную доблесть, стойкость и отвагу, проявленные
в боях под Волочаевкой, наш 6-й стрелковый полк награжден ор-
деном Красного Знамени и переименован в 4-й стрелковый Воло-
чаевский Краснознаменный полк. Я горжусь, что с этим полком
мне пришлось участвовать в штурме Волочаевки.
Г. Д. ПАВЛОВ
РАССКАЗ О ВЕРНОМ ДРУГЕ
Бывают встречи, которые проносишь в памяти через всю
жизнь.
Мне посчастливилось встретиться с таким человеком, работать
вместе с ним, бороться в одной шеренге против врагов Советской
власти, дружить с ним, делить хлеб и судьбу.
Я имею в виду коммуниста Александра Семеновича Болотно-
ва и о нем хочу рассказать.
Даурская лиственница тяжело вздрагивала под ударами топо-
ра. Александр разогнулся, отбросил со лба русую прядку волос и
обвел взглядом реку.
Зея плавно катила свои воды под жарким июньским солнцем.
С ее правого высокого берега была далеко видна равнина, прости-
рающаяся на запад, кое-где поросшая корейской сосной и маньч-
журским орехом.
Александр посмотрел на отца. Семен Петрович стоял в группе
мужиков, о чем-то тихо с ними переговариваясь. Среди собесед-
ников Александр узнал Никиту Заварова, который часто заходил
к ним в дом. Никита уже несколько лет жил на поселении в Сура-
жевке после того, как отбыл царскую каторгу на Сахалине. Не-
сколько раз он приносил с собой маленькие книжечки, которые
читал вслух. Одна из них, тоненькая, на сероватой бумаге, особен-
но запомнилась Александру. На обложке ее была напечатана фа-
милия— В. Ленин.
242
Отец махнул рукой, приглашая подойти. Саша воткнул топор в
ближний пень и направился к лесорубам.
Говорил Никита: «Гришка-то Соловьев уж третью неделю ма-
ется горлом, а мастер отказывается выплачивать и грозится его
уволить, если он не выйдет завтра на работу».
Мужики глухо зароптали. Никита поправил старый картуз:
— А ведь у него трое мальцов. Чем же они кормиться-то бу-
дут?
Кто-то из мужиков крикнул:
— Да сколько же мы будем все это терпеть? Айда к хозяе-
вам!
Из маленького рубленого домика конторки навстречу рабочим
вышли мастер и управляющий, щурившийся на солнце.
— В чем дело? — громко спросил управляющий, нервно за-
стегивая верхние пуговицы сюртука.
Александр шагнул вперед и сказал о заболевшем товарище...
А вечером мать, вытирая глаза уголком платка, спросила:
— Что же вы теперь делать собираетесь? Чай, выгонят совсем?
— Не выгонят, мать, нас много.
Два дня никто из рабочих не выходил на работу. На третий
день хозяева выполнили условия рабочих. Александр пришел до-
мой сияющий:
— Видишь, мать, я же говорил: когда нас много — это сила.
Поздно вечером раздался громкий стук в дверь: «Кто тут
Александр Болотное, выходи». В комнату ввалились жандармский
офицер и два солдата. В углу тихо заплакали маленькие се-
стренки.
Потянулись томительные дни ожидания в тюрьме. По счастью,
в связи с 300-летием царской династии многие заключенные были
выпущены, в их число попал и Александр Болотное. Но с прежне-
го места его уволили и больше никуда не брали. Пришлось пере-
биваться случайными заработками.
В первый день августа 1914 года началась первая мировая
война. Царское правительство объявило всеобщую мобилизацию.
Александра забрали в армию.
Юго-Западный фронт. Самокатный батальон, где служил
Александр Болотное, располагался в двухстах метрах от передо-
вых позиций австро-венгерской армии.
Затяжная война, кровь, грязь, а главное — необходимость во-
евать за чужие интересы — все это вызывало недовольство среди
солдат.
Однажды утром, после февраля 1917 года, получив приказ о
наступлении, самокатный батальон не двинулся с места. К вечеру
в его расположение подтянули пехотный полк и две роты казаков.
Это были верные Временному правительству части. Батальон ра-
зоружили и расформировали. Руководители солдатского комите-
243
та, в их числе Александр Болотное были арестованы. Им грозил
расстрел, так как на фронте вновь была введена смертная казнь.
Всю ночь глазок камеры, где находились Болотное с товари-
щами, не закрывался. За ними постоянно наблюдали. Это была
камера смертников. Но холодный октябрьский рассвет 1917 года
принес ошеломляющую весть — в Петрограде произошла социали-
стическая революция, Временное правительство было свергнуто.
«Керенское правосудие» свершиться не успело.
...Эшелон уходил на восток. Шел дождь. Командир роты Алек-
сандр Болотное стряхнул капли с куртки и поднялся в штабной
вагон, чтобы уточнить обстановку. Ему предстояло серьезное ис-
пытание — в Иркутске вспыхнуло восстание юнкеров.
Состав двигался медленно, часто останавливался. В ночь, ког-
да рота Александра несла охрану эшелона, случилось ЧП. Поезд
стоял на маленьком, темном полустанке. Тревожно перекликались
часовые. Александр отправился проверять посты.
— Товарищ командир! — Молоденький солдат бежал навстре-
чу. — У водокачки на путях задержали подозрительных. Пытались
убежать...
Комроты Болотное направился в сторону водокачки. Солдаты
окружали трех мужчин в потертых шинелях. Увидев Александра,
один из троих резко выхватил из кармана револьвер, но выстре-
лить не успел. При обыске у арестованных была найдена взрыв-
чатка. Охрану эшелона усилили, и состав с еще большими предо-
сторожностями двинулся дальше.
...Через неделю после подавления восстания юнкеров Алек-
сандр обратился в Иркутский ревком с просьбой о разрешении
ему в связи с болезнью выехать на родину. Просьба была удов-
летворена. Получив долгосрочный отпуск, он сразу же выехал в
город Свободный.
По приезде в родные места Александр пошел в городскую
большевистскую организацию, чтобы оформить свою партийную
принадлежность. Председатель горкома РКП(б) Попов, выслушав
Болотнова, прочитал его удостоверение и предложил зайти через
два дня. В назначенное время Болотнову вручили членский би-
лет, на обложке которого было написано: «Российская коммунис-
тическая партия (большевиков)».
Болотное сразу же включился в партийную работу. Вскоре он
вместе с другим коммунистом — Георгием Сорокиным — выехал
на лесопильный завод в Суражевку, где решено было организо-
вать партийную ячейку.
Дорога спускалась под гору. Заснеженный кедровник, стоящий
по обе стороны дороги, поскрипывал от холода. Вдалеке блесну-
ла серебром река Зея. Александр привстал в санях и увидел ле-
сопилку, которая располагалась на окраине села. Сорокин пред-
244
.пожил прежде всего зайти к Матвею Климову, которого знал еще
с германской войны. Они проехали всю улицу и, свернув в ма-
ленький переулок, остановились у невысокого дома. Георгий по-
стучал. Во двор вышел мужчина с поседевшей бородой.
— Проходите в дом, — пригласил он. — Да, трудное дело вы
затеяли, — выслушав Георгия и Александра, сказал Матвей. — Ра-
бочие наши почти все из окрестных сел, много неграмотных. Есть
тут, правда, несколько эсеров из Свободного. Они рабочим байки
про будущую счастливую жизнь при эсеровской власти рассказы-
вают. И наши им верят.
Матвей предостерегал не зря. Многие рабочие были настрое-
ны враждебно, и Александр с Георгием сразу же это почувствова-
ли, войдя в переполненный барак. Раздались угрожающие воз-
гласы и свист. Говорить Александру не дали.
Через толпу к нему пробрался Матвей Климов.
— Слышь, Болотное, — зашептал он, — ничего сегодня не вый-
дет, запугали здесь нашего брата администрация и эсеры. Вы
уезжайте, а я вечером переговорю кое с кем. Есть здесь несколь-
ко надежных людей.
...Наступила весна 1918 года. Лед на Зее потемнел и стал рых-
лым. Потекли ручьи. Уже два месяца Александр Болотное коман-
довал Свободненской красногвардейской дружиной. Работы было
очень много, но срочный вызов Попова заставил его отложить
все дела. Навстречу Александру поднялся Сорокин: «Хорошо, что
пришел. Тревожные вести. В станице Черняево восстали казаки.
Садись слушай».
— Сколько у тебя людей? — обратился к Александру По-
пов. — Поступим, наверное, так: одна половина отряда пойдет в
Черняево, а вторая — в село Угольная.
Отряд под командованием Александра этой же ночью высту-
пил из Свободного и двинулся левым берегом Зеи. К станице по-
дошли незадолго до рассвета. Решено было взять станицу с ходу,
пока казаки не опомнились. Отряд разделился на две группы и
стал окружать строения. Неожиданно раздался выстрел. Их заме-
тили. Завязалась перестрелка.
Рассвет наступал медленно. Александр с бойцами, растянувши-
мися цепью, лежал на снегу. К нему подполз комиссар: «Коман-
дир, глянь на церковь». «Никак пулемет устанавливают, — поду-
мал Александр, взглянув на колокольню. — Только этого нам еще
не хватало».
Несколько смельчаков пытались подобраться к церкви, но бы-
ли убиты. Последним полз, крепко зажав гранату в руке, старый
железнодорожник. Он только успел поднять руку, чтобы швыр-
нуть гранату, как пуля ударила в него. Граната упала рядом. Все
замерли. И тогда Александр скинул полушубок и пополз вперед,
туда, где на изрытом и перемешанном с кровью снегу лежал
245
старый рабочий. С колокольни его заметили. Сперва одиночная
пуля ударила рядом, больно обожгло щеку ледяной крошкой.
А потом перед лицом словно огненный веер закачался. «Лежать
дальше бессмысленно, — пронеслось в голове, — только вперед».
Болотное вскочил и в три огромных прыжка оказался рядом с
гранатой. Тяжелая дубовая дверь была всего в нескольких метрах
от него. Александр схватил гранату и что было сил швырнул ее.
Раздался взрыв. Падая, он услышал за спиной крик комиссара и
потерял сознание.
...В мае 1918 года на общем собрании 2-го участка Амурской
железной дороги Александр Болотное был избран комиссаром
службы пути. Но не успел он вникнуть в новые мирные обязанно-
сти, как пришлось вновь с головой окунуться в боевые будни. Со-
бытия на Дальнем Востоке развивались стремительно. Под удара-
ми Красной Армии бежали в Забайкалье, Приамурье, к Тихооке-
анскому побережью белогвардейские орды. На рейде Владивосто-
ка бросили якоря военные корабли Японии и США. Восстали бе-
лочехи. Началась иностранная военная интервенция. Во многих
пунктах региона Советская власть потерпела поражение. Началось
развертывание партизанской борьбы.
Покидая город Свободный, чтобы в направлении Якутска сое-
диниться с войсками Советской России, руководители приамур-
ских партизан оставили Александра Болотнова для работы в тылу
врага. В Свободный вошли интервенты. Болотному и его товарищу
Николаю Рябову пришлось скрыться из города. Решено было про-
браться в село Нижние Бузули, куда, спасаясь от белого террора,
переехала семья Александра.
Всю ночь подпольщики шагали по лесным тропам. К утру Ни-
колай и Александр вошли в село.
Здесь они устроились на строительство моста плотниками.
Время наступило очень тяжелое. По деревням и селам рыскали
белоказацкие и японские карательные отряды. Жгли деревни,,
расстреливали мирных жителей. Достаточно было кивнуть голо-
вой, что вот этот, мол, большевик, как на глазах населения его»
поднимали на штыки.
Однажды Александр услышал на стройке разговор двух рабо-
чих. Разговаривали они шепотом, но весть, которую он от них ус-
лышал, была страшной — в селе Черновка японцы сожгли в же-
лезнодорожной казарме 45 женщин, стариков и детей. Вечером
Александр, посоветовавшись с Рябовым, решил переговорить с
рабочими.
На следующий день на стройке состоялся этот разговор. И не-
ожиданно выяснилось, что среди рабочих многие разделяют
взгляды большевиков. Решено было организовать партийную
ячейку. Александра Болотнова выбрали ее председателем, а быв-
шего фронтовика Рюмкина — заместителем. Александр учил ра-
246
бочих, как поступить в случае прихода в село карательного отряда,
куда скрыться, где потом собираться. Приходилось проводить со-
вещания поздно вечером, так как в Нижних Бузулях стояла колча-
ковская милиция и в любой момент она могла схватить всех чле-
нов ячейки.
...Как-то поздно ночью в ставень постучали. Александр вышел
в сени. «Вот что, Саша, — сразу же начал Рюмкин, — слышали на-
ши люди разговор, который мужики зажиточные промеж себя ве-
ли. О том, что, мол, комиссары скрываются у нас в селе, сеют в
народе смуту. Не ровен час, выдадут всех колчаковцам, несдобро-
вать тогда. Уходить вам надо».
В ту же ночь Александр Болотное и Николай Рябов ушли из
Нижних Бузулей.
. Партизанское движение все больше набирало силу. Это вызы-
вало ненависть оккупантов и белогвардейцев. Особенно зверст-
вовали семеновские бандиты из бронепоезда «Беспощадный»,
стоявшего на станции Гондатти. Жестоким пыткам и издеватель-
ствам были подвергнуты захваченные белогвардейцами коммуни-
сты Арбузов и Новиков. Несколько дней пытали семеновцы Ар-
бузова, катая его по битому стеклу и прижигая папиросами, но он
погиб как герой, не выдав товарищей. На следующий день после
гибели Арбузова каратели с «Беспощадного» разорвали клещами
жилы на шее у коммуниста Новикова и бросили его, истекающе-
го кровью, в лесу. Только благодаря счастливой случайности Но-
виков был обнаружен жителями соседнего села и остался в жи-
вых.
В тылу врага все больше появлялось партизанских отрядов и
подпольных партийных ячеек. Одной из них в селе Нижние Бузу-
ли руководил Александр Болотнов. Ячейка поддерживала тесную
связь с партизанскими отрядами. Но для ведения успешной борь-
бы с врагом партизанам требовалось оружие, медикаменты. Парт-
ячейка решила связаться со Свободненской подпольной органи-
зацией большевиков. Пробраться туда должен был Болотнов.
В Свободный он вошел рано утром. Город спал. «Только бы
не нарваться на патруль», — подумал Александр, свернув в тем-
ный переулок. Вдалеке замаячили неясные фигуры. Болотнов
прижался к забору, сжав в руке наган. Но фигуры мелькнули и
исчезли. Александр двинулся дальше и уже через несколько
минут подошел к одноэтажному каменному дому. Он огляделся
и тихо постучал в дверь. Через минуту незнакомый голос тревож-
но спросил из-за двери: «Кто?» — «Болотнов моя фамилия», — не-
громко ответил Александр. Звякнула цепочка. Темным коридо-
ром его провели в дальнюю комнату. Навстречу шагнул Попов.
«Извини, что света не зажигаем, — конспирация». Они обнялись.
Мужчина, приведший Александра, оставался стоять в дверях. «По-
247
знакомьтесь, — сказал Попов, — Варлаков Иван, хозяин конспира-
тивной квартиры».
Дом Александра Болотнова и его отца Семена Петровича стал
перевалочным пунктом между Свободненскими и нижнебузулин-
скими подпольщиками и партизанскими отрядами. Отсюда в тайгу
переправляли оружие, медикаменты, продовольствие, сведения
разведки, боевые листки, штемпеля, типографский шрифт.
В доме этом часто скрывались раненые и обмороженные пар-
тизаны. Мать Александра и его сестры ухаживали и лечили их.
Александр Болотное, часто рискуя жизнью, пробирался в Сво-
бодный. Он был связным партизанского штаба, а когда в Свобод-
ненской подпольной организации был произведен ряд арестов,
Александр вместе с подпольщиками Пурыгиным и Косынкиным
сопровождал товарищей в партизанские отряды. Одну из групп
Болотное повел вместе с Николаем Рябовым. Отряд вышел из
Свободного ночью. Благовещенские подпольщики предупредили,
что в районе Свободного находится японский карательный отряд,
выслеживающий партизан, поэтому приходилось соблюдать осо-
бую осторожность.
Уже начало светать, когда отряд подошел к балке, перереза-
ющей кедровник. Стали спускаться, когда вдруг откуда-то слева
раздался крик: «Партизан, сдавайся!» Отряд залег. Из-за деревь-
ев зазвучали выстрелы. Все больше и больше стало показываться
маленьких фигурок, одетых в шинели. «Уходить надо», — крикнул
Александр, приподнялся и махнул рукой в сторону леса. Отстре-
ливаясь, стали отходить. При перестрелке несколько доброволь-
цев было убито, но основную часть отряда удалось вывести из-
под огня.
К зиме 1919 года партизанское движение в Приамурье значи-
тельно выросло и набрало силы. Порки, расстрелы обозлили не
только крестьян-бедняков, но и зажиточную часть населения.
Между солдатами японских гарнизонов и жителями сел часто
происходили столкновения. В канун рождества в Мазановке япон-
цы затеяли драку, а затем применили оружие. Крестьяне подались
в тайгу к командиру боевой дружины с просьбой проучить саму-
раев. Решено было выступить против японцев и карательного от-
ряда, стоящего в селе. Через Александра Болотнова, связного
партизанского штаба войск 4-го района, подпольный Мазановский
комитет договорился о совместных действиях со Свободненской
большевистской организацией. Сформировалась повстанческая
армия. Партизаны разгромили японский гарнизон и полностью
уничтожили карательный отряд колчаковской милиции.
Два дня в Мазановской волости существовала Советская
власть. На третий день японское командование двинуло против
партизан большое количество войск. Силы были неравные, и на
248
срочном заседании партизанского штаба решено было небольши-
ми группами пробираться в тайгу.
Через несколько дней Александр Болотное и Иван Шестаков
участвовали в межволостном совещании партийных и партизан-
ских работников, на котором обсуждались результаты мазанов-
ского восстания. Было принято решение о захвате партизанами го-
рода Свободного.
На совещании присутствовали и эсеры, поэтому о месте его
проведения стало известно белогвардейцам. Выехавший в Благо-
вещенск для связи с руководителем амурских партизан Ф. Мухи-
ным Иван Шестаков был схвачен в городе белогвардейской контр-
разведкой и расстрелян. На заимку, где проходило совещание, на
следующий день нагрянул карательный отряд. Не все делегата
успели разъехаться, и в коротком неравном бою почти все погиб-
ли. Был убит и комиссар Гладко.
Партизанский штаб перебрался на заимку Шатковского, непо-
далеку от станции Ледяной. Началась деятельная подготовка пар-
тизан к еще более широким боевым действиям. Штаб занялся
объединением разрозненных сил партизан и подпольщиков. В ре-
зультате образовалась шеститысячная партизанская армия, кото-
рая должна была идти на поддержку готовящегося восстания в
Благовещенске. Александр Болотное был в составе Гондатьевско-
Толмачевского отряда этой армии.
Но в результате провала благовещенского подполья восстание
было сорвано, а японцы вынудили партизан принять бой в сторо-
не от Благовещенска.
В город были стянуты крупные воинские подразделения и ар-
тиллерия. Партизанам пришлось отказаться от своего плана осво-
бождения Благовещенска. Военный совет принял решение расфор-
мировать партизанскую армию и продолжать борьбу мелкими
партизанскими группами.
Александр Болотнов возглавил одну из групп, действовавших
в районе Селеткана. Ни днем ни ночью не знали интервенты по-
коя. Группы совершали нападения на гарнизоны, уничтожали мос-
ты, водокачки. Амурская железная дорога надолго вышла из
строя, было прервано снабжение интервентов оружием и боепри-
пасами.
Свободненская подпольная организация развернула активные
действия по объединению разрозненных партизанских отрядов,
действовавших в уезде. Александр Болотнов из Свободного был
направлен для связи с руководителями партизанских отрядов.
Пробираясь из партизанского отряда Власова в отряд Кошки-
на, Болотнов наткнулся на казачий разъезд. Его заметили. Конь
под ним был убит. Сам Александр вынужден был нырнуть в ле-
дяную воду реки Туран. Казалось, спасение близко. Но у проти-
воположного берега он был ранен. С трудом вылез Александр
249
лна сырой и скользкий берег. Здесь его и обнаружил разъезд пар-
тизан из отряда Власова. Александр передал важное донесение в
штаб отряда, а затем был срочно эвакуирован в таежный мерку-
чинский госпиталь.
В конце февраля 1920 года повстанческая армия вошла в Сво-
бодный.
В конце лета Болотнова вызвали в Благовещенск в губернское
оргбюро РКСМ. Здесь он встретил много знакомых и искренно
им обрадовался. Все ребята, несмотря на молодость, были уже с
солидным партийным стажем. Многие партизанили, воевали. Ког-
да все стали рассаживаться, рядом с Александром сел парень с
приятным, открытым лицом. «Болотное Александр», — шепотом
представился Саша соседу. Парень встряхнул зачесанными назад
волосами и улыбнулся: «Тезки, значит, а фамилия моя — Булыга».
Много лет спустя Болотнов все вспоминал этого соседа и шут-
ливо вздыхал: «Эх, знать бы мне, что рядом со мной сидит буду-
<щий замечательный пролетарский писатель Александр Фадеев!..»
Член оргбюро Иван Маврин постучал карандашом по столу:
«Ребята, внимание, мы собрались, чтобы поговорить об организа-
ции Коммунистического союза молодежи. Все работали на мес-
тах и отлично знаете положение дел в уездах. Сейчас я предостав-
ляю слово Петру Мацюпе. Он член нашего оргбюро, он и расска-
жет о задачах, поставленных перед нами партией».
Мацюпа шагнул вперед. Говорил он хорошо, и все вниматель-
но его слушали. Александр посмотрел на соседа. Булыга записы-
вал все, о чем говорил Петр. В конце заседания Маврин передал
Мацюпе листок, и тот прочел: «Для организации комсомольских
ячеек губернского бюро РКСМ рекомендует назначить следующих
товарищей инструкторами губкома: Болотнова Александра, Поле-
нова Якова, Скакунова Николая, Котляра Сергея, Мальцева Анд-
рея, Вотинцеву Марию, Булыгу Александра».
На улицу вышли все вместе, возбужденные, громко разгова-
ривая. Предстояла новая, интересная работа.
В октябре 1920 года Александр Болотнов, избранный делега-
том 1-го съезда Амурского комсомола от Свободненского уезда,
выехал в Благовещенск. Это был первый в его жизни съезд, кото-
рый проводился легально и делегатом которого он стал.
В те годы не было удивительным, что один партийный работ-
ник выполнял ряд постоянных поручений. Людей не хватало. Так
получилось, что Болотнов несколько лет был одновременно во-
енным комиссаром Ольгинской волости, секретарем волостного
комитета РКП(б) и командиром подразделения ЧОН. В то же вре-
мя, как член обкома комсомола, он оказывал постоянную помощь
комсомольским организациям.
Моя семья проживала в то время на станции Шимановской,
где отец, а затем и я работали на железной дороге. Я был актив-
. 250
ным комсомольцем и не один раз встречался с Александром Бо-
лотновым.
Но познакомились мы с ним и подружились в январе 1922 го-
да, на боевых позициях перед укрепленным японцами и белыми
районом Волочаевка — Спасск. Нас, бойцов ЧОН, включили в.
Благовещенске в сводный коммунистическо-комсомольский отряд
и срочно, специальным эшелоном, направили под Хабаровск. Я
был рядовым стрелком, а А. С. Болотнов — комиссаром. В бою за
Волочаевку был убит наш пулеметчик. Я заменил его, действовал
успешно. 12 февраля над скованной морозом сопкой Июнь-Корань
взвился красный флаг. Болотнов был все время в гуще боя, в
стрелковой цепи. Там мы познакомились. И в последующие пять
лет почти не расставались.
Александр был всего на два года старше, но я всегда испыты-
вал к нему чувство глубокого уважения. Я видел его в работе —
ряд лет он был председателем, а я — секретарем райисполкома в
Рухлово, Тыгде. Сказать откровенно, я хотел быть похожим на
своего старшего друга.
В 1930 году он окончил Дальневосточный комвуз и был из-
бран секретарем райкома ВКП(б) в Завитинском районе. Это бы-
ло в бурный период коллективизации сельского хозяйства.
Очевидно, А. С. Болотнов справился с поставленными задача-
ми. Его назначили инструктором Дальневосточного крайкома
ВКП(б), а в 1935 году избрали председателем краевого профсо-
юзного комитета работников госторговли.
После Победы в Великой Отечественной войне Александр Се-
менович Болотнов работал прокурором уголовно-судебного от-
дела Хабаровской краевой прокуратуры. Он по-прежнему вел
активную партийную, общественную работу.
Умер Александр Семенович Болотнов в 1967 году и похоро-
нен на городском кладбище в Хабаровске, в квадрате захороне-
ния героев гражданской войны.
С. Л. СУХОВ
ПАРТИЗАНСКИЕ РЕЙДЫ
Иногда меня, участника гражданской войны в Забайкалье, спра-
шивают: «В чем причина того, что плохо вооруженные красные
партизаны выходили победителями в схватках с белогвардейцами
и интервентами?» Я отвечаю: «Все дело в убежденности, в созна-
нии того, что мы боремся за свою народную власть». Ну а в смыс-
ле военном нашим главным союзником была внезапность, мы час-
то использовали этот тактический прием в своих партизанских дей-
251
ствиях. И здесь надо низко поклониться коню. Именно кони помо-
гали совершать далекие марши, внезапно обрушиться на врага.
Как известно, среди партизан Восточного Забайкалья преобладали
конники.
Это и понятно. В партизаны шли казаки, крестьяне, представи-
тели малых народностей — все хорошие наездники, привычные
воевать на коне.
Эту особенность забайкальских партизан и решило использо-
вать командование Восточно-Забайкальского и Амурского фрон-
тов. После крупнейшего в истории гражданской войны в Забай-
калье сражения в районе Богдатской станицы партизанские коман-
диры стали широко использовать кавалерийские рейды по тылам
врага. Отряды Макара Якимова, Петра Косяковича, Федота Пого-
даева, Михаила Швецова и других лихой кавалерийской атакой
или тихо, под покровом ночи переходили линию фронта и обру-
шивали сокрушительные удары по тыловым частям, складам, обо-
зам противника, обеспечивали себя оружием, патронами и снаря-
жением. И не только себя, но и снабжали главные партизанские
силы.
В ноябре 1919 года командующий Восточно-Забайкальским
фронтом П. Н. Журавлев приказал Макару Якимову, командиру
партизанского отряда «Летучий», выбить противника из села Кун-
гурово. В помощь ему был дан 3-й кавалерийский партизанский
полк Швецова, находившийся в 12 километрах в селе Сивачи.
Этому полку было приказано связаться с отрядом Якимова с тем,
чтобы занять восточные высоты Кунгурове, не дать противнику
уйти в восточном направлении.
Силы белых состояли из 4-го казачьего семеновского полка и
батальона пехоты при четырех пулеметах и двухорудийной бата-
рее.
Согласно плану командования две сотни отряда должны бы-
ли наступать на Кунгурово с северо-запада, одна сотня при двух
пулеметах — с юга, остальные пять сотен наносили главный удар
противнику с запада.
Нашему отряду нужно было пройти от Буры и Буракана до
Кунгурово 85 километров. Отряд выступил рано утром 28 ноября,
по пути следования сделал остановку в селе Крюково. В помеще-
нии школы было проведено собрание бойцов и командиров, упол-
номоченных от каждой сотни, поскольку помещение школы не
позволяло собрать всех бойцов. На собрании выступил с корот-
кой речью командующий фронтом П. Н. Журавлев. Он сказал: «О
передвижении партизан противник не знает, врага надо застать
врасплох и внезапным налетом разбить».
29 ноября с рассветом мы подошли к Кунгурово на расстояние
252
.двух километров. На последнем пригорке останавливаемся, часть
партизан уходит снять заставу противника.
По команде мы спешились и рассыпались по пади редкой це-
пью.
Сигнал к атаке! Устремившись к селу, мы стреляли мало, боль-
ше кричали. По-нашему этот прием звучал так: «Кричи громче, а
патронов на ветер растрачивать не смей!»
Вражеские пулеметы работали беспрерывно, пули срезали мел-
кий кустарник, скоблили мерзлую землю, жужжали над нами, ды-
рявили наши шубы и шапки, но партизаны упорно бежали, остав-
ляя на снегу убитых и раненых.
Рядом со мной находился мой односельчанин Андрей Тимофе-
ев, ему вражеская пуля оторвала большой палец левой руки, но
боец не отставал от нас, в упор расстреливал белых.
В этом бою наш отряд потерял убитыми 12 и ранеными 25 че-
ловек. Погибли мои друзья Андрей Тимофеев и Никита Прота-
занов...
Белоказаки превосходили нас в вооружении, боеприпасах. Вы-
бить их из села прямой атакой можно было лишь ценой больших
потерь. И тут мы стали свидетелями смелого маневра нашего но-
вого комполка 27-летнего Петра Ведерникова. Накинув на себя
черную кавказскую бурку, он вскочил на коня и помчался вдоль
цепи белых, держа в откинутой правой руке маузер.
По военной выправке, по одежде он так был похож на офице-
ра, а появление его на улице села было столь неожиданным и
стремительным, что на секунду в рядах противника произошло
замешательство. Этим и воспользовался наш командир. Потрясая
маузером, он на всем скаку громко выкрикивал:
— Приказ полковника Фомина — немедленно отходить.
Белые начали отступать. Партизаны рванулись вперед, навязы-
вая отступающим рукопашную схватку. В ход пошли клинки, при-
клады, штыки. Враг не вынес партизанского натиска и был разбит.
После пятичасового боя мы взяли в плен батальон семеновской
пехоты с двенадцатью офицерами, около сотни казаков. Против-
ник понес большие потери убитыми. Кунгурский бой сыграл зна-
чительную роль в развертывании партизанского движения в рай-
онах Восточного Забайкалья.
...После богдатского боя партизанский отряд Макара Якимова,
быстро передвигаясь от станицы к станице, от волости к волости,
громил белогвардейцев в районах Унды, Талангуя, Борзи, в вер-
ховьях Газимура.
Успешные действия этого отряда подняли боевой дух парти-
зан и оказали благотворное влияние на морально-политическое
состояние населения. Слава о действиях отряда Якимова — лихого
партизанского командира, мастера внезапных атак — гремела по
253
всему Восточному Забайкалью. Белое командование не знало, как
избавиться от Якимова, и решило... переманить его на свою сто-
рону.
В феврале 1920 года сторожевая застава доставила командиру
Якимову пакет от полковника Резухина, у которого в подразде-
лении Якимов во время первой мировой войны служил трубачом.
«Я горжусь тобой, что ты наших генералов разбиваешь, — писал
Резухин. — Мной согласован с бароном Унгерном вопрос о твоем
переходе к нам. Подбери самых лучших ребят 400—500 человек
и лучших командиров эскадронов. Командиры будут произведены
в есаулы, а тебе будет дан чин полковника. Остальную шатию рас-
пусти. Когда будешь переходить, пошли самого лучшего казака,
чтобы не было у нас недоразумений между собой».
Отряд Резухина стоял в то время гарнизоном в Цугольском
дацане (буддийский монастырь).
Получив это письмо, Якимов передал его в агитотдел отряда
для составления ответа. Агитационный отдел в своем ответе ре-
комендовал Резухину, вместе с Семеновым, Унгерном и другими
белогвардейцами, поскорее убраться в Японию, поступить там ра-
ботать рикшами и возить на себе своих хозяев — японских бур-
жуев.
Одновременно с письмом Резухина Якимов получил письмо
командира 5-го партизанского кавалерийского полка Гусевского,
который предлагал объединиться и общими силами разгромить
отряд Резухина. Через три дня партизанские части объединились
под общим командованием Якимова и сосредоточились в поселке
Улятуй, в 50 километрах от Цугола.
27 февраля, в сумерках, отряд в составе трех полков двинул-
ся к дацану, окольными дорогами обошел авангардную часть про-
тивника, стоявшую в селе Верхний Шаранай, и к рассвету 28 фев-
раля достиг назначенного района.
10-й полк сосредоточился на позиции с западной стороны,
5-й — с северной, а 6-й пошел в лоб, отрезая белым пути отступ-
ления на Оловянную, помогая двум сотням своего полка брать
командную высоту, где располагалось сторожевое охранение про-
тивника.
В тот день партизаны взяли в плен 130 белогвардейцев, более
100 человек из них попросились в партизанский отряд. Из плен-
ных сформировали роту, которая до конца гражданской войны
вместе с нами боролась за власть Советов.
С поля боя партизаны подобрали всех раненых семеновцев,
партизанские фельдшеры сделали им перевязку, накормили их и
на подводах отправили на станцию Оловянную с коротким пись-
мом семеновскому командованию: «Направляем ваших раненых
солдат на излечение...»
254
В конце мая 1920 года японские и белогвардейские войска,
действовавшие в Восточном Забайкалье, начали проявлять повы-
шенную активность. Над расположением наших партизанских час-
тей ежедневно стали появляться японские самолеты, которые раз-
брасывали листовки, призывавшие партизан сдавать оружие и рас-
ходиться по домам.
Японцы, готовясь к эвакуации, хотели обеспечить безопасность
движения своих войск. Белогвардейский атаман Семенов чувство-
вал, что с уходом японцев ему не продержаться. Поэтому белое
командование решило, как говорят, принатужиться и, пока их
японские союзники не убрались из Забайкалья, разбить общими
силами партизан.
В начале июня того же года белогвардейцы одновременно по-
вели наступление с низовья Унды на Ундино-Поселье, из Нерчин-
ска на Ундинскую слободу, из Сретенска — на Копунскую стани-
цу, со станции Борзя — на Александровский Завод и по Приар-
гунью — на Нерчинский Завод. На всех направлениях завязывались
упорные бои.
Наш, в котором был я, 6-й кавалерийский партизанский полк
под командованием Ивана Ивановича Баулина вышел из села
Шонкотуй в район Талангуя. Здесь между селами Большой Соктуй
и Тургой мы вместе с 10-м кавалерийским партизанским полком
вступили в бой с белогвардейцами, которые не выдержали наше-
го натиска и отступили к Борзе. Наш полк после этого боя по
приказу партизанского командования пошел в сторону Газимура.
На пути мы встретились с 4-м кавалерийским партизанским пол-
ком под командованием С. И. Толстокулакова. Обе части поступи-
ли под общее командование командира 1-й дивизии М. М. Яки-
мова.
Расположились мы биваком в пади горы Змеевки южнее села
Курунзулай недалеко от Борзинского тракта. Наши наблюдатели
хорошо видели, как по тракту в сторону Александровского Заво-
да двигались семеновские полки: пехотный, состоявший из юнке-
ров, и казачий кавалерийский под командованием белого полков-
ника Малахова. Противник, как мы позднее узнали, имел 8 ору-
дий, 24 пулемета.
Ночью партизанские полки продвинулись к позиции противни-
ка. Нам приказано было не курить, прекратить всякие разговоры,
лошадей поддерживать за уздечки, чтобы не ржали. Мы медлен-
ным шагом двигались к мерцающим огням противника. Было уже
недалеко, когда вдруг ночную темень прорезали вспышки огня и
началась учащенная ружейная стрельба.
Выяснилось, что к биваку противника приблизился вольный та-
бун лошадей. Белая застава приняла его за партизанский кавале-
рийский отряд, открыла по лошадям стрельбу. Через некоторое
255
время, поняв свою ошибку, беляки затихли и как будто успокои-
лись.
А мы, между тем, бросились в атаку. Так начался сильный
бой в районе между селами Шонкотуй и Кутугай.
Наши сотни смяли две цепи противника, заняли небольшую вы-
соту над белогвардейским биваком. Семеновцы, несмотря на
большие потери, упорно контратаковали. Завязалась рукопашная
схватка.
На белом коне появился сам полковник Малахов. Но только
успел он выхватить из ножен шашку, как повалился на землю
вместе с конем, подкошенный партизанскими пулями. Противник
усилил огонь артиллерии и вскоре пошел в атаку нам во фланг.
В этом бою 6-й полк потерял 18 человек убитыми и 29 ране-
ными. Ранен был боевой командир «Золотой сотни» А. Ф. Димов,
значительный урон понес и 4-й партизанский полк.
Не осилив третьей цепи противника и его контратаки с фланга,
мы вынуждены были отойти в сторону Газимура. Сгруппировав
свои силы в селе Красноярово, полк взял направление на Гази-
мурский Завод, где располагались партизанский лазарет и обозы.
Несколько полков семеновской кавалерии под командованием
генерала Артамонова перерезали нам путь. Партизаны повернули
на село Доно, а оттуда — на Нерчинский Завод. Но и здесь на на-
шем пути оказались ждавшие нас белогвардейские части. Тогда
партизанские кавалерийские полки решили дать бой.
Белая конница Артамонова была атакована в районе Доно и
разгромлена. Противник понес большие потери. Госпиталь и обо-
зы из Газимурского Завода мы эвакуировали к Нерчинскому За-
воду, а затем в село Аргунск.
Наш 6-й полк с боями дошел до Аргунска, затем двинулся в
направлении Аргунск — Култума — Богдатские и Шилкинские хреб-
ты. К нашему несчастью, неожиданно в июне выпал большой
снег, продвигаться вперед стало возможно, лишь предварительно
расчищая тропы.
Только исключительная энергия и выдержка командира 2-й ди-
визии П. И. Ведерникова, руководившего почти все время арьер-
гардными боями с наседавшими на нас беляками, стойкость и ге-
роизм рядовых партизан да еще выносливость забайкальских ко-
ней помогли полку выйти из тяжелого положения, сохранив бое-
способность.
Каждый день ведя бои с белогвардейцами, прикрывая тылы,
мы проделали семисоткилометровый путь, прежде чем дошли до
реки Шилки. Погрузку на пароход прикрывал 7-й кавалерийский
партизанский полк. 27 июня 1920 года 6-й полк прибыл в Усть-
Карск.
Это был славный партизанский кавалерийский рейд, один из
многих в героической борьбе за освобождение Забайкалья.
256
В. И. БАЛЯБИН
СЛОВО О ПЕРВОМ ПРЕДСЕДАТЕЛЕ
ЧИТИНСКОГО СОВЕТА
Судили его в 1910 году во Владивостоке. На суде он, сумев
во время ареста уничтожить паспорт, назвался Борисом Глебови-
чем Ждановым. Это имя осталось за ним на всю жизнь. Военно-
полевой суд приговорил Бориса Жданова за покушение на горо-
дового и вооруженное сопротивление к двенадцати годам ка-
торги.
Вот и шагает Борис Жданов к месту отбытия наказания в Гор-
но-Зерентуйскую тюрьму. Шагает, и в черные думы вплетаются
воспоминания о родном городе Людиново, где прошло его дет-
ство и рано познал он труд, работая подручным слесаря в же-
лезнодорожных мастерских. Старшего брата его, Григория, за
революционную деятельность арестовали царские власти и осу-
дили на каторгу в 1903 году, а два года спустя, в декабре 1905-го,
за участие в вооруженном восстании рабочих и семнадцатилетний
Василий угодил на два года в Брянскую тюрьму. Отбыв наказа-
ние, Василий работал слесарем в мастерских города Великие Лу-
ки и вместе с большевиками Фокиным и Павловым принимал уча-
стие в организации подпольной типографии, печатании и распро-
странении среди рабочих революционных листовок. Типографию
эту вскоре обнаружили жандармы. Начались аресты. Спасаясь от
чих, Вася Калинин подался на Дальний Восток.
Освободила его из тюрьмы, после шестилетнего заключения,
февральская революция.
В апреле 1917 года он из Горного Зерентуя прибыл в Читу,
захватив с собой, на память о каторге, ножные кандалы. В городе
Бориса Глебовича ожидали жена и восьмилетний сын Николай.
Евдокия Николаевна прибыла сюда за год до того, сняла комна-
тушку возле Дальнего вокзала и работала в железнодорожных
мастерских. Там же стал работать слесарем и Борис Глебович.
В августе 1917 года состоялись перевыборы Читинского совде-
па, в новый состав которого вошли большевики, рабочие и солда-
ты-фронтовики. Председателем избрали Бориса Жданова. Руково-
димый Борисом Ждановым Совет рабочих и солдатских депутатов
решительно отмежевался от меньшевиков, эсеров и в основу ра-
боты своей положил решения шестого съезда партии большеви-
ков. Первым их делом было создание отрядов Красной гвардии,
ибо на восточной окраине области возникла опасность начала
гражданской войны. В приграничном китайском городке Маньчжу-
рии казачий есаул Семенов приступил к сколачиванию отрядов
257
контрреволюционной белой гвардии, готовился к выступлению с
целью захвата власти в Забайкалье. Семенова активно поддержи-
вали Япония и китайские генералы, снабдили его оружием, бое-
припасами. А у Красной гвардии ни оружия, ни денег, ни опытных
командиров и комиссаров. Все это надо было в спешном порядке
организовать, достать, найти. И находили. В командиры произво-
дили бывших унтер-офицеров, фельдфебелей и революционно
настроенных казачьих вахмистров. Достали и оружие: с помощью
солдат из гарнизонов пригородных сел Антипихи и Песчанки за-
хватили читинский арсенал, где в достатке было винтовок, патро-
нов к ним, артиллерийских снарядов. Были даже пушки, правда,
устаревшего образца.
А белогвардейский атаман Семенов в Маньчжурии не дремал,
вербуя в свою «гвардию» всякий сброд: хунхузов, баргутов, хар-
чен, бежавших за границу офицеров царской армии и прочих от-
щепенцев. О своей готовности действовать Семенов заявил, раз-
громив Маньчжурский Совет рабочих депутатов, перебив депута-
тов. Трупы их бандитский атаман отправил в запломбированном
вагоне в Читу и даже телеграфировал об этола Читинскому Сове-
ту. В телеграмме он угрожал: «Маньчжурские большевики полу-
чили по заслугам, то же салАое ожидает всех вас, если не оставите
Читу добровольно. Семенов».
Так встретили читинские большевики новый, 1918 год. Хорони-
ли убитых двумя днями позднее. Похороны вылились в мощную
демонстрацию протеста против контрреволюционного произвола,
в призыв к укреплению обороны.
Февраль ознаменовался тем, что белые банды атамана Семе-
нова перешли границу и, преодолевая сопротивление малочислен-
ных отрядов Красной гвардии Сергея Лазо, продвинулись до стан-
ции Борзя.
Гражданская война в Забайкалье началась.
Но февраль принес и радостную весть: в Совет поступило те-
леграфное сообщение, что в городе Гомеле казаки 1-й Забай-
кальской дивизии совершили переворот, арестовали генералов и-
офицеров, передали их Гомельскому совдепу. В полках и сотнях
поставили выборных командиров, командовать дивизией поручи-
ли выборной тройке, в которую выбрали прапорщиков-большеви-
ков Фрола Балябина, Георгия Богомягкова и беспартийного вах-
мистра Янькова. Далее сообщалось, что казаки этой дивизии за-
явили о своей преданности революции, Советской власти и эше-
лоны их двинулись в родное Забайкалье.
По этому случаю на привокзальной площади Чита-1 состоялся
многолюдный митинг. Сообщение Бориса Глебовича и текст про-
читанной им телеграммы были встречены радостным гулом, кри-
ками «ура», и тут же было решено послать казакам революцион-
ной Забайкальской дивизии приветственную телеграмму.
258
А вскоре в Читу прибыл с Кавказского фронта, также приняв-
ший сторону революции, 2-й Читинский казачий полк под коман-
дой выборного командира прапорщика-большевика Якова Жига-
лина. Он сразу же установил связь с большевиками Читы-1, и
16 февраля при помощи казаков этого полка был свергнут мень-
шевистско-эсеровский Народный Совет. А через несколько дней,
на 2-м съезде Советов Забайкалья, была объявлена в области Со-
ветская власть. Начали создаваться органы этой власти — Советы
рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
В марте того же года был созван 3-й съезд Советов Читинской
области. На этом съезде было упразднено казачье звание Забай-
кальского войска, аннулированы все сословные учреждения и ве-
домства. Был создан областной Совет рабочих, солдатских и кре-
стьянских депутатов, председателем которого стал Иван Афана-
сьевич Бутин, председателем совнаркома Николай Матвеев, воен-
ным наркомом Дмитрий Шилов, наркомом юстиции Борис Жда-
нов, перед которым предстали такие трудности, каких он себе
и представить не мог: из всего областного ведомства судейских и
прочих работников юстиции работать при новой власти согласил-
ся... один человек — мировой судья Бахирев!
Такое же положение создавалось и во всех других учреждени-
ях. Это был организованный саботаж служащих города, почти по-
головно отказавшихся работать на Советскую власть.
На вражью вылазку большевики Забайкалья ответили ясно и
решительно. Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов
постановил: арестовать организаторов саботажа и предать их суду
военного трибунала, организацию которого возложить на Бориса
Жданова — наркома юстиции; наложить на фабрикантов, крупных
купцов и прочую читинскую буржуазию контрибуцию в три с по-
ловиной миллиона рублей.
А положение на фронте ухудшилось: Семенов усилил свою
армию. У него уже было два хорошо вооруженных пехотных пол-
ка. В захваченных им станицах он сумел мобилизовать казаков
шести возрастов, создал из них четыре кавалерийских полка, кон-
ные батареи, пулеметные команды. Кроме того, к нему на по-
мощь двинулись с востока эшелоны японской пехоты из десанта,
что в начале апреля высадился во Владивостоке.
Под напором этих сил героические, но малочисленные отряды
Красной гвардии Сергея Лазо отступали и, чтобы оторваться от
вражьих сил, взорвали железнодорожный мост на Ононе. Положе-
ние создалось критическое. В этот поистине грозный момент со-
ветские партийные руководители объявили осадное положение в
Чите и на Забайкальской железной дороге. Был создан военно-
революционный штаб под председательством Дмитрия Шилова и
членов Ивана Бутина, Николая Матвеева.
Это был единственно правильный выход из создавшегося поло-
259
жения: военно-революционный штаб, принявший на себя всю-
полноту военной и гражданской власти, сумел мобилизовать тру-
довое население Забайкалья, поднять его на борьбу с контррево-
люцией. За короткий срок забайкальские станицы и волости вы-
ставили против Семенова свыше семи тысяч вооруженных бойцов
(рассказывал об этом в своих воспоминаниях Дмитрий Шилов), в
том числе более пяти тысяч казачьей кавалерии. В ответ на при-
зывы штаба на помощь Забайкальской Красной гвардии прибыли
отряды рабочих Черемхово, Ачинска, Красноярска, Канска, Омска
и других областей Сибири, а также интернациональный револю-
ционный отряд бывших военнопленных мадьяр. Тысячный отряд
моряков привел с Дальнего Востока Владимир Бородавкин. С гер-
манского фронта прибыл преданный революции 1-й Аргунский ка-
зачий полк. Таким образом, в конце мая Сергей Лазо стал уже не
командиром рабочих отрядов Красной гвардии, а командующим
Забайкальским фронтом, назначенным на этот пост Центросиби-
рью. Его заместителем — Фрол Балябин, комиссаром фронта —
Георгий Богомягков, начальником штаба — Рускис. Был создан во-
енно-полевой штаб, в который кроме Лазо, Балябина, Богомягко-
ва входили М. И. Губельман и В. И. Радыгин.
Положение было спасено: советские войска, полуподковой ох-
ватив противника (от Аргуни на востоке и до монгольской грани-
цы на юге), перешли в наступление. Разгромленные ими семенов-
ские банды бежали в Китай. Жизнь в Чите и области вошла в нор-
мальную колею.
Но вскоре новая беда нависла над Забайкальем. С запада по
железной дороге двигались на Дальний Восток части корпуса мя-
тежных чехословаков. Против них был создан Прибайкальский
фронт под командой С. Лазо. Командовать Забайкальским фрон-
том, который стал называться Даурским, был назначен Балябин.
Дмитрий Шилов вспоминает: «26 июля советские войска на
Прибайкальском фронте во главе с героическими курсантами Ин-
нокентия Сибирякова, поддержанные читинским бронепоездом,
которым командовал Путятин, под общим командованием Хлеб-
никова, перешли в наступление и в штыковом бою опрокинули че-
хов и белых, погнали их на запад, к станции Мурино. Но увлек-
шись преследованием противника, наши части оторвались от сво-
его тыла и попали в западню. Выйдя в жесточайших боях из окру-
жения, они 7 августа с очень большими потерями отступили к
Танхою. 90 процентов героев-курсантов погибло в этих боях».
К 20-м числам августа Прибайкальский фронт перестал суще-
ствовать. Под командой Лазо осталось всего лишь четыреста его
отважных бойцов. И все-таки с этой горсткой героев ему удава-
лось, взрывая за собой железнодорожные мосты, вступать на
каждом выгодном рубеже в бой с передовыми отрядами бело-
чехов и отражать их атаки. Таким образом и с маленьким отрядом
260
сумел Сергей Георгиевич на несколько дней задержать продви-
жение чехословаков. Благодаря этому руководители советского
Забайкалья успешно справились с эвакуацией из Читы раненых:
бойцов, госпиталей и всего, что подлежало эвакуации. Остатки
Читинского гарнизона и обоих фронтов — Прибайкальского и Да-
урского — отступили на восток до станции Урульга.
В Урульге была проведена конференция руководящих партий-
ных и советских работников. В ней принимал участие и Борис
Глебович Жданов. На этой конференции решили: борьбу с белы-
ми организованным фронтом прекратить, остатки армии распус-
тить, руководителям революционного Забайкалья уйти в под-
полье, готовить силы к новой борьбе.
Конференция избрала военно-революционный комитет, в ко-
торый вошли С. Лазо, Ф. Балябин, Г. Богомягков, Д. Шилов,
Н. Матвеев в качестве последнего органа Советской власти на
время движения эшелонов.
Сразу же после конференции эшелоны отступающих револю-
ционеров двинулись на восток. Со станции Большой Невер ушли
в тайгу С. Лазо, Ф. Балябин, Г. Богомягков и с ними несколько
работников фронтовых штабов. Все они зазимовали на речке
Тынде (где теперь знаменитый город Тында, а в те времена был
постоялый двор да штук пять избушек охотников). Борис Жданов
пробрался в Благовещенск, где влился в подпольную организацию
амурских большевиков, работал с ними по созданию партизанских
отрядов.
Зимовка на Тынде у Сергея Лазо, Фрола Балябина и их спод-
вижников была удачной: жили они в зимовье, наладили связь с
подпольным комитетом читинских большевиков и железнодорож-
никами Большого Невера.
Осенью 1918 года решили выходить из тайги, поднимать народ
на восстание против контрреволюции. Начали расходиться и ос-
тальные зимовщики. Первым ушел в Забайкальскую тайгу Иван
Швецов с группой товарищей. Следом за ними отправился Степан
Киргизов, которому удалось добраться до Алтагачанской лесной
коммуны и до конца гражданской войны воевать в качестве на-
чальника штаба фронта красных партизан Восточного Забайкалья.
Фрол и Семен Балябины, Г. П. Богомягков и братья Кирилло-
вы, Иван и Василий, решили пробираться в Забайкалье по китай-
ской стороне Приаргунья, С. Г. Лазо отправился на Дальний Вос-
ток.
Бориса Жданова судьба забросила из Благовещенска в Хаба-
ровск. Летом 1919 года там был создан подпольный исполнитель-
ный комитет партизанских отрядов Хабаровского района, предсе-
дателем которого был сначала Яков Луненко, а затем Б. Жданов.
Проникший в среду подпольщиков провокатор Розенблат выдал
белогвардейской охранке местонахождение большевистского ко-
261
ллитета. В октябре 1919 года Бориса Глебовича и шестерых чле-
нов комитета белые каратели арестовали, а в ноябре военно-по-
левой суд приговорил Б. Г. Жданова и его соратников к расстрелу.
В ожидании казни их содержали в печально-известном «вагоне
смерти», находившемся на окраине города. «Вагон смерти» — это
тюрьма на колесах, построенная еще до революции для перевоз-
ки заключенных, в том числе осужденных на каторгу. Вагон был
разделен на камеры, отгороженные массивной стальной решет-
кой, образующей коридор вдоль всего вагона. В каждой каме-
ре — железная дверь, закрытая массивным замком, раскладные
нары и маленькое оконце под потолком, забранное толстой же-
лезной решеткой. Таких камер в вагоне пять, в каждой по 12 уз-
ников. Кажется, тюремщики все предусмотрели, чтобы не допус-
тить побега заключенных, и все же Жданов организовал побег.
Борис Глебович обломком скобы от водопроводной трубы,
каким-то чудом попавшим в камеру, в течение нескольких ночей
•сумел отвинтить оконную решетку и через окно выпрыгнул из ва-
гона в снег. Следом за ним выпрыгнули еще шестеро его товари-
щей.
Ночь во время побега была вьюжная, крутила, завывала ме-
тель. Такая погода способствовала побегу, но беда была в том,
что в камере они находились без обуви и верхней одежды, в од-
ччом белье. В таком виде полуобмороженный Борис Глебович (ос-
тальных метель раскидала в разные стороны) добрался до рабо-
чей окраины города, окоченевшей рукой постучал в окно первого
попавшегося домишка.
Его услыхали, пустили в дом, хозяином которого, к счастью,
^оказался знакомый Борису большевик-подпольщик Герасим Гна-
тенко. Узнав Жданова, он и его жена Дора Федоровна принялись
оттирать ему снегом обмороженные руки и ноги, затем переоде-
ли в чистое белье, заставили выпить стакан китайской водки —
;ханжи и, не донимая расспросами, уложили спать.
Утром, когда Борис Глебович, веря и не веря в свое спасение,
проснулся, хозяин сообщил ему, что уже переговорил с товари-
щами по подполью и решено переправить беглеца подальше от
города — в таежную деревушку Тунгузку, где у них надежные лю-
ди, партизаны.
В Тунгузке местные жители приняли Жданова как родного,
ухаживали за ним, лечили травами, обмороженные пальцы и уши
смазывали медвежьим и гусиным жиром. Оправившись от болез-
ни, Борис Глебович подался к партизанам — в отряд Алексея
Кочнева.
В феврале 1920 года партизаны с боем заняли Хабаровск. На
городском собрании большевиков был создан временный коми-
тет РКП(б), председателем которого стал Борис Жданов, а неделю
-262
спустя его избрали председателем Хабаровского Совета рабочих,,
солдатских и крестьянских депутатов.
4—5 апреля 1920 года японцы организовали провокационное-
нападение на партизан в городах Приморской области. Револю-
ционные войска и партизаны оставили Хабаровск, отступили на ле-
вый берег Амура, образовав так называемый Хабаровский фронт.
Командированный штабом фронта на съезд трудящихся Амур-
ской области в Благовещенск, Борис Глебович выступил с докла-
дом о положении в Хабаровске. На этом съезде был создан во-
енно-революционный комитет, членом которого избрали и Бориса
Жданова.
К тому времени вся Амурская область была полностью осво-
бождена от интервентов и белогвардейцев, но в Забайкалье все
еще продолжалась война. Здесь положение создалось весьма
сложное: обширная территория Западного Забайкалья, от Байка-
ла до горных отрогов Яблонового хребта, полностью освобожде-
на от белогвардейцев и, так же как Амурская область, стала час-
тью образованной в этом году ДВР с центром в городе Верхне-
удинске. А Центральное и Восточное Забайкалье, от Яблонового
хребта и до границы с Амурской областью, оставалось еще под
властью атамана Семенова. Образовалась так называемая «Чи-
тинская пробка».
В июле 1920 года Жданов вернулся из поездки по фронту, и-
его вызвали к руководителю Амурского обкома РКП(б) М. Три-
лиссеру.
Трилиссер встретил Бориса Глебовича весьма приветливо. Жда-
нов коротко рассказал о положении на фронте, о настроениях
среди партизан и бойцов НРА, посетовал на острый недостаток-
командиров и политработников.
— Знаю, Борис Глебович, — покачал головой Трилиссер,—
но тут у нас кое-что ожидается. Правительство ДВР выделило нам
полсотни опытных командиров и политработников, они уже вы-
шли со станции Могзон, повел их, тайгой в обход Читы, Яков Жи-
галин, член военного совета НРА, бывший прапорщик, из казаков.
Вчера пришло письмо от полковника Бурова, бывшего начальника-
штаба 1-й Сибирской стрелковой дивизии в армии Колчака, спе-
циалиста большого размаха, полковника Бондарева — командира
той же дивизии полковников Зуева и Остроумова, также зани-
мавших большие посты в армии Колчака, с просьбой принять их
для личного разговора. Намерение этих полковников: просить
разрешения вернуться на родину или, если /лы согласимся, посту-
пить к нам на службу; об этом их желании нам сообщили харбин-
ские товарищи-большевики.
Встреча с колчаковскими полковниками состоялась в тот же
день в Амурском обкоме РКП(б). После знакомства с ними было
решено принять их на службу в штаб НРА. Б. Г. Жданову обком
26Х
поручил отправиться вместе с этими полковниками, имея паспорт
на имя коммерсанта Морозова, в Харбин. Там связаться с комите-
том местных большевиков и с их помощью устроить полковни-
ков, вместе с семьями, на пароход, который доставит их в Благо-
вещенск.
Время подтвердило правильность решения Амурского обкома
в отношении бывших колчаковских полковников, они оправдали
доверие, работой своей оказали большую услугу правительству
Дальневосточной республики и Народно-революционной армии.
В конце августа 1920 года Жданова опять вызвал к себе Три-
лиссер. Борис Глебович направлялся в Забайкалье.
По прибытии в город Нерчинск Жданов выявил и собрал во-
едино преданных делу революции забайкальцев, создал крепкую
партийную организацию. За короткий срок в станицах и селах бы-
ли организованы волостные, сельские ревкомы; избраны делегаты
на съезд трудящихся Восточного Забайкалья, который состоялся
в Нерчинске в сентябре 1920 года. Впервые за всю свою жизнь
участвовали в съезде представители крестьян казачьей бедноты и
партизанских отрядов. Мало среди делегатов было грамотных,
большинство из них и в город-то приехали впервые, поэтому все
им тут было в диковинку.
Съезд состоялся 15—23 сентября 1920 года, на нем был избран
новый орган власти — областной народно-революционный комитет
Восточного Забайкалья, утверждена программа его деятельности.
Председателем облнарревкома избрали Бориса Глебовича Жда-
нова, его заместителем — Андрея Иннокентьевича Блинникова.
Областным центром стал город Нерчинск. В декабре 1920 года,
после того как вся территория Забайкалья была полностью осво-
бождена от интервентов и белогвардейщины, облнарревком пе-
реехал в Читу.
В 1921 году Дальбюро ЦК РКП(б) разрешило Борису Глебови-
чу переехать в Москву.
В 1922—1924 годах он учился на курсах марксизма-ленинизма
в Москве при Коммунистической академии. Затем много лет ра-
ботал в отделе агитации и пропаганды ЦК партии, на профсоюз-
ной, партийной работе, вплоть до июля 1941 года. До июля пото-
му, что единственный сын его погиб в первый же день войны, а
в июле Борис Глебович сам пошел на фронт добровольцем.
Умер Борис Глебович в августе 1980 года девяноста двух лет
от рождения.
264
Б. Н. ВАМПИЛОВ, Г. М. КАРНАУХОВ
КАРА БЫЛА НЕИЗБЕЖНА
Барон Унгерн фон Штернберг родился в 1886 году в Эстонии
в семье прибалтийских баронов, наживших огромное состояние
морским разбоем и эксплуатацией своих крестьян.
Предки барона еще в XII веке были воинами-монахами Тев-
тонского ордена, огнем и мечом насаждали христианство среди
литовцев, эстов, латышей. Один из Унгернов участвовал в крес-
товом походе короля Ричарда Львиное Сердце в Иерусалим. Дру-
гой был рыцарем-разбойником, искавшим добычи на больших до-
рогах. Третий предок прославился как ловкий и жестокий морской
пират.
Потомки этих «джентльменов удачи» стали русскими поддан-
ными, прислуживали при царском дворе, даже перешли в право-
славие. Но при всем этом остались по существу теми же кичливы-
ми и жестокими тевтонами, как их предки.
Барон Роман Федотович Унгерн фон Штернберг в 1908 году
окончил Павловское военное училище и был назначен для служ-
бы в Забайкальском казачьем войске. Участвовал в первой миро-
вой войне. Каким он был офицером и человеком? Вот какую
«блестящую» характеристику дал ему тогдашний командир его
полка.
«Есаул барон Унгерн Штернберг в нравственном отношении
имеет порок — постоянное пьянство. И в состоянии опьянения
способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира, за
что и был отчислен в резерв чинов...»
Как видно, это не подействовало. Вскоре барон совершил ка-
кое-то уголовное преступление, за что был осужден на три года
тюремного наказания. Освобожден из тюрьмы после февраль-
ской революции 1917 года.
В августе 1917 года Керенский направил барона Унгерна фон
Штернберга вместе с атаманом Семеновым в Забайкалье для
формирования воинских частей.
Здесь, в Забайкалье, садистская фантазия барона Унгерна под-
сказала ему бредовую мысль создать «орден монахов-буддистов»
для борьбы с коммунистами.
«...Зверски уничтожая коммунистов, партизан, советских слу-
жащих, еврейское население вместе с женщинами и детьми,
Унгерн удостоился от атамана Семенова чина генерал-лейтенанта
и стал начальником конной азиатской дивизии в его армии в За-
байкалье» (1).
«Барон Унгерн, — писала газета «Голос Родины», — один из
самых жестоких людей, который когда-либо распоряжался людь-
11 За советский ДВ	265
ми. Его борьба с большевиками велась с жестокостью Чингисха-
на. Тысячи людей были расстреляны по его приказанию. Он по-
ходил на дикого зверя, бесновавшегося в клетке» (2).
Начиная с декабря 1917 года во главе конной дивизии Унгерн
вел непрерывную борьбу с Советской властью. После изгнания
японцев из Забайкалья Унгерн двинул свою «конно-азиатскую»
дивизию (ядро ее составляли восемь сотен забайкальских и орен-
бургских казаков) в Монголию. Там в результате вспыхнувшей
гражданской войны зашаталось царствие богдо-Джебзун-Дамба-
Хутухта-хана. «Святой» Хутухта, называвшийся «живым богом»,
осуществлявший одновременно духовную и светскую власть, бып
заключен под домашний арест, и династия была близка к полно-
му падению, а местные князья и духовенство под диктовку япон-
ских милитаристов призвали на помощь белогвардейцев.
Зная обстановку в Монголии, барон Унгерн, играя на нацио-
нальных чувствах монгольского народа, выдвинул лозунг «осво-
бождения» страны и восстановления ее автономии. Он сумел воз-
действовать на богдо-гэгэна, которого насильно привез в свой
штаб, и заручился его поддержкой.
Однажды этот «живой бог» предсказал ему: «Ты не умрешь.
Ты будешь воплощен в высшем существе. Помни это, воплощен-
ный бог войны, хан Великой Монголии!» Это «пророчество» послу-
жило ламам основанием для «обожествления» Унгерна. Он был
объявлен земным воплощением бога Махакалы (войны и разру-
шений), почитающегося ламаистами в качестве хранителя рели-
гии Будды.
Все это делалось для того, чтобы объяснить «подвиги» Унгерна
велениями высших богов. Богдо-гэгэн выдал ему особую грамоту,
в которой восхвалялась деятельность Унгерна, а зверства его и
преступления объявлялись проявлениями божественной воли.
Вот краткая выдержка из этой грамоты: «По высоким заслугам
награждается русский генерал барон Роман Унгерн фон Штерн-
берг потомственным великим князем Даржан-Хошей Цин-вана в
степени хана. Ему предоставляется право иметь палантин зеленого
цвета, красновато-желтую курму, желтые поводья и трехочковое
павлинье перо с присвоением звания «Дающий развитие государ-
ству великий герой» (3).
В начале февраля 1921 года Унгерн захватил столицу Монго-
лии — Ургу (ныне Улан-Батор), изгнал из города отряд китайско-
го наместника и фактически стал диктатором в стране. Японские
империалисты стремились руками Унгерна не только захватить
Монголию, но и превратить ее в базу для нападения на погранич-
ные районы Советской России. Находясь в Урге, барон налажива-
ет связь с монархистами Монголии, Тибета, Китая. Он собирает
семеновцев и колчаковцев, истых белогвардейцев, обосновавших-
ся у русско-китайско-монгольской границы. Пишет письма, воз-
266
звания, манифесты. Унгерн не раз клялся в своей бескорыстной
преданности идее монархизма, готовности бороться до послед-
ней капли крови за восстановление поверженных царских тронов
в любой стране. Он дышит непримиримой ненавистью к револю-
ции и заявляет, что считает своим «долгом честного воина» унич-
тожать революционеров, к какой бы нации, к какому бы государ-
ству они ни принадлежали.
Восстановление «срединной империи» во главе с представите-
лем низвергнутой после революции маньчжурской династии —
одна из крупных задач, которые ставил перед собой Унгерн. Для
ее разрешения он вступает в оживленные отношения со всеми
представителями монголо-китайской реакции, монархистским от-
ребьем, сохранившимся на окраинах бывшей царской России, ста-
раясь привлечь их на свою сторону, предлагая себя со своим вой-
ском в услужение, пытаясь поразить их воображение «величием»
предпринятого дела, «предначертанного самим небом».
«Как только мне удастся дать сильный и решительный толчок
всем отрядам и лицам, мечтающим о борьбе с коммунистами, —
писал он, — и когда я увижу планомерность поднятого в России
выступления, а во главе движения — преданных и честных людей,
.я перенесу свои действия на /Лонголию и союзные с ней области
для окончательного восстановления династии чинов, в чем я вижу
меры борьбы с мировой революцией» (4).
Особенно жестокой была расправа Унгерна с теми, кого он
считал своими политическими противниками. «Заняв Ургу, — пи-
шет Д. Батоев, — Унгерн дал право своим солдатам в течение
трех дней безнаказанно убивать всех евреев, «подозрительных»
русских и бурят. Среди убитых унгерновцами были и члены ре-
волюционного комитета русских граждан в Урге: Кучеренко, Гем-
баржевский и другие, а также врач Цыбиктаров. Палачи придума-
ли им страшную казнь: они были четвертованы...» (5).
Вождь монгольского народа Сухэ-Батор сказал об этих заме-
чательных людях: «Они сделали так много для аратской револю-
ции, отдали за нее жизнь. Больно сознавать, что никогда больше
не увидишь добродушной улыбки Кучеренко, горячих глаз Гем-
баржевского, не пожмешь тонкую смуглую руку Цыбиктарова.
Осталось чувство безграничной любви и уважения к бесстрашным
сынам русского народа. Память о них сохранится навсегда».
На суде над семеновцами в 1946 году подсудимый Власьев-
ский говорил, что Унгерн был очень жесток. Не щадил ни жен-
щин, ни детей. По его приказанию уничтожалось население целых
деревень. И сам он лично с наслаждением расстреливал обречен-
ных на смерть.
Зверства барона Унгерна — этого полусумасшедшего садиста,
любившего лично принимать участие в пытках и казнях, казались
омерзительными даже его собутыльникам. Так, один из офице-
11 *
267
ров его банды вспоминал: «С наступлением темноты кругом на
сопках только и слышен был жуткий вой волков и одичавших
псов. Волки были настолько наглы, что в дни, когда не было рас-
стрелов, а значит, и пищи для них, они забегали в район казарм...
На эти сопки, где всюду валялись кости, черепа, скелеты и гни-
ющие части обглоданных волками тел, и любил ездить для отдыха
барон Унгерн».
В мае 1921 года белобандитские формирования, возглавляе-
мые бароном Унгерном, вторглись на советскую территорию в
районе Троицкосавска (Кяхта). В состав подчиненных Унгерну
войск, кроме 1-й конно-азиатской дивизии, вошли 2-я конно-азиат-
ская бригада под командованием генерала Резухина, отдельная
кавалерийская бригада полковника Казагранди, отряд Казанцева,
сводный русско-инородческий отряд есаула Кайгородова, отдель-
ные русско-бурятские отряды Дугара Тайхаева. Здесь барон Ун-
герн сосредоточил в общей сложности 10 630 сабель, 200 штыков»
35 пулеметов, 14 орудий.
Народно-революционная армия ДВР и монгольские революци-
онные силы нуждались в помощи и поддержке РСФСР. Штаб 5-й
Краснознаменной армии сформировал для разгрома Унгерна Осо-
бый экспедиционный корпус под командованием К. А. Неймана
(которого в августе 1921 года заменил командующий 26-й дивизи-
ей Я. П. Галиг).
В состав этого корпуса вошли прославленная в боях 35-я ди-
визия, 5-я кавалерийская дивизия, конные партизанские отряды
П. Е. Щетинкина, 35-й кавалерийский полк, которым командовал
К. К. Рокоссовский.
В состав экспедиционных красных войск вошли также 2-я
Сретенская кавбригада армии ДВР, которой командовал П. Ф. За-
лепинин, имевшая в своем составе 700 сабель, 24 пулемета, 2 ору-
дия, и приданный ей пограничный батальон в составе около 500
штыков (6).
Главком ДВР В. К. Блюхер придал этим войскам 1-ю Троицко-
савскую кавалерийскую бригаду.
В Прибайкалье в помощь 2-й Сретенской кавалерийской брига-
де были сформированы коммунистические партизанские отряды
под командованием Е. Лебедева. Эти части были дислоцированы
в районе Троицкосавска и находились в оперативном подчинении
командования Красной Армии.
Народно-революционная армия Монголии под командованием
Сухэ-Батора и Чойбалсана также сформировала для борьбы про-
тив Унгерна несколько полков, которые координировали свои дей-
ствия с командованием Красной Армии.
Объединенными усилиями частей Красной Армии и монголь-
ских революционных войск в районе Троицкосавского плацдарма
был нанесен удар по войскам Унгерна. Он вынужден был отсту-
268
пать в район Селенгинска и Гусино-Озерского дацана. Здесь ему
был также нанесен сильный удар, и он убрался на территорию
Монголии, где присоединился к сильно потрепанным в боях час-
тям генерала Резухина.
16 июля 1921 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло специальное
постановление об окончательном разгроме Унгерна, оказании по-
мощи революционному народу Монголии. В решении Политбюро
подчеркивалась необходимость соблюдать принцип «самоопреде-
ления и национального освобождения Монголии, действовать в
полном согласии и контакте с нарревпартией и совместно с крас-
ными монгольскими властями, с особым вниманием относиться к
нравам, быту и взглядам монгольских масс, ни в чем не оскорб-
лять ни их национального чувства, ни их религии и суеверий» (7).
Примером совместной борьбы против Унгерна советских и
монгольских революционных войск явились боевые операции
монгольских отрядов под командованием Чойбалсана и красных
партизан под командованием П. Е. Щетинкина.
В соответствии с планом разгрома белогвардейцев, принятым
командованием советских и монгольских войск, Чойбалсан сосре-
доточил свои силы у Желтуринского караула, куда подошли и от-
ряды красных партизан под командованием П. Е. Щетинкина.
П. Е. Щетинкин и Чойбалсан двинули свои войска на запад,
вслед за отступающими дивизией Резухина и конной бригадой
Казагранди, состоящей из русских белогвардейцев и бурятских на-
ционалистов.
Войска М. Е. Щетинина и Чойбалсана остановились в районе
Селенги, ведя среди населения революционную пропаганду. Сим-
патии большинства аратов были на стороне народной власти. Они
всеми силами старались помочь делу освобождения родины. Поч-
ти ежедневно к П. Е. Щетинкину и Чойбалсану приезжали и при-
ходили араты, сообщавшие, где спрятан заготовленный Казагран-
ди скот и сколько унгернских солдат охраняют его. В результа-
те этого народоармейцам удалось получить для армии значи-
тельное число лошадей и крупного рогатого скота.
Заслуги П. Е. Щетинкина в боях за освобождение Монголии
были впоследствии высоко оценены правительством Монгольской
Народной Республики. Ему было присвоено гордое звание «Же-
лезный командир-богатырь».
После занятия Урги, образования Монгольского народного
правительства советско-монгольские войска повели последнее на-
ступление на остатки войск барона Унгерна.
В хошуне Ахай-гуна, в местности Дух-Нарсу, советско-монголь-
ским войскам удалось настигнуть объединенные отряды Унгерна
и Резухина и окружить их. Бой продолжался несколько дней. На
этот раз Унгерну удалось бежать. Воспользовавшись непогодой и
темнотой, Унгерн через небольшой проход, образовавшийся в се-
269
веро-западном крыле советско-монгольских войск, провел свой
отряд на территорию Советской России.
Части Красной Армии продолжали преследовать Унгерна на
советской территории, а отряды Монгольской народной армии за-
нялись ликвидацией разрозненных белогвардейских банд в за-
падной части Монголии.
Как затравленный зверь Унгерн решился на последний отча-
янный рывок — проник на советскую территорию и направился по
долине реки Джиды к железнодорожной станции Мысовой, гро-
мя и сжигая встречающиеся на своем пути села. Но дойти до Мы-
совой ему не удалось. В районе Гусиного озера его настигли от-
ряд П. Е. Щетинкина и 35-й кавалерийский полк Красной Армии,
которым командовал К. К. Рокоссовский. Улучив момент, барон с
остатками своих войск вновь бежал в Монголию, но здесь его
встретили монгольские партизаны. Сильно потрепанные, демо-
рализованные непрерывными поражениями и отступлениями, ун-
герновцы выражали недовольство своими начальниками. Понимая
бесплодность дальнейшей борьбы, белогвардейцы поодиночке и
группами убегали из отряда Унгерна, создавая небольшие разбой-
ничьи шайки. Солдаты, ненавидевшие генерала Резухина за его
страшную жестокость, сами убили его.
Отряд Чойбалсана успешно ликвидировал остатки белогвар-
дейских банд. В Цэцэрлике, Таряты и во многих других местах
для борьбы с белобандитами создавались аратские партизанские
отряды. Части унгерновской армии, во главе которых стояли мон-
гольские князья и ламы, добровольно переходили на сторону На-
родной армии. Так, к отряду Чойбалсана присоединились части
Джалнанза хутухты, Хаган-Батора Максаржаба и другие.
Переход на сторону Народного правительства отряда Хатан-
Батора, стоявшего в Улясуттае, сыграл большую роль в ликвида-
ции остатков белогвардейцев. Он отрезал Унгерна от белогвар-
дейских банд, находившихся в Западной Монголии.
Вскоре были ликвидированы части генерала Бакича, а сам ге-
нерал взят в плен. Разбитые отряды Казагранди бежали в Китай.
В это же время из красноармейцев 35-й стрелковой дивизии и
5-й Кубанской кавалерийской дивизии под командованием
К. К. Рокоссовского был сформирован хорошо вооруженный свод-
ный отряд — около 200 конных и 500 пеших бойцов. Часть бойцов
удалось посадить на подводы. С этим достаточно подвижным от-
рядом К. К. Рокоссовский выступил через хребет Хамар-дабан на-
встречу врагу.
Воины Рокоссовского отогнали от станции Мысовой унгернов-
цев. Тогда Унгерн повернул к Ново-Селенгинскому и Верхнеудин-
ску. Однако Рокоссовский успел прикрыть Верхнеудинск с юга.
Понеся поражение в боях 5—6 августа от войск красного экспе-
диционного корпуса, срочно возвратившихся из Монголии, Унгерн,
270
вырвавшись из кольца советских частей, вновь бежал на юг.
Главарь контрреволюции, садист и убийца барон Унгерн фон
Штернберг был схвачен 22 августа 1921 года войсками 35-го ка-
валерийского полка под командованием К. К. Рокоссовского и
партизанами П. Е. Щетинкина.
Вот как показал во время следствия сам Унгерн о своем пле-
нении: «Я лежал в своей палатке ночью. Ничего не знал еще про
Резухина. Вдруг стрельба. Уже было темно. Я выскочил. Кто-то
еще крикнул: «Ваше превосходительство, берегитесь!» А я думал,
что это красный разъезд. Побежал к монголам и сказал, чтобь?
они собрали человек двадцать. Они вернулись и коня привели
мне. Я сел и поехал. А войска уже не было на старом месте. Это
мне показалось очень подозрительным... Ночью это было, слышу,
стали кричать: стреляй, стреляй. Начали стрелять. Я думал, опять
разъезд. Проехал мимо. Чувствую, пули все около меня. Тогда
понял, в чем дело, и поехал к монголам. Но в ночной темноте я
проскочил. Они огней не держали. В это время стало рассветать,
я поехал к ним, а они уже ушли тоже на запад. Я подъехал к кня-
зю и говорю, что войско плохое. Он говорит, что русские вообще
все плохой народ. Надо на запад уходить. Я завернул это войско
и проехал версты три. Разговаривали, потом вдруг схватили меня
за руки и свалили с коня... Меня взял 35-й полк, передали Щетин-
кину» (8).
26 августа 1921 года В. И. Ленин направил в Политбюро ЦК
РКП(б) предложение о предании суду барона Унгерна следующе-
го содержания (9):
«Советую обратить на это дело большое внимание, добиться
проверки солидности обвинения и в случае, если доказанность
полнейшая, в чем, по-видимому, нельзя сомневаться, то устано-
вить публичный суд, проведя его с максимальной скоростью, и
расстрелять. В. И. Ленин».
15 сентября 1921 года приговором Чрезвычайного революци-
онного трибунала Сибири барон Унгерн был приговорен к рас-
стрелу (10). В тот же день приговор был приведен в исполнение
в Новониколаевске (теперь Новосибирск).
Примечания: 1. Кислов А. Н. Разгром Унгерна, — М. 1964. 2. Газ. «Голос
Родины». 1921. 23 марта. 3. Ярославский Е. Барон Роман Унгерн фон
Штернберг. — Петроград, 1922. 4. «Вестник ПКИД». 1921. № 9—10.
5. Байкал. 1977. № 6. С. 130—131. 6. Кислов А. А. Разгром Унгерна. -
М., 1964. С. 31. 7. ЦПА НМЛ, ф. 372, on. 1, ед. хр. 65, л. 260. 8. Ярос-
лавский Е. М. Барон Роман Унгерн фон Штернберг. — Петроград, 1922.
С. 15—16. 9. Ленин В. И. ПСС. Изд. 5-е. Т. 44. С. 110. 10. Газ, «Совет-
ская Сибирь». 1921. 20 сект.
271
Ф. К. ПИЛЬНОВ
УЧАСТИЕ ТРУДЯЩИХСЯ
АМГУНО-КЕРБИНСКОГО РАЙОНА
В БОРЬБЕ ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ
в 1918—1920 годах
9 сентября 1918 года японские интервенты высадили в Нико-
лаевске-на-Амуре десант, положив начало оккупации низовьев
Амура. Под покровительством интервентов установилась зем-
ская власть, отменившая все декреты Советской власти.
Начались облавы, аресты коммунистов, красногвардейцев и
советских работников.
Основательному разгрому подверглась городская больше-
вистская организация. Сразу же были арестованы: руководитель
военной секции Николаевского Совета Кузнецов И. В., руководи-
тель отряда Красной гвардии комиссар Слепов Н. В., его замес-
титель Бебенин Л. П., бывший горный комиссар Николаевского
округа Будрин И. А., большевик Чибисов Н. Ф. и ряд других то-
варищей, входивших в местную большевистскую организацию.
Новые «властители» решили использовать часть политических
заключенных на разных работах в городе. Довольно большой
группе арестованных, переданных в этих же целях японскому
купцу и промышленнику Симадо, даже разрешили в дневное
время ходить по городу без охраны (сб. «Эхо партизанских со-
пок». Хабаровск, 1973. С. 223).
Выполняя указание секретаря городского комитета партии
Бунина С. М., арестованные коммунисты Кузнецов И. В., Худя-
ков Ф. Г., Чибисов Н. Ф., Генералов П. А., Коняшин М. и другие,
пользуясь облегченным режимом содержания в заключении, го-
товили побег при помощи находившихся на свободе подпольщи-
ков Малахова и Офицерова. Поздней осенью 1918 года этим
коммунистам удалось осуществить побег, и они последним рей-
сом парохода «Амгунец» выехали в Кербинский район. Бежавшие
коммунисты во главе с Кузнецовым И. В. добрались до села
Керби, где они и обосновались, создав секретную партизанскую
базу в тайге, недалеко от этого села.
В состав группы вошли Кузнецов И. В., Худяков Ф. Г., Чиби-
сов Н. Ф., Генералов П. А., Котельников П. Г., Коняшин М., Сурин
и другие, всего до 20 человек.
Для легализации подпольщиков-партизан недалеко от Керби
t272
ими была организована трудовая лесозаготовительная артель
(коммуна) — «Ленкода» — по названию таежной речки. По суще-
ству, эта артель явилась ядром партизанского отряда.
Артель «Ленкода» заключила договора на поставку дров
Кербинской радиостанции и местной конторе связи, а также ли-
ственного леса для производства бочек. Этим и занималась ар-
тель зимой 1918/19 года и летом 1919 года.
Подпольщики накапливали силы, подбирали кадры для орга-
низации партизанского отряда, который бы смог провести необ-
ходимую подготовку к вооруженному восстанию и свергнуть кол-
чаковскую власть.
Часть подпольщиков зимой покинула лесную артель и обосно-
валась в самом селе Керби.
Большую помощь в подготовке вооруженного восстания ока-
зал прибывший осенью 1919 года из Амурской области в Керби
и находившийся на нелегальном положении коммунист с 1913
года Днепровский С. П.
Колчаковская контрразведка Николаевска-на-Амуре не дре-
мала. Летом 1919 года, получив от своей агентуры сведения о
революционном брожении среди населения села Керби и на зо-
лотых приисках, белогвардейское командование решило разом
покончить с таежными подпольщиками и направило в этот район
карательный отряд под командованием поручика Гарфа.
Прибыв в село Керби, каратели произвели среди населения
села и на золотых приисках массовые обыски с целью обнаруже-
ния подпольщиков и изъятия оружия. Подвергнув порке многих
жителей, каратели ушли по тракту Керби — Экимчан в Амурскую
область. Но получив заблаговременно сведения о прибытии ка-
рательного отряда, подпольщики из села Керби и артели «Лен-
кода» скрылись в тайге.
С закрытием навигации по реке Амгунь всякая связь села
Керби с Николаевском-на-Амуре (кроме радио) прекратилась.
Пользуясь этим, значительная часть коммунистов перебралась в
Керби, чтобы активизировать работу по подготовке восстания.
В Керби образовалась довольно значительная группа больше-
виков и большевистски настроенных товарищей, составивших ос-
новное ядро партизанского отряда. В состав этой группы вошли:
Кузнецов И. В., Чибисов Н. Ф., Худяков Ф. Г., Днепровский С. П.,
Генералов П. А., Нечаев В. И., Коняшин М., Шамколович, Черанев-
Красиков, Макаров Д. М., Силев Н. К., Аксеновских М. А., Ко-
тельников П. Г., Сурин, Малахов, Офицеров, Ильясов, Уртаев Г. Е.,
охотники-негидальцы Уткин и Семенов Иннокентий, Полетаев Е.,
Иванов, Смагин, Баширов, Мавлеткулов, Горчаков, Абросимов,
Коваленко, Глухов М., радисты Курьянов М. А., Болдовский Н.,
фельдшер Михайлов и другие.
Используя как легальное прикрытие драматический кружок и
273
народные чтения, коммунисты проводили культурно-просвети-
тельную работу. Такая же работа велась и под флагом местно-
го кооператива «Золотое руно», в котором работал бухгалтером
большевик Днепровский С. П. под фамилией Власов.
Коммунисты провели нелегальное собрание и избрали под-
польный революционный комитет (ревком) в составе Днепров-
ского С. П., Кузнецова И. В., Чибисова Н. Ф., Нечаева В. И., Курь-
янова М. А., Шамколовича, Филина и Уткина.
На этом же собрании для подготовки вооруженного восста-
ния был создан штаб под председательством Днепровского С. П.
В результате тщательно продуманного плана в середине января
1920 года в селе Керби, без единого выстрела, колчаковская
власть была свергнута и установилась власть ревкома.
...Январь 1920 года на Амгуно-Кербинских приисках был снеж-
ный и вьюжный. Несколько дней подряд бушевал буран, и теле-
фонная связь прервалась. Это отнесли к последствиям бушевав-
шего бурана, что было довольно частым явлением из-за несо-
вершенства самой телефонной сети. Но телефонная связь была
прервана кербинскими подпольщиками преднамеренно.
Ночью буран прекратился. Утром на Главный Стан — прииск
«Николаевский» из Керби прибыла группа вооруженных рабочих
в составе Чибисова Н. Ф., Черанева (Красикова), Генералова П. А.,
Нечаева В. И., Макарова Д. М. и Ильясова А.
К прибывшим присоединились, во главе с Худяковым, под-
польщики— рабочие приисков — Кардашевский М., Сидоров, Зи-
новьев, Журавлев С. П., Пильнов Ф. К. и другие.
Под руководством Чибисова, Нечаева и Худякова был произ-
веден переворот. Арестовали главноуправляющего приисками
Амгунской золотопромышленной компании Тыркова М. М., при-
искового колчаковского милиционера Немчинова и некоторых
промышленников и купцов-спекулянтов в поселке Веселая Горка.
У них было изъято оружие, которое пошло на вооружение вос-
ставших, конфисковано все золото в приисковой конторе и у
арестованных.
Восставшие установили контроль над приисковым телефонным
коммутатором и ввели охрану единственной дороги, ведущей на
другие прииски.
Это было сделано для того, чтобы весть о совершившемся
перевороте не дошла до других приисков раньше, чем туда при-
будут восставшие, иначе золотопромышленники спрячут и ору-
жие и золото.
Во время восстания старший урядник Симакин был в отъезде.
Он пьянствовал на прииске «Гонгрен» (в 15 км от Главного Ста-
на). В зимовье, что стояло на переправе через реку Керби, нахо-
дился вооруженный до зубов казачий офицер, каратель Бучин-
ский.
274
Переворот на Главном Стане, прииске «Елинском» и в посел-
ке Веселая Горка был произведен организованно и внезапно. Ос-
тавалось осуществить то же самое на приисках «Гонгрен» компа-
нии Ельцова и Левашова («Кавказского товарищества») и на са-
мых отдаленных приисках Аккермана и Забирова.
На прииски Ельцова и Левашова была направлена группа воо-
руженных повстанцев в тот же день, и там все прошло органи-
зованно. Было принято решение дождаться возвращения урядни-
ка Симакина и только тогда выслать группу для разоружения и
ареста белокарателя Бучинского и изъятия золота в конторе при-
иска «Гонгрен».
К вечеру этого дня вновь пошел густой снег. Наш постовой у
дороги Кардашевский М. доложил, что на дороге появилась под-
вода. Для встречи ее вместе с Кардашевским из штаба вышли
Черанев-Красиков и Пильнов. В кошеве восседала огромная кук-
ла, которую мы почти волоком затащили в здание конторы. Это
был урядник Симакин, мертвецки пьяный, закутанный в большую
шерстяную шаль, в полушубок и большой тулуп.
За пазухой у него обнаружили недопитую бутылку самогона.
У Симакина был изъят наган и трехлинейная винтовка с патрона-
ми. Он был водворен в приисковую кутузку.
Для ареста Бучинского была направлена группа в составе Че-
ранева-Красикова, Кардашевского, Зиновьева и еще одного то-
варища (его фамилию не помню).
Прибыв на Кербинский Перевоз ночью, группа повстанцев во
главе с Чераневым-Красиковым заметила в зимовье свет. Там на-
ходился Бучинский и его собутыльник, десятник дорожной конто-
ры Крестов, которые сидели за столом и играли в карты. На сто-
ле стояла бутылка самогона, а перед Бучинским лежал наган.
Двери в зимовье были не заперты. Черанев вошел и, наведя на-
ган на Бучинского, крикнул: «Руки вверх, вы арестованы...»
Бучинский не растерялся, мгновенно схватил со стола револь-
вер, а другой рукой ударил по керосиновой лампе, погасив ее.
В темноте он успел несколько раз выстрелить по направлению
двери, и Черанев был убит наповал, а Зиновьев ранен. Рабочий-
подпольщик М. Кардашевский успел выстрелить из винтовки и
ранил Бучинского.
С. П. Днепровский, описывая в своей книге «По долинам и по
взгорьям» этот случай, положительно отозвался об одном из
участников этой операции — Зиновьеве, называя его большеви-
ком. Это неверно. Зиновьев действительно входил в подпольную
группу, но в партии не состоял и при аресте Бучинского смало-
душничал. Получив ранение в руку, Зиновьев бросил оружие, ос-
тавил своих товарищей и без шапки, по морозу, бежал 5 кило-
метров до прииска «Гонгрен».
В пять часов утра в штаб восстания позвонил с прииска «Гон-
275
грен» смотритель прииска А. И. Кучин и сообщил, что с Кербин-
ского Перевоза прибежал раненый Зиновьев, который сказал,
что Бучинский перестрелял всех участников операции. Я доложил
об этом Худякову, и на место боя немедленно выехали Чибисов,
Ильясов и еще два товарища.
Оказалось, что Кардашевский, ранив Бучинского, сумел от-
ползти от зимовья и до прибытия группы Чибисова держал зи-
мовье в осаде. В результате повторного боя Бучинский был убит,
и у него кроме нагана были обнаружены две винтовки.
Собутыльник Бучинского — десятник Крестов все это время
просидел в зимовье, забившись в угол, и оказался невредимым,
переболев «медвежьей болезнью».
На другой же день тело Черанева-Красикова было доставле-
но на Главный Стан, затем перевезено в село Керби, где он и
был похоронен с партизанскими почестями...
После переворота на Кербинских приисках был образован Ам-
гуно-Кербинский приисковый революционный комитет в составе
Нечаева В. И., Худякова Ф. Г., Уртаева Г. Е., Елисафенко и Усоль-
цева В. В. Первые 5—6 дней председателем ревкома был Неча-
ев В. И., но его отозвали в Керби, и председателем стал Худя-
ков Ф. Г., который одновременно являлся и командиролл неболь-
шого партизанского отряда.
22 февраля 1920 года ревком организовал выборы в испол-
ком Совета рабочих и крестьянских депутатов. В состав испол-
кома приискового района вошли Нечаев В. И., Худяков Ф. Г., Ур-
таев Г. Е. и Чибисов Н. Ф.
Хлопот и забот у исполкома было много. Необходимо было
навести революционный порядок и покончить с остатками колча-
ковской власти, соблюдая революционную бдительность, предот-
вратить возможные происки со стороны местных контрреволю-
ционеров, организовать охрану жизни советских людей, государ-
ственного имущества и ценностей на золотых приисках, наладить
плановое снабжение и правильное распределение среди населе-
ния продуктов питания, конфискованных у частных золотопро-
мышленников, и т. д.
Следует отметить, что приисковый исполком успешно справ-
лялся со всеми этими сложными задачами и обеспечил полный
порядок в районе.
В процессе работы перед исполкомом встал очень серьезный
вопрос — чем оплачивать труд рабочих и служащих приисков?
Колчаковские деньги были недействительны, расплачиваться про-
дуктами питания нельзя, так как на приисковых складах их было
немного, и продукты населению выдавались по строго ограни-
ченным нормам; расходовать на оплату труда имеющееся в ис-
полкоме золото, национализированное у частников, также было
нельзя, так как исполком считал себя в этом вопросе неправо-
276
мочным. Поэтому исполком выпустил свои временные деньги —
боны, обеспечив их имеющимся золотым запасом. Конечно, эти
деньги в свое время были аннулированы без выдачи за них какой-
либо компенсации.
Образцы этих денег, в изготовлении которых участвовал и ав-
тор этих воспоминаний, сейчас экспонируются в Николаевском го-
родском краеведческом музее. Выпущенные боны в народе по-
лучили название «худяковки» — по фамилии председателя приис-
кового исполкома Худякова Ф. Г., чья подпись на бонах стояла
первой.
По заданию Кербинского ревкома, в населенные пункты, ниже
села Керби, с целью вовлечения в партизанский отряд жителей
этих сел и поселков был командирован с небольшим отрядом
член ревкома И. В. Кузнецов.
Соединившись в районе села Удинского с небольшим отрядом
Будрина И. А., они вместе возвратились в село Керби.
Прибытие И. А. Будрина имело большое значение. В 1918 го-
ду он занимал пост комиссара горной промышленности Сахалин-
ской области. Его хорошо знали рабочие-горняки Амгуно-Кербин-
ского и Охотского районов, и он в рабочей среде пользовался
большим уважением и авторитетом.
Проводя на приисках, в селах и других населенных пунктах
многочисленные собрания и призывая рабочих, крестьян, служа-
щих, охотников вступить в ряды защитников Советской власти,
Будрин, Кузнецов, Нечаев и другие товарищи отбирали надежных
и достойных бойцов в партизанский отряд.
К 25 февраля 1920 года число бойцов, принятых в партизан-
ские ряды, перевалило за 300 человек (сюда входили и партиза-
ны села Керби), в связи с чем по решению исполкома и коман-
дования был создан уже не отряд, а полк, получивший название —
1-й Амгуно-Кербинский горный партизанский полк, в составе Дрот.
Командирами рот были поставлены: 1-й роты — Андрей Пет-
ров, 2-й роты — Алексей Князев, 3-й роты — Георгий Уртаев, 4-й
роты — Яков Кононов. Кроме того, небольшой отряд под коман-
дованием Худякова Ф. Г. оставлялся в приисковом районе для
выполнения необходимых охранных функций. Худяков Ф. Г. одно-
временно оставался на посту председателя приискового исполко-
ма.
При формировании полка был образован специальный конвой-
ный взвод во главе с П. Латышевым для конвоирования в Нико-
лаезск-на-Амуре контрреволюционеров, арестованных во время
переворота на приисках и в селе Керби.
Сформированный на приисках партизанский полк прибыл в
Керби, где в него влилась первая рота, сформированная из пар-
тизан — жителей Керби.
Тогда же из Николаевска-на-Амуре пришла радиограмма, в ко-
277
торой сообщалось, что партизанским командованием подписан
мирный договор с японцами, на основании которого белогвар-
дейские войска в Николаевске были разоружены, и партизан-
ские отряды без боя вошли в город. Командиру горного парти-
занского полка Будрину этой же радиограммой предписывалось
прибыть в Николаевск-на-Амуре.
26 февраля 1920 года 1-й Амгуно-Кербинский горный парти-
занский полк, состоявший преимущественно из рабочих-горняков^
имевших опыт активной борьбы за власть Советов, выступил из
Керби в Николаевск-на-Амуре.
Днем раньше — 25 февраля, под охраной конвойного взвода, в
Николаевск была отправлена большая группа арестованных контр-
революционеров — чинов колчаковской милиции, золотопромыш-
ленников, торговцев, спекулянтов и всех лиц, требовавших от ни-
колаевских властей присылки в Кербинский район белокарателей.
12 марта 1920 года 1-й Амгуно-Кербинский горный партизан-
ский полк прибыл в Николаевск и во время вероломного воору-
женного нападения японцев на партизан сразу же вступил в бойг
сыграв решающую роль в разгроме японских оккупантов.
Во время ожесточенного трехсуточного боя с японцами в чис-
ле павших смертью храбрых были и бойцы славного Амгуно-Кер-
бинского горного рабочего полка. Их прах захоронен в братской'
могиле в Николаевске-на-Амуре.
Н. Л. БЕБЕНИН
ПОБЕГ КОМИССАРОВ
Наша семья жила в городе Николаевске-на-Амуре. Мой отец
Леонид Петрович Бебенин, 1880 года рождения, работал столяром
в мастерских Николаевского порта. Он был общительным и прин-
ципиальным человеком. Его отличало обостренное чувство, спра-
ведливости, нетерпимость к тем, кто стремился унизить челове-
ческое достоинство. Зная это, товарищи по работе обращались к
отцу за советами и нередко с просьбами о помощи. Начальство
мастерских ценило высокую квалификацию, умелые руки и свет-
лую голову отца, но его принципиальность, прямой характер вы-
зывали злобу у тех, от кого зависела оплата его труда.
Наша семья, мать и пятеро детей, едва сводила концы с кон-
цами, ютилась в тесноте, снимая на окраине города маленькую
квартирку с двумя окнами. Напротив жилых домов был пустырь,
невдалеке текла речушка Куенга, по берегам ее был кустарник-
мелколесье.
278
Жили трудно, но я не помню случая, чтобы у родителей воз-
никали недоразумения из-за нехватки денег или невозможности
купить необходимую обновку кому-либо из членов семьи. И в
этом главная заслуга принадлежала маме. Наша матушка, Татьяна
Васильевна, обладала способностью находить выход из самого тя-
желого положения. Так было в домашних делах и так же не теряла
она присутствия духа, когда белогвардейская контрразведка бро-
сила отца в тюрьму.
Активный характер отца, стремление к справедливости приве-
ли его к большевикам. По свидетельству горного техника
И. А. Будрина, коммуниста, знавшего отца еще до февральской
революции 1917 года, наш отец успешно занимался в нелегальном
политическом кружке, которым руководил член РСДРП(б) с
1904 года А. И. Финковский. Кружок объединял революционно
настроенных рабочих порта и предприятий города Николаевска-
на-Амуре.
Организованных рабочих в городе было в те годы немного.
Здесь преобладали портовые рабочие, грузчики, бондари и заня-
тые в небольших кустарных мастерских. После февральской ре-
волюции, вопреки проискам местной буржуазии и ее пособни-
ков— эсеров, меньшевиков и прочих лжедемократов, симпатии
трудовых слоев населения были на стороне большевиков.
Когда свершилась Октябрьская революция, мой отец был
избран в Совет. Он стал членом военно-революционного штаба и
заместителем военного комиссара.
Недолго продолжалась мирная жизнь у нас в Приамурье и на
всем Дальнем Востоке.
2 августа 1918 года японская эскадра в составе 4 миноносцев
и 2 транспортных судов бросила якорь на рейде Николаевского
порта.
Мощная артиллерия крепости Чныррах, расположенной в устье
Амура, молчала. Гарнизон крепости находился на своих боевых
постах, но не мог нарушить категорическое распоряжение Даль-
совнаркома не вступать в военный конфликт с интервентами.
Какой же повод избрало японское командование для посылки
миноносцев в Николаевск-на-Амуре?
Повторяя лживую версию, бывшие союзники царской России,
чтобы оправдать нападение на Страну Советов, заявили, что Япо-
ния не намерена вмешиваться во внутреннюю жизнь русского на-
рода, но крайне обеспокоена усиливающимся влиянием австро-
германских военнопленных и посему решила послать флотилию с
целью охраны своих и союзных подданных.
Из иностранцев же в городе проживали в небольшом количе-
стве японцы, включая штат японского консульства, два англичани-
на, китайцы и корейцы. Ни американцев, ни французов, ни тем
более австро-германских пленных не было.
279
По указанию Дальсовнаркома в городе был создан военно-
революционный штаб, председателем которого назначили комму-
ниста Н. В. Слепова, а заместителем председателя — коммуниста
Л. П. Бебенина. Дальсовнарком категорически протестовал против
вмешательства Японии во внутренние дела России и требовал ухо-
да японских кораблей из Николаевска.
В городе усилилось чувство тревоги, как перед большой бе-
дой. Торговцы взвинчивали цены на товары первой необходимос-
ти, состоятельные обыватели расхватывали все подряд, шипя, что
теперь-то большевикам крышка.
По приказу военревштаба красногвардейцы в первых числах
сентября выполняли под руководством зам. председателя штаба
Л. П. Бебенина и коменданта крепости И. Т. Андреева работы по
приведению крепости в небоеспособное состояние. С орудий бы-
ли сняты замки и приборы, замурованы входы в пороховые по-
греба и снарядные склады.
Преданным Советской власти красногвардейцам выдавалась
штатская одежда и паспорта на другие фамилии. Небольшими
группами красногвардейцы гарнизона уходили из города. В Ни-
колаевске и крепости оставались лишь небольшие подразделения
для несения охраны.
В эти дни ни мать, ни я совсем не видели отца. Он круглые
сутки проводил в ревштабе и на оборонных объектах.
Часть коммунистов — Иваненко, Иванов, Бородулин и другие
товарищи сразу ушли из города. Но несколько активистов там
еще оставались.
Перед вечером 8 сентября отец зашел домой и предупредил
мать, что будет до утра дежурить в ревштабе.
Казалось, все было спокойно... Но на рассвете 9 сентября к
городской пристани пришвартовались японские транспортные су-
да. С них высадились солдаты, выгрузили артиллерийские орудия,
лошадей, боеприпасы. От крейсера и миноносцев засновали к
причалам катера с морскими пехотинцами. Интервенты начали
занимать здания учреждений, казармы, школьные помещения.
Морские пехотинцы бегом двинулись к крепости.
Получив сообщения от патрульных, отец дал команду охране
покинуть крепость. Сам он и все, находившиеся в ревштабе, так-
же скрылись.
Интервенты, используя, как всегда, белогвардейцев, которых
таскали за собой в обозе, приступили к обыскам и арестам.
Были арестованы: Н. В. Слепов — председатель военревштаба,
П. Ф. Павличенко — член военревштаба, военком области,
И. А. Будрин — член военревштаба, комиссар горной промышлен-
ности и ряд других.
Рано утром того же дня в нашу квартиру вломились японцы
и два белогвардейских офицера. Первый, угрожая маме револь-
280
вером, заорал, пересыпая каждое слово грязной бранью:
— Где муж? Где комиссар Бебенин! Отвечай, большевист-
ская!..
— Ну, говори, где он, куда его спрятала? Найдем — пове-
сим!.. — поддержал его второй белогвардеец, тыча маму в плечо.
Мама, перепуганная, прижимая к себе плачущих младших де-
тей, отвечала:
— Не знаю... Он уже два дня дома не был... Не толкайте ме-
ня...
И тогда я не выдержал, бросился к ним, стараясь оттолкнуть
белобандита и что-то крича. Но тут же отлетел в угол, получив
удар кулаком. Сестренки Шура и Тоня старались загородить ме-
ня, рыдая в голос...
— Хоросо, — вмешался японец. — Здесь все бурсуик. Начи-
найт обыск, прошу!
Во время обыска забрали фотокарточки отца, его документы,
но не смогли найти паспорта, заранее приготовленные для под-
польщиков и спрятанные мамой. Обыскали также половину дома,
принадлежащую домохозяину.
До вечера наша квартира была оцеплена солдатами.
На второй день я решил сходить в центр города, посмотреть,,
какая там обстановка. Может, увижу кого-нибудь из знакомых,
думал я, узнаю про отца... Мама одобрила, но добавила:
— Только кого попало не расспрашивай.
Я поспешил на берег Амура, надеясь встретить друзей-сверст-
ников, но их не оказалось. Пробегая вблизи стогов сена, вдруг
слышу голос отца: «Колька, Колька, иди ко мне!» Он выглядывал
из стога сена.
Мы прикрылись сеном и заговорили шепотом, хотя вокруг не
было ни души. Я рассказал об арестах, об обыске у нас. Чувство-
валось, что отец тяжело переживал все случившееся. Он велел
связаться с Н. П. Лаптевым, передать ему, чтобы встретиться на
кладбище в условленном месте, просил принести ему что-либо
покушать.
После свидания с Н. П. Лаптевым отец решил идти в деревню
Иски, где намечалась встреча с товарищами.
Мама собрала вещи и продукты в заплечный мешок.
В назначенное время мы поджидали отца. Чуть стало светать,
подошел к дому отец, взял вещи, и я пошел его провожать по до-
роге на деревню Иски. В пути отец поинтересовался, как я учусь.
— Меня выгнали, — ответил я неохотно. — Сказали, чтобы но-
ги моей в училище не было... — И хлюпая носом от обиды, я рас-
сказал, как это произошло.
Я должен был учиться во втором классе высшеначального
училища. Ученики, как обычно, выстроились в зале. Директор по
фамилии Могильник был мрачен.
281
— Николай Бебенин, под лампу! — рявкнул он, словно выст-
релил.
Электрического освещения в училище не было. В зале висели
керосиновые лампы. Одна — в центре. Сюда ставили за какие-
нибудь провинности. Я за собой провинности не чувствовал, но
вышел.
Навстречу мне шагнул учитель истории Рыжков, известный в
городе кадет-монархист. Он был в форменном сюртуке до коле-
ней, при шпаге. Рыжков указал на меня пальцем и визгливо крик-
нул:
— Смотрите, перед вами стоит сын комиссара-большевика,
германофила и христопродавца. Вон из училища!
Отец советовал мне узнавать от близких учеников, какие за-
дают уроки на дом, и заниматься, держать связь с Н. П. Лапте-
вым, А. И. Качаловым, которые при необходимости смогут ока-
зать помощь.
— Ну, сынок, — сказал он, — прошли мы, пожалуй, больше ки-
лометра от дома, давай-ка возвращайся. — Поцеловал меня и по-
шел вперед.
Дней через пять после ухода отца, поздней ночью, раздался
стук в окно. Мама через форточку спросила:
— Кого надо?! Кто стучит?!
Это был отец. Мама впустила его в дом.
Он рассказал, что крутился вблизи деревни два дня. Никого из
товарищей не увидел. Зато была попытка задержать его. При-
шлось пригрозить оружием. Не зная, как быть дальше, решил
вернуться в город.
В начале октября, с наступлением темноты, отец зашел в по-
мещение Союза чернорабочих. Здесь проживала в отдельных
комнатах и семья председателя А. И. Качалова. Беседа продолжа-
лась недолго. Вошли трое контрразведчиков и отца арестовали.
Позднее отец поведал, что после краткого допроса в контр-
разведке его увезли в тюрьму и он оказался в камере, где были
Н. В. Слепов, П. Ф. Павличенко и И. А. Будрин. Враги Советской
власти торжествовали. Им удалось изолировать руководителей
Военно-революционного штаба Сахалинской области.
...В середине декабря 1918 года, к нашему удивлению и ра-
дости, отец снова появился в доме. Он сказал, что за всех четве-
рых большевиков дали поручительство два уважаемых жителя
Николаевска — А. И. Жердев и В. В. Куров. Оба, по словам отца,
сочувствовали коммунистам. При освобождении с бывших заклю-
ченных взяли подписки о невыезде и потребовали, чтобы они
дважды в неделю являлись отмечаться в контрразведку.
Как-то вечером отец с Иваном Брусникиным привезли домой
три больших мешка муки. По ночам отец с матерью отсыпали
муку и в мешки вкладывали свертки с револьверами, патронами,
-282
гранатами, засыпали их мукой, а затем зашивали. Мешки спустили
в подпол и засыпали картошкой.
По вечерам у нас нередко бывали Н. В. Слепов, И. А. Будрин-
и П. Ф. Павличенко. Наша квартира была для этого очень удобна:
находилась на самой окраине, в безлюдном переулке.
В один из дней января 1919 года в дверь нашей квартиры вло-
мились солдаты с контрразведчиком. Произвели, можно сказать,
поверхностный обыск и увели отца. Одновременно арестовали
Н. В. Слепова, П. Ф. Павличенко, И. А. Будрина.
Позднее И. А. Будрин рассказал нам с матерью: «Мы готови-
лись уйти из города и начать организацию партизанского отряда.
Пытались привлечь новых товарищей, но кто-то проболтался или
выдал нас».
Тюремный режим по отношению к заключенным коммунистам
был строгим. Свидания запрещались. Исключение делалось лишь
для детей, которых иногда пускали с передачами в камеру к от-
цам.
Морозной зимой в нашей семье появилась новорожденная
сестренка. Назвали ее Валентиной. Едва оправившись от родов,
мама стала добиваться разрешения на свидание с мужем, чтобы
показать ему новорожденную дочь. В контрразведке ей отказы-
вали в свидании, но она упорно ходила с ребенком на руках по
начальству и добилась своего.
При прощании отец сказал, что их решено куда-то перевести
из тюрьмы, и просил сообщить об этом женам остальных товари-
щей.
Женщины решили установить из дома напротив тюрьмы, где
жили знакомые жены П. Ф. Павличенко, постоянное наблюдение
за тюремными воротами. В тот же вечер все жены, кроме нашей
мамы, собрались в этом доме. От нашей семьи были сестра Шура
и я. Ночь кое-как скоротали, а ранним утром загромыхали ворота
тюрьмы и конвой вывел наших.
Колонна подошла к полицейскому управлению и завернула во
двор. Жены рванулись туда же. Но ворота закрылись. Вышел ка-
кой-то начальник и встал перед нами. «Можете расходиться, —-
сказал он. — Заключенные будут находиться здесь...»
Перевод комиссаров из тюрьмы в каталажку состоялся в на-
чале июня 1919 года. При полицейском управлении был дом пред-
варительного заключения, называемый в просторечье каталаж-
кой. Небольшой одноэтажный деревянный домик, торцевой сто-
роной выходящий на улицу, а тремя стенами во двор, состоял из
нескольких узких камер, туалета и комнаты охраны. В камере,
где помещались все четверо комиссаров, потолок был такой низ-
кий, что Слепову и Будрину приходилось передвигаться согнув-
шись.
Внутреннюю охрану несли полицейский надзиратель и три кол-
283
ваковских солдата. В качестве охраны был полицейский пост.
Охрана была не такая строгая, как в тюрьме. Правда, взрос-
лых для свиданий не допускали, но меня и сестру Шуру пустили.
Мы были маленького роста, худые, плаксивые и казались младше
своего возраста. К нам относились снисходительно, разрешали
проходить с передачами в камеру и оставаться там, ожидая, пока
опорожнят кастрюльки.
Отец или его товарищи передавали записки на волю, давали
поручения. Как бы то ни было, но мы всегда тряслись от страха,
боясь, не случилось бы чего-нибудь. Зато домой бежали с ра-
достью.
В конце июня или в начале июля 1919 года Юлия Алексеевна
Павличенко сообщила нам, что есть сведения об отправке комисса-
ров во Владивосток, и просила передать об этом нашим во время
свидания. Она передала мне записку для Константина Александро-
вича Покровского, врача военного госпиталя, члена партии с
1906 года, входившего в подпольную группу большевиков.
После передачи ему записки от Юлии Алексеевны К. А. По-
кровский вскоре устроил меня на работу в госпиталь разнорабо-
чим при дезинфекционной камере. Я выполнял различную по-
сильную работу.
Каталажка была удобным местом для побега, к которому ста-
ли активно готовиться арестованные комиссары.
Самое деятельное участие в подготовке побега принимала
Юлия Алексеевна Павличенко. Она была хорошей модисткой, об-
шивала жен городской знати, легко заводила знакомства, узнава-
ла о событиях, происходивших в верхушке «власть имущих».
Юлия Алексеевна собирала для подпольщиков зимнюю одежду,
продукты, оружие, деньги. Кто содействовал ей, сказать трудно.
Но как-то вечером она пришла к нам с парнем, назвала его Ва-
силием Полещуком и сказала:
—	Он живет в деревне, будет заходить к вам, не бойтесь, его
отец с нами.
В одно из свиданий батя передал мне записку для К. А. По-
кровского. Вскоре врач сказал мне, чтобы я зашел к нему завтра
на квартиру с передачей для отца. Когда я пришел к нему, он
распахнул на мне отцовский пиджак, который спускался ниже мо-
их коленей, и одобрительно хмыкнул.
—	Сейчас мы сделаем тебя немного потолще. Ну-ка ослабь
ремень.
Он достал из шкафа небольшую, но тяжеловатую плоскую бан-
ку со спиртом, привязал ее мне к спине под штанишки. Я надел
пиджак. Он еще раз посмотрел со всех сторон и сказал:
—	Получилось складно, дай-ка кепочку, мы в нее вложим «по-
дарочки» для приятных снов. — Под подкладку кепки он всунул
несколько пакетиков с порошком.
284
— Теперь готов, — сказал он, — все передашь отцу и запомни,
если обнаружат эту «начинку», ври что хочешь, проливай слезы,
но не говори, где и у кого взял! До свидания. Послезавтра повто-
рим, если получится с этой передачей хорошо.
Повторная передача также прошла без осложнений.
Побег комиссаров был назначен в ночь на первое воскресенье
сентября 1919 года, потому что в воскресенье в полицейском уп-
равлении оставались только дежурные.
...Побег комиссаров обнаружили ранним утром. Японцы и кол-
чаковцы весь день проводили обыски, прочесывали квартал за
кварталом. Были перекрыты все дороги при выезде из города.
На всех пристанях проверялись пассажиры пароходов, катеров и
других плавучих средств. Речное движение в этот день было поч-
ти полностью остановлено. Буйствовали контрразведчики во главе
с начальником фон дер Лауксом.
Почти через месяц нас посетил Василий Полещук. Он расска-
зал, что наши благополучно добрались до озера Дальджа в рай-
оне устья реки Амгуни и находятся в зимовье заброшенного Ми-
роновского прииска. К ним присоединяются жители, желающие
вступить в ряды партизан. Василий привез нам рыбу, икру, грибы
и бруснику — гостинцы из леса.
Из-под Хабаровска к низовьям Амура двигались партизанские
отряды. Разгромив высланный навстречу им колчаковский баталь-
он, а затем и отряд японской пехоты, они все ближе подходили
к Николаевску-на-Амуре.
Контрразведчики зверствовали. Хватали без разбора старых и
молодых, избивали шомполами. Во второй половине декабря
1919 года арестовали А. И. Жердева и В. В. Курова. Вскоре мы уз-
нали, что из тайги колчаковцы привезли в город Николая Василь-
евича Слепова, у которого были обморожены руки и ноги. О судь-
бе остальных трех комиссаров сведений не было. Говорили толь-
ко, что на их зимовье напал карательный отряд колчаковцев.
Для нас и близких нам семей потянулись тяжелые дни ожида-
ния вестей.
В начале февраля 1920 года были расстреляны Н. В. Слепов,
А. И. Жердев, В. В. Куров и парламентер-партизан И. В. Орлов,
посланный для переговоров с японским командованием. Трупы вы-
везли на бухту и зарыли в снег.
Партизанские отряды численностью до трех тысяч бойцов об-
ложили Николаевск. Заняв крепость Чныррах, восстановили кре-
постные орудия и начали из них обстрел города.
Японцы были вынуждены обратиться в партизанский штаб с
тем, чтобы начать переговоры. 29 февраля 1920 года в Николаевск
вошли партизанские отряды.
Командиром одного из отрядов был Петр Федорович Павли-
ченко. Он и Юлия Алексеевна побывали у нас дома. Встреча бы-
285
ла теплая. Но Петр Федорович ничего не мог сказать о судьбе
отца. Он сообщил, что в конце ноября 1919 года дошли сведения
о начавшемся походе партизан из-под Хабаровска к Николаевску.
Председатель ревштаба Н. В. Слепов предложил отцу отправить-
ся с восемью бойцами на разведку с целью уточнения этих дан-
ных. С тех пор Петр Федорович ничего не знал о том, что произо-
шло с этой группой.
Мы все еще надеялись, что скоро увидимся с отцом.
Как сейчас помню, 5 марта я шел по Невельской улице и об-
ратил внимание на двигавшуюся навстречу повозку. Видно было,
что давно в пути — лошадь еле передвигала ноги. Когда мы сбли-
зились, я увидел лоскут кумача, прикрепленный к дуге. И разо-
брал надпись на нем: «Вечная память Л. П. Бебенину».
В зале гарнизонного собрания было установлено более двад-
цати гробов. Были гробы с прахом Н. В. Слепова, А. И. Жердева,
В. В. Курова, парламентера И. В. Орлова, Василия Иннокентьевича
Полещука, его отца Иннокентия Васильевича. Отец и сын Полещу-
ки были расстреляны контрразведкой, их выдали в деревне враги-
Советской власти.
Родственники и знакомые плели венки, писали на кумаче име-
на погибших. Долго мы с Шурой не могли успокоить маму, рыда-
ющую у гроба нашего отца. К полуночи мы вернулись домой.
Едва мы задремали, мама будит нас и шепчет:
— Вставайте, слышна стрельба...
Действительно, на улице мы увидели зарево пожара над цент-
ром города, услышали стрельбу и взрывы.
Японские интервенты, верные своей коварной тактике, совер-
шили очередную вооруженную провокацию: ночью напали на пар-
тизанский штаб и места расквартирования партизан.
Почти четверо суток шел жестокий бой.
Японская военщина, заняв гарнизонное собрание, с озверелой
ненавистью выбросила гробы с останками на улицу, отдельные
трупы оказались изуродованными.
В центре города выгорело несколько кварталов. Уцелело зда-
ние бывшего полицейского управления, в котором на первом
этаже было пожарное депо. Сохранилось и здание почты-телегра-
фа.
Интервенты потерпели поражение — более шестисот японцев
были убиты, 124 японца сдались в плен.
Со стороны партизан погибло немногим более ста человек и
ранено — до двухсот пятидесяти.
После подавления японского выступления нас посетили Иван
Андреевич Будрин с женой Любовью Львовной и Петр Федоро-
вич Павличенко с Юлией Алексеевной.
Павличенко сказал:
286
— Вот как все обернулось. Начинали мы вчетвером, а оста-
лось нас двое. Нет в живых Николая Васильевича, ушел из жизни
-Леонид Петрович... И помочь мы им не смогли...
В начале декабря 1919 года отправили на подводе для связи с
городом молодого партизана Володю, с ним послали письма се-
мьям и А. Й. Жердеву, В. В. Курову, которых просили о помощи
оружием и текстами листовок. Нас встревожило то, что он в на-
значенное время не возвратился. Володя оказался неосмотритель-
ным, взяв с собой в попутчики охотника, шедшего в город с пуш-
ниной.
По данным допроса арестованных контрразведчиков, стало из-
вестно, что за несколько километров до города их задержали,
лри обыске обнаружили письма и арестовали. Володю пытали, до-
биваясь, чтобы он указал местонахождение комиссаров, но он не
сознавался, и его расстреляли. Охотник же не выдержал и согла-
сился провести отряд колчаковцев.
Морозной ночью каратели подкрались к нашему зимовью.
.Проснулись мы от грохота стрельбы. Хватая одежду, оружие, на-
чали выскакивать наружу. Сразу появились убитые и раненые.
Когда мы, после перестрелки, сумели оторваться от карателей,
около Леонида Петровича и меня собрались всего восемь чело-
век с шестью винтовками.
Вокруг — глухая тайга. Тишина и мороз. В темноте разглядели
то ли человечью, то ли звериную тропу. Рассвело. Люди выбились
из сил. Направление, судя по приметам, держим верное, но жилья
нет как нет... Вот и вторая ночь настала, а мы все идем... Начался
снегопад. Забуранило... Леонид Петрович уставал и часто отста-
вал от группы. Шли долго. Буран усилился, и мы потеряли друг
.друга из вида.
Всю ночь мы искали, кричали, ждали его. Бесполезно. С рас-
светом пошли развернутой цепочкой. Наконец наткнулись на бу-
горок. Разгребли снег и увидели: сидит в сугробе Леонид Петро-
вич. В углах рта замерзшие струйки крови. Весь отвердел, как ле-
дяная глыба. Он погиб примерно в полукилометре от зимовья.
В так называемом Штабе Красной Армии Николаевского-на-
Амуре округа захватила решающие командные посты кучка анар-
хистски настроенных лиц во главе с Яковом Тряпицыным и Ниной
Лебедевой. Действия анархо-максималистов, граничившие с бан-
дитизмом, заставили коммунистов занять по отношению к ним
резко отрицательную позицию. Особенно открыто и бескомпро-
миссно выступил против нарушения революционной законности
И. А. Будрин — командир Амгуно-Кербинского отряда.
В результате коммунист И. А. Будрин и его сын Борис стали
жертвами. В конце мая без следствия и суда, по личному приказу
Тряпицына, они были расстреляны, и тела их сбросили в волны
287
Амура. Тогда же анархисты расстреляли и коммунистов А. К. Ива-
ненко, Г. С. Мизина, сочувствующего коммунистам председателя
горсовета Б. С. Любатовича и ряд других честных работников.
Японские милитаристы, не убравшиеся еще из Приамурья, по-
вели новое наступление на Николаевск от Хабаровска по Амуру и
с северо-запада от Татарского пролива. Вместо того чтобы орга-
низовать оборону города от интервентов, анархо-максималисты
объявили, что население Николаевска обязано срочно эвакуиро-
ваться. Эвакуация проходила главным образом по реке Амгуни в
поселок Керби (ныне — имени Полины Осипенко) и далее в пре-
делы Амурской области.
Горожанам пришлось исполнять этот приказ. И едва прошел
по Амуру ледоход, от городских пристаней начали отправляться
катера с буксируемыми баржами и другие плавсредства, перепол-
ненные стариками, женщинами и детьми. Вещей с собой почти не
брали. Анархисты заверяли горожан, что в скором времени —
«вот только разобьем японцев» — все вернутся в свои дома. Это
оказалось ложью. Последний караван эвакуируемых отправился
31 мая 1920 года. Вслед начали взрывать крепость Чныррах и ка-
менные здания в городе, которых было не более десятка, и под-
жигать деревянные дома. Город горел несколько дней.
Тяжело вспоминать, в каком трагическом положении находи-
лись в поселке Керби эвакуированные. Помещений не хватало,
большинство располагалось под открытым небом.
Эвакуированных стали отправлять пешком дальше, в Амурскую
область. Пошли и мы. Впереди я с четырехлетней сестренкой Ла-
рисой на руках. За плечами у меня котомка с вещами. За мной
мама несла годовалую Валю. Кроме заплечной котомки она ис-
хитрилась держать в руке сумку с продуктами. За ней ковыляла
восьмилетняя Антонина тоже с котомкой каких-то вещичек. Замы-
кала наш «отряд» старшая сестра Александра. Она вела за руку,
а чаще несла шестилетнего братишку Михаила. Кое-какие необхо-
димые домашние вещи, взятые второпях из дома, пришлось ос-
тавить в Керби. Нам, как и другим, обещали отправить их вслед
за нами. Но и это обещание не выполнили.
Вот так наше семейство прошло более четырехсот верст до
поселка Экимчан, расположенного на быстрой коварной реке Се-
лемдже. Шли чаще по бездорожью, преодолевая мари, речушки,
быстрину, прыгая с камня на камень. Голодали. На питательных
пунктах выдавали по небольшому куску крепкосоленой рыбы и
граммов по триста хлеба или сухарей, чего нашим младшим, ко-
нечно, не хватало. Если мы на нечастых привалах сразу вали-
лись на траву отдыхать, а больше спать, то мама, накормив ма-
лышню, находила в себе силы что-то простирнуть, вскипятить на
костре чай, заваренный на травах, повытаскивать занозы из наших
босых ног...
288
В Экимчане нас рассадили в лодки и мы отправились вниз по
Селемдже до села Мазаново, раскинувшегося при впадении этой
реки в Зею. Здесь мы, истощенные, полураздетые, сели на паро-
ход, который доставил нас в город Благовещенск, центр Амурской
области.
Был конец августа. Родной Николаевск покинули 30 мая. Зна-
чит, наш скорбный путь продолжался почти три месяца.
...Я поступил во 2-й класс ремесленного училища, но закончить
не смог. В 1921 году вступил в комсомол, позднее в отряд ЧОНа.
С 1922 по 1929 год был на выборной комсомольской работе. В
1930 году, окончив 10-месячные курсы парттысячников, поступил
в Институт стали. Закончил его, получив диплом инженера-метал-
лурга. И много лет, до ухода на пенсию, работал директором ма-
шиностроительных заводов. Сестра Антонина по образованию эко-
номист. Сестры Лариса и Валентина — учителя. Брат Михаил —
техник-электрик. Сестра Александра, единственная из нас, не по-
лучила законченного образования.
Я рассказал о трагической судьбе трех комиссаров, отдавших
свою жизнь делу служения Великой Октябрьской революции.
Четвертый — Петр Федорович Павличенко — продолжал вы-
полнять свой долг и в 1922 году погиб от рук белобандитов вбли-
зи поселка Малмыж на Амуре. Там он и похоронен.
А. П. ШУРЫГИН
БОРЬБА КОММУНИСТОВ
ПРОТИВ АНАРХИСТОВ
И ЭСЕРОВ-МАКСИМАЛИСТОВ
В НИЗОВЬЯХ АМУРА
История событий в Николаевске-на-Амуре в 1919—1920 годах
и оценка деятельности анархиста Тряпицына и эсерки-максима-
листки Лебедевой в известных источниках освещается с различных
позиций.
Материалы о Николаевских событиях впервые были опублико-
ваны эсером-максималистом И. Жуковским-Жуком в Чите в
1922 году в его книге «Н. Лебедева и Я. Тряпицын. Материалы и
документы».
В книге были опубликованы допрос Тряпицына на следственной
289
комиссии от 6 июля 1920 года, протокол и приговор Кербинского
народного суда от 8 и 9 июля 1920 года по делу Я. Тряпицына,.
Н. Лебедевой и их сообщников.
Составитель книги полностью оправдывает Тряпицына и Лебе-
деву, изображая их как народных героев, а суд над ними — как
суд Линча — расправу над революционерами.
Слабая изученность документальных материалов по истории
партизанского движения в низовьях Амура и о Николаевских со-
бытиях отрицательно сказалась на содержании статей и воспоми-
наний участников и историков гражданской войны на Дальнем Во-
стоке.
В советской литературе в 1923 году впервые была опублико-
вана статья Д. С. Бузина (Бича) «О партизанско-повстанческом,
движении в низовьях Амура в 1919—1920 годах». К ней имеется
предисловие О. И. Сомова (1).
В комментариях наряду с правильными положениями имеются
ошибочные утверждения в оценке деятельности Тряпицына и Ле-
бедевой и об их взаимоотношениях с коммунистами.
О. И. Сомов утверждал, что Тряпицын и Лебедева «работали
в контакте с РКП(б)» (2). Но он (О. И. Сомов) не учитывал того
обстоятельства, что взаимоотношения между коммунистами и
анархо-максималистами после вступления партизан в Николаевск-
на-Амуре, и особенно в связи с образованием буферного госу-
дарства на Дальнем Востоке, резко изменились. Анархисты и мак-
сималисты заняли враждебную позицию по отношению к комму-
нистам и ДВР.
О. И. Сомов не упомянул о нарушении Тряпицыным револю-
ционной законности и о расстрелах коммунистов по его указанию.
Деятельность Тряпицына он сводил к тактическим ошибкам (3).
Кроме того, в предисловии О. И. Сомова приводятся непрове-
ренные биографические сведения о Тряпицыне. Он утверждал,
что Тряпицын по происхождению был петроградским рабочим-ме-
таллистом (4).
В действительности Тряпицын по происхождению был из зажи-
точных крестьян деревни Севастейки Муромского уезда Влади-
мирской губернии (5).
Эти факты свидетельствуют о том, что О. И. Сомов не распо-
лагал необходимыми данными о деятельности Тряпицына, Лебе-
девой и их сообщников.
Большой интерес представляют воспоминания участника собы-
тий О. X. Ауссема, в которых он приводит ряд важных сведений о
коммунистах Николаевска-на-Амуре и деятельности Тряпицына и
Лебедевой (6).
О. X. Ауссем признавал, что созданный на партийной област-
ной конференции комитет РКП(б) бездействовал, а председатель
исполкома Совета Железин «всецело находился под влиянием
290
анархистского кружка Тряпицына» (7). Ауссем отметил, что город
Николаевск был в руках анархистов (8).
На вопрос, что такое была «тряпицынщина», О. Ауссем писал:
«Ответ ясен и прост и напрашивается сам собой. Такой же выро-
дившийся в бандитизм нарост на пролетарской революции, какой
пережили и другие части федераций».
Книга коммуниста С. П. Днепровского явилась одной из первых
попыток более полного освещения Николаевских событий 1920 го-
да. Автор использовал новый фактический материал о борьбе
нижнеамурских партизан против японских интервентов и бело-
гвардейцев, о съезде Советов Сахалинской области и деятельнос-
ти Тряпицына и его сообщников. Но в этой книге ряд важных со-
бытий остались нераскрытыми (9).
В советской исторической литературе дается лишь общая ха-
рактеристика Николаевских событий и оценка деятельности анар-
хо-максималистов в низовьях Амура (10).
Статьи журналиста И. Анискина, опубликованные в централь-
ных журналах (11), вызвали удивление и протесты участников
гражданской войны на Дальнем Востоке в связи с тем, что в них
допущены серьезные ошибки.
Автор подверг ревизии решение 1-й Приморской областной
конференции РКП(б) от 11 июля 1920 года о Тряпицыне и Лебе-
девой и, вопреки действительности, анархиста Тряпицына называ-
ет командиром «ленинской гвардии», «проверенным коммунис-
том» (12), а эсерку Н. Лебедеву изображает представительницей
большевистского подполья.
Факты говорят об ином. Тряпицын на суде открыто заявил о
том, что он анархист-индивидуалист... и был диктатором, и не шел
по программе большевиков (13).
Несостоятельным является утверждение и о принадлежности
Лебедевой к большевистской партии. Лебедева никогда в РКП(б)
не состояла и никогда не объявляла о своем разрыве с эсерами-
максималистами. В 1919 году она была в составе временного объ-
единенного подпольного штаба, в который входили большевики,
левые эсеры и максималисты.
В 1973 году В. Г. Смоляк успешно защитил кандидатскую дис-
сертацию на тему «Борьба большевистской партии за власть Со-
ветов в низовьях Амура (1917—1920)» (14). Эта диссертация пред-
ставляет значительный интерес, она написана на основе неопубли-
кованных материалов центральных и местных партийных и совет-
ских архивов. Диссертация В. Г. Смоляка является первым науч-
ным исследованием истории деятельности большевиков низовьев
Амура в 1917—1920 годах.
В 1971 году в межвузовском сборнике была опубликована ста-
тья доктора исторических наук Л. И. Беликовой «К вопросу о пар-
тизанском движении в низовьях Амура (1919—1920 гг)» (15).
291
Эта статья носит противоречивый характер. Автор правильно
отмечает, что анархист Тряпицын нарушал революционную закон-
ность, отдав приказ о расстреле коммунистов и японских военно-
пленных (16). Но вслед за этим, ссылаясь на официальные приказы
партизанского штаба о дисциплине партизан, она делает в этой
статье противоположный вывод о том, что «руководство штаба до
последнего дня боролось за революционный порядок» (17).
Автор статьи заявляет, что «на нижнем Амуре установилась не
диктатура Тряпицына, а Советская власть, которую признавал и
Я. И. Тряпицын» (18). Далее в статье говорится: «Решая судьбу
арестованных коммунистов, Я. И. Тряпицын действовал как дикта-
тор» (19).
Л. И. Беликова ошибочно считает, что «в низовьях Амура су-
ществовала большевистская организация. Привлеченные в коа-
лицию мелкобуржуазные революционеры Я. И. Тряпицын и
Н. М. Лебедева никаких партий не представляли» (20).
Эти утверждения не соответствуют действительности. В газете
«Призыв» (орган партизанского штаба) 9 апреля и 5 мая 1920 го-
да официально сообщалось, что в Николаевске-на-Амуре сущест-
вовали организации анархистов и эсеров-максималистов.
В действительности анархисты и эсеры-максималисты не явля-
лись пассивной силой. К весне 1920 года в их руках находились
партизанский штаб, газета «Призыв» и телеграф, которым комму-
нисты не имели возможности воспользоваться. Ни одна телеграм-
ма из Николаевска не могла отправиться без подписи Тряпицына
и Лебедевой. В марте — апреле 1920 года Тряпицын отстранил от
командования партизанскими полками И. Будрина и Г. Мизина.
Вместо Д. С. Бузина заместителем командующего партизанской
армией был назначен провокатор Лапта, о чем Тряпицын хорошо
знал. Начальником штаба вместо убитого коммуниста Т. Наумова
была назначена Лебедева.
Л. И. Беликова преувеличивает роль Тряпицына и Лебедевой
в организации информации в центр о положении на Дальнем Во-
стоке и необоснованно приписывает им авторство информации о
50-летии В. И. Ленина, опубликованной в газете «Призыв». На ос-
новании этого Л. И. Беликова делает вывод «о признании
Я. И. Тряпицыным и Н. М. Лебедевой Советской власти, партии
и В. И. Ленина» (21).
Это утверждение противоречит истине, так как Тряпицын и Ле-
бедева открыто выступали против создания буферного государ-
ства, внешней политики партии и Советского правительства, угро-
жали войной против ДВР и Японии.
В 81-м и 84-м примечаниях к статье Л. И. Беликова пытается
смягчить вину Тряпицына, Лебедевой и Железина и подвергает
сомнению правильность решения народного суда по их делу (22).
Следует приветствовать выход в свет книги «Очерк истории
292
Хабаровской организации КПСС», в которой дается краткое и-
объективное изложение истории партизанского движения и борь-
бы против анархо-максимализма в низовьях Амура в 1920 ГО-
ДУ (23).
В настоящей статье останавливаюсь лишь на некоторых во-
просах истории борьбы коммунистов против анархистов и эсеров-
максималистов в низовьях Амура в 1920 году.
Коммунистическая партия выросла, окрепла и закалилась в
непримиримой борьбе против оппортунизма, ревизионизма, бур-
жуазных и мелкобуржуазных партий.
В. И. Ленин раскрыл социально-экономические условия мелко-
буржуазной революционности. К ним относились: преобладание
мелкотоварного производства и мелкобуржуазного состава насе-
ления страны (24).
В. И. Ленин указывал, что: «...мелкобуржуазные демократы
(а в том числе и меньшевики) — неизбежно колеблются между
буржуазией и пролетариатом, между буржуазной демократией и
советским строем, между реформизмом и революционностью,
между рабочелюбием и боязнью пролетарской диктатуры и-
Т. д.» (25).
Важнейшим условием успеха борьбы трудящихся против ин-
тервентов и белогвардейцев являлось руководство Коммунисти-
ческой партии, разоблачение и изоляция мелкобуржуазных пар-
тий от масс, их идейный разгром.
На X съезде РКП(б) В. И. Ленин отмечал, «что мелкобуржуаз-
ная стихия не раз в течение революции показывала себя как са-
мый опасный враг пролетарской диктатуры» (26).
В ходе гражданской войны проходил сложный процесс раско-
ла и распада в рядах мелкобуржуазных партий. Еще в 1918 го-
ду В. И. Ленин указывал на неизбежность раскола мелкобуржу-
азной демократии, при котором «...часть перейдет на нашу сто-
рону, часть останется нейтральной, часть сознательно присоеди-
нится к монархистам-кадетам, продающим Россию англо-амери-
канскому капиталу, стремящимся удушить революцию чужезем-
ными штыками» (27).
Тактика Коммунистической партии по отношению к мелкобур-
жуазным партиям строилась с учетом этого процесса распада
мелкобуржуазной демократии.
Одна часть представителей мелкобуржуазной демократии пе-
решла на нашу сторону. Так, например, бывший анархист Н. А. Ка-
ландарашвили вступил в ряды Коммунистической партии и само-
отверженно боролся против интервентов и белогвардейцев. Ком-
мунисты убеждали колеблющихся, помогали занять им правиль-
ные позиции.
К мелкобуржуазной демократии, которая переходила на сто-
рону контрреволюции, Советская власть применяла репрессии.
295
Сущность анархизма раскрыта в трудах В. И. Ленина (28). Он
отмечал, что анархисты не понимают классовой борьбы пролета-
риата. «...Анархизм порождение отчаяния. Психология выбитого
из колеи интеллигента или босяка, а не пролетария» (29). «Анар-
хизм есть мелкобуржуазное политическое течение, враждебное
марксизму... между социализмом и анархизмом лежит целая
пропасть, — писал В. И. Ленин. — Миросозерцание анархистов
есть вывороченное наизнанку буржуазное миросозерцание. Их
индивидуалистические теории, их индивидуалистический идеал
находятся в прямой противоположности к социализму» (30).
Анархисты являются сторонниками создания автономных ас-
социаций производителей на основе примитивной уравнительнос-
ти. Анархистские тенденции проявлялись среди отсталой части
трудящихся. Идейные взгляды анархистов и эсеров-максималис-
тов во /лногом совпадали, поэтому они блокировались в борьбе
против коммунистов. Эсеры-максималисты настаивали на немед-
ленном осуществлении программы максимум: одновременном
проведении социализации земли, фабрик и заводов. Решающую
роль в социалистическом перевороте максималисты отводили
«инициативному меньшинству» — оторванному от масс заговор-
щической организации. Главной движущей силой переворота мак-
сималисты считали не пролетариат, а трудовое крестьянство.
Основным методом борьбы за уничтожение капитализма мак-
сималисты признавали индивидуальный террор и экспроприации
(31).
Борьба коммунистов против мелкобуржуазных партий широ-
ко освещена в нашей литературе (32).
Если правые эсеры и меньшевики открыто занимали антисо-
ветскую позицию, то анархисты и максималисты рядились в тогу
ультрареволюционности, и борьба с ними была более сложной,
тгак как их демагогия архиреволюционности оказывала влияние на
некоторую отсталую часть трудящихся.
Победы Красной Армии над Колчаком оказали огромное
влияние на развитие и подъем партизанского движения в Сиби-
ри и на Дальнем Востоке. Это движение являлось одной из форм
военно-политического союза рабочих и трудящихся крестьян пе-
риода гражданской войны. Во время оккупации Дальнего Восто-
ка и господства колчаковщины развернулось широкое повстан-
ческое движение в тылу интервентов и белогвардейцев. Это дви-
жение возглавлялось коммунистами и проходило под лозунгом
восстановления Советской власти и воссоединения Дальнего Вос-
тока с Советской Россией.
Командирами партизанских отрядов в большинстве случаев
'были коммунисты или сочувствующие им. Это свидетельствовало
-об огромном влиянии Коммунистической партии среди трудящих-
ся масс.
294
Командующими партизанскими отрядами были: в Приморской
области — С. Г. Лазо, в Амурской области— Г. С. Дрогошевский
и И. Г. Безродных, в Восточном Забайкалье — П. Н. Журавлев л
в Прибайкалье — Е. К. Лебедев. В редких случаях партизанскими,
отрядами командовали анархисты или анархистски настроенные
люди. В Приморье — Гурко, в Амурской области — П. Иванов, в
низовьях Амура — Я. Тряпицын. За анархические действия они бы-
ли отстранены от командования партизанскими отрядами.
Для анархистских отрядов и анархистских элементов в отря-
дах характерными были самостийность, нарушение революцион-
ной дисциплины, неподчинение вышестоящим партизанским шта-
бам, незаконные контрибуции и мародерство. Анархисты и анар-
хиствующие элементы порочили честь красных партизан и идеи-
партизанской борьбы за власть Советов. Коммунисты и партизан-
ские штабы вели активную борьбу с анархистами и анархиствую-
щими элементами в партизанском движении.
Борьба Коммунистической партии против анархистов и эсе-
ров-максималистов на Дальнем Востоке имела некоторые осо-
бенности. В условиях захвата интервентами Дальнего Востока и
господства колчаковщины, дальневосточные коммунистические
организации в 1918—1920 годах вступали в соглашения с левыми
эсерами, эсерами-максималистами и анархистами для совместной
борьбы против интервентов и белогвардейцев за воссоединение'
Дальнего Востока с Советской Россией. В этих целях во Влади-
востоке, Хабаровске, Благовещенске и Чите в 1919 году создава-
лись объединенные военно-революционные штабы, куда входили
представители от коммунистических, левоэсеровских и анархист-
ских организаций. Соглашения коммунистов с мелкобуржуазны-
ми партиями о вооруженной борьбе против интервентов и бело-
гвардейцев не означали отказа коммунистов от идейно-политиче-
ской борьбы с ними. Коммунисты постоянно разоблачали перед
массами трудящихся сущность и вред взглядов анархистов и эсе-
ров-максималистов, показывали их политическую неустойчивость.
В отличие от других районов Дальнего Востока партизанское
движение на нижнем Амуре развернулось не в первой, а во вто-
рой половине 1919 года. В ноябре 1919 года для развития парти-
занского движения на нижнем Амуре Хабаровский ревштаб на-
правил члена ревштаба коммуниста М. Е. Попко с небольшим,
партизанским отрядом, командиром которого был назначен анар-
хист Я. Тряпицын. Позднее председатель ревштаба Д. И. Бойко-
Павлов признал, что назначение Тряпицына было нежелатель-
ным (33).
Инициаторами партизанского движения в низовьях Амура бы-
ли коммунисты Г. С. Мизин, И. А. Будрин и Т. И. Наумов.
Численность партизанских отрядов росла за счет батраков,,
трудящихся крестьян, рабочих золотых приисков и солдат колча-
29S
«овской армии, перешедших на сторону партизан. Первым круп-
ным боем нижнеамурских партизан под Циммермановкой в де-
кабре 1919 года командовал Д. С. Бузин. Разгром белогвардей-
цев под Циммермановкой, а также переход солдат колчаковского
батальона в селе Мариинском на сторону партизан создали ко-
ренной перелом в пользу партизан.
Отсутствие организационного партийного центра в партизан-
ских отрядах, сравнительно слабая пролетарская прослойка сре-
ди партизан, а также отъезд по болезни коммунистов М. Е. Пол-
но и И. С. Бессонова благоприятствовали усилению влияния анар-
хо-максималистов на партизанское движение низовьев Амура.
Поголовная мобилизация, объявленная Тряпицыным в нижне-
амурских деревнях в январе 1920 года, привела к засорению пар-
тизанских отрядов кулацкими и уголовными элементами. В янва-
ре 1920 года Тряпицын вышел из подчинения Хабаровскому рев-
штабу и провозгласил себя командующим Красной Армией Нико-
лаевского военного округа. Хабаровский ревштаб направил к Тря-
пицыну члена ревштаба Н. Лебедеву с целью повлиять на него в
положительном духе, но она сама подчинилась ему и стала его
сообщницей и женой.
Наиболее дисциплинированными и боеспособными частями
партизанской армии являлись 1-й горный партизанский полк (ко-
мандир полка большевик И. А. Будрин), «Морской отряд» (коман-
дир Г. С. Мизин, большевик), артиллерийский дивизион И. Т. Анд-
реева и отряд Т. И. Наумова (оба большевики).
Опорой Тряпицына и анархистов являлся Анархо-коммунисти-
ческий полк под командованием С. И. Шерого. Но было бы непра-
вильным всех партизан этого полка относить к анархистам. Мно-
гие партизаны тогда не понимали сущности анархизма. И. С. Бес-
сонов в своих воспоминаниях о встречах с партизанами Анархо-
коммунистического полка писал: «...Первое, на что мне пришлось
обратить внимание, это на висевшие у партизан на груди черные
ленточки. С этого и начался наш разговор.
— Товарищ командир, что это за ленточки у вас на груди?
— Мы анархисты.
— Объясни мне, что такое анархизм?
— Не знаю.
— Как же так? Называете себя анархистами, а не знаете, что
'такое анархизм?
Командир смутился и покраснел... Он первый сорвал ленту, а
за ним последовали и другие» (34).
В начале февраля 1920 года партизаны блокировали город
Николаевск-на-Амуре. После подписания мирного договора с
японским командованием 29 февраля партизаны торжественно
вошли в город. Власть перешла в руки Временного исполкома
Советов Сахалинской области. Японское командование объявило
296
нейтралитет. 12 марта 1920 года предполагалось открытие съез-
да Советов Сахалинской области. Накануне съезда, 9 марта 1920
года была проведена регистрация прибывших делегатов и запись
в партию. По сведениям С. П. Днепровского, в списке коммунис-
тов было зарегистрировано 127 человек, эсеров-максималистов
15, анархистов 7 (35). В этот же день, по предложению Н. Лебе-
девой, было созвано межпартийное собрание, на котором было
избрано Временное бюро партий, сторонников Советской власти,
в составе С. М. Бунина, С. П. Днепровского и Н. М. Лебедевой.
Анархо-максималисты рассчитывали на выборах одержать побе-
ду, но потерпели поражение, и в дальнейшем они не приняли
участия в работе межпартийного бюро. «На первое заседание
этого бюро, — писал С. П. Днепровский, — назначенное на дру-
гой день, Лебедева тоже не явилась. Мы решили объявить себя
Временным бюро коммунистов, впредь до созыва полного со-
брания, распределив обязанности: Бунин — председатель, Днеп-
ровский — секретарь».
В ночь на 12 марта 1920 года произошло провокационное на-
падение японского гарнизона на партизан. Во время этого напа-
дения Тряпицын был ранен, и инициатива в организации разгро-
ма японских интервентов принадлежала коммунистам: А. И. Ко-
марову— коменданту города, командирам отрядов Г. С. Мизи-
ну, А. П. Иваненко, И. Т. Андрееву, И. А. Будрину и другим.
На областном съезде трудящихся (16—28 марта 1920 года) об-
наружились серьезные разногласия между коммунистами и анар-
хо-максималистами по вопросам политики и тактики Советской
власти. Вопреки желаниям анархо-максималистского блока пред-
седателем съезда Советов был избран коммунист С. М. Бунин.
Н. Лебедева произнесла демагогическую речь с призывом к
«беспощадной борьбе против соглашательства большевиков с
земством во Владивостоке и Хабаровске» (36).
Анархист Оцевилли призывал делегатов к террору — «коцать
всех гадов «соглашателей» — и к войне с Японией (37).
Анархист Дед-Пономарев требовал немедленного запрещения
частной торговли и национализации кооперации (38).
С критикой авантюристической политики анархо-максималис-
тов выступили большевики С. М. Бунин, И. А. Будрин, С. П. Днеп-
ровский, А. П. Иваненко, П. В. Лехов и другие. Еще на съезде
анархо-максималисты угрожали расправиться с коммунистами за
их «соглашательство» с земцами.
Положение большевиков города значительно ухудшилось. На-
чальник ревштаба коммунист Т. И. Наумов погиб во время напа-
дения японцев на партизан. Вместо него была назначена ставшая
идеологом Н. М. Лебедева. Она же стала и заведующей агитаци-
онно-информационным отделом штаба Тряпицына.
После областного съезда трудящихся часть партийного актива
12 За советский ДВ	297
(С. М. Бунин, С. П. Днепровский, П. В. Лехов) по ряду причин вы-
была из Николаевска-на-Амуре. Отсутствие в городе единого
партийного руководящего центра отрицательно сказалось на хо-
де Николаевских событий. Кроме того, некоторые коммунисты, в
том числе О. X. Ауссем, П. Ф. Павличенко и другие, не сразу ра-
зобрались в создавшейся обстановке и даже поддерживали Тря-
пицына; Ф. А. Железин, председатель Сахалинского областного
исполкома, проявил полную беспринципность и превратился в ис-
полнителя воли Тряпицына, стал соучастником нарушений револю-
ционной законности.
В апреле 1920 года вся полнота власти перешла в руки рев-
штаба и фактически установилась военная диктатура Тряпицына.
В своей деятельности он опирался на деклассированные и уго-
ловные элементы, в том числе на бывшего колчаковца В. И. Ор-
лянкоского-Биценко, провокатора Лапту (И. В. Рагозина), бандита
Е. Ф. Сасова, анархиста И. К. Оцевилли-Павлуцкого, М. М. Харь-
ковского и др. Тряпицын создал свою контрразведку и привиле-
гированный экспедиционный отряд с карательными функциями.
При поддержке Железина он отклонил предложение коммунис-
тов о создании института военных комиссаров.
Открытая антикоммунистическая политика анархо-максималис-
тов проявилась в отстранении коммунистов от командных долж-
ностей и назначении вместо них верных Тряпицыну людей. На-
пример, 17 марта 1920 года своим заместителем Тряпицын назна-
чил Лапту. Тряпицын установил строгий контроль за радио-
станцией и не допускал коммунистов к переговорам. Это давало
возможность анархо-максималистам дезориентировать комму-
нистов и трудящихся и извращать директивы Центра по вопросу
о создании буферного государства на Дальнем Востоке. Взаимо-
отношения между коммунистами и анархо-максималистами в пе-
риод строительства буферного государства по вине последних
стали носить враждебный характер.
Значительно активизировало свою деятельность Бюро Нико-
лаевской-на-Амуре группы анархистов. В городе был создан анар-
хистский клуб. В официальном сообщении говорилось, что при
бюро проводится ежедневное дежурство по вопросам анархиз-
ма и коммунизма, имеется библиотека и читальный зал, прово-
дится регистрация анархистов (39).
С 1 апреля стала выходить газета «Призыв», официальный ор-
ган штаба Красной Армии Николаевского-на-Амуре округа. Эта
газета находилась в руках анархо-максималистов. В ней система-
тически публиковались статьи анархо-максималистского содержа-
ния, направленные против «соглашателей» — большевиков.
Анархо-максималистский блок отказывался выполнять дирек-
тивы Советского правительства о буферном государстве и пытал-
ся в противовес ему образовать Дальневосточную советскую рес-
298
публику с центром в Николаевске-на-Амуре. В газете «Призыв»
за 3 апреля 1920 года была опубликована телеграмма, отправлен-
ная в Москву, Омск, Иркутск и Охотск, за подписями Тряпицына
и Лебедевой. В ней говорилось о «...маленькой Дальневосточной
советской республике, охватывающей район Николаевска, Охот-
ска, Керби и острова Сахалина» (40). 10 апреля 1920 года ок-
ружной исполком Совета принял постановление «Об объедине-
нии районов, соприкасающихся к Николаевскому округу с воен-
ной точки зрения, как-то Камчатки, Охотска, Анадыря, острова
Сахалина» (41).
На основании ложной информации Тряпицына и Лебедевой о
«директивах из Центра» исполком Совета признал необходимым
«...передать военному комиссариату особые полномочия с правом
в случае надобности делать распоряжения всем учреждениям и
лицам, минуя гражданские власти» (42). Это означало, что ис-
полком Совета передал ревштабу во главе с Тряпицыным всю
полноту власти.
Позднее, 28 апреля 1920 года, Тряпицын на гарнизонном со-
брании в сообщении о положении на Дальнем Востоке ложно
янформировал партизан о том, будто бы «согласно данных инст-
рукций из Иркутска, мы должны во что бы то ни стало удер-
жать за собой Николаевск, объединить все советские организации
на Дальнем Востоке и продолжать раз начатое дело» (43). В сво-
ей речи Тряпицын ничего не сказал партизанам о директивах
Центра по вопросу создания буферного государства на Дальнем
Востоке. Ясно, что никаких директив Центра об объединении со-
ветских организаций Дальнего Востока вокруг Николаевска не
существовало.
Анархо-максималисты, являясь сторонниками массовых ре-
прессий, грубо нарушали революционную законность, прибегали к
необоснованным арестам и расстрелам без суда и следствия.
Следственная комиссия ревштаба установила, что в период
с 19 апреля 1920 года и до внезапного нападения японцев 157
арестованных, из-за отсутствия фактов виновности, подлежали
освобождению из тюрьмы, но во время японского нападения по
приказу Тряпицына были расстреляны не только активные бело-
гвардейцы, но и лица, подлежавшие освобождению (44). Репрес-
сии применялись не только к явным контрреволюционерам, но
и к интеллигенции: учителям, врачам, а также к коммунистам.
Пьянство, насилия, незаконные реквизиции и аресты вызывали
недовольство и протесты со стороны населения и партизан. Пер-
вое открытое выступление против Тряпицына произошло в быв-
шем горном полку и среди артиллеристов, где было много ра-
бочих. Партизаны требовали ареста и расстрела белогвардейца
Начохина (45), который в 1919 году порол приисковых рабочих и
пользовался покровительством Тряпицына.
12
299
Контрразведка Тряпицына следила за каждым шагом актив-
ных коммунистов. Большевистская организация, по существу, на-
ходилась на полулегальном положении. Бывший секретарь народ-
ного суда в селе Керби С. А. Птицын в своих воспоминаниях пи-
сал: «...Мизин и Будрин считались в опале у Тряпицына и потому
с открытой, легальной платформой своих взглядов не высказы-
вали, нелегальную же работу потихоньку от Железина вели среди
партизан бывшего Кербинского отряда и частично среди парти-
зан артиллерии через Кононова Я. И., Ковалева Н. А. и Березов-
ского П. А. и среди рабочих речного транспорта. Коммунисты со-
бирали нелегальные собрания, на которых обсуждали вопросы
изменения порядка управления сначала мирным путем, а в слу-
чае надобности путем переворота и снятия руководителей, Тря-
пицына и других» (46). Нелегальные собрания фактически были
собраниями партийного актива.
Во второй половине апреля 1920 года по инициативе комму-
нистов Будрина, Березовского, Мизина, Андреева и других созы-
вались гарнизонные собрания партизан с протестом против про-
извола Тряпицына и его сообщников.
Арест Будрина вызвал новую волну протеста партизан. 23 ап-
реля 1920 года было созвано объединенное собрание 1-го пар-
тизанского полка и делегатов экспедиционного, лыжного, пуле-
метного отрядов и из воинских частей в крепости Чныррах. На
этом собрании с клеветническим и провокационным докладом
об аресте И. А. Будрина выступила начальник штаба округа Н. Ле-
бедева. Она заявила, что будто бы в городе была раскрыта «ан-
тибольшевистская» и «антисоветская» организация с участием
Будрина и китайского консула. Ими якобы был организован спе-
циальный китайский отряд (47). Это сообщение от начала до кон-
ца было клеветническим.
Против чудовищных обвинений, предъявленных Будрину, и с
требованием его немедленного освобождения из-под ареста от-
крыто выступили большевики Березовский, Иваненко, В. И. Кля-
чин, Мизин и другие. Собрание потребовало, чтобы суд над Буд-
риным происходил при открытых дверях. Все выступавшие в за-
щиту Будрина вскоре были арестованы. Анархо-максималисты на-
несли тяжелый удар коммунистам Николаевска-на-Амуре. Хотя
5 мая 1920 года официально оформился областной комитет
РКП(б) в составе О. X. Ауссема, И. В. Кузнецова, А. Шмуйловича,
Р. И. Фраермана и П. С. Гетмана-Гапоненко (48), но этот коми-
тет, вспоминал позже Ауссем, «...собирался всего два или три
раза и никакого влияния на ход событий во всяком случае не
имел» (49).
Между тем, дело И. А. Будрина, А. Жоголева, Я. Кононова и
других коммунистов рассмотрел ревтрибунал, который был вы-
нужден отклонить обвинения их в контрреволюционной деятель-
300
ности. «В связи с высказанным Будриным недоверием как к ли-
цам, состоящим во главе штаба, так и Тряпицыну...» ревтрибунал
постановил выслать И. А. Будрина и других коммунистов из пре-
делов Сахалинской области на два года, предоставив им «...сво-
бодный выезд из Николаевска» (50). Но по распоряжению Тряпи-
цына коммунистов из тюрьмы не освободили. Перед эвакуацией
партизан и населения из города все коммунисты, находившиеся
под арестом, были расстреляны.
Перед эвакуацией Николаевска-на-Амуре анархо-максималис-
ты организовали «чистку» города от контрреволюционеров. За
подписью Тряпицына, Лебедевой и Железина издавались такие
предписания, в которых говорилось: «...Военно-революционный
штаб округа предписывает вам раскрыть и уничтожить все контр-
революционные элементы в вашем бывшем комиссариате рыбо-
промышленности, ныне подотделе при отделе продовольствия и
снабжения в срочном порядке. Зам. председателя военревшта-
ба — Железин» (51). Такой документ был выдан 24 мая 1920 года
К. Горелову. Подобные предписания вручали руководителям уч-
реждений, что привело к гибели людей, не связанных с контрре-
волюцией. Эти предписания являлись проявлением грубейшего
нарушения революционной законности. Исполнителем этих пред-
писаний являлся экспедиционный отряд Тряпицына. Аресты со-
провождались конфискацией имущества и обычным грабежом.
Внутренняя и внешняя политика анархо-максималистов нижне-
го Амура носила антикоммунистический и авантюристический ха-
рактер.
Анархо-максималисты выступали против диктатуры пролета-
риата и руководящей роли в ней Коммунистической партии. В ре-
дакционной статье «Диктатура пролетариата», опубликованной в
газете «Призыв», извращалась сущность диктатуры пролетариа-
та. Вместо нее анархисты выдвигали лозунг «диктатура народа»,
которая, по их мнению, должна вести борьбу с буржуазией,
«...организуясь не в политическую партию с целью захвата влас-
ти, а во внепартийную трудовую организацию с прямой целью
взять в свои руки всех средств и орудий производства» (52).
Анархо-максималисты носились с идеей создания «трудовой
республики». В этих целях они ликвидировали торговлю, нацио-
нализировали кооперацию (53), отменили деньги, ввели уравни-
тельное снабжение, широко применяли конфискацию имущества,
хотели ввести в городе казарменный коммунизм.
С. М. Бунин в своих воспоминаниях об экономической полити-
ке анархо-максималистов писал, что у них «...была полнейшая
анархия. Как они делали? Скажем, захватывают склад Амурского
флота, там лежит 300 тысяч пар сапог, открывают склад, выбра-
сывают сапоги, и бери кто что хочет. В буквальном смысле сло-
ва дальневосточная форма махновщины» (54).
301.
Отказываясь выполнить директиву ЦК РКП(б) и Советского
правительства о строительстве буферного государства на Даль-
нем Востоке, анархо-максималисты, являясь противниками поли-
тических компромиссов, объявили беспощадную борьбу с боль-
шевиками— «соглашателями». Обманывая партизан и трудящих-
ся, Я. Тряпицын и Н. Лебедева уверяли местные органы власти
Николаевского района, Охотска, Керби, Сахалина и Камчатки, что
будто бы, согласно директиве Центра, им поручено создать Даль-
невосточную советскую республику с центром в городе Никола-
евске-на-Амуре (55). Ревкомы Керби, Сахалина и Камчатки реши-
тельно отвергли план Тряпицына.
Тряпицын и Лебедева относили сторонников буферного госу-
дарства к «антисоветским элементам» и призывали к их уничто-
жению (56). Отправляя отряд Стрельцова в Хабаровск, Тряпицын
требовал от него «...убить командующего экспедиционным отря-
дом революционных войск Булгакова, а также убрать всех, кого
следует, из командного состава» (57).
В телеграмме в Иркутск уполномоченному Наркомата иност-
ранных дел Я. Д. Янсону, угрожая войной против буфера, Тряпи-
цын заявил: «...мы будем держать общий фронт против вашего
пресловутого буфера» (58). Тряпицын, не считаясь с военно-по-
литическим положением Советской республики, был сторонником
войны не только против буфера, но и против Японии.
В телеграмме Янсону от 29 мая 1920 года он заявил: «...вой-
ны с Японией вы не избежите, а армия будет поставлена в без-
выходное положение, и ей придется драться на два фронта— с
японцами и земцами. Спасти положение можно только тем, что
немедленно изменить политику на Дальнем Востоке, категориче-
ски потребовать вывода японских войск, и если придется с ними
драться, то это будет легче, так как будет один фронт» (59).
Эти и ряд других телеграмм свидетельствуют о том, что Тря-
пицын и Лебедева были активными противниками буферного го-
сударства на Дальнем Востоке и занимали авантюристическую
внешнеполитическую позицию, противоречащую директивам
В. И. Ленина и ЦК РКП(б).
В чем же сущность тряпицынщины?
Она явилась одним из проявлений мелкобуржуазной стихии в
период гражданской войны на Дальнем Востоке. Тряпицынщина
была проявлением партизанщины, неподчинения директивам
центральных советских органов и В. И. Ленина по вопросам со-
здания буферного государства на Дальнем Востоке. В. И. Ленин
решительно осуждал партизанщину и требовал постоянной борь-
бы с ее проявлениями. Он указывал: «...как огня надо бояться
партизанщины, своеволия отдельных отрядов, непослушания цен-
тральной власти, ибо это ведет к гибели» (60).
Социальной опорой тряпицынщины явились зажиточные кре-
302
стьяне, деклассированные и уголовные элементы, а ее идейной
основой было единство взглядов анархистов и эсеров-максима-
листов.
Партийная оценка деятельности Тряпицына, Лебедевой и их
сообщников была дана в постановлении 1-й Приморской област-
ной конференции РКП(б) от 11 июля 1920 года, принятом еди-
ногласно при участии членов Владивостокской группы Дальбюро
РКП(б). Конференция отметила, что Тряпицын и Лебедева «...со-
знательно шли все время против основных указаний центральных
организаций Советской власти... По непосредственному распоря-
жению этих лиц без всяких оснований в числе убитых были жен-
щины, дети, лица общественных организаций и члены РКП(б)»
(61). Конференция указала, что «...подобные действия возможны
лишь вследствие недостаточного влияния организации в том или
ином месте», и решила предать революционному суду Тряпицына
и Лебедеву по законам военного времени и разъяснить «...само-
чинные действия Тряпицына и К0, отчужденность их от Советской
власти».
Официальная советская оценка Николаевских событий 1920 го-
да была дана в «Дипломатическом словаре», изданном под ре-
дакцией члена Политбюро ЦК КПСС, первого заместителя Пред-
седателя Совета Министров СССР, министра иностранных дел
А. А. Громыко.
В статье «Николаевский инцидент» говорится:
«Когда в мае стало известно, что из Хабаровска в Никола-
евск-на-Амуре отправлены вспомогательные японские войска,
Тряпицын велел отступить и расстрелял оставшихся в городе
пленных японцев и белогвардейцев, а город поджег. За это само-
управство Тряпицын был осужден и расстрелян партизанами.
Этот случай, получивший название «Николаевский инцидент», и
был использован японцами в виде оправдания оккупации ими
острова Сахалина якобы в «компенсацию» «за «Николаевский ин-
цидент» (62).
События в Николаевске-на-Амуре научили коммунистов мно-
гому. После эвакуации населения из города в село Керби по ини-
циативе коммунистов Тряпицын и его сообщники были арестова-
ны и народный суд, избранный из представителей партизанских
отрядов и трудящихся города Николаевска-на-Амуре и села Кер-
би, вынес суровый приговор по делу Тряпицына и его сообщни-
ков. По решению народного суда в июле 1920 года Тряпицын и
его сообщники были расстреляны.
Фальсификаторы истории нагло утверждают, что якобы Тря-
пицын на Дальний Восток был направлен по заданию Ленина, а
«Николаевский инцидент» будто был подготовлен Советским пра-
вительством (63).
Но буржуазные фальсификаторы умалчивают о многом, в том
303
числе о том, что главными виновниками «Николаевского инци-
дента» являлись японские милитаристы, организовавшие веролом-
ное, провокационное нападение на партизан в Николаевске-на-
Амуре в ночь с 11 на 12 марта 1920 года. Фальсификаторы так-
же умалчивают о том, что Тряпицын был анархистом, грубо на-
рушал революционную законность, расстреливал коммунистов,
терроризировал местное население.
В 1970 году в Токио была опубликована книга американского
профессора Дж. Ленсяна «Советско-японские отношения (1921 —
1930 гг.)», в которой он оправдывает японских милитаристов, а
вину за «Николаевский инцидент» сваливает на партизан (64).
К сожалению, мы до сих пор не имеем обобщающей моно-
графии, в которой давалась бы научная история борьбы за власть
Советов и против анархо-максималистов в низовьях Амура. Эту
задачу предстоит решить советским историкам.
Примечания: 1. См. сб. «Революция на Дальнем Востоке». М. — П., 1923.
С. 7—63. 2. См. сб. «Революция на Дальнем Востоке». М. — П., 1923.
С. 8. 3. Там же. С. 7. 4. Там же. С. 8. 5. ПАХК, ф. 44, опл, 1, д, 377,
л. 5. 6. Ауссем О. X. Николаевская-на-Амуре коммуна (1920 г.). — Ж.
Пролетарская революция. 1924. № 5 (28). С. 111. 7. Ауссем О. X.
Николаевская-на-Амуре коммуна (1920 г.).— Ж. Пролетарская рево-
люция. 1924. № 5. С. 39. 8. Там же. С. 9. 9. Днепровский С. П. По до-
линам и по взгорьям; Хабаровск, 1956. С. 60. 10. См. сб. «История граж-
данской войны в СССР». М„ 1960. Т. 5. С. 340. Крушанов А. И. Борь-
ба за власть Советов на Дальнем Востоке и в Забайкалье (апрель
1918 г. — март 1920 г.). Владивосток. 1962. С. 297—300; 302—305. Ни-
кифоров П. М. Записки премьера ДВР. М., 1963. С. 184. Героические
годы борьбы и побед. М., 1968. С. 197—198. Рейхберг Г. Е., Шуры-
гин А. П. Буржуазная историография Октября и гражданской войны
в Сибири. Новосибирск, 1981. С. 43—44; 46—47 и др. 11. Анискин Илья.
Комиссар Постышев на Дальнем Востоке. — Ж. Старшина — сержант.
1967. № 7; Его же «Рассказываем о малоизвестном». — Ж- Военные зна-
ния. 1971, № 1. 12. См. ж. Военные знания. 1971, № 1. 13. Смоляк
Виктор Григорьевич. Борьба большевистской партии за власть Советов
в низовьях Амура (1917—1920 гг.). —М., МГУ, 1973. Автореферат
кандидатской диссертации. 14. ПАХК, ф. 44, on. 1, д. 377, л. 4. 15. См.
межвузовский сб. «Борьба Коммунистической партии против правого
и левого оппортунизма (1909—1930 гг.)». Изд-во Калининского госу-
дарственного университета, отв. редактор Беликова Л. И. 1978. С.
146—165. 16. См. межвузовский сб. «Борьба Коммунистической партии
против правого и левого оппортунизма (1909—1930 гг.). Изд-во Ка-
лининского государственного университета, отв. редактор Беликова Л. И.
1978; С. 158. 17. Там же. С. 159. 18. Там же. С. 152. 19. Там же, С. 158,
20. Там же. С. 161. 21. Статья Беликовой Л. И. С. 153. 22. Указ, статья
Беликовой Л. И. С. 164—165. 23. См. «Очерк истории Хабаровской
организации КПСС». Хабаровск, 1979. С. 62—65, 73—75. 24. Ленин В. И.
Поли. собр. соч. Т. 41. С. 14—15; Т. 43. С. 24. 25, Ленин В. И. Поли,
собр. соч. Т. 41. С. 59. 26. Ленин В. И. Поли собр. соч. Т. 43. С. 32. 27.
Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 193. 28, Ленин В. И. Анархизм
и социализм. — Поли. собр. соч. Т. 5; Социализм и анархизм. Т. 12;
Государство и революция. Т. 33; Детская болезнь левизны в коммуниз-
ме. Т. 41 и др. 29. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 5. С. 378. 30. Ле-
нин В. И. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 132. 31. Ярославский Е. М. Анар-
304
хисты в России. М., 1937; Гусев К. Крах мелкобуржуазных партий в
СССР. М., 1966. 32. Ленин В. И. История классов и политических пар-
тий в России. М., 1970; Канев С. Н. Октябрьская революция и крах
анархизма. М., 1974; Комов В. В. Банкротство буржуазных и мелко-
буржуазных партий в России в период Великой Октябрьской социали-
стической революции. М., 1965; Спирин Л. М. Классы и партии в граж-
данской войне в России (1917—1920 гг.). М.. 1968. 33. Эхо партизан-
ских сопок. Хабаровск, 1973. С. 97—98. 34. Бессонов И. С. Борьба за
Советы на Дальнем Востоке, из личного архива Матвеева-Бодрого. 35.
Справка Днепровского С. П. «О Николаевских событиях 1919—1920 гг.»,
представленная им в ИМЭЛ при ЦК КПСС. С. 3. 36. Свержение кол-
чаковской власти во Владивостоке и других городах Приморья в связи
с наличием там крупных войск интервентов проходило под лозунгом
временной передачи власти Приморской областной земской управе при
сохранении в ней влияния большевиков. 37. Указ, справка Днепровского
С. П. С. 3—4. 38. Днепровский С. П. По долинам и по взгорьям. Ха-
баровск, 1956. С. 133. 39. Газ. «Призыв». Николаевск-на-Амуре, 1920,
9 апреля. 40. Газ. «Призыв». 1920, 3 апреля. 41. Газ. «Призыв». 1920,
16 апреля. 42. Газ. «Призыв». 1920, 16 апреля. 43. Газ. «Призыв». 1920,
4 мая. 44. Указ, справка Днепровского С. П. С. 1. 45. ПАХК, ф. 44,
он. 1, д. 292, л. 74. 46. ПАХК, рукопись Птицына С., л. 74. 47. Газ.
«Призыв». 1920, 27 апреля. 48. Газ. «Призыв». 1920, 7 мая. 49. Ж. Про-
летарская революция. М., 1924. № 5. С. 39. 50. ПАХК, ф. 44, on. 1, ед.
хр. 567, л. 120. 51. ГАХК, ф. 79, он. 1, ед. хр. 1, л. 70. 52. Газ. «При-
зыв». 1920, 3 апреля. 53. Там же. 1920, 16 апреля. 54. ПАХК, ф. 44,
on. 1, ед. хр. 288, л. 39, воспоминания Бунина С. М. 55. ГАХК, ф. 79,
on. 1, ед. хр. 1, л. 64; ПАХК, ф. 44, on. 1, ед. хр. 567, л. 67. 56. ПАХК,
ф. 44, он. 1, ед. хр. 567, л. 33. 57. ГАХК, ф. 79, on. 1, ед. хр. 1, л. 64;
ПАХК, ф. 44, он. 1, ед. хр. 335, л. 1. 58. ПАХК, ф. 44, on. 1, ед. хр.
567, л. 24. 59. ПАХК, ф. 44, он. 1, ед. хр. 335, л. 30. 60. Ленин В. И.
Поли. собр. соч. Т. 39. С. 152. 61. Газ. «Красное знамя». Владивосток,
1920, 21 июля. 62. Дипломатический словарь. 2-е изд. Т. 2. М., 1971.
С. 387 (главная редакция — Громыко А. А., Земсков И. Н„ Хвос-
тов В. М.). 63. Гутман А. (Анатолий Ган). Гибель Николаевска-на-Аму-
ре. Берлин, 1924; Милюков П. Россия на переломе. Т. 2. Париж; На-
камура К. История Японии (перевод с японского). Харбин, 1938. 64.
История СССР. 1972. № 3. С. 169—172.
А. А. КУРИЛОВ
СЕВЕРО-ВОСТОК НА ЗАРЕ СОВЕТОВ
Родился я 25 марта 1889 года в местечке Веприк Гадячского
уезда Полтавской губернии в семье сельскохозяйственного рабо-
чего, впоследствии рабочего металлургических заводов Донбас-
са (Дружковка, Макеевка). Можно было бы написать целую по-
весть о том, как мальчишка из бедной семьи тянулся к знаниям.
Попасть в среднее учебное заведение 50—60 лет назад бедняку
было трудно: гимназии и реальные училища были только в горо-
дах, а платить надо было и за учение, и за квартиру со столом,
а у нас семья была в 11 человек.
305
С 1899 no 1910 год учился в начальной школе, двухклассном
сельском, а затем в ремесленном училище, откуда выдержал эк-
замен в Белгородский учительский институт.
Неизгладимое впечатление в моей памяти оставила революция
1905—1907 годов. Мне тогда было 16—18 лет. В сущности про-
исходивших событий я тогда разбирался слабо, и активно в ре-
волюции не участвовал. Помню, приходилось присутствовать на
крестьянском волостном съезде и на съезде учителей в селе По-
кровском Екатеринославской губернии, где я учился в ремеслен-
ной школе. После расстрела рабочих 9 января в нашу школу воз-
вратился весь бритый, чтобы не узнали, один из наших учителей,
побывавших в те дни в Петербурге. Он собрал кружок наиболее
сознательных учеников и тайком в лесу проводил с ними бесе-
ды о царе-кровопийце, о расстреле рабочих.
На заводе в Дружковке работал слесарем мой брат, который
приносил маленькие листовки РСДРП с лозунгом вверху «Проле-
тарии всех стран, соединяйтесь!» Я случайно присутствовал на ми-
тинге рабочих завода, на котором выступавшие призывали к свер-
жению самодержавия. Митинг был расстрелян казаками. Во вре-
мя похорон траурная процессия прошла через весь поселок Гав-
риловку с пением «Вы жертвою пали в борьбе роковой...»
В 1910 году я уехал на Дальний Восток и стал работать учи-
телем в Никольске-Уссурийском. В 1913 году, помню, выступил
с антирелигиозной речью на похоронах молодого учителя и по-
сле этого был сослан в Петропавловск-Камчатский.
О большевиках не слышал до февраля 1917 года. На заводе
у нас, где работал брат, были две тайные группы: эсдеков и эсе-
ров, но кто такие большевики — я не знал.
Февральская революция застала меня в Петропавловске в
должности инспектора высшего начального училища. Были тогда
такие «высшие» училища для «низших» классов царской России.
Известие о свержении самодержавия и отречении Николая II
от престола застало царские власти врасплох. Целые сутки вице-
губернатор держал его в секрете. После радиопроверки через
Хабаровск манифест царя пришлось обнародовать, и я, как «на-
чальник учреждения», получил его копию. Помню, как вихрь вле-
тел с нею в комнату к жене:
— Урра-а! Царя, царя нет!
— А это плохо или хорошо? — наивно спросила жена.
— Так это же свобода, революция!
В здании театра «имени Мономаховых» (Народном доме), как
по звону вечевого колокола, собралось все население Петропав-
ловска во главе с вице-губернатором Чаплинским, правителем
канцелярии Червлянским, членами окружного суда и др. Чаплин-
ский зачитал манифест царя об отречении и обратился к собрав-
шимся:
306
— Сознаете ли вы всю важность этого?
— Сознаем! Сознаем!—закричали из задних рядов. — Да-
вай дальше... дальше...
Так началась неделя сплошных митингов. Митинговали каждый
вечер, пока в лампе хватало керосину, и потом еще долго гуде-
ла толпа на всех улицах и проулках города. На одном из таких
собраний под моим председательством постановили: «Долой гу-
бернатора и вице-губернатора! Да здравствует народная власть!»
А наутро я, как инспектор училища, явился к тому же вице-
губернатору с ассигновками на жалованье учителям.
— Hv я понимаю, — говорил Чаплинский, — что убрали губер-
натора. А за что же меня? Я ведь ничего плохого не делал, а?
И верно, вице-губернатор при наличии губернатора ровно ни-
чего не делал: играл в преферанс, ухаживал за хорошенькими
дамочками, целовал им ручки, а иногда появлялся в канцелярии,
где всеми делами вершил правитель канцелярии.
Вскоре на общем собрании граждан избрали открытым голо-
сованием комитет общественной безопасности во главе с учите-
лем Сусляком. Областным комиссаром Временного правительст-
ва был утвержден член окружного суда Емельянов. В КОБ вклю-
чили и меня. Воспользовавшись отсутствием в Петропавловске
революционных организаций, коммунистов, промышленных рабо-
чих, камчатская буржуазия полностью захватила власть в свои
руки. Первый Совет был образован только в декабре 1917 года.
Вице-губернатор был вынужден сложить полномочия и пере-
дать дела областному комиссару Временного правительства, а
на местах уездные начальники должны были сдать власть уезд-
ным комиссарам. По директиве областного КОБа и областного
комиссара на местах стали организовываться комитеты общест-
венной безопасности.
Как и по всей стране, на Камчатке мелкобуржуазная стихия
вначале захватила большинство населения. Мне, как и многим
другим, трудно было разобраться в действительной сути происхо-
дивших событий, в сущности большевизма. Одно я знал твердо:
я должен защищать интересы трудящихся.
В начале июля мне неоднократно предлагали «высокий
пост» — комиссара Временного правительства в Гижигинском уез-
де, но я упорно отказывался, не желая бросать работу в школе,
которую полюбил за прошедшие шесть лет. Наконец, когда мне
было еще раз предложено ехать в Гижигу «во имя революции»,
я не устоял и согласился. Сдав дела учителю Сусляку, я с же-
ной на пароходе «Ставрополь» отправился в далекую Гижигу с
заходом в Охотск, Тауйск, Иню, Ямск, Олу, Наяхан. В конце ию-
ля оказались в Гижигинском заливе. Дождавшись большой воды,
отчалили наконец от борта парохода на катере и кунгасах. Ме-
ня встречал секретарь Гижигинского уездного начальника Осмо-
307
ловского Сомов, с которым мы и прибыли в Кушку, а затем по
реке Гижиге и в самый центр уезда — Гижигу, расположенную в
25 километрах от устья.
Встречать комиссара пришли все жители поселка от мала до
велика. Речей особых не было, но многие жали руку и привет-
ствовали новую власть кто как умел и хотел. Бывший уездный на-
чальник Осмоловский был верным слугою царя в этом крае, что
не мешало ему, однако, быть добропорядочным чиновником.
Никаких жалоб на него со стороны трудового населения уезда я
не слышал. Более того, он даже пытался сдерживать ненасытные
аппетиты местных купцов, защищая население от их грабежа, хо-
тя мог бы по своему положению работать с ними в полном кон-
такте. «Я очень рад, — говорил мне Осмоловский, — что передаю
дела именно вам, человеку образованному, бывшему инспектору
училища, а не какому-нибудь купчишке вроде Адолина».
Сомов остался работать в аппарате комиссара. Он хорошо
знал если не весь уезд, то, во всяком случае, всех жителей и
верховодов Гижиги. Это мне очень пригодилось.
Что представляло из себя население Гижиги и уезда? Это ры-
баки, охотники-звероловы, коряки-оленеводы, эвены, чукчи-оле-
неводы, купцы-скупщики пушнины, они же владельцы лавок (ма-
газинов): Богунов, Берсенев, Говорин, Адолин, Черепанова (быв-
шая акушерка), Кох; чиновники: начальник уезда, его секретарь,
заведующий почтовым отделением, почтальон, служащие радио-
станции. Преобладало трудящееся население, все богатство ко-
торого были нарта, собаки и юкола для их и своего пропитания.
В Гижиге имелась казачья команда. Это потомки якутских ка-
заков, осваивавших Камчатку времен Атласова. Они несли охра-
ну складов продовольствия на Кушке и конторы уездного на-
чальника. Получали пайки и жалованье деньгами. Поддерживали
порядок в поселке, сажали в «холодную» пьяниц и хулиганов.
При мне продолжали нести ту же службу. Особого участия в ре-
волюционных событиях не принимали.
По прибытии в Гижигу я решил прежде всего обновить состав
уездного КОБа. Теперь в него вошли О. Н. Флетчер (председа-
тель), пользовавшийся доверием и уважением населения, Адо-
лин (заместитель председателя), Сомов (секретарь), Елена Пет-
ровна Курилова — моя жена (казначей), Домников (фельдшер),
Брагин, Душкин, Котельников, Беломоин. Большинство членов
этого КОБа активно защищало интересы трудового населения.
Моя жена, находясь в составе комитета, всегда держала меня в
курсе его работы. По существу, комитет работал под моим ру-
ководством, Это был как бы парламент, члены которого пользо-
вались правом совещательного голоса. Особых столкновений ме-
жду мною и членами КОБа не возникало.
Самым жгучим для населения Гижиги являлся продовольствен-
308
ный вопрос. Все продукты питания, кроме рыбы и мяса, завози-
лись из Владивостока. Для торговцев Гижиги мало было интере-
су торговать за деньги (особенно когда появились «керенки»).
Все они стремились вывозить свои товары в глубь уезда для об-
мена с инородцами на пушнину. Бессовестно обсчитывали, спаи-
вали спиртом. Торговля вразвоз давала купцам приличные бары-
ши, причем население всегда оставалось должным купцам, так
как забирали чай, табак, патроны, пистоны, бусы зачастую в кре-
дит, под пушнину.
Не брезговали торговлей вразвоз и работники радиостанции
в Наяхане— Савинский, Антонов, Кох (сын купца Коха) и заве-
дующий почтовым отделением Васильев, женатый на дочери куп-
ца Падерина. Радисты и почтовики получали из Владивостока в
почтовых огромных кожаных баулах мизерную очередную почту
и солидную кучу товаров для торговли, главным образом чай
плиточный марки «Медведь» или «Олень», табак «Маньчжурка»,
винчестеры, спирт, патроны, пистоны и бусы. Занимая государст-
венные должности, эти дельцы не имели права торговать, но ве-
ли довольно крупную торговлю.
Для урегулирования торговли мы учредили уездную продо-
вольственную управу, избрав в нее наиболее честных и созна-
тельных граждан под моим председательством. Чтобы избежать
обманов при продаже, в магазинах вывесили прейскуранты. Че-
рез членов продуправы население строго следило за соблюде-
нием этих прейскурантов. Это был первый удар по интересам
купцов. Вторым ударом явилось пресечение бесконтрольного
развозного торга в стойбища кочевников.
Выяснилось, что купцы стали тайно по ночам вывозить това-
ры из Гижиги в глубь уезда. Население заволновалось. Торговца
Коха догнали и с позором вернули в Гижигу с вывезенными то-
варами. На общем собрании постановили за вывоз товаров во-
ровским путем, без разрешения продовольственной управы, за
обмер, обвес, обман покупателей товары у Коха отобрать и сдать
их для продажи в продовольственный магазин, где поставить
своих продавцов, а Коху выплатить стоимость товаров после их
реализации. Так же поступили и с торговкой Черепановой. Бер-
сенев и Богунов, когда к ним явились с требованием сдать това-
ры в продовольственный магазин, схватились за ружья и выгна-
ли представителей власти. Так что не всегда все шло гладко.
В Петропавловск на имя областного комиссара Временного
правительства и областного КОБа из Гижиги посыпались жалобы
купцов на «незаконные» действия уездного комиссара. В област-
ном КОБе ставился вопрос об отзыве меня из Гижиги. Но не так
просто было меня отозвать. А главное — произошла Октябрьская
революция. Дни областного КОБа и областного комиссара Вре-
менного правительства были сочтены.
309
На местное коренное население большое впечатление произ-
вела отмена нами ясака. Представители народностей Севера, при-
везшие ясак, никак не могли понять, почему он отменен, и от-
казывались увозить его обратно по домам. Пришлось провести
с ними соответствующую разъяснительную работу.
Таким образом, и по составу, и по характеру деятельности
Гижигинский уездный комитет общественной безопасности пре-
вратился в революционно-демократический орган власти.
Известия о революционных выступлениях рабочих, солдат и
матросов в Петрограде в октябрьские дни 1917 года на Наяхан-
скую радиостанцию поступили через несколько дней, и в иска-
женном виде. Контрреволюционно настроенные работники теле-
графа, КОБы, эсеро-меньшевистское руководство Советов в Ха-
баровске и других пунктах Дальнего Востока публиковали лишь
клеветническую информацию, изображали большевиков узурпа-
торами, захватившими власть против воли народа.
Одна из таких радиограмм поступила на имя Гижигинского
КОБа. В ней говорилось, что большевики ограбили банк в Петро-
граде. За моей и Флетчера подписями 9 ноября 1917 года об-
ластному КОБу была направлена телеграмма с выражением не-
годования в адрес большевиков Петрограда в связи с «разграб-
лением ими народного достояния».
Поворот к Советам в Гижиге начался не сразу. В начале мар-
та 1918 года стало известно о преобразовании Камчатского об-
ластного КОБа в областной Совет. И когда к нам пришла теле-
грамма областного Совета от 12 марта о необходимости избра-
ния уездного Совета и проведения в жизнь декретов Советской
власти, было принято решение выборы провести 24 марта. В ука-
занной телеграмме отмечалось, что институт комиссаров Вре-
менного правительства упразднен.
Установление Советской власти трудящиеся Гижиги встретили
с одобрением. Как видно из протокола избрания первого Гижи-
гинского уездного Совета от 24 марта 1918 года, в совдеп во-
шли лишь те, кто защищал интересы бедноты, ни один купец в
него не был избран. Председателем совдепа избрали меня.
Но купцы еще не теряли надежды захватить власть в свои
руки. Они повели агитацию против избранного состава уездного
Совета, доказывая, что он действует незаконно, поскольку боль-
шинство коренных жителей уезда не участвовало в его избра-
нии. Мы и сами понимали необходимость привлечения кочевого
населения к советской работе. На 6 мая 1918 года уездный Со-
вет назначил съезд представителей трудящихся для проведения
перевыборов. Купцы решили на этом съезде дать нам бой. Они
стали агитировать за то, чтобы вывести из Совета меня, как
представителя старой власти — Временного правительства. Во
время съезда они перепились и орали:
310
— Долой комиссара! Даешь Советскую власть!
— Я за Советскую власть! Я с молоком матери всосал Совет-
скую власть, — кричал чиновник Савинский, занимавшийся граби-
тельской торговлей.
Но все их потуги оказались напрасными. Коряки, эвены, чукчи
и многие местные оседлые жители, которым Совет и я как ко-
миссар много помогали продовольствием и которые знали на-
шу борьбу с купцами, не понимали, зачем надо убирать тихого,
хорошего комиссара, и на все уговоры купцов отвечали: «Одна-
ко, мы за комиссара».
Ожесточенная дискуссия продолжалась весь день. Во время
прений я выступил с большой речью, в которой шаг за шагом,
день за днем, с протоколами наших собраний, заседаний и рас-
поряжений в руках рассказал о всей нашей работе, направленной
на борьбу с кулаками, торговцами-обдиралами, на упорядочение
торговли и снабжения населения продовольствием и товарами.
И после упоминания о каждом таком мероприятии, я спраши-
вал:
— Так ли это было?
— Так, так, — кричали из зала.
— В вашу пользу это было?
— Однако, верно, в нашу пользу.
— Правильно ли мы с вами действовали?
— Правильно! Правильно!
— Ну, а теперь намечайте кандидатов в члены Совета кого
хотите.
— Комиссара! Комиссара! Душкина! Брагина! Котельникова!
Красовского!
Купцы кричали, что на них вся Гижига и весь уезд держится,
поскольку они снабжают его товарами и продовольствием. В раз-
тар прений съезд получил телеграмму Камчатского областного
Совета, в которой излагалась инструкция о порядке выборов в
Советы. Согласно этой инструкции торговцы вообще лишались
избирательных прав.
Тогда их атаке подверглась Елена Петровна Курилова. Отку-
да-то им стало известно, что она — дочь купца. Отец ее действи-
тельно был если не купцом, то подрядчиком крупным (строил
Уссурийскую железную дорогу), имел собственный дом во Вла-
дивостоке и умер в 1903 году, не оставив жене и дочерям ника-
кого наследства. Недруги наши говорили, что она не только
дочь купца, но и родственница губернатора: ее неродной брат
Журавский работал в Петропавловске в канцелярии областного
управления, т. е. в канцелярии, подчиненной губернатору. Все
это не помешало Елене Петровне быть преданной Советской
власти.
После очередного заявления торговцев, что Курилова дочь
311
купца первой гильдии и потому не имеет права быть избранной
в Совет, она не выдержала, поднялась на сцену и бросила им в
лицо:
— Да, я — дочь купца первой гильдии. Но я вас громила и
буду громить дальше, защищать бедный народ от ваших грабе-
жей.
В отместку торговцы ночью слепили посреди села снежную
бабу, которая должна была изображать Курилову. На груди был
прикреплен плакат с надписью: «Сорочье пугало: громила и бу-
ду громить!» Было ясно, что ее хотели дискредитировать, подняв
на смех. Но купцы просчитались. Избиратели единодушно прого-
лосовали за избрание Куриловой членом Совета.
Выборы в Совет состоялись 7 мая. Кандидатами в депутаты
были выдвинуты представители трудящихся уезда. В числе пер-
вых выдвинули и меня. Кандидатов намечали открыто, по боль-
шинству голосов, а само голосование проходило тайно. На столе
были поставлены несколько шапок-малахаев. Каждая шапка — это
урна для одного кандидата. Подходит гражданин и спрашивает:
— Котора шапка Душкина?
— Вот эта, — говорит ему комиссия.
Он опускает свернутую бумажку в эту шапку. Так как все ино-
родцы были поголовно неграмотны, им объяснили, что если го-
лосуешь «за», ставь на бумажке карандашом крест, а если про-
тив— ставь черточку. В результате голосования ни один купец
и чиновник радиостанции не попал в депутаты. В Петропавловск
полетела телеграмма: «Избран уездный совдеп. Демократия по-
бедила. Буржуазия побеждена. Спасибо за поддержку».
Гижигинский уездный совдеп, по существу, продолжал ту же
работу, что и комиссариат, но более решительно боролся с куп-
цами, проводил реквизицию товаров, устанавливал твердые цены
на пушнину и продпромтовары, ограничивал аппетиты торговцев
вразвоз, запретил торговлю работникам радиостанции, оказывал
материальную помощь нуждающимся маломощным хозяйствам.
Теперь проводимые нами мероприятия встречали со стороны об-
ластного органа власти полную поддержку в отличие от времени
до Октябрьской революции. Камчатский областной Совет при-
сылал нам инструкции относительно организации советской ра-
боты. Говорилось о необходимости избрания в Гижиге народно-
го суда, организации милиции, обложения налогами имущих клас-
сов, продолжения работы продовольственного комитета под кон-
тролем Совета, об отделении церкви от государства и школы от
церкви, о необходимости борьбы с контрреволюционными эле-
ментами. В целом же радиосвязь с областным Советом была до-
вольно слабая, уточнить какой-либо вопрос было трудно.
С наступлением весенней распутицы всякая связь с населени-
ем уезда прекращалась, кроме селений, расположенных по реке
312
Гижиге. Поэтому Советы по уезду не организовывались, а если
где и создавались (в Каменском, Рекинниках и др.), то, по-види-
мому, по прямой директиве из Петропавловска. Во многих селе-
ниях власть осуществлялась старостами и сельскими сходами.
В Гижиге старостой был член уездного Совета Душкин. Возглав-
ляемое им сельское управление было своего рода сельсоветом.
В небольшом поселке, каким являлась Гижига, при наличии уезд-
ного Совета, как нам казалось, не было необходимости избирать
и сельский Совет. Видимо, и в Петропавловске первое время
слабо разбирались в этом вопросе, иначе было бы прямое ука-
зание.
Милиции не было, ее заменяла казачья команда (человек 10
всего). В области здравоохранения трудно было что-то улучшить:
на весь уезд один фельдшер. В школе с осени 1918 года пред-
полагалось запретить преподавание «закона божьего», но до
осени Советская власть не дожила.
Купец Адолин, иеромонах Алексей и их сторонники исподтиш-
ка вели пропаганду против Советской власти. Открыто высту-
пать боялись. Мы запросили Петропавловск о возможности пре-
дания их суду, чтобы открыто, при всем народе, заклеймить и,
возможно, наказать их. Из-за слабой радиосвязи этот вопрос не
был решен.
29 июня 1918 года во Владивостоке произошел чехословацко-
белогвардейский переворот. Вслед за Владивостоком 12 июля
пала Советская власть в Петропавловске. Из Петропавловска в
Гижигу от восстановленного областного комитета общественной
безопасности пришла грозная директива распустить уездный Со-
вет, иначе население не будет снабжено товарами и продоволь-
ствием. Купцы и чиновники вновь возликовали, а местное насе-
ление, и особенно коренное, растерялось, люди разводили рука-
ми и не понимали, что это за новый переворот.
В условиях Гижигинского уезда, жизнь населения которого
всецело зависела от доставки продовольствия, охотничьего сна-
ряжения из Владивостока, бороться за сохранение Советской
власти было немыслимо, тем более что и областной центр сдал
свои позиции.
По приказу из Петропавловска я был вынужден сдать дела
заведующему почтовым отделением Васильеву, другу всех тор-
говцев, и ближайшим пароходом выехал во Владивосток. Купцы
пытались арестовать меня и жену, но местное население не поз-
волило им развернуться.
На пароходе вместе с нами ехала во Владивосток группа ги-
жигинских купцов — Богунов, Берсенев и другие.
— Ну вот, комиссар-совдепчик, теперь-то мы тебя не упус-
тим,— говорили они. — Дай только добраться до города, а там
мы тебе живо муравьевский галстук на шею наденем.
311
Во Владивостоке я не стал ожидать этого галстука, быстро
сдал в пакгауз свои вещи и спрятался на некоторое время у
своих знакомых на 2-й Матросской улице. Купцы потеряли меня
из виду. По своей наивности решил я возвратиться в Петропав-
ловск на прежнюю учительскую работу, так как во Владивосто-
ке ни одно учреждение не решилось предоставить работу быв-
шему «совдепчику». То же произошло и в Петропавловске, и я
отправился обратно во Владивосток. Здесь я встретился с быв-
шим членом Камчатского областного Совета П. И. Дудко, вы-
сланным белогвардейцами из Петропавловска. Он посоветовал
уехать в более глухое место, так как я числился в списках контр-
разведки как советский работник, и весной 1919 года я уехал в
Николаевск-на-Амуре, где и получил работу в реальном учи-
лище.
В марте 1920 года, после разгрома белогвардейцев и япон-
ских интервентов, меня назначили товарищем комиссара просве-
щения Николаевского округа. В первых числах июня город был
захвачен японцами, а я с партизанами ушел в тайгу. Пришлось
шагать из Николаевска в Благовещенск через Удинск, Экимчан,
Стойбу, Мазаново. Зиму 1920/21 года работал в школе 2-й сту-
пени в Благовещенске, а в 1921—1923 годах учился немного в
Институте народного образования в Чите, работал в Читгоркоопе.
И затем снова вернулся на Камчатку. Дальревком, по рекомен-
дации заместителя председателя Камчатского губревкома
И. Е. Ларина, назначил меня в мае 1923 года заведующим гу-
бернским отделом народного образования (до 1928 года). За-
тем— Владивосток, Дальрыбвтуз и почти 26 лет работы в рыб-
ной промышленности Дальнего Востока (в том числе четыре года
на Курилах).
Г. И. ПАНКРАТОВ, Н. М. СЕЛЕЦКИЙ
РАСПЛАТА
О борт корабля «Свирь» плескались волны, мокрый снег поч-
ти полностью залепил стекло иллюминатора, а в каюте было
тепло и уютно. Генерал Поляков откинулся на спинку кресла, за-
крыл глаза и тяжело вздохнул. После первых удач пошла поло-
са неприятностей, и неизвестно, когда они кончатся. Что толку
от стоящего на рейде японского крейсера «Ивами», если даже
пяти верст по дороге из Петропавловска нельзя двинуться из-за
партизан...
В дверь каюты постучали, послышался голос Пояркова:
314
— Разрешите, ваше превосходительство?
- Да.
Поярков вошел, прикрыл дверь и вытянул руки по швам..
— Вы меня вызывали, Константин Семенович?
— Да. Я недоволен вами, Валентин Никифорович. Где Ларин^.
Фролов и иже с ними? Где, я вас спрашиваю?!
— С вашего разрешения, Константин Семенович, я хотел бьь
увеличить сумму вознаграждения...
— А вы подумали, капитан, что чем дороже их головы, тем^
становится дешевле ваша? Вы, начальник моей контрразведки^
комендант города, расписываетесь в своем бессилии?! Читайте,,
что мне сегодня прислал Бирич.
Поярков взял листок, развернул и прочел вслух:
«Уважаемый Константин Семенович! Позволю себе обратить-
ся с неофициальной просьбой: выгоните бога ради со «Свири»
этих паршивых большевичек! Толку никакого, Лукомский все рав-
но погиб смертью героя, а нам с вами еще жить и отстаивать,
здесь честь и славу России. Если соблаговолите быть у меня се-
годня на ужине, сообщу дополнительные обстоятельства. С поч-
тением X. Бирич».
Поярков положил листок на стол и уверенно сказал:
— Под «дополнительными обстоятельствами» он подразуме-
вает письмо, в котором партизаны угрожают ему пулей, если не
будут освобождены арестованные Ларина и Фролова. Мой план —
наилучший выход в данной ситуации. Муженьки обязательно по-
стараются проведать освобожденных женушек. Хорошая приман-
ка. И господин Бирич будет перед вами в долгу. С вашего раз-
решения...
— Делайте что хотите, капитан. Но чтобы эти красные банди-
ты были доставлены сюда живыми.
В избе сгущались тени по углам вдали от стоящей на столе
керосиновой лампы. За столом сидели командир партизан Фро-
лов и начальник штаба Савченко, чистили варенную в мундирах
картошку. Проглотив очередную картофелину, Савченко продол-
жил начатый до ужина разговор:
— Не забывай, что у нас еще маловато сил, недостаточно
боеприпасов. И японские корабли упорно стоят на рейде, так что
идти на город пока нельзя.
— Я не настаиваю на немедленном наступлении, — согласил-
ся Фролов, — но напомнить о себе господам Полякову и Биричу
мы обязаны.
Отворилась дверь, вошел начальник разведки Чекмарев, снял
малахай, белую камлейку, полушубок, утер ладонью пот со лба.
— Дашу и Аню повидал? — спросил Савченко.
— А то нет! — Чекмарев лукаво подмигнул Фролову. — С те-
бя, Николай, причитается. Поздравляю с сыном! Аня еще слабая,
315.
а парень во! — продолжал Чекмарев, — Моряком будет. Между
прочим, с квартир Даши и Ани наблюдение не снято.
— Я ведь говорил, что их выпустили как приманку, — заме-
тил Савченко.
— Точно, — кивнул Чекмарев. — Между прочим, Аня переда-
ла: у Жени Величко поселилась докторица, что с «Взрывателем»
прибыла. У нее бывает господин комендант. Завтра вечером по-
жалует в гости — докторица сама похвасталась хозяйке. Можно
его взять.
— Захватить вряд ли удастся, — возразил Савченко.
— Тогда прихлопнуть гада! — предложил Чекмарев.
— Заслуживает, — согласился Фролов. — На эту операцию
пойду я сам. Возьму с собой Серегу Селиванова, Метельникова,
Пересвет-Солтана. Да еще Трухина, он самый лучший стрелок.
— Хорошо, — согласился Савченко. — Но после операции По-
ляков сразу же прикажет снова сцапать Дашу и Аню. Их надо
завтра днем отправить из города. Прямо в Начики, там безопас-
ней.
Назавтра Чекмарев четко организовал задуманное: Даша Ла-
рина и Аня Фролова были отправлены из города. А группе под
руководством Фролова не удалось захватить коменданта Пояр-
кова живым. Его метким выстрелом через окно уложил Трухин.
Ларин сидел за столом напротив широколицего хозяина из-
бы, в которой остановились ревкомовцы на время проведения
2-го чрезвычайного Петропавловского уездного съезда, начавше-
го свою работу в Мильково, потом перенесенного сюда, в Завой-
ко (ныне — Елизово). Хотелось спать, но нельзя было отказать в
беседе гостеприимному хозяину. Тот поправил коптящий фити-
лек в жировой плошке и поднял блестящие черные глаза.
— Ты мне скажи, председатель, чего вы хотите? Ты и твои то-
варищи?
— Хотим, чтобы на Камчатке была вновь народная власть, а
все враги убрались подальше.
— Ладноть. А чего ж вы не идете на Петропавловск? А?
— Пока съезд не решил. Ну, а если решим, ты пойдешь с
нами? Ружьишко-то есть, соболька в глаз бьешь.
Хозяин попыхтел раскуренной трубкой.
— Знаешь, председатель, ежели решите в город, с вами
пойду.
— Очень рад, Георгий Васильевич. Пора и на боковую, спо-
койной ночи.
Примостившись на брошеннолл на пол полушубке — топчан и
скамьи были заняты, — Ларин повернулся на бок, закрыл глаза,
зевнул, но как ни старался, уснуть сразу не мог. Вспомнился
разговор с Илларионом Рябиковым уже здесь, в Завойко...
316
— Как считаешь, — спросил тогда Ларин, — целесообразно ли
посылать делегацию в город для вручения ультиматума?
— Обязательно, Иван Емельянович. Мы должны внести пред-
ложение, а там как делегаты проголосуют.
— А кого бы ты предложил в состав делегации парламенте-
ров?
— В первую очередь Рябикова.
— Ты что!
— А ничего. Кому, как не мне, председателю съезда, и тол-
ковать с бандой! Опасно? Тем более. На опасное дело и должен
идти...
— Руководитель, ты хочешь сказать? — перебил Ларин,—
Тогда пойду я, как председатель облнарревкома.
— Это ты брось, Иван Емельянович! Ты должен каждый день
поддерживать связь с отрядами, тебе со своего поста отлучать-
ся никак нельзя. А насчет опасности... Так тебя и здесь, в Завой-
ко, либо в каком другом селе может какой-нибудь богатей взять
на мушку!
Возразить было нечего, все именно так. Да и члены облнар-
ревкома поддержали Иллариона. Он отправился вместе с Яков-
левым и Поповым в логово врага. Чем это кончится?..
Объявив о закрытии съезда, Ларин раздал делегатам экземп-
ляры первого номера партизанской газеты «Известия», выпущен-
ной несколько дней назад. Газету печатал Петр Ивашкин на до-
бытой Фроловым старенькой пишущей машинке, под красную
копирку — другой не достали. Передовицу и большинство статей
написал председатель укома партии, начштаба партизанских отря-
дов Михаил Савченко.
— Красная газета, — сказал кто-то из делегатов, рассматривая
склеенные листы с колонками строк.
— Да, красная во всех смыслах, — ответил Савченко. Он ос-
тался доволен результатами съезда: был дезорганизован и рас-
пался трехволостной контрреволюционный съезд в Мильково,
даже некоторые делегаты перешли к нам. Все проголосовали за
власть Советов, разъедутся по домам, будут проводить на мес-
тах нашу линию. Все хорошо, но... Попова и Яковлева беляки от-
пустили, а что ждет Рябикова? Болит за него душа...
По решению облнарревкома партизаны под командованием
Фролова 8 июня предприняли наступление на город с двух сто-
рон. Надеялись, что удастся атаковать пришвартованную
«Свирь» — оплот врага. Но с японского крейсера высадился де-
сант и прикрыл белогвардейцев. Помня строгий наказ не вступать
в боевые действия с японцами, партизаны вынуждены были от-
ступить.
Облнарревком принял решение: пока в бухте стоят корабли
317
интервентов, следует продолжать испытанный метод — блокиро-
вать город, не пускать меркуловцев в глубь полуострова.
В начале августа каратели провели наступление в районе Па-
ратунки. В бою был смертельно ранен командир местного пар-
тизанского отряда Георгий Елизов. Но меркуловцы, понесшие
большие потери, не решились продвигаться дальше в ночное
время и отступили.
Савченко лежал на нижней полке, прислушиваясь к равно-
мерному гулу машин парохода. Алеша Коробко, сопровождав-
ший до морского побережья, оказался надежным попутчиком.
Спустились по реке Быстрой на плоту, подошли к одной из ры-
балок, где на циновках серебрились пирамиды «кайрио» — сухо-
го посола кеты и горбуши. Узнав, что партизаны не собираются
отбирать рыбу, рыбаки включили в свой список Михаила Лебеде-
ва— так отрекомендовался Савченко. Их приняли на японское
судно с условием пересадить на белогвардейский пароход, иду-
щий из Охотска во Владивосток с заходом в японский порт Ха-
кодате. Все шло пока хорошо, а как будет дальше...
Савченко долго не мог уснуть и решил выйти на свежий воз-
дух. Он поднялся на палубу, с наслаждением подставил разгоря-
ченное лицо навстречу прохладному ветерку.
Впереди у борта двое офицеров переговариваются и время
от времени громко смеются. Почти неслышно мимо Савченко
прошел парень в темной робе, с платком, повязанным вокруг
шеи, — видно, кто-то из «духов», как называют моряки машинис-
тов и кочегаров. Моряк на ходу, глядя прямо перед собой, шеп-
нул:
— Михайло Иванович, идите за мной. И что же вы, Михайло
Иванович, так открыто ходите, белых не боитесь? Документы хо-
рошие?
— Хорошие. На имя Лебедева из Паланы.
— А вдруг кто вас признает? Тогда и документ не спасет.
— Это верно. А что делать?
— Спускайтесь к нам, спрячем в угольной яме.
Савченко благополучно дождался в угольной яме прихода в
японский порт Хакодате. Там Сивак с товарищами отвлекли вни-
мание стоявших у трапа вахтенных и офицера, в это время Сав-
ченко спустился с противоположного борта в одну из лодок
мелких торговцев, сновавших вокруг судна. Из этой лодки, без
всяких приключений, высадился на берег подальше от места
швартовки «Томска». Нашел отделение Центросоюза, где рабо-
тал свой человек Свиридов, который направил на явку к Гагари-
ной. Через три дня его устроили на пароход, идущий в Шанхай.
В Пекин он приехал уже прилично одетым, гладко выбритым
и явился в советское посольство. Не застав заболевшего посла
318
А. А. Иоффе, Савченко оставил докладную записку, в которой
сообщал: «Не зная положения на материке и тактики Центра, от
боя с японцами уклонялись. В течение апреля, мая, июня, июля
и августа город подвергался самой строгой блокаде... Десант
за десантом начали прибывать из Владивостока новые силы бе-
лых... «Магнит» с отрядом в 70 человек и после него «Сишан» с
отрядом в 150 человек, а затем—«Томск» с двумя сотнями от-
борных палачей и убийц. Есть сведения, что такое же количест-
во должно прибыть на «Кишиневе». На Охотское побережье так-
же направились 4 военных судна с десантом в 350 человек.
В момент получения этих сведений я уже был в Большерец-
ке. У многих опустились руки, появилась деморализация, даже
паника. Решено было блокаду города прекратить и оттянуть от-
ряд в глубокий тыл для отдыха и пополнения. Мне же област-
ным комитетом по телефону предложено было как можно ско-
рее прорваться во Владивосток или Шанхай за средствами и во-
енной поддержкой...»
Вскоре Иоффе принял Савченко. Прикрывая рот платком,
сдерживая кашель, посол приветливо сказал:
— Жаль, что я не смог принять вас сразу. Ваша информация
очень ценна, особенно в данный момент. А как вы добрались?
Савченко вкратце рассказал о своем путешествии и закончил
•словами:
— Добрался благополучно благодаря нашим людям.
Иоффе поднялся и протянул руку:
— Спасибо, Михаил Иванович. Мы вам оформим дипломати-
ческий паспорт, отправим в Россию. Доложите Дальбюро, прави-
тельству ДВР, и я уверен, получите необходимую помощь.
После освобождения Владивостока Народно-революционной
•армией была подготовлена экспедиция на Камчатку и Охотское
побережье. Тот же самый пароход «Томск», на котором недавно
командовали белые, был переоборудован в крейсер с шестью
орудиями, переименован в «Главком Уборевич». Командование
экспедиционными войсками поручили Михаилу Петровичу Воль-
скому, недавнему командующему приморскими партизанскими
отрядами.
Осенью 1922 года, учитывая сложившуюся политическую об-
становку, японцы убрали свои военные корабли из Авачинской
бухты. Через некоторое время вслед за своими защитниками
удрали и меркуловцы.
10 ноября в Петропавловск четким строем вошли партизаны,
восторженно встреченные жителями.
Вскоре сюда прибыли экспедиционные войска Народно-рево-
люционной армии под командованием М. П. Вольского.
319
— Товарищ Чубаров, понятно все? — спросил Вольский.
— Понятно, товарищ командующий.
— Повторите.
— Я назначен командиром разведотряда, который разбит на
две группы. Первая под моим командованием, в составе полит-
рука Чернова, лекпома Русина и семи красноармейцев следует
на Большерецк, Хайрюзово и Тигиль. Вторая группа под коман-
дованием Зенкова, в составе политрука Гаврилова и восьми
красноармейцев следует по восточному побережью. Встречаем-
ся в селе Каменском. Наша задача: разведать силы и дислокацию
бочкаревцев. По пути в населенных пунктах проводить беседы с
местными жителями. Отправлять в штаб донесения о положении
дел.
В Каменское прибыли раньше, чем группа Зенкова, но ждать
пришлось недолго, всего несколько дней. За это время перехва-
тили троих бочкаревцев, которые везли с Апукской ярмарки
пушнину в Гижигу. Один был убит сразу, а двоим удалось бе-
жать, но их пристрелили местные оленеводы.
Встреча с группой Зенкова была радостной, тем более что
обе группы были в полном составе, не потеряли бойцов в пере-
стрелках с противником. Зенков рассказал об уничтожении отря-
да полковника Шевчукаса, показал найденное в его портфеле
письмо, которое полковник не успел отправить своему шефу
Бочкареву. В нем говорилось: «Когда возьмем Марково и захва-
тим Караева, Кибизова и Кузьмича (местных руководителей Со-
ветской власти), я сначала предложу, чтобы каждый из них внес
определенную сумму (собственные деньги у них, наверное, есть).
Это как наказание, то есть выкуп от расстрела. Когда же получу
выкуп, все равно расстреляю».
— Вот какие планы строил одноглазый черт, да сам пулю по-
лучил!— закончил Зенков свой рассказ.
Объединенный отряд, представлявший теперь внушительную
силу, двинулся в дальнейший путь. Начался апрель, но еще сто-
ял крепкий мороз, и чубаровцы с удивлением наблюдали неви-
данные раньше вертикальные радуги, сверкающие разными цве-
тами по обе стороны далекого холодного солнца.
На подходе к Гижиге узнали, что Бочкарев со своим штабом
и отрядом казаков переехал в Наяхан. Туда же направился и ге-
нерал Поляков. В Гижиге оставлен заслон — десятка три солдат
и офицеров.
Поздним вечером, пользуясь темнотой и снегопадом, чуба-
ровцы, оставив партизан в резерве, неслышно подошли к казар-
ме и домам, указанным стариком из соседнего поселка Волочек.
Бросили гранаты, открыли интенсивный огонь. Полупьяные бочка-
ревцы, продолжавшие празднование пасхи, отстреливались неко-
торое время, потом оставшиеся в живых сдались.
320
Чубаров послал красноармейца Высоцкого за фонарем, что-
бы проверить, не притаился ли кто в казарме. Высоцкий в темно-
те наткнулся на белогвардейца, который ранил его в руку из
пистолета. Красноармеец изловчился и штыком приколол врага,
оказавшегося бочкаревским попом.
Лекпом Русин, перевязывая раненую руку красноармейца, с
улыбкой спросил:
— Как это тебе удалось отправить в рай слугу божьего?
— Он сам попросил. А я по ошибке его не в рай, а в ад! —
ответил Высоцкий под дружный смех товарищей.
Партизан Логвинов и дед Нутамхит потолковали с местными
жителями, и наутро гижигинцам дали свежих собак для всех уп-
ряжек отряда. Теперь можно было двигаться на Наяхан.
В Гарманде только что вернувшийся из Наяхана сторож ры-
балки сказал, что вслед за ним должны ехать четверо бочкарев-
цев за продовольствием в Гижигу. Устроили засаду, троих уби-
ли, четвертый сдался. Это был солдат, денщик одного из убитых
офицеров. Он охотно рассказал:
— Я думал, мы едем за жратвой, а уж в дороге, когда ос-
танавливались на обед, слыхал разговор промеж них. Полковник
Бочкарев послал, чтобы все наши из Гижиги приехали в Наяхан.
А потом всю Гижигу подпалить, жителей расстрелять...
— Ты можешь нарисовать, в каких домах в Наяхане стоят
Бочкарев и Поляков? — спросил Чубаров.
— Дак они ж не в Наяхане, а в трех верстах, на радиостан-
ции. Главные все в доме, где радисты жили, а которые ахвице-
ры с казаками, то в самой станции.
В Наяхан прибыли в ночь на 13 апреля. Чубаров приказал ос-
ставшиеся три версты до радиостанции двигаться осторожно, та-
щить нарты с пулеметом и патронами вручную, чтобы собачий
лай не привлек внимание бочкаревцев. После начала перестрел-
ки подъедут остальные.
— Если есть часовые, их нужно снять бесшумно, — сказал
красноармейцам. — Как показали пленные, беляки не знают ни-
чего о нашем отряде, это нам на руку.
Поляков был разбужен винтовочными выстрелами. Пуля про-
шила закрытую ставню и стукнула в деревянную стену над са-
мой головой. Люся вскочила с испуганным криком:
— Боже, что это?!
Раздавались крики и в соседних комнатах. Послышался зыч-
ный голос Бочкарева:
— Женщинам и детям лечь в коридоре! Господа, открыть
огонь!
Поляков с женой выскочил в коридор, но генерал подумал:
«Нельзя оставлять без присмотра наше окно» — и вернулся в ком-
321
натушку. Вынув из-под подушки наган, он прижался к стене у-
окна, за которым кто-то пытался сорвать ставню, выстрелил в-
щель — возня прекратилась.
Стрельба усилилась с обеих сторон, потом грохнул разрыв:
гранаты, за ним еще и еще. Послышался визгливый голос Риты^,
жены Бочкарева:
— Вова, прекрати ради бога! Дети погибнут!
— Костя, прикажи сдаться! — закричала и Люся.
Снова прозвучал громкий голос Бочкарева:
— Сдаемся ради детей!
Моментально вблизи все затихло. Поляков вошел в общук>
комнату. На полу лежал, раскинув руки, поручик Санин, в углу
сидел и стонал капитан Лавровский. Корнет Ерохин направился к
дверям, отворил и вышел на крыльцо. Генерал хотел было его
остановить, но подумал: «Поглядим, прикончат ли его красные».
Остальные офицеры застыли в растерянности, не зная, что де-
лать, ожидая приказа.
— Не сдаются, сволочи! — крикнул кто-то за окнами. — От-
крыть огонь!
Снова затрещали выстрелы с обеих сторон.
— Вова, умоляю тебя! Пожалей собственных ребят! — крича-
ла Рита.
Бочкарев стал у окна, приложил ко рту ладони рупором и
пробасил:
— Прекратите огонь! Сдаемся ради детей!
— Мы уже давали вам такую возможность! Еще раз поверим.
Выходи без оружия! — прозвучало в ответ.
— Но я слышу выстрелы! — возмутился Бочкарев.
— Это по радиостанции, где ваши еще не сдаются.
Бочкарев сказал женщинам, кивнув на двери:
— С богом!
Женщины с детьми вышли. В предрассветных сумерках было
видно, как их усадили на нарты и увезли в сторону поселка.
— Выходи без оружия!—снова скомандовали за окнами.
Полякова осенило: нужно прикинуться раненым и при первой
возможности бежать! Он накинул полушубок, надел шапку, сунул
наган в карман, нагнулся, измазал свои брюки чужой кровью и
простонал:
— Господа, я ранен в ноги, вынесите меня.
Двое офицеров взяли его под руки, вытащили вслед за Боч-
каревым, идущим впереди.
Навстречу шагнули трое красноармейцев с винтовками напе-
ревес и один с маузером в руке, видно, командир.
— Кто ваш командир? — спросил Бочкарев.
— Я командир отряда Чубаров. А вы есаул Бочкарев?
— Не есаул, а полковник. Наши жены и дети в безопасности?
322
У здания радиостанции продолжалась перестрелка. Оттуда
прибежал командир в кожанке и обратился к Чубарову:
— Григорий Иванович, а может быть, Бочкарев прикажет
нижним чинам сдаться, как сдались офицеры?
— Да, да, господа, — согласился Бочкарев. — Я пошлю туда
сотника Григорьева, он распорядится. Афанасий Александрович,
идите, — повернулся он к высокому, худощавому сотнику.
Двое красных командиров с сотником направились к радио-
станции, остановились, не доходя шагов сорок. Сотник прокри-
чал:
— Полковник приказал всем сдаться!
В ответ из окон радиостанции раздались выстрелы. Сотник
Григорьев, Зенков и Чубаров свалились. Двое остались лежать
на снегу, а Чубаров ловко скатился в углубление и укрылся за
большим сугробом.
— Бежим, господа! — крикнул Бочкарев, оценивший обста-
новку, и побежал к недавно покинутому дому.
— Козлов, кончай! — крикнул из своего укрытия Чубаров.
За Бочкаревым бросились остальные офицеры. Поляков ви-
дел, как Козлов вскинул карабин, выстрелил. Бочкарев споткнул-
ся, сделал два неверных шага и упал ничком.
Полякова словно подбросило пружиной — он вскочил, выхва-
тил из кармана полушубка наган, но выстрелить в Козлова не
успел. Почувствовал, как обожгло грудь, закружилась голова, но-
ги подогнулись, уже падая, успел подумать: «Теперь я действи-
тельно ранен...»
Иван Емельянович Ларин, председатель Камчатского ревкома,
находившийся с декабря в Чите по вызову Дальбюро ЦК РКП(б),
получил сообщение из Петропавловска: «Банда Бочкарева ликви-
дирована во главе с генералом Поляковым и самим Бочкаре-
вым...», поднял глаза от листка с текстом радиограммы, облег-
ченно вздохнул и сказал:
— Не ушли от справедливой расплаты!
323
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие .................. 3
Я. К. Кокушкин Восстание против колчаковцев
в Никольске-Уссурийском в
ночь на 26 января 1920 года.
Выступление Кокушкина Я. К.
на конференции историков при
Дальневосточном филиале Ака-
демии наук СССР 4 октября
1962 года...................................... 6
А. Н. Геласимова Возвращение уссурийских ка-
заков с фронта ...	16
Н. И. Леонов Их помнят уссурийцы! Засада
в Боголюбовке (20). Бой с хун-
хузами (22). Подпольная яв-
ка (22). Партизанская семья
Семеновых (25). Поезд летит
под откос (29). Бой у Пьян-
ковского завода (31). Развед-
чик-партизан Пинегин (33).
Судьба партизанского коман-
дира (35). Пламенный больше-
вик (42). Через все испыта-
ния (44). Руководитель под-
польной группы (47).
Д. Г. Федичкин	Партизанская разведка	49
Э. Т. Бондарева	Золотые жилеты ...	62
Еще одна версия ....	64
Е. Д. Корф-Таран	В борьбе за Родину ...	65
М. М. Саленко	Это запомнилось ветерану	68
В. С. Чибизов	Партизаны Сучанской долины	71
Возмездия не избежал	80
И. П. Самусенко	Народный учитель ...	83
Эмиль Либкнехт
Ф. И. Чураенко Не только штыками
Оч
СО ш
И. М. Певзнер Из воспоминаний. Стенограм-
ма, записанная 22 января 1937
года.............................................97
Учитель-большевик и парти-
. занский командир.
К. А. Адамчик
М. Ф. Якименко
Г. И. Вырлан
К. Н. Серов
Р. С. Голомбик
Б. И. Мухачев
Пак Чен Лим
А. С. Сутурин
Н. X. Мазурчук
С. Г. Вележев
Т. М. Головнина
И. Е. Гайдай
Г. Д. Павлов
С. Л. Сухов
В. И. Балябин
Л. В. Демиденко. ...Доверили
детей, доверяем и себя (103).
Н. К. Ильюхов ...Знал его как
учителя и как командира-ком-
муниста (106)
Верьте нам, дяденька!..	107
Штурм Спасска	114
Помощь большевистского под-
полья Владивостока партиза-
нам Приморья	.	116
В боевой комсомольской пя-
терке ........................123
Из истории идеологической
борьбы на Дальнем Востоке л
1917—1922 гг..................124
Из записок Якова	Голомбика	129
Из записок Марии Кушнаревой	149
Судьба президента	163.
Участие корейских партизан в
гражданской войне на Даль-
нем Востоке (182). Вспоминает
Пак Дин Шуи, участник Вто-
рого конгресса Коминтерна
(199). Рассказ старого комму-
ниста Цой Хорима о боях под
Иманом 6 февраля 1922 года
(200). Продолжение воспоми-
наний бывшего командира
взвода корейского партизан-
ского отряда под командова-
нием Ким Ын Чена ветерана
партии Пак Чен Лима (202)
Солдат революции	205
Прыжок.......................208
Из истории Восточного (Хаба-
ровского), Восточно-Забай-
кальского и Амурского фрон-
тов Дальнего Востока в
1920 году......................212
Боевые годы....................226
От Амура до Забайкалья	231
Рассказ о верном друге	242
Партизанские рейды ... 251
Слово о первом председателе
Читинского Совета	257
Б. Н. Вампилов, Кара была неизбежна	265
Г. М. Карнаухов
Ф. К. Пильнов Участие трудящихся Амгуно-
Кербинского района в борьбе
за власть Советов в 1918—
1920 годах......................................272
Н. Л. Бебенин Побег комиссаров ....	278
А. П. Шурыгин Борьба коммунистов против
анархистов и эсеров-максима-
листов в низовьях Амура 289
А. А. Курилов Северо-Восток на заре Сове-
тов ............................................305
Г. И. Панкратов, Расплата .....	314
>Н. М. Селецкий
ЗА СОВЕТСКИЙ
ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
Выпуск 4
Очерки и воспоминания
о гражданской войне
на Дальнем Востоке
Оформление Е. Кудрявцева
Художественный редактор Г. Кунгуров
Технический редактор В. Мошкина
Корректоры Л. Кондратюк, С. Тимофеева
ИБ № 824
Массово-политическое издание
ВД 07325. Сдано в набор 18.04.89. Подпи-
сано в печать 26.07.89. Формат 60X84/16.
Бум. тип. № 2. Усл. печ. л. 19,07. Усл. кр,-
отт. 19,53. Уч.-изд. л. 22,33. Печать высокая.
Гарнитура Журнальная рубленая. Тираж
2000 экз. Цена 1 руб. Заказ 9789.
Дальневосточное книжное издательство,
690091, Владивосток, ул. Ленинская, 43
Приморский полиграфкомбинат, 690600,
Владивосток, Океанский пр., 69
На первом форзаце:
И. П. Уборевич в группе командиров на параде частей
НРА ДВР 27 октября 1922 года во Владивостоке.
На втором форзаце:
группа участников конференции комиссаров НРА ДВР
в 1921 году. Сидят (слева направо): И. С. Конев,
И. М. Логинов, Бакулин, А. Сноскарев, А. Таксер, Гор-
ский, Летнев; стоят (слева направо): Васильев, Дани-
лов, Кондратьев, Ю. М. Якубовский, Черкашин, Ано-
сов, Якобсон, А. Якимов, Д. Бузин, Бочкарев, Марков,
М. Штейдерман.


Оцифровал Бабенков Николай Викторович