С. Г. СТРУМИЛИН,
академик
Л'роолемы СОЦИА4ИЗЛ1Л КОЛ1Л1У Н ИЗЛ1Л в СССР
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ЭКОНО/ИИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
сУИос/^ва ■ tу С 1


Книга академика С. Г. Струмилина «Проблемы социализма и коммунизма в СССР» представляет собой сборник его работ по актуальным теоретическим и практическим вопросам коммунистического строительства. В сборник включены как впервые публикуемые работы («Социалистический способ производства», «Закон стоимости и планирование»), так и ранее опубликованные, вызвавшие широкие отклики читателей («На путях построения коммунизма», «Рабочий день и коммунизм» и ряд других).
Книга, за исключением последней главы, подготовлена к печати до опубликования проекта Программы КПСС.
Некоторые положения, выдвигаемые автором, являются дискуссионными и требуют коллективного обсуждения.
Выпуская в свет эту книгу, Издательство экономической литературы считает, что она представит большой интерес для широкого круга читателей и будет содействовать дальнейшей разработке теоретических проблем коммунистического строительства.


ОТ АВТОРА
Приближается XXII съезд партии, на котором будет обсуждаться новая Программа КПСС — эта вдохновенная программа построения коммунизма. Все яснее становятся наши задачи и ближайшие перспективы хозяйственного развития: на этом пути. Перед каждым из нас, советских экономистов» как и всеми другими гражданами СССР, поставлена почетная задача внести и свою посильную лепту -в предстоящее всенародное обсуждение этой новой, захватывающей программы действий.
За последние годы, после XX съезда Коммунистической партии Советского Союза, наша страна вступила в новый этап своего экономического развития. Уже осуществлен целый ряд важнейших социально-экономических мероприятий и предрешены на ближайшие годы еще более важные достижения и преобразования.
Семилетний план, утвержденный после всенародного обсуждения на XXI съезде нашей партии в начале 1959 г.» открывает перед нами широчайшие перспективы развития народного хозяйства СССР. Но еще шире и величественнее задания новой партийной Программы на 10—20 лет вперед. Ее задания во всех отраслях труда, как в области энергетики, комплексной механизации и автоматизации производства, так и в области серьезнейших социально-экономических преобразований, столь величественны, что в результате их осуществления в нашей стране будет в основном построено коммунистическое общество. Естественно, что в этот исторический период в хозяйственном строительстве предъявляются новые требования и к экономической науке. Практика ставит перед нею новые неотложные проблемы или требует пересматривать заново старые в меняющихся ежедневно условиях.
3


Уклоняться от их решения невозможно. И потому все чаще возникают вокруг таких не решенных еще проблем затяжные дискуссии и обсуждения в печати и на собраниях, в комиссиях и на конференциях. Особенно остро за последние годы обсуждались у нас проблемы, связанные с законом стоимости и практикой ценообразования, проблемы планирования и эффективности капитальных вложений, проблемы новой техники и автоматизации производства, проблемы соревнования с капиталистическими странами. А в связи с заданиями новой Программы КПСС встает во всей конкретности и ряд проблем построения коммунизма. И можно сказать, что в этой области особенно много еще совсем не распаханной наукой целины. Готовых решений по всем вопросам этой области нет, и тем настоятельнее они требуют коллективного обсуждения. Не завтра, а сегодня, ибо мы уже сегодня строим коммунизм.
Народная мудрость гласит, что из столкновения мнений родится истина. Внимая этой мудрости, я решил предложить читающей публике и свои отклики на текущие злобы и большие проблемы экономики наших дней. Некоторые разделы предлагаемой книги уже появились в печати и быстро исчезли с книжного рынка. Думаю, что и книга в целом на предложенные темы найдет своего читателя не только в ученой, но и в более широкой рабочей аудитории.
С. Струмилин


I. 	СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ СПОСОБ ПРОИЗВОДСТВА
Переходный период от капитализма к социализму завершается победой социализма. Начало переходного периода четко определяется политической победой рабочего класса и переходом в его руки государственной власти из рук буржуазии, конечная же грань этого периода, определяемая экономической победой трудящихся в области организации социалистического способа производства, гораздо более условна. Дело в том, что вытеснение элементов капитализма и внедрение достижений социализма на путях к решающей его победе—это длительный процесс, который далеко не одновременно возникает и завершается в различных отраслях хозяйства.
Это относится к таким признакам победоносного развития социализма, как возрастающая степень обобществления средств производства, овладение рычагами планового хозяйства в стране, построение материальной базы социализма, бескризисное развитие хозяйства, ликвидация безработицы в стране и постепенное повышение уровня жизни трудящихся, неуклонный рост производительности труда и ряд других моментов, свидетельствующих о развитии новых, исключающих эксплуатацию труда в производстве, т. е. уже социалистических, общественных отношений. Количество в развитии всех этих признаков переходит в качество, и когда социалистический сектор хозяйства становится уже заведомо господствующим в стране по всем или важнейшим из этих признаков, то победу социализма внутри данной страны можно считать уже созревшей.
Уже в результате успешного выполнения заданий первой пятилетки наша страна, ликвидируя отсталость, вышла по объему продукции на первое место в Европе. Это свидетельствовало о создании в СССР достаточно мощного индустриального базиса для дальнейшего его развития на путях к социализму. Прочный материальный фундамент для строящегося социализма был уже налицо. И не только фундамент, но и важнейшие политические и идеологические надстройки. Обобществление средств производства охватило к тому времени уже около 69% всех основных фондов страны. Новый государственный строй обеспечивал весьма солидную защиту новым условиям производства от всяких внешних воздействий. В не5


производственной сфере были достигнуты сдвиги, означающие целую культурную революцию. Социалистические общественные отношения в производстве достигли бесспорного господства во всех важнейших отраслях труда. А доля социалистического хозяйства по объему материальной продукции исчислялась уже в 95% всего народного дохода СССР.
Правда, все это не означало еще полной экономической победы социализма в СССР, поскольку «капитализм может быть окончательно побежден и,—как это уверенно предвидел В. И. Ленин,—будет окончательно побежден тем, что социализм создает новую, гораздо более высокую производительность труда» L Но этого решающего условия победы к 1932 г. еще не было. Однако к концу второй пятилетки, совершив еще один мощный скачок в области индустриализации страны, СССР вплотную приблизился к ее решению. Заняв второе место в мире и первое в Европе по уровню продукции, Советский Союз и по уровню производительности труда обогнал старейшую из стран капиталистического лагеря—Англию. При всей ориентировочности соответствующих расчетов хорошо известно, что Англия в этом отношении резко отставала в те годы только от США. Во всяком случае, можно утверждать, что Англия того времени стояла по уровню производительности труда выше среднего уровня, достигнутого всем капиталистическим лагерем со всеми его колониальными придатками. А стало быть, и СССР, отставая еще от США, но опередив Англию, к концу второй пятилетки поднялся по этому показателю выше уровня, характерного для всей системы капиталистического хозяйства, взятого в целом.
На этом рубеже в развитии экономики стран, строящих социализм, они достигают уже той ступени социалистической зрелости, которая свидетельствует о конце переходного к социализму периода и начале нового периода социалистического строительства. Завершение переходного периода в СССР датируется обычно концом второй пятилетки. Достигнутые за годы первых пятилеток решающие успехи социализма в экономике страны и в ее общественном строе получили законодательное закрепление в новой советской Конституции, принятой 5 декабря 1936 г. «... СССР вступил в третьем пятилетии,— указывается в резолюции XVIII съезда Коммунистической партии,—в новую полосу развития, в полосу завершения строительства бесклассового социалистического общества и постепенного перехода от социализма к коммунизму...» 1 2.
Таким образом, на весь переходный период в СССР потребовалось около двадцати лет. Несомненно, что для стран народной демократии переходный период окажется значитель1 В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 394. (Курсив мой — Сх£.)
2 «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференцией пленумов ЦК», ч. III, изд. 7, Госполитиздат, стр. 340.
6


но более кратким. А наиболее отставшие из них смогут с помощью опередивших двигаться вперед самыми быстрыми темпами.
В Заявлении Совещания представителей коммунистических и рабочих партий (ноябрь 1960 г.), представляющем собой новый вклад в сокровищницу творческого марксизма, указывается:
«Теперь не только в Советском Союзе, но и в других социалистических странах ликвидированы социально-экономические возможности реставрации капитализма. Объединенные силы социалистического лагеря надежно гарантируют каждую социалистическую страну от посягательств со стороны империалистической реакции. Таким образом, сплочение социалистических государств в единый лагерь, крепнущее единство и непрерывно растущая мощь этого лагеря обеспечивают в рамках всей системы в целом полную победу социализма»
1. 	Социализм и государственный капитализм
Обобществление средств производства является первым из признаков и основной предпосылкой социалистического способа производства. Без этого социалистический способ производства немыслим. Это необходимое, но далеко не достаточное условие для социалистического производства. И капитализму не чужды на последних стадиях развития огосударствление средств производства и национализация земли. Частная собственность на средства производства остается священной и неприкосновенной в глазах буржуазии только до тех пор, пока она служит ей основным рычагом эксплуатации чужого труда. Но с развитием монополистической стадии капитализма в руках крупнейших монополий, все полнее использующих в своих интересах рычаги государственной власти, оказались и другие возможности, ведущие к той же цели—обогащению за счет чужого труда. Государственная власть на службе буржуазии 'содействует этой цели по-разному. С ее помощью прежде всего удается переложить на всех налогоплательщиков многие крупнейшие статьи общегосударственного расходного бюджета, обслуживающие не всенародные нужды, а специальные классовые интересы самой буржуазии. Сюда относятся, например, все ^военные расходы по завоеванию чужеземных колониальных рынков для «отечественной» буржуазии метрополий, а также содержание жандармерии, сыщиков, провокаторов и прочей продажной агентуры буржуазии, используемой ею в борьбе против рабочего класса. Сюда же нужно отнести, конечно, и оплату из всенародного кармана столь до-
1 «ДокуИнты Совещания представителей коммунистических и рабо чих партий», Госполитиздат, 1960, стр. 18.
7


рогих мероприятий буржуазии, как «холодная война» в мирное время с расточительной гонкой вооружений в интересах фабрикантов оружия, авантюристической дипломатией «с позиций силы» и провокационной политикой «подрывных действий» в международном масштабе.
Однако буржуазное государство и само подчас выступает в качестве организатора и эксплуататора капиталистических предприятий. Особенно учащается эта практика в эпоху империализма. Пресловутая частная инициатива все чаще отступает перед опасностями предпринимательского риска в условиях падающей рыночной конъюнктуры. И когда в интересах господствующих классов возникает потребность переложить этот риск и возможные убытки со счетов частного капитала на широкие плечи коллективного налогоплательщика, создается почва для расширения элементов государственного капитализма.
В условиях второй мировой войны эта тенденция нашла овое широчайшее проявление в США за счет грандиозных вложений государственных средств в военную промышленность. Но здесь это было данью лишь требованиям войны. Весь предпринимательский риск по строительству военных заводов взяло на себя государство, а после войны, с передачей тех же заводов за бесценок в частные руки, баснословные прибыли от их эксплуатации пожинают монополии, снова раздувая попутный ветер милитаризма. По-иному реализовалась та же тенденция в послевоенной Англии, растерявшей за время воД- ны немало из своих заморских инвестиций, рынков и экспортных возможностей. И когда по инициативе лейбористов здесь возникла возможность огосударствления угледобывающей и ряда других отраслей промышленности, то частные предприниматели и в мирное время без особых возражений согласились на реформу, по которой их предприятия перешли в собственность государства за выкуп по такой оценке, которая обеспечивала им без всяких хлопот прежнюю норму прибыли на их капитал, а все вероятные убытки в условиях ухудшающейся рыночной конъюнктуры возлагались на государство и налогоплательщиков.
Специальный интерес представляет французская практика огосударствления промышленных предприятий. Здесь, как и в Англии, государство берет на себя предпринимательские функции только в области производства средств и предметов труда и реализации их на рынке по ценам на гранях прямой убыточности таких предприятий. Таким образом, если в Англии национализация, скажем, нерентабельной угольной про-’ мышленности была выгоднее всего самим бывшим ее шахтсовладельцам, то во Франции производство за государственный счет сырья или энергии по бросовым ценам служит интересам всех частных предпринимателей страны, потребляющих это 8


сырье и энергию. Все капитальные вложения в эти производства возлагаются через бюджет на плечи налогоплательщиков, а все прибыли государственной промышленности без всяких хлопот попадают через цены в сейфы частнокапиталистической буржуазии.
Обобщая практику, можно представить в перспективе и такой стопроцентный государственный капитализм, в рамках которого все предприятия станут государственными, а бывшие их собственники, по-прежнему управляя ими уже в новом качестве уполномоченных государства, будут получать свои прежние прибыли под новым титулом гарантированного дохода или государственной ренты в уплату за выкупленные у них государством фабрики и заводы. Ратуя в своей стране за такой общественный строй, лидеры лейбористской партии уверяют английских рабочих, что они якобы строят социализм. Но государственный капитализм и социализм это принципиально различные и взаимно исключающие друг друга понятия.
Чем же различаются эти понятия?
Прежде всего тем, что государственный капитализм и после огосударствления любого числа фабрик и заводов остается капитализмом со всеми его существенными атрибутами, т. е. классовой структурой общества, классовой эксплуатацией пролетариата и организацией самого государства в интересах командующего класса эксплуататоров. В условиях же социализма все эти атрибуты классового господства и эксплуатации вместе со всем классом эксплуататоров нацело исключаются.
Государственный капитализм является последней стадией в развитии классового общества. Там, где его элементы достаточно созрели, и где, стало быть, на господствующий класс не возлагается уже никаких иных функций, кроме «функций» получения и проедания (под именем государственной ренты или иными титулами) продуктов чужого труда, паразитическая роль этого класса становится уже до очевидности ясной и прозрачной. Но и там, где эти элементы госкапитализма еще только зреют в потенции, не трудно предвидеть, куда они растут. Вот почему подлинный социализм, как идеология пролетариата, завершая обобществление средств производства, начатое в условиях государственно-монополистического капитализма, в то же время в корне отвергает все его атрибуты и целевые установки. Именно поэтому, в частности, первой же задачей пролетариата, после того как он приходит к власти, становится радикальная ломка всего государственного аппарата буржуазии и организация нового государственного строя в соответствии с новыми его задачами.
Используя свою государственную организацию в процессе строительства и завершения социализма, пролетариат создает ее в собственных своих интересах на принципах самой последовательной рабочей социалистической демократии. Однако 9


обращенная своим политическим острием против воинствующих охвостьев буржуазии внутри страны и их потенциальных союзников за ее пределами, эта организация является диктатурой пролетариата. И она, конечно, не может быть ничем иным на весь период, пока самому существованию социалистической демократии не перестанет угрожать противостоящая ей диктатура мировой буржуазии.
2. 	Социализм и анархизм.
Социализм строится в рамках государственной организации рабочего класса. Но было бы заведомо неправильным присвоить этой новой хозяйственной формации наименование «государственного социализма»- Дело в том, что, строго говоря, до тех пор, пока социализм только еще строится, опираясь на весь аппарат государственной власти, его конечные цели еще не достигнуты, а в меру того, как они достигаются, государственные подпорки становятся для него, как костыли здоровому человеку, излишними. Управление людьми постепенно вытесняется управлением вещами, и новое общество, по учению классиков марксизма, освободившись от всякой нужды в аппарате государственного принуждения, сохранит за собой только функции общественной организации производственных процессов.
Известно, однако, что и анархисты своей конечной задачей считают построение безгосударственной системы народного хозяйства. Отвергая не только государственный аппарат принуждения, но и любые органы хозяйственного управления производством, страшась любого соподчинения и регламентации в распорядке коллективного труда, они слишком примитивно представляют себе всю сложность кооперации общественного труда и ее требований на современном уровне развития производства, науки и техники. Они мечтают о таком хозяйственном строе, в котором все его составляющие ячейки образуют из своих сочленов, на добровольных началах, товарищескйе трудовые коммуны, которые, сохраняя каждая за собой полную хозяйственную автономию и независимость, станут обмениваться между собой и избытками своей продукции, и взаимными услугами на тех же началах добровольных соглашений и полной договоренности.
В основу такой хозяйственной организации кладется крайняя децентрализация всех ее функциональных подразделений, при наличии которой согласованность их действий вообще и направленность их в интересах всего общества в целом ничем конкретно в столь разобщенной и рассыпанной их храмине не обеспечены.
Совершенно ясно, что в качестве хозяйственных ячеек, расположенных в различных природных условиях и в неравных 10


условиях техники и организации труда, разные коллективы будут различаться и эффективностью своего труда. Значит, в условиях современного разделения труда и неизбежности широчайшего обмена деятельностью или продуктами различных коллективов одни из них неизбежно окажутся в лучшем положении, чем другие. Возникнет, стало быть, и растущее тимуще- ственное неравенство таких анархических коммун, и взаимные их претензии и раздоры в расширенном их воспроизводстве. Как же удастся все это предотвратить в условиях полной децентрализации, а следовательно, и без планового развития всего народного хозяйства?
Положиться на стихийные законы рынка? Но это будет возврат к капитализму. Собраться на съезд всех коммун, договориться обо всем и организовать плановое хозяйство? Но это будет уже коммунизм, требующий объективно необходимой кооперации действий всех трудящихся в пределах единого хозяйственного их плана. И смогут ли анархисты даже на таком съезде о чем-либо договориться? Интересы отдельных коммун неизбежно будут многократно сталкиваться между собой, но «безначальный» анархизм, отвергая даже председателей на своих собраниях вынужден будет и все свои хозяйственные споры решать, не прибегая к помощи уполномоченных на то авторитетных арбитров или иных вышестоящих инстанций. Большинством голосов здесь тоже нельзя себе подчинить волю меньшинства, ибо и авторитет большинства, как и все другие, начисто отвергается анархистами. Как же будут здесь решаться такие споры? Может быть, попросту, бросая жребий? Орел или решка? Но там, где сеется недоверие к «возможностям коллективного человеческого разума и доброй воли большинства, и без того возобладают стихийные силы случая и слепые законы рынка. И экономически сильнейшие из автономных коммун возобладают над слабейшими, точно так же, как это наблюдается в буржуазном обществе, где все предпринимательские организации вполне автономны и пользуются неограниченной свободой взаимной конкуренции между собой.
Социалистическое общество поощряет соревнование своих трудовых коллективов. Но здесь это никогда не ведет ко вреду слабейших из них, ибо и материальные фонды отдельных .трудовых коллективов составляют всенародное достояние, и каждый отдельный коллектив, как часть всего общества, не противополагает себя ему, а соподчиняется общим его задачам, а потому и результаты труда всех и каждого из них в отдельности становятся достоянием всего общества. Интересы разумной координации всех усилий общества к достижению наилучших результатов предполагают и планомерную субординацию взаимодействующих сил на общем трудовом фронте, и товарищескую дисциплину труда на любом из отдельных его участков. Эта дисциплина, вытекающая не из принужде11


ния, а из солидарности людей, сознательно* поставивших перед собой общие цели, и становится крепчайшим цементом, связующим все центробежные устремления отдельных членов общества, как рассыпанные на стройке кирпичики, в единый трудовой монолит социализма.
В социалистической кооперации труда между интересами общества и отдельных его сочленов не мыслится никаких непримиримых, существенных противоречий, а несущественные будут, несомненно, со временем изжиты. Но всюду, где хозяйственные интересы частных групп или отдельных лиц еще вступают в противоречие с общественными, коммунисты решительно оказывают предпочтение общим, всенародным интересам перед любыми более частными или индивидуальными. И в этом, пожалуй, наиболее резко сказывается расхождение мировоззрений социализма и анархизма.
Анархисты, даже из тех, кои именуют себя анархистами- коммунистами, безусловно выше всего ставят индивидуальные интересы личности, ее ничем не ограниченную свободу и независимость, и там, где они еще не достигнуты, общественные интересы, по мысли анархистов, должны отступить перед высшими интересами этой самодержавной личности. Доводя во имя свободы личности до абсурда свой принцип безначалия, анархисты, даже на всех своих собраниях, обходятся без председателя. Однако едва ли тот же принцип безначалия осуществим даже в каждой мелкой трудовой коммуне, и он заведомо не осуществим во всем общественном производстве современного типа.
Можно себе представить и производственный труд коллектива без наличия всяких «затейников» и «запевал», его организующих, если дело идет о самых примитивных формах его организации, скажем, в замкнутом натуральном крестьянском хозяйстве или в еще более первобытной семейной «задруге» древних славян, где в течение целых поколений повторяются одни и те же приемы и орудия труда и один и тот же трудовой распорядок. Но можно ли обойтись без больших и малых организаторов, конструкторов и инструкторов, бригадиров и звеньевых в таких сложных трудовых коллективах, как современные колхозы и совхозы, фабрики и заводы, где каждый день новая техника обусловливает новые производственные условия и требует в небывалых еще масштабах новых организационных схем и решений. Без творческой инициативы, а стало быть, без организаторов и запевал, режиссеров и дирижеров, на одном лишь повторении устаревших программ и опостылевших шаблонов в таком хозяйстве далеко вперед не уедешь. А назад, к застойным формам примитивной задруги, возврата ведь нет. И, конечно, анархическую идею организовать все грядущее общественное производство без организаторов, как некий персимфанс мирового масштаба. 12


можно рассматривать лишь в качестве реакционной утопии или прекраснодушных мечтаний и безответственной маниловщины.
К сожалению, к беспочвенным идеям «безначального» анархизма примыкают в известных отношениях и гораздо более трезвые деятели анархо-синдикализма. В некоторой степени влияние тех же идей нашло свое отражение и в Югославии. Ярче всего, пожалуй, оно сказывается в крайней децентрализации управления предприятиями страны. Каждое из них управляется автономно, само определяет состав и цены своей продукции, самостоятельно снабжает себя необходимым сырьем и материалами, сбывает свою товарную продукцию и реализует накопления. Полноправным организатором и исполнителем всех этих действий является сам трудовой коллектив каждого предприятия. Государственные центры почти ни в чем не ограничивают такой независимости самоуправляющейся низовой сети предприятий, если не считать самых общих плановых директив и значительных отчислений в госбюджет из текущих накоплений этих предприятий.
Полная автономия и независимость действий каждого из отдельных звеньев народного хозяйства никак не укладывается в рамки единого плана развития всего социалистического общества. Исключая возможность достаточной координации и соподчинения усилий каждого из таких разобщенных звеньев общим интересам страны, такая организация хозяйства отнюдь не гарантирует от накопления в нем острых противоречий и серьезных производственных диспропорций. А к чему это может привести, нас учит опыт капиталистической организации труда, где каждый предприниматель, тоже вполне независимо от всех других, ведет свое частное хозяйство, а в общем результате их совокупной деятельности получается, как известно, анархия производства.
3. 	Принцип демократического централизма
Крайняя разобщенность всех частнохозяйственных звеньев, из которых, как из рассеянных атомов, складывается капиталистическая система хозяйства, сближает ее с организационным принципом управления, вытекающим из доктрины анархизма и других родственных ей учений. Но нельзя упускать из виду и принципиальных различий наряду с таким сходством. В условиях капитализма каждым из его предприятий управляют бесконтрольно его собственники, т. е. представители капитала.
Буржуазное государство не заинтересовано в ущемлении каких-либо привилегий господствующего класса и потому обычно вовсе не вмешивается в управление капиталистов собственными их предприятиями. В то же время, однако, оно не 13


может питать никакого доверия к подлинной, низовой демократии, и потому, даже придерживаясь формально рамок парламентской демократии, буржуазия повсюду в сфере управления руководствуется принципами бюрократического централизма в самых его крайних формах.
Строители социализма, создав свое рабочее государство, не могут отказаться от использования этого мощного орудия во всех областях экономики и политики, где только оно может облегчить и ускорить построение социализма. Отказ от полного и всестороннего использования государства в угоду беспочвенным идеям анархии послужил бы на пользу только врагам рабочего класса. Опираясь на учение марксизма-ленинизма, коммунисты в противовес бюрократическому централизму в области управления выдвигают ленинский организационный принцип демократического централизма, привлекая к задачам управления хозяйством всех трудящихся.
Демократический централизм вытекает из самой экономической природы крупного социалистического производства, вовлекающего в процессе расширенного воспроизводства все более широкие массы трудящихся, опирающегося на их растущую сознательность и активность, планируемого в интересах всего народа и рассчитанного на встречную поддержку плановых начинаний центра со стороны всех местных творческих сил периферии. «Закономерное развитие Советского государства состоит во все более глубоком осуществлении принципа демократического централизма, который открывает широчайший простор для творческой активности масс, который одинаково враждебен и бюрократизму и анархизму» 1-
Демократический централизм -предполагает централизованное государственное планирование и управление всем народным хозяйством, опираясь, однако, не на бумажное творчество канцелярий, а на живой творческий коллектив всех строителей социализма. Идея такой организации сводится к тому, что к управлению хозяйством в странах подлинно социалистической демократии следует привлекать не только уже вполне подготовленные к этому кадры администраторов из опытных хозяйственников и инженерно-технической интеллигенции, но и все более широкие круги из рядов миллионной рати рабочих-новаторов и изобретателей и из всей многомиллионной массы рядовых рабочих и колхозников, которые проходят на практике, без отрыва от производства, школу управления этим производством. Там, где, как это предвидел еще Ленин, вчерашняя кухарка может завтра оказаться у кормила государственного правления, там, где хозяином всего общественного производства становится сам народ, кому же, как не ему, надлежит и управлять своим хозяйством.
1 «Правда» за 9 мая 1958 г.
14


Эта демократическая организационная идея дополняется, однако, другой. Социалистическая демократия не может допустить анархии производства в своем хозяйстве. Буржуазия, не справляясь с этой анархией, расточает чужой труд. А рабочим свой труд много дороже. И чтобы не расточать его понапрасну, в социалистическом хозяйстве требуется иная, гораздо более рациональная координация трудовых усилий рабочего класса, чем та, которая характерна для капиталистического хозяйства. Такая координация возможна только при наличии единого хозяйственного плана для всей страны. И это именно вызывает необходимость известной централизации управления в условиях планового хозяйства- А в сочетании этого требования с общими требованиями широкой и доподлинной демократии получает свое завершение и основной принцип демократического централизма.
В социалистических странах обеспечить его могут, конечно, лишь такие руководящие центры, которые пользуются полным доверием и безусловной поддержкой рабочего класса. И вполне естественно, что все задачи центрального руководства в странах социалистического лагеря возлагаются рабочим классом на свой классовый авангард — коммунистические и рабочие партии. Естественно и то, что эти партии отнюдь не уклоняются от возлагаемых на них задач и функций не только на хозяйственном фронте, но и на любых иных. Югославскую идею о том, что коммунисты ib условиях строительства социализма в своей стране могут уклониться от активного участия в этом строительстве, ограничив свою роль чисто воспитательными задачами, следует признать заведомо мертворожденной. Разве может коммунист, отойти в сторону от классовой борьбы за социализм, спокойно наблюдая лишь, что вместо социализма при этом получается нечто совсем другое?
Коммунистические партии социалистического лагеря, не отрываясь от масс, выступают в авангарде строителей социализма, возглавляя их и вдохновляя собственным примером высокой активности и творческой инициативы. Столь же естественно в партийной практике коммунистов, когда они подхватывают инициативу снизу, в рабочей среде, поднимают всякую новаторскую идейку, расширяют и обобщают ее и в таком обогащенном виде снова внедряют в рабочие массы в качестве практических директив к действию. Воспитательная работа коммунистов при этом тоже ничуть не страдает, ибо лучший способ коммунистического воспитания—это не словесная учеба, а пропаганда действием и фактическое соучастие в коллективном строительстве социализма.
Демократический централизм в СССР на разных этапах своей реализации проявлялся в многообразных формах. Прежде всего в государственном управлении его проводят Советы рабочих депутатов в центре и на местах. Этот своеобразный 15


орган управления, возникший еще в дни р(еволюции 1905 г. по почину самих рабочих, образуется на самых демократических началах и, развиваясь в теснейшей связи с нуждами и требованиями своих избирателей за станками и плугами, остается и доныне основной базой Советской власти. В хозяйственной сфере соответствующие функции возлагались вначале на советы народного хозяйства в центре и на местах, объединявшие всю сеть отраслевых главков, трестов и синдикатов. Высказываясь о судьбах всех этих государственных образований социалистической демократии, В. И. Ленин писал: «...аппарату управления в собственном, тесном, узком смысле слова, аппарату старого государства суждено умереть, а аппарату типа Высшего совета народного хозяйства суждено расти, развиваться и крепнуть, заполняя собой всю главнейшую деятельность организованного общества» L
XX съезд КПСС наметил широкую программу преобразований, ведущих страну вперед по испытанным ленинским путям. Важнейшие из них в области перестройки управления народным хозяйством уже осуществлены. Основным звеном управления в промышленности и строительстве ныне являются советы народного хозяйства, объединяющие его в крупные хозяйственные комплексы по территориальному признаку. Ликвидировано около тридцати министерств, создано свыше ста совнархозов во всех республиках и экономических административных районах. Не менее решительная перестройка осуществлена и в области сельского хозяйства. Усиливается роль профсоюзов в производстве. Поднимается значение производственных совещаний в промышленности. Поощряется инициатива рабочего актива повсюду и во всех ее проявлениях.
Однако вся эта перестройка методов управления в сторону дальнейшей их демократизации и развязывания самодеятельности все более широких трудящихся масс при всей своей целесообразности связана с известными угрозами. Важнейшей из них, как показал уже опыт, является опасность местнических тенденций в работе отдельных совнархозов, т. е. попытки их замкнуться в сфере собственных местных интересов к ущербу своих соседей или даже с забвением гораздо более важных интересов всей страны. А наиболее действенным средством против таких попыток в условиях демократического централизма является, конечно, централизованное планирование, плановая дисциплина и действенный контроль, исключающий возможность ее нарушений.
4. 	Планирование социалистического народного хозяйства
Народнохозяйственное планирование—это основной и неотъемлемый признак социализма. И когда говорят, социализм—
1 В. И. Ленин, Соч., т. 27, стр. 372.
16


это прежде всего учет, то рассматривают при этом учет лишь в качестве орудия планирования и как один из важнейших его элементов. Планирование включает в себя и учет, и статистику, оно берет себе на вооружение и технику, и науку и подчиняет своим задачам конкретное руководство всеми отраслями и элементами народного хозяйства. Никакие принципы управления такими его элементами, как отдельные предприятия и учреждения, даже самые рациональные, не могут обеспечить длительные успехи всему народному хозяйству без взаимной увязки всех частных замыслов конкретного управления этими элементами с общими задачами народнохозяйственного плана.
Каковы же эти общие задачи народнохозяйственного планирования?
На разных уровнях развития, в условиях социализма и коммунизма, эти задачи не могут быть, конечно, тождественными. Но в каждом плане любой эпохи должно быть соблюдено важнейшее требование его рациональности. Оно сводится к соблюдению пропорциональности в распределении наличных производительных сил, т. е. живой рабочей силы и средств производства, в полном соответствии с потребностями всего общества.
Социалистическое общество в отличие от капиталистического, для которого производство является лишь средством извлечения максимальной прибыли и личного обогащения буржуазии, основную задачу производства видит в удовлетворении потребностей общества. С этой точки зрения всякий план, сообразуясь с имеющимися ресурсами, должен стремиться к возможно полному и равномерному удовлетворению всех назревших потребностей общества. Всякая неравномерность в использовании наличных ресурсов всегда лишь снижает возможный общий эффект использования обществом его производительных сил- Наука учит нас, что требование пропорциональности в использовании этих сил учтенным потребностям общества является вместе с тем условием максимальной экономичности соответствующего их распределения. И научное планирование уже поэтому не может игнорировать это требование пропорциональности.
Особо важно соблюдение этого требования в планировании производства средств существования широких народных масс. Структура их потребления весьма изменчива, а закономерность этой изменчивости в связи с ростом уровня жизни трудящихся и другими факторами еще мало изучена. Однако материалы бюджетных обследований потребления рабочих и служащих на различных уровнях их благосостояния дают полную возможность изучить эти закономерности и использовать в планировании соответствующих производственно-трудовых пропорций.
2 С. Г< Струмилин
17


В планировании средств производства необходимый их состав и структура определяются уже из производственной программы предметов потребления и той цепной производственнотехнической связи, которая на каждом уровне техники предъявляет новые требования к качеству и количеству планируемых средств труда. Но основная закономерность, с которой приходится в этой области считаться планированию, сводится к тому, что в условиях расширенного воспроизводства рост средств производства должен опережать необходимое по плану расширение предметов потребления1.
Эта вполне объективная закономерность имеет место и в рамках капитализма, как это показано в .схемах воспроизводства Маркса. Согласно этим схемам, расширенное воспроизводство только и возможно при условии, когда (v + m) I>cII, т. е. когда один лишь прирост средств производства в I подразделении превышает все их наличие во II подразделении. И чем выше эта разность (v + m) I—cll = r, тем выше и возможный темп расширения производства в следующем его цикле с новым каждый раз опережением в росте средств производства в пользу I подразделения. Но в соответствии с ростом средств производства возрастает и вся продукция обоих подразделений. А отсюда уже с необходимостью вытекает и общее опережение в темпах роста I подразделения, т. е. всех средств производства по сравнению с ростом предметов потребления в условиях расширенного воспроизводства. В отношении ко всему производству такой опережающий рост средств производства с по сравнению с издержками живого труда (v + m) означает повышение органического и технического строения этих элементов капитала, а вместе с тем—рост вооруженности и производительности живого труда во всем народном хозяйстве.
Следует учесть при этом, что схемы Маркса во всех вариантах простого и расширенного воспроизводства исходят из требований нормальной реализации общественного продукта, сознательно отвлекаясь от тех структурных его диспропорций, которые, вытекая из анархии производства, влекут за собой периодические кризисные потрясения всей системы капиталистического хозяйства. Именно поэтому схемы Маркса вполне применимы и в условиях свободного от таких потрясений планового социалистического хозяйства. Неравенство (v + m) 1> >с11, как условие расширенного воспроизводства, сохранит свое значение даже в рамках «чистого коммунизма», как это было отмечено В. И. Лениным, а стало быть, сохранит свою силу и та закономерность, которая связана с этим условием.
1 Ср. у Маркса — Закон, по которому «постоянный капитал имеет тенденцию возрастать быстрее переменного» и пояснение к нему В. И. Л е - н и н а — «положение о быстрейшем возрастании средств производства есть простая перефразировка этого закона применительно ко всему общественному производству» (В. И. Ленин, Соч., т. I, стр. 71).
18


В условиях социализма с ликвидацией буржуазии и ее прихлебателей целесообразно используется и та доля накоплений общественного хозяйства, которая при капитализме бесплодно расходовалась на содержание этих паразитических элементов. На эти цели расходуется изрядная доля общественного продукта. Напомним, что по схемам расширенного воспроизводства Маркса класс капиталистов I подразделения потребляет примерно половину всей прибавочной стоимости. А в целом по всему народному хозяйству структура общественного продукта в цифровом примере Маркса представлена для развитого капитализма в таких пропорциях1:
Подразделения производства
Общественный продукт c+v+m = P
Потребление буржуазии
абсолютно
в % к т
I
5000+1000+1000 = 7000
50Э
50,0
II
1430+ 285+ 285=2000
101
35,4
14- II
6430+1285+1285=6000
601
46,&
В отношении ко всему народному доходу в 2570 единиц, потребление буржуазии, по оценке Маркса, составляло 23,4% г возможности же расширенного производства оно сокращало почти вдвое. А если учесть и другие потребности общества, то на долю фондов расширения производства оставался еще более низкий процент народного дохода.
Конечно, оценки Маркса почти столетней давности—это не документальный отчет казенной статистики. И, вероятно, найдется не один охотник упрекнуть его в тенденциозных преуве' личениях поглощающей способности буржуазных желудков. Но наши классики редко ошибались даже в своих экспертных оценках. А, впрочем, для маловеров можно привести и новейшие данные буржуазной статистики. Уж она-то не подведет адвокатов капитализма.
Эта статистика, как известно, преуменьшает прибыли буржуазии за счет завышенных норм амортизации, а оплату рабочего класса, наоборот, преувеличивает, включая в нее тантьемы предпринимателей и тому подобные добавки. В то же время она тщательно скрывает классовую структуру распределения народного дохода в странах капитализма. Так, учет личного потребления в США дается только общим итогом по всей стране. Однако, если из этого итога вычесть потребление рабочего класса, то в остатке получится потребление буржуазии со всей ее агентурой. А потребление рабочего класса не 1 См. К. Маркс, Капитал, т. II, 1955, стр. 515; В. И. Ленин, Co<v, •it I. стр.! 09.
2*
19


может превышать фондов получаемой им заработной платы за вычетом из них изъятий в бюджет, падающих на заработную плату. Подсчитав затем всю сумму прибылей, ренты, сальдо процентов и прочих «сбережений», полученных буржуазией, определяем ее накопления за год, а за вычетом из них затрат на личное потребление буржуазии исчисляется и тот остаток накоплений, который может быть обращен на расширение производства. За вычетом из национального дохода доходов буржуазии и заработной платы всех рабочих и служащих, кроме военнослужащих и чиновников, оплачиваемых государством, определим и всю сумму благ и услуг, потребляемых государственным аппаратом буржуазии. Отнюдь не ручаясь за высокую точность данных американской официальной статистики, мы все же можем извлечь из нее весьма поучительные итоги (табл. 1).
В приведенных расчетах прибавочной стоимости учтены не только прибыли корпораций и все другие показанные официальной отчетностью виды частных накоплений, но и вся сумма налоговых изъятий в бюджет, падающих на заработную плату1, за вычетом сумм, возвращаемых населению из бюджета (пенсии, пособия и пр.). Военные и прочие расходы этих бюджетов служат только интересам самой буржуазии и ее агентам. В связи с платностью почти всех услуг по лечению и обучению населения затраты на культуру буржуазных бюджетов крайне ограничены и не выходят за пределы потребностей самой буржуазии. Например, ассигнования на «науку» должны служить прежде всего испытаниям термоядерных взрывов, ракетной баллистике или той «высотной метеорологии», какую культивируют шпионские полеты господ Пауэрсов. В составе рабочих и служащих учтены нами не только работники производственной сферы, в которой создается национальный доход, но и обслуживающий население персонал и даже личная прислуга буржуазии, так что норма эксплуатации труда т: v, исчисленная по приведенным данным, несомненно занижена. И все же она выше норм, принятых Марксом в схемах воспроизводства.
Как видим, на долю рабочего класса, даже по заведомо преувеличенным официальным данным, приходится не свыше 41—46% национального дохода. А между тем рабочий класс в США составляет до 90% всего самодеятельного населения страны. Но всего показательнее итоги валовых накоплений буржуазии. По приведенной выше схеме Маркса, они составляют до 50% национального дохода. А по текущей статистике США, эти накопления до вычета всех налогов достигали в нормальные годы 41%, поднимаясь в рекордном по успехам
1 Из косвенных налогов в соответствии с долей личного потребления рабочих и служащих в общем его итоге мы включили на их долю только 50% суммы этих налогов, хотя, вероятно, эта норма ниже фактической.
20


Таблица 1
Классовая структура национального дохода США (исчисление)
(в млрд, долл.)
Показатели
Годы
1929
1940
1950
1959
А. Доходы рабочих и служащих1
1. Заработная плата (брутто)
45,5
41,4
124,1
212,1
2. Прочие доходы (пенсии, пособия) . .
0,7
?,з
7,8
19,6
3 Налоги прямые (85%) и косвенные (50%)
-5,9
-7,9
-32,5
-66,7
Итого за вычетом налогов (нетто), v
' 40,3
35,8
99,4
165,0
Б. Доходы буржуазии и ее аппарата
1. Прибыль, рента, проценты и пр. . . .
40,9
33,7
100,3
133,7
2. Вычеты из зарплаты рабочих и служащих
5,9
7,9
32,5
66,7
3. Прочие изъятия у населения ....
0,7
'4,2
9,7
33,1
Итого прибавочной стоимости, т . .
47,5
45,8
142,5
233,5
Норма эксплуатации (т •. v), %
118,0
128,0
143,3
141,5
В. Расходы буржуазии и ее аппарата
1. Потребление буржуазии
33,8
27,7
73,3
100,9
2. Вложения буржуазии (нетто) ....
8,4
6,6
31,5
30,1
Итого по 1—2
42,2
34,3
104,8
131,0
3. Содержание чиновников из госбюджета
4,6
7,9
17,3
35,9
4. Военные расходы (прямые)
0,7
1,5
13,0
46 ,4
5. Прочие (по займам, пенсии ветеранам войны и др.)

2,1
7,4
20,2
Всего по 1—5
47,5
45,8
142,5
233,5
Г. Национальный доход США
1. В текущих ценах
87,8
81,6
241,9
398,5
2. В неизменных ценах 1959 г
154,1
177,4
290,8
398,5
в том числе в %
а) доля рабочих и служащих .
46
44
41
41
б) доля буржуазии и ее агентуры . .
54
1
56
1
59
59
Кроме чиновников и военнослужащих, оплачиваемых из государственного бюджета.
буржуазии 1929 г. почти до 47% и падая, даже в кризисном 1958 г., не ниже 35% национального дохода. Если же учесть, что национальный доход США, включая не только цену вновь созданной продукции, но и оценку «услуг» всех агентов буржуазии, т. е. все затраты на содержание армии, жандармерии, 21


сыщиков и прочей столь же продуктивной братии, исчисляется всегда с преувеличением на 20—30%, то реальный процент накоплений буржуазии будет никак не ниже. Таким образом, в этом отношении оценки Маркса отнюдь не преувеличены.
Но прожорливость современной буржуазии даже намного превзошла ожидания классиков марксизма. Она расходует ныне на себя вместе со своей агентурой не менее 46% национального дохода вместо 23,4% по схеме Маркса. В том числе в нормальные годы только на ее личное потребление расходуется до 82% всей учтенной прибыли буржуазии. И в результате этого фонды реального расширения производства, даже в лучшие годы «процветания», не превышают 8—13% от национального дохода, а в годы кризисов проедаются и основные фонды страны, не говоря уже о резком снижении при этом реального уровня жизни рабочего класса.
В СССР доля народного дохода, направляемая ежегодно в фонды расширения планового хозяйства, как известно, составляет не менее 25%, т. е- в 2—3 раза превышает американские нормы. И уже одно это, не считая даже ©сех других преимуществ планового хозяйства, объясняет, почему темпы роста продукции в странах социализма в несколько раз превышают темпы развития капиталистической экономики.
Другим важнейшим преимуществом планового социалистического хозяйства является ликвидация присущей капитализму анархии производства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Анархия капиталистического производства, совершенно неизбежная в условиях частной собственности на средства производства, обусловлена прежде всего тем, что каждый из множества частных предпринимателей, руководствуясь только собственным хозяйственным расчетом, неизбежно вступает в противоречия с такими же расчетами всех других частных предпринимателей. А из этих противоречий родится ожесточенная рыночная конкуренция предпринимателей, в которой, следуя рыночному закону спроса и предложения, всегда побеждает сильнейший в ущерб интересам всех слабейших. Но чем крупнее становятся вырастающие на этой почве частные капиталы миллиардеров, образующие все более мощные капиталистические концерны и корпорации, тем лишь ожесточеннее развертывается конкурентная борьба между ними и внутри таких корпораций. Противоречия обостряются. Анархия производства углубляется. Из этой анархии вырастают уже и производственные диспропорции, которые, накопляясь десятилетиями, разрешаются лишь в процессе периодических кризисов перепроизводства со всеми их гибельными последствиями.
Огромным преимуществом социалистического хозяйства, в котором единый народнохозяйственный план исключает противоречия интересов во взаимодействии между собой отдель22


ных хозяйственных ячеек и производственные диспропорции в общем развитии всего хозяйства в целом, является бескризисный характер его неуклонного роста. О конкретном значении этого преимущества можно судить по данным американской статистики за 1929—1933 гг. Потери народного хозяйства США за один лишь 1933-й кризисный год достигли огромной суммы в 47,6 млрд, долл., или 54,2% докризисного уровня народного дохода (1929 г.). Но сверх того на 8,3 млрд, долларов учтено потерь »в том же году и за счет основных фондов страны. Вместо продвижения вперед это означало огромный скачок назад и соответствующую задержку в дальнейшем росте за последующие годы. В результате этой задержки национальный доход США за 11 лет, с 1929 по 1940 г., увеличился в своем объеме всего на 15%, а в текущих ценах даже уменьшился. Подобные же следствия кризиса 30-х годов имели место и в других странах, ибо он поразил весь капиталистический мир. А за пределами этого мира, в Союзе Советских Социалистических Республик за те же И лет народный доход возрос с 28,9 млрд, до 128,3 млрд. руб.1 (в сопоставимых ценах 1926/27 г.), т. е. в 4,4 раза. Соотношение этих приростов—на 15% в США и на 343% в СССР — может служить мерой тех преимуществ бескризисного развития, которые обеспечиваются плановой системой хозяйства.
Однако бедствия, связанные с кризисными потрясениями хозяйства, не ограничиваются прямыми потерями в объемах общественного продукта и национального дохода. Особого внимания наряду с ними заслуживают и те тяжкие потери, которые в условиях кризисов выпадают специально на долю рабочего класса. Одним из самых кричащих противоречий капиталистической системы хозяйства является тот факт, что развитие этого хозяйства, даже в самых благоприятных условиях, невозможно без резервной армии безработного пролетариата, и, стало быть, каждый успех в хозяйстве получается за счет бедствий массовой безработицы, т. е. ценой бесплодного расточительства живых производительных сил общества.
О масштабах этого расточительства свидетельствуют следующие беспристрастные цифры. В США, даже в год самой высокой рыночной конъюнктуры и «про.сперити», т. е. преуспеяний (1929 г.), резерв застойной безработицы, по заведомо преуменьшенным данным официальной статистики, исчислялся в 1550 тыс. человек, или в 3,1% всей «гражданской» рабочей силы. Но ведь в годы кризисов и депрессий такое расточительство в использовании живой рабочей силы возрастает в несколько раз. Так, в кризисный 1933-й год число полностью безработных в США превышало 12 800 тыс. человек и достигало, не считая даже частичной безработицы, не менее 24,8% 1 Здесь и далее стоимостные показатели даны в масштабе цен. действовавшим до 1961 г.
23


общей численности рабочих L А фонд заработной платы и потребление всей гражданской армии труда сократились за те же годы еще сильнее—с 45,5 до 23,9 млрд, долл., т. е. почти вдвое1  2. Целая четверть всего рабочего класса была обречена здесь на вынужденную 'Праздность, расплачиваясь собственным голодом и муками своих детей за анархию капиталистического производства -и алчность буржуазии в ее устремлениях любой ценой обеспечить себе максимальную рентабельность своих предприятий. В Советской России в 1928 г., т. е. накануне первого пятилетнего плана, тоже насчитывалось еще в качестве печального наследия прошлого свыше 1 млн. безработных на всех биржах труда в стране. С приведением в действие плана индустриализации, обеспечившего неуклонный рост оплаты и производительности труда, оказалось возможным уже через пару лет все эти биржи труда ликвидировать за полным исчерпанием безработицы, этого бича пролетариата в условиях капитализма.
Стоит лишь сопоставить приведенные факты, чтобы понять, каким грозным обвинительным актом они вырастают против отживающей свой век системы капитализма. И вместе с тем свидетельствуют о величайших преимуществах планового социалистического хозяйства перед капиталистическим-
s. «Планирование» в странах капитала
В связи с такими преимуществами планового хозяйства возникает следующий весьма серьезный вопрос. Если методами планирования можно преодолеть даже такие общественные бедствия, как периодические кризисы перепроизводства, которые угрожают не только безработицей пролетариату, но и банкротствами буржуазии, то почему бы и странам капитализма не взяться самим за планирование народного хозяйства?
Таких попыток было уже немало. В качестве примеров можно было бы сослаться и на довоенные труды «мозгового треста» президента США Фр. Рузвельта, и на фашистские опыты в Германии времен Гитлера, и на послевоенные эксперименты лейбористов в Англии, и на новейшие американские попытки преодоления кризисов перепроизводства методами перманентной гонки вооружений. Опыт показывает, что все эти попытки не приводят к намеченной цели уже потому, что сколько-нибудь решительный их успех не осуществим без ущерба классовым интересам господствующей в этих странах буржуазии.
В самом деле, вся капиталистическая система хозяйства строится на эксплуатации труда рабочих в интересах буржуа1 «Statistical Abstract of the United States 1957», p. 197.
2 Ibid., p. 299.
21


зии. Капитализм без эксплуатации труда, как выеденное яйцо, потерял бы с экономической точки зрения всякий интерес для буржуазии. И потому всякие лживые теории о «народном капитализме», о постепенном и мирном «врастании капитализма в социализм» и тому подобные успокоительные идеи решительно отвергаются теми, для кого они предназначены- Буржуазия от эксплуатации чужого труда добровольно отказаться не сможет, а пролетариат на бессрочное ее продление никому из соглашателей уговорить не удастся. Однако интересы буржуазии требуют не только сохранения^ но и постоянного расширения своих накоплений. Расширенное воспроизводство капитала—это «закон и пророки» мировой буржуазии. Ведь капитал, не приносящий прибыли, перестает уже быть капиталом. А между тем в области реализации его плодов возникают все большие затруднения. Границ расширению своих накоплений буржуазия не может поставить, оставаясь буржуазией. А границы для рыночной реализации этих растущих накоплений становятся все ощутимее и по ряду вполне объективных обстоятельств не расширяются, а даже если не абсолютно, то относительно, суживаются. И, стало быть, угрозы перепроизводства товарных благ, наряду с заведомым недопотреблением все более широких трудящихся масс, приобретают в странах капитала все более серьезный характер.
Эти угрозы всегда были достаточно серьезны, ибо кризисы перепроизводства, вытекающие из неустранимых противоречий капитализма, и раньше периодически потрясали его устои в самой производственной их. основе. Но до тех пор, пока ограниченность внутренних рынков возмещалась широкими возможностями захватов внешних колониальных рынков, в странах капитала не угасал дух оптимизма. Все кризисные «спады» и депрессии расценивались как временные и случайные колебания конъюнктуры, а конъюнктура следующих за «спадами» взлетов «процветания» казалась устойчивой и закономерной. Такой близорукий оптимизм, впрочем, возможен только в тех странах и лишь до тех пор, пока капитализм в них идет в гору. А между тем после второй мировой войны определились весьма важные новые обстоятельства.
Важнейшее из них—выход социализма за рамки одной страны и превращение его в мировую систему, в решающий, фактор развития человеческого общества.
Вторым новым обстоятельством стало разрушение старого и гнилого принудительного «единства» метрополий и их колониальных придатков в системе империализма. Это внутренне противоречивое «единство»4, в котором жертвой беспощадной эксплуатации метрополий и объектом возмутительного великодержавного презрения становились целые цветные расы и народы издревле высокой культуры, могло поддерживаться 25


только грубым насилием. И после второй мировой войны, изменившей соотношение сил в мировом их балансе, колониальная система угнетения и эксплуатации экономически отставших народов стала на наших глазах расползаться по »всем швам. А на ее развалинах образовалась большая группа нейтралистских государств, стряхнувших с себя чужеземное иго и больше всего нуждающихся ныне в ликвидации экономической зависимости от бывших своих угнетателей.
Таким образом, уже все важнейшие противоречия капиталистической системы хозяйства обнажились. Капитализм оказался бессильным помешать образованию и росту мировой системы социализма, активному процессу распада колониальной системы. На мировой арене все более проявляется перевес сил социализма над империализмом.
Опыты буржуазного «планирования» в условиях соревнования двух систем наталкиваются на непреодолимые препятствия. Победить в этом соревновании сможет лишь та система, которая обеспечит наибольший простор росту производительных сил. В условиях социализма, свободного от внутренних классовых антагонизмов, этому росту ничто не мешает. Весь народный доход обращается здесь целиком и без остатка на нужды трудящихся, и потому внутренний рынок, возрастая одновременно со всем общественным продуктом, всегда достаточен для полной его реализации. Совсем иначе обстоит дело в условиях капитализма. *
Здесь ограниченность рынков существенно суживает возможности расширенного воспроизводства, а вместе с тем и роста производительных сил. Конечно, технический прогресс нельзя полностью остановить даже в условиях капитализма. Соблазны воспользоваться его преимуществами в конкурентной борьбе на внутреннем и внешних рынках слишком велики. И отдельные группы предпринимателей, осваивая раньше других прогрессивные идеи электрификации, комплексной механизации и автоматизации производства, добиваются значительных преимуществ. Но все такие достижения техники в условиях капитализма лишь увеличивают опасность кризисов перепроизводства, замещая машинами рабочих и тем самым еще сильнее ограничивая и без того узкий внутренний рынок, куда, однако, направляются все возрастающие массы товаров. Излишки их экспортируются на внешние рынки. Капиталистические страны не могут длительно развиваться без внешних рынков. Но поскольку эти рынки и без того уже ограничены все более смыкающимися рамками капиталистического лагеря, то ожесточенная международная конкуренция на этих рынках, раскалывая этот лагерь все более острыми внутрен-4' ними противоречиями, отнюдь не облегчает общих его задач в борьбе с возрастающими угрозами перепроизводства. И все это если не останавливает, то, несомненно, тормозит все 26


потенциальные возможности дальнейшего технического прогресса.
Следуя по линиям наименьшего сопротивления, международная буржуазия ищет ныне выхода из всех своих затруднений в планировании гонки вооружений и «холодной войны». Задача этих планов весьма элементарна. Если угрозы перепроизводства вытекают из недостаточности наличных рынков, «емкость которых определяется жесткими законами экономической необходимости, то следует, рассуждают авторы этих планов, создать новый, искусственный рынок военных потребностей, расширение которых гораздо легче поддается «плановому» произволу буржуазии. Достаточно, казалось бы, помимо уже обеспеченного спроса в стране на средства производства и предметы потребления, запланировать твердые заказы государственной казны на массовое изготовление средств истребления, и все угрозы кризисов перепроизводства этим хитроумным планом как будто полностью снимаются.
Однако это не так. Планы «холодной войны» это, несомненно, государственные планы. Их реализует государственный аппарат буржуазии присущими ему методами косвенного регулирования хозяйства через бюджет, т. е. методами перераспределения поступающего в бюджет национального дохода. В процессы производства общественного продукта и непосредственного управления этими процессами государственный аппарат буржуазии, однако, не смеет вмешиваться. Ведь средства производства принадлежат там пока частному капиталу монополий, а они достаточно сильны, чтобы отстоять свои интересы от любых на них покушений- Лучше всего это показал плановый опыт «мозговиков» Фр. Рузвельта в США. Как только они попытались ввести в какие-то рамки аппетиты американских трестов и прочих производственных объединений, Рузвельту пришлось тотчас же убрать из своего аппарата всех этих мозговитых, но безвластных плановиков. И это было нагляднейшим подтверждением той истины, что в странах империализма уже давно не государство с его бюрократическим аппаратом «контролирует» капиталистические монополии, а, как раз наоборот, эти монополии полностью контролируют организованный ими государственный аппарат буржуазии.
Но интересы различных монополий далеко не тождественны. В конкурентной борьбе за самые высокие монопольные сверхприбыли и влияние одни из них становятся сильнее, другие—слабее. И, конечно, совсем не случайно, что наиболее рентабельным промыслом стало производство оружия, а наиболее процветающими и влиятельными в странах империализма являются те монополии, которые специализируются на этом особо рентабельном производстве. Они-то и являются вдохновителями самых широких военных авантюр, открывающих перед ними кратчайшие пути к баснословному обогаще27


нию. Они готовы финансировать за свой счет даже любой государственный переворот, чтобы, поставив у власти свою агентуру, спланировать подходящую военную ситуацию. В Германии ими для этого был поднят на щит даже бесноватый Гитлер с его планами псевдосоциалистической организации сверхмощного военного государства. Когда же и его планы потерпели жестокое поражение при испытании их оружием в схватке с потенциями подлинно социалистической организации СССР, то в кругах господствующей монополистической буржуазии укрепилась новая плановая идея.
«Горячая война» слишком рискованна, решили, по-видимому, бизнесмены США- Для отличного бизнеса достаточно и «холодной войны», поскольку она, гарантируя от кризисов, обещает в то же время сверхвысокие нормы прибыли. И в связи с этим гонка вооружений ibo всем лагере стран империализма стала верхом их плановой мудрости.
Серьезнейшим просчетом этих планов, однако, приходится признать то, что, не углубляясь вовсе в сферу производства, они не устраняют в ней тех производственных диспропорций, именуемых анархией капиталистического производства, из которых вырастают периодические кризисы. Каждый концерн планирует свою продукцию в условиях коммерческой тайны, не считаясь со всеми другими. А военные заказы, вызывая особый «бум» в одной лишь специальной отрасли производства средств истребления, являются источником особо серьезных народнохозяйственных диспропорций. Эти страшные средства истребления никому решительно не нужны, но всем народам равно опасны угрозами ответной реакции со стороны тех, кого они призваны устрашать. Их как будто и не собираются использовать по прямому назначению, так как это было бы слишком рискованно. Они накопляются пока лишь в качестве резервов дипломатии «с позиции силы» и для психических атак преемниками мистера Даллеса за круглым столом. Тем не менее президент США Эйзенхауэр заверял свою аудиторию, что он готов и впредь, хотя бы на целых сорок лет такой же «холодной войны», ежегодно выбрасывать на ветер за счет американских налогоплательщиков, по 40 млрд, долл- в год. План, что и говорить, дальнобойный. Хотя всем понятно, что современное оружие за такие сроки и морально, и физически придет в полную негодность. А во что обойдутся народам столь расточительные планы, сообразить нетрудно.
Трагедия такого планирования заключается в том, что в нем, помимо нереальной идеи психического устрашения своих противников, усматривается спасительное средство против периодических кризисов. Сторонники гонки вооружений утверждают, что всякое снижение громадных ассигнований бюджета на эту задачу невозможно уже потому, что откроет дорогу очередному кризису И, таким образом, эта гонка в планах 25


буржуазии становится уже вековечной их директивой. А в результате таких директив только за последние пять лет, кончая 1960 г., в одних лишь США на бесплодную гонку вооружений было ассигновано не менее 220 млрд, долл., а на ближайшие 40 лет планируется ассигновать еще минимум 1600 млрд.
Спрашивается, разве такое планомерное расточительство народных ресурсов лучше стихийно поражающих капиталистическое хозяйство кризисов перепроизводства?
Правда, самый глубокий из них, в 1933 г. снизил национальный доход США даже больЩе, чем на 40 млрд. долл. Но такие стихийные кризисы повторяются не чаще одного раза за десятилетие. А планомерное перепроизводство средств истребления в странах империализма, нанося им ежегодно не меньшие потери, становится повсегодней участью этих стран. Таким образом, здесь план сознательно стремится превратить периодические кризисы перепроизводства в один-единственный, сплошной и непрерывный, хронический кризис планомерного перепроизводства. Но всего печальнее то, что и такое хроническое перепроизводство средств истребления отнюдь еще не избавляет эту систему и от общих периодических кризисов капиталистического хозяйства. Там, где не устраняются, а даже сознательно умножаются производственные диспропорции, это совершенно неизбежно. И хотя значение таких лихорадочных колебаний и кризисных «спадов» производства, какие имели место в США в 1946, 1949, 1954 гг., можно было еще трактовать по-разному, но кое-что уже было ясно. Ясно стало, в частности, что планы предотвратить очередной кризис перепроизводства гонкой вооружений лишь загоняют эту болезнь внутрь, затягивая скрытый период ее созревания. И кризис 1958 г., перекинувшийся из США в Европу, не поддается никаким кривотолкам. Его признают и американцы. Он воочию обнаружил всю порочность буржуазных методов планирования.
* * *
Совсем по-иному выглядят опыты планирования в бывших колониальных странах, которые недавно встали на путь самостоятельного политического и экономического развития. Стремление к. экономической независимости этих новых, национальных демократий, свергнувших с себя, наконец, вековой гнет империалистических метрополий, неудержимо толкает их на путь индустриализации своей отсталой, полуфеодальной экономики. Серьезной помощи на этом пути со стороны буржуазии стран империализма, угрожающей им лишь новым закабалением, они, конечно, ждать не могут. Своя национальная буржуазия еще слишком слаба. Но весь народ. 29


все лучшие его революционные вожди и представители увлечены очень убедительным примером стран социализма, которые весьма наглядно показывают, какими высокими темпами можно индустриализировать свою страну, обходясь даже вовсе без всякой, не только чужой, но и собственной, национальной буржуазии. Новые национальные государства, ориентируясь на сочувствие и возможность бескорыстной помощи лишь из лагеря социализма, одно за другим пытаются освоить в своей практике и методы планирования, исходящие из этого* лагеря.
Им ничего не сулят, кроме горя, буржуазные методы планирования гонки вооружений. Им крайне нужны прежде всего орудия производства, а не средства истребления. И они,, вместо того чтобы питать свою чахлую буржуазию сверхрентабельными заказами на производство оружия, предпочитают обращать все свои очень скромные общегосударственные ресурсы на строительство государственных доменных и машиностроительных заводов для перестройки в дальнейшем и всей экономики на базе современной техники.
Такая планомерная перестройка хозяйства в этих аграрных странах в направлении к более гармоничным формам агро-индустриального строя безусловно прогрессивна. Поднимая экономику, она вместе с тем с каждым годом будет укреплять и демократию этих стран за счет растущих в государственном секторе сил пролетариата. А соотношение сил и интересов в мировом соревновании экономических систем таково,, что оно и впредь будет, отталкивая молодые национальные государства от лагеря стран империализма, сближать их с содружеством стран социализма.
Страны социалистического лагеря, считая своим интернациональным долгом содействовать народам в их борьбе за укрепление национальной независимости, оказывают всемерную помощь и поддержку молодым национальным государствам в их развитии по пути прогресса, в создании отечественной промышленности, развитии и укреплении национальной экономики, в подготовке собственных кадров.
Задачи индустриализации уже и ныне довольно успешно* решаются в ряде этих государств, которые в своих планах следуют примеру опередивших их в этой области стран социализма. Их успеху содействует и то, что эти планы преследуют общенародные, а не чьи-либо узкоклассовые интересы и потому пользуются широкой поддержкой в процессе их реализации. По той же причине им охотно содействуют и страны социалистического лагеря. Конечно, эти национальные домократии далеко еще не обладают всеми предпосылками, необходимыми для всеохватывающего, социалистического планирования, но перспективы для освоения этих предпосылок безусловно* имеются.
30


Возможности подлинного планирования в этих странах пока еще ограничены. Но все же здесь уже можно говорить об известных элементах народнохозяйственного планирования. В странах же империализма отсутствуют даже и такие его элементы, ибо все их «планирование» диктуется только узкоклассовыми интересами монополистических корпораций буржуазии.
6. 	Социализм и экономические законы
Классики марксизма рассматривали вступление в новую» эру социалистических общественных отношений с их воистину неизмеримыми возможностями сознательного планирования всей экономики общества, как мощный его прыжок из царства необходимости в царство свободы. Но было бы очень печально, если бы плановые органы социалистического общества поняли это предвидение классиков «волюнтаристически», т. е. как «свободу» планировать в области экономики по своему произволу, не считаясь с требованиями объективных экономических законов или даже вопреки этим требованиям.
Правда, в отличие от законов природы, вечных и неизменных, нарушения которых нельзя себе и представить, экономические законы носят исторический характер и поддаются нарушениям. Более того, в условиях анархии производства всю полноту своего действия эти законы проявляют как раз лишь после и в результате их нарушения. Так, например, за нарушение экономически разумных производственных пропорций возмездие в виде разрушительных периодических кризисов наступает не сразу, а лишь в результате достаточного накопления диспропорций, вызывающих кризис. Но чем больше их накопляется в условиях капитализма, тем сильнее экономические законы, вступая в действие автоматически, как слепая* стихия, обрушиваются своими санкциями не столько на виновников, сколько на жертвы господствующей здесь производственной анархии — на широкие массы трудящихся. В условиях социализма, мобилизуя в своих планах коллективный разум w. волю производителей, возможно уже заранее, а не задним числом предусмотреть и предотвратить опаснейшие нарушения- экономических законов, и тем самым весьма реалистически» расширять границы своей свободы. Но, чтобы полностью использовать это преимущество социалистической системы хозяйства, необходимо хорошо знать действующие в этой системе экономические законы и умело применять эти знания в планировании народного хозяйства.
Какие же законы действуют в социалистическом хозяйстве,, отражая в себе объективные условия его развития, и каковы вытекающие из них требования независимо от субъективного* усмотрения и произвола людей?
5/


В зависимости от исторического развития самого общества меняются и действующие в нем экономические законы. Одни из них отпадают, другие возникают, третьи действуют на всех ступенях общественного развития, модифицируя лишь формы своего проявления в меняющихся условиях общественного производства. Но все они, тесно связанные с этими условиями, связаны и между собой на каждой новой ступени развития известным единством, складываясь в определенную систему законов, вытекающих из условий развития производительных сил в рамках той или иной общественной формации.
Известна теснейшая связь между ростом производительных сил общества и господствующими в нем общественными отношениями людей при том или ином способе производства. Смена общественно-экономических формаций в истории хозяйства происходит в результате нарастающих противоречий между требованиями неуклонного роста производительных сил и сдерживающими этот рост рамками общественных отношений людей и форм собственности. Когда производительные силы перерастают эти рамки, последние неизбежно разрушаются и сменяются новыми, открывающими новые возможности дальнейшему росту производительных сил. Это важнейшее обобщение марксистской науки известно также под именем экономического закона обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил L
Такое наименование этого закона едва ли удачно, ибо в сущности законом и движущим началом в смене экономических формаций становится как раз неизбежность нарушений указанного соответствия, а не его «обязательность», которая могла бы стать и тормозом в развитии всех досоциалистических формаций. Но независимо от его наименования этот закон действует на протяжении всей истории человеческого общества. К числу таких же законов, действие которых распространяется во времени не менее широко, можно отнести и другие. И прежде всего «закон повышающейся производительной силы труда», который в классово-антагонистическом обществе проявляется лишь в форме постоянно нарушаемой тенденции и потому имеет, по выражению Энгельса, не безусловный характер, и который в социалистическом обществе, проявляясь в неуклонном росте производительности труда, принимает безусловно решающий характер, как самое важное в последнем счете для победы нового общественного строя.
В качестве «всеобщего экономического закона» К. Маркс рассматривал и закон, «по которому издержки производства постоянно падают, а живой труд постоянно становится производительнее» 1 2. Ему же принадлежит и формулировка того об1 См. И. Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР, 1952, стр. 7.
2 «Архив Маркса и Энгельса», т. IV, стр. 43.
32


щего «принципа экономии времени», согласно которому «к экономии времени сводится в конечном счете вся экономия» в общественных издержках производства, в затратах овеществленного и живого труда. «Поэтому,—заключает Маркс,—экономия времени, равно как и планомерное распределение рабочего времени, по различным отраслям производства остается первым экономическим законом на основе коллективного производства. Это становится даже в гораздо более высокой степени законом» L
Таким образом ^планомерное распределение рабочего времени» в определенных пропорциях, которое можно бы назвать и законом планомерно-пропорционального развития в условиях социализма, рассматривается Марксом как экономический закон, присущий не одной лишь социалистической, а всем известным нам общественным формациям. «...Известно всем,— писал Маркс в 1868 г. в письме к Кугельману,—что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства; измениться может лишь форма ее проявления»1  2.
Не трудно усмотреть, как тесно связаны между собой все вышеперечисленные экономические законы развития общественного производства. Движущим началом этого развития становится принцип экономии времени рабочей силы, а реализации его служат в конечном счете и наиболее общий закон повышающейся производительной силы труда, и вытекающий из него более частный, по которому издержки производства постоянно падают, а живой труд постоянно становится производительнее. Той же экономии служит, будучи непременным условием ее достижения, и закон, требующий пропорциональности затрат рабочей силы общественным потребностям- Это вытекает уже из того, что если тот или иной продукт произведен в количестве, превышающем общественную потребность, то, говоря словами Маркса, соответствующая «часть общественного рабочего времени оказывается растраченной попусту»3. А между тем бесплодный перерасход его в одних отраслях труда создает неизбежный дефицит рабочей силы в других и прямое сокращение общественного потребления в результате такой диспропорции в использовании труда.
Теснейшим образом связан с тем же основным принципом экономии и наиболее абстрактный закон, определяющий собой неизбежность последовательной смены всех менее произ1 «Архив Маркса и Энгельса», т. IV, 1935, стр. 119.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 525.
3 К. Маркс, Капитал, т. III, стр. 195.
3
С. Г, Струмилин
33


водительных форм хозяйства более производительными, т. е. более экономными с точки зрения использования в них общественного рабочего времени. Производительные силы общества, являясь наиболее подвижными и революционными элементами производства, несомненно опережают в своем росте развитие общественных отношений и вместе с ними преобразуют и весь способ производства от одной ее формации к другой, всякий раз все более производительной и экономной. В этой закономерности и усматривается требование обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил, хотя оно и не мыслится полным и вовсе не исключает между ними конфликтов, в результате которых и достигается все более полное их соответствие.
Все эти законы, действующие а;втоматически, независимо от сознания и воли отдельных людей, тем не менее чрезвычайно целесообразны и разумны, если их рассматривать с точки зрения интересов всего общества, взятого в целом. Но интересы этого общества в условиях всех классово-антагонистических его формаций или укладов крайне противоречивы. И обеспечить общий прогресс в экономии рабочего времени и росте производительности труда экономические законы могут, только преодолевая эти противоречия на каждом этапе развития. Они автоматически выправляют нарушенные производственные пропорции, стихийно обрушиваясь при этом на частные интересы, вступающие в противоречие с общими, и насильственно ломают инертные рамки сложившихся укладов, когда они уже становятся помехой развитию производительных сил. Все это необходимо и целесообразно, ибо в последнем счете ведет к росту этих сил в интересах всего общества. Но это «целесообразность» слепо действующей необходимости. Всем слабейшим элементам хозяйства и даже целым укладам в их соревновании с сильнейшими предоставляется следовать своей естественной участи, т. е. неизбежному банкротству и гибели. Все нерациональное в экономике с точки зрения требований «принципа экономии» при этом в конце концов отпадает, рациональное—сохраняется. И разум побеждает. Но, конечно, побеждает ценой неисчислимых экономических потерь.
Лишь с победой бесклассового общества, свободного от внутренних противоречий и хозяйственных диспропорций, отпадут и все связанные с ними потери. Требования необходимости, фиксируемой в экономических законах, впервые здесь совпадают с требованиями коллективного разума и волей социалистического общества. И это именно открывает в нем широкую дорогу в царство свободы.
Законы, присущие различным областям явлений природы и общественной деятельности, весьма многообразны. Но общим для них, при всем их многообразии, является то, что 34


законы всегда определяют известный порядок или нормы «поведения» людей и вещей, обнаруживая этот, порядок даже там, где, на первый взгляд, царит как будто первозданный хаос. Так, например, в движении небесных тел до Ньютона не усматривалось какого-либо общего для всех них порядка, а внешняя «видимость» и ныне еще создает образцы «разбегающейся вселенной». Но Исаак Ньютон установил закон всемирного тяготения друг к другу всех земных и небесных тел, определив и меру этого взаимного их тяготения,—и тем самым за внешней видимостью вещей открылся истинный внутренний порядок их взаимоотношений. Столь же широким по своему значению было открытие Чарльза Дарвина в области законов биологии, по которому все развитие на земле жизни, от простейших микроорганизмов до человека, определяется единым принципом естественного отбора более приспособленных видов в общей их борьбе за существование. Еще более широкими были обобщения Карла Маркса в области развития общественных отношений, и прежде всего в числе их закон о смене всех экономических формаций на протяжении мировой истории под влиянием роста производительных сил и требований единого для всех времен и народов принципа экономии рабочего времени.
Говоря о таких законах, иногда называют их законами науки. Но это не точное выражение. Порядок, определяемый законами, присущ самим вещам и явлениям природы или общества. И науки лишь открывают соответствующие законы природы и общества. Но методы познания в общественных науках иные, чем в естественных, где одним лабораторным экспериментом возможно установить закон, применимый ко всем единичным явлениям того же рода. Интересы общественных наук вообще далеко выходят за пределы частных случаев и единичных явлений. В таком многосложном коллективе, как общество, в котором одновременно скрещивается и перекрещивается так много противоречивых интересов и случайных воздействий, наука стремится прежде всего выявить наиболее общие закономерности, отвлекаясь от всего случайного и единичного. Однако при более конкретном изучении общих закономерностей во времени с переходом от одних формаций к другим выявляются и такие их особенности, от которых нельзя отвлечься, ибо они существенно изменяют проявление общих закономерностей на разных этапах истории хозяйства.
Особый интерес в этом отношении представляют экономические законы и их модификация в условиях товарного хозяйства на разных его этапах.
Товарное хозяйство возникает с разделением общественного труда и является шагом вперед, поскольку разделение труда уже само по себе повышает его производительность и, 3*
35


стало быть, отвечает требованиям принципа «экономии рабочего времени». Но с разделением труда развивается институт частной собственности и возникает необходимость обмена между обособившимися хозяйственными ячейками продуктами их труда. Частная собственность разъединяет и расчленяет все народное хозяйство на его элементы. Это находит свое выражение в законах анархии производства и рыночной конкуренции и в непосредственно из них вытекающем законе спроса и предложения. А обмен товарами объединяет и организует в условиях товарного хозяйства все расчлененные его элементы в единое связное целое. И эта задача реализуется законом стоимости на товарном рынке, связывая его требования с условиями труда в производстве.
Встречные тенденции этих законов противоречивы. Закон анархии производства влечет за собой накопление производственных диспропорций. А закон стоимости, требуя эквивалентности в обмене товаров по их трудовой стоимости, предполагает пропорциональность затрат труда потребностям общества и, стало быть, в меру своей реализации ликвидирует производственные диспропорции, а вместе с ними и те излишние потери труда, какие обусловливает анархия производства. Однако, воздействуя на производственные пропорции не прямо, а косвенным лишь путем, через рыночные цены, закон стоимости и здесь наталкивается на противодействие рыночных законов конкуренции и спроса и предложения, в результате чего цены, вопреки требованиям эквивалентности в обмене, отклоняются от стоимости. При всей закономерности этих встречных тенденций в товарном обществе значение их в истории общественных отношений весьма различно. Одни из них содействуют их прогрессивному развитию на всем протяжении истории, другие являются лишь временной помехой ему на одном из участков этой истории. Первые—рациональны, отвечая интересам всего общества и требованиям его коллективного разума, вторые—противоречат им и потому преходящи.
К какой же из этих двух категорий следует отнести закон стоимости?
Если исходить из того, что он проявляется лишь в форме меновой стоимости, то и его действие вместе с законом анархии производства, законом конкуренции и рядом других придется ограничить рамками одного лишь товарного хозяйства. Вполне естественно, что там, где кончаются отношения обмена, должна исчезнуть и сама меновая стоимость, а вместе с тем и требование эквивалентности трудовых затрат в обмене. Но даже в области обмена роль закона стоимости антагонистична действию всех других законов рынка, отражая в своих требованиях рациональное начало. «Обмен или продажа товаров по их стоимости,—писал Маркс,—есть рациональный 36


принцип, естественный закон их равновесия; исходя из этого закона, следует объяснять отклонения, а не наоборот,—не из отклонений выводить самый закон» Ч
Говоря о «законе равновесия» товаров на рынке, Маркс имел в виду тот случай, когда спрос полностью уравновешивает рыночное предложение. В этом случае закон стоимости, как известно, полностью отражает действие более общего закона пропорциональности трудовых затрат общественным потребностям, который, как тенденция к наиболее рациональному использованию трудовых ресурсов общества в производстве продуктов, присущ всем его формациям. А форма, в которой проявляется закон пропорциональности в товарном обществе ,— «эта форма и есть меновая стоимость этих продуктов» 1 2. В связи с этим и закон стоимости в его классической форме следует рассматривать как одну из модификаций общего «закона пропорционального развития» общественного производства в условиях товарного хозяйства на первых ступенях его развития.
В условиях развитого капиталистического хозяйства закон стоимости проявляется уже в новой модификации закона «цен производства» или «превращенного закона стоимости». Здесь отклонения цен от стоимости под влиянием конкуренции капиталов различного строения превращаются уже в стойкие, определяясь по новому для этой ступени развития закону общей или равной нормы прибыли. В этой своей модификации закон стоимости терпит определенный ущерб в своих проявлениях не только на рынке, в требованиях эквивалентности в обмене, но и в производстве, в своей борьбе с диспропорциями. «Цены производства», отклоняясь от стоимости в сторону их повышения во всех наиболее прогрессивных отраслях труда с высоким строением капитала и передовой техникой, удорожают их продукцию и тем самым по закону спроса и предложения суживают на нее спрос и возможные масштабы производства. И это создает уже производственную диспропорцию, которая, выравнивая нормы прибыли в интересах крупнейших капиталистов, вместе с тем ограничивает рост передовых отраслей труда, сдерживает технический прогресс и тормозит рост производительности труда в странах капитала.
Ликвидация частной собственности на средства производства в условиях социализма, устраняя все внутренние противоречия классово-антагонистического общества и отметая все связанные с ними помехи развитию производительных сил, открывает и принципиально новые возможности проявления всей системы содействующих этому развитию экономических законов.
1 К. М а р к с, Капитал, т. III, 1955, стр. 195. (Курсив мой — С. С.)
2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 525.
37


Прежде всего с объединенйем множества частнохозяйственных ячеек капитализма в едином социалистическом хозяйстве отпадает самая возможность их конкуренции. А вместе с тем теряют под собой почву не только закон рыночной конкуренции, но и неразрывно с ним связанный закон «анархии производства». Возможность производственных диспропорций еще остается, но никакой закономерной необходимости их возникновения уже нет. Одновременно с законом конкуренции отпадает также всякая необходимость «равной нормы прибыли» социалистических предприятий и тех отклонений цен от стоимости, которые реализуются в «ценах производства» капиталистического рынка.
Законы «равной нормы прибыли» и «цен производства» за ликвидацией буржуазии не отвечают уже ничьим классовым интересам и отпадают. Вместе с тем отпадает и их тормозящее действие в области развития передовой техники и производительности труда. Но тем большее значение в условиях планового хозяйства приобретает закон стоимости с его основными требованиями эквивалентности в обмене и ликвидации производственных диспропорций. Меняется, становясь еще более действенной в новых условиях, лишь форма проявления этого закона. Вполне целесообразные и разумные требования этого закона становятся здесь уже осознанными требованиями всего общества и включаются в качестве «заданий пролетариата» в текущие планы его производственной деятельности. В этом новом, плановом своем проявлении закон стоимости приобрел и новое наименование «закона планомерно-пропорционального развития». Но это ни в чем не меняет его требований. Они по-прежнему остаются объективными требованиями развития самой социалистической экономики. И если их подчас вольно или невольно нарушают в процессе планирования меновых и производственных пропорций, то это неизбежно сказывается соответствующими потерями и задержкой в развитии экономики.
По новизне плановой экономики это еще недостаточно всеми усвоено. Утверждают, например, что действия закона стоимости строго ограничены в условиях планового хозяйства, что он уже не служит регулятором производственных пропорций. Еще меньше считаются с ним в практике ценообразования и политике регулирования плановых цен. Пользовалась долго кредитом теория о непознаваемости стоимости в условиях социализма. Были даже попытки вообще отрицать всякое действие закона стоимости в этих условиях. И это, конечно, ослабляло общественное внимание к разумнейшим требованиям этого закона.
По этому поводу уже было сказано: «Беда не в том, что закон стоимости воздействует у нас на производство. Беда в том, что наши хозяйственники и плановики, за немногими ис38


ключениями, .плохо знакомы с действиями закона стоимости, не изучают их и не умеют учитывать их .в своих расчетах. Этим собственно и объясняется та неразбериха, которая все еще царит у нас в вопросе о политике цен» L
Это было сказано еще в 1952 г. С тех пор и в планировании и в управлении социалистическим хозяйством можно отметить много достижений. Но все течет. Меняются и условия использования экономических законов в планировании. Их действия по-прежнему требуют изучения. А в области применений закона стоимости, где накопилось особенно много неясностей и недоразумений, это изучение остается важнейшей очередной задачей-
7. 	Закон стоимости при социализме
Как известно, по утверждению Ф. Энгельса, «с переходом средств производства в общественную собственность устраняется товарное производство...» 1 2. Ему же, однако, принадлежит и другая, более развернутая формулировка условий, при которых исключается товарное производство: «Непосредственное общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, а следовательно, и превращение продуктов в товары (по крайней мере внутри общины), а вместе с тем и превращение их в стоимости»3.
Некоторые экономисты, убежденные, что для устранения товарного общества, по Энгельсу, достаточно лишь обобществления средств производства, ожидали ликвидации обмена товарами по меновой их стоимости уже с -первых же дней социализма. Но этого не случилось. Да ц не могло случиться, ибо для этого требуется, как уже предвидел Энгельс, не только переход средств труда в общественную собственность, но и длительный процесс развития социалистического хозяйства, до того как будут достигнуты потоки изобилия и станет возможным прямое распределение продуктов. Говоря короче, Энгельс относил этот момент ко второй фазе коммунизма. Между прочим, он так и ставил вопрос: «что остается в коммунистическом обществе от понятия стоимости...» 4.
Убедившись сорокалетним опытом, что товарное производство в условиях социализма не устраняется, хотя его экономическая природа существенно меняется, те же экономисты, которые так поторопились упразднить товарное производство, а вместе с ним и закон стоимости в СССР, задаются недоуменным вопросом: почему при социализме сохраняется товарное 1 И. Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР, 1952, стр. 21.
2 К- Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 286.
3 Т а м ж е, стр. 315.
4 Т а м ж е, стр. 316 (сноска). (Курсив мой—С. С.)
39


производство? И в объяснение этого, несомненного уже факта они ссылаются на другой факт: наличие в СССР двух форм социалистической собственности на средства производства— государственной и кооперативно-колхозной — и вытекающую отсюда необходимость эквивалентного обмена продукцией соответствующих двух секторов общественного хозяйства.
Однако такое объяснение едва ли можно признать достаточным. Прежде всего наличие двух форм социалистической собственности отнюдь нельзя признать объективной необходимостью в первой фазе коммунизма для всех народов и уровней их экономического развития. В таких странах, как Англия и США, где уже ликвидировано мелкое производство крестьянского типа и где даже в сельском хозяйстве остаются на фермах лишь хозяйчики-предприниматели и их наемные батраки, в условиях социализма не потребуется наделять этих пролетариев землей и объединять по типу наших колхозов. Здесь сразу же станет возможным обобществление всех средств производства в единой форме последовательно социалистической собственности. Но вместе с тем такое обобществление отнюдь еще не создаст возможности сразу же организовать и «прямое распределение» продуктов, перескочив через первую фазу коммунизма прямо во вторую.
Между первой и второй фазами коммунизма мыслится ведь весь процесс коренной реорганизации общества с большими задачами в области производства и в принципах распределения, и в сфере перевоспитания людей. И было бы чистейшей утопией представлять себе в этом процессе прыжок к прямому распределению без переходных ступеней товарного обращения и товаров «особого рода», которые перестают быть «товарами»- Такое превращение товаров в простые продукты, лишенные уже всех примет меновой стоимости, осуществляется лишь в результате длительного исторического процесса. Но соображения о двух формах собственности, приводимые в объяснение наличия товарного производства в первой фазе коммунизма, недостаточны еще и потому, что они игнорируют наличие еще одной, третьей формы собственности в условиях социализма. Мы имеем ib виду личную собственность всех трудящихся на приобретаемые ими предметы потребления. Ведь эта купля-продажа всех предметов потребления, производимых в условиях социализма для рыночного сбыта, т. е. на неопределенного покупателя, и с переходом от одного собственника предметов потребления в лице всего общества к множеству других—в личную собственность конечных потребителей этих объектов купли-продажи, становится наиболее типичной в- условиях социализма формой товарно-денежного производства и обращения.
Средства производства уже перестают в этих условиях становиться товаром или рассматриваются как товар «особого 40


рода», а предметы потребления, даже независимо от наличия или отсутствия колхозной собственности, не теряют товарной формы и связанной с ней меновой стоимости. Мало того, сохраняется в полной силе и обязательность требований закона стоимости об эквивалентности обмена в области товарного обращения. И это требование становится даже в большей степени законом, чем при капитализме, который не только допускает,, но и требует по закону «цен производства» отклонения этих цен от стоимости. А социализм, исключая эксплуатацию труда не только в производстве, но и в обмене, допускать таких отклонений не имеет оснований. Этому противоречит и общепризнанный социалистический принцип распределения—каждому по качеству и количеству его труда. И, конечно, до тех. пор, пока этот принцип реализуется в форме денежной оплаты труда или товарного эквивалента трудовой деятельности, которой обмениваются между собой все члены социалистического общества, товарное производство со всеми его атрибутами, не исключая и закона стоимости, не может исчезнуть. Оно еще отвечает требованиям общественных отношений социалистического производства и может отпасть только с изменением этих отношений, во второй фазе коммунизма.
В отношении производства предметов потребления, до тех пор пока они приобретаются на рынке за счет заработной платы, сомневаться в том, что это товары, сохраняющие в условиях социализма свою трудовую и меновую стоимость, не приходится. Менее ясно это в отношении средств производства, уже ныне во все большем объеме распределяемых в плановом порядке, в пределах единого социалистического хозяйства, и уже поэтому попадающих в категорию товаров особого рода, теряющих свою товарную природу. Возникает вопрос: представляют ли они еще «стоимость» или уже не представляют? И если не представляют, то как быть с оценкой тех заведомотоварных благ, которые производятся такими, лишенными «стоимости» средствами труда и с использованием таких же «не1 представляющих никакой стоимости предметов труда», т. е. энергии и материалов? Проблема эта трактуется и вкривь, и вкось с допущением изрядных недоразумений.
Прежде всего не всегда в этих трактовках ясно, о какой стоимости в них идет речь, о меновой ее форме или о самой субстанции стоимости, т. е. об овеществленном в продукте труде. Однако понятно, что трудовая стоимость благ никак не может измениться или даже вовсе исчезнуть в зависимости от того, для кого изготовляются средства производства—для себя или на продажу. А если речь идет лишь о меновой стоимости, то не следует забывать, что в условиях капитализма всякий продукт, изготовленный на продажу, рассматривается как товар только до того, пока он не реализован потребителю для производственного или личного использования, после: 41


чего он сохраняет лишь потребительную свою ценность, т. е. перестает быть товаром.
Расчленяя в метаморфозах капитала три его формы или фазы—денежную, товарную и производительную—и изучая все их превращения в сферах производства и обращения, Маркс находил, что и товары, призванные по своему назначению служить средствами производства, с момента своей реализации и перехода из сферы обращения в сферу производства «лишь только выполнен акт Д—Сп, перестают быть товарами...» Но в то же время, имея в виду эти превращения, Маркс утверждал следующее: «Стоимость проходит тут через различные формы, совершает различные движения, в которых она сохраняется и в то же время возрастает, увеличивается» 1 2.
На первый взгляд в этих утверждениях можно усмотреть противоречие. Признав, что средства и предметы труда в процессе производства перестают быть товаром и, стало быть, теряют свою стоимость, казалось бы, нельзя одновременно утверждать, что они сохраняют и даже увеличивают в этом процессе свою стоимость. Но недоразумение это сразу же отпадает, как только мы вспомним, что категория стоимости проходит здесь через различные формы своего проявления и, теряя меновую форму, сохраняет все же трудовую субстанцию, которая снова проявит себя в меновой стоимости тех, уже новых товаров, которые —даже с добавкой прибавочной стоимости— должны из процесса производства снова перейти <в сферу обращения. Этого не поймут лишь те, кто вообще не признает за категорией стоимости иного бытия, помимо проявлений ее в меновых соотношениях разных товаров в рыночном товарообороте. Возражая одному из экономистов этого толка, Маркс писал: «Это мнение вытекает из его общего ошибочного представления, согласно которому меновая стоимость равна стоимости и форма стоимости есть сама стоимость» 3. Не той же ли ошибкой объясняются и нынешние споры о том, обладают ли еще «стоимостью» средства производства в странах социализма или, переставая уже быть товаром, они вместе с тем теряют и свою «стоимость».
Если признать, что они уже потеряли стоимость, то становится неразрешимой загадкой—каким же образом орудия труда и материалы в производстве переносят эту потерянную стоимость на продукты труда? Нельзя же перенести куда-либо то, чего уже нет. И что же остается в таком случае калькулировать калькуляторам издержек производства? И на чем же тогда базировать хозрасчет? А если, спасая интересы хозрасчета, признать, что социалистические средства и предметы труда остаются товарами, не теряя стоимости, даже функционируя 1 К. Маркс, Капитал, 1955, т. II, стр. 107.
2 Там же, стр. 102. (Курсив мой — С. С.)
3 Т а м же, стр. 103.
42


в качестве действующих средств производства, то неожиданно разойдешься не только с классиками марксизма, но и со всей практикой социалистического хозяйства, которая исключает, по общему правилу, из сферы обращения все средства производства, даже те, которые еще не вступили в сферу производства, распределяя их внерыночными путями.
А между тем истина заключается лишь в том, что не следует, пользуясь одним и тем же термином для обозначения разных понятий, смешивать такие экономические категории, как сама трудовая субстанция стоимости и одна из рыночных форм ее проявления—меновая стоимость. И тогда станет ясно, что выпадая из сферы обращения и переставая быть товарами, средства производства и в социалистическом хозяйстве теряют лишь рыночную, меновую форму проявления стоимости, сохраняя полностью самую стоимость во всех образующих ее элементах прошлого и живого труда. Они-то и подлежат калькуляции, ложась в основу хозяйственного расчета в каждом автономном социалистическом предприятии и рационального планирования в масштабах всего народного хозяйства.
Господствуя на поверхности явлений, понятие меновой стоимости не случайно всегда содействовало полному забвению о тех глубинных общественных отношениях людей в производстве, которые его объясняют и определяют. Эти взаимоотношения людей проявляются в виде вещных отношений в товарообмене. Сохраняясь и доныне в качестве пережитка прошлого в сознании людей, эти представления товарного фетишизма мешают нам и ныне осознать все возрастающее значение закона стоимости в условиях социализма. Когда говорят об ограничении сферы действия этого закона в плановом хозяйстве, то определенно думают лишь о меновой стоимости, забывая о тех производственных пропорциях, соблюдение которых независимо от условий обмена становится столь необходимым с расширением границ мировой системы социалистического хозяйства и развитием общественного разделения труда в странах этой системы. А между тем в основе закона стоимости и здесь остаются и все определяют именно эти глубинные производственные отношения и пропорции.
В связи с этим особого внимания заслуживает мнение ф. Энгельса, который еще в 1844 г., очень четко различая понятия «реальной стоимости» и «меновой стоимости», определял первую издержками труда в производстве, а -вторую—так называемым «эквивалентом» ее в торговле, т. е. ценой товара в процессе обмена. Вместе с тем, утверждая, что с уничтожением частной собственности «не может быть больше и речи об обмене в том виде, как он ныне существует» и, таким образом, выходя уже за рамки товарного хозяйства, Энгельс добавлял к этому: «Практическое применение понятия стоимости тогда 43


все более сведется к решению вопроса о производстве, а это и есть его настоящая сфера»1. «Время труда,—подтверждал эту мысль и Маркс,—всегда остается, даже когда меновая стоимость исчезла, творческой сущностью богатства и мерилом издержек, требуемых для его производства»*  2.
Из сказанного ясно, как важно, имея в виду понятие стоимости, различать внешние ее проявления в обмене от творческой ее сущности в производстве, этой настоящей сфере ее утверждения, где она образуется и будет образовываться даже тогда, «когда меновая стоимость исчезнет». Но еще важнее понять, что и до тех пор, пока она еще не исчезла, закон стоимости в условиях товарного производства не может быть ограничен в сфере своих действий рамками одной лишь меновой стоимости. Идея, по которой с законом стоимости в условиях социализма следует считаться только в области ценообразования, а в области регулирования производственных пропорций действует независимо от закона стоимости закон «планомерно-пропорционального развития»,—эта идея совершенна несостоятельна, ибо она отрывает внешние проявления субстанции стоимости в обмене от тех производственных условий,, которыми в конечном счете определяется и «меновая», и производственная, или трудовая, стоимость продукции.
Нельзя даже в отвлеченной теории отрывать те или иные внешние проявления закономерностей от определяющих эти проявления внутренних причин. Еще опаснее, однако, был бы такой отрыв в плановой практике социалистического хозяйства. Тот, кто вздумал бы, скажем, планировать цены по одному «департаменту», а производственные пропорции—по другому, не добиваясь полного соответствия меновых пропорций производственным, наплодил бы лишь весьма неприятную «неразбериху» и излишние просчеты в той и в другой области. Именно поэтому нельзя «закон стоимости» и «закон планомерно-пропорционального развития» в условиях социализма противопоставлять друг другу как два различных закона. Требования их тождественны, ибо нельзя регулировать меновые пропорции, не воздействуя на производственные и, обратно, невозможно устанавливать производственные пропорции без того, чтобы это не отразилось на стоимости или отклонениях цен от стоимости. Поэтому до тех пор, пока сохраняется еще товарное производство и свойственный ему закон стоимости, за ним следует признать всю полноту его действия.
Это не исключает, однако, того, что в условиях социализма и закон стоимости существенно меняет формы своего проявления. В реализации его требований все меньшую роль игК. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. II, стр. 301. (Курсив мой — -•)
2 К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, 1936, стр. 198.
44


рают воздействия слепой рыночной стихии и все возрастает значение сознательных и планомерных усилий общества претворить рациональные требования этого закона в жизнь. Это и послужило основанием для трактовки старого «закона стоимости», в этой новой его модификации,—в качестве нового, •социалистического закона «планомерно-пропорционального развития». Но не следует забывать, что такой же плановой модификации в условиях социализма подверглись и все другие экономические законы, унаследованные плановым хозяйством от предшествующих ему общественных формаций.
Еще Маркс предвидел, что «определение стоимости» по уничтожении капиталистического производства, т. е. уже в условиях социализма, «регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец, охватывающая все это бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было» L Определение стоимости в ряду этих задач планирования Маркс ставит на первое место — оно «остается преобладающим (vorherr- schend)»1  2 в этом ряду. И это понятно, ибо определение стоимости — и меновой, и трудовой—является необходимой предпосылкой рационального планирования всех меновых и производственных пропорций. В условиях капитализма цены познаются на рынке, но в социалистическом хозяйстве действуют плановые цены. Их нельзя позаимствовать на рынке. Они определяются из условий труда в производстве, и в частности из того положения, что «всякая товарная стоимость есть лишь мера заключающегося в товаре общественно необходимого труда» 3. Но определить эту меру в плановом хозяйстве может.только широко поставленная общественная бухгалтерия, которая сможет подсчитать не только «себестоимость» производства продуктов в отдельных подразделениях народного хозяйства, но и определить полную народнохозяйственную стоимость каждого из этих продуктов. Вот почему эта задача в условиях социализма становится важнее, чем когда бы то ни было.
,С законом стоимости неразрывно связан и закон неуклонного роста производительности труда в условиях социализма. Это видно уже из того, что если мерой стоимости служит количество труда, овеществленное в единице продукта, по формуле t:p, то производительность труда измеряется количеством продукта из расчета на единицу вложенного в него труда (р: t), т. е. это величины обратно пропорциональные. Значит, чем быстрее мы снижаем стоимость, тем выше поднимается производительность труда; и обратно: для неуклонного роста производительности труда необходимо столь же 1 К. Маркс, Капитал, т. III, 1955, стр 865.
2 Т а м же.
3 Т а м же.
45


неуклонное снижение стоимости общественной продукции. А поскольку мы планируем не только цены, но и рост производительности труда, то необходимо, во избежание производственных диспропорций, и в определении плановых цен исходить из тех же пропорций, какие диктуются заданными темпами роста производительности труда в тех или иных его отраслях. Требования этих и всех других объективных экономических законов должны быть, конечно, учтены и увязаны между собой и со всеми вытекающими из них хозяйственными пропорциями в заданиях всякого народнохозяйственного плана, ибо- в этом и состоит основная задача социалистического планирования.
Не всегда этого удается достигнуть сразу и в полной мере. Так, например, задавшись превосходным планом индустриализации, но допустив в ее же интересах известный перегиб в- соотношении цен к ущербу сельского хозяйства, можно сильно просчитаться. Отстающее сельское хозяйство, вызывая все- более ощутимый дефицит в сырьевых ресурсах сельскохозяйственного происхождения, затормозит и необходимые темпы индустриализации. Но и в этих случаях преимущества социалистического способа производства над теми, где законом развития служит самотек стихийно складывающейся хозяйственной конъюнктуры, сказывается в том, что, -обладая мощными рычагами планирования, он способен быстро выправлять все такого рода просчеты или перегибы.
Особенно необходимо разумное плановое регулирование таких важнейших народнохозяйственных пропорций, как соотношение между ростом средств производства и предметов потребления, а также между общими по всей стране фондами накопления и потребления (т.-у), ибо ими определяются и темпы развития, и степень управляемости социалистического хозяйства. В то же время, определив в плане общее отношение т: v по всей стране, мы тем самым определяем и меру потребления трудящихся во всех отраслях производства и в любом отдельном социалистическом предприятии. Она не может ь них различаться без нарушения принципа социалистического распределения по труду. И это как раз создает возможность в условиях социализма определять бухгалтерскими методами совершенно независимо от рынка не только «себестоимость», но и полную стоимость всей товарной продукции: для отдельных предприятий—индивидуальную, а в масштабах целых отраслей труда—и общественную.
8. 	Социалистический труд
Освобожденный социалистический труд отражает в своих особенностях все закономерности социалистического способа производства. В течение многих веков во всех классовых эко46


номических укладах организация труда была привилегией господствующих классов—рабовладельцев, феодалов, капиталистов. Накопляя все больше средств труда, но считая непосредственное участие в нем слишком низким и зазорным для себя занятием, эти организаторы неизменно обращали свои средства .производства в орудие эксплуатации чужого труда. И эта норма поведения, ставшая законом, находила свое оправдание в том, что сами хозяева средств производства выполняли при этом весьма необходимую социальную функцию организации общественного труда. Но вот рабочий класс, овладев средствами производства в качестве коллективного их собственника, доказывает на практике, что он и сам, без всякого участия буржуазии, способен организовать свой труд даже много успешнее, чем это когда-либо удавалось всем прежним хозяевам на базе эксплуатации чужого труда. И это сразу в корне изменяет все общественные отношения, а вместе с ними—и действие ряда экономических закономерностей в области труда.
Отпадает всякая необходимость в содержании за общественный счет буржуазии и всех иных паразитирующих нетрудовых элементов. Исключается принципиально за ликвидацией буржуазии и всякая возможность классовой эксплуатации трудящихся. Теряет силу закон, господствующий в условиях капитализма, по которому рабочая сила рассматривалась как специфический товар и определялась издержками производства этого «товара» или объемом необходимых для его использования средств существования. А наряду с этим возникают .новые закономерности и открываются новые перспективы в развитии трудового сотрудничества и социалистического соревнования, а также в принципах распределения и возможностях неуклонного роста производительной силы труда.
В условиях социализма не приходится уже рассматривать рабочую силу как товар. И не только потому, что это оскорбляет человеческое достоинство рабочего, осознавшего себя строителем коммунизма, но и по другим не менее 'веским основаниям. Трудовой договор, которым определяются права и обязанности работника, занятого на социалистическом предприятии, несмотря на формальное его сходство с обычным договором найма в условиях капитализма, отличается от него принципиально иной экономической природой. Интересы «сторон», вступающих в этот договор, это интересы всего социалистического общества в целом, с одной стороны, и каждого из его сочленов, с другой, в общей трудовой их кооперации. Интересы эти не противоречивы. И по существу здесь бывший договор «найма» становится договором трудового товарищества, в котором каждый участник может и должен чувствовать себя одновременно и хозяином, и работником, равноправным 47


со всеми другими и в труде, и в распределении его результатов.
В буржуазном договоре найма рабочей силы о равноправии сторон можно говорить лишь в порядке издевательства над участью эксплуатируемой стороны. Но мало того, что рабочий (получает здесь только долю создаваемой им стоимости. Экономический закон оплаты труда в рамках капитализма по «стоимости» средств существования рабочего в условиях технического прогресса означает, что с каждым удешевлением этих средств существования доля рабочих в создаваемой ими стоимости должна падать, а доля предпринимателей—расти. Таким образом, этот однобокий закон буржуазного общества и все успехи технического прогресса позволяет присваивать одной лишь буржуазии. И если ей не всегда это удается, то помехой этому становится лишь организованное сопротивление рабочего класса.
В условиях социализма этот «закон прибавочной стоимости», извлекаемой буржуазией за счет чужого труда, полностью отпадает. Став единственным хозяином всего общественного производства, рабочий класс становится полным хозяином и всех его результатов, планомерно распределяя общественный продукт в соответствии со своими возможностями и потребностями в средствах существования и орудиях труда. Меняются вместе с тем и объективные закономерности в области оплаты труда и распределения общественного продукта. В отличие от условий капитализма, где рост реальной заработной платы лимитируется ценой весьма жалких «средств существования» рабочего, в «странах социализма росту индивидуальных норм оплаты труда и общих фондов заработной платы не противостоят уже никакие объективные преграды, кроме тех, конечно, какие вытекают из объективных условий роста производительности труда в той или иной стране.
Повышение производительной силы труда становится здесь, таким образом, важнейшим фактором роста реальной оплаты труда, а рост последней в свою очередь стимулирует повышение производительности труда и снижает стоимость всех производимых благ. И эта теснейшая взаимосвязь между уровнем оплаты труда и тем законом, согласно которому, по определению Маркса, издержки производства постоянно падают, а живой труд постоянно становится производительнее,— выступает как новая движущая сила в условиях социализма. Весь эффект, который определяется темпами технического прогресса, здесь, в отличие от условий капитализма, полностью реализуется в интересах одних лишь трудящихся. Свойственный социализму закон индивидуальной оплаты производителей по количеству и качеству их труда обеспечивает им при этом и прямой рост средств существования в меру возрастания производительности живого труда, и удешевление их за 48


счет снижения общественных издержек производства, и расширенное воспроизводство орудий труда для дальнейшего ускорения технического прогресса.
Принцип распределения некоторой доли общественного продукта по труду известен и в капиталистическом производстве, но специфически ему одному лишь присущим принципом распределения было и остается распределение всех благ не по труду «хозяев» этого производства, ибо они могут без всякого труда заменять себя в производстве наемным персоналом главных инженеров и коммерческих директоров, а исключительно по их капиталам. И лишь в условиях социализма, где этот принцип теряет под собою всякую почву, принцип распределения по труду становится впервые господствующим во всем народном хозяйстве. А вместе с тем отпадает и то вредное воздействие равной нормы прибыли на технический прогресс, которое сказывается превышением цен над стоимостью продукции в отраслях наибольшей производительности труда и тем самым сдерживает этими высокими ценами возможное развитие наиболее передовых отраслей производства. Это важное соображение недостаточно еще осознано рядом экономистов, пропагандирующих у нас столь чужеродную условиям социализма практику «цен производства». Но именно поэтому оно заслуживает особого внимания. L условиях социалистического труда совершенно нетерпима практика, тормозящая его производительность.
Социалистический принцип «от каждого по способностям, каждому по его труду» прежде всего обращается лицом к производству. Исходя из фактора, что и силы и способности людей к труду различны, он требует от всех полной отдачи этих сил и способностей в производстве и тем самым ставит задачу полного использования производительной силы труда всего общества. И лишь в интересах стимулирования такого полноценного труда и повышения его производительности этот принцип определяет и меру потребления—каждому по его труду. В связи с этим уравниловка в оплате труда вовсе не отвечает требованиям социализма. Она не стимулирует соревнования за высшую производительность труда. И потому нормирование оплаты труда в соответствии с требованиями пропорциональности ее результатам этого труда, по закону стоимости, вполне закономерно в условиях социализма.
Закон неуклонного роста производительности труда обеспечивает здесь и неуклонный рост реальной заработной платы. Однако и на самых низких, исходных ее уровнях она должна обеспечивать полное воспроизводство рабочей силы в интересах не только самих производителей, но и всего общественного производства. Таким образом, уровень оплаты труда, который является верхним пределом ее роста по законам капиталистического производства, становится исходной нормой 4 С. Гм Струмилин
49


или гарантийным прожиточным минимумом в условиях победившего социализма. Верхняя же грань этого растущего уровня оплаты труда на каждом этапе планового хозяйства регулируется лишь той важнейшей производственной пропорцией между орудиями труда и средствами существования, которая тоже вполне закономерно определяется объективными условиями развития социалистической экономики.
Орудия труда уже по своей физической природе не могут служить предметами питания, а хлеб с маслом и прочие средства существования не заменяют собой машин и орудий труда в производстве. А между тем и в условиях социализма сохраняет всю свою силу закон, по которому рост средств и орудий труда должен опережать собой производство средств существования. Отсюда же естественно и независимо от воли людей возникает такая закономерность: возрастая вслед за производительностью труда, реальный уровень оплаты труда не может опережать темпы растущей производительности труда. И это весьма понятно. Ведь повышение производительности труда определяется прежде всего мерой его вооруженности средствами труда, а .рост этой вооруженности как раз возможен лишь в меру опережения в объемном росте орудий труда по сравнению с ростом средств существования. Так, например, в промышленности СССР за 1913—1960 гг. продукция предметов потребления в неизменных ценах выросла в 16 раз, в то время как продукция средств производства возросла в 103 раза. За счет этого опережения в росте орудий труда производительность его повысилась за те же годы в 11,4 раза, а реальный уровень оплаты труда рабочих, по имеющимся расчетам, возрос в три-четыре раза.
Можно полагать, что столь значительное отставание в росте заработной платы от темпов роста производительности труда объясняется здесь в какой-то мере еще потерями в первой мировой войне и в годы гражданской войны, интервенции и блокады. Это подтверждается тем, что за 1940—1960 гг., несмотря на военные невзгоды 1941 —1945 гг., производительность индустриальных рабочих в СССР поднялась только за 20 лет на 170%, а уровень их оплаты возрос на 110%. Но все же такое отставание вполне закономерно. И с этой закономерностью особенно важно считаться в плановом распределении народного дохода на фонды заработной платы и фонды расширения средств и орудий труда. Дело в том, что всякий перегиб -в ускорении роста орудий труда, возможный лишь за счет задержки в росте фондов заработной платы, угрожая стабилизацией или даже снижением ее уровня, скажется неблагоприятно и на дисциплине, и на производительности труда. И, наоборот, перегиб в темпах роста заработной платы угрожает приостановить рост производительности труда, т. е. тот единственный источник, за счет которого и повышается 50


уровень жизни трудящихся в условиях социализма.
В борьбе с диспропорциями этого рода плановая практика должна нащупывать конкретно на каждом этапе развития такие оптимальные нормы накопления (т: v), которые объективно обеспечивают в условиях социализма возможно высокий рост оплаты труда при возможно высокой его производительности. Такое использование присущих социализму закономерностей развития и всех заложенных в нем экономических возможностей, несомненно, приведет нас ближайшими путями к той цели, которая вдохновляет всех борцов за идеалы коммунизма.
Эти закономерности уже и доныне обеспечили всем трудящимся в странах социализма такие достижения, какие были им совершенно недоступны в условиях господства буржуазии- И не только в темпах роста благосостояния рабочих и производительности их труда. Они избавлены от всех бедствий, связанных с периодическими промышленными кризисами и хронической безработицей резервной армии пролетариата, столь необходимой для успехов буржуазии в условиях капитализма. Им стали доступны все блага высокой социалистической науки и культуры.
Непрерывно улучшаются условия труда и быта рабочих, стремительно сокращается смертность и резко увеличивается продолжительность жизни. Возрастает численность рабочего класса, его профессиональная квалификация, его классовая сознательность и организованность. Развивается и самодеятельность рабочих масс во всех областях жизни. Вырастает производственная активность в социалистическом соревновании за перевыполнение планов и высокое качество продукции. Активизируется их участие и в местном самоуправлении, и в низовом планировании, в каждом хозрасчетном предприятии, совхозе и колхозе. Множатся миллионные кадры изобретателей, рационализаторов и прочих новаторов производства из рабочей среды. Восхищают своим энтузиазмом в строительстве социализма героические кадры коммунистической молодежи, для которой воистину и самый тяжелый труд становится уже делом чести, доблести и геройства. Неудержимо растет авторитет и влияние в рабочих массах партийного их авангарда—коммунистических и рабочих партий. И становятся все яснее этим массам очередные задачи и зовущая вперед, в манящие дали, конечная цель социалистического движения.
В. И. Ленин еще в 1902 г. в проекте программы РСДРП определял эту цель социалистического общества задачей «обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех его членов» Ч Итак, этой целью мы ставим себе не только материальное благосостояние людей, но и раз-
1 В. И. Л е н и н, Соч., т. 6, стр. 12. 4* 51


витие в них всех физических и духовных способностей для нового, творческого их участия во всех областях общественной деятельности. Возможно, что в полном своем объеме эта конечная цель останется нашей путеводной звездой и за пределами первой фазы коммунизма. Но ведь конечная цель—неделима. А впрочем, предлагаются и другие формулировки этой цели. В них уже нет речи о «всестороннем развитии» людей, но и в таком урезанном виде эту цель предлагается рассматривать как основной закон социализма, который «определяет главные процессы развития социалистического способа производства» и «играет ведущую роль в системе экономических законов» Однако может ли сознательная цель наших устремлений быть одновременно и экономическим законом, т. е. объективным фактором, действующим независимо от воли и сознания людей и «определяющим» собой фактическое развитие социалистического производства? В таком словоупотреблении, в котором отождествляются цели и причины, желательное и необходимое, кроется однако опасность слишком «волюнтаристической» трактовки всех экономических законов социализма с забвением того, что хотя они и потеряли стихийный характер авоего действия, но все же не зависят от произвола людей. И потому, отнюдь не умаляя притягательной роли конечной цели социализма в сознательной борьбе за его осуществление, ее все же не следовало бы смешивать с законами экономической необходимости в условиях социализма.
Эти законы нельзя отменить. Нельзя их также ни обойти, ни объехать. Да это и не требуется, ибо действие их благоприятствует реализации нашей цели. Их можно и должно использовать в плановом хозяйстве. Нужно лишь ясно осознать методы планового воздействия, пригодные для этой цели.
Плановое воздействие требуется не на экономические законы, и без того действующие независимо от воли людей, а на те условия, в которых они проявляют свое действие, и которые вполне поддаются такому воздействию. Изучая их внимательно, не трудно установить, какие из этих условий ускоряют и какие тормозят успешное действие благоприятствующих нам экономических законов. И тогда содействующие им условия следует усиливать, а тормозящие—по мере возможности ослаблять и ликвидировать мерами планового на них воздействия. Известно, например, уже из опыта, что наличие хозрасчета и стимулирование труда достаточными нормами его оплаты повышают успешность действий того закона, по которому «издержки производства постоянно падают, а живой труд постоянно становится производительнее», а отсутствие хозрасчета и заниженная оплата труда в ряде колхозов замедляют
1 Политическая экономия, Учебник, изд. 2, Госполитиздат, 1955, стр. 417—418.
52


действие того же закона. Возможности планового воздействия на все такие тормозящие хозяйственный прогресс условия огромны. И чтобы уяснить все значение новой эры планового хозяйства в истории человечества, позволительна такая аналогия.
В истории развития растительного и животного царства весь прогресс в биологической эволюции живых существ от амебы до человека объясняется законом естественного отбора. Но этот закон действовал вслепую, и потому для каждой ступени подъема от одного' вида к другому, более совершенному, здесь требовались миллионы и сотни миллионов лет. А когда взялся за то же дело человек, использовав вместо естественного искусственный отбор в домашнем животноводстве, подбирая наиболее подходящие условия для направленной эволюции животных пород в нужную ему сторону, то для самых разительных достижений ему потребовалось вместо миллионов лет едва лишь десятки и сотни.
В истории развития народного хозяйства в условиях стихийного действия экономических законов для перехода от одной хозяйственной формации к другой, более производительной тоже требовались весьма длительные периоды времени— во много сотен и даже тысяч лет. Но с наступлением новой эры планового хозяйства впервые возникли условия для направленного действия всех потенций исторического развития. И в этом именно кроется секрет того ускорения, с которым развивается социалистический способ производства по сравнению с капиталистическим.
Экономические законы социализма—это мощные локомотивы истории, которые двигают нас вперед с тем большей скоростью, чем меньше препятствий лежит на их пути. А задачи планирования сводятся прежде всего к устранению этих препятствий и открытию свободной «зеленой улицы» к будущему на всех кратчайших к нему путях.
1958—1960 гг.


II. 	ПЛАНИРОВАНИЕ В СССР
1. 	Предпосылки планирования
Хозяйства бывают и мелкие, и очень крупные. Различают хозяйства частные и общественные, например коммунальные хозяйства городов или государственные хозяйства различных типов в -разных странах. Все они, однако, независимо от масштабов и типа, предполагают прежде всего наличие индивидуального или коллективного хозяина и планомерное руководство, сознательно направляющее их к определенной цели по заранее намеченному пути и с заранее намеченной программой действий. Эта программа действий, намеченная на тот или иной отрезок времени, и называется хозяйственным планом. В идеале такой план, направляя хозяйство кратчайшими путями к намеченной цели, должен обеспечить возможно полное использование в нем всех наличных ресурсов и достижение максимального хозяйственного эффекта с наименьшими затратами времени и усилий. На практике мы, конечно, только более или менее приближаемся к такому оптимальному решению задач хозяйственного планирования. Но во всяком случае хозяйство, ведущееся без заранее намеченного и сколько-нибудь продуманного плана, не может быть признано рациональным. Это ладья без руля и без ветрил.
Особенно важно -при этом различать частнохозяйственные планы отдельных предпринимателей, свойственные всем странам капитализма, от планов народнохозяйственных, охватывающих все отрасли труда и направляющих все производительные силы страны в едином замысле к разрешению очередных задач всего общества в целом, как это практикуется в СССР и в других странах социализма.
Основной порок хозяйственных планов, создаваемых в условиях частнохозяйственных отношений и ожесточенной рыночной конкуренции между собой всех предпринимателей, прежде всего тот, что таких планов слишком много, причем 1 См. С. С. Струм или н, Планирование в СССР, Госполитиздат,
1957.
54


каждый из них, преследуя индивидуальные выгоды одного лишь частного хозяйства за счет всех остальных, естественно, противоречит всем прочим планам. Действия и противодействия, направленные друг против друга, взаимно погашаясь, вообще не могут дать сколько-нибудь полезный эффект. И уже поэтому множество разноречивых индивидуальных планов никогда не сможет дать такой эффект, как единый народнохозяйственный план, в котором усилия всех хозяйственных ячеек так координированы между собой, что действуют все согласно, в одном направлении к намеченной планом общей цели.
Отдельный предприниматель, например металлург, знает, скажем, что на тонну чугуна ему нужно закупить 2 т руды и 0,9 т кокса. Но он не может знать при составлении своего плана, в такой ли именно производственной пропорции 2: 1 :0,9 будут произведены эти продукты в стране, сколько металла потребует от него рынок и как сложатся рыночные цены. Не знает он и планов всех своих контрагентов — продавцов и покупателей. Чужая душа— потемки. Но еще темнее в чужих кошельках и карманах; контрагентов, каждый из которых норовит надуть всех остальных. Коммерческая тайна покрывает все густою мглою в деловом мире современного капиталистического общества. И в этой мгле скрывается слишком много неизвестных, чтобы трезвым расчетом можно было обосновать рациональную программу действий в порядке индивидуального планирования отдельных предприятий.
Из миллионов скрещивающихся индивидуальных устремлений в конце концов складывается та или иная равнодействующая. Но эта равнодействующая в своем хозяйственном эффекте всегда меньше общей суммы затраченных на него индивидуальных усилий, ибо, сплетаясь в узле непримиримых частнохозяйственных интересов, эти усилия в огромной своей части расточаются бесплодно. В этом узле противоречий сумма, казалось бы, очень разумных волевых усилий претворяется, таким образом, в неразумную стихию. Каждый хозяин в отдельности здесь что-то предполагает, а стихия рынка всеми ими властно располагает. Получается хозяйственный хаос, из которого и проистекает та хроническая трагедия расточительства производительных сил общества, которая столь характерна даже для самых передовых стран капиталистического Запада. У всех дельцов в этом хаосе остается поэтому один лишь ориентир, заменяющий им и полярную звезду, и компас. Это рыночные цены, сулящие им прибыль или убыток. Если цены растут, все спешат использовать благоприятную конъюнктуру, наперегонки расширяя свою продукцию до тех пор, пока в самый разгар всеобщего «процветания» не разражается вдруг неожиданно для всех, как гром с ясного неба, очередной кризис перепроизводства. Цены стремительно летят вниз. А вместе с ними летит вверх тормашками и все пресловутое «проспери55


ти»1. Начинается всеобщая паника. Все сокращают свое производство. Лопаются, как мыльные пузыри, банки. Закрываются в результате банкротств тысячи солидных фирм и предприятий. Выбрасываются на улицу умирать с голоду миллионы безработных. А затем через два-три года депрессии (застоя) по истощении товарных залежей снова поднимаются цены и снова повторяется тот же лихорадочный цикл подъема и горячки до нового кризиса. И в этом процессе слепая стихия рынка опрокидывает самые трезвые расчеты и ожидания индивидуального планирования.
Иной эффект дают методы народнохозяйственного планирования, применяемые в СССР и обеспечивающие Стране Советов совершенно беспримерные темпы бескризисного развития. Не прочь были бы применить подобные же методы и некоторые капиталистические страны, потрясаемые особо жестокими кризисами. Ничего путного, однако, из этих попыток до сих пор не вышло. Да и не могло выйти — за отсутствием там необходимых предпосылок для такого планирования. В самом деле, чтобы успешно составлять единый план для всего народного хозяйства в целом, надо прежде всего организовать в нем такое единство. В СССР, где все средства производства страны принадлежат одному хозяину в лице всего советского народа и где поэтому все народное хозяйство представляет собой реальное единство, как единый комбинат с многочисленными отделениями и цехами, но с единой конторой, вполне обеспечивается не только составление, но, что еще важнее, и дружное, в общих интересах всего народа осуществление единого народнохозяйственного плана. Народное хозяйство всех других стран, в которых средства производства распылены в частной собственности множества хозяев, при наличии острого соперничества в их собственной среде и непримиримого противоречия интересов всех хозяев, как класса, интересам их рабочих, не представляет собой, конечно, такого единства.
Можно, однако, сказать и больше. Народнохозяйственное планирование в любой стране с господством частнохозяйственных отношений, несомненно, встретило бы активное сопротивление и самый ожесточенный саботаж со стороны всех частных предпринимателей.
Как видим, принцип частной собственности на средства производства вступает в явную и притом принципиально непримиримую коллизию1  2 с самыми насущными требованиями народнохозяйственного планирования. Представим себе, однако, что в какой-либо стране нашлась бы достаточно сильная и решительная народная власть, которая, ставя общие интересы здорового, бескризисного развития всей страны выше частных 1 Процветание.
2 Противоречие, столкновение интересов.
56


интересов отдельных собственников, (поставила бы все же своей задачей, наперекор всем препятствиям, осуществить в стране народнохозяйственное планирование и тем самым избавить ее навсегда от неисчислимых бедствий хозяйственных кризисов. Спрашивается, что же ей для этого пришлось бы прежде всего сделать?
Логика вещей подсказывает, что прежде всего для этого нужно было бы обуздать всех злостных нарушителей плана, хотя бы для этого пришлось заменить у пульта управления предприятиями всех собственников этих предприятий более надежными исполнителями плана из числа наемных специалистов— инженеров и экономистов. Кстати сказать, такая смена совершенно безболезненно в интересах дела происходит на наших глазах повсюду, где из отдельных предприятий организуются крупные их объединения — тресты и концерны. Бывшие хозяева этих предприятий, получив каждый по пакету акций и облигаций, отправляются на покой стричь купоны и подсчитывать дивиденды, а на производственной работе их с успехом заменяют функционеры-специалисты. Однако даже в такой весьма пассивной роли праздных рантье, собирая обильную дань накоплений от средств производства, обслуживаемых и управляемых чужими руками, собственники этих средств и накоплений могут еще проявить такую «частную инициативу», от которой не поздоровилось бы и прекрасно обдуманному народнохозяйственному плану. Всякий план должен обеспечить не только производство, но и реализацию общественного продукта. Но как обеспечить реализацию по плану той его части, которая должна служить задачам расширения производства, если соответствующий фонд накопления попадает в бесконтрольное распоряжение различных владельцев акций и облигаций и прочих частных собственников средств производства? А что, если они предпочтут использовать этот фонд на биржевые спекуляции ценными бумагами, или на скупку хлеба для перепродажи затем по бешеным ценам, или все скопом устремят свои вложения не в те отрасли, расширение которых особенно важно в интересах народа и обеспечено вещественными ресурсами по плану, а в те, какие им покажутся более рентабельными? Во всех этих случаях план реализации будет сорван со всеми последствиями подобных срывав.
Предотвратить такие срывы общественных планов производства и распределения возможно, лишь освободив частных собственников средств производства не только от тягостной обязанности управления ими, но и от гораздо более приятной привилегии частного присвоения результатов давно уже по существу ставшего общественным производства. Говоря иначе, нужно признать, что народнохозяйственное планирование несовместимо с частной собственностью ,на средства производства и обобществление их является поэтому первейшей и основ57


ной предпосылкой возможности успешного планирования в масштабе народного хозяйства в целом. «Деловые люди» нашего времени, однако, отнюдь не склонны отказываться от своей роли организаторов производства и от пресловутых достоинств частной инициативы предпринимателей в их собственных предприятиях во имя потенциальных преимуществ плановой системы. И тщетно было бы -переубеждать их в этом.
Частная -инициатива, подогреваемая личной заинтересованностью, действительно немалая сила на путях хозяйственного прогресса, хотя поприще для ее применения с умножением трестов и концернов и поглощением ими всех более мелких «самостоятельных» хозяйств и хозяйчиков заметно суживается'. Мы знаем, однако, наряду с частной инициативой и другую — общественную инициативу в условиях планового хозяйства. И нас тоже трудно было бы разубедить в том, что общественная инициатива миллионов трудящихся СССР в их борьбе за высокую производительность труда или в социалистическом соревновании их за перевыполнение планов дает гораздо больше народному хозяйству, чем частная инициатива, скажем, индийских ручных ткачей в их соперничестве с автоматами Нортропа или мелких лавочников, конкурирующих с универмагами Лондона и Нью-Йорка, или даже всех частных предпринимателей — аутсайдеров1 США, взятых вместе, в их безнадежном соревновании с американскими монополиями.
Вместе с тем, расценивая по достоинству ту хваленую медаль, на лицевой стороне которой красуется надпись «частная инициатива», не мешает взглянуть и на оборотную сторону, где четко вырисовывается в перспективе «промышленный кризис». И действительно, разве не эта самая пресловутая частная инициатива предпринимателей Запада, помноженная на их жажду наживы, гонит их в азартном состязании на всем пути от станции «Просперити» до конечной остановки в тупике «Кризиса»? Все те, стало быть, кому частная инициатива представляется более предпочтительной, чем ограничивающий ее народнохозяйственный план, должны быть готовы и к расплате за нее... кризисами. А это недешевая плата. Сопоставляя данные о национальном доходе, накоплении и потреблении США за годы подъема и кризисов, нетрудно убедиться, например, что потеря в народном доходе США за один лишь 1933 кризисный годно сравнению с лучшим годом цикла (1929) составила не менее 48 млрд. долл. (88 млрд.— 40 млрд.). Сумма ежегодных накоплений в США в лучшие годы достигает при этом 7—8% от народного дохода, т. е. 6—8 млрд, долл., а в годы кризисов, по расчетам американских экономистов, наоборот, получается прямое проедание народного имущества на 1 Владелец предприятия, не входящего в какое-либо монополистическое объединение.
58


сумму не менее 6 млрд. долл. Если, таким образом, из 48 млрд, долл, потерь 1933 г. в народном доходе 14 млрд. долл, отнести за счет потерь в накоплениях и основных фондах буржуазии, то, значит, не менее 33 млрд. долл, прочих потерь снижают фонды народного потребления кризисного года и уровень жизни всего рабочего населения США. Королей миллиардов и прочих бизнесменов это снижение уровня жизни едва ли касается. И, стало быть, расплата за неумеренное пристрастие их к форсированию частной инициативы «в ущерб плановости, приводящее к стихийному перепроизводству, падает на иных плательщиков. За их грехи расплачиваются в годы кризисов широкие народные массы.
Не встречает одобрения у бизнесменов Запада и еще одна предпосылка планирования, давно уже осуществленная в СССР. Мы говорим о монополии внешней торговли, установленной еще декретом от 22 апреля 1918 г. По этому декрету вся внешняя торговля Советского Союза с зарубежными странами осуществляется только через специально созданное Министерство внешней торговли и его агентуру за границей в предусмотренных планом масштабах и ассортименте. Такой порядок, гарантирующий советское хозяйство от всяких случайностей внепланового товарооборота, казалось бы, лишь облегчает и задачи его контрагентов, оберегая их время и издержки обращения, поскольку они вместо миллионов неведомых им советских продавцов и покупателей имеют дело с одним единственным их торговым представительством в каждой стране. И все же им недовольны все зарубежные сторонники свободы торговли, усматривая в этом явное стеснение их частной инициативы. Но с неменьшим основанием можно утверждать и обратное, что неограниченная свобода частной инициативы в международной торговле в еще большей степени ограничила бы возможности общественного планирования в интересах всего народа любой страны. Монополия внешней торговли не мешает СССР делать за границей значительные закупки. В период кризиса, когда все его жертвы изнемогают от затоваривания, СССР, непрерывно повышая свои ресурсы в бескризисном росте, может в отличие от капиталистических стран даже расширять в общих интересах международного рынка свой импорт. Не следует, однако, забывать, что этой ценной и для него самого и для других возможностью Советский Союз обязан присущим ему методам планирования. Не выходя из рамок своих планов, он всего охотнее ввозил к себе доныне заграничные машины. Придет, конечно, время, когда ему потребуется и многое другое. Состав нашего импорта с каждым годом расширяется. Но никогда не захочет Советский Союз импортировать к себе вместе с другими товарами и такой заграничный продукт, как промышленные кризисы. Понятно, что без защитного барьера монополии внешней торговли советские 59


рынки с первыми же признаками кризиса за границей сразу же затопило бы наводнение хлынувшей сюда отовсюду товарной завали по бросовым ценам. Грандиозное затоваривание, проникнув в эту брешь, сорвало бы все планы и расчеты Советского Союза и ввергло бы и его вслед за другими в общую пучину мирового кризиса.
А между тем, с тех пор как советская практика показала полную возможность (предотвращения кризисных потрясений экономики методами народнохозяйственного планирования, никто уже не вправе рассматривать их как неотвратимое стихийное бедствие. Страны, которые в силу господства частнокапиталистической собственности и по другим причинам мирятся с бесплановостью и кризисами, не могут требовать, чтобы другие, не принимая своих «маленьких предосторожностей», расплачивались за чужие грехи. Одной из таких предосторожностей и является монополия внешней торговли — эта необходимая предпосылка планирования для любой страны до тех пор, пока она находится в окружении соседей, предпочитающих бесплановость.
Наряду с такими экономическими предпосылками народнохозяйственного планирования, как общественная собственность на средства производства и монополия внешней торговли, следует назвать и важнейшую политическую предпосылку этих предпосылок в лице такой, как в СССР, подлинно демократической и сильной власти, которая, ставя общие интересы всего народа выше любых частных, захотела бы и смогла обеспечить все необходимое для осуществления планового хозяйства.
В качестве дальнейшей предпосылки успешного планирования нужно назвать и достаточно высокий культурный уровень всего народа, ибо мало еще составить разумный хозяйственный план, нужно его успешно выполнить. А для этого требуется разумное и активное участие всего народа.
Однако, как показывает опыт СССР, уже овладение путем обобществления такими командными высотами народного хозяйства, как крупнейшие индустриальные предприятия страны и земельные латифундии, железные дороги и контролирующие крупное производство банковские учреждения, достаточно для дальнейшего развития и укрепления всех прочих культурно-экономических условий и предпосылок рационального планирования.
До второй мировой войны, как известно, народнохозяйственное планирование было освоено и применялось с успехом в границах одного лишь Союза Советских Социалистических Республик. Но, выдержав с честью все испытания этой тягчайшей войны, плановая система хозяйства значительно расширила сферу своего действия. Она охватила уже и великий Китай, и целый ряд других народных демократий Запада и Востока. 60


И этот неудержимо растущий лагерь стран социализма, объединив в своих границах ныне свыше миллиарда граждан, т. е. больше одной трети всего населения мира, все глубже овладевает системой социалистического (планирования.
Растущему лагерю социализма противостоит ныне уже значительно сузивший свои границы лагерь стран империализма во главе с США. Разделяющие эти капиталистические страны частнохозяйственные интересы и противоречия не раз сталкивали их в ожесточенных схватках в погоне за новыми рынками и колониальными владениями. Однако в соревновании с мировой системой социализма они едины. На собственной территории страны этого лагеря располагают ныне не более чем 20% населения мира, но, будучи богаче других, они по-прежнему претендуют на мировое господство. Лидеры этого лагеря, по-видимому, вполне оценили многие преимущества плановой системы хозяйства и не прочь бы у себя наладить нечто подобное под названием «управляемого» капитализма. Но их приверженность к своей частной собственности и принципам частнохозяйственной инициативы ставит непреодолимые преграды успешному планированию.
Вне этих двух принципиально чужеродных лагерей —социализма и империализма — остается, однако, еще очень много стран из числа бывших колоний, только что стряхнувших с себя тяжкий гнет метрополий, и других, еще испытывающих этот гнет чужеземной власти и капитала, колониальных и зависимых стран; они охватывают свыше 45% населения мира. Этот третий огромный антиколониальный лагерь объединен прежде всего общим интересом отстоять свою свободу и экономическую независимость от посягательств агрессивного империализма. Но именно интересы независимости толкают такие страны, с преобладанием мелкого крестьянского хозяйства и тягостным аграрным перенаселением, на путь скорейшей индустриализации. Ждать на этом пути добрососедской помощи из лагеря империализма они не могут. И уже поэтому многие взоры из этих стран обращаются в. сторону стран социализма. Беспримерные успехи плановой системы в лагере социализма вызывают, несомненно, действенный интерес к ее применению и во многих странах антиколониального лагеря. Мы знаем, что на этот путь уже вступила, в частности, великая Индия. И эти первые их попытки можно лишь приветствовать. Не следует лишь в этой области надолго застревать в полумерах на полдороге.
С первого взгляда может показаться, имея в виду некоторые лейбористские опыты планирования в Англии, что это совсем простое и легкое дело. Овладев одной только энергетикой страны в результате национализации угольной промышленности и всех электроцентралей, можно, скажем, подчинить единому плану все механизированные отрасли труда и производ61


ства. Достаточно лишь к нарушителям производственных планов применить такую санкцию, как ограничение подачи топлива или в крайних случаях полное лишение энергии. Но ведь помимо производственных планов необходимы и планы реализации готовой продукции и строительные планы. Как обеспечить их выполнение в условиях ничем не ограниченной рыночной стихии? Национализация даже всех крупных предприятий с компенсацией их владельцев процентными бумагами или иным способом не лишает их участия -в распределении народного дохода. Но сосредоточивая в своих руках, хотя бы на правах рантье, огромную долю общественных накоплений, захотят ли они направлять их на реализацию наличных товарных фондов и на строительство новых предприятий в тех пропорциях, какие предписаны планом, или предпочтут переадресовать свои накопления в погоне за высшей нормой прибыли в другие страны, не стесняющие частную инициативу? Совершенно очевидно также, что такими анархическими методами можно сорвать любой план и, создавая опасные диспропорции, вызвать кризис «перепроизводства» в стране, даже с очень низким уровнем потребления.
Логика борьбы за плановое начало подскажет новым демократиям трудящихся и дальнейшие шаги к ликвидации всех тех внутренних социальных противоречий и внешних угроз рациональному планированию, какие еще могут им встретиться на этом пути. Трудно, конечно, предвидеть, как в каждой стране будет решаться эта задача: какими именно мерами, в какие сроки и с какими издержками. Но опыт СССР и других стран социализма свидетельствует, что она вполне разрешима.
2. 	Задачи и рычаги планирования
Советский Союз стал первой страной в мире, в которой осуществлены уже все необходимые предпосылки планового хозяйства и где народнохозяйственное планирование уже десятки лет является нормальным методом расширенного воспроизводства ее производительных сил. И потому тот, кто пожелает изучить планирование, не сможет обойти плановый опыт СССР.
Все наиболее характерные особенности советского уклада и советской демократии, ставшие предпосылкой и базой планирования в нашей стране, как известно, подытожены и зафиксированы в Конституции СССР от 5 декабря 1936 г. В политическом отношении это наиболее последовательная из демократий, известных истории. «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся»,— гласит статья 3 Основного Закона. Приведенная статья никого из граждан страны не лишает права участия в этой власти, ибо, согласно статье 12 Конституции, «труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способ52


ного к труду гражданина по принципу: «кто не работает, тот не ест». Избирательные права предоставляются всем гражданам старше 18 лет, независимо от пола, расовой и национальной принадлежности, имущественного или образовательного ценза, оседлости, социального происхождения и .прошлой деятельности, кроме умалишенных и преступников, лишенных избирательных .прав по суду. Выборы всеобщие, прямые и равные, с тайной подачей голосов (ст. 134—140). Всем гражданам гарантируется свобода слова, печати, союзов, собраний, уличных шествий и демонстраций, а также свобода совести, свобода отправления религиозных культов и антирелигиозной пропаганды (ст. 124—126), неприкосновенность личности и жилища, тайна переписки (ст. 127—128). Вместе с тем всем гражданам Основной Закон страны обеспечивает «право на труд, то есть право на получение гарантированной работы с оплатой их труда в соответствии с его количеством и качеством» (ст. 118), право на отдых, ежегодные отпуска с сохранением заработной платы, материальное обеспечение в старости и при инвалидности, бесплатную медицинскую помощь и бесплатность образования, включая высшее (ст. 118—121). Наряду с равноправием всех граждан СССР, Конституция обеспечивает полное равноправие и всех народов, населяющих нашу многонациональную державу. В отличие от царской России, бывшей для всех населяющих ее национальных меньшинств тюрьмой народов, советское содружество народов, по Конституции, «есть союзное государство, образованное на основе добровольного объединения равноправных Советских Социалистических Республик» (ст. 13), причем полная добровольность вхождения в Союз подчеркивается предоставленным всем его членам «правом свободного выхода из СССР» (ст. 17). Таковы политические предпосылки успешного планирования в Советском Союзе.
В качестве культурных предпосылок эффективного планирования можно назвать уже ныне немало крупнейших достижений СССР в этой области. Так, например, в царской России число неграмотных превышало две трети всего населения. В Советской стране неграмотность взрослых давно уже ликвидирована. В царской России во всех школах обучалось 10,6 млн. человек (1914/15 г.), а в 1959/60 г. число учащихся в СССР превысило 50 млн., в том числе в одних лишь высших учебных заведениях Советского Союза к 1960 г. насчитывалось 2267 тыс. студентов, т. е. в 2—3 раза больше, чем во всех вузах крупнейших держав Западной Европы, вместе взятых. Книжная продукция СССР в 1959 г. достигла 69,1 тыс. названий в год при общем тираже свыше 1 млрд, экземпляров. Кроме того, у нас в том же году выходило 10 603 газеты, т. е. в 10 раз больше, чем в царской России, с общим разовым тиражом в 62 млн. экземпляров на 135 языках, в том числе на 89 языках
63


народов СССР. На начало 1957 г. в СССР насчитывалось 394 тыс. публичных библиотек, из которых одна лишь библиотека им. В. И. Ленина в Москве имеет более 13 млн. книг — раза в 2 больше, чем крупнейшие книгохранилища Вашингтона, Лондона и Парижа. Самым важным культурным достижением в СССР, однако, надо считать воспитание за годы всех плановых (пятилеток своей собственной трудовой интеллигенции, вышедшей из рядов рабочих и крестьян. В СССР насчитывается уже до десятка миллионов советских интеллигентов— ученых, инженеров, техников, агрономов, врачей, учителей и прочих специалистов. Но что еще важнее, в самой рабочей среде ежегодно вырастают миллионы передовых рабочих — ударников, отличников и новаторов, соревнующихся между собой за высшую производительность и считающих выполнение и перевыполнение планов не только общественным своим долгом, но и делом личной доблести и геройства. Все эти зачатки высшей культуры находятся в процессе своего роста и созревания на базе возрастающих ресурсов всего народного хозяйства. Однако уже эти многообещающие итоги культурной революции служат мощной предпосылкой дальнейшего развития планового хозяйства СССР.
Экономическую основу СССР, гласит статья 4 Конституции, составляет «социалистическая собственность на орудия и средства производства». На ней зиждется вся система планового хозяйства СССР. Именно в ней и заключается наиболее отличительная черта советской экономики. Без этой предпосылки, как уже отмечалось выше, неосуществимо народнохозяйственное планирование. Без нее всякая попытка решить эту задачу окажется покушением с негодными средствами. В советских же условиях планирование является основным методом руководства хозяйством.
«Хозяйственная жизнь СССР, — говорит статья 11 Основного Закона, — определяется и направляется государственным народнохозяйственным планом в интересах увеличения общественного богатства, неуклонного подъема материального и культурного уровня трудящихся, укрепления независимости СССР и усиления его обороноспособности».
В этих немногих словах Закона очерчена не только огромная роль плана, призванного определять и направлять всю хозяйственную жизнь страны, но и важнейшие конкретные его задачи на данном этапе истории.
В процессе социалистического строительства партия и правительство выдвигали следующие основные задачи народнохозяйственного планирования:
1. Обеспечение самостоятельности и независимости нашего народного хозяйства от капиталистического окружения.
2. Всемерное развитие социалистического производства во всех отраслях народного хозяйства.
64


3. 	Недопущение диспропорций в народном хозяйстве и накопление государственных резервов для обеспечения надежного решения этой -и всех иных текущих задач.
На разных этанах советского планирования, но всегда при руководящей и решающей в этом деле роли Коммунистической партии выдвигались и другие конкретные задачи. Так, на самых первых порах планирования приходилось, конечно, в результате многолетней войны и блокады больше заботиться о борьбе с голодом, транспортной разрухой и крайним топливным дефицитом, чем об увеличении общественного богатства. Затем на очередь стали задачи восстановления разрушенного войной хозяйства хотя бы в пределах довоенной его мощности. Позже в пятилетках одна за другой последовательно решались еще более крупные хозяйственные задачи. Мы имеем в виду прежде всего такие уже решенные задачи, как социалистическая индустриализация еще недавно столь отсталой земледельческой страны, реконструкция всей индустриальной техники страны на базе электрификации, коллективизация мелкого индивидуального сельского хозяйства на базе самой передовой техники и механизации труда, воспитание необходимых для освоения этой передовой техники новых рабочих кадров и технической интеллигенции, коренной подъем жизненного уровня рабочих и крестьян и много других.
В другой стране и в иной хозяйственной обстановке могли бы возникнуть иные конкретные задачи очередных планов. Но при любых конкретных заданиях народнохозяйственного плана и в любой момент важнейшей его задачей в самом общем виде остается задача такой расстановки наличных производственных ресурсов и рабочей силы, которая в оптимальной степени обеспечила бы расширенное воспроизводство социалистических отношений и производительных сил страны возможно быстрыми темпами в целях максимального удовлетворения потребностей всего общества при минимальных затратах. Говоря иначе, плановые задачи — это задачи нахождения максимума и минимума определенных хозяйственных функций. Подходя к решению таких задач строго математически, можно было бы усомниться даже в самой возможности их решения. Уж слишком сложный комплекс многообразных факторов, элементов и связей представляет собой современное народное хозяйство, взятое в целом. Немалое число из этих элементов и связующих их закономерностей вообще еще не учтено и не изучено, иные весьма спорны и даже наиболее известные крайне изменчивы. И если бы даже сумели связать их в стройную систему уравнений, то это была бы система неопределенных уравнений с избыточным числом неизвестных, не обеспечивающая вполне твердых однозначных решений. Однако если враги плановой системы хозяйства, исходя из подобных соображений, неоднократно уже пытались сделать вывод, что самая проблема пла- 5 С, Г< Струмилин
65


пирования является иррациональной, т. е. принципиально неразрешимой, как неразрешима, скажем, задача трисекции угла или квадратуры круга, то советскую практику планирования никогда не смущали такие схоластические поползновения задержать ее победное шествие.
Задача трисекции угла, действительно, неразрешима, если задаться целью разделить этот угол математически точно натри равные части с помощью одной лишь линейки и циркуля. Но отбросьте эти самоограничения — и вы убедитесь,что любой художник или архитектор в зарисовке тех или иных орнаментов решает эту задачу с достаточной для его практических целей точностью даже вовсе без циркуля — просто на глаз. То же можно сказать о квадратуре круга и тому подобных якобы заведомо неразрешимых задачах. На практике многие трудности преодолеваются гораздо легче, чем в теории, уже потому, что для практических целей обычно вовсе не требуется та точность, на которую претендует строгая теория. Известно, например, что астрономия до сих пор не разрешила в общем виде даже, казалось бы, столь элементарную задачу, как задача о взаимном воздействии только трех тяготеющих друг к другу свободных небесных тел. Однако это не препятствует астрономам предсказывать на базе своих расчетов на много лет вперед затмения солнца и луны с точностью до минут и секунд. Число взаимодействующих сил в народном хозяйстве много больше трех, а траектории их скрещиваний гораздо сложнее тех элементарных кривых, по которым движутся тела небесные. И все же плановые задачи решаются с достаточной для хозяйственных целей точностью, хотя эта точность измеряется не секундами и минутами, а годами и пятилетиями. Однако в подходе к решению плановых и астрономических задач имеется и другое, гораздо более принципиальное различие.
Ученый-астроно1М, опираясь на известные ему объективные закономерности взаимного тяготения небесных тел, ставит своей задачей, исходя из данного их сочетания в прошлом^ предвычислить и предсказать неизвестное нам будущее. Будущее в этой области полностью по законам причинной связи обусловлено прошлым. И задача ученого в данном случае целиком сводится к научному познанию и предвидению этого неотвратимого будущего. Ученые-плановики для решения своих задач тоже должны быть вооружены всей суммой знаний о закономерностях исторического процесса и возможностях развития производительных сил общества. Но в отличие от течения инертных небесных сил живые люди сами творят свою историю. И в составе производительных сил общества наиболее важней, оживляющей все другие, творческой силой тоже являются сами люди в лице одаренных сознанием и волей миллионов трудящихся. Предугадывать и предсказывать, по каким именно траекториям, как далеко за данный отрезок врё* 66


мени и с каким эффектом продвинутся самотеком на путях хозяйственного прогресса все эти миллионы разрозненных живых сил, было бы слишком мудреной и неблагодарной задачей. Мудрецы гарвардской школы, тщетно бившиеся над решением подобных задач, могут засвидетельствовать это на основании собственного опыта. Ведь им не удалось ни разу предугадать даже момент наступления очередного хозяйственного кризиса. А о предотвращении его они и не мечтали, конечно. Задачи народнохозяйственного планирования совсем иные.
Оно ставит перед собой и решает не познавательные задачи в целях предвидения, а прежде всего чисто прикладные вопросы хозяйственной политики, необходимой для активного преодоления всех препятствий, стоящих на 'пути к намеченной цели. Чтобы не ошибиться в этой политике и не наметить себе утопические цели или слишком окольные к ним пути, мы должны, конечно, следуя указаниям партии, исходить как в построении своей программы, так и в своей практической деятельности прежде всего из законов развития производства, из законов экономического развития.
Но, несмотря на все значение использования выводов науки в построении наших хозяйственных планов, она все же выполняет в них только строго подчиненную целевым установкам плана служебную роль. Никакая наука не может сама по себе гарантировать не только фактическое осуществление намеченных планом целей, но и условную осуществимость их при известных предпосылках. Чтобы осуществить предначертания плана, необходимо мобилизовать и привести в согласное движение все производственные ресурсы страны. К мобилизации и организации вокруг определенных задач этих ресурсов, прежде всего живых сил всего трудового коллектива страны, и сводится главное назначение народнохозяйственного плана, Можно ли, однако, успешно мобилизовать рабочий класс в наши дни по призыву враждебной ему власти и притом во имя чуждых ему классовых интересов? Конечно, нет. Вот почему плановое хозяйство возможно лишь в условиях последовательной рабочей демократии, обеспечивающей полное единство хозяйственных задач и интересов всего народа, а вместе с тем безусловное его доверие к избранной им государственной власти и к исходящим от нее хозяйственным директивам.
Лишь там, где соблюдено это условие и народнохозяйственный план как общегосударственное «задание пролетариату»1 встречает общее признание и дружную поддержку рабочих масс, он становится мощным рычагом хозяйственного прогресса. Организуя хозяйственные устремления трудящихся масс, т. е. ориентируя хаотический разнобой их разрозненных усилий в одном направлении, к общей цели и направляя эти усилия 1 	В. И. Л е н и н, Соч., т. 35, стр. 370. (Курсив мой — С. С.)
5*
67


в единый волевой поток, план создает новые условия коллективного творчества. Объединяя и цементируя людскую россыпь в монолитный таран, бьющий всей своей массой в одну и ту же точку, такой план способен преодолевать величайшие трудности и препятствия. «Надо,—пропагандировал советской молодежи эту идею еще в 1920 г. В. И. Ленин, — чтобы все работали по одному общему плану на общей земле, на общих фабриках и заводах и по общему распорядку»1.
В СССР планы имеют силу обязательного для всех и каждого государственного закона. Но эффективность требований закона, которым подчиняются по принуждению пассивно, не так уже велика. И Ленин, развивая свои идеи генерального плана электрификации России, гораздо больше надежд возлагал на то, что таким планом в условиях советского строя легко увлечь рабочие массы, вызвав их к самодеятельности и соревнованию в борьбе за осуществление этого плана. «Повторяю,— писал он в 1920 г., — надо увлечь массу рабочих и сознательных крестьян великой программой на 10—20 лет»1  2. В другом письме в связи с тем же великим планом Ленин подчеркивал, что «самое главное — надо уметь вызвать и соревнование и самодеятельность масс для того, чтобы они тотчас принялись за дело»3. Как известно, Ленин не ошибся в своих надеждах. Великая программа электрификации, рассчитанная на 10—15 лет, в процессе выполнения плановых пятилеток, уже через 15 лет, т. е. к концу 1935 г., ознаменованного новым подъемом соревнования и самодеятельности рабочих масс, была превзойдена в 3 раза.
Развивая мысль В. И. Ленина .о том, что (план являетя государственным заданием пролетариату, И. В. Сталин так определил характер советских хозяйственных планов: это — «не планы-прогнозы, не планы-догадки, а планы-директивы, которые обязательны для руководящих органов и которые определяют направление нашего хозяйственного развития в будущем в 'масштабе всей страны» 4. Конечно, во всяком плане имеются и такие элементы, которые заранее поддаются учету и предвидению с достаточной точностью, как, например, нормальный прирост населения за одно пятилетие. Но в общем в основе народнохозяйственного плана всегда лежит директивная целевая установка, за осуществление которой нужно еще бороться. Именно поэтому осуществление такой цели в определенные сроки невозможно предвидеть и предсказать, подобно лунному затмению, наступающему независимо от нашей воли и усилий. А если бы такие «прогнозы» были возможны, то отпала бы всякая надобность в планировании. Смешно ведь было бы 1 В. И. Ленин, Соч., гг. 31, стр. 267—268.
2 В. И. Ленин, Соч., т. 35, стр. 370.
3 Т а м ж е,стр. 399.
4 И. В. Сталин, Соч., т. 10, стр. 327.
68


спланировать», скажем, более удобные сроки морских приливов и отливов в интересах мореходства или организовать планомерную борьбу против затмений солнца. Наши планы содержат только осуществимые директивы, но все же это только директивы, требующие для своей реализации от всех исполнителей плана немалых затрат волевой энергии и труда.
Эффективность плана в огромной мере определяется более или менее удачным выбором тех средств, какие предуказаны в плане для реализации намеченной в нем конечной цели. «Сущность плана, — говорил В. В. Куйбышев, — именно в том и состоит, что он должен показать не только то, чего нужно достичь в конечном счете, но также показать, как это сделать, каковы рычаги выполнения плана и как должно развертываться выполнение во времени и пространстве» Ч
Чтобы выполнить это требование одного из авторитетнейших шефов советского планирования, нужно хорошо знать все условия и факторы производства и всю цепь причинных связей, которая от наличных средств, рычагов и приводов может привести к намеченной планом цели.
Важнейшими рычагами выполнения плана являются, конечно, те рабочие кадры, которые приводят его в движение. Обеспечить каждое задание плана рабочей силой в соответствии с намеченной производственной программой в необходимой пропорции, количестве и качестве — это основная задача составителей плана. Но рабочие кадры для своего роста при непрерывном подъеме эффективности своего труда должны быть обеспечены все возрастающей массой средств существования и орудий труда. А для этого, помимо производственной, необходимо предусмотреть в плане и специальную строительную программу, которая должна обеспечить последовательное включение в работу новых производственных мощностей, а также освоение все более высокой техники и все более мощной энергетической базы. Чтобы увязать воедино проектировки производственных и строительных заданий и проверить их реальность сопоставлением потребных вложений с возможными накоплениями за соответствующий период, необходимо предусмотреть в плане и еще одну — финансовую программу с учетом бюджетных и кредитных возможностей и перспектив денежного обращения. Вместе с тем каждое задание плана должно иметь точный адрес и срок выполнения, т. е. содержать прямое указание, на какие именно органы в центре или на местах возлагается ответственность за его исполнение и в какие именно сроки оно должно быть выполнено. Для этого пятилетний план разбивается на годовые отрезки, а уточненные годовые планы — на квартальные отрезки и т. д., вплоть 1 В. Куйбышев, О второй пятилетке. Доклад на XVII конференции ВКП(б), Партиздат, 1932, стр. 164.
69


до суточных и даже часовых графиков производственных заданий, которые составляются, конечно, уже только на местах плановыми ячейками каждого завода в отдельности.
Составление и развертывание во времени и пространстве такого народнохозяйственного плана не может получить свое завершение в бюрократическом творчестве какого-либо одного планового центра, не говоря уже о тех поправках, необходимость которых может выясниться только в процессе его выполнения. «Для нас, для большевиков, — учит партия, — пятилетний план не представляет нечто законченное и раз навсегда данное. Для нас .пятилетний план, как и всякий план, есть лишь план, принятый в порядке первого приближения, который надо уточнять, изменять и совершенствовать на основании опыта мест, на основании опыта исполнения плана. Никакой пятилетний план не может учесть всех тех возможностей, которые таятся в недрах нашего строя и которые открываются лишь в ходе работы, в ходе осуществления плана на фабрике, на заводе, в колхозе, в совхозе, в районе ит. д. Только бюрократы могут думать, что плановая работа заканчивается составлением плана. Составление плана есть лишь начало планирования. Настоящее плановое руководство развертывается лишь после составления плана, после проверки на местах, в ходе осуществления, исправления и уточнения плана»1. Какие же рычаги и приводы в советских условиях призваны обеспечивать реальность такого плана?
Коммунистическая партия учит, что производственная, программа реальна хотя бы потому, что имеются все необходимые условия для ее осуществления. Она реальна потому, что ее выполнение зависит исключительно от нас самих, от нашего умения и нашего желания использовать имеющиеся у нас богатейшие возможности. Было бы глупо думать, что производственный план сводится к перечню цифр и заданий. На самом деле производственный план есть живая и практическая деятельность миллионов людей, творящих новую жизнь.
Такие рычаги выполнения планов, как воля к труду миллионов трудящихся и решимость их, направленная на осуществление этих планов, — это действительно серьезнейшая гарантия реальности планов в условиях СССР. В других странах тоже, пожалуй, нетрудно было бы составить хозяйственный план с богатейшим перечнем цифр и заданий. Но чем можно было бы заставить предпринимателей финансировать такой план в части заданий, направленных в интересах рабочих? И чем можно было бы обеспечить волю к труду и готовность выполнять этот план со стороны миллионов рабочих по линии тех заданий, какие идут вразрез с интересами рабочих,на пользу одних лишь частных предпринимателей? При крайней 1 И. В. Сталин, Соч., т, 12, стр. 347.
70


противоречивости интересов этих потенциальных исполнителей плановых заданий такой план ни в одной из стран капитализма не вызвал бы особого с их стороны энтузиазма, оставаясь продуктом весьма бесплодного бумажного творчества. Совсем иначе складываются условия планирования в нашей стране, где существует моральное и политическое единство народа, великая дружба всех народов Советского Союза. В этих условиях планы дают нам единство воли и единство цели во всем народном труде, во всей нашей работе. Планы превратились в нашей стране в незаменимую организующую силу. Поэтому выполнять принятый план стало делом чести трудящихся.
Искусство планирования в СССР, как и многое другое, находится еще в процессе своего роста. Мы не предъявляем к нему преувеличенных требований полной оптимальности решения всех плановых задач. Мы можем, однако, вполне удовлетвориться уже и тем, что с каждым годом все больше приближаемся к этой оптимальности наших плановых построений, тем самым ежегодно повышая общую эффективность производительных сил СССР.
3. 	Организация планирования
Организация планирования в СССР складывалась, развивалась и укреплялась в течение целого ряда лет в меру одновременного роста и созревания тех предпосылок, без наличия которых нельзя мыслить законченной плановую систему хозяйства. Пришедшее к власти в результате Октябрьской революции 1917 г. Советское правительство во главе с В. И. Лениным, как известно, не торопилось с обобществлением всех средств производства и «не декретировало» социализма, понимая, что плановая система хозяйства «может сложиться и упрочиться только тогда, когда рабочий класс научится управлять, когда упрочится авторитет рабочих масс»1. И потому в качестве самой начальной школы массовой рабочей самодеятельности в •области хозяйственного управления, по предложению Ленина, были созданы первые органы «рабочего контроля» над производством. Фабрикантов не лишали их собственности, не отрешали от управления их предприятиями и не покушались на их доходы от этих предприятий. Их только подчинили контролю специальных рабочих организаций, созданных для этого на каждом предприятии в обеспечение нормальной работы, а также в предотвращение саботажа советского законодательства предпринимателями. «Положение о рабочем контроле» было издано уже 14/27 ноября 1917 г. В стране с исключительной быстротой в центре и на местах организовалась широкая сеть Советов рабочего контроля с периферийными ячейками на всех 1 В. И. Ленин, Соч., т. 28, стр. 119. (Курсив мой.—С. С.)
71


крупнейших предприятиях страны. Однако уже это мероприятие Советской власти встретило самое ожесточенное сопротивление предпринимателей. Не желая поступиться своей бесконтрольностью, организация фабрикантов и заводчиков заявила напрямик правительству, что она «признала необходимым в случае предъявления в предприятиях требований о введении рабочего контроля такие предприятия закрывать».
Рабочее правительство не могло, разумеется, отступить перед этой угрозой локаутом, который в стране, уже и без того обескровленной многолетней войной, явился бы прямой государственной изменой своему народу. Оно оказалось достаточно сильным, чтобы сломить организованный предпринимателями и финансирующими их частными банками преступный саботаж. Но в процессе этой борьбы пришлось по необходимости национализировать предприятия, брошенные владельцами, и передать их в управление рабочих. К счастью, оказалось, что рабочие правления /справляются с этой задачей в большинстве случаев не хуже своих бывших хозяев. Нашлось также немало инженеров, которые не за страх, а за совесть помогли в этом рабочим. И мало-помалу число обобществленных таким образом предприятий все возрастало. За первые семь месяцев Советской власти, впрочем, таких предприятий, национализированных от случая к случаю, в порядке пресечения явного саботажа, оказалось всего 512.
Чаще всего их обобществление осуществлялось явочным порядком, снизу, самими рабочими, когда они в процессе рабочего контроля убеждались, что хозяева сознательно разваливают работу предприятия. Центральной власти в этих случаях оставалось лишь оформлять и упорядочивать эти проявления самодеятельности рабочих низов. Но саботаж заводчиков, приняв лишь более замаскированные формы, не прекращался. В связи с этим 28 июня 1918 г. был впервые издан общий декрет о национализации до 2000 крупнейших предприятий, с основным капиталом в разных производствах от 300 тыс. до 1 млн. руб. и выше.
Объявляя эти предцриятия достоянием республики, декрет разрешал все же их бывшим владельцам-миллионерам не только по-прежнему управлять национализированными предприятиями, но и пользоваться при условии финансирования их за собственный счет и всеми от них доходами на прежних основаниях. Таким образом, бывшие фабриканты оказывались на весьма льготном положении не то бессрочных арендаторов без уплаты аренды, не то директоров предприятий, оплачиваемых всей суммой чистой прибыли, с одним лишь обязательством — хозяйничать в пределах общегосударственных планов производства и распределения соответствующей продукции. Иными словами, за ними по существу сохранялись по-прежнему все важнейшие хозяйские прерогативы. В сущности говоря, совла72


дельцы современных трестов и концернов в передовых странах: Запада едва ли пользуются большими хозяйственными правами на свою собственность. И все же эта интереснейшая попытка Советского -правительства примирить интересы частного капитала с настоятельнейшими требованиями рационального, планового хозяйства не увенчалась успехом.
Это была попытка организовать плановое хозяйство на базе государственного капитализма. И глава Советской власти- В. И. Ленин в 1918 г. шел на это вполне сознательно. Оценивая обстановку момента, он утверждал, что «государственный’ капитализм был бы для нас шагом вперед», что «государственный капитализ(М есть шаг к социализму», и приглашал своих, соратников «учиться социализму у организаторов трестов». Еще в апреле 1918 г., за два месяца до издания декрета or 28 июня, Ленин защищал в своем докладе «Об очередных задачах Советской власти» следующий тезис: «Только развитие государственного капитализма, только тщательная постановка дела учета и контроля, только строжайшая организация и трудовая дисциплина приведут нас к социализму» !. Однако одного* лишь желания рабочих учиться у своих бывших хозяев искусству хозяйственной организации было недостаточно. Надо было еще, чтобы и хозяева «хотя бы за хорошую плату» возымели охоту обучать этому делу бывших своих рабочих. Такой; охоты у них вовсе не оказалось. И попытка миролюбивого разрешения этой острой проблемы была сорвана.
Господа миллионеры из бывших хозяев не пожелали и на* самых почетных для себя условиях взяться вполне лояльно за- предложенную им работу. В условиях разгоревшейся гражданской войны и вооруженных интервенций извне они все решительнее включались в дело контрреволюции, и их волей-неволей пришлось постепенно заменять более надежными, хотя и менее опытными «красными директорами» из числа наиболее* передовых рабочих, прошедших школу ^рабочего контроля. Хотя и с огромными усилиями, эти «красные директора», опираясь на доверие и поддержку рабочих масс, как показывает опыт истории, все же неплохо справились со своими задачами. Без всякой помощи со стороны бывших миллионеров нам удалось организовать и целую систему государственных трестов, , объединенных Высшим советом народного хозяйства — этим^ первым планирующим центром Советской республики, созданным по декрету от 2 декабря 1917 г. Этому успеху в большой- степени содействовала высокая концентрация российской промышленности, еще до революции 1917 г. превысившая степень концентрации даже в таких передовых форпостах капитализма, как США.
1 В. И. Ленин, Соч., т. 27, стр. 264.
73


Охватив своими трестами менее 5% наличных в стране ^промышленных предприятий, ВСНХ уже в 1918 г. контролировал и определял более 50% всей (индустриальной продукции республики. К этому нужно прибавить, что все железные дороги, казенные и частные, по условиям войны еще до революции находились в государственном управлении. Частные банки, финансировавшие контрреволюцию, были ликвидированы уже 14 декабря 1917 г.; и Государственный банк в руках Советов оказался монопольным, единственным в стране органом финансирования и банковского контроля всего народного хозяйства. В условиях мирного труда таких предпосылок и рычагов планирования оказалось бы вполне достаточно для здорового развертывания планового хозяйства. Но на путях к нему приходилось преодолевать еще все бедствия гражданской войны и блокады. Тем более показательно, что, несмотря на все трудности ожесточенной борьбы на два фронта — и против всех сил контрреволюции, и на фронте хозяйственной разрухи,— советский рабочий класс вырастил свою собственную интеллигенцию и руками своих собственных хозяйственников и инженеров организовал образцовое плановое хозяйство.
Великий Ленин еще в марте 1918 г. ставил перед страной такие организационные задачи в области планирования: «Организация учета, контроль над крупнейшими предприятиями, превращение всего государственного экономического механизма в единую крупную машину, в хозяйственный организм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руководились одним планом,—вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи»1.
Эту задачу невозможно было решить вполне удовлетворительно в условиях ожесточенной гражданской войны. Правда, рабочий класс выиграл все же эту войну, сосредоточив все свои скудные силы на одной единственной задаче: «Все для победы!». Но тем более тяжелый урон и разруху пришлось ему к концу этой победоносной войны испытать на хозяйственном -фронте. Только с завершением войны и ликвидацией порожденного ею бандитизма в разоренной стране к началу 1921 г. все ее живые силы снова обратились к решению важнейших задач хозяйственного планирования. Первым почином в этом деле был разработанный еще к концу 1920 г. особой комиссией и доложенный на VIII съезде Советов Г. М. Кржижановским знаменитый план электрификации России, или так называемый план ГОЭЛРО. А затем 22 февраля 1921 г. с утверждением «Положения о государственной общеплановой комиссии», именуемой сокращенно Госпланом, получила свое начало и вся действующая доныне система плановых органов СССР.
1 В. И. Ленин, Соч., т. 27, стр. 68. (Курсив мой. — С. С.)
74


К этому времени Высший Совет Народного Хозяйства стал выполнять роль руководящего Центра только в отношении обобществленной промышленности и потерял уже свое значение общепланового органа. В дальнейшем в связи с быстрым ростом советской промышленности и разукрупнением этого слишком разросшегося наркомата на ряд специальных, по важнейшим отраслям индустрии, он и .вовсе прекратил свое существование. Заменивший его Госплан Союза по «Положению» от 21 марта 1941 г. стал «постоянной комиосией Совета Народных Комиссаров Союза ССР» (пункт I). Никакими административными полномочиями эта скромная вневедомственная комиссия не пользовалась. Но, являясь экономическим штабом страны, подготовляющим для решающих инстанций проекты важнейших хозяйственных директив, Госплан пользовался и пользуется громадным авторитетом. В его компетенцию по «Положению» 1941 г. входили следующие функции: «Госплан а) разрабатывает и представляет на утверждение Совета Народных Комиссаров Союза ССР1 народнохозяйственные перспективные, годовые, квартальные и месячные планы; б) представляет в Совет Народных Комиссаров Союза ССР заключения по перспективным, годовым, квартальным и месячным планам, представляемым наркоматами, ведомствами Союза ССР и союзными республиками; в) проверяет выполнение утвержденных Совнаркомом СССР народнохозяйственных планов Союза ССР; г) разрабатывает по заданиям Совета Народных Комиссаров Союза ССР и по своей инициативе отдельные проблемы социалистического хозяйства; д) руководит делом социалистического учета в СССР»..
В своей работе по планированию народного хозяйства в территориальном разрезе Госплан Союза опирается на целую сеть сотрудничающих с ним периферийных плановых органов. Ближайшим к Госплану Союза плановым звеном в этой сети являются республиканские Госпланы, следующим — областные плановые комиссии, или облпланы, и последним звеном низового планирования в городах — горпланы, а в сельских районах и центрах — райпланы. Вся эта сеть, обслуживая территориальный разрез планирования, обеспечивает в то же время плановому центру возможность не оставлять вне поля своего внимания и без необходимой поддержки местной инициативы даже самый удаленный и захолустный участок народного хозяйства страны. Было бы крайним бюрократизмом пытаться спланировать из единого центра деятельность всех хозяйственных ячеек страны, вплоть до последней коммунальной парикмахерской или колхозной бани, на всем протяжении Советского Союза, обнимающего одну шестую мира. Трудная, но очень благородная задача — сочетать необходимое единство плана 1 С марта 1946 г. — Совета Министров Союза ССР.
75


по всей многонациональной федерации народов СССР с требованиями возможно полной автономии, широкой самодеятельности и свободной инициативы всех республиканских, областных и низовых самоуправлений — разрешается здесь в духе демократического централизма совсем не плохо.
Все объекты (Планирования -подразделялись по своему народнохозяйственному значению на предприятия союзного, республиканского и местного подчинения, включаясь, таким образом, в компетенцию соответствующих органов общесоюзного и республиканского совнаркомов !, а также областных и низовых самоуправлений и руководящих ими Советов депутатов трудящихся. В пределы ведения союзных органов входили при этом, например, все железные дороги, крупнейшие электростанции, металлургические тресты и комбинаты и другие объединения тяжелой индустрии, а также все иные объекты планирования, подобные кузнецкому углю или среднеазиатскому хлопку, местное производство которых, определяясь масштабами потребления всего Союза, далеко выходит за пределы компетенции отдельной области или даже республики. Ведению республиканских органов подчинялись менее крупные тресты и предприятия, обслуживающие преимущественно средствами существования население данных республик, а также вся школьная и больничная сеть и все прочие объекты культурно-бытового назначения. Ведению областных и низовых самоуправлений подведомственны все коммунальные предприятия, учреждения общественного питания и бытового обслуживания, вплоть до бань и парикмахерских, ремонтных, пошивочных и починочных мастерских, а также целый ряд иных мелких и мельчайших предприятий по первичной переработке сельскохозяйственного сырья и т. п.
Таким -образом, на всех, даже самых первых ступенях самоуправления на местах как при составлении хозяйственных планов по соответствующему кругу предприятий, так и в процессе рассмотрения их и одобрения в местных Советах широкому активу трудящихся предоставляется вся -полнота хозяйственной самодеятельности и творческой инициативы. И в то же время никакая опасность не угрожает и необходимому единству народнохозяйственного плана, взятого в целом, что обеспечивается возможностью внесения необходимых коррективов при окончательной сводке и увязке всех территориальных планов в общегосударственном сводном плане народного хозяйства.
Территориальный разрез планирования восполняется отраслевым, для чего при всех отраслевых организациях в помощь Госплану Союза имеются свои ведомственные плановые управления и отделы как в центре, так и на местах, вплоть до 1 С марта 1946 г. Советов Министров.
76


плановых ячеек во всех трестах и отдельных предприятиях. Основная задача всей этой ступенчатой системы плановых ячеек заключается в том, чтобы общие плановые директивы Госплана в суммарных заданиях каждому ведомству в целом конкретизировать и развертывать по всем его объединениям и трестам, спустить до каждого отдельного хозяйства или завода и цеха, довести до каждой рабочей бригады и звена, до каждого станка и трактора. Доведенные, таким образом, до сведения всех рабочих задания плана обсуждаются затем на производственных совещаниях каждого цеха или иного низового коллектива. И здесь сами рабочие, зная свой участок труда лучше любого профессора, вносят*целый ряд практических предложений, направленных к тому, чтобы выполнить намеченные задания в срок, а если можно, то и раньше срока, сэкономив еще при этом кое-что и на сокращении брака, и за счет снижения заданных планом норм расходования сырья и топлива. В условиях СССР каждый рабочий знает, что всякий успех планового хозяйства, помимо всего иного, ведет к подъему благосостояния всех трудящихся, и уже поэтому готов охотно содействовать этому успеху. В борьбу за план, таким образом, вовлекаются миллионы трудящихся, и он становится великой организующей силой.
Одной из важнейших задач в организации планирования является также проверка исполнения планов. Еще Петр Первый говорил: «Всуе законы писать, если их не исполнять». Но законы —это прежде всего запреты, рассчитанные на пассивное им подчинение. Их достаточно не нарушать. А планы — это директивы. Они требуют активного, притом срочного исполнения. Всякая просрочка в выполнении плана является столь существенным нарушением его требований, что ее приходится квалифицировать как невыполнение плана. Поэтому проверка выполнения планов, т. е. повседневное наблюдение за ходом их выполнения и срочная сигнализация о всех моментах, тормозящих это выполнение, для срочного вмешательства в этот ход и устранения тормозящих препятствий или выправления замеченных дефектов плана на ходу, — это одна из самых существенных гарантий оперативности советского планирования. Для этой цели в СССР имеется прежде всего Центральное статистическое управление с разветвленной по всей стране сетью статистического наблюдения за ходом выполнения плановых заданий. Однако и самая срочная отчетность о динамике всех показателей развития хозяйства и выполнения плановых заданий была бы еще недостаточной для этой цели. Конъюнктурные обзоры хозяйства практикуются и на Западе, но, фиксируя лишь стихийные колебания конъюнктуры, они там ничему, кроме форсирования самых рискованных спекуляций в моменты подъема и усиления паники в момент упадка, со всеми бедственными последствиями такого развязывания стихий, слу-
77


жить не могут. В условиях СССР срочная статистика, являясь- орудием организованного контроля за ходом выполнения плановых заданий, служит гораздо лучшему назначению, так как», приводя в движение мощные рычаги планирования, способствует ограничению воздействия стихийных факторов.
Главнейшей задачей Госплана СССР, согласно его «Положению» 1941 г., является обеспечение в плане народного хозяйства правильных соотношений в развитии различных отраслей и необходимых мероприятий по недопущению «диспропорций в народном хозяйстве». В связи с этим на Госплан возлагается задача увязки в народнохозяйственном -плане работы смежных отраслей производства, добывающей и обрабатывающей' промышленности, сельского хозяйства и индустрии, транспорта и народного хозяйства, увязки роста производства и роста потребления, финансирования производства и его материального- обеспечения и осуществления «правильного районного размещения предприятий, исходя из необходимости ликвидации излишне дальних и встречных перевозок, а также в целях приближения вновь создаваемых предприятий к источникам сырья и* к. районам потребления их (продукции.
Для осуществления этих задач в структуре Госплана предусмотрен целый ряд отраслевых и функциональных отделов и несколько специальных управлений. Среди отраслевых отделов самая большая группа их обслуживает планирование различных отраслей промышленности. Другие группы отраслевых отделов обслуживают планирование сельского хозяйства, транспорта, коммунального хозяйства, внешней торговли,, внутреннего товарооборота и прочих отраслей хозяйства и культуры.
Составленные в оперативных ведомствах проекты планов, поступают сначала в отраслевые отделы Госплана для предварительной проверки и уточнения намеченных масштабов и темпов развития каждой отрасли в отдельности, а затем передаются в функциональные отделы для дальнейшей, уже межотраслевой взаимной увязки, синтеза и доработки. В функциональных отделах труда, финансовом и сводном отделе материальных балансов проверяется обеспеченность всех отраслевых планов, взятых в их совокупности, необходимой для них рабочей силой, бюджетными и кредитными ресурсами, а также всеми видами материального снабжения в натуре. Окончательная сводка и аналитическая обработка всех планов завершается в сводном отделе народнохозяйственного плана.
Здесь уже получается общая картина масштабов роста всего народного дохода страны в целом и его распределения между потреблением и накоплением, определяется возможный рост фонда заработной платы и масштабов вложений в народное хозяйство, в культурное строительство и на очередные обо-
78


ронные задачи. Выяснив, в какой мере эти результаты сводки соответствуют целевым установкам 'плана, выявив все неувязки плана и разногласия отделав Госплана с оперативными ведомствами, сводный отдел намечает ряд необходимых поправок к проектировкам ведомств и отделов Госплана и вносит сводный план со всеми своими соображениями на рассмотрение и одобрение Госплана.
Госплан разрешает все выявленные разногласия, как внутри Госплана, так и с оперативными ведомствами, устраняя все неувязки плана и добиваясь при этом возможного согласования своих предложений со всеми ведомствами, которым предстоит выполнять данный план. Только после этого весь план с оставшимися возражениями ведомств поступает на рассмотрение и утверждение Совета Министров, а в надлежащих случаях и Верховного Совета Союза.
В составе Госплана имелись еще Управление районного* планирования, куда поступали проектировки республиканских: и областных плановых комиссий в отношении подведомственного им местного хозяйства, Управление по распределению материальных фондов, где проектировались планы снабжения; ведомств металлом, топливом, стройматериалами и оборудованием, и Управление подготовки и распределения рабочей- силы, ведавшее планами организованного набора, подготовки и перераспределения рабочей силы. Проектировки всех этих управлений тоже входили в общий план и после одобрения Госпланом подлежали утверждению правительством.
В таком виде организация планирования в СССР сложилась еще до войны 1941—1945 гг. Но с тех пор дальнейшее расширение масштабов и функций планирования потребовало известных преобразований и в его организационном аппарате. Раньше всего из состава Госплана были выделены в самостоятельные учреждения Центральное статистическое управление, а также специальные органы, ведающие государственными резервами, материальным снабжением ведомств и планированием новой техники. А затем в 1955 г. потребовалось и дальнейшее разделение функций ставшего слишком громоздким аппарата Госплана по линии текущего и перспективного планирования.
Весь опыт Госплана с первых же лет его существования свидетельствовал, что повседневные проблемы текущего оперативного планирования, как не терпящие отлагательства «злобы дня», отвлекают внимание Госплана от еще более важных, но менее срочных задач составления многолетних перспективных планов. Именно такая повседневная «текучка» привела к тому, что первый пятилетний план Госплана Союза на 1927/28—1932/33 гг. потребовал для своей подготовки свыше шести лет с момента организации Госплана. А между тем те-
79


кущие квартальные и годовые планы без надлежащей увязки ’С хорошо продуманной строительной программой многолетнего действия, т. е. без надлежащей перспективы дальнейшего роста, обречены лишь на мелкое штопание наиболее зияющих и бьющих в глаза прорех или на весьма рискованные эксперименты, без достаточной гарантии их эффективности.
Конечно, теснейшая увязка текущего планирования с перспективным совершенно обязательна, но по-видимому слишком тесное объединение этих видов планирования в едином чересчур громоздком аппарате отнюдь не обязательно. Задачи их весьма различны и требуют очень четкого разделения ответственности за своевременное и полноценное выполнение каждой из них. В этих целях наряду с Госпланом СССР в 1960 г. образован Государственный научно-экономический совет Совета Министров СССР, на который в качестве основной его задачи возложены все работы по проектированию и обоснованию перспективных планов развития народного хозяйства СССР. Важное значение на современном этапе развития науки и техники приобретают вопросы совершенствования системы перспективного и текущего планирования научных исследований, а также координация научно-исследовательских работ. Для решения этих задач в 1961 г. образован Государственный комитет Совета Министров СССР по координации •научно-исследовательских работ.
После второй мировой войны в связи с возникновением ряда новых социалистических держав перед нами встают и новые задачи планирования. Каждая из этих держав в отдельности, как вполне суверенное государство со своими особыми интересами и совершенно самостоятельными органами народнохозяйственного планирования, может по-своему обслуживать национальные потребности. Но в качестве сочленов единого лагеря социализма, поставившего перед собой задачу мирного экономического соревнования с противостоящим ему лагерем империализма, все страны социализма объединяются между собою в этом соревновании и многими общими для всех них важнейшими интересами. В их числе на первом плане стоят, конечно, интересы такого международного разделения труда в пределах всех стран социализма, какое может обеспечить им при взаимной братской помощи наиболее быстрый и мощный общий подъем производительных сил и уровня благосостояния трудящихся. А такая задача, естественно, предполагает постоянную координацию народнохозяйственных планов в специально созданном для этого Совете экономической взаимопомощи (СЭВ) этих стран. Эта новая область планирования имеет большие перспективы для своего развития.
Такова в общих чертах организация планирования в СССР.
8&


4. 	Методология планирования
Методология планирования выросла из советской практики управления общественным хозяйством. Ни с одной кафедры в мире такая научная дисциплина не преподавалась. Ни из каких учебников, за отсутствием таковых, научиться ей не было возможности. И советским практикам пришлось обучаться науке планирования на опыте собственных своих промахов и ошибок, обнаруживая их и выправляя на ходу. Вскоре, однако, выяснилось, что даже самое несовершенное плановое хозяйство все же много эффективнее того совершенного хозяйственного хаоса, какой является уделом всех стран, придерживающихся принципа так называемой «свободной конкуренции» и пропагандирующих мировой порядок, в котором «человек человеку — волк», а беспощадная борьба каждого против всех и всех против каждого расценивается как высшее проявление хозяйственного разума. Во всяком случае нельзя оспаривать общеизвестного факта, что крайне отсталое и разоренное войнами российское хозяйство в руках Советов с первых же шагов народнохозяйственного планирования стало быстро подниматься в гору, догоняя и перегоняя одного за другим далеко опередивших его в прошлом мощных соседей.
На различных ступенях хозяйственного роста Союза перед Госпланом возникали и по мере накопления планового опыта разрешались весьма различные и притом все более сложные методологические проблемы, в связи с чем и сама методология планирования прошла уже не малый путь своего развития. Не задерживаясь на всех ступенях этого развития, коснемся двух-трех поучительных уроков прошлого из опыта самых начальных шагов советского планирования.
В первых проектировках планов восстановительного периода чувствуется явная недооценка возможностей планового хозяйства. Составители этих планов, в большинстве своем крупные хозяйственники и инженеры старой, дореволюционной школы, на первых порах не особенно еще верили в прочность советского строя. Тем с большим запасом «прочности» и сугубой осторожностью, дорожа своей репутацией специалистов, проектировали они темпы возрождения и оздоровления новой и еще чуждой им большевистской России. Психология прошлого настолько давила на их сознание, что они никак не могли себе представить восстановление разрушенного хозяйства России, хотя бы до предвоенных его масштабов 1913 г., без очень солидных займов за границей или концессионных вложений зарубежного капитала. Так, например, в одном из самых первых, впрочем, забракованном еще в недрах самого Госплана проекте пятилетки намечался прирост планируемой индустриальной продукции с 1922/23 по 1927/28 г. на 182%, что представлялось ее составителям верхом оптимизма. А между 6 С. Г« Струмилин
81


тем фактический прирост продукции за те же годы достиг 318%. Вместе с тем, не ожидая никаких внутренних накоплений промышленности за всю пятилетку, авторы ее требовали бюджетных дотаций государственной промышленности в размере 443 млн. руб. К большому конфузу неудачливых составителей этого плана оказалось, что фактически удалось вложить в промышленность за эти годы вместо 443 млн. не менее 4304 млн. руб. И все же никаких дотаций не потребовалось, так как собственные накопления промышленности за счет чистой прибыли и амортизационных отчислений, достигнув за это время 4355 млн. руб., с избытком перекрыли сумму вложений. Не более удачным оказался первый опыт транспортной пятилетки на те же годы, по которой прирост грузооборота за пять лет проектировался всего на 50%, а приходно-расходный баланс сводился с дефицитом в 107 млн. руб. На деле же прирост грузооборота железных дорог достиг 160%, а вместо дефицита получился чистый доход в 4007 млн. руб.
Составители этих первых опытов перспективного планирования, забракованных не только Госпланом, но и советской действительностью, несколько лет спустя, уже по завершении восстановительного периода, так характеризовали этот период своей работы: «При участии наркоматов, главным образом ВСНХ и НКПС, мы, члены Госплана, специалисты, — инженеры, экономисты—составляли ежегодные планы восстановления народного хозяйства и с недоумением наблюдали, как жизнь неизбежно и каждый год опережала наши планы» Г Некоторые из этих специалистов, таившие еще в груди слабые надежды на реставрацию старого строя, встретили эти успехи советского хозяйства не только с недоумением, но и с большим огорчением и озлоблением. Зато большинство других, окрыленные ими, с еще большим воодушевлением и подъемом продолжали свою работу по укреплению плановой системы хозяйства.
Известная недооценка возможностей этой системы на заре планирования наблюдалась, однако, не только в забракованных Госпланом черновых проектировках плановых заданий, но и в ряде законченных планов, одобренных всеми инстанциями. Напомним, что даже в историческом плане электрификации России, вдохновленном гением Ленина, наряду с поистине великими для того времени заданиями запроектирован был и угрожающий им всем огромный дефицит в размере 6 млрд. руб. золотом, который предстояло покрыть путем концессий и займов за границей. Зарубежный капитал, однако, как известно, отнюдь не проявлял особой охоты помочь советскому пролетариату восстанавливать его хозяйство. Эту помощь можно было бы купить, по-видимому, только ценой отказа от всех завоева-
1 См. С. Г. Струмилин, Проблемы планирования СССР, Изд-во АН СССР, Л., 1932, стр. 76.
82


ний Октябрьской революции. А на это никак не мог уже согласиться только что отбивший последние атаки внутренней контрреволюции и международных интервенций победоносный русский рабочий. И план ГОЭЛРО на время повис в воздухе. Кое- кто его вышучивал, именуя «электрификцией». Кое-кто все еще ждал, когда же, наконец, советские послы придут на поклон к зарубежным банкирами с белым флагом капитуляции. А между тем время шло, и план ГОЭЛРО, трижды перевыполненный в установленный срок, не потребовал для своей реализации никаких позаимствований за границей. Это был несомненный «просчет» плана. Но просчитались при этом не меньше и заграничные финансисты, упустившие, по-видимому, последний случай путем займов и концессий в труднейшую для Советской республики минуту извлечь из нее весьма аппетитные проценты на свой капитал.
Большие трудности в первые годы деятельности Госплана представлял учет роли частного рынка в народнохозяйственном планировании. Известно, что в эти годы частному капиталу в торговле было предоставлено в Советской республике широкое поле соревнования с обобществленной государственной и кооперативной торговлей. На долю частного оборота в розничной торговле при этом в 1922/23 г. падало не менее 75% оборота всей розницы. Прямое плановое воздействие на эту огромную долю посреднического оборота было исключено. Вне такого прямого воздействия оставалось также почти все индивидуальное сельское хозяйство, а также почти вся мелкая кустарно-ремесленная промышленность в городе и деревне. В этих условиях определение емкости рынка на предметы широкого потребления по всей стране представляло собой весьма сложную статистическую операцию, не гарантирующую от существенных ошибок. В качестве примера укажем, что покупательная емкость крестьянского рынка на продукты промышленности за 1922/23 г., по подсчетам статистики, определялась цифрой в 318 млн. руб., а по пересчету в Госплане увеличилась до 814 млн. руб. Спроектировать точно производственные программы соответствующих отраслей индустрии при таких расхождениях в оценках вероятного спроса было не так уж просто. И все же, несмотря на ежегодное расширение советской индустриальной продукции на десятки процентов, проектировки Госплана ни разу еще не натолкнулись на столь обычное в других странах препятствие, как недостаточная емкость внутреннего рынка.
Из особенностей советского хозяйства, объясняющих этот факт, прежде всего следует сказать о следующем. В странах, где царит частновладельческий интерес предпринимателя, ставки заработной платы рабочих замораживаются в его интересах на определенном уровне, даже с явной тенденцией к понижению. И даже премируя своих рабочих за повышенную 6*
83


производительность, частный предприниматель избирает специальные системы премирования — Роуэна, Хэлси и т. п. — с регрессивной, т. е. падающей, шкалой оплаты за каждый добавочный сверх нормы продукт, созданный рабочим в единицу времени. Благодаря этому каждый такой добавочный продукт достается хозяину все дешевле, а рабочему— все дороже. Говоря иначе, рабочий штрафуется в пользу хозяина за каждое повышение своей производительности неоплаченным перерасходом своей трудовой энергии. Это ослабляет, конечно, стимулы рабочих к повышению продуктивности их труда, отнюдь не избавляя, однако, от периодических кризисов перепроизводства и безработицы.
В СССР, где рабочий совмещает в своем лице и хозяина общественного производства, нет никаких оснований к торможению роста заработной платы и производительности труда. Повышение производительности рабочих здесь, наоборот, нередко поощрялось широким применением прогрессивно-воз- растающих ставок премирования за превышение дневных норм. В связи с этим в СССР заработная плата и общие фонды зарплаты растут неудержимо. Так, например, только с 1928 по 1940 г. фонд заработной платы всех рабочих и служащих СССР возрос в текущей валюте с 8,2 млрд, до 162 млрд, руб., т. е. почти в 20 раз, быстро обогнав рост промышленной продукции. Таких темпов роста емкости внутреннего рынка не знал еще мир. Таким образом, советским плановикам приходится скорее опасаться хронического «недопроизводства» товаров широкого потребления, чем кризисов перепроизводства. Впрочем, располагая возможностью всегда сманеврировать рычагами отпускных и розничных цен государственной продукции, они в случае нужды могут очень быстро восстановить нарушенное в ту или иную сторону рыночное равновесие между спросом и предложением.
В этом отношении очень поучителен опыт 1923 г. Еще с осени 1922 г. в связи с повышенным урожаем наметилось резкое снижение цен сельскохозяйственной продукции. Некоторые «хозяйственники» из ВСНХ, извращая преподанные им требования «хозяйственного расчета», решили по-купечески использовать благоприятную конъюнктуру и на снижение сельскохозяйственных цен ответили еще более резким повышением цен на индустриальные товары широкого потребления. Динамика соответствующих индексов, отображая это расхождение цен, уподобилась ножницам, все более угрожающе раскрывавшим свой зев. К 1 октября 1923 г. это расхождение цен достигло своего максимума в 323%. Иными словами, уровень сельскохозяйственных цен понизился с осени 1922 г. более чем втрое по отношению к уровню цен индустриальных. Это резко сузило и без того в те годы невысокую емкость рынка деревни с ее низкой товарностью и привело к заметному затовариванию
84


индустриальных продуктов. Указанная заминка в сбыте, однако, была чрезвычайно быстро ликвидирована. Хозяйственников, затеявших эту спекуляцию на ценах, ударили по рукам. Цены были снижены. Замеченная ошибка была быстро выправлена на ходу. И этот первый и последний в советской политике «кризис сбыта» не оставил по себе никаких следов. За «кризисный» 1922/23 г. продукция планируемой промышленности поднялась при этом в неизменных ценах на целых 40%, да и за следующий 1923/24 г. она выросла еще на 33% и при этом при вполне успешном и рентабельном сбыте. Думается, что на такие «кризисы» не пожаловалась бы ни одна из стран Запада. А в СССР и подобной заминки в сбыте после 1923 г. не повторилось уже больше ни разу.
Впрочем, за несколько лет успехи планового хозяйства и самую проблему рынка в нем поставили совсем по-новому. Дело в том, что общепризнанные преимущества крупного хозяйства в производстве и торговле приводили и здесь, как и везде в мире, к одним и тем же результатам. А именно, крупные предприятия в рыночном соревновании вытесняли и поглощали более мелкие. Но в СССР это экономическое превосходство крупнейших предприятий, обобществленных уже в руках советской демократии, оказалось еще эффективнее, чем в руках самых могущественных капиталистических трестов. И оно привело здесь к полному вытеснению с рынка и обобществлению всех видов индивидуального мелкого хозяйства. Как известно, завершение гражданской войны открыло в Советском Союзе период «новой экономической политики», весьма благоприятствовавшей свободному соревнованию на рынке всех форм общественного и частного хозяйства. Мелкая частная промышленность и торговля, получив в условиях товарного голода полную возможность продавать свою продукцию по ценам, превышающим цены государственной индустрии и торговли, росли, как на дрожжах. Советское правительство, идя в интересах населения навстречу этому росту, осуществило даже частичную денационализацию обобществленных ранее мелких предприятий с наемным трудом. Более того, в Страну Советов получил доступ и крупный частный капитал иностранного происхождения на весьма льготных концессионных началах. Таким образом, частнохозяйственная инициатива могла выявить здесь все свои преимущества в экономическом соревновании с обобществленным сектором советского хозяйства. Преимущества эти, однако, оказались весьма сомнительными, и обобществленное хозяйство на всех участках оказалось гораздо жизнеспособнее частного.
Частная промышленность и торговля в Советском Союзе росли в начале 20-х годов довольно быстро. Но обобществленный товарооборот рос еще быстрее. Когда же товарный голод с насыщением рынка стал исчезать и частным предпринимате¬
ля


лям пришлось снизить свои спекулятивные цены по условиям конкуренции до уровня государственных, то рост частных торговых предприятий сразу приостановился. А затем, прогорая одно за другим, они к 1931 г. сократили свои обороты почти до нуля. Этот вполне естественный и закономерный процесс лишь ускорялся соответствующими мерами экономической политики Советской власти. В сельском хозяйстве преимущества крупного коллективного хозяйства над мелким хозяйством крестьян-единоличников выявилось в полной мере лишь с достаточным развитием сети обслуживающих колхозы машинно-тракторных станций. Но когда для механизации труда в колхозах в стране было создано достаточно тракторов и комбайнов, использование огромной эффективности которых невозможно в рамках мельчайших индивидуальных участков крестьянского хозяйства, тяга единоличников к объединению в колхозы возросла в сильнейшей степени.
В результате всех этих процессов доля продукции частной промышленности с 1923/24 по 1928 г. сократилась с 25 до 12% общего итога, а к 1933 г. она не достигала уже и 0,5% итога всей индустриальной продукции. Не получили никакого развития в СССР и крупные иностранные концессии. В области торговли еще в 1922/23 г. из 3560 млн. руб. розничного товарооборота на долю частной розницы падало свыше 75%. В течение следующих четырех лет, к 1926/27 г. частный товарооборот вырос почти вдвое, а обобществленный—раз в десять и доля частной розницы упала с 75 до 36% общего итога. А затем доля частников стала падать уже не только >в относительных, но и в абсолютных цифрах. К 1930 г. она снизилась до 5,8%, а в следующем году и вовсе выпала из учета. Доля крестьян- единоличников в общем итоге сельскохозяйственной продукции, еще в 1929 г. достигавшая 93%, к 1933 г. упала до 19%, а в 1938 г. не превышала уже 1,2%1 В общем же народном доходе по всей стране доля частнохозяйственного сектора в 1925/26 г. составляла 60%, к 1929 г. она упала до 44%, в 1932 г. она уже не превышала 10%», а в 1937 г. составила едва 0,9%.
В сущности говоря, до завершения указанных процессов методология планирования в СССР не могла почитаться достаточно эффективной. В целом ряде случаев, когда плановым органам приходилось воздействовать на частный сектор хозяйства, эго воздействие оказывалось возможным лишь косвенными методами экономической политики.
Главнейшими рычагами такого косвенного воздействия на частный сектор в советских условиях являлась прежде всего определенная политика рыночных и заготовительных цен, а также меры кредитной и налоговой политики. При господстве мелкого крестьянского хозяйства десяткам миллионов крестьян невозможно было бы предложить твердый план посева культур в нужной пропорции, план агротехники с твердыми 86


заданиями масштабов зяблевой пахоты и вывозки удобрений, развития племенного животноводства и т. д. Но, повышая заготовительные цены на одни культуры и продукты деревни при снижении их на другие, кредитуя трудоемкие культуры денежными задатками с заблаговременной контрактацией заданных планом масштабов сдачи хлопка, льна, сахарной свеклы и других сырьевых культур будущего урожая, поощряя повышенную агротехнику налоговыми льготами и т. д., можно было кое-чего добиться и методами косвенного регулирования второстепенных участков народного хозяйства. Эти методы, однако, не могут идти ни в какое сравнение по своей эффективности с методами прямого планирования обобществленного хозяйства при надлежащем контроле исполнения—путем твердых заданий каждому заводу и колхозу, что именно они должны дать и в какие сроки. Несравненно легче в полностью обобществленном хозяйстве решаются и сложнейшие задачи перспективного построения рыночных балансов спроса и предложения, так как все элементы таких балансов определяются уже не стихийными, вне нашей води лежащими факторами, а лишь сознательными заданиями плана, всегда поддающимися взаимной увязке и сбалансированию.
О методах косвенного регулирования хозяйственных процессов мерами экономической политики нет нужды говорить здесь подробнее. Не составляя специфики советского хозяйства, они достаточно известны и на Западе, а в условиях войны достигают и там такой интенсивности, что создают впечатление в некотором роде эрзацпланового хозяйства. Сами по себе, однако, особенно в условиях крупного частнокапиталистического хозяйства, они даже с оборонной точки зрения недостаточно эффективны. Чем крупнее завязанный в монопольных трестах и их международных объединениях частный капитал, тем он «интернациональнее». Национальной экономической политике своей страны такие мощные монополии чаще всего противопоставляют свою частнохозяйственную политику, и как показал опыт последних войн, нередко находят более выгодным служить интересам национального врага, поскольку он заплатит дороже, чем велениям долга и патриотизма. Но в сочетании с директивным планированием в такой стране, как СССР, и мерами косвенного экономического воздействия на развитие хозяйства не следует пренебрегать, даже после полного обобществления всех отраслей хозяйства. Пользуясь ими в порядке хорошо продуманной системы экономического стимулирования— и поощрительными расценками труда, и заготовительными ценами, и премиальными фондами предприятий,— можно получить за счет них в советских условиях немалый дополнительный эффект. Эти меры подкрепляют общественную значимость прямых директивных заданий личной заинтересованностью исполнителей в их осуществлении.
87


Основным костяком советских планов являются, однако, не эти косвенные методы воздействия вспомогательного значения, а предшествующая им система прямых директивных заданий. А потому обратимся к методам построения производственной, строительной и социально-экономической программы всякого народнохозяйственного плана.
а) Производственная программа
Советское общественное хозяйство в отличие от хозяйств частных предпринимателей, для которых производство является прежде всего средством к извлечению прибыли и личному их обогащению, основную задачу производства усматривает в удовлетворении потребностей общества. С этой точки зрения производственная программа на заданный планом отрезок времени должна прежде всего обеспечить возможно полное и равномерное удовлетворение всех назревших общественных потребностей. «Разумеется, — как это предусматривал еще Энгельс,— общество должно знать, сколько труда требует каждый предмет потребления для своего производства. Оно должно будет выработать план производства, сообразуясь со средствами производства, к которым в частности, принадлежат также и рабочие силы. Степень полезности различных предметов потребления, сопоставленных друг с другом и с необходимыми для их произведения количествами труда, определит окончательно этот план»
При составлении производственной программы необходимо соблюдение двух условий. Во-первых, по общим масштабам производства она не должна выходить за пределы наличных производственных возможностей в области труда и средств производства и, во-вторых, в своем отраслевом разрезе должна удовлетворять требованиям закона планомерного, пропорционального развития всех отраслей труда.
Там, где господствует рыночная стихия свободной конкуренции, такая пропорциональность, хуже или лучше, устанавливается автоматически в процессе борьбы спроса и предложения под влиянием такого регулятора, как цены и меновая стоимость различных товаров. В плановой системе хозяйства эта пропорциональность, как и цены всех товаров, устанавливается в соответствии с требованиями объективных экономических законов, сознательно, в порядке выработки производственной программы плана.
Как же все элементы этой программы определяются в нашей практике планирования?
Стремясь к возможно полному удовлетворению обществен-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 315—316. (Курсив мой. — С. С.).
88


них потребностей, каждое отраслевое ведомство, каждый трест и каждое отдельное его подразделение, отнюдь не страшась возможного перепроизводства, намечает для себя максимально возможную производственную программу в пределах имеющихся производственных мощностей, определяет ожидаемое повышение производительности труда и снижение себестоимости, подсчитывает возможное накопление при заданных ценах, а также все необходимое для выполнения данной программы количество сырья, материалов и топлива, а если требуется, то и дополнительной рабочей силы сверх имеющихся ее контингентов.
Такие предварительные отраслевые программы в сводном виде поступают в Госплан для взаимной их увязки с точки зрения требований необходимой пропорциональности. Диспропорции, подлежащие устранению при этой увязке, могут быть двух родов: производственно-технические и общественно-экономические. К числу первых относятся все неувязки отраслевых планов по взаимному обслуживанию различных производств в сфере производственного потребления. К числу вторых можно отнести все несоответствия намеченных отраслевыми планами производственных заданий интересам личного потребления населения и требованиям общественного накопления в целях расширенного воспроизводства.
Конечно, в практике планирования всякий раз, когда эта практика отклоняется от требований строгой теории, неизбежны и известные просчеты. Такие просчеты особенно чувствительны в области планового ценообразования, когда практика недостаточно считается с объективными требованиями закона стоимости. В сельском хозяйстве, где плановые заготовительные цены не пересматривались в течение многих лет, несмотря на серьезные изменения издержек производства, эта практика, в частности, создавала нам особые трудности. Их усугубляли допущенные в этой практике отклонения от принципа демократического централизма в планировании. В течение многих лет наши плановые органы сельского хозяйства пытались сверху, в порядке излишней централизации продиктовать детальнейшую производственную программу действий каждому колхозу на каждый год, бюрократически лишая местные силы необходимой самодеятельности и инициативы в использовании своих ресурсов с полным учетом всех местных особенностей и интересов. Но такие вредные перегибы в планировании, обусловившие заметное отставание в развитии нашего сельского хозяйства, как известно, были осуждены Коммунистической партией и Правительством СССР.
Для выявления и устранения производственно-технических диспропорций служат так называемые материальные балансы— топлива, металла, строительных материалов и разного рода сырьевых ресурсов, а также планы снабжения всех про89


изводств материалами, энергией и оборудованием. Особо важную роль в этой проверке реальности намеченных программ выполняет сводный план подготовки и распределения рабочей силы, составляемый в Госплане.
Материальные балансы, например, баланс топлива или металла, сопоставляя в районном разрезе намеченное производство данного продукта с его потреблением в натуре, служат для выявления дефицита в нем или избытка не только по всему Союзу в целом, но и в пределах каждой республики или экономического района в отдельности. Местные дефициты в районном масштабе перекрываются при этом планами снабжения-и перевозок недостающего материала из ближайших соседних районов, располагающих избытками данного продукта, с таким расчетом, чтобы сумма потребных перевозок была минимальной. Общий дефицит по всей стране по какому-либо •отдельному виду топлива, например по мазуту, может быть перекрыт избытками другого вида, например угля или торфа, с предпочтением по возможности местных ресурсов дальнепривозным. Незначительные дефициты или избытки производства балансируются при этом за счет сокращения запасов прошлых лет или разумного повышения их к концу планового периода.
Снижать производственные задания по какой-либо отрасли, равняясь на узкие места в снабжении ее тем или иным видом дефицитного сырья или топлива, производимого в других отраслях,—до исчерпания всех плановых ресурсов для расширения производства этих дефицитных продуктов — не принято в советской плановой практике, так как это был бы путь наименьшего сопротивления, легчайший, но вместе с тем и наименее эффективный. Хождение по таким путям именуется у нас ■оппортунизмом на практике.
Более крупные дефициты в отдельных элементах производственного снабжения, выявленные материальными балансами, требуют для своего изживания и более энергичного планового воздействия. В одних случаях для этого достаточно мер, повышающих норму использования имеющихся производственных мощностей путем увеличения сменности труда, сокращения простоев оборудования и тому подобных организационных мероприятий. В других случаях требуется уже более или менее значительная реконструкция методов и средств производства в действующих предприятиях, например путем механизации труда на отстающих участках или перехода от серийных к поточному и конвейерному циклам производства. А в третьих случаях может потребоваться и более широкий ввод новых мощностей за счет расширения строительной программы перспективного плана.
В последнем случае на все время нового строительства такой дефицит погашается за счет включения недостающих элементов и импортные планы страны. Иные продукты, невоспро90


изводимые в нужных масштабах по природным условиям, как, например, каучук и некоторые другие виды дефицитного сырья, как шерсть и кожа, и вообще восполняются только в порядке международного обмена избытками национальной продукции. Импортный план при этом в условиях СССР обычно полностью балансируется экспортным за счет вывоза не только случайных избытков нормальной производственной программы, но и специально планируемых для экспорта товаров, таких, например, как северный лес и пушнина или Кольские апатиты. В случае, когда импорт превышает возможный экспорт, разница покрывается золотой наличностью за счет текущей добычи золота, предусмотренной планом. Вместе с тем все научные учреждения страны, а отраслевые научно-исследовательские институты и лаборатории в особенности, в своих планах уделяют огромное внимание производственной тематике вообще и в том числе расширению дефицитных производств в первую очередь. При этом всякое усовершенствование существующих методов или изобретение новых в области органического синтеза для замены, скажем, дефицитного растительного каучука синтетическим или кожи и волокна животного гораздо более доступными материалами синтетического или растительного происхождения и т. п. в условиях СССР немедленно, в порядке специальных планов освоения передовой техники, внедряется в производство.
По-иному решаются в плане проблемы пропорциональности в сфере производства средств существования, где требуется соответствие намечаемой пропорции производства различных предметов широкого потребления структуре потребностей трудящихся масс. При постоянном уровне благосостояния эта структура потребностей населения легко может быть установлена по фактическим данным о потреблении этого населения за ближайший отчетный период. Но в условиях роста благосостояния трудящихся, свойственного плановому хозяйству, структура потребностей и потребления, как показывает опыт, довольно существенно и притом вполне закономерно меняется в определенном направлении. А именно, с ростом благосостояния наиболее настоятельные потребности, насыщаясь раньше других, отстают в своем росте от возрастания менее настоятельных, причем рост их сказывается скорее в качестве, чем в количестве потребляемых продуктов. В какой же мере вытекающие из этой закономерности структурные сдвиги в потреблении масс могут быть предусмотрены в перспективных планах, рассчитанных на целый ряд лет вперед?
В каждой из пятилеток Госплана проектируется и осуществляется значительное повышение уровня жизни рабочих <и крестьян. А для этого требуется повысить соответственно и продукцию предметов широкого потребления, но в совершенно разных пропорциях. Заглянуть в будущее для определения 91


этих не известных еще нам пропорций мы не можем. Но этого и не требуется. Дело в том, что те же структурные сдвиги в потреблении, какие в зависимости от уровня жизни происходят во времени, уже даны нам в момент составления плана—в пространстве. Они существуют рядом в любой момент в группах населения различных уровней благосостояния. И, сопоставляя; между собой бюджетные группы, типичные по душевому доходу или заработку для начального и конечного года проектируемого плана, не трудно получать структурную модель динамики состава рыночного спроса и потребления во времени. Так, уже в одном из самых первых вариантов пятилетнего плана (на 1925/26—1930/31 гг.), в котором рост душевого дохода рабочих проектировался всего на 38% за пятилетку, пришлось наметить указанным методом такие весьма существенные сдвиги в душевом их потреблении. При среднем росте реального уровня жизни в 38% душевое потребление продуктов сельского хозяйства возрастает всего на 28%'» продуктов- промышленности — на 46%, а стоимость потребляемых услуг культурно-просветительного порядка — даже на 53%. Еще более резкие сдвиги, однако, выявились в потреблении отдельных продуктов широкого потребления. Так, из числа продуктов промышленности потребление пищевых продуктов возрастало всего на 7%, осветительных — на 17, обуви — на 31, одежды и тканей — на 51, напитков и табачных изделий — на 63 и прочих — на 84%• Из продуктов сельского хозяйства потребление картофеля росло всего на 1%, хлеба, муки и круп — на 10%, при абсолютном сокращении черного хлеба на 5 и росте белого на 15%, овощей — на 22, мясных продуктов — на 30, фруктов — на 41, молочных продуктов — на 61% и т. д.
Однако рост потребления отдельных продуктов определяется не только возрастающим уровнем благосостояния, но и меняющимся соотношением их цен на рынке, а также различными масштабами предложения их на рынке, в зависимости от производственных возможностей и других моментов. Поэтому составители плана вовсе не обязаны слепо следовать в своих проектировках производственных пропорций указаниям бюджетов о фактических пропорциях потребления на заданном планом уровне благосостояния. И потребление можно рационализировать. Так, например, повышая акциз на водку и снижая цены на сахар в первой пятилетке, составители ее стремились затормозить нежелательный рост потребления спиртных напитков, форсируя в то же время потребление такого эффективного стимулятора энергии, как сахар. В связи с этим> душевое потребление водки вопреки показаниям бюджетов в плане первой пятилетки не повышалось, а даже снижалось в натуре на 39% при одновременном повышении потребления сахара на 81 %;
Расхождение темпов роста производства и потребления 92


различных товаров для города и деревни проектировалось в этом плане в широчайшем диапазоне — от 12% прироста спроса на поваренную соль до 144% по сукнам и свыше 3000% по химическим удобрениям для деревни1. Но в общем балансе спрос перекрывался предложением даже с некоторым избытком в виде резерва в каналах обращения для скорейшего утоления товарного голода в стране. Для достижения необходимого равновесия в рыночных взаимоотношениях города и деревни и полной реализации их товарной продукции, создаваемой для товарообмена между соответствующими группами населения и секторами хозяйства, балансы денежных приходо- расходов и рыночного спроса и предложения по каждому из этих секторов приходилось строить отдельно. А затем, при взаимной увязке балансов, учитывая гораздо более медленные темпы роста продукции и производительности труда в сельском хозяйстве по сравнению с индустриальными, выяснилось, в какой мере это отставание сельскохозяйственной продукции и покупательных фондов деревни должно быть уравновешено на рынке ускоренным снижением цен промышленной продукции в соответствии с требованиями закона стоимости.
Определяя по-хозяйски как объем каждого вида продукции, так и цены их, отпускные и розничные, советские планы располагают огромными возможностями маневра в образовании больших или меньших товарных фондов и резервов на любом рынке. В то же время, нормируя расценки труда на единицу продукта, а также масштабы текущих налоговых изъятий у населения, эти планы определяют и денежные покупательные фонды всего населения города и деревни. А потому при должной балансовой проверке и увязке всех своих заданий в материальном и денежном их выражении такие планы не могут привести к рыночным срывам и кризисным потрясениям.
б) Строительная программа
Важнейшим естественным дополнением и продолжением производственной программы в условиях расширенного воспроизводства ресурсов планового хозяйства является строительная программа плана. И не только для мелких поправок в порядке ликвидации обнаруженных производственно-технических диспропорций на данном уровне хозяйства, но и для радикальной перестройки на ходу наличных пропорций и подготовки новых на гораздо более высоком техническом уровне. Для сооружения и освоения крупных объектов строительства требуется немало времени. Поэтому строительные программы могут получить полное свое развитие только в многолетних перспективных планах и в так называемых пятилетках, где им как раз принадлежит центральное место и решающее значение. 1 «Пятилетний план народнохозяйственного строительства СССР», т. II, изд. 3, М., 1930, стр. 46.
93


Как известно, первым таким планом с развернутой строительной программой реконструкции советского народного хозяйства (вполне реальной, несмотря на свои масштабы) была первая плановая пятилетка на 1928/29—1932/33 гг., досрочно в основном реализованная уже к концу 1932 г. А до первой пятилетки Госплан в течение целых семи лет довольствовался — и это совсем не случайно — только годовыми производственными планами, в которых строительство не играло, да и не могло играть никакой существенной роли уже потому, что для этого недоставало еще важнейшей реальной предпосылки крупного строительства — достаточных фондов накопления.
В сущности говоря, недостатка в крупнейших строительных замыслах не было и задолго до первой пятилетки. «В первые же месяцы Советской власти был набросан вчерне грандиозный план капитального строительства. Достаточно сказать, что этим планом выдвигались такие объекты, как строительство железных дорог Мурман—Котлас—Обь, Оренбург—Урал— Пермь; сооружение Волго-Донского канала, электрификация Петрограда (гидростанции на Волхове и Свири), исключительные по размаху ирригационные работы в Туркестане и т. д.»1.
Но для осуществления этих замыслов требовались, помимо целых армий труда, еще материальные ресурсы на миллиарды рублей для приведения этих армий в действие. В условиях назревавшей гражданской войны эти армии и все наличные материальные ресурсы потребовались, однако, для других целей. В 1920 г., с окончанием гражданской войны, был прекрасно задуман и обоснован новый грандиозный план электрификации России. Был создан и строительный штаб для осуществления подобных задач в лице Главного комитета государственных сооружений. Нашлись бы и свободные рабочие руки. В разоренной стране насчитывались миллионы безработных. Но не было хлеба, чтобы их накормить, и строители, располагавшие для своих конструкций только дефицитом в 6 млрд, золотых рублей, не могли за счет этого ресурса сразу развернуть запроектированный ими план великих работ.
Прошло еще семь лет, в течение которых восстанавливались истощенные материальные ресурсы страны. Промышленная продукция росла все эти годы. Но накопления советской промышленности в начале, до 1923 г., были так скудны, что не покрывали полностью даже текущего износа. Именно в эти годы, оглядываясь-назад, кое-кто даже в Госплане проектировал такую же бездоходную перспективу для советской промышленности и на целое пятилетие вперед. Но рентабельность советских предприятий с каждым годом возрастала, и в общем уже за 1923/24—1927/28 гг. все капиталовложения в советское 1 Г. Сорокин, Народнохозяйственный план и планирование, 1940„ стр. 25—26.
94


хозяйство превысили по тогдашним ценам 11 млрд. руб. Это позволило, однако, покрыть лишь ущерб в основных фондах страны, какой был нанесен ей за долгие годы мировой войны и блокады, и восстановить довоенный уровень продукции 1913 г. даже в наиболее пострадавших отраслях индустрии — химической и черной металлургии. Только после этого, на базе дальнейших все возрастающих накоплений, открылись широкие возможности нового строительства. И эти возможности реального претворения в жизнь великих строительных замыслов нашли, наконец, свое развернутое плановое выражение в прославленных на весь мир пятилетках.
О масштабах этого строительства некоторое представление дают следующие факты. Уже за первую пятилетку, до конца 1932 г., капитальные вложения в советское хозяйство составили 51 млрд, руб., т. е. в 4,5 раза больше, чем за предыдущее пятилетие преимущественно восстановительных работ. За вторую пятилетку 1933—1937 гг. капитальные вложения достигли уже 115 млрд. руб. По плану третьей пятилетки они должны были составить за 1938—1942 гг. еще 181 млрд. Из них уже к концу 1940 г. было фактически реализовано не менее 108 млрд, руб.1, в том числе только за один 1940 г.—до 40 млрд., а всего по бюджету 1940 г. финансирование народного хозяйства потребовало 58,3 млрд, руб., т. е. около 10,8 млрд. долл, по тогдашнему курсу доллара в СССР. Отметим для сравнения, что капитальные вложения в народное хозяйство богатейших стран Запада значительно скромнее. Так, даже в лучшие годы «просперити» они составили в Англии (1929 г.) 1,5 млрд, долл., в Германии (1928 г.) — 1,7 млрд. долл, и даже в США в 1937 г., по исчислениям К. Кларка, не превышали 5—6 млрд. долл. В процентах к народному доходу эти вложения лучших лет достигли в Англии 7,2%, в США — 8 и в до- фашистской Германии 9,3%?. Зато в худшие годы кризисов эти приросты народного имущества сменяются здесь прямыми вычетами из него в огромных суммах. Например, за 1932—1933 гг. этот вычет в США, определившийся в 7,8 млрд, долл., превзошел объем вложений лучшего 1937 г. Если же брать не высшие, а средние масштабы вложений за целый цикл, выраженные в долях народного дохода, то окажется, что даже германский высший темп накопления в 9,3% снизится в среднем за десятилетие до 5%1  2.
1 См. Н. А. Вознесенский, Хозяйственные итоги 1940 г. и план развития народного хозяйства на 1941 г., Госполитиздат, 1941, стр. 7.
2 Сумма валовых вложений в Германии за 1924—1933 гг., по данным официальной германской статистики, составила за 10 лет 93,8 млрд, марок, сумма чистых вложений за вычетом износа — 32,1 млрд., народный доход — свыше 608 млрд, марок. См. «Statistiche Jahrbuch fur das Deutsche Reich», 1938. В США в среднем за 20 лет (1919—193|8 гг.) их оценивают в 4,85 млрд. долл, в год, или 6,2% национального дохода. См. St Kuz- nets, National Income and its Composition, 19IB—1938, New York, 1941. p. 269.
95


Чтобы стало понятнее, почему в Советском Союзе, который пока еще, несомненно, беднее США, оказались возможными такие высокие масштабы капитальных вложений, необходимо учесть, что в СССР они даже в среднем за ряд лет были не ни- .же 17% от народного дохода, поднимаясь за отдельные годы до 24% и выше, но ни разу не падая после 1925 г. ниже 10% и превышая, таким образом, в несколько раз нормы накопления стран капиталистического Запада. За отсутствием буржуазии в СССР и буржуазных навыков слишком «широкой» .жизни, трудящиеся Советского Союза могут позволить себе роскошь обращать гораздо большую долю своего народного дохода на расширение своего хозяйственного базиса и оборонной мощи в интересах будущего.
Из сказанного видно, в какой мере общее развертывание строительных программ советского планирования определялось прежде всего темпами реальных накоплений советского хозяйства. Но ими определяются только масштабы, а не конкретное содержание этих программ. Это последнее в первую очередь определяется целевыми установками планов на каждом новом этапе развития народного хозяйства. Наиболее общей из них являлась партийная директива — обеспечить в интересах скорейшей индустриализации страны значительное опережение в развитии отраслей труда, производящих средства производства, по сравнению с отраслями, создающими средства существования. А затем в развитие этой общей директивы в каждой новой строительной программе в качестве .ведущих отраслей, заслуживающих ускоренного развития на данном этапе, намечались то одна, то другая отрасль и те или .иные специфические их задачи.
Так, в плане ГОЭЛРО и в первой пятилетке решающее значение придавалось строительству электроэнергетики с такими гигантами, как Днепросгрой. Но вместе с тем в первой пятилетке намечается также грандиозное строительство второй металлургической базы на Востоке с величайшим в Старом свете Урало-Кузнецким металлургическим комбинатом и целым рядом других. Во второй пятилетке с ее целевыми установками «завершения технической реконструкции всего народного хозяйства» ведущей отраслью стало машиностроение. Третья пятилетка по ее строительной специфике должна была стать пятилеткой химии и качественных сталей. Строительная ее программа была так велика, что уже только за первые три года этой пятилетки вступило в строй до 2900 новых индустриальных предприятий, т. е. почти вдвое больше, чем за всю первую пятилетку, когда было введено в действие до 1500 фабрик и заводов. Вторжение гитлеровских орд в СССР прервало нормальное течение третьей пятилетки, но все же она неплохо подготовила сталинградский разгром гитлеровских полчищ. И машиностроение, и химическая продукция, и качествен96


ная сталь танков и бронебойных снарядов сделали свое дело.
Исходя из общих целевых установок плана, а также из намечаемых масштабов производства и накопления, Госплан определяет в первом приближении масштабы и лимиты капитальных вложений для каждой отрасли хозяйства, в пределах которых начинается уже конкретное ведомственное проектирование строительных программ в отраслевом разрезе, с учетом всех требований наиболее рационального географического размещения проектируемых объектов строительства. Разработанные ведомством конкретные программы строительства поступают затем в Госплан, где подвергаются тщательной балансовой проверке и взаимной увязке. Для реальности всего плана эти программы должны быть обеспечены не только необходимыми денежными ассигнованиями, но и достаточными кадрами рабочей силы, а также нужными стройматериалами и предметами оборудования в натуре. Отсюда вытекают определенные вполне конкретные требования к бюджету и производственные задания соответствующим отраслям машиностроения, а также производствам кирпича, цемента и прочих строительных материалов.
Все эти требования увязываются с реальными возможностями в специальных балансах вложений и накоплений, а также балансах производства и распределения стройматериалов и оборудования, как внутреннего, так и заграничного, по каждому виду оборудования и материалов в отдельности. А затем уже в общей сводке всех производственных и строительных заданий плана их увязка завершается сводным балансом подготовки и распредели::..;! рабочей силы.
При составлении перспективного плана на целое пятилетие дается, конечно, примерная календарная разверстка масштабов строительства и ввода в эксплуатацию важнейших объектов строительства по годам, которая затем уточняется в годовых планах. Но этим не исчерпываются задачи планирования в этой области. На рассмотрение Госплана или Госэконом- совета и утверждение правительства восходят не только сводные планы по всему народному хозяйству, но важнейшие строительные проекты отдельных наиболее крупных объектов. Когда в сводном плане намечены уже основные промышленные узлы, масштабы, пункты и объекты будущего строительства, проектные задания по каждому из них поступают в специальные для каждой отрасли проектирующие организации. Здесь разрабатываются уже конкретные варианты технического решения поставленных перед ними планом строительных и производственных задач по каждому объекту в отдельности, затем все эти варианты технических проектов обычно подвергались еще специальной экспертизе ведомственных технических советов, а по крупнейшим объектам они проходили и до7 См Гм Струмилин
97


полнительную проверку Совета научно-технической экспертизы Госплана. И только после этого лучшие из них с заключением Госплана поступали на утверждение Совета Министров.
Не останавливаясь на технических деталях методологии планирования строительства в СССР, которая с каждым годом совершенствуется, можно, однако, сказать, опираясь на имеющийся опыт, что задача бескризисного расширенного воспроизводства материальных ресурсов страны этой методологией уже и ныне разрешается вполне удовлетворительно.
в) Социально-экономическая программа
Советское планирование охватывает, однако, и более широкий круг задач. Расширение материальной базы хозяйства для него не самоцель, а только отправной пункт к культурному росту и процветанию всего человечества. Забота о человеке в советском планировании не лишена, впрочем, и чисто хозяйственных соображений. С этой точки зрения люди, кажется, еще нигде не научились так высоко расценивать друг друга, как в СССР. Этому учил советских людей и великий Ленин еще в 1919 г., в момент величайшей разрухи и голода. «В стране, которая разорена, — говорил Ленин, — первая задача — спасти трудящегося. Первая производительная сила всего человечества есть рабочий, трудящийся. Если он выживет, мы все спасем и восстановим»1. И это справедливо не только в условиях СССР. «...Степень искусства наличного населения,—как это было отмечено уже Марксом, — составляет всегда предпосылку всего производства, следовательно, главное накопление богатства...» 1 2. Эти истины, приложимые всегда и повсюду, особенно пришлись ко двору пока, однако, лишь в социалистическом хозяйстве. Вот почему, расширяя понятие «хозяйство», советские планы включают растущие задания не только в области материальной хозяйственной базы, но и по воспроизводству рабочей силы, обеспечивая как здоровый количественный рост, так и качественный, культурный подъем всего населения вообще и его рабочих кадров в особенности.
Расширенное воспроизводство рабочей силы обеспечивается в основном уже предусмотренным в народнохозяйственном плане ростом производства средств существования. Но эта материальная база количественного роста рабочих кадров не обеспечивает еще их качественного, культурного подъема. Этой последней цели в советских планах служит специальный раздел, посвященный социально-культурному строительству в стране. В этом разделе предусматривается целая система заданий, необходимых для непрерывного расширения культурно1 В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 334.
2 К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, 1936, стр. 229.
98


бытового обслуживания трудящихся масс как в домашнем их быту, так и вне дома — в яслях и детсадах, в школах и на заводах, в общественных столовых и мраченных, в клубах и библиотеках, на стадионах и спортплощадках, в кино и театрах, в здравницах и на курортах — одним словом, повсюду в процессе повседневного труда и культурного отдыха.
Нужно сказать, что масштабы социально-культурных мероприятий, включая сюда все затраты по народному просвещению, здравоохранению и социальному обеспечению трудящихся, растут в советском плановом хозяйстве, как нигде в мире. Накануне первой пятилетки, в 1927/28 г., они составляли всего 1727 млн. руб., но уже в 1932 г. достигли 9,5 млрд, руб., в 1937 г. поднялись до 30,8 млрд., а на 1942 г.,* по плану третьей пятилетки, были запланированы в сумме 53 млрд. руб. Такой рост — раз в 30 всего за 15 лет — значительно обгоняет даже советские темпы роста народного дохода. И это понятно. Всю огромную сеть обслуживающих население культурных учреждений в СССР приходится расширять в темпах, намного обгоняющих рост рабочих кадров и создаваемых ими материальных благ уже потому, что культурные потребности этих кадров возрастают быстрее всех остальных.
В каждой пятилетке в области культуры ставились и осуществлялись Крупнейшие задачи. Уже в первой пятилетке в основном была завершена ликвидация неграмотности в стране и установлено законом всеобщее обязательное обучение детей от 8 до 11 лет в пределах четырехлетней начальной школы. Вторая пятилетка вводит уже обязательное обучение в пределах семилетней школы во всех городах и строит соответствующую школьную сеть в деревне. Третья пятилетка намечала осуществление всеобщего среднего обучения в пределах полной десятилетней школы в городах и завершение всеобщего семилетнего обучения в деревне и во всех национальных республиках. А чтобы понять, какие трудности пришлось преодолеть на этом пути, достаточно сказать, что обучение во всех этих республиках осуществляется на родном языке, для чего пришлось для многих из них за отсутствием всякой письменности создавать специально приспособленные для них алфавиты, строить заново грамматику, синтаксис и правописание на этих языках, переводить на эти языки все учебники и воспитывать национальные кадры учителей для начальных и средних школ в масштабах, достаточных для всеобщего обучения населения этих республик. Но этим дело не ограничивается. Наряду с сетью общеобразовательных школ в СССР все ширится сеть производственно-технической учебы от ремесленных училищ и школ фабрично-заводского ученичества до техникумов и высших технических учебных заведений. Высшее специальное образование получают сотни тысяч рабочей молодежи также в стенах университетов, экономических, педагогических, меди7*
99


цинских и других вузов, а затем в аспирантуре широкой сети учебных и научно-исследовательских институтов страны.
С каждым годом увеличивается число рабочих с законченным средним образованием, которые затем получают высшее образование заочно, без отрыва от производства. Нередко по местной инициативе создаются для рабочих при крупнейших заводах специальные технические вузы. Для наиболее одаренных рабочих, зарекомендовавших себя высокой производительностью труда была создана специальная промышленная академия в Москве, где они, и не кончив средней школы, имели возможность получить высшее образование. Растут молодые научные кадры в Академии наук СССР и во всех ее периферийных филиалах и базах, а с ростом национальных научных кадров возникают и новые, республиканские академии наук. Даже в труднейшие годы войны, помимо ранее возникших академий наук Украинской, Белорусской и Грузинской, созданы новые — в Армении, Узбекистане, Азербайджане и Казахстане1. Недаром же основной установкой третьей пятилетки в области культуры было «проведение широкого круга мероприятий для серьезного продвижения вперед в осуществлении исторической задачи — поднятия культурно-технического уровня рабочего класса СССР до уровня работников инженерно-технического труда»1  2.
Достижение рабочей массой такого уровня производственно-технической культуры, при которой любой рабочий сможет в случае нужды заменить у пульта управления своего инженера, а инженер сумеет показать образцовую работу за любым рабочим станком в своем цехе, — это еще далеко не решенная задача. Но она уже четко поставлена на очередь в советском планировании. В рабочей демократии нетерпимы никакие резкие грании водоразделы между умственным и физическим трудом. И они все более стираются здесь с каждым годом и днем.
Высокая культура впитывается советскими рабочими кадрами, конечно, не только в процессе школьной их подготовки. Ее повышает вся обстановка труда и быта. На заводе рабочего окружают все более сложные машины и все более точные измерительные приборы, предъявляющие к нему новые требования. В товарищеском общении — на производственных совещаниях, в рабочих клубах, в повседневной печати, через радиорупор и на кинопленках — перед ним возникает целый ряд новых проблем, расширяющих его производственный и общественный кругозор и повышающих его общественную активность. Наконец, и в собственной его семье складываются новые, все более культурные взаимоотношения между старшим и младшим поколением, между мужской и женской ее половинами. 1 Ныне академии наук имеются в 14 союзных советских республиках.
2 «Третий пятилетний план развития народного хозяйства СССР. Тезисы», Госполитиздат. 1939, стр. 29.
100


Громадное плановое строительство в СССР фабрик-кухонь, общественных столовых, прачечных, а также детских яслей, садов и площадок в городах и селах, не разрушая семейных уз, все более раскрепощает советскую женщину от ее наиболее тягостного домашнего рабства. Это раскрепощение позволило уже,ей в равных с мужчиной труде и учебе подтвердить признанное за ней законом равноправие и на всех других поприщах, вплоть до почетного права наравне с мужчиной — снайпером, танкистом или летчиком — с оружием в руках защищать свою Родину. Но еще большим почетом и защитой закона окружена в Советской стране женщина-мать и воспитательница детей. Советское законодательство об охране детства и материнства, как известно, не имеет себе равных в мировой практике. А матери, вырастившие пять детей и более, награждаются орденами и почетными званиями «Материнская слава» и «Мать-героиня».
Возможности прямого «планирования в области духовной культуры и семейного быта невелики. Но и методами косвенного воздействия через материальный базис этого быта, как показывает советский опыт, можно достигнуть немалых результатов. Во всяком случае, освященные патриархальной традицией в домашнем быту старой России заветы: «Жена да убоится мужа», или: «Казни сына своего от юности», или: «Не- ослабевай, бия младенца» — совершенно забыты в новой стране труда. А на их месте пробиваются повсюду ростки новой, истинно человечной культуры. Их можно наблюдать здесь на каждом шагу — не только в основных законах страны и плановых мероприятиях Советского правительства, но и в семейных нравах рабочих, на улице и в трамваях, где матери и ребенку всегда уготовано лучшее место, в советском фольклоре и в новых песнях. В обращении друг к другу даже совсем незнакомых советских граждан чаще всего звучат только приветливые, дружелюбные слова.
В странах, где до сих пор еще сохраняются принцы и нищие, лорды и лакеи, капиталисты и пролетарии, подобные взаимоотношения между ними, конечно, немыслимы. Но в советской демократии, где сам президент республики — бывший землероб или слесарь и где глава правительства обращается к любому из своих сограждан — рабочему, крестьянину или солдату—с тем же душевным словом «товарищ», с которым и они адресуются к нему повседневно, — ив этом внешнем проявлении общего содружества отражается глубокое внутреннее единство всего народа. А вместе с тем в нем заложено и многообещающее начало новой растущей и жизнерадостной культуры. Недаром же в советских песнях все более уверенно звучат такие новые нотки:
Молодым везде у нас дорога, Стаоикам везде у нас печет...
101


Ростки этой новой культуры, которая идет на смену старых устоев, утверждавших как незыблемый всеобщий закон гражданского общежития правило «человек человеку — волк»/уже и сами по себе представляют ценнейшее благо. Но не следует преуменьшать и хозяйственное значение всех достижений советской культуры. В самом деле. Уже в 1924 г. в связи с-проектом десятилетнего плана развития школьной сети Советского Союза в Госплане были произведены подсчеты хозяйственной эффективности этого планового мероприятия. При этом на основе статистических данных удалось установить, что начальная школа-четырехлетка повышает эффективность и оплату труда советских рабочих и служащих по сравнению с неграмотными работниками равного возраста и стажа на 43%, средняя школа на 108 и высшая — даже на 300%, т. е. раза в четыре. А поскольку такое повышение эффективности приносит с собой не только лишний заработок рабочему, ню и дополнительный продукт общественному хозяйству, то оказалось, что все капитальные затраты государства по развитию намеченной школьной сети окупятся полностью еще в процессе ее строительства, а общий народнохозяйственный эффект плана превысит связанные с ним затраты в течение двух-трех десятилетий более чем в сорок раз.
Немалый хозяйственный эффект приносят и затраты, связанные с ростом плановых заданий по здравоохранению граждан. Резко снижая смертность и заболеваемость среди населения, эти затраты повышают общую продолжительность трудоспособной жизни рабочих СССР, сокращают вместе с тем вынужденные перерывы в труде по болезни и тем самым расширяют производительные силы страны в неизмеримо большей доле, чем та, которая расходуется на нужды здравоохранения.
Не меньшее хозяйственное значение, помимо всякого иного, имеет и планомерное освобождение в СССР миллионов женщин от крайне малопродуктивного домашнего труда. Известно, что механизированное общественное производство пищи на фабриках-кухнях и выпечка хлеба на хлебозаводах требуют в 7—20 раз меньше труда, чем в индивидуальном домашнем хозяйстве; механическая прачечная — раз в 5 меньше, чем ручная; уход за детьми в дошкольных учреждениях — в 2—3 раза меньше труда, чем дома. Легко понять, какую экономию общественного труда обеспечивают мероприятия по обобществлению всех этих видов индивидуального труда женщин. К началу первой пятилетки, на 1 октября 1928 г., вся продукция общественных столовых Советского Союза не превышала еще 2,3 млн. блюд, или 1 млн. обедов в день. Но уже к концу ее, по плану Нарпита, она должна была возрасти до 49 млн. блюд, т. е. более чем в 20 раз, обслуживая до 70% всего городского населения. Одно лишь это мероприятие должно было сберечь в бюджете времени домашних хозяек не менее девяти 102


миллиардов часов труда в год. Немалую долю из этого освобожденного труда советская женщина уделила своему культурному росту. Достаточно сказать, что по выборочным обследованиям бюджета времени трудящихся масс за 1923—1959 гг. установлено, что советские женщины только на учебу и самообразование, даже в деревне, смогли уделить уже в 1934 г. в среднем до 260, а в 1959 г. — свыше 350 часов в год, повысив этот расход в десятки раз с 1923 г.1. Но еще большая доля экономии на домашнем труде была использована женщинами в производственном процессе — на вновь возникающих фабриках и заводах. И этот их новый труд становился тем более производительным, чем более высоким уровнем культуры они овладевали, так как высшая культура в СССР прежде всего сказывается в высшем искусстве на производстве.
В широкой программе социально-экономических мероприятий по расширенному воспроизводству рабочей силы в СССР предусматривается и много других прямых и косвенных воздействий на этот процесс в желательном направлении. Советских женщин никто, конечно, не принуждает освобождаться от излишней возни у себя на кухне и отводить своих детишек в ясли и детские сады. Но удобства, связанные с такой возможностью для трудящихся, так велики, что их не приходится кому-либо навязывать. Так же трудно было бы советской молодежи отказаться от участия в спортивных тренировках и состязаниях, повышающих ее силу и ловкость, или больным пренебречь предлагаемой им бесплатной лечебной помощью, или роженицам не воспользоваться предоставленным им по закону длительным отпуском до и после родов с сохранением заработка, или многодетным матерям отвергнуть отпускаемые им все возрастающие пособия на каждого нового ребенка. Эффективность такого рода воздействий на процессы воспроизводства населения также свидетельствует о больших преимуществах социалистической системы хозяйства и в этой важнейшей области.
* * *
Возвращаясь к методологии планирования, нужно сказать, что в завершение компоновки производственной, строительной и социально-экономической программ перспективного плана они еще подлежат взаимной балансовой увязке в масштабах всего народного хозяйства, взятого в целом. Этой цели служит прежде всего баланс производства и распределения народного дохода страны и ряд дополнительных к нему синтетических балансовых построений. Баланс народного дохода, показывая все источники его поступления и относительное значение каждого из них в отдельности в приходной своей части, а также со1 «СССР —страна социализма», 1936, стр. 65.
103


отношение между потребляемой и накопляемой его частями — в расходной, служит прежде всего поверкой обеспеченности расходных его статей приходными. Вместе с тем им же проверяется реальность плановых заданий в области намеченного подъема уровня жизни трудящихся и заданных планом темпов расширенного воспроизводства основных фондов страны, а также их соответствия целевым установкам плана.
Естественным дополнением баланса народного дохода является баланс подготовки и распределения рабочей силы в отраслевом и районном расчленении. Еще большее оперативное значение представляет та финансовая расшифровка баланса народного дохода, которая содержится в общесоюзном бюджете государственных доходов и расходов, а также в планах кредитных и валютных операций и в некоторых других. Все эти финансовые планы в своей совокупности представляют собой связную систему балансов, призванную обеспечить нормальное финансирование всех народнохозяйственных и социально-культурных мероприятий, включая сюда и все требования торгового и расчетного балансов по взаимоотношениям с заграницей.
Применение балансовых построений в методологии советского планирования с каждым годом все расширяется и углубляется. В плановой теории давно уже намечена задача построения и всего народнохозяйственного плана в форме единого, увязанного во всех своих элементах народнохозяйственного баланса. И хотя эту сложную задачу нельзя еще считать разрешенной, но вся методология планирования практически развивается в этом направлении.
5. 	Послевоенные пятилетки
Вторжение гитлеровских полчищ в СССР летом 1941 г. поставило перед нашим планированием новые труднейшие задачи. Подчиняясь законам войны, пришлось сверхсрочно перестроить все производственные пропорции на военный лад за счет сокращения мирного производства. И если к концу войны, в 1944 г., общая продукция всей промышленности, несмотря на вызванный войной огромный ущерб в материальных и трудовых ресурсах, даже превысила на 4% уровень довоенного 1940 г., а продукция первого подразделения с включением военной достигла 136% довоенного уровня, то продукция средств потребления упала до 54% нормы 1940 г., т. е. почти вдвое. Это означало резкое снижение уровня жизни, нормирование питания, снижение производительности во многих отраслях труда, несмотря на удлинение рабочего дня за счет сверхурочных работ, и много других бедствий, неразлучных с войной. А после войны новая перестройка всех производственных пропорций с военных на мирные рельсы требовала новых потерь 104


времени «и задержек в темпах хозяйственного развития. Однако плановая система хозяйства СССР, обнаружив непревзойденные еще маневренные возможности, преодолела все эти трудности. И выдержав в соревновании с капиталистической экономикой в труднейших условиях мировой войны строжайшую проверку всеми видами оружия, она выявила все свои преимущества и в этом беспримерном историческом испытании.
а) Четвертая пятилетка
Победоносное завершение войны с фашистскими захватчиками позволило советским народам вернуться снова на избранный ими путь мирного творческого труда. Величественная программа этого творческого мирного труда на первое после войны пятилетие опубликована в утвержденном Верховным Советом Союза «Законе о пятилетием плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на 1946—1950 гг.». Пользуясь огромными преимуществами бескризисного развития в условиях плановой системы хозяйства, Советский Союз еще до вторжения гитлеровских орд в июне 1941 г. достиг высокого уровня производительных сил. В то время как царская Россия была одной из наиболее отсталых в индустриальном отношении великих держав мира, СССР в результате успешного выполнения только первых двух плановых пятилеток, т. е. всего за одно десятилетие, смог не только догнать, но и опередить в этом отношении первоклассные державы Европы, не исключая Германии. Число рабочих и служащих при этом выросло в 1937 г. всего в два с небольшим раза, народный доход — раза в четыре, промышленная продукция в неизменных ценах—раз в пять, а продукция машиностроения в том числе—раз в двенадцать! Таких темпов индустриализации не знала еще мировая история. Нормальное течение третьей пятилетки (1938—1942 гг.) было прервано военными невзгодами. Но еще до начала войны, за три с половиной года этой пятилетки, была выполнена значительная строительная программа. И ценою 130 млрд. руб. новых капитальных затрат было введено в действие еще около 3 тыс. новых фабрик, заводов, шахт, электростанций и других предприятий.
Продукция всей советской промышленности за эти годьц когда вокруг уже кипела война, поднялась в различных отраслях труда еще на 40—50%, а в области машиностроения — даже на 75%. Вероломный Гитлер, предложив СССР в 1939 г. договор о ненападении, рассчитывал использовать таким образом исключительное миролюбие Союза Советских Социалистических Республик, чтобы, справившись с другими своими противниками, затем разбить и его—предательски, в одиночку. Нона этот раз он сильно просчитался. Продленная этим договором 105


мирная передышка была использована советским народом для дальнейшего усиления индустриальной мощи страны и укрепления ее обороноспособности, что не могло не сказаться на всем ходе и исходе затеянной Гитлером войны. Ни внезапность нападения, ни временное превосходство в боевом вооружении гитлеровцев не могли изменить неотвратимого исхода. Правда, война стоила и нам огромных жертв. Как только, однако, советская мирная индустрия перестроилась на военный лад и стала ежегодно давать фронту свыше 30 тыс. танков, самоходных орудий и бронемашин и до 40 тыс. самолетов, сотни тысяч орудий, минометов и огнеметов, миллионы винтовок, автоматов и пулеметов и миллиарды снарядов и патронов, то оказалось, что этих потоков огня и металла вполне достаточно, чтобы угасить даже самые неумеренные притязания гитлеровских агрессоров на чужие жизненные пространства.
Задания четвертой пятилетки на 1950 г. не превышали 48% прироста по объему продукции и 36% по производительности труда по сравнению с довоенным уровнем 1940 г. И если забыть о военном ущербе от гитлеровского вторжения, то такие задания могут показаться довольно умеренными. Тем более, что ведь и за годы войны наше плановое хозяйство за линией фронта росло, а не падало. Известно, например, что за четыре года войны промышленная продукция Сибири выросла в 2,8 раза, в Поволжье — в 3,4 раза, а на Урале — даже в 3,6 раза. Но это, к сожалению, был однобокий рост, наряду с которым все временно оккупированные врагом области Советского Союза с немецкой педантичностью и бесчеловечной жестокостью ■обращались врагом в «зоны пустыни».
Кровавые орды гитлеровских разрушителей не раз уже сравнивали с дикими ордами гуннов Атиллы и прочих варваров и вандалов далекого (прошлого. Но, по правде говоря, всех этих варваров можно было бы признать слепыми щенками и невинными младенцами по сравнению с новейшими их продолжателями гитлеровской школы. Разрушение — дело не хитрое. Но разве варвары умели разрушать по-настоящему? Гитлеровцы делали свое черное дело с гораздо большим смаком и высшей техникой разрушения. Не их вина, что, спешно спасаясь от преследовавшей их по пятам Советской Армии, не все оккупированные советские города и села они успели обратить в зону пустыни. Но все же они, к сожалению, многое «успели» сделать для этого.
Они полностью или частично разрушили и сожгли 1710 советских городов и более 70 тыс. сел и деревень, сожгли и разрушили в них свыше 6 млн. зданий и оставили без крова до 25 млн. населения. Они разрушили 31 850 промышленных предприятий, на которых было занято около 4 млн. рабочих 65 тыс. км железнодорожной колеи, 40 тыс. больниц, 84 тыс. учебных заведений, 43 тыс. библиотек, зарезали и угнали мно106


гие десятки миллионов голов скота и причинили лишь в пределах одного только государственного хозяйства СССР ущерб на 278 млрд. руб. Правда, значительная доля этого военного ущерба была погашена еще .в годы войны, а кое-что возмещено за счет тех репараций, какие были получены нами деньгами или натурой от виновников этого ущерба. Но все же из 250 млрд. руб. капитальных вложений, намеченных на пятилетку 1946—1950 гг., львиную долю предстояло обратить на задачи восстановления разрушений и залечивание ран, причиненных врагом за годы войны. И только с трезвым учетом всех этих тяжелых потерь и зияющих ран можно себе представить всю грандиозность задач, поставленных перед трудящимися СССР четвертой пятилеткой.
Но задания четвертой пятилетки не ограничивались сказанным. Наряду с задачей залечить все нанесенные войной тяжелые раны и расширить объем продукции, а вместе с тем обеспечить систематическое повышение жизненного уровня народа и общий культурный подъем в ней попутно были заверстаны и огромные задачи коренной реконструкции и обновления всех восстанавливаемых средств и методов производства. Именно в связи с этим — для модернизации старой и внедрения новой техники — закон о четвертом пятилетием плане при среднем приросте всей индустриальной продукции всего на 48% требовал повысить выработку электроэнергии на 70%, выпуск оборудования— в два раза по сравнению с довоенным, в том числе выпуск электрооборудования — в два с половиной раза, а производство наиболее точных и эффективных оптико-механических и электроизмерительных приборов—даже в семь раз. Строительство в таких масштабах предполагает прежде всего соответствующие масштабы научного творчества. Вот почему Коммунистическая партия поставила перед советскими учеными нешуточную задачу — не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами СССР. И она уже совсем неплохо решается на наших глазах. О том, что может дать наука, лучше всего видно из перспектив той поистине великой технической революции, которую сулит нам предстоящее хозяйственное использование атомной энергии, в миллионы раз более эффективной, чем все другие известные нам доныне виды энергии. Нужно лишь озаботиться, чтобы она служила творческим, а не разрушительным задачам.
О выполнении плана четвертой пятилетки по важнейшим его показателям можно привести следующие данные' (см. табл. 1).
Пятилетний план по объему всей промышленной продукции был выполнен досрочно, за 4 года и 3 месяца, а к концу 1950 г. он был уже перевыполнен на 17%. По отдельным годам продукция промышленности росла при этом такими темпами (табл. 2).
107


Таблица I
Выполнение плана четвертой пятилетки1
Показатели плана
Итоги
1940 г.
Итоги 1950 г.
план
выполнение
Народный доход в ценах
1926/27 г.
млрд, руб
128,3
177
210
%
100
138
164
Число рабочих и служащих в СССР на конец года
млн
31,5
33,5
39,3
%
100
106
126
Продукция промышленности (в
ценах 1926/27 гг.)
млод. руб
138,5
205
24.0
%
100
148
173
Грузооборот железных дорог млрд, т/км
415
532
602,3
%
100
128
146
Производительность труда в промышленности, % . . . .
100
136
137
Выработка электроэнергии
млрд, квт-ч . . ... .
48,3
82
91,2
%
100
170
189
1 .Об итогах выполнения четвертого пятилетнего плана СССР', стр.
3—13; .Народное хозяйство СССР*. Госстатиздат, 1956, стр. 71, 189.
Если исключить годы войны, то, собственно, за 5 лет четвертой пятилетки продукция средств производства (гр. «А») выросла на 83%, продукция предметов потребления (гр. «Б») — на 108, а общий их итог — на 88%. Скачок тем более поучительный, что за те же годы удалось восстановить весь военный ущерб в средствах труда. При этом на восстановление промышленности после Отечественной войны, несмотря на гораздо более тяжкие раны, «потребовалось даже в наиболее отстававших ее отраслях не более трех лет, т. е. вдвое меньше по сравнению с восстановительным периодом после первой мировой войны. И это уже само по себе свидетельствует о росте организованности и маневренности планового хозяйства СССР за пройденный этап его развития.
б) Пятая пятилетка
Успешное выполнение четвертого пятилетнего плана позволило Госплану, по директивам Коммунистической партии, еще более уверенно задать высокие темпы развития народного
108


Таблица 21
Отчетный год
Продукция по группам
>А"
«Б“
„А" + „Б“
1940
100
100
100
1944
136
54
1С4
1945
112
59
92
1946
82
67
77
1947
101
82
93
1948
130
99
118
1949
163
107
141
1950
205
123
173
1 „Народное хозяйство СССР", Госстатиздат, 1956, стр. 47.
хозяйства СССР на 1951—1955 гг. А миллионы трудящихся СССР, поднятые по призыву партии на выполнение этих заданий, и на этот раз, как неоднократно и раньше, сумели не только выполнить, но и перевыполнить весьма напряженный план пятой пятилетки. По объему промышленной продукции этот план, как и предшествующий, был выполнен досрочно, за 4 года и 4 месяца, с перевыполнением к концу 1955 г. на 9%, чем был обеспечен новый мощный подъем всего народного хозяйства. По важнейшим показателям этот подъем выражается в таких итогах (табл. 3).
Основной установкой Коммунистической партии и в этой пятилетке, как и раньше, была постоянная забота о преимущественном росте тяжелой промышленности — основы развития зсех отраслей социалистической экономики, укрепления обороноспособности нашей Родины, улучшения благосостояния народа. Такова генеральная линия Коммунистической партии, отвечающая жизненным интересам народа. Без опережения в росте средств производства по сравнению с темпами роста предметов потребления немыслим технический прогресс и такие темпы роста производительности труда, какие, необходимы нам в соревновании с капитализмом для решения нашей основной задачи в этом соревновании. Без такого опережения вообще нельзя себе мыслить расширенное воспроизводство и те масштабы изобилия средств существования, какие требуются для построения коммунизма.
Видимое нарушение этого принципа можно было бы усмотреть лишь за годы четвертой пятилетки, когда с 1945 по 1950 г. группа «А» как будто отстала в своем росте от группы «Б». Но эта видимость объясняется несравнимым составом продук-
109


Выполнение пятой пятилетки1
Таблица 5
Показатели плана
Итоги
I960 г.
Итоги 1955 г.
план
выполнение
Народный доход (в неизменных ценах), %
100
160
168
Число рабочих и служащих в СССР на конец года
млн
39,8
45,6
47,9
%
100
115
120
Их реальная заработная плата, % ...
100
135
139
Продукция промышленности (в неизменных
ценах), %
100
170
185
В том числе:
по группе «А», %
100
180
191
по группе «Б», %
100
165
176
Выработка электроэнергии
млрд, квт-ч ... .
91
164
170
%
100
180
187
Грузооборот железных дорог
602,3
млрд, т/км
до 845
970,9
%
100
140
161
Производительность труда:
в промышленности, %
100
150
144
в строительстве, %
100
155
145
в сельском хозяйстве, %
100
140
137
1 См. .Директивы XIX съезда партии по пятилетнему плану развития СССР на 1951—1955 гг." Господитиздат, 1952; Н. С. Хрущев, Отчетный доклад ЦК КПСС XX съезду партии. Госполитиздат, 1955; ,06 итогах выполнения пятого пятилетнего плана развития СССР на 1951—1955 годы*, Госполитиздат, 1956.
ции группы «А» за указанные годы. Дело в том, что по действующей практике в эту группу условно включаются не только средства производства, но и военная продукция, не имеющая никакого производственного назначения. В мирные годы эта условность не имеет существенного значения. Но при сопоставлении продукции 1945 г., в котором военная продукция составляла огромную долю, с уровнем 1950 г., когда после демобилизации она резко упала, без необходимой поправки на несравнимость этих данных можно впасть в серьезную ошибку. И когда у нас некоторые экономисты не так давно действительно впали в такую ошибку, утверждая возможность и целесообразность на данном этапе уже и отставания в росте средств производства от средств существования в СССР, партии пришлось их серьезно предостеречь и поправить.
Наиболее быстрый темп роста за пятую пятилетку — в 2,2 110


раза—был достигнут в машиностроении. Добыча нефти выросла на 87%, выплавка чугуна — на 74, добыча угля—на 50%. Наибольшее отставание от этих высоких темпов обнаружилось в развитии сельского и в особенности зернового хозяйства. В планировании этих отраслей были допущены несомненные ошибки. В большинстве районов страны имело место даже сокращение посевов зерновых культур. И продукция зерна за первые три года пятилетки, к 1953 г., всего на 1 % превысила сбор 1950 г. Потребовалось энергичное вмешательство партии, выдвинувшей задачу в короткий срок резко увеличить производство зерна и в 2—2 с лишним раза поднять производство продуктов животноводства. За 1954—1955 гг. по призыву Коммунистической партии на освоение новых целинных земель отправились 350 тыс. советских патриотов. Вместе с тем туда же направлено было свыше 200 тыс. тракторов мощностью* в 3 млн. л. с. Только за 2 года по всей стране было освоено 35,5 млн. га целинных и залежных земель. В результате этих усилий продукция зерна уже в 1955 г., несмотря на неблагоприятные климатические условия этого года, поднялась (за 2 года) на 28%, достигнув 129% от уровня 1950 г. Еще значительнее выросла за пятую пятилетку продукция технических культур: сахарной свеклы — на 47%, льна-долгунца — на 49, подсолнечника — на 107%. Заметные достижения благодаря мероприятиям партии по расширению кормовой базы в стране можно отметить, начиная с 1953 г., и в области животноводства: поголовье коров за последние 3 года пятилетки выросло на 20%, овец — на 32, свиней — на 83%.
Так партия на ходу выправляет просчеты перспективного планирования.
Совершенно новую область планирования открывает собой образование после второй мировой войны ряда новых братских социалистических государств вокруг СССР. Считаясь не только с плановым опытом СССР, но и со всеми особенностями собственного развития, каждое из них продвигается к общей цели самостоятельными путями. Но возможности взаимной сильной поддержки на этих путях создают им всем гораздо более благоприятные условия роста, чем те, в которых начинал свою историю СССР, находясь во враждебном капиталистическом окружении. В некоторых странах капитализма, претендующих на мировое господство, и теперь еще раздуваются весьма враждебные настроения против стран социализма. Не рискуя играть с огнем —прямой военной агрессией против этих стран, они объявляют им «холодную войну» пытаясь создать вокруг этих стран кольцо экономической блокады. Но тщетность этих попыток с каждым годом становится все очевиднее. Они заставили лишь еще теснее сплотиться и без того дружественные страны социалистического лагеря и, сознательно планируя международное, в пределах этого лагеря, разде111


ление труда, наладить и свой особый мировой рынок, растущий в меру общей потребности в эквивалентном товарообмене всех стран этого миролюбивого лагеря. И мы можем уже ныне отметить немалые успехи и на этом новом, расширенном фронте социалистического планирования.
Как известно, промышленная продукция СССР возросла к 1959 г. в неизменных ценах, несмотря на потери военных лет, до 480 с/о от довоенного уровня 1940 г. В других странах социалистического лагеря промышленная продукция превзошла в 1959 г. свой довоенный уровень: в Чехословакии — в 3,6 раза, в Германской Демократической Республике — в 3 раза, в Румынии —в 4,3, в Венгрии —в 4,7, в Польше —в 6,7, в Болгарии — в 10,8, в Албании — в 22,5 раза. В великом народном Китае, позже других отвоевавшем себе свободу, объем промышленной продукции превзошел уровень 1949 г. в 13 раз. Как видим, в этом лагере чем ниже начальный уровень, тем выше темпы новой, социалистической индустриализации, подтягивающей наиболее отставшие страны к передовым. Все эти достижения потребовали у нас в СССР не свыше 7—8 лет (после восстановления хозяйства в связи с причиненным войной ущербом), а в других странах и того меньше, хотя они и имели место уже в годы самой решительной торговой дискриминации и прямых запретов торговли со стороны воинствующего капиталистического Запада. И все же это не помешало бурному подъему социалистической индустрии Востока.
Никакого кризиса сбыта или затоваривания здесь не произошло. Наоборот, несмотря на высокие темпы производства, у нас еще по многим товарам благодаря соответствующему росту заработной платы чувствуется отставание их предложения от растущего спроса на внутреннем рынке, а запланированные избытки продукции на экспорт находят себе заранее обеспеченный торговыми договорами сбыт в других странах социализма. Кстати сказать, товарообмен СССР с этими странами вырос за одну лишь пятую пятилетку с 10,6 млрд, до 19,5 млрд. руб. в год, или на 84%. К социалистическому рынку прибегают все чаще и другие миролюбивые народы, в особенности народы тех стран, которые, испытав уже в прошлом все прелести колониализма, всеми силами стремятся к экономической независимости от своих бывших метрополий. Таким образом, внешний рынок для этих метрополий все суживается. И, несмотря на огромные производственные возможности, темпы их индустриального роста раза в три ниже наших. Да и то, отгородившись от быстро растущих внешних рынков Востока, во все более тесном кольце ими самими созданной самоблока- ды, капиталистические страны вынуждены расширять свои рынки столь искусственными мерами, как бесперспективная гонка вооружений за счет налогоплательщиков, что при замороженном или даже падающем уровне заработной платы в 112


этих странах угрожает неизбежным сужением их внутренних рынков с перспективой грозно надвигающегося кризиса.
Теперь и на Западе много думают о планировании. Но каждый планирует по-своему. И самые хитроумные мудрецы Запада в гонке вооружений во имя политики «с позиции силы» усматривают как раз лучшее патентованное средство против кризиса. Но это — наивнейшее заблуждение. Пытаясь отодвинуть от себя кризис, они лишь увеличивают его глубину и разрушительность. К тому же такая политика чревата и другими опасностями.
Балансируя «на гранях войны и мира», как на канате, легко и самому нежданно-негаданно свалиться в ту страшную яму, которую столь легкомысленно роешь своим соседям. Мы против такой опасной эквилибристики в политике. Разумная политика не строится на столь авантюристически зыбком фундаменте.
6. 	Итоги и перспективы
Подводя общие итоги планирования в СССР в его экономическом соревновании со странами капитализма, прежде всего следует отметить обеспеченное нашими планами превосходство в темпах роста производительности индустриального труда и объемов его продукции. Царская Россия в индустриальном развитии, как известно, очень резко отставала от наиболее передовых стран капитализма на Западе.
К началу первой пятилетки отставание СССР от США по объему продукции не уменьшилось, ибо в СССР этот объем в результате войны и блокады поднялся к 1929 г. только на 90% от довоенного уровня, а в США — на 95%!. Но уже за первую пятилетку (1929—1932 гг.) объем всей промышленности в СССР возрос в 2 раза, за вторую (1933—1937 гг.)—еще в 2,2 раза, и этим скачком СССР сразу прочно занял первое место в Европе, отставая лишь от США. А в дальнейшем соревновании в темпах роста продукции с капиталистическим Западом можно установить такие показатели этого роста (табл. 4).
Как видим, по темпам роста продукции в неизменных ценах наша страна социализма шагала за эти годы почти в 11 раз быстрее капиталистического мира. При таких темпах отставание нашей страны от США является заведомо исчезающей величиной.
Представляя собой многонациональную державу, СССР осуществлял такую национальную политику, благодаря которой наиболее быстрый подъем индустриализации обеспечивался как раз наиболее угнетенным и обездоленным при царизме
1 «Statistical Abstract of the United States», 1954, Washington, p. 810-
8 С. Г. Струмилин
113


Таблица 4
Объем промышленной продукции (в %)
Страны
Годы
1929
1937
1946
1950
1955
1959
СССР
100
371
412
932
1724
2600
Капиталистический мир . . .
100
104
Г-7
155
207
240
в том числе:
США
100
103
155
195
252
274
Франция
100
82
(3
97
131
168
Англия
100
124
117'
151
179
193
Италия
100
99
72
124
194
254
ФРГ
ко
122
37
121
216
272
Япония
100
169
51
115
247
439
национальным меньшинствам. Так, например, если в целом по Союзу ССР продукция крупной промышленности с 1913 по 1940 г., т. е. еще до Великой Отечественной войны, поднялась почти в 12 раз, то по Казахской ССР за те же годы она выросла в 19,5, в Армянской —в 22,6, в Грузинской — в 26,9, в Киргизской—гв 153, а в Таджикской даже в 324 раза! Не приходится в связи с этим удивляться, что в годы Отечественной войны и в тылу и на фронте нашей многонациональной державой было достигнуто еще нигде не виданное морально-политическое единство — этот вернейший залог заслуженной победы.
Такое сплочение всех трудящихся СССР поддерживается на всех этапах его роста и тем отношением к труду, которое выражается здесь не только в прославлении его доблести и геройства, но и в весьма реальном подъеме уровня жизни трудящихся в меру роста производительности их труда. Трудящиеся СССР уже свыше 30 лет не знают бедствий вынужденной безработицы, и реальный уровень их жизни, несмотря на войну, поднялся с 1940 г. снова более чем в 2 раза. В связи с этим все трудящиеся города и деревни в СССР кровно заинтересованы в техническом прогрессе и росте производительности труда, так как именно это является залогом дальнейшего повышения их жизненного уровня и неуклонного подъема материального благосостояния и культуры.
Очень любопытно, что именно эта забота в СССР о благосостоянии трудящихся, которой так недостает в странах господствующей буржуазии, представляется особенно «опасной» ее идеологам. В 1954 г. на заседании Верховного Совета СССР Н. С. Хрущев, между прочим, привел такое ценное признание американской газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» от 11 апреля того же года: «Пока мы продолжаем убаюкивать себя из114


битыми легендами об «отсталых русских», гигантская советская держава упрочивает свое экономическое могущество гораздо быстрее, чем это делает Западная Европа... Упор перенесен на потребительские товары. Хотите верьте, хотите нет, но это, вероятно, самое опасное событие во второй половине XX века. (Смех в зале). Печальный и неопровержимый факт (добавим: печальный для империалистов) заключается в том, что после войны в Советском Союзе наблюдается колоссальный промышленный и технический прогресс: колоссальный по русским стандартам и громадный даже по нашим»1.
В СССР, действительно, уже с 1954 г. начинается крутой подъем сельского хозяйства. А в директивах XX съезда партии на 1956—1960 гг. при повышении индустриальной продукции за 5 лет на 65% рост продукции сельского хозяйства по шестой плановой пятилетке был запланирован даже на 70%, с увеличением валовых сборов зерна до 180 млн. т, или 11 млрд, пудов, картофеля — до 185% нормы 1955 г., молока — до 195, мяса — до 200, яиц — до 254%. Это все, конечно, «потребительские товары». И если на Западе продолжается гонка вооружений, а производство продовольственных продуктов в капиталистическом мире, по известному рецепту «пушки вместо масла», не растет, а даже сокращается в расчете на душу населения, и в 1948—1951 гг. не превышало 98% уровня 1934— 1938 гг.*  2, то привлекательность такой политики для рабочих этого мира становится более чем сомнительной. Весьма вероятно, что гораздо более привлекательными покажутся им планы Союза Советских Социалистических Республик, который, отвергнув фатальную неизбежность войн, уже не на словах, а на деле дважды сократил свою армию на 1840 тыс., а затем еще на 1200 тыс. бойцов, решив уже к 1965 г. вместо пушек увеличить на 85% продукцию масла, предлагает всему миру вместо «холодной войны» соревнование в мирном производстве материальных благ и культурном строительстве.
Какую же опасность может представить такая политика миролюбивым народам? Или вся «опасность» заключается лишь в том, что поджигателям войны все труднее становится запугивать своих сограждан мнимой агрессивностью социалистического лагеря и повышать этим методом через военные бюджеты сверхприбыли фабрикантов смерти?
К счастью, фабриканты оружия не составляют квинтэссенции, основы современного общества. Бремя вооружений, взваленное ими на плечи народов, становится все тягостнее. Проблема рынков для продукции мирного производства становится все острее. И энергичная инициатива СССР в борьбе за мир • 1 «Правда» за 27 апреля 1954 г.
2 Е. Варга, Об экономике послевоенного капитализма, журнал «Коммунист» № 4, 1956, стр. 17.
8*
115


стала одним из самых крупных факторов, оказывающих решающее воздействие на ход международных событий.
Развязывая эту инициативу в своих планах экономического соревнования с капиталистическим Западом, СССР с 1959 г. выступил с новой программой своих задач и перспектив развития. В процессе выполнения планов шестой пятилетки, еще до ее завершения, выяснилась возможность и в связи с новыми задачами — необходимость еще более крупных вложений и достижений уже за ближайшие годы. Коммунистическая партия на ХХ1 съезде поставила перед страной грандиозную задачу развернутого строительства коммунизма в СССР. С этой целью утвержден одобренный во всенародном обсуждении семилетний план развития народного хозяйства на 1959—1965 гг. и разрабатывается генеральная перспектива развития на 15— 20 лет, до 1980 г. Но если в шестой пятилетке капитальные вложения не превышали, включая колхозы, 218 млрд. руб. в год, то в семилетке они составляют уже свыше 330 млрд. руб. в среднем за год. И это позволяет уже к 1965 г. сделать решающий шаг в соревновании с США, приближаясь вплотную к их уровню продукции по важнейшим отраслям индустриального производства. А еще лет через пять, если не раньше, по имеющимся плановым расчетам, окажется возможным перегнать их и по общим масштабам производства из расчета на душу населения1. Впрочем, установки и задания партии в этой области так широко известны, что повторять их здесь во всех деталях нет необходимости.
Перспективы дальнейшего хозяйственного развития СССР в условиях мирного сосуществования соревнующихся экономических систем величественны. Они обусловлены высокими темпами роста производительности труда на базе сплошной электрификации, механизации и автоматизации производства и соответствующими возможностями планомерного развития науки и техники. По дневной выработке рабочего в промыпь ленности СССР намечается в семилетке прирост производительности до 50%, что с учетом сокращения рабочего дня до 6—7 час. даст около 8% ежегодного роста за час, в то время как, например, в США этот рост не превышал за последние годы 1,5—2% в год. Темпы технического прогресса определяются масштабами капитальных вложений в народное хозяйство, а они возрастали в СССР по пятилетним планам такими темпами (табл. 5).
Как видим, вложения за пятую пятилетку уже в 10 с лишним раз превзошли тот их объем, который казался нам такИхМ большим в годы памятной нам исторической первой пятилетки. А в текущей семилетке директивами партии предусмотрены
1 См. Н. С. Хрущев, Доклад на внеочередном XXI съезде КПСС
27 января 1959 г., Госполитиздат, 1959.
116


Таблица 5
Капитальные вложения СССР 1
(в млрд, руб., по ценам 1955 г.)
Пятилетки (годы)
Государственные и кооперативные
Колхозов
Всего
абсолютные
%
А
1
2
3
4
1918 до 1/Х 1928 г.—10,75 года
16,5
0,2
16,7
0,7
I пятилетка (1929—1932 гг.) —
4,25 года
64,9
3,0
67,9
2,9
II пятилетка (1933—1937 гг.) —
5 лет
147,6
9,8
157,4
6,7
III пятилетка (1938 до 1/VI 1941 гг.)—3,5 года . . .
145,3
13,0
158,3
6,7
Годы войны (1941—1945 гг.) —
4,5 года
110,5
14,8
155,3
6,6
IV пятилетка (1946— 1950 гг.) —
5 лет
338,7
31,2
369,9
15,7
V пятилетка (1951—1955 гг.) —
5 лет
654,4
66,7
721,1
30,6
1956—1958 гг
636,3
72,4
708,7
30,1
Всего 1918—1958 гг.—
41 год
2144,2
211,1
2355,3
100,0
План семилетки (1959—
1965 гг.)—7 лет ....
1970
345
2315
98,3
в том числе 1959 г. . . .
268
35
303
12,9
1 «Народное хозяйство СССР в 1959 году", 1960, стр. 543. „Сельское хозяйство СССР-, 1960, стр. 387.
вложения только по государственному сектору на сумму в 1970 млрд, руб., а в общем — свыше 2,3 триллиона руб., т. е. уже в 34 раза больше вложений первой пятилетки. Можно себе представить масштаб великих работ и продвижение технического прогресса, фондируемых такими вложениями!
Теперь, после уже целых шести пройденных пятилеток, и эти новые плановые задания едва ли кому покажутся чрезмерными или несбыточными. Советские люди, наученные горьким опытом гитлеровской агрессии, тем охотнее приветствуют такие задания, что усматривают в их реализации лучшую гарантию от всяких случайностей. Мы очень миролюбивы и не хотели бы, чтобы кто-либо из возможных агрессоров нарушил наш мирный труд. Правда, Гитлера уже нет. Да и мы уже не одиноки в соревновании двух мировых экономических систем. И фатальной неизбежности войны мы не признаем. Но хозяйственный строй, породивший Гитлера, остается. И мы не забываем, что этот строй, в котором крупнейшие предприниматель-
117


ские монополии вечно тянутся ко все новым, еще не завоеванным зарубежным рынкам и чужим жизненным пространствам, «химически» выделяет из себя все новых агрессоров.
Только страны социалистического лагеря, располагая неистощимым внутренним рынком, никому не угрожают ни бросовым экспортом, ни торговой блокадой, ни атомными бомбами в придачу. Не бряцая оружием и последовательно проводя политику взаимовыгодного расширения мировой торговли и культурного сотрудничества всех стран, они в то же время из года в год повышают свои производственные возможности, а вместе с тем и жизненный уровень всех трудящихся. Это кой от чего страхует, хотя никому не вредит, тем более что и за пределами социалистического лагеря никому не возбраняется, вступив с ним в мирное соревнование на этом же поприще, добиваться, если угодно, еще более высоких темпов технического прогресса и роста благосостояния всех своих сограждан.
В конце концов лишь такое соревнование решит вполне убедительно для всех разделяющие ныне наш мир больные вопросы. Оно же решит и большой вопрос о всех возможностях народнохозяйственного планирования там, где оно сталкивается со стихией мирового рынка.


III. 	ЗАКОН СТОИМОСТИ И ПЛАНИРОВАНИЕ
1. 	К постановке вопроса
Философов-идеалистов справедливо упрекали в том, что они до сих пор только пытались объяснять мир, в то время когда дело идет уже о коренной его переделке. Советским экономистам в качестве представителей самой революционной теории нашей эпохи, разумеется, нельзя предъявить подобных обвинений. Но, к сожалению, даже многие из них в наши дни радикальной перестройки общественных отношений, когда все старое трещит по швам и меняет свой облик не по дням, а по часам, не поспевают за темпами этой перестройки. Слишком долго цепляясь подчас за явно устаревшие уже представления, они недостаточно продвигают теорию вперед, а в таких условиях и наиболее передовая теория начинает отставать от опережающей ее революционной практики. Я имею в виду, в частности, ошибочное представление о несовместимости закона стоимости с плановой системой хозяйства, которое очень долго поддерживалось у нас с прочностью предрассудка, задерживая к ущербу практики развитие всей теории политической экономии социализма в СССР.
С тех пор как наши экономисты, творчески преодолев устаревшие позиции в этом вопросе, признали, наконец, что закон стоимости действует в СССР, вся проблема стоимости встала перед нами по-новому. Развивая эти новые исходные позиции, теперь нужно показать, в чем же именно может и должен проявляться закон стоимости в новых условиях социалистического хозяйства, каковы его функции на данном этапе хозяйственного развития, в чем они отличаются от прежних и каковы его судьбы в дальнейшем, на путях к коммунизму. А главное, хотелось бы продумать и продискутировать без излишней казуистики и схоластики все прикладные выводы из признания требований закона стоимости в условиях социализма для усовершенствования нашей плановой практики ценообразования и решения других плановых задач, вытекающих из этого закона. Теория должна опережать практику, направляя ее в надлежащее русло, а не плестись за нею в хвосте. Постараемся же в какой-то мере наверстать упущенное.
119


2. 	Категория стоимости
Для начала напомним некоторые общеизвестные вещи. У стоимости, как говорит К. Маркс, не написано на лбу, что она такое. Но (путем экономического анализа установлено, что стоимостью обладают потребительные блага лишь постольку, поскольку они являются продуктами человеческого труда. Говоря иначе, «субстанцией стоимости» всех благ является труд. Теоретически величина этой стоимости измеряется количеством такой «созидающей стоимость субстанции» или, конкретнее, обезличенным, средним рабочим временем, общественно необходимым для воспроизводства данного блага. Практически, однако, такое непосредственное определение стоимости мерой труда не во всяких условиях осуществимо и не столь уж необходимо. Дело в том, что стоимость продуктов труда, как категория общественная, обретает полную свою значимость лишь в моменты своего активного проявления в каких-либо актах общественного ее признания, например, в обмене одного продукта на другой или на такой всеобщий эквивалент стоимости, как золото и деньги. Но с того момента, когда продукты труда становятся товарами, они уже находят для себя вполне достаточную, хотя и относительную лишь, меру стоимости в товарном или денежном их эквиваленте.
Практические удобства такого косвенного измерения стоимости товаров меновыми их пропорциями в рыночном обороте вместо прямого выражения этой стоимости в человеко-днях или человеко-часах производственных затрат сопряжены, однако, с весьма отрицательными последствиями. Отвлекаясь от трудовой субстанции стоимости — этого связующего цемента общественных отношений, такая практика неизбежно облекает своим покрывалом чисто вещных товаро-денежных пропорций обмена скрытые за ними общественные отношения людей в производстве и распределении и становится, таким образом, источником весьма зловредного товарного фетишизма. В интересах его разоблачения очень важно не смешивать такие формы проявления стоимости, как меновая стоимость или денежная, с самой стоимостью в трудовом ее выражении. Маркс отнюдь их не смешивает1. К сожалению, наши экономисты далеко не всегда следуют этому примеру и меновую стоимость обычно именуют просто стоимостью, отождествляя таким образом эти понятия. А из этого проистекают следующие недоразумения.
Меновая форма стоимости предполагает товарное обращение ценностей, товар и деньги. Говоря иначе, это историческая категория, строго ограниченная во времени рамками товарных 1
См. К. Маркс, Капитал, т. I, 1955, стр. 56.
120


форм общественной организации1. Основоположники марксизма, представляя себе социализм в своих предвидениях, далеко выходящих за рамки товарно-денежных отношений и товарного фетишизма, вполне последовательно отвергали вместе с тем и меновую форму стоимости для этого уклада. Но они отнюдь не -отвергали огромной значимости определения самой стоимости продуктов в трудовом ее выражении для планового регулирования необходимых производственных пропорций при социализме. Это подтверждается целым рядом общеизвестных высказываний классиков марксизма. И тщетно некоторые советские экономисты, много лет подряд отрицавшие действие закона стоимости в СССР, пытаются перетолковать эти ясные высказывания классиков в пользу своей концепции. Никакие «сенатские разъяснения» чужих высказываний им в этом деле не помогут. А между тем разобраться в -нем не трудно. Стоит лишь более четко отграничивать самое существо понятия стоимости от различных форм ее проявления в обмене.
3. 	Закон стоимости в классовом обществе
Закон стоимости по-разному проявляется на разных этапах общественного развития. Однако, отвлекаясь от частных различий в формах проявления этого закона, можно сделать такой обобщающий вывод об основных его функциях. На всем протяжении времени господства в общественном хозяйстве товарно-денежных связей, когда действие закона стоимости является бесспорным, он выполнял двоякую роль регулятора производственных и меновых пропорций в направлении к наиболее экономному использованию и сокращению затрат «созидающей стоимость субстанции», или, говоря проще, общественных затрат рабочего времени на единицу продукции.
В основе закона стоимости нами усматривается, таким образом, та самая тенденция к сбережению человеческих трудовых затрат, или принцип «экономии времени», который, по словам Маркса, «остается первым экономическим законом» в условиях социалистического производства. Эта прогрессивная тенденция к экономии рабочего времени, выходя далеко за рамки одной лишь товарной фазы хозяйственного развития, является движущим началом неуклонного роста производительных сил и смены общественных формаций на всем протяжении истории. И с этой точки зрения действие закона стоимости в пределах товарной стадии общественного хозяйства приходится рассматривать лишь как частное проявление указанной общей тенденции на данном отрезке истории.
1 	«С переходом средств производства в общественную собственность* устраняется товарное производство» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.„ т. XIV, стр. 286).
121


Принцип экономии времени становится законом хозяйственного развития с первых же его дней. И это вполне понятно. Всякое новшество, облегчающее труд, сокращая его время на единицу продукта и тем самым повышая общую производительность, например разделение труда, новый прием в работе, новое орудие труда, сулящие новый успех в экономии времени производителей, всегда охотно воспринимались, распространялись и закреплялись в хозяйственной практике людей. Этот закон экономии не нуждается ни в каких санкциях внешнего принуждения, ибо уже в самом себе содержит награду и поощрение своим исполнителям. Проявление этого закона можно усмотреть уже в семейном разделении труда патриархальной крестьянской -семьи в доклассовом обществе и даже в хозяйственной деятельности Робинзона на его уединенном острове, вынужденного планомерно распределять свое рабочее время между различными функциями в соответствии со своими потребностями. Здесь, при натуральном укладе хозяйства, не может быть еще :и речи ни о товарах, ни о товарном фетишизме. Не находит себе здесь места, конечно, и закон стоимости, свойственный товарно-капиталистическим общественным отношениям. И все же в совершенно прозрачных отношениях производителей к продуктам своего труда уже здесь, по мысли Маркса, «заключаются всесущественные определения стоимости» !.
Это значит, что даже в натуральном хозяйстве, где производятся только потребительные блага, они не могут создаваться без хозяйственного учета созидающей их «субстанции стоимости», т. е. удельных затрат труда, необходимых для удовлетворения различных потребностей. А поскольку этот учет не опосредствован здесь еще никаким товарообменом с его туманами товарного фетишизма и вполне доступен каждому производителю, то и самый элементарный принцип экономии времени здесь становится достаточным регулятором соответствия производственно-трудовых пропорций хозяйства наличным его потребностям. Но ведь выполнение этой роли регулятора производственных пропорций на следующих этапах развития и является наиболее существенной функцией закона стоимости. Из этого вовсе еще не следует, однако, что закон стоимости можно отождествить с элементарным принципом экономии времени. Смешивать их не следует уже поэтому, что ту же задачу закон стоимости выполняет иными, гораздо более сложными путями и средствами.
Регулирует производственные пропорции в товарно-капиталистическом обществе закон стоимости не непосредственно, косвенным путем, через меновые пропорции. В сущности говоря, закон стоимости устанавливает лишь одно, а именно, 1 К. Маркс, Капитал, т. I, стр. 83. (Курсив мой—С. С.)
122


чго.рыночные цены в процессе обмена выравниваются в своих” колебаниях на уровне стоимости соответствующих товаров, чем в принципе и достигается эквивалентность их обмена. Притом осуществление этого прямого требования закона стоимости, т. е. требования эквивалентности обмениваемых товаров, или, что то же, пропорциональности их цен стоимостям,—целиком и полностью возлагается на слепую игру рыночных стихий спроса и предложения.
При идеальном действии этого аппарата достигается, однако, одновременно и другой, более существенный результат— ликвидация производственных диспропорций. При недостаточном производстве какого-либо товара превышение рыночного спроса на него над предложением повысит его цену выше уровня стоимости и премирует этой надбавкой необходи- . мое расширение производства данного товара. И наоборот, избыточное производство любого товара будет наказано снижением его цены ниже стоимости и вынуждено будет сужаться до требуемой нормы. Таким образом, лишь в тот момент, когда будут ликвидированы все производственные диспропорции, окажется осуществимой и пропорциональность цен стоимостям при полном равенстве спроса и предложения.
Закон стоимости в этих условиях выполняется, стало быть, только в результате систематических его нарушений. Моменты, когда закон стоимости полностью осуществляет свои требования в отношении меновых и производственных пропорций, являются оптимальными с точки зрения принципа экономии времени и трудовых затрат общества. Но это лишь моменты в обществе, в самой основе которого заложена анархия производства и которое поэтому непрерывно воспроизводит новые диспропорции. А новая диспропорция означает ведь и новую растрату производительных сил общества. Известно, что рабочее время, затраченное на производство какого-либо товара в излишке против наличной общественной в нем потребности, оказывается, по закону стоимости, растраченным попусту. А между тем число и масштабы подобных диспропорций лишь возрастали на разных этапах капиталистического развития. •
Только в условиях простого товарного производства закон стоимости м'ог проявляться в полной мере. Средние цены следовали здесь в своей динамике за движением товарных стоимостей вполне закономерно, и соблюдение требований экви-, валентности обмена за отсутствием систематических меновых диспропорций являлось общей нормой, а не исключением. На следующей ступени товарного производства, в условиях домонополистического капитализма, закон стоимости проявляется уже в новой, превращенной форме — цен производства и закона равной нормы прибыли. Конкурентная борьба предпринимателей за максимальную долю участия в дележе об123


щей массы прибавочной стоимости, создаваемой трудом, выравнивает их норму прибыли за счет перераспределения прибавочной стоимости, создаваемой в разных отраслях труда и предприятиях. Но такое перераспределение в условиях все возрастающей дифференциации органического состава частновладельческих капиталов возможно только за счет отклонений цен производства от стоимости, и при том уже систематических, а не случайных. С увеличением диапазона различий в органическом строении капиталов эти отклонения цен от стоимости и связанные с ними меновые диспропорции тоже неизбежно возрастают.
И, наконец, на стадии империализма, под мощным воздействием монополистических организаций, закон стоимости в своих проявлениях претерпевает дальнейшее превращение в том же направлении. А именно, с превращением цен производства в монопольные отклонения этих цен от стоимости становятся еще более значительными. Монополисты за счет этих отклонений присваивают себе, подавляя всех своих конкурентов-аутсайдеров, уже не только среднюю норму прибыли, но и дополнительную к ней сверхприбыль. Значит, на этой стадии капитализма уже и закон равной нормы прибыли терпит все более существенный ущерб. Но еще большие ограничения в своем действии на этой стадии претерпевает сам закон стоимости в его первоначальной формулировке. Об эквивалентном обмене на стадии империализма, где перераспределение через цены является основным методом конкурентной борьбы монополистов с аутсайдерами, серьезно говорить не приходится. Меновые диспропорции здесь скорее являются правилом, чем исключением. А при господстве меновых диспропорций неизбежны и производственные, при которых и нарушения закона стоимости достигают своего предела. Тем не менее этот закон проявляется и здесь уже *в том, что и все «нарушения» его получают вполне закономерное объяснение в свете того же закона стоимости, подобно тому как закон всемирного тяготения позволяет нам начертать не только идеально правильные орбиты движения небесных тел, но и все конкретные отклонения их с этих орбит под влиянием внешних воздействий. В связи с этим естественно возникает очень важный для нас вопрос — в чем же собственно и как проявляется действие закона стоимости в плановом хозяйстве, задачей которого является ликвидация всех производственных диспропорций?
4. 	Закон стоимости в условиях социализма
Всем известны высказывания Маркса о законе стоимости в условиях социализма. «При всех общественных укладах то рабочее время, которого стоит производство жизненных 124


средств, должно было интересовать людей, хотя и не в одинаковой степени, на разных ступенях развития»1,— говорит он уже в первой главе «Капитала». И это понятно, ибо экономия человеческого труда или, что то же, экономия общественного рабочего времени, является одним из важнейших условий самосохранения и прогрессивного развития любого жизнеспособного сообщества. На первых ступенях этого развития отношения производителя к продуктам его труда крайне просты и прозрачны. «И все же,— замечает Маркс,— в них уже заключаются все существенные определения стоимости»1  2. «К экономии времени,— писал он еще в 1857—1858 гг.,— сводится в конечном счете вся экономия... Поэтому экономия времени, равно как и планомерное распределение рабочего времени по различным отраслям производства, остается первым экономическим законом на основе коллективного производства. Это становится даже в гораздо более высокой степени законом» 3.
Таким образом, тот же самый основной закон экономии труда, который в частнокапиталистическом хозяйстве регулировал производственные пропорции распределения общественного рабочего времени через рыночные «определения стоимости», т. е. закон, именуемый в условиях капитализма законом стоимости, остается, по Марксу, первым и важнейшим законом и в условиях планового, социалистического хозяйства.
К той же мысли Маркс возвращается снова и в III томе «Капитала». «...По уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства определение стоимости остается преобладающим... в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец, охватывающая все это бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было» 4.
Эти высказывания Маркса по своей ясности и категоричности, казалось бы, не вызывают ни малейших сомнений. «Определение стоимости» и закон экономии рабочего времени, по Марксу, не только остается «первым» экономическим законом социалистического общества и продолжает в нем действовать, но даже становится здесь в гораздо более высокой степени законом, чем когда бы то ни было. И тем не менее в течение целой четверти века эти положения не находили себе должного признания в кругу подавляющего большинства советских экономистов. И это, несомненно, в немалой степени тормозило успешное развитие теоретической мысли в области политической экономии социализма.
1 К. Маркс, Капитал, т. I, 1955, стр. 78. (Курсив мой. — С. С.)
2 Там же, стр. 83. (Курсив мой. — С. С.)
3 Архив Маркса и Энгельса, т, IV, 1935, стр. 119. (Курсив мой.—С. С.)
4 К. Маркс, Капитал, 1955, т. III, стр. 865.
125


Теперь все это уже в прошлом. Ныне уже никто не оспаривает действия закона стоимости в плановом хозяйстве, хотя здесь, в новых условиях он должен заведомо действовать тоже по-новому, в каких-то иных формах своего проявления. Однако в чем именно и с какими именно особенностями он по-новому здесь проявляется, это еще далеко не ясно и остается проблемой, подлежащей дальнейшему исследованию. Прежде всего заслуживает исследования и разъяснения то недоразумение, по которому доныне столь упорно вообще отвергалось действие закона стоимости в плановом хозяйстве.
Это недоразумение возникло, по-видимому, из-за того, что закон стоимости в качестве основного регулятора производственных пропорций и цен производства противополагался у нас в течение весьма долгого времени хозяйственному плану. В капиталистическом обществе роль такого регулятора выполнял, дескать, стихийный закон стоимости, а в СССР эту роль выполняет народнохозяйственный план. Стало быть, заключали отсюда, закону стоимости не может быть места в. условиях СССР. Однако для такого противоположения и соответствующих выводов нет логических оснований. Правда, в. капиталистическом обществе закон стоимости определяет соответствующие ему производственно-трудовые пропорции лишь косвенно, через рынок, а в СССР и косвенно, например через колхозный рынок, и прямо и непосредственно — через народнохозяйственный план, призванный прежде всего выявлять и устранять все хозяйственные диспропорции и тем самым осуществлять основное требование закона стоимости в. интересах максимальной экономии общественного рабочего времени.
Таким образом, в первом случае закон стоимости действует автоматически, как стихия, а во втором, в полную противоположность этой стихийности—планомерно и целеустремленно L Но это позволяет нам противополагать лишь плановость в сознательном использовании закона стоимости слепой. стихийности в его проявлениях на иных ступенях общественного развития и не дает никакого права противопоставить самый план закону стоимости, как исключающие друг друга понятия. Говоря иначе, призвание плана не в том, чтобы устранить или подменить собой закон стоимости, а в том, чтобы целеустремленно обеспечить его полное действие в новых условиях и тем самым еще сильнее укрепить этот важнейший для нас экономический закон.
Слово «закон» применяется к весьма различным понятиям. В частности, законы природы, законы экономики и уголовные 1 В этой последней своей модификации закон «экономии времени» именуется ныне законом «планомерно-пропорционального развития», но и в этой новой модификации старый закон приобретает только новую форму своего проявления.
126


законы сходны между собой разве лишь в том, что отговариваться их незнанием в равной мере бесполезно, ибо такая отговорка ни к чему не послужит. Неумолимое действие законов не склоняется перед невежеством. Наибольшей безусловностью и непререкаемостью обладают законы природы, подобные закону всеобщего тяготения. Они вечны и неизменны. Вступая в противоречие с ними, легко разбить себе самые крепкие лбы. Их нельзя ни обойти, ни нарушить. Это предел, его же не прейдеши. И тем важнее их познание. Оно не только страхует нас от губительных ошибок, но и содействует активному использованию сил природы на службу человека. Наибольшей условностью обладают законодательные акты государственной власти, столь изменчивые во времени и пространстве. Даже столь категорический императив, как закон «не убий», терпит при этом весьма существенные ограничения. Убийство в состоянии самообороны — ненаказуемо, убийство по приговору суда — закономерно. Кстати сказать, законы уголовные в отличие от нерушимых законов природы только и реализуют свое назначение в процессе их нарушения и последующего за ним возмездия.
Особое место занимают законы экономики. Подобно законам природы они не декретируются, а познаются человеком в процессе кропотливого исследования естественных ресурсов и общественных отношений. Им не присуща, однако, принудительная сила законов природы. Не стоит за ними обычно и авторитет государственного принуждения. Подобно всем другим общественным закономерностям они подвержены в процессе исторического развития экономики существенным ограничениям и модификациям. И все же им нельзя отказать в- значении вполне объективных, вне нашей воли действующих законов, которых нельзя безнаказанно игнорировать. В уело-, виях капитализма, где, скажем, закон стоимости действовал автоматически, регулируя рыночные цены механизмом стихийной конкуренции, объективное значение такого закона было очевиднее. В плановом хозяйстве, где действие рыночных стихий крайне ограничено, это далеко не столь уже очевидно. И одно время у нас вошло в моду даже огульное отрицание всех объективных экономических закономерностей для нашего общества, в котором, дескать, основным «законом» становится план, т. е. воля законодателя и сознательное руководство плановым хозяйством. Однако сознательное руководство хозяйством отнюдь еще не исключает необходимости; считаться с объективными условиями и возможностями рационального хозяйственного творчества. И плох был бы тот плановик, который, игнорируя по невежеству или капризу все объективные закономерности, подобные закону стоимости,, вздумал бы планировать в архаическом стиле самодуров Тит Титычей по принципу — чего моя левая нога хочет.
127


Таких плановиков у нас не водится, конечно. Но возникает все же вполне законный вопрос. Не слишком ли ограничивает и умаляет роль плана в советском хозяйстве вышеуказанная необходимость считаться в нем, в частности, с требованиями закона стоимости? На мой взгляд, такой опасности нет и не может быть в советском хозяйстве. Прежде всего нужно помнить, что сфера действия и задачи планирования в СССР несравненно шире и многообразнее области действия закона стоимости. Наши планы определяют не только производственные пропорции—в полном согласии с законом стоимости,— но и такие важнейшие пропорции распределения, как отношение между потреблением и накоплением (v \ tri) или между капитальными вложениями и затратами на оборону, которые далеко выходят за пределы регулирующего действия закона стоимости. А между тем распределение народного дохода в известных пропорциях предопределяет и главнейшие производственные пропорции между I и II подразделениями общественного производства. Наши планы на данном этапе определяются, как известно, не только экономическими, но и многообразными политическими задачами момента. И эти задачи нередко требуют известных жертв за счет тех или иных второстепенных экономических интересов ради более важных на данный момент. В подобных случаях и закон стоимости, конечно, должен отступить перед более общими задачами плана.
Директивная роль плана, закрепленная юридически в нашей Конституции — основном законе страны, совершенно очевидна и бесспорна, всякое же требование закона стоимости не имеет такого значения и может получить силу лишь в той мере, в какой оно признано разумным и вполне целесообразным в данной обстановке и поэтому включено в план. Требования разума, вообще говоря, не обязательны лишь для тех, кто от природы лишен этого полезного приспособления. Но разумность любого требования должна быть еще доказана и потому не исключает спора.
Таким образом, совершенно ясно, что и практика и теория допускают у нас не только случайные, в порядке просчетов, но и вполне сознательные отклонения от требований закона стоимости в планировании, поскольку такие отклонения могут быть разумно обоснованы. Такие случаи, однако, надо рассматривать лишь как исключения. Общим же правилом должно стать соблюдение требований закона стоимости и самое широкое использование его в нашей экономике, как одного из важнейших орудий планирования. И в этом смысле, с признанием его безусловной разумности и эффективности, которые, к сожалению, еще не раскрыты в полной мере теорией, закон стоимости можно будет признать «преобладающим» в присущей ему сфере действия.
Эту мысль хотелось бы пояснить следующей аналогией.
128


Чтобы успешно «планировать» в воздухе, пилот должен знать законы сопротивления воздушной среды и считаться с ними, уметь применить вовремя все наличные рычаги управления для разумного использования этих законов. Советский экономист планирует тоже отнюдь не в безвоздушном пространстве. И потому он тоже должен знать и считаться с законами своей, экономической среды, чтобы успешно достигать намеченных планом целей. Конечно, в плановом хозяйстве и самые разумные требования экономики не осуществляются самотеком, но именно поэтому их необходимо предусмотреть в наших планах.
Чтобы оценить по достоинству значение планомерного выполнения всех требований закона стоимости, нужно прежде всего четко выявить сущность этих требований, а также тяжесть тех последствий, какие может за собой повлечь сознательный отказ от их соблюдения в наших условиях. Было бы очень близоруко при этом сводить все содержание закона стоимости к одному лишь требованию эквивалентного обмена продуктами труда. В этом требовании находит свое отражение лишь одно из частных проявлений закона стоимости в товарном обороте продуктов труда. И притом не самое важное. В условиях планового хозяйства не трудно себе представить и ту фазу его развития, когда оно целиком превратится в такое, единое при всей своей многосложности, натуральное хозяйство, где все потребности будут удовлетворяться без посредства обмена. Отпадет, стало быть, и эквивалентный обмен в соответствии с овеществленным в продуктах рабочим временем. Однако не следует забывать и другую, более важную роль закона стоимости.
Мы еще не достигли высшей фазы коммунизма, а находимся в той его фазе развития, на которой действует принцип распределения: «каждому — по количеству и качеству его труда», или, что то же, пропорционально овеществленному каждым в производственной сфере рабочему времени, т. е. созданной им стоимости. Имея в виду именно такие условия, при которых «доля каждого производителя в жизненных средствах определяется его рабочим временем», Маркс замечает: «При этом условии рабочее время играло бы двоякую роль. Его общественно-планомерное распределение устанавливает надлежащее отношение между различными трудовыми функциями и различными потребностями. С другой стороны, рабочее время служит вместе с тем мерой индивидуального участия производителей в совокупном труде, а следовательно, и в индивидуально потребляемой части всего продукта. Общественные отношения людей к их работам и продуктам их труда остаются здесь прозрачно ясными как в производстве, так и в распределении» \
1 К. Маркс, Капитал, т. I, 1955, стр. 85. (Курсив мой—С. С.)
9 С. Г4 Струмилин
129


Эта замечательно четкая формулировка Маркса не оставляет никаких сомнений в том, что ею предусматриваются условия планового хозяйства нашего времени, в котором уже нет места для товарного фетишизма капиталистического уклада и где еще мерой потребления каждого производителя служит мера его индивидуального участия в коллективном труде. Весьма показательно поэтому, что рабочее время, овеществляемое в продуктах, т. е. их трудовая стоимость, и в этих условиях призвана осуществлять двоякую роль: в производстве— определять необходимые пропорции труда для удовлетворения наличных общественных потребностей и в распое- делении—измерять долю потребления каждого мерой создаваемой им стоимости. Только вторая из этих функций закона стоимости предполагает в качестве естественной своей предпосылки требование эквивалентного обмена благ по их стоимости в процессе распределения и перераспределения ценностей до тех пор, пока этот процесс пользуется методами товарообмена. Но тем показательнее, что Маркс выдвинул здесь на первое место не эту — распределительную функцию закона стоимости, а чисто производственную, предопределяющую не пропорции потребления, а соответствующие достигнутому уровню производительных сил в различных отраслях хозяйства трудовые пропорции данного общества. И в этой своей производственной функции в роли регулятора трудовых пропорций значимость трудовой стоимости благ заведомо выходит уже за рамки какой-либо одной хозяйственной формации.
В одном из своих писем к Кугельману Маркс писал поэтому поводу: «...известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства; измениться может лишь форма ее проявления... А форма, в которой проявляется это пропорциональное распределение труда, при таком общественном устройстве, когда связь общественного труда существует... в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда,— эта форма и есть меновая стоимость этих продуктов» 1.
Итак, там, где еще господствует частный обмен, вытекающие из экономической необходимости трудовые пропорции регулируются стихийным законом стоимости в* процессе об1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 524—525.
130


мена — по меновой стоимости продуктов труда. Но и там, где обмен теряет уже под собой почву, экономическая необходимость в соблюдении пропорциональности трудовых затрат потребностям масс остается. Измениться может лишь форма проявления этой необходимости. Значит, содержание объективного закона, определяющего указанную необходимость, т. е. самая суть его, остается неизменной. И в этом отношении, в качестве регулятора трудовых пропорций, мы независимо от формы его проявлений узнаем в нем все тот же закон стоимости, который проявляется пока что и в эквивалентном обмене товаров. К- Маркс в предвидении и иных форм проявления того же закона писал Кугельману: «Задача науки состоит именно в том, чтобы объяснить, как проявляется закон стоимости...» 1. Из этого замечания можно заключить, что действие закона стоимости для него не ограничивалось рамками рыночных его проявлений в формах меновой стоимости.
В наше время наряду с законом стоимости в советском обществе, как известно, различается особый «закон планомерного (пропорционального) развития», выполняющий функции регулятора трудовых пропорций. И на этом основании отрицаются за законом стоимости в условиях планового хозяйства функции такого регулятора. Эта трактовка, ограничивая роль закона стоимости только рыночными его проявлениями, игнорирует, однако, как мне кажется, прежде всего тот факт, что и рыночные взаимоотношения между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством создают еще иной раз диспропорции, которые отнюдь не содействуют нашему планомерно-пропорциональному развитию. Сознательно планировать диспропорции никто ведь не стал бы. И если они все же возникают, значит и о роли в известной мере стихийных факторов забывать еще не следует.
Проявления закона стоимости в различных условиях и отношениях, вообще говоря, крайне многообразны. В советских условиях планового хозяйства они к тому же слишком мало изучены. И потому, излагая в дальнейшем свои мысли на эту тему, я хотел бы скорее только поставить на обсуждение ряд вопросов, чем предложить готовые их решения. К числу таких вопросов я отношу не только анализ требований и последствий нарушения закона стоимости в области производственных пропорций и в процессах ценообразования, но и некоторые специальные его проявления в области оплаты и стимуляции труда в связи с техническим прогрессом, а также в связи с задачами накопления, налогового обложения и рен- тообразования.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 525.
9*
131


5. 	Санкции закона стоимости
Господствует мнение, что для признания закона стоимости действующим достаточно осуществления принципа эквивалентности в обмене, хотя бы только в итоге по всей сумме товарных сделок в народном хозяйстве. При наличии одних лишь случайных отклонений цен от стоимости, которые в средних итогах по всему хозяйству позволительно игнорировать, равенство суммы цен сумме товарной стоимости по всем сделкам купли-продажи, если бы его удалось обнаружить, действительно было бы весьма показательно. Но в условиях систематических меновых диспропорций принять такой критерий эквивалентности едва ли достаточно. Прежде всего неясно, в каком выражении можно было бы отобразить требуемое равенство — в трудовом или денежном? Подсчитать всю сумму труда, овеществленного в проданных товарах и в уплаченной за них сумме денег или золота, практически едва ли возможно. А денежная оценка и проданных товаров, и уплаченного за них золота всегда выразится одной и той же суммой, ровно ничего этим не доказывая.
Возможно еще и такое рассуждение. Если отвлечься от денежных средств обращения, то можно сказать, что в товарном хозяйстве всякий товар в последнем счете обменивается на товар. И если даже обмен в каждой из таких двухсторонних сделок купли-продажи не отвечает в отдельности требованиям эквивалентности, то все же в каждой из них один из контрагентов теряет ровно столько же, сколько выигрывает другой, и в общем, стало быть, по всем контрагентам уже априори вся товарная масса в целом реализуется без потерь и выигрышей в стоимости, т. е. с соблюдением принципа эквивалентности. В этом априорном суждении имеется один лишь существенный дефект. Подсчитывая раздельно всю сумму продаж и покупок, мы подсчитаем каждую сделку купли-продажи дважды, ибо каждый контрагент в обменной сделке, «покупая» чужой товар, одновременно «продает» свой. Каждый товар, реализованный для одного из контрагентов с убытком, а для другого — с прибылью, фигурирует поэтому дважды, и в дебете, и в кредите данного баланса. В связи с этим в итогах дебета и кредита получается полностью вся сумма стоимости реализованной товарной массы. Эти итоги, конечно, равны, ибо всякая величина равна себе самой. Но из этого нельзя сделать ровно никаких выводов.
Однако если бы было даже с большей убедительностью доказано, что и при наличии меновых диспропорций сумма цен реализации может в общем итоге не отличаться существенно от суммарной стоимости реализованных товаров, то вопрос о действии закона стоимости и в таких случаях требовал бы еще доследования. Ведь наличие меновых диспропор132


ций в капиталистическом хозяйстве неразрывно связано с наличием диспропорций в .производстве. А при наличии последних в реализацию поступает лишь часть созданной товарной продукции, используется, стало быть, не весь затраченный в производстве труд и поэтому известная его доля оказывается растраченной попусту. Вот в чем гвоздь вопроса о действии закона стоимости.
Поясним это аналогией из области права. Система юридических законов, как известно, наряду с предписаниями тех или иных обязательных к исполнению норм или запретов неизменно содержит и соответствующую им шкалу санкций, или возмездий за нарушение установленных норм, т. е. наказаний, соразмерных степени таких нарушений. Эти санкции и представляют собой наиболее важную часть закона для обеспечения его действия. До тех пор, пока закон не терпит нарушений и потому не требует применения санкций, он еще ни в чем не проявляет своих потенций. Лишь в момент своего нарушения закон, обрушивая всю тяжесть своих санкций на головы нарушителей, обнаруживает всю полноту своего действия. Закон без санкций, как колокол без языка или. орудие без заряда, не смог бы выполнять своего назначения.
Законы экономики тоже не лишены санкций. Отличие экономических санкций от правовых, однако, весьма существенно. Если приведение в действие правовых санкций возможно лишь чрез посредство многосложного государственного аппарата, то экономические санкции наступают сами без всякого вмешательства со стороны какого-либо аппарата принуждения, непосредственно вытекая из самого факта нарушения закона. Говоря иначе, экономические законы сами мстят за себя своим нарушителям. Возьмем хотя бы тот же закон стоимости. Все его содержание можно выразить всего в двух словах: «Избегай диспропорций!». Однако* это не естественный закон, подобный ньютоновскому закону всеобщего тяготения, который нельзя нарушить. Закон стоимости поддается нарушениям. Но всякое его нарушение в форме той или иной хозяйственной диспропорции уже само по себе представляет собой общественное бедствие, чреватое весьма тяжкими экономическими последствиями. И, отмщая за всякое нарушение своих требований такими последствиями, закон стоимости именно в них проявляет свой «разум» и действие.
В чем же именно сказываются эти тяжкие последствия диспропорций, выполняющие роль карательных санкций за нарушение закона стоимости?
Было уже отмечено, что строгое соблюдение закона стоимости, т. е. полная ликвидация производственных и меновых диспропорций в товарном хозяйстве, обеспечивает наиболее целесообразное использование наличных производительных сил при наиболее равномерном удовлетворении всех налич133


ных потребностей. И уже поэтому возникновение любой диспропорции приходится рассматривать как отход от этого оптимума с 'прямым ущербом и для производства, и для потребления. А с возрастающим 'накоплением таких диспропорий в противоречивом развитии капитализма этот ущерб, все возрастая, перерастает в целую трагедию расточительства. При непрерывном росте общего уровня производительных сил такой ущерб, правда, не всегда сразу бросается в глаза, но он все же исчисляется миллиардами. В капиталистическом обществе, перелагаясь всей своей тяжестью на плечи трудящихся, он содействует к тому же их относительному и даже абсолютному обнищанию. Такова одна из наиболее чувствительных санкций закона стоимости. А за ней следуют и другие.
Уже в законе равной нормы прибыли и вытекающих из него цен производства, свойственных проявлению «превращенного» закона стоимости при капитализме, таится весьма нешуточная угроза темпам общественного развития. Дело в том, что цены производства отклоняются от стоимости с определенной тенденцией всегда в пользу наиболее технически передовых предприятий и самых высоких по своему органическому строению капиталов, ибо цены производства премируют надбавкой над стоимостью именно такие предприятия и капиталы. Это умножает капиталы, но тормозит технический прогресс и темпы развития наиболее передовых отраслей труда, ибо при снижении цен их продукции до уровня стоимости эта -продукция получила бы, несомненно, гораздо более широкий спрос и развитие. Монопольные цены и сверхприбыли империалистов, действуя в том же направлении еще сильнее, приводят все чаще к еще большему застою техники и даже прогрессирующему загниванию. Итак, перспектива загнивания вместо прогресса. Вот еще одна карательная санкция закона стоимости капиталистическому миру за отклонения от основного принципа этого закона — экономии рабочего времени. Но и это еще не все.
Капитализм в своем развитии от цен производства к монопольным ценам империализма все время лишь углубляет и умножает меновые диспропорции, все дальше отрывая товарные цены от стоимости. Но всякое повышение цен влечет за собой сужение рынка сбыта, а затем и сокращение производства данной группы товаров, а соответствующее снижение цен на другие товары, повышая на них спрос, толкает к расширению их производства. Таким образом из меновых неизбежно возникают и производственные сдвиги и диспропорции. Резкие колебания рыночной конъюнктуры вверх и вниз образуют при этом целый цикл, периодически завершающийся разрушительным кризисом — с параличом производства, массовой безработицей и прочими бедствиями. Требуемая законом стоимости пропорциональность на какой-то момент восста134


навливается, но только для того, чтобы в следующем цикле воспроизвести в расширенном масштабе все те же диспропорции и с теми же самыми последствиями. В кризисах всего осязательнее .проявляется 'нарушение всех требований пропорциональности, вытекающих из закона стоимости. И вместе с тем эти катастрофические бедствия уже в Самих себе содержат самую суровую карательную санкцию за такое нарушение пропорциональности. Стихийный закон стоимости в этих случаях проявляет свое регулирующее действие воистину подобно закону тяготения, когда вам на голову обрушивается дом.
Совсем по-иному проявляется этот закон в условиях социализма.
6. 	«Преобразованный» закон стоимости
Проявления закона стоимости в условиях социализма весьма своеобразны. И ему не случайно еще недавно было присвоено название «преобразованного» закона стоимости. Опасение слишком волюнтаристической трактовки этого термина заставило, правда, от него отказаться наших экономистов. Но опасность эта не столь уж велика. Конечно, ретивому бюрократу не трудно рассудить и так: если экономические законы можно преобразовывать по-своему, то не лучше ли их совсем отменить для удобства администрирования. Но таким бюрократам, по известной пословице, и вообще никакие законы не писаны. А разумным людям нетрудно понять, что исторические законы преобразуются, меняя формы своего проявления, не произволом законодателей и не по «щучьему велению», а силой таких веских обстоятельств, как смена общественных формаций.
Так, например, победа капитализма над феодализмом «превратила» закон стоимости в «закон цен производства», который тем не менее и в новой форме именуется Марксом «превращенным законом стоимости», ибо он по преемственности сохраняет в себе основные функции того же закона в прежних его формах. А теперь, на новом этапе, победа социализма над капитализмом «преобразует», или, говоря точнее, видоизменяет, этот, ныне устаревший, закон стоимости капитализма в новую форму «закона планомерно-пропорционального развития» социализма. Но и в этой его модификации в нем совсем не трудно открыть знакомые уже черты все того же «закона экономии времени», который по своему содержанию ныне даже ближе к начальным, докапиталистическим функциям закона стоимости, чем к позднейшей своей форме капиталистических «цен производства». И поэтому на новой, высшей ступени своего развития, в условиях социализма, еще с большим правом, чем «превращенный» закон 135


цен производства, его можно было бы назвать «преобразованным» законом стоимости.
Однако дело не в названиях. Гораздо важнее усвоить диалектику развития соответствующих понятий и все своеобразие их на различных ступенях этого развития.
Великая Октябрьская социалистическая революция в корне подорвала все устои старого мира классового господства и эксплуатации. Она радикально перевернула все общественные отношения, впервые поставив их с головы на ноги, но тем самым причинила немало хлопот советским экономистам, которым приходится, быстро перестраиваясь на ходу, заново создавать теорию политической экономии социализма. Многое из того, что уже отброшено революцией на практике, предстоит преодолеть и в теории, а кое-что из старого, что вопреки многим предвидениям удержано с пользой для дела нашей практикой, приходится по-новому осмысливать и в теории. В частности, это относится и к товарно-денежным связям в условиях первой фазы социализма.
Товарные отношения у нас, несомненно, пережили социалистическую революцию и прочно вошли в наш новый совет-, ский быт. Это факт, с которым приходится считаться и теории. Вначале этот факт пытались объяснять многоукладно- стью переходного периода к социализму. Но теперь, после безусловной победы социализма, стало уже ясно, что товарные связи удержались у нас не только на стыках разных укладов, но сохраняются, выполняя важнейшие .плановые задачи, и во всем социалистическом хозяйстве. Становясь на службе плана орудием построения коммунизма, они меняют, конечно, -свою экономическую природу, а выполнив эту свою новую роль до конца, окажутся полностью вытесненными иными формами связи. Однако до тех пор, пока социализм переживает товарную стадию своего развития, не могут быть изжиты ни деньги, ни закон стоимости. Все основные функции этого закона сохраняются и в производстве, и в обмене, получая при этом весьма своеобразную форму своего проявления.
Это своеобразие сказывается прежде всего в том, что закон стоимости, освобожденный от воздействия слепых стихий, учитывается наряду с другими в общем плане социалистического общества и поэтому проявляется в форме .прямых директив этого общества по борьбе с народнохозяйственными диспр опо р ц и я м и.
Во-вторых, если стихийный закон стоимости -при капитализме, воздействуя через рынок на производство, мог только косвенно регулировать рыночными ценами необходимые производственно-трудовые пропорции, то в плановом хозяйстве закон стоимости регулирует их в наших планах непосредственно путем увязки этих пропорций с балансом труда и мате136


риальными балансами производства -и потребления различных продуктов, так что здесь уже производственные пропорции -призваны определять меновые.
В-третьих, стихийный закон стоимости, проявляясь лишь в превращенной форме цен производства или еще более извращенной форме монопольных цен, не мог обеспечить достаточной эквивалентности своих меновых пропорций. Однако в плановом хозяйстве, где монополия устанавливать цены принадлежит самому народу, отклонение их от стоимости отнюдь не вытекает из условий общественного производствами за отсутствием каких-либо препятствий к соблюдению принципа эквивалентности это требование закона стоимости может быть осуществлено с любой степенью приближения.
В-четвертых, стихийный закон стоимости, проявляясь в форме закона равной нормы прибыли, как было отмечено,, премировал торможение технического прогресса, а монопольные цены толкали к застою и замедлению темпов его развития. В условиях социализма закон стоимости, освобождаясь от этого наследия капитализма, стало быть, наоборот, гарантирует нам ускорение темпов технического прогресса.
В-пятых, стихийный закон стоимости при отборе новых объектов для капиталовложений позволяет руководствоваться только наивысшей нормой прибыли, тогда как используемый сознательно закон стоимости ориентирует нас при таком отборе в сторону наименьших затрат совокупного — прошлого и живого труда. А это совсем иной критерий. Буржуазный принцип рентабельности, которая в тесных рамках закона равной нормы прибыли в большей мере зависит от уровня оплаты труда, чем от уровня проектируемой техники, слишком слабо стимулирует к отбору передовой техники, и эта техника весьма часто становится «нерентабельной». В условиях же планового хозяйства принцип экономии рабочего времени в его наиболее последовательной форме закона стоимости, не связывая никакими сторонними соображениями отбор наиболее эффективных вариантов планового строительства, обеспечивает нам и с этой стороны максимальное ускорение темпов роста производительности труда.
В-шестых, стихийный закон стоимости вступает в действие всегда лишь пост фактум, т. е. в результате уже наступивших нарушений народнохозяйственных пропорций, в форме таких бедственных его «санкций», как перепроизводство и кризисы, безработица. В планировании закон стоимости^ осуществляемый сознательно, предупреждает в своих плановых проявлениях и предотвращает возможность диспропорций и тем самым оберегает народное хозяйство от неисчислимых потерь и бедствий.
137


И, наконец, в-седьмых, стихийный закон стоимости, проявляясь в условиях капитализма в оболочке чисто вещных отношений, представляется объективной необходимостью, принудительно навязанной людям извне какими-то чуждыми им и даже враждебными силами. Заверстанный нами сознательно в наших планах закон стоимости, отражая в себе уже без всякого флера общественные отношения людей в производстве, свою объективную значимость и обязательность черпает из внутренней ценности и убедительности заложенного в нем принципа экономии?
Говоря иначе, веления закона стоимости для нас обязательны потому, что они разумны; пропорции лучше диспропорций потому, что лучше и экономнее позволяют использовать наши людские и материальные ресурсы. В утверждаемом нами самими законе стоимости мы не усматриваем для себя никакого категорического императива. Мы не подчиняем безусловно свои планы требованиям этого закона, готовые в случае необходимости и сам закон соподчинить плану, .потому что могут возникнуть и такие задачи, перед которыми отступят на второй план даже принципы экономии. Но если уж мы включили в план определенные веления закона стоимости, то они приобретают для нас сугубую обязательность, ибо им в этом случае обеспечена сознательная поддержка всего коллектива трудящихся. И закон стоимости, как уже осознанная необходимость, не теряя всей своей внутренней убедительности руководящего экономического принципа, приобретает в советских условиях через посредство плана и силу общеобязательного юридического закона страны.
Немудрено, что в такой радикально преобразованной, плановой своей форме закон стоимости, поставленный у нас на службу социализму, приобретает все большее значение в советском хозяйстве, все шире и глубже внедряясь и укореняясь во всех секторах и на всех участках нашего хозяйственного фронта. И прежде всего на том, решающем его участке, где в плановом порядке устанавливаются производственно-трудовые пропорции. Совсем не случайно, что перед Госпланом, в качестве одной из важнейших его задач, поставлена законом директива о неустанной борьбе именно с производственными диспропорциями. В этой директиве, однако, нет ничего неожиданного. Она лишь усиливает своими юридическими санкциями основные требования закона стоимости о пропорциональности в распределении производственных ресурсов в соответствии с потребностями. Но выступая с этим требованием уже в новой, плановой своей форме, закон стоимости, ничего не теряя в своей экономической сущности, много выигрывает в эффективности своего действия по сравнению со стихийными его проявлениями в условиях капитализма. В этом нас убеждает уже то, что в отличие от всех 138


других стран, где регулятором пропорций по-прежнему служат еще только стихии, нашей стране вовсе уже неизвестны потрясающие эти страны кризисы.
Было бы слишком трудно проследить и все другие проявления закона стоимости в нашей плановой практике, в планах распределения и накопления, в практике хозрасчетных предприятий, в нормировании труда и среднепрогрессивных нормах, в принципе социалистического распределения по труду или по трудодням, т. е. пропорционально создаваемой стоимости, в товарно-денежном обращении, в практике ценообразования и в бюджетной нашей практике перераспределения накоплений. Все эти темы заслуживают специальных исследований. Основной прикладной интерес таких исследований заключается в том, чтобы конкретно выяснить: все ли уже необходимые для себя выводы из признания закона стоимости сделала наша плановая практика в той или иной области или еще не все и в какой мере теоретический анализ может продвинуть ее дальше по пути освоения заложенных в нем принципов экономии?
Некоторые из этих тем хотелось бы подвергнуть здесь, хотя бы вкратце, специальному рассмотрению.
7. 	Закон стоимости и трудовые пропорции
Стремление человека к обережению и максимально-экономному использованию своих весьма ограниченных сил и рабочего времени в своей хозяйственной деятельности не требует особых доказательств. Оно глубоко заложено в самой природе человеческого разума и прочно закреплено в ней веками в качестве важнейшего в борьбе человеческого рода за существование. Стремление производителей к бережливому использованию своей трудовой энергии и рабочего времени можно рассматривать как исходную аксиому для всех дальнейших экономических построений. Тем более, что к экономии рабочего времени, как известно, в конечном счете сводится вся возможная экономия производственного процесса. Но в таком случае легко показать, что закон стоимости является только конкретизацией, т. е. частным проявлением на известной ступени развития вышеуказанного общего принципа экономии труда.
В самом деле, суть требований закона стоимости в самом сжатом виде можно выразить словами: «Долой производственные диспропорции, и да здравствует эквивалентный обмен!»
Известно, однако, о каких диспропорциях здесь идет речь. Это диспропорции между затратами рабочего времени, овеществленными в различных продуктах труда, и общественной в них потребностью. Понятны также последствия таких дис139


пропорций. Представим себе, например, что углекопы добывают гораздо больше угля, чем его потребляется в стране, и> этот уголь зря выветривается или горит в штабелях, а хлебопеки при шахтах выпекают в то же время много меньше хлеба, чем его требуется шахтерам, и заставляют их голодать. Можно ли было бы признать такое 'распределение труда рациональным с точки зрения требований принципа экономии? Разумеется, нет, ибо «...раз определенный товар произведен в количестве, превышающем наличную общественную потребность, часть общественного рабочего времени оказывается растраченной попусту»'. А в результате таких бесплодных потерь рабочего времени в одних отраслях труда неизбежно получается известный относительный дефицит его в других, что уже приводит к прямому сокращению потребления соответствующих благ. Таким образом, перерасход труда, обусловленный такой диспропорцией, влечет за собой к тому же и прямое понижение уровня потребления производителей. Избежать полностью этих последствий можно только' путем устранения всех диспропорций. Но к этому в сущности и сводится основное требование закона стоимости.
В различных исторических усовиях это требование пропорциональности осуществляется весьма по-разному и с далеко не равным успехом. В частности, на всех ступенях товарного производства необходимая пропорциональность реализуется через рынок путем весьма несовершенного механизма колебаний спроса и предложения. Механизм этот, правда, действует автоматически, и, к сожалению, бьет он не только виновников создаваемых диспропорций. Действуя вслепую на службе закона стоимости, он бьет нарушителей пропорциональности только пост фактум, т. е. после того, как беду уже нельзя исправить.
Дело в том, что уже с момента перехода от ремесленного производства на заказ к производству товаров на широкий рынок ни один индивидуальный производитель не может предвидеть заранее, как велика общественная потребность в изготовляемом им на продажу товаре. Общественные потребности в разных товарах измеряются различным на них платежеспособным спросом, но и этот спрос для производителя, до выхода его на рынок, величина неизвестная, тем более что общественные потребности весьма эластичны и сами меняются в зависимости от масштабов производства и уровня цен. Тем не менее, если один товар на рынке окажется в относительном избытке, а другой — в недостатке, то цена на первый из них снизится и производители его будут оштрафованы за свою ошибку, а цены на другой повысятся, поощряя расширение его производства. Ликвидируя таким образом одну за
1 К. Маркс, Капитал, т. III, 1955, стр. 195. (Курсив мой. — С. С.) 140


другой все возникающие в производстве диспропорции, рынок осуществляет в конечном счете требуемую законом стоимости пропорциональность. Но поскольку это достигается не рациональным методом предупреждения диспропорций, а путем последующего устранения непрерывных нарушений пропорциональности, то сопровождается это хроническим недопотреблением на одних и ничем неоправданной растратой рабочего времени на других участках народного хозяйства капиталистических стран.
В таком методе самоутверждения закона стоимости, в котором требуемая в интересах экономии пропорциональность трудовых затрат наличным потребностям достигается только дорогой ценой разорительной конкурентной борьбы всех производителей и потребителей между собой, несомненно, заложено глубокое внутреннее противоречие. Средства, ведущие к данной вполне оправданной цели, вступают с ней в кричащее противоречие. Но хуже всего то, что с расширением масштабов и форм товарного производства от самых начальных стадий капитализма до вершин империализма указанное противоречие тоже воспроизводится во все более расширенных и угрожающих масштабах. И это отнюдь не случайно. В обществе, в котором каждый предприниматель вынужден сам, за собственный страх и риск, соизмерять размеры своего индивидуального производства с неизвестными ему масштабами общественных 'потребностей, и вообще не может быть недостатка поводов для образования все новых диспропорций. Но нужно еще учесть революционизирующее на них воздействие технического прогресса, крайне неравномерное развитие которого в различных областях труда даже вчерашние пропорции то и дело превращает в сегодняшние диспропорции. Вместе с тем переход от мелкого индивидуального производства к мануфактурной кооперации труда, а затем и к более широким его объединениям на базе механизации и комбинирования целых отраслей крупного производства,— не только расширяет масштабы вновь возникающих частных диспропорций, но и углубляет лежащее в их основе общее противоречие между частным способом присвоения и все более общественным характером товарного производства уже в условиях капитализма.
К этому надо еще добавить непрерывное расширение рыночного товарообмена и его границ — от мельчайших рынков местного значения до общегосударственного и мирового их масштабов. И вот с расширением этого поприща конкурентной борьбы ц. с усилением мощности колебаний спроса и предложения в безграничном море спекуляций капиталистического мира волны производственных диспропорций становятся все значительнее и опаснее для народного хозяйства. Там, где некогда на мелководье они едва бороздили его заметной 141


рябью, теперь на больших глубинах они вздымаются уже штормовыми волнами прибоя и в ритмическом беге, волна за волной, разбиваются о берег разрушительными ударами периодических промышленных кризисов.
Правда, и в этом процессе необходимая но закону стоимости «пропорциональность» периодически восстанавливается где-то на полпути между двумя очередными кризисными провалами конъюнктурной волны. Но эти принципиальные победы закона стоимости никогда не окупают высокие издержки текущих его поражений. Во всяком случае заложенный в нем принцип экономии в борьбе с противостоящей ему анархией капиталистического производства терпит здесь слишком уж тяжелый ущерб и ограничения.
В плановом хозяйстве, приходящем на смену капитализму, задача утверждения закона стоимости решается принципиально иными средствами. Заранее предусматривая в производственных планах необходимые по нашим потребностям трудовые пропорции, мы тем самым уже в порядке профилактики избавляемся от повседневной борьбы с накоплением диспропорций, периодически достигающих в капиталистическом обществе масштабов мировых кризисов, а вместе с тем избавляемся и от грандиозных накладных расходов, связанных с преодолением подобных кризисов. Разумеется, для рационального построения таких планов нужно не только твердо знать трудовую стоимость всех нужных нам благ, что должна нам обеспечить общественная бухгалтерия, но и строга считаться с нею во всех наших плановых построениях.
Вот в каком смысле закон стоимости с трезвым учетом заложенного в нем принципа экономии становится для нас даже в большей, чем когда бы то ни было, степени законом. В условиях капитализма никто с ним сознательно не считался, хотя за каждым его нарушением следовала жестокая расплата. В наших условиях ему отводится иная роль — не карать, а предупреждать возможность таких нарушений, и это обязывает сознательно с ним считаться. Благодаря плану, который в СССР давно уже обладает обязательной для всех силой юридического закона, и охраняемый им экономический закон стоимости становится общеобязательной нормой. И соблюдение ее диктуется уже не только тем, что она -сама по себе разумна, но и тем, что за ней стоит весь авторитет государ ственной власти. Иными словами, экономический закон стоимости становится для нас в наших планах вдвойне законом.
♦ * *
Чтобы обеспечить оптимальную пропорциональность трудовых затрат наличным общественным потребностям, недостаточно ее найти и раз навсегда закрепить. В развивающем142


ся народном хозяйстве эта пропорциональность весьма изменчива, и оптимальные пропорции, нащупанные для одного производственного цикла, могут оказаться уже явными и все более угрожающими диспропорциями для каждого из последующих циклов.
Изменчивость этих пропорций во времени определяется разными причинами. В условиях роста производительных сил общества его потребности растут и умножаются далеко не равномерно в различных направлениях. Одни из них, наиболее ограниченные и мало эластичные, как, например, потребность в хлебе насущном, растут всего медленнее и, достигнув полного насыщения, вовсе прекращают рост, допуская лишь качественное улучшение потребляемых продуктов, например путем замены черного хлеба белым, растительных белков и жиров животными и т. д. Другие, более эластичные и далекие от насыщения потребности, например в одежде и жилище, растут с ростом благосостояния масс быстрее, а так . называемые «культурные» потребности — еще быстрее. И, наконец, есть еще одна универсальная потребность общества— в средствах производства для облегчения и сбережения труда, потребность, которая вообще, опережая в своем росте все другие, не имеет предела своему росту и насыщению.
Вместе с тем весьма неравномерно в межотраслевом разрезе осуществляются и достижения технического прогресса. Одни из отраслей труда более ему доступны и потому опережают другие в производительности труда. Другие, наименее доступные ему, все более отстают от передовых в этом отношении. Никакой предустановленной гармонии в неравномерном развитии потребностей и средств к их удовлетворению при этом, конечно, не наблюдается. И если, скажем, рост какой- либо потребности отстает от темпов роста производительности труда в соответствующей отрасли, то для удовлетворения и возросшей потребности окажется возможным даже сокращение затрат труда. Таким образом, однажды установленная пропорциональность трудовых затрат общественным потребностям постоянно нарушается вновь возникающими диспропорциями. И ее непрерывно требуется восстанавливать, ликвидируя на ходу такие диспропорции.
В классово антагонистическом обществе эта и без того уже не легкая экономическая задача осложняется еще его весьма текучей социальной структурой. Каждому классу здесь свойственна своя, особая пропорция потребностей. У одних классов в ней преобладают предметы роскоши и комфорта, у дру-' гих — хлеб и ситцы. Но непрерывная концентрация богатств на одном и нищеты на другом полюсе этого общества все время меняет его социальную структуру, а вместе с тем — и «пропорции» его потребностей. Потребности трудящихся масс и 143


возможности потребления армии безработных тоже весьма изменчивы. А постоянная пульсация циклических приливов и отливов массовой безработицы и кризисных колебаний цен, заработной платы и уровня жизни трудящихся приводит ко все новым и новым пертурбациям в структуре платежеспособного их спроса и потребления. В этих условиях задача рационального распределения труда в соответствии с общественными потребностями классово антагонистического общества методами сознательного планирования трудовых пропорций была бы совершенно ему непосильной. И, если она все же и здесь кое-как, с грехом пополам решается в порядке стихийных проявлений закона стоимости, то достигается это, как было указано, недешевой ценой.
Особого внимания при этом заслуживает следующее обстоятельство. Для ликвидации диспропорций, возникающих в межотраслевом разделении труда, переброска его из одной отрасли в другую не осуществима без соответствующего перераспределения вещественных средств производства и денежных капиталонакоплений. Однако там, где эти накопления в виде прибавочного продукта общественного труда становятся предметом частного присвоения отдельных предпринимателей, свободное межотраслевое их перераспределение наталкивается на непреодолимое препятствие в форме частной собственности и частных интересов этих предпринимателей. Частные накопления нельзя беспрепятственно направлять туда, где они всего нужнее для ликвидации назревающих диспропорций.
Частный предприниматель добровольно вложит свои капи- талонакопления лишь в ту отрасль труда, какая сулит ему наибольшую норму прибыли. Но в отдельных отраслях различного строения капиталов наибольшую норму прибыли по закону стоимости должны бы дать отрасли наиболее низкого строения, т. е. с наименьшим вооружением передовой техникой, а потому и с наименее производительным трудом. В связи с этим на заре капитализма трудно себе представить экономические стимулы для сколько-нидубь значительных вложений капитала в какую-либо отрасль труда ради опережения ею других в технике и темпах развития. Но затем этого потребовал неравномерный темп роста потребностей разного рода. Те из них, которые возрастали быстрее других, создавали относительный дефицит в одних продуктах по сравнению с другими. И такого рода диспропорции становились движущей силой технического прогресса.
Всякая диспропорция между затратами труда и потребностью в каком-либо продукте выражается на товарном рынке неизбежным расхождением предложения со спросом на этот товар. И поскольку в указанных условиях такие расхождения не были случайностью, вполне закономерными оказались и 144


те «поправки» к закону стоимости, какие в него вносит в подобных случаях закон спроса и предложения. Продукты, произведенные в относительном избытке, теряли в рыночной расценке долю своей стоимости, а оказавшиеся в недостатке — возмещали в своей цене эту потерю. Повышенная таким образом рентабельность дефицитных производств стимулировала дополнительные в них вложения, обеспечивая их внутренними накоплениями, и повышала уровень их техники до тех пор. пока норма прибыли в результате конкуренции не выравнивалась в этих отраслях на среднем уровне для всех отраслей в соответствии с различным строением их капиталов.
Закон стоимости стал проявляться при этом в свойственной лишь капитализму системе «цен производства». Эти цены в условиях частного присвоения накоплений допускали развитие наряду с отсталыми и более передовых по уровню техники отраслей труда. И в этом их историческое оправдание. Однако равная норма прибыли, устанавливая лишь известное «равноправие» всех уровней техники перед лицом 'капитала, не отдавала ни одному из них предпочтения в глазах частного предпринимателя. Капитал привлекала лишь прибыль, а не экономия труда. И потому, без подстегивания извне, эта равная норма прибыли могла бы обеспечить за счет внутренних накоплений лишь более или менее равномерное развитие всех отраслей труда без всякого опережения отсталых в техническом отношении более передовыми. Но толкачом и здесь являются вновь возникающие диспропорции, которые при равномерном росте всех видов продукции неизбежно порождаются за счет неравномерного роста различных потребностей.
Поясним это примером. Гидростанция из расчета на единицу труда требует в несколько раз больше капиталовложений, чем хлебозавод. Правда, при равной норме прибыли расширенное воспроизводство электроэнергии могло бы все же не отставать от производства хлеба. Этого, однако, слишком мало. И если бы, скажем, при удвоении за какой-либо срок продукции хлеба и энергии оказалось, что потребность в хлебе за этот срок выросла только на 50%, а потребность в энергии— на 150%, то это означало бы заведомое перепроизводство хлеба при явном дефиците в электроэнергии. А такая производственная диспропорция, вызвав новый сдвиг в ценах и повысив рентабельность дефицитной электроэнергии, дала бы новый толчок к ее дальнейшему росту за счет нового межотраслевого перераспределения накоплений через цены.
Этот метод их перераспределения чреват, однако, весьма существенным пороком. Уравновешивая сдвигами цен спрос и предложение и таким образом ликвидируя рыночные диспропорции, он отнюдь еще не устраняет полностью, в лучшем случае лишь смягчая их, более глубоких диспропорций между производством и потребностью в продуктах данного рода. По10 с, г. Струмилин
145


вышая цены на дефицитные товары, этот метод тем самым сокращает лишь платежеспособный на них спрос, не ликвидируя самого их дефицита, и вынуждает, таким образом, к неполному и весьма неравномерному удовлетворению различных потребностей, соответствующих данному уровню производительных сил. Чем выше при этом отклонение цен производства каких-либо продуктов от их стоимости, тем значительнее вынужденное этим недопотребление данного рода продукции. Таким образом, повышенные цены суживают рациональные масштабы производства протежируемых этим повышением отраслей труда. А между тем известно, что наиболее высокое отклонение цен производства от стоимости присуще как раз отраслям с наиболее высоким строением капиталов и передовой техникой. Следовательно, свойственное капитализму перераспределение накоплений через цены, сдерживая возможные темпы роста производства наиболее передовых отраслей, тормозит тем самым и общее продвижение вперед технического прогресса.
Однако и независимо от этого торможения для ликвидации даже частных диспропорций, не говоря уже о предупреждении общих кризисов перепроизводства, требуется неизмеримо большая свобода в межотраслевом перераспределении накоплений, чем та, какую способен обеспечить капитализм. Лишь социализм, где накопления всех отраслей труда аккумулируются в общем и едином бюджете всей страны для перераспределения их в любых направлениях, обладает такой свободой. И в этом одно из его крупнейших принципиальных преимуществ перед капитализмом. Эта свобода перераспределения общих накоплений всего народа по любому назначению создала нам небывалые еще возможности и для коренной перестройки всей структуры нашего хозяйства на переходных гранях от капитализма к социализму, и для ликвидации всех частных диспропорций по мере их выявления, и, наконец, для мобилизации в нужный момент всех ресурсов на какую-либо одну, важнейшую в данный момент задачу, например для отпора внешнему вторжению врага.
Всего существеннее при этом то, что в плановом хозяйстве межотраслевое перераспределение накоплений возможно не только через цены, т. е. косвенными методами неэквивалентного обмена. В условиях социализма с обобществлением всех средств производства открывается и другой, гораздо более прямой и эффективный путь перераспределения — через государственный бюджет, куда стекаются накопления непосредственно из всех тех первоисточников, где они создаются, и направляются туда, где они всего нужнее. Правда, на первых шагах планового хозяйства в условиях неизжитой еще его многоукладное™ не приходилось зарекаться и от самой активной политики цен в качестве рычага косвенного воздействия на частно146


хозяйственный сектор. Но затем по мере ликвидации этого сектора межотраслевое перераспределение накоплений через цены становится все менее действенным и целесообразным, ибо оно, как уже было указано, не столько устраняет действительные производственные диспропорции, сколько загоняет их внутрь, за пределы видимости. И наиболее целесообразными становятся методы прямого планирования и непосредственного перераспределения всех общественных накоплений.
Поддаваясь инерции прошлого опыта, раздаются еще и ныне, однако, голоса в пользу ценовых методов перераспределения накоплений в рамках социалистического хозяйства. Многие находят их якобы оперативно наиболее удобными и безболезненными. Но это явное заблуждение. Безболезненными их нельзя признать уже потому, что они не устраняют всех диспропорций, с которыми призвано бороться плановое хозяйство. А «удобства» взимания всякого рода ценовых надбавок сверх стоимости в условиях развитого планового хозяйства по меньшей мере крайне дискутабельны. В частности совершенно непонятно, почему накопления, создаваемые, скажем, в машиностроении, всего удобнее извлекать через повышение сверх стоимости цен текстильных товаров, если затем эти накопления все равно заведомо пойдут на вложения в то же машиностроение или иную отрасль тяжелой промышленности.
8. 	Закон стоимости и эквивалентный обмен
Плановая организация общественного труда предполагает, как было показано выше, не только преодоление стихийно возникающих диспропорций, а прежде всего сознательное их предупреждение и предотвращение. Но при наличии рыночного товарообмена такие диспропорции могут возникать не только из условий производства, но также из условий обмена в связи с теми или иными путями ценообразования. Там, где оно еще целиком находится под воздействием стихий спроса и предложения, цены отклоняются от стоимости то вверх, когда спрос превосходит предложение, то вниз, когда предложение превысит спрос. И лишь в тех случаях, когда пропорциональность трудовых затрат наличным в них потребностям вполне отвечает требованиям закона стоимости, спрос и предложение, взаимно уравновешиваясь, уже никак не воздействуют на цены. И тогда цены, вовсе уже не отклоняясь от стоимости, обеспечивают эквивалентный обмен всех продуктов труда по их трудовой стоимости.
Таким образом, эквивалентный обмен является лишь одним из следствий действия закона стоимости в товарном обществе. Вместе с тем, однако, эквивалентный обмен, как одно из проявлений закона стоимости, может служить показателем 10*
147


эффективности действий этого закона и в основном его назначении — регулятора производственных пропорций. Чем меньше наблюдаемые нами на рынке или допускаемые в наших планах отклонения цен от стоимости, тем ближе и точнее соответствующие им трудовые пропорции отвечают требованиям закона стоимости, и наоборот, наличие крупных отступлений цен от стоимости, вроде памятных ценовых «ножниц» 1923 г., неопровержимо свидетельствовало бы и о наличии не менее крупных производственных диспропорций в нашем хозяйстве и соответствующих просчетов в планах.
Заметное смещение цен в результате отклонения-их от стоимости может стать при этом не только показателем возникающих диспропорций, но — при известной политике цен— и реальным фактором, вызывающим эти диспропорции. В плановом хозяйстве заслуживает особого внимания, что не только производственные диспропорции могут обусловить отрыв цен от стоимости, но и наоборот, активная политика цен, игнорирующая закон стоимости, сама способна создавать диспропорции. Производственные пропорции и система цен — это взаимосвязанные между собой законом стоимости параметры и нельзя маневрировать каждым из них независимо от всех других. В плановом хозяйстве и пропорции, и цены устанавливаются в директивном порядке. Тем более важно поэтому, чтобы эти директивы не вступали в противоречие между собой. Конечно, маневрирование ценами в случае необходимости не только не исключается, а даже предполагается планированием, как одно из его наиболее гибких и мобильных орудий. Ведь изменить цены в случае необходимости можно гораздо легче и скорее, чем производственные пропорции. Нельзя лишь злоупотреблять этим орудием, применяя его без необходимости и без учета всех связанных с данным применением экономических последствий.
Во всех случаях, когда цены пересматриваются и меняются в плановом хозяйстве, строго следуя за всеми сдвигами в области производительности труда, такие пересмотры цен, вполне оправдываемые законом стоимости, весьма целесообразны. Серьезные опасения «может вызвать лишь излишнее запаздывание таких пересмотров при высоких темпах роста производительности труда. Вполне оправданными могут в известных случаях оказаться и существенные отклонения цен от стоимости. Так, например, вполне целесообразно водку продавать по ценам выше стоимости, а лучшие научные труды— много ниже ее. От этого только выиграет и трезвость, и наука, а вместе с ними и общий уровень производительных сил страны. Но, во-первых, всякому такому маневру в области цен должен вполне соответствовать и сообразованный с ними контрманевр в области производства. Например, производство водки пришлось бы тогда сократить, а книжную про148


дукцию расширить в таких пропорциях, чтобы сумма цен по тем и другим полностью совпала с совокупной их стоимостью а наличным платежеспособным спросом. А, во-вторых, такие маневры с ценами — в отступление от закона стоимости — не могут рассматриваться как норма в обществе, в котором, в интересах принципа экономии, закон стоимости должен господствовать. Политика цен —с отрывом их от стоимости в качестве общего правила, а не частных только отступлений — влекла бы за собой уже господство диспропорций вместо закона стоимости.
Чтобы конкретнее представить себе роль закона стоимости в планировании, проанализируем для иллюстрации несколько вариантов плана, составленных сознательно с нарушением тех или иных его требований — в области производства или обмена. Допустим, что в соответствии с потребностью требуется обеспечить в-плане производство и реализацию двух продуктов— А и Б, например железной руды и металлургического кокса для выплавки чугуна или каких-либо иных взаимно незаменимых в производстве предметов труда. Если нам известны и общая в них потребность, обеспеченная платежеспособным спросом, и требуемая в них пропорция, например 2 т руды на 1 т кокса, и трудовая стоимость каждого из этих продуктов, то задача решается просто. Но при отсутствии нужных данных возможны и серьезные просчеты. К чему они ведут, показано в примерных решениях указанной задачи (табл. 1).
С первого взгляда может показаться, что все приведенные в таблице решения удовлетворяют требованиям закона стоимости, поскольку в каждом из них сумма цен производимых благ в точности совпадает с суммарной их стоимостью. Однако такой вывод был бы слишком поспешным. Совпадение суммы цен со стоимостью по всей продукции в целом отнюдь еще не препятствует ни наличию производственных диспропорций (вариант II), ни отклонениям цен от стоимости даже в среднем по каждому виду продукции (вариант III), ни одновременному нарушению закона стоимости и в производстве, и в обмене (вариант IV). А между тем каждое из таких нарушений влечет за собой весьма ощутимое расточение труда, заведомо недопустимое в плановом хозяйстве.
Только в первом варианте плана -при полном соблюдении и производственных пропорций, и эквивалентного обмена общественно необходимый труд используется полностью и без потерь. Во втором варианте, несмотря на реализацию всех продуктов по их стоимости, сразу же обнаруживаются дефекты плана. Продукт А весь реализуется, но его не хватает в потреблении на 250 единиц стоимости, т. е. в размере 25% всей потребности. А продукт Б произведен в таком избытке, что не может быть полностью реализован. Благодаря этому
149


Таблица 1
Варианты плана
Варианты 1
Продукты
Общественная потребность (по стоимости)
Производственная программа (в натуре)
Стоимость
Цены
Реализованный продукт,
1 %
Потери от.диспропорций (по стоимости) — или +
>> о. ■ н
3
S
и
о « J3
4 о с CJ
5
за единицу
всей продукции
за единицу
всей продукции
в производстве
в обмене
в потреблении
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
И 1
12
13-
I
А
1000
200
5
1000
5
1000
100
100
Б
1000
100
10
1000
10
1000
100
—
—
—
100
А4-Б
2000
—
—
2000
—
2000
100
—
—
—
100
II
А
1000
150
5
750
5
750
100


100
Б
1000
125
10
1250
10
1250
80
—250
—
-250
60
А4-Б
2000
—
—
2000
—
2000
88
-250
—
-250
75
III
А
1000
200
5
1000
6,25
1250
80
-200
4-200
1
80
Б
1000
100
10
1000
7,50
750
100
—
-200
-200
80
А+Б
2000
—
2000
—
2000
90
—200
—
-200
80
IV
А
ЮОО
1 16С
1 5
800
6,25
1000
100
1 —
4-200
too
Б
ЮОО
| 120
! 10
1200
8,33
1000
100
| -200
-200
-200
67
А+Б
2000
1 —
—
2000
—
2000
100
> - 200
—
-200
| 80
20% нереализованной продукции Б и затраченный на нее труд остаются неиспользованными уже в сфере производства. Но и остальные 80% реализованной продукции Б, не превышая наличной потребности в 100 единиц в натуре, не могут быть использованы полностью за нехваткой для этого продукта А. Ведь избыток кокса не может возместить собой в производственном потреблении недостатка в руде. На каждые 2 т руды можно рационально потребить по условию только 1 т кокса, на 150 т руды — 75 т кокса. Таким образом, остается неиспользованным уже в процессе производственного потребления еще 20% всей продукции Б. А в общем итоге использованный труд в производстве и потреблении продукции Б составит не свыше 60% фактических затрат. И даже в сумме 150


по А + Б этот процент не выше 75%, не считая всех косвенных потерь в результате той же диспропорции.
В цифровом выражении в зависимости от исходных данных исчисленные в этом варианте потери могут быть и больше, и меньше. Но нетрудно убедиться, что величина их целиком определяется масштабом диспропорций. При установившихся на данном уровне техники производственно-трудовых пропорциях все рациональные затраты в разных производствах неизбежно выравняются .по минимуму их, запланированному для одного из них. Всякий добавочный труд, в нарушение этих пропорций затраченный в других производствах, заведомо окажется неиспользованным своевременно и уже поэтому экономически неоправданным. В нашем варианте в минимуме оказался труд, затраченный на продукт А,— на 25% ниже потребности, причем и неиспользованный при заданной диспропорции труд в сумме по А и Б достиг той же величины в 25%. При большем приближении к требуемой пропорциональности снижаются и потери. Например, если вместо пропорции 150 А+125 Б мы приняли бы пропорцию 180 А+ +110 Б с отступлением в минимуме по А от потребности только на 10% (200—180), то и общие потери по данному варианту плана снизились бы до 10% общей суммы затрат по А + Б. Допуская, однако, что ошибки наших планов в определении избегаемых нами диспропорций выражаются лишь долями процента, пренебрегать ими при масштабах нашего хозяйства все же не следует.
В третьем варианте показано влияние отклонения цен от стоимости. В нашем примере они отклоняются на 25% вверх и вниз от нормы. И эти отклонения приводят почти к такому же результату, как и производственные диспропорции соответствующего масштаба. Удорожание продукта А на 25% сокращает его реализацию при заданном покупательном фонде на целых 20%, которые, таким образом, бесплодно теряются в производстве. Удешевленный продукт Б реализуется на все 100%, но в потреблении он может быть использован лишь соответственно реализованной части продукта А, т. е. тоже не свыше 80%. В обмене при этом продавцы продукта Б теряют 200 единиц стоимости, а выигрывают на ценах продукта А благодаря неполной его реализации (на 80%) тоже 200 единиц стоимости. Общая же сумма потерь достигает 20 всех произведенных затрат (по графе 6). Все потери (или выигрыш) в обмене одного контрагента означают выигрыш (или потерю) другого и в расчетах народнохозяйственных потерь труда (графа 13) не принимаются нами во внимание. Однако для производства в масштабах, не обеспечивающих реализацию, нет достаточных оснований. Легко заранее предвидеть, что повышение цен сократит, а понижение их, наоборот, расширит спрос на соответствующие товары. И это 151


создает возможность еще одного варианта плана, в котором дефекты ценообразования выправляются активным маневром в области производственных пропорций или, наоборот, производственные диспропорции «излечиваются» по принципу «клин клином вышибают» — нарушением всех требований эквивалентного обмена.
По этому образцу построен вариант IV нашего плана. Исходя из того, что цена 6,25 на продукт А при покупательном фонде в 1000 может обеспечить реализацию только 160 единиц А, устанавливаем именно такую производственную программу по этому продукту. А так как для ее выполнения требуется только 800 единиц труда, то за счет остальных 1200 можно увеличить до 120 единиц продукцию Б, сбываемую по пониженным ценам. Расценив ее при этом не ниже 8,33 за единицу, мы можем к тому же полностью сбалансировать спрос и предложение по этому продукту. Формально задача получает, как будто блестящее решение. Реализация обеспечивается по обоим продуктам на 100%. Потери на расценках одного из них полностью возмещаются расценками другого. И даже недохватка одного из них в потреблении как будто полностью перекрывается избытком на такую же сумму другого. Но все это обманчивые балансы. Избытком кокса не перекроешь нехватки руды в доменном процессе. Диспропорция остается диспропорцией. Продукт А, произведенный с недостатком до нормы потребления в 20%, будет потреблен весь. Но на 160 его единиц потребуется лишь 80 единиц продукта Б из 120, т. е. всего 67%. Таким образом, всего по обоим продуктам использованный труд составит лишь 80% от затраченного труда (800 А + 800 Б = 1600 единиц стоимости из 2000). Этот вариант на 5% лучше II только потому, что и диспропорция в нем между продукцией и потребностью на такую же величину меньше, а не потому, что эта диспропорция «обезврежена» противодействием цен.
Анализ приведенных вариантов убеждает, что наилучшим с точки зрения принципа экономии всегда будет тот план, который всего полнее отображает все требования закона стоимости. И не только в борьбе с производственными диспропорциями, но до тех пор, пока существует обмен, и в борьбе со всеми неоправданными отклонениями цен от стоимости, поскольку они сами порождают новые диспропорции. Плановое хозяйство располагает мощными рычагами воздействия и на спрос, и на предложение для выравнивания случайных их колебаний. Наилучшим методом противодействия этим рыночным стихиям является соблюдение закона стоимости, при котором, взаимоуравновешиваясь, они вообще могут быть скинуты со счетов.
Конечно, в планировании цен вовсе нет необходимости добиваться полного их совпадения со стоимостью в каждом ча152


стном случае обмена. К тому же это и не достижимо, ибо как расчетные, так и отпускные цены в советской практике могут равняться лишь на плановую индивидуальную и общественную стоимость наших изделий, заданную на предстоящий период. Но плановая стоимость —это лишь директивное зада^ ние, за выполнение и перевыполнение которого предстоит еще борьба. Вполне естественно поэтому, что с фактической стоимостью наши цены могут быть сопоставлены только задним числом, после получения отчетных производственных калькуляций. И, следовательно, обнаруженные при этом отклонения действующих цен от стоимости могут быть использованы лишь при очередном пересмотре цен для последующего планового периода с теми или иными коррективами на ожидаемое в нем изменение стоимости производства. Однако в меру совершенствования наших методов планирования отклонения цен от стоимости в среднем за тот или иной период возможно было бы постепенно снизить до самых незначительных величин.
В плановом хозяйстве, кстати сказать, эти отклонения имеют принципиально иную .природу, чем в условиях капиталистического рынка. Они не носят здесь конъюнктурного характера повседневных колебаний под воздействием неустойчивого равновесия спроса и предложения. Наши цены по своему уровню даже устойчивее самой стоимости, на которую этот уровень выравнивается, ибо стоимость в связи с повседневным ростом производительных сил снижается непрерывно, а наши цены пересматриваются лишь периодически. Такая независимость их от конъюнктурных моментов представляет большое преимущество планового хозяйства. Оно располагает возможностью последовательного снижения цен с каждым их пересмотром в полном согласии с директивами партии и законом стоимости при любых конъюнктурах. И для него отнюдь не обязательны столь парадоксальные явления, как, скажем, повышение цен, вопреки закону стоимости в условиях заведомого роста производительных сил, хотя оно вполне закономерно повторяется на капиталистическом рынке в периоды «процветания» перед каждым кризисом.
9. 	Стоимость и закон равной нормы прибыли
Там, где господствуют стихии, закон стоимости, как известно, проявляется лишь в наиболее мистических своих формах товарного фетишизма и при том далеко не во всей своей полноте, ибо стихии рынка существенно ограничивают свободу его действий. В -частности, лишь на заре товарно-капиталистических отношений, в условиях господства мелкого товарного производства, невооруженного ручного труда, возможен был вполне эквивалентный товарообмен — по стоимости об153


мениваемых продуктов труда. В дальнейшем развитии капитализма технический прогресс своим неравномерным вторжением в различные отрасли труда и предприятия создает неравенства в строении капиталов и условиях их конкуренции. Капиталы более высокого строения, располагая более высокой техникой и высшей производительностью труда, получили явные преимущества на рынке перед своими более слабыми в указанном отношении конкурентами. Эти преимущества позволили им в результате ожесточенной конкуренции, даже при меньшем числе занятых рабочих, присваивать большую долю создаваемой трудом прибавочной стоимости, пропорциональную не труду, а капиталу. Тенденция к установлению такой пропорциональности и образует собой свойственный капитализму закон равной нормы прибыли.
Под влиянием именно этого закона закон стоимости в условиях капитализма проявляется в превращенной форме закона «цен производства». Цены же производства, как известно, отклоняются от стоимости уже не только в порядке случайных колебаний спроса и предложения, а вполне закономерно, сами подменяя собой стоимость в роли того уровня, вокруг которого осуществляются случайные колебания рыночных цен. Эти закономерные для капитализма отклонения цен от стоимости достигают заметной величины и, что особенно для нас важно, проявляют с развитием капитализма вполне определенную тенденцию к возрастанию.
Тенденцию эту не трудно выявить уже теоретически, априори. Развитие капитализма теснейшим образом связано с ростом техники и среднего уровня производительных сил в стране. Но чем выше этот средний уровень, тем значительнее его колебания вверх и вниз на различных участках хозяйственного фронта, а вместе с тем возрастает и общий диапазон разрыва крайних уровней в строении капитала на разных участках. А между тем чем дальше отклоняется высший и низший уровни строения капиталов от среднего, тем значительнее и отклонения цен производства от стоимости. Цены производства в отраслях с повышенным строением при этом все более превышают уровень стоимости, а в отраслях с пониженным строением— все более снижаются против этого уровня. И, таким образом, общий размах этих отклонений от трудовой нормы все возрастает.
С достижением капитализмом своей последней, монополистической стадии развития этот процесс нарастания указанных отклонений цен от стоимости не только не замедляется, а даже получает дополнительное ускорение за счет все большего использования монопольных цен в товарообороте. Цены монополистических предприятий вздымаются, конечно, еще выше цен производства над уровнем стоимости, в чем и проявляется их монополистическая природа. И это добавочное 154


повышение цен на одном полюсе неизбежно уравновешивается по закону стоимости добавочным же снижением их на другом полюсе — в рядах неорганизованных аутсайдеров. Все это делает эквивалентный обмен по стоимости в условиях капитализма все более редкой, пожалуй, даже редчайшей случайностью. Во всяком случае, здесь это уже не правило, а исключение. Спрашивается, однако, как же должно отражаться на экономике капитализма такое систематическое и притом все более грубое нарушение требований закона стоимости в товарообмене?
Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего нужно отметить, что строение капитала даже в отсталой дореволюционной России достигало уже довольно высокого уровня. В среднем по всей промышленности отношение С : и равнялось примерно 5:1с колебаниями этой нормы по отдельным группам производств от 3 до 15, т. е. раз в пять, если не больше, при средней норме прибавочной стоимости около 100% и норме прибыли не ниже 10%, а с учетом налоговых и прочих изъятий и значительно выше этой нормы. В советской промышленности отношение С: v превышает 10: 1, а в США, оно, по-ви- димому, еще выше. Учитывая эти факты, нетрудно себе представить масштабы неизбежных в условиях капитализма отклонений «цен производства» от стоимости по отдельным товарам под воздействием рыночной конкуренции и оценить некоторые экономические последствия такого рода нарушений заложенного в законе стоимости принципа экономии.
Впрочем, если ограничиться столь крупными подразделениями общественного продукта, как группы А и Б—средств производства и предметов потребления, то отклонения цен от стоимости для каждого из них не так велики. И определяются они в основном тем или иным перераспределением между ними общей суммы созданной в них прибавочной стоимости. Поясним это цифровым примером. В качестве исходной возьмем такую структуру издержек производства из расчета на 100 единиц стоимости общественного продукта.
Авансированный капитал, С
Себестоимость с + V
Прибавочная стоимость, тп
Общественный продукт с + v + tn
Норма прибыли tn : С
А
1400
400+110=510
НО
620
7,9
Б
600
200+ 90-290
90
380 __
15,0
2000
600+200=800
200
10С0
10,0
Строение капитала в среднем по А + Б равно в нашем примере 10:1; норма прибавочной стоимости т:у=100%, но норма прибыли по группе А почти вдвое ниже, чем по груп-
155


пе Б. В условиях закона цен производства прибавочная стоимость т подлежит перераспределению пропорционально капиталам по средней норме в 10% в отношении 7:3. Значит, вместо 90 единиц т в группе Б останется лишь 60, а 30 перейдет в накопление группы А. И, стало быть, продукт группы Б понизится в цене с 380 до 350 единиц, на 7,9%, а продукт группы А повысит свою цену с 620 до 650 единиц с отклонением от стоимости на 4,8%. Процент этот невелик, но- все же реально измеряется многими миллиардами. Нужно еще учесть, что в условиях империализма этот процент возрастает и за счет роста норм прибавочной стоимости, и за счет монопольных цен крупнейших производственных объединений. А главное, отклонения цен от стоимости создают производственные диспропорции, которые, все накопляясь, .разрешаются взрывами глубоких кризисов перепроизводства.
В условиях расширенного воспроизводства абсолютного сокращения капиталов и продукции в группе Б не происходит, конечно, но указанное выше повышение нормы прибыли по группе А в результате требований закона равной нормы прибыли отражает собой здесь вполне реальную тенденцию к относительному торможению темпов роста удорожаемых средств труда по сравнению с объективными для нее возможностями по условиям технического прогресса.
Однако закон равной нормы прибыли отнюдь не обязателен для планового хозяйства. Возникнуть стихийно из конкуренции частных капиталов он не может в социалистическом обществе за отсутствием здесь таких капиталов. А внедрять его сознательно в плановом порядке было бы нелепо, поскольку он тормозит подъем производительности труда. Сознательно отвергая «закон» равной нормы прибыли в наших условиях, мы находим в этом еще одно, и притом далеко не маловажное, преимущество планового хозяйства, пренебрегать которым было бы преступлением. Мы уже видели, что производственные пропорции, вытекающие из требований закона равной нормы прибыли, являются несомненными диспропорциями с точки зрения рационального планового хозяйства. А борьба с диспропорциями—это важнейшая задача планирования. От каких потрясений и тяжелых потерь избавляет нас в СССР наша система народнохозяйственного планирования, общеизвестно. Об этом свидетельствует мощный и неуклонный рост народного хозяйства в СССР за все годы мирного его развития и периодические перебои в развитии стран капитализма с глубокими кризисными спадами, депрессией и кризисом после каждого взлета высокой конъюнктуры.
Масштабы таких колебаний конъюнктуры от «процветания» до кризисов можно выразить в следующих показателях. Народный доход США в 1929 г. достигал 88 млрд, долл., а в кризисный 1933 г. он упал до 40 млрд., т. е. более чем вдвое. 156


В фазах оживления и подъема конъюнктуры спрос еще превышает предложение, а в момент кризиса обнаруживается уже обратное явление: резкое превышение предложения над спросом. Таким образом, равновесие между спросом и предложением в капиталистическом цикле достигается, очевидно, лишь на гребне высшего подъема производства перед кризисным провалом. Этому гребню подъема и соответствует максимальный довоенный уровень народного дохода в США, равный 88 млрд. долл. Однако и в такие моменты предельного использования своих производительных сил капитализм использует их далеко не полностью. В частности, производственный аппарат обрабатывающей промышленности США в 1929 г., даже при загрузке его в одну лишь смену, был использован всего на 76,4%. В кризисный 1932 г. это использование упало уже до 35,6%, т. е. еще раза в два ниже уровня 1929 г., причем только армия полностью безработных кадров достигала здесь целой трети от числа всех работающих L Все эти фактические справки вполне подтверждают, что выведенная выше теоретически норма потерь капитализма в связи со свойственными ему отклонениями от закона стоимости отнюдь не преувеличена и что в результате несомненной тенденции к накоплению и обострению диспропорций в условиях капитализма эта норма может лишь возрастать.
Общий вывод таков. Отпавший ныне закон равной нормы прибыли, противодействуя эквивалентному обмену и создавая производственные диспропорции, тормозил темпы технического прогресса и подъема производительности труда. Монопольные цены еще более усилили это тормозящее действие цен производства. И в общем закон стоимости в условиях капитализма выполнял поэтому свою двойную функцию в обмене и производстве весьма несовершенно. Действуя лишь с грехом пополам и хромая на обе ноги, он отнюдь не предохранял общество от анархии производства и все возрастающего ущерба народному хозяйству. Тем больше оснований для планового хозяйства использовать закон стоимости в борьбе с диспропорциями гораздо лучше и полнее, не ослабляя его действий систематическими от него отклонениями.
10. 	Стоимость и принцип распределения
Социалистический принцип распределения: «каждому — по количеству и качеству его труда» пользовался у нас полным признанием даже тогда, когда закон стоимости еще категорически отвергался в рамках планового хозяйства. А между тем эти экономические категории теснейшим образом меж-
1 М. Л. Б о к ш и ц к и й, Технико-экономические изменения в промышленности США во время второй мировой войны, Госпланиздат, 1947, стр. 28. 157


ду собой связаны. В СССР имеется уже достаточно побуждений к труду и помимо чисто экономического стимула нормальной оплаты труда. Однако экономическое стимулирование труда в социалистическом обществе остается важнейшим рычагом планирования. Известно, что лучшие рабочие-новаторы получают у нас не только почетное звание героев социалистического труда, но и полную норму оплаты этого труда. Социалистический принцип распределения находит свое экономическое оправдание в том, что, оплачивая труд пропорционально его результатам, он тем самым стимулиру,- ет наивысшую производительность труда. Этот принцип обеспечивает всем трудящимся оплату, пропорциональную количеству и качеству их труда, или, что то же, пропорциональную создаваемой каждым стоимости, а при равных затратах труда — и равную долю этой стоимости.
Сделаем из сказанного и дальнейшие выводы. Получает ли каждый производитель свою долю в продукте деньгами или натурой, но до тех пор, пока существует товарообмен, принцип распределения по труду в качестве своей первейшей предпосылки предполагает действие закона стоимости и эквивалентный обмен. В самом деле, представим себе, что колхозник и городской рабочий, получив каждый полную норму оплаты по своему труду, встретятся затем на рынке, и колхозник вынужден будет реализовать свой продукт втридешева или, наоборот, заставит рабочего купить его втридорога. Разве это обеспечило бы принцип -распределения по труду и стимулировало социалистическое соревнование города и деревни за высшую производительность труда? Конечно, нет. Всякая урезка в нормальной оплате труда, в городе или деревне, прямо или косвенно — через цены, нарушая закон стоимости, может лишь причинить существенный ущерб плановому хозяйству. Тот, кто хочет утвердить социалистический принцип распределения, не может игнорировать требований закона стоимости.
Распределение по труду это, как известно, принцип первой фазы коммунистического общества, которое «только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» !. Распределение общественного продукта по труду ведет свое начало еще из этого старого общества и освящено буржуазным правом в качестве равного права производителей на участие в общем продукте— «пропорционально,— выражаясь словами Маркса,— доставляемому ими труду» 1 2. Но в буржуазном обществе этот прин1 К. Маркс, Критика Готской программы, Госполитиздат, 1959^ стр. 19—20.
2 Т а м же, стр. 20.
158


цип терпел очень существенные ограничения. И прежде всего в том отношении, что львиная доля доходов буржуазии вообще распределялась не по труду, а по капиталу. Но и в распределении той части продукта, которая в буржуазном обществе выпадала на долю производителей, принцип распределения по труду на каждом шагу вступал в противоречие с практикой его осуществления в этом обществе. Только в условиях социализма этот принцип находит, наконец, свое полное и универсальное выражение. Только здесь он становится господствующим. И потому в противовес распределению по капиталу, господствующему в буржуазной экономике по закону равной нормы прибыли на капитал, принцип распределения по труду вполне закономерно именуется социалистическим.
В социалистическом обществе весь общественный продукт поступает в полное распоряжение трудящихся. Правда, в индивидуальное распоряжение каждый производитель получает только определенную долю своей продукции за вычетом того взноса на свой индивидуальный пай, который с него причитается на удовлетворение общественных потребностей. Но это не меняет принципа распределения. Осуществляется ли оно через посредство рынка в порядке товарообмена или непосредственно в порядке прямого снабжения из общественных запасов по предъявлению «квитанций» о выполненном количестве труда — это. безразлично. В обоих случаях при распределении по труду каждый производитель в социалистическом обществе, получая прямо на руки, в порядке индивидуального распределения предметов потребления, и косвенно, через общественные организации, обслуживающие общие потребности трудящихся, свою долю общественного продукта^ возмещает ею полностью все свои трудовые затраты. «То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме,— поясняет эту мысль Маркс,— он получает обратно в другой форме»1. Имея в виду первую фазу коммунизма, Маркс заключает:
«Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных ценностей». Содержание и форма этого принципа в плановом хозяйстве изменились. Но принцип распределения предметов потребления, даже в условиях внерыночного ими снабжения производителей, остается тот же, что и при обмене рыночными эквивалентами: «известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой». С той только существенной разницей по сравнению с обменом в условиях капитализма, что «...принцип и практика,— как отмечает Маркс,— здесь уже не противоречат друг другу,
1 К. М а р кс, Критика Готской программы, Госполитиздат, 1959, стр. 20.
159


тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае» L
Утверждая, что в социалистическом обществе господствует тот же «принцип», который в условиях капитализма «регулирует обмен товаров», Маркс, очевидно, подразумевал не что иное, как закон стоимости, являвшийся именно таким регулятором. Но в применении к условиям внерыночного обо^ рота ценностей при социализме он, как видим, называет и, стало быть, отождествляет этот регулятор с «принципом распределения» при данных условиях.
Следовательно, задача, выполняемая в плановом хозяйстве социалистическим принципом распределения по труду, по мысли Маркса, полностью совпадает с требованиями закона стоимости в условиях рыночного оборота. И вся разница сводится к тому, что в условиях 'капитализма этот закон и принцип, вступая в противоречия с практикой, выполняют свою задачу лишь кое-как, в среднем по всему хозяйственному фронту, а в условиях планового хозяйства, свободного от таких противоречий, эта задача становится выполнимой гораздо полнее, не только в среднем, но и в каждом отдельном случае.
Таким образом, если в капиталистическом обществе закон стоимости проявляется лишь в далеко не совершенной форме закона равной нормы прибыли и цен производства, пользующихся общим признанием, то в социалистическом обществе тот же закон стоимости прежде всего находит свое признание и вполне адекватное выражение в социалистическом принципе распределения по труду, из которого с неизбежностью вытекают все те же, свойственные закону стоимости, требования пропорциональности трудовых затрат общественным потребностям и эквивалентности обмена производителей трудом или его продуктами. И важнейшей разницей в проявлении этого закона в наших условиях можно считать как раз то, что у нас к его выполнению толкает уже не слепая стихия рынка, а целеустремленная воля миллионов заинтересованных в этом людей и что эта плановая воля способна выполнять свои задачи несравненно точнее и эффективнее. А вместе с тем у нас отпадает не только принцип распределения по капиталу, но и все связанные с ним проявления закона всеобщего капиталистического накопления, как накопление нищеты, муки труда, невежества, одичания и деградации трудящихся классов.
Принцип распределения по труду в интересах стимулирования высокой его производительности широко практикуется и в условиях капитализма. Но проявляется он там по-своему. Прежде всего, трактуя рабочую силу как товар1, ни один капиталист не захочет повысить его цену выше рыночной стои1 К. М а р к с, Критика Готской программы, Госполитиздат, 1959, стр. 20.
160


мости, которая там определяется минимумом средств существования, необходимых для воспроизводства рабочей силы данной квалификации. В условиях технического прогресса и связанным с ним удешевлением средств существования оплата труда в капиталистическом обществе уже в силу сказанного приобретает определенную тенденцию к абсолютному и относительному ее падению. Рабочему достается все меньшая стоимость в заработной плате и меньшая доля созданного им продукта, даже независимо от всяких иных ее урезок в процессе колебаний рыночной конъюнктуры и соотношения сил в классовой борьбе. Допуская, однако, даже лучший случай стабильности уровня жизни рабочих, выраженного в какой-то постоянной норме потребительных благ, придется признать, что такой «принцип распределения» полностью исключает участие производителей в распределении того непрерывного прироста общественного продукта, который обусловлен техническим прогрессом. Овладев средствами производства, буржуазия, пользуясь этой монополией, присваивает себе целиком и все плоды технического прогресса. В капиталистическом обществе технический прогресс работает, таким образом, на пользу одного лишь класса этого общества — буржуазии.
В социалистической экономике картина эта резко меняется. Только с уничтожением частной собственности на средства производства технический прогресс становится впервые на службу всему обществу. Рабочая сила перестает быть товаром. Освобожденный от эксплуатации производитель сам становится хозяином своего продукта, и оплата его труда в своем росте не находит уже здесь иных границ, кроме тех, какие диктуются темпами технического прогресса и личным участием каждого в текущем подъеме производительности труда. Таким образом, здесь в противоположность условиям капитализма проявляется уже обратная тенденция — к непрерывному росту оплаты труда в натуре и подъему уровня жизни трудящихся с каждым продвижением вперед техники и производительности труда. В индивидуальное распределение при этом может поступить и большая и меньшая доля общественного продукта в зависимости от структуры текущих потребностей и вещного состава продукции. Новые шахты и домны нельзя пустить в индивидуальное распределение, как хлеб и мясо или обувь и одежду. Но если даже та доля общественного продукта, которая распределяется у нас индивидуально, по труду, остается на известный срок стабильной по своей стоимости, ей обеспечен все же при наших темпах технического прогресса исключительный рост в потребительном ее значении.
Здесь уместно, однако, напомнить еще об одной примечательной закономерности, связующей нормы оплаты и производительности труда уже вне всякой зависимости от техни11 Сч Г. Струмилин
/6/


ческого прогресса. Общеизвестно, что уровень оплаты труда является не только результатом, но и активным фактором соответствующего уровня производительности труда. Непосредственно воздействуя на интенсивность энергетических затрат производителя, он в известных пределах и сам выступает решающим фактором большей или меньшей эффективности его труда. Но в проявлениях этой эффективности имеется одна характерная особенность. Уж много лет тому назад мне удалось в одной из своих работ подметить и зафиксировать ее в следующем выводе: «При колебаниях реального уровня оплаты труда продуктивность его всегда послушно следует за ростом или падением заработка, каждый раз, однако, резко его обгоняя в темпе движения» L
Закономерность эту вполне подтверждает и теория, и практика послереволюционных лет в нашей стране. Резкое снижение уровня жизни рабочих в годы блокады и интервенции повлеко за собой еще большее падение производительности, а затем с повышением этого уровня немедленно и в еще более высоких темпах поднималась и производительность труда. И это вполне объяснимо. В самом деле, обратимся хотя бы к такой аналогии. Чтобы довести в котельной давление до рабочей нормы, нужно сначала нагреть воду до температуры кипения и затратить бесплодно немало энергии на превращение ее в скрытую теплоту парообразования. Все это и еще большее количество энергии, способное обеспечить лишь холостой ход двигателя, представляет собой хотя и необходимую, но совершенно непроизводительную долю энергетических затрат. И лишь избыток сверх этого минимума дает уже полезный эффект. Вполне понятно поэтому, что при низких давлениях в котле получается и крайне низкий процент полезной отдачи энергии, а с повышением давления коэффициент полезного действия двигателей прогрессивно возрастает. Вот почему в котельной технике давно уже переходят от низких давлений ко все более высоким.
Те же самые соображения применимы и в практике использования человеческой энергетики труда. Заработок рабочего, обеспечивающий ему не свыше 2000 калорий питания в сутки, поддерживает деятельность его организма только на «холостом ходу», без работы. При 2500 калориях он способен уже на легкую работу, при 3000 его работоспособность удваивается, при 3500 — утраивается, значительно обгоняя приросты энергетического его питания. Вывод отсюда, казалось бы, ясен. Повышение уровня жизни рабочих с лихвой окупается ростом их производительности и, стало быть, полезно не только в интересах рабочих, но и в интересах всего народного хо-
1 С. Г. Струм ил ин, Заработная плата и производительность труда
в русской промышленности в 1913—1922 гг., стр. 57.
162


зяйства в целом. Однако капиталистической экономике он чужд. Капиталиста интересует только норма прибыли, которую можно выжать из рабочего и независимо от массы создаваемых в стране ценностей. Капиталистический принцип распределения, ориентируясь на стоимость рабочей силы, в постоянном стремлении снизить ее до самого ограниченного «прожиточного минимума» ограничивает и тормозит вместе с тем и возможный рост общественной производительности труда. Лишь социалистический принцип распределения, не ставя пределов росту уровня жизни трудящихся никаким максимумом, устраняет и этот тормоз. В плановом хозяйстве имеется полная возможность поднять уровень жизни от прожиточного минимума до производственного максимума энергетической нагрузки каждого производителя, форсируя тем самым вместе с оплатой труда «коэффициент полезного действия» всех трудящихся. И в этом проявляется еще одно из важнейших преимуществ социализма над капитализмом.
Социалистический принцип распределения предполагает рост заработной платы в прямой пропорции к вложенному каждым производителем труду. Наряду с этим, однако, нам известна плановая директива о том, чтобы заработная плата ни в коем разе не опережала в своем росте производительность труда, а, наоборот, отставала от нее. С первого взгляда может показаться, что эта директива противоречит указанному принципу, но это не так. В условиях технического прогресса количество продукта всегда возрастает быстрее роста вложенного в него труда. И если заработную плату по стоимости надлежит повышать только в прямой пропорции к затратам труда, то уже именно из этого принципа и вытекает с необходимостью, что она должна отставать при этом от производительности труда, растущей и за счет технического прогресса. За счет роста производительности труда должны лишь снижаться цены продуктов, что, конечно, тоже повышает уровень жизни трудящихся даже при неизменном уровне оплаты труда. Повышать заработную плату, не отставая в темпах от роста производительности труда,— означало бы в наших условиях попросту систематически снижать вместе с тем и самую меру стоимости в нашей стране, осуществляя таким образом политику инфляции. Такая политика не в интересах планового хозяйства, и проводить ее сознательно в наших условиях не рекомендуется.
11. 	Стоимость и начисления на заработную плату
Социалистический принцип распределения — «каждому — по его труду» претерпевает, однако, уже теперь, в первой фазе коммунизма, одно в принципиальном отношении очень существенное ограничение. Его теоретический интерес в полити- 1Г
163


ческой экономии социализма заключается в том, что это ограничение уже в недрах первой фазы, именуемой социализмом, представляет собой живой и быстроразвиваюдцийся эмбрион второй, высшей фазы коммунизма. Этот эмбрион мы усматриваем в так называемых «начислениях на заработную плату». Эти начисления, как известно, имеют своим прямым назначением удовлетворение нужд социального страхования и обеспечения трудящихся, а также и прочих социально-культурных их потребностей. И капиталистическое общество предоставляет такого рода услуги своим сочленам, но лишь на общих основаниях всех торгашей — за эквивалент; и оно «страхует» своих рабочих, но в основном за счет обязательных вычетов из их собственной заработной платы. Перелагая таким образом в значительной доле содержание больных, инвалидов, престарелых и безработных членов беднейших многосемейных рабочих на их лучше оплачиваемых собратий из более молодых и здоровых одиночек, капиталисты, кстати, снижают и тот общественный прожиточный минимум рабочих, который они оплачивают из своего кармана, и тем самым повышают свои нормы прибыли.
Совсем иные задачи преследует советское общество. Не заинтересованное в снижении уровня жизни своих сочленов, оно предоставляет им известную норму своих социально-культурных услуг совершенно бесплатно за счет всего общества. Оно впервые в истории приняло на себя целиком и расходы по всем видам страхования рабочих без всяких вычетов из заработной платы, и многие другие расходы, покрывая их обычно путем специальных «начислений» на заработную плату.
Возникает интереснейший вопрос теории распределения: из каких же источников черпаются и покрываются эти начисления? Из необходимого или прибавочного продукта общества? За счет v или т?
Трактовать его можно по-разному, конечно. Формально, исходя из представлений старого общества и экономики капиталистического предприятия, такие начисления сверх нормальной для этого общества оплаты труда являются лишь досадным дополнительным накладным расходом, снижающим действующую в данном обществе норму прибыли, и, стало быть, явным вычетом из прибавочного продукта т. Приняв эту концепцию и для наших условий, пришлось бы и в советском бюджете соответствующие социально-культурные затраты признать своеобразным «накладным расходом» социалистического хозяйства, подлежащим покрытию наравне с издержками управления и тому подобными непроизводительными расходами из его валовых накоплений, скажем по налогу с оборота, т. е. за счет т. Но мне представляется гораздо более правильной иная концепция. Нам вовсе не пристало исходить из представлений и соотношений т: и, свойственных 164


капиталистическому укладу. Разве уже Маркс не предвидел значительного расширения границ необходимого труда и продукта v в социалистическом обществе? В «Критике Готской программы» Маркса прямо указано, что источником той доли «неурезанного» продукта, которая в новом обществе «предназначается для совместного удовлетворения потребностей, как- то: школы, учреждения здравоохранения и так далее», а также «фондов для нетрудоспособных» в отличие от «фондов расширения» и страховых, — является «другая часть совокупного продукта, предназначенная служить средствами потребления». Маркс еще тогда же предвидел, что именно эта доля коллективного потребления «будет все более возрастать по мере развития нового общества»1.
И это предвидение Маркса уже совершается на наших глазах. Необходимый продукт не перестает быть таковым лишь потому, что он поступает советскому рабочему не только в денежной форме, айв натуре (бесплатные медикаменты, завтраки школьников, услуги врача и т. и.). И забывать о них при сопоставлении динамики оплаты и реального уровня жизни зарубежного и советского рабочего только потому, что последний получает их безденежно, было бы грубой ошибкой, тем более что объем таких социально-культурных благ, поступающих ему сверх денежной платы непосредственно через госбюджет, неуклонно и прогрессивно возрастает. Иными словами, я полагаю, что все такие блага, предоставляемые у нас трудящимся в добавок к денежной плате и за счет начислений на заработную плату и других бюджетных источников бесплатно, являются лишь еще одной, правда весьма специфической и свойственной только социалистическому советскому хозяйству, формой оплаты социалистического труда.
Можно было бы возразить на это, что оплата труда предполагает отношение хозяина и работника и как вознаграждение за труд известную пропорциональность между вознаграждением и трудом, а меж тем поступления из соцстраха или собеса больному или инвалиду не удовлетворяют ни одному из этих признаков. Однако это возражение бьет мимо цели. Социалистическое общество есть общество трудящихся, и оно само себе единственный хозяин, а соцстрах или собес — только его приказчики. Начисления на зарплату накопляются в полном соответствии с заработной платой и выполненным трудом каждого работника. Только они не сразу выдаются на руки, а резервируются в общих фондах до возникновения соответствующих их назначению потребностей. И. таким образом обобществленные, они расходуются уже не >в меру труда, а в меру возникающих потребностей.
1 К. Маркс, Критика Готской программы, Госполитиздат, 1959. стр. 19.
165


Говоря иначе, эта доля необходимого общественного продукта отличается от других не своим источником, а только принципом ее распределения. Эту отсроченную оплату труда в отличие от индивидуально поступающей каждому повседневно на его текущие потребности, можно бы назвать социализированной долей оплаты труда. И принципиальное ее отличие от индивидуальной, которая, стимулируя труд, не только начисляется, но и распределяется пропорционально овеществленному труду, заключается как раз в том, что социализированная доля заработной платы только начисляется в издержках производства пропорционально затратам труда, а распределяется в соответствующей доле необходимого общественного -продукта уже не по труду, а в меру и пропорционально возникающим потребностям трудящихся. Лечат ведь больных лишь тогда, когда они заболевают, и если у одного рабочего окажется вдвое больше заболевших членов семьи, чем у другого, то и бесплатное лечение этим семьям будет оказано в той же пропорции.
Итак, в советском хозяйстве уже теперь нормальная оплата труда v распадается на две различные части: ^i + t>2, из которых первая распределяется еще согласно социалистическому принципу — «каждому — по его труду», а вторая следует уже коммунистическому принципу — «каждому — по его потребностям». Взаимно дополняя друг друга, эти два, казалось бы, взаимно исключающие друг друга принципа представляют собой сегодняшний и завтрашний дни нашего развития.
Сегодня еще в нашем хозяйстве решающей величиной остается Vi, но отношение щ :v 2 — это все же с каждым днем падающая величина в связи с неизбежным в наших условиях ростом V2. И на завтра с продвижением советского хозяйства на путях к коммунизму v2 может уже перерасти Ведь уже теперь не только соцстрах и собес предоставляют бесплатно свои услуги трудящимся. Такова, же природа услуг и Министерства просвещения по-бесплатному обучению детей всех трудящихся, и Министерства здравоохранения по бесплатному лечению населения, и целого ряда других учреждений, бесплатно обслуживающих социально-культурные нужды страны. А разве не такова же природа тех пособий многосемейным на воспитание детей, какие ныне столь широко обеспечиваются у нас законом за счет бюджета.
Наше общество уже теперь возлагает на трудящихся за счет индивидуальной оплаты их труда только простое воспроизводство их рабочей силы — в среднем не свыше двух детей на брачную пару. А содержание всех остальных советских детей в интересах расширенного воспроизводства рабочей силы в стране обеспечивается уже за счет всего общества из бюджета. Правда, от этой меры до того полноценного обще/65


ственного питания и воспитания всей детворы трудящихся, какое сулит нам коммунизм, еще далеко. Но все же это — шаг к коммунизму. Точно так же и всякое иное расширение наших затрат из «необходимого продукта» страны v на социально-культурные мероприятия, распределяемые по потребности, сокращая долю индивидуальной зарплаты V\ за счет социализированной является показателем нашего приближения к коммунизму.
Такое совместное использование в советской практике двух столь разноречивых принципов распределения с явной тенденцией к постепенному вытеснению одного из них другим, несомненно, страдает известным внутренним противоречием. Но это одно из тех диалектических противоречий, которые двигают вперед наше общество от сегодняшнего дня к завтрашнему. В самом деле, социалистический принцип распределения ставит своей задачей экономическое стимулирование высокой производительности труда. Исходя из этой служебной, хотя и важнейшей на известном этапе, задачи, он дифференцирует оплату труда в зависимости от его результатов вплоть до прогрессивно возрастающих надбавок за каждые дополнительные затраты труда рабочего и, таким образом, в корне отвергает всякую «уравниловку» в оплате труда. Коммунистический принцип распределения, реализуясь на ином этапе развития, ставит перед собой и совсем иные задачи. Экономические стимулы на этом этапе заменяются уже другими, более сильными. Но во всяком случае распределение всех благ по потребности вне всякой зависимости от труда с современной нам точки зрения является полнейшей «уравниловкой» и, таким образом, как будто, резко противоречит задачам социализма. Однако это формальное противоречие двух принципов, взятых в чистом виде, приобретает совсем иное качество, если рассмотреть их в том сочетании и взаимодействии, в каком они проявляются в нашей практике на деле.
Заметим прежде всего, что в этом сочетании, в особенности на заре социализма, индивидуальная оплата в огромной мере преобладает над социализированной. Во-вторых, социализированная доля необходимого продукта обращается, по общему правилу, на потребности нетрудоспособных в данный момент членов рабочих семей — детей, учащихся, больных, стариков и инвалидов. Облегчая и выравнивая таким образом лишь слишком тяжелое для многих бремя многосемейности, это только уравнивает шансы соревнования в производительности всех трудоспособных членов тех же семей. Трудно ведь было бы ожидать высокой производительности от тех из них, которые обременены непосильной семейной нагрузкой и, накормив больную мать и кучу детей, сами выходят на работу впроголодь. Успешное соревнование трудящихся возможно лишь при выравненных шансах соревнования, чему и содей167


ствует надлежащее использование начислений на заработную плату и тому .подобных элементов социализированной оплаты труда.
Таким образом, оба слагаемых «необходимого продукта» ^1 + ^2 = ^, несмотря на заложенное в них противоречие, при известном их сочетании, отнюдь не мешают одно другому выполнять, каждому в своей области и по-своему, продвигающую нас вперед общеполезную работу. Вначале в своем взаимодействии они успешно толкают вперед небывалый рост производительности, а затем по мере этого роста, когда стимуляция его рублем будет все менее эффективной, а гармоническое развитие всех индивидуальных способностей и дарований трудящихся станет все более перспективным и обнадеживающим, меняется и показательное взаимоотношение Vi : v2. Социализированное потребление, все повышая свой удельный вес в общем потреблении необходимого продукта, достигнет, наконец, такого уровня, когда количественные сдвиги приобретают уже новое качественное значение. И когда принцип распределения: «от каждого—по его способностям, каждому— по его потребностям» возобладает над распределением по труду, т. е. когда наше хозяйство окажется не только в сфере производства, но и в сфере потребления в основном обобществленным — это будет уже коммунизм.
Если, однако, признать правильной изложенную концепцию, то уже теперь пришлось бы, значительно расширив трактовку «начислений» на заработную плату, предъявить и более строгие требования к нашему учету издержек производства и полной стоимости продукции всех социалистических предприятий. И в нынешнем учете можно с некоторым приближением к истине расчленить стоимость всей продукции на ее основные элементы: c + v + m. Но, относя в рубрику c = ci + + с2 амортизацию и материалы, в рубрику у = ^1 + у2— заработную плату и начисления и в рубрику m = mi+m2— налог с оборота и чистую прибыль в тех величинах, какие дает нам учет, мы еще далеки от строгих требований теории. И, в частности, это прежде всего относится к величинам v2 и гп\. Первую мы значительно преуменьшаем за счет второй. В самом деле, за счет «начислений» (^2) покрывается только меньшая часть наших бюджетных затрат на социально-культурные мероприятия, хотя по своему назначению, как было выше указано, они все целиком должны бы покрываться за счет обобществленной доли «необходимого продукта» (у2). С другой стороны, за счет налоговой доли прибавочного продукта (mJ надлежало бы покрывать в бюджете только такие его статьи, как «издержки управления», расходы на оборону и тому подобные заведомо экономически «непроизводительные» затраты современного государственного аппарата. А между тем наш налог с оборота в два-три раза превышает эти затраты, 168


покрывая собой не только часть социально-культурных расходов, но и значительную долю капитальных вложений, т. е. перекрывая своими избытками несомненный недоучет элементов v2 и т2.
Конечно, и социально-культурные расходы бюджета относят 'к непроизводственной сфере. Но их во всяком случае невозможно было бы отнести к категории экономически непроизводительных, поскольку они служат расширенному воспроизводству рабочей силы и тем самым количественно и качественно расширяют наш .производственный базис. Уже одного этого основания достаточно для строгого различения их от таких статей современного бюджета, как издержки управления и обороны, совершенно чуждые такого значения. К тому же первым суждено историей все время расти, а вторым суждено терять свое значение, сокращаясь и отмирая при коммунизме. Вместе с ними за ненадобностью разделит их судьбу и т. е. налоговая часть валовых накоплений гп, которые после этого уже целиком смогут быть обращены на чисто хозяйственные задачи расширенного воспроизводства. Однако и ныне, исходя .из задач планового хозяйства — всегда балансировать каждую категорию своих затрат с соответствующим ей источником покрытия, следовало бы расширить начисления на заработную плату до покрытия ими всей суммы наших социально-культурных расходов за счет сокращения на равную сумму так называемого «налога с оборота».
12. 	Стоимость и принципы ценообразования
В условиях СССР, как всем известно, существует обмен и цены. И на всю продукцию социалистического сектора страны очень давно уже устанавливаются твердые цены в плановом порядке. Но сказать, что у нас выработалась уже полная теоретическая ясность в отношении той методологии, по которой эти цены устанавливаются в нашей практике, я бы не отважился, В сущности говоря, если .признать вместе с Марксом, что закон экономии времени «господствует» при социализме и что «принцип» эквивалентности обмена и практика «здесь уже не противоречат друг другу», подобно тому, как это наблюдается в условиях капитализма с его ценами производства» где эта эквивалентность осуществляется «лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае», то ясность получается как будто полная: советские цены должны ориентироваться на стоимость и притом даже без таких отклонений, какие были допустимы при ценах производства. Но в какой мере наша практика считается с этой теорией? Это еще далеко не ясно. В самом деле» как можно на практике ориентироваться на стоимость, которая никому не известна? Раньше ее у нас принципиально игнорировали. Теперь это уже невозможно. И ее игнорируют 169


уж попросту, без фраз. Но хрен редьки не слаще. И беспринципное игнорирование стоимости нельзя предпочесть принципиальному.
К сожалению, и экономическая теория в данной области не опережает эту весьма беспомощную практику. Еще недавно, например, имела хождение теория, по которой определение трудовой стоимости нашей продукции вообще задача неразрешимая. Эта весьма утешительная для ленивых умов теория непознаваемости столь важной для нас экономической категории вполне могла бы устроить некоторых из наших практиков. «Непостижимая» стоимость, которую мы и до сих пор не знали и впредь знать не будем, провозгласив от имени науки свое -«игнорабимус» не может, конечно, стать ориентиром в практических процессах ценообразования, ибо как ориентироваться на непознаваемое. Известна, например, целая докторская диссертация, специально посвященная вопросам ценообразования в СССР, в которой, однако, нет и намека на необходимость строить наши советские цены в соответствии с требованиями закона стоимости. Куда же направляет практику подобная наука?
Всем известно, что у нас уже больше четверти века назад провозглашены и действуют начала хозрасчета, направленные к всемерной экономии и снижению себестоимости во всех областях труда. По себестоимости же, худо или хорошо, равняются у нас и отпускные цены. И через это окно, прямо или косвенно, к нам уже давно проникают властные требования закона стоимости в отношении эквивалентного обмена. Многие думают, что если у нас плановые органы устанавливают цены «сообразуясь» с себестоимостью, то этим уже обеспечено достаточное действие закона стоимости. Но это далеко не так. Анализируя в свое время отпускные цены советских трестов за 1925/26 г., я нашел, что отклонения их от цен производства колебались в пределах от —7,3 до +21,1%, а от трудовой стоимости еще шире: от —31 до +256%. И это в среднем для целых групп -производства, а не по отдельным товарам. За последующие годы нет достаточно сравнимых данных. По всему видно, однако, что от цен .производства за 20 лет мы отошли еще дальше. Но насколько с тех пор приблизились мы в наших ценах к стоимости — это большой вопрос. Избегать опасных диспропорций, ведущих к кризисам, мы уже научились. Этому важнейшему требованию закона стоимости о соблюдении .рациональных производственно-трудовых пропорций наше плановое хозяйство, несомненно, уже удовлетворяет, и притом не в пример лучше всех стихийных регуляторов капиталистического рынка. Но это еще не исключает возможности неэквивалентного обмена. А между тем, как
1 «Не сможем знать». 170


было уже показано, всякое отклонение цен от стоимости влечет за собой неизбежные потери, и эти потери тем больше, чем больше отклонения. Ориентировка на себестоимость еще не исключает таких потерь, ибо в качестве неполной стоимости она может служить лишь низшим пределом при плановом •определении цен.
Для определения стоимости товаров в наших условиях необходимо к «себестоимости» (с + у) прибавить еще установленную планом норму накопления (w). Но именно в этом пункте наша практика ценообразования, действуя в полном отрыве от теории, проявляет наибольшую беспомощность. В условиях капитализма рентабельность всех предприятий устанавливалась в процессе рыночной конкуренции, стихийно, в форме равной нормы прибыли на капитал. При этом общая цена производства продукта w = c + v + m определялась рынком, а прибыль получалась простым вычитанием m = w—(с + + и), и бухгалтерии оставалось калькулировать одну лишь себестоимость, чем по инерции она довольствуется и по сей день. Перед советской бухгалтерией стоят уже иные и более сложные задачи. Цена производства включала в себя такую величину /и, которую никак бы не мог скалькулировать ни один бухгалтер, так как она определялась за пределами предприятия, на рынке. Но стоимость определяется ведь иначе. Величина m определяется у нас в плановом порядке, представляя собой стоимость продукта, предназначаемого для общественного потребления и накопления. И поэтому она заранее известна. Таким образом, для определения полной индивидуальной стоимости любого продукта в каждом предприятии, казалось бы, нет уже никаких препятствий. Достаточно лишь определить, что накидка на «себестоимость» для получения полной стоимости должна соответствовать доле неоплаченного в ней живого труда.
Определять эту долю в единообразном .проценте на капитал С или на себестоимость с + v нет основания, ибо прошлый труд с вообще не создает новой стоимости. А поскольку речь идет о неоплаченной доле живого труда, то и выражать ее всего естественнее в процентах ко всему количеству живого труда или к оплаченной уже его доле пг: v. Эту последнюю величину в условиях СССР мы и называем нормой накопления. Зная эту норму, общую для всей страны по каждой отрасли .производства, любой советский бухгалтер сможет определить уже не только себестоимость, но и полную индивидуальную стоимость продукции данного предприятия, треста или иного объединения, восходя таким образом от индивидуальной и к общественной стоимости любого продукта. Наши калькуляторы, однако, игнорируя закон стоимости, рекомендуют ориентироваться на себестоимость с накидкой, пропорциональной той же себестоимости отдельных видов продук171


ции, ставя своей задачей «устранение пестроты» в степени их «рентабельности»1. Такие цены, разумеется, не отвечают уже требованиям отпавшего у нас закона равной прибыли на капитал, Но не отвечают они и требованиям закона стоимости в отношении эквивалентности обмена.
Наши практики отношение m: (с + v) принимают за меру «рентабельности» каких-то факторов производства, не уточняя, впрочем, каких именно. Во всяком случае это не труд и не «капитал», а что-то среднее между ними, ибо в составе себестоимости c + v учтена только оплаченная доля труда и только погашенная за год доля капитальных затрат. Можно придерживаться различных принципов ценообразования. Буржуазные экономисты, полагая, что прибыль является естественным плодом капитала, измеряют его рентабельность отношением m: С, Социалисты же, зная, что вся вновь возникающая стоимость создается только трудом, утверждают, что она и пропорциональна только затратам труда. Но, оказывается, возможна и такая компромиссная позиция, которая во имя равноправия обоих указанных принципов не отдает ни одному из них явного -предпочтения. Жаль только, что такую позицию нельзя назвать ни обоснованной, ни особо принципиальной.
К чему приводит каждый из указанных трех методов, ценообразования, можно усмотреть из конкретного расчета, в основу которого положена примерная структура .пропорций, сложившихся у нас к концу пятой пятилетки (табл. 2).
В первом из приведенных вариантов мы исходим из действия в наших условиях закона стоимости, во втором — из закона цен производства и в третьем — из компромиссного предложения некоторых практиков выравнивать «рентабельность» различных производств по уровню «себестоимости». В графе 8 таблицы показана норма накопления tn: v, в графе 9—норма прибыли tn: С и в графе 10—так называемая норма «рентабельности» наших практиков. Норму прибыли в 8,6% по всему народному хозяйству можно признать весьма скромной. Зато тем выше доля общественного продукта, обращаемого на оплату труда, по сравнению с дореволюционным ее уровнем. Но в I подразделении норма прибыли значительно выше, чем во II подразделении. Второй вариант — по ценам производства — их выравнивает, а в третьем, равняясь по себестоимости, норма прибыли во II подразделении становится даже выше, чем в I. Это перераспределение накоплений приводит, конечно, к отклонению цен от стоимости в каждом из подразделений. И хотя эти отклонения не превышают 5—6% в целом по II подразделению, они, несомненно, чрева1 См. Ш. Я. Турецкий, Себестоимость и вопросы ценообразования. Госпланиздат, 1940, стр. 118.
172


ты немалыми диспропорциями в производстве и обмене. При этом весьма показательно, что равнение на себестоимость в ценообразовании приводит наших практиков даже к более значительным диспропорциям в обмене, чем это .присуще свойственному капитализму закону цен производства.
Таблица 2
Варианты ценообразования
Варианты |
Подразделения
Производственные фонды С
Себестоимость
Фонды накопления, т
Общественный продукт (с 4- v+ т)
Отклонения цен от стоимости
прошлый труд с
живой труд V
итого с + V
абсолютно |
в % к
g
ю
О. t-
гр. 3 (С)
+
а
всего
в % итога
абсолютно
1 1
2 I
1 з
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
I
А
1400
378
180
558
135
75
9,6
24,2
693
69
0
0
Б
600
220
50
270
37
75
6,2
13,7
307
31
0
0
А + Б
2000
598
230
828
172
75
8,6
20,8
юог
100
0
0
11
А
1400
378
180
558
120
67
8,6
21,5
678
68
-15
-2,2
Б
600
220
50
270
52
104
8,6
19,3
322
32
+15
. +4,7
А4-Б
2000
598
230
828
172
75
8,6
20,8
1000
100
0
0
III
А
1400
378
180
558
116 64
8,3
20,8
674
67
—19
-2,8
Б
600
220
50
270
56 112
9,3
20,8
326
33
+ 19
+5,8
А4-Б
2000
598
230
828
172 75
8,6
20,8
1000
100
0
0
Таким образом, если даже признать равнение на себестоимость в ценообразовании в 'качестве некоего компромисса между законом стоимости и ценами производства, то это гнилой компромисс, ибо он не приближает, а удаляет нас от принципиально правильного решения.
По какому же из указанных трех вариантов осуществляется у нас на деле ценообразование?—спросит нас, пожалуй, неосведомленный читатель.
На этот вопрос трудно ответить сразу, ибо воздействие на наши цены переложения накоплений из I подразделения во II рычагами так называемого налога с оборота является в ценообразовании пока решающим фактором. Но в исчисле!73


нии его господствует голая эмпирика, не подкрепляемая никакой теорией. Тем не менее хотя и ощупью, но все же заметно наши цены приближаются >к требованиям закона стоимости. И казалось бы, что с формальным признанием действия этого закона в наших условиях нет никаких причин двигаться к нему ощупью. Зная цель, достигнуть ее с открытыми глазами и светочем теории много проще.
Равнение в ценообразовании на уровень стоимости (с-Ь + у + /п) легко осуществимо, ибо c + v и ныне учитывается с достаточной точностью советской бухгалтерией, а норма планового накопления т : и определяется в текущем планировании .по всему народному хозяйству на каждый год. Это отношение m\v = q приходится рассматривать как одно из важнейших заданий любого государственного плана, без осуществления которого становятся под удар и все остальные. Величину q не трудно определить из плана использования народного дохода. Ее твердо должен знать и помнить каждый трудящийся в СССР, ибо это индивидуальный его взнос или трудовой пай в общем коллективном творчестве грядущего коммунизма. Но ее еще тверже должны знать и применять в учете стоимости и в процессе установления цен все советские калькуляторы, ибо только такие цены в полной мере стимулируют социалистический труд и наиболее надежно обеспечивают необходимые нам масштабы социалистического накопления. А вместе с тем ориентировка цен на уровень стоимости приблизит нас в дальнейшем и к полной эквивалентности обмена трудящихся своими трудовыми затратами в должном согласии с законом стоимости.
Учет трудовой стоимости в денежном выражении не представит никаких непреодолимых трудностей. Редукция сложного труда к простому и всех видов конкретного к абстрактному осуществляется у нас на практике дифференциальными расценками всех видов труда. И считать эту разрешенную уже на деле проблему неразрешимой могут лишь самые неисправимые педанты. Если к тому же будет установлено, что- на общественные потребности каждый производитель повинен отчислить определенный процент создаваемой им стоимости, например 75% от topi его доли v, какую он получает на руки в индивидуальное пользование, то стоимость любого продукта определится по формуле =с+1,75v, где спи даются обычной калькуляцией. Калькуляция указанным методом полных затрат труда на отдельных предприятиях определит, конечно, лишь индивидуальную стоимость их -продукции W , весьма различную при различном уровне техники и энерговооруженности труда. Но, располагая таким учетом по всем предприятиям каждой отрасли, не трудно уже получить и среднюю общественно необходимую стоимость каждого продукта Го и в отдельности, и в общих итогах ее по всей стра174


не. Допустим, далее, что такой итог стоимости общественного продукта за какой-либо отчетный период, подсчитанный по формуле IFo = c+l,75t>, составит в денежном выражении 600+400 = 1000 млрд, руб., а отработанное и оплаченное рабочее время в производстве учтено при этом, скажем, в сумме 80 млрд, человеко-часов. Ясно, стало быть, что каждый час труда соответствует в денежном выражении пяти рублям- (400:80), и что, пользуясь этим соотношением, любую стоимость можно выразить не только в рублях, но и в единицах рабочего времени, скажем в нашем случае 600 + 400 млрд, руб. соответствует 120 + 80 = 200 млрд, часов.
Точность такого учета в трудовом измерении на первых порах будет несколько хромать за счет хуже учтенных элементов прошлого труда. Но затем с каждым новым производственным циклом эта точность станет быстро возрастать. В самом деле, допустим, что нынешние цены в результате неправильного их равнения на себестоимость отклоняются от стоимости до 6%. С «переходом в учете на равнение их по стоимости эта ошибка ограничивается лишь рамками прошлого труда. И если на него падает лишь 60% всей стоимости нового продукта, то ошибка в 6% от 60% снизится в общем итоге уже до 3,6% всей стоимости. Во втором цикле воспроизводства она уменьшится до 2,16%, в третьем—до 1,3% и т. д. Таким образом, при планомерном равнении цен на стоимость достижимая точность в учете этой стоимости как в денежном, так и в трудовом выражении может удовлетворить всем требованиям планового хозяйства.
Конечно, и при таком равнении на стоимость нет необходимости полного совпадения цен со стоимостью. К тому же практически оно и не достижимо, ибо как отпускные, так и расчетные цены в советской практике могут равняться лишь на плановую общественную или соответственно индивидуальную стоимость изделий, заданную на предстоящий период. Но плановая стоимость — это лишь директивное задание, за выполнение которого предстоит еще борьба. Вполне естественно поэтому, что и расчетные, и отпускные цены только после отчетных калькуляций (с + у) и (c + qv) могут быть сопоставлены с фактической стоимостью произведенных продуктов. Следовательно, обнаруженные при этом отклонения цен от стоимости могут быть использованы лишь при пересмотре цен для последующего планового периода и внесения необходимых коррективов к исчислениям успешности выполнения плановых заданий за предшествующий период. Но, конечно, в меру совершенствования наших методов планирования такие отклонения цен от стоимости возможно будет со временем снизить до самых незначительных величин.
Эти отклонения в плановом хозяйстве имеют к тому же принципиально иную природу, чем в условиях капиталисти175


ческого рынка. Им не свойствен конъюнктурный характер постоянных колебаний изо дня в день под влиянием неустойчивого равновесия спроса и предложения. Наши цены по своему уровню даже устойчивее самой стоимости, на которую они равняются, ибо стоимость в связи с повседневным ростом технического прогресса снижается непрерывно, а плановые цены пересматриваются лишь периодически. Поэтому совпадение уровня и динамики цен со стоимостью может у нас осуществляться лишь в среднем за значительный период времени. Но важно уже то, что в наших условиях обеспечена возможность, не взирая на любую зарубежную конъюнктуру, последовательно при каждом пересмотре цен снижать их в полном согласии с директивами партии и объективными требованиями закона стоимости, принципиально отвергая целесообразность столь парадоксальных явлений, как, скажем, ничем не оправданное повышение цен, вопреки закону стоимости, в условиях заведомого роста производительных сил страны, что так свойственно капиталистическому рынку в периоды подъема конъюнктуры перед каждым кризисом.
13. 	Стоимость и производительная сила труда
От правильного учета стоимости к определению производительной силы труда один только шаг. Как известно, величина стоимости товара изменяется «прямо пропорционально количеству и обратно пропорционально производительной силе труда, находящего себе осуществление в этом товаре» Ч Стоимость любого блага в качестве продукта нашего труда измеряется количеством общественно необходимого труда, расходуемого на единицу этого продукта (t: р), а производительная сила труда определяется, наоборот, количеством данного продукта на единицу труда средних качеств (р : /). Следовательно, имея меру одной из этих взаимно-обратных величин, мы располагаем и другой. В применении ко всему общественному продукту страны понятие производительной силы труда полностью совпадает с понятием общественной производительности труда, ибо, суммируя все затраты труда, получаем в итоге затраты среднего качества. Однако в применении к измерению индивидуальной производительности отдельных рабочих или даже целых коллективов трудящихся смешение этих понятий недопустимо.
Производительную силу труда можно измерить его плодотворностью, т. е. массой доставляемых им потребительных стоимостей «при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда»1  2. Говоря иначе, производительная си1 К. Маркс, Капитал, т. I, 1955, стр. 47.
2 Т а м же, стр. 45. (Курсив мой. — С. CJ.
176


ла труда измеряется его производительностью из расчета на единицу труда среднего качества, а на отдельных участках хозяйственного фронта, где это качество труда меняется, величина производительной силы труда выразится формулой р : xt, где р — количество продукта в натуре, к — показатель качества труда и t — его количество, выраженное в часах или иных единицах времени.
Повышенное качество труда уже само по себе (повышает его плодотворность, увеличивая при этом не только количество создаваемой им потребительной стоимости, но и меновую стоимость созданного продукта. Индивидуальный час труда новатора, выполняющего удвоенную норму выработки, приравнивается при этом двум часам среднего общественно необходимого труда. И при такой редукции сложного труда к простому производительная сила труда новатора и рядового рабочего из расчета на единицу простого труда совершенно выравнивается, но производительность их труда не равна, ибо производительность труда во всех случаях измеряется количеством продукта, выработанного в единицу фактического, а не приведенного к простому рабочего времени. Редукция сложного труда к простому при измерении производительности труда привела бы к совершенно нетерпимой в наших условиях уравниловке в оплате труда, ибо после редукции труд новатора и чернорабочего, ударника и лодыря оказался бы равно производительным. Социалистический принцип распределения по количеству и качеству труда в интересах его стимуляции требует от нас строго различать и по-разному расценивать различные его качества.
Производительность труда П в любом производстве равна производительной силе Пс труда средних качеств в этом производстве, умноженной на показатель фактического качества труда к, в нем используемого, т. е. П = к • Пс. Показатель качества труда к можно принять пропорциональным уровню оплаты труда разных категорий и исчислить для любой из них в процентах к среднему уровню ’оплаты труда в стране. Если, стало быть, мы сумеем исчислять текущие изменения во времени стоимости общественного продукта, взятого в целом в отдельных его подразделениях, то вместе с тем определится с достаточной точностью и динамика зависящих от стоимости величин 11 и Пс. В нашей учетной практике, к сожалению, в равной мере игнорируются и та и другая. А в качестве наиболее доступного суррогата «производительности труда» все пользуются показателем выработки рабочего в единицу времени, т. е. весьма несовершенным показателем производительности одного лиши живого труда. Сокращение затрат живого труда сопровождается, однако, по общему правилу, относительным .увеличением затрат прошлого труда, овеществленного в машинах, горючем и материалах. И потому выработка 12 С, Г, Струмилин
177


рабочего из расчета на единицу одного лишь живого труда не может стать точной мерой динамики производительности труда во времени, преувеличивая действительные ее темпы — из расчета продукции на единицу совокупного, живого и овеществленного труда. Лишь учитывая динамику полных затрат труда, мы не рискуем в этом отношении никакими просчетами. И если нам дано, что стоимость продукции за отчетный период снизилась, скажем, на 20%, со 100 до 80, то вывод ясен: производительная сила труда, а при неизменном его качестве и производительность соответствующих кадров рабочих повысилась с 80 до 100, т. е. на 25%.
Производительную силу труда в интересах планирования важно сопоставлять не только во времени, но и в пространстве— на предприятиях одной и той же отрасли труда, но различных по уровню техники. Чтобы спланировать для каждого из них вполне им посильные задания по -масштабам производства, снижению издержек производства, повышению производительности труда, а также определить индивидуальную для каждого из них плановую стоимость продукции и расчетные цены, нужно, конечно, всегда считаться с различиями в уровне производительных сил этих предприятий. Лучшим показателем этих различий опять-таки может послужить лишь сумма полных трудовых затрат в каждом из них за отчетный период на сопоставимый круг их продукции и индивидуальная ее стоимость в сопоставимом объеме по сравнению с общественной стоимостью той же продукции Wo в среднем по всей данной отрасли труда. Приняв при этом средний для всей отрасли уровень производительных сил Пс за единицу, мы сможем выразить его для любого из отдельных предприятий той же отрасли отношением IF0: Wt.
В зависимости от разного уровня техники и других условий производства отдельных предприятий отклонения на них W t от Wo будут весьма различны. Таким образом, отношение W Wq, будучи точным показателем сравнительного уровня их производительных сил, могло бы стать вместе с тем и прекрасной мерой относительной их годности к дальнейшей эксплуатации без реконструкции. Расположив их в ряд по убывающим степеням этой годности и сопоставив их дифференциальную рентабельность с установленной нормой планового накопления (m : v = q), легко можно было бы установить и ту грань, за которой наименее из них годные подлежат уже ликвидации на слом или полной реконструкции за счет сверхплановых накоплений по наиболее совершенным и передовым.
Конечно, технически передовые предприятия могут и даже должны своей сверхплановой экономией живого и овеществленного труда перекрывать в известных пределах его перерасход по более отсталым. Но едва ли целесообразно допускать длительную эксплуатацию и столь уже отсталых предприя178


тий, которые при отпускных ценах, соответствующих общественной стоимости данной продукции, не только не дают никакого накопления, но даже требуют еще бюджетной дотации для оплаты занятых в них рабочих. Гораздо целесообразнее такие дотации за счет наилучших предприятий обратить на реконструкцию наихудщих в меру имеющихся для этого ресурсов.
В связи с этим естественно напрашивается такая примерно плановая политика. Если предприятия с отрицательной рентабельностью назвать наихудшими, а с накоплением ниже одной плановой нормы — просто отсталыми, то предприятия с накоплением от одной до двух норм придется уже считать передовыми, а с накоплением свыше двух норм — наилучшими. И вот, если «.передовые» предприятия данной отрасли, вообще говоря, смогут полностью возместить своей экономией в труде весь перерасход его сверх нормы по группе «отсталых», то на долю «наилучших» осталось бы как раз образовать за счет избытка своих накоплений сверх нормы тот специальный фонд реконструкции, в пределах которого можно было бы вместо дотаций «наихудшим» подтягивать их путем (Модернизации к передовым.
Возможность соизмерить сравнительный уровень техники и производительной силы труда в различных предприятиях одного и того же треста или объединения весьма важна также в интересах правильного хозрасчета и социалистического соревнования. Равнение цен на себестоимость в нынешней плановой практике не решает этой задачи, ибо между снижением себестоимости и полных затрат труда на предприятиях разного уровня техники и строения капитальных фондов нет прямой пропорциональности. В частности, казалось бы, равное для всех них задание снизить себестоимость, скажем, на 5% в предприятиях с различным отношением с : v представляет весьма различную трудность, поскольку его приходится добиваться по общему правилу за счет одного лишь сокращения V. А между тем в отличие от частного предпринимателя — капиталиста плановое хозяйство не столько заинтересовано в сбережении заработной платы, сколько в общей экономии всех затрат труда. Именно поэтому, чтобы поставить работников разных предприятий в равные условия хозрасчета и соревнования, необходимо принимать от них в сбытовые органы продукцию по расчетным .ценам, соответствующим полной плановой индивидуальной стоимости на каждом предприятии (ayz), премируя, таким образом, достойных за. лучшие достижения и всемерно подтягивая отстающих.
Для реализации продукции через сбытовые органы отпускные ее цены необходимо перестраивать на базе расчетных уже по средним для каждой отрасли общественно необходимым затратам, т. е. по плановой общественной стоимости соответ-
12*
179


ствующих продуктов. Это облегчило бы и дальнейший учет израсходованных материалов на всех стадиях производственного (потребления по полной их стоимости, гарантируя в то же время должное соблюдение социалистического принципа распределения. Такие отпускные цены не исключают возможности в случае нужды и известных маневров рыночного перераспределения ценностей, ограничивая их, однако, лишь областью розничных цен на предметы широкого потребления. Надо полагать, однако, что -к этому косвенному методу распределения, располагая многими другими, ведущими к той же цели прямее, плановое хозяйство будет со временем прибегать все реже.
Меняясь весьма существенно от производства к производству и от предприятия к предприятию, производительная сила труда образует, однако, и некоторый средний для всего народного хозяйства уровень. Этот уровень и его динамика во времени приобретают в плановом хозяйстве особо важное значение. До сих пор мы не пользовались этим важнейшим по своей общности показателем темпов возрастания нашей хозяйственной мощи, ибо исчисление его по всему народному хозяйству представляет большие трудности. Но в условиях цен, непосредственно отражающих текущее снижение стоимости всех продуктов за любой отчетный период, эта задача значительно упрощается. Достаточно знать денежную стоимость всей продукции, выпущенной за этот период w, и сумму экономии труда в денежном выражении Э, достигнутую в результате снижения стоимости за тот же период, чтобы получить искомый показатель по данным бухгалтерской отчетно- -сти.
Сумму сбереженных затрат надо при этом исчислять лишь по той продукции, которая производилась и в предшествующий период, ибо по новой продукции за первый период ее производства не может, разумеется, получиться никакой экономии по сравнению с прежними. Величины W и Э могут быть получены сначала по каждому предприятию в отдельности, а затем в сумме — для целых отраслей и в общем — по всему народному хозяйству в целом. Величина W определяет собой при этом уже сниженную за отчетный период на величину Э стоимость данной продукции. Значит, сумма W + Э представит собой стоимость той же продукции при прежнем уровне производительных сил. Чтобы выразить прирост этого уровня за отчетный период, достаточно лишь разделить одну из этих величин на другую. Выражая новый уровень производительных сил в процентах старого, получим A’--100(U7 4- Э) : W.
Величина этого показателя имеет для нас не только познавательное значение. Не следует забывать азбучной истины, что стоимость всех продуктов определяется не фактическими затратами труда, а общественно необходимыми по условиям
180 -


их воспроизводства, т. е. уже на новом уровне производительной силы труда в каждый данный момент. Это значит, что овеществленный в капитальных фондах и других материальных ценностях прошлый труд непрерывно обесценивается в тех же темпах, в каких возрастает производительная сила труда. Если, скажем, за год она возрастет на 6%, то стоимость продуктов прошлого труда обесценится за то же время в 1,06 раза. Если технический .прогресс ежегодно дает прирост производительной силы труда в р % и за t лет она возрастет в (1+р)z раз, то стоимость действующих и бездействующих основных фондов неизбежно обесценится за тот же срок в (1 + р)z раз. Можно ли игнорировать, не считаясь с законом стоимости, такое обесценение наших основных фондов, исчисляемых в сотни миллиардов рублей? Конечно, нет.
Строители, которые без необходимости растягивают сроки строительства, без пользы омертвляя в нем средства производства, причиняют этим стране, ничем не оправданный ущерб. Почему же этот ущерб остается без учета? Ведь эти средства обесцениваются еще до вступления в эксплуатацию. Хозяйственники, которые недостаточно используют наши средства производства в эксплуатации, а частью и вовсе оставляют их без использования, на консервации, наносят стране ущерб в меру их напрасного обесценения. Почему же виновники этого ущерба не привлекаются к ответу? Только при наличии учета таких потерь станет возможной и планомерная борьба против бесплодного омертвления и нетерпимых простоев наших средств производства.
Необходимо заметить, что понятие обесценения в вышеуказанном смысле не вполне совпадает с гораздо более узким понятием так называемого «морального износа». Под моральным износом обычно понимают лишь то частное обесценение конкретных машин и орудий, которое происходит вследствие устарения их по сравнению с пришедшими им на смену более современными конструкциями того же назначения. Оно вовсе не затрагивает расценок всех конструкций. Мы же имеем в виду общее обесценение всех продуктов прошлого труда независимо от их конструкций и конкретного назначения в результате общего удешевления производства, поскольку растет продуктивность самой единицы абстрактного человеческого труда. В первом случае обесценение — результат потери потребительного значения отдельных устаревших продуктов конкретного труда, во втором оно, наоборот,—результат общего падения стоимости всех потребительных благ. В первом случае обесценение устаревших конструкций, возникая лишь с момента появления более совершенных, по своей величине вовсе не зависит, однако, от времени службы старых. Во втором, в условиях непрерывного действия технического прогресса общее обесценение возрастает непрерывно во времени, про181


являясь как функция самого времени, и требует хронической переоценки всех ценностей. В первом случае мы имеем дело только со специальным частным проявлением технического прогресса на отдельных участках производства, во втором —с общим его результатом во времени.
Роль этого фактора с ускорением темпов технического про- ’ гресса в наше время несомненно сильно возрастает. И тем не менее ни в зарубежных, ни в советских калькуляциях он доныне должного отображения не получил. Самое общее объяснение этому можно усмотреть в том, что и само мерило стоимости—золотой доллар или фунт — непрерывно обесценивалось по отношению к стоимости всех средств существования. И учитывать общее обесценение капитальных фондов, измеряемых в тех же долларах и фунтах, которые сами обесцениваются в какой-то никому не известной мере, не стоило труда. К тому же предприниматель-капиталист, не учитывая в своих издержках неизвестной ему величины обесценения средств производства, ничего в сущности не терял, поскольку стихия рынка по общему правилу автоматически возмещала ему в ценах производства все издержки и среднюю норму прибыли. В наших условиях, где цены устанавливаются не стихийно, а на базе имеющихся калькуляций, требования к ним возрастают. Всякая забытая здесь статья издержек снизит и плановую отпускную цену, а вместе с тем и предусмотренную норму накопления.
Следует также учесть, что темпы технического/прогресса, а стало быть, и текущего обесценения средств производства в условиях капитализма гораздо ниже, чем у нас. Не превышая 1—2% в год, это обесценение там с лихвой перекрывается даже обычными нормами амортизации. Средства производства при таких темпах обесценения там раньше изнашиваются, чем обесцениваются и, накопляя, таким образом, достаточный фонд реновации, не вызывают особых издержек за счет досрочного их обесценения. В СССР производительность труда в среднем по всему народному хозяйству возрастает, по-видимому, не менее чем на 6% в год. Такой темп обесценения значительно обгоняет физический износ средств производства. И потому, учитывая в издержках производства и отпускных ценах одно лишь это текущее обесценение, можно было бы создать общий фонд обновления, с избытком покрывающий потребности погашения износа и реновации всего выбывающего из эксплуатации, за ветхостью и непригодностью, имущества, образуя за счет этого избытка особый фонд модернизации производственной сферы. Наличие такого специального фонда не исключает необходимости текущих планово-предупредительных и аварийных ремонтов за счет эксплуатационных кредитов, поскольку такие ремонты лишь поддерживают на изначальном уровне производственную год752


ность, т. е. потребительную ценность основных фондов, отнюдь не повышая их трудовой стоимости. За счет же фондов модернизации, накапливаемых в целях возмещения текущего устарения средств производства, целесообразно покрывать только те затраты на реконструкцию и капитальные ремонты орудий труда, которые, повышая их техническую годность или сроки службы, вместе с тем повышают и их стоимость. Однако на эти задачи при наших темпах технического прогресса достаточно было бы предоставить в распоряжение хозрасчетных объединений, пю-видимому, не свыше половины начисляемых у них «фондов обновления», сосредоточивая, таким образом, сверх того не менее 3% от стоимости всех производственных фондов страны в госбюджете на строительство новых предприятий взамен вовсе выбывающих из строя.
К чему бы это привело на практике? Прежде всего к заметному увеличению бюджетных фондов обновления по сравнению с нынешними за счет одних лишь амортизационных отчислений. А вместе с тем повысилась 'бы и ответственность хозяйственников за возможно полное использование всех доверенных им для эксплуатации социалистических фондов.
По таким соображениям некоторые финансисты делали уже предложения обязать все предприятия вносить за пользование государственными средствами труда в бюджет ежегодно до 6% их стоимости. Однако это означало бы усвоение капиталистической практики «цен производства». В условиях социализма «норма прибыли» не может быть равной. И уплата Госбанку со всех фондов одной и той же ставки за пользование средствами труда в 6%, сверх погашения физического износа, потребовала бы огромных дотаций из бюджета всем предприятиям с более низкой нормой прибыли. Это было бы к тому же тяжким ударом по возможностям рационального хозрасчета.
Ответственность хозяйственников не может простираться дальше требования, чтобы предоставленные им средства труда были полностью использованы по их назначению. Говоря •иначе, они ответственны лишь за простой или неполное использование в производстве доверенных им фондов, и в том лишь размере, в каком эти недоиспользованные ими фонды обесцениваются за отчетный период в результате физического и морального износа. А мерой этого использования можно принять хотя бы выполнение производственной программы, заданной хозрасчетному предприятию в соответствии с наличием производственных фондов. Если за норму обесценения фондов принять 6% в год, а программа недовыполнена предприятием на 10%, то ущерб, нанесенный им народному хозяйству, составит 0,6%. На эту сумму и следовало бы понизить бухгалтерский счет прибылей данного предприятия, обратив ее, скажем, -на расширение текущих фондов общественного потребления. Вы183


нужденный оплачивать недоиспользование производственных фондов ив доходов предприятия, под каким бы благовидным соусом «консервации» или ремонтов эти средства ни простаивали, каждый передовой директор старался бы не допускать простоев оборудования, а «консерваторы» расплачивались бы полным рублем за свой консерватизм. Такой контроль рублем, штрафуя за каждый плохо использованный час не только живого, но и овеществленного рабочего времени на предприятии, повысил бы и общую расценку фактора времени в нашей стране. О том, в какой мере этот забываемый у нас многими фактор может быть использован в иных отношениях, показано мной в другой работе L
❖ * *
Положив надежный учет производительных сил и трудовой стоимости в основу плановой политики вообще и ценообразования в частности, мы вместе с тем заложим новую базу незыблемости нашей денежной единицы в качестве мерила стоимости. К этой единице в разное время и в различных условиях предъявляются и разные требования. Но прежде всего, как и всякой иной единице измерения, ей должна быть обеспечена необходимая стабильность. Мировая практика в своих поисках всеобщего эквивалента ценностей подвергла историческому испытанию немало разнообразнейших продуктов труда — от шкурок куницы или головы скота до гривны серебра и унции золота. Все они, однако, представляя собой вполне определенную и довольно устойчивую потребительную ценность, оказались весьма неустойчивыми, переменными величинами по содержанию в них самой субстанции меновой стоимости —овеществленного труда. А с ускорением технического прогресса, в современную нам эпоху, этот дефект их становится все осязательнее. Совершая крупные кредитные сделки на срок, деловые люди Запада должны, помимо всех других рисков -в своих спекуляциях, брать -на себя еще весь риск, связанный с колебаниями стоимости и покупательной силы денег во времени.
Производительная сила труда в различных его отраслях в связи с неравномерным на них воздействием технического прогресса возрастает весьма различными темпами. Если при этом в производстве денежного металла, в добыче золота производительность труда обгоняет средние темпы ее во всем народном хозяйстве, то золотой доллар обесценивается по отношению к товарам, в противном случае — товары обесцениваются в денежном выражении. В обоих случаях в результате стихийного действия такой своеобразной денежной «инф-
1 См. С. Г. Струмилин, Очерки социалистической экономики СССР,. Госполитиздат, 1959. гл. VI. 184


ляции» или «дефляции» всегда кто-нибудь — держатели денег или товаров—вынуждены расплачиваться за дефекты своей денежной системы убытками от текущего обесценения денег или товаров. В условиях капитализма имеется, однако, один особый товар — рабочая сила,— в отношении которого все прослойки господствующего класса — буржуазии являются в равной мере держателями денег. Расплачиваться за этот товар дешевеющей монетой — для всех них равно выгодный бизнес. Тем более, что это не противоречит и законам рынка,, освящающим расплату с рабочими все дешевеющим «прожиточным минимум-ом» средств их существования. «Идеальной» в этих условиях денежной единицей был бы такой доллар, который, дешевея как раз в меру удешевления всех средств существования рабочих, поддерживал бы иллюзию о стабильности уровня оплаты их труда.
О таком именно «стабильном» долларе, ускользающем от размена на изменчивое в этом отношении золото, чтобы опереться на индекс цен целого набора средств существования, давно уже хлопотали американские буржуазные статистики во главе с Ирвингом Фишером. С тех пор уж и доллар, и фунт стерлингов вполне освободились от стеснительного размена на золото. В их бумажном воплощении не содержится ни грана потребительной ценности. Никаким микроскопом не удалось бы обнаружить в них и наличия каких-либо элементов стои- мостьобразующей субстанции. Их покупательная сила в обращении не подкрепляется ныне и какими-либо реальными фондами обеспечения. И если на смену золотому доллару классической теории не пришел еще товарный доллар статистиков, то объясняется это прежде всего тем, что откровенная инфляция в известных условиях для тех кругов, которые ее определяют, оказывается даже выгоднее прикрытой фиговыми листками индексных манипуляций.
В эпоху острой инфляции в 'результате войны и блокады и у нас до денежной реформы 1924 г. делались попытки использования товарного рубля и бюджетного индекса для поддержания реальной оплаты труда на должном уровне. Но в условиях непрерывного роста этого уровня такой измеритель для данной цели оказался совершенно излишним, а в качестве меры труда —и вообще не отвечающим своему назначению. Товарный доллар или рубль как представитель определенного набора продуктов в лучшем случае может быть принят лишь за меру их неизменной потребительной ценности. Поскольку, однако, стоимость этих продуктов с ростом производительности труда должна падать, то для измерения стоимости товарный рубль в качестве заведомо падающей величины явно не пригоден.
Плановое хозяйство нуждается в твердом измерителе стоимости, и оно может его иметь. Опереть его стабильность оно 185


могло бы на широчайшую базу всей продукции социалистического хозяйства, реализующейся на советском рынке по це нам, соответствующим стоимости. В этом заключается един* ственное необходимое и вполне достаточное условие совершенно недостижимой при капитализме стабильности денежного мерила стоимости — стабильности в новом значении этого слова. Не в том смысле, что за один советский рубль можно будет всегда получить одну и ту же порцию хлеба с маслом или иных потребительных ценностей, а в том, что в купленном за рубль продукте всегда будет овеществлено одно и то же количество общественно необходимого труда. Оторванный от всякого конкретно связанного с ним потребительного значения и лишенный какой-либо внутренней товарной ценности такой рубль явит собой при указанном условии, наконец, впервые в истории тот всеобщий трудовой эквивалент стоимости, в котором заранее выражены все другие.
Таким всеобщим эквивалентом не смогло стать полностью даже золото, явно обанкротившееся ныне в этой ответственнейшей роли. Не смог бы ее лучше выполнить и любой иной товар, обладающий собственной стоимостью, при всех неизбежных ее колебаниях во времени по отношению к другим. Лишь советский бумажный рубль в вышеуказанных условиях, являясь только узаконенным посредником эквивалентного обмена реальных ценностей, оказался бы тем самым вполне застрахованным от опасностей вздорожания или обесценения по отношению к товарным ценностям, выраженным в том же рубле. Вступая в обращение в оплату уже овеществленного «необходимого труда» производителей по полной стоимости необходимого им продукта, такой советский рубль, выполнив свою функцию реализации этого продукта в условиях полнейшего равновесия платежеспособного спроса и предложения, снова возвращается в кассы планового хозяйства после каждого оборота. Еще проще осуществима в плановом хозяйстве оплата полным рублем продукта «для общества», в процессе его реализации, с возвратом его стоимости обратно в те же кассы в порядке накопления для следующего тура расширенного воспроизводства. Таким образом, в природе планового хозяйства не заложено никаких угроз денежной инфляции или дефляции.
14. 	Стоимость и накопление
Одной из проблем всех экономических формаций можно считать проблему распределения вновь созданной стоимости, т. е. всего народного дохода, на текущее потребление и образование запасов для последующего использования в расширенном воспроизводстве. Общий объем народного дохода в 186


потребительном его значении ограничен наличньш уровнем производительных сил данного общества. Но в пределах любого наличного объема народного дохода на цели потребления можно уделить и большую и меньшую его долю, сокращая или увеличивая тем самым долю накопления. А увеличение доли накопления в народном доходе, повышая при прочих равных условиях темпы расширенного воспроизводства производительных сил страны, тем самым улучшает шансы в международном соревновании различных хозяйственных систем и усвоивших их народов.
Известно, однако, что в условиях капитализма, где назначение трудящихся классов низводилось до роли рабочего скота, потребление этих классов благодаря соответствующей трактовке стоимости рабочей силы ограничивалось предельно низким уровнем средств их существования, в то время как в условиях социализма этот уровень обнаруживает тенденцию к неуклонному возрастанию в меру роста производительности труда. В связи с этим возникают серьезнейшие вопросы: не уменьшаем ли мы, допуская этот рост уровня потребления трудящихся 'Масс, наших шансов в решающем экономическом соревновании с капитализмом? Не снизит ли это наших норм накопления и темпов расширенного воспроизводства? Не замедлит ли это при прочих равных условиях решения нашей ближайшей основной задачи—догнать и перегнать в экономическом -развитии передовые страны капитализма?
На все эти вопросы и наша практика, и теория отвечают отрицательно. И прежде всего потому, что равных условий труда в капиталистическом хозяйстве и социалистическом не создается. И, в частности, потому, что в условиях роста уровня потребления при социализме производительность труда обгоняет этот рост потребления. И в особенности потому, что капитал, присваивая себе все возрастающую долю народного дохода, уже давно не способен использовать ее всю производительно. Он расточает ее главным образом на паразитическое потребление своих присных и содержание на свою потребу все более прожорливого государственного аппарата угнетения и агрессивнейшего милитаризма. И потому крайне важно различать валовое накопление буржуазии от той его доли, какая действительно обращается на расширенное воспроизводство в условиях капитализма. Нормы валового накопления здесь очень велики, но реальные вложения в народное хозяйство неизмеримо меньше. Так, например, в США они даже в лучшие годы перед войной не превышали 10—12% народного дохода. А в СССР и в послевоенных пятилетках, несмотря на огромные военные потери, капитальные вложения, включая резервы, достигают 20—25% от всего народного дохода. Если же еще учесть, что в годы кризисов США проедают, а не накопляют основные фонды и в среднем их фактические накоп187


ления не превышают 2—3% народного дохода \ то станет понятно, почему мы, повышая уровень жизни рабочих, неуклонно догоняем опередившие нас твердыни капитализма.
В условиях столь серьезного соревнования различных систем хозяйства было бы, однако, неблагоразумно расширять свои фонды потребления слишком уж щедрой рукой. И, во всяком случае, было бы неразумно расширять их за счет сокращения удельного веса фондов накопления. При более или менее устойчивом соотношении фондов потребления и фондов накопления в народном доходе и наших темпах производительности труда и тем, и другим обеспечены вполне достаточные темпы роста. А вместе с тем только при этом условии находит свое полное осуществление и социалистический принцип распределения: каждому—по его труду.
Вполне .понятно, что и в социалистическом хозяйстве валовый фонд накопления, т. е. весь продукт для общества, очень значительно превышает ту его долю, которая может быть обращена на расширение основных и оборотных фондов. Из этого продукта, помимо фондов расширения, приходится чер-' пать и покрывать и ряд иных общественно необходимых затрат непроизводственного и даже заведомо непроизводительного назначения: на обслуживание социально-культурных нужд общества, на нужды обороны, охрану общественной безопасности, юстицию и прочие издержки управления. Какую долю валовых ресурсов страны составляют такие затраты, можно видеть из анализа структуры советского бюджета. Правда, советский госбюджет, призванный прежде всего аккумулировать в себе все ресурсы страны, подлежащие перераспределению, далеко еще не четко и не полно разрешает эту задачу. Он уже теперь неизмеримо шире по своему охвату и задачам бюджетов капиталистических стран, но все еще не приобрел всех черт прозрачно ясной, социалистической бухгалтерии.
Одни, отрасли хозяйства, госбюджетные, отражаются в нем всеми своими оборотами по приходу и расходу, другие, хозрасчетные,— только сальдовыми статьями отчислений от прибылей и бюджетных дотаций. В связи с этим, например, из огромной суммы «финансирования» народного хозяйства на 1960 г. в 523,2 млрд. руб. только 180,6 млрд.1  2 капитальных вложений отражают собой реальное расширение хозяйства за 1 Норма прибыли в США перед войной в обрабатывающей промышленности колебалась около 4% (1934—1937 гг.), а норма чистого накопления в среднем за 10 лет (1929—1938 гг.) не превышала 3,1% народного дохода, составляя в среднем всего 1,9 млрд. долл, в год по. всем частнокапиталистическим предприятиям (S. Ku z nets. National Income and Its Composition, 1919—1938, vol. I, New-York, 1941, p. 269).
2B. Гарбузов, Бюджет нового подъема экономики и культуры страны, журнал «Плановое хозяйство» № 12, 1959, стр. 8.
/58


счет бюджета, а все остальные миллиарды оборотов лишь преувеличивают итоги бюджета, умаляя величественные темпы роста наших бюджетных ресурсов и государственной мощи. В то же время бюджет не полностью отражает все накопления и капитальные вложения, предусмотренные планом . Никак не учтены в нем и накопления колхозно-кооперативного сектора. Неясно, в какой мере учтены в нем и все фонды реновации средств производства, которые, хотя и не увеличивают стоимости воспроизводимых за их -счет основных фондов, но тем не менее, повышая уровень техники и производственную мощность этих фондов, тоже служат задачам расширенного воспроизводства хозяйственных благ. И все же советский бюджет в отличие от всех буржуазных уже ныне в основном строится на базе накоплений социалистического хозяйства, и если его очистить от оборотных статей, а также выделить особо социально-культурные нужды, покрываемые за счет фондов потребления, то удельный вес и структура советских фондов накоплений в бюджете-нетто получит довольно полное отображение.
За 1940—1960 гг. итоги по основным статьям бюджета характеризуются следующими данными (табл. 3).
Как видим, в приходной части бюджета решающее значение принадлежит накоплениям государственного хозяйства, а в расходной — затратам на социально-культурные мероприятия. Они возрастают наиболее стремительным темпом,- что возможно лишь за счет резкого снижения удельного веса военных расходов в общей сумме расходов по бюджету—с 32,6% в 1940 г. до 12,9% в 1960 г. Капитальные вложения за счет бюджета увеличиваются в меру роста всего расходного бюджета и с 1960 г. покрываются уже с избытком поступающей в бюджет суммой отчислений от прибылей государственного хозяйства. В общую сумму капитальных вложений за 1960 г.— 262,4 млрд. руб.— за счет бюджета и собственных средств предприятий входит и реновация их за счет амортизационных отчислений в сумме 36,1 млрд. руб. За вычетом этой суммы фонд расширения средств производства за I960 г. составит 226,3 млрд. руб. Сопоставляя этот ■ итог с общей суммой «прибылей» в 285,3 млрд, руб., видим, что в общем итоге по всему государственному хозяйству необходимые нам фонды расширения покрываются той долей продукта для общества, которая извлекается у нас в форме «прибылей» предприятий. И, стало быть, так называемый «налог с оборота» отныне уже может быть целиком обращен на удовлетворение текущих общественных потребностей. В общем итоге налог с оборота за 20 лет понизил свой удельный вес в доходах бюджета с 59 до 41%, а отчисления от прибылей повысились с 12 до 26%.
Было бы весьма важно сопоставить уровень и темпы роста бюджетных ресурсов СССР с объемом и темпами роста всего
189


Таблица. 5
Государственные ресурсы СССР
(в млрд. руб. в текущей валюте)1
Показатели
1940 г.
1950 г.
1955 г.
I960 г. (план)
А
1
2
3
4
I. Государственный бюджет
а) Доходы (брутто) ....
180,2
422,8
564,3
773,0
в том числе:
1. Налог с оборота . . .
105,9
236,1
242,4
317,6
2. Отчисления от прибылей
21,7
40,4
102,8
203,0
Итого по 1—2, абсолютные
127,6
276,5
345,2
520,6
в % к доходам
70,8
65,4
61,2
67,0
3. Налоги и платежи населения, абсолютные . . .
9,4
35,8
48,3
57, 2
4. Займы у населения, абсолютные
9,2
27,0
35,5
1,0
Итого по 3—4, абсолютные
18,6
62,8
83,8
58,2.
б) Расходы (брутто), абсолютные
174,3
413,2
539,5
745,8
в том числе:
1. Социально-культурные, абсолютные
40,9
116,7
147,2
247,8
2. На оборону, абсолютные
66,8
82,8
107,4
96,1
3. Издержки управления, абсолютные
6,8
13,9
12,5
11,1
4. Капитальные вложения за счет бюджета, абсолютные
33,1
113,2
109,3
180 ,6
Итого по 1—4, абсолютные
137,6
326,6
376,4
535,6
в % к расходам
79,0
79,0
69,8
71,8
в) Превышение доходов, абсолютные
5,9
9,6
24,8
27,2
II. Всего прибылей государственного хозяйства, абсолютные
33,3
65,5
143,3
285,3
III. Всего капитальных вложений в государственное хозяйство
57,8
151,9
167,2
262,4
в том числе за счет амортизационных фондов . .
...
...
21,8
36,1
1 «Народное хозяйство СССР в 1958 году», Госстатиздат, 1959, стр. 899, 900; В. Гарбузов, Бюджет нового подъема экономики и культуры страны, журнал «Плановое хозяйство» № 12, 1959, стр. 5—15; журнал «Плановое хозяйство» № 2_ 1957, стр. 45.
190


народного дохода Союза. Но эта задача затрудняется тем, что народный доход у нас давно уже публикуется только в неизменных ценах, а бюджеты — в текущих. Однако к началу первой пятилетки, когда эти цены были очень близки, можно установить, что в государственном бюджете СССР было охвачено около 28,7% всего народного дохода Союза за 1927/28 г. L В дальнейшем в результате индустриализации страны и роста доли промышленной продукции в народном доходе этот охват значительно расширился. В бюджете 1932 г. было охвачено, по-видимому, свыше 46%, а в 1940 г.— не менее 54% народного дохода. За 1940—1960 гг., пользуясь опубликованными индексами, можно привести следующие данные (табл. 4).
Цены в СССР за годы войны сильно выросли, а затем заметно снизились, а потому реальный рост доходов трудящихся точнее отражает их динамику за эти годы, чем номинальный в денежном выражении. Возможно, однако, что использованный нами за неимением других индекс цен в государственной рознице не вполне сравним с тем индексом, по которому исчислены темпы роста всего народного дохода в неизменных ценах. Кроме того, необходимо помнить, что в учтенные нами здесь накопления вовсе не вошли накопления колхозного хозяйства. Тем не менее заслуживает внимания существенный факт, что весь бюджет в целом и фонд государственных накоплений за 1940—1950 гг. заметно отставали от общего роста народного дохода в неизменных ценах. А между тем за последующие годы мы имеем такие темпы роста: весь народный доход вырос за 10 лет на 168%, доходный бюджет в целом — на 143, общие фонды накоплений— на 166, и только налог с оборота, отставая от всех других показателей, поднялся по номиналу всего на 34, а реально—на 80 %.
Расчленение общего фонда накоплений в нашей финансовой практике на такие элементы, как «налог с оборота» и «прибыль», представляется мне весьма случайным, а самые эти понятия—уже сильно устаревшими в наших условиях. Если уж выпал из нашего советского словаря ставший одиозным в условиях социализма термин «капитал», то анахронизмом становится и его естественное порождение «прибыль». Если последовательные марксисты всегда боролись против- методов косвенного обложения, то для них и «налог» с оборота, впитавший в себя все старорежимные акцизы, даже по своему названию звучит чем-то чужеродным. Гораздо более свойственно условиям социализма расчленение общественных фондов накопления по их назначению: 1) в фонд общественно-
1 7319,5 млн. от 25,5 млрд. черв. руб. К. Н. Плотников, Очерки истории бюджета советского государства, 1954, стр. 76; «Контрольные цифры народного хозяйства СССР на 1928/1929 год», 1929, стр. 436.
191


Таблица 4 Сопоставление темпов роста важнейших показателей
(в млрд. руб. и в о/о)1
Показатели
1940 г.
1950 г.
1955 г.
I960 г.
А
1
2
3
4
1. Доходы по бюджетам СССР (брутто)
а) в текущей валюте, абсолютные
180,2
422,8
564,3
773,0
б) в неизменных ценах 1940 г„ абсолютные ....
180,2
227
409
552
%
100
126
227
306
в) индекс розничных цен .
100
186
138
139
2. Общие фонды государственных накоплений
а) по налогу с оборота . .
105,9
236,1
242,4
317,6
б) по сумме прибылей . .
33,3
65,5
143,3
285,3
Итого в текущей валюте .
139,2
301,6
385,7
602,9
То же, в неизменных ценах абсолютные
139,2
162
279
431
%
100
116
200
310
.3. Основные производственные фонды (по объему), % . . .
100
127
200
ЗЮ2
4. Народный доход, % . . . .
100
164
281
4401
5. Рабочая сила производственной сферы, %
100
101
110
1222
6. Производительность труда
(4:5). %
100
162
255
3612
1 «Народное хозяйство СССР в 1958 году», Госстатиздат, 1959, стр* 64,'59, 770, 899.
2 Предварительная оценка.
го потребления и 2) в фонды расширения средств производства и резервов. Учитывая, что фонд расширения реализуется в капитальных вложениях, а свободные для текущего использования государственные резервы отображены в бюджетах СССР, мы можем представить все эти фонды в текущих и неизменных ценах в следующем сопоставлении (табл. 5).
В приведенные итоги не вошли фонды колхозного сектора, которые пока всего труднее поддаются учету1. За их исклю-
1 По подсчетам ЦСУ, капитальные вложения колхозов за 1940 г. составили всего 4,0 млрд, руб., за 1950 г. — 6,9 млрд. руб. и за 1955 г.— 19,7 млрд. руб. («Народное хозяйство СССР в 1956 году>, Госстатиздат, 1957, стр. 172—173). Но это, по-видимому, далеко не полный их учет, не включающий прироста скота и всех трудовых вложений.
/92


Таблица 5
Фонды расширения и общественного потребления
(в млрд, руб.);
Показатели
1940 г.
1950 г.
1955 г.
1960 г.
А
1
2
3
4
А.
В текущих ценах
1. Фонды общественного потребления
а) социально-культурные
40,9
116,7
147,2
247,8
б) издержки управления и обороны
63,6
96,7
119,9
107,2
Итого . . .
104,5
213,4
267,1
355,0
2. Фонды расширения и резервов
а) капитальные вложения
57,8
151,9
167,2
262,4
б) бюджетные резервы .
5,9
9.6
24,8
27,2
Итого . . .
63,7
161,5
192,0
289,6
Всего по 1 и 2 в текущих ценах
168,2
374,9
459,1
644,6
Б.
В неизменных ценах 1940 г.
1. Фонды общественного потребления
104,5
114,7
193,6
255,4
2. Фонд расширения и резервов
63,7
86,8
139,2
208,3
Итого затрат (нетто), абсолютные
168,2
201,5
332,8
463,7
То же. %
100
120
198
i
276
чением на долю фондов расширения и резервов приходится от 38% в 1940 г. до 45% в 1960 г. от общего итога затрат (нетто) по всему государственному хозяйству. Фонд общественного потребления до 1950 г. за 10 лет возрос реально всего на 10% и сильно вырос — на 123% в результате снижения цен только за последнее десятилетие (1950—1960 гг.). А фонд расширения и резервов поднялся реально за десятилетие 1940—1950 гг. на 36% и за следующие 10 лет — на 140% с заметным возрастанием резервов, т. е. без особого напряжения наличных ресурсов. Но самым высоким темпом—на 184% за 1950—1960 гг. увеличились затраты на социально-культурные нужды.
Большой интерес представляет также сопоставление роста накоплений с темпами возрастания производственных фондов и рабочей силы, этих основных факторов, определяющих собой и объем всего национального продукта (в неизменных
13 С. Г. Струмилин
193


ценах), и ту его долю, какая может быть обращена в фонд расширения средств производства.
Народный доход в неизменных ценах — это весь чистый продукт страны в потребительном его значении, а основные производственные фонды это, с одной стороны, итог наших накоплений за ряд лет, а с другой — это средства производства, об эффективности которых мы можем судить по результатам этого производства в натуре. Однако не следует забывать об огромных потерях средств производства за время войны. Тем не менее весьма показательно, что вновь создаваемый в стране продукт обгоняет в своем росте возрастание производственных фондов и что, стало быть, эффективность этих фондов росла, а не падала за последние 20 лет.
Численность рабочей силы в производственной сфере за 1940—1950 гг. в связи с прямой убылью ее в сельском хозяйстве и военными потерями, по моим расчетам, в общем ее итоге почти не изменилась к 1950 г., а за 1951 —1960 гг. возросла до 122% от уровня 1940 г. За последнее десятилетие шла усиленная передвижка рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность и другие отрасли наиболее продуктивного труда. В то же время разрушенное вторжением гитлеровских варваров производственное оборудование нашей страны замещалось новым, более прогрессивным. И чем тяжелее были военные потери в этой области, тем значительнее оказалось обновление разрушенных средств труда и выше их эффективность в производстве. А в результате выработка одного работника по всему народному хозяйству, несмотря на военные потери и трудности их возмещения, превзошла к 1960 г. в 3,6 раза уровень 1940 г.
Напомним, что, по исчислениям ЦСУ, выработка одного работника в советской промышленности выросла за 1940— 1960 гг. в 3,0 раза, в строительстве — в 2,9, на железнодорожном транспорте — в 2,3 \ в то время как по всему народному хозяйству в целом она поднялась примерно в 3,6 раза. Рассматривая эту разницу как результат текущих сдвигов в области отраслевой структуры хозяйства, можно лишь пожалеть, что наша статистика не уделяет анализу их достаточного внимания в своих публикациях. Хотелось бы также видеть в этих публикациях не только абстрактно-бесплотные отвлеченные показатели нашего развития, а те конкретные величины, которыми измеряются масштабы и пропорции нашего хозяйства, уровень благосостояния трудящихся и многие другие, не менее важные для анализа нашей экономики величины.
Лучше многих других сторон хозяйства у нас освещаются проблемы накопления. Здесь нам известны не только темпы накоплений, но и абсолютные цифры валовых и чистых нако-
П4
1 «СССР в цифрах в 1960 году», Госстатиздат, 1961, стр. 91.


плений. Можно исчислить их из расчета на одного работника. В пределах производственной сферы государственного хозяйства получаем такие нормы чистых накоплений и вложений из расчета на одного годового работника (табл. 6).
Таблица 6
Нормы накоплений и вложений на одного работника производственной сферы1
Показатели
1940 г.
1950 г.
1955 г.
I960 г.
А
1
2
3
4
1. Число работников государственного сектора
млн
22,7
27,5
36,5
46,6
%
100
121
161
205
2. Накопления (налог с оборота и прибыль)
всего, млрд. руб. . . .
139,2
301,6
385,7
602,9
рублей на одного работника в месяц ....
511
914
881
1078
3. Капитальные вложения всего, млрд. руб. . . .
57,8
151,9
167,2
262,4
рублей на одного работника в месяц ....
212
460
382
469
4. Социально-культурные мероприятия
всего, млрд. руб. . . .
40.9
116,7
147,2
247,8
рублей на одного работника в месяц ....
150
354
336
448
1 «Народное хозяйство СССР в 1958 году», Госстатиздат, 1959, стр. 659; «СССР в цифрах в 1960 году», Госстатиздат, 1961, стр. 294—295.
Накопления общественного нетто-продукта, обращаемые в целевой фонд общественного потребления, и в частности на социально-культурные нужды, возвращаются трудящимся в виде безвозмездных услуг государства и тем самым значительно повышают текущий их уровень жизни сверх нормальной оплаты их труда в -производстве. А вклады на капитальные затраты, падавшие на каждого работника в 1940—1960 гг. в размере от 212 до 469 руб. в месяц, можно рассматривать как цену отложенной потребности трудящихся, которая с избытком возмещается им безотказным повышением повседневной производительности их труда. И если учесть, что эти плановые наши вклады в «сберкассу» будущего повысились за 20 лет в ценах 1960 г. с 295 до 469 руб., или всего на 59%, в то время как реальная заработная плата поднялась более чем вдвое \ а производительность труда почти в три раза, 1 «СССР в цифрах в 1959 году», Госстатиздат, 1960, стр. 225.
13*
/95


то придется признать, что окупаются такие вложения в кратчайшие сроки.
Так обстоит дело с накоплениями в государственном хозяйстве. О накоплениях в колхозах, за отсутствием правильно налаженного учета издержек производства, никаких достоверных сведений пока не имеется. По данным ЦСУ, доходы крестьян из расчета на одного работающего в неизменных ценах возросли за 1950—1955 гг. на 50%, значительно обгоняя рост реальной оплаты труда рабочих и служащих, поднявшейся за те же годы на 39% L Но рекордная сумма капитальных вложений в колхозное хозяйство оценивается нашей статистикой всего в 35 млрд. руб. за 1959 г.1  2. Из расчета на 24,5 млн. годовых работников в колхозах за 1959 г. это составит до 119 руб. в месяц, т. е. в четыре с лишним раза ниже соответствующей нормы вложений из расчета на одного работника государственных предприятий. При таких соотношениях роста вооруженности труда в городе и деревне расчеты на крутой подъем колхозного хозяйства были бы мало правдоподобны. Но этот подъем уже засвидетельствован бесспорными фактами. И приходится заключать о малом правдоподобии лишь тех минималистских цифр, в которых у нас оцениваются реальные накопления и вложения колхозной деревни. А между тем проблема накопления, казалось бы, заслуживает особого внимания как раз на этом, наиболее уязвимом до последнего времени участке народного хозяйства.
15. 	Нерешенные проблемы
Многие из затронутых выше проблем являются теоретически еще весьма дискутабельными. А между тем некоторые из них требуют безотлагательного решения, и практика нередко решает их от случая к случаю, по вдохновению, не считаясь с требованиями теории.
Возьмем, например, проблему товарной эквивалентности в обмене. Из признания закона стоимости, казалось бы, естественным выводом является и признание вытекающих из этого закона требований эквивалентности меновых пропорций. Но, с другой стороны, большой соблазн для практики перераспределения народного дохода через цены представляет и неэквивалентный обмен. И проблема остается нерешенной. Вернее сказать, она решается по-разному, от случая к случаю, ибо при общей ориентировке цен на уровень издержек производства весьма пестрая практика надбавок к ним налога с оборота слишком часто вступает в явное противоречие с общим принципом эквивалентности.
1 «Народное хозяйство СССР в 1956 году», Госстатиздат, 1957, стр. 43.
2 «СССР в цифрах в 1959 году», Госстатиздат, 1960, стр. 187.
196


Или возьмем другую, особо важную для нас проблему снижения цен. В наших условиях небывалого роста производительных сил эта проблема представляется очень легкой. Ведь неуклонный рост производительной силы труда означает соответствующее ему снижение уровня стоимости советских товаров, ибо величины эти, по закону стоимости, обратно пропорциональны. А за снижением стоимости за советский период уже в несколько раз должны бы, по тому же закону, во столько же раз снизиться и цены. Но, несмотря на теоретическое 1признание закона стоимости и наличие неоднократных директив о снижении цен, они, как известно, ведут себя в своей динамике еще весьма независимо от велений закона стоимости, а подчас — и наперекор нашим теоретическим ожиданиям. Конечно, это крайне парадоксальное на первый взгляд явление имеет свое объяснение. Ведь наши цены определяются не автоматически рыночным самотеком, а в плановом порядке. А плановые решения учитывают не только принципиальные требования теории, но и практические потребности каждого данного момента. Говоря вообще, неуклонное снижение цен в соответствии с понижением стоимости, представляя немалые выгоды обороту, является нормальным путем развития советской экономики. Но в частных случаях опять-таки немалый соблазн представляют и временная задержка назревшего уже снижения цен и даже повышение их в интересах столь важного для нас баланса социалистических вложений и накоплений. И решая такие дилеммы от случая к случаю по-разному, наша практика не всегда, конечно, находит оптимальные решения.
Или возьмем еще такую немаловажную для нас проблему, как проблема устойчивости советских денег. Можно бы сказать, что советский рубль уже теперь несравненно устойчивее всех валют капиталистических стран, и на этом успокоиться. Можно отметить и такой благоприятный для нас факт. В то время как в капиталистических странах в ущерб наиболее жизненным интересам пролетариата проводится путем злостной инфляции политика падающей валюты, советское планирование за последние годы успешно борется за повышение покупательной силы рубля, а вместе с тем — и уровня жизни трудящихся. Несомненно, что поднимающийся в своем значении рубль лучше падающих долларов, фунтов и франков. Но наилучшим мерилом стоимости придется признать все же лишь вполне устойчивый и неизменный в своей стоимости рубль. Кстати сказать, именно такой рубль неизменной стоимости является в наших условиях и растущим рублем в потребительном значении эквивалентных ему товаров, ибо с ростом производительности труда цены всех товаров должны падать в оценке таким рублем.
Подобным достоинством не обладала до сих пор ни одна зарубежная валюта, даже в золотом ее выражении, ибо и сто197


имость грамма золота есть величина переменная и к тому же в условиях технического прогресса неуклонно падающая. Только советский рубль, устойчивость которого обеспечивается всей товарной продукцией социалистического хозяйства, реализуемой по стоимости в эквивалентном обмене, теоретически способен стать действительно вполне стабильным мерилом стоимости. И если он в нашей практике не стал еще таким мерилом, то в этом отрыве практики от теории приходится усматривать все те же общие причины — недооценку нашей практикой экономического значения принципа эквивалентности вообще и важности соблюдения закона стоимости в динамике цен—в особенности.
Не умножая примеров подобной недооценки, можно прийти к такому выводу. Освоив уже вполне всю важность требований закона стоимости в области борьбы с производственными диспропорциями, наша практика планирования далеко еще не в той же мере пока считается с его требованиями в области меновых диспропорций ценообразования. А между тем обе эти области теснейшим образом между собой связаны, как две стороны одного и того же явления. Некоторые экономисты думают, что при соблюдении надлежащих производственных пропорций, достаточных для равномерного удовлетворения наличных потребностей общества, отклонения цен от стоимости не угрожают никакими народнохозяйственными потерями. Но это неверно. Всякая диспропорция в ценообразовании неизбежно скажется такой же диспропорцией в структуре потребления. Всякое повышение цен товаров над уровнем его стоимости суживает нормальные масштабы его реализации и потребления, а понижение цен расширяет их. Но если производственные пропорции остаются прежние, а структура покупательного спроса и потребления в результате ценовых сдвигов изменилась, то неизбежно одни товары окажутся в недостатке, а другие — в относительном избытке. И весь труд, потраченный на производство этого «избытка», останется нереализованным, а стало быть, по закону стоимости, растраченным попусту.
Ну, а если такие потери вполне возвещаются другими выгодами от смещения цен? — спросят нас, пожалуй. Так почему бы нам и не отступить в том или другом случае от слишком пунктуального следования закону стоимости?
Вопрос вполне законный. Требования эквивалентности, как и многие другие, для нас не фетиш. Их можно и нарушить при случае. Во время войны перестройка всех производственных пропорций даже повелительно от нас требовала таких нарушений. Но теоретически выдержанную, принципиальную политику коммунисты всегда предпочтут оппортунизму на практике, который, шатаясь в своих решениях от случая к случаю и шарахаясь при этом из одной крайности в другую, хро198


мает обычно на обе ноги. Половинчатое признание закона стоимости отвергает его на практике. И если к этому влекут нас лишь соблазны получить за ’неизбежные при том потери те или иные возмещающие их выгоды, то прежде всего следует проверить: нельзя ли те же выгоды получить иным путем, т. е. без нарушений закона стоимости и, стало быть, без всяких потерь?
Одним из таких соблазнов, как уже было отмечено, являются удобства перераспределения «прибавочного» продукта в межотраслевом разрезе через цены. Однако, вовсе не отрицая этих удобств, можно сказать смело, что через бюджет, собирающий в себе все накопления страны, та же цель достигается даже более прямым и кратким путем. Тем более, что в нашей практике через цены накопления в основном перебрасываются из тяжелой промышленности в легкую как будто только для того, чтобы через бюджет в порядке финансирования и дотаций снова вернуть их из легкой промышленности в тяжелую. И таким образом Госбюджету задается — в ущерб идеям самодеятельности хозрасчетных предприятий — даже излишняя нагрузка повторными оборотами по перераспределению социалистических накоплений.
От соблазна повышения нормы этих накоплений путем задержки уже назревших снижений ?цен или даже пересмотра их в сторону повышения тоже следовало бы отказаться уже потому, что в случае нужды той же цели можно достигнуть и без всякого ущерба закону стоимости более прямым и надежным путем уже в са-мом процессе калькуляции общественных издержек производства. Прямые пути и в этом случае, как и всегда, предпочтительнее окольных. К сожалению, у нас до сих пор калькулируется только так называемая «себестоимость» продуктов труда хозрасчетным предприятиям, т. е. c+v, а не полная их общественная стоимость с + + Но зная ту, необходимую нам норму накопления
m: v, которая, полностью отвечая требованиям закона стоимости и социалистического принципа распределения по труду, в то же время была бы вполне достаточна и для перекрытия всех запланированных вложений плановыми накоплениями, можно бы перейти и к прямому учету как индивидуальной, так и общественной стоимости всех продуктов в советском рубле. И тогда, ориентируясь в своих ценах на эту стоимость, (мы не только окончательно стабилизировали бы тем самым наше мерило стоимости — советский рубль, но и вполне обеспечили бы от всяких просчетов наши планы расширенного социалистического воспроизводства.
Конечно, сказанное не исключает возможности и планового маневра ценами в необходимых случаях. Нет правил без исключений. Не следует лишь исключения возводить в правило. А неумеренным любителям активной политики цен следовало бы учесть и то, что наиболее действенной и здоровой политикой 199


цен будет именно та, которая систематически пересматривает цены товаров в сторону их снижения, в меру снижения их стоимости, а не та, которая, избирая -пути наименьшего сопротивления, стремится на много лет заморозить эти цены на якобы «неизменном» их уровне.
«Я должен сказать,— утверждал И. В. Сталин еще в конце 1927 г.,— что политика неуклонного снижения цен на промышленные товары является тем краеугольным камнем нашей экономической политики, без которого немыслимы ни улучшение и рационализация нашего промышленного хозяйства, ни укрепление союза рабочего класса и крестьянства» L
На XV съезде партии И. В. Сталин, обратив внимание на «чрезвычайно медленный» темп снижения «отпускных цен на промышленные товары и, особенно, розничных цен на городские товары», -привел и некоторое объяснение этого минуса: «Нельзя не отметить, что мы имеем тут громадное сопротивление аппарата, и государственного, и кооперативного, и партийного»1  2. Конечно, инерцию аппарата не легко преодолеть. Но и после XV съезда вместо «медленного снижения цен» наступил, как известно, даже длительный период неуклонного их повышения. Правда, за последние годы мы снова вернулись к здоровой политике в области ценообразования. И этот вопрос не сходит с повестки дня. Но полной ясности в принципах и методах ценообразования на новом этапе этой политики в нашей плановой практике еще не чувствуется.
Заканчивая свой сжатый анализ, в котором по необходимости пришлось ограничиться лишь немногими вопросами слишком широкой темы, хочется подчеркнуть еще раз, что, хотя наша плановая практика и осваивает с каждым годом все глубже объективные требования закона стоимости, но ею далеко еще не сделаны все практические выводы из теоретического признания этого закона. Отчасти повинны в этом и наши теоретики, чересчур оторвавшиеся от практики и, может быть, именно поэтому столь часто ограничивающие свои суждения о ней лишь наиболее «обтекаемыми», со всех сторон обкатанными избитыми истинами. Правда, уж слишком ответственным является всякое теоретическое выступление по наиболее жгучим вопросам нашей практики, даже с самой дружеской критикой ее дефектов. Но критика — движущее начало нашего строя. И каждый должен честно и смело выполнять свой долг в этом отношении, не страшась ошибок. Ошибки в конце концов поправимы в большом коллективе, а обтекаемые истины угрожают нам гораздо более опасным застоем, чем любые промахи и заблуждения в горячей теоретической дискуссии.
1 И. В. Сталин, Соч., т. 10, стр. 229.
2 Т а м же, стр. 312.


IV. 	к ОПРЕДЕЛЕНИЮ СТОИМОСТИ И ЕЕ ПРИМЕНЕНИЙ В УСЛОВИЯХ СОЦИАЛИЗМА1
«Определение стоимости», как известно, остается немаловажной задачей в условиях социализма. Более того, по уничтожении капиталистического способа производства эта задача и обслуживающая ее бухгалтерия, по выражению Маркса, «становятся важнее, чем когда бы то ни было» 1 2.
Для применения стоимости в условиях социализма открываются новые и притом широчайшие перспективы в области народнохозяйственного (планирования и прежде всего регулирования рабочего времени и пропорционального потребностям распределения общественного труда между различными группами производства. Но не только для этого необходимо определение стоимости. Снижение стоимости может служить мерой эффективности наших плановых капиталовложений, а стало быть, и незаменимым руководством для оптимального их планового распределения в интересах наибольшей экономии времени и наивысших темпов роста производительности труда. Сопоставление сравнительной стоимости и локальной трудоемкости одних и тех же благ в различных республиках и районах СССР послужит задачам планирования и рационального размещения производительных сил в стране, а такое же сопоставление в рамках всей мировой системы стран социализма может быть использовано в интересах наиболее целесообразного международного разделения труда, кооперирования и специализации производства. Наконец, определение стоимости разных благ крайне важно для разумного планирования их цен и учета соответствующих накоплений, а также для соблюдения достаточной эквивалентности об»мена во внутренней торговле и возможной рентабельности экспорта и импорта.
Правда, до поры до времени мы обходились в нашей плановой практике и без определения стоимости производимых благ. Цены планировались с ориентацией частично на учет издержек производства, а там, где он был слабее, наши промахи выправлялись порой и рыночной стихией. Но такие про1 См. журнал «Вопросы экономики» № 8, 1959.
2 К. Маркс, Капитал, т. III, 1955, стр. 865.
201


махи всегда шли на пользу только спекулянтам за счет жизненных интересов общественного хозяйства. Особенно опасны такие просчеты в -планировании цен на продукцию, которая поступает в обмен между городом и деревней. Долгое время у нас отсутствовал даже учет себестоимости сельскохозяйственной продукции, и цены планировались без должного ориентира. Опыт ценовых «ножниц» 1923 г., а также практика установления сдаточных и заготовительных хлебных цен до 1953 г. учат нас, какими серьезными диспропорциями и задержками в развитии хозяйства чреваты плановые просчеты в этой области. О масштабах этих просчетов можно судить хотя бы по тому, что, выправляя их, пришлось повысить заготовительно-закупочные цены продукции колхозов за 1952—1959 гг. на 202%, т. е. более чем в 3 раза, а во отдельным продуктам в 10—12 раз и выше L И конечно, чем грандиознее наши планы расширения вложений в различные отрасли хозяйства и чем значительнее товарные массы, реализуемые на внутреннем и внешнем рынках, тем точнее должны быть расчеты эффективности этих вложений, тем важнее потребность определения стоимости продукции.
Необходимость определения полной общественной стоимости производимых благ наряду с учетом их «себестоимости», т. е. индивидуальных издержек производства в каждом отдельном хозрасчетном предприятии, за последние годы становится все настоятельнее. Реорганизация МТС и .изменение порядка планирования колхозного производства сильно облегчили задачу определения стоимости продовольственных и сырьевых ресурсов деревни. А реорганизация управления промышленностью и строительством, образование совнархозов создали новые возможности для решения той же задачи и в этих отраслях производства. Вместе с тем отмеченные мероприятия ставят и новые требования к практике планового ценообразования.
Важнейшей особенностью планирования цен на средства производства и предметы потребления в СССР доныне было сознательное перераспределение через механизм цен почти всех накоплений из I подразделения общественного производства во II.
Известно, что вся новая стоимость, образующая народный доход rf, создается только живым трудом и, стало быть, пропорциональна его затратам в различных предприятиях. Известно также, что эти затраты оплачиваются в условиях социализма пропорционально количеству и качеству труда, использованного в разных предприятиях. Отсюда заключаем, что народный доход, создаваемый в разных производствах и предприятиях, пропорционален по своей стоимости фонду за1 «Сельское хозяйство СССР», Госстатнздат, 1960, стр. 117.
202


работной платы v, выплаченной на этих предприятиях. Этот вывод, применимый в условиях социализма ко всем отраслям материального производства, можно выразить в следующем виде:
dx : Vi = d2 : v2 = d3: v3 . . . = n const. (1)
Иными словами, отношение народного дохода к фонду оплаченного труда представляет собой в любом производстве одну и ту же постоянную величину. Народный доход, помимо заработной платы, включает в себя и весь фонд накоплений т, Подставив вместо d равную ему сумму т + v в выражении (1), получим новый ряд равенств
(т\ + Dj) : Vi = (т2 + v2) : v2 = (т3 + v3) : и3 . . . = п const. (2
Если же из каждого из этих равных отношений вычтем по единице, получим новое равенство
= т2: v2 = т3: v3 . . . = (п—1) const. (3
Это равенство убеждает нас, что теоретически, исходя из экономических законов социализма, отношение накоплений к зарплате т: v в общей сумме народного дохода и в любой отдельной отрасли материального производства есть величина постоянная для всего производства, вполне определяющая норму накоплений социалистического хозяйства на том или ином этапе его развития.
Но это теоретическое положение отнюдь еще не исключает возможности перераспределения на практике накоплений из одного подразделения в другое путем отклонений цен от стоимости в процессе ценообразования. И советская практика использовала эту возможность в планировании цен весьма широко. Однако отклонения цен от стоимости, полученные в результате этой практики, если брать для сопоставления не отдельные товары, а целые отрасли и крупнейшие подразделения производства, не так уж значительны. В этом совсем нетрудно будет убедиться, проанализировав структуру действующих у нас цен.
В практике последних лет элементы прошлого и живого труда c+v в структуре цен продукции по двум подразделениям (средств производства и предметов потребления) и в целом по всему общественному продукту Р распределялись примерно в следующих пропорциях (табл. 1).
Как видим, требование теории о равенстве отношений т : v во всех производствах в приведенной структуре цен не соблюдено. Но для того чтобы его соблюсти, достаточно элемент т во II подразделении понизить с 15,5 до 11,4% и перенести этот излишек накоплений сверх нормы в I подразделение, после чего и в этом подразделении доля накоплений, повысившись всего с 17,7 до 19,7%, войдет в общую норму накоплений
203


Таблица 1
Элементы цены, %
С
V
т
Р
I подразделение . . .
II подразделние . . .
. . 150
. . 70
55,7
69,0
26,6
15,5
17,7
15,5
100
100
I + II подразделение
. . 220
60,0
23,0
17,0
100
по всему общественному продукту (т: и = 74%). А между тем такие поправки к средним ценам продукции по обоим подразделениям в пределах от 2 до 4% не могли бы создать никаких потрясений при реализации общественного продукта. Конечно, для приближения к стоимости цен таких продуктов, как водка, табак и тому подобный дурман, потребовались бы гораздо более крупные поправки. Но не серьезна сама проблема удешевления этих продуктов.
В действующей практике ценообразования наиболее произвольно из одних отраслей в другие перераспределяется элемент накоплений т. Но каждая недооценка или переоценка этого элемента живого труда в ценах средств производства неизбежно сказывается соответствующей погрешностью и в калькуляциях элементов прошлого труда с, ибо весь живой труд, овеществленный в средствах и предметах труда на начальных ступенях производства, становится прошлым на последующих его ступенях. Данное обстоятельство в анализе действующих цен необходимо всегда иметь в виду при разложении этих цен на их основные элементы.
Элемент накоплений в структуре наших цен определяется довольно сложным и своеобразным путем. Общая сумма накоплений по всему народному хозяйству т образуется из двух слагаемых, именуемых «прибылью» Ш\ и «налогом с оборота» т2. Термины эти унаследованы нами из прошлого, но содержание их принципиально изменилось на наших глазах. Из прибавочной стоимости капиталистов, извлекаемой ими за счет неоплаченного труда наемных рабочих, эти элементы накопления давно уже превратились во всенародное достояние в качестве (разных фондов специального назначения.
Прибыль, основным назначением которой по-прежнему является обеспечение расширенного воспроизводства общественного продукта, составляя в его цене около 8%, распределялась, однако, доныне в процессе межотраслевого ценообразования по-новому. В условиях капитализма, как известно, в результате ожесточенной рыночной конкуренции частных предпринимателей цены стихийно выравниваются по типу так называемых «цен производства», в которых прибыли, равня204


ясь по капиталу, складываются в единую норму прибыли т\ : К, общую для .всех отраслей хозяйства. В плановом хозяйстве за отсутствием конкуренции не действует закон средней нормы прибыли и цены устанавливаются на базе издержек производства. Но, учитывая <при этом вместо полных, общественных издержек производства только хозрасчетную себестоимость отдельных предприятий и выравнивая норму накоплений гп\ : (с + г>) в пропорции к этим элементам прошлого и живого труда, наша практика неизбежно отклоняет цены не только от «цен производства», но и от общественной стоимости товаров.
В каком же направлении образуются такие отклонения от стоимости в зависимости от той или иной системы цен?
«Цены производства», как известно, завышают цены на продукцию наиболее капиталоемких отраслей труда, в которых органический состав капитальных вложений K\v (отношение основных и оборотных фондов к фонд�