/
Author: Андреева Г.М.
Tags: история буржуазия идеология буржуазная социология буржуазная идеология критический очерк
Year: 1965
Text
Г. М. АНДРЕЕВА
современная
буржуазная
эмпирическая
социология
ИЗДАТЕЛЬСТВО «мысль»
Г. М. АНДРЕЕВА
Современная
буржуазная
эмпирическая
социология
критический очерк
Издательство
«М ы с л ь>>
Москва • 1965
Главная редакция
социально-экономической литературы
Введение
Формы борьбы между пролетарской и буржуазной
идеологией различны в различные эпохи. Они зависят и
от соотношения сил между буржуазией и пролетариатом
на мировой арене исторического развития, и от содержа¬
ния более конкретных экономических и политических
процессов, происходящих в мире капитализма и социа¬
лизма. Они зависят также и от успехов развития науки,,
потому что те или иные открытия наук часто придают
специфический оттенок идеологической борьбе, обуслов¬
ливают в ней акцент на различные проблемы.
Современная эпоха, основным содержанием которой
является переход от капитализма к социализму, когда со¬
циализм превращается в решающую силу общественного
развития, определяет собой также и характер, содержа¬
ние, формы идеологической борьбы в современных усло¬
виях. Вместе с глубоким общим кризисом капитализма
переживает кризис и буржуазная идеология. Показате¬
лем этого кризиса является прежде всего тот факт, что
буржуазия не может сейчас выдвинуть идей, которые
стали бы знаменем борьбы за утверждение каких-то
идеалов. Выражением кризиса является также и то, что
идеи и теории, выдвигаемые буржуазными идеологами,,
не только не утверждают идеалов, но и утрачивают спо¬
собность сколько-нибудь удовлетворительно объяснить
процессы, происходящие в мире. «Буржуазные учения и
школы, — говорится в Программе КПСС,— не выдержа¬
ли исторической проверки. Они не смогли и не могут
3
дать научного ответа на вопросы, выдвигаемые
жизнью» ’. Содержанием буржуазной идеологии все в
большей и большей степени является антикоммунизм —
главное идейно-политическое оружие, которое исполь¬
зует современная империалистическая буржуазия в
борьбе против мировой системы социализма, против
международного коммунистического движения, против
марксизма-ленинизма.
Все это в концентрированной форме находит свое
проявление в буржуазном обществоведении, идеях, тео¬
риях, концепциях, призванных дать непосредственное
объяснение существа современного исторического разви¬
тия, процессов, происходящих в различных типах совре¬
менных обществ, их структур, перспектив их развития.
Социальная философия современной буржуазии, ее фи¬
лософия истории, ее социология претендуют на то, чтобы
ответить на все эти вопросы. В связи со спецификой
различных отраслей буржуазного обществоведения все
они с разных сторон подходят к выполнению этой задачи.
Социальная философия буржуазии формулирует некото¬
рые общие принципы буржуазного обществоведения в
зависимости от общего характера той философской
системы, в лоне которой развиваются те или иные взгля¬
ды. Так возникают различные концепции сущности об¬
щественной жизни в экзистенциализме, неотомизме, пер¬
сонализме и т. д. Философия истории концентрирует свое
внимание на проблемах методологии истории, на анализе
общей направленности исторического процесса, на пер¬
спективах и судьбах народов. Отказ от идеи историческо¬
го прогресса характеризует эти поиски буржуазных
историков и философов.
Выпадает специфическая задача и на долю буржуаз¬
ной социологии. Глубокое разочарование в бесплодности
буржуазной социологической традиции XIX в. вызвало к
жизни в начале XX в. новую, так называемую эмпири¬
ческую тенденцию. С ней связывала буржуазия судьбу
нового этапа в развитии буржуазного обществоведения;
она была выдвинута как главный козырь в борьбе против
марксистской общественной науки в XX в. Паразитируя
на успехах естествознания, эмпирическая тенденция в со¬
циологии заявила претензию стать таким же точным
1 «Материалы XXII съезда КПСС», М., 1961, стр. 357.
4
знанием, каким является естественнонаучное знание,
превратиться в «объективную» и «нейтральную» по от¬
ношению к идеологии и политике науку. В силу ряда
причин эмпирическая тенденция получила большое рас¬
пространение и лет 20 и даже 10 тому назад претен¬
довала на исключительное, монопольное положение в
буржуазной общественной науке. И хотя современный
этап ее развития — это давно уже не этап подъема
и расцвета, но, напротив, этап глубокого кризиса, кото¬
рый она переживает так же, как и другие звенья бур¬
жуазного мировоззрения, борьба с ней является важ¬
ной составной частью борьбы философов-марксистов
против буржуазной идеологии.
Существует ряд причин, по которым необходимо об¬
ратить особое внимание на критику эмпирической тен¬
денции в буржуазной социологии.
Во-первых, эмпирическая социология до сих пор
имеет еще достаточно широкое распространение в капи¬
талистических странах. Она является очень тонким ору¬
дием апологии капитализма. Пытаясь спрятаться за «на¬
учность» своих методов и выбирая очень узкие объекты
исследования, она легче может создать видимость полной
объективности, беспристрастности и «свободы от идео¬
логических влияний», «социального контекста» и т. д.
Тем более важно раскрыть подлинное существо эмпири¬
ческой социологии, показать ее место и роль во всей
системе взглядов буржуазных идеологов.
Во-вторых, известно, что в отдельных узких областях
исследования эмпирическая социология достигает иногда
положительных результатов. Это используется, чтобы
заявить претензию на ее «результативность», на «связь
с практикой», что может посеять иллюзии относительно
возможностей эмпирической социологии в реформирова¬
нии современного капитализма.
В-третьих, поскольку эмпирическая социология в ее
теоретических обоснованиях апеллирует все время к успе¬
хам естественных наук, пытается применять их методы к
социальным исследованиям, постольку необходимо тща¬
тельно проанализировать эти методы, отделить в них то
рациональное, что отвечает действительно уровню совре¬
менной науки и может найти применение в научной со¬
циологии, от идеалистических спекуляций вокруг этих
методов.
5
В-четвертых, теперь, когда в нашей стране широким
фронтом организуются конкретные социальные исследо¬
вания, очень важно выяснить и определить принципи¬
альное отличие этих исследований от исследований бур¬
жуазной эмпирической социологии. На материале этого
сравнения важно еще раз проиллюстрировать две проти¬
воположные тенденции развития социологического ис¬
следования: методологическое богатство и глубину мар¬
ксистской науки об обществе и теоретическую беспо¬
мощность буржуазной социологической мысли.
Наконец, что тоже имеет не последнее значение, не¬
обходимо учесть, что буржуазная эмпирическая социо¬
логия переживает сейчас такую фазу развития, когда ее
представители во многом вынуждены менять аргумента¬
цию, предлагать какие-то новые поиски. Задача мар¬
ксистской критики состоит в том, чтобы рассмотреть и
эти их новые аргументы и дать анализ их современных
раздумий и поисков.
В советской литературе в последние годы вышли ра¬
боты, посвященные критике буржуазной социологии, в
которых поставлен специально ряд вопросов, связанных
с эмпирической тенденцией, ее методологией и проблема¬
ми. К ним относятся прежде всего «Исторический мате¬
риализм и социальная философия современной буржуа¬
зии» под ред. Ю. П. Францева, монографии И. С. Кона
«Философский идеализм и кризис современной буржуаз¬
ной исторической мысли», «Позитивизм в социологии»,
В. С. Семенова «Проблемы классов и классовой борьбы
в современной буржуазной социологии», Г. В. Осипова
«Техника и общественный прогресс», большое количе¬
ство сборников, брошюр и статей.
Вместе с тем нам представляется необходимым дать
общий критический очерк, специально посвященный всей
совокупности проблем эмпирической социологии. Настоя¬
щая книга претендует лишь на то, чтобы начать эту важ¬
ную работу.
Глава I
УСЛОВИЯ И ПРЕДПОСЫЛКИ
НОВОЙ ОРИЕНТАЦИИ в социологии
1. „Традиционная" социология и ее итоги
История буржуазной общественной мысли значитель¬
но «старше», чем собственно история буржуазной социо¬
логии. На самой ранней заре буржуазного мировоззре¬
ния, в первых манифестах буржуазных идеологов, фор¬
мировались понятия и теории, концепции и принципы
буржуазного обществоведения. Острая ломка феодаль¬
ных отношений, бурный процесс развития отношений ка¬
питалистических определяли практическую необходи¬
мость для буржуазии суммировать совокупность взгля¬
дов на общество, на сущность истории, сформулировать
понимание природы общественных явлений.
То обстоятельство, что взгляды эти не были выделены
в отдельную, самостоятельную науку об обществе, ни
в коей мере не означает, что они не разрабатывались и
не оформлялись. Они были просто вплетены в сложную
общую ткань буржуазного мировоззрения, вызревая
преимущественно в лоне философских или исторических
концепций. Сам по себе этот факт очень показа¬
телен. Грандиозные задачи, стоящие перед новой
социальной силой истории — поднимающимся классом
буржуазии, диктовали свои требования к идеоло¬
гам, а именно: общая задача ломки старых отно¬
шений, утверждение общих принципов нового, буржуаз¬
ного порядка обусловливали то, что в мировоззрении
буржуазии этого периода акцент делался на общие прин¬
ципы, на характеристику общей картины переустройства
общества.
7
Этим определялся как Монизм философских систем
классиков буржуазной философии, так и своеобразная
«нерасчлененность» отдельных сторон и проявлений ми¬
ровоззрения.
Взгляды на общество, на природу общественной жиз¬
ни, общественных отношений — то, что впоследствии ста¬
ло именоваться «социологией»,— развивающиеся в рам¬
ках такой философской традиции и в соответствии с
практическими потребностями класса, не могли не приоб¬
рести ряда специфических свойств. Они складывались в
острой борьбе с феодальными представлениями и идея¬
ми, и потому на них печать этой борьбы — общий рево¬
люционный дух и прогрессивность устремлений (хотя и
то и другое ограничено, конечно, как узостью историче¬
ских задач, так и практическими потребностями класса
буржуазии). Отсюда тот революционно-критический дух,
который отмечает Маркс у французских материалистов
XVIII в., отсюда специфический пафос немецкого Просве¬
щения. Разумеется, эта тенденция не была единственной.
Наряду с революционными устремлениями буржуазная
мысль того времени дала примеры и глубоко отрица¬
тельного отношения к идее революционного преобразо¬
вания общества. Однако общая окраска теорий, возник¬
ших в борьбе с теологическими концепциями феодальной
идеологии, сохраняла в определенном смысле прогрес¬
сивный характер.
Другая важнейшая черта этих ранних социологиче¬
ских воззрений буржуазии — их тесная связь с социаль¬
но-политическими идеалами. В этом смысле на них ле¬
жит печать практических усилий утверждающегося у
власти класса: переделка традиционных форм общества
и государства — это ли не широчайшее поле для прило¬
жения общего понимания природы общественных явле¬
ний! Задача состояла именно в том, чтобы раскрыть при¬
роду, сущность этих явлений, понять закон, управляю¬
щий ими, ибо только в этом случае можно более или
менее уверенно действовать для изменения существую¬
щих отношений, для организации новых. Поэтому так
сильна идея закономерности в истории, к которой в раз¬
ной степени и в разной форме подходят и Вико, и
Гердер, и Гегель.
Наконец, третья специфическая черта взглядов на
общество этого периода — их ярко выраженная теорети¬
8
ческая форма. Здесь соединились и традиция, идущая от
философии, и общий характер задач идеологии, и практи¬
ческая потребность опереться на знание общих законов
истории. Все это, вместе взятое, породило несколько гро¬
моздкие, но претендующие на всесторонний охват явле¬
ний конструкции буржуазной, философии истории, среди
которых как наиболее полное выражение этих поисков
философия истории Гегеля.
Эти три черты раннего буржуазного обществоведения
отразили в себе сильные и слабые стороны буржуазного
мировоззрения. Все они порождение совершенно опреде¬
ленных, исторически объяснимых задач, стоявших перед
классом буржуазии. Объяснить отход от этой общей тра¬
диции можно, только обратившись к изменениям самих
устремлений и задач буржуазии, а также учитывая все
эти сильные и слабые стороны, т. е. глубоко противоре¬
чивый характер буржуазных воззрений на общество,
проявившийся на самых разных этапах.
Уже начало XIX в. принесло доказательство того, ка¬
ковы реальные границы буржуазной революционности
и в какой мере нужно для нее действительное понимание
природы общественных отношений. Если сам обществен¬
ный идеал буржуазии оказался лишь «идеализированным
рассудком среднего бюргера» \ то естественно, что теперь
с позиций этого утвердившегося и укрепившегося «сред¬
него бюргера» должны были быть переосмыслены и об¬
щие взгляды на общество.
С точки зрения утвердившейся у власти буржуазии,
старые философско-исторические схемы оказались не¬
годными во всех отношениях. Содержащийся в них рево¬
люционный дух раннего буржуазного мировоззрения
пришел в противоречие с реальностью установившегося
буржуазного мира, их связь с определенными социально-
политическими идеалами оказалась никому не нужной,
поскольку идеалы сами изменились коренным образом,
и перед идеологией встала совсем иная социальная зада¬
ча; наконец, их теоретическая форма с присущими ей
достоинствами и недостатками перестала удовлетворять
тем требованиям, которые стали предъявляться к знанию
об обществе. Их достоинства — стремление открыть дей¬
ствительные законы истории прежде всего — оказались
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, М., 1961, стр. 267.
9
излишними, так как задача теперь состояла не в том,
чтобы изменить действительность в соответствии с этими
законами, а в том, чтобы сохранить ее неизменной вопре¬
ки этим законам. Их недостатки — крайне спекулятив¬
ный характер и надуманность построений — стали вы¬
зывать особую критику и раздражение, ибо возникла не¬
обходимость какой-то более пригодной в практическом
отношении суммы взглядов на общество в связи с возрос¬
шим объемом практических задач буржуазии.
В середине XIX в. с претензией разрешить все эти
трудности выступила философия позитивизма, и в част¬
ности один из ее родоначальников — Огюст Конт.
Несмотря на позднейшую очень сильную антипозитивист-
скую тенденцию в социологии, Конт до сих пор тради¬
ционно считается основоположником буржуазной социо¬
логии. Конту принадлежит создание самого термина
«социология», ему же принадлежит идея выделения со¬
циологии в самостоятельную науку; он впервые сформу¬
лировал тезис, который впоследствии по отношению к
нему обернулся духом, выпущенным из бутылки: социо¬
логия должна освободиться от спекуляций и опираться
только на факты. Отношение современных буржуазных
социологов к Конту довольно точно выражено американ¬
ским социологом А. Восковым: «С внешней стороны Конт
дал социологии имя и программу, которую он проповедо¬
вал, но которой сам не следовал» L
Появление контовской позитивистской социологии не
только отражало определенные требования развивающе¬
гося буржуазного мировоззрения, но и, несомненно, пред¬
ставляло собой реакцию на бесплодность схем и кон¬
струкций старой философии истории. Однако если
марксизм преодолевал эти схемы с точки зрения после¬
довательно революционного класса — пролетариата и с
позиций материалистического понимания истории, то
Конт попытался это сделать с позиций буржуазии, уже
превращавшейся в реакционную силу истории, что в
плане теоретическом не могло не привести к глубокому
консерватизму всей его концепции.
В соответствии с общими исходными посылками фи¬
лософии позитивизма Конт провозгласил важнейшей
1 Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая теория
в ее преемственности и изменении, М., 1961, стр. 19,
10
задачей науки об обществе — вырваться из «плена ме¬
тафизических спекуляций» и утвердить себя на проч¬
ном фундаменте строго аналитического знания. «Недо¬
статочность» социологии, ее отставание от естествозна¬
ния Конт объяснял именно тем, что в естествознании
уже осуществлен переход к третьей, позитивной стадии,
а социология все еще не отчленена от социальной фи¬
лософии. Только при условии развития социологии в
качестве «социальной физики» возможен ее прогресс,
по мнению Конта.
Вместе с тем, предлагая свою классификацию наук,
Конт рассматривал социологию как прямое продол¬
жение физиологии. Эта некоторая противоречивость
Конта, которую справедливо отмечали советские иссле¬
дователи \ в общем-то вполне укладывается в общую
схему позитивистской социологии: является ли социоло¬
гия «социальной физикой» или продолжением физиоло¬
гии, во всяком случае законы ее едины с законами ес¬
тественного мира. Задача социологии — найти, открыть
и свести до минимума эти «неизменные естественные за¬
коны».
Ради этого вся социальная действительность должна
быть рассмотрена в двух планах — в плане социальной
статики и в плане социальной динамики. Социальная
статика изучает законы сосуществования, равновесия
социальных элементов. Общество мыслится как что-то це¬
лое именно благодаря тому, что элементы его находятся
в состоянии гармонии, согласия, они сосуществуют в рав¬
новесии. Общество поэтому есть особая система, где
главное — взаимосвязь ее элементов. Что касается соци¬
альной динамики, то она занимается исследованием за¬
конов последовательности развития человеческого обще¬
ства. Такие законы есть, и это прежде всего «закон трех
состояний», согласно которому развитие человечества
проходит те же три стадии, которые свойственны каждо¬
му акту познания: теологическую, метафизическую и
позитивную. Переход от одной стадии к другой есть свое¬
образная эволюция, которая и выражает развитие обще-
1 См. «История философии», т. Ill, М., 1943, разд. II, гл. 2;
М. П. Баскин, Англо-американская социология на службе импе¬
риализма, М.— Л., 1949; И. С. Кон, Философский идеализм и кризис
буржуазной исторической мысли, М., 1959, и др.
И
ства. Конт полагал, что только позитивизм в состоянии
«надлежащим образом представить все великие истори¬
ческие эпохи, как различные определенные фазисы одной
и той же основной эволюции, где каждый фазис вы¬
текает из предшествовавшего и подготовляет следую¬
щий за ним в зависимости от неизменных законов, точно
определяющих его специальное участие в общей цепи
фактов» L
Все, что Конт хотел дать взамен старых умозритель¬
ных схем философии истории, видно в его рассуждениях
о социальной статике и социальной динамике. Прежде
всего сам факт выделения особой части социологии —
социальной статики — отразил потребность точно фикси¬
ровать то, что есть, что дано в социальной действитель¬
ности, ибо эта фиксация необходима как основа поддер¬
жания определенного status quo — новой задачи, которая
встала перед буржуазией в связи с ее утверждением у
власти. В этом смысле социология Конта выглядела как
более практичная, обладающая большей прагматической
ориентацией.
Вместе с тем характер этой ориентации строго опре¬
делен классовой потребностью: вся социальная статика
есть утверждение идеи «порядка» и отрицание любой
идеи «анархии». Она есть поэтому преодоление револю¬
ционного духа философско-исторических буржуазных
концепций раннего периода, но преодоление еще не с
позиций открытой реакции, а в традициях типичного бур¬
жуазного либерализма. Это совершенно отчетливо про¬
является в характере социальной динамики (законы ее
суть законы развития, прогресса, но вместе с тем такого
развития, которое в общем-то представляет собой эволю¬
цию все того же «порядка» и «согласия» и не разрушает
существующее равновесие).
Методология позитивизма, определяющая социоло¬
гические построения Конта, имела очевидную связь с
такой социальной задачей: потребность связать сущест¬
вующий порядок с процессами изменения, происходя¬
щими в нем, порождает представление об обществе как
о чем-то целом, как об определенной системе. Система
эта есть совокупность функциональных связей и зависи¬
мостей, что придает ей черты своеобразного организма.
1 О. Конт, Дух позитивной философии, Спб., 1910, стр. 47.
12
Эта идея общества как системы, как результата взаи¬
модействия развивается с позиций резкой критики фило¬
софского монизма, с позиций защиты плюрализма. Равно¬
правие различных факторов общественной жизни возво¬
дится в некоторый методологический принцип, и с точки
зрения этого принципа критикуется марксистский подход
к вопросу, где определяющим фактором признается эко¬
номический строй. Представление об обществе как о чем-
то целом приобретает специфический оттенок в социоло¬
гии позитивизма: общество есть целое как результат
взаимодействия не только разных, но и «равноправных»
сторон; оно есть система взаимодействия многих раз¬
личных факторов. Акцент на то, что факторы эти рав¬
нозначны, приводит к известной абсолютизации изучения
этих разнообразных и равнозначных факторов и недо¬
оценке поисков определяющего принципа, который бы
объяснил функционирование и детерминированность всей
системы в целом. Описать же это целое можно, лишь
анализируя факты, используя наблюдение и экспери¬
менты и прибегая к законам естественных наук. Здесь
Конт и формулирует свою главную претензию — создать
подлинно «научное» знание об обществе, которое бы опи¬
ралось на факты, раскрывало «естественные законы» и
перестало бы пользоваться услугами «метафизики». Но
методологическая задача, поставленная ради выполне¬
ния определенного социального заказа, обрекает на не¬
успех эту претензию. Если «метафизическое» состояние
характеризуется поисками «конечных причин», «сущно¬
стей», происхождения и назначения социальных инсти¬
тутов, то «в наших позитивных объяснениях, даже наибо¬
лее совершенных, мы не стремимся указывать причины,
производящие явления, так как таким образом мы только
отдаляли бы затруднения; но мы ограничиваемся тем, что
точно анализируем условия, в которых явления проис¬
ходят, и связываем их друг с другом естественными от¬
ношениями последовательности и подобия» 1 (подчеркнуто
мной.— Г. А.). И далее: «Истинный позитивный дух
состоит преимущественно в замене изучения первых и
конечных причин явлений изучением их непреложных
законов, другими словами, в замене слова почему словом
1 О, Конт, Курс позитивной философии. «Родоначальники пози¬
тивизма», вып. 4, Спб., 1912, стр. 6.
13
как... Признав недоступным всякое исследование причин,
мы ограничиваемся познанием законов» *.
При таком понимании закона не решается ни одна из
поставленных задач: всякая апелляция к фактам и экс¬
периментам становится бессмысленной с точки зрения
достижения действительно научного знания, если эти
факты нужны лишь для констатации «естественных отно¬
шений последовательности и подобия». Такая констата¬
ция при условии отказа от изучения сущности не дает еще
закона. С другой стороны, чисто внешне законы фигури¬
руют в контовской социологии. Но это законы, не рас¬
крытые в самой природе социальных явлений, а привне¬
сенные в нее из физики, биологии и т. д. Их абстрактный
характер очевиден, их «метафизичность» в самом дур¬
ном смысле слова ничуть не меньше, чем законов старой
философии истории. Достаточно сказать, что социальная
динамика по существу узаконивала полный отрыв социо¬
логии от истории, ибо законы, раскрываемые в ней, рас¬
сматривались как законы некоей абстрактной истории —
истории «без имен лиц или даже без имен народов». При
таком подходе призыв к изучению фактов звучит как про¬
стая декларация. Именно не анализ фактов, а установле¬
ние неизменного «естественного закона», невзирая на
факты, становится делом социологии. Это и дает впо¬
следствии основание многим буржуазным социологам
заявить, что Конт лишь дал социологии программу, но
не следовал ей. Правда, благодаря новой терминологии,
бесконечным параллелям с естественными науками, а так¬
же очень «реалистическим» и «практическим» деклара¬
циям внешне социология Конта приобретает как будто
значительно более «позитивный» вид.
Именно в этом секрет успешного распространения
позитивистской социологии в середине и второй половине
XIX в. Вслед за Контом ее последователями выступают
Герберт Спенсер, Джон Стюарт Милль, Адольф Кетле.
Так же как и вообще философия позитивизма, позити¬
вистская социология выступила с политических позиций
буржуазного либерализма, что тоже способствовало ее
популярности. Позитивизм вообще созвучен буржуазно¬
му либерализму, и его теоретическая претензия встать
1 О. Конт, Курс позитивной философии. «Родоначальники по¬
зитивизма», вып. 4, стр. 81.
14
над материализмом и идеализмом имеет прямую ана¬
логию с либеральной идеей компромиссов, сглаживания
острых углов и т. д. Особенно показательна здесь поста¬
новка вопроса о прогрессе в позитивистской философии
Конта. «Девиз позитивизма — порядок и прогресс»,
«прогресс есть только развитие порядка» — эти афоризмы
в концентрированной форме выражают коренные уста¬
новки либерализма. В этом же смысле буржуазному ли¬
берализму великолепно служит и идея отказа от проник¬
новения в сущность явлений, что в плане социологическом
прямо снимает вопрос об анализе социальных противо¬
речий, ограничивая задачу социолога простым описа¬
нием их.
Поскольку с философией позитивизма было связано
рождение социологии как самостоятельной «общей» нау¬
ки об обществе, постольку именно позитивистскую социо¬
логию и именуют обычно «традиционной» социологией,
связывая ее прежде всего с именем Конта. Но как бы
значительно ни было его влияние, в буржуазной социоло¬
гии XIX в. имела место и сильная антипозитивистская
тенденция. Она исходила главным образом из неокан¬
тианской философии истории.
Основная идея представителей Баденской школы
В. Виндельбанда и Г. Риккерта о принципиальном раз¬
личии наук о природе и наук о культуре прямо противо¬
положна позитивистскому тезису о единстве законов
естественных наук и социологии. Хотя Виндельбанд и
Риккерт ставили вопрос не о различии объектов естествен¬
ных и общественных наук, а лишь о различии способов об¬
работки материала в тех и других, о различии видов мы¬
шления в них, по существу проблема вставала как про¬
блема принципиального различия двух классов наук.
«...Естествознание и историческая наука,— заявляет Рик¬
керт,— всегда должны находиться в принципиальной ло¬
гической противоположности между собой» \ В то время
как науки о природе обобщают, науки о культуре лишь
индивидуализируют, и, естественно, метод первых есть
метод генерализирующий, а метод вторых — индивидуа¬
лизирующий. Иными словами, естествознание способно
образовывать общие понятия, устанавливать законы (и
1 Г. Риккерт, Границы естественнонаучного образования понятий.
Логическое введение в исторические науки, Спб., 1903, стр. 201.
15
отсюда название его метода, предложенное Виндель-
бандом,— номотетический). История же может опериро¬
вать лишь понятиями, выражающими индивидуальное
содержание, т. е. в сущности лишь описывать единичное
(и отсюда название ее метода — идиографический).
С этой точки зрения задача наук об обществе в отли¬
чие от позитивистской трактовки не открытие неизменных
«естественных законов», а, напротив, тщательное описа¬
ние единичных фактов. Однако фиксация всех фактов
невозможна, и историк должен иметь критерий для от¬
бора их, ибо не всякий факт историчен. Следовательно,
задача историка — оценить факт, рассмотреть его с точки
зрения определенной ценности L Эта идея неокантианст¬
ва также выступала как своеобразная критика позити¬
визма: всякая оценка факта социальной действительно¬
сти всегда есть своего рода отступление от строго пози-'
тивного его описания, так как «отнесение к ценности»
включает в себя и некоторую моральную оценку собы¬
тия, что с точки зрения позитивизма недопустимо, ибо
снова открывает дорогу философским, «метафизическим»
спекуляциям.
Неокантианская критика позитивизма, как справед¬
ливо замечает Ю. П. Францев1 2, была критикой позити¬
визма справа, ибо неокантианцы выступили против идеи
закономерности в обществе, даже против той ее абстракт¬
ной формы, которую предлагал Конт. Однако эта крити¬
ка была в то же время критикой антифилософских устре¬
млений позитивистской социологии, она велась с позиций
открытого субъективного идеализма против скрытого
субъективного идеализма, маскирующегося претензией
встать выше материализма и идеализма. Таким был
1 В задачу настоящей работы не входит ни сколько-нибудь пол¬
ная характеристика теории ценностей неокантианства, ни вообще
анализ всей совокупности его взглядов. Задача заключается лишь
в том, чтобы проследить основные линии развития буржуазной со¬
циологии XIX в. и в этой связи отметить некоторые антипозитивист-
ские тенденции, которые не могут быть рассмотрены без учета воз¬
зрений неокантианцев. В советской литературе есть ряд работ,
специально посвященных этой проблеме. См. В. Ф. Асмус, Маркс и
буржуазный историзм, М.— Л., 1933; А. Ситковский, Неокантианство.
В сб. «Из истории философии XIX века», М., 1933; И. С. Кон,
Философский идеализм и кризис буржуазной исторической мысли,
ч. I, гл. 1 и т. д.
2 См. «Исторический материализм и социальная философия сов¬
ременной буржуазии», М., 1960, стр. 25.
16
позитивизм. В. И. Ленин дал его исчерпывающую ха¬
рактеристику: ««Реалисты» и т. п., а в том числе и «по¬
зитивисты», махисты и т. д., все это — жалкая кашица,
презренная партия середины в философии, путающая по
каждому отдельному вопросу материалистическое и
идеалистическое направление. Попытки выскочить из этих
двух коренных направлений в философии не содержат в
себе ничего, кроме «примиренческого шарлатанства»»1.
В социологии это выражалось в яростном сопротивле¬
нии какому бы то ни было «метафизическому вмешатель¬
ству», в декларации необходимости полного разрыва
социологии и философии. Неокантианство представляло
собой философскую критику позитивистской социологии.
Этим следует объяснить тот факт, что в пору наиболее
решительного ниспровержения схем и конструкций ста¬
рой философии истории как схем философских, «метафи¬
зических» неокантианство не могло оказать серьезного
сопротивления позитивизму в области социологии. Нео¬
кантианская традиция в социологии всегда существовала
как теоретическая традиция; в этом смысле усиление
позиций эмпирической социологии означало в общем
ослабление позиций неокантианства. Поэтому позднее,
в пору крушений иллюзий эмпирической социологии, по¬
исков ею союза с теорией, неокантианство вновь подни¬
мается на щит уже в середине XX в. Но большее значение
в социологии приобретают не столько общие взгляды
Баденской школы, сколько идеи Макса Вебера. Имен¬
но под прямым влиянием последнего складываются
современные теоретические концепции буржуазной со¬
циологии.
Таким образом, социология как наука, порожденная
в лоне позитивистской философии, развивалась в XIX в.
в общем в рамках позитивистской традиции.
В рамках этой традиции складываются основные
школы, или направления, «традиционной» социологии:
органическая, или биологическая, географическая, психо¬
логическая и другие школы1 2. В конце XIX в. особое рас-
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 18, стр. 361.
2 Относительно этих школ, или направлений, социологии XIX в.
нет единства у различных исследователей, хотя большинство бур¬
жуазных историков социологии единодушны в определении основных
школ. Многие годы в буржуазной социологии (не только американ¬
ской) классической считалась работа П. Сорокина «Современные
2 Г. М. Андреева
17
пространение получает психологическое направление.
Представленное Г. Тардом, Л. Уордом, Э. Россом и
Г. Зиммелем, это направление, несмотря на существен¬
ные различия, имеющиеся во взглядах его представи¬
телей, очень ярко характеризует ту эволюцию, которую
проделывает позитивистская социология.
С точки зрения социального содержания эта эволю¬
ция отражает рост реакционности буржуазии в конце
XIX в. Обозначающийся переход капитализма в импе¬
риалистическую стадию, отказ от традиционного буржу¬
азного либерализма в политике находят свое выражение
и в специфически теоретической сфере буржуазной идео¬
логии. Социология, определенная Контом как «общая
наука об обществе», приобретает значительно более ре¬
акционную окраску. В «теории подражания» Тарда клас¬
совые цели социологии звучат более определенно, чем в
построениях Конта: акцент на творческую роль изобрета¬
теля-одиночки, которому подражает толпа, оборачивает¬
ся прямыми антисоциалистическими выпадами и недву¬
смысленно приводит к оправданию классовой эксплуа¬
социологические теории», изданная в 1928 г., где автор прослеживал
эволюцию основных социологических школ XIX в. и их «судьбу»
в XX в. Общая классификация, данная Сорокиным, имела следующий
вид:
1. Механическая школа (социальная механика, социальная фи¬
зика, социальная энергетика, математическая социология Парето).
2. Синтетическая и географическая школа Ле-Плея.
3. Географическая школа.
4. Биологическая школа (биоорганизмическая ветвь, расизм, со-
циал-дарвинизм).
5. Биосоциальная школа (демографическая школа).
6. Биопсихологическая школа (инстинктивистская социология).
7. Социологическая школа (неопозитивистская ветвь, Дюркгейм,
Гумплович, формальная социология, экономическая интерпретация
истории — Маркс).
8. Психологическая школа (бихевиоризм, инстинктивизм, интро-
спекционизм).
9. Психосоциологистическая школа (различные интерпретации
социальных явлений в терминах культуры, религии, права и т. д.;
экспериментальные исследования отношений между различными
психосоциальными явлениями).
Схема эта типична для буржуазной социологии: здесь полностью
снята проблема коренной противоположности между буржуазной и
марксистской социологией, а сам марксизм рассмотрен лишь как
одна из школ буржуазной социологии, в данном случае так назы¬
ваемой социологической школы, где Маркс соседствует с неопози¬
тивистами и Гумпловичем.
18
тации, к утверждению ее естественности и обоснован¬
ности.
С точки зрения методологической акцент на психоло¬
гическую сторону в эволюции позитивизма также вполне
закономерен. М. П. Баскин утверждал, что психологиче¬
ское направление в социологии вырастает «из недр пози¬
тивизма», поскольку уже у Конта дана предпосылка для
психологического понимания социальных явлений L Эта
же предпосылка имеется и у Милля (где социология ба¬
зируется на этологии — науке об образовании характера,
а она в свою очередь — на психологии). Включение
принципа психологизма в традиционную позитивистскую
социологию бесспорно.
Вопрос, однако, встает о том, почему именно сейчас
эта действительно данная у Конта предпосылка развер¬
тывается в целую концепцию. Это, несомненно, связано с
общей социальной эволюцией социологии к концу XIX в.
Выполняя функцию «освящения» существующих соци¬
альных отношений, буржуазная социология вынуждена
концентрировать особое внимание на анализе субъектив¬
ного фактора: рост значения этого фактора, сознательных
действий масс становится очевидным в эпоху резкого
обострения противоречий империализма. Необходимость
определенным образом воздействовать на сознание масс
требует пристального изучения проблем психологии во¬
обще, общественной психологии в частности. Отсюда
характерные попытки буржуазной социологии XX в. со¬
здать в противовес модели «экономического человека»
модель «психологического человека». Вместе с тем невоз¬
можность закрыть глаза на реальные противоречия и
конфликты в обществе требует определенного объяснения
их причин, и в этом смысле апелляция к психике людей
имеет резон, поскольку — по крайней мере чисто внеш¬
не — она дает какое-то объяснение.
Чисто теоретической причиной, которая объясняет
влияние психологического направления, является, конеч¬
но, и бурный рост самой психологии как науки. Первая
попытка В. Вундта перенести открытия в психологии не¬
посредственно на решение проблем социологии и есть
та новая форма «естествознания», законами которой
1 См. М. П. Баскин, Англо-американская социология на службе
империализма, стр. 66.
2* 19
социологи пытаются теперь объяснить природу социаль¬
ных отношений. Неразборчивость Конта в вопросе об
определении социологии, произвольность его аналогий и
отождествлений социологии то с социальной физи¬
кой, то с физиологией дают основание социологам отож¬
дествлять теперь социологию еще и с психологией. При
сохранении общего позитивного подхода к вопросу при
этом достигается даже известный «прогресс»: контовско-
спенсеровское понимание общества как целого теперь
может быть дополнено и уточнено характеристикой
«групп», ибо перевод всей совокупности общественных
отношений в план отношений психологических сейчас же
требовал постановки вопроса о соотношении индивида и
общества, а промежуточным звеном здесь обязательно
вставала группа.
Разумеется, тот «реализм», на который претендовала
психологическая школа, был «реализмом» того же самого
сорта, каким был «реализм» позитивистской социологии
вообще. Объяснение социальных явлений при помощи за¬
конов психологии в той же самой степени, что и объясне¬
ние их при помощи законов физики или физиологии,
оставалось объяснением идеалистическим. Субъективно¬
идеалистическая буржуазная социология второй полови¬
ны XIX в. вся в целом противостояла марксистской со¬
циологии как социологии материалистической.
Все недостатки старой, домарксовской философии
истории были в той же самой мере присущи и позитиви¬
стской социологии, существующей теперь в качестве са¬
мостоятельной дисциплины. Позитивизм не сумел дойти
до определяющих отношений в человеческом общест¬
ве — до производственных отношений и не смог опреде¬
лить поэтому критерия для различения важных и
неважных явлений в сложной сети общественной жизни.
Позитивизм не справился и с идеей закономерности
в обществе, потому что его неизменные «естественные
законы» оказались в действительности законами весьма
искусственными, ибо не были раскрыты в самой «ма¬
терии» общественных отношений. «Законы», выдвинутые
позитивистской социологией, не могли объяснить приро¬
ды повторяемости в общественном развитии, а значит, и
не давали возможности подняться до действительного
обобщения в социологии. Позитивизм остановился на
описании явлений общественной жизни и не сумел по¬
20
дойти к их действительно научному анализу, несмотря
на провозглашение строгого аналитического фундамента
своего здания.
Не справилась с этими задачами и антипозитивист-
ская тенденция в социологии. Решение всех этих проблем
могло быть дано только с принципиально иных философ¬
ских позиций — с позиций философского материализма.
Маркс дал научное решение всех этих проблем, создав
материалистическое понимание истории, которое, по вы¬
ражению Ленина, и является «синонимом общественной
науки» L
Развитие буржуазной социологии после создания мар¬
ксистской социологии есть всегда история ее борьбы про¬
тив марксизма. И при анализе ее эволюции теперь всег¬
да уже важно учитывать влияние и такого фактора, как
существование рядом с ней и в борьбе с ней единствен¬
но научной социологии. На судьбы позитивистской со¬
циологии XIX — начала XX в. этот фактор оказал огром¬
ное влияние. Банкротство и обреченность этой социоло¬
гии стали особенно очевидны именно благодаря сущест¬
вованию исторического материализма.
Социальный заказ, который должна была выполнить
позитивистская социология, она выполнить не сумела:
логика исторического развития, опыт борьбы классов
опровергали идею «порядка» и «согласия». Практическая
беспомощность социологии в выработке рекомендаций
для поддержания status quo стала очевидной. Здесь сама
действительность наносила ей ощутимые удары. В плане
же теоретическом притязания позитивистской социологии
преодолеть спекуляции старой философии истории за¬
вершились, как известно, созданием спекуляций едва ли
не худшего толка. Их теоретическая скудость стала осо¬
бенно очевидной в сравнении с действенностью и тео¬
ретическим богатством марксистской научной социологии.
Методологическая беспомощность позитивистской социо¬
логии пришла в противоречие и с теми успехами, которые
переживало развитие конкретных общественных наук:
их достижения не вмещались в прокрустово ложе социо¬
логических схем и конструкций.
«Традиционная» социология перестала удовлетворять
требованиям, которые должна была предъявить ей бур-
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 1, стр. 140.
21
жуазия в новых условиях. Подобно тому как она несколь¬
ко десятилетий назад восстала против еще более старой
традиции, теперь и ее «традиция» оказалась безнадежно
устаревшей. На очередь дня в эволюции буржуазного
мировоззрения встал вопрос о создании новой ориента¬
ции в социологии.
2. Новый век и новый социальный заказ
Вступление капитализма в новую, империалистиче¬
скую стадию развития в конце XIX — начале XX в. озна¬
чало не только существенные изменения в области эконо¬
мики, но также и серьезный перелом в буржуазной
политике и идеологии. Научный ленинский анализ эко¬
номических особенностей империализма раскрывает ту
глубокую связь, которая существует между таким важ¬
нейшим экономическим выражением империализма, как
замена свободной конкуренции монополией, и поворотом
в сторону реакции в сфере политики. «Реакция по всей
линии» !, «обострение противоречий» 1 2 капитализма — вот
какими словами характеризует В. И. Ленин капиталисти¬
ческое общество эпохи империализма. Усиление реакции
в политике, рост общественных противоречий находят
свое отражение и в буржуазной идеологии. Как показал
Маркс, анализируя историю буржуазной политической
экономии, период утверждения буржуазии у власти уже
означает смертный час для научной буржуазной эконо¬
мии. «Отныне дело шло уже не о том, правильна или
неправильна та или другая теорема, а о том, полезна
она для капитала или вредна, удобна или неудобна, со¬
гласуется с полицейскими соображениями или нет. Бес¬
корыстное исследование уступает место сражениям на¬
емных писак, беспристрастные научные изыскания за¬
меняются предвзятой, угодливой апологетикой»3. Этот
процесс характерен для всей эволюции буржуазного ми¬
ровоззрения, и в эпоху империализма особенно ясно вы¬
ступают его черты. В области социологии это проявляет¬
ся совершенно отчетливо, если обратиться к центральной
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 27, стр. 408.
2 Там же, стр. 422.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 23, М., 1960, стр. 17.
22
идее всякой общественной науки — идее закономерности
исторического процесса.
Ни философия истории ранней буржуазии, ни пози¬
тивистская социология XIX в., обрушившаяся на нее
с сокрушительной критикой, не были чужды идее истори¬
ческой закономерности. Несмотря на мистифицированный
характер, который приобретали законы развития общест¬
ва, будь то в системе Гегеля или социологии Конта, эти
законы признавались и развитие общества представало
как определенный процесс. Развитие мыслилось как
целенаправленное, и идея прогресса была традиционной
идеей буржуазной философии истории и социологии доим¬
периалистического периода. Вместе с развитием буржу¬
азного общества, вместе с изменением общественной по¬
зиции буржуазии изменяется и отношение ее идеологов
к идее общественного прогресса. Этот процесс, как из¬
вестно, блестяще проанализирован П. Лафаргом: «Идеи
прогресса и эволюции имели чрезвычайный успех в тече¬
ние первых лет XIX века, когда буржуазия была еще
опьянена своей политической победой и поразительным
ростом своих экономических богатств. Философы, исто¬
рики, моралисты, политики, беллетристы и поэты пода¬
вали свои писания и речи под соусом прогрессивного
развития... Но к середине XIX века им пришлось умерить
свой безудержный энтузиазм. Появление пролетариата
на политической арене Англии и Франции породило в
душе буржуазии беспокойство за вечность ее социального
господства,— и прогресс потерял в ее глазах свое очаро¬
вание»1. Тем более скомпрометированной стала казать¬
ся буржуазным социологам идея развития, прогресса в
эпоху империализма. Буржуазные теории XIX в., фор¬
мулировавшие эти идеи, объявляются старомодными, а
их действительные недостатки — надуманность и претен¬
циозность схем — усиленно замечаются и подвергаются
критике.
Не нужно упрощать мотивы этой критики. Как и в
любом идеологическом процессе, здесь явственно при¬
сутствуют два момента: критика определенного социаль¬
ного содержания доктрин, которая ведется с изменив¬
шихся социальных позиций в соответствии с изменив-
1 П. Лафарг, Экономический детерминизм Карла Маркса,
М.— Л., 1928, стр. 24.
23
Щимися социальными задачами, и критика теоретической
формы старых доктрин, которая подчинена первой, но от¬
носительно самостоятельна — она вскрывает их дейст¬
вительные теоретические недостатки и предпринимается
с позиций новых открытий науки. Схемы «традиционной»
социологии XIX в. не приемлемы для буржуазной идео¬
логии эпохи империализма, ибо они не соответствуют
новой политической ориентации буржуазии, но критику¬
ются они в чисто теоретическом плане как за их дейст¬
вительные теоретические недостатки, так и за очевидную
практическую беспомощность.
Поэтому критика непригодных для буржуазии XX в.
социологических теорий выливается в критику социоло¬
гических теорий вообще. «Первым обескураживающим
результатом этого, — пишет американский социолог
Н. Тимашев,— был факт, что социология потеряла обще¬
теоретическую ориентацию» L «Опасность», которую нес¬
ли в себе теории XIX в., хотят преодолеть путем полного
отказа от теорий. И задача эта разрешается в такой фор¬
ме, будто осуществляется естественное преодоление
старого, ограниченного рубежа науки с позиций ее новых
завоеваний. Успехи гражданской истории, археологии,
антропологии, этнографии, психологии, накопление значи¬
тельного материала в самой социологии не умещаются
в старые схемы. Эти конкретные и очень ценные сами
по себе полученные материалы выглядят значительнее и
убедительнее, чем натянутые построения. Им, этим реаль¬
ным и конкретным материалам, отдается теперь предпо¬
чтение.
Значение их кажется особенно возросшим в связи с
практическими задачами, которые встают вместе с но¬
выми формами в экономике. Развитие империалистиче*
ских форм хозяйства превращает капиталистическую
экономику в сложный механизм, где имеет место гигант¬
ский прогресс обобществления производства. «Это уже
совсем не то,— пишет В. И. Ленин,— что старая свобод¬
ная конкуренция раздробленных и не знающих ничего
друг о друге хозяев, производящих для сбыта на неиз¬
вестном рынке»1 2. В условиях такого производства воз¬
растают возможности производить определенный учет и
1 N. Timasheff, Sociological Theory, New York, 1961, p. 184.
2 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 27, стр. 320.
24
сырых материалов, и размеров рынка, организовать
обучение рабочей силы, наем технических специалистов,
корректировать использование путей и средств сообще¬
ния, организовать рекламу, используя для этого новые
средства массовых коммуникаций. Проблемы организа¬
ции производства встают во весь рост. Они переплетают¬
ся и включают в себя проблемы управления людьми, а
потому диктуют совершенно определенные, четкие, кон¬
кретные задачи общественным дисциплинам. Прагмати¬
ческая ценность их рекомендаций кажется особенно зна¬
чительной и привлекательной по сравнению с бесплодны¬
ми умозрительными поисками.
Она и в самом деле в определенном смысле значитель¬
на. С одной стороны, такие практические рекомендации
действительно важны для организации и производства,
и управления: они легко «вписываются» в убеждение о
том, что новая эра — эра «организованного» капитализ¬
ма. Объективные изменения, происходящие в экономике
капитализма, превращаются в иллюзию буржуазных
идеологов о том, что изменения эти означают разрешение
всех неразрешимых противоречий. И эта иллюзия кажет¬
ся тем более реальной, чем более солидная «научная»
база может быть подведена под принципы и возможности
организации. Перед социологией и ставят задачу дать
такие «научные» обоснования, и, чем они конкретнее
и практичнее, тем большей представляется их ценность.
Чем в меньшей степени они апеллируют к «теориям»,
тем они кажутся убедительнее и достовернее. Поскольку
бесплодные спекуляции не дали ничего реального, де¬
лается вывод: дальше от них, ближе к реальности, и
пусть лучше вместо сложных общих, но пустых по¬
строений будут мелкие, частные, но зато прочные осно¬
вания для решения проблем, для исправления недос¬
татков. Перед социологией ставится совершенно четкая
задача, которая и выступает как новый социальный за¬
каз: разработать средства «социального контроля», най¬
ти теоретическое обоснование мелкому социальному
реформаторству, стать знаменем «теории малых дел».
Характеристика этого социального заказа была бы
неполной, если не учесть еще одной стороны проблемы.
Острые социальные противоречия раздирают мир импе¬
риализма. Растет и обостряется классовая борьба про¬
летариата. Ее теоретическим знаменем является мар¬
25
ксизм. Правильность его социологической теории под¬
тверждается повседневной практикой общественного раз¬
вития и борьбы. Социологическая концепция марксизма
унаследовала все лучшее и прогрессивное из идей ранне¬
го буржуазного обществоведения, переосмыслив это кри¬
тически с позиций пролетариата. Но марксистская социо¬
логия осталась «большой» социологией, социологией,
имеющей дело с общей теорией общественного развития.
Тем более важно для буржуазной идеологии предать
анафеме все социологические теории и системы, тем бо¬
лее важно, смешивая в одну кучу Конта и Маркса,
умозаключать по сомнительным аналогиям об обречен¬
ности на неуспех и этой социологической теории или в
крайнем случае настаивать на ее антинаучности. Отлу¬
чить марксистскую социологию от конкретных исследова¬
ний, приписать ей все пороки буржуазных социологи¬
ческих спекуляций прошлого — не последняя составная
часть стратегии империалистической реакции в области
идеологии. То «отражение марксизма в буржуазной ли¬
тературе», о котором говорил В. И. Ленин, находит
свое проявление и в становлении эмпирической тен¬
денции в социологии.
Новый социальный заказ, диктуемый буржуазной со¬
циологии XX в., включает в себя борьбу с марксистской
социологией, и это есть часть общей борьбы империа¬
листической буржуазии с пролетариатом. Традиционная
задача буржуазных идеологов — не только сгладить
остроту противоречий в обществе, но и отвлечь массы от
борьбы за действительное разрешение этих противоре¬
чий — получает важное подкрепление в виде массы со¬
циологических исследований, где кропотливо и «беспри¬
страстно» отыскиваются «реальные пути» улучшения су¬
ществующих отношений. Подтекстом новых поисков
буржуазной социологии, несомненно, является известное
противопоставление социального реформаторства, стро¬
го «научное» обоснование которому стремится дать новая
ориентация в социологии, марксистской теории классо¬
вой борьбы (в которой буржуазные социологи стремятся
усмотреть что-то от утопических и абстрактных построе¬
ний «традиционной» социологии).
В связи с проповедью этой своеобразной теории «ма¬
лых дел» с особой остротой встает вопрос о взаимоотно¬
шении социологии и идеологии. Социология как важная
26
составная часть мировоззрения в силу своей специфики
находится в особенно тесной связи с идеологией. Не
может быть общественной науки, независимой от общест¬
венных интересов. Даже самые общие представления об
общественных отношениях, об историческом процессе
всегда были тесно связаны с социально-политическими
идеалами. Но если в теориях раннего буржуазного обще¬
ствоведения связь эта была явной, очевидной, то теперь
приверженцы новой ориентации буржуазной социологии
категорически отрицают ее связь с идеологией. Идея
«нейтральности» социологии выдвигается особенно на¬
стойчиво в буржуазной социологии XX в.
Такой акцент вполне закономерен. Чем более истори¬
чески прогрессивной является миссия класса, тем в боль¬
шей мере в его идеологии присутствуют моменты объ¬
ективного знания о действительности, совпадают пар¬
тийность и объективность. В идеологии пролетариата
впервые снимается противоречие между научным и клас¬
совым подходом. В идеологии буржуазии такое противо¬
речие никогда не может быть снято. Однако в период
восходящего развития буржуазии как класса относитель¬
ная прогрессивность ее устремлений приводила к тому,
что и в ее социологических теориях содержались мо¬
менты объективной истины. В тот период, когда обще¬
ственные теории буржуазии служили относительно про¬
грессивному социально-политическому идеалу буржуа¬
зии, связь между научной и классовой оценкой про¬
ступала явно. Мера и степень научной ценности теории
зависели именно от того, насколько прочно и успешно слу¬
жила эта теория прогрессивному общественному идеалу.
Несмотря на то что в целом все взгляды на общество
разрабатывались в рамках идеалистических представле¬
ний, вопреки этой общей идеалистической схеме некото¬
рые буржуазные идеологи выдвигали рациональные идеи
для объяснения общественных явлений. По мере утверж¬
дения буржуазии у власти, по мере предательства ею
своих революционных устремлений эта связь все более и
более разрушается. У Гегеля реакционный дух прусско¬
го юнкерства вступает в противоречие с идеей общест¬
венного развития; в «традиционной» социологии XIX в.
социологическая теория бьется в противоречиях бур¬
жуазного либерализма со всей его непоследовательно¬
стью и половинчатостью. Социологические теории бур-
27
Жуазии XX в. служат общему делу империалистической
реакции.
Создается крайне противоречивое положение: праг¬
матическая ориентация социологии XX в. требует все бо¬
лее тесной связи социологии с практическими задачами
буржуазии, а с другой стороны, возрастает потребность
отмежеваться от реакционного содержания идеологии.
Теперь мера «научности» социологии обратно пропорцио¬
нальна ее «контактам» с идеологией; теперь защитить
практическую ценность социологии можно, только декла¬
рировав ее «нейтральность», ее независимость от «идео¬
логического контекста». Но неубедительность и противо¬
речивость такого подхода очевидны. Если признается
служебная роль социологии по отношению к буржуазной
практике, то тем самым доказана и ее зависимость от
буржуазной идеологии. Противоречивость позиции пред¬
ставителей современной буржуазной социологии при¬
знается многими из них.
В начале же XX в., в эпоху формирования нового
социального заказа, зависимость социологии от идеологии
отвергалась довольно категорически, и это было также
формой реакции на «традиционную» социологию, было
условием формирования новых принципов социологиче¬
ских исследований, порожденных потребностями новой
эпохи. Собственно, и отказ от «больших теорий», и
отказ от идеологической ориентации шли рядом друг
с другом, подводя вплотную к выработке социологии
«малых дел».
Однако для социологии, которая провозглашает своей
задачей мелкие, частные исследования, проблема соотно¬
шения с идеологией имеет еще один специфический ас¬
пект. Ее общая идеологическая ориентация несомненна.
Но также несомненно и требование давать какие-то
практические рекомендации. А это неизбежно требует
добывать определенные фактические сведения, т. е. в
частных, ограниченных сферах получать объективную
информацию. Поэтому материал, полученный в отдель¬
ном исследовании, или технические приемы, которыми
оно осуществлено, могут иметь относительно независимое
от идеологии значение. Можно сказать, что идеологиче¬
ская функция эмпирической социологии состоит именно
в дроблении ее на серию таких исследований, в каждом
из которых эта идеологическая функция менее всего за¬
28
метна. Объективность в малом ради тенденциозности в
большом — так можно было бы определить это соотно¬
шение. Но именно это побуждает с определенным внима¬
нием относиться к отдельным результатам и конкретным
техническим приемам, поскольку в каждом из них можно
найти моменты объективного знания.
Конечно, эта «объективность» даже и в частностях
весьма относительна, ибо общий «идеологический кон¬
текст» влияет, как правило, и на частные выводы, и на
применение технических средств. Задача марксистского
анализа заключается в том, чтобы в каждом конкретном
случае определить меру этой объективности, возмож¬
ность использовать ряд данных и вместе с тем просле¬
дить, как и в каких формах осуществляется идеологиче¬
ская обработка этих данных.
Если социальная задача социологии целиком и пол¬
ностью определяется содержанием социальной практики
буржуазии, то на выбор теоретической формы всегда
большое влияние оказывает определенная традиция, сло¬
жившаяся в науке. Теоретической формой, которую
должна была принять в XX в. буржуазная социология
для выполнения социального заказа, явился эмпиризм.
Эмпиризм как определенный философский принцип наи¬
более точно и адекватно способен был дать то описание
фактов, которое выступало как непосредственная соци¬
альная задача. Эмпиризм был принципом, при помощи
которого чисто теоретически была выполнима задача кри¬
тики умозрительных спекуляций «традиционной» социо¬
логии. Наконец, эмпиризм был и связующим звеном с
ней, поддержанием и развитием той традиции, которая,
по мнению современных социологов, была сформулиро¬
вана, но не осуществлена Контом. Однако, если раз¬
рыв со старой традицией был явным и даже крикливым,
известная преемственность в развитии эмпирической
тенденции всячески замалчивалась. Питирим Сорокин,
всегда выступавший с критикой «крайностей» социо¬
логического эмпиризма, а в последние годы прямо-таки
обрушивающийся на него, недаром говорит, что соз¬
датели новой ориентации в социологии напрасно мнят
себя первооткрывателями и «новыми Колумбами» L
1 Р. Sorokin, Fads and Foibles in Modern Sociology and Related
Sciences, Chicago, 1956, p. 3—16.
29
Действительно, сама идея эмпирического исследова¬
ния была развита именно в «традиционной» контовской
социологии. Она обоснована принципами философии по¬
зитивизма. Правда, уже Конт предстал как социолог не¬
благодарным сыном по отношению к философии позити¬
визма. Эмпирики-социологи XX в. вообще возвели в
своеобразный философский принцип отрицание связи со¬
циологии с философией. Порукой, гарантией такой «неза¬
висимости» социологии стали считать прочное усвоение
ею принципа эмпиризма, того самого эмпиризма, выра¬
ботка которого принадлежит философии. Эмпиризм ока¬
зался наилучшей теоретической формой для выполнения
нового социального заказа. Таким образом, было покон¬
чено со всеми звеньями теории — и с теориями самой
социологии, и с теориями философскими, и тем самым
достигалась долгожданная «свобода» от идеологии. Со¬
циологию теперь стали изображать как «чистую науку»,
ведущую эмпирические исследования, не «обремененные»
никакими «ценностями» и не отягощенные «проклятием»
классовых позиций. Так логика нового социального зака¬
за, порожденного новым веком, определила выбор тео¬
ретического орудия для его выполнения.
Этот заказ прямее, раньше и определеннее всего был
разработан в США. Американские социологи склонны
считать начало развития эмпирической тенденции на¬
чалом собственно научной социологии. Социологию XIX в.
называют «первоначальной стадией», «протосоциологией»
или «энциклопедической социологией». Р. Шермерхорн
и А. Восков пишут: «Цели этой социологии обычно яв¬
ляются более научными, чем их претворение, ибо ее об¬
щие принципы слагаются из выводов, получаемых из
других отраслей знания, некритических заимствований
из «духа века», личных склонностей и спекуляции»1.
Для многих американских социологов стало вообще ха¬
рактерным противопоставлять американскую традицию
в социологии как «эмпирическую» европейской традиции
как «теоретической». Нельзя безоговорочно согласиться
с таким противопоставлением. Американская социология,
несомненно, «питалась» при своем возникновении идеями
буржуазной европейской социологии. И хотя она впослед¬
1 См. Г. Беккер и А. Босков, Современная социологическая те¬
ория в ее преемственности и изменении, стр. 79.
30
ствии действительно приобрела «приоритет» в развитии
эмпирической тенденции, современное состояние буржу¬
азной социологии в различных странах Европы и Амери¬
ки показывает, что для такого резкого разграничения
американской «эмпирической» и европейской «теоретиче¬
ской» социологии нет основания: с одной стороны, эмпи¬
рическая тенденция все больше и больше проникает в
социологию европейских капиталистических стран, а с
другой — в поисках теории американская социологиче¬
ская мысль все чаще снова обращается к «европейским
образцам». Это вполне естественно, так как в конечном
счете общность социальных задач и общность коренных
методологических установок европейской и американской
буржуазной социологии оказываются сильнее, чем спе¬
цифика национальных традиций. Что же касается усло¬
вий развития эмпирической социологии, то в этом смысле
известный «приоритет» США объясняется рядом причин.
Прежде всего, бурное развитие американского капи¬
тализма раньше всего выдвинуло перед социологией кон¬
кретные практические задачи. Процесс монополизации
американской промышленности шел быстрыми темпами
уже в начале 90-х годов XIX в., и еще более бурным он
стал в последнее десятилетие. Уильям Фостер приводит
данные многих американских исследователей относитель¬
но развития империализма в Соединенных Штатах.
В 1901 г., например, в США было 440 промышленных и
транспортных трестов и трестов коммунальных пред¬
приятий с общим капиталом в 20 379 161 511 долл. Уже
сложились и существовали такие крупнейшие тресты, как
«Юнайтед Стейтс стил», «Стандарт ойл», «Амалгамейтед
коппер», «Америкэн смелтинг энд рифайнинг», «Амери-
кэн шугар рифайнери» и т. д. Концерн Моргана к
1900 г. почти превратился в крупнейшую в мире банков¬
скую компанию L
Все это быстро в концентрированном виде нагнетало
все те особенности империализма, в определенной связи
с которыми и возникала потребность в узких «практич¬
ных» исследованиях в социологии. То обстоятельство, что
прагматизм стал национальной философией Америки,
также не могло не повлиять на процесс бурной «праг-
1 См. Уильям 3. Фостер, Очерк политической истории Америки,
/VI., 1953, стр. 311.
31
матизации» социологии. Гарри Уэллс, исследуя причины
распространения прагматизма, называет некоторые исто¬
рические особенности США: «Беспрецедентные темпы
капиталистического развития привели к стремлению со¬
средоточивать внимание на практических делах при пре¬
небрежении к теории, к чтению книг и т. д. Это в особен¬
ности верно потому, что имеющиеся книги недоступны
из-за дороговизны, будь то в промышленных центрах или
на периферии. Фраза: «Результаты — вот что важно» —
стала чем-то вроде национального лозунга, выражающе¬
го то, что равносильно психологическому свойству, вопло¬
щенному в общей черте культуры» L Важнейшей чертой
философии прагматизма является то, что, будучи офи¬
циальной философией американской империалистиче¬
ской буржуазии, она довольно широко выдается за вы¬
ражение интересов «среднего американца». Ю. К. Мель-
виль справедливо замечает, что «в той мере, в какой
прагматизм выдается за здравый смысл «среднего аме¬
риканца», или, иначе говоря, среднего буржуа, он вы¬
ступает как философия узкого практицизма, философия
бизнеса, как практическая, житейская философия дело¬
вых людей» 1 2.
Эта апология «здравого смысла» и позволяет праг¬
матизму выйти из пределов философской школы и про¬
низать собой совокупность по существу всех взглядов и
представлений американского буржуазного сознания.
Такие его общие черты, как культ индивидуализма, пре¬
дубеждение против каких-либо общих идеологических
доктрин, своеобразный цинизм по отношению к интел¬
лектуальной деятельности,— все это различные повороты
и метаморфозы того же «здравого смысла». Таким обра¬
зом, прагматизм в весьма широком смысле слова являет¬
ся определенным идеологическим фоном, на котором
складывалась эмпирическая тенденция в социологии.
Прагматизм имеет определенную преемственную
связь с утилитаризмом. И то и другое вместе есть, несо¬
мненно, развитие определенной традиции в идеологии
империалистической буржуазии. И то и другое именно
1 Г. Уэллс, Прагматизм — философия империализма, М., 1955,
стр. 259.
2 Ю. К. Мельвиль, Прагматизм — философия субъективного
идеализма. В сб. «Современный субъективный идеализм», М., 1957,
стр. 50.
32
как определенная традиция облегчают формирование эм¬
пирической тенденции и в социологии. Вопрос о влиянии
прагматизма на американскую социологию обсуждается
и в среде самих американских социологов. Несмотря на
некоторую противоречивость в оценке этого влияния, сам
факт такого влияния признается. Джон Маккинни ут¬
верждает, что «прагматизм, хотя и является философским
термином, обозначает скорее точку зрения, чем систему
идей, поэтому он проявляется во многих различных под¬
ходах и системах» L Он справедливо замечает, что праг¬
матизм связан с логикой эксперимента и поэтому в со¬
циологии позволяет сделать акцент на эффективности
исследования, на оценке «инструментальной пользы»
каждого отдельного исследовательского приема.
Тот факт, что сильнее всего эмпирическая традиция
проявилась в американской социологии, имеет еще и то
объяснение, что в американской буржуазной мысли во¬
обще были сильны традиционные связи с английской
философией. Поэтому позитивизм в социологии на аме¬
риканской почве выступил скорее не непосредственно
связанным с французской позитивистской социологией, а
через своеобразное английское ее «преломление». Этот
вопрос о связи истоков американской социологии с евро¬
пейскими традициями по-разному решается различными
американскими авторами. Некоторые из них указывают,
что важным стимулом для развития американской социо¬
логии явилось именно разочарование в «европейских
источниках». В книге супругов Бернард «Происхождение
американской социологии» подчеркивается значение
именно американской «организации» в развитии тенден¬
ций современной социологии, и этот фактор как бы даже
несколько противопоставляется европейской традиции1 2 3.
Тем не менее определенная связь, особенно с английской
традицией, конечно, существует, и важным свидетель¬
ством этого является большая популярность в первые го¬
ды XX в. американского социолога У. Г. Самнера, которо¬
го называют «интеллектуальным наследником Спенсера».
У. Г. Самнер и его ученик А. Г. Келлер, занимаясь про-
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 242.
2 L. Bernard and J. Bernard, Origins of American Sociology,
New York, 1945.
3 Г. M. Андреева
33
блемами культуры, непосредственно исходили из концеп¬
ции Спенсера. Вместе с тем другим каналом проникнове¬
ния спенсерианства были работы американских социоло¬
гов А. У. Смолла и Ч. Г. Кули, которые, правда, больше
ссылались не непосредственно на Спенсера, а на «орга-
низмическую» школу А. Шеффле. Все это не исключает,
конечно, определенных связей американской социологии
с теориями других крупных представителей европейской
буржуазной социологии: Макса Вебера, Дюркгейма,
Тённиса и т. д.
В сочетании с другими причинами специфическая на¬
правленность теоретических традиций привела к тому,
что именно в США раньше, чем в других странах, был
сформулирован новый социальный заказ социологии и
были подготовлены теоретические орудия для его выпол¬
нения. Любопытно проследить, в каких сферах социоло¬
гии ранее всего родился этот социальный заказ. Это еще
более определенно покажет, как конкретно экономиче¬
ская и политическая позиция буржуазии влияла на фор¬
мирование новой ориентации в социологии.
Во вводной статье к сборнику «Социология. Прогресс
за десятилетие» издатели его С. Липсет и Н. Смелсер
заявляют, что первые шаги современной социологии
(авторы, конечно, имеют в виду буржуазную социоло¬
гию) сделаны, бесспорно, в США. Они считают, что при
выяснении этого обстоятельства должна быть принята
в расчет именно «политическая ориентированность»
социологии с первых же ее шагов L Лучшим доказатель¬
ством этого является, по мнению авторов, тот факт,
что на ранних этапах социология стала иметь дело со
специфически американскими проблемами. Она обрати¬
лась к исследованиям различных патологических откло¬
нений от норм поведения в трущобах иммигрантов, раз¬
личных форм дезорганизации семьи, проблем юношеской
преступности, трудностей в деле обеспечения жилищем
и т. д.
Чикагский и Колумбийский университеты США стали
первыми центрами эмпирических исследований, и один
перечень наименований трудов социологов, например
Чикагского университета, показывает эту специфически
1 3. М. Lipset and V. J. Smelser, The Setting of Sociology in the
1950’s. “Sociology. The Progress of a Decade”, New Jersey, 1961, p. 1.
34
американскую направленность в работе: «Шайка», «Зо¬
лотой Берег и трущоба», «Гетто», «Бродяга», «Неприспо¬
собленная девушка» и др.
Американские социологи, правильно констатируя эту
внешнюю канву проблематики, не раскрывают глубокой
связи между этими «чисто американскими проблемами»
и всей совокупностью противоречий американского импе¬
риализма, в полной мере проявившихся уже к 20-м го¬
дам. Между тем задача социологам была здесь прямо и
непосредственно продиктована потребностями буржуа¬
зии как-то справиться с этими противоречиями или по
крайней мере дать им какое-то объяснение, изучить их
или хотя бы создать видимость их изучения.
Развитие эмпирической тенденции именно в амери¬
канской социологии сразу же наложило на нее особый
отпечаток, который в определенной мере в дальнейшем
стал уже обязательным признаком эмпирической социо¬
логии, в какой бы стране она ни развивалась. Социо¬
логия с самого начала была ориентирована на то, чтобы
исследовать отдельные отклонения от норм поведения
личностей в буржуазном обществе, отдельные ненор¬
мальности в функционировании этого общества, отдель¬
ные помехи на его пути. Все это предполагало принятие
существующих условий, т. е. условий монополистиче¬
ского капитализма, как само собой разумеющихся.
Рамки, которые были поставлены развитию социологии,
диктовались этой общей установкой — принятием суще¬
ствующего положения вещей, существующего порядка.
Максимально, что должны были дать эмпирические ис¬
следования,— это узкие практические рекомендации,
касающиеся именно частностей системы, но не сущно¬
сти ее, не самой природы общественных отношений.
Крайне консервативный характер социологии, разви¬
вающейся в пределах такой тенденции, был определен с
самого начала. Но по форме эмпирическая социология
претендовала выступить, напротив, как своего рода ли¬
беральная, даже оппозиционная традиция. Известная са¬
мореклама этих ее сторон присуща эмпирической социо¬
логии до сих пор. Ссылаются как на «беспристрастный
научный» характер ее методов, так и на специфическую
проблематику, которая внешне действительно связана с
описанием различных пороков капиталистического строя.
Центральный фокус эмпирических исследований —
3*
35
«отклоняющееся поведение» (deviant behavior) —эксп¬
луатируется для доказательства чуть ли не оппозицион¬
ного духа социологии.
Все дело, однако, в том, что все эти «анормальности»
и «отклонения» исследуются не ради доказательства по¬
рочности целого — системы общественных отношений
капитализма, не ради изменения этого целого, а ради
исправления этих отклонений во имя укрепления целого,
во имя сохранения его «стабильности». Очень тонко под¬
метил эту черту социологии ныне покойный прогрессив¬
ный американский социолог Райт Миллс: «Социолог, ко¬
торый тратит свои интеллектуальные силы на детали
мелкого масштаба, не ставит свою работу по ту сторону
политических конфликтов и сил своего времени, косвенно
в конечном счете «принимает» свое общество» L Такого
рода «принятие» существующего общества ставит в очень
ограниченные рамки все попытки к реформаторству.
Именно в этом сущность социального заказа, который
выполняет буржуазная социология при помощи своей
«новой» эмпирической ориентации.
Любопытно отметить, что по мере развития американ¬
ского империализма происходит и развитие этого соци¬
ального заказа. Некоторые конкретные задачи социоло¬
гии видоизменяются. Обострение противоречий импери¬
алистического общества становится в современную эпоху
настолько угрожающим, что даже чисто внешнее «либе¬
ральничание» социологов начинает представлять собой
опасное вольнодумство. Чрезмерным начинает казаться
интерес эмпирических исследований к различного рода
«анормальностям» жизни общества. Обреченность попы¬
ток реформировать эти «анормальности» делается все
более очевидной. Значит, даже и идея реформаторства
становится достаточно рискованной для заказчиков со¬
циологии — монополистической буржуазии. Они диктуют
социологии изменить крен, отказаться от увлечения чрез¬
мерным освещением проблем «дна общества». Шайки,
воры, преступники, фигурирующие на страницах социо¬
логических книг, вопреки замыслам авторов становятся
слишком зловещими призраками отнюдь не «частных»
отклонений и недостатков, а неразрешимых противоре¬
чий целого.
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination. New York, 1959, p. 78.
36
Эмпирические исследования 40—50-х годов переносят
центр своих научных интересов в другие сферы. Как сви¬
детельствует Р. Миллс, они уже связаны с исследованием
не «дна общества», а, напротив, высших уровней обще¬
ства, верхушки бизнеса, генералитета L Ниже мы под¬
робнее рассмотрим такое «изменение курса».
Сейчас важно подчеркнуть, что в американской со¬
циологии раньше и ярче, чем в любой другой, эмпири¬
ческая тенденция родилась в качестве непосредственного
ответа на экономические и политические запросы буржуа¬
зии.
3. Основные вехи пути
Таким образом, в начале XX в. созрели все необходи¬
мые предпосылки для создания эмпирической тенденции
в буржуазной социологии. Эта тенденция, как мы виде¬
ли, не была чем-то принципиально новым и во
многом по существу продолжила традиции позитивист¬
ской социологии, но, поскольку декларации были провоз¬
глашены довольно тенденциозно, новая ориентация вна¬
чале выступила как самостоятельное направление в со¬
циологии. Как было отмечено, в силу ряда обстоятельств
основные черты ее сформировались ранее всего в Соеди¬
ненных Штатах Америки. Первой вехой, обозначившей
довольно четко рождение новой тенденции, являются две
работы, вышедшие вскоре после первой мировой войны:
У. И. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в
Европе и Америке» (W. I. Thomas and F. Znaniecki, The
Polish Peasant in Europe and America, Boston, 1918—
1921) и P. E. Парка и Э. У. Бёрджеса «Введение в
науку социологии» (/?. Е. Park and Е. W. Burgess, In¬
troduction to Science of Sociology, Chicago, 1921).
Книга Томаса и Знанецкого была исследованием при¬
способления и новых условий жизни семей польских
крестьян, эмигрировавших из Польши в Америку. Сами
авторы так сформулировали свою задачу: «Что касается
настоящей работы, то она никоим образом не может пре¬
тендовать на то, чтобы основать социальную теорию на
точной научной основе. Ясно... что потребуется много
работников и много времени, пока мы освободим себя
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 95.
37
от традиционного образа мышления, создадим действи¬
тельно эффективный и точный научный метод и достиг¬
нем системы истинно научных обобщений» L
Цель исследования определялась, таким образом,
очень скромно. Предметом изучения были семьи поль¬
ских крестьян, которые после переселения в Америку пе¬
реживали «переход от старых форм социальной органи¬
зации» к «современным формам жизни». Авторы сочли
необходимым выделить восемь главных проблем в жизни
обследуемых семей: 1) проблема индивидуализации (как
соотносятся тип социальной организации и индивидуа¬
лизм); 2) индивидуальная и социальная активность;
3) проблема «анормальности» (различные виды соци¬
альных болезней: преступления, бродяжничество, про¬
ституция, алкоголизм); 4) проблема профессий; 5) взаи¬
моотношения между полами; 6) проблема социального
счастья (чувство удовлетворенности, даваемое органи¬
зацией, социальными институтами); 7) борьба рас и
культур; 8) проблема идеальной организации культуры.
Все эти многочисленные аспекты исследовались на
строго эмпирическом материале. Так, например, значи¬
тельная часть работы (почти полностью два тома из
пяти) представляет собой опубликованную без каких-ли¬
бо комментариев переписку 28 польских семей: Козлов¬
ских, Яновских, Топольских и др. Первичный анализ этой
переписки содержится в особой группировке писем: в
одну группу выделена переписка между мужьями и же¬
нами, в другую — письма девушек, ушедших из семьи в
связи с замужеством в другую семью, и т. д. Другой
прием исследования, принятый авторами,— это изуче¬
ние автобиографий. Весь третий том, например,— это
автобиография некоего Владека Вишневского из Лю-
ботина, который эмигрировал в Америку. Задача авто¬
ров, приводящих автобиографию,— проследить эволю¬
цию взглядов человека в зависимости от эволюции ус¬
ловий его социальной жизни.
Вся структура исследования, соотношение эмпири¬
ческого материала и теоретических рассуждений призва¬
ны показать новый тип социологического исследования.
Хотя Томас и Знанецкий и выясняют в методологиче-
1 W. I. Thomas and F. Znaniecki, The Polish Peasant in Europe
and America, p. 74,
38
ском введении различие между социальной психологией
и социологией, они по существу строят именно социаль¬
но-психологическое исследование и всячески стремятся
внедрить в социологию специфические методы социаль¬
ной психологии. К. Янг и Л. Фримен — представители со¬
циальной психологии — считают, что использование био¬
графий и личных документов как важнейшего социально¬
психологического метода было введено именно авторами
«Польского крестьянина в Европе и Америке». «Здесь
авторы попытались показать важность изучения конкрет¬
ных случаев для создания научных обобщений» — пи¬
шут Янг и Фримен. Впоследствии американские социо¬
логи стали рассматривать работу Томаса и Знанецкого
и как первый яркий образец эмпирического социологи¬
ческого исследования. Дж. Маккинни заявляет, напри¬
мер: «Конечно, нельзя считать, что эта работа была
единственной причиной успехов социологии за последнее
время, но тем не менее она знаменует собой разрыв клас¬
сиков-энциклопедистов со спекулятивной социологией и
вступление ее в период эмпирического развития со всем
его методическим и техническим оборудованием» 1 2.
Другой работой, обозначившей оформление эмпириче¬
ской социологии как совершенно определенной тенден¬
ции, был своеобразный учебник Парка и Бёрджеса.
Это не было исследованием какой-то отдельной пробле¬
мы, описанием какого-то отдельного метода, а было
именно попыткой узаконить и систематически изложить
для изучения всю совокупность принципов, характери¬
стик, методов эмпирических исследований в социологии.
Появление этих двух работ сосредоточивало внимание
американских социологов на исследованиях узкой темы,
на использовании специфических технических приемов
исследования, на выработке целой системы понятий, ко¬
торой широко начинает пользоваться социология. По
свидетельству американского социолога Р. Э. Л. Фэриса,
после выхода в свет этих двух книг «для социолога стало
уже немодным быть создателем школы мышления».
«Это был период становления американской социоло¬
гии,— продолжает Фэрис.— Ее развитие перестало
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 643.
2 См. там же, стр. 220—221.
39
направляться логикой классификации наук или индиви¬
дуальным мнением, а определялось робкими проблем¬
ными исследованиями во многих направлениях, некото¬
рые из которых увенчались успехом. На этой стадии от¬
дельные школы мышления с трудом продолжают свое
существование, а школы, когда-то характерные для аме¬
риканской социологии, постепенно исчезают, или, может
быть, лучше было бы сказать, постепенно стираются
различия между ними» !.
Книга Томаса и Знанецкого и в особенности работа
Парка и Бёрджеса значительное место уделили опреде¬
лению и выработке социологических понятий. П. и
Б. Вэлиен говорят о книге Парка и Бёрджеса, что
именно «она фактически узаконила такие понятия,
как социальное взаимодействие, коммуникация, со¬
циальный процесс, конкуренция, конфликт, ассимиля¬
ция, приспособление, личность и коллективное по¬
ведение, а также дала большой толчок тенденции к
мелким эмпирическим исследованиям»1 2. Именно извест¬
ная обязательность применения этих понятий в любом
исследовании, по мнению американских социологов, спо¬
собствовала тому, что границы старых социологиче¬
ских школ стали размываться, поскольку сама система
единых понятий как бы унифицировала социологические
исследования.
В этом рассуждении верен факт, но не его объясне¬
ние. Действительно, рождение эмпирической социоло¬
гии способствовало тому, что старые, «традиционные»
школы в социологии утратили свое значение. Сам метод
исследования стал настолько в центре внимания, что
все социологические школы в определенной степени ста¬
ло возможным считать эмпирическими. Речь шла о том,
что из определенного направления на самых первых
этапах эмпиризм быстро превратился в общую тенден¬
цию развития всей социологии. Социология как наука
была объявлена эмпирической дисциплиной, и этим хо¬
тели не умалить ее значение, а, напротив, подчеркнуть
его, указать на сходство, которое приобретает социоло¬
1 7?. Е. L. Faris, American Sociology, in: G. Gurvitch and
W. E. Moore (eds.) “Twentieth Century Sociology”, New York, 1945,
p. 546.
2 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 100,
40
гия с такой, например, наукой, как физика, эмпириче¬
ской в лучшем смысле этого слова. Старые же школы
в социологии различались по тем теориям, которые ле¬
жали в основе их объяснения социальных явлений. По¬
скольку все такого рода теории теперь подверглись кри¬
тике как спекулятивные, постольку уже не имело особого
смысла различать их между собой, ибо сам подход этих
теорий (любых) был дискредитирован. Тот факт, что
представители любой школы теперь стали вынуждены
употреблять определенную систему понятий, конечно,
имеет определенное значение, но является лишь внешним
выражением более глубокого существа дела, а именно
капитуляции старой «традиционной» социологии перед
новой тенденцией. «Распространение эмпиризма в аме¬
риканской социологии имело весьма важные послед¬
ствия,— замечает Дж. Маккинни.— Оно привело к ис¬
креннему стремлению к объективности и истинной скром¬
ности в выводах. Целью являлась точность выводов в
отношении данных, которые были собраны при помощи
самых надежных инструментов» L Здесь, конечно, ти¬
пичная иллюзия буржуазного идеолога верить в «объек¬
тивность» выводов. Однако замечание это очень харак¬
терно для той рекламы, которую с самого начала стала
себе создавать эмпирическая социология.
20-е и 30-е годы — период быстрого и бурного утвер¬
ждения эмпирической тенденции в социологии. Он ха¬
рактеризуется прежде всего огромным количественным
ростом эмпирических исследований, возникновением спе¬
циальных исследовательских бюро, центров и институ¬
тов, утратой значения старых социологических школ,
резко выраженным пренебрежением к теории и значи¬
тельным интересом к разработке исследовательской тех¬
ники, процедуры и методики. Проблематика исследова¬
ний в это время пестра и многообразна: это исследова¬
ния семьи и брака, криминологии, расовых отношений,
городской общности и т. д.
Важной вехой в развитии нового типа исследований
явилась широко известная работа супругов Линд «Мид¬
длтаун». Эта двухтомная книга посвящена описанию
всех сторон жизни небольшого американского городка,
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 222.
41
условно названного «Средним городом» — Миддлтау¬
ном. Мотивы выбора города сами авторы определили
следующим образом: «Два главных соображения руко¬
водили выбором места исследования: 1) чтобы город был
настолько представительным, насколько это возможно
для современной американской жизни, 2) чтобы он был
в то же самое время достаточно компактным и однород¬
ным для того, чтобы с ним можно было справиться в та¬
ком тотальном исследовании»
На протяжении ряда лет — с середины 20-х до сере¬
дины 30-х годов — авторы прослеживают жизнь городка
по следующим шести рубрикам: средства к жизни, жи¬
лище, воспитание юношества, формы досуга (игры, ис¬
кусство и т. д.), религия, общественная деятельность.
Скрупулезное описание, напоминающее часто художе¬
ственное произведение, имеет также строго практическую
цель. Первый том посвящен периоду успехов индустриа¬
лизации в этом городке, второй — характеристике страш¬
ной депрессии и тех изменений, которые она вызвала в
жизни населения города. Надо сказать, что стремление
авторов точно установить характер принесенных депрес¬
сией бедствий заставляет их нарисовать достаточно объ¬
ективную картину положения миддлтаунцев. Так, на¬
пример, Линды приводят данные опроса 124 жен рабочих
относительно перспектив работы их мужей в будущем.
На вопрос: «Каковы, по вашему мнению, перспективы
работы вашего мужа?» — жены рабочих отвечают:
1) Муж — рабочий, 40 лет. «Когда Вы становитесь
старым, они плюют на вас. Единственная вещь, которую
может сделать человек, — это выглядеть молодым, на¬
сколько он может, и беречь себя, насколько возможно».
2) Муж — мастер, 56 лет. «Хорошее будущее, если он
не становится слишком старым. Завод с каждым годом
становится все более жадным и предприимчивым».
3) Муж — литейщик, 51 год. «Он часто задумывает¬
ся, что он будет делать, когда станет еще немного стар¬
ше. Он надеется и молится, что ему дадут пенсию по
старости через некоторое время».
4) Муж — надсмотрщик за машиной, 39 лет. «Ком¬
пания довольно хорошо относится к нему. Но когда он
станет старше, я не знаю, что будет».
1 7?. S. Lynd and Н. М. Lynd, Middletown, New York, 1927% p. 7.
42
5) Муж — машинист, 44 года. «Они держат людей
там до тех пор, пока они не умирают».
6) Муж — машинист, 46 лет. «Я беспокоюсь о том,
что будет с нами, когда он станет старше и не будет ну¬
жен фабрике, а я не в состоянии идти на работу. Мы
не можем ожидать, что наши дети поддержат нас, и у
нас нет возможности сберечь денег для того времени» L
Приводя эти свидетельства, авторы признают, что
пессимизм этих ответов, очевидно, вызван локальной
безработицей, имевшей здесь место во время опроса. Они
не ставят вопроса о более глубоких причинах, порожда¬
ющих неуверенность в завтрашнем дне в рабочих семьях.
Соответственно они не предлагают никаких радикальных
рекомендаций. Однако желание получить точную карти¬
ну заставляет их собирать разностороннюю информацию.
Роберт и Елена Линд — социологи прогрессивных взгля¬
дов, поэтому цель, которую они перед собой ставят, со¬
стоит именно в том, чтобы получить максимально более
объективную картину средствами эмпирического иссле¬
дования. Но именно поэтому же «Миддлтаун», хотя
здесь и присутствуют все атрибуты исследования та¬
кого типа, по существу отходит от традиционного стан¬
дарта и в определенной мере содержит более широкие
обобщения относительно важных социальных проблем.
Традиция, начатая Линдами, впоследствии будет продол¬
жена именно прогрессивным крылом американских со¬
циологов, в то время как «официальная линия» будет
заключаться во все большей переориентации социологии
с целью усиления ее служебной роли.
Несмотря на пестроту проблематики исследований
этого периода, все время заметно стремление выделить
социологическую проблематику, как таковую, что долж¬
но было способствовать превращению социологии в са¬
мостоятельную, независимую науку. Социология в эти
годы, в частности, всемерно стремится размежеваться с
политэкономией, в колледжах и университетах создают¬
ся самостоятельные факультеты социологии.
Этого отделения от других дисциплин так и не уда¬
лось осуществить достаточно последовательно. Хотя
формально в любом учебнике сформулировано отличие
социологии, например, от демографии или статистики,
1 /?. S. Lynd gnd Н. М. Lynd, Middletown, р. 34.
43
по существу достаточно удовлетворительного критерия
для определения того, что же такое социологическое
эмпирическое исследование, нет. Американский социолог
А. Томарс рисует любопытную и достоверную картину
того, как в действительности сложились отношения со¬
циологии (имея в виду именно «новую», т. е. эмпириче¬
скую, социологию) с другими науками об обществе: «Со¬
циология вступила на академическую сцену как выскоч¬
ка среди более старых и прочно окопавшихся социальных
дисциплин и вскоре проявила тенденцию присваивать и
разрабатывать те проблемные участки и социальные
области, на которые другие науки либо не претендовали,
либо оставляли их как бы под паром... Действуя подоб¬
ным образом, социология захватила большие области
демографических исследований и социальной статистики,
изучение иммиграции и ассимиляции, распространись
также на расовые отношения и на группы меньшинств,
криминологию, урбанизацию, человеческую экологию,
брак и семейные отношения»1. Такая запутанность в
проблематике явилась прямым следствием односторон¬
ней эмпирической ориентации социологов. Пока социоло¬
гию рассматривали как общую науку об обществе, со¬
здавались, хотя и спекулятивные, теории по общим про¬
блемам общества. Изгнание теории из социологии зако¬
номерно привело к утрате того специфического, чем
социология отличается от частных общественных дис¬
циплин; в области эмпирических исследований специфи¬
чески социологический аспект вообще нельзя выделить
без понимания теоретической стороны проблемы. Поэто¬
му справедливо замечание Томарса, что в учебниках
социологии содержится минимум социологии, но зато
большие дозы психиатрии, права, демографии, психо¬
анализа, антропологии и экономики.
Традиция приглашать социолога как консультанта,
как своего рода технического эксперта по тому или ино¬
му вопросу, собственно, узаконивала намерение эмпири¬
ческой социологии вторгаться в чужие области исследо¬
вания. Социолога стали приглашать не столько как
социолога, сколько как специалиста, изучившего данную
конкретную проблему, чаще всего просто в силу приори¬
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 571—572.
44
тета, первенства в захвате области, заброшенной ио
каким-то обстоятельствам другой наукой. Томарс прав,
говоря, что такая ситуация не может сулить социологии
ничего хорошего в будущем: «Тот, кто владеет каким-
либо участком по праву первопоселенца, не позаботив¬
шись даже о законном оформлении документов, может
в один прекрасный день оказаться неимущим» L Но эти
мрачные прогнозы не делались в период триумфального
шествия эмпиризма по почве американской социологии
в период 20—30-х годов.
Уже в середине 40-х годов начинается некоторое
охлаждение энтузиазма. Правда, еще огромное, фунда¬
ментальное исследование американской армии в годы
второй мировой войны, предпринятое Стауффером и
группой других авторов (Samuel A. Stouffer et al., “The
American Soldier: Combat and Its Aftermath”, Princeton,
1949), рассматривается в американской социологии как
образец эмпирического исследования, как новая «веха»
в его развитии.
История исследования, проведенного под руководст¬
вом С. Стауффера, очень любопытна. В июле 1941 г. в
министерстве обороны был издан приказ, запрещающий
проводить исследования поведения личного состава ар¬
мии, так как эти исследования содержат критические за¬
мечания об армии, расшатывают военную организацию
и т. д. Однако пятью месяцами позже в качестве исклю¬
чения из правила Дж. Маршаллом было разрешено
предпринять исследование группе психологов и социоло¬
гов в одной из пехотных дивизий спустя день после бом¬
бардировки Пирл Харбора.
Стауффер пишет о начале этой работы: «В первый
раз в современной армии новые методы исследования
социальной науки имели шанс показать их силу в срав¬
нении с докладами посещающих офицеров, которые по¬
лучали свои впечатления из случайных и тенденциозно
подобранных примеров информаторов»1 2. В результате
проведенных опросов был представлен доклад относи¬
тельно некоторых методов и системы руководства в ар¬
мии. По свидетельству Стауффера, генерал Маршалл
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 573.
2 Цит. по: “Outside Readings in Sociology”, New York, 1952,
p. 25.
45
«читал этот доклад до трех часов утра», настолько он
показался ему впечатляющим. В результате доклада был
введен целый ряд различных изменений в принципы, ме¬
тоды руководства в воинских частях. Вторым важным
результатом была организация систематических исследо¬
ваний в армии, главным образом социально-психологи¬
ческого характера. До конца войны было выполнено
около 200 исследований и охвачено различными видами
опросов полмиллиона человек.
Например, большое внимание уделялось предсказа¬
нию поведения солдат в бою. Составлялся особый «мо¬
ральный индекс» каждой роты до боя и спустя некоторое
время после боя. Эти индексы сравнивались, и произво¬
дились различные подсчеты. Так, при сравнении трех
рот с высоким «моральным индексом» до боя и трех рот
с низким «индексом» выяснили, что и показатели этих
рот по небоевым потерям (душевные расстройства и др.)
также различны; в ротах с низким «индексом» таких по¬
терь больше. Аналогичные исследования проводились от¬
носительно и многих других сторон психологии солдата.
В исследовании Стауффера и других применялся весь
арсенал эмпирических средств; их исследование квали¬
фицировалось категорически как исследование челове¬
ческого поведения. Это типичный подход всех исследова¬
телей-эмпириков. Что касается собственно технических
приемов, то все их достоинства и недостатки будут рас¬
смотрены ниже. Несмотря на типично эмпирический ха¬
рактер исследования, в работе Стауффера и других при¬
сутствовали уже определенные попытки теоретического
осмысления полученного материала. В этом смысле эти
исследования рассматриваются американскими социоло¬
гами как такая веха на пути развития эмпиризма, когда
происходит определенное изменение его формы, хотя это
изменение и не было изменением существа принципа.
Таким образом, уже к концу 40-х годов начала обна¬
руживаться тенденция как-то отойти от слишком .плос¬
кого «ползучего эмпиризма» !, и прежде всего она про-
1 Термин «ползучий эмпиризм» по отношению к американской
социологии употребляют и сами американские социологи. Так,
Дж. Маккинни различает «ползучий эмпиризм 20—30-х годов» и
противопоставляет ему «кодифицированные формы эмпиризма наших
дней». Об этих «кодифицированных формах» см. ниже в настоящей
работе.
46
явилась в том акценте, который стали делать на методах
исследования. Наряду с эмпирическими исследованиями
самых пестрых и разных по своему значению проблем
американская литература стала наводняться исследова¬
ниями по «методологии». Этот уклон порожден был дву¬
мя причинами. С одной стороны, все более и более про¬
являлась крайняя ограниченность практических резуль¬
татов эмпирических исследований, ломалась иллюзия о
том, что стоит лишь собрать возможно большее количе¬
ство фактов о действительности, как откроются перспек¬
тивы ее рационального преобразования. Острые социаль¬
ные и политические проблемы или просто обходились в
эмпирических исследованиях, или оставались нерешен¬
ными, несмотря на обилие фактов, собранных о каких-то
их частных проявлениях. Обострение противоречий ка¬
питалистической действительности делало эти исследо¬
вания, очевидно, беспомощными в плане сколько-нибудь
значительных общественных преобразований. Специали¬
зация на разработке методов по крайней мере давала
возможность «легально» устраниться от острых вопросов,
уйти в особую сферу и получить право на известную
«оппозицию» примитивному эмпиризму. «Что касается
методологии, — заявляет Роберт Мертон, — то она, как
говорят, успела лишь отвлечь внимание социологов от
больших общих проблем общества. Это удалось ей сде¬
лать, отвернувшись от изучения общества и обратившись
к исследованию того, как изучать общество» L
Другая причина возросшего внимания к проблемам
«методологии» была чисто теоретического порядка.
Эмпирические исследования постепенно начали про¬
являть не только узость своих практических рекоменда¬
ций, но и теоретическую несостоятельность. Разрыв с
теорией в социологии прежде всего больно бил по мето¬
дологическим проблемам. Становилось очевидным, что
эмпирические исследования не только не могут ничего
изменить, но что они в равной степени не могут и ничего
объяснить. Акцент на вопросах «методологии» был по¬
пыткой отдать себе отчет в том, какими же средствами
обладает эмпирическая социология, чтобы объяснить
действительность. В известном смысле это было выра-
1 /?. Merton, The Conflict between Two Styles of Sociological
Work, New York, 1959, p. 34.
47
жепием критики методологической безответственности
эмпиризма 20-х и 30-х годов.
В 1949 г. вышла книга Р. Мертона «Социальная тео¬
рия и социальная структура» (R. Merton, Social Theory
and Social Structure, New York, 1949),где автор ее вы¬
ступил с заявлением о необходимости соединения эм¬
пирии с теорией и отмечал, что современный этап есть
уже этап реализации этого пожелания. «Стереотип
социального теоретика, парящего высоко в эмпи¬
риях чистых идей, не запятнанных низкими факта¬
ми,— пишет Мертон, — так же быстро устаревает,
как и стереотип социолога-исследователя, вооружен¬
ного анкетой и карандашом, который, высунув язык,
гонится за изолированными и бессмысленными стати¬
стическими данными. Ибо при построении здания со¬
циологии за последнее десятилетие теоретик и эмпирик
научились работать совместно. Более того, они научи¬
лись разговаривать друг с другом за этим занятием.
Иногда это означает только то, что социолог научился
разговаривать сам с собой, поскольку все больше и боль¬
ше один человек занимается и теорией, и исследова¬
нием» L Мертона до сих пор считают в американской
социологии выразителем определенного течения, опре¬
деленной тенденции — соединения эмпирической социо¬
логии с теорией.
Все это, однако, было пока выражением точек зрения
лишь отдельных социологов, и критическая оценка ре¬
зультатов эмпирических исследований более или менее
определенно прозвучала в буржуазной социологии лишь
в середине 50-х годов. Очень показательны в этом смыс¬
ле последние всемирные конгрессы социологов. III кон¬
гресс, проходивший в 1956 г. в Амстердаме, в общем
отразил еще картину безудержного увлечения эмпириз¬
мом. Центральная проблема конгресса — «Социальные
изменения XX века» — решалась большинством буржуаз¬
ных социологов под знаком отказа от важнейших общих
понятий социологии, признания ценности только тех
категорий, которые поддаются проверке непосредствен¬
ным опытом. На IV конгрессе в 1959 г. в Милане и
Стрезе выступления ведущих социологов были посвяще-
1 R. Merton, Social Theory and Social Structure, New York, 1962,
p. 102.
48
ны критике одностороннего эмпиризма и призывам со*
единить эмпирические исследования с социологической
теорией. Особенной критике подверглась здесь именно
американская социология. Западногерманский социолог
Рене Кёниг отмечал, например, бедность американской
социологии «какими-либо теоретическими идеями», ее
стремление «развивать свои концепции посредством
нагромождения все большего и большего количества эм¬
пирических данных» I Здесь же обнаружилась и еще од¬
на линия критики эмпиризма — критика проблематики
эмпирической социологии. В докладе П. Лазарсфельда,
например, говорилось: «Прежде всего следует сказать
о том, что наше время — это время жгучих социальных
проблем; однако американские социологические журна¬
лы полны небольших и незначительных исследований от¬
носительно того, каким образом студенты и студентки
колледжей назначают друг другу свидания, или о попу¬
лярности радиопрограмм»1 2. Здесь в общем правильно
схвачена существенная черта эмпирической социоло¬
гии— ее мелкотемье. Так же совершенно справедливыми
являются и упреки по поводу антитеоретичности эмпири¬
ческой социологии. Но разумеется, от отдельных верных
критических замечаний до действительно полной научной
критики эмпирической тенденции в социологии еще очень
далеко. Критический анализ может быть успешным лишь
при условии выяснения всех причин кризиса эмпириче¬
ской социологии: и социальных, и методологических. А
это вопрос, который можно решить лишь с принципиаль¬
но иных и социальных и теоретических позиций. Если же
присутствует лишь иная — в частных вопросах — методо¬
логическая позиция, то критика не может стать полной.
С этой точки зрения интересно проанализировать неко¬
торые работы, появившиеся в американской социологии
в последние годы и претендующие на более или менее
полную критику социологического эмпиризма.
Одна из них — работа П. Сорокина «Причуды и сла¬
бости современной социологии и связанных с ней наук»
(Р. A. Sorokin, Fads and Foibles in Modern Sociology
and Related Science, Chicago, 1956). П. Сорокин, один из
лидеров американской социологии в течение многих лет,
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”, vol.
II, London, 1959, p. 279—280.
2 Там же, стр. 227.
4 Г. М. Андреева
49
всегда относился несколько настороженно к увлечению
эмпиризмом и сам претендовал на то, чтобы остать¬
ся социологом-теоретиком. Однако лишь в последней
своей большой работе Сорокин выступил с системати¬
ческой критикой эмпиризма. Не рассматривая пока кон¬
кретных проблем, поднятых в этой работе, заметим, что
критика в целом ведется лишь в методологическом пла¬
не. Позиция, которую занимает сам Сорокин, есть его
старая позиция признания трех возможных видов зна¬
ния при исследовании общественных проблем: интуитив¬
ного, логико-математического и экспериментального.
Критикуя эмпирическую тенденцию за злоупотреб¬
ление экспериментальными методами, Сорокин на¬
стаивает на преимуществе первого рода знания — зна¬
ния интуитивного. Эта методологическая позиция яв¬
ляется идеалистической в своей основе, и критика, пред¬
принятая с такой точки зрения, не может быть полной
и последовательной. Однако, несмотря на ее непоследо¬
вательность, критика Сорокиным эмпиризма содержит
ряд рациональных моментов. Полного же, всесторонне¬
го анализа эмпирической тенденции в социологии Со¬
рокин не дает, потому что вообще опускает всю проблему
социального содержания этой тенденции.
В этом смысле интересно сравнить с названной рабо¬
той другую работу, появившуюся тоже в американской
социологии и тоже в последние годы, — Р. Миллса «Со¬
циологическое воображение» (С. W. Mills, The Sociologi¬
cal Imagination, New York, 1959). Критика Миллсом сов¬
ременной американской социологии является не только
«чисто» методологической критикой. Миллс пытается
связать проблемы методологии социологии с ее общест¬
венной ролью. Его анализ методологических дефектов и
пороков эмпиризма глубже и разностороннее именно в
связи с этой попыткой соединить теоретическую и со¬
циальную оценку. Это не значит, что попытка эта уда¬
лась Миллсу полностью и что со всем в его оценках мож¬
но согласиться. Но это свидетельствует, несомненно, о
том, что для критики эмпиризма отнюдь не безразлич¬
ны теоретические и социальные позиции самого критика.
На развитие критического отношения к социологи¬
ческому эмпиризму среди буржуазных социологов не
могла не повлиять та марксистская критика, которая
развивалась за последние годы со стороны как советских
50
социологов, так и социологов-марксистов из других
стран — социалистических и капиталистических. Во Все¬
мирных социологических конгрессах (начиная с III) при¬
нимает участие советская делегация, члены которой, по¬
лемизируя с буржуазными социологами, давали принци¬
пиальную оценку эмпирической социологии и раскрыва¬
ли ее методологическую несостоятельность и служебную
классовую роль. В монографиях и статьях по отдельным
проблемам 1 была изложена точка зрения советских со¬
циологов на многие проблемы методологии эмпириче¬
ской социологии. В советской литературе было сформу¬
лировано понятие кризиса эмпирической тенденции в
буржуазной социологии. На V Всемирном конгрессе
социологов (Вашингтон, 1962 г.), где буржуазные социо¬
логи заявили претензию на то, чтобы считать вопрос о
соединении «эмпирии» и «теории» решенным, ученые-
марксисты противопоставили этому иллюзорному един¬
ству действительное единство теории и эмпирического
материала в своих докладах. Наряду с критикой антина¬
учной методологии эмпирической социологии в работах
социологов-марксистов особое внимание уделяется ана¬
лизу современной капиталистической действительности,
который развенчивает претензию эмпирической социоло¬
гии стать основой социального реформаторства.
Но если практические усилия эмпирической социо¬
логии изменить что-либо не привели ни к чему, то ее
усилия всемерно утвердить существующий порядок, най¬
ти практические рекомендации для поддержания его
имеют известный успех; выработанные в исследованиях,
эти рекомендации, несмотря на их ограниченность и
узость, используются государством и бизнесом в их клас¬
совых целях. Именно этим и объясняется тот факт, что,
несмотря на явно обнаружившееся методологическое
банкротство, эмпирическая социология в США распро¬
1 См., например, вышеупомянутые работы: «Исторический ма¬
териализм и социальная философия современной буржуазии» под ред.
Ю. П. Францева; И. С. Кон, Философский идеализм и кризис сов¬
ременной буржуазной исторической мысли; В. С. Семенов, Проблема
классов и классовой борьбы в современной буржуазной социологии,
М., 1959; Г. В. Осипов, Техника и общественный прогресс, М., 1959,
а также М. Ш. Вахитов, Об одной «новейшей» социальной утопии,
М., 1959; Т. И. Ойзерман и А. Ф. Окулов, Чему учит и кому служит
современная буржуазная социология, М., 1960, и ряд статей в жур¬
налах «Вопросы^ философии», «Коммунист» и др.
4* 51
странена все еще достаточно широко, лаборатории, ин¬
ституты, исследовательские центры и журналы навод¬
няют книжный рынок обильными потоками своей про¬
дукции. Этим же объясняется и тот факт, что во мно¬
гих капиталистических странах Европы и Азии эмпиризм
еще только входит в моду. В этом смысле очень показа¬
тельна судьба эмпирической социологии в Западной
Германии. Западногерманская социология более, чем со¬
циология любой другой капиталистической страны, свя¬
зана с традициями абстрактных схем общих социологи¬
ческих теорий XIX в. Здесь до сих пор высоко на щит
поднята фигура Макса Вебера, социолога, к которому
все больше и больше обращается в настоящее время
американская социология в своих поисках «теории», в
стремлении выйти из тупика эмпиризма. И тем не менее
в Западной Германии, несмотря на наличие противников
«американизма», призывы к развитию эмпирических ис¬
следований раздаются все громче и громче. Две главные
фигуры западногерманской социологии особенно активно
выступают поборниками этого — Ральф Дарендорф и Ре¬
не Кёниг. Правда, характерным для них является призыв
превзойти ограниченность американского эмпиризма,
соединить эмпирические исследования с «традиционной»
немецкой общей социологией, социологической теорией,
но тем не менее настойчивое пожелание всемерно раз¬
вивать эмпирические исследования высказывается со¬
вершенно определенно. В Западной Германии создан
специальный Институт эмпирической социологии в
г. Мангейме, а также целый ряд других центров эмпири¬
ческих исследований. Исследования, предпринимающие¬
ся этими центрами по строго американскому образцу,
вытесняют все более и более «традиционные» социологи¬
ческие работы «великих старцев» Леопольда фон Визе,
Теодора Адорно и др. Все это дало основание В. Э. Миль-
ману заявить: «Несмотря на роль вышеупомянутых уче¬
ных, основные тенденции современной немецкой социоло¬
гии идут в совершенно ином направлении. Данное
направление можно определить как «эмпирическую со¬
циологию», или «социографию», с явным тяготением к
«прикладной социологии»»1. И здесь развитие этой тен¬
1 См. Г. Беккер и А, Восков, Современная социологическая
теория, стр. 777.
52
денции связано с определенным социальным заказом:
Мильман, например, определенно указывает, что боль¬
шую роль сыграла практическая необходимость восста¬
новления после войны разрушенных городов, реоргани¬
зация экономики, приспособление и ассимиляция «пере¬
мещенных лиц» и т. д. С другой стороны, развитие в
Западной Германии эмпирической тенденции в социоло¬
гии происходит под прямым влиянием «американизма».
Увеличение удельного веса эмпирических социологи¬
ческих исследований наблюдается и в таких странах,
как Франция и Англия. «Одну из характерных особен¬
ностей французской социологии после 1945 года, — пи¬
шет Жан Стетцель — ...представляет собой эмпирический
уклон, преимущественное внимание к фактам... Анализ
количественного материала, индивидуальных полевых
исследований и групповых исследований во все большей
степени начал становиться правилом и фактически стан¬
дартом социологической деятельности» !. Развитие эмпи¬
рических исследований здесь в значительной мере связа¬
но с именем Жоржа Фридмана, работающего в области
индустриальной социологии, а также Жоржа Гурвича,
выступающего теоретиком микросоциологии.
Характеризуя бедность социологической жизни в со¬
временной Англии, У. Дж. Спротт тем не менее опреде¬
ленно заявляет, что «социология, во всяком случае в
своей прикладной форме, бесспорно, существует»1 2, «яв¬
ляется неоспоримым фактом, что те исследования, кото¬
рые проводятся (а проводится их довольно много), на¬
правлены к разрешению социальных проблем — на¬
правлены, можно было бы сказать, к реформе»3. Обра¬
тить внимание на это свидетельство необходимо, так как
эти краткие замечания о судьбах социологии в различ¬
ных странах раскрывают, несомненно, общую тенден¬
цию — зависимость развития эмпирической социологии
от социального заказа. И если эта тенденция ярче,
определеннее и раньше проявилась в США, то сейчас
можно сделать вывод, что она является общей характе¬
ристикой буржуазной социологии XX в.
1 См. Г. Беккер и А. Босков, Современная социологическая
теория, стр. 731.
2 Там же, стр. 705.
3 Там же, стр. 691.
Глава И
ПРЕДМЕТ И СТРУКТУРА
ЭМПИРИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ
1. „Социология без общества"
Для возникшей таким образом «новой социологии» 1
необходимо было определить свой собственный предмет.
Определение это по существу не выработано и до сих
пор, несмотря на бесчисленное количество различных
предложенных вариантов. В книге «Современная социо¬
логическая теория» целый ряд авторов вынужден при¬
знать, что вопрос так и остался нерешенным. Правда, с
некоторых пор многие буржуазные социологи, особенно
американские, стали пренебрежительно относиться к
самой дискуссии о предмете, целях и сущности социоло¬
гии. Пренебрежение к такой дискуссии стало квалифи¬
цироваться как важное условие успеха в осуществлении
реальных исследований. А. Томарс, говоря о периоде,
когда социологи посвящали огромное количество времени
подобным спорам, замечает: «Реакцией на это, в особен¬
ности в Америке, было стремление разработать науку
социологии, а не дискутировать о том, что должна собой
представлять социология, — пожалуй, довольно-таки ха¬
рактерная американская тенденция предпочитать иссле¬
1 Большинство американских авторов подчеркивает именно тот
факт, что в XX в. сложилась не просто новая традиция или. новая
тенденция в социологии, а именно возникла «новая наука», «новая
социология». См., например, подробно об этом в кн.: Н. Hoffsommer,
The Sociology of American Life. An Introductory Analysis, New Jersey,
1958, где есть специальный раздел «Почему социология является
новой наукой?».
54
дование теории и дейстгйе" размышлению. Хотя многое
можно сказать в защиту этой склонности, она имеет и
бесспорные недостатки» *. Можно только согласиться с
тем, что недостатки подобного рода действительно очень
велики. Но дело, разумеется, не в том, что просто не най¬
дена до сих пор удовлетворительная дефиниция предмета
социологии.
Вопрос значительно глубже. Все предлагаемые де¬
финиции не удовлетворяют не потому, что недостаточно
точно схватывают суть дела, а потому, что именно до¬
статочно точно свидетельствуют о непреложном факте —
о своеобразном процессе «распредмечивания» социологии
в связи с возникновением эмпирической тенденции. В са¬
мом деле, если проанализировать хотя бы несколько
определений предмета социологии, станет ясно, что поис¬
ки устремлены в самые различные направления. «Социо¬
логия — научное изучение отношений человеческих
групп»1 2, — заявляет Г. Гофсоммер. «Социология как
теория социальной организации есть, таким образом,
специальная наука о культуре, подобная экономии или
филологии»3, — говорили провозвестники «новой» со¬
циологии У. Томас и Ф. Знанецкий более сорока лет
тому назад. «Социология изучает поведение людей в об¬
ществе»4,— написано в учебном курсе Э. Чиноя. «Социо¬
логия была, есть и будет наукой об общих характеристи¬
ках всех классов социальных явлений с отношениями и
корреляциями между ними, или она не будет социоло¬
гией»5,— категорично и безапелляционно возражал еще
в 1928 г. П. Сорокин, протестуя (уже тогда) против чрез¬
мерного увлечения эмпиризмом и по-своему отстаивая
старую традицию.
Своеобразное «исследование» всего того разнобоя,
который царит в определениях предмета социологии,
предпринял американский социолог П. Фэрфи, проана¬
1 См. статью Адольфа С. Томарса «Социология и развитие меж¬
дисциплинарных областей науки» в кн.: Г. Беккер и А. Восков, Сов¬
ременная социологическая теория, стр. 565.
2 Н. Hoffsommer, The Sociology of American Life, p. 1.
3 W. Thomas and F. Znaniecki, The Polish Peasant.., p. 33.
4 E. Chinoy, Sociological Perspective. Basic Concepts and Their
Application, New York, 1954, p. 1.
5 P. Sorokin, Contemporary Sociological Theories, London, 1928,
p. 761.
55
лизировав 81 определение разных авторов и разных
лет L Как видно из приведенных определений, а также из
определений, рассмотренных П. Фэрфи, все они отража¬
ют именно «распредмечивание» социологии, которое в
общем идет по двум линиям.
С одной стороны, социология утрачивает правильное
представление о том, что она должна изучать, правиль¬
ное представление об обществе. С другой стороны, она
смешивает границы между различными дисциплинами,
которые в различных аспектах должны изучать обще¬
ство.
Что касается первого заблуждения, то оно имеет весь¬
ма принципиальный характер. Социология есть прежде
всего наука об обществе. Безотносительно к тому, рас¬
сматриваем ли мы взгляды социологов после Конта (с
тех пор как в оборот был пущен сам термин «социоло¬
гия») или ранние социологические взгляды тех мысли¬
телей, у которых они были вплетены в общую ткань фи¬
лософских рассуждений, мы всегда имеем в виду эту
самую общую характеристику социологии как науки об
обществе. В. И. Ленин указывает в работе «Что такое
«друзья народа» и как они воюют против социал-демок¬
ратов?», что особенностью старой социологии было как
раз то, что она всегда начинала свои рассуждения с пред¬
ставлений об обществе вообще. До того, как были
изучены реальные, конкретные общества или хотя бы
одно общество, старая социология занималась спекуля¬
циями на тему, что такое общество, что такое прогресс
вообще.
В. И. Ленин подверг резкой критике эту абстрактную
и внеисторичную постановку вопроса. Критикуя понятие
общества и прогресса в субъективной социологии рус¬
ского народничества (а Михайловский немало потрудил¬
ся для создания этих определений, хотя бы в своей зна¬
менитой «формуле прогресса»), В. И. Ленин по существу
дал характеристику тех методологических пороков, кото¬
рые были свойственны всей буржуазной социологии. И
хотя В. И. Ленин не анализировал специально эмпири¬
ческой тенденции в социологии и ее трактовки предмета,
его анализ имеет огромное значение для оценки тех по-
1 Подробный анализ выводов П. Фэрф'И см. в работе И. С. Кона
<К вопросу о предмете социологии» в сб. «Вопросы марксистской
социологии», Л., 1962.
56
исков, которые предпринимаются современными социо¬
логами — носителями этой тенденции.
Три основных вывода следуют из ленинской критики
понимания общества в старой буржуазной социологии.
Во-первых, все определения общества, предлагаемые
в ней, стирали качественное отличие человеческого об¬
щества от любого сообщества животных, не фиксирова¬
ли того особенного, что отличает именно общественную
жизнь людей. Во-вторых, все определения общества но¬
сили абстрактный характер еще и в том смысле, что
претендовали на то, чтобы дать некую вневременную и
внепространственную характеристику обществ, характе¬
ристику, годную для всех времен и народов. Это смазы¬
вало качественное отличие одних типов общества от
других типов, т. е. обусловливало крайне неисторический
подход к вопросу. В-третьих, общество всегда трактова¬
лось как нечто производное от индивидов, как «механи¬
ческий агрегат индивидов», где индивид выступал как
определенный «атом» общества и природа общества
должна была быть выведена как некая сумма из приро¬
ды отдельных индивидов, которая в общем мыслилась
как естественная и неизменная.
Каковы бы ни были оттенки в понимании проблемы у
разных представителей старой философии и социологии,
суть дела все равно была схвачена в этих характеристи¬
ках. Великий научный подвиг Маркса состоял в социо¬
логии именно в том, что он, по выражению Ленина, «по¬
дошел к вопросу с диаметрально противоположной сто¬
роны»: он на саму человеческую природу взглянул с той
точки зрения, что она есть результат определенных об¬
щественных отношений. Не говоря сейчас о том, что дало
это открытие для теории личности в социологии, укажем
на его принципиальное значение для совершенно новой
трактовки и самого общества.
Люди различны именно потому, что они суть продукты
различных общественных отношений, различных об¬
ществ. Нет и не может быть единой и неизменной харак¬
теристики общества вообще. Социология должна иметь
дело с конкретными типами обществ, и центральным по¬
нятием социологии является понятие общественно-эконо¬
мической формации, выражающее характеристику обще¬
ства на каждой данной ступени его исторического разви¬
тия. Огромное методологическое значение понятия
57
общественно-экономической формации общеизвестно:
сама история теперь смогла быть рассмотренной как
естественноисторический процесс, процесс смены одних
общественно-экономических формаций другими. Что же
касается характеристики общества на каждой историче¬
ски определенной ступени его развития, то здесь это
понятие помогало дать действительно полную, исчерпы¬
вающую картину данного общества во всех сложных
связях и взаимоотношениях его сторон и частей. Было
открыто, что в основе общества на каждой данной сту¬
пени развития лежит определенная система производст¬
венных отношений, которая, по словам В. И. Ленина,
является «особым социальным организмом, имеющим
особые законы своего зарождения, функционирования
и перехода в высшую форму, превращения в другой со¬
циальный организм»
Ни одна из этих идей не была разработана в бур¬
жуазных теориях общества. Однако все эти идеи в извра¬
щенной, ложной форме присутствовали в старой социо¬
логии. Идея общества как чего-то целого нашла свое
выражение в понятии общества-организма. Мы уже ука¬
зывали выше, что социальные задачи буржуазии требо¬
вали на том этапе представлений об обществе как о чем-
то целом, едином. Однако, в силу того что историзм
оказался орешком не по зубам контовской позитивист¬
ской социологии, идея общества как определенного спе¬
цифического организма не могла получить научного
оформления. Выпадал момент этой специфичности, и
вместо плодотворнейшей марксистской теории общест¬
венно-экономической формации «традиционная» социо¬
логия дала довольно плоскую спенсеровскую концепцию
общества-организма. Однако нельзя упускать из виду,
что буржуазная социологическая мысль XIX в. билась
над этой проблемой, чтобы должным образом оценить то
попятное движение, которое принесла в постановку этой
проблемы «новая социология» — социология эмпири¬
ческая.
В «традиционной» буржуазной социологии XIX в. на¬
метились две тенденции в понимании общества. Если
одна, представленная Тардом, Гиддингсом, склонна была
считать общество совокупностью индивидов, где именно
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 1, стр. 429.
58
индивид являлся простейшей клеткой общества, то дру¬
гая, связанная с именами Зиммеля, Дюркгейма, делала
акцент не столько на индивиде, сколько на взаимодейст¬
вии как основном, простейшем элементе социального
целого. «Для меня несомненно, — писал Зиммель, — что
существует только одно основание, которое придает со¬
единению по крайней мере относительную объектив¬
ность: это — взаимодействие частей»1. Обе эти тенден¬
ции не могли справиться с решением задачи о природе
общества, общественных отношений, так как в равной
мере обе абстрактно и формально подходили к вопросу.
Можно с уверенностью сказать, что, восприняв с лих¬
вой все пороки «традиционной» социологии в подходе к
проблеме общества, эмпирическая социология растеряла
все то, что заставляло старую социологию хотя и в
фальсифицированной форме, но все-таки ставить эту
проблему.
Итак, что же предложила эмпирическая социология
в понимании общества?
Оговоримся сразу же, что в полной мере и в полном
объеме она сохранила старую внеисторическую поста¬
новку вопроса. Разумеется, ни о каком понятии обще¬
ственно-экономической формации как ключевом понятии
социологической науки вопрос здесь не стоит. Говорит¬
ся, правда, о различном «типе» обществ, в социологиче¬
ской литературе употребляются понятия «капитализм»
и «социализм» (мы не говорим сейчас о том, в какой
мере разным авторам присуща фальсификация этих по¬
нятий), но теоретически общая тенденция проявляется
в том, чтобы снять постановку вопроса о коренном раз¬
личии между такими, например, общественно-экономиче¬
скими формациями, как капиталистическая и социали¬
стическая. Этому служит, в частности, получающая все
более широкое хождение теория «единого индустриаль¬
ного общества», политическая цель которой — смазать
качественное различие между капитализмом и социа¬
лизмом — тесно связана с ее теоретической претензией —
противостоять марксистской теории общественно-эконо¬
мической формации1 2.
1 Г. Зиммель, Социальная дифференциация, М., 1909, стр. 18.
2 Развернутая попытка подобного рода предпринята американ¬
ским социологом У. Ростоу в его книге «Стадии экономического
роста. Некоммунистический манифест», где автор развивает свои
59
Не только не преодоленным, но в значительной мере
усугубленным оказался в эмпирической социологии и
второй методологический порок старых буржуазных со¬
циологических теорий общества. Разумеется, теперь
трудно встретить определения, где бы не подчеркива¬
лась специфика социальных связей, специфика общест¬
венных отношений и т. д. Но это чисто формальные
ссылки. Суть дела в том, что сами социальные связи,
социальные отношения трактуются сплошь и рядом
исключительно как формы человеческого поведения и
природа этих отношений сводится поэтому если не к био¬
логическим, то к психологическим особенностям челове¬
ка. То, что действительно составляет специфику чело¬
веческого общества, не выделяется как главное. Э. Чи¬
ной, например, считает необходимым, противопоставляя
мир людей и м'ир животных, делать акцент на культуре:
«Человек — единственное животное, обладающее куль¬
турой» L Понятие же культуры опять исключает глав¬
ное— орудия производства. Для Чиноя культура — это
все, чему научились люди: образ жизни, способ мышле¬
ния, действия и строй чувств; она включает в себя зна¬
ния, верования, искусства, мораль, законы, привычки
и другие способности и качества людей2. Методологи¬
чески расплывчатость этой позиции в том, что коренное
отличие человеческого общества от сообщества жи¬
вотных не определено через главный, существенный
признак.
В значительной мере этому способствует крайне
абстрактное и формальное понятие «взаимодействие»,
которое и сейчас многими социологами трактуется как
исходное. На смену понятию «взаимодействие», приме¬
идеи о существовании пяти стадий экономического развития челове¬
чества, которые прямо противостоят марксистскому пониманию об¬
щественно-экономических формаций. Критике взглядов У. Ростоу
посвящено много работ советских авторов, и мы не претендуем здесь
на то, чтобы подробно излагать и критиковать эту теорию. Однако
ссылка на нее необходима, так как эта концепция делает серьезную
заявку на то, чтобы дать какую-то «теорию» вопроса, придать эмпи¬
рическим исследованиям определенную направленность в рамках
предложенной схемы. Работа V Всемирного конгресса социологов
в значительной мере демонстрировала, как эмпирические исследова¬
ния в определенных областях сознательно строились в рамках кон¬
цепции У. Ростоу.
1 Е. Chinoy, Sociological Perspective, р. 10.
2 См. там же, стр. 11.
60
нявшемуся Зиммелем и Сорокиным, пришли такие поня¬
тия, как «социальное действие» у Парсонса, «социаль¬
ное отношение» у Мак-Айвера, снова «взаимодействие»
(несколько в ином плане) у Хоманса и т. д. И хотя у
Парсонса внешне как будто подчеркивается социальный
момент во взаимодействии, по существу и у него, как
и у других социологов, взаимодействие понимается как
чисто психологическое. Момент специфики социального
взаимодействия утрачен, ибо исходные посылки всех
теоретиков буржуазной социологии (и эмпириков, прини¬
мающих эти посылки) связаны с различными формами
идеалистического понимания сущности общественной
Ж1ИЗНИ.
И наконец, третья черта, выражающая ограничен¬
ность старой социологии, — изображение общества как
механического агрегата индивидов — не только сохра¬
нена, но, пожалуй, наиболее ярко «развита» эмпириче¬
ской социологией. Утрата старого контовско-спенсеров-
ского подхода с его стремлением охватить анализом
целое, как бы ложно это целое ни понималось, привела
к возведению в определенный принцип необходимости
«дробления» общества при анализе и исследованиях на
группы, а эти последние — на проявления жизнедеятель¬
ности индивидов. Речь идет о сознательном изменении
ориентации. Американский социолог Э. Шиле замечает:
«В общем, однако, в конце XIX и в первом десятилетии
XX века социологи были больше заинтересованы процес¬
сами и характерными чертами целых обществ, чем малы¬
ми группами, как таковыми» L Для новой же тенденции
в социологии интерес как раз сосредоточивается на груп¬
пе. Хотя формально «теория малых групп» является
лишь одной из специализаций современной буржуазной
социологии1 2, по существу анализ групп вырастает в не¬
который методологический принцип.
1 Е. A. Shits, The Present State of American Sociology, Glencoe,
Illinois, 1948.
2 Сам термин «малая группа» заимствован из социальной пси¬
хологии. В американской литературе ведется дискуссия о том. какую
группу считать «малой». Ряд авторов считает, что «малая группа»
мюжет включать два или три человека («диады» и «триады»). Однако
другие настаивают и на большей величине «малых групп», полагая^
что лишь эмпирически можно установить их размер. Основным приз¬
наком «малой группы» обычно считают непосредственность общения
между ее членами.
61
Изображение общества как совокупности групп либо
рассмотрение группы как известной «модели» обще¬
ства — вот два основных проявления этого методологи¬
ческого принципа. Сами коренные установки социоло¬
гического эмпиризма обусловливают непропорциональ¬
но большой акцент на группы в социологии. В конце
концов всякое эмпирическое исследование прежде
всего может быть поставлено как исследование груп¬
пы или нескольких групп. Сама идея получения макси¬
мального количества фактов реализуется также прежде
всего как получение фактов в группах и о группах. Если
вся ткань общественных отношений сведена к поведению
людей, то различные типы, мотивы поведения фиксируют¬
ся легче всего снова в группах. Американский социо¬
лог Аллен Эйстер справедливо замечает, в определенной
мере раскрывая «тайны» эмпирической социологии: «В
известном смысле малая группа является только од¬
ним из видов социальной системы, доступным для обра¬
ботки в лабораторных условиях, которая делает воз¬
можным известный контроль различных факторов в си¬
туации, а также достаточно обоснованную детальную
запись наблюдений и анализ деталей межличного взаи¬
модействия и отношений по мере их развития» L
В современной буржуазной социологии, в особенно¬
сти американской, разработаны самые различные аспек¬
ты исследования групп. Структура многих учебников по
социологии такова: общество — группа — личность.
Группа называется центральным фокусом социологии.
И хотя не может быть никаких возражений против необ¬
ходимости всестороннего изучения различных групп в
обществе, превращение группы в центральный фокус
социологии не может быть принято. При всяком социоло¬
гическом анализе существенным является вопрос о том,
как понимать соотношение групп и общества, групп и
индивидов, какие критерии брать для выделения групп
и т. д. Все дело в том, что в современной буржуазной
социологии это соотношение понимается чисто механи¬
чески. Сама группа рассматривается лишь как совокуп¬
ность личностей, а общество — как совокупность лично¬
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая тео*
рия, стр. 382.
$2
стей и групп. И хотя группа объявляется центральным
фокусом социологии, по существу она выполняет функ¬
ции просто промежуточного звена, а общество предстает
снова как простая совокупность индивидов или не менее
механическая совокупность взаимодействий. Вот ти¬
пичное определение группы, приводимое Э. Чиноем:
«Социальная группа есть определенное количество лич¬
ностей, соединенных вместе в сеть или систему социаль¬
ных отношений. Ее члены взаимодействуют один с дру¬
гим более или менее стандартным образом, т. е. в соот¬
ветствии с нормами и стандартами, принятыми группой.
Их отношения и взаимодействия опираются на сеть соот¬
носительных ролей и статусов» L Очевидна крайняя
абстрактность такого определения: здесь утрачена вся¬
кая специфика групп и по существу назван лишь один
формальный признак — взаимодействие индивидов. Все
пороки старой формальной школы в социологии здесь
налицо: содержательный анализ социальных отношений
опускается, и методологически открывается полный про¬
стор для произвольной подстановки в эту формальную
структуру взаимодействия любых социальных отноше¬
ний, любого социального содержания. Это определение
ничем не отличается от понимания старой социологией
некоего абстрактного индивида как «атома» общества.
Дело не меняется и от того, что в дальнейшем «теория
групп» тщательно разрабатывается, вводится их слож¬
ная классификация и т. д. В большой работе Гофсом-
мера «Социология американской жизни» приводится ти¬
пичная классификация групп в американской социоло¬
гии, родоначальником которой был еще Ч. Кули.
Группы делятся на первичные и вторичные, ориенти¬
рованные «внутрь» и ориентированные «вовне», фор¬
мальные и неформальные.
Видный теоретик в области «социологии групп» Г. Хо¬
мане так определяет первичную группу: «Первичные
группы состоят из личностей, которые общаются друг
с другом в течение определенного периода времени и
количество которых невелико, так что каждая личность
может общаться со всеми другими непосредственно»1 2.
1 Е. Chinoy, Sociological Perspective, р. 29.
2 G. С. Homans, The Human Group, London, 1951, p. 1.
63
Типичным примером первичной группы обычно назы¬
вается семья.
Вторичными группами считаются такие, где между
членами нет интимности в общении и важнейшими сред¬
ствами коммуникации являются механические средства:
телеграф, телефон и т. д. Примерами вторичных групп
являются группы профессиональные, религиозные, обра¬
зующиеся в труде, в учебе, в политике.
Деление на группы, ориентированные «на себя» (или
«внутрь») и ориентированные «на других» (или «вовне»),
очень неопределенно. Группы первого рода характери¬
зуются такими качествами, как лояльность, приветли¬
вость между членами; группы второго рода, напротив,
отличаются неприязнью их членов друг к другу, негатив¬
ными, уклончивыми взаимоотношениями.
Особенно много внимания уделяется различиям меж¬
ду формальными и неформальными группами. Здесь
главное различие заключается в организации власти,
типе руководства. В формальных группах имеются опре¬
деленная организация рангов, определенные формаль¬
ные правила, «процедура» власти. Таковы политические
организации, религиозные, государственные и т. д.
В неформальных группах власть признают и поддер¬
живают все члены группы, но она нигде формально не
фиксирована. Группу играющих детей, где есть общепри¬
знанный вожак, группу друзей считают обычно приме¬
рами неформальных групп.
Вся эта классификация несет на себе определенную
идеологическую нагрузку. Следует сказать, например,
что в так называемой доктрине «человеческих отноше¬
ний» важным принципом является влияние на нефор¬
мальные группы, известное противопоставление нефор¬
мальных групп таким формальным группам, с точки
зрения буржуазных социологов, как партийные, проф¬
союзные группы и т. д.
В плане методологическом акцент на идее групп, как
уже было сказано, имеет два важных следствия. Во-
первых, само общество в конечном счете рассматривает¬
ся как известный «результат» групп. В учебном издании
Э. Чиноя дается довольно категоричное определение:
«Общество есть скорее та группа, в пределах которой
люди могут разделять тотальную, общую жизнь, чем
организация, ограниченная некоторыми специфически-
64
ми целями»1. Подобную идею проводит и Гофсоммер:
«Обращаясь к природе самого общества, мы замечаем,
что общество составлено из групп, действия которых в
свою очередь определяются индивидами, составляю¬
щими их»2.
Приведенная позиция является методологически
крайне несостоятельной, ибо она ставит в совершенно
извращенном свете вопрос об анатомии общества. Тео¬
ретически post factum освещая практику эмпирической
социологии с ее исследованием отдельных частных про¬
явлений общественной жизни, концепция эта порождает
иллюзию, что найдены действительные элементы обще¬
ства, обнажена его структура. Анализ общества, начи¬
наемый с групп, а по существу, как мы видели, снова с
индивидов, предстает внешне как анализ строго науч¬
ный, начинающий действительно с элементов обществен¬
ного.
Но все дело в том, что сами «элементы» определены
неверно. Подражание методологии естественных наук
сыграло здесь плохую шутку с социологией. Если физик
или химик доказывает, что тела состоят из молекул, мо¬
лекулы из атомов, атомы из протонов, электронов и т. д.,
то здесь структура материи раскрывается не только
внешне, но и по существу. Аналогия: общество состоит
из групп, группы состоят из личностей — является анало¬
гией, верной лишь с формальной точки зрения. Сущность
общественных отношений в такой аналогии не раскры¬
вается. Р. Миллс, критикуя такой подход эмпирической
социологии, правильно указывал, что если социолог и
хочет изучать «специфические и мелкие особенности для
проведения глубокого и точного исследования», то он
должен делать это в соответствии с «представлением
о целом и для решения проблем, связанных с этим це¬
лым»3.
Не спасает дела и другой предлагаемый подход —
рассмотрение группы как своеобразной «модели» обще¬
ства, его уменьшенного «прообраза». Кимболл Янг и
Линтон Фримен (первый из них является очень видным
теоретиком «малых групп») пишут о термине «группа»:
1 Е. Chinoy, Sociological Perspective, р. 21.
2 Н. Hoffsommer, The Sociology of American Life, p. 194.
3 C. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 73.
5 Г. M. Андреева
65
«В этом родовом смысле в качестве существительного
данный термин является синонимом понятия общества.
Говорить или писать о «групповых последствиях» — то
же самое, что утверждать относительно «социальных
последствий»» L Механический перенос некоторых прояв¬
лений человеческих отношений в группах на все обще¬
ство, отождествление определенных правил, регламенти¬
рующих жизнь группы, с общественными закономерно¬
стями есть особое проявление идеалистического пони¬
мания природы общественных отношений. Если сама по
себе формула «общество состоит из групп, группы со¬
стоят из личностей» содержит в себе крайне механисти¬
ческую постановку вопроса, то механицизм этот раскры¬
вается в полной мере, если посмотреть, как понимается
каждый компонент этой «триады». По существу речь
идет не о всей совокупности качеств и свойств личностей,
из которых состоят группы и общество, а лишь о их пси¬
хологических характеристиках. Личность подменяется
индивидуальной психикой, группа рассматривается как
своеобразная совокупность психологических характери¬
стик индивидов, и общество предстает тогда тоже как
совокупность психологических характеристик групп.
' Типичным примером такого подхода является концеп¬
ция Дж. Морено, разработанная им в особой части со¬
циологии, именуемой социометрией. Морено различает
в обществе «макроструктуру» (пространственное разме¬
щение индивидов соответственно их местожительству,
работе и т. д.) и «микроструктуру» (совокупность психо¬
логических отношений, которыми каждый член общества
связан с другими, его окружающими). Эффективность
действий каждой группы (будь то учебная группа, брига¬
да на производстве и пр.) зависит от меры соответствия
«микроструктуры» «макроструктуре». Иными словами,
психологические отношения между людьми (выражае¬
мые главным образом в чувствах симпатии или антипа¬
тии) должны соответствовать размещению людей при
выполнении ими определенной деятельности. Так, напри¬
мер, из опытов Морено следовало, что производитель¬
ность труда в бригаде повышалась, если работниц раз¬
мещали так, что каждая оказывалась соседкой симпа-
1 См.-Л Беккер и А. Восков, Современная социологическая тео¬
рия, стр. 626.
66
тичной для нее коллеги. Точно так же дисциплина в
классе улучшалась, если при рассаживании детей за
парты учитывались максимально их пожелания и дру¬
жеские связи.
До тех пор пока опыты эти трактуются в качестве
определенных психологических экспериментов, с трак¬
товкой их можно соглашаться или не соглашаться в за¬
висимости от принятой методики, полученных частных
выводов и т. д. Но когда полученная модель отношений
в группе объявляется моделью общественных отношений
вообще, тогда обнаруживается, что прием этот несостоя¬
телен методологически. Морено делает, например, такие
далеко идущие выводы, что разрешение социальных кон¬
фликтов возможно через «социометрическую» револю¬
цию: когда в масштабах всего общества удастся привес¬
ти «микроструктуру» в соответствие с «макрострукту¬
рой», т. е. произвести гигантское («перемещение» всех
членов общества в соответствии с их чувствами «влече¬
ний» и «отталкиваний».
Маркс дал великолепный образец того, как анализи¬
ровать структуру общественных отношений, что пони¬
мать в качестве элементов общества. «Первичным эле¬
ментом» общества не является абстрактный индивид, ибо
общество, состоящее из таковых, будет всегда равным
самому себе и неизменным. Общественные изменения
при таком подходе обязательно будут чем-то извне при¬
вносимым этим индивидам. Анализ общества, изучение
его структуры должны начинаться с определения эле¬
ментарной клеточки данных общественных отношений.
Найти простейшее в обществе — это не значит «спустить¬
ся» в анализе до человека-единицы. Личность уже слож¬
нейшее, противоречивое выражение данных обществен¬
ных отношений. «Спуститься» до простейшего — значит
именно открыть «элемент» самих общественных отно¬
шений. Такой элементарной клеточкой капиталистиче¬
ского общества, как известно, является товар. В нем,
говорит К. Маркс, заложены все противоречия капита¬
лизма.
Вся структура общественных отношений капитализма
охарактеризована Марксом таким образом, что сначала
проанализированы отношения, которые выступают пер¬
вичными, исходными, можно сказать, «простейшими» не
в силу их простоты, а в силу их непосредственного воз-
5*
67
йикновения в ходе основной «первичной», производствен¬
ной деятельности людей, а уже затем из них выводятся
все остальные отношения. Такой подход к анатомии об¬
щества не снимает вопроса ни о классах, ни о группах,
ни о личностях, из которых состоит общество, но вместе
с тем и не «растерзывает» общество по кусочкам, как
это происходит по формуле общество — группа — лич¬
ность. Общество, общественное отношение дано в каж¬
дом «элементе», на которые оно может быть разложено.
Эмпирическая социология изучает элементы — индиви¬
ды, группы — по существу как нечто «дообщественное».
Качество «общественного» возникает лишь при интегра¬
ции индивидуального, группового, а это и есть та теоре¬
тическая позиция, которая в конечном счете определена
классовыми задачами буржуазной социологии.
Если признать, что «детали» общества добротны, то
можно сделать вывод о том, что вопрос о наличии кон¬
фликтов в обществе — это вопрос о пороках лишь в си¬
стеме интеграции его элементов. Поэтому определенная
система «терапевтических» мер, мер «врачевания» болез¬
ней такого общества может быть с успехом разработана.
Эмпирическую социологию и призывают изучать «дета¬
ли» общественного устройства, отыскивать средства их
наилучшей «интеграции».
Ориентация буржуазной социологии на группу имеет
прямую связь с идеологическими потребностями монопо¬
листической буржуазии. Группы внутри буржуазного
общества весьма различны по своей природе. Классы —
это тоже группы людей, различающиеся по их месту в
системе общественного производства. Но и команды для
игры в бейсбол тоже группы. Социология в своем ана¬
лизе групп не может уйти от вопроса о критериях групп,
от того, по какому признаку вычленяется группа, что ле¬
жит в основе той или иной системы стратификации. Абсо¬
лютизация группы как «фокуса» социологии по существу
исключает такой подход. Она допускает совершенно про¬
извольную классификацию групп, где наряду со значи¬
тельными признаками за основу деления принимаются
признаки, не имеющие существенного значения. Именно
в таком механическом конгломерате групп — больших и
малых, «формальных» и «неформальных», ориентирован¬
ных «внутрь» и ориентированных «вовне» — растворяют¬
ся действительно значимые для понимания социальной
68
структуры группы с существенно различными объектив¬
ными признаками.
Вместо картины реальной структуры общества со¬
здается иллюзорная картина, где реальные антагони¬
стические противоречия заменяются простым соуча¬
стием индивидов в многообразно перекрещивающих¬
ся коллективах. Но это именно иллюзия. Еще
К. Маркс и Ф. Энгельс показали, что господствующий
класс создает в условиях капиталистического общества
лишь «суррогаты коллективности». «Мнимая коллектив¬
ность, в которую объединялись до сих пор индивиды,
всегда противопоставляла себя им как нечто самостоя¬
тельное; а так как она была объединением одного клас¬
са против другого, то для подчиненного класса она пред¬
ставляла собой не только совершенно иллюзорную
коллективность, но и новые оковы» L Извращенное пред¬
ставление о подлинной природе такой «коллективности»
и находит свое выражение в чрезмерном акценте на груп¬
пе в буржуазной социологии. Осуществленный затем пе¬
реход прежде всего к первичной, «неформальной» группе
есть еще более непосредственное выражение прямого
социального заказа: такая группа предстает той ячейкой,
где бюрократическая машина государственно-монополи¬
стического капитализма может принудительно влиять на
личность, подвергать ее соответствующей обработке, при¬
вивать ей определенный стандарт мышления и поведе¬
ния, создавать тот стереотип, в котором заинтересовано
буржуазное государство. Пристальное внимание к груп¬
пе, особенно к первичной, «неформальной» группе,
объясняется стремлением добиться своеобразной изоля¬
ции трудящихся от коллективов, возникших в ходе со¬
вместной производственной деятельности и классовой
борьбы; оно направлено на разрушение исторически сло¬
жившейся классовой солидарности. И социология, абсо¬
лютизирующая группу в своих исследованиях, несомнен¬
но, выступает как особая идеологическая форма, отра¬
жающая реальную практику общественных отношений.
Однако идеологическая функция такой методологиче¬
ской установки очевидна только при условии анализа
всей совокупности эмпирических исследований. В прак¬
тике отдельных работ дробление общества на группы
1 X. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, М., 1955, стр. 75,
69
как главные объекты этих исследований выглядит имен¬
но как форма крайне «неидеологического» познания.
Стремление рассмотреть общество прежде всего в его
ограниченных ячейках культивирует иллюзию о том, что
на данном этапе исследования главное — добыть беспри¬
страстные частные факты. Это порождает намерение
проводить исследование добросовестно и тщательно. Из¬
вестная «приниженность» факта не пугает социолога.
Рождается даже своеобразный «пафос» исследования са¬
мых малозначащих «черновых» проблем.
Так возникают все эти бесконечные исследования
о «дружеских связях престарелых», «авторитетах капи¬
тана в футбольных командах», «количестве свиданий
между студентами и студентками колледжей», «сравни¬
тельных голосованиях негров в двух смежных городках»,
«условиях распространения пропаганды социальной ги¬
гиены в такой-то деревне Сирии» и т. д. И хотя в этом
ряду многое само по себе может представлять значитель¬
ный интерес, общий вид социологии, «расползающейся»
по таким объектам, может быть один. Он очень метко
охарактеризован Р. Мертоном, который назвал социоло¬
гию такого рода «социологией без общества».
Такая «утрата» объекта исследования в значительной
мере объясняет нечеткость в понимании предмета социо¬
логии. Социология в ее новой форме есть эмпирическая
наука, утверждает большинство современных буржуаз¬
ных социологов. Но что, собственно, нужно эмпирически
исследовать в обществе? Ответ на этот вопрос в значи¬
тельной мере зависит от ответа на вопрос, что же такое
общество. Предлагаемое понимание общества отвечает:
эмпирически надо исследовать различные формы пове¬
дения людей, их взаимоотношения, взаимоотношения в
группах и между группами. Но так как этим и исчерпы¬
вается представление об обществе, то тем самым такими
исследованиями исчерпывается и вся социология. В поле
зрения социологии остаются либо детали общественного
устройства, либо сфера субъективных оценок людьми
определенных общественных явлений, сфера мнений, от¬
ношения к объективным процессам (и зависимость этого
отношения от принадлежности к группе), но не сами
объективные процессы общественной жизни во всей их
сложности и полноте. Критерием развития социологии,
показателем ее успеха при таком понимании предмета
70
перестает быть проникновение в сущность обществен¬
ных явлений, познание их действительной природы, зако¬
нов, необходимые для практических широких социаль¬
ных преобразований. Консерватизм, присущий всей бур¬
жуазной идеологии эпохи империализма, проявляется в.
эмпирической социологии в особой форме: здесь нет пря¬
мых отрицаний неизбежности социальных изменений,
прямых высказываний против идеи исторического про¬
гресса. Но здесь именно нет вообще этих рассуждений:
умышленная «заниженность» объектов исследований
встает на место этих рассуждений. Но в самом принципе
такого «заниженного» рассмотрения общества, когда
подчеркивается значительность самых незначительных
деталей, — в самом этом принципе заложено то же самое
отрицание «больших» ‘проблем социологии, которое в
более откровенной форме содержится в других областях
буржуазной идеологии.
Тот факт, что эмпирическая социология несет такую
идеологическую нагрузку, совсем не означает, что она
действительно не заинтересована в познании тех или
иных моментов социальных отношений. Объективную
потребность в получении определенной информации для
реального управления обществом со стороны буржуазии
нельзя сбрасывать со счета. Субъективно, с точки зрения
отдельных исследователей, может существовать и наив¬
ная убежденность в том, что такой «расчлененный»
подход к обществу сам по себе обеспечит именно объек¬
тивность в полной мере или во всяком случае в большей
мере, чем при — условно назовем его — «масштабном»
подходе. Сделать девизом исследований изучение дета¬
лей— именно так и понимала свою задачу эмпирическая
социология. Критическое отношение к такому пониманию
своих задач она вырабатывает значительно позже.
2. Наука или прикладная дисциплина?
Вопрос о предмете социологии в такой постановке
наталкивается еще на одну трудность. Не превращается
ли социология исключительно в прикладную дисципли¬
ну? Сохраняет ли она себя как наука? Практика эмпири¬
ческих исследований давно поставила этот вопрос. По¬
скольку на первых порах развития эмпирической тенден-
71
ции именно практическая бесполезность старой социоло¬
гии подвергалась особенно острой критике и именно
практическая значимость результатов новой ориентации
особенно поднималась на щит, постольку прикладной
характер социологии на этом этапе ее развития почти
подразумевался и во всяком случае не казался «компро¬
метирующим» фактором.
Само развитие социального заказа поощряло это
движение вперед социологии как прикладного знания.
После появления «Польского крестьянина» Томаса и
Знанецкого в американской социологии появилась целая
серия эмпирических исследований, имеющих строго при¬
кладной характер.
Первый пример — это исследования чикагской груп¬
пы социологов под руководством' Р. Парка. Чикагский
университет в 20-е годы стал в значительной степени
центром эмпирической социологии. Здесь работали в это
время такие крупные социологи, как Э. Бёрджес, В. Ог-
борн, сотрудничали Г. Блумер, С. Стауффер, Э. Богар-
дус и др. Серия исследований, проведенных в 20-е годы,
касалась изменений, которые происходили в самом го¬
роде Чикаго в связи с процессом бурной индустриали¬
зации. Урбанизация Чикаго и вытекающие из нее послед¬
ствия— такова общая тема серии эмпирических исследо¬
ваний. Для Чикаго тех лет характерен быстрый рост
населения: если в 1920 г. оно составляло 2 701 705 чело¬
век, то к 1930 г. возросло до 3 376 438 человек.
Все это сопровождалось активным притоком имми¬
грантов, растворяло коренные слои среди них, а также
среди приходящих массами фермеров, разрушало тра¬
диционные устои, уклады жизни, порождало различные
формы «дезорганизации» городской жизни. Чикагские
социологи предпринимают исследования городского
районирования, жизни семей в условиях урбанизации,
вопросов юношеской преступности, мира богемы, бро¬
дяжничества, быта трущоб, гетто и т. д. Социальная
задача этих исследований очевидна. Любопытное призна¬
ние относительно истинных целей городской социологии
Парка делает Морис Штейн: «Одна из центральных про¬
блем городской социологии Парка состоит в том, чтобы
отождествить механизмы контроля, посредством кото¬
рых общность, составленная из нескольких совершен¬
но различных подобщностей, может приводить в по-
72
рядок свои дела таким путем, чтобы каждая из них под¬
держивала свой собственный различный способ жизни,
не подвергая опасности жизнь целого»!. Задача была
совершенно прагматической: необходимо было как-то
локализовать все эти моменты «дезорганизации», найти
такие формы контроля над ними, которые воспрепятство¬
вали бы тому, чтобы дезорганизующее влияние пагубно
сказалось на судьбах общего дела индустриализации
Чикаго. Иными словами, нужна была выработка опре¬
деленных рекомендаций для регулирования поведения
членов различных групп. Исследования имели строго
прикладной характер, хотя сам Парк и выдвигал целый
ряд теоретических положений относительно «естествен¬
ных областей» в исследованиях («natural areas»), и сре¬
ди американских социологов чикагские исследования
считаются теоретическими.
Практические выводы из исследований чикагских
социологов были положены в основу целого комплекса
реформ. В 1930 г. в Чикаго возникла особая организа¬
ция— «План районирования Чикаго» («The Chicago Area
Project»). В ее задачу входило улучшение районирова¬
ния в тринадцати районах города, причем в центре вни¬
мания стояли такие вопросы, как различные расовые и
национальные конфликты, имевшие место в этих райо¬
нах, высокий уровень юношеской преступности в райо¬
нах, населенных беднотой, и т. д. Пример деятельности
этой организации, основанной на исследованиях группы
Парка, рассматривается Доном Мартиндэйлом как при¬
мер непосредственной связи работы социолога и рефор¬
матора. Он дает такую оценку этой деятельности: «Со
времени своего возникновения в 1930 году организация
«План районирования Чикаго».., имея в своем составе
небольшой штат опытных и усердных работников, про¬
вела свои идеи и программу улучшения районов в трина¬
дцати различных районах столицы штата, районах с раз¬
личными расовыми и национальными конфликтами, на¬
селенных беднотой и обладающих сравнительно высоким
уровнем преступности среди юношества»1 2.
1 М. R. Stein, The Eclipse of Community. An Interpretation of
American Studies, Princeton, 1961, p. 17.
2 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 405,
73
Разумеется, рамки этой реформаторской деятельно¬
сти определены здесь точно границами самого социаль¬
ного заказа: все осуществленные преобразования не пре¬
тендовали ни в коей мере на то, чтобы достичь каких-то
существенных изменений, но те мелкие, частные пере¬
мены, которые были произведены, явились прямым
результатом эмпирических социологических исследова¬
ний. На этом примере хорошо виден не только приклад¬
ной характер исследований такого рода, но и действи¬
тельные границы «действенности» эмпирической социо¬
логии.
Так же наглядна прямая связь социального заказа
с исследованиями в социометрии. Ниже мы подробнее
остановимся на характеристике специфических методов
социометрии. Сейчас важно только подчеркнуть, что и
развитие социометрии, своеобразное триумфальное ее
шествие в 30-х годах было прямо подчинено выполнению
определенных социальных задач. В 1937 г. Дж. Морено
получил предложение одной компании изучить вопрос
о причинах понижения производительности труда. Исхо¬
дя из описанных уже предпосылок (относительно «ми¬
кроструктуры» и «макроструктуры»), он провел серию
экспериментов с перестановкой рабочей силы и добился
определенного эффекта: производительность труда уда¬
лось поднять. Точно так же, выполняя прямой заказ ком¬
пании «Вестерн электрик», Э. Мэйо провел в 1924—
1932 гг. свой, ставший впоследствии очень известным
Хоторнский эксперимент, связанный тоже с изучением
причин понижения и повышения производительности
труда. Можно было бы привести и ряд других примеров,
которые показали бы так же ясно, что прикладной ха¬
рактер исследований был прямо обусловлен социальным
заказом.
Своеобразное узаконивание прикладного характера
социологии произошло в связи с созданием целого ряда
новых форм организации социологических исследований.
Если раньше социология развивалась в университетах,
то теперь быстро стали расти специальные «исследова¬
тельские центры», «бюро прикладных исследований»,
институты, лаборатории непосредственно на предприя¬
тиях ,и т. д. Сама профессия социолога значительно изме¬
нилась. Теперь социолог — это вовсе не обязательно
научный работник. Чарльз Пейдж говорит с иронией,
74
что «многообразие» видов деятельности социологов не
позволяет теперь точно определить, что такое профес¬
сия социолога. Социологов, по мнению Пейджа, можно
рассматривать «как защитников научной веры, как «вну¬
тренние наркотики» всей социальной жизни, как безжа¬
лостных преследователей эмпирических данных, как роз¬
ничных торговцев пространными теоретическими систе¬
мами, как свободно рулящих комментаторов в чужих
сферах, как демонстраторов и продавцов «групповой ди¬
намики», как незаинтересованных социальных анализа¬
торов, как заинтересованных социальных критиков» L
Возник особый термин, характеризующий деятель¬
ность огромной массы социологов, — social work (соци¬
альная работа, социальная деятельность). Люди, ею за¬
нимающиеся, профессионально должны участвовать в
социальном реформаторстве. Они зачастую прямо вклю¬
чены в штат фирм, компаний, учреждений. Они выпол¬
няют роль консультантов по социальным проблемам,
будь то вопросы организации труда, градостроительства
или борьбы с преступностью.
В США выделяют пять основных видов «социальной
деятельности»:
1. Социальная деятельность «отдельных случаев», ку¬
да входят: семейная, когда консультанты занимаются уре¬
гулированием взаимоотношений между членами семьи,
другими проблемами семей; благополучие детей, когда
исследуют проблемы детской недисциплинированности,
преступности, различных трудностей воспитания (суще¬
ствует даже специальное Детское бюро США); медицин¬
ская, когда совместно с врачами «социальные работни¬
ки» решают вопросы лечения, связанные с условиями
жизни (такой работник, как правило, член персонала
госпиталя); психиатрическая — специфический вид ме¬
дицинской «социальной деятельности», когда занимают¬
ся проблемами душевных болезней.
2. Социальная деятельность в группах — исследова¬
ния взаимоотношений в группах: национальных мень¬
шинств, церквей, лагерей, производственных бригад
и т. д. Существует 16 различных отделов и бюро, зани¬
мающихся этими вопросами.
1 Ch. Н. Page, Sociology as a Teaching Enterprise, “Sociology
to-day. Problems and Prospects”, New York, 1959, p. 588.
75
3. Организация общностей — тоже своего рода дея¬
тельность в группах, однако более крупных. Сюда отно¬
сится работа агентов по координации действий отдела
ных учреждений и т. д.
4. Социальные исследования—составление разного
рода проектов, программ в агентствах, бюро, при уни¬
верситетах и пр.
5. Социальная администрация — принципы админи¬
стративного управления персоналом; работники этой
сферы объединены в Американскую ассоциацию соци¬
альных работников (social workers) L
Уже этот простой перечень показывает, что социоло¬
ги, выступающие в качестве «социальных работников»,
по существу занимаются строго прикладной деятель¬
ностью. Сам по себе этот факт еще отнюдь не компроме¬
тирует социологию. Однако, когда весь стиль исследова¬
ний уподобляется исследованиям, проводимым агент¬
ствами, бюро, комитетами, то это ведет к тому, что чисто
теоретический аспект этих исследований снижается и со¬
циология «теряет теорию».
По едкому замечанию П. Сорокина, называющего
этот вид социологической работы «исследовательской
индустрией», в журналах становится трудным опублико¬
вать чисто теоретические статьи и вообще их часто ква¬
лифицируют пренебрежительно как «субъективные спе¬
куляции», а на работу в лаборатории приглашают одних
статистиков1 2.
На каком-то этапе наступает похмелье не только от¬
того, что результаты не оправдывают лелеемых на¬
дежд — это еще не всем видно, — но хотя бы оттого, что
социология начинает явно деквалифицироваться как
наука. Многие профессиональные социологи часто с го¬
речью говорят о том, что их профессия по существу уже
не рассматривается как профессия ученого. В глазах
общественного мнения, говорит Пейдж, социологию ста¬
ли понимать «как исследования для молодых женщин,
проявляющих активность в общественных делах или
включающихся в качестве любителей или профессиона¬
1 “Outside Readings in Sociology”, p. 862—864.
2 P. Sorokin, Fads and Foibles in Modern Sociology and Related
Science, p. 104—105.
76
лов в социальную деятельность»1. В конце концов дело
сводится к тому, что филантропов стали именовать со¬
циологами, «отождествляя Рокфеллера и Форда с Дюрк¬
геймом и Вебером»1 2.
В теоретической форме все больше и больше обсу¬
ждается проблема соотношения «чистой» и прикладной
социологии. В общем виде это соотношение было рассмо¬
трено еще одним из старших представителей американ¬
ской социологии, Лестером Уордом, в его книге «При¬
кладная социология». Различие между «чистой» и при¬
кладной социологией, по Уорду, состоит в следующем:
«Чистая социология есть просто научное исследование
действительных условий общества... Она отвечает на
вопросы «что?», «почему?» и «как?», собирая факты,
причины и принципы социологии. Она является сред¬
ством самоориентации»3. «Прикладная социология имеет
целью ответить на вопрос «для чего?». Первая имеет де¬
ло с фактами, принципами, последняя — с намерениями,
целями или умыслами»4. «Задача чистой социологии —
достижение, прикладной — улучшение. Первая относится
к прошлому и настоящему; последняя — к будущему. До¬
стижение есть индивидуальное, улучшение — социаль¬
ное. Прикладная социология принимает в расчет искус¬
ственные явления, сознательно и действенно направляе¬
мые обществом для улучшения общества»5.
Таким образом, по мнению Уорда, «чистая» и при¬
кладная социология — это две почти различные сферы,
причем фокус различия заключен в том, что одна — зна¬
ние, вторая — деятельность. Во всех дальнейших дис¬
куссиях этот момент обязательно присутствует.
В связи с проблемой различения «чистой» и приклад¬
ной социологии встает вопрос о соотношении социологии
и политики.
Всякая социальная деятельность обязательно связа¬
на с политикой, поэтому прикладная социология так или
иначе вплетается в определенное политическое действие,
или обслуживая социальное реформаторство, направляе¬
1 Ch. Н. Page, Sociology as a Teacking Enterprise. “Sociology
to-day’’, p. 586.
2 Там же.
3 Цит. ino “Outside Reading in Sociology”, p. 7.
4 Там же, стр. 9.
- Там же, стр. 9—>10.
77
мое определенной политикой, или непосредственно уча¬
ствуя в обработке общественного мнения и т. д. Этот
факт настолько очевиден, что его не решаются отрицать
апологеты «независимой» социологии. Но тут же они на¬
ходят почву для «спасения» «чистой» социологии. Ее
развитие представляется как чистое знание, не отягощен¬
ное «проклятием» ни социальных, ни идеологических
проблем. Точка зрения, хотя и довольно категоричная
внешне, в сущности весьма компромиссная: «независи¬
мость» «чистой» социологии от политики достигается
здесь принесением в жертву социологии прикладной.
Точка зрения Уорда, высказанная свыше пятидесяти
лет назад, вполне соответствовала тому периоду разви¬
тия эмпирической социологии, когда ее представители
действительно были полны энтузиазма реформаторства
и жили иллюзиями возможности изменить и улучшить
многое в обществе своими средствами. Но при такой
постановке вопроса именно эмпирические исследования
безоговорочно признавались связанными с политикой.
Когда же эти исследования стали основной формой со¬
циологической работы и когда вместе с тем их резуль¬
таты обманули ожидания, эта точка зрения могла ока¬
заться рискованной. Идеологически она стала неприем¬
лемой для буржуазии: надо было признать или что
плоха политика, которую обслуживает социология, или
что плоха и бесполезна социология, если социальные
проблемы так и остаются нерешенными. Общее развитие
противоречий капитализма, рост классовой борьбы в
Соединенных Штатах все острее и острее ставили вопрос
о бесплодности либерального социального реформатор¬
ства, с которым прочно связывала на первых этапах
свои судьбы эмпирическая социология.
Поэтому взгляды Уорда позднее представляются как
слишком схематичные и категоричные. Вопрос перено¬
сится в иную плоскость. Эмпирическую социологию, ко¬
торая остается прикладной дисциплиной, считают вместе
с тем наукой; отсюда начавшиеся, особенно с сороковых
годов, жадные поиски теории, попытки соединить эмпи¬
рические исследования с теорией. Одновременно при¬
зывают к тому, чтобы прикладной характер эмпириче¬
ской социологии не был понят как прямая связь ее с
реформаторством или политикой. Защитники этой точки
зрения, — а она главным образом развивается сторон¬
78
никами неопозитивистской школы —обращаются к до¬
вольно распространенной в буржуазной философии пози¬
тивизма идее о том, что социология должна быть всего-
навсего «социальной инженерией».
Поставленный Уордом вопрос о том, что прикладная
социология должна знать не только то, что она делает,
но главным образом, для чего она делает, в этом случае
снимается. Социолог — социальный инженер: он строит
то, что ему приказывают, не он определяет направление
и замысел строительства. Иными словами, упорно раз¬
вивается идея «независимости» эмпирической социоло¬
гии, несмотря на ее прикладной характер. Эти идеи сфор¬
мулированы очень четко в философском контексте Кар¬
лом Поппером. Подвергая критике принцип историзма,
Поппер противопоставляет ему «социальную инжене¬
рию» (social engineering), которая основана именно на
идее эмпиризма. «Социальный инженер, — пишет Поп¬
пер,— не ставит никаких вопросов об исторических тен¬
денциях или судьбе человека. Он считает, что человек —
хозяин своей собственной судьбы и что в соответствии
с. нашими целями мы можем воздействовать на челове¬
ческую историю и изменять ее точно так же, как мы
изменяем облик земли» L Это уже иная позиция социаль¬
ного исследователя, снимающая с него ответственность
за характер учреждений, политики, существо реформ
и т. д. Всякое эмпирическое исследование дает опреде¬
ленный прагматический эффект, но эффект этот касается
деталей, эмпирическое исследование не претендует на
большее — вот довольно распространенная точка зрения
в настоящее время. «Ученый-социолог не делает поспеш¬
ных выводов, но на основе тщательного наблюдения и
проверки фактов пытается присоединить немного здесь,
немного там к общей информации, касающейся челове¬
ческих отношений»1 2.
Эта точка зрения была представлена на V Всемирном
конгрессе социологов. Первая тема конгресса — «Социо¬
логи, политики и общественность» — в значительной мере
была посвящена вопросам о роли социолога и социоло¬
гии в обществе, о степени значимости ее рекомендаций.
Уже в основном докладе А. Сови было выражено неудо¬
1 К. R. Popper, The Open Society and its Enemies, v. 1, London,
1945, p. 17.
2 H. Hofsommer, The Sociology of American Life, p. 8.
79
влетворение положением социологии в буржуазном об¬
ществе. А. Сови образно обрисовал взаимоотношение
между политиком и социологом как взаимоотношение
между хозяином-домовладельцем и слесарем-водопро¬
водчиком, который лишь вызывается в определенных
случаях и которому указывают, что именно и где именно
следует исправить1. Американский социолог Э. Хьюз в
своем докладе по существу согласился с такой констата¬
цией, хотя оттенок у него был другой. В то время как
Сови главным образом выражал сожаление о том, что
роль социологии ничтожна, Хьюз сделал главный упор
на ту мысль, что из такого положения социологии сле¬
дует, что она должна быть «нейтральной»: «Предпола¬
гается, что по своей компетентности социолог как иссле¬
дователь действительности является нейтральным».
Правда, Хьюз сам соглашается с тем, что позицию «ней¬
тральности» сохранить довольно трудно, когда исследо¬
вания касаются каких-то острых социальных проблем.
Но тем не менее идея «нейтральности» социологии актив¬
но защищается.
В то же время в социологической литературе послед¬
них лет все чаще раздаются здравые голоса, которые в
той или иной степени правильно схватывают существо
дела. С этой точки зрения представляет интерес книга
шведского социолога Гуннара Мюрдаля «Ценность в со¬
циальной теории». Специально поднимая вопрос о соот¬
ношении социологии и политики и выясняя сущность
«прикладной социальной науки», Мюрдаль приходит к
довольно категоричным выводам. Он считает, что во
все времена социальная политика была первичной, со¬
циальная теория — вторичной. ««Незаинтересованной»
социальной науки никогда не существовало и по законам
логики не может существовать. Ценностный смысл наших
основных понятий представляет наш интерес в вопросе,
дает направление нашим мыслям и придает значение
нашим выводам. Он ставит вопросы, без которых бы не
было ответов»1 2. И хотя эта мысль не всегда последова¬
тельно проводится Мюрдалем, она сама по себе очень
показательна.
1 Подробную оценку доклада А. Сови см. в статье Ф. В. Кон¬
стантинова «Социология и политика». В сб. «Марксистская и бур¬
жуазная социология сегодня», М., 1964.
2 G.Myrdal, Value in Social Theory, London, 1958, p. 1.
80
Налицо, таким образом, глубоко противоречивые
оценки современного состояния эмпирической социоло¬
гии с точки зрения ее зависимости от политики. Эта про¬
тиворечивость оценок отражает действительно суще¬
ствующие серьезные противоречия современного этапа
развития социологии. Глубокие противоречия развития
современного капитализма находят свое отражение в но¬
вом, чрезвычайно характерном для духовной жизни
американского общества процессе — в процессе бюро¬
кратизации социальных наук. Это является результатом
роста общей бюрократизации всей общественной жиз¬
ни— создания все более мощной бюрократической ма¬
шины буржуазного государства, бюрократизации управ¬
ления крупных корпораций, армии, флота и т. д.
С другой стороны, само развитие эмпирических иссле¬
дований в социологии требует все более сложных форм
организации самой социологической работы. Р. Миллс
дал блестящий анализ того, как в условиях буржуаз¬
ного общества это усложнение неизбежно ведет к бюро¬
кратизации социологии. Он отмечал, что период либе¬
ральных устремлений эмпирической социологии, жажду¬
щей реформаторской деятельности, давно прошел. «По¬
литическим определителем» этой деятельности был в
свое время либерализм. Но времена моды на либерализм
миновали. Новой, весьма нелиберальной практике в по¬
литике соответствует и новая практика в социологии.
Теперь социологическая работа концентрируется в
крупных специальных учреждениях, ибо нужны большие
коллективы людей для тех громоздких исследований,
которые предпринимаются, нужны соответствующие
фонды, аппаратура и т. д. Все это недоступно одиноч¬
кам-исследователям, нужна бюрократическая машина
для осуществления таких исследований. Соответственно
изменяется представление о социологии как науке и со¬
циологах. Относительно этих последних Миллс писал:
«Их позиции изменились от академических до бюрокра¬
тических; их общественные взгляды изменились от дви¬
жения реформаторов до кружков «принимателей реше¬
ний»; и их проблемы изменились от тех, которые они
сами выбирали, до тех, которые стали проблемами их
новых клиентов» !.
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 96.
6 Г. М. Андреева
8i
Социология приобретает черты прикладного знания
еще и в этом особом смысле — как работа «на заказ»,
как работа «на клиента». Она не может диктоваться
какими-то соображениями научного плана, она прямо и
непосредственно подчинена целям, потребностям, выго¬
дам клиента. Миллс считает, что изменился даже сам
тип ученого-социолога, а именно родились два совершен¬
но новых типа: или «интеллектуальные администрато¬
ры», «покровители исследований», своего рода менедже¬
ры науки, или молодые, начинающие социологи, кото¬
рых скорее можно назвать техниками исследования, чем
учеными. Они легко включаются в эту бюрократизиро¬
ванную машину социологических исследований, рассма¬
тривая ее просто как возможность сделать карьеру. Вся
эта тенденция «бюрократического этоса» подчинена идее
создать «социальную инженерию».
Но тут-то и начинаются противоречия, которые в зна¬
чительной степени правильно вскрывает Миллс. «Этот
бюрократический стиль и его институциональное вопло¬
щение находятся в связи с господствующими тенденция¬
ми в современной американской структуре и характер¬
ном для нее типе мышления» L Но именно в рамках этой
структуры и этого типа мышления не может быть реаль¬
ной никакая «социальная инженерия» как действитель¬
ное средство преобразования общественных отношений.
Она была бы возможна в демократическом обществе, по
мнению Миллса, но «Соединенные Штаты не являются
таким обществом»1 2. Миллс обрушивается с критикой на
тех, кто считает, что можно рассуждать и здесь по ана¬
логии: естествознание — социальные науки. Если в есте¬
ствознании успех активного вмешательства науки в при¬
роду определяется в основном качеством и совершен¬
ством инструментов и техники ученого, то здесь, в обла¬
сти социальных наук, утопично было бы думать, что в
совершенстве отточенные технические орудия исследова¬
ния могут сами по себе привести к такому положению,
что социология превратится в подлинную основу форми¬
рования политики общества.
Отсюда и противоречие эмпирической социологии —
замах на высокую результативность, а фактически даже
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 106.
2 Там же, стр. 115.
82
в деталях отказ от попыток что-либо изменить и ска¬
тывание на позиции оправдания существующих отно¬
шений.
Английский социолог Дж. Медж совершенно четко
выразил эту мысль. Говоря об обучении студентов мето¬
дам социального исследования, он заявил: «Подготовка
к социальным исследованиям предназначена для обуче¬
ния студентов практическим целям в области работы по
социальному обеспечению, которая связана с облегче¬
нием социального несовершенства и с помощью индиви¬
дам приспособиться к их данной и в общем неизменной
среде (подчеркнуто мной. — Г. А.); с другой стороны,
«предмет» социальной науки рассмотрен главным обра¬
зом как часть скорее теоретического знания, связанного
со вскрытием и анализом социальной среды и только во
вторую очередь — и в какой-то степени в подчиненной
форме — интересующегося использованием такого ана¬
лиза для задач, связанных с проблемой социального
приспособления» Г
Поэтому весь спор о том, является ли социология
«чистой» наукой или прикладной дисциплиной, строится
на ложной основе. В том смысле, что эмпирическая
социология отказывается по существу от раскрытия
объективных законов исторического процесса, она пере¬
стает быть наукой в точном значении этого слова, ибо
всякая наука начинается там, где раскрываются объек¬
тивные законы мира. Точно так же она не может претен¬
довать на звание «чистой» науки и в смысле своей неза¬
висимости от идеологии, потому что на любом уровне
абстракции идеологический контекст неизбежно присут¬
ствует в социальной науке. Но эмпирическую социологию
тоже весьма условно можно считать и прикладной дис¬
циплиной, ибо ее возможности для выработки практиче¬
ских рекомендаций, для их применения к большой поли¬
тике по существу ничтожны.
Объективные законы общественного развития могут
быть использованы в практической деятельности людей.
Но для этого они должны быть прежде всего познаны.
Эмпирическая социология, которая отказывается от по¬
знания этих законов, не может претендовать на значи¬
тельность своих рекомендаций. Историческое развитие
1 /. Madge, The Todlis of Social Science, London, 1953, p. 100.
6!
83
капитализма свидетельствует о том, что оно определяет¬
ся не этими тощими рекомендациями, а внутренними за¬
конами капиталистического производства, реальной
классовой борьбой трудящихся масс. Политика буржуаз¬
ных государств также не строится па пожеланиях эмпи¬
рической социологии. Она отражает реальные интересы
прежде всего монополистической буржуазии и целиком
определяется ими. Поэтому социология, каковы бы ни
были ее притязания в такой форме и в таких условиях,
крайне ограничена в своих возможностях. Внешне, фор¬
мально эмпирическая социология ближе к прикладным
дисциплинам по своей тематике, по своей обслуживаю¬
щей функции. Однако всегда следует иметь в виду, что
и эта ее черта—выступать в качестве прикладной дис¬
циплины— нуждается в комментариях.
И как бы ни решался вопрос о соотношении «чистого»
и прикладного моментов в социологии, при всех обстоя¬
тельствах совершенно ложной является посылка о том,
что «чистая» социология может быть лишена какой-либо
связи с практикой, с политикой. В эмпирической же со¬
циологии проблема ставится именно в таком контексте.
Это еще больше запутывает вопрос о предмете эмпири¬
ческой социологии, о круге проблем, которые она изучает.
3. Области исследования
Какие же конкретно области исследования сложи¬
лись в эмпирической социологии? Вопрос этот имеет
большое значение для понимания ее предмета. Хотя
области исследования сами по себе не составляют пред¬
мета науки, ибо они могут быть часто общими для ряда
наук, и специфика каждой в той или иной области будет
заключаться в аспекте рассмотрения вопроса, тем не
менее — особенно при достаточной рыхлости и проти¬
воречивости определения предмета — и характеристика
областей исследования может дать кое-что. Кроме
того, характеризуя области исследования, можно с
определенной точки зрения подойти и к проблеме
взаимоотношения эмпирической социологии и других
наук.
Если проанализировать огромную массу эмпириче¬
ских исследований, появляющихся, например, в америг
84
канской социологической литературе, _то поражаешься
обилию тем и соответственно сфер, в которые устрем¬
ляется социология. Авторы многих учебников, обзоров и
сборников предлагают также весьма разнообразные
классификации этих сфер.
В названной уже работе Гофсоммера «Социология
американской жизни», претендующей на то, чтобы дать
конкретный пример всестороннего исследования опреде¬
ленного общества, указаны, например, следующие обла¬
сти социологических исследований: социологическая тео¬
рия, человеческая экология, народонаселение, социоло¬
гия деревни, социология города, социальная психология,
коллективное поведение, общественное мнение, семья,
общности, социология права, социология образования,
социальные проблемы, социология религии, индустри¬
альная социология, военная социология, социальная
стратификация, культурные отношения, малые группы,
социальный контроль, пропаганда, социальные позиции,
социальные институты, социальные происхождения, по¬
литическая социология, криминалистика, социальная
деятельность.
Это, кажется, один из наиболее длинных перечней.
Некритический подход автора виден с первого взгляда.
Он, например, безоговорочно включает криминалистику
и народонаселение в области социологических исследо¬
ваний, хотя среди ряда других социологов эти вопросы
дискутируются. Точно так же уже на протяжении многих
лет идет дискуссия о соотношении социологии и социаль¬
ной психологии, и не все включают так категорично со¬
циальную психологию в социологию. Но в общем данная
классификация довольно типична.
В большом коллективном труде «Социология сего¬
дня», составленном под редакцией видных американских
социологов Роберта Мертона, Леонарда Брума и Лео¬
нарда Котрелла, авторы предлагают иную классифика¬
цию. Они называют пять больших разделов социологии
и внутри каждого из них указывают более мелкие
области: 1) проблемы социологической теории и мето¬
дологии; 2) проблемы социологии институтов (поли¬
тическая социология, социология права, социология
образования, социология религии, социология семьи, со¬
циология искусства, социология науки, социология меди¬
85
цины); 3) группа и личность (личность и социальная
структура, исследования согласия, теория и исследование
малых групп); 4) проблемы демографической и социаль¬
ной структуры (социология демографического поведения,
сравнительная городская социология, направления в
сельской социологии, социология рас и этнических отно¬
шений, организационный анализ, социальная дифферен¬
циация и стратификация, исследование профессий);
5) избранные приложения социологии (исследование со¬
циальной организации и отклоняющегося поведения,
социология душевных болезней, криминологические ис¬
следования, массовые коммуникации и социальная сис¬
тема, социология как учение о предпринимательской
деятельности) !.
В предложенной классификации видно стремление
авторов свести к минимуму вопросы прикладной социо¬
логии, только последний раздел назван «избранные при¬
ложения социологии». Но практика исследований пока¬
зывает, что и в области проблем «социологии институ¬
тов» (например, исследования по социологии медицины
и т. д.), и в области проблем демографической и со¬
циальной структуры (например, сравнительная город¬
ская социология, исследование профессий и др.) боль¬
шинство работ носит строго прикладной характер. Что
же касается выделения больших пяти разделов, то здесь
необходимо сказать следующее.
Вопросы теоретической социологии, как уже говори¬
лось, в последние годы все чаще и чаще привлекают вни¬
мание буржуазных социологов. Ниже мы подробно оста¬
новимся на поисках, предпринимаемых в этом направле¬
нии. Во всяком случае любой обзор начинается теперь
с выделения такой специальной сферы исследования.
Что насается самих эмпирических исследований, то в
соответствии с наиболее распространенным определе¬
нием социологии как анализа человеческих взаимоотно¬
шений обычно выделяют три раздела: общество — груп¬
па— личность. Само общество чаще всего анализируется
в двух планах: общество как группа или совокупность
групп (и здесь дается обычно теория групп) и общество
как институты (и здесь дается структура и теория инсти-
1 “Sociology Today”, р. Vii—Viii.
86
тутов, главными Из которых считают семью, церковь, го¬
сударство, бизнес, школу) '.
Наконец, для сравнения рассмотрим еще одну клас¬
сификацию, предложенную Г. Беккером и А. Восковым
в сборнике «Современная социологическая теория в ее
преемственности и развитии». Мы не приводим здесь
названные авторами основные течения в теории и мето¬
дологии и укажем лишь на «некоторые виды специали¬
зации современной социологии», перечисленные в сбор¬
нике: основные направления в изучении малых групп,
социальная дезорганизация, социальная стратификация,
сфера социологии познания, развитие социологии права,
социология религии, социология искусства, литературы и
музыки. Кроме того, здесь специально выделен раздел
«Конвергенции пограничных областей с социологией»,
куда вошли культурантропология, социальная психоло¬
гия, психоанализ. Это как раз тот пример, когда антро¬
пология и социальная психология не включаются в со¬
циологию, а рассматриваются как пограничные области.
Как видно, при всех подходах некоторые основные
области исследования все же прочно зафиксированы, и
можно привести несколько иллюстраций, позволяющих
судить об общем типе, содержании и направлении кон¬
кретных работ.
Проблемы политической социологии занимают важ¬
ное место, в частности среди работ американских социо¬
логов. Здесь работают такие социологи, как Сеймур
Липсет, Рейнгард Бендикс, Аллан Бартон и др. Из евро¬
пейских социологов крупнейшим специалистом в этой
области считается французский социолог Раймон Арон.
Липсет является автором раздела о политической социо¬
логии в книге «Социология сегодня». Кроме политиче¬
ской социологии в Соединенных Штатах существует
профессионально еще и такая дисциплина, которая на¬
зывается «политической наукой» (political science). Гра-
1 В вышеупомянутой книге Гофсоммера дается такое опреде¬
ление института: «Институт есть механизм, изобретенный для удов¬
летворения основного человеческого интереса» (стр. 310), а таких
интересов автор насчитывает пять: вопросы пола и забота о детях,
вырастающих в семье, религиозный, государственный, экономический
и образовательный. Соответственно этим «интересам» и возникают в
обществе основные институты. Яркий пример внеисторической, абст¬
рактной постановки вопроса!
87
ницы между этими двумя областями, конечно, очень ус¬
ловны. Липсет так характеризует это различие: полити¬
ческая наука — это государственная дисциплина; она в
основном позитивна, провозглашает определенные
функции политических институтов, занимается вопроса¬
ми общественной администрации, в частности тем,
«как сделать правительственные организации действен¬
ными» L Политическую социологию в отличие от поли¬
тической науки Липсет называет «радикальной» дисцип¬
линой, подчеркивающей особенно проблемы социально¬
го конфликта, социальных изменений, «дисфункциональ¬
ные аспекты политики». В этой связи политическая
социология уделяет значительное внимание проблемам
бюрократии.
Это деление Липсета страдает существенными на¬
тяжками. Даже с чисто формальной точки зрения его
желание подчеркнуть «радикальный» характер полити¬
ческой социологии опровергается сейчас же, как только
Липсет начинает формулировать главные задачи поли¬
тической социологии: «Если стабильность общества яв¬
ляется центральным вопросом социологии в целом, то
стабильность специфической институциональной струк¬
туры или политического режима — социальные условия
демократии — основной интерес политической социоло¬
гии» 1 2.
Анализ условий стабильности современной буржу¬
азной демократии уже не есть радикальная задача.
Напротив, политическая социология — наиболее консер¬
вативная и реакционная часть эмпирической социологии.
Существующая «модель» демократии принимается здесь
за исходное, данное; критические моменты, если они и
есть, касаются деталей в целях усовершенствования дан¬
ного целого, в целях укрепления данной системы «демо¬
кратии». Политическая социология исследует проблемы
голосования, политических движений, особенностей бю¬
рократии, структуры власти, и исследования эти носят,
как правило, открыто апологетический характер. Именно
в сфере политической социологии сильнее всего прояв¬
ляются антикоммунистические тенденции современной
американской социологии. Социологи, работающие в
1 “Sociology Today’’, р. 83.
2 Там же, стр. 91—92.
88
Этой области, выступают с воинствующей критикой по-
литической концепции марксизма. В своих «сравнитель¬
ных исследованиях» и излюбленных «параллелях» они
с особой откровенностью клевещут на политический ре¬
жим социалистических государств, не останавливаясь
перед прямыми политическими выпадами. Доклад Сей¬
мура Липсета на V Всемирном конгрессе социологов изо¬
биловал такими клеветническими заявлениями. Раймон
Арон, как известно, является воинствующим антикомму¬
нистом.
Лицемерная критика маккартизма и вообще фашиз¬
ма, «объективное» изложение проблем политического
положения негров в Америке лишь еще больше подчер¬
кивают глубоко служебный, верноподданнический харак¬
тер политической социологии. Авторы эмпирических ис¬
следований в этой области особенно настойчиво подчер¬
кивают их «объективный» характер, они претендуют на
большую по сравнению с политической наукой «акаде¬
мичность», но все это только формальные вывески, и
если иллюстрировать социальные корни эмпирической
социологии, ее социальную роль, состоящую в защите,
увековечении отношений капиталистического общества,
то это надо делать прежде всего на примерах из области
политической социологии.
Другая очень развитая область эмпирической социо¬
логии— это индустриальная социология. В этой области
работают такие американские социологи, как Элтон
Мэйо, Питер Дракер, французский социолог Жорж
Фридман, западногерманский социолог Фридрих Поллак
и др. Начало индустриальной социологии было поло¬
жено еще в 20-е годы. С тех же пор она тесно связана с
доктриной «человеческих отношений» (human relations).
Возникнув как реакция на «научную организацию тру¬
да», предложенную Тейлором, индустриальная социоло¬
гия обратила свое особое внимание на психологические
отношения, складывающиеся в производстве.
Система Тейлора, названная В. И. Лениным «научной
системой выжимания пота», до определенного уровня
сумела поднять производительность труда за счет рацио¬
нальной его организации. Однако превращение челове¬
ка в придаток машины в скором времени показало, что
возникают серьезные препятствия дальнейшему повы¬
шению производительности труда, ибо сам работник
89
производства, рабочий, нач!инает просто деградировать
в условиях полного пренебрежения к его личности.
Поставленный Э. Мэйо в 1924—1932 гг. эксперимент
в Хоторне показал, что следующим объектом, на кото¬
рый необходимо обратить внимание предпринимателя,
должна быть психика рабочего. Недооценка психологи¬
ческой характеристики рабочего была объявлена важ¬
нейшим пороком системы Тейлора. Именно в ответ на
нее родилась доктрина «человеческих отношений», суть
которой сводится к организации целой системы мер на
производстве, в результате чего здесь возникнут «че¬
ловеческие отношения». В эту систему мер входят нормы
чисто внешнего поведения предпринимателей по отно¬
шению к рабочим (стремление не выделяться одеждой,
приветствия, рукопожатия, поздравление рабочих с се¬
мейными праздниками со стороны руководителей фирм
и т. д.). Кроме того, доктрина «человеческих отношений»
включает целый ряд мер прямого социального реформа¬
торства (организация столовых, спортивных клубов, дет¬
ских учреждений на предприятиях, особой системы по¬
ощрений за рационализаторство и т. д.) L
Теоретически доктрина «человеческих отношений»
освящается особой концепцией, суть которой сводится
к тому, что каждый человек, будучи существом общест¬
венным, испытывает особое чувство «социабильности» —
потребности быть включенным в какую-то общность, в
какой-то коллектив, группу. Поэтому важно сделать так,
чтобы он и ощущал себя частицей такого «коллектива»,
каким является капиталистическое предприятие. По¬
скольку же исторически сложились специфические клас¬
совые коллективы солидарности рабочих — политическая
партия рабочего класса, профсоюзы, то задача заклю¬
чается в том, чтобы вырвать человека из сферы действия
этих коллективов и включить его в другие образования,
где и могут пропагандироваться и быть привиты нужные
предпринимателю «чувства принадлежности» к данному
коллективу как «коллективу фирмы» и т. д. Теория групп
1 Анализу доктрины «человеческих отношений» посвящено много
работ в советской литературе, и здесь мы не претендуем на исчер¬
пывающую ее характеристику. См. более подробно об этом в ряде
работ О. Г. Дробницкого, например в его статье «Доктрина «чело¬
веческих отношений» — идеологическое оружие монополистического
капитала». В сб. «Новейшие приемы защиты старого 'мира», М., 1962.
90
оформляет такого рода пропаганду в соответствующих
терминах: «формальные», «неформальные» группы и т.п.
И дальше раскрывается огромное поле деятельности для
эмпирических исследований.
Они, как правило, осуществляются специальными ла¬
бораториями и центрами, находящимися в распоряже¬
нии корпораций, но, кроме того, по специальным «зака¬
зам» выполняются и университетами. Эмпирические ис¬
следования посвящаются изучению характера трудовых
конфликтов на предприятии с точки зрения преодоления
их и введения лучшей, более совершенной системы «че¬
ловеческих отношений»; проблеме взаимоотношений
между мастером и рабочими с точки зрения разработки
мер, улучшающих эти взаимоотношения, регламентирую¬
щих их. Во французской социологии Ж. Фридманом
разрабатывается специальная система мер по «гумани¬
зации труда»: социологически изучаются такие вопросы,
как эстетические, гигиенические условия производства
(окраска цехов, устранение шумов и т. д.). Эти исследо¬
вания ведутся вместе с психологами и часто представ¬
ляют собой чисто психологические работы. Изучаются
вопросы влияния автоматизации производства на харак¬
тер функций рабочего; в западногерманской социологии
появилась большая работа об общих социальных и эко¬
номических последствиях автоматизации.
В целом ряде таких исследований получены довольно
ценные сведения, касающиеся отдельных сторон органи¬
зации производственного процесса, управления, форм
разделения труда в производстве и т. д. Разумеется, эф¬
фект этот используется в совершенно определенных це¬
лях и рекламируемая социологами «объективность»
каждого отдельного исследования утрачивает всякий
смысл, если проанализировать всю систему исследова¬
ний в этой области в ее применении к общим условиям
производства.
Особенно ярко служебная роль исследований инду¬
стриальной социологии проявляется в развивающейся
довольно бурно в последние годы концепции «научного
менеджмента» (scientific management). Система «на¬
учного менеджмента», с одной стороны, продолжает
традиции системы Тейлора, с другой — пытается соче¬
тать с ней определенные принципы «человеческих отно¬
шений». Если тейлоризм «очищается» от некоторых край¬
91
ностей, то и доктрина «человеческих отношений» крити¬
куется за чрезмерное заигрывание с социальным рефор¬
маторством. «Научный менеджмент» ставит своей целью
так разработать науку управления производством, чтобы
это осуществлялось с меньшими «жертвами» для пред¬
принимателей, чем это делается в системе «человеческих
отношений»; обеспечить эффективное функционирование
предприятия. Социологический аспект «научного мене¬
джмента» справедливо может быть оценен как «социоло¬
гия бизнеса» !. Открыто классовый характер исследова¬
ний одного из лидеров менеджеризма, Питера Дракера,
совершенно очевиден. Дракер рассматривает менедж¬
мент не только как основное средство разрешения всех
противоречий капиталистического производства, но и как
средство прямой борьбы с коммунизмом. Он пишет: «Не
нужно дара пророчества, чтобы предсказать, что появле¬
ние класса менеджеров... гарантирует в конечном итоге
падение коммунистического строя в России»1 2.
Таким образом, идеология антикоммунизма прямым
образом влияет здесь на эмпирическую социологию. Она
не только в общем идеологически ориентирует ее, но и
прямо вплетается в каждое конкретное исследование,
подчиняя его определенной цели. Конечно, было бы не¬
верно на этом основании отрицать наличие каких-то ра¬
циональных элементов в работах сторонников менедже¬
ризма. В целях наилучшего выполнения социального за¬
каза необходимо располагать определенными фактами,
которые надо собрать, изучить и затем соответствующим
образом использовать. Так, поскольку в области управ¬
ления производством задача заключается в том, чтобы
действительно обеспечить наиболее рациональные фор¬
мы управления, постольку в эмпирических исследова¬
ниях в области социологии труда, например, можно най¬
ти и некоторый «объективный» момент, который всегда
особенно подчеркивается и рекламируется.
Необходимо иметь в виду, как справедливо отмечает
Д. М. Гвишиани, что «научный менеджмент» в опреде¬
ленной степени порожден потребностями всякого крупно¬
го производства, действительным усложнением функций
1 Более подробную характеристику «научного менеджмента»
см. в кн.: Д. М. Гвишиани, Социология бизнеса, М., 1962.
2 Р. F. Drucker, The Practice of Management, New York, 1954,
p. 115.
92
управления, объективной необходимостью привести эти
функции в соответствие с масштабами производства, с
•его технической базой, с уровнем ‘кадров и т. д. Здесь
именно и заложено основание того, чтобы в исследова¬
ниях содержались объективные, рациональные моменты.
С другой стороны, они, конечно, не даны в «чистом»
виде; они тесно сплетены с потребностями крупного ка¬
питалистического производства, а поэтому всегда даны
в единстве с определенной классовой интерпретацией.
Все это позволяет буржуазным социологам спекулиро¬
вать на исследованиях такого рода, делая акцент лишь
на одной их стороне, связанной с объективным материа¬
лом и оставляя в тени другую их сторону—тенденциоз¬
ную интерпретацию этого материала.
Некоторые проблемы индустриальной социологии
тесно переплетаются с проблемами социологии труда, а
в этой последней иногда вычленяют особую область —
социологию профессий (occupational sociology), которая
связана своим возникновением также с Чикагской
школой Р. Парка. В исследованиях 20—30-х годов, о ко¬
торых говорилось выше, значительное место занимало
изучение образа жизни бродяг, проституток, девушек из
дансингов, официантов и т. д. Профессии выбирались
довольно специфичные, что было связано с общим инте¬
ресом к проблемам «дна общества». Впоследствии вме¬
сте с общим перенесением фокуса социальных исследо¬
ваний перешли к изучению проблем других профессий:
учителей, ученых, врачей. Одно из исследований крупно¬
го специалиста в этой области Эверетта Хьюза, «Люди
и их работа» (1958 г.) \ посвящено исследованиям про¬
фессий извозчиков, докторов, сельскохозяйственных ра¬
бочих, музыкантов и т. д.
Специалисты по социологии профессий выделяют
пять основных тем этой отрасли социологии: 1) социаль¬
ная природа труда и связанных с ним явлений (свобод¬
ного времени, игр, отставок, безработицы и т. д.); 2) ана¬
лиз структур профессий, изменений в них, причин этих
изменений; 3) исследование индивидуальных особенно¬
стей профессий (приспособление личности на разных
этапах карьеры, отношения между индивидуумами на
работе и пр.); 4) анализ взаимоотношения структуры и
1 Е. С. Hughes, Men and Their Work, Glencoe, 1958.
93
специфики профессий с другими проблемами общества
(профессии и социальная стратификация, профессия и
стиль жизни); 5) исследование конкретных профессий1.
Надо сказать, что и здесь, так же как и в других раз¬
делах эмпирической социологии, в исследованиях содер¬
жится некоторая объективная информация. Условия тру¬
да отдельных профессий, определенный стиль жизни,
характерный для них, проблемы овладения мастерством
и т. д. описаны в таких исследованиях довольно тщатель¬
но и дают некоторое представление о действительных
проблемах в этой области.
Однако характер исследований* неизменно остает¬
ся крайне описательным. В лучшем случае это добро¬
совестно подобранные факты (причем «добросовест¬
ность» всегда детерминирована практической потреб¬
ностью), но не анализ их, не проникновение в глубь
процесса, не выяснение даже связи исследуемых явле¬
ний с другими сторонами общественной жизни.
Очень показательны и такие отрасли социологии, как
социология города и социология деревни. Традиция в
изучении различных проблем городской жизни идет от
знаменитого «Миддлтауна» Линдов и от исследований
Чикагской школы. В последние годы проблемы социоло¬
гии города в большой мере связываются с проблемами
социальной стратификации. В области социальной стра¬
тификации работает очень большая группа американ¬
ских социологов: Л. Уорнер, Б. Барбер, Л. Брум и др. Из
европейских социологов необходимо назвать англичани¬
на Т. Маршалла и француза Ж. Гурвича2. С проблемами
социальной стратификации связана разработка проблем
и социологии деревни. Вопросы динамики сельского и
городского населения, миграции сельского населения в
города, адаптации сельского населения к условиям го¬
родской жизни — эти и другие проблемы сами по себе
представляют большой интерес для развития всякого
общества. Тот аспект, который предлагает эмпирическая
социология, соответствует общему руслу ее устремлений:
проблемы городской и сельской жизни раздроблены на
какие-то очень узкие, очень частные сферы, слабо свя¬
’ 1 “Man, Work and Society”, New York, 1962.
” 2 Подробно критика концепций социальной стратификации дана
в вышеупомянутой книге В. С. Семенова «Проблема’ классов и
классовой борьбы в современной буржуазной социологии». :
94
занные друг с другом, так что изучение какой-либо од¬
ной стороны мало что дает для воспроизведения общей
картины.
Ложные принципы социальной структуры общества,
предлагаемые теориями социальной стратификации, во
многом способствуют этому. Структура городского и
сельского населения описана так, словно в обществе не
существует ни классов, ни их противоречий. Динамика,
окажем, отдельных слоев (страт) городского и сельского
населения тоже, конечно, очень важна для понимания
развития города, например, в условиях индустриализа¬
ции, но динамика этих слоев должна быть показана на
фоне более глубоких общественных сдвигов — на фоне
изменений, которые происходят в положении таких об¬
щественных групп, какими являются классы. Только
тогда это будет социальный анализ, доведенный до не¬
обходимой степени глубины.
В исследованиях по городской и сельской социологии
именно в силу того, что этот социальный аспект в зна¬
чительной мере игнорируется, происходит сдвиг в сторо¬
ну скорее этнографического, чем социологического ис¬
следования. Не случайно и в самой тематике этих отрас¬
лей социологии преобладают наименования чисто гео¬
графические, связанные с определенными районами
страны. Сельская и городская социология поэтому тесно
связаны с проблемами экологии.
Что касается взаимоотношения города и деревни в
условиях капиталистического общества, то вопрос этот
тоже изучается в одностороннем освещении. Дело сво¬
дится к взаимоотношению индустриализированных и
неиндустриализированных районов, к соотношению
больших жилищных массивов с более мелкими и т. д.
Социальная сущность взаимоотношений города и дерев¬
ни опять-таки не раскрывается.
Такой же принципиально характер носят исследова¬
ния и во всех других отраслях эмпирической социологии.
Социология образования — «наименее модная» отрасль
социологии — занимается вопросами образования также
в отрыве их от проблем классовой структуры общества,
и тогда количество посещающих те или иные школы в
том или ином районе в значительной мере остается го¬
лой цифрой, не выражающей никаких социальных ха¬
рактеристик. Социология медицины, хотя и обязана по
95
самой своей природе поднимать социальные проблемы
здравоохранения, так как специальные вопросы лече¬
ния — компетентность самой медицины, дает эти социаль¬
ные вопросы настолько плоско, лишь внешне «социально
окрашенными», что возникает вообще сомнение в целе¬
сообразности существования ее как особой дисциплины.
Говоря об областях исследований, в которые устрем¬
ляется эмпирическая социология, нельзя не упомянуть
об исследованиях общественного мнения. Пожалуй, ни в
одной другой капиталистической стране исследования
общественного мнения не получили такого размаха, как
в США. Созданный здесь Институт Гэллапа стал мощ¬
ным центром таких исследований. Этот институт имеет
филиалы в различных европейских странах. Он органи¬
зует исследования общественного мнения по самым раз¬
нообразным вопросам. Особенно активно исследуются
проблемы общественного мнения в связи с избиратель¬
ными кампаниями. Бесконечный поток исследований, по¬
священных проблемам голосования, наводняет амери¬
канскую социологическую литературу. Однако исследо-.
вания общественного мнения нельзя отнести только к
политической социологии. Много работ проводится по
прямым заказам фирм; они касаются вопросов рынка,
сбыта, рекламы, торговли и т. д. Значительная часть
работ носит социально-психологический характер.
Исследования общественного мнения привели к по¬
требности изучать средства распространения обществен¬
ного мнения, средства воздействия на него. Так родилась
целая специальная область исследований — исследова¬
ния средств массовой коммуникации (mass communi¬
cation). Радио, кино, печать, телевидение, пропаганда —
все это стало объектом многочисленных эмпирических
исследований. Так, например, получило большую извест¬
ность исследование радио, предпринятое под руковод¬
ством Лазарсфельда Итоги работ по изучению общест¬
венного мнения и массовых коммуникаций опубликованы
в большом сборнике под редакцией Б. Берельсона и
М. Яновитца1 2. На исследования средств массовой ком¬
муникации тратятся огромные суммы, они щедро финан-
1 “Radio Research 1942—1943”, New York, 1944.
2 “Reader in Public Opinion and Communication”, New York,
1950.
96
бируются различного рода фондами. Такие исследования
составляют важнейшую часть общей стратегии государ¬
ственно-монополистического капитализма по идеологи¬
ческой обработке различных слоев американского об¬
щества.
С другой стороны, развитие средств коммуникации
в сложном, развитом обществе необходимо как опреде¬
ленный канал управления этим общественным организ¬
мом. Поэтому наряду с ярко выраженной идеологической
стороной эмпирические исследования, посвященные этим
проблемам, несут в себе, конечно, и определенную объек¬
тивную информацию, которая затем снова используется
в целях монополий, бизнеса, буржуазной политики. В
исследованиях общественного мнения, средств массовой
коммуникации идеологическое содержание социологии
проявляется особенно ярко. Вместе с тем большинство
исследователей и здесь хотят выступать как «нейтраль¬
ные эмпирики». Поэтому многие из их исследований но¬
сят подчеркнуто формальный характер: говорят об эф¬
фективности пропаганды, не касаясь содержания пропа¬
ганды, говорят о распространенности тех или иных типов
телепередач, стремясь умолчать о содержании этих пе¬
редач. В то же время сам материал исследований здесь
настолько тесно связан с острейшими социальными и по¬
литическими проблемами, что в ряде случаев социологи
вынуждены так или иначе высказать свое отношение и к
существу дела. Не случайно некоторые социологи, на¬
строенные критически по отношению к отдельным сто¬
ронам американской действительности, нередко связы¬
вают свои выводы с изучением общественного мнения и
массовых коммуникаций (например, Д. Рисмэн, У. Уайт
и др). Но в целом подчеркнуто эмпирический характер
исследований и в этой области демонстрирует позицию,
свойственную всей эмпирической социологии: фотогра¬
фирование фактов, накопление сведений, но не анализ их,
не построение обобщений, помогающих понять сущность
процессов, их место в общей системе общественных от¬
ношений.
Распадение социологии на самостоятельные дисцип¬
лины, соответствующие отдельным областям исследова¬
ния, ставит еще острее вопрос о взаимоотношении со¬
циологии с другими социальными науками. Весьма рых¬
лое и неопределенное понимание предмета социологии
7 Г. М. Андреева
97
Ьбнажается с особой Отчетливостью именно в этой
проблеме. По существу эмпирическая социология втор¬
гается в сферы других наук об обществе: экономики, ан¬
тропологии, этнографии, правоведения и т. д. В отдель¬
ных случаях происходит даже своеобразное удвоение
предмета отдельных сфер исследования: право и социо¬
логия права, наука и социология науки, искусство и
социология искусства и т. д. Нельзя сказать, чтобы эта
неопределенность во взаимоотношениях социологии с
другими науками не осознавалась некоторыми из бур¬
жуазных социологов. Они пытаются раскрыть причины
этого, отыскивать рекомендации и рецепты. Ч. Пейдж
считает, например, ответственными за сложившееся по¬
ложение прежде всего родоначальников социологии Кон¬
та и Спенсера. Их «вина», по мнению Пейджа, в том,
что, будучи «философами и эрудитами» \ эти социологи
обосновали альянс социологии с такими областями,
как этика, проблема ценностей, реформаторство и т. д.
Это несколько иная природа альянса, чем у эмпириче¬
ской социологии. Но, коль существует прецедент, возни¬
кает и традиция — примерно такова логика рассужде¬
ний Пейджа.
Каспар Негель также ищет причины рыхлости гра¬
ниц социологии в ее истории. Вынужденная балансиро¬
вать между упрощенным подходом ранних социологиче¬
ских схем и чрезмерно усложненным подходом, требую¬
щим комплексных исследований общества историками,
теологами, философами, художниками, социология и
превратилась в нечто расплывчатое. «Социология— не¬
законнорожденный термин, — пишет Негель. — Он имеет
латинское начало, греческое окончание и много привхо¬
дящих и различных смыслов»1 2.
Хотя такие характеристики иногда и остроумны, они
не раскрывают существа проблемы. Ложный методоло¬
гический подход к самому пониманию предмета социоло¬
гии не позволяет вскрыть с научной обстоятельностью
объективные причины положения социологии в качестве
«незаконнорожденного младенца». Это потребовало бы
1 “Sociology Today”, р. 581.
2 К. Naegele, Some Observations on the Scope of Sociological
Analysis. “Theories of Society. Foundations of Modern Sociological
Theory”, vol. I, New York, 1961, p. 23.
98
вообще переосмысления всей совокупности взглядов на
природу общественной науки. Поэтому так же несостоя¬
тельны и предлагаемые рецепты.
Многие социологи ставят в последнее время вопрос о
необходимости создания единой «интегрированной» со¬
циальной науки — науки о «социальном человеке», с тем
чтобы охватить всю совокупность знаний об обществен¬
ной жизни. Но при выяснении возможностей такого «ин¬
тегрирования» и обнаруживается как раз «беспредмет¬
ность» самой социологии. Если старая контовская социо¬
логия претендовала на то, чтобы быть «общей наукой об
обществе», то, следовательно, при традиционном пони¬
мании социологии и не было'смысла в особой «интегри¬
рованной» науке: тогда именно социология и осуществля¬
ла или хотела осуществлять это всеобщее «руководство»
социальными науками.
Но эмпирическая социология отказалась от контов-
ской интерпретации предмета социологии; она с самого
начала декларировала бесполезность «общих схем», про¬
возгласила главной добродетелью социологии черновую
работу в узких частных сферах. Тогда, естественно, и
возник вопрос о том, кто же будет связывать воедино
всю сумму знаний об обществе, накопленных в разных
сферах. Если это должна делать социология, она снова
превратится в «общую науку об обществе», которая эм¬
пирической тенденцией предается анафеме. Если это
должна делать особая «интегрированная» социальная
наука, то она должна синтезировать разные исследова¬
ния: экономики, антропологии, права, этнографии и... со¬
циологии. Но тогда мы снова упираемся в трудность
определения того, что же является социологическим ис¬
следованием, где та собственно «социологическая сфе¬
ра», которую на равных правах с другими сферами со¬
циальных наук надо объединять, «интегрировать», син¬
тезировать и т. д.
Эмпирическая социология вертится в этом круге про¬
тиворечий. Она не может разрешить их, не «упорядочив»
свой собственный предмет. Но вместе с тем такое «упо¬
рядочение» возможно только в том случае, если социо¬
логия сумела бы решительно отказаться от односторон¬
него эмпиризма.
Ни «междисциплинарная интеграция», ни «интегра¬
ция» внутри самой социологии невозможна на тех путях
7*
99
ее развития, на которых она сейчас стоит. Эмпиризм
здесь абсолютизирован настолько, что проблема изуче¬
ния общества, как такового, по существу выпала из поля
зрения социологии — науки об обществе. Корень пороков
эмпирической социололии кроется в ложных исходных
методологических предпосылках, т. е. в общей природе
буржуазного мировоззрения. Тенденция социологии изо¬
лироваться от философии привела к тому, что природа
социологической теории как общефилософской теории
общественного развития оказалась утерянной. В этой
связи оказалось утраченным и естественно сложившееся
взаимоотношение социологии с другими социальными
науками как взаимоотношение общей теории развития
общества с ее конкретными применениями. Социология
в том виде, в котором она существует в рамках эмпири¬
ческой тенденции, утеряла свой предмет.
Глава // /
ПРОЦЕДУРА И ТЕХНИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Возникновение эмпирической тенденции в социоло¬
гии, новый подход к ее проблемам, изменения в трактов¬
ке предмета социологии и конкретные практические
задачи, которые социология стала пытаться решать,
потребовали от нее значительного внимания к разработ¬
ке методических приемов и техники исследования. Уже
первая строго эмпирическая работа «Польский крестья¬
нин в Европе и Америке» У. Томаса и Ф. Знанецкого
поставила в числе важнейших проблем эмпирического
исследования вопрос о методах и процедуре. Со време¬
нем эта сторона исследования стала настолько преобла¬
дать, что возник особый тип работ, посвященных только
и исключительно разработке методов исследования. В
Соединенных Штатах, а затем и в других странах появи¬
лось огромное количество учебников по методике и тех¬
нике исследования, отдельных книг и статей, посвя¬
щенных описанию или одного какого-то конкретного ме¬
тода, или определенной стороны проблемы использова¬
ния, применения частных методов и т. д.
В последние годы значительную известность приобре¬
ли в США такие, например, учебники, как М. Ягода,
М. Дейч, С. Кук, Методы исследования социальных от¬
ношений (М. Jahoda, М. Deutsch and S. Cook, Research
Methods in Social Relations, New York, 1951); У. Гуд и
П. Хатт, Методы социального исследования (W. Goode
and Р. Hatt, Methods in Social Research, New York — To¬
ronto— London, 1952); «Исследовательские методы в на¬
101
уках о поведении», под ред. Л. Фестингера и Д. Катца
(«Research Methods in the Behavioral Sciences», ed. by
L. Festinger and D. Katz, New York, 1953) и др. В Англии
в 1953 г. вышел учебник Д. Меджа «Инструменты со¬
циальной науки» (J. Madge, The Tools of Social Science,
London, 1953) и т. д.
Из всего этого обилия литературы видно, что вопро¬
сам методики исследования уделяется очень большое
внимание. Идут острые дискуссии о методах эмпириче¬
ского исследования в социологии, об их применении; от¬
носительно некоторых из них можно встретить самые
противоречивые оценки. В целом же характерной для
эмпирической тенденции является переоценка значения
методов, приписывание им своеобразного примата над
другими проблемами. Американский социолог Натан
Глазер заявляет, например: «Современная социология в
Америке... есть дисциплина, определяемая более ее спе¬
цифическими методами, чем ее заключениями и предме¬
том исследования» L
Чрезмерное увлечение методикой и техникой иссле¬
дования в буржуазной социологии в значительной мере
объсняется ее общими исходными методологическими
позициями. Вместе с тем оно определяется и идеологиче¬
ской установкой — тенденцией отмахнуться от актуаль¬
ных социальных проблем, уйти от них в сферу, где ре¬
зультаты кажутся очевиднее, где иллюзия о «нейтраль¬
ности» социологии получает особенно питательную среду.
Поэтому общая оценка конкретных технических средств
социологического исследования может быть дана лишь
в связи с анализом философских основ эмпирической со¬
циологии, в связи с анализом ее социальной роли. Одна¬
ко прежде всего необходимо выяснить, какие же конкрет¬
ные методы и приемы социологического эмпирического
исследования предлагаются буржуазными социологами.
Совокупность методов исследования, описание раз¬
личных технических приемов, средств, процедуры иссле¬
дования в американской социологии называют методо¬
логией. Ниже мы остановимся на ограниченности по¬
добного подхода. Дж. Маккинни так определяет методо¬
логию: «Методологию можно определить как принципы
1 N. Glaser, The Rise of Social Research in Europe. “The Human
Meaning of the Social Sciences”, New York, 1959, p. 43.
102
организации исследований, «нормы», при помощи кото¬
рых выбираются и оформляются процедура и техника» ’.
Разница же между процедурой и техникой заключается
в следующем: «Процедуру можно определить как общую
форму или систему действия при исследовании. Техника
отличается от процедуры как специальная операция
установления фактов или манипулирования с ними, вы¬
деленная из основной процедуры»1 2.
Рассмотрим сначала некоторые специальные приемы
установления фактов, т. е. технику, с тем чтобы потом
проанализировать принятые в социологии процедуры
исследования. План изложения техники исследования в
различных учебниках различен, но почти все сосредото¬
чивают внимание на некоторых основных технических
приемах. Так, в своем учебнике Дж. Медж начинает с
характеристики такого приема, как использование доку¬
ментов.
1. Технические приемы исследования.
Использование документов
Бесспорно, роль документов велика в любом социаль¬
ном исследовании, особенно на предварительном этапе.
Медж предлагает различать документы личные и об¬
щественные, К личным он относит автобиографии, днев¬
ники, письма, а также в некоторых случаях художест¬
венные произведения и специально написанные «истории
жизни». К общественным документам Медж относит
инструкции, приказы, стенографические отчеты, магни¬
тофонные записи, юридические бумаги, парламентские
акты, балансы, отчеты, газеты, речи, памфлеты, фольк¬
лор и т. д.
Как в учебнике Меджа, так и во многих других ра¬
ботах буржуазных социологов предпочтение отдается
личным документам. Они в значительной степени пи¬
шутся «для себя», не рассчитаны на опубликование и в
этом смысле считаются более объективными. Личные
документы в этом плане противопоставляются общест¬
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 218.
2 См. там же, стр. 219.
103
венным, из которых с особенно большой осторожностью
рекомендуют использовать различные официальные от¬
четы, а также материалы прессы. Такой скептицизм в
отношении прессы вполне понятен: с одной стороны, апо¬
логетический характер буржуазной прессы очевиден, с
другой — любовь к сенсациям часто сводит достовер¬
ность сведений, публикуемых в прессе, к минимуму.
Но и в личном документе может быть сильна тенден¬
циозность, зависящая от социальной позиции автора, от
его взглядов, вкусов и т. д., которая, однако, недооцени¬
вается буржуазными исследователями. Влияние лично¬
сти автора документа на характер объективной инфор¬
мации бесспорно. Но бесспорно и влияние исследователя,
которому приходится «толковать» материал, «перево¬
дить» частные взгляды автора на общий язык. Другая
трудность связана с накоплением фактов на основе лич¬
ных документов. Нужно очень большое количество этих
документов, собирать и анализировать которые — тех¬
нически сложная и кропотливая работа.
Примером использования личной документации как
основного средства исследования является уже назван¬
ная работа У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский кре¬
стьянин в Европе и Америке». Выше уже говорилзсь об
основных проблемах, которые намеревались проанализи¬
ровать авторы исследования. С точки зрения методики
суть их задачи состояла в том, чтобы все эти проблемы
решить, опираясь на реальные человеческие документы.
И хотя польза от такого изучения, несомненно, может
быть большой, фетишизация личных документов и вооб¬
ще документов как единственного исследовательского
приема была бы методологически несостоятельной. Здесь
встает целый ряд вопросов. Как велико должно быть ко¬
личество документов, чтобы оно было представитель¬
ным? Где гарантия того, что автобиография, предложен¬
ная Томасом и Знанецким, является автобиографией
достаточно типичной судьбы? И если даже она действи¬
тельно типична, то где гарантия, что автор ее достаточ¬
но типично интерпретирует события?
Самой главной проблемой при использовании доку¬
ментов остается вопрос о том, насколько объективно от¬
ражаются в них реальные факты общественной жизни.
Если исследование касается психологического восприя¬
тия определенными индивидами или группами тех или
104
иных событий, явлений, то такой источник, как личные
документы, может дать действительно многое. Однако
это будут мнения о фактах, но не сами факты. И хотя
общественные документы в этом плане и могут содер¬
жать более объективную информацию, все же и в этом
случае социолог будет иметь дело с определенными фор¬
мами отражения социальных явлений, но не с самими
социальными явлениями. Использование документов, не¬
сомненно, является важнейшим методом социально-пси¬
хологического исследования, и в американской социоло¬
гии этот метод появился как перенесенный из социальной
психологии. Но именно поэтому абсолютизация его зна¬
чения в социологическом исследовании недопустима.
Вместе с тем использование документов, несомненно, мо¬
жет оказать помощь социологическому исследованию,
если, однако, оно рационально сочетается с другими
техническими приемами.
Наблюдение
Наблюдение — важный этап всякого научного иссле¬
дования, вопрос о его необходимости кажется бесспор¬
ным и подразумевающимся. Однако учебники социологии
делают на наблюдении особый акцент. Во-первых, пото¬
му, что применение наблюдения в социологии подается
как исключительная привилегия именно эмпирической
традиции: старая социология квалифицируется как спе¬
кулятивная, т. е. прежде всего как не опирающаяся на
наблюдение. Во-вторых, вопрос о специфике наблюде¬
ния в социологическом исследовании действительно тре¬
бует выяснения. Каков тот конкретный материал, кото¬
рый может наблюдать социолог, чтобы затем строить
свои рассуждения?
Представители эмпирической социологии отвечают на
этот вопрос, исходя из понимания социологии как науки
о поведении людей. Гуд и Хатт в своем учебнике напо¬
минают социологу, что «объектом его исследования
является социальное поведение» L Естественно, что при
наблюдении социальных явлений возникает ряд трудно¬
стей: с особой силой встает вопрос о степени объектив -
1 W. Goode and P.Hatt, Methods in Social Research, New York—
Toronto—^London, 1952, p. 119.
105
ности наблюдения, наблюдатель неизбежно в опреде¬
ленной мере влияет на объект своего наблюдения, и это
снижает объективность наблюдения. Выход из этого
противоречия предлагается один — тонко разработанная
техника наблюдения.
Для этого прежде всего вводится следующая класси¬
фикация: наблюдения разделяются на простые и систе¬
матические. Простое наблюдение — это наблюдение, в
котором отсутствует контроль, т. е. не предпринимаются
попытки еще другим техническим приемом «перекрест¬
но» проверить данные наблюдателя. Здесь все рассчита¬
но на высокую квалификацию наблюдателя, на его соз¬
нательное отношение к делу, на самоконтроль.
Простое наблюдение в свою очередь может быть двух
типов: включенное и невключенное (participant and non¬
participant). Сущность включенного наблюдения со¬
стоит в том, что исследователь на определенное время
становится участником той группы, за поведением кото¬
рой он наблюдает. Такой характер носит исследование
американского социолога Нельса Андерсона «Бродяга» \
выполненное под руководством профессора Р. Парка.
Андерсон для сбора материала о жизни бродяг сам не¬
которое время бродяжничал, т. е. «глубоко вошел в
опыт», делил с членами наблюдаемой группы их радости
и печали и т. д. Другой пример включенного наблюдения
приводит Г. Беккер, рассказывая о студенте, который
для исследования жизни музыкантов дансингов на неко¬
торое время сам поступил работать в дансинг пиани¬
стом 1 2.
Подчеркиваются следующие достоинства включенно¬
го наблюдения: исследователь располагает личным опы¬
том, он приобретает порой уникальные данные (инфор¬
мацию, которую никаким иным способом получить
нельзя), наблюдение может быть достаточно длитель¬
ным. Однако, по мнению буржуазных исследователей,
главная трудность всякого наблюдения здесь проявляет¬
ся особенно отчетливо: наблюдатель «вмешивается» в
процесс, раз он выступает в качестве его участника. «Лю¬
бое участие наблюдателя в социальном процессе, — гово¬
рит Д. Медж, — должно вести к изменению этого про¬
1 N. Anderson, The Hobo, Chicago, 1923.
2 H. Becker, The Professional Jazz Musician and His Audience,
“American Journal of Sociology”, vol. 57, September, 1951,
106
цесса: если в целях проникновения вглубь будет допу¬
щено, как предполагалось, что наблюдатель должен
принимать участие в социальном процессе, тогда наб¬
людаемая ситуация вынужденно будет отличаться от
ситуации ненаблюдаемой» Г Это же обстоятельство от¬
мечается Гудом и Хаттом. Они считают, что если наб¬
людатель действительно «вживается» в группу, то он
утрачивает или сужает возможности судить об этой
группе, «он следует образцам деятельности ее членов»,
встает на их точку зрения, и «таким образом многие
каналы информации закрываются перед ним»1 2. Иными
словами, наблюдатель сам оказывается на определенной
ступени «иерархии власти» внутри группы и начинает
реагировать эмоционально, а не объективно.
Противоречие, подмеченное здесь, существует в дей¬
ствительности. Но дело в том, что «опасность» от вклю¬
чения наблюдателя в активную жизнь группы сильно
преувеличена. Здесь, очевидно, проявляется позиция
буржуазной науки об обществе: предполагается, что по¬
зиция наблюдателя принципиально иная, чем позиция
наблюдаемых. Если наблюдатель переходит на позицию
наблюдаемых, то это плохо, ибо он теряет возможность
собрать материал в том русле, в каком задумано наблю¬
дение. Если в группе возникают оценки, отклоняющиеся
от норм, принятых наблюдателем (т. е. социологией), то,
принимая их, наблюдатель внешне как бы отходит от
объективности, по существу же от преднамеренной пози¬
ции буржуазного ученого. Поэтому и «рецепты» при¬
мирения этого противоречия весьма компромиссны. Вот
как предлагает выйти из затруднения Медж: «Наблю¬
датель, всеми силами стремящийся к объективности,
должен сосредоточить внимание на своей научной мис¬
сии, в то же время будучи исключительно приятным и
человечным, чтобы не надоедать объекту своего изуче¬
ния»3. Активное вмешательство наблюдателя для сов¬
местных действий ради общей цели недоступно представ¬
лениям буржуазной эмпирической социологии.
В известной мере описанные трудности пытаются
преодолеть в простом, невключенном наблюдении. Одна¬
ко идеальное невключенное наблюдение осуществить
1 J. Madge, The Tools of Social Science, London, 1953, p. 127.
2 W. Goode and P. Hatt, Methods in Social Research, p. 122.
3 J. Madge, The Tools of Sociad Science, p. 130.
107
трудно. Поскольку объект наблюдения — социальное По¬
ведение людей, наблюдатель не может остаться совсем
ни в какой мере не включенным, изолированным. Поэто¬
му в американских работах как оптимальный вариант
приводят обычно пример исследований, осуществленных
комбинированным способом: работа Ле-Плея «Положе¬
ние рабочих семей в Европе» и работа Линдов «Миддл¬
таун». Наблюдатель здесь также частично включается в
наблюдаемый коллектив, но дополняет свой материал и
наблюдением со стороны. Однако вся эта система мер
не исключает момента субъективности в любом простом
наблюдении. Поэтому предлагается еще другой тип на¬
блюдения — систематическое.
Систематическое наблюдение сопровождается особы¬
ми средствами контроля над впечатлениями наблюдате¬
ля. Здесь кроме данных наблюдателя собирается
большая документация, привлекаются различные мате¬
риалы: таблицы, перечни, графики, иногда устраиваются
дополнительные опросы. Все это служит вторым источ¬
ником информации, информации «перекрестной», и со¬
поставление этих двух рядов информации позволяет
уточнить данные. Систематический контроль над дей¬
ствиями и сведениями наблюдателя дает кое-что в этом
отношении. Но и при этом условии «роль наблюдателя
остается проблемой, которую следует принять во внима¬
ние при планировании исследования. Наблюдатель всег¬
да каким-либо образом влияет на наблюдение»,1 в част¬
ности на поведение наблюдаемых.
Все эти трудности действительно существуют при
применении метода наблюдения в социологическом ис¬
следовании. Однако в известной мере переоценка этих
трудностей определяется общим характером эмпириче¬
ской социологии. Погоня за «достоверностью в малом»
приводит к такой позиции, которая внешне выглядит
крайне щепетильной. Но все дело в том, что щепе¬
тильность эта тоже «щепетильность в малом». Более об¬
щие методологические предпосылки исследования сни¬
жают цену этой «щепетильности»: предвзятость и субъ¬
ективизм в исследовании могут проявиться и при усло¬
вии совершенной техники наблюдения. В исследованиях
буржуазных социологов очень часто в совершенстве раз¬
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 127.
108
работанная техника сочетается с пороками более «вы¬
сокого» методологического плана.
Однако разработка техники наблюдения в эмпириче¬
ской социологии характеризуется как раз тем, что связь
с общими методологическими вопросами просто опус¬
кается. Например, не поднимается и не решается вопрос
о том, какой круг фактов социальной действительности
вообще доступен наблюдению. Молчаливо предполагает¬
ся, что объектом социологического исследования и может
быть только то, что доступно наблюдению. В общем
плане это верно. Однако огромный комплекс общест¬
венных отношений (например, общие закономерности
исторического процесса, глубинные характеристики об¬
щественных отношений и т. д.) не может быть наблю¬
даем в таких традиционных формах, которые описаны в-
учебниках социологии. Поэтому довольствоваться про¬
стейшими формами наблюдения, настаивать на ихЯабсо-
лютизации может только социология, отказывающаяся
от исследований этого круга проблем. Все приводимые
обычно примеры использования метода наблюдения по¬
казывают, что наблюдались какие-то очень конкретные,
ограниченные проявления общественных отношений, и в
этом случае, бесспорно, наблюдение давало ценный ма¬
териал. Техника, разработанная в ходе таких исследова¬
ний, может быть с успехом использована. Но все дело в
том, как оценить значение такой техники: если признать-
ее одним из возможных каналов получения информации,,
признать ее подчиненный характер, отчетливо видеть ее
ограниченность и не сводить всю социологию лишь к:
изучению того, что может быть непосредственно наблю¬
дено, то сам по себе технический прием не может вызвать
возражений. Если же, отмахиваясь от более общих ме¬
тодологических вопросов, занимаясь лишь скрупулезной,
разработкой применения этой техники, рассматривать
все проблемы познания социальной действительности
только через призму этой техники, тогда неизбежно по¬
лучится ее абсолютизация и тем самым ложная оценка.
Опросы
Опросы занимают большое место в различных проце¬
дурах эмпирических исследований; поэтому технике
опросов уделяется большое внимание. Все виды опросов
109
разделяют на два больших типа: интервью (interview) —
опрос «лицом к лицу», с-участием исследователя, и ан¬
кета (questionnarie) —заочный опрос.
Интервью — это всегда беседа. Поэтому одна из рас¬
пространенных классификаций интервью — это класси¬
фикация по принципу «с кем проводится беседа». С этой
точки зрения в буржуазной социологии выделяются три
типа интервью: 1) интервью с влиятельными лицами;
2) интервью с экспертами; 3) интервью с населением.
Конкретный план исследования должен подсказать, ка¬
кой из этих типов интервью целесообразно применить в
том или другом случае. Кроме того, интервью различа¬
ются по характеру беседы: массовое интервью предпола¬
гает заранее заготовленный вопросник, по которому ин¬
тервьюер ведет беседу. Результаты таких интервью лег¬
ко поддаются обработке, так как ответы расположены по
определенному стандарту. Эти интервью применяются
главным образом для изучения общественного мнения по
каким -то оп р ед ел енн ы м, ф икс и ров ан н ы м п роб л е м а м,
когда надо собрать довольно значительное число ответов
и статистически обработать их. Другой вид — это твор¬
ческое интервью, когда интервьюеру дается некоторая
свобода в выборе темы и формы беседы. При таком
интервью можно получить более полный и глубокий ма¬
териал, но будут встречаться значительные трудности
при его обработке: ответы (да и вопросы) здесь нестан¬
дартны. Такое интервью требует особенно подготовлен¬
ного работника, хорошо знакомого с делом, умеющего
ориентироваться в обстановке. Оно помогает главным
образом самому интервьюеру на определенном этапе ис¬
следования в составлении общего представления о пред¬
мете, в разработке плана исследования и т. д.
При проведении интервью, так же как и при осуще¬
ствлении включенного наблюдения, встает проблема
объективности. Интервью всегда представляет собой
процесс социального взаимодействия, в результате ко¬
торого, разумеется, имеет место определенное влияние
личности интервьюера на полученный результат. Среди
буржуазных социологов оживленно дискутируется, на¬
пример, вопрос о том, надо ли интервьюеру известным
образом «подделываться под среду», в частности выда¬
вать себя за представителя той же социальной группы,
к которой принадлежит и опрашиваемый. Все это проб¬
110
лемы большей «откровенности», «доверительности»
и т. д., которые порождены теми самыми прагматиче¬
скими целями большинства исследований, о которых
говорилось выше.
Любопытно, что проблема «взаимопонимания» во
время интервью несет на себе отпечаток общих социаль¬
ных условий буржуазного мира, в частности американ¬
ского «образа жизни», так что в учебниках иногда де¬
лаются специальные оговорки и комментарии с учетом
этих общих условий. Например, в учебнике Гуда и Хаг-
та специально описывается шесть ситуаций, в которых
интервьюер встречается с трудностями, мешающими
ему достичь нужного взаимопонимания. Очевидно, эти
затруднения достаточно типичны, если они включаются
как элемент в программу подготовки интервьюера.
Ситуация первая: опрашиваемый несколько озабочен
тем, почему выбрали для беседы именно его. Рекомен¬
дуется успокоить его, разъяснив, что фамилия его выб¬
рана случайно, например по телефонному списку.
Ситуация вторая: опрашиваемый ссылается на заня¬
тость и предлагает лучше поговорить со своим соседом
Уайтом, который, кстати, более разговорчив. Рекомендует¬
ся подчеркнуть значение бесед с разными людьми, и в
том числе с занятыми, и именно с данным человеком, а
не только с мистером Уайтом, у которого, очевидно,
много свободного времени.
Ситуация третья: опрашиваемый категорически отка-'
зывается отвечать, заявляя, что вообще не в его привыч¬
ках высказывать свое мнение о вещах. Рекомендуется
одобрить эту черту, даже согласиться с тем, что всякое
интервью связано с риском налететь на навязчивую
рекламу: «Где гарантия, что интервьюер не попытается
всучить Вам рекламный проспект на холодильник?» Но
после этого надо исключить такое подозрение, в данном
случае показав удостоверение и сославшись на научную
значимость беседы.
Ситуация четвертая: опрашиваемый предлагает про¬
вести разговор в компании, заодно опросить и присут¬
ствующих приятелей. Рекомендуется тактично все же
добиться беседы tete a tete.
Ситуация пятая: опрашиваемый выражает неуверен¬
ность в том, что ему захочется отвечать на вопросы. Это
будет зависеть от их характера. Рекомендуется предло-
111
жить несколько вопросов на пробу и тем самым завязать
беседу.
Ситуация шестая: у опрашиваемого наблюдается
скептицизм по отношению ко всем вообще опросам. Ре¬
комендуется разубедить его, сославшись на положитель¬
ные результаты прошлых исследований.
В этих «ситуациях» схвачены некоторые штрихи, ха¬
рактеризующие обстановку, в которой осуществляется
социальное исследование, и в известной степени целе¬
направленность его в буржуазной социологии. Что касает¬
ся подозрительности опрашиваемого в отношении
опасности нарваться на рекламу холодильника, то это
скорее относится к области юмора. Но вот довольно
явственно ощущаемая настороженность и скептицизм
относительно всяких вообще опросов — это выражение
определенного отношения ко всему, что идет от офи¬
циальных учреждений, что обычно может таить какие-то
новые неприятности и опасности. Эти неприятности мо¬
гут быть разного рода: если исследования касаютсд
проблем труда, возникает совершенно резонное подо¬
зрение, что собираемый материал будет использован в
интересах компании, фирмы, а следовательно, против
интересов рабочего. Если 'исследование касается проб¬
лем, имеющих отношение к политической жизни, всегда
есть опасность ответами, особенно в интервью, навлечь
на себя подозрения или по крайней мере скомпрометиро¬
вать себя в глазах той политической группы, от имени
которой проводится исследование. Трудно, конечно, ду¬
мать, что каждый опрашиваемый всегда имеет точную и
продуманную оценку социальной направленности ис¬
следования, но во всяком случае стихийное восприятие
его как определенного официоза, т. е. чего-то противо¬
стоящего индивиду, несомненно, присутствует.
Все это вызывает потребность составлять длинные,
назидательные руководства для интервьюеров, где пере¬
числяются часто приемы, способные в какой-то степени
преодолеть эту настороженность и скептицизм. Интер¬
вьюеру советуют проявлять интерес к личности опра¬
шиваемого, держаться приветливо, свободно, с друже¬
ской улыбкой, сослаться на то, что интервью для
него — обычная работа, тоже имеющая свои тяготы
(например, что интервьюер приехал в переполненном
автобусе, или что он не учел погоду, или что од очень
112
устал и нервничает и т. д.!). Рекомендуются целые ком¬
плексы приемов, обеспечивающих «личное обаяние»
интервьюера. Вместе с тем в таких инструкциях и на¬
ставлениях есть резонные замечания и полезные советы.
Они относятся к искусству целенаправленно вести беседу.
Например, выделяют интервью глубокие и психоана¬
литического характера. Глубокое интервью имеет место
тогда, когда интервьюер уже хорошо ориентирован в
предмете, когда он стремится проникнуть глубже в суть
дела. Тогда он ведет беседу «по нарастающей», целенап¬
равленно, ориентируя собеседника на нужное направле¬
ние. В психоаналитическом интервью собеседнику дает¬
ся большая возможность свободно высказаться. Это
имеет смысл делать тогда, когда важно получить не
столько объективную информацию, сколько мнение опра¬
шиваемого по какому-либо вопросу. Не случайно ин¬
тервью такого типа являются одним из важнейших тех¬
нических приемов, применяемых при исследованиях об¬
щественного мнения. Обычно такого рода интервью
обозначаются особым термином — «интервью с открытым
концом» (open-end interview) или просто «открытое
интервью» (сокращенно «ОН»). П. Лазарсфельд уделяет
большое внимание характеристике преимуществ «ОИ».
Неформальный характер «ОН» позволяет более основа¬
тельно выяснить значение ответа опрашиваемого (на¬
пример, если он высказывает свое отношение к военным
прибылям компаний, то можно уточнить, что он пони¬
мает под словом «прибыль»). В ходе «ОИ» можно легко
установить, что является решающим фактором в форми¬
ровании данного мнения и что влияет на его формирова¬
ние, как возникает сложное комплексное мнение, каковы
мотивации опрашиваемого при предпочтении им одного
мнения другому. Наконец, «ОИ» — неоценимое средство
для разъяснения статистических соотношений, для их
конкретизации, поскольку оно дополняет количествен¬
ные характеристики общественных явлений некоторыми
качественными показателями1 2.
Однако «ОИ» имеет и ряд недостатков, ибо позволяет
опросить лишь ограниченное число людей, и Лазарс-
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 192.
2 P. Lazarsfeld, The Controversy Over Detailed Interviews. An
Offer for Negotiation. “Reader in Public Opinion and Communica¬
tion’’, New York, 1950, p. 155.
8 Г. M, Андреева
113
фельд приходит к выводу, что единственным решением
проблемы является сочетание «ОИ» с другими, более
формальными техническими приемами, включение «ОИ»
в статистическую процедуру.
При характеристике интервью в работах многих бур¬
жуазных авторов уделяется большое внимание методам,
которые помогают наладить контакт между интервьюе¬
ром и опрашиваемым. Ч. Кеннелл и М. Аксельрод описы¬
вают три таких метода. Первый состоит в том, чтобы
после интервью послать опрашиваемому письмо с бла¬
годарностью и спросить, не желает ли он ознакомиться с
готовым отчетом об интервью. Второй метод также пред¬
усматривает благодарственное письмо, к которому еще
прилагается небольшой вопросник, где опрашиваемому
предлагают выразить свое отношение к интервью и ин¬
тервьюеру. Наконец, третий метод — это выборочные
интервью с рядом лиц спустя несколько дней после ос¬
новного интервью, когда в ходе повторного интервью
также выясняется мнение относительно хода, организа¬
ции, содержания первого интервью !.
Тот факт, что проблемам интервью уделяется такое
большое внимание, не является случайным. Интервью
стало настолько широко распространенным приемом, что
некоторые социологи считают это распространение даже
патологическим. Разные слои американского общества
подвергаются бесконечному количеству различных ин¬
тервью и опросов. Рядовой американец часто бывает
просто обескуражен и дезориентирован этим бесконеч¬
ным потоком. Метод, который сам по себе может и не
вызывать возражений, при таком злоупотреблении им
компрометирует себя. Вся атмосфера американского об¬
щества с его тенденцией подчинить личность определен¬
ным стандартам, осуществить контроль над ней опреде¬
ленным образом влияет и на степень распространения
такого частного приема исследования, как интервью.
Анкетирование представляет собой другой вид опро¬
са— заочный. Так же как при составлении интервью,
заранее заготавливается план анкеты, общий перечень
вопросов (schedule). Анкетирование применяется в тех
случаях, когда важно получить большую массу информа¬
ции, когда должны быть опрошены большие континген-
1 “American Journal of Sociology”, vol. 62, 1956, p. 177—181.
114
ты людей, часто расселенных в разных местах. Интервью
в таких случаях невозможно, и тогда прибегают к помо¬
щи анкетирования. Само анкетирование осуществляют
двояким путем: либо это так называемая интервью-ан¬
кета, когда анкету раздает определенный работник (он
может даже присутствовать при ее заполнении или от¬
дает ее для заполнения дома, но потом он же собирает
результаты), либо в полном смысле слова заочный опрос,
когда анкеты рассылаются по почте.
В случае рассылки анкет по почте рекомендуют осо¬
бенно тщательно продумать технику возвращения анкет.
Вообще проблема возвращения анкет рассматривается
как существенная проблема социального исследования.
Обычно при недостаточной заботе со стороны исследова¬
теля процент возвращенных анкет очень низок. При рас¬
сылке анкет по почте рекомендуется приложить в каждом
письме небольшую сопроводительную инструкцию, в ко¬
торой указать, кто организует и финансирует опрос, для
какой цели проводится исследование, почему необходимо
ответить на все вопросы, разъяснить, как заполняется
анкета, и гарантировать ее анонимность. Авторы учебни¬
ков советуют предусмотреть и такие детали: вложить
оплаченный бланк для ответа, даже, возможно, с запол¬
ненным обратным адресом и т. д.
Существует несколько типов вопросов, предлагаемых
в анкете: вопросы дихотомические (те, которые требуют
ответа «да» или «нет»); закрытые (когда возможные ва¬
рианты ответа уже перечислены и нужно только выбрать
один из них — «нужное подчеркнуть»); открытые (когда
ответ не регламентирован никакими рамками). Этот по¬
следний вид вопросов дает значительно более глубокую
информацию, однако значительно сложнее поддается
обработке.
Особое значение придается анонимности анкет; она
рассматривается как гарантия искренности ответов, а в
некоторых исследованиях как гарантия того, что ответ
вообще будет дан. В этом смысле указывают на преиму¬
щества анкет перед интервью. В учебнике Гуда и Хатта
приводится ситуация, когда опрашиваемый не захотел
ответить на вопрос интервьюера: «Нет ли у Вас такого
ощущения, что Ваш босс не желает продвигать Вас по
службе?» В качестве возможных мотивов отказа отве¬
тить названы следующие: «Я опасаюсь, что мое мнение
8*
115
станет известно боссу» или «Вы спрашиваете меня q кад¬
ровой политике нашей фирмы. Я не компетентен в этих
делах».
Казалось бы, что анкета вообще не встречается с за¬
труднениями такого рода, поскольку анонимность — по
крайней мере формально — гарантируется. Однако, как
указывают авторы учебников, и заочный опрос имеет
здесь свои ограничения. Самое главное из них — это
стереотипные ответы, или, как их называют, «клише».
Как бы ни была гарантирована анонимность, большин¬
ство опрашиваемых опасается за свою судьбу и не слиш¬
ком старается быть полностью откровенным. В силу это¬
го часто дают ответы формальные, отвечают так, как это
представляется обычным, принятым, стереотипным. Это
и есть «клише», штамп. «Поэтому имеет место, — пишут
Гуд и Хатт, — общая проблема уклончивости и клише
во всех социальных исследованиях» Г
Это замечание не раскрывает всей глубины пробле¬
мы. Так же глухо говорят о ней и другие американские
социологи. Единственное средство, которое предлагается
для преодоления «клише», — это постановка контроль¬
ных перекрестных вопросов. Но это техническая сторона
дела. Вопрос же стоит значительно глубже. По существу
надо дать социологическое объяснение такому факту,
как распространенность стереотипных ответов. Буржуаз¬
ные авторы не проводят такого анализа. Опасность
«клише» в значительной мере коренится в самих усло¬
виях американского буржуазного общества. Общая тен¬
денция буржуазной идеологии — выработать определен¬
ные стандарты мышления, создать из личности такие
стереотипы, которые соответствовали бы полностью нор¬
мам официальной буржуазной морали и идеологии,—
вступает здесь в противоречие с .намерением эмпириче¬
ской социологии получить объективную информацию.
Противоречие это, конечно, глубже, чем простое затруд¬
нение в применении определенного технического приема.
Однако оно очень ярко проявляется и в этом частном
вопросе, представляя собой яркий пример того, как в
саму технику социологического исследования вплетают¬
ся и общие условия проведения такого исследования, и
характер самого «материала» исследования.
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 164.
116
Что же касается конструирования опросов, то здесь
мы сталкиваемся с некоторыми проблемами, имеющими
большое методологическое значение, например с пробле¬
мой надежности информации, полученной в результате
опросов. Можно разделить эти проблемы на две боль¬
шие группы: техника конструирования опроса (будь то
путеводитель интервью или план анкеты) и проблема
репрезентативности, представительности данных.
Техника конструирования анкет включает в себя
проблему отношения пунктов опроса к центральной теме
исследования. Это значит, что вопросы должны быть
строго продуманы и расположены в таком порядке, что¬
бы с каждым новым вопросом все больше и больше
углубляться в предмет. Строгая логическая последова¬
тельность вопросов во многом обеспечивает успех полу¬
ченных результатов. В учебнике Гуда и Хатта, например,
излагаются требования, которым должна отвечать по¬
следовательность вопросов: 1) по мере развития вопро¬
сов интерес опрашиваемого должен расти; 2) более
сложные вопросы должны следовать за более простыми;
3) нельзя поспешно «ошарашивать» опрашиваемого во¬
просами, имеющими интимный характер; 4) вопрос не
должен требовать дополнительных пояснений; 5) вопро¬
сы в смысловом отношении должны спокойно следовать
один за другим, а не перемежаться скачкообразно
от одной темы к другой. Для того чтобы выработать
эту правильную последовательность вопросов, необхо¬
дима некоторая предварительная работа, подготови¬
тельные процедуры: «пайлот стади» — составление ру¬
ководства для анализа и «претест» — предварительная
проверка.
«Пайлот стади» составляется на основе логического
осмысления проблемы, приблизительного расположения
вопросов с точки зрения их очевидной целесообразности.
Это самый первый пробный вариант вопросника. Затем
этот вариант подвергается проверке в «претесте», когда
проводят пробный опрос по тому вопроснику, который
предварительно составлен. В результате пробного опро¬
са выбраковываются неудачные вопросы, вносятся дру¬
гие коррективы: в последовательность вопросов, их фор¬
мулировки и т. д. Наиболее часто встречающиеся при
составлении вопросников ошибки известны. Многолетняя
практика пользования анкетами и интервью позволяет
117
буржуазным социологам выделить эти наиболее типич¬
ные ошибки.
1. Недостаток порядка в ответах. Беспорядочность,
отсутствие логической связи, перепрыгивание с одного на
другое в ответах обычно бывают следствием недостаточ¬
но продуманной последовательности вопросов.
2. Ответы типа «все или ничего», отсутствие оттенков,
промежуточных ступеней. Как правило, в таких именно
ответах проявляется стереотип (который авторы учебни¬
ка считают результатом влияния пропаганды, печати,
радио и т. д.). Вопрос в таком случае лучше перефор¬
мулировать.
3. Высокий процент ответов «не знаю», «не понял»
свидетельствует о том, что сами вопросы не слишком
четки, двусмысленны или что вопросы адресованы не к
тем лицам, на компетентность которых можно рассчиты¬
вать.
4. Большое количество комментариев, не относящихся
к делу, тоже показатель плохой формулировки вопроса.
Так бывает, например, когда 'в закрытом вопросе не
предусмотрены все возможные варианты ответа.
5. Большой процент отказывающихся отвечать. Это
означает, что инструкция плохо составлена, цели иссле¬
дования не разъяснены достаточно или анонимность не
гарантирована и т. д.
6. Отклонения в ответах в зависимости от порядка
перечисления вопросов. Если, например, в закрытом
вопросе («нужное подчеркнуть») всегда стоит на первом’
месте один и тот же вариант ответа, он обычно набирает
наибольшее число «очков». Порядок перечисления це¬
лесообразно менять.
Другой важной методологической проблемой приме¬
нения опросов является проблема репрезентативности.
Сколько человек надо опросить, чтобы получить доста¬
точно представительный материал? И каковы должны
быть эти люди? Каковы принципы выбора? В эмпириче¬
ской социологии этому вопросу уделяется большое вни¬
мание. Достоинства и недостатки исследований оценива¬
ются с точки зрения их репрезентативности, идут дискус¬
сии о принципах репрезентации и т. д. При решении
этих вопросов социологи обращаются к статистике, к ее
методам, нормам представительности, подсчетам про¬
цента ошибок и пр. Здесь социология совершает то са¬
118
мое «вмешательство» в чужие области, о котором гово¬
рилось выше. Дело в том, что данные и приемы ста¬
тистики не просто используются, берутся в готовом
виде, а социологи сами производят все подсчеты, сами
параллельно со статистиками ведут дискуссии о прин¬
ципах репрезентативности, о формах выборки мате¬
риала и т. д.
Но, приступая к характеристике различных приемов
выборки, мы по существу уже переходим к характеристи¬
ке статистической процедуры в целом. Поэтому надо
сделать несколько предварительных замечаний о про¬
цедурах вообще.
2. Статистическая процедура и построение шкал
Процедура как общая форма или система действия
при исследовании имеет определенную связь с техникой:
для той или иной процедуры более или менее типичны те
или иные технические приемы. Но эту связь не следует
абсолютизировать: такие технические приемы, как, на¬
пример, наблюдение, опрос, могут сочетаться с различ¬
ными процедурами исследования. Процедура лишь опре¬
деляет, какие технические приемы преимущественно ис¬
пользуются в данной схеме исследования. В современ¬
ной буржуазной социологии различают в настоящее
время пять основных процедур исследования: статисти¬
ческую, экспериментальную, типологическую, историче¬
скую и выборочную. Не все из этих процедур в равной
мере связаны с эмпирическими исследованиями, хотя
все связаны с ними. После nepiBoft мировой войны в США
в связи с ростом эмпирических исследований особенно
широко распространилась статистическая процедура,
наиболее тесно и органически связанная с эмпирической
тенденцией в социологии.
Статистическая процедура предполагает, что социо¬
логическое исследование имеет дело с данными, полу¬
ченными статистикой. С самого начала в связи с рас¬
пространением статистической процедуры в социологии
начался спор о праве на существование количествен¬
ных методов в. социологии, о возможности квантифика¬
ции (т. е. количественного выражения) качественных
явлений. Этот спор не столько имеет отношение к самой
119
процедуре и технике исследования, сколько является
спором более глубокого, методологического порядка. По¬
этому суть его будет освещена ниже. Сейчас важно под¬
черкнуть, что статистическая процедура приобретала все
большую и большую популярность, несмотря на острые
дискуссии методологического плана между ее сторон¬
никами и противниками. Хотя эта процедура применяет¬
ся социологами, их заслуга в ее разработке сравнитель¬
но невелика.
Дж. Маккинни справедливо замечает: «Социологи
мало что дали для быстро развивающейся статистиче¬
ской теории. Основной вклад в этой области был внесен
математиками, генетиками, психологами, педагогами,
экономистами и биологами, работающими в сельском
хозяйстве. Социологи были заняты тем, что пытались
применить приемы, разработанные другими дисциплина¬
ми, заимствуя их оттуда» Г
Статистическая процедура получила настолько
широкое распространение в американской социологии,
что саму статистику стали часто рассматривать как
часть социологии. Это не означает, что статистика пре¬
кратила свое самостоятельное существование как опре¬
деленная дисциплина, но свидетельствует, что социологи
сами стали активно вторгаться в проблемы статистики.
Иногда параллельно с освещением ряда специальных
проблем в учебниках и работах по статистике социологи
сами берутся за обсуждение отдельных вопросов ста¬
тистического анализа. Особенно это касается двух основ¬
ных вопросов статистической процедуры: проблемы вы¬
борки и принципов построения шкал.
С этой целью в учебниках по социологии большое
место отводится объяснению этих вопросов. Гуд и Хатт
пишут: «В настоящее время выборка является столь су¬
щественной частью исследовательской процедуры, что
каждый социолог, хотя и не является экспертом по вы¬
борке, должен глубоко знать ее логику и ее основные
средства»1 2.
Известно, что выборочное наблюдение играет дейст¬
вительно важную роль в статистике. Когда обстоятель¬
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 246.
2 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 210.
12Q
ства затрудняют сплошное наблюдение, можно провести
наблюдение не всей совокупности случаев, а лишь неко¬
торых из них «на выбор», и тогда на основании сведе¬
ний, полученных относительно части, судить о характе¬
ристике целого. Статистика давно указала различные
способы выборки (шаблонирования). В большинстве
буржуазных учебников по социологии описаны три сле¬
дующих вида выборки: случайная (random sampling),
районированная (stratified sampling) и направленная
(purposive sampling). Все они дают необходимую ре¬
презентацию, но дают ее по-разному.
Случайная выборка заключается в том, что лица для
опроса выбираются произвольно из какого-то данного
целого. Выбор здесь осуществляется по принципу «шан¬
са». Но для того чтобы каждый случай (человек как
объект опроса) имел равную вероятность быть выбран¬
ным для опроса, нужно соблюдать несколько условий.
Эти условия также сформулированы в статистике, и бур¬
жуазные социологи по существу просто повторяют их:
рекомендуется иметь все сведения о целом, из которого
будет производиться выборка. Например, при изучении
причин разводов в каком-то городе надо, прежде чем
делать опрос «на выбор», получить лист записей всех
браков и всех разводов за определенный срок. Для
определения целого можно использовать телефонные
списки, различные картотеки и т. д.
Когда под руками имеется описание, перечень пока¬
зателей целого, весь список пронумеровывают и вытас¬
кивают произвольные номера (или с помощью рулетки,
или просто берется каждый n-ный случай).
Далее рекомендуется проверить всю технику и ис¬
ключить наиболее типичные ошибки: или неоднозначное
определение целого (например, взят список жителей го¬
рода десятилетней давности, в то время как опрос про¬
водится в настоящее время), или просто фактические
ошибки в списках, или осуществление выборки с пред¬
убеждением (например, опрос производится по принципу
«каждая пятая квартира», но осуществляется днем, а в
дневное время дома одни лишь домохозяйки. Поэтому
такая выборка не репрезентативна).
Для увеличения репрезентативности случайной вы¬
борки ее сочетают с выборкой районированной (страти¬
121
фицированной). Предварительно рассматриваемое це¬
лое подразделяется на определенные группы, однородные
в качественном отношении, а уж затем из каждой группы
делается случайная выборка. При проведении райониро¬
ванной выборки статистики рекомендуют учесть одно
правило: если целое однородно, то требуется меньшее
количество образцов (если берутся, например, лица од¬
ного года рождения, то количество опрошенных по ка¬
кому-либо вопросу может быть меньше, чем если имеется
смешанное в возрастном отношении население). Пропор¬
циональность выборки обеспечивается тем, что процент
каких-то определенных случаев, отобранных из каждой
группы, должен соответствовать проценту, который сама
группа составляет в целом. Так, например, если при ка¬
ком-то исследовании были переписаны все городские
семьи (целое) и было установлено, что по религиозному
признаку они делятся на три группы — католики, проте¬
станты, православные, то теперь важно установить про¬
цент католических семейств, протестантских и право¬
славных. Предположим, он распределяется следующим
образом: 30, 50, 20. Тогда и в выборочном случае должно
быть соотношение то же (т. е. если на выборку взяли
10 семей, то три должны быть католические, пять — про¬
тестантские и две — православные). Районированная вы¬
борка позволяет употреблять меньшее число образцов и
при этом дает большую точность.
Третий случай выборки — направленная, или ограни¬
ченная, выборка — очень специфичен и применяется ред¬
ко. Сущность ее заключается в том, что устанавливается
некоторая квота — ограничение, типичный случай. Опре¬
деляется этот типичный случай довольно произвольно —
по усмотрению самого исследователя. Например, вместо
того чтобы осуществлять случайную или стратифициро¬
ванную выборку из городов данного района с целью их
изучения по какому-либо признаку, берут условно один
город за типичный.
Кроме проблемы репрезентативности встает вопрос и
об адекватности выборки. Адекватной называется вы¬
борка, если она достаточно велика для того, чтобы быть
уверенным в постоянстве ее характеристик. Чтобы изме¬
рять это постоянство и непостоянство характеристик, на¬
до научиться определять величину ошибки при выборке.
122
Социологи используют данные статистики для опреде¬
ления этой величины L
Таким образом, из всех проблем статистической про¬
цедуры социологи прежде всего концентрируют внима¬
ние на определенном принципе выборки. При помощи
описанной техники можно достичь относительно высокой
точности при определении необходимых величин для
репрезентации. Но, как видно, здесь главную роль играет
именно статистика. Действительный вклад в эту техни¬
ку социология могла бы внести в том случае, если бы она
дала какие-то коррективы в эти статистические приемы
в зависимости от качества изучаемого социального объ¬
екта, если бы правильно было установлено соотношение
статистической и других процедур, если бы количествен¬
ный анализ сочетался с анализом качественным (не толь¬
ко формально, ко и по существу, т. е. с подлинной харак¬
теристикой качеств социальных явлений). Но все дело
именно в том, что статистическая процедура в социоло¬
гии применяется таким образом, что и само эмпириче¬
ское социологическое исследование начинает трактовать¬
ся как исследование чисто количественное. Это особенно
отчетливо можно видеть при знакомстве с другим важ¬
нейшим принципом статистической процедуры, как он
применяется в буржуазной социологии, — шкалирова¬
нием.
Построение различного рода шкал широко исполь¬
зуется в статистике, где вообще графические способы
изображения статистических данных могут иметь боль¬
шое значение. К таким графическим способам относятся
различные типы диаграмм — столбиковые, ленточные,
координатные, радиальные, секторные и другие; графи¬
ков, картограмм и т. д. Масштабная шкала является
важным элементом при построении графиков. Но техни¬
ка создания таких масштабных шкал—это специфиче¬
ская задача статистики. Однако в эмпирической бур¬
жуазной социологии вопрос о построении шкал ставится
как более общий вопрос социального исследования, так
1 Мы не приводим здесь предлагаемых расчетов, так как все
они гораздо компетентнее, систематичнее и подробнее излагаются в
учебниках статистики. Однако следует иметь в виду, что в амери¬
канских учебниках по социологии и эти вопросы излагаются, так
как считается, что все это необходимый элемент в образовании со¬
циолога.
123
как его связывают с принципиальной возможностью изо¬
бражать все социальные явления в виде определенного
количественного ряда.
Под шкалированием понимают возможность изме¬
рить определенные стороны социальных явлений и изо¬
бразить их в виде шкалы, т. е., иными словами, «это спо¬
собы превращения ряда качественных факторов (рас¬
сматриваемых как атрибуты) в количественные ряды
(рассматриваемые как переменные)»!. Определенные
качественные показатели располагаются при этом в не¬
прерывный ряд. Если, например, требуется сравнить
между собой и измерить величину семей, то составляют
ряд, в котором сначала расположены семьи, состоящие
из семи человек, далее — состоящие из шести, пяти, че¬
тырех человек.
В принципе социальные явления обладают такими
качественными характеристиками, которые можно рас¬
положить в количественные ряды. Собственно, во всяком
простом сравнении «больше», «меньше», «равны» мы уже
оперируем определенным количественным рядом. Одна¬
ко вопрос о степени измеряемости различных признаков
(черт) социальных явлений и, главное, вопрос о прило¬
жимости техники измерения к различным характеристи¬
кам социальных явлений , и вообще к различным явле¬
ниям — это острый методологический вопрос, вокруг
которого до сих пор идут споры и среди буржуазных
социологов — сторонников и противников количествен¬
ного метода. Для того чтобы определить, насколько осно¬
вательны в методологическом отношении все эти усилия,
надо познакомиться с самой техникой шкалирования и
общими принципами, непосредственно связанными с этой
техникой и ее определяющими.
В учебнике Гуда и Хатта названы следующие общие
принципы техники шкалирования.
Во-первых, всякое шкалирование предполагает, что
в изучаемом явлении существует какой-то непрерывный
ряд показателей — континуум (continuum). Установить
его можно, только глубоко вникнув в предмет исследова¬
ния (путем изучения литературы, консультаций, личных
наблюдений и т. д.). Здесь очень важно предварительное
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 232.
124
логическое осмысление проблемы, ибо только логическим
анализом в конце концов можно установить, каким обра¬
зом в данном социальном явлении можно выделить опре¬
деленный количественный ряд расположения тех или
иных качественных признаков.
Во-вторых, шкала -всегда должна обладать надеж¬
ностью (reliability), т. е. она постоянно должна давать
одни и те же результаты при одной и той же выборке.
Для проверки надежности шкалы можно или построить
другую шкалу, или произвести повторные подсчеты по
первой, или осуществить «метод раскола»: разделить
шкалу на две части и проверить каждую часть.
В-третьих, шкала должна обладать обоснованностью
(validity), т. е. измерять то, что она и должна измерять,
ради чего она создана. Обоснованность может быть про¬
верена логическим анализом или даже просто здравым
смыслом, а также опять-таки консультациями со специа¬
листами.
В-четвертых, в шкале должно быть правильным опре¬
деление пунктов (weighting of items); поскольку всякая
шкала есть перечень присутствующих или отсутствую¬
щих свойств, то необходимо, чтобы все эти свойства
(образующие пункты шкалы — items) были сравнимы
друг с другом, т. е. чтобы речь шла в каждом пункте об
одних и тех же свойствах.
В-пятых, сами пункты на шкале могут иметь двоякую
природу: это могут быть пункты директивные и прожек-
тивные. Директивными пункты являются в том случае,
если какие-то свойства указаны, названы и испытуемый
выбирает из них что-то и тем самым определяет степень,
меру того или иного свойства. Прожективными пункты
являются тогда, когда никаких указаний относительно
возможного соотношения свойств нет и опрашиваемый
сам определяет его. Такие шкалы очень часто приме¬
няются в психологии, но они имеют также распростране¬
ние в современной эмпирической социологии.
В-шестых, в шкале должно быть обеспечено равенство
пунктов, т. е. каждый пункт от другого должен отстоять
на равном интервале. Если что-то «вдвое» больше пред¬
шествующего, то следующий пункт должен снова быть
«вдвое» больше своего предшествующего (если шкала
строится по геометрической прогрессии), или если что-то
«настолько-то» меньше предшествующего, то следующий
125
пункт должен быть настолько же меньше и т. д. через
равные интервалы. Соблюдение этого правила считается
самым трудным при составлении шкалы, и большинство
социологов, употребляющих шкалы, знают, что достиже¬
ние такого «равенства пунктов» — дело почти невоз¬
можное.
Авторы учебника «Методы в социальных науках» по¬
сле изложения всех этих общих принципов техники шка¬
лирования сами делают довольно осторожный вывод
о том, что в действительности не существует шкалы, ко¬
торая является совершенно научной, абсолютно обосно¬
ванной, с нулевым пунктом и совершенно идентичными
пунктами. Но вместе с тем они высказываются за приме¬
нение шкал, предлагая такую логику в пользу шкалиро¬
вания: «Любая шкала, являющаяся надежной и обосно¬
ванной, независимо от грубости ее показателей, лучше,
чем вообще отсутствие шкалы, поскольку нельзя достичь
более точной техники» L
Так же осторожно оценивает технику шкалирования
и Дж. Маккинни: «Вопрос о возможности создания со¬
циологических шкал, использующих количественные
числительные, все еще остается на повестке дня. Такая
шкала должна обладать двумя особенностями: ее исход¬
ной точкой должен быть ноль, и каждый элемент шкалы
должен прибавлять равные меры увеличения. Согласно
взглядам некоторых социологов, только подобная шкала
будет давать «истинные» измерения. Является это пра¬
вильным или нет — это спорный вопрос. Ни одна из со¬
циологических шкал, используемых в настоящее время,
не обладает этими особенностями, все они являются
порядковыми шкалами. Современное социологическое
измерение является просто порядковым измерением»1 2.
Вместе с тем в практике социологических исследова¬
ний шкалы применяются довольно активно. В американ¬
ской эмпирической социологии описано пять типов
шкал: социальной дистанции, нормирования, ранжиро¬
вания, внутренней последовательности и шкалограммный
анализ.
1 W. Goode and P.Hatt, Methods in Social Research, p. 241, 242.
2 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 252.
J26
Шкала «социальной дистанции» включает в себя так
называемую шкалу Богардуса и различные социометри¬
ческие шкалы. Шкалы «социальной дистанции» приме¬
няются для «измерения» отношения какой-либо группы
к другой группе, к какому-либо социальному явлению
или к индивиду. Сама шкала характеризуется обычно
такими пунктами, как интимный, близкий контакт, до¬
брожелательность, равнодушие, неприязнь, враждеб¬
ность и т. д. В этих именно терминах и хотят опреде¬
лить «социальную дистанцию» между различными груп¬
пами.
Заметим сразу же, что весьма расплывчатое поня¬
тие «социальная дистанция» трактуется здесь субъекти¬
вистски: она сводится к различным типам «восприятия»
одних социальных групп другими и полностью игнори¬
рует объективные признаки в положении различных
групп, которые и выразили бы действительные различия
между группами, определяющие ту «дистанцию», кото¬
рая между ними существует.
Шкала «социальной дистанции» впервые была приме¬
нена Богардусом, поэтому ее и называют иногда по его
имени. Богардус определял взаимоотношения, «социаль¬
ные дистанции» между различными этническими груп¬
пами в США; им было опрошено 1725 американских
граждан об их отношении к таким этническим группам,
как англичане, шведы, поляки, корейцы. Опрос был про¬
изведен по различным пунктам, выяснялась реакция аме¬
риканцев на названные группы по самым разнообразным
показателям.
Цепь этих показателей, последовательное расположе¬
ние их в ряду истолковывались как определенный кон¬
тинуум, т. е. непрерывная линия степени «приемлемости»
для американских граждан представителей тех или иных
этнических групп.
«Пункты» шкалы были названы следующие: («при¬
емлемость» распространяется) до установления родства
посредством брака; до участия в одном клубе на правах
близкого друга; до соседства на одной улице; до общей
занятости в «моей» профессии; до общего гражданства
в «моей» стране; до восприятия только в качестве посе¬
тителя «моей» страны; до нежелательности вообще при¬
сутствия в «моей» стране. Результаты были сведены в
следующую таблицу.
127
Таблица 1
Реакции 1725 американцев на четыре различных
этнических меньшинства1
(В %)
О)
До участия в!
одном клубе 1
на правах
близкого
друга |
(3)
(4)
(5)
(6)
(7)
До установ¬
ления родст¬
ва посредст¬
вом брака
До соседства
на одной
улице
До общей за¬
нятости в мо¬
ей профессии
До общего
гражданства
в „моей“
стране
До восприя¬
тия только
в качестве
посетителя
.моей“ страны
До нежела¬
тельности
присутствия
в „моей*
стране
Англичане
93,7
96,7
97,3
95,4
95,9
1,7
0,0
Шведы . .
45,3
62,1
75,6
78,0
86,3
5,4
1,0
Поляки . .
11,0
11,6
28,3
44,3
58,3
19,7
4,7
Корейцы .
1,1
6,8
13,0
21,4
23,7
47,1
19,1
Эти же результаты далее были изображены в виде
схемы:
Затем эта кривая была проанализирована. Мы опу¬
скаем длинные рассуждения относительно значения
крутизны подъема, спуска, величины угла между ними
и т. д. Одно лишь рассуждение может проиллюстриро¬
вать крайне формальный и вместе с тем идеологически
обусловленный характер всей аргументации.
«Преимущество (!) англичан над поляками не только
в том, что их линия пересекает перпендикуляр на болеё
высокой точке, чем у поляков, но также и в том, что
1 Приводится по учебнику В. Гуда и П. Хатта.
128
дистанция между двумя кривыми больше в позиции 1,
чем в позиции 5»1. На основании этого был сделан вы¬
вод: американцы оценивают англичан значительно вы¬
ше, чем поляков, при рассмотрении возможности
вступать с ними в родственные отношения путем брака.
А вот в вопросах согласия быть «согражданами» разни¬
ца в оценках англичан и поляков со стороны амери¬
канцев значительно меньше. Точно так же оценивалась
и «социальная дистанция» между американцами и каж¬
дой из других этнических групп.
Очевидно, что сложнейшая техника здесь приводит
в общем к очень незначительным по своей содержатель¬
ности выводам. Трудно сказать, может ли такая шкала
иметь значение даже в ограниченном смысле, так как
вопрос о ее применимости упирается в более глубокий
методологический и теоретический вопрос — в вопрос
о содержании понятия «социальная дистанция». Если
«социальная дистанция» определяется такими показате¬
лями, как желательность или нежелательность заключе¬
ния браков, совместного проживания на одной улице,
то это чисто внешняя, произвольно сконструированная
характеристика взаимоотношений между национальны¬
ми группами (или социальными группами, исследован¬
ными при помощи аналогичных шкал).
Вообще говоря, сама идея исследовать характер отно¬
шений между различными национальными или социаль¬
ными группами, безусловно, правомерна в социологии.
Можно даже согласиться с тем, что на каком-то этапе
исследования не столько выясняются объективные усло¬
вия жизни исследуемых групп, сколько изучаются отно¬
шения между ними (при объяснении этих отношений
прежде всего объективными условиями жизни групп).
Но в таком исследовании методологически важно решить
два вопроса: во-первых, какие показатели выбрать для
характеристики взаимоотношений и, во-вторых, как за¬
тем причинно объяснить данный характер взаимоотноше¬
ний. Разумеется, для выбора критериев оценки взаимо¬
отношений между группами не могут не иметь значение
такие факторы, как общая природа социального строя,
характер разрешения национальных проблем, суще¬
ствующие традиции во взаимоотношениях между нацио-
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 246.
9 Г. M. А и дресва
129
дальними группами и т. д. Наличие откровенных форм
расовой сегрегации по отношению к неграм в США вы¬
зывает 'К жизни такие критерии по отношению к другим
национальным группам, как допустимость «соседства на
одной улице» или «членства в одном клубе». Но характер
подобных критериев очень случайный, и они совершенно
формальны, если взяты в отрыве от классовой принад¬
лежности членов групп, от условий их жизни.
Другим видом шкал «социальной дистанции» являют¬
ся социометрические шкалы. Социометрия вообще из¬
вестна как распространенный метод, применяемый рань¬
ше всего и прежде всего психологами. Одним из тех, кто
начал популяризировать применение социометрии имен¬
но как техники социологического исследования, был
Дж. Морено. Социометрия развивалась в непосредствен¬
ной связи с идеями психосоциологической школы, изве¬
стной под названием микросоциологии L
Главная идея микросоциологии — наличие в обществе
кроме макроструктуры еще и микроструктуры (опреде¬
ленной совокупности психологических отношений инди¬
вида к окружающим, выраженных в чувствах симпатии
или антипатии) — положена в основу социометрического
метода вообще и конструирования социометрических
шкал в частности. Социометрические шкалы тоже из¬
меряют «социальную дистанцию» между индивидами в
группах, но характеризуют эту дистанцию в терминах
симпатии и антипатии или притяжения и отталкивания.
Социометрические шкалы многократно применялись Мо¬
рено и его учениками при исследованиях в школьных
классах, в тюрьмах, в промышленности.
Суть социометрической шкалы в том, чтобы предста¬
вить опять-таки в виде определенного количественного
ряда отношение индивида ко всем другим членам груп¬
пы по принципу, кто ему наиболее симпатичен, просто
симпатичен и так далее до самого несимпатичного. Тех¬
ника применялась для расстановки рабочей силы в груп¬
пах на производстве, для пересаживания в школьном
классе детей в целях обеспечения лучшей дисциплины,
1 См. критический анализ микросоциологии в работе М. Ш. Ва¬
хитова «Об одной «новейшей» социальной утопии», М., 1959, и в рабо¬
те А. А. Кондакова «Фальсификация общественных отношений аме¬
риканской лжесоциологией — социометрией», Орджоникидзе, 1960.
130
для выбора оптимального варианта расселения работниц
в общежитиях предприятия, для размещения рабочих за
столами в столовой и т. д. Социометрическая шкала раз¬
рабатывается так, чтобы результаты измерений могли
быть записаны графически: в форме социометрических
матриц или в форме социограмм. Пример социометри¬
ческой шкалы приводится в учебнике Гуда и Хатта.
В одном из классов школы каждому ребенку позво¬
ляла сделать три выбора таких учеников, с которыми он
хотел бы работать в школьном комитете. Запись в виде
социометрической матрицы приобретает такой вид:
9*
131
Отсюда видно, что больше всего выборов получил Ж,
далее следуют И и Л, менее всего набрал 3, а такие уче¬
ники, как К, М, Н, О, вообще никем не выбраны. Техника
позволяет судить, таким образом, о степени общитель¬
ности, популярности среди товарищей и т. д. Кроме того,
эта же техника позволяет учитывать пожелания членов
группы при необходимости их размещения в каких-либо
комбинациях, например при рассаживании за партами
и т. д.
Та же самая запись может быть предложена и в дру¬
гой форме — в форме социограммы. Применяются сле¬
дующие обозначения:
— девочка,
— мальчик,
— отсутствующий,
— односторонний
выбор,
— взаимный
выбор.
132
При помощи такой схемы изображена та же самая
система выборов, которая ранее изображалась в форме
таблицы-матрицы. В работе Морено «Социометрия»1
приводятся различные формы социограмм, которые были
применены при исследованиях, проведенных в одной из
ремесленных школ. Суть исследования заключалась в
том, чтобы добиться наилучшего с точки зрения удовлет¬
ворения запросов испытуемых распределения девочек
за столами в столовой. Морено предложил три различ¬
ных проекта, согласно которым можно было бы произве¬
сти рассаживание. Первый проект получил название
«laissez faire», и суть его заключалась в том, что 21 де¬
вочке предоставлялась абсолютная свобода в выборе
мест при рассаживании за столами. Естественно, возни¬
кали противоречия, при выборе соседей сталкивались
различные интересы, и эффективность проекта была не¬
значительной. Второй проект «автократический», когда
рассаживание осуществлялось по воле надзирательницы
и личная инициатива девочек была подавлена. Нако¬
нец, третий проект «демократический», когда девочек
предварительно опрашивали о предпочитаемых выбо¬
рах, затем тщательно изучали эти данные, а уж потом
осуществляли рассаживание, стремясь максимально
удовлетворить все заявки. На основе очень сложных
рассуждений и подсчетов решено было рассадить дево¬
чек «оптимальным вариантом», что и было зафиксиро¬
вано в виде социограммы, которая яляется также разно¬
видностью социометрической шкалы. Морено придает
очень большое значение такой технике, утверждая, что
при ее помощи можно добиться если не 100, то 80%
удовлетворения запросов членов группы1 2.
Следует сказать, что социометрические шкалы при¬
меняются другими социологами довольно редко. Больше
того, техника Морено встречает сейчас среди многих
американских социологов довольно ироническое отноше¬
ние. Однако это не есть критика принципиальных мето¬
дологических позиций социометрии, а скорее критика за
то, что плоские, наивные выводы и громоздкая техника,
неадекватная выводам, компрометируют общее для
1 См. Дж. Морено, Социометрия, М., 1958, стр. 120—136.
2 Там же, стр. 129.
133
всей эмпирической 'Социологии увлечение шкалирова¬
нием.
Шкалы нормирования (оценочные шкалы). Это отно¬
сительно простой тип шкал, хорошо известный на прак¬
тике, хотя и без данного названия. Шкала нормирова¬
ния— это обычная система оценок, применяемая в лю¬
бом учебном заведении. Для применения этой шкалы
нужны три элемента: явления, подлежащие оценке,
«судьи», которые эти оценки проставляют, и контину¬
ум— тот непрерывный ряд, «вдоль» которого и располо¬
жены оценки. В американской социологии эти шкалы
применялись при изучении работы персонала в различ¬
ных учреждениях, «престижа» различных профессий, эф¬
фективности преподавания и т. д. При использовании
такого типа шкал всегда обращают внимание на тща¬
тельный отбор «судей»: их компетентность, добросовест¬
ность. Сама форма записи может быть двоякой: графи¬
ческой и описательной.
Графическая техника состоит в том, что на отрезке
прямой линии отмечается несколько точек, около каж¬
дой указана, например, характеристика какого-либо ка¬
чества объекта. «Судьям» предлагают поставить значок
в той точке прямой, где обозначенная характеристика,
по их мнению, соответствует наиболее полно качеству
объекта. Самую обычную пятибалльную систему оценки
знаний учащихся можно было бы графически изобразить
так:
отличные
знания
хорошие
знания
удовлетво- неудовлет- совсем от-
рительные верительные сутствуют
знания знания знания
Тогда при ответе каждого ученика учитель должен
был бы поставить значок в одной из пяти точек («двой¬
ка» выглядела бы так, как изображено на графике).
Аналогичная техника может быть применена и судьями
на спортивных состязаниях. При описательной технике
дается простой перечень возможных оценок, при помощи
которых надо оценить те или иные общественные явле¬
ния. Количество и наименование этих оценок опреде¬
134
ляются заранее. Их могут проставлять сами опрашивае¬
мые, которые в данном случае и являются «судьями».
Именно в такой форме были записаны результаты
известного американского исследования «престижа»
профессий.
Национальный Исследовательский центр мнения со¬
вместно с рядом организаций университета Огайо про¬
вел опрос большого количества американцев относитель¬
но «престижа» различных профессий. Было перечислено
90 профессий, и каждому опрашиваемому предлагалось
оценить каждую из этих профессий по пятибалльной си¬
стеме: «отлично», «хорошо», «средне», «немного ниже
среднего» и «плохо». П. Хатт и С. Норт приводят полные
результаты опроса L Против каждой профессии указано,
сколько процентов отвечающих поставило этой профес¬
сии данную оценку. Воспроизводим таблицу с сокраще¬
ниями.
Профессия
„Отлично"
(В %)
„Хорошо"
(в %)
.Средне"
(в %)
£ о
» £ —
х.
„Плохо"
(в %)
1
2
3
4
5
! 6
Судья Верховного суда
США
83
15
2
Врач
67
30
3
—
—
Губернатор штата ....
71
25
4
—
—
Дипломат
70
24
5
1
1
Мэр большого города . .
57
36
6
1
—
Профессор колледжа . .
53
40
7
—
—
Ученый
53
38
8
1
—
Банкир
49
43
8
—
—
Министр
52
35
11
1
1
Архитектор
42
48
9
1
—
Химик
42
48
9
1
—
Зубной врач
42
48
9
1
—
Ядерный физик
48
39
11
1
1
1 Р. К. Hatt and С. С. North, Prestige Ratings of Occupations.
“Man, Work and Society”.
135
(Продолжение)
1 1
2 1
3 1
4 1
5 1
6
Психолог
38
49
12
1
—
Пилот
35
48
15
1
1
Социолог
31
51
16
1
1
Биолог
29
51
18
1
1
Музыкант симфоническо-
го оркестра
31
46
19
3
1
Экономист
25
48
24
2
1
Учитель начальной школы
26
45
24
3
2
Фермер
19
46
31
3
1
Журналист (в газете) . .
13
51
32
3
1
Электрик
15
38
43
4
—
Репортер ежедневной га¬
зеты
9
43
43
4
1
Страховой агент ....
7
34
53
4
2
Полицейский
11
30
46
11
2
Механик гаража ....
4
21
57
17
1
Оператор на фабрике . .
4
20
53
20
3
Парикмахер
3
17
56
20
4
Повар ресторана ....
3
13
44
29
11
Певец ночного клуба . .
3
13
43
23
18
Шофер такси
2
8
38
35
17
Докер
2
7
34
37
20
Дворник
1
7
30
37
25
Чистилыцик сапог ....
1
2
13
28
56
Полная таблица значительно сложнее и подробнее,
но суть применения данной техники ясна и из приведен¬
ной части. Громоздкий технический аппарат здесь снова
применяется ради получения довольно банальных выво¬
дов: очевидно и без таблиц, что положение чистильщика
сапог может быть лишь на другом «полюсе» шкалы по
сравнению с членом Верховного суда США. Правда,
авторы в дальнейшем проводят некоторую группировку
и дают шкалу целых групп профессий. Но анализ от это¬
го не становится более глубоким. Он ограничивается
простой сводкой цифр, не содержит в себе хоть сколько-
нибудь удовлетворительного дальнейшего их истолко¬
вания.
Шкалы ранжирования (классификации) очень близ¬
ки к оценочным шкалам. Однако здесь отсутствует со-
136
ставленный заранее перечень оценок, а шкала образует¬
ся (в простейшем случае) путем сравнения двух харак¬
теристик между собой, так .называемых парных сравне¬
ний (paired comparisons): требуется, например, из двух
выбрать то, что «лучше», «сильнее» и т. д. При приме¬
нении этой техники также необходимы «судьи». В стати¬
стике шкалы ранжирования или ранжированные ряды
имеют, как известно, большое применение. Когда резуль¬
таты каких-либо измерений записаны в упорядоченном
виде, то это дает основания сделать какие-то первые
выводы относительно полученных данных и т. д. Особен¬
но наглядным ранжированный ряд является тогда, когда
интервалы в нем (расстояния от одного значения до дру¬
гого) равны. В американской эмпирической социологии
такие ранжированные шкалы с равно расставленными
интервалами выделяются иногда даже в особый тип
шкал и их именуют «шкалой Тёрнстоуна», по имени со¬
циолога, впервые применившего эту статистическую тех¬
нику в социологическом исследовании.
Обычно указывают на такой недостаток этих шкал,
как возможность большой субъективности «судей».
Дж. Маккинни утверждает, однако, что именно шкалы
ранжирования представляют собой «основную линию в
развитии шкал» L Именно усовершенствование этой шка¬
лы дало следующий тип шкал — шкал внутренней после¬
довательности.
Шкалы внутренней последовательности в своем про¬
стейшем виде разработаны также Тёрнстоуном. Понимая
сложность проблемы «судей», Тёрнстоун задался целью
построить шкалу таким образом, чтобы опрашиваемый
не имел перед собой готового набора оценок, а чтобы
шкала получилась на основе собственного выбора опра¬
шиваемых. Это называется принципом голосования (vo¬
ting). Сам Тёрнстоун дает пример. Исследовался вопрос
об отношении церкви к индивидуализму. Проблема
формулировалась так: церковь должна преодолеть тен¬
денцию верующих к индивидуализму. Отвечающий не
должен был просто согласиться или не согласиться с
с этим тезисом. Он мог установить оттенок в своем отно¬
шении к данной проблеме. Указывалось пять возможных
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 253.
137
оттенков отношения, и опрашиваемый выбирал тот отте¬
нок, который соответствовал его мнению.
Вопрос
1
2
I
3
4
5
Церковь должна
преодолеть тен¬
денцию верую¬
щих к индивидуа¬
лизму
Совер¬
шенно
согласен
Согласен
Неопре¬
деленно
Не сог¬
ласен
Совер¬
шенно
не сог¬
ласен
Поскольку опрашиваемому самому предлагалось
определить свой выбор, постольку, по мнению Тёрнстоу-
на, достигалась большая объективность. Но встает про¬
блема искренности ответа самих опрашиваемых. Где га¬
рантия того, что ответ искренен, что он по крайней мере
соответствует тому, что в действительности думает отве¬
чающий? Кроме того, само формулирование возможных
выборов тоже осуществляется «судьями»; значит, их
субъективность вполне может проявиться и в этой фор¬
ме. Некоторые другие в,иды шкал внутренней последова¬
тельности еще ярче демонстрируют, что в самих принци¬
пах построения шкал много весьма сложных и нерешен¬
ных методологических проблем.
Специфическим видом шкал этого рода является так
называемый ресторанный вопрос. В этом случае шкала
строится по принципу меню, т. е. опрашиваемому пред¬
лагается набор ответов и он сам должен выбрать то, что
ему подходит. В исследовании Мёрфи и Ликерта, посвя¬
щенном проблеме негров в США, применялся этот тип
шкалы. Хотя Гуд и Хатт замечают, что в предшествую¬
щем типе шкалы трудно было ставить острые социаль¬
ные вопросы, так как не все решились бы искренне отве¬
тить на них и так как оценки были бы субъективны,
новый вид шкалы — «ресторанный вопрос» — мало что
изменяет в этом отношении. Единственное, что здесь до¬
бавляется, — это большая «постепенность», «внутренняя
последовательность» в степенях отличия ответов. Напри¬
мер, опрашивающим задавался вопрос: «В сообществе,
где негры превосходят белых в численном отношении,
при каких обстоятельствах оправдано линчевание нег¬
ров?» Ответы предлагались такие:
138
а) никогда;
б) в крайне исключительных случаях, когда особо
серьезное преступление против белого требует быстрого
наказания;
в) как наказание за любое грубое преступление про¬
тив белого;
г) как (наказание за какой-либо грубый проступок
(уголовный или исключительную наглость), совершен¬
ный против белого;
д) как наказание за любую дерзость против белого.
В другом исследовании вопрос строился так:
«В сообществе, где негры превосходят белых в чис¬
ленном отношении, негр, который проявил наглость по
отношению к белому, должен быть:
а) прощен или изолирован;
б) наказан выговором;
в) оштрафован или заключен в тюрьму;
г) не только оштрафован или заключен в тюрьму,
но также подвергнут телесному наказанию (отхлестан
и т. д.);
д) линчеван»1.
Весь этот пример — яркая иллюстрация мнимой «не¬
зависимости» и «нейтральности» техники исследований
от идеологических проблем. Здесь фальшивость этой
претензии выступает совершенно отчетливо. Тот самый
субъективизм «судей», против которого так прилежно
борются исследователи, здесь проявляется не как их
личный субъективизм, а как определенная социальная
позиция всей социологии в целом. Еще и еще раз
вспоминаются слова Р. Миллса о том, что любой социо¬
лог с его эмпирическими исследованиями находится пре¬
жде всего внутри данной системы общественных отно¬
шений. Всякое исследование такого рода не может пре¬
тендовать на то, чтобы хоть на йоту выйти за пределы
данной системы, данного общества. В приведенном при¬
мере сама техника блестяще иллюстрирует это. Вся си¬
стема национальных отношений в США, позорная тради¬
ция расизма находят свое выражение в формулировании
социологом приведенных пунктов ответа, степеней «вну¬
1 G. Murphy and R. Likert, Public Opinion and the Individual,
New York, 1938, p. 17—18.
139
тренней последовательности», каждая из которых —
слепок, определенное идеологическое отражение социаль¬
ной практики американского общества. «Ресторанный
вопрос» напрасно претендует на большую «объектив¬
ность», чем шкала Тёрнстоуна, ибо сама структура
предлагаемых вариантов ответа не выходит за преде¬
лы общего мировоззрения, за пределы определенных
идеологических принципов. В этом смысле ’ техника
эмпирического исследования никогда не сможет пол¬
ностью перешагнуть классовую позицию исследова¬
теля.
Примеров, подтверждающих эту истину, можно при¬
вести сколько угодно. Вот еще один тип шкалы внутрен¬
ней последовательности — так называемый рассказ-ин¬
тервью (story interview). Гуд и Хатт описывают одно
исследование, касающееся жизни горняков. Интервьюер
хочет выяснить мнение определенного коллектива людей
по поводу событий, происшедших в одном из районов
Восточной Пенсильвании. Для этого он предлагает вни¬
манию слушателей следующий рассказ: «Антрацитовые
каменноугольные копи в Восточной Пенсильвании были
«слабой» отраслью индустрии перед депрессией. В 1930 г.
закрылось еще большее число рудников; компания ре¬
шила придержать уголь в земле до тех пор, пока цены
на него не поднимутся. Возникли большая безработица
и бедствия среди горняков. В эти годы безработные
горняки начали спускаться в бездействующие рудники и
добывать оттуда уголь. Они делали это без вмешатель¬
ства местной полиции, так что никакая сила не приме¬
нялась. Они сами отапливались этим углем и продавали
его». Дальше следовал вопрос: «Что Вы думаете об
этом образе действий части безработных горняков?»
Предлагалась серия возможных ответов:
0. Я одобряю.
1. Я думаю, это могло бы быть правильным, если они
действительно бедствовали, но я сомневаюсь в этом.
2. Я не могу решить.
3. Я полагаю, что это плохо, но я должен уточнить
мои чувства. Например, я думаю, что это плохо с их
стороны — продавать уголь, но ничего плохого нет, если
они сожгли его, чтобы согреться.
4. Я не одобряю и не могу позволить себе отнестись
к этому с симпатией,
НО
По мнению авторов исследования, здесь более полно
можно выяснить мнения людей, возникающие при рас¬
сказе, ибо они не встречаются с затруднениями, которые
бывают при кратких вопросах анкетного типа. Различие
в этом смысле действительно существует, но оно поисти¬
не десятистепенного толка. Оно может иметь значение
именно в сфере таких незначительных деталей, которые
имеют смысл лишь в том случае, когда само исследова¬
ние касается какой-то очень ограниченной, частной, вто¬
ростепенной стороны социальных отношений. Этот огра¬
ниченный подход эмпирической социологии создает впе¬
чатление значительности подобных различий в технике.
Весь фокус внимания переносится в эту искусственно
ограниченную область. При исследовании таких слож¬
нейших социальных проблем, как безработица, различ¬
ные формы классовой борьбы трудящихся, социология
может подняться до действительно научного анализа
лишь в том случае, если продуманы и решены методо¬
логические вопросы более «высокого» порядка. И когда
техника эмпирического исследования будет подчинена
общей идее исследования, тогда просто отпадут многие
спорные проблемы чисто технического плана, ибо станет
ясным, что действительно важна «большая» логика иссле¬
дования, а не сами по себе расхождения в логических
обоснованиях узкой техники.
Шкалограммный анализ (шкала Гуттмана). Шка¬
ла, предложенная Гуттманом и широко используемая в
настоящее время, ставила своей целью дальше усовер¬
шенствовать технику шкалирования. Гуттман подверг
критике все существующие шкалы за их «многомер¬
ность». Суть этой критики заключается в следующем:
если мы, отмечал он, имеем количественный ряд каких-
нибудь показателей, то в нем наблюдается определенная
последовательность, однако это последовательность ка¬
ких-то характеристик, взятых в целом, «многомерно». Но
ведь каждое качество, свойство, отношение имеет много
сторон. Как же сделать так, чтобы получить последова¬
тельность оценок каждой отдельной стороны шкалируе¬
мых пунктов?
Шкалограммный анализ Гуттмана предполагал та¬
кой порядок расположения пунктов на шкале, чтобы в
зависимости от ответов на них все опрошенные могли
быть размещены в один ряд, так сказать «по ранжиру».
141
Для этого все отвечающие наиболее «благожелательно»
на данный вопрос размещались в начале ряда, а отве¬
чающие наименее «благожелательно» — в конце ряда.
Глядя на то, как распределились отвечающие по такому
«ранжиру», можно одновременно видеть и то, как они
ответили на интересующий нас пункт. Для пояснения
этой техники Гуттман привел простейший пример из ра¬
боты «Американский солдат». Каждому солдату задава¬
лись вопросы относительно его роста, которые были
сконструированы так:
1. Вы выше 6 футов ростом? Да. Нет.
2. Вы от 5,5 до 6 футов? Да. Нет.
3. Вы от 5 до 5,5 фута? Да. Нет.
4. Вы ниже 5 футов? Да. Нет.
Затем составлялась таблица.
Знак X ставится против порядкового номера опраши¬
ваемого в графе «Да» против того вопроса, на который
он ответил утвердительно. Тогда этому же опрашивае¬
мому (в его горизонтальной строчке) знак X ставится в
графе «Нет» против всех остальных вопросов. В данном
примере первый ответил «да» на 1-й вопрос, следова¬
тельно, «нет» — на 2, 3 и 4-й вопросы; соответственно
второй ответил «да» на 2-й вопрос, а «нет» — на 1, 3 и
4-й вопросы.
Из таблицы видно, что порядковый номер солдата
(в данном случае соответствующий его месту в ряду «по
росту») одновременно указывает и тот пункт вопросника,
на который данный солдат ответил утвердительно (вто¬
рой солдат ответил утвердительно на 2-й пункт, третий
солдат утвердительно ответил на 3-й пункт и т. д.). Гут¬
тман ввел особое понятие «воспроизводимость» (repro¬
ducibility), которое означает такое свойство предложен-
142
пых шкал, что при Помощи их можно на основании места
опрашиваемого в ряду воспроизвести и характер его
ответов на каждый вопрос. Шкалограммному анализу,
предложенному Гуттманом, приписывают очень большое
значение. Считается, что это подход к решению вопроса
о том, как шкалировать сложные, комплексные социаль¬
ные явления таким образом, чтобы одновременно в коли¬
чественный ряд располагалась не одна, а несколько ка¬
чественных характеристик.
Однако возможности шкалограммного анализа, как
и вообще шкал различного типа, сильно преувеличены.
Практика эмпирических исследований показывает, что
никаким «ключом» к действительному анализу социаль¬
ных явлений эта техника служить не может. Вопрос о
крайних пунктах шкалы, о величине интервалов, об из¬
бранных единицах измерения настолько сложен, что
пока его можно считать решенным лишь для простейших
случаев. Статистика, в частности, применяет различные
типы шкал при подсчетах, описаниях совершенно кон¬
кретных, простых характеристик. Когда социологи берут¬
ся за шкалирование сложных, комплексных социальных
явлений, когда хотят перевести на язык цифр явления,
не поддающиеся такому примитивному переводу, то ре¬
зультаты оборачиваются конфузом. В большой работе
под редакцией П. Лазарсфельда «Язык социального ис¬
следования» приводятся примеры таких неудач. Так, при
измерениях «социально-экономического статуса» группы
людей, осуществленных в Вермонте, были получены со¬
вершенно различные результаты при использовании раз¬
личных типов шкал L Сами индексы характеристик этого
статуса были выбраны по-разному; в каждом выборе до¬
пускалась та или иная мера субъективизма. В итоге
результаты оказались несравнимыми, а сама ценность
каждой из примененных шкал весьма сомнительной.
Попытка применять шкалы к изучению действитель¬
но значительных общественных явлений (как это было
в приведенных примерах относительно безработицы и
негритянского вопроса) дает настолько несостоятельные
в научном отношении результаты, что является лишь
яркой иллюстрацией недопустимости механического пе¬
реноса этой техники из области психологии на социоло-
1 “The Language of Social Research”, Glencoe, 1955, p. 66.
143
гические исследования. Все это не отрицает, разумеется,
того, что в определенных случаях имеет значение и ко¬
личественная характеристика каких-то сторон социаль¬
ных явлений, которая иногда наглядно может изобра¬
жаться и при помощи построения определенного вида
шкал. Однако при всех обстоятельствах техника таких
подсчетов не может быть абсолютизирована, она может
выполнять лишь подсобную роль в анализе, и формы,
мера ее применения будут иметь значение лишь тогда,
когда им будет отведено надлежащее место.
Мы уделили много времени характеристике статисти¬
ческой процедуры потому, что именно с ее развитием
прежде всего связано развитие эмпирической социоло¬
гии. Но и вторая из существующих процедур имеет боль¬
шое значение в эмпирической социологии. Это экспери¬
ментальная процедура.
3. Социальный эксперимент и проблема моделирования
Проблема эксперимента в социологии — одна из наи¬
более сложных и спорных проблем. Только очень серьез¬
ная методологическая обоснованность решения этой про¬
блемы может дать удовлетворительный результат. В са¬
мом деле, возможен ли социальный эксперимент? Если
да, то в каких формах и каких границах? Эти вопросы
встали, естественно, перед эмпирической социологией с
большой остротой, ибо касались существа трактовки ее
подхода к действительности — подхода, опирающегося,
как это было провозглашено, исключительно на факты,
на опыт и т. д.
«Много чернил пролито, — пишет Дж. Медж, — в
диспутах относительно возможности эксперимента в со¬
циальной науке. Ученые мужи, высказываясь о научном
методе, приходили к единому мнению о том, что без экс¬
перимента научная последовательность будет неполной;
таким образом, те, кто занимались социологическими
исследованиями и претендовали на место в рядах уче¬
ных, естественно, пытались показать, что они также в
состоянии проводить эксперимент» L Аналогия с есте¬
ственными науками, которая все время, как призрак,
стояла у колыбели эмпирической социологии, приводила
1 /. Madge, The Tools of .Saci-ad Science, p. 254.
144
к выводу, что «возведение» социологии в ранг науки воз¬
можно только при условии усвоения ею эксперименталь¬
ной процедуры, при условии доказательства того, что
эксперимент возможен и необходим в социологии. Осо¬
бенное увлечение экспериментом в американской социо¬
логии наблюдалось в 20—30-х годах. С этим увлечением
связано и возникновение так называемых социологиче¬
ских лабораторий.
Однако ни тогда, ни сейчас понятие «эксперимент» не
употреблялось в социологии в том значении, в каком оно
употребляется в естественных науках. Сама возможность
наблюдения совершенно изолированного факта в есте¬
ственных условиях или искусственное воспроизведение
этого факта в лабораторных условиях — дело для социо¬
логии почти недоступное. Это не означает, однако, что
эксперимент вообще невозможен в социальных науках.
Ведь и в естествознании наряду с обычной, традицион¬
ной формой лабораторного эксперимента существует и
такая его форма, которая иногда называется «полевое
исследование» или «полевой эксперимент». В этом слу¬
чае явление не изолируется от тех связей, в которых оно
нормально существует, а рассматривается в естествен¬
ных условиях, но в эти естественные условия как бы
«вводятся» некоторые дополнительные факторы, и уче¬
ный исследует те изменения, которые происходят под
влиянием этих факторов. В такой форме эксперимент
возможен и в общественных науках, хотя, конечно, он
приобретает здесь целый ряд специфических особенно¬
стей. Проблема изучения таких особенностей — важней¬
шая проблема социологии. Нельзя сказать, что эмпири¬
ческая социология нашла удовлетворительное решение
этой проблемы.
Прежде всего до сих пор продолжает существовать
неясность в отношении форм социального эксперимента.
Под понятием «экспериментальное» исследование нача¬
ли очень скоро понимать либо исследование просто с
точной фиксацией наблюдения с некоторым изменением
его условий, либо создание определенных моделей со¬
циальных явлений. Таким образом, об эксперименте ста¬
ли говорить в эмпирической социологии в довольно ус¬
ловном смысле. Дж. Маккинни отмечает: «Даже сегодня
термин (имеется в виду «эксперимент». — Г. А.) часто
применяется к эмпирическим исследованиям, к которым
Ю Г. М. Андреева
145
он, ясно, не подходит, если исходить из действительно
применяемой процедуры»1.
Тем не менее проблемам эксперимента уделяется
большое внимание в социологической литературе. С од¬
ной стороны, разрабатываются общая схема социального
эксперимента, его логика, его классификация, с другой —
осуществляются и описываются конкретные эксперимен¬
ты в различных областях социальных исследова1Н,ий. Так,
например, суммируя данные об экспериментах, предпри¬
нятых при изучении общественного мнения, С. Стауффер
разработал модель любого контролируемого эксперимен¬
та1 2. В полном виде она выглядит так:
Группа
До эксперимента
После эксперимента
Эксперимен¬
тальная
Xi
х2
Контрольная
х’1
х'2
d (изменение в экспериментальной группе) = х2—хг,
d' (изменение в контрольной группе) = х’2—х’ь
Это значит, что обязательным для полного эксперимен¬
та является сопоставление данных контрольной и экспе¬
риментальной групп до и после эксперимента. Однако
для краткости возможны и такие варианты: ,
где выясняется лишь d = x2 — Xi, т. е. изменение лишь в
I *11
экспериментальной группе, или -| , где сравнивает¬
ся исходная («до») ситуация в экспериментальной груп¬
пе и заключительная («после»)—в контрольной. Нако¬
нец, в сравнительных исследованиях допустим вариант:
Хо
т-» где сравниваются лишь ситуации после экспери-
х а
мента в экспериментальной и контрольной группах.
1 См. Г. Беккер и А. Босков, Современная социологическая
теория, стр. 256.
2 S. A. Stouffer, Some Observations on Study Design, “Reader in
Public Opinion and -ComlTlunication”, p. 520—525,
J 46
Схема эта, как видно, очень обща, и гораздо большее
значение имеют описания отдельных экспериментов.
В различных обзорных работах и учебниках описано
несколько наиболее известных «экспериментов» в амери¬
канской социологии, которые были поставлены после
первой мировой войны. Выше уже говорилось в разной
связи об экспериментах Морено и Хоторнском экспери¬
менте Мэйо. Об этом последнем особенно много говорят
в американской социологии и приписывают ему чрезмер¬
ное значение1. Суть дела состояла в том, что в 1924 г.
Мэйо и его коллеги начали серию исследований в Хотор¬
не на предприятиях компании «Вестерн электрик». За¬
каз, полученный от компании, был предельно ясен: надо
было исследовать, как освещенность комнаты, где рабо¬
тали рабочие, влияла на производительность труда. Бы¬
ло выбрано три комнаты, и в каждой из них менялась
степень освещенности и соответственно подсчитывалось
количество продукции. Было выяснено, что прямой зави¬
симости между освещенностью и производительностью
труда нет. Тогда предприняли другой эксперимент: взя¬
ли две комнаты, одна из которых называлась «контроль¬
ной». В «контрольной» комнате условия оставляли преж¬
ними, а в экспериментальной условия освещенности из¬
меняли. И снова никакого заметного различия в произ¬
водительности труда не получили. По согласованию с
компанией поставили третий эксперимент: работниц
одной комнаты полностью изолировали, и в этой комна¬
те ввели целый ряд усовершенствований не только в ос¬
вещенности, но и в темпе работы, частоте перерывов
и т. д. Снова видимого результата не получилось.
Объясняя эти эксперименты (длились они до 1932 г.),
Мэйо пришел к выводам, которые сжато и ясно изложе¬
ны У. Уайтом: «Исследователи пришли к заключению,
что производительность одинакова в обеих группах по¬
тому, что в обеих группах было обеспечено участие
(имеется в виду активность. — Г. Д.) рабочих, и это
включение в действительности оказалось более важным,
чем физические прибавки. Рабочие составляли социаль¬
ную систему, система была неформальной, но было то,
1 F. S. Roethlisberger and W. J. Dickson, Management and the
Worker, Massachusetts, 1939; S. Chase, The Proper Study of Mankind,
New York, 1948.
10*
147
что в действительности определяло отношение рабочего
к его работе. Социальная система может работать про¬
тив управления, но, если менеджеры заботятся о том,
чтобы понять систему и ее функции для рабочего, систе¬
ма может работать на управление»1. Так, объясняет
Уайт, родилась идея Мэйо о важности и значительности
«человеческих отношений», т. е. о важности обеспечить
для рабочего чувства принадлежности к той системе,
в которой он работает, т. е. в данном случае к компании.
Таким образом, возникновение доктрины «человече¬
ских отношений» прямо рассматривают как результат
экспериментов Мэйо. Строго говоря, эксперимент здесь
не давал основания для тех далеко идущих выводов, ко¬
торые сделал Мэйо. Эксперимент действительно дал
важный материал относительно того, что степень произ¬
водительности труда зависит не только от условий осве¬
щенности и других подобных факторов. Все остальные
выводы были сделаны Мэйо на основании более широких
наблюдений над развитием современного производства,
из определенным образом направленных, осознанных
поисков путей для наилучшего выполнения заказа ком¬
пании, наконец, на основании теоретической критики
системы Тейлора. Сам же эксперимент явился типичным
экспериментом социально-психологического плана, и,
как таковой, он, конечно, имел определенное значение.
Но в таком качестве эксперимент имеет строго ограни¬
ченные рамки, его результаты не затрагивают существен¬
ных сторон социальных отношений. Поэтому нет никаких
оснований переоценивать значение этого эксперимента
для социологии как науки.
В американской литературе описаны и некоторые
другие эксперименты 1 2.
В 1934 г. С. Доддом был поставлен эксперимент в Си¬
рии. Изучался вопрос о значении пропаганды сельской
гигиены для привития гигиенических навыков в семьях.
Была выделена группа семей, проживающих в относи¬
тельно сносных условиях, а также группа контрольных
семей с более плохими жилищными условиями. И в той
1 W. Н. White, The Organisation Мап, New York, 1956, p. 38.
2 F. S. Chapin, Experimental Design in Sociological Research,
New York, 1947; E. Greenwood, Experimental Sociology. A Study in
Method, New York, 1945; “Research Methods in Behavioral Sciences”.
Ed. by L. Festinger and D. Katz, New York, 1953.
148
и в другой группе велась пропаганда гигиены. Задача
заключалась в том, чтобы проверить экспериментально,
насколько более хорошее жилищные условия способ¬
ствуют формированию гигиенических навыков и как все
это сказывается на смертности населения. Вывод был
очевиден: смертность оказалась ниже в той деревне, где
жилищные условия были лучше и где пропаганда давала
более эффективные результаты.
Сходным с этим является и эксперимент Чэпина по
изучению социальных последствий хорошей обеспечен¬
ности жильем L Эксперимент этот был предпринят в
Миннеаполисе — городе, который подвергался коренной
перестройке. Вокруг плана перестройки Миннеаполиса
было поднято много шуму. Дебаты вокруг этого плана
велись также и среди социологов. Впоследствии был со¬
здан даже особый фильм о преобразованиях в Миннеа¬
полисе— из серии так называемых социологических
фильмов, — который демонстрировался участникам
V Всемирного конгресса социологов. Чэпин принимал
участие в работе по перестройке Миннеаполиса и поста¬
вил здесь свой получивший известность эксперимент:
108 семей были переселены из трущоб в общественные
дома. Параллельно с ними наблюдалась 131 контроль¬
ная семья из оставшихся в старых условиях. Целью было
экспериментально изучить влияние хороших жилищных
условий на изменение поведения семей или, как форму¬
лирует сам Чэпин, на «улучшение общественной жизни
семей».
Показателем «улучшения общественной жизни се¬
мей» было количество клубов, в которых состоит член
семьи. Легко предположить, что вывод из эксперимента
состоял в том, что переселение из трущоб в обществен¬
ные дома, т. е. в более сносные жилищные условия, при¬
вело и к некоторому изменению в образе жизни семей,
в частности к известному повышению общественной «ак¬
тивности» членов этих семей. Требования эмпирического
и в данном случае экспериментального исследования
исключали, разумеется, какие-либо более широкие выво¬
ды, например о том, что трущобы вообще представляют
собой ненормальные условия для существования людей,
1 F. S. Chapin, An Experiment of the Social Effects of Good
Housing. “American Sociological Review” N 5, 1940, p. 868—870.
149
Что они приводят к созданию деморализующего человека
особого «образа жизни», к деградации личности и т. д.
Тем более не были сделаны выводы о причинах суще¬
ствования и самой возможности трущоб в Америке. Гро¬
моздкое исследование было предпринято по существу
ради плоской, банальной констатации факта. Результаты
и в этом случае оказались более чем ограниченными.
Из этих примеров видно, что ни в одном случае экс¬
перимент не имел места в точном значении этого тер¬
мина. Все это, по мнению Маккинни, приводило к тому,
что многие социологи поняли, что «человеческое поведе¬
ние большей частью не поддается тому виду контроля,
который является специфичным для экспериментальной
процедуры» L «Это, — продолжает Маккинни, — отнюдь
не преуменьшает работу, проведенную, например, в «ла¬
бораториях» Гарварда и Мичигана. Это просто указы¬
вает на то, что, несмотря на чрезмерные претензии не¬
которых энтузиастов эксперимента, в известных отноше¬
ниях его применение в социологии строго ограничено»1 2.
Эта широта и неопределенность толкования эксперимен¬
та приводят, к тому, что многие буржуазные социологи
стремятся как можно точнее определить разные виды
эксперимента. В учебнике Фестингера и Катца, напри¬
мер, различают полевой эксперимент и лабораторный
эксперимент и т. д.3 Однако зачастую эксперимент во¬
обще не связывают с непосредственно поставленным
опытом, а отождествляют его с построением опреде¬
ленной модели для планирования исследования.
Проблема эксперимента выступает, таким образом,
в связи с проблемой моделирования социальных явле¬
ний. Этот вопрос в не меньшей степени, чем вопрос об
эксперименте, является острым и дискуссионным в со¬
циологии. Принципиальная возможность моделирования
социальных явлений не может быть отвергнута. Если
гносеологическая сущность моделирования состоит в
том, чтобы упростить проблему и решить ее при помощи
другой, менее сложной проблемы, то принципиально воз¬
можен такой подход и к решению социальных проблем.
Правда, здесь встает ряд трудностей методологического.,
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 256.
2 Там же, стр. 258.
3 “Research Methods in Behavioral Sciences”, chapter III and IV.
150
общефилософского порядка, главная из которых — опас¬
ность схематизации и упрощения социальных явлений,
которые могут привести к утрате специфики этих яв¬
лений.
Традиция моделирования в эмпирической социологии
тесно связана с увлечением статистическими и вообще
количественными методами. Под моделированием в со¬
временной науке понимают не обязательно построение
моделей, воспроизводящих внешний вид объекта, но
главным образом создание моделей внутренних свойств
объекта. Они не требуют поэтому обязательно физиче¬
ского воспроизведения объекта или явления. Моделиро¬
вание может, быть осуществлено путем описания
внутренних свойств объекта, например, при помощи чи¬
сел. По существу уже в статистике применяется модели¬
рование, ибо здесь вместо действий с явлениями осуще¬
ствляются определенные действия с числами. Поэтому
определение общих исходных принципов моделирования
в социологии сторонники количественных методов свя¬
зывают с акцентом на то, что моделирование социальных
процессов подобно моделированию физических процес¬
сов (так же как вообще идея измерения социальных яв¬
лений апеллирует к такой же возможности в мире при¬
роды), а не на то, что в социальном моделировании мно¬
го специфического. Отсюда частое заимствование чисто
формальных образцов у естествознания и порой извра¬
щение идеи моделирования, превращение ее в игру с бес¬
смысленным подражательством точным наукам. Правда,
в теоретическом плане все эти вопросы, как правило,
оговорены, но в практике исследований многие методоло¬
гические нормы нарушаются, и тогда-то дело и кончает¬
ся простым заимствованием формы математических и
физических исследований.
Именно в связи с построением математических моде¬
лей снова и снова встает вопрос о возможности и грани¬
цах измерения в социологии. Среди американских социо¬
логов существуют несколько различные подходы к этому
вопросу. Если в работах одних простое подражание ма¬
тематической символике приобретает такие формы, кото¬
рые вообще не могут иметь никакого научного значения,
то в работах других содержатся попытки найти какие-то
рациональные подходы к сложной проблеме моделирова¬
ния социальных явлений.
151
Примеров, когда предложенные модели не имеют
никакого результата, кроме компрометации самого прин¬
ципа моделирования в социологии, можно привести мно¬
го. В отдельных случаях эти попытки вызывают резко
ироническое отношение и со стороны некоторых бур¬
жуазных социологов. Так, например, критический душ
на голову сторонников математического метода в социо¬
логии выливает П. Сорокин в своей работе «Причуды и
слабости современной социологии и связанных с ней
наук», иллюстрируя чисто формальное усвоение «мате¬
матической одежды» в некоторых социологических иссле¬
дованиях. Сорокин, в частности, приводит ряд примеров
из работы Курта Левина «Теория поля в социальных
науках», где Левин исследует формы поведения ребенка
на разных этапах его жизни и пытается изобразить неко¬
торые закономерности такого поведения в виде математи¬
ческих формул. Курт Левин, будучи известным психоло¬
гом (он создатель так называемой топологической психо¬
логии, представляющей собой своеобразный синтез ста¬
рой гештальтпсихологии и бихевиоризма), в некоторых
работах предлагает выводы, которые касаются и опреде¬
ленных социальных аспектов человеческого поведения.
Здесь, в этой сфере (мы не говорим в данном случае о
специальных психологических работах Левина), выводы
эти предельно плоски. Предложенная же им математи¬
ческая форма записи результатов экспериментальных
исследований оказывает плохую услугу социологии, и в
частности идее применения математических методов
в социальных исследованиях.
Это и иллюстрирует П. Сорокин в своей книге. Он
анализирует вывод Левина о том, что «разнообразие
поведения возрастает со времени детства вместе с нор¬
мальным развитием». Эту несомненную и очевидную
истину Левин записывает математически:
Var Bch < Var BAd,
где Var обозначает variety — разнообразие,
В » behavior — поведение,
Ch » child — ребенок,
Ad » adult— взрослый !.
1 К. Lewin, Field Theory. “Social Sciences. Selected Theoretical
Papers”, New York, 1951, p. 100.
152
Такая форма записи ничего не прибавляет к нашему
знанию того тезиса, который доказывается Левиным. Это
не есть доказательство предлагаемого тезиса, это еще
один вид записи того же самого, причем вид неоправдан¬
ный: в дальнейшем эта форма записи нигде не приме¬
няется, а если она фиксирует конечный результат, то
в таком виде просто не нужна. Можно было бы с успе¬
хом сформулировать ту же самую мысль обычным пу¬
тем, при помощи словесного описания, и это было бы
даже точнее, ибо, строго говоря, знак < не схватывает
существа соотношения «разнообразия» поведения на
двух различных этапах.
Давно уже среди буржуазных социологов получают
всеобщее осмеяние многие формы записей Морено. Вот
один пример. В работе «Кто выживет?» («Who Shall Sur¬
vive?») Морено предлагает «формулы» разрешения про¬
тиворечия между предпринимателем и рабочим по во¬
просу о том, кому должен принадлежать продукт произ¬
водства. «Спор заходит в тупик, — пишет Морено, — ибо
капиталист, ссылаясь на то, что заводы и машины при¬
надлежат ему, считает, что, следовательно, продукт про¬
изводства также принадлежит ему; рабочий же говорит,
что он вкладывает свой труд как в производство продук¬
тов, так и в сами средства производства, т. е., естествен¬
но, продукты производства должны принадлежать ему» L
Средством разрешения спора, по мнению Морено, может
служить своеобразная «модель», для которой вводится
следующая символика:
п — естественные ресурсы,
с — постоянный творческий процесс,
s — самопроизвольность течения процесса творе¬
ния, данная человеку богом (!),
и — принадлежность вышеназванных явлений все¬
ленной,
I — труд,
g— группа,
t — время,
h — человечество,
р — продукт.
1 G. Moreno, Who Shall Survive? New York, 1953, p. 55.
153
Первый «вывод» гласит: так как естественные ресур¬
сы, творческий процесс и его самопроизвольность не при¬
надлежат никому (они даны до начала всякого рабочего
процесса), то, следовательно, можно зафиксировать их
принадлежность вселенной. Получается
формула № 1: n + c + s = u.
Второй «вывод»: процесс труда материализован в
группе людей и протекает в определенное время, поэтому
в целом процесс производства представляет собой рабо¬
тающее человечество. Отсюда
формула № 2: l+g + t = h.
Третий «вывод»: но это и значит, что все продукты
производства создаются трудящимся человечеством и
универсальными (принадлежащими вселенной) силами
и ресурсами. Таким образом,
формула № 3: u + h = p{.
По мнению Морено, мы получили здесь «математиче¬
ское» доказательство бессмысленности спора и действи¬
тельное решение вопроса о том, кому же принадлежит
продукт производства. Легко видеть, что ровно никакого
математического смысла ни эта символика, ни сами вы¬
воды не имеют. Это самое низкопробное подражание
математике в чисто внешнем виде записи.
Широкую известность получили в американской со¬
циологии претенциозные выкладки одного из главных
энтузиастов применения математических методов в со¬
циологии— С. Додда1 2. В работе «Измерение общества»
С. Додд излагает основные положения так называемой
S-теории, сущность которой сводится к созданию универ¬
сальной математической модели для описания любых
социальных ситуаций. Додд провозглашает своей зада¬
чей «сформулировать основные факторы всех ситуаций»,
причем под «ситуациями» понимается поведение людей
в определенное время и в определенном пространстве.
1 Краткое изложение этих рассуждений см. на русском языке
в кн.: Дж. Морено, Социометрия, стр. 28—30.
2 Подробно о работе С. Додда см.: Э. В. Кальметьева, Фетиши¬
зация числа (О количественном методе исследования в современной
американской социологии), М., 1962.
154
Додд предлагает такую символику:
Р — население,
I — индексы характеристик,
Т — изменения во времени,
L — изменения в пространстве.
Составляется формула, которая по идее должна
описывать и характеризовать любую социальную си¬
туацию:
S=(T:I:L:P).
Но этот вид записи снова просто заменяет словесную
формулировку: «Любая количественно записанная со¬
циальная ситуация (S) может быть выражена как ком¬
бинация из четырех показателей, а именно: времени (Г),
пространства (L), населения (Р), характеристики (7)»1.
Против этого суждения трудно возразить что-либо, но
признаки ситуации здесь даются настолько абстрактно,
что бесспорность суждения превращается в простую ба¬
нальность.
Не случайно претензии С. Додда были резко раскри¬
тикованы в совместной рецензии, написанной на его кни¬
гу математиком Е. Т. Беллом и Т. Парсонсом1 2. Отрица¬
тельно отзывается о притязаниях С. Додда и Дж. Мак¬
кинни: «Эта радикальная формалистическая попытка
разработки социологической теории в математическом
одеянии может считаться блестящей неудачей, хотя она
и заслуживает похвалы благодаря значительным уси¬
лиям создать математическую модель»3. Вряд ли можно
согласиться со второй частью утверждения Маккинни,
ибо если усилия в построении моделей превращаются
в простое жонглирование символами, то сами такие
усилия есть попытка с негодными средствами.
Не следует думать, что все попытки применять мате¬
матические модели обязательно кончаются подобными
вульгарными и, очевидно, несостоятельными примерами.
1 S. С. Dodd, Dimensions of Society. A Quantitative Systematics
for the Social Sciences, New York, 1942, p. 135.
2 E. T. Bell and T. Parsons, Review of Dimensions of Society.
“American Sociological Review” N 7, 1942, p. 707—714.
3 См. Г. Беккер ;и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 236.
155
Додд стоит, можно сказать, на крайнем полюсе матема¬
тической школы. Именно поэтому его приемы и Подвер¬
гаются критике в среде американских социологов. Так
же критична с их стороны оценка <и других представите¬
лей этого крайнего крыла. В нашей литературе уже от¬
мечалось, что с большим скепсисом встречают в амери¬
канской социологии и практику моделирования, предла¬
гаемую Н. Рашевским, профессором математической
биологии Чикагского университета L Модель распреде¬
ления богатства в обществе, описанная Н. Рашевским 1 2
(«наглядно» показывающая, что распределение богатст¬
ва в обществе соответствует уровню способностей!?),
опирается на не менее, чем у Додда, произвольные по¬
строения и приводит к не менее, чем у Додда, абсурдным
выводам.
Встает вопрос о том, у всех ли исследователей в аме¬
риканской социологии построение моделей выступает в
такой компрометирующей сам принцип форме. Для это¬
го необходимо рассмотреть взгляды самого влиятельного
и вместе с тем более «умеренного» представителя ма¬
тематической школы П. Лазарсфельда. Занимаясь спе¬
циально проблемами методологии эмпирических иссле¬
дований, П. Лазарсфельд уделяет большое внимание
разработке проблемы социального моделирования. Он
пытается систематически изложить вопрос и о самой
возможности измерения в социологии, и о возможно¬
стях построения моделей.
П. Лазарсфельд видит, например, что существует
известная специфика в самом понимании термина «изме¬
рение» в социологии: «Когда социальные науки употреб¬
ляют термин «измерение», то они употребляют его в
значительно более широком смысле, чем это делают
естествоиспытатели. Например, если мы в состоянии до¬
казать, что один из отделов компании выше в мораль¬
ном плане, чем другой, то мы уже очень довольны собой
и говорим, что мы произвели «измерение». Нас не беспо¬
коит то, что мы не можем сказать, что один отдел выше
1 См. Э. В. Беляев, К критике математических моделей неопо¬
зитивистской социологии. В сб. «Философия марксизма и неопози¬
тивизм», М., 1963.
2 N. Rashevsky, Mathematical Biology of Social Behavior, Chica¬
go, 1951.
156
другого в два раза или на 20%. Это не означает, что мы
не делаем попыток достигнуть измерения в обычном
смысле, метрически точного. Некоторый успех достигнут,
но эти попытки еще только начинаются, и они представ¬
ляют только маленькую часть измерительной деятель¬
ности в более широком смысле»1. Как видно, реальная
практика точного измерения в социологии оценивается
здесь достаточно скромно. Лазарсфельд признает, чго
надо еще многое сделать, прежде чем будут возможны
оптимистические выводы. Сам Лазарсфельд пытается
сформулировать определенные методологические прин¬
ципы измерения в социологии. Ему принадлежит попыт¬
ка дать и общую классификацию моделей в социологии.
Лазарсфельд считает, что и в социологии может быть
два типа моделей: 1) статические, или измерительные, и
2) динамические, или поведенческие. Различного рода
шкалы представляют, по мнению Лазарсфельда, первый
тип моделей. «Каждый, кто имеет дело с теорией обуче¬
ния или с таким родом работы, которым занят Рашев¬
ский, когда вводится элемент времени, работает во вто¬
рой области»1 2. Оба типа моделей нужны главным обра¬
зом для предсказания поведения. В самой общей форме
Лазарсфельд доказывает это следующим примером.
Предположим, в какой-то группе существуют люди с
качествами х и у. Вся группа состоит из четырех под¬
групп: Рху, Рху, Рх~у, Рху (т. е. обладающие и х, и у;
лишенные и х, и у; обладающие х, но лишенные у\ обла¬
дающие у, но лишенные х). Вероятность встретить лю¬
дей, обладающих качеством х, одинакова среди тех, кто
обладает у и кто не обладает у.
Р — Р
1 ху 1ху
Точно так же вероятность встретить людей, не обла¬
дающих качеством х, одинакова среди тех, кто обладает
у и кто не обладает у.
р- — Р—.
ху ху
1 Р. Lazarsfeld, Evidence and Inference in Social Research.
“Daedalus”, Journal of the American Academy of Arts and Sciences
N 4, vol. 87, 1958, p. 100.
2 Там же, p. 124.
157
Тогда соотношение подгрупп можно представить в виде
пропорции:
Рху Рху .
РХу Рху
Эта установленная зависимость между подгруппами
еще ни о чем не говорит. Чтобы «предсказать поведение»,
необходимо ввести еще один показатель —t — время.
Теперь каждая подгруппа может отличаться от другой
наличием или отсутствием t. Произведя целый ряд опе¬
раций над двумя подгруппами, обладающими t и ли¬
шенными t, получаем, что при наличии этого показателя
пропорция изменяет свой вид. Теперь вероятность обна¬
ружить качество х больше среди тех, кто обладает у, чем
среди тех, кто не обладает у.
Мы умышленно опускаем выкладки, ибо нас в дан¬
ном случае интересует конечный результат: как же ра¬
ботает модель для «предсказания поведения»? Оказы¬
вается, что результат выглядит довольно скудным. Един¬
ственное, что удалось установить, это тот факт, что в
какой-то группе при каких-то временных изменениях
степень вероятности проявления одного качества отли¬
чается от степени вероятности проявления другого качест¬
ва. Здесь, правда, отсутствуют явные абсурды, подобные
тем, о которых речь шла выше. Однако легко заметить,
что весь этот крайне формальный вывод практически
имеет нулевое значение для анализа даже поведения.
Ненаучный характер «моделей» подобного рода совер¬
шенно очевиден. И не случайно, что, несмотря на усилия
разработать логику эмпирического исследования со сто¬
роны теоретиков математической школы, практически в
исследованиях почти не применяются результаты этих
поисков. О значении моделей в логико-теоретическом
плане пока больше пишут, чем эти модели строят в
реальных исследованиях. Те же опыты, которые пред¬
принимаются, не дают, как мы видели, чего-нибудь зна¬
чительного для социологического анализа. Показательно
признание Леона Фестингера, уделяющего большое вни¬
мание проблемам математической социологии: «До того
как математика может быть применена как помощь для
теоретического мышления, теория вопроса должна быть
очень специфичной и недвусмысленной. Это успешное
положение дел, к сожалению, редко существует в обла¬
158
сти социологии и социальной психологии, и это является
причиной того, почему применение математики остается
скорее надеждой, чем действительностью» L
Вместе с тем в некоторых специальных областях по¬
строение математических моделей дает определенные
положительные результаты. Многие частные, конкретные
социальные процессы поддаются математическому мо¬
делированию, и построенные модели с успехом служат
науке. Так, отдельные модели плодотворно функциони¬
руют в демографии. Расчеты динамики населения про¬
изводятся на основе определенных формул, которые
имеют четкий математический смысл. Употребление та¬
кого рода формул облегчает расчеты демографов, оно
упрощает, а не усложняет изучение определенных со¬
циальных явлений. В таком применении математические
методы в социологии действительно способствуют более
точному и глубокому познанию явлений социальной дей¬
ствительности.
Другой вид моделирования связан с использованием
электронно-счетных устройств, и он делает лишь первые
шаги. Первые попытки такого рода были предприняты
в Калифорнийском университете в США в 1951—1953 гг.
Профессор Смит сконструировал электронно-моделиру-
ющее устройство, которое представляло собой аналог
экономической системы капитализма. Целью исследова¬
ния было изучение стабильности экономической системы
и ее реакции на различные помехи1 2. При помощи элект-
ронно-моделирующего устройства было выяснено:
1) система крайне неустойчива и подвержена один
раз в 10 лет колебаниям;
2) введение дополнительных факторов (приток ка¬
питала, дешевый кредит) на время улучшает функцио¬
нирование системы, но затем еще более ухудшает его;
3) практически нет никакого способа стабилизировать
подобную систему, и потому все усилия правительства
являются несостоятельными.
Смит сопроводил эти выводы интересными рассуж¬
дениями относительно тех реальных процессов, которые
1 L. Festinger, The Relevance of Mathematics to Controlled
Experimentation in Sociology. “Sociology. The Progress of a Decade”,
p. 90.
2 Подробнее о работах Смита см. в статье Э. А. Араб-Оглы «Со¬
циология и кибернетика». «Вопросы философии» № 5, 1958.
159
имеют место в экономике и существо которых наглядно
вскрыла модель. Здесь были схвачены некоторые суще¬
ственные стороны противоречивости и стихийности отно¬
шений в условиях капиталистической экономики. Не¬
смотря на то что практика использования электронно¬
счетных устройств для анализа социальных явлений еще
ограниченна, она тем не менее показывает, что такое
использование может дать положительные результаты.
Если сейчас попытки такого рода делаются в основном
в сфере политической экономии, то принципиально, ко¬
нечно, возможность применять такого рода устройства
существует и в других разделах социальных наук.
Разумеется, — и это относится в целом к проблеме
моделирования — серьезные результаты могут быть до¬
стигнуты лишь при условии четкой и определенной мето¬
дологической позиции. Ясно, что математическое моде¬
лирование не сможет свести на нет все остальные техни¬
ческие приемы социологического исследования, но оно
может стать одним из важных (наряду с другими) ору¬
дий такого исследования. Возможности моделирования,
значение моделей в социологии нельзя абсолютизиро¬
вать. История науки свидетельствует, что модели бывали
часто неправильно истолкованы и что вообще ими можно
злоупотреблять. Известно, например, что Эйлер пытался
доказать существование бога посредством формул. Наи¬
более же частой ошибкой является стремление приме¬
нить модель там, где этого нельзя делать. Определен¬
ный вид злоупотребления моделями мы наблюдали уже
при анализе «моделей» Морено или Додда. Вопрос о мо¬
делировании, как и вопрос об эксперименте в социоло¬
гии, упирается в более общие методологические пробле¬
мы. Одни дискуссии чисто технического плана здесь
ничего дать не могут.
4. Другие типы процедур исследования
Типологическая процедура не может быть отнесена к
столь же распространенным в эмпирической социологии,
как статистическая или экспериментальная процедуры.
Строго говоря, типологическая процедура существует в
социологии как известный антипод статистической и
экспериментальной процедурам, как процедура, связан¬
но
ная с иной традицией в социологии, а именно с традицией
теоретической социологии. Однако сейчас, в последние
годы, когда наметилось стремление эмпирической социо¬
логии соединить свои исследования с теорией, к типоло¬
гической процедуре начинают обращаться все чаще и
чаще и она уже не противостоит эмпирическим исследо¬
ваниям, а, напротив, используется в них.
Типологическая процедура опирается на создание
конструированного типа — абстракции, особого понятия,
которое Маккинни определяет следующим образом:
«Это — абстракция, предназначенная для устранения
мелочей и для достижения структурного порядка наблю¬
дений, которые легче поддаются формулировкам и про¬
верке. Таким образом, конструированный тип есть сред¬
ство сведения различий и сложности явлений к единому
общему уровню. Он не описывает конкретную структуру
или действие. Абстракция отходит от воспринимаемой
реальности, поскольку она часто подчеркивает до логи¬
ческой крайности какой-нибудь атрибут или группу ат¬
рибутов, важных для проблемы или системы анализа»1.
Таким образом, основой типологической процедуры яв¬
ляется создание особой абстракции, которая рассматри¬
вается тоже как определенная модель. Эта модель не вос¬
производит точно какое-либо социальное явление, его
черту или признак, а выступает как его обобщенное изо¬
бражение. На первый взгляд кажется, что типологиче¬
ская процедура действительно может служить основой
соединения эмпирического материала с его теоретиче¬
ским осмыслением. Создание определенной абстракции,
фиксирующей существенное в целом классе социальных
явлений, уже есть стадия теоретического осмысления ма¬
териала.
Однако те методологические принципы, на основе ко¬
торых предпринимается построение типологий разного
рода в современной буржуазной социологии, исключают
возможность плодотворного применения этих типологий
для истолкования результатов эмпирических исследова¬
ний. Современное развитие типологической процедуры
показывает, что ее истинным вдохновителем остается
Макс Вебер и первые образцы построения типологий
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 260.
П Г. М. Андреева
161
принадлежат именно ему. Но типологии М. Вебера, опи¬
рающиеся на понятие «идеальный тип», означают осо¬
бый подход к пониманию природы абстракции. М. Вебер
разрабатывал классическую неокантианскую концеп¬
цию противопоставления наук о культуре наукам о при¬
роде. Именно в отличие от абстракций естествознания,
которые трактовались им как средние типы (или как
среднетипические), он ввел понятие особых абстракций
в общественных науках как понятий идеально типиче¬
ских, или «идеальных типов». С его точки зрения, аб¬
стракциями являются и среднетипические, и идеально
типические понятия. Вся разница в природе, в происхож¬
дении этих абстракций. Если средний тип естествознания
действительно фиксирует объективно общее, присущее
классу вещей или явлений, то идеальный тип социальных
наук не может фиксировать объективно общего, посколь¬
ку в истории вообще нет этого объективно общего.
Поэтому идеальный тип — это абстракция, которая
образуется не путем реального процесса вычленения сущ¬
ности, отвлечения от случайного и второстепенного, а
путем произвольного конструирования ее в голове иссле¬
дователя. Она есть поэтому именно конструированный
тип, простой инструмент ученого, созданный для удобст¬
ва классификации явлений. С этой конструкцией можно
сравнивать теперь отдельные эмпирические факты, что¬
бы определить «всегда только «приближение» или «от¬
клонение» от конструированного типа»1. И в сущности
конструированный тип не претендует на то, чтобы вы¬
разить общее данных эмпирических фактов.. Поэтому
он не играет той роли, которую играет научная абстрак¬
ция в естествознании. Типология не становится основой
для серьезного теоретического осмысления совокупности
эмпирических исследований, она в лучшем случае ос¬
тается основой для формальной классификации фактов.
Но тем не менее вместе с общим развитием эмпири¬
ческой тенденции в социологии, а также вместе с поис¬
ками того, как соединить эмпиризм с теорией, типологи¬
ческая процедура внешне все более и более «адаптирует¬
ся» именно к эмпирическому духу и стилю социологии.
Маккинни приводит в своем обзоре целый ряд наиме¬
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 261.
162
нований работ американских социологов, в которых
можно проследить «значительный рост эффективной эм¬
пирической адаптации типологии» L Но все же общая
направленность типологической процедуры приводит к
тому, что имена ее основных исследователей относятся
обычно к именам теоретиков, а не эмпириков. В настоя¬
щее время наиболее активно разрабатывают типологии
среди американских социологов Говард Беккер и Тал¬
котт Парсонс. Что же касается эмпирической «адапта¬
ции» типологии, то здесь надо назвать имена Эверетта
Хьюза, Полины Янг, Чарльза Лумиса и др.
Несколько примеров включения типологической про¬
цедуры в эмпирические исследования приводят А. Бар¬
тон и П. Лазарсфельд1 2. Типологии отводится определен¬
ное место при обработке эмпирических данных, при их
классификации. Так, например, получив определенное
количество результатов наблюдений, Р. Миллс в своей
работе «Белый воротничок» построил типологию — опре¬
делил некоторые основные типы представителей средних
слоев. Пользовался конструированием особых типов
Р. Мертон при описании различных типов влияния, Кин¬
гсли Дэвис — при описании социальных норм и т. д.
Особое одобрение Бартона и Лазарсфельда заслуживает
так называемая систематическая типология, которая
строится на основе комбинации ряда признаков. Пример
такой типологии авторы находят в одном из исследова¬
ний Д. Рисмэна, посвященных проблеме политической
апатии.
Рисмэн свел понятие «участие» (имеется в виду в по¬
литической жизни) к двум показателям: эмоциональное
включение (аффекты) и компетенция (подразумевается
включение в политическую жизнь на основе определен¬
ной суммы знаний, сведений, рационального осмысления
ее содержания и т. д.). Дальше была создана типология.
Из различных комбинаций участия в политической жиз¬
ни, основанного на чисто эмоциональном отношении к
действительности и на рациональном к ней отношении,
получилось четыре типа:
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 263.
2 А. Н. Barton and Р. F. Lazarsfeld, Some Functions of Qualita¬
tive Analysis in Social Research. “Sociology. The Progress of a
Decade’’, p. 95.
11*
163
4- Компетенций
включенный
н—
„негодующий"
Аффекты
—Ь
„ушедший в себя
осведомленный
созерцатель"
„индифферент¬
ный"
1) имеются аффекты, имеется компетенция (++) —
человек активно включен в политическую жизнь;
2) имеются аффекты, но нет должной компетенции
(Ч—) —тип «негодующий»;
3) нет эмоционального отношения, но есть рацио¬
нальное осмысление (—F)—тип «ушедшего в себя ос¬
ведомленного созерцателя»;
4) нет аффектов, нет компетенции ( ) — тип «ин¬
дифферентный».
В приведенном примере типология схватывает и оп¬
ределенным образом «упорядочивает» соотношение раз¬
личных характеристик людей в их отношении к поли¬
тической деятельности. Высокая оценка, которую полу¬
чает эта типология у авторов статьи, касается чисто
формальных ее достоинств. Мы не находим здесь анализа
того, насколько удачно выбраны показатели для описа¬
ния возможного отношения людей к политической актив¬
ности, насколько точно они могут отразить это отноше¬
ние. Разумеется, совсем нет речи и о том, насколько
при таком подходе учтены различные прочие условия,
от которых зависит политическая активность. Исследо¬
вание снова построено чисто в психологическом плане,
и рассмотрение достоинств и недостатков техники как
техники социологического исследования здесь просто
неправомерно. Однако такая оценка производится, но
производится она только с формальнологической точки
зрения. Именно формальнологическая обоснованность
типологии принимается в расчет, когда о ней го¬
ворят как об одной из процедур, допустимых в эмпири¬
ческом исследовании.
Принципиально в подходе к типологической проце¬
дуре эмпирическая социология остается на своих обыч¬
ных позициях: так же как при применении статистиче-
164
ской и экспериментальной процедур, ее здесь интересует
снова лишь чрезвычайно узкий формальнологический ас¬
пект. Общая установка эмпирического исследования —
не выходить за рамки ограниченной совокупности фак¬
тов— накладывает свой отпечаток и на эту процедуру,
которая при своем создании (например, в работах
М. Вебера) претендовала, хотя и с ложных методологи¬
ческих позиций, на то, чтобы описывать социальные яв¬
ления более крупного плана, более значительного мас¬
штаба. Эмпирическая социология и здесь сумела так
«адаптировать» в общем-то чуждый ей прием, что по¬
ставила и его себе на службу. Правда, все это не сни¬
мает вопроса о том, что создание типологий как опреде¬
ленный прием применяется и в чисто теоретических ра¬
ботах. Т. Парсонс, например, пользуется в значительной
степени этой процедурой, разрабатывая свою теорию
«социального действия» и на ее основе создавая типоло¬
гию обществ. Для нас сейчас, однако, важно подчерк¬
нуть, как типологическая процедура проникает в
эмпирические исследования. В самом факте ее проникно¬
вения не содержится ничего методологически необосно¬
ванного. Напротив, при обработке эмпирического мате¬
риала действительно в отдельных случаях целесообраз¬
но свести полученное многообразие данных к каким-то
определенным типам. Но ценной, уместной эта процеду¬
ра будет только в том случае, если исходные посылки
при конструировании типов будут методологически
состоятельными и если формальная классификация не
рассматривается как единственно возможная форма
обобщения. Как и в других процедурах, дело здесь, та¬
ким образом, не в технике, а в более глубокой методоло¬
гической ориентации.
Историческая процедура, так же как и типологиче¬
ская, по идее противоположна процедурам, традицион¬
но связанным с эмпирической социологией. Маккинни
довольно категорично заявляет: «Американская социоло¬
гия в общем подходила к изучению общества антиисто¬
рически. Она интересовалась областью «современных»
событий»1. Приведем полностью обоснование, которое
дает Маккинни этому факту: «Американское общество
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 263.
165
само в основном антиисторическое по своим взглядам и,
следовательно, безразлично относится к «мертвому про¬
шлому». Быстрые переходы к жизни в условиях амери¬
канского общества, а также резкий разрыв между ним и
«старой родиной» породили безразличие к культуре или
даже бессознательное отрицание исторической преемст¬
венности. Конечно, этому способствовали и многие дру¬
гие факторы, но, несомненно, остается правильным, что
большинство американских социологов антиисторичны и
проя: _ мало интереса к исторической перспективе» Г
Это объяснение нельзя считать удовлетворительным.
Дело не только в «антиисторичности» американского об¬
щества в том смысле, что оно не имеет прошлого. Го¬
раздо важнее тот факт, что для всей современной бур¬
жуазной социологии, американской в особенности, харак¬
терно известное противопоставление статистических и
исторических методов. Господствующая эмпирическая
тенденция афиширует свою связь со статистическими ме¬
тодами, и это не случайно. Социальная задача эмпири¬
ческой социологии, связанная в конечном счете с оправ¬
данием существующего строя, есть задача, которая
концентрирует внимание социолога на описании ста¬
тики общественных отношений, на описании, изучении
данного. Способы распространения этого «данного»,
случаи отклонения от него, измерения величины этих
отклонений с целью свести их к минимуму — это и
есть методы статистические в широком смысле этого
слова.
Исторические же методы в широком смысле слова,
историзм как определенный принцип исследования обще;
ственных явлений всегда ориентированы на исследова¬
ние динамики этих явлений, на раскрытие их историче¬
ской перспективы. Поэтому, как бы ни толковался сам
принцип историзма, всегда исследование, осуществлен¬
ное при его помощи, старается раскрыть определенный
закон изменения. Вся установка эмпирической социоло¬
гии в общем антиисторична, и эта ее общеметодологиче¬
ская характеристика тесно связана с ее социальной сущ¬
ностью и назначением. Тот крайний консерватизм, кото¬
рый, как отмечалось, несет в себе эмпирическая социо¬
1 См. Г. Беккер и Л. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 263.
166
логия, находит свое оправдание методологически в
антиисторической ее установке.
Отсюда, правда, не следует, что те буржуазные, в
частности американские, социологи, которые выступают
за применение исторической процедуры и вообще исто¬
рических методов, дают действительно научное решение
вопроса о существе исторической закономерности, рас¬
крывают объективные законы исторического развития.
Их подход к закону в истории есть подход в значитель¬
ной мере иллюзорный, так как и здесь социальная их
позиция ограничивает возможность подлинно научного
поиска и решения. Но даже и в этой форме историзм не
является господствующим в современной буржуазной
социологии. Общая тенденция в том и состоит, что на
передний план выдвигается антиисторическая традиция.
Она-то и находит свое воплощение в засилье статисти¬
ческой процедуры, эксперимента, математических моде¬
лей и т. д.
Однако и сторонники исторической процедуры пы¬
таются «адаптировать» ее к эмпирическим исследова¬
ниям, подобно тому как переживает «адаптацию» типо¬
логическая процедура. В сущности в таком соединении
историзма и эмпиризма нет ничего противоречивого.
Истинно научное познание включает в себя как тот, так
и другой подход, так что они взаимно дополняют друг
друга. Но в том виде, в каком существует эмпиризм в со¬
временной буржуазной социологии, соединение его с
исторической процедурой является действительно изве¬
стным смешением двух разнородных подходов. Поэтому
«адаптация» носит в значительной мере чисто внешний
характер, что и признается многими исследователями.
На V Всемирном социологическом конгрессе канад¬
ский социолог С. Д. Кларк представил доклад «История
и социологический метод», где поднял некоторые проб¬
лемы использования исторической процедуры в социо¬
логическом исследовании. Кларк резко критикует пред¬
шествующую фазу развития американской социологии,
когда она «так далеко продвинулась в сторону научных
методов (имеются в виду количественные методы.—
Г. А.) исследования, что утеряла способность иметь дело
с действительно важными проблемами социологического
характера», и когда «в особенности было почти полным
отсутствие больших проблем исторического развития».
167
Однако Кларк считает, что за последние двадцать три
года положение несколько изменилось. Теперь «расту¬
щая литература в сфере социологической истории пока¬
зывает, как эффективно история служит целям социоло¬
гического анализа в работах многих американских со¬
циологов». Он иронически замечает далее, что ис¬
пользование истории в социологическом исследовании
становится даже модным «постольку, поскольку такой
интерес ничего не требует, кроме использования работ
историков, что недорого стоит». Но это «использование
истории» именно носит лишь формальный характер про¬
стой механической прибавки к социологическому иссле¬
дованию. Социологическое исследование не становится
исследованием, проникнутым принципом историзма.
Иногда буржуазные социологи любят делать акцент
на различии истории и социологии. Это различие дейст¬
вительно существует. Если история воспроизводит про¬
цесс развития общества в его конкретности, в деталях,
в его индивидуальном своеобразии и неповторимости,
то социология раскрывает некоторые общие закономер¬
ности исторического процесса, общие для разных ступе¬
ней исторического развития, для разных стран и наро¬
дов. Естественно, что существует соответственное раз¬
личие и в методах этих двух наук. Но все это не означает,
что между историей и социологией существует такое про¬
тиворечие, которое вообще исключало бы возможность
применения самого принципа историзма в социологиче¬
ском исследовании. Речь идет не о растворении истории в
социологии или наоборот, а именно об использовании в
социологическом исследовании исторической процедуры,
или, иными словами, усвоении принципа историзма. Из¬
учение структур и функций социологических институтов
современности будет плодотворнее и всестороннее, если
оно будет опираться также и на исторический анализ их
развития. Только в этом смысле и может быть исполь¬
зована историческая процедура в социологическом иссле¬
довании.
Любопытной иллюстрацией «непримиримости» исто¬
рической процедуры и самого духа эмпирических ис¬
следований явилось развитие этих идей в выступлении
П. Лазарсфельда на IV Всемирном конгрессе социоло¬
гов. Признавая рост известного интереса к историческим
методам, Лазарсфельд считает, что в определенном типе
168
исследований, «исторических по самой своей природе»,
эти методы естественны и оправданны. Но если иссле¬
дование касается современных проблем, «если кто-либо
интересуется современным материалом с ударением на
микросоциологические отношения, тогда роль историче¬
ских данных, уместных для специфических ситуаций ис¬
следования, представляет сама по себе еще не решенную
методологическую проблему» I
В целом историческая процедура применяется гораз^
до чаще социологами неэмпирической ориентации. Этот
«исторический подход» ничего общего не имеет с мар¬
ксистским историзмом, однако его пытаются сделать в
известной мере противоядием против «эпидемии» эмпи¬
ризма.
Выборочная процедура относится в общем к числу
процедур, свойственных именно эмпирическому исследо¬
ванию. В американской социологии выборочная процедура
чаще именуется исследованием случая (case study).
Она относительно проста и представляет собой довольно
распространенный тип исследования, когда в качестве
объекта берется какой-то один объект (человек, группа,
предприятие, район) и этот объект подробно описывает¬
ся, составляется так называемое монографическое описа¬
ние— всестороннее освещение различных черт, свойств,
проявлений и т. д. этого объекта. Выборочную процедуру
не следует путать с выборкой в статистическом исследо¬
вании. Там различные формы выборки (случайной, райо¬
нированной) давали определенную массу фактов (за
исключением тех редких случаев, когда и там рассмат¬
ривался один объект как типичный); здесь же все ис¬
следование строится именно не на массе фактов, а на
одном-единственном факте. Очень часто эмпирическую
социологию отождествляют именно с такими исследова¬
ниями единичных «случаев». Это, хотя и оправдано в
значительной мере, тем не менее не совсем точно. Мы
уже видели, что исследования, опирающиеся на стати¬
стическую процедуру, есть тоже исследования, типичные
для эмпирической тенденции.
Выборочная процедура очень характерна и получила
большое распространение в американской социологии.
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociodogy”, vol.
II, p. 230,
169
По существу большинство из приведенных выше по раз¬
ным поводам примеров представляло собой образцы та¬
ких «исследований случая»: многие из исследований
чикагской группы под руководством Р. Парка относятся
к исследованиям такого типа (классическим примером,
в частности, являются «Бродяга» Н. Андерсона, «Гетто»
Л. Вирта и др.). К «исследованиям случая» более позд¬
них лет можно отнести, например, исследование А. Дж.
Видича и И. Бейсмана «Малый город в массовом обще¬
стве». Хотя авторы и пишут в предисловии, что рассмот¬
рение ими малого города не есть рассмотрение его как
общности «в целом» \ ибо трудно в одной работе отра¬
зить все проблемы малого города, но по существу все-
таки данная работа есть типичное «исследование слу¬
чая». Авторы описывают жизнь небольшого городка
Спрингдейла, расположенного в штате Нью-Йорк. Они
дают краткую историю городка, описывают положение
различных классов и групп в этом городе, распределение
профессий среди населения, формы участия в политике,
городские организации, религиозные общины, формы
личных конфликтов и т. д., продолжая по существу
традицию Линдов с их «Миддлтауном». Авторы настаи¬
вают на том, что их описание не простая фотография, они
хотят вычленить некоторые проблемы, но при этом все
же сохраняют традиционную форму эмпирического ис¬
следования с опросами, приводимыми «мнениями»
и т. д.
Другим характерным примером может служить ши¬
роко известное в США исследование У. Уайта «Общество
уличных углов». Это тоже «исследование случая», в
данном варианте — жизни и быта американских италь¬
янцев, живущих в трущобах Корнервилла. У. Уайт жил
в течение трех с половиной лет в этих трущобах вместе
с одной итальянской семьей, и в результате появилась
книга «Общество уличных углов». Собственно, более
точно тема исследования определялась как анализ струк¬
туры и руководства так называемых неформальных
групп «уличных парней» и их взаимоотношений с поли¬
цией, политическими организациями и т. д. Такие группы
«уличных парней», или «парней с уличных углов», — ти-
*
1 A. J. Vidich and J. Benstnan, Small Town in Mass Society, New
York, 1958, p. IX.
170
личное явление в жизни трущоб. Анализ, предлагаемый
Уайтом, значительно глубже, чем часто бывает в иссле¬
дованиях подобного рода. Своеобразная позиция Уайта
в американской социологии — попытки его подойти к
американскому обществу с известной долей критики —
во многом определила направленность исследования.
Книга раскрывает подлинную картину специфического
образа жизни, возникшего в трущобах, со всеми его
последствиями, которые оказывают разлагающее дейст¬
вие на личность. Развернуть эту картину помогает Уайту
и сама форма исследования. Она довольно специфична
и вместе с тем характерна для большой группы исследо¬
ваний, появившихся в последние годы. Книга написана
не как научный трактат, а в специфическом жанре: что-
го среднее между обычным социологическим исследова¬
нием и публицистическим очерком. В книге есть главные
действующие лица, приводятся их высказывания, диа¬
логи. Уайт сознательно пользуется такой формой. В спе¬
циальном приложении, где он характеризует свои мето¬
ды исследования, он пишет: «Вместо того чтобы иссле¬
довать общие характеристики групп людей, я смотрел
на Дока, Тони Каталло, Джорджа Равелло и др. Вместо
того чтобы получать картину общности в особый момент
времени, я имел дело с временем, следующим за меж¬
личностными отношениями» L
Рассмотренные примеры очень убедительно показы¬
вают, что сама по себе процедура не определяет методов
исследования, не предписывает каких-то обязательных
технических приемов. Тот же метод наблюдения может
присутствовать с успехом и в «исследованиях случая», и
в статистическом исследовании, и при эксперименте.
Точно так же анкеты, интервью — все эти технические
средства сочетаются с любой процедурой. Процедура
определяет лишь общий тип исследования, в известной
степени диктует его общий план.
Процедура выборочных случаев была и остается
предметом дискуссий среди американских социологов.
В частности, спор был особенно острым между ее сто¬
ронниками и сторонниками статистической процедуры.
До сих пор иногда есть тенденция противопоставлять эти
две процедуры как противоположные по их природе.
1 W- Whyte, Street Corner Society, Chicago, 1961, p. 357—358.
171
Социологи, критически относящиеся к культу количе¬
ственных методов, всегда отдают предпочтение выбороч¬
ным исследованиям. И напротив, убежденные сторон¬
ники количественных методов иронически относятся к
«исследованиям случая». А. Бартон и П. Лазарсфельд,
останавливаясь на вопросе о значении качественного
анализа в социальных исследованиях, связывают этот
анализ с экспериментом, в определенном смысле с типо¬
логией и больше всего именно с исследованиями выбо¬
рочных случаев. Они не отрицают полностью значения
последних, однако считают эти исследования исследова¬
ниями «низшего ранга» по сравнению со статистически¬
ми: «Единственно полный путь доказать существование
отношений между двумя переменными — статистический
анализ. Исследование, основанное только на качествен¬
ных описаниях небольшого числа случаев, не может
играть большой роли в формировании мысли о возмож¬
ных отношениях, причинах, динамических процессах»1.
Ограниченность качественного анализа доказывается,
в частности, на работе Уайта «Общество уличных углов».
Но эта полемика касается уже не столько техники и про¬
цедуры исследования, сколько более общих методологи¬
ческих проблем.
Рассмотрение техники и процедуры, применяемых в
эмпирических исследованиях буржуазных социологов,
позволяет сделать ряд выводов.
Во-первых. Для эмпирической социологии характер¬
ным является увлечение методикой и техникой исследо¬
вания. Это увлечение настолько велико, что сама эмпи¬
рическая тенденция часто определяется именно как
тенденция, характеризующаяся прежде всего именно
специфическими методами исследования. Однако такое
определение не совсем точно. Сами по себе методические
приемы не определяют лица той или иной тенденции в
социологии. Напротив, сам выбор технических средств
нужно объяснить из общих установок социологии, преж¬
де всего из того социального заказа, который она выпол¬
няет. Поэтому специфические методы исследования лишь
следствие определенных задач, сформулированных в со¬
циальном заказе.
1 А. Н. Barton and Р. F. Lazarsfeld, Some Functions of Qualita¬
tive Analysis in Social Research. “Sociology. The Progress of a
Decade”, p. 108.
172
Во-вторых. Методика и техника исследования сами по
себе не несут в каждом отдельном случае социальной
нагрузки (до тех пор пока интервью, или анкета оста¬
ются техническим средством, они могут быть использо¬
ваны в исследованиях с совершенно различными со¬
циальными задачами), но тем не менее определенным
образом этот социальный заказ «вторгается» и в сферу
методики. Иногда это проявляется в непосредственной
форме — при формулировании вопросов в тестах, в опре¬
деленной ориентации ответов. Чаще это проявляется
опосредованно — через общие методологические уста¬
новки, которые предопределяют преимущественное ис¬
пользование тех или иных технических приемов, через
выбор объектов исследования, общий план исследования,
через понятия, в которых формулируется проблема,
и т. д.
В-третьих. Сама характеристика и описание техниче¬
ских приемов в значительной мере развенчивают тот
миф, который сложился относительно «всемогущества»
методов эмпирической социологии. В своем большинстве
эти методы являются неоригинальными для новой тен¬
денции; они были известны и применялись и в «тради¬
ционной» социологии XIX — начала XX в., применяются
и в исследованиях марксистской социологии. Поэтому
претензия представителей эмпирической социологии на
то, чтобы быть первооткрывателями этих методов,
несостоятельна. В ряде случаев методы эти вообще
нельзя считать специфически социологическими метода¬
ми. Они заимствованы, в частности, из социальной пси¬
хологии, где они оправданы и дают определенные по¬
ложительные результаты. Что же касается социологии,
то и наблюдения, и особенно интервью и анкеты могут
быть здесь применимы лишь к определенному кругу
проблем — проблем, связанных с изучением отношений
людей к социальным явлениям и их мнений, мотивов их
деятельности. Все это также является важным компо¬
нентом в исследовании, однако представляет собой лишь
одну сторону познания общественных закономерностей.
Объяснение поведения и поступков личностей, их мо¬
тивов к действию с точки зрения объективных законов
общественного развития не может быть осуществлено
описанными приемами. Между тем это такая часть
познания социальных явлений, пренебрежение которой
173
вообще лишает социологию права именоваться наукой.
Поэтому применение одной только совокупности пред¬
лагаемых технических приемов по существу не дает под¬
линно социологических исследований. К тому же многие
методические приемы пока больше рекламируются, чем
реально применяются в практике исследований (как это,
в частности, имеет место с применением математических
моделей). Существует известный разрыв между теорией
методов и практикой применения этих методов в эмпи¬
рической социологии.
В-четвертых. Из всей совокупности методов, техни¬
ческих приемов эмпирическая социология в общем де¬
лает особый акцент на количественных методах. Именно
они наилучшим образом соответствуют разрешению тех
задач, которые стоят перед эмпирическими исследования¬
ми представителей буржуазной общественной науки.
Возникает известный культ количественных методов,
определяющий стремление социологов ориентироваться
на методы естественных наук, что прямо определяется
общими методологическими принципами, которыми ру¬
ководствуются социологи-эмпирики.
Все это показывает, что одни лишь частные методи¬
ческие приемы, техника исследования, взятые сами по
себе, не определяют лицо эмпирической социологии. Кро¬
ме определения ее социальных задач необходимым зве¬
ном в исследовании всей тенденции должен быть анализ
ее общих методологических установок.
Глава IV
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ МЕТОДОЛОГИИ
1. Лицо социологического позитивизма
Анализ методов и техники, применяемых в эмпири¬
ческих исследованиях, показывает, что сами по себе эти
приемы имеют целый ряд резонных оснований и дейст¬
вительно могут сыграть определенную положительную
роль в социальном исследовании. В бесплодности эмпи¬
рической социологии «повинны» отнюдь не ее техниче¬
ские приемы, взятые сами по себе.
Причины беспомощности буржуазной социологии,
пользующейся этими методами, лежат значительно
глубже. Уже при исследовании каждого конкретного тех¬
нического средства становилось очевидным, что многие
затруднения упирались в более глубокие соображения
общего порядка. В этой связи встает ряд вопросов: как
соотносятся в эмпирическом социальном исследовании
частные методы и общая методология? Что такое вообще
«общая методология» в социологии? Какова ее связь с
определенной философией и т. д.
В эмпирической социологии все эти вопросы, разу¬
меется, возникают и обсуждаются, но в трактовке их
имеются различные оттенки. Прежде всего следует за¬
метить, что весь круг этих вопросов вообще выпадает из
поля зрения огромного отряда социологов-исследова¬
телей, практиков. Нельзя сказать, что они мало разра¬
батывают вопросы конкретных методических и техни¬
ческих приемов. Напротив, в большой части исследо¬
ваний этому уделяется много внимания. Но это именно
разработка конкретных, главным образом необходимых
175
при данном исследовании, приемов. Более же общие во¬
просы в работах такого рода, как правило, не выясняют¬
ся. Они изучаются сравнительно узким кругом социоло¬
гов, которые специализируются, так сказать, профес¬
сионально на подобной проблематике. Но тем не менее
определенная теория эмпирического исследования, не¬
сомненно, создается. И изучение судеб эмпирической
социологии немыслимо без анализа и этих ее методо¬
логических усилий. Эти усилия часто довольно далеки
от практики исследований, но принципы эмпирического
исследования, его теоретическое обоснование даются
именно в работах такого рода.
В понимании общих вопросов эмпирического иссле¬
дования имеется довольно много противоречий и различ¬
ных, часто взаимоисключающих точек зрения. Они ка¬
саются прежде всего самого понимания содержания ме¬
тодологии. Как уже говорилось, традиционным для
американской социологии является понимание методоло¬
гии как совокупности техники и процедуры исследования.
В специальном докладе, представленном IV Всемирному
конгрессу социологов, — «Проблемы методологии в эм¬
пирических социальных исследованиях» П. Лазарсфельд
говорил: «Социологам предлагается превратить обшир¬
ную и постоянно меняющуюся ткань социальных отно¬
шений в понятийную систему 1 знаний. Открыть и опре¬
делить путь, которым это должно быть сделано, являет¬
ся объектом методологического анализа. Социологи
изучают человека в обществе; методологи изучают со¬
циолога за работой»1 2. При таком подходе к вопросу
методология понимается несколько шире, чем простая
совокупность технических приемов: при изучении «социо¬
лога за работой» всплывают вопросы не только проце¬
дуры и техники, но и более широкий круг проблем.
Лазарсфельд раскрывает свое понимание методоло¬
гии, выделяя шесть основных тем 3, определяющих, по
его мнению, ее сферу.
1 В другой работе («Sociology Today», р. 39) Лазарсфельд до¬
бавляет: «Систему управляемых знаний».
2 Р. Lazarsfeld, Methodological Problems in Empirical Social
Research. “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, 1959, p. 232.
3 P. Lazarsfeld, Problems in Methodology. “Sociology Today”,
p. 40-45.
176
1. Размещение тем. Точнее, здесь имеются в виду гра¬
ницы темы, определение объема вопросов, которые вхо¬
дят в тему. Приведя в качестве примера исследование
Мак-Айвера, относящееся к определению понятия «сис¬
тема общественного мнения», Лазарсфельд указывает,
что автор выделил в данном случае три проблемы: осно¬
ва соглашения, расстановка мнений и структура связей.
Это и образует структуру темы: первую часть Мак-Айвер
ограничил вопросами системы ценностей и «климата»
мнения; вторую часть посвятил проявлениям обществен¬
ного мнения при голосовании на выборах; третью — ис¬
следованию проблем руководства в группах и значения
общественного мнения для законодательства. В общем
такая структура темы способствовала тому, чтобы пре¬
дотвратить слишком узкие рамки ее изучения.
2. Выяснение терминов. Это старейшая и, как отме¬
чает Лазарсфельд, к сожалению, никогда не имеющая
конца задача методологии. Он справедливо указывает
на то, что сплошь и рядом любое, даже очень распрост¬
раненное, понятие социологии трактуется по-разному раз¬
ными авторами. Так, например, термин «социальные
роли», такой существенный для теории групп, одни тол¬
куют как дескриптивный (указывающий, «что люди оп¬
ределенного статуса делают»), другие — как прескрип¬
тивный (предполагающий, «что люди будут делать»).
Многие типологии являются ложными именно потому,
что точно не определены понятия, на которых они стро¬
ятся.
Выяснение терминов особенно важно для исследо¬
вателей, приступающих к эмпирическим исследованиям.
Как только они обращаются к литературе, они встре¬
чаются с неточностью и противоречивостью терминов. И
прежде чем приступить к исследованию, они вынуждены
«очистить традиционные определения и примирить про¬
тивоположности» 1 в тех работах, которые ими изуча¬
ются.
3. Объяснение техники исследования. Конструкция
шкал, определение выборки, наставления интервьюерам
не являются, строго говоря, аспектом методологии, но
методологи касаются и этих проблем. Приводя много¬
численные примеры из исследований американских со¬
1 Р. Lazarsfeld, Problems in Methodology. “Sociology Today”, р. 41.
12 Г. М, Андреева 177
циологов, Лазарсфельд называет именно те трудности,
возникающие при пользовании техникой, о которых гово¬
рилось в главе третьей.
4. Взаимосвязь технических приемов в исследовании.
Поскольку нет прямых, проторенных путей в каждом ис¬
следовании, постольку вопросы о технике исследования
могут дискутироваться на протяжении очень длительного
времени. Но исследования тем временем идут, в них
применяются различные технические приемы, и важно
как-то согласовать их друг с другом, выяснить их соот¬
носительные достоинства и недостатки. Поскольку коли¬
чество эмпирических исследований все растет, может
случиться так, что какая-либо целая область будет из¬
учаться двумя различными техническими приемами.
Методологу важно соотнести эти приемы. Например,
проблемой остается вопрос, какой способ изучения луч¬
ше— эксперимент, который дает мало данных, но очень
тщательно контролируемых, или обзор (survey), где
данных больше, они многообразнее, но контролировать
их труднее. Каково должно быть взаимоотношение между
этими двумя способами — вот вопрос, который должна
выяснять методология.
5. Систематизация эмпирических данных. Основная
линия развития науки — от изолированных исследований
к обобщениям и теоретическим системам. Но «социоло¬
гические теории в этом точном смысле развиваются
медленно. Однако возможно организовать ряд эмпири¬
ческих данных так, что они могут быть сравнимы и со¬
относимы друг с другом» L Речь идет по существу о пер¬
вичной обработке эмпирических данных, об их опреде¬
ленной классификации, об упорядочении их. Такого рода
описания, позволяющие определенным образом сравни¬
вать данные исследований, по мнению Лазарсфельда,
являются скорее делом методологии, чем теории, и при¬
том ее весьма важным делом.
6. Формализация аргументов. Важной задачей мето¬
дологии является, наконец, применение математики для
формализации наших суждений и выводов. «Использо¬
вание формул в социологических исследованиях не обя¬
зательно приводит к новым выводам. Но оно может рас¬
1 Р. Lazarsfeld, Problems in Methodology. “Sociology Today”,
p. 43.
178
крыть до сих пор не замеченное значение или прояснить
отношения между предположениями» L
Таков кратко перечень проблем методологии, дава¬
емый П. Лазарсфельдом. Как видно, здесь содержится
попытка поднять целый ряд более общих задач, чем
простое описание отдельных технических приемов и про¬
цедур исследования. По существу Лазарсфельд ставит
вопросы, которые в значительной мере исследуются в
особой отрасли буржуазной социологии — социологии
познания, например зависимость решения ряда гносео¬
логических проблем от социальных условий познания.
Так, вопрос о выборе наиболее уместных в данном ис¬
следовании технических приемов, которые определяются
целью исследования, есть часть особой проблемы со¬
циальных аспектов истины и т. д. Но социология позна¬
ния, хотя и выступает формально как часть социологии,
ведет свое начало от философской традиции, которая со¬
вершенно явственно проступала у ее создателей Э. Дюрк¬
гейма и К- Маннгейма (сам П. Лазарсфельд признает,
что именно с именем другого крупного представителя
«социологии познания», М. Шелера, отождествляется
философская традиция в социологии). И конечно, всякие
серьезные попытки разработать методологию социально¬
го исследования не могут обойти гносеологические проб¬
лемы, а также проблемы социальных аспектов познания,
т. е. собственно философскую проблематику. Однако Ла¬
зарсфельд всячески подчеркивает свою непричастность
к философским проблемам. Так, он специально оговари¬
вается, что совокупность этих проблем все же предпоч¬
тительнее называть именно «методологией», а не «фило¬
софией социальных наук»: «чем говорить о «философии
социальных наук», я предпочитаю говорить об их мето¬
дологии, термин, который более умерен и который луч¬
ше соответствует настоящему положению дел»1 2. Объяс¬
няется эта позиция тем, что в социологии, по мнению
Лазарсфельда, нет до сих пор социологических теорий
в точном значении этого слова. Те, которые сущест¬
вуют, считает он (Лазарсфельд анализирует, само собой
1 Р. Lazarsfeld, Problems in Methodology, “Sociology Today’’,
p. 44.
2 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 235.
12* 179
разумеется, лишь буржуазные социологические теории),
представляют собой либо просто систему понятий, как
это имеет место, например, у Визе и Парсонса, либо они
являются лишь своеобразными указателями на то, что
важно и нужно изучать в социальных явлениях, — так,
с точки зрения автора, выглядит функциональный ана¬
лиз, описанный Мертоном. Именно в силу этих обстоя¬
тельств Лазарсфельд критически относится к термину
«философия социальных наук» как термину «преждевре¬
менному» в социологии. Он делает далее оговорку, что
в будущем, возможно, такая «философия социальных
наук» и будет создана: «Методологический" анализ в
этом смысле дает элементы, из которых может быть по¬
строена будущая философия социальных наук»1.
По существу смысл всех этих аргументов значитель¬
но глубже. Здесь налицо не только отказ от особой
«философии социальных наук», но и нежелание истолко¬
вать методологический подход как подход философский.
Лазарсфельд и другие объясняют эту настороженность
в отношении философии как общей основы научного зна¬
ния тем, что всякое представление о философских про¬
блемах науки скомпрометировано якобы длинной исто¬
рией спекуляций по поводу этих проблем. Лазарсфельд
фактически отождествляет философию с этими спекуля¬
циями. В этом рассуждении содержится скрытая критика
всей предшествующей традиции в буржуазной идеали¬
стической социологии.
Но преодоление спекулятивного характера многих
идеалистических конструкций не может иметь альтерна¬
тивой отказ от философских проблем знания вообще.
В противном случае методология настолько отрывается
от содержания изучаемых проблем, что вся сводится
только и исключительно к формальнологическому иссле¬
дованию предпосылок и структуры знания. Хотя и при
таком подходе за методологией сохраняется в качестве
главного вопрос, как надо изучать общество, но это как
очень сужается. Остается вопрос: как надо изучать обще¬
ство с точки зрения формальной логики, как надо изу¬
чать общество, чтобы не переступить формальнологиче¬
ских границ метода или технического приема? При этом
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 235.
180
происходит крайняя формализация проблем познания
общественных явлений и как следствие ее — противопо¬
ставление того, как надо изучать общество, тому, что
надо изучать.
На вопрос же о том, что надо изучать в обществе,
отвечает, по мнению многих теоретиков буржуазной
социологии, социологическая теория. Маккинни прямо
утверждает: «...методология в основном отвечает на во¬
прос «как», субстантивная же теория — на вопрос
«что»» L Что касается этой субстанциональной теории,
то она в определенных аспектах соприкасается с фило¬
софией: «Методолог делает некоторые необходимые
предположения относительно мира, а затем начинает
строить исследование относительно последнего. С другой
стороны, философ, логик и эпистемолог сосредоточивают
свое внимание и свои усилия на самих предположе¬
ниях»1 2. Эти предположения могут быть настолько ши¬
рокими и абстрактными, что они «имеют мало отноше¬
ния к проблемам ученого-исследователя (имеется в виду
социолог.— Г. Л.)»3.
Таким образом, все эти рассуждения концентрируют¬
ся на том, что общие проблемы метода в социологии
суть лишь проблемы метода данной науки и они не могут
быть смешиваемы с философскими проблемами позна¬
ния. Научный метод снова противопоставляется фило¬
софскому методу как знание — спекуляции. Дело здесь,
конечно, в очень глубоких и принципиальных установках.
Строго говоря, подобное противопоставление само есть
выражение определенной философской традиции.
В самом деле, методология, конечно, не может быть
сведена к совокупности технических приемов и процедур.
Последняя есть то, что обычно называется методикой
исследования. Методологию же можно понимать в широ¬
ком и узком смысле слова. В широком смысле методо¬
логия— это и есть философский метод осмысления
действительности. В марксистской философии такой
общий метод дан в единстве с теорией: это всеобщие
законы диалектики, которые именно в силу того, что
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 218.
3 Там же, стр. 219.
3 Там же, стр. 218.
181
они дают содержательное знание о вещах и явлениях,
служат аналогом действительности и методом ее позна¬
ния. Каждая наука пользуется этим философским мето¬
дом, и уже вторым вопросом является вопрос о том, как
конкретно эти общие положения философского метода
проявляются в данной сфере знания.
Вместе с тем каждая наука не может опираться
только на положения философского 'метода. На основа¬
нии его и при помощи его формулируется метод данной
науки, 'который есть, с одной стороны, общефилософский
метод, с другой — специфический метод именно данной
науки — методология в узком смысле слова. Это опять-
таки отнюдь не совокупность приемов и технических
средств. Это определенные принципы познания, но не
познания вообще, а познания данной сферы действитель¬
ности при помощи данных средств.
Для Маркса, например, метод политической экономии
был не просто совокупностью законов материалистиче¬
ской диалектики, .а именно методом специальной науки,
сформулированным на основе общефилософского диа¬
лектического метода и представляющим собой конкрети¬
зацию 'материалистической диалектики в сфере изуче¬
ния явлений экономической жизни. Точно так же анализ
человеческой истории, общественных отношений при по¬
мощи диалектико-материалистического метода дает
методологию марксистской социологии — принципы рас¬
смотрения общественных явлений с точки зрения первич¬
ности экономических отношений, вторичности идеологи¬
ческих отношений и т. д.
И тот и другой аспект методологии (и в узком и в ши¬
роком смысле слова) требует определенного ответа на
вопрос о том, как она соотносится с общей теорией дан¬
ной науки. В марксистской социологии метод и теория
образуют единство: общие законы общественного разви¬
тия в своей совокупности, в многообразии их конкрет¬
ных проявлений составляют общую теорию марксист¬
ской общественной науки. Вместе с тем они же есть
и метод познания явлений общественной жизни.
Здесь нет противопоставления формальной методологии
и содержательной теории.
В буржуазной социологии такое противопоставление
постоянно подчеркивается, так же как подчеркивается
и «независимость» методологии социологии от какой бы
182
то ни было философской концепции. Однако методологи¬
ческие основы любой науки, и в том числе социологии,
методологические основы любой социологической теории
определяются прежде всего определенной философской
ориентацией. Эмпирическая социология, хотя и возникла
«в ответ» на позитивистскую социологию Конта, в общем
продолжила ’контовский антифилософский «демарш».
Но этот «демарш» прежде всего позволяет судить о том,
что из всех направлений современной идеалистической
философии именно позитивизм больше всего определяет
и характеризует методологию эмпирических исследова¬
ний в социологии.
Связь с философией позитивизма далеко не всегда
признается социологами, занимающимися эмпирически¬
ми исследованиями. Собственно говоря, прямо и открыто
эту связь признают лишь социологи «математической»,
или «естественнонаучной», школы, <к которой принадле¬
жат такие видные представители американской социоло¬
гии, как Д. Ландберг, П. Лазарсфельд, С. Додд и др.
Эту школу часто официально именуют в американской
социологии неопозитивистской школой. П. и Б. Вэлиен,
характеризуя современный процесс возрастания роли
теоретических построений в американской социологии,
утверждают, что «этот процесс шел в двух главных на¬
правлениях, одним из которых являлся неопозитивизм,
а другим—развитие теории социального действия»1.
То же констатирует и Маккинни: «Позитивизм в со¬
временном одеянии был определенной 'модой в амери¬
канской социологии. Хотя следы его существования были
заметны в течение многих лет, классическое изложение
неопозитивизма появилось только тогда, когда Ландберг
опубликовал в 1939 году свой труд «Основания социоло¬
гии»»1 2. Что касается теоретиков этой школы, то в их
работах принципы социологического анализа формули¬
руются прямо и непосредственно в духе философии нео¬
позитивизма. Именно социологам этой школы принадле¬
жит в основном разработка математических методов
исследования, именно в их работах ставится основная
гносеологическая проблематика неопозитивизма: про¬
блема верификации в социальном исследовании, идеи
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 105.
2 Там же, стр. 226.
183
операционализма в их применении к социологии и т. д.
Важным элементом рассуждений социологов-неопозити¬
вистов является сведение социологии к социальному
бихевиоризму и стремление включить социологию в об¬
ласть физических и биологических наук.
Но это, так сказать, проявления позитивизма в узком
смысле этого слова. В работах И. С. Кона предлагается,
однако, различать в современной социологии позитивизм
в узком и широком смысле слова L Мы полностью со¬
гласны с этим предложением, ибо было <бы неверно ду¬
мать, что исходные принципы позитивистской философии
составляют основу рассуждений только социологов «ма¬
тематической», или «естественнонаучной», школы. (Под¬
робный анализ их «концепций будет дан несколько ниже.)
Огромное количество эмпирических исследований
предпринимается социологами, которые не связаны непо¬
средственно с этой школой. Исследования прикладного
характера, идущие потоком из лабораторий и центров,
расположенных непосредственно на предприятиях и в
учреждениях, вообще не ставят специально методологи¬
ческих вопросов. И тем не менее и в этих исследова¬
ниях несомненно влияние позитивизма. Здесь не обя¬
зательно присутствует гносеологическая проблематика
неопозитивизма в ее проекциях на социологию, здесь
не обязательно употребляется и специфическая неопо¬
зитивистская терминология, но тем не менее здесь идет
речь именно о позитивизме в самом широком смысле
слова как о некоторых самых общих принципах эмпири¬
ческих социологических исследований.
Можно указать несколько таких принципов. Во-пер¬
вых, это тот самый отказ от какой бы то ни было связи
между социологией и философией, о котором речь шла
выше. Причем если декларация такого отказа в общем-то
дело теоретиков неопозитивистской социологии, то для
практики эмпирических исследований характерен не про¬
сто фактический отказ от философского подхода, что для
отдельного эмпирического исследования вообще оправ¬
дано, но противопоставление эмпирического социологи¬
ческого исследования исследованию философскому как
описания факта раскрытию сущности.
1 См. И. С. Кон, Неопозитивизм в социологии. «Философия
марксизма и неопозитивизм», стр. 81.
184
Строго говоря, задача формулируется вовсе не обя¬
зательно как описание единичного факта. Как мы виде¬
ли выше, применяется ряд процедур, отдельные из кото¬
рых преследуют цель как раз определенным образом
собрать и организовать серию фактов; формально опи¬
сание одного факта дается лишь в так называемых ис¬
следованиях случая. И теоретически эмпирическую
социологию не считают наукой, которая должна зани¬
маться описанием одного факта. Существует даже спе¬
циальная ветвь социологии, которая по идее должна
иметь дело с исследованиями такого рода. Это социогра¬
фия. Термин был предложен еще в 1908 г. Михельсом.
Западногерманский социолог Мильман определяет со¬
циографию как «эмпирическое раскрытие и максимально
полное описание элементарных данных о каком-либо
определенном (и обычно регионально ограниченном)
проблемном комплексе, а также систематизацию фактов,
определяемых таким образом с помощью количествен¬
ных методов» L
Но под такое понимание социографии, как видно,
легко подводятся не только исследования типа case study,
но и все исследования, основанные на применении коли¬
чественных методов, т. е. по существу основная масса
исследований эмпирической социологии. Вся она, таким
образом, в конечном счете превратилась в социографию.
В некоторых конкретных областях эмпирической социо¬
логии противопоставление социологического исследова¬
ния философскому анализу проводится открыто.
Если взять, например, такую область, как социальная
стратификация, то принцип, положенный в основу опи¬
сания социальной структуры общества, рассматривается
именно как принцип, противоположный какому бы то ни
было философскому подходу. Разделение общества на
страты приводит к возможности, по мнению специали¬
стов в области социальной стратификации, дать имен¬
но социологическое описание социальной структуры,
где существование страт можно проверить эмпирически.
Идея же классового деления общества, когда понятие
класса применяется как принцип характеристики соци¬
альной структуры, рассматривается как проявление
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 778.
185
философского подхода, ибо здесь действительная зада¬
ча— раскрытие сущности данной социальной структуры.
Социологи же настаивают на том, что их дело — опи¬
сание, характеристика страт, а вопрос о сущности клас¬
сов они предлагают отдать в удел «поэтам, журнали¬
стам или социальным философам» L
Противопоставление социологии и философии идет
в значительной мере и по линии проблемы ценностей.
«Новая» роль социологии именно и усматривалась в том,
что социология должна освободить себя от ценностных
суждений, воздержаться от оценок общественных явле¬
ний и стать в позицию «социальной инженерии». В отно¬
шении к проблеме ценностей социологи предлагают сле¬
довать за естественными науками. Гофсоммер, напри¬
мер, основывает свои выводы на рассуждении о том, что
атомная теория может быть использована по-разному:
она может быть применена в производстве в условиях
мира и как средство разрушения во время войны. Из
этого правильного в своей основе рассуждения делается
совершенно неправильный для социологии вывод: «Нау¬
ка не может отвечать на вопрос, что «хорошо» и что «пло¬
хо». Также нет у науки возможности удовлетворительно
сказать, что нам «должно» делать. Для ответа на эти
вопросы мы должны обратиться к этике или религии»1 2.
Здесь, правда, привилегия обладать ценностями отнесена
к этике или религии, но это означает отнесение ее и к
философии, во всяком случае к «моральной философии»,
как часто квалифицируют этику.
Проблема ценностей между тем совершенно по-иному
решается в социологии по сравнению с естественными
науками. Плоские аналогии с естествознанием здесь сно¬
ва смазывают специфику общественной науки. Социоло¬
гия в своей теоретической части располагает философ¬
ским подходом к общественным явлениям. Если она
действительно научна, то она познает объективные зако¬
ны общественного развития. С этой точки зрения социо¬
логия может обладать знанием, что «хорошо» и что
«плохо», ибо объективный анализ действительности с
точки зрения законов исторического процесса позволяет
1 См. об этом подробнее в кн.: В. С. Семенов, Проблема клас¬
сов и классовой борьбы в современной буржуазной социологии,
М., 1959, стр. 12 и др.
2 Н. Hofsotnmer, The Sociology of American Life, p. 8.
186
понять расстановку классовых сил в обществе, объектив¬
ные тенденции их развития, их (перспективы и в этом
смысле оценить их роль в прогрессивном развитии че¬
ловеческого общества.
Ценности, признаваемые в обществе, есть, конечно,
всегда ценности определенных социальных сил. Бур¬
жуазная социология не видит возможного объективного
критерия для оценки самих ценностей. Но в том-то
и дело, что такой критерий существует; он раскрывается
в общественной науке, если она опирается на определен¬
ные философские принципы, на принципы того мировоз¬
зрения, которое является мировоззрением ведущей про¬
грессивной силы истории в современную эпоху — рабоче¬
го класса.
Всякая иная философия действительно не может
предложить объективного критерия ценностей. Ценност¬
ный подход, свойственный, например, философии нео¬
кантианства, не давал ничего, кроме новой разновидно¬
сти субъективизма. Эмпирическая социология, отвергаю¬
щая «спекуляции» философии, отвергает вместе с ними
и ценностный подход. Она права в той части, где она
признает бесплодность ценностного подхода идеалисти¬
ческой философии. Она не права, когда она не видит
возможности принципиально иного подхода к ценно¬
стям в самой философии. Но она и не может быть права
в этом вопросе, ибо ее классовые и теоретические пози¬
ции исключают такую возможность.
Однако по крайней мере внешне любая социология
не может обойтись без какого-то отношения к проблеме
ценностей. Поэтому формально существует особая часть
социологии, занимающаяся проблемой ценностей в
социальной науке. Но постановка проблемы ценностей
здесь дается в весьма специфическом плане. Философ¬
ское содержание этой проблемы оказывается по суще¬
ству утраченным: так, полностью обходится вопрос о
гносеологическом значении проблемы ценностей. Социо¬
логия устраняется от оценки тех фактов социальной дей¬
ствительности, которые она получает в результате своих
эмпирических исследований. Понятие «ценности» рас¬
сматривается, как правило, в связи с понятием «норма».
Социология понимает свою задачу как сопоставление
ценностей, признаваемых индивидом, с ценностями, при¬
знаваемыми группой (нормами). Изучение различных
187
типов отклонения от норм имеет (прямое отношение к за¬
даче, поставленной эмпирической социологией, — изучать
образцы отклоняющегося поведения (deviant behavior).
В этом смысле проблема ценностей получает право на
существование в рамках эмпирической тенденции в со¬
циологии. Все же иные аспекты отбрасываются как ас¬
пекты философские. Таким образом, еще и с этой сторо¬
ны подчеркивается отказ от какой бы то ни было связи
между философией и социологией. Но здесь, как и в дру¬
гих случаях, сам отказ от философии иллюстрирует луч¬
ше всего ту философию, которая принимается,— фило¬
софию позитивизма.
Во-вторых, позитивистскую ориентацию эмпириче¬
ской социологии характеризует своеобразное понимание
природы обобщения. Часто встречающееся утверждение
о том, что эмпирическая социология отказывается от
каких бы то ни было обобщений, является не совсем
точным. Особенно в настоящее время многие теоретики
социологии разрабатывают целую шкалу различного
рода обобщений, применяемых в социальных исследо¬
ваниях. Дело заключается не в полном отказе от
обобщения, а в специфическом понимании природы
обобщения. Те же исследования по социальной стра¬
тификации хорошо иллюстрируют эту специфику. Ис¬
следования относительно «страт», конечно, не могут
оставаться на уровне простой констатации фактов. Осу¬
ществляется все время определенный отбор фактов, их
упорядочивание, классификация. Констатируются те из¬
менения, которые происходят в структуре «страт», их
положении. Но, как говорит английский социолог Т. Мар¬
шалл, социолог, занятый проблемами социальной страти¬
фикации, фиксирует лишь, «какие?», «когда?» и «где?»
произошли изменения, но не выясняет вопросов, «поче¬
му?» и «как?» они произошли L
Расположить факты, полученные при исследовании,
по принципу «какие?», «когда?», «где?» — это тоже оп¬
ределенным образом обобщить материал. Но природа
этого обобщения такова, что в ходе его не раскры¬
ваются причинные связи, не вскрывается закономер¬
ность, лежащая в основе изменения. Обобщение же, не
1 “Transactions of the Third World Congress of Sociology”, vol.
188
поднимающееся до раскрытия сущности, закономерности,
не есть обобщение в точном смысле этого слова. В слу¬
чае с исследованием стратификации общества эта исти¬
на может быть ярко проиллюстрирована: пока фикси¬
руются изменения в положении отдельных социальных
слоев по принципу «какие?», «когда?», «где?», анализ
социальной структуры остается описательным. На этом
уровне поэтому можно довольствоваться и фиксацией
«страт». Действительно, как простая констатация могут
быть приняты «деления», предлагаемые сторонниками
социальной стратификации: по роду занятий, по «пре¬
стижу», по типу жилища, по манере одеваться, по отно¬
шению к различным проблемам и т. д. Различий между
разными социальными слоями много, и они могут
быть зафиксированы. Но как только мы ставим вопро¬
сы «как?» и главным образом «почему?» сложилось та¬
кое положение того или иного слоя, «почему?» и «как?»
происходят изменения в его положении, мы не можем
получить на него ответа в пределах теорий социальной
стратификации.
Если мы строим все же цепь причинно-следственных
рассуждений, то обязательно придем от «страт» к клас¬
сам, ибо, только рассматривая социальную структуру
общества с тонки зрения деления его на классы, можно
действительно найти ответы на вопрос «почему?». Глав¬
ный классовообразующий признак — отношение класса
к средствам производства — не просто один из призна¬
ков, рассмотренных наряду с другими и в одном с ни¬
ми «ранге». Это признак, который так характеризует
социальную структуру антагонистического общества, что
помогает раскрыть ее сущность как структуры, постро¬
енной на отношениях классовой эксплуатации. Сущность
раскрывается через познание причины явления, через по¬
знание закона, управляющего явлением. Таким образом,
подлинное обобщение получается только тогда, когда
раскрыта закономерность, причинная обусловленность
того или иного социального явления.
Эмпирическая социология в своих исследованиях до¬
вольствуется в лучшем случае установлением функцио¬
нальных связей между двумя явлениями, описанием их
взаимодействия. Функциональную зависимость важно
изучить и познать, но она не заменяет знания зависимо¬
сти причинной. Идея взаимодействия в социологии, несо¬
189
мненно, очень важна. Однако она приобретает смысл,
если от идеи взаимодействия мы идем глубже и выяс¬
няем основу этого взаимодействия. Еще Г. В. Плеханов
раскрыл эту мысль. «Взаимодействие существует, — пи¬
сал он, — ...оно вполне естественно и безусловно неиз¬
бежно, но тем не менее, само по себе, оно еще ровно ниче¬
го не объясняет. Чтобы понять взаимодействие, надо
выяснить себе свойства взаимодействующих сил, а эти
свойства не могут найти себе последнее объяснение в
факте взаимодействия, как бы ни изменялись они благо¬
даря ему» L Практика же эмпирических исследований
подчиняется и в этом вопросе типичной позитивистской
тенденции. Еще Конт пытался открыть «законы» в со¬
циальной жизни. Но он искал эти законы не в объектив¬
ной жизни общества, не в объективно присущих этому
обществу причинных связях и зависимостях. Современ¬
ная эмпирическая социология делает то же самое. Фор¬
мально все «ищут законы»; та пора, когда эмпирики в
социологии просто отказывались от познания законов,
давно миновала. Но все дело в том, что «поиски законов»
остаются типично позитивистскими поисками, которые
теперь, конечно, подаются не в старых примитивных фор¬
мах контовской социологии, а в новом одеянии. Особое
значение для подобной практики имеет теория функцио¬
нализма.
В-третьих, позитивистская ориентация эмпирической
социологии проявляется в том, что в своих исследованиях
ее представители опираются на чрезвычайно широко
понятый принцип психологизма. Мы согласны с утвер¬
ждением И. М. Поповой, что «психологизм представляет
собой одну из самых характерных черт современной бур¬
жуазной социологии»1 2. Однако необходимо специально
остановиться на вопросе о том, в каких формах психо¬
логизм сочетается именно с эмпирической тенденцией в
социологии. Теоретики современного социологического
неопозитивизма отождествляют социологию с социаль¬
ным бихевиоризмом, что видно из самого понимания
предмета социологии как изучения поведения людей.
Внешне такой подход выглядит как подход, противо¬
положный тому традиционному психологическому пони¬
1 Г. В. Плеханов, Соч., т. VII, М.— Л., 1925, стр. 212.
2 И. М. Попова, К вопросу о социальной почве психологизма в
буржуазной социологии. «Вопросы философии» № 3, 1961, стр. 86.
190
манию природы социальных явлений, предпосылки кото¬
рого были заложены уже в позитивистской социологии
XIX в. Более того, неопозитивисты подвергли критике
традиционный психологизм, и принцип социального би¬
хевиоризма был предложен ими как принцип, противо¬
стоящий принципу психологизации общественных явле¬
ний. Сущность критики состояла именно в том, что све¬
дение общественных явлений к психологической основе
делает упор на таких проявлениях человека, как эмо¬
ции, желания, настроения и т. д. При этом подходе, с
точки зрения неопозитивистов, исключается возможность
объективной оценки человеческих поступков и действий.
Только принцип бихевиоризма, по их мнению, устраняет
это препятствие. Однако в действительности такое про¬
тивопоставление отнюдь не означает отказа социологов-
неопозитивистов от психологического подхода к явле¬
ниям социальной жизни. Изменяется лишь форма, в ко¬
торой проявляется теперь этот психологический подход.
Для этой цели используется то новое направление, кото¬
рое родилось в самой психологии и котброе оказалось
наиболее приемлемым для теоретиков эмпирической со¬
циологии.
Бихевиоризм как направление в психологии получил
особенно большое распространение в США благодаря
работам Торндайка и Уотсона. В значительной мере би¬
хевиоризм с самого начала был связан с прагматизмом.
Именно с точки зрения прагматизма бихевиористы под¬
вергали критике «европейскую традицию» в психологии.
Бихевиористы декларировали отказ от методов самона¬
блюдения и оценки в психологии и предлагали прини¬
мать во внимание только те факты поведения животных
и человека, которые можно точно установить и описать.
Не важно «понимать», что за этими фактами, важно ис¬
следовать раздражение и ответную реакцию организма.
Все поведение — совокупность таких внешних реакций
организма, механически вызываемых стимулами среды.
Все психические процессы — простые органические реак¬
ции, и первоначальную основу поведения образуют вро¬
жденные инстинкты. Правда, инстинкты можно воспи¬
тать и искусственно, но все равно поведение в целом
остается совокупностью таких чисто внешних реакций.
Акцент на том, что такие реакции есть прямой ответ на
раздражения внешней среды, имеет определенную связь
191
с философией прагматизма. На это обстоятельство обра¬
щает внимание Л. Гурко, который пишет: «Упор бихевио¬
ристов на действие и окружающую среду казался умест¬
ным в тот период, когда действие любого рода выгодно
окупалось, а окружающая среда благоприятствовала
человеку»1. Сами особенности развития американского
капитализма не только порождали такую черту буржуаз¬
ного сознания, как культ бизнеса, «действия», но и вся¬
чески «поощряли» такое «действие», понимаемое прежде
всего как активность предпринимателя. Именно эта пра¬
гматическая ориентация и сочетается легко с установ¬
кой бихевиоризма на прямую связь между «реакцией»
и «стимулами» среды.
Эмпирической социологии импонирует такой подход.
Теоретики неопозитивизма в социологии считают, что
только при подобной трактовке общественных явлений
можно осуществить объективный, строгий анализ чело¬
веческого поведения. Сознание людей, то, что относится
к проявлениям психики человека, не поддается точно¬
му измерению,* и поэтому поведение есть та единственная
реальность, которая может быть подвергнута анализу и
даже точному количественному измерению. Внешне
здесь критика психологизма, критика тех школ, которые
во главу угла ставят сознание. Поэтому вся традиция
неопозитивистской социологии связана, например, с кри¬
тикой так называемой понимающей социологии, ведущей
свое начало от В. Дильтея. Подобно тому как в психоло¬
гии бихевиоризм выступил против идей интроспекцио-
низма, социальный бихевиоризм неопозитивистов всяче¬
ски стремился связать свой эмпиризм с отрицанием
традиционной психологической трактовки социальных
явлений. Поэтому в декларациях социологов-неопозити¬
вистов можно часто увидеть прямое противопоставление
эмпирического подхода подходу психологическому.
Но в действительности взаимоотношение здесь значи¬
тельно сложнее. Когда психологи-бихевиористы говорят
о поведении, то под поведением понимается любой вид
деятельности животного или человека2, будь то движе¬
ния, мысли или чувства. Во всех случаях бихевиористы
1 Л. Гурко, Кризис американского духа, М., 1958, стр. 213.
2 См. об этом в кн.: Н. С. Мансуров, Современная буржуазная
психология. Критический очерк, М., 1962, стр. 51—58.
192
устанавливают взаимодействие между «реакциями» (R)
организма и «стимулами» (S) — внешними раздраже¬
ниями, идущими от среды. Это взаимодействие изобра¬
жается формулой S—*/?. Суть дела заключается в том,
что при характеристике такого взаимодействия опускает¬
ся фактор «сознания», «разума» и т. д., и тем самым би¬
хевиористы игнорируют роль высшей нервной деятельно¬
сти. В этом смысле бихевиоризм и выступил против тра¬
диционной психологии.
Но как скоро речь заходит о социальном бихевиориз¬
ме !, т. е. переносе всех основных рассуждений бихевио¬
ристов на явления общественной жизни, его взаимоотно¬
шение с традиционным психологическим подходом в
буржуазной социологии должно быть рассмотрено особо.
Уже сама идея — рассмотрение общественных отношений
только с точки зрения поведения — выступает в социо¬
логии как идея психологического подхода, ибо при таком
подходе отрицается необходимость изучения объектив¬
ных законов развития общества. В плане изучения обще¬
ственной жизни безразлично, мотивируется ли поведение
«сознанием», или оно есть простое взаимодействие «сти¬
мул — реакция». Важно, что изучается поведение лич¬
ности, ее действия, где реакция этой личности на стиму¬
лы может быть выражена в форме какой-то деятель¬
ности, но также и в форме мысли, эмоции и т. д. С точки
зрения научной социологии такой подход есть подход не
менее «психологичный», чем подход традиционных пси¬
хологических школ. Здесь отрицается лишь одна форма
психологического объяснения социальной действитель¬
ности за счет его другой формы. Эмпиризм выступает
как эмпирическое описание поведения, но само поведе¬
ние трактуется как специфическое проявление индивида:
или его мотивированных поступков, или его механиче¬
ских реакций, которые могут выступать не только в фор¬
ме действия, но и в форме каких-то проявлений психики.
Именно такой подход особенно близок эмпирической
социологии, ибо отказ от изучения различных процессов
психики, деятельности мозга позволяет трактовать ре¬
акции как что-то чисто внешнее в поведении, по суще-
1 Впервые идеи социального бихевиоризма были изложены в
США Г. Мидом в работе: G. Mead, Mind, Self and Society from the
Standpoint of a Social Behaviorist, New York, 1934.
13 Г. M. Андреева
193
ству рассматривать поведение индивида как поведение
автомата. Это вполне совпадает с общей ориентацией
эмпирической социологии схватывать в своем анализе
лишь то, что поддается непосредственному восприятию.
Хотя до сих пор остры споры о различиях между
эмпирической социологией и социальной психологией, в
действительности практика эмпирических социологиче¬
ских исследований давно уже показывает, что границы
между ними установить почти невозможно. Поэтому и
методика, и техника социологического исследования во
многом заимствуют методику и технику социальной пси¬
хологии (так, например, понятие «тест» прямо перекоче¬
вало в социологию из психологии). Отрицание специфи¬
ки общественных явлений, свойственное позитивистской
традиции, в рамках эмпирической социологии просто
приобретает новую форму.
Доказательством не только родства, но и прямого
проникновения психологии в эмпирическую социологию
является и тот факт, что кроме идей бихевиоризма социо¬
логия в большой мере впитала в себя идеи и такой рас¬
пространенной в американской психологии теории, как
теория Фрейда. Фрейдизм и неофрейдизм являются
одним из важнейших направлений в буржуазной пси¬
хологии и в общем-то представляются как направление,
противостоящее линии бихевиоризма. Однако при пере¬
носе ряда положений психологии непосредственно в об¬
ласть социологии осуществляется зачастую своеобраз¬
ный симбиоз этих двух противоположных концепций.
Ю. А. Замошкин замечает, что «обе вышеназванные ли¬
нии (отличаясь в специально психологических областях)
зачастую сближаются как раз по основным проблемам
социологии» L Это сближение особенно легко достигает¬
ся именно в области эмпирических исследований в со¬
циологии. Целый ряд основных понятий психоанализа
оказался буквально «впитанным» в социологию, и, хотя
связь эта нередко замалчивается и во всяком случае не
афишируется, она в действительности существует. Гизе¬
ла Хинкл дает довольно точную картину этой связи:
«Фрейдистские и неофрейдистские идеи проникли также
1 Ю. А. Замошкин, Проблема общественного сознания и теории
социальной психологии. «Исторический материализм и социальная
философия современной буржуазии», стр. 439.
194
во многие специализированные области Социологии, гдё
их применяют, иногда не отдавая себе отчета в их интел¬
лектуальных истоках. Они как бы «растворены», для
того чтобы войти в социологические рамки социальной
психологии: коллективное поведение, общественное мне¬
ние и коммуникация, социология семьи, расовые и этни¬
ческие отношения, социальная стратификация, бюрокра¬
тия, социальная дезорганизация, социальная психиатрия
и социологическая теория. «Фрейдизм», таким образом,
в американской социологии, можно сказать, повлек за
собой сознательное и бессознательное, чистое и раство¬
ренное, а также правильное и неправильное применение
психоаналитических идей» L
И хотя, с другой стороны, среди социологов можно
встретить и критическое отношение к Фрейду, во многих
эмпирических исследованиях его идеи, несомненно, на¬
шли применение. Особенно это относится к таким иссле¬
дованиям, которые основаны на изучении биографий, и
прежде всего к давно признанному «классическому» про¬
изведению эмпирической социологии «Польскому кресть¬
янину» Томаса и Знанецкого.
Происходит любопытное явление, когда в социологии
ради утверждения в ней эмпирической тенденции как бы
примиряются противоположные с точки зрения психо¬
логии подходы: идеи бихевиоризма мирно уживаются с
психоанализом. Подобного рода «неразборчивость» со¬
циологов по отношению к различным течениям буржуаз¬
ной психологии очень знаменательна. Именно она и сви¬
детельствует о том, что психологизация общественных
отношений — действительно общий принцип современной
буржуазной социологии, тесно связанный с ее эмпириче¬
ской тенденцией, и, собственно, для социологов второсте¬
пенным является вопрос о конкретных формах психоло¬
гического объяснения социальных явлений.
Важно также подчеркнуть и то, что на современном
этапе в своих поисках социологической теории предста¬
вители эмпирической социологии также все чаще и чаще
обращаются к тем теоретическим концепциям, для кото¬
рых характерен традиционный психологический подход.
Т. Парсонс, претендующий на роль главного теоретика
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 650.
13* 195
ife американской социологии, в своей «теории социального
действия» использует целый ряд исходных положений
социальной психологии и психоанализа. Концепция
Парсонса формально выступает как концепция, проти¬
востоящая идее социального бихевиоризма. Однако, не¬
смотря на внешне антипозитивистский характер, его
«теория социального действия», как, на наш взгляд,
справедливо замечает Н. В. Новиков, «принципиально
не выходит за пределы теории поведения» \ хотя и вы¬
ступает как особая по сравнению с социальным би¬
хевиоризмом концепция «науки о социальном поведе¬
нии»1 2. Таким образом, несмотря на различие тех
конкретных теорий психологии, к которым обращаются
буржуазные социологи, социология всегда ограни¬
чивается лишь изучением поведения индивидов и групп.
Выпадает такое важнейшее звено социологического
анализа, как исследование объективных законов об¬
щественного развития. В лучшем случае эмпирическая
социология отождествляет себя с социальной психоло¬
гией.
Наконец, в-четвертых, сама проблематика эмпириче¬
ской социологии, выбор объектов исследования также
демонстрируют наличие общей позитивистской тенден¬
ции. Собственно, все принципы, о которых говорилось
выше, проявляются при определении круга проб¬
лем исследования. Идея противопоставления факта
сущности, позитивистская трактовка принципа обобще¬
ния, растворение социологии в социальной психологии
приводят социологию к утрате критерия важного
и неважного в общественной жизни, главного и второ¬
степенного. Поэтому наряду с исследованиями, имею¬
щими отношение к большим, значительным социальным
проблемам, возникают малозначащие работы, кото¬
рые выхватывают такие «детали» в социальной дей¬
ствительности, что трудно понять, каким образом эти
«детали» могут способствовать действительному разви¬
тию знаний об обществе. Так рождаются темы, становя¬
щиеся объектом критики, иронии и даже пародии среди
самих американских социологов.
1 Н. В. Новиков, Современная буржуазная социология и «со¬
циальный бихевиоризм». «Философия марксизма и неопозитивизм»,
стр. 477.
2 Там же, стр. 478.
196
Социология, которую пугают жупелом «философских
спекуляций», тяжело расплачивается за то, что она по¬
падает в лоно и русло философских спекуляций особого,
но едва ли не худшего толка — спекуляций позитивизма.
Любопытно, что общую позитивистскую окраску эмпири¬
ческой социологии ее представители желают всячески
скрыть. Позитивизм упорно связывают только с иссле¬
дованиями «математической», неопозитивистской школы
и отрицают какую бы то ни было причастность к нему
огромной массы исследований. Если эти исследования
и критикуются, то критикуются за «методологическую
безответственность», т. е. за то, что методологические
проблемы в них вообще не рассматриваются, а не за то,
что они по существу самим фактом своего существова¬
ния доказывают наличие совершенно определенной фи¬
лософской, методологической традиции — традиции по¬
зитивизма.
Все точки над «и» ставятся, конечно, тогда, когда
специально разрабатывается методология эмпирических
исследований, — в трудах теоретиков неопозитивистской
школы и социологии.
2. Конкретный подход и „абстрактный эмпиризм"
Неопозитивистская школа в американской социоло¬
гии, представленная Дж. Ландбергом, С. Доддом, П. Ла-
зарсфельдом, Н. Рашевским и другими, претендует в
значительной мере на почти монопольную разработку
методологии эмпирических исследований. Именно по
отношению к сторонникам этой школы и употребляет¬
ся понятие «методологи», обозначающее специфический
вид профессии социолога, занимающий особое место в
системе разделения «социологического труда». Основные
идеи, касающиеся проблем методологии эмпирической
социологии, были разработаны значительно раньше.
В 1932 г. из Венского кружка неопозитивистов вышла
работа О. Нейрата «Эмпирическая социология», где бы¬
ли изложены основные теоретические обоснования воз¬
можности и необходимости эмпирической социологии и
охарактеризованы основные черты эмпирического иссле¬
дования.
197
Именно Нейрату принадлежит резкая критика «тра¬
диционной» социологии за ее «метафизический и спеку¬
лятивный характер». Нейрат критикует эту социологию
с позиций неопозитивизма, т. е. прежде всего он подхо¬
дит к ней с требованием «доказательности», трактуемой
в духе неопозитивизма. В оснащении социологии боль¬
шей доказательностью Нейрат видит залог превращения
ее из спекулятивной в подлинно научную дисциплину.
Доказательность же возрастет, если социология будет
оперировать не общими понятиями, а эмпирическими,
проверяемыми фактами. Самому Нейрату казалось, что
он стремится к развитию социологии «на материалисти¬
ческой основе» L Однако «материализм» эмпирической
социологии, понимаемой таким образом, есть лишь мни¬
мый.
Одна из основных идей Нейрата — непригодность и
неприменимость в социологии общих понятий, таких, как
«война», «класс», «нация». Для Нейрата оперирование
такими понятиями есть дань «метафизике», спекуляции,
т. е. идеализму. Действительно, идеалистический харак¬
тер «традиционной» социологии проявлялся, между про¬
чим, и в том, что она возводила настоящие леса спекуля¬
ций вокруг этих понятий. Но преодоление идеализма
вовсе не достигалось простым отбрасыванием общих
понятий в социологии.
То, что предлагал сам Нейрат, было лишь другой
разновидностью идеализма, так же как всякая неопози¬
тивистская критика философского идеализма давала
лишь идеализм в иной форме. Понимание задач научной
социологии, предложенное Нейратом, ярко иллюстрирует
эту мысль. Социология должна заниматься описанием
«поведения людей в определенный момент времени, их
привычек, их образа жизни, их производственного про¬
цесса и т. д., чтобы затем поставить вопрос, как вслед¬
ствие взаимодействия этих привычек с другими обстоя¬
тельствами возникают новые привычки»1 2. Мы уже по¬
казали выше, что сведение социологии к изучению
поведения людей есть также идеалистический подход к
пониманию общественной жизни. Единственной точкой
зрения материализма в социологии является точка зре¬
1 О. Neurath, Empirische Soziologie. Der Wissenschaftliche Ge-
halt der Geschiichte umd Nationalokonomie, Wien, 1931, S. 45.
2 Там же, стр. 57.
198
ния, открывающая в обществе действительно первичные,
действительно материальные отношения и выводящая из
их характера понимание всех остальных форм общест¬
венной жизни, объясняющая с этой точки зрения, в част¬
ности, и человеческое поведение. Для выполнения же
задач, поставленных Нейратом, нужна эмпирическая
социология, построенная на серии эмпирических иссле¬
дований, добывающих факты, которые можно проверить,
и отказывающаяся от оперирования такими категория¬
ми, которые эмпирически проверить нельзя. Социологии,
по мнению Нейрата, придается этим физикалистский
смысл — она уподобляется естественным наукам.
Эти идеи Нейрата нашли свое развитие и продолже¬
ние в американской социологической школе неопозити¬
визма. Попытки проанализировать ее основные черты
довольно часто предпринимаются со стороны различных
представителей других школ американской социологии,
и в зависимости от меры оппозиционности автора неопо¬
зитивизму определяется мера критичности обзора. До¬
вольно четкое определение основных черт методологии
неопозитивистской школы дает Дж. Маккинни, характе¬
ризуя в следующих чертах «аскетическую методологию»
этой школы: «1) общественные явления подчиняются
законам природы; 2) не существует различия между на¬
уками, относящимися к людям, и науками, относящими¬
ся к другим явлениям, и 3) субъективные аспекты обще¬
ственных явлений могут изучаться научно только на
основе их объективного открытого проявления» L «Со¬
циологический неопозитивизм имеет свои исторические
корни в трех элементах, — пишут П. и Б. Вэлиен, — в ко¬
личественном подходе, в бихевиоризме и прагматизме»1 2.
Признаки исследования, построенного на этих прин¬
ципах, дает П. Лазарсфельд: «Я буду понимать под
микросоциологическими исследованиями исследования,
имеющие дело с человеческим поведением в современных
ситуациях, использующие количественные методы везде,
где возможно, и пытающиеся систематизировать качест¬
венные 'процедуры везде, где это требуется»3.
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 226.
2 Там же, стр. 105.
3 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
YQ1. II, p. 228,
199
Таким образом, совершенно определенно вырисовы¬
ваются по крайней мере две основные черты методологии
неопозитивистской социологии: использование количест¬
венных методов и бихевиоризм, т. е. анализ субъектив¬
ных аспектов поведения с точки зрения специфически по¬
нимаемого его объективного проявления. Что касается
прагматизма, то замечание П. и Б. Вэлиен относится не
столько собственно к методологии неопозитивизма, сколь¬
ко к пониманию им роли и места социальной науки в
общественной жизни, соотношения ее с политикой, о чем
шла речь выше.
Преувеличение роли количественных методов в со¬
циологии вытекает из двух важнейших общефилософ¬
ских предпосылок неопозитивизма: из признания необхо¬
димости принципов верификации и операционализма.
Принцип верификации в философии неопозитивизма
получил значительную разработку и является одним
из краеугольных камней в здании этой философии.
Впервые принцип верификации был сформулирован
Шликом и Виттгенштейном, а затем получил дальней¬
шее развитие в работах членов Венского кружка.
Принцип верификации был определен Шликом как прин¬
цип проверки истинности или ложности предложений
путем получения конечного числа высказываний, фикси¬
рующих данные наблюдения. Эти данные могут быть по¬
лучены в результате непосредственного чувственного
опыта. Допустимыми знаниями, следовательно, являют¬
ся только те знания, которые могут быть верифицирова¬
ны, т. е. каждое из которых может быть проверено эмпи¬
рическим путем, путем прямого сопоставления с данными
чувственного опыта. Наука не может принять и должна
отвергнуть те положения, которые не поддаются вери¬
фикации. С этой точки зрения Шлик отвергал какие бы
то ни было усилия философии в построении «метафизи¬
ческой» системы мира. Эти усилия, по его мнению, по¬
рочны, так как суждения относительно «основных эле¬
ментов» мира не могут быть проверены путем непосред¬
ственного опыта. С самого начала поэтому принцип
верификации оказался тесно связанным с эмпиризмом.
Как видно, при таком подходе непосредственному чувст¬
венному опыту придается решающее значение. Эмпи¬
ризм возводится в ранг единственного и основного прин¬
ципа получения данных,
200
Методологическая порочность такой неопозитивист¬
ской трактовки принципа верификации совершенно оче¬
видна L Всеобщие законы науки фактически объявляются
бессмыслицей, так как, с точки зрения неопозитивистов,
для любого осмысленного предложения находится метод
проверки его истинности, причем проверка допускается
только непосредственным чувственным опытом. Если же
такой «метод проверки» не найден (а он не может быть
найден во всех случаях, когда речь идет об общих зако¬
нах), то предложения объявляются бессмысленными.
При таком подходе законы в лучшем случае могут тол¬
коваться как формальные правила, лишенные содержа¬
ния. Из теории познания по существу выкидывается та¬
кой критерий истины, каким является практика.
Что же касается самого эмпиризма, то он приобретает
специфическую окраску: всякое эмпирическое наблюде¬
ние должно просто фиксировать определенное количест¬
во случаев, а исследование по существу невозможно.
Исследование всегда предполагает проникновение в сущ¬
ность явлений, но суждения о сущности не могут быть
верифицированы. Могут быть верифицированы лишь
суждения о фактах. Так из методологически порочного
толкования принципа верификации вытекает методологи¬
чески порочное же понимание эмпиризма.
Как видно, основная идея эмпирического исследова¬
ния в социологии (в ее трактовке буржуазными социо¬
логами) в философском отношении непосредственно
связана прежде всего с неопозитивистским принципом
верификации. Дж. Ландберг, например, просто говорит
как о само собой 'разумеющемся: «Поскольку верифика¬
ция, с точки зрения специалистов, есть сущность научно¬
го знания, прогресс науки характеризуется возраста¬
нием того требования, чтобы автор обобщений определял
шаги, посредством которых он достигает их»1 2. Но все
1 Мы не собираемся здесь давать сколько-нибудь полную и раз¬
вернутую критику принципа верификации в философии неопозити¬
визма. Эта задача давно выполнена как советскими исследовате¬
лями, так и марксистами-философами за рубежом. Можно указать
на ряд работ И. С. Нарского (две его (монографии и серию статей
в журнале «Вопросы философии» и др.), на работы М, Корнфорта
«Наука против идеализма», М., 1957, А. Шаффа «Некоторые вопросы
марксистско-ленинской теории истины», М., 1953, и т. д.
2G. A. Lundberg, Foundation of Sociology, New York, 1939,
201
дело в том, что каждый шаг, который предпринимает
исследователь в процессе обобщения, должен допускать
верификацию.
Единственными «данными» в социологии признаются
лишь данные непосредственного чувственного опыта. Ла¬
зарсфельд, правда, утверждает, что понятие «данные»
весьма спорно в социологии, но спорными являются не¬
которые технические вопросы. Принципиально все социо¬
логи-неопозитивисты (а практически и огромная масса
социологов-практиков, не занятых специально методоло¬
гическими проблемами) за единственно достоверные
«данные» в социологии принимают лишь данные, полу¬
ченные именно непосредственным чувственным опытом.
Таким образом, абсолютизация чувственной достоверно¬
сти приводит и к абсолютизации эмпирического исследо¬
вания в социологии. Оно, по мнению социологов-неопо¬
зитивистов, само по себе в состоянии давать истину.
Понятно, что при этом подходе соответственно решает¬
ся и вопрос о методах эмпирического исследования.
Если абсолютизированы данные, получаемые путем
лишь чувственного опыта, то средством добывания та¬
ких данных, конечно, тоже становятся весьма специфиче¬
ские средства. Это те самые технические приемы, кото¬
рые и фигурируют в эмпирических исследованиях. Эти
приемы по своей природе именно таковы, чтобы охватить
непосредственно данное, описать его, в лучшем случае
измерить, сосчитать, расположить определенным обра¬
зом. Эти приемы, разумеется, необходимы, но они недо¬
статочны в научном исследовании. Общая оценка сово¬
купности данных не может быть дана при помощи одной
лишь техники. Теоретическое осмысление материала тре¬
бует включения специфических теоретических методов в
самом процессе исследования. Но такой вопрос не ста¬
вится теоретиками неопозитивистской социологии, ибо в
рамках неопозитивистских принципов теории познания
эмпири'чеокое исследование и не может претендовать на
иную задачу, кроме фиксации случаев.
В этой связи социологи-неопозитивисты заняты имен¬
но тем, чтобы общие, широкие понятия, характеризующие
какие-то черты социальной жизни, перевести в такие,
которые можно верифицировать. П. Лазарсфельд, ссы¬
лаясь на К. Гемпеля, говорит, например: «Когда мы пе¬
реводим термины, подобные таким, как «личность», или
202
«закон», или «причина», с повседневного языка в науч¬
ное употребление, мы должны всегда принимать такие
решения, за которые мы несем ответственность. Мы да¬
ем определенные значения этим терминам так, чтобы
сделать их более точными и более легко поддающимися
верификации и доказательству» L Насколько это удается
Лазарсфельду и его коллегам, мы увидим несколько
ниже. Таким образом, сама потребность социологии в
эмпирических исследованиях особого рода здесь органи¬
чески вытекает из одного из основных теоретических
принципов философии неопозитивизма.
Другой, не менее важной теоретической предпосыл¬
кой социологического неопозитивизма является опера-
ционализм1 2. Идея операционализма, разработанная
впервые американским физиком-экспериментатором
П. Бриджменом применительно к физике, как известно,
стала одной из отправных точек теории познания в нео¬
позитивистской философии. Все познание, по мнению
Бриджмена, сводится к совокупности операций, которые
производит человек в процессе своей деятельности. Тер¬
мин «операция» понимается не в широком смысле слова,
а в узком, как «инструментальная операция». Поэтому
в основу определения понятий Бриджмен кладет физиче¬
ские операции измерения: то, что человек обозначает по¬
нятием, определяется наблюдением того, что он делает
с объектом, а не тем, что он говорит о нем.
По Бриджмену, мы не можем знать значения, смысла
понятия до тех пор, пока не укажем операции, которые
выполняются при употреблении этого понятия. Собствен¬
но, и само определение любого предмета есть всегда
обязательное указание операций, при которых этот
предмет возникает. Понятие «давление газа» ничего не
говорит, пока не установлены операции, как его изме¬
рить. Также температура не свойство тела, а лишь пока¬
зание термометра. Таким образом, 1) только операция
придает смысл понятиям и 2) операционализм запре¬
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 233.
2 Подробнее характеристику и критику общефилософской кон¬
цепции операционализма см. в работах Т. Н. Горнштейн (в кн.: «Сов¬
ременный субъективный идеализм»), Н. А. Киселевой (в кн.: «Фи¬
лософия марксизма и неопозитивизм»), в кн. А. Шаффа «Некото¬
рые проблемы марксистско-ленинской метины» и др.
203
щает употреблять (понятия, о которых нельзя дать отчет
путем операций.
По существу операциональный анализ предлагается
Бриджменом в качестве универсального средства позна¬
ния. Он рекомендовал перенести требования операцио¬
нального анализа из физики во все другие области зна¬
ния. «Я уверен, — заявлял Бриджмен, — что многие во¬
просы относительно социальных и философских проблем
будут найдены бессмысленными, если их исследовать с
точки зрения операций. Если операциональный способ
мышления будет применен во всех областях исследова¬
ния, так же как и в физике, то это, несомненно, приведет
к ясности мысли» L Идеалистический характер такой
концепции достаточно очевиден: в конце концов значе¬
ние понятий сводится к серии операций, а поскольку эти
операции производятся всегда каким-то индивидом, по¬
стольку значение понятия сводится по существу к опыту
этого индивида.
«В общем под любым понятием, — писал Бридж¬
мен,— мы подразумеваем не больше чем ряд операций;
понятие синонимично соответствующему ряду опера¬
ций... Значением суждения является его проверяе¬
мость»1 2. Эти идеи Бриджмена в 30-х годах были перене¬
сены в социологию, в частности Д. Ландбергом. Выступая
с резкой критикой в адрес старой социологии, Ландберг
критиковал ее за то, что употребление традиционных со¬
циологических понятий приводит ее к «субъективизму».
Этот «субъективизм», по мнению Ландберга, объясняется
тем, что социологи оперируют понятиями, значение ко¬
торых по-разному воспринимается разными людьми или
в разных ситуациях. Социология не может существовать
дальше как наука, имея дело с понятиями такого рода;
все понятия и здесь должны определяться в терминах
операций, при помощи которых добываются данные.
«Единственный способ определить что-нибудь объектив¬
но— это определение в терминах операций»3, — пишет
Ландберг. Именно таким образом, по его мнению, опре¬
1 Р. W. Bridgeman, The Logic of Modern Physics, New York,
1932, p. 30.
2 Там же, стр. 5.
3 G. A. Lundberg, Foundations of Sociology, New York, 1939,
p. 58.
204
делились понятия в естественных науках: Эйнштейн по¬
казал, что пространство — это то, что измеримо линей¬
кой, время — это то, что измеримо часами, и т. д. По¬
добно этому и в социологии следует признать, что интел¬
лект— это то, что измеряется тестом интеллекта. Что же
касается существующего положения в социологии, то
главный ее порок, с точки зрения Ландберга, состоит в
том, что здесь обязательно хотят раньше «определить»
то, что нужно измерить: «Нет более обычной пошлости
в социологии, чем замечание, что для того, чтобы изме¬
рять, мы должны определить, описать или «знать», чтд
мы измеряем»1. Вее это, по мнению Ландберга, и порож¬
дает неопределенность, неточность понятий социологии:
они несут «эмоциональную» или «спекулятивную» на¬
грузку, а социологи слишком большое значение придают
«пониманию» и «проникновению». Ландберг же пола¬
гает, что, поскольку единственной реальностью общест¬
венной жизни является поведение, то и нет необходимо¬
сти утруждать себя такого рода анализом. Дело, как он
считает, не в том, что нужно противопоставлять измере¬
ние «пониманию», «знанию», но в том, чтобы усвоить ту
истину, что «измерение есть путь определения, описания
и «знания»...» 1 2. Поэтому исследователь не должен сна¬
чала понять и определить то, что он хочет измерить, а
лишь потом измерять, но он вообще должен ограни¬
читься одним измерением, ибо это и будет определением
и пониманием в то же самое время.
Ландбергу известно, что одно из возражений, кото¬
рое обычно приводится в этом случае, состоит в том, что
существуют явления, в разной степени поддающиеся из¬
мерению, и социальные науки чаще всего имеют дело
именно с такими явлениями, которые не поддаются из¬
мерению (способности, склонности, отношения и т. д.).
Но он считает, что эти возражения основаны опять-таки
на том ошибочном мнении, что сначала люди хотят опре¬
делить, а лишь потом измерить. С его точки зрения, ко
всем явлениям -следует подходить одинаковым путем,
т. е. надо начать измерение, а в ходе его и будет выра¬
ботано определение. Но это и есть абсолютизация опера¬
ционального подхода, открывающая дорогу такому
1 G. A. Lundberg, Foundations of Sociology, p. 60.
2 Там же.
205
пониманию количественного метода в социологии, когда
он не дополняет, а подменяет качественный анализ.
Идея поиска эмпирического референта для каждого
социологического понятия стала одной из центральных
идей «научной социологии». Маккинни отмечает, что one-
рационализм, хотя «и не был успешно включен в какое-
нибудь из важных исследований социологии, он тем не
менее оставил свой след» L «Эта ориентация присутству¬
ет в скрытом виде в работе Стауффера и его сторонни¬
ков, Мертона и Лазарсфельда и даже во всеохватываю¬
щей систематической теории Парсонса»1 2. Нас прежде
всего сейчас интересует вопрос о том, как идеи опера-
ционализма проявились непосредственно в эмпирических
исследованиях. Для этого важно выяснить их оценку
теоретиками эмпирической социологии — социологами-
неопозитивистами.
П. Лазарсфельд неоднократно обращался к идее
операционального анализа. В одной из своих работ он
замечает, что спор об операционализме в социологии мо¬
жет быть решен только при помощи математических мо¬
делей. Приводя формулировку Ландберга о том, что «ин¬
теллект есть то, что измеряется тестом интеллекта», Ла¬
зарсфельд размышляет: «Если это так, тогда имеется
столько видов интеллекта, сколько существует тестов.
Если нет, тогда каково отношение между различными
тестами и «основополагающим» понятием? Точный ответ
может быть дан только в терминах математических мо¬
делей...» 3
Позиция Лазарсфельда по отношению к операциона-
лизму, как видно, несколько менее категоричная, чем,
например, у Ландберга. Он не отрицает определенной
значимости достаточно общих понятий в социологии.
Выше уже приводились его суждения относительно таких
понятий, как «личность», «закон», «причина» и т. д. Ла¬
зарсфельд предлагает идти по пути различения микро-
и макросоциологии. И все эти общие понятия социологии
играют роль именно не в микро-, а в макросоциологиче-
ских исследованиях, ибо «макросоциология... содержит
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 242.
2 Там же.
3 “Sociology Today”, р. 64.
206
усилия открыть общие законы, которые управляют Про*
щлыми или будущими тенденциями общественного разви¬
тия» L Но, не говоря уже о том, что само по себе такое
противопоставление неправомерно, важно обратить вни¬
мание еще и на следующее рассуждение Лазарсфельда:
«Я не отрицаю важности макросоциологии в этом смыс¬
ле, но я допускаю, что невозможно иметь с ней дело по¬
средством тех исследовательских процедур, которые я
обсуждаю в настоящей работе»1 2. Обсуждаются же в дан¬
ной работе традиционные технические приемы эмпири¬
ческого исследования. Следовательно, в этой области
Лазарсфельд просто отказывается обсуждать вопрос об
общих законах, общих понятиях социологии. Сфера при¬
менения операционального анализа, таким образом, ог¬
раничивается, но он полностью принимается в области
эмпирических исследований.
Такая позиция, разумеется, не снимает совершенно
определенной ориентации, а именно неопозитивистской
ориентации, в социологии со всеми ее атрибутами3. До¬
вольно убедительную картину операционализма в социо¬
логии дал в критическом плане П. Сорокин. Эта критика
предпринята человеком, чьи методологические позиции
сами то себе должны быть подвергнуты серьезной мар¬
ксистской критике. Однако ряд очевидных несуразностей,
связанных с применением операционального анализа в
социологии, схвачен довольно точно. Основная идея Со¬
рокина — невозможность операционализма в психосо¬
циальных науках. Аналогии с естествознанием здесь
быть не может: сами операции, устанавливающие зна¬
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 228.
2 Там же.
3 Следует заметить, что стремление использовать принципы опе¬
рационализма в социологических исследованиях не в столь категорич¬
ной форме, как требует Ландберг, присутствует и у некоторых
других известных американских социологов. Р. Мертон, например,
в своей работе «Социальная теория и социальная структура» неод¬
нократно возвращается к идее операционализма. Однако, по
его мнению, сущность его следует свести только к требованию ясно¬
сти и отчетливости понятий, употребляемых в науке вообще, в социо¬
логии в частности: «Все движение мысли, которое было окрещено
«операционализмом», есть только один очевидный случай требования
исследователя, чтобы понятия были определены ясно, достаточно
для того, чтобы он мог начать работать» (R. Merton, Social
Theory and Social Structure, p. 115).
207
чение понятий, слишком различны в естественных и со¬
циальных науках. Врач, желая измерить температуру,
совершает «операцию» — он ставит термометр; но
нельзя всерьез считать «операцией», если этот врач для
измерения той же температуры задает пациенту или его
друзьям вопрос о том, какова эта температура.
Социолог же, как утверждает Сорокин, имеет дело
именно с «операциями» подобного рода. Он едко высмеи¬
вает тех, кто пытается дать, например, операциональное
определение «счастья и приспособленности в браке»:
здесь возможна одна-единственная «операция» — «спро¬
сить у друзей» или «спросить саму пару» L Сорокин спра¬
ведливо считает, что социологи, увлекшиеся операцио-
нализмом, забыли о его «действительных границах», а
именно о том, что в естественных науках многие откры¬
тия стали возможны только потому, что операциональный
метод был дополнен другими методами; что важны экс¬
перименты не ради экспериментов, а ради подтверждения
определенных идей; что любой эксперимент имеет дело
с узкой областью и может иметь ограниченное значение;
что применение эксперимента не исключает необходимо¬
сти теоретических посылок, они проверяются эксперимен¬
том (даже в естественных науках) и т. д. Подобная кри¬
тика явно недостаточна. Более того, излагая далее свои
позиции, Сорокин в значительной мере сводит на нет ее
значение своей аргументацией. Однако по крайней мере
внешне многие уязвимые места в рассуждениях опера-
ционалистов-социологов схвачены здесь верно.
Таким образом, оба исходных принципа — верифика¬
ция и операционализм — диктуют осуществление таких
исследований в социологии, которые доставили бы точно
измеряемые и эмпирически проверяемые факты. На этом
основании эмпирическую социологию считают единствен¬
но достоверным и научным знанием об обществе. На пер¬
вый взгляд и стремление к максимальной точности в ис¬
следованиях, и апелляция к факту, к опыту выглядят
вполне обоснованной претензией. Действительно, что ка¬
сается тенденции измерить с максимально возможной
точностью определенные количественные отношения в
социальных явлениях, то она является как будто бы
гарантией успеха в выводах относительно общих зако¬
1 Р. Sorokin, Fads and Foibles.., p. 38.
208
номерностей исторического развития, относительно пред¬
видения будущего и т. д., но именно с максимально воз¬
можной точностью и именно ради познания объективных
закономерностей социальной действительности. При со¬
блюдении этих двух условий эмпиризм может явиться
важным принципом познания и изучения объективного
мира. При отсутствии этих условий эмпиризм в социоло¬
гии становится эмпиризмом позитивистского толка и
приводит не к конкретному, а, напротив, к крайне аб¬
страктному подходу в исследовании общества. Он пре¬
вращается, по выражению Р. Миллса, в «абстрактный
эмпиризм».
Кроме фетишизации измерения в социологии этот
абстрактный характер эмпиризма проявляется, как уже
отмечалось, в трактовке социальных явлений с точки
зрения бихевиоризма и извращении соотношения субъ¬
ективного и объективного в социальном исследовании.
Формально отрицание старого традиционного психоло¬
гического подхода к обществу, когда все социальные яв¬
ления рассматривались только с точки зрения психики
индивида, его мотивов, устремлений, оценок, чувств
и т. д., было объяснено именно стремлением найти объ¬
ективные основы человеческого поведения. Но все дело
в том, что сами эти объективные основы поняты пре¬
вратно. Методологическая несостоятельность бихевиориз¬
ма, когда поведение объясняется механической реакцией
на стимулы внешней среды, во много крат возрастает,
если при помощи этого принципа хотят рассмотреть не
просто индивидуальный акт поведения, но всю социаль¬
ную деятельность людей. Критерий объективного при
исследовании общественных явлений нельзя получить ме¬
ханическим суммированием объективных основ поведе¬
ния индивидов.
В социологическом плане отыскание объективных
основ человеческой деятельности означает нечто иное.
Общественная жизнь предстает как совокупность мно¬
гообразных форм действий, поступков и отношений ре¬
альных индивидов. Однако только определенный ряд
этих отношений составляет действительно объективную
основу всех других действий и отношений. Это отноше¬
ния, которые складываются независимо от сознания лю¬
дей,— производственные отношения. Поэтому единствен¬
ным критерием объективного в социологии является
14 Г. М. Андреева
209
именно это качество общественных отношений — склады¬
ваться независимо от сознания. Следовательно, действи¬
тельное истолкование многообразных действий и поступ¬
ков людей с точки зрения их объективной обусловлен¬
ности есть выведение их из производственных отношений.
Методологически правильное решение вопроса заклю¬
чается не в том, чтобы свести мир реального богатства
всех проявлений человеческой жизнедеятельности к этим
первичным материальным отношениям, а как раз в том,
чтобы вывести из них все многообразие этих форм.. При
таком подходе реальная общественная жизнь не превра¬
щается в абстрактную схему, а, напротив, развертывает¬
ся во всей ее сложности с учетом всех противоречивых
отношений между объективным и субъективным в ее
развитии.
Энгельс выразил эту мысль в своем известном письме
к И. Блоху: «...история делается таким образом, что
конечный результат всегда получается от столкновений
множества отдельных воль, причем каждая из этих воль
становится тем, чем она является, опять-таки благодаря
массе особых жизненных обстоятельств. Таким образом,
имеется бесконечное количество перекрещивающихся
сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из это¬
го перекрещивания выходит один общий результат —
историческое событие» !. Но социологу, наблюдающему
поведение людей, дан как раз этот конечный результат,
и задача научного анализа в том и состоит, чтобы найти
объяснение его происхождения, его подлинную объек¬
тивную основу. Концепция социального бихевиоризма ни¬
чего не прибавляет к такому анализу. Ее поиски объек¬
тивной основы поведения остаются формальными и в
лучшем случае способны дать лишь общую абстрактную
структуру поведения. Поэтому еще и с этой точки зре¬
ния неопозитивистский эмпиризм приобретает черты
абстрактного эмпиризма.
Его главная предпосылка — бесконечные аналогии
между социологией и естественными науками. Успехи
физики, математики в начале XX в. давали действитель¬
но много доказательств преимуществ точного знания,
свидетельствовали о громадном прогрессе науки, осно¬
ванной на точном измерении. Социологи, сетуя на от-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные письма, М., 1953, стр. 423.
210
ставание социальных дисциплин, сводили причины этого
отставания исключительно к тому, что эти науки не усво¬
или точных методов естествознания. Выход соответствен¬
но видели только в усвоении методов естественных наук.
«Я выражаю тот взгляд, — писал, например, Ландберг,—
что лучшая надежда человека в его современном непри¬
ятном положении заключается в создании типа социаль¬
ной науки, точно сравнимой с другими естественными
науками» L И далее Ландберг заявляет, что и в наше
время, и на несколько веков вперед прогресс и в естест¬
венных и в социальных науках будет возможен только
в том случае, если знания, которыми они располагают,
будут точно измеряемыми. Более того, Ландберг считает,
что превращение социологии в точную науку решит и
многие социальные проблемы, которые сейчас не решены
именно в силу того, что «еще не признано, что научное
знание необходимо для успешной мировой огранизации.
Мы еще думаем, что здравый смысл, добрая воля, крас¬
норечивые вожди и благочестивая надежда являются до¬
статочными, чтобы руководить социальными отношения¬
ми» 1 2. Таким образом, причины отставания социальных
наук и социального реформаторства на их основе, по
мнению автора, заключаются исключительно в том, что
социальные науки не восприняли методов естественных
наук, не вполне уподобились в теории и практике этим
наукам.
Подобный подход, характерный для позитивизма во¬
обще, есть своеобразная реакция на неокантианское про¬
тивопоставление естественных и общественных наук. Од¬
нако критика неокантианского подхода в такой форме
дает не более научное решение вопроса. Подход к во¬
просу о соотношении наук только с точки зрения сход¬
ства или различия их методов не вскрывает всей глуби¬
ны проблемы. Причины отставания социальных наук бы¬
ли в действительности глубже и лежали вообще в ином
плане. К концу XIX — началу XX в., как уже говорилось,
обнаружился кризис буржуазного обществоведения, вы¬
явилось «отставание» буржуазной социальной науки.
В развитии общественных наук есть свои специфические
1 G. Lundberg, Сап Science Save Us? “Outside Reading in So¬
ciology”, p. 14.
2 Там же.
14*
211
закономерности. В данном случае закономерность эта
состояла в том, что объективный ход исторического раз¬
вития общества настолько опроверг все устои старой
буржуазной общественной науки, что выход мог быть
только один — сама эта буржуазная общественная наука
должна была уступить место принципиально иному ос¬
мыслению истории, общественных отношений, осмысле¬
нию с иных классовых позиций. Следовательно, если
говорить о стадиях развития общественной науки, успех
ей мог теперь быть принесен только совсем новой, каче¬
ственно отличной стадией ее развития — заменой буржу¬
азного обществоведения пролетарской наукой об обще¬
стве. Здесь логика развития науки об обществе должна
была соответствовать логике развития самого общества,
и только при этом могли быть найдены пути преодоле¬
ния «отставания». Выход, таким образом, не мог быть
отыскан в сфере смены методов; решение могло быть
найдено путем усвоения совершенно новой методологии,
принять которую можно было только с совершенно иной
классовой точки зрения. Формально здесь в логику самой
науки вторгаются факторы совсем иного рода — факторы
самой объективной логики истории, но речь ведь идет об
общественной науке, и такая специфика в ее развитии
объясняется самой ее природой.
Социологический неопозитивизм не принял и не мог
принять этой точки зрения. Как и старая социология,
он находился в рамках определенной классовой позиции
вместе с этой старой социологией. И попытки найти вы¬
ход предпринимались тоже в этих общих границах. Апел¬
ляция шла именно только к логике развития науки об
обществе, а не к логике развития самого общества; по¬
этому апелляция эта превратилась в апелляцию к мето¬
ду. Метод социальных наук — вот что было подвергнуто
критике; метод естественных наук — вот что было ему
противопоставлено. Метод был фетишизирован. Его фе¬
тишизация привела к утрате интереса к содержательному
знанию, и метод превратился в абстрактный метод.
Получилось своеобразное противоречие. Социальные
задачи, стоящие перед буржуазной социологией в нача¬
ле XX в., требовали ряда эмпирических решений именно
в «содержательном плане». Эмпиризм как принцип орга¬
низации исследований вырастал из потребностей практи¬
ки буржуазного общества. Казалось бы, он должен был
212
приобрести прагматическую окраску, что и произошло,
как мы видели, при первых его шагах. Но когда стала
рождаться теория этого эмпиризма в социологии, она
пришла к такой фетишизации метода, что эмпиризм пер¬
вых социологических исследований стал подвергаться
критике за его беспомощность в методологических вопро¬
сах. А разработка этой методологии повела эмпиризм
уже по другому -пути — по пути абстрактного эмпириз¬
ма. Прагматическая ориентация первых исследований
в каком-то смысле выпадала из этого движения в сфере
«чистой логики науки». Увод эмпиризма в эту сферу
был защитой и обоснованием все того же тезиса, что
дело лишь в методах развития науки, что не следует
никуда из этой сферы метода уклоняться. Так из
потребностей как будто бы чисто конкретных, практи¬
ческих выросла теория метода как метода крайне абст¬
рактного.
Любопытно, что попытки перевести все проблемы в
область крайне формализованных и абстрактных рассуж¬
дений о методе были замечены и коллегами социологов-
неопозитивистов из других школ. Социологический нео¬
позитивизм подвергается нападкам и критике часто за
специфическую манеру изложения материала: слишком
старательное подражание математике привело к тому,
что чтение работ методологов становится доступным
лишь совсем узкому кругу людей. С такого рода крити¬
кой, как мы уже неоднократно указывали, выступает
П. Сорокин. Но иногда эта критика и более глубокая.
Такой является, несомненно, развернутая критика «аб¬
страктного эмпиризма» Р. Миллсом в его книге «Социо¬
логическое воображение». Миллс показал, что фетишиза¬
ция метода приводит социологов неопозитивистской шко¬
лы к довольно низкопробным стандартам социального
исследования: исследователи собирают какие-то дан¬
ные главным образом при помощи интервью и путем
выборочной процедуры. Затем результаты подвергаются
статистической обработке: устанавливаются пропорции,
ответы на вопросы определенным образом комбинируют¬
ся, чтобы создать какие-то классификации; наконец,
строится шкала !. Можно добавить, что этот «ритуал»
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 50.
213
обязателен, он как талисман, он как «Сезам, отво¬
рись!». Сама манера исследования, претендующего быть
максимально «заземленным», максимально «конкрет¬
ным», выступает здесь как жесткая абстрактная схема,
которая своим строгим режимом стандартизации про¬
цедуры препятствует ino существу сколько-нибудь кон¬
кретному подходу к обществу и его проблемам.
Но «ритуал» процедуры еще не самое плохое в «аб¬
страктном эмпиризме», по мнению Миллса. Второе его
проявление — это рассуждения по поводу метода, по по¬
воду процедур. Методологами создается какой-то спе¬
цифический клубок проблем, которые одни только и пред¬
ставляются им важными. Миллс пишет: «В этой краткой
попытке охарактеризовать исследования абстрактного
эмпирического стиля я не говорил просто: «Эти люди не
исследуют существенных проблем, которые интересуют
меня» или: «Они не изучают того, что большинство со¬
циологов считает важным». Я хотел сказать следующее:
«Они исследуют проблемы абстрактного эмпиризма; они
лишь в самими же установленных пределах своей про¬
извольной эпистемологии исследуют свои вопросы и от¬
веты»» L Мы видели уже при характеристике образцов
моделирования, применяемых методологами, насколько
эта критика Миллса справедлива.
Правда, вряд ли можно согласиться с другой его
мыслью. Критикуя абстрактный эмпиризм неопозити¬
вистов, Миллс делает целый ряд чрезвычайно резких
высказываний в адрес так называемой философии науки.
В той части, в которой Миллс выражает сомнение в не¬
обходимости такой специальной дисциплины, критика
эта не вызывает возражений. Действительно, оторванная
от содержания конкретной науки, особая «философия
науки», помимо общей философской ориентации ученого,
вряд ли имеет право на существование. Но это не озна¬
чает, что не имеет прав гражданства методология нау¬
ки— выработка определенных принципов познания в
данной области на основе применения философского ме¬
тода. Миллс же, отрицая абстрактный характер рассуж¬
дений неопозитивистов, вообще высказывается против ме¬
тодологии науки, презрительно квалифицируя ее как
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 54—55.
214
бесплодную «философию науки». Разработка методоло¬
гических проблем в любой науке, и в том числе в со¬
циологии, крайне важна. И необходимость такой разра¬
ботки не может быть скомпрометирована тем, что со¬
циологи-неопозитивисты свели всю методологию к
абстрактным формальным построениям.
Миллс и некоторые другие критики неопозитивизма в
социологии схватывают еще и ту скрытую тенденцию, что
неопозитивисты своим «уходом» в метод уходят по су¬
ществу от решения важных социальных проблем. Р. Мер¬
тон бросил в свое время упрек 'неопозитивистам в том,
что их методология успела лишь отвлечь внимание
социологов от большинства общих проблем общества
и что это удалось ей сделать, отвернувшись от
изучения общества и обратившись к исследованию,
как изучать общество. Не менее определенно высказы¬
вается об этой особенности «абстрактного эмпиризма»
Миллс: «Пока, несомненно, ясно, что всякий эмпиризм
так же предусмотрительно и строго, как и аб¬
страктный эмпиризм, исключает исследование больших
социальных и человеческих проблем нашего време¬
ни. Люди, понимающие такие проблемы и желающие
вплотную приняться за их разрешение... будут обра¬
щаться к другим способам формирования своих убеж¬
дений» L
Существует, несомненно, глубокая связь между соци¬
альным заказом, практикой эмпирических исследований
и теоретическим освещением этой практики в трудах спе¬
циалистов по методологии. Но чтобы проанализировать
эту связь более детально, чтобы понять эту идею край¬
ней формализации социологического метода как особое
идеологическое явление, порожденное определенными со¬
циальными условиями, необходимо еще более детально
рассмотреть вопрос о том, как эти общие исходные уста¬
новки неопозитивистской философии реализуются в кон¬
кретных рекомендациях, даваемых методологами со¬
циологам-практикам, каким образом осуществляется
перевод конкретных, живых явлений социальной дейст¬
вительности в бестелесную, абстрактную ткань рассуж¬
дений теоретиков эмпирической социологии.
1 S. W. Mills, The Socioll ogi-cal Imagination, p. 73.
215
3. В тисках ,,методологического запрета"
Характеризуя стиль работы теоретиков неопозитиви¬
стской социологии, Р. Миллс очень удачно сказал, что
они находятся в тисках «методологического запрета».
«Методологический запрет» заключается в том, что со¬
циолог, следующий неопозитивистскому credo, по суще¬
ству жестко лимитирован в своих суждениях относитель¬
но явлений общественной жизни. Лимиты, границы опре¬
деляются тем, что пресловутый «Метод» позволяет судить
лишь о тех социальных явлениях, которые могут быть
измерены, подсчитаны, шкалированы и т. д. Миллс гово¬
рит, что доброкачественным социологическим материа¬
лом для такого социолога является лишь то, что пропу¬
щено через «мельничные жернова Ритуала Статистики»1.
Такой вывод почти буквально совпадает с высказы¬
ванием Р. Мертона о том, что методолог допускает зна¬
ние, состоящее только из того, что может быть изме¬
рено или подсчитано; он пристрастен к цифрам; в
результате он отходит от исторического исследования
и от всех других форм социологического исследования.
Огромная масса социологов-практиков создает имен¬
но такие низкопробные стандарты социологических ис¬
следований, которые по существу способны лишь ском¬
прометировать методологические установки неопозити¬
вистской социологии и дать поводы для ее критики.
Поэтому для теоретиков эмпирической социологии, в
частности для так называемых методологов, возникает
задача «кодифицировать» этот наивный эмпиризм, раз¬
работать методологические обоснования «Ритуала Ста¬
тистики», предложить рекомендации социологам-практи¬
кам для более методологически ответственного употреб¬
ления количественных методов и статистической процеду¬
ры. Иными словами, их задача заключается в том, чтобы
теоретически обосновать и разъяснить «методологический
запрет», спасти саму его идею от критиков, ликвидиро¬
вать компрометацию, которой подвергается эта идея
в руках неумелых, «методологически безответствен¬
ных» практиков.
Зная, что основное возражение против безудержной
«квантофрении» и «числологии» (термины, применяемые
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 72.
216
П. Сорокиным для характеристики неопозитивистской
социологии) состоит в том, что при таком подходе игно¬
рируется качественная характеристика социальных яв¬
лений, теоретики неопозитивистской социологии стремят¬
ся дать разъяснения по этому вопросу. В любом социаль¬
ном исследовании действительно важными методологи¬
ческими проблемами являются такие проблемы, как
переход от теоретических представлений к эмпирическим
данным и обратное движение от эмпирических данных
к новым теоретическим обобщениям. Решение этих
проблем может быть дано только при условии исследо¬
вания вопроса о соотношении абстрактного и конкретно¬
го в познании. Каковы конкретные формы образования
абстракций в социальном исследовании? В чем специфи¬
ка движения мысли от абстрактного к конкретному в
этом случае? Эти и другие вопросы действительно заслу¬
живают большого внимания. Они могут быть правильно
решены, если будет правильно понято соотношение коли¬
чественных и качественных характеристик социальных
явлений и соответственно соотношение количественных
и качественных методов в социологии. П. Лазарсфельд,
развивая теорию эмпирического исследования, предла¬
гает свое решение этих проблем. В ряде своих работ 1
он прежде всего ставит своей целью проследить, в чем
состоит процедура превращения некоторых понятий (или
«концептов», выражающих качественную характеристику
явлений) в переменные (характеристики, которые тоже
в общем-то определяют качество, но которыми уже мож¬
но оперировать в количественных процедурах). Методо¬
логическая задача решается при помощи четырех этапов:
1) создание образа, 2) концептуальный анализ, 3) вы¬
бор индикаторов, 4) комбинация индикаторов в индексы.
1) Когда социолог приступает к исследованию, он
прежде всего должен иметь образ того, что он исследу¬
ет. Лазарсфельд приводит такой пример. Когда социолог
хочет изучить систему управления в какой-то промышлен¬
ной фирме, то прежде всего перед ним встает вопрос:
а что такое управление? Кто является управляющим
и можно ли всякого мастера считать управляющим? Где
1 Р. Lazarsfeld, Problems of Methodology. “Sociology Today”;
Evidence and Inference in Social Research. “Daedalus. Journal of
the American Academy of Arts and Sciences”, vol. 87, No. 4, 1958.
217
начинается управление, где заключается «что-то» такое,
что делает технику и людей более производительными?
Это «что-то» и является управлением, и задача каждого
социолога — сделать для себя образ этого «что-то» как
можно более точным и определенным.
2) Следующий шаг Лазарсфельд называет понятий¬
ной спецификацией или концептуальным анализом. Уяс¬
ненный образ какого-то социального явления на этой
стадии разлагается на компоненты. Социолог стремится
различить аспекты, «деления» этого образа. Он полу¬
чает эти «деления» или дедуктивным путем, или эмпири¬
чески наблюдая соотношения между ними. В результате
первоначальное понятие — образ — оказывается состоя¬
щим из сложной комбинации аспектов. В качестве при¬
мера приводится исследование производственной брига¬
ды с точки зрения квалификации. Нужно точно предста¬
вить, что такое «квалификация». Является ли, например,
более квалифицированным тот, кто работает быстро, но
делает большое количество ошибок, или тот, кто работает
медленно, но не допускает брака? Здесь нельзя произ¬
вольно выбрать первый или второй ответ. Нужно расчле¬
нить понятие «квалификация» на компоненты: скорость
работы, качество продукции, тщательный уход за маши¬
нами и т. д. Совокупность этих компонентов составляет
«сеть измерений». «Как общий принцип,— пишет Лазар¬
сфельд, — каждое понятие, которое мы употребляем в
социальных науках, является настолько сложным, что
разложение его на «деления» абсолютно необходимо,
чтобы перевести его в своего рода операцию или измере¬
ние» L
3) Третий этап — это выбор показателей, или индика¬
торов. Полученную во втором этапе «сеть измерений» на¬
зывают еще «миром показателей». Таких показателей
может быть очень много. Поэтому задача заключается
в том, чтобы отобрать некоторые из них. Принципы, по
которым рекомендуют отбирать эти показатели, в общем
очень расплывчаты и неопределенны. Основная идея со¬
стоит в том, что показатели должны «относиться» к
основному понятию. Но сам же Лазарсфельд говорит, что
трудно определить, является ли данный показатель
1 Р. Lazarsfeld, Evidence and Inference in Social Research.
“Daedalus”, vol. 87, No 4, 1958, p. 102.
218
внутренней частью разбираемого понятия или он про¬
сто связан с ним. Если изучается «интеграция» — спло¬
ченность какой-то группы, то будет ли «количество пре¬
ступлений» в этой группе частью понятия «интеграция»
или чем-то просто связанным с этим понятием? Так
или иначе преодолевая эти трудности, исследователь
должен все-таки отобрать группу показателей, которыми
он и будет оперировать дальше. Заметим, что здесь уже
открывается большой простор для весьма субъективного
отбора показателей, так как и «деление», и «выбор» в
общем во многом зависят от точки зрения исследователя.
4) Четвертый этап — образование индексов. Собст¬
венно, под индексами понимаются определенным обра¬
зом скомбинированные показатели. Но показатели мо¬
гут находиться в разном отношении к основному поня¬
тию. Как тогда «подсчитать» их? В качестве примера
Лазарсфельд рассматривает получение индекса «кон¬
серватизм» в одном из исследований позиций преподава¬
телей социальных наук в колледжах в период маккартиз¬
ма. Для того чтобы определить позицию преподавателей,
им задавалась серия вопросов, например: «Допустимо
ли, с вашей точки зрения, существование Социалистиче¬
ской лиги молодежи в вашем колледже?» или «Можно
ли, по-вашему, предоставить право выступать перед сту¬
дентами такому-то оратору?» (называлось имя человека
с определенными политическими взглядами). При подсче¬
те количества ответов получалось, что для части опро¬
шенных совпадают ответы на оба вопроса (допустим, и
в том и в другом случае ясно прослеживается их «кон¬
серватизм»), в других случаях ответы идут в противо¬
положных 'направлениях. В таком -случае однотипные
ответы сводятся в таблицы и получают не вполне «чи¬
стую», но приблизительную классификацию. В приведен¬
ном исследовании составляли такую таблицу:
Отношение к речи
прогрессивного деятеля
Отношение к существованию
Социалистической
лиги
Консервативное . . 46%
Нейтральное .... 50%
Одобрительное . . 70%
Консервативное . . 43%
Нейтральное .... 51%
Одобрительное . . 70%
Как видно, расхождение в процентах не очень боль¬
шое, и Лазарсфельд полагает, что в общем, грубо, клас¬
219
сификация создана. Обычно считают, что более тонкая
классификация, с более точными индексами может быть
получена при повторных исследованиях, производимых
в течение ряда лет и при различных выборах показа¬
телей.
Цель, которую преследует социолог, осуществляю¬
щий эмпирическое исследование, состоит, по мнению Ла-
зарсфельда, при всех обстоятельствах в том, чтобы най¬
ти какие-то количественные соотношения показателей.
Для этого-то он и считает необходимым разработать путь
от «понятий» к «переменным», путь, который позволил
бы изобразить качественные характеристики социальных
явлений как серию количественных показателей. Легко
видеть, что с точки зрения логической структуры опера¬
ции, описанные Лазарсфельдом, имеют определенный
смысл. Уяснение понятия, «разложение» его на ряд ас¬
пектов, соотношение этих аспектов между собой и уста¬
новление известной субординации признаков — все это
вещи, бесспорно необходимые в любом исследовании, в
том числе и в социальном. Однако, для того чтобы уста¬
новить меру научной ценности всей этой логической про¬
цедуры, надо выйти за пределы чисто логического рас¬
смотрения проблемы. Методологическая же ограничен¬
ность изложенного выше подхода очевидна: она состоит
не в том, что порочна в каком-либо звене предложенная
логическая процедура, а именно в том, что сама мето¬
дология сведена только к формальнологическому ана¬
лизу.
В таких пределах невозможно установить, нарушено
ли требование единства количественного и качественного
анализа социальных явлений или не нарушено. Во-пер¬
вых, потому, что не формальнологический анализ опреде¬
ляет научную ценность исходного понятия, его способ¬
ность отразить именно существенную, качественную ха¬
рактеристику предмета. Ответ на этот вопрос дает общая
методология исследователя; 1вооруженность его опреде¬
ленной социологической теорией. Во-вторых, как бы
логически правильно ни были образованы ин¬
дексы, которые помогают оперировать характери¬
стиками предмета как количественно исчисляемыми,
измеряемыми и т. д., ответ на коренной вопрос — не
утрачивается ли качественная характеристика социаль¬
ного явления при таком «измерительном» подходе — все
220
равно не может быть дан. Каков будет «монтаж» этого
«размонтированного» на детали социального явления —
воспроизведение его вновь как некоторого целого — этот
вопрос может быть решен также только за пределами
формальной логики. Методологи же отказываются
от расширения границ такого анализа. Поэтому реше¬
ние ими действительно важного методологического
вопроса о том, каков путь от теоретических понятий
к эмпирическим данным, остается решением фор¬
мальным. Даже при условии совершенства логических
операций, которые будут использованы при этом, в луч¬
шем случае будет получена определенная субординация
понятий, которая вовсе не обязательно будет способна
выразить действительную сложность исследуемого явле¬
ния. Отказ от содержательного анализа понятий в социо¬
логическом исследовании снижает ценность сколь угодно
тщательной разработки самой логической процедуры.
Позитивистская ориентация и здесь обусловливает «ме¬
тодологический запрет»—ограничение данной техникой,
данной процедурой, данными рамками рассмотрения
вопроса. Фокус подхода определен той общей установ¬
кой, которая требует логического анализа условий и воз¬
можности верификации, логического определения путей
осуществления операций. Тиски «методологического за¬
прета» оказываются тисками исходных установок неопо¬
зитивизма.
Какого рода анализ получается при подобном под¬
ходе, хорошо видно из примеров, приведенных самим
же Лазарсфельдом. Вот один из них. Два социолога,
Кларк Керр и Абрагам Зигель, провели исследование о
забастовках в различных отраслях промышленности L
Они пришли к выводу, что отрасли промышленности
можно расположить по порядку в зависимости от сте¬
пени «склонности» рабочих к забастовкам. В ходе иссле¬
дования при ответе на вопрос, чем объясняется разная
степень «склонности» к забастовкам у рабочих разных
отраслей, была выдвинута гипотеза: «...местоположение
рабочего в обществе определяет его склонность к заба¬
стовкам». И Лазарсфельд дает «методологический ана-
1 С. Kerr and A. Siegel, Interindustry Propensity to Strike—An
International Comparison, in: A. Kornhauser, R. Durbin and
A. M. Ross (eds.), “Industrial Conflict”, McGraw-Hill, 1954.
221
лиз» тех действий, которые далее совершают исследова¬
тели. Как они переводят понятие «местоположение в об¬
ществе» в переменные?
Прежде всего они определяют «концы» шкалы: пер¬
вый— отрасли, где рабочие максимально склонны к за¬
бастовкам и где они представляют собой «изолированную
массу»; второй — отрасли с наименьшей склонностью
рабочих к забастовкам, где рабочие представляют собой
«интегрированную группу». Уже здесь сразу же возни¬
кает целый ряд возражений: почему в отраслях промыш¬
ленности, где забастовки наиболее часты, авторы изобра¬
жают рабочих «изолированной массой», а на противо¬
положном полюсе — «интегрированной группой»? Это по
меньшей мере произвольные определения. Аргументы со¬
циологов не менее сомнительны. «Изолированную мас¬
су» составляют, по их мнению, такие категории, где
незначительна социальная, географическая или профес¬
сиональная мобильность. Это относится, например, к
горнякам, которым, «насколько тяжело уехать, настолько
трудно и приехать». У рабочих этих категорий якобы не¬
значителен контакт с другими профессиональными соци¬
альными группами, мало добровольных объединений,
слабы межличностные связи в коллективе и т. д.
Встает вопрос, откуда у авторов такого рода аргу¬
менты. Что это, результат эмпирических исследований,
дедуцирование из теорий, логические предположения?
Где гарантии истинности этих утверждений, их методоло¬
гическая состоятельность? Разбирая пример, Лазарс-
фельд не останавливается на этом вопросе. Он просто
соглашается с авторами в том, что на количество заба¬
стовок «должно влиять наличие или отсутствие упомяну¬
тых особенностей»1 (рабочие «изолированной группы»
не рассчитывают на то, что общественное мнение под¬
держит их требования, для них более важны союзы, так
как «личная и идеологическая фракционность» у них бо¬
лее распространена, и т. д.). Все эти «признаки» учи¬
тываются лишь в одном плане — насколько они формаль¬
но годны, чтобы использовать их для классификации.
Здесь в действии чисто «методологический» (в духе
неопозитивистской социологии) подход: отсутствие како¬
1 Р. Lazarsfeld, Problems of Methodology. “Sociology Today”,
p. 52.
222
го бы то ни было содержательного анализа. Когда «ме¬
тодологию» хотят выделить в «чистом» виде, отрывая ее
от теории, тогда и получают такой чисто формальный
анализ.
Из произвольно определенных «показателей» выво¬
дится следующая цепь рассуждений: «профессиональная
изоляция заставляет остро чувствовать разобщенность
требований; это ведет к стремлению объединяться в сою¬
зы; лидеры союзов имеют тенденцию к организации за¬
бастовок; следовательно, профессиональная изоляция, ве¬
роятно, ведет к забастовкам» L Трудно придумать более
яркий пример абсолютной порочности предлагаемой
«методологии». Можно, конечно, и дальше отбирать из
этих показателей «индикаторы», создавать «индексы»,
однако все это ни на йоту не продвинет вперед исследо¬
вание по существу. Формально и здесь учтены качест¬
ва, но все это ровным счетом не имеет никакого отноше¬
ния к подлинному качественному анализу. Сложнейшее
социальное явление — забастовки рабочих,— препариро¬
ванное таким образом, несмотря на всю формальноло¬
гическую правильность процедуры (действительно берется
довольно широкое понятие, оно действительно разлагает¬
ся на составляющие, из них действительно отбираются
некоторые и располагаются в определенном порядке),
абсолютно утрачивает свою специфику.
«Запрет» выйти за пределы формальнологического
анализа снимает вопрос о том, насколько правомерны
сами понятия, которыми оперирует исследователь, на¬
сколько адекватно они отражают те или иные стороны
общественных явлений. Практика же исследований пока¬
зывает, что подобная неразборчивость в отношении ис¬
ходных понятий приводит к совершенно ничтожным ре¬
зультатам и само исследование с точки зрения действи¬
тельного анализа общественных явлений. Бледные и
бестелесные понятия вроде «разобщенность требований»,
«склонность лидеров» и т. д. заменяют необходимое
рассмотрение таких причин, как различные условия
труда, различная степень классовой организации, раз¬
личный опыт борьбы, различная степень вооруженности
теорией, различные качества руководителей и т. д., что
1 Р. Lazarsfeld, Problems of Methodology. “Sociology Today”,
p. 52.
223
действительно могло бы .способствовать выяснению при¬
чин различного уровня забастовочной борьбы в разных
отраслях промышленности.
Легко проследить классовую сущность подобной ме¬
тодологии: совершенно определенная тенденция так ато-
мизировать общество и отдельные общественные явле¬
ния, чтобы сам подход снимал проблемы целого, пробле¬
мы законов его развития, присутствует и здесь вполне
очевидно. В «методологическом анализе» теоретиков
неопозитивистской социологии исчезновение подлинных
качественных характеристик общественных отношений
происходит благодаря формальному дроблению этих ха¬
рактеристик при помощи особой процедуры, благопри¬
стойно именуемой процедурой «перевода понятий в пере¬
менные». Ничтожная ценность результатов исследова¬
ния, следующего рекомендациям неопозитивистской ме¬
тодологической установки, очевидна. Эти результаты и
не могут быть иными, поскольку вся предложенная кон¬
струкция не выдерживает критики с гносеологической
точки зрения. Предложенная «анатомия» движения от
«общих понятий» к «переменным» в сущности вся нахо¬
дится в пределах строго логических операций. «Образ»
возникает в результате элементарной операции обобще¬
ния; все, что следует дальше, когда «образ» получен,
уподобляется обычной классификации (Лазарсфельд
сам называет этот процесс именно «классификацией»,
хотя, строго говоря, здесь нет операции разделения сово¬
купности предметов на классы, затем на подклассы,
группы и т. д.) и состоит в расчленении некоторого цело¬
го; что же касается отбора показателей и сведения их в
индексы — это обычная статистическая процедура1.
Вообще говоря, и в ткани всей описанной процедуры
можно обнаружить тенденцию к чрезмерной формализа¬
ции: при построении индексов берутся чисто количест¬
венные соотношения показателей при полном отвлечении
их от качественной характеристики. Но дело не только в
этом. Искусственное ограничение круга проблем методо¬
логии чисто логическими проблемами вообще оставляет
1 Под индексом в статистике понимается «свободный, обобщен¬
ный, итоговый показатель изменения изучаемого явления» (см.
Б. Ц. Урланис, Общая теория статистики, М., 1962, стр. 294). Лазарс¬
фельд употребляет понятие «индекс» именно в этом смысле.
224
в стороне целый ряд важнейших гносеологических вопро¬
сов: специфика образования абстракций в социальном
исследовании остается нераскрытой, также по существу
снята проблема восхождения от абстрактного к конкрет¬
ному. Движение от «образа» как «основополагающего
понятия» к «переменным» не может служить какой-либо
аналогией восхождения: если здесь и осуществляется
переход от абстрактного понятия, то разве к еще более
скупым абстракциям, выраженным индексами. Что же
касается воспроизведения конкретного во всей его полно¬
те, во всем многообразии его отношений, то именно эта-то
задача и не решается в исследованиях «количественного
стиля».
Не спасает положения предложенная Лазарсфельдом
схема рассмотрения и второй части проблемы — переход
от качественных характеристик, полученных прямым, не¬
посредственным наблюдением, к формированию понятий,
к формулированию теорий. Этому вопросу посвящается
довольно много работ, в частности специальная статья
«Некоторые функции качественного анализа в социальном
исследовании», написанная П. Лазарсфельдом в соавтор¬
стве с А. Бартоном в сборнике «Социология. Прогресс за
десятилетие». Любопытно, что и в этом случае пафос
статьи — защитить количественный подход в социологии,
снимая с него обвинение в том, что он отрицает вообще
качественный анализ. «Что может исследователь сделать,
когда представленные качественные данные — детальные,
конкретные, неизмеримые описания людей и явлений —
получены из прямых наблюдений, интервью, «исследо¬
ваний случая», исторических описаний, показаний участ¬
ников?» \— ставят вопрос авторы. Общая схема ответа
на этот вопрос выглядит следующим образом. Осущест¬
вляя исследование, социолог получает данные наблюде¬
ний. Эти наблюдения необходимо классифицировать.
При классификации наблюдений используются опре¬
деленные понятия: или уже существующие в нау¬
ке (тогда данные наблюдений просто истолковы¬
ваются в этих понятиях), или адаптированные (т. е.
«старые» понятия, но каким-то образом приспособ-
1 A. Barton and Р. Lazarsfeld, Some Functions of Qualitative
Analysis in Social Research. “Sociology. The Progress of a Decade”,
p. 95.
15 Г. M. Андреева
225
лейные к новому материалу), либо новые (они создаются
исследователем, если нельзя ни использовать непосредст¬
венно, ни адаптировать старые). При помощи этих поня¬
тий строится типология (образцы таких типологий мы
приводили в главе III). Она призвана «открывать воз¬
можные причинные факторы или цепи причин для част¬
ных областей поведения» Ч Все это должно явиться ос¬
новой для последующего количественного анализа.
Методологический анализ качественных исследований
выглядит здесь довольно бедно. Собственно, кроме весь¬
ма в общих чертах обрисованного пути движения от эм¬
пирических данных к построению типологий, авторы ни¬
чего и не предлагают. Специфическая черта методологии,
порожденная общим развитием эмпирической социоло¬
гии, заключается, между прочим, в этом крайне непро¬
порциональном развитии даже формального анализа ко¬
личественных и качественных исследований. А. Бартон и
П. Лазарсфельд, желая быть объективными по отноше¬
нию к чуждому им типу исследований, пытаются
спасти положение тем, что перечисляют некоторые аспек¬
ты, в которых качественные исследования могут иметь
определенное значение. Прежде всего они рассматривают
особую группу исследований, которые опираются на со¬
вокупность наблюдений, но не анализируют их статисти¬
чески, не сводят результаты в таблицы и т. д. Эти исследо¬
вания тоже могут фиксировать какие-то отношения, ино¬
гда причинные и т. д. Бартон и Лазарсфельд называют
их «квазистатистическими», так как здесь выводы не ба¬
зируются на строгом количественном анализе, но в то же
самое время такие исследования нельзя считать качест¬
венными. Они ставятся все же значительно выше ка¬
чественных исследований. Единственный случай, где
оправдан простой качественный анализ и не требуются
дорогостоящие подсчеты, — это исследования «прими¬
тивных групп» (имеются в виду в основном этнографи¬
ческие и антропологические работы). Несколько более
высоко оценивается так называемый сравнительный
анализ, где отсутствие «чистых» форм статисти¬
ческого исследования оправдывается тем, что здесь
1 A. Barton and Р. Lazarsfeld, Some Functions of Qualitative
Analysis in Social Research. “Sociology. The Progress of a Decade”,
p. 112.
226
сами объекты «высокого порядка сложности»: войны,
революции, целые социальные системы, формы государ¬
ства. Однако структура исследований такого рода теоре¬
тиками неопозитивистской социологии разработана зна¬
чительно слабее, что и понятно, ибо они сосредоточивают
свое внимание преимущественно на исследованиях дру¬
гого типа. Авторы приведенной статьи вообще считают,
что количество таких качественных исследований в со¬
временной социологии весьма ограниченно (обычно ссы¬
лаются на примеры М. Вебера, А. Тойнби и некоторых
других авторов) L
Таким образом, по существу признается один-единст-
венный аспект, где качественным исследованиям при¬
писывается относительно большое значение, — это слу¬
чай, когда эти исследования выступают как «поддержка
теорий». «Теории, для которых качественная поддержка
является наиболее часто употребляемой, — это теории
относительно масштабные, в широких пределах описы¬
вающие системы и отношения» 1 2. Теории социальных из¬
менений подкрепляются историческими данными, теории
функционирования и организации институтов базируются
на качественных описаниях, теории развития личности
вырастают из клинических выборочных материалов.
К таким теориям относят и теорию Маркса, помещая ее
в одном «ранге» с теориями М. Вебера и 3. Фрейда.
И хотя обычным стало утверждение о том, что методо¬
логия качественных исследований не разработана, Бар¬
тон и Лазарсфельд делают некоторые выводы относитель¬
но роли качественных данных в «поддержке» теорий:
1 Нельзя сказать, что такая точка зрения господствует без¬
раздельно. Особенно в последние годы характеристике и значению
качественных исследований уделяется значительно большее вни¬
мание. Так, например, в учебнике «Исследовательские методы в
поведенческих науках» под ред. Л. Фестингера и Д. Каца говорится
как о равноправных о двух типах исследований — об «обзорах»
(surveys) -и о «полевых исследованиях» (field studies) — и обстоя¬
тельно выясняются сравнительные достоинства и недостатки обоих
типов. Вывод, который делают авторы учебника, заключается в том,
что в идеале два этих типа исследований должны быть объединены.
Ниже мы подробнее остановимся на том, каковы реальные возмож¬
ности такого объединения.
2 A. Barton and Р. Lazarsfeld, Some Functions of Qualitative
Analysis in Social Research. “Sociology. The Progress of a Decade”,
p. 119.
15*
227
«...читатель в состоянии понять, что качественные на¬
блюдения играют промежуточную роль в отношении к
теории — немного больше, чем простые иллюстрации, но
меньше, чем окончательные доказательства» L
Такова еще одна иллюстрация «методологического
запрета». «Ритуал Статистики» и здесь выступает как
неумолимый судья, делящий исследования в социологии
на «чистых» и «нечистых».
И скрупулезный логический анализ структуры, про¬
цедуры количественного исследования, и игнорирова¬
ние аналогичных проблем в качественном исследова¬
нии, так же как и сама китайская стена, воздвигаемая
между «количественными» и «качественными» исследо¬
ваниями, — звенья одной цепи в рассуждениях со¬
циологов-неопозитивистов. Это извращение всей пробле¬
мы соотношения качественного и количественного момен¬
тов как в социальном исследовании, так и в явлениях
самой социальной действительности.
Характеристика общественных явлений может быть
полной лишь при одновременном учете и качественных и
количественных показателей. «Уровень», «темп», «вели¬
чина» имеют смысл только тогда, когда определено то
качество, чей «уровень», «темп», «величина» измерены.
Проблема качества в любой науке имеет огромное зна¬
чение потому, что она связана теснейшим образом с мно¬
гообразием форм, будь то неживая или живая природа
или тем более человеческое общество. Здесь проблема
остра тем более потому, что специфика различных форм
устройства человеческого общества — общественно-эко¬
номических формаций — оказывает решающее воздейст¬
вие на всю совокупность общественных отношений. Одни
и те же количественные показатели общественных яв¬
лений (например, уровень развития производительных
сил, степень механизации и автоматизации производ¬
ства) приобретают различное значение в разных типах
обществ. Качественное своеобразие социалистического
общества определяет качественное своеобразие всех от¬
ношений этого общества, точно так же качественное
своеобразие капитализма определяет природу всех
1 A. Barton and Р. Lazarsfeld, Some Functions of Qualitative
Analysis in Social Research. “Sociology. The Progress of a Decade”,
p. 122.
228
отношений этого строя. Подлинно конкретный под¬
ход в науке об обществе поэтому может быть
достигнут только при том условии, если при анализе
любого общественного явления будет учтена его специ¬
фика как принадлежащего к данному общественному
качеству. И напротив, крайне формальный, абстрактный
подход имеет место всегда, когда характеристика идет
лишь по линии анализа количественных показателей.
С точки же зрения социологов-неопозитивистов, чрезмер¬
ное внимание к количественным методам оправдано тем,
что сама классификация общественных отношений осно¬
вана на их статистическом выражении, а не на общест¬
венном содержании. Поэтому же оправдано, по их мне¬
нию, и оперирование в социальных исследованиях сим¬
волами, хотя при этом они порой вообще не выражают
содержания.
Превращение социологии в точную науку не может
быть связано только с прогрессом количественных мето¬
дов исследования. Это не исключает, разумеется, того,
что в современных условиях возрастает возможность
применения количественных методов и в этой области.
Развитие кибернетики, применение ее, в частности, к
управлению производством, убедительно свидетельству¬
ют об этом. В этой связи самого серьезного внимания
заслуживает и разработка методов статистического ана¬
лиза, математического моделирования в социологии.
Но все дело в том, что применение статистики, построе¬
ние моделей могут дать плодотворные результаты лишь
в том случае, если это делается в рамках подлинно науч¬
ной методологии. Так, статистический анализ всегда в
социальном исследовании должен сочетаться с качест¬
венным социально-экономическим анализом. Точно так
же и при построении математических моделей нельзя не
учитывать всей сложности абстрагирования от качествен¬
ных особенностей объектов. Здесь не может быть «лег¬
ких» аналогий с моделированием естественных процес¬
сов, поскольку в относительно более низких формах дви¬
жения материи абстрагироваться от более простых
качественных форм легче. Стоит только при построении
моделей в социологии нарушить требование о том, что
сама природа объекта определяет, от чего можно и от
чего нельзя абстрагироваться, как мы получаем снова
тот же крайне формальный подход, который по суще¬
229
ству вообще закрывает доступ к раскрытию сущности
социальных связей.
Есть сложная, опосредованная, но тем не менее глу¬
бокая связь между методологией социологов-неопозити¬
вистов и действительностью буржуазного общества. Ее
можно проследить по крайней мере по двум направ¬
лениям.
С одной стороны, развитие государственно-монополи¬
стического капитализма, и прежде всего в США, при¬
водит, как уже отмечалось, к крайней бюрократизации
всей общественной жизни. Потребность буржуазии дер¬
жать в духовном плену сознание масс реализуется бла¬
годаря тому, что и в сфере духовной жизни общества
утверждается специфическая форма бюрократизации
мысли. Стандарты поведения, стандарты мысли — вот
что является, с точки зрения буржуазных идеологов, га¬
рантией сохранения «устойчивости системы». Надежда
на эту «устойчивость» возрастает, если вся система об¬
щественных отношений представляется в виде функцио¬
нирования какого-то совершенного механизма, где стро¬
гая регламентация действий и мыслей уподобляется
подогнанности, слаженности деталей. В идеологии правя¬
щего класса возникает иллюзия отождествления в дей¬
ствительности раздираемого противоречиями общества с
таким формально безукоризненным механизмом. Имен¬
но четкий ритм, предельный автоматизм во взаимодей¬
ствии частей предстает как тот безусловный плюс, кото¬
рый обеспечивает бесперебойность функционирования.
Складывается впечатление, что такой механизм с четкой
структурой и с не менее формальными принципами вза¬
имодействия частей и есть наиболее совершенная «мо¬
дель» общества.
Социология принимает на себя миссию раскрыть на¬
личие формальных принципов взаимодействия в общест¬
венных отношениях. Идея крайней формализации этих
отношений становится, таким образом, своеобразной idee
fixe буржуазной неопозитивистской социологии. Матема¬
тизация социологии, сведение ее к абстрактным построе¬
ниям, игнорирующим содержательную сторону общест¬
венных отношений, есть, несомненно, идеологическое
отражение реальной практики буржуазного общества.
К этому следует добавить еще и такое обстоятельство,
как весьма специфический социальный заказ, получае¬
230
мый буржуазными социологами, — обеспечить «социоло¬
гически» такие нормы поведения личности, чтобы дейст¬
вия ее уподобились именно действиям простого
«винтика» в гигантском механизме, именуемом «обще¬
ство». По существу методология социологического нео¬
позитивизма отражает еще и эту крайне антигуманную
практику, характеризующую современное буржуазное
общество.
С другой стороны, абсолютизация количественного
подхода в социологии есть, несомненно, выражение и
такой тенденции буржуазной идеологии, как намерение
замазать качественное различие между двумя мирами
современности — миром капитализма и миром социализ¬
ма. «Бестелесные» общественные отношения, некоторая
абстракция поведения таких же абстрактных индивидов
превращаются в такой принцип, который обслуживает
методологически определенную установку идеологии.
Эмпирическое исследование, проведенное на таком уров¬
не, где общие качественные характеристики растворе¬
ны, где идея последовательного расчленения целого на
«переменные» выступает как некоторый методологиче¬
ский норматив, обслуживает эту же идеологическую
установку эмпирически. Так возникает теория «единого
индустриального общества», своеобразный принцип «об¬
щности» проблем капиталистического и социалистическо¬
го общества и т. д. Но здесь уже, как видно, методоло¬
гия непосредственно взаимодействует с определенными
социологическими теориями. Какой бы «атеоретичной»
ни была установка неопозитивистской социологии, это
взаимодействие имеет место. Упрямое отрицание этого
факта становится просто невозможным. Какой выход
пытается найти эмпирическая социология из сложивше¬
гося положения в этом плане — вопрос дальнейшего
рассмотрения.
Глава у
СОВРЕМЕННЫЙ ЭТАП: РАЗДУМЬЯ И ПОИСКИ
1. В поисках социологической теории
Бурное развитие эмпирической тенденции в американ¬
ской социологии, начавшееся в 20-х годах, прогрессиро¬
вало и на протяжении двух последующих десятилетий.
Сложилась определенная традиция, которая рассматри¬
валась европейскими буржуазными социологами долгое
время как специфически американская традиция. Пред¬
ставление об американской социологии связывали с
представлением о почти сугубо прикладной дисциплине,
складывающейся из тысяч и тысяч мелких исследований,
выходящих из своеобразных центров «исследователь¬
ской индустрии». Сами американские социологи делали
многое для того, чтобы рекламировать эту традицию
и представить ее одну как «современную социологию».
Однако, как мы уже видели, характеризуя содержа¬
ние и методы эмпирических исследований, очень быстро
выяснилось, что результаты их отнюдь не явились сколь¬
ко-нибудь значительными прежде всего в плане их прак¬
тической ценности. Но не оправдались надежды также
и в той части, где было обещано бурное развитие самой
социологической теории на базе эмпирических исследо¬
ваний. Формула, которая долгое время была своеобраз¬
ным знаменем эмпириков, гласила: «Сначала накопление
эмпирических данных и лишь затем на их фундаменте
развитие теории».
Совершенно определенно говорит о существовании
такой ориентации Р. Миллс. Он отмечает, что у сторон¬
ников эмпирических исследований сложилось убеждение
в том, что задача заключается на современном этапе
232
лишь в накоплении фактов и лишь в «должное время»
факты, накопленные подобным образом, будут сведены
к «общим законам». «Этот способ обоснования, на мой
взгляд, — говорит Миллс, — изображает развитие социо¬
логии как странное нагромождение строительного мате¬
риала» Г Здесь в общем очень точно показано, что замы¬
сел, лаконично сформулированный таким образом, не
реализовывался ни в одной части: теория «самопроиз¬
вольно» не рождалась, несмотря на накопление огром¬
ного количества фактов, и даже сами исследования
начинали зачастую вырождаться в лишенные какого
бы то ни было значения описания.
С 40-х годов все чаще и чаще начинают раздаваться
сначала недоумевающие, а потом и открыто критические
оценки эмпирической социологии. «...В сороковые го¬
ды,— говорит Г. Дженсен, — это (накопление эмпири¬
ческих фактов. — Г. А.) в свою очередь привело к раз¬
очарованию и к более ясному пониманию того, что если
ранее социальная теория, не подкрепленная проверен¬
ными наблюдениями, была беспочвенной, то поиски фак¬
тов, не направляемые теорией, являются бесцельными, а
их накопление без теоретического обобщения — бессмыс¬
ленным» 1 2. Собственно, первые провозвестники более
трезвой оценки практики эмпирических исследований по¬
явились уже раньше — вместе с увлечением «методоло¬
гией». Одной из причин ее развития и распространения
явилось именно желание определенным образом усовер¬
шенствовать эмпирические исследования, оснастить их
более продуманной и совершенной техникой, дать ей ло¬
гическое обоснование. Несмотря на то что методологи¬
ческое осмысление практики эмпирических исследований
полностью игнорировало подход к ним с точки зрения
содержательной социологической теории, оно по суще¬
ству уже ставило вопрос о необходимости определен¬
ного теоретического осмысления этих исследований.
Позже эти призывы становятся все более определен¬
ными и наконец оформляются в совершенно четкое тре¬
бование соединить «социальное исследование» и «со¬
циальную науку» («social study» and «social science»).
Группа социологов, выступающая с этим призывом, ста-
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 65.
2 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 57.
233
новится особенно влиятельной. Р. Мертон, сформулиро¬
вавший эту идею еще в 1949 г. в книге «Социальная тео¬
рия и социальная структура», становится в известном
смысле символической фигурой, олицетворяющей поиски
такого соединения. Во всяком случае так же, как в 20—
30-х годах модой было безудержное восхваление эмпири¬
ческих исследований, с 40-х годов в своеобразную моду
превращается осторожная, порой критическая оценка
«примитивного эмпиризма» 20—30-х годов. В том виде,
в каком эмпирическая тенденция сложилась и оформи¬
лась, она потеряла кредит даже в стане ее пропаганди¬
стов. По существу все это означало глубокий кризис, в
который зашла эмпирическая социология, хотя, конечно,
никто из ее буржуазных критиков не оценивал ее поло¬
жение как состояние ^кризиса. Кризис буржуазной эмпи¬
рической социологии может быть констатирован и понят
только при условии анализа всей этой тенденции, взятой
в целом: ее социальных задач, ее классовой позиции, ее
реальной проблематики, ее методологии, ее теоретическо¬
го обоснования. Буржуазные критики эмпиризма в луч¬
шем случае подвергают сомнению ценность его методо¬
логических основ или его «взаимоотношений» с теорией.
Такой подход является крайне ограниченным, так как
питается традиционной иллюзией буржуазного сознания
о том, что может быть создана подлинная обществен¬
ная наука, способная найти оправдание силе, противо¬
стоящей объективному ходу истории. Поэтому содер¬
жание и форма критики эмпирической социологии со
стороны буржуазных социологов, так же как и поиски
выхода из кризиса, ими предлагаемые, сами по себе
свидетельствуют о безвыходности того тупика, в который
зашла буржуазная социология XX в.
Главная линия поисков и раздумий представителей
эмпирической социологии сегодня — это поиски социоло¬
гической теории. В этой связи задача марксистского ана¬
лиза— исследовать вопросы: как намеревается осуще¬
ствить эмпирическая социология свой «альянс» с теорией
и каковы те теории, которые предполагают «привлечь»
для этого союза? Среди буржуазных социологов сущест¬
вует некоторый разнобой в оценке сегодняшнего состоя¬
ния эмпирической социологии с этой точки зрения.
Одни считают, что современный этап — это этап уже
начавшегося сближения «эмпирии» и «теории». А. То-
234
марс говорит, например: «...имеются признаки, что сбли¬
жение уже не за горами, причем «эмпирики» все больше
осознают необходимость более широкой теории, а «тео¬
ретики» все больше сосредоточиваются на возможностях
эмпирического подтверждения» L То же самое конста¬
тируют П. и Б. Вэлиен: «Современная тенденция в общей
социологии заключается в сближении теории и эмпири¬
ческих исследований, она идет к тому, чтобы превратить
здоровую социальную теорию в основную базу практиче¬
ской работы, и к разработке такой теории и системати¬
зации результатов фактических исследований»1 2.
Другие заявляют, что найти пути сближения между
«эмпирией» и «теорией» еще только задача, стоящая
перед социологами3.
Объяснение этих различий в оценке современного со¬
стояния эмпирической социологии следует искать не толь¬
ко в том, что сам процесс сложен и не всегда можно уста¬
новить его этапы. Дело заключается еще и в том, что
существует разный подход к самому пониманию то¬
го, нто же такое «социологическая теория». Какую
теорию «ищет» современная буржуазная социология?
В частности, с какого рода теорией должны сочетаться
эмпирические исследования? Для этого очень важно бы¬
ло бы уяснить себе общую структуру современной бур¬
жуазной социологии, выяснить удельный вес различного
типа исследований в ней, рассмотреть различные формы
преобладающих в ней социологических теорий.
Сделать это не так просто, ибо относительно общей
структуры, в частности американской социологии, нет
ясности даже среди самих ее представителей. Поэтому
тем более любопытно проанализировать схему, предло¬
женную однажды в беседе с советскими социологами
одним из крупнейших представителей современной аме¬
риканской социологии — Р. Мертоном 4.
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 584.
2 Там же, стр. ПО.
3 См. подробно об этом 'В брошюре Т. И. Ойзерман и А. Ф. Оку¬
лов, Чему учит и кому служит современная буржуазная социоло¬
гия, М., 1960.
4 Хотя эта схема и не воспроизводится точно Р. Мертоном в
его работе «Социальная теория и социальная структура», однако все
основные идеи схемы содержатся и в книге.
235
I. Техника исследования
Эмпирические
исследования
Теоретические
исследования
1
3
Специфиче¬
ские
Разработка применения
отдельного техничес¬
кого приема: интервью,
построение шкалы
и т. д.
«Метатеория» — раз¬
работка логических
предпосылок того
или иного техничес¬
кого приема (напри¬
мер, логические
предпосылки шкал)
2
4
Общие
Разработка некоторых
общих проблем методи¬
ки (например, взаимо¬
заменяемость индексов;
сочетание методик в
определенных процеду-
рах)
«Методология»—ло¬
гический анализ раз¬
вития всей совокуп¬
ности методов эмпи¬
рического исследо¬
вания
II. Результаты
Эмпирические
исследования
Теоретические
исследования
5
7
Специфиче¬
ские
Получение специфичес¬
ких эмпирических дан¬
ных (фактов): например,
преступности среди мо¬
лодежи в определен¬
ном районе
Специфические тео¬
рии или «теории сре¬
днего уровня»—сво¬
еобразные «мосты»
между эмпирически¬
ми исследованиями
и «общей теорией»
6
8
Общие
Эмпирические обобще¬
ния, определенная клас¬
сификация фактов (на¬
пример, сравнительные
данные социальной мо¬
бильности в разных
структурах)
Общая, всеохваты¬
вающая теория со¬
циологии
236
Основная идея Мертона состоит в том, что во всем
многообразии исследований американской социологии
можно различать восемь различных типов «социологи¬
ческой работы». Четыре из них относятся к большому
классу, который условно можно назвать «Техника иссле¬
дования». Здесь работы могут носить или «эмпириче¬
ский» или «теоретический» характер; в то же самое время
они могут различаться как работы «специфические» и
«общие». На пересечении двух вертикальных и двух
горизонтальных рядов получаем четыре различных типа
исследований техники: 1. «Специфические эмпирические»
исследования касаются разработки того или иного тех¬
нического приема. 2. «Общие эмпирические» исследова¬
ния занимаются разработкой некоторых проблем мето¬
дики, связанных с взаимодействием различных приемов.
3. Так называемая метатеория представляет собой обра¬
зец «’специфических теоретических» работ в области
техники исследования и включает в себя изучение ло¬
гических предпосылок применения того или иного тех¬
нического приема. 4. Так называемая методология — об¬
разец «общих теоретических» •исследований в данном
классе — представляет собой логический анализ всей со¬
вокупности эмпирических (методов. Легко видеть, что все
эти «типы» — сфера работы «методологов», анализиро¬
ванная нами в III и IVглавах.
Другой большой класс исследований условно назван
Мертоном «Результаты» (или «Получение результатов»).
Все работы этого класса—это так называемые содер¬
жательные исследования, т. е. те, которые уже не пред¬
ставляют собой специально разработку формальных ме¬
тодик, а получают определенные содержательные ре¬
зультаты. Они также могут делиться на «специфические»
и «общие», «эмпирические» и «теоретические». Соответ¬
ственно и здесь возникает четыре типа «социологической
работы»: 5. «Специфические эмпирические» исследова¬
ния— один из самых распространенных типов исследо¬
вания в самых различных областях эмпирической социо¬
логии (именно сюда относятся все эти «типы голосования
негров в таком-то штате» или «типы свиданий студентов
и студенток колледжей» и т. д.). 6. «Общие эмпириче¬
ские» исследования, представляющие собой так называ¬
емые эмпирические обобщения — первичную обработку
фактов, их классификацию, установление некоторых,
237
очевидных прежде всего, форм взаимодействия этих фак¬
тов и т. д. 7. «Специфические теоретические» исследова¬
ния или «специфические теории» представляют собой тот
особый вид исследований, где разрабатываются обоб¬
щения несколько более высокого порядка, чем на стадии
эмпирических обобщений, которые могут служить свое¬
образным «мостом» между эмпирическим материалом и
общей социологической теорией (именно в разработке
этих «специфических теорий» или «теорий среднего ран¬
га» приписывают особую заслугу Мертону1)- 8. «Общие
теоретические» исследования должны включать в себя
разработку «общей, всеохватывающей теории социоло¬
гии», что и представляется главной задачей социологи¬
ческой науки. Однако, по признанию самого Мертона,
такой общей, всеохватывающей теории в буржуазной
социологии еще нет.
Таким образом, общая картина американской социо¬
логии довольно ясно предстает из этой схемы. Огромное
количество эмпирических работ как в области разработки
техники, так и в области накопления фактических дан¬
ных; специфически трактуемые «теоретические» работы
по методологии — по существу логический анализ ме¬
тодов и техники; наконец, построение «теорий среднего
ранга» и лишь как задача создание общей, всеохва¬
тывающей теории социологии — таковы основные чер¬
ты этой схемы. Отсюда же легко видеть, что «теорети¬
ческие» работы, которые и выражают поиски социоло¬
гической теории, могут быть — даже с формальной точки
зрения — очень условно названы «теоретическими». Что
касается работ по «методологии», то ограниченность их
«теоретического» уровня была нами уже выяснена. Не¬
обходимо проанализировать теперь, как же выглядят
попытки построить теории на следующих «этажах».
Прежде всего при построении любой социологической
теории встает проблема взаимоотношения этой теории с
эмпирическим материалом. Каков бы ни был уровень
обобщения, важно в принципе решить, на каких этапах
исследования включается в него теория, на каких этапах
осуществляется ее взаимодействие с эмпирическим ма-
1 Г. Парсонс указывает, что впервые «теории среднего ранга»
Мертон выдвинул в 1947 г. на собрании Американского социоло¬
гического общества («Sociology Today», р. 3).
238
терйалом. Конечно, здесь многое зависит от самого содер¬
жания социологической теории, но тем не менее всегда
важна и принципиальная методологическая установка.
Современный этап развития эмпирической социологии —
этап поисков теории — характеризуется прежде всего
многочисленными «признаниями» роли теории в эмпири¬
ческих исследованиях. В общем можно выделить два
аспекта, в которых рассматривается вопрос о роли тео¬
рии в эмпирических исследованиях. С одной стороны,—
это проблема значения теории на разных этапах социоло¬
гического исследования; с другой — это вопрос о возмож¬
ных уровнях обобщения эмпирического материала.
В учебнике Гуда и Хатта изложению конкретных ме¬
тодов исследования предшествует специальная глава
«Теория и факт». Содержание этой главы очень показа¬
тельно. Признанный одним из наиболее популярных в
США учебник Гуда и Хатта полемизирует с теми, кто
противопоставляет друг другу теорию и факт, кто пола¬
гает, что теория как «спекуляция» является только и ис¬
ключительно сферой философии. Гуд и Хатт категориче¬
ски высказываются за признание роли социологической
теории. Они дают некоторые формально правильные
установки относительно взаимодействия теории и факта:
«...можно сказать, что факты науки являются продуктом
наблюдений, которые не произвольны, но осмысленны,
т. е. теоретически оправданы. Поэтому нельзя думать о
факте и теории как о существующих противоположно¬
стях. Скорее они взаимопроникают друг друга различ¬
ными путями. Развитие науки может быть определено
как постоянное взаимодействие между теорией и фак¬
том» L В этом взаимодействии теория выполняет много¬
численные и разнообразные функции: теория служит
«ориентацией в выборе фактов» (т. е. помогает определить
объект исследования); теория создает понятийную схему,
посредством которой соответствующие факты система¬
тизируются и классифицируются; теория суммирует за¬
тем эти факты или в эмпирические обобщения, или в
более «высокие» системы обобщений; теория предсказы¬
вает факты; наконец, теория указывает на пробелы в
наших знаниях.
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 8.
239
Не менее полно определяют авторы и роль факта в
исследовании. Они указывают <на то, что факты играют
значительную роль именно в развитии теории, так как
факты «побуждают» теорию к дальнейшему обогащению
(поскольку факт часто выступает как основа открытия);
факты ведут к пересмотру теории (в том случае, если они
опровергают старые теоретические положения); наконец,
факты «разъясняют» теорию. Все это позволяет авторам
учебника сформулировать категорическую рекоменда¬
цию студенту, изучающему социологию: «Студент-социо-
лог не должен поэтому вставать в позу кабинетного тео¬
ретика, который имеет дело с важными принципами, пре¬
небрегая в то же время фактом, раскрытым в исследова¬
нии... Но также он -не должен вставать .и на точку зрения
коллекционера фактов, который уверен в своих данных,
игнорируя вопрос об их важности. Социолог должен
обладать ответственностью ученого, который видит факт
в теории и теорию в факте. Это много труднее, чем фило¬
софские спекуляции относительно реальности или кол¬
лекция поверхностных суждений, но это и более верно
ведет к достижению научной истины о социальном пове¬
дении» L
Сама по себе эта рекомендация не может вызвать на
первый взгляд возражений, так же как и суждения отно¬
сительно роли теории и факта в исследовании. Некоторые
аспекты значения теории в исследовании здесь действи¬
тельно раскрыты. Например, совершенно справедливо
указано, что теория начинает «участвовать» в исследова¬
нии с самого начала; она помогает определить объект
исследования. Это замечание очень важно. Оно, как вид¬
но, выражает позицию авторов, отличающуюся от пози¬
ции некоторых других социологов. Так, получила некото¬
рое распространение точка зрения, выраженная запад¬
ногерманским социологом Э. Рейгротским: позиция
социолога в начале исследования должна быть, по его
мнению, позицией «нуль гипотезы»1 2 (т. е. исследователь
должен быть «свободным» от всяких предпосылок, когда
он приступает к исследованию). Очень близкий к этому
взгляд высказали когда-то и американские социологи
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 8.
2 E. Reigrotzki, Soziale Verflechtungen in den Bundesrepublik.
Tubingen, 1956.
240
Томас и З'нанецкий. В «Методологических предпосылках»
к «Польскому крестьянину» они писали, что нужно «на¬
чинать с предположения, что мы абсолютно ничего не
знаем ю группе или о проблеме, (которую будем исследо¬
вать, за исключением тех чисто формальных критериев,
которые дают возможность различать материал, относя¬
щийся к сфере наших интересов, от того, который не от¬
носится к пей» Впоследствии понятие «нуль гипотезы»
стало официальной характеристикой позиции тех, кто
проповедовал, что ум исследователя в начале иссле¬
дования — это настоящая tabula rasa и что эмпириче¬
ский материал располагается на ней без какого бы
то ни было «воздействия» на него теоретических пред¬
посылок.
Примитивность и несостоятельность такой точки зре¬
ния очевидны. Она аналогична позиции старых эмпири¬
ков-естествоиспытателей XVIII в. Анализируя их утверж¬
дения о том, что при оперировании эмпирическими фак¬
тами они не находятся «в плену»1 каких-либо теоретиче¬
ских понятий, Энгельс писал, что в действительности же
они оперируют «преимущественно традиционными пред¬
ставлениями, по большей части устаревшими продуктами
мышления своих предшественников»* 2. Энгельс отмечал
далее, что даже в случае эксперимента толкование всег¬
да есть и есть оно в рамках каких-то, по крайней мере,
ранних, теоретических представлений 3. Роль теории на
самых первых этапах исследования в том и состоит, что
выбор объекта и сама формулировка задачи относитель¬
но этого объекта выражаются в пределах определенного
круга понятий, т. е. по крайней мере продуктов предше¬
ствующих теорий. Шведский социолог Гуннар Мюрдаль
справедливо заявляет: прежде чем ответы будут полу¬
чены, вопросы должны быть заданы4. В этом смысле
точка зрения, высказываемая многими представителями
современного этапа американской социологии, резко
отличается от скомпрометировавшей себя позиции «ран¬
них эмпириков». Подтверждением этого является и
взгляд, высказанный в учебнике Гуда и Хатта: авторы
прямо указывают на то, что теория создает «понятийную
* W. Thomas and F. Znaniecki, The Polish Peasant.., vol. I, p. 19.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, М., 1961, стр. 456.
3 Там же.
4 G. Myrdal, Value in Social Theory, p. 233.
16 Г. M. Андреева
241
схему», посредством которой соответствующие факты си¬
стематизируются и классифицируются
Поэтому, если верить декларациям и заверениям,
можно было бы сделать вывод, что правильное решение
вопроса о соотношении теории и эмпирического материа¬
ла, о роли теории на всех этапах исследования найдено.
Однако такое заключение было бы поспешным. Деклара¬
ции, приведенные выше, не реализованы. Разрыв между
ними и практикой исследований социологов-эмпириков
по-прежнему велик. Правда, теперь, как свидетельствует
Миллс, стало считаться необходимым предпослать каж¬
дому исследованию хотя бы небольшое «теоретическое
введение», но это остается по существу, лишь данью мо¬
де. Миллс иронически замечает, что эти «теоретические
вступления» зачастую пишутся энергичными помощни¬
ками исследователя и призваны создать вокруг эмпири¬
ческого исследования видимость «теории» или, как гово¬
рят, «извлечь из нее наилучший сюжет». Вступления
подобного рода выглядят как простые теоретические при¬
вески2. И дело здесь не просто в том, что прошел еще
недостаточный срок, чтобы эти найденные, правильные
идеи воплотились в ткань исследований. Дело здесь в
более глубоких причинах. Проблема не может быть ре¬
шена практически до тех пор, пока подход к ее решению
будет осуществляться с позиций неопозитивистской ме¬
тодологии. По крайней мере два методологических тре¬
бования неопозитивизма в принципе исключают решение
проблемы. Во-первых, это идея о двух различных крите¬
риях истины—в сфере чувственного и рационального
познания; во-вторых, это противопоставление формаль¬
ной методологии и содержательной теории.
До тех пор пока эмпирическое исследование в социо¬
логии рассматривается только с точки зрения возможно¬
сти верифицировать его данные, пока критерий истин¬
ности суждения мыслится лишь в его сопоставлении с
данными непосредственного чувственного опыта, в эмпи¬
рическом социологическом исследовании неизбежно со¬
храняется фетишизация факта, сколько бы теоретических
обрамлений к коллекции фактов ни подбиралось. Суще¬
ствует принципиальное противоречие в декларациях
1 W. Goode and Р. Hatt, Methods in Social Research, p. 9.
? C. W. Sociological Imagination, p. 69,
242
относительно роли теории на всех этапах исследования,
если эти декларации предпринимаются при молчаливом
признании неопозитивистского тезиса о возможности
двух самостоятельных критериев истины — на стадии
эмпирического и на стадии теоретического познания.
Точно так же существует противоречие между приве¬
денными декларациями и убеждением в том, что мето¬
дология и теория не связанные между собой вещи. Если
канва теоретического рассуждения не превращается в
ткань метода исследования^ она неизбежно останется
«внешней» по отношению к этому исследованию. Подоб¬
но этому и метод всегда останется неизбежно формаль¬
ным в таком случае. Можно признать, что социологиче¬
ская теория диктует нормы отбора фактов, выбор объек¬
та исследования, но, если метод отбора фактов или вы¬
бора объекта не подчинен теории, сам теоретический
«контроль» над исследованием на этих этапах ста¬
новится фикцией. Поэтому принципиально невозможно
и ликвидировать подобного рода противоречия, пока
социология строится на философских посылках неопози¬
тивизма.
Г. Мюрдаль замечает по этому поводу: «В настоя¬
щее время задача не заключается, как некоторое время
тому назад, в относительно узкой работе наполнения
«пустой коробки» теории эмпирическими данными. На¬
ши теоретические «коробки» являются пустыми прежде
всего потому, что они не построены так, чтобы вме¬
щать реальность. Мы нуждаемся в новых теориях, ко¬
торые, несмотря на их абстрактный характер, были бы
более реалистичными и более адекватными фактам» L
И -хотя здесь критика относится собственно к содержа¬
нию теорий, она вполне уместна и по отношению к «ме¬
тодологической теории». Как бы содержательна ни была
теория, как бы верно она ни отражала реальность, она
неизбежно останется «пустой коробкой», которую надо
«наполнить» фактами, если ее требования не станут
одновременно требованиями метода. Единственное на¬
учное решение проблемы дано в марксистской филосо¬
фии, где метод представляет -собой аналог действитель¬
ности, где он поэтому обладает подлинной исследова¬
тельской силой. Сама же теория сохраняет свою цен¬
1 G. Myrdal, Value in Social Theory, p. 233.
16*
243
ность для научного исследования лишь при том условии,
что она есть не просто сумма, 'совокупность знаний о
действительности, но и определенный метод, принцип
подхода к исследованию этой действительности. Только
единство теории и методологии обеспечивает определен¬
ный теоретический «контроль» на всех этапах социаль¬
ного исследования. Это единство не может быть достиг¬
нуто в пределах неопозитивистской философии. Поэтому
оно не может быть достигнуто и в неопозитивистской
социологии, что в значительной степени подрывает уси¬
лия буржуазных социологов в их поисках теории.
Доказательством того, что методологическая уста¬
новка неопозитивистской социологии о взаимодействии
эмпирического материала и теоретического обобщения
порочна, является и решение вопроса об уровнях обоб¬
щения в социальном исследовании. Выше уже говори¬
лось о том, что в понимании природы обобщения в эмпи¬
рических исследованиях буржуазная социология стоит
на неопозитивистских позициях. Необходимо теперь вы¬
яснить, как эти позиции выглядят в связи с теми раз¬
думьями и поисками, которые переживает эмпирическая
тенденция на современном этапе.
2. Уровень „теорий среднего уровня"
Когда встает вопрос о взаимодействии эмпирическо¬
го материала и социологической, теории в социальном
исследовании, естественно, что проблема уровней обоб¬
щения становится очень острой. В самом деле, раскрыть
весь механизм движения от эмпирических данных к фор¬
мулированию закона — важная задача методологии на¬
уки. От самого содержания теории, от характера законов,
которые она в себя включает, в большой степени зависит,
как сложится этот «механизм». Естественно, что пробле¬
ма эта не может быть обойдена, когда социологи, создав¬
шие культ эмпирического исследования, думают всерьез
отправиться на поиски теории.
И действительно, теоретики эмпирической тенденции
уделяют много внимания этому вопросу. Поскольку оче¬
видный разрыв между эмпирическим исследованием и
социологической теорией давно не секрет для них, постоль¬
ку постановка вопроса об уровнях обобщения и, соответ¬
244
ственно, об «уровнях теории» вполне закономерна. На
первый взгляд она может показаться тем правильным
шагом, который сделан по пути поисков действительного
союза между «эмпирией» и «теорией». Однако для оцен¬
ки действительного значения такого шага необходимо
более внимательно проанализировать содержание тех
предложений, которые выдвигаются буржуазными социо¬
логами. Большое внимание этой проблеме уделяет, в
частности, Дон Мартиндэйл.
Констатируя, что всякая разработанная теория со¬
стоит из логически взаимосвязанной системы законов,
Мартиндэйл справедливо утверждает, что законы не яв¬
ляются единственным условием научных предсказаний.
Всякая наука имеет дело еще и с описанием и объясне¬
нием полученных фактов. Различие между описанием и
объяснением состоит в том, что описание есть просто
констатация факта, установление его, а объяснение —
раскрытие связей между описанными свойствами. Все
эти характеристики этапов научного исследования Мар¬
тиндэйл стремится установить и в социальной науке,
используя схему, предложенную Г. Фейглем, где опреде¬
лены различные уровни обобщения в исследовании.
Читая схему снизу вверх, получаем картину все боль¬
шего углубления познания, «наращивания» уровня обоб¬
щения:
Еще более глубокое толкование
(еще более высокие построения)
Ряд предложений, использую¬
щих построения высшего поряд¬
ка (результаты абстракции и вы¬
водов)
Функциональные отношения
между сравнительно непосред¬
ственно наблюдаемыми (или из¬
меряемыми) величинами
Простой отчет об отдельных
фактах или событиях (данных),
более или менее непосредствен¬
но наблюдаемых1
Теории второго разряда
Теории первого разряда
Эмпирические законы
Описание
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 386.
245
Хотя схема Г. Фейгля не приводится специально для
социологического исследования, тем не менее эта идея
получила большое распространение и в эмпирической
социологии, поскольку в общем она рассматривается как
формулировка некоторых принципов логики науки вооб¬
ще, которые, в частности, могут быть применены и к со¬
циологии.
Поскольку описание не является еще обобщением, по¬
стольку на данной стадии не формулируются еще непо¬
средственно законы и, следовательно, определенные тео¬
рии. Значительно более важным этапом является
следующий этап — построение эмпирического закона.
Идея эмпирического закона и эмпирического обобщения
получила большое распространение в неопозитивистской
логике науки, она получила распространение также и в
неопозитивистской социологии. Выражая наиболее
крайнюю точку зрения, Д. Ландберг, например, вообще
склонен свести все допустимые формы обобщения толь¬
ко к эмпирическим обобщениям: «Цели науки одинаковы
во всех областях, а именно достигать верифицируемых
обобщений относительно последовательности явлений» L
Формально здесь признается, что задачей всякой на¬
уки, и социологии в том числе, является объяснение
явлений и фактов. Объяснение же обязательно предпо¬
лагает раскрытие сущности предмета или явления, уста¬
новление отношений данного факта к определенному за¬
кону. Но вопрос о сущности с точки зрения неопозити¬
визма— вопрос, относящийся к компетенции «метафизи¬
ки». Как же в таком случае трактуется необходимость и
природа объяснения? Признается достаточным соотнести
факт с законом особого рода — эмпирическим законом.
При этом «объяснение» оказывается по существу лишь
разновидностью описания, ибо эмпирический закон дей¬
ствительной сущности предмета, факта, явления не рас¬
крывает. «Объяснение» же, не приводящее к характери¬
стике сущности, не может считаться объяснением в пол¬
ном смысле этого слова. Эмпирический закон понимается
лишь как «функциональное отношение между сравни¬
тельно непосредственно наблюдаемыми (или измеряе¬
мыми) величинами». Иными словами, эмпирические
законы неизбежно устанавливаются лишь на основе дан-
1 G. A. Lundberg, Foundation of Sociology, p. 149.
246
них, полученных непосредственно в чувственном опыте.
«Пока обобщения не подчинены эмпирической проверке,
они скорее трюизмы или аксиомы, чем законы» *,— го¬
ворит Ландберг. Таким образом, допускается сущест¬
вование одного-единственного вида законов — законов
эмпирических.
Все это приобретает особый смысл в науке об обще¬
стве. Если следовать логике Ландберга, то здесь вообще
могут быть раскрыты только законы, касающиеся каких-
то очень ограниченных сфер общественной жизни, ибо
сложные, глубинные отношения в жизни общества (фик¬
сируемые в общих социологических законах) вообще не
могут быть подвергнуты проверке, трактуемой в духе
неопозитивистского принципа верификации. Это не зна¬
чит, что правильность общесоциологических законов,
раскрытых наукой, не может быть подвергнута проверке
в практике. Однако практику нельзя отождествлять с
серией экспериментов или иных эмпирических процедур.
Только вся общественно-историческая практика, включа¬
ющая в себя революционную борьбу масс, классов, их
производственную деятельность, может служить делу
«проверки» социологических законов и теорий. Однако
этот аспект проблемы не имеет прав гражданства в нео¬
позитивистской социологии, так же как и в неопозити¬
вистской философии вообще, где критерием истины вы¬
ступает не общественно-историческая практика, а сумма
сопоставлений утверждений отдельных субъектов с их
непосредственным опытом. Но без такого аспекта не мо¬
гут найти правильного решения и другие, более узкие,
более традиционные для буржуазной социологии воп¬
росы, связанные со спецификой познания общественных
явлений. В частности, не может быть решен вопрос о со¬
отношении эмпирического закона и действительного
познания сущности общественного явления.
Поскольку характеристикой эмпирического закона
является обязательно установление определенной связи
между фактами, полученными в непосредственном опыте,
постольку на этой стадии не осуществляется еще теоре¬
тическая обработка материала. Собственно, на стадии
эмпирического закона еще не образуются абстракции.
Сам же анализ связей и зависимостей между явлениями
1 G. A. Lundberg, Foundation of Sociology, p. 135.
247
находится в общем на уровне характеристики сходства
и различия в этих явлениях, иногда уяснения некото¬
рых форм их взаимодействия, чаще всего функциональ¬
ной зависимости, которая между данными явлениями су¬
ществует.
Сама идея эмпирического закона построена на при¬
знании возможности эмпирического обобщения, обосно¬
ванного именно в неопозитивистской философии. Под
эмпирическим обобщением понимают сопоставление
сходства и различия в определенном классе явлений. Та¬
кое сопоставление достигается в ходе индукции. С точки
зрения неопозитивизма индукция трактуется не так, как
в традиционной индуктивной логике: там признавалась
возможность при помощи индукции перейти от единичных
фактов к обобщениям, к теории. Неопозитивисты крити¬
куют такую трактовку: они считают, что логически не¬
возможно перейти от знаний об ограниченном круге яв¬
лений к знанию общего L Единственная возможная форма
такого перехода именно на стадии эмпирического закона.
Здесь «переход» от единичного к общему только в том
и заключается, что устанавливаются зависимости между
данными, полученными эмпирическим путем. Никакое
новое, теоретическое знание на этой стадии не возникает.
Здесь обобщение производится по существу просто путем
сравнения и отбрасывания различных признаков у
группы явлений при сохранении признаков, общих всем
явлениям. Но такие общие признаки, как свойственные
группе явлений, совсем не обязательно являются суще¬
ственными для этих явлений1 2. Поэтому на стадии эмпи¬
рического обобщения установление общности признаков
еще не означает, что раскрыта сущность исследуемых
явлений. Знание же этой сущности и представляет собой
действительно новый, качественно иной этап познания.
Для перехода к этому новому этапу необходимо образо¬
вание абстракций, в которых уже не просто фиксируются
общие признаки, но из них отбираются лишь те, которые
существенны. Такой отбор не производится механически.
«Обобщение — это всегда не только отбор, но и преобра¬
1 См. об этом подробнее в статье В. С. Швырева «Критика
неопозитивистской концепции индуктивной логики». «Вопросы фи¬
лософии» № 3, 1961.
2 См. подробный анализ этой проблемы в кн.: С. Л. Рубин¬
штейн, Бытие и сознание, -М., 1957.
248
зование»,— говорит С. Л. Рубинштейн Суть такого пре¬
образования в том, что в абстракции явление уже пред¬
стает не в том виде, в каком оно дано в действительности,
а в ином — без всех тех случайных и многообразных
признаков, (какими оно в действительности обладает. Но
именно в этом и состоит преобразование знания, которое
осуществляется при переходе к действительно научному
обобщению. Как видно, такое преобразование не может
быть отождествлено с простым отбором эмпирически
наблюдаемых признаков, поэтому простое увеличение ко¬
личества этих наблюденных признаков ничего нового
здесь прибавить не сможет. Необходим именно опреде¬
ленный качественный скачок при переходе от эмпириче¬
ского обобщения к подлинно научному обобщению, к
построению абстракции. В рамках неопозитивистской
методологии такой скачок объяснен быть не может.
Поэтому, строго говоря, как бы ни увеличивался
«ранг» или «уровень» обобщения при подходе к вопросу
с точки зрения неопозитивизма, разница между этими
«уровнями» будет всегда только количественная: проб¬
лема действительного перехода знания от эмпирического
к теоретическому этапу здесь разрешена быть не может.
Вее попытки построить «иерархию уровней» теоретиче¬
ского обобщения поэтому носят формальный характер.
Идея эмпирического закона в неопозитивизме тесно
связана с идеей статистического обобщения. Собствен¬
но, на стадии эмпирического закона обобщение и высту¬
пает прежде всего именно в форме статистического обоб¬
щения, ибо при помощи индукции путем простого пере¬
числения в лучшем случае только и можно прийти лишь
к сведению явлений в группы, к их формальной класси¬
фикации, к подсчету определенных рядов. Хотя социологи
пользуются индуктивным методом в двух его формах —
индукцией путем простого перечисления и аналитической
индукцией, индукция путем перечисления наиболее тесно
связана с получением статистического обобщения. Прав¬
да, среди американских социологов есть критики индук¬
ции путем перечисления (Ф. Знанецкий, например),
которые настаивают на применении аналитической ин¬
дукции, и это всегда связано с известной критикой одно-
сторонностей количественного подхода. Но, как свиде-
1 С. Л. Рубинштейн, Бытие и сознание, стр. 143.
249
тельствует Дж. Маккинни, «очевидно, что по крайней
мере в наше время индукция путем простого перечисле¬
ния сохранится как основной подход» Ч Во всяком случае
среди убежденных теоретиков неопозитивизма статисти¬
ческому обобщению, основанному на такой индукции,
придается большое значение. Ландберг, например, прямо
определяет эмпирический закон как «статистическое
обобщение эмпирических наблюдений, которое описы¬
вает, как данный объект будет вести себя при установ¬
ленных условиях»1 2. Такой подход органически связан с
общим формальным характером методологии неопозити¬
вистской социологии. В конце концов обобщение путем
подсчета, измерения тоже возможно, но все дело в том,
что обобщение такого рода не есть основание для уста¬
новления закона. Строго говоря, термин «эмпирический
закон» вообще противоречив, ибо он совмещает в себе
идею эмпирического обобщения, толкуемого как фор¬
мальная классификация, и идею закона, т. е. познания
сущности. Формальная же классификация, статистиче¬
ский анализ сами по себе сущности не раскрывают. Надо
сказать, что это признают и многие американские социо¬
логи, в известной мере критически относящиеся к «край¬
ним» рассуждениям, подобным рассуждениям Ландберга.
Р. Мертон, например, так определяет эмпирическое обоб¬
щение: это «изолированные утверждения, суммирующие
наблюденные единообразия отношений между двумя или
несколькими переменными». Причем для обоснования та¬
кого определения Мертон ссылается на следующее, еще
более определенное рассуждение Д. Дьюи: «В этом кон¬
тексте «эмпирический» означает, что предмет данного
утверждения... представляет просто сеть единообразных
связей, черт, повторно наблюденных в их существовании,
без какого-либо понимания, почему данная связь имеет
место, без теории, которая раскрыла бы ее рацио¬
нальность»3.
Для того чтобы раскрыть сущность явления, необхо¬
димо прибегнуть к формированию абстракций, которые
способны зафиксировать то, что не дано в непосредст¬
1 См. Г. Беккер и А. Босков, Современная социологическая
теория, стр. 232.
2 G. Lundberg, Social Research, New York, 1942, p. 12.
3 R. Merton, Social Theory and Social Structure, p. 95.
250
венном чувственном опыте. В лучшем случае эмпириче¬
ский закон мог бы быть лишь первым шагом в сторону
познания сущности, но это осуществимо лишь при усло¬
вии признания принципиальной возможности качествен¬
ного перехода от эмпирического знания к теоретическому.
Но именно это и исключено в рамках неопозитивистской
гносеологии. Поэтому все попытки построить дальше
«иерархию уровней» обобщения в рамках этой концеп¬
ции обречены на провал. Тем не менее эти попытки на¬
стойчиво предпринимаются, при этом авторы в большой
мере опираются на идею функционального анализа, ко¬
торый претендует на преодоление целого ряда указанных
противоречий.
Идея функционального анализа приобрела широкое
распространение в современной буржуазной социологии.
И хотя разбор его требует специальной работы, здесь
необходимо выяснить некоторые основные принципы
функционального подхода, так как они необходимы для
понимания тех «уровней теории», которые принимаются
эмпирической социологией.
Идея функционального анализа в американской со¬
циологии была заимствована у Спенсера: рассмотрение
общества как целого организма с присущими каждой его
части специфическими функциями. Английский антро¬
полог Б. Малиновский применял идеи функционализма
для изучения некоторых племен; собственно в социологии
США идеи функционализма пропагандировали Самнер
и Кули. Уолтер Бакли замечает: «Со времени второй ми¬
ровой войны он (структурно-функциональный анализ.—
Г. А.) приобрел множество последователей и превратил¬
ся в одну из главных, если не самую главную, основ со¬
циологического мышления»1. Вокруг функционального
анализа идет оживленная дискуссия, главным образом в
плайе общих границ этой теории: является ли функцио¬
нальный анализ какой-то специальной частью социоло¬
гии, или понятие функционального анализа совпадает с
понятием социологического анализа вообще? Как бы ни
понимались «границы функционализма», его основные
принципы совершенно определенны. Основная идея сво¬
дится к тому, что элементы общественной структуры
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 286.
251
должны рассматриваться с точки зрения функций, кото¬
рые и определяют стабильность и равновесие данной
системы. Важными категориями функционального ана¬
лиза являются такие категории, как «стабильность»,
«равновесие», «выживание», «приспособление» и т. д.,
что позволяет рассматривать функционализм как совре¬
менный вариант концепции общества-организма.
В функциональном анализе есть определенные рацио¬
нальные моменты, ибо изучение зависимости функций
общественных институтов от их структур, например, мо¬
жет в определенной степени способствовать анализу об¬
щества как целого. Однако при абсолютизации функцио¬
нальных зависимостей этот подход начинает противопо¬
ставляться историческому подходу: значение историче¬
ского развития различных общественных институтов
преуменьшается и все дело сводится только и исключи¬
тельно к характеристике отношения «структура — функ¬
ция». Кроме того, функциональный анализ злоупотреб¬
ляет аналогией «общество — организм» и потому со¬
вершает принципиальную методологическую ошибку,
перенося ряд категорий, характеризующих жизнедея¬
тельность животного организма, на характеристику об¬
щественных отношений, утрачивая специфику этих от¬
ношений. Развитие общества изображается как сущест¬
вование «равновесия», а всякое «нарушение равновесия»
рассматривается как отклонение от «нормы». При абсо¬
лютизации функциональных связей происходит недооцен¬
ка причинного объяснения. Функциональный анализ
противопоставляется анализу каузальному.
Хотя о соотношении функционального и каузального
анализа существует много споров среди как сторонников,
так и противников функционализма, в общем сама идея
подменить каузальный анализ функциональным просту¬
пает довольно отчетливо. Она возникла не в социологии:
для философии махизма была характерной попытка за¬
менить понятие причины математическим понятием функ¬
ции. Стремление подменить причину функциональной
зависимостью как будто бы отражает намерение дать
более «всестороннюю» характеристку «корреляции», вза¬
имодействия между явлениями. Однако действительный
анализ будет обеспечен лишь в том случае, если, как го¬
ворил Энгельс, «исходя из этого универсального взаимо¬
действия, мы приходим к действительному каузальному
252
отношению»1. Если же не прийти к этому каузальному
отношению, а остановиться лишь на характеристике
взаимодействия, в том числе и такого его вида, как функ¬
циональная зависимость, то действительно научный ана¬
лиз становится невозможным.
Констатация простого «взаимодействия» структуры и
функции близка к основным положениям теории факто¬
ров. Установление такого взаимодействия еще ничего не
говорит о действительных причинах того или иного об¬
щественного явления. Они могут быть найдены лишь в
глубинных экономических отношениях общества, т. е.
при раскрытии сущности общественных отношений.
Функциональный анализ не поднимается до такого уров¬
ня познания социальных явлений, оставаясь на точке
зрения «взаимодействия». «Только „взаимодействие” =
пустота»1 2, — писал В. И. Ленин. Поэтому один функцио¬
нальный анализ сам по себе ничего объяснить в природе
общественных отношений не может.
Большое распространение идей функционализма в
современной буржуазной социологии вполне объяснимо.
Старый подход «традиционной» социологии XIX в. к об¬
ществу как к чему-то целому скомпрометировал себя в си¬
лу того, что он сочетался с безудержными идеалистиче¬
скими спекуляциями, доказавшими свою полную мето¬
дологическую и теоретическую беспомощность. «Новый»
эмпирический подход, раздробивший общество на «груп¬
пы», «атомы», «общности» и т. д., тоже достаточно
отчетливо показал, как бесперспективны судьбы социо¬
логии при господстве такой тенденции. В поисках выхода
из кризиса эмпирическая социология хватается за раз¬
личные варианты спасения. Одним из таких вариантов
является попытка снова как-то вернуться к пониманию
общества, как такового, «склеить» расползающиеся «по
милости» эмпирической тенденции части общественного
целого. Поэтому новые варианты идеи общества-организ¬
ма кажутся весьма привлекательными. Но это именно
новые варианты весьма старой идеи. И хотя в буржуаз¬
ной социологии настойчиво распространяется иллюзия о
том, что «современный» функциональный подход опло¬
дотворен эмпирической традицией, массой эмпирических
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 546.
2 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 29, стр. 146.
253
исследований, движения по спирали не получается. Со¬
единение старой порочной методологии и новой порочной
практики эмпирических исследований не порождает но¬
вого содержания функционализма.
К тому же сама потребность в такой концепции тоже
принципиально не изменилась. Как старая концепция
общества-организма служила в XIX в. делу обоснования
«естественности», «нормального функционирования»
буржуазного общества, так по существу той же самой
идее функционализм должен служить и сейчас. Глубо¬
кие противоречия современного капитализма, изменение
соотношения сил на международной арене тем более на¬
сущной делают сейчас для буржуазии потребность в
иллюзии (Прочности, устойчивости буржуазного общества.
«Равновесие», «выживание», «стабильность» как катего¬
рии функционального анализа отвечают стремлению бур¬
жуазной социологии представить уходящий мир прочным
и надежным. Историческая тенденция империалистиче¬
ской буржуазии XX в. — сохранить разрушающуюся си¬
стему буржуазных отношений — находит свое идеологи¬
ческое выражение и в том, чтобы взять на службу те из
старых социологических теорий, которые в какой-то фор¬
ме могут способствовать поддержанию этой иллюзии.
Такой теорией, в частности, является функционализм.
Правда, его наиболее крайняя форма представляется
многим буржуазным социологам неприемлемой. Идея
абсолютной подогнанности всех частей общественного
организма является плохой моделью современного бур¬
жуазного общества, кричащие противоречия которого
нельзя не заметить. Поэтому в общую концепцию струк¬
турно-функционального анализа эти социологи пытаются
внести «поправки». «Современный» вид функционализма
в американской социологии связывают с именем Р. Мер¬
тона, предложившего наиболее существенные корректи¬
вы к этой концепции.
Формально эти дополнения сводятся к двум момен¬
там: Мертон вводит кроме понятия «функция» еще и по¬
нятие «дисфункция», а также предлагает различать
«явные» и «скрытые» (латентные) функции. Суть же
этих дополнений состоит в следующем. Функционализм
считает, что все единицы социальной системы выполняют
обязательно позитивные функции; все, что функциональ¬
но для каждой единицы, функционально для всей систе-
254
мы. Иными словами, практически все функции каждого
элемента социальной системы объясняются этой систе¬
мой, они суть и функции системы в то же самое время.
Поэтому в каждом отдельном явлении по существу не
возникает функций, которые бы способствовали «расша¬
тыванию» той системы, в которую данное явление входит.
Получается слишком очевидная натяжка. Мертон заме¬
чает ее и хочет найти выход, вводя понятие «дисфунк¬
ция», которое характеризует отклоняющееся от нормы
поведение (deviant behavior). Это отклоняющееся пове¬
дение может нарушать «равновесие» системы, оно «дис¬
функционально» ей, и задача заключается в том, чтобы
выяснить, каким образом данная социальная структура
породила эту («дисфункцию» и какими средствами можно
свести «дисфункции» к минимуму, с тем чтобы система
в целом функционировала нормально.
Именно с этих позиций Мертон анализирует различ¬
ные типы «отклоняющегося поведения» в современной
Америке, высказывая иногда определенные здравые суж¬
дения относительно некоторых сторон американского
«образа жизни» (например, таких его проявлений, как
рэкет и т. д.). Смысл «поправок» Мертона к теории
функционализма совершенно очевиден: здесь не предла¬
гается какой-то новый, иной методологический подход
по сравнению с традиционным функционализмом; функ¬
ционализм не используется здесь и для защиты какой-ли¬
бо иной социальной позиции. В теорию функционализма
вносятся такие дополнения, чтобы она приобрела более
«реалистический» характер и тем самым чтобы могла
наиболее успешно использоваться.
Правда, Мертон всячески подчеркивает «идеологиче¬
скую нейтральность» функционального анализа. Дока¬
зательством ее Мертон считает тот факт, что оценки
идеологической природы функционального анализа очень
различны: одни исследователи рассматривают функцио¬
нальный анализ как выражение консервативной позиции
социолога, ибо считают его средством защиты сущест¬
вующего порядка вещей, другие же, напротив, видят в
нем элементы радикализма. Мертон, анализируя такие
высказывания, приходит к выводу: «Это означает, что
функциональный анализ не имеет внутренне присущего
ему идеологического контроля, хотя подобно другим
формам социологического анализа он может быть вклю-
255
чен в одну из широкого круга идеологических ценно¬
стей» Однако тезис об «идеологической нейтральности»
функционального анализа противоречит реальной прак¬
тике применения функционального анализа в современ¬
ной буржуазной социологии. Мертон признает, что функ¬
циональный анализ включает в себя теорию, метод и
данные и представляет собой своеобразный альянс меж¬
ду этими тремя компонентами социологического анализа.
Что касается теоретических построений сторонников
функционального анализа, то, как это очевидно из рас-
суждений самого автора «Социальной теории и социаль¬
ной структуры», они совершенно определенно содержат
отнюдь не радикальное, но глубоко «консервативное»
объяснение действительности. Данные, как известно, су¬
ществуют в социальном исследовании не сами по себе,
а всегда вместе с интерпретацией их. Интерпретация же
всегда зависит от общей теории вопроса и от метода
обработки данных. Теория, консервативная по своим
исходным посылкам, не может не наложить определен¬
ного отпечатка на интерпретацию данных. Что же каса¬
ется метода, то функциональный подход должен быть с
этой точки зрения проанализирован специально.
Мертон хочет адаптировать функционализм к сущест¬
вующей эмпирической тенденции. Выступая одним из
главных поборников соединения «эмпирии» и «теории»,
он пытается построить «мосты» между ними именно при
помощи структурно-функционального анализа. Собст¬
венно, функциональный анализ многие американские со¬
циологи просто вообще отождествляют с теоретическим
подходом в социологии. Кингсли Дэвис, например, прямо
заявляет, что многие критики функционализма критику¬
ют его за то, что он мало уделяет внимания проблеме
верификации. Но сам Дэвис считает именно это доказа¬
тельством «теоретичности» функционального анализа1 2.
Широкое его распространение объясняют именно тем, что
получаемые в эмпирических исследованиях верифици¬
руемые данные необходимо включить в теоретическую
интерпретацию. Сам Мертон понимает «центральную
1 R. Merton, Social Theory and Social Structure, p. 39.
2 K. Davis, The Myth of Functional Analysis as a Special Me¬
thod in Sociology and Antropology. “American Sociological Re¬
view”, vol. 24, 1959, p. 757.
256
ориентацию функционализма» как «практику интерпре¬
тации данных путем установления их зависимости от
больших структур, в которые они включены»1.
Таким образом, одна из центральных идей функцио¬
нализма о том, что все части общества соотнесены с це¬
лым, используется здесь как основание для построения
определенной «иерархии уровней» обобщения от самых
первых эмпирических данных до обобщений самого ши¬
рокого плана. Предпринимается попытка каким-то обра¬
зом связать, соединить результаты эмпирических иссле¬
дований, прийти от них к каким-то более общим сужде¬
ниям — в конце концов к суждениям об обществе в
целом. Мертону представляется, что основной канвой,
своеобразным ориентиром в этой субординации уровней
обобщения должна быть идея именно функционального
анализа. Таким образом, налицо попытка соединить тео¬
ретический и методологический подходы. Характерно,
что в американской социологии вообще постоянно гово¬
рят о функциональном анализе именно в двояком смыс¬
ле— то как о методе социологии, то как об определенной
социологической теории1 2. Теория функционализма как
бы определяет методологическое требование идти от
простых эмпирических обобщений выше, поднимаясь к
более высоким «рангам» обобщений, к теории.
В отличие от неопозитивистов Мертон не считает
эмпирические обобщения единственным возможным ви¬
дом обобщений. Он признает, что в социологии сущест¬
вует два типа обобщения: эмпирические обобщения и на¬
учные законы. Поскольку эмпирические обобщения
лишь суммируют «наблюденные единообразия» отноше¬
ний между переменными и не раскрывают рациональной
связи между ними, не объясняют, почему эта связь суще¬
ствует, постольку они в своей совокупности представля¬
ют лишь «сырой материал для социологии как дисцип¬
лины» 3. По мысли Мертона, значение эмпирического
исследования не может быть сведено только к тому,
чтобы доставлять этот «сырой материал»; оно призвано
сыграть свою роль и в дальнейшем движении к теорети¬
ческому анализу. «Мой центральный тезис, — говорит
1 R. Merton, Social Theory and Social Structure, p. 46—47.
2 См., например, упомянутую статью Кингсли Дэвиса.
3 R. Merton, Social Theory and Social Structure, p. 95.
17 Г. M. Андреева
257
он, — заключается в том, что эмпирическое исследование
выходит далеко за пределы пассивной роли верификации
и проверки теории; оно дает больше, чем подтверждение
или опровержение гипотез. Исследование играет актив¬
ную роль: оно выполняет в конечном счете четыре глав¬
ные функции, которые помогают развитию теории. Оно
побуждает, оно переформулирует, оно отклоняет, оно
разъясняет теорию» Ради четвертой из названных
функций главным образом и должно эмпирическое ис¬
следование идти от эмпирических обобщений к обобще¬
ниям более высокого порядка, чтобы в конечном счете
прийти к формулированию научного закона. Все эти
рассуждения не вызывают возражений, пока они даны
в такой общей форме. Однако главным представляется
вопрос о том, каким образом мыслится дальнейшее дви¬
жение познания по пути к открытию действительного за¬
кона того или иного явления общественной жизни.
Конкретным примером такого «следующего шага» по
пути движения к обобщенному знанию являются пред¬
ложенные Мертоном «теории среднего ранга» (theories of
middle range). Необходимо подчеркнуть, что идея «тео¬
рий среднего ранга» у Мертона совершенно определенно
связана с общей концепцией функционализма. Амери¬
канские социологи Ч. и 3. Лумис, давая общую характе¬
ристику взглядов Мертона, считают, что его общую
«ориентацию» можно было бы определить так: «Функ¬
циональный анализ, который руководит исследованием
и анализом данных, полностью отправляясь от следствий
этих данных для построения более значительных теорий,
к которым они относятся»1 2. Ближайшим этапом после
эмпирического обобщения, где как раз рассматривают¬
ся «следствия из данных», и являются «теории среднего
ранга».
Сам Мертон определяет «теории среднего ранга» так:
это «теории, являющиеся посредниками между малыми
рабочими гипотезами, развертывающимися в изобилии в
повседневных образцах исследования, и всевключающи-
ми спекуляциями, охватывающими главную понятийную
схему, с точки зрения которой можно надеяться произве¬
сти большое количество эмпирически наблюдаемых еди¬
1 /?. Merton, Social Theory and Social Structure p. 103.
2 С. P. Loomis and Z. K. Loomis, Modern Social Theories, New
York, 1961, p. 246.
258
нообразий социального поведения»1. Таким образом,
«ранг обобщения» в этих теориях — это именно какой-то
«промежуточный уровень». Эмпирические данные в об¬
щем уже сведены к каким-то общим выводам, но они не
«привязаны» ко всей социальной структуре в целом; они
касаются лишь какой-то части этой структуры, относят¬
ся к какой-то части функций данной социальной струк¬
туры. Примерами «теорий среднего ранга» являются тео¬
рии о классовой динамике, о внутригрупповом давлении
в группах с конфликтующими интересами, о власти и
влиянии в группах и т. д.
Можно привести несколько примеров того, как пони¬
мает Мертон значение «теорий среднего ранга». Ссы¬
лаясь на исследования ряда социологов, и в частности
Дюркгейма, Мертон показывает на конкретном примере,
как на основе ряда эмпирических обобщений получается
обобщение более высокого «ранга»: «Статистически уста¬
новлено, что в различных популяциях католики имеют
более низкую норму самоубийств, чем протестанты»1 2.
Это явление теоретически проанализировано Дюркгей¬
мом, и Мертон дает лишь свои интерпретации и коммен¬
тарии к этому анализу. Ход его рассуждений примерно
таков:
1. Социальная сплоченность, существующая в группе,
всегда дает поддержку членам этой группы, когда они
подвергаются воздействию различного рода напряже¬
ний и тревог.
2. Уровень самоубийств есть функция тех напряже¬
ний и тревог, под воздействием которых находится лич¬
ность.
3. Католики имеют большую степень социальной спло¬
ченности, чем протестанты.
4. Таким образом, более низкий уровень самоубийств
можно будет всегда предвидеть среди католиков, чем
среди протестантов.
Мертон считает, что на этом примере видно, каким
образом осуществляется переход от эмпирического обоб¬
щения к теории. С его точки зрения, в самом эмпириче¬
ском обобщении еще не содержится как внутренне при¬
сущее ему подлинно теоретическое обобщение. Оно по¬
1 7?. Merton, Social Theory and Social Structure, p. 5—6.
2 Там же.
17*
259
является тогда, когда «обобщение концептуализировано
в абстракциях более высокого порядка», иными словами,
когда данные эмпирического обобщения выражены в
определенных понятиях, которые уже сами по себе суть
понятия, связанные с определенной теорией. В приведен¬
ном примере такими понятиями являются понятия: «ка¬
толицизм», «социальная сплоченность», «напряжения и
тревоги», «уровень самоубийств». Эти понятия, по сло¬
вам Мертона, включены «в более общие характеристики
отношений», т. е. не относятся лишь к данным исследуе¬
мым группам. Выражая в этих понятиях отношения,
наблюденные внутри данной группы, мы как бы вклю¬
чаем эти отношения в круг более широких отношений и
истолковываем тем самым процессы, происходящие в
группе, с точки зрения процессов, происходящих в более
широких социальных структурах. Это не есть еще рас¬
смотрение процессов, происходящих в группе, с точки
зрения общества в целом, но есть именно «средний ранг»
обобщения, как бы промежуточный его этап.
В целях наилучшепо объяснения всей этой процедуры
движения по этапам обобщения Мертон прибегает к так
называемой теории референтных групп. Теория эта пе¬
ренесена в социологию из социальной психологии. Как
указывает Герберт Хайман, одним из первых предло¬
живший само понятие, на первых порах «референтной
группой» психологи именовали такую группу, нормы и
ценности которой усваивает индивид, стандартам пове¬
дения которой он подражает. «Референтная группа», по
мнению Хаймана, помогала разъяснить тот «парадокс,
почему некоторые индивиды не ассимилируют позиции
групп, в 'которые они непосредственно включены»!, а
усваивают образцы поведения других групп, в которые
данные индивиды не входят в качестве членов. Таким
образом, было установлено, что для объяснения поведе¬
ния важнее изучать не ту группу, которая непосредст¬
венно «окружает» индивида, а ту, к которой индивид
себя «относит», на которую «ссылается», принимает
в качестве эталона. (Отсюда и рождение самого термина:
от ■английского глагола to refer — ссылаться на что-
либо.) _ j
1 Н. Hyman, Reflections on Reference Group. “The Public Opi¬
nion Quaterly”, vol. 24, Fall, 1960, p. 385.
260
Вскоре эта концепция нашла свое применение и в со¬
циологии. Здесь при помощи понятия «референтной груп¬
пы» попытались объяснить причины «отклоняющегося
поведения», т. е. решить ту самую задачу, которую со¬
циологи склонны были считать главной задачей социо¬
логии. Поскольку социологи-функционалисты стремились
рассмотреть общество как некую функциональную це¬
лостность, определить условия стабильности этой целост¬
ности, наилучшие условия ее «выживания», «приспособ¬
ления» к ней, постольку нужно было найти средства
формирования определенного поведения. «Референтные
группы» в определенной степени действительно иллю¬
стрировали, как возникают образцы «отклоняющегося
поведения», что препятствует достижению полного кон¬
формизма и т. д. И в этом смысле концепция «референт¬
ных групп», в чем Ч. и 3. Лумис соглашаются с Мерто¬
ном, превращалась в своеобразное средство социаль¬
ного контроля \ средство формирования определенных
образцов поведения. Таким образом, «теория референт¬
ных групп» выполняла определенную идеологическую
функцию.
Но кроме всего этого «теория референтных групп»
представляет собой и важную часть методологии функ¬
ционального анализа. Изучая процессы взаимоотноше¬
ний людей в группах (их отношения друг к другу и от¬
ношения к группе), можно затем проследить следствия
этих процессов для тех социальных структур, в которые
включены данные группы. При изучении таких следст¬
вий вместе с тем выяснится и значение более широкой
социальной структуры для данной группы, для понимания
характера взаимоотношений ее членов. На поведение
каждого представителя группы влияет, таким образом,
не только его место и положение внутри данной группы,
но и усваиваемые им образцы поведения более широкой
социальной структуры. Возникает как бы иерархия
групп, при помощи которой можно прийти к познанию
той связи, которая существует между поведением инди¬
вида и разными уровнями социальной структуры, в ко¬
нечном счете обществом. Если для социального психо¬
лога главный фокус сосредоточен на поведении индивида
в группе, на влиянии норм и ценностей группы на его
1 С, Р. Loomis з-nd Z. К. Loomis, Modern Social Theory., p. 279.
261
поведение, то для социолога главное — соотнесение
структуры группы и ее функции. «Референтная группа»
является здесь средством функционального анализа.
Можно сказать, что для социолога «теория референтных
групп» выступает преимущественно в ее методологиче¬
ском значении: именно она позволяет социологам-
функционалистам построить своеобразную «иерархию»
обобщений, в частности иллюстрировать их «средний
ранг».
В качестве примера использования «референтной
группы» для построения обобщения «среднего ранга»
Мертон берет исследование Стауффера и других «Аме¬
риканский солдат». Авторы изучали, в частности, пози¬
ции солдат, их отношение к двум вопросам: к мобилиза¬
ции и к шансам продвижения по службе (военной). Эти
позиции или отношения (attitudes) рассматривались как
зависимые переменные. Анализ показал, что эти позиции
различны у солдат различного социального «статуса»:
например, старые и женатые в большей претензии к их
мобилизации, чем молодые и неженатые. В другом слу¬
чае образованные менее оптимистичны в отношении к
шансам собственного продвижения на военной службе.
Эти различные социальные «статусы» рассматривались
как независимые переменные. Дальше исследователи
считали важным выяснить соотношение независимых и
зависимых переменных. «Референтная группа» нужна
была здесь как средство для выяснения этого соотноше¬
ния. Мертон пишет: «...женатый человек (независимая
переменная) чаще спрашивает о законности его мобили¬
зации (зависимая переменная), потому что он оценивает
ситуацию в «референтной группе» (интерпретативная
переменная), сравнивая себя с другими женатыми людь¬
ми еще в гражданской жизни, которые избегают призыва,
или с неженатыми людьми в армии, для которых моби¬
лизация сравнительно не связана с жертвами» L «Рефе¬
рентная группа» является здесь именно средством ин¬
терпретации: через сравнение ситуации в более широкой
структуре с ситуацией в данной группе солдат дает оцен¬
ку тому или иному явлению. Для Мертона поэтому «ре¬
ферентная группа» выступает некоторым промежуточ¬
ным «рангом» обобщения, позволяющим соотносить по¬
1 /?. Merton, Social Theory and Social Structure» p. 230.
262
ведение индивида и социальную структуру, в которую
индивид включен или к которой он себя «относит». Тако¬
го рода истолкование есть также пример истолкования
на уровне «теорий среднего ранга».
Связь этой теории с общей концепцией функциональ¬
ного анализа совершенно очевидна: через посредство
«референтной группы» устанавливается и выясняется не
что иное, как характер взаимодействия между поведе¬
нием и структурой. Установление такого взаимодействия
есть конечный результат теоретического анализа. Прав¬
да, признается, что это конечный результат анализа на
данном уровне обобщения. Следовательно, чтобы судить,
насколько этот результат есть действительно лишь этап
в общем теоретическом анализе, необходимо выяснить,
как этап «вплетается» в следующие ступени теории.
Иными словами, важно понять, не является ли предло¬
женный анализ единственным видом теоретического ана¬
лиза, допускает ли методология функционализма пере¬
ход от среднего к высшему «рангу» обобщения. Чтобы
лучше увидеть это, можно рассмотреть еще один пример
построения «теорий среднего ранга».
Западногерманский социолог Рене Кёниг, принимаю¬
щий идею Мертона о «теориях среднего ранга», в своем
докладе на IV Всемирном конгрессе социологов привел
пример из своей практики, когда он пришел к формули¬
рованию такой теории. Кёниг проводил эмпирические ис¬
следования относительно причин разводов в городских
семьях.
На определенном этапе Кёниг пришел к следую¬
щему выводу: «Возможность разводов уменьшается до
определенных пределов с ростом количества детей, так
как большая семья развивается до высшей степени спло¬
ченности, если развитие семейных отношений не преры¬
вается такими внешними причинами, как тяжелое эко¬
номическое положение, болезни, безработица и т. д.»1
Такой уровень обобщения есть обобщение «среднего
ранга». Как видно, уровень этот довольно специфичен: от
простой констатации фактов, от определенных статисти¬
ческих обобщений анализ, здесь идет не вглубь, не к вы¬
яснению действительных причин, порождающих разводы
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 28Q,
263
(а вглубь анализ мог бы идти только в том случае, если
бы исследователь стремился найти причины непрочности
семей прежде всего в социальных, экономических усло¬
виях их существования), а просто к новому роду конста¬
тации, построенной не на более глубоких основаниях,
а лишь на формально более широких группировках. Как
раз все то, что должно было бы играть решающую роль
в изучении причин разводов, — анализ «тяжелого эко¬
номического положения», «болезней», «безработицы»
и т. д. — здесь вынесено за скобки, рассмотрено как чи¬
сто внешнее .по отношению к изучаемой проблеме.
Кёниг, желая продемонстрировать различие между
теориями (и обобщениями) «среднего ранга» и более
общей теорией, дает пример и этой последней, как она
могла бы выглядеть в данном случае. Он предполагает,
что в плане «общей теории» вывод мог бы быть следую¬
щим: «Поскольку сильный родительский авторитет яв¬
ляется предпосылкой семейной стабильности и посколь¬
ку имеется доказательство постоянного уменьшения
родительского авторитета, постольку семьи имеют
тенденцию ослабляться, а разводы имеют тенденцию к
росту» L
«Общая теория» в данном случае выглядит очень
показательно: степень, характер ее «общности» ярко
иллюстрируют принципиальный подход современной
буржуазной социологии к проблеме познания социаль¬
ной действительности. Ниже мы более подробно остано¬
ви мся на этом подходе. В приведенной иллюстрации для
нас сейчас важнее уровень «теорий среднего уровня».
Есть ли какое-либо принципиальное отличие от истолко¬
вания эмпирического материала на этом уровне по срав¬
нению с его истолкованием на уровне эмпирического
закона?
Определенное отличие, конечно, есть. Если эмпири¬
ческий закон по существу выглядит как статистическое
обобщение, то здесь обобщение не носит статистическо¬
го характера. Приведенное здесь обобщение построено
уже на определенной совокупности эмпирических, ста¬
тистических обобщений. Формально это действительно
более высокий «ранг» обобщения, но только формально.
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 280.
264
Действительного углубления познания к постижению
сущности такого явления, как разводы в городских
семьях, предложенная теория не дает. В примере, пред¬
ложенном Кёнигом, устанавливается функциональная
зависимость между двумя факторами: количеством раз¬
водов и количеством детей в семье. Эта зависимость го¬
ворит об определенном взаимодействии двух факторов,
но в данном случае функциональная зависимость вы¬
ражает только формальную причинную связь. Действи¬
тельная причинная зависимость не совпадает здесь с
функциональной зависимостью.
Соотношение функционального и каузального анали¬
за является одним из принципиальных вопросов в любом
научном исследовании, в том числе и в социологическом.
Всегда ли установление функциональной зависимости
означает, что вскрыта причинная зависимость? Нет, не
всегда. В отдельных случаях это действительно так.
В. И. Ленин, анализируя книгу В. Шулятикова «Оправ¬
дание капитализма в западноевропейской философии.
От Декарта до Э. Маха», приводит вывод автора о том,
что «понятие функциональной зависимости есть отрица¬
ние зависимости причинной...». Соглашаясь в целом с
этим суждением, В. И. Ленин, однако, замечает: «Конеч¬
но, но из этого не следует, что функциональность не мо¬
жет быть видом причинности» L Значит, необходим вся¬
кий раз конкретный анализ соотношения функциональ¬
ной и причинной зависимости. Абсолютизация же функ¬
ционального подхода приводит к тому, что каузальный
анализ просто игнорируется или превращается в поиски
формальных причин.
В социологии теоретикам функционализма, может
быть, легче, чем в любой другой области, подменить рас¬
крытие действительных причинных зависимостей поиска¬
ми формальных причин, так как здесь понятие причин
социальных явлений в его единственном научном значе¬
нии возможно лишь в рамках материалистического пони¬
мания истории. Непонимание обусловливающего влия¬
ния экономических отношений на все другие проявления
общественной жизни закрывает вообще дорогу правиль¬
ному пониманию проблемы причинности в социологии.
Функциональный анализ, исходящий в конечном счете из
1 В. И. Ленин, Поля. собр. соч., т. 29, стр. 470, 471.
265
отождествления биологического и социального организ¬
ма, подлинного причинного анализа в социологии дать
не может. Поэтому здесь и неизбежно лишь формальное
понимание причинности, что по существу означает под¬
мену каузальности функциональной зависимостью.
Функциональный анализ, определяющий природу
«теорий среднего ранга», определяет и их . «границы».
В общей «иерархии уровней» обобщения эмпирический
закон, «теории среднего ранга» и «общая теория» могли
бы действительно служить определенными этапами про¬
никновения в сущность социальных явлений только при
том условии, если бы гносеологически весь процесс по¬
знания трактовался совершенно по-иному. Формально
неопозитивистский подход к этой проблеме и подход
функционализма являются противоположными. Функ¬
циональный анализ не только критически относится к
«рафинированной» неопозитивистской методологии, к ее
редукционизму, но именно хочет противопоставить совер¬
шенно иную методологию методологии неопозитивизма
и тем самым «вывести» эмпирические исследования из
методологического «плена» неопозитивистской социоло¬
гии. Однако это формальное противопоставление сни¬
мается, ибо в сущности своей социологический функцио¬
нализм не выключается из общей позитивистской ориен¬
тации современной буржуазной социологии. Хотя
традиционно американские социологи считают, что струк¬
турно-функциональный анализ и неопозитивистский
эмпиризм — это два диаметрально противоположных
подхода, сами же они признают, что в лице Мертона и
некоторых других социологов возникла тенденция объ¬
единить эти два подхода. «Выдвижение таких «промежу¬
точных» ученых, как Анджелл, Беккер, Гуттман, Лазарс-
фельд, Лумис, Мертон, Стауффер и Зухман, показало,
что существует непосредственная логическая преемст¬
венность между систематическим качественным иссле¬
дованием и строгими формами измерения» \ — пишет
Маккинни. И хотя с ним можно спорить относитель¬
но включения в эту группу отдельных социологов
(например, Лазарсфельда), в целом его вывод очень
точен.
1 См. Г. Беккер и А. Восков, Современная социологическая
теория, стр. 235.
266
Но усилия «промежуточной группы» социологов по¬
тому и возможны, что при попытке объединения двух
различных методов они опираются на наличие какой-то
общей основы, присутствующей и в том и в другом мето¬
де. Такой общей основой и является позитивистская —
в данном случае в широком смысле слова — ориентация.
«Теории среднего уровня» как детище этой компро¬
миссной позиции тоже находятся в рамках, продиктован¬
ных общими позитивистскими гносеологическими уста¬
новками. Если уровень социологического анализа в них
и выше, чем уровень обычных эмпирических исследова¬
ний (с эмпирическими обобщениями и законами), то
«'Превосходство» это чисто количественного толка. Каче¬
ственно нового уровня обобщения «теории среднего ран¬
га» по существу не дают, так же как они не дают в стро¬
гом смысле слова и теоретического анализа. Если бы эти
теории выступали как части общей социологической тео¬
рии, если бы эта общая социологическая теория была бы
в то же самое время и общим методом исследования,
тогда «теории среднего ранга» выполняли бы роль дей¬
ствительно «промежуточного» уровня обобщения. В том
же виде, в каком «теории среднего ранга» существуют
в современной буржуазной социологии, они, хотя и озна¬
чают известную попытку подняться над эмпиризмом нео¬
позитивистского толка, поднять его на действительно
качественно новый уровень не могут. Поэтому «поиски
теории» на «среднем уровне» ничего не прибавляют к
попыткам эмпирической социологии выйти из того со¬
стояния кризиса, которое уже давно не составляет се¬
крета для ее представителей.
3. Что такое общая, „всеохватывающая"
теория в социологии?
Идея Р. Мертона о создании «теорий среднего уров¬
ня» пользуется до сих пор большой популярностью в
американской социологии. Вместе с тем она не дает раз¬
решения всех противоречий эмпирической социологии.
Некоторые пытаются объяснять это просто недостаточ¬
ной разработанностью «теорий среднего уровня», но
отдельные, иногда наиболее дальновидные буржуазные
социологи отдают себе отчет в том, что причина столь
267
незначительного эффекта «теорий среднего уровня»
значительно глубже. Она коренится в глубоких мето¬
дологических пороках всей идеи о возможности по¬
строить «промежуточный уровень» обобщения, не имея
общей теории, не умея принципиально перейти от отдель¬
ных, доступных верификации суждений к общим законам
общественного развития.
Функциональный анализ как метод, при помощи кото¬
рого, собственно, и хотят построить «теории среднего
уровня», подвергается все более и более острой критике.
Эта критика в рамках буржуазной социологии не ведется
с каких-то принципиально иных методологических пози¬
ций, поэтому она неизбежно крайне ограниченна и узка.
Функциональный анализ в общем подвергается критике
с двух сторон. С одной стороны, он вызывает скептиче¬
ское отношение последователей математической, есте¬
ственнонаучной, неопозитивистской школы, особенно со
стороны тех, кто занимается специальными проблемами
техники исследования. Кингсли Дэвис говорит: «Для тех¬
ников по профессии функциональный анализ — отдален¬
ная и спекулятивная теория; их антагонизм к теории
вообще делает их критичными к тому, что кажется наи¬
более спекулятивным видом теории» L Это критика с
позиций крайнего эмпиризма, представителей которого
отпугивает уже сама «теоретичная» форма функциональ-
него анализа; они не замечают, что принципиально функ¬
циональный анализ не подрывает альфы и омеги социо¬
логического позитивизма — принципа верификации. Эгу
связь функционализма с позитивизмом видят лишь от¬
дельные представители буржуазной социологии. В част¬
ности, интересный анализ функционализма с этой точки
зрения был сделан на V Всемирном конгрессе социоло¬
гов индийским социологом Сараном.
Другой фронт критики — это критика внутри функ¬
ционализма. Здесь оспариваются не принципы функцио¬
нального анализа, а лишь степень его развития. Это кри¬
тика «нераскрытых возможностей» функционализма, вы¬
ражающая уверенность, что этот метод таит в себе
возможность обосновать построение не только «теорий
среднего уровня», но и той общей, «всеохватывающей»
1 К. Davis, The Myth of Punctual Analysis as a Special Me¬
thod in Sociology and Antropology, p. 773.
268
теории в социологии, которая представляется большин¬
ству буржуазных социологов своеобразной fata mor¬
gana. С таких позиций подходит к функциональному ана¬
лизу Т. Парсонс L
Имя Парсонса в последние годы в американской
социологии стараются сделать знаменем поисков «общей
теории», его изображают настоящим пророком ее, с его
именем связывают надежды на возрождение теоретиче¬
ской социологии и спасение ее от того бесперспективного
эмпиризма, к которому она пришла за полстолетия. Ко¬
гда хотят кратко и фрагментарно охарактеризовать
основные «направления» современной американской со¬
циологии, говорят о двух тенденциях: эмпиризме (и тео¬
ретически освещающей его неопозитивистской школе) и
«Большой теории» (и здесь имеют в виду выросшую в
недрах структурно-функционального анализа «теорию
социального действия» Парсонса). Р. Миллс в книге
«Социологическое воображение» посвящает каждой из
этих тенденций по главе, так и называя их: «Абстракт¬
ный эмпиризм» и «Большая теория». Этот термин «Боль¬
шая теория» (Grand Theory) применительно к концепции
Парсонса употребляет и П. Сорокин, выступающий в
1 В американской социологии задачей сконструировать «общую
теорию» занимается не только Парсонс. В последние годы, например,
огромное влияние приобретает концепция У. Ростоу — так называ¬
емая «теория стадий роста». При создании ее автор ставил перед
собой совершенно определенную задачу — сформулировать теорию,
противостоящую марксистскому учению об общественно-экономиче¬
ских формациях (книга Ростоу называется «Стадии экономического
роста. Некоммунистический манифест»). Несомненно, это тоже попыт¬
ка дать такую социологическую теорию, которая истолковала бы
с определенных позиций картину исторического развития современ¬
ного общества. И хотя влияние У. Ростоу и его теории сейчас
велико не только в американской социологии, но и среди социологов
других капиталистических стран (по существу центральной темой
Всемирного социологического конгресса в Вашингтоне была концеп¬
ция Ростоу), мы не останавливаемся здесь на ее характеристике.
Теория Ростоу не претендует на то, чтобы дать определенную ме¬
тодологию эмпирическим исследованиям. «Теория социального дей¬
ствия» Парсонса как конкретный пример применения структурно¬
функционального анализа в этом смысле более показательна для
определения возможной судьбы эмпирической тенденции. Только
поэтому мы и рассматриваем здесь данный пример. О концепции
У. Ростоу см.: Ю. А. Замошкин, Теория «единого индустриального
общества» на службе антикоммунизма; В. В. Мшвениерадзе, Объек¬
тивные основы развития общества в кн.: «Марксистская и буржуаз¬
ная социология сегодня», М., d 964.
269
последние годы с критикой всей современной американ¬
ской социологии, как ее эмпирической тенденции, так и
теоретических поисков !. Многие американские исследо¬
ватели создают настоящую рекламу Парсонсу: в 1961 г.
Макс Блэк издал специальную книгу «Социальные тео¬
рии Талкотта Парсонса» с подзаголовком на обложке:
«Выдающиеся социологи анализируют бросающие вызов
работы Талкотта Парсонса, наиболее знаменитого аме¬
риканского социального теоретика»1 2. Парсонсом и о
Парсонсе написано так много, что марксистский крити¬
ческий анализ его работ должен быть предметом спе¬
циального рассмотрения3. Здесь не представляется воз¬
можным сколько-нибудь подробно охарактеризовать со¬
держание «теории социального действия»; задача заклю¬
чается лишь в том, чтобы проанализировать претензии
Парсонса на создание «общей теории» и выяснить, в
каком отношении к этой теории выступает в настоящее
время практика эмпирических исследований.
Парсонс критически относится к засилью эмпириче¬
ской тенденции в американской социологии. Он делает
некоторые точные выводы относительно причин развития
эмпиризма в США, связывая эту тенденцию с господ¬
ством прапматиатской философии, со свойственным
«американцам скептицизмом к высоким уровням обоб¬
щения»4 и т. д. Парсонс постоянно подчеркивает, что его
интерес концентрируется отнюдь не на эмпирическом
исследовании, а на теоретическом значении эмпириче¬
ского материала. Правда, поскольку вокруг «общей тео¬
1 Кроме названной его работы “Fads and Foibles in Modern
Sociology” cm. “A Quest for an Integral System of Sociology”,
Mexico, 1961.
2 “The Social Theories of Talcott Parsons”, ed. by Max Black,
New York, 1961.
3 В советской литературе о «теории социального действия» Пар¬
сонса см.: М. Ш. Бахитов, Американская функциональная теория
общества, М., 1962; его же, Проблема причинности в социологии и
критика функционализма. «Вопросы философии» № 9, 1963; Н. В. Но¬
виков, Современный американский капитализм и «теория социаль¬
ного действия» Т. Парсонса. «Вопросы философии» № 3, 1963; его же,
Идеологический смысл «теории социального действия». «Философ¬
ские науки» № 4, 1961; его же, Об исходных посылках и главных
чертах буржуазной теории социального действия. В кн.: «Марксист¬
ская и буржуазная социология сегодня».
4 Т. Parsons, The Point of View of the Author. “Social Theories
of Talcott Parsons”, New Jersey, 1962, p. 315.
270
рии» Парсонса создается своеобразная реклама того,
что теория эта не есть простое повторение старых спе¬
куляций социологии, для него важно доказать возмож¬
ность «соединения» своей теории с эмпирическими иссле¬
дованиями, даже подчеркнуть ее «истинно эмпирический
характер». Говоря об отличии своей теории от эмпи¬
ризма, Парсонс утверждает: «...мой эмпирический инте¬
рес в большой степени отличен и вклад, сделанный
мною, — это вклад больше на уровне суммирования и
интерпретации, чем «исследования». Однако я хотел бы
подчеркнуть, что этот вклад может быть поистине эмпи¬
рическим, поскольку нет ясной линии между «строгими
данными» и более общими утверждениями относительно
фактов» Г
Таким образом, лейтмотивом через все заявления
проходит желание подчеркнуть, с одной стороны, «теоре¬
тичность» своей концепции в сравнении с эмпиризмом,
с другой — известную эмпирическую обоснованность этой
теории. Желая выработать именно «общую теорию» со¬
циологии, Парсонс критически относится к «теориям
среднего уровня», хотя и допускает их существование.
Известна полемика его с Мертоном по этому вопросу.
В противовес уверенности Парсонса в возможности по¬
строения «общей теории» Мертон выдвинул в 1947 г. кон¬
цепцию «теорий среднего ранга». Правда, впоследствии
Мертон неоднократно высказывался о том, что «теории
среднего ранга» — это не предел развития социологии и
что задача заключается в том, чтобы настойчиво искать
«общую теорию», но, с его точки зрения, такой теории в
американской социологии на данном этапе еще нет. Пар¬
сонс же определенно претендует на то, что такая теория
им уже создана (хотя в последние годы он и вынужден
иногда признавать, что ему не удалось преодолеть «тео¬
рии среднего уровня»). Подобно тому как эта теория
провозглашается способной вобрать в себя всю совокуп¬
ность . данных, полученных в эмпирических исследова¬
ниях, она претендует и на «включение» в нее «теорий
среднего ранга». Парсонс полагает, что его теория про¬
сто венчает «пирамиду различных уровней общности» 1 2
и тем самым интерпретирует то, что предлагают «теории
1 Т. Parsons, The Point of View of the Author, p. 319.
2 Там же, p. 322.
271
среднего ранга». Создание «теории социального дей¬
ствия» рассматривается большинством буржуазных со¬
циологов как нанесение сокрушающего удара социоло¬
гическому позитивизму. Заслугу этой «общей теории» и
Парсонс, и его сторонники видят в том, что она якобы не
тождественна по своей природе спекулятивным теориям
старой социологии; она есть попытка построить теорети¬
ческое знание с учетом «эмпирических референтов» в ка¬
честве исходных понятий теории. Как же реально вопло¬
щаются в концепции Парсонса эти декларации?
Основная идея состоит в том, чтобы изобразить всю
совокупность общественных отношений как некоторую
производную от «социальных действий» индивидов. Ка¬
ждый поступок индивида — это мотивированное социаль¬
ное действие. Если удастся учесть все мотивы таких дей¬
ствий, раскрыть их механизм, то можно представить всю
социальную систему как своеобразный баланс этих дей¬
ствий. Общей моделью социальной системы оказывается
социальное взаимодействие двух индивидов («Я» и «Дру¬
гого»). Характер этого взаимодействия определяется
в конце концов чисто психологическими отношениями
между взаимодействующими индивидами. Поэтому, ко¬
гда в конечном итоге эти индивидуальные акты взаимо¬
действия интегрируются для получения модели социаль¬
ной системы, система сама оказывается простым конгло¬
мератом отдельных волеизъявлений, мотивов, «ориента¬
ций» индивидов. Хотя Парсонс и оговаривается иногда,
что простейший акт взаимодействия не является обще¬
ством, но вместе с тем практически он рассматривается
именно как модель социальной системы. «Ясно, что коми¬
тет, рабочая группа или даже семья не составляют в
обычном смысле слова обществ. Но также ясно, что для
целей социологической теории они являются социальны¬
ми системами»1. Таким образом, оговорка сведена на
нет, и вся концепция в принципе не преодолевает схемы:
общество — группа — личность (хотя везде вместо этих
единиц и стоят определенные балансы взаимодействий).
Любопытно проследить, что при таком подходе, не¬
смотря на то что он квалифицируется как «антипозити-
вистский», открыто «волюнтаристский», не реализуется
1 Т. Parsons, Psychology and Sociology. “For a Science of So¬
cial Man”, New York, p. 70.
272
ни одно «опровержение» позитивизма. Прежде всего
совершенно так же, как и в позитивистской социологии,
объектом социологического анализа остается социаль¬
ное поведение. «Социология,— пишет Парсонс,— имеет
дело с наблюдением и анализом человеческого социаль¬
ного поведения, т. е. взаимодействия множества челове¬
ческих существ, форм, которые принимают их взаимоот¬
ношения в различных условиях, и детерминантов этих
форм и отношений»1. То различие, которое существует в
понимании самого поведения у социальных бихевиори¬
стов (поведение как реакция на стимул внешней среды)
и у Парсонса (поведение мотивировано сознанием инди¬
вида, а не есть простая реакция на внешний стимул), не
снимает принципиальной общности этих точек зрения: и
в том и -в другом случае общественная жизнь может
быть понята лишь через призму поведения индивидов.
Правда, Парсонс резко критикует редукционизм бихе¬
виористов, сведение ими социального к биологическому.
Он всячески возрождает концепции «понимающей социо¬
логии», продолжая линию Дюркгейма и Макса Вебера,
и большой акцент на выяснении мотивов действия слу¬
жит у Парсонса именно тому, чтобы подчеркнуть волюн¬
таристский характер всей концепции. Но Парсонс не
преодолевает в конечном счете совершаемой бихевиори¬
стами редукции, он просто усложняет ее формулу, под¬
ставляя в отношение S—> /? еще и момент х, выражаю¬
щий отражение влияния среды в психике, через посред¬
ство которой стимул затем преобразуется в действие
«$<—х —* R. Но ведь по существу к такому же усложне¬
нию традиционной формулы бихевиоризма пришли и
сторонники последнего, в частности необихевиористы.
Не случайно Парсонс активно сотрудничал с одним из
них — Э. Толмэном.
При таком подходе неизбежен крайний антиисторизм
и формализм в понимании общества. У неопозитивистов
выражением этого было стремление создать такую мате¬
матическую модель общества, где общественные отноше¬
ния обезличивались и выражались как чисто количест¬
венные формальные отношения, отношения величин.
В «теории социального действия» такое же выхолащи¬
вание содержания общественных отношений происходит
1 Г. Parsons, Psychology and Sociology, p. 68.
18 Г. M. Андреева
273
именно в силу того, что отношения эти рассмотрены как
отношения «личностей», но личностей совершенно аб¬
страктных, для которых важной оказывается лишь фор¬
ма «действия», но не его содержание. Точно так же при
рассмотрении «взаимодействия» этих личностей («Я» и
«Другого», «эго» и «альтерэго») в фокусе социолога ока¬
зывается форма этого «взаимодействия», а не его содер¬
жание. Все это очень близко традициям «формальной
школы» в социологии, в частности идеям Зиммеля,
с точки зрения которого изучение «материи» общест¬
венных наук — дело конкретных социальных дисциплин,
а на долю социологии остается как раз исследование
лишь «форм взаимодействия». Но, как известно, «фор¬
мальная школа» в социологии в значительной мере
включала в себя идеи и позитивистского натурализма.
Поэтому ничего принципиально разделяющего концеп¬
цию современного позитивизма и различных вариантов
«теории социального действия» на самом деле нет.
Конкретизации подхода к исследованию обществен¬
ных явлений при помощи возведения «взаимодействия»
в некий фетиш также не получается. По существу теория
такого рода снова приходит к атомистической концепции
общества с той лишь разницей, что «атомом» здесь вы¬
ступает не индивид, а его «действие». И хотя главный
пункт спора Парсонса с позитивистской социологией
именно в понимании «действия», даже и в этом вопросе
противопоставление имеет лишь поверхностный харак¬
тер. Для Парсонса главной чертой позитивистской кон¬
цепции является изображение общества как связанной
определенной системы, в принципе объясняемой посред¬
ством естественнонаучного анализа, устанавливающего
формальные причины явлений. Типичным выражением
этого взгляда Парсонс считает бихевиоризм. Хотя и при
таком подходе рассматриваются «действия», Парсонс
считает, что концепции эти нельзя считать концепциями
«действия», ибо «действия» здесь лишены сознательной
оценки, волевого момента, признания каких-либо целей
или «ценностей». «Действие» при этом утрачивает каче¬
ства «действия», оно остается просто «поведением». Для
Парсонса это имеет принципиальное значение. Как сви¬
детельствует один из исследователей Парсонса, альфой
и омегой его конструкции является волюнтаризм: Пар¬
сонс считает, что «теория действия» только тогда может
274
быть «теорией действия» в полном смысле слова, когда
она включает момент волюнтаризма !.
Это противоречие кажется Парсонсу значительным
потому, что, с его точки зрения, поведение у неопозити¬
вистов необъяснимо, так как необъяснимы его мотивы и
цели. Внешне как будто бы здесь истинная забота об
объяснении социальных действий. Такая задача дей¬
ствительно не решается неопозитивистами; она действи¬
тельно является важнейшей задачей социальной науки.
К «действиям» обращались в истории социологии многие,
но никто не давал подлинного объяснения этих «дей¬
ствий». Критикуя субъективную социологию народников,
В. И. Ленин писал: «История вся и состоит из действий
личностей, и задача общественной науки состоит в том,
чтобы объяснить (подчеркнуто мной.— Г. Л.) эти дей¬
ствия...»1 2 Но объяснить действия личностей — значит
открыть законы этих действий, понять каждый факт
действия как определенный социальный факт.
«Теория социального действия» таких действитель¬
ных, объективных законов общественной жизни также не
раскрывает. Вся .критика Парсонсом неопозитивизма
приобретает чисто декларативный характер: критикуя
неопозитивистов за то, что они дают объяснения лишь на
очень и очень низком уровне абстракций, Парсонс пра¬
вильно указывает, что на этом уровне нельзя дать при¬
чинного объяснения. И в общей форме его требование
дать такое причинное объяснение, безусловно, оправдан¬
но. Оправданным является и тезис о том, что причинное
объяснение возможно лишь при условии создания тео¬
рии, которая >бы оперировала абстракциями высокого
порядка: только она в состоянии раскрыть законы обще¬
ственных явлений. Но когда Парсонс в качестве такой
теории предлагает свою «теорию социального действия»,
ни одна из этих задач не оказывается решенной. Прежде
всего он сам неоднократно подчеркивает, что его теория
не является теорией в обычном смысле слова как систе¬
ма законов. Для него теория лишь «понятийная схема» 3,
1 Е. С. Devereaux, Parsons Sociological Theory. “Social Theo¬
ries of Talcott Parsons”, p. 13.
2 В. И. Ленин, Поли. юобр. соч., т. 1, стр. 415.
3 Т. Parsons, The Position of Sociological Theory. “American
Sociological Review”, XIII, April 1948, p. 164.
18* 275
т. е. совокупность логически связанных понятий, которые
необходимы для того, чтобы можно было формально
классифицировать эмпирический материал, констатируя
общие черты, присущие ряду эмпирических фактов. При
таком подходе замысел объяснить явления не может
быть реализован: установление общих черт, черт сход¬
ства в явлениях, как было показано, не выводит за пре¬
делы эмпирического обобщения. Констатация общего не
означает анализа существенного, а следовательно, и не
дает действительного объяснения. Поэтому, когда Пар¬
сонс пытается объяснить взаимодействия, он их не столь¬
ко объясняет, сколько формально классифицирует. Для
этих целей он использует типологии. Внешне они дей¬
ствительно противостоят описаниям единичных фактов
или статистическим обобщениям неопозитивистов, но
только внешне. Типологии Парсонса остаются тоже опи¬
саниями, только классифицированными по формальным
признакам. Так, например, выглядит его знаменитая
типология, в которой он называет пять пар возможных
ориентаций индивида в каждом действии.
Поэтому не в меньшей степени, чем математическая
школа, «теория социального действия» оперирует «за¬
конами» лишь определенного рода — «законами», не объ¬
ясняющими, а констатирующими факты (в данном слу¬
чае «действия»). Подход к этим «законам» с точки зре¬
ния функционального анализа неизбежно определяет их
специфические черты: «законы» остаются лишь на уров¬
не фиксации функциональных связей, они не в состоянии
раскрыть сущность социальных отношений. Таким обра¬
зом, и с этой стороны «теория социального действия»,
несмотря на свои декларации, не преодолевает по суще¬
ству позитивистской традиции.
Действительные причины социальных явлений могут
быть раскрыты только при условии анализа объективных
законов исторического процесса. Причинное объяснение
в социальной науке не может быть достигнуто без пони¬
мания той истины, что причины общественных явлений
лежат в первичных материальных экономических отно¬
шениях людей. Коренной порок функционального ана¬
лиза в социологии состоит в том, что он не умеет
выбраться из круга «взаимодействия» двух явлений,
пытаясь в лучшем случае искать причину этого взаимо¬
действия то в одной, то в другой из взаимодействующих
276
сторон, в то время как действительной причиной того и
другого, как говорил Плеханов, является что-то третье.
Какой бы «высоты» абстракциями ни обладала тео¬
рия, она не продвинется ни на йоту вперед, если не вый¬
дет за пределы любых вариантов идеалистического по¬
нимания взаимодействия. Несмотря на все различие
аргументации такой теории и традиционной концепции
позитивизма, уровень проникновения в сущность общест¬
венных явлений остается в принципе одинаковым. По¬
этому «Большая теория» вопреки ее категорическим
заявлениям о своей антипозитивистской направленности
не преодолевает основного порока социологического по¬
зитивизма — скольжения по поверхности общественных
явлений.
И хотя Парсонс называет себя «неизлечимым теоре¬
тиком», хотя он, кажется, единственный американский
социолог, кто не опубликовал почти ни одной работы,
основанной на собственном эмпирическом исследовании,
хотя он и создал свой особый «язык» и «стиль» в аме¬
риканской социологии, представляющий собой сложней¬
шую пирамиду достаточно туманных абстракций (как
жупел плоскому эмпиризму), практически «теория со¬
циального действия» ничего не в состоянии предпринять
ради преодоления этого эмпиризма. Замысел, вынаши¬
ваемый многими американскими социологами (из «ищу¬
щих теорию»), — создать теорию, которая «впитала» бы
в себя все богатство накопленного эмпирического мате¬
риала,— не реализуется ни в какой степени с возникно¬
вением «теории социального действия». Она просто не
сочетается по самой своей природе с эмпирическими
исследованиями, не может вывести на дорогу действи¬
тельного обобщения их результатов. Поэтому она ничего
не может изменить в судьбе социологического эмпириз¬
ма, не может осуществить искомый синтез «эмпирии» и
«теории» L
Доказательством того, что синтез этот и практически
неосуществим, является весьма скептическое отношение
1 Поэтому нам представляется правильным вывод, который де¬
лает Н. В. Новиков, говоря об отношении Парсонса к позитивизму:
«Показательно поэтому, что и в позитивистской концепции Спенсе¬
ра Парсонс отвергает отнюдь не самый ее позитивизм. Односто¬
ронне эмпирический подход, отказ от анализа социальных законо¬
мерностей — все это не затрагивается в опровержениях Парсонса»
277
к теории Парсонса со стороны социологов-практиков.
Маккинни замечает, что Парсонсу и его сторонникам
приходится много делать, чтобы доказать «полезность»
«теории социального действия». Парсонс предпринимал
даже .попытки не только дать общую программу соеди¬
нения эмпирического исследования и его теории, но и по¬
ставить самостоятельно исследование, в котором бы эта
программа была воплощена. Однако большого резонан¬
са это его исследование не получило, а толкование его
результатов в плане «теории социального действия»
оказалось довольно плоским. Что же касается других
исследователей, то они просто не в состоянии восполь¬
зоваться услугами теории Парсонса в силу ее труднодо¬
ступное™.
Любопытно, что под влиянием многочисленных кри¬
тических замечаний в адрес его теории Парсонс начинает
иногда более скромно оценивать ее значение. В работе
«Социальная система» (1951 г.) он, например, пишет:
«Из всего сказанного вытекает, что при современном
уровне познания невозможно создать общую теорию про¬
цесса изменения социальных систем». «Теория изменений
в структуре общественных систем,—продолжает он,—
должна быть поэтому теорией отдельных, частных про¬
цессов, происходящих внутри таких систем, а не общих
процессов изменения системы, как таковой» L Вся слож¬
ная пирамида абстракций, возведенная для того, чтобы
подняться выше «теорий среднего ранга», по существу
разрушается таким заявлением, которое есть не что иное,
как расписка «Большой теории» в своей несостоятель¬
ности.
Ни в «ранге» «общей теории», ни в «ранге» «теорий
среднего уровня» концепция Парсонса не смогла пред¬
ложить действительного анализа больших социологиче¬
ских проблем: ни проблемы, касающиеся судеб совре¬
менного американского капитализма, ни проблемы меж-
(Н. В. Новиков, Современный американский капитализм и «теория
социального действия». «Вопросы философии» № 3, 1963, стр. 119).
Нам кажется, однако, что к этому необходимо добавить, что, таким
образом, акцент на полной противоположности, «взаимоисключи-
тельности» подходов Парсонса и школы неопозитивизма тоже не
вполне правомерен: в смысле общих исходных принципов и тот и
другой остаются в пределах позитивистской традиции.
1 Т. Parsons, The Social System, New York, 1951, p. 486.
278
дународного исторического развития не получили при
помощи этой теории какого бы то ни было серьезного
освещения. Если эмпирическая социология дробила об¬
щественные проблемы до такой степени, что они утрачи¬
вали свое общественное значение, то «теория социаль¬
ного действия» стала уводить эти проблемы в такие
дебри абстракций и схоластики, что они также стали
затмевать их содержание. И хотя все это преследует
совершенно определенную идеологическую цель, она
здесь достигается не столько тенденциозным решением
важных социальных проблем, сколько уводом в сторону
от этих проблем.
Многие из пороков «теории социального действия»
подвергает обстоятельной критике Р. Миллс. Хотя он и
противопоставляет «Большую теорию» «абстрактному
эмпиризму» и не видит некоторых по существу общих
методологических принципов этих двух подходов в аме¬
риканской социологии, Миллс совершенно правильно
усматривает их общность в другом — в практической
бесплодности того и другого, в их идеологической ориен¬
тации. Подобно тому как «абстрактный эмпиризм» топ¬
чется перед обилием серьезных социальных проблем, не
будучи в состоянии к ним подступиться, «теория соци¬
ального действия», манипулируя своими абстракциями
«высокого уровня», точно так же уходит от реальных
проблем современности. «Итоговой характеристикой этой
теории, — пишет Миллс, — является очевидная произ¬
вольность и, конечно, бесконечная разработка различе¬
ний, которая ни увеличивает нашего понимания, ни де¬
лает наш опыт >более осмысленным. С другой стороны,
это выглядит как пристрастно организованное отречение
от попыток описать и четко объяснить общественное
поведение и общество» L
Миллс справедливо замечает, что различия между
социологами состоят не в том, что одни предлагают «на¬
блюдать без размышлений», а другие — «мыслить без
наблюдений», а в том, какой род наблюдения и какой
род осмысления предлагает каждый из них. Эта мысль
удачно схватывает сущность полемики между «Большой
теорией» и «абстрактным эмпиризмом»: предлагаемый
одними «способ наблюдения» и предлагаемый другими
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination, p. 33.
279
«способ осмысления» в равной степени основаны на лож¬
ных исходных методологических и теоретических по¬
сылках.
Можно понять Миллса, когда он в заключение своего
анализа «Большой теории» Парсонса приходит к сле¬
дующему выводу относительно ее содержания: «На 50%.
это слова; 40% составляют вещи, хорошо известные из
учебников социологии. Оставшиеся 10%, как может ска¬
зать Парсонс, я оставляю для ваших собственных эмпи¬
рических исследований. Мое собственное исследование
наводит на мысль, что оставшиеся 10% представляют
возможность, хотя довольно смутную, идеологического
использования»1. Нельзя только согласиться с Миллсом
в том, что лишь 10% парсоновских рассуждений остается
на долю «идеологического использования». Весь секрет
растущего влияния и распространения «теории социаль¬
ного действия» в ее идеологическом содержании. И сам
Миллс очень хорошо видит это, когда говорит, что идео¬
логическое значение «Большой теории» состоит в том,
чтобы «узаконить устойчивые формы господства»1 2.
Как и вся концепция функционализма в целом, тео¬
рия Парсонса является идеологическим выражением
потребностей современной буржуазии утвердить как не¬
зыблемый существующий буржуазный мир. В сложных
сплетениях изощренных абстракций Парсонса вырисовы¬
вается в общем-то довольно банальная мысль: задача со¬
циологии— выработать такие мотивы и нормы социаль¬
ных действий индивидов, чтобы они способствовали «вы¬
живанию», «равновесию» системы, чтобы были исключе¬
ны различного рода отклонения (девиации) от установлен¬
ных образцов, чтобы было обеспечено приспособление
(адаптация) индивидов к этим образцам и к этой систе¬
ме. Что же касается такого «установленного норматива»
поведения, то черты его также достаточно недвусмыслен¬
ны: это черты преуспевающего американского бизнесме¬
на, «нормы» и «эталоны» американского образа жизни.
И хотя сам Парсонс пространно разъясняет свое отноше¬
ние к консерватизму (по его признанию, он был в тече¬
ние всей сознательной жизни относительно типичным
американским «яйцеголовым интеллигентом», поддержи¬
1 С. W. Mills, The Sociological Imagination p. 33.
2 Там же, стр. 49.
280
вающим либеральное крыло демократической партии, не
был «консервативным в смысле, в котором были консер¬
ваторами Роберт Тафт, Герберт Гувер или даже Эйзен¬
хауэр», но это «казалось слишком консервативным...
многим другим американцам, в особенности тем, кто
мыслит более или менее в терминах марксизма»1), суть
дела от этого не меняется. «Теория социального дей¬
ствия» является рупором правых кругов американской
буржуазии.
Эта общая идеологическая характеристика теории
Парсонса позволяет еще лучше понять ее взаимоотно¬
шения с эмпирической тенденцией в американской социо¬
логии. В свое время эта последняя родилась как ответ
на практические потребности буржуазии в связи с либе¬
ральными иллюзиями относительно возможностей со¬
циального реформаторства. Позднее, как мы видели,
эмпирическая социология пережила известную переори¬
ентацию. «Либеральный тип социологической практики»,
по выражению Р. Миллса, уступил место активному
включению эмпирических исследований во всю бюрокра¬
тическую машину государственно-монополистического
капитализма уже без всяких иллюзий реформаторства.
Крайне консервативная позиция современной эмпириче¬
ской социологии близка консервативному идеологическо¬
му содержанию теории Парсонса. Это лишний пример
того, как различие методологического подхода теряет
свое значение при условии единства идеологической
функции.
Однако это единство не раскрывается непосред¬
ственно. Оно становится ясным лишь при анализе исход¬
ных философских предпосылок и той и другой концеп¬
ции. Тогда становится очевидным, что различия в мето¬
дологии есть просто модификации единого философского
метода в самом широком смысле слова. Волюнтаризм
«теории социального действия» и неопозитивизм эмпири¬
ков в конце концов объединены общим идеалистическим
подходом к явлениям общественной жизни.
Попытки создания «Большой теории» в буржуазной
социологии с необходимостью поднимают снова вопрос
о взаимоотношении социологии и философии. Эмпириче¬
ская тенденция, открыто связанная с позитивизмом, вы¬
1 Т. Parsons, The Point of View of the Author, p. 349-—350.
281
росла на отрицании какой бы то ни было связи между
социологией и философией.
В «теории социального действия» Парсонса, как бы
она ни старалась отмежеваться от спекулятивного духа
социологических конструкций XIX в., налицо гораздо
большая дань философской традиции, чем у представи¬
телей неопозитивизма. Поиски «общей теории» в социо¬
логии неизбежно возвращают ее к тому самому «альян¬
су» с философией, разрыв которого провозглашался
главной добродетелью. Еще более отчетливо проявляется
эта тенденция у последователей американской социоло¬
гии в Западной Германии. «Солидную философскую тра¬
дицию» немецкой социологии, которая здесь представ¬
ляется противоядием против ограниченностей эмпириз¬
ма, хотят реализовать в особой философской «общей
теории» общества.
Эти идеи были сформулированы Р. Кёнигом в докла¬
де на IV Всемирном конгрессе социологов. Кёниг, выска¬
зывая некоторые критические замечания в адрес плос¬
кого эмпиризма (при полной поддержке этой тенденции
в целом), считает, что проблема поисков теории в социо¬
логии не тождественна проблеме поисков еще одного,
более высокого уровня абстракций. Кёниг, как уже гово¬
рилось, очень благосклонно относится к идее Мертона
о необходимости «теорий среднего уровня». Однако он
также считает, что должен быть сделан следующий шаг
вперед — переход к еще более «общей теории». Но с точ¬
ки зрения Кёнига, различие между «теориями среднего
ранга» и «общей теорией» не может быть сведено только
к различию степени абстракций в той и другой; дело за¬
ключается еще и в родах абстракций. Для того чтобы
подчеркнуть специфику рода абстракций в этих двух
случаях, Кёниг предлагает различать «теорию общества»
(theory of society) и «социологическую теорию» (sociolo¬
gical theory) L
«Социологическая теория» — это тип «теорий средне¬
го ранга»; она оперирует определенного рода абстрак¬
циями, но это абстракции лишь социологического, а не
философского плана. Что же касается «теории обще¬
ства», то она должна носить наполовину философский
1 “Transactions of the Fourth World Congress of Sociology”,
vol. II, p. 382.
282
характер, представлять собой «философский образец со¬
циального мышления». Эта теория должна быть подлин¬
но «всеобъемлющей теорией общества», которая опери¬
рует абстракциями самого высокого, философского уров¬
ня. В выступлении на V Всемирном конгрессе социоло¬
гов Кёниг назвал эти абстракции «фундаментальными,
наиболее абстрактными категориями» или даже «катего¬
риями в кантианском смысле». Если «теории среднего
ранга» непосредственно связаны с эмпирическими иссле¬
дованиями (здесь Кёниг прав, ибо в «теориях среднего
ранга» уровень обобщения, как мы видели, действитель¬
но лишь количественно отличается от уровня эмпириче¬
ских обобщений), то для «теории общества» исследова¬
ние уже не важно само по себе. Правда, Кёниг всячески
хочет доказать, что, создавая такую полуфилософскую
«теорию общества», социология не возвращается к «ста¬
рому виду социологической спекуляции», к «пустоте фи¬
лософских сверхобобщений», так как теперь ее развитие
якобы опирается на всю массу.материала, накопленного
в эмпирических исследованиях. Но во всех этих оговор¬
ках достаточно много противоречивого: если полуфило-
софская «теория общества» практически не связана не¬
посредственно с эмпирическими исследованиями, если
она вообще оперирует абстракциями в «кантианском
смысле», то какое имеется основание объявлять ее «за¬
страхованной» от спекуляций благодаря наличию эмпи¬
рической тенденции? В противоречивом характере подоб¬
ных утверждений отражен тот факт, что в рамках мето¬
дологии, которой пользуется буржуазная социология,
действительно невозможно решить проблему о соотноше¬
нии «эмпирии» и «теории».
В буржуазной социологии существует полемика: ка¬
кой степени общности должны быть законы, которыми
призвана оперировать социология? Как видно, дискус¬
сионным является вопрос и о том, каковы должны быть
уровни обобщения и на стадии «теорий среднего ранга»,
и на стадии общей, «всеохватывающей» теории в со¬
циологии.
. Существует ли «иерархия уровней» обобщения в со¬
циальном исследовании? Безусловно, существует. Обще¬
ственная жизнь представляет собой сложный социаль¬
ный организм, и разные стороны жизни этого сложного
целого могут быть познаны и отражены в законах раз¬
283
ной степени общности. Поскольку в обществе существует
диалектика общего, особенного и единичного, постольку
существует и особая связь и взаимозависимость («иерар¬
хия») между законами разной степени общности. Одна¬
ко, если рассмотреть всю общественную жизнь как
особую форму движения материи, станет ясным, что
она подчиняется и наиболее общим законам развития,
свойственным всем формам бытия: природе, обще¬
ству и мышлению. Эти наиболее общие законы есть
законы, раскрываемые и изучаемые в философии. Они
специфически действуют в обществе, и каждый общий
социологический закон так или иначе соотносится с наи¬
более общими законами всякого развития. Поэтому пре¬
дельно общие законы в социологии не могут быть рас¬
смотрены изолированно от определенных философских
принципов. «Общая теория» социологии в этом смысле
не может быть оторвана от философии. Это взгляд мате¬
риалистического монизма, материалистической диалек¬
тики, точка зрения марксизма. Что же касается буржуаз¬
ной социологии, то ее современное развитие лучше всего
выражено редакторами-составителями сборника «Совре¬
менная социологическая теория в ее преемственности и
изменении»: «Мы не знаем, куда мы идем, но мы нахо¬
димся в пути» L Можно добавить только, что при трез¬
вом размышлении направление этого пути известно: это
дорога никуда.
1 Г. Беккер >и А. Восков, Современная социологическая теория,
стр. 7.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
То, что буржуазная общественная мысль породила в
XX в. эмпирическую тенденцию в социологии, было обус¬
ловлено не только необходимостью решения практиче¬
ских задач, которые поставила буржуазия перед социо¬
логией в новую эпоху, и «преодоления» старой, скомпро¬
метировавшей себя социологической традиции XIX в.
Начиная с 40-х годов XIX в. буржуазная социологиче¬
ская мысль не могла развиваться, не «реагируя» опреде¬
ленным образом на родившуюся идеологию пролетариа¬
та— марксизм и на его социологическую теорию. Эти
«реакции» были различны в разные периоды историче¬
ского развития, по отношению к различным частям мар¬
ксизма со стороны различных течений буржуазной мыс¬
ли, но однозначны по существу. С самого начала своего
существования марксизм в целом, марксистская социо¬
логия в частности развивались в борьбе с буржуазной
социологией, что выражало общую борьбу двух мировоз¬
зрений — буржуазного и пролетарского.
В XX в., когда в огромной степени возросло влияние
марксизма, когда практическая борьба трудящихся под
его знаменами привела к величайшим реальным побе¬
дам, торжествует свой триумф и марксистская социоло¬
гическая теория. Познание объективных закономерно¬
стей общественного развития становится основой прак¬
тических действий масс, основой преобразования обще¬
ства, победы социализма и коммунизма. Высшая задача
социологии — научиться управлять общественными про¬
цессами— оказывается под силу только марксистской
285
социологии. Буржуазная социология, провозгласившая
для себя основной «ценностью» умение организовать
«социальный контроль», оказывается весьма беспомощ¬
ной в своих практических усилиях по сравнению с той
подлинно гигантской программой общественных преоб¬
разований, в которой реально участвует марксистская
общественная наука.
В таких условиях одной из форм борьбы, которую
буржуазная социология ведет против марксизма, являет¬
ся дискредитация марксистской социологии. Силами и
средствами эмпирической буржуазной социологии борь¬
ба эта ведется в основном по линии обвинений марксист¬
ской социологии в ее «декларативности», ««спекулятив¬
ном характере» и т. д. Именно в период бурного разви¬
тия «новой социологии», в период безоговорочного
господства эмпиризма в буржуазной социологической
мысли (а «барометром» состояния в ней признается со¬
стояние американской социологии) рождается миф о том,
что марксистской социологии, как таковой, не суще¬
ствует. Главным аргументом (если мифы могут быть
«аргументированы»!) выдвигается тот довод, что мар¬
ксистская теория общественного развития — историче¬
ский материализм — не «вмещает в себя» эмпирических
исследований, что якобы сам дух, «почерк» марксистской
общественной науки отрицает возможность таких иссле¬
дований. Поскольку единственным признаком «научно¬
сти» социологии провозглашается ее сведение к серии
эмпирических исследований, постольку марксистскую
социологию хотят отлучить от науки. Эта специфическая
форма борьбы с марксистской социологией порождена
специфическими особенностями именно эмпирической
тенденции. Она заняла свое прочное место в идеологи¬
ческой борьбе особенно в 40—50-е годы.
На III Всемирном социологическом конгрессе (1956 г.,
Амстердам), где впервые присутствовала советская деле¬
гация, вообще пытались игнорировать существование
марксистской социологии. На IV конгрессе (1959 г., Ми-
лан-Стреза) начались открытые дебаты на тему о том,
существует ли марксистская социология и может ли она
существовать. Те, кто «признавал» сам факт существо¬
вания марксистской социологии, критиковали ее за «не¬
эмпирический» характер. На V конгрессе (1962 г., Ва¬
шингтон) среди четырех важнейших теоретических на¬
286
правлений в социологии был назван марксизм и была
создана специальная рабочая группа для обсуждения
его проблематики. Таким образом, вопреки предубеж¬
денности буржуазные социологи вынуждены были «при¬
знать» существование марксистской социологии. Прав¬
да, это отнюдь не означало прекращения борьбы — она
просто была переведена в другие формы.
С одной стороны, бурное развитие социальных иссле¬
дований в Советском Союзе в последние годы стали вы¬
давать за «рождение» марксистской социологии и на
этом пути пытались стереть качественное отличие этих
исследований от эмпирических исследований буржуазной
социологии, даже найти формы «примирения» марксист¬
ской и буржуазной социологии. Содержание и принципы
марксистских конкретных социальных исследований ста¬
новятся объектом пристального внимания антикоммуни¬
стов, которые ожидают «далеко идущих» выводов от раз¬
вития таких исследований, полагая, что они означают
«отказ от исторического материализма», «пересмотр пози¬
ции» и т. д. (с этой целью настойчиво подчеркивают
«одинаковость» проблематики, «похожесть» технических
приемов и средств исследования и т. д.). Эта линия пред¬
ставляет собой одно из проявлений стратегии современ¬
ной буржуазной идеологии — попытку доказать возмож¬
ность «мирного сосуществования в области идеологии».
Здесь этот тезис пытались провести, «абстрагируясь» от
идеологического момента в социологии, настойчиво навя¬
зывая концепцию «нейтральной» социологической науки,
уподобляющейся точным, естественнонаучным дисцип¬
линам. |
С другой стороны, буржуазные социологи подвергают
ожесточенной критике марксистскую социологическую
теорию. Ее изображают не только как ложную, но и как
недопустимо «идеологически ориентированную» и т. д.
Вокруг содержания марксистской социологической тео¬
рии возводятся леса антикоммунистических спекуляций,
ни одно из положений этой теории, разумеется, не при¬
нимается. Но ожесточенная борьба в области теории
общественного развития — это постоянная черта идео¬
логической борьбы. В настоящее время она становится
только еще более острой в связи с усилением тенден¬
ций антикоммунизма в идеологии современной бур¬
жуазии.
287
Такова «история вопроса». Каково же действительное
соотношение социологической теории и исследований в
марксизме? В чем коренное, качественное различие меж¬
ду марксистской и буржуазной социологией?
Хорошо известно, что возникновение исторического
материализма означало революционный переворот во
взглядах на общество. Весь клубок противоречий и не¬
разрешимых проблем, выхода из которого не могла най¬
ти «традиционная» буржуазная социология, был распу¬
тан благодаря открытию материалистического понима¬
ния истории. С точки зрения этого учения ограниченность
буржуазной социологии стала совершенно отчетливой,
так же как и причины, породившие ее. В. И. Ленин,
характеризуя всю домарксовскую социологию, отмечает
ее общие недостатки: «Да в чем состояли, на 9/ю, эти
теории? В чисто априорных, догматических, абстрактных
построениях того, что такое общество, что такое про¬
гресс? и т. п... Да ведь такие теории негодны уже тем,
что они существуют, негодны по своим основным прие¬
мам, по своей сплошной и беспросветной метафизично¬
сти» !. Преодоление таких априорных, догматических су¬
ждений об «обществе вообще» и «прогрессе вообще» пы¬
талась предложить эмпирическая социология. Но, как
мы видели, «освобождение» от спекуляций старого толка
не избавило ее от плена новой разновидности не менее
догм а тич ес к и х абстр акций.
Единственным условием превращения социологии в
науку является распространение на явления обществен¬
ной жизни принципов материализма и диалектики. Такое
условие и было создано Марксом и Энгельсом, вырабо¬
тавшими материалистическое понимание истории. Поэто¬
му В. И. Ленин считал материалистическое понимание
истории «синонимом общественной науки». Последова¬
тельное проведение принципов материализма и диалек¬
тики при анализе явлений жизни общества привело к то¬
му, что было открыто понятие общественно-экономиче¬
ской формации, выражающее характеристику общества
на определенном конкретном этапе его развития. Этим
самым были отброшены рассуждения об «обществе во¬
обще», и история была представлена как естественноис-
торический процесс смены одних общественно-экономи-
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 1, стр. 141,
288
ческих формаций другими. Законы общественной жизни
были раскрыты в самой истории, а не навязаны ей отку¬
да-то извне.
Открытие материалистического понимания истории
впервые поставило социологию на научную почву. Воз¬
никновение научной социологии означало действитель¬
ное отрицание старой буржуазной социологии, скомпро¬
метировавшей себя своим ненаучным, спекулятивным,
метафизическим подходом. Пропасть между единственно
научной теорией общественного развития — историче¬
ским материализмом и старой буржуазной социоло¬
гией, которая не могла, строго говоря, называться нау¬
кой, была настолько велика, что сложилась определен¬
ная традиция — во многих случаях избегать самого тер¬
мина «социология» в применении к марксистской науке
об обществе. Однако противопоставление идет не по той
линии, что в системе буржуазной идеологии есть «социо¬
логия», а в системе марксистских взглядов ее нет. Про¬
тивопоставление идет по той линии, что буржуазная со¬
циальная «наука», построенная на принципах различных
философских школ идеализма, не является научной со¬
циологией, а марксистская социология именно таковой
является. Что же касается самого термина, то он может
быть с полным правом применен к характеристике мар¬
ксистской науки об обществе. Эта наука родилась вме¬
сте с рождением марксизма в целом, вместе с рождением
марксистской философии. Поэтому совершенно невер¬
ным является утверждение о том, что марксистская со¬
циология «только что» возникла, или что она только
«возникает», или — еще того больше — нто она находит¬
ся только «накануне» своего подлинного возникновения.
Критерием существования марксистской социологии
не может являться то или иное количество конкретных
социальных исследований, поставленных специальными
•коллективами профессиональных социологов. Рассуж¬
дать так «можно только с точки зрения крайнего, односто¬
роннего эмпиризма. Марксистская социология характе¬
ризуется органической связью с революционной практи¬
кой, и в этом смысле она всегда, на всем протяжении
своего существования опиралась на самую широкую
эмпирическую основу в самом точном значении этого сло¬
ва. В (марксистской литературе можно найти яркие при¬
меры сочетания эмпирического и теоретического подхода
19 Г. М. Андреева
289
при последов ай и и проблем общественного развития. Об¬
разцом такого исследования я-вляется, например, работа
Ф. Энгельса «Положение рабочего 'класса в Англии».
Эта и многие другие марксистские работы разрушают и
тот миф, что только буржуазной эмпирической социоло¬
гии XX в. принадлежит якобы роль первооткрывательни¬
цы специфических технических приемов исследования.
Такие методы, как наблюдение, интервью, анализ доку¬
ментов и статистических материалов, вовсе не являются
«запретными» методами в марксистских социальных
исследованиях. Так, например, Энгельс использовал мно¬
гие из этих методов при написании работы «Положение
рабочего класса в Англии». В предисловии к ней он пи¬
сал: «Я достаточно долго жил среди вас, чтобы ознако¬
миться с вашим положением. Я исследовал его с самым
серьезным вниманием, изучил различные официальные
и неофициальные документы, поскольку мне удавалось
раздобыть их, но все это меня не удовлетворило. Я искал
большего, чем одно абстрактное знание предмета, я хо¬
тел видеть вас в ваших жилищах, наблюдать вашу по¬
вседневную жизнь, беседовать с вами о вашем положении
и ваших нуждах, быть свидетелем вашей борьбы против
социальной и политической власти ваших угнетателей.
Так я и сделал. Я оставил общество и званые обеды,
портвейн и шампанское буржуазии и посвятил свои часы
досуга почти исключительно общению с настоящими ра¬
бочими; я рад этому и горжусь этим» L
Точно так же не новостью для марксистской социоло¬
гии является и использование статистики. «Капитал»
Маркса является примером применения статистики в эко¬
номическом и социологическом анализе. Маркс поставил
ряд важнейших методологических вопросов применения
статистики в экономическом исследовании, в частности
вопрос о необходимости предварять всякое оперирование
статистическими данными теоретическим анализом.
Именно в ходе этого предварительного теоретического
анализа уясняется качественная характеристика того
или иного экономического явления, и, когда количествен¬
ный анализ дан в единстве с этой качественной характе¬
ристикой, тогда речь идет действительно о научном под¬
ходе. «Только поняв отношения, — писал Маркс, — дей-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, М., 1955, стр. 235.
290
ствующие при образовании нормы прибыли, статистика
приобретает способность предпринять действительный
анализ уровня заработной платы в различные эпохи и -в
различных .странах» L
Ряд принципиальных вопросов, связанных с примене¬
нием статистики в социальном исследовании, поставил и
В. И. Ленин. Им была задумана специальная работа
«Статистика и социология», из которой осталась напи¬
санной лишь одна часть. Многие методологические проб¬
лемы, поставленные В. И. Лениным в теоретической
форме, им же были применены и к практике исследова¬
ния: его блестящая работа «Развитие капитализма в
России» в большой мере построена на анализе статисти¬
ческих данных земств, которые В. И. Ленин мастерски
использовал. В этой работе подняты некоторые спе¬
циальные проблемы статистики, такие, например, как
выбор признака для группировки, операции со средними
величинами и т. д. Но все эти специальные вопросы ре¬
шаются В. И. Лениным в свете глубочайших методологи¬
ческих требований, предъявляемых марксистской социо¬
логией к процессу познания сущности общественных
явлений. Именно В. И. Ленин высказал мысль о необхо¬
димости не только всестороннего учета всех фактов, отно¬
сящихся к изучаемому явлению, но и строгой организа¬
ции этих фактов. Он подчеркивал, что задачей исследо¬
вателя является «установить такой фундамент из точных
и бесспорных фактов, на который можно бы было опи¬
раться...»1 2. А этот вопрос не может быть решен только
техническими средствами; создание «фундамента» из
фактов, анализ связи, существующей между ними, воз¬
можны только при условии решения более общих теоре¬
тических и методологических вопросов.
Затруднения, с которыми сталкиваются современные
буржуазные социологи-эмпирики при оперировании ста¬
тистическими данными, есть производная от их пороч¬
ных общих методологических установок. Затмение сути
дела потоком цифр — вот самое большое зло, которое
может быть привнесено в социологию неумелым или тен¬
денциозным использованием статистики. Решительно
предупреждают против тех опасностей, которые таит .в
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 25, ч. I, М., 1961, стр. 263.
2 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 30, стр. 350.
19*
291
себе статистический метод, видные английские статистики
Дж. Эдни Юл 'и М. Дж. Кендэл: «...статистические мето¬
ды—весьма опасное орудие в руках неопытного челове¬
ка. Мало найдется методов, имеющих более широкое
распространение, но никакой иной не требует такой осто¬
рожности при его применении» L В. И. Ленин показал,
что дело не только в методологической беспомощности
буржуазных ученых, но и в их классовой позиции, кото¬
рая, определенным образом преломляясь через методо¬
логию, дает тенденцию в использовании статистики.
В работах Маркса и Ленина мы находим много при¬
меров применения графического метода, когда различ¬
ного рода статистический материал оформляется в виде
графиков, схем, диаграмм и т. д. Это дает большую на¬
глядность материалу и тем самым способствует его
усвоению и дальнейшему использованию. Следовательно,
в марксистских социальных исследованиях применялась
в необходимых размерах определенная формализация
материала. Маркс прямо высказывался, например, о воз¬
можности применения моделей для изучения кризисов
и т. д.
Все сказанное позволяет сделать вывод, что целый
ряд специфических технических приемов социального ис¬
следования был известен и применен в марксистской со¬
циологии еще до того, как они превратились в своеобраз¬
ную моду .в эмпирической социологии буржуазии. Прав¬
да, на этих приемах никогда не делалось особого акцента
(во всяком случае они не объявлялись «единственными
средствами научного исследования», как это поспешили
афишировать социологи-эмпирики), но это и понятно,
ибо сила марксистского социального анализа в том и со¬
стоит, что он осуществляется не только и даже не в пер¬
вую очередь при помощи этих одних технических средств.
Обладая развитыми формами теоретического анализа,
марксистская социология сочетает их с техникой иссле¬
дования. Техника исследования может иметь и имеет не¬
которые общие приемы в марксистской и буржуазной
социологии, но применение их, выбор, соотношение с объ¬
ектом исследования — все это определяется общей мето¬
дологией, философскими исходными позициями, а это,
1 Дж. Эдни Юл и М. Дж. Кендэл, Теория статистики, М., 1960,
стр. 28.
292
естественно, диаметрально противоположные вещи у
марксистского и буржуазного социологов.
Марксистская социология, разумеется, не располага¬
ла возможностями создать специальные научные центры
исследований до тех пор, пока не было революционно
преобразовано само общество. Что же касается развития
социальных исследований после победы социалистиче¬
ской революции, то этот вопрос требует специального
внимания. Такие исследования были совершенно необ¬
ходимы с первых дней Советской власти в нашей стране.
Строго говоря, ни один партийный документ не мог быть
издан без огромной предшествующей работы партии по
изучению той или иной стороны общественной жизни.
Такая работа приобретает принципиальное значение в
жизни общества, где политика строится на основании
глубокого изучения закономерностей общественного раз¬
вития. Марксистская социология противостоит буржуаз¬
ной социологии прежде всего как теоретическое орудие
пролетариата, для совершенствования которого главным
является раскрытие общих закономерностей историческо¬
го процесса, как основа революционного преобразования
действительности. Отсюда в отличие от буржуазной эм¬
пирической социологии интерес к большим проблемам
общественного развития, к коренным социальным вопро¬
сам и т. д. Сама социальная задача марксистской социо¬
логии— раскрыть законы исторического прогресса, опи¬
раясь на которые осуществляется практика социалисти¬
ческого и коммунистического строительства,— в корне
отлична от социальной задачи буржуазной социологии —
оправдать status quo. Поэтому марксистская социоло¬
гия не может ограничиваться мелкими частными ис¬
следованиями, касающимися только узких проблем,
только Объясняющими детали.
Но в сочетании с решением общих важных принци¬
пиальных социологических проблем и конкретные иссле¬
дования играют определенную роль. Эта роль возрастает
в эпоху, когда пролетариат становится у власти. Возмож¬
ности «дополнить» один тип исследования другим у мар¬
ксистской и буржуазной социологии весьма различны.
Победа социализма и строительство коммунизма ставят
перед .марксистской социологией наряду с задачей иссле¬
дования общих закономерностей исторического развития
и ‘более конкретные проблемы изучения структуры нового
293
общества, отдельных его сторон и .явлений. Именно по¬
требности практики строительства социализма и комму¬
низма выдвигают задачи более широкой организации
конкретных социальных исследований. Для буржуазной
же социологии в соответствии с ее классовыми задачами
всякие выходы в сферу познания глубокой сущности об¬
щественных явлений и направления исторического разви¬
тия являются чреватыми весьма опасными «открытиями»
и потому неприемлемы. Поэтому и держится так стой¬
ко увлечение узким эмпиризмом, а так называемые об¬
щие теории ничего не доказывают, кроме своей несостоя¬
тельности.
Конкретные социальные исследования в нашей стра¬
не уже в первые годы Советской власти стали пред¬
приниматься не только партийными и государственны¬
ми органами, но и специальными научными учрежде¬
ниями. В. И. Ленин еще в 1918 г. прямо выдвигал требо¬
вание о том, чтобы «одной из первоочередных задач по¬
ставить ряд социальных исследований» !. В 20—30-х го¬
дах ряд таких исследований был проведен (к ним от¬
носятся исследования С. Г. Струмилина о влиянии
культуры и образования на производительность труда,
о бюджетах свободного времени и другие, исследование
А. И. Тодорского «Год — с винтовкой и плугом», иссле¬
дование быта рабочей молодежи, ряд исследований по
истории фабрик и заводов, проблемам научной организа¬
ции труда и т. д. В эти же годы была издана работа
С. М. Василейского «Методика и техника социальных
исследований»). Поэтому все рассуждения о том,
что развитие конкретных социальных исследований в
СССР есть следствие «моды, пришедшей .с Запада», яв¬
ляются вымыслом. Тот факт, что в течение ряда лет
эти исследования не получили широкого распростране¬
ния, ни в коей мере не означает, что они «не вписыва¬
лись в контекст марксистской .социологии». Общие
условия развития общественных наук в годы культа
личности Сталина были таковы, что конкретные исследо¬
вания не могли получить достаточного развития. По¬
этому та их часть, которая проводилась государствен¬
ными и партийными органами и учреждениями, конеч¬
но, сохраняла свое значение для практики народнохо-
1 В, И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 36, стр. 372.
294
зяйственного строительства, но научные учреждения
и коллективы специально эти исследования не прово¬
дили. Преодоление культа личности имеет, в частности,
то важное последствие для развития общественных
наук, что позволяет сейчас в полной мере осуществить
указание В. И. Ленина, сделанное в 1918 г.
Насущная потребность в широкой организации конк¬
ретных социальных исследований в нашей стране на со¬
временном этапе ее развития значительно возросла.
Вступление СССР в период развернутого строительства
коммунизма ставит перед общественной наукой целый
ряд новых важных задач. Конкретные социальные ис¬
следования способствуют активному вторжению обще¬
ственных наук в жизнь и являются важной формой связи
их с практикой коммунистического строительства. Как
отмечалось на расширенном заседании Президиума АН
СССР, посвященном обсуждению проблем методологии
естественных и общественных наук, происходящий в
настоящее время «известный поворот к социальным ис¬
следованиям— заметный сдвиг ® развитии советской
науки об обществе» В последние годы целый ряд на¬
учных коллективов приступил непосредственно к органи¬
зации и проведению таких исследований. Раньше других
такую работу начали проводить Институт философии АН
СССР, лаборатории социологических исследований Ле¬
нинградского, Свердловского, Московского университе¬
тов, ряд кафедр других вузов и т. д.
Программа этих исследований очень разнообразна1 2:
это вопросы социальной структуры советского общества,
проблемы труда, социальные последствия автоматиза¬
ции производства, психология колхозного крестьянства,
рост культурно-технического уровня трудящихся, досуг
1 «Методологические проблемы науки», М., 1964, стр. 132.
2 Подробнее о проблематике, методике и организации конкрет¬
но-социологических исследований см.: М. Н. Руткевич и Л. Н. Ко¬
ган, О методах конкретно-социологического исследования. «Вопросы
философии» № 3, 1961; М. Т. Иовчук,, Г. В. Осипов, О некоторых
теоретических принципах, проблемах и методах социологических ис¬
следований. «Вопросы философии» № 12, 1962, или в кн.: «Марксист¬
ская и буржуазная социология сегодня»; Г. В. Осипов, Практическое
значение конкретных социальных исследований (в той же книге);
А. Г. Здравомыслов, В. А. Ядов, О программировании конкретного
социального исследования. «Вопросы философии» № 8, 1963; «Вопро¬
сы организации и методики конкретно-социологических исследова¬
ний». Росвузиздат, 1963.
295
и свободное время, формы политической активности,
общественное мнение, преодоление религиозных пере¬
житков и др. Появились первые издания и публикации
полученных результатов.
В практике этих исследований разрабатывается их
методика и методология. Многие традиционные техниче¬
ские приемы находят здесь свое применение; наблюде¬
ния, интервью, анкетирование, использование докумен¬
тов, статистики — все эти приемы по форме сходны с
приемами, «которые применяются в эмпирических иссле¬
дованиях буржуазных социологов. Однако сами условия
их применения, те общие -методологические рамки и гра¬
ницы, в которых они используются, определяются как
иной практической задачей марксистской социологии,
так и иной (Методологической позицией. Марксистские
социальные исследования рождают целый ряд новых
технических средств и приемов: так, специфическим ме¬
тодом стали теоретические конференции, которые прово¬
дятся в тех производственных коллективах, где осущест¬
вляется то или иное исследование. Интересны опыты
«самофотографий» бюджета времени, примененные в ря¬
де случаев. Несомненно, что методика и техника иссле¬
дований должны будут значительно совершенствоваться
и -в дальнейшем.
При .всей «похожести» технических средств марксист¬
ские и буржуазные социологические исследования отли¬
чаются друг от друга принципиально. Отличия эти ка¬
саются и их цели, и возможностей практического приме¬
нения их результатов, и методологической основы. Все
это не может в свою очередь не оказать влияние и на
технику. Это влияние нельзя абсолютизировать: сами по
себе технические приемы действительно не могут быть
«буржуазными» или «пролетарскими», но способы при¬
менения этих приемов, «набор инструментов», как уже
говорилось, не существуют независимо от исходных
методологических позиций. Задача заключается поэтому
не в том, чтобы просто копировать приемы буржуазной
социологии, а в том, чтобы разрабатывать применение
техники в рамках марксистской методологии, разраба¬
тывать и общие методологические проблемы конкретных
социальных исследований.
Наличие общей социологической теории в марксизме
вообще по-иному ставит вопрос о соотношении приклад¬
ных и теоретических исследований. Между ними нет не¬
проходимой стены: всякое прикладное исследование,
поскольку и его организация, и осуществление идут «под
контролем» теории, имеет значение и для теории. Что
же касается самой теории, то природа ее настолько от¬
лична от природы спекулятивных «теорий» буржуазной
социологии, что она сама по себе всегда основа для прак¬
тического действия. Поэтому большой практический
эффект имеют не только специальные прикладные ис¬
следования (хотя и их значение велико), но и обще¬
теоретические работы. Это объясняется не только при¬
родой социологической теории марксизма, но и особым
соотношением социологии и политики в социалистическом
обществе. Теория дает знание объективных законов
общественного развития, политика строится на основа¬
нии этих законов.
Социализм характеризуется тем, что здесь в огромной
степени возрастает роль субъективного фактора в об¬
щественном развитии. Неизмеримо возрастает в жизни
социалистического общества и роль научного предвиде¬
ния. Сознательное использование законов общественно¬
го развития, воплощенное в практической деятельности
людей, и создает совершенно новые, невиданные возмож¬
ности для прямого, непосредственного использования
обществом результатов общественной науки. Образцом
органического единства теории и политики являются
важнейшие документы Коммунистической партии, меж¬
дународного коммунистического движения, и прежде
всего Программа Коммунистической партии Советского
Союза, где на основе глубочайшего социологического
анализа общественных закономерностей разработаны
конкретные пути построения коммунизма в нашей стране.
При решении конкретных практических задач, пред¬
ставляющих собой части общей программы строительства
коммунизма, большую роль приобретают практические
рекомендации, полученные в результате конкретных
социальных исследований. Таким образом, в единстве
общесоциологической теории и совокупности конкретных
социальных исследований марксистская социология при¬
обретает совершенно особое значение в практике обще¬
ственной жизни. Поэтому марксистская общественная
наука и превращается в подлинную «научную основу ру¬
ководства обществом».
297
Конечно, все это относится ко всей совокупности об¬
щественных 'наук: и к политической экономии, и к исто¬
рии, и к юридическим дисциплинам. Все они, бесспорно,
вносят свой вклад как в развитие теории, так и в прак¬
тическую борьбу. Общая социологическая теория мар¬
ксизма— исторический материализм — является методо¬
логической основой всех этих наук. Единством этой об¬
щей методологической и теоретической основы связаны
и конкретные социальные исследования, предпринимае¬
мые различными из этих наук. В некоторых, специфиче¬
ских сторонах общественной жизни исследования осуще¬
ствляются специальными общественными дисциплинами:
совершенно четко можно определить область экономиче¬
ских исследований, исследований, проводимых юристами,
этиками (в области коммунистического воспитания, на¬
пример). Все эти исследования суть исследования со¬
циальные. Их материал в значительной мере обогащает
не только специальные теории отдельных дисциплин,
но и общесоциологическую теорию — исторический мате¬
риализм. Однако есть явления общественной жизни,
представляющие собой объект пограничных наук: со¬
циальные последствия автоматизации в условиях социа¬
лизма, формирование общественного мнения, новые фор¬
мы политической активности трудящихся, ликвидация
социальных различий между классами и многие другие.
Иногда именно эти исследования называют специфиче¬
скими «социологическими» исследованиями, относя их в
общем-то тоже к исследованиям социальным. Может
быть, это и имеет определенный смысл, но суть дела,
конечно, не в названии.
Суть дела заключается в том, что наибольшее значе¬
ние для развития теории и для практики могут иметь
комплексные социальные исследования при участии
представителей различных общественных наук. Слож¬
ность и многогранность реальных общественных процес¬
сов и явлений требует этого комплексного подхода. Все
это не означает необходимости создавать какую-то осо¬
бую «интегрированную» социальную науку, поиски кото¬
рой пытаются предпринять буржуазные социологи. От¬
сутствие общей социологической теории у них оставляет
несвязанными разные специальные исследования; по су¬
ществу это же мешает осуществить и подлинное комп¬
лексное исследование, объединенное общностью теоре¬
298
тических и методологических принципов. В марксистской
социологии такая возможность есть, и в этом еще раз
проявляется методологическое значение общей социоло¬
гической теории.
Буржуазные социологи, критикуя содержание этой
теории, стремятся фальсифицировать и ее методологи¬
ческую роль: марксизму инкриминируют то, что его со¬
циологическая теория исключает якобы возможность
подлинного внимания к человеку как объекту социологи¬
ческого анализа. «Общие законы» истолковывают как
непосредственную угрозу личности, утверждают, что в
самой идее существования общих объективных социоло¬
гических законов заложена известная недооценка судеб
личности. Не говоря о крайней противоречивости такой
позиции (в поиски за «общими законами» отправилась
сейчас и сама эмпирическая социология, следовательно,
«общий закон» не такой уж жупел для личности), легко
увидеть ее полную несостоятельность. Схематично «ар¬
гументацию» можно изобразить так: эмпирическая социо¬
логия обращается не к обществу в целом, а к его огра¬
ниченным частям, к труппам, к малым группам, к лич¬
ностям, к их поведению, следовательно, для эмпириче¬
ской социологии человек, личность — фокус изучения;
марксистская же социология делает акцент на общих
законах общественного развития, следовательно, человек,
личность выпадают из социологического анализа, что и
выражает «пренебрежение к ее судьбам».
Эта «схема» не имеет ничего общего с действитель¬
ным содержанием марксистской теории. Признание об¬
щих законов в истории не есть альтернатива признания
роли личности. Точно так же и в методологическом пла¬
не изучение и познание этих объективных закономерно¬
стей общественного развития не есть запрет для изучения
проблем личности. В. И. Ленин, анализируя субъектив¬
ную социологию народников, раскрыл классовое содер¬
жание и методологическую 'беспомощность такого под¬
хода, когда социологи начинают с «личностей». Создавая
иллюзию не только максимально «конкретного», но и
наиболее «гуманного» подхода, социологи-субъективисты
настаивают на изучении «помыслов и чувств» личности,
но, поскольку личность изолирована от общественных от¬
ношений, постольку изучить реальные «помыслы и чув¬
ства» нет возможности, и тогда социолог «вкладывает в
299
эти личности такие «помыслы и чувства», которые он
считает рациональными» L Диаметрально противопо¬
ложный подход предлагает марксистская социология:
«...социолог-материалист, делающий предметом своего
изучения определенные общественные отношения людей,
тем самым (курсив мой. — Г. Л.) уже изучает и реаль¬
ных личностей, из действий которых и слагаются эти
отношения»1 2.
Это принципиально иное решение проблемы конкрет¬
ности социологического анализа. Здесь достигается не
мнимая, но действительная конкретность подхода, по¬
скольку личность предстает не как изолированная от
реальных условий своего существования, не как сама по
себе данная, а в единстве с реальным процессом обще¬
ственной жизни. Именно этот подход вместе с тем яв¬
ляется и наиболее гуманистическим. Социология, анали¬
зирующая судьбы личности вместе с анализом общих
закономерностей исторического процесса, раскрывает
реальные пути и условия подлинного освобождения
личности. Понимание той глубокой истины, что дей¬
ствия классов и борьба этих классов определяют пути
дальнейшего развития общества, позволяет не только
знать общие законы, но и использовать их в целях
действительного преобразования общественных отно¬
шений.
Практическая сила 'Марксистской социологии, таким
образом, становится неизмеримо большей по сравнению
с усилиями эмпирической социологии «прибавить немного
здесь, немного там к нашему знанию об обществе».
Именно эта практическая сила делает марксистскую об¬
щественную науку мощным орудием в руках пролетариа¬
та не только для познания, но и для преобразования
мира.
Это определяет и принципиально иную устремлен¬
ность марксистской социологии по сравнению с буржуаз¬
ной социологией. В то время как основная задача этой
последней «в констатации существующего, в утверждении
его, задача марксистской социологии — теоретическое
обоснование революционного преобразования мира, рас¬
крытие законов движения общества по пути историческо¬
1 В. И. Ленин, Поли. собр. соч,. т. 1, стр. 424,
2 Там же.
300
го прогресса. С самого начала своего существования
марксистская социология связана с революционной прак¬
тической борьбой рабочего класса. Ее понимание дей¬
ствительности— это понимание действительности с по¬
зиций единственного последовательно революционного
класса, субъективному классовому интересу которого не
противоречит объективный ход исторического развития.
Напротив, раскрыть объективные законы этого разви¬
тия — задача, наиболее полно отвечающая его классо¬
вым интересам.
Качественное отличие марксистской социологии от
социологии буржуазной определяется коренными ее осо¬
бенностями, связано с наиболее существенными ее за¬
дачами и принципами. Поэтому развитие конкретных
социальных исследований в марксистской социологии ни
в коей мере не может означать какого-то принципиаль¬
ного изменения этого общего характера марксистской
социологии.
Марксистские конкретные социальные исследования
есть часть марксистской общественной науки. Они по
природе своей не могут противоречить основным прин¬
ципам этой науки. Их методологической основой являет¬
ся исторический материализм. Они имеют значение и
смысл только в том случае, если осуществляются в об¬
щих рамках материалистического понимания истории.
Точно так же их практическая устремленность не «отме¬
няет» общей задачи марксистской общественной науки —
познания объективных законов истории и использования
их в практической деятельности людей. Марксистские
социальные исследования служат задачам строительства
коммунизма. Их проблематика диктуется потребностями
практики коммунистического строительства, их техника
и методика — общими методологическими принципами
исторического /материализма. Они не есть отрицание
этих принципов, но, напротив, применение их к анализу
конкретных социальных процессов. Поэтому ни конкрет¬
ные социальные исследования, ни вся марксистская со¬
циология в целом не могут ни служить «мостом» между
буржуазной и марксистской социологией, ни содейство¬
вать их «сближению».
В эпоху мирного сосуществования двух различных
социально-экономических систем не может быть мирного
сосуществования идеологий. В сфере общественной науки
301
этот общий закон развития идеологии реализуется как
нельзя более конкретно.
Высшим критерием всякой науки является практика.
Практика же выступает главным критерием обществен¬
ной науки. Сравнивать достоинства и недостатки социо¬
логических теорий можно, только апеллируя к самой
практике общественного развития. Если взять даже рав¬
ные отрезки времени — последнее полстолетие, то срав¬
нительные итоги двух подходов к общественной жизни —
марксистского и буржуазного, воплощенные в практиче¬
ской жизни двух типов обществ — капиталистического и
социалистического, станут достаточно очевидными. Они
знаменуют собой подлинный триумф исторического ма¬
териализма и крах буржуазной социологии.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
Глава I
Условия и предпосылки новой ориентации в социологии
1. «Традиционная» социология и ее итоги . . 7
2. Новый век и новый социальный заказ . . .22
3. Основные вехи пути ..... .37
Глава II
Предмет и структура эмпирической социологии
1. «Социология без общества» . 54
2. Наука или прикладная дисциплина? 71
3. Области исследования ... 84
Глава III
Процедура и техника исследования
1. Технические приемы исследования 103
2. Статистическая процедура и построение шкал . . 119
3. Социальный эксперимент и проблема моделирования 144
4. Другие типы процедур исследования .... 160
Глава IV
Основные черты методологии
1. Лицо социологического позитивизма . . 175
2. Конкретный подход и «абстрактный эмпиризм» 197
3. В тисках «методологического запрета» . . 216
Глава V
Современный этап: раздумья и поиски
1. В поисках социологической теории 232
2. Уровень «теорий среднего уровня» 244
3. Что такое общая, «всеохватывающая» теория социологии? 267
Заключение 285
Андреева, Галина Михайловна
СОВРЕМЕННАЯ БУРЖУАЗНАЯ ЭМПИРИЧЕСКАЯ
СОЦИОЛОГИЯ
Критический очерк
Редакторы В. И. Евсевичев, В. Н. Фокин
Младший редактор Л. Н. Ерошкина
Переплет художника М. К. Шевцова
Художественный редактор М. 3. Шлосберг
Технический редактор М. Н. Мартынова
Корректоры Г. И. Замани, В. С. Матвеева
Сдано в набор 10 декабря 1964 г. Подписано в печать 20 мар¬
та 1965 г. Формат бумаги 84Х1081/з2- Бумажных листов 4,75.
Печатных листов 15,58. Учетно-издательских листов 16,08.
Тираж 4000 экз. А03019. Цена 1 р. 06 к. Заказ № 1197.
Св. темплан обществ.-полит, лит-ры 1965 г. № 397
Издательство «Мысль»
Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Тип. Ns 37. Москва, ул. Фр. Энгельса, 46
ОПЕЧАТКА
В выходных данных о месте объявления вместо слов
«Св. темплан обществ-полит. лит-ры 1965 № 397»
Следует читать:
«Темплан Соцэкгиза 1964 г. № 43».
Заказ № 1197